Рейд. Оазисы. Книга 5. Блок

Шаг, ещё шаг, ещё…

Кажется, осталось немного, и там, на относительно ровной площадке, можно будет отдохнуть. Тут Миша снова оборачивается к нему:

– Да, тут сколопендры. Мелкие, пара штук… Саранчу жрут. Они там, справа на склоне… Иди внимательно, Андрей.

«Ну вот, Миша, а я что говорил! А сначала не поверил мне».

Андрею Николаевичу даже приятно, что это опасное существо он заметил, услышал раньше, чем его расслышал человек, который занимается охотой всю свою жизнь.

Шаг, шаг, шаг, шаг…

Уполномоченный ждал этого; последние сто шагов, и вот наконец он вылез на плоскую поверхность.

Миша был уже там. Теперь можно было постоять, отдышаться, выпить воды. Ночь была прекрасной, лунной, прохладной, градусов тридцать семь, не больше, но пить после таких серьёзных усилий всё равно хотелось. А ещё очень хотелось присесть – на рюкзак, на тёплый камень, да на что угодно, вот только делать этого было нельзя. Если только в обработанной инсектицидом одежде. В пустыне в это время года просто на бархан ночью садиться небезопасно, а уж рядом с такой бурной растительностью, какая бушует в горах в сезон воды, – тем более. Ещё желательно обувь с брюками оглядеть, не отважился ли какой-то гад, вопреки инсектициду, прицепиться к ним. Но сейчас это сделать сложно.

Они почти ничего не говорят, отдыхают, пьют воду; так проходит минут пять, и после Шубу-Ухай произносит:

– Ну, так… Если отдохнул – пошли.

И указывает в сторону запада. Как раз между двух огромных, нависающих и справа и слева чёрных горных громад.

«Ни хрена я не отдохнул».

Уполномоченный закидывает за спину почти опустевшую баклажку, рывком подкидывает на спине рюкзак, поправляя лямки, и трогается вслед за Шубу-Ухаем.

В лунном свете он различает несколько десятков метров почти горизонтальной поверхности, заросшей колючкой, а потом начинается новый подъем.

Вверх, вверх и вверх…

Тут снова заросли колючки. Он старается идти так, чтобы опасные ветки не цеплялись за одежду. Но в лунной полутьме это не всегда получается. Количество саранчи, кажется, увеличилось. И уж точно увеличилось количество трупного мотылька. Этой мерзости здесь в изобилии, она кружит перед очками и пытается сесть то на маску, то на плечи уполномоченного. Это просто омерзительно. К этим насекомым он испытывает глубокую неприязнь. И не потому, что они ядовиты… Его неприязнь сакральна… Это черное насекомое, кажется, единственное из всех обитателей раскаленной пустыни, является верным признаком смерти. Спутником смерти и великим пустынным могильщиком. Уполномоченный отмахивается от насекомых.

«Рано, твари, рано!».

Снова тяжёлый грунт и камни с суглинком, присыпанные песком и пылью. Горохов даже не смотрит вверх, он не хочет знать, сколько ему ещё нужно пройти метров до нового места, где Миша решит остановиться. В темноте ему всё равно не видно. А тут ещё и пыли много, ботинок уже пару раз сползал вниз при попытке сделать очередной шаг, и один раз он даже пошатнулся, едва не потеряв равновесия. Нет, всё-таки, что ни говори, а тащить тридцать килограммов по относительно ровной степи, пусть даже с барханами, и переть их в гору – это разные вещи.

Глава 10

Этот звук выделялся среди других. Он его распознал сразу. И Горохов, и его проводник не говорили об этом, но оба понимали, что, скорее всего, та пыль, которую они видели в степи позади себя, не могла быть случайной. Может, поэтому Миша шёл и шёл, и даже в темноте не хотел останавливаться.

Уполномоченный встал в неудобной для ног позе и повернул голову, чтобы лучше расслышать этот звук. Так и есть: за шумом от насекомых, висящим в воздухе, он отчётливо слышал высокую и затяжную ноту. Этот едва различимый монотонный звон спутать с чем-либо было невозможно.

Дрон.

Мотор не электрический, вот и звенит. Электрический работает намного тише, но аккумулятора в нём всего на пару часов, а этот однотактный моторчик будет вот так звенеть в небе часов шесть. Он, конечно, мог бы уйти в небо так высоко, что его не было бы слышно, но с большой высоты тепловизор не будет различать тепловой след человека на фоне разогретых за день камней. Вот он и висел так низко, что Андрей Николаевич его услышал. Искать дрон в чёрном небе бессмысленно, но тут остановился и Шубу-Ухай, он тоже услышал звук работы моторчика.

Взглянул на Горохова из темноты, но тот, смахнув с маски небольшую саранчу, посмотрел вниз, в непроглядную темноту ночи, и двинулся дальше.

– Они видят нас? – спросил охотник, оставаясь на месте.

– Да, – ответил ему уполномоченный. – Надо идти, Миша.

– Думаешь, они пойдут за нами? – охотник тоже пошёл в гору.

– Уже идут. А ещё у них может быть винтовка с тепловизором, – пояснил уполномоченный.

– А, – сказал Миша и уже на ходу продолжал: – Стрелять снизу вверх нужно уметь.

– Они умеют, – уверенно заметил ему Горохов, вспоминая свою встречу с ловкими парнями у водокачки в Губахе. – И будут стрелять при первой возможности.

