Блеск дождя

4 Симон

– Что это у тебя с лицом? Подрался? – поинтересовался Алекс утром – точнее, в полдень, – вместо приветствия. Он подходил к двери квартиры, я же как раз выходил.

– Нет, – ответил я с легким раздражением. Я уже понимал, что родители зададут мне аналогичный вопрос. С той лишь разницей, что в отличие от Алекса они усомнятся в правдивости ответа. – На шкаф налетел.

– Ай!

– Угу!

Он, ухмыляясь, скрестил руки, оглядывая синяк.

– Тебя одного никуда отпустить нельзя. В следующий раз я за десятку в час готов тебя сопровождать.

– Спасибо, но я сам разберусь.

– Угу, заметно.

Я вздохнул.

– Сто пудов, мои родители с катушек съедут, когда это увидят.

– Ах, точно. Сегодня же семейный ужин. А можешь «заболеть», и мы возьмем чего-нибудь в греческом ресторане и погамаем, – предложил Алекс, и звучало, прямо скажем, соблазнительно.

– Не, не пойдет. Иначе… мать только еще больше волноваться будет.

Алекс, легко согласившись, пожал плечами. То ли не заметил моего короткого замешательства, то ли проигнорировал.

– Я только предложил. Тогда покеда, и наверни там за меня!

Мы пожали руки. Мне нравится, что Алекс не задает лишних вопросов и не комментирует всех и вся. Потому что на самом деле я не хотел отказываться от семейного обеда из-за бабушки Лотты. С тех пор как она полтора года назад сломала себе шейку бедра и чуть не умерла во время операции, я стараюсь проводить с ней как можно больше времени. И тот факт, что в свои почти восемьдесят она снова встала на ноги, граничит с чудом. Так, по крайней мере, сказали врачи. Когда она лежала в коме, я нашел в подвале потрепанного мишку, которого она подарила мне маленькому, и ночью, как ребенок, тайком плакал, уткнувшись в его облезлую шерсть. Стыдно, конечно. Но так было надо. Чтобы днем быть опорой маме и сестре – как папа.

Кстати, про сестру. Мне пришла в голову идея, каким образом можно обойти неудобные расспросы родителей.

По дороге на вокзал я вытащил телефон и набрал Норе сообщение:

Можешь сделать мне одолжение?

Когда я напишу, выйди, пожалуйста, к калитке и принеси свою косметичку. 

Не спрашивай, все объясню позже.

Зачем тебе моя косметика?

Я со стоном закатил глаза. Мне ли не знать, что моя младшая сестра сделает ровно наоборот и еще учинит допрос?

Просто сделай, окей?

А что тебе нужно?

Нахмурившись, я прочел Норину эсэмэску. На улице было холоднее, чем я думал, и по плечам побежали мурашки. Надо было поверх футболки надеть свитер.

Что ты имеешь в виду?

Я имею в виду, тушь, тени, подводка…

Что именно тебе надо?

Откуда мне знать?

Думаю, хватит типа пудры, или чем ты там замазываешь прыщи.

У меня вообще нет прыщей, придурок!

У меня были другие воспоминания, но я не стал возражать. Мне нужна ее помощь, и пока козыри в ее руках.

Сорри, я не это имел в виду. 

Принеси просто эту замазку, ок?

До скорого. Напишу, когда приеду.

Метро с одной пересадкой, потом электричка, и вот я уже в десяти минутах ходьбы от дома родителей, который когда-то принадлежал моему деду. Как и к большинству домов в Треппенфиртель[2] Бланкенезе, к нашему тоже вела лестница. Когда я еще жил с родителями, ступеньки были моими ежедневными тренировками. На самом деле – не столько эти несколько ступенек, сколько необходимость дважды в неделю спускаться и подниматься на Зюльберг, я делал это бегом. Для выносливости и чтобы справиться с хандрой.

Когда до дверей дома оставалось пять ступенек, я, как и договаривались, написал сестре сообщение. Только отправил, как открылась покрытая голубым лаком дверь и вышла Нора в своих черных в пайетках уггах, которые ей подарили месяц назад на день рождения и которые она с тех пор, кажется, и не снимала. Я почти уверен, что она и дрыхнет в них.

Я поманил сестру подальше от кухонного окна, чтобы мама нас не увидела. Нора с мусорным мешком в руках – видимо, для алиби, – подошла ко мне.

