Блуждающие огни

Глава 24

Итак, «Блуждающие огни» в Чечню не приезжали. Зря только промотался там около месяца. Наше расследование и спасение Вики снова застопорилось.

— Ты просто супер поработал! — похвалил меня Колчин при встрече.

Он показал мне номера газет, где напечатаны мои репортажи из Грозного. Начальство по необъяснимым причинам решило все-таки кое-что опубликовать. Правда, самые острые моменты были ловко выправлены, а кое-где и вовсе обойдены. Меня эти газетные «виражи» уже не волновали. Перегорело.

— Саша, я готов тебя убить. Там нет никаких «огней»!

— Я даю слово, что мой знакомый…

— Что это за знакомый? Прапорщик какой-нибудь?

— Хм. Вроде того. Только звезды на погонах пожирнее и посолиднев. Вообще-то он генерал. А точнее, командующий.

Я раскрыл рот.

— Да-да. Именно поэтому я говорил тебе об «огнях» с такой уверенностью. Он же владеет информацией. У него вся картина перед глазами и все разведсводки.

— И откуда он?

— Из Министерства обороны.

— Так что ж ты раньше молчал!

— Раньше он сам знал отрывочно. И не хотел с тобой встречаться. А теперь он готов помочь.

— Как все медленно, — посетовал я. — Уже сколько месяцев прошло, как Вика в плену. Она же с ума там сойдет.

Колчин насупился:

— По крайней мере, мы, в отличие от спецслужб, хоть что-то делаем.

— Медленно, слишком медленно.

— Мы не спецагенты, Леша. Мы простые люди, у которых в карманах журналистские удостоверения. За нами не стоит мощное министерство.

— Ладно, убедил. Звони своему генералу.

— Я сейчас, — Колчин вышел из кабинета.

Через пару минут он вернулся:

— Завтра. На нейтральной территории, он готов с нами встретиться. Без диктофонов и прочей ерунды.

В кафе «ZOO», неподалеку от московского зоопарка, генерал явился по гражданке. Это место, как выяснилось впоследствии, нравилось не только нам. Тут частенько встречались офицеры ЦРУ и РУМО со своими агентами — пока в один день контрразведка не накрыла эту «шпионскую малину». Кафе работает до сих пор. Под тем же названием. Но мало кто знает о его былой славе.

— Где были замечены «огни»? — спросил я без всяких предисловий.

— В южном секторе. Вы себе карту Чечни представляете?

— А то!

— Вот там они и стоят.

— Насколько это достоверно? — специально для меня уточнил Колчин.

Генерал хмыкнул:

— В отличие от журналистов, моя информация из первоисточника. Наша разведгруппа попала в засаду боевиков. Во время боя в тыл боевикам ударило подразделение. Разведчики думали, что это свои пришли на помощь, но после того, как отряд расправился с боевиками, он ударил по разведчикам. Там, в группе, были пограничники из Таджикистана. Они опознали этих ребят. Так можно сказать.

— Случайно, не капитан Федулов там был? — спросил я.

— Майор Федулов, — поправил генерал.

— Как быстро растут люди! — восхитился Колчин.

— Удалось ли взять кого-нибудь в плен? — задал я новый вопрос.

— Нет.

— Но ведь охота продолжается?

— Безусловно.

— Нам надо попасть в это подразделение. Вы можете нам помочь?

— А что вы там собираетесь делать?

— Мне надо прояснить судьбу своей невесты, — сказал я. — Она была захвачена «огнями» больше полугода назад. И, по нашим предположениям, находится сейчас в Таджикистане. В плену у этих «огней». Нам надо знать, где именно? Как ее найти?

Генерал смерил нас тяжелым взглядом:

— Не понял только, зачем вам летать в Чечню?

— Если мы попадем в это подразделение и они возьмут пленных «огней», то мы сможем узнать от них о судьбе Вики.

— Ну что ж. План вроде бы прост… Только подразделение наше не совсем простое. Как, собственно, и противник. Вам ведь не обязательно везде представляться журналистами?

— Конечно, нет.

— Отлично. Я могу прикомандировать вас к группе спецназа — как гражданских специалистов. Это снимет лишние вопросы у подчиненных. Будете сидеть на базе. И окажетесь в курсе всех событий. Командира я предупрежу, что если попадется пленный из «огней», он даст вам с ним пообщаться. Но только в присутствии офицеров, разумеется. Надеюсь, вы не против, чтобы мои люди были рядом?

— У нас секретов от военных нет! — заверил я. И добавил: — Нам нужно спасти Вику. Ничего более. Но и у меня есть одна просьба: ваши офицеры не должны никому рассказывать, о чем мы спрашивали пленных.

— Хорошо. Просто я должен знать все, что происходит в наших подразделениях.

— Понимаете, — Колчин заторопился, полагая, что генерал мог обидеться на мои последние слова, — нам редакция запрещает заниматься поисками Вики. Начальство считает, что это в компетенции ФСБ или кого-то там еще. Но мы-то знаем: из-за Чечни нашу коллегу сейчас никто не ищет. Она никому не нужна. «Блуждающие огни» — наш последний шанс.

Генерал понимающе кивнул:

— Разделяю вашу озабоченность. Мои люди будут молчать. Обещаю. Но и вы со своей стороны обещайте, что не будете называть имена наших офицеров, номера частей и место их дислокации. Нам это может повредить.

— Ну, разумеется!

Я спросил:

— Скажите, а почему со штурмом Грозного все так хреново вышло?

— Штабные твари, — медленно проговорил генерал, лицо сделалось пунцовым.

— Кто? — переспросил Сашка.

— Перед штурмом я приехал с проверкой в штаб группировки, — обошелся без уточнений генерал. — Попросил показать мне карту операции. Знаете, что они мне дали? Карту, на которой, как в мультиках, нарисованы карандашом три красные стрелки, сходящиеся на Грозном. Я сказал начальнику штаба: «Вы закончили две академии и не знаете, как готовятся карты войсковой операции? Где у вас номера частей? Какие у вас силы наступают? В каком порядке? Где рубежи? Где данные о противнике?» Знаете, что он мне ответил?

Мы молчали.

— Этот олух заявил мне, что и так сойдет. Мол, министр обороны все уже одобрил. Звоню министру, а он мне: «Чего ты к ребятам привязался! Пусть работают!» Выхожу на улицу, ловлю первого попавшего капитана, спрашиваю, к какой части он приписан? Он не знает! Лейтенанта ловлю — тоже ничего не знает. Даже не знает, кто у него во взводе. Спрашиваю солдат. Они тоже не знают, кому подчиняются. Они даже своих младших командиров назвать не могут. Вы представляете себе?

— Как же они… — начал я.

— Погоди! — двинул рукой генерал. — Сидим на совещании командного состава. Докладывает летчик: «Мы ракетами и бомбами с лазерным наведением сможем даже в оконные форточки попадать!» Спрашиваю его после выступления: «Какие лазеры? Зима на дворе! Туман, низкая облачность. Лазерное наведение работать в таких условиях не может. Вы будете бомбиться вслепую! Фактически по своим!» «Да знаю я!» — говорит мне летчик. «Так что ж ты нам тут голову морочишь?» — «Если я скажу правду, меня главком с должности снимет!» Вот так, мля, мы готовились к войне.

Генерал умолк. Мы тоже не знали, что сказать. В нормальных странах такая подготовка к войне заканчивается военным трибуналом для всех офицеров и генералов Главного оперативного управления Генштаба. Наши «герои» служат до сих пор.

Согласно людскому поверью, смельчаки часто напиваются, когда минует опасность. Я бы несколько расширил это устаревшее правило. Иногда смельчаки напиваются еще до наступления опасности, а некоторые ухитряются налакаться даже во время самой опасности. Именно поэтому все трезвенники считают их смельчаками.

В этом смысле мы с Колчиным причисляли себя к офигительно смелым людям.

Генерал позвонил очень скоро. И двух дней не прошло. Ничего конкретного не сказал. Бросил одно слово: «Затевается».

Мы все поняли. И стали готовиться.

Приняв на грудь, пошли к Павлову — договариваться о командировке в Чечню.

— Нет, — отрезал тот. — Даже не думайте. Вместе вы никуда не поедете. У вас и так плохая репутация.

— Но мы уже исправились, — прикинулся паинькой Колчин. — Все уже позади, Иван Тимофеевич. Все вошло в нормальное русло.

— Ни черта не вошло никуда! — грохнул редактор. — Вика до сих пор в плену! Эти черти из ФСБ пудрят нам мозги, что работают над этим! Но какой они там работают! Все их спецподразделения в Чечне сейчас! Вместе с операми!

— Пошлите и нас туда, — осторожно вставил я. — Мне одному с чужими людьми ехать не с руки. А с Сашкой привычнее и спокойнее. Он человек рассудительный и… и все такое.

— Вот именно, что «все такое»! Ладно. Когда готовы ехать?

— Хоть завтра!

— Что-то мне ваша готовность к самопожертвованию не очень нравится. Опять задумали какую-нибудь пакость?

— Какое там! — замахали мы руками. — Просто засиделись! Надо ведь и работу делать. А Чечня на сегодня — тема номер один. Сами знаете.

— Знаю. Только я еще и вас, стервецов, знаю. Просто так вы ничего не делаете.

— На этот раз — именно такой случай, когда мы просто так и хотим поехать, — сказал я.

— Колчин, это правда? — Павлов вперился в Сашку.

— Сущая правда! — заверил Сашка. — Хотите, поклянусь?

— Клясться вредно.

— А мы и не будем, — вставил я.

— На твоем месте я вообще бы помалкивал. Как тебя еще не прибили, дурака! — Павлов махнул рукой на дверь: — Идите, вы свободны. Как разберетесь со своими делами, напишете заявление на командировку и — вперед. Только не затягивайте со сборами. События там разворачиваются очень быстро.

Иван Тимофеевич как в воду смотрел. События в Чечне развернулись молниеносно. И ничем хорошим для нас они не обернулись. Неисчислимые неприятности уже потирали свои маленькие цепкие ручки в предвкушении добычи. И мы с Колчиным не заставили себя долго ждать.

Следующим вечером приземлились на грозненском аэродроме Северный. Генерал сдержал свое слово. У нас в кармане лежали военные командировочные предписания. В них мы значились как гражданские служащие Министерства обороны.

Хотя не обошлось без курьезов. Генеральский адъютант подбросил нас на аэродром Чкаловский. Подвез к самолету и представил летному экипажу. Летчики сразу же начали подозревать в нас шпионов. Мы стояли в курилке, неподалеку от взлетного поля, и ждали, когда самолет загрузят мешками с продовольствием, медикаментами и прочими военными припасами. Летчики ходили вокруг нас кругами. Беспокойство и любопытство свербило их в задницу: кто мы такие на самом деле? Большие люди подвозят нас к трапу самолета и договариваются о нашей посадке на борт. Наши коротко стриженные затылки, гражданская одежда, объемистые рюкзаки…

— Куда едем? — спросил один из пилотов, как бы между прочим, раскуривая новую цигарку.

— В Грозный, — ответили мы честно.

— Это-то я видел в предписании. А что вам-то там делать?

— Работать, — все так же честно сказал я.

— Ну да, ну да. А в рюкзаках что?

— Аппаратура.

Летчик отошел. Не поверил нам ни на грамм.

Видимо, пилоты начитались шпионских романов. На протяжении всего полета они всячески показывали нам, что догадываются, кто мы такие на самом деле, — либо спецагенты ФСБ, либо ГРУ. Всю дорогу, пока мы летели, развалясь на мешках с медицинскими бинтами и ватой, кто-нибудь из них время от времени выходил в салон и говорил: «Ростов пролетаем, над Чечней идем», — и многозначительно косился на дверь. Они словно ждали, что мы попросим их открыть люк и десантируемся в ночь — над нужным районом. Но мы предпочли остаться в салоне до самого Грозного.

— Это вы от Иваныча? — спросил армейский майор, когда мы очутились на взлетном поле. — Майор Виктор Сухомлинский, — представился он. — В машину, пожалуйста.

Вот уж никогда не думал, что снова окажусь в знакомых местах. В сумерках я разглядел вагончик, где жил с офицерами Майкопской бригады. Сейчас он стоял дверьми нараспашку, в нем поселилось запустение, и гуляло вокруг одиночество.

Мы пролетели бывшее расположение Майкопской бригады на всех парах.

— Иван Иваныч говорил про южные районы, — сказал я.

— Мы перебазировались, — откликнулся Сухомлинский, — в грозненский район.

Ага. То бишь на равнину. Зачем бы «огням» равнина? Здесь ведь намного легче попасть в лапы федералов, чем в горном районе. На идиотов они не похожи…

Уазик остановился в какой-то канаве. Наш сопровождающий лихо выскочил и принялся помогать нам с вещами.

— Вот это номер! — знакомый голос из темноты.

Я покрутил головой но никого не увидел. Казалось, со мной разговаривают сумерки.

Человек подошел поближе.

— Мать честная! Черти зеленые! Ехарлы бабай! — заорал Сашка.

— С трех попыток не угадал ни разу, — сострил я. — Это капитан Федулов.

— Майор Федулов, — поправил меня Александр Петрович. — Уже полгода как майор.

Упоминание о времени навело меня на мыль о Вике, о ее пленении.

— Кстати, майор! А как там продвигаются дела с розыском нашей коллеги? — спросил я с наигранным панибратством.

Федулов хотел половчее соврать, но, видимо, в этот вечер все умные мысли объявили ему бойкот. И он просто промолчал.

Специально для нас поставили отдельную палатку. И сразу же захламили ее всяким ненужным скарбом из других палаток: снарядными ящиками, лопатами, щупами. Но зато поставили печь и сложили рядом дрова. Возле печки-буржуйки стоял деревянный стол, покрытый клеенкой. И настроение стало бы совсем дачным, если б не уханье артиллерии. После каждого залпа земля под ногами легонько вздрагивала и всю округу накрывала мощная ударная волна.

— Кем вы на этот раз приехали? — спросил Федулов, жмурясь, как кот, от расходящегося по всей палатке тепла.

— Командование из Москвы прислало. Они служащие, — ответил за нас майор Сухомлинский.

— Как там поживает диверсионное подразделение ВМС? — спросил меня Александр Петрович.

— Мы журналисты, — ответил Колчин.

— Ну да, ну да. Тогда вы тоже так себя называли. Но прислало-то вас руководство ФПС. Я наводил справки. Приказ о вашем прикомандировании поступил из аппарата директора. Сюда вы приезжаете как служащие Министерства обороны.

Майор Сухомлинский недоуменно крутил головой, стараясь понять, куда клонит Федулов.

— Эти ребята не так просты, как кажутся, — объяснил ему Александр Петрович. Ухмылка не сходила с его лица. — Они приезжали к нам на заставу перед разгромом. Леша, между прочим, тогда обронил, что служил или еще служит в диверсионных частях Военно-морских сил.

— Это я шутил!

— Это ты будешь рассказывать другим простачкам!

Я вздохнул. Ситуация наглухо запуталась.

— Вот наши редакционные удостоверения, — сказал Колчин. — Вот наши командировочные предписания из редакции. А эти предписания выдало нам Министерство обороны, чтобы мы смогли прилететь сюда на военном самолете.

Федулов улыбался, не веря ни единому слову. Сухомлинский крепко задумался, решая, как ему относиться к нам в свете новых сообщенных ему фактов.

— Короче, я понял только одно, — прервал Сашку Федулов. — Эти ребята появляются аккурат тогда, когда назревают какие-то события. Тогда мы проводили операцию в горах. За этим последовал разгром заставы. Сейчас тоже намечается операция. Так ведь? — уточнил он у Сухомлинского. — Ничего же не отменили?

Майор кивнул.

— И всякий раз их присылает в войска какое-то вышестоящее начальство, — продолжил Александр Петрович уже без улыбки. — Странно, да?

— Может, они из каких-то контролирующих органов? — предположил Сухомлинский таким тоном, точно нас рядом не было.

— Может быть, — согласился Федулов.

— Отчеты о наших командировках вы при желании могли прочитать в нашей газете, — попытался я.

— А нам некогда их читать. Мы тут делом занимаемся. А вот чем занимаетесь вы? Из какой вы организации?

— М-да, — сказал я. — Если военным что-то втемяшится в голову, то их невозможно переубедить.

— Давайте так… — Сухомлинский встал. — Завтра операция. Если вас прислало начальство, значит, так надо. Больше мне ничего не интересно. Поедете с нами и делайте то, зачем приехали. Нас ваши проверки мало волнуют. У нас война.

— Спасибо, — сказал Колчин.

— Хоть в одном согласие нашли, — добавил я.

Федулову такой оборот не понравился. Это хорошо читалось на его лице. Но власти над Сухомлинским он не имел. Поэтому и приказов он отдавать не мог. Только советы. Но что он может насоветовать в будущем? Вот шлепнут нас от греха — и свалят на боевиков.

— Завтра вас разбудят, — сказано было нам на прощанье.

И на том спасибо! Какая никакая, но перспективка.

Мы улеглись на приготовленные постели. Их роль играли ящики из-под снарядов, покрытые бушлатами, спальными мешками и солдатскими одеялами. За печуркой приходилось следить самим, поэтому мы подтащили ящики поближе, чтобы не вставать каждый раз для подбрасывания поленьев. Несмотря на печку, холодрыга и сырость все же пробирали до костей.

— Что-нибудь понимаешь? — спросил я Колчина.

— Ты о чем?

— Почему Федулов так зло и настороженно встретил нас? Словно совсем другим человеком стал.

— Не знаю. Может, и вправду думает, что мы приставлены следить за ними? А кому такое понравится?

— Если у них все чисто, то и бояться нечего. Проверки боятся те, кто что-то скрывает. А мне еще с Таджикистана показалось, что Александр Петрович не очень-то горит желанием с нами общаться. И вообще, принял он нас тогда тоже подозрительно.

— Наверное, ты прав. — Сашка подбросил полено в печку. Пламя снова ожило.

— Не нравится мне это, — сказал я.

Тут где-то за палаткой артиллерия ухнула как-то особенно сильно. Мы даже подпрыгнули на ящиках.

— Задолбали, — проворчал Колчин. — Я уже засыпать начал… Понимаешь, Леша, такой человек, как Федулов, — не верит в нормальные человеческие отношения. Ему не дано понять, что мы можем дружить с директором погранслужбы или с генералами Министерства обороны. Потому что это — большие звезды, а мы по сравнению с ними — ничто. Александр Петрович измеряет свою жизнь только с позиции своей карьеры.

— Не боишься, что он нас слушает?

— А и хрен с ним!

Трещали в печке сырые поленья, языки пламени играли на них в догонялки и выплясывали дикий танец.

* * *

Как говорят романисты, не успел и глаз сомкнуть, как меня стали трясти с неимоверной силой. Настойчивый голос бубнил:

— Журналисты, вставайте! Пора, пора!

Так не хотелось вылезать на стылый воздух из теплого спальника.

Я разлепил глаза и сел на кровати:

— Что такое?

Напротив покачивался сонный Колчин.

Солдат был уже на выходе:

— Майор Сухомлинский вас ждет. Выезжаем!

Под низким темным небом уже вовсю прыгала, бегала, таскала ящики привычная военная суматоха.

Мы поежились от холода. Природа чувствовала себя еще хуже, чем мы.

— Ваш БТР, — показал Сухомлинский. — Все взяли с собой, что надо? Тогда полезайте. Через минуту двинемся.

Я уже не раз замечал: у военных довольно странное представление о времени. Если они говорят, например, что через минуту поедем, то приготовься ждать, как минимум, час. Наши вояки словно прилетели с другой планеты, где сутки намного больше земных. Потому они постоянно путаются и всегда опаздывают.

На броне уже расселась пехота. Все молоденькие солдаты. Никто не задавал нам вопросов. Никто даже не смотрел в нашу сторону. Солдаты, как и мы, ежились от холода, пытались поглубже запахнуться в бушлаты.

Наконец колонна из трех танков, пяти БМП и десяти БТРов двинулась куда-то в сторону леса. Его игольчатые верхушки торчали на другой стороне поля из тумана и серой мглы, как рифы на море. Солдаты привычно, без всякой команды, передернули затворы. Мы с Колчиным тоже передернули затворы, но только на фотоаппаратах.

Стылый ветер рвал и метал, словно не хотел выпускать нас из расположения части. Перед въездом на лесную дорогу танки, БТР и БМП дружно развернули стволы по бокам колонны. Оружие на изготовку.

— Что случилось? — прокричал я в ухо солдату.

— Ни хрена пока! — заорал он сквозь грохот гусениц. — Но вполне может…

Я кивнул. Хорошо быть понятливым. Серой мышкой с тревожным колокольчиком в лапке пробежала мыслишка: а начнут долбить, чего тогда делать? Прыгать с колонны — самоубийство. Сидеть на броне — ничуть не лучше. Тем более, что и ответить ты ничем не сможешь.

Лес миновали благополучно. Вообще, честно говоря, я бы удивился, если бы там сидела засада. С учетом ненастья и сырости — хрен бы кто из боевиков пошел сюда нас сторожить. Ведь неизвестно еще, когда тут появится противник, то есть мы. А пока ждешь, запросто можешь схватить воспаление легких и помереть на фиг без всякого джихада.

На выезде из леса дорога раздваивалась. Часть колонны повернула влево, мы ушли вправо.

— Куда это? — снова прокричал я солдатику.

— Бетонный завод. Берем в кольцо.

— А не маловато нас?

— В самый раз. Там и заводик-то небольшой. Так, одно название!

Еще через пять минут мы уже расположились фронтом за сопками. В ста метрах торчала полоска бетонного забора.

Солдаты рассредоточились. Мы спрыгнули с брони. Рядом появился Сухомлинский:

— Сейчас начнем. Вторая группа ударит по ним с другой стороны.

— Вы уверены, что «огни» — там?

— За идиотов нас принимаешь? — обиделся Сухомлинский. — С чего бы мы сюда поперлись?

— А где Федулов? — спросил Сашка.

— Он с другой стороны. Вам что-нибудь надо?

— Можно пофотографировать? — спросил я.

— Щелкайте на здоровье! Только предупреждаю: в атаку вы не пойдете. Мало ли что…

Спорить мы не стали. Кому охота переть в атаку, да еще вооруженным только фотоаппаратом и верой в собственную неуязвимость! Допустим, древние рукописи рассказывают нам немало историй о том, как рыцари кидались на драконов с перочинными ножичками или с зубочисткой в руке. И ухитрялись побеждать. Но я как реалист с некоторым сомнением относился к таким подвигам. Тем более что сами мы не рыцари, ни фига. Да и за забором сидел ни хрена не дракон. А кое-что пострашнее.

— Ну, все. Я побежал! — Сухомлинский рванул к солдатам. — Пора начинать!

Пехота редкой цепочкой двинулась перебежками к забору. Мы с Колчиным стояли возле БТР, которые должны были в случае чего оказать огневую поддержку атакующим. С секунды на секунду все ожидали стрельбы. Но ничего не происходило. Словно завод пустовал. Как-то не верилось, что «огни» забыли выставить караулы и часовых. До сих пор они вели себя крайне умно и предусмотрительно.

Пехотинцы достигли забора и начали через него перелезать.

Я посмотрел на Колчина:

— Сдается мне, разведка опять просчиталась.

Сашка хотел что-то ответить, но тут грянули первые выстрелы. Их поддержал невидимый пулемет. И рассыпалась сухими пригоршнями перестрелка.

— Вперед!

Боевая линия БТР двинулась к заводу. Между машинами бежал цепочкой резерв пехотинцев. За ними двинулись и мы с Колчиным. Через две минуты очутились возле забора.

Выскочили вперед саперы. Быстро заложили тротиловые шашки под бетонные плиты. Закурился дымок запала. Грохнула команда: «Ложись!» Жахнули взрывы. Плиты дрогнули. БТР наподдали им задранными носами и вкатили в пробитые бреши забора. Резерв пехоты кинулся следом. И залег возле машин.

Заводик и вправду оказался маленьким. Всего два каких-то ангара. Между ними — асфальтовые дорожки. Подъемные краны для погрузки. Чуть поодаль — административная хижина. В ангарах шарахала по стенам отчаянная перестрелка. Потом стала стихать.

Из дверей показался Федулов. Он снял каску, вытер пот и, заметив нас, двинулся в нашу сторону.

Следом за ним появились солдаты. Они тащили за собой связанных по рукам и ногам двоих пленных. Как потом выяснилось, несмотря на отчаянную стрельбу, никто не был ни убит, ни даже ранен. «Огней» взяли только потому, что у них кончились патроны. И солдаты, быстро это смекнув, навалились на них всем гуртом.

— Что дальше? — спросил я Федулова.

Майор лучился от счастья:

— Дальше допрашивать будем! Мать их так!

— А остальные где? Их что, всего двое было? — спросил Колчин.

— Да. Двое. Наверное, связники. Шли в Таджикистан. Но мы их вовремя перехватили по дороге. Вишь, даже танки и БМП не понадобились.

— Да, вдвоем против такой толпы не очень-то повоюешь, — заметил я.

— А у нас и не было задачи с ними воевать, — ответил Александр Петрович.

— По машинам! — заорал Сухомлинский на бегу. — Отходим!

Все снова пришло в движение. Затарахтели моторы, застучали по броне солдатские сапоги. Пленных погрузили в БТРы, приставив к каждому по солдату, чтобы они ненароком в пути не развязались и не устроили какую-нибудь пакость.

Колонна рванула к базе. На лицах солдат читалось удовлетворение. И задачу выполнили, и своих не потеряли. На войне такое случается редко. Есть чему радоваться.

Обратный путь занял всего несколько минут. Когда миновали передовые посты, все уже заметно расслабились. Техника разъехалась по месту жительства.

Мы спрыгнули возле своей палатки.

Сухомлинский с Федуловым нас уже поджидали. Они о чем-то оживленно спорили, но мгновенно заткнулись, завидев нас.

— Что-то не так? — спросил беззаботно Сашка.

— Все нормально, — проворчал Александр Петрович.

— По вашему тону не скажешь. Мы что, действительно так вас раздражаем? А?

— Можно нам с пленными пообщаться? — спросил я. — Хотим выяснить, жива ли еще наша коллега в Таджикистане. И вообще хотим узнать, где они ее прячут.

— Наверное, вы сможете задать им эти вопросы. Но только через нас, — ответил вместо Федулова Сухомлинский. — Гражданским не положено общаться с военнопленными. Тем более с такими.

— Но нам обещали полное содействие!

— А как же! — Сухомлинский обменялся с Федуловым взглядом. — Только здесь идут боевые действия. Законов войны тоже никто не отменял. Гражданским нельзя общаться с военнопленными. Составьте список вопросов, и мы зададим их пленным в числе прочего.

Нас явно отшивали.

— Посмотреть на них хотя бы можно?

— Исключено! И вообще! Чего это вы так загорелись? Для журналистов всего произошедшего вполне достаточно. Репортаж получится у вас классный. А все остальное… ну, с пленными, — оставьте нам.

— Но хотя бы сфотографировать? — попросил Колчин.

— Нет. Если из Москвы, из Минобороны придет указание — пожалуйста. А так — никаких фотографий и разговоров.

Федулов прекрасно знал, что в ближайшее время связаться с Москвой мы не сможем. А значит, не сможем и оспорить его приказ. Когда свяжемся с Москвой, будет уже поздно. К тому времени пленных передадут в ФСБ, и их след окончательно затеряется. Вся наша работа пойдет насмарку.

— Хорошо, мы согласны. Когда приготовить вопросы?

— Чем раньше, тем лучше.

— А когда их начнут допрашивать?

— Через пару часов.

— Л-ладно. К этому времени мы уже все напишем, — пообещал Сашка. — Через кого мы сможем передать бумагу?

— Я к вам сам зайду, — сказал Сухомлинский.

— Вы теперь, наверное, сразу полковника получите, за эту операцию, — поддел я Федулова.

— Конечно, — рот его растянулся в улыбке. — Вы ведь не станете приписывать эти заслуги себе? А, ребята?

Глава 25

Через два часа, когда сумерки снова сгустились и ночь катила к нам с востока на всех парах, в палатку заглянул Сухомлинский. Мы уже закончили составление вопросов и протянули ему листок.

— Хорошо, — он пробежался глазами по тексту, — я обязательно прослежу, чтобы эти вопросы задали.

— Когда можно ждать результата?

— Часа через два, не больше.

— Почему так долго?

— А потому, что послали за представителями ФСБ. Они приедут — тогда и начнем.

— Да они могут только на следующий день приехать! — возмутился Колчин. — А у нас время! Каждый день на счету!

— Представьте себе, что наша коллега же полгода находится у них в плену, — поддержал я Сашку, — а вы предлагаете нам ждать.

— Ну, днем раньше, днем позже… — сказал неопределенно Сухомлинский. — В любом случае, порядок есть порядок. И ни вы, ни я не вольны его переделывать. Придется подождать.

Он спрятал наш листок во внутренний карман и вышел.

— Ну что? — спросил я Колчина.

— Остается только молиться, чтобы все прошло гладко.

— Да, тем более, что приедут специалисты из ФСБ, — подбавил я сарказма, — будут задавать им вопросы. Нашим листком подотрутся. И убьют, на фиг, этих пленных. В такой ситуации нам и этим пленным может помочь только Господь.

Все так же бухала за окном артиллерия. Слышалась далекая автоматная стрельба. Что ни говори, а война — занятие однообразное и скучное. Колчин принялся ловить новости по радио. Я развинтил флакон водки и занялся сервировкой стола. Надо ведь хоть как-то развеять тоску и отпраздновать маленькую победу. Мы снова оказались в нужном месте в нужное время. И хоть теперь от нас уже ничего не зависит, мы по-прежнему верили в свою Судьбу.

Радио давилось эфирными помехами. Хрипело, булькало, свистело, но упорно не желало рассказывать о новостях. Потом Сашка все же изловчился и нашел какую-то стойкую радиостанцию. Попал аккурат на начало новостийной сводки. Мы хряпнули по стакану водки. Закусили бычками в томате. Кстати, самая вкусная закуска в полевых условиях.

Радио поведало нам о жизни в Кремле. Потом о боях в Чечне. Немного посомневалось в жизни на Марсе. Мы и не представляли, как нам не хватало привычного круговорота новостей, который преследует нас в столице и кажется порой чересчур быстрым. Здесь эта жизнь просто сверкала перед нами новизной и привлекательностью. Не то, что скучные проезды на БТР по лесу, где каждый может тебя обидеть.

За палаткой послышался шум. Потом по лагерю прокатилась стрельба. Голоса резали команды, им в ответ что-то кричали. Мы с Колчиным насторожились. Слов не разобрать, но одно мы уловили точно: что-то стряслось. Причем стряслось нечто конкретное и со стрельбой. Мы решили проверить, уж не собираются ли нас снова разгромить, как это произошло с пограничной заставой. Александр Петрович бы нас тогда собственноручно пришил.

Мы выскочили наружу. Кромешная темень встретила нас ударами ветра в лицо. Мы жмурились, напрягали глаза, но ничего не увидели.

— Пойдем поближе, — сказал я Колчину.

Он кивнул.

Мы двинулись по направлению к командирской палатке.

Вокруг впотьмах носились какие-то люди.

— Вы что здесь делаете? — вынырнул из темноты майор Федулов.

— А что приключилось-то? Что за шум?

— Фигня приключилась! — бросил зло Александр Петрович.

— Это на войне не новость, — заметил Колчин.

— А что именно? — решил я уточнить.

— Пленный пытался сбежать.

— Сбежать? И как? Успешно?

— А чего вы тут шляетесь? — завел старую пластинку Федулов. — Марш в свою палатку!

— Да, ладно вам, Александр Петрович! — отмахнулся Колчин. — Хватит уж. Чего темнить-то? Свои ведь люди.