Правда, Горохов был уверен, что такая возможность в ближайшее время тем, кто шёл за ними, не представится. Но всё равно…

Теперь он и Шубу-Ухай пошли ещё быстрее… Да, подгонял их навязчивый звон работы однотактного моторчика в небе и ощущение того, что кто-то снизу, сейчас, припадает к прицелу и разглядывает их силуэты через прибор ночного видения. Тут уже не до усталости ног. Они прибавили хода, если так можно говорить о подъёме на крутой склон.

Шаг, шаг, шаг, шаг…

Его напугала тяжёлая и большая цикада, с басовитым гудением прилетевшая и ударившая его в ухо.

«У, зараза!».

Он потёр ухо перчаткой и продолжил идти. И вскоре они забрались на пологий склон, заросший колючкой. Вот тут растения было уже не обойти, и они продолжили своё движение, уже не избегая прикосновений острых крючков к своей одежде. Здесь им осталось полагаться только на инсектицид.

У Горохова уже не хватало дыхания, хотелось стащить маску и вздохнуть полной грудью. Да и Миша, как выяснялось, не железный. И, дойдя до поля из колючки, он всё-таки остановился. Андрей Николаевич дошёл до него и тоже встал.

– Андрей, – говорит охотник, переводя дух.

– Что? – Горохов снимает почти пустую пластиковую банку с водой.

– Если я включу фонарик… – Шубу-Ухай показал уполномоченному фонарь, – они нас хорошо будут видеть?

– Они нас и так неплохо видят – включай, – отвечает Андрей Николаевич и допивает воду.

«А быстро я приговорил первую баклажку!».

Миша включает фонарь и начинает осматривать себя. В основном светит на ноги, а сам говорит:

– У тебя винтовка проверена?

– Нет, – говорит Горохов. – Я её не пристреливал, – он думает, что охотник собирается дать бой тем, кто запустил дрон. Но решает уточнить: – А почему ты спросил?

– Утром попытаюсь сбить дрон, – отвечает Шубу-Ухай. Он скидывает на землю свой рюкзак и начинает осматривать его со всех сторон.

– Не нужно, – вдруг говорит уполномоченный.

– Не нужно? – Миша удивляется, он даже перестаёт искать клещей. – Но они же нас видят. А летает он… я слышу… не очень высоко. Можно попробовать попасть, если винтовка хорошая.

– Это сейчас он невысоко, пока работает через тепловизор, – объясняет Андрей Николаевич. – Утром будет работать через камеру, улетит на тысячу метров вверх. Попасть будет невозможно.

– А, – понимает охотник. – Давай тебя осмотрю, – он подходит к Андрею Николаевичу и начинает осмотр с его брюк. – Значит, он так и будет висеть над нами?

– Блок управления уверенно «держит» дрон на удалении не более тридцати километров от передатчика, – поясняет уполномоченный. – И это в степи. Тут, в горах, – он делает паузу, – думаю, будет ещё меньше. Далеко от своих машин они с дроном не отойдут.

– А батарей у них нет, у этих блоков?

– Да, есть, – соглашается Горохов, – но этих батарей хватает на пару часов… Ну, пусть будет сменная батарея… Всего часа четыре, а потом заряжать надо. Думаю, что генератор они в горы не поволокут. Муторно это, да и заряжать от портативного генератора долго. Нет, скоро они нас видеть перестанут.

– Ага, понял, – говорит Миша, начинает осматривать рюкзак Горохова и находит одного за другим двух клещей, – о, вот один, а вот ещё один… О-о… Как они сели кучно, – он прижигает их зажигалкой. – Значит, мы просто уйдём отсюда, пройдём километров пятьдесят, и, может быть, завтра утром дрон от нас отстанет? Да? Я так понял?

Горохов сначала молчит, думает, а затем отвечает:

– Знаешь, Миша, нам не нужно торопиться.

– Чего? – теперь Шубу-Ухай ничего не понимает. – Ты же говорил, что у них винтовки ночные, стреляют они хорошо.

– Да я и сейчас тебе это повторю, – отвечает уполномоченный. – Вот только уходить от них быстро нам не нужно.

– О! – тут до охотника что-то дошло. – Ты никак убить их всех задумал? Думаешь утра дождаться и убить?

– Да не убьём мы их всех, Миша, – с сожалением и сомнением отвечает ему Андрей Николаевич. – Нам до боя доводить дело никак нельзя. Понимаешь, люди эти, если это те, о ком я думаю, скорее всего опытные, вооружены хорошо. А нас двое, и винтовка у нас одна.

– А что же ты хочешь? – не понимает Шубу-Ухай.

Горохов сразу не смог ему объяснить задуманное, пришлось подумать ещё.

– Понимаешь… Нам нужно, чтобы они за нами шли. Но не приближались сильно, чтобы у нас с ними до контакта дело не дошло. Пусть тащатся в горы.

– А… – понял охотник. – Думаешь, воды у них столько с собой нет, чтобы горы перейти?

– В машинах есть, но с собой они много её брать не станут, – пояснил уполномоченный. – Чтобы нас догнать, пойдут налегке. Поэтому нам и не нужно быстро уходить от них. Пусть думают, что нагнать могут. Пусть чувствуют, что догоняют. Для этого дрон и нужен.

– Ага-а, – теперь Миша всё понял. Он перестал осматривать уполномоченного. – Подумают, что мы медленно идём, пойдут за нами, а к утру поймут, что не догоняют, и вернутся к машинам. А мы уже спокойно уйдём.

– Миша… – Горохов поправляет ремни рюкзака. – Они должны идти за нами хотя бы один день.

– О, вот как?! А зачем?

