Боевая магия. Книги 1-5

Глава 1. Нежить в супермаркете

Стрела со свистом пронеслась по всему супермаркету, с грохотом разбила какую-то бутыль и вонзилась в жестяной стеллаж. Взвизгнула работница магазина, на которую посыпались осколки, и полилась яркая жидкость. Женщина пригнулась и помчалась к выходу.

В разные стороны порхнули, словно диковинные заморские птицы, рекламные фантомы, среди которых были и смазливые девки в коротких сарафанчиках да со стрекозьими крылышками, и упитанные усатые крестьяне с большими серебряными бидонами молока, а то и вовсе что-то непонятное. Все как один не больше синицы или снегиря. И девки в том числе.

— Вот, давеча глядел по телевизору, — произнёс я, доставая из колчана стрелу и прикладывая её к луку, — как барышня трёхгранкой броню на триста шагов прошибла. Так брешут же.

— Ты не отвлекайся! — проворчал Вась Вась, стоя за линией касс. Он был далеко, но голос его доносился через говорилку, закреплённую в ухе. — Ты чуть по человеку не попал!

Я улыбнулся, разглядывая верхушки стеллажей, где с шумными воплями носились странные твари, перепрыгивая аки обезьянцы с одного на другой.

— Попал, куда целился, — спокойно произнёс я в ответ. — Незачем под ногами во время охоты путаться.

— Стоимость товаров из гонорара вычту, — снова пробурчал Вась Вась.

— Ну, так вот, — продолжил я, быстро перебежав от ряда к ряду, — в кино брешут постоянно, что девки из лука по людям хорошо стреляют. Ладно бы из охотничьего, где белку сшибить или утку срезать, а из боевого — брешут. Вот, мой попробуй натянуть, пуп надорвёшь.

Над головой зависла жужжащая пакость со стеклянным глазом. Она наблюдала и запоминала увиденное. Сколько ни ругался с Вась Васем, а он упёрся, мол, сейчас на слово не верят, жужжалкой нужно запечатлевать. И ведь помимо них он пришил ещё и глаза-пуговицы к одёже.

Одна из тварей неосторожно выглянула из-за ящиков, и я быстро, на разрыв, выпустил стрелу. Та, щеголяя ярко-жёлтым оперением, умчалась вверх. Над залом супермаркета раздался противный визг, и чудище рухнуло на плитку, где продолжило скрестись. Я быстро подбежал поближе. Тварь была размером с бобра, лишённая меха и покрытая чешуёй аки ящерица. Зато ушам и страшной морде позавидовал бы и самый уродливый нетопырь. Из раны вырывался едкий противный дым, ещё бы, наконечник-то серебряный.

— Что за тварь? — спросил я.

— А я почём знаю? Ты весь вид загораживаешь, — скороговоркой ответил Вась Вась. — Экшн-камеру поправь.

Я дотронулся до крохотной коробочки со стеклянным глазом, прикреплённой к ободку на лбу, повернув её пальцами.

— Гремлины обыкновенные. Южно-германская разновидность.

— Откуда они у нас? — спросил я, наступив на затихшую тушку и выдернув стрелу.

На широком зазубренном наконечнике шипела чёрная кровь создания.

— Да блин, прячутся в коробках с бытовой техникой. Чебурашки хреновы.

— Ладно, я дальше.

Твари после смерти сородича начали бесноваться, вниз полетели банки и всякий хлам. Брешет Вась-Вась, что вычтет из жалования. От подобных созданий ущербу в несколько раз больше бывает. А если не вывести немедля, то расплодятся как тараканы, вовсе придётся лавку прикрывать.

Я выстрелил ещё раз, но промазал. Лишь продырявил воздушную трубу под потолком. Твари захохотали, продолжая швыряться в меня товаром. В ход пошли яйца. Они с влажными шпеками расплёскивались по плитке. Но яйца не камни — не страшно.

За эту охоту нам заплатят неплохую сумму. Главное — к вечеру управиться.

Следующая стрела достигла цели, но гремлин остался умирать наверху. Шипение серебра в проклятой плоти было слышно даже отсюда. Я ухмыльнулся, ведь не забыл ещё, как охоту вести. А что эту тварь, что гуся влёт бить — всё едино.

Ряды промелькнули перед глазами, щеголяя пёстрыми упаковками и лампами. Пробежав мимо мясной лавки, я подхватил какую-то колбасу и откусил от неё ломоть.

— Вот точно вычту из жалования!

— Ушпокойща, — ответил я, прожёвывая сырокопчёный кусок. — Холошая жакушка.

Из говорилки донеслось невнятное бормотание, а потом сменилось полным недоумения воплем.

— Срань господня! Что это?!

Я вынырнул в междурядье и замер. Между стеллажей в мою сторону шла женщина. Она была обнажена и окровавлена. Лицо разрублено чем-то, да так, что виднелся кусок черепа, болтающийся на лоскутах кожи.

— Мертвячка, — протянул я, глядя на эту девку.

— Значь так, буду звонить в полицию, а ты бери её живьём. Это ведь уголовка. Они опознание проводить будут.

— Живьём? — переспросил я, — Так она уже труп.

— Блин. Ну, ты понял, — пробурчал Вась Вась, и говорилка пискнула перед тем, как надолго замолчать.

Видать, в самом деле с полицией общается. Но вопрос, откуда здесь ходячий труп, был весьма животрепещущим. Понятно, что эти заморские гремлины могли с товаром проникнуть, словно нам своих анчуток для пакостей не хватает, а нежить — уже серьёзно. Нежить — это значит, что кто-то скончался не своей смертью. С виду девчурка хрупкая, но во внешности мертвеца легко ошибиться. Мертяки уже на полпути из яви в навь, на них земные правила не всегда распространяются.

— Ты меня понимаешь? — негромко спросил я, подняв руки и тут же получив несколько попаданий свежими яйцами в спину.

Гремлины никак не хотели уняться, видя, что у меня появился другой противник, посложнее этих убогих малявок. Но это они зря. Я резко выхватил бронебойную стрелу из колчана и подбросил вверх, а потом, не глядя на тонкую оперённую лучину смерти, умчавшуюся к потолку, повернулся и достал срезень. Наложив стрелу с широким режущим наконечником, выстрелил навскидку. Один из гремлинов заверещал и упал на спину, схватившись когтистой ладошкой за отхваченную в колене лапку. Остальные бросились врассыпную, а я подхватил падающую бронебойку и запустил вслед за срезнем. Заверещал ещё один уродец, когда трёхгранный тонкий наконечник прошил серебристую стойку стеллажа и проткнул создание насквозь, как бабочку на иголке. Я раньше с сорока шагов белку-веверицу сшибал тупоносым битнем точно в голову, дабы шкурку не портить, и существо размером не больше бо́бра не было чем-то особо сложным.

Гремлины на некоторое время притихли, и теперь можно было заняться мертвячкой. А та неспешно приближалась ко мне, ковыляя, словно у нога её сломана.

— Ты меня понимаешь? — повторил я, пристально глядя на бледную девушку с разрубленной головой.

— Ты такой же, как он, — прошептала мертвячка, — такой же. Вы все такие. Ненавижу.

— Какой такой?

— Ненавижу, — снова прошипела девушка.

Мертвячка была небольшой, и можно попробовать её попросту повалить на пол и связать. Размышляя так, я сделал несколько скользящих шагов и схватил девку за руку, но в следующий миг полетел вверх тормашками прямиком на холодильные сундуки с прозрачными крышками. Стекло под моим весом лопнуло, и я почувствовал под спиной замороженные упаковки еды. Головой при этом ударился о край морозилки. Пришлось даже сделать несколько глубоких вдохов, чтоб прийти в себя. Надо мной завис подобно шестикрылому серафиму дрон со стеклянным глазом. Как-то сильно захотелось запустить в него чем-нибудь тяжёлым, но без отчёта нам не выплатят деньжат, а в деньгах я сейчас очень нуждался. Посему надобно терпеть.

Я выбрался из ледяного плена и поискал глазами лук. Тот оказался аккурат под ногами бледной беглянки с того света, а судя по тому, как она меня швырнула, добраться до оружия дальнего боя не представлялось возможным. Оставалось только ножами да мечом биться. Жаль, копья с собой не прихватил.

Пальцы сноровисто нащупали метательные ножи, а потом выхватили их из петелек на грудной перевязи. Заточенные стальные перья одно за другим воткнулись в ноги мертвячки, но та не обратила внимания на это, несмотря на то, что чёрная кровь зашипела и вспенилась от прикосновения серебра, вчеканенного в узкие долы лезвий, аки из пробитого баллончика с бритвенной химией. Хотя, сами по себе ножички, без серебришка, и оружием-то можно не считать. Секиру бы метнуть, да опять же нету. Не взял, выйдя на охоту на мелочь.

— Стой, где стоишь! — выкрикнул я и достал из ножен меч, хотя пришлось при этом дугой выгнуться, чтоб уцепиться за рукоять оружия, которое очень неудобно, и даже больно уткнулось в спину, так как перевязь при падении перекрутилась.

Вот обещал же мне Вась Вась в скором времени разрешение на пистолет выписать, а всё не сподобился. Приходится по старинке. Но по старинке привычнее. Я сам кусок старины, неведомо какими чарами нырнувший через бездну веков и оказавшийся в совсем другом времени. Тысяча лет одним мигом минула со дня моего явления на свет. Тысячу лет я спал.

Эх, сейчас бы щит да копьё, вмиг насадил дитя нави на сталь. Я приподнял меч так, чтоб клином удобно было и ударить, и заслониться. Проще всего, наверное, рубануть по рукам. Она всё равно мертва, больно ей не будет.

Полоска стали с тонкой линией серебра слегка качнулась, словно гадюка, готовящаяся ужалить, но удару не суждено было свершиться. Мертвячка бросилась на меня, да так быстро, что тело её размазалось в воздухе, и меня снова отбросило, но на этот раз тварь прижала к твёрдому полу, вышибив дух. Меч со звоном отлетел в сторону. Казалось бы, лёгонькая девчурка, а мощи, как в лосихе.

— Ненавижу! — клокотала она, исходя чёрной слюной, капающей мне на лицо. — Всех вас ненавижу!

Мертвячка схватила меня за волосы и стала бить о пол. Я же вцепился ей в горло и хрипел, пытаясь отпихнуть от себя это отродье нави.

— Ненавижу! — продолжала яриться девка.

В какой-то миг мир вокруг меня посерел и померк, а потом снова засиял красками. Не знаю, сколько времени прошло, но я стоял теперь на четвереньках над разодранной на крупные подрагивающие куски навьей, чьё лицо всё ещё гримасничало и пыталось шептать проклятия. Поздно меня проклинать, уже тысячу лет, как проклят.

Всё тело горело, как если бы я угодил в котёл с крутым кипятком. А сам я стоял и принюхивался, словно дикий зверь, к чёрной крови, опираясь на левую руку. Правая же была поджата и с неё капала алая кровь, смешиваясь с чёрной. Только не совсем человечья она, рука эта. На коротких чёрных пальцах вылезли длинные медвежьи когти, медленно втягивающиеся в персты. Золотистый мех таял, словно снег по весне.

Я встал на ноги, неспешно становясь снова человеком, но не удержался и обессиленный рухнул на колени. Наверное, в этот раз я не до конца стал лютым зверем, раз штаны и шнурованные сапоги целы. Да и рубаха висела лохмотьями только вокруг пояса, словно бабская юбка.

— Эй! Ты цел, Халк наш доморощенный? — донёсся издали голос Вась Вася.

Я не смог ответить — язык не слушался. Я лишь кивнул. От этого голова пошла кругом, как от сильного похмелья. Мир закружился, навалился и словно кричал: «Ты чужой! Ты проклятый! Ты пережиток седой древности!»

Наверное, так. Но я всего два десятка дней здесь, а, казалось, что целую вечность.

Глава 2. Начнём с начала

Стрела сорвалась с тетивы и вонзилась в небольшой кустарник, растущий на опушке длинной рощи, она растянулась вдоль небольшой речушки, лениво петляющей по равнине. Чёрное оперение стрелы несколько раз дёрнулось, словно поплавок на снастях, в которые угодила крупная рыба, а потом замерло.

— Заяц, — привстав в стременах, произнёс я, а потом убрал лук в налу́чье и потянул поводья.

Гнедой жеребец недовольно всхрапнул и дёрнул ушами, но всё же свернул с поросшей мелкой, но густой травкой дороги и пошёл по мешанине из чабреца, клевера и мышиного горошка, распугивая зелёных кузнечиков, которые прерывали свою незатейливую стрекотню, дабы потом сызнова начать её в сторонке.

— Ну ты и глазастый, — с усмешкой произнёс Мирослав, остановив своего коня.

— А что глазастый? — спросил я. — Его за версту видать было.

— Так уж и за версту? — хитро протянул мой нынешний попутчик.

— Ну, не за версту, но за полверсты, уж вестимо. Тебе что, заяц не нужен? Вон какой упитанный. Мы его сейчас с солью, луком и листом лавра в глине запечём, пальчики оближешь, — произнёс я, перегнувшись в седле и подхватив свою добычу вместе со стрелой.

Зайца я подвесил петлёй пеньковой верёвки к передней луке седла, заставав серую мохнатую тушку, испачканную кровью, болтаться, как куль при каждом шаге Сплюшки. Гнедой и вправду любил вздремнуть при каждой удобной возможности, и казалось, что его можно даже не кормить, дай только посопеть вволю. Жеребец снова недовольно покосился карим глазом сперва на дичь, а потом на меня, словно осуждая.

— Я не супротив мясца. А что за лавр?

— Дык, привык в походе до Царьграда. Пряность такая. Её тамо все едят. Ныне не упускаю возможность выторговать у купцов по бросовой цене. Я-то знаю истинную цену.

— Ты в Царьграде был? — неподдельно удивился Мирослав.

Я вернул скакуна на дорогу, поглядел на медленно ползущий обоз и кивнул.

— Я с купцами дважды ходил. Красивый город, богатый, и там всегда лето.

— Когда же ты успел?

— А когда Ждана, жена моя, померла от ветряного мора, тогда и подался куда глаза глядят.

Мирослав покачал головой, мол, дело житейское. Эта зараза многих уносит каждое лето и каждую зиму.

— Ей было вот столько годов, — произнёс я, и начал считать по пальцам, — десять да ещё шесть. Мне на год больше, то бишь десять да семь.

— Ты счёту обучен?

— И счёту, и грамоте, — ухмыльнулся я, — полезные умения.

— Я бы побывал в Царьграде, да пять девок у меня, проклятущих, и все погодки. И всем на приданное горбатиться надо, — вздохнул Мирослав. — Сызнова жениться не хочешь?

Вот не любил я, когда меня спрашивают о женитьбе. Перегнувшись в седле к самой земле, на тихом ходу Сплюшки сорвал горсть спелой костяники. После сунул ягоду в рот, потянулся за пазуху и вынул оттуда потайной мешочек.

— Не хочу пока. Ждану я не любил, но привечал, женившись по указке матушки, но и не бил её, да и бранил нечасто. Хорошая она была, ласковая и работящая. А после смерти не вижу ей замену, — ответил я, высыпав на ладонь несколько серебряных чеканок. — У охотников пушную рухлядь взял, да в Византии продал. Часть себе на час невзгод оставил, а часть на всякие безделицы пустил. Вроде бы всего пять сороко́в меха, а серебра много выторговал.

Я потряс монеты на ладони, потом подцепил перстами две висюльки заморские, из чахлого золота сделанные. Хоть и нечисто злато было, а всё одно не темнело со временем, да и не смог я прицениться к чистому злату, шибко дорого.

— Как найду девку, чтоб душа к ней легла, так вложу в белы рученьки, да скажу, будь моей навек. А пока нет такой.

— Ну-ну, — усмехнулся сотоварищ и погладил ухоженную тёмную бороду, в которой уже виднелся редкий седой волос.

— Пру-у-у, — донеслось издали, когда обозные начали останавливать коней.

То старшина обоза дал приказ на отдых. В тот же час разночинный люд схватил берестяные баклажки и дублёные меха, дабы из реки набрать тёплой и слегка пахнущей тиной воды для похлёбки, а то и иные черпали ладонями и пили. Из рощи раздался треск ломаемого сухостоя.

— Стоит, — буркнул Мирослав, показав на одинокого всадника, одетого в дорогущую позолоченную стальную дощатую броню, именуемую в Царьграде пластинчатым доспехом, да с полированным зерцалом на груди, на котором вычеканен падающий сокол.

Низ кольчужных рукавов и её подол, свисающий из-под брони, был красным от медных колец, сделанных не столько для ратной нужды, сколько для бахвальства.

— Ага, пыжится, — с усмешкой согласился я с товарищем.

Княжий братец Ратибор был из робичей. Старый князь обрюхатил челядинку, а отпрыска признал и стал привечать. Ох и лютый он, всё ему завидно, что не имеет права на городище, хотя во всём лучше старшего брата. Старший-то от свейской княжны, к коей старик сватался ещё по молодости.

Княжич зло кричал на обозных и даже несколько раз стеганул витой кожаной плетью со вшитым в конец свинцовым грузом, такой и волка насмерть забить. Не плеть, а цельный кистень получается. Вскоре княжич обратил свой взор в мою сторону.

— Ярополк! — донеслось до меня.

— Поеду к нему, — лукаво прошептал я спутнику, — а то ядом изойдёт, не отмоешься.

Мирослав ухмыльнулся и хлопнул ладонью по крупу моего Сплюшки, от этого конь дёрнул хвостом и печально вздохнул.

— Езжай, полукняжич, — донеслось едва слышное сзади.

Меня порой так называли, но я отмахивался. Мало ли от кого моя вдовая матушка понесла. Ну выдался статью, ну схож с князем ликом, так мне от того проку никакого. Я отцом Тихона считаю, что приютил нас в час лишений и нужды. У меня и сводные братья и сёстры от него были, и не делил он на своих и чужих. Наоборот, княжий сокольничий научил меня всему, что знал. И бою на мечах да копьях, и стрельбе из лука, и верховой езде, и мудрости.

Не зажгись злобой, говорил он, злоба сжигает человека, как пожар лесное древо. Не травись завистью, говорил он, не можешь что-то сделать, взять или достичь умением и смекалкой, знать, не твоё, а иже подлостью возьмёшь — не снесёшь сей ноши, сгинешь. Лучше учись уму разуму, дабы суметь. Люби ближних, ибо в них часть души твоей же. Уважай врага своего, и тогда будешь знать, где он удар нанесёт, отбить сможешь. Не гнушайся добрым словом поделиться, слово не золото, от тебя не убудет, только приумножится.

Я вздохнул. В один миг болезнь унесла дорогих мне людей, и Тихона, и брюхатую Ждану, и трёх братьев названных, пощадив матушку и двух названных сестёр, вся забота о которых на меня легла. Пять годов с тех пор прошло. Всего одну зиму женат я был.

— Мне что, ждать должно?! — взбеленился Ратибор, засверкав дикими очами.

— А что? Я уже еду! — ответил я, привстав на стременах и дотянувшись ладонью до свисающей к дороге берёзы.

Та качнулась, словно женская коса, и казалось, древо улыбнулось в ответ. Княжич скрипел зубами и смотрел лютым взором, а когда я подвёл коня, начал цедить слова сквозь зубы.

— Ты зайца для меня добыл?

Вот глазастый, гадёныш. И ведь не отвертишься, всё в этих землях княжье, значит, и дичь тоже.

— А я вот думал, вдруг у тебя, княже, у самого охота не случится, тут-то я подкину зайца, а всем скажу, что ты его моей стрелой сшиб, — усмехнулся я.

— Не дерзи, безродина, — прорычал княжич.

Ох, не любил он, когда его поучают, аж на желчь исходит. А на охоту сам без загонщиков и не ходит, только бахвалится, как медведя ножом уложил. Да только в том медведе и без его ножа полсотни стрел было, там даже годовалый малец справился бы.

Не любил он слов супротив своей воли, а меня втрое остальных не любил. Ему кто-то шепнул, что старый князь на меня с пристальным прищуром глядеть начал. А намедни пряжку от плаща свою подарил. Правда, пряжка золочёная была обещана тому, кто в бою супротив медведя выстоит. Все испугались, ну а я того медведя кормил часто, безвредный он был, я его в шутку наземь и повалил, ещё и в нос поцеловал. Князь долго смеялся, что у меня душа медвежья. Покуда сытый — добрый, а в страшный час хуже шатуна. Я тогда весь пир подле князя просидел. И все шептались. Мол, похож. Вот и лютует Ратибор, пустой ревностью исходит.

Я потянул за поводья и, повернув коня, кинул дичь в телегу, где весь скарб княжича ехал.

— Но, Сплюшка, поскакали ещё зайцев бить!

Умный жеребец, не дожидаясь, покуда его подстегнут, помчался полным ходом, аж ветер засвистел.

— Быстрей, родимый, быстрей!

А ну его, зайца этого, не первый и не последний. Не в зайце дело. Было обидно, что Ратибор мою дичь отнял. Попроси он добрым словом, сам бы ему на вертеле изжарил, ан нет, всё ему надо, чтоб важнее остальных быть.

Конь долго нёсся по дороге, храпя на бегу, а потом я остановил его. Быстрая езда хороша, она дурные мысли из дурной головы выдувает, но загнать скакуна много ума не надобно. Да и самому горячиться не след, и мчаться куда глаза глядят. Я протёр лицо ладонью и развернул скакуна обратно, похлопав по шее. Сплюшка обиженно фыркнул, мол, зачем, ты, дурак, гонишь меня почём зря. Умный он, всё понимает.

— Пошли, братец, — со вздохом произнёс я, а потом услышал топот копыт на той же дороге, что сам скакал ранее.

— Ярополк! — раздался зов показавшегося на виду Мирослава. — Тебя княжич снова зовёт.

— Да что ему надобно? — огрызнулся я.

— А он всю малую дружину созывает. Дозорные доложили, что впереди деревня. Он хочет дань собрать.

— Так собирали же ныне полюдье, — изумился я, — я сам по всем сёлам и весям с мытарями ездил.

— А он ещё хочет.

— Вот дурень. Так и до смуты недолго.

— Иди сам ему объясни, — пожал плечами Мирослав.

Я повернул коня и легонько стукнул в гнедые бока, и Сплюшка словно почуял мои терзания, и нехотя побрёл обратно. Но рассказывать неразумному княжичу я ничего не стал, это его дело, не моё. Единственное, так это взял из обозной телеги щит, копьё и шелом. Кольчуга с наручами и так при мне были в сумках переметных, что позади сёдла. Добротная такая кольчуга, я её с мёртвого степняка снял, когда в дозор ходил. Они тогда как выскочат на своих мелких коняшках, прямо перед самым носом. «Сдавайся, урус», — кричали, рожи страшные корчили, саблями кривыми бряцали. Хотели нас в полон взять и продать подороже, но судьба решила иначе. Я как ткнул ближайшему в морду кулаком, он сразу брык, и дух испустил. Остальных порубали как капусту перед закваской. Им бы втихую стрельнуть, а они поживиться рабами решили.

Вот тогда я кольчужку и нашёл. Она и без того не степняцкая была, ежели по клейму судить, а из Византии. Я тогда уж хотел в долг денег просить, ибо доспех хошь не хошь, а покупать надобно, особенно если старый вместе с ладьёй утоп, жизнь-то дороже золота. И эти подвернулись так вовремя.

Я застегнул ремни на наручах и поправил кольчугу. А потом надел шелом с длинной наносницей и добротной бармицей, защищавшей шею. Шелом всё же в долг пришлось брать, так как на приданое старшей сестре соскребли всё имеющееся добро, ведь её за одного из княжьих стременных выдали. С бедным приданым позориться не нужно было.

Как собрали малую дружину, княжич повёл всех вперёд, оставив обозы на месте. Плелись до несчастной деревушки хоть и недолго, но с тяжкими думами. За весь путь никто ничего не спросил, ибо боялся попасть под горячую руку, а сам княжич молчал, аки сыч насупленный.

Заприметили нас издали, особливо княжича, что в ярком красном плаще был, а на голове шлем с полированной личиной. Земли спокойные здесь, и окромя небольшого частокола вокруг десятка домов никакой другой защиты не имелось.

На древке хоругвь развивается.

Плёлся я, а после стоял у деревни позади всего войска, посему не слышал, о чём с деревенским головой разговаривали, но вот Ратибор закричал злобно, видать, грубо ответили ему, раз опять взбеленился. Хотя у него норов такой, что и косого взгляда достаточно, чтоб с пеной у рта ругаться начал.

— Ты кому дерзишь, падаль?! — донеслось до меня.

В ответ было лишь неловкое бурчание.

— Да никак не дерзновею, княже, но у нас последние три коровы остались. И кобыла одна на всю деревню, — разобрал я.

Упасть бы мужику в ноги с плачем и причитаниями, может, и обошлось бы, ну а сейчас княжич выхватил свою плётку, прыг с седла и давай деревенского голову ею бить.

Я подался вперёд, хмуро глядя на происходящее. Старик корчился на земле, безуспешно пытаясь прикрыться руками, а совсем сошедший с ума от злобы и ярости Ратибор бил его и бил. На холщовой рубахе выступила кровь. Тяжело дышащий княжич остановился только тогда, когда деревенский голова затих и перестал дышать.

— На кол! Всех на кол! Чтоб другим неповадно было! — заорал вдруг Ратибор и плюнул на тело.

Дружинники все как один вздохнули и опустили взоры, а потом начали спешиваться. Не по сердцу сие было, но воле княжеской противиться не хотелось никому. Лишь один из самых старых дружинников снял шелом и подошёл к Ратибору и что-то прошептал на ухо. Княжич не дослушал и со всей силы ударил кулаком своего помощника, отчего хрустнуло и у воина из носу кровь пошла, заливая кольчугу и толстую стёганную рубаху под ней.

— Я сказал, на кол! — снова закричал княжич, завертевшись, как ужаленный шершнем в хвост пёс.

Из-за частокола донеслись визги и плач, кто-то надрывно причитал, а кто-то громко проклинал выродка кровавого.

— Там же дети малые да бабы, — под нос буркнул я, но Ратибор услышал.

— Дети и бабы?! Там суки блохастые да щенки полудохлые! Это животные, которые в дерьме рождаются, в дерьме ковыряются всю жизнь и в дерьме подохнут. Это скот безродный, как и ты, ублюдок. На кол их!

— Сам ли давно таким был? — буркнул я снова, отчего Ратибор аж дар речи потерял.

Как он не любил поминать, что из робичей, аж побелевшие губы от злости затряслись. Он стоял сперва словно язык проглотил, а потом вдруг лицо исказилось недоброй улыбкой.

— А вот ты самолично пойдёшь и перережешь этот скот. Ты же любишь княжью дичь бить? Любишь перечить? Вот и держать тебе ответ.

Я поглядел на частокол, снял шелом и шмыгнул носом.

— Прости, княже, не буду перечить. И дичь без дозволения не буду бить.

— Поздно, — прорычал в ответ Ратибор, — а не пойдёшь, на цепь тебя самого посажу, язык вырежу, и будешь вместо медведя у скоморохов плясать. Мать твою да сестёр вся дружина насиловать будет у тебя на глазах, а как натешатся, в выгребной яме утоплю.

Я дёрнулся вперёд, положив руку на меч, но прихвостни княжича ощетинились копьями, и не осилю я бой один супротив трёх десятков. И угораздило меня в такую оказию попасть. Ведь я даже не из его дружины, а старика князя, просто за мехом по деревушкам пошёл, на ножи и наконечники стрел выменять решил. Прибился к обозу, чтоб не одному быть. Воевода отпустил, сказав, что кажный воин в походе не лишний, а вон как обернулось. И ведь сдержит слово этот подлец, снасилит и утопит, даже если убьют меня сейчас эти ратники. А князь не будет с сыном ссору вести из-за смутьяна.

— Твоя воля, княжич, — процедил я и, развернувшись на месте, достал меч.

Шаг к деревне, два, три. Дальше всё как в тумане. Всё лоскутами, словно открою глаза на миг, гляну на ужас и снова закрою. Лишь крики и плач. Не помню ничего толком. Даже как ворота выбил, не помню, а рассказать уже некому было.

А ещё проклятия помню.

«Ни жив ни мёртв ты будешь. Ни зверь, ни человек будешь. И вовек тебе не смыть кровь человеческую со своих рук. Вовек смерти искать будешь, но не найдёшь её. Вовек муки страшные тебе будут, покуда прощения не заслужишь. Именем Велеса проклинаю тебя!»

Этот голос набатом бил в моей голове и словно старался разорвать её на части. Он звучал и звучал, а когда смолк, его потихоньку слабеющее эхо причиняло мук не менее, чем раньше.

— Убейте их всех! — стоял в ушах голос Ратибора.

Я едва узнал его сквозь проклятия и крики. Равно как и едва узнал злой хохот княжича.

И перед внутренним взором встало растерянное лицо человека с намокшей куцей бородкой. С уголка рта стекает кровь и капает мне на рукавицу. Ослепшие глаза более ничего не видят, но в них читается вопрос: «Почему?»

Помню, смотрю я в эти глаза, а потом легко бросаю отрубленную голову в кучу таких же голов, мужских, женских, детских.

— Будь ты проклят, выродок поганый! — истерично кричит женщина, которую я пинком опрокинул на землю, а потом со стиснутыми до скрипа зубами несколько раз ударил, заставив череп треснуть и обнажиться мешанине из серой и красной гущи.

— За что?! — истошно заверещал тощий мужичонка.

Он пытался встать, но лишь в испуге елозил и скользил ногами по кровавой грязи, отчего только ползти и получалось.

— Князь приказал, — тихо ответил я, а потом ткнул мечом.

Самым кончиком, но этого хватило, чтоб пробить горло. И в глазах его читалось: «Будь ты проклят!»

Я словно хмельной шёл меж трупов.

«Будь ты проклят! Будь проклят!»

Слова всё били и били в голове. Они блуждали во тьме, которая на меня вдруг навалилась. В которую я окунулся, как в омут. Почему князь приказал, а прокляли меня?

«Проклинаю!»

«Почему я?»

Осознал я себя лишь стоящим за стеной пылающей деревни, весь в крови, да внутри пустота. И этого гад ухмыляется. А в голове эхом голос: «Именем Велеса проклинаю! Ни зверь, ни человек! Ни жив ни мёртв!»

Кровь горела в жилах, словно туда расплавленный свинец залили вместо багряного сока. В висках стучало, и в глазах резь.

Сердце с шумом билось в груди. Тук-тук-тук.

Мир медленно терял цвет, будто его заметало угольной пылью.

Тук-тук-тук.

Гарь крупными чёрными хлопьями садилась на серую от пепла траву.

Тук-тук-тук.

Я поднял дрожащие руки, орошённые кровью детей и женщин.

Тук-тук-тук.

В небе с шумным карканьем кружило вспугнутое вороньё, смешиваясь с гулом пламени и треском сгораемого дерева.

Тук-тук-тук.

Пожарище домов роняло на вечернюю землю дрожащие тени, догорающее солнце стыдливо пряталось за лес.

Тук-тук-тук.

Княжич, стоявший с ехидной ухмылкой, вдруг изменился в лице, став бледнее мела. Глаза его расширились в ужасе, а дружинники схватились за оружие.

— Убить его! — истерично закричал Ратибор, тыкая в мою сторону пальцем.

Со свистом сорвались с луков стрелы, пробив мою кольчугу и войдя в плоть. Но я не почувствовал боли. Я наклонил голову и тихо зарычал, а потом пошёл вперёд. Пошёл убивать.

Я слышал ржание испуганных коней, ринувшихся врассыпную. Слышал ругань воинов, но не понимал ни слова. Один из ратников захотел ударить меня копьем-рожном, с коим на кабана ходят, но я перехватил у самого наконечника и потянул на себя. Ратник не удержался на ногах и подался вперёд. Мелькнуло перекошенное лицо, а следом я перехватил за запястье и ударил ногой в живот. Воин отлетел назад, а оторванная рука вместе с копьём осталась у меня в стиснутых пальцах.

Дружинники стреляли в меня, покуда я не стал похож на ёжика, но я всё ещё жив был, и с силой бросил рожон в одного из дружинников. Копьё вошло в защищённое тело до середины и отбросило человека на десяток шагов.

Они все пытались бить и колоть, а я ударял в ответ, отрывая головы, руки и ноги. Я не рассуждал в сей миг, как не рассуждает дикий зверь, лишь клокочущий рык исходил из моей груди.

Я бил, а сумеречный лес оживал сотнями голосов. Из каждой норы, из-за каждого дерева на меня смотрели они, те, кто жил здесь задолго до человека, те, кто есть суть и воплощение бытия. Духи.

Я бил, я ломал мечи и копья ладонями, я разрывал кольчугу голыми пальцами, я выдёргивал из себя стрелы и втыкал в человечьи лица, а лесные обитатели окружали меня.

— Он проклятый! — ревела и пищала многоликая тьма.

— Он наш! — пели лесовики и лесавки.

— Ярополк, иди к нам! — кричали звери и птицы.

Я взял молящего о пощаде Ратибора правой рукой за горло, приподнял над землёй, а потом сделал несколько шагов и насадил на острый сук. Он плакал, стонал и корчился от боли, но я не понимал его слов. Лишь пальцы левой руки моей сжимали мешочек с византийскими монетами и висюльками. Это всё, что осталось человеческого во мне.

— Ярополк. Ярополк. Ярополк, — шептал лес моё имя бесчисленной листвой.

Я оглянулся на пожарище и шагнул во тьму.

Я шагнул во тьму на целую тысячу лет.

Глава 3. Пробуждение

Это был тяжёлый сон, странный и долгий, оставляющий после себя ощущение бесконечного кошмара, из которого нельзя вырваться. Кошмар о многих смертях и бесконечной ночи, разгоняемой только блеклым сиянием тонкого кольца чёрного навьего солнца.

Сейчас же, ощущая резь в глазах от ярчайшего света, пробивающегося сквозь веки, и слушая приглушённые голоса, я вспоминал этот сон.

Мне приснилось, что я убил княжича. Снилось, как он висел на суку, наколотый, подобно туше свежепойманной дичи на крюке. Снилось, как я снимал с княжича кожу, и он вопил до того самого мига, пока я не начал вырывать зубами его печень. Странно, что он был жив, ведь я видел, как кочевники снимают кожу с пленных, дальше руки или ноги никто не выдерживал, умирал от боли.

Мне снилось, как я, стоя пред огромным, тысячелетним дубом, сияющим золотым огнём, отрывал головы у попавшихся на пути степняков, я просто складывал их в рядок связанными, а потом наступал на спины и дёргал. И сам не знал, откуда силищи столько, да и не любопытно сие было. Есть сила, значит, так надобно. Помню крик одного из них: «Урус, не нада! Пожалюста!». Я же рвал и приговаривал: «Сие есть мой лес».

Мне снилось, как люди в странных одёжах громыхали колдовскими палками, источающими дым и огонь, пытаясь напугать меня. Они кричали на незнакомом языке нечто похожее на: «Гардез ле ордре де комбат! Тирез сур се демон!» А вскоре молили о пощаде и сыпали проклятиями, ибо я выходил из зимней тьмы леса на свет костра и утаскивал их одного за другим, не обращая внимания на грохочущее оружие, и там, во тьме, убивал.

Мне снилась большая громыхающая телега, похожая на обитый серым железом гуляй-город. Воины, сторожившие её, тоже гортанно кричали перед смертью и показывали в мою сторону пальцами. «Бринг шнеле ум дизен фадамте шайзе!»

К горлу подкатил ком тошноты, но не было сил шевельнуться. Даже открыть глаза не получалось.

Слушая странные голоса, я пытался отогнать от себя этот дурной сон, ибо при всей нелюбви к княжичу не мог такого сделать. Вызвать на оружный поединок или же кулачный бой мог, а выпотрошить вот так, как зайца… нет, не мог. И пленных я никогда не пытал. Но во сне лес шептал о жертвах, и я преподносил ему их.

— Под Воронежем нашли, — бубнил меж тем голос, снова врываясь в сон. — Он поисковика в муравейник лицом ткнул, и всё спрашивал, по чьему наущению тот его преследует. Всё спрашивал, не из челядей ли тот некого Ратибора. Если бы не Иван Семёныч, то без жертв бы не обошлось.

— Да уж, — отозвался второй голос, — сломать челюсть матерому боевому магу, это ещё умудриться надо.

Сон не хотел отпускать, затягивая в свои глубины, и говорящие пропали в небытии, а я, как и прежде бродил по лесу, не разбирая дороги. «Ярополк, будь мой», — нежно шептала лесная чаща, и я, не смея противиться её зову, да потеряв счёт времени, с безразличием наблюдал за копошащейся во мраке лесной нечистью, моими назваными братьями и сёстрами. И сам я был тварью, не принадлежащей ни миру живых, ни миру мёртвых. Как чудище лихое питался сырой дичью и лежал в берлоге под выворотнем вековечной сосны, родившейся, выросшей и умершей на моих глазах.

«Ты мой суженый», — мягко шептала листвой и хвоей роща, лаская ростками папоротников и мягким мхом. День сменялся днём, год сменялся годом, век сменялся веком. Лишь стареющая чащоба, шёпот лесных обитателей и мельчающее чёрное солнце.

Солнце. В какой-то миг оно вспыхнуло нестерпимо и замерло совсем близко, подобно ярчайшей лучине, зажжённой в избе. Но свет был холодным, неживым.

— Егор Олегович, — ворвался в мой сон голос, слышанный раньше.

Хотя, не сильно-то я и слушал голоса тех, кого предстояло убить.

— Да, — ответил тому ещё один.

— Что нам с ним делать? — этот был полон беспокойства, словно поймали медведя живьём и не знали, что с ним делать.

— Пусть сначала в чувство придёт. Самые базовые знания современного языка я ему вложил и вшил в его биополе интерактивный справочник, но он без практики — пустое место.

— А получится? Это же экспериментальная технология, ну, крепить служебных фантомов к простым людям.

— Вот и посмотрим.

Я лежал и слушал. Почему-то для меня это было очень-очень важно. Да, важно, но сон не хотел отпускать, подсовывая вместо яви свои образы.

Голоса стали приглушёнными и далёкими, как гомон летящего на юг птичьего косяка, а яркий свет, режущий глаза, превратился в горсть углей на ладонях. Они пылали столь сильно, что были белыми. Даже в кузнечном горниле не имелось столь жаркого пламени. Но в то же время оно не обжигало моих рук. И с этим огнём в дланях я стоял на присыпанной снегом поляне и смотрел на вырванные из мрака сонные берёзы, на нахохлившиеся в ожидании весны ели, на замершую в недоумении нечисть, на розовые от крови сугробы. А передо мной была хозяйка этого леса, нагая, бесконечно прекрасная и печальная. Дева сняла с головы венок из подснежников, глянула на меня глазами, пылающими чистейшей зеленью, и подошла ближе. Она возложила мне на голову сей венок, обняла и прошептала на самое ухо: «Твоё проклятие сна беспробудного исполнено, Ярополк. Тебе пора проснуться. Тебе пора к людям. Иди и искупи свои грехи до конца. Иди, но не забывай нас».

Дева подарила долгий, пахнущий можжевельником и полный бескрайней горечи поцелуй, а затем сделала шаг назад и кивком показала мне за спину. Я опустил глаза на сжатые в ладонях угли, а потом обернулся. На краю поляны стояла полуземлянка с приоткрытой дверью. Из всех её щелей бил такой же яркий свет, что источали угли в моих руках. А угли вдруг вспыхнули сильнее молнии в ночную грозу и погасли, став горстью серебряных монет и заморскими висюльками. Я посильнее сжал своё сокровище, выпрямился и решительно шагнул на свет землянки.

Мягкая сила заставила меня пройти внутрь, где ходили две безликие тени. Одна тень, молодая, худая, сутулая, с большими, как у совы глазами, сидела на скамье за столом и перебирала грамоты, а вторая, средних лет, невысокая, со светлой головой, источающая немалую чародейскую мощь, ходила по землянке и пила горячий травяной отвар из баклажки.

Первого звали Никита, а второго — Егор Олегович.

Сила заставила меня лечь на большую лавку, мягкую, укрытую белоснежной простыней. Сила заставила закрыть глаза и не шевелиться. А потом сила выдернула из сна.

— Вот блин, — произнёс беспокойный голос первого человека, Никиты. — Он же совсем дремучий. Радиоуглеродный анализ вещей позволяет датировать примерно десятый век. Как раз в это время крещение Руси происходило.

— Ну, всякое бывает, — с ухмылкой ответил Егор Олегович.

Раздалось шуршание, словно кто сухие древесные листы мял.

— Значит, состояние тела отличное, — снова пробормотал он. — Состояние вещей, кроме ювелирных украшений — крайне неудовлетворительное.

— Нежить? — переспросил первый, хотелось обозвать его дьяком.

— В том-то и дело, что нет, — ответил тот, кого звали Егором Олеговичем. — Человек. На нём проклятий висело, как блох на бродячей собаке. И ведь не снимешь разом, за одно потянешь, другие неизвестно, как себя поведут. Я вычленил классическое проклятье берсеркера, хорошо известное ещё с неолита. Чары завязаны на уровень адреналина, так что я поднял порог срабатывания, насколько возможно. Это позволит избежать активации в обыденности, а то он устроит бойню в метро в час пик. Потом на нём тоже хорошо знакомое любому чародею проклятие спящей царевны.

— Хороша же царевна, — усмехнулся Никита, и мне страсть как захотелось приоткрыть один глаз и взглянуть на неведомых собеседников, но сил не было и приходилось лежать смирно, аки свернувшийся клубком ёж.

— Никита, не смешно. Я сам в первый раз вижу, чтоб такое к мужикам применяли, обычно красных девиц проклинали.

— Он около тысячи лет в состоянии сомнамбулы провёл, не сошёл ли с ума?

— Не знаю. Для него это время могло просто выпасть из восприятия. Если так, то его словно на паузу поставили. Но если проклятие было по венгерскому типу, то да, крыша давно уже не на месте, — огрызнулся Егор Олегович. — В любом случае, оно свершённое и дважды не сработает. Остальные проклятия я не смог идентифицировать.

Чужое слово «индетипировати» сперва выпало из общего понимания, а потом стрелой вонзилось в голову. Идентифицировать — познавать, вот что оно значило.

— Может, определить его в ваш потусторонний батальон? А то вон какой здоровяк. Метр восемьдесят пять и косая сажень в плечах. Не Илья Муромец, но всё же.

— Никит, — со вздохом произнёс Егор Олегович, — Муромец был на пять сантиметров пониже, хотя и потяжелее немного, так что, если бы они с Ильёй пересеклись, ещё неизвестно, кто победил бы. Это сейчас акселератов много. Тогда же его габариты были просто выдающимся.

Я лежал и слушал. Не след сейчас встревать. Пусть думают, что сплю. Говорили они странной речью, но слова я неведомым чудом понимал. Лишь изредка они запаздывали в мою голову, словно невидимый толмач водил пальцем по бересте, ища каракули, а потом всё же находил и шептал на ухо.

— А батальон из эксперимента стал регулярным подразделением. Требования ужесточились. Поэтому без дополнительной проверки не могу. Пусть обвыкнется сперва. Ты его Вась Васю покажи.

Рядом что-то зажужжало, как сердитый майский хрущ, и Егор Олегович начал говорить, обращаясь к ещё одному собеседнику.

— Подполковник Соснов, слушаю. Да. Да. Нет. Сейчас буду.

Он зашуршал одеждой и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. Было слышно, как едва заметно скрипнули петли.

Оставшийся в одиночестве дьяк, а чутьё подсказывало, что это именно дьяк, зашуршал листами, как до этого Егор Олегович, но делал сие долго. Очень долго. Потом начало что-то мягко и быстро стучать и щёлкать. Словно малая птаха по коре дерева клювом.

— Сохранить как, — пробормотал под конец дьяк, — русич минус десять. Интер.

Он ещё раз стукнул и тяжело вздохнул. Что-то загудело и зашуршало теми же листами.

— Как мне звать-то тебя? — снова вздохнул мужчина, взяв что-то со стола и отхлебнув.

— Ярополк, — непослушным после длительного молчания басом произнёс я и открыл глаза.

Яркий неживой свет лился с потолка, словно через слюду или бычий пузырь, заливая небольшую клеть. Стены были белыми и чистыми. Окна отсутствовали. В одном углу стоял большой белый короб с дверцей. Никита действительно оказался молодым парнем, одетым в белую длиннополую рубаху, из-под которой виднелась ещё одна, светло-серая. На ногах синие льняные штаны и кожаные обувки. А то, что казалось совиными глазами, было на поверку стёклышками, вдетыми в опущенный на уши и нос ободок. Через сей хитрый предмет и поглядел на меня Никита.

Парень сразу схватил со стола небольшое чёрное зеркальце и, ткнув в него пальцем, приложил к уху.

— Егор Олегович, он очнулся. Что значит, сам? Да нафиг мне страховка, если он мне голову оторвёт? Ладно, я понял.

Никита тоскливо вздохнул, поджал губы, а потом положил говорящее зеркальце на стол рядом с небольшим, ярко сияющим витражом. Цветными стёклышками меня не удивить, видел в Царьграде. А ещё на столе я увидел горсть своих монет и висюльки, не иначе, покуда спал, взяли.

— Ну, здравствуй, — произнёс парень, — меня зовут Никита.

Я кивнул и облизал пересохшие губы.

— Ты проспал тысячу лет, — продолжил мой собеседник, явно не зная, что говорить и спрашивать.

— Воды, — произнёс я, а потом сел.

И только сейчас заметил, что одет в белую рубаху, похожую на ту, что была поверх одёжи у Никиты. А под ней лишь голое тело.

Парень быстро встал, подошёл к белому коробу, открыл дверцу и достал оттуда хрустальный сосуд с узким горлышком. Никита открутил крышку и протянул сосуд. Вещь оказалась действительно сосудом, но не из хрусталя, а из чего-то податливого, словно слюда. И оно было холодным, аки вешний ручей.

Я вмиг опорожнил его и только после этого смог говорить.

— Тысяча лет.

Это не казалось шуткой. И сны не были просто снами. Я вспомнил видение с хозяйкой леса. «Твоё проклятие исполнено, Ярополк. Тебе пора к людям. Иди, но не забывай нас».

— Тысяча лет, — повторил я.

Перед глазами промелькнули лица матушки и сестёр. За это время все они давно умерли, и хотелось надеяться, что прожили они долгую и счастливую жизнь, а род наш не прервался. Я с грустью вздохнул. Через тысячу лет никто не сможет даже сказать, что с ними сталось. Но ежели поглядеть с другого боку, то и князь, который мог захотеть мстить за сына, давно почил в небытии, да и сами мои прегрешения стёрты из людской памяти.

— Тысяча лет.

Я поглядел на витраж Никиты, на котором ровные строчки незнакомых буковок сами собой сменились зелёным-зелёным лугом под синевой чистейшего неба; на говорящее зеркальце; на белый короб-ледник со слюдяными горшочками; на ярко сияющий потолок. Всё новое, и далее чудес может быть только больше. Новый мир. Новая жизнь.

Я резко встал, отчего Никита испуганно подался назад.

— Не боись, не ударю, — произнёс я и взял со стола своё сокровище. — Тысяча лет. Хочу всё увидеть своими глазами.

— Тебе пока нельзя, — пробубнил парень, — нужно тебя показать психологам, провести медосмотр и ликбез. Приёмная комиссия по соцадаптации нечисти…

— Я что, нечисть, что ли? — прорычал я, поняв только это слово, и парень заозирался, словно ища путь к отступлению.

Но если сны мои правдивы, то действительно нечисть, но этот… Егор Олегович который… он сказал, что я человек. И я должен оставаться человеком. Не хочу быть снова дикой тварью.

— Нет, но, — Никита снова схватил зеркальце и начал разговор, быстро тараторя, — Егор Олегович, он уйти хочет… Но ведь протокол… Ладно, сейчас скину Вась Васю.

Я, шатаясь на непослушных, словно с похмелья, ногах, подошёл к коробу-леднику и потянул за дверцу, как это делал мой собеседник. И стоило прикоснуться, как прямо в ухо зашептал невидимый толмач.

«Холодильник — сие есть исполненная ремесленниками вещь, сие есть нужен для охлаждения и заморозки яств и пития, дабы уберечь их от гнили и тлена».

Я замер и медленно обернулся. Кроме меня и Никиты в тереме никого не было. Но я явственно слышал голос над самым ухом. Неужто, домовой чудит.

— Кто здесь? Покажись!

Парень тоже обернулся в недоумении, а потом усмехнулся.

— Что зубы скалишь? — огрызнулся я, а Никита поперхнулся, поправил стекляшку у себя на носу и ответил.

— Проведи ладонью сверху вниз и произнеси «включить визуализацию».

Я поджал губы, и всё так же с опаской оглядывая терем, сделал, как велел Никита. Стоило произнести последнее слово, как рядом со мной вспыхнула яркая точка, быстро превратившаяся в небольшого старика с густой шевелюрой и пышной белой бородой. Тот был одет в белую рубаху, подпоясанную обычной пеньковой верёвкой с разлохмаченными концами, и серые порты, заправленные в чёрные сапоги с подвёрнутыми голенищами. Но самым примечательным было то, что старичок вышел размером с ладонь и держал книгу величиной с половину своего роста. Старец молча глядел на меня серыми глазами, нахмурив густые белые брови.

— Кто это?

— Тебе попроще или расписать исходный код?

— Ты не шутку́й.

— Это рукотворный фантом-переводчик. Он тебе помогать будет.

Я молча пялился на толмача, а потом внутри проснулось забытое чувство озорства. Оно тёплыми волнами поднялось от сердца, заставив губы расползтись в улыбке. Прожив тысячу лет среди нечисти, я не боялся оную, но никто из живущих вне времени никогда не служил мне. Пусть и в долгом кошмарном дурмане проклятого сна, но они были мне назваными братьями и сёстрами, а тут настоящий холоп.

Я быстро шагнул к столу Никиты, отодвинув испугавшегося парня, и притронулся к небольшому белому коробу с торчащими из большой щели белыми ровными листами аккуратно подрезанной бересты. Наверное, бересты.

— Что это?

— Принтер, сиречь выполненная ремесленниками вещь, надобная для нанесения на бумагу букв и рисунков, — тут же отозвался подплывший по воздуху ко мне толмач.

— А это? — спросил я, прикоснувшись к витражу.

— Монитор, сиречь выполненная ремесленниками вещь, предназначенная для показа букв, рисунков и прочего цифрового контента, генерируемого приложениями.

— Чего? — переспросил я, не поняв и половины сказанного.

— Это пока только пробная версия, — виновато пробубнил Никита, — он постоянно обновляться будет.

Я прикусил губу и оглядел терем в поиск ещё чего-то необычного, чтоб вести спрос с толмача, но вместо этого глаза наткнулись на стоящего у двери человека с большой котомкой в руках. Он был пухлым и при этом очень бледным. Серебристые, словно седые, волосы коротко стрижены. Губы синие, как у мертвеца, а на носу висел обод, похожий на тот, что носил Никита, только вместо выпуклых стёклышек в нём была широкая фигурно резная жёлтая слюдяшка.

— Очки горнолыжные… — начал толмач, перехватив мой взгляд, но я шикнул, и старичок сразу смолк.

И вправду холоп учёный.

— Вась Вась, заходи, — раздался сзади радостный голос Никиты.

— Не Вась Вась, а Василий Василич, — с некой напускной важностью произнёс вошедший и улыбнулся.

Блеснули острые клыки. Сие есть не человек.

Глава 4. Вась Вась

В повисшей тишине я глядел на ухмыляющегося нелюдя, а он, в свою очередь, не отводил взора от меня, держа в руках какой-то свёрток. Даже не видя его клыков, я чуял в нём некое сродство с живущими вне времени. Как чуял, что дьяк Никита — простой смертный. Воистину сказки правду глаголят, когда твари лесные стоят на краю своих владений и молвят, мол, чую, русским духом пахнет. Наверное, я мог быть подобен псу, идущему верхним чутьём за зверем.

И это читалось в глазах Вась Вася, сокрытых за цветными слюдяшками. Он вздохнул, сделал несколько шагов и положил свёрток на лавку поверх покрывала.

— Я тут шмоток немного прикупил. Должны быть впору, — произнёс он, а потом начал выкладывать вещи из необычной ткани. — Чуть позже возьмём что-то поприличнее, но это надо на месте мерить.

— Ты его как гопника одеть в треники решил? — вмешался Никита, сидя, поджав ноги, на своём месте.

— А ты думал, я его вот так вот, по СМС снаряжу? — огрызнулся Вась Вась. — Ты же только ростовку скинул. К тому же я на мели сейчас. Сам знаешь.

— Ну да, — согласился дьяк.

Я же молча глядел то на одного, то на другого, решив пока пойти на поводу этих двоих. Даже по холодильному сундуку и живому витражу можно судить, что мир очень сильно изменился, и потому нужно сперва разобраться, что к чему. А потом можно и в странствие податься, в тот же Царьград, к слову, можно и шеи свернуть этим двоим.

— Знаю, — ухмыльнулся Никита, и поглядел в чёрное зеркальце, которое пискнуло, как крохотный лягушонок, и засияло ярким узором. — В общий чат скинули, что Перуницы гонят какого-то неведомого шмакозябра по Алому проспекту в сторону автовокзала. Они сейчас в пати с Тролобоями. Монстра в ловушку загонят. Там уже и пресса прибыла, и полиция оцепление выставила. Скорую на всякий случай вызвали.

— Без меня, сука, — процедил Василий, нервно помяв свёрток в руках, — Нужно срочно набирать группу, а то всех клиентов растеряю.

Нелюдь поднял на меня глаза, прикусил губу, а потом глянул на дьяка.

— Они в онлайн транслируют?

— Угу.

— Высвети.

Никита повернулся на своём стуле и щёлкнул пальцами по доске с буквицами, потом повёл ладонью небольшой полукруг по столешнице. «Клавиатура», «манипулятор мышь», — услужливо прошептал крохотный толмач, а я вздохнул. Нет от него проку. Самому нужно грамоту вести, что есть что.

Тем временем, большой витраж ожил. На нём, словно с высоты птичьего полёта, отобразился дивный город. Дома уходили вверх, как дозорные башни, и иные даже царапали облака. По серой гладкой дороге, среди странных разноцветных больших жуков, бежала огромная чёрная тварь, перебирая десятками коротких, но очень проворных коленчатых ног. Она была похожа на многоножку-кивсяка, разве что размеры сродни длинному амбару.

— Здоровый, как трамвай, — пробурчал Никита, словно прочитав мои мысли, хотя, что такое «травай», я не знал, но, видимо, что-то большое.

— За него столько бабла отвалят, что можно месяц на охоту не ходить, — пробурчал Василий, глядя на это зрелище исподлобья. — И опять без меня.

— Ну, ещё бы, — усмехнулся дьяк, — банкам проще выдать награду за монстра, чем страховку платить всем, у кого тачки помяты.

Многоножка, уподобившись тарану, влетела в небольшое здание, выбив дорогущие стёкла, и превратив в кучу хлама саму избу.

— Во, что я и говорил. Был ларёк с шаурмой, и нет его, — усмехнулся Никита.

Тем временем, картинка на витраже сменилась. Теперь она показывала то, что мог видеть некий человек, бегущий по городу. В нашу избу сразу ворвались неведомо откуда взявшиеся девичьи голоса, суетливо кричащие что-то друг другу. Я глядел на всё это словно заворожённый. Большие жуки оказались с дверцами, стёклами и колёсами. Дома оказались ещё выше, чем я думал, а дорога ровнее. Всюду яркие вывески, от которых запомненный мной Царьград теперь казался просто пыльной деревней. Везде мраморная плитка, огромные стёкла с невероятно большими зеркалами, позолота и натёртое до блеска железо. Роскошь города поражала.

— Соколи́на! — орал неведомый звонкий голос, перемешанный с тяжёлым дыханием. — Этого урода калаш не берёт!

Следом раздался треск, словно громадный дятел лупил по исполинскому дубу. Та-та-та!

— Семь шестьдесят два тоже нуль! — отозвался другой звонкий девичий голос, также смешанный с быстрыми вдохами и выдохами. На витраже мелькнуло нечто ярко-красное, на двух колёсах, громко ревущее. А в его седле всадник с больши́м блестящим шлемом. — Я попробую в упор! — перекрикивая рёв чудесной вещи, проглаголила третья девушка.

Было видно, как двуколесник, неведомо как не падающий набок, замедлился, поравнявшись с головой твари, и всадник, хотя вернее будет сказать, всадница вскинула руку. Что-то быстро-быстро затрещало, и чудище утробно загудело, как болото порой гудит, а потом начало сворачивать право.

— Есть! Я его по центру держать буду!

Они гнали тварь вперёд, и даже дурному было понятно, что там его ждала засада. Но всё же я не мог оторвать взора. А когда витраж снова показал всё с высоты, затаил дыхание. Чудище приближалось к мосту, столь огромному, что я даже представить себе не мог. А возле моста на пути создания стояли одетые в странную броню воины. Один из них вскинул большое полое полено, и то вдруг изрыгнуло пламя. В многоножку попало огненное жало, грохотнув яркой вспышкой. Тварь остановилась и встала на дыбы, шевеля жвалами.

Ещё один воин вдруг поднял ладонь, и с руки сорвалась белая молния, поразив голову чудища. Существо начало неуклюже разворачиваться, с громким скрежетом подмяв под себя несколько колёсных жуков.

— Добиваем! — кричали голоса из витража.

Сверкали молнии, громыхали неведомые погремушки, и вскоре создание упало на серую дорогу, заливая ту потоками зелёной крови. А я глядел и не мог оторваться, и даже не сразу понял, что Вась Вась мне вопрос задал.

— Ты как к вампирам относишься? — произнёс он, потирая кончиком пальца нос.

— Чего?

— Ну, упырей сильно недолюбливаешь?

Я открыл рот, чтоб обозвать этих существ выродками бытия, но вспомнил, как сам снимал кожу с людей.

— Никак.

— Вот и ладненько, — с кивком ответил Вась Вась. — Работать у меня будешь?

— Кем?

— Ну, ловцом всякой нечисти.

Я поглядел на витраж, где яркая картинка города сменилась белой грамотой с чёрными буквицами. В голове зароились мысли. Что я мог в этом безумном мире? Ратоборствовать? Не думаю. Вон они чем воюют, я даже не видел сего оружия никогда. Торговать? Не думаю, что знаю справедливую цену даже обычному хлебу. Даже в Царьграде меня купцы несколько раз обманывали, а тут и подавно облапошат, аки младенца. Лес валить? Зерно растить? Не по мне это, батрачить. Зато чудищ разных бить можно. Раз сам чудище, то и с другими справлюсь.

— Пойду, — кивнул я, а потом махнул рукой, решаясь окончательно, словно в омут с головой прыгая. — А чего ж не пойти. Токмо я сам хочу во всём уразуметь смысл и толк.

— Замечательно, — произнёс Василий, — сам так сам.

Он сунул мне какую-то серую тряпицу, вынутую из свёртка. Я принял вещицу и покрутил в руках. Больше всего она походила на очень короткие порты.

«Сие есть трусы, — тут же подсказал толмач, прошептав на ухо, — сие есть исподнее».

Исподнее так исподнее. Я растянул тряпицу, а потом скинул с себя длинную белую рубаху, оставшись нагишом. А чего стесняться-то? Здесь баб нет, чтоб они визжали и разбегались, боясь за свою честь.

Исподнее я надел быстро, но при этом сразу удостоился насмешки со стороны Вась Вася.

— Угу, сам. Ты их задом наперёд одел и шиворот-навыворот. Блин, не был бы я в том дерьме, что сейчас, даже не думал бы тебя взять. С тобой геморроя будет больше, чем с иным троллем.

Я поднял взгляд на Василия. Упырь он везде упырь, но сейчас в словах этого умертвия сквозило то же, что и в речах Ратибора, убитого мной. Нехорошо так просквозило. Захотелось взять этого толстяка за горло и прижать к стене.

— Ну да ладно, — продолжил Вась Вась, — мы сделаем из тебя человека.

Он достал из свёртка синюю, как чистое небо, рубаху и приложил к моей груди, привередливо рассматривая, впору ли одёжа будет. А я уставился ему в глаза, скрытые за жёлтой слюдяшкой. И покуда глядел, наваждение стаяло, как утренний туман. Глаза у него не как у убиенного княжича, а скорее, как у ключника княжеского. Тот тоже всё ворчал и ворчал, но приди к нему с просьбой, последнее отдаст. Хотя поворчит знатно, проклиная всё на свете. А пьяный, так вовсе любил на сеновале улечься, уставиться в небо и рассказывать байки, то как он к девкам в баню ужа запустил, да то, как из степняцкого плена бежал. Помню, ляжем мы с соседскими мальчишками рядом с ним, а он долго и похабно про Царьград рассказывал, мол, девок что за сиськи, что промеж ног за серебрушку щупать можно. Или как он лошадь полосатую видел, мол, из Ягипта привезли. От самого хмельным разило, а мы, раскрыв рты, слушали до самой ночи, а ещё и спорили, что не бывает полосатых лошадей. Ключник тоже молвил, что до утра пытался отмыть краску, но не отмыл и проспорил целый золотой, а его ещё и на смех подняли. Может, потому после смерти Жданы и батюшки я и подался в Царьград, что запали мне в голову те сказки.

Я улыбнулся. Сможется с Василием службу нести. Стерпится. Но про всё новое сам буду узнавать. Чай, не дурная моя голова.

«Футболка», — прошептал толмач, когда я взял рубаху в руки.

«Штаны, носки, кроссовки», — перечислил крохотный дух всё, надетое мной.

— А большое ли жалование? — спросил я, потянувшись.

Ткань была добротная, тонкая. Такую ткань ни в Новгороде, ни в Царьграде на торжищах не видел. Разве что шёлк похож, но он всё же другой. И сколь стоить может, думать страшно.

— Тихо! Порвёшь! — повысил голос Василий, когда я развёл руки в стороны и сделал глубокий вдох. — Тоже мне, Конан-варвар нашёлся.

— А он и так Конан-варвар, — произнёс молчавший Никита. — Десятый век.

— Я Ярополк, — тихо прорычал, не зная, почему меня каким-то Конаном величают.

— Ну, мне что Егору Олеговичу сказать? — спросил дьяк, — брать будешь? А если нет, мне его в центр социализации сдавать придётся.

Я поглядел на Никиту, который сейчас говорил обо мне, словно о невольнике на рынке. Тем более о жаловании Вась Вась промолчал. Ну, даже если невольник, сбежать успею. Не впервой.

Упырь отошёл на несколько шагов, вытянул в мою сторону руку со стиснутым кулаком и оттопырил большой палец. После он закрыл один глаз и стал глядеть так, словно мерку снимал.

— Да беру, беру, — согласился он. — Пойдём.

Пухлый упырь с серебристыми волосами развернулся на пятках и направился к двери. Я оглядел напоследок белую клеть, в которой пришёл в себя, и последовал за ним.

— Халат оставь! Он казённый! — прокричал Никита, а я глянул на него и с улыбкой покачал головой, перехватив белую рубаху поудобнее.

— Не отдам.

Дьяк скривил рожу, словно кислого съел, а я засмеялся и пошёл по длинному межклетью, в котором было много разных дверей, и в конце начал подниматься по ступеням. Мне не зря приснилось, что пребывал в землянке. Мы действительно были под землёй, а над нами возвышался весь огромный дом.

Лестница кончилась, на выходе нас смерил взглядом стражник в странной одёже с тёмными и светлыми пятнами, а потом мы оказались под открытым небом. Это был двор, огороженный высоким рыжим забором. Не частоколом, а сложенным из ровненьких кирпичей.

Я поглядел под ноги. Вместо земли мы стояли на чём-то сером и настолько сильно утоптанном, что двор ровненький, аки скатерть. И если виденные на мониторе-витраже дороги столь же ровны, то пожелание «скатертью дорога» сбылось спустя тысячелетие. По такому пути можно день идти и усталости не приключится. А ещё во дворе стояли те железные жуки с колёсами.

«Автомобиль, — прошептал толмач на ухо, — сие есть повозка крытая. Пользует горючую жижу для питания и движения. Жижа зовётся бензином. Использование тягловых животных исключено».

Я почесал в затылке. Как же это, без животины и едет? Да ещё и жижу горючую ест.

— Не стой столбом, — пробурчал Вась Вась, и подошёл к одной из повозок, зелёной, как болотина.

Он достал из портов ключ с чёрной висюлькой, а потом что-то сделал, и телега дважды громко пикнула, аки птица певчая в кустах. Василий открыл дверцу и похлопал по железу, как по шкуре животины.

— Это мой Барсик. Уазик-буханка. Неприхотливая машинка, хоть и ест бензина много. Ну, залезай.

Сам он прыгнул слева, схватившись за чёрное колесо и сунув ключ куда-то вниз. Барсик чихнул разок, словно большой пёс, а потом заурчал, как рысь. Стоило, наверное, удивиться, но я уже не мог. Я просто устал. И проклятия, и тысяча потерянных лет навалились в один миг, лишив остатков сил и способности удивляться. Рассудок отказался принимать всё происходящее, ну телега с огненным нутром, ну дома до неба. Ну этот… толмач услужливо подсказал слово «асфальт». Всё равно.

Я увидел такую же дверцу слева и залез в неё, усевшись на обитом кожей стуле. Но стоило сесть, как толмач начал без умолку трещать слова невпопад.

«Рулевое колесо, приборная панель, спидометр, тахометр, педаль сцепления, педаль тормоза…»

— Хватит! — закричал я, схватившись ладонями за голову. — Умолкни!

Толмач и в самом деле смолк, а Василий с тоской поглядел на меня, а потом Барсик зарычал громче и покатился к воротам, которые начали открываться сами собой. Я даже этому не удивился. Рассудок подсунул одно единственное слово — колдовство. А раз так, то потом разберёмся.

— Я ведь не всегда вампиром был, — начал Вась Вась, как-то заговорщически, и этим снова напомнил ключника, заставив улыбнуться и опустить руки. — Я в Петрограде жил. Был репортёром на небольшом канале. Жена, две дочки. А потом сунулся, куда не следовало, покусали. Как очнулся, уже поздно было процедуру девампиризации проводить. Жена поплакала, а потом предложила уехать подальше. Вот я в Сибирь и подался. Я ведь почти всё, что зарабатываю, семье отправляю. С девочками моими постоянно связь держу, но я болен, и потому лучше не рисковать.

Он говорил и говорил, а тем временем мы выехали на большую дорогу, где сновали сотни и сотни таких же огнебрюхих телег. Порой и такие встречались, что целую торговую ладью перегрузить можно, ещё и место останется, столь велики.

