Благородный дикарь

Глава 7

Гаррет проснулся как от толчка, перед самым рассветом. Сквозь раздвинутые шторы в комнату проникал слабый свет, где-то за окном пел черный дрозд. Огонь в камине догорел, в комнате было прохладно, и он натянул на себя одеяло, прикрыв плечи. Приятели давно разошлись. «Наверное, после того как я заснул, их выставил Люсьен», – подумал Гаррет, не решив пока, благодарить ли за это брата. Ему вспомнились слова, сказанные вчера доктором: «Вам повезло, чертовски повезло, милорд: еще бы полдюйма – и пуля раздробила бы ребро, а попади она чуть выше – пробила бы легкое, тогда вполне могла возникнуть реальная угроза жизни».

Мысль эта здорово отрезвляла.

Рана оказалась не такой опасной, как он думал сначала, если бы не кровопотеря. Да черт с ней, с этой раной: сейчас его мучила адская головная боль. И виной тому – перебор с ирландским виски.

И все же, несмотря на жестокое похмелье и пульсирующую боль в боку, Гаррет был вполне доволен собой и на лице его играла глупая улыбка. Приятно, черт возьми, быть героем, а уж удовольствие, которое он получил, когда мисс Джульет Пейдж пришла к нему пожелать доброй ночи и поцеловала – пусть и в лоб, – не описать словами. Он вздохнул, откинулся на подушку и опять улыбнулся, довольный. Этот поступок говорил о том, что она признательна ему, что он все сделал правильно.

Гаррет не привык, чтобы кто-нибудь был ему благодарен, поэтому сейчас чувствовал себя едва ли не счастливым.

Черный дрозд все еще заливался за окном, и он, опять засыпая, представил себе, как Джульет Пейдж, словно посланный Небом ангел милосердия, с благоговением смотрит на него, отважного героя, раненного на поле брани.

Когда час спустя к нему в комнату зашел Люсьен, Гаррет крепко спал, но лицо его все еще озаряла улыбка.

Завтрак великий герой проспал, а к моменту его пробуждения весть о произошедшем распространилась по всей округе, и в замок начали приносить цветы, записочки и даже стихи, восхвалявшие поступок Гаррета.

Он и раньше пользовался успехом у дам, но никогда еще их восторги не проявлялись столь бурно, как в то чудесное апрельское утро. Узнав о том, что он, рискуя жизнью, спас людей и был к тому же ранен, все женское население Беркшира пришло в неистовое волнение. Группа красневших от робости и глупо хихикавших девиц из деревни принесла ему целую охапку сирени. Полдюжины роз доставили от леди Джейн Сноу, а следом – дюжину от ее сестры, леди Энн. Коробку конфет и сочные апельсины прислала мисс Эми Вудсайт. Письма и записочки сыпались десятками. Мисс Салли Чилкот, такая же безмозглая, как и ее братец Нейл, разразилась восторженными стихами.

Люсьена все это раздражало, и когда в очередной раз лакей вошел с посланием на серебряном подносе в столовую, где все они сидели за завтраком, его терпение лопнуло.

– Будет ли этому конец? – пробормотал герцог и в сердцах швырнул послание в кучу писем, выросшую на столе перед пустым стулом Гаррета.

Взяв чашку с кофе, он снова погрузился было в чтение «Джентлменз мэгэзин», но Эндрю, намазывая маслом кусочек хлеба, протянул, нарочито капризно растягивая слова:

– Ну вскрой его, Люс. Может, и правда что-нибудь стоящее. Поэма, например, посвященная отважному лорду Гаррету де Монфору.

Он презрительно фыркнул, а Нерисса, державшая Шарлотту на коленях, заявила:

– Что бы там ни было написано, это предназначено только для Гаррета! А ты ему просто завидуешь – ведь не тебе уделяют столько внимания.

– Ошибаешься, милая сестричка. У меня есть дела поважнее, чем отбиваться от внимания назойливых гусынь.

– Не потому ли это, что «назойливые гусыни» не слишком балуют тебя своим вниманием? – огрызнулась в ответ Нерисса.

– Ну просто как дети, – снисходительно пробормотал герцог, не отрываясь от журнала.

Джульет молча размешивала сахар в чашке с чаем и чувствовала себя очень неуютно. Она так и не поняла, почему во время вчерашнего разговора герцог так странно обошелся с ней, и до сих пор не знала, намерен ли он принять их в семью и взять под свою опеку Шарлотту. Он даже не упомянул об этом, и пока Нерисса не привела ее сюда завтракать, она его не видела и возможности спросить об этом не имела. Здесь, за столом, в присутствии двух препиравшихся друг с другом юнцов, разговор на эту тему казался неуместным, и Джульет хотела поговорить с герцогом с глазу на глаз.