– Иначе они прыгнут в свои быстрые машины и очень скоро, дня через два или три, будут уже в Губахе, соберут ещё людей, купят ещё дронов и будут дежурить между Губахой и Александровским, в предгорьях, нас дожидаться.

И тут Миша уже ничего ему не говорит, стоит рядом, а Андрей Николаевич даже лица его не видит. Горохов понимает, что это непростое дело требует для его спутника осмысления.

«О чём он сейчас думает?».

Уполномоченный тут даже усмехнулся и спросил у охотника:

– Думаешь: зачем я только влез в это дело? Да?

– Чего? – не понял поначалу Миша – и тут же, сообразив, ответил: – Нет, зачем мне так думать теперь, я сначала так думал. А теперь что, теперь уже поздно это думать.

– Миша, – говорит Горохов со значением. – Поможешь мне выбраться… добраться до Соликамска живым – сто рублей с меня. Понял? И ещё благодарность от Трибунала, а ещё устрою тебя секретным сотрудником, там зарплата небольшая, но постоянная.

– Сто рублей – это хорошо, – говорит Миша, – и зарплата – это тоже хорошо, но не за этим я тут с тобой.

– А зачем же? – интересуется уполномоченный.

– Я же тебе говорил уже, – отвечает ему охотник. – Церен сказала помочь тебе, значит, я помогу. Больше ничего мне не нужно платить.

«Ах, ну да… Церен, конечно же!».

– Идти надо, – наконец говорит Шубу-Ухай; он взваливает на плечи рюкзак, закидывает сверху баклажки с водой, – если они за нами пошли, то первый склон уже одолели.

– Я покурить хотел, – с сожалением замечает уполномоченный.

– Сейчас не нужно курить, – отвечает ему охотник. – Когда ходишь, не нужно курить, – он начинает новый подъём. – Я сам люблю курить. Когда хорошая охота – курю, когда выпиваю – курю, когда дома живу – тоже курю, а на охоте не курю.

И Горохов с ним согласен:

«Когда ходишь, не нужно курить».

***

Всё, они остановились.

– Впереди, кажись, опять колючка, – говорит Шубу-Ухай откуда-то из темноты.

Горохов ничего ему сказать на это не может. Он глядит на часы: стрелки на люминесцентном циферблате показывают без тринадцати два. Дальше идти нет никакой возможности. Луна ушла вправо, за огромную гору, и тут, у подножия, стало темно, нет, скорее черно. Горохов не видит ничего, даже своего проводника, который, судя по голосу, всего на десять шагов впереди него. На уполномоченного то и дело что-то падает, что-то ползает по нему и спрыгивает с него. Он не видит, что это, но надеется, что это безопасная саранча. Горохов устал. По-настоящему. Ещё до того, как они полезли на новую кручу, у него уже тряслись – ну, подтрясывались – ноги. Он даже боялся, что икры может свести судорога. Уполномоченный и припомнить не мог, когда он так уставал. Ему даже воды так не хотелось, как хотелось сбросить рюкзак и присесть на него, или хоть на камень. Или на землю.

– Андрей, а ты его слышишь? – спрашивает Миша.

И уполномоченный сразу понимает, о чем говорит проводник, и отвечает хрипло:

– Да, он почти над нами. Кажется, над нами…

Он и вправду различает среди какофонии ночной жизни монотонный, едва различимый звук моторчика.

– Идти дальше не получится. Тут хоть фонарь включай, а с фонарём – ну какая это ходьба, – говорит Миша – и добавляет то, от чего Горохов начинает тихо ликовать: – Придётся остановиться на пару часов. Рассвет часа в четыре будет, отдохнём малость.

– Да, – соглашается с ним Горохов, – этим сейчас тоже темно.

Во всяком случае, он на это надеется. Хотя… Упрямые, молодые и сильные мужики могут лезть в гору, не взяв с собой много воды, при помощи фонарей. И словно услыхав его мысли, Шубу-Ухай говорит уполномоченному:

– Давай сейчас поглядим клещей, а потом ты сядешь тут, посидишь, а я чуть спущусь вниз… На всякий случай, если эти за нами всё-таки идут, так дам тебе знать.

Охотник включает фонарик.

– А ты сам-то отдохнуть не хочешь? – интересуется Андрей Николаевич, с огромным удовольствием скидывая наконец оттянувший ему все плечи рюкзак.

– Я отдохну, отдохну, – обещает ему Миша, осматривая свои штаны с помощью фонарика.

Глава 11

Он заснул почти сразу, как только присел на рюкзак. И проспал… Всего минуту? Или две? Он, ещё не открыв глаза, машинально подтянул к себе обрез, когда кто-то прикоснулся к его плечу.

– Что? – произнес Горохов.

– Светает, – это был Миша. – Поспал часик. Пора идти.

«Светает? Как так, я спал пару минут!».

– Ты поешь, – продолжает охотник. – А пока ты ешь, уже виднее станет – тогда и пойдём.

«Какой светает? Темно вокруг».

Горохов почти ничего не видит в кромешной тьме. Он нащупывает рукой первую попавшуюся баклажку с водой. Долго пьет.

Смотрит на часы.

«Неужели я проспал почти час?».

Ему не верится. И тут он слышит едва различимый в переполненном звуками ночном воздухе звон: дрон никуда не делся. Вот только… На небе сплошная чернота, ни одной звезды.

Облака. Плотные. Тем, кто за ними шёл, если они не оставили это занятие, давалось это движение, скорее всего, не легко. Даже если у них у всех были тепловизионные очки.

