Блатные псы

Глава 5

Парные куриные котлеты – блюдо диетическое, но это куда лучше, чем овсяная каша на воде и обезжиренный творог с жидкой сметаной… Все-таки сдалась Кира, все-таки предложила мужу мясное блюдо. По закону Максим не был ее мужем, а после такого завтрака готов был отправиться в ЗАГС хоть сейчас.

Но отправился он на службу. И в хорошем настроении. И погода сегодня отличная. Небо ясное, прохлада комфортная, а ветер – как теплое дыхание весны.

Развернулась у него душа. Но тут же свернулась, стоило только выехать со двора. Улица перерыта была у самого перекрестка – не проехать. Максим развернул машину, но и на другом перекрестке – такая же беда. Как будто кто-то нарочно напакостил.

Тракторным экскаватором дорогу перерыли, на всю ширину и на глубину одного ковша. Грунт был вынут и уложен в четыре кучи, по две с каждого конца. А посередине чисто – бери толстые доски, перебрасывай их через траншею и проезжай по ним, как по мосту. Может, здесь и планировалось установить временный мост для проезда? Но тогда почему его нет? И зачем вообще дорогу перерыли? Если трубы собираются прокладывать, то где они? К тому же траншеи эти только поперек дороги, где же продолжение? Да и на улице между траншеями как минимум двадцать домов, и почти в каждом дворе машина. Как людям на работу выезжать?

Эти вопросы Одинцов задавал себе, вынимая телефон. В дежурную часть звонить надо, пусть коммунальные службы поднимают, а те устраняют диверсию. Как еще назвать это безобразие?

Он уже набирал номер, когда с перекрестка в его сторону свернул черный джип «Гелендваген». За ним второй. Машина вплотную подъехала к канаве, остановилась. Рядом замерла вторая.

Одинцов уже понял, что происходит – Никиткин с каждым днем борзел все больше. Бежать он не собирался, а пистолет на всякий случай достал. И с предохранителя ствол снял, и затвор передернул. Плевать, кто что подумает. Правда, руку с оружием он опустил.

Сначала из машин вышли рослые парни в черном. Пистолет в руке Одинцова их смутил, но в ответ они оружие доставать не решились.

– Максим Львович, все нормально, вам ничего не угрожает, – сказал плотного сложения мужчина с кривым носом и прямыми залысинами.

Знакомый персонаж – Чернышев Станислав Евгеньевич, начальник личной охраны господина Никиткина. Одинцову приходилось с ним встречаться.

– Да нет, ребята, не нормально. Это я вам угрожаю, – усмехнулся Максим.

Пусть достают оружие, пусть взводят курки, посмотрим, кто кого?.. Он готов был открыть огонь на поражение, и Чернышев прочел это по его глазам. Прочел и смутился. Его люди запросто могли нашпиговать майора свинцом, но без потерь среди них точно не обойдется. А потом еще отвечай за гибель сотрудника полиции… Лукомора за одно только покушение сожрали.

– Я так понимаю, у вас проблемы?

– Проблемы у вас, ребята.

Одинцов набрал номер дежурной части и вызвал все свободные на данный момент экипажи патрульно-постовой службы. Никиткин хотел произвести эффект, что ж, он этого добился. Будет эффект… Майор задержит его за хулиганство, оформит на пятнадцать суток, а уж он пусть выкручивается. И выкрутится – причем в пять секунд. Но осадочек от встречи с Одинцовым останется.

Чернышев потрясенно смотрел, как он опускает в карман телефон.

– Ну, чего смотришь?

– Э‑э, Леонид Афанасьевич мог бы вас подвезти, – пытаясь взять себя в руки, сказал начальник охраны.

– Пусть Леонид Афанасьевич вернет все на место, – кивком головы показал себе под ноги Максим. – Думаю, пятнадцати минут ему хватит. Если нет…

Он не договорил, повернулся к Чернышеву спиной и вернулся к своей машине. Не прошло и минуты, как появился Никиткин. Вышел из машины, неторопливо перешагнул через канаву и, стараясь держать марку, направился к Одинцову.

