Битва за Крым 1941–1944 гг.

2.1. Исаев А.В. Отражение второго штурма Севастополя

Оборона Севастополя стала одной из первых, если даже не первой темой, прорабатывавшейся в отечественной историографии. Первая работа, посвященная Севастополю в 1941–1942 гг., была выпущена еще во время войны в 1943 г. и подготовлена в созданном по настоянию Б.М. Шапошникова военно-историческим отделом ГШ КА[120]. Причины обращения именно к этой теме представляются очевидными: длительная, восьмимесячная оборона Севастополя давала позитивный пример успешных оборонительных действий, на котором можно было учить войска. Широкая известность подвига Севастополя привела к появлению большого количества работ, так или иначе связанных с этой темой. Ключевое значение для отечественной историографии имела книга бывшего заместителя командующего СОР по Береговой обороне П.А. Моргунова, написанная с привлечением широкого круга документальных материалов, как отмечал сам автор «прежде всего Центрального военно-морского архива»[121]. Огромная работа была проделана Г.И. Ванеевым, в ряде публикаций составившим подробную хронику боевых действий под Севастополем[122]. До логического завершения работа была доведена уже в постсоветский период[123]. Вместе с тем серьезным недостатком советских и первых постсоветских работ был слабый учет данных противника. Они во многом опирались на мемуары бывшего командующего 11-й армией Э. фон Манштейна. Издание «Утерянных побед» стало важной вехой в исследовании темы, Манштейн уделил большое внимание боевым действиям в Крыму. Однако, как будет показано далее, в силу специфики жанра мемуары Манштейна содержали неполную, а иногда и недостоверную информацию. В связи с этим большим шагом вперед стала публикация М.Э. Морозова, посвященная воздушной битве за Севастополь и написанная с учетом документов обеих сторон. Исследование, в котором предпринимается попытка учесть немецкие и советские данные, предпринимается в 2014 г. Р. Форциком[124]. Несмотря на привлечение Форциком большого объема немецких первичных источников, советские документальные данные привлекались в недостаточной степени.

Длительная оперативная пауза, возникшая во второй половине ноября и в начале декабря 1941 г., позволила советскому командованию привести войска в порядок и усилить оборону Севастополя в инженерном и артиллерийском отношении, а также накопить резервы. К 26 ноября 1941 г. войска СОРа занимали передовой рубеж обороны в следующей группировке[125]:

I сектор – 2-я стрелковая дивизия. Комендант сектора – полковник П.Г. Новиков. Общая численность войск сектора 4928 человек.

II сектор – 172-я стрелковая дивизия. Комендант сектора – полковник И.А. Ласкин. Общая численность войск сектора 12 230 человек.

III сектор – 25-я стрелковая дивизия. Комендант сектора – генерал-майор Т.К. Коломиец. Общая численность войск сектора 9350 человек.

IV сектор – 95-я стрелковая дивизия. Комендант сектора – генерал-майор В.Ф. Воробьев. Общая численность войск сектора 9318 человек.

Согласно сложившейся в Севастополе практики в состав стрелковых дивизий включались также части морской пехоты. Так, в подчинении IV сектора находились: сделавший Симферопольское шоссе 18-й отдельный батальон морской пехоты, 8-я бригада морской пехоты (5 батальонов) в районе деревни Аранчи, 90-й сп (3 батальона), занимавший оборону на левом фланге до берега моря, и 241-й сп в резерве сектора. Последний в тот момент (конец ноября) был только сформирован и находится на тыловом рубеже.

В целом гарнизон Севастополя на 20 ноября, считая все сухопутные и морские части, штабы и учреждения, составлял 62 237 человек, при этом на сухопутном фронте находилось 41 146 человек[126]. Резерв СОРа насчитывал 4884 человека, в том числе 7-я бригада морской пехоты – 2884 человек, 40-я кавалерийская дивизия – 1200 и местный стрелковый полк – 800.

Период с 1 по 16 декабря под Севастополем прошел в боях местного значения. Понимая уязвимость оторванной от основных сил Красной Армии базы флота, командование постоянно усиливало ее оборону. С 23 ноября по 16 декабря армейскими частями СОР было получено 6500 человек маршевого пополнения, а для пополнения частей морской пехоты – три батальона из состава 9-й бригады морской пехоты и до 1000 человек отдельных рот моряков для частей БО и ПВО[127]. Так же как войска под Москвой и Ростовом, защитники Севастополя получили свежесформированное соединение – полностью укомплектованную 388-ю стрелковую дивизию (10 800 человек)[128].

130-мм орудие, поднятое с погибшего крейсера «Червона Украина» и установленное на береговой батарее № 703.

Позднее начальник штаба Приморской армии в мемуарах писал, что сразу обратил внимание на плохое владение русским языком бойцов прибывшей 388-й сд. Н.И. Крылов отмечал, что дивизия «укомплектована запасниками из глубинных районов Кавказа»[129].

Огонь ведет главный калибр. Линкор «Парижская коммуна» дает залп по немецким войскам, штурмующим Севастополь. Декабрь 1941 г. Пользуясь отвлечением основных сил немецкой авиации на московское направление, боевые корабли подходили к берегу и поддерживали защитников главной базы флота.

В результате прибытия пополнения состав Приморской армии был доведен до пяти дивизий (четырех стрелковых и одной кавалерийской), двух бригад морской пехоты и двух отдельных стрелковых полков. Помимо ранее действовавших батарей береговой обороны, было сооружено еще восемь стационарных батарей за счет орудий, снятых с кораблей Черноморского флота:

№ 112 (702) – два 130-мм орудия Б-13; лагерь училища БО на Северной стороне;

№ 111 (701) – два 130-мм орудия Б-13; Малахов курган;

№ 113 (703) – два 130-мм орудия Виккерса; район Английского кладбища;

№ 114 (704) – два 130-мм орудия Виккерса; хутор Дергачи;

№ 115 (705) – два 130-мм орудия Виккерса; район станции Мекензиевы Горы;

№ 116(706) – два 130-мм орудия Виккерса; район дачи Максимова;

№ 19 – два 152-мм орудия Кане; район совхоза № 10;

№ 2 – два 100-мм орудия Б-24; у Константиновского равелина.

Соответственно 130-мм орудия системы Виккерса были сняты с затонувшего крейсера «Червона Украина», а 130-мм орудия Б-13 – с поврежденных эсминцев «Совершенный» и «Быстрый». Батареи укомплектованы личным составом этих кораблей. Тем самым оборона СОР была дополнительно усилена тяжелыми орудиями.

Инженерное оборудование характеризовалось следующими показателями (см. табл. 1). По приведенным данным видно, что усилия по инженерному оборудованию местности были достаточно равномерно распределены по секторам обороны с некоторым акцентом на III и IV секторы.

ТАБЛИЦА 1

Немецкой 11-й армии для решительного штурма Севастополя требовалось перегруппировать войска, которые до середины ноября вели бои за Керченский полуостров. Для обороны полуострова были оставлены только корпусные части, штаб и одна 46-я пд под управлением XXXXII АК. Одновременно ввиду осложнения обстановки под Ростовом и начала зимнего контрнаступления Красной Армии командование ГА «Юг» потребовало перебросить под Ростов 170-ю и 73-ю пд[131]. В итоге командующему 11-й армией Э. фон Манштейну удалось отстоять 170-ю пд, которая начала перебрасываться под Севастополь. Однако перегруппировка пешим маршем по дорогам Крыма требовала немало времени.

Германское командование достаточно хорошо осознавало трудности штурма Севастополя, оборона которого спешно укреплялась в течение наступившего затишья. В документах 11-й армии сохранилось письмо командира LIV корпуса генерала кавалерии Эрика Оскара Хансена, адресованное Э. фон Манштейну и являющееся ответом на некое обращение последнего. Хансен пишет о больших материальных затратах на сооружение порта и системы береговой обороны Севастополя и низкой вероятности отказа Красной Армии защищать все это. Он констатирует: «Нет никаких признаков того, что русские планируют сдачу крепости – об этом свидетельствуют донесения фронтовых подразделений и прочие имеющиеся сведения»[132]. Судя по всему, среди командного состава 11-й армии имела место дискуссия о «кавалерийском наскоке» на Севастополь, попытке сокрушить оборону СОР стремительной атакой, от которого в итоге отказались.

Одновременно командир LIV корпуса указывал на опыт предшествующих боев, предполагавший упорную оборону частей Приморской армии: «Учитывая известную советскую методику обороны, следует ожидать, что русские будут самым упорным образом защищать каждое укрепление. Все укрепленные пункты придется захватывать по отдельности, возможно в рукопашном бою. Следует ожидать все новых контрударов. Из-за таких действий обороняющихся застряли все предшествующие атаки 50-й и 132-й пд»[133]. Т. е. генерал Хансен высоко оценивал упорство обороны и ее активность. Все эти соображения заставили немецкое командование отказаться от наступления на Севастополь до накопления боезапаса и сосредоточения всех сил.

Хансен также достаточно скептически оценивал возможности артиллерийской поддержки штурма: «хотя имеется некоторое количество тяжелейшей армейской артиллерии (хоть и опять с недостаточным количеством боеприпасов), однако количества необходимых для контрбатарейной борьбы тяжелых дальнобойных полевых гаубиц явно недостаточно. Поэтому нельзя сказать, что для атаки на крепость имеется хотя бы впечатляющая артиллерийская группировка». Как показали дальнейшие события, артиллерия действительно оказалась одним из слабых звеньев немецкой военной машины в декабрьском штурме Севастополя.

Основной идеей немецкого наступления стал удар, нацеленный на Северную бухту Севастополя. В своих мемуарах Э. фон Манштейн мотивировал это решение следующим образом: «…главный удар должен был наноситься с севера или северо-востока в направлении бухты Северной, следовательно, совсем не так, как наносили удар союзники в Крымской войне, когда они имели господство на море. Для нас важен был не город, а порт. Только на севере наша армия могла использовать свою мощную артиллерию для поддержки наступления»[134]. Кроме того, как подчеркивал Манштейн, «местность на южном участке – крутые скалистые горы – была чрезвычайно труднодоступной»[135]. Далее Манштейн писал о сложностях снабжения крупной артиллерийской группировки в случае сосредоточения главного удара на оси Ялтинского шоссе, а также возможности воздействия на него советского флота.

28 ноября 1941 г. Франц Гальдер записал в своем дневнике: «Штурм Севастополя намечен на 8.12 (продолжительность штурма 4–5 дней)». По первоначальному плану Манштейна решительное наступление на Севастополь должно было начаться именно в этот день. Но хлынули дожди, которые сильно замедлили подготовку к наступлению.

На рубеже ноября и декабря 1941 г. немецкий «блицкриг» находился в глубоком кризисе. Немецкие войска в Крыму испытывали те же проблемы со снабжением, что и войска ГА «Центр» под Москвой. Обеспеченность боеприпасами значительно снизилась: снабжение 11-й армии ограничивалось одним-двумя эшелонами ежедневно[136]. Подготовка к наступлению из-за всего этого затягивалась. Вместо 27 ноября начало штурма было отложено на декабрь.

Однако общая обстановка на советско-германском фронте оказывала влияние на боевые действия в Крыму. 13 декабря артиллерия 11-й армии начала обстрел советских позиций под Севастополем в рамках подготовки штурма, но новый командующий ГА «Юг» В. Рейхенау приказал отложить наступление на сутки ввиду необходимости задействовать авиацию для отражения советского наступления на восточном крыле 17-й армии[137]. Манштейн отказался начинать наступление без поддержки пикировщиков, и штурм вновь откладывается.

В стратегическом смысле задачей нового наступления являлось высвобождение сил для начавшейся зимней кампании 1941/42 г. Согласно директиве ставки фюрера от 16 декабря 1941 г. ГА «Юг» предписывалось удерживать занимаемый рубеж, но одновременно приказывалось: «Со всей энергией следует добиваться взятия Севастополя для того, чтобы высвободить резервы и перебросить их из Крыма на другие участки фронта группы армий»[138]. Дата начала операции смещалась несколько раз. Неизменной оставалась главная идея наступления 11-й армии.

Для наступления на Севастополь немецкое командование выделило два корпуса – LIV (22, 132, 50 и 24-я пехотные дивизии) и XXX (72-я и 170-я пехотные дивизии и румынская горнострелковая бригада). Штурмовать оборону Приморской армии предполагалось по двум направлениям. LIV армейский корпус должен был наступать из района Дуванкоя вдоль долины реки Бельбек к северо-восточной оконечности Северной бухты. XXX армейский корпус должен был нанести сковывающий удар из района юго-восточнее Чоргуни вдоль долины реки Черная. Следует отметить, что на распределение сил оказали влияние реалии начавшейся зимы и состояния транспорта. В ЖБД 11-й армии указывалось: «Выдвинуть 170-ю пд позади LIV AK невозможно. Учитывая нынешнее плохое состояние лошадей, дивизия не сможет преодолеть горную дорогу Ялта – Бахчисарай со множеством подъемов». Пехотные дивизии Вермахта оснащались артиллерийским полком на гужевой тяге и для них возможности лошадей были особенно актуальны. Соответственно соединение вынужденно выдвигалось на направление вспомогательного удара (но на момент начала наступления 170-я пд еще не прибыла). На румынский горнострелковый корпус (4-я горнострелковая и 8-я кавалерийская бригады) была возложена задача охраны побережья[139]. Также немецкое командование использовало румынский подвижный полк Корне для прикрытия промежутка от фланга ударной группировки LIV AK до берега моря. Численность соединений 11-й армии, участвовавших в штурме Севастополя, показана в табл. 2.

ТАБЛИЦА 2

По приведенным данным, видно, что в наилучшем состоянии находилась 24-я пд (которая в итоге была поставлена на направление главного удара), но в целом к декабрю 1941 г. у немецких дивизий имелся значительный некомплект. При этом в среднем они были более многочисленными, нежели советские дивизии.

Германским командованием была собрана достаточно сильная артиллерийская группировка для штурма Севастополя. В ее состав входили 73 150-мм гаубицы sFH18, 28 150-мм трофейных чешских гаубиц, 25 150-мм гаубиц чешского производства (в составе румынских войск), 24 100-мм пушки завода Шкода, 12 10-см пушек К18, 8 150-мм пушек К18, 8 240-мм гаубиц, 11 210-мм мортир, 4 305-мм мортиры чешского производства и 1 355-мм мортира М1[141]. Однако эта артиллерия располагала недостаточным в сравнении с поставленными задачами запасом боеприпасов. Вечером 16 декабря все четыре дивизии LIV AK имели по 1,5 боекомплекта для легких и тяжелых полевых гаубиц, что составляло не слишком внушительную величину для штурма развитой обороны СОР. Корпусная артиллерия Хансена располагала в начале наступления 0,7–2 боекомплекта (для различных калибров разные цифры)[142]. Даже с учетом меньшего расхода боеприпасов тяжелой артиллерии ввиду узости решаемых задач цифры не впечатляющие. Имелись также сугубо технические проблемы. Так, позднее в докладе LIV AK по итогам боев указывалось, что «24-см гаубицы имели полубронебойные снаряды, которые не подходили для обстрела земляных укреплений»[143] (очевидно, имеются в виду камуфлеты).

Основной проблемой обороняющей Севастополь Приморской армии, как и практически любых войск, решающих оборонительную задачу, было выявление направления главного удара противника. Бывший начальник штаба армии Н.И. Крылов вспоминал: «И 17 декабря, не располагая, к сожалению, достаточными разведданными, мы немало ломали голову над тем, какое из направлений вражеских атак следует считать главным. Вырисовывалось это постепенно»[144]. Бывший командующий артиллерией Приморской армии Н.К. Рыжи писал: «Мы затруднялись определить, где именно противник нанесет теперь главный удар… Командование армии допустило определенный просчет, не использовав всех возможностей для усиления войск на этих направлениях»[145]. Вскрылось направление главного удара уже после начала немецкого наступления. Вместе с тем, как справедливо отмечает П.А. Моргунов, «все резервы армии были сосредоточены на северном и северо-восточном направлениях, т. е. в III и IV секторах, где предполагался главный удар врага». Наиболее сильный резерв (388-я сд) располагался в районе Инкермана, с тяготением к северному участку обороны Приморской армии. 40-я кд и танковый батальон располагались в районе станции Мекензиевы Горы, также в непосредственной близости к III и IV секторам. Т. е. общая оценка плана немецкого наступления как удара с севера оказалась верной, хотя конкретный участок обороны, где последует удар, вскрыт не был. Также не была определена дата перехода противника в наступление.

Командующий ЧФ вице-адмирал Ф.С. Октябрьский.

Второй штурм Севастополя (в терминах советской историографии) начался на рассвете 17 декабря 1941 г. внезапным ударом немецких штурмовых групп. Первая запись в ЖБД 11-й армии за этот день гласит: «Наступление в полосе LIV AK начинается в 6.10 планомерно без артиллерийской подготовки»[146]. Артиллерию предполагалось задействовать далее, поддерживая огнем атакующие части. В отечественной историографии принято описывать начало второго штурма с указанием на «короткую, но мощную артиллерийскую подготовку»[147].

Командир 24-й пд генерал-майор Ханс фон Теттау.

Однако, согласно данным противника, схема перехода в наступление немецких войск была более сложной и не предполагала сильной артподготовки, предваряющей атаку пехоты. Как указывается в ЖБД одной из дивизий немецкой ударной группировки LIV AK, 24-й пд генерала фон Теттау: «Еще в темноте начинается планомерное наступление глубоко эшелонированных штурмовых групп без артиллерийской подготовки. Они наступают через боевые порядки находящихся на позициях подразделений»[148]. В ЖБД немецкой дивизии также отмечалось, что наступление оказалось для советских частей внезапным, вплоть до отправки части личного состава передовых рот в этот период на помывку в тыл (это было выяснено путем прослушивания телефонных линий).

Наиболее энергично и результативно продвигалась 22-я пд, наступавшая вдоль долины Бельбека. Именно здесь, на высотах южнее и севернее долины р. Бельбек, развернулись наиболее ожесточенные бои, в стыке III и IV секторов обороны города. Помимо 22-й пд здесь наступала также 132-я пд. 22-й дивизии удалось потеснить наши войска на 4–6 км. Командир 16-го пп 22-й пд Д. фон Хольтиц писал в мемуарах: «Успехи, достигнутые в первые часы, были значительными, но и потери оказались тяжелыми и болезненными»[149]. Потери 22-й пд за 17 декабря составили 87 убитых, 21 пропавшего без вести и 284 ранеными[150].

Самый сильный удар немцев пришелся по 8-й бригаде морской пехоты. Следует сказать, что бригада была в неплохой форме: на 16 декабря она насчитывала 3725 человек, располагала 23 станковыми, 31 ручным пулеметами, 24 82-мм минометами, 5 76-мм пушками[151]. В оперразведсводке Приморской армии от 20.00 17 декабря без обиняков признавалось, что противник в полосе 8-й бригады «прорвал фронт [в] направлении г. Азиз-Оба, выс. 133, 3»[152]. Серьезный удар получил 241-й полк 95-й сд. Причем в оперсводке IV сектора уже в 15.00 17 декабря говорится о «мелких группах пр-ка», которые просочились до Камышловского моста, т. е. довольно глубоко в построение войск сектора[153]. Сам мост был взорван еще 10 ноября 1941 г. К исходу первого дня немецкого наступления в отношении подразделений 8-й бригады в оперсводке IV сектора употреблялись обороты «остатки» и «отошли»[154]. Нельзя не отметить, что отход имел место на рубеж 2 км западнее Азиз-Оба, т. е. эта высота была уже в первые часы наступления захвачена немцами.

Однако оперсводки IV сектора на тот момент не в полной мере отражали обстановку. Имела место потеря управления, по крайней мере частичная. Истинные масштабы немецкого прорыва в первый день еще не были ясны командованию сектора и армии. Уже 17 декабря 1-й и 2-й батальоны 241-го сп попали в окружение и на следующий день выходили из него мелкими группами по 5–6 бойцов и командиров[155].

Тем не менее успех немцев 17 декабря не был повсеместным. Можно даже сказать обратное: успехи 22-й пд были исключением из правила. 50-й и 24-й пд корпуса Хансена, наступавшим с востока в направлении на бухту Северную, почти не удалось продвинуться в поросшей почти непроходимым кустарником гористой местности. Несмотря на общую внезапность наступления, одной из первых пришла в себя артиллерия СОР. В ЖБД 24-й пд отмечается: «С 7.30 мощный заградительный огонь артиллерии всех калибров»[156]. Командование 24-й пд также было неприятно удивлено, «как быстро противник пришел в себя»[157]. Противником 24-й пд стал 3-й морской полк подполковника С.Р. Гусарова, насчитывавший к 17 декабря 1144 солдат и командиров[158]. Надо сказать, что в 24-й пд оценили, что перед ними моряки: «Противник перед левым крылом умело использует местность и выстроил связную систему ДЗОТов с гарнизонами из отборных частей (морская пехота), здесь его боеспособность очень высокая»[159]. По итогам боев до 27 декабря одних МГ-34 моряки набрали 14 единиц.

В ЖБД 24-й пд советские инженерные сооружения описываются следующим образом: «Укрепления противника весьма устойчивы, имеют тройное перекрытие балками и возвышаются над землей всего на 50 см. Они находятся в кустарнике, так что контактные взрыватели неэффективны, а ручные гранаты повисают на ветвях. Гарнизон дзотов – до 14 солдат с большим количеством боеприпасов. Поскольку все укрепления прикрывают друг друга огнем, часто расположены на обратном склоне, подходы к ним заминированы, а гарнизоны сражаются очень упорно, бой за каждое укрепление занимает очень много времени и ведет к потерям»[160]. Потери 24-й пд за 17 декабря составили 102 убитых, 31 пропавшего без вести и 490 ранеными[161]. Результаты наступления при этом были достаточно скромные.

Наступающим немецким штурмовым группам удалось сбить с позиций левофланговые части III сектора обороны. 287-й сп[162] 25-й сд оставил высоту 319,6. Был взят в клещи 3-й батальон 287-го сп 25-й сд, занимавший на вынесенной вперед позиции важную высоту 278,4 (г. Яйла-Баш)[163]. Выдвинутые для контратаки две роты местного стрелкового полка успеха не имели. 2-й перекопский полк потерял безымянную высоту в 1,5 км южнее высоты 319,6[164].

Cильной стороной советской обороны стал заградительный огонь артиллерии и минометов. В ЖБД 24-й пд указывалось: «В обороне принимают активное участие минометы и артиллерия противника, которые без колебаний ведут огонь, в том числе по собственным укреплениям»[165].

Здесь нельзя не отметить, что в первой советской работе, посвященной обороне Севастополя, обращалось внимание именно на управление огнем артиллерии в обороне. В частности, подчеркивалось, что защитниками Севастополя «особенно тщательно была подготовлена система неподвижного заградительного огня (НЗО), закрывавшая выход из всех лощин, балок и других складок местности»[166]. В последующем в литературе этому уделялось гораздо меньше внимания.

Система взаимодействия с артиллерией в Приморской армии к третьему штурму была усовершенствована по сравнению с ноябрьскими боями. В вышеупомянутом отечественном исследовании издания 1943 г. отмечалось: «Вызов огня стал осуществляться не через штабы полков, а непосредственно в звене батальон-батарея. Открытие огня по вызову стало осуществляться через две минуты»[167]. В связи с этим нельзя не обратить внимания, что в ЖБД 11-й армии в период декабрьского штурма большое внимание уделяется количеству вскрытых советских батарей и борьбы с ними.

Н.И. Крылов в мемуарах особо отмечает роль начальника штаба артиллерии Приморской армии Н.А. Васильева в организации эффективной системы управления огнем. Крылов писал о декабрьских событиях: «Майор Васильев планировал теперь огонь по единому в масштабе оборонительного района планшету, к которому привязывались все полевые и береговые батареи. Наблюдаемые с переднего края участки сосредоточенного огня и неподвижного заградительного были заранее пристреляны, а для ненаблюдаемых сделаны расчеты»[168]. Одной из несомненных заслуг командования артиллерией Приморской армии стала организация надежной системы связи, в том числе проводной.

В ЖБД 11-й армии подчеркивалось трудное начало штурма: «Бои тяжелые и кровопролитные, повсеместно большие потери в командирах и штурмовых орудиях»[169]. Полным провалом закончилась атака румынских частей в южном секторе. Для ее поддержки было израсходовано 5000 снарядов, но эффект артподготовки не был использован румынами, не сумевшими вовремя занять исходные позиции для броска вперед.

На вскрывшиеся направления ударов противника советским командованием были брошены резервы. В III сектор на восстановление целостности обороны 287-го сп направляется батальон 7-й бригады морской пехоты, во II сектор – оставшиеся части 7-й бригады, в IV сектор – 40-я кд. Однако наиболее сильным аргументом советского командования в 1941 г. являлись новые формирования. Именно они решали исход сражения, как это происходило под Киевом в августе 1941 г., в оборонительной и наступательной фазе битвы под Москвой и практически на всех направлениях на советско-германском фронте. Подготовка свежесформированных дивизий чаще всего оставляла желать лучшего. Боевого опыта у личного состава новых соединений в массе своей не было. Тем не менее у бойцов и командиров таких дивизий за плечами было 2–3 месяца подготовки в тылу. Таким свежим формированием в составе Приморской армии являлась 388-я сд под командованием полковника А.Д. Овсеенко.

Первый приказ И.Е. Петрова, нацеленный на отражение нового штурма Севастополя, отданный в 2.15 ночи 18 декабря, с одной стороны, требовал «восстановить положение», с другой стороны, был достаточно осторожным. Командиру IV сектора В.Ф. Воробьеву передавались 40-я кд и один полк 388-й сд (773 сп). Остальным частям 388-й сд предписывалось «занять и оборонять участок 90,0, Арт. Серп и Молот» и «быть готовым для действия в направлении хут. Мекензия и Камышлы»[170]. Вместе с тем приходится констатировать, что приказ уже не отвечал сложившейся на фронте обстановке. Однако само по себе выдвижение резервов на угрожаемое направление позволяло влиять на обстановку.

Во второй половине дня 17 декабря первые части из резерва Приморской армии выдвигаются в IV сектор и с ходу вступают в бой. Генерал Воробьев докладывал, что 149-й кавполк в 17.30 контратаковал противника в направлении Азиз-Оба, но успеха не имел, отошел и занял оборону вместе с остатками подразделений 8-й бр МП. В ЖБД 11-й армии есть упоминание об этой контратаке, указывается, что артиллерия «разгромила контратаку противника силами 4 конных взводов и 8 рот вдоль дороги Любимовка – Мамашай. Контратакующие были рассеяны огнем нескольких батарей, не достигнув наших позиций. Противник повернул назад и отошел на юг»[171]. Формулировка заставляет сделать вывод о контратаке в конном строю, что не исключается, прецеденты в боях на советско-германском фронте имелись. П.А. Моргунов пишет об обстреле кавполка еще на подходе к фронту[172], но документами сторон это не подтверждается, состоялась именно контратака. Примерно к полуночи части 40-й кд полностью сосредоточились в распоряжении генерал-майора В.Ф. Воробьева.

Командир IV сектора ставит прибывшим частям задачу на контрудар, который должен был начаться в 7.00 18 декабря. Контратака 773-го сп 388-й сд на Азиз-Оба вместе с частями 40-й кд началась по плану, но успеха не имела. День 18 декабря проходит в целом спокойно, но наступательных задач войскам уже не ставится, IV сектор занимает оборону с вводом на рубеж Камышловского оврага 778-го сп 388-й сд. В оперразведсводке от 18 декабря командование Приморской армии оценивало потери своих войск за 17 и 18 декабря в 3300 человек убитыми и ранеными, из них почти половина (1400 человек) приходилась на 8-ю бригаду морской пехоты[173]. Потери 22-й пд за 18 декабря, несмотря на успехи, оставались стабильно высоки и составили 69 убитых, 67 пропавших без вести и 232 раненых[174].

Вводом в бой 388-й стрелковой дивизии обстановку в IV секторе удалось на какое-то время стабилизировать. Появление свежего соединения было вскоре обнаружено немцами. В ЖБД 11-й армии есть запись за 19 декабря: «Сегодня были обнаружены свежие силы противника, переброшенные с Кавказа, на фронте 22-й пд». Это стало одним из тревожных сигналов, но пока он не был воспринят и оценен германским командованием.

Однако война XX столетия требовала большого расхода боеприпасов. Выше указывалось, какую важную роль играл НЗО в системе советской обороны Севастополя. При сохранении темпов расхода боеприпасов, какой наблюдался 17 декабря, в распоряжении защитников оставалось снарядов только на одни сутки. Потери Приморской армии за четыре дня боев составляли свыше 5 тыс. человек. Немецкое командование, судя по записям в ЖБД 11-й армии, обратило внимание на снизившуюся на второй день штурма активность советской артиллерии.

Вместе с тем изучение немецких документов приводит к выводу, что успех 22-й пд в долине Бельбека оказался в целом незапланированным. Точнее, решительного успеха германское командование ожидало достичь в полосе 24-й пд. Позднее, в январе 1942 г., в докладе генерала Хансена по итогам неудачного штурма Севастополя указывалось: «При переносе центра тяжести в ходе наступления от 24-й пд к 22-й и 132-й пд необходимую перегруппировку не удалось произвести. Корпусная артиллерия вынуждена была остаться на тех позициях, которые она занимала к началу наступления, только наблюдательные посты удалось перенести. Из-за этого данные от наблюдателей поступали с задержкой по времени, что исключительно затрудняло стрельбу. В результате для успешного решения задач приходилось использовать несоразмерно большое число боеприпасов»[175]. Таким образом, удержание позиций III сектора заставило противника использовать и без того ограниченный боекомплект неэффективно, стреляя на большую дальность (что по нормативам требовало большего расхода боеприпасов на те же цели). Необходимо отметить, что А.В. Басов ошибается, принимая направление, где достигнут немцами успех 22-й и 132-й пд, за изначально выбранное направление главного удара немцев[176].

