К сентябрю Анне удалось раздобыть еще некоторые сведения об Антонине и о самом Юстиниане. Но все, что она узнала, казалось таким неважным, второстепенным, и было не связано с убийством Виссариона. Похоже, эти трое не имели между собой ничего общего – кроме неприязни к предлагаемому союзу с Римом.
По общему мнению, Виссарион был весьма серьезным и вдумчивым, к тому же рассудительным человеком. Он часто и охотно выступал перед людьми, рассуждая о доктрине и истории православной церкви. Его уважали, им восхищались, но он никогда ни с кем близко не сходился. Анна невольно посочувствовала Елене.
Как и Виссарион, Юстиниан был родственником императора, правда, очень дальним. В отличие от Виссариона, он не унаследовал богатства. Для того чтобы свести концы с концами, ему приходилось заниматься торговлей. Юстиниан привозил товары из других стран и очень преуспел в этом деле, но после того, как его отправили в ссылку, все имущество было конфисковано. Городские купцы и капитаны кораблей, стоявших в гавани, знали и помнили Юстиниана. Они были потрясены, узнав, что его обвиняют в убийстве Виссариона. Люди не только доверяли Юстиниану, но и любили его.
Анне тяжело было слушать все это – и сохранять при этом хладнокровие. Ее переполняла горечь утраты. Анне казалось, будто она пропитана ею насквозь.
Антонин был солдатом, и о нем еще сложнее было что-либо узнать. Те немногие воины, которых лечила Анна, отзывались о нем хорошо. Но Антонин был старше их по званию, и они знали о нем лишь понаслышке, с чужих слов. Он был строгим и, несомненно, храбрым. Любил доброе вино и хорошую шутку – и был не из тех, кто мог бы понравиться Виссариону.
А вот Юстиниану Антонин, вполне возможно, пришелся по душе. Во всем этом не было никакой логики…
Анна обратилась к единственному человеку, которому доверяла, – епископу Константину, ведь он помог Юстиниану, рискуя собственной безопасностью.
Константин провел Анну в небольшую комнату. Она была меньше, чем та, с красновато-желтыми стенами и прекрасными иконами. Ее стены были холодных, приглушенных оттенков, окна выходили во внутренний двор. Фрески на стенах изображали пасторальные сцены. Пол был выложен темно-зеленой плиткой. В глубине комнаты стоял накрытый к обеду стол и два стула. По настоянию епископа Анна села на один из них, а сам Константин стал расхаживать по комнате туда-сюда, погрузившись в размышления.
– Ты спрашиваешь о Виссарионе, – наконец произнес он, рассеянно поглаживая пальцами вышитую шелком далматику. – Он был хорошим человеком, но, возможно, ему не хватало внутреннего огня, чтобы воспламенять души людей. Он взвешивал, отмерял, выносил суждение. Как может человек одновременно иметь столь пылкий разум – и быть таким нерешительным?!
– Виссарион был трусом? – спросила Анна тихо.
Лицо Константина стало печальным. Он некоторое время помолчал, а потом снова заговорил.
– Полагаю, Виссарион был осторожным. – Епископ перекрестился. – Боже, прости их всех!
Они хотели многого – а все чтобы уберечь истинную Церковь от владычества Рима и осквернения веры, которое это владычество может принести.
Анна тоже осенила себя крестным знамением. Больше всего ей хотелось сложить бремя своей вины к ногам Господа и молить Его о прощении. Она вспомнила о своем умершем муже, Евстафии, с холодностью, которая до сих пор ее поражала: скандалы, отчужденность, кровь – а затем бесконечная скорбь. Ей повезло, что она не осталась калекой. Анне отчаянно хотелось рассказать обо всем Константину, покаяться перед ним в своих грехах – и очиститься, какое бы наказание он на нее ни наложил. Но если она признается в обмане, то лишится последнего шанса помочь Юстиниану. За такой проступок не существовало определенного наказания, ее деяние подпадает под другие законы, но епитимья, несомненно, будет суровой. Никто не любит оставаться в дураках.
Ее мысли прервал стук в дверь. Вошел молодой священник. Его лицо было белым как мел. Он с трудом справлялся с эмоциями.
– В чем дело? – спросил Константин. – Ты заболел? Анастасий – лекарь. – Он указал на Анну.
Священник махнул тонкой рукой:
– Со мной все в порядке. Никакой лекарь не сможет излечить то, что всех нас поразило. Посланцы вернулись из Лиона. Полная капитуляция! Они поступились во всем! Апелляции к папскому престолу, деньги, вопрос о Символе веры… – В его глазах блестели слезы.
Константин смотрел на священника. Он тоже побелел от ужаса. Через некоторое время кровь медленно прилила к его щекам.
– Трусы! – прорычал епископ сквозь зубы. – И что они привезли оттуда? Тридцать сребреников?
– Обещание защитить Константинополь от крестоносцев, когда те будут проходить через него по пути в Иерусалим, – ответил молодой священник дрожащим голосом.
