Верховное немецкое главнокомандование после того как октябрьский натиск не достиг главных целей спешило с подготовкой войск к новому штурму столицы, стремилось «упредить русских в закреплении обороны на подступах и в переброске резервов из внутренних округов». Гитлер торопил своих генералов, категорически требовал от них «в ближайшее время, любой ценой покончить с Москвой». По его указанию, 13 ноября 1941 года в г. Орша начальник генерального штаба Ф. Гальдер провел совещание начальников штабов объединений Восточного фронта. Это совещание должно было, по мысли Гитлера, подтолкнуть генералов к быстрейшему выполнению плана «Барбаросса». Но, в отличие от совещания 4 августа в Борисове, наступательный пыл генералов повыветрился и сник, многие из них высказали серьезные опасения по поводу происходящего на фронте, имея в виду, прежде всего, октябрьские бои под Москвой. Гальдер, более других осведомленный о потерях, состоянии и боеспособности вермахта, не мог не понимать, что новый штурм может закончиться еще одной неудачей. Но на него давила директива Гитлера: до наступления зимы, во что бы то ни стало расправиться с СССР. Поэтому, как исполнительный военачальник, он подтвердил известные цели фюрера и продиктовал генералам «максимальную» и «минимальную» линию продвижения в 1941 году. Первая — вплоть до Майкопа, Сталинграда, Горького, Вологды: вторая — до устья Дона, Тамбова, Рыбинска. В любом случае Москву надлежало штурмовать. Идея блицкрига продолжала довлеть.
Командир 1-й гвардейской танковой бригады М.Е. Катуков у броневика БА-10. Западный фронт, декабрь 1941 года.
К 15 ноября фон Бок сосредоточил в группе «Центр» пятьдесят одну дивизию, в том числе тридцать одну пехотную, тринадцать танковых и семь моторизованных, штатно укомплектованных личным составом, танками, артиллерией и боевой техникой (Архив МО СССР ф. 208, оп. 2511, л. 1022, л. 332).
Замысел фон Бока остался прежним по своей сути: ударами двух мощных танковых группировок окружить Москву, а затем ударить группировкой из центра и ворваться в нее. Группировки наносили удары с севера и с юга.
В северной группировке на волоколамско-клинском и истринском направлении фон Бок сосредоточил 3-ю и 4-ю танковые группы в составе семи танковых, трех механизированных и трех пехотных дивизий при поддержке 2 000 орудий и авиации.
В южную группировку на тульско-каширском направлении он включил две механизированных, два армейских корпуса (всего 9 дивизий, в том числе 4 танковых) и механизированный полк СС «Великая Германия». Ее поддерживала мощная авиагруппа.
В центре на звенигородском, кубинском, наро-фоминском, подольском и серпуховском направлениях фон Бок развернул 4-ю армию в составе шести армейских корпусов. Именно этой армии приказывалось фронтальными ударами сковать русские дивизии, опрокинуть их и ворваться в Москву.
Аэростат заграждения в небе Москвы.
Внешние фланги ударных группировок прикрывались: с севера и северо-запада — 9-й армией {15 пехотных дивизий), с юга — 2-й армией (6 пехотных, танковая и моторизованная дивизия).
Замысел немецкого верховного главнокомандования и на этот раз представляется безупречным. Ведь русские армии обескровлены, деморализованы, плохо вооружены, они не смогут остановить бронированный таран такой силы. Но с противоположной стороны обстановка представлялась иначе.
Советское Верховное командование имело вполне ясное представление о намерениях противника и о возможностях, которыми он располагал. Ставка ВГК, правильно оценивая обстановку, срочно укрепила Западный фронт. С 1 по 15 ноября Ставка передала фронту несколько свежих стрелковых, кавалерийских и танковых дивизий и бригад, усилила более половины армий противотанковой артиллерией и реактивными минометами («Катюши»). Всего в первой половине ноября фронт получил 100 000 человек, 300 танков и 2 000 орудий. А 10 ноября ему была передана 50-я армия Брянского (11 ноября 1941 года фронт расформирован, его армии переданы Юго-Западному) и 30-я Калининского фронта.
Танки сводного полка Военной Академии моторизации и механизации РККА уходят на фронт. На переднем плане — Т-35. Москва, район Лефортово, декабрь 1941 года.
Оборона Тулы теперь возлагалась на Западный фронт.