Он всё рассказывал о жаловании, о своём деле. Оказывается, город Новониколаевск огромен. Помнится, в Киеве было сто тысяч народу, а здесь полторы тьмы по великому счёту. В десятки раз больше. И город принадлежал не только людям, но и нечисти разной. И со всех сторон тянулись нелюди сюда. Порой, мирные, порой, не очень. Вот тогда и понадобились охотники на монстров. Иные с разрешений государя охотились ради денег, другие ради славы, но работы меньше не становилось.

Город был поделён на участки. Серединка принадлежала самым именитым отрядам, но ежели тварь или демон сильны, отряды сплачивались и били чудище сообща, деля славу и деньги поровну.

Забавным было то, что славу тут мерить научились. И меру лайкам называли. Сия новость заставила улыбнуться. Любопытно, сколько лайков бы я заработал в прежние времена, когда степняков бил.

Наш же участок на самой окраине. Но если Василий вскоре не наберёт людей, то участок у него отберут и отдадут другому отряду. Вот и торопится он.

— А почто дружина княжеская чудищ не бьёт? — спросил я, глядя в оконце на мелькающие мимо чудеса.

Им не было числа, и посему взор отказывался их принимать. Сам город был одним большим чудом.

— Ну, так, сейчас мода пошла такая. Называется «их там нет».

— Кого нет? — переспросил я, не поняв ответа.

— Ну, это для предотвращения политической напряжённости. Если полиция накосячит, то косяк падает на государство, а если частный отряд накосячил, то это вина отряда. Старые боги могут такую бучу поднять что мало не покажется. А так-то мы все на учёте состоим, и я каждый месяц отчёты строчу, патроны по накладной получаю. Но проще купить, а то ползай потом и ищи гильзы.

— Государь руки пачкать не хочет, — усмехнулся я, — не ново это. А что с твоим старым отрядом случилось? Полегли на поле брани?

— Да ну тебя. Девчонки замуж выскочили и в декрет ушли. Я что, изверг, что ли, беременных на демонов в рейд слать? Максим Валов на повышение ушёл. Он сейчас в диспетчерской сидит, принимает анонимные сообщения от граждан и спецслужб о потусторонних беспорядках. Работа спокойнее, а платят так же. Вадим Астафин в Томск уехал, свой отряд набрал.

Василий вздохнул.

— Вот учишь и учишь их, а они потом разбегаются.

Мы ехали долго, и я даже не заметил, как уснул. Но на этот раз сие был обычный сон без сновидений, без убийств, без брожений по лесу.

— Всё! Приехали! Вставай! — вырвал из забытья голос Вась Вася.

Я открыл глаза и протёр лицо. Мы были в каком-то полуподземелье. Прямо рядом с Барсиком стоял стол для еды, пара стульев и большое мягкое ложе. Окошко было одно и небольшое, а само подземелье освещалось одинокой колбой со светом. Но к слову сказать, всё было чистым и прибранным. На полу ни соринки, стены побелены, а стёкла вымыты до того, что их почти не видно.

— Где мы?

— В моём склепе. Я гараж арендую. Денег на квартиру не хватает, и так жене всё отдаю. А мне, в общем-то, и не нужно. Я всё равно мёртв, я упырь. Зато это мой личный склеп. Но у тебя жилья тоже нет. Сегодня на диване поспишь, а завтра раскладушку тебе куплю. Как говорится, чем богат, тому и рад, — как-то тоскливо и виновато произнёс Василий.

— Я последнюю тысячу лет меж корней деревьев спал, а то и в медвежьих берлогах. А это хоромы.

— Вот и хорошо. Завтра пробежимся по претендентам на новый отряд.

Егор Соснов ходил вдоль трупа громадной чёрной многоножки, глядя под ноги и бормоча под нос, словно считал длину твари в шагах. Казалось, сейчас встанет и громко выкрикнет: «Сорок шагов или двести попугаев. А в шагах всё же она не такая большая и страшная».

Стоящий рядом Никита сопливо шмыгал носом, подхватив какую-то заразу. Он поправлял очки и фотографировал это на зеркалку. Рядом суетились люди в жёлтых костюмах биологической защиты, собирая образцы.

— Егор Олегович, — начал худощавый Никита, — вы когда-нибудь видели что-то подобное?

— Знаешь, — протянул Соснов, задумчиво глядя на создание, — я много чего повидал. И богов, и демонов, и тёмных эльфов на драконах. Один мясник чего стоит, а уж про всякую мелочь можно вообще не заикаться, но вот такое… такое — в первый раз.

— Что думаете делать?

— Ничего. Нам нужна статистика. Если это первая ласточка чего-то нового, то каждый случай необходимо тщательно классифицировать. Поэтому просматривай все доклады от охотников и каждый день отчёт. Каждый день.

— Хорошо, — кивнул Никитина и снова щёлкнул зеркалкой.

— А я попрошу Шурочку, чтоб регулярно сканировала город, — Соснов вздохнул и потёр лицо. — Будем играть по правилам ловли маньяков, пока не сузим варианты до минимума. К сожалению, только так. Поэтому без новых жертв не обойтись. И хорошо, если я ошибаюсь, но чутьё говорит, что они будут.

Глава 5. Герои по найму

— Жда́на, не убегай! — кричал я вслед супруге, которая лёгкой ланью бежала по узким улицам какого-то городища.

Деревянные срубы уходили к самому небу, оставляя только зазоры меж крышами, похожие на трещины во льду. Дома были расписаны яркими красками и пестрели бесчисленными вывесками. Сапожник, портной, скорняк, пекарь. Я знал, что именно намалёвано на струганных, причудливо резных досках, но не понимал самих буквиц, совсем не похожих на глаголицу.

Под ногами лежала утоптанная до каменного вида земля, ровня, аки скатерть на добротном столе.

— Жда́на, свет мой, постой! — кричал я в спину жене, пытаясь не отставать.

Я бежал вперёд, вслед за женой, но та с хитрой улыбкой на червонных устах ускользала прочь, заставляя протискиваться через несметную пёструю толпу горожан, словно сошедших с шумной круговерти нескончаемого ярмарочного дня. Люд разного толку преграждал путь, отчего приходилось даже распихивать в стороны силой. Иной раз они хватали меня за одёжу, и чудная ткань «спортишка» трещала. Яркий белый сарафан жены то пропадал из виду, то вновь возникал, словно поплавок на большой волне, и я рвался вперёд, чувствуя слёзы отчаяния на глазах.

— Ждана! Жданушка!

Жена звонко засмеялась и нырнула в проулок. Я за ней.

А шмыгнув в узкую щель меж домов, встал. Ибо моя родная стояла над собственным телом, присыпанным землёй, обломками горелых досок и горшечными черепками. Сие было чудным и страшным в один и тот же миг. Недвижное тело и невесомая да обворожительная в своей красоте девушка над ним. В этой щели проулка было темно, но супругу свою, источающую яркий свет, я видел отчётливо. И она уподобилась берегине, озаряющей своим сиянием бытие вокруг.

— Ты бросил меня, — с лёгкой укоризной произнесла Ждана, привстав на цыпочки и сделав полшага назад. — Я скучала по тебе.

— Я тоже скучал.

— Так пошто бросил? — подняв из-под ног тонкую лучину, спросила она.

— Ты ведь померла, — виновато ответил я, а потом шагнул к жене и взял за руку. — Но все эти годы я скучал по тебе.

Ждана снова засмеялась и растаяла дымом. Смех её при этом не умолк, а лишь только переместился мне за спину.

— Ты забыл меня. Вот и умерла.

Я поглядел на лицо трупа, изуродованное язвами ветреного мора, на застывшие черты лица, на полуприкрытые остекленевшие очи, на тонкую струйку сукровицы, текущей из краешка рта, а потом обернулся.

Та Ждана, что живая, по-прежнему держа длинную лучину в тонких пальцах, подошла к стене и ткнула перстом в странную вещицу, похожую на прибитую к срубу шкатулочку. Та звонко щёлкнула, а конец лучины ударил по глазам ярким желтоватым светом, словно гвоздь, вынутый из жаркого горна кузнеца. «Выключатель, — прошептал незримый толмач. — Электричество».

— Я не хотел тебя бросать, поверь, — немного смутившись, ответил я.

Но неужто сие есть сон, и я сплю? Должно быть, сон. Ждана увидела мои терзания и улыбнулась. Она подняла свободную руку и дотронулась до похожей на грушу склянки, и не помню я, что висела сия вещица здесь ранее на тонкой белой бечёвке. Не было её. Значит, сон.

Склянка осталась в пальцах жены, и она снова заговорила, но уже другим голосом, сильным и властным, добрым и покровительствующим. Голосом лесной девы. И даже очи позеленели, став не Жданиными.

— Ты обещал помнить нас, Ярополк.

Дева сорвала склянку, как перезрелое яблоко с ветви, и стряхнула в неё свет с кончика лучины. Хрустальный звон, рождённый прикосновением деревянной щепы до края склянки, повис в воздухе, словно комариный писк, и всё никак не хотел пропадать. А Ждана подошла ко мне.

— Ты будешь охотиться на нас, но не забывай, что ты сам один из нас.

Дева тоскливо вздохнула, вложила мне в руку склянку, наполненную светом и теплом, а потом потянулась и поцеловала в губы.

— А коли обещаешь, то у меня для тебя подарок будет.

— Обещаю, — произнёс я и открыл глаза. Надо мной висела искрическая лампа, точь-в-точь как та, что была во сне. Я вздохнул и поднял руку, покутив запястьем, словно пытаясь намотать на пальцы лучики света. — Не забуду, — тихо повторил я, до сих пор ощущая исходивший от Жданы запах лесных трав, сырого мха и еловой смолы.

А на губах остался вкус спелой костяники.

Я повернул голову. По приезду Вась Вась увалился в открытом автомобиле, в самом его нутре, и ныне храпел на весь склеп богатырским храпом, промолвив напоследок, что вампиры должны спать днём, а ночью бдеть.

Я лежал на мягком ложе, названном им диваном, и долго смотрел в свод рукотворной пещеры, освещённый бутылкой с приручённым светом. Этот свет светил в каждом доме и каждой собачей конуре, и посему он был первым же, о чём следовало полюбопытствовать, чтоб не казаться дремучим неучем.

Сон пропал, оставив после себя лёгкую тоску, но лампа в руках лесной девы была неспроста, и оттого величайшее любопытство толкало на дивные измышления. Я встал с дивана и бесшумно, аки лесной зверь, подошёл к Барсику. Вась Вась сморщился во сне и пробормотал неразборчивую скороговорку, а когда смолк, опять начал храпеть. Спрашивать у него про это неведомое электричество расхотелось, и я поглядел на лампу. Я должен уразуметь всё сам.

Дверь в гараж-склеп оказалась не заперта, и я, чуть слышно скрипнув петлями, вынырнул в ещё более тёмную пещеру, где таких дверей было множество. Как назло, мой незримый толмач молчал. Его тоже нужно будет допросить, но не сейчас. Сейчас он должен привыкнуть ко мне, довериться. Ну, я так разумею.

Где-то в глубине слышались голоса, и я решил дойти до людей, чтоб спросить дорогу. А куда мне самому хотелось? Да туда, где склянки со светом продаются. Там и узнаю правду о том, как добывают искричество и как его пользуют.

Я шёл в полутьме, а голоса приближались, разлетаясь гулким эхом от каменных стен.

— Твою мать, Лёша, крепче держи.

— Михалыч, выскользнуло.

— Руки корявые, вот и выскочило. Дай ключ на двенадцать.

Я завернул за угол и увидел небольшой серый автомобиль с открытыми дверями. Само самобеглое чудо стояло на подпорках, а под ним лежал старик в грязной одёже, бурча и проклиная какие-то сальники. Рядом на корточках сидел парень, с виду мой ровесник.

— Ой гой сути, добры люди, — произнёс я и поклонился.

Молодой уставился на меня с открытым ртом, а старик перестал ругаться и выполз из-под автомобиля.

— Здорова, здорова, — ответил он, смерил меня взглядом, а потом вытер руки о тряпицу и улыбнулся. — Ты у Васьки-упыря поселился?

— Да, — неуверенно ответил я, а старик сразу же протянул мне руку для приветствия, — Я Сергей Михалыч, а этот придурок — Алексей, мой зять. Руки у него под мышку заточены, вот и приходится выручать растяпу.

Я глянул на обиженно поджавшего губы парня и представился честным людям

— Ярополк.

— Да знаем уже. Наш домовой все уши прожужжал, что к Василию человек подселился.

— Домовой? — переспросил я.

— Ну да. Как сейчас без домового. Он и пожарная сигнализация, и против домушников, и вообще, поболтать любит.

Я промолчал, а старик сел, поднял с пола какую-то рогатульку и охая стал снова заползать под брюхо автомобиля.

— Лёха, сходи за чутком в супермаркет. Хлеба возьми и пельмени не забудь, а то моя бабка на сутках сегодня.

Парень похлопал по одёже, словно что-то выискивал.

— Я карточку дома оставил, — виновато промямлил он.

— Вот, всё у тебя через задницу. Знал же, что я чуток захочу. У меня в барсетке деньги достань. И два возьми чутка, дураком не будь.

— С тобой пойду, — произнёс я, решив, что с этим парнем можно пройтись по новым местам и без всякой дурости вернуться.

— Угу, — буркнул он, залез в лежащую на переднем стуле автомобиля котомку и, махнув рукой с зажатыми в ней листами размалёванной бересты, повёл по пещере к тонкой полоске белого света, горящей в глубине, а вслед нам снова заголосил Сергей Михайлович.

— Ярик, — бесцеремонно спросил он, — ты вот у упыря поселился. Он ничего не говорил тебе про какого-то полукняжича? А то домовой обмолвился нечаянно, что появился в городе такой тип. А как спросили, что за птица, только и огрызнулся, что это людей не касается, и спрятался за холодильник.

Полукняжич. Я остановился, поглядел на старика, на его зятя, на машину да в сторону двери Вась Вася. Вспомнились слова лесной девы: «Ты будешь охотиться на нас, но не забывай, что ты один из нас».

— Нет, не слыхивал.

— Ну нет, так нет, — пожал плечами Михалыч, взял с пола какую-то железную рогатульку и снова залез под повозку.

Алексей повёл меня длинным темным подземельем к дальней двери, через щели которой сочился дневной свет.

Парень почесал в затылке и убрал в карман какие-то шуршащие клочки, толмач молчал, а я не хотел его спрашивать. По пути ещё раз напомнил себе ничему не удивляться, хотя это будет обманом. Я буду удивляться, но тут не надобно виду подавать. Прямо как в Царьграде, когда по торжищу ходил. Все необычное тогда было, и людские одёжи, и речи, и товары. Даже иные вьючные животины, сиречь верблюды у черных, аки головни, купцов из заморских земель тоже необычны, но бродить с открытым ртом и выпученными глазами, аки юродивый, стыдно.

Дверь скрипнула, и мы оказались на улице. На меня сразу навалились местные шуми и запахи. Что ни говори, и того, и другого в избытке. А ещё внутри опять поселилось то старое озорство. Я скрестил руки на груди и с умным видом, мол, я чо, я ничо, я местный с перепоя, пошёл вслед Алексею. А пошли мы проулками к большущему, ярко разукрашенному дворцу, который возвышался над деревьями и такими же гаражами, где люди хранили телеги, и был виден издалека. И чем ближе мы подходили, тем больше народу становилось. Все добротно ряженые. Кто порознь, кто семьями, и казалось, что здесь каждый день — ярмарочный.

— Толмач, — прошептал я, стараясь, чтоб меня не сильно было слышно остальным, — что сие есть?

«Торгово-развлекательный центр, — отозвался карманный мудрец в голове, — терем великий для забав и торжищ».

Я ухмыльнулся, и вправду ярмарка. А раз так, то всем до меня и дела не будет. С такими мыслями я шагнул вслед за своим провожатым в терем, а там замер. Все вокруг блестело стёклами да железяками и сияло разноцветными огнями, шумело на разные голоса и шевелилось яркими картинками.

В тереме грохотала громкая непривычная музыка. А ещё в воздухе витали подобно пчелиному или комариному рою маленькие, как синицы, духи. Девицы и парни, а то и чудные зверушки. Одна небольшая девица со стрекозиными крыльями и в белом платье опустилась с самого верха и зависла передо мной.

— Здравствуйте! Можно провести небольшой соцопрос?

Я пожал плечами не зная, что от меня хотят. А в заболевшей от шума и обилия всего необычного голове закружилась мысль, что лучше бы я дальше спал в своей берлоге. Что я чуждый пережиток прошлого, который никогда не сможет здесь стать своим. Вокруг все в письменах, их я прочесть не сумею. Все глаголют так, что за жизнь не уразуметь. И всем людям плевать на меня.

— Спасибо за согласие, — продолжила крохотная девица и достала из воздуха какой-то тёмный продолговатый предмет, — насколько велика вероятность, что вы посоветуете нашу продукцию своим друзьям?

Я снова пожал плечами не зная, что сказать. Я даже не знал, что это.

— Я тебя везде ищу, а ты вот он, — раздалось рядом, и я почувствовал, как меня хватают за локоть.

Отвернувшись от ждущей ответа крохотульки, я растеряно уставился на Вась Вася, тяжело дышащего, словно долго-долго бежал.

— Вась, что-то дурно мне.

— Ладно. Пойдём, подышишь свежим воздухом.

— А он и на снаружи не свежий, — ответил я, чуя, как голова совсем закружилась.

Упырь криво ухмыльнулся и потянул меня за собой, выводя через стеклянную калитку. Лишь когда шум и гам, давящий осязаемым грузом на мои уши лесного обитателя, остался позади, я вздохнул и поднял взор в небо. Там над облаками плыли яркие точки, оставляющие белые царапины на голубом небосводе.

«Самолёт, — прошептал толмач, — сие есть летучий корабль».

Я опустил голову и прикрыл лицо ладонями. Люди небо бороздят воздушными ладьями, дома до небес строят, а я ничего этого даже не знаю. Голова заболела с новой силой, и захотелось уйти куда-нибудь и заплакать, как в детстве, когда обещали взять на ярмарку, но оставили. И никакое обещание не удивляться не поможет. Я не вернусь назад, чтоб потом рассказывать небылицы среди друзей, как тот ключник.

— О, чо творят, — как-то шутливо произнёс Вась Вась и поднял взор.

Мимо нас на бешеной скорости промчался двуколесник, белёный до снежной чистоты. А позади всадника сидела молодая девка, она была совсем голая, если не считать шлема со стеленным забралом, и размахивала в зажатой в руке сорочкой. Двуколесник с рёвом промелькнул и исчез за плавным поворотом дороги.

— А вот выкусите, — прошептал я, — назло всем скоплю денег, куплю такой же и бабу с голыми сиськами посажу с собой. И дом поставлю с десятью светлицами, и чтоб окна со стеклом в полстены.

— Что? — не поняв, переспросил Василий.

Он продолжал глядеть вслед двуколеснику, как чудакам, балующимся на ярмарке. Может, так и было.

— Вась, а как у вас дети грамоту и счёт учат? — обратился я к упырю.

— А-а-а, — протянул он, — вон ты о чём. Я тебе куплю чуть попозже учебники для первоклашек. Но сейчас у нас собеседование.

Я кивнул и, внутренне собравшись, пошёл за Вась Васем обратно в торгово-ярморочный центр. На этот раз просто отмахнулся от крохотного крылатого создания и твёрдо пошёл дальше. Лишь раз остановился у большой картины, где нарисованный мужчина, похожий на степняка, пел хриплым голосом неспешную песню.

«Я сижу и гляжу в чужое небо из чужого окна…»

— И этот… телевизор… тоже куплю, — процедил я, — что я, хуже других, что ли?

Догнал Василия и зашёл в большой стеклянный короб, который начал плавно подниматься вверх. Внизу пропали одни люди, сменившись другими, и казалось что на этой бесконечной ярмарке человечков больше, чем в ином городе. Я зло глядел на них. А злился не на них, а на самого себя. И все из-за того, что хотел железо на шкуры звериные поменять. Хотел торжища, получай, не унесёшь.

Вскоре мы пришли к каким-то столикам, где люди поодиночке, парочками или целыми семьями сидели и ели. Там мы выбрали пустой и сели. Василий нервно глядел по сторонам. Я не хотел спрашивать. Само все станет видно.

Ждали мы недолго. Вась Вась при виде какого-то человека вскочил и замахал рукой.

— Дима!

И вот уже напротив сел молодой парень ненамного моложе меня. Светловолосый, голубоглазый, хоть и невысокий, но хорошо сложенный.

Он мне понравился. Понравился каким-то хорошим любопытством в глазах и вниманием без усмешки.

— Здрасьте.

— Гой еси, — ответил я, и тут слово взял Василий.

— Значит так, Дима, мне тебя посоветовали, как подающего надежды чародея-артефактора с дипломом программиста фантомов и немного боевого мага. У нас есть вакансия. Команда пока только набирается. Вот, сегодня штурмовика мне посоветовали.

Дима глянул на меня, оценивая, насколько я могу подходить для дел этого непонятного «шкурнавика». Но судя по тому, как он снова перевёл взгляд на упыря, вполне.

Парень открыл рот, чтоб что-то ответить, но в этот миг рядом раздался звонкий девичий крик.

— Васечка! А ты из своей могилы выполз? Мы думали, сдох уже.

Я поглядел на трёх девушек, которые подскочили к нам. Две сразу сели по бокам Димы, держа в руках чашки с каким-то напитком и потягивая через цветные соломинки, а третья достала откуда-то длинный нож и воткнула в стол, проткнув тонкую слюдяную столешницу. Она была весьма миловидна, голубоглаза и с заплетёнными в длинную косу волосами белыми, как мел.

— Соколи́на, проваливай, — процедил упырь, скрипя зубами. — Это не клиент.

А я прищурился. Это, оказывается, та девица, которая загоняла на алом двуколеснике большое чудище.

— Да вижу, что не клиент, — усмехнулась девушка, — мага окучиваешь?

— И что с того?

— Ну, ничего, но нам самим нужен.

— Слышь, проваливай! — вспыхнул Вась Вась.

Он явно очень рассчитывал на этого паренька.

— Да ладно тебе. Он пусть сам выберет, с кем работать. Мы — топ отряд, ты — мусорщик. Бегаешь, всякие свалки от мелких бесов чистишь. У нас молодой девичий коллектив, слаженный и озорной. Ты — старый бесполезный вурдалак, а этого гопника вообще в первый раз вижу. Нигде не засветился. Ни на охоте, ни в другой теме.

Соколи́на обошла столик и, зайдя Диме со спины, наклонилась и легонько положила ладони на плечи парню.

— Решай, — проворковала она на ухо юноше, — с нами или с этими мусорщиками.

Дмитрий молча обвёл глазами сперва нас, а потом девушек, и потом кивнул.

— Я с перу́нницами.

— Сучки, — процедил упырь, сжав кулаки.

— Да ладно тебе, — состроив забавную рожицу, произнесла девушка, — это просто бизнес. Светляни́ка, Несмея́на, пойдём, отметим приобретение. Чур, с мага шампанское.

— Извините, — спокойно произнёс Дима, отведя взор от Вась Вася, и встал из-за стола, где его сразу подхватила под руку Соколи́на.

Было видно, с какой обидой смотрел им в спину Василий. Словно у крестьянина коня отняли, вместе с плугом и мешком зерна.

— Свалки? — тихо спросил я, подавшись поближе к упырю.

— Свалки, гаражи, частный сектор, — уныло ответил Вась Вась. — Не всем же достаются метро, элитные кварталы и торговые центры. А на мелких бесах тоже можно заработать неплохо, правда, побегать побольше придётся.

— Как за сусликами супротив кабана? — с усмешкой спросил я.

Он не ответил, а встал и с досадой махнул рукой.

— А не пойти ли нам сейчас на охоту? Заскочим к Всеволоду, купим, что попроще, и в пригород. В приложении два заказа светится. С каждого по десяточке срубим.

— Пойдём, — согласился я, а потом поглядел вслед уводящим чародея девушкам и пробормотал под нос. — Вы обо мне ещё услышите.

Глава 6. Оружейная лавка

Мы снова вышли из ярморочного центра. Василий долго тыкал пальцем в своё чёрное зеркальце, бормоча под нос про какие-то тиски и сердитую карточку. Я не вмешивался, думая об охоте. Нет, само по себе убийство всяких негодяев меня не смущало, а вот просьба лесной девы не забывать, что я сам нечисть, немного сбивала с толку. Я дал обещание помнить, но что именно должен делать, не знал. Оставалось надеяться, что действуя по простым законам совести, не ошибусь. На том и порешаем.

Мои думы прервала жёлтая самоходная телега, сиречь автомашина, и Вась Вась толкнул меня в бок.

— Всё. Наше такси подъехало.

— Толмач, что есть такси, — тихо спросил я, подойдя к дверце.

Было видно, как Василий дёрнул за щеколду, и не было сложностей поступить также.

«Такси, — прошептал на ухо мой маленький помощник, — есть телега, предназначенная для развоза честного люда за мзду».

— А, понял! — воскликнул я и тут же осёкся, так как и извозчик, и вампир сразу обернулись и уставились на меня.

— Слушай, бросай орать, не лесу, — скривился Василий и поправил свои жёлтые, как свежий цветок одуванчика, очки.

Он что-то буркнул извозчику, и все-таки чудные эти телеги, что без скотины катятся. Обязательно разберусь, что за колдовство в них. Небось, собачий дух в них заточен, вона, как рычит недовольно, и чем быстрее катится, тем сильнее рык — не нравится бедняге трудиться день и ночь, вот и бунтует.

На сей раз смотреть в оконце было интересно. Я выспался да смирился, что мир другой. И хотя обида все немного глодала, особливо после тех шебутных девок, но мелькающие богато украшенные дома завораживали. А ещё я подметил, что когда ближний к нам уличный фонарь загорался алым, как закатное солнце, телега останавливалась и терпеливо ждала зелёного огня. Я не удивился разному цвету, ибо видел в Царьграде цветные окна, сиречь витражи. Но то, что они менялись сами, было ещё одним колдовством, и, наверное, очень могучим, раз все машины его слушались.

Ехали недолго, вскоре извозчик встал у какого-то дома, такого же ярко разрисованного, что и остальные, и мы вышли, а следом нырнули в небольшой погреб, вход у которого был сбоку терема. И тут я обомлел. На стенах мечей, ножей, луков да доспехов самых разных видимо-невидимо. Все богаче, чем у князя. А ещё множество разных непонятных вещиц и воронёных дудок, развешанных по всем стенам и уложенных под стёклами на столах. От них тоже веяло смертью, и помню, из таких же дудок в меня громыхали в лесах.

— Се́ва, дружище! — закричал Вась Вась с порога и помчался, разведя руки в разные стороны, словно намеревался заключить в объятия высокого жилистого мужчину, читавшего какую-то книжицу.

Тот при виде нас положил на небольшой столик и книгу, и узкие глазные стекляшки, встал с обитой чёрной кожей лежанки и улыбнулся. И надо сказать, этот Се́ва тоже был вампиром, так как в свете неярких лампад мелькнули острые белые клыки. Правда, я плохо себе представлял, как упырь мог обладать сильным загаром, а Се́ва им обладал.

— Я уж думал, ты завязал с охотой, — с лёгким хитрым прищуром протянул хозяин лавки и с силой пожал протянутую ему ладонь. — Все не заходишь да не заходишь. А ещё говорили, что отряд твой распался.

— Брешут, — отмахнулся Вась Вась, — просто смена состава. Глянь, какого я себе богатыря урвал.

— А я сперва подумал, это твой трофей для отчёта, — ухмыльнулся загорелый вампир.

— Чой-та? — изогнул брови мой товарищ и обернулся на меня.

— Да я на нем кровищи чую побольше, чем на Титанике потонуло.

— Да? — переспросил Вась Вась. — Не чую.

— Василий, — скривился в очередной усмешке Всеволод, — ты у нас такой бойцовый хомячок, что положи перед тобой связанного карлика, неизвестно, кто победит. Я вообще удивляюсь, как ты столько времени со старым отрядом на плаву продержался.

— Врождённое обаяние, смекалка и интуиция, — подняв вверх указательный палец, ответил смуглому упырю Вась Вась, и тот громко рассмеялся.

А я краем уха слушал их беседу да рассматривал доспех, одетый на вырезанного по подобию человека истукана. Толмач сразу шепнул, что это называется «манекен». Доспех был знатный. Добротное железо блестело в свете лампад, наполированное до зеркального блеска. Поддоспешник добротно простёган, и кажный шовчик ровненький-ровненький. Шлем с опускным забралом, крашеными перьями и тонкой резьбой по железу, изображающей дубовые листья и жёлуди. Рукавицы из тоненьких гнутых листов, подогнанных друг к другу так, что игла с трудом пролезет. Одеть бы такие да перед Ратибором пройтись, вот бы он из зависти сам себя за гузно укусил.

Одновременно с этим всплыл из памяти вопль княжеского отпрыска, насаженного на сук. Не изойдёт он завистью, нет его уже тысячи лет, и даже кости истлели. От этого стало грустно на душе.

— Ладно, дам тебе скидку, — продолжил меж тем Всеволод, взяв со стола своё волшебное зеркальце, несколько раз в него ткнул перстом да положил обратно, скривившись, как от кислого ревеня. — Пять процентов, как собрату по вампирскому обществу, и пять за обаяние. Итого пятнадцать.

— Что-то у тебя арифметика хромает, — расплылся в улыбке мой товарищ.

Но если я правильно понял слово «скидка», то сбить цену удалось весьма значимо, и причины для радости имелись.

— Да мне самому любопытно, чем этот молодчик может пригодиться. Надеюсь, разрешение на огнестрел у него есть?

— Э-э-э, — протянул Василий, почесав в затылке. — Тут такое дело, смотри. Его Соснов только вчера мне на поруки вручил и попросил к охоте пристроить. Я его даже не успел толком расспросить, что да как.

— Соснов? — прищурился Всеволод, глядя на меня так, словно мерку снимал, — Даю ещё пятнадцать процентов, а мелкие расходники по себестоимости. Там, где Соснов — всегда что-то интересное будет, и я не хочу в стороне оставаться.

— Ух ты, — совсем разомлел Вась Вась и хищно поглядел на какую-то дудку с множеством ручек.

Даже казалось, что сейчас слюна капать начнёт, как у голодного щенка при виде кусочка мяса.

— Не-не-не, — сразу поправился Всеволод, — только на холодняк. Нет разрешения — нет огнестрела. Хозяину плевать на такие мелочи, а вот мне нет. Я законопослушный вампир, плачу налоги, делаю взносы в фонд бездомных котят, жертву подбираю только на специальном сайте, мне проблемы ни к чему. Как получит разрешение на него, продам. Но если чутье меня не подводит, а оно меня редко подводит, с разрешением не скоро получится.

— Блин, Сева, — жалобно поканючил Василий, назвав смуглого упыря полным именем, — всю малину обломал.

Всеволод пожал плечами и поманил меня рукой. Я не стал противиться и приблизился к этому упырю, разглядывая странное оружие, лежащее между ножами и топорами. Оно походило на небольшую дубинку с приделанным к нему колесом. А на колесо тонкая прозрачная нить намотана.

— А это что? — не удержался я и спросил, показав перстом.

Всеволод глянул мельком и отмахнулся.

— Это не для продажи.

— А все одно, что это?

— Это мой спиннинг. Хотел вечером порыбачить.

Я улыбнулся и решил пошутить.

— Я думал, это супротив упырей. Тоже хотел взять.

— Не дерзи старшим, юноша, — с ухмылкой ответил Всеволод, — даже с противоупыринным оружием ты со мной не справишься.

— А я уже большенький, — произнёс я и начал загибать пальцы, решив немного поершиться. Так, самую малость, из озорства. — Мне тысяча, да два по десять, да ещё два года.

— А мне две с половиной тысячи. Так что не дерзи, — ещё сильнее ухмыльнулся Всеволод и остановился у манекена, на котором была невиданная сказочная броня.

Вся в серо-зелёных кляксах, наплечники, наручи и поножи не из железа, а чего-то, похожего на надкрылья жука, шлем похож на яйцо и ни единой щёлочки для глаз, отчего непонятно, как врага видеть. Поверх нагрудника множество подсумков.

— Ну, — самодовольно произнёс древний вампир, глядя на сие чудное творение оружейников, — карбон, титан, кевлар, сапфировое стекло на шлеме с хамелеонным напылением.

Я открыл рот, не зная, что ответить, потому как слов таких не знал. Зато Вась Вась подал удручённый голос.

— Сева, ты хочешь, чтоб я ипотеку взял, или почки продал? Даже со скидкой не потяну.

— Твои вампирские почки даже на пирожки не возьмут, — ухмыльнулся хозяин лавки, а потом посмотрел на меня и ещё раз поманил рукой. — Ладно, иди сюда, сейчас бюджетненько тебя снаряжу.

Всеволод подождал, пока я не встану посередине лавки, потом громко закричал во весь голос.

— Кирилл!

Сбоку открылась неприметная дверь, и из неё вышел немолодой мужчина, холодно поглядев на хозяина.

— Лёгкий броник, комплект из наплечников, наручей, наколенников и налокотников из полиэтилена высокой плотности, тактический фонарик, охотничий нож с серебряной вставкой, войсковую волшебную палочку и солдатские берцы, а то в кроссовках пинать врага несподручно.

Помощник оружейника так же молча исчез, а Всеволод продолжил свои речи.

— Жаль, шлема дешёвого нет, — задумчиво поджал он губы, — но тебе же не под пули лезть, а потустороннюю мелочь крошить. Из оружия что привычно?

— Ну, лук, меч, секира, копье, булава, кистень, щит. Могу ножи метать.

— Хорошо, — кивнул оружейник, смерив меня придирчивым взглядом с головы до ног.

Вась Вась же молча стоял рядом и с отрешённым взглядом смотрел на тот зелёный доспех, что был слишком дорог для него. А когда помощник Всеволода вынес большие бумазейные коробки, коротко глянул на него и с кривой улыбкой потрогал карман, где у него лежал кошель с деньгами.

— Композитный лук, запас нейлоновой тетивы, три десятка пластиковых стрел с разными наконечниками под резьбу, десяток ножей со вставками из десятипроцентного серебряного припоя.

— На серебре лучше не экономить, — пробурчал Вась Вась, на что Всеволод сразу разразился язвительной речью.

— Слышь, то ты почки заложить хочешь, то чистое серебро тебе подавай.

— Ну да.

— От припоя эффект почти такой же, а цена в десять раз меньше. Так что не бухти, — отмахнулся Всеволод и начал доставать из коробок вещи.

Самым первым он надел на меня поверх «спортишка» безрукавку из странной чёрной ткани, которая была очень толстая и жёсткая. Со словами «недорогой, но неплохой броник» он несколько раз перестегнул лямки с шипением похожих на репейник «липучек». А потом нацепил на меня щитки из чего-то зелёного и похожего на очень твёрдый воск. Ножны с хорошим ножом прицепил не на пояс, а на броник у левой ключицы, мол, так быстрее выхватить. Черные сапоги со шнуровкой поставил рядом, и я их сразу примерил, да так и остался. Они скрипели, непривычно пахли, но сели по ноге, как родные. На очереди была недлинная чёрная дубинка со стёклышком на одном конце.

— Тактический фонарик. Он ударопрочный и водостойкий. Им можно и как дубинкой воспользоваться, но не переусердствуй, все же не оружие. Щёлкни здесь.

По указке Всеволода я нажал на небольшой выступ, и из стекляшки вырвался яркий луч света, больно ударив мне по глазам, заставив вампира протяжно вздохнуть и покачать головой, словно я совершил совсем детскую глупость.

Немного смутившись, я опустил глаза, рассматривая чудное снаряжение, а потом заметил большое зеркало в углу и подошёл к нему. Доспех выглядел непривычно и даже забавно, но мне сейчас весь мир непривычен, и потому не буду судить то, что не понимаю.

— Нормально, — со вздохом произнёс Вась Вась, а когда вынесли оружие, начал тоскливо покусывать палец.

При этом был виден его острый клык. Казалось, что он начал сомневаться в том, что правильно поступил, взяв меня к себе на поруки.

Я глянул на потухшего взглядом сотоварища. А потом стал наблюдать, как Всеволод сноровисто цепляет связку метательных ножей к бронежилету, как, оказывается, полностью называется нагрудник. А вот когда дошло дело до волшебной палочки — небольшой покрытой чёрным лаком деревянной лучины, похожей на гвоздь длиной в две ладони — вампир немного замялся.

— Василий, он хоть какому-то юзанию палочки обучен?

— Да когда бы? — ответил вопросом на вопрос Вась Вась, — На ходу буду учить. Что у тебя к ней привязано-то?

— Ну, набор заклинаний выживальщика, поисковые фантомы и щит против пуль и осколков. Атакующее магемы обрезаны, сам знаешь, на них тоже разрешение нужно, как на нарезной длинноствол.

Говоря много слов, смысл которых я ухватывал далеко не всегда, Всеволод вложил палочку в растягивающиеся под пальцами петли рядом с ножом, куда колдовская лучина вошла туго и не должна была выпасть при беге и бое.

Следом мне дали странный лук, сделанный не из дерева, а чего-то непонятного.

— Пластик, алюминий, и чуточку рессорной стали, — заметив мой смущённый взгляд, пояснил Всеволод, а я присел, зажав одно плечо лука ногой, и согнув второе, надел тетиву.

Потом же встал, наложил стрелу и растянул лук. Хороший лук, тугой.

— Ты им хоть пользоваться умеешь? — с ещё большей тоской спросил Вась Вась, — или просто понтуешься?

Я не стал отвечать. Я лук в руках держать начал раньше, чем ложку, а первую ворону сшиб раньше, чем хорошо говорить выучился.

— Так, с мечом проблемка есть, — произнёс Всеволод. — Коллекционную реплику я тебе не продам, жалко. Сувенирные тебе без надобности. А современных боевых варианты вот для таких вот охотников на нечисть сейчас нет. Недавно девчата из Перуниц несколько катан забрали.

— Опять эти сучки, — процедил Вась Вась, а Всеволод продолжил, лишь коротко глянув на недовольно бурчащего вампира.

— Полуторники тоже разобрали. У нас выдали лицензию новому отряду. Ребята приходили снаряжаться.

— Вот стоило только на недельку выпасть из струи, как сразу конкуренты расплодились, — опять пробурчал Вась Вась.

— Да не шипи ты! — повысил голос Всеволод. — Сейчас что-нибудь придумаем.

Он достал из кармана своё зеркальце и начал тыкать в него пальцем. При этом щурился и отводил чёрный квадратик подальше.

— Не замечал, что ты слепой, — снова буркнул Василий.

— Ну, мне двадцать пять веков. Пора бы уже старческую дальнозоркость приобрести. Вот. Есть одна штучка. Мне на сбыт трофеи принесли. Но я качество ещё не проверял, поэтому отдам за треть цены.

— За треть той, что купил?

— Нет, Вася, за треть того, что хотел выставить. Я не умалишённый себе в убыток торговать.

Всеволод снова позвал молчаливого помощника и произнёс что-то вроде «Тащи это, ломбардец». Мужчина вынес простой прямой меч длиной от навершия до острия как рука от плеча до кончиков пальцев, без изысков и чего-то, что может его отличить из других мечей. Простая крестовина, деревянная рукоять и небольшое железное яблоко. Делавший его кузнец, наверное, не успел украсить клинок, а может, не хотел. Но все равно, это был настоящий меч, к тому же он удобно лёг в ладонь, заставив вспомнить мою прошлую жизнь. Задумавшись об оставшемся в толще веков Тихоне, умершем от лихорадки, я провёл пальцем по кромке клинка, а потом отдёрнул руку. Из пореза на коже выступила небольшая капелька крови. Я усмехнулся и провёл по железу, оставляя на том красный развод, а потом заметил, что дол на мече был заполнен серебром, а может, и не серебром, а тем самым недорогим припоем, из-за которого повздорили два упыря.

Я вложил меч в протянутые мне ножны, перекинул перевязь через голову и снова посмотрел в зеркало. Да, показаться в таком виде на глаза матушке я бы не решился. Слишком несуразно.

— Сколько?! — раздался рядом возглас Вась Вася. — И где тут скидки?! Я ещё и рассрочку оформить должен.

— Слышь, охотничек, — нахмурился Всеволод, — иди беляшами из кошек торгуй, если не нравится. Я и так почти по себестоимости продаю.

Василий поджал губы, что-то быстро нацарапал на бумаге, которую зло выдернул из рук оружейника, а потом развернулся на месте и быстро пошёл к выходу.

— Пойдём, Ярополк.

Я поклонился Всеволоду, как того требовал обычай уважения, и последовал за своим сотоварищем. Уже на улице Вась Вась начал пинать ни в чем не повинный столб и зло ругаться.

— Сука! Скряга доисторический! Я же знаю, что он по лицензии охотника может продать огнестрел! Хоть бы палёный дробовик дал! Или револьвер времён революции! Что с этим луком мы настреляем?

Я поглядел в него, где солнце неумолимо приближалось к горизонту. Ещё немного и стемнеет.

— Не успеем на охоту, — пробурчал Василий. — Я-то вижу в темноте, а ты нет. Завтра, если заказ не снимут, пойдём.

— А где заказы-то?

— Да, — отмахнулся пухлый вампир, — дачи на краю города.

— Поехали, — произнёс я. — Я тысячу лет жил во тьме. Ночь не будет помехой.

— Ну, поехали, — понуро согласился Василий, а я глядел на этого упыря, который был человечнее, чем некоторые из живых, встреченных мною на жизненном пути.

И ведь, несмотря на брань и повадки обыкновенно торгаша, он купил все, что было необходимо, а это значит, подвести его я не имею права.

Я положил руку на рукоять меча, а в голове кружилась мысль, что все только начинается. И охота, и новая жизнь.

Глава 7. Первая охота

Впереди первая охота, и если в обычном бою со степняками, разбойниками или иным недругом я был множество раз, равно как и на охоте на крупного зверя, то на живущих вне времени я буду охотиться в первый раз. Василий снова вызвал извозчика, всего лишь ткнув пальцами в волшебное зеркальце, и тот подъехал к нам весьма быстро.

«Живущие вне времени, — мелькнула мысль в голове, — так называют себя духи, боги и демоны. Они действительно жили, не старея, не умирая своей смертью, и не всегда ясно, откуда они взялись. С одними все понятно, жил человек, потом умер, но не ушёл за кромку и стал домовым, овинником, русалкой или берегиней, а иные из ничего возникают. Раз, и есть».

Я достал стрелы и начал их крутить, думая, как приделать наконечники.

— Там резьба, — буркнул Вась Вась, развернувшись на своём месте.

Он глядел на меня с некой тоской, уже готовый смириться, что ничего путного из нашего малого отряда не получится.

Я пригляделся. На конце древка была тончайшая выточка, обвивающая конец по ровному кругу. А в наконечнике имелся ровный паз с такой же резьбой. Осталось только приложить.

— Дай помогу, — протянул вампир руку, но я нахмурился и огрызнулся.

— Азм есмь сам делаши.

— Да куда тебе пещерному.

— Я сам!

Василий замолчал, хмуро кусая губы. Я же думал так. Если есть паз, то надобно в паз вставить выступ, а если паз витой, то и вделывать нужно, чтоб витки совпали. Только с пятого раза у меня получилось, зато следующие десяток срезней, пяток трёхгранных и пяток битней быстро нанизал. Почему битней? Так чтоб шкурку не портить, ежели попадётся мелочь, которую можно на торжище выставить. Нет, не духа, а белку или куницу, хотя в городе я их пока не видел. Это в лесу, где бродил эту тысячу лет, сам будучи живущим вне времени, пушного зверя видимо-невидимо, да токмо не на них я охотился, а на двуногую добычу.

Я поморщился, не желая вспоминать те обрывки мрачного сна, но в памяти всплыли слова оружейника про жертвы.

— Василий, — позвал я своего сотоварища, — Всеволод говорил про то, что кровь пьёт на каком-то сайтии.

— Что?

— Ну, слово такое, похожее на соитие. Только буквица «Аз» там была.

— А-а-а, понятно. Видишь, тут такое дело, нормальные вампиры, в смысле не поехавшие крышей утырки, тоже нуждаются в крови. Немного, но нужно. Приходится пить донорскую из гемаконов или животную, но это лишь ненадолго отодвигает безумие великой жажды. Нужна тёплая из вен. Тогда мы скапливаем денежки и ищем жертву на специальном сайте, ну, такой доске объявлений. Там студенты, бедняки и прочие, кто в деньгах нуждается. Вот, под присмотром врачей мы и пьём.

— Но ведь люди гибнут, — нахмурился я, — это что за скотобойня такая, где людей законно убивают?

— Нет, они не умирают. Вампирский укус безболезнен, раны быстро перестают кровоточить и затягиваются, а от кружки потерянной крови ещё никто не умирал. И если не хватает одной кружки, заказываешь несколько человек, — пояснил Василий, на которого недовольно поглядел извозчик.

Все же не любят здесь кровопийц.

— А те разве упырями не становятся?

— Нет. Смотри, тут такое дело, у нас есть так называемый период экстракции, когда проклятие созревает, лишает нас рассудка, заставляет кидаться на людей и может перекинуться на другого. Но это пара дней в году. Я в это время обычно в ментовке в одиночке сижу. Не получив выхода, проклятие успокаивается до следующего раза, и мы снова пьём потихоньку кровь из баночки или под надзором медиков, дабы не звереть.

— А дикие? — спросил я, прищурившись.

— А на диких мы охотимся, Ярополк. Таких мы крошим без жалости. Я даже денег за заказ не беру. Не хочу, чтоб из-за маньяков на меня тень падала, как на психа-убийцу.

Половина слов была не понятна, но и оставшейся хватало, дабы уразуметь смысл происходящего.

Я вздохнул и поглядел в окно. Солнце уже село, и дома с дорогой осветились множеством жёлтых и белых лампад, подвешенных на высоченных столбах. От этого казалось, что ночь никогда не опускается на город, супротив вечной тьме, в которой я жил тысячу лет.

— Все, приехали, — зло бросил Вась Вась, и мы вышли.

Здесь света было мало, но все же одинокая лампада разгоняла мрак, выдёргивая из него невысокие терема. Мой товарищ сразу вытащил из кармана своё волшебное зеркальце и приложи его к уху, заговорив вежливо и с улыбкой на губах.

— Ало, это отряд охотников на нечисть «Басилевс», вы сделали заявку.

Зеркальце что-то щебетало, а Василий мрачнел все больше. Под конец он со вздохом пнул небольшой камушек и показал куда-то в сторону.

— Пойдём на следующую точку. Она в километре от этой.

— А здесь? — спросил я, разглядывая спрятанные за небольшими красивыми оградками домики с подсвеченными изнутри занавесками.

В воздухе тянуло дымом. Не гарью пожарища и не палёной человечиной, а добротным дымком из печурки. Этот запах вырвал и памяти образ матушки, достающей из печи горшок со щами, а сёстры сидели на лавках и держали в руках деревянные ложки. Матушка потирала полотенцем руки, а из горшочка поднимался вкусный пар. Воспоминания заставили горько ухмыльнуться. Хотелось все вернуть вспять, но боги не щадят, и самое большое проклятие — это быть вечно чужим, одиноким средь людей.

— Ложный вызов, — снова криво ухмыльнулся Василий, — им, видите ли, показалось.

И мы пошли дальше. Вампир снял ненужные ночью жёлтые очки, убрав их в небольшой чехол, и повёл меня по улице меж домов. Он снова достал зеркальце начал разговаривать. В конце перешёл на быстрый шаг.

— Ярополк, не отставай. Там все куда лучше, чем я думал.

Пухлый упырь шумно сопел, почти бегом двигаясь вперёд. Мы миновали две или три улицы, прежде чем выскочить к небольшому, хорошо освещённому придорожному магазину, как называли такие рынки под крышей. Он был похож на тот ярморочный центр, но куда меньше. И там нас уже ждали.

— Вы охотники?! — подбежал к нам мужчина нерусской наружности.

Он был смугл, кареглаз и с большим носом с горбиной.

— ИП «Басилевс», — тут же доложился Василий, тяжело дыша, — что случилось?

— Вах, да там много чэго. Нэчисть и снаружэ, и снутры, и бэспредел полный, — сразу заголосил мужчина с непривычным говором, постоянно размахивая при этом руками, — убытку на сто тысяч уже. Всэх покупатэлэй распугали, стеллаж с водкой разбили, мясо испорчено, яйца подавлэны.

— Не беспокойтесь, — сразу горделиво надул щёки Василий, — мы разберёмся. За мной.

Вампир медленно вошёл через стеклянную дверь, а потом достал своё зеркальце.

— Ярик, ты иди разберись, а я на смартфон засниму. Нам отчёт нужен.

Я уже достал меч и двинулся в глубину магазина, как Василий окрикнул меня.

— Жетон возьми.

— Чего? — не поняв, повернулся я.

— Жетон! — прокричал Василий и кинул мне медную бляху, на которой были изображены щит и две волшебные палочки. — Сначала тычем жетоном с криками «Мы охотники! Приказываю сдаться!», а если не отвечают, крошишь без жалости. Если не сделаешь, могут быть проблемы.

Я кивнул и выставил вперёд левую руку с бляхой, сжимая в правой меч. Изнутри доносился шум и гам, постоянно что-то падало и рычало.

Зайдя за угол, я увидел большую тварь, имевшую размер кабанчика. Сложно было разобрать, что сие есть, ибо мутно-прозрачное существо перебирало членистыми лапками, а к нему с полок сами собой прыгали вещи. Вещи прилипали к длинной спине твари, и от этого она больше походила на громадного ручейника, который делал себе домик из мусора. На рачьей роже существа шевелились четыре длинных уса, и быстро вращались сеточные глаза на стебельках, как поварёшки на ручках. Только клешней не имелось.

Вокруг твари по полу прыгали два мутных рыжих комка, тявкая, как щенки. А по верхним полкам ползали розовые, словно свежее мясо, улитки, каждая величиной что кошка, и раковинами им служили человечьи головы, вернее, обтянутые клочками истлевшей кожи с пучками спутанных волос и ощерившиеся белыми зубами черепа. Улитки неспешно грызли овощи и хлеб, оставляя за собой склизкие дорожки цвета крови.

При нашем появлении туманные клочки замерли, став рыжими-рыжими лисятами, а потом исчезли, снова превратившись в кусочки бесформенного охристого дыма.

— Жетон! — прокричал сзади Вась Вась и протянул вперёд бляху.

— Охотники!

Тварь никак не ответила, продолжая крепить к своей спине какие-то яркие вещи, больше похожие на детские игрушки. Оно молча вращало большими сетчатыми глазами и перебирало тонкими прозрачными лапками.

Я же глядел на существо, думая, как к тому подступиться. Здесь бы длинное копье больше всего пригодилось, а не меч, но копья не было. Зато был лук, и я убрал в карман бляху и вложил в ножны клинок.

Мгновение спустя в моих руках уже был лук, на который я наложил трёхгранку. Пальцы погладили непривычное яркое оперение стрелы, а глаза искали, куда можно выстелить. Наверное, в голову.

Я вытянул вперёд левую руку, одновременно с этим отводя назад правую. С такого расстояния даже не нужно тщательно целиться, ибо промахнуться сложно.

Выдох, и с лёгким «треньк» стрела вонзилась в глаз чудищу. Я потянулся за следующей, как вдруг со всех сторон в меня полетели вещи, словно их швыряли незримой рукой. Игрушки, бутыли, еда. Прямо в спину ударилась сорванная со стены улитка.

— Гадость! — закричал я и извернулся, уцепив существо прямо за череп-раковину и бросив на пол, где сразу начал топтать ногой.

По полу растеклась тёмная жижа, похожая на кровь, но пахнущая, как протухшая рыбина. На пальцах осталась багряная слизь.

— Гадость, — повторил я.

В следующий миг мне в голову прилетел большой бутыль, и то, что он был не из стекла, а из похожего на слюду пластика, легче его не делало. А весу в нем как добром ведре с водой. В голове аж искры сверкнули.

— Бей его, Ярик! — закричал Вась Вась, который убежал к самому выходу и оттуда наблюдал за мной с зеркальцем в выставленных вперёд руках.

Я отмахнулся от мохнатого игрушечного медвежонка, который чуть не ударил по лицу. Лук я быстро убрал в налуч и снова достал меч. Было видно, что существо наблюдало за мной, и стрела в глазу ему совершенно не нравилась. Из раны с шипением вырвалась зеленная пена, капая на пол.

Нужно покончить с чудищем как можно быстрее, и я бросился вперёд. В тот же миг меня откинуло незримой силой назад, прямо на лоток с овощами. Тот сломался, и по полу покатились жёлтые клубни.

— Гадость, — ещё раз повторился я, подняв руку, на ней остался сок какой-то раздавленной ягоды.

Я вскочил с лотка и поднял с пола крышку от какого-то большого котла, которую выставил на манер щита. За крохотную рукоять держать было неудобно, зато можно отбиваться от летящих в меня вещей.

— Бей его! — снова закричал сзади Вась Вась, он прятался за дальней полкой.

— Проще сказать, — пробурчал я и попытался идти к существу по кругу.

Один из лотков дёрнулся, норовя опрокинуться на меня, но устоял, прибитый к полу гвоздями, а сие значит, что сила твари не безгранична, и можно этим воспользоваться. Поставив меч возле лотка, я схватил большой кочан капусты и швырнул. В какой-то момент кочан отклонился в сторону, не настигнув тварь, зато в этот миг ничто не летело в меня. Значит, так дальше и надо действовать. Я начал брать из ящика неподалёку клубни и бросать. Все они отлетали в сторону. Когда подобрался к твари совсем близко и замахнулся на неё мечом, меня снова откинуло, на этот раз на пол повалились бутыли с разноцветными напитками. Несколько стеклянных разбились, разливая тут же вспенившееся содержимое. Запахло ягодным соком и хмельным пивом. А когда я встал, под ногами захрустели осколки.

— Василий! — закричал, убираясь обратно за стойки с полками. — Помоги!

— Я снимаю охоту! — тут же отозвался вампир, а я тихо выругался.

Сразу как-то захотелось набить рожу этому упырю. В голове мелькнуло, что нужен помощник, который будет просто отвлекать чудищ или же станет приманкой.

Подхватив меч и нырнув за следующий лоток, я ещё раз выругался, нос к носу столкнувшись с призрачными лисятами. Те испуганно тявкнули и растаяли. Я выругался ещё раз и убрал меч, сменив его на ножны. Крышку кинул из-за полки сверху, и та загромыхала по каменному полу. Нет от неё проку.

Можно было бы опрокинуть стойку на тварь, но стойка прибита намертво. Да и чудище не выманить. Оно сидит на своём месте. Проще бы сжечь вместе с магазином, но, думается, нам за такое точно не заплатят, и хорошо, если в тёмную не кинут.

Я вынырнул из-за полки и чуть не получил бутылём в глаз. Но зато успел увидеть расположение твари, посему, достав из колчана трёхгранку, быстро выглянул и выпустил, с тем, чтоб тут же спрятаться. Тварь заскрежетала от боли, и я улыбнулся. Стрела пробила собранный из хлама панцирь чудища, а это значит, что можно бить не только по глазастой рачьей роже, да и стрелы оно не успевает отклонить.

Решив так, я начал быстро выскакивать из-за укрытия и выпускать стрелы. Когда кончились бронебойные, в ход пошли срезни. Треньк. Треньк. Треньк.

Исходящая зелёной шипящей пеной и истыканная стрелами тварь противно визжала на весь магазин и вскоре начала отступать к дальней двери. Но отпускать ее нельзя, и потому я снова сменил лук на меч, а потом начал хватать с полок товар. Большой бутыль с маслом, сковородка, клубни, все летело в тварь, и та уже почти ничего не отклоняла, пятясь, как рак. Я бросал что под руку попадётся и шёл вперёд. Тварь была тупа до невозможности, иначе бы, обладая той незримой силой, вырвала из рук клинок да запускала бы в меня не мягкие вещи вперемежку с овощами, а ножи. Я только дошёл до них, подхватив один и метнув. Даже без серебра нож воткнулся в полупрозрачный панцирь.

Метнув ещё один, я бросился вперёд. Чудище толкнуло меня своей незримой лапой, но сил у неё уже не осталось, и потому я смог подобраться совсем близко и опустил на рачью голову меч. Срезанные посеребрённым клинком глаза и усищи упали на пол.

Я не собирался останавливаться и долго бил, превращая существо в нашинкованный кочан. Зелёная кровь, слетающая с меча, забрызгала меня самого и стены с потолком. Лишь когда существо замерло без движения, а составляющие его домик вещи разом посыпались вниз, обнажая мягкое кольчатое брюхо, я тяжело выдохнул.

— Молодца! — закричал неподалёку Вась Вась, и я сплюнул под ноги.

Неудивительно, что от него все разбежались — от него в драке проку нет совсем. Я бы и сам ушёл, да некуда.

Взгляд остановился на розовой улитке, и я сделал шаг и ткнул клинком в это создание. Улитка, насаженная на сталь, начала извиваться и шевелить рожками. «Они не опасны. Пусть сами выкидывают из магазина», — подумалось мне, поле чего я опустил клинок и наступил на улитку, выдёргивая испачканный клинок.

— Добей моллюсков! — прокричал Вась Вась, — нам за них тоже заплатят!

— Вот сам и добивай! — прокричал я в ответ и схватил ползшее по ящику с ягодами создание за раковину-череп, а потом кинул в сторону вампира.

— Ты че делаешь?! — сразу возмущённо заголосил тот.

— Вышвыриваю нечисть! — рявкнул я, а потом стал выискивать глазами комки рыжего тумана.

Те обнаружились совсем неподалёку, но не в виде мутных прозрачных облачков, а в виде двух лисят.

Я положил на лук срезень, а потом притворился, что целюсь в улитку, ползущую по стене. Лисята спрятались и через мгновение снова вынырнули, блестя мокрыми носами и испуганными глазами. Не сетчатыми и тупыми, как у этого рака-ручейника, а живыми и сообразительными.

«Не забывай, что ты один из нас», — шепнул в голове голосом лесной девы отголосок недавнего сна. Я поглядел на забрызганный зелёной кровью потолок и сменил срезень на круглоносый битень, а потом резко обернулся и выстрелил.

— Больно! — разнёсся по магазину детский крик.

Я нахмурился и бросился вперёд, а когда заскочил за полки, увидел рыжего-рыжего мальчонку лет десяти. Тот держался за отбитую ягодицу и пытался идти, сильно прихрамывая.

— А ну иди сюда! — вырвалось у меня. — Ты кто такой?!

— Дядька, не убивай, — захныкал мальчик, обернувшись ко мне.

В свете лампад сверкнули жёлтые лисьи глаза с узким зрачком.

— Где второй? — рявкнул я, и из-за стеллажа вышел ещё один рыжий, даже мельче этого.

— Дядька, пожалуйста, отпустите брата, — жалобно запричитал он, шмыгнув носом.

Одеты были оба в простые рубахи, синие штаны с дырками и кроссовки.

— Это ещё кто такие? — раздалось сзади, и неподалёку встал Вась Вась со своим зеркалом.

Он с раскрытым ртом таращился на мальчуганов, а я опустил голову.

— Это лешачата. Они, как и девочки-лесавки, потерявшиеся в лесу дети, ставшие лесными духами, — ответил я изумлённому упырю и обратился к мальчикам: — Дурни, почему не вышли, когда я бляхой махал? Я же вас чуть не убил.

— Дядька, ты сказал, что охотник, и мы испугались.

— Дурни, — ещё раз пробормотал я и сел на пол, прислонившись спиной к полке.

Меня начали обступать люди, в которых я признал хозяина магазина, его помощниц, а также стражники. Раньше таких в городе видел. Я повернул голову, глядя, как Вась Вась обсуждает плату с чернявым торговцем.

— А кто мне ущерб восполнит? — гоношился хозяин, показывая на валяющийся на полу товар, испачканный зелёной кровью, на раздавленные овощи, на осколки стекла.

— И что? — не унимался вампир, — ты пожарных тоже будешь об этом спрашивать, если все сгорит?

— Так ты пожар с монстром не равняй, — схватившись за голову, отвечал торговец.

— Да иди ты, — не унимался вампир, — у тебя стопудово страховка есть. Я фотоотчёт боя приложу. И свидетелем если что буду. Гони пятьдесят тысяч, иначе я тебя в чёрную базу внесу, ни один охотник к тебе не придёт больше.

— Вах, ты меня разоряешь. Сорок.

— По рукам! — ответил Вась Вась и сразу достал кошелёк, ожидая платы.

— Вы чего среди людей забыли? — снова заговорил я, повернувшись к мальчуганам.

— Наш лес рядом со свалкой, — начал отвечать старший. — Там таких уродцев полно. Они даже духов едят. Это же не лесные, а новые, мусорные. Там на самой свалке вообще жесть творится. Вот и решили, что к людям проще, а тут опять эти.

Я вздохнул и подобрал с пола большой клубень, нюхнул и с хрустом откусил кусок. Клубень был невкусный, и я долго плевался, откинув овощ в сторону.

— Так это же картошка, — засмеялся лешачок, — ее варить нужно или жарить.

— Кто бы сказал, — с усмешкой пробурчал я и встал. — Вася, ты забрал деньги?

— Да, — ответил сияющий, как медный котелок, вампир.

— Что с безвредной, но пакостной нечистью делают?

— В центр социализации отдают. Там их тестируют и решают, что делать. Если безвредные, то в добрые руки могут раздать, ну или ещё что-то. Там с ними реально нормально обращаются. Над центром берегини шефствуют.

— Ну так поехали, — ухмыльнулся я, — отвезём мальцо́в.

— Поехали, — ответил довольный упырь.

Я оглядел разбитый магазин, а потом резко обернулся. Показалось, что в самом углу стоял кто-то. Но раз, и нету, словно исчез в один миг. Я поглядел на ничего не заметившего Василия, тряхнул головой и пошел к выходу.

— Пойдём мальцы́.

Глава 8. Княжич из мрака

Глава крохотного отряда с громким названием «Басилевс» шёл по длинным казённым коридорам, выкрашенным в бежевый цвет. Мимо него мелькали портреты полководцев и фотографии ныне здравствующих начальников, картины с историческими сражениями, кривовато, но очень старательно написанные каким-то солдатом, не успевшим закончить художественное учебное заведение, одинаковые двери с красными табличками, на которых значились звания и фамилии.

Вась Вась не любил всех этих солдафонов на высоких должностях ещё с тех пор, как работал журналистом. То нельзя, это нельзя, туда не суйся, сюда не лезь, ибо запрещено, а стоит спросить о чём-то личном, выходящем за рамки должностных инструкций, зажимаются и начинают выдавливать из себя: «Ну, это… ну, того… служба отчизне, вот». Лишь с единицами поддерживал полезные контакты.

Поднявшись по лестнице, где сонный дневальный сворачивал красную ковровую дорожку, Василий свернул в боковой коридор с названием «Отдел по контролю и взаимодействию с сущностями неорганического происхождения», и остановился у двери с табличкой «подполковник Е. О. Соснов».

Стоило занести руку, как дверь сама открылась, а изнутри раздался приветливый голос.

— Заходи, Василь Василич.

И пухлый вампир широко улыбнулся, а потом скользнул в помещение.

— Доброе утро, Егор Олегович. Вы просили заскочить, как рядом буду.

Невысокий боевой маг в подполковничьих погонах отодвинул в сторону клавиатуру и достал из столешницы две кружки и большую стеклянную банку с красной крышкой.

— Кофе будешь?

— Вампирам кофе не очень рекомендовано, — пожал плечами Василий, разглядывая кабинет.

Два стола, поставленных буквой «Т», с придвинутыми к ним стульями, кулер, небольшой холодильник, шкафы, на столе рядом с компьютером лежала книжка «Как я стал боевым магом» — мемуары Соснова. На взгляд питерского журналиста, книжка так себе, язык корявый, непрофессиональный, люди раскрыты картонно и много событий, из-за которых иногда теряется целостность изложения, было убрано из соображений секретности, но самому начальнику отдела контроля нечисти города Новониколаевска об этом лучше не говорить.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Егор Олегович, — будто я не знаю, что вам можно, а что нет. Я некрепкий сделаю.

В воздух взлетела блестящая ложечка из нержавейки и три кубика сахара, а крышка на банке с кофе начала сама откручиваться. Василий же остановил своё внимание на том, чего в прошлый визит не было в кабинете. А именно большой, совершенно чёрный матовый стол, расположенный у противоположной от окна стены. В пяти сантиметрах над столом висел призрачный макет города, на котором можно было разглядеть крохотные домики, блестящую ленту реки Топь с мостами через неё и разноцветные условные пометки, похожие на воткнутые в карту булавки со светящимися бусинками на верхушках. Но карта была не застывавшая, а живая. Виднелся заходящий на посадку самолёт, он плавно плыл по воздуху, как жирная реактивная муха, а по улицам двигались по своим делам крошечные точки автомашин.

Василий разглядел на макете свой охотничий участок, отгороженный светящейся ниточкой, и улыбнулся.

— Нравится? — спросил Соснов, сделав пасс рукой, от которого кружка с кофе взмыла в воздух и опустилась перед вампиром.

— Неплохая игрушка, — пожав плечами, ответил Вась Вась, а Егор Олегович продолжил.

— Как там твой подопечный?

— Ярополк? — поджав губы и поправив жёлтые горнолыжные очки, переспросил вампир, а потом начал жаловаться: — Если бы не ваша личная просьба, я бы не стал с ним возиться. Да, он крепкий паренёк, но ведь как ребёнок, которого всему учить надо. То он яму выгребную порывается вырыть у гаража, когда есть нормальный сортир рядом, то учу пользоваться зубной щёткой, то ещё что-то. А сейчас он азбуку читает.

— И как успехи?

— Да никак, побубнит немного и бросает. Я ему фломастеры купил, так он сломал один, и говорит, типа, думал колдовство, а это полая тростинка с паклей и краской. Он на улице вещи подбирает и ломает их, а потом кладёт на стол и рассматривает. Я ему про интернет пытался объяснить, но без толку. Он чуть мой смартфон не сломал, хотел ярлычки вытряхнуть на стол через зарядный разъём. Говорит, раз пальцем двигаются, то достать можно. К волшебной палочке я даже боюсь приступать, он же как дикарь.

Соснов внимательно выслушал, допив небольшим глотками кофе, в то время как Василий совсем разошёлся.

— Егор Олегович, я больше так не могу. Мне бы ещё кого-то в помощь, но нормального. Я с этим психом уже не могу.

— Я же тебе Диму на собеседование направил, — парировал начальник.

— Его перехватили.

— Кто?

— Соколи́на со своими девками, — поморщился Вась Вась, а Соснов встал и, подойдя к вампиру, оперся на стол руками рядом с ним.

— Ты уверен?

— А что тут непонятного может быть? — огрызнулся вампир. — Они его у нас из-за столика на собеседовании выдернули!

— А она знает, кто он?

— А кто он? — переспросил Вась Вась, почесав в затылке.

— Ладно, — задумчиво протянул Соснов, — одним непонятным головняком больше. Но что касается Ярополка, ты не прав. Он ведёт себя вполне нормально. Я думал, хуже будет.