Тем не менее нужно было спешить. Уполномоченный лезет в рюкзак и наощупь достаёт оттуда брикет крахмала, маленькую упаковку вяленого мяса дрофы, пакет с тыквенными семечками, начинает всё это быстро поедать. Засовывать в рот и, чуть разжевав, глотать. Теперь, когда глаза, что называется, пригляделись, он начинает различать контуры и вокруг себя. И на востоке стали вырисовываться очертания горы, заслоняющей восход. Миша тоже шуршит пластиком, тоже что-то ест рядом.

«Да… Пора уже солнышку выходить».

Уполномоченный отгрызает от брикета большой кусок крахмала, это основная часть его завтрака, вяленая птица, семечки, хлеб – это баловство, это скорее для удовольствия. Главное, проглотить и запить водой как можно больше крахмала, чтобы энергии хватило на весь день. В идеале ему нужно съесть половину брикета. Но это непросто. Хоть крахмал и подсолен, жевать его особого удовольствия нет. Он запивает съеденное большим количеством воды и снова откусывает кусок от брикета. И вдруг слышит хлопок.

Хлопок этот тихий, доносится откуда-то снизу, но он перекрывает гул насекомых и звон нескольких цикад в воздухе.

Андрей Николаевич перестаёт жевать. Стреляли не близко, но не так уж и далеко.

– Андрей, слышал? – интересуется Миша из темноты.

– Да, – отвечает Горохов.

– Винтовка автоматическая?

– Да. Как моя.

И тут же раздаётся ещё несколько хлопков.

– А, – догадывается охотник. – Видно, на сколопендру набрели или на варана. Это хорошо.

Но уполномоченный ничего хорошего в этом не видит, он не очень уверен, так как звук в степи и в горах распространяется по-разному, тем не менее произносит:

– Миша, нужно уходить.

– Думаешь?

– Они недалеко… Внизу…

– А, тогда нужно.

Андрей Николаевич выпивает ещё воды. А Шубу-Ухай его успокаивает:

– Ты не волнуйся, Андрей, мы поспали, а они всё шли. И ходят они хуже нас, если бы ходили как мы, уже бы догнали. Подъём у них ещё не закончился, они устали.

«Всё так, всё так, вот только…».

– Мы не должны попасть в зону их видимости, – напоминает Горохов. – Между нами должно быть что-то, какое-то препятствие…

– Ага, я помню, у них винтовки, – говорит охотник, он тоже уже закинул свой рюкзак за плечи. – Ну, пошли…

«Чуть не забыл».

Он достаёт таблетку, запивает её водой. Теперь ему нельзя про это забывать. Впрочем, сейчас он чувствует себя неплохо и даже хотел бы закурить, сделать хоть пару затяжек… Но не хочет рисковать. Андрей Николаевич помнит, какое Миша делает лицо, когда он кашляет.

«Курево потом».

Уполномоченный смотрит на часы… Три минуты пятого…Только-только всё вокруг начало приобретать очертания, вырисовываться из сплошного чёрного серыми контурами, а они уже снова шли вверх. И, казалось, каждый следующий подъём был сложнее предыдущего. Впрочем, нет, не казалось. Тут было меньше колючки, и кактусов было мало, но зато грунт: мелкий камень вперемешку с песком и пылью. Грунт, под тяжестью ноги сползающий вниз. И это ещё при плохой видимости. Они едва пошли, а уже минут через десять опять напомнили о себе икры.

«Быстро».

Начинало светлеть. И Миша, поняв, что у зарослей грунт получше, понадёжнее, теперь шёл, почти цепляя плечом и рюкзаком колючку. Уполномоченный шёл прямо по его следам.

Шаг, шаг, ещё шаг….

А вокруг потихоньку сходил на нет шум ночной жизни. Саранчи и мотылька, а также козодоев становилось в воздухе всё меньше. Может, поэтому тонкий и противный звук дрона казался особенно отчётливым.

«Ничего, скоро мы должны от него избавиться».

Он был уверен, что они с Мишей выйдут из зоны контроля этой назойливой машинки.

– Ух, блин! – воскликнул Миша.

И прежде чем Горохов успел испугаться, он услыхал хлопанье больших крыльев. Это была дрофа; охотник в утренней полутьме случайно набрёл, видно, на кладку птицы и поднял её из гнезда.

Дрофа почти не летает, но когда делает ускорение, помогает себе крыльями.

– Напугала! – Шубу-Ухай, кажется, смеётся.

А Горохов рад, что ему удалось хоть десять секунд постоять не двигаясь. И снова Миша пошёл вперёд.

Шаг, ещё шаг, ещё…

На самом деле грунт определяет многое, и теперь, когда уже стало заметно светлее, они начали выбирать те места, где земля потвёрже, стараясь пересекать мягкое, осыпающееся каменное крошево вперемешку с песком как можно реже. Обходя такие участки.

Шаг, шаг, шаг…

То, что он выпил уже одну баклажку воды из тех, что брал с собой, казалось, не сделало его поклажу легче. Ремни рюкзака впивались в плечи всё сильнее.

Шаг, шаг, ещё шаг…

Конечно, хотелось интервалы между шагами сделать побольше, а иной раз, после плохого грунта, от которого начинало ломить где-то в щиколотках, и вовсе встать и постоять хоть пятнадцать секунд, но он ни на секунду не забывал, что где-то над головой у него висит дрон, а значит, по его следам идут люди.

Уполномоченный машинально оборачивается назад. Света хватает только на то, чтобы разглядеть, что там, в паре сотен метров ниже, дальше всё укрывает серая пелена, утренняя дымка. И он снова начинает двигаться за Шубу-Ухаем.

