Блудная дочь

Глава 3

Шеп Марсон припарковал свой «Додж» под одиноким деревом и утер пот со лба. Жилище в три комнаты, которое он вот уже двадцать с лишним лет звал своим домом, в безжалостных солнечных лучах выглядело мрачно и убого. Зеленая краска на двери облупилась, телевизионная антенна на крыше покосилась на сторону, сама крыша вся в заплатах. Но у кого сейчас есть лишние деньги – особенно если приходится в одиночку кормить шесть ртов?

До последнего времени Шепа выручали тесть с тещей – регулярно подкидывали деньжонок. Но теперь отец Пегги Сью разорен, и помощи ждать от него не приходится.

Потирая загривок, Шеп обошел вокруг дома и вышел на задний двор, откуда доносился отчаянный лай его охотничьего пса.

– Тихо! – прикрикнул на него Шеп.

Соседская кошка, заметив приближение чужого, метнулась к щели в заборе и исчезла, рыжей молнией промелькнув в неподвижном жарком воздухе. Теперь понятно, отчего проклятый пес едва с цепи не сорвался! Шеп ослабил узел галстука, расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, повесил шляпу на крюк возле задней двери и, распахнув дверь, вошел на кухню, откуда плыли аппетитные запахи корицы и мускатного ореха.

– Ботинки оставь на пороге! Слышишь, Шеп?

Голос Пегги Сью перекрыл бормотание телевизора и возню детей. А в следующий миг по выцветшему линолеуму затопали две пары быстрых босых ножонок.

– Папа, папа пришел! – кричала Кендис, и соломенные косички ее забавно подпрыгивали на плечах. Донни, как всегда, тащился позади.

– Ну, здравствуй, лапочка! – Шеп подхватил дочь на руки. В этот миг Донни выстрелил в сестру из водяного пистолета, окатив водой форменную рубаху отца.

– Тебе сколько раз сказано, в доме этим не баловаться! – одернул сына Шеп.

Из коридора показалась Пегги Сью: выцветшие джинсы, клетчатый передник, волосы, зачесанные назад и собранные в хвост, открывают высокие скулы, которым лет пятнадцать назад завидовали немало женщин в округе. На лице, когда-то красивом и свежем, словно навек застыла устало-брюзгливая гримаса.

– Я что сказала насчет ботинок?

Она подошла к плите и склонилась над духовкой. Уже не в первый раз Шеп заметил, что в каштановых волосах жены мелькают седые пряди, да и джинсы сидят на ней не так ладно, как прежде. Его жена, его Пегги Сью, самая горячая девчонка в округе, красавица, по которой когда-то сходил с ума молодой и беззаботный Шеп, медленно, но верно превращалась в старуху.

Шеп поставил Кендис на пол, отобрал у Донни водяной пистолет и сбросил ботинки.

– А где Тимми и Робби?

Натянув кухонные рукавицы, Пегги Сью вытащила из духовки противень с яблочным пирогом и водрузила его на плиту.

– Тимми, должно быть, развозит почту, – проговорила она, снимая с пирога фольгу. – А Робби вроде говорил, что пойдет купаться с Билли Рэем и Питом Доубером.

– Не по душе мне, что он водится с мальчишками Доубера. – Шеп извлек из холодильника банку пива. – Темные ребята – травку покуривают, и вообще...

– Позже об этом поговорим, – остановила его Пегги Сью, бросив предостерегающий взгляд на детей.

– Лучше бы нашел себе работу на лето! – проворчал Шеп.

– В прошлом месяце он сгребал сено, – вступилась за сына Пегги Сью.

– И сейчас бы сгребал, не повздорь он со стариком Крамером.

Поморщившись, Шеп открыл банку – и невольно расплылся в улыбке, услышав вкрадчивое шипение пивной пены.

– Что толку поминать, чего не исправишь?

– Пирога хочу! – объявил Донни.

– После обеда. А теперь иди собери детали от своего конструктора, а Кендис пусть тебе поможет. – И, повернувшись к мужу, Пегги Сью добавила: – Будь добр, наполни им бассейн.

– Ладно.

Вообще-то Шеп собирался устроиться в кресле с банкой пива в руках и посмотреть новости, но взгляд Пегги Сью подсказал ему, что жена готова взорваться, а Шеп не хотел ссоры. По крайней мере не сейчас. Ругаться он предпочитал перед сном, чтобы потом мириться в постели.