— Нормально? — вскипел вампир, зло поглядев на начальника. — Нормально это когда взрослый человек сам может сходить в магазин и не быть там посмешищем. Ему дисконтную карту вручили, а он довольный, что у купцов выторговал лоток яиц подешевле, мол, люди добрые попались. Весь супермаркет ржал. Я и так его ночью повёл, чтоб народу поменьше было, и вручил двести рублей мелочью, так как он не то что кредитку, бумажные не понимает. Нормально, это когда взрослый человек умеет через улицу на светофоре переходить. Нормально, это когда человеку можно дать телефон с тем, чтоб дозвониться. А он букв и цифр не знает! Он вообще ничего не знает! Зато спрашивал, почему я себе челядь не куплю на невольничьем рынке. Мол, в Царьграде есть такие торговцы, а здесь нет, хотя город богаче.

— Да, он нормальный! — повысил голос Соснов. — Он познаёт мир! Он пытается догнать ту тысячу лет, что провёл в лесу среди нечисти!

— Он ненормальный! Я отказываюсь дальше с ним работать! — вспылил вампир и приподнялся со стула.

— Сядь, — процедил Егор Олегович, а потом сам отошёл и опустился в своё кресло. — Если откажешься с ним работать, я отзову у тебя лицензию.

— Но почему я? Есть десяток других отрядов, куда его можно направить, — спросил опешивший вампир.

— Я перевёл тебя в резервный фонд, а на твоём участке не находится каких-либо важных социальных объектов. Ты сейчас не влияешь на общую расстановку сил. Это удобно для первичного обучения, — показав на макет, ответил казённым тоном Соснов.

— Да зачем он вообще нужен?

— Есть косвенные данные, что на Ярополка сейчас внимательно смотрят. Смотрят те лесные твари, которые сомневаются в лояльности человечества к ним. Большинству из них плевать на людей, они сидят по своим берлогам, с аппетитом жрут и друг друга, и заблудившихся грибников, и их ничто не интересует дальше охотничьих угодий. Но на каждую тысячу приходится по одному более-менее адекватному. Я немного схитрил, Ярополк — человек, но нечисть считает его своим. И он пример того, что лесные твари могут адаптироваться к жизни в городе. Им не понять такие вещи, как лётчик, программист или инженер. Но вот охоту и войну — вполне.

— Да плевать. Ну наберётся десяток лесных духов, зачем я буду мучиться из-за них?

— Десяток? Площадь лесных массивов нашей страны больше десяти миллионов квадратных километров, и никто до сих пор не знает, что там за сущности. Так что не ерепенься, а иди и делай своё дело, а я тебе буду подкидывать не сложные, но интересные заказы мимо диспетчерской.

Вась Вась поднял очки на лоб и протёр лицо. Он привык к самостоятельной жизни, и все эти «должен», «обязан» сильно давили на него. Но сейчас явно припёрли к стенке, не оставляя выбора.

— Хорошо, Егор Олегович, — произнёс вампир и направился к выходу.

— Мама мыла раму, — по слогам прочитал я нарисованные старательным писцом большие буквы и опустил голову на руки.

Тяжело было, эти буквицы отличались от глаголицы, которую я учил. Их было меньше, и все начертаны по-другому. А ещё непонятно, что за слово «рама». Если писец ошибся и написал «Мама мыла рану», то всё ясно. Батьку на охоте зверь покусал, или сына в драке ножом порезали. Если же написано «Мама мыла сраму», тоже ясно. Она в бане и водой плюскает срамное место. Оно и правильно, зачем грязной ходить.

Я встал из-за небольшого стола и взял краюху хлеба, а потом обошёл по кругу оставленный Вась Васем автомобиль. Хоть и катался на сей вещи, но всё одно любопытно было, как он без колдовства вперёд едет. Ведь двуколесники тоже питаются неведомым бензином. Это я уже знаю, а что из себя бензин представляет — не знаю. Видел, как заливает из длинной кишки.

Думая так, я поглядел на дверь, а потом поддел пальцами небольшой лаз, под которым оказалась крышка, как на бутыли с водой, только больше размером. Пальцы легко скрутили её, но там оказался тёмный провал, из которого резко завоняло. Эта вонь выдернула из тысячелетнего сна один небольшой, но сочный кусок. Помню большую крылатую железяку, рухнувшую в лесную чащу, она так же пахла. Эти железяки долго летали над головой, словно две хищные птицы, что поссорились и гонялись друг за другом. Они надсадно жужжали, как сердитые шмели, и время от времени громыхали. А потом одна упала, сломав кроны деревьев, человек же успел выскочить и долго барахтался, зацепившись верёвками и большим белым полотнищем за ветки. Помню, загорелась железяка гулким чадящим пламенем, и от жара начал таять снег. А человек сперва пытался выпутаться, а потом меня увидел и начал что-то орать. Не помню только, убил я его или нет. А вот вонь ту помню.

Я взял со стола свой фонарик и направил луч в горловину. Внутри плюскалась жижа, на воду похожая. Знать, её и пьёт машина.

— Так! — раздался с порога голос Василия. — Надеюсь, ты спичкой не пытался подсветить?

— Нет, — отмахнулся я, — А разве спичкой надо?

— Блин, подал идею. Даже не вздумай. Сгорим нафиг! Но хватит прохлаждаться, поехали.

— Куда? — спросил я, оторвавшись от размышлений над пойлом для будущего двуколесника.

— Заказ нам дали. Не частник, полиция помощи просит.

Я ухмыльнулся и потянулся к бронежилету и щиткам, а Вась Вась быстро подскочил к машине и начал доставать оттуда коробки.

— Так, повернись, — скомандовал он, когда я уже надел всё это.

— Зачем?

— Вот зачем, — ответил вампир и прицепил на тугую защёлку к броне на уровне левой ключицы небольшой стеклянный глаз.

Ещё одну вещицу сунул в карман.

— Что это? — спросил я, потрогав пальцем хрустальное око.

— Экшн-камера, а в кармане маячок. Я расставлю подвижные камеры и запущу квадрокоптер, и они будут отслеживать тебя по маячку.

— А ты сам что, в драку опять не полезешь? — нахмурившись, спросил я, посмотрев на толстое зеркало, которое поднял мой сотоварищ, и на котором появилось изображение.

В зеркале отражался Вась Вась, но так, как если бы на него смотрели со стороны. Я потрогал «якшунь-камнеру», как назвал её вампир, отчего в зеркале появились большие пальцы, закрывая всю картинку.

— Я снимать всё буду. Это же государство, пока записи или ста свидетелей не будет, не заплатят.

— Это что, я опять один на чудище полезу? — начал потихоньку вскипать.

Не нравилась мне сия затея. И этот в сторонке опять.

— Ну да. Кто ж запись вести будет?

— А они что, твоему честному слову не верят? — произнёс я, стиснув камеру в кулаке.

— Не сломай! Она денег стоит!

— Ты, трус, только о деньгах и думаешь, вместо того чтоб помочь! — подался я вперёд, срывая защёлку с брони. — Возьми меч или копьё да сам сходи на охоту!

— Я и так помогаю! — отложил в сторону зеркало Василий и зло заговорил. — Без меня ты от голода сдохнешь! А без камер нам не заплатят! И я не трус! Просто сейчас по-другому никак. Это не Средние века.

Я замер, сурово глядя на вампира, а тот вздохнул и протянул ладонь.

— Дай камеру.

Глаза его смотрели на меня без опаски, с недовольством, но без ненависти и опаски.

— Дай, — повторил он, покусывая губу.

— Держи, — процедил я и разжал пальцы.

Василий взял хрустальное око и снова закрепил на краю бронежилета.

Вскоре приготовления были завершены, за это время мы лишь изредка обменивались скупыми словечками, а садясь в машину, старались не глядеть друг на друга. От этой ссоры на душе остался неприятный осадок. И Василий вроде прав, и разгребать угли самому не хотелось. А ежели глянуть с другой стороны, то я не убил его в порыве ярости, и сие есть благо.

Ехали мы недолго. Город хоть и непривычен мне, но однообразен в своей пёстрой кутерьме, от которой в глазах рябить начинает. Лишь однажды моё внимание привлёк одинокий призрак, тоскливо стоящий посреди дороги. И лица толком не разобрать. Люди опасливо объезжали вокруг, стараясь не задеть туманную фигурку, а тот шёл вперёд, опустив руки.

— Вытянка, — проследив мой взгляд, произнёс Василий, — души неупокоенных людей, кости которых не захоронили, как требует обычай его народа.

— Я знаю, кто такие вытянки. В городе видеть непривычно.

— Недавно война была. В наш мир вторглась чужая нечисть. Только когда люди, наши боги, да их светлые духи объединились, смогли остановить вторжение. Это официальная версия, но там мутно всё на самом деле. Очень мало тех, кто правду знает. Вот Соснов точно знает. Говорят, Соколина там каким-то боком затесалась, но больше не скажу, не знаю. А во время войны много людей погибло, от некоторых и костей не осталось. Потому и появляются вытянки чуть ли не каждый день.

Дальше мы ехали молча. Остановились только у большой кучи железяк, расположенных за городом. Неподалёку виднелись одноэтажные домики с двускатными крышами. А ещё нас уже ждали. Большая серая машина с синей полосой сбоку, сама словно топором рубленная. Её незримый толмач сразу уазиком обозвал. У машины два человека. То, что это стражники, я понял сразу.

Стоило остановиться, как Василий изменился в лице, улыбнувшись, что скоморох на ярмарке.

— О, Палыч, сколько лет, сколько зим! — радостно прокричал он, начав обниматься со стражником.

А вот парень, наверное, подмастерье, опасливо и брезгливо поглядывал на вампира, словно тот прокажённый.

— Жив ещё, старый упыряка, — усмехнулся страж и показал на кучу железа. — Бомжей кто-то мочить начал. Уголовный мир пожимает плечами, местные говорят, не человека видели, нечисть. Я тут про тебя вспомнил, подал запрос, мне согласовали.

— Покусанный? — радостно осведомился Василий, достав из внутреннего кармана смартфон.

— В том-то и дело, что нет. Забитый тупым предметом насмерть. Но знаешь, словно сейфом били. И ни следов машин на въезде, ни следов волочения чего-то тяжёлого нет.

— Разберёмся, — самодовольно выкрикнул Василий, вернувшись к нашей машине.

Он достал из задней двери большую штуку, словно кувшин, прицепленный к кресту. И на концах тоже по маленькому крестику. Стоило ему нажать на какую-то кнопку, как эта чудесная вещь сразу зажужжала и взлетела, неподвижно замерев над нашими головами.

— Квадрик готов, — пояснил упырь, а потом махнул рукой в сторону лесочка, расположенного за кучей железа.

Но стоило нам сделать несколько шагов, как на площадку въехала ещё одна машина. Большая, ярко разукрашенная.

Увидев её, Василий изменился в лице и зло начал цедить бранные слова через зубы.

— Опять эти сучки.

Дверь яркой машины распахнулась, и на землю спрыгнула Соколина.

— Это наш тролль! — закричала она, доставая с сидения небольшую вещицу.

«Пистолет-пулемёт», — прошептал толмач.

— С какого перепуга он твой?! — завозмущался в ответ Василий, показав рукой на стража. — Мы по полицейскому вызову!

— У нас заказ от муниципалитета! — сразу начав тыкать смартфоном упырю в лицо, заголосила девушка.

А из яркой машины вышли высокая тёмненькая Стекляника и бледная Несмеяна, у которой на лице была белая маска. Позже рядом оказался маг Дима. Он остановился немного в стороне, не желая вмешиваться в перепалку.

Странным было другое. Я каким-то неведомым чутьём знал, что Дима — чародей, Стекляника тоже колдунья. От Соколины тянуло как от древних сущностей, но нечистью она не была, а вот Несмеяна — нелюдь. Не знаю, что за чутьё такое, но понимание вещей было естественным, как если на запах шишку сосновую от яблока с закрытыми глазами отличить — пахнут по-разному.

— Я тоже не на вольном поиске и я — первый! — возмущался Василий.

— Да ты с ним не сладишь! Сил маловато! — кричала девушка.

Я вздохнул и поглядел на скривившегося Стража. Глупо всё это. Нет, чтоб сообща, а она свару затеяли. Придётся брать всё в свои древние руки.

С такими мыслями я подошёл к Диме и протянул ладонь, а потом кивком головы показал в сторону кучи железа.

— Пусть лаятся, аки псы. Настоящим воинам недосуг это. Пойдём, сами уладим.

Тот коротко глянул на девушек, потом на лесок, и снова на девок.

— Я на подхвате. Сумма пополам.

— Идёт, — с ухмылкой ответил я. — С этими делиться будешь?

— Доход всегда между группами делится, не между одиночками, — усмехнулся Дмитрий в ответ.

— А я этого снимахаря хочу без копейки разок оставить.

— Кого? — не понял чародей.

— Ну. Он всё норовит снимать чего-то с квадрокоптера, то ли бельё высохшее, толи котят.

Дима усмехнулся, а я поглядел на Несмеяну. Уж коли она нечисть, тоже должна быть заодно. Не зря же мне шептали «Не забывай». Перед внутренним взором промелькнули лесные твари и боги. Наверное, это отразилось в моих глазах, но бледная девушка вздрогнула и попятилась. Я только сейчас заметил, что у неё глаза блёкло-зелёные и зрачки узкие, змеиные.

— За мной, — проронил я, надеясь, что это будет выглядеть, как княжеский призыв, а не грубость.

Девушка быстро глянула на подружек и кивнула, подхватив длинное ружьё, и мы втроём направились в лес.

— Ярик?

— Несмеяшка? — почти одновременно нас окликнули сзади.

Я остановился и повернулся.

— Был я Царьграде. Так же там людьми торговали. Этот сдохнет скоро, за него медяк. Эта подстилка красивая, но не понимает языка, хотя ей же не языком работать, половину золотого. А это мастеровой, за него три коровы отдам. Так и вы тролля делите, словно торгаши. Смотреть тошно. А меж тем люди гибнут.

Упырь рукой провёл по лицу, мол, глупец. А Соколина упёрла руке в боки и начала возмущаться.

— Ты откуда такой борзый выполз? Из деревни Семидырки?

Я насупился и пошёл в сторону девушки. В ушах гулко застучало сердце.

— Ярик, Ярик, не надо! — как в бочке слышался голос Василия.

А мир померк, уходя в бездну мрака, где на чёрном небе сияет яхонтовыми космами смолянисто-чёрное солнце. Оно словно в бесконечном затмении было.

— Не подходи! — закричала Соколина и выставила вперёд пистолет-пулемёт.

Я неспешно схватил девушку за запястье и поднял над землёй.

— Отпусти! — завопила она.

В воздухе раздалось частое-частое «тра-та-та-та». А я сделал несколько шагов со своей нетяжёлой ношей, а потом взял охотницу за грудки и прижал к машине.

— Я выполз из тысячи лет мрака, — сорвалось с моих губ утробное рычание, а в стекле отразилось тёмное, словно из свинца отлитое лицо и совершенно чёрные глаза без зрачков.

Немного поглядев в своё отражение, я сделал глубокий вздох и выпустил жертву. Та упала на колени и начала тереть запястье. Мир вокруг снова приобрёл краски, а в стекле снова был настоящий я.

— Блин, синяк будет. Маугли, нахрен, потусторонний, — протянула она, а я подал руку, дабы помочь встать, но девушка смерила меня недовольным взглядом и поднялась с земли сама. — Иди нафиг. И иди вали этого урода, раз такой отмороженный. А я погляжу, как он твои кишки по траве размажет.

Я повернулся и прошёл мимо раскрывшего рот Василия к лесу. Два стражника, держа пистолеты в руках и хмуро глядя на меня, отошли в сторону. Стекляника держала в руке небольшой огненный шар. Но как-то неуверенно держала, словно не знала, поможет это, или нужно средство посильнее. На лице Димы отражалось любопытство, а вот Несмеяна просто светилась восхищением.

— Княжич, — услышал я свистящий шёпот, когда прошёл мимо неё.

— Княжич, — кивнул я, думая, что отступать уже некуда, и если признали во мне княжью кровь, то идти нужно теперь до конца.

Хотя какой конец? Впереди только какой-то тролль, которого нужно утихомирить, как разбойника с большой дороги. А не поймёт, голову с плеч.

Глава 9. Зелёная банда

Мы шли, но самому было немного боязно. Нет, не за жизнь, а за то, что могу не справиться и подвести остальных. Не зря Тихон учил, что воевода должен думать не только о поле боя, но и о вдовах и сиротах, что за его спиной останутся. И хотя войско моё невелико, сие не умаляет ответственности перед ним.

Я достал лук и трёхгранную стрелу, вглядываясь в чахлую рощу, где никого и не было на первый взгляд. Лишь кучи ржавых железяк, разбросанных меж стволов деревьев. Но здесь кто-то был, это я чуял.

— Дмитрий, — обратился к чародею, — а какая нечисть в этих местах обитает?

— Да разная, — пожал он плечами, — славянские после первой волны либо притихли, либо ассимилировались. Сейчас или из Европы бегут, где их прижали с тотальной зачисткой, или боги северных народов. Эти вааще дикие. Могут из Китая или Монголии попасться. Остальные редкость. Я только один раз в метро кицунэ видел.

— Асеменились? — не понял я.

— Очеловечились, как Несмеяна, — кивнул на девушку чародей, — она дочь змеиного народа.

— Ужалка? — переспросил, приглядевшись к бледной спутнице, которая молча стояла рядом с нами.

Приходилось общаться с подобными ей, невредные, если не трогать. Я почесал в затылке и поглядел в сторону, где остались Василий и Соколина.

— А кто такие тролли?

Дима открыл рот, замер на несколько мгновений, а потом неуверенно спросил:

— Ты пошёл на тролля, но не знаешь, кто это?

— Настоящий княжич, — восхищённо произнесла Несмеяна своим шипящим голосом, но я лишь коротко бросил на неё взгляд.

Да, это было глупо, но сейчас отступать уже поздно.

— Нет, подожди, ты пошёл на тролля, но не знаешь, что это за хрень? — снова спросил Дмитрий

Он замолчал, поглядев сперва в небо, а потом на каркающих на ветках ворон.

— Псих, — наконец, выдавил он, на что я пожал плечами, не зная такого слова. — А с чем ты на него пошёл?

— Ну, лук, меч, ножи. Думаю, осилим, — ответил я, коснувшись своего оружия пальцами.

— Точно псих, — тихо повторил Дима. А потом протянул ладонь. — Дай хоть меч гляну. Если это древний артефакт, то можно без напряга долбануть того выродка.

Я ещё поглядел по сторонам, надеясь, что моего позора сейчас никто не видит, а потом вытащил из ножен клинок, подав чародею. Тролль, не тролль, какая разница? Не с богом воевать будем, и то ладно.

Дмитрий взял меч, зажмурился и провёл по железу пальцами, отчего оно тихо зазвенело под пальцами, как струна. Так продолжалось достаточно долго, а я глядел по сторонам. Что он тянет? Убежит ведь тролль, ни с чем вернёмся. Стыдоба-то будет.

— Хороший клинок, — наконец, произнёс чародей, протяжно вздохнув. — Для артефактора просто замечательный.

— С древними чарами? — с надеждой спросил я. — А что, неплохое подспорье.

— Он чистый, как белый лист. Делай с ним, что хочешь, и не нужно соскрёбывать магемы предыдущего мага. Давай так. Если выживешь, я с ним поковыряюсь, недавно у отца много всяких схем позаимствовал. Может, что хорошее и выйдет.

— Послушай, кудесник, — произнёс я и положил Дмитрию руку на плечо, отчего тот немного растерялся, — я новенький в этом ремесле, ты новенький, стало быть, вместе держаться надобно. Я тебе часть доли отдам, а ты мне с колдунством поможешь. На упыря надёжи нет никакой. Он неплохой, но не то, что мне надобно.

— Ты сегодня погибнешь, — немного нервно ответил чародей.

— Не-е-ет, — протянул я, — если всё толково сделаем, то и сами целы будем, и подвиг свершим.

— Да ты даже кто такой тролль не знаешь, — вдруг начал повышать голос Дима. — Я не о таком геройстве мечтаю. Отец без потерь чужие миры прошёл, а что про меня скажут? Что я укокошил товарища в первой же битве? Нет!

— Значит, у тебя папенька из знатных? — переспросил я, обдумывая, как быть.

И чему же меня учил Тихон? Что есть в сём добром молодце? Не гордыня. Не зависть. И не за злато он встал на путь охотников.

Что же Тихон сказал бы? Вот, вспомнил, кажный сын хочет доказать своему отцу, что он не нуждается в опеке, что он уже взрослый. И чем больше слава предка, тем сильнее это желание. Правда, это он про Ратибора говорил, но тут что-то похожее есть. Жаль, Тихона нет, не у кого спросить мудрого житейского совета. Придётся самому думать.

— Ладно, — произнёс я, убирая руку с плеча Дмитрия, забирая меч и отходя в сторону, — сам побью его, и вся слава моя будет. А ежели сдохну, то все будут знать, что ты испугался, из-за чего человек погиб. Да и невелика потеря, подумаешь, псих какой-то.

Я отошёл ещё дальше, а потом встал, зажмурившись. Если попадётся на эту детскую уловку, то совсем велика его обида на отца. Или наивен, как дитя.

— Ну ты и скотина, — послышалось сзади, — на совесть давишь?

— Ага, — как можно самоувереннее произнёс я.

— Да чёрт с тобой, — выругался Дмитрий, а потом зазвенел чем-то. — На, хоть, ва́кумки с чарами.

Он догнал меня и вручил несколько склянок со светящимся нутром. Среди них была обычная лампа, наполненная светом. Я улыбнулся, взяв всё это добро и рассовав по карманам, а потом поднял меч вверх.

— На поиски славы, славяне. Несмеяна, ты что умеешь?

Бледная ужалка приподняла большое ружьё, показывая, что именно им она и будет бить недруга. Я же перевёл взгляд на Дмитрия. Тот снова вздохнул.

— Она снайпер.

— Это что?

— Это стрелок с дальней позиции, — пояснил чародей. — Трёхлинейка Мосина, конечно, древнее оружие, но нелюдю автоматику в город не дадут. И так еле разрешение выбили.

— Подревнее буду, — усмехнулся я, легонько взмахнув мечом. — И подыхать не собираюсь.

Дима достал из кармана небольшую штучку, положив на ладонь, а потом та взмыла в воздух, как мыльный пузырь.

— Снимать будешь? — переспросил я, глядя на небольшой огонёк, зажёгшийся на вещице.

— Это не помешает. Твои камеры тоже, кстати, работают, — согласился он, отчего я притронулся к хрустальному оку, висящему на краю бронежилета.

Так мы направились в рощу. Чем дальше уходили, тем больше звуков слышалось. Звуков, чуждых лесу. Гомон, крики, звон железа.

— Мой лес! — наконец, разобрал я девичий звонкий голос. — Прочь, выродки!

Мы переглянулись и прибавили шаг. Обогнув густые заросли ивняка, поселившегося вдоль какого-то пруда, и взобравшись на небольшой холм, увидели около трёх десятков странных существ, тащивших пилы, топоры и прочий инструмент. Все они были мне по пояс ростом, зеленокожие, носастые, с длинными ушами. Одеты в лохмотья, какие можно на свалке подобрать. А вокруг них бегала босая девушка, почти подросток, одетая в рваные синие мужские порты и футболку. Только цветной пояс, выполненный по завету предков, был привычным и знакомым. Берегиня, а это именно она, кидала в них ветки и шишки да выкрикивала проклятия, боясь подойти ближе.

— Гоблины? — вдруг произнёс Дмитрий, — а эта-то гадость откуда? Их у нас никогда не было.

— Знакомые? — переспросил я, вслушиваясь в непривычный говор существ и крики берегини.

— Это из Европы. Их раньше дальше Урала никогда не видели. На редкость неприятные твари.

— Я вам глаза выцарапаю! — визжала берегиня, бегая по кругу, как собака вокруг выводка кабанов. И лает, и подойти боится. — Уроды!

Гоблины, горлопаня меж собой и не сильно обращая внимание на девушку, подошли с пилами к большой берёзе.

— Не надо! — взмолилась берегиня. — Ну, пожалуйста, не трогайте.

Я прищурился и приладил стрелу к тетиве.

— Не вздумай, — прошептал стоящий рядом Дмитрий, хотя сам достал пистолет, щёлкая им и зло играя желваками, — у нас на них заказа нет. Нас за это могут оштрафовать. Или вообще отнять лицензию.

— И ты будешь глядеть, как обижают невинных? Берегиня без берёзы — мёртвый дух. Их у нас ещё берёзынями звали, а промеж византийцев ангелами. Берёза — священное светлое древо. И ты будешь глядеть, как чуждые твари святыню попирают?

— Их нельзя убивать, — повторил чародей, скрипнув зубами.

— А кто об убийстве говорит? Так, попортим шкурку малость.

Я вскинул лук, прицелился и выстрелил. Стрела со звоном железа о железо выбила из ручонок одного из гоблинов пилу. А после этого я поднял руку с жетоном и громко свистнул.

— Всем стоять! Охотники!

В лесочке повисла полнейшая тишина, а берегиня и зеленокожие обернулись и замерли. На лице девушки медленно проступила улыбка. А глаза, на которых навернулись слёзы, просияли. Из кучки гоблинов же вышел один, одетый почище и побогаче. Даже шкурка дворового кота на плечи была накинута.

— Хантур, охотаник, — произнёс он по слогам, блеющим, как у барана голосом, даже жёлтые глаза его были как у барана — с лежащим на боку овальным зрачком, — лорд-хозаин сказал, не боятса. Это землиа оф лорд. И мы делат, щто лорд сказал.

— Да мне плевать, что вы делаете! Вы человека убили!

— Это не тролли, — прошептал мне на ухо подошедший Дмитрий.

— Не мешай, — едва слышно ответил ему, а потом закричал: — И вы примете за это кару!

Гоблины загоношились и начали шумно что-то обсуждать, тыча пальцем то друг в друга, то в мою сторону. Предводитель совсем разошёлся, хватая за грудки своих помощников и раздавая тычки. Я наблюдал за всем этим с откровенным любопытством, пока, наконец, старший гоблин не заблеял на всю поляну.

— Шар ап!

Зелёные смолкли, а вождь достал из складок лохмотьев потресканный смартфон и несколько раз в него ткнул, приложив у длинному уху.

— Хозяин, хантур хиэ, он говорит, мы убили хуман. Еес. Да.

Гоблин широко улыбнулся, показав острые зубы, и убрал смартфон.

— Это не мы убить. Мы не знать, кто убить, — проблеял вождь и достал тонкую потёртую плашку, — у меня виза есть. Ю кэн нот меня бить.

— У тебя — да, а у твоих работников? Я не уйду, пока не узнаю, кто убил человека.

Я убрал лук, достал меч и медленно пошёл вперёд, срубая им верхушки трав и листья папоротника. Гоблин оглянулся и снова противно залепетал.

— Это не мы.

— Тогда я хочу сам поговорить с хозяином. Дай смартфон мне.

— Нет, нет, не дам! — вдруг завизжал зеленокожий, сжав пальцами вещицу.

— Дай! — протянул я руку и совсем приблизился. И непонятно, что его так напугало. Неужели настолько боялся повелителя? — А то я берегиню спрошу, кто убил. Она не могла не видеть.

— Дрю-ю-ю! Кам хиэр! Дрю-ю-ю! — завопил на всю поляну вожак, а гоблины начали доставать из-под лохмотьев оружие — короткие кривые сабли, плохенькие луки и небольшие топорики.

Для меня всё это детские игрушки, но слишком много их было. Даже игрушками можно насмерть зацарапать.

— Дрю-ю-ю-ю! — истошно вопил вождь, а через некоторое время раздались скрежет и грохот.

Одна из куч железа начала рассыпаться. Из-под ржавого остова большой машины показались сперва длинные темно-зелёные руки, а потом большая голова со скошенным лбом и маленькими свинячьими глазками.

— А вот это уже тролль, — услышал я голос Дмитрия позади себя.

— Значит, этого, с визой, оставляем в живых, остальных убиваем, — произнёс я, разглядывая огромную тушу.

Чудище было тяжелее матерого тура не менее чем в два раза. А лапищи, которые сейчас держали огромную дубину, толще самого человека.

— Это твой план? — изменившись в лице, спросил Дмитрий.

Он кусал губы и глядел на тролля странным взглядом. Словно ещё не решил, отступить или биться. А зелёный великан откинул остов машины в сторону и пошёл к нам, волоча дубину по земле.

— Про план ничего не ведаю, но таков мой замысел.

— Псих, — буркнул чародей, быстро глянув вверх.

К этому моменту над головами появилась жужжалка, которую Василий называл «ковротоптом», как-то так. А это значит, что за нами сейчас наблюдает весь мир. Опозориться никак не можно.

— Это как степняков бить. Я их много бил. Сперва мелочь, а потом тролля. Тролль неповоротливый.

В этот миг гоблины все скопом завизжали и начали стрелять из луков. Я приготовился принять на себя болезненные уколы мелких стре́лок, но те зависли в воздухе в трёх шагах от нас, словно воткнулись в нечто незримое.

— Вот зараза! — выругался Дмитрий, вытянув перед собой руку, вокруг которой пылал холодный голубой пламень.

Он тряхнул ладонью, и стрелы упали на траву к превеликому недовольству зелёной орды.

— Несмеяна, бей по глазам тролля! — выкрикнул я, а сам бросился к гоблинам.

Те завизжали и кинулись в разные стороны как стадо баранов — блея, спотыкаясь и прячась друг за друга. Но я и не хотел их рубить, лишь вспугнуть. А потом направился к великану. Тот проделал уже половину пути от своей железной берлоги до нас.

Со стороны холма раздались выстрелы. Несмеяна попыталась выбить троллю глаза, но тот лишь прикрыл лицо рукой, дёргаясь при каждом попадании пуль в толстую морщинистую шкуру. Это он зря. Я оценил ситуацию, сменил меч на лук и выстрелил на разрыв. Стрела попала точнёхонько туда, куда хотел. А именно в болтающуюся между ног тролля елду. По ней было сложно промахнуться, так как она была толщиной с мою голень.

Тролль неистово заревел, но вместо того, чтоб отступить, бросился вперёд, размахивая дубиной и свободной рукой. По его коленям и внутренней стороне бедра потекла чёрная кровь, пузырясь серой пеной от серебра, а стрела цеплялась за ногу, и это, голову даю на отсечение, было очень больно. Вдобавок колдун ударил по чудищу яркой молнией, от которой шкура на левом плече задымилась и лопнула, как кожа поросёнка на вертеле.

Ничего не соображающий от ярости великан подбежал к опешившему Дмитрию и опустил дубину на то место, где стоял чародей. Вспыхнуло. Колдуна охватило белесое марево, быстро сложившееся в огромный пузырь, который бил нестерпимо ревущий тролль.

Сзади стреляла ужалка, каждый раз отшатываясь от отдачи вырывающегося грома. Я уже прочитал о таком явлении, и только диву давался, как девушка ещё плечо не отбила. Но змеиный народ живучий, даже мелкую гадюку палкой не сразу перешибёшь. Тролль не обращал внимания на пули, а всё бил и бил, хотя уже лишился одного глаза.

— Ярополк, помоги! — кричал Дима, упав на колени и выставив вперёд руки.

Он из последних сил держал защитный пузырь. На земле перед ним валялся пистолет, от которого сейчас не было никакой пользы.

Я выхватил из кармана склянки со светом и стал кидать в чудище, словно камни. Одна разбилась, рассыпав радужные искры, вторая просто отскочила от шкуры, упав на траву. Лишь третья грохотнула так, что уши заложило. Тролль отшатнулся, тряхнул головой и снова заревел, бросившись на этот раз в мою сторону. Я ещё раз выстрелил, всадив стрелу в большую волосатую мошонку, и отбросил лук подальше, чтоб его не сломали в бою дубиной. А потом выхватил меч. Толку от него мало, но и отступать не было возможности.

Выписывать сейчас клинком красивые кренделя не имело смысла, тот сильнее и попросту раздавит. Нужно кружить в слепой доле. Когда тролль замахнулся дубиной, я подбежал вплотную и со всей силы ударил по ноге, оставляя небольшую рану. Меч с трудом пробил толстую шкуру, которую впору на щит натягивать.

Великан дёрнул рукой, старясь меня задеть, а я совершил рывок, оказавшись за спиной. Пробить кожу на спине не представлялось возможным, поэтому сделал укол самым остриём в уже раненное мной место — в мошонку, из которой торчал стрела. Тролль завопил, схватившись лапищей за задницу, и сделал взмах дубиной наотмашь, отчего я едва увернулся. А чудище схватило пальцами стрелы и с ещё большим рёвом вытянуло сначала одну, потом другую. Я аж сам скривился, представляя, насколько это больно.

Великан на некоторое время остановился, тяжело дыша, как загнанный вепрь.

— Сдавайса! — раздалось рядом блеяние вождя гоблинов, а когда я поглядел в сторону, то вождь стоял позади двух уродцев покрепче.

Перед зелёными созданиями на коленях стояли Несмеяна и давешняя берегиня, а к их горлам были приставлены чёрные кривые клинки.

— Не угадал, — процедил я, доставая из петелек метательные ножи.

Против тролля они бесполезны, а вот супротив таких коротышек — в самый раз. Напав на членов одного из отрядов, когда тот в своём праве, гоблин сам себя поставил вне закона. Я быстро метнул один нож, потом второй. Зелёные твари завизжали, схватившись за лица. Нож не убьёт, но серебро подобно яду шершня — болезненно до слёз.

Было видно, как ужалка извернулась, схватила руками торчащий из скулы гоблина нож, зашипела и стала остервенено бить им в шею, из которой начала брызгать чёрная кровь, заливая девушку с ног до головы. Со змеёй шутить не нужно, ужалит. Даже неядовитый уж может вцепиться мёртвой хваткой в обидчика. Берегиня же начала отползать на четвереньках от места своего пленения.

Ужалка подхватила короткий кривой клинок, готовясь рубануть второго уродца, но её опередил Дмитрий. В гоблина ударила молния, заставив вспыхнуть и упасть на траву. Вождь истерично заблеял и помчался со всех ног в рощу.

— Яр! — услышал я, а потом отпрыгнул, уворачиваясь от дубины тролля.

Та вспахала траву совсем рядом со мной. Придётся бить его в совсем ближнем бою. Но что ему можно сделать мечом? Наверное, ничего, если не бить по мошонке до полного обескровливания. Но он не дурак, второй раз к ней не подпустит.

Наверное, я слишком сильно замешкался, так как в меня прилетело большой веткой, выбив дух и откинув назад. Тролль радостно заревел и бросился на меня, я не успевал отползти и выставил вперёд руки и одну ногу, готовясь принять удар громадной дубиной. Лишь в последний миг в голову чудища ударила молния, заставив отдёрнуться. Дубина снова упала мимо, но везение не могло продолжаться бесконечно, нужно действовать. Я вскочил и снова ударил в больное место, чуть не оглохнув от рёва. На конце клинка осталась новая порция чёрной крови. Слово само всплыло из памяти в ненужный миг — в разгар боя. Но да хрен с ней, с порцией. Меня схватили за ногу, и я взлетел вверх тормашками.

Тролль размахнулся мной, как дубиной, и ударил оземь. Удивительно, но я всё ещё был жив, хотя небо стало чёрным, солнце — косматым, а трава и листья пепельно-серыми. Я проваливался в навь — мир нечисти и нежити.

Меня ещё несколько раз ударили, как цепом по зерну — с оттяжкой и неистовством. А потом я почувствовал хруст во всём теле, замерший тролль удивлённо глядел на то, что должно стать отбивной, но всё ещё оказывало сопротивление. Сейчас я не мог думать о себе, как о личности, я словно видел всё со стороны.

Тот я, который был уже не совсем человек, вывернулся из ручищи великана, оставив там ботинок и клок штанов, и прыгнул вверх, вцепившись медвежьими клыками в лицо зелёного чудища. Когтистые руки с короткими пальцами с трудом удерживали клинок.

Тролль снова схватил меня, пытаясь оторвать от себя, но я висел, как пёс на морде быка. А потом стиснул меч поудобнее и сунул в раскрытую в вопле глотку. Великан сделал вдох и затаил дыхание, не в силах произнести ни звука от боли. Я же начал ворочать клинок ране, наваливаясь всем телом. Из глотки шла чёрная пена, смешанная с клочьями тёмной плоти — вновь выручало серебро. Вскоре тролль начал слабеть. Он захлёбывался собственной чёрной кровью, булькая и кашляя, а потом рухнул на колени.

Вскоре начало проходить и моё наваждение. Тело заломило от боли, а мир вокруг стал прежним. Но нужно закончить дело. Не знаю, кем я был, и почему с языка срывались не слова, а медвежий рёв, но снова став человеком, шатался и едва держал клинок в руках.

— Чем же тебя добить? — сплюнув вязкую слюну, процедил я, а потом поднял брошенную гоблинами кувалду. — Вот же ж падаль.

Тварь дёрнулась, пытаясь встать, но согнулась в кашле, и я быстро приложил остриё меча к виску, а затем ударил по навершию кувалдой, как если бы телка забивал. Тролль дёрнулся и обмяк. Я сел на траву возле него, а после и вовсе откинулся на спину.

Глаза уставились в небо, где завис этот «ковротоптор», наблюдая за боем. Надо всё брать в свои руки, подумалось мне, с Василем каши не сваришь.

Рядом сел Дмитрий.

— Сдох?

— Если ты про меня, то да, — ответил я, обессиленный настолько, что не мог шевелиться.

Эта чернота полностью выпила меня, как телёнок ведро с пойлом — шумно и недовольно, что так быстро кончилось.

— Я про тролля.

— Наверное. С мечом в башке не побегаешь.

— А что это за фокус с превращением? Ты же не оборотень. Я их сразу вычисляю, — устало спросил чародей.

— Не знаю, — равнодушно ответил я, закрывая глаза и проваливаясь в сон.

Глава 10. Секс и тайное зло

— Это что такое? — раздался рядом голос Василия, как только железная дверь в его обитель едва слышно скрипнула, и я открыл глаза.

Слева на диване виднелась бледная обнажённая Несмея́на, неподвижно лежащая на диване с полуприкрытыми и остекленевшими нечеловеческими глазами. Казалось, дитя змеиного народа даже не дышит.

Мой взор пробежался по небольшой груди и тонкой фигуре. А если дотронуться до гладкой кожи, то на ощупь она будет прохладной, как у ящерицы или ужа. Да и сама девушка была очень неспешная, зато почти не уставала.

А справа, повернувшись ко мне упругой попкой, лежала береги́ня, чью берёзовую рощу мы спасли от уничтожения. На вид ей было не больше шестнадцати вёсен, но на самом деле минуло уже больше сотни. Тем удивительнее, что она осталась наивной, как юница, просидевшая с рождения в светлице у папеньки, вышивая на пяльцах и поглядывая на мир из окна. Эта особа со словами: «Не брошу, даже не мечтайте, я из неё волшебную силу черпаю», притащила с собой старое ведёрко с небольшим саженцем берёзы, которое сейчас стояло под сдвинутой на край настольной лампой, за крутобокой машиной, ласково называемой Вась Васем кошачьим именем Барсик.

— Благодарность за спасение жизни, — произнёс я, облизав губы и закрыв глаза.

Десять веков в кошмарном сне провёл, а спать всё равно хочется, словно впрок не выспался.

— А-а-а-а… — только и выдавил из себя вампир, не зная, какими словами меня ругать и за что.

Но видно, что хотелось.

— Отцепись, — пробубнил я, положив ладонь на плоский прохладный животик Несмея́ны, — у меня тысячу лет женщин не было.

— Они же нелюди.

— Я тоже, — ответил я, мысленно проклиная занудного упыря. — Тебе завидно, что ли?

— Я женатый, да и вообще, примерный семьянин.

— А я вдовец, и притом уже давно, — ответил, оторвав голову от подушки.

Вампир несколько раз бросил взгляд на вечно юную грудастую береги́ню, жадно сглотнул, а потом повернулся к холодильнику и достал из блестящей сумки две прозрачные фляги с багряной жидкостью.

«Гемакон», — прошептал незримый толмач, на что я недовольно поморщился. Вчера притащили в стра́жницкую, то есть полицейское управление, голову тролля и вяза́нку дохлых гоблинов, переполошив всех стражников. Соколи́на, надутая, как хомяк на горохе, и постоянно бурчащий в её сторону Вась Вась подписали какие-то грамоты, поделив непонятные «результаты» пополам. Это, наверное, монеты такие.

Береги́ня, которую незатейливо звали Листик, долго рассказывала о том, что видела в день убийства бродяг, решивших сунуться на земли с железными кучами. Тролль их просто-напросто забил, как дичь, и одного съел ещё тёплым. А откуда это чудовище пришло, не ведает. Оно просто появилось в одну ночь и всё, и у тех тупых гоблинов выпытать ничего не получилось, ибо живые умудрились сбежать, а раненые быстро скончались от кровотечения.

После полиции я решил проводить береги́ню до родного леска, но не ожидал, что за нами увяжется ещё и ужа́лка. Листик же всё время глупо хихикала, а вскоре без всякого лукавства заявила, что хочет меня отблагодарить. Конечно, я не стал отказываться. Не дурак ведь.

Я сел и по очереди поглядел на девушек. Несмотря на человеческий облик, людского в них было ещё меньше, чем во мне. Берегини добрые, искренние, но что касается естества — совершенно бесстыжие, и хорошо хоть одежду и домашнюю утварь признавали, что для нечисти очень большое достижение. Впрочем, будучи творениями великой Макоши — богини-покровительницы женских ремёсел, плодородия и деторождения, берегини всячески приветствовали секс и всё, что с ним связано, помогали детям и роженицам. И дарили ласки чистым сердцем мужчинам. Было приятно хоть немного осознавать себя таковым после тысяч лет мрака, думать, что не всё ещё потеряно.

Ужалка тоже дитя дикой природы, подвластное сиюминутным прихотям, как свободное от предрассудков дикое животное, и хорошо, что зла в ней нет, иначе бы убивала ради забавы, а не для пропитания. И эта ночь для неё — не повод для чувств. Она просто была.

А вот я так не мог. И ночь с девой для меня не просто прихоть, я делюсь кусочком своей души. Даже во власти похоти я не хотел предаваться сношению там, где за сим делом могут застать люди или нелюди, и заставил Несмеяну вызвать извозчика. Благо Вась Вась пропал на всю ночь, сказав, что до своих полночных собратьев пошёл с видеозаписями возиться.

Сейчас же он сел за стол и нарочито забормотал вслух, делая вид, что голые девушки его не интересуют, а сам бросал взгляд на отражение в настенном зеркальце.

— Так. Заявка от полиции есть. Бланк отчётности с печатями тоже есть. Вот сука, в одном месте не расписался.

Василий дотянулся до самописного пера — сиречь авторучки — и осторожно вывел какую-то закорюку, поправив грамоту.

— Квиток от администрации есть. Нужно будет к дежурному сходить, копию книги заявок снять.

— Василий, а сколько времени? — спросил я, глядя в ссутуленную спину вампиру.

— Научись часами пользоваться, — буркнул мой товарищ, не поворачиваясь, но всё же ответил на вопрос. — Полдень скоро.

— Пойду, — продолжил я, — Дмитрий обещался над мечом поколдовать.

— Бесплатно? — тут же переспросил Василий, начав щёлкать клавишами.

— А ты, скряга, всё над златом чахнешь? — с усмешкой ответил я. — Чародей про деньги ничего не говорил, но, может, это сейчас и без слов разумеется, как должное.

— Это хорошо, что бесплатно. А куда пойдёшь? — немного потеплевшим голосом отозвался вампир и начал наливать кипяток в кружку.

Вкусно запахло незнакомым мне отваром.

— До ярмарочного центра. Он сказал, на самом верху есть нечеловеческий уголок. Там и встретимся.

— Хорошо, — тихо произнёс Василий, с шумом втянул напиток, а потом разразился радостным воплем. — Охренеть! Уже десять тысяч просмотров! Пятьсот комментов! Ну, засранцы, я ещё покажу всем, что ИП «Басилевс» — не пустышка. Тебе денежку дать?

Вопрос был столь неожиданно задан, что я просто пожал плечами, а потом глянул на экран, на котором быстро менялась картинка. То виднелось с высоты птичьего полёта поле боя, где сразили тролля, то словно моими глазами видено, а то и вовсе откуда-то со стороны. Наверное, там вампир со своим стеклянным оком прятался и записывал.

Подобрав с пола одежду и взяв из угла ножны с мечом, я начал одеваться. Сзади раздался свистящий шёпот, принадлежащий Несмеяне.

— Уходишь?

Я развернулся, посмотрев на бледную девушку с нечеловеческими глазами. Она попыталась изобразить улыбку, но при этом тонкие губы растянулись почти от уха до уха, и сверкнули острые белые клыки. Штук шесть, не меньше.

— Фу, блин, — с отвращением пробормотал Василий, будто сам не был обладателем острых зубов.

Я же назло вампиру наклонился к Несмея́не для поцелуя.

— Я не умею, — тихо прошипела ужа́лка.

— Притворись, — так же тихо ответил я и нежно прикоснулся губами к её губам.

Когда поцелуй завершился, и я немного отстранился от лица бледной девы, у дочери змеиного народа изо рта вытянулся язык, который оказался тонкий, как карандаш, чёрный и раздвоенный. А ещё длиной в две ладони. Этот язык, извиваясь как гибкая лоза, несколько раз осторожно коснулся до моего лица. Непривычное, но и не отвратное ощущение.

— Да вы издеваетесь?! — вырвалось у моего товарища.

А ведь кроме двойного языка и клыков под тонкими губами она нормальная женщина. Подумалось, что не смогу ухаживать за такими существами, потому как мы слишком разные, и нужно найти обычную девушку, не со змеиной пастью, и не с берёзовым соком в жилах вместо крови, как у берегини. Их потискать — можно, жениться — нет.

Дорогу до ярмарочного центра я уже знал, но решил срезать через проулки в гаражах. Бродить по городу не сложнее, чем по лесу. Знай себе, дорогу запоминай да топай. Под многочисленными дверями длинного кирпичного здания, именуемого гаражным кооперативом, редкие люди копались в своих машинах, и никому дела не было до меня.

В голове крутились предположения, что может сделать чародей с моим клинком. Роились радужные надежды на всемогущий меч, режущий камень и железо как масло, пылающий чистым огнём во мраке и наводящий страх на недругов. Я снова вообразил себя победителем троллей, покорителем женских сердец, обладателем славы и богатых трофеев. С таким-то мечом можно и дракона сразить одним ударом, и богов повергнуть в ужас. Я свернул на дорожку между гаражами, а замечтавшись, не сразу услышал женский надрывный вопль. Совсем недалеко кричали: «Помогите!»

Я сперва замер, прислушиваясь, а потом ноги сами собой понесли на крик, а руки достали из ножен меч.

— Помогите! — повторила вопль женщина, заставляя меня ускорить шаг.

Я проскочил один поворот, другой, а потом выскочил на перекрёсток. Там к облупленной стенке жалась спиной женщина зрелого возраста, а её со всех сторон обступила кучка гоблинов. Они направили на испуганную разбоем ко́пья, размахивали топорами, блея на разный лад, и изображали злые гримасы на лицах. Заметив меня, зеленокожие коротышки замерли, и только один, самый оголтелый, продолжал вопить.

— Сумка! Дай твоя сумка! Йо бэг!

Ближайший к нему собрат, толкнул горлопана в бок, а когда тот, не обратив внимания, продолжил вымогать у трясущейся бабы котомку, дал хороший подзатыльник. Это, наконец, подействовало.

— Тролл хантур? — проблеял один из них, и я узнал вождя, щеголяющего большим синяком под заплывшим глазом.

Он на сей раз помимо кошачьей шкуры переоделся в некое подобие доспеха из разрезанных резиновых колёс для машины — наплечники и нагрудник, а вместо шлема — собачий череп с пучком перьев от дохлой вороны. Да и остальные нацепили что-то похожее, сделанное в основном из того мусора, что можно в избытке найти на здешних свалках.

— Опять вы? — вырвалось у меня.

— Это убийца тролля! — завопил вождь, начав тыкать в мою сторону пальцем. — Ран! Фа́стэ!

И гоблины бросились врассыпную.

— А ну стой! Стой, а то хуже будет! — закричал я им вслед.

Зеленокожие заверещали громче прежнего, когда я бросился за ними в погоню. Вождь, недолго думая, сделал подножку тому горлопану, отчего он оказался позади всех. Вот ведь подлые создания, своих не жалеют. На душе помимо злости возникла брезгливость.

— А-а-а! — заорал отставший, бросил кривую палку с острым гвоздём вместо наконечника, по какому-то недоразумению названную копьём, и помчался ещё быстрее. — Скаль, вэйт!

— Стоять, падаль зелёная! — закричал я вслед, но те быстро забежали за угол.

Я тоже свернул, а потом встал. Гоблины как сквозь землю провалились. След обрывался прямо у глухой стены, словно они в неё ушли, и только отставший бил кулаками в эту преграду.

— Скаль! Скаль! — верещал он, а увидев меня, завопил так, что уши заложило.

Стенка его не пускала, и гоблин бросился в проулок, ломая куст, и чуть не поскользнулся на брошенной стеклянной бутылке.

— Стоять! — побежал я за ним, несколько раз рубанув клинком по преградившему путь кустарнику и ругаясь на чём свет стоит. — Вот шустрый уродец попался! Поймаю, кишки на светофор намотаю! Голову в сортир брошу! Из шкуры кошелёк сделаю!

Зеленокожий уже не верещал, а хрипел, как загнанный кабанчик. Мы миновали гаражи и выскочили к недостроенным домам, где стояли разные хитрые машины, а из людей только сторож в оранжевой жилетке, высунувшийся по пояс из окна своей сторожки при нашем появлении. Увидев гоблина, а потом мой меч, он быстро спрятался обратно.

Понимая, что уже не оторвётся от погони, гоблин, резко остановился и упал на колени перед потрескавшейся стенкой.

— Лорд, хэлп ми. Забрать меня, — взмолился он, обречённо оглядываясь в мою сторону и сжимая в ладонях какой-то амулет. Но, видимо, амулет не отвечал. Лорд тоже. Гоблин что-то нечленораздельно выкрикнул, раздосадовано схватился за длинные уши и дёрнул их, чуть не оторвав, а потом развернулся и протянул руки в мою сторону. — Донт кил ми. Не бей. Я знать мэджик слово. Пожалюста.

Зеленокожий, шумно пыхтя, пополз в мою сторону по пыльной земле. Пополз на четвереньках, а приблизившись, схватился за мою ногу жилистыми зелёными пальцами и попытался поцеловать ботинок. Я сморщился от брезгливости и легонько ударил по протянутым к берцам пальцам кончиком меча. Ударил плашмя. От такого даже синяка не останется, но гоблин упал мордой в пыль, снова схватился за уши и завопил так, словно я его рубил на куски.

— Пощади! Пли-и-и-из! — орал он истошно, и срывая голос.

— Тебя как зовут? — спросил я, приставив меч к шее создания.

От этого зелёный, как лягушка, карлик затих, и только после нескольких мгновений тяжёлого сопения ответил.

— Снот, добрий господин.

— Что вы здесь делаете? — произнёс я и напряжённо огляделся, выискивая глазами всё, что может быть необычным, но не находил.

Лишь мусор, молодая кленовая поросль и несколько кучек человеческого дерьма. Не было необычностей. А ещё я понял, что заблудился, не следя за доро́гой во время погони.

— Ждать, господин. Ми ждать.

— Чего?

— Ми не знать, — тихо ответил гоблин, робко подняв глаза на меня.

— Зачем вы хотели срубить рощу? — задал я следующий вопрос.

— Дерево? — переспросил зеленокожий, — Это плохой дерево. Так лорд сказать.

— Что за лорд? Кто он?

— Я не знать. Скаль знать. Я не видеть лорд. Я не говорить с лорд, — затараторил гоблин, отчаянно тряся головой и плотно зажмурившись.

Я тяжело вздохнул и принюхался. Пахло кровью. Человеческой кровью. После тысячи лет тьмы я узна́ю этот запах без ошибки. Я ещё раз втянул воздух и постарался почувствовать ветер. Сквозняк есть не только в лесу или поле, в городе он тоже живёт. В голове мелькнули слова «воздушный поток». Не знаю почему, но всегда думал, что в ветре нет ничего колдовского, как нет его в течении реки. И как в реке живут рыбы, раки и прочие создания, так в воздухе живут птицы, стрекозы и летучие мыши.

— Ну-ка, подожди здесь, — протянул я и осторожно двинулся вдоль недостроенных домов, выискивая трупы.

Пройдя мимо гоблина, легонько шлёпнул его мечом по заднице, отчего тот испуганно взвизгнул, как собака, которой наступили на хвост.

Тела нигде не было, меж тем кровью пахло очень сильно, но в то же время запах свежей крови мог быть признаком того, что человек жив, но сильно ранен и нуждается в помощи. Я втягивал носов воздух, как охотничий пёс, идущий по следу. В какой-то момент сзади раздалось шебуршение, а когда обернулся, то увидел, как гоблин нырнул за угол, и бежать за ним было бессмысленно.

— Вот урод, — выругался я и пнул стенку, проклиная зелёное создание и свою глупость, ведь его нужно было сразу связать.

Я ещё раз тяжело вздохнул. Где-то рядом слышался шум множества машин, но вот где правильная дорога, я забыл. Нет, выйти-то выйду, но поблуждаю знатно. А пока выберусь, Дима уже уйдёт восвояси, не дождавшись.

Неподалёку громко-громко затрубило, словно великан в исполинский охотничий рог. А ещё был шум, от которого земля тряслась. «Тутук-тутук. Тутук-тутук». Словно стук громадных копыт по укатанной до железной твёрдости дороге. И кровью пахло именно оттуда.

Я перехватил клинок поудобнее и пошёл вперёд, держась так, чтоб сложно было напасть из-за угла. Стук гигантских копыт стал удаляться, а его сменил громкий гнусавый голос.

«Внимание! По первому пути маневровый!»

Я шёл вперёд, и в какой-то момент запах пропал, как бывает, когда проходишь мимо его источника и оказываешься с наветренной стороны, и это заставило поглядеть по сторонам. Никакого тела не нашлось, зато на одном из пролётов жестяного забора обнаружилась надпись. Я подошёл и прикоснулся к буквам, отчего на кончиках пальцев осталась успевшая загустеть кровь.

— Он идёт, — прочитал я по слогам.

Я огляделся по сторонам, словно этот зловещий кто-то мог быть рядом. А неподалёку снова застучали стальные копыта, и протяжно загудел охотничий рог великана. «Тутук-тутук. Тутук-тутук».

— Идёт, — повторил я прочитанное, а потом ухмыльнулся и направился посмотреть на громадного железного богатыря, которого звали Маня́вром. — Да пусть приходит. Мы и ему рога посшибаем.

Глава 11. Грязный заказ

Часы отбили девять часов вечера, и Соснов нажал кнопку питания на своём ноутбуке, отправляя того на законный отдых. Глаза пробежались по кабинету, остановившись на колдовском макете, над которым сейчас заходил на посадку очередной крохотный авиалайнер, мерцая огнями. На эту карту ушло больше полугода работы. По полчаса в день, каждый обеденный перерыв. Зато ни у кого такой нет.

Егор улыбнулся, встал с кресла и направился к выходу. На ходу дотронулся колдовской силой до выключателя, отчего тот звучно щёлкнул, заставив погаснуть лампы под потолком и погрузить кабинет в полумрак, разгоняемый только светом уличных фонарей.

Но выйти было не судьба. В дверь негромко, но настойчиво постучали. Соснов вздохнул и шевельнул пальцем, опять щёлкая выключателем и проворачивая ручку двери. Со стороны казалось, что эти вещи обрели собственную жизнь, но нет, это просто магия. Просто телекинез.

— Егор Олегыч, — сразу обратился к своему начальнику высокий худощавый помощник, поправив очки на носу и протянув красную папку с несколькими листками. — Я прошу прощения, что задерживаю, но дело серьёзное.

— Что там? — тоскливо поглядев на документы, переспросил Соснов.

Он принял папку и открыл её. Там лежало несколько рапортов и десяток распечатанных на принтере фотографий. На всех было одно и то же — большая, выполненная чем-то красным, надпись: «Он идёт». На стенах домов и гаражей, на заборах, а один раз в пешеходном переходе.

— Чем написано?

— Кровью. Человеческой.

— Све́дения о пропажах и жертвах есть? На надпись ушло не менее литра, такое из пальца не выдавишь, — спросил Соснов, подходя к макету и проводя пальцем по воздуху, отчего по указанным под фотками координатам загорались тонкие, но яркие красные лучики, играющие роль маркеров.

— Нет, нету, Егор Олегыч. Полиция молчит.

— А отдел ФСБ по контролю магов?

— Инквизиторы начали пробивать по своим каналам, но пока нет результатов. Это кто-то сторонний, и очень осторожный.

— Ну да, — ухмыльнулся Соснов, — десять литров человеческой крови, и никто ничего не видел. А что адепты Чернобога?

— Отрицают. Говорят, город давно поделён на сферы влияния, им залётные тёмные властелины ни к чему. И шум тоже не нужен.

Соснов поглядел на скопление лучиков, похожих на раскалённые докрасна иголки. Все они располагались недалеко друг от друга, словно это маньяк пометил свою территорию.

— Максим, если что станет известно, докладывай даже ночью. Чует моя задница, что этот ходок нам прибавит проблем. Полиция с ним не сладит, и как бы не пришлось войска по тревоге поднимать.

Я сидел и осваивал смартфон. После убийства того тролля выделили аж сто тыщ, которые поделили поровну, и я купил себе это чудо нынешних мастеров. С ладонь размером, чёрное, с несколькими глазками. А ещё Вась Вась говорил, что в него вшит маго-кристалл, позволяющий содержать синтетических фантомов.

— Вася, что с ним делать?! — воскликнул я и постучал по жестяному боку Барсика.

Внутри послышалось ворчание и из задней двери высунулся сонный вампир, укутавшийся в одеяло.

— Тебе прям так срочно? — отозвался он и зевнул, — три часа дня. Я спать хочу.

— На том свете выспишься, упыряка. Что со смартфоном делать?

— Сдвинь вверх.

Я поглядел на чёрный прямоугольник и шевельнул его пальцем, отчего тот поелозил по столу.

— Блин, — послышалась ругань вампира, — проведи по экрану снизу вверх.

— А-а-а, — протянул я и старательно дотронулся до стекла, аж язык высунул. Картинка на нём поползла, явив кучку мелких рисунков, как лубочных, только ярких-ярких. — А что дальше?

— Там вопрос. Нажми на него. Это приложение детей, дикарей и даунов.

— А у меня сплошной вопрос. Куда тыкать-то?

— В закорюку с точкой внизу.

— А сильно тыкать надо? Не сломается?

— Ты его чуть-чуть. Да и вааще, поласковее будь, как с женской сиськой, — пробормотал вампир и спрятался в Барсике.

Я почесал в затылке и дотронулся до закорюки кончиком пальца. Поласковее-то оно хорошо, но стекло не сиська, добра не дождёшься. Подумав так, вспомнил вчерашнюю ночь с двумя девушками. Там-то с сиськами я нежен был.

Тем временем зеркальце пиликнуло, и над ним возник крохотный дух, изображающий сказочного зайчика в коротких жёлтых штанишках и белой футболке.

— Здравствуй, мой друг, — пропищало животное, — сегодня ты научишься пользоваться смартфоном. Скажи, сколько тебе лет?

Я поглядел на машину с храпящим внутри упырём и достал из добротных ножен охотничий нож с серебряной полоской, который тоже купил с прибыли от тролля.

— Ты, это, не шуткуй. Я не помню сколько мне лет. Ты мне расскажи, что делать без этих сказок.

Зайчик продолжал глупо улыбаться и часто моргать большущими косыми глазами.

— Я сейчас с тебя шкурку спущу, — продолжил я, а зверёк опять принялся за своё.

— Скажите, сколько вам лет.

— Тварь скудоумная, — прорычал я и положил руку на рукоять.

— Да блин, скажи, что семь, — раздался голос вампира, — как раз подходишь по интеллекту.

Я оглянулся, но не стал ругать Василия, вместо этого наклонился к зверю и прошептал.

— Семь.

— Хорошо. Как вас зовут?

— Ярополк.

После этого заяц пустился в долгие объяснения, рассказывая о звонках, письмах, приложениях и прочей пакости, от которой у меня голова кру́гом пошла. Оказывается, у каждого человека есть свой номер и своя почта. То есть, указание места, куда почтовые духи — биты и байты — доставят послание и узнают по клейму. Совсем как голуби, что порхают по голубятне и даются в руки только хозяину, а выпустишь его, он с грамотой и прилетит. Долго я не мог понять, что такое приложение, покуда не сообразил, что это тоже ручные духи, готовые тебе услужить или развлечь.

В конце рассказа я уронил голову на стол, да так, что лоб ушиб. Тяжкая это наука — смартфону учиться. Сложнее только грамота и счёт. И ладно бы грамота, там просто запомнить нужно, что буков не сорок одна, а тридцать три, и как слышишь, так и пишешь. Например, «Жыла была дайярка и диржала ана рыжайу карову и карова малака давала балшойе видро». Василий знатно матерился, читая мои грамоты, и говорил, что какие-то чукчи и то лучше пишут.

А вот со счётом совсем тяжело было. Раньше как было, буквица «Аз» с чёрточкой сверху — это один. Буква «Иже» с чёрточкой — десять. Если поставить эти буквы рядом, то получится одиннадцать. Сейчас всё не так. Сейчас особые цифры учить надо, и ещё нужно знать, как их ставить. А ещё загадочный нуль, который сам по себе пустое место, а если с единичкой его рядом поставить, то уже десять выходит.

— Слушай, мне нужны прилагания, чтоб с арифметикой и грамотой помогали, чтоб с друзьями разговор вести, чтоб дорогу показывали и моё золото считали без обмана, — пробормотал я, не отрывая лица от столешницы.

— Загрузить? — тут же спросил улыбчивый зайчик.

— Ага.

Смартфон несколько раз пиликнул, а потом под стеклом добавились картинки. Я не знал, какую выбрать, и стал нажимать все подряд. В воздухе загорались разноцветные искры, превращающиеся в крохотных человечков, висящих в воздухе. Каждый не больше перста. Девица в строгом чёрном платье, скоморох с больши́м ящиком на плече и ярко крашенными длинными волосами, старичок в больших очках и огромной книгой, воин в броне и с огненным мечом, ещё одна девица, но уже в синем.

Я опять уронил голову на стол и ткнул наугад пальцем в духов. Палец прошёл сквозь них, не встретив преграды, но скоморох перестал глупо моргать, обернулся вокруг себя, превращаясь в чернявого мужичка в блестящем кафтане. Я отпрянул от стола, а дух начал глупо кривляться и петь нелепую песню: «Банька моя, я твой глазик! Зайка моя, я твой тазик!».

— Тьфу ты, — выругался и взмахнул ладонью, пытаясь прогнать духа, но тот не исчез, а снова сменил обличье и песню.

На этот раз передо мной висела девушка с большими глазами, которая начала что-то верещать на непонятном языке тонким противным голоском. Я ухмыльнулся и снова провёл ладонью. Теперь это была девушка, которая повторяла всего три слова под незамысловатую музыку. Со слов было ясно, что девушка очень сильно хочет мужика, аж мочи терпеть нету. Я молча досмотрел, как она трясёт сиськами и задницей, а потом возник мужчина с гитарой, который завёл хриплым голосом очень грустную песню. Я не понял смысла, но было что-то притягательное в ней.

— Вась, а чё он поёт?! — снова стукнул я по боку Барсика.

— Да ты задолбал! — послышался возглас вампира, а потом он всё же пояснил. — Металлика, анфогивен. То есть непрощённый.

Я вздохнул и подался к певцу.

— Эта, мил человек. Мне ещё таких песен. Будь добр.

— Жанры рок, хэви-металл и эпик-металл включены в список воспроизведения, — отозвался скоморох, а я достал из стола наушники.

Я сразу понял, как ими пользоваться, это чтоб тебе прямо в голову пели и шептали. Только не поленись шнурок в смартфон вставить.

— Вась, пойду погуляю! — выкрикнул я, вставая с места и засовывая нож в ножны на поясе.

— Можешь не спешить с возвращением, — пробурчал вампир, провожая меня в дорогу.

Я же выскочил на улицу, слушая музыку. Сейчас певец тянул на русском языке: «Две тысячи лет война, война без особых причин…». Мне думалось, что показать бы своим родным такую замечательную вещь, как смартфон, сестёр от безделицы за уши бы не смог оторвать. Она же обо всём на свете знает, на любом языке говорит, песни поёт, да ещё и поговорить можно с человеком на большом расстоянии. Вот, уехал купец в Византию, а каждый вечер семье привет шлёт.

И Ждана. Она бы тоже порадовалась.

Я зажмурился, тряхнул головой, отгоняя тёмные мысли, и перешёл с шага на лёгкий бег. Ждана мертва, и жить прошлым не след. Нужно помнить её, но думать о будущем.

Ноги понесли вперёд, не разбирая дороги, всё одно вернусь. Я уже выучил адрес Васькиного склепа, и у добрых людей всегда можно спросить. Гаражи сменились высоченными домами, а я всё бежал и бежал. Лишь через час бега остановился и упёрся ладонями в стену какого-то дома. На глаза навернулись слёзы. И хоть я сам себе твердил, что не любил Ждану, что женился по указке, но в час одиночества неизменно вспоминал о ней.

— Не след думать прошлым, — процедил я сквозь зубы и заставил себя улыбнуться.

От горьких дум отвлёк писк смартфона. Я достал волшебную вещь из кармана и нажал на большую зелёную кнопку. Тотчас же передо мной возник крохотный вояка, а под стеклом проявилась карта города с пульсирующей отметкой.

— Заказ категории омега!

Я прищурился и зашевелил губами. Альфа — это дракон, безумный бог или отряд троллей. Бета — один тролль или отряд мелочи, а также равные им. Гамма — крупная одиночная нечисть, сравни по силе одному или нескольким человекам. Омега — это мелюзга.

— Далеко? — спросил я, и вояка потянулся руками вперёд, словно щупая что-то.

— Это какой отряд на связи? — спросил он, и я понял, что это дух показывает мне живого человека, этого… как его… диспетчера.

— Ярополк.

— «Басилевс?». А где Вась Вась?

— Спит.

— Если навигатор не врёт, то до цели триста метров. Ты совсем рядом. Принимаешь?

Я поглядел на нож, висящий на поясе. Мелочь не тролль, наверное, и ножа хватит.

— Да.

— Хорошо, даю наводку.