Шаг, шаг, шаг, шаг…

Крепкий грунт тут заканчивается, до новых зарослей кактуса, под которыми желтеет твёрдый суглинок, метров сто, и Миша уже выходит на большую «поляну» сыпучей дряни из песка и камней. Уполномоченный видит, как после каждого шага охотника его стоптанные башмаки съезжают немного вниз, и нужны новые усилия, чтобы преодолеть часть пути, который человек уже преодолел, но выбирать Андрею Николаевичу не приходится, и он сам ставит ногу на песчаный склон.

Облака, плотно укрывавшие небо ночью, утром стали рваными и редкими. И как итог, из-за горы, что осталась на востоке, наконец выглянуло солнце и сразу, даже через запылённые очки, почти ослепило путников. Белое и, конечно же, горячее… Стало припекать плечи и руки с первых же секунд.

«Ну вот… Начали мы подъём вчера вечером и до сего момента шли только по «холодку».

Вчера вечером и ночью он пил воду, даже и не думая экономить, пил её ради удовольствия на каждой минутной остановке. Теперь ему стоило уже её беречь.

Шаг, ещё шаг…

Он видит, что Миша уже выбрался на твёрдый грунт и там, возле больших кактусов, остановился… Это понятно… Он тоже не железный. А Горохов снова и снова переставляет ноги, которые при каждом его шаге утопают по щиколотку в песке. Наконец он, тяжело дыша, добирается до охотника и тоже останавливается. А тот, отдохнув, двигается дальше.

Андрей Николаевич, переводя дыхание, оглядывает растения, возле которых стоит, и вдруг понимает, что никогда прежде не видал таких. И листья у них другие, и иглы… Прочнее, что ли… Но это не то, что в первую очередь должно его сейчас волновать, он поднимает глаза к небу и смотрит вверх… Нет, дрона на небе он найти не может. Улетел заправляться? Хотелось бы ещё минутку постоять, но нельзя, и Горохов снова идёт за Мишей вверх. Ставя ноги почти след в след.

Шаг, ещё шаг, шаг, шаг…

Кажется, этот их утренний участок самый длинный. Уполномоченный смотрит на часы: скоро шесть. Ему давно уже хочется пить, но Шубу-Ухай не делает привалов. Идёт и идёт вверх, монотонно переставляя свои башмаки. Горохов уже помнит, на каком ботинке больше сбит каблук. А этот бесконечный подъем всё тянется и тянется, и что ещё хуже, он становится всё более крутым, и теперь охотник идёт не прямо вверх, это делать уже сложно, а чуть под углом, таким образом облегчая подъём за счёт увеличения пройдённого расстояния.

Может, так и нужно, Горохов не даёт ему советов, это не барханы, там, в песках, он сам бы выбирал способ движения.

Шаг, ещё шаг, ещё шаг, ещё, ещё, ещё…

Только ближе к семи часам утра Шубу-Ухай наконец выдыхается сам. Тут уже почти нет колючки, а кактусы не растут до двух метров, они здесь едва достигают плеча уполномоченному. Там, на песчаной «поляне» среди колючих растений, Миша и остановился. Упёр приклад своего ружья в землю, а сам, обхватив стволы двумя руками, повис на оружии, стянув вниз респиратор. Его лицо мокрое от пота, а синяя губа синее обычного.

– Ещё двести метров, – говорит он Горохову, когда тот наконец добирается до него. – И там передохнём.

Андрей Николаевич поднимает голову и не видит конца подъёму.

«Двести метров? Хорошо бы».

Он глядит вниз. И умудряется разглядеть там белое пятнышко. Горохов, чтобы хоть полминуты ещё постоять тут, вытаскивает из кобуры прицел револьвера. И с разочарованием понимает, что там внизу белеет: это бетонная стена трансформаторной будки, что торчит на окраине Кытлыма.

«Что за хрень, идём уже двенадцать часов, ну, за исключением двух часов на отдых. И всё равно не смогли отойти от точки начала восхождения и на десять километров!».

А по карте от Кытлыма до Александровска по прямой… он не мог знать это точно, так как не считал всё, как положено…просто прикинул… километров сто тридцать, может, сто сорок…

«Пятьдесят километров за день, сорок километров за второй день пути». Да, так он ходил когда-то по степи, когда был молод. Но теперь получалось, если они будут идти с тем же напряжением и за следующие двенадцать часов будут отдыхать два часа… То пройдут по карте всего… двадцать километров. Это было неприятное открытие.

«Миша, кажется, говорил, что от Кытлыма до Александровска ходу три или четыре дня. И что после одного дня подъёма дорога пойдёт вниз. Надеюсь, он прав».

Значит, им оставалось ещё полдня подъёма. Можно было бы, конечно, спросить об этом у Шубу-Ухая, но он не стал этого делать, чтобы тот не подумал, что он уже сдулся и интересуется, когда им станет легче. Горохов прячет прицел в кобуру, поправляет рюкзак. И, взглянув в который раз на каблуки охотника, двигается за ним.

Шаг, шаг, шаг, шаг, ещё шаг…

Глава 12

Двести метров. Миша, может быть, и не ошибся, но он, наверное, говорил о двух сотнях метров по вертикали. Иначе они не преодолевали бы их столько времени. А учитывая крутой подъём и плохую почву, им пришлось перебираться от одной лужайки кактусов к другой больше часа. Охотник, который отдыхал перед одной такой лужайкой, дожидаясь уполномоченного, указал пальцем в сторону солнца.

