Блог демона Шаакси, или адская работёнка

17

*

“А в котором из зданий ты работаешь?”

Я хмыкнул.

“Да без разницы. Давай вон в том, что ли. Красивое же! И потом, как раз пройдём под Глубоководным, дадим ему рассмотреть тебя поближе. Почему бы и нет? Вреда не будет, а радовать этих забавных существ лично я люблю.”

“Я-то не против, но… Погоди. Как это: ты не знаешь, где работаешь?”

Я коротко рассмеялся.

“Везде и нигде, ангел. Если ты ещё не поняла, вот это вот местечко, где мы с тобой оказались, это и есть Ад. Ну, или то, что у вас им принято называть. Одна из многих вариаций на тему. Понимаешь, что это значит на самом деле?”

“Что?”

“Что все дороги для меня ведут в мой офис. Я могу идти в любую сторону хоть несколько дней, открыть любую дверь в любой из домов — но всё равно в итоге окажусь в объятиях драгоценного офиса. Знаешь ли, здесь, в Аду, правило “Все дороги приводят сюда” — это намного более чем правило. Это, можно сказать, нечто среднее между корпоративным кредо и констатацией факта. А ещё это — причина, по которой я не могу не делать свою работу: если попытаюсь сбежать, рано или поздно дороги любого мира всё равно приведут сюда. И тогда я сразу, понятное дело, попаду к начальству на ковёр”

“И ты что, правда не можешь с этим ничего сделать?”

“Не-а. Один из самых главных и непревзойдённых талантов нашего Шефа: сводить все дороги в одну точку. Говорят, он эту поразительную способность от папочки унаследовал. Похоже на правду, если честно — хотя вслух я этого никогда не признаю…”

“Подожди. От папочки…”

“Угу. От твоего Шефа, проще говоря. Или у вас как раз другой Шеф? Я вечно путаюсь, кто из Творцов чего натворил… Да и вообще с вашей иерархией там тоже не всё просто. Но вроде бы он всё же и ваш Шеф. Наверное.”

“Творец этих миров — не наш Шеф, Шаакси, — ответила она строго. — У нас нет высшего начальства как такового. Но Творец — одно из… лиц, аватаров или воплощений, как хочешь, так и называй… Того, Кто Над Нами. Он выше слов и представлений о Нём. И уж точно Он не может быть упомянут в таком тоне: Он никому не Шеф.”

Я скривился.

“Ну да, всесильный перец, сидящий на облачке…”

“Шаази, — её голос звучал очень мягко, — тебе стоило несколько раньше притвориться ограниченным невеждой. Тогда я, быть может, даже поверила бы тебе. И воспылала бы умеренно праведным гневом. Теперь же я только могу напомнить, что насмехаются над Ним только те, кто в глубине души боится Его. А мне не кажется,что ты боишься. Не этого. Да, ты не поклоняешься Ему и, наверное, никогда не признал бы единственным. Что закономерно: ты рождён иной силой. Но и хулителя из тебя не выйдет. Более того, ты-то прекрасно понимаешь, о чём я говорю. Быть может, получше некоторых прочих ангелов понимаешь. Так к чему этот спектакль?”

Я на это дёрнул плечом.

Ну да, следовало ожидать, что уж она, мой ангел-хранитель, может очень быстро понять обо мне такого рода вещи.

“Да-да, я не спорю. Только избавь меня от теософской лекции, хорошо? И не заливай, пожалуйста, что ваша ангельская шарага лишена иерархии. Хочешь верь, хочешь нет, но я эпизодически встречаюсь за кружкой чего-нибудь с твоими коллегами, с которыми успел более-менее сдружиться. И уж как они — даже лучшие из них, заметь! — время от времени так воют от тупости небесной пресвятой бюрократии, что куда там нам!”

“Да, мои коллеги иногда всеми силами пытаются превратить нашу работу не то в жизнь в казарме, не то в административный аппарат…”

“Не то в социальный центр с высочайшим уровнем коррупции и садистичным начальством,” — буркнул я.

“И так бывает, наверное, — к моему удивлению, она не стала спорить. — Но ничто из этого — не Его инициатива. Он просто позволяет нам всё решать самим. Мы вольны распоряжаться своей свободой выбора…”

“Ну да. Не обязательно самому ограничивать чужую свободу выбора, знаешь? Достаточно намекнуть паре-тройке добросердечных милах, что одна правда правдее прочих, и наделить их правом карать и миловать. А потом дело сделано: можно сесть в сторонке, прихватив попкорн, и с чистыми ручками наслаждаться банальным по сути, но никогда не надоедающим шоу, которое вот прямо сейчас продолжается… Ничего нового. А теперь закончим с проповедями,” — с этими словами я решительно вошёл в блестящую от стекла и хрома высотку, поднялся по широким ступеням, игнорируя копошащиеся в углах тени, и решительно вошёл в первый попавшийся офис.

