Екатерина умерла. Что повлекло за собой очередную дурацкую сплетню – будто бы ее ткнули копьем снизу, из нужника. Что делать, за времена Гвардейского Столетия народец как-то попривык, что самодержцы всероссийские естественной смертью не оканчивают дни свои, и приличному монарху как бы и положено помирать смертью насильственной…
Что можно сказать об этой умнейшей, энергичнейшей, весьма небесталанной особе?
Что Россию она вернула на путь кнута, топора и произвола, взяв из планов Петра только то, что служило укреплению ничем и никем не ограниченной самодержавной власти. Что она раздала фаворитам восемьсот тысяч крестьян и в 1783 году закрепостила прежде свободных землепашцев Малороссии. И это правда.
Что при ней были построены великолепные здания, завоеваны новые земли, что при ней в Европе без ее позволения ни одна пушка выпалить не смела. И это тоже правда.
И все же, по сравнению с тем, что замыслил и начал претворять в жизнь Петр, правление Екатерины – блистательный, порой романтичный, но – застой. Могут, конечно, ссылаться на то, что «народ был не готов». Могут напомнить о том, что собранные ею для выработки законоуложений депутаты погрязли в мелкой грызне по пустякам, и пришлось их рассаживать «на три сажени врозь, дабы плевок одного не достигал личности другого».
Но это все будут отговорки. Потому что есть с чем сравнивать. Трудно сказать, к чему могли бы привести реформы Петра, но, по крайней мере, мы знаем их направление – и было оно взято совсем не в ту сторону, куда привела страну Екатерина.
А, в общем, слово Александру Сергеевичу Пушкину: «Со временем история оценит влияние ее царствования на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетаемый наместниками, казну, расхищенную любовниками, покажет важные ошибки ее политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия – и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России».
«Коротко сказать, сия мудрая и великая государыня, ежели в суждении строгого потомства не удержит на вечность имя великой, то потому только, что не всегда держалась священной справедливости, но угождала своим окружающим, а паче своим любимцам, как бы боясь раздражить их; и потому добродетель не могла, так сказать, сквозь сей чесночняк пробиться и вознестись до надлежащего величия» – это уже Гавриила Державин.
Итак, она умерла…
Государю Петру Федоровичу не хватало никогда решимости, энергии, воли, умения строго спрашивать и сурово карать.
Но после смерти Екатерины на престол взошел человек, наделенный этими качествами с лихвой.
Его звали Павел Петрович, он был сыном Петра и Екатерины и горел желанием провести реформы ради всеобщего блага.
Через несколько лет его убили.