Вечером 19 декабря в Москву в адрес Н.Г. Кузнецова направляется донесение командира главной базы ЧФ за подписями Г.В. Жукова и Н.М. Кулакова, которое можно назвать «паническим»[177]. Донесение многократно публиковалось, поэтому не имеет смысла приводить его целиком. В нем прозвучали, в частности, такие слова: «[В случае] продолжения атак противника в том же темпе гарнизон Севастополя продержится не более трех дней»[178]. Жуков и Кулаков указывали на исчерпание резервов, нехватку боеприпасов, подавление большинства береговых батарей. Впоследствии Н.М. Кулаков в своих мемуарах довольно точно пересказывал содержание донесения от 19 декабря 1941 г., а также его конструктивную часть: «Мы просили поддержать войска СОР одной стрелковой дивизией, авиацией, маршевым пополнением, срочной доставкой боезапаса»[179].

Одной из причин столь тревожной оценки обстановки можно назвать взрыв одной из башен на 35-й батарее 17 декабря, в результате которого она была выведена из строя, погибли люди. Взрыв произошел по технической причине, но восстановление башни заняло 1,5 месяца. Незадолго до этого, 15 декабря, огнем тяжелой артиллерии противника на береговой батарее № 10 было выведено из строя два 203-мм орудия[180]. Это были серьезные удары по системе береговой обороны СОР, активно использовавшейся в сухопутных боях.

Эффект от донесения оказался куда большим, чем, скорее всего, ожидали его авторы. Катастрофическая обстановка в Севастополе, обрисованная в докладе Жукова и Кулакова, произвела впечатление на Верховное командование. Уже в 1.30 ночи 20 декабря директивой Ставки ВГК № 005898 СОР подчиняется командующему Закавказским фронтом. Соответственно Д.Т. Козлову сразу же ставилась задача: «Немедленно командировать в Севастополь крепкого общевойскового командира для руководства сухопутными операциями»[181]. Также Закфронту приказывалось отправить в Севастополь одну стрелковую дивизию и боеприпасы наиболее дефицитных у защитников города калибров. Той же директивой Ф.С. Октябрьскому предписывалось «немедленно выехать в Севастополь».

Указания из Москвы были приняты командованием фронта к исполнению незамедлительно. Директивой № 01770/ОП от 5.15 20.12.42 г. штаба Закфронта командующим Приморской армией назначается Герой Советского Союза генерал-лейтенант С.И. Черняк[182]. Этому человеку еще предстояло сыграть свою неоднозначную роль в боевых действиях в Крыму, но не в Севастополе. Также предполагалось в тот же день, 20 декабря, отправить в Севастополь 345-ю сд и 79-ю мбр.

Выполняя распоряжение Д.Т. Козлова, утром 20 декабря адмирал Ф.С. Октябрьский поставил крейсерам «Красный Кавказ» и «Красный Крым», эскадренным миноносцам «Бодрый» и «Незаможник» задачу взять на борт 79-ю стрелковую бригаду полковника А.С. Потапова и доставить ее в Севастополь. На лидер «Харьков» был погружен батальон 9-й бригады морской пехоты[183]. На транспорте «Чапаев» было доставлено 15 тысяч снарядов и 27 тысяч мин. При этом командующий ЧФ предупредил, что на «Чапаев» был погружен весь боезапас, имевшийся на складах в Новороссийске. С тем же отрядом кораблей вышел в Севастополь сам Ф.С. Октябрьский.

Бригада А.С. Потапова в тот период была укомплектована личным составом даже сверх штата, насчитывая 4863 человека по списку вместо 4531 по штату[184]. Гораздо хуже дела обстояли с вооружением. В справке заместителя начальника штаба Закавказского фронта полковника Разуваева от 14 декабря 1941 г. относительно состояния 79-й бригады указывалось: «1800 моряков обученных, 900 человек участников боев, прибывших после излечения из госпиталей»[185]. В отечественной мемуарной и исторической литературе отмечается одесский боевой опыт личного состава и командования бригады. При этом укомплектованность 79-й бригады оружием оставляла желать лучшего, на дату доклада из положенных 110 автоматов рота автоматчиков имела всего 8. Противотанковых ружей не имелось вовсе. Из 8 положенных по штату 76-мм орудий УСВ не имелось ни одного, из 4 76,2-мм полковых – ни одного, из 12 57-мм – ни одного[186]. Бригада располагала лишь примерно половиной положенных по штату минометов калибром от 50 мм до 120 мм.

Переход кораблей осуществлялся днем, что было нетипично, чаще всего на снабжение Севастополя корабли и суда выходили с расчетом прибытия в ночное время. Однако сложившаяся обстановка не давала возможности действовать по обычной схеме. 79-я сбр во второй половине дня 21 декабря выгрузилась в Сухарной балке, и, как отмечается в ЖБД соединения, «подразделения отправлены в тоннель»[187]. Это важная деталь, показывающая, что использование тоннелей в качестве укрытия являлось стандартной практикой СОР.

Принятые чрезвычайные меры оказались как нельзя кстати, поскольку обстановка неуклонно менялась в худшую сторону. Новые формирования Красной Армии, по объективным причинам, не обладали достаточным опытом и сколоченностью к моменту вступления в бой. В случае с 388-й сд проблемы усугублялись национальным фактором, языковыми барьерами. С одной стороны, 388-я сд получила выгодную и крепкую позицию на рубеже Камышловского оврага. С другой – при возобновлении немецкого наступления 20 декабря этот выгодный рубеж оказался быстро потерян, когда неопытные части оказались на направлении главного удара противника. В ночной оперразведсводке по итогам дня 21 декабря штаб IV сектора констатировал, что 388-я сд «под сильным артминавтоматическим огнем пр-ка в беспорядке отошла с занимаемого рубежа, потеряв больше половины своих бойцов»[188]. Далее в отношении подразделений 388-й сд употреблялся оборот «остатки». Позднее И.Е. Петров прямо писал о 388-й сд как о «показавшей недостаточную боеспособность»[189]. Продвижение немцев вдоль долины Бельбека составило всего 1–2 км, но эти километры означали преодоление серьезной естественной преграды. Во второй половине дня также был прорван фронт 40-й кд. Соединение понесло большие потери. Командир 40-й кд полковник Ф.Ф. Кудюра погиб. Справедливости ради следует сказать, что данный участок 21 декабря поддерживался артиллерией СОР из глубины, в ЖБД 11-й армии отмечается: «Огонь артиллерии противника, в том числе самых крупных калибров, по долине Бельбека». Однако береговая артиллерия сама по себе не могла сдержать противника.

Также 21 декабря 1941 г. изменилась ситуация в южных секторах обороны. Под Севастополь прибыла 170-я пд, направленная в XXX AK ввиду дорожных условий (см. выше). Первая атака соединения оказалась достаточно успешной, 170-я пд совместно с частями 1-й румынской гбр смогла захватить Верх. Чоргунь, оставленный 2-м морполком[190]. Прибытие нового соединения было сразу же замечено советской разведкой (за счет захваченных пленных). Следует отметить, что в ЖБД 11-й армии зафиксирован разговор между Манштейном и Хансеном, в котором последний досадовал, что не может получить 170-ю пд для ввода между 132-й пд и 22-й пд для развития наступления.

Предотвратить распад обороны IV сектора мог немедленный ввод в бой резервов. Соответственно уже в 6.00 22 декабря 79-я сбр получает приказ сосредоточиться в районе Кордон Мекензи, станция Мекензиевы Горы[191]. Уже при выдвижении на назначенные позиции батальоны бригады попали под огонь противника и понесли первые потери убитыми и ранеными. Поддержку контратаки 79-й сбр оказывал бронепоезд «Железняков», выйдя к станции Мекензиевы Горы. Вводом в бой 79-й сбр ситуацию удалось стабилизировать, к исходу дня бригада частично заняла фронт, оставленный 388-й сд, выйдя на рубеж высот 192,0 и 104,5. Вторая высота была уже к западу от Камышловского оврага, его рубеж восстановить не удалось.

Тем временем немецкая 22-я пд продвигалась дальше на запад по долине реки Бельбек. 241-й сп 95-й сд был вновь окружен, к исходу дня прорывался из окружения, занял оборону в долине Бельбека дальше к западу. В оперсводке Приморской армии отмечалось: «Танками пр-ка раздавлено 6 76-мм пушек. По докладу командира и начарта 95 сд наши 76-мм снаряды не пробивают бронь тяжелых танков противника»[192].

Бронетехникой немцев на данном направлении являлись штурмовые орудия, ошибочно идентифицированные как танки. Такая беспомощность 76-мм артиллерии может показаться удивительной, но САУ StuGIII с 50-мм лобовой броней действительно были опасным противником в 1941 г. Согласно предвоенным данным ГАУ КА по результатам испытаний, «76-мм пушка обр.02/30 г. со стволом в 30 кал., 76-мм танковая пушка Л-11 и 76-мм танковая пушка Ф-32 с бронебойным снарядом весом р=6,5 кг при начальной скорости Vo=612 м/с пробивает броню современного качества под углом 30º от нормали: […] 50-мм броню (К=2500) только с дистанции 300 м»[193]. Соответственно на дистанции больше 300 м штурмовые орудия при стрельбе в лоб оказывались неуязвимыми для 76-мм дивизионных орудий старых типов. 300 метров даже в условиях Севастополя это сравнительно небольшое расстояние.

Немецким наступлением вдоль долины Бельбека создавалась угроза отсечения и окружения левофлангового 90-го СП 95-й сд. Генерал Хансен в разговоре с Манштейном остался недоволен результатами дня: «Фронт LIV AK все еще очень сильно растянут, поскольку сузить кольцо вокруг Севастополя так и не удалось». Тем не менее угроза окружения 90-го сп с продвижением немцев дальше на запад, к устью Бельбека, заставила командование Приморской армии отдать приказ на отвод войск IV сектора от Мамашая на рубеж Бельбека[194]. Отход приказывалось произвести к 6.00 23 декабря, ДОТы и ДЗОТы – взорвать. Отход произошел по плану, к рассвету 23 декабря. Сокращение линии фронта позволило вывести из боя два полка сильно пострадавшей 388-й сд для отдыха и пополнения. Вечером 23 декабря решением Закфронта СОР выделяется еще одна дивизия – свежесформированная 386-я сд[195]. Однако ее выдвижение требовало несколько дней, и относительно возможностей дальнейшего усиления Севастополя в директиве Д.Т. Козлова прямо указывается: «больше ничего дать невозможно»[196].

Тем временем новый командующий Приморской армией прибыл в Севастополь 22 декабря 1941 г. Как пишет Н.М. Кулаков: «На лидере «Ташкент», доставившем из Поти боеприпасы, прибыл и представился нам генерал-лейтенант С.И. Черняк». Вечером этого дня ему была направлена директива с указанием: «Ваша задача под руководством Военного совета ЧФ отстоять Севастополь во что бы то ни стало»[197]. Н.М. Кулаков позднее в мемуарах признавался, что не ожидал такого эффекта от доклада в Москву. В фонде Приморской армии имеются приказы, подписанные С.И. Черняком. Это, в частности, разнос, устроенный командованию IV сектора по итогам поездки в войска. И.А. Ласкин в воспоминаниях подтверждает факт такой поездки[198]. Однако боевой приказ № 0019 от 23 декабря на контрудар прибывшими резервами был подписан И.Е. Петровым.

Командование Приморской армии, май 1942 г. Слева направо: начальник штаба генерал-майор Н.И. Крылов, командующий армией генерал-майор И.Е. Петров и начальник артиллерии армии генерал-майор Н.К. Рыжи.

В итоге последовало обращение Ф.С. Октябрьского и Н.М. Кулакова к И.В. Сталину с просьбой оставить И.Е. Петрова командующим Приморской армией. Б.М. Шапошников дает соответствующее указание, и в 2.15 ночи 25 декабря следует приказ Закфронта, оставляющий И.Е. Петрова командующим Приморской армией с назначением С.И. Черняка заместителем командующего СОР[199].

Вслед за стрелковой бригадой в Севастополь 23–24 декабря была доставлена 345-я сд подполковника Н.И. Гузя и 125-й отдельный танковый батальон (25 танков Т-26). Численность дивизии была близка к штатной – 9955 человек. Постоянная подпитка резервами требовалась Приморской армии, поскольку у нее практически отсутствовало место для маневра, а потерпевшие поражение в первые дни немецкого наступления части уже были не в состоянии держать фронт.

В ЖБД 345-й сд указывается, что один из ее батальонов был введен в бой в районе станции Мекензиевы Горы уже 24 декабря, в день прибытия морем в Севастополь[200]. В 13.00 25 декабря «в связи с неустойчивым положением» были последовательно введены в бой два батальона 1165-го сп и один батальон 1113-го сп[201]. 81-й отб также был сразу брошен в бой. Развернутых данных по дням, к сожалению, найти не удалось, но с 25 декабря 1941 г. до 6 января 1942 г. в районе станции Мекензиевы Горы он потерял 16 танков Т-26, в том числе 6 – безвозвратно (были подорваны немцами при отходе)[202]. Появление 345-й сд позволило наконец вообще вывести из боя подразделения 8-й бригады морской пехоты, сменив их на батальоны прибывшего соединения. Смена произошла во второй половине дня 26 декабря.

Отсутствие в Крыму значительных сил немецкой авиации позволило участвовать в отражении штурма Севастополя кораблям Черноморского флота. С 21 декабря линейный корабль «Парижская коммуна», крейсер «Красный Крым», лидер «Харьков» и эскадренный миноносец «Бодрый» начали систематическую поддержку войск Приморской армии артиллерийским огнем, а с 22 декабря огонь вели уже семь кораблей (два крейсера, два лидера, три эскадренных миноносца), которые выпустили в общей сложности более 1600 снарядов. До 29 декабря по боевым порядкам противника ежедневно вело огонь от трех до пяти кораблей, выпустивших за это время свыше 5600 снарядов калибром от 130 до 305 мм.

К концу декабря немецкое наступление неуклонно выдыхалось. По существу, 11-я армия не была готова к длительному штурму. Прежде всего это касалось запасов и снабжения боеприпасами. Как указывалось в докладе LIV AK, подготовленном по горячим следам событий, в январе 1942 г. «В период с 17 по 30 декабря было доставлено в общей сложности 32 820 снарядов для легких гаубиц leFH (1150 тонн) и 11 548 снарядов для тяжелых гаубиц sFH (700 тонн). Это в расчете на каждую дивизию 8250 снарядов легких гаубиц (11/5 боекомплекта) и 2887 снарядов тяжелых гаубиц (16/7 боекомплекта). И это – снабжение для 14-дневного тяжелейшего наступления!»[203]

Усугублялась ситуация нехваткой горючего и плохим состоянием дорог. В отчете LIV AK подчеркивалось: «Из-за нехватки горючего корпусная артиллерия во многих случаях не могла забрать и то незначительное количество боеприпасов, которое ей полагалось, в итоге снаряды по несколько дней находились на пунктах выдачи (обменных пунктах)»[204].

Позднее, в феврале 1942 г., штаб 11-й армии запрашивал оберквартирмейстера относительно приведенных данных, и сказанное в докладе подтвердилось. Также оберквартирмейстер отмечал, что «число имеющихся в наличии боеприпасов опустилось ниже одного боекомплекта: для легких гаубиц 20.12, для тяжелых гаубиц – 25.12, для М37 – 22.12»[205].

Изучение отчетных документов оберквартирмейстера в целом подтверждают соображения, высказанные командованием LIV корпуса в отношении 11-й армии в целом. Состояние с боеприпасами на 31 декабря 1941 г. характеризовалось следующими цифрами (см. табл. 3).

ТАБЛИЦА 3

По приведенным данным видно, что при общем сравнительно небольшом расходе за десятидневку (на уровне 1 б/к по ходовым калибрам) этот расход заметно превышает наличие. Исключение составляют орудия особой мощности (305-мм и 355-мм) и 210-мм выстрелы. На голодном пайке в армии Манштейна находилась дивизионная артиллерия, орудия артполков, что лишь усугубляло проблему падения численности пехоты. Упреждая вопросы, следует сказать, что наличие боеприпасов к пехотному вооружению (минометы, 37-мм и 50-мм пушки, пехотные орудия) в армии Манштейна в тот момент в разы превышало расход[207].

Тем не менее, несмотря на практически катастрофическое положение с боеприпасами в последние дни 1941 г., немцами предпринимается попытка взять Севастополь штурмом. Войска 11-й армии перешли в наступление на Севастополь рано утром 28 декабря 1942 г. В советских источниках, в том числе документах, практически единодушно пишется об активном использовании немцами в этот день реактивных минометов[208]. Это неудивительно ввиду приведенной выше статистики – реактивных мин в 11-й армии было в избытке. Около полудня наступающие прорвались на стыке 1163-го и 1165-го сп 345-й сд к полустанку Мекензиевы Горы, но вводом резерва дивизии продвижение было приостановлено[209]. Левый фланг 79-й сбр был оттеснен на 500–700 м. В ЖБД 11-й армии указывалось, что частям LIV AK «удалось продвинуться примерно на 1,5 км в связи с сильным сопротивлением врага в полевых укреплениях, ожесточенным артиллерийским и минометным огнем, особенно из бронированных фортов юго-восточнее Любимовки»[210]. «Бронированный форт» это, очевидно, 30-я береговая батарея Г. Александера с башнями 305-мм орудий.

В ночь на 29 декабря командование СОР-а докладывало об обстановке в первый день нового немецкого наступления: «С рассвета противник начал мощную артавиационную подготовку, при этом применил новое оружие в виде наших РС на машинах, только пламя огня много больше, чем дают наши РС. Противнику на этом участке удалось вклиниться в нашу третью линию обороны, потеснить нашу вновь введенную 345 сд и вплотную подойти к нашей ББ-30»[211].

Линкор «Парижская коммуна», стоя у холодильника в Южной бухте, выпустил за день 179 305-мм и 265 120-мм снарядов[212]. Ф.С. Октябрьский в своем докладе Военному совету Кавказского фронта о результатах действий высказался без обиняков: «29/ХII–41 г. решающее влияние оказал линкор».

Следует отметить, что высадка в Феодосии не привела к немедленной остановке наступления на Севастополь. В день высадки 29 декабря состоялся разговор между командующим LIV AK и Манштейном. Генерал Хансен настаивал на продолжении наступления на Севастополь. Однако возможности продолжения наступления были уже весьма сомнительными, невзирая на десанты. Собственно 29 декабря последовал ответный удар Приморской армии. В ЖБД 11-й армии указывалось: «Противник атакует исключительно крупными силами, так что 22-я, 132-я и 50-я пд вынуждены перейти к обороне. Большой расход боеприпасов, высокие потери у противника, уничтожено несколько танков»[213].

Достаточно яркая картина реалий декабрьского наступления немцев на Севастополь была обрисована в докладе командира 132-й пд генерал-лейтенанта Р. Синцених от 31 декабря 1941 г. Он прямо написал: «Я считаю дальнейшее наступление на участке моей дивизии имеющимися силами с целью захвата северного края бухты Северная не имеющим шансов на успех»[214]. Синцених указывал на катастрофическое снижение ударных возможностей пехоты: «Численность пехотных рот снизилась в среднем до 25 человек, несмотря на уже проведенные рас- и переформирования. Обслуживать тяжелое вооружение удается лишь в ограниченных масштабах»[215]. Ситуация усугублялась выбыванием личного состава по болезни из-за холодов. Генерал также указывал на выход из строя всех пяти приданных дивизии штурмовых орудий.

Резюме всего сказанного было однозначным: «Для сохранения сил нужно перейти к обороне». Собственно, это являлось проблемой Вермахта в целом: исчерпание возможностей ведения наступательных действий к началу зимы 1941/42 г. «Боевая численность» войск, т. е. численность людей, непосредственно ведущих бой, катастрофически снижалась. Следует отметить, что демарш генерала Синцениха не остался без ответа – он был снят с должности, отправлен в «резерв фюрера» и 11 января 1942 г. заменен генералом артиллерии Ф. Линдеманом.

Решение остановить наступление на Севастополь принимается Манштейном 30 декабря 1941 г. С этой целью был подготовлен приказ оперативного отдела армии № 4730/41. Формулировка была следующей: «11-я армия переходит к обороне на Севастопольском фронте, чтобы ликвидировать вражеский плацдарм Феодосия и восстановить контроль над Крымом»[216]. Однако это решение не было утверждено. На приказе нет подписи Манштейна и списка рассылки, а также штампа «Секретно». В ЖБД армии отмечается получение в 22.50 приказа ГА «Юг»: «Наступление на Севастополь следует продолжать всеми силами. XXXXII AK должен атаковать вражескую группировку в Феодосии и выбросить ее с Крыма. После этого нужно как можно скорее очистить от врага Керченский полуостров»[217]. На следующее утро следует разговор между начальниками штабов 11-й армии и ГА «Юг», в котором генерал Вэллер пытается убедить Зондерштерна в необходимости прекращения атак, но немедленного решения не последовало. Видимо, в ГА «Юг» питали надежды на развал советской обороны в Севастополе, что позволило бы высвободить сразу крупные силы пехоты.

В итоге наступление на Севастополь продолжилось еще на один день. В этот момент 16-й пп 22-й пд вышел на подступы к позициям 365-й зенитной батареи, позднее получившей наименование «Форт Сталин». В ЖБД армии по этому поводу есть запись: «Солдаты залегли перед хорошо оборудованными дотами, прекрасно замаскированными бойницами и бетонными сооружениями»[218]. Только поздно вечером поступает приказ из ГА «Юг»: «Временная остановка наступления на Севастополь, усиление восточного крыла армии».

Последние всполохи немецкого наступления и оставление позиций в IV секторе обострили недовольство командования Приморской армии В.Ф. Воробьевым. Н.И. Крылов писал: «Последние дни подтвердили: на этом посту нужен сейчас командир более инициативный и волевой, способный лучше обеспечивать выполнение собственных приказов»[219]. 30 декабря генерал Воробьев был отозван в штаб армии[220], как хороший штабист, а командиром IV сектора был назначен полковник А.Г. Капитохин – командир 161-го сп.

Однако немецкое наступление было не просто остановлено. Германским частям пришлось оставить часть завоеванных с большим трудом позиций. Командир 16-го пп 22-й пд фон Хольтиц вспоминал: «Солдаты уже стояли перед противником [у 365-й батареи. – Прим. авт.], когда мы получили от командующего приказ, заставивший нас вздрогнуть. Мы должны были прекратить атаку и отойти на север Бельбекской долины»[221].

Вопрос с отходом обсуждался на самом высоком уровне. 2 января состоялся телефонный разговор между фельдмаршалом В. Рейхенау и начальником штаба 11-й армии генерал-майором О. Вэллером. Командующий ГА «Юг» прямо спросил, есть ли необходимость отхода под Севастополем. Вэлер ответил: «Достигнутая в ходе наступления сильно изломанная линия фронта, по мнению командира корпуса, не подходит для ее удержания. Поскольку русские под Севастополем атакуют ежедневно в нескольких местах, имея значительное численное превосходство, необходим отход до Бельбека и Камышлы, чтобы использовать благоприятные условия местности»[222].

Рейхенау был удовлетворен этим ответом и согласился, что отход может быть необходим, чтобы не подвергать войска угрозе разгрома огнем артиллерии противника. Рейхенау также пообещал «ходатайствовать в пользу этой меры перед фюрером, какой бы нежелательной она ни была». Как известно, имел место приказ Гитлера, воспрещающий отход, за нарушение которого ряд военачальников поплатились своими должностями.

Выводы. В написанном в начале января 1942 г. докладе командир LIV корпуса генерал Хансен охарактеризовал декабрьское наступление на Севастополь коротко, но емко – «кровопролитная неудача»[223]. По существу второй штурм (в терминах отечественной историографии) рассчитывался на быстрый успех первого удара, а не на длительное прогрызание обороны с перемалыванием советских резервов. Сколь-нибудь продолжительный штурм не имел смысла ввиду ограниченного запаса боеприпасов дивизионного звена, а частично и тяжелой артиллерии. Несмотря на то, что остановка штурма в итоге состоялась ввиду высадки советских войск в Феодосии, внятных перспектив его продолжение все равно не имело.

Имели место также просчеты планирования. В вышеупомянутом докладе Хансен писал: «У корпуса не было достаточных резервов для того, чтобы полностью использовать наметившийся успех»[224]. Это вообще можно оценить как общую стилистику ведения наступательных действий Э. фон Манштейном: и под Севастополем, и под Курском в июле 1943 г. он ставил сосредоточенные для удара соединения в одну линию, без резервов. Такой прием увеличивал силу первоначального удара, но не позволял командующему реагировать на изменения обстановки и отклонения от первоначального плана. Перегруппировка сил на направление наметившегося успеха представляла немалые трудности.

Советское командование в Севастополе, так же как и на других участках фронта, использовало для влияния на обстановку сформированные в предыдущие месяцы соединения. В случае с Приморской армией это 79-я сбр, 388-я и 345-я стрелковые дивизии. Вводом в бой этих дивизий удалось стабилизировать обстановку, несмотря на все сложности ввода в бой частей с ограниченным боевым опытом. Вместе с тем особенностью борьбы за Севастополь стало эффективное использование советской стороной артиллерии в обороне, организация достаточно совершенной системы управления огнем как береговой, так и полевой артиллерии. Вкупе с инженерным оборудованием местности это создавало большие трудности для немецких войск в штурме черноморской твердыни.

2.2. Исаев А.В. Керченско-Феодосийская десантная операция

Общее контрнаступление Красной Армии, начавшееся в ноябре под Тихвином и Ростовом и продолжившееся под Москвой в декабре 1941 г., не могло оставить в стороне Крымский полуостров. Перехват советскими войсками стратегической инициативы зимой 1941/42 г. происходил по единой схеме: удар по растянутому флангу ударной группировки противника. Соответственно в Крыму удар был нанесен по приморскому флангу 11-й армии. Побережье полуострова представляло собой довольно протяженный участок, который требовалось оборонять пусть даже в разреженных порядках. Концентрация основных усилий немецких войск в Крыму против Севастополя делало защиту всего побережья почти формальной. Она концентрировалась на нескольких участках.

План высадки морского и воздушного десантов на Керченском полуострове появился у командования Закавказского фронта еще в конце ноября 1941 г., вскоре после оставления Крыма советскими войсками. Первый доклад с изложением основных идей операции был направлен в Ставку ВГК 26 ноября 1941 г.[225] Предложение было воспринято с интересом, и 30 ноября в Ставку ВГК Военным советом фронта был направлен развернутый доклад с детализацией плана и расчетом количества выделяемых войск[226]. Первоначально предполагалось овладеть десантом только восточной частью Керченского полуострова и двигаться далее до Феодосии. В данном документе впервые появляются две армии, которые в последующем осуществляли высадку – 51-я А и 44-я А. В составе первой предполагалось задействовать три сд и одну сбр[227], в составе второй – три сд с частями усиления. Соответственно первая нацеливалась на захват Керчи, а вторая – южнее, на район Чонгелек Татарский. Также в плане от 30 ноября впервые появляется высадка в районе г. Опук (силами одного гсп). Одновременно командованием фронта был запланирован воздушный десант в районе станций Салын и Багерово с целью захвата Турецкого вала и воспрещения подхода резервов противника. В первых числах декабря уже имелись сравнительно детализированные проработки с нарядом сил и конкретными местами высадки. Планирование по 51-й армии вел еще генерал П.И. Батов, позднее смененный В.Н. Львовым. Уже в плане, датированном 2 декабря 1941 г., в качестве мест высадки на северном побережье Керченского полуострова фигурируют Тархан, Хрони и Мама Русская[228].

Посадка десанта на крейсер «Красный Кавказ». 28 декабря 1941 г. Крейсеру предстояло высаживать пехотинцев ночью, пришвартовавшись к молу Феодосии.

Десант на борту «малого охотника». Керченско-Феодосийская операция, декабрь 1941 г.

В начале декабря командование фронта отдало предварительные распоряжения, в частности по артиллерии. Высадку предполагалось поддерживать артиллерией из треугольника м. Ахилеон, Коса Чушка, Батарейка[229]. Также предусматривалась высадка артиллерии и минометов уже в первом эшелоне десанта, без средств тяги, в расчет на перекатывание вручную. Одновременно были отданы распоряжения по подготовке стрелковых частей к десантированию с проведением учений с посадкой и высадкой с кораблей и судов.

Директивой Ставки ВГК № 005471 от 7 декабря 1941 г. этот план был утвержден[230] и фронт приступил к его практической реализации. В начале декабря к планированию операции было подключено командование Черноморского флота (по директиве Ставки «Черноморский флот и Азовскую флотилию на время операции подчинить командующему Закавказским фронтом»). В докладе в Ставку ВГК от 6 декабря Ф.С. Октябрьский сразу потребовал не менее 15 дней на подготовку операции и указал на слабости разработанного сухопутным командованием плана. Во-первых, адмирал Октябрьский указал на сложную ледовую обстановку на Азовском море. В зависимости от направления ветра могла сложиться такая ситуация, что весь Керченский пролив окажется забитым торосами и «ни одна посудина не пролезет»[231]. Поэтому предлагавшийся армейским командованием вариант высадки основных сил десанта через Азовское море Октябрьский счел нужным отклонить. Во-вторых, в докладе командующего Черноморским флотом впервые появилось название Феодосия. Захват этого порта мог обеспечить нормальное снабжение высадившихся войск. Любопытно отметить, что в ходе планирования десантов в Крым если не примером, то аналогом для советских командиров стал английский рейд на Зеебрюгге 1918 г. с целью воспрещения использования порта Брюгге подводными лодками кайзеровского флота. Об этом пишет и Н.Е. Басистый[232], и Н.Г. Кузнецов[233]. Английская операция получила широкую известность в межвоенный период и изучалась в том числе советскими флотскими командирами.