Ставка и командование фронтов, используя затишье, активно укрепляли оборонительные рубежи, пополняли войска людьми и боевой техникой. Зная немецкие планы о выходе на Волгу, Ставка по указанию ГКО, принятому еще 5 октября, заканчивала формирование стратегического эшелона Красной армии на рубеже Вытегра — Рыбинск — Горький — Саратов — Сталинград — Астрахань. Там развертывались десять резервных армий, из них некоторые были придвинуты к Москве в предвидении нового немецкого штурма и ответного контрнаступления. Одновременно командованиям Южного и Ленинградского фронтов приказывалось подготовить наступательные операции в районах Ростова и Тихвина, разгромить ростовскую и тихвинскую группировки врага и отвлечь его резервы с московского направления.
Замысел и боевой порядок ударных немецких группировок к тому времени были раскрыты нашей разведкой и хорошо известны Жукову и командармам. Но к началу штурма 15–16 ноября войска, которые Жуков мог противопоставить фон Боку, уступали немцам не только численно, но и по качеству вооружения и по оснащению боевой техникой. Хотя Западный фронт к этому времени имел больше дивизий, чем противник, но по количеству огневых средств и личного состава они значительно уступали немецким.
Превосходство в целом было на стороне немцев: в людях — в 2 раза, в танках — в 1,5, в орудиях и минометах — в 2,5 раза. А на главных направлениях немцы вообще имели подавляющее превосходство.
Звукоуловители ПВО предназначались для раннего обнаружения самолетов противника по звуку моторов.
Так, на клинском направлении против 56 танков и 210 орудий и минометов 30-й армии они выдвигали 300 танков и 910 орудий и минометов. На истринском против 150 танков и 767 орудий и минометов 16-й армии сосредоточили 400 танков и 1030 орудий и минометов. На каширском направлении враг сконцентрировал 400 танков и 810 орудий и минометов против 45 танков и 315 орудий и минометов 50-й армии. Преимущество у защитников столицы имелось только в авиации.
При явном превосходстве на главных участках прорывов «генеральное сражение», как определили ноябрьский штурм сами немецкие генералы, было обречено на успех. При таком соотношении сил советским полководцам предстояло вырвать из рук врага победу, полагаясь только на мужество, стойкость, инициативу русского солдата и искусство его командиров.
Нельзя не сказать о замечательном событии тех дней, ныне уже легендарном — о параде советских войск на Красной площади в осажденной Москве и речи на нем Верховного главнокомандующего И. В. Сталина.
Кавалерия Красной армии и мотоциклисты на М-72 двигаются через столицу. Москва, ноябрь 1941 года.
1 ноября Жуков прибыл по вызову Сталина. Войдя в его кабинет и поздоровавшись, остановился в ожидании у стола с картами. Сталин неторопливо прошелся по кабинету, раскурил трубку и ровным голосом спросил:
— Мы задумали провести в Москве, кроме торжественного заседания по случаю годовщины Октября, и парад войск. Как вы думаете, обстановка на фронте позволит нам провести эти торжества?
Жуков, в первые секунды несколько удивленный странностью идеи (какой парад!? Враг в 80 километрах от Москвы), в следующее мгновение смог в полной мере оценить огромную значимость задуманного. И по-военному кратко и твердо ответил:
— В ближайшие дни враг не начнет большого наступления. Он понес большие потери в предыдущих боях и вынужден пополнять и перегруппировывать войска. Против авиации, которая будет наверняка действовать, необходимо усилить ПВО и подтянуть к Москве истребительную авиацию с соседних фронтов.
— Мы так и сделаем, — удовлетворенно сказал Сталин.
Так было принято решение о параде.
Утро 7 ноября было морозным и ветреным, накануне выпал снег. Без обычных в этот день украшений Красная площадь выглядела пустынно и величаво. С суровыми лицами, с боевым оружием в руках замерли в строгих колоннах бойцы и командиры Красной армии. Обращаясь с трибуны Мавзолея к воинам, которые с парада уходили в бой, Сталин говорил им: «На вас смотрит весь мир как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы… как на своих освободителей». Он говорил о величии истории Родины, о ее великих героях. Он назвал вдохновляющие в этот грозный для России час имена Александра Невского и Дмитрия Донского, Дмитрия Пожарского и Кузьмы Минина, Александра Суворова и Михаила Кутузова. И закончил речь призывом: «Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина! Под знаменем Ленина — вперед к победе!»
Этот «непраздничный» парад оказал огромное морально-политическое воздействие на советский народ. Он возвращал веру усомнившимся и поднимал дух сопротивления на фронте и в тылу. Парад имел также большое международное значение. Он наглядно опровергал пессимистические прогнозы о скором падении Москвы, демонстрируя перед всем миром силу и стойкость советского народа, и его несгибаемую волю к победе над врагом.