Надо отдать ей должное, в постели Пегги Сью была настоящей тигрицей, когда хотела, конечно. Второй такой горячей бабы Шеп во всем округе не знал. И гордился тем, что эта крошка – его жена. Непривычное чувство нежности и гордости охватывало его, когда, стоя воскресным утром в церкви, он видел, как Пегги Сью – в нарядном выходном платье, со строгой прической, ангел, да и только! – чистым сильным голосом выводит верхние ноты в церковном хоре. Знали бы наши прихожане, думал он, как эта куколка вопила и извивалась под ним всего каких-нибудь восемь часов назад!

Проходя мимо жены, Шеп игриво шлепнул ее по заду. Пегги Сью обернулась.

– Прекрати, Шеп, – сердито сказала она. – И иди наполни бассейн.

– Сейчас, сейчас! – протянул он и, швырнув в мусорное ведро опустевшую банку, схватил жену за талию и прижал к себе. Полная, все еще крепкая грудь послушно легла ему в руку, аппетитная попка прижалась к разгоряченным чреслам.

– Да прекрати же! Времени нет на твои глупости!

Жена вывернулась из медвежьих объятий Шепа и обернунась к нему лицом – губы плотно сжаты, карие глаза мечут молнии.

– Ладно, ладно! – проворчал он. – Уж и пошутить нельзя.

Пегги Сью пробормотала себе под нос что-то нелестное. «Неандерталец» – так, кажется, она его назвала. Насупившись, Шеп сунул ноги в старые кроссовки и, не трудясь завязывать шнурки, вышел во двор.

Старина Скип, завидев хозяина, снова принялся с громким лаем рваться с поводка.

– Да заткнись ты! – рявкнул Шеп. Затем, ощутив укол совести, со вздохом подошел к псу и нагнулся, чтобы потрепать его по голове. – Что, приятель, по охоте стосковался? Скоро пойдем на охоту. Непременно пойдем. Совсем скоро.

Выпрямившись, он зашагал к поливному шлангу, толстой змеей свернувшемуся возле умывальника с текущим краном. Он давно собирался починить его, да все руки не доходили. Отмахиваясь от надоедливых мух, Шеп подсоединил шланг к крану, взял за другой конец и потащил к бассейну. Воду не меняли уже неделю; она застоялась, в ней плавала дохлая мошкара и жухлые стебли травы. Шеп спустил старую воду и наполнил бассейн заново, полагая, что теперь-то заработал право на тихий вечер в кресле с баночкой пивка.

Детишки сбросили с себя одежонку и с громким радостным визгом плюхнулись в воду. Кендис уже в шесть лет была красавицей – в мать пошла, думал Шеп, а вот Донни, хилый мальчуган с большими жалобными глазами и вечно хлюпающим носом, его разочаровывал. Сказать по совести – нехорошо это, конечно, но что ж делать, коли так и есть? – Шеп не питал к младшему сыну особой любви. Донни его раздражал: вечно он ныл и канючил, а Пегги Сью, на взгляд Шепа, его баловала – не давала отцу даже выпороть мальчишку, когда надо.

Завернув кран на шланге, Шеп выпрямился и глянул за забор на улицу. Мимо дома неторопливо скользил ветхий «Эль Камино»; за рулем – сигарета во влажных алых губах, черные волосы развеваются на жарком ветру – сидела Вианка Эстеван, дочь того самого человека, которого, по общему убеждению, отправил к праотцам Росс Маккаллум. Роскошные груди ее едва не выпадают из низкого выреза футболки, а глаза за темными очками – он это знал – сияют, словно два черных опала.

В штанах вдруг стало тесно и жарко. Стиснув зубы, Шеп развернулся и зашагал к дому. На плите, подрумяниваясь, шипело жаркое; Пегги Сью сноровисто резала лук.

– Вкусно пахнет!

Пегги Сью не ответила. Что-то в последнее время она постоянно не в духе, думал Шеп, вытаскивая из холодильника следующую банку пива. Глядя на жену, он снова ощутил прилив возбуждения. Сколько же они этим делом не занимались – неделю, две? Да порядочно будет. Каждую ночь он пытался ее приласкать, но она отвечала что-нибудь вроде: «Извини, нет настроения» – и поворачивалась к нему спиной, свернувшись клубкой на самом краешке просторной двуспальной кровати.

– Ты, значит, в шерифы метишь? – спросила она вдруг, высыпая порцию нарезанного лука на сковороду.

– Точно.

Уже подал заявку?

Не-а.

А по-моему, пора.

Угу...

– Чего ж ты тянешь?

