Близкие и любимые

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Джед бродил вдоль побережья, то и дело увертываясь от роллеров и женщин с колясками. Яркое солнце, нежный теплый бриз, десятки парусников, рассекающих прибрежные воды... ему бы насладиться окружающей красотой и прекрасным теплым осенним днем. Но Джед, погруженный в хаос собственных переживаний, не замечал окружавшей его благодати. Он был занят лихорадочным поиском простого решения на мучившие его сложные вопросы.

Действительно ли он хороший отец, или Тоби просто привязался к нему, как привязался бы к любому другому мужчине, поскольку испытывал естественную для детей его возраста потребность в старшем друге и наставнике? Хочет ли он сам быть рядом с сыном изо дня в день, отводить его в школу, помогать с домашними заданиями, брать с собой на футбол? А ведь впереди еще пресловутый трудный возраст, выбор профессии, проблемы в общении с девушками? Будет ли он таким же хорошим отцом годы спустя?

Стоит ли взваливать на свои плечи такую ответственность?

А как быть с Эйми? Он отдавал себе отчет в том, что его решение о разрыве отношений с ней было проявлением малодушия. Он не раз обдумывал возможность их сближения, но, памятуя о том, как она негодовала, услышав о его желании на время переехать к ним, он вряд ли снова рискнет завести об этом речь. В тот момент ему самому это казалось весьма уместным, в особенности после слов доктора о необходимости оберегать Тоби от стрессов. Но безапелляционный протест Эйми, который откровенно шел вразрез с интересами Тоби, ошеломил Джеда. Он остро чувствовал свою вину, отчего его неуверенность в себе лишь возрастала. Тем более что его отношения с Эйми в огромной степени касались Тоби, и меньше всего ему хотелось чем-либо ранить малыша. Ему не хотелось портить отношения матери с сыном. Они уже были сложившейся счастливой семьей, и велика вероятность, что его вторжение может только всем навредить. С другой стороны, Джед понимал, насколько болезненно Эйми все еще переживает их разрыв. Он должен был снять с нее груз терзавших ее сомнений, а вместо этого отделался ничего не значащим штампом.

— Эй, посторонись, дядя! — бесцеремонно прокричал проезжавший мимо роллер.

От неожиданности Джед отпрянул в сторону, потерял равновесие и неловко приземлился в рыхлый песок на руку, которая, как ему показалось, хрустнула в запястье. Выругавшись, он поднялся и попытался отряхнуться. Резкая боль, пронзившая всю руку, заставила его вздрогнуть. Даже если это и не перелом, едва ли в ближайшее время он сможет поднять сковороду или кастрюлю, подумалось ему.

В своем ресторане Джед уже не появлялся более двух месяцев. И, честно признаваясь самому себе, он сомневался, что сможет когда-нибудь с прежним рвением и удовольствием заниматься кулинарией.

Его мобильный телефон зазвонил. Джед сразу догадался, с кем ему придется говорить. Вынув аппарат из кармана, он лишь мельком взглянул на экран, чтобы удостовериться.

— Привет, Джед. Почему не приходишь навестить своего старика?

— Здравствуй, папа, — это слово неизменно застревало комом в горле. Он осознавал пропасть между значением слова «папа» и тем, какую роль играл в его жизни отец. В детстве он тщетно старался заслужить отцовское одобрение и поддержку, даже не надеясь на любовь. А когда повзрослел, ему самому пришлось быть опорой для Ларри Сандерсона.

— Так в чем дело, сын? Наскучило возиться со старым папашей?

— Я уезжал по делам, — Джед не собирался рассказывать отцу о Тоби и обо всем произошедшем с ним. Он отождествлял своего отца с теми проблемами и переживаниями, которые всегда сопутствовали их общению, лишенному доверительности и сердечности.

Пять последних лет Джед был единственной опорой в испытаниях, сопровождавших отбывание очередного срока постаревшего и потерявшего былой кураж Ларри Сандерсона. Именно беды отца вынудили Джеда пять лет назад без объяснения причин оставить любимую женщину. И к чему это привело? Старик все еще пытается обращаться с ним как с мальчишкой, не считаясь с его чувствами. Несмотря на это, Джед неизменно соблюдал данное отцу обещание и посещал того раз в месяц, как это было прописано тюремным распорядком. Искренне пытался приободрить Ларри, рассказывал новые анекдоты и смешные случаи из своей ресторанной практики, укрепляя в отце веру в благополучное будущее. Несмотря ни на что, Джед любил своего отца.