Почему-то Федулов отреагировал адекватно. То есть решился приоткрыть завесу секретности:

— Один из пленных, связанный по рукам и ногам, ухитрился, сука, допрыгать до часового! И убил его, на фиг, головой. Потом взял автомат, прискакал в командирскую палатку. Там как раз сидели три офицера штаба вместе с Сухомлинским. И эта тварь ухитрилась расстрелять их. Потом солдаты, конечно же, его все-таки порешили.

— Сухомлинский… погиб? — стукнула у меня в груди жалость.

— Да.

— Ни фига себе, вы охраняете пленных! — сказал в сердцах Колчин.

Федулов зло посмотрел, но ничего не ответил.

— А когда ФСБ приезжает? — спросил я.

— С минуты на минуту.

— А второй пленный где?

Федулов как-то замялся, потом все же выдавил из себя:

— Ищут… А сейчас, журналисты, марш в палатку. Я вам охрану пришлю. На всякий случай. Пока этого урода не поймают. Идите уже…

И тут случилось необыкновенное. Сумрак на земле сгустился, обрел плоть, встал резво и сказал:

— Поздно. Поздно идти.

Мы оцепенели.

— Майор Федулов? — спросила тень.

— А вы кто?!

— Оставьте в покое ваш пистолет, — тень уперла ствол автомата майору в бок и повернулась к нам: — Журналисты?

Мы с Колчиным кивнули.

— А я — второй пленный. Считайте, вы меня нашли. Теперь нам надо отсюда выбираться.

Голос показался мне ужасно знакомым.

— Вы случайно никогда не носили фамилию Трофимов? — спросил я.

— Леша? Ты, что ли? — спросила тень недоверчиво.

— Не знаю, Сергей Николаевич, хорошо это или плохо, но да. Это я.

— Вот не ожидал!

Федулов снова шевельнулся.

Трофимов опять ткнул его автоматом:

— Спокойней, майор! На мне висит около десятка гранат. Дерну за пимпочку — и все превратимся в пыль. Так что не советую вам кричать, размахивать руками и показывать свой героизм. Пожалейте хотя бы журналистов.

Александр Петрович что-то промычал.

— Не жалко журналистов, так дайте шанс вашему растущему в карьерном отношении организму и не рыпайтесь, — привел новый довод Трофимов.

Александр Петрович снова что-то промычал.

— Где вертолетная площадка? — спросил Трофимов.

Майор указал куда-то рукой.

— Давай веди. Уверен, что пароль на сегодня ты знаешь. И помни, майор, я взорву всех даже без тени сомнения.

Мы тронулись.

— Ребята, надеюсь, вы тоже не против прогуляться в такую чудесную погоду и бесплатно полетать на винтокрылой машине?

— Конечно! — сказал я.

— А как же наши вещи? — спросил Сашка.

— У настоящих воинов не должно быть ничего такого, что нельзя бросить, когда потребуют обстоятельства.

— Вы умеете убеждать, — согласился с Трофимовым Колчин.

— Скажите, вы знаете, где Вика? Мы ведь, собственно, за этим прилетели в Чечню, — спросил я.

— Не понял! — отреагировал Трофимов. — Вы сюда приехали, чтобы со мной повидаться?

— Да. Мы хотели разыскать кого-нибудь из вашего отряда и расспросить, где искать нашу коллегу.

— Не поверишь, Леша, а я здесь оказался только из-за того, чтобы взять в плен или убить Федулова.

Тут настала наша очередь удивиться. Но я решил оставить все объяснения на потом. Сейчас меня интересовала только Вика.

— Так вы знаете, где она?

— С Викой все нормально… Так какой сегодня пароль? — спросил Трофимов у майора Федулова.

— Одиннадцать.

— Вот и проверим!

Из темноты — взволнованный голос часового. Очевидно, он уже знал о том, что произошло на базе:

— Стой! Пять!

— Шесть!

— Проходи.

Часового мы так и не увидели. Он даже не подошел посмотреть на нас. Такое иногда бывает, если человек сидит где-нибудь в укрытии и не хочет его раскрывать. А может, из лености не подошел, кто его знает.

Мы остановились возле пустой вертолетной площадки.

— Куда теперь? — спросил Александр Петрович, и в его голосе проступили нотки сарказма.

— Будем ждать ваших эфэсбэшников, — ответил Трофимов. — Они ведь должны с минуту на минуту прилететь? Не так ли?

— Откуда вы знаете?

— Майор, я просто подслушал ваш разговор с журналистами. И у меня родилась гениальная идея, как отсюда выбраться. Улавливаете?

Не знаю, как Федулов, но мы с Колчиным ни фига не улавливали. Пусть Трофимову удастся прилететь на аэродром Северный под Грозным или куда-то еще. А дальше-то что?

В эти минуты мы мыслили слишком мелко для такой организации, как «Блуждающие огни».

Небо предупредило нас о появлении вертолета. Подошел из темноты авианаводчик. Он узнал нас с Федуловым и крикнул сквозь ветер:

— Встречаете?

— Да, — ответил майор, после того как Трофимов пребольно ткнул его стволом под ребра.

— Сбежавшего не нашли?

— Нет пока, — сказал Федулов. — Но никуда он не денется! Ему все равно кранты. Вот увидите.

Трофимов снова ткнул майора стволом:

— Ну, все. Хватит, разболтался тут… Теперь всем внимание! Вертолет садится, команда выходит, мы лезем в вертолет. Дружно. Со знанием своей правоты. Вопросы есть?

Вопросов не было.

— И еще. Стреляю без предупреждения.

Машина осторожно присела на бетонку. Откинулся со скрежетом люк. На землю выпрыгивали люди в черной униформе и в масках. За ними — парочка в камуфляже, по манере держаться — гражданские. Наверное, специалисты по части допросов.

Нашу компанию они приняли за встречающих. Но Трофимов подкорректировал их планы. Он указал им на авианаводчика и вместе с нами быстро полез в вертолет.

— На Грозный? — крикнул он пилотам.

Те кивнули.

— Давай! — махнул Трофимов.

И вертолет пошел вверх.

— Гениально! — проорал мне на ухо Сашка.

— Посмотрим, как будет дальше!

Вертолет болтало и трясло, словно мы не летели, а подпрыгивали на ухабах. Винты натужно выли и тащили наше железо вперед. Навстречу пурге.

Мы уселись на лавки и стали ждать, что Трофимов предпримет дальше. Тот скрылся в кабине пилотов. И Федулов мгновенно забегал по салону, как часовой при пожаре на пороховом складе.

— Вот! — крикнул торжествующе и подтащил к нам пару мешков.

— Что — вот? Что это?

— Парашюты! Надевайте быстрее и прыгайте. Доберетесь до части — сообщите, что вертолет захвачен.

— Ты с ума сошел, майор! — заорал Сашка. — Мы никогда не прыгали с парашютом! А потом, куда идти после приземления? В гости к духам? Ты хоть сам знаешь, где мы сейчас находимся?

— Ничего, дойдете!

— Мы не спецназ, а журналисты! Надо тебе — сам и прыгай! Так, Леш, нет?

— Так! — поддержал я напарника. — Я сюда приехал, чтобы узнать о судьбе Вики! Я не собираюсь ни с кем воевать!.. Трофимов может нас к ней привести и даже помочь. Так что я не собираюсь с ним расставаться. У вас, Александр Петрович, свои счеты — так и прыгайте!

Федулов стал зеленым от злости. Показалось, кинется сейчас с кулаками. Но драться он не стал. Впрочем, прыгать с парашютом — тоже. Швырнул во гневе бесполезные ранцы и уселся в дальнем конце салона.

Дверь кабины пилотов открылась. Вошел Трофимов:

— Что? Передумали?

— О чем это вы? — уточнил Сашка невинным голосом.

— Ладно! — Трофимов махнул рукой и опять закрылся с летчиками.

Я глянул на часы. Мы летели примерно тридцать минут. За это время можно уже добраться до Ингушетии или Дагестана. Интересно все же, куда мы летим?

Александр Петрович к нам больше не приставал. Впотьмах он смотрелся какой-то бесформенной кучей одежды на лавке.

Колчин припал к иллюминатору и таращился вниз, в кромешную тьму, надеясь хоть что-нибудь разглядеть. И — разглядел:

— Огни! Аэропорт!

Я припал к соседнему иллюминатору. Внизу проплыла взлетная полоса. Сверкающее огнями здание аэропорта.

Вертолет начал резко снижаться прямо над взлетной полосой. Через секунду он уже вращал винтами на бетонке.

Из кабины вышел Трофимов, скомандовал:

— Всем покинуть борт!

Мы выскочили из машины. За нами спрыгнул Александр Петрович. Последним — Трофимов.

Не успели мы отбежать от вертолета, как он натужно взревел и нырнул в небо с резвостью летучей мыши.

— Ну и что теперь? — Лицо Федулова перекосило сарказмом. — Куда? Прокатился в Ингушетию, а дальше что? С аэродрома ты уже не уйдешь. Тут полно охраны, а летчики уже наверняка сообщили куда следует и поднимут тревогу.

— Ты меня удивляешь, майор, — сказал спокойно Трофимов. — До сих пор не можешь смириться с тем фактом, что мы поумнее тебя и твоих суперсолдат?

— Суперсолдат?! — Я чуть не подпрыгнул. — Сергей Николаевич! Вы знаете о суперсолдатах?!

— Конечно! — хмыкнул Трофимов. — Один из них перед тобой, — и он указал на Федулова автоматом.

— А кто же тогда «Блуждающие огни»?! — воскликнул Колчин.

— Это люди Федулова нас так называют.

— Ничего не понимаю! — помотал я головой. — Разве суперсолдаты и «Блуждающие огни» — это не одно и то же?

— Как видишь, нет. Кстати, что у тебя в подсумке, майор? — демонстративно спросил Трофимов.

— Ничего!

— Давай сюда. — И, не дожидаясь, пока Федулов раскачается, Трофимов сам расстегнул подсумок и вытащил коробочку, по виду медицинскую аптечку.

— И что это? — заинтересовался Колчин.

Трофимов не ответил.

Перед нами на взлетку вырулил небольшой самолет. На таких обычно катаются наши олигархи.

— Полетаем сейчас! — Трофимов достал фонарь и несколько раз замысловато мигнул самолету.

Машина затормозила возле нас. Трап откинулся, и под прицелом трофимовского автомата мы влезли внутрь. В салоне никого не было.

Трофимов убрал трап, задраил дверь. Машина тут же пошла на взлет.

— Кто тебе сказал, что я собираюсь уходить из аэропорта? — спросил с усмешкой Трофимов Федулова. — Мы лучше полетаем. И знаешь, куда мы летим?

Александр Петрович демонстративно уставился в иллюминатор.

— Никак не хочет признать свое тупоумие, — весело прокомментировал Трофимов и пошел в кабину пилотов.

— Погодите! Сергей Николаевич! Расскажите о Вике! — окликнул я.

— Она жива, все нормально, — бросил Трофимов на ходу. — Кстати, стюардесс не будет, питания тоже, — и он закрыл за собой дверь.

Мы посмотрели на Федулова. Тот по-прежнему безотрывно сверлил глазами темноту за бортом.

Я подсел к Колчину:

— Кажется, нам пора пересмотреть теорию о «Блуждающих огнях».

— Я тоже малость запутался, — признался Сашка.

— Итак, «Блуждающие огни» — это не суперсолдаты пограничников. Так?

Колчин кивнул:

— И женщина, которая передала тебе документы, имела в виду совсем другое подразделение.

— Суперсолдаты — получается, Федулов и его подчиненные. Возможно, та маневренная группа, что пришла на заставу с рюкзаками, — тоже из них, — продолжил я. — Сын той женщины служил вместе с ними. И теперь мы знаем, что «Блуждающие огни» никакого отношения к погранслужбе не имеют.

— Кто же тогда «огни»? — Колчин задумчиво почесал подбородок.

— Думаю, скоро узнаем.

— Тащишься? — неожиданно спросил Колчин.

— Ты о чем?

— О Вике.

— Еще как!

— Даст Бог, скоро ее увидишь… Один Федулов недоволен.

Майор услышал свою фамилию, отлепился от окна, посмотрел на нас устало и снова вперился в небо.

— А это тот самый Трофимов, что приходил к тебе домой, под видом эфэсбэшника? — уточнил Сашка.

— И который расфигачил их оперов на Лубянке, — подтвердил я. — И скорее всего, он же со своими подельниками расстрелял отряд ФСБ, когда опергруппа госбезопасности пришла ко мне домой ставить «жучки».

— И тот самый, который напал на редакцию и похитил Вику со своими товарищами и пострелял, на фиг, еще один отряд эфэсбэшников, — продолжил Сашка.

— А ведь не похож на головореза, — заметил я.

— А все маньяки не похожи на маньяков.

— Хорошо, с этим более-менее разобрались. Но кто такие суперсолдаты? И почему они воюют с «огнями»? Что притащила в рюкзаках маневренная группа и потом отбили «Блуждающие огни»?

— А ты у него спроси, — Колчин кивнул на Федулова.

— Потом спрошу. Когда прилетим и этот товарищ придет в себя.

— Потом мы и у Трофимова можем спросить, когда прилетим. Он нам охотнее обо всем расскажет.

Глава 26

До Таджикистана около четырех часов лету.

Не знаю, сколько мы провели в дороге. Как-то незаметно все задремали… И пропустили самое интересное. Проснулись мы от сильных толчков. Самолет тряхнуло, словно он получил пинка. Потом его бросило еще раз.

В салон влетел Трофимов:

— Просыпайтесь, господа! — Он кинул нам парашютные ранцы.

— И этот туда же! — воскликнул Колчин.

— Надевайте! — железным голосом приказал Трофимов. — Нас подбили! Мы горим!

— Что такое! — вскинулся я. — Как подбили?!

— Некогда! Надевайте! — Трофимов указал на ранцы.

Тут все сорвались, как в горячке. Принялись лихорадочно прилаживать за плечами ранцы.

— Но мы никогда не прыгали с парашютом! — напомнил я.

— Раньше надо было учиться! Прыгаешь, считаешь до десяти, дергаешь вот за это… кольцо это… и купол раскрывается. Если что — спрашивайте, я буду лететь рядом.

— Оч-чень мило с вашей стороны!

Федулов безропотно надел ранец и встал вместе с нами возле люка.

Самолету снова наподдали. Мы попадали на пол.

Трофимов вскочил. Крутанул аварийную рукоятку и долбанул по двери ногой. Ее с треском сорвало с петель, и она исчезла в небесной бездне. В салон ворвался вихрь. Мы опять повалились на пол.

Из кабины выскочили двое пилотов.

— Больше предупреждений не будет! — заорали они и сиганули за борт.

— Приготовиться! — взвился голосом Трофимов. — Я — первый! Журналисты за мной! Федулов замыкает!

И он кинулся в пустоту. Мы с Колчиным зажмурились и прыгнули следом.

Меня закрутило бешеным волчком. В ушах свистело и рвало. Лицо размазывало под напором ветра. Не знаю, сколько времени прошло, только я вдруг вспомнил, что неплохо бы дернуть за кольцо. Я открыл глаза. Меня по-прежнему швыряло и крутило, как гуманитарный мешок картошки. Насколько это возможно, я постарался увидеть, что делают мои спутники. Мелькнул чей-то раскрывающийся купол. Ага! Ну и я дернул кольцо. Над головой сильно хлопнуло, как из ружья, и неведомая сила потащила меня за шиворот вверх.

Как только болтанка и верчение прекратились, я попытался глазами отыскать самолет. Его нигде не было. Даже инверсионного следа. Зато погода стояла чудная. Намного лучше, чем в Чечне.

Оглядевшись, я насчитал пять куполов. Мой был шестым. Значит, все в порядке. Все целы.

Внизу медленно проступали очертания гор.

«Приехали! Слазьте, ваше благородие! — сказал мне внутренний голос — гнусавый и неприятный. — Мало того, что ты абсолютно не знаешь, как приземляться в ровном поле, так тут тебе предлагается сразу сесть задницей на остроконечный пик. Замечательно!»

«Заткнись!» — сказал я внутреннему голосу.

Из своей журналисткой практики я усвоил одно. Если ты попал в незнакомую ситуацию и не знаешь, что делать, то разуй глазки и посмотри, как поступают твои более опытные товарищи. И делай то же, что и они.

Одни из куполов стал съезжать по небу куда-то вбок. И все остальные последовали за ним. Понаблюдав за фигуркой, я тоже потянул стропы на себя, и мой купол понес меня следом за группой.

Отлично. Первый маневр удался.

Купола вынесло в широкое ущелье. Внизу маячили зеленым светом мягкие полянки, сверкала речка, топорщились опасные для всех парашютистов деревья. Глядя на маневры со стропами, я усиленно копировал движения. И ведь все же кое-как с божьей помощью приземлился!

Земля больно вдарила по ногам. Я кувыркнулся, пролетел вперед. Сила инерции еще раз швырнула меня через голову, и я распластался на земле. Сверху меня бережно прикрыл парашютный шелк. Тело к выносу готово!

— Никогда не стану парашютистом! — послышался голос Колчина. — Не хочу, не буду!

Жив, значит.

— Эй! Ты как? — С меня стащили парашютный шелк, и замаячило сверху лицо Трофимова.

— Нормально. — Я сел и огляделся. — Только ногами сильно ударился.

— Так пружинить надо! Дурилка газетная. Ни фига вас в редакции не учат!

— Вообще-то это не мое дело, с парашютом прыгать.

— Ну и оставался бы в самолете, — весело ответил Трофимов и пошел куда-то.

Я отыскал глазами майора Федулова. Тот изображал из себя саму Смерть — с бледным, заостренным лицом недвижно сидел на земле и всматривался в четвертое измерение.

Приковылял Колчин и сел рядом.

— Впервые в жизни прыгал из горящего самолета и ничего себе не сломал!

— Добрый знак!

— Будет о чем детям не рассказывать, чтобы не брали дурных примеров с отца.

Трофимов снова очутился рядом.

— Все в порядке? Идти можете? Никто ничего не сломал?

— А куда теперь? — спросил я.

— Сейчас определимся, — ответил Трофимов загадочно и пошел к двум пилотам на совещание.

Изредка ветерок приносил нам обрывки их совещания. Колчин внимательно слушал.

— Тот же самый язык, что мы слышали на заставе, — определил он.

— Значит, они и есть «Блуждающие огни», — сказал я удовлетворенно. — А мы еще живы. И это радует. Хочется петь.

— Спой, — хохотнул Сашка.

А мне что! Я затянул:

— Я приду и тебе обойму! Если я не погибну в бою!

Троица оглянулась на меня.

— Жизни радуется! — пояснил Сашка.

И они снова ушли в свои разговоры.

Федулов, прислонясь к камню, сидел не шелохнувшись.

— Такое ощущение, что он умирает, — сказал я Колчину.

— Да уж. Всего минуту назад он был более живым, — оценил тот позу Александра Петровича.

— Может, он все же разбился?

— Не смеши меня! Федулов из спецназа погранвойск! Такие если и разбиваются, то не раньше, чем по ним танком проедутся.

Я пошел к «Блуждающим огням»:

— С Федуловым что-то не так.

Трофимов достал аптечку, отобранную у майора на аэродроме, вытащил оттуда ампулу с красной жидкостью, собрал маленький шприц, наполнил его из ампулы и передал мне:

— На, вколи ему. Через минуту будет как новенький.

— Что это? Наркотик?

— Потом, потом! — отмахнулся Трофимов.

— Где мы хотя бы?

— В Таджикистане.

Я пошел к Федулову:

— Александр Петрович, я вколю?

Он чуть заметно кивнул:

— Можешь через одежду.

Я вколол шприц сквозь рукав камуфляжной куртки. Через несколько секунд Федулов ожил, повертел головой и сел.

— Как самочувствие?

— Хреново, — не стал он приукрашивать.

— Что в шприце?

— Лекарство.

— Понятно. Могу еще чем-нибудь помочь?

— Воды бы.

— Сейчас принесу, если найду.

Мы с Колчиным показали группе Трофимова, что идем к реке.

Они покивали и снова склонились — чудить над картами.

На ущелье навалилась жара. Сверкали остроконечные шапки, бликала сквозь ветки кустов и деревьев бурливая речка.

Мы остановились на берегу и как зачарованные смотрели на поток.

— Искупаться бы, — предложил Колчин.

— Унесет, на фиг.

Мы набрали воду во фляги, которые всегда приторочены к поясу журналиста и наполнены, как правило, спиртом. Пошли поить Федулова.

Трофимов с командой уже вовсю щебетал о чем-то по рации.

Мы дали напиться Федулову. В смысле, попить.

Теперь он выглядел много лучше, чем полчаса назад.

— Какие наши дела? — спросил я, подойдя к Трофимову.

— Лучше, чем мы ожидали. Скоро будем дома.

— Вот как?.. А нам ведь надо о многом с вами поговорить.

Трофимов ухмыльнулся:

— Думаю, что мы можем удовлетворить любопытство друг друга. Но не раньше, чем доберемся до базы.

Пеший путь по горам может понравиться разве что закоренелым идиотам. Если сегодня мне кто-нибудь предложит прогуляться в туристическом благолепии по красивым горным перевалам, я такому человеку сразу голову оторву. Ничего худшего в своей жизни не встречал.

Солнце палило нещадно. Уже через минуту подъёма пот — градом. Ноги то и дело проваливались в какие-то расщелины. В некоторых местах надо было подтягиваться чуть ли не на пальцах и втаскивать себя на каменные валуны. Но больше всего злило, что мы не знали, как долго нам придется идти.

Трофимов несколько раз пытался объяснить нам расстояние, но это оказалось бесполезным. Его группа и майор Федулов не испытывали никаких неудобств, поскольку сами были настоящими горцами. И сколько пройдет горец, столько раз придется умереть неподготовленному человеку. Как, например, мог Трофимов сказать нам о расстоянии? Он говорил: надо подняться вот на ту вершину, которая карябала гряду облаков, там мы выйдем на хорошую дорогу под сорок градусов вверх. По ней еще пару километров. Для него это, может быть, детский маршрут, а нам эту дорогу надо преодолевать всю жизнь. Хорошо еще, что при нас нет рюкзаков. Когда я спросил, почему мы не пошли по ущелью, мне объяснили, что через пару километров наше путешествие закончилось бы пленом.

На вершине меня и Колчина поджидало счастье. Единственное счастье, которое выпало нам за всю эту долгую историю с «Блуждающими огнями». В каменной нише возле дороги стояла парочка свежих, откормленных ишаков. Мы с Сашкой смотрели на животных с таким же восхищением, как в Москве смотрят на «мерседесы» и «роллс-ройсы».

Ишачьи спины, куда мы тотчас взгромоздились, казались нам мягче самого мягкого сиденья. В висках уже давно стучало от давления, ноги протестующе гудели. Я возблагодарил Бога, что он придумал такое животное и дал человеку его приручить.

Дальнейший путь припоминается смутно. Нас просто привязали к ишакам, и мы ехали, поминутно проваливаясь от жары и усталости в горячечный сон.

* * *

Очнулся я вечером, возле костра, одновременно с Колчиным. Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. Такие лица надо в цирке показывать за деньги.

— Добрый вечер, герои! — весело окликнул от костра Трофимов.

На вертеле сочилась от пузыриков жира чья-то упитанная тушка. От нее шел дивный запах.

Колчин поискал глазами, нашел Федулова, с облегчением воскликнул:

— Вот вы где, Александр Петрович! А кого ж мы тогда жарим?

Шутка понравилась всем, кроме Федулова. Он криво ухмыльнулся, всем своим видом показывая, что обязательно это припомнит при случае.

— Барашка поймали, — пояснил Трофимов.

— Руками? — удивился я.

— Ну, это ты нам льстишь! Автоматом!.. Эх! Что бы вы без нас делали, журналисты?!

— Честно? — спросил я.

— Давай.

— Если бы не вы, то и я, и Сашка, и Вика были бы сейчас дома. Пили бы коньяк.

— Это верно, — согласился Трофимов. — Полагаю, настало время представиться, что ли…

Трофимов представил нас с Сашкой своим спутникам. Потом настала очередь «Блуждающих огней».

— Меня зовут не Трофимов, а Зайкири Аль Мухаммад. Можно просто Зак. Моих спутников можете звать Вуртан и Шумер.

Они приподнялись. И мы пожали друг другу руки.

— А это, — Зак показал рукой на Федулова, — суперсолдат, пограничник Александр Петрович Друзин.

— Ничего себе! — Я аж подскочил. — Разве он не…?

— Нет, майор — его настоящее звание, — уточнил Зак-Трофимов. — Но вот служит он в так называемой экспериментальной воинской части. Называется она «Рубин». И фамилию себе взял другую — Федулов.

— «Рубин»? Впервые слышу, — сказал я.

— Нет, не впервые. Об этой части ты как раз и читал документы. Мы их потом у вас умыкнули. И теперь готовы вернуть.

Я посмотрел на Федулова-Друзина. Тот уставился в огонь и никак не реагировал на разоблачения.

Шумер проверил барашка. Готово! Стал отрезать куски мяса. Мы жевали с таким удовольствием, точно сидели где-нибудь в ресторане на Тверской. Я сказал об этом вслух.

— Ты лучше, чем в этом ресторане, сидишь, — сказал Шумер. — Под нами две тысячи пятьсот метров высоты. Шикарная природа кругом. Такого в Москве не встретишь.

— Да уж. То-то, я смотрю, мне трудновато дышать.

— Это с непривычки, — подбодрил Вуртан.

— А вы, кстати, очень хорошо говорите по-русски. Только иногда употребляете обороты из литературной классики, — заметил я. — Сегодня в России так не говорят. По внешнему виду тоже не скажешь с точностью, что вы с Востока… Это вас называют «Блуждающими огнями»?

— Нас, — подтвердил Зак. — Только мы называем себя по-другому.

Колчин слушал во все уши и смотрел во все глаза.

— Мы называем себя исмаилиты.

— Я так и знал! — треснул Сашка кулаком по ладони. — То-то, я смотрю, знакомое что-то, но никак не мог понять! Вернее, никак не мог вспомнить!

— Да, — кивнул Шумер. — Мы не часто появляемся на людях.

— Но когда появляетесь, то хрен потом забудешь, — сказал я. — Давайте по порядку. Это вы разгромили заставу?

— Мы. Только сначала отряд «Рубина» под командованием Друзина разграбил еще один из наших храмов. Видели рюкзаки у них? Там лежало награбленное. «Рубиновцы» решили поживиться за счет наших святынь.

— Да, Александр Петрович? — спросил я.

Федулов-Друзин промолчал. То ли в знак согласия, то ли просто промолчал.

— Мы приехали в Москву, Леша… Мы там оказались по воле Друзина. Мы никому не хотели причинить вреда. Мы живем высоко в горах и не часто спускаемся вниз.

— Хорошо, а откуда такое знание языков? Внешность?

— Мы когда-то учились в ваших университетах. Еще в советское время. И с Москвой мы знакомы не хуже, чем с этими горами. В горных кишлаках, даже при советской власти, один паспорт выдавался на пятерых человек. Так что выдать себя за таджика и уехать в Москву учиться — для нас никогда не было проблемой. Наши дети и сейчас учатся в московских университетах. Некоторые вступают потом даже в какую-нибудь службу на мелкую должность. Получают профессию. Только никто, естественно, не знает о том, что они исмаилиты. Для всех мы — таджики.

— Или иранцы. Или курды… — с хитрым видом добавил Шумер.

— Значит, официально вашего народа как бы не существует?

— Да. Впрочем, о нас мы поговорим потом, — прервал мои расспросы Зак. — Сначала нам надо пробраться к своим. А это нелегко.

— Что значит нелегко? — удивился Колчин.

— Мы на территории наркоторговцев, — пояснил Зак. — Ты думаешь, ишаки эти откуда взялись? Место, на которое мы вышли, служит перевалочной базой. Наркоторговцы доставляют сюда груз, меняют ишаков и идут себе по горным дорогам дальше.

— Представляю, какие рожи у них были, когда они увидели, что ишаков кто-то увел, — вдруг заржал Колчин.

— Ага! Лучше не представляй… И что теперь будет? — поинтересовался я.

— Сматываться надо. Тогда ничего не будет, — успокоил Вуртан.

— А если поймают, тоже ничего особенного не будет. Убьют и все, — еще больше успокоил Зак.

Эх, пропадать, так с музыкой!

— Слушай, а что все-таки за «Рубин»? — спросил я Зака. — Что это за подразделение?

— Пусть он вам расскажет, — Зак-Трофимов кивнул в сторону Федулова. — У него это лучше получится.

— Ничего я не буду говорить, — откликнулся тот. — Это военная тайна. По закону войны — я военнопленный.

— О! Навуходоносор тряпичный! — прокомментировал Шумер. — У вас куда ни кинь — все в тайну упирается. Скоро так засекретитесь, что сами себя узнавать перестанете.

— Ну, тогда я тебе кое-что расскажу! — это Зак. — «Рубин» — секретное подразделение погранвойск. Солдат пичкали препаратами, чтобы сделать из них супербойцов. Они достигли совершенства в этом вопросе. Ведь в чем проблема? Приезжает молодой призывник в горы. Чтобы приучить его лазить по горам, хорошо ориентироваться и воевать, требуется много времени. А идея была проста. С помощью медицинских штучек напичкать его всякими транквилизаторами, допингами — и он уже легко переносит подъем в горы, жажду, может не есть неделями. Это можно сравнить с курицами. Одни растут и откармливаются на воле в деревне. Других пичкают препаратами и гормонами. Вот и вся разница. Одни настоящие. Другие — сплошная химия.

— Сам ты химия, — глухо вякнул Друзин-Федулов.

— И еще — море амбиций, — сурово посмотрел на него Зак. — А лишишь его чудодейственных ампул, и он может загнуться. Препарат, как выяснилось, вызывает привыкание организма. Основа этих ампул — норадреналин. Организм сам вырабатывает это вещество в случае опасности или агрессии. Ты наверняка слышал о том, как люди при опасности перепрыгивали высоченный гладкий забор, запросто перетаскивали многотонные тяжести и так далее. Вот от этого их медики и отталкивались. Они хотели получить возможность управлять этими возможностями. Вызывать их в солдатах при помощи специального раствора.

— Вам помог только случай, — буркнул Друзин.

Зак, Шумер и Вуртан расхохотались.

— Ты, как всегда, полон амбиций, майор. Раскрою, так и быть, тебе одну тайну. Знаешь, почему ты нас поймал? Потому что мы так спланировали.

— Заливай, — сказал с сарказмом Александр Петрович.

— Да, это был несколько бредовый план, — согласился Зак. — Но главное — он сработал. Мы специально подставились. Если ты заметил, мы не ранили, не убили ни одного солдата. Мы знали, что ты в Чечне, Друзин, и хотели тебя там достать. Нам нужен был только ты. Мы потеряли одного бойца из-за тебя, но ты все нам компенсируешь, клянусь. Ты ответишь за все, что натворил. Откуда, ты думаешь, взялся этот самолет, на котором мы сюда прилетели? Он ждал нас. И я отлично знал, куда лететь.

Друзин снова уставился в огонь.

— А из-за чего вы, собственно, воюете? — спросил я.

— А вот об этом — потом, — сказал Зак. — Все наелись? Тогда спать. Завтра с рассветом уходим. Шумер дежурит первый.

Глава 27

Шумер подхватил автомат и отошел в темноту. Мы разлеглись возле костра.

Я застегнулся на все пуговицы и попытался уснуть. Наше молниеносное перемещение из Чечни в Таджикистан плохо подействовало на мое душевное равновесие. Сказывалась акклиматизация. Я смотрел в огонь и пытался представить, что сейчас творится в Москве. Как там мой редактор Павлов? Ему наверняка уже сообщил, что корреспонденты его газеты освободили пленного из «огней», захватили вертолет федеральных сил и смотались в неизвестном направлении. Представляю, сколько водки он уже заглотнул. И сколько допросов выдержал на Лубянке. О возвращении домой я решил пока не думать. Нас ведь наверняка уже обвинили в государственной измене. Так зачем думать о плохом?