Маскировка танка КВ из 1-й гвардейской танковой бригады Красной армии. Западный фронт, район обороны 16-й армии, декабрь 1941 года.
В ноябре Ставка в соответствии со стратегическим планом сосредоточила шесть армий в районе Москва — Загорск — Рязань — Ряжск (1-ю ударную, 20-ю, 24-ю и 60-ю) за стыком Западного и Юго-Западного фронтов. Западный мог получить до 450 000 человек свежих войск. Но для развертывания армий в середине ноября требовалось 15–20 суток, поэтому фронтам поставили задачу упорной и активной обороной не допустить прорыва врага к Москве: Западному — удерживать противника на рубеже р. Лама — Дубосеково — Скирманово — р. Нара — р. Ока — Тула — Богородицк и контрударами на волоколамском и серпуховском направлениях срывать его перегруппировки. Калининскому — удерживать свои позиции и контратаками препятствовать переброске войск противника против Западного. Юго-Западному — прикрыть ефремовское и елецкое направления, не позволить перерезать сообщение Москвы с южными районами, организовать контрудар в районе г. Ливны.
А у Жукова в первой половине ноября все дни и часы были заполнены подготовкой фронта, особенно на флангах, к обороне и прежде всего противотанковой. Ее организация существенно осложнилась, потому что на помощь немцам пришел «генерал Мороз», тот самый, который до сих пор иногда выставляется главным виновником поражения немцев под Москвой. Напротив, немцам мешала осенняя распутица, а затвердевшие от первых заморозков поля и дороги Подмосковья стали проходимыми для всех видов тяжелой немецкой техники — танков, штурмовых орудий, тягачей и т. п.
Немецкий корректировщик артиллерийского огня спрятался за подбитым танком БТ. Группа армий «Центр», декабрь 1941 года.
Советское командование укрепляло оборонительные рубежи. Замерзшие поля закрывали минами, бутылками КС, препятствиями всех видов, шоссейные дороги разрушали на глубину 100 км, чтобы лишить немецкие танки маневра. В полосах армий создавались опорные пункты и по 5–9 сильных противотанковых районов, с использованием всех видов артиллерии, с плотным насыщением истребительными подразделениями с ружьями и гранатами ПТО. Резервы создавались до полка включительно. Взаимодействие с авиацией, танками, артиллерией обеспечивали представители этих войск на КП каждой части.
Фон Бок атаковал, как и ожидалось, на флангах. 15 ноября — на волоколамско-клинском, а спустя два дня — на каширском направлении. Отражение первых атак непредвиденно затруднилось для Жукова внезапным решением Ставки, которая решила упредить события.
Танк огневой поддержки Pz.Kpfw. IV Ausf.F1 на подступах к Москве. Западный фронт, декабрь 1941 года.
Накануне Сталин позвонил и сказал:
— Мы с Шапошниковым считаем, что нужно сорвать готовящиеся удары противника упреждающими контрударами. Один контрудар надо нанести из района Волоколамска, другой — из района Серпухова во фланг 4-й армии.
Жуков — суровый реалист, действовавший всегда наступательно, но отнюдь не опрометчиво, категорически возразил:
— Этого делать сейчас нельзя. Мы не можем бросать на контрудары, успех которых сомнителен, последние резервы фронта. Нам нечем будет подкрепить оборону, когда противник перейдет в наступление своими ударными группировками.
Но тут «коса нашла на камень». Сталин не захотел выслушать возражения и положил трубку.
БА-20М из разведподразделения 112-й танковой дивизии РККА. Западный фронт, декабрь 1941 года.
Подбитый советский танк Т-34/76 в зимней маскировочной окраске. Западный фронт, декабрь 1941 года.
Преждевременные контрудары, в основном конными корпусами Белова и Доватора, естественно, оказались безуспешными и привели лишь к напрасной гибели людей и растрате с трудом накопленных резервов.
Фон Бок обрушил на правый фланг фронта (на 30-ю армию Д. Лелюшенко и 16-ю К. Рокоссовского) удар огромной силы. 30-я под напором 300 немецких танков отходила с тяжелыми боями южнее Волжского водохранилища, а 16-я, уступая натиску 400 танков, но непрерывно контратакуя, медленно отступала на тыловые позиции. Именно в полосе 16-й армии и произошел бой панфиловцев. Его наблюдал Рокоссовский с НП 316-й дивизии генерала Панфилова. Немцы, в конечном счете, доползли до Крюкова и Красной Поляны, подойдя здесь к Москве ближе всего.