Окончательный вариант плана операции был подготовлен к 13 декабря 1941 г. В директиве штаба фронта № 01696/ОП теперь предусматривалось разделение задач между Керчью и Феодосией с нацеливанием на первую 51-ю армии и на вторую – 44-ю армию. Разделения ударов на главный и вспомогательный в этой директиве в явном виде нет. 51-й армии предписывалось высадиться в районе Ак-Монай, Арабат и на участке Нов. Свет, Мама Русская, м. Хрони, а также «форсировать Керченский пролив» (места высадки детализировались в прилагаемой к приказу таблице: Еникале, участок Камыш-Бурун – Эльтиген, д. Тобечик)[234]. Первой задачей армии становилось «овладеть городом Керчь и Керченским портом»[235]. Главной задачей 44-й армии А.Н. Первушина стало «овладеть и прочно удерживать город и порт Феодосия»[236]. Вспомогательная высадка с целью содействия 51-й А осуществлялась у горы Опук. Впоследствии группировка на феодосийском направлении получила название отряда «А», а у горы Опук – отряд «Б»[237]. Высадку осуществлял Черноморский флот.

По плану высадку первой волны десанта главных сил 51-й армии (первоначально 3600 человек, в окончательном варианте 7516 человек) осуществляла Азовская военная флотилия (АзВФ, контр-адмирал С.Г. Горшков) пятью отрядами в пяти местах северного побережья Керченского полуострова от Ак-Моная до Еникале с задачей наступать на Керчь с севера и не допустить подхода свежих сил противника с запада. Часть сил 51-й армии (5100 человек) высаживалась в проливе силами Керченской военно-морской базы (КВМБ) на 20-км фронте. К операции от КВМБ привлекалось 37 сейнеров, две баржи, «болиндер» и три буксира. Также на период операции КВМБ были приданы 29 торпедных катеров и 6 сторожевых катеров МО-IV. Высадку предписывалось начать за два часа до наступления рассвета, с целью захвата прибрежного плацдарма первым броском.

Распределение сил для высадки на северном берегу Керченского полуострова было обрисовано в боевом приказе № 0036/ОП штаба 51-й армии[238]. Дальше всех на запад, у Ак-Моная, приказывалось высадиться батальону 83-й мсбр[239]. Соответственно 224-я сд с двумя батальонами морской пехоты высаживалась на участке Новый Свет, Мама Русская[240], Тархан[241], мыс. Хрони[242], 12-я сбр с батальоном морской пехоты – на участке Жуковка – Еникале[243]. Силами КВМБ высаживались 302-я сд с 105-м гсп – на участке Горком, Камыш-Бурун, Тобечик[244]. 396-я сд и 390-я сд выделялись во второй эшелон армии для высадки вслед за 224-й, 302-й сд и 12-й сбр. Датой готовности войск назначалось 19 декабря.

Так в течение примерно трех недель план высадки в Крыму приобрел достаточно точные и реалистичные очертания. Он приобрел дерзость и стремительность за счет предложенного флотом удара на Феодосию. Одновременно в плане просматривается отказ от лобового удара на город и порт Керчь – было очевидно, что город немцы будут оборонять и более разумным представлялось ударами с севера и юга заставить противника оставить район Керчи в целом.

Подготовка операции была прервана обострением обстановки в районе Севастополя. Для парирования кризиса потребовалось перебросить в город части, первоначально предназначавшиеся для высадки в Феодосии и получившие соответствующую подготовку (79-я мбр и 345-я сд). В итоге командующий Закфронта директивой № 01825 предписывал задействовать другие соединения провести операцию в два этапа: вначале высаживаться на Керченском полуострове, а через 3 дня высадить десант в Феодосии.

Что же могла противопоставить планам Красной Армии оккупировавшая большую часть Крыма 11-й армия? Как указывалось в ЖБД 11-й армии в записи за 20 декабря (оценка ситуации командующим), «командование армии вынуждено считаться с возможностью вражеских десантов»[245]. Одновременно Э. фон Манштейн признавал: «Необходимый на случай высадки таких десантов подвижный резерв армия сейчас своими силами создать не в состоянии»[246]. В отсутствие подвижных резервов противодесантная оборона Крыма строилась на прикрытии наиболее важных участков пехотными частями. Закономерно, что акцент был сделан на район Керчи, где располагались главные силы 46-й пд XXXXII корпуса. Действующим приказом для подразделений 46-й пд на момент высадки советских войск являлся приказ по дивизии № 99 от 8 декабря 1941 г. Немецкой разведкой была на тот момент выявлена на Таманском полуострове только 302-я сд.

Задача соединения формулировалась вполне однозначно: «46-я дивизия без одного батальона 97-го пп[247] и 3-го дивизиона 114-го ап должна сосредоточить основную массу своих сил между озером Табечикское и мысом Хрони и группами оборонять остальные участки побережья. Ее задача – отражать десанты врага и уничтожать высадившегося противника»[248]. На оборону восточной оконечности Керченского полуострова были закономерно поставлены два пехотных полка 46-й пд из трех. Соответственно район Керчи и участок побережья южнее города до оз. Табечикское находились в полосе ответственности 42-го пп, а слева от него до м. Хрони, точнее до Юракова Кута, располагался 72-й пп. Далее северное побережье Керченского полуострова оборонялось ротами, в том числе саперами. Большой участок на побережье Казантипского залива получил батальон 97-го пп. По мере приближения момента высадки напряжение нарастало. 24 декабря в полки 46-й пд был передан сигнал «Рождественский человек», означающий приведение в повышенную боевую готовность. Батальоны занимают подготовленные оборонительные позиции на своих участках.

В 12.00 24 декабря АзВФ получен приказ от 51-й армии о начале операции, высадка назначалась на 5.00 26 декабря. Войска начали сосредотачиваться в Темрюке с наступлением темноты. Посадка назначенных для десанта частей и подразделений 51-й армии началась с 20.00 24 декабря и была в основном закончена к рассвету 25 декабря. Посадка войск проходила хорошо и организованно. В итоге, по данным флотского отчета, 1-м отрядом было принято 530 человек, 2-м отрядом – 2883 человека, 3-м отрядом – 1079 человек, 4 отрядом – 2198 человек, 5-м отрядом – 1000 человек[249].

Транспорты с пристани Темрюк вышли в море в 14.00–17.00 25 декабря, с пристани Кучугуры – в 19.00, с пристаней Тамань и Комсомольская – в 2.00–3.00 26 декабря 1941 г. Уже в период посадки десанта генерал-лейтенант В.Н. Львов изменил решение, уменьшив Ак-Монайский отряд до 500 человек, и приказал высадить его не у Ак-Моная, а в Казантипском заливе[250]. За счет этого отряда усиливалась высадка у м. Хрони. Однако в конце дня погода ухудшилась, что серьезно затруднило высадку. Как позднее вспоминал командующий АзВФ С.Г. Горшков: «Из-за большой разницы в скорости, различной мореходности походный порядок разнотипных кораблей и судов был нарушен, многие из них отстали и вынуждены были следовать одиночно. Шедшие на буксире у десантных судов сейнеры, байды и шлюпки захлестывало водой, а порой отрывало и уносило в море»[251]. Ввиду шторма, встречного ветра и наката волн десанты опоздали с подходом к местам высадки от двух до шести часов и производили высадку уже при свете дня.

1-й отряд, задержанный штормом, до Казантипского залива не дошел и десант оказался высажен несколько западнее 2-го отряда. В итоге вместо амбициозного десанта у Ак-Моная был высажен в районе выс. 43, 1 (3 км западнее Нов. Свет) неполный батальон 83-й мбр под командованием лейтенанта Капран (193 человека), занявший оборону в 2 км от берега.

2-й отряд подошел к берегу в районе к западу м. Зюк к 7.00 26 декабря. С берега был открыт огонь «47-мм пушки», подавленной канлодкой «Дон». Сейнеры не могли подойти близко к берегу из-за своей осадки, шлюпки были выброшены на берег и разбиты. Как указывается во флотском отчете, бойцы десанта выходили на берег по грудь в ледяной воде[252]. Выгрузить артиллерию и танки не представлялось возможным. Ближе к середине дня ситуация ухудшилась вследствие появления авиации противника. Самоходная шаланда «Фанагория» была потоплена, унеся с собой около 100 человек. Уже в темноте баржу «Хопер» удалось поставить поближе к берегу, были сделаны сходни и по ним выгрузили три танка и артиллерию. Согласно приказу на оборону побережья 46-й пд весь участок от м. Зюк до Челочина поручался… батальону связи соединения[253]. Соответственно сопротивление десанту на берегу было меньшим, чем на других участках, где оборонялись пехотные подразделения (см. ниже).

На участке высадки 2-го отряда произошла коллизия, показывающая, насколько важно использовать для десантных операций специально подготовленные части. Когда уже было высажено около 1000 человек, командир 224-й сд полковник А.П. Дегтярев потребовал произвести… обратную посадку десанта[254]. Мотивировал он это невозможностью выполнения задачи высаженными за день силами (по плану предполагалось высадить 2900 человек). Обратную посадку производить не стали. В итоге в районе выс. 43, 1 к западу от мыса Зюк было высажено 878 человек, 3 танка, 2 37-мм орудия (зенитных), 9 120-мм минометов, 2 76-мм пушки[255]. Согласно оперсводке 51-й армии, высадились стрелковая рота 185-го сп, батальон 143-го сп и 200 человек морской пехоты[256].

Для парирования высадки у м. Зюк немецкому командованию пришлось выдвигать I и III батальоны 97-го пп 46-й пд, находившиеся в глубине и на побережье Казантипского залива. Первой их задачей становится образование заслона на господствующих высотах к западу от Чокракского озера[257]. Оценка количества высадившихся в отчете о действиях 97-го пп, надо сказать, была довольно точной – 1000 человек.

У Тархана 3-м отрядом под огнем с берега и ударами с воздуха было по армейскому отчету высажено всего около взвода. Замешкавшийся с высадкой земснаряд «Ворошилов» 3-го отряда попал под удар с воздуха и был потоплен, погибло 450 человек[258]. 200 человек удалось спасти КТЩ «Ураган», буксиром «Дофиновка» и КЛ № 4 и «Днестр»[259]. Переполненный поднятыми с «Ворошилова» людьми катерный тральщик ввиду явного срыва высадки вернулся в Темрюк.

Успешнее всего в первый день высадки действовал 4-й отряд у м. Хрони, высаживавшийся с помощью баржи «Таганрог» (болиндера), использовавшейся потом как причал. «У мыса Хрони» здесь означает, что реально было высажено у выс. 71, 3 западнее мыса Хрони по батальону от 143-го сп, 160-го сп и 83-й мбр (1556 чел.) и три танка[260]. Десант возглавил командир 83-й мбр полковник И.П. Леонтьев, сразу начавший наступление в направлении Аджимушкай. Десанту удается дойти до Булганака, где он вступает в бой с солдатами немецких тыловых частей.

Как указывается в отчете о действиях 72-го пп, уже в 3.30 был слышен сильный шум боя на участке соседнего 42-го пп (где высаживался десант КВМБ). Вскоре командование дивизии сообщает, что «русские высадились у Камыш-Буруна»[261]. Для проведения контратаки выводится с позиций в районе Керчи I батальон полка, но контратака начинается не сразу, а только ближе к 15.00. В отчете о действиях отмечается, что атака при поддержке артиллерии идет «не в направлении плацдарма, а в направлении высоты 164,5 в глубокий фланг противника»[262]. В армейском отчете по итогам операции указывается, что подразделения 143-го сп «начали бежать, бросая оружие и сдаваться в плен»[263]. Однако беспорядочное отступление удалось остановить, и отряд на ночь закрепился на северных скатах выс. 154, 4. По немецким данным, решительного результата контратака действительно не достигает. Согласно отчету 72-го пп, «Левое крыло остановлено крупными силами противника, который закрепился в хорошо оборудованных старых полевых укреплениях и оказывает ожесточенное сопротивление». Также немецкую ударную группу обстреливают с фланга с моря (оставшиеся у берега канонерские лодки). Взятие сколь-нибудь значительного числа пленных 26 декабря в немецких данных не фигурирует, вероятно, армейский отчет несколько опережал события.

5-й отряд не высаживался вовсе. Ввиду сильного сопротивления в районе Еникале он был перенаправлен на м. Хрони, но в итоге простоял у м. Ахилеон. Согласно флотскому отчету, тральщики отряда потеряли шедшие у них на буксире байды и шлюпки, шторм также расстроил движение сейнеров[264]. Командир отряда повернул назад для розыска шлюпок и сейнеров, в итоге высадка отряда 26 декабря не состоялась.

В итоге в первый день операции было высажено около 2500 человек на широком фронте, с весьма приблизительным соблюдением районов высадки, часть кораблей вернулась в Темрюк с десантом. По существу это можно назвать если не провалом, то большой неудачей десанта, высаживаемого Азовской военной флотилией.

В тот же день, 26 декабря, начала высадку частей 51-й армии в районе Камыш-Бурун Керченская военно-морская база. По плану КВМБ предполагалось произвести высадку в пунктах Старый Карантин, Камыш-Бурун, Эльтиген, маяк Нижне-Бурунский и коммуна «Инициатива». Направлением главного удара был избран Камыш-Бурун. Первый бросок в каждом пункте высадки в составе 325 бойцов предполагалось произвести с 2 торпедных катеров и 4 сейнеров[265]. Всего в первом броске высаживалось 1300 бойцов и командиров. Выделенная армией для высадки 302-я сд не имела боевого опыта, но все же успела получить минимальную десантную подготовку. С 15 декабря с ее бойцами было проведено 10 учений по посадке и высадке с сейнеров и тральщика.

Так же как и в случае АзВФ, выделенные для десанта суда КВМБ были разделены на отряды, их было три. Посадка десанта началась в 16.00 25 декабря. Как отмечается во флотском отчете: «Несмотря на заранее разработанный план, посадка проходила медленно и не организованно»[266]. В назначенное время посадку войск закончил только 1-й отряд (к 1.00 ночи 26 декабря). Связано это было с тем, что сейнеры подходили с рейда к причалам по своему усмотрению, вне плана, а также с запаздыванием некоторых частей десанта. Всего было принято 1154 человека 1-м отрядом, 744 человека – 2-м отрядом и 3327 человек – 3-м отрядом[267].

Неорганизованность посадки десанта усугубилась штормовой погодой, в результате своевременно вышел к месту высадки только 1-й отряд. Соответственно 2-й отряд запоздал с выходом на час, а 3-й отряд – на 2 часа. Усугубилась ситуация необходимостью следования отрядов через промоину между Тузлинской косой и м. Тузла, трудную в навигационном отношении в силу малых глубин и узости фарватера. Однако следование другим маршрутом между Павловским мысом и косой Тузла исключалось ввиду опасности обстрела противником. Переход ночью в штормовых условиях, при сорванном штормом ограждении опасных участков, привел к посадке на мель части судов. Транспорты, баржи, «болиндер» снимались с мели до 11.00 и следовали к берегу уже при свете дня.

В итоге к 5.00 26 декабря, практически по графику, к Эльтигену, Камыш-Буруну и Старому Карантину вышел только 1-й отряд в составе 20 сейнеров и 8 торпедных катеров. По немецким данным, высадка начинается около 4.45 утра берлинского времени. В отчете о действиях 42-го пп сообщается о донесении от I батальона в 4.45: «Несколько больших и малых кораблей пытаются причалить к Рыбацкому полуострову у Камыш-Буруна. Одновременно катера пытаются войти в бухту у верфей». В 4.50 следует сообщение от III батальона: «Противник численностью 70 человек высадился в южной части Эльтигена». На тот момент 42-й полк 46-й пд насчитывал 1461 солдата и офицера и оборонял береговую линию протяженностью 27 км[268]. I и III батальоны полка являлись главным противником высадки силами КВМБ, II батальон находился в Керчи и окрестностях.

Наиболее результативной оказывается высадка у Камыш-Буруна, где первый бросок закрепился на Камыш-Бурунской косе и пристани судоремонтного завода. Десант поддерживался артиллерией, немцы это особо отмечают: «В течение всего времени весь берег находится под огнем тяжелых и тяжелейших орудий противника с противоположного берега».

Куда более драматичной оказывается судьба других отрядов. Из-за сильного противодействия в Старом Карантине удалось высадить только 55 бойцов во главе с командиром пункта высадки техником-интендантом 1 ранга Григорьевым. Остальная часть десанта ушла в Камыш-Бурун. Это подтверждается отчетом о действиях 42-го пп, в котором сказано о высадке в полосе I батальона: «Большая часть вражеских катеров под концентрированным огнем вынуждена повернуть назад»[269]. Относительно высадившихся в немецком отчете приводятся показания пленных, согласно которым «катер приблизился к берегу на несколько сотен метров, и солдаты были вынуждены идти вброд по мелководью»[270].

Группа Григорьева была достаточно быстро разгромлена, что подтверждается и флотским отчетом, и отчетом о действиях 42-го пп. В последнем указывается: «Части 3-й роты уничтожают высадившегося на ее участке противника и берут в плен офицера и 30 солдат. Один комиссар расстрелян»[271]. По советским данным, отряд разбился на две группы и пытался прорваться на Камыш-Бурун, группа бойцов во главе с Григорьевым была окружена и погибла, вторая группа во главе со старшим политруком Грабаревым нашла шлюпку и отошла к своим кораблям[272]. Высадившиеся в Эльтигене 19 человек во главе с командиром пункта высадки майором Лопата вели бой в окружении. В отчете о действиях 42-го пп о сопротивлении этой небольшой группы написано: «В полосе III батальона противнику удается закрепиться в южных домах Эльтигена. Разворачиваются ожесточенные уличные бои. Последнее упорное сопротивление сломлено ближе к полудню, застрелены 2 комиссара»[273]. Скрупулезные отметки о комиссарах, скорее всего, связаны с выполнением небезызвестного приказа о комиссарах.

Крейсер «Красный Кавказ» в море. Крейсер был достроенным в СССР кораблем, заложенным еще до Первой мировой войны под названием «Адмирал Лазарев». Главный калибр крейсера составляли четыре 180-мм пушки в одноорудийных башнях.

Следующая волна высадки подходит к берегу уже при свете дня и ожидаемо встречает шквал огня. Часть сейнеров под огнем поворачивает назад в Тамань. Второй отряд из 12 сейнеров подходит к 7.00. Причем огонь открывают только что прибывшие противотанковые пушки немцев, даже небольшое опоздание ухудшало положение. Основная часть десанта высаживается на Камыш-Бурунскую косу и пристань судоремонтного завода, где закрепился первый бросок. Здесь же, у Камыш-Буруна, десант достигает частного успеха, окружив и разгромив 2-ю и 12-ю роты 42-го пп, пробивавшиеся к своим, бросив транспорт. Еще одним частным успехом оказывается высадка южнее Эльтигена[274] (в самом Эльтигене высадиться не удается). Как указывается в отчете 42-го пп, «противнику удается захватить не занятый нашими войсками железный завод, расположенный западнее дороги Камыш-Бурун – Эльтиген». Здесь, по всем признакам, имело место упущение в организации обороны побережья немцами.

3-й отряд в составе 9 сейнеров, 3 буксиров, «болиндера» и 2 барж прибыл только к 13.00. По немецким данным, это произошло несколько раньше, около полудня. Главные силы 823-го гсп 302-й гсд на «болиндере» (снявшемся с мели, на которую он наскочил в темноте) достигли Камыш-Бурунской бухты. Здесь он становится жертвой артогня и ударов с воздуха, погибло до 300 человек и почти вся материальная часть. Как указывается в отчете 42-го пп: «Один большой буксир получает попадание и кренится. Около 200 русских прыгают через борт и вплавь или вброд добираются до Рыбацкого полуострова»[275]. Потопление «болиндера» ударом с воздуха отчет 42-го пп подтверждает. По армейскому отчету, часть десанта действительно добиралась до берега вплавь: «личный состав бросился в море, к берегу»[276]. Как позднее свидетельствовал командующий 51-й А В.Н. Львов на переговорах со штабом фронта, большинство спасшихся с «болиндера» не имели оружия[277]. Оно было, очевидно, брошено в море как мешавшее добираться до берега вплавь. Баржа с главными силами 825-го гсп (до 1000 человек десанта) загорелась, была возвращена обратно в Тамань.

В итоге, как указано во флотском отчете, за 26 декабря КВМБ было высажено около 2200 человек. Из них 1500 человек в Камыш-Буруне, 120 на Камыш-Бурунской косе, 500 человек южнее Эльтигена (в районе Коммуны «Инициатива») и 55 – в Старом Карантине. Мелкие отряды были практически сразу уничтожены. Как прямым текстом написано в армейском отчете: «Главные силы 302-й гсд высадки не произвели»[278]. Одновременно с высадками силами АзВФ и КВМБ 26 декабря была сделана попытка высадки отряда «Б» у горы Опук. Однако уже в море суда были разбросаны в темноте ветром. Прибыв на место на канлодке «Красный Аджаристан», командир отряда контр-адмирал Н.О. Абрамов не обнаружил остальные корабли и решил возвратиться к Анапе, собрать отряд вместе и высадить 27 декабря. По существу высадка оказалась сорвана. Подводя итог событий 26 декабря, приходится признать успехи первого дня высадки крайне ограниченными.

Переломить ситуацию в свою пользу на второй день операции советским войскам не удалось. 27 декабря высадка практически не производилась вследствие сильного шторма (7–8 баллов). Немецкое командование, в свою очередь, попыталось сбросить десанты в море контрударами. Сбор сил 97-го пп для контрудара по высаженным у м. Зюк (точнее выс. 43, 1) подразделениям завершается только утром 27 декабря, в результате контратака на плацдарм состоялась только в 13.00[279]. Ответом десанта стала контратака с танками, но все три машины были подбиты немцами. Также этот отряд был изолирован от других групп высадки минированием перешейка у м. Зюк (что стало последствием промаха с местом высадки).

Несмотря на отсутствие подкреплений, отряд полковника Леонтьева попытался утром 27 декабря из района выс. 154, 4 возобновить наступление на Аджимушкай. По немецким данным (отчет 72-го пп), ему удается грамотными действиями достичь первоначального успеха: «Незадолго до рассвета противник проходит между позициями 2-й и 3-й рот и силами примерно двух рот атакует позиции зениток на северной окраине Аджим-Ушкая»[280]. Однако эта атака была в конечном итоге отбита немцами. Одновременно выпад Леонтьева заставляет немцев отложить собственную контратаку на плацдарм, она начинается уже после 9.00 утра. По отчету 72-го пп против этого плацдарма немцами было задействовано два батальона (что совпадает с советской оценкой). Отряд оказывается достаточно «крепким орешком», в отчете о действиях 72-го пп отмечается «упорное сопротивление хорошо окопавшегося противника и артиллерийский огонь с кораблей»[281]. Позднее, при подведении итогов в отчете 72-го пп, отмечалось: «Большие трудности нашим войскам создавал частый огонь корабельной артиллерии противника». Нажим противника и угроза окружения заставляют отряд отойти к морю на выс. 106, 6[282]. Отряд ст. лейтенанта Капран атакован, но удерживает позиции, понеся незначительные потери.

Эскадренный миноносец «Незаможник». Корабль относился к доставшимся от царского флота эсминцам-«новикам».

Попытка немцев сбросить в море десант КВМБ также успеха не имеет. Контратака на отряд в районе Эльтигена (Коммуны Инициатива) проваливается. В отчете 42-го пп указывается: «По полностью лишенной укрытий местности, в условиях, когда противник окопался на протяжении более чем километра, продвинуться удается лишь ненамного. Противника поддерживают с другого берега пролива и с кораблей орудия тяжелого и тяжелейшего калибра»[283]. В целом на плацдармах сохраняется неустойчивое равновесие.

Вместе с тем, ввиду возникшей паузы, немецкая оборона в районе Керчи усиливается. Южнее Керчи на мыс Ак-Бурну ставятся 88-мм и 20-мм зенитки, которые могут фланкировать как подходы к Керчи, так и Камыш-Буруну. В Керчь прибывает снятый из Феодосии II батальон 97-го пп 46-й пд.

Высадка возобновляется 28 декабря. В районе м. Хрони высадка производится ранним утром силами 3-го отряда, удается высадить около 400 человек (по армейскому отчету, 300 человек 143 сп). Отчет 72-го пп подтверждает факт высадки, несмотря на обстрел: «Русские высаживают до батальона и пытаются продвинуться в южном направлении»[284].

В целом возникшая 27 декабря пауза негативно сказалась на положении отрядов на северном побережье Керченского полуострова. Они не получили дополнительных сил, а противник получил время на сбор ударных группировок и обеспечение их поддержкой артиллерии. Атака двух батальонов 97-го пп на находящийся у выс. 43, 1 отряд начинается утром 28 декабря, и к полудню десант оттесняется на узкое пространство у обрывистого берега. Здесь десантники принимают последний бой. В отчете 97-го пп указывалось: «Здесь он особенно упорно обороняется в расщелинах и между утесами. Порой вражеские солдаты стоят в воде, их приходится убивать поодиночке, поскольку они по большей части не сдаются»[285]. Вскоре главные силы десанта оказываются разгромлены. Немцами было заявлено 468 пленных (в том числе один офицер), 300 убитых и раненых советских военнослужащих[286]. Их трофеями стали выгруженные орудия, в том числе две 37-мм зенитки и 5 тягачей. Остатки отряда удерживали нескольких гнезд сопротивления на берегу, в которых, по словам допрошенных немцами пленных, находилось еще около 200 человек. Это вполне стыкуется с упомянутой во флотском отчете численностью отряда 878 человек. Следует сказать, что в армейском отчете о судьбе этого сопротивлявшегося до конца отряда ничего не говорится.

Отряд Леонтьева 28 декабря был сбит с позиций, понес большие потери, начал отходить к м. Тархан. В результате контрнаступления немцам удается занять место высадки. В отчете 72-го пп указывается: «Остатки противника все еще держатся на самом берегу и в каменоломнях чуть восточнее высоты 115,5». Отряд ст. лейтенанта Капран был отрезан от моря и окружен, хотя его уничтожение не состоялось.

Несколько менее драматично развивались события к югу от Керчи. 28 декабря КВМБ в 4.00–5.00 высаживает в Камыш-Бурун 678 человек 827-го гсп. Высадка именно ночью подтверждается противником. Однако попытки развить наступление с удерживаемого у Камыш-Буруна плацдарма на запад и соединиться с десантом у Эльтигена успеха не имели. Одновременно попытки немцев ликвидировать плацдармы заканчиваются ничем. Фабрика в районе Камыш-Буруна переходит из рук в руки. Только в районе к северу от Эльтигена им удается несколько ограничить по размеру советский плацдарм, в отчете 42-го пп это описано так: «Наступление развивается хорошо, противник отброшен к маленькой прибрежной полосе и вынужден сгрудиться на узком пространстве».

Сюда же, в Камыш-Бурун, перенацелили отряд «Б» 44-й армии (2393 человека) на трех канлодках, построенных изначально как десантные суда, и еще одном «болиндере». Однако особого успеха эта высадка не имела. Канонерские лодки сели на мель 50–150 м от берега, десант пришлось перевозить шлюпками[287]. «Болиндер» вышел из строя.

В итоге к утру 29 декабря десант 51-й армии оказался в сложном, близком к катастрофическому, положении. В ЖБД 11-й армии оценка обстановки под Керчью была вполне однозначной: «Командование армии полагает, что на 28.12 положение на Керченском полуострове находится под контролем, уничтожение еще находящихся на полуострове частей противника состоится 29.12»[288]. Учитывая тяжелое положение десантов, это заявление не выглядит пустым бахвальством. В отчете о действиях 42-го пп обстановка на утро 29 декабря оценивается как стабильная: «В первой половине дня 29.12 оба плацдарма противника были надежно блокированы, после получения подкреплений начаты контрудары, наметились первые успехи»[289]. На переговорах с А.М. Василевским, состоявшихся в ночь с 28 на 29 декабря, Д.Т. Козлов признавал: «Обстановка к исходу дня сегодня на фронте 51-й армии сложилась не в нашу пользу»[290]. В этот момент обстановка резко переменилась в пользу советских войск – состоялась высадка в Феодосии, в глубоком тылу немецких войск на Керченском полуострове.

Еще один черноморский «новик» – эскадренный миноносец «Шаумян».

В то время как на Керченском полуострове шли бои с прижатыми к морю десантами, в 13.00 28 декабря в Новороссийске началась посадка первого броска десанта на крейсера «Красный Кавказ» и «Красный Крым», эсминцы «Железняков», «Шаумян», «Незаможник» и транспорт «Кубань». На 12 сторожевых катеров в 17.00 были приняты 300 бойцов штурмовых групп и гидрографическая партия. В составе первого броска десанта погрузились 5419 бойцов и командиров, 15 орудий и 6 минометов, 100 тонн боеприпасов и 56 тонн продовольствия[291]. Как указывалось в отчете штаба ЧФ: «Несмотря на то что корабли были расставлены в Новороссийском порту по заранее утвержденной диспозиции, хорошо известной руководящему командному составу частей Красной Армии, погрузка и посадка войск проходили недостаточно организованно»[292]. Части подходили с опозданием, путали названия кораблей. На некоторые корабли грузилось больше войск, чем предусматривалось планом.