По-прежнему не глядя на него, она принялась соскребать ножом с доски ошметки луковицы.

– Времени нет, – проворчал он.

– Это из-за того, что Росса Маккаллума оправдали? – спросила она.

Шеп удивленно раскрыл глаза; он не ожидал от Пегги Сью такой проницатель-ности. За двадцать лет, что они прожили вместе, жена не переставала удивлять Шепа: чаще всего она казалась обыкновенной глупой бабенкой, которую ничего, кроме дома и детей, не интересует, но порой каким-нибудь случайным замечанием обнаруживала, что она не глупее мужа.

– Должно быть, теперь будет пересмотр дела. Латиносы – или как там их теперь называть положено – не успокоятся, пока власти не назовут настоящего убийцу.

Ну, в общем, да... Знаешь, заезжал я сегодня к Смиту.

К Нейву?

Плечи ее чуть напряглись. Шеп это заметил и не удивился. Он догадывался, что Пегги Сью в тайне неравнодушна к этому полукровке – как и добрая половина женщин в округе.

Вот чего Шеп не понимал и понять не мог: что приличную женщину в здравом уме может интересовать в этом безнадежном неудачнике, нищем ковбое с дурной славой, который – если только Шеп не совсем потерял нюх – знает о грехах Росса Маккаллума гораздо больше, чем рассказал на суде.

– Ну да. Ведь это Смит упрятал Маккаллума за решетку – как раз перед тем, как его самого вышибли из департамента.

– Подставили, ты хочешь сказать?

– Мы дали ему возможность обелить свое имя. Не захотел – его дело. Знаешь, люди поговаривают, что о смерти Эстевана он знает куда больше, чем говорит.

– Вот как?

– Быть может, он расколется, если надавить посильнее.

– Не расколется, – проговорила Пегги Сью, снова берясь за нож.

Откуда это, черт возьми, у нее такая уверенность?

– Да, знаешь, Шелби Коул вернулась.

На этот раз она повернулась к нему лицом – белым, словно старый «Мерседес» Этты Парсоне.

– Что ты говоришь?!

Жаркое на сковороде шипело, покрываясь румяной корочкой.

– Я сам видел ее в городе. И, как думаешь, с кем она первым делом встретилась? – В ее глазах он прочел ответ. – Точно, с Невадой Смитом собственной персоной. Они вдвоем заходили в «Белую лошадь».

– Кто тебе сказал?

– Люси, барменша. И еще человек с полдюжины видели, как они вошли туда вместе, а потом, не выпив ни глотка, сорвались с места и куда-то умчались, словно за ними гнались черти. Люси говорит, она и моргнуть не успела, как Бэджер Коллинз присуседился к их нетронутому пиву и выхлестал обе порции!

Он расхохотался, но Пегги Сью даже не улыбнулась.

– Как будто мало тебе забот! – тяжело выдохнула она, подняв на него измученные запавшие глаза – глаза старухи.

– Пегги Сью, что стряслось? Вот уже который день ты сама не своя!

– Еще бы! – с тяжелым вздохом проговорила она.

– Да что случилось?

Она часто заморгала и шмыгнула носом.

– Шеп, я... я опять беременна.

– Вот черт!

Шеп обалдело потряс головой. Вот так история! Как же он прокормит пятерых ребятишек? Его заработка и на четверых-то еле хватает...

Прикончив пиво и швырнув в мусорное ведро пустую банку, он двинулся к жене, намереваясь ее обнять, но Пегги Сью отскочила и выставила перед собой нож. Лезвие тускло блеснуло в продымленном воздухе.

И больше не подходи ко мне, слышишь?!

Да я...

– Я серьезно. Ты ляжешь в больницу и сделаешь операцию. А до этого – не смей ко мне близко подходить, или узнаешь у меня! – Шеп понял, что она и вправду не шутит. – Мы оба знаем, что еще одного ребенка нам не осилить.

– Может быть, избавиться от него? – неуверенно произнес он.

– Не пойдет. Ты же знаешь, что я об этом думаю.

Конечно, знает. Шеп помнил их споры перед тем, как появились на свет Кендис и Донни. Пегги Сью ни в какую не соглашалась на аборт. А сам Шеп оба раза обещал сделать вазэктомию, но выполнять обещание, разумеется, не собирался. Будь он проклят, если подпустит к своим яйцам какого-то коновала со скальпелем!

– Ничего, как-нибудь образуется.

