Из своей комнаты вышел гордый и красивый Рома. Он первый раз в жизни шёл официально на взрослое мероприятие. К тому же он слышал, что этот фильм совсем не для детей. А это значило, что его приняли во взрослые.
Провожать их выехала в прихожую Маргаритка. Бестолково потолкавшись, они, наконец, вышли в коридор, и дверь за ними захлопнулась.
- А мы с тобой пойдём ко мне. Там для тебя сюрприз, - сказал Леонид Васильевич и повёз Маргаритку в кабинет.
У выдвинутого журнального столика стояли два кожаных кресла, а сам журнальный столик был уставлен всякими фруктами, пирожными, вазочкой с любимыми конфетами, и посреди этой роскоши стояли два старинных бокала и красивая уже открытая бутылка с вином
Леонид Васильевич пересадил её в кресло, отошёл к письменному столу, взял из него какую-то вещицу и, зажав её в руке, тоже сел в кресло.
- Вот так… А теперь поговорим. У меня для тебя столько прекрасных новостей, что ты даже себе не представляешь. И я даже не знаю, с какой новости начинать.
- Деда, начни с самой маленькой и плохонькой.
- Так в том-то и дело, что они все одинаково большие и хорошие. Почти. Ладно, с самой маленькой. - Он разжал ладонь и протянул её Маргаритке. На ладони лежал кулон изумительной работы с огромным сапфиром и россыпью бриллиантов. Цепочка тоже была необычной, видимо, очень старинной. – Это тебе. Надень её.
- Деда, да в честь чего такой подарок?! – воскликнула изумлённая Маргаритка.
- А это новость номер два: ты стала взрослой и удивительно похорошела. Нет, не просто похорошела. Ты стала красавицей. Просто красавицей. Теперь у тебя не будет отбоя от ухажёров.
- Дед, ну что ты говоришь… Какие ухажёры… Я ведь…
- А вот это новость номер три. Я не слишком быстро сообщаю тебе новости?
- Нет, не слишком. Какая?
- У тебя всё будет хорошо. Я нашёл одну хитрую клинику и возил туда все твои выписки. У них разработана новая методика, и они мне сказали, что поставить тебя на ноги не составит большого труда, и займёт этот процесс не больше года, но первые сдвиги к улучшению начнутся уже через месяц. Ты представляешь?
Глаза у Маргоши стали огромными.
- Деда, у меня тоже есть новость для тебя…
- Подожди, дослушай сначала мои. Осталась одна.
- Хорошо. Говори. А потом я.
- Наверное, это признак старости – желание подслушивать и подглядывать… Короче говоря, сидел я тут на лавочке около школы, читал газету. Очень не хотелось идти домой. А на соседней лавочке устроились молодые люди и стали курить. Я сначала хотел их шугануть, пристыдить, а потом прислушался к их разговору. И вот что я узнал: оказывается, Рома безнадёжно в тебя влюблён. И он, якобы, кому-то из них сказал, что будет добиваться ответной любви, и что никакая другая девушка ему не нужна и никогда не будет нужна, потому что он давно и тайно любит тебя. И что как только вам исполнится по восемнадцать лет, он сделает тебе предложение. И если ты ему откажешь, то жизнь потеряет для него всякий смысл.
- Деда, это правда? – трясущимися губами едва смогла произнести Маргаритка.
- Разве я тебе когда-нибудь врал, девочка моя родная?
И тут Маргаритка разрыдалась. Всхлипывая, размазывая слёзы по щекам, заикаясь, она принялась рассказывать деду о своей любви к Роме, о том, как она страдала, мучилась, о своих подозрениях, что Рому взяли для неё, а она не хотела быть для него обузой, о том, что она вспомнила, как умерла из-за неё бабушка, и как она хотела заплыть подальше и утонуть, но кто-то схватил её за ногу и дёрнул, а она это почувствовала, но не хотела никому говорить, потому что боялась, что если скажет, то чудо исчезнет… И как она прощалась с морем, и ноги её чувствовали, что вода тёплая… Она потянулась за салфеткой, чтобы вытереть лицо, и нечаянно толкнула бутылку. В ступоре Леонид Васильевич смотрел, как вытекает на скатерть смертоносное вино кровавого цвета, и только чувствовал, как откуда-то сверху снисходит на него столп света и в душе его разливаются благодать и благодарность.