Несмотря на изъятие из состава войск, запланированных для высадки, 79-й бригады, командование фронта постаралось отобрать для первого удара максимально хорошо подготовленные части. Как высказался Д.Т. Козлов на переговорах с А.М. Василевским в ночь с 28 на 29 декабря 1941 г.: «Первым эшелоном идут один полк 9-й гсд, кадровый, тренированный для морских десантов, батальон морской пехоты и один полк 157-й дивизии, укомплектованный кубанцами»[293]. В целом соединения 44-й армии были неплохо укомплектованы по меркам декабря 1941 г. (см. табл. 1).

ТАБЛИЦА 1

Также 44-я армия располагала 547-м гап (48 152-мм гаубиц), 126-м и 79-м танковыми батальонами (29 и 27 танков Т-26 соответственно). Еще 27 танков Т-26 входили в состав 236-й сд[295].

Заблаговременно, с вечера 26 декабря, в Новороссийске началась погрузка матчасти и лошадей на транспорты 1-го отряда («Зырянин», «Жан Жорес», «Шахтер», «Ташкент», «Азов» и «Кр. Профинтерн»). Еще два транспорта, «Серов» и «Ногин», были заняты перевозками в Севастополь и встали под погрузку соответственно утром 28 декабря и вечером 27 декабря. Погрузка войск 44-й армии на транспорты началась в 17.30 и закончилась в 23.00 28 декабря. На 1-й отряд транспортов грузилась 236-я сд, на 2-й отряд – 63-я гсд (без одного полка). В итоге 1-м отрядом транспортов было принято 11 270 человек, 572 лошади, 26 45-мм орудий, 18 76-мм орудий, 7 122-мм гаубиц, 199 автомашин (преимущественно «полуторок»), 18 тракторов, 20 легких танков, боеприпасы, продфураж и др. имущество[296]. В 3.00 28 декабря в Туапсе началась погрузка матчасти и лошадей, а затем посадка личного состава 63-й гсд на транспорты 2-го отряда («Калинин», «Димитров», «Курск», «Фабрициус» и «Красногвардеец»). На транспорты отряда было принято 6365 человек, 906 лошадей, 31 76-мм орудие, 27 122-мм гаубиц, 92 автомашины, 14 танков, боеприпасы, продфураж и др. имущество[297]. Таким образом, к вечеру 28 декабря советским командованием были собраны достаточно крупные силы пехоты и артиллерии, способные радикально изменить обстановку в Крыму.

Схема из доклада командира 46-го саперного батальона. Хорошо видно, что ночью батальон находился в двух шагах от гавани.

Следовало бы ожидать, что неодновременность высадки десантов в Крыму негативно скажется на условиях высадки в Феодосии. Однако ситуация была весьма неоднозначной. С одной стороны, высадка в районе Керчи ослабила немецкую оборону в районе Феодосии ввиду изъятия резервов. По плану обороны 46-й пд II батальон 97-го пп формировал участок береговой обороны «Феодосия» от Коктебеля до Дальних Камышей (включая населенные пункты). С началом высадки 51-й армии он снимается из Феодосии и спешно отправляется к восточной оконечности Керченского полуострова. Немецкая оборона Феодосии лишается подразделений, имевших возможность изучить город и его окрестности. С другой стороны, в последние дни декабря полным ходом шла перегруппировка 11-й армии с общей целью противодействия десантам, как уже высадившимся, так и еще только задуманным. Для усиления обороны Керченского полуострова командованием 11-й армии выдвигался 46-й саперный батальон (отдельная моторизованная часть) под командованием капитана Штрайта, задействованный ранее в штурме Севастополя. Он был тогда, еще до высадок, назван «последним резервом 11-й армии».

Причем следует подчеркнуть, что батальон Штрайта не предназначался для организации обороны Феодосии. Как указывается в отчете о действиях 46-го сб, конечной точкой маршрута был Ак-Монай: «Здесь батальон должен был взять на себя береговую оборону и вместе с 6 ротами различных строительных батальонов, которые планировалось подчинить ему, построить позицию в самом узком месте полуострова Керчь от Ак-Моная в южном направлении»[298]. Т. е. задачей 46-й сб являлось переоборудование советских Ак-Монайских позиций на случай радикального изменения обстановки на Керченском полуострове. Днем 28 декабря, в то время как в Новороссийске с той или иной степенью организованности проходила посадка советских войск на корабли и суда, 46-й сб находился на марше из Карасубазара в Ак-Монай. Батальон выходит в район Феодосии во второй половине дня.

Ночной марш в назначенный район в незнакомой местности по плохим дорогам был признан нецелесообразным, и 46-й сб делает остановку. Как указывается в отчете о действиях, «батальон с разрешения командира саперных частей корпуса расположился на ночь в Феодосии, чтобы на следующее утро с рассветом возобновить движение на Ак-Монай»[299]. Т. е. по большому счету батальон оказывается в Феодосии случайно. Позднее к нему присоединяются две роты дорожно-строительного батальона. Комендатура города указывает саперам и строителям места расположения.

Весьма существенным вопросом для оценки последующих событий является план действий немецких подразделений в Феодосии. В своем докладе о происходившем командир 46-го сб капитан Штрайт написал по данному вопросу следующее: «…не было никакой информации о плане действий по тревоге, не было никаких указаний по поводу действий батальона в случае десанта противника или иного нападения. Как выяснилось позднее, план действий по тревоге и обороны для находящихся в Феодосии частей существовал, кроме того, несколькими днями ранее все должны были быть приведены в повышенную боевую готовность. В этой ситуации негативное воздействие оказал тот факт, что соответствующие приказы не доводились до сведения прибывающих в Феодосию подразделений»[300].

Здесь Штрайт, скорее всего, имеет в виду планы 46-й пд и ее приведение в боевую готовность по сигналу «Рождественский человек» (см. выше). Это позволяет сделать вывод, что, во-первых, целенаправленного радикального усиления войск в Феодосии командованием 11-й армии после высадок в районе Керчи предпринято не было, а во-вторых, что командирами на местах было проявлено общее небрежное отношение к организации обороны. Приказы и планы обороны не стали доводить до следующих транзитом через Феодосию частей. Усугублялась ситуация тем, что немецкие саперы прибыли уже в сумерках в незнакомый город. Вместе с тем, несмотря на вопиющие факты халатного отношения к организации обороны, сам факт наличия в районе Феодосии имеющего большой боевой опыт 46-го сб[301] ухудшал условия высадки запланированного советского десанта. Также в Феодосии находилась рота тяжелого оружия 186-го пп 73-й пд, по дивизиону от 77-го артполка и 54-го артполка, и 902-я команда штурмовых лодок (100 человек), одна противотанковая рота, одна береговая батарея[302]. Еще одним фактором, влияющим на положение в районе Феодосии, являлось присутствие в городе старшего начальника в лице полковника Бёрингера, начальника саперных частей 11-й армии. Он мог подчинить себе любые подразделения в городе.

В 3 часа ночи 29 декабря отряд боевых кораблей подошел к Феодосии. Ориентировку ночью для входа в порт давали огни подводных лодок «Щ-201» и «М-51», заранее выдвинутых к порту, это было типично для навигационного обеспечения советских десантов. Под прикрытием огня корабельной артиллерии специально выделенные катера ворвались в Феодосийскую гавань и высадили на защитный мол группу разведчиков, захвативших маяк и две противотанковые пушки. Гавань не только не была заминирована, но в ночь высадки были открыты боновые ворота. Всего катерами было высажено в гавани 266 человек штурмового отряда.

Вслед за катерами в гавань прорвались эсминцы: первым согласно отчету штаба ЧФ в 4.40 вошел в порт ЭМ «Шаумян», за ним в 4.56 ЭМ «Незаможник» и в 5.00 ЭМ «Железняков». Первый высадил 330, второй – 289 и третий – 287 человек. Эсминцы закончили высадку десанта уже к 5.35–5.51 («Шаумян» и «Незаможник»), последним был «Железняков» – к 7.00.

По описанным выше причинам, начавшаяся высадка советских войск становится для находившихся в городе немецких саперных частей весьма неприятным сюрпризом. С одной стороны, все подразделения 46-го сб находились приблизительно в центре города, частью рядом с гаванью (по приложенной к отчету карте – к югу от гавани). С другой стороны, они были совершенно не знакомы с местностью и не имели внятного плана действий. В первый, самый важный момент высадки они лишь заняли оборону своего расположения. Связь со строительными ротами в южной части города отсутствовала.

Опытным ухом саперы определяют «стрельбу большого количества автоматического оружия русских», т. е. высадку крупными силами. В документах 11-й армии (приложения к ЖБД) есть свидетельство о том, что Бёрингер связывался со штабом армии. Звучит оно следующим образом: «В 7.00 звонок полковника Бёрингера из Феодосии. Он установил контакт с полевой комендатурой (подполковник фон Колер). Ожесточенные бои в гавани Феодосии»[303]. Ответом на доклад Бёрингера был приказ «защищать каждый квартал»[304].

Однако начальник инженерной службы армии Манштейна этот приказ выполнять не стал. Наоборот, он принимает радикальное решение вывести саперов из Феодосии (которая грозила стать мышеловкой) и отдает приказ об отводе 46-го сб на развилку дорог Керчь – Симферополь (на окраине Феодосии). Приказ немедленно передается ротам, кроме того, отдается распоряжение немедленно вывести из города транспорт. К тому моменту часть автомашин, находившихся в непосредственной близости от гавани, оказывается потеряна. Целью такого маневра являлось, как позднее писал командир 46-го сб, «отнять у противника возможность продвигаться как на Симферополь, так и на Керчь»[305]. Насколько оправданным было невыполнение приказа? Тем более что в городе оставались артиллерийские дивизионы 46-й пд.

Собственно, именно находившиеся в Феодосии немецкие артиллерийские дивизионы оказали первое противодействие десанту. В 5.08 крейсер «Красный Кавказ» получает попадание в район первой трубы, вызвавшее пожар[306]. В 5.21 немецкий снаряд попал в башню крейсера, пробил броню и вызвал пожар[307]. На крейсерах и эсминцах были убитые и раненые от огня с берега. Сам Бёрингер обо всем этом докладывал в штаб 11-й армии по телефону: «Ожесточенные бои в гавани Феодосии. Немецкая артиллерия принимает в них активное участие. Один корабль противника горит»[308].

Однако темпы высадки оставляли желать лучшего. В 5.02 крейсер «Красный Кавказ» подошел с внешней стороны к широкому молу и начал швартоваться. Одновременно началась высадка части десанта баркасами. Швартовка крейсера проходила в исключительно сложных условиях ввиду сильного отжимного ветра. Для швартовки крейсера в состав отряда был включен буксир «Кабардинец», своевременно прибывший к месту высадки из Анапы. Однако увидев интенсивный артобстрел кораблей, капитан буксира струсил и вернулся в Анапу (был предан суду)[309].

«Красному Кавказу» удалось отшвартоваться и подать сходню только в 7.15. Из-за загроможденного причала № 3 высаживались только бойцы и командиры, выгрузка артиллерии и автомашин оказалась невозможной. В этих условиях несколько рот с боевым опытом могли существенно изменить обстановку в гавани. Вместо этого Бёрингер уходит из города и уводит их с собой. Верхом цинизма в этом отношении выглядит доклад Бёрингера уже из Карасубазара (на дороге в Симферополь) около 15.00: «Береговая артиллерия вела огонь до последнего снаряда, затем артиллеристы взяли в руки карабины»[310]. Вопрос о том, почему плечом к плечу с артиллеристами не стояли подчиненные самого Бёрингера, оставался без ответа.

Реакция командования 11-й армии на высадку в Феодосии была достаточно быстрой. Уже в период между 6.30 и 8.00 отдаются распоряжения направить в Феодосию румынские 4-ю горную бригаду и 3-й мп (полк Корне) и 240-й противотанковый дивизион. Т. е. в первую очередь выдвигались либо близко расположенные, либо моторизованные части. Авиации предписывалось действовать только по Феодосии. В 8.00 состоялось совещание с участием Манштейна. Начальник оперативного отдела Т. Бюссе получает задачу выяснить, какие силы, в первую очередь артиллерию, можно высвободить для Феодосии на западном побережье и в полосе XXX AK. Запрашивается артиллерия в том числе из-под Херсона (210-мм гаубицы). В 9.30 следует решение Манштейна о немедленном выводе с фронта одного полка 170-й пд и ночью направить его в Алушту, а также подготовить вывод с фронта еще одного полка.

Утром 29 декабря, когда в Феодосии уже несколько часов гремит бой, в восточной части Керченского полуострова еще продолжались попытки частей 46-й пд сбросить в море десантные отряды. Сюрпризом для немцев стала попытка отряда Капрана прорваться к морю. Это заставило 97-й пп перейти к обороне. Тем самым была остановлена попытка ликвидации 200 смельчаков, засевших в прибрежных скалах. Отряд Леонтьева, по советской версии событий, пытался наступать, но позднее «отряд вел бой в окружении»[311]. По немецкой версии событий, отряд был разгромлен. В отчете 72-го пп указывается: «В 9.15 группа Листа и 2-й батальон совместно уничтожают последние силы противника (300 пленных). Место высадки противника полностью зачищено, противник на участке полка ликвидирован»[312]. Советский отряд у Камыш-Буруна сам пытался наступать, шли бои с переменным успехом сторон на территории фабрики. Весьма результативной немцами считалась атака на плацдарм у Коммуны Инициатива, в отчете 42-го пп указывается: «Наступление развивается хорошо, русские несут тяжелейшие потери. Они составляют не менее 100 убитых и 200 раненых, в плен взято 60 человек». Вместе с тем не утверждается, что плацдарм ликвидирован.

Однако достигнутый самим фактом высадки в Феодосии психологический эффект превысил даже самые смелые ожидания. Игнорирование Бёрингером прямого и недвусмысленного приказа померкло перед действиями штаба XXXXII AK. Если в штабе 11-й армии настроения были далеки от панических, на местах дело дошло до прямого самоуправства. Ближе к полудню 29 декабря Манштейн отдает приказ командованию XXXXII AK: «46-я пд должна уничтожить высадившегося противника. Основные силы сосредоточить на северном берегу. Отход запрещаю. Удержание перешейка у Феодосии берет на себя армия. Отданные там приказы румынским кбр и мп остаются в силе»[313]. Приказ передается в 11.09 29 декабря. Однако уже в 10.00 29 декабря командующий XXXXII корпусом граф Шпонек приказывает 46-й пехотной дивизии оставить Керченский полуостров. Это привело Манштейна в ярость, Шпонек был отстранен, впоследствии арестован и заключен в крепость[314]. Позднее в мемуарах Э. фон Манштейн написал: «Дело графа Шпонека показывает, насколько трагична бывает для военачальника коллизия между обязанностью выполнять приказ и своим собственным мнением об оперативной необходимости»[315].

Аэрофотоснимок Феодосийской бухты.

Больше всего взбесило Манштейна то, что Шпонек передал приказ об отходе и выключил рацию, т. е. поступил так, чтобы не услышать ответного запрета. Такие «фокусы» периодически выкидывали разные немецкие командиры, но в данном случае для Шпонека это имело самые далеко идущие последствия.

Потери 46-й пд в стремительном отступлении по заснеженному Керченскому полуострову составили 9 тяжелых полевых гаубиц, 12 легких полевых гаубиц, 4 тяжелых и 8 легких пехотных орудий, 14 тяжелых и 73 легких пулемета, 12 тяжелых и 25 легких минометов, 3 тяжелых и 34 легких ПТО[316]. Людские потери с 25 декабря по 3 января были умеренными: убито 152 человека, ранено 429 человек и пропали без вести 449 человек[317].

В то время как разворачивался скандал с отходом 46-й пд от Керчи, выведенные из Феодосии саперы попытались удерживать перекресток дорог к северу от города. Однако вскоре они были обойдены и сбиты с исходной позиции. Командование обороной в районе Феодосии принимает подполковник фон Альфен (командир 617-го саперного полка). Из города, бросив матчасть, отходят артиллеристы. Тем временем советские части продвигаются вперед, охватывая позиции 46-й сб.

Окончательно идея обороны перекрестка дорог была похоронена с высадкой небольшого отряда (усиленная рота) в Сарыголе, на дороге из Феодосии на восток. По отчету штаба ЧФ, он был высажен около 23.00 с БТЩ-26[318]. Отряд обстреливает позиции 46-го сб из минометов. На ночь подполковник фон Альфен приказывает занять круговую оборону вокруг деревни Ближняя Байбуга. Это вполне стыкуется с советскими данными, говорящими о продвижении десанта до г. Лысая к северо-западу от Феодосии и близлежащие высоты с правым флангом в 5–6 км и левым флангом – в 3–5 км от города. В самой Феодосии в этот момент уничтожались мелкие разрозненные группы немцев. К утру 30 декабря Феодосия была полностью освобождена от противника. Из плена было освобождено 2000 красноармейцев. Если судить по донесению оберквартирмейстера 11-й армии о потерях от 31 декабря 1941 г., за предшествующую десятидневку были потеряны 7 leFH18, 3 sFH18, 1 10-cm K18 и 2 sFH M/37(t)[319]. По всей вероятности, большая часть потерянного относится именно к Феодосии (потери 46-й пд были выше и с ними разобрались позже). В течение ночи в район Ближней Байбуги подошли части румынской горной бригады.

Намеченная на утро контратака, ударной силой которой должны были стать румынские части, закончилась полным провалом. Как позднее докладывал командир 46-го сб: «Румын невозможно было побудить сделать хоть один шаг вперед. Румынские офицеры находились не со своими частями, а в расположенном в тылу доме»[320]. Артиллерия была потеряна, поэтому не последовало ни одного выстрела в качестве артподготовки.

Тем временем высадившиеся в Феодосии части перешли в наступление. Решающее преимущество было получено за счет использования танков. Как указывалось в ЖБД 11-й армии: «Прорвавшиеся русские танки вызвали у румын такие же панические настроения, как в сентябре в ходе прорыва севернее Мелитополя. Паническое отступление румын, к сожалению, увлекло за собой и немецких солдат»[321]. Как писал позднее командир 46-го сб, две имевшихся у него противотанковые пушки заклинило из-за мороза, а румыны своими противотанковыми орудиями не воспользовались. Атака советских танков отбрасывает румын и 46-й сб на 1,5 км западнее селения Дальние Байбуги. Здесь находятся румынские части, усиленные немецкой артиллерией.

В период с 29 по 31 декабря были перевезены и высажены в районе Феодосии 23 тыс. человек, 1550 лошадей, 34 танка, 109 орудий, 24 миномета, 334 автомашины и трактора, 734 тонны боеприпасов и 250 тонн других грузов. К исходу 31 декабря высадившимся в Феодосии войскам 44-й армии удалось продвинуться на 10–15 км от города и захватить Владиславовку. Подтянувшиеся к Феодосии румынские части, хотя и не были в состоянии сбросить десант в море, все же могли сдерживать его продвижение до подхода немецких дивизий. Утром 31 декабря начальник штаба 11-й армии в разговоре с начальником штаба ГА «Юг» произнес фразу, во многом определившую дальнейшее развитие событий: «Положение у Феодосии может представлять опасность для Крыма и 11-й А»[322]. Соответственно предлагалось остановить наступление на Севастополь и усиливать XXXXII AK за счет сил, изымаемых из LIV AK. В итоге Хансен получает приказ на прекращение атак на Севастополь.

В течение 1 января 1942 г. войска 44-й армии продвинуться в северном направлении не смогли. К исходу 2 января советские войска вышли на рубеж Киет, Нов. Покровка, Изюмовка, Коктебель, где встретили организованное сопротивление противника. Потери высадившихся 63-й гсд, 236-й и 157-й сд, 251-го гсп и морского отряда 44-й армии в этот период можно оценить как умеренные. С 30 декабря 1941 г. по 2 января 1942 г. они потеряли 431 человека убитыми, 161 пропавшими без вести и 705 ранеными[323].

Высадка 51-й армии продолжилась, и десанты перешли к преследованию. Командующим Кавказским фронтом Д.Т. Козловым 1 января 1942 г. был доложен в Ставку ВГК план освобождения Крыма ударом на Перекоп, утвержденный на следующий день.

На переговорах с начальником штаба 44-й армии Рождественским днем 2 января Д.Т. Козлов прямо сказал: «Вопрос стоит так – кто скорее и больше сосредоточит войск, я хочу, чтобы генерал Первушин, вы и все ваши работники – это поняли»[324]. Однако условия гонки сосредоточения войск были крайне тяжелыми. На переговорах с А.М. Василевским вечером того же дня командующий фронтом признавал: «Ледовая обстановка на Керченском п/о [вероятно, все же «проливе». – Прим. авт.] не дает возможности ничего переправлять»[325].

В окрестностях Керчи 51-я армия взяла богатые трофеи, однако часть вооружения и техники была отбитыми у врага отечественными образцами. Так по состоянию на 10 января 1942 г. АБТУ 51-й А отчиталось о захвате 232 отечественных и 77 немецких грузовиков, 44 отечественных и 41 немецких легковых машин, 35 тракторов и 12 танков советского производства[326]. Вся эта техника была неисправной.

Исключительной ценности трофеем стали 4 паровоза марки ОВ и 80 вагонов и платформ[327]. Их удалось отремонтировать и привести в годное для движения состояние. Серьезным подспорьем стал захват в Керчи 10 000 тонн угля[328]. Это позволило организовать ж.д. перевозки в интересах войск фронта, пусть и в ограниченных масштабах. Это стало еще одним упущением со стороны командования XXXXII AK и 46-й пд – ж.д. транспорт не был уведен или уничтожен.

Погибшие в Феодосии транспорты. На переднем плане «Зырянин», за ним «Ташкент».

Однако помимо очевидных преимуществ идея с высадкой в Феодосии имела и очевидные недостатки. Большое удаление от баз авиации фронта не позволяло обеспечить надежное прикрытие с воздуха. В результате на транспорты в порту обрушились удары немецких бомбардировщиков. Первым погиб «Ташкент» (5552 брт), успевший выгрузиться. Следующим 4 января стал «Зырянин» (3592 брт), перевозивший жидкое топливо и снаряды, пораженный бомбами в момент перекачки горючего. В тот же день был атакован и потоплен «Ногин» (2150 брт). 9 января были потоплены «Спартаковец» и «Чатыр-Даг». 16 января подорвался на мине «Жан Жорес» (3972 брт). Так же медленно вывозились грузы с причалов Феодосии, и поэтому немало боезапаса было уничтожено в период бомбардировок порта авиацией противника.

Все это привело к снижению темпа накопления войск на плацдарме у Феодосии и нехватке у них самых необходимых запасов. Напротив, немцы торопливо сосредотачивали войска, изъятые из нацеленной на Севастополь группировки. Это позволило им добиться количественного и качественного перевеса и перейти в контрнаступление. Э. фон Манштейн пишет: «Оно должно было вестись тремя с половиной немецкими дивизиями и одной румынской горной бригадой против противника, силы которого возросли теперь до восьми дивизий и двух бригад. В то время как противник располагал танками, хотя и в ограниченном количестве, у нас не было ни одного»[329]. Здесь Манштейн несколько лукавит, т. к. в составе собранной под Феодосией ударной группировки имелись штурмовые орудия. В реалиях 1941–1942 гг. они были крайне проблемным для советской противотанковой обороны и легких танков образцом немецкой бронетехники. Уже по состоянию на 8 января в подчинении XXXXII AK находились два взвода штурмовых орудий: 4 САУ из 197-го батальона и 2 САУ из 190-го батальона[330]. Основные силы этих двух батальонов штурмовых орудий оставались в подчинении LIV AK под Севастополем[331].

Немецкое наступление началось 15 января, и к 18 января атакующие полностью заняли Феодосию, окружив часть сил 44-й армии. Было заявлено о захвате 10 тыс. пленных, 177 орудий и 85 танков. Остатки 44-й армии отошли к Парпачскому перешейку. Был тяжело ранен командующий армией генерал А.Н. Первушин, погиб член Военного совета А.Г. Комиссаров, контужен начальник штаба полковник С.Е. Рождественский. В командование армии вступил генерал И.Ф. Дашичев. Главным последствием немецкого контрудара стала потеря Феодосии как порта снабжения советских войск в Крыму.

Состояние войск 44-й армии после Феодосии можно оценить как удручающее (см. табл. 2).

ТАБЛИЦА 2

В 126-м отб еще оставалось 10 танков, в 79-м отб – 6[333].

Вверенные злополучному Д.Т. Козлову войска пытались отбить полуостров в сложный для Красной Армии период в своеобразных природных условиях. Высадка в Феодосии 29 декабря 1941 г. стала «ходом конем», резко изменившим оперативную обстановку в Крыму, но закрепить этот успех не удалось. Накопление войск, боеприпасов, горючего в Феодосии шло медленно. Выдвижение по раскисшим из-за оттепели дорогам Керченского полуострова 51-й армии также запаздывало. Все это позволило немецкой 11-й армии 15 января 1942 г. контратаковать и вскоре вновь занять Феодосию.

Уже вечером 17 января следует приказ № 0183/ОП штаба фронта: «Кавказский фронт с утра 17.1[334] переходит к обороне на линии Ак-Монайских позиций»[335]. Соответственно как позиция прикрытия были обозначены Тулумчак, Корпечь, Кой-Асан и Дальн. Камыши, а Ак-Монайские позиции становились главной полосой обороны.

В середине дня 17 января состоялся разговор Д.Т. Козлова с А.М. Василевским, на котором командующий фронтом твердо и последовательно отстаивал целесообразность принятых мер. Козлов мотивировал свои приказы так: «Я не решил рисковать окончательной потерей дивизий и предложил отойти на Ак-Монайские позиции с тем, чтобы подтянуться и измотать противника»[336]. Более того, он без обиняков заявил: «Обстановка, сложившаяся сегодня, не вызывает необходимости пересмотра принятого решения»[337]. В разговоре с Москвой командующий фронтом также оценивал намерения противника как самые решительные: «Ударом справа и слева сбросить наши части в море». В конечном итоге Василевский, начинавший разговор с Козловым с достаточно шапкозакидательской оценки противника под Феодосией, к концу двухчасовых достаточно напряженных переговоров согласился с аргументами комфронта. В итоге войска отошли на Ак-Монайские позиции.

Столкнувшись с серьезным кризисом в Крыму, Ставка ВГК направила в Крым своих представителей – армейского комиссара 1 ранга Л.З. Мехлиса и заместителя начальника Оперативного управления Генерального штаба генерал-майора П.П. Вечного. Мехлис прибыл на фронт уже 20 января 1942 г.[338]. Начинался новый этап борьбы за Крым.

Выводы. Керченско-Феодосийская операция и последовавшая за ней борьба за Феодосию порождает в отечественной историографии полярные оценки, как положительные, так и отрицательные. Важным вопросом является жизнеспособность плацдармов, образованных в результате высадки войск 51-й армии силами АзВФ и КВМБ. Изучение документов сторон приводит к неутешительному выводу, что большинство высаженных отрядов к утру 29 декабря 1941 г. были или разгромлены, или находились на грани разгрома. С другой стороны, нельзя сказать, что все плацдармы были близки к распаду. Наиболее устойчивым было положение частей 302-й гсд у Камыш-Буруна. Ликвидация этого отряда 29 декабря (как это указывается в ЖБД 11-й армии) представляется маловероятной. В отличие от других плацдармов он, кроме того, поддерживался артиллерией 51-й армии. Вместе с тем ликвидация других плацдармов позволяла высвободить по меньшей мере два-три пехотных батальона для атаки на плацдарм. Это стало бы для него серьезным испытанием, если не катастрофой.

Трагическая судьба значительной части высаженных отрядов заставляет задуматься о жизнеспособности плана операции по высадке на Керченском полуострове в целом. Здесь изучение немецких документов приводит к выводу, что позиции 46-й пд под Керчью вовсе не были неприступной крепостью. Обороняемый связистами район мыса Зюк мог стать брешью в обороне 46-й пд и XXXXII корпуса в целом. Однако это требовало массирования высадочных средств для высадки и снабжения крупных сил. Например, привлечение канонерских лодок (бывших «эпильдифоров») из состава ЧФ для высадки в Азовском море.

Вместе с тем неудачи в районе Керчи одновременно стали магнитом, стягивающим немецкие резервы. В частности поставленный в оборону в районе Феодосии батальон 97-го пп. Это создало почву для успеха высадки в Феодосии, позволившей надолго перехватить инициативу у противника.

Однако, как показала практика, мало было высадить войска, их еще нужно было полноценно снабжать. В этом отношении показательна оценка, сделанная по горячим следам событий, в 1943 г. в «Сборнике по изучению опыта войны». Давалась неприглядная картина выброски на полуостров ослабленных соединений: «Грузилась и транспортировалась какая-нибудь дивизия, ослабленная в артиллерийском отношении и без обозов, а ее «тылы» (так было принято называть остатки дивизии, хотя в составе этих тылов находился на 7/8 артиллерийский полк) с несколькими тысячами лошадей и сотней (иногда и больше) автомашин оставались на Кавказском побережье»[339]. В итоге перевезенные соединения не могли долгое время «по-настоящему ни сражаться, ни жить»[340]. 44-й армии перед лицом сосредоточения крупных сил противника требовалось по-настоящему сражаться.

2.3. Исаев А.В. Десанты в Евпатории и Судаке

Евпаторийский десант. Высадка в Евпатории являлась частью плана Кавказского фронта по освобождению Крымского полуострова. В представленном 1 января 1942 г. Д.Т. Козловым в Москву докладе с изложением плана операции одним из первых пунктов звучало: «Высадкой морских десантов в районах Евпатории, Алушты содействовать общей задаче – уничтожению всех сил [противника] в Крыму»[341]. Перейти в наступление предполагалось 8–12 января, но с высадкой десантов в Алуште и Евпатории «до начала общей операции». План был утвержден шифровкой за подписями Сталина и Василевского, поступившей уже в ночь на 3 января, причем прямо в первом абзаце упоминались десанты и подчеркивалась необходимость высадки «прежде всего в районе Евпатория»[342].

