Блог

Иллюстрация: Сноб.Ру/Алексей Маслов, Игорь Бурмакин; фотоматериалы: Сноб.Ру, РИА Новости

1. Кого вы поддерживаете в этом противостоянии и почему?

Иван Охлобыстин: В этом противостоянии я поддерживаю Никиту Сергеевича Михалкова, потому что еще с V съезда у нас с ним договоренность о взаимоподдержке. Когда на том съезде душили стариков, я выступал от студентов — был против и чуть не поплатился. Чуть из ВГИКа не вылетел за «отсутствие тяги к прогрессу и эволюции». А он выступал по своим причинам, но как-то вот так мы оказались вместе и с тех пор в этих конфликтных ситуациях стараемся помочь друг другу. И поэтому я, вне зависимости от ситуации, выступаю на его стороне. Как правило, это разумный выбор.

Иван Дыховичный: Я не поддерживаю никого, я просто мечтаю, чтобы у молодых кинематографистов, которые хотели, чтобы произошли перемены, что-то получилось. Потому что эту ситуацию уже невозможно терпеть. Фигура Марлена Хуциева была вполне компромиссным вариантом. Но Никита, изживший себя на этом посту персонаж, не может уступить. Это человек, у которого нет заднего хода. У меня здесь экстремальная позиция, я Никиту Сергеевича терпеть не могу. Он же чиновник при государстве. Он безумно любит начальство. Как такой человек может быть защитником интересов творческих людей? У меня с ним свои счеты. Он закрыл мне две картины, например. Не признавался в этом, скрывал. Такое может сделать художник? Я всегда говорил ему это в лицо, при том что человек он очень влиятельный, он может испортить человеку жизнь. И он это делал. Демонстрировал мне свою силу. Но я все стерпел. Я говорил все ему в глаза и за глаза. Я заплатил свою цену за это. Но я никогда не буду служить этому персонажу.

2. Зачем вообще нужен Союз кинематографистов?

Иван Охлобыстин: Союз кинематографистов — это переходная модель к будущему профсоюзу, который будет защищать права его членов. Сейчас это быстро сделать невозможно — в силу массы обстоятельств административного порядка. Сейчас он просто может хоть сколько-то поддерживать стариков и какие-то общественные или благотворительные акции. Но Союз несовершенен, потому что это наследие далекого прошлого.

Иван Дыховичный: В том виде, в котором он существует сейчас, Союз изжил себя совершенно. Это такая непонятная, абсолютно совковая организация. Я не понимаю, кому она нужна. Люди снимают кино, получают деньги от государства или продюсеров и нуждаются разве что в юридической структуре, которая защищала бы их права, в том числе и авторские, как это происходит в США. У нас огромное количество проблем. Проблема с распространением продукции — прокат принадлежит чуждым людям, которые российское кино, я считаю, намеренно не показывают. У нас нет закона о кино. Российскому кинематографу нужен не барин, а администратор, управленец, менеджер, который установил бы цивилизованную систему отношений, основанную на букве закона. Чтобы не было как сейчас, когда можно через начальство просить о чем- то у Медведева или Путина. Михалков хорошо снимает кино, но администратор он чудовищный, потому что работает только на себя. Они — чистые рабы. Выбрав его, они подписали себе смертный приговор.

3. Знаете ли вы людей, которым Союз при Михалкове помог? Одна из объявленных задач Союза — помогать кинодеятелям, которые оказались в беде или нужде.

Иван Охлобыстин: Да, знаю. Стариков в Матвеевском, в Доме ветеранов кино, он более или менее поддерживал. Или вот еще: у меня есть таджикский друг Фархад — приличный и адекватный человек, режиссер очень неплохой. Он долгое время не мог получить гражданство, хотя давно уже живет в России. Так вот, Никита Сергеевич помог ему оформить гражданство. Но я не интересуюсь деятельностью Союза, так как был в свое время разочарован этой организацией, когда работал там секретарем. На одном из очередных и недолгих заседаний я понял, что люди заинтересованы не в его развитии, а в быстром раздергивании дивидендов от имущественных объектов, причем в основном это были люди с противоположной стороны — не с михалковской.

Иван Дыховичный: Нет, таких людей я не знаю. И мне Союз точно никогда ничем не помогал. Я не получал никогда денег от государства и никогда не снимал на государственные деньги. Я не «Заслуженный», не лауреат. Ничего у меня нет. У меня есть международные премии, и этим я горжусь

4. Можно ли вернуть утерянную собственность Союза?

Иван Охлобыстин: Конечно, конечно. Здесь же Россия, это не Европа, где все раз и навсегда, какой закон 300 лет назад был, такой же и сегодня. А у нас все решают персоналии. С противоположной стороны не было никакой персоналии, кроме обуянного честолюбием старика — нормального, хорошего, который что-то сделал, чего никто не помнит, кроме нас, кто учился во ВГИКе, и толпы жуликов, которые у него из-за спины выглядывают. С другой стороны — мощный административный ресурс Михалкова, который мог хоть как то протежировать интересы Союза. Интересы не всех, а своих, наверно, но все-таки чьи-то интересы.