Который, конечно, оказался моим рабочим офисом.

*

Важно вышагивая через офис со специальным попробуй-сунуться-сделай-мой-день лицом, я одновременно радовался, что защита пропустила ангела без проблем (почти не сомневался в этом с самого начала, собственно, но… но) и прикидывал, как это всё выглядит с точки зрения птицы на моём плече.

Вообще, если честно, очень банально выглядело.

То есть серьёзно: если бы какому-нибудь пухнущему от безделья и дармового кофеина гениальному тимбилдеру очередной мегакорпорации пришло в голову разнообразить досуг сотрудникам, и без того залюбленным “дружным коллективом и мотивацией” по самые гланды, и организовать конкурс на самый офисный офис на свете, который можно вот в сразу в палату каких-нибудь мер и пресечений — мы были бы в тройке лидеров. Серьёзно.

Наш офис мог бы быть любым офисом любого фешенебельного бизнес-центра любого города. Я заранее уверен, что он идеально вписался бы в обстановку… Собственно, несколько раз даже вписывался, когда начальству приходила в голову свежая и оригинальная мысль материализовать наше богонеугодное заведение в реальности. При этом в разные отрезки времени исполнять обязанности филиала Ада на Землях приходилось Риму, Нью-Йорку, Мехико, Лондону, Санкт-Петербургу, Гонконгу, Мюнхену и ещё нескольким десяткам разных городов во всех краях земного шарика. Так вот, локации менялись, а офис оставался прежним — разве что подстраивался под время, раз в пять-десять лет пластично меняя себя под очередные инновации.

Однако, сущность нашего офиса — холодного, лишённого какой бы то ни было индивидуальности, до скрипа на зубах канцелярского, стандартного до чесотки — оставалась неизменной. Чёткие линии, функциональная мебель, чёрно-бело-серая палитра цветов — вот краткое описание нашего замечательного офиса. И даже стандартные обличья демонов-менеджеров, похожих, как братья, облачённых в одинаково скроенные дорогие костюмы, не вносили особенного разнообразия.

“Это и есть… в смысле… место, где ты работаешь?” — кажется, ангел действительно была шокирована.

“Ага, — хохотнул я. — И поверь, это хуже, чем котлы. Даже если со стороны так совсем не кажется.”

“Знаю,” — и, судя по ощущениям, и правда знала, о чём я говорю.

Чудеса же.

— О, Шаз, — усмешка Бала была, как и вчера, умеренно дружелюбной и умеренно зубастой, — и даже живой! Хотя, я не то чтобы даже сильно в тебе сомневался. Расскажи уж мне: и как тебе культисты? Совершенно потрясающие ребята, согласись?

Птица на плече слегка напряглась. Я вздохнул и плюхнулся напротив своей портативной пентаграммы, искоса поглядывая на довольного Бала.

— Очень… аутентичные, — протянул я насмешливо, — очень в твоём вкусе. Долго этому их главному мозги промывал?

— Это Пророку Эрдорию-то?

У меня чуть глаз не задёргался.

— Это оно себя так называет?

— А ты и имя не успел спросить, прежде чем прикончить? Или вы всё же дождались паладинов? Подозреваю, вечеринка была роскошная. Ты хоть повеселился?

— То есть, ты знал про паладинов, — кто бы сомневался, конечно, но — не ожидал, что она это вслух признает.

— А ты сомневался? Брось, Шаз, не первый год друг друга знаем. И ты кто угодно, но только не идиот, и прекрасно умеешь играть в эти игры. Не притворяйся теперь шокированным.

Я обдумал это предложение и признал в нём резон.

— Ладно, не буду. Но откуда ты узнал, что паладины придут?

— Места надо знать. Так что, рассказывать тебе дальше про нашего пророка? Или уже неинтересно?

— Да ладно, видал я по жизни таких. Могу угадать, так сказать, с первых нот.

— Удиви меня.