Они пришли под утро. Когда дежурил Вуртан. Он наверняка был хорошим воином, но, как и все мы, слишком устал. Да и эти ребята — тоже кое-что умели. Раз выжили в горах.

Именно поэтому Вуртан не слышал, как они подошли. И наркоторговцы его убили.

Нас взяли сонными. Я вскочил от удара в бок.

— Вставай, шурави, ты пришел куда надо! — надо мной стоял бородатый моджахед.

Остальные уже сидели под прицелом людей с автоматами.

Я поднялся. Зак казался спокойным. Шумер тоже не проявлял эмоций. Друзин ухмылялся, как победитель.

Только я и Колчин смотрели на моджахедов с неприкрытым ужасом. Вляпались, так вляпались. Не хватает еще сдохнуть в горах в пяти минутах от цели!

— Вот вы, шурави, всю мою жизнь называете нас бандитами, — начал нравоучительно бородач. — А сами? Сперли у нас ишаков и записки прощальной не оставили. Это как называется? Что полагается за кражу? Молчите? Правильно молчите.

К бородатому подошел боевик и что-то заговорил на фарси. Что-то не очень приятное.

Тот скривился, скрипнул зубами и махнул автоматом:

— Трогаем! Этих шурави пока не станем убивать. Для них это слишком просто. Мы продадим их в рабство Махмуду. Он их поучит.

Нам связали руки и шеи. И сцепили между собой, как игрушечный караван верблюдов.

— Держись. Больше ишаков не будет, — шепнул мне Шумер и ободряюще подмигнул.

— Саня, когда это кончится? — спросил я Колчина.

Он пожал плечами:

— Никогда не занимался предсказаниями с веревкой на шее.

— Что, не ожидали? — зло просипел Друзин, веревка впилась ему в шею и мешала говорить. — Только теперь, ребятки, я понял, по какую вы сторону баррикад. Я-то выберусь отсюда, а вот вам несдобровать.

Мне взгрустнулось. Я и раньше подозревал, что между пограничниками и моджахедами могут быть какие-то договоренности. Но оптимизм Александра Петровича меня доконал. Впрочем, наркоторговцы Друзину поблажек не делали. И он шел в общем караване пленных.

Как это там, в сказках пишут? Долго ли, коротко ли… Мы шлепали и шлепали по горам. И в конце пути, на горном плато, где остановился караван, мы упали без сил. Вернее упали без сил мы с Сашкой. Остальные пленники значительно легче перенесли этот поход.

Друзин что-то сказал на фарси одному из охранников, и тот побежал к начальству. Через минуту к нам подошел тот же бородатый дядька, что читал утром лекции о воровстве.

Александр Петрович и наркоторговец мило поговорили. Бородатый засиял медным тазом и ушел.

— Ты что-нибудь понял? — спросил я Колчина.

— Друзин назвал себя важной птицей среди пограничников. И предложил им обменять его на пленных наркоторговцев.

— Везет некоторым! А может, нам тоже попытаться?

— В смысле?

— Ну, пусть позвонят Павлову. Тот захватит парочку моджахедов, а потом нас обменяет.

— Шутишь? — отметил Шумер. — Это хорошо. Это значит, ты еще не сломлен.

— Да и гнуться уже на самом деле некуда. Дома тюрьма ожидает. Здесь — расстрел. Эх! Если перестану шутить, тогда пристрелите меня из сострадания.

Снова появился бородатый:

— Эй, шурави! Кто из вас пограничник?

Мы молчали.

— Меня зовут Эль-Хаджи, я старший этого отряда. Можете меня не бояться и смело говорить. Мы вас не тронем. И обещаю, что мы вас обменяем так же, как и этого шурави, на наших братьев.

Мы молчали.

— Я же говорил тебе, Эль-Хаджи, что среди них нет пограничников, — проявился Друзин-Федулов. — Два журналиста из Москвы плюс исмаилиты. Журналистов можешь шлепнуть сразу. За них ты ничего не получишь. А вот исмаилитов можешь еще выгодно обменять на своих. Когда я вернусь в часть, то договорюсь с командованием. Мы обменяем их по очень хорошему курсу.

— А вам зачем исмаилиты? — насторожился Эль-Хаджи.

— У нас с ними свои счеты. Они считаются государственными преступниками. И должны понести наказание.

— Ты много хочешь, — оскорбился Эль-Хаджи. — Пусть они наши враги, но шурави не имеют права судить горцев.

— Мы не станем их судить.

— Ладно. Сначала мы обменяем тебя, а потом посмотрим, какую цену дадут за остальных пленных.

— Журналистов можно сразу убить, чтобы не тратиться на них.

— Я сам знаю, как мне поступить. Хватит мной командовать! — вспылил Эль-Хаджи и заговорил своим боевикам на фарси.

Друзина подхватили под руки и куда-то увели.

Исмаилиты воюют с наркоторговцами испокон веков. Но ни те, ни другие не позволяют людям со стороны, то бишь пограничникам, влезать в эту давнюю вражду. Именно поэтому Эль-Хаджи вспылил, когда Друзин предложил выдать исмаилитов шурави. Нас с Колчиным не шлепнули из-за нашего московского происхождения. Мы оказались своего рода диковинными зверюшками. Эль-Хаджи впервые взял в плен столичных журналистов. И его это позабавило. Эль-Хаджи не был совсем уж дремучим человеком. Он знал о Москве. Имел представление о газетах. Но для него это был другой мир. Другая планета. И тут мы попадаем к нему в руки. Настоящий охотник никогда не станет убивать диковинного зверя — вдруг тот принесет в будущем какую-нибудь выгоду? Так и нас пощадили.

Эль-Хаджи наказал своим бандитам внимательно за нами присматривать и давать воду по первому нашему требованию. Чтобы товар, так сказать, не попортился раньше времени.

Мы снова шли по горам. Преодолевали какие-то перевалы, пересекали ущелья, но все эти горные красоты не радовали.

Когда меня спрашивают, что мне особенно запомнилось в этом путешествии, я честно отвечаю: «Эль-Хаджи еще жив и может любому устроить подобную прогулку по горам. Для него это раз плюнуть!» А если меня спросят о том же, когда я выпивши, то могу и в морду дать без предупреждения. Такие уж у меня теперь дикие нравы. Спасибо тому же Эль-Хаджи. Хотя я сомневаюсь, что он читает книги и узнает о моей благодарности.

Куда мы пришли, как именно называется то место, где я упал на землю, — не имею ни малейшего представления.

Кругом дыбились горы в белых шапках, и они мне уже порядком надоели. Веревка натерла шею и руки до кровоточащих ссадин. Стоило шевельнуться, и острая боль полосовала по шее и кистям рук. Когда караван остановился, я упал сначала на колени, потом лицом в пыль. При этом рассадил до крови кожу на лбу.

— Баходо! Бичура! (Боже мой! Бедняга!) — с притворным человеколюбием вскричал Эль-Хаджи, глядя на мои мучения. — Поднимите этих несчастных. На них больно смотреть.

Нас с Сашкой подняли и дали воды в кувшинах.

Напившись и облив голову остатками, я огляделся.

Зак и Шумер сидели рядом и о чем-то тихо переговаривались. Долгий переход на них никак не сказался. Дети гор! Ё-мое!

Нас привели в небольшую деревушку. Глиняные хижины. Плохо обработанные поля. Нищета и разруха. Грязные дети стоят полукругом и смотрят на нас с удивлением. В отличие от взрослых, они наверняка впервые увидели белого человека.

— Где мы? — спросил я Зака.

— Не знаю. Я в этом месте никогда не бывал. Но слышал.

— Вот как! И что же ты слышал?

— Это место, где торгуют рабами.

— Отлично, — сказал Сашка, вспомнив, что он востоковед. — Всю жизнь мечтал посмотреть, как торгуют рабами.

Исмаилиты чуть не задохнулись от хохота.

— Идиот, — сказал я беззлобно. — Тебе голову напекло? Это ведь нас продавать будут.

— А нас-то за что? — удивился Колчин. — Мы тут при чем?

— При том. Просто мы оказались тут, и теперь нас сдадут, как стеклотару.

— Интересное положение, верно? — спросил нас Шумер и снова захохотал.

— А… а что будет с вами? — спросил я.

— Убьют, наверное, — скучающим голосом ответил Зак.

— Или обменяют на своих, — предположил Шумер. — Правда, наши, в отличие от пограничников, с наркоторговцами не церемонятся и в плен никого не берут.

— Вам тоже хрен позавидуешь, — покачал головой Колчин.

— Давайте не терять времени. Зак, где держат Вику?

— Ее нигде не держат. Она просто живет у нас, как и все.

— Как и все? — Я повел рукой окрест, по аулу.

— Нет, мы живем не так, — сказал Зак. — Намного лучше. Они живут так, потому что местным начальникам выгодна нищета народа. Нищета и голод заставляют этих людей выращивать мак и делать из него героин. Они думают, что разбогатеют, но этого не происходит. Потому что лидеры, которые стоят над ними, — не желают богатого народа. Богатый — значит независимый и свободный. Мы — свободный народ. Народ воинов.

— В общем, с Викой все в порядке?

— Да, все нормально, — подтвердил Шумер.

— Зачем же надо было красть ее? — встрял Сашка.

— Погодите! — остановил я. — Давайте по порядку. Мне перед смертью страсть как хочется понять, куда мы все-таки вляпались.

— Как скажешь, друг, — ответил Зак. — О «Рубине» ты уже знаешь, так? Первый раз «Рубин» ограбил наш храм и пытался скрыться на заставе. Мы настигли их и разгромили заставу. Друзин тоже был там, но ушел, прихватив с собой древние рукописи. Разгром заставы пограничники свалили на моджахедов, чтобы не предавать это дело огласке, и построили новую заставу. Потом Друзин перевел рукописи, сделал для себя кое-какие выводы и нашел по ним наш второй храм. Он снова отдал приказ своему отряду разграбить его. И тут на заставе появляетесь вы. На этот раз Друзин украл самое ценное — древний медальон, который мы потом увидели у твоей Вики на шее… Но тогда у нас не было времени проводить опись имущества. Мы просто забрали рюкзаки. Нашли ваши документы и забрали их тоже. Для нас вы были людьми новыми. Мы хотели разобраться, какую роль вы играете во всем этом.

— Тогда — никакой! Никакой не играли! — воскликнул я. — Мы нашли медальон на заставе, возле убитого контрактника, и не знали, что это святыня, извините.

— Принимаем извинения, — ответил Зак.

— Получается, что пограничники в этом деле тоже вроде как ни при чем? — подытожил Колчин.

— Да, их все время подставляют эти… из «Рубина», — подтвердил Шумер. — С российскими пограничниками у нас давно негласный уговор: на нашей территории они воевать не могут, но могут через нее ходить. Моджахедам мы вообще сказали: любой, кто появится, будет убит без промедления. До появления этого… «Рубина» договор оставался в силе. Все жили спокойно, и никто никого не трогал. Но когда «Рубин» разграбил наши храмы, тут-то и началась вся эта заваруха. Поначалу мы тоже думали, что это пограничники грабят. Пока разобрались, что к чему.

Зак кивнул:

— Да я видел тебя, Леша. Помнишь, вы проезжали кишлак на танке? Ты сидел на броне рядом с Федуловым-Друзиным. И даже заметил наши вещи на веревке?

— Отлично помню!

— Я тогда принял тебя за нового бойца из «Рубина» . Потом вы прикрыли этих бандитов от наших преследующих отрядов. И укрылись на заставе. Ночью ты знаешь, что произошло.

— Да… А утром мы нашли на земле этот медальон… Эту святыню, — поправился я.

— Вот именно поэтому ты жив. Мы ведь сразу же приехали в Москву и ждали тебя в твоей квартире…

— …под видом эфэсбэшников, — неявно упрекнул я.

— Хоть горшком назовись… — отпарировал Зак. — Так вот. Мы обыскали тебя. Медальона, как ты говоришь, при тебе не было. Тогда мы начали действовать. Искать его.

— Господи! — сказал Колчин. — Знать бы!.. Леха мне его тогда отдал, чтобы я прочел, что там написано.

Значит, если бы вы забрали медальон еще тогда, при обыске, то ничего этого не было бы!

— Вот именно.

— А потом вы увидели этот… знак на Вике. И похитили ее! Только поэтому?

— Да. Только поэтому.

— Мать честная! — вырвалось у меня. — Это, получается, я во всем виноват?! Как первопричина?! Все эти смерти эфэсбэшников — в редакции, на моей квартире!

— На какой квартире? В какой редакции? — спросили в один голос исмаилиты.

— То есть? Если не вы, то кто же это был?!

— Мы не были в редакции, — сказал Зак. — Там был «Рубин». Мы перехватили твою Вику, когда ее выносили на улицу. Перехватили, потому что на ней заметили медальон. Мы просто наблюдали за редакцией.

— И на квартиру к тебе мы больше не ходили после того случая, — добавил Шумер.

— Наверное, это тоже был «Рубин», — заметил Сашка.

— Ага! — подхватил я саркастически, вперив взгляд в Зака-Трофимова. — И на Лубянке шестерых эфэсбэшников тоже перестрелял «Рубин».

— Не «Рубин», — признал Зак-Трофимов. — Я. Был вынужден. Все шестеро, между прочим, работали как раз на «Рубин». Это называется у них оперативное прикрытие.

— Ой ли?! — не поверил я.

— А тебе не показалось странным, что они, вместо того чтобы задержать меня, стремились попросту меня пристрелить?

Гм, да, что было, то было.

— Но зачем «Рубину» надо было все это устраивать? — с сомнением проговорил Колчин.

— А это я, Саша, брякнул Вике, что собираюсь расследовать дело о «Блуждающих огнях». Вот машина и закрутилась. Не только Зак, но и эти «рубиновцы» приперлись за нами в Москву и взяли меня под наблюдение. Поставили у меня в квартире прослушку. Звонили от имени ФСБ начальству, пытались скомпрометировать. Потом появилась эта женщина с документами о «Рубине», они решили напасть на редакцию. Теперь мне все понятно.

— А Друзина вы искали, чтобы наказать его? — уточнил Сашка.

— Верно, но не только за этим, — ответил Шумер.

— Э! Шурави! Хватит болтать! — к нам шел Эль-Хаджи. — Времени мало. Поднимайтесь!

Мы с Колчиным встали.

— Не бойтесь, ребята, — сказал Шумер, — мы придумаем что-нибудь.

А Зак весело и ободряюще подмигнул. Будто мы на багамском пляже и речь вдруг зашла об оплате коктейля, потому как все четверо забыли в отеле бумажник.

Человек без пяти минут покойник, а находит в себе силы приободрять других!

Ну, да поводов для бодрячества у нас маловато. Разве только то, что хоть Вика в безопасности. Эх, Вика! Шли мы тебя выручать, а теперь нас самих кто бы выручил! Впрочем, как говорится, нет выхода только из гроба. Нас вроде убивать никто не собирается. Надо только терпеть и ждать подходящего момента. Но как легко это говорить, сидя в кресле-качалке. Под теплым пледом, у камина, со стаканом текилы в руках. И как все это хреново смотрится здесь, с веревкой на шее. При продаже в рабство.

Эль-Хаджи шел впереди. Чуть сбоку брели мы с Колчиным, веревки с нас уже сняли. Замыкали прогулку два моджахеда, вооруженные автоматами. Нас не конвоировали в привычном смысле этого слова. Да и зачем? Куда мы убежим-то? В незнакомых горах двое городских жителей имеют такие же перспективы, как блохи на дохлой собаке.

Нас усадили в старенький уазик, и мы тронулись куда-то по серпантину горной дороги.

Эль-Хаджи сидел на переднем месте, рядом с водителем. Боевики по обе стороны от нас. Все в сосредоточенном молчании.

Дорога снова пошла вверх, потом повернула под прямым углом. И тут мы увидели на небольшом плато буквально прилепленный к горе, здоровенный трехэтажный дом, окруженный мощным каменным забором. Усадьба буквально висела над ущельем. Место для дома было выбрано самое хитрое. Со всех сторон усадьбу закрывали горы. С воздуха ее заметить попросту невозможно. Она сливалась с окрестным ландшафтом. Когда подъехали поближе, я заметил на крыше дома спутниковые тарелки и какие-то заумные антенны.

Во дворе особняка нас поджидала группа боевиков, одетых в джинсы, просторные рубашки с коротким рукавом, и все, как один, — в солнечных очках. Со стороны веранды подошел наш покупатель: лет пятидесяти на вид, смуглый, коротко стрижен, в белом мусульманском одеянии и сандалиях.

Человек в белом и Эль-Хаджи обнялись, как старые знакомые. О чем-то переговорили, глядя на нас. После чего Эль-Хаджи прыгнул в уазик и умчался прочь за ворота.

Секунд тридцать «наш новый хозяин» смотрел на нас и потом на чисто русском языке сказал:

— Добро пожаловать, московские гости, в мою резиденцию.

Мы с Колчиным остолбенели. И как-то неловко промямлили ему «здрасьте».

— Устали? Меня зовут Акрам. Идемте, я приготовил поесть. Да и на веранде, в тенечке, беседуется лучше.

М-да, что-то не похоже это на плен.

На крытой террасе с колоннадой, рядом с вычурным фонтаном, стоял накрытый фруктами и легкой закуской столик красного дерева. Вокруг него — плетеные кресла. И маячил где-то между колоннами официант в белом фраке. Хотелось зажмурить глаза — настолько неправдоподобно и пышно все это выглядело.

Мы заняли кресла. Отсюда отрывался вид на чарующий пышный сад. Взгляд бежал по макушкам деревьев и упирался в каменный забор. Дальше — макушки гор. Мы с Колчиным завороженно уставились на фонтан, послушали журчание воды. Снова побродили глазами по саду…

Акрам наслаждался нашим потрясенным видом.

— Замкнутая система, — пояснил он, указывая на фонтан. — Такие же продаются в Москве, только помельче. У вас ведь в столице маленькие квартиры? — И он улыбнулся.

— Да уж, маленькие.

Возле столика возник человек в белом. Он молча поставил запотевший графин.

Мы с Сашкой переглянулись.

— Уважая чужие традиции, предлагаю выпить за знакомство, — сказал Акрам и разлил по рюмкам.

Мы опрокинули холодную водку внутрь. Да, водка! И неплохая!

— А теперь закусывайте, вот эту ветчину попробуйте или холодных грибочков, — Акрам подцепил закуску.

Мы не стали себя уговаривать.

Водка подействовала, как всегда, благоприятно. Повторили опыт. Потом добавили еще. Все это время за столом звучали только постукивания рюмок и звон вилок.

— Как вам путешествие? — спросил Акрам.

— Это первый самый светлый отрезок нашего пути, — сказал я, а Колчин только крякнул от удовольствия.

— Понимаю, — кивнул Акрам.

— Это вы нас выкупили?

— Да, я вдруг узнал, что в плен попали двое журналистов из Москвы. Хотелось посмотреть на вас. Не часто такое происходит. После развала СССР сюда вообще никто не приезжает. Пейте, пейте. — Акрам снова разлил нам по стопкам. — Я знаю, что русские должны расслабиться после долгого пути.

Мы снова хряпнули водки.

— Что поделываете в наших местах? — спросил он.

Мы кое-как рассказали Акраму нашу историю. Он слушал не перебивая. Потом задумчиво, с какой-то поэтической ноткой произнес:

— Кругом одна война. Нормальному человеку негде приткнуться.

У меня так и чесался язык заметить, что он-то, судя по всему, приткнулся просто замечательно. Но я промолчал. Неизвестно еще, зачем мы понадобились этому человеку.

— Вы, значит, и в Чечне были? — Акрам словно понуждал рассказать ему побольше.

Я оторвался от трапезы и прочел краткую лекцию о военно-политическом моменте в проблемной республике.

— Да, русские все никак не могут уняться. Сначала на Афганистан нападают, потом на собственный народ. Совсем как афганцы, а? — Он рассмеялся.

— Вы очень хорошо говорите по-русски, — заметил Колчин. Это был и комплимент, и просьба объяснить свое умение одновременно.

— Да, русские научат кого угодно! — весело ответил Акрам. Но понятнее от его замечания не стало.

— Вы здесь живете? — спросил я, чтобы просто не молчать.

— И очень неплохо, — ответил он. — Я, знаете ли, люблю здесь отдыхать от трудов неправедных.

— Неправедных?

— А что, торговля наркотиками стала праведным делом? — переспросил Акрам с лукавой улыбкой.

Мы промолчали.

— Вот я и говорю. А иначе откуда взяться этому шикарному поместью? Улавливаете?

Нам не хотелось встревать в дискуссию о наркотиках и законах. По желанию нашего «хозяина» мы могли запросто вылететь в пропасть за забором. И тащить недалеко. И тело прятать не надо. Он тут хозяин на много километров вокруг.

— Каждый живет как может и как у него получается, — заметил я.

— Это верно. Как может и как получается. Ну, а вы оба? Как сможете? Планы ваши? Чем намерены заняться?

Мы с Колчиным переглянулись.

— Ну, вообще-то… хотелось бы найти нашу коллегу и… вернуться домой… вместе с ней. А что?

— А что вам в Москве делать?

Мы помялись.

— Хорошо, скажу напрямую, — Акрам наклонился к нам. — Мне нужны распорядители. Грамотные люди. Я занимаюсь таким бизнесом, где нужны сноровка, смекалка и многие другие качества, которыми вы обладаете. Тем более не стану скрывать, что я заинтересован в московском рынке. Он стал бездонным. Мы могли бы с вами делать неплохие деньги, а?

Мы молчали.

— Ладно, не буду на вас давить. Подумайте, потом решим. — Он встал из-за стола и кого-то окликнул в глубине дома.

На террасу вышел слуга, одетый по-европейски — в джинсы, рубаху. Акрам что-то сказал ему и тут же перевел нам:

— Я сказал ему, чтобы он отвел вас в душ, помыться, выдал вам одежду и отвел отдохнуть.

В глубине сада, под навесом виноградных лоз, посреди роз и благоухающих деревьев, стояла душевая кабина, которая украсила бы квартиру любого нового русского.

Вот это да! Мы с Колчиным по очереди помылись. Говорили между собой только о воде, о душе, о саде. Слуга мог понимать по-русски не хуже хозяина, и тогда обсуждать при нем наше положение просто глупо.

Появился второй слуга. Принес нам джинсы, рубахи и кроссовки. Все вещи выглядели так, словно их только что купили в магазине. Мы переоделись и почувствовали себя намного лучше.

Потом я показал на пальцах, что хотелось бы покурить. Мы снова вернулись на террасу и сели за столик. Налили себе водки. Слуга сгонял куда-то в дом и принес пачку «Мальборо».

— Ого! — сказал Сашка, наливая себе и мне очередную рюмку. — Здесь, кажется, есть все, что душе угодно.

Мы выпили и закурили настоящие «Мальборо».

— Такого даже в Москве не купишь, — оценил я.

— Да и водочка здесь подобрана со вкусом, — оценил Сашка.

Где-то поодаль маячила фигура официанта, и мы снова не могли говорить о своем.

— Сейчас прикончим графинчик, и надо будет попроситься в комнату на отдых, — сказал Колчин.

Я согласно кивнул.

Но тут на террасу вышел Акрам:

— Вижу, вы посвежели. Как настроение?

— Отлично! Выпьете с нами?

— С удовольствием! — Акрам присел за столик.

Мы швырнули водку по глоткам и закусили.

— Даже не знаем, как вас благодарить, — сказал я.

— Не стоит. Мне всегда приятно поговорить с хорошими людьми.

Появился второй графинчик водки, и подали настоящий кофе.

— Может, сигары? — спросил Акрам.

— Спасибо, мы по сигаретам специалисты.

Он кивнул:

— Ну что, пока не надумали?

— Можно, мы все-таки немного придем в себя? — попросил Колчин.

— Конечно-конечно! — воздел руки Акрам. — Отдыхайте. Вы мои гости и ни о чем не волнуйтесь. На загруженную голову решения не принимаются.

После второго графина и кофе жизнь вообще показалась удивительно приятной штукой. Прохлада, журчание фонтана. Мы расслабились. Захотелось спать.

Нас проводили в комнату. Ого! Две роскошные кровати, шкаф, полный летней одежды (специально проверили), стол с вазой фруктов, холодильник с водкой, водой, пивом. И даже телевизор. За окном колыхался сад. Слепило солнце. Но жары не чувствовалось. Работал неприметный кондиционер.

— Отсюда и выходить никуда не хочется, — Колчин упал на постель. Я последовал его примеру.

Кажется, пришло время кое-что обсудить.

— Что ты думаешь насчет предложения? — спросил я.

— Я? — приподнялся на локте Колчин и снова плюхнулся в мягкую глубину подушки. — Ты втравил нас в эту историю, предлагаю тебе и решать. У меня сейчас голова не варит.

— Но ты понимаешь, Саша, что в случае отказа мы можем из гостей превратиться в кормежку для шакалов?

— Шакалы не станут нас кушать. Они будут нами пьянствовать, — хихикнул Колчин.

— Вопрос в том, зачем мы ему нужны. Как компаньоны или там подельники? Тогда он в нас, конечно, заинтересован. А чтоб мы просто так прохлаждались на вилле — это ему надо? Не надо. А ко всему прочему, мы не можем вернуться домой, потому что знаем о его гнездышке.

— Господи! — простонал Колчин. — Леша, чего ты выдумываешь? Чего мы знаем? Нас таскали по горам, привезли сюда, накормили, напоили и с тем же успехом могут доставить обратно в Москву. Если там нас попросят потом рассказать, где мы были, мы и слова умного не скажем. Мы даже не знаем, где мы сейчас. Может, это Афган? А может, и нет!

— Ну, тогда ты придумывай, — рассердился я.

— Ладно, не закипай. Мы с тобой и вправду не сможем ничего толком сказать, где мы находимся. Так что с этой точки зрения мы Акраму абсолютно безопасны.

— Но что-то подсказывает мне, он не просто так нас сюда пригласил. Не просто так выкупил из плена и обходится с нами как с гостями дорогими.

— Конечно, не просто так, — уже сонным голосом промычал Колчин. — Он же объяснил! Если ты не расслышал, я повторю. Мы нужны ему как компаньоны для продвижения товара в Москву и далее по всей России.

— Скоро в Уголовном кодексе не останется ни одной статьи, по которой мы бы не проходили. — Я в блаженстве закрыл глаза.

— А тебе какая сейчас разница? — Сашка повернулся лицом к стене. — Нас сейчас должны совсем другие заботы заботить.

— Как-то ты легко об этом говоришь, — я тоже отвернулся.

Глава 28

Когда мы проснулись, солнце уже сыграло в прятки, и в горах наступила прохлада. Дверь в комнату отворилась, словно за ней только и ждали, когда мы продерем глаза. Слуга показал нам жестом следовать за ним.

Под вечерними огнями, за столиком, сервированным ужином, нас поджидал Акрам. На ужин — куропатка, ветчина, плов, разные соки. И — несколько бутылок вина.

— Водки не даю, — сказал Акрам. — А вот вином можете подкрепиться. Только не налегайте на него. Нам еще ехать.

Мы с Колчиным вопросительно уставились на «хозяина».

— Небольшая прогулка перед сном, — улыбнулся Акрам. — Вот плов попробуйте, в Москве такой не сыскать. Его готовит лучший умелец афганского плова. Я гурман, люблю все самое лучшее.

Плов действительно был чудесным. Вино расправляло ароматные крылья во рту, прохладой бежало по пищеводу и сворачивалось приятным клубочком в желудке.

— Куда едем? — спросил я.

— Посмотрите на природу, — Акрам отправил в рот кусок баранины и заел его рисом. — У-у-у, — сказал он с наслаждением. — Вот еще, пожалуйста, отведайте.

Мы отведали.

Акрам посмотрел на часы и покачал головой:

— Пора.

Слуга принес на веранду черную форму «натовского» покроя и военные горные ботинки.

— Переодевайтесь! — показал на одежду Акрам и ушел с террасы.

Под присмотром слуги мы переоделись. Вся одежда снова пришлась впору.

— Даже странно, — сказал я Колчину.

— Чего странного?! — хмыкнул он. — У них же наша старая одежда была. Немудрено подогнать.

— Странно, что нашлась одежда и обувь именно нашего размера, словно у него тут под боком магазин.

— Может, он просто запасливый?

— Ага. И предусмотрительный.

Слуга провел нас во двор, куда нас привезли сегодня днем. Тут уже выстроилась маленькая колонна из нескольких уазиков, вокруг ходили вооруженные люди, одетые так же, как и мы. Из головной машины выглянул Акрам:

— Сюда прыгайте!

Мы залезли на заднее сиденье. Тут же лежали два автомата и разгрузки.

— Чье это? — спросил я.

— Ваше. Надевайте. — Акрам завел двигатель.

На переднее сиденье влез боевик. Ворота неслышно распахнулись. Уазик прыгнул вперед.

— Надевайте разгрузки, — повторил Акрам. — Там, куда мы едем, может пригодиться. И автоматы проверьте, я вас охранять не собираюсь.

То же самое нам сказал когда-то Федулов-Друзин. Видимо, здешним парням не нравилось, когда кто-то ходил при них без автомата. Мы надели разгрузки. Я пробежал пальцами по карманам — шесть магазинов. В нижних карманах — патроны россыпью. Проверил автомат. Магазин полон. Я поставил оружие на предохранитель. Колчин ничего не проверял и просто поставил автомат между ног.

— Проверь предохранитель, — сказал я, когда мы подпрыгнули на очередной кочке. — А то стрельнет тебе в голову.

Колчин проверил автомат и снова поставил на пол. Сашку можно понять. Как истинный художник слова и востоковед, он считал, что не должен брать в руки оружия ни при каких обстоятельствах. Я же полагал, что в данной ситуации о правилах можно и забыть. Жить хотелось больше, чем соблюдать правила, написанные кем-то в Москве.

Дорога пошла ровнее. Я оглянулся назад и увидел, что колонна идет с потушенными фарами. В горах свет виден далеко. Значит, колонна опасается засады.

Тут меня прошибла шальная мысль. А что, если мы попадем в засаду наших пограничников? Мне стало плохо. Физически плохо. Если нас возьмут вот так — нам кранты. Доказывай потом, что автомат у тебя для личной безопасности. Никакого суда присяжных. Просто шлепнут, и все.

— Скоро будем! — прервал мои размышления Акрам.

Уазик сделал отчаянный прыжок куда-то вверх, и мы выскочили на площадку, залитую полновесной луной, которая гигантским фонарем висела где-то справа.

— Вылезаем!

На площадку одна за другой вползали машины из нашей колонны и вставали полукругом. Люди на ходу выскакивали из автомобилей и занимали позиции. Все держали оружие на изготовку. Только мы с Колчиным демонстративно закинули автоматы за спину. Акрам оглядел нас насмешливо, но ничего не сказал.

Тишина обрушилась на площадку. Все чего-то ждали.

— Это засада? — спросил Колчин Акрама.

— Ты когда-нибудь видел такие засады?

— Я засады вообще никогда не видел.

— Вот то-то и оно. Засада сидит в укрытии и нервно чешет попу. А у нас тут встреча с друзьями.

Он отошел от нас и начал делать какие-то распоряжения. Водители уазиков развернули машины в обратную сторону. С противоположного конца площадки донесся гул автомобилей. Кто-то ехал в нашу сторону.

— Ты понимаешь, что мы ничего не можем предпринять вопреки событиям? — сказал я шепотом Колчину.

Он промычал что-то неопределенное.

— Саша! — Мне совсем не нравилось его настроение. — Если что-то произойдет, то, прошу тебя, будь просто рядом. Я за тебя постреляю.

Колчин кивнул.

— Вот и отлично! — сказал я. — Держи автомат наготове. Он мне тоже может понадобиться.

— Неправильно это все, — пробурчал Сашка.

— Да, — во мне начинала закипать злость, — но что прикажешь? Может, лучше сразу застрелиться? Ты видишь, события тащат нас за шкирку, и нет ни шанса на них повлиять, кроме одного: пустить себе пулю в лоб! Но я не для того пёрся сюда и пережил столько событий, чтобы сдохнуть просто так.