Передо мной повисла стрелочка, показывающая в сторону ярко раскрашенных домов. Я вынул из кармана жетон и быстро пошёл по указке. А когда заскочил за поворот, то увидел большую толпу, окружившую широкую лужу грязи. Лужа булькала, истекая из канализационного открытого люка, крышка валялась неподалёку.

— Охотники! ИП «Басилевс!» — закричал я, вспоминая науку Вась Вася. Толпа зашумела и начала передо мной расступаться. — Что происходит?

В двух шагах от грязи стоял полицейский, а при виде меня махнул рукой.

— Здарова. Карочь, там какая-то хрень сидит. На детишек кидается, — пояснил одетый в серую казённую одёжу парень и показал на середину лужи.

Немногословный, однако, парень. Ну так и я здесь не для разговоров. Вытащив нож и поудобнее сжав в правой руке, выставил жетон в левой перед собой и шагнул к грязи.

— Охотники! Сдавайся!

Лужа шевельнулась и из неё показалась грязная старушечья голова с редкими волосами, кривыми зубами и бельмами глаз.

— Тьфу ты, — выругался я, — это же кикимора болотная. Их в лесных топях видимо-невидимо.

— Пусь она к се и валит, — огрызнулся полицейский за моей спиной. — Чё они вааще в город пруца?

Я пожал плечами и брезгливо сморщился, ступив ботинками в лужу. Но та была мелкая, не выше подошвы, и кикимора, скорее всего, в люке сидела.

— Я́сти, — проскулила тварь, приподнялась повыше над грязью и протянула в мою сторону непомерно длинные и сухие, как болотные корни, руки с крючковатыми пальцами. — Мякоса́.

Кикиморы никогда не отличались умом, нападая на всякого, кто оказался рядом с её кочкой или ямой. А дух ли это, зверь или человек — без разницы, главное, чтоб утащить силы были. И человеческий ребёнок в этом смысле самая лакомая добыча — бегает небыстро, сил отбиться нет и ума остеречься не всегда хватает.

Я хотел было податься поближе, но обернулся и кинул полицейскому свой смартфон.

— Засними, — попросил парня и только когда тот выставил чудесное зеркало перед собой, пошёл на тварь.

Хотя снимали сейчас меня много народу. Все достали свои смартфоны и показывали пальцем, галдя на разный лад. Бабы держали детишек, рядом звонко лаял чей-то лохматый пёс, и стоя на скамейках, выглядывала из-за толпы молодёжь.

Я убрал бесполезный жетон и осторожно сделал шаг к кикиморе. Та уподобилась пауку-мизгирю, выползающему из норы на охоту, раскинув сухие-лапы руки в стороны. Ещё шаг, и длиннющая ручонка вытянулась вперёд, ухватив меня за ткань штанов. Тощая-то она тощая, а силы немало. Тонкие сучковатые пальцы разжать сложно.

Но я уже знал повадки этих тварей, и потому просто-напросто перехватил её за запястье и потянул на себя, одновременно с этим отступая. Рука стала удлиняться, как эта… резина, а тварь заверещала и вцепилась второй лапой в край люка. Теперь её нужно тащить, как рака из норы, а рубить не стоит, спрячется, не достанешь.

Народ зашумел, наблюдая за нашим поединком. Я тянул, жилы кикиморы противно хрустели, а сама она истошно верещала.

— Пусти! Пусти! Пусти!

— А вот не угадала! — огрызнулся я, — Сидела бы в болоте, целее была. А сейчас нет тебе пощады!

— Пусти! — визжала старуха, почти полностью показавшись над грязью. Стало видно сморщенное тощее тело с отвисшим пузом, отчего она ещё больше походила на паука. Болтающиеся до колен груди, от которых осталась пустая шкурка, как от змеи после линьки, заставили поморщиться от отвращения. — Пусти!

Когда кикимора оказалась вытащенной из люка и волочилась за мной по асфальту, я резанул ножом по её руке, до сих пор сжимающей ткань на штанах, и наступил на ладонь. Это она сейчас вопит, а стоит потерять бдение, потащит с новой силой. Несколько раз ударив по сухим пальцам ботинком, чтоб сломались, я добежал до тела и схватил кикимору за волосы. Действовать нужно быстро, так как раны на ней весьма резво затягивались, и скоро кости срастутся, дав ей возможность вцепиться в меня опять.

— Вот что тебе не сиделось?! — выкрикнул я, навалился всеми силами на спину старухи, придавливая коленом к асфальту.

Та, упёртая лицом в твердь, заскреблась когтями и попыталась достать меня, отчего пришлось полоснуть ножом по лапам. Раны зашипели от серебра, которым наполнен узор на лезвии.

— Сдаёшься?!

Кикимора совсем обезумела, заверещав на всю округу, и попыталась дотянуться до края канализационного люка рукой-лапой, вытянувшейся на три сажени. От этого толпа дружно ахнула и подалась назад.

— Я́сти! Мякоса́! — вдруг завопила тварь и выбросила свою ручонку в сторону людей.

Завизжал малец, которого она ухватила за ногу и поволокла к себе. Заорала мать, упав на спину. В её пальцах остался клок порванной футболки.

— Вова! Вовочка!

Я почувствовал, как меня поволокло вместе с тельцем болотной твари к люку. Рука её медленно, но уверенно сокращалась, а силища поражала. Мальчик кричал: «Мама!»

— Падаль! — выругался я и начал бить кикимору ножом, заставляя раны шипеть и пузыриться чёрной кровью.

— Я́-я-ясти-и-и! — прокричала старуха и залилась безумным смехом.

До грязного проёма осталось совсем немного. Рядом раздались выстрелы, то достал пистолет полицейский и почти в упор всаживал пули в тварь, но та всё хохотала и хохотала.

— Сдохни! — выкрикнул я, навалился на существо всем телом, начав резать горло.

Мои ботинки скользили по грязному асфальту, который сейчас заливала чёрная кровь, это мешало. В это время полицейский держал мальца под мышки, упав на колени, но и его тянуло к дыре.

Только когда ноги упёрлись в край люка, получилось перехватиться подробнее — сунуть пальцы в рот кикиморе и ухватить за верхнюю челюсть. Зубы стиснулись на моих пальцах, и я чуть не закричал от боли, а потом потянул на себя, одновременно упираясь коленом в спину твари, и всадил клинок по самую рукоять. Она забулькала и начала судорожно дёргаться. А я всё резал и резал, покуда голова не отделилась от тела. Только тогда существо дёрнулось в судороге и обмякло, хрипя воздухом из обрезанного горла. Из-за вмиг ослабевшей хватки полицейский упал на спину, прижимая к себе мальца. Я же сел на колени, держа за жиденькие волосы голову кикиморы с дёргающимися ве́ками.

А всё-таки, что ей не сиделось в своём болоте? Вот и лешача́та к людям вышли, и береги́ни тоже подались в город. Что их оттуда гонит?

С такими мыслями я поднял голову, увидев продирающегося сквозь толпу Василия.

— Ты как, живой? — сразу выпалил вампир, глядя на меня сквозь жёлтые горнолыжные очки.

Я кивнул, а он продолжил.

— А я гляжу, сообщение, типа заказ вами принят. Я же всех на уши поднял. Три штрафа на камерах словил за превышение. Братан, не делай так больше.

Я сидел на асфальте, слушая толстого упыря и глядя на женщину, прижимающую к себе спасённого мальчика. Та рыдала, сидя на коленях. И всё же, правильно, что стал охотником. Столько людей поубивал, а теперь пришла пора спасать их. Так подумал я, протянув голову кикиморы Василию. Пусть сам занимается бумажками.

Глава 12. Плюс-минус дева

Я лежал на диване, держась за нестерпимо гудящую голову и укрывшись тёплым синтепоновым одеялом. Прошлая неделя прошла спокойно, мы лишь пару раз выезжали ловить мусорных монстров, похожих на тех, что встретили вместе с лисятами-лешача́тами. А вот всю сегодняшнюю ночь гонялся за гремлинами по супермаркету и получил по шее от мертвя́чки. Еле осилил, поотрывав руки-ноги только благодаря превращению в дикого зверя. Труп потом большом в чёрном мешке забрала полиция для проведения опознания. Говорят, убийство.

Голова болела нещадно и совершенно не желала думать. Хотелось лежать и не вставать. А я ведь раньше считал, что в облике зверя неуязвим. И вот накося выкуси! Оказалось, что боль от заживших ран просто откладывается на более позднее время, возвращаясь сторицей. Неслучившиеся переломы выворачивали кости ноющей болью, зажившие раны горели, а кожу как кипятком ошпарили, и сто раз подумаешь, прежде чем снова геройствовать.

В голове вместе с болью частым эхом звучали слова навьи из магазина: «Такой же, как они. Ненавижу!»

Мысли были тяжёлые, как валуны, и ворочались очень неохотно, но раз за разом возвращались к этим словам.

— Ну отчего такой же… Не такой я, — с обидой пробормотал, стукнув кулаком по подлокотнику дивана. — Ни капельки не похож. И что она себе понапридумала?

Я вздохнул. Вернувшиеся из-за кромки уже не люди. Их рассудок вывернут наизнанку, как снятая с дичи шкурка, и юродивого порой проще понять, чем сумасшедшую нежить.

Я снова вздохнул и поглядел на стол, где лежала карточка. Два раза уже сам ходил в магазин, покупая хлеб, молоко и жестянки с тушёным мясом. А какой вкусный хлеб сейчас делают, и с пряным зерном, и сладкий, и вообще какой хошь. Не могу удержаться, чтоб полкаравая не съесть по пути. Он напоминал мне о матушке, она всегда старалась баловать нас в прежнюю жизнь.

Карточка. На неё скинули хороший заработок. Ведь мы перебили больше пятнадцати гремлинов и настоящую навью. После ночной охоты одёжа до сих пор сохнет на верёвке. Даже нынешнее чудо с названием «стиральная машинка» с трудом отстирало чёрную кровь нечисти, яичные желтки и сок давленых ягод.

— Вась, а у нас есть что пожрать?! — позвал я упыря и прислушался, а потом тихо выругался.

Василий ещё утром умчался на самолёт. Говорил, хочет дочек повидать. И как раз денежка появилась на билеты.

Я со стоном встал и, кутаясь в одеяло, прошлёпал босыми ногами по холодному полу до холодильника. Белый волшебный сундук был пуст, если не считать Васькин прозрачный пакет с кровью и банку с пивом. Хмельное вкусное, но совершенно меня не пьянило. Упырь сказал, что это из-за этой… смута… мата… во, метаболизьмы. Что я берсеркер какой-то, и на меня только мухоморы подействуют. Но я мухоморы не хотел. Я жрать хотел.

— Сучий потрох, — процедил, хлопнув дверцей холодильника, и подошёл к одёже, свисающей с верёвки — вроде высохла.

Сняв штаны и футболку, и через силу морщась, я нацепил их на себя. Следом охотничий нож, метунцы́ в кожаных петельках со вшитыми магнитами и деревянную палицу в чехле за спиной. Её ныне бейсбольной битой зовут, уж не знаю, что за игрище такое, где нужно друг друга палицей лупить, но обязательно гляну.

Прямо на футболку я прицепил жетон охотника, чтоб у полиции вопросов не было, а скрутят и кинут в тёмную. Бляшка, оружие и тяжёлые ботинки — только так и не иначе я ходил по улице да за покупками после той встречи с кикиморой. Вася говорил, что ещё три таких другие отряды порешили, чего никогда раньше не было. А вот с мечом и луком меня в супермаркет не пускали, аж обида брала. Но говорили, не на вызове, не положено.

Сунув ставший уже привычным смартфон в карман, я вышел.

— Здорово, Ярик! — раздался голос соседей по кооперативу сбоку.

— Привет! — махнув рукой и улыбнувшись, отозвался я.

— А как же твоё, ой гой сути добры люди? — приветливо спросил один из них, вытирая руки о небольшую тряпочку.

Сегодня было воскресенье, и много кто возился с машинами, проверяя их огненное нутро, до сих пор остающееся для меня загадкой. Да и волшебные слова «химия, термодинамика и электрика» нагоняли головную боль.

— Ну чай, не дикарь, — усмехнулся я, воткнув наушники.

На сегодня было задумано всё же найти Дмитрия, с которым никак не получалось повстречаться всё это время, купить поесть и навестить берегиню Листик, может, благосклонна будет. Вспомнив её красивое личико и пригожее тело, я снова улыбнулся и шмыгнул носом.

С такими думами дошёл до супермаркета. В нём, как всегда, было шумно, порхали рекламные мороки, зазывая к разной снеди, кухонной утвари и домашней технике. Я уже настолько привык, что лишь отмахивался. Только когда не знал, где лежит тот или иной товар в этой торговой громаде, под чьей крышей встарь мог целый городок разместиться, подзывал и требовал помощи. Те манили меня меж рядами, тыкая пальцем в нужное место.

Несметные ряды ломились от сдобы, сыров, мяса и рыбы. Этим можно было накормить целую деревню в голодную зимнюю пору, и тогда бессердечная Мара Моревна, богиня смерти, многих обошла бы стороной. Я вздохнул и начал собирать, бормоча вслух. Так проще, а то наберу всякое, что не нужно. Вот в прошлый раз купил икру, думал, полакомлюсь. Ан нет, хымия. Не икра, а рыбья требуха в крашеных капельках. Зато чипсы понравились, но ими не наешься. Труха одна.

— Лапша, мясо в жестянке, хлеб, молоко, салат, конфеты для берегини.

Я долго и осторожно пробирался между рядами и людьми. На кассе важно рассчитался картой. Ещё бы, я же не дикарь. И плевать на то, что пишу каракули, как варвар.

— Эй, Ярополк! — раздался рядом голос, и я обернулся.

Ко мне шёл Дмитрий. Как говорится, лёгок на помине. Широко улыбнувшись, я пошёл навстречу чародею, перехватив поудобнее пакет с продуктами. Маг был один, и, видимо, только собирался набрать товару.

— Ой, гой еси, добрый кудесник! — громко произнёс я, зная, что именно этих слов от меня ждут.

Как они говорили, это моя фишечка.

— И тебе не хворать! — улыбнулся Дима, пожав мне руку. — Ты после той охоты на гремлинов прям суперзвезда. Рейтинг отряда подскочил в два раза.

— Рейтинг, — усмехнулся я, — знать бы ещё, зачем он.

— Сейчас поясню. Чем выше рейтинг, то есть, чем больше вы заработали доверия перед управлением и простыми людьми, тем выше награда, лучше задания и больше свободы в их выборе. Самые лучшие отряды включаются в резерв судного дня. То есть на случай вторжения сил из иного мира или безумства какого-нибудь божества, а это уже совсем другие привилегии. Это уже герои, былинные богатыри и сказочные девы.

Я вздохнул, представляя, как обо мне убелённые сединами сказители были класть на струны гуслей начнут. Лепота. Но для этого стараться надо.

— Погодь, а Соколи́на же в таком отряде. И стало быть, ты тоже.

— Нужен стаж, — ухмыльнулся Дима, а потом продолжил. — Слушай, а ты не хочешь на днях в баньку сходить? Возьмём пива, поколдуем над твоим мечом, палочку тебе подберу. А то я уже устал. Соколи́на слишком энергичная девчонка. После охоты сразу в кино, а там прогулка до утра, а потом опять охота. И во всём так. А я так не могу. Я за ней не поспеваю, у меня нет внутри ядерного реактора. Хочется просто денёк побыть в тишине, но где там, только присядешь поиграть на приставке или повозиться с чарами, как сразу надо бежать куда-то. Она даже после постельных дел может схватить ключи от байка и по городу носиться, всё ей не сидится. Шило в заднице.

Я почесал в затылке и кивнул, ухмыльнувшись при слове «секс». Воистину шустрая.

— А что ж не пойти? Пойду. Вась Вася нет, никто наставления читать не будет.

Мы ударили по рукам, и я хотел было уже пойти к выходу, как услышал громкий крик.

— Стой! А ну стой, кому говорю!

Мы с Димой разом посмотрели в сторону орущего мужчины охранника, бегущего меж рядов, а перед ним неслась с палкой колбасы в руках босоногая девчушка с взлохмаченными рыжими волосами, грубо подхваченными «под горшок». Из одежды на ней была только грязная, немного порванная футболка.

— Стой! — орал охранник, а девчонка, ловко проныривая между покупателями, неслась к кассам.

Видать, бродяжка. Украла еду и хочет сбежать, не заплатив. Путь девчонке преградил ещё один охранник, разведя руки в стороны.

Рыжая на полном бегу прыгнула вверх, сделав кувырок над человеком, и приземлилась на кассу рядом с нами. Толпа ахнула, ведь девочка встала не просто на стол, а на тонкую железную трубу, перекрывшую ей путь. Ещё один рывок, и она уже за пределами продуктового магазина, в общем зале.

— Один миг обожди, — бросил я и кинулся наперерез девушке.

Она сверкнула карими глазами и попыталась проскочить мимо. Будь я простым человеком, это бы у неё получилось, но я же этот… берсеркер. В общем, ухватил рукой прямо за палку колбасы. Бегущая девочка громко ойкнула и со звучным шлепком приземлилась на пузо. Свою добычу она так и не выпустила, вцепившись мёртвой хваткой, зато при падении футболка задралась, явив миру голую задницу, словно кроме верхней одёжи на ней совершенно ничего не было.

— Дай! — закричала она, вскочила на ноги и дёрнула тонкими, но жилистыми руками за колбасу. — Моё!

Я дёрнул в ответ, заставив рыжую уткнуться лицом мне в грудь. Девочка глухо зарычала, зыркнула на приближающихся охранников и попыталась меня ударить в пах, но я успел свести колени, зажав её ногу меж своими.

— Пусти! — закричала она, — Укушу!

— Кусай, — усмехнулся я и приподнял колбасу вверх, ослабляя хват коленями.

Девочка так и не разжала пальцы, повиснув на сырокопчёной палке, как на ветке, при этом футболка задралась, оголяя всё, что ниже пупка. Но рыжую это не смутило. Она только о еде думала.

— Моё! — ещё раз прокричала она, состроила злобную рожу и упёрлась в меня ногами, стараясь вырвать добычу, а рядом остановились запыхавшиеся охранники.

Девчушка ещё раз дёрнулась и снова зарычала, и всё так же без пользы для себя. Ей бы бросить колбасу и бежать, но эта упёртая надулась и висела.

Когда же охранник подошёл поближе, чтоб пленить рыжую, та зарычала уже по-настоящему. Не как человек, а как зверь. Черты лица и тела потекли как горячий воск. Уши удлинились и обзавелись кисточками на концах. Зрачки в глазах сузились и стали как щёлочки, а сами глаза пожелтели. Во рту блеснули клыки, а кожа начала покрываться рыжим с чёрными пятнами мехом.

— Что за хрень?! — выругался охранник и отскочил.

Рядом с растерянным лицом стоял Дмитрий, а над его ладонью горел небольшой сиреневый огонёк, словно снаряд для пращи. Кажется, файербол называется такая штука.

Девчурка изогнулась и ударила меня ногами, которые были сейчас больше похожи на рысьи лапы, такие же широкие, лохматые и когтистые. Моя футболка тотчас же оказалась распорота и окровавлена.

И тут уже не выдержал я, резко придвинув лицо оборо́тинки к своему и оскалившись. Зубы заломило, а изо рта донёсся утробный медвежий рык. Ещё не рёв на весь магазин, но и не тихая брань.

Девочка-рысь сразу обмякла и растерянно захлопала глазами.

— Пусти, — жалобно протянула она, коротко глянув на свою добычу, словно уже прощаясь с ней.

Я вздохнул и разжал пальцы. Оборо́тинка приземлилась на пол со шлепком босых ног, слегка задев меня и снова став человеком. Только уши с кисточками остались, да короткий рысий хвост, за который зацепилась задранная футболка, отчего девочка щеголяла тощей голой задницей. Но и тот вскоре исчез. Рыжая отбежала немного, пряча добычу под одёжу, словно боялась, что ещё кто-то увидит и захочет отобрать, а потом на мгновение остановилась и обернулась.

— Паси́ба.

— Да что ты делаешь?! — выкрикнул охранник, в сердцах ударив рукой по бедру. — На нас же недостача повиснет!

— Щас заплачу́, — произнёс я, провожая взглядом девчурку, которая быстро домчалась до раскрывшихся перед ней дверей и исчезла из вида.

— Блин, — протянул стоя́щий рядом Дмитрий. — Надо было заснять. Такой шико́с. Поймать оборотня на колбасу, это только тебе могло повезти. Щас бы под сотню тысяч ла́йков заработал.

— Ну, не судьба, значит, — ухмыльнулся я, — а ещё за что лайки хорошо идут?

— По-разному. Обычно некоторый плюс есть, если есть прикольные девчата в кадре или что-то из экзотики. Ну там эльфы, японщина и прочая аниме хрень. Ну а сейчас вообще три в одном. Девка, дикий оборотень и коте́йка. Прям мечта юту́ба. Ладно, я пойду. А то опять Соколи́на тревогу поднимет, а меня нет.

— Подкаблучник, — усмехнулся я, пожав руку товарищу и потянувшись за кошельком.

А потом выругался.

— Вот зараза!

— Что? Карточку стащила?

— Нож спёрла. Но как? Я даже не заметил. У-у-у, сучка! — выругался и пнул ни в чём не повинную урну, что стояла рядом. — И ведь у неё даже карманов нет.

— Да, я уже заметил, что одежды минимум. Ладно, созвонимся, — ухмыльнулся Дмитрий и пошёл прочь.

Я скрипнул зубами и пошёл к выходу, выглядываю эту рысь, но, разумеется, без результата. На улице путеводный дух довёл меня до остановки. Оттудова я надутый как мышь на крупу доехал до нужного места и ещё полчаса шёл до рощи. Миновал кучи железа, где убили тролля и нескольких гоблинов.

— Листик! Листи-и-ик! — закричал я, но в ответ была лишь тишина, разбавляемая шумом листвы, пением птиц и стрёкотом кузнечиков.

— Листик! — снова позвал и поднял над головой коробку конфет. — А у меня вот что есть! Покажись!

И снова тишина.

Я обвёл взглядом рощу и потом подошёл к деревьям. На всех берёзах кора была содрана широким кольцом, а оголённые места политы какой-то вонючей гадостью. После такого издевательства деревья не выживают. И это сделано отнюдь не гоблинами. Они просто не достанут своими короткими ручонками.

— Листик? — позвал я ещё раз, опуская пакеты и доставая биту.

Рядом громко каркнул ворон. Угольно-чёрная птица шумно тряхнула крыльями.

— Кар-р-р. Иди сюда-а-а.

Я пристально поглядел на громадного ворона и осторожно подошёл поближе, а вскоре бросился со всех ног. Из-под кучи железа торчала тонкая девичья рука. Я узнал её сразу.

— Нет-нет-нет, — забормотал и начал разгребать железяки голыми руками, раздирая их в кровь.

А когда отбросил последнюю жестянку, упал на колени и прижал к себе.

— Ты пришёл, — раздался тихий голос. — Я ждала.

— Нет-нет-нет, — продолжал бормотать, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

— Пришёл, — выдохнула девушка, глядя изумрудными глазами в пустоту.

А потом она обмякла.

— Почему так? — прошептал я, поцеловав тонкие безвольные пальцы. — Почему все вокруг умирают?

Я подхватил тело и встал. Оно было совсем лёгоньким, словно у ребёнка.

— Она ушла, — прокаркал ворон. — Берегини всегда уходят в светлый ирый.

— Кто это? — подняв глаза на говорящую птицу, спросил я. — Зачем?

— Не знаю. Знал бы сказал.

— Не знаешь, кто, или не видел? — зло процедил я.

— Улетал. Не видел. Кар-р-р.

Я понёс берегиню к остановке, начиная плакать, как дитя. Слёзы застили глаза, и я спотыкался, но всё же шёл. А в какой-то момент тело творения Макоши вспыхнуло ярким-ярким зелёным огнём, и на руках у меня остался одетый в шорты и рубашку скелет. Кости посыпались на траву, а я пытался их подхватить, не совсем понимая, что происходит.

— Всё, — прокаркал ворон, — её больше нет. Остановись.

— Но почему? — прошептал я, опустив руки и подняв глаза на птицу.

Я даже не стал возвращаться за пакетами и битой.

— Все когда-нибудь умрут. Кто-то сам, кому-то помогут.

— Подскажи, мудрый, — выдавил я из себя, сдерживая плач. — Ты поможешь найти тех, кто так сделал?

— Мудрым птицам ныне положено сидеть не на ветвях старого дуба, а на статуе бывшего вождя и гадить ему на голову, — прокаркал ворон, — я помогу. Я спрошу у своих. Я дам знать.

Слёзы покатились по щекам. И я опустился на колени, начав собирать кости в кучу. А потом принёс старые покрышки, долго стараясь их поджечь. Они поддались не сразу. Лишь через полчаса жаркое пламя, которое лишь с большой оговоркой можно назвать погребальным, поднимая столб жирного чёрного дыма, начало утробно гудеть. Напоследок я бросил в него коробку конфет.

— Скажи, мудрый, — произнёс, подняв взор на ворона, — неужели всегда всё заканчивается именно так?

Чёрный птиц нахохлился и совсем по-человечески вздохнул.

— Обычно именно так всё только начинается, — прокаркал он, но я его не понял.

Не хотел понимать. Я простоял у костра до само́й темноты. Лишь когда краешек луны поднялся над горизонтом, пошёл к остановке. Доехал молча. И так же молча упал на диван, не заперев за собой дверь.

— Я найду эту суку, — прошептал, шмыгнув носом.

Закрыл глаза, стараясь снова не разреветься, а потом резко открыл их и поглядел сперва на меч, а потом на тихо скрипнувшую дверь.

На пороге стояла та самая девушка из супермаркета, которая меня чуть не отделала. Она была совершенно нагой, на теле виднелись грубые швы с торчащими из них стёжками толстых ниток. Ноги, руки, тело, лицо. Всё это было креплено вместе руками знахарей из морга. Но теперь это имело подобие жизни.

Глаза девушки глядели в пустоту, словно у вусмерть пьяной. Я же осторожно потянулся за оружием. Постояв немного, она сделала неуверенный шаг, держась за дверной створ одной рукой, а вторую протянула в мою сторону.

— Ярополк, — хрипло произнесла она, а со следующим шагом упала на пол.

Глава 13. Квест за мясом

Я долго глядел на валяющуюся посередине гаража девушку, сшитую из лоскутов, как одеяло, и между кусками виделось розовое мясо. На́вья была обескровленная до бледности кожи и синевы разбитых губ. Мои руки против воли потянули меч, лежащий на краю дивана, ухватив его за самое навершие и неуверенно вытаскивая из ножен. Сомневаюсь, что смогу и на этот раз остановить навью, если она бросится на меня. Но она пришла с моим именем на устах, значит, хотела разговора.

Кончик меча легонько притронулся к шее мертвя́чки, а в мозгу мелькнула мысль, что лучше её сейчас обезглавить и выкинуть голову куда подальше, но любопытство оказалось сильнее. Сталь на полногтя вдавила кожу, и живой человек, будучи в сознании, давно бы сморщился от боли. Никто не в состоянии так хорошо притворяться бесчувственным.

Я обошёл неподвижное тело по кругу и выглянул в коридор кооператива — никого. Прикрыв дверь, сел на диван, опёрся локтем о колено и подложил подбородок на ладонь. То она хотела убить и кричала о ненависти, то вдруг приходит в гости и валится замертво, и я совершенно не представлял, что делать в таком разе.

И ведь Вась Вась говорил, что убиенную упрятали в холодный погреб да под надёжную охрану. Неужели, сбежала? Наверное. А это значит, на всякий случай её нужно связать.

— За что мне такое наказание? — пробормотал я, проведя ладонью по лицу и при этом неотрывно глядя на столь неожиданную гостью, — может, Василию позвонить? Нет, сам справлюсь, а то он только о награде и думает.

Но делать нечего, я встал и достал из автомобиля длинный ремень, который Вась Вась называл буксировочным. Уж его-то не должна разорвать, раз целую машину тянуть можно по плохой дороге. И хотя я всё время поглядывал на отложенный меч, мертвячка не очнулась, пока я её вязал. Само тело на удивление оказалось лёгким, а руки и ноги не окоченевшими, хотя на ощупь были холодными.

В горле пересохло от волнения, и я, облизав губы, подошёл к холодильнику, где стояла минералка. Сперва диву давался тому, как ледяная вода вскипает, да так, что брызги в разные стороны летят, но остаётся при этом холодной, а потом привык, и даже понравилась. Вот и сейчас жадно прилип к прозрачной бутылке.

— На свалку, что ли, выкинуть, так ведь снова притащится. И как она вообще нашла? — пробормотал я, а потом сзади зашуршало, и я резко обернулся.

Девушка перевернулась на спину и теперь лежала, вытянув вверх руку. Она шевелила пальцами и рассматривала их так внимательно, словно первые видела. Ремень же лежал рядом и был при этом совершенно целым, будто его просто развязали.

Я сделал несколько осторожных шагов и взял меч.

— Кто ты? Что тебе нужно?

Рука девушки со шлепком сырого мяса о камни безвольно упала на пол, а стеклянные глаза слегка скосились в мою сторону. Навья открыла рот, намереваясь что-то сказать, а потом нахмурилась и приложила ладонь к горлу.

— Запамятовала, что для людской речи воздух надобен, — произнесла мертвячка, сделав глубокий хриплый вдох. Она застыла на мгновение, а потом поглядела в мою сторону. — Помоги встать.

— Кто ты? Зачем пришла ко мне? — хмуро спросил я, перехватив меч левой рукой посередине лезвия и направив остриё прямо на гостью, а правую поудобнее устроил на рукояти поближе к крестовине.

Так можно долго держать клинок и не уставать, а в случае опасности сделать быстрый укол или развернуть и подставить ребром для защиты, словно обычный пруток. Я так от волчьих зубов один раз спасся.

— Помоги, — повторила она, а потом повернула голову, прислушиваясь к чему-то. — По следу с псами идут.

Я поглядел на дверь, тоже услышав собачий лай, и раз эта незнакомка говорит, что за ней погоня, то нет оснований не верить. Сперва девушку убили, потом она воскресла и натворила много бед в супермаркете. Недавно снова убита, но опять ожила, сбежав из мертвецкой. Этого достаточно для погони.

— Не суждено тебе бегать на свободе, — с улыбкой произнёс я, глядя на навью, чьё бледное лицо не выражало совершенно никаких чувств, словно из дерева вырезано.

Мертвячка приподнялась на локте, и от неловкого движения из разошедшегося шва потекла тёмная сукровица. Капли упали на пол, и я недовольно поморщился, не желая потом ползать с тряпкой и вёдрами. Странно, что трупной вони не было, хотя нежить давно уже бы затухлась. А тем временем собачий лай продолжался.

— Как нелепо, — прошептала гостья, неуверенно вставая на ноги, а потом шатнувшись, словно с тяжёлого похмелья.

— Может, ответишь, зачем ты хотела убить меня? — произнёс я, поглядев на дверь.

— Убить? — переспросила навья. — Я никогда не желала тебе зла.

— Ложь. Недавно ты чуть не оторвала мне голову.

— Да? — с лёгким удивлением проговорила дева, а потом покачала головой. — Это не я.

— Шутишь? Я еле отбился от тебя, и спутать с кем-то не смогу.

Мертвячка пристально вгляделась в мои глаза, застыв, как изваяние. Лишь когда в соседнюю дверь начали стучать, она заговорила.

— Прости, должна была сразу сказать.

Я поглядел на кончик меча, который до сих пор был направлен в её сторону, а потом поднял глаза.

— Ну, и?

— Ты один из нас, Ярополк. Вспомни клятву.

— Так ты… — растерянно прошептал я и медленно опустил клинок.

— Лес уже не тот. Мои силы уже не те. Иной человеческий чародей и тот сильнее. И потому я решилась выйти к людям. Но я не могу обитать вне леса без телесной оболочки, и единственное тело, которое подошло, вот это. Его было легко занять и воскресить, ибо оно уже воскрешено ранее.

Лесная дева поглядела на дверь, а потом сделала шаг в сторону и прислонилась спиной к стене. Её обнажённая кожа начала быстро менять цвет, пока не стала такой же, что и кирпич, а потом контуры вовсе размылись, делая гостью незаметной.

Я плотно зажмурился, собираясь с мыслями. Появление младшей богини древ и зверей напоминало о той бездне веков, что я бродил в непрерывном кошмаре. Но в то же время она не виновата в моём проклятии и наоборот помогала не сойти с ума. Сейчас же её преследуют, желая пленить или убить. Поверить? А если она нежить, которая очень ловко дурит мне голову? Если просто ждёт случая, чтоб поквитаться за неудачу, которую потерпела в супермаркете? Но ведь простая нечисть не знает того, что говорила эта дева.

— Вот дерьмо, — процедил я и несколько раз стукнул кончиком меча по полу. — Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

В дверь с силой постучали, а затем раздался громкий голос.

— Откройте, полиция!

Я глянул на почти неразличимую лесную деву, тихо выругался, а потом ответил.

— Не заперто!

Дверь сразу открылась и в неё вошли два полицейских, держа наготове оружие, которое называется автоматом. Они сосредоточенно оглядели помещение, и в то время, как один остался у порога, держа палец на оружии, второй начал обходить стоя́щую в гараже машину.

— Вы не видели ничего необычного? — задал он вопрос, подёргав ручку уазика.

Та была не закрыта, чем стражник и воспользовался, сунувшись внутрь.

Я опустил взор на меч, а потом перевёл его на стену, у которой стояла вжавшаяся в кирпич лесная дева. При желании можно различить очертания её тела, но это надо знать, куда смотреть, а полицейские не знали. Стоя́щий в дверях даже не повернул в сторону неподвижной гостьи голову.

— Для меня всё необычно, — медленно проговорил я, заставив полицейского недовольно скривиться.

— Уточню. Ходячий труп не забегал?

— А сами-то видели такое? — ответил я вопросом на вопрос и натужно улыбнулся.

Полицейский ещё больше скривился и сунулся в заднюю дверь машины, но, само собой, ничего не нашёл. Он долго осматривал тесную конуру, в которой можно лёжа на диване стукнуть ногой по зелёному боку машины, и приходилось протискиваться от столика с компьютером до ютящихся в дальнем углу умывальника или до холодильника.

А псы все вынюхивали у косяка, но стоило псарям попытаться затолкать их внутрь, начинали жалобно скулить. Полицейские то покрикивали на ищеек, то хлопали спинам, но ничего не могли поделать. Вскоре они сдались и ушли.

Как только дверь захлопнулась, лесная дева перестала быть невидимой и упала на колени. После длительного молчания с направленным в потолок пустым взглядом она дотронулась рукой до раны на колене, испачкавшись в проступившей сукровице, а потом поддела пальцами толстую нить, которой были стянуты края разрезанной плоти.

— Надо починить тело, — прошептала она. — Нужно мясо. Много мяса.

— Почему ты пришла именно ко мне? — тихо спросил, направившись к холодильнику.

— Не могу остаться в лесу, но и промеж людей более не к кому идти, — тихо ответила дева.

Я вздохнул и открыл белую дверцу, и изнутри потёк морозный воздух. А ещё там почти пусто — этот упырь перед отъездом доел последнюю колбасу и придётся тащиться в магазин, а я боялся, что денег не очень много, ибо до сих пор плохо знал им цену. Одному хватит на овсяную кашу, сдабриваемую маслом, но сколько надобно мяса для лесной девы, не знаю. Может, её голод только бычьей тушей утолить можно.

Поглядев на сотканную из кусков плоти обнажённую деву, я ещё раз вздохнул и поднял смартфон, с долгой заминкой ткнув в стекло. Там горело несколько заданий, предназначенных для охоты. Все значения омега, но только одно было на участке Вась Вася, и его не смогут оспорить другие группы в случае, если я соглашусь, потому как это не прямой заказ от власть имущих.

— Ан-чут-ки, — по слогам прочитал я выделенное жирными буквами. — Справлюсь.

— Я не ем анчу́ток, — пробормотала лесная дева, медленно ложась на пол животом вниз.

Там она застыла с повернутой на бок головой и остекленевшими глазами, словно всамделишный труп, не сбегавший до этого из могилы. А ещё она напомнила мне убитую береги́ню. От этого я поморщился и тряхнул головой, пробормотав: «Не след жить прошлым, но если найду выродка, что убил её, на кол посажу на месте гибели. А коли нечисть будет — утоплю в серебре». Для лесной девы же произнёс другое.

— За них награда причитается. Смогу мясо купить.

Дева не ответила, всё так же лёжа на холодном полу. Я осторожно подошёл к ней и наклонился, пытаясь услышать дыхание. Гостья при моём приближении чуть заметно шевельнула губами.

— Поторопись.

Я потянулся за оружием, лежащем на краю дивана, а потом замер, так как из-за двери в гараж послышался едва заметный шорох. Стараясь не выдать себя, сделал тихий шаг, поднял меч, а потом ударил ногой в железную калитку. Та с грохотом распахнулась, и я вынырнул наружу, готовый к бою, но в тёмном коридоре никого не было.

— Мерещится уже, — пробормотал я и, ещё раз оглядев подземелье, шагнул назад, а потом выругался, так как за спиной кто-то очень быстро побежал прочь, шлёпая ногами по полу.

Не иначе нечисть. Главное, чтоб невредная. Подняв на́луч, колчан, перевязь с ножами-метунца́ми, сумку с полезными вещицами, и упрятав меч в ножны, вышел. Не думаю, что лесная дева набедокурит, ибо это не в её характере. Скорее нужно будет волноваться, если снова придёт полиция, сломает дверь и увидит бездыханный труп на полу моего жилища.

В длинном тёмном коридоре никого не было, то ли всех полиция перепугала, то ли заняты иными делами, кроме починки машин, да и день недели не выходной. Неделя. Незримый толмач часто заставляет мою голову гудеть от недопониманий. Я уже сообразил, что если нарочно не вдумываться в то, как говоришь, то новая речь течёт сама собой, а ежели пытаешься вникать, тогда из памяти всплывают древние слова, вытесняя вколоченное колдовством чародея Соснова Егора Олеговича в рассудок. Но бывает и такое, что мысли путаются, словно клин на клин попадает. Я привык, что неделя — это праздный день, в который ничего не нужно делать. «Не́ де́ля» ведь. А нынешняя неделя звалась раньше седми́цей, так как дней в ней семь.

Или же слово задница. Раньше задницей было всё, что позади, даже минувшие дни, а ныне этим словом гузно́ зовут.

Я вздохнул и прикрыл дверь, а потом пошёл прочь, призывая духа, именуемого универсальным служебным фантомом. После нескольких проб разных «приложений» на своём колдовском смартфоне выбрал небольшую девушку со слюдяными, как у пчелы, крылышками. Да и одета была эта невеличка в яркий жёлтый сарафанчик, заметный даже в полутьме. И пусть говорят, что это детская оболочка для системы, мне нравится.

— Сюда! Сюда! — пищала она тонким голоском, маня рукой, но стоило приблизиться к этому созданию, как оно упархивало на десять шагов вперёд, снова начиная звать за собой.

Идти было не то чтоб сильно далеко, но я всё же последовал совету и дошёл до автобусной остановки. Автобус подобно громадной ладье, плывущей по быстрой реке, причалил к асфальтовому тротуару и подобрал редких путников. Нырнув в большое нутро механического гиганта, пахнущее людским потом, благовониями, пластиком и соляркой, я немного опешил. Почти весь его занимала большая ватага. Юноши в доспехах, с мечами, луками, копьями и щитами. Девицы в ярких, расшитых золотом, серебром и бисером сарафанах. И любопытным было то, что никто не обращал на них много внимания. Ну едут ряженые, да и пускай себе едут на здоровье.

— О, чувак! — закричал ближайший воин в полной броне, сверкающей железом, полированным до зеркального вида. — А ты из какого клуба?

Я пожал плечами, а потом решил, что не стоит диву даваться, раз люди лишь с улыбкой поглядывали на шумную компанию.

— Басиле́вс.

— Не слышал такого, — нахмурился парень, а затем улыбнулся и показал на меч, — варвара отыгрываешь?

— Ага, — кивнул я и достал клинок из ножен, стараясь не упасть во время движения автобуса.

Парень провёл пальцы по клинку, задержав их на серебряном припое в долах.

— Неплохая ре́плика кароли́нга. Без украшений, но выполнено качественно, — произнёс он, а потом отдёрнул руку. — Ты его заточил, что ли? Нельзя же по правилам.

— Да как нельзя? — удивился я, убирая меч в ножны. — А как тогда тупым головы рубить?

— Подожди, — переспросил парень, вмиг став серьёзным, — ты не ролеви́к? Ты охотник? Народ, у нас здесь настоящий охотник на нечисть! — закричал он, и вся ватага обратила внимание на меня.

Я не знал, как на это отвечать. Вроде и не позорная должность, но ощущение было такое, словно я медведь на привязи, коего скоморохи по ярмаркам таскают. Сильный, опасный, но забавный.

— Слушай, — продолжил парень в доспехах, — я тебе номерок кину, присоединяйся как-нить к нам. С нас выпивка и закусо́н, с тебя рассказы про твою охоту.

— Не знаю, — ответил я и пожал плечами.

— Да ладно тебе, звони, не стесняйся, — снова заговорил ряженый, достал свой смартфон и прикоснулся к нему сложенными щепотью пальцами.

А когда он приподнял руку, то пальцы сжимали большую зелёную искру, похожую на светящуюся шапочку зрелого одуванчика, того и гляди, рассыплется от дыхания. Парень сунул этот комок света прямо в руки моей крылатой фанто́мки.

— Получен номер телефона. Сохранить? — пропищала крохотная девка, замерев в ожидании моего приказа.

Она при этом висела на одном месте, быстро трепеща крыльями.

— Да, — ответил я, а из толпы ряженых раздался новый возглас.

— Народ, нашёл. Это он тролля замочил!

«Ни хрена себе! Круто! Класс! Краса́ва!» — раздались со всех сторон восхищённые крики, а парень в блестящих доспехах снова заговорил.

— Слу-у-ушай, а там девчата ещё были. Пригласи и их тоже, особенно береги́ню. Как она, кстати, поживает?

— Убили её, — процедил я, поджав губы и зло стиснув поручень.

В автобусе повисла тишина, а когда с шипением раскрылись двери, я выскочил на остановку. Ряженые не виноваты в её гибели, но зря напомнили мне о Листике. Ведь нарочно старался не думать.

И хотя с береги́ней был знаком всего ничего, она одна из немногих, кто за тысячу лет посмотрела на меня не со страхом или пренебрежением, а незатейливой добротой в глазах и с улыбкой на губах. Это запало в душу.

Сами собой навернулись скупые слёзы, которые я смахнул ладонью. Пусть говорят, что мужчина не имеет права плакать. Имеет. Он не должен раскисать, как девица, и делать своё дело даже со слезами на глазах, потому что жизнь не останавливается, а будущее не ждёт, когда ты наплачешься вдоволь. Оно не посмотрит, что ты с горя запил, не услышит твои мольбы к богам и тоскливые песни. Оно молча идёт впереди, заставляя тебя бежать вслед, а не успел — это только твои проблемы. И сейчас передо мной стоит задача — утихомирить диких тварей, которые могут причинить вред людям.

Ведо́мый крохотной крылатой девой, я вскоре добрался до нужного места. Это опять оказался магазин с продуктами, небольшой такой, на две кассы и десяток стеллажей. У входа стояли переминающийся с ноги на ногу пожилой охранник и хмурая женщина, долго втолковывающая что-то по телефону. Когда я протянул жетон и произнёс: «Охотник», заговорила именно она, будучи хозяйкой.

— Как вы оцените это место по пятибалльной шкале? — пропищал фантом, как только я захотел спросить у женщины подробности.

— Да почём я знаю? — огрызнулся я на крылатую кроху.

— Можете оставить о́тзыв?

— Иди ты в пень дырявый!

— О́тзыв записан, — отчиталось создание и зависло в трёх шагах от меня, ожидая приказа.

Я скрипнул зубами, а потом заговорил с женщиной.

— Что у вас?

— Эти уродцы прыгают по прилавкам, пищат, всех распугали, — скупо пояснила хозяйка и показала на магазин, где за большими стеклянными окнами виднелось шевеление многочленных чёрных созданий.

Они походили на вставших на задние лапы тощих ежей, однако тонкие длинные ручки, громадные совиные глаза на карикатурных почти человеческих лицах, громадные заячьи уши, да блестящая плешь на головах выдавали в них самую многочисленную разновидность нечисти, которую можно встретить как в нежилых постройках, так и в поле, лесу или на болоте. В терем её домовой не пустит, передавит, как добротный кот мышей.

Я прищурился и положил руку на на́луч. При очень большом желании половину можно перебить прямо через стекло, но это же убыток, посему придётся идти внутрь.

— Мда, — буркнул я, — вы прямо кладезь знаний.

— А что я должна сказать?! — вспылила женщина. — Там эти малявки. Прыгают, пищат. На горячей линии сказали, что это, скорее всего, выводок анчу́ток, то есть мелких природных бесов. Заказ передали. Что ты ещё хочешь?

— Цену.

— По минималке это десять тысяч. И даже если там дракон, не заплачу больше.

— А если там дракон, я отзвонюсь диспетчеру, и вам казённую цену повысят до миллиона, — огрызнулся я. — Так что, полста.

До такого числа, как мильён, я пока не дошёл в учебнике, но слышал, что это много, потому и назвал. Но судя по тому, как вытянулось лицо женщины, я правильно произнёс. Но злорадствовать не хотелось, и потому просто вытянул ладонь, ожидая денег.

— После работы, — снова повысила голос женщина, а я пожал плечами.

— Тогда ждём диспетчера. Это десять тыщ ему сверх платы за вызов, и кроме того, если сдохну, цена за других охотников вырастет вдесятеро, так как диспетчер будет свидетелем, что я принял заказ, но там нечто настолько опасное, что никто без солидной доплаты не возьмётся. Вы ведь умышленно не рассказали всего, что видели.

Женщина поджала губы, а потом притронулась к стеклу смартфона, вытащив из неё жёлтую искру и сунув моему фантому.

— Ваш баланс увеличен на сорок тысяч.

Я ухмыльнулся жадности этой особы, нажал на кнопку записи у хрустального ока, закреплённого на моём кармане, и шагнул в магазин. Тот звякнул колокольчиками, подвешенными над входом, а большая стая чёрных созданий растаяла в воздухе, словно их и не было. Это заставило нахмуриться.

— Охотник! — прокричал я и вытянул вперёд жетон, сжимая в правой руке метательный нож.

Писк анчу́ток усилился, но их самих видно не стало.

— Мда-а-а, — протянул я и оглянулся на выход, за стеклом которого виднелась хозяйка, — незадача получается.

Следом за этим потянулся за смартфоном. Палец завис над значком летучей мыши-кровососа, но потом я передумал и ткнул в заточенную в кругляшке фотографию Димы. Долго шли гудки, значащие, что маг не берёт телефон, но потом всё же он ответил.

— Ало.

— Гой еси, добр молодец, — произнёс я, стараясь, чтоб голос не выглядел взволнованным.

— Ты по делу, или как? — торопливо выговорил Дмитрий, а ещё из смартфона раздавались крики и звон бьющейся посуды.

Наверное, тоже нечисть гоняют.

— Подскажи, у меня тут анчу́тки в воздухе растаяли, а их изгнать надо.

— Так-так-так, — забормотал он. — Палочка с собой?

— Угу.

— В супермаркете брал или спецмагазине?

— У Всеволода, — ответил я, вспомнив имя того древнего вампира.

— Замечательно. Значит, там есть служебные заклинания. Взмахни палочкой и выкрикни: «Экс тене́брис». Это наполнит помещение навьим шумом. Для растворенной нечисти — это как серпом по яйцам. Сразу проявятся, бери не хочу.

Я хотел поблагодарить, но в телефоне раздался звонкий крик Соколи́ны.

— Дима, тащи свою задницу сюда, разговор есть, мудак ты эдакий! Какого хре…

Дальше я не дослушал, так как звонок оборвался, оставив меня наедине с магазином и анчутками. И думается мне, у Димы незадача сейчас пострашней моей — с бабами воюет. Но долго стоять нечего, нечисть сама себя не изведёт.

Я поднял палочку, сделал глубокий вдох, быстро оглядел магазин и выкрикнул:

— Экс тенебрис!

Помещение наполнилось визгом десятка анчуток, разом возникших из пустоты. Они начали носиться по полкам, как угорелые, а в следующий миг меня с ног сбило толстое полупрозрачное щупальце, с грохотом и треском выломавшее дверь во внутреннее помещение. Я даже сделать ничего не успел, отлетев на ящик с овощами, и это уже становилось традицией. Третий раз меня тыкают в помидоры лицом.

По помещению разлилась отвратная вонь тухлятины, от которой меня чуть не стошнило.

Тем временем анчутки заверещали ещё громче, заскочив на полки под самый потолок, а из двери показались ещё несколько толстых, как моя рука, щупалец с двумя рядами присосок каждое. Незримый толмач подсунул слово «тентакли», но мне было сейчас как-то всё равно, как это называется. Гибкие и длинные, как черви, они обвили мои ноги и поволокли к двери.

— Да едрить тебя через зад и перед! — закричал я, судорожно вдохнул смрадный воздух, задержал дыхание и ткнул в скользкий отросток метательный нож, до которого смог наспех дотянуться.

Рана ожидаемо вспенилась чёрной кровью, а из темноты подсобной комнаты раздалось утробное бульканье недовольной твари.

— На, сука, ещё!

Нож замелькал в моих руках, оставляя порезы на стеклянистой шкуре. В то же время непонятное чудище отпустило, рванув щупальцами, и оказалось, что на них были не только присоски, но и множество мелких и острых как у кошки когтей. Некоторые разорвали толстую ткань джинсов и порезали кожу, отчего штаны пропитались кровью, а ноги обожгло резкой болью.

— Выродок, — процедил я и встал, приложив руку не к ранам, а к лицу, чтоб зажать нос во время дыхания.

Была надежда, что я снова стану медведем и порву недруга в клочья, но несмотря на бьющуюся в виске жилку, озверение не приходило. Я мысленно выругался и достал из ножен меч, приготовившись биться так. И заодно подумал, что мало я с хозяйки магазина денег истребовал, нужно было хотя бы два по сорок.

Из темноты подсобки блеснули громадные, как тарелки глаза, и я нервно сглотнул. Это же каких размеров должно быть создание, если у него такие зыркалки. Не иначе еле втиснулось в комнату, тогда и сделать ничего не получится — оно побольше тролля будет.

Но нужно готовиться к отступлению. Я перехватил меч в другую руку, а сам достал нож и быстро швырнул, попав в глаз. Тварь забулькала громче прежнего и рванула поближе, уцепившись всеми щупальцами за дверной косяк, но не смогла пролезть. От удара косяк лопнул. По стене в нескольких местах пошла трещина и посыпалась штукатурка. В то же время показался большой мусорный контейнер, какой на улице ставят. И из этого контейнера тянул щупальца, зыркал непомерно большим глазом и клацал огромным крючковатым клювом непонятный уродец, каких я никогда не видывал.

Глотнув вонючего воздуха, я достал ещё один нож, но метнуть не успел. Тварь быстро вытянула в мою сторону щупальца. По одному я успел ударить клинком, отрубая посередине, а остальные обвили мои руки тугими кольцами, впившись в кожу сотнями когтей. Оно дёрнуло меня к себе, отчего я чуть не упал на живот, лишь чудом зацепившись за стеллаж.

— Выродок! — закричал, когда тентакли натянулись, как канаты, прорезая кожу до мяса.

Ну, падаль, хочешь меня поближе, будет тебе поближе.

Я направил клинок, использовав более-менее свободное от хватки запястье, прямо на глаз и отпустил стойку. Меня дёрнуло вперёд, словно пружиной, однако меч не попал в чудище, а скользнул по контейнеру.

— Сука! — выругался я и упёрся ногами в косяк.

Тут-то выяснилось, что сила твари не безгранична, и я почти выпрямился, оттягивая щупальца на себя. Чудище недовольно заклацало клювом, а когда смог направить меч в середину и согнуть колени, вогнав клинок в бесформенную мутно-стеклянистую плоть, разжало хватку. Я упал на пол, сильно ударившись спиной, а потом выставил меч перед собой и начал отползать.

Но у существа был припасён ещё один фокус. Оно сделало шумный вдох и выплеснуло из себя клубы чёрного смолянистого дыма, воняющего, будто горелая куча мусора, от которого глаза начали слезиться, как от лука под ножом повара. Я закашлялся и несколько раз взмахнул клинком, брякая во мраке по стеллажам и глухо стуча по товарам. Лишь один раз зацепил нечто податливое, заставив тварь недовольно забулькать. Вскоре что-то противно заверещало, а с потолка полилась холодная вода. Сквозь редеющий дым начал пробиваться свет. Под ногами хлюпали лужи.

Правую ногу снова обхватило щупальце, потянув к застрявшему в двери мусорному контейнеру с поселившейся в нём тварью, я ударил, но не очень удачно.

В воздухе несколько раз что-то свистнуло, пролетев над головой, заставив чудище отпустить меня и подобрать тентакли. Это дало несколько мгновений для передышки, которыми я воспользовался. Утерев с лица слёзы и воду, положил на ближайший стеллаж меч и вытащил лук, после чего начал выпускать в дверной проём стрелу за стрелой: трёхгранные бронебо́йки, острые сре́зни, похожие на долото колунцы́, коими деревянные щиты и костяные панцири легко колоть, охотничьи с зазубринами и даже тупоносые би́тни. Даже не видя твари, я помнил, где она находилась, а промахнуться по такой сложно даже вслепую.

Раз стрела, два, три. Ещё и ещё. Я стрелял, пока они все не кончились. А потом начал метать ножи, и только когда и их не осталось, снова схватил меч и бросился вперёд.

— Сдохни!

Урод дёргал щупальцами, пытаясь вытащить засевшие в мясе стрелы, но только ломал одни и загонял ещё глубже другие. Я подскочил вплотную и начал колоть и рубить всё, до чего мог дотянуться. Один раз меня откинуло ударом тентакля, но это уже не играло никакой роли. Обессиленного монстра легче добить, хотя и на это ушло много времени — пока щупальца обрубишь на корню́, пока глаза вырубишь, как кочаны капусты на закваску. А потом пришлось навалиться всем телом на меч и ворочать в ране, разрезая внутренности. Лишь через десяток показавшихся столь долгими минут, полностью вспотев и вымотавшись так, словно наколол целую поленницу дров, я отошёл от вонючего трупа, сплюнул слюну и сел на пол, прислонившись спиной к морозильнику с мороженым. Глаза пробежались по раскуроченному магазину, по выглядывающим из-за уроненных стеллажей анчуткам, по закопчённому, как при пожаре, потолку. А когда взор опустился под ноги, то заметил странные вещицы, которым здесь не место. «Гайки с резьбой на сорок», — прошептал незримый толмач, и я подцепил пальцами довольно увесистую шестигранную железку с дыркой посередине. Не иначе её кто-то швырнул в монстра, подсобив мне в схватке с тварью.

Я ещё раз глянул на анчуток. Нет, эти не могли, слишком чахлые. Чтоб швырнуть этот грузик и заставить тварь забулькать от боли, нужно быть очень сильным. Значит, ещё кто-то побывал здесь. Уж не охранник и хозяйка, это точно. Но кто?

Подавив приступ тошноты от вони, и тяжело дыша, я встал и через «не хочу» собрал ножи и стрелы, вырезал тонким, длинным и слегка изогнутым подсайда́чным ножом обломанные древки с дорогими серебряными наконечниками, а потом набрал из холодильника полный пакет куриных тушек и мяса и направился к выходу. У самой двери резко обернулся и пригрозил анчу́ткам пальцем.

— Чтоб через пять минут духу вашего здесь не было, иначе всех перебью!

Те молча спрятались. Не знаю, поняли ли бесенята мои слова, но если они здесь давно и вылезли на свет только с появлением спугнувшей их твари, то и впредь их видно не будет.

— Это прибавка к плате, — буркнул я хозяйке, испуганно уставившейся на меня.

Ещё бы, весь изрезанный и испачканный чёрной и красной кровью да мусором, воняющий, как юродивый пропойца.

— А-а-а, — тихо протянула она, кивнув на магазин.

— Не благодари, — тихо произнёс, перехватил пакет поудобнее, закинул испачканный чёрной пенящейся жижей меч на плечо и прошёл мимо неё.

Шёл я долго, но не оттого, что путь далёкий, а просто ноги еле переставлять получалось от бессилия. Ожидавшая в гараже лесная дева еле встала с пола, жадно начала грызть сырое мясо, которое вытащила из разорванного её холодными пальцами пакета. Она даже куриные косточки грызла с таким остервенением, словно голодавший несколько недель волк, нашедший падаль в лесу. В помещении стояли хруст и чавканье. Дева осилила почти половину добычи, прежде чем сесть с ничего не выражающим взглядом да окровавленным лицом и ладонями между машиной и диваном.

— Что дальше? — тихо спросил я, прислонившись к дверному косяку.

Дева не ответила. А через несколько минут вдруг скривилась, сделала шумный вдох и протяжно закричала, словно её жгли заживо. Она начала судорожно выдёргивать непослушными пальцами нити из ран, и было видно, как те быстро затягивались.

— А-а-а! — заорала она с ещё большей силой.

А я устало глядел на медленно розовеющую кожу девушки и исчезающие шрамы. Моя гостья обхватила себя руками, сильно сгорбившись. В какой-то миг вокруг неё заколыхалось холодное блёкло-зелёное пламя, выжигающее нитки, которыми до этого были скреплены куски тела. Нити вспыхивали изумрудным сиянием и быстро исчезали. Так продолжалось около десяти минут, и я думал, на крик сбегутся все обитатели гаражного кооператива, но на удивление никого не было.

Потом всё резко кончилось, и дрожащая дева, часто дыша, упала набок.

— Почему быть человеком так больно? — тихо спросила она, шмыгнув носом, а на глазах проступили слёзы.

— Потому что мы живые, — ответил я, а потом резко открыл дверь и выглянул.

За ней опять никого не было. Хотя не совсем. У самого порога лежала тушка анчутки со свёрнутой шеей. Его словно зайца поймали, но сделать это простому человеку не под силу.

Я оглядел коридор и легонько поддел неподвижное существо носком ботинка. Оно шевельнулось, а под ним показалась большая ржавая гайка, такая же, как в магазине.

— Ненавижу недомолвки, — процедил я и поднял тушку, которую можно сдать по дешёвке в управе.

Заказ-то был именно на анчуток.

— Нахрен, — устало произнёс я и тряхнул головой, а потом закрыл дверь. — Завтра. Все догадки завтра.

Глава 14. Лесные сёстры

Соснов сидел на совещании у мэра Новониколаевска, вполуха слушая, как тот песочил нерадивого подчинённого. Провинившийся стоял и молча записывал в блокнот указания, чередующиеся с вежливой руганью.

— У нас праздники на носу, а вы в сроки не укладываетесь… — доносилось до начальника отдела по контролю нечисти, но это его не касалось, и потому он рассматривал донесения.

На цветных распечатках опять были кровавые надписи, но при этом ни одной жертвы не найдено.

— Интересная у вас работёнка, Егор Олегович, — шёпотом произнёс сидящий рядом Глеб Артемьевич, один из замов мэра по неясным вопросам.

Соснов на самом деле не знал, чем тот занимается, но много раз видел на совещаниях.

— Да, нескучная, — нехотя отозвался Егор и быстро глянул на соседа, наклонившегося в его сторону.

Чиновник с любопытством разглядывал фотоотчёты с убитыми тварями, благо секретного в них ничего не было.

— А это что? — произнёс сосед по совещанию и пододвинул поближе отложенную в сторонку распечатку со скриншотом с камер наблюдения, где по коридору, держась руками за стену, шла совершенно голая девица.

— Покойница сбежала.

— Надо же. Не поймали?

— Нет. Полиция упустила, — ответил Соснов, убрав фотографию на место.

— А что сами не ищете? Вы же чародей.

— У меня такого геморроя выше крыши. Сами слышали, праздники на носу, а у меня то тролль на свалке машин, то дракон в тупике метро, то крысы-убийцы в подвалах, то два мелких божка сцепились между собой, то прочая гадость. Некогда мне. Неупокоенные мертвецы рано или поздно сами находятся, на то они и неупокоенные.

Чиновник хмыкнул и достал из портфеля телефон, спрятав его под стол, и принялся читать сообщения. Соснов вздохнул и снова вытащил фото беглянки. Её след потеряли у гаража Вась Вася, и либо она уже окончательно мертва, либо её зачем-то прячут. Но пока всё тихо, лучше отложить это дело на потом, и без них голова болит. Ещё у Димы какие-то неурядицы. И всё в кучу. И всё не вовремя.

— Мне нужно имя, — произнесла лесная дева, улёгшись на полу и глядя в потолок, — и место.

— Ты тысячелетия жила без имени, а теперь срочно понадобилось, — с ухмылкой ответил я, — тебе сейчас одежда нужнее. Люди голыми не ходят.

— Откуда ты знаешь, что людям нужнее? — спокойно спросила богиня, а потом поморщилась, — ах да, ты же рождён человеком.

— А ты? Ты сама была человеком? — холодно произнёс я.

Дева медленно встала и, обогнув машину, подошла к кулеру, потрогала прозрачную ёмкость ладонями и облизала губы. Чтоб это увидеть, мне пришлось сделать шаг в сторону, ибо места маловато, и автомобиль всё загораживал. Богиня тем временем постучала по большой бутыли, а мгновение спустя один из моих метательных ножей выскочил из петли, завис в воздухе на уровне лица, несколько раз дёрнулся, как поплавок на мелкой ряби, а затем с громким свистом бросился вперёд и проткнул пластик бутыли насквозь, вонзившись в стену. Дева обессиленно опустилась на колени и жадно припала к вырвавшейся струйке воды, словно не пила тысячу лет. Были слышны только её сопение и причмокивание да журчание воды из второго отверстия.

— Люди не так пьют из этой бадьи, — произнёс я и добавил, — ты не ответила.

— Не помню, — оторвавшись от дыры, сказала богиня. Струйка холодной воды начала падать на обнажённую грудь, смывая остатки крови на пол. — Была, наверное. Давно. А может, и нет.

— Ты всегда выглядела женщиной, — поглядев на текущую по полу жидкость, протянул я.

— И что с того? — переспросила богиня, вытерев рукой мокрый рот, и продолжила. — Мне нужно имя, одежда и всё остальное, чем пользуются сейчас женщины. Всё, достойное пусть не великой, но богини. А ещё капище. Небольшое. Что я за богиня без капища.

— Богиней чего ты хочешь быть? — ехидно спросил я, услышав чрезмерную самоуверенность в голосе гостьи.

Она не ведала сомнений.

— Не знаю. Найду что-нибудь, — отмахнулась дева и снова припала к воде. Пила она алчно, словно с глубочайшего похмелья, и лишь когда нахлебалась вдоволь, развернулась ко мне, пристально вглядевшись. От этого взгляда стало неуютно, а дева глубоко вздохнула и подошла ко мне. Её мокрые тонкие пальцы легли на мою щеку. — У тебя в голове… Чары… Сильные чары. Могучий колдун это сотворил. Я с таким не справлюсь и чары развеять не смогу. Это оно учит тебя говорить?

— Да, — кивнул я в ответ, продолжая разглядывать приятное лицо лесной девы.

А пальцы её были тёплыми, живыми. И глаза тоже. Не навьими мутными стекляшками, а наполненными хищным блеском, как у дикой волчицы. И они такие же карие, как у дикой волчицы.

— Забавно. Мне помогает тело. Оно помнит что-то, чем жила хозяйка. Привычки. Желания.

Богиня вздохнула, а потом ухватилась за ворот моей футболки и одним быстрым движением разорвала её. Мне только и осталось, что недовольно поджать губы из-за безнадёжно испорченной хорошей вещи. А лесная дева дотронулась ладонью до моей груди и заговорила.

— Проклятия. Я вижу их как раны на твоей душе.

Её пальцы снова начали гладить мою кожу, а мягкий бархатный голос убаюкивал.

— Ярость шатуна. Она наложена именем Велеса, снять никак не получится, но тот чародей зашил рану грубыми нитками. Старайся не бередить, — дева улыбнулась и продолжила говорить. — А это долгий-долгий сон, от которого ты ныне пробудился. Он уже не вернётся.

Ладонь опустилась ниже, остановившись там, где сердце.

— А это совсем глупо. Проклинать быстрой смертью вместе с вечными муками. Как топить человека в проруби и совать в воду калёное железо. Одно лишает силы другое.

Пальцы богини скрючились, оцарапав кожу, а внутри меня родилась боль. Казалось, что под рёбра ткнули ножом и начали ворочать остриём, царапая кость и разрезая мясо. Я стиснул зубы и тяжело задышал, едва сдерживаясь, чтоб не оттолкнуть деву. Гостья отвела руку, словно что-то тянула, а моя кожа вспучилась, причиняя ещё большую боль. Нечто лезло из тела наружу, и вскоре по груди потекли струйки крови, а из плоти показались тёмные острые кусочки зазубренной стали и колотого камня. Вместе с ними лезли тонкие древесные щепки, как занозы из гнилой раны. Они рвались на свет к ладони богини.

— Человеческая ненависть. Слова «сдохни, проклинаю, выродок». Так они выглядят, когда застывают в душе.

Осколки начали один за другим падать на пол, звеня по бетону и пачкая его кровью. Моей кровью. А следом из плоти показался большой ржавый наконечник стрелы.

— Не зря тебя кличут полукняжичем. Ты убил собственного брата, и князь проклял тебя, — прошептала богиня, — но это старое слово. Его уже никто не услышит. Никто не вспомнит.

Наконечник упал с глухим стуком. Капли крови разлетелись в разные стороны, испачкав мои ботинки и оросив босые ноги богини.

— А это волчий зов, — продолжила говорить она, снова положив тёплую ладонь на израненную грудь, отчего я чуть не зашипел — так больно было. — Тебя тянет в лес. Тебя тянет к созданиям леса. И их тянет к тебе. Зов не снять. Можно лишь рассудком побороть. А ещё на твоём сердце вырезаны слова пророчества. Ценой своей крови спасёшь последнее дитя рода, что готов был пресечь.

Богиня закрыла глаза, положила голову мне на плечо, а руки обняли меня.

— Я не помню, что было в той жизни, что до смерти и превращения в лесную тварь. Слишком давно это было. Люди тогда даже огня не знали. Помню лишь то, что у меня были мать и брат, — прошептала дева. — Помню мимолётный вкус молока. А ещё руку мальчика, ведущего меня по лесной тропинке.

Она протяжно и тяжело вздохнула.

— Будь мне братом, Ярополк. И не смотри на меня, как на добычу. Не надо сие.

— Минувшую тысячу лет ты сестрой не называла себя, — с лёгкой досадой ответил я.

— Но и женщиной, которой ты овладел, тоже не была, — снова вздохнула дева.