Может быть, после завтрака она попросит уделить ей немного времени.

– Не обращайте внимания, мисс Пейдж, – дружелюбно сказал Эндрю, неправильно истолковав причину обеспокоенного выражения ее лица. – Мы с сестрой живем как кошка с собакой, и, боюсь, в нашем доме это в порядке вещей. Со временем и вы привыкнете.

Джульет взглянула на герцога: интересно, пожелает ли он ее выслушать? – но он даже не удостоил ее взглядом.

– За Эндрю тоже бегали бы девушки, если бы он не сидел, уткнув нос в книги, а обращал побольше внимания на окружающий мир, – сказала Нерисса и добавила, обращаясь к брату: – Расскажи мисс Пейдж о своем изобретении.

– Да ну, пустяки, – буркнул Эндрю, но Джульет заметила, как у него зарделись щеки, и поинтересовалась:

– Что за изобретение?

Юноша пожал плечами и, усердно намазывая маслом второй кусок хлеба, как бы между прочим сказал:

– Я пытаюсь построить летательный аппарат.

– Летательный аппарат? – Джульет от удивления чуть не уронила чашку с чаем.

– Да, понимаю, это кажется безумной затеей, но если летают птицы, летают воздушные змеи, летают даже листья на ветру, то почему не может человек?

– Если бы Господь хотел, чтобы мы летали, то дал бы нам крылья, – заметил герцог, не отрываясь от журнала.

– Я так не думаю, – возразил Эндрю.

– Да, а если бы хотел, чтобы мы бороздили моря, то дал бы нам плавники, – подхватила Нерисса. – Но поскольку не сделал этого, человеку пришлось изобрести корабль. Так почему нельзя изобрести летательный аппарат? Я считаю идею Эндрю заслуживающей внимания.

– А я считаю, что она просто смехотворна! – резко заявил герцог, даже не потрудившись взглянуть на сестру. – Эндрю – один из немногих студентов Оксфорда за последние двадцать лет, которые не предавались бражничеству и распутству, а серьезно учились. И ради чего? Ради изобретения летательного аппарата! Совершенно нерациональная трата полученных знаний и никчемное расходование энергии чертовски неплохого мозга!

Глаза Эндрю вспыхнули гневом, а Нерисса воскликнула:

– Люсьен, это жестоко и несправедливо!

– Я лишь констатирую факты.

– Если бы одни, как Эндрю, не изобретали то, что другие считают невозможным, на свете не появилось бы ничего нового!

Эндрю, с грохотом отодвинув стул, выскочил из столовой, чуть не сбив с ног входившего в дверь слугу, но тот и бровью не повел, хотя Нерисса тоже вскочила и бросилась следом за рассерженным братом. Герцог же с невозмутимым видом продолжал читать журнал, как будто ничего не произошло, даже не сразу заметив слугу, который принес на серебряном подносе очередное послание.

– Для лорда Гаррета, ваша светлость.

Ни слова не говоря, герцог бросил записку в кучу на столе, и слуга бесшумно выскользнул из комнаты.

Люсьен поднял глаза и, встретив осуждающий взгляд Джульет, усмехнулся:

– Похоже, вы тоже считаете меня жестоким и бессердечным, но Эндрю не способен сосредоточить внимание на чем-то одном: хватается за все подряд и ничего не доводит до конца. – Он отхлебнул кофе и хитро добавил: – Если время от времени не поддразнивать его и не подзадоривать, никогда не возьмется за свой аппарат.

– Вы мастер манипулировать людьми, ваша светлость. Такими методами вы добиваетесь полного подчинения?

На его губах опять появилась эта загадочная улыбка.

– Да, если это необходимо, мисс Пейдж. А теперь сделайте одолжение, отнесите эти письма Гаррету. От их запаха у меня начинается мигрень.

Джульет удалось самостоятельно найти дорогу, и, поднявшись на верхнюю площадку, она остановилась перед приоткрытой дверью в его комнату и ухватилась за резные перила, с некоторым удивлением заметив, что сердце ее почему-то ускорило свой бег. Да что с ней происходит? Почему она так нервничает? У нее что, мало других причин для беспокойства, куда более серьезных? И одна из них – планы герцога Блэкхита.