Паутина
Новость о том, что Маргаритка стала чувствовать ноги, как-то особенно сильно на Рому не повлияла. Нет, он, конечно же, радовался вместе со всеми, но у него были свои проблемы, своя жизнь, и единственное, чего он на данном этапе хотел, чтобы взрослые как можно меньше в неё вмешивались. Слава Богу, все были настолько заняты Маргариткой, что его свобода стала практически не ограниченной и не принесла ему ничего хорошего. А когда её сомнительные плоды случайно стали очевидны, Елена забила тревогу. Поскольку Володя дома практически не бывал, она пожаловалась свёкру.
- Я в шоке, Леонид Васильевич. Я имела долгую и неприятную беседу с классной руководительницей Ромы. Это ужасно… Ладно, пусть он скатился на тройки. Это поправимо. Но он нам врёт. Он прогуливает уроки, приносит от нас записки, причём так ловко подделывает почерк, что долгое время она даже не сомневалась в их подлинности.
Елена ещё долго рассказывала ему о мелких и крупных Роминых прегрешениях, а Леонид Васильевич слушал и наливался гневом. Мальчик выходил из-под контроля. Теперь, когда Маргаритка пусть медленно, но всё-таки поправлялась, и прогноз был благополучным, в принципе, надобность в нём отпадала. Если бы не внучка. Пережив такое страшное детство, не имея друзей, нормального общения, нормального вхождения в социум, бедная девочка отдала ему все свои душевные силы, всю привязанность и свою первую любовь, которая, в силу сложившихся обстоятельств, могла оказаться единственной на всю жизнь. И Леонид Васильевич решил так: он сделает всё возможное и невозможное, чтобы к тому времени, когда они повзрослеют, Рома принадлежал бы ей. А там уж пусть решает сама. Если она вдруг его разлюбит, или полюбит кого-нибудь другого, то Рома свободен. У него будет образование, у него есть квартирка в Подмосковье, с работой они, конечно же, помогут, да и в дальнейшей его жизни будут принимать посильное участие, если таковое потребуется и если поведение его будет соответствующим. А сейчас никак нельзя допустить, чтобы он нарушил с таким трудом установленное хрупкое равновесие.
- Леночка, послушай, всё это, конечно, очень плохо и очень печально, но я тебя попрошу об одном: не устраивай ему аутодафе. Пожури слегка, и пусть он тебе пообещает, что исправится. И в дальнейшем не удивляйся тому, что я буду предпринимать. Положись на меня. Я тебе обещаю, что сделаю всё, чтобы исправить ситуацию. А с Володей я поговорю сам. Или нет… Знаешь что, лучше пока мы ему ничего говорить не будем. Пусть работает спокойно. И ещё: скажи Роме, что пока ты об его художествах никому не скажешь.
Через несколько дней после этого разговора Леонид Васильевич выдал Елене солидную сумму денег и попросил её обновить Ромин гардероб.
- Купи ему самое лучшее, самое дорогое. Что сейчас у них в моде?
- Ну, не знаю… Кожа, наверное, кроссовки…
- Вот и купи ему самые модные кроссовки, кожаный пиджак или пальто, короче, сама разберись. И не скупись. Не хватит этого, я дам ещё.
- А педагогично ли это, Леонид Васильевич?
- Не сомневайся, абсолютно непедагогично. Но ты делай то, что я говорю. Я попрошу у Володи на пару дней его шофёра, и вы поездите по магазинам. И никаких вещевых рынков. Только фирма.