— Да понимаю я, понимаю, — сказал с глухим раздражением Колчин и поправил автомат. — Проблема еще в том, что я стрелять не умею из этой штуки.

— Да хрен с ней. Просто будь рядом, и все.

Шум двигателей вырвался на простор, на площадку стала выпрыгивать вереница таких же уазиков, как у Акрама. Машины встали полукругом и развернулись к нам кормой. Таким образом образовался круг из автомобилей фарами наружу.

Акрам подозвал нас жестом к себе. К нашей троице вышел человек из второй колоны. Акрам поприветствовал его. И они обнялись как старые друзья.

— Знакомьтесь, — сказал Акрам, — это Махмуд, мой верный друг и помощник.

Махмуд сверкнул золотыми зубами:

— Я вижу, ты обзавелся хорошими напарниками, Акрам?

Оказалось, что он тоже неплохо говорит по-русски. Впрочем, я уже этому не удивился.

— Да, Махмуд, это мои друзья из Москвы.

— О! Твой бизнес здорово растет!

— Да, мы не стоим на месте. Моим ребятам надо знать, сколько ты сможешь поставлять для нас при расширении рынка.

Махмуд погладил бороду:

— Для такого дела мне не жалко и перекинуть кое-что из чужих партий.

— Хочешь Абдула на паек посадить?

— А чего у него хорошего? Он берет партии, потом половину теряет на границе или еще где. Потом жалуется мне на трудности.

— Да, дела у него в последнее время плохо идут.

— Вот-вот, — Махмуд добавил что-то на своем родном языке.

Они с Акрамом рассмеялись.

— Значит, в Москву теперь поедем, а? — спросил меня Махмуд и подмигнул.

Я не знал, что ответить. Но вступился Акрам:

— Только не болтай никому о москвичах. Это наша тайна, да?

— Да-да, — Махмуд снова погладил бороду, — я не новичок, не надо мне объяснять.

Он подал знак своим людям, и те стали перетаскивать мешки в уазики Акрама.

— Тут вот какое дело, Махмуд, — сказал Акрам, — мы должны сразу же договориться о цене. Я беру большие партии, но прошу у тебя скидку.

— Э! Э! — крикнул весело Махмуд. — Ты не можешь так говорить! Цена одна, ты знаешь!

— Знаю. Только ты посмотри на дело иначе. Мы берем больше, намного больше. И просим у тебя снизить цену. С другой стороны, я обещаю тебе пять процентов от прибыли.

Махмуд снова почесал бороду:

— Десять процентов меня устроят.

— Э, нет! — помахал пальцем Акрам. — Семь.

— По рукам!

Махмуд и Акрам картинно обнялись.

— А они не разговорчивые, а? — кивнул на нас Махмуд.

— Устали с дороги.

— Серьезные люди, а?

— Очень серьезные.

— Уважаю серьезных людей. Вот я помню, воевали русские у нас. Хорошо было. Настоящая дружба. Интернационализм. Братство народов. Все друг другу помогали. Прямо по-ленински, да? Стояли мы тогда в Кандагаре… Знаете Кандагар, да?

Мы с Колчиным кивнули.

— Так вот, — терзал Махмуд свою бороду, — прихожу я к полковнику Веремеенко и прошу: «Дай автоматы, брат! Эти моджахеды, борцы за независимость, совсем оборзели! Интернационализму мешают! Все посевы загубили, людей перебили». Полковник мне через десять минут двадцать ящиков оружия — получи, Махмуд! Еще двадцать ящиков патронов — получи, Махмуд! Как отомстишь — принесешь обратно.

— И вы что?

— Отомстили! Оружие полковнику вернули. У моджахедов автоматы забрали себе. Все честь по чести. И снова всем хорошо! А сейчас что? Одна война кругом. Тут талибы объявились. Из Пакистана их шайтан притащил. Торговать мешают. Русские на нас взбеленились чего-то. Пограничники жизни не дают. Совсем сдурели. Забыли, как мы раньше, в войну, дружили.

— Да, раньше хорошо было, — подтвердил Акрам. — Только видишь, русский опять к нам идет, — он кивнул в нашу сторону. — Скоро дружба опять наладится.

— Хорошо бы!

Погрузка мешков закончилась.

— Вы идите пока к машинам, — сказал Акрам. — Я еще парой слов перекинусь.

— Мне это совсем не нравится, — прошептал Колчин, когда мы отошли к уазикам.

— Да забудь ты, — отмахнулся я. — Он это так, для понтов сказал. Хотел Махмуду мозги запудрить и за меньшую цену взять товар. А тут мы ему подвернулись. Он же должен был как-то убедить Махмуда, что у него наметились поставки напрямую в Москву.

— Но нам-то кирдец может настать! Ты понимаешь это? — проворчал Колчин. — Мы все больше и больше втягиваемся в это дело. А становиться торговцем наркотиков я не хочу.

— И что ты предлагаешь? С удовольствием послушаю твой план действий, как нам выкрутиться.

— Нет у меня вариантов.

— А у меня есть. Надо остаться в живых, и это наша главная задача сейчас. Что будет потом, разберемся по мере поступления неприятностей.

— Фиг с ним! Похоже, в данном случае ты прав.

Мы открыли дверцы уазика и сложили туда автоматы.

— Надо как-то дать знать, что мы живы, — сказал Сашка. — У Акрама на доме стоят спутниковые тарелки, наверняка есть связь.

— Связь у меня есть всегда, — вынырнул из темноты Акрам, сверкнул белоснежными зубами. — Хотите позвонить?

— Да не мешало бы.

— Валяй! — Акрам достал из заднего кармана разгрузки спутниковый телефон. — Только недолго.

Колчин взял трубку, повертел в руке:

— Никогда не пользовался.

— А я помогу, номер называй, — Акрам перехватил аппарат.

Колчин назвал свой домашний номер. Он явно не хотел, чтобы наркоторговец знал его. Но выхода уже не было.

Акрам дождался соединения и передал трубку Колчину.

— Отойдем, пусть поговорит, — он подхватил меня под локоть.

Мы с ним отошли.

— Вы мне здорово помогли, ребята. Я такую сделку провернул с вашей помощью! — Акрам мечтательно закатил глаза на луну.

Махмудовские уазики один за другим исчезали в темноте.

— Но мы еще не давали согласия, Акрам.

— А это уже не играет никакой роли, — неожиданно жестко сказал Акрам. — Вы мне помогли, и я готов помочь вам. А что вы думаете про торговлю наркотиками, меня совершенно не интересует. Хотя мое предложение по-прежнему в силе. Будете моими компаньонами — у вас будет все. Я не заставляю вас бегать с наркотой по улицам Москвы. Мне нужны смышленые ребята, вот и все. Грамотный совет иногда дороже золота.

— А если мы откажемся?

— Тогда мне придется крепко думать о вашем будущем, — сказал Акрам уклончиво. — Но в одном вы мне уже здорово помогли. С вашей помощью я перебил контракты у своих конкурентов.

Саша подошел к нам и протянул Акраму телефон:

— Спасибо. Поговорил с женой, успокоил. Сказал, что все в порядке.

— Будешь звонить? — спросил меня Акрам.

Я продиктовал номер родительской квартиры.

Поговорил, м-да…

Надо, наверное, еще позвонить в редакцию, что ли. И лучше, чтоб Колчин.

— Еще звонок можно?

— Давай! — великодушно махнул рукой Акрам. — Номер?

— Погоди. А сколько сейчас в Москве?

— Ночь уже. Четыре часа назад бери, — Акрам показал циферблат своих часов. — Да, у вас двенадцать уже.

— Саша, поговоришь с редактором?

Колчин кивнул.

Акрам под диктовку набрал домашний номер Павлова и передал трубку. Я встал рядом и приник ухом к трубке, чтобы слышать разговор.

— Але? — сказал далекий и сонный голос Павлова.

— Иван Тимофеевич! Это мы!

— Ребята! Вы где?! Что с вами?!

— Фиг его знает, Иван Тимофеевич, где мы. В горах. С нами все в порядке пока.

— В каких горах!? Конкретней!

— Где-то в Афганистане, — постарался конкретней Колчин.

Павлов помолчал. Потом его голос изменился. Может, сообразил, что мы не одни. Что рядом могут находиться и бандиты, и боевики, и вообще кто угодно. Он у нас сообразительный.

— Ребята, вы знаете, что в Москве творится?

— А что творится?

— Служба повесила на вас всех собак. Как там Леша?

— Нормально.

— Можешь передать ему…

— Он вас слышит.

— Тем лучше. Так вот, он обвиняется в государственной измене в виде помощи врагу. В похищении человека. В незаконном пересечении границы, в бандитизме, в убийстве. Ну и много чего еще. Нет времени перечислять. Ты, Колчин, проходишь как его соучастник.

Мы потрясенно молчали.

— Что собираетесь делать? — спросил Иван Тимофеевич.

— Это все вранье, — сказал осипшим голосом Колчин.

— Не сомневаюсь. Мы ни твоей, ни Лешиной семье пока ничего не говорили. Но меня интересует, как вы собираетесь отмазываться. Это официальные обвинения.

— Даже не представляем, — сказал Колчин.

— Но у вас пока все в порядке? — Тон Павлова снова стал настороженным.

— Пока все более-менее… Мы не можем сейчас говорить в подробностях.

— Понимаю… Ребята, держитесь. Хотя, честно сказать, даже не представляю, как вы будете выпутываться. Вас арестуют сразу же, как вы только появитесь в пределах досягаемости.

— Иван Тимофеевич, извините, нам пора, — Колчин прервал связь.

Тишина в горах стояла звенящая. Слова Павлова слышал даже Акрам. Он так улыбался, что захотелось дать ему в голову прикладом.

— Леша, тебе сколько лет? — спросил Акрам.

— Двадцать восемь.

Он присвистнул:

— Леша, мне за полтинник, но я прохожу всего по одной статье: наркоторговля. И до недавнего времени я думал, что это плохо. Признаюсь, ты меня перещеголял. Тебе двадцать восемь, и ты уже успел предать родину, похитить человека… Что там еще? Бандитизм, убийства, незаконный переход границы! Я, по сравнению с тобой, не такой уж и плохой человек, оказывается!

И тут он заржал. Смеялся так, что эхо шарахалось по горам. Хлопал себя ладонями по ляжкам и разве что не катался по земле. Переведя дух, он перетолмачил свою шутку всей банде, и теперь уже и они сотряслись от хохота. Боевики показывали на нас пальцем и ржали, как раненые лошади.

А мы с Колчиным стояли, понурившись, соображая, как нам выкручиваться. К озвученным Павловым обвинениям, не сомневаюсь, вскоре прибавится и статья о наркоторговле. Ну да уже все равно. Статьей меньше, статьей больше.

Груженые машины медленно нащупывали дорогу домой. Судя по белесому небу, уже накатывал рассвет. Акрам сосредоточенно вглядывался в темноту. Его спутник выставил в окно ствол автомата.

За нашей машиной неожиданно полыхнуло. Загрохотали автоматы. Секунду мы смотрели ошеломленно по сторонам.

Акрам выскочил из машины.

— Выпрыгивай, идиоты! — крикнул он и упал за ближайший камень.

Мы выскочили следом. Оказались возле обрыва. Обежали уазик и по частым вспышкам автоматной стрельбы определили, куда упал Акрам.

Он палил из-за валуна, куда-то вдоль дороги.

— Что случилось?! — крикнул я.

— Абдул! Сука! Узнал, наверное, про контракт.

— Мать твою! Погибнуть в наркоманских разборках!

Я передернул затвор. Куда палить-то, если не видно ни хрена!

Позади замерла колонна пустых уазиков. Боевики Акрама под их прикрытием ползли в нашу сторону.

Второй в колонне уазик горел, подорвался на фугасе. По счастью, мы проскочили. Иначе пылали бы сейчас, как… «Кошкин дом»!

Я крепче сжал автомат. Нас чуть не прибили! В груди закипала ненависть. И отчаяние. Сколько это будет еще продолжаться? Эти кроличьи перебежки? Эти пленения и унижение?

В общем, я решился.

— Подсади меня! — Я показал Колчину на небольшой выступ в скале над нами.

— Что ты собираешься делать?

— Что надо.

— Не надо!

— Надо, Саша, надо… Акрам! — окликнул я.

Наркоторговец обернулся.

— Дай свой пояс с подствольниками.

— Бесполезно! — проорал он. — Они за валуном!

— Я наверх, — показал я автоматом на выступ.

Акрам пожал плечами и снял с себя патронташ с гранатами. Я нацепил его на себя.

— Давай! — крикнул Сашке.

Колчин подсадил.

Выступ располагался все же очень высоко. Удалось зацепиться только кончиками пальцев. Но все-таки я вскарабкался. Выступ примерно шестьдесят сантиметров в ширину. Кое-как развернувшись, я прижался к скале и пошел бочком в сторону нападавших. Они меня не видели. Солнце еще не взошло, и тень надежно меня скрывала. Как это они сами не додумались поставить тут пару стрелков? Ах, вот в чем дело! Каменный карниз шел вверх и постепенно сужался.

Я дошел до самой узкой точки. Боевиков Абдулы укрывал от меня огромный валун. Но сами они оказались как бы в каменном мешке, который горловиной выходил на дорогу.

Я вскинул автомат, загнал гранату в подствольник и прикинул расстояние до боевиков. Потом тщательно прицелился и нажал спуск. Автомат дернулся. Граната черной точкой ушла в сторону каменного мешка. Попасть точно в него — невозможно. Да и не нужно. Достаточно лупить в его дальнюю стенку. А уж осколки гранаты достанут кого надо.

Я прислушался. Бой на дороге продолжался. Видимо, я слишком высоко взял. Дослал вторую гранату и взял чуть пониже. Из-за валуна — отчаянные крики. Достал!

Скорректировав таким образом курс стрельбы, я начал досылать гранаты одну за другой и палить на одном уровне, чуть водя стволом по сторонам. Вспышки гранат яркими розами вырастали в скале и опадали с гулким эхом. Вскоре патронташ опустел. Стрельба на дороге стихла.

— Э! Э! — орал кто-то снизу.

— Чего?! — крикнул я в ответ.

— Хватит! Хватит! Мы идем туда!

Я засеменил по карнизу обратно. Дойдя до места, осторожно выглянул. Подо мной сидел Колчин с автоматом между ног. Рядом с ним Акрам. О чем-то разговаривали. Вернее, говорил больше Акрам, а Сашка кивал. На дороге совершенно безбоязненно сновали акрамовские боевики. Люди Абдулы наверняка ушли после моего обстрела.

— Эй, меня снимет кто-нибудь?

Колчин вскочил и вытянул руки:

— Давай, я подхвачу.

— Два брата-акробата! — хмыкнул Акрам.

— А где боевики? — спросил я. — Разбежались?

— Пошли, посмотрим, — предложил Акрам.

В каменном мешке лежало человек десять, все мертвы. Люди Акрама осторожно всех осматривали и собирали оружие. Один из боевиков что-то сказал Акраму. Тот кивнул и отдал приказ. Боевики стали переворачивать убитых, шарить по карманам. Акрам что-то спросил. Один из боевиков ответил и развел руками. Остальные тоже пожали плечами.

— Они не нашли ни одного пулевого ранения, — сказал мне Акрам.

— И что это значит?

— Это означает, что их всех убил ты.

— Не может быть!

— А чему ты удивляешься? Ты гранатами палил? Вот и задолбил их тут. Мы бы при всем желании достать их не смогли.

— Это хреново… — то ли спросил, то ли констатировал я.

— Это замечательно! Просто замечательно. Теперь я понимаю, почему у тебя такие статьи. Молодец. Они не дали бы нам уйти живыми, да еще с товаром. Ты нам здорово помог. Заработал свой первый гонорар!

Я растерянно посмотрел на Колчина.

Сашка демонстративно отвернулся.

— По машинам! — громко скомандовал Акрам.

Боевики тотчас кинулись к машинам. Пробегая мимо, они с опаской косились на мой автомат.

В горах уже светало.

Глава 29

Я стоял под душем. Колчин сидел на лавочке и курил. Вода с напором сбивала с меня пыль и усталость. Солнце припекало сквозь виноградные лозы. Наши ночные приключения казались обыкновенным кошмаром. Возвращаться к нему не хотелось. Но Сашка был иного мнения. После моего «подвига» он заметно посуровел.

Я вышел из душа, растираясь полотенцем.

— Какие-то проблемы? — спросил я примирительным тоном.

— Ты стал бандитом.

— Ну, это ты хватил.

— Ничего не хватил. Зачем ты полез в эти разборки?

— Саша, а тебе не кажется, что нас запросто могли пристрелить там, и никто бы не стал нас спрашивать, по своей воле мы оказались здесь или просто так?

— Ты вмешался в ход событий!

— Говоришь, как путешественник во времени, — как бы пошутил я. — А мне вот кажется, что я просто-напросто спас нас от смерти. Спас тебя и себя. Я поразмыслил тогда ночью и пришел к выводу…

— К выводу?! — встрепенулся Сашка. — К какому выводу?!

— Может, дашь мне договорить? Так вот, я пришел к выводу, что сейчас важно спасти Вику и самим выбраться отсюда живыми и невредимыми. Всех, кто станет мешать нам, я собственноручно пристрелю.

— Я уж думал, ты решил остаться у нариков, — вздохнул с облегчением Сашка. — Но вот последняя твоя фраза мне все равно не понравилась.

— Насчет «пристрелю»?

Колчин кивнул.

— А мне плевать, Саша. Уже плевать. Почему кто-то может в нас стрелять? Брать в плен? Угрожать нам убийством? Почему мы не можем себя защитить? По какому такому праву над нами издеваются? Каждый человек имеет право защищаться. Даже журналисты.

— Ну, не кипятись, не кипятись. Просто есть правила….

— Нет, погоди! Журналисты что, не люди? Почему всякая мразь с тремя классами образования считает, что запросто может нас убить? С чего бы это? Я что, хуже него? Кто придумал все эти «не брать в руки оружие»? А я тебе отвечу! Люди, которые сидят в Москве или Париже и сами ни хрена не были в таких условиях, в которых оказались мы с тобой. Поэтому я считаю, что могу защищать свою жизнь и жизнь своих друзей любыми доступными мне способами. Был бы здесь Генеральный прокурор России, он бы мне сказал «браво!».

— Браво!

Я обернулся. Нет, то не Генеральный прокурор. В гуще сада стоял Акрам.

— Хорошо излагаешь. Целиком на твоей стороне. Кстати, стол уже накрыли.

Шашлык из мяса, манты, шашлык из осетров, салаты овощные, икра, водка, масло — в изобилии и даже с избытком для троих человек. Если бы не эти наркоманские разборки, тут можно было бы остаться навсегда. Ну, не навсегда, но…

Ели мы с Колчиным впрок. Неизвестно, каким окажется следующий день.

— Вот ты, Саша, осуждаешь Алексея, что он нам помог, — говорил Акрам, помахивая веточкой шашлыка, — но почему-то не хочешь понимать, что он нас сегодня спас. Эти гады устроили нам засаду и брали нас в клещи. Вы, ребята, не знаете, что они еще с тыла на нас напали. И ушли они только потому, что Леша уничтожил их головную засаду. Вместе с правой рукой Абдулы — Идрисом.

У меня отвалилась челюсть. Колчин тоже прекратил жевать.

— С кем, с кем? — спросил я тихо.

— Идрис, правая рука Абдулы. Один из самых подлых на земле людей. Они где-то разнюхали, что сегодня у нас передача товара, и поджидали, чтобы уничтожить и отобрать груз. — Акрам вздохнул. — Никому доверять нельзя, никому!.. Теперь понимаете, почему вы мне нужны? Вы не завязаны на всем этом.

— А что теперь будет? Ну, по поводу Идриса? — спросил я.

— Ничего, — Акрам куснул кусок мяса.

— Вообще? — уточнил Колчин.

Акрам прожевал.

— Ну, узнают они, что Идриса зашиб московский. Будут мстить. Делов-то!

— Меня это не устраивает, — сказал я.

— А кого это устраивает? — согласился Акрам. — Никому такое не понравится. Но таковы правила.

— И что теперь делать?

— Не расслабляться, — засмеялся Акрам. — Теперь я вам не советую вообще попадать в руки к его людям. Они никого из вас не пощадят.

— Спасибо, утешили! — Есть мне расхотелось.

— Не бойся, мое предложение остается в силе. Будете со мной — ничего с вами не случится.

— Но мы не хотим торговать наркотиками. Это не наше дело. И вообще, мы против торговли наркотиками.

— Сочувствую, но ничем помочь не могу. Куда вы отсюда пойдете, если я вас отпущу?

— К исмаилитам! Спасать Вику!

— Я уже слышал про Вику. А исмаилиты — наши враги.

— Но хотя бы связаться вы с ними можете? — спросил Колчин.

— Не могу. Я же сказал, они наши враги.

— Да-а…

— Оставайтесь, — добавил Акрам после паузы. — Чего вы там у себя не видели? Вику вашу тоже вытащим как-нибудь. Служба у меня не строгая и не тяжелая. В восемь развод на посты. Смена караула через каждый час. Да и в карауле вы стоять не будете. Я сделаю вас своими заместителями. Будете только посты проверять. На получение и переправку товара со мной ездить. Поработаете лет пять, сколотите состояние и рванете за границу. Купите себе дом и живите спокойно до старости.

Я не верил Акраму. Если бы все было так просто, то почему он сам никуда не уедет? Да и не хочу я торговать наркотой!

Разговор как-то сам собой прекратился. Я смотрел в сад. День в самом разгаре. Журчал фонтан. Хотелось остаться одному, обдумать положение, в котором мы оказались.

— Ладно, я пойду прилягу, — сказал Акрам. — Думайте пока. Время еще есть.

Перед тем как уйти в глубину дома, Акрам обернулся:

— Кстати, вы знаете такого пограничника по фамилии Федулов?

Мы с Колчиным подскочили от неожиданности. Вот про кого мы уже забыли. А зря.

— Значит, знаете… Он связался с моими людьми и предложил мне выдать вас. Предлагал очень неплохие условия.

Я откинулся на спинку стула. Приехали!

— И что ты намерен делать, Акрам? — спросил Колчин.

— Пока думаю…

Мы с Колчиным смотрели друг на друга. Сашка — с укором. Я — с вопросом.

— Понимаешь теперь, чем обернулось твое геройство? — угрюмо прошелестел Сашка.

— А мне кажется, он просто на нас давит.

— Давит? Ты с ума сошел. Прибил этого Идриса! Федулов гоняется за нами. Нам кранты. Нам отсюда теперь и высунуться нельзя. Что делать?

— Я и говорю, Акрам на нас давит, отрезает нам пути отхода. Он специально сделал так, чтобы мы влипли по самые уши. Мы ему нужны, и он на все теперь пойдет, чтобы нас замазать.

Колчин скривился:

— И что ты предложишь?

— Один шанс из миллиона.

Вокруг никого не было. Но это еще не означало, что нас никто не подслушивает.

Колчин безмолвно проартикулировал губами: «Побег?»

Я кивнул.

— Но это самоубийство.

— Может быть. Но нам не оставляют выбора. Тебе не кажется?

Колчин задумался. И я знал о чем. С одной стороны, Федулов. И если мы откажемся работать на Акрама, нас выдадут «Рубину». Что они там с нами сделают, можно не гадать. С другой стороны, мы уже замазаны в войнах наркоторговцев. Хоть тут и горы, но по части новостей — такая же большая деревня, как и Москва. И даже если мы благополучно избежим каким-то образом федуловских лап, то можем запросто угодить в плен к людям Абдулы. Тоже верная смерть. В Москву бежать — не получится. Помимо прочих статей, нам пришьют еще и торговлю наркотиками, и мы бодро замаршируем по этапу в камеру для пожизненных заключенных.

Около двух часов ночи мы с Колчиным вышли из своей комнаты и крадучись двинулись к забору. За ним раскрыла свою чернильную пасть глубочайшая пропасть. Мы надеялись, что на этом участке не наткнемся на часового. Еще с вечера разложили по карманам ветчину и хлеб со стола. Из холодильника в нашей комнате выпотрошили всю воду и все спиртное. Должно хватить хотя бы на два дня.

В сущности, план был прост и безумен одновременно. Без карт, без знания местности, мы собирались добраться до исмаилитов. Колчину казалось, что он найдет нужное направление в горах. А мне очень хотелось ему верить.

Мы скользнули тенями по двору. Никто нас не окликнул. Так же беспрепятственно мы перелезли забор и спустились на небольшой приступок между плитой забора и пропастью. Потом осторожно вышли на единственную дорогу. От ворот она уходила за гору.

Мы дождались, когда тучка набежит на луну. И рванули что было сил вниз. За гору. Нам просто не пришло в голову, что где-то на подступах может сидеть передовой пост охраны. А зря. Такие вещи очень часто практикуются военизированными организациями.

Но! Господь любит идиотов и пьяниц. А еще больше он любит журналистов, потому что они сочетают в себе оба эти качества.

Никаких передовых постов охраны там не оказалось.

Забежав за гору, мы перевели дух. Вилла отсюда не просматривалась. А значит, и нас никто не мог оттуда увидеть. Дорога пошла в гору. Через несколько сотен метров она раздваивалась. Я помнил, что на встречу с Махмудом мы ехали по правому ответвлению. Значит, нам надо идти по левому.

После перевала дорога пошла под гору, делала несколько поворотов. Оглянувшись, я увидел высоко в горах очертания виллы Акрама.

— Идем правильно, — сказал я Сашке. — Смотри, нас именно по этой дороге вез сюда Эль-Хаджи.

— Теперь встает другой вопрос, как нам миновать парней самого Эль-Хаджи? Насколько я помню, мы идем как раз в сторону их кишлака.

— Разберемся!

— Как бы с нами не разобрались…

К утру мы совершенно выбились из сил. Днем передвигаться по горам довольно опасно. Можно легко нарваться на моджахедов. Или заметят издалека пастухи, а потом доложат кому надо. То есть тем же моджахедам или наркоторговцам.

Перед восходом солнца мы сошли с дороги и забрались на гору. Немного поплутав, обнаружили небольшое укрытие. Несколько камней, сложенных природой наподобие домика. Там мы разбили свой лагерь до следующей ночи. Перед тем как уснуть, хватили по глотку водки и зажевали бутербродом.

Путникам в горах будильник не нужен. Ночной холод разбудит кого угодно. Проснулись. Подкрепились на дорожку и снова заплутали среди камней. Через пару часов вдали проступили очертания кишлака. Мы посовещались шепотом и убедили друг друга, что кишлак наверняка охраняется. Надо обойти его стороной. Стороной — значит по горам. Эх!

Только к утру мы смогли обогнуть кишлак и свалились без сил под какой-то камень. Здесь мы снова перекусили. Влили в себя бутылку водки и забились в какую-то щель. Жара подействовала усыпляющее. Не прошло и минуты, как мы отключились.

За все время нашего путешествия мы с Сашкой практически не разговаривали. Для журналистов это невыносимо. Всегда ведь хочется брякнуть что-нибудь умное. Но, во-первых, надо было беречь силы и не сбивать дыхания. Во-вторых, болтать в горах — значит, привлечь к себе тех, кому не спится по ночам, то есть боевиков.

С заходом солнца мы выползли из-под валуна, разложили бутерброды. Откупорили водку.

— За здравие, — Колчин опрокинул бутылку, профессионально отсчитал три булька и передал мне.

— За здравие, — я тоже сделал три глубоких глотка.

— И мне налейте. Холодновато сегодня.

Мы вздрогнули.

В полоску лунного света вошел Акрам.

— Не ожидали?

Я протянул ему бутылку. Он хлебнул и вытер губы.

— Куда путь держите, добрые люди?

— К исмаилитам, мил человек, — ответил Колчин.

— Я так и знал. Что ж, ребята, вы свой выбор сделали и не оставили выбора мне. Товарищ майор! — крикнул Акрам в темноту.

В поле зрения вошел ухмыляющийся Федулов-Друзин.

— Так-так-так! Друзья в сборе! Водка льется!

— Встреча с кретином в горах, — буркнул Сашка.

Улыбка Федулова стала еще шире. Из темноты проступило оцепление из автоматчиков. Видимо, они караулили нас уже пару часов.

— Не многовато? — спросил я, указывая на бойцов.

— Пожалуй, — согласился Федулов. — Но мы же не знали, вдруг вы с оружием? Акрам уверял нас, что вы не взяли автоматы. Но, будучи в курсе, как ты, Леша, положил боевиков, мы на всякий случай подготовились.

Значит, уже «будучи в курсе». Что-то не завидую я себе.

— Ты предал нас, Акрам, — укорил Колчин.

— Не предал, а принял единственно верное для меня решение. Я вам предлагал остаться. Вы сбежали. Я подождал денек для проформы. Вы не вернулись. И тогда я сообщил Федулову, что принимаю его предложение. Он пообещал переправить большую партию моего груза в Москву. В сущности, он сделает ту работу, которую я предлагал вам. Так что чистый бизнес. Ничего личного.

— Я сомневаюсь, что они себя-то смогли бы переправить в Москву, а не то что груз, — хохотнул Федулов. — Так что ты, Акрам, не много потерял. Я бы даже сказал: много выиграл.

Майор повернулся к нам, и улыбка сползла с его лица.

— Вставайте, руки за спину.

Мы повиновались.

Сзади подошли солдаты и заковали нас в наручники.

В следующую секунду нас прикладами сбили на землю и потащили за ноги к дороге. Там уже поджидало несколько грузовых машин. Уверен, солдаты не читали Гаагскую конвенцию о военнопленных. Особенно не церемонясь, как дрова, они забросили нас в кузов. Я вторично рассек себе лоб о какую-то выпирающую железяку. Кровь затекла в глаза. Сашка тихонько стонал от удара об доски.

— Что, не мягко? — спросил сверху глумливый голос, и мы получили по удару прикладом в голову. Я отключился с чувством благодарности. Не очень-то и хотелось смотреть на эти рожи.

Очнулся от вспышки невыносимой боли. Кто-то пыхтел на моем лице и разрывал его когтями. Тварь!

— Колчин! — завопил я в ужасе. Кругом стоял непроглядный мрак.

Сашка подполз поближе. Развернулся ко мне ногами. Первый раз промазал, долбанул мне каблуком в скулу.

— Выше бей, сука! — еле шевельнул я разбитой челюстью.

Колчин снова ударил, и тварь, шипя, отскочила в темноту.

— Что это было? — промямлил я.

— Летучая мышь. Решила тобой перекусить. Или жениться на тебе. Что, впрочем, одно и то же, — Сашка зашелся нервным смехом.

— Сволочи, все так и хотят поживиться за мой счет! В любом случае, спасибо.

— За что спасибо? — Он снова зашелся нервным смехом. — За мышь или за удар по морде?

— И за то, и за другое.

— Всегда рад!

— Где мы? — спросил я, силясь осмотреться. Мешала кровь и кромешная темнота.

— В какой-то дыре, — Колчин лег рядом. — Вон туда посмотри, — он кивнул головой в сторону светлого пятна. — Там окно. Мы в каком-то подвале. Я отключился после того удара. Видимо, мы провалялись целый день.

— Наверняка нам вкололи что-то. Не могли мы просто так проваляться столько времени.

— Может быть. Только какая теперь разница?

— Да, в сущности, никакой.

Дверь в темноте скрипнула. Мы повернули головы на звук. К нам шли какие-то фигуры. Они подхватили нас под руки и потащили к выходу. Я пробовал самостоятельно передвигать ногами, но у меня не получалось. Наручники больно впивались в запястья. При каждом шаге я кряхтел от боли. Позади скрипел Колчин.

На расстрел, что ли?