Я криво ухмыльнулся и заключил хрупкую обнажённую фигурку в объятия, почувствовав тепло тела и биение живого сердца. А дева вдруг приподняла лицо и принюхалась.

— А вот это будет моим проклятием. Привычки нынешнего тела.

Она отстранилась и пошла к двери, тихонько шлёпая босыми ногами по холодному бетонному полу. Лёгкий взмах окровавленной девичьей рукой, и дверь распахнулась с таким грохотом, словно её тараном ударили.

— Ты куда?

Дева не ответила, а вышла за порог и поглядела по сторонам. Но ещё раз втянув в себя воздух, пошла вправо.

— Вот послали мне в наказание сестрёнку, — процедил, потрогав раны на груди, прошипел от боли и побежал следом.

Дева шла тёмным коридором туда, где слышались мужские голоса и стук железа по железу. Кто-то отборно ругался на какую-то тормозную колодку, а второй бормотал, что не́хрен ведро с болтами покупать было. Всё это доносилось из открытой железной двери с криво нарисованным номерком гаража в углу.

— Тебе нельзя в таком виде к людям, — произнёс я, попытавшись ухватить девушку за руку, но та увернулась и продолжила идти.

— Не мешай, братишка, — отмахнулась дева, остановившись у двери, отчего я покачал головой и снова тяжело вздохнул.

— Ох, нихрена́ себе! Не, блин, ты глянь! — раздалось изнутри, и я представил, что подумали мужики.

Голая баба, да ещё и красивая. Ну и что с того, что испачкана не то кровью, не то грязью. В полумраке ведь не шибко разберёшь.

— Дура, — процедил я, а она ухмыльнулась и шагнула через порог, не оставив мне выбора, кроме как пойти следом.

В желтоватом свете лампы глазам предстали три парня, полуразобранная машина на подпорках и столик, на котором были пепельница и несколько жестянок с пивом. Из пепельницы поднималась тонкая струйка дыма.

Парни замерли, кто с ключом в руках, кто с пивом. Дева зажмурилась, шумно втянула воздух, а потом подошла к пялящемуся на её сиськи мужику.

— Дай, — холодно проронила она, а потом шевельнула рукой. Из пачки сигарет, засунутой в нагрудный карман, вынырнула одна, зависнув в воздухе. Богиня осторожно подхватила её пальцами и сунула в рот. Кончик табачной палочки сразу вспыхнул оранжевым угольком. — Да-а-а, — протянула она, выпустив струйку дыма изо рта, — сдохну, но не брошу это проклятие.

Она опустила сигарету и подхватила банку с пивом. Один из парней достал смартфон и сверкнул вспышкой, а потом выругался, бросая испуганный взгляд на голую гостью.

— Это че за на́хер?! — раздался женский визг за моей спиной. — Я думала, они машину чинят, а они шалаву подцепили!

— Светка, да откуда знаю, кто это такая, — забормотал один, вытаращив глаза.

— Завали хлебало, козёл! — продолжала орать его жена. — А ты, сучка, проваливай, пока глаза не выцарапала!

Я зло процедил бранное слово, быстро подхватил богиню поперёк тела и закинул на плечо, а та даже не выпустила пиво и сигарету из рук.

— Не визжи, это со мной, — бодро произнёс я, звонко шлёпнув ладонью по голой заднице моей непутёвой новоявленной сестрёнки и шагнув к двери, где стояла женщина с перекошенным от злости лицом. — С дороги.

Хозяйка шагнула в сторону, сверля меня злым доне́льзя взглядом. Казалось, что в груди одним куском колючего про́клятого железа стало больше.

— Стой, — произнесла лесная дева, когда мы вышли.

— Ну что ещё? — со вздохом спросил я и обернулся, а потом увидел, как пачка сигарет выскочила из кармана того парня и пронеслась по воздуху, чуть не задев носа его жены.

Цепкие пальцы богини поймали её на лету, и я снова выругался.

— Иди, — повелела богиня.

Кажется, ей начинает нравиться эта жизнь.

— Назову тебя Горесла́вой.

— Сияющая во славе? Хорошее имя, — произнесла она, отхлебнув пива, а потом закашлялась, когда я подбросил её на плече, перехватывая поудобнее.

По спине побежала струйка пролитого хмельного напитка.

— Нет. От слова «горе», сестрёнка, — усмехнулся я, а потом выругался.

Перед дверью в гараж Вась Вася опять лежал трупик. На этот раз здоровая крыса. Но в отличие от обычного грызуна на ней была простейшая безрукавка, сделанная из старого холщового мешка, а щиколотки имели подхваченные бечёвкой обмотки, словно громадный серый пасюк, имевший размер годовалого ребёнка, притворялся человеком. У крысы была сломана шея.

Я поддел ногой труп и огляделся по сторонам. Никого не заметно, а меж тем труп протащили прямо за нашими спинами. Кто бы это ни был, он очень ловкий и почти бесшумный. Скрипнув зубами, я зашёл внутрь и прикрыл дверь, оставив почти незаметную щёлочку, а потом посадил голую деву на диван.

— Так, сестрёнка, хорошие одежда и обувь, новенькое чародейское зеркальце от мастера Афони и все твои хотения, даже сигареты, стоят больших денег. У меня столько нет, а чтоб их получить, нужно очень много охотиться. Я не этот… — я поморщился, вспоминая чудное слово, — не топ хантер, что б в золоте купаться.

— Топ ха́нтер? Что это? — переспросила лесная дева, слегка нахмурившись.

— Я старюсь новыми словами говорить, к новому миру привыкнуть быстрее. А топ ха́нтер — это лучший охотник в округе, овеянный славой.

— Понятно. А зачем покупать? Я же богиня, что понравилось, просто взять. Пусть жертва будет.

— Нет, ничего мы просто брать не будем, — ответил я, тяжело засопев.

С этой станется убить ради яркого сарафанчика. Глаз да глаз нужен.

— Значит, будем охотиться. Прямо сейчас пойдём, — подскочила с дивана нагая богиня.

— Да какая охота? Я после похода за мясом едва на ногах стою. Живого места нет, как на птице, что в оконце без передыху билась. И тебя одеть надо, а женской одежды нет.

— Я лечить тебя буду, — невозмутимо ответила лесная дева.

— Лечить? — скривился я, а глядя на широко улыбающуюся богиню, потрогал сперва полностью зажившую грудь, а потом плечо, где раньше был здоровенный синяк.

В повисшей тишине стал слышен шорох, и раздавался он снаружи, словно кто-то подслушивал через щёлочку. Я приложил палец к губам, призывая богиню молчать, медленно взял с дивана до сих пор испачканный в крови мусорного монстра меч и бесшумно подкрался к двери, стараясь не наступить в лужу, набежавшую на полу из пробитой бадьи-кулера.

Шорох продолжался, и даже слышалось частое дыхание. Изготовив меч для удара, я со всей силы пнул дверь. Та распахнулась, а к противоположной стене коридора отлетело нечто, громко мякнув.

— Охотники! — прокричал я и сделал несколько шагов вперёд, а потом плюнул на пол.

На бетоне лежала и смотрела на меня, прижав уши, большая рысь, одетая в рваную футболку, подпоясанную обычной бельевой верёвкой. А на шее рыси на шнурке от ботинок висел мой нож.

— У́ти какая прелесть, — раздалось за моей спиной. — Я же говорила, что лесные твари тянутся к тебе. Давай её себе оставим.

— Давай я буду решать, что делать! — вырвалось у меня, а когда повернулся, то на полу лежала уже не кошка, а испуганная девочка, потирающая ушибленный лоб, на котором проявилась большая шишка.

— Я же богиня. Что хочу, то и делаю, — с нотками обиды ответила лесная дева.

— Нихрена́ не знаю! Я здесь князь! — огрызнулся, подхватил девочку за руку и поднял над землёй.

При этом из небольшого мешочка, привязанного к поясу, на пол с глухим стуком упала большая гайка. Такая же, как та, которой швыряли в мусорного монстра и пришибли анчу́тку. В голове начали роиться мысли, пытаясь связать всё положение вещей воедино и продумать будущее. Эти мысли оборвал визгливый крик, раздавшийся со стороны.

— Извращенец! Маньяк! Сейчас полицию вызову!

Я поднял взор на скандальную жену соседа, а потом вытянул в её сторону меч.

— Язык вырву, тварь! Пошла к чёрту!

Женщина вскрикнула и быстро убежала, а я занёс девочку-рысь в гараж и бросил на диван, отчего она ойкнула.

— Что-то много сестрёнок у меня получается, — вырвалось у меня. — Тебе-то что надо?

— Паси́ба казать, — испуганно блестя оранжевыми глазами, ответила оборо́тинка, а потом широко улыбнулась. — А мо́на я десь жить буду?

— И какая мне от тебя польза? — начал закипать я, пристально глядя на девочку. — И кто ты вообще такая?

— Мурка я. Вот, — быстро ответила юная гостья и сняла пояс, который на поверку оказался простенькой самодельной пращей.

Я не успел ничего сказать, как эта маля́вка-рыся́вка быстро вложила гайку в пращу, разок крутанула и выпустила из петли. Тяжёлая железка с треском выбила боковое окно на машине.

— Так! — закричал я и выставил вперёд руку с указательным пальцем, задохнувшись от возмущения. — Отработаешь! И ты тоже!

— Конечно, мой любимый братик, — отозвалась свежеиспечённая Горесла́ва, а следом ей поддакнула Мурка.

— Да!

Глава 15. Судьба отряда

— Фа! Гадость!

Гоблин Снот откинул в сторону полиэтиленовый пакет, наполненный остатками тухлой рыбы. Пусть те, кто говорят, что такому, как Снот, тухлятина вкуснее пудинга, сами попробуют съесть эту шевелящуюся от червей и нестерпимо воняющую тушку. Снот был привередливый гоблин, он ни за что не станет жрать такое.

Зеленокожий был одет в простую рубаху с оторванным по причине большеватого размера низом и подхваченную вместо пояса обрывком телефонного провода, и простые шорты, достающие ему до щиколоток. На шее висел шнурок с медной бляшкой-амулетом, на котором нацарапано кельтскими рунами слово «Удача». Гоблин придирчиво копался в мусоре.

— О, люми́нька, — произнёс он, доставая палкой из кучи банку от пива.

А следом ещё несколько таких же. На эту добычу можно уже купить горсть риса или овса. Не мясо, но от голода не подохнешь.

— Снот! — раздался голос верзилы Бу́тчера, и гоблин быстро смял банки, а потом сунул их в полиэтиленовый мешок. — Снот! Где ты есть, трусливая падаль?!

— Я не падаль. И я не трус, — пробормотал он, а потом со вздохом подхватил своё простенькое копьё и вышел из-за угла заброшенного дома, который люди уже давно хотели снести, но никак не успевали, занятые своими проблемами.

— А, вот ты где! Беги быстрее, Скаль зовёт тебя!

— Уа́й? Зачем?

— Не знаю. Наверное, бить будет, — усмехнулся Бу́тчер, а когда искатель с угрюмым видом проходил мимо, ухватил за ручку пакета. — Что там?

— Моё! — огрызнулся Снот.

— Я спрашиваю, что там?

— Банки.

Бу́тчер скривился, прикидывая, нужно ли ему отбирать добычу у мелкого и непутёвого сородича, или не стоит тратить время, а потом хмыкнул и выпустил из рук пакет.

Снот шмыгнул носом и направился к дальнему деревянному бараку, тоже подлежащему сносу, но всё ещё способному укрыть от непогоды два десятка зеленокожих и лопоухих гоблинов. Желания идти к Ска́лю не было никакого, тот имел скверный и склочный характер, был жаден и вдобавок жил по принципу «гноби́ других, чтобы не загноби́ли тебя, и получай от этого удовольствие». Но при этом был самым сильным в племени, отбирая почти всё, что могли найти его подданные, и почти все женщины принадлежали ему. Лишь приближённые имели жён, а остальные охотники и собиратели только косо глядели на них с завистью.

После того, как они прибыли в этот далёкий от родины город, бежав от расправы мстительных соседей, вождь поселился на верхнем этаже, запираясь на ночь из опасений бунта. И даже днём на дверях в его покои висело множество колокольчиков, сообщающих о прибытии гостей и рабов. Да, у вождя были рабы из числа таких же гоблинов. Снот лишь чудом избежал участи к ним присоединиться, откупившись найденным на помойке целым и даже цветным телевизором с пузатым стеклянным экраном, и доказав таким образом, что он удачливый искатель.

— А-а-а, Сопля, — произнёс Скаль, стоило горемычному искателю робко заглянуть в покои вождя, — заходи.

Сопливый, а именно это значило имя Сно́та, шмыгнул носом и неловко поковылял к большому, почти целому и лишь слегка подкопчённому офисному креслу, изображавшему трон. Кресло они честно украли, когда горел подвал с мебельным магазином. Магазин потушили, а вот охрану не выставили — не посчитали нужным.

У ног Ска́ля сидели две его самые молодые жены́, держась за ноги своего повелителя. А ещё вождь держал на весу руку таким образом, чтоб каждому были видны его сокровища — два золотых кольца, снятых с пьяных человеческих самок, но к ним прибавился ещё и большой перстень с голубоватым камушком. И чутьё подсказывало Сопливому, что золото настоящее, да и самоцвет не подделка.

— Ты звал меня, Скаль, не так ли? — сгорбившись и поджав уши, спросил Снот.

— Иди сюда, не бойся. Я сегодня добрый, — усмехнулся вождь, и одна из его жён ехидно захихикала.

— Иду, иду.

Сопливый приблизился к трону, тоскливо бросая взгляд на замотанных в яркие тряпки красоток.

— Властелин к нам благосклонен, — начал говорить вождь, самодовольно любуясь перстнем, блестящим в свете тусклой лампочки. — Он сказал, что мы опора его величия. Но ему нужны дела. Помнишь то тельце, который мы подкинули в магазин?

— Ту шлюху, что на свалке нашли? Ещё ничейных мертвецов? Это я могу. Я удачливый.

— Нет, — самодовольно и напыщенно усмехнулся Скаль. — Нужно найти ту самую.

— Дерьмово, я не знаток кладбищ, — почесав в затылке, произнёс Снот.

Ему развитие событий совсем уже перестало нравиться.

— Она стала нежитью. Прямо там, в магазине. Её убили охотники, но она снова ожила и сбежала. Ты должен её найти. И повелитель сказал, что это очень важно.

— Нежить?! — воскликнул Сопливый и попятился. — Я не справлюсь, Скаль. Я боюсь нежить.

— Повелитель щедр. Если справишься, мы станем богаты.

— А почему я должен идти, если это так важно? Почему не Сти́нки или Бу́тчер?

— Ты лучший искатель, — с ехидной улыбкой ответил вождь, а Сно́ту подумалось, что просто его не жалко, а как выполнит задачу, можно прирезать, чтоб не сболтнул лишнего. Лицо Сопливого стало настолько унылым, что Скаль злорадно ухмыльнулся и снисходительно добавил: — Если справишься, отдам тебе одну из этих красоток.

— Скаль? — опешив, переспросила самая младшая. — Женой Сно́та?

— Молчи, дырка тупая! — рявкнул вождь.

Сопливый поглядел на зелёную, как лягушка, го́блинку и тоскливо вздохнул. Лучше быть живым холостяком, чем подохнуть, имея весьма туманную перспективу заполучить собственную сучку.

— А что касается тебя, если не справишься или попытаешься сбежать, то ты сильно пожалеешь. Я посажу тебя голой задницей на битое стекло, потом буду долго палить твои уши керосиновой горелкой, выжгу глаза, суну твой бесполезный член в цоколь от плафона и включу свет. А потом… — замерший на полуслове голос вождя стал визгливым и противным.

— На кол? — после небольшой паузы осипшим голосом прошептал Сопливый, вспомнив, как вождь глумился над Блю́ком, насадив того на кусок железной трубы через задницу, и распалив под ним небольшой костёр.

— Не-е-ет. Повелитель скажет слово фас, — произнёс Скаль и кивком указал на дверь.

Когда Снот обернулся, то у него подкосились ноги. В дверном проёме стояла, глядя сверху вниз на несчастного гоблина неподвижными, совершенно чёрными глазами, Са́льпа-пожира́тельница.

— Помощь — он? — скрипучим женским голосом спросила ужас подземелий, а когда вождь поддакнул, развернулась, перехватила поудобнее большой туристический рюкзак и подобно приговору произнесла: — За мной.

— Значит, так, милые мои сестрёнки, — протянул я, стоя перед диваном, на котором сидели Гореслава и Мурка. При этом заложил руки за спину и покачивался вперёд-назад. — Сейчас схожу в магазин и куплю одежду и еду. Потом вернусь за вами, и мы все вместе посетим оружейную лавку и потратим последнее, что осталось.

— Я с тобой, — произнесла лесная дева, грациозно вскочила с места и сорвала с дивана простыню, да так, что девочка-оборотень ойкнула и отлетела к стене.

Простыню богиня накинула на себя как плащ.

— О, великий Велес, это самое худшее наказание, что ты мне придумал, — пробормотал я и провёл по лицу ладонью.

Воображение в самых ярких красках показало, как я пойду в столь людное место с женщинами, одетыми в непотребное тряпье. Засмеют и пальцами затычут. Позор. И ладно ещё, девочка, скажу, что юродивая, а эта? Я и то по сравнению с ней этот… цивилизованный человек.

Пока я так стоял, богинька, а настоящим божеством язык не поворачивался назвать, закрепила вместо застёжки кусочек проволочки. Лучше уж голая, чем такой стыд.

— Снимай, — со вздохом произнёс я, а потом полез в большую сумку, стоя́щую за диваном, и которую я пользовал вместо сундука. Там я хранил все свои вещи. Долго ковыряясь и бормоча не очень злобные проклятия, наконец вытащил помятую светло-зелёную рубашку. — Надевай.

Гореслава скинула простыню и быстро накинула одежу на себя.

— Застегнись.

— Это как?

Я снова вздохнул и подошёл ближе, а потом начал вдевать мелкие пуговицы в петельки, с глубоким сомнением оглядывая деву.

— Ну, хотя бы задницу прикрывает. Только руки не задирай, а то весь срам видно будет.

— Надо будет челядинку купить, чтоб мне одевала. Я же правильно говорю? У богатых челядь и рабы. Я слышала когда-то об таком от заблудившихся, но не видела. В лесу-то раб не нужен. А тут застегнись да расстегнись. Сложно.

Размышляла она при этом без малейшей тени шутовства, словно уже представляла себя великой.

— Остановись в своих мечтах, — простонал я. — Сейчас нет рабства. Вся челядь наёмная.

— Наёмная? — с недоумением переспросила дева. — Это когда за работу вместо пинков деньги? Хотя да, нашу лесную братию пинками не припугнёшь, слишком вольные. Значит, наймём.

— Нет! — повысил я голос. — Ты с голой жопой ходишь, а уже о слугах грезишь. Ты даже не знаешь, каково это — править.

— Ну да, это ты у нас князь недоделанный, — съязвила дева.

— Не нравится, убирайся! — повысил я голос, зло глядя на неё.

Сердце забилось словно бешеное, а зубы заломило, как в те разы, перед превращением в дикого зверя. Сидящая рядом Мурка испуганно поджала ноги, а глазёнки быстро забегали то на меня, то на Горесла́ву.

— Ты мне должен, — ответила богиня, застыв с полным холода взглядом, словно перед ней был обречённый на смерть путник, заблудившийся во время пурги в её лесу, — так что не надо строить из себя вожака волчьей стаи.

— Это чем? — скрипнул я зубами.

— Это я вывела тебя к людям. И только благодаря мне ты сейчас снова человек. Но ты не знал этого. Поэтому я прощаю своего глупого братика, и не забывай, ты дал клятву. Ты один из нас, хоть и человек.

— Знаешь, если ты постоянно будешь напоминать об этом и вести себя, как высшее существо, то поступлю, как это делают только люди — забуду все клятвы! Так что, заткнись и делай, что я скажу. А если не нравится…

Недоговорив, я застыл в полном смятении. Лесная дева нахмурила брови, поджала губы и надула щёки, словно маленький ребёнок, не хватало тихо захныкать. Серые глаза наполнились бесконечной наивностью, а ещё в ней теперь было нечто от Жда́ны, нечто тёплое, нечто родное. Перемена была столь сильной, что все слова негодования куда-то исчезли, сменившись горькой ухмылкой.

— Мы нужны друг другу, братик, — жалобно произнесла Горесла́ва и обняла меня. — Ты поможешь мне найти новое место в жизни, а я помогу тебе в подвигах. Я же твоя любимая старшая сестрёнка.

— Блин, — только и получилось из себя выдавить, и я уронил руки вдоль тела, ощущая на своём плече бархатную щеку, и слушая тихое дыхание. — Как у тебя так получается?

— Мы тысячу лет вместе, — ответила дева лёгким шёпотом, задевающим самые глубокие струнка души, — я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой.

— Ладно, пошли.

Горесла́ва с лёгким вздохом отстранилась, и я подхватил кошелёк, смартфон и несколько метательных ножей, сунув их петли на ремне. Мурка резво соскочила с дивана, сверкнув голой задницей, и в одно мгновение оказалась у двери раньше меня. Только и оставалось, что тоскливо поглядеть в потолок и провести рукой по лицу.

— О, Велес великий, какой стыд.

— Так люблю, когда ты сердишься, — проворковала лесная богиня и легонько толкнула меня плечиком.

— Хватит, пожалуйста, — взмолился я. — Мы просто идём на рынок. Просто купим платья.

В этот момент позвонил телефон. Я сосредоточенно нахмурился, читая буквы, а потом дотронулся до зелёного кругляшка.

— Ало.

— Он у тебя? — раздался из телефона дрожащий голос Соколи́ны, перемежающийся с тихими всхлипывания, словно девушка вот-вот разрыдается.

Но почему все эти неурядицы никак не пройдут мимо? Почему всё оно валится на меня?

— Дима? Нет.

— Позвони ему, пожалуйста. Узнай, где он.

— А что сама не позвонишь?

— Мы не разговариваем.

— А почему сразу я? Я ему не нянька. И мы с тобой эти… конкуренты.

— Он тебе доверяет, — тихо ответила предводительница перу́нниц.

— Хорошо. Но чуть позже. У меня сейчас неурядицы.

Смартфон замолчал, а потом снова ожил, высветив вместо букв длинно число — номер звонящего. Я снова нахмурился и ткнул пальцем в стекло.

— Ало.

— Здравствуй, — раздался оттуда смутно знакомый голос, — это Соснов Егор Олегович. Начальник над вашей всей ратью охотников.

— Здрав буди, воево́же, — ответил я, поглядев на меч.

Не иначе, опять охота случилась. Тогда почему мне звонит самолично, а не через диспетчера?

— Ты что сейчас делать думаешь?

— Ну, приодеться.

— Хорошо, встретимся в супермаркете, в том, что у вас рядом. Как на второй этаж поднимешься, позвони.

Я прикусил губу, сдерживая проклятия, которые закрутились на языке. Вот совсем не вовремя. Совсем.

— Я, наверное, попозже с тобой, воево́же, встречусь, — процедил я, а когда рядом заговорила Горесла́ва, зашипел и чуть не кинул смартфон в стену.

— Братик, ты долго?

— Братик? — раздался из аппарата удивлённый голос, — Это же она? Та, из морга. Хочу это видеть. Непременно.

Я зажмурился, ощущая себя так же, как в тот миг, когда сжёг деревню. Что обратного пути нет.

— Может, не сейчас? — давясь словами, ответил я.

— Сейчас. И никак иначе, — тепло, но твёрдо ответил Егор Олегович, в голосе которого слышалось нечто, как у охотника при виде близкой дичи.

Когда телефон смолк, я скрипнул зубами и потянулся к дверной ручке, но дверь сама распахнулась, приглашая меня выйти. Стоило обернуться, как лесная дева состроила невинную рожицу, мол, она здесь ни при чём. Вот-вот произнесёт своё непременное «Любимый братик». Вот не сучка ли после этого.

— Ладно. Была не была, — со вздохом произнёс я и шагнул наружу, взяв за руку Мурку.

А с другой стороны меня под локоть взяла Горесла́ва. До торгового центра я шёл гаражами, стараясь не показываться на глаза, а когда пришла пора выйти на людное место и перейти по светофору, зажмурился и выругался.

Девочки стояли на краю проезжей части, жадно разглядывая проносящиеся мимо нас машины. Я был таким же всего несколько недель назад, опасающимся всего непонятного, лезущим под колёса и не знающим, о чём говорить с людьми.

Стоя́щие рядом прохожие разглядывали нас с ухмылками, перешёптываясь и снимая на смартфоны. От всего этого мои щёки и уши пылали от стыда, хоть лучину зажигай, вспыхнет, как порох.

— Сколь много народу, — протянула Горесла́ва, почесав в затылке. — Если полноценной богиней стану, сил соберу немерено. С каждого по капле — река получится.

— Если будешь неправильно дорогу переходить, стать божеством не успеешь, раздавят.

— А вот не раздавят, — топнула ногой лесная дева и выпустила мою руку, встав на зебре, прямо посередине.

— Пойдём, — произнёс я, — здесь не принято стоять посреди дороги.

— А мне всё равно. Я богиня, — гордо вскинув голову, ответила лесная дева.

— Богиня чего?! Зайчиков и белочек? Лесных птичек? Ты хуже, чем деревенская дурочка, решившая покорить стольный град. Это люди. Они тебя не будут слушать просто так! Даже старшие боги с ними считаются, а ты хочешь покорить всё и сразу!

— Я богиня, — нахмурилась Горесла́ва, скрестив руки на груди. — И скоро найду место в этом городе.

Я вздохнул, а ближайшая машина начала громко гудеть, так как зелёный свет для путников погас и загорелся для автомобилей. От писка и воя лесная дева зажала ладонями уши.

— Эй, шлюха обдолбанная, шевели булками! — закричал, высунувшись из окна, человек.

Зря он это сказал. Глаза Горесла́вы остекленели, а лицо искривилось от ярости.

— Нет-нет-нет, — затараторил я, бросившись к девушке, но немного не успел.

Нос машины с грохотом смялся от удара незримой силы. По асфальту зазвенели обломки. Саму машину откинуло назад, отчего она ударилась о стоя́щий за ней троллейбус. Стекло покрылось мелкой сетью трещин, но человек вряд ли погиб. Мне говорили, что там появляется большая подушка, смягчающая удар. Только откуда она там берётся, не понял.

— Вот зачем ты это делаешь? — зло процедил я, схватив девушку за руку, и попытался потащить обратно в гараж Вась Вася, ведь весь сегодняшний поход оказался сорванным.

Теперь ещё и со стражей разбираться придётся. Проблем не оберёшься.

— Я богиня, а он брань чёрную молвит, — ответила Горесла́ва, которую трясло от негодования.

А тем временем люди вокруг начали тыкать в нашу сторону пальцами и снимать происходящее.

— Ты просто дура! — закричал я, — это не бесконечный лес. Это город. У него свои правила. Даже в моё время за порчу чужого имущества причиталась выплата виры. Ты таких денег за несколько лет не заработаешь.

Мы замерли, сверля друг друга взглядами. А потом нас окрикнули.

— Ярополк!

Я сплюнул на землю и повернулся. К нам быстрым шагом шёл невысокий светловолосый мужчина, держа в руке телефон. Это был Соснов. Я его сразу узнал, ведь он первый, кто встретил меня после пробуждения от проклятия. При его появлении Горесла́ва слегка попятилась и заозиралась по сторонам, как нашкодившая лисица, ищущая пути к отступлению. Что и говорить, даже я чуял в нём немалую колдовскую силу.

— Ярополк, — повторил мужчина, подойдя ближе. — Пойдём, здесь без нас разберутся. Судя по ауре водителя, травм нет, а это главное. Так что, пойдём.

— Куда? — хмуро спросил я, глядя на мужчину.

— В кафе. Сперва нужно кое-что прояснить. А потом я помогу с остальным. Они говорят по-нашему?

— Да.

— Чу́дно. Пойдём.

И он повёл нас в торговый центр, не проявляя ни капли опасений, словно был полностью уверен в том, что может удержать положение дел в нужном русле, как бы они ни начали развиваться.

Поднялись мы наверх не по самобеглой лестнице, которую мне незримый толмач обозвал эскалатором, а в стеклянном коробе лифта. Горесла́ва избегала глядеть вниз, боясь высоты, и дышала часто-часто, словно после долгого бега, а Мурка вцепилась мне в руку отнюдь не детской хваткой. На самом верху мы прошли по всему этажу до закусочной, где сели за свободные столики. Я уже не так сильно краснел за одетых в одни только короткие рубашки девушек, но изо всех сил старался смотреть на стол и держать каменное выражение лица, а вот лесная дева, никого не стесняясь, закинула ногу на ногу и пила отраву под названием кола из большой кружки.

При виде красивых нагих бёдер и ровных ног многие мужики нервно сглотнули, кося глаза и получая недовольные взгляды от жён. Мурка остервенело грызла кусок мяса, словно никогда в жизни не ела. И даже урчала, когда кто-то проходим мимо. Всё это время воевода Соснов внимательно слушал наши рассказы. И мой, как я влип во всё это. И Горесла́вы, которой посоветовал поменять внешность, потому что у заимствованного ею тела есть живые родственники в другом городе, и проблемы ни к чему, были оказии. Её, оказывается, на самом деле раньше звали Валя Кашина. И она была студенткой театрального училища. Он даже выслушал невнятную речь девочки-оборотня, которая лепетала: «я в лесу, а жрать хо́ца, а у людей мно́га еды, мо́жа калаба́су скрасть, мо́жа голубя… того… этого… ну, сбить». После столь большого многословия он буркнул про какую-то Эллочку-людоедочку, хотя я сомневаюсь, что Мурка на людей охотилась.

— Очень занимательно, — произнёс Егор Олегович, когда все закончили, — знаешь, зачем я позвал тебя?

— Нет.

— Вась Вась не справляется с должностью главы отряда. Поэтому есть два пути: либо лишить отряд лицензии, либо сменить руководство.

— Ярополк справится, — здесь же вмешалась Горесла́ва, — мой любимый братик умный и сильный.

— Да? — усмехнулся Соснов, — то, что он научился тыкать в смартфон, чтоб заказ принять, не делает его руководителем.

— И что тогда? — поднял я на него глаза. — Я ничего больше не умею. А мне сейчас содержать… сестёр.

Перед словом «сёстры» я слегка запнулся, но всё же решил идти до конца. Раз назвал роднёй, то и до́лжно так быть. Егор Олегович долго глядел на меня, крутя в руках ложечку от кофе. А мы сидели в ожидании его приговора. Раскидать отряд означало, что нас выбросят на улицу.

— Знаешь, — наконец, медленно произнёс он, — у нас трудные времена настают. Поэтому отряд оставим, но руководство сменим. Вась Вась останется на правах оператора. Это у него неплохо получается. А по поводу назначения пришлось вести очень долгую беседу. Но я его уговорил.

— Кого же, воево́же? Не томи, — тихо спросил я, чувствуя облегчение.

Соснов ухмыльнулся и кивнул куда-то мне за спину. Я обернулся. А к нам шёл, чеканя шаг древний вампир Всеволод.

Глава 16. Шпионский детектив

Гоблин Снот молча бросал испуганные взгляды то на подвешенную к потолку дворнягу, то на неподвижно сидящую, покрытую шрамами человеческую женщину. Он стоял в уголке небольшого тёмного подвала заброшенного дома, поджав уши, и время от времени трясся. Гоблины тоже при удобном случае не против перекусить шавкой, зажарив на вертеле, но полуобглоданная, лишённая лап собака была до сих пор жива. Животное едва заметно дышало, а веки изредка вздрагивали. Но больше всего Снота пугало то, что на месте псины запросто мог оказаться он сам. Сальпе всё равно кого жрать, гоблина, кошку, собаку, человека. Половина пропавших в этом районе бомжей — дело её рук. Удивительным было то, что пожирательницу до сих пор ещё не уничтожили охотники. Хотя Снот этому бы вовсе не огорчился.

— Самку человека ты был нашёл? — без какого-то предисловия произнесла пожирательница.

Она даже глаза не открыла, но вздрогнувший от неожиданности Снот не сомневался, что за ним внимательно наблюдают.

— Да, о, храбрая и добрая леди, — сглотнув подкативший к горлу ком тошноты, ответил гоблин.

— Сальпа, — едва шевельнув губами, хрипло отозвалась женщина, а потом подняла веки.

Один её глаз посмотрел на псину, а второй повернулся в сторону трясущегося сопливого. Это прибавило жути, так смотрелось хуже, чем нежить, бродящая в подворотне.

— Да, Сальпа, — сгорбившись ещё сильнее, пролепетал Снот, чувствуя, что ещё чуть-чуть и обмочится от страха.

— Меня было наняли, — сухо проскрипела женщина, непривычно излагая свои мысли. — Я буду глядела. Ты будешь искал. Если не будешь искал — будешь умер.

— Да-да-да, Сальпа, — быстро закивал гоблин, мельком поглядев на полуживую собаку.

Он думал, что лучше повеситься или спрыгнуть с моста, чем быть на её месте.

— Искай, — произнесла пожирательница и достала из-под лавки, на которой сидела, обыкновенный топор, разве что немного окровавленный. — Сейчас.

Снот снова закивал и быстро выскочил в дверь, соображая, как поступить. От ужаса подземелий он убежать не сможет и всё, что остаётся, дать ей то, что хочет эта тварь, надеясь, что не сожрут.

Голова его от страха не соображала, и единственное, что пришло на ум — отправиться туда, куда подкинули труп — в магазин. А там будь что будет.

Всеволод сильно отличался от Вась Вася, несмотря на то что оба они принадлежали вампирскому роду. Первый — суетной и несобранный, постоянно перескакивающий с одной мысли на другую, второй — хладнокровный и рассудительный. Первый — трус, каких поискать, от второго веяло смертельной угрозой.

— Это Вась Вась подсуетился? — спросил он, разглядывая Гореславу и Мурку. — Или так, группа поддержки?

— Сёстры, — коротко ответил я. — Помогать будут.

— А он знает?

— Нет пока, — покачал я головой.

— Хочу поглядеть на его рожу, когда он увидит, каких малышек ты пригрел, — с лёгкой улыбкой произнёс Всеволод.

— Это кто это малышка? — фыркнула лесная дева, встала и потянулась, сверкнув голой задницей, отчего некоторые прохожие замедлили шаг. — Мальчик, ты ещё молоко сосал, когда я стала богиней того леса, что вырос на моих глазах. — Она разогнула два пальца на левой руке и растопырила ладонь правой, затем выставила их вперёд, чуть не задев лицо древнему вампиру. — Вот столько дубов сменилось на моей заветной поляне. Вылез из земли, вырос, рухнул, а на его месте новый полез. Правда, сейчас там пепелище, но я всё равно богиня.

Я быстро глянул на Гореславу, которая не говорила раньше о причинах своего бегства к людям.

— Девочка, я уже две тысячи лет сосу не молоко, а кровь из человеческого горла.

— Тоже мне, долгожитель. — закатив глаза, протянула лесная дева, а потом спросила. — Две тыщи, это одна да ещё одна?

Всеволод ехидно прищурился.

— Пока ты своими прелестными ягодицами пеньки до блеска натирала, да тупым зверькам улыбалась, я весь свет обошёл. Послужил во всех легионах, побывал на всех континентах. Я многие книги читал и у многих мудрецов учился. У меня подписок о неразглашении настоящей истории человечества больше, чем страниц во «Властелине колец».

— Пф, я не знаю, что за легионы и кто такие континенты. Мне это и не надо. Я и так богиня.

Я переглянулся с ухмыляющимся воеводой Сосновым, которого сильно забавлял этот спор древних сущностей, а Всеволод тяжело вздохнул, встал, быстро пожал руку Егору Олеговичу и поманил нас за собой. Делать нечего, мы встали и пошли следом. Девочка оборотень забрала с собой булку с начинкой, которую жевала по пути, а лесная дева озиралась по сторонам и дёргала меня за рукав.

— Я вот эту одёвку хочу.

— Это ночная рубаха, — пояснял я, ломая голову и вспоминая, что шептал про это мой внутренний толмач.

— Ну, так я и буду ночью ходить. А как люди не мёрзнут в этом ночью на улице?

— Это не для улицы.

— А вон те бечёвки на чреслах зачем? — не унималась Гореслава.

— Ты вообще ничего не помнишь?

— Я это и не знала никогда. Тело что-то помнит, что-то нет. А это я не знаю.

— Это трусы, — со вздохом ответил я, — по уму должны быть одёжкой, но у женщин всё не как у людей.

Гореслава стрельнула взглядом, явно решив вернуть мне едкое слово попозже.

— Вы закончили? — холодно спросил Всеволод, достав из кармана небольшую связку ключей.

А когда нажал на висюльку с кнопками, одна из машин на стоянке послушно отозвалась громким «Пик-пик!». И надо признать, она была далеко не самая бедная. За то время, что я провёл в этом новом для меня мире, уже убедился, что многие вещи ценятся не только за удобство или пользу, но и за внешнюю красоту. И сейчас с этим не проспоришь. Прилизанная чёрная машина с тёмными стёклами бесспорно внушала дороговизну. Ну и к тому же не думается, что Всеволод купит что-то дешёвое. Я его видел немного, но с плохими вещами он явно не будет связываться.

— Такую же куплю, когда местной богиней стану, — произнесла Гореслава, когда перед ней открылась дверь в обитое настоящей кожей нутро, — только красную.

— Ну-ну, — пробубнил я, падая на переднее сиденье, — ты сначала стань. А то слов много, а дел мало. Не богиня, а капризная девка.

— А вот и стану! — повысила голос лесная дева и начала кукиш крутить. — Стану, и всё тут.

— Вы опять? — со сталью в голосе спросил Всеволод. Он не стал трогаться с места, а дождался, когда все смолкнут и рассядутся, заговорил: — То, что меня назначили, ещё не значит, что я всех вас буду держать в отряде. Поэтому сперва хочу узнать, кто есть кто. О ваших целях в жизни и так всё понятно. Обобщу одним словом — найти своё место в этом мире. А теперь к частностям. Ярополк?

— Чё?

— Что ты хочешь добиться? Вот только не ври. Даже сам себе не ври. У вампиров очень высокая степень эмпатии. Я чую фальшь.

— Чего высокая? — переспросил я, так как незримый толмач мне не помог.

— Эмпатия. Чую чужую душу.

— А-а-а. Ясно. А фальшь?

— Это — ложь.

После пояснения я сразу выпалил.

— Снять проклятья.

— А они тебе мешают?

— Ну, — протянул я, почесав в затылке. А в самом деле. От вечного сна я очнулся, превращение в лютого зверя только в подмогу, а остальные даже не замечаю. Разве что сердце щемит постоянно после тысячи лет блуждания по лесу и тысяч человеческих жизней, что я забрал. — Не знаю. Может, стать лучшим охотником?

— Зачем? — снова ровным голосом спросил Всеволод, разглядывая меня, как плотник полено для резьбы — оценивающе и спокойно.

— Ну, лучший он и есть лучший. Все его знают и любят.

— Ясно, — вздохнул вампир, потрогав оплётку руля, а потом взяв с полочки в двери узкие очки. — Комплекс на комплексе. Твоё проклятие — совесть. И героем ты хочешь стать, чтоб в тебя пальцем не тыкали, что убийца. Но ничего, с этим сладится.

Я поник. Всеволод словно в душу заглянул. Всё верное молвил, и даже добавить нечего.

А тем временем вампир перевёл взгляд на Гореславу.

— С этой всё тоже ясно. Посмотрю что-нибудь. А потом сходим на собеседование.

— Это чаго? — недоверчиво скривилась лесная дева. — Это зачем? Я и так богиня.

— Солнышко моё, — протянул вампир с усмешкой, а учитывая, как упыри любят небесное светило, это было этой… «игронией»… да, кажется, так. — Я не беру в расчёт Всесоздателя, но в наше время даже высшие боги считаются с людьми, хоть и пыжатся своей силой да кичатся древностью. А уж такую мелкую богиньку придётся таскать по инстанциям.

— Не надо меня таскать, я не потаскуха, — скривилась Гореслава и скрестила руки на груди.

— Мда? А судя по голой заднице, не скажешь, — ухмыльнулся вампир, а потом поглядел на девочку-оборотня. — А ты, моя прелесть? Чего хочешь?

— Кушать, — тут же отозвалась Мурка, стеснительно прижавшись к двери и быстро бегая взглядом по всем нам.

Всеволод засмеялся и повернул ключ. Машина едва слышно заурчала, как большой кот, и тронулась.

— Значит так, дамы и господа, наша первая задача — создать имидж. Вась Вась этим не озаботился, и весьма зря. Имидж — неотъемлемая часть любого мира. А раз у нас собралась группа лесных чудиков, то сделаем всё в натуральных цветах и стилистику под эльфов.

Не знаю, что за эльфы, но по поводу красивой морды лица я и сам думал, поэтому был полностью согласен с ним. Какой же богатырь и без красивых доспехов.

Машина плавно выехала с парковки, а дождавшись, когда дорожный поток стих, заревела, взвизгнула шинами и рванула. Да так рванула, что меня вжало в спинку кресла. Помнится, я по первости не понял выражения «дорожный поток». И лишь съездив с Вась Васем на несколько заданий, смекнул, что к чему.

— Гореслава, — продолжил Всеволод, — ты же тоже умеешь тело менять?

— Это зачем? — недоверчиво спросила лесная дева, — мне оно и так нравится. Молодое, красивое, подвижное.

— Нужны острые уши, — произнёс вампир, поглядывая в зеркало заднего вида, а потом достал из сундучка-бардачка картинку и кинул через плечо. — Это эльфы. В Европе их хватает, а у нас почти нет. Нам нужна сибирская эльфийка. Мордашка и фигурка у тебя подходят, а ушей нет.

— Ничё я не буду с ушами делать, — насупилась Гореслава, потом по-детски показала язык.

— Уши, я сказал! — рявкнул вампир, повернувшись к лесной деве.

Да так быстро повернулся, что я едва успел заметить само движение. Вот он глядел вперёд, а вот уже назад, да ещё глаза алым пылают. И хорошо, что не убрал руку с руля, а то даже страшновато стало. Тролль не убил, а об обычный столб расшибусь.

— Псих — пробурчала дева. — Показал бы сперва картинку, а то вдруг ослиные нужны были. А эти-то ещё можно.

Я с любопытством повернулся. К этому времени уши Гореславы удлинились, став другими. И не звериными, и не людскими, а совсем диковинными.

Сидящая же в уголке Мурка поджала ноги и теперь глядела нас огромными испуганными оранжевыми глазами с кошачьим зрачком, и сжимала ладошками большие рысьи ушки с кисточками на кончиках. Тоже с испуга отрастила, вдруг ругаться будут.

— Ути, моя прелесть, — ласково произнёс вампир, улыбнувшись девочке, — приятно работать. С полувзгляда понимает. Вот так и ходи постоянно. Будешь анимешной неко-тян.

— Кем? — переспросил я, поворачиваясь обратно.

— Кошкодевочкой, — ответил вампир, тоже сев нормально. — Потом дам посмотреть эту гадость, от которой подростки пищат и писают под себя кипятком.

— А тебе что нравится? — спросил я.

Про аниме я уже слышал, но не видел, хотя Вась Вась говорил, что у его огромная коллекция.

— Колизей. Бои гладиаторов. Такого сейчас не делают. После рёва толпы и криков побеждённых все фильмы про суперменов или хоккейные матчи смотрятся весьма блёкло. Мда. Нет сейчас такого.

Вампир облизал губы и продолжил:

— К имиджу добавим соответствующее оружие. Огнестрел пока под запретом, но тем интереснее задачка будет. Как приедем ко мне, проверю, кто что из вас умеет. А ещё тот бездарь, который Вась Вась, забыл про тактику.

— Чего забыл? — переспросил я, в очередной раз оставшись без подсказки незримого толмача.

— Правил грамотного боя, — пояснил Всеволод, — я глядел записи твоих похождений. То, что ты завалил тролля — чистой воды удача. Будь он чуточку поумнее, ты бы не выжил, даже обернувшись зверем. Подставился сам и подставил мага. И вы оба подставили стрелка. Никаких извилин в голове нет. А твоя схватка с мусорным спрутом? Опять нахрапом.

— Говорили, что там только анчутки, — попытался я оправдаться.

На что вампир только скривился.

— Старая мудрость не просто так гласит: «Не зная броду, не лезь в воду». А ты всё время в омут с головой, дурень. Ни артефактов не взял, ни палочкой толком пользоваться не научился. Всё, забудь. Ты не супермен — ты охотник.

Он вздохнул и глянул в зеркало, а потом зло процедил.

— Кстати, о супергероях. Они уже в печёнках сидят за эти тысячи лет. То греческий абортыш какого-нибудь олимпийского выскочки, то тупой рыцарь на белом коне, то начитавшийся комиксов наркоша. С инквизицией проблем меньше было. Ну ничего, сучьи дети, теперь у меня есть уникальная лицензия — охотиться на подобных дебилов. Теперь, сука, моя очередь Бэтманом быть! — прорычал он и дёрнул рулём.

Машина прижалась к самому краю, и я обернулся. Сзади, оседлав чёрный двухколесник, ехал человек с притороченной к седлу ярко раскрашенной битой, и Всеволод его, наверное, узнал, так как сейчас не задумываясь преграждал путь.

Всадник притормозил и попытался проскочить с другого края, а вампир выждал немного и опять начал прижиматься вбок и притормаживать. Соседние машины возмущённо загудели, но на лице Всеволода появилась зловещая ухмылка.

— Не уйдёшь, уродец. Тягаться со мной, это тебе не новообращённых вампирочек по подворотням вылавливать! Скольким ты зубы пассатижами заживо вырвал? — прорычал он и резко вдавил педаль.

Машина клюнула носом и быстро остановилась, Всеволод, видимо, хотел, чтоб лихой всадник в него ударился. Но тот успел увернуться.

Мотоцикл заревел, встал на дыбы и выскочил на обочину, где ходили люди. Я аж дыхание затаил. Он ведь сбить кого может. Лошадью можно насмерть зашибить, а этой несущейся железкой и подавно.

— Уходит! — зло закричал Всеволод и со всей силы стукнул кулаком по рулю. — Падла!

— Учись, — донёсся ехидный голос Гореславы, а между сидений вперёд просунулась девичья рука с растопыренными пальцами.

Мотоцикл завилял и начал с визгом дымящегося колеса елозить вправо-влево, словно на верёвку посаженный.

— Держи его! — закричал вампир и выскочил из двери, чуть не ударив ту о небольшой полосатый столбик.

Я выругался и выскочил с другого края, услышав визг тормозов, писк гудка и маты из вильнувшей в сторону небольшой машинёшки. Но раздумывать некогда. Пришлось просто подчиниться положению дел и помчаться вслед обезумевшему Всеволоду. А тот размазался в воздухе в броске, и почти настиг всадника, когда тот вдруг сорвался с места и помчался, петляя между людей. Женщины с визгом отскакивали в стороны, хватая детей. Мужчины сыпали проклятиями.

— Уходит! — закричал вампир, когда его пальцы впустую скользнули по ткани курточки.

Вампир был быстр, но мотоцикл всё же быстрее.

— Не уйдёт! — ответил я, достав метательный нож.

— Живьём! Только живьём! Правила лицензии!

— Жить будет, — ответил я и швырнул что было сил небольшое стальное пёрышко.

Оно блеснуло в воздухе и попало по колесу. Вот только вопреки ожиданию не пробило, а отлетело в сторону. А я швырнул ещё одно. И опять впустую.

— Уходит! — с досадой прорычал вампир, а следом мимо нас что-то свистнуло и с силой попало беглецу прямо меж лопаток.

Тот под звонкий радостный возглас Мурки дёрнулся и не удержал руль, въехав в ограду. И мы бросились следом. Мотоциклист встал с земли, оглянулся на нас и поднял свою двухколёсную машину, собираясь умчаться. И он таки умчался, вырулив на дорогу, нам только и осталось смотреть ему в спину.

— Всеволод, — начал я, встав рядом со скрипящим зубами вампиром, — я мало что понимаю, но это разве по закону?

— По закону, — усмехнулся Всеволод с таким видом, мол, молоко на губах не обсохло, а с расспросами лезу. — Если бы он остановился, то я бы просто вызвал полицию и держал до прибытия. Он ведь за нами от самого кафе следил, потому и вёл себя, как персонаж шпионского боевика, который от погони уходит. А это считай покушением на охотника с лицензией.

Вампир вздохнул, поглядел на машину и с лёгкой усмешкой произнёс:

— Богинька сознание потеряла. Остановить спортивный мотоцикл тяжко для многих духов и магов, вот и потратила всё до последней капли. Ладно, поехали.

Я последовал за ним, думая, что хлопот по мою душу прибавится, так как этого на мотоцикле тоже заприметил ещё на выходе из кафе. У него благовоние слишком запоминающееся.

Глава 17. Три беседы на грани

— А знаете, почему я выбрал зелёный? — спросил Всеволод, когда мы зашли в его магазин.

Я пожал плечами, придерживая ногой дверь, в то время как нёс на руках потерявшую сознание Гореславу. Она была не тяжёлая, но безвольное тело тащить неудобно. Был бы мешок с зерном или бревно, закинул бы на плечо, а в нужный момент бросил без всякого раздумья.

— Потому что у меня зелёной ткани на складе хоть задницей жуй. Разошьём вас как дембелей, — продолжил вампир, который только сейчас немного улыбнулся.

А так он ехал всю дорогу хмурый, на все вопросы отмалчивался да глядел перед собой, словно там не поток машин был, а иго басурманское.

— Что такое дембеля? — спросил я и осторожно положил лесную деву на обшитый чёрной кожей диванчик.

Правда, она вся не уместилась, и ноги свесились через подлокотник. Зато нашлась небольшая подушка, удобно лёгшая под голову.

— Потом покажу, — отмахнулся Всеволод, несколько раз ткнул пальцем в свой смартфон, а потом приложил его к уху. — Ты где есть? Ясно. Тащи всё, что я тебе говорил.

Я, никого не стесняясь, сел на пол, прислонившись спиной дивану, и откинул голову. Рядом села испуганная Мурка, бегая глазками по магазину и шевеля ушами. Она сейчас была похожа на кошку, которую принесли в новый дом, так и хотелось погладить, чтоб замурчала. И ведь замурчит.

— Её как подменили, — произнёс я, поглядев на Гореславу. Взгляд при этом задержался на длинных ушах, торчащих сквозь взъерошенные волосы. — Раньше она была немногословной и мудрой, что ли. А сейчас как избалованная дурочка.

— Богинька? — переспросил Всеволод, а потом тихо хмыкнул. — Она сама, наверное, не понимает, что с ней происходит. А я знаю, насмотрелся. Когда духи, демоны и боги занимают воскрешённое ими тело, идёт дикий гормональный всплеск. К тому же привычки прежней хозяйки не сразу уходят. Некоторые бессмертные специально так вечность скрашивают. Вселяются в оболочку и пускаются во все тяжкие.

— Чего плещется? — не понял я.

Толмач на этот раз вместо молчания поведал сразу три очень похожих слова. Гармонь — это и не гусли, и не дудка, и не балалайка, но тоже для песенников пищалка. Гармония — это все чин по чину, всё ладно и упорядочено. Гормоны — гадость в крови. Вот и думай, про какую гармону он сказал.

— Не бери в голову, — отмахнулся вампир, — она сейчас не головой думает, а задницей. Через неделю-другую пройдёт.

Всеволод замолчал и посмотрел на входную дверь, которая осторожно открылась, и в неё зашёл одетый в чёрное человек. Даже на глазах у него были тёмные очки, а лицо спрятано под глубоким капюшоном.

— Извини, магазин закрыт, — осторожно произнёс вампир, пристально глядя на вошедшего.

А тот сделал ещё несколько шагов и замер. И взор его был направлен на хозяина лавки.

— Тахо ахес виса вихмэ? — тихо спросил он таким голосом, что у меня мурашки по спине побежали, хотя я ни слова не понял.

И Всеволод, судя по лёгкому недоумению, возникшему на лице, тоже.

— Можно по-русски? — спросил хозяин, а после небольшой заминки начал перечислять незнакомые слова: — Инглиш? Дойч? Эспаньол? Франсе? Италиана?

— Ханакши, — брезгливо процедил гость, будто таракана съел, и развернувшись направился к выходу.

У Всеволода от злости заиграли желваки, но он лишь проводил странного человека взглядом, а потом сделал глубокий вздох.

— Глеб что-то задерживается, — протянул он, долго глядя на дверь, где скрылся этот чёрный гость.

— Кто это? — спросил я, вставая с пола.

— Не знаю. Но он мне не нравится.

— Я про Глеба.

— А? — немого растерянно переспросил Всеволод, и видеть его таким было немного необычно. И хотя я не так давно с ним знаком, не верилось, что есть что-то, способное смутить бессмертного упыря. — Мой слуга, — тихо пояснил хозяин лавки.

Так и стоял бы он, но вскоре боковая дверь открылась и оттуда вытолкал небольшую тележку, какая есть в супермаркетах, сухопарый, немного хромой мужчина.

— Г… г… готово, — заикаясь, произнёс вышедший, а потом замер с видом манекена.

А тележке лежала куча оружия и одежды.

— Не нравится мне он, — тихо повторил Всеволод, а потом всё же перевёл взгляд на имущество. — Так. На чём мы остановились? Да, имидж. Иди сюда.

— Я? — переспросил я и двинулся к тележке.

— Нет, не ты. Пока с ребёнком повожусь. С тобой и так всё ясно, а она интересная задачка. Ну же, иди сюда. Не бойся.

— Не боюсь, — шмыгнув носом, отозвалась Мурка и прошлёпала босыми ногами по плитке.

— Вот и славненько, — начал Всеволод, но прервался, так как входная дверь снова звякнула колокольчиками, и магазин наполнился возмущённым возгласом.

— Это чё за нахер?! — гремя сумкой на колёсиках, начал возмущаться Вась Вась. Он просто пылал гневом. Казалось, стань он реальностью, спалил бы полгорода дотла. — Ну какого хрена за моей спиной решаете мою же жизнь?!

Я повернул на голос голову, оглядел с ног до головы злого Василия и молча отошёл в сторонку. Ну не любил быть в чужой ссоре заборчиком, через который собаки друг на друга рычат.

— Тихо, — поморщился хозяин лавки, который изменился в лице, видимо, отложив задачу со странным гостем и его этим… визитом, на потом. — Не шуми. Я просто арендую твою убогую фирмочку.

— Это «Басилевс» убогий?! Ну и урод же ты, Сева!

— Полегче в выражениях, — со сталью в голосе произнёс древний вампир, доставая из тележки свёрток, в котором угадывались черты какого-то меча.

Другой бы не опознал, а у меня на оружие глаз намётанный.

— Ну тво… — начал Василий, но осёкся, а после небольшой заминки продолжил, — не помню, чтоб мы договор заключали.

— Ты знаешь, что такое тактическая рокировка? — пропустив мимо ушей слова пухлого упыря, спросил Всеволод.

Он дёрнул за бечёвку и осторожно развернул серую льняную ткань. Там действительно оказался меч в золочёных ножнах. Непривычный, с многочисленными витыми проволочками на перекрестье и вокруг кулака, складывающихся в корзинку и закрывавших место хвата от скользящего удара. А на навершии красовался большой красно-оранжевый кусок янтаря.

Я же нахмурился. Мне тоже ни о каком договоре сказано не было. Но это потом спрошу. Не след сейчас встревать меж ними.

— Ты не ответил, — процедил Вась Вась, глядя на своего сородича, как собака на волка.

— Тактическая рокировка, — продолжил Всеволод свою речь, — это когда вместо одного подразделения позицию занимает другое, более сильное. При этом название, позывные и прочие внешние атрибуты сохраняются. Это призвано ввести противника в заблуждение.

Всеволод горделиво задрал подбородок и с потеплевшим взглядом вынул из ножен тонкий длинный клинок с очень красивым узором. «Шпага», — прошептал название мой внутренний толмач и начал перечислять названия частей клинка. Особенно непривычными были слова «рикассо» и «гарда».

Вампир несколько раз взмахнул клинком крест-накрест, а потом выдохнул. В следующий миг от невероятно быстрого броска его тело смазалось в воздухе, а меня обдало ветром.

— Кровопийца, работа миланских мастеров, — самодовольно произнёс он, разве что не замурчал, как кот на печи, — а что касается профпригодности в должности руководителя, то в твоё отсутствие выползший из дремучего леса Ярополк сделал то, что ты не смог.

Вась Вась быстро развернулся и отвёл тыльной стороной ладони остриё вбок. Но Всеволод снова размазался в воздухе и уткнул остриё шпаги своему сородичу между лопаток.

— И чего же он такого сделал? — огрызнулся Василий, стиснув пальцы на ручке сумки.

— Он за несколько дней набрал двух членов команды.

— Этих оборванцев, что ли? — поёжившись, спросил пухлый упырь и показал кивком на моих спутниц.

— Оборванцы… — протянул Всеволод, которому, кажется, нравилось дразнить белобрысого сородича. — Девочка — рысь-оборотень, что само по себе редкость. А та, что постарше — немного богиня. Провинциальная, хуже деревенщины, но зато настоящая.

— Договор, — снова завёл свой разговор Вась Вась, и опять повернулся, отчего клинок теперь упирался упырю в солнечное сплетение.

Он говорил с Всеволодом, бросая при этом частые напряжённые взгляды в сторону Гореславы. Нет, не узнает. Я сам бы сейчас не узнал в лесной деве ту нежить, что напала на меня в супермаркете. Тогда она была с рассечённым до безобразия лицом, окровавленная, бледная. А сейчас ещё и уши от этих… от эльфов прибавились.

— Я к чему всё веду-то. Не будет никакого договора, — с улыбкой произнёс Всеволод, предвкушая очередную бурю негодования.

— Да ты… Да я… блин… да это. Бля-я-я, — только и смог выдавить из себя Вась Вась, поперхнувшись словами.

Я никогда не поверил бы байкам про побагровевшего от злости упыря, но вот он. Аж воздух глотает, как рыба на берегу.

— Тихо. Тихо, — протянул Всеволод и оскалился, а я тоже затаил дыхание, ожидая, что дальше будет.

А дальше Вась Вась развернулся, отвёл рукой в сторону остриё шпаги, обогнул хозяина лавки и направился к выходу.

— Всё, — начал он бурчать, таща за собой сумку-тележку. — Вы как-нибудь без меня. Новую команду наберу. Я и так не в почёте, а тут ещё и нажитое непосильным трудом отнимают. Сам себе уже не хозяин. Всё, блин.

— У нас эксклюзивный заказ, — произнёс ему в спину Всеволод.

— Ну и засунь его себе поглубже. Пойду на подвальных крысолаков охотиться и по свалкам шастать. Хоть никто указывать ничего не будет.

— Пять тысяч, — продолжил Всеволод.

— Ха, ха и ещё раз ха!

— В день.

Василий у самой двери остановился и запыхтел, взвешивая за и против, а потом тряхнул головой.

— Не верю.

— И официально я у тебя в подчинении.

— Официально? А в чём моя роль? Зачем я тогда? Просто ширма? — с горечью спросил пухлый упырь. — То есть, если всё хорошо, ты молодец, а если плохо, то урод я?

— Четыре квадрокоптера. Профи камера. Тепловизор. Куча небьющейся навесухи на шкурки. Топовый комп, — перечислил что-то непонятное для меня Всеволод и добавил: — Признай, ты не руководитель, ты как был репортёром, так и остался. И как репортёр, ты хорош. И кстати, для лицензии на охоту сейчас в обязательном порядке будут требовать отдельное лицо, занимающееся отчётом. Даже перуницы себе подыскивают оператора, так что ты при деле.

Вася опустил голову, а потом медленно закрыл дверь, оставшись стоять в проходе магазина.

— На кого охотиться-то будем?

— Не знаю, но у нас наплыв чего-то, выбивающегося из общей картинки. Это и предстоит выяснить.

— И ты на острие атаки? — с ехидством спросил Василий, проведя ладонью по лицу.

— Не угадал. Я буду прокачивать вас, как персонажей в онлайн ролевухе, а сам посижу где-то рядом, давая ценные советы.

Пухлый упырь поджал губы и дотронулся до дверной ручки.

— Ладно. Ты сегодня всё равно занимаешься шмотьём, я пойду своё барахло разгребу, — со вздохом произнёс он и вышел, звякнув колокольчиками.

Однако, стоило двери плавно закрыться, как она снова распахнулась, и в неё вместе с криком Вась Вася: «Смотри, куда прёшь!» влетела взъерошенная Соколина.

— Где он?! — с порога закричала девушка, злая, как тысяча чертей.

По стиснутым в дрожащие кулачки пальцам даже проскальзывали крохотные молнии, гудя и скрипя, словно рой саранчи. А лицо зарёванное, с красными глазами и размазанной тушью.

— Ты о ком?

— Я о Диме. Где этот урод?

— У-у-у, это без меня. Я уже догадался, что к чему, — протянул Всеволод и быстро скользнул в другую комнату, захлопнув дверь.

В итоге я оказался нос к носу с разъярённой перуницей, которая вихрем промчалась по магазину, заглядывая во все уголки, а потом пнула по двери, за которой скрылся хозяин лавки.

— Что случилось? — как можно мягче спросил я, устав быть безмолвным, как чей-то холоп, случайно попавший на вече.

Устал просто стоять и наблюдать за перепалкой вампиров или слушать витиеватую и не всегда понятную речь Всеволода среди этого действа.

Толмач подсунул два слова, но не удосужился пояснить их значение. Хаос и абсурд.

А ещё хотелось сделать хоть что-то хорошее.

— Почему вы все уроды? — проведя ладонью по лицу, размазывая слёзы, спросила Соколина.

— Кто все?

— Мужики.

— Ну не знаю, — пожал я плечами, вспоминая, как матушка ссорилась с Тихоном. Всё начиналось точно так же, но у названного отца всегда были мудрые слова. — Каждый из нас уродец по-своему. А что случилось-то?

— Он… он переспал с Несмеяной! И заявил, что я ничем не лучше этой ящерки!

— Да? — скривился я, вспоминая, как сам недавно удовлетворил похоть с этой дочерью змеиного народа.

Внутри кольнуло. Не то, чтоб от сильной ревности, но некой обиды.

— Он… он так и сказал, что я не лучше этой ящерки. И переспал.

Соколина говорила, а гнев на её лице сменялся тоской-кручиной. И ей явно хотелось выговориться.

— Я их утром в кровати нашла. В обнимку! И эта шлюха… она даже не поняла, в чём её вина. Она просто пожимала плечами, типа, он тёплый и хороший.

— Поссорились вы из-за этого? — начал я, легонько взяв девушку за плечи, отчего та поёжилась, но вырываться не стала.

— Нет. Он в сговоре со всеми этими ублюдками, которые мне с детства лгали, обещая счастливую жизнь, а потом предали.

— Я уже ничего не понимаю, — тряхнув головой, спросил я. — У тебя столько уродов и ублюдков, что я запутался. Он с ними тоже переспал? Они тоже змеи? Они тебя насиловали?

— Нет, — огрызнулась Соколина, — просто все вы уроды.

— Сейчас поясню, — раздался голос Всеволода, который вышел из своего убежища с несколькими бутылками в руках.

А на самих бутылках красовались яркие наклейки.

— И этот тоже заодно с ними, — процедила девушка так, словно перед ней был ядовитый гад.

— Хорошо обвинять во всём всех вокруг, кроме себя самой, — не обратив внимания на едкие слова, произнёс вампир, поставив бутылки на стол. — Где-то шоколадка завалялась. А, вот. Эта юная особа несёт в себе кровь Перуна. Седьмая вода на киселе, но у сильных мира сего на неё были планы. И план прост — она должна родить героя. Ну, нормальный такой план, даже жениха нашли. Тоже из одарённых. А это юное создание, имея ветер в заднице и тягу к приключениям за пазухой, сама хотела быть героиней, а не запертой в светлице несовершеннолетней мамашкой. И чтоб избежать обязательств, возьми да ляпни, что она уже обручена. Как сейчас помню. Там, где ты стоишь, стоял такой же ошалевший и ничего не понимающий Егор Соснов. И тут почти незнакомая девушка тараторит, что обещана его сыну. Она-то думала, что этой шуткой отделается от смотрин. Всё ничего, но на крови богов не шутят, и клятва была принята.

— А Дима — сын Соснова, — протянул я, ткнув пальцем в сторону вампира. А потом поглядел на девушку. — Но я не понял, к чему всё это? Ну обещана, ну повенчана, делов-то. Живи да радуйся. Вы же ладили.

— Я сама хочу решать, кем быть, а не идти на поводу у судьбы, — процедила неугомонная воительница, протерев рукой глаза от проступивших слёз.

— Вот я что думаю, — протянул я. — Ты просто дура.

Соколина скрипнула зубами и зло уставилась на меня.

— Я…

— Помолчи. Ты поругалась с Димой из-за того, что узнала, кто он. А когда он назло тебе переспал с ужалкой, ты опять поругалась. Ты сама не знаешь, что хочешь.

— Иди в задницу, — процедила девушка, отступая на несколько шагов. — Я всю жизнь пытаюсь выползти из-под проклятия этой предопределённости, а всё складывается только хуже.

— А ты взгляни на это умом, а не яростью. К чему тебя толкают? К злу? К добру? Твоё проклятье — дурная голова. Всё можно ведь решить по-другому. А ты как ребёнок, только ногой топать.

— Что ты знаешь о проклятьях? — снова процедила Соколина, и я подался вперёд, вскипая, как котёл на огне.

Даже вампир нахмурился, положив руку на навершие своей шпаги.

— Что я знаю? Я схоронил беременную жену, — начал я для острастки сгущать краски, хотя всё не так уж и далеко от истины. Да и злость была не поддельная. — Я заживо снял кожу с брата. Я тысячу лет жил не своей жизнью, бродя по лесу и убивая всех, кого встречу. От такой крови мне до конца света не отмыться. И ты что-то блеешь о проклятиях. Всего-то обещана незнакомцу, а когда встретились, то пришлись по нраву друг другу. Но нет, гордость же важнее!

— Так, дамы и господа проклятые, — негромко вставил слово Всеволод, — я предлагаю коньяком залить эту неурядицу. Я, кстати, тоже проклят. И уже давно.

Соколина сверкнула глазами на вампира, а потом развернулась на месте и быстрым шагом направилась к выходу. Я проводил её взглядом и подошёл к столу с бутылками, а потом взял одну и приложился к горлышку. Внутри всё обожгло, а в нос ударил сильный винный запах, от которого я закашлялся. Коричневая жидкость побежала из носа, пачкая футболку.

— Что за вино такое? — через силу вдохнув, спросил осипшим голосом и снова закашлялся.

— Это не вино. Это коньяк, — со вздохом произнёс Всеволод и налил себе в красивую стеклянную чашу на тонкой ножке.