Еще до утверждения плана Ставкой в 15.00 1 января 1942 г. приказом № 02/оп за подписью Козлова и Шаманина ЧФ ставится задача высадить в ночь с 4 на 5 января десант в Евпатории с целью «подготовки района для последующего наступления на Симферополь»[343]. Наряд сил для высадки в этом приказе обозначен не был, в отличие от десанта в Алуште (226-й гсп). Таким образом, десант в Евпатории высаживался с самыми решительными целями.

С одной стороны, высадка в Евпатории уже имела успешный прецедент. В ночь на 6 декабря 1941 г. в Евпаторию был предпринят рейд разведчиков на двух катерах ОВРа ГВМБ – СКА-041 и СКА-0141. Как вспоминал участник рейда Ф. Волончук, успех был в некоторой степени обеспечен обманом часового на пристани похожей на военную формой. По советской версии событий, не потеряв ни одного человека, не имея даже раненых, обе группы советских разведчиков «взяли в этой операции двенадцать «языков», документы из полицейского и жандармского управлений, автоматы, винтовки, пистолет, сто патронов, мотоцикл и даже две пишущие машинки»[344]. Разведчики также подожгли здание полицейского управления. Обе группы находились в городе около четырех часов.

Немецкая версия событий была изложена в донесениях 8-й комендатуры гавани морскому коменданту «Украина» 6 и 7 декабря 1941 г. Соответственно попытка высадиться на причале № 1 была «отражена морским патрулем»[345]. Успешной была высадка с одного катера на берегу под прикрытием снежной бури. В результате рейда было подожжено здание городского управления, сожжен рыбацкий катер, убит один «ополченец» («Miliz.» – вероятно, коллаборационист)[346]. Пропавшими без вести числились два солдата полевой жандармерии. Видимо, последние стали «языками», захваченными отрядом Ф. Волончука.

Считается, что именно декабрьская высадка послужила для немцев уроком, после которого гавань Евпатории была укреплена[347]. Это мнение имеет право на существование, однако в документах 11-й армии по Евпатории декабрьский рейд в этом контексте не упоминается. Куда большую тревогу у немцев вызвала высадка десанта в Феодосии. В ЖБД 11-й армии имеется запись за 12.20 29 декабря, в которой LIV AK и 533-му командованию тылового района предписывалось: «Установить заграждения на входах в гавани, взорвать или заминировать причалы, в особенности в Евпатории»[348]. Коменданту гавани Евпатория 29 декабря 1941 г. был отправлен приказ, в котором говорилось: «События в Феодосии, где крейсера и миноносцы ночью высадили войска на набережной, требуют высокой готовности и бдительности в Евпатории и на южном берегу»[349]. В итоге принимались меры обороны общего характера, и не только в Евпатории, но также в Ялте и Алуште. Морской комендант Крыма (контр-адмирал граф фон Швайниц) приказывал организовать патрулирование катерами вдоль берега, но в отношении Евпатории это не было выполнено ввиду отсутствия подходящих катеров.

За город Евпаторию отвечала Комендатура I(V)277 армейского тылового района во главе с подполковником Зеегером. Ей подчинялись взвод полевой жандармерии (30 человек, 3 пулемета), взвод охраны тыла (25 человек) и команда SD. Комендатура гавани включала два 76,2-мм трофейных орудия и насчитывала 70 человек. С моря Евпаторию прикрывал 148-й дивизион армейской береговой артиллерии (не подчинялся коменданту). Командовал дивизионом гауптман Мильде. Комендатура гавани и артиллеристы располагали 18 пулеметами. Помимо этого в городе находились штабы румынского артиллерийского полка и дивизиона с одной батареей (также не подчинялись коменданту).

В случае атаки на Евпаторию в подчинение Зеегера переходили: саперы-железнодорожники (10 человек), пост ВНОС (15 человек), комендатура города (10 человек), легкораненые из лазарета (около 30 человек), сборный пункт раненых (930 человек), комендатура гавани (35 человек), артиллерия (50 человек)[350]. Итого 180 человек.

Как указывалось в документах 11-й армии с разбирательством произошедшего в Евпатории: «Вдоль побережья осуществлялось патрулирование, на пирсе в гавани был выставлен пост ополчения (татары)». Сплошной обороны побережья не было, комендант города планировал контратаковать высадившиеся советские подразделения, когда определится место высадки. Однако с такими силами гарнизон мог в лучшем случае отразить разведывательный рейд, подобный декабрьскому 1941 г.

Взрыв немецкими саперами пристаней в Евпатории незадолго до советского десанта.

Особым вопросом являлся подрыв пирсов в гавани Евпатории. Как позднее вспоминал командир 70-го саперного батальона Х. фон Хайгль, он получил приказ на подрыв пирсов, но против подрыва возражал представитель ВМФ, т. к. пирсы требовались для снабжения морским путем[351]. Эта информация подтверждается материалами расследования событий в Евпатории в приложениях к ЖБД 11-й армии. Так, комендант Евпатории писал в докладе от 12 января: «Я постоянно настаивал на подрыве пирсов в гавани в общении с комендатурой гавани, однако корветтен-капитан фон Рихтхофен[352] неизменно отвечал мне, что пирсы должны быть сохранены для позднейшего возобновления судоходства»[353]. Комендант города вызвал армейских саперов, но в итоге пирсы были подорваны только на протяжении 20 метров. Произошло это 2 января 1942 г., буквально накануне высадки. Комендант писал, что «немедленно заявил корветтен-капитану фон Рихтхофену, что считаю произведенные разрушения недостаточными». Однако ничего больше сделано не было. Комендант гавани считал разрушения достаточными. Позднее, при расследовании происходившего в Евпатории, командиром саперных частей 11-й армии был сделан вывод: «Места подрыва были выбраны поблизости от суши таким образом, чтобы корабли с глубокой осадкой не могли обогнуть их сбоку»[354]. Так или иначе, ввиду разногласий между армией и Кригсмарине, пирсы в Евпатории оказались в состоянии, затрудняющем, но не препятствующем высадке.

Результат взрыва пристани в Евпатории.

Тем временем советская сторона готовилась к высадке десанта. В соответствии с отданными приказами ЧФ была спланирована высадка в Евпатории тактического десанта. Предполагалось двумя эшелонами высадить в тыл противника усиленный полк морской пехоты[355].

Для высадки в Евпатории первого эшелона десанта (740 человек, в том числе батальон морской пехоты численностью 533 человека под командованием капитан-лейтенанта К.В. Бузинова) выделили тральщик «Взрыватель», буксир СП-4 и семь малых охотников. Руководить высадкой поручили уроженцу Евпатории капитану 2 ранга Н.В. Буслаеву. На буксир СП-4 погрузили три 45-мм орудия и два танка Т-37 или Т-38. В состав десанта включили немало евпаторийцев, хорошо ориентировавшихся в городе, в том числе партийных работников и милиционеров[356]. Тем не менее в десанте было немало людей, совершенно незнакомых с городом. Погрузившись на корабли в Севастополе вечером 4 января, десантники уже в 3.00 ночи 5 января высадились в Евпатории, почти не встречая противодействия. Как свидетельствуют немецкие документы, «Пост ополчения на пирсе был разгромлен. Больше противник не встретил сопротивления в районе высадки»[357]. Повреждение пирсов все же сыграло свою роль, выгрузка плавающих танков и 45-мм орудий с СП-14 столкнулась с немалыми трудностями, пришлось на ходу восстанавливать пристань. По наблюдениям немцев, пристань восстанавливали с помощью принесенных из города материалов, однако «выгрузка противником танков, которых было не менее трех, оказалась невозможной из-за разрушений на пирсе». В донесении штаба 11-й армии о боях в Евпатории упоминается в качестве трофея всего одна бронемашина (в оригинале именно Pz.Spaehwagen), что заставляет предположить, что выгрузить удалось в лучшем случае один танк Т-38. Вместе с тем имеются данные о нескольких подбитых на улицах Евпатории легких танках.

По немецким данным, береговые батареи открыли огонь, выпустив около 400 снарядов по намеченным секторам, по «теням». Эффективность такого огня представляется сомнительной. Также был открыт огонь по пирсу, но одним орудием и небольшим количеством боеприпасов. Более эффективным оказался огонь румынской батареи, сектор огня которой был более выгодным, но ее расчеты быстро вывели из строя «партизаны». Под «партизанами» следует понимать присоединившихся к высадке жителей. Десант фактически инициировал восстание в городе, к нему присоединились местные жители и освобожденные из лагеря советские военнопленные. Ориентиром для передвижений в городе для высадившихся подразделений стали трамвайные пути. Первыми, кто оказал противодействие десанту кроме подразделений в порту, стали коллаборационисты, которые выдвинулись к гавани, однако были выбиты оттуда с потерями. Немецкий гарнизон Евпатории оказался изолирован в западной части города.

Следует отметить, что реакция командования 11-й армии на произошедшее оказалась достаточно быстрой. Уже в 2.00 штаб Манштейна получил доклад об появлении советских катеров перед Евпаторией. Спустя час после высадки, в 3.00 берлинского времени, следует приказ: «Подготовить к отправке батальон Боддина (22-й рб), а также 3-ю батарею 610-го зп»[358]. Несколько часов спустя, уже в восьмом часу утра, приказ на выдвижение к Евпатории получает 70-й саперный батальон. Разведбат 22-й пд с ротой «Бранденбурга» прибывает в Саки уже в 9.00–10.00. Нельзя не отметить, что почти сразу же появляются сообщения о действующих в Евпатории партизанах, лиц в гражданской одежде. Т. е. сведения о восстании в городе подтверждаются немецкими источниками.

Тем временем город спешно покинуло командование румынского артполка. Полковник Димитриу в 3.30 5 января, несмотря на возражения коменданта города, которому он подчинялся, покинул вместе со штабом свой КП в Евпатории и убыл в направлении Фрайдорфа. Позднее румынское командование всячески его выгораживало, но фактически полковник бросил своих подчиненных. Румыны были не единственными, кто бежал из Евпатории. Командир жандармерии лейтенант Коррецки также покинул город вместе со своими жандармами.

По мере прояснения обстановки германское командование стягивает к городу крупные силы пехоты, саперов и артиллерии, в несколько раз превосходившие десант. Манштейн писал в своих воспоминаниях: «Командование армии вынуждено было все-таки решиться на то, чтобы повернуть первый же направлявшийся туда на автомашинах с южного фронта из-под Севастополя полк (105 пп)»[359]. ЖБД 11-й армии позволяет уточнить хронологию событий. В 11.00 отдается приказ отправить в Евпаторию батальон 105-го пп на грузовиках[360]. Уже вечером, после 17.00, 5 января в город прибывает командир 105-го полка Мюллер еще с двумя батальонами и несколькими дивизионами артиллерии.

Прибытие достаточно крупных сил пехоты позволило немцам контратаковать десант с востока и северо-востока. Как указывалось в ЖБД 11-й армии, это происходило «в упорных уличных боях, преодолевая ожесточенное сопротивление противника». Немцам удалось захватить вокзал, прорваться до церкви в Евпатории и северной окраины города. Контакт с окруженной комендатурой города группе Мюллера до наступления темноты установить не удалось. Вести ночной бой в незнакомом городе немцы не рискнули.

В течение всего дня тральщик «Взрыватель» маневрировал на рейде Евпатории. Около 21.00 5 января он выскочил на мель в районе Соленых озер. Как пишет П.А. Моргунов, в ночь на 6 января была получена последняя телеграмма от Бойко: «Кораблю сняться нельзя. Спасите команду и корабль, с рассветом будет поздно»[361].

В ночь на 6 января на эсминце «Смышленый», тральщике Т-408 («Якорь») и четырех катерах МО в Евпаторию отправился батальон морской пехоты под командованием майора Н.Н. Тарана в качестве второго эшелона десанта. Традиционно утверждается, что из-за штормовой погоды и сильного артиллерийского противодействия корабли пробиться к берегу не смогли и вернулись в Севастополь[362]. В немецком отчете утверждается, что огонь береговых батарей не был интенсивным: «В 2.10 приказ береговой артиллерии открыть огонь по эсминцу. Несмотря на настоятельные требования, с 2.10 до 4.00 выпущено лишь 4 снаряда. Причина – нехватка боеприпасов и необходимость сохранить запас на случай новых высадок»[363]. Однако также по советским кораблям стреляли зенитные орудия, освещая цель прожектором. Причем наблюдатели даже отметили бортовой номер советского корабля – 30. Так или иначе, около 4.00 (по немецким данным) отряд кораблей отвернул в сторону Саки.

С утра 6 января боевые действия в Евпатории возобновляются. Уже в 8.00 наступающая «группа Мюллера» устанавливает контакт с окруженной комендатурой. Одновременно немцы обнаруживают неподвижный «Взрыватель». На пляж подтягиваются полевые орудия и прямой наводкой расстреливают корабль. Погибли А. Бойко, командир корабля В. Трясцын, военком тральщика П. Болотин. Как указывалось в отчете комендатуры гавани: «Эсминец вел огонь до последнего».

Около полудня начинается штурм района морского вокзала Евпатории и окружающих зданий. Сопротивление десанта в уличных боях продолжается до темноты. В ЖБД 11-й армии указывается, что к вечеру 6 января десант «оказывает ожесточенное сопротивление в одном маленьком квартале».

Последний бастион десанта был в итоге взорван немецкими саперами. Как указывалось в донесении немецкой комендатуры гавани: «Ночью уничтожено последнее крупное гнездо противника в гостинице «Красный Крым» с использованием ПТО, штурмовых орудий и огнеметов. Огромный пожар освещает ночное небо памятником неудачному десанту в Евпатории 5–7 января»[364]. Нельзя не отметить упоминание штурмовых орудий, не проходящих по другим донесениям. Однако их использование в Евпатории представляется вполне возможным.

Согласно докладу, представленному штабом 11-й армии в ГА «Юг» 12 января 1942 г., потери десанта и присоединившихся к ним жителей города и военнопленных составили: «600 убитых солдат, 1308 гражданских лиц (партизаны), 203 пленных солдата, 6 ПТО, 12 минометов, 1 бронемашина, 1 эсминец[365] выбросился на берег и уничтожен артиллерией, 1 торпедный катер выбросился на берег»[366]. Самая лукавая цифра в этом донесении это «партизаны». В подавляющем большинстве своем это не были убитые в бою участники восстания в городе. Позднее офицер абвера при группе армий «Дон» майор Ризен сообщил, что 7 января 1942 г. он проводил «акцию уничтожения партизан» в Евпатории. Ризен писал: «Для проведения акции были выбраны 1184 мужчины, собранные незадолго до того в большом дворе»[367]. Все они были расстреляны. Эти слова подтверждает командир саперов фон Хайгль, свидетельствовавший также о прибытии в Евпаторию чинов СС – командира айнзацгруппы «Д» Олендорфа и доктора фон Брауна (непосредственно командовавшего расстрелом). Причем в ЖБД 11-й армии 7 января прямо указывается: «Пока расстреляно 1200 принимавших участие в боях гражданских лиц»[368]. Это была сугубо карательная акция, вооружить больше тысячи человек в городе для десанта было вообще невозможно, учитывая нехватку вооружения в СОР.

Заявленные немцами потери (включая группу Мюллера) составляли 73 убитых, 1 пропавший без вести и 102 раненых[369]. Также в этих данных, по всем признакам, не учитываются данные о потерях «территориальных стрелков», т. е. местных коллаборационистов. Такое соотношение потерь объясняется не только общим поражением десанта, но и широким использованием немцами в городе полевой артиллерии. В боях в Евпатории был убит командир разведбата 22-й пд подполковник фон Боддин, что было особо отмечено Манштейном в мемуарах.

Несмотря на неудачу высадки, советским командованием не была оставлена идея десанта в Евпатории. В документах Крымского фронта имеется разработка плана высадки, подписанная вице-адмиралом Ставицким и датированная 13 января 1942 г.[370]. Предполагалось высадить в Евпатории два полка с привлечением 5 транспортов при содействии 2 крейсеров, 4 миноносцев, 3 тральщиков, 2 канлодок и 6 катеров МО. Однако в одну реку нельзя войти дважды. Чувствительный удар заставил немцев укрепить гавань и озаботиться минными заграждениями. Представляется, что еще одна попытка высадиться в Евпатории была бы обречена на провал.

Подводя итоги высадки в Евпатории, следует отметить, что факторами, благоприятствующими успеху высадки, являлись общая достаточно слабая и поспешно оборудованная немцами оборона побережья и немногочисленность гарнизона города. Минирование гавани (и это подтверждается немецкими источниками) полностью отсутствовало, что давало практически полную свободу действий советским кораблям. Неблагоприятными факторами являлась трудность поддержки высадки крупными кораблями и возможность быстрого подтягивания к Евпатории крупных сил немецкой пехоты и артиллерии. Также высадка происходила в сложных погодных условиях.

Немцам достаточно быстро удалось создать численное превосходство над высадившимся батальоном капитан-лейтенанта К.В. Бузинова. Более крупный десант было бы весьма затруднительно снабжать имеющимся на Черном море тоннажем транспортов, особенно в условиях противодействия авиации противника. Расчет, насколько можно судить по документам, строился на общем отступлении немцев из Крыма под влиянием череды высадок и нехватке резервов у противника.

Высадка в Судаке. Традиционно считается, что планы по высадке десантов в различных пунктах Крымского полуострова, в частности в Судаке и Алуште, преследовали цель «отвлечь внимание противника от феодосийского направления»[371]. Так высказывался сам Д.Т. Козлов на переговорах со Ставкой. Однако реальная картина была несколько сложнее: имело место сочетание высадок с решительными целями и отвлекающих маневров.

Обратимся к оперативным документам Кавказского фронта. Началось все с плана высадки в Алуште и Евпатории, утвержденного Ставкой. В 15.00 1 января 1942 г. приказом № 02/оп за подписью Козлова и Шаманина ЧФ ставится задача высадить в ночь с 4 на 5 января десант в Алуште силами «гсп 44 А». Задачей десанта являлось «овладеть р-ном Демерджи, Шумы, Алушта, для обеспечения последующего наступления на Симферополь»[372]. При невозможности высадиться в Алуште в качестве запасного варианта рассматривалась Ялта с последующим наступлением на Бахчисарай. Т. е. задача ставилась более амбициозная, чем отвлечение сил и внимания противника. От Алушты лежал самый короткий маршрут в Симферополь.

Для десанта из состава 44-й А выделялся 226-й гсп[373] под командованием майора Николая Георгиевича Селихова. Уже 5 января 1942 г. полк был сосредоточен в Новороссийске. Ранее, еще в декабре 41-го, 226-й гсп предназначался для посадочного воздушного десанта во Владиславовке[374]. Отвлекающие действия, впрочем, также имели место. В районе Судака утром 6 января эсминцем «Способный» был высажен десант в составе 218 человек 226-го гсп[375] (по ЖБД фронта 230 человек[376]). Высадка же главных сил полка в Алуште не состоялась из-за шторма.

Сомнения в целесообразности высадки в Алуште на большом удалении от своих войск возникли уже на начальном этапе подготовки операции. Так, 2 января 1942 г. на переговорах Д.Т. Козлова с начальником штаба 44-й А Рождественским последний озвучил предложение от начальника штаба флота контр-адмирала И.Д. Елисеева: высаживать десант в Судаке («С» в записи переговоров), ближе к 44-й армии или в Ялте («Я»), если предполагается взаимодействие с «Октябрьским» (т. е. с Приморской армией)[377]. Соответственно 5 января на переговорах с И.В. Сталиным и А.М. Василевским командующий фронтом говорил о своих планах «увязать это [высадки десантов. – А.И.] с действиями на феодосийском направлении»[378].

С высаженным в Судаке 6 января отрядом была потеряна связь, и его судьба оставалась неизвестной. Р. Форцик пишет, что немцами для борьбы с этим десантом была использована рота противотанкистов[379]. Также в документах противника есть упоминание о бое 11 января севернее Судака с отрядом из партизан и красноармейцев. Небольшие отряды могли наносить лишь булавочные уколы противнику. В итоге от отвлекающего, сковывающего маневра высадка в Судаке эволюционировала к удару во взаимодействии с войсками в Феодосии. Согласно замыслу, сформулированному в приказе фронта № 0122/ОП от 10 января 1942 г., задачи десанта очерчивались следующим образом:

«226 гсп высадить в район Судак с задачей: занять район М. и Б. Таракташ и совместно с Коктебельской группой уничтожить противника в районе Отузлы[380], в дальнейшем ударом в направлении Судак – Салы во взаимодействии левофланговыми частями 44 А уничтожить Ст. Крымскую группировку противника и отрезать пути отхода противника на запад от Салы»[381].

Из этого приказа задача полка Селихова читается вполне однозначно: установить сухопутную связь с войсками 44-й армии через Коктебель, а затем двигаться в глубь полуострова от Судака на Салы, перехватывая важную дорогу от Феодосии на Карасубазар. Одновременно сама высадка в Судаке позволяла блокировать Приморское шоссе в глубине полуострова. Оседлав две дороги в гористой местности, советские части создали бы себе более благоприятные условия для обороны района Феодосии с запада и блокирования подхода подкреплений противника. Собственно Н.Г. Селихов в своем докладе[382] по итогам действий отряда описывает свою задачу именно в этом ключе: «соединиться с коктебельской группировкой и стремительным ударом овладеть Салы»[383].

Для выполнения поставленной задачи был выделен один горнострелковый полк без усиления. По донесению о БЧС от 29 декабря 1941 г. изъятый из состава 63-й гсд 226-й гсп насчитывал 2048 человек, 882 лошади, 1628 винтовок, 30 станковых и 85 ручных пулеметов, 27 минометов и 4 орудия[384]. По штату 04/831(04/832) гсп должен был насчитывать 3602 (3462) человека личного состава, 44 станковых и 132 ручных пулемета, 48 минометов и 876-мм пушек[385]. Т. е. полк майора Селихова трудно было назвать полнокровным.

Кроме того, для высадки полк был облегчен, тылы и часть подразделений остались в ст. Абинской, были оставлены все лошади. В итоге в составе полка остались все стрелковые роты, пулеметная рота, минометная рота, саперная рота, рота боепитания, полковая батарея, рота связи, штаб и комендантский взвод. В своем докладе Н.Г. Селихов определил численность полка перед высадкой в 1600 человек[386].

Решение штаба ЧФ на высадку было оформлено оперативной директивой № 05/ОП от 14 января 1942 г. за подписью зам. командующего и нач. штаба ЧФ контр-адмирала И.Д. Елисеева. Высадку предполагалось осуществить в ночь с 15 на 16 января. Решением командира десантного отряда капитана 1 ранга В.А. Андреева предусматривалась переброска 226-го гсп на боевых кораблях: крейсере «Красный Крым» (560 человек, 40 т rрузов), эсминцах «Сообразительный» (241 человек) и «Шаумян» (220 человек), канонерской лодке «Красный Аджаристан» (580 человек, четыре орудия, восемь лошадей, боезапас, продовольствие, вагон досок для строительства пристаней). Кроме того, на шести катерах МО размещалась пешая разведка, усиленная пулеметным взводом для высадки первого броска и перевозки десанта с кораблей и судов. Войска на канлодке и эсминцах составляли первый эшелон высадки, а на крейсере – второй. Поддержку высадки огнем с моря должен был обеспечивать отряд контр-адмирала А.В. Владимирского в составе линкора «Парижская коммуна» в охранении эсминцев «Безупречный» и «Железняков». Для разведки и навигационного обеспечения высадки по директиве № 05/ОП выделялись подводные лодки М-55 и Щ-201, выводившиеся к Судаку к рассвету 15 января[387].

Здесь обращает на себя внимание выделение для высадки, во-первых, десантного корабля специальной постройки («эпильдифор» «Красный Аджаристан»), способного высаживать бойцов по сходням на сушу, а во-вторых, сильнейшего на ЧФ корабля для огневой поддержки высадки. Это говорит о большом значении, которое придавалось высадке в штабах флота и фронта.

Противником советского десанта в Судаке являлась румынская пехотная рота, усиленная двумя взводами противотанковых орудий немецкого 240-го противотанкового дивизиона и сводной ротой первого дивизиона 77-го артиллерийского полка (70 человек без материальной части)[388]. Кроме того, здесь же размещалась команда крымских татар. Разведка ЧФ считала, что в районе Судака обороняется «более батальона», т. е. недооценки противника не было.

Боезапас и технику на корабли погрузили заранее, поэтому 15 января грузился только личный состав. В 13.00 15 января отряд корабельной поддержки и десантный отряд вышли из Новороссийска. В район Судака корабли прибыли незадолго до полуночи. В 23.00 эсминцы «Шаумян» и «Coобразительный» отделились от отряда и пошли к своим пунктам высадки.

Гостиница «Бейлер» в Евпатории (в 1941 г. – «Крым»/Дворец труда). Не сохранилась ввиду больших разрушений в боях 5–7 января 1942 г.

В 23.45 по сигналу с линкора началась огневая подготовка, а с 0.35 велась огневая поддержка, т. е. стрельба по плановым целям по штурманским данным. Нельзя не отметить, что в 1.30 у борта «Парижской коммуны» встали два всплеска от бомб, а над кораблем слышался шум мотора самолета. В 1.48 фиксировался сброс еще четырех бомб за кормой линкора. Появление самолета и близкий сброс бомб объяснились тем, что корабль ярко освещался собственными залпами. В 2.13 линкор окончил стрельбу, израсходовав 125 выстрелов 305-мм калибра и 585 – 120-мм калибра. В 2.35 «Парижская коммуна» в сопровождении «Безупречного» и «Железнякова» взяла курс на Поти.

Собственно высадка началась в 0.30–1.00. В 1.00 к берегу подошла и спустила сходни канлодка «Красный Аджаристан». Десант встретил огневое сопротивление гарнизона Судака, но огневые точки на берегу были подавлены огнем канлодки и малых охотников. В 1.25–1.40 высадили войска на берег катера №№ 092, 140 и 022. После высадки принятого на борт десанта катера вернулись к крейсеру для перевозки на берег второго эшелона десанта. В целом высадка продолжалась до 6.00, но уже к 7.00 город Судак был очищен от противника. Вполне успешно прошла также высадка в район свх. Новый Свет. Серьезным успехом десанта в первый день боев стал захват и удержание высот к востоку от Большого Таракташа, что в гористой местности дало выгодные позиции для обороны. Как писал в своем докладе Селихов: «Благодаря меткому огню нашей батареи противнику не удалось развернуться и выйти из ущелья»[389]. Трофеями отряда стали 9 автомашин, 2 мотоцикла, 4 пушки, 1000 снарядов, 557 мин, 450 винтовок и др. вооружение, в плен было захвачено 13 человек[390]. Потери полка составили около 100 человек.

Для парирования внезапно возникшего кризиса немцы стали срочно перебрасывать к Судаку подкрепления: восемь орудий из 22-гo зенитного дивизиона и шесть орудий 560-го противотанкового дивизиона. Также в район Судака были направлены румынские подразделения: 13-й горный батальон, рота 18-го горного батальона (из состава 4-й горной бригады[391]), батарея 4-го румынского артполка. Уже во второй половине дня 16 января судакскую группу дополнительно усилили немецкими частями: сводной ротой 46-гo саперного батальона, ротой 438-го пехотного полка.

Выставив заслоны общей численностью несколько более двух рот с двумя трофейными орудиями на дорогах, подходящих к Судаку с запада и севера, а также саперную роту для строительства пристаней, в 5.00 17 января отряд Селихова начал продвигаться на Отузы. Боекомплект был взят на плечи. Сбив заслоны противника, отряд прошел почти 30 км и в конце дня вышел на рубеж 1,5 км западнее Отузы и завязал бой за селение. Гарнизон Отузы состоял из двух румынских и одной немецкой саперных рот, а также румынского эскадрона[392].

Здесь нельзя не отметить, что 226-й гсп не получил никакой поддержки извне в атаках на Отузы. Сам майор Н.Г. Селихов отмечал в своем докладе отсутствие поддержки авиацией. Также отсутствовала поддержка наступления на Отузы огнем с моря со стороны флота. При этом селение Отузы находилось недалеко от побережья и даже не загораживалось горным рельефом, что делало возможным его обстрел не только линейным кораблем, но и эсминцами. Распоряжения о содействии ЧФ имелись. В директиве командующего Кавказского фронта № 0122/ОП от 11 января прямо указывалось: «Действие десанта поддержать огнем корабельной артиллерии»[393]. Однако Селихов был вынужден штурмовать Отузы при поддержке полковых орудий и минометов.

Тем временем резкое осложнение обстановки под Феодосией заставило Д.Т. Козлова уже в 22.15 16 января отдать приказ: «Посадить обратно на корабли десант, высаженный Судак»[394]. Необходимо отметить, что это произошло раньше, чем на переговорах с Д.Т. Козловым в 15.00–17.00. 17 января А.М. Василевский задал вопрос: «Какова судьба десанта, высаженного в Судаке?»[395]. Неудивительно, что командующий фронтом сразу уверенно ответил: «Наш десант будет сегодня или завтра снят. Поставлена задача ЧФ»[396]. В условиях возникшего под Феодосией кризиса и туманных перспектив спланированного наступления на Салы это выглядело разумным решением.