Но нас повели наверх. Когда миновали второй этаж, я понял, что наша казнь откладывается. Я знаю военных. Много с ними общался. И ни разу не слышал, чтобы они расстреливали кого-нибудь на крыше. Даже если очень надо было. А бросать нас оттуда — слишком низко. Здания у военных всегда очень низкие.

Моей головой открыли дверь, и мы оказались в освещенном лампами кабинете. От света я зажмурил глаза.

— Оклемались? — спросил Федулов.

Нас усадили на стулья.

— Теперь поговорим.

Солдаты затопали башмаками и хлопнули дверью.

Я с трудом разлепил глаза и огляделся. Сашка сидел по правую руку. На него страшно было смотреть. Лицо все затекло от синяков и ссадин. Из носа — дорожки засохшей крови. Наверное, я выглядел ничуть не лучше. Колчин глянул на меня и содрогнулся.

Значит, нас били. Можно сказать, забивали насмерть. Ничего нам не вкалывали. Били, а потом по какой-то причине решили оставить нас в живых. Вот что это за причина?

Голова отказывалась думать. Хотя от этого зависела наша жизнь. Федулову нет резона таскаться с нами. Мы и так знаем про него столько, что ему хватит не на одно пожизненное заключение. Он явно хочет что-то вытянуть из нас. С другой стороны, Александр Петрович первоклассный мастер по допросам и сразу поймет: правильно он оставил нас в живых, или мы действительно не обладаем нужной ему информацией.

— Знаешь, что это такое? — Федулов держал в руках медальон, который я дал когда-то Вике.

Я кивнул.

— У твоей Вики совсем другой, подделка. Помнишь работягу Решкина? Мастера на все руки? У него еще талисман-пуля от нечисти на шее висела?

— Хороший был человек, — вставил Колчин.

Александр Петрович пропустил реплику мимо ушей.

— Это я попросил его тем же вечером смастерить точную копию медальона. Потом сделал так, чтобы ты подобрал подделку там, на заставе. Возле трупа Решкина. Помнишь, вначале я к нему подошел? Незаметно обронил и стал наблюдать за тобой. А ты оказался очень глазастым. И мне это весьма пригодилось. С твоей помощью мне удалось направить исмаилитов по ложному пути. Как видишь, все прошло как по маслу. Они бросились за тобой. А меня сочли убитым.

— Хитер, падла, — прохрипел я.

— Потому и живу долго, — ухмыльнулся Федулов. — Как думаешь, что сделают исмаилиты с Викой, когда узнают о подделке?

Я промолчал.

— Правильно, — ответил сам себе Федулов. — Они ее шлепнут. От злости. Потому что их обманули со святыней. И знаешь, на кого они подумают?

Я снова промолчал.

— Правильно. Они подумают на тебя, Леша. И при первой же возможности они и тебя шлепнут. Так что деваться тебе некуда. Ни тебе. Ни твоему другу Сашке.

— А все-таки ты скотина! — откликнулся Колчин.

— Поругайся-поругайся, — зажмурился от удовольствия Федулов. — Мне приятно, когда я слышу такие слова. Небесная музыка для души.

Он подождал с минуту, ожидая потока хулы, но не дождался.

— Хорошо. Вижу, вы усвоили приличные манеры и можно продолжать наш разговор. Итак, спрашиваю вас, недоносков, куда ушли исмаилиты после того, как мы расстались?

— Мы были в плену, — сказал я.

— Это я знаю, идиот, — рявкнул Федулов. — Я спрашиваю, что они говорили вам перед тем, как сбежать?

— Так они сбежали?

— А ты думал, они пропишутся у наркоторговцев?

— Ничего не говорили, — ответил Колчин.

— Не верю.

— А мне по фиг, веришь ты или нет, — перешел я в атаку. — Когда наша редакция узнает, что ты с нами сделал, тебе кранты.

Федулов расхохотался:

— Кто узнает? Откуда?

— Мы звонили в редакцию. Акрам дал нам телефон.

— Ну и что? Ваш редактор сказал вам, по каким статьям вы обвиняетесь? Да любой мент пристрелит вас, как собак, стоит вам оказаться дома. Даже если кто-то когда-то узнает, что мы вас пришили, то у нас куча свидетелей, что вы занимались тут наркобизнесом, воевали на стороне известного наркоторговца Акрама. А мы, борцы за чистоту рядов, пришили вас. Так что никакая редакция не возьмет на себя смелость защищать таких подонков, как вы. Еще раз повторяю, ребята, я сделал так, что будущее для вас закончилось. Если хотите пожить, можем договориться. Меня интересует, куда собирались бежать исмаилиты. Как только я узнаю об этом, я вас отпущу. Если хотите, передам Акраму. Он очень был огорчен, когда вы не захотели у него работать. И даже переживал, что ему приходится вас выдавать. Но я, слово офицера, как только получу от вас информацию, передам вас Акраму. Он обрадуется. Иного выхода для вас я не вижу.

— Ты все врешь, — процедил Колчин.

Федулов вздохнул, как при общении с дебильными детьми.

— Видимо, мои ребята немного перестарались и все же повредили вам рассудок. Повторяю еще раз для тупых. Исмаилиты думают, что вы их обманули с ключом, то есть я хотел сказать, с медальоном. Они вам этого никогда не простят. И достанут где угодно. Правоохранительные органы Москвы, а заодно и Чечни, считают вас прямыми виновниками гибели их товарищей. Они вас пристрелят при первой же возможности и даже арестовывать не станут. И наконец, наркоторговцы Махмуда не простят вам смерть Идриса… В шахматы играете?

— Только в карты, — буркнул я.

— В шахматах ваша позиция называется «шах и мат», а в картах «перебор». Вы проиграли, ребятки. Единственный выход: все мне рассказать, и я отпускаю вас к Акраму. Все по-честному.

— Не верю, — сказал я.

— Я тоже, — вторил мне Сашка.

— Ну, а вам больше некому верить, кроме меня. Итак? Куда собирались бежать исмаилиты? Что они говорили?

— Так они сбежали? — переспросил я.

— Хватит играть в идиотов! Куда они бежали?

— Вам дать координаты? — Я, как мог, сморщил лицо, словно припоминая цифры.

— Вы тупые ублюдки! — взорвался Федулов. — Какие координаты?! Я спрашиваю про место, куда они собирались идти.

— Не знаю, — сказал я.

— Нас не было рядом, — добавил Сашка. — А каких-либо мест они не называли.

Это хорошо, что мы вывели Федулова из себя. Не такой уж он холодный стратег, каким хочет казаться. Кроме того, мы, оказывается, его единственная надежда. Поэтому и убивать он нас пока не станет.

— Ладно. Я перечислю вам некоторые названия, и, может, вы вспомните, — Федулов достал из планшета карту и развернул ее на столе.

Ни одно из перечисленных им названий не только ничего нам не говорило, но и сами названия мы слышали впервые. Очевидно, это была транскрипция каких-то старых арабских обозначений.

— Ничего похожего, — сказал Сашка.

— Больно странные какие-то слова, — добавил я.

— Так звучат названия на древнем языке исмаилитов, — Федулов достал из-под стола бутылку водки, извлек из ящика три граненых стакана и разлил спиртное.

— Киров! — крикнул он в дверь.

Вошел солдат.

— Сними с них наручники!

Мы, потирая запястья, придвинулись к столу.

— Не хочу показаться вам бестактным, — сказал примирительно Федулов, — но я работаю по Пушкину. Как там у него? «И милость к падшим призывал»! Пейте на здоровье. Пусть это убедит вас, что я не такой плохой человек, как вам кажется. Все мы работаем на благо Родины.

Водка больно обожгла окровавленные губы. Майор посмотрел на наши корчи и снова крикнул Кирова:

— Врача сюда! Быстро!

Солдат с сумкой через плечо, на которой был красный крест, наверное, лучше обращается с покойниками. Он замазал наши морды зеленкой, залепил кое-где пластырем и вышел.

— Теперь вы еще страшнее, чем были раньше, — Федулов ухмыльнулся и достал из-под стола вторую бутылку, снова разлил по стаканам.

Когда мы растащили по желудкам третью бутылку, в комнату вошел генерал Глухов. Тот самый, что провожал нас когда-то на заставу. Тот самый, что встречал нас после ее разгрома.

Сильнейшее удивление оттянуло наши челюсти до линолеума на полу.

— Анатолий Петрович! — выдохнул Сашка.

Глухов словно не замечал нас.

— Ну и рожи у них, — со смешком сказал он Федулову. — Ты уверен, это точно они?

Майору шутка понравилась. Он заржал:

— Они, они. Я видел их до операции. Но вот после операции я бы и сам их не узнал. Зато водку пьют по-прежнему. Не потеряли навык.

— Да все журналисты алкоголики, — сказал Анатолий Петрович. — Только алкаши могут такой работой заниматься. Узнал что-нибудь у них?

— Говорят, не помнят ничего.

— Анатолий Петрович, — повысил голос Сашка, — так вы тоже с ними?

— Как это — с ними? Это скорее они со мной. — Генерал подсел к Федулову: — Налей и мне, майор.

Майор достал из ящика стола свежий стакан и плеснул туда водки:

— Трудности, товарищ генерал?

Генерал хряпнул и закурил. Выпустив клуб дыма, он в раздражении разогнал его рукой:

— Не то слово. Паскуды, опять ушли. Бродят, бродят, а в руки не даются. Плесни еще.

Федулов добавил двести пятьдесят под самую кромку стакана (кто не знает размеров).

Глухов опрокинул заученным жестом и расстегнул воротник кителя:

— Александр Петрович, дай-ка мне медальон.

Федулов ссыпал медальон с цепочкой в ладонь Глухова.

Генерал надел его на шею и спрятал под рубашкой.

— Вы нас обманули насчет исмаилитов! — бессильно вякнул Сашка. — Насчет вертолетов, которые якобы у них есть! Насчет всего!

— Да что вы все! — отмахнулся генерал. — Ваша песня спета, ребята. Столько всякого говна на вас, что я бы застрелился на вашем месте.

Федулов достал еще одну бутылку.

В голове у меня шумело. И я уже с трудом сидел на стуле. Но все еще соображал. И сообразил, что лучше напиться до беспамятства. Так легче помирать.

Майор снова разлил по стаканам. Мы снова выпили. Гм, не чокаясь.

— Что делать будем? — генерал кивнул на нас.

— Пущай пока поживут, — с видом благодетеля проговорил Федулов. — Нам не к спеху. Вдруг еще пригодятся?

— Для чего это?

— Э! — воскликнул Колчин. — Вы тут нашу участь обсуждаете. Нам бы тоже хотелось поучаствовать!

— Поддерживаю коллегу, — я качнулся вперед, но вовремя ухватился за край стола и потому не упал.

— Они уже готовы, — сказал Федулов, снова не обращая на нас внимания.

— Чего вы все с ним разговариваете! — пьяно раздухарился Колчин. — Лучше скажите, а глава погранслужбы знает о вашем предательстве?!

Тут генерала словно стукнуло электрошоком в задницу. Он подскочил и замахал кулаком перед Сашкиным лицом:

— Никакого предательства нет! Понял?! Мы работаем на Родину! Это такие, как ты, сволочи, все распродали, растащили. Скоты! Всех вас к стенке ставить без суда!

Припадок Глухова кончился так же неожиданно, как и начался. Он упал на стул, и Федулов тотчас услужливо налил ему водки.

Анатолий Петрович не стал смаковать и этот стакан. В миллисекунду водка исчезла.

— Вывести! — показал генерал на нас с Колчиным.

— Киров! — заорал майор. — Вывести!

Хорошо, что не «расстрелять». Пока…

Нас повели под конвоем в подвал. Как я понял, мы находились в каком-то трехэтажном здании на территории спецчасти «Рубин». Военные вообще строят типовые дома для своих канцелярий. Так что ошибиться я мог только на один этаж.

Нас грубо втолкнули в темный подвал и заперли дверь.

— С гостиницей у них тут совсем фигово! — простонал Сашка, опускаясь на земляной пол.

— Хорошо еще, наручники не надели. — Я сел рядом.

— Как думаешь, когда нас расстреляют? — спросил буднично Сашка.

— Наверное, скоро. Хотя как знать. Федулов почему-то решил попридержать для нас поезд на тот свет. Наверное, мы еще не отыграли свою роль до конца.

— Опять, небось, подлянку готовит, чтобы потом на нас свалить.

— Не исключено.

— Вот, сука!.. И ведь вправду не отмажешься никак! Так и так — расстрел.

Только в изрядном подпитии можно спокойно рассуждать о собственном расстреле. Ну да мы именно в таком состоянии и пребывали.

— М-да. Майор со своей группой сыграл безупречно. А впрочем, чего ты хочешь, Саш! Они ж профессионалы. Мы случайно подвернулись им под руку, вот они нас и использовали. Теперь все свалят на нас и наших исмаилитов.

— Наших исмаилитов?

— В данном случае именно наших . Без них, без наших , нам никогда не выбраться из этого дерьма… Кстати, генерал сказал, что они, наши , в округе шастают. Может, нас ищут?

— Ага, — хихикнул Колчин, — чтобы прикончить, на фиг, из-за медальона.

— Медальона… А ты заметил, как Федулов оговорился? Сказал не «медальон», а «ключ». Заметил?

— Ну и что?

— А то, Саша, что это не медальон, а именно ключ. Ключ к потайной дверце. И что за ней находится, известно всем, мать их всех, кроме нас!

— Мы идиоты, — констатировал Сашка. — Надо было порасспросить тогда Шумера или Зака. Исмаилиты ведь приперлись в Москву в поисках этого ключа-медальона. Похитили Вику. Потом выяснили, что ее медальон — подделка. И поехали в Чечню за Федуловым.

— Ну, мы-то сначала думали, что дело тут в противоборстве исмаилитов и этого… «Рубина», — напомнил я. — Мы-то были уверены, что дело касается банальной кражи раритетов. Для одних — святыня, для других — золото.

— А оказалось, дело намного запутанней, и ты ни фига не понял этого раньше, — съязвил Колчин.

— А с чего это я должен понимать?

— А кто у нас трепал: буду расследовать, буду расследовать! Если бы ты не болтал, не взял тогда этот медальон хренов, мы бы здесь не оказались.

— Кто ж знал, что так обернется.

Глава 30

Уж не знаю как, но мы ухитрились задремать.

Когда я очнулся, то меня поразила тишина. По-прежнему стояла ночь. И заглянула в окошко под потолком одинокая звезда. Не слышно было не только звуков на улице, но и шагов часового за дверью. Нестерпимо хотелось пить. Я понял, что меня разбудили те самые «сушняки», которые приходят после хорошего количества водки. Только раньше они меня хватали и тащили в ванную, на водопой, а теперь сработали банальным будильником. Воды нигде не было. И я уже приготовился страдать до утра.

Неожиданно скрипнули петли. Я вслушался, но так и не понял, наша дверь открылась или это где-то на улице. И тут же почувствовал, что кто-то стоит рядом.

Незнакомец наклонился ко мне и сказал шепотом:

— Не шуми, погубишь всех.

Я приподнялся и посмотрел на Колчина. Оказалось, он тоже проснулся и таращился на темную фигуру.

— Что такое?

— Друг.

От него шел запах кирзовых сапог и потного солдатского камуфляжа. Друзей с таким запахом у меня никогда не было. То, что он назвался другом, — хорошо. Но почему он солдат?

— Тихонько вставайте и за мной, — приказал незнакомец.

Я спросил было, куда это мы идем, но он упредил мой вопрос:

— Шумер неподалеку. Зак тоже.

Мы вышли из подвала. Часового нигде не было. Или этот пахучий солдат и был тем самым часовым.

— Надо зайти к генералу, — шепнул я.

— Зачем?

И тут меня прошибла догадка. А что, если это мнимый побег? Федулов подстраивает нам побег, а сам пойдет по нашим следам, чтобы добраться до исмаилитов!.. Есть только один способ выяснить, так это или не так.

— У генерала на шее тот самый медальон, — шепнул я.

Солдат посмотрел на меня о-очень внимательно, поправил автомат и пошел вверх по лестнице. Как я и предполагал, здание имело три этажа. Генеральская комната располагалась на самом верху. Начальство всегда почему-то предпочитает селиться на верхних этажах.

Мы миновали коридор. И отыскали нужную дверь.

Анатолий Петрович Глухов, генерал спецназа погранвойск, спал на солдатской кровати возле стены. Он лежал на спине, раскинув руки. И луна сквозь окно освещала его, как софит в театре. На шее Глухова тускло поблескивала цепочка.

Солдат осторожно приблизился к генералу. Вгляделся в медальон, повернулся к нам и кивнул. В лунном луче я его хорошо разглядел — лицо показалось отдаленно знакомым.

Солдат достал какой-то темный предмет. Это был нож с черным клинком. Боец легонько толкнул Глухова в плечо.

— А? Что? — Тот спросонья попытался приподняться.

В ту же секунду клинок вошел генералу в грудь по самую рукоятку. Глухов откинулся на подушку и затих.

Теперь у меня не было никаких сомнений. Перед нами самый настоящий исмаилит. Планировать операцию с убийством Глухова Федулов никогда бы не стал. Генерал был не только его начальником, но и прикрывал майора в верхах.

Солдат осторожно снял медальон и показал рукой, чтобы мы выходили.

На первом этаже, в каморке дежурного, сонно клевал носом прапорщик.

Мы не стали рисковать и просто вылезли через окно.

Воинская часть безмолвствовала.

Мы быстрым шагом пересекли двор, зашли за какие-то гаражи, перелезли через стену. Тут нас осторожно приняли чьи-то руки. Чтобы мы не гремели костями, падая на землю. Потом те же руки потащили нас по сопкам прочь от воинской части.

На одной из сопок нас поджидал отряд человек в двадцать. Все они были одеты так, как и в тот раз, когда я впервые увидел их во время разгрома заставы. Куртки-«горки». Черные шапочки-маски. Российские автоматы. Ну, просто-таки группа российского спецназа.

Перевалив вместе с ними через вторую сопку, мы спустились к дороге. Отряд запрыгнул в грузовые машины с опознавательными знаками Коллективных миротворческих сил, и колонна сразу же тронулась.

Я удивленно оглядел бойцов и услышал голос Зака:

— Ничего более подходящего для маскировки просто не придумать.

Утро полыхнуло по горам, как всегда, неожиданно. К этому времени отряд бросил машины и уже с час карабкался в горы, стараясь уйти от возможного преследования. Никакой дороги или тропинки. Мы просто хватались за валуны, камни и тянули друг друга наверх. Вернее, тянули нас с Сашкой. Остальные довольно легко справлялись с крутым подъемом, никто даже не запыхался.

Мы с Колчиным уже валились с ног, и нас буквально несли на руках, подталкивали под задницу и чуть не волокли на закорках. Пот застилал глаза, и я давно уже не разбирал, куда нас тащат. Просто передвигал ногами, и все.

Наконец нам с Колчиным дали свалиться на какой-то площадке. Заботливые руки просто отпустили нас, и мы шмякнулись в пыль.

Я перевернулся на спину. Открыл глаза и занемевшей рукой стер пот с лица. Как сказал бы поэт, передо мной набухло небо синевой. Но мне было не до поэтических упражнений. Я с трудом сел и заявил:

— Если я когда-нибудь стану президентом, напомните мне, что надо подровнять эти горы.

Вокруг засмеялись.

Исмаилиты сняли свои маски. Я узнал Зака, Шумера. Остальных бойцов я видел впервые.

Колчин посмотрел на меня и ухмыльнулся:

— При свете дня, Леша, ты выглядишь еще ужасней.

— На самом деле ты смотришь на свое отражение, — ответил я.

То ли недостаток кислорода сказывался, то ли меня распирало мое природное веселье. Конечно, быть среди исмаилитов на воле, на горе значительно лучше, чем лежать в подвале «Рубина» и ждать расстрела. Еще мелькнула мысль о том, что, может быть, вообще не стоит возвращаться в Москву. Чего я там забыл? А здесь красиво, и Вика тоже где-то здесь. А что нас ждет дома? Арест и колония строгого режима.

— Точно! Оно самое! — услышал я голос Шумера. Но Шумер не прочитал мои мысли. Он это по другому поводу сказал.

Тот самый солдат-спаситель, что вывел нас из подвала, держал на цепочке медальон. Драгоценность, ради которой полегло столько людей и еще больше людей пошло на предательство, мерно покачивалась.

— Теперь все в порядке, — сказал Зак. — Мы можем возвращаться домой.

— Столько всего из-за такой маленькой вещицы, — подал голос Колчин.

— По-своему ты прав, — сказал со смешком Шумер. — Но если по-нашему… Знал бы ты, что скрывает эта «вещица»!

— И что она скрывает? — спросил я.

— Не все сразу, мой друг. Тайны должны открываться постепенно. Ведь так?

Я кивнул.

— А сейчас хочу познакомить тебя, — Зак показал рукой на нашего ночного спасителя, — с Дорофеевым Виктором Семеновичем. Семьдесят второго года рождения. Ты читал о нем в бумагах, которые передала тебе его мать.

Так вот откуда мне показалось знакомым его лицо! Только на фотографии был исхудавший, болезненный парень. А этот — мускулист, пышет здоровьем.

— Погодите-погодите! В бумагах значилось, что он умер. И мать его так считает.

— Нет, не умер. Мы его выкрали. Фактически спасли. Обставили дело так, будто он погиб.

— Но зачем?!

— Если бы мы его не спасли, — пояснил теперь уже Шумер, — он бы действительно умер. В «Рубине» его накачали химикатами…

— Да я знаю, я читал бумаги. Но как он снова оказался в «Рубине»?

— После лечения мы его внедрили в прежнее подразделение. Кто как не он знает всю эту контору сверху донизу? Кроме того, у него были свои счеты с Глуховым и Федуловым. С одним из них он уже разобрался. Остался последний.

— Теперь понимаешь, что мы специально перехватили Вику вместе с медальоном и бумагами? — Зак цокнул языком. — Мы не хотели, чтобы ты раньше времени писал об этом. Навел бы Глухова и Федулова на подозрения. Они стали бы проверять каждого в отряде и непременно раскрыли бы нашего человека.

— Объясните мне наконец, какая разница: настоящий медальон или подделка? — встрял Колчин. — Все дело в антикварной ценности?

— Подделать его легко только внешне. На самом деле важен сплав металла. Замочная скважина, куда вставляется этот ключ, состоит из того же металла. И таким образом достигается целостность и однородность металла для всего замка. Понятно?

— Более-менее. И замок тогда открывается, — умно-умно сказал я. — И что же под замком?

— Долго объяснять. Лучше мы просто тебе покажем. Тогда у тебя будет меньше вопросов ко мне. А сейчас нам пора.

— Опять в горы? — взвыл Сашка.

— Куда уж выше? — взвыл я.

— Не дрейфь, камрад, — весело бросил Шумер.

Нам помогли подняться. И мы пошли к краю площадки, которая уходила за гору, опоясывая ее как балкон. По мере нашего продвижения площадка стала сужаться.

— Здесь надо быть очень осторожным, — предупредил Шумер. — Ширины выступа скоро будет хватать только на одного человека. Смотрите на идущего впереди и делайте как он.

Выступ действительно становился всё уже и уже. Я шел бочком, как и боец впереди меня.

И вдруг за поворотом он неожиданно пропал.

Я по своей городской привычке запаниковал было. Но чья-то рука втащила меня в небольшую пещеру в горе.

Колчин был уже здесь и с огромным вниманием разглядывал какие-то рисунки и надписи на стенах.

— Что тут? — спросил я.

— Древние письмена. Им наверняка несколько веков.

— Им ровно десять веков, — сказал Шумер. — Именно в это время наш народ пришел сюда из Ирана и остался здесь навсегда.

— Ого! — сказал я, чтобы поддержать разговор.

— Вот тебе и «ого!», — передразнил меня Колчин.

— На самом деле, мы ждем только вас, — заметил вежливо Зак.

Мы с Колчиным переглянулись.

— Вообще-то мы готовы.

— Тогда пошли.

Отряд углубился в пещеру. Бойцы зажгли фонарики. Нам оставалось только смотреть под ноги и пялиться на рисунки по сторонам.

— Берегите голову!

Мы пригнулись. Проход становился все теснее. Наконец отряд вытянулся цепочкой по одному. Вскоре мы опустились на четвереньки и ползли так метров двадцать. У меня начала разыгрываться клаустрофобия. Говоря человеческим языком, боязнь замкнутого пространства. Выступил по телу холодный пот. Запрыгали мелкой дрожью руки. И когда я собрался уже шмякнуться в обморок, мы выползли в огромную пещеру.

Исмаилиты подобрали где-то факелы, и по пещере запрыгали тени.

— Первый дом! — выдохнул Шумер.

Все молча склонили голову, зашептали беззвучную молитву, сложили руки лодочкой по мусульманскому обычаю и провели ладонями по лицу.

Я и Колчин с интересом оглядывали стены. Все они были покрыты древними письменами и рисунками.

— Ты что-нибудь в этом понимаешь? — спросил я тихонько Сашку.

— Ничего абсолютно, — ответил он так же шепотом.

— Но ты же востоковед.

— Ну и что? Что, я все должен знать? Я вообще впервые с таким сталкиваюсь.

— На этом материале, наверное, можно докторскую диссертацию написать.

— Хочешь — пиши, я свое отписал. Мне интересно это чисто с человеческой точки.

— Человечище! — Я похлопал его по плечу.

— Пора идти дальше, — сказал Зак, и отряд двинулся в глубь пещеры.

Я догнал Шумера, который шел одним из первых и разгонял темноту факелом:

— Ты сказал «Первый дом». Что это значит?

— То и значит. Здесь впервые поселился наш народ, скрываясь от иранского шаха.

— Ни фига себе!

— Не сквернословь.

— Извини, больше не буду. Просто меня это так поразило.

— Нас это тоже поражает всякий раз, когда мы приходим сюда. Кстати, вы первые чужаки, которые попали в эту святыню за эти десять веков.

Я снова хотел сказать «ни фига себе!», но вовремя сдержался. Только заметил:

— Можно было и другое слово подыскать слову «чужаки».

— Ну, гости. Не придирайся к словам.

— Не буду.

От пещеры отходил тоннель, куда мы и свернули. На стенах по-прежнему прыгали тени, и казалось, что вместе с ними шевелятся письмена.

— А почему ваш народ бежал от шаха?

— Это долгая история.

— Ничего. Путь, я так понимаю, неблизкий, да и командировка моя не скоро закончится.

— Ты будешь меня перебивать или послушаешь?

Я с готовностью кивнул, я само внимание!

— Мы верим в появление на Земле мессии, махди — по-нашему, который принесет миру социальную справедливость. В начале десятого века ожидаемым имамом и махди из потомков Али и Фатимы, дочери пророка, объявил себя Убейдаллах. Он основал Фатимидский халифат. Его властью распространялась на Северную Африку, Египет, Сирию, Палестину и Хиджаз… — Голос Шумера звучал тихо и размеренно. — Земным воплощением так называемого «мирового разума», непостижимого Бога стали семь пророков: Адам, Ибрахим — Авраам, Нух — Ной, Мусса — Моисей, Иса — Иисус Христос, Мухаммед и Исмаил. Каждый из них олицетворяет собой историческую эпоху. Земное воплощение «мировой души» — это наши имамы. Они состоят при каждом пророке. Как апостол Петр при Христе, например, или Али при Мухаммеде. Они разъясняют нам сокровенный смысл проповеди пророков. Иными словами, наше вероучение основано на иносказательном толковании Корана. Большинство из нас достигало только второй степени учения, а дай — наши проповедники — шестой степени. Всего же существует семь степеней учения.

Шумер посмотрел на меня внимательно:

— Я не слишком мудрено рассказываю?

— Нормально. Я пока схватываю.

— Так вот. В начале одиннадцатого века в нашем учении произошел раскол. Предполагалось, что халиф Хаким раскроется миру как воплощение Бога на Земле. И вокруг него в Ливане объединились сторонники. Их стали называть друзами. По имени приближенного Хакима — Дарази. Последнего считали «скрытым имамом». Второй раскол произошел, когда халиф аль-Мустансир сначала назначил преемником своего старшего сына Абу Маису Ра Низара, а затем неожиданно изменил свое решение и назначил преемником младшего сына Абул Касима Ахмеда. В результате исмаилиты разделились на два течения. Те, кто поддерживал старшего сына Низара, стали нашими предками. Великий Хасан ас-Саббах захватил крепости в Иране и Сирии. Заставил своих приверженцев слепо ему подчиняться. Говоря по-современному, он первый в мире прибегнул к террористическим акциям в соседних государствах. И в результате мы здесь.

Шумер посветил факелом на кованую железную дверь.

— Ты хочешь сказать, что вы террористы?

— Скорее потомки террористов, — поправил Шумер.

Он коснулся двери. Та легко распахнулась. За ней уходила вниз каменная лестница.

Шумер начал спускаться. Ширина лестницы была рассчитана только на одного человека. Поэтому дальнейшие расспросы пришлось прекратить.

Спускались мы очень долго. Временами в стенах попадались такие же кованые двери, но Шумер проходил мимо и спускался все ниже и ниже. Что скрывалось за этими дверями, можно только догадываться.

Потом лестница перешла в узкий коридор. Тут, наверное, вся гора изрыта древними переходами и залами. Невыносимо давила темнота и эти скальные стены. Сколько ж надо было долбить все это? Хотя за десять веков времени у них было достаточно…

Все это время отряд шел молча, не проронив ни звука. К чему такая конспирация? Или не принято разговаривать в святых местах?

Коридор сделал поворот направо. И мы снова очутились в просторной пещере. Из ее дальнего конца вовсю хлестало солнце.

Я облегченно вздохнул.

— Устал? — спросил с улыбкой Шумер.

— Ненавижу темноту. А еще терпеть не могу узкие пространства. Я даже в лифтах езжу с опаской.

— Хороший воин, — незлобно хмыкнул Шумер.

— Ну не всем же быть такими, как вы.

Отряд собрался у выхода из пещеры. Ждали команды Зака, который ушел на разведку. У входа его страховали два бойца с оружием на изготовку.

— Я уж думал, что мы ушли от преследования, — разочарованно протянул Колчин.

Я прекрасно его понимал. Кому охота снова лазить по горам или шуровать по подземным пещерам. Мне это тоже порядком надоело.

— Мы оторвались, это наверняка, — пояснил Шумер. — Но не так давно мы обнаружили тут группу вашего армейского спецназа. Раньше этого отряда в наших местах никогда не было. Это вам что-нибудь говорит?

— Ни хрена, — сказал я.

Колчин также пожал плечами.

— Мы вот тоже немного задумались, — сказал Шумер. — Непонятно как-то, зачем они здесь появились? Мы послушали их переговоры по рации и поняли, что они посланы из Москвы.

— Из самой Москвы? — неприятная догадка уже махала мне красным флажком.

— Да, — кивнул Шумер. — Правда, пока мы с ними не сталкивались нос к носу, но неизвестно, чего от них ждать.

— Думаю, вы поступаете очень разумно, — погрустнел Колчин. — Они, скорее всего, пришли за нами.

— За вами?!

— Ну а за кем же еще? — поддержал я Сашку. — Вы, что не знаете, сколько на нас уголовных статей повесили? Мы же считаемся вашими агентами. Предателями родины. Убийцами сотрудников ФСБ, милиции, пограничников и еще бог знает кого.

— Не хило! Дай я пожму тебе руку, Леша, и тебе, Саша! — Похоже, Шумера это забавляло.

— Смешного тут мало. На нас теперь повесят еще и убийство генерала. Да и часового, который оказался вашим бойцом, нам припаяют. Мол, мы взяли его в заложники… Да таких извергов, как мы, Москва просто обязана найти и обезвредить. Самым что ни на есть радикальным способом! — Я подбавил в голос изрядную долю сарказма, но, пока говорил, сам поверил.

— А у них там, в Москве, ни у кого нет времени хорошенько подумать? Пораскинуть мозгами и понять, что вы не диверсанты, а обыкновенные журналисты, которые и на войну-то попали недавно.