— По делам? Что же такое за важное событие, которое могло заставить тебя пропустить единственный в месяце визит?

— Я связался с тюремным начальством и предупредил их, что не смогу в течение какого-то времени навещать тебя. Они должны были передать тебе это, — с трудом сохраняя спокойствие, ответил Джед.

— Передали. Но я хотел услышать от тебя. В чем дело? Ты решил бросить меня на произвол судьбы? Ты не можешь так со мной поступить!

Джед сжал телефонную трубку и чуть не вскрикнул от боли, пронзившей его поврежденное запястье.

— Если я не поступил с тобой так до сих пор, с чего мне делать это теперь? — резко ответил он. Он много раз думал о такой возможности, и когда отец находился под следствием, и когда начался суд над ним. Потому что именно тогда перед ним встал тяжелый вопрос, стоит ли вовлекать Эйми в грязное судебное разбирательство или остаться один на один с проблема ми своей семьи.

К счастью для самого Джеда, его репутация публичного человека не пострадала благодаря курьезной ошибке. Журналистам, освещавшим это, дело, дали неточную информацию, в результате которой фамилия Ларри в прессе писалась как «Сондерсон». Стыдился ли Джед этого родства? Определенно стыдился. Смог бы он отречься от своего отца? Нет, не смог бы. Он знал это наверняка. И точно так же он знал, что никогда не отречется от Тоби, с первой минуты, как увидел его. Преданность семье — единственная безусловная ценность, которую Ларри Сандерсон оказался способен привить своему сыну. Потеря матери крепко привязала Джеда к отцу, даже частые тюремные заключения Ларри не могли разрушить этой привязанности. Джед стыдился отца, осуждал его, но... продолжал любить.

— Просто хотел убедиться, сын. Ты не забыл, что обещал дать мне работу в своем ресторане после моего освобождения? Я собираюсь стать лучшим помощником по кухне, какие у тебя только были. Вот увидишь! — нотки отчаяния отчетливо слышались в бахвальстве отца. Они много раз обсуждали, чем займется Ларри, когда выйдет на свободу. Но в этот раз это звучало так, как будто Ларри перестал доверять сыну. Джеда задело, что единственное пропущенное свидание поставило под сомнение все, что он сделал для отца до этих пор.

— Да, пап. Ты будешь хорошим работником, потому что босс уволит тебя, если не будешь стараться, — грустно пошутил Джед.

— Ну ты у меня и нахал, — грубый голос Ларри зазвучал уверенней после того, как отцу удалось выудить у Джеда подтверждение обещания. — Ну ладно, парень, пока. Другому бедолаге нужен телефон. Мы увидимся, сынок?

Джед не успел ответить, связь внезапно прервалась. Он убрал телефон обратно в карман.

Что будет думать о нем Тоби, если он уедет после окончания лечения? Не станет ли проклинать тот день, когда узнал об отце? Джед спас жизнь Тоби. Но разве мальчик, мечтавший об отце, удовлетворится этим?

Джед не сомневался в своем выборе. Он не знал одного: каким образом ему удастся убедить Эйми позволить ему влиться в их с Тоби жизнь, став неотъемлемой ее частью? Как бы то ни было, он сделает все, чтобы это произошло.

Эйми не могла себе объяснить, как так получилось, что она согласилась встретиться с Джедом на городской смотровой площадке. Подходящее место для мечтателей, какой она, возможно, и была прежде, но только не теперь. Их совместный ужин накануне вечером был достаточно неприятен для них обоих, отчего это приглашение встретиться в одном из самых романтических мест Мельбурна показалось ей весьма странным. Но Эйми приняла его, потому что не оставляла надежды разъяснить для себя смысл слов Джеда: «Твоей вины в том не было, просто я так решил».

— Спасибо, что пришла.