– А, вот для чего тебе тоналка нужна. – Она произнесла это почти разочарованно. А чего она, собственно, ожидала?

– Принесла?

– В заднем кармане, чтобы мама не задавала вопросов. Я ей сказала, что пошла мусор вынести. – И она поставила мешок на землю.

– И она поверила? Вообще-то добровольно ты никогда мусор не выносишь, – подколол я сестру и неожиданно получил за это тычок в правое плечо.

– Я хотя бы не дерусь, – прокомментировала она мой синяк и вытащила из джинсов металлическую коробочку, тюбик и кисточку.

– Я не дрался, – уточнил я.

– А откуда тогда синяк?

– Долго рассказывать. – Я взял в руки косметику, но, честно говоря, понятия не имел, что предпринять. – Что с этим делать? – слегка беспомощно спросил я. Надо было хоть видеоурок на YouTube посмотреть, пока ехал.

– Наносишь немного вот этого. – Она указала на тюбик. – А потом пудру кисточкой.

– Окей… – Я отвинтил колпачок, нажал на тюбик и выдавил на ладонь бежевую кляксу размером с евро.

Нора вскрикнула от ужаса.

– Господи, Симон! Это консилер от MAC. Ты хоть знаешь, сколько он стоит?

Я до этого момента не знал, ни что такое консилер, ни тем более MAC.

– Да я не так много взял.

– Много. Надо примерно треть от этого. – Она взяла у меня из рук тюбик, как забирают у маленького ребенка спички. – Бестолочь. Дай сама сделаю.

Я облегченно вздохнул.

– Спасибо.

Нора мне примерно по грудь, поэтому я присел на ступеньку, чтобы ей не вставать на цыпочки. Она подушечками пальцев принялась вбивать мне в кожу крем.

– Давай быстрее, Нора. Мама спросит, где тебя носило.

– Сиди спокойно. Я почти закончила, – сосредоточенно произнесла она, обмахивая мое лицо кисточкой. – Полностью при твоем тоне лица закрасить не получится, но должно сработать.

Когда сестра отошла, я беспокойно подергал лицом. Осторожно поднял руку к месту под глазом, где, по ощущениям, была целая тона макияжа. Но Нора стукнула мне по рукам.

– Не трогай. Иначе по неосторожности все смажешь.

Я тут же отдернул руку.

– Ну пошли тогда в дом. – Я обнял сестру за плечи, притянул к себе и чмокнул ее в макушку. – Спасибо, малявка!

– Пожалуйста, дылда.

Мы пошагали к дому, завернув по дороге к мусорным контейнерам.

В прихожей мы угодили в руки мамы, появившейся из кухни с миской салата.

– Симон! Как хорошо, что ты приехал! – Она свободной рукой погладила меня по спине. Синяк, кажется не заметила. Когда она отвернулась, я подмигнул Норе. Сестра улыбнулась торжествующей улыбкой, и мы пошли за мамой в гостиную. Папа с бабушкой уже сидели за столом друг напротив друга.

– Ну, мой мальчик! Как жизнь? – поздоровался отец, и его улыбка утонула в густой бороде.

– Здравствуй, Симон! – Бабушка приветливо подмигнула.

– Привет, пап. Привет, бабушка. – Я по очереди обнял их. Папу покрепче, бабушку подольше и еще поцеловал ее в щеку.

– А я как же? – Это сказала мама. Она поставила салатник рядом с рыбной тарелкой в центр стола и раскрыла мне навстречу объятия.

– Лучшее оставляем на десерт, – пошутил я и подошел ближе. Кончики ее каре защекотали мне шею, когда она прижала меня к себе.

– Слышали? – сияя, сказала она. – Я – лучше всех.

– Не забывай, в кого ты такая, – прокомментировала бабушка.

– И почему я на тебе женился, – ввернул папа.

– И откуда у тебя такие клевые дети, – добавил я.

Все засмеялись.

– Из кухни надо чего принести? – спросил я, выискивая глазами приборы и бокалы.

– Напитки. И мамуля хотела бы ту штуковину, которую ты приготовил для нее в прошлый раз. Ничего другого она пить не будет. – В мамином голосе слышалось напряжение. Как будто бабушка напевала ей про это весь день, что вполне могло оказаться правдой. После больницы она переехала к нам и заняла мою комнату. – Это ведь безалкогольный коктейль? – с сомнением спросила мама.

– Тсс, – прошептал я, – она не знает, что он безалкогольный.