Почему он отправил с этим поручением именно ее, хотя было бы куда разумнее – и, разумеется, приличнее! – послать кого-то из слуг. Джульет подозревала, что герцог что-то затевает, и это ее тревожило. Люсьен де Монфор, как искусный кукловод, дергает за веревочки, и все, сами того не желая, делают то, что ему нужно. Он умышленно поддразнивает и раздражает Эндрю, да и с ней поступил так же во время беседы прошлой ночью, герцог сам сознался в этом. Только вот какими соображениями он руководствовался, Джульет не знала, да и, по правде говоря, не хотела знать. Она сама не могла представлять интерес для Люсьена, да и получить от нее нечего…

Постояв возле приоткрытой двери и прислушавшись, но не уловив ни звука, Джульет робко толкнула дверь, с облегчением отметив, что она не скрипнула: петли хорошо смазаны. Что греха таить, она нервничала. Крепко зажав пачку писем в ладони, Джульет собралась с духом и бесшумно скользнула внутрь.

В комнате было неестественно тихо. Она огляделась, отыскивая место, чтобы положить письма, и старательно избегая смотреть в сторону кровати. На полу валялась подушка, чуть подальше – другая, третья. Наверное, Гаррет сбросил их во сне: видимо, очень беспокоила боль. Подняв глаза, она увидела переливающийся золотым блеском полог, перехваченный малиновым шнуром с кистями, резное изголовье, а на подушке – голову с растрепанной шевелюрой. Лишь тонкая простыня прикрывала мускулистое тело.

У Джульет запылали щеки, и она поспешно отвела взгляд, устыдившись, что вторглась туда, куда не следует, пусть и не по своей инициативе. Надо поскорее положить куда-нибудь эти письма, хотя бы на комод, и бежать отсюда без оглядки!

Она уже направилась к комоду, но передумала: ведь раненому придется встать с постели, чтобы взять их. Нечего делать: придется положить корреспонденцию на столик возле кровати. Только бы он не проснулся!

Джульет была готова задушить герцога Блэкхита собственными руками за то, что поставил ее в такое неловкое положение.

Прикрыв глаза рукой, как будто заслоняясь от солнца, глядя на носки своих туфелек, чтобы не смотреть на мужчину, который лежал в постели, она осторожно двинулась к кровати.

Краешком глаза она все же видела покрывало и старалась не поднимать глаз, но, как Пандору перед запретным ларцом, ее одолело любопытство и взгляд упал туда, куда не следовало. На расстоянии вытянутой руки она увидела изгиб мускулистого плеча, обнаженный торс, перевязанный чистым белым бинтом, и очертания бедер, ясно различимые под легкой простыней и не оставлявшие простора для фантазий…

В это мгновение он вздохнул и перевернулся на другой бок. Джульет замерла на месте, моля Бога, чтобы Гаррет не проснулся и не обнаружил возле своей постели непрошеную гостью, которая, широко раскрыв глаза, наблюдала за ним. О господи, только бы не проснулся!

Она на цыпочках подошла ближе и положила пачку писем на мраморную столешницу прикроватного столика, но так нервничала и спешила, что задела их рукавом и они с тихим шелестом разлетелись по полу.

Лорд Гаррет открыл глаза и улыбнулся, а Джульет судорожно сглотнула.

Заметив ее смущение, он дал ей время прийти в себя и, преувеличенно громко зевнув, пробормотал:

– Мм… вы все еще здесь, и это хорошо…

– Хорошо? – мучительно покраснев и в замешательстве попятившись от кровати, удивленно переспросила Джульет.

– Да, хорошо. Видите ли, ночью мне приснилось нечто странное: будто бы мой брат жив, но не в своем привычном обличье, а в образе маленькой девочки, и что прекрасная молодая женщина пришла в мою спальню и наблюдала за мной, пока я спал.

Он улыбнулся, тепло глядя на нее.

– Теперь я понимаю, что, возможно, мне это и не приснилось и благодарен брату, что он не отослал вас прочь.

– Я… мне нужно идти, – прошептала смущенная Джульет.

– Уже? Но я ведь только проснулся. Если вы уйдете, могу и обидеться.

Гаррет сел в постели, опершись спиной на подушки, потянулся, разминая мышцы, и уже с неподдельным удовольствием громко зевнул.

– Как там Люсьен? – поинтересовался молодой человек и опять улегся на подушку, заложив руки за голову и открыв ее взору тренированные мускулы.

Окончательно смутившись, Джульет покраснела и отвела взгляд.

– Ну, как сказать… Он весьма…

– Понимаю, с ним непросто.

Она с растерянной улыбкой пожала плечами, не желая плохо отзываться о герцоге.

– Он деспотичен? Груб, жесток, вспыльчив, неприятен?

Джульет заметила озорные искорки в его глазах, поэтому ответила уклончиво:

– Я не готова это повторить.