— Нет, Шумер, раскидывать мозгами будем мы сами. И помогут нам раскинуть мозгами по этим скалам те самые армейские спецназовцы. Майор Федулов, без сомнения, им уже все рассказал о нас. Нам не дадут времени оправдаться.

— Более того! Леша пристрелил тут давеча некоего Идриса, наркоторговца какого-то Абдулы, — довеском прибавил Колчин. — Теперь и нарики за нами гоняются.

— Лихо вы работаете, — покачал головой Шумер. — Только я вам вот что скажу: если они хорошо подумают, то дело покажется им нечисто. Двое журналистов, пусть даже вместе с нами, вряд ли смогу так облапошить все российские спецслужбы.

Вернулся Зак и сказал, что дорога свободна. Рысью мы выскочили из пещеры и побежали по еле приметной дороге.

— Эта физкультура меня доконает, — сказал я на бегу Колчину.

Он только кивнул. Дескать, и его тоже.

Глава 31

Вскоре мы углубились в гигантскую расщелину между скал. Она петляла, уходила в сторону под прямыми углами, и через пару-тройку километров она вывела нас в шикарную долину. Здесь густо росли деревья, журчала в траве небольшая речка. Вдоль берегов стояли опрятные белые домики. На одной из крыш я заметил спутниковую тарелку. Возле скопления домиков торчала высокая железная опора с торчащими во все стороны антеннами.

Мы с Колчиным остановились и смотрели во все глаза.

— Не может быть! — выдохнул Сашка.

— Что, не ожидали? — с непроизвольной горделивостью спросил Зак. — Думали увидеть глиняные хижины, грязных детей и лохматых дикарей возле костра?

— Не хватает только кадиллаков, ну, или джипов, — восхитился я.

— Это точно! Только ездить здесь невозможно, — посетовал Зак, — даже на вертолете трудновато залететь.

— Как вас сверху еще не увидели?!

— Увидеть можно случайно или если знать, где искать. А вы, ребята, первые гости, которые сюда попадают.

— Вика здесь? — тут же спросил я.

Исмаилиты засмеялись.

— Девушка с волосами вороненого крыла, глазами небесной глубины? — спросил Шумер.

— Ты верно ее описал.

— Она тут.

— Тогда чего мы ждем?!

Навстречу из сада выскочила стая здоровенных овчарок. Мы с Колчиным напряглись.

Заметив нашу реакцию, исмаилиты посмеялись:

— Не бойтесь, они не кусаются.

Одна клыкастая зверюга ткнулась влажным носом мне в ладонь. Потом обнюхала мои кроссовки. Той же процедуре подвергся и Колчин.

— А зачем ей такие зубы, если она не кусается? — поинтересовался я.

— Выросли просто, — пожал Шумер плечами. — Но вы не бойтесь. Раз вы с нами — они вас не тронут.

Я толкнул дверь и шагнул в гостиную.

Вика стояла ко мне спиной и разглядывала какие-то фотографии.

— Гражданка Лихолит! С вещами на выход!

Она резко повернулась и тут же бросилась мне на шею:

— Я могла бы и не оборачиваться, чтобы узнать тебя! — Она целовала мое лицо. — Только ты можешь так по-дурацки шутить!

Потом мы целовались уже по-взрослому… Думаю, что читателям это уже неинтересно.

Вика сидела возле окна. Колчин раздобыл где-то баночное пиво, и мы с ним булькали себе в горло шипящей прохладой, сидя на кожаном диване.

— Здесь красиво, правда? — Вика мечтательно смотрела на природу.

— Не ожидал такого увидеть, — признался я. — Всегда полагал, что в горах цивилизации нет.

— Честно говоря, я тоже! — Она рассмеялась. — Ты уже был в храме?

— Нет.

— Там красиво. Еще тебе надо поговорить с главой этого поселка. Очень занимательный мужик.

— Вика, а ты это… хм… — как бы поделикатней? Медальон-то был фальшивый…

Она снова рассмеялась:

— Ну и что? Это никак не сказалось на их отношении ко мне.

— Честно говоря, думал, что они тебя прибьют. Когда я сам узнал, что это подделка.

— Нет. Даже слова упрека не сказали. Мне кажется, они сами все прекрасно поняли.

— Ты не обижаешься на меня за то, что я тогда так подставил тебя?

— Поначалу готова была тебя на клочки порвать, — призналась она. — Но теперь нисколечко не жалею, что оказалась здесь. Так интересно! Даже не представляешь, сколько всего нового я узнала.

— Да, почти год прошел. За это время можно многое успеть, — кивнул Колчин.

— Не очень-то вы за мной спешили! — подковырнула Вика.

— Опять недовольна! Вот и спасай друзей, ё-мое!

— Сейчас мне так хочется домой! — Вика посмотрела на меня. Глаза голубые-голубые.

Мы с Колчиным переглянулись, словно решая, кому из нас рассказывать.

— Ты еще не знаешь, что нас обвиняют по самым тяжким статьям Уголовного кодекса? — начал все-таки Колчин.

— Что? — Небесная глубина Викиных глаз потемнела.

— Да, Вика, — продолжил уже я. — Скорее всего, ни я, ни Колчин больше не сможем вернуться в Москву. И вообще в Россию.

— Что вы такое говорите?! Почему?!

Я глянул на Колчина, прося его снова взять инициативу.

— Потому что нас обвиняют в государственной измене, многочисленных убийствах, похищении и много в чем еще. Придется перечислять весь уголовный кодекс. А мне неохота! — Он хлебнул пивка.

— Вы что, ради меня на все это пошли?

— Ну, в общем, да.

— И… — она запнулась. — И многих вы… того самого… убили?

Мы с Сашкой расхохотались:

— Да так, пару батальонов противника! Не больше!.. Ну-ну, ну-ну! Никого мы не убивали. Просто некие товарищи, мечтающие уничтожить исмаилитов, оказались довольно проворными людьми. И они свалили все на нас. Теперь нам невозможно оправдаться. Мы звонили домой. Говорили с Павловым. Он нас предупредил честно, что мы будем арестованы или даже убиты, как только попадем в Россию.

Вика все еще отказывалась верить.

Пришлось вкратце ей рассказать о наших злоключениях — в последовательности.

— Ой-ёй! И никак не доказать вашу невиновность?

— Ну, а как?! Кстати, а ты сама звонила домой? Связывалась с нашими?

— Да, один раз. Но я попросила родителей ничего никому не говорить. Это опасно. Исмаилитов могут запеленговать. Так они мне объяснили. А в редакцию звонить не стала. Мне запретили.

— И чем ты тут занималась? — поинтересовался я.

— У них тут Интернет есть! Спутниковый правда, немного медленный. Но это лучше, чем без него. Потом, тут огромная библиотека. На русском, на арабском… С людьми общалась. Жила, в общем.

— На что же они тут живут? Что-то я не видел тут никаких полей или заводов.

— Не знаю. Я как-то не спрашивала. Неловко. Они ведь меня от смерти спасли, а я к ним с такими вопросами… Раз в месяц привозят сюда на ишаках товары, раздают кому чего. Также горючее для дизелей, продукты, одежду… ну, в общем, все, что нужно.

— Рай! — выдохнул я восхищенно. — Город Солнца.

— Но ведь ты могла бы сама уйти? — сказал Колчин.

— Могла. А куда я пойду одна?

В распахнутом окне появилось лицо Шумера:

— Ребята, пойдемте, я вам кое-что покажу.

Мы вышли на улицу. Тут нас поджидал Зак и еще один — неизвестный нам человек.

— Это глава нашего поселка, Варез, — представил Шумер.

Местный администратор был одет в белый просторный балахон, на груди у него красовался «наш» медальон. Варез светился от счастья. Он то ли так радовался за нас, то ли так был рад обретению медальона.

После рукопожатия Варез повел нас к древнему храму. По дороге рассказывал:

— Все, что вы тут видите, абсолютно привозное. Мы отбираем для себя на рынке все самое лучшее и везем сюда. Вика уже говорила вам, что у нас тут есть Интернет?

Мы кивнули.

— Есть бесперебойное электричество. Есть огромная библиотека.

— На что же вы живете? — спросил напрямую Колчин.

А действительно! Как можно забесплатно жить в горах, ничего, по сути, не делая и не производя. И жить при этом не хуже того же наркоторговца Акрама. Мне, признаться, тоже не терпелось получить рецепт безбедной жизни. Может пригодиться на будущее.

Варез хитро улыбнулся:

— Мы не торгуем наркотиками, как вы знаете. Нас кормят горы. За те десять веков, что наш народ тут живет, мы исследовали все эти горы, — он указал на остроконечные вершины. — Тут много чего есть…

— Понял, — кивнул Сашка. — Золото, серебро, изумруды.

— Ты правильно понял, — смеясь, подтвердил Варез и открыл перед нами дверь скального храма. — Но главное богатство вы сейчас увидите… Вика, ты этого тоже пока не видела, но я хочу, чтобы ты знала, из-за чего именно попала сюда. То есть почему тебя похитили.

Глава поселка подошел к стене, из которой выпирал огромный металлический куб. Темные от времени плоскости украшала густая резьба с завитушками и длиннолапчатыми буквами. Старинная арабская вязь.

Варез провел рукой по загадочным письменам:

— Вот она, тайна тайн!

Мы разглядывали куб и усиленно размышляли: чем тут восхититься, чтобы не обидеть хозяев? Ничего выдающего в этой глыбе художественного металлолома. Ну, разве что древние загогулины, в которых ни я, ни Колчин абсолютно ничего не понимали. Может, тут древние матерные частушки написаны? А мы начнем цокать языками, как парочка пошляков.

Варез подождал немного, давая нам насладиться зрелищем, и спросил лукаво:

— Вы никуда не торопитесь?

— Да вроде нет.

— Ну, мало ли. Может, у вас какие-то дела?

— Да вроде нет.

— Тогда я поведаю вам небольшую историю, переложенную на современный лад, чтобы вам было понятнее и не обременяло сознание. Готовы?

— Да вроде да.

— Итак. В начале одиннадцатого века основателем народа, а тогда религиозного течения исмаилитов стал Хасан ас-Саббах. Он захватил несколько замков и крепостей в Иране и Сирии. Заставил всех своих подданных беспрекословно подчиняться его власти. Потом, говоря современным языком, занялся террористической деятельностью. Исмаилиты пили особую смесь, настоянную на гашише, и шли убивать своих врагов. Ну, или тех, кого им заказали. Потому что они не брезговали и заказными убийствами. Наши предки настигали свои жертвы даже во Франции и Англии. Вся средневековая Европа содрогалась при имени нашего народа.

— Прямо как сегодня, — заметил Колчин.

— Дай послушать, — оборвал я его.

— М-да, верно, — подтвердил Сашкины слова Варез. — Но чем это все закончилось? Государство ас-Саббаха стали называть страной ассасинов. То есть убийц. Слово прочно вошло в западноевропейские языки. В тысяча двести пятьдесят шестом году в эту страну нагрянула армия и разгромила государство подчистую. Многих перебили. Многих пленили. Выжило и того меньше. И все они рассеялись по разным странам. Наш народ можно найти в Азии, Африке, Индии, Пакистане, Афганистане, Иране и здесь — в Горно-Бадахшанской области Таджикистана. Наши предки поняли, что совершили ошибку. И стали искать новый путь. Вот взгляните на эту стену…

Вся противоположная стена зала была грандиозной картиной: огромная голая планета, покрытая многочисленными следами человеческих ног. Следы складывались в слова, те — в предложения, и всю планету покрывали многочисленные письмена. Тут же стоял человек, одетый, как и Варез, в белый балахон.

— Это ас-Саббах, — пояснил Варез. — По древней легенде, Бог отправил душу ас-Саббаха на пустую планету. Там не было деревьев и травы, не было неба и облаков, не было звуков и запахов, не было вообще ничего. Только серо-голубая пыль под ногами, и больше ничего. Именно так древнему правителю Господь назначил искупить свои ошибки. Его дух понял это и покрыл трактатами о Боге всю планету. Он расшифровал послания Господа. У нас есть поверье, что первозданные поля, реки, горы, озера и леса Земли — это письмена Бога. Послание человеку. Их надо только расшифровать, чтобы понять скрытый от нас смысл жизни. Но человек пошел по другому пути. Он вырубает леса, осушает озера, направляет реки в другое русло. Человек рушит и марает письмена Бога, которые он оставил людям… Мы развили ту ветвь своей религии, что пыталась познать мироздание. И, надо сказать, преуспели. Поскольку то, что вы видите перед собой, — он снова указал на куб, — является плодом этих усилий.

Варез снял с шеи злополучный ключ-медальон. Вставил его в неприметную щель на кубе.

Внутри механически клацнуло. Створки куба разошлись. За ними открылся родниковый источник.

— Вот, — торжественно произнес Варез. — Именно за этим гоняется Федулов и его «Рубин».

— За фонтаном? — удивленно протянул Сашка.

— Давай сюда свое лицо, — Варез зачерпнул из фонтана пригоршню воды.

Колчин подставил лицо.

Варез полил на раны водой.

Сашка скорчил гримасу:

— Жжет.

— Так и должно быть… Теперь твоя очередь, — сказал мне Варез.

Да-а, переходим к водным процедурам. Тотчас кожа на лице загорелась. Словно его намазали какой-то прогревающей мазью.

— Теперь сами еще раз тщательно ополосните ваши лица.

Мы так и сделали. Жжение усилилось.

Варез поднес нам два серебряных стаканчика:

— Зачерпните и пейте.

— А мы не сгорим?

— Водка намного вреднее, чем эта вода.

Мы зачерпнули стаканы и выпили. Вода оказалась самой что ни на есть родниковой, без вкуса и запаха.

Вслед за нами Шумер и Зак наполнили водой свои фляги и тоже выпили воды из стаканов.

— Идемте на улицу, — пригласил Варез. — Лекция окончена.

Под деревьями уже стояла толпа исмаилитов. Все они были одеты по-разному. Кто-то в таджикских халатах с тюбетейками, в пестрых народных платьях, кто-то в ремонтных комбинезонах или джинсах.

Варез указал им на храм:

— Путь к источнику открыт!

Народ повалил в проем дверей.

— Ой! — воскликнула Вика, глядя на нас с Колчиным. — Ваши лица!

— Что наши лица?!

— Ваши лица просто заживают на глазах!

— В этом и состоит ценность источника, — заметил довольно Варез и пошел в храм.

— По-вашему, это называется живая вода, — прокомментировал Шумер.

— Или святая вода, — добавил Зак.

Мы с Колчиным разулыбались, как дети дауны при виде мороженого.

Я прислушался к себе. Ого! Чувствую себя очень даже неплохо. Замолчали всяческие болячки, синяки и ушибы, которые мы получили за время нашего путешествия по горам. И горячая волна бодрости прокатила по телу.

Из храма стали выходить люди. Они несли в руках наполненные водой фляги, канистры, пластиковые бутылки.

В дверях показался глава исмаилитов с тремя серебряными флягами, наполненными, как нетрудно догадаться, живой водой из источника.

— Я долго думал, — сказал Варез, протягивая фляги, — что же вам подарить за ту огромную услугу, какую вы оказали нашему народу. Эти древние фляги принадлежали людям, которые много веков назад открыли здесь этот источник. Я полагаю, что сейчас они должны принадлежать вам. Потому что вы открыли его для нас заново.

— Право, не стоило, — замялся я и добавил: — Спасибо. Получить такой подарок — огромная честь для нас.

— Неужели вы не могли просто автогеном разрезать этот куб? — спросил Колчин.

— Видишь ли, Саша, именно этот куб делает воду такой, какая она есть, — растолковал Шумер.

— Вода обладает чудесными целебными свойствами, — дотолковал Варез. — Мы пьем ее с детства и никогда не болеем. Наши воины и женщины вырастают сильными и смелыми. Вы, наверное, заметили необычайную выносливость Шумера, Зака и остальных?

— Да, потрясающе!

— Это действие святой воды. Она помогает нам жить свободными от болезней, а значит, свободными духовно и свободными физически.

— Мистика какая-то. И по какому принципу работает этот куб?

— Никакой магии и заклинаний. Сплошная наука. Стенки куба отлиты из благородных металлов: золото, серебро и платина. Есть там еще какие-то добавки, о которых мы пока ничего не знаем.

— Вы хотите сказать, что сами не знаете рецепт этого сплава?

— Именно это я и хочу сказать, — кивнул Варез. — Секрет сплава наш народ потерял еще в глубокой древности. Когда мы только переселялись в эти горы. Но мы установили куб строго по тем параметрам, что указаны в древних рукописях. Он стоит на горном ручье. Его специально помеченные грани смотрят на четыре сторона света. Этот момент очень важен, — он воздел палец, — так как металлический сплав взаимодействует и с магнитным полем Земли. В этом нам еще предстоит разобраться. В закрытом состоянии вода горного ручья не попадает внутрь куба и остается такой, как есть. В древних источниках сказано, что куб основную часть времени должен быть закрытым. Его стенки как бы «подзаряжаются» и накапливают энергию. Когда вставляешь ключ в прорезь, — Варез указал себе на грудь, где тускло блестел «медальон», — запорный механизм замка становится однородным по металлу, «резьба» ключа совпадает с рисунком внутри механизма, и замок открывается. В эти мгновения можно даже почувствовать, как ключ легонько вибрирует в руке. Это значит, что стенки окончательно подзарядились… Как я уже говорил, когда плоскости куба открываются, туда поступает вода из горного ручья. В кубе на нее воздействует какое-то мощное, непонятное нам излучение. Если в это время поднести к кубу механические часы, то они останавливаются. Причем навсегда. Через какое-то время… это, опять же, происходит всегда по-разному… плоскости куба «разряжаются» и смыкаются сами по себе.

— И сколько времени он так может «фонить» на воду? — поинтересовался Колчин.

— Мы еще не поняли окончательно. Все зависит от того, насколько долго куб «подзаряжается», насколько сильным было магнитное поле. Но достоверно об этом могли сказать только наши предки. А их уже не спросишь… — Варез вздохнул и погладил на груди «медальон».

— А разве нельзя каким-то образом разобрать куб и посмотреть, как он устроен? — не унимался Сашка.

— Исключено! — покачал головой Шумер. — Там нет ни болтов, ни шурупов. Все плоскости очень плотно подогнаны. Механизм спрятан внутри. Куб можно только сломать. Но тогда он перестанет работать.

— Постойте, — вмешался я, — а ведь я понял! Федулов каким-то образом узнал про источник и решил завладеть им. Ведь сами они со своими суперсолдатами пичкают друг друга какой-то химией, и это плохо сказывается на здоровье.

Исмаилиты, соглашаясь, кивнули.

— Но откуда Федулов узнал о существовании источника? — Я задумался.

— Откуда-то узнал, — житейски сказал Шумер. — По рукописям, которые его солдаты украли в храмах.

— О существовании источника узнал, а вот где именно он, источник, — нет… — уточнил Зак не без хитринки.

— В этом и ваша заслуга, друзья, — Варез коротко поклонился нам.

— Не понял… — не понял Сашка. Да и я не понял.

— Федулов потратил очень много времени на вас. Мы успели сделать кое-какие приготовления, и теперь он источник не найдет никогда.

Ладно, нас вроде это уже никак не касалось. Мы с Сашкой посмотрели друг на друга и угадали наше следующее желание.

— Зеркало где-нибудь есть? — спросили мы в один голос.

— Конечно! Там, в домике. Пошли… — позвала Вика.

Еще б женщине не знать, где зеркало!

— А ведь и вправду здорово заживает, — Сашка, разглядывая свое лицо перед зеркалом, тыкал пальцем в ссадины и запивал свою радость водой из серебряной фляжки.

Я уже насмотрелся на свое отражение и теперь размышлял о Федулове. Александр Петрович узнал про родник и собирался его… приватизировать. Что, конечно же, не могло устраивать исмаилитов. Как и сам способ приватизации: со стрельбой и трупами. Желая пробиться к источнику, Глухов и Федулов составили небольшой заговор и стали самостоятельно проводить операции. В том числе гонялись якобы за медальоном и за исмаилитами по всей Москве, чтобы не просочились слухи о работе «Рубина» и чтобы замазать всех, кто сунет в это дело свой нос.

В результате нас с Сашкой обвинили во всех смертных грехах. И теперь мы должны скрываться. Но если каким-то образом исмаилитам удастся разгромить «Рубин», а мы сможем вывести их на чистую воду, то тут же возникнет другая проблема: как только власти Таджикистана или России узнают об источнике — исмаилитам не жить. Никто не позволит им распоряжаться таким сокровищем единолично и в свое удовольствие. Ведь это — панацея! И это — огромные деньги!

Мне стало не по себе. Я выглянул в окно и представил себе, как поселение снесут бульдозером, огородят колючей проволокой с пулеметными вышками, поставят конвейер по розливу воды в бутылки. Сюда начнут ломиться все разведки мира и все торговцы. Исмаилиты превратятся в современных индейцев в резервации.

Я вздохнул. Рядом присел Колчин:

— Чего ты так погрустнел? По-моему, все пока не так уж плохо?

Я рассказал ему о своих размышлениях.

— Но ведь не обязательно орать на всех углах о нашем открытии, правда?

— Да, но в случае провала своей операции майор Федулов в отместку исмаилитам выставит этот козырь перед вышестоящим начальством и снова окажется на коне. Понимаешь? Мы не сможем разоблачить и победить Федулова. Он все равно выкрутится.

— М-да. Наверное, Леша, ты прав.

Из соседней комнаты вышла Вика. Она нарядилась в пестрое платье. Черные волосы, голубые глаза, длинные серебряные серьги делали ее похожей на местных женщин.

— Ну что, мальчики, собираетесь делать?

— Ты о чем?

— О возвращении, о будущем.

— Наше будущее пока не просматривается дальше завтрашнего дня, — буркнул Сашка. — Мы ни черта не понимаем, что происходит.

Раздался стук в дверь, и зашел Шумер. Он присел на диван, так, чтобы видеть всех нас, закурил, закинув ногу на ногу:

— У меня очень неприятная новость для вас.

У меня внутри все сжалось.

— Помните, я говорил о том армейском спецназе, что недавно здесь появился?

— У них еще связь с Москвой? — уточнил Сашка.

— Да. У них теперь еще и связь с нами. Они вышли на нашу частоту и потребовали вас выдать. В противном случае поднимут двести первую мотострелковую дивизию, — она дислоцируется как раз неподалеку, — и начнут против нас масштабную операцию. Что будете делать?

— Это что вы будете делать! — переадресовал я.

— Сейчас наши старейшины совещаются. Но вопрос трудный.

— И когда надо дать ответ?

— Уже сегодня к вечеру, — в голосе Шумера просквозила безысходность.

Я нервно заходил по комнате, словно стараясь поймать убегавшее от меня решение проблемы.

— Да сядь ты! — вскрикнул Колчин. Нервы у него были на взводе.

Шумер блуждал взглядом по комнате. Вика смотрела прямо на меня, и ресницы подрагивали в ожидании слез.

— Какие условия? — спросил я Шумера. — Что они сказали? Для чего мы им понадобились?

— Они сказали, что не убьют вас. Это все, что мы пока знаем.

— Как же! — Сашка скорчил гримасу. — Я бы им даже перхоть свою не доверил. Не то что наши жизни.

— Сегодня вечером — это во сколько? — уточнил я.

Шумер пожал плечами:

— Может, в семь. Может, в восемь. На самом деле связаться с ним несложно.

— А как насчет того, чтобы нам самим с ними переговорить?

— Идемте. Так будет даже лучше.

Рация стояла в домике Вареза. Он сидел возле нее и что-то записывал в блокнот.

— А, ребята. Нам очень неприятно. Мы тут совещались, но, по правде сказать, решение так и не приняли.

— Мы хотим сами с ними поговорить.

Варез посмотрел на нас, потом на Шумера. И согласился:

— Надеюсь, это принесет хороший результат.

Он настроил рацию на частоту и стал вызывать «Шарнир». Буквально через десять секунд ему ответили:

— На связи!

— Это «Блуждающие огни», говоря по-вашему.

— Я понял. Что решили? — сказал голос, как показалось, с самодовольной ухмылкой.

— Здесь ребята, о которых вы спрашивали. Они хотят сами с вами поговорить.

— Готов, — голос насторожился.

Я кивнул Сашке на рацию. Но он покачал головой и сделал мне приглашающий жест рукой.

— Я хочу обсудить условия нашей сдачи, — сказал я без всяких вступлений.

— Слушаю тебя, слушаю, — откликнулся голос.

— Первое, что я хочу сказать: мы не делали того, в чем нас обвиняют.

На том конце молчали, и я продолжил:

— Нас подставили пограничники, которые составили заговор. Они пытались разгромить исмаилитов, но мы случайно вмешались в это дело и нас впутали.

Я посмотрел на исмаилитов, они согласно кивнули головами.

— Все эти московские убийства, все эти нападения на сотрудников ФСБ и милиции не совершали ни мы, ни исмаилиты. Кроме того, в Чечне исмаилиты вынуждены были похитить майора погранслужбы Федулова, чтобы забрать у него священный медальон. Только и всего. Не знаю, что вам там наговорил сам Федулов, но он ключевая фигура в заговоре. Я хочу сказать, ребята, что дело зашло слишком далеко и уже давно вышло из-под контроля. Об этой войне в горах и этих спецоперациях знает очень много людей. Вы все слышите? Все поняли?

— Да, все поняли, — сказал голос.

— Теперь мы готовы сдаться… — Я посмотрел на Колчина. Он с трудом, но утвердительно кивнул. — Надеюсь, вы не станете нас сразу же стрелять и хотя бы выслушаете.

— Мы гарантируем вам безопасность, — пообещал голос.

Мне хотелось закончить с этим побыстрее. Я не чувствовал в себе уверенности. И боялся смалодушничать в самый последний момент.

— О координатах и времени встречи договоритесь с исмаилитами, — я передал рацию Варезу.

Шумер не отрываясь смотрел на нас с Сашкой и молчал. Варез записал координаты, согласовал время и отключил рацию.

— Вы не вините нас, что мы не даем вам защиту? — спросил он виновато.

— Нет. Спасибо вам за все. Я и Сашка, мы не хотим, чтобы из-за нас поубивали людей и разнесли этот поселок вдребезги.

— Встреча через два часа, — напомнил Шумер. — Может быть, у вас есть… — хотел, видимо, про последнее желание, но это получилось бы совсем бестактно.

— Вы можете мне пообещать кое-что? — спросил я.

— Конечно! — воскликнул Варез. — Говори, не стесняйся.

— Отправьте завтра же Вику в Москву. Хорошо?

— Обещаем.

Глава 32

Вика долго не хотела нас отпускать. Порывалась идти с нами. Плакала, просила исмаилитов хоть как-то вмешаться. Шумер и Зак, потупив глаза, молчали.

У меня и так душа заламывала в отчаянии свои нежные ручонки, а тут еще такая душераздирающая сцена!

И всплыл в памяти дурацкий детский стишок:

Что за звуки фуги?

Может, стоны Баха?

Это кошки серут

По ночам от страха.

Я взял Викины руки в свои и сказал:

— Завтра-послезавтра ты будешь в Москве. Следом приедем мы с Сашкой. Обещаю.

Вика ничего не ответила, и только слезы еще пуще покатились у нее из глаз.

Я поцеловал ее. И мы с Сашкой пошли.

Боевая группа исмаилитов поджидала нас у выхода из ущелья.

Рядом со мной шагал Шумер:

— Я хочу сказать вам напоследок одну вещь.

— Весь — внимание.

— Не знаю, станет ли тебе легче… Но ты, Леша, не убивал никакого Идриса. Это Акрам специально подстроил, чтобы повязать вас кровью.

— Но там были трупы!

— Ты их сам лично осматривал?

— Нет.

— Так вот, это всего лишь розыгрыш. Просто Акраму позарез нужен был выход на Москву. И вы, конечно же. Вот он и исхитрился таким образом. Никаких убитых не было. Уж мы-то знаем. Горы — это та же большая деревня, — напомнил Шумер.

— Спасибо, — сказал я невпопад.

— Всегда рад. И еще одно. Саша, тебя это тоже касается… Если вас станут спрашивать, куда мы собираемся идти и так далее, говорите, слышали что-то о Камышовом поле.

— А что это?

— Место такое. Через него люди уходят ночами в Афганистан. Запомните, Камышовое поле. И не говорите, что мы там пойдем. Просто если спросят: ничего такого не слышали? — отвечайте: что-то говорили про Камышовое поле. И больше никаких подробностей. Иначе вам не поверят и убьют.

— Вы думаете… — начал я и осекся.

— Нельзя ничего исключать. Есть у нас одно предположение… А теперь запомните еще вот что. Древние русичи очень любили устраивать в камышах засады. Они брали полую трубку камыша, ныряли под воду и дышали через нее, поджидая противника. Точно так же можно обмануть своих преследователей. Понятно?

Через час вышли к подножию горной сопки. Мы обнялись с исмаилитами и пошли наверх.

Отряд быстро отступил назад и растворился между камней.

— Если эти бойцы убьют вас, никто из них отсюда живым не уйдет, — шепнул мне на прощание Шумер.

Я, грешным делом, подумал, что если нас все же собираются шлепнуть, то лучше бы они сделали это тут же. По крайней мере, возмездие настигло бы их молниеносно.

Вскоре из-за скал по-волчьи метнулись тени — группа в пять человек, в черной форме с масками на лице. Они наспех обыскали нас и потащили за собой.

Снова пришлось бежать через какие-то расселины, преодолевать небольшие перевалы и плутать среди здоровенных валунов. Я надеялся, что исмаилиты идут за нами по пятам. Но это я так себя утешал.

К лагерю мы вышли, когда уже совсем стемнело. Нас молча подвели к пещере и подтолкнули внутрь. Внутри дежурили часовые. Они расступились и пропустили нас к огню.

Пламя костра колыхнулось, щелкнуло, брызнуло искрами. Тени вокруг заволновались. Ватная тишина заползла во все потайные углы пещеры и там притаилась. Языки пламени выхватили из темноты знакомое лицо. От удивления мы с Колчиным моментально прилипли подошвами к полу. Возле костра сидел… убиенный исмаилитами Виктор Сухомлинский.

— Добрый вечер, — сказало привидение без тени враждебности.

Мы издали что-то навроде: «уэ-а-у».

Привидение указало на место возле костра, где лежали свернутые кем-то бушлаты.

Не отрывая глаз от воскресшего майора, мы осторожно присели.

Сухомлинский молча вглядывался в огонь и давал языкам пламени облизывать свои озябшие руки.

— Товарищ майор? — начал было Колчин, но тут же осекся и поправился: — Извините, я правильно произнес ваше звание? В загробном мире офицерские погоны так же действительны, как и на Земле?

— Шутники, — Сухомлинский провел по глазам ладонью. — Жаль будет с вами расставаться.

— Вы нас опять покидаете? — спросил я тревожно.

— Нет, это вы нас покидаете, — уточнил майор.

— В каком смысле? — встрепенулся Колчин.

— Ладно, шутки побоку, — Сухомлинский стал серьезен. — Я жив, как видите. Никакой мистики.

— А как же? — И Колчин провел большим пальцем себе по шее, намекая на смерть.

Майор усмехнулся:

— Придется, как видно, объясниться. Начну с самого начала. Я тот самый таинственный злодей, что направлял в последнее время вашу нелегкую судьбу.

Мы опешили.

— Попрошу с подробностями, — попросил Колчин.

— И без громких заявлений, — громко заявил я.

— Подробности, ау? Где вы там? — обратился в темноту пещеры Сухомлинский.

В облако света шагнула та самая женщина, что побывала у нас в гостиничном номере. Ну, когда мы в первый раз приехали в Душанбе. Тогда она представилась нам журналистом, и от нее мы впервые узнали о «Блуждающих огнях».

Женщина уселась рядом с Сухомлинским.

— Не ожидали?

— Если сюда теперь зайдет и наш редактор Павлов, я даже не удивлюсь, — сказал Колчин.