Мать улыбнулась одними уголками рта.

– Да-да! – прокричала бабушка со своего места. – Я целый день мечтаю выпить, Симон. Мои старые рецепторы уже вовсю радуются.

Мне смешно, что бабушка говорит «выпить», она не в курсе, что тонизирующим действием напиток обязан черному чаю. Чай вместо алкоголя.

– Бабушка, лучше сказать «попить», – смеясь поправила ее сестра и села слева от нее. Место справа приготовлено для меня. Сколько я себя помню, всегда было так. Бабушкин стул стоит между моим и Нориным.

– А я как сказала? – Окруженные сеткой морщин зеленые глазки, которые всегда заставляют бабушкино лицо сиять, вопросительно оглядели сидящих за столом.

Папа кивнул и с улыбкой добавил:

– Именно так ты и сказала. Симон, сделай-ка мне тоже выпить!

– Сию минуту! – Я встал и пошел на кухню, услышав краем уха, как засопела мама. Ее белое вино уже открыто и стоит в ведерке со льдом. Заварив черный чай, я взял себе пиво, а для Норы достал из холодильника колу-лайт. Когда чай настоится, я добавляю туда клубничный сироп, сок лайма и апельсина. Вот и весь нехитрый, но довольно вкусный теплый коктейль на основе чая.

– Лучше пусть еще немного остынет, – сказал я, вернувшись к столу и протянув бабушке стакан.

– Да ладно, – отмахнулась она, взяла стакан и поднесла ко рту. – Выпью и так.

Мы с сестрой весело переглянулись. Папа тоже развеселился, мама тем временем раскладывала по тарелкам еду – сначала отцу, потом бабушке. Мы с Норой положили себе сами. К рыбе сегодня картошка, белый соус, фасоль и салат.

– Господи, ты с прошлого воскресенья, что ли, не ел? – прокомментировала сестра мою порцию, которая оказалась вдвое больше, чем у нее.

– Я выгляжу, как голодающий? – И согнул руку в локте, сжал кулак и посильнее напряг бицепс.

Она со стоном закатила глаза.

– Блин, Симон, ты такой позер.

– У позеров все фальшивое. У меня – настоящее.

– Ну тогда самовлюбленный душнила! – парировала Нора, подначивая и изображая на лице соответствующую гримасу, только высунутого языка не хватало, как у двенадцатилетних подростков. Отвернувшись, она вынула телефон и принялась фотографировать еду. Наверное, для своих соцсетей.

Покачав головой, я оставил сестру в уверенности, что этот раунд остался за ней. В конце концов, из нас двоих я не только старше, но и умнее.

– А не хочешь ли воспользоваться своими мышцами, чтобы подготовить сад к зиме? Затащить мебель в гараж, подстричь зеленую изгородь? – спросила мама, сидевшая напротив меня рядом с отцом, который, услышав это, почему-то скривил лицо.

– Конечно, – ответил я и отправил в рот кусок рыбы.

– Ну зачем, дорогая? Я же сказал, что все сделаю сам.

– Как весной, когда при расстановке мебели у тебя прострелило спину? – Мать подняла бровь. – У тебя две межпозвоночные грыжи.

– Будь разумным, послушайся жену. – Бабушка поучительно подняла кривоватый указательный палец.

Папа закатил глаза, но в результате просто кивнул.

– А давай вместе подготовим сад к зиме, – предложил я.

От меня не укрылся Норин смешок. Я раздраженно посмотрел в ее сторону, но увидел, что причиной веселья было сообщение в телефоне. Даже за столом она без него не может.

– Вдвоем быстро закончим, – добавил я и собрал вилкой соус и картошку, предварительно размяв ее.

Мама посмотрела с благодарностью и ласково потрепала папину руку.

– По мне, так отличный план.

Папа пробормотал что-то вроде согласия в свою поседевшую бороду. Я мог бы поклясться, что мама выдохнула с облегчением.

– Почему бы вам не заняться этим завтра прямо с утра? У тебя же отпуск на этой неделе, Грегор, а до трех по прогнозу будет сухо. Ты можешь у нас переночевать, Симон. Сэкономишь время на дорогу.