Мы же видели документы на съезде, и в них если подлог и был, то это один процент из ста. В основном они-то и виноваты, кто эти претензии выставляет. И в истории с Домом кино — там должен был строиться комплекс где-то внизу, при сохранении всех функций Дома кино, с сохранением пожилого коллектива, который жалко на улицу выгонять. В итоге Дом кино в безобразном состоянии как был, так и остался, а инвестор уже ушел, потому что и кризисная ситуация, и время прошло. Просто друг другу мешали предпринимать какие-то шаги. Но если Михалков предпринимал шаги на предмет обогащения себя и своих, то противоположная сторона — на обогащение себя, индивидуально каждого.

О гильдии. Хуциев возглавлял гильдию режиссеров много лет и ничего не сделал. Более того, режиссеры утратили авторские права. Никита-то выступил инициатором того, чтобы вернуть режиссерам авторские права, а Хуциев всегда был номинальной фигурой. Если он фильм снимает лет по десять, то какой он администратор? Здесь нужен дядька, который будет заниматься стариками, молодым поколением, какими-то образовательными программами.

Иван Дыховичный: Нет, нет. Все разворовано и расхищено. С Музеем кино вообще феерическая история. Все отдал и все продал. Удивительный персонаж.

5. Что имел в виду Михалков, когда говорил о рейдерском захвате Союза некой либерально-атлантической организацией, враждебной русскому народу?

Иван Охлобыстин: Да нет, это все разговоры в ходе прений. К тому же он это говорил не напрямую, а в ответ на обвинения в каких-то диковинных преступлениях, которых он не совершал. Я знаю, что никто из нас не чист, но то, в чем его обвиняли, было так же абсурдно, как эти слова. Это просто был эмоциональный выплеск. Ну, не говорил он уж прям так, что масоны… Чушь.

Иван Дыховичный: Послушайте, но это же умелый перевод стрелок на других людей. Он все продал, все спустил и теперь валит вину на других людей.

6. Почему такие достойные люди в этой ситуации вели себя как откровенные гады и хамы?

Иван Охлобыстин: Порочна человеческая натура. Порочна. Когда посыпались упреки с двух сторон, я, честно говоря, поехал не на михалковский съезд в 12-ом павильоне, а поехал в Московский союз, где были представители противоположного лагеря. Я им говорю: «Помиритесь. Давайте пойдем на компромисс. Никому сейчас не нужны эти лишние дрязги. И так мы опозорились на всю страну. Можно пойти на компромисс. Он хочет пойти на компромисс. Он просто не хочет уходить оклеветанным, как он считает. Всегда можно в цивилизованной манере кулуарно все решить, не выводя на обозрение широкой публики. Потому что ничего, кроме бардака, хаоса и расправы над вами, не получится. В итоге так оно и вышло… Но они меня не послушались. У них была иллюзия, что я просто очередной засланный михалковец, хотя нас никогда ничего не связывало и не будет связывать. Это совершенно другой лагерь, другая ячейка общества, и она мне совершенно не близка.

Иван Дыховичный: Ну, не знаю, за других говорить не могу.

7. Почему не ушел Михалков? Теперь он будет председателем вечно?

Иван Охлобыстин: Нет. Он уйдет. Он просто сейчас подготовит себе преемника, который сможет поддержать создаваемую им структуру. И структура такая нужна, тем более что оба съезда тому подтверждение. Вот эта безликая масса, готовая сегодня возвысить своего кумира, а завтра разорвать его на части, — требует строгой системы управления. Если вы были свидетелями того, что происходило и на том, и на этом съезде, — это демонизм.

Иван Дыховичный: Никита уже занимает все посты, какие только можно. Он только мосты и телеграфы пока еще не захватил. Но после этой истории он потерял авторитет даже в глазах своих друзей-чиновников. Его история на этом, мне кажется, закончилась.

8. Свидетели утверждают, что многие рыдали, слушая доклад Михалкова. А вы плакали, когда слышали речь Михалкова на съезде?

Иван Охлобыстин: Да-да, представляете, некоторые плакали… А я, вообще, не очень слезлив. Иногда бывает, в конце какого-нибудь фильма могу всплакнуть. Или от умиления над заигравшимся ребенком. Книгу прочтя, могу слезу прокатить. Но плакать на съезде… Нет, вы представляете, какая же готовность отдаться, чтобы завтра разорвать… Те, кто плакал, они же его завтра и разорвут. А так плакали… Шукшина плакала. Там многие просто залились слезами. Но и на другом съезде тоже не прочь были слезу подпустить. Кричали, красные лица у всех были. Бумагу долго оформить не могли, а так все — совесть, Марлен Мартыныч, совесть… Да какая там совесть, прости господи? Я просто знаю несколько ситуаций, которые не дают называть его «совестью отечественного кинематографа». И я знаю это не понаслышке. Нет никакой совести, есть дележка рынка. Кто поспел, тот и съел.

Иван Дыховичный: Да нет, я не плакал — я не слушал. Люди крайне инфантильны и незрелы. Хотят все время себе начальника, хозяина, барина. Вот Петренко на съезде выступал, такой уважаемый человек, но зачем же так стелиться, холуйствовать, это же какой-то XVIвек. Смешно просто. Что эти люди потеряют, если выйдут из Союза? Да ничего. Квартир Союз не дает, машин не дает. Казалось бы, отвечайте за себя и живите своей жизнью. Так нет же! Дай ему бог здоровья на этом пути. Но зачем его рабски лобызать и целовать в разные места?