— Зовут меня Таня. Я работаю в Главном разведуправлении Генерального штаба. Знаете такую организацию?

Кто ж не знает!

— Извините, что впутали вас в это дело. Хотя вы сами, можно сказать, на него нарвались. И так уж получилось, что нам просто необходимо было с вашей помощью распутать этот клубок.

— Что-что распутать?

— Чей клубок?

— Распутать клубок заговора, как вы говорили только что по рации.

С тяжелым пыхтеньем заворочались в моей голове догадки.

— Вспомните, я пришла к вам в номер и так, для проформы, ни на что особенно не надеясь, рассказала вам историю о «Блуждающих огнях». Мы уже знали, куда и зачем вы едете. Я подкинула вам информацию в надежде, что ваше любопытство заставит вас немного порешать эту проблему. Но вам повезло еще больше, если уместно здесь это слово, — она улыбнулась. — Вы не только влезли в это дело, вы оказались на острие событий. Пока вы барахтались, заставляя заговорщиков совершать разные ошибки и резкие действия, мы просто наблюдали за вами, беря на заметку всех, кто замешан в заговоре. Опять же, если можно так выразиться, наблюдали, не следуя за вами по пятам, но зная все отправные и стратегические точки. Сказать честно, мы вас потеряли, когда вы попали в плен к наркоторговцам. Но у нас есть свои источники… Так что мы поняли в конце концов, где вас искать. И вот клубок окончательно распутался. Теперь мы все знаем. Спасибо вам.

— Бла-бла-бла-бла, — писклявым голосом передразнил ее Колчин.

— Товарищ майор, поясните нам более популярно, что происходит? — попросил я.

Сухомлинский пошкрябал пальцами щетину на скулах.

— Как вы оказались в живых? — настаивал я.

— Когда мы поняли, что исмаилиты гоняются за Федуловым, нас это заинтриговало еще больше. Выходило так: он спер у них что-то очень важное, и они хотят любой ценой заполучить это обратно. К тому времени мы уже знали, что Федулов промышляет грабежом золота в храмах. Но тут просматривалось нечто большее. Я решил познакомиться с Федуловым поближе. Организовал с ним совместную охоту на исмаилитов. Потом приехали вы. Федулов очень занервничал. Я обратился в Москву. Там проанализировали и предложили план. Надо было выпустить исмаилитов на свободу. Мы специально разместили пленных в палатке возле штаба. Потом я развязал, как бы из гуманных соображений, веревку, которая связывала их запястья с ногами. Дальше — вы знаете. Один из них ворвался в штабную палатку и расстрелял всех, кто там находился. На мне был бронежилет. Я, конечно же, рисковал, но дело того стоило. Потом все произошло так, как мы и предполагали. Вас и Федулова взяли в заложники. Привезли в Таджикистан. Мы не ожидали, что Федулов так легко отделается от исмаилитов. Но и тут выяснились интересные подробности: оказывается, они практикуют торговлю пленными. Меняют пойманных наркоторговцев на разного рода услуги… Кстати! — неожиданно спросил Сухомлинский. — Это не вы убили генерала Глухова?

— Господь с вами! — вскричали мы дуэтом в унисон.

— Мы так и думали, — кивнул Сухомлинский.

— А как же все эти чудовищные обвинения: переход на сторону врага, измена родине и так далее? — поинтересовался Колчин.

— Это мы все сотворили, — будничным тоном пояснил Сухомлинский, точно речь шла о буханке хлеба. — Нам надо было убедить заговорщиков, что они в полной безнаказанности. А это, в свою очередь, заставило их совершать все новые и новые ошибки. А обвинения против вас… Да как выдвинули, так и снимем.

— А если бы они доошибались до того, что убили бы нас, на фиг? — дал я нервного петуха.

Никто мне не ответил.

Татьяна достала флягу и разложила на бушлате металлические стаканчики:

— Хотите выпить? Тут чистый спирт.

— Да уж, не помешало бы!

— Врезать бы вам! — добавил Колчин.

— А за что врезать? — спросил после паузы Сухомлинский, после «первой».

— За наши мучения хотя бы!

— Ну, ребятки, в это дело вы попали случайно. Нашей вины тут нет. А потом мы просто не стали вмешиваться и всего лишь отслеживали ситуацию. Сработали вы отлично. Ни один наш оперативный работник никогда бы не смог так органично вписаться, не вызвав никаких подозрений. А у вас было стопроцентное алиби как у журналистов.

— Ну, по второй? За удачное завершение операции! — предложила Таня.

Между первой и второй — перерывчик небольшой. И это правильно!

— Что дальше? — спросил я, когда все выпили.

— Дальше будем брать Федулова, — ответил Сухомлинский.

— С вашей помощью, — добавила Таня.

— Э-э-э, вот тут вы ошибаетесь! — запротестовал я. — Меня уже тошнит от этого типа. Колчина вот-вот вырвет. Смотрите на него.

Все посмотрели на Сашку. Тот сидел, глупо улыбаясь, и спросил:

— Надеюсь, нам не надо его заламывать и… все такое?

Таня и майор засмеялись:

— Насчет заламывать и все такое — уже наша прерогатива. Ваше присутствие будет минимальным. Завтра утром мы сообщим по радио в Москву, что вы находитесь у нас. Что мы вас арестовали. И двигаемся на базу. Не успеете глазом моргнуть, как Федулов появится у нас под носом вместе со своими бойцами. Ему же надо будет с вами поквитаться — хотя бы за Глухова. А когда он поймет, что мы вас не отдадим, то, естественно, попытается вас отбить. Ну, уж тут мы….

Закралась ко мне одна крамольная мыслишка: после ареста Федулова «живцы», то есть мы с Колчиным, не представляем для них никакого интереса в дальнейшем. И почему бы Сухомлинскому нас не шлепнуть? Вдруг мы потом болтать начнем?

Но эти соображения я решил оставить пока при себе.

Глава 32

Утром, когда роса на камнях светится маленькими бусинками и облака наскакивают своими пуховыми громадами на остроконечные пики, одна из туч пропорола себе брюхо и на землю обрушился дождь. Явление небывалое для такого времени года.

Мы вышли из промозглой пещеры под холодные стрелы, и настроение окончательно издохло. Уже не верилось, что где-то есть нормальное жилье. Теплое и сухое метро, на котором можно доехать без всяких хлопот. Или такси, наконец, которое не дает перетрудиться ногам. Где-то есть магазины, продукты. Где-то не стреляют и не режут ножами за здорово живешь.

Я сказал об этом Колчину. Он только хмыкнул и ответил в том духе, что лично ему давно позабылось, как спать возле горячего бока жены, в нормальной кровати и шляться спросонья по дому в тапочках с чашкой горячего кофе. Мы дружно прокляли свою жизнь.

— Выдвигаемся, — оборвал наши сентиментальности майор.

Отряд начал выстраиваться тем особым порядком, который предохраняет группу от нападений с разных сторон. Наше место определилось где-то в середине колонны.

Все так же раскатистым эшелоном неслись по небу грозовые облака. Дождь струями сходил с униформы. Пузырился в грязи. Выхлестывал по камням шальные брызги. Видимость нулевая. Но у этих ребят где-то в заднице есть специальные приборчики: сплав компаса с чувством долга, по которым они хорошо ориентируются в любое ненастье. Наверное, поэтому им никогда не сидится дома. Особенно в непогоду.

Мы шли под проливным дождем почти два часа. Потоки воды между камнями становились все более хищными и глубокими. Кое-где они доходили до колена. Их стремительность все нарастала. Достаточно оступиться, и тебя тут же унесет мутный поток.

— Привал! — глухо приказал майор.

Несмотря на грохот дождя, его все отлично расслышали. Команда заняла оборону. Мы с Колчиным грохнулись на землю. Нас уже не волновало, что слой пыли превратился в грязную мешанину. Земля приняла нас, аппетитно чавкая от удовольствия. Рядом присел на корточки Сухомлинский.

— Слушайте сюда, братаны! Сейчас дождь кончится…

— Вы что, из Бюро прогноза погоды?

— Шутить будем после! Так вот. Скоро дождь угомонится, и нам потребуется провести небольшой маневр.

— Маневр?! — вскричал Сашка. — Мы уже и так еле дышим. Ваши долбаные горы!

— Вам-то как раз ничего делать не надо. Я говорю о наших маневрах. Мы уже передали в эфир, что вы в наших руках. Сейчас группа рассредоточится поблизости. По высотам. Мы с вами стоим тут и ожидаем Федулова. Отсюда можно выйти только по одной дороге. И вполне возможно, Федулов уже караулит нас в засаде. Но тут есть психологический момент. Если мы попремся по пелене дождя, у него может возникнуть искушение напасть на нас. А по хорошей погоде он на это вряд ли решится. В общем, мы сейчас рассредоточиваемся и ждем.

— А вы? — спросил я. — Надеюсь, будете рядом?

Покровительственная улыбка растянула лицо майора, и ее тут же смыло дождем.

— Я вас не брошу. И давайте закроем тему. Между нами должно быть полное доверие.

Мы кивнули. Сухомлинский достал наручники.

— Но вот их придется надеть, чтобы все выглядело натурально.

Да уж, полное доверие!.. Холодный металл сковал запястья.

Вскоре дождь поутих. К сопкам пробилось жаркое солнце. Еще летали стрелы дождя, как на соседней сопке появилась группа из пяти человек.

Майор вскинул бинокль.

Мое шестое чувство уже вовсю орало и сигналило красными флажками, что в той группе — Федулов.

В такие же бинокли рассматривали нас и бойцы «Рубина».

— Наш, голубчик! — проговорил удовлетворенно Сухомлинский. Он опустил бинокль и повернулся к своим бойцам: — Свяжитесь по рации. Назовите нашу группу и затребуйте от них ответа.

Радист завалил эфир позывными.

— Сейчас они захотят с нами встретиться и попытаются вас отбить.

— Какое предвидение! — Колчин потряс скованными руками.

— Они на связи, командир, — доложил боец. — Назвались маневренной группой погранвойск. Попросили о встрече.

Сухомлинский кивнул:

— Скажи, мы их ждем.

Радист пошаманил и доложил:

— Обещали быть через пять минут.

Рядом возникла Таня:

— Все по плану?

По плану, по плану… У меня снова взыграло недоброе предчувствие. Словно в груди чьи-то когтистые серые лапки царапнули тонкие струнки души.

На сопку взобралась та же пятерка. Увидев нас в наручниках, Федулов не удивился. Он мазнул по нам беглым взглядом и сразу же шагнул к Сухомлинскому.

— Не ожидал, майор, что ты жив! — протянул руку для приветствия.

Тот пожал пятерню:

— Я был тогда в бронежилете.

— В любом случае, рад тебя видеть в добром здравии. Куда путь держите?

— В Москву.

— А этих куда? — кивнул Федулов в нашу сторону.

— Тоже в Москву. Срочной доставкой.

— Слушай, — доверительный голос Федулова понизился до шепота, — у меня с этими ребятами свои счеты. Они помогли бежать пленным из Чечни, они участвовали в торговле наркотиками, связаны с контрабандой наркоты, они убили генерала Глухова, моего непосредственного начальника. Отдай их нам, а? Зачем Москве эти ублюдки? Все равно их будут судить, а потом шлепнут. Так какая разница где?

— Ни в коем случае!

— Командир, ты должен меня понять. Я тут служу, это моя территория. Они повинны в гибели наших людей. Зачем они Москве? Зачем этот геморрой с правосудием? В конце концов, здесь идет война. И потому действуют законы военного времени.

Сухомлинский достал из-за пазухи бумагу, закатанную в пластик, и протянул ее Федулову:

— Этот приказ я должен передать вам, майор, если вас встречу. Вот я вас встретил. Ознакомьтесь.

Федулов ознакомился:

— Не понял! А зачем я вам понадобился?

— В предписании все написано.

— Ни хрена тут не написано!

Федуловская группа напряглась и стала как бы невзначай поправлять висящие на груди автоматы.

— Тут написано, что я должен сложить командование и следовать за вами!

— Ну вот! А говоришь «ни хрена»! Начальству виднее.

— Хорошо, — покорно согласился Федулов и повернулся к своим: — Слышали? Действуйте!

Федуловская четверка вскинула автоматы.

Мы с Колчиным тут же упали на землю. Злобно шваркнула над нашими головами серия выстрелов.

Таню бросило в грязь.

Сухомлинский кинулся на Федулова. Они покатились по земле.

Двое из бойцов «Рубина» упали на спину и навели автоматы в нашу сторону. Еще двое припали на колено и пальнули по дерущимся, выцепляя майора. Пули с визгом ударили по камням.

Мы с Колчиным вскочили и бросились к отвесному краю сопки. Прежде чем двое «рубиновцев» повторно в нас выстрелили, мы ушли в полет.

А снайпера спецназа из засады раскроили залегшим пограничникам головы.

Кто-нибудь прыгал головой вперед с каменистой сопки со скованными позади руками? Нет? Тогда вам не понять этого восхитительно острого ощущения. Летишь вниз с широко раскрытыми глазами и видишь, как приближаются к твоему лицу острые камни. И понимаешь, что сманеврировать в воздухе не можешь. Как мы не раскроили себе головы, до сих пор не могу понять.

Драка наверху закончилась. Сухомлинский одолел Федулова и заковал его в наручники. Еще двое «рубиновцев» были уложены короткими очередями спецназовцев. Мы вскочили и зачем-то снова бросились на сопку. Наверное, перепутали направление бегства.

Таня была ранена в руку навылет.

— Пошевели пальцами, — сказал я.

Она изобразила игру на рояле.

— Все нормально, кости не задеты. Кто-нибудь снимет с нас эти чертовы браслеты?!

На сопке показались спецназовцы. Часть из них заняла круговую оборону на соседних высотах. Один из бойцов разорвал медицинский пакет и стал перевязывать Таню. Другой достал ключи, глянул на Сухомлинского и, дождавшись от него кивка, разомкнул наши наручники.

Меня это моментально насторожило. Сухомлинский со товарищи могли говорить все, что угодно, но их действия выглядели странно. Эдакие неприметные кивки, быстрые взгляды. Зачем спецназовец испрашивал молчаливого согласия у Сухомлинского? Мы тоже под подозрением? Или с нами играют так же, как и с Федуловым? Сначала: «Здрасте, как вы чудесно выглядите!» Потом: «Пройдемте, трибунал вас ждать не будет!»

Федулова поставили на ноги. Он смотрел на нас с Колчиным люто.

— Игра еще не окончена, козлы плюшевые!

— Твоя игра — точно окончена, — ответил за нас Сухомлинский. — У меня приказ арестовать тебя.

— Так это была подстава? Изначально подстава?

— Да.

Федулов захохотал:

— Идиоты! И прежде всего — ты идиот, командир. Ты даже не представляешь, что скрывают эти два парня! Посмотри на их рожи! Пару дней назад мои ребята здорово их изувечили. А сегодня — никаких следов!

Сухомлинский внимательно изучил наши лица.

— И что это доказывает?

— Они были у исмаилитов и пользовались источником.

— О том, где они были, я и без тебя знаю. А вот про источник — уже интересно. Давай побыстрей, не трать наше время.

— Мы работаем над созданием суперсолдат, майор! Загляни в подсумки наших бойцов, вы найдете там ампулы с красным раствором.

— Точно! — Один из спецназовцев уже обшарил убитого и протянул Сухомлинскому пачку ампул.

— Этот специальный раствор увеличивает выносливость наших бойцов. Ограничивает время сна. Повышает реакцию, утоляет голод и жажду на несколько дней. Но этот препарат вызывает привыкание. Понимаешь? Это как наркотик! — уже почти кричал Федулов. — А у этих исмаилитов есть источник! Просто вода! Но там какой-то специальный природный состав. Посмотри еще раз на этих журналюг. Они пили ту воду! От побоев не осталось и следа! Разве тебя это не убеждает?!

— Ну и что? — скучающе спросил Сухомлинский. — Ты гонялся за этими сказками? Всего-то?!

— Ты чего, не понял, майор?! Это дело государственной важности! Это настоящее открытие! Оно необходимо нашей армии! Для лечения ран! Для создания суперсолдат! Мы с моим отрядом действуем с разрешения высшего командования. А твоя бумага о моем аресте — это подстава. Игра, интриги в министерстве!

Тут Сухомлинский серьезно задумался.

— Давай развяжи меня. Пойдем, найдем исмаилитов, и мы станем героями! — продолжал давить Федулов.

— Это правда? То, что он говорит?

— У вас есть приказ доставить нас в Москву и арестовать Федулова? — напомнил Сухомлинскому Колчин.

— Приказы здесь отдаю я! — неожиданно резко сказал Сухомлинский. — Так это правда?

— Нет, не правда, — ответил я спокойно. — Они нас били, конечно, но не настолько сильно. Он врет, чтобы уйти от ответственности.

Глаза Сухомлинского прыгали от нас с Колчиным к Федулову и обратно.

— Ну же, командир! — распалял и распалялся Федулов. — Будь гибче! За открытие такого источника ты станешь генералом за пять минут! Открытие похлеще атомной бомбы! Если привезешь нас в Москву, тебя и меня тут же отстранят от этого дела. Пошлют сюда блатных генералов, и они получат все. Понимаешь?

— М-да… Так ты за источником исмаилитов все это время носился?

— Ну, а за чем же еще! Думаешь, мне их золото понадобилось? Ни фига! На золотишко был падок Глухов. С этим приходилось мириться. Но я достал их древние рукописи. И узнал об источнике. Вот моя цель. Разинь глаза! Никакого военного заговора нет и в помине! С какой стати служба родине стала преступлением?

Однако! Теперь чаша весов могла склониться и в пользу Федулова.

— Послушайте, — сказал я рассудительно. — Федулов занимался грабежами. Это раз. Он с Глуховым создал секретную лабораторию и ставил опыты на живых людях. Это два. Оба эти факта — чистейшее преступление. Неужели нельзя доставить нас всех в Москву и уже там решить, что делать? Ведь сюда вы в любом случае сможете вернуться?

— Да-да, — как-то рассеянно отреагировал Сухомлинский. — Грабежи и секретная лаборатория — серьезные преступления. Вернуться сюда тоже никогда не поздно.

Мы с Колчиным поглядывали друг на друга — не пора ли сматываться?

— Я видел у вас фляги, — Сухомлинский указал на наши пояса. — Что там?

— Вода, — ответили мы хором.

— Проверь, какая вода, майор! — не унимался Федулов.

— Давайте! — протянул руку Сухомлинский.

— Не знаю, что вы задумали… — начал я.

— Флягу!!!

Я отстегнул ремень.

— Таня, иди сюда, — позвал командир спецназа. — Размотай бинт.

Она размотала бинт. Кровь еще сочилась из раны. Но уже затихала.

Сухомлинский полил из фляги. У нас на глазах кровь перестала идти, а ранка стала затягиваться тонкой нежно-розовой пленкой.

— Жжется, — сморщила носик Таня.

— Пей, — приказал ей Сухомлинский.

Она приняла флягу, поднесла к губам и с опаской посмотрела на командира.

— Давай. Не затягивай. Не умрешь.

Она сделала глоток.

— Обычная вода, — пожала плечами и вернула флягу Сухомлинскому.

— Ну, а как твоя рана? — спросил он. И увидел — как… — Ага! — повернулся он к нам с Сашкой. — И какого хрена вы врали?

— А вы что, уже переиграли? — ответил вопросом на вопрос Колчин.

— Ничего я не переиграл… Но дело усложняется. Исмаилиты — ваши друзья?

— Ну, в общем, да, — сказал я. — А что — это плохо?

— И у них есть эта вода?

— Есть.

— Что они собираются с ней делать?

— Ничего. Просто пьют и живут себе.

— Они скрывают ее.

— Это их источник. Если у вас дома стоит телевизор и вы его смотрите, то это не значит, что вы скрываете его от всего человечества и тем самым совершаете преступление.

— Источник должен принадлежать всей стране! Всей нашей стране! — возопил Федулов.

— Слушайте, — вразумительно, как только можно, сказал Колчин Сухомлинскому, — этот майор специально втягивает вас в это дело. Он же мать родную пристрелит за это дело.

— По-моему, командир, нас всех надо доставить по назначению, а потом уж решать, что делать с источником… — заметил я.

— Опять лезете с советами, — поморщился Сухомлинский. — А дело между тем серьезное и не терпит отлагательств. Если мы отсюда уйдем, то может статься, что никогда больше не найдем исмаилитов.

— Принимай решение! Исмаилиты и вправду уйдут! — давил Федулов. — Два наших отряда отлично поладят! Мы атакуем исмаилитов и запросто захватим источник!

— Как твоя рука, Таня? — спросил Сухомлинский.

— Отлично! — Она поводила рукой. — Боли уже практически нет.

— Снимите с него наручники, — Сухомлинский кивнул на Федулова.

Спецназовцы расковали майора и отошли.

— Это предательство! — закричал я.

— Вот как? — Сухомлинский вскинул автомат. И… выстрелил Федулову в лицо.

Тот рухнул в грязь. Сухомлинский для верности всадил еще три пули в грудь.

— Ходу! — рванул меня за рукав Колчин.

— Взять! — гаркнул Сухомлинский.

Нас тотчас скрутили.

— Я беру это дело под свой контроль, — сказал Сухомлинский, сорвав флягу исмаилитов и с Колчина. — Теперь так, ребята. Окажете небольшую услугу. Подскажете, как нам найти источник исмаилитов, и я сниму с вас все обвинения. Нет — разберемся без вас. То есть попросту шлепнем. Надеюсь, понимаете, что в данных обстоятельствах я имею на это полное право?

Глава 33

Нам завязали глаза и куда-то потащили. Дальнейшее путешествие описывать легко. Я абсолютно ничего не видел. Как слепой переставлял ноги вперед, время от времени спотыкался. Меня тянули вверх. Стальные браслеты тут же впивались в запястья. Я матерился и шел дальше.

Спустя некоторое время мы вышли на дорогу. Нас посадили в кузов грузовика среди бойцов спецназа. Машина полетела по ухабам.

При подъезде к какому-то городу с нас сняли повязки и расстегнули наручники.

— Путешествие заканчивается! — крикнул с бортовой скамьи Сухомлинский. — Сейчас в Таджикистане вспыхнул мятеж. Придется нам и вам немного повозиться. Приедем в часть — даже не пытайтесь бежать. Все равно не знаете, где находитесь. Будете вести себя спокойно — для вас все закончится хорошо! Обещаю!

Потянулись навстречу окраинные дома. Замелькали зелеными полосами ветви деревьев. Кузов грузовика мгновенно ощерился автоматными стволами. Спецназовцы забегали беспокойными глазами по кустам, придорожным канавам и арыкам. Машина на полной скорости шла на базу. В глубине дворов то тут, то там вспыхивала стрельба. Она дробно прокатывалась между домами, вставала на дыбы, потом вдруг затихала, таилась по укромным местам, чтобы через минуту выскочить с треском где-нибудь в другом месте.

Воинская часть российских миротворцев оказалась в гуще военного мятежа. Тут никто не понимал, что происходит, кто с кем и против кого воюет. Неприятностей ждали со всех сторон сразу. А потому военные наглухо закрылись и заняли круговую оборону.

Рядом с частью и по всему городу бродили мятежники, а также обыкновенные бандиты и какие-то таинственные моджахеды. Мятежников и моджахедов можно было отличить друг от друга разве что по белым и красным повязкам на руках или голове.

С востока на город шли части верной президенту гвардии. Затевалась крепкая заваруха. В нее-то мы и угодили на полном ходу.

«Урал» со скрежетом остановился возле КПП части, подняв тучу пыли. Сухомлинский спрыгнул на землю и постучал в ворота части.

По другую сторону вздрогнула настороженная тишина и зашуршала сапогами по гравию.

— Чего надо? — крикнули через ворота.

— Спецназ российской армии!

— А чем докажете?

На свете существует много всяких удостоверений, дипломов и аттестатов, которые подтверждают профессию или квалификацию человека. Но у военных все иначе. Сухомлинский разразился таким виртуозным матом, пообещав в междометиях конец света, разжалование ниже рядового и работу в свинарнике до скончания веков, что за воротами сразу же приняли правильное решение.

Лязгнуло и откупорилось в воротах окошко. Показалось должностное лицо с незримой надписью «прапорщик».

— Сколько вас?

— Щас узнаешь, — змеиным голосом пообещал Сухомлинский.

— Открываем, — дошло наконец до прапорщика.

Ворота распахнулись. «Урал» вкатил на территорию части. На пороге штаба нас поджидал командир осажденного гарнизона.

— Полковник Полянский! — отрекомендовался он.

— Майор Сухомлинский!

— Заждались мы, майор. Тут полный звездец творится… А это кто с тобой?

— Журналисты. Приехали в Таджикистан в командировку, а тут вишь, что началось. Пришлось за ними заехать и доставить сюда. Пока побудут тут с моими ребятами.

— Ладно. Только, чур, не писать ничего о моей части, понятно!

Да уж понятно.

Полянский и Сухомлинский исчезли в дверях штаба. Бойцы спецназа улеглись на газоне.

— Просить его о помощи — бесполезно, — сказал Колчин и закурил.

— Да. Они все тут друг друга знают. Мы для Полянского — пустое место.

— Добраться бы до телефона, — мечтательно произнес Колчин.

— Сомневаюсь, что это поможет.

— Эй, писаки, чего вы там шепчетесь? — прикрикнул на нас один из спецназовцев. — Ну-ка садитесь рядышком и не свистите.

* * *

В окрестностях города активно шевелились подразделения мятежного генерала Худойбердыева. Правительственные войска Таджикистана пытались как можно быстрее с ним расправиться и выбить за пределы республики. К нашему приезду фронт пролегал как раз по черте города. Мощная орудийная канонада и стрельба доходчиво извещали, что правительственные части начали наступление. В военный городок потянулся поток беженцев. Они несли телевизоры, матрасы, тюки — в общем, все самое ценное и необходимое в гражданской жизни. Беженцев размещали на футбольном поле.

Нас с отрядом спецназа переместили поближе к воротам. Полянский, наверное, решил, что если часть будут штурмовать, то обязательно полезут через ворота. Тут-то мятежники и столкнутся нос к носу со спецназом.

Военные с интересом выглядывали за забор центрального КПП. Через дорогу начинались дома, и во дворах изредка проскакивали пунктирные линии очередей. С каждой минутой звуки выстрелов приближались.

Какая-то женщина из местных решила вернуться в город. Солдаты ее не отпускали. Гражданка настаивала. Говорила, что забыла в квартире какие-то ценные вещи, обещала быстро обернуться туда-сюда. Солдаты были непреклонны.

Перепалка длилась минут сорок. Наконец она утомила своими просьбами офицеров, и те приказали ее выпустить.

Как только отодвинули засов и открыли тяжелую металлическую дверь, вдоль улицы густо и долго влупила пулеметная очередь. Завизжали на тысячи голосов рикошетные пули.

Женщина юркнула обратно, под защиту КПП. Солдаты закрыли дверь и уже приготовились принять бой, откинув окошки в массивных воротах. Но враг оставался невидим.

Звуки боя приближались, грохотали со всех сторон. Судя по всему, гвардия президента Таджикистана обогнула военный городок и атаковала Худойбердыева как бы из-за нашей спины.

Около десятка офицеров и солдат столпились возле ворот. Некоторые взобрались на пригорок, чтобы получше разглядеть окраинные дома. Большинство из них, за исключением наряда КПП, были без оружия. Российских миротворцев домашние ссоры таджиков вроде как не касались.

На дороге появился танк без опознавательных знаков. Куда и зачем он ехал — непонятно. Проезжая мимо КПП, он отвернул башню в сторону города и смачно сплюнул снарядом. Рухнул чей-то глинобитный домик.

Военные оцепенели. Каждый присутствующий вдруг осознал, что с такой же легкостью танк мог шарахнуть и по камуфляжной толпе возле КПП. Полетели бы клочки по закоулочкам. Крошево из запасных человеческих частей.

Все бросились врассыпную. Кто-то побежал выводить бронетехнику из парка. Кто-то командовал «в ружье!» и сам натягивал бронежилет с каской. Вполне возможно, в округе бегал не один безумный танк. Его собратьям ничего не стоило расстрелять военный городок.

Вся техника рассредоточилась по периметру части в глухой обороне.

Ночь прошла под звуки городской перестрелки. Мы заночевали в маленьком клубе возле тех же ворот. Каждый раз, когда я выходил покурить на улицу, Колчин просил меня прикупить пару гамбургеров с кока-колой. Это стало нашей дежурной шуткой. В той жаре, при той нищете и захолустности городка, она просто сверкала остроумием.

Из штаба вернулся Сухомлинский.

— Завтра будет боевая задача. Потом мы свободны, — сообщил он нам с Колчиным. — Меня интересует вот что. О чем говорили исмаилиты, когда мы потребовали вас выдать?

Полоснуло молнией озарение — вот оно! Началась торговля.

Колчин хитро сощурился:

— Мы, наверное, мало чем можем вам помочь. Но согласны рассказать обо всем, что слышали у исмаилитов.

— Ну-ну?

— Услуга за услугу, — встрял я. — Вы немедленно снимаете с нас все обвинения, а мы уж вам рассказываем о том, что знаем.

— Х-ха! И как я должен, по-вашему, снять обвинения? Кому звонить? Ночь на дворе.

— А не надо никому звонить. Берете бумагу и пишете, так сказать, расписку: я, такой-то и такой-то, снимаю все обвинения… и так далее.

Брови Сухомлинского выросли домиком.

— Еще никто не требовал от меня расписок.

— А вы попробуйте, — мягко нажал Колчин. — У вас получится.

— Хорошо… Боец! Бумагу и ручку! — приказал он спецназовцу.

Через десять минут заявление Сухомлинского на имя Генерального прокурора было готово. В бумаге говорилось, что мы с Колчиным участвовали в спецоперации ГРУ по разоблачению заговорщиков. Никаких преступлений мы не совершали. Под чем Сухомлинский размашисто расписался, не забыв проставить номер своего офицерского удостоверения.

— Теперь довольны?

— Конечно, — кивнул Колчин, пряча драгоценный листок в несколько слоев целлофанового пакета.

— Ваша очередь, — напомнил Сухомлинский.

— Когда вы потребовали нас выдать, — начал я, — исмаилиты о чем-то совещались. Нас туда не приглашали. Но мы слышали, как кто-то упомянул о каком-то Камышовом поле.

Сухомлинский чрезвычайно пытливо посмотрел мне в глаза:

— А почему именно Камышовое поле вам вдруг запомнилось?

— Больше никаких названий мы от исмаилитов не слышали. Только это. Когда они совещались в комнате.

— Они что, говорили между собой на русском?

— Зачем на русском? — бросился мне на выручку Колчин. — На своем. Но вот название места они произнесли на русском.

— С чего бы это они заговорили на русском?

Я пожал плечами:

— Знаете, как бывает? Говорят между собой восточные люди на своем родном: «халям-балям», и тут неожиданно проскакивает: «пять рублей». И опять « халям-балям ».

— А чего вы, собственно, хотите от исмаилитов? — отвлек от скользкой темы Колчин.

— Я уверен, после того, как исмаилиты вас выдали, они попытаются скрыться. И утащить с собой источник. Он наверняка переносной.

— С чего вы взяли?

— Интуиция. Опыт. Данные разведки. Мы тоже кое-что знаем об этом деле. После того как я ликвидировал Федулова, ребята, кое-кто разгромил базу «Рубина». Взяли кое-какие документики. Источник воды — переносной. Теперь вы сказали о Камышовом поле. Все совпадает. Это единственное место, откуда можно попасть в Афганистан. — Сухомлинский довольно потер ладони. — Молитесь, что вы мне не соврали. А то бы валялись сейчас под забором части. А мы бы мстили за вас проклятым мятежникам, как будем мстить за разгром «Рубина». — И он подмигнул. — Хорошее дело — военный мятеж.