– Ты знаешь, что делать. – Пегги Сью решительно взмахнула ножом. – Сделай операцию, Шеп. А потом добудь себе место шерифа. Я устала жить впроголодь. Пока этого не сделаешь, я тебя близко к себе не подпущу!

– Но послушай, детка...

– Хватит с меня твоих «деток»! – отрезала она. – Посмей только распустить руки! И имей в виду: я не передумаю. Так что, если не хочешь остаток жизни проходить на взводе, словно призовой бык судьи Коула, лучше тебе получить это место.

В этот миг со двора послышался вой, способный разбудить даже мертвецов на городском кладбище. На пороге появилась красная, зареванная Кендис; по пятам за ней тащился Донни.

– Ее оса укусила! – сообщил он.

Пегги Сью подхватила дочь на руки и подняла на мужа измученный взгляд.

– Я серьезно, Щеп, – повторила она и повернулась к плите, где уже подгорало жаркое, наполняя убогий домишко дымом молчаливых обвинений и несбывшихся надежд.

«Господи помилуй, во что я ввязался? – думал Нейв, бросая на пол в конюшне мешок сена. В воздух взвилось облачко пыли, в соломе по углам зашуршало – перепуганный мышиный народец спешил по своим тайным убежищам. Нейв вспорол мешок армейским ножом и принялся раскладывать по кормушкам ежедневные порции, отмеряя их старой кофейной банкой.

Первыми в конюшню вошли две кобылы – лучшие в табуне, точнее сказать, единственные, за которых можно было хоть что-то выручить. Навострив уши и радостно блестя глазами, трепещущими от возбуждения ноздрями принюхивались они к пахучему угощению. Следом, нетерпеливо стуча копытами по дощатому полу, показались и другие.

В углу конюшни басовито гавкнул старина Крокетт. Нейв вздрогнул, но тут же выругал себя. Что-то нервы у него нынче на взводе. Так бывало и раньше: стоило подумать о Шелби – и он становился сам не свой. Скривив губы, Нейв вспоминал, как лунными ночами описывал на своем грузовичке круги вокруг дома судьи: сердце стучало, как молоток, вспотевшие руки соскальзывали с руля, а уж что творилось в штанах при одной мысли о Шелби Коул...

Воспоминания о былой любви неотступно преследовали его.

Маленькие груди ее нежно белели в лунном свете, рыжие кудряшки между ног отливали золотом. Как же он хотел ее тогда. . . и хочет теперь.

– Черт побери!

Ощутив, как твердеют чресла, Нейв тряхнул головой и приказал себе забыть ту давнюю любовь. Лучше вспомнить, чем все это для него кончилось, и больше не делать глупостей.

Закончив с сеном и разлив воду по поилкам, он потрепал но холке Крокетта и вернулся в дом. Нет, о Шелби он думать не станет. И без нее хватает забот. Сбросив джинсы, Нейв принял холодный душ – если, конечно, можно так назвать тоненькую струйку воды, лениво льющуюся из душевой насадки. Колодец иссякал, и Нейв понимал, что скоро придется бурить новый.

Двадцать минут спустя, переодевшись в чистое, Нейв нышел из дому и направился к своему пикапу. Воспоминания о Шелби Коул все еще витали в мозгу, словно аромат ее духов – в кабине грузовика, но Нейв сказал себе, что не будет сейчас о ней задумываться. У него есть дела поважнее. Хочет он того или нет, но надо вернуться к прежней работе – провести небольшое расследование. Выяснить, жива ли девочка, в самом ли деле она его дочь. И кто и зачем, черт возьми, заманил Шелби в город. А ведь есть еще Росс Маккаллум – о нем тоже забывать не стоит...

«Грязное это дело», – сказал себе Нейв, заводя мотор. Пока он не понимал, что к чему, но вонь чуял за милю.

– Не строй из себя дуру! – сердито приказала себе Шелби, когда единственная в городе гостиница под названием «Добро пожаловать» осталась позади.

Грязно-желтый одноэтажный домишко с полуразбитой неоновой вывеской, обещающей свободные места и цветное телевидение, не удивил ее своим видом и уж, конечно, не напугал. Повернуть назад Шелби заставила простая мысль: чтобы узнать правду, ей придется еще не раз вести «задушевные беседы» с отцом. А это делать куда удобнее, когда живешь с ним в одном доме.

– А, будь оно все проклято! – пробормотала она, с силой поворачивая неподатливый руль.

Солнце уже клонилось в западным холмам, но по-прежнему жара стояла несусветная. Однако Шелби знала: скоро сгустятся сумерки, ртутный столбик упадет, подует прохладный ветерок, и сверчки заведут свою заунывную колыбельную. Как ни странно, эта мысль ее немного успокоила.