Однако примерно через сутки планы поменялись. Вскоре после полуночи 18 января на переговорах с Д.Т. Козловым А.М. Василевский передал вопрос Сталина в формулировке «не считаете ли Вы возможным и целесообразным» о продолжении действий отряда Селихова: «Усилить дополнительным десантом высаженный в Судаке и успешно действующий в направлении Отузы 226-й горнострелковый полк»[397]. Несмотря на отсутствие устойчивой связи, командование все же располагало данными о действиях десанта. В ЖБД фронта есть запись за 17 января: «226 сп в 10.30 находился в 8 км восточнее Тарахташ»[398].

Действительно, на общем фоне 226-й гсп в тот момент можно было назвать «успешно действующим», несмотря на противодействие противника. Как пишет в своем докладе Селихов: «К 9.00 18.1 предатели татары вывели обходными тропами на левый фланг полка и штаба группу автоматчиков с минометами в количестве 120 человек»[399]. Эту вылазку противника удалось отразить, рассеяв атакующих. Несмотря на эту контратаку, полку удалось 18 января выйти за западную окраину Отузы. Это стало последним успехом отряда. Связи со штабом 44-й армии отряд не имел, боеприпасы были на исходе, и в ночь на 20 января Селихов принял решение отойти от Отузы, заняв выгодный в отношении обороны узкий перевал Синор.

Тем временем противник изготовился к атаке на занятый советскими войсками плацдарм. На подступах к Судаку немцы сосредоточили две боевые группы[400]. Западная состояла из усиленного батальона 391-гo полка 170-й пд. Восточная включала в себя усиленный батальон 391-го полка. Полевой артиллерии в этих группах не было, только полковые и противотанковые пушки, самым тяжелым орудием была одна 88-мм зенитка. Однако боевые группы получили поддержку с воздуха силами пикирующих бомбардировщиков.

Немецкое наступление на плацдарм последовало 22 января в 7.30 утра. Несмотря на поддержку авиации, которая отмечается в том числе докладом Селихова, успеха немецкий контрудар ни на одном из направлений не имел. К слову сказать, Селихов пишет, что «от бомбежек полк имел очень незначительные потери»[401]. Однако в ночь с 23 на 24 января полк Селихова был вынужден оставить позиции на перевале Синор и отойти в район высот в 1 км восточнее Бол. Таракташ. Отход на перевале Синор прикрывала 4-я рота, понесшая, по оценкам Селихова, потери до 80 % состава. Собственно, в этот момент на любом участке 226-го гсп в боях на феодосийском направлении был поставлен большой и жирный крест: потеря перевала Синор делала практически невозможным удар на восток. Преодолеть обороняемый немцами и румынами Синор было уже невыполнимой задачей.

Выброшенный на берег в Евпатории тральщик «Взрыватель».

Тем не менее подготовка новой высадки шла полным ходом. Для нее был выделен батальон батальон 544-гo гсп 138-й гсд под командованием майора С. Забрадоцкого. Надо сказать, что Д.Т. Козлов несколько смягчил поставленную из Москвы задачу. По директиве № 0218/оп штаба фронта усиленной еще одним полком группе Селихова предписывалось «установить связь с партизанами, освоить район Судак, Таракташ, Туклук, Новый Свет и взять под контроль дороги: Судак – Отузлы[402], Судак – Салы, Судак – Алушта в готовности к действию по особому приказу на Салы и Феодосия»[403]. Более того, Селихову явным образом предписывалось «в упорные бои не вступать» и в случае нажима противника уходить в горы к партизанам. По существу, Козлов стремился создать опорный пункт, блокирующий важные дороги, способный поддержать планируемое наступление на Феодосию. В черновике документа даже писалось: «Без особых указаний к активным наступательным действиям не приступать»[404]. Определенные шансы на удержание позиций в районе Судака давала гористая местность.

Однако столь быстрая организация высадки оказалась невозможной. Флот ограничился посылкой в Судак эсминца «Бодрый» с задачей установить связь с десантом и доставить боезапас. Эта задача была выполнена, корабль прибыл на рейд Судака незадолго до полуночи, хотя Селихов позднее сетовал, что не получил мин, запас которых к тому моменту был исчерпан. В конечном итоге принимается решение высадить новый десант в Судаке в ночь на 25 января. Подразделения 554-го гсп приняли на крейсер «Красный Крым» (1450 человек) и эсминец «Шаумян» (309 человек)[405]. На тральщик T-412 посадили 137 морских пехотинцев в качестве войск первого броска. Навигационное обеспечение высадки возлагалось на уже имевшую опыт предыдущей высадки подлодку Щ-201.

В 23.00 24 января «Красный Крым» и «Шаумян» встали на якорь у Судака. Катерами МО перевозились боеприпасы и продовольствие, баркасами – личный состав 554-го полка. Отряд Селихова контролировал район Судака, и поэтому высадка проходила без воздействия противника. В 06.05 десантный отряд ввиду приближения рассвета и опасности авиаударов снялся с якоря и пошел в Новороссийск. На борту крейсера остались невысаженными около 250 человек. Тральщик Т-412 остался до 8.30, продолжая высадку и принимая раненых. Всего было высажено 1326 человек[406]. По докладу Селихова корабли новой высадки забрали 250 раненых отряда.

Поступившему в его распоряжение полку Селихов приказал занять оборону, отведя остатки 226-го гсп на переформирование. В ходе многодневных боев полк понес немалые потери. Как писал Селихов: «Из остатков 1, 2, 3 и 4-й роты была сформирована всего лишь одна рота в составе 90 человек».

Усиление десанта стало для немцев неприятным сюрпризом. Командир немецкого 399-го полка, возглавлявший группировку у Судака, отказался от запланированного наступления, затребовав усиление. Ему были направлены один немецкий и один румынский батальон и три штурмовых орудия. Новое наступление было намечено на 27 января, но первая атака с участием штурмовых орудий состоялась уже 26 января. Как отмечали сами немцы: «Противник силен и хорошо дерется»[407].

Тем не менее наличие на стороне противника тяжелой артиллерии, бронетехники и поддержки авиации делало поражение десанта лишь вопросом времени. Посланная в ночь на 26 января канлодка «Красный Аджаристан» с боезапасом и продовольствием из-за шторма до Судака не дошла. Как писал позднее Селихов: «Видя бессмысленность дальнейших боев против превосходящих сил противника и не имея связи со штаармом, я принял решение оставить Судак и перейти в лес на партизанские методы борьбы»[408]. По существу, он поступил в соответствии с директивой штаба фронта № 0218/оп.

В 16.00 27 января полки ушли в лес, и к 17.00 Cудак был оставлен. Селихов позднее оценил численность ушедших на соединение бойцов и командиров в 500 человек[409]. К вечеру 28 января немцы подобрали в Судакской долине тела 770 убитых советских солдат и командиров[410]. Еще 876 человек по итогам боев числились взятыми в плен[411]. В ночь на 29 января к Судаку был отправлен ЭМ «Безупречный» с 2 катерами МО с 220 ранее не высаженными бойцами 554-го гсп и боезапасом. Однако они были обстреляны при подходе к берегу, ответили огнем и вернулись на базу[412]. Директива ВГК № 170071 от 28 января 1942 г., предписывавшая Крымскому фронту «резко усилить десант в районе Судака», безнадежно запоздала.

Подводя итоги десантов в районе Судака, нельзя не отметить мнения майора Н.Г. Селихова. В разделе «Выводы» своего доклада он писал: «Десантные операции необходимо было бы провести раньше на 2–3 дня, и тогда противник не сумел бы бросить большие силы против феодосийских десантов. Возможен был бы срыв наступления противника на Феодосию»[413]. Это мнение из уст непосредственного участника событий заслуживает пристального внимания и учета.

Действительно, сама по себе идея блокирования Приморского шоссе в Судаке и дороги Симферополь – Карасубазар – Феодосия в районе Салы представляется весьма перспективным ходом в борьбе за Крым. Вопрос именно в своевременности этого хода, времени высадки. Отказ от десанта в Алушту и высадка сразу крупных сил в Судаке на ранних этапах боев за Феодосию могла заметно повлиять на ход боевых действий.

Однако в последующем отказ от продолжения десантной операции и запланированная Д.Т. Козловым эвакуация 226-го гсп представляется более разумным ходом, чем усиление отряда Селихова еще одним полком. Вторая высадка, фактически инициированная из Москвы, основывалась на тщетной надежде переломить в свою пользу ситуацию в районе Феодосии. Не располагавшие танками и артиллерией полки обладали весьма ограниченными ударными возможностями. Без перспективы быстрого соединения с главными силами 44-й армии (как это было в первоначальном плане высадки) действия из района Судака были обречены на неудачу.

Вместе с тем общая отрицательная оценка высадки у Судака представляется необоснованной. Судакский десант стал жертвой неудачи советских войск у Феодосии в целом, несмотря на осмысленный план и достаточно грамотные и энергичные действия лично майора Н.Г. Селихова и его людей.

2.4. Глухарев Н.Н. Флот на защите Севастополя. 1941 г

Германское командование в ходе крымской кампании уделяло большое внимание захвату Севастополя. Удобное расположение города-порта позволяло базировавшемуся там флоту совершать оперативные действия практически на любом направлении. Несмотря на приказ наркома ВМФ от 16 декабря 1940 г. об организации обороны главных баз флота со стороны суши, строительство оборонительных рубежей под Севастополем началось только после начала войны с Германией. На их сооружении были задействованы инженерные подразделения флота и армейские части, активно привлекалось местное население. Оборона базы Черноморского флота включала береговую артиллерию (13 батарей, 44 орудия) и три зенитных полка (40 батарей, 160 орудий). Артиллерия на берегу вместе с минными заграждениями, выставленными в море, призваны были стать надежной защитой города и порта от нападения с моря. Строительство оборонительных рубежей с суши к началу боев в Крыму завершить не успели.

20 июля в составе Черноморского флота была создана Азовская военная флотилия, командование которой принял капитан 1 ранга А.П. Александров, замененный 13 августа контр-адмиралом С.Г. Горшковым. Флотилия должна была оказывать содействие Южному фронту и обеспечивать перевозки на Азовском море. В состав флотилии были включены мобилизованные и получившие вооружение суда Азово-Черноморского пароходства. В нее вошли дивизион канонерских лодок (первоначально три единицы), дивизион сторожевых кораблей и тральщиков (пять единиц), отряд сторожевых катеров и катеров-тральщиков (восемь единиц), затем к ним добавились корабли за счет расформированной Дунайской флотилии, некоторые корабли передавались из Черноморского флота.

В начале сентября немецкие войска подошли к Перекопу. Флот оказал существенную помощь армии в оборонительных боях в этом районе, передав на позиции восемь береговых батарей (34 орудия калибром 100–152 мм), а также группу флотской авиации в числе 76 самолетов (включившую в дальнейшем эскадрилью штурмовиков Ил-2). В боях за Ишуньские позиции активное участие принимала 7-я бригада морской пехоты.

После прорыва армии Э. фон Манштейна на территорию Крыма над Севастополем нависла прямая угроза. Несмотря на упорное сопротивление советских сил, остановить немецкое продвижение в Крыму не удалось. 30 октября 1941 г. передовые части 11-й армии Вермахта подошли к Севастополю. В этот период город оборонялся гарнизоном, состоящим еще только из морских частей. В начале обороны гарнизон Севастополя включал, вместе с прибывшей из Новороссийска 8-й бригадой морской пехоты, три полка и 19 батальонов численностью около 23 тыс. чел. Моряки сыграли решающую роль в срыве немецких планов по захвату Севастополя с ходу. Морская пехота смогла отразить первый натиск врага до подхода теснимых противником соединений Приморской армии, начавших прибывать к городу 3 ноября.

В связи с этим командующим войсками Крыма вице-адмиралом Г.И. Левченко были созданы Севастопольский и Керченский оборонительные районы, в целях организации централизованной обороны при участии разнородных сил, как это было отработано в Одессе. Севастопольский оборонительный район (СОР), руководство которым было 7 ноября возложено на командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского, включил в свой состав войска Отдельной Приморской армии, с боями пробившиеся в Севастополь.

Безусловно, в обороне Севастополя на всех ее этапах флот сыграл одну из важнейших ролей. Прежде всего, располагая мощной береговой и корабельной артиллерией, Военно-морской флот представлял собой внушительную огневую силу. Во-вторых, Севастополь, изолированный противником с суши, мог получать пополнение и боеприпасы исключительно морским путем, и от действий флота по организации и защите перевозок всецело зависела судьба гарнизона. В-третьих, Приморская армия, занявшая оборону города, непрерывно усиливалась частями морской пехоты, оказавшимися при этом наиболее крепкими и стойкими в бою на каждом этапе обороны Севастополя. Части морской пехоты всегда действовали на самых ответственных участках фронта. Например, в ноябре 1941 г. в четырех секторах обороны Севастополя вели боевые действия 32 батальона морской пехоты (без учета армейского резерва и гарнизона ДОТов и ДЗОТов). Морские пехотинцы составляли почти половину войск Севастопольского оборонительного района.

Всего за годы войны Черноморский флот сформировал шесть бригад, восемь полков и 22 батальона морской пехоты общей численностью около 70 тыс. чел. При этом в период с октября 1941 г. по декабрь 1942 г. Черноморский флот передал Красной Армии 54 028 чел., в т. ч. корабельного состава – 18 592 чел., береговой обороны – 19 046 чел., морской пехоты – 11 972 чел., ВВС – 5354 чел.[414].

Руководство СОРом не случайно было передано Черноморскому флоту, учитывая опыт обороны Одессы. Однако в вопросах обороны главной базы в военном командовании в первые же дни возникли разногласия. Ф.С. Октябрьский был сторонником сбережения кораблей флота и отвода основных сил вместе со штабом в порты Кавказа. Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов и маршал Б.М. Шапошников считали, что основные силы флота необходимо бросить на защиту Крыма и с этой задачей можно справиться только из Севастополя. В телеграмме Верховному Главнокомандующему и наркому ВМФ Ф.С. Октябрьский писал об угрозе захвата Севастополя противником: «Севастополь
пока обороняется стойко частями флота, гарнизона моряков… Противник занял Евпаторию, Феодосию, Алушту и др. пункты. Севастополь до сих пор не получил никакой помощи армии. Мною брошено все, что было на оборону базы: учебный отряд флота, училище БО, все отдельные команды, аэродромные команды, часть личного состава кораблей. Резервов больше нет. Одна надежда, что через день-два подойдут армейские части: если этого не будет – противник ворвется в город. Исходя из обстановки мною было написано два донесения о положении и принятых мерах. Несмотря на столь серьезное положение, я до сих пор не получил никаких руководящих указаний от своего наркома. Как же действовать в данной обстановке?»[415]. В полученном ответе Н.Г. Кузнецова содержалось категоричное указание на необходимость удержания города: «…вашей главной задачей является удерживать Севастополь до крайней возможности. Так дрался под огнем артиллерии и авиации Таллин, так держался Ханко, так вы, черноморцы, держали Одессу, и мне непонятна нотка безнадежности в отношении Севастополя. К борьбе за Севастополь надо привлечь корабли, хотя условия для их базирования там будут трудными. Но вам известно, что весь Северный флот в Полярном с начала войны находится под ударами авиации, а линия фронта проходит еще ближе. Севастополь можно и нужно защищать и, пока оборона его не будет устойчивой, Военный совет должен быть там»[416].

Директивами Ставки ВГК от 7 ноября и 20 декабря 1941 г. было подтверждено взаимодействие Черноморского флота и войск СОР, согласно которым боевые корабли и флотскую авиацию требовалось решительно использовать для систематической огневой поддержки сухопутных сил[417]. В частности, три старых крейсера и старые миноносцы необходимо было держать в Севастополе, сформировав из их состава маневренный отряд для поддержки войск на Ак-Монайских позициях. Азовской флотилии приказывалось оказывать им поддержку с севера.

Во время как ноябрьского, так и декабрьского штурма артиллерия и авиация оказали существенную поддержку защитникам города. Советские крейсера во время первого штурма вели огонь со своих якорных позиций по скоплениям вражеской пехоты, колоннам танков и артиллерии. Корректировка стрельбы осуществлялась с помощью постов на переднем крае, авиации и аэростатов наблюдения.

Однако обстановка для морских сил не была благоприятной. Основное препятствие для действий кораблей представляла авиация противника. Наиболее тяжелым в этом смысле днем оказалось 12 ноября. В этот день из-за немецкого авианалета пострадало сразу несколько кораблей, находящихся на стоянке в Севастопольской бухте. Немцы наносили достаточно точные удары, пользуясь результатами аэрофотосъемки и нанеся повреждения тем кораблям, которые в течение последних двух дней не меняли своего положения. В результате налета были потоплены крейсер «Червона Украина», эсминец «Совершенный», корпус эсминца «Быстрый», подводная лодка Д-6, находившаяся в ремонте, повреждены подводная лодка А-1, эсминец «Беспощадный» и другие корабли. В последующие дни из 130-мм артиллерийских орудий, снятых с «Червоной Украины» и других поврежденных кораблей, сформировали шесть батарей, сыгравших большую роль в обороне города.

Как никогда остро встали вопросы о сбережении боевого флота и об организации снабжения базы таким образом, чтобы свести к минимуму потери от вражеских самолетов. Приказом командующего Черноморским флотом от 14 ноября 1941 г. кораблям предписывалось выходить из Севастополя только в ночное время. Корабли, выходящие из портов Кавказского побережья, должны были так рассчитать время, чтобы прибыть в Севастополь к рассвету. Для встречи кораблей на подходе к базе выделялись тральщики охраны. В целях сохранности тоннажа предписывалось ограничить число находящихся одновременно в порту транспортников до пяти-шести единиц, используя наиболее быстроходные[418].

В соответствии с директивой Ставки ВГК от 16 ноября базой для подачи воинских грузов в Севастополь устанавливался Новороссийск. Планирование и организация проводок транспортов были поручены штабу флота во главе с И.Д. Елисеевым. На нужды военных перевозок было привлечено 74 сухогрузных и 16 нефтеналивных транспортных судов. Техническое состояние большинства из них требовало ремонта, тогда как основные судоремонтные предприятия были потеряны в Николаеве, Одессе и Херсоне. Удалось спасти лишь часть оборудования в портах Кавказа, но создать полноценные ремонтные заводы там не удалось. Первоочередному ремонту подлежали военные корабли. Поврежденные транспорты ремонтировались в спешном порядке или вовсе выводились из эксплуатации. Вооружение суда если имели, то слабое – пулемет или пушка 45 мм. Для защиты перевозок применялся метод конвоирования транспортов, составляющих небольшие группы до трех единиц. В особых случаях формировались крупные конвои. Однако кораблей, способных нести охрану конвоев, не хватало, и часть транспортных судов перемещалась самостоятельно. Число таких случаев было особенно велико в декабре – до 30 % от общего количества перевозок. На подходах к Новороссийску и Севастополю действовали тральщики, велся дозор и поиск мин, подводных лодок.

В ноябре Севастополь принял 178 судов, в декабре – 161. С их помощью в город было перевезено 33 492 человека, 26 танков, 346 орудий и минометов, 4763 т боеприпасов, 3096 т горючего. Частичная эвакуация из Севастополя составила за это время 17 042 человека гражданского населения. Было вывезено также 15 531 раненый и 12 450 т оборудования[419].

20 декабря, в связи с подготовкой Вермахтом нового наступления, командующему флотом Ф.С. Октябрьскому, занятому с 10 декабря на Кавказе подготовкой десантов на Керченский полуостров, было приказано немедленно возвратиться в Севастополь. Согласно директиве Ставки ВГК СОР вошел в подчинение командованию Закавказского фронта, что способствовало существенному упрощению решения вопросов снабжения. На базу флота были возвращены крейсера «Красный Кавказ» и «Красный Крым», лидер «Харьков», эскадренные миноносцы «Незаможник» и «Бодрый», отправленные из Новороссийска. Вместе с ними в осажденный город была доставлена 79-я морская стрелковая бригада под командованием полковника А.С. Потапова. Благодаря ее усилиям защитникам удалось вернуть утраченные позиции в районе Макензиевых Гор.

Усиление гарнизона новыми частями привело к переносу сроков осуществления запланированных десантов на Керченский полуостров, но при этом способствовало удержанию города во время декабрьского штурма, чему, как и в ноябре, придавалось большое значение. 23–24 декабря в город были переправлены морем 345-я стрелковая дивизия, отдельный танковый батальон, доставлены боеприпасы. 29 декабря на базу флота линкором «Парижская коммуна», крейсером «Молотов» и двумя эсминцами были доставлены новые боеприпасы и пополнение. Корабли в течение дня вели огонь по позициям противника. Во время второго, декабрьского штурма в огневой поддержке войск участвовали 17 кораблей, проведших 222 стрельбы, израсходовав 6293 снаряда[420]. Однако в большинстве случаев корабельная артиллерия вела огонь по площади, что существенно снижало ее эффективность[421].

После срыва очередного немецкого штурма войска СОРа были задействованы в проведении нескольких наступлений с целью не допустить переброски войск противника на Керченский полуостров. Морская артиллерия и в этом случае оказывала поддержку войскам.

2.5. Глухарев Н.Н. Флот в Керченско-Феодосийской десантной операции

Осенние бои 1941 г. за Керченский полуостров окончились поражением советских войск. Черноморский флот не смог своими кораблями оказать отступавшим подразделениям какой-либо существенной поддержки. В соответствии с директивой Ставки от 7 ноября корабли должны были поддерживать артиллерийским огнем войска на Ак-Монайских позициях. Со стороны Феодосийского залива стрельбы должны были вести крейсера Черноморского флота «Красный Крым», «Красный Кавказ», «Червона Украина» и эсминцы, а со стороны Азовского моря – отряд кораблей Азовской флотилии. Однако в условиях потери северного побережья Азовского моря и базы флотилии в Мариуполе флотилия выделила для поддержки войск в Крыму лишь небольшое число канонерских лодок, огневая мощь которых была незначительной. К тому же организация стрельб производилась без должной согласованности между флотом и армией в отсутствие единого плана обороны Крыма. Корабли, таким образом, редко привлекались к огневому содействию сухопутным войскам. Определенный урон противнику нанес только крейсер «Молотов», ведший стрельбы в ночное время между 9 и 10 ноября, поддерживая части 51-й армии на юге Черноморского побережья Крыма. В дневное время действия кораблей ограничивала авиация противника, которой советской стороне нечего было всерьез противопоставить. В этих условиях командующий Черноморским флотом Ф.С. Октябрьский планировал основные силы эскадры в целях безопасности отправить к побережью Кавказа, но затем получил указание сосредоточить их на защиту Севастополя.

К 13 ноября ситуация на фронте в районе Керчи приобрела катастрофический характер, и Ставка ВГК приняла решение о начале эвакуации оставшихся войск с Керченского полуострова на Таманский. В разделяющем их проливе работали корабли Керченской военно-морской базы, Азовской и Дунайской военных флотилий под руководством начальника штаба Азовской флотилии капитана 3 ранга А.В. Свердлова, сосредоточившего здесь все находящиеся в юго-восточной части Азовского моря пригодные для перевозки людей и техники суда. Войска планировалось перевезти за кратчайший срок, но из-за недостатка плавсредств эвакуация растянулась до 16 ноября.

Зимнее контрнаступление Красной Армии, развернувшееся под Ростовом и Тихвином и продолженное под Москвой, создавало стратегически благоприятные условия для попытки освобождения Крыма. Успех наступления в Крыму значительно улучшил бы общую обстановку на Черном море, устранил бы опасность высадки десанта противника на Кавказском побережье.

Верховное Главнокомандование передало Черноморский флот и Азовскую военную флотилию в оперативное подчинение Закавказскому фронту под командованием генерал-лейтенанта Д.Т. Козлова. Именно на его войска была возложена задача проведения планировавшейся десантной операции по овладению Керченским полуостровом.

Разработка плана проводилась в штабе Закавказского фронта (затем – в оперативной группе штаба) при согласовании со штабом Черноморского флота. Директивой Ставки общее руководство десантной операцией возлагалось на командующего фронтом, при оперативной группе которого был представитель Черноморского флота и консультант от Главного морского штаба вице-адмирал С.П. Ставицкий. В Новороссийске оперативную группу Черноморского флота возглавляли начальник штаба ЧФ контр-адмирал И.Д. Елисеев и член Военного совета ЧФ дивизионный комиссар И.И. Азаров.

В окончательном варианте, подготовленном 13 декабря 1941 г., предусматривалось высадить десант на широкой полосе крымского побережья одновременно на четырех направлениях, что должно было затруднить противнику определение главного направления.

Основные силы планировалось высадить в районе Феодосии (отряд «А») и у горы Опук («отряд Б») силами 44-й армии (командующий – генерал-лейтенант А.Н. Первушин) при помощи Черноморского флота (командующий – вице-адмирал Ф.С. Октябрьский).

Отряду «А» предписывалось захватить порт Феодосии, город и прилегающие командные высоты для обеспечения последующей высадки главных сил десанта. До подхода кораблей отряд должен был освободить вход в порт от бонового заграждения. Успех высадки предполагалось достичь благодаря подавлению артиллерии противника огнем орудий боевых кораблей и стремительного захвата причального фронта штурмовыми группами[422].

После захвата Феодосийского порта войска должны были выйти в тыл Керченской группировки противника и полностью окружить ее. Параллельно необходимо было воздушным десантом захватить аэродром Владиславовка с последующим перебазированием на него истребительного авиаполка для прикрытия с воздуха высадки в Феодосии дополнительных сил.

На северное побережье Керченского полуострова со стороны Азовского моря должны были высадиться силы 51-й армии (командующий – генерал-лейтенант В.Н. Львов). Доставка десанта возлагалась на Азовскую флотилию (командующий – контр-адмирал С.Г. Горшков). Часть сил 51-й армии выделялась для высадки с юго-востока Керченского полуострова при помощи Керченской военно-морской базы (командующий – контр-адмирал А.С. Фролов).

Корабли Черноморского флота и транспортные суда, предназначенные для произведения десанта, были разделены на три основные группы. Отряд «А» включал 15 боевых кораблей, 14 транспортов, 18 катеров, отряд «Б» – 4 боевых корабля, 6 катеров и 1 сейнер. Отряд прикрытия был составлен из 7 боевых кораблей. Азовская флотилия привлекала для операции 10 боевых кораблей и 6 транспортников, а также 36 сейнеров и рыболовецких судов, баржи. Керченская военно-морская база располагала боевыми катерами и сейнерами, тремя буксирами, двумя баржами и болиндером.

К десантной высадке готовили часть сил армий – около 40 тыс. человек. Остальные соединения должны были переправиться после занятия и расширения плацдарма. Подготовка войск к осуществлению десанта была низкой. Тренировку в посадке и высадке проводил только 105-й стрелковый полк, предназначенный для высадки на необорудованный берег. Хорошую подготовку имела 79-я особая стрелковая бригада, состоявшая преимущественно из моряков[423].

Серьезная проблема, с которой столкнулось командование при планировании, заключалась в отсутствии специальных десантных судов и высадочных средств для столь масштабной операции. Транспортников и вспомогательных судов не хватало, учитывая потребности в обеспечении постоянных перевозок в блокированный с суши Севастополь. Приходилось привлекать мобилизованные суда и мелкие плавсредства гражданских организаций, которые, не имея специального оборудования, к тому же не обладали нужными мореходными характеристиками для десантной операции в тяжелых погодных условиях. Особенно сложное положение складывалось у Азовской флотилии, которая вынуждена была использовать для операции в том числе рыбацкие лодки и байды.

Пробоины в бортах «Взрывателя» были такого размера, что к одной из них приставили сходню для входа внутрь тральщика.

Другой не менее важной проблемой являлась активность немецкой авиации, базировавшейся в Крыму и угрожавшей кораблям и транспортникам в море. Предусматривалась авиационная поддержка десанта, но для его обеспечения флот смог выделить всего 161 самолет, в основном устаревших конструкций (из 279, находящихся в строю), в том числе 48 бомбардировщиков, 35 истребителей, 78 разведчиков МБР-2. Нерешенной проблемой оставалась удаленность имевшихся авиабаз от мест проведения операции, что затрудняло осуществление длительного и эффективного авиационного прикрытия десанта.

Важнейшей задачей являлось обеспечение скрытности в подготовке десантной операции. Было решено совершать погрузку войск и средств на суда исключительно в ночное время. Переход транспортов морем должен был осуществляться в отдалении от берега, под прикрытием в дневное время самолетами Пе-2.

Предварительная разведка обстановки в пунктах высадки и ближайших к ним районов была возложена преимущественно на подводников. Подлодка «М-51» установила отсутствие кораблей в порту Феодосии и наличие бонового заграждения у входа в порт. Подлодка «Щ-201» вела разведку в районе г. Опук. Она не выявила признаков оборонительных сооружений на берегу и работающих навигационных огней. 15 декабря в район Феодосии была заброшена разведгруппа, сообщившая о примерной численности гарнизона в 2 тыс. чел. и возможной заминированности причалов[424]. Воздушная разведка из-за метеоусловий не проводилась. Несмотря на полученные данные, свидетельствующие об отсутствии особых мер обороны в местах, предполагаемых для основного десанта, исходя из скопления войск противника в этих районах, следовало ожидать здесь серьезное сопротивление.

Общая численность группировки противника на Керченском полуострове составляла не более 25 тыс. человек. Здесь располагались части 42-го армейского корпуса 11-й немецкой армии Э. фон Манштейна: 46-я пехотная дивизия, 8-я кавалерийская бригада румын, два танковых батальона, два артиллерийских полка и пять зенитных артиллерийских дивизионов. Авиация была представлена двумя авиагруппами. Оборона была построена на основе опорных пунктов, имевших между собой огневую связь[425].

План десантной операции несколько раз корректировался. Ухудшение обстановки под Севастополем и необходимость оказания ему срочной помощи привели к переносу начала высадки с 21 на 26 декабря.