Наутро военным принес кто-то в клювике изумительное сообщение. Оно гласило: после упорных боев, с применением танков и артиллерии, мятежные части Худойбердыева разгромлены. Противник отступил. Куда — непонятно. Но гвардейцы президента вроде бы уже взяли город и окрестности под свой контроль.

В части приземлился вертолет. Он привез с собой преемника мятежного генерала, полковника Шерали Мирзоева, его охрану и генерала Минобороны России Валерия Липского. Военные и спецназ Сухомлинского получили приказ доставить нового командира в бывший штаб Худойбердыева. Самому Мирзоеву правительство Таджикистана поручило сформировать новое боевое подразделение.

Колонна российских миротворцев двинулась к базе мятежников.

Сухомлинский усадил нас с Колчиным на броню головного БТР, пристроился рядом и под душный ветерок весело проговорил:

— Сейчас решим задачу, и на Камышовое поле! Вот потеха будет!

— Кому?

— Всем!.. Закончится все благополучно, уйдете подобру-поздорову. Обещаю.

Из придорожных кустов наперерез БТР выскочила здоровенная горилла в одежде клочьями, в сандалиях на босу ногу и с огромным пулеметом наперевес. Горилла угрожающе оскалилась.

Наш бронетранспортер встал как вкопанный. За ним и вся миротворческая колонна.

Дарю сюжет сюрреалистической картины маслом и слезами: на дороге стоит горилла и держит под прицелом БТР с потрясенными военными на броне. Над ними в знойном воздухе лениво развевается голубой флаг миротворцев и российский триколор.

Это произошло в секунду. Но я успел подумать о том, что:

1) Военные генетики сошли с ума и выпустили из стратегических закромов свой чудовищный резерв.

2) На моем месте должен сидеть Капица из «Очевидного — невероятного».

3) Здесь только что побывали ребята из программы Би-би-си «Дикая природа».

4) Пора бросать пить теплый спирт, разбавленный газировкой.

Когда я подошел к четвертому пункту, то понял, что бросать пить уже поздно. Из кустов по обе стороны колонны повалили густой толпой вооруженные люди. По виду — все, как один, крестьяне. Наша «обезьянка» оказалась человеком. Этот боец нашел где-то маску Кинг-Конга и решил нас попугать. Теперь весело скалился и что-то там на местном «курлы-мурлы» выкрикивал товарищам.

Защелкали наперегонки затворы автоматов. Наша колонна ощерилась стволами. Но и в нас упиралось несколько десятков автоматов и пулеметов.

Один пацан, дремучий и суровый, около пятнадцати годков на вид, с гранатометом на плече, подошел к нашему БТР почти вплотную и наставил на него оружие.

Это сейчас я знаю, что взрыватель гранаты РПГ-7 срабатывает только через десять метров полета. А тогда я был таким же дремучим в вопросах вооружения, как и этот пацан. И подумал в тот момент: неужели он не понимает, что если пальнет, то его самого разорвет в клочья?

Мы стояли в окружении непонятно кого и мучительно ждали развязки.

Впереди показались белые «жигули». Из окон автомобиля пучками торчали стволы автоматов и головы. «Жигули» развернулись перед нашим головным БТР. Люди высыпали на дорогу. Какой-то товарищ, сильно отличавшийся от остальных тем, что на нем не висело абсолютно никакого оружия, пошел к нам с распростертыми объятиями.

Командир батальона узнал безоружного гостя. Радостно прокричал ему по-таджикски какое-то «курлы-мурлы», спрыгнул на землю и полез обниматься-целоваться.

Все поняли, что командиры друзья. Обе стороны опустили оружие.

По команде предводителя вооруженные штатские (скорее всего, это были некие проправительственные боевики) попрыгали по машинам и поехали впереди колонны, указывая нам дорогу к штабу Худойбердыева. Весьма кстати, поскольку через пару километров мы наткнулись на укрепленный пункт. Здесь стояли два танка. (Опять же без опознавательных знаков.) За мешками с песком, по обе стороны дороги, скрывались несколько пулеметных гнезд.

Наши сопровождающие что-то прокричали, и этот «дорожный патруль», как мне показалось, с облегчением на лицах покинул свои укрытия. Танкисты вылезли из башни и приветливо помахали нам рукой. Очевидно, воевать им не очень хотелось, и они были рады, что наша колонна оказалась союзнической.

Худойбердыев отходил в большой спешке, оставив после себя хаос и разруху. Мятежники бросили на базе всю поломанную технику. Взяли только то, что могло ехать: несколько грузовиков и пяток танков. Штаб-квартира была разграблена подчистую. Отступающие побили все стекла, раздолбали всю мебель, сняли не только люстры, но даже выкрутили дверные ручки. И охота ж было этим заниматься под огнем наступающего противника?

По части бродили несметные толпы местных жителей с оружием всякой системы. Колонна въехала в брошенную часть. Под колесами БТР зашелестели осенней листвой российские деньги. Какая богатая страна! Похоже, вчера ночью отсюда убегали не только худойбердыевцы, но и, как минимум, сотрудники Центробанка России в полном составе.

Солдаты попрыгали на землю. Я подобрал одну из купюр. Увы-увы. Это были старые российские деньги, не имеющие хождения. На каждой купюре красовалась печать воинской части.

— Здорово, да? — Рядом со мной остановился боец таджикской армии.

— А почему на них печать?

— Худойбердыев свои деньги завел. Он ими расплачивался со своими бандитами. Правда, ходили они только в части. В селах эти бумажки не принимали.

— Но их здесь так много…

— Наверное, богатое у него было государство.

Свита Шерали Мирзоева остановилась возле штаба. Рядом возник российский генерал Липский с рослыми спецназовцами Сухомлинского.

Мы с Колчиным подошли послушать, о чем свистят отцы-командиры. Вокруг них вперемешку толпились российские и таджикские военные. Они недоверчиво поглядывали друг на друга. И все как-то подозрительно держали оружие на изготовку. То ли они сомневались, что мы российские миротворцы, то ли миротворцы сомневались, что перед ними правильные таджики. Я заметил, как охрана генерала, делая вид, что прогуливается, образовала круг обороны. Спецназовцы расселись под кустиками, за бордюрами, встали на углах штаба, автоматы наперевес и с видом внимательных ботаников разглядывали окрестности.

Генерал Липский и полковник Мирзоев лениво бросали друг в друга репликами и междометиями.

Так наступил полдень. Навалилась невыносимая жара. Генерал уселся в тени на скамеечку. Лениво облокотился на руку и с интонацией обалденно важного человека обратился к какому-то рядовому таджику:

— Эй, военный, поди сюда.

Реакция таджиков меня поразила. Наверное, они впервые увидели воочию живого генерала. Может, слышали когда-то о таких людях от своих дедушек, как мы слушаем рассказы о появлении НЛО. А тут герой из древней сказки решил навестить поселян лично и уладить их мирские разногласия.

Боец с готовностью сорвался, подбежал, вскинул руку и что-то на «курлы-мурлы» пролепетал в виде воинского приветствия.

— Все понятно, — генерал махнул на него рукой. — Свободен! Говорит тут кто по-русски?

Вышел рослый таджик с пулеметом:

— Я говорю.

— Кто командир этой толпы? — генерал рукой очертил круг.

— Мы воевали с Худойбердыевым. Выбили его отсюда, — как-то обиженно начал знаток русского языка.

— Это я уже понял. Кто командует, я вас спрашиваю?

Таджик повернулся к своим и что-то прокричал. От толпы отделился другой, не менее грозный военный.

— Вот он, — сказал боец с пулеметом.

— Спроси у него, — с ленцой в голосе приказал генерал, — какого хрена они бродят тут с оружием? Это что, митинг? Ярмарка вооружений? Или все же воинская часть? Почему они до сих пор не построились?

Этот вопрос, казалось, вернул командира из небытия. Наверное, он сам подумал: а действительно, какого хрена?

Полетели резкие команды. Толпа нехотя начала строиться. Всем хотелось вблизи поглазеть на настоящего генерала, а тут какие-то бессмысленные построения.

Кое-как народ выстроился в шеренгу по два. Многие бойцы были одеты по гражданке.

Когда более-менее подравняли строй, Липский поставил перед ними Шерали Мирзоева:

— Вот ваш новый командир.

Далее продолжил в том духе, что, мол, родина вас не забудет, но хрен вспомнит. Служите честно, но не зарывайтесь. Любить командира необходимо, так как такая необходимость неизбежна, но целовать его при этом не обязательно, разве что только в фотографию.

Мирзоев сиротливо озирался по сторонам, и в глазах его гуляла несусветная тоска. Он понимал, что мы скоро уедем, а он останется с этим отрядом один на один. В глазах его охраны разверзлась такая же тревожная бездна.

Обратно колонна российских миротворцев отправлялась быстрым маршем в полном молчании. Каждый, наверное, думал о том, каково там сейчас бедному Шерали Мирзоеву. Все-таки почти что наш, расейский. Академию в Москве только-только закончил. Грезил, небось, о танковых клиньях, о тактических операциях механизированных сил. А тут поставили командовать партизанами. И чего ждать от них — неизвестно.

Глава 34

На одном из перекрестков «Урал» со спецназом Сухомлинского выскочил из миротворческой колонны и свернул в сторону Афганистана. Сухомлинский, надо понимать, решил все-таки заняться поимкой и разгромом исмаилитов. По его подсчетам, они должны были появиться на Камышовом поле сегодня вечером или ночью. Майор нервничал и спешил и время от времени лупил кулаком по кабине, подгоняя водителя.

Я мучительно вспоминал. Но что именно я вспоминал, оставалось загадкой даже для меня. Хорошо помню, как, находясь у исмаилитов, я что-то такое услышал и сказал себе: эту замечательную мысль надо постараться не забыть. И я отменно постарался. Саму мысль напрочь забыл, а что «надо не забыть» — отлично почему-то помню.

«Урал» обогнул очередную сопку, и перед нами раскинулось камышовое море. Оно тянулось и ширилось во все стороны, насколько хватает глаз и воображения. Название «Камышовое поле» — показалось мне унизительным и глумливым для такой красоты.

Море приветливо кивало нам серыми головами. Летал пух. Стайки мелких птиц совершали разорительные налеты на камыши и вновь, как по приказу, удирали в небо.

Это место считалось нейтральной территорией. Пограничные заграждения остались где-то позади нас. И если честно, я их даже не заметил. До сих пор ломаю голову: как тут наши пограничники охраняют границу, если мы не встретили ни одного пограничного столба, ни одного забора с колючей проволокой и ни одной следовой полосы?

Машина остановилась.

— Вылезай!

Как только последний боец покинул машину, «Урал» рявкнул и уехал прятаться от любопытных глаз.

Сухомлинский развернул маршевую карту. Подошла Таня. Они стали что-то обсуждать и тыкать пальцами в топографический лист.

— Не могу вспомнить какую-то важную мысль, — пожаловался я Колчину.

— О чем она?

— Если б я это помнил!

— Они наверняка встанут в камышах, — Колчин кивнул в сторону спецназа. — Нам надо держаться вместе. Иначе сотрут или потеряемся. Да и камыши неплохо бы заранее приготовить.

Тут меня прошибло. Память клямснула и отворила створки.

— Колчин, ты — гений! Я вспомнил! Надо приготовить трубки, чтобы дышать под водой. Вот на что намекал нам Шумер.

— Нетрудно было и запомнить, — скептически заметил Сашка.

— Журналисты! Брысь сюда! — позвал Сухомлинский. — Мы тут решили поделиться с вами нашими планами.

— Какая любезность, — съязвил Колчин.

— Когда вы говорите нам о своих планах, мне хочется настучать на вас куда-нибудь в ФСБ, — добавил я.

— Но-но! — прикрикнул Сухомлинский. — Не надо утрировать и сгущать! Как говорят наши генералы, главное — это положительная динамика поступательного развития.

— Да они у вас философы!

— В общем, слушайте наш план. Вот тут, — Сухомлинский указал мизинцем место на карте, — самое вероятное место, где пройдет караван исмаилитов. Мы становимся подковой. Они заходят в устье нашей засады, — мизинец елозил по зеленому полю камыша. — Потом, когда они полностью втянутся, края «подковы» схлопываются, и ваши друзья оказываются в окружении. Доходчиво объясняю?

— То есть вы хотите взять их в кольцо?

— Именно.

— Значит, вы объясняете доходчиво, раз Леша понял, — заметил Колчин.

— А на фига нам, собственно, знать ваш план?

— А затем, что вы будете стоять в устье нашей засады, — расцвел Сухомлинский, — между спецназом и исмаилитами. Они ваши друзья и стрелять в вас не станут. Мы тоже ваши друзья и тоже стрелять в вас не станем. А вот исмаилитов — замочим!

— Простите, — деликатно заговорил Колчин. — Все время забываю вас спросить, майор: Фреди Крюгер, случайно, не ваш родственник?

— Да Крюгер — сопливый пацан по сравнению со мной! Понятно? Гы-гы-гы!

Подбежал боец спецназа:

— Люди расставлены, товарищ майор.

— Отлично! — Сухомлинский сложил карту. — Берешь журналистов и ставишь их на позицию. Дистанция от линии огня — три метра. А вообще смотрите сами, какая там будет видимость.

Вода оказалась мутной, холодной и вонючей. Она доходила нам до колен, и мы с Колчиным хихикали друг над другом, представляя себя в будущем импотентами. Страшно доставала мошкара и комары. Казалось, они всю свою жизнь мечтали с нами познакомиться и теперь толпами кружили вокруг и лезли в лицо, стараясь получше нас рассмотреть в вечернем сумраке.

— Вот честно признаюсь, если бы я был комаром, то за те два часа, что мы здесь стоим, я бы уже устал летать над нами. Мои маленькие крылышки давно бы перегорели, на фиг. А эти твари все летают, и им хоть бы хны!

— А может, они так согреваются? Ночь-то холодная.

— Хорош болтать, — злобно одернули нас из-за камышей спецназовцы. — Не засада, а бордель какой-то с вечеринкой!

Колчин сломал трость камыша, еще раз обломал его по краям и тщательно продул. Я сделал то же самое.

Темнота сгущалась. Начало «вечеринки» неумолимо близилось. Комары подняли свою писклявую тревогу. Вскоре стемнело настолько, что я видел только смутные очертания Колчина, хотя он и стоял в метре от меня.

Как они тут собираются воевать, когда не видно ни хрена? И как они друг друга смогут отличить в темноте от противника? А вообще, здорово придумал Сухомлинский — дал нам свою расписку, спокойно вытянул из нас информацию и теперь поставил на убой. После расправы над исмаилитами он пристрелит нас, если мы еще будем живы, заберет свою бумажку и вернется в Москву.

Все бы так и произошло, если бы сами исмаилиты не предвидели такой исход. Не зря же они назначили это место? Значит, готовы к встрече. Интересно, а как они отличат нас от спецназа?

Сколько я ни размышлял, по всему выходило, что нас пристрелят в первые же минуты боя. Не те, так другие.

Послышались бульканья, вода заколыхалась. Кто-то шел через камыши в нашу сторону. Мы с Колчиным схватились за руки, чтобы не потеряться, и приготовились нырнуть с первыми выстрелами.

Прямо перед нами очутилась ишачья морда. На спине животного я разглядел две коробки. Погонщиков рядом не было.

Тут что-то громко хлопнуло и зашипело в небесах. Раскололась яркими искрами осветительная ракета и повисла на парашюте. Дальше началось невообразимое. Мы с Колчиным оказались в голове ишачьего каравана. Они шли в полном одиночестве. Без людей.

То, что я в темноте принял за ящики, оказалось клетками. И оттуда уже выскакивали здоровенные овчарки, которых мы видели в поселке исмаилитов. Только сейчас их было несколько десятков.

Как-то неуверенно грянули автоматные выстрелы. Рядом с нами из клетки вышибло, как на пружинах, двух клыкастых зверюг. Они с легкостью могли перекусить нам с Колчиным глотки за одну наносекунду. Но псы вообще не обратили на нас внимания. Словно мы стали частью ландшафта. Они кинулись в камыши, где засел спецназ. Ракета в небесах погасла, и тут же начался кромешный ад.

Мы с Сашкой нырнули, упали на дно и выставили трубки. Под воду полетели звуки беспорядочной стрельбы. Тут и там метались по камышам людские вопли с собачьим рычанием вперемешку. Временами кто-то с торопливым плеском улепетывал в сторону берега. За ним — другие, скачущие. И все снова смолкало.

Вскоре взметнулся над Камышовым полем последний крик отчаяния, и ночь опять утонула в тишине. Привычного боя у спецназа не получилось.

Чья-то рука пошарила под водой, нащупала мой ремень и потянула меня вверх. Я вскочил, готовый обороняться.

— Спокойно, представление уже кончилось, — раздался радостной музыкой голос Шумера.

Тут же стоял и Зак. Он выловил из-под воды Колчина.

— Как вы нас отыскали? — удивился я.

— Когда я сказал вам, нырять под воду, я имел в виду, что задница тоже должна лежать на дне, а не болтаться сигнальным поплавком, — пояснил со смехом Шумер.

— Может, поговорим на берегу? — Сашка громко стучал зубами.

— Потише, дружище, — похлопал его Зак по спине. — Ты нам всех собак распугаешь.

Мы развели костер. Шумер и Зак достали сухой паек, флягу спирта и бутыль газировки.

— Мы ничего не перепутали с рецептом? — спросил Зак.

— Все очень точно, — похвалил я, взял флягу и разлил спирт по кружкам.

— Люблю взрослую компанию, — признательно проговорил Колчин, глотая спирт.

Вокруг костра бегали овчарки. Трясли шкурой, обдавая нас брызгами и хлопая ушами.

— А вы что, одни сюда пришли? — поинтересовался я. — Где остальные?

— Остальное воинство вокруг бегает, шкуру сушит, — указал в темноту Зак. — Да еще ишаки. Но они, правда, разбежались куда-то. Уж очень громко стреляли.

— Нас никто не заметит? — спохватился вдруг Колчин, крутя головой.

— Нет. Эти звери кого хочешь подглядывать отучат, — успокоил Шумер и разлил всем еще по одной.

— А что, весь спецназ?.. — Сашка запнулся.

— Ага. Того, — и Зак провел большим пальцем себе по горлу.

— Но как собаки смогли победить спецназ? И почему нас не тронули?

— А вы у нас были. Потому они и не тронули. За своих приняли. Помните, они вас обнюхивали? К нам ведь никто, кроме своих, не ходит.

— Но спецназ… — поразился я, — это ведь обученные люди. Их же учат с собаками расправляться. Сам читал. Специальная подготовка у них есть.

— У них подготовка против каких собак? Против необученных. В крайнем случае, против конвойных, поисковых и какие там еще есть? А наши псы — научены работать в составе группы. По пятеркам. В каждой — свой командир. Обороняются группой. Атакуют группой. Попробуй отбейся от пятерых зверюг, когда каждая, как говорят военные, знает свое место в строю и может быстро без суеты занимать его.

— Не может быть, — покачал головой Колчин.

— А ты к пограничникам здешним обратись. Они наш опыт уже взяли себе на вооружение. Таких же монстров воспитывают. В семнадцатом учебном центре, кажется.

— Кстати, — хлопнул я себя по лбу, — Вика уже в Москве?

Зак и Шумер рассмеялись:

— Кому чего! Конечно. Мы же обещали. Отправили ее тут же.

— Спасибо, — я уставился в огонь, пытаясь представить себе Вику Лихолит. С глазами-омутами. С длинными волосами цвета воронова крыла. С точеной фигуркой.

— …получили от него бумагу, свидетельство, что мы ни в чем не виновны, — долетел до меня голос Колчина. — Что мы не совершали никаких преступлений. Все! Мы свободны! — Сашка помотал бумажкой над костром.

— Не промокла?

— Ты что?! — сделал Колчин страшные глаза.

— Значит, теперь домой? — Зак хлопнул меня по плечу. — За это надо выпить.

— Да, наконец-то мы возвращаемся, — с глупым от счастья видом подтвердил я.

— Вот видишь. А ты говорил мне, что у вас выхода нет. Собрался оставаться, — поучительным тоном начал Шумер. — Выход есть из любой ситуации. Никогда не поздно повернуть вспять. Только чем дальше ты уходишь, тем труднее повернуть. Представь себе ишака с тележкой. Вот он идет с ней под гору. Сначала тележка пуста. Потом годы, сомнения, разочарования, поражения складываются туда, как камни. Их все больше и больше. Тележка становится тяжелой и неповоротливой. В конце концов наступает момент, когда ишак не выдерживает напора и срывается в пропасть.

— К чему это ты?

— Да так. Ишаки нравятся, — Шумер расхохотался.

— Да ишак, нагруженный сомнениями, — это нечто, — согласился я.

Мы проговорили с исмаилитами всю ночь. Они сказали, что уходят из своей долины. Она уже фактически раскрыта военными, потому как ни жалко, а менять место жительства все равно придется. Их разведчики уже подыскали новую долинку под строительство поселка. Через пару месяцев весь их народ переберется туда.

Утром Шумер снял с себя медальон, точь-в-точь такой же, за которым охотился Федулов, и подарил мне его на память.

Колчину достался медальон в виде серебряного ободка, внутри которого вертелся плоский камень голубого цвета с отпечатком человеческой стопы. «Это след ас-Саббаха на той планете», — пояснил Зак.

Мы подошли к камышам посмотреть, что случилось со спецназом. У кромки воды я заметил густые пятна крови. Чуть подальше в темной жиже плавало белое лицо. Я подошел поближе.

Это был Сухомлинский. В мутной воде страшно зияло темно-красным разорванное горло. Пальцы вцепились в ствол винтореза. Я выдрал у него оружие и закинул за плечо. Потом приподнял труп. На темную поверхность выскочила на ремешке деревянная герметичная кобура из-под Стечкина. Я снял ее и отстегнул пояс с боеприпасами.

— Ты чего там? — испуганно выкрикнул с берега Колчин.

— Да так, ничего, — я оттолкнул тело в воду.

Если бы Сухомлинский просто арестовал Федулова и вернулся с ним в Москву, то не случилось бы этой бойни. Теперь же мертв он сам, мертва Таня. Долгое расследование закончилось гибелью всех участников заговора с расследователями заодно.

— Держи! — я протянул Колчину винторез.

— Не надо! — Сашка дернулся, как от удара.

— Как хочешь, — я закинул оружие в камыши. И сунул под рубаху кобуру со Стечкиным.

— Зря ты.

— Плевать, — процедил я.

Оружие словно прилипло к телу и придало мне новых сил.

Шумер и Зак отослали собак домой. Мы затушили костер. И пошли к дороге.

Даже спустя много лет мне трудно писать об этом расставании. Исмаилиты столько сделали для нас. Столько раз спасали от смерти. Хотя могли вообще не возиться с нами. Кто мы для них? Чужаки.

В общем, мы стали настоящими друзьями. И хотя говорились при расставании какие-то ободряющие слова, сыпались шутки, в душе звенела гулкая пустота. Мы все понимали, что видимся в последний раз.

Исмаилиты посадили нас на попутный грузовик.

— Станет скучно в Москве, приезжайте! — сказал Зак.

— По горам побегаем! Наркоторговцев погоняем! — засмеялся Шумер.

Я смотрел из кузова попутки на удаляющиеся фигурки и чуть не плакал.

Глава 35

Мы шли по центральной улице Душанбе, по улице Рудаки и высматривали «Почту». Из распахнутых окон выдавала симфонический концерт какая-то радиоточка. Гремел оркестровый инструмент. Пилила кого-то скрипка, ей поддакивала виолончель, и барабан дубасил по голове. Потом все они разом вжарили в последней вспышке вдохновения и умолкли, словно закрыли звуконепроницаемую дверь.

— Только что вы прослушали симфонию… — сообщил диктор.

— Саня, а тебе не кажется, что мы вот тоже только что прослушали симфонию Судьбы под названием «Неприятности номер …ндцать…». А теперь возвращаемся с этого концерта домой?

— Далеко же мы забрались. Боюсь, как бы нам не проиграли еще пару аккордов на прощание.

— Ну, нет. На этот раз все, — рубанул я рукой. — Больше никаких активных действий с нашей стороны. На провокации не поддаемся. Телеграфируем Павлову, получаем по переводу деньги, покупаем билеты и улепетываем в Москву.

— А вот и «Почта»!

Вертлявые двери «Почты» сделали оборот и выпустили на улицу Сергея Шархеля. Ну, того спецназовца, с которым я шапочно познакомился в зимнем Грозном, когда они собирали погибших бойцов Майкопской бригады.

— Наслышан о ваших подвигах! — распахнул он объятия. — О вас тут легенды ходят.

— А ты какими судьбами?

— Перевели в двести первую дивизию. Командую тутошним спецназом. Бунтарей здешних усмиряю. Слышали про военный мятеж?

— М-да.

— Вы сами-то откуда?

Я посмотрел с опаской по сторонам, никто не подслушивает? И потом кратко пересказал события прошедшей ночи.

Шархель присвистнул:

— Досталось вам! Ну, с тобой, Леша, все понятно. Еще там, в Грозном, я понял, что ты вечно лезешь в задницу. Зачем же ты товарища с собой поволок?

Колчин захорохорился:

— Не поволок! Мы работаем вдвоем.

— Да, на пару и помирать не страшно. Как говорят в народе, хорошо заканчивается то, что ни хрена не начинается. Предлагаю перед отправкой на родину заглянуть в одно местечко на шашлыки.

Мы получили от Павлова деньги. Купили билеты на завтрашний рейс и вечером поехали на окраину Душанбе. С горы, где стояло летнее кафе и была устроена обзорная площадка, открывался потрясающий вид. Разноцветными огнями переливался Душанбе. Желтыми ниточками пылали проспекты и улицы. Мигали окнами здания. Жара отступила. И нависло низкое небо, словно набросили бархатное покрывало с россыпью серебряных блесток. Если изрядно выпить под таким небом, то кажется, можно протянуть руку и отрезать себе кусочек этого серебристого бархата на память.

Мы сели за столик и принялись расслабляться, впитывая водку и прохладу напополам.

Через несколько минут к нам присоединился друг Шархеля офицер-юрист Володя. Принесли шашлыки. Официанты заставили столик салатами и водкой. Вчетвером мы балагурили и хихикали на всякие военные и около того темы. И подмигивал нам снизу веселый город Душанбе.

Из темноты на площадку въехала колонна иномарок. По большей части она состояла из дорогих джипов. Из открытых окон автомобилей торчали во все стороны стволы автоматов и пулеметов.

Посетители заметно напряглись. Смолкли разговоры и смешки.

Колонна остановилась. На площадку кафе высыпали гурьбой боевики, вооруженные от задницы до челки на голове. Гирлянды гранат, гранатометы, автоматы и пулеметы висели на них гроздьями. Многие из боевиков держали на изготовку двадцатизарядные автоматические пистолеты Стечкина.

Бандиты уже где-то накирялись водки и решили продолжить веселье в этом кафе. Не обращая внимания на посетителей, они заняли столики, подозвали официантов. Нам повезло, что мы получили заказ еще до их приезда. Потому как внимание хозяина кафе и его работников теперь целиком сосредоточилось на боевиках. Им носили охапки шашлыков, ящики водки и вина, зелень-шмелень, хлеб-млеб и все такое.

Наше маленькое сообщество заметно погрустнело.

— У тебя где пистолет? — шепотом спросил юриста Володю Шархель.

— В машине.

— И у меня там же. Значит, бежать к машине не имеет смысла. Размажут по асфальту.

— А в чем дело?

— А в том, что среди боевиков есть пара подонков, которых я недавно лично арестовывал. Теперь они почему-то снова на воле и при оружии.

Я осторожно выпустил рубаху из-за пояса и щелкнул замком кобуры. В руку удобно легла рукоять Стечкина. Большой палец нащупал предохранитель и сдвинул его вниз.

— У меня Стечкин. На боевом взводе.

Серега сделал страшные глаза:

— Не дури. Завалят всех. Не время.

Твою мать! Все так хорошо заканчивалось, и тут на тебе — то ли пристрелят с Шархелем заодно, то ли в заложники возьмут! Павлов с ума сойдет. Да он просто не поверит нам! Скажет: взяли деньги, пропили, а теперь врут, что в заложники попали, и еще требуют за опохмел заплатить. Я чуть не сплюнул с досады. Если бы кто-то рядом со мной олицетворял сейчас мою Судьбу, я бы треснул ей в ее олицетворение даже не задумываясь. Судя по Колчину, он пребывал точно в таком же настроении.

— Думаю, что уходить не имеет смысла, — заметил Володя-юрист. — У нас полон стол жратвы, и как только мы отсюда засобираемся, боевикам это наверняка покажется подозрительным. А тебя, Сережа, они сразу опознают. Так что сидим, жрем и пьем. Может быть, все обойдется.

Так мы и поступили. Боевики пили, ели, орали, и мы от них не отставали. Наконец пиршество закончилось. Банда отвалила от столов и засобиралась по машинам. Как назло, именно тот боевик проходил мимо нашего столика и даже с пьяных глаз узнал Шархеля. Мягко положил ему руку на плечо.

— А-а-а, корефана! — сказал нараспев бандит. — Так тебя еще не убили?

Повисла пауза. Вся банда приостановилась и повернулась к нашему столику. Зрачки автоматных стволов смотрели на нас в упор.

Я крепче сжал под столом оружие и направил его на боевика. Первые две пули он получит гарантированно. А с остальными — посмотрим…

— Как видишь, живой, — спокойно ответил Шархель, улыбаясь боевику в лицо.

Володя-юрист заметил мои приготовления и напрягся, чтобы при первых выстрелах кинуться во тьму за оружием.

— Ну-ну, — боевик окинул нас нестойким пьяным взглядом, поправил на плече автомат и затопал к машине.

Банда расселась по автомобилям и, дико сигналя, уехала в ночь. Вся уличная кафешка молча смотрела им вслед. На исчезающую в ночи вереницу красных стоп-сигналов.

— Кажется, они за ужин не заплатили, — в гробовой тишине сказал мой друг, Сашка Колчин.

Эти слова слышали абсолютно все. Площадка взорвалась от хохота. И посыпалось со всех сторон радостное:

— Догони, напомни им правила хорошего тона!

— А они никогда не платят, как слоны из рекламы!

К владельцу кафе снова потекли многочисленные заказы. Люди решили не упускать острый момент и расслабиться до конца.

Мы тоже повторили наш прощальный ужин. Вкуснее водки я еще не пил!

— Все, больше никаких неприятностей с нами случиться не должно! — убежденно проговорил я после очередной рюмки. Стечкина я незаметно отправил в кобуру и снова заправил рубаху.

— Откуда у тебя оружие? — поинтересовался Шархель.

— Один человек подарил. Оно ему не пригодилось. А мне в самый раз, — сказал я самоуверенно и получил неодобрительный взгляд от Колчина.

— Ты с ним не шути, — начал было Серега, потом махнул рукой: — А впрочем, хрен с ним. Спасибо тебе. Если бы тот боевик выстрелил в меня, ты бы ему голову своротил. Так?

— Да, уж, я видел Лешину рожу, — подтвердил Володя-юрист.

— Я лично пристрелю любого, кто помешает нам вернуться домой! — пообещал я небесной темноте и снова опрокинул рюмку.

Колчин снова неодобрительно хмыкнул, но промолчал. Чего со мной, с пьяным, спорить!

— Да, это по моей вине вы чуть пулю не схлопотали, — признал Шархель и потянулся к рации: — Магнит — Кэпу.

— На связи! — сразу отозвалась рация.

— На шесть утра приготовить два пенала и десять карандашей.

— Принял!

— Завтра я вас лично отвезу в аэропорт на двух БМП, под прикрытием спецназа, — сказал Шархель. — И пусть кто-нибудь попробует нам помешать.

— Спасибо…

Я подпер голову ладонью, посмотрел на небо и отыскал Полярную звезду. Где-то там, далеко в Москве, Вика, наверное, тоже сейчас смотрит на нее. Значит, мы уже встретились. Пока, правда, только взглядом.