Анна знала, что это было немало. Она с содроганием вспомнила Зою Хрисафес и ужас, который до сих пор ее преследует. Эта женщина даже спустя семьдесят лет продолжала чувствовать, как огонь обжигает ее кожу.
Константин наблюдал за Анной.
– В этих людях нет веры! – со злостью выплюнул он. – Знаешь, что произошло, когда мы были окружены варварами, но сохранили веру в Пресвятую Деву и сберегли ее образ в наших сердцах? Знаешь?
– Да.
Отец много раз рассказывал Анне эту историю. При этом его глаза становились задумчивыми, а на устах появлялась легкая улыбка.
Константин ждал, стоя с простертыми руками. Его светлое одеяние блестело в лучах солнца. Он казался огромным и страшным.
– Полчища варваров стояли у стен города, – послушно стала пересказывать Анна. – Нас же было мало. Их предводитель выехал на коне вперед – огромный, тяжелый воин, дикий, как зверь. Император вышел, чтобы встретиться с ним, держа в руках икону Девы Марии. Предводитель варваров упал замертво, а его армия кинулась прочь. Ни один из наших воинов не пострадал, ни один камень не упал со стен города.
Столь истовая вера вызывала у Анны дрожь. Она не знала, в каком именно году это было, не знала деталей случившегося, но верила, что это правда.
– Да, тебе это известно! – воскликнул Константин. – А в 626 году, когда нас окружили авары, мы пронесли икону Пресвятой Девы Богородицы вдоль крепостной стены, и осада была снята. – Его лицо светилось. Он повернулся к молодому священнику. – Так почему же посланцы императора, который величает себя «равноапостольным», этого не знают? Как он мог торговаться с дьяволом, не говоря уже о том, чтобы ему уступить? Не варвары нанесут нам на этот раз поражение, а наши собственные сомнения!
Руки епископа сжались в кулаки.
– Нас не покорили полчища Карла Анжуйского и лживые римские торгаши, нас предали наши собственные князья, которые потеряли веру в Христа и Пречистую Деву Марию. – Константин порывисто повернулся к Анне. – Ты ведь понимаешь это?
Она увидела в его глазах отчаяние и одиночество.
– Михаил говорит не от имени народа, – добавил он еле слышно. – Если наша вера крепка, мы сможем убедить их довериться Господу.
Голос Константина окреп.
– Помоги мне, Анастасий. Будь сильным. Давай вместе сбережем веру, которую мы лелеяли и охраняли тысячу лет.
В душе Анны кипели страсти – вера и чувство вины, любовь к прекрасному и отвращение к тьме внутри себя, воспоминания о ненависти…
Константин тотчас заметил ее состояние, словно почувствовал ее смятение, даже не понимая его причин.
– Будь сильным, – убеждал он ее мягким тоном. – У тебя в руках прекрасное ремесло. Господь поможет тебе, если только ты будешь крепок в вере.
– Как? У меня нет призвания, – встревоженно произнесла Анна.
– Разумеется, у тебя есть призвание, – возразил епископ. – Ты – целитель, помощник священника, врачеватель тела. Ты утоляешь боль, заглушаешь страхи. Говори правду тем, кого врачуешь. Слово Божье способно исцелить от недугов, защитить от внешней тьмы – а также от той, что прячется внутри.
– Хорошо, – прошептала Анна. – Мы сможем повлиять на ситуацию. Будем уповать на Господа, а не на Рим.
Константин улыбнулся и поднял большую белую руку в крестном знамении.
Молодой священник за его спиной повторил это движение.
– Мы бы знали, что делать, если бы Юстиниан был с нами, – хмуро заметила Симонис позже, когда Анна, стоя в теплой, пахнущей травами кухне, рассказывала ей последние новости. – Позор! Кощунство! – Служанка глубоко вздохнула и повернулась, чтобы взглянуть на Анну. – Что еще ты узнала об этом Виссарионе? Мы живем здесь уже почти полтора года, а настоящий убийца все еще на свободе. Кто-то ведь должен знать правду!
Как только эти слова сорвались с ее губ, Симонис виновато поморщилась. Она вернулась к работе – стала резать лук и смешивать его с пряностями.
– Если я не стану соблюдать осторожность, то будет только хуже, – попыталась объяснить ей Анна. – Ты сама сказала, что убийца Виссариона по-прежнему здесь.
Симонис замерла. Ее тело напряглось.
– Тебе угрожает опасность?
– Не думаю, – ответила Анна. – Но ты права: я должна внимательнее изучить финансовый вопрос. Виссарион был очень богат, но я не могу понять, откуда у него богатство. Похоже, деньги этого человека вообще не интересовали. Он думал только о вере.
– И о власти, – добавила Симонис. – Может, поискать в этом направлении?
– Я так и сделаю, хотя и не понимаю, при чем здесь Юстиниан или Антонин.