Блуждающий бумеранг

4

На следующий день после неожиданного переезда, в свой законный выходной Марина отвела Оксанку в детский сад, и они с Данилой отправились гулять в парк. Все было настолько романтично, что казалось чудесным сном, потому что в жизни так хорошо не бывает. Смеясь, они катались на качелях, целовались под ивой у пруда, рассказывали смешные истории и понимали друг друга с полуслова, будто знакомы сто лет.

Марина безрассудно отдалась нахлынувшему чувству женского счастья.

Время пролетело как одно мгновенье. Зимой она оформила развод с Аликом, но официально регистрировать отношения с Данилой не спешила. После пожара ее отец, офицер государственной безопасности в отставке, выхлопотал комнату в общежитии, встал на очередь на квартиру. В общем и целом жизнь в семье Петриковых наладилась.

С матерью Данилы, Верой Иосифовной, Марина уживалась прекрасно, новая бабушка души не чаяла в Оксанке, чуть ли не каждый день балуя то любимыми блинчиками с мясом, то оладушками с вареньем, то воздушным картофельным пюре. Огорчали лишь периодические продолжительные запои Федора Васильевича, который перестал стесняться новых жиличек на второй месяц их проживания, неделями не выходил из квартиры, бесконечно пил пиво и, не доходя до туалета, справлял нужду где попало. Однако и к этому неудобству женщина вскоре привыкла, не перевоспитывать же зрелого человека, который по возрасту годится в отцы.

– Завидую я тебе, подруга! – то и дело повторяла Алевтина, с грустью глядя, как практически ежедневно Данила топтался у магазина, дожидаясь Маринку с работы.

– Я и сама себе завидую. Думаю, что счастье, которое буквально свалилось на голову, сон. Неужели оно мне дано за все страдания с Аликом?

– Вымученное счастье?

– Нет, скорее заслуженное… Знаешь, порой просыпаюсь ночью, смотрю на спящего Данилу, разглядываю его красивое тело, крепкие руки, брови, едва пробивающиеся усики, густые длинные ресницы, мягкие волосы и думаю: так сильно его люблю, кажется, если, не дай Бог, заболеет или что случится, я, наверное, жизнь за него отдам!

– Ого, ты бы про ребенка больше думала!

– Ребенок – это другое, я – мама, я нужна Оксанке, и она мне тоже, но здесь какое-то невиданное всепоглощающее чувство…

– Чувство полной самоотверженной жертвенности всегда было присуще славянским женщинам. Похоже, ты – не исключение, раз способна на бескорыстную самоотдачу. Смотри, он привыкнет, что ты во всем ему угождаешь, растворившись в нем, забывая про себя и дочку.

– Ну что ты, про Оксанку не забываю. Да и не исполняю каждую его прихоть. Просто люблю…

– Может быть, это не любовь, а простая человеческая благодарность за то, что теперь у тебя есть нормальная семья, крыша над головой, достаток?

– Нет, Алевтина, ты не права. Согласись, чувство благодарности выглядит как-то иначе.

– Скоро ты начнешь жить только интересами Данилы, забывая про свои мечты, а он твою жертвенность никогда не оценит.

– Алевтина, завидуй молча, у тебя-то на личном фронте давненько без перемен. Твой огромный дом пуст. Все своими интересами живешь. Бывай! – Марина, улыбнувшись, распахнула дверь, поцеловала Данилу и вручила ему авоську с провизией.