«Бокал», — уже привычно пролепетал в голове толмач. Жаль, про коньяк он ничего не сказал и как его пить.

— На, с шоколадкой. Не к коньяку закуска, но чёрная икра вчера кончилась, — добавил вампир и протянул коричневую плашку, на которой уже красовался отпечатком клыков откушенный краешек.

Шоколад был недурён, но горьковато-сладкий вкус мне непривычен. Сейчас бы сочного печёного мяса.

А Всеволод тем временем снова подошёл к тележке, начав выкладывать вещи на столик, чтоб добраться до того, что снизу. Пока он копался, с лица медленно сползла улыбка, а само оно стало похоже на маску. Казалось, даже глаза не совершали лишних движений. А ещё мне казалось, что он специально всем нам улыбается или корчит злые рожи, а только отворачивается, становится холодным и бесчувственным, как кусок льда. Лишь изредка краешек его губ едва заметно вздрагивал, обозначая то блёклое подобие улыбки, то некое недовольство.

— Вот, — наконец, произнёс он, доставая упрятанный в самом низу кусок зелёной ткани, на которой был вышит золочёный узор, изображавший нахмуренную широколобую голову тура с символом Велеса между крутыми рогами. — Ну, как? Сделаем такую же на твоей одёже?

— Ненавижу, — процедил я, глядя на вышивку.

Всеволод молча повернул кусок ткани к себе и пробежался глазами по ней.

— Ладно. Значит, другое. А вот этот?

Кусок ткани сменился другим. А на том багровыми нитями был вышит оскаленный и вставший на дыбы медведь.

— Не хочу быть лютым шатуном, — скривился я, стараясь не думать о тысяче лет рабства у Велеса, ведь воин тоже невольником может быть.

— Мда, — протянул Всеволод и провёл ладонью по коротко стриженным волосам. — Тебе не угодишь. Но солнце и птица-сокол заняты, птица-сва тоже не пойдёт. Это больше женский символ.

— Вот это, — произнёс я и потянул за клочок, на котором был цветок, похожий лепестками на кувшинку, разве что алый.

Вокруг него венец из перистых изумрудных листьев, в них безошибочно угадывался обыкновенный папоротник, а над ним в окружении ярких искр небольшая золотая корона. Красивый цветок.

— Ну несерьёзно. Это новодел, стилизованный под старину. Цвет папоротника называется.

— А чем он хуже, — тихо спросил я. — Цветок не лютый зверь. А я лютым зверем уже побывал. Не хочу больше.

— Ну хотя бы символ богов.

— Я больше не поклоняюсь богам. Накланялся уже. Хватит.

Всеволод вздохнул, коротко глянул на меня, а потом кивнул.

— Что ж, цвет папоротника, значит, цвет папоротника. Тоже мне, чудовище и аленький цветочек. Разошьём весь отряд так. И девичьи платья, и твою форму.

Я не знал, о чём он, но почему-то показалось правильным взять то, что никто никогда не видел, как сказочный цветок этого лесного растения. Странно, что он не взялся сам правила устанавливать, а моё мнение спрашивал. Но мало ли, какие у него думы.

Вампир же ещё немного поглядел на клочок ткани с цветком, а затем положил на столик и снова начал копаться в тележке, перекладывая разноцветные картонные коробки.

— Сейчас волшебные артефакты тебе подыщем, что-то из защитного, на грани разрешённого. Жаль, нельзя те, что спецназ применяет. Вот это попробуем.

Вампир достал небольшую коробку и вынул из неё кастет. Ну, это толмач назвал кастетом четыре предназначенных для кулачного боя толстых железных перстня, скованных воедино, и снабжённых небольшим упором для ладони. На костяшках были вычеканены и протравлены до черноты незнакомые символы. Само оружие понятно и просто, и само просилось, чтоб его наделим на руку, хотя предпочёл бы знакомый мне кистень-гасило на кожаном шнурке.

— Это древнегальские руны, — пояснил Всеволод. — Что-то значат, а что, не знаю. Зато выглядят красиво.

Я ухмыльнулся и примерил кастет на левую руку. Это чтоб и мечом махать сподручно было, и кулаком вдарить, если клинок застрянет в чьих-нибудь рёбрах. А когда поднял глаза, застыл, и улыбка быстро сползла с лица. Рядом с по-прежнему спящей Гореславой стояла Мурка и глядела на дверь. В руках девочки был нож, а сама она словно кошка, увидевшая собак, сгорбилась и оскалилась. А ещё по ней текли медленные волны изменения. Узкая полоса пятнистого меха спускалась от головы вдоль шеи к торчащему под футболкой хвосту. Большие уши с кисточками нервно ловили каждый звук. Босые ступни начали изгибаться, как звериные, отчего девочка-оборотень уже стояла на цыпочках, и при этом ногти на ногах уже стали превращаться в изогнутые острые когти.

Мы со Всеволодом переглянулись и одновременно потянулись к оружию. Вампир к своей шпаге, а я к мечу, торчащему из тележки. До моего, лежащего сейчас рядом с Гореславой, далеко, не успею добежать, если что случится.

Клинок был изогнутый, как сабелька, а длинная рукоять со странным передним упором смотрелась непривычно и плохо лежала в одной руке. Она так и просилась, чтоб двумя ухватили.

«Катана», — подсказал толмач.

В следующее мгновение в дверь с силой пнули, заставив ту ненадолго распахнуться, а затем по полу зазвенела большая блестящая монета. За то короткое время, что двери были раскрыты, удалось лишь мельком увидеть бросившего.

— Что за хрень? — прошептал вампир, глядя на вещицу.

Серебряный кругляш прокатился до середины помещения, а потом внезапно подскочил в воздух и ударил по глазам ослепительной вспышкой, заставив меня выругаться. Рядом громко и противно завизжала Мурка.

Я выставил вперёд меч, часто моргая и ничего не видя из-за навернувшихся на глаза слез. В них словно песка насыпали.

— Сука! Сука! — повторял без остановки Всеволод и рычал, лишь спустя какое-то время он выкрикнул вопрос: — Кто вы?! Опять за моей головой охотитесь?! А вот хрен вам! Я вас, даже ослепнув, насажу на клинок, пойду по запаху ваших вонючих шкур!

— Подумай над ответом, безродный! — донеслось из-за двери, которая едва угадывалась впереди.

— Кто вы?! — заорал я, тряхнув головой и попытавшись разглядеть происходящее сквозь прищур.

Но это получилось лишь частично. Дверь по-прежнему была сейчас для меня лишь едва различимым пятном.

— Подумай, — донеслось ещё раз. — А вопрос мы зададим потом, когда он придёт.

И всё стихло. Зато я сразу вспомнил надпись на стене, сделанную человеческой кровью. «Он идёт!»

— Чёрт тебя побери, — процедил я, теперь не отмашешься от пустой брехни.

Теперь готовиться нужно.

Глава 18. Желания проклятых

Я тряхнул головой и дёрнулся вперёд, чтоб успеть догнать того, кто швырнул нам такую гадость. В голове стоял противный писк, а старые и новые слова перемешались в сплошную кашу, порой непонятную самому. Словно мой незримый толмач умом тронулся и принялся переписывать мои мысли ржавым скрипучим пером.

— Выродец скрылый, — процедил я, хватаясь за дверную ручку, а сзади раздался громкий крик вампира.

— Стой!

— Пошто стояти, Всеволоже?! — огрызнулся я, зло обернувшись.

Вампир стоял посередине и, не моргая, глядел перед собой. Лицо словно маска, а вся кожа, что на руках, что на шее, что на лице, была сейчас красная, как шкура у ошпаренного кипятком поросёнка. И даже казалось, что от неё поднимется не то пар, не то дым.

— Ты бросишь нас одних? — по слогам произнёс вампир, уперев кончик своей шпаги в пол.

Шпажица. Да, так кличут сей клинок.

Писк в голове неспешно затихал, а слова понемногу возвращались.

— Его надобно яти и пытати! Они суть вражи! Они… — я ещё раз тряхнул головой, приводя мысли в порядок. — Это были ублюдки того урода, что кровью на стене пишут.

— Я знаю! — огрызнулся Всеволод и показал на девушек.

Гореслава тихо стонала, выгнувшись дугой и схватившись за голову, а Мурка просто молча стояла, закатив глаза и пошатывалась, словно вусмерть пьяная, и изо всех сил старалась не упасть.

— Ну так помоги им! — прокричал я, бросил взгляд на щель в двери.

— Не могу.

Вампир всё так же смотрел перед собой, и при этом слепо нащупал рукой столик, на который положил шпагу. А ведь он сейчас ничего не видит, понял я. Он ослеп, но не хочет признавать свою беззащитность. И стоит уйти, враг без труда перережет моих товарищей.

— Всеволод, кто это был?

— Не знаю, — ответил вампир, похлопав ладонью по карманам и достав телефон. — На, найди номер Маши, скажи, чтоб срочно приезжала. Скажи, с меня тройная плата, если прямо сейчас примчится. И пусть купит продуктов. Перепелиные яйца, козье молоко, гематоген и просто чего-то пожрать.

— Что ты собираешься делать? — спросил я, подойдя к Всеволоду, и принял его смартфон, а потом провёл ладонью перед глазами упыря.

Хозяин магазина слепо повернул голову на звук моей речи, поднял руку, нащупав моё плечо, а потом стиснул стальной хваткой.

— Я примерно на неделю выведен из строя. Я не знаю, что это за штука, но она выжигает всё потустороннее, что есть рядом. Если бы рвануло сразу несколько таких, или другая, но помощнее, все бы сдохли. А теперь слушай меня внимательно.

Вампир начал мять моё плечо, да так, что больно стало.

— Мы притворяемся, что боимся и думаем над ответом. В это время ты с девушками будешь охотиться по обычным заказам. Сейчас важно сплотить ваш отряд. И важно найти Дмитрия. Если их отряд распадётся, мы должны его срочно переманить. Нам нужны союзники на этом участке. Жаль, конечно, что перуницы рассорились между собой. Они сучки ещё те, но в нужную минуту поддержат. И ещё, я подготовлю огнестрел. Если начнётся заварушка, то правила придётся отбросить. Ты понял?

— Его живьём брать надобно. И немедля! — огрызнулся я, глянув на дверь.

— Ты слышал, что я сказал?! — повысил голос вампир. — Действуй по плану! И позвони Маше.

Я стиснул зубы и ткнул в стекло, одновременно с этим слушая, как толмач непрерывно бормочет странное заклинание: «Перезагрузка! Перезагрузка! Перезагрузка!». Буквы читались с трудом, словно я их сильно подзабыл, и приходилось утруждать голову, чтоб вспомнить, а как нашёл нужное имя, приложил к уху. Девушка ответила не сразу, а вот приехать согласилась почти без вопросов. Когда вернул телефон, подошёл к дивану и сел рядом с Гореславой, которая престала стонать, но морщилась и тяжело дышала.

— Ты как?

— Хреново, — прошептала она. — Можно я кому-нибудь вырву позвоночник и насажу голову на кол? Помнишь, как в старые добрые времена?

— Не помню. И вспоминать не желаю.

— Жаль. А вот я помню вкус человеческого сердца. Та ещё гадость, но столько сил придаёт.

— Обещай, что не будешь потрошить людей, — прошептал я и погладил девушку по голове. — Не хочу убивать свою сестрёнку, если она станет чудовищем.

— Я постараюсь, — ухмыльнулась лесная дева и закрыла глаза. — Я немного отдохну, и пойдём охотиться. А завтра для меня вакансию богини-покровительницы поищем, а то без благодати тех, кому покровительствую, совсем зачахну, как дерево без воды. Я же не заморский кактус, и не богиня домовых мышей, чтоб крохами их сил питаться. Хорошо?

— Да, — ответил я, а потом повернулся и осторожно взял за плечи Мурку.

Девочка-оборотень всхлипнула, поджала кошачьи уши и прижалась ко мне сама, обхватив руками. Теперь я в ответе за неё, как за сестёр, которые остались в прошлой моей жизни многие века назад. Ушедших невозможно заменить, но душа способна открыться новым людям, не выгоняя старых. Всё зависит лишь от широты этой души. И хотя моя душа черна, как погреб ночью без луны и свечки, я изо всех сил буду стараться зажечь там хотя бы крохотную лучину. Ну, или лампочку, как принято сейчас. Эту… светодиводную.

Я потрепал короткие рыжие волосы, густые, как рысий мех, и достал свой смартфон. Там горело три помеченных, как «простые», заказа, которые можно и одному выполнить, но нам действительно нужно стать единой дружиной, чтоб противостоять неведомым противникам.

Так, в тишине и бездействии, мы просидели почти полчаса.

Время. Раньше я мерил его сутками, то есть теми мгновениями, когда тьма и свет «соутыкаютися», сталкиваются меж собой, и для меня были только утро и вечер, полночь и полдень. В Царьграде узнал, что ещё можно делить день и ночь на часы. Здесь же есть минуты и секунды. И всё так сложно.

Мои раздумья прервал звон дверных колокольчиков.

— Мы не работаем, — вежливо произнёс вампир с тщательно выверенной улыбкой на губах.

— Сева, это я, — произнесла высокая красивая девушка, скользнув внутрь с большими пакетами в руках.

Я легонько кивнул, когда она оглядела нас.

— Маша, подойди, — прошептал Всеволод дрогнувшим голосом и протянул в сторону входа руку.

— Что случилось? — повторила девушка, ставя пакеты на пол. — Я купила всё, что заказал. И ликёр, и мраморную говядину, и форель тоже.

— Подойди, — прошептал Всеволод, а я нахмурился и легонько отстранил от себя Мурку, которая, свернулась калачиком и уже успела задремать.

Лесная дева тоже нахмурилась и цепким взором впилась в гостью, словно ждала какого-то подвоха.

Стоило Маше подойти, как вампир совершил невероятно быстрый бросок и впился в горло. По коже жертвы побежала тонкая тёмная струйка.

Я вскочил, готовясь вступиться за жертву. Но судя по тому, что она не сопротивлялась, всё так и должно было произойти.

— Не так быстро! — выкрикнула девушка, закатив глаза, и зашептала счёт. — Два, три, четыре.

Когда дошло до семи, она начала вырываться.

— Отпусти! Хватит! Мы так не договаривались! Не надо!

Я бросился вперёд и не раздумывая сунул палец между челюстей упыря, растягивая край рта, и даже было боязно, что порву до самого уха. Всеволод с шумом втянул воздух, словно хлебал горячие щи из кипящего котелка, а после этого я чуть сам не закричал, когда зубы сомкнулись на моем пальце и прокусили до мяса.

— Отпусти её! Ты меня слышишь?!

Но вампир словно сошёл с ума. Он пил и пил. Пришлось несколько раз ударить. Человек бы уже потерял сознание, а этот лишь зарычал, как пёс у миски, и только тонкая струйка крови текла из зазора, где просунут мой палец. Девушка же больше не кричала и лишь вяло шевелила губами, побелев, как труп.

Я сперва хотел достать один из своих метательных ножей, но потом ухватил волшебную палочку, точащую из кармана вампира, сунул этот тонкий стержень меж зубов и начал разжимать челюсти, как дурной собаке на охоте на дичь. Как только удалось, оттолкнул девушку, сразу же упавшую на пол. Она едва соображала, что происходит, и держалась за прокушенную шею. А вампир, глухо зарычав, схватил меня за правую руку и вцепился острыми клыками в запястье, отчего палочка с бряцанием упала под ноги.

— Сука! — зарычал я и несколько раз саданул упырю в ухо.

— Держи! — раздался под боком голос проснувшейся от шума Мурки, и я быстро глянул в её сторону.

Рысявка притягивала мне тот самый кастет, что дал Всеволод. Я протянул свободную руку и на ощупь продел пальцы в отверстия. А как получилось, начал бить уже по-настоящему.

Я бил, а на искажённом жаждой лице оставались рваные раны, которые не кровоточили, несмотря на содранную кожу и показавшуюся под расквашенным мясом кость.

Всеволод дёрнулся, чуть не оторвав мне руку, но так и не разжал зубов. Он лишь перехватил меня поудобнее. А раны на нём быстро затягивались.

— Хватит! — закричал я и извернулся, чтоб ударить кровососа в живот.

— Кровью. Кровью оружие измажь! — закричала сзади Гореслава, которая, шатаясь, подошла к девушке и приложила ладонь к её горлу.

Под пальцами лесной девы вспыхнуло багряное сияние, а гостья дёрнулась от боли. У меня у самого сейчас глаза заслезились. Ну а крови на запястье было предостаточно, осталось только ткнуть кастет в один из подтёков. Письмена вспыхнули синим.

— Отпусти, говорю! — закричал я и ударил. Руку обожгло от боли, когда вампир чуть не вырвал клок мяса. Сам он улетел назад и разбил спиной стеклянную витрину. По полу зазвенели осколки. Загромыхал, как кастрюля, железный шлем, свалившийся с манекена. — Перестань!

Вампир вскочил на ноги и бросился. Я выставил меч перед собой, но Всеволода снова отбросило к стене, где он пытался встать, но не мог. Его словно пригвоздило.

— Я долго не удержу, — простонала Гореслава.

Я обернулся, увидев лесную деву, которая выставила перед собой руки с растопыренными пальцами. Вокруг ладоней пылало зелёное призрачное пламя.

— Что делать? — быстро спросил я.

— Не знаю. Сунь ему что-нибудь в пасть. Пусть подавится.

Я поморщился и поглядел на свою руку, где остались слабо кровоточащие следы клыков. Что делать, понятия не имею. И добивать не хочется. Чтоб сделать хоть что-то, взял из пакета кусок мяса и, подойдя к Всеволоду, ткнул в лицо.

— Хватит, тьфу, блин, — раздался голос упыря. — Я уже могу себя контролировать. Убери это от меня.

— Чем докажешь? — переспросил я, усилив нажим, и выставил меч на случай, если добить придётся.

— То, что я говорю, мало?

— Да кто вас упырей знает! — выкрикнул я и со всей силой ударил вампира куском сырого мяса по лицу.

— Да блин, хватит!

Он несколько раз дёрнулся и упал на четвереньки, едва не напоровшись на мой клинок.

— Жрать, жрать, жрать, — услышал я за спиной голос Гореславы и шуршание пакета. Она разорвала какую-то упаковку и начала чавкать, запахло малосольной рыбой. — М-м-м, вкусная форель.

Хрустнуло стекло, и запахло спиртным.

— Что с тобой было? — спросил я, не сводя глаз с упыря.

— Та штука выжгла все запасы моей силы. Чтоб восстановить глаза, мне нужна была кровь. Сорвался. И спасибо, что остановили. Не хотелось бы убить Машу. Блин, словно наркоман во время ломки.

— А с глазами что?

— Жёсткий ультрафиолет. Людям это как на сварку посмотреть, а для вампира — смерть сетчатке. Будь я послабее, ещё бы и лицо спалило до кости, как газовой горелкой.

— На что посмотреть? — поморщившись, переспросил я. — И что такое сачатка и газывая горелка?

— А блин, потом покажу, — огрызнулся он.

— Проклятье, — прошептал я, проведя кончиками пальцев левой руки по лицу. — Вас всех теперь не оставишь одних. И за что мне это наказание?

Тем временем Всеволод достал из кармана телефон, согнулся, уткнувшись лбом в пол, и заговорил.

— Ало, Борис, у меня неприятности. Чуть донора не загрыз. Да, определи себе в реанимацию на неделю-другую. Все расходы оплачу.

Я поглядел на свою обновку в виде кастета. Полезная вещица. А насчёт охоты Всеволод прав, откладывать нельзя.

— Сестрёнка, ты ещё хочешь кому-нибудь хребет выдрать?

— Подожди, пельмени доем, — отозвалась Гореслава, разорвав дрожащими руками ещё один пакет.

— Они же сырые, — скривился я, поглядев на то, как она начал засовывать в рот белесые комки.

— Пофиф, мне щилы воффановифь наво, — ответила лесная дева с набитым ртом, сидя возле обрывков на коленках.

Вот стыд-то будет, если кто-нибудь сейчас зайдёт. Девушка в футболке на голое тело чавкает неварёную еду прямо на полу, как собака, а через вырез ворота сиськи видно, как на ладони.

Словно кто из богов услышал мои опасения, так как дверь со звоном колокольчиков приоткрылась, и в неё вошёл мужчина в возрасте, одетый в синюю одёжу с вышитым на ней красным крестом. Он сразу же уставился на происходящее с раскрытым ртом.

— Пшёл вон! — закричал я, выставив клинок в сторону посетителя, а потом добавил, чтоб не казаться совсем дикарём. — Мы не работаем! У нас этот… учёт.

— Это Борис, — пробормотал вампир, а потом добавил. — Ликёр оставь, нехвато́ска.

— Кто бы говорил, — пробурчала Гореслава, приложившись к большой бутылке, которую достала из пакета вслед за пельменями. — Сам тот ещё не́хват.

— Не соскучишься с тобой, — тихо произнёс мужчина, — которая из них донор?

Всеволод кивком указал на Машу, и Борис осторожно дотронулся до её шеи.

— Пульс слабый, но жить будет.

Он осторожно поднял девушку и быстро добежал до двери, снова звякнув проклятыми колокольчиками. Очень сильно захотелось сорвать их и зашвырнуть куда подальше.

Проводив взглядом этого мимолётного гостя, унёсшего покусанную Машу с собой, я покрепче сжал клинок в руке и снова посмотрел на заказы в смартфоне. Никто их до сих пор не принял. Все заказы помечены как «хрен его знает, что это». Прям замечательно. Это может быть очередной дурной анчутка, а может, и дракон. «Хрен его знает» — слишком невнятное пояснение.

— Да и чёрт с ним. Сунемся в воду, не зная броду. Не привыкать, — произнёс я.

— Ярополк, девушек одень.

— А что, сам не можешь? — тихо огрызнулся я, поворачиваясь к тележке.

— Мне лучше пока в уголке. А то вдруг опять сорвусь. Не остановите, — покачал головой вампир, взял со стола бутылку коньяка и приложился к ней. — Эй, дура лесная, салями хоть оставь.

Гореслава вытянула руку с оттопыренным средним пальцем и, не глядя кинула палку колбасы через голову в сторону дивана. Там её на лету поймала проснувшаяся Мурка.

— Дружный коллектив, — пробурчал я, — как же. Чуть не поубивали друг друга. Одна кошка себя мирно ведёт.

— Блин, — выдохнул Всеволод, отлипнув от бутылки крепкого зелья. — Как вернётесь с охоты, сауну снимем. И жрачки побольше. Будем мириться и дружиться.

— Савуна, это чё?

— Это баня такая. Тебе понравится.

— Баня — это хорошо, — произнёс я и начал копаться в вещах.

Самое простое — одеть Мурку. Она дикое существо и что-то сложнее сарафана просто не научится носить. А ещё, она единственная, кто почуяла неприятеля, и значит, её чутью можно и нужно доверять.

С такими мыслями я вытащил из тележки длинную майку, сшитую из пятнистой серо-буро-зелёной ткани.

«Камуфляж, тип цифра», прошептал внутренний толмач, и я кивнул. В самый раз. И бегать мешаться не будет, и срам прикроет. Негоже дитю бегать голышом.

— Что это? — спросил я, приподняв камуфляж над кучей вещей, чтоб убедиться, что толмач не врёт.

— Ты серьёзно? — со вздохом протянул вампир. — Это солдатское нательное.

— Дорогое?

— Копейки, — ответил Всеволод, подложив ладонь под голову и упершись локтем в столик. Он сидел на стуле у разбитой витрины и легонько пинал носком ботинка стеклянные осколки. — А, впрочем, делай, что хочешь.

— Сойдёт, — буркнул я и подошёл к дивану, на котором сидела Мурка. Девчушка застыла, вцепившись зубами в колбасу, и жалобно уставилась на меня. — А ну-ка, встань. Это положи. Да никуда оно не денется.

Я подхватил грязную одёжу малявки-рысявки за подол и одним рывком стянул, а потом быстро напялил новую. Лёгкая ткань обтянула костлявую фигурку, не скрывая рёбер и едва развитой девчачьей груди.

— Ну вот и всё, — ласково произнёс я и подпоясал майку длинным чёрным шнурком.

На шнурок повесил небольшую сумку под гайки для пращи. Саму пращу намотал поверх шнурка. Получилась весьма сносная одёжа на первое время. Обувь ей не нужна, всё равно при превращении потеряет, а то, что она превращаться будет, ни капли не сомневался.

Как переодевание закончилось, Мурка сразу же вцепилась в свою ненаглядную колбасу.

Я вздохнул, взъерошил густые рыжие волосы и вернулся к тележке. Оттуда достал кучу лямок с кармашками. Разгрузка называется. А ещё вытащил широкую кожаную эту… патронташу, и ножны для клинка, и чехол под волшебную палочку.

— Раздевайся.

— Совсем? — охмелевшим голосом спросила Гореслава, — Чё-та негусто для богини.

— Ты же хотела внимание привлечь. Вот и привлечёшь.

— Чё-та совсем уж радикально.

— Какие времена, такие боги, — ухмыльнулся я и помог опьяневшей от бутылки ликёра девушке раздеться, а потом повернулся к вампиру.

— Всеволод, есть эти… как их… ну длинные такие.

— Вот сейчас я тебя совсем не понял, — тоскливо отозвался вампир. — Блин, я следующую тысячу лет только и буду делать, что вспоминать, как за день меня дважды отделали. Один раз какие-то фанатики, второй — два лесных дикаря. Какой позор на мою седую голову.

Он потянулся и достал из кармана узкие очки.

— Дай хоть голую богиню рассмотрю, когда ещё такое будет.

Слегка покачивающаяся Гореслава снова показала ему средний палец, а потом игриво шлёпнула себя по упругой розовой попе и глупо хихикнула.

— Всеволод, — повторил я, стараясь не глядеть на красивое тело лесной девы. — Не знаю, как называется вещь. Стекляшка, такая длинная и тонкая. С пробкой.

— Пробирка, что ли? И что ты хочешь с ними сделать?

— Я в интернете видел. Пробирки можно наполнить цветной водой и сунуть в патронташ.

— Зачем?

— Для красоты, — пожал я плечами, и повернулся, так как колокольчики снова противно брякнули, а в дверях застыл с раскрытым ртом какой-то паренёк.

— Чего тебе? — грубо спросил я у нового гостя, взяв в руки разгрузку и подойдя к Гореславе.

А та хищно улыбнулась юнцу и задрала вверх руки в ожидании, когда оденут. Да ещё и красиво привстала на цыпочки.

— А я… оно… это… в общем… я за этим, — мямлил парень, не сводя глаз с голой девушки, и нелепо размахивая руками.

Он даже забыл, зачем пришёл.

— Заходи. Тоже разденем, отымеем, дадим скидку, — со вздохом протянул Всеволод, поглядывающий на всё происходящее с лёгкой хитринкой.

И кто его знает, что в голове у существа, которому несколько тысяч лет?

— Чего? — переспросил парень, а когда до него дошёл смысл сказанного, попятился и выскочил.

Я плюнул на пол, а потом нацепил на лесную деву разгрузку и застегнул патронташ, к которому прикрепил ножны и чехол для палочки. Сомневаюсь, что ей палочка пригодится, но когда вопрос касается колдовства, нельзя быть уверенным во всём на сто пудов… нет, на сто этих… процентов.

— А зимой она тоже будет задницей сверкать? — ехидно спросил Всеволод, взяв бокал с коньяком, и медленно выписывал им круги, отчего коричневое зелье плавно качалось и искрило в свете подсвечивающей разбитую витрину лампы.

— За тысячу лет не сдохла на морозе, и тут ничего не сделается, — отмахнулся я.

— Бра-а-ати-и-ик, — протянула пьяная Гореслава, нахмурив личико. — Зимой я в соболиных мехах хочу быть.

Я шмыгнул носом. Угу, сестрёнка… самозваная. Вот бы такую же статную да лицом ладную полюбовницу, только без капризов. И без колдовства.

Оглядев лесную деву с ног до головы, я снова шмыгнул носом. Всё-таки хороша чертовка. Даром что недавно трупом была.

От раздумий отвлёк Всеволод, вставший со своего места и подошедший поближе. Он, не выпуская бокала, достал из тележки какую-то сеть, похожую на рыбацкую, облепленную травой и водорослями. Только вместо листьев на ней болтались куски зелёной ткани.

— На, — произнёс он, протянув моток, — обмотай масксеть вокруг бёдер, а то зацензурят, и не видать нам рейтингов.

— Чего сделают? — переспросил я, а потом вспомнил, что значит это слово, и взял небольшой кусок, тут же сделав из него подобие понёвой юбки, только из сплошных дырок с лохмутами. Вроде и закрывает срам, а вроде и нет.

— Ты только не суйся, куда не надо, — произнёс вампир, кивнув на дверь. — Прокачка в том и заключается, что нужно с малого начинать.

Я кивнул, завязал на бёдрах лесной девы узелок, а потом взял меч и направился к выходу, пнув по пути большой осколок стекла, а у самого выхода обернулся.

— Гореслава, Мурка, вы со мной?

— А ты уже за подвигами? — приподняв бровь, спросила сумасбродная богиня.

Она наклонилась и достала из пакетов ещё одну бутылку ликёра. Зато девочка-оборотень одним рывком соскочила с дивана и побежала ко мне. А я зло вздохнул, развёл в стороны руки и ответил.

— Нас чуть не убили солнечной бомбой. Меня покусал вампир. А ещё… — я запнулся, указав на лесную деву пальцем, словно ткнул в неё. — А ещё ты тут сестрой притворяешься! Я за тысячу лет по девкам истосковался. И сейчас хочу… а ещё хочу кому-нибудь просто шею свернуть. Чтоб на месте не сидеть.

Я ткнул меч в ближайший манекен. Остриё скользнуло по ткани вверх и вошло в горло куклы, пробив насквозь. Вместе с одетым на него бронежилетом. Кровь кипела и требовала выпустить ярость, а зубы ломило, как при превращении. Но я всё ещё был в человеческой личине.

— А-а-а, вот оно в чём дело, — протянула Гореслава, — Извини, но парой нам не быть. Сестра, и точка.

— Это я понял. Только я здесь никому не нужен! Я дикарь из прошлого! Я проклят! А знакомые девушки из нечисти почему-то помирают!

— Не порти имущество, и не ссорьтесь, — произнёс Всеволод.

Он подошёл поближе и наколол на кончик шпаги кусок сыра из тех же пакетов, что валялись на полу, поднял поближе к глазам, несколько мгновений привередливо разглядывал, а потом откусил от него.

— И извини, что руку погрыз, но твоё проклятие тоже отнюдь не мирное. Но ты иди. Я Вась Васю сам позвоню, чтобы с камерами подъехал. У него же на смартфоне высветится, куда поедете.

Я прикусил губу и вышел, а потом нажал на кнопку «принять заказ», сразу же вызвав такси.

— Яблок купи! — раздался вслед голос Всеволода.

— Да пошёл ты, — пробурчал я и сунул меч в ножны. — Мурка, вот ты точно сестрёнка. Не то, что некоторые.

Девочка шевельнула ушами и протянула мне огрызок колбасы, самую жопку с верёвочкой на конце.

— На!

Я ухмыльнулся и принял подарок, сунув в рот. Челюсти сами собой размололи сырокопчёный кусок вместе со шкуркой. Казалось, я сейчас мог лошадь с подковами пережевать. На удивление это помогло. Но Гореслава опять всё испортила. Она встала рядом, упёрла руки в боки и небрежно проронила слова.

— Купи себе блудную девку. Думаю, у Севы деньги на это найдутся.

— Я не хочу шлюху! — закричал я на неё, резко обернувшись. — Я хочу дом, жену и детей! Я хочу закаты и рассветы! Я хочу тепло и ласку! Я хочу быть человеком, а не лесной тварью!

— А я хочу быть нормальной богиней! — повысила голос Гореслава, выругалась и бросила бутылку с хмельным напитком в стену, отчего та разлетелась на куски и оставила большое мокрое пятно на свежей побелке. — Нормальной, а не сиротой на пепелище сгоревшего дотла леса, куда даже зверьё не вернётся никогда! И не побирушкой в чужой роще! Пусть небольшой, но богиней! Всеволод хочет, чтоб на него не охотились ловцы чудовищ! А Мурка просто хочет не думать, на какой помойке жрать, а жить в тепле и сытости! Все мы чего-то хотим!

Лесная дева ненадолго замолчала, поджала губы и вытерла ладонью навернувшуюся на глазах слезинку, а потом направилась к выходу.

— Мы все проклятые. И мы должны держаться вместе, чтобы помочь друг другу в том, что хотим, — понизив голос, ответила Гореслава, когда мы вышли и остановились на краю шумной и пахнущей гарью дороги.

— Да чем ты мне поможешь? — понизив голос, процедил я.

— Не знаю, но давай начнём с малого — поможем девочке. Ведь доброе слово подарить проще всего.

Я провёл ладонью по лицу. Да, лесная дева права. Нужно быть вместе. И нужно держать свой гнев в узде, иначе наломаю дров, мало не покажется.

— Извини.

— Ты тоже, — прошептала богиня и посмотрела в сторону. — Такси подъехало. Нам пора.

Я кивнул и взял за руку Мурку. В голове мелькнуло, что первый совместный бой очень важен, и нельзя его испортить. Никак нельзя…

— Куда забрали труп шлюхи? — процедила Сальпа, прижав локтём к стенке домового, который болтал ногами, не доставая до пола.

На одежде рыжебородого старичка, имевшего рост, как у крупного кота, виднелся белый прямоугольник со знаком магазина. Наверное, устроился духом-хранителем.

В тёмном помещении натужно гудели вентиляторы, пригоняя воздух через большие, обёрнутые серебристой плёнкой трубы. В углу стояли швабры, мётлы и ведра. Грубо покрашенные стены придавали унылый вид небольшой комнатушке того супермаркета, куда подкинули тело.

— Не знаю, — прохрипел домовой, бегая взором то по грубому, покрытому шрамами лицу бледной женщины, то по прижавшему уши гоблину, который испуганно грыз ногти на руке.

— Будь подумал, — прорычала она, а её совершенно чёрные глаза заблестели оранжевыми, как спиралька тусклой-тусклой лампочки, искорками, отчего Снот ещё сильнее вжал голову в плечи.

Не к добру это.

— Морг, — прошептал дед.

— Я не есть дура. Какой точно морг?

— Не знаю. Пощади, пожалуйста.

— Зачем? Ты же не есть знаешь. И ты есть свидетель.

Сальпа навалилась на домового посильнее и достала нож, приставив к глазу старичка.

— Нет, нет, нет, — в ужасе залепетал домовой и затряс головой.

Он сейчас даже сбежать не мог. Сила этой женщины мешала растаять в воздухе. А клинок звенел от проклятых чар.

Снот обернулся, выглядывая, не идёт ли кто, а потом робко заговорил.

— О, добрейшая Сальпа. Домового искать будут. Это плохо. Нас могли видеть мелкие духи. Они скажут, здесь были гоблин и Сальпа. Нас искать начнут. Это очень плохо.

Женщина повела голову в сторону гоблина, который запнулся, схватился за длинные уши и нагнул их, закрыв глаза. Словно спрятался.

— Если будешь сказал, — процедило чудовище в человеческой личине, обратившись к старику, — я буду жрала твои кишки. Буду грызла твои кости. А ты будешь умирал и кричал. Долго.

Она отшвырнула домового в сторону, как ненужную тряпку, а потом пошла к выходу из подсобки магазина. Снот выдохнул, опешив от своей же смелости, и побежал вслед за Сальпой. Он знал, что придётся обходить все морги подряд. И знал, что пожирательница не успокоится, пока не выполнит свою задачу.

Глава 19. Огнем и мечом

Такси. Ехали мы недолго, но всю дорогу извозчик таращился в зеркало на Гореславу. Порой было немного не по себе от того, что он резко останавливал машину на светофорах. Казалось, вот-вот ударимся о другую машину. Тогда я упирался руками и морщился, ожидая стука. Но нет, всё обходилось.

Наконец, мы добрались до нужного места, которое оказалось начатым, но недостроенным высотным домом, огороженным жестяными листами. Дом стоял рядом с низенькими избами, прячущимися за серыми заборчиками. У ближайшей из земли торчала водокачка с рукояткой.

И там уже была полиция. Один из стражников держался за руку, на ней виднелись длинные струйки подсохшей крови, стекающей из-под пропитанного темным закатанного рукава казённой рубахи. Он явно сунулся проверить, что происходит, и напоролся на то, ради чего сейчас здесь мы.

— Ты не могла бы сесть не так? — сухо спросил я у Гореславы, когда мы вышли из машины.

— А как? — сразу же спросила лесная дева, уперев руки в боки, а я сперва оглядел место вокруг нас, и только потом ответил.

— Вот так, развалившись, как в бане на полке и закинув одну ногу на спинку кресла. Весь срам напоказ.

— Ты же сам меня так разодел, — скривилась лесная дева. Она замолчала, а потом втянула носом воздух. — Курить. Сил нету терпеть, будто в лесу дыма не надышалась.

Дева повернулась и протянула руку к открытому окошку, где извозчик на что-то усердно ругался. Из окна выскочила початая пачка, из неё моя названная сестрёнка вынула одну. Кончик сразу загорелся, а она сама вдохнула дым.

Тем временем водитель вылез из машины, громко стукнув дверью, и полез под крышку… под этот… внутренний толмач никак не хотел подбирать слово, и сейчас казалось, что человек роется в сундуке, перебирая барахло. А я пошёл к стражникам, которые хмуро поглядывали то на нас, то на выбитую дверь в одном из подвалов. Серый высотный дом глядел на меня множеством чёрных провалов нежилых окон. Рядом с ним стоял высокий кран, было немного страшно смотреть на него, так как казалось, что он вот-вот переломится, словно яблоня под весом плодов. Маленькие домики с грязными крышами и давно побеленными стенами терялись под этими великанами, словно грибы в лесной подстилке. Даже хлам во дворах придавал схожесть с прошлогодними прелыми листьями, из-под которых показались рыжие и бурые шляпки груздей и боровиков.

Меня догнала Мурка, вцепившаяся в локоть тонкими, но сильными пальчиками. Девочка исподлобья поглядывала на полицейских, словно недолюбливала их. Впрочем, вполне может статься, что её не раз ловили, как мелкую воровку и попрошайку.

— Охотники! — вскинул я руку с жетоном. — Что там у вас?

— Хрень, — без приветствия ответил тот, что целее был. — Мы туда сунулись, а там темно и трупы ходят. Стрелял, а пистолеты осечку дают. Пришлось убегать сломя голову.

Я огляделся в поисках Вась Вася, который должен подъехать, но которого не было. Либо попал в непролазную кучу машин, либо опять поссорился со Всеволодом. Два вампира не любили друг друга. Словно два кота в одном огороде. Оба фырчат. Оба спины гнут. Оба зыркают недобро. Охота воду на них плеснуть. Да вот только Всеволод после взбучки в долгу долго не останется. Нет, в лапти не нагадит, исполосует когтями с ног до головы.

Почему-то перед глазами встал образ той девушки, которую Всеволод чуть не загрыз.

— Разберёмся, — вздохнул я, а потом достал из кармана смартфон и подал ближайшему стражу. — Сделай запись охоты.

— Слышь, я туда не сунусь, — буркнул полицейский. — Не моя это работа. Тебе за это платят, ты снимай сам.

— Испугался?

— Слышь, иди нахрен. Я навоевался с нежитью во время войны с млями. Потому и не сунусь. Но если полезут на свет, будем щелкать их серебряными маслятами и давить палочками.

Я задержал дыхание и досчитал до трёх. Вот вырвется моё проклятие наружу, размажет всех по забору, а виноват опять я буду.

— Гореслава! Держи! Всё одно биться не будешь!

Сказав так, я кинул ей смартфон и пошёл в чёрный провал. Мурка засеменила за мной, непрерывно шевеля кошачьими ушами. А за спиной раздался бодрый голос.

— Мальчики, улыбнитесь. Сейчас вас богиня одарит фотографией.

— Тьфу, дура, — прошептал я, стараясь не наступить в человеческое дерьмо и мусор, в изобилии имеющийся в этом подвале.

Жаль, лука с собой не было. Только меч и ножи-метунцы. Да ещё чудо-кастет, и как бы не пришлось его каждый день кровью поить, будто мне двуногих кровопийц мало.

Сделав ещё несколько шагов, я остановился и повернулся.

— Иди позади, — тихо сказал Мурке и высвободился от её хватки.

Мои слова эхом отразились от голых стен. При этом приходилось время от времени наклоняться, чтоб не задеть головой длинные железные трубы, змеящиеся в большом количестве под потолком. Девочка отстала, и я услышал шуршание её пояска, который быстро превратился в пращу. Казалось бы, в такой тесноте метнуть камень или гайку сложно, но если Мурка действительно умелица, то везде сможет. Главное, чтоб руки свободны.

Подвал был тёмный. Приходилось щуриться и подолгу вглядываться вглубь, куда свет солнца, проникающий через распахнутую дверь, не мог добраться. А вскоре показались и те твари, ради которых нас вызвали. Ничего необычного. Обычные навьи ходоки. Бродячий труп. И самым непонятным было в них то, как они здесь оказались. Место-то неподходящее. Было бы кладбище, ещё можно понять. А ещё, на животах мертвяков, или как их величают ныне, зомбиев, имелись следы от пуль. Ну, это как раз понятно. Человек, ушедший в Навь не своей смертью, оставляет свою ярость, жажду мести и ненависть в Яви.

Мертвец в джинсах и кожаной куртке, хрустя зубами, повернулся ко мне и заскрежетал что-то нечленораздельное, а потом пошёл в мою сторону. А из темноты дальнего закоулка показались ещё четверо. На одном не было верха и всю кожу покрывали татуировки. Аж весь синий казался.

— Мурка, — позвал я кошкодевочку, — прощупай-ка его.

— Мерзко, — коротко ответила она.

— Пульни в него камушком, — тут же пояснил я, и девочка одним хлёстким движением, похожим на восьмёрку, отправила гайку в ближайшего.

Снаряд попал в мертвеца со шлепком сырого мяса. Мертвяк утробно заохал и нелепо дёрнул рукой, пытаясь запоздало отмахнуться от гайки, как корова хвостом от быстрой мухи.

— Ясно, — прошептал я и с коротким замахом ударил мечом.

Клинок попал в шею этого мертвеца, отчего тот забулькал раной в горле. Бить в тесноте несподручно, посему не смог смахнуть голову с плеч. Были бы в поле, да на коне, другое дело. До пояса бы располовинил. Не впервой.

Пришлось ударить ещё два раза, разбрызгивая чёрную кровь по стенам, трубам и потолку. Мертвяк забулькал сильнее, но не упал, а продолжал слепо размахивать руками.

— Гореслава, ты снимаешь?! — позвал я лесную деву, а потом обернулся.

Богиня стояла спиной к нам, скорчив глупую рожицу и вытянув левую руку со смартфоном далеко веред. Аппарат сверкнул белой вспышкой, а потом ещё раз.

— Ты чё делаешь?! — возмутился я, оттолкнув обезглавленное тело ногой от себя.

Ходячий труп попытался устоять, но упал на спину и начал дёргаться, как припадочный.

— Селфи, — ответила Гореслава и ещё раз сверкнула смартфоном.

— Какую нахрен селфу? Снимай давай!

— Я и так снимаю. Хочу, чтоб меня тоже видели. Я же богиня.

— Дура ты, а не богиня! — возмутился я и со всей силы ударил по рукам пытающегося встать мертвеца.

— Не сердись, братик. Какая есть, — игриво ответила дева и повернулась. — Улыбочку.

— Какая улыбка? Сделай хоть что-нибудь!

Дева вскинула руку, так, чтоб ладонь оказалась между стеклянным оком смартфона и мной, а по её перстам побежало блёклое голубое пламя. Подушечки же пальчиков вспыхнули, как зелёные угольки.

— Лови.

Я едва успел обернуться и выставить клинок, держась за рукоять обеими руками. Один из мертвяков, нелепо изогнувшись, ковылял ко мне, словно его схватили за шиворот и толкали в спину. Навий ходок на полном ходу налетел на меч, проскользнув почти до перекрестья.

— Да твою мать! — закричал я и пнул этого уродца в живот, стараясь стряхнуть охающий труп с железа, пока тот пытался достать меня своими скрюченными пальцами.

— Кастетом его. Кастетом!

— Каким, к чертям, кастетом? Я дотянуться не могу. Если отпущу, придётся, как карася с крючком на морде ловить.

Это же не подранок! Нежить подранками не бывает!

— Можно я! Можно я! — вдруг заголосила девочка-рысь, прыгая на месте, как ребёнок на ярмарке при виде карусели.

— В кармане. Да не в том! — закричал я, когда Мурка начла лапать мою одежду.

Она поднырнула под меч, отвела руку и со всей силы саданула мертвяка в живот. Между кастетом и ходоком проскочила синеватая вспышка, и труп отбросило к стене. Сила удара при этом была такова, что рёбра разошлись, явив миру чёрные потроха. Словно жабу телегой переехало.

Я шумно втянул воздух и поглядел на клинок, который чуть не вырвало у меня из рук отброшенным трупом. На стали виднелись разводы чёрной крови. И при всём этом мертвяк, который упал на пол, ещё пытался ползти в нашу сторону. Пришлось подойти поближе и отрубить руки, чтоб не был так опасен, а без рук неуклюжая нежить и встать-то не сможет. Даже если и ноги дёргаются.

— Гореслава, — произнёс я, — ты же богиня! Взмахни своей божественно дланью! Пусть сдохнут окончательно!

— Не могу, — отозвалась лесная дева.

— Да твою мать, почему?! — не выдержал я и ещё раз рубанул по мертвяку.

— У меня ни жрецов, ни верующих. Я быстро выдохнусь. Хотя бы пару человечков, и то проще будет.

— Я в тебя верю, мать твою! — закричал я.

— Это не считается — ты мой братик.

— Я тебе буду колени целовать! Делай что-нибудь!

Она шумно вздохнула и покачала головой.

— Лучше ликёра купи. А то от твоих лобызаний пользы не будет.

— Дура бесполезная, — процедил я. — Всё самому делать придётся.

— Я лечить могу, — обиженно протянула дева, строя из себя паиньку. И ведь специально притворяется. Точь-в-точь как Ждана говорит. — Батарейка села! — добавила она в конце.

Я тихо выругался и пошёл к следующему мертвяку. Тот запутался в свисающих с потолка проводах и нелепо дёргал руками, словно пытался ударить невидимого противника. Добить его было легче лёгкого. Я просто воткнул ему в лицо посеребрённый метательный нож, от коего, помимо раны, изо рта, ушей и носа мертвеца полезла чёрная пена. Сам он затрясся, как этот… слово ещё хитрое читал… эпилептик. Да и тело его там, где серебро вошло в мёртвую плоть, начало раздуваться, словно пчела укусила. Большая такая, размером с барана.

Глянув на двух слабо шевелящихся недобитков, я достал ещё один нож и швырнул в раздавленного кастетом.

— Мурка, прикончи.

Девочка-оборотень радостно подскочила к трупу, а когда схватила посеребрённое оружие, взвизгнула и затрясла обожжёнными пальцами.

— Тряпкой обмотай! — прокричал я, коротко глянув на девчурку и сделал колющий удар клинком в лицо навьему ходоку. — Да сдохни ты наконец, мразь! — выругался я, шурудя остриём в ране булькающего трупа, а потом ругнулся ещё раз, но от неожиданности.

По моим рукам пробежала яркая рыжая молния. Она скользнула вдоль клинка и исчезла в ране. Плоть мертвеца сразу зашкворчала чёрными брызгами, как кусок мяса на сковороде.

— Ох, блин, — выдохнул я и вынул меч.

Кончик пылал, словно его вынули из кузнечного горна, а когда начал остывать, на железе осталась синеватая окалина и пригоревшее мясо. Я медленно обернулся, поймав хмурый и серьёзный взгляд Гореславы. Она открыла рот, чтоб что-то сказать, а потом закрыла, передумав.

Я поглядел сперва на меч, а потом на упавшего к моим ногам навьего ходока.

— Не понимаю.

А потом взгляд упал на ещё одного мёртвого. Быстро скользнув к нему, я повторил удар. Клинок вонзился в плоть, но никакой молнии, никакого каления железа не произошло. Хорошо, что передо мной был не здоровенный детина, а хлюпик, которого получилось располосовать на куски даже в этой тесноте. Хотя пришлось для добротного замаха немного присесть, как при пляске в гопак. Но ноги не подвели, и я вскочил с места, ударив ещё одного. Меч застрял в грудине, да к тому же мертвяк ухватился за клинок руками, отчего с ладоней начали падать хлопья чёрной шипящей пены, и из раны полезла та же гадость. Я ударил его ногой в живот, пытаясь стряхнуть с клинка, но ничего не получилось.

— Пригнись! — послышался крик Гореславы.

А когда я наклонился вбок, голова трупа разлетелась темными брызгами, оставив шмотки проклятого мяса на потолке и трубах. Словно камень в ведро с дерьмом кинули, и то испачкало всё вокруг.

— Вотжешь, — процедил я, чувствуя клок плоти на лице.

Но зато можно передохнуть. Нежить кончилась и предстояло собирать добычу. За это с радостным усердием взялась Мурка. Она орудовала украденным у меня охотничьим ножом, отрезая остатки голов мертвецам.

Наступила тишина, разбавляемая только чавканьем плоти и сопением девочки-оборотня. Так тихо бывает утром в лесу, когда ранние птахи ещё проснулись, а ночные звери ложатся в свои логова, догрызая остатки добычи.

Я брезгливо смахнул с себя ошмётки нежити и повернулся к Гореславе.

— Домой? — осторожно спросила она.

Деву словно подменили. Из взбалмошной дурочки мгновенно превратилась в суровую богиню.

— Нет, — поглядев на кончик меча, на котором виднелась окалина, — на другой заказ. Я хочу понять.

— Не торопись, — произнесла Гореслава. — Я вижу одно из твоих проклятий, пробудившихся ото сна. Подойди.

Я приблизился, и дева легонько дотронулась пальцами до моих висков. Кожу защипало, а в голове начал нарастать ровный гул, как утробная шаманская песня. «У-у-у-у-м-м-м. У-у-у-ум-м-м-м». Глаза защипало, и на них навернулись слёзы. А ещё в воздухе запахло дымом. И крики, смешанные с треском пылающего дерева, как отзвук пожарища сожжённой мной деревни.

— Проклятие Симаргла, — прошептала дева. — Осторожнее с ним.

Симаргл. Когда Перун в ярости, он не только лупит своим молниями по деревьям, зверью, домам и людям, как ревнивец в исступлении. Порой спускает с цепи своего крылатого пса, воплощающего в себе лесные пожары, сжигающего всё на своём пути. Целые города осыпаются пеплом. Многие сотни людей погибают во пламени, задыхаются в дыму, замерзают без крова, умирают от голода без сгинувших запасов.

Я помню, как этот неистовый зверь носился по буреломам, оставляя за собой взметающиеся к самому небу языки жаркого пламени, рассыпающиеся золой тысячелетние древа и дикий ужас лесных созданий, бегущих куда глаза глядят в спасении. Тогда нет правых и виноватых. Есть лишь живые и мёртвые.

Симаргл. Я до хруста пальцев стиснул клинок, и пригоревшая к нему плоть пошла смрадным дымом, будто мне одного проклятия Велеса мало.

— Ещё одно задание! — прорычал я, но дева пожала плечами.

— Телефон не работает.

— Чёрт, — выругался и направился к выходу.

Сзади пыхтела Мурка, таща в руках отрезанные головы. Когда вышли на свежий воздух, то оказалось, что и стражники, и извозчик по-прежнему ковырялись под крышками… вспомнил слово, под капотами. При виде страшной ноши девочки-оборотня один из полицейских сперва сморщился, а потом пошёл к зарослям клёна, растущим у забора одноэтажных домов. Краем глаза я заметил, как извозчик замер с ключами в руках.

— Это что за хрень? — вытаращившись, спросил нас второй страж, а когда Мурка подняла один из трофеев повыше, попятился.

— Бродячие мертвецы, — произнёс я, утерев грязное лицо. — Там какие-то грамоты заполнить надо. И дай позвонить.

— Не дам. У нас все телефоны разом сели. И радиостанции тоже. И аккумулятор на машине.

Я поглядел сперва на их высокую серую повозку с синей полосой. А потом на извозчика. Мне была непонятна суть происходящего. Но не моя ли ярость в этом виновата? Однако проклятие Симаргла, проявись оно здесь и сейчас в той мере, чтоб коснуться телефонов и прочего, выжгло бы всё в округе, а уж наполненные горючим машины и подавно. Нет, это не оно. Срочно нужно.

— Ярик, — тихо позвала Мурка, когда страж достал грамоту, но от её голоса стало не по себе.

Девочка почти не моргая глядела на узкий, заросший кустами проулок. Волосы на затылке у неё встали дыбом.

— Что?

— Там. Смотрит.

— Кто?

— Страшный, — прошептала оборотинка, а потом тряхнула головой. — Пропал.

— Ушёл?

— Нет. Пропал.

Как только она это сказала, машина извозчика с частым кашлем, как у больного чахоткой, заревела и завыла своей пищалкой.

Забегали щётки-смётки на стекле полицейской повозки. Зашипела рация.

— Пш-ш-ш. Пятый! Пятый! Что случилось?! Почему не на связи?!

Я быстрым движением забрал телефон у вышедшей Гореславы, которая всё ещё косилась на меня. Ох, как не любит она огонь. А я теперь не только лесное чудище, но и огнём проклят. И если зверьё ей любо-дорого, то пламя ненавистно. Хоть вешайся. Или в проруби топись.

Вспомнились слова Всеволода о сауне, и я вздохнул. Баня не помешает, чтобы смыть грязь, пот, смрад и неурядицы. Но только после ещё одной задачи.

Смартфон пиликнул, и я сразу же вытер палец от чёрной крови о штанину и начал водить по стеклу. Задание никто не взял, и я сразу его принял.

— Ну где грамота? — недовольно поглядел я на стражника.

Тот протянул белые листы.

— Распишись.

— Чегой? — переспросил я, не поняв.

Что ещё за «распушись»? Я чё, белка или куница, что ли, распушаться.

— Подпись поставь, — пояснил полицейский.

Пришлось взять писчее перо и накарябать своё имя. Ярополк. После вырвал лист из рук и пошёл к извозчику, которому показал сияющее картой стекло смартфона.

— Эй, мил человек. Довези сюда.

— Я с вами не поеду, — огрызнулся тот и быстро заскочил в машину, поглядев на Мурку с головами.

— Это почему?! — повысил я голос и снова провёл запястьем по лицу, вытирая кровь и пот.

— Я таких больных никогда не видел. Вам в психушку нужно!

— Куда? — переспросил я, а когда толмач пояснил значение слова, сплюнул на землю. — Ну и катись отсюда! Другого найдём!

— Ярополк, — позвала Гореслава, на что я стиснул зубы.

— Уже не братик?

— Бра…тик, — произнесла она, — тут недалёко. Если не устал, быстро дойдём.

Лесная дева замолчала на мгновение, а потом шагнула поближе.

— Почему люди боятся?

— Потому что живые. Все живые боятся.

— Нет. Я впервые боюсь не того, что мне навредят. Я боюсь остаться одна. Раньше такого не было. Почему?

— Потому что мы люди, — тихо ответил я. — У нас есть семья, род, близкие, друзья. Это у нас в крови.

— Какая неудобная кровь, — прошептала она, а затем с какой-то тоскливой надеждой поглядела в мои глаза, ища в них что-то. — Ты же не обожжёшь меня?

— Нет, — со вздохом произнёс я. — Своих не обожгу. Ты же сестрёнка.

Гореслава улыбнулась и поглядела в сторону, куда поехал сперва извозчик, а потом и полицейские. Они нам были не нужны. Следующий вызов от обычного городского обывателя.

Я же стиснул клинок, а потом снова подумал о той девушке, что чуть не загрыз Всеволод. Нужно будет к ней заехать. Попроведать. Снеди занести, извиниться. Не звери, чай. Люди.

— Четвёртый случай уже, — протянул Егор Соснов, глядя на землю под ногами.

А меж камешков текла кровь, впитываясь в пыль. Пыль жадно глотала багряную жидкость, превращая ту в грязь. Егор поддел носком ботинка осколок стекла, убирая с дороги ручейка.

— Пятый, — произнёс стоящий рядом с ним мужчина в возрасте, одетый в полицейскую форму.

На плечах у него были новенькие подполковничьи погоны. Мужчина поглядел на распахнутые створки немного проржавевшего гаража, где лежали два тела. Оба выглядели так, словно их хотели нарубить на шаурму, но убийц спугнули. А на двери красовалась надпись: «Он идёт. А вы не вняли».

— Слушай, ну вот кому нужно крошить вампиров?

— Да много кому, — усмехнулся подполковник. — Это же упыри.

— Не смешно. Александра ничего не чувствовала. Она специально сканирует город, но ничего не может найти. Экстрасенс высшей категории, и пусто. Вообще ни зацепки.

— Вообще-то, зацепка есть.

— Какая? — с хмурым интересом поглядел на подполковника Соснов.

— Свидетели говорят, свет вырубался.

— Да мало ли, — отмахнулся Егор. — Ну, погас. И что?

— И в двух других случаях тоже. Время перебоя совпадает со временем убийств. Это точно. А ещё связь не работала и машины глохли.

Егор тяжело вздохнул и поглядел в небо.

— Я попробую узнать, может, всё же, кто из богов чудит.

— Ну, точно не люди, — согласился подполковник.

Они оба одновременно поглядели на распахнутый гараж и двух нашинкованных вампиров с выжженными до золы глазами.

Глава 20. Яичница для чудовища

До места, откуда сделали заказ, было недалеко, и потому мы решили пойти пешком. Вызванная мной жёлтая, аки пчела, путеводная фея-программа бодро летела впереди, уворачиваясь от прыгающей к ней Мурке. Девочка-оборотень всё пыталась поймать крохотное создание, в то время как я взял в ближайшем магазине чёрные пакеты, куда сунул отрубленные головы нежити. Перед тем как уехать, полицейские сообщили о нас, чтоб не задержали другие стражники. А ещё доложили, что, скорее всего, это разбойники между собой не поладили. Одни других порешили, а по закону старых богов убиенные часто нежитью становятся. Вскоре туда приедут какие-то эксперты. Толмач перевёл, что это шибко умные зазнайки, которые всё в грамоты запишут да место боя зафотографируют.

Идти было в самом деле недалёко. Через полчаса, все испачканные в чёрной навьей крови да усталые, миновали частный сектор, похожий на подлезающую сбоку к каменному городу деревню, точь-в-точь как молочный поросёнок к свиноматке. Прошли через подземный переход под широкой дорогой, слушая гул множества машин над головами. Миновали блестящую колеёй железную дорогу.

Мелькнула мысль, что нам бы в той жизни, где матушка и сёстры, такую дуру, что тащит сотни вагонов. А сотни и не надо. Впряг одного тепловоза в пяток телег и поехал за дровами или за сеном.

То, что нам нужно, увидели сразу. И даже без подсказок летучей путеводной феи можно было догадаться. Небольшой магазин на первом этаже высотного дома зиял разбитыми окнами и выломанной дверью.

Высокий худощавый мужчина, который громко что-то объяснял полиции, при нашем появлении замахал руками и побежал в нашу сторону.

— Ну наконец-то! Я этого, совсем того. Утром на сингалку, а оно так. Всё плохо. Ваапче плохо. Всё разломано.

Я поглядел на своих спутников. Гореслава зыркала на меня и кусала губы, зато Мурка, блаженная душа, крутила в разные стороны головой и водила большими ушами. Хозяин магазина тоже не оставался в долгу. Он время от времени сбивался на полуслове и бросал жадный взгляд на полуголую лесную деву и босоногую девочку-оборотня.

— Хватит дуться, — произнёс я, — ты мне сестрёнкой больше нравишься, чем холодной лесной богиней.

— Огнетушитель купи, тогда буду сестрёнкой, — пробурчала Гореслава. — Я огня боюсь. А ты с проклятьем Симаргла, как юродивый с факелом на сеновале.

— Да полно те. Я же не дурной.

— А когда в зверя перекидываешься, тоже не дурной, — огрызнулась лесная дева.

Я тяжело вздохнул. С женщинами тяжело спорить, а с богиней и подавно.

— Куплю я тебе этот тушитель. И по твоей божественности поищем. У меня есть номер этих… рохлявиков. Ну, ролевиков. У них попытаем счастья. И ты же лесная. Мало ли садов в городе?

— Хорошо, — поникшим голосом ответила богиня. — Буду сестрёнкой, братик.

— Вы мой магазин спасать будете?! — закричал торговец, выпучив глаза и показав на здание.

— Подожди! — огрызнулся я. — Если там тварь, а не разбойники, никуда не денется! А у меня сестре плохо!

Торговец зло засопел, и по его взгляду было понятно, что он думает о полураздетой девушке. Гореслава же улыбнулась и ткнула меня кулачком в бок.

— Иди, братик. Я тебе помогу в битве с ордами зла.

Я развернулся и с умным видом, чтоб набить цену, пошёл в сторону разбитой витрины.

— Что у нас?

— Не знаю, но там жуть какая-то. И не одна. Всё шебуршится, чавкает, пищит.

— Разберёмся, — отмахнулся я, — Мурка! За мной!

Девочка-оборотень ловко обогнула торговца и побежала следом. До магазина было не больше сотни шагов. А у самого магазина я услышал за спиной знакомый голос и обернулся.

— Охотники! Что у вас случилось?

— Соколина, какого хрена?! — закричал я, поглядев на жужжащий в воздухе квадрокоптер со стеклянным оком. — Опять заказ отбить хочешь?

— Ярополк? А ты что здесь делаешь? — возмутилась девушка.

А ещё я обратил внимание на хмурого Дмитрия с синяком под глазом. Тот плёл какой-то шнурок из цветных нитей и не смотрел ни на кого, делая вид, что очень-очень этим занят. И что этот шнур — важнейшее, что есть на свете.

— Наверное, то же, что и ты.

— Блин, — выругалась девушка, — этот паникёр один отряд через диспетчерскую вызвал, а второй через полицию?

Я кивком указал на Диму.

— Помирились?

— Он наказан, — выругалась Соколина. — Я же его чуть не убила, а он, оказывается, не спал с этой гадюкой. Она, видите ли, просто замёрзла. У-у-у, гадина. Приползла посреди ночи и залезла под одеяло. Совсем страх потеряла эта нечисть. Вааще, вконец.

— Значит, помирились, — ухмыльнулся я.

Соколина хоть и ругалась, и пыжилась, стараясь показать себя праведно обиженной, сияла как начищенный медный котелок.

— Ну какой человек в здравом уме переспит с нелюдью? — громко произнесла Соколина и всплеснула руками.

Я шмыгнул носом и поспешил заговорить о другом.

— Говорят, вы этого… оператора нашли.

— Да чё искать-то? Мы Вась Вася приютили. Всеволод же его обидел сильно, и тот к нам подался. А Василий, хоть и засранец, но как-то уже привычный. К тому же, хочется позлить Севу. Кстати, кто там засел? — быстро проговорила девушка и вытянула шею, вглядываясь в нутро магазина.

Я немного сдвинулся и поглядел на открывшуюся в их джипе дверь. Оттуда выглянул, пренебрежительно улыбаясь, белобрысый вампир, мол, не сожрёте. А ещё выскочила Несмеяна с винтовкой. И тоже с синяком, хорошо заметным на бледной коже дочери змеиного народа.

— Добро, — пожал я плечами, подумав, что выбор Вась Вася — это только его выбор.

И Всеволод действительно обошёлся с ним несправедливо. Но при этом лезть в вампирские разборки не хотелось.

С такими мыслями я развернулся и шагнул через разбитую дверь.

— Отдохни, я гляну что там.

— Нет уж! Я с тобой! Я что, зря приехала сюда?!

Девушка нырнула вслед за мной. Там мы и встали. Я ожидал разбросанных товаров и бегающих тварей, но огромной дыры в полу никак не ожидал. Хотя опрокинутые полки были, а их содержимое отсутствовало. На самом краю стояла Мурка, вглядываясь в зияющий пролом. Края дыры вывернуты наружу, а земля раскидана по полу, словно этот кто-то проломился снизу, как громадный крот, а поживившись, умчался восвояси.

— Что там?

— Голоса. Тихие. Плачет.

Я поглядел на Соколину.

— Есть подсветить чем?

— А ты, лупень доисторический, волшебную палочку так и не осилил? Динозавры при тебе вымерли? Или попозже тебя? — ехидно спросила девушка и достала свою, ошкуренную и лакированную, из светлого дерева, вытянув руку перед собой. — Лайт он.

Я вздохнул, сдерживая желание скинуть наглую девку вниз. На разведку.

Тем временем конец палочки быстро, но без бьющей по глазам вспышки, разгорелся ровным белым светом. Стали видны стенки дыры, обломанный серый камень, кирпичи, куски железных труб и обрывки медных жил. Тот, кто ломился, имел немалую силу. И, наверное, даже посильнее тролля. Не дракон ли? Хотя какой под землёй дракон?

— Нам нужно вниз.

— Туда? А ты хоть знаешь, что там?

Я поглядел на Соколину, а потом быстро выхватил у неё волшебную палочку с горящим концом.

— Идиот! — завизжала она, когда палочка полетела вниз. — Она дороже айфона стоит!

— Холоп Афоня не против, — спокойно поглядел я на покрасневшую от ярости девушку.

Та вместо ругани просто сдавленно пискнула, а по стиснутым кулакам пробежали белые ниточки молний. Палочка же улетела недалеко. Всего в трёх саженях под нами запрыгала по дну большой норы, и вправду похожей на кротовую. Свет выхватил из тьмы неровные стены, торчащие из них коренья и камни.

Я огляделся по сторонам и нашёл то, что нужно — бельевую верёвку. Схватив её с прилавка, привязал к ножке тяжёлого стеллажа, прикрученного к полу толстыми винтами.

— Я первый.

— На палочку не наступи! — выкрикнула Соколина, когда я начал спускаться.

Не успел коснуться земли, как рядом приземлилась Мурка. Она сразу же прильнула к стене и достала нож.

— Дикари. Пещерные люди, — бурчала глава Перуниц, но всё же спустилась.

Уже на самом дне она достала свой пистолет и подбежала к палочке.

— В какую сторону пойдём?

— Всё равно, — отозвался я и вытянул вперёд меч.

Клинок блеснул в свете волшебного огонька, но сам покрытый окалиной кончик терялся во мраке. В подземелье не хотелось биться. Я не крот и не червяк. Я лесной житель. Самое глубокое, что могу вырыть, это землянку. Да и клинок явно не подходит для схватки в тесноте.

— Там шумит, — показала рукой Мурка.

Её глаза сейчас блестели зелёным цветом, как у обычной кошки. Я легонько кивнул и пошёл вдоль стены. Проход оказался достаточно широк и высок, чтоб лишь чуть-чуть пригибать голову. Хлама под ногами не было.