Директивой № 01825 от 23 декабря командующий Закавказским фронтом приказал разделить операцию на два этапа: вначале предлагалось высадиться на Керченском полуострове и только через 3 дня – в Феодосии. Такое изменение первоначального замысла могло снизить эффект от высадок: последовательное десантирование давало Керченской группировке Вермахта возможность маневрировать силами для поочередного противодействия десантам.

Вместо отправленных в Севастополь 345-й стрелковой дивизии и 79-й особой стрелковой бригады пришлось задействовать другие части. Это привело к необходимости заново рассчитывать план посадки и высадки отрядов. Привлеченные вместо отправленных в Севастополь частей горнострелковые подразделения, располагавшие большим количеством лошадей, были слабо подготовлены к десантированию. В ускоренном порядке приходилось оборудовать суда настилами, конскими стойлами, изготавливать бокс-ящики для погрузки лошадей. Армейское командование, не имея опыта подготовки транспорта и погрузки большого количества войск и техники, не учитывало возможностей средств посадки в портах и высадки на неподготовленное побережье, предъявляя к перевозке в эшелонах завышенное количество как личного состава, так и материальных средств.

Первой начала операцию Азовская флотилия, переправлявшая части 51-й армии (всего 7516 человек, 14 орудий, 6 танков, 9 минометов) на северное побережье Керченского полуострова. Были намечены пять точек высадки – Ак-Монай, м. Зюк, м. Тархан, м. Хрони, Еникале. Посадка войск началась ночью 25 декабря в портах Темрюк и Кучугуры, днем суда вышли в море. В охранении десантных отрядов были выделены сторожевые корабли, тральщики и канонерские лодки.

Противнику было известно о выходе десантных отрядов – от воздушной разведки поступало большое количество сообщений о массовом движении, главным образом маленьких кораблей и лодок, цель которых – «совершить вражеское нападение на Северное и Юго-Восточное побережье Керченской косы»[426]. В последующие дни немецкая разведка регулярно отмечала оживленное судоходство в районе Керченского пролива.

Погодные условия были крайне неблагоприятными. Сила ветра достигала 7 баллов. Снежная пурга резко снижала видимость. Основными транспортами для перевозки людей служили мелкие суда с низкими мореходными характеристиками: рыбачьи шаланды, землечерпалки, сейнеры. Лодки, двигавшиеся на буксирах, заливало водой, отрывало ветром и уносило в море. Из-за разницы в скорости походный порядок кораблей был нарушен. Связь между судами была слабой, многие из них и вовсе не имели радиостанций. Отряды рассеивались, перемешивались и не смогли выйти к месту высадки в запланированное время (05.00 26 декабря).

В результате в районе мыса Зюк смогли высадиться 1378 чел. с тремя танками, четырьмя орудиями и девятью минометами. У мыса Хрони высадились 1452 человека с тремя танками и четырьмя орудиями. У мыса Тархан высадились только 18 человек, в остальных пунктах высадка не состоялась. Десантирование совершалось в условиях сильного волнения. Баржи «Хопер» и «Таганрог» были посажены у берега и стали служить пристанями. Накатом волн были разбиты и выброшены на берег катер-тральщик «Акула», сейнер «Декабрист». Но главные проблемы доставил огонь противника с воздуха: была потоплена самоходная шаланда «Фанагория», на которой погибли 100 человек, земснаряд «Ворошилов» с 450 бойцами, выведен из строя пароход «Красный флот».

В ночь с 26 на 27 декабря высадка продолжилась за счет тральщика «Белобережье», с которого под огнем противника десантировалось 450 человек. Днем некоторые суда продолжили попытки высадки, но шторм и встречный огонь не позволили их осуществить. Баржа № 59 с 400 людьми на борту была потоплена немецкой авиацией, критические повреждения получили тральщик «Кизилташ» и пароход «Пенай». Последние отряды смогли высадиться у м. Хрони и рядом утром 29 декабря в количестве 1354 человек. Таким образом, десантироваться за все дни удалось 4652 бойцам[427].

Согласно официальному отчету, при проведении десанта было потоплено 5 крупных судов, 3 сейнера, повреждено огнем противника и штормом 4 корабля, 19 сейнеров, погибло 1270 человек[428].

Огневая поддержка высадки практически отсутствовала, не был назначен ответственный за десантирование. В результате отряды действовали разрозненно, часто без необходимой решительности и практически не имели возможности подавить огонь авиации противника. В итоге десант провалил свою задачу произвести наступление на Керчь. Значительная часть войск была возглавлена полковником И.П. Леонтьевым, предпринимавшим безуспешные попытки продвинуться в сторону Аджимушкая. Разбросанные и отрезанные от снабжения отряды, вынужденные держать тяжелую оборону до отхода противника с полуострова, либо проявляли чудеса стойкости (прежде всего моряки), либо группами сдавались в плен (как, например, бойцы 224-й дивизии, сформированной на Северном Кавказе).

В пунктах Эльтиген, Камыш-Бурун и Старый Карантин одновременную высадку десанта должна была обеспечить Керченская военно-морская база. Здесь, в районе Керчи, предполагалось высадить 5225 человек. По оценкам советской стороны, в местах высадки и прилегающих районах противник располагал войсками в количестве до 4400 человек (наибольшие гарнизоны в Керчи и в районе Камыш-Бурун – Ст. Карантин)[429].

В Тамани были подготовлены три отряда кораблей, включающие 20 торпедных катеров, 6 сторожевиков, 41 сейнер и 6 других десантных средств. Форсирование Керченского пролива первым отрядом началось ранним утром 26 декабря. Наиболее успешно было произведено десантирование в Камыш-Буруне, оказавшееся внезапным для немцев. Отряд смог быстро овладеть косой и занять пристань, практически не встречая сопротивления противника. Однако у двух других пунктов высадки удалось высадить меньше ста человек, практически сразу же попавших в окружение. Эти группы были очень быстро уничтожены, спастись удалось лишь отдельным бойцам. В связи с этим второй отряд, составлявший основные силы десанта, было решено высадить только в Камыш-Буруне. Всего в этом районе в первый день успешно высадилось около 1700 человек.

Согласно немецкой сводке, «ночью и в утренние часы в различных точках Керченской косы имела место высадка русского десанта… Враг совершил высадку в общей сложности в семи точках силами одной компании с батальоном и создал плацдарм. В соответствии с сообщением офицеров связи военно-морского флота 11-й армии высадились также и танки. Контрмеры силами 11-й армии и Люфтваффе приняты немедленно»[430].

Потери судов во время операции в первый день составили 5 единиц, повреждения получили 18 сейнеров, 2 катера – «морских охотника», 2 баржи. 17 сейнеров не выполнили задания из-за посадки на мель или нерешительности командиров. Потери личного состава составили около 400 человек убитыми и ранеными[431].

Как и на севере полуострова, десантный отряд не смог перейти в наступление на своем участке. К следующему дню погода резко ухудшилась, ветер поднялся до 8 баллов, и командование отказалось от проведения дальнейшей высадки. Ее удалось продолжить 28–29 декабря, когда на захваченный плацдарм были доставлены еще почти 9 тыс. бойцов. Всего на этот участок было доставлено также 47 орудий, 269 пулеметов, 12 автомашин, 198 минометов. Всего в результате операции Керченская военно-морская база потеряла торпедный катер, малый охотник, 5 сейнеров, буксир, болиндер и баржу.

Противник не был всерьез обеспокоен сложившимся положением. В боевом журнале Адмирала на Черном море зафиксировано: «От командования 11-й армии (офицеры связи военно-морского флота) пришло лишь одно сообщение, по которому вопреки тому, что русские войска вновь совершили высадку десанта, положение в Керченском районе стабильно»[432].

На весьма ограниченный результат высадки повлияла плохая согласованность действий армии и флота. Обеспечение десанта авиацией не было организовано из-за удаленности аэродромов и погодных условий. Командование пренебрегло прогнозами погоды, предсказывавшими резкое ухудшение гидрометеорологической обстановки накануне выхода кораблей Азовской флотилии и Керченской базы из портов погрузки, что едва не привело к срыву десантирования на Керченский полуостров. Как отметил С.Г. Горшков, «на активность десанта повлияло, по-видимому, и несовершенство организации руководства десантной операцией и системы управления силами. Штабы фронта 51-й и 44-й армий находились на большом удалении от районов боевых действий и не могли оперативно влиять на ход событий»[433].

Советские потери, согласно официальным отчетам, за первый период проведения операции на азовском и керченском направлениях составили 6483 человека (с 26 декабря по 3 января 1942 г.)[434].

Отряд «Б», возглавленный контр-адмиралом Н.О. Абрамовым, не смог произвести высадку 27 декабря в назначенном пункте у г. Опук. Основными причинами этому послужили сильный шторм и организационная неразбериха. Поход отряда прикрывался крейсерами «Красный Крым» и «Красный Кавказ», обстрелявшими по площади Феодосию и район горы Опук. Вечером 28 декабря отряд переориентировался на Камыш-Бурун, где на берег удалось перевести около 2000 человек.

«От офицеров связи военно-морского флота получено сообщение о том, что силы противника в районе к югу от Керчи были уничтожены, а также о том, что уничтожение причаливших вражеских сил в районе мысов Хрони / Зюк идет полным ходом. Собственные подкрепления прибыли с запада. Снижение напряженности ситуации подтверждено сообщением из Керчи в 17.34», – фиксировал в этот день боевой журнал Адмирала на Черном море[435].

Места первых высадок оказались достаточно быстро блокированы, наиболее угрожающая ситуация сложилась на Азовском побережье. Однако ситуацию в корне изменило продолжение десантной операции высадкой основных сил в Феодосии. Отряд «А» под командованием капитана 1 ранга Н.Е. Басистого, предназначенный для этих целей, сосредоточил главные силы Черноморского флота, выделенные для освобождения Керченского полуострова. За первый бросок десанта из Новороссийска отвечал отряд корабельной поддержки, состоящий из двух крейсеров («Красный Крым» и «Красный Кавказ»), трех эсминцев («Незаможник», «Шаумян», «Железняков») и транспорта «Кубань». Были сформированы также два отряда транспортов, которые должны были произвести последовательную высадку первого (из Новороссийска) и второго (из Туапсе) эшелонов десанта. В первый отряд вошли 8 транспортных судов, сопровождаемые эсминцем и двумя тральщиками, во второй – пять судов в охранении эсминцев («Сообразительный» и «Свободный») и тральщика. Отряд высадочных средств, предназначенный для десантирования штурмового отряда, включал два тральщика, 12 сторожевиков, буксир и несколько баркасов.

Погрузка войск и техники первого броска началась вечером 26 декабря. Корабли отряда поддержки приняли части 157-й стрелковой дивизии – 4492 человека, 9 пушек, 6 минометов, 15 автомобилей, 35 т боеприпасов и 18 т продовольствия. На кораблях отряда высадочных средств разместилось 300 бойцов, транспорт «Кубань» принял 627 человек, 9 орудий, 15 автомашин, 72 лошади и 19 повозок, 115 т грузов.

Вечером 28 декабря оба отряда вышли из порта Новороссийска и смогли скрытно и без помех, несмотря на шторм, подойти к Феодосии до рассвета. Подход к порту подсвечивали прожекторами подлодки Щ-201 и М-51. Боевые корабли в 3.50 открыли огонь по порту, применяя осветительные снаряды. Катера вдоль берега начали движение ко входу в порт с целью высадки штурмовых отрядов. Первым в порт прорвался «морской охотник» МО-031 лейтенанта И.Г. Черняка. Преодолев первое смятение, противник открыл огонь, из-за которого лишь половина катеров в итоге смогли успешно высадить своих штурмовиков – всего 142 человека. Однако штурмовые команды смогли закрепиться на моле и включить маяк.

Боновые заграждения порта оказались открыты, и в 4.40 в порт начали заходить боевые корабли с транспортом «Кубань». Было решено высаживать людей и выгружать технику в порту напрямую с бортов кораблей. При этом продолжился артиллерийский обстрел берега, но поскольку огонь велся по площади, он оказался малоэффективен. Напротив, немецкая артиллерия нанесла существенные повреждения крейсерам – «Красный Кавказ» получил 17 попаданий снарядами и минами, потеряв три 130-мм орудия, в «Красный Крым» попало 11 снарядов и мин. Несмотря на потери и повреждения среди кораблей, к 11.30 все части первого броска оказались на берегу.

Дерзкая атака оказала большое психологическое воздействие на немцев. Корабли продолжили стрельбу по берегу, и к утру следующего дня противник вынужден был оставить Феодосию. «29 декабря мы получили донесение из Феодосии, что ночью противник там высадил десант под прикрытием значительных сил флота, – писал впоследствии командующий 11-й немецкой армии генерал Э. фон Манштейн. – Незначительные силы наших войск, стоявшие под Феодосией (один саперный батальон, противотанковая истребительная артиллерия и несколько береговых батарей; румыны прибыли в Феодосию только в течение первой половины дня), не в состоянии были помешать высадке»[436].

Вечером 29 декабря начал высадку первый отряд транспортов, с которым были выгружена 263-я стрелковая дивизия – более 11 000 чел. с техникой и вооружением. Второй отряд подошел к Феодосии в ночь на 31 декабря, доставив части 63-й горнострелковой дивизии – более 6300 чел., 14 танков, 58 орудий и 18 минометов. После разгрузки транспорты сразу же покидали порт.

Однако авиация противника, появившаяся в небе еще в 09.25 29 декабря, продолжала доставлять большие неприятности во время выгрузки личного состава и материальных средств. Правда, пикировщики «Юнкерс» не смогли действовать из-за непогоды, а двухмоторные бомбардировщики оказались не столь эффективными. В результате атак немцев были потоплены лишь один катер и один транспорт, еще один транспорт сгорел. Высадка десанта полностью закончилась к 13 часам 31 декабря.

Успешно проведенное десантирование в Феодосии тем не менее смогло на время переломить ситуацию, сложившуюся не только на Керченском полуострове, но и под Севастополем. На фронте шириной в 250 км было высажено свыше 42 тыс. войск, создавших угрозу окружения керченской группировки противника, предпринявшего в связи с этим отступление. Десантная операция в районе Керчи и Феодосии привела, хоть и не сразу, к ослаблению натиска армии Э. фон Манштейна на Севастополь за счет переброски части сил на угрожаемые участки. Как впоследствии признался командующий 11-й немецкой армии, «это была смертельная опасность для армии в момент, когда все ее силы, за исключением одной немецкой дивизии и двух румынских бригад, вели бой за Севастополь»[437].

Керченско-Феодосийская операция стала самой крупной десантной операцией, проведенной советскими войсками и флотом в годы Великой Отечественной войны. Смелый замысел, несмотря на далеко не полное его осуществление, привел к восстановлению фронта на Керченском полуострове. Советские войска смогли занять важный в оперативном отношении плацдарм. Однако успех был явно переоценен советским командованием, а условия для развития планомерного организованного наступления не были созданы. Само проведение операции существенно отличалось от намеченного плана. Из-за малочисленности высаженных отрядов и техники (особенно танков и артиллерии) части 51-й армии на азовском и керченском направлениях не смогли преодолеть сильное противодействие Вермахта. Десант в Феодосии мог создать серьезную угрозу окружения вражеской группировки под Керчью, но не смог реализовать эту возможность по тем же причинам. Явно недостаточной была авиационная поддержка войск, не были своевременно развернуты средства ПВО. Тактической внезапности также не удалось достигнуть в большинстве пунктов высадки. Планируемая с десантами связь по радио не была налажена должным образом – часть радиостанций была потоплена, другая часть почти не использовалась.

Следует отметить, что опыта подобных по размаху десантных операций флот не имел, вследствие чего отдельные решения командования были плохо продуманы. В этом отношении следует упомянуть неудавшийся десант диверсионной группы в количестве 31 человека в Коктебель с помощью подводной лодки «Д-5», закончившейся трагическим провалом. Группа имела задачу перехватить дорогу от Судака на Феодосию и не допустить движение к ней войск противника. При этом вряд ли можно было ожидать успешность подобной операции силами столь малочисленной группы. Накануне операции вечером 28 декабря подлодка производила разведку в надводном положении в бухте Коктебель и уже тогда могла быть замечена противником. Первую попытку высадки с подлодки предприняли в 03.30 29 декабря. На палубе приступили к надуванию резиновых шлюпок при крайне неблагоприятных погодных условиях: ветер усилился до 6 баллов, волны, перекатываясь через палубу, смывали находившиеся на палубе ранцы и сумки с продовольствием и боеприпасами. Волной смыло даже одного десантника, которого не удалось спасти. В этих условиях командир приказал отменить операцию и выйти из бухты. Следующий вход в бухту состоялся ночью 30 декабря. В 02.45 была начата высадка десанта. От лодки смогли отойти 8 шлюпок, в которых поместился 21 человек, при этом по пути одна шлюпка погибла. На берегу десантников ожидала засада, в живых осталось только пять человек, которым в итоге удалось добраться до Феодосии[438].

Еще на стадии разработки Керченско-Феодосийской операции была допущена существенная ошибка, связанная с невниманием к мероприятиям по созданию баз высадки – сил и средств, занимающихся организованным приемом с кораблей и судов на берег войск, перевалкой грузов и передачей их высаженным частям и соединениям. Снабжение вновь открытого фронта сильно отставало от потребностей войск. Ситуацию усугубляли нехватка судов и рост боевых потерь тоннажа. Из-за особенностей Феодосийского порта разгрузка здесь проводилась медленнее, чем того требовала обстановка. Немало боеприпасов и других грузов было уничтожено в периоды вражеских бомбардировок.

В начале января в порту Феодосии произошла настоящая катастрофа: погибли сразу четыре транспорта («Ташкент», «Красногвардеец», «Зырянин», «Ногин»). Только после этого в Феодосию был доставлен из Новороссийска отдельный зенитный батальон. Но это не спасло ситуацию. 9 января были потоплены «Спартаковец» и «Чатыр-Даг». В первые две недели января немецкая авиация выставила в порту Феодосии 53 мины, и 16 января на подходе к порту на одной из них подорвался теплоход «Жан Жорес».

Командующий Азовской военной флотилией С.Г. Горшков писал впоследствии в своих мемуарах: «Вряд ли было целесообразно планировать высадку одновременно в девяти пунктах. Каких же целей можно было достичь при такой организации действий десанта: распылить внимание противника, силы и средства его противодесантной обороны? Ввести в заблуждение относительно направления нашего главного удара? Одновременным охватом с разных направлений окружить части 42-го немецкого армейского корпуса и разгромить их в короткий срок? Пожалуй, ни одной из перечисленных. Реальным был только захват плацдармов в некоторых пунктах, что и произошло. Силы десанта оказались распыленными, чем был нарушен один из важнейших принципов военного искусства – массирование сил и средств на главном направлении, поэтому и главное направление в этой части операции не вырисовывалось. Кроме того, противник обладал свободой маневра по побережью, а перенацеливать наши отряды с десантом из-за плохой связи, шторма, полного господства вражеской авиации в воздухе было делом практически невозможным»[439].

В рамках планировавшейся кампании по освобождению всего Крыма флот получил задачи высадки в январе новых тактических десантов в разных пунктах Крымского побережья между Севастополем и Керченским полуостровом. Они должны были в первую очередь сорвать перегруппировку войск противника из-под Севастополя в район Феодосии.

В ночь на 5 января в Евпатории высадился батальон морской пехоты в количестве 740 человек под командованием капитана 2 ранга Н.В. Буслаева. Приказом Военного совета Черноморского флота перед десантом ставились широкие задачи – захватить город и порт, аэродромы, уничтожить немецкий гарнизон, «установить порядок и организовать оборону города до подхода наших войск»[440].

Высадка производилась быстроходным тральщиком Т-405 «Взрыватель», семью «морскими охотниками» и буксиром СП-14. Командир был убит в самом начале операции, и его место занял военком полковой комиссар А.С. Бойко. Отряду удалось захватить порт и часть города. Среди моряков было много уроженцев города, которые могли хорошо ориентироваться на местности. Немецкая сводка повествует: «Противник совершает успешную попытку высадки десанта с превосходящими силами. Высадка с четырех транспортных кораблей, которые обеспечивались шестью эсминцами. Тяжелые уличные бои. Командир флота Украины дает указание любыми способами и как можно быстрее заблокировать вход в гавань»[441].

Сражавшимся десантникам помогали местные жители. Немцы, обеспокоенные положением в городе и даже заподозрившие в нем восстание, стянули значительные подкрепления. Силы оказались неравными, и после ожесточенного сопротивления, продолжавшегося в течение двух суток, все морские пехотинцы были уничтожены.

Кораблям высадки согласно плану необходимо было «при наличии противодействия с берега, не снижая стремительности прорыва к месту высадки всех кораблей и их постановки по дислокации – подавить огневые точки и живую силу противника всеми наличными средствами»[442]. Осуществить намеченное из-за сильного шторма не получилось. Сами катера, непрерывно обстреливаемые противником, получили разнообразные повреждения, но смогли вернуться на базу, а тральщик, потерявший ориентир в штормовом море, не смог покинуть район операции, наскочив на мель. Утром его расстреляла с берега немецкая артиллерия. Как записал в своих мемуарах Манштейн, «если бы не удалось немедленно ликвидировать этот новый очаг пожара, если бы русские смогли высадить здесь новые войска, перебросив их из недалеко расположенного Севастополя, то за последствия никто не мог бы поручиться»[443].

Еще один снимок «Взрывателя». На переднем плане напоминание о его предназначении как тральщика – параван-охранитель для защиты от мин.

Второй эшелон десанта готовили к высадке 6 и 7 января, но из-за погодных условий и огня немецкой артиллерии его произвести не удалось. Рано утром 8 января недалеко от маяка подводная лодка М-33 высадила 13 разведчиков во главе с батальонным комиссаром У.А. Латышевым, которые проникли в город и передали по радио о трагической гибели десанта. Но им не удалось вернуться на подлодку – в результате боя в городе отряд был окружен, и разведчики подорвали себя гранатами.

На 5 января также планировался десант в Алуште одного из лучших горнострелковых полков фронта (226-й) под командованием Н.Г. Селихова. Для операции был сформирован отряд кораблей в составе крейсера «Красный Крым», двух тральщиков и четырех сторожевых катеров. Из-за усиливавшегося шторма, после двух неудачных попыток подхода к месту высадки, десант так и не был произведен.

Другой намеченный десант в Судаке состоялся 6 января с помощью эсминца «Свободный», но ввиду малочисленности этот десант был подавлен противником.

Несмотря на неудачу, командование не отказалось от идеи высадки в этом районе десанта, привлекая на этот раз более внушительные силы для его осуществления. План новой операции был разработан заместителем командующего Черноморским флотом контр-адмиралом И.Д. Елисеевым и членом Военного совета флота дивизионным комиссаром И.И. Азаровым и предусматривал высадку в Судаке 16 января 226-го полка Н.Г. Селихова (1600 человек), который не получилось десантировать в Алушту. Отряд высадки под командованием начальника штаба эскадры капитана 1 ранга В.А. Андреева был составлен из крейсера «Красный Крым» и двух эсминцев («Шаумян» и «Сообразительный»). Отряд высадочных средств включил канонерскую лодку «Красный Аджаристан» и 6 сторожевых катеров.

Для навигационного обеспечения перехода привлекли подлодки Щ-201 и М-55, для артиллерийской подготовки был выделен сильнейший корабль Черноморского флота – линкор «Парижская коммуна». Ему удалось подавить огонь с берега, и отряд был высажен успешно. Десантники потеряли связь с кораблями, но стойко сражались, продержавшись против серьезных сил противника без снабжения в течение недели. 23 января на эсминце «Бодрый» им были доставлены продовольствие и боеприпасы. После этого возникла идея усилить отряд пополнением. С этой целью в ночь на 26 января с помощью отряда, состоящего из крейсера, трех эсминцев, тральщика и шести малых охотников, в Судаке высадились 1326 человек 554-го горнострелкового полка. Эсминец «Сообразительный» обстрелял позиции противника. Корабли покинули место высадки утром, забрав 200 раненых. Несмотря на усиление полка Н.Г. Селихова, через 4 дня противник все же смог ликвидировать захваченный плацдарм.

Угроза новых советских десантов заставила немецкое командование задуматься о создании дополнительных систем обороны побережья. От Ак-Монайского перешейка до мыса Меганом было создано 27 опорных пунктов, вооруженных противотанковыми пушками, минометами и пулеметами. Участки берега, удобные для высадки десанта, были заминированы.

Корабли Черноморского флота периодически обстреливали позиции немцев на приморском фланге Крымского фронта, ведя огонь по скоплениям войск и дорогам. Результативность таких обстрелов была невысока, а боевые корабли остро требовались для сопровождения транспортов, особенно к весне, когда участились атаки немецкой авиации на советские конвои. Всего с 6 января по 16 мая корабли израсходовали на поддержку Крымского фронта около 5 тыс. снарядов от 130 мм и выше, в том числе 702 калибром 305 мм[444].

1 марта была предпринята последняя попытка высадки десанта в Алуште. В ней участвовали два тральщика и четыре катера, поддерживаемые крейсером и двумя эсминцами. Успех десанта был минимален: десантники действовали в течение одного дня и затем были сняты.

Высадка небольших десантных отрядов производилась в расчете на их последующее соединение с наступающими войсками. Но наступательные действия развивались медленно и не приносили серьезных результатов. В составе войск не было танковых соединений, лишь 34 легких танка. Эти обстоятельства и определили печальную судьбу десантников. Отряды пытались стремительно продвигаться от берега, а это лишало их поддержки кораблей и возможности получения подкреплений или эвакуации[445].

Занятие Керченского полуострова советскими войсками требовало от флота наладки коммуникаций между десантированными силами и «большой землей». Необходимо было обеспечивать войска своевременными поставками боеприпасов, топлива, продовольствия, медикаментов, а также пополнением личным составом и техникой. Данная задача отличалась большой сложностью, учитывая опасность перевозок из-за действий авиации противника и нехватку транспортных судов, жизненно необходимых не только Керчи, но и осажденному Севастополю. Переброска пополнений производилась слишком медленно.

После потери Феодосии 18 января на полуострове оставалось два порта, в разной степени пригодных для принятия судов из портов Кавказа.

Керченский порт (начальник Ф.А. Карпов, затем А.С. Полковский) сильно пострадал в результате осенних боевых действий, его причалы были разрушены и выгрузочные средства уничтожены. Положение осложнялось крайне неблагоприятной ледовой обстановкой, установившейся зимой в Керченском проливе. Использовать Керченский порт было слишком сложно, и основным пунктом снабжения войск в Керчи стал порт в Камыш-Буруне.

Порт Камыш-Бурун (начальник С.М. Маранценбаум) находился в несколько лучшем состоянии – здесь сохранился причал, который, правда, мог одновременно принять не более двух транспортов. Средства выгрузки здесь также были разрушены в ходе боев, но портовые краны удалось восстановить. Вся тяжелая техника доставлялась на Крымский фронт именно через Камыш-Бурун. Однако бухта порта была не приспособлена для подхода крупных транспортов. Суда вздымали винтами ил, перемешанный со льдом, почти по грунту входя в порт.

Грузооборот портов Тамани и Новороссийска составлял около 3 тыс. т в сутки. В январе морской транспорт мог перевезти не более 800 т. В феврале были выделены новые транспорты общей грузоподъемностью 4 тыс. т. В апреле Черноморский флот получил танкеры «Крым», «Кремль», «Вайян Кутюрье», транспортные суда «Березина», «Ворошилов», «Димитров», «Калинин», «Курск», «Пестель», «Серов», «Сталин», «Стахановец», «Шахтер», «Ян Томп». Порт снабжения Новороссийск неоднократно подвергался немецким бомбардировкам, редко обходившимся без потерь.

Проводку транспортов через лед осуществляли ледокол № 7 и ледокол «Торос». В суровые месяцы зимы инженерам удалось наладить обеспечение армий в Крыму по ледовой переправе, организованной через Керченский пролив. В период с 28 декабря 1941 г. по 1 января 1942 г. и с 20 января по 11 февраля по ней переправили всего 96 618 человек, 6569 автомашин, тракторов, танкеток, 340 орудий, 8222 повозки, 23 903 лошади[446].

Транспортные суда первое время часто ходили без охранения, что нередко приводило к печальным последствиям. 2 марта транспорт «Фабрициус», перевозивший в Камыш-Бурун 700 человек, 1200 т фуража, 20 лошадей, 12 повозок и 6 минометов, был атакован немецким самолетом-торпедоносцем, в результате чего получил серьезное повреждение. С огромным трудом и при помощи проходящего парохода «Чапаев» «Фабрициус» сел на грунт около мыса Утриш. Часть груза и пополнение удалось впоследствии перегрузить на канонерскую лодку[447].

9 марта была совершена уникальная операция по доставке на Керченский полуостров паровозов для железной дороги, восстановив которую, планировалось использовать для подвоза сил и средств непосредственно к расположению войск. На 4000-тонный док уложили рельсы, на которые завели 10 паровозов, 26 вагонов, заполненных военными. Для защиты от вражеских самолетов борта дока оснастили шестью 45-мм пушками и пулеметами. Буксировка дока осуществлялась ледоколом «Торос» и буксиром, в сопровождение выделены плавучий кран, канонерская лодка «Кубань», тральщик и два «морских охотника». Конвой прикрывался флотскими истребителями. Совместно с кораблями им удалось отразить воздушную атаку немецких самолетов, совершивших за время перехода 7 налетов.