– Почему нет? Ведь все это правда. – Остатки сна слетели с него, взгляд стал острее. – Что он сказал относительно Шарлотты? Он намерен взять ее под свою опеку?

– Я не знаю. Он даже не намекнул, каковы его планы.

Гаррет выругался вполголоса.

– Во время завтрака он не сказал об этом ни слова – лишь поддразнивал лорда Эндрю, – а потом попросил меня отнести вам эти письма. Я старалась не разбудить вас, но… – Она покачала головой. – Мне очень стыдно.

– Почему?

– У меня нет привычки заходить в спальню мужчины, тем более когда он спит!

– Прошу вас, мисс Пейдж, не уходите. Мне так приятно ваше общество!

– Но это неприлично!

– Неужели? Мне скучно, лежать надоело, и поговорить больше не с кем.

– Но и со мной общаться не лучший вариант, особенно когда вы лежите голый под простыней…

Он удивленно вскинул брови:

– Как вы узнали, что я голый, мисс Пейдж?

– Я не смотрела на вас, если вы это подумали!

– Напротив, смотрели… я имею в виду – в моем сне.

– Лорд Гаррет!

Он рассмеялся, и в голубых, как небо за окном, глазах заплясали озорные искорки. Джульет смутилась, заметив неприкрытое влечение в его взоре, и отвела взгляд, почувствовав, как по телу прокатилась приятная теплая волна. Сама того не желая, она улыбнулась: ей нравился лорд Гаррет, и она нравилась ему. Было приятно и то, что он сказал правду.

– А чем занимаетесь вы? – решила сменить тему на более безопасную Джульет.

– Занимаюсь? – не понял Гаррет.

– Ну, Чарльз был офицером, Эндрю мечтает стать изобретателем, Люсьен – герцог, а вы?

– Я?

Ей показалось, что на мгновение он растерялся. Разве могла она знать, что он подумал: «Я бесполезный прожигатель жизни. Паршивая овца. Позор семьи. Чем я занимаюсь? Бездельничаю».

– Я… развлекаюсь, – ответил Гаррет, взглянув на нее из-под густых ресниц с таким невинным видом и одарив такой обезоруживающей улыбкой, что она не могла не рассмеяться.

– И это все, что вы обычно делаете?

– Пока да. И должен признаться, лежать в постели мне наверняка скоро наскучит, поэтому вы просто обязаны ежедневно навещать меня, мисс Пейдж. Клянусь, что буду хорошо себя вести, если пообещаете приходить и развлекать меня.

Она рассмеялась, взяла пачку писем и положила ему на грудь.

– Держите. Если вам станет скучно, это поможет скоротать время.

– Но у меня нет настроения их читать. Думаю, они все похожи. Достаточно прочесть одно, и станет ясно, что написано во всех остальных.

– Так прочтите хоть одно.

– По правде говоря, нет желания, тем более что я только проснулся.

Он все еще лежал, заложив руки за голову, и с плутоватой улыбкой смотрел на нее.

Она обвела взглядом комнату и только сейчас заметила, что в ней полно цветов. Они были всюду: на комоде, на подоконнике, на письменном столе. Взглянув и на пачку писем, оставивших запах духов на ее ладони, Джульет почувствовала то, что можно было бы назвать ревностью, если бы имела для этого причины. Она едва знала лорда Гаррета. И то, что ее связывало с Чарльзом, еще не давало ей права претендовать на какие-то особые отношения с его братом.

– Как много цветов! – заметила Джульет, чтобы хоть что-то сказать, и украдкой вытерла ладонь о юбку, пытаясь избавиться от запаха духов. – Вы, похоже, дамский угодник, лорд Гаррет?

– Вы так думаете?

– А вы?

Он нарочито скромно пожал плечами, признавая, что, мол, да, так оно и есть, но в данный момент это не имеет никакого значения.

– А ваш брат тоже пользовался успехом у дам?

– Кто, Чарльз?

– Ну конечно.

Гаррет окинул ее еще более потеплевшим взглядом:

– По крайней мере у одной прекрасной леди – точно.

Она вспыхнула и опустила глаза, пряча улыбку.

– У Чарльза, конечно, имелись поклонницы, но он был слишком честолюбив, целиком отдавал себя сначала учебе, потом военной карьере, так что бегать за юбками ему не хватало времени – по крайней мере так он говорил. Все дело в том, что наши родители – а потом и Люсьен – безупречно организовали его жизнь, а он был не из тех, кто восстает из одного лишь духа противоречия.

– Понимаю… Герцог намекнул, что Чарльз должен был связать себя узами брака с какой-то другой девушкой, из его круга…

– Да, это произошло еще до того, как он появился на свет, но, разумеется, не означает, что у него были какие-то чувства к той девушке.