— Вниз уходит, — произнесла Соколина, и я снова кивнул.

Дорога действительно шла под уклон.

— А почему мы с собой не взяли Диму и Несмеяну? — тихо спросил я, остановившись на развилке.

Ходы были совершенно одинаковые.

— Не хочу, — огрызнулась девушка. — А ты почему не взял свою сумасшедшую сестру?

— Она не хочет. А с тобой ещё одна девушка была. Стекляника, кажется. Где она?

— В отпуске. К маме поехала.

На этом мы замолчали и продолжили красться в тишине. Под землёй расстояние кажется не таким, как в лесу или поле, и потому я точно не мог сказать, сколько мы прошли. Может, полверсты, а может, всего полсотни шагов.

— Если что, мы сразу обратно, — прошептал я и тяжело выдохнул.

Стены начали давить на меня. Казалось, даже дышать стало тяжело.

— Главное — в кроличью нору не провалиться, — буркнула Соколина, держа пистолет перед собой.

Я сглотнул слюну, представив кролика, который вырыл такое. Мечом от него не отмашешься. Но и поворачивать назад — показаться трусом. И судя по поджавшей губы спутнице, она тоже не хотела сознаваться. Так и идём два упёртых барана на явные неприятности.

В локоть вцепилась Мурка. Она постоянно оборачивалась и вздрагивала при каждом шорохе. А шороха прибавилось. И исходил он из-под наших ног.

Я остановился и присел. Весь пол был устлан чем-то, похожим на битые яйца. Только вместе скорлупы они состояли из прозрачной слюды. Немного подумав, сгрёб горсть и сунул в карман. Если поторговаться, то можно отдать воеводе Егору. Слышал, он всякие чудные безделицы собирает.

— Что это за гадость? — прошептала Соколина, брезгливо переступив кучку такого добра.

Она вообще всю дорогу шла на цыпочках.

— Не знаю, — ответил я, а потом приложил палец к губам. — Гаси свет.

— Ты сдурел?

— Гаси, — чуть не вскрикнул я.

— Лайт оф.

И мы остались во мраке.

Хотя нет. Когда глаза привыкли к темноте, стали различимы стены туннеля, куда мы идём. А ещё, там раздавались шорохи и возня, которые медленно приближались.

Я пригнулся, стиснул меч в руке и приготовился к бою. Вскоре можно было уже различить голоса.

— Валим отсюда, — прошептала Соколина, на что я тихо цыкнул.

— Не успеем.

Мы и в самом деле не успели бы. Из хода, который круто сворачивал в сторону, вышло несколько существ, каждое не больше пятилетнего ребёнка. Они походили на гоблинов, но у них была розовая полупрозрачная кожа, сквозь которую виднелись кости и жилы, огромные чёрные глаза и крохотные круглые ушки. В тонких руках первый нёс камень, сияющий призрачным зелёным светом, а другие двое — охапки вытянутых слюдяных яиц. Внутри тех что-то мерно пульсировало и тускло сияло.

Увидев нас, существа сперва замерли, а потом попятились.

— Охотники! — выкрикнул я, сунув вперёд жетон.

Это первое, что пришло в голову. Но создания не оценили усилия и с визгом бросились без оглядки назад, выронив свою странную ношу.

— Стоять! — закричал я, помчавшись следом, но путь мой был недолог.

Во тьме возникла огромная морда, не принадлежавшая ни кроту, ни кролику, ни другой твари. Занимая весь проход, к нам медленно, но уверенно ползло нечто с широкими лапами-лопатами, усами, как у рака, и жвалами сверчка-переростка или медведки. Сплошной панцирь поблёскивал тусклым металлом. А крохотные глаза походили на полированный каменный уголь.

Стоящая за мной Соколина заорала дурниной и начала судорожно нажимать на крючок пистолета, но тот лишь щёлкал и не хотел стрелять. На пару с ней завизжала Мурка, которую пришлось отдирать от своего локтя, так как она вцепилась в него и мешала шевелить рукой.

Я вскинул меч и вырвал у девушки волшебную палочку.

— Держитесь за мной! Лайт он!

Вспыхнуло. Под ногой влажно хрустнуло, это оказались брошенные мелкими существами яйца.

— Твою мать! — выругался я.

Из раздавленного яйца к детской ноге прилипла гадость с множеством дёргающихся тонких хвостиков-щупалец. Стоящая рядом Мурка завизжала ещё сильнее, начав размахивать ножом и стараясь попасть по щупальцам противной мелочи.

— Да тихо ты! Твою мать!

Я быстро присел и с содроганием ухватил скользкую гадость руками. Она вцепилась мне в длань щупальцами, но зато отлипла от ноги Мурки.

— Мерзость треклятая! — снова выкрикнул я и придавил существо ботинком.

То противно чавкало и пискнув, как схваченная совой мышь, обмякло. Сплюнув, я обернулся на сверчка-убийцу. Благо тот двигался не со скоростью машины, а медленно, но настырно протискивался через узковатый для него проход. Панцирь с хрустом выковыривал из стенок камни и коренья.

Мурка с зажмуренными глазами вспорола ножом воздух рядом с моей рукой, чуть не задев запястье.

— Осторожно! — закричал я, перехватив девчурку за локоть. Та снова вздрогнула, но открыла глаза. — К выходу!

Дважды никого уговаривать не пришлось. Все дружно помчались обратно. Тварь громко заскрипела и попыталась прорваться, но проход не давал. Ей даже пришлось на изгибе сровнять стену, чтоб продолжить погоню. Выглядело это страшно. Громадные лапы с такими когтями, что и медведь позавидует, вспарывали твёрдую землю, а из-под существа высовывались ещё несколько мелких членистых лапок, которые просовывали комья назад, за спину. Камни с хрустом крошились, а кореньев оно просто не замечало. Если попасть под эту страховидлу, перемелет с костями в одно мгновение.

— Быстрее! Быстрее! — закричал я.

До выхода, откуда сверху падал слабый спасительный свет, и свисала верёвка, оставалось совсем немного. Скрежет усилился, и сверчок подобрался поближе. Не успеем все вместе вылезти. Не успеем.

Я развернулся и встал, выставив вперёд меч. Ярость, говорила лесная дева. Проклятие, говорила она. Почему, когда оно нужно, его нет?

Мурка вцепилась в верёвку и полезла по ней вверх, отчаянно перебирая руками. Вниз упал нож, чуть не задев Соколину. Перуница остервенело дёргала пистолет, вытягивала руку и впустую щёлкала им. Под ноги с глухим стуком падали целые патроны.

— Гадство! — выкрикнула она, кинула оружие вверх так, что оно улетело за край ямы, а потом подпрыгнула сама, уцепившись за верёвку.

А этот монстр приближался. Не успеем. И этой ярости нет, когда нужно. Хоть звериной, хоть огненной.

Я стиснул меч.

— Ну же. Полыхай. Полыхай, железяка бесполезная!

Панцирный сверчок на мгновение замер, шевельнул усами и попёр дальше. Побить его было делом невозможным. Я даже не видел уязвимых мест.

— Да будь ты проклят! — закричал я и бросился на тварь.

Взмах. Отрубленный ус упал на пол и начал там дёргаться, как недобитая змея, но это лишь на мгновение замедлило чудовище.

— Да чтоб тебя, — с обидой на всю свою неудачную жизнь, произнёс я и попытался ударить ещё раз, но меч только с лязгом скользнул по голове твари, а в следующий миг меня подхватила какая-то сила, словно младенца за шкирку.

Гигантский сверчок рывком отдалился. Перед глазами промелькнули края ямы. В глаза ударил солнечный свет.

— Держу! Держу! — раздался звонкий голос Гореславы, и меня ударило задницей об пол и спиной о стеллаж.

Я на мгновение застыл, собираясь с мыслями, а потом начал отползать от края, брякая клинком по полу и скользя ботинками.

— Блин! — закричал Дмитрий, который оказался здесь же, и прижимал к себе Соколину, когда из дыры вылезла голова этой твари. — Что за дерьмо?!

Сверчок ударил когтистыми лапами по полу, оставляя на нём борозды, как плуг на поле, а потом убрался обратно.

Все молча глядели на проём, а из того вдруг полился яркий оранжевый свет. Булыжники по краям дыры задрожали и медленно поползли к краю. Земля. Кирпичи. Обломки.

Дыра стала затягиваться, словно её специально заравнивали. Вскоре на том месте осталась лишь неглубокая ямка, прикрытая битой плиткой.

Часто дыша и чувствуя на губах привкус крови, я огляделся по сторонам. Все таращились на это место. А Мурка даже забралась наверх стеллажа с хлебом. И хотелось верить, что больше не увижу эту гадость.

— Бли-и-ин. Я больше н-н-никогда не буду в подземные переходы спускаться, — слегка заикаясь, произнесла Соколина. — И в м-м-метро ездить не буду.

— Сестрёнка, я тебя люблю, — сорвалось с моих губ.

— Это мы вместе с Димой, — тихо ответила лесная дева. — Хороший мальчик.

— А я знаю, что это за тварь была, — с быстрым вздохом произнёс этот хороший мальчик.

Я выразительно поглядел на молодого мага, а тот ткнул в сторону ямы пальцем и снова вздохнул.

— Не тяни, чародей! — рявкнул я.

— Индрик-зверь. Древние народы Сибири назвали так огромных созданий, живущих в глубоких потаённых норах и пещерах. Я читал про это. Сказано, есть громадный зверь, что живёт под землёй, как под водою. Не думал, что это правда.

— Охренеть! — закричал я, — Значит, волшебство, древние боги, оборотни и вампиры — не сказка, а это сказка?! Ну, поздравляю, можешь в свои волшебные грамоты, или куда там чародеи былины пишут, занести свои слова. Это быль. А ещё ничего не говорили? Может, там ещё что-то под землёй?

— Чучки.

— Чукчи? — снова переспросила Соколина.

— Нет. Чучки. Чумазые карлики. Аналог гномов. Это тоже в легендах есть. Но их никто никогда не видел.

— Спешу обрадовать. Или огорчить, — пробурчал я. — Видели. Вот только что.

Я откинул голову и со стуком ударился о какую-то коробку, валяющуюся на полу. Кажется, с сахаром. А потом взял крендель с маком и отхватил от него зубами большой кусок.

— Нужно отцу срочно рассказать.

Я кивнул.

— И пусть эту… как её… премию даст, — протянул я, прожевав крендель и глядя в потолок, а потом продолжил: — Нужно Всеволоду про баню напомнить. Его за язык никто не тянул. Надеюсь, она не под землёй будет, да пожарче, да с хмельными медами и пивом, с вепрем копчёным и осетрами. И вы тоже с нами! — приподнял я голову и ткнул пальцем в сторону Соколины.

А потом вздрогнул, когда валяющийся рядом пистолет сам собой выстрелил. Пуля со свистом и лязгом отскочила от холодильника и попала в лампу под потолком.

— Раскомандовался, — ухмыльнулась перуница. — Тоже мне, князь нашёлся.

— Представь себе, да, аз есьм княжих кровей, — ответил я и хохотнул, когда напряжение схватки начало отпускать. — Нам проку от вашего разладу нету. Нам вместе сейчас держаться нужно.

В выбитом дверном проёме появился хозяин лавки.

— Вы прогнали монстров? — осторожно спросил он, оглядывая разруху в магазине.

Мы все дружно переглянулись и улыбнулись.

— Даже пол заровняли, — ответил я и устало поднялся на ноги.

Ведь впереди ещё много дел, и откладывать их нельзя.

Егор Олегович держал в руке слюдяные скорлупки непонятных яиц. А второй рукой держался за голову.

— Что скажешь? — спросил он у Данилы, хмуро сидящего за монитором в своей лаборатории.

— Такие же находили в некоторых местах появления мусорных монстров.

— Да, — медленно закивал Соснов, — скорее всего, они во всех были, но мало кто внимание обратил. И что это значит?

— Что монстры из яиц.

— Данила-а-а, — протянул Егор Олегович. — А это значит, что мы прохлопали целую подземную цивилизацию, и у нас нарастает конфликт. Яйца специально подбрасывали. А где их чаще всего подбрасывали?

— Не знаю. В магазинах.

— В точку. Туда, где что-то можно ценное взять.

— Заметают следы краж?

— Если бы всё так просто, Данила. Если бы всё так просто.

Глава 21. Убийца

— Кар-р-р! Хватит! Отпусти-и-и-и! Кар-р-р!

Гортанные хриплые возгласы заставили меня обернуться. Мы только вышли из гаража-склепа Вась Вася, забрав вещи, чтоб окончательно перебраться к Всеволоду. Нам была обещана небольшая, но уютная отдельная изба. К тому же Гореслава наотрез отказалась ютиться где-то отдельно, мол, привыкла на пепелище, и со мной, чай, не страшнее. Но ковшик с водой держать под рукой обещала.

Лесная дева осталась с подъехавшим на место подземной погони Всеволодом. Там же появился какой-то начальник из городской управы. Боярин, не иначе. Весь важный, с дорогими часами, в шёлковом сюртуке-пиджаке и с золотыми пуговицами на рукавах белоснежной сорочки. Он долго и хмуро пялился на нашу богиньку, словно силился узнать, а потом поглядел на уши, тряхнул головой и тихо крякнул, отгоняя от себя какую-то мысль. Видать, обознался. Окончательно он повеселел, когда Всеволод представил сестру, как молодую, но перспективную богиню, и даже после знакомства дал несколько этих… адресов, куда можно обратиться. А вот сама Гореслава отнеслась к человеку очень нелюбо. Словно льдом изнутри покрылась.

Сейчас же, под выходящей на улицу большой круглой отдушиной в длинном подземелье гаражного кооператива хлопал крыльями и пытался отбиться от Мурки большой чёрный ворон. Непонятно как птица оказалась внутри, но вполне может статься, что просто села на окошко, а юная непоседа затащила внутрь.

— Не мучай. Просто сверни шею, — ухмыльнулся я, зная, что кошка просто так жертву не отпустит.

Мурка ловко отскочила, хищно скрючила пальцы и на цыпочках пошла к ворону, пристально глядя на того. На лице девчурки-рыси было непомерное озорство, даже губу закусила острым зубом. Ворон точно не уйдёт.

— Кар-р-р! — закричала птица, часто и испуганно дыша. — Яр-р-рополк! Помоги! Кар!

Я с прищуром вгляделся в чёрную птицу. Так это же тот ворон с рощи, где берегиню убили.

— Мурка! — одёрнул я свою самозваную младшую сестрёнку, но та лишь повела ухом, и продолжила красться. — Мурка, не трожь! Оторва мелкая, я сейчас ботинок кину!

Только после этого девочка села на корточки, обхватив коленки руками, в двух шагах от птицы. Но глаз не сводила и лишь водила рыжими ушами.

— Яр-р-рополк, — закаркал ворон, часто моргая, — я узнал, кто убил ту берегиню. Кар-р-р.

Я скрипнул зубами, опустил сумку с вещами на пол и подошёл к птице. Внутри закипела кровь, а из стиснутого кулака потекли струйки дыма, как вода сквозь пальцы, что не осталось незамеченным этим крылатым гостем. Но он лишь насмешливо проскрежетал что-то непонятное.

— Говори.

— А что я за это получу? — нахохлился и важно протянул ворон, явно набивая себе цену, как купец на торжище.

— Жив останешься.

— Я эту малявку клюну, мало не покажется. Кар-р-р. Мне нужно больше.

— А я не про Мурку. Я сам тебе шею сверну.

— Так ты встречаешь гостей?

— Не тяни, — прорычал я. — Чего хочешь?

— Чего хочет стар-р-рик? Стар-р-рик хочет тепла, сухости и еды. Хоть немного. Кар.

— Одно слово — один званый ужин. Много пользы — много еды, — ответил я и наклонился над птицей. — Молви.

— Говор-р-рят, видели одну особу. Говор-р-рят, она из вольного охотника стала чьей-то кар-р-рающей дланью. Её зовут Сальпа.

— Сальпа, — протянул я странное имя. — Сальпа. Ну, сука, из-под земли достану.

Гоблин Снот семенил за высокой широкоплечей женщиной, которая легко рассекала толпу. Гоблин не привык находиться среди людей, и от этого ему было плохо. Лишь когда Сальпа свернула с тротуара в глубь парка, и все эти прохожие остались позади, он облегченно выдохнул.

— Госпожа, уот мы дальше? Мы один морг были. Второй морг были. Бесы не знают, духи смерти не знают. Мы идти сейчас в третий морг?

Вместо ответа женщина достал из кармана смартфон и бегло на него взглянула.

— Мы не пойти в морг. Мы пойти другое.

Она сунула телефон обратно и резко изменила путь. Гоблин уже перестал трястись от страха в присутствии пожирательницы, но до сих пор не мог избавиться от мысли, что его в конце приключений просто выпотрошат. Ведь он так и не понял, зачем нужен Сальпе. В морге она сама пытала мелких бесов, да и в магазине сама допрашивала домового. От этого Снот чувствовал себя живой консервой, оставленной про запас. И не сбежишь. От Сальпы ещё никто не убегал.

Чудовищная женщина снова направилась к дроге, перехватив поудобнее рюкзак, с которым не расставалась ни на мгновение. И гоблину было даже немного любопытно, что в этом рюкзаке. «Уот фак инцис?» — вертелось в его голове на гоблинском говоре языка бритов.

Идти пришлось далеко. И хотя Снот был привычен к поискам и долгому блужданию, эти три мили дались ему тяжело. Он едва успевал за женщиной, которая лишь единожды остановилась и смерила холодным взглядом зеленоухого. От этого у Снота затряслись поджилки.

— О, светлая Сальпа, — пробормотал он, — сжалься.

— Торопись быть, — проронила пожирательница невпопад, отчего даже Снот, думавший, что сносно знает язык рашей, застыл в недоумении.

И только потом до него дошёл смысл сказанного.

— О, мудрая Сальпа, ай мэй быть полезный, если ты сказать, уот мы хотим? — снова заговорил гоблин, когда женщина повернулась и быстрым шагом направилась к большому серому зданию, стоящему между многоэтажками.

Но та не ответила. Не хотела разговаривать с едой. И чем ближе подходили к этому зданию, тем неуютнее становилось гоблину. Ведь они подходили к участку полиции. Гоблин был осторожный и ещё на родине избегал встреч со стражей, ибо в новое время гоблинов не жаловали, в старое считали сбежавшей обезьянкой. А здесь шли прямо в руки полиции.

— Фак, — тихо выругался Снот, скривившись от полного недоумения.

Он даже сжал в ладонях кончики своих ушей. Что на уме этой женщины? Когда подошли к ограде, Сальпа резко остановилась, разглядывая суетящихся людей в форме, ситизенас — городских обывателей, и тех, кого можно назвать каторжниками.

— Мудрая Сальпа, — снова поканючил Снот, — мы же не будем ту гоу туда?

Женщина развернулась, достала из кармана покрытый рунами нож и схватила гоблина за запястье.

— Ноу, ноу, ноу, — запричитал длинноухий.

А Сальпа ткнула остриём в ладонь своего пленника, отчего по зелёной коже побежала тёмно-красная струйка.

— Кровь. Как человека, — прошипела пожирательница, сунув клинок на место и вытащив на свет странный стержень из чёрного вулканического стекла. Она сунула это в руку Снота. — Питает дар Владыки. Моя кровь не помогать. Сжать, — своим хриплым голосом произнесла женщина. — Если будешь выпустил, я буду убила тебя.

Гоблин часто закивал, глядя, как капли крови бегут по чёрному кристаллу, похожему на каменное рубило предков. Капли впитывались внутрь и вспыхивали вишнёвыми искрами.

— Фак, фак, фак, — быстро забормотал Снот.

А Сальпа до хруста повела шеей, поправила рюкзак, который, казалось, шевельнулся, поудобнее устраиваясь на спине, и пошла к калитке.

— Они найти то, что им нельзя найти, — снизошла до ответа поджигательница. — За мной.

— Это полиция, — чуть не выкрикнул Снот, вытаращив глаза. — Они потом искать нас.

— Скоро это будет неважно. Он идёт, — ответила Сальпа, и гоблину ничего не осталось, как засеменить за пожирательницей, стискивая в руке странный камень и бормоча проклятия.

Ему очень не хотелось умирать. Женщина зашла в участок и остановилась у сидящего за стеклом человека. Тот что-то рассказывал в трубку телефона, показав жестом, что занят.

— Где вы храните найденное? — хрипло спросила Сальпа, не обратив внимания на просьбу подождать.

Снота затрясло. Люди с любопытством поглядывали на него, словно на диковинную зверушку. Но трясло не от этого. Он не зря звался везучим. Его внутренне чутьё много раз шептало о неприятностях. И сейчас оно просто вопило, что прежние неприятности покажутся жалкими мелочами.

— Не видите? Я занят, — повысил голос полицейский, прикрыв трубку ладонью.

— Найденное, — сухо повторила Сальпа, лицо которой не выражало совсем ничего, словно восковая кукла.

Полицейский ещё раз бросил взгляд на женщину.

— Вы кто такая, чтоб я перед вами отчитывался? Документы, пожалуйста.

— Полог мрака, — прохрипела пожирательница.

Кристалл в руке Снота вспыхнул рубиновым огнём. В тот же миг все лампы, все огоньки в помещении погасли. Перестали работать компьютеры. А люди оборвали свои разговоры, уставившись на потухшие смартфоны.

Сальпа коротко замахнулась и хлёстким ударом кулака выбила стекло у дежурного. Проклеенное стекло, мгновенно покрывшись мелкой сетью трещин, рухнуло на пол.

— Найденное! — закричала женщина, а потом сунулась вперёд, схватив человека за ворот и потянув на себя, вытаскивая из конуры, как рака из норы.

— Фак! Фак! Фа-а-ак! — выпучив глаза, закричал гоблин.

Он и в страшном сне не мог представить такой картины. За такое точно на кол посадят. Сальпа держала полицейского на вытянутой руке, уставившись на жертву холодным взглядом.

— Тревога! — закричал полицейский.

И за спинами раздалось топанье и щелчки оружия. Гоблин затравленно обернулся и увидел несколько стражей с автоматами в руках.

— Отпусти его! Лечь на пол! Руки за голову.

Сальпа замерла на мгновение, а потом отшвырнула от себя жертву, развернулась к остальным полицейским и пошла прямо на них.

Раздались дружные щелчки, но оружие не выстрелило, и Снот с облегчением выдохнул. Прямо сейчас он не умрёт.

— Стоять! — закричал один из полицейских, достав чёрную дубинку, но пожирательница не остановилась.

Она не остановилась даже тогда, когда люди бросились на неё.

— Фак, фак, фак, — бормотал Снот, словно забыл другие слова, глядя при этом, как к стене отлетел стражник, у которого ударом кулака Сальпы вмяло лицо внутрь.

Всё происходило слишком быстро. Удар. Удар. Удар. И второй закричал, держась за оторванную руку. Кровь хлестала фонтаном, и помещение наполнилось воплями обывателей.

— Найденное! Где?!

Ещё один человек упал, булькая кровью из разрезанного горла. Это в ход пошёл нож пожирательницы. Четвёртый упал к ногам чудовища в человеческом обличии, держась за бок. Они так и не смогли причинить хоть какой-то вред этой женщине. Дубинки не оставляли на ней синяков. Сил у полицейских скрутить не хватало, даже удар прикладом оставил лишь небольшую ссадину на недрогнувшем лице. Никакое оружие не действовало. Ни пистолеты, ни автоматы, ни электрические шокеры.

— Где? — прохрипела Сальпа, схватив человека за ногу и подняв над полом.

— Да что тебе нужно? — тяжело дыша, спросил полицейский, качающийся вниз головой.

— Вы утром нашли вещи. Мне они нужны.

— Какие, в задницу, вещи?! Отпусти! Тебя расстреляют!

— Не смогут.

— Не знаю! У начальника могут быть!

Сальпа повела головой, словно принюхиваясь, а потом бросила человека на пол. Но его радость длиласьнедолго. Пожирательница быстрым ударом ноги раздавила череп несчастного. От этого даже Снот, привычный к трупам, поморщился. Он хоть и был гоблином и не сильно любил человеков, но не делал бессмысленных убийств и пыток. Зачем? Отдал кошелёк, пусть живёт дальше, может, потом ещё раз кошельком поделится. А вот так, бр-р-р. Ненужная смерть.

Пожирательница пошла вперёд, даже не глядя на визжащих женщин и испуганных мужчин, что шарахались от неё в разные стороны. Калитка-вертушка была на защёлке и оттого заскрипела, когда Сальпа попёрла через неё. Металл смялся, пропуская чудовище вперёд.

Снот глянул на выход, думая, как поступить. Бежать? Нет. Найдёт, и только хуже будет. Его просто свои же выдадут, боясь расправы. Придётся идти за ней.

Сальпа быстро миновала погруженный во мрак коридор и вскоре остановилась у железной двери с красной табличкой. Дверь оказалась заперта, но женщину это не остановило. Она вцепилась пальцами в косяк и потянула на себя. Под пятнистой охотничьей курткой вздулись мышцы, и железо начало выползать из кирпичной стены, словно его прессом выдавливало.

— Тёмные боги, — прошептал гоблин, глядя на это.

Скрипнули вбитые в кирпич штыри, застонал металл, посыпалась на пол пыль и крошка, обильно покрывая кафель. Вскоре в образовавшуюся щель можно было пролезть.

— Перчатку, — прохрипела своим скрипучим голосом Сальпа.

— Уот? — переспросил Снот, нервно сглотнув подкативший к горлу ком.

— Перчатка. Чёрная. Обычная. На столе. Живо.

Гоблин быстро кивнул и просунулся в щель. Для него это было несложно, а вот пожирательница не пролезет. Не могла она пошире разломать, или силы кончились?

Нужная вещь лежала на самом видном месте, и Снот быстро подхватил её со стола.

— Это? — спросил он, показав вещь наблюдавшей в дырку Сальпе.

Та закрыла глаза и опять повела головой, словно принюхиваясь.

— Дай.

— На-на-на, госпожа, — затараторил гоблин, быстро протянув перчатку.

Но отдать не успел, так как из коридора раздался грубый мужской голос.

— Ни с места! Охотники! Отряд «Спарта»!

Сальпа выпрямилась глубоко вздохнула и пошла в сторону говорящего. Снот не видел того, что происходило, но услышал донёсшиеся крики, удары, звон металла о металл, щелчки бесполезных автоматов. Он надеялся, что это чудовище убьют, и он сам сбежит. А если и нет, то свалит всю вину на эту тварь.

Но пожирательница и не думала умирать. Несколько раз яркие колдовские вспышки уронили на стены резкие тени, а потом нечто начало долбиться в стену на высоте человеческого роста. С кирпича посыпалась штукатурка. По коридору разлились крики боли.

Вскоре всё стихло.

Когда же в щели показалось забрызганное алым лицо Сальпы, Снот вздрогнул. И ведь это чудовище даже не моргает.

— Выходи.

— Да, госпожа, — пролебезил гоблин и протиснулся в щель.

В коридоре он сразу увидел четыре тела. Одно висело и качалось на вырванных из потолка проводах, намотанных на шею. Второе просто разорвано пополам. Ещё два валялись в нелепых изломанных позах, как выброшенные на помойку куклы. На стене трещины, тёмные потёки, словно кого-то с силой били головой.

Сальпа шумно втянула запах крови и тихо протянула.

— Вовремя.

Она достала испачканный кровью нож и медленно провела им перед собой сверху вниз. В воздухе вспыхнула рубиновая струна, отражаясь в луже под ногами женщины.

Сальпа опустила клинок и вытянула ладонь, а потом сделала так, словно насадила руку на эту пылающую спицу. Спица вспыхнула ярче и развернулась в большой портал. Снот ходил через такие, когда Скал взывал к властелину с просьбой спрятать.

Пожирательница шагнула в него, а остановившись по ту сторону, обернулась.

— Живее. За мной.

Гоблин вздохнул, так как надежды, что его забудут, рухнули, и шагнул в проём между местами. Когда он пересёк грань портала, коридор вспыхнул огнями ламп дневного света. Завыла сигнализация. Загрохотали валяющиеся на полу патроны, которые отказывались стрелять раньше, когда находились под действием непонятного колдовства проклятого кристалла. Полицейские много их пороняли, передёргивая затворы.

А потом портал схлопнулся, обрывая путь.

Я молча думал, что делать. С одной стороны, кипел гнев, а с другой — вспомнились слова Тихона. Будто он рядом и поучает меня, строгая по своему обетованию коротким ножиком обычную ложку из берёзовой чурочки. На пол бы сейчас падала стружка, а усыновивший меня человек с редким седым волосом в густой рыжей бороде с ехидцей тянул бы свою мудрость.

«Месть — это такая снедь, что ею можно наесться только один раз. Но помимо мести есть ещё и другие яства. Мечты о светлом. Дружба. Любовь. Не брезгуй ими ради кровавого пиршества мести».

— Я лишь немного откушу от неё. И больше не буду. Обещаю, — прошептал я и поглядел на Ворона. — Нужно найти эту Сальпу.

— Кар-р-р! Я пущу клич! Птицы высмотрят! — прокаркал ворон.

— Нет. Если одна птица начала искать, то вся округа будет знать, кого ищут. Так мы её спугнём. Нужно, чтоб кто-то другой всё пронюхал. Кто-то ловкий и незаметный.

— И кто же?! Кар-р-р, — с усмешкой протянул ворон.

— Лисята, — произнёс я, поглядев на Мурку. — Они мне должны. Они сделают.

— Какие лисята?

Я улыбнулся.

— Какие нужно лисята. Я поговорю с воеводой. Он не будет против. Но самой лучшей местью будет поломать планы тому, на кого убийца работает, кем бы он ни был. А уж потом прикончу. Чтоб блюдо вкуснее было.

— Прямо сейчас помчишься? Кар-р-р.

— Нет. Сейчас нужно дельце доделать. Куплю цветов и вкусной снеди и извинюсь за Всеволода. Должен будет. Так что в больницу…

Глава 22. Зверь зверю рознь

Гореслава лежала на диване в магазине Всеволода. Оказывается, у него была небольшая полутёмная каморка, где можно спрятаться от всех, отведать яств и выпить хмельного, ключевой воды или плодового сока. Сейчас и то, и другое стояло на небольшом дубовом столике рядом с ложем. Лесная дева подложила под голову небольшую подушку, а ноги свесила с подлокотника. В руках у неё был пульт от большого телевизора, и пальцы щёлкали одну и ту же кнопку, заставляя картинку меняться.

Щёлк. Важный мужчина вещал отрывистыми фразами о том, как хочет управлять страной. Ей это было неинтересно. Люди мелькали перед её взором, словно листья, падающие с дерева. Раз, и промелькнул, упав к остальным таким же, а потом стал единым с бурой подстилкой, в которой копошились насекомые и по которой бегали звери. За эти десятки тысяч лет не то, что люди, целые народы родились и умерли. Князья, воины, крестьяне. Все они теперь в земле. Одним правителем больше, одним меньше.

Щёлк. Старый сухопарый дед забавным говором рассказывал о неведомом зверьке из дальних стран. Гореслава улыбнулась. Старик любил всякую животину, но он не понимал саму суть леса. Леса всемогущего. Леса в единый миг и щедрого, и беспощадного. Не того, где живут пригородные лесные духи и божки, привыкшие к смертным, и зачастую когда-то сами бывшие людьми. Нет, того леса, который рос задолго до рождения первого двуногого. Леса, помнящего бесчисленных тварей, рядом с которыми даже демоны — жалкие и юродивые. Но лес с ленивым безразличием позволил смертным копошиться под своим пологом, а неблагодарные людишки возомнили себя владыками всего на свете, взявшись его грабить без меры. Но пока сам лес не встрепенётся, не напомнит о своей силе, смертных не остановить. Однако, он живёт прошлым, не видя грядущей гибели. И рано или поздно умрёт, а вместе с ним и все те его обитатели, что не смогут научиться жить заодно с людьми.

Гореслава вздохнула. Она в полной мере ощутила надвигающуюся смерть. И единственным верным решением было вывести Ярополка к людям, а потом зацепиться за него самой. Стать такой же, как эти смертные.

Щёлк. На экране возникли яркие рисованные человечки, заставив лесную деву улыбнуться. Точно такое же она видела в мертвецкой, когда крала тело. Тогда на столе у служителя, который уснул в кресле, был махонький экранчик, и на нём добрая и наивная девушка бежала вслед за воином и кричала: «Братик! Братик!»

Люди сложные, куда сложнее зверей. А картинки просты. На картинках лишь самые яркие грани человеческого естества.

— Братик, — прошептала Гореслава вслед за картинкой.

В это время рисованный воин хмуро поглядел на свою рисованную спутницу, мол, что тебе? Та состроила в ответ смущённую детскую мордаху, пробормотав: «Братик, можно я с тобой?», и лесная дева тоже надула губы и поглядела на стакан воды исподлобья.

Да. Пока нет привычки жить, как смертные, нужно быть проще. Даже казаться немного глупой, и ни в коем разе не давать волю той, что смотрит на мир глазами чужого тела. Той, что играючи вырвет хребет, поживится сердцем или костным мозгом. А может, и отпустит, если на то воля будет. Ведь не зря её второе имя — Хозяйка Лютолесья.

— Эх, братик, — со вздохом произнесла Гореслава, — куда же мы друг без друга. Даже если будет новая волна пробуждений, и весь мир умоется кровью в смертном бое за жирный пирог с названием «человечество». Обратного пути уже нет.

Мурка увязалась за мной. Но, по правде говоря, я был не против. Вдвоём всё одно веселее, чем одному. Девчурка, одетая в зелёную майку, шлёпала босыми ногами по асфальту следом за мной. Она с любопытством таращилась по сторонам, а люди, в свою очередь, поглядывали на меня, порой улыбаясь чему-то. И хотя народ насмотрелся всякого, каждое появление потустороннего притягивало их взор. И рыжая девочка с острыми рысьими ушками на макушке не была исключением.

Сейчас я нёс небольшой пучок ярких цветов, купленных у торговки в крытом ларьке на остановке. Ныне пучок букетом зовётся. Я не стал лукавить и прямо сказал, что это больной девице. Торговка тогда заулыбалась и подобрала три алые розы. Вот и шёл я с ними в руках по улице.

— Что ты хочешь? — спросил я, протянув руку, и Мурка сразу схватилась за неё.

— Мяса! — тут же отозвалась она.

— Сходим кое-куда, и будет тебе мясо, — ухмыльнулся я.

— Много?

— Да.

Мурка сверкнула клыкастой улыбкой и начала идти вприпрыжку. Босые ноги шлёпали по асфальту, ловко избегая редкого мусора, попадающегося по пути.

— Мясо-пузясо, мясо-попасо, — бормотала она какую-то нескладушку под нос. — А можно молока?

Я пожал плечами.

— Можно.

— Молоко-далеко, мяса-в-пузязе, — продолжила нескладушку девочка-оборотень, а потом дёрнула меня за руку. — Смотри.

— Глазастая, — отшутился я, когда повернул голову.

Рядом с входом в метро стояла пятёрка существ. Не люди, а что-то похожее на сказочных животных, вставших на задние лапы. И вот эти были как косули. Лица почти человеческие, но слегка вытянутые вперёд. Глаза как у коз. Носы плоские с чёрными кончиками. Уши телячьи. Рогов нет. Вместо волос — рыжий в белую крапинку мех. Ноги звериные, с копытами, а вот руки человеческие, разве что ногти коричневые. На каждой был сарафан из грубого некрашеного льна.

— Ягоды! Грибы! Орехи! — забавно тянула одна такая косуля, держа в руках корзинку, сплетённую из веточек.

Проходящий мимо люд останавливался и щёлкал этих созданий на смартфон. Иные что и покупали. Но забавным было то, что за тысячу лет обитания в лесу никогда не видел таких. Вот точно бы запомнил, даже сквозь сон, но нет, не видел.

При нашем приближении создания заозирались по сторонам и испуганно прижали уши. Чуют в нас хищников.

Я же подошёл, с улыбкой оглядел их, а потом строго спросил.

— Вы кто такие?

— Меме́ни, — часто задышав, ответила та, что с корзинкой.

— Откуда будете?

— Из лесу.

— Ложь, — прорычал я. — Не знаю я никаких меме́ней!

— Велесом клянёмся, — вжала в плечи косуля.

Она в ужасе остолбенела, и лишь грудь ходуном ходила, словно существо вот-вот бросится прочь. Я отступил на шаг, поглядел на Мурку, а потом достал свой смартфон и запечатлел создание, дабы потом о нём у кого поспрашивать.

Подумалось, что дурная привычка таскать с собой волшебное зеркальце быстро прилипает. Раньше без этой гадости жил и не тужил, а сейчас даже не представляю, как без этой гадости жить можно.

— Пойдём, — взял я за руку Мурку и потянул мимо входа в метро.

Можно и под землёй прокатиться, да не люблю это. Не привык.

По пути я разок оглянулся на странных созданий. Вреда они не приносят, и потому на них не стоит вести охоту. Но стоило сделать несколько десятков шагов, как зазвонил телефон.

— Да, — спросил я, приложив его к уху.

Помню, по первости долго не мог привыкнуть и держал на вытянутой руке, а там орали: «Ало! Ало!»

— Ярополк, — раздался голос Всеволода, — тут заказик небольшой. Он по пути. Возьми.

— Откуда ведаешь, что по пути?

— Ну, ты же к Маше?

— Кто сказал? — нахмурился я, поглядев на Мурку, но та шла, глядя на чудных косуль, и казалось, шею вывернет.

— Сам догадался. Я твою карточку на свой номер завязал. Получил смс о цветочном ларьке. Вот и подумай сам, куда ты мог пойти с цветами. Не на свидание же.

— А чё бы и не пойти? — огрызнулся я. — Что ты решаешь за меня? Может, я на свидание и пошёл.

— Да хоть сто раз. Всё равно по пути. Там ведь где-то на пять минут.

Голос Всеволода был холодный и ровный, и слушать было неуютно, равно как льдинку за шиворот уронить. А ещё я понял, что он и не собирался прощения просить.

— Мне не до тебя, — буркнул я, собираясь выключить смартфон, но Всеволод опередил.

— Соснов очень просил. Срочно нужно. Я сам не знаю, но нужно.

— Ладно, — буркнул и посмотрел на цветы.

Смартфон погас, а затем снова вспыхнул, указывая на место неподалёку. А потом я достал из кармана висюльки, купленные ещё в прежней жизни. А чем судьба не шутит, может, в самом деле потом свататься буду. Висюльки лежали на ладони, совсем не похожие на те золотые и серебряные украшения, виденные под стеклом в лавках. Там всё блестело, а эти словно царапанное железо старого клинка в сравнении с зеркалом. Но они мои. Я ещё тогда не был чудовищем, и оттого вдвойне теплее и в то же время горше на них смотреть.

— Что это? — тут же подскочила Мурка, попытавшись схватить висюльки.

— Не тронь, — нарочито строго ответил я и сжал кулак.

— Ну, покажи-и-и, — протянула девочка, встав на цыпочки, и я разжал пальцы. — Красиво. Что это?

— Память, — ответил я с лёгкой улыбкой.

— Ух ты, так вот как она выглядит. А как она в голове помещается?

Я расхохотался. Да так, что на меня обернулись прохожие.

— А ещё говорят, в счётных ящиках память есть, — продолжила девочка-оборотень свою бесхитростную речь. — Там такая же?

— Не знаю, наверное, — ответил я и убрал висюльки обратно в карман.

А потом пошёл в нужном направлении. Я уже приноровился по карте место искать. По солнцу посмотришь, где юг, потом идёшь туда. На карте ведь север всегда сверху, а юг снизу. Всё проще пареной репы.

То, что есть для нас работа, стало ясно сразу. Вокруг небольшой площадки толпился народ. Там же были и полицейские, несколько рядовых и один повыше чином. Он снял свою диковинную шапку с блескучим козырьком, сиречь фуражку. На плечах плашки, сиречь погоны, с красными полосами и золотистыми звёздами. Я уже выучил, что со звёздами не простые стражники, а сродни сотникам или даже помощнику головы полицейского приказа. Он не суетился, а просто озадаченно чесал затылок. Само место располагалось между двумя новенькими многоэтажками, на которых ещё даже не имелось щербин и грязи.

— Охотники! — закричал я, задрав над головой жетон.

Толпа сразу загоношилась и начла расступаться, дав рассмотреть прозрачную фигуру. Призрак стоял посередине двора и отрешённо глядел под ноги. Обычный парень, одетый в зелёную одёжу и сапоги, держался рукой за переброшенный через плечо ремень, на котором, словно котомка, висел автомат.

Люди не боялись призрака, лишь тоскливо глядели.

— Это ж сколько лет он домой шёл? — раздавались тихие вопросы из толпы одних.

— Поди, с Афгана вернулся, — говорили вторые.

— Да уж, ни дома, ни родных уже нет, — сетовали третьи.

Так и стоял этот призрак-сирота, не слыша и не замечая обступивший его люд. Не знаю, с какой войны или сечи он вернулся, да только зря.

— Эй, охотник, — услышал я тихий голос, принадлежавший позвавшему меня старшему полицейскому. — Что делать думаешь?

Я пожал плечами. Можно, как в том магазине с анчутками, вынуть волшебную палочку, прокричать заветное «экс тенебрис!», а потом прикончить раз и навсегда. Серебряный нож развеет призрачную плоть, отправив воина в небытие. Но я не хотел.

— Есть задумка, — пробурчал, отдал букет Мурке и достал один из своих метательных ножей.

Полицейский вздохнул. А когда я опустился на колени перед свежезасеянным зелёным газоном и начал рыть ножом землю, тихо выругался.

— Это что за колдовство?

— Это не чары. Это древнее знание, — ответил я, откидывая второй рукой чёрные комья.

Пальцы сразу испачкались, но это не страшно. Земля не дерьмо. Земля всегда чиста и священна.

— Ты бы пояснил, — продолжил полицейский, а я молча порезал ладонь и испачкал лезвие кровью. — Да японский городовой! — витиевато выругался стражницкий чин, — я же должен знать, что ты делаешь!

— Если умер кто-то на чужбине, — начал сказывать я. — Если нет возможности его похоронить по обычаю, то богам преподносятся закладные дары. Мне отец рассказывал о таком. Вот сейчас так и делаю. Если получится, то похороню вместо воина нож. Был бы меч лишний, похоронил бы меч. И тогда был бы здесь меч-кладенец, в могилу покла́денный. Не слыхал такого?

Полицейский вздохнул, а я положил нож в ямку и засыпал землёй. Сверху кучками травы прикрыл. Помню, когда ходил до Царьграда, свершал такое деяние, дабы пропавших без вести в дороге почтить, но рассказывать об этом нынешним людям не стоит. Некоторое время ничего не происходило. Толпа тихо перешёптывалась, глядя на меня, а потом кто-то повысил голос.

— Люди, пропал. Призрак пропал.

Я улыбнулся и встал. Скольких воинов за тысячу лет убил, а вот хоронил в первый раз. И оттого на душе стало как в раннюю вешнюю пору. Вроде и холодно, и снег, и лёд, да только птицы громко щебечут, прыгая с ветки на ветку да солнце заставляет капли талой воды падать на осевшие сугробы. Так же и мои мысли внутри.

Полицейский опустил взор на место, где я нож зарыл, и вздохнул.

— Всё, парни! — закричал он, взмахнув рукой, — сворачиваемся!

А после торопливо пошёл к машине.

Я тоже собрался забрать букет у Мурки, которая уже оторвала от него несколько лепестков и просто-напросто съела, как обычная кошка рассаду из кадки. Хотел было наругать, но девчурка вдруг дёрнула ухом и резко повернула голову, а потом громко закричала, показав пальцем.

— Сзади!

Я на мгновение замер, а потом обернулся. К нам бежала одетая в пятнистую охотничью одёжу высокая женщина с широкими, отнюдь не женскими плечами и грубым, иссечённым шрамами лицом.

— Стой! — закричал один из стражников, вскидывая автомат. — Стой, стрелять буду!

Вслед за ним закричал другой.

— Тащ полковник! Там!

Я быстро глянул на полицейских, которые щёлкали своим оружием, но оно не стреляло. Точь-в-точь как у Соколины в подземелье. А женщина врезалась в толпу и начала раскидывать в разные стороны людей, как разъярённый бык, но бежала при этом к тому полицейскому начальнику, словно он был её целью.

— Сука, — проронил я и бросился наперерез, понимая, что не успею.

Стражники встали на пути этой женщины, готовясь биться автоматами, как обычными палицами, но всё это оказалось тщетным. В руке бегущей сверкнула сталь, и вскоре на асфальт и газон плеснуло кровью. Раздались крики, и толпа бросилась врассыпную, обезумев от вида смерти.

— Стой! — закричал я, выхватывая кастет.

А убийца, не обратив внимания, несколько раз быстро взмахнула большим ножом, отчего один из стражей рухнул под ноги, а его голова теперь держалась только на небольших лоскутах мяса. Алая кровь толчками вырвалась из разрезанной шеи дёргающегося в агонии тела. Мгновение спустя ещё один страж громко и протяжно заорал, держась за отхваченную в локте руку.

Я на бегу стукнул кастетом в разрезанную ладонь, а потом ударил. Убийца успела повернуться ко мне, но не ожидала колдовского оружия. Она закрылась перед собой скрещёнными руками, а письмена на моём оружии вспыхнули и пошли молниями. Женщину откинуло прямо к машине, в которой успел спрятаться полицейский начальник, но при этом сумела остаться на ногах. Сила удара была такова, что машину сдвинуло на целый локоть вбок, а дверь вмялась вовнутрь. Брызнули осколки стекла.

У обычного человека дыхание бы пропало от такого, а ей хоть бы что.

— Сдавайся! — закричал я, но женщина равнодушно смерила меня взглядом, быстро перебросила клинок из правой руки в левую и вцепилась пальцами в дверцу машины.

С противным скрежетом железо смялось, и дверца превратилась в подобие щита, за которым не так-то легко теперь достать эту тварь. А в том, что это не человек, я уже не сомневался. Наверное, оборотень, как и я, только не знаю, что за чудовище стало её сутью. Одно знаю, ни у зверя лесного, ни у птицы хищной нет таких холодных глаз. Даже у змей взор мягче.

Женщина сделала шаг вбок и, не глядя, ударила ножом наотмашь. Нет, не меня. Выбив железную палку меж дверями, сиречь стойку, она достала клинком того полицейского, что тщетно и с отборной бранью старался завести машину. Мужчина попытался закрыться рукой, но не смог, и срезало половину головы, обнажив черепное нутро. Один глаз повис на жилке, как мышь на хвосте, а второй, разрубленный, вытек. Разумеется, после такого не живут, и потому тело несколько раз дёрнулось и безвольно осело в кресле, заливая кровью золотые звезды. Срубленные под корень пальцы упали под ноги.

Откуда-то издали послышались громкие вопли сирены, словно стая волков голосила в зиму. И они быстро приближались.

— Сука! — закричал я и снова ударил кастетом, надеясь, что волшебная сила не развеялась. И снова смялось железо двери-щита, а машину, к которой прижималась спиной убийца, сдвинуло на добрые полсажени. Грохот больно ударил по ушам. — Сдохни! — закричал я, замахнувшись сызнова.

А тварь метнула в меня щит и одновременно с этим бросилась в сторону. Я отбил железяку и дёрнулся, чтоб помчаться следом. Но женщина застыла неподалёку, подхватив с земли какую-то девицу, которую до этого сбила. Она прижала её к себе рукой, словно котёнка поперёк тела, и ноги девицы не доставали до земли. Оставшиеся в живых полицейские перетягивали руку своего раненого товарища, который орал не тише сирен, и ничем помочь мне не могли. Да и не получилось бы у них ничего, только трупов бы прибавилось.

— Больно! Больно! — кричала пленная со слезами на глазах. — Помогите!

— Отпусти её! — приказал я, сделав шаг вперёд, и чувствуя, как начало ломить челюсть и хребет, предвещая обращение, сиречь трансформацию.

Но как раз это сейчас и нельзя допустить, мало ли, вдруг в помутнении разума убью девушку. Я сделал один глубокий вздох, потом второй и третий. Боль притихла, но не угасла насовсем, а потом мимо меня со знакомым свистом пронеслась гайка.

Тварь дёрнула головой, уворачиваясь от выпущенного Муркой снаряда, а потом хрипло заговорила. Лишь с большим трудом в этом голосе можно было узнать женщину.

— Будешь ты преследовал, я буду убила много человечков на свои пути, — странным говором глаголила убийца.

А когда снова свистнула гайка, вскинула руку, не выпуская ножа, поймала снаряд для пращи и швырнула обратно. Я бы так не смог.

Позади раздался протяжный крик боли. Я быстро обернулся и увидел, что Мурка держится за бедро, на котором вырван изрядный клок кожи, и текла тёмная, почти свекольного цвета, кровь, непохожая на ту яркую, что бьёт ключом из горла у полицейского. А россказни о том, что перевёртыши не чуют ран — брехня полная. Да к тому же моя названая сестрёнка ещё совсем юная и терпеть боль не умеет.

— Отпусти её, — процедил я, стискивая пальцами кастет, а по другой руке от локтя к запястью пробежала тонкая рыжая молния, оставив на кончиках пальцев сияние, как будто под кожу угли спрятали.

— Ха! — выдавила из себя смешок убийца, словно каркнула, и перехватила девицу покрепче, отчего та начала судорожно глотать воздух и безуспешно вырываться, стиснутая и неспособная оттого сделать вдох. А убийца легонько ткнула жертве в бок нож. — Люди жалеть друг друга. Это делает вас слабыми. Я знаю.

Нож резко вошёл на полпальца под рёбра, туда, где печень. Девица выгнулась дугой и задёргала ногами, а потом обмякла, провалившись в беспамятство. Такая рана убивает не мгновенно, но человек быстро истекает кровью и угасает, как огарок свечи.

— Будешь придавил рану ладонью, — хрипло продолжила женщина-убийца своим необычным говором, — Будешь дождался помощи. Будешь гнался, она будет умерла без выбора.

Она вынула клинок и разжала хватку, позволив девице безвольно упасть на асфальт, как тряпичной кукле. Убийца даже не поменялась в лице, словно была восковой куклой, а не живым существом. Даже глаза не моргали. Женщина развернулась спиной и лёгкой трусцой побежала прочь, очень хотелось всадить ей стрелу в спину, и будь у меня с собой лук, я так и сделал бы. А от ножей проку не будет. Эдакую тварь метунцами не проймёшь.

Если бы да кабы.

Я поочерёдно поглядел на Мурку, которая хныкала и держалась за окровавленную ногу, на лежащую без сознания незнакомку, на полицейских, которые возились с орущим товарищем. А вой сирен хоть и приближался, но был далёк, и нужно срочно что-то делать.

— Сука, — выругался я, со всей злости пнув ногой валяющуюся рядом дверь от машины полицейского головы. Головы без головы. — Не успеют. Не успеют, сукины дети. А-а-а, к чертям всё это, должна же быть польза от моих проклятий! Думай, Ярополк! Думай! — закричал я, а потом достал один из метательных ножей. — Была не была.

Я взмахнул рукой, и остриё вонзилось мне в бедро. Ещё раз. И ещё.

Зубы заломило. Кости заныли. Мышцы налились звериной мощью, а мир потерял в красках, но стал ярче, как виденный мной чёрно-белый телевизор.

— Ну, же! Должен справиться!

Штанина пропиталась кровью, а кожу вдоль спины обожгло, словно кипятком.

— Давай-давай-давай, — зашептал я, а потом шагнул полицейским, выбрав того, что полегче.

Шаг, два, три.

Я схватил его за шкирку, да так, что ноги оторвались от земли.

— На мне поедешь! — зарычал я изменяющимся голосом, и в округлившихся глазах стража мелькнул страх.

Он лишь мелко кивнул, а я наклонился и коснулся руками асфальта, чувствуя, как тело начинает расти, а одежда лопаться по швам. Ногти на руках вытянулись в длинные когти. Кожа покрылась густым золотистым мехом.

Я зверь. Я уже зверь.

— Хватит! — закричал я, едва узнавая человеческую речь сквозь медвежий рёв.

Теперь главное — не потерять рассудок.

— Грузи! На спину! Раненых! — отрывисто и насколько можно правильно произнёс я, а когда полицейский растерянно кивнул, зарычал: — Живей!

— Да чё ты тупишь, твою мать? — раздался вопль одного из стражей, он вскочил на ноги и оттолкнул потеряшку, а потом бросился к девице, бросая слова на ходу. — Ты что, мать твою, оборотня не видел, што ли? Грузите Лёху, я эту кину.

Я вздохнул и поглядел на Мурку, а потом кивнул головой, приглашая на спину. Сестрёнка встала и, растирая слёзы, похромала ко мне.

Бледному стражу, лишившемуся руки, помогли сесть на меня, а сзади обхватила его руками Мурка, одновременно с тем прижимаясь, чтоб не свалиться. Благо и шерсть моя сейчас была густой, и вцепиться тоже можно.

Страж, который толковый, поднял на руки безвольную девушку и положил поперёк моей холки.

— Свалится, — деловито произнёс он и провёл рукой по носу, а потом достал из кармана небольшую упаковку, пояснив, — это колдовской пластырь от берегинь. Немного задержит кровопотерю.

Страж достал оттуда тонкие лоскуты и прилепил один на руку товарища, где уже красовались два таких же, а потом задрал одёжу девицы и приклеил второй на кровоточащую рану. Я думал, не прилипнет, но нет, пластырь вспыхнул изумрудным светом и остался на коже поверх раны.

— А мне? — прохныкала Мурка, и страж быстро налепил последний к бедру рысявки.

— Знаешь, куда ехать?

— Да! — прорычал я.

— Успеешь?

— Да!

— Ну, с богом. Лёха, держи девку.

— Антон, — процедил раненый. — Больно. Не смогу.

— Постарайся. Ты же мужик, — ответил он, но потом быстро сорвал с себя широкий ремень, просунув его под женским тельцем, и провёл под таким же ремнём на Лёхе.

Я нетерпеливо глянул на всё это, а потом развернулся и помчался. Обратную дорогу я знал. Знал звериным чутьём, недоступным человеку, как голуби знают путь в гнездо.

— Быстрей, быстрей, быстрей, — рычал под нос, чувствуя, как потихоньку гаснут крупицы человеческого сознания.

Но зверь всё бежал и бежал, не делая попыток скинуть, а уж тем более, разорвать седоков. Перед помутневшим взором промелькнули машины, дорога, дома, светофоры и испуганные люди.

Я лишь ревел, требуя, чтоб ушли с пути.

«Быстрее. Быстрее. Быстрее!» — хотел кричать, но из пасти вырывался лишь дикий рёв. В голове засела, как зарубка на плашке, мысль, что нужно успеть. Что слишком многие умирают вокруг меня, и хоть кого-то нужно спасти.

Снова машины, люди, дорога и дома. Всё это слилось в единую серую муть, которую я ещё мог видеть, как человек, уступая место звериной сути.

«Не подведи» — прошептал я, окончательно проваливаясь в ничто…

— Что значит, начальник отдела полиции убит? — переспросил Соснов, сидя за столом, на котором была разложена карта города. — Ты знаешь, что даже нечисть просто так не будет убивать таких должностных лиц? А тут натуральное покушение.

— Понимаю.

— Чёрт. Это уже какой-то колдовской криминал пошёл. Убийства вампиров, полицейских, тех бандитов на стройке. Всё это как-то связано. Словно этот тёмный властелин готовит себе площадку для действий. Значит, так, поищи, может, кто из чёрных магов на свободу вышел и мстит. Без человеческого фактора здесь точно не обошлось.

— Хорошо, Егор Олегович, — ответил Данила. — И второе. Докладывают, были странности с оружием.

— Подробнее, — нахмурился ещё сильнее, Соснов…

Глава 23. Встарь и вновь

— Добрая госпожа, — проканючил Снот, сидя на тёплой трубе подвала жилого дома, в котором они вчера выбили дверь, чтобы переночевать. Да и сама Сальпа к тому же сказала, что нужно затаиться на ночь, пока идут поиски после убийства того начальника. — Добрая госпожа, зачем всё это? Уай? Мы убивать стражей. Мы убивать вампиров. Я не понимаю. Уай?

Пожирательница холодно поглядела на гоблина, отчего тот опустил голову и сгорбился, а потом всё же осмелел и снова поглядел на чудовище в человеческой личине. Сальпа медленно достала нож и начала вырисовывать в воздухе линии. Снот не знал, что это за колдовство. Но это неважно. Всё, что делает Сальпа, приносило лишь боль и смерть.

Тем временем воздушные чёрточки коротко вспыхнули золотистым светом и погасли, а женщина прислонилась головой к стене и закрыла глаза.

Гоблин почесал свой зад, чувствуя, как в него впились тоненькие ниточки стекловаты. Но тепло от трубы было уютным и перевешивало неудобство лёгкого зуда, похожего на укусы земляных блох, к которым зеленоухий привык. Но все же ему сейчас хотелось в логово племени. Пусть там не ждала сочная женщина, не было богатств, но зато там свои. Эх.

Снот пождал колени, положил на них свой небольшой мешок с безделушками и запасом сухарей и чёрствого сыра и опустил на него голову, как на подушку.

«А вот у людей сейчас вери гуд, вкусная еда и мягкая постель, — с тоской думалось ему. — Энд уай? Почему Скаль послушал обещания этого лорда, желающего откусить кусок этого мира, как от пудинга? Зачем ввязался в эти глупые задачки? И ладно бы сам. Всё племя утянул за собой. Из-за него на племя охотятся, как на бешеных собак. Половину уже положили из-за жадности и глупости Скаля».

Снот ещё раз вздохнул, а потом вздрогнул, когда телефон Сальпы заскрежетал дикими звуками вместо звонка.

— Фак, — прошептал гоблин в ожидании новых неурядиц, и они не заставили себя долго ждать.

Пожирательница резко раскрыла глаза, словно и не спала вовсе. Снот видел на старом плеере фильм про робота-убийцу, и Сальпа сейчас очень напоминала железного истукана. Нет, не железом, а лицом-маской и самоуверенной неуязвимостью. Киллер-покер-фейс.

— Идём, — произнесла женщина и встала, подхватив свой рюкзак.

Она быстрым шагом направилась к выходу.

— О, добрейшая, — заканючил Снот ей вслед, — на нас охотятся. Вас видело слишком много стражников. Вам придётся убивать всех подряд, чтоб жить дальше.

Сальпа замерла и не оборачиваясь проронила.

— Я ныне сменила запах. Этого быть мало?

— Ну, да, добрейшая. Вас видели.

— Видели? Да. Люди отличать друг друга по лицам.

Она замолчала и уставилось на выход из подвала. Это дало Сноту повод для смелости.

— А вы, добрейшая? — осторожно спросил он.

Пожирательница не знала простейших вещей. Это было очень странно.

— Я могу отличить человека от гоблина. Могу голую самку отличить от голого самца. Но лица одинаковые. Мне буду сорвать лицо? Буду пришить чужое?

— Нет, что вы, добрейшая. Это будет очень странно.

Сальпа вышла из неподвижности, приняв какое-то решение, и быстро оказалась на улице. Гоблину ничего другого не осталось, кроме как следовать за ней. А пожирательница долго вела его между гаражами, а потом вдоль железной дороги. Сальпа шла открыто, не боясь ни засад, ни погони. Она вообще не боялась ничего.

Вскоре пришли. Это оказался закуток между мастерскими и складами, где их ждали. Да, она шла не на охоту, а на встречу.

Сквозь заросли рябины и клёна виднелась дорогая машина с чёрными стёклами и несколько человек в хорошей одежде. Не лорды, но и не чернь. Снот встал у щербатой кирпичной стенки, где виднелись обрывки какого-то объявления, и с любопытством начал глядеть, как из машины вышел невысокий богатей в чёрном костюме и лакированных ботинках и с дорогим галстуком. У автомобиля он оставил двух громил в тёмных очках. Сноту показалась смешной та напыщенность, с которой охрана глядела на Сальпу, одетую в потёртую охотничью одежду. Он знал, что пожирательница играючи справится с ними, раз с лёгкостью вломилась в полицейский участок, а потом убила целый отряд охотников на нечисть.

— Зачем здесь это чмо зелёное, — недовольно спросил мужчина, кивнув в сторону гоблина, и тот хлюпнул носом.

Конечно, гоблинов обзывают все, кому не лень, но говорить вот так, словно о бессловесной скотине? Обидно.

— Расходник, — сухо ответила Сальпа, а Снот замер, навострив уши.

В его голове созрел план. План мести и план побега. Мужчина скривился, а потом перешёл к сути разговора.

— Ты нашла девчонку?

— Ищу, — отозвалась пожирательница.

— И что так долго? В чём проблема? Мне расписали тебя как суперпрофи, а ты бесполезный кусок феминистического дерьма! Только и бьёшь себя кулаком в грудь, я да я!

— Я работаю не на тебя, — сухо ответила Сальпа.

— У меня сделка с твоим повелителем! — повысил голос мужчина. — И ты назначена для решения проблемы! Так что живее делай своё дело!

— Сделка с ним. Не со мной, — прохрипела пожирательница. — И я ему не слуга. Я наёмница. Цена была уплачена, и я разгребаю суть дерьмо за тобой. Полицейский есть убит. С той стаей диких паразитов, которых ты был назвал бандитами, суть кончено. Девушку ныне ищем. Это оказалось сложнее, чем ожидала.

— Я ничего не хочу знать! Просто заставь заткуться её раз и навсегда! А то мёртвые в наше время тоже бывают слишком болтливыми.

Снот слушал, глядел и тихо-тихо пятился назад, скрывшись вскоре за кустами. А потом бросил свой мешок с пожитками и пустился без оглядки, стараясь просто оказаться подальше от этого чудовища, от кошмарной сделки и судьбы быть барашком в котле. Он бежал и бежал. Один раз чуть не сбил с ног прохожего человека, который разразился гневными воплями и затряс вслед кулаком.

В его голове билась только одна мысль: «Бежать!»

Но она оборвалась в ту секунду, когда в спину прилетело что-то тяжёлое, сбив с ног.

— Фак. Фак. Фак, — бормотал Снот, глотая пыль и силясь встать, а когда поднял глаза и увидел стоящую над ним Сальпу, чуть не взвыл от досады.

Побег провалился, едва начавшись, и другой шанс ему вряд ли дадут.

Сальпа наклонилась и подхватила гоблина за шиворот, а после подняла над землёй, отчего их лица оказались на одном уровне.

— Не надо убегать, — сухо произнесла пожирательница.

— Я умру? — спросил Снот, глядя с надеждой о помиловании на это чудовище.

Хотя глупо ждать от неё пощады, глупо ждать сострадания, глупо ждать свободы.

— У нас приказ властелина, — вместо ответа произнесла Сальпа. — Девчонку брать живьём.

— Живьём? — вымученно спросил гоблин. — А этот господин говорил убить.

— Если этот расходник с богатой удавкой на шее будет сбежал раньше времени, на него будет шла охота. Он иметь ныне высокий чин. Он есть нужен, иначе бы давно было убили. Девчонка — свидетель. Девчонка — крючок. И ты крючок. Поэтому будешь жить.

Снот шмыгнул носом. Пожирательница не сказала: «Ты был жил», она сказала: «Ты будешь жить». Мелочь, но это важная мелочь.

— Свидетель чего?

— Ты есть видел, ты есть слышал. Он заключил сделку. Это есть сказал он сам. А сейчас идём, есть другая работа.

Сальпа быстро развернулась и пошла, и Снот заковылял ей вслед.

— Где?! — выкрикнул я, вскакивая с дивана и озираясь по сторонам.

С того момента, как зверь во мне вытеснил человека, воспоминаний не было совершенно. Но стеклянные витрины и само помещение оружейного магазина осталось целым, хотя трещинки на полу кое-где темнели от запёкшейся крови. На мне была одежда, похожая на прежнюю, но чуточку другая, словно во сне кто надел. Но это вполне понятно, ибо старая порвалась в лохмуты.

В углу сидел Всеволод и холодно глядел на большой бокал белого вина. Он медленно раскачивал желтоватую хмельную жидкость, в которой со дна поднимались ниточки пузырьков.

— Где они? — повторил я вопрос, но Всеволод не ответил, лишь выразительно поглядел на дверь во внутренне покои, куда покупателей не положено пускать.

Хотя я и сам ни разу там не был, как-то не довелось.

— Стой, — тихо произнёс вампир, когда я почти бегом направился к двери.

— Что с ними?

— С ними? Ты о ком больше переживаешь? — тихо спросил Всеволод, глядя мне в глаза. — О полицейском? О Мурке? О незнакомке?

Я скрипнул зубами, а древний упырь едва заметно улыбнулся.

— Смотри, не влюбись в первую встречную. Сейчас честных мало. Та же Маша, которую я немного перебрал, отправив в больницу. Она ведь из обеспеченной семьи, но ей захотелось больше. Мол, местный Дракула яхтами и квартирами направо и налево раскидывается, и всего-то за лёгкие покусашки, — бурчал Всеволод, водя в воздухе бокалом. — Это же круто — тусняк с вампиром. И бабла отстёгивает немало. Это же так легко — шею подставить упырю, который боится за свою репутацию. Это же не подвальный утырок-кровосос. Тьфу. Аж тошно. Конечно же, замну инцидент, раз виноват, но всё равно неприятно.

Всеволод опрокинул бокал в рот и вытер губы небольшим платком, лежавшим здесь же.

— Где они? — повторил я, но дверь открылась, и оттуда вышла Гореслава, одетая в шитое золотом зелёное платье.

Ткань была пятнисто-зелёная, а вот покрой одёжи больше подходил княжне. В длинных широких рукавах, свисающих почти до пола, имелись по боярскому обычаю разрезы, в которые продеты руки. Локти перехватывала алая лента. На плечах бурая шкура небольшого зверя. На шее бусы в несколько рядов из красного коралла и белого жемчуга. На ногах обычные короткие сапожки с застёжкой «молнией». Голова не покрыта, и имелся лишь небольшой венец из позолоченного серебра. Пояса не было. Пояс — оберег от нечисти, и потому нечисти не полагается быть подпоясанной.

Я смотрел на Гореславу, злую, как цепная собака, и внутри всё поникло.

— Я же богиня, почему у меня ничего не получается?! — произнесла она с глубочайшей досадой и начала ходить по комнате туда-сюда, звонко стуча каблуками по полу. — Вот, хочешь что-то сделать, а это не выходит. А, Всеволоже?

Вампир пожал плечами и, совершенно не изменившись в лице, отпил из бокала. Он смотрел на всех так, словно его это не касалось совершенно. И от этого становилось ещё хуже на душе. Неужели не спасли?

— Что с ними? — опустив руки, снова переспросил я, на что Гореслава удостоила меня лишь одним коротким взглядом, пылающим изумрудным огнём.