Петляя по узким улочкам – руки, лежащие на руле, сами вспоминали давно забытый маршрут, – Шелби уговаривала себя крепиться. В конце концов, тесное общение с судьей – не самое худшее, что ожидает ее в ближайшие дни. Далеко не самое худшее. Будущее было покрыто туманом, но в одном Шелби не сомневалась: главные неприятности еще впереди.

«Кадиллак» затормозил в тени деревьев у приземистого кирпичного строения. Двери гаража распахнуты настежь, и отцовского «Мерседеса» внутри не видно. Значит, Шелби получила отсрочку.

Подхватив сумки и портативный компьютер, она взошла на крыльцо и, не потрудившись позвонить, распахнула дверь. С кухни пахло чем-то вкусным; там звучал голос Лидии – экономка напевала за работой мексиканскую песню, – и странное, непрошеное чувство охватило Шелби. На миг показалось, что она и вправду вернулась домой.

Но Шелби снова приказала себе не глупить. Этот мраморный мавзолей никогда не был ей домом. По крайней мере с тех пор, как ушла из жизни мать, не выдержав тирании отца.

– Nina, это ты? – послышался с кухни звучный голос Лидии.

– Да, Лидия, блудная дочь вернулась!

– Я знала, знала, что ты вернешься! – С широкой улыбкой и сияющими глазами экономка появилась в холле.

– Ладно, ладно, признаю, ты победила, – смеясь, покачала головой Шелби. – Я и забыла, что с тобой спорить бесполезно!

– Верно, милая, верно. Входи же! Судья вернется через час или два, и мы все вместе поужинаем.

– Замечательно, – протянула Шелби, не в силах скрыть сарказма.

– Конечно! Fabuloso!Ладно, иди освежись, приведи себя в порядок, а мне надо еще кое-что доделать.

И, подмигнув любимице, Лидия скрылась на кухне.

На лестнице Шелби окатила горячая волна воспоминаний. Припомнилось, как девчонкой она лежала без сна, распахнув дверь черного хода и чутко прислушиваясь к звукам за окном. Ждала, что вот-вот под окнами раздастся знакомое тарахтение грузовичка; надеялась, что Нейв войдет в дом, прокрадется через холл, ежась под неодобрительными взглядами предков Коулов в позолоченных рамах, бесшумной тенью проскользнет мимо благоухающих цветов на столе в гостиной, неслышно взлетит по истертым ступеням и войдет к ней в спальню...

Мечта ее так и не сбылась. Да оно и к лучшему.

В спальне Шелби ожидала увидеть толстый слой пыли и ощутить затхлый запах запустения – однако Лидия постаралась на славу: застелила постель, отполировала до блеска стол, кровать и гардероб, подняла ставни и распахнула окно. Легкий ветерок, подхваченный вентилятором у постели, колыхал кружевные занавески. Шелби бросила сумки у кровати, подошла к окну и облокотилась о подоконник, невидящим взглядом уставившись в аквамариновую гладь бассейна. В мозгу безостановочно крутились вопросы, за ответами на которые она приехала в Бэд-Лак.

«Кто прислал мне фотографию Элизабет? – в тысячный раз спрашивала она себя. – Кто знает правду? И, если уж на то пошло, какова она – правда?»

Шелби закусила губу, когда в голове всплыл самый неприятный вопрос: что, если все это – погоня за миражами, обман, жестокий розыгрыш? Врагов и завистников у нее в городе предостаточно.

А у отца и того больше – не сосчитать! Джером Коул всегда слыл крутым, безжалостным человеком, а надев судейскую мантию, стал просто страшен. Должно быть, не одну сотню людей он отправил вверх по реке.

Шелби поморщилась. Нет, об отце думать не стоит. Сейчас у нее одна задача: найти Элизабет. А все прочее – побоку.

«Даже Невада Смит?» – ехидно поинтересовался внутренний голос.

«Даже Невада Смит», – твердо ответила себе Шелби. Старая любовь осталась в прошлом, и теперь Нейв ничего для нее не значит. Он – отец ее дочери, и, значит, судьбы их связаны. Но все прочее неважно. Совершенно неважно.

Болезнь изъела и источила Калеба Сваггерта. Когда-то здоровенный детина, бабник и пройдоха, не дурак выпить и подраться, теперь он превратился в скелет. Волосы повыпадали, кожа на исхудалом лице обвисла рыхлыми безжизненными складками.