Когда утихли первые Ромины восторги по поводу обновок, Леонид Васильевич зазвал его к себе в кабинет, при этом заговорщицки подмигнув.
- Садись, парень. Я хочу с тобой серьёзно поговорить.
Приуныв, Рома сел, ожидая долгое и нудное чтение нотаций, но дело приняло совершенно иной оборот.
- Восьмой класс… Вот уже и девятый класс. Раньше многие на этом заканчивали своё образование и шли работать на завод… Что я хочу тебе сказать, Роман. Пора тебе взрослеть и начинать думать о своём будущем. В интересное время мы живём. Ты посмотри, какими шагами идёт прогресс! И если сейчас, пока ты молодой, и мозги у тебя свежие, ты не попадёшь в нужное русло, считай, будущего у тебя не будет. А так как в скором времени всё будет завязано на компьютерах, то, полагаю, тебе просто необходимо так его освоить, чтобы быть с ним на «ты». Посему считаю необходимым купить его тебе и дать в этой области квалифицированное образование. Я имею в виду вот что: чтобы ты постиг его не методом тыка одним пальцем, а походил на компьютерные курсы, а то и позанимался бы с каким-нибудь специалистом частным образом. И если ты захочешь, то специалиста, самого лучшего, мы тебе найдём. Как тебе мой план?
Разумеется, от возможности заиметь свой собственный компьютер Рома был просто на седьмом небе, а Леонид Васильевич продолжил:
- Ты умный парень, прекрасно учишься, схватываешь всё на лету, и я считаю, у тебя просто блестящее будущее. И блестящие возможности. Ты можешь стать биологом, физиком, архитектором, историком, кем угодно, хоть актёром или космонавтом, и я уверен, ты будешь в своей области первым. А можешь пойти по моим стопам и стать психиатром. Сам понимаешь, я буду помогать тебе во всём, передам тебе все свои знания и опыт, а это дорогого стоит. – Тут Рома опять приуныл. – Или адвокатом. Как Владимир. А что? Профессия уважаемая, востребованная, денежная, причем, чем дальше, тем больше. Ты уже взрослый, и я буду говорить прямо. Если бы вы с Маргошей полюбили друг друга, мы все были бы просто счастливы вас поженить. Лучшего мужа для неё я не представляю. И ты бы влился в наш семейный бизнес как равноправный партнёр, что позволило бы тебе не сидеть где-нибудь на окладе, а получать достойные деньги и жить на них достойно. Но это в будущем. Во всяком случае, у тебя есть время хорошенько обо всём подумать, выбрать себе профессию, а уж мы приложим все силы, чтобы твоя мечта осуществилась. А пока учись, осваивай компьютер, он будет тебе необходим в любой профессии, и если всё будет хорошо, то и с армией мы вопрос своевременно решим. Не тебе, с твоей светлой головой, терять два года непонятно на что, да терпеть дедовщину … Да, и кстати, как только достигнешь совершеннолетия, готовься получать права. Машина здорово облегчит тебе жизнь. Поездишь для начала на Володиной, а там посмотрим.
Слово своё Леонид Васильевич сдержал, и вскоре Рома уже осваивал компьютер новейшего образца.
К концу полугодия дела несколько поправились, но не настолько, чтобы успокоиться. О результатах разговора с классной руководительницей Елена опять доложила Леониду Васильевичу. Он только усмехнулся, и на Новый год подарил ему в конверте рекламную картинку мотоцикла Кавасаки.
- Сильно не радуйся, дружок. Во-первых, мотоцикл слегка подержанный. Ну да для начала сгодится. А, во-вторых, получишь ты его только весной, когда снег сойдёт. Нет, пожалуй, к летним каникулам. Будешь учиться ездить на даче. Там, по крайней мере, относительно безопасно.