В дни основного натиска немецких группировок сказались последствия ошибочного решения Ставки. Жуков, имея ограниченные резервы, не мог эффективно парировать удары, не хватало войск.
Между 30-й и 16-й армиями образовался разрыв. 16-я армия, чтобы избежать окружения 23 ноября оставила Клин. Жуков для закрытия разрыва создал оперативную группу Ф. Захарова с задачей не допустить врага к Дмитрову и Яхроме.
О предельном ожесточении боев в ноябре, героизме бойцов и командиров ярко написал К. Рокоссовский: «Вспоминая те дни, я в мыслях своих представляю себе образ нашей 16-й армии. Обессиленная и кровоточащая от множества ран, она цеплялась за каждую пядь родной земли, давая врагу жестокий отпор; отойдя на шаг, она вновь была готова отвечать ударом на удар, и она это делала… Обе воюющие стороны находились в наивысшем напряжении сил… Командующий Западным фронтом делал все возможное, чтобы хоть немного подкрепить ослабевшие войска, но при этом не втягивать в бой по частям прибывавшие стратегические резервы. Они решением Ставки подтягивались к Москве, к районам наибольшей опасности. Их нужно было сохранить до решающего момента. Для этого требовался строгий расчет и огромная выдержка».
Боевые действия в районе Тулы в ноябре 1941 года.
Подбитый немецкий танк Pz.Kpfw.III со знаком 2-й танковой группы Гудериана.
Полководцу в критической ситуации необходимо найти то решение, которое приведет противника к неизбежному поражению. Для этого очень важно не дрогнуть, не заметаться, не потерять выдержку и способность к трезвой оценке ситуации.
Приняв решение отразить удары врага только наличными силами фронта и, тем самым, сохранить резервы для контрнаступления, Жуков, генералы и офицеры его штаба проявили себя с лучшей стороны. Это было смелое и рискованное решение. Но оно оправдало себя.
На что рассчитывал Жуков?
Прежде всего, на стойкость войск, вдохновленных святой идеей защиты Родины. То, что сказано Рокоссовским о 16-й армии, полностью приложимо ко многим соединениям, сражавшимся под Москвой. Такие дивизии как, например, 316-я И. Панфилова или 78-я А. Белобородова, дрались с превосходящим противником героически. Попадая в «мешки», они упорно продолжали сражаться, и, вырвавшись из окружения, вновь держали оборону. В те дни для многих бойцов и командиров призыв «Стоять насмерть!» не был просто лозунговой метафорой. Они гибли под огнем, бросались с гранатами под гусеницы танков, но держались на рубежах.
Зенитчики на подступах к Туле готовятся к отражению атаки немецких танков.
Другое основание принятого решения вытекало из тщательного анализа действий противника. Немецкие генералы, как будто завороженные идеей окружения Москвы, прорывами танковых и моторизованных дивизий, расположенных на дальних краях 800-километрового фронта от Калинина до Тулы, упорно гнали свои фланговые группировки вперед, во что бы то ни стало. А те, наталкиваясь на эшелонированную и контратакующую оборону русских, все более истекали кровью и теряли пробивную способность. В то же время в центре фронта немцы не смогли организовать наступление. И это, как пишет Жуков, «дало нам возможность свободно перебрасывать все резервы, включая и дивизионные, с пассивных участков, из центра к фланговым и направлять их против ударных группировок врага».
Так, южная группировка Гудериана (2-я танковая и 2-я полевая армии) не в силах пробить оборонный щит Тулы ринулась в обход ее с юго-востока на Коломну и Каширу, ворвалась в Сталиногорск (ныне Новомосковск), угрожая прорывом в сторону Венева и Каширы. Но советское командование успело перебросить туда несколько стрелковых и танковых частей. Неожиданно для себя немцы сначала натолкнулись на их упорное сопротивление. А затем были оттеснены в район Мордвеца контрударом кавалерийского корпуса Белова и танковой дивизии Гетмана. Когда же Гудериан предпринял упорную попытку обойти «проклятую Тулу» с северо-востока и даже перерезал железные и шоссейные дороги Серпухов — Москва, он опять-таки внезапным контрударом 50-й (которую он месяц назад якобы разгромил и пленил) был отброшен на рубеж Тула — Узловая — р. Дон. К началу декабря приверженец стремительных танковых прорывов был вынужден перейти к обороне.