– Не могу. У меня завтра встреча. – Прозвучало так, будто речь шла о свидании…

– О-о-о! И как ее зовут? Твою встречу? – Это сестренка мгновенно встряла в разговор. Свое любопытство она точно унаследовала от мамы, потому что у той на лице тоже читался вопрос. А также беспокойство. После истории с Кики или, лучше сказать, с тем, что она отмочила, я довольно долго не мог прийти в себя, поэтому теперь всякий раз, когда я лишь произношу женское имя, у всех ушки на макушке. А моя мать, дай ей волю, любую женщину рассматривала бы под микроскопом, прежде чем подпустить ко мне.

– Мою встречу зовут INKnovation. Иду делать новую татуировку. – Поскольку домашние ничего не знают об уродстве у меня на груди, я умалчиваю о том, что это кавер-ап. От Алисы. Перед которой я завтра опозорюсь на все сто.

– Симон, как удачно. Возьми меня с собой, – попросила бабушка. – Я тоже хочу себе татуировку.

У меня глаза чуть на лоб не вылезли, я так и застыл с вилкой, не донеся ее до рта. На родителей напал приступ кашля, а Нора, отхлебнув колы, выплюнула ее обратно в стакан.

– Ты… хочешь тату? – не веря своим ушам, спросил я.

– Да. Хочу увековечить фото Франца. – Она нащупала на груди медальон с фотографией деда в морской парадной форме. – Чтобы он был со мной, когда я однажды уйду.

Я проглотил ком в горле.

– Мамочка, но для этого тебе не нужно тату. У тебя куча фотографий и воспоминания в сердце, – подхватила мама. – Татуировки делает себе молодежь возраста Симона.

– Не согласна, – запротестовала Нора. Она уже в пятнадцать хотела набить тату, но ей не разрешили. И вот теперь она считает дни до своего совершеннолетия.

– И я не согласен. Если бабушка хочет, пусть сделает, – встал я на сторону сестры, что вообще-то случалось редко.

– Тут я поддержу детей, дорогая. Пусть бабушка сама распоряжается своей кожей, – таков был папин аргумент, за что мама наградила его гневным взглядом, сопроводив язвительным упреком.

– Ну спасибо тебе, Грегор. Вот ты с ней и пойдешь и будешь держать за ручку. – Надувшись, она взяла свой бокал и сделала большой глоток.

– Ну ладно тебе. Романтика же. Если ты вдруг решишь когда-нибудь увековечить таким образом мой портрет, я согласен, – усмехнувшись, сказал отец и взял ее за руку. – Все равно где. Я каждый день буду целовать это место.

– Грегор… Не дури. – Мамино лицо запылало. На губах заиграла смущенная улыбка.

Я засмеялся, а Нора театрально схватила себя за горло:

– О господи! Может, сообщишь ей все это наедине? От такого плохо становится.

– Странно, что тебе не становится плохо от того количества сентиментальной фигни, от которой у тебя в комнате полки ломятся.

Нора открыла было рот, чтобы ответить, но мама ее опередила.

– А это безопасно? Не хочу, чтобы ты переоценила свои силы, мамочка, – вернулась она к теме и с беспокойством взглянула на бабушку.

– Поэтому я и хочу пойти вместе с Симоном проконсультироваться. Как считаешь? – Бабушка посмотрела на меня, изобразив классический щенячий взгляд.

Забудь, бабушка! Этим ты меня не разжалобишь.

– К сожалению, мне по времени не подходит. Но я могу про тебя узнать. Что именно тебя интересует?

Когда бабушка объяснила мне после обеда, какого размера татуировку она хочет и на какой части предплечья, мама, надеюсь, поняла, что это не просто идея-фикс. Кажется, бабушку давно занимает эта мысль.

– Не хочу все время открывать медальон или листать альбом, чтобы увидеть Франца. Хочу всегда и везде ему улыбаться, и пусть он будет рядом, когда меня похоронят. Вот чего я хочу. – Ее голос при этих словах стал каким-то ломким, и у меня в горле опять защекотало. На этот раз было тяжелее. Потому что я вспомнил дедушку. Его безумные, невероятные истории о службе матросом, которые он рассказывал мне на ночь. И пока у меня в голове звучал его глубокий грубый голос, все вокруг притихли. Мама часто заморгала, у Норы глаза увлажнились. Я взглянул на папу, который утешал жену, гладя ее руку.

– В таком случае ты знаешь, что мы подарим тебе на Рождество, – проговорил я, чтобы разрядить обстановку, и погладил бабушку по худенькому плечу.

– Да, – хрипло сказала мама и примирительно улыбнулась. – Это чудесная идея, Симон.