Елена про себя удивлялась и никак не могла понять, к чему клонит свёкор. Хотя и не сомневалась, что делает он такие подарки неспроста.
А на зимние каникулы Леонид Васильевич обратился к Роме с просьбой.
- Рома, дружок, я хочу попросить тебя об одной вещи.
- Какой?
- Пожалуйста, ничего не планируй на послезавтра. Мне понадобится твоя помощь.
- Хорошо. А какая?
- Видишь ли, мне нужно будет по делам съездить в твой интернат. Но без подарков я туда ехать не могу. Поэтому, если ты поможешь мне закупить их и потом раздать, я буду тебе очень благодарен.
День был серым, неприветливым, то и дело принимался идти мокрый снег. На дорогах была слякоть, и поэтому путь в этот подмосковный городок занял приличное время. Рома немного нервничал. Ведь с тех самых пор, как его забрали к себе Лесницкие, он там не был. Более того, никогда, ни разу в разговорах не упоминалось о его прошлом. Как будто его просто не было, а жизнь Ромы началась с чистого листа в новой семье. Тем не менее, Рома прекрасно помнил и воспитательниц, и нянек, и своих товарищей. Помнил расположение комнат, обстановку, игрушки, запахи, звуки… Было в этом что-то ностальгическое, грустно-волнующее. В памяти возникло неясное лицо мамы, скорее даже, некое ощущение её присутствия, такое чистое и печальное, что на глаза навернулись слёзы, а в душе шевельнулось какое-то нехорошее чувство обиды. Первым вылезло плавание, которым ему запретили заниматься. О школе олимпийского резерва он узнал спустя некоторое время после того, как его забрали из группы, случайно встретив двух ребят, которые в эту школу попали. Вспомнилось, как тётя Лена попросила не называть его мамой в присутствии дяди Володи и деда. Он попытался вспомнить ещё какие-нибудь крупные грехи Лесницких, но дальше шла мелочёвка, хотя и обидная. Погружённый в свои мысли, он не заметил, как машина въехала в какой-то пустынный двор и остановилась.
- Вот мы и приехали, Рома, - услышал он откуда-то извне голос Леонида Васильевича.
Взяв с собой мешки с подарками, они вошли в здание. Первое Ромино впечатление было странным: они ошиблись и приехали не туда. Всё было не так, как помнилось. Тесный холл с побитой казённой плиткой на полу, серо-зелёной, расположенной в шахматном порядке, узкие тёмные коридоры, выкрашенные грязно-жёлтой краской, оранжевые шторы, щербато висящие на ржавых металлических карнизах, и запах еды, не тот, благословенный, который витал в квартире Лесницких, когда Наталья готовила обед или пекла пирожки, или жарила оладушки, а какой-то другой, скудный и тоскливый, въевшийся, каждодневный, не предполагающий перемен. Они зашли к директрисе, и, поскольку время было обеденное, она предложила им присоединиться к детям в столовой. К удивлению Ромы, Леонид Васильевич с удовольствием согласился.
- Ребята, у нас сегодня гости! Леонид Васильевич, известный врач, привёз вам подарки! А не узнаёте ли вы, кто приехал к нам вместе с ним? Ну-ка… Витя, Саша, Никита! Посмотрите, это же Рома Серов!
Вермишелевый жиденький суп Рома кое-как съел и даже обглодал жёсткое куриное крылышко, а что делать со вторым, он не знал: в дроблёном рисе ему попалась раскисшая мышиная какашка. Он вопрошающе посмотрел на Леонида Васильевича, но тот взглядом дал понять, что хозяев обижать нельзя, и есть придётся. Собрав на краю тарелки все инородные вкрапления, он, давясь, съел гарнир и котлету и залпом запил всё это компотом, краем глаза отметив, что оставшиеся на дне разваренные сухофрукты были червивыми.