— Как договаривались, - сказала Эйми, обернувшись на волнующие звуки густого баритона.

Перед ней стоял Джед в дорогом темно-сером костюме, в сорочке цвета слоновой кости и в забавном золотистом крапчатом галстуке в цвет своих янтарных глаз, которые смотрели на нее с еле скрываемым восторгом. Эйми терялась в догадках, чем может быть вызван этот почти детский восторг. Она полагала, что ее немногословный ответ умерит его воодушевление, но этого не произошло. Случилось другое.

Джед шагнул к ней навстречу, склонился над ней, глядя прямо в глаза, и сказал:

— Я хочу поговорить о нас.

От неожиданности Эйми округлила глаза, застыв на месте.

— А что мы будем делать со вчерашними заявлениями?

— Аннулируем. Вчера я не был с тобой до конца честен. Наш разрыв — не мой выбор, а моя ошибка. Мы с тобой были настоящей парой и, уверен, еще будем.

Эйми растерялась от подобной резкой перемены. Еще вчера он чуть ли не на смех поднял ее неосторожный намек на возможность их сближения, а сегодня открыто предлагает возродить былые отношения. Эйми даже подумала, что Джед шутит над ней, если не сказать, издевается.

— Ты уверен, а я нет! — отступив от Джеда на несколько шагов, строго произнесла Эйми. — Не забывай, что кроме нас есть еще Тоби. Я не могу подвергать его тем испытаниям, которые по твоей милости с трудом преодолела сама.

— Неужели ты так сильно переживала? — с неподдельной искренностью спросил ее Джед.

— Переживала ли я? Переживать можно из-за разбитой чашки. Когда кто-то разбивает твои надежды, одними переживаниями дело не ограничивается.

Эйми до последнего момента не желала открывать перед Джедом всей глубины своих терзаний, стараясь держаться на гребне свойственного ей рационализма. Но он своим удивлением спровоцировал ее на откровенное признание.

Впрочем, это признание объяснялось и теми изменениями, что происходили в ее душе. Недавняя непримиримость почему-то таяла на глазах и сменялась великодушным желанием прощать и глупым желанием верить. Эйми всегда с презрением относилась с женщинам, неспособным учиться на собственных и чужих ошибках, словно приговоренных общаться с мужчинами, пренебрегающими ими. Чувство вины для этих несчастных женщин со временем становится второй кожей, диктует поступки, ломает жизнь. Теперь она, такая бесстрастная и объективная, попалась на этот ржавый крючок — надеяться на невозможное.

— Ответь честно, как ты сама представляешь нашу дальнейшую жизнь?

— Потрясающе! Я должна отвечать честно. Ты настоящий провокатор! — очевидно, ее выпад достиг цели, так как его самоуверенность куда-то сразу делась.

— Хорошо. Ответь на один-единственный вопрос. Смогла бы ты забыть свои обиды и дать мне шанс?

Эйми готова была закричать от возмущения. Она представить не могла, что их общая судьба может зависеть от такого детского разговора в таком странном месте.

— К чему все эти вопросы? И для чего мы здесь?

— Просто нам необходимо поговорить, — умиротворяющим тоном ответил Джед. — Ты сама знаешь, как случилось, что я не смог быть для Тоби отцом в течение пяти лет его жизни.

— Послушай, я...

— Не перебивай, — невозмутимо продолжал Джед. — Возможно, ты резонно предположила, что я не готов к отцовству. Должен признаться, так и было вначале. Но не теперь. Потому что в данный момент я отдаю себе полный отчет в том, что значит быть отцом, я абсолютно точно знаю, что справляюсь, и, более того, мне это нравится.

— Согласна, вы с Тоби прекрасно поладили, — призналась Эйми.

— Что ж, мне очень приятно слышать из твоих уст такое. И я намерен и впредь развивать свои родительские способности. Надеюсь, ты мне в этом поможешь. Если да, то почему бы тебе не взглянуть на это? — с широкой простодушной улыбкой он протянул ей крохотную квадратную коробочку. — Открой ее.

Эйми медлила, и Джед сам открыл загадочную коробочку, в которой оказалось изящнейшее колечко белого золота, увенчанное изумительным по красоте бриллиантом.