А тот, глядя на него, усмехнулся, вспомнив их первую подобного рода встречу. Они обедали с Ожогиным в кафе, Никиткин подъехал к ним на трех «Гелендвагенах», пустил пыль в глаза, изображая из себя крутого мафиози. Максим тогда сел к нему в машину, вежливо прослушал предложение о сотрудничестве и так же любезно послал его лесом. А потом Никиткин сам бегал за ним – то с одной проблемой, то с другой. И в управление к нему приезжал как проситель… И сейчас вот в машину к нему садится. Мина вроде хорошая, а игра не очень. Неудачная у него прелюдия вышла. Дорогу перерыл, давая понять, что Максиму некуда деваться. К себе в машину хотел позвать, вроде как руку помощи протянул, но сам же и нарвался. Сейчас здесь будет полно полиции, и куда тогда деться Никиткину? Убираться ему нужно отсюда, пока не поздно, а он пытается исправить ситуацию. Дурак. Но дураки бывают умными. И очень опасными…

Дверь Никиткину открыл Чернышев, но в машину он садился так, будто был водителем, которому Одинцов, как инспектор ГИБДД, собирался выписать штраф. Перед «инспектором» он не заискивал, держался с вельможным достоинством, но унизительной была сама ситуация. И Одинцов глянул на него так, будто решал, то ли штраф выписать, то ли простить.

– Ну, здравствуй, Леонид Афанасьевич, – снисходительно улыбнулся он. – Давно не виделись.

– Увиделись, – мрачно буркнул Никиткин.

В его внешности не было ничего угрожающего. Черты лица у него правильные, даже с некоторыми мягкими, аристократическими линиями. Срок он не мотал, в законные воры не просился, в «крестные отцы» криминального мира не рвался, но всерьез считал себя авторитетным мафиози. Для этого у него было все – деньги, власть, связи, сила, ум, хитрость и коварство. Ему не нужно было давить на собеседника, внутренней своей мощью угнетая его волю, он мог просто приговорить его к смерти, а исполнители у него имелись. И, судя по недавним событиям, удары Никиткин наносить умел. Да это и раньше было известно, не зря же Лукомор в свое время согласился подвинуться, уступил ему половину города. Сунул палец в рот, а Никиткин руку по локоть откусил…

– Я знаю, ты у нас благоустройством города занимаешься. – Максим взглядом показал на кучу темно-бурого грунта, из которой смотрел на него, будто подмигивая, большой грязно-белый камень. – Но ты бы не увлекался.

– Ну почему же? Иногда, прежде чем что-то построить, нужно что-то разрушить. Дорогу вот перекопали. Закопают. А потом и асфальт постелим.

– Асфальт – это хорошо, – нехотя кивнул Одинцов. – Но иногда лучше ничего не трогать, чем что-то строить.

– Если бы человек ничего не трогал, он бы до сих пор в каменном веке жил.

– А чем каменный век от нашего отличается? Та же борьба за выживание, те же войны за охотничьи угодья. Или нет?

– Война – двигатель прогресса.

– А если короче?

– Тут одна птичка ко мне залетела… Почту разносят голуби, а слухи сороки, так вот я не пойму, то ли голубь это был, то ли сорока. То ли правда, то ли слух… Ты каких-то типов задержал, пытаешься доказать, что они на меня работают.

– Не работают, – покачал головой Одинцов. Он, конечно же, понял, о ком шел разговор.

– Ну вот видишь… – слегка расслабился Никиткин.

– Уже не работают… А если работают, то против тебя.

– Неужели против меня что-то сказали?

– Если бы сказали, я бы с тобой не здесь сейчас разговаривал. И не так.

– У‑у, как страшно!

– Бойся… Ты столько дров наломал, что теперь тебе нужно бояться.

– Чего?

– Я на частные уроки не подписывался. Я на казенном содержании и даю казенные уроки. Когда тебя на казенную пайку оформят, тогда и поговорим.

– Зря ты так, Одинцов, зря… – задумчиво проговорил Никиткин. – Если ты думаешь, что это я против Лукомора играю… А ты думаешь.

– Я не думаю, я знаю.

– А доказательства?

– Будут доказательства.

– Роешь ты под меня. Я знаю, что роешь. А ведь мы вместе против Лукомора копать должны.

– И копаем. Вместе. Но по разные стороны песочницы.

– Так я и не претендую на совместные усилия.

– Ты и так со всем отлично справляешься. Лукомор в СИЗО, шансов у него практически нет.

– Тем более. Лукомор – это вчерашний день.

– Так же, как и ты. И ему здесь не место, и… И тем, кто играет так же грязно, как он.

– Клин вышибают клином. Как только Лукомора не станет, в городе наступит тишь да гладь.

– Это не ко мне, это к моему начальству, – усмехнулся Одинцов.

Он знал, о чем говорил. Сам начальник УВД покровительствовал Никиткину. Правда, полковник Саньков осторожничал, на рожон не лез и Максима на откровенный разговор не вызывал. Не те сейчас времена, когда можно было так вот просто закрыть уголовное дело в угоду сильному мира сего. Тем более Сколков и Пинчук попались в милицейской форме, на которую не имели прав, а это само по себе уже резонансное дело. К тому же в городе рыщут «волкодавы» из областного УБОПа, работают следователи из Москвы. Одинцов эксплуатирует их интерес к Никиткину, но, похоже, они об этом не очень догадываются. Если дать им наводку на Фраера, они могут наброситься на него самого. И на Санькова вместе с ним…

Но Саньков понимает, под кого роет майор. Он хоть и осторожничает, но сигнал Фраеру подал, и тот уже в действии. А начал Никиткин с предупредительного разговора, который приподнес на блюдечке с отрытой экскаватором канавой-каемочкой.