Когда закончился обед, а после него и раздача подарков, Леонида Васильевича с Ромой в качестве экскурсии провели по комнатам, и в одной из них директриса оставила Рому с его бывшими друзьями, чтобы они смогли как следует пообщаться. Но разговора не получилось. Как только ушли взрослые, в комнату впорхнули две девчушки, и одна из них с ходу ляпнула:
- Слышь, ты, а ты, видать, нехило присосался! Прикидик у тебя вон какой! Спинжах кожаный… А кроссы-то фирменные…
- Аха, - подхватила вторая. – И деньжата, небось, водятся. Слушай, а давай я тебе по-быстрому в сортире дам, а ты мне стольник заплатишь. А то с наших козликов баблом не разживёшься.
Ребята заржали, а первая, ухватив Рому за рукав, потащила его к двери, приговаривая:
- Не слушай её, пойдём со мной. Я тебе и дам, и отсосу за двести. Я хорошо умею…
Рома дёрнулся:
- Да отстань ты…
- Целка, что ли? Анжелка, отвянь от него. Не видишь, он – целка ещё. Ребята, дружбан-то ваш – целка! – И она истерично захохотала. Засмеялись и ребята. Красный лицом Рома выскочил из комнаты и быстрым шагом отправился на первый этаж искать деда.
Но на этом мучения не закончились. На обратном пути дед попросил шофёра свернуть в какой-то переулок, и через несколько минут они подъехали к одному из жалких четырёхэтажных домов, беспорядочно налепленных у железнодорожной развязки. Вокруг домов было убого, замусорено, в переполненных мусорных баках рылся довольно-таки молодой мужчина, а две неимоверно тощих собачонки сидели неподалёку и ждали, когда он уйдёт. Пахло прокисшим винегретом, дохлятиной и ещё чем-то невероятно безнадёжным.
- А это твой дом, Рома. Здесь ты жил с мамой, до того, как она погибла. Узнаешь места?
Вечером Роме стало плохо. Его рвало. Наталья суетилась, то разводя в литровой банке соду, то заваривая какие-то травы, Елена заставляла его пить содовый раствор и стояла у двери туалета, дожидаясь, когда он в очередной раз опорожнит желудок. Он облегчённо выходил, шёл к себе в комнату и ложился, надеясь, что теперь всё пройдёт, но перед глазами возникал то рис с мышиным помётом, то гнилые зубы Никиты, то белые головки прыщей Сашки, прущие из юношеского пушка, откуда-то появлялся запах прокисшего винегрета и дохлятины, и его опять начинало мутить, и он бежал в туалет, хотя желудок был уже пуст…
Ближе к полуночи Елена постучала в дверь к Леониду Васильевичу.
- Может быть, всё-таки вызвать неотложку? Отравление…
- Не надо, - жёстко перебил её свёкор. - С ним всё будет в порядке. Это он выблёвывает дурь.
Обессиленный, опустошённый Рома лежал в постели. От постельного белья едва уловимо пахло лавандой. Уютно светила настольная лампа, а в приоткрытую форточку дул слабый ветерок, и с улицы был слышен весёлый смех и треск петард. Дверь бесшумно отворилась, и в комнату въехала Маргаритка.
- Ну как ты? – тихо спросила она.
- Уже лучше.
- Тебе что-нибудь принести?
- Нет, спасибо. Посиди со мной.
- Хорошо, я посижу.
- Я давно хотел сказать тебе одну вещь.
- Какую?
- Маргоша, прости меня…
- За что, Рома? Ты ни в чём передо мной не виноват.
- Виноват. Понимаешь, я давно хотел поцеловать тебя, чтобы ты выздоровела. Но я боялся. Я боялся, что я тебя поцелую, и ничего не произойдёт. Я всё откладывал, откладывал, и вот ты обошлась без меня… А я себе этого никогда не прощу…
А Наталья стояла под дверью и шептала: «Господи всемилостивый и милосердный, прости ему эту ложь… Спаси и сохрани моих детей…»