— Ни за что, — Эйми показалось, что биение ее сердца заглушает срывающийся голос. Но Джед все прекрасно расслышал.

— Хм... Это не совсем тот ответ, на который я рассчитывал, но мы над этим еще поработаем. — Он аккуратно и неторопливо достал кольцо из бархатного футляра и медленно надел его на безымянный палец ее правой руки. Отбросив свой привычный иронический тон, Джед мягко, но уверенно произнес: — Эйми, согласна ли ты стать моей женой?

Скажи он это пять лет назад, она без малейшего раздумья вверила бы ему себя и всю свою жизнь, делила бы с ним тревоги и невзгоды без ропота и сожалений. Даже сейчас всем своим разумом и чувствами она принимала предложение Джеда, но язва обиды, раздиравшей ее сердце, не позволяла насладиться этим долгожданным моментом признания. Впрочем, слова Джеда нельзя было назвать признанием. Он ни единым словом не обмолвился о любви к Эйми. А ей вовсе не хотелось превращать свою семейную жизнь в оптический обман. Она считала себя достойной большего, достойной настоящего человеческого счастья.

— Нет.

В этом отказе не было никаких эмоций, просто Эйми не позволила себе увлечься очередными иллюзиями. Она высвободила свою руку из его ладони. Джед попытался ее удержать, отчего кольцо соскользнуло с пальца и со звоном упало им под ноги.

— Значит, ты хочешь, чтобы у нас была настоящая семья? А ты знаешь, какую семью заслуживает Тоби? Такую же, какую заслуживаю я. Ту, в которой можно доверять друг другу и быть честными до конца. Не думаю, что ты был честен со мной, Джед.

Его отведенный в сторону взгляд свидетельствовал об обоснованности ее упреков. Даже сейчас, когда он должен был побороться за их отношения, он что-то недоговаривал.

— Для меня до сих пор загадка, куда ты постоянно исчезал перед нашим разрывом и чем твои отлучки были вызваны. Более того, ты не уважаешь меня настолько, что даже не удостаиваешь ответом. Сначала бросил меня без объяснения причин, а теперь, через пять лет, просишь выйти за тебя замуж. И как, по-твоему, я должна тебе ответить? Говоришь, мы должны стать настоящей семьей? Проблема в том, что настоящая семья строится на любви. На стопроцентной и безусловной любви, и это именно то, чего у нас с тобой и в помине нет.

— А ты подумала о Тоби? Вспомни, что сказал доктор о критическом периоде выздоровления. Мы не можем подвергать его стрессам из-за собственных капризов.

— Джед, не лукавь, пожалуйста! Обо всем этом мы уже говорили, когда ты заикнулся о переезде к нам после выписки Тоби. Я тогда сказала «нет» и повторю это сейчас. И незачем было спекулировать кольцом. — Эйми уже не в состоянии была сдерживать свое негодование.

— Но мы обязаны сделать это ради Тоби. — Джед попытался взять ее за руку, но Эйми не отреагировала. Гнев и отчаяние парализовали ее. Слова «ради Тоби» непрерывно вертелись у нее в голове. Неспособность Джеда воспринимать ее доводы пугала Эйми.

— Именно ради Тоби нам следует забыть об этом. Ты можешь проводить с ним столько времени, сколько пожелаешь. А я постараюсь забыть все, что здесь произошло. И все останутся довольны. Только прекрати манипулировать мной.

Эйми была твердо убеждена, что «ради Тоби» она не имеет права смиряться с уготованной для нее служебной ролью жены.

— Я вовсе не собирался манипулировать тобой. Я не понимаю, почему тебя это так задело. Я хочу, чтобы мы все втроем жили вместе, — сказал дрожащим голосом Джед, искренне недоумевая. На какой-то миг Эйми показалось, что он вот-вот расплачется. Она поняла, что его любовь к Тоби настолько сильна, что он готов согласиться на брак без любви, лишь бы находиться рядом с сыном.

— Увы, не получится! — резюмировала Эйми и, резко развернувшись, твердым шагом направилась к лифту, с трудом сдерживая душившие ее слезы. Главное — не оборачиваться!