Ровный свет флюоресцентных ламп придавал его бледности неживой синеватый оттенок. По левую руку от Калеба доживал свои дни на тумбочке увядающий букетик цветов; по правую покоилась Библия, рядом – стакан и стопка бумажных салфеток.

Голое, строгое, стерильное преддверие ада.

– Смит? – удивленно моргая голыми веками, прохрипел Калеб.

– Здравствуй, Калеб.

Осторожно, чтобы не задеть капельницу, Нейв приблизился к кровати.

– Что тебе нужно?

Слова у Калеба выходили нечетко – то ли из-за действия лекарств, то ли оттого, что вставная челюсть его теперь лежала в стакане на тумбочке.

– Я слышал, ты изменил свои показания. – Скрестив руки, Нейв внимательно вглядывался в лицо больного.

– Да. Поздненько, правда, а все же свой долг исполнил.

– Но мне ты говорил, что видел Росса Маккаллума в лавке Эстевана.

– Никого я там не видел, – отрезал Калеб. На мгновение голос его обрел прежнюю силу.

– Значит, соврал?

Калеб открыл было рот, но снова сжал губы. В прежние времена он был гордецом, и теперь, как видно, нелегко ему было признать свою ошибку.

– Да.

– Почему?

– Потому что ты сел мне на шею и не слезал, – проворчал Калеб, уставившись в одну точку. – А я был грешником. Но теперь принял в свое сердце Иисуса, и...

– Кончай, Калеб, – поморщился Нейв. – Преподобный Уайтекер, может быть, тебе и верит, но я – нет. Я помню, как ты свою первую жену, беременную, выгнал из дому. Так что рассказывай сказки кому-нибудь другому.

– Да, я был большим грешником. Но теперь, богом клянусь, я изменился. Я встретил господа...

– Как же!

– Ты тоже изменишься, если впустишь Иисуса в свое сердце, Смит, – просипел Калеб. – Сейчас душа твоя черна, как смоль, но господь преобразит ее.

– Непременно об этом подумаю. Как-нибудь в другой раз.

– Зачем ты сюда явился? Издеваться надо мной?

– Узнать правду. – Нейв задумчиво почесал подбородок. – Знаешь, Калеб, в Писании сказано: «Истина сделает вас свободными».

– Верно. Вот я и говорю святую истину. Не знаю, кто прикончил Района Эстевана. Может, Росс и был в лавке тем вечером, только я его там не видал.

Нейв шагнул к кровати.

– Однако десять лет назад ты сказал другое, солгал и отправил его в тюрьму. Почему?

Калеб заморгал, и на морщинистой щеке его задергался мускул.

– Почему?

Глаза старика вспыхнули прежним огнем, губы искривились в злорадной усмешке.

– Да потому что подонок он, этот Маккаллум! Он убил или нет, не знаю, но в тюряге ему самое место!

– Значит, ты солгал?

– И теперь в этом раскаиваюсь, – упрямо подтвердил больной.

Нейв покачал головой:

– Знаешь, Калеб, чтобы дать ложные показания в суде, солгать под присягой, нужна очень веская причина. И я знаю только две такие причины. Можно лгать, спасая собственную шею...

– Сам знаешь, я этого мексикашку не убивал! – На бледном лице Калеба выступил слабый румянец.

– ...или если тебе хорошо заплатили за ложь, – спокойно закончил Нейв. – До меня дошли кое-какие слухи. Говорят, ты продал свою историю какому-то репортеру – то ли из Сан-Антонио, то ли из Далласа.

Калеб побелел.

– И где гарантия, что под присягой ты соврал, а журналисту за кругленькую сумму рассказал правду?

– Ах ты, ублюдок!

– Это уж точно.

– Убирайся, Смит! – трясясь, просипел старик. – Я умираю и хочу очистить свою совесть, прежде чем встречусь с Создателем. Вот и вся правда, другой нет. А теперь выметайся, пока я не позвал людей и тебя отсюда не вышвырнули!

Что ж, добавить было нечего. Если на душе у Калеба Сваггерта и оставались какие-то тайны, он явно намеревался унести их с собой в могилу.

– Если еще что-нибудь припомнишь, дай мне знать.

– Пошел вон!

Нейв неторопливо направился к дверям.

– Смит!

Обернувшись, Нейв увидел, что иссохшие губы Калеба кривятся в страшной и жалкой усмешке.

– Храни тебя господь, Смит. Бог свидетель, без его помощи тебе не обойтись!