– Что? – спросил Горохов, едва переводя дух и ещё не понимая, куда указывал Шубу-Ухай.

– Дрон, – коротко ответил тот.

Андрей Николаевич даже не стал пытаться рассмотреть эту мерзкую штуку на фоне неба. Болталась она где-то в районе поднимающегося солнца. Он знал, что пока они не выйдут из зоны охвата передатчика, дрон будет кружить над ними постоянно.

– Ничего, пусть висит, – кричит ему Горохов, снимая очки и вытирая лоб, глаза и переносицу от пота. – Главное, чтобы шли за нами.

– А не боишься, что начнут догонять?

Андрей Николаевич поворачивается и смотрит вниз, но, конечно, никого не видит; на этом склоне много растительности и неровностей, и даже если преследователи от них всего в пяти сотнях метров, они не увидят их.

– Боюсь, – отвечает наконец уполномоченный.

– Тогда надо идти, – подводит итог разговору Шубу-Ухай.

– Да, надо… Только воды выпью.

***

Следующий участок был очень крутой. Настолько крутой, что уполномоченный мог помогать себе при подъёме руками, а когда сил больше не было, он мог просто опереться на колено и постоять в таком положении пару десятков секунд. А ещё он был всё в тех же невысоких кактусах, и ему приходилось выбирать дорогу так, чтобы они не цеплялись за одежду. Но у этого участка был несомненный плюс: подъем был крутой, но короткий. Им, чтобы добраться до следующей ровной площадки, потребовалось всего чуть больше часа. Горохов вылез туда за Мишей и, сделав два шага от края, остановился. А Шубу-Ухай по своему обыкновению ждал его, опираясь на ружьё.

Было утро, от ночных облаков не осталось и следа, и солнце, поднимаясь выше, начинало припекать всё серьёзнее.

«Тридцать девять… К одиннадцати подберётся к пятидесяти. Интересно… А эти, – так он для себя называл тех парней, что шли за ними, – будут пережидать жару? Или будут переть вверх по пеклу, не останавливаясь?».

Уполномоченный подумал, что они с Мишей взобрались достаточно высоко и теперь находятся на удобной площадке для наблюдения; он решил взглянуть вниз, надеясь, что с этого места ему будет хорошо виден весь участок, который они преодолели за утро. Хватило ему нескольких секунд, чтобы залезть в кобуру револьвера, вытащить прицел и взглянуть в него.

Трое… И ещё два человека чуть отстали… Метров на пятьдесят от первых трёх.

«Идут прямо по нашим следам».

– Что там? – Миша, кажется, всё понял. Он подошёл к краю и тоже поглядел вниз, а Горохов просто передал ему оптику: смотри.

Миша заглянул в прицел.

– Э-э… Рюкзаки маленькие, налегке идут.

Да, это Андрей Николаевич тоже заметил. Парни явно не собиралась пересекать весь горный массив. Им просто нужно было догнать его и после… спокойно спуститься вниз.

– А двое уже устали, – продолжает разглядывать преследователей Миша. – Отстают. До нас им ещё метров восемьсот.

«Меньше».

Уполномоченный был в этом уверен. До самого первого, что шёл за ними, было не больше семи сотен метров. Это он понял, когда глядел на преследователей через оптику.

«Миша, судя по всему, никогда не «работал» на больших расстояниях, да и неудивительно это».

Горохов взглянул на ружьишко охотника: старенькое. Сто метров – максимальная рабочая дистанция; если дистанция больше – неоправданный расход патронов.

– Миша, – Андрей Николаевич забирает прицел у проводника и снова смотрит вниз. – А ты стрелял когда-нибудь из армейской винтовки?

– Из винтовки… Из автоматической? Нет, – отвечает Шубу-Ухай. – Но я приноровлюсь, если нужно. Я стрелять умею.

«Приноровлюсь».

Уполномоченный не очень-то верит в это. Попробуй приноровись к оружию, если ты из него ни разу не стрелял, а стрелять желательно с двух сотен метров. Ближе Горохов не хотел их подпускать.

У него револьвер и винтовка, у винтовки нет оптики, у револьвера есть оптика, но прицельная дальность у револьвера даже с прицелом всего пять сотен метров, а верных – триста-триста пятьдесят. И это в идеальных условиях. Ну, допустим, условия здесь идеальные: возвышенность, освещение отличное, ветра почти нет, можно выбрать удобный камень для упора под руку…

«В принципе, подпустить их на четыреста метров…».

– Стрелять думаешь? – догадывается Шубу-Ухай. – Отсюда можно и попасть, если подождать.

Горохов не отвечает ему и продолжает смотреть вниз через оптику.

Он различает идущего первым противника.

«А они отчаянные! Знают, за кем идут, и всё равно вот так лезут в гору у меня на виду… Не боятся!».

– Если думаешь стрелять, так надо уже готовиться, – замечает охотник. – Дрон опять прилетел, не было его, а теперь прилетел. Они теперь знают, что мы тут стоим.

«А быстро они идут! Ну да… Рюкзаки-то у них небольшие…».

Горохов, честно говоря, не знает, что делать. В принципе, ещё немного – и можно будет сделать выстрел. Ну хотя бы один. Но у него есть сомнение в целесообразности стрельбы.

А охотник так и стоит рядом и всем своим видом выражает вопрос: ну так что, будешь стрелять?

И тогда уполномоченный в свою очередь спрашивает у него:

– Миша, а как быстро можно будет спуститься отсюда до Кытлыма? За три часа можно?