– Ну, с твоим начальством я договорюсь. Но мне нужно, чтобы ты угомонился. А то вдруг пустишь следствие по ложному пути.

– Ну да, на Кустарева лукоморские покушались, а не твои, – скривил губы Максим.

– Так и было. А ты пытаешься доказать обратное.

– Я пытаюсь доказать правду.

– Ты пытаешься доказать свою ошибку. Эта твоя ошибка может мне дорого встать, ты меня понимаешь?

– Суд разберется, ошибка это или нет.

– Твоя ошибка может встать мне поперек горла. И мне. И тебе… Ты же видишь, я хочу решить с тобой вопрос по-хорошему…

– Вопрос нужно решать по закону.

– Закон – это дубина о двух концах. Она ведь и тебя ударить может. И тебя… И твоих близких…

Одинцов резко глянул на Никиткина, но тот даже бровью не повел. А родные у Максима были, прежде всего дочь от первого и пока единственного брака. С ней не должно ничего случиться…

– Зря ты об этом сказал, Фраер, – сквозь зубы выдавил он.

Никиткин возмущенно нахмурил брови: не нравилась ему эта кличка. Но Максим нарочно к нему так обратился, чтобы вывести из себя.

– Если с моими родными вдруг что-то случится, ответишь ты.

– Перешел на пустые угрозы? – взяв себя в руки, усмехнулся Никиткин.

– Это не пустые угрозы. Я на преступление пойду, чтобы с тебя спросить. На любое преступление. И спрошу. Очень жестоко спрошу. Я живучий. И руки у меня длинные, надо будет, с того света дотянусь…

Одинцов едва сдерживал себя, он рвался вцепиться в подлеца прямо сейчас, заполняя пространство злой, агрессивной силой. Никиткин уже пожалел о своей угрозе.

– Нервный ты какой-то, майор, то за ствол хватаешься, то на пену исходишь.

– Зря ты про родных сказал. – Максим зажмурился, с силой сжимая кулаки, и стиснул зубы. – Ох и зря… Давай иди отсюда. Прошу, не доводи до греха. – Казалось, еще мгновение, и он взорвется.

– Ну, мы с тобой договорились! – с важным видом, но без всякой уверенности в голосе изрек Никиткин и поспешил исчезнуть.

А Максим остался сидеть в машине, внутри у него все бурлило. В чувство майора привел старший патрульно-постового наряда. К месту подъехали сразу две машины, но Никиткин со своей свитой успел очистить пространство перед канавой. Зато появился трактор с ковшом экскаватора.

Одинцов отпустил патрульных, дождался, когда восстановят проезд, и продолжил путь на своей машине.

Он не дурак, все прекрасно понимал. Не пойдет Сколков на сотрудничество, не сдаст он Никиткина. Похищения не было, за незаконный ствол и поддельное удостоверение он получит максимум четыре года, отбудет половину где-нибудь на поселении с мягким режимом и условно-досрочно выйдет на свободу. И еще денег заработает за свое молчание. А если сдаст Никиткина, то его жизнь превратится в долгое и полное лишений скитание, и это в лучшем случае, если нет, то его зароют где-нибудь под трубопроводным мостом, как это было с Мишей Веселым…

Никиткина сдать мог Леша Татаринов, но как его найти? Не зря же он сбежал, узнав о гибели Веселого. Значит, знал что-то… Но чтобы Татарина допросить, его сначала нужно взять, а с этим проблемы. Розыск пока никаких результатов не дал. Или парень на дно плотно залег, или Никиткин его уже нашел…

Нет у Одинцова улик против Фраера, и не факт, что будут. И еще Саньков дышит в спину… Он и сам, в общем-то, склонялся к тому, чтобы оставить Никиткина в покое. Пусть владеет всем городом, если ему хочется, пусть тешит свое самолюбие, раз в детстве не наигрался. Что с Лукомором он будет Бочаров делить, что без него править бал, в принципе без разницы… Но зачем Фраер вызвал его на этот разговор? Зачем замахнулся на святое?..

Максим заехал в управление, собрал подчиненных, провел совещание и, не извещая о том Санькова, отправился в следственный изолятор, в котором находился Лукомор. Чутье подсказывало, что Фраер нанес удар и в этом направлении. Не переживал он за Лукомора, и не было желания помогать ему, но так вдруг захотелось сломать игру одному самодовольному болвану…