– А как насчет вас? Будучи предполагаемым престолонаследником, вы тоже связаны какими-то обязательствами?

Гаррет усмехнулся:

– Дорогая мисс Пейдж, я как раз из тех, кто восстает из одного лишь духа противоречия. Если я когда-нибудь надумаю жениться, то это будет мой выбор, а не Люсьена.

– Понятно… Я почему-то так и подумала: вы никогда не последуете курсом, который проложил для вас Люсьен или кто-то другой.

– И вы совершенно правы, хотя это еще не значит, что он не попытается настоять на своем. – Гаррет по-прежнему нежно смотрел на нее, но улыбка постепенно угасла и на лице появилось выражение сочувствия и понимания. – Вы все еще тоскуете по нему, да?

Джульет тоже стала серьезной и, задумчиво глядя в окно на зеленые холмы, сказала:

– Мне кажется, я всегда буду горевать о нем, лорд Гаррет. И все еще отчетливо помню ту ночь, когда в последний раз видела его живым. Какое радостное было у него лицо, когда я сообщила ему, что жду ребенка! Он опустился на колено и попросил меня выйти за него замуж! Я таким его и запомнила: стоящим передо мной на колене, со склоненной головой, при свете свечи, который отражался в его золотистых волосах…

– Как это романтично!

– Да, и порой я благодарна судьбе за то, что не видела его мертвым, хотя иногда это тяжелее… как будто не поставлена точка. Мне так и не пришлось поплакать над его телом, попрощаться с ним. И это до сих пор причиняет боль. Утратить любимого человека само по себе тяжело, но еще тяжелее, когда теряешь его внезапно и к тому же не имеешь возможности попрощаться с ним.

– Да, я понимаю, что вы имеете в виду.

Гаррет на мгновение замолчал, погрузившись в свои печальные мысли, созвучные ее воспоминаниям, горюя о брате, чего не смог, а возможно, не пожелал, сделать ни один человек по другую сторону Атлантики.

Это их неожиданно сблизило, даже сроднило.

– Вам тоже его не хватает…

– Как и вам…

– Вчера леди Нерисса предложила мне занять его комнату. Вам, наверное, покажется это глупым, но я думала… надеялась, что каким-нибудь образом почувствую его присутствие там.

– И что же?

– Нет, – призналась она, задумчиво глядя в пол, – я ничего не почувствовала.

– Не знаю, утешит ли это вас, – помедлив, сказал Гаррет, – но я тоже никогда не чувствовал там его присутствия.

– Значит, и вы бывали там в надежде снова приблизиться к брату?

– Конечно, и не раз. Должен сказать, мисс Пейдж, я очень рад, что брат любил женщину, которая и через год после его смерти остается верной его памяти. – Взгляд его погрустнел. – Это, конечно, хорошо – для Чарльза, но не для женщины, которую он покинул. Вы должны продолжать жить, мисс Пейдж. Уверен, что и он хотел бы того же.

– Да, я знаю, и мне это вполне удавалось, пока не встретила вас, – призналась Джульет. – Ваше необычайное сходство с Чарли всколыхнуло во мне воспоминания.

– Но между мной и Чарльзом сходство лишь внешнее, – сказал Гаррет, опять одарив ее своей теплой улыбкой, от которой у него появлялись ямочки на щеках, а у нее замирало сердце. – Если вы узнаете меня получше, мисс Пейдж, то поймете, что я совсем не похож на Чарльза.

Натянув простыню до подбородка, он попытался взять бокал и бутылку с мраморной столешницы, где лежали пачки писем, но не дотянулся и, поморщившись, опять откинулся на подушки.

– Позвольте вам помочь, – предложила Джульет, увидев, как он побледнел.

– Со мной все в порядке, просто немного болит бок, – попытался улыбнуться Гаррет. – Наверное, действие ирландского виски прошло и боль вернулась.

Джульет подобрала разбросанные по полу подушки.

– Похоже, ночь была беспокойной.

– Ничего, случалось просыпаться и от куда более сильных ощущений, чем сейчас. У меня к вам просьба, мисс Пейдж: не нальете ли вы мне немного виски? Я сам пока…

– Да-да, конечно, – засуетилась Джульет, ругая себя за то, что сама не сообразила.

До краев наполнив бокал, она подала ему, и пальцы их случайно соприкоснулись. Он улыбнулся, а она непроизвольно вздрогнула, наблюдая, как он привычно опрокидывает в себя крепкий напиток. Допив до конца, он вернул ей бокал, и щеки его немного порозовели.