— Какое-нибудь банальное имечко, наверняка старинное; религиозная семья, скорее всего до крайности, из тех, что заставляют своих деток, не знаю, молиться по семь раз на дню, стоять на коленях и мыться в холодной воде; появившиеся с самого детства удивительные способности, удачно наложившиеся на причудливые учения, которые заботливые родители напихали ему в голову; ну и, как тухлая вишенка на торте, ты, окончательно свёвший парнишку с ума…

— Я тебя прошу, — ощерился Бэл. — Ты его видел вообще? Было бы там кого и с чего сводить! Когда я его нашёл, он уже был совершенно чокнутый. И да, по основным пунктам ты более-менее угадал. Там прямо мечта: помешанная на собственных видениях мамочка, утверждающая, что сынок был сделан при участии какого-то там духа, способности благословённого, проявившиеся ещё в раннем детстве, и прочие роскошества. Годиков до тринадцати наш мальчик слушал мамочку во всём и потакал её идеям: то бишь, показывал чудесное исцеление всем желающим увидеть, накладывал руки на всякое-разное, выступал перед толпами желающих приобщиться к божественным знамениям и прочее в том же духе. Мамочка, как ты понимаешь, с удовольствием собирала пожертвования и примеряла на себя лавры святой.

— Классика, — хохотнул я.

— Ага, она самая. Понятное дело, в какой-то момент сыночек начал видеть пятна на своём личном солнце. И многое понимать, в том числе, по поводу того, насколько и для чего он своей матушке нужен… Ну и свидетели чудес, понятное дело, тоже добавляли жару.

— Само собой. Свидетели вообще бывают очень вредны для подлинных чудес. Особенно такие, которые деньгами платят за вход... И сколько же было мальчику, когда он прикончил мамочку и начал подчинять разум своих последователей?

— Пятнадцать или около того.

— Ого! Шустро это он, однако.

— Ну, он не самый шустрый, но да, впечатляет.

— И сколько же ему было, когда он решил бросить вызов небесам и впервые призвал тебя?

— Шестнадцать и восемнадцать.

— Юный гений, однако.

— Ага. Силы он поставлял немеряно, да и веселья добавлял, потому я с ним возился. Но то, что парень наконец-то сгинул — хорошая новость.

Я промолчал. Понимание того, что я выпустил этого красавца в мир, да ещё с кучей магических сил и бессмертием, не грело.

С другой стороны, правда очевидна: ради птицы на своём плече я без особенных сожалений сделал бы и не такое.

— Ладно, — хмыкнул я, — не думай, что я тебе не припомню этих культистов, но…

— Только не говори, что тебе не было весело.

Я вспомнил своего ангела, скованного магическими цепями.

— О да. Очень весело.

— Ну так чего ты тогда бузишь?.. Брось, Шаз. Во всём этом дурацком местечке ты и я, возможно, единственные, не превратившиеся окончательно в тупые калькуляторы для душ, которых волнуют только отчёты. И ты, и я помним… старые добрые времена. Хотя у нас они, конечно, были очень разные, но сути это не меняет, так? Разве это не повод держаться поближе? Особенно в нынешние времена, которые понемногу становятся как минимум интересными?

Даже так.

— Натравить на меня своего спятившего благословенного выкормыша и отряд паладинов на закуску — это у нас ныне значит “держаться вместе”?

— Да брось, — демонстративно сморщил нос Бал, — как будто я верил, что ты действительно мог так легко сдохнуть.

Нет, он, кажется, всерьёз верит, что я — один из его клиентов-колдунишек, падких на мелочную похвалу.

— Ну разумеется, мог. И Айм тому пример. Связанный контрактом демон уязвим, это закон нашего бытия.

— Ну значит, мог, — ухмыльнулся Бал. — Но на кой ты мне сдался, если тебя так просто убить?

Тоже резонно.

Я задумчиво покосился на Бала, прикидывая, как всё это понимать… А почему бы, в общем-то, не спросить?

— И в какие игры мы тут играем, Баел?

Ответная усмешка была, вполне предсказуемо, широкой и зубастой.

— Хочешь взять быка за рога, нильский ибис? Уж прости, но жертвенные быки — моя и только моя прерогатива.

Я бегло побарабанил когтями по столу, повторив звучание старых шаманских ритмов.

Бал склонил голову набок, и его “стандартный облик” на миг размылся, обнажая сначала любимое трёхглавое коронованное обличье, а потом — величественное и рогатое, глядевшее на путников со стен междуречных храмов.

Ну да. Было бы странно забывать, кто он такой. И как сильно стремился вырваться с самого начала: кровь Древних — не водица. Но…

— Почему сам не сыграешь?

— Не могу, — пожал плечами Бал. — Правилами, знаешь ли, не позволено.

Я уже почти было открыл рот, чтобы попытаться уточнить подробнее, но тут портативная пентаграмма засветилась. Чтоб тебя! Как же не вовремя, а?

“Свет мой, зеркальце, скажи”, — ворковал голос мадам Ю.

— Удачной вечеринки, — хохотнул Бал.

А потом зеркальная магия утянула меня за собой.