Красноармейцы рассматривают трофейное оружие. Район Тулы, декабрь 1941 года.
Немецкая пушка, брошенная при отступлении под Тулой. Декабрь 1941 года.
Именно здесь, «панцерные» клинья Гудериана столкнулись с противодействием со стороны советских танков Т-34. Об этих боях он позже написал: «Наши 37-мм противотанковые пушки оказались бессильными против русских танков Т-34. Дело дошло до паники, охватившей участок фронта до Богородицка. Эта паника, возникшая впервые со времени начала русской кампании, явилась серьезным предостережением, указывающим на то, что наша пехота исчерпала свою боеспособность и на крупные усилия более не способна». А Гальдер зафиксировал в начале декабря в своем дневнике: «Обстановка в полосе 2-й армии критическая, а ее командование потерпело фиаско». Через пару недель крах потерпит и полководческая карьера Гудериана.
В конце ноября обстановка на фронте под Москвой продолжала накаляться. 23 ноября 3-я и 4-я танковые группы немцев ворвались в Клин и Солнечногорск и, нанеся отсюда удар на Яхрому и Красную Поляну, оказались всего лишь в 20 км от Москвы. 28 ноября, переправившись по льду канала Москва-Волга, немцы захватили мост и небольшой плацдарм. Они подошли на прямой выстрел из дальнобойных орудий по Москве (и доставили их).
Жуков, предельно рискуя, буквально оголял пассивные участки фронта, перебрасывал на прорывы стрелковые, танковые части и артиллерию, даже отдельные группы с гранатами ПТО и отделения противотанковых ружей. Ударом выдвинутой по распоряжению Ставки 1-й ударной армии совместно с 16-й и 20-й армиями Западного фронта немцы были отброшены от канала. В Красной Поляне войска 16-й Рокоссовского захватили 2 сверхтяжелых орудия так и не успевших ни разу выстрелить по Москве.
Сражение приблизилось к точке перелома. Казалось, вот-вот и до предела натянутая струна лопнет, фронт не выдержит, и немцы ворвутся в Москву. Встревоженный Сталин в одну из ночей позвонил Жукову:
— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю это вас с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.
Жуков, глядя на лежавшую, на столе карту твердо ответил:
— Москву, безусловно, удержим. Но нам нужно не менее двух армий и хотя бы двести танков.
Сталин удовлетворенно проговорил:
— Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в генштаб и договоритесь, куда сосредоточить две резервные армии, которые вы просите. Они будут готовы к концу ноября, но танков пока дать не можем.
Немецкая 150-мм гаубица К-39, брошенная при отступлении под Тулой. Декабрь 1941 года.
К началу декабря волевое и настойчивое осуществление оперативно-тактического контрманевра Жуковым и командармами начало давать свои результаты. Фон Бок и его генералы заметались. Немецкие войска оказались на пределе своих возможностей. Еще 22 ноября Гальдер констатировал: «Войска совершенно измотаны и не способны к наступлению. Фон Бок сравнивает сложившуюся обстановку с обстановкой сражения на Марне 1918 года, указывая, что создалось такое положение, когда последний брошенный батальон может решить исход сражения».
Осознав невозможность пробиться «броней и колесами» на флангах, немецкие генералы решили 1 декабря прорваться в центре на участке севернее и южнее Наро-Фоминска. Но и тут на них обрушили контрудары 33-я Ефремова и 5-я Говорова армии. Потеряв в боях под Кубинкой, Акуловым и Бурцевым более 50 танков, немцы откатились назад. Это был последний порыв «Тайфуна».
Бывший начальник штаба 3-й танковой группы К. Вагнер впоследствии писал: «До 5.12 на всех участках фронта войска приостановили наступление самостоятельно, без приказа свыше…» Красная армия выиграла оборонительное сражение, немецкие ударные группировки были истощены и обескровлены. Только за 20 дней штурма (с 16 ноября по 5 декабря) немцы потеряли более 155 000 человек, 800 танков, 300 орудий и минометов и много другой техники.
Надежда немецких полководцев на сокрушающие фланговые танковые клинья не оправдалась. Решение советских полководцев, прежде всего Западного фронта, отразить штурм своими силами и сохранить резервы для решающего контрнаступления оказалось верным.
Провал операции «Тайфун» явился крупнейшим военно-политическим поражением Германии. «Теперь, — как писал начальник штаба 4-й армии Блюментрит, — даже в ставке Гитлера вдруг поняли, что война в России по сути дела только начинается…».