– Вниз идти – дело не очень тяжкое, – Шубу-Ухай прикидывает. – За три часа… За два часа можно спуститься, если спешить, – и тут же спрашивает так, словно хочет Андрея Николаевича поторопить: – Ну что, будешь стрелять?

– Нет, – наконец произносит Горохов и прячет оптику в кобуру. – Рано ещё, днём буду стрелять…

– Это если место такое днём у нас будет, – проводник немного озадачен. – Тут место хорошее, тут они как на ладони.

– Близко, Миша, к машинам близко, – уполномоченный подкидывает рюкзак на спине, устраивая его поудобнее. – Попаду в одного, остальные решат спуститься, сядут в свои машины и поедут к Александровску нас встречать в предгорьях, а мы туда придём измотанные… Найдут они нас там, – он заканчивает и берёт очередную баклажку из тех, что лежат сверху на его рюкзаке, пьёт воду. И после продолжает, задирая голову к небу, выискивая там глазами механическую птицу. – Да и дрон не даст поймать их, сейчас только винтовку вытащу из чехла или начну крепить прицел к револьверу, как наблюдатель им об этом сообщит. И они сразу залягут, попрячутся за камни.

– Угу, – вроде как соглашается охотник, сам он воду пока не пьёт, поворачивается и идёт вперед, к новому, не очень крутому подъёму.

***

Горохов понимал, что ему всё равно придётся стрелять, просто хотел затянуть преследователей повыше в горы. Как можно выше. Но он не знал этих мест и не мог предположить, что ему вскоре придётся пересмотреть свои планы. И перейти к их осуществлению быстрее, чем он рассчитывал.

Уже через полчаса после того, как уполномоченный заметил преследователей, они вышли на большое и открытое пространство, на длинный и пологий склон.

И Андрей Николаевич, оглядываясь, спросил у Шубу-Ухая:

– А теперь куда?

– А вот, пойдём по склону, – отвечал тот, указывая рукой совсем не туда, куда думал двигаться Горохов.

– Не вверх? – уточнил Андрей Николаевич.

– Нет, будем обходить эту гору, – пояснял Миша, продолжая показывать направление. – Пойдём по склону вот туда, туда, видишь? Будем обходить гору, вправо пойдём. А как обойдём… за горой, там будем спускаться… Вон туда, там долинка небольшая между гор, и оттуда снова начнём подниматься наверх. А потом всё, подниматься уже не будем, будем спускаться помаленьку…

– Ты говорил, что в гору будем идти день! – с некоторым упрёком заметил уполномоченный.

– Ты хорошо ходишь, – отвечал ему Шубу-Ухай. – Я думал, медленно будешь идти, вот и сказал – день подниматься.

И тут Горохов скидывает рюкзак с плеч, задирает голову вверх.

– Миша, смотри, коптер.

Охотник тоже задирает голову кверху. Они разглядывают небо, и Шубу-Ухай говорит:

– Нет, не вижу его.

И уполномоченный теперь тоже не видел.

«Может, заправляться улетел, может, радиус передатчика наконец дошёл до предела, а может, оператор прячет его за горой».

– Миша, – наконец говорит Горохов, ещё глядя в небо, – иди, как хотел идти, иди полчаса, потом скинешь свой рюкзак и возвращайся за моим. Я, как всё сделаю, так за тобой побегу. Без рюкзака мне легче будет.

– Ага, да, ты правильно придумал, – кивает охотник. – А ты стрелять пойдёшь?

– Да, – отвечает уполномоченный и снимает винтовку. – Если они сюда поднимутся, они нас видеть будут на склоне, мы будем просто мишенями, – он кивает на гору. – До того склона метров восемьсот, а у них оптика хорошая, винтовки хорошие. Нам с того склона уйти не дадут.

– Думаешь? – спрашивает Шубу-Ухай.

– Знаю, – отвечает Горохов. – Кажется, я с ними уже встречался, они даже ночью стреляли хорошо.

Андрей Николаевич снимает с плеча винтовку, кладёт её на рюкзак.

– Не берёшь? – уточняет охотник и поднимает оружие, вешает его на плечо рядом с ружьём.

– Нет, – Горохов боится, что вернётся дрон и оператор передаст тем, кто поднимается в гору, что уполномоченный идёт к ним с винтовкой, – обойдусь револьвером. Всё, иди, Миша.

– Ага, хорошо, – говорит охотник и идёт к поляне с кактусами, за которыми начинается пологий склон.

Дрон.

Сейчас это самое главное. Если он найдёт уполномоченного, то его появление над головой преследователей не будет для них неожиданностью. А ему так хотелось сделать для них сюрприз. Поэтому, несмотря на жару и усталость, он не пошёл, а побежал назад. К тому месту, откуда рассчитывал увидеть преследователей. А для того чтобы уменьшить возможность обнаружить себя, он выбрал подход к краю покатого склона через большую поляну низких кактусов. Пригибаясь и собирая себе в плечи болезненные уколы тонких и на удивление острых и твёрдых игл, он подобрался к нужному месту уже минут через пятнадцать после того, как ушёл от проводника.

Да, тут, лёжа в кактусах, он хорошо видел склон под собой. А вот его нужно было ещё рассмотреть…

Горохов достал револьвер и оптический прицел, потом, завалившись на один бок, уложил прицел на держатель. Оптика точно легла в предназначенное для неё крепление, и он стал закручивать винты. Закрутил, заглянул в прицел. Откинул барабан, поглядел на патроны, заглянул в ствол, проверил взвод, спуск. «Кольцов», конечно, делает вещи. В оружии не было ни зазоров, ни люфта в механизмах, даже вездесущая пыль, и та лежала на металле только сверху. Оружие было готово к работе.