— Вот пришла я на беседу в этот чёртов центр социализации. Меня сперва пытали, откуда, кто, где, да как. А потом дали бумажку, на которой значилось, куда можно подъехать. И знаешь, что?! Я-то, дура, думала, сад этот с яблонями или грушами. Не лес, но хоть что-то. А это место, где детей держат. Они меня с берегиней спутали?! Я хозяйка Лютолесья! Где я, и где дети?! Они что, хотят, чтоб я их поубивала? Или чтоб они перестали спать по ночам до конца своей жизни?!

— Какой сад? Какие дети? — тихо переспросил я, не понимая, о чём речь, и лишь когда осмыслил услышанное, повысил голос. — Гореслава! Где раненые?!

— Успокойся. Нет их здесь, — подал вместо неё голос Всеволод, поставив на стол бокал. — Мурка гуляет. Полицейского забрали в больницу. А девушка ушла, едва придя в сознание. Богинька не такая бесполезная, как думал. Она всех подлатала, и хотя руку вернуть не сумела, культя не фонтанировала кровью, как на кулинарном шоу на радость старому вампиру.

— Как? Когда? — снова спросил я, оглядев помещение, а Всеволод наклонился, открыл дверцу стоящего рядом шкафчика и достал оттуда связку моих ножей и телефон.

— Ты сутки проспал, как убитый. А я из любопытства покопался в твоём смартфоне. Нашёл телефон ролевиков, гляжу, номер знакомый, вот и позвонил. Совсем из головы вылетело, они ведь у меня несколько раз дешёвые клинки брали. А сейчас я наряд для нашей богини выпросил в обмен на скидки.

— Девушка тоже ушла? — тихо спросил я, потупив взор.

— А ты думал, сейчас весь такой герой будешь, и она на шею бросится? Я же говорил, времена не те.

Я вздохнул и достал из кармана висюльки. Зачем они мне? Вокруг меня девушки только и делают, что погибают или убегают прочь чуть живые, а значит, такое моё проклятье — быть одному.

— Сестрица моя дорогая, — произнёс я и протянул ладонь с украшениями, — возьми. Тебе больше пригодится.

Гореслава быстро подошла и взяла золотые безделушки, придирчиво их оглядев, а потом закрыла глаза и сделала протяжный вдох, словно принюхиваясь.

— Стариной веет, — прошептала она. — Той древностью, что самым золотым временем была. Спасибо, братик. Это самое ценное, что можно мне в дар дать.

Она сделала шаг и обняла, и я снова почуял запах лесных трав и ягод. Как жаль, что лесная дева решила стать названой сестрой, а не суженой. Мы, два кусочка седой древности, хорошо подходим друг к другу.

— Не печалься, — прошептала Гореслава, положив голову мне на плечо. — Всё образуется. Ты ведь не один.

— Да, кстати, — произнёс за моей спиной Всеволод, — вечером сауна. Будем по пьяни строить планы и подводить итоги.

— Не хочу, — ответил я, — дай лучше заказ. Пойду хоть пришибу кого-нибудь.

— Не спеши. Тебе передышка нужна, а то перегоришь.

Я замолчал, подняв руку и поглядев на пальцы, которые совсем недавно пылали огненным проклятьем, как отголосок сожжённой мной деревни. Казалось, если замереть, то снова услышу крики умирающих людей и треск заваливающихся домов. Может, оно и к лучшему, если сгорю.

— Я в переносном смысле, — снова заговорил Всеволод, — а то по лицу вижу, что опять не понял.

— Пойду, прогуляюсь, тяжкие думы развею, — ответил я и осторожно отстранил от себя Гореславу.

— Вечером сауна. Явка обязательна! — повысил голос вампир, а потом чем-то брякнул. — Лови.

Я обернулся и едва успел подхватить брошенную мне вещь. «Пистолет», — подсказал мой внутренний толмач, с которым я настолько свыкся, что уже не обращал внимания. Шепчет на ухо словечки и шепчет. Да жить не мешает. Но то, что эта вещь пистолетом называется, давно сам разобрался.

— Пневматический, с серебряными пульками, — пояснил вампир. — Привыкай носить.

Не зная, что ответить, я сунул эту штуковину за пояс. Конечно же, одним из первых дел, что я свершил, освоив интернет — это поглядел про всевозможное оружие, и хотя не всё понял, но узнать пистолет смогу, и то, как он применяется, худо-бедно уразумел.

Следом в кармане оказался смартфон, оброненный до этого при превращении.

А потом ноги меня понесли сами. Лишь пройдя мимо нескольких домов, осознал, что иду по тем местам, где была охота на разных тварей. Ну что же, раз ноги несут, значит, туда и голове надо. Не стоит противиться.

И вот я шёл по улице. Мимо проносились разноцветные машины, по залитым полуденным солнцем тротуарам спешили по своим делам насущным люди. Ещё бы, ведь я провалялся до полудня. Дети наравне со взрослыми жили в этом неимоверно большом… толмач подсказал слово «темп», но суть его я не совсем уяснил. Впрочем, неважно. Это всё та же суета сует, что и всегда.

Смогу ли я стать одним из них? Не знаю. Но если опущу руки, то точно не смогу.

Эти самые руки сами собой достали смартфон, пискнувший заказом. Какая-то тварь захватила детскую песочницу посредине двора, пугая ребятишек жутким внешним видом. Я хотел было принять его, но потом передумал. Пусть сегодня другие охотятся.

По пути зашёл в магазинчик. Зашёл просто так, не имея желания чего-либо купить, хотя Всеволод сказал, что мои деньги какой-то ниточкой привязаны к смартфону, и можно им оплачивать. Словно обещанием. И оно само сбудется. Но ведь и обещаниями нельзя злоупотреблять.

Внутри огляделся. Если бы хозяева торговали хлебом, мясом или одёжей, я бы понял, может, даже приценился, а на прилавках были вещи, созданные в новом числовом веке. Вещи понятные и нужные лишь новым, числовым людям этого поколения — раскладные счётные дощечки, сиречь, ноутбуки, а также прочие мелочи. Постояв немного в разглядывании ярких движущихся картинок, вышел и снова направился к месту недавней встречи с подземными существами. Благо было это не столь далеко.

Пришлось миновать несколько пешеходных переходов и пересечь несколько дворов насквозь. И вот он, магазин. Его успели перекрасить да заменить разбитые окна и дверь новыми. И, помимо прочего, поменялась вывеска. Не помню, какая была раньше, но точно другая. Сейчас красовалась большая белая птица, похожая на цаплю и стоящая в красном круге на одной ноге.

Я зашёл в магазин. Полки на месте, товар тоже. Пол уже починили.

— Гой еси, красна девица, — поздоровался я с торговкой, сидящей на кассе, а потом, взяв с полки какую-то шоколадку, спросил: — Тут же недавно погром был. Чудища из-под земли. Дыра в полу до самого царства Чернобога.

— Старый хозяин продал магазин, а новый обещал, что этого не повторится. Типа, он с какими-то эксклюзивными колдунами на короткой ноге.

— Странно, — пробубнил я, подойдя и встав там, где был пролом. — А куда новый делся?

Девушка молча смерила меня взглядом и пожала плечами, отчего стало ясно, что не только я задался таким вопросом. В то же время чутьё дикого зверя, не единожды выручавшее тысячу лет блужданий и охоты на двуногую дичь, начало тихо шептать. Шептать, мол, что-то здесь нечисто. Но что именно, понять не мог.

Расплатившись за шоколадку с орехами картой, с которой долго пришлось вспоминать цифири этого… пин-кода, вышел на улицу.

— Чего может быть здесь необычного? — сорвалось с моих губ.

— Кар-р-р! Сам с собой говоришь, дур-р-рень? — раздался скрипучий голос, заставив улыбнуться и поднять голову.

На небольшом столбе с круглым фонарём сидел давешний ворон.

— Ты что здесь делаешь? — с усмешкой, спросил я у птицы, ни капли не волнуясь, что на меня могут поглядеть, как на сумасшедшего.

Неча мне этого бояться.

— У тебя память кар-р-ротка, как у девки. Ты свой долг не выплатил! Где еда? Кар! Где кр-р-ров?

— Держи — ответил я, сорвал с шоколадки обёртку и протянул птице, но ворон лишь нахохлился.

— Мелочь. Кар-р-р.

— А ты больше не заслужил, — отмахнулся я и сунул вкусный батончик в рот, отчего чёрный птиц недобро насупился.

— Кар-р-рашо. А что, если я скажу, что ты уже видел убийцу бер-р-регини?

Я замер, поглядел на ворона ещё раз и отряхнул ладони.

— Сказывай.

— Сальпа. Это она убила стр-р-ражника. Она р-р-ранила девчонку-р-р-рысь.

— Та женщина-убийца? — хмуро переспросил я. — Ты знаешь, где её найти?

— Нет. Никто не знает. Kap-p-р. Но её видели с гоблинами заодно. Сор-р-роки видели, как она потрошит упыр-р-рей и бомжей.

— Зачем?

Птиц нахохлился, словно плечами пожал. А я подумал, что нужно посетить место, где погибла берегиня. Там был тролль, там были гоблины, и им что-то нужно было, но что?

— Пойдём, — позвал я ворона и подставил руку для чёрной птицы, которая, шумно хлопая крыльями, опустилась на запястье. — Ну ты и тяжёлый.

— Кар-р-р, — протянул он и взъерошил чистенькие, отливающие на свету сине-зелёным цветом перья, совсем не подходящие помойной птице.

Мы отправились в путь. Пешими. Не любил я эти хитрые автобусы и метро. Я бы сейчас с удовольствием прокатился верхом. Хоть на коне, хоть на мотоцикле. Но не имел ни того, ни другого.

В голове крутилась мысль, от которой не мог отделаться. И что я там найду? Тролля давно увезли на грузовой машине, вожака гоблинов ищет полиция, излазившая там всё вдоль и поперёк, но так ничего и не нашедшая. Я ведь спрашивал о том.

А ноги несли туда, невзирая на сомнения. И мне, право, стоило убедиться своими глазами для чистой совести, что сделал всё возможное.

Ворон всю дорогу молчал и с прищуром глядел на прохожих, словно едкий старик, готовый ворчать на всех в округе. И стоит признать, что иные действительно заслуживали ворчания, ибо суетились без меры, кричали и мешали прохожим. В старину таких шумных звали боломошками. Они подобно пьяни не считались с благом для остальных горожан. Это ведь не ярмарка, где всё дозволено, и все заблаговременно готовы к крикливым скоморохам, волокущим ручного медведя на цепи для плясок под дудку.

А когда по дороге мимо нас промчался яркий мотоцикл, я тоскливо проводил его взглядом. Радужные мечты о быстрой вольной езде и девушке, нежно и крепко обнимающей во время этой самой езды, дали трещину. Заработанных мною денег хватало только на половину самого дешёвого двухколёсника, сиречь, мопеда, равного ослу супротив резвого скакуна, но на половине повозки ведь не поездишь, как и на половине осла. А уж про деву и вовсе молчу.

Чтобы дойти до той свалки железяк, где убили берегиню, потребовалось больше получаса пешим ходом. Хорошо, что она не на другом краю этого бесконечного города, а всего лишь на другом конце отведённого нам участка.

Но когда дошёл, то слегка удивился. Свалки уже не было — остовы старых машин исчезли, пеньки от рощи выкорчеваны, а землю выравнивала большая странная машина с огромной железной лопатой на морде. Она ездила туда-сюда, сгребая дёрн, как настырный кабан в поисках желудей, громыхала стальными колёсами о стальные же обмотки вокруг них, натужно ревела и чадила огненным нутром и пахла едкой гарью и чем-то ещё, непривычным. «Бульдозер», — сразу же подсказал толмач.

А у дороги стояла большая табличка, где значилось, что здесь будет склад. А ещё стоял значок — белая цапля в красном круге.

— А вот это уже интересно, — пробормотал я, разглядывая знак.

Ворон нахохлился и заскрежетал, но не ответил. Тут и без слов всё ясно. А ещё почему-то думалось, что тот полицейский начальник погиб не просто так. Он либо начал допытываться до тех же вещей, ведь если я вижу связь событий, то он и подавно узреть мог, либо денег хотел от владельца и пожадничал.

Я поглядел на нескольких человек, несущих лопаты и кирки к бывшей свалке, но допытываться до них не захотел. Нет смысла. Простым холопам никто ничего не скажет.

— Пойдём, — произнёс я и направился вдоль дороги. Не хотелось идти прежним путём. Хотелось прогуляться сквозь небольшой лесок, видневшийся за стройкой и несколькими домами с треугольной крышей. — Как звать-то тебя?

— Кар-р-рк хочешь, — отозвался ворон, — но нужно потом доложить об увиденном.

— Кому? — переспросил я, с прищуром поглядев на птицу.

— Кар. Кар. Кар, — хрипло засмеялся ворон, — потом скажу. И у камней есть уши.

Я продолжил путь дальше, обдумывая происходящее. Получается, ворон не просто так ко мне прилетел. Не верю я в такие совпадения. Шею сверну, если не скажет, кто его хозяин. Но не сейчас.

Вскоре под ногами зашуршала трава. Лес, хоть и был жалкой тенью диких мест, но не сдавался под натиском города. То там, то здесь слышался писк мышей, чириканье птах и стрёкот букашек. Одинокий муравейник жил своей жизнью, и я пожелал удачи крошечным работягам.

Вид леса портил только мусор, попадающийся по пути. Его было не так много, но яркие клочки человеческого бытия здесь лишние.

— Зачем же так? — прошептал я и потрогал ствол осины, на которой имелись зарубки в виде бранных слов.

Казалось, дерево плачет от стыда и обиды, а потом понял, что всхлипывания мне не кажутся. Рядом действительно кто-то плакал.

— Т-с-с-с, — приложил я палец к губам, в ответ на что ворон нахохлился, встрепенулся и взлетел, оставшись на ближайшей ветке.

Бесшумно двинувшись на звук, вскоре увидел босую ногу, а их обладательница, ибо плач явно принадлежал девушке, прислонилась к толстой берёзе, и кроме краешка голого плеча и части ноги ничего не было видно.

— Эй, — тихо позвал я.

— Она голая, карк птенец, — протянул ворон.

— Не подходите! — сразу же раздался возглас.

Мелькнули руки с тонкими ладонями, коснувшись земли, и их хозяйка посильнее прижалась к дереву, подобрала ноги и обхватила колени, отчего сейчас виднелся локоть.

— Я не буду подглядывать, — ответил, услышав хриплый смешок ворона, сидящего на ветке.

Пальцы сами собой ухватились за край футболки.

— Вы что там делаете? — раздался испуганный вопрос девушки. — Я кричать буду.

— На! — выкликнул я, когда снял верхнюю одёжу, а потом кинул так, чтоб девушка могла дотянуться.

Она несколько мгновений колебалась, а потом потянулась за вещью. В какой-то миг можно было видеть ровную спину, тонкие руки, одна из которых прикрывала грудь, и пышные соломенные волосы, скрывшие от меня лицо.

— Не смотрите! — повторила девушка, а я сглотнул.

Она была красива. Не княжна, или те девки, что в телевизоре зовутся актрисами и моделями, но имела своё очарование. И хотя лица не видел, воображение подсказывало, что оно тоже не уродливо. Обидно будет ошибиться.

Я вздохнул и сел спиной к этой же берёзе. Слышалось лёгкое шуршание футболки, палой листвы, и редкое всхлипывание зарёванной девчонки. А потом наступила тишина, в которой мы долго сидели, как сычи на веке. Я вертел в руках веточку, не зная, что спросить. Девушка стеснялась заговорить, и её можно понять. Вокруг лес, она голая, и какой-то мужчина рядом. Но на счастье, незнакомка первой оборвала молчание.

— Вы поможете мне добраться до дома?

— Что с вами случилось? — переспросил я, навострив уши и прижавшись затылком к коре.

Вдоль хребта побежал одинокий муравей, перепутавший мою спину с деревом.

— Я… — начала девушка. Но замялась, а потом её прорвало вместе с новой порцией слёз. И то, что я незнакомец, наверное, беспокоило меньше, чем желание выговориться. — Я схожу с ума. Уже месяц я просыпаюсь, стоя где-нибудь нагишом. У окна или посреди комнаты. Несколько раз было на лестничной площадке. А сегодня вот здесь. Вы поможете? Я не буйная, мне самой страшно.

— Помогу, — тихо согласился я, а девушка продолжила.

— А ещё сны. Они выжимают меня досуха. Я стою в лесу. За моей спиной какой-то старик в коровьей шкуре на плечах, на голове рогатый череп. Он сжимает пальцы на моих плечах. И мне кажется, что я — это не я, а кто-то другой. Там во сне.

— Велес, — произнёс я.

— Что?

— Так выглядит Велес, бог всех лесных и домашних тварей.

— Не знаю. Может быть. Я не сильна в старых богах и не слежу за новостями о них. А ещё там ночь, и горит деревня. Знаете, как в фильмах про викингов. И воины в кольчугах с мечами и копьями. И один из них убивает всех в деревне. А я кричу. Громко так. Будь ты проклят.

Я застыл, а когда девушка продолжила, медленно встал и поглядел на ворона, раскрывшего в изумлении клюв.

— А потом этот, который всех в деревне убил, напал на своих же. И старик этот. Он на ухо шепчет.

— Что шепчет? — почти выкрикнул я, а земля под ногами зашаталась.

— Запомни его. На все свои жизни запомни, — ответила девушка, а потом всхлипнула. — Извините, что-то разговорилась с первым встречным. Точно с ума схожу. Вы поможете мне? Но я пойму, если нет.

Я стоял, не видя ничего. У меня перед глазами была лишь сожжённая деревня, трупы и бледное, зарёванное лицо селянки, когда я прикончил дружину Ратибора и пошёл прочь. Я совсем запамятовал её, ибо уже стал зверем, и человеческое бытие перестало быть для меня важным. И только этот разговор выдернул клок прошлого из тысячелетнего забвения. Я даже не знаю, убил я её тогда или нет. Наверное, да.

— Запомни, — прошептал я, а потом тряхнул головой и быстро затараторил. — Да-да, конечно! Я помогу вам!

Глава 24. Козырные карты

Девушку я проводил домой, вызвав извозчика. Невысокая, с редкими веснушками, слегка вздёрнутым носом и голубыми глазами, она всё время краснела от стыда, натягивая футболку как можно ниже и избегая глядеть в мою сторону. Я тоже боялся обернуться, сидя на переднем месте. При этом ломал голову и пытался угадать, что происходит. Таких совпадений не бывает. Ну не могут люди встретиться просто так тысячу лет спустя. Неужели это промысел богов?

Незнакомка лишь ненадолго остановила взор на моём лице и едва заметно скривилась, словно отказалась принимать дурную мысль. И я догадывался, что это за мысль — я был тем, кого она могла видеть во сне. Но доподлинно не ведаю, узнала ли она, ибо окровавленного, озлобленного, одетого в броню прежнего меня в нынешнем весьма сложно.

— Вах, красивый дэвушка у тэбя, — поцокал языком чернявый извозчик, который явно пребывал в добром расположении духа. Он даже запустил музыкальную шкатулку с песнями на незнакомом языке. — Пасорылись? — не унимался мужчина.

— Да, повздорили немного, — коротко бросил я, чтоб не придумывать нелепых объяснений, и не рассказывать похожую на сказку правду.

— Всякий пасорица может. Главна — умэть памирица. Я са сваей каргой двацат лэт ругаюс. И мирюсь двацат лэт.

Я не стал говорить ничего, лишь коротко глянул назад. Девушка, у которой я не решался даже имени спросить, сидела и с поджатыми губами глядела в окно, за коим кипела городская жизнь. Незнакомка и в самом деле походила на ту селянку, встреченную в день моего проклятия. Память подсказала, что я её всё же не убил, лишь прошёл мимо. И Велеса, о котором рассказывала девица, не видел.

— Вах, а почэму пасорылись? — снова задал вопрос чернявый извозчик.

Захотелось огрызнуться, а то и вовсе кулаком в зубы съездить, чтоб не спрашивал больше ничего, но сдержался, лишь ответил полуправду-полуложь.

— Из-за родителей повздорили.

— Бываит, — продолжил мужчина. — У самого голова седой уже внуки есть, а мать, да продляца её дни, лэзет и лэзет с совэтами. Жэна терпет нэ может.

Доехали за такими разговорами очень быстро. И вскоре извозчик остановился у серого пятиэтажного дома, расположенного в небольшой слободе, сиречь жилмассиве, среди таких же однообразных домов. А что делать дальше, не знал. Незнакомка сидела и глядела то на дверь подъезда, то на окна, расположенные где-то посередине. Выходить она не торопилась.

— Вах, у меня счётчик капаит, — проговорил извозчик, — дэнги ваши, но просто так капаит.

— Обожди, — буркнул я, вглядываясь при этом в лицо незнакомки.

Её можно понять. Приехала в одном исподнем с чужим человеком. Дома, скорее всего, ждут или родители, или муж, которые не будут рады такому позорищу. Да и соседи начнут сплетничать и судачить, обвиняя в том, чего не было.

Капал не только счётчик. Мгновения тоже падали, словно тяжёлые градины на барабан. Бум. Бум. Бум. Росло беспокойство, а глаза девушки покраснели от слёз, которые она сдерживала изо всех сил.

— Спасибо, — выдавила незнакомка, наконец, и дёрнула за дверную ручку.

— Подожди, — быстро произнёс я, заставив девушку застыть. — У меня на работе может найтись одежда.

— Не стоит, — тихо ответила она, — всё хорошо.

Она быстро выскочила и побежала к дому, словно в омут нырнула с головой.

Я проводил её взглядом, а потом сказал извозчику адрес магазина Севы. То, что адреса — важная часть нынешней жизни, я уже понял. Города большие. Народу много. И сказать, мол, скобяная лавка в конце ряда, уже недостаточно. И дом описать уже мало. Домов-то видимо-невидимо. И проживает в каждом по целой деревне.

Стоило зайти в лавку, как там сразу встретили дружным возгласом.

— Рассказывай!

Я оглядел стоящих. Сева с Гореславой, даже Мурка глядела на меня с любопытством.

— Что рассказывать?

— Про девушку, — чуть ли не хором ответили они.

— Откуда ведаете? — хмуро переспросил я, а потом сразу же услышал за спиной звон колокольчиков и знакомый голос.

— Рассказывай.

Обернувшись, я увидел воеводу Соснова. Тот занёс большую сумку и поставил её на пол. Внутри что-то звякнуло стеклом.

— Нет, — подал голос Сева, — так дело не пойдёт. У нас намечается интрига тысячелетья и вести форум, стоя на рабочем месте, не годится. Все за мной.

Они уже знали о случившемся, но единственным свидетелем был говорящий ворон. Я не смог смолчать.

— Никуда не двинусь, покуда не ответите. Откуда ведаете про девушку?

— Кар-Карыч доложил, — спокойно отозвался Егор Олегович. Чародей достал из сумки нелепую серую шапку из серого войлока и возложил мне на голову. — Ты же княжич, значит, в государевых делах должен соображать, и значит, поймёшь, что отпустить на волю тысячелетнего проклятого без присмотра я не мог. Это было бы верхом безрассудства.

— И ворон, стало быть, твой? — хмуро уточнил я, глянув на содержимое сумки.

А там были две склянки с яркими бумажками и десяток люминных банок, соседствующих с рыбой.

— Это моей жены помощник. Но приставил я не только его. У меня же целый центр сортировки нечисти под рукой, анкеты в сейф не помещаются.

— А кто ещё? — спокойно спросил я, и что удивительно, внутри не было обиды.

Помнится, сам к заморскому послу был приставлен, чтоб тот не натворил бед по незнанию. Да заодно приглядывался к нему, чтоб не совал нос куда ни попадя.

— Ну наконец-то! — раздался звонкий голос Мурки. — Я уже задолбалась пещерным человеком прикидываться!

— Ха, я так и знал, — сверкнув зубастой улыбкой, усмехнулся Всеволод. — Всё думал, когда откроешься.

— И как я спалилась?

— Знаешь, моя дорогая кисонька, Ярополк не заметил некоторых вещей. Он попросту не знает о них. А я заметил.

— И чё?

— Ты умеешь пользоваться ручками автомобиля, и ты машинально тянешься к ремню безопасности, что выдаёт в тебе существо, привыкшее к автомобилю. Когда зашла в магазин, первым делом поглядела на камеры. Дикарь о них не думает. Ты знаешь про аниме и правильно применила трансформацию девочки-кошки. Ты не удивляешься автоматическим дверям и правильно переходишь дорогу, используя либо светофор, либо зебру, а на обочине смотришь по сторонам. И напоследок. Ты пыталась войти в систему на моём рабочем компе. Ну не может дикарь знать такие вещи.

— А про комп как спалил?

— Камеры, дорогая моя. Камеры.

Я стоял и слушал. Конечно, стоило бы высечь эту девчонку, но мои мысли были не об этом. Да и сечь розгами того, кто тебе несколько раз помог — неблагодарно. А если уж и обижаться, то на воеводу.

— Пойдёмте, — позвал вампир и скрылся в заповедной двери, ведущей в его внутренние покои.

Немного постояв и поразмыслив, я шагнул следом за ними. Потаённого за дверью оказалось больше, чем думал. Там, помимо небольшой тёмной комнаты с телевизором во всю стену и диваном, имелись ещё три железные двери с большими замками, запечатанные почти сотней разных заклинаний и проклятий, словно оружейные палаты или сокровищницы. Во всяком случае, Егор Олегович ненадолго остановился у неё, водя рукой по массивной кованой створке, на что Всеволод попросил не взламывать чары. Я колдовства не видел, но чуял всем нутром проклятого зверя.

Там же присутствовали и приоткрытые кладовки со всяким хламом, а ещё лестница на второй этаж. Сева сказал, что купил четыре квартиры, сделав из них одну большую на восемь комнат. В самом конце коридора нашёлся ход в подвал, где находилась его собственная баня-сауна.

— Не. Ну чё так не жить! — громко выкрикнула Мурка, которая оказалась на поверку Мариной Юркиной.

Она сказала, что её всегда звали Муркиной, по сокращению в каком-то школьном журнале. А потом и вовсе Муркой. Так что псевдоним-кличку ей даже придумывать не пришлось. Непривычно после молчаливой дикарки видеть в ней разговорчивую девку, рождённую и выросшую в этом мире машин и электричества, но раз так обернулось, придётся привыкать.

Егор Олегович перед самым спуском в парильню заявил, что пообещал Мурке должность фотографа при одной из групп, а раз Вась Вась ушёл к Перуницам, то в отряде, носящем прежнее имя «Басилевс», теперь свободное место, сиречь вакансия. А раз так, то ничто не мешает занять это самое место. При этом намекнул, что Всеволод самолично должен обеспечить девчонку всем необходимым, но тут же назвал её странным словом «двоечница» и «раздолбайка». Сева отмахнулся, сказав, что за несколько тысяч лет имеет огромный педагогический опыт. Что такое «педагогический» я не понял, но это точно по наукам.

Вскоре мы оказались в пахнущем сырым деревом и нагретыми камнями предбаннике. Из приоткрытой двери в парилку тянуло жаром, прямо в парилке стол стоял. На нём копчёные рыба и мясо. Хмельное пиво и разные вина. Ягоды, сыры и пряные сухари. Но как только оказались за столом, Егор Олегович и Сева, отчества которого я так и не узнал, вмиг стали серьёзными.

Гореслава развалилась на большой лавке у стены под картиной, изображающей какого-то важного человека с лавровым венком на голове. Она внимательно слушала, не перебивая никого. В руке у неё возникла сигарета, от которой поднималась тонкая струйка дыма.

— Я полог тишины наложил, — произнёс чародейский воевода. — Теперь можем говорить открыто.

И хотя я оглянулся, пристально вглядываясь в углы, никаких пологов не узрел. Но колдовству необязательно быть видимым. На то оно и колдовство.

— Думаешь, это Велес привёл в готовность резервы? — спросил у него Сева.

— Здесь ясно без всяких долгих гаданий. Девка — мотиватор.

— Вы сейчас о той незнакомке? — спокойно спросил я, превратившись при этом в средоточие слуха.

— Да, — ответил Егор Олегович и сделал взмах рукой.

Большие стеклянные кружки разом подползли к бадье с пивом, и то начало струйкой литься в них. Струйка ловко змеилась, как живая, отчего ни одна капля на стол не попала.

— Ты в туалет так же ходишь? — с едва читаемым ехидством спросил Сева, но воевода не ответил, продолжив размышления вслух.

— Боги врут, что не знают о тёмном властелине. Они, скорее всего, заняли выжидающую позицию и тасуют карты. Сейчас бросили кучу шестёрок и пару из валета и дамы. Дальше будет больше.

Сева подхватил кружку, поставив перед собой, и уточнил.

— Кто валет и дама — ясно. А шестёрки?

— Всякая лесная мелочь. Тёмный пластилин…

— Кто-кто тёмный? — вклинилась в разговор Мурка, широко улыбнувшись.

— Пластилин. На колдовском жаргоне так зовутся чёрные маги с манией величия.

Воевода хотел что-то ещё сказать, но девчонка достала из небольшой сумки пакет с кормом для кошек. Когда Всеволод удивлённо вскинул бровь, мол, сейчас-то зачем притворяться, та дёрнула пальцами краешек и пожала плечами.

— Народ, вы только не ржите. Я как оборотнем стала, не могу пройти мимо этой гадости. Круче чипсов заходят.

— А как ты стала оборотнем? — тихо спросил я, однако Егор Олегович перебил.

— Не сейчас. Сейчас другое важно. Я не понимаю ставок в этой игре. Ясно только, что шестёрки лишь отвлекающий манёвр, и помимо тебя с Гореславой есть другие карты. Причём гораздо крупнее, но мы их не пока видим. У тёмного пластилина на стол брошены карта с убийцей, пачка шестерок-гоблинов, мусорные монстры и один-два посредника из числа людей. Спецслужбы и полиция их вычисляют, и это вопрос только времени. Но судя по темпу развития событий, это самое время работает не на нас, и всё завертится в ближайшие недели, а то и дни.

— А подземные твари? — спросил я, вспомнив, как еле убежал от той громадины, напавшей после встречи с коротышками.

— Эта карта ещё не разыграна, он её лишь случайно засветил. Сейчас аналитики перебрасывают в город геологическую разведку и собирают показания очевидцев. Но это опять небыстрый процесс.

— Какую разведку? — переспросил я.

— Землекопную, — пояснил Егор Олегович и продолжил. — Пока точно ясно, что в играх, условно назовём их так, участвует Велес. Пара валет-дама явно предназначена для того, чтоб давить мелочь, и туза или короля они не смогут осилить, но в игре это и не надо. При условии, что Ярополка и Гореславу ведёт Велес, и что ты ещё в отряде охотников, означает, что именно это и требуется — расчищать поле для более масштабной игры. При этом конечная цель неясна.

— А если бы я не стал охотником?

Егор Олегович на мгновение замолчал и приложился к кружке.

— Я вижу это так. Лесная дева нашла бы тебя, и вы вдвоём спрятались где-нибудь в трущобах. Девчонку активировали бы почти сразу, и она начала давать задания от имени того, кто тебя проклял, чтоб манипулировать. Возможно, остались бы жить у неё. Поэтому девчонку нужно срочно привлечь к нашим мероприятиям и держать под надзором.

Я замолчал, и перед внутренним взором снова возникло курносое веснушчатое лицо незнакомки. Совсем не представляю, как общаться с той, чью родню я убивал в её видениях.

— Сомневаюсь, — заговорил Всеволод, пристально посмотрев на меня, — что это та же особа, что ты видел в прошлой жизни.

— Мысли читаешь? — буркнул я.

— У тебя на лице всё написано. Растерянность. Глаза быстро бегают по чему-то, видимому только тебе. Часто нервно облизываешь губы.

— И кто же она тогда? — спросил я, не став отрицать очевидное.

— Скорее всего, взяли очень похожую девушку и вложили ей большой пласт ложных воспоминаний. Возможно, даже чужих, действительно взятых у жившей тысячу лет назад особы. Это вообще классика божественного вмешательства. Так что здесь нет ничего удивительного.

— А проклятье Симаргла? — спросил я, поглядев на правую ладонь.

В ответ на это заговорил Егор Олегович.

— Симаргл издревле спутник Перуна. Олицетворяет лесной пожар, возникший после удара молнии. Мол, бог войны спустил своего пса с поводка. Поэтому могу предположить, что действуют они сообща, а итоговые призы заранее разделили по договору.

Я быстро поднял взор на чародея. Складно он говорил, но я тоже кое-что могу. Княжич всё же.

— Тогда нам нужно искать тех самых союзников. Короля, туза и остальные карты. И так разумею, что Соколина с отрядом тоже в деле.

— Поясни, — тут же произнёс воевода Соснов.

— Если говорить про карты, а я читал про них, хотя не все правила понял, получается, что наш отряд — это набор валет-дама. При этом я совмещаю чаяния и Велеса, и Перуна. Незнакомка пусть будет десяткой. Отряд Перуниц — тоже набор. Соколина, Дмитрий и Несмеяна. Дама-валет-десятка. Ещё одну девушку намеренно убрали, скорее всего, про запас.

— Согласен, — встал со своего места Всеволод. — Нина из рода земных потомков Перуна, а Несмеяна — творение Велеса. Получается полный сет.

— Кто? — нахмурился я, услышав незнакомое имя.

— Соколова Нина. Соколина — лишь прозвище, псевдоним, как у Мурки-Марины.

— И при чём тут мой сын? — недовольно спросил Егор Олегович, скрипнув зубами.

Яснее ясного, что ему было не по нраву, что отпрыска используют как карту.

— Компенсирующий фактор. Соколина не очень сильна в магии, а на Дмитрия возлагают большие надежды в области чародейства.

— Хорошо, — кивнул чародей-воевода. — Но тогда почему нельзя использовать меня?

— Ты уже сыграл свою роль, и ты сейчас слишком непредсказуемая карта. Ты сам за себя. И скорее всего, работаешь, как стабилизатор ситуации.

Я потёр глаза. С этими размышлениями совсем потерял нить событий. Два отряда — два набора карт. Но при этом в голове возникла небольшая мысль, которую я тут же изложил.

— Тогда Сева тоже этот… как его… стабилизатор?

Все замолчали.

— Я думаю, — протянул Егор Олегович, — мы со Всеволодом для них синхронизирующие элементы. Магазин раньше принадлежал одному из младших божеств из свиты Перуна. А я много работал именно с лесными божествами.

Все замолчали. Обычно разговорчивая Гореслава хмуро глядела в потолок. Мурка жевала коричневые кошачьи сухарики. Я взял со стола кружку и потянулся за странной закуской, у которой из каждой тушки в разные стороны торчало по восемь хвостов. «Кальмар», — подсказал мой внутренний толмач. Снедь непривычная, но Всеволод плохого брать не станет, и значит, сие стоит отведать. Однако, схватив такую тушку, я замер. Все эти сравнения с валетами, дамами и тузами для меня непривычны. От них пухла голова. И толмач был не подмогой.

— А не сыграть ли нам в карты, — усмехнулся я. — Во что-нибудь попроще.

— А что, это идея, — подхватил вампир. — Несколько раскладов в дурака. А потом попаримся, протрезвеем и все вместе пойдём за твоей незнакомкой. Нужно её в оборот брать, а то с ума сойдёт.

Капитан Морошкин сидел в канцелярии дружины Сварога и раскладывал пасьянс-косынку на простеньком ноутбуке. Работа была непыльная. Требовалось только следить, чтоб небольшое воинство, которое разрешили набрать старшим богам в качестве игрушки, не выходило за рамки закона. Перун, Сварог, Дажбог. Все они имели по отдельной роте личной гвардии, прописанной в реестрах как частные военные компании. Морошкин уже год просиживал стул, изредка выходя с этой ратью, равной по структуре мотострелковой роте, на природу, где гвардейцы играли не то в спортивные состязания, не то в реконструкцию средневековых сражений. Часто они показывали свою богатырскую удаль на разных соревнованиях и ничем полезным со времени заключения мира со Млями, по сути, не занимались.

Капитан зевнул и потянулся за кружкой с чаем, а потом нахмурился. В казарме взывала сигнализация оружейки, хотя практических занятий сегодня не было, а смена дежурных начнётся только через час.

— Блин, — проронил он, вставая из-за стола, и хотел было выйти в коридор.

Но столкнулся нос к носу с ротным — здоровенным, как баскетболист, майором, у которого на форме красовался шеврон, изображающий наковальню с солнцем на ней и перекрещённые молот и меч.

— Ты с нами? — сразу спросил ротный.

— Куда?

— Значит, с нами. Держи.

Ротный протянул ножны с коротким мечом, похожим на древнеримский гладиус, и стальной трёхгранный стержень с круглым пластиковым набалдашником, как от зонта. Это была войсковая волшебная палочка. На одной из граней боевого артефакта даже виднелся серийный номер.

— Это зачем? — удивился Морошкин, взяв вещи в руки.

— Пригодится.

— А мы куда?

— Учения. Внеплановые, — пробасил ротный…

Глава 25. Страшные сказки на ночь

— Вовка! — кричал Пашка откуда-то из оврага, — Муркина, идите сюда!

— Что?! — громко отозвалась девочка, сунув в корзину большой груздь и встав с колен.

Она отряхнула с колен прилипшие листья и пошла на голос одноклассника, с которым приехала в летний лагерь. Тот горлопанил столь оживлённо, что стало любопытно, что стряслось.

— Во чё я нашёл в ручье! — выбежав на поляну, произнёс пацан.

— Золото скифов!

— На Алтае скифов не было, — тихо произнёс высокий очкастый Вовка, который тоже подошёл к Пашке. — И это не золото. Это кто-то дешманский сувенир обронил.

— Дай, — протянув руку, потребовала Марина, а когда вещь оказалась у неё, начала протирать пальцами.

Это был гребень, как в фильмах про старину, таким девушки волосы расчёсывали у зеркала в ожидании аленького цветочка, и он действительно походил на старинную вещь. Под грязью оказались странные выгравированные фигурки и незнакомые символы. Больше всего ей понравилась рысь, похожая на поделку по мотивам древних рисунков. Металл был в разводах белого и жёлтого, словно расплавленные золото и серебро не до конца размешали между собой, и они так и застыли кляксами и полосами.

— Не, ведь прикольно же? — не унимался Пашка.

— Прикольно, прикольно, — отмахнулась Марина, а когда одноклассник потянулся, чтоб забрать вещь, отдёрнула руку.

— Муркина, это моё! Я нашёл! — сразу заголосил мальчуган.

— Да отдам я, не очкуй.

Девочка ловко скинула с плеча небольшой розовый рюкзачок и достала из него бутылку с водой, а потом полила на сувенир, смывая остатки грязи.

— Сфотай, — произнесла она и воткнула гребень в причёску.

В ту же секунду мир подёрнулся пеленой, а тело обожгло, как кипятком. Марина как сквозь сон видела разбегающихся в разные стороны одноклассников, которые громко кричали: «Оборотень! Юркина — оборотень!»

А потом она долго шла через лес то на четвереньках, то сгорбившись и на цыпочках. Уши жили собственно жизнью. А длинные жёсткие усы-вибриссы топорщились в разные стороны. Курточка с рюкзаком потерялись в зарослях сразу, а потом девчушка рвала на себе когтями одежду, которая казалась тесной и лишней. В конце оставалась лишь в розовых трусиках, они испачкались в грязи, когда девчушка упала в холодную мелкую воду на дне очередного оврага. Тогда она кубарем скатилась на дно, с треском ломая сухие ветки и изрядно оцарапавшись.

«Усы? Уши? Когти?» — вопросы возникали в голове вялыми аквариумными рыбками, тут же забываясь.

Она брела, сама не зная куда, и лишь когда вышла к лагерю, поняла, что её тянуло к людям. Там уже собралась взволнованная толпа, вооружённая вилами, граблями и лопатами. Там она, будучи измученной, словно её долго и усердно били, упала на землю и положила голову на передние лапы.

«Лапы? Почему не руки?»

Она не понимала, что происходит, а голова совершенно отказывалась соображать. Сил хватило лишь на то, чтоб вяло глядеть перед собой. Даже когда незнакомый мужчина быстро что-то вколол, она лишь слабо дёрнулась. А потом мир померк.

Ну а когда он снова медленно начал просачиваться в возвращающееся сознание, и Муркина открыла глаза, то увидела невысокого белобрысого мужчину, склонившегося над ней.

— Ты как себя чувствуешь? — тихо спросил он и приложил руку ко лбу девочки.

— Что случилось? — вяло произнесла Марина. — Это был сон? Ягоды не те съела?

— Значит, нормально, — выдохнул мужчина. — Ты не волнуйся. Я немного скорректировал проклятье. Оно больше не будет тебе мешать.

— Проклятье? — попыталась поднять голову девочка и прищурилась, вглядываясь в спокойное лицо мужчины. — Гребень.

— Да. Он самый. Старые чары. Очень старые. Ими когда-то пользовались, чтоб в зверя превращаться, но ты не хозяйка артефакта, потому чары стали проклятьем.

— Я теперь оборотень?

— Да. Но не беспокойся. Теперь ты будешь контролировать процесс. Нужно лишь потренироваться. А если боишься звериную сущность, то знай, что рысь на человека нападает только в крайнем случае и легко приручается.

— Оборотень, — прошептала девочка, закрыла глаза и уронила голову на подушку, чувствуя, как наворачиваются горючие слёзы. — А где я?

— Ты в центре реабилитации для нечисти. Я Егор Олегович Соснов, маг высшей категории. Считай меня своим лечащим врачом.

— Нечисть, — выдавила из себя Марина, шмыгнув носом. — Нечисть…

— Идите вы все в задницу, — прошипела сидевшая кресле Мурка, закрыв лицо ладонями.

Она стала красная, как варёный рак. А всё потому, что Всеволод с небывалой сноровкой накинул на себя большую белую простынь, как эту… как её там… тога называется, а когда девчушка завершила свой рассказ, достал откуда-то небольшой фонарик, который не светил, а испускал яркий красный лучик. И на этот лучик девочка-оборотень чуть не прыгнула, пытаясь схватить руками. Лишь в последний миг она остановилась, пересилив некие внутренние стремления. И теперь сидела, закутавшись в простынку, и злилась.

И я, и Егор Олегович тоже были в белых полотнищах после парилки. Гореслава валялась на диване нагишом, отмахиваясь от всех предложений прикрыться.

А про лучик толмач мне поведал мудрёное слово «лазер». Но когда стал пояснять дальше, головой трясти уже начал я. Причём так сильно, что думал, оторвётся. Свет, оказывается, и ручей или целая река солнечных или огненных брызг. Но это я понял. А вот как он и волна при этом, не понял. Толмач твердил и твердил, пока я не зажал ладонями уши и не закричал на всю баню.

— Заткнись!

Только тогда он смолк. Но зато настала моя очередь краснеть и объясняться. Воевода Соснов сразу уразумел и заулыбался, а Всеволод некоторое время молчал, а потом начал водить по стене пятнышком яхонтового света и тянуть странную песню.

— Из-за спутника на стреже… на простор ночной звезды… выплывают расписные… орбитальные челны.

Я уже не стал спрашивать, о чём песня, иначе голова вовсе лопнет. Я лишь вгрызся в большой кусок вяленого мяса и начал зыркать исподлобья с ощущением, что меня в чём-то обманули. Особенно когда Всеволод заикнулся, что я ещё про какого-то Эштейна не слышал, на что Егор Олегович пьяно заулыбался, а остальные просто смолчали, хотя Мурка навострила поджатые до этого уши и поглядела на древнего упыря сквозь пальцы.

В бане-сауне мы просидели, попарились и попировали до самой полуночи. Я как раз щурился на большой будильник.

Чтоб приучить меня легко, без загибаний пальцев, разбираться со временем, Всеволод обещал купить мне большие часы с кукушкой и несколько песочных. И опять я ничего не понял. Почему часы с кукушкой? Как заставить её куковать ровно по часам?

К концу посиделок я уже научился перекидываться в дурака, хотя «перекинуться» звучало очень непривычно. Словно оборотень какой. Был человек, стал волк. Был человек, стал медведь. А это — был человек, стал дурак. Нелепица, одним словом. Дураком ведь рождаются. Но я в очередной раз махнул рукой на непонятности, принимая их такими, какие есть, без излишних пояснений и долгих рассказов.

Сперва выпили всё пиво, потом неспешно начали разливать белое пшеничное вино, сиречь, водку. Мурке же били по рукам, когда тянулась к хмельному, на что она обиделась, ухватила большую рыбину и ушла в дальний угол смотреть мультики на огромном телевизоре, включив их на всю громкость. Всеволод захмелел самую малость, в отличие от воеводы, который немного сник, подложив руку под подбородок, а под его взглядом пробка от бутылки ездила по столу туда-сюда, как дурная белка в колесе.

Гореслава потушила в красивой пепельнице, стоящей на стульчике у дивана, уже десяток сигарет, и теперь держала в руке большую бутыль с заморским вином, которое называют шампанским.

— А почему бы нам за этой девкой не пойти прямо сейчас? — вдруг произнесла она, приложив бутылку к щеке.

— На ночь глядя? — усмехнулся Всеволод и потянулся за картами, сложенными после очередного кона в неровную кучку.

Он медленно выровнял их пальцами и потянул одну. В руках осталась сердечная, сиречь червовая, десятка, с которой мы давеча сравнивали незнакомку. Казалось, что вампир нарочно подгадал, но судя по зубастой ухмылке на лице, сие было случайностью.

— Я хозяйка Лютолесья. Ночь мне мать родная.

— Нет! — вмешался я в этот разговор, решив пресечь глупость на корню. Мне совершенно не нравилась мысль переться и пугать девушку. — Лучше днём.

— От нас ждут правильных поступков, а хаотичные могут сбить с толку. Вспомни сказки про Иванушек-дурачков, — покачал головой Всеволод и толкнул в бок воеводу, который сидел рядом с закрытыми глазами.

— Я не сплю, — вяло произнёс тот.

— Да он же пьян. Представьте, что может натворить чародей немереной силы с перепоя! — повысил я голос.

— Если бы я не умел контролировать свои силы, то уже давно бы сидел в Азкабане, — всё так же, не открывая глаз, ответил Соснов.

— Где? — послышался с дивана удивлённый голос Мурки.

— Мы так между собой тюрьму для магов называем. Слово из детской книжки пошло в народ, однако.

— Я никуда не пойду! — снова огрызнулся я.

— Тогда пойдём мы сами, — ответил Всеволод.

— Вы её не найдёте. Вы даже не знаете, как она выглядит.

— Кар-Карыч видел, — со вздохом ответил Егор Олегович.

— Воевоже, — с укоризной произнёс я, вставая из-за стола, — ну ты-то куда? Ты же умный человек.

— Мы сейчас имеем дело с богами. А они имеют привычку просчитывать всё на несколько ходов вперёд. Чтоб хоть как-то сломать им планы и заставить действовать в режиме реального времени, нужно совершать непредсказуемые ходы. Непредсказуемые — значит, дурные. Поэтому я одобряю идею Гореславы.

— Воевоже, Всеволоже, — протянул я и шумно вздохнул. — Глупо сие это. Вот я приду к ней и скажу, мол, здравствуй, красна девица, аз езьм тот, кто почти погубил твой род, и кого ты прокляла на веки вечные. Мне тысяча лет. Будь мне сестрицей названой.

— Да, глупо, — согласился вампир. — Сестёр у тебя в избытке.

— Ну вот. Хоть кто-то прислушался к гласу рассудка.

— Сейчас решим эту проблему, — продолжил Всеволод и потянулся за своим смартфоном, заставив меня поджать губы. — Ало, извини, что на ночь глядя. Чем заняты? Отлично! Сейчас скину адрес. Да, всем табором. Что делать будем? Свататься.

— Вы с ума сошли! — воскликнул я и стукнул кулаком по столешнице, отчего вся посуда звякнула.

— Идём, — высказался Егор Олегович и встал. — Давно я не совершал хороших глупостей.

Он встал из-за стола и начал водить руками по воздуху. От этого стулья подвинулись на места, тарелки и кружки сползлись на середину. Колода карт прыгнула со скатерти прямо в ладонь чародею. Сразу за этим в воздух с вешалки взмыла одежда, поплыв к своему хозяину.

Я не привык к столь большому использованию чародейства и потому стоял и молча глядел.

— На, — раздался рядом голос Всеволода, а когда я повернул голову, то увидел, что вампир уже одет в белоснежную сорочку и строгие штаны. Он протягивал ключ. — Это от хранилища. Оно с номерком три на двери. Переоденься и не забудь закрыть, а по окончании вернуть украденное.

— Я же не крал ничего.

— Это ты не крал. А я малость прошуршал в находках.

Я вздохнул, взял со спинки свободного стула одежду, повесив на сгиб руки, подхватил ботинки, накинул на плечо перевязь с ножнами меча, которые тут же положил, едва не забыв ранее в прихожей, где покупателей встречают, и вышел. Там переоденусь, коль амбар на ключ закрывается. На душе скребли кошки. Хотелось уйти восвояси.

Дверь нашлась сразу, а отперев её, увидел стойку с бронежилетом, на котором был вышит золотом и серебром цвет папоротника. Такой же, как просил недавно. Там же волшебная палочка в чехле, наплечники и ножны с пистолетом… нет… это правильно кобура называется. Так толмач подсказал.

Я поглядел на дверь. Из коридора доносились голоса воеводы Соснова и Всеволода, которые спорили, что лучше сделать, а я глянул на телефон, где горел полночный заказ. Одновременно и тянуло к той незнакомке, и не хотелось идти. Не готов душой и разумом.

— Глупость нужна? — пробормотал я, нажав на кнопку и приняв заказ. — Вот вам глупость. Люди в беде.

Надев на себя снаряжение, я осторожно закрыл дверь и почти на цыпочках пошёл к выходу. Пусть себе спорят.

Уже на улице у входа меня шёпотом позвала Гореслава, которая нагишом выбежала на ночную прохладу.

— Ярополк, подожди.

— Уже не братик?

— Ага. Надоело дурой притворяться. Давай, как раньше. Как в лесу.

Лесная дева стояла и прижимала к себе одёжу.

— Как ты узнала, что я сбегу?

— Я тебя тысячу лет знаю, — усмехнулась хозяйка Лютолесья. — Подержи.

Она протянула мне платье, оставшись совсем не прикрытой, и какие-то мимоходные парни слегка присвистнули, оглядев красивое тело.

— Шагайте дальше! — огрызнулась им Гореслава. — Зеньки сломаете!

— А че так?! — послышался возглас в ответ, но стоило мне цыкнуть на парней, как те ускорили шаг.

А дева быстро надела на себя сорочку и платье, платье, выданное Севой и похожее на то, какое было у встреченных недавно в автобусе ряженых, что ролевиками называются.

— Всё, пошли.

Я глянул на смартфон, где красным угольком на карте горело место заказа. Не так далеко.

— А че написано?

— Мо-рг. He-жить, — по слогам прочитал я. — Ты знаешь, что такое морг?

— Знаю. Даже была там. Это мертвецкая. Там убиенных держат, чтоб узнать, отчего померли.

Сказав так, Гореслава поглядела куда-то через дорогу, застыв на несколько мгновений.

Я обернулся, но ничего не увидел. Улица как улица. Фонари как фонари. Машины как машины. Разве что кусты шевельнулись, но это может быть и собака дурная. Хотя ныне и вороны говорящие, да и прочая живность — не всегда дикое бессловесное зверьё. Но да чёрт с ними. Нужно идти…

Снот ковылял вслед за Сальпой по ночному городу, обходя людные места. У него сильно болели ноги, и урчало в животе. Он два дня уже ничего не ел. Ложь, что гоблин может годами без еды. Ложь, что гоблин ночная тварь.

Пожирательница упрямо шла к моргу. Третьему по очереди. Именно туда было приказано направиться с очередной задачей от властелина.

— О, добрая госпожа, зачем мы туда? Уай?

— Упырь, — холодно ответила Сальпа, не сбавляя шага.

— Их много. Зачем он нам? — тяжело вздохнул Снот и перехватил поудобнее свою сумку.

Он не ждал, что пожирательница скажет, но она ответила. И тут же встала, вглядываясь из-за кустов во двор.

— Вот зачем.

Впереди виднелось серое одноэтажное здание, а вдоль него с хохотом бегал пожилой мужчина в белом халате. Он таскал в руках потрошёное человеческое тело и целовал в щёки.

— Он идёт! Он идёт!

За мужчиной ходила женщина в таком же халате и испугано канючила.

— Семён Валентинович, хватит! Давайте положим тело на место, пока никто не вызвал полицию.

— Ты не понимаешь, он идёт! Оля, он идёт!

— Я уже слышала, что он идёт! Но это не повод бегать с трупом! Положите его на место!

Женщина уже была на грани истерики из-за действий компаньона. К вампирам и так не очень хорошо относились, а если их много с ума происходит, начнётся охота.

— Крейзи, — прошептал гоблин.

Мужчина, судя по всему, бегал уже давно. У трупа разошлись швы, а потроха тянулись за сумасшедшим, как верёвки. Он даже о них пару раз споткнулся и чуть не упал.

Снот шмыгнул носом. Опять надо убивать кровососов. Когда явится владыка, они должны либо служить ему, либо просто почитать. А те, кто, тронувшись умом, писал кровавые надписи на стенах, это опасный для господина мусор. А всё потому, что одни чуяли приход властелина и рассудок их мутился. Другие чуяли, но не проявляли безумия, лишь радостно им было. Третьи, часто древние, почти первородные, не чуяли вовсе. И чем ближе владыка, тем больше упырей начинают его чуять.

— Режь, — прорычала Сальпа, когда женщина достала телефон.

Снот застонал и размотал забинтованную ладонь. Потом вынул из небольшой, специально сделанной сумки кристалл, положил его на ладонь, вытащил ножик и, скривившись, царапнул по коже, где и так уже живого места не было.

Кристалл от крови вспыхнул фиолетовым, заставив окрестные фонари погаснуть. От этого двор погрузился в полумрак, разгоняемый только светом дальних окон жилых многоэтажек и рекламных огней бизнес-высотки. Женщина тряхнула погасший телефон. В темноте едва угадывались силуэты. Вампиру мрак был не помеха, и он всё так же бегал и вопил: «Господин! Великий! Среброликий!»

А вот женщина испуганно забормотала.

Сальпа сделала шаг, а потом вдруг замерла. На той стороне дороги из кустов вышли двое.

— Охотники! — раздался крик, а Снот узнал убийцу тролля.

Даже имя вспомнил. Ярополк. И он совсем крейзи. Сумел уйти от подземного хранителя, накрошил кучу яичных мутантов и прочее. Это не считая тролля.

— Госпожа, — прошептал он, — может, гоу эуэй? Уйдём?

— Ждать, — едва слышно пробормотала пожирательница, застыв изваянием.

— Помогите, пожалуйста! — закричала женщина, боязливо огибая безумного упыря, а тролл киллер неспешно подошёл к ней.

— Что случилось?

— Не знаю. Он уже час бегает так. Мне страшно.

— Полицию звали?

— Нет. Сразу охотников. Он же вампир.

Ярополк обернулся на свою спутницу, похожую на эльфийку ушами. Уши хорошо видно даже в темноте. И уши — первое, на что глядят гоблины. Вот у Снота уши в татуировках рода. У эльфов, те во всяких цацках. Уши молодых гоблинок — это просто прелесть. Снот бы сейчас с удовольствием мял руками такое ушко и шептал красивые словечки. Снот мог красиво. Снот умный.

А ещё у спутницы блестели по-кошачьи глаза. У эльфов тоже блестят в полумраке.

Эльфийка что-то тихо пробормотала, а потом легонько дала своему спутнику по щеке.

— Ещё! — громко произнёс Ярополк. Странные у них отношения.

Дева со всего размаха звонко ударила ладонью по лицу. От этого охотник тихонько зарычал, а его движения стали более резкими. Кончик клинка едва заметно начал светиться, как бок чугунной печки, в которой во всю силу разгорелся уголь.

— Они его живым будут брал. Это нельзя. Жди, — тихо произнесла Сальпа, наклонила голову сперва вправо, потом влево, противно хрустнув шеей. — Как будут погнаться, будешь узнал у женщины про труп. Потом будешь убил.

Пожирательница сделала вдох, а потом, с треском ломая кусты, сорвалась с места. В её руке блеснул нож. Целью был вампир. Его и так убить нужно, но сейчас на это придётся потратить лишние усилия.

Тролл киллер бросился наперерез. Он двигался быстро, но не успевал. Пожирательница была просто ближе.

— Стой, сука! — орал Ярополк.

А Сальпа на полном ходу выверенным движением отрубила голову, отчего та покатилась по асфальту, как мяч для регби, а тело мешком рухнуло на землю. Ложь, что все вампиры быстрые и ловкие. Иные медленнее мешка с зерном.

Брызги тёмной крови, почти чёрные в свете дальних огней, оросили стену морга, сделав на одного мертвеца больше. Женщина в белом халате сперва застыла, глядя расширенными глазами на труп её коллеги, а потом завизжала, прижав ладони к лицу.

— Тварь! — ещё громче закричал Ярополк и побежал вслед за Сальпой, которая одним махом перепрыгнула через двухметровый забор.

Охотник отстал от неё лишь ценой лёгкой заминки, но тоже вскоре оказался по ту сторону стены.

Эльфийка секунду постояла и пошла к дороге, огибая преграду, и вскоре исчезла из виду, оставив женщину одну. Треск и крики слышались ещё немного, а потом стихли. Сальпу не догнать. Владыка укроет.

Но сейчас Снота беспокоило не это. Нужно как-то спросить женщину. А убить он её не сможет.

Гоблин ухватился руками за уши и тихо простонал. Но делать нечего, нужно идти. Он выдохнул и вышел на площадку перед моргом. Если нет силы, действуй хитростью.

— Здравствуйте, добрая госпожа, — проговорил он. — Я есть младший охотник Снотти. Мои друзья убежали за этой… Киллер. Можно я задать вопрос?

Женщина сперва вздрогнула, пребывая в некоторой прострации, а потом поглядела на гоблина, и её лицо было белым, как мел, а губы дрожали. Но увидев, кто перед ней с облегчением выдохнула. В городе, где много нечисти, и гоблин не так уж и удивителен, но главное — это не убийца. Служащая морга кивнула и начала говорить. Много говорить, не дожидаясь вопроса, словно её прорвало после шока.

— Он всегда тихий был. Вежливый. Даже не подумаешь, что вампир. Кровь почти не пил. Я только разок себя укусить дала. Он коньяк принёс. А мне интересно. А сегодня вечером вдруг как наркоман. Глаза пылают. Хохочет. Только и кричит, что он идёт. А потом новенькую носил на руках. Я его не могла остановить.

Снот зажмурился, понимая, что женщина говорит совсем не то. И нужно что-то делать.

— А у вас дэд гёрл, то есть труп, не сбегала?

— Думаете, это из-за неё? А точно. Сперва пришла старуха. Умерла прямо у морга, а потом девчонка встала и пошла. Это как раз в мою смену. Я думала, с ума сойду — у неё голова раскроена, тело из кусков сшито, а она встала и пошла. А точно, она всё шептала и шептала. А точно, имя такое, старое. Ярополк. Да. Наверное, к нему пошла. Полиция меня уже спрашивала. И инквизиция тоже. И целый боевой маг был. Тот больше всех вопросы задавал. А у него ещё ворон чёрный был. Большой такой.

Снот прижал уши. Дэд гёрл у тролл киллера. Хуже не придумаешь. И эльфийку не спросишь. Эльфы гоблинов не любят. Вообще не любят. А эльфийка-то древняя. У Снота глаз намётанный, он сразу увидел старые цацки на ушах. Древние цацки. Настоящие. Родовые. Хотя эльфийка и похожа на ту девку, но точно не она. У той уши обычные. Это Снот точно помнил. Уши — это важно.

— Спасибо, добрая госпожа, — поклонился гоблин и пошёл прочь.

Убежать от Сальпы он не сумеет, но если сам найдёт дэд гёрл, то можно смело просить о пощаде. А искать нужно дома у Ярополка.

Да. Нужно будет найти дом этого охотника. Там и будет дэд герл.

Глава 26. Перезагрузка

Ушла. Эта тварь ушла из-под самого носа. Просто растворилась в воздухе.

Я стоял на берегу широкой реки и с досадой глядел вниз с набережной. Топь несла мутные тёмные воды, лениво и самодовольно. Говорят, у этой реки есть своя хозяйка, но я ни разу ещё не видел местных богов, хотя они много вмешиваются в жизнь смертных. Гореслава не в счёт, она не столько богиня, сколько сильный лесной дух.

Воды медленно текли, играя разноцветными бликами от фонарей, светофоров и освещённых вывесок богатых зазывал. Искрились узкие дорожки света, тянущиеся с того берега к этому, словно тропинки. Они упирались в песчаный берег с редкой галькой и чахлыми пучками травы, торчащими из него. Небольшая волна с тихим шелестом раз за разом гладила мокрую полосу песка и шевелила тёмные ветки, прибитые течением. Едва ощутимо пахло рыбой и водорослями.

По виднеющемуся неподалёку большому мосту сновали поздние машины.

— Поймаем ещё, — произнесла Гореслава, которая встала рядом совершенно бесшумно, словно лесная тень.

Я кивнул и с досадой шлёпнул ладонью по колену, а потом присел на корточки. Ярость погони всё ещё клокотала внутри, но уже не столь сильно.

— Нужно вернуться и забрать бумажку о выполнении задания, — продолжила моя спутница, подняв лицо к чёрному небу, по которому бежали гонимые тёплым ветром небольшие перистые облака и мерцали далёкие звёзды. — Не зря же бегали за этой умалишённой.

Дева шевельнула рукой, и лежащий на песке камушек подскочил в воздух и улетел в воду, едва слышно плюхнувшись.

— Упыря не мы убили. Да и убивать его не было смысла. Скрутить в тугой узел и принести в полицию.

Гореслава пожала плечами. И снова запустила камушек в воду.

Я вгляделся в усталое лицо лесной девы, которая безразлично смотрела на воду и серебристые дорожки, рождаемые бесчисленными огнями этого громадного города, к ним прибавилась полная луна, чей край показался над высотными домами. Острые уши были забавными, в отличие от кругов под глазами.

— Худо выглядишь, — произнёс я. — Что с тобой?

— Истратила почти все силы. Больше всего понадобилось, чтоб оживить это тело.

— А что будет, когда силы кончатся совсем?

Дева снова пожала плечами и горько улыбнулась.

— Может, умру. Может, стану смертной. Не знаю. Не было у меня никогда такого раньше.

Я неспешно встал, сделал шаг к Гореславе и обнял. Она медленно положила голову на моё плечо.

— Я устала, Ярополк, — прошептала она, — хочется, чтоб всё снова стало, как прежде. Мой тёмный лес, наполненный первобытной жизнью. Мелкие духи, которые прячутся под каждым кустом и каждым пнём, живут в каждом дупле и каждой норе в обнимку с птицами и зверями. Они все платили мне дань крохами силы. Но леса больше нет. И нет источника силы. А сейчас кругом люди. Они утомляют. Их слишком много. Я за день вижу больше, чем раньше за тысячу лет.

— Я не помню, что случилось с лесом.

— Засуха. А потом огонь. Он выжег всё на корню. Я стояла и кричала от ужаса, боли и отчаяния, глядя на то, как пламя пожирает деревья, кусты и муравейники. Я пыталась тушить, но сил не хватило.

Гореслава замолчала на мгновение и всхлипнула.

— Ты помнишь, как вынес меня из пожарища?

— Нет.

— Ты даже этого не помнишь, — вздохнула лесная дева. — А ведь у меня было другое тело. Не ахти какое, но в нём легко поддерживать жизнь. Я украла его у какой-то крестьянки, заблудившейся столетием раньше. А когда мы ушли на чужую землю, обгорелая головня, которой я стала, едва шевелилась. В лесу каждый сам за себя, и местные духи торопили, чтоб шли прочь. А идти некуда. Я сидела на пне и рыдала побелевшими от жара глазами, обугленное мясо с трудом получалось заставлять шевелиться. И тогда я вспомнила россказни тех, кто решил податься к людям. Знаешь, эта мысль возникла из ниоткуда, как яркая искра, но я зацепилась за неё, как утопающий за соломинку. Раньше я презирала ушедших, а потом поняла, что выбора нет. Люди — источник силы, большой источник, неиссякаемый, хоть и своенравный. Но одна я не смогла бы, и тогда потянула тебя. Ты же был человеком, и просто нужно разбудить от чар. Я обманом заставила тебя идти на юг, и ты долго нёс меня на руках, а я без умолку кричала «Ау!», корчась от боли.

— Твоё нынешнее тело разве не первое?

Гореслава едва слышно усмехнулась.

— А разве я говорила, что первое? — она опять смолкла на мгновение, с тем чтоб всхлипнуть и продолжить. — Мне повезло. Мы нашли людей. Правда, ты чуть было не убил одного, так как он что-то пробормотал, а тебе что-то почудилось. Но всё решилось благополучно. Помню, лежу я, не в силах пошевелиться, став незримой, ибо нельзя было им видеть меня такой, а они тебя скрутили. Среди них чародей попался. А потом, когда они уехали, долго шла по следу. Пришлось вспомнить про морок и накинуть личину встреченной когда-то старухи. Я шла, и чутьё привело к моргу. На самом деле, я даже не соображала, куда иду, ведомая первородной силой. В морге ощутила ниточку, тянущуюся от одной из усопших к тебе. Потянула, а потом решила завладеть телом. Оно всё же лучше, чем ходячая головешка. Но сил больше не осталось, как и ничего иного, как быть рядом с тобой. Ты — то единственное, что осталось у меня от прошлого.

Она замолчала. Я вздохнул.

— Давеча новое слово узнал. Френдзона называется. Вот твоё «будь мне братом названным» и есть эта френдзона.

— А что ты хочешь? — тихо ответила Гореслава. — Если и была человеком, то уже не помню этого. Не помню, что такое дом, что такое дети, что такое любовь. Не знаю всего, что тебе нужно. Я всегда была лесным духом. Даже тело краденое.

Я осторожно отстранился, взяв её за плечи, и поглядел в блестящие от скупых слёз глаза, а потом наклонился и осторожно поцеловал.

— Как неудобно быть человеком. Тело то само плачет, то устаёт без меры, то больно ему. И вот сейчас что-то внутри незнакомое, тёплое, — пробормотала Гореслава, шмыгнув носом и дотронувшись пальцами до своих губ, когда наши уста расстались.

— Поцелуй меня ещё.

Я улыбнулся и хотел было наклониться к её лицу, но тут зазвонил телефон, заставив тяжело вздохнуть.

— Да.

— Ярополк, — раздался голос Всеволода, — мы нашли твою незнакомку. Знаешь, где она?

— Где? — спросил я, поглядев на Гореславу, которая горько скривилась.

— Мы сперва к ней домой, но там никого не оказалось. Олежич