Однако не все крупные конвои имели столь успешно действующее охранение. Так, 2 апреля был потоплен танкер «В. Куйбышев», доставлявший на фронт крупную партию горючих материалов (в том числе 2500 т бензина, более 1 тыс. т керосина). Танкер шел к порту Камыш-Бурун в составе отряда транспортных судов («А. Серов», «Березина», «Красная Абхазия») с охранением из эсминца «Незаможник», базового тральщика и девяти катеров МО. Караван был растянут из-за разной скорости судов. «В. Куйбышев» двигался первым в сопровождении эсминца и двух катеров. Немецкие торпедоносцы, появившиеся в небе к вечеру, выпустили в сторону танкера 2 торпеды. Одна прошла по его корме, а вторая, идущая ближе к носу, выскочила из воды и по дуге ударилась в левый борт в район танка с бензином, в результате чего произошел мощный взрыв. Воспламененный бензин выбрасывало на высоту 60–80 метров. Быстро охваченный пожаром, танкер разломился пополам и полностью выгорел. Корабли охранения не смогли эффективно использовать зенитные орудия для борьбы с немецкими самолетами, находясь слишком далеко от точек сброса торпед, вблизи транспортов. Не оказалась налаженной и система кругового наблюдения и оповещения о воздушной атаке внутри конвоя[448].

Как незадолго до этого сообщал Ф.С. Октябрьский наркому ВМФ, «…скудный тоннаж, которым обладает Черноморский флот, непрерывно уменьшается. Из бывших в эксплуатации на 1 февраля 1942 г. сухогрузных транспортов общей грузоподъемностью в 43 200 т было потеряно шесть транспортов грузоподъемностью в 10 300 т и подлежало ремонту тоже шесть транспортов грузоподъемностью в 6200 т. На 1 апреля оставалось в эксплуатации 16 транспортов общей грузоподъемностью в 27 400 т»[449]. Этого было явно не достаточно для полноценного снабжения войск в Крыму.

В целях содействия запланированным на весну сухопутным наступательным действиям в Крыму директивой ОКВ № 41, подписанной Гитлером 5 апреля 1942 г., авиации, а вслед за ней и военно-морскому флоту ставилась задача блокировки советских портов Черного моря и Керченского пролива[450].

В связи с этим с начала апреля до середины мая немцы активно минировали с воздуха Керченский пролив, надеясь прервать здесь переход советских судов. По немецким данным, в проливе было выставлено более 200 мин. На них подорвалось 13 плавсредств, среди них два транспорта, рыбацкие шхуны, сейнеры и катера. Вход в пролив со стороны Черного моря несколько раз закрывался почти на сутки. В связи с этим сильно упал объем грузов, доставляемых на Крымский фронт. Серьезной потерей стал подрыв 20 апреля на мине ледокола № 7.

8 мая немецкие войска нанесли хорошо подготовленный удар по войскам Крымского фронта и уже в ночь с 13 на 14 мая, ввиду безнадежного положения под Керчью, командование Северо-Кавказского направления приняло решение прекратить отправку грузов на Керченский полуостров и готовиться к эвакуации. Весь транспортный тоннаж приказывалось направить в Керченский порт в распоряжение Керченской военно-морской базы. Переправу сил предписывалось начинать с артиллерии и минометов. Приказывалось также организовать надежную противовоздушную оборону всех причалов и пристаней[451]. Ответственным за переправу был назначен командир Керченской военно-морской базы контр-адмирал А.С. Фролов.

Эвакуация оказалась запоздалой. Техники и вооружения удалось вывезти совсем немного – большая часть была оставлена на полуострове. Во-первых, к их погрузке был лучше всего приспособлен порт Камыш-Бурун, к началу эвакуации занятый противником. Во-вторых, плавсредств, пригодных для перевозки тяжеловесных грузов, попросту не оказалось в распоряжении Керченской военно-морской базы.

С 10 по 16 мая корабли Черноморского флота вели артиллерийский огонь по предполагавшимся местам скопления противника. Однако данные о результатах обстрела не поступили. 20 мая полуостров был полностью занят немецкими войсками.

Перевозка разбитых частей велась под непрерывным огнем немецкой авиации и артиллерии, против которой никаких средств противодействия создать не удалось. Серьезную опасность представляли мины, выставленные самолетами противника. В проливе работали 128 парусно-моторных шхун, болиндеров, барж. Участники эвакуации вспоминали, что плавсредств, задействованных для переправки в Тамань, было явно недостаточно. Приведем отрывок из воспоминаний командира медико-санитарного батальона Г.Г. Абашидзе: «Мы собрали раненых и на машинах доставили на пристань. Здесь была жуткая картина; морского транспорта нет, курсировали только две-три баржи. Немцы непрерывно обстреливали пристань из минометов и бомбили с воздуха. Бойцы, врачи, командиры, медсестры переправлялись на досках, а некоторые на ящиках. Вокруг раздавались на разных языках возгласы: «Помогите!» Многие утонули в море… Город горит. Пристань переполнена как ранеными, так и здоровыми; переправляться не на чем…»[452]. Тем не менее к 21 мая удалось перевести на Таманский полуостров всего 119,4 тыс. человек, 1,4 тыс. гражданского населения, 99 орудий и минометов[453].

В результате полной потери Крыма и главной базы в Севастополе Черноморский флот оказался практически прижатым к Черноморскому побережью Кавказа, лишившись возможности свободных действий в значительной части Черного моря.

2.6. Хазанов Д.Б. Авиация в боях над Крымом. Декабрь 1941 г. – январь 1942 г

Штаб Закавказского фронта (начальник штаба генерал Ф.И. Толбухин) приступил к разработке плана Керченско-Феодосийской десантной операции, ставшей крупнейшей в истории Великой Отечественной войны, сразу после оставления нашими соединениями Керченского полуострова. Документ был утвержден командующим войсками фронта генералом Д.Т. Козловым и в виде доклада направлен 26 ноября 1941 г. в Генеральный штаб. Планировалось «выброской морских десантов [в район] мыс Хрони, маяк Кизаульский при одновременной высадке парашютного десанта (700–900 чел.) овладеть восточным берегом Керченского полуострова. Поддержку десантам должны были оказать Черноморский флот, Азовская военная флотилия и ВВС Закавказского фронта. В последующем начать переброску основных сил на Керченский полуостров с задачей развивать наступление на фронт Тулумчак, Феодосия» [ЦАМО РФ. Ф. 209. Д. 1185. Л. 19, 20.].

Через сутки, во время переговоров по прямому проводу зам. начальника Генерального штаба генерал А.М. Василевский сообщил генералу Д.Т. Козлову, что его план получил одобрение в Ставке ВГК, но с некоторыми изменениями: 56-ю армию, добившуюся успехов под Ростовом и вскоре переданную из Закавказского фронта в состав Южного, было решено оставить для развития наступления на Таганрог, а для десантирования (вместе с 51-й армией) использовать 44-ю армию. Кроме того, фронт высадки был значительно расширен и включал в себя не только северное и восточное побережье Керченского полуострова, но и Феодосийский порт, предусматривая затем окружение и уничтожение врага в Крыму – в окончательном виде документ штаб Закавказского фронта представил 14 декабря 1941 г. [Русский архив: Великая Отечественная. Т. 16 (5–1). М., 1996. С. 311, 312, 404, 405.].

Для участия в операции были подготовлены значительные силы авиации. На 9 декабря в составе ВВС Северо-Кавказского фронта имелось 456 самолетов, включая 272 истребителя, главным образом устаревших типов, 63 бомбардировщика и разведчика СБ, 94 ДБ-3 и ДБ-3ф, 18 Пе-2 и 9 машин иных типов. Они организационно входили во фронтовую группу (132 и 134-я авиадивизии ДД, усиленные истребительным полком и разведывательной эскадрильей), а также ВВС 44-й армии (25 и 27-я иад, 135-я сад) и ВВС 51-й армии (71-я сад) – всего в четырех дивизиях 12 авиаполков, преимущественно истребительных, и 5 разведывательных или корректировочных подразделений [ЦАМО РФ. Ф. 215. Оп. 1196. Д. 13. Л. 1, 2.].

Пока у нас шла подготовка к высадке, генерал Манштейн начал 17 декабря второе наступление на Севастополь, рассчитывая на 4–5 дней сломить сопротивление защитников. Значительное внимание уделялось бомбардировке города, а также аэродрома Херсонесский маяк. Посты ВНОС зафиксировали за сутки 98 пролетов неприятельских самолетов. Большого ущерба аэродромным постройкам бомбардировщики врага не причинили (разрушенный капонир, поврежден И-153, убито и ранено 10 человек технического персонала), а вот позиции у с. Камары и Камышлового моста (у железной дороги Симферополь – Севастополь), которые бомбили одновременно с артобстрелом, серьезно пострадали. Авиация СОР выполнила 108 самолето-вылетов для отражения атак и нанесения бомбоштурмовых ударов; летчики доложили о 5 победах без собственных потерь. Наиболее результативно действовал ст. лейтенант В.Г. Капитунов из 8-го иап ВВС ЧФ, прославившийся еще под Одессой, которому теперь засчитали сбитыми Bf 109 и Hs 126.

Тяжелые бои на земле и в воздухе продолжались несколько дней. За 18 декабря, например, авиация Главной базы выполнили 68 боевых вылетов, а через день – 143, что следует признать хорошим результатом, учитывая сложности с базированием, постоянное давление авиации противника и тот факт, что машин на вечер 19 декабря в сухопутной авиагруппе СОРа в исправном состоянии оставалось мало (6 Як-1, 2 МиГ-3, 6 И-16, 10 И-153, 4 Ил-2, 3 Пе-2 и 2 ДБ-3 – всего 33 самолета). Противнику пока не удалось подавить наши силы, бомбоштурмовые удары по наступающему неприятелю следовали днем и ночью. В хронике боев в эти дни появилась запись, свидетельствующая об отношении морского и сухопутного командования к действиям авиаторов: «Результаты штурмовых и бомбардировочных ударов не поддавались учету. Подавляющее большинство бомб и снарядов ложились точно в расположение целей» [Хроника Великой Отечественной войны Советского Союза на Черноморском театре. Вып. 1. М. – Ленинград, 1945. С. 288.].

Несмотря на плохую погоду, некоторые вылеты авиаторов СОРа оказались особенно удачными. «Наши летчики все же сумели помочь пехоте там, где враг особенно нажимал, – вспоминал член Военного совета ЧФ дивизионный комиссар Н.М. Кулаков. – Пикировать на цели, как обычно, бомбардировщики Пе-2 не могли. Но командир звена ст. лейтенант И.Е. Корзунов… провел свою машину низко под облаками, рассмотрел, где накапливаются фашистские войска для атаки, и затем проштурмовал их, вынырнув из облаков. За Корзуновым повторили это экипажи капитанов Андрея Николаева и Дмитрия Лебедева. Вражеская атака на том участке была сорвана. А когда противник, приведя в порядок и пополнив попавшие под удар подразделения, попытался организовать атаку заново, те же три экипажа – причем при еще более низкой облачности – опять провели штурмовку. Пехотинцы, наблюдавшие ее из окопов, в восторге подбрасывали вверх шапки и бескозырки. Три экипажа Пе-2 подавляли активность противника до тех пор, пока не была подготовлена наша контратака» [Кулаков Н.М. Доверено флоту. М., 1985. С. 187.].

Как и месяц назад, ситуация под Севастополем серьезно беспокоила руководителей обороны города, они посылали тревожные сообщения в Ставку, требовали отправки резервов. И такие резервы были направлены на кораблях и крупных транспортах. Одновременно заканчивались последние приготовления к Керченско-Феодосийской десантной операции – на более чем 100 мелких судах Азовской флотилии в штормовом море высадили на рассвете 26 декабря передовые отряды моряков и 51-й армии на мысах Зюк, Хрони, Тархан, на берегу Казантипского залива. Нашим десантникам удалось добиться оперативной внезапности. Основную огневую поддержку им оказала артиллерия флота. Советская авиация, базировавшаяся в основном за сотни км от места боев, оставалась весьма пассивной.

В целом десантные отряды были предоставлены сами себе, поддержка их с воздуха с Кавказского побережья оказалась совершенно недостаточной. Всего за 26 декабря, например, ВВС 51-й армии совершили 80 самолето-вылетов, ВВС 44-й армии – лишь 21, ВВС ЧФ – 24 вылета в интересах десанта [Операции Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941–1945. Т. 1. М., 1958. С. 431.]. В этот и последующие дни наша истребительная авиация не выполнила задачи по прикрытию с воздуха кораблей, судов и десантных отрядов в ходе развития боевых действий на берегу из-за удаленности аэродромов и перебоев на них горючего (за обеспечение отвечали тыловые службы Черноморского флота). Впрочем, и немцы пока добились немногого, хотя отреагировали весьма оперативно.

«В течение почти девяти часов огнем зенитной артиллерии корабли отразили около 20 налетов вражеской авиации, действовавшей группами по четыре самолета, – отмечалось в историческом исследовании. – Однако бомбометание было неточным, а сброшенные ими бомбы вреда кораблям не причинили. Истребительное прикрытие района высадки и на этот раз было слабым. Непродолжительное время здесь барражировали только пять истребителей И-153 ВВС флота. Воздушный десант 44-й армии, который по плану должен был захватить Владиславовну, чтобы перебазировать туда истребительную авиацию, выброшен не был. 18 зенитных орудий, выгруженных на берег, не могли обеспечить эффективную противовоздушную оборону района всего плацдарма. А вот бомбардировочная авиация в целях поддержки высадившихся войск действовала активно: только 29 декабря она произвела 242 самолето-вылета» [Горшков С.Г. На южном приморском фланге. М., 1989. С. 68.].

Недавно сформированная 132-я бад (командир полковник А.З. Каравацкий), которая срочно перебазировалась из Закавказья в район Армавира, сыграла важную роль в событиях. Ее полки имели на вооружении бомбардировщики СБ и ДБ-3ф, действовали днем и ночью. Среди лучших – 6-й ап, один из старейших в наших ВВС. По мнению командования, благодаря тщательной подготовке каждого вылета достигались высокие результаты. Пример подчиненным подавал командир части полковник А.И. Можаев, который обычно вел на задания мелкие подразделения, учитывая сложные погодные условия. В одном из первых вылетов в поддержку десанта 26 декабря Александр Иванович погиб – его бомбардировщик был сбит в воздушном бою. На следующее утро полк оказывал помощь советскому десанту в районе Керчи и Феодосии. Самолеты с трудом пробивались к цели, но весьма эффективно бомбили врага.

Капитан В.И. Лукин, впоследствии назначенный командиром этой части, записал в дневнике о неудавшемся вылете 27 декабря: «Возвратились обратно. Низкая облачность, видимость плохая. Аэродром накрыло тучами, потом начался густой снегопад. Не вернулись на свой аэродром три самолета (через сутки нашлись. – Прим. авт.), два сели вынужденно вне аэродрома благополучно…» [Санберг Л.В. По материалам летных книжек и воспоминаний Василия Ивановича Лукина / Неопубл. рук.]. Но и немецкие наземные войска понесли существенный урон. С лучшей стороны в эти дни конца 1941 г. проявил себя и 347-й иап (И-153, 27-я авиадивизия), где летчики, ведомые майором А.С. Кравченко, неоднократно обстреливали периодически появлявшихся из-за облаков немецкие самолеты и штурмовыми действиями поддерживали высадку.

Что касается воздушного десанта под Владиславовкой, то реализовать задуманное помешала непогода, а не недостаток транспортных машин, как иногда ошибочно писали. Был привлечен 250-й тбап, который возглавлял майор И.И. Глущенко и имел на вооружении тяжелые корабли ТБ-3. До этого полк действовал преимущественно на юге советско-германского фронта, бомбя по ночам мотомеханизированные колонны врага. Затем задание существенно поменяли. В отчетах части о боевой работе говорилось: «В период с 28 декабря 1941 по 3 января 1942 г. полк, выполняя приказ командующего Крымским фронтом, выбросил на Керченский полуостров в тыл отходящего противника десантный батальон, обеспечил его боеприпасами и питанием в чрезвычайно тяжелых метеоусловиях: дождь, снегопад, низкая облачность (высота нижней кромки 300–400 м), взлетая с размокших аэродромов» [ЦАМО РФ. Ф. 250-го тбап. Оп. 197262. Д. 1. Л. 39.].

Но реально события развивались несколько иначе, чем утверждалось в отчете. Когда 35 ТБ-3 прибыли в Краснодар, с них вскоре выбросили нескольких разведчиков-черноморцев с радиостанциями. Выполнить задуманное в штабах десантники собирались в последний день 1941 г., когда была намечена выброска всего отдельного парашютного батальона разведывательного отдела штаба Северо-Кавказского фронта. «В исключительно неблагоприятных условиях производился взлет тяжелых воздушных кораблей, – отмечалось в исторической хронике. – Погода в полете еще больше ухудшилась. Облака становились все гуще, плотнее и опускались все ниже и ниже. При подходе к району десантирования они прижимали самолеты к земле – стрелки высотомеров показывали всего 75 м…» [Лисов И.И. Десантники. М., 1968. С. 184.].

Командир батальона майор Д.Я. Няшин проявил настойчивость и решил прыгать из-за облаков. С ним вместе покинули борта тяжелых кораблей с высот примерно 400–500 м еще 14 человек. Кто-то по приземлении, а кто-то еще в воздухе был обстрелян немецкими солдатами, сопровождавшими обоз. Ситуацию для отважных десантников усугубили те обстоятельства, что группу разбросало на большом пространстве, затрудняя сбор, а сильный ветер буквально сбивал людей с ног, некоторых долго волокло по земле, не позволяя отстегнуть парашюты. Уцелевшие десантники заняли оборону Арабатской стрелки, не давая врагу отступить на Геническ (как потом выяснилось, у немцев и не имелось подобных замыслов), но от идеи захвата аэродрома пришлось, конечно, отказаться.

В значительной степени успех высадки обеспечил Черноморский флот, мощным огнем поддержавший десантников в Феодосии. Опасаясь разгрома своих войск, противник начал поспешный отход с Керченского полуострова. Огромные запасы различного имущества, включая автомашины, тягачи, стрелковое оружие, боеприпасы, а также склады горючего им пришлось бросить. Германское командование посчитало неудачу временной и решило обязательно вернуть контроль над утраченной территорией, разгромить десант, а затем уже штурмом взять Севастополь. Это позволило бы освободить значительные силы, крайне необходимые для боев на других операционных направлениях. Поскольку у немцев в Крыму в то время не было перевеса в силах, отсутствовали танковые и моторизованные соединения, значительные надежды возлагались на Люфтваффе.

И хотя мы обладали численным превосходством над противником в самолетах в 2–2,5 раза, наше командование не смогло извлечь из подобного соотношения сил никаких выгод. Более того, самолеты Люфтваффе легко проникали к местам выгрузки и регулярно наносили удары по боевым кораблям и транспортам у Керчи и Феодосии, а также в море, препятствуя наращиванию советской группировки. Уже 29 декабря крейсер «Красный Кавказ» отразил 14 воздушных атак, крейсер «Красный Крым» – 11. К счастью для командования Красной Армии, частая нелетная погода и длинные зимние ночи серьезно ограничивали работу гитлеровской авиации.

Вице-адмирал Б.Ф. Петров, непосредственный участник событий в Феодосии, вспоминал: «Войска сошли на берег без помех, а вот разгрузку техники пришлось осуществлять под ожесточенными ударами опомнившихся гитлеровцев. С утра 31 декабря начались интенсивные налеты бомбардировочной авиации. «Юнкерсы» бомбили с малых высот, однако потери оказались не столь велики – был потоплен транспорт «Красногвардеец». На нем перевозили лошадей, выгрузка их затянулась. Тяжело смотреть, когда гибнут люди, но так же тяжело видеть и гибель беспомощных животных на горящем транспорте… От взрыва бомбы в трюме несколько лошадей взлетели вверх и кусками мяса падали на причал и в воду» [Петров Б.Ф. В боях и походах: Из воспоминаний военного моряка. Л., 1988. С. 181.].

Адмирал Н.Е. Басистый, тогда капитан 1 ранга, назначенный командиром высадки десанта, резюмировал: «Наша авиация не смогла сопровождать десантные отряды до места высадки и прикрывать их во время боя на берегу – не хватало радиуса действий… Бомбардировщики противника, по существу, беспрепятственно летали над портом, атаковали корабли, транспорты и скопления десантных войск. Основные потери мы понесли как раз от ударов с воздуха. В операции такого крупного масштаба на весь период ее проведения должно быть обеспечено полное господство в воздухе, надежное прикрытие истребителями всех пунктов высадки» [Басистый Н.Е. Море и берег. М., 1970. С. 119.].

Заметим, что немецкие авиационные части в Крыму к рассматриваемому времени находились в весьма плачевном состоянии. Как отмечал бывший гитлеровский генерал Г. Плохер, здесь в начале зимы было создано оперативное соединение «Авиакомандование Юг» во главе с полковником В. фон Вильдом, со штабом в г. Саки в подчинении 4-го воздушного флота. Отчасти этот шаг объяснялся излишним расширением зоны ответственности 4-го авиакорпуса, после убытия в конце ноября 1941 г. в Брюссель управления 5-го авиакорпуса. Фон Вильду первоначально подчинялись истребители (St., III/JG77) и пикирующие бомбардировщики (III/StG77), а также подразделение ближних разведчиков, располагавшихся на аэродромах Сарабуз, Саки, Спат, Карасубазар и др. Кроме того, имелась возможность привлекать для действий в Крыму двухмоторные бомбардировщики с аэродромов Херсона и Николаева (входили в 4-й авиакорпус).

Главная проблема состояла в низком уровне боеготовности материальной части в отрядах и авиагруппах, действующих на полуострове, что было вызвано неподготовленностью к эксплуатации при низких отрицательных температурах и с занесенных снегом аэродромов. При наличии в группах истребителей, пикировщиков, двухмоторных бомбардировщиков, в среднем от 20 до 30 боевых самолетов, в исправном состоянии обычно находилось по 12–15 Bf 109 или Ju 87 и всего по 6–7 Не 111. В группе III/KG51 лишь 4 Ju 88 могли подняться в воздух в конце декабря, а в отряде 4(F)/122 при наличии 14 дальних разведчиков исправен в начале января был всего один! В отдельные дни германскому командованию приходилось вовсе отказаться от ведения разведки над Черным морем (надо добавить, что уничтожение советскими летчиками 1 и 3 января 1942 г. по одному разведчику также значительно ограничило возможности отряда) [Plocher H. The German Air Force versus Russia, 1942. New York, 1966. P. 160, 161.].

Большой процент неисправных немецких бомбардировщиков, и самолетов вообще, поясняют записи в журнале боевых действий 51-й бомбардировочной эскадры, которая в декабре 1941 г. находилась в Николаеве: «Началась зима. Наконец времена перемешивания грязи закончились, и можно было снова рулить по широким русским взлетно-посадочным полосам, не рискуя увязнуть, поскольку стало очень холодно. В помещениях, в бывшей казарме военного училища, установились подлинно спартанские условия, в окнах даже отсутствовали стекла, не имелось какого-либо отепления. Продолжавшиеся снегопады и длительные снежные бури превратили местность в белоснежную пустыню. Обслуживание самолетов все время приходилось вести под открытым небом и голыми руками. Не хватало подходящей зимней одежды. Несмотря на использование нагревателей «Кёрх», авиационные двигатели запускались неохотно, если вообще запускались. Казалось, процедура холодного запуска никогда не проходила так, как это предписывалось теорией, самоуверенно утвержденной техническими инструкциями Люфтваффе. Механикам приходилось начинать прогрев в 2 ч ночи, чтобы подготовить все запланированные к вылету самолеты на рассвете…» [Dierich W. Kampfgeshwader «Edelweiss». S.].

К тому же далеко не все авиагруппы имели указанную выше численность в 20–30 самолетов. 23 ноября 1941 г. советская авиация совершила очень удачный налет на аэродром Спат, под Сарабузом, где тогда базировалась группа III/ StG77. Эскадрилья ДБ-3ф 2-го мтап ВВС ЧФ, возглавляемая капитаном Ф.Е. Острошапкиным, вылетела с аэродрома Абинская, на Северном Кавказе, преодолела примерно 400 км и сумела застать врасплох ПВО аэродрома, отбомбившись с предельно малых высот по стоянкам «юнкерсов». В списке потерь генерала-квартирмейстера Люфтваффе указаны 12 Ju 87, получивших те или иные повреждения; восполнить убыль немцам за месяц не удалось. При этом ведущий советский бомбардировщик был сбит при отходе зенитным снарядом. Совершивший вынужденную посадку экипаж попал в плен, однако в январе 1942 г. в полном составе авиаторы совершили побег и благополучно пробрались к своим.

В сложившихся обстоятельствах Люфтваффе с пользой использовали свои козыри. Отсутствие наших истребителей на передовых аэродромах, вблизи от Керчи, Феодосии, других районах высадки и тем более в небе, позволило немногочисленной немецкой авиации действовать практически без помех. Пароход «Фабрициус», например, с 28 декабря 1941 по 11 января 1942 г. выполнил четыре рейса в Феодосию, доставив десант и первоочередные военные грузы. Его командир М.И. Григор вспоминал о первом заходе в порт: «По широким сходням на берег устремились десантники, держа автоматы наготове. Для отражения налетов фашистской авиации в первую очередь выгрузили зенитные пушки и счетверенные пулеметы…

Наступал рассвет. Над портом прошел неприятельский разведчик, а вскоре показались группы бомбардировщиков. Прорываясь в окна между облаками, иногда на высоте 300–400 м, они сбрасывали на территорию порта фугасные и осколочные бомбы. Зенитная артиллерия с причалов и судов открыла огонь. Творилась что-то неописуемое. Не успела рассеяться мгла от бомбовых взрывов, как новые десятки бомб со свистом падали в воду и на берег. На палубу летели осколки, камни, куски грязи. Экипаж, ведя бой, продолжал выгрузку. Работа прерывалась лишь в момент сбрасывания бомб…» [Басистый Н.Е. Море и берег. М., 1970. С. 113.].

Некоторые истребительные полки действовали вполне успешно, несмотря на все недостатки и организационные упущения, о чем говорилось ранее. Среди них 25-й иап майора В.В. Бушева (сражался на МиГ-3; сбитый мл. лейтенантом Н.Т. Китаевым, впоследствии Героем Советского Союза, 29 декабря 1941 г. над Феодосией самолет Ju 88 стал одной из первых побед советских летчиков над Крымской землей с начала десантирования), 36-й иап майора А.А. Осипова (на И-16), 268-й иап майора В.Я. Кудряшова (также на И-16) и др. После атаки «хейнкеля» над бухтой Феодосии 4 января 1942 г. пулеметная очередь попала в мину, которую экипаж не успел сбросить – мощный взрыв буквально разметал миноносец, четыре авиатора из I/KG27 мгновенно погибли.

На палубе погибшего «Взрывателя». Хорошо видны разрушения надстроек корабля.

Все же подавить активность Люфтваффе не удалось, отвлечение части усилий на борьбу с нашими десантами в Евпатории и Судаке оказалось несущественным. Когда немцы после перегруппировки 15 января 1942 г. перешли в наступление на Феодосию, посильную поддержку оказала их авиация, в небе разгорелись короткие, но жестокие воздушные бои. По немецким данным, их истребители сбили 12 самолетов с красными звездами, на уничтожение еще двух претендовали зенитчики. Таким образом, этот день стал для Люфтваффе самым результативным с начала года и советской десантной операции. Наша сторона считала сбитыми 5 неприятельских самолетов. Открыл счет победам в Великой Отечественной войне 269-й иап – «чайки» группой поразили осколками реактивных снарядов один из «мессершмиттов», принадлежащий III/JG77, пилот погиб у населенного пункта Корпачь.

Командующий генерал Д.Т. Козлов поставил перед ВВС фронта в этот день следующие задачи. Во-первых, массированным ударом всех наличных сил не допустить выхода противника к морю у Феодосии, во-вторых, прикрыть отход 44-й армии и действия флота в Феодосийском заливе, в-третьих, содействовать ударным группировкам 51-й и 44-й армий на поле боя, в-четвертых, подавить неприятельскую авиацию на аэродромах, в-пятых, не допустить безнаказанных бомбардировок противника по нашим войскам и, в-шестых, прикрыть истребителями порты Феодосия, Камыш-Бурун и Керчь. Получается значительное распыление сил на решение различных задач, их разброс по разным направлениям. В результате советские летчики не смогли добиться главного – изменить ситуацию в небе в нашу пользу, ослабить натиск врага. Это понимало руководство, что видно из текста вечернего указания от 16 января штаба Северо-Кавказского фронта: «Все (имеется в виду аэродромное имущество и неисправные самолеты на оставленном в случае поспешного отхода аэродроме у Феодосии. – Прим. авт.), не могущее быть эвакуированным, уничтожить» [Хроника Великой Отечественной войны Советского Союза на Черноморском театре. Вып. 2. М., 1946. С. 31.].

Согласно записям в дневнике писателя Константина Симонова, тогда корреспондента «Красной звезды», вражеские бомбежки преследовали его все время пребывания в недавно освобожденной от врага Феодосии: и во время допроса не успевшего бежать предателя, служившего у немцев бургомистром города, и при передвижениях, и в порту; они стали важной причиной сдачи города, поскольку одна из бомб попала в штаб 44-й армии, ранив 18 января всех членов Военного совета, в том числе тяжело – командарма генерала А.Н. Первушина. «Так в первый же день немецкого контрнаступления одним ударом была обезглавлена 44-я армия, и с этого началась вся драма ее исхода из Феодосии», – записал К.М. Симонов, вспоминая тактику вражеских налетов: «Немцы прилетали по одному, но каждый самолет, сбросив бомбы, еще долго жужжал в воздухе, пока на смену ему не приходил следующий. Бомбы падали на город с интервалами в 10–15 минут» [Симонов К.М.