И когда подумал, что, возможно, ему придётся какое-то время подождать преследователей в этих кактусах, первый из них как раз появился на склоне. Едва различимая тёмная точка на жёлто-сером грунте, ползущая вверх. Уполномоченный сразу стянул очки и взглянул на человека через оптику; стрелять было явно рано, разметки на линзе не хватало, чтобы начать прицеливание, – пятьсот пятьдесят или, скорее, пятьсот тридцать метров. Очень далеко, хотя цель освещена отлично и идёт в полный рост. А ещё Горохов думает, что ему повезло: дрон, даже если и появится, не сразу его заметит, «птичке» нужно будет пролететь непосредственно над ним, чтобы найти его. Кактусы хорошо прячут.

Андрей Николаевич оглядывается и вдруг видит маленького, белёсого, недавно вылупившегося из яйца клеща. Клещ крохотный, но длинные свои лапки уже раскинул и тянет их как раз к рукаву уполномоченного. Горохов достаёт зажигалку и подпаливает членистоногое. И оно падает на землю. Но тут же на соседнем кактусе он видит точно такого же белёсого… Уполномоченный палит и его, опять осматривается.

«Да тут всё в них… Вылупились после дождей…».

Но вставать и бежать отсюда он не хочет, уж больно хорошо ему видно тех, кто идёт вверх по склону. А их на склоне уже двое… Нет, трое… Андрей Николаевич решает терпеть опасное соседство с клещами.

«Ладно, будем надеяться, что инсектицид из одежды жара и солнце выжгли ещё не весь, а когда доберусь до Миши, попрошу его осмотреть меня со всех сторон».

Он поднимает оружие и начинает выцеливать приближающихся людей. Пока далеко, но понятно, что первый идёт достаточно быстро. Выносливый, гад. Его оружие Горохов рассмотреть пока не может. И все трое идут почти прямо на уполномоченного, то есть ему даже не придётся брать упреждения. Он не отрывает глаза от прицела и по разметке на линзе определяет: четыреста пятьдесят метров. Ещё минут десять, и можно было бы давить на курок. Да нет… Он будет ждать дистанции, с которой цель будет поражена гарантированно.

Горохов отрывается от прицела и осматривает склон: их всего трое. А где ещё два преследователя? Отстали? Если так, то это хорошо.

Он продолжает ждать, снова глядя в прицел на идущего первым. А тот начинает менять направление движения… Это не очень хорошо. Ему придётся ждать ещё немного. И он ждёт… Наконец на склоне появляются и остальные, теперь их пятеро, но последние сильно выдохлись, они далеко от первого. И это хорошо, что они так растянулись.

Триста пятьдесят метров.

«Интересно, Миша уже идёт за моим рюкзаком? Времени прошло уже достаточно».

Он снова заглядывает в оптику. Теперь Андрей Николаевич уже может разглядеть, что у первого преследователя армейская винтовка. Иногда на такие ставят оптику, в общем, ближе этого выносливого парня лучше не подпускать. Теперь идёт он под углом к Горохову, так что придётся стрелять с упреждением. С небольшим. На остальных он пока не обращает внимания. Уполномоченный сильно зажмуривается, а потом несколько раз моргает, чтобы привести мышцы глаза в тонус. Он находит удобное положение для руки, стягивает правую перчатку, заглядывает в прицел, находит цель, взводит курок и не дышит, замирает… А потом как положено, плавно, нажимает на спусковой крючок…

Пахххх…

Глава 13

Горохов точно видел, как дёрнулась пола пыльника у идущего первым. И тот сразу свалился… Но… слишком ловко стал отползать в сторону. И намёка в его движениях не было на то, что он получил хоть какие-то повреждения. Враг сразу нашёл камень, за ним улёгся и подтянул винтовку с рюкзаком к себе. Он делал всё правильно, вот только в горах звук распространяется не так, как на равнине, да и не близко было до источника звука, поэтому преследователь неверно определил место, где скрывался уполномоченный, и лёг за камень неправильно. Теперь Горохов хорошо видел обе его ноги, цель меньше, но зато она статична; он снова взводит курок и на несколько секунд замирает…

Пахххх…

Вот теперь уполномоченный видит, что попал. Враг дёргается от шока и, бросив винтовку, сгибается и хватается за ногу. А потом, толкаясь здоровой ногой, меняет своё положение, заползая за камень так, что Андрей Николаевич его уже почти не видит.

«Молодец, со второго раза сообразил! А что другие?».

Он переводит взгляд чуть ниже… И увиденное его не радует, те двое, что шли за первым, уже нашли себе камень и улеглись за него, и они-то прекрасно поняли, откуда уполномоченный ведёт огонь, так как он смог догадаться, где они, только по их рюкзакам, лежащим рядом с камнем, и тут же ему стало ясно, что они готовят к бою оружие. И у Горохова не было сомнений в том, что оружие это будет посерьёзнее, чем у него. И теперь даже его позиция на небольшой возвышенности, замаскированная кактусами, уже не казалась ему значительным преимуществом. Тем более что тот, кого он ранил, уже, наверное, обрабатывает себя стимуляторами и обезболивающим и вскоре сможет принять бой. То есть по нему, по его укрытию будут вести огонь с двух сторон. А оптика у них, судя по всему, есть у всех, и патронов у этих ребят много. И не следует забывать, что снизу идут ещё двое… Они, конечно, отстали, но в этой ситуации уж поторопятся, наверное… В общем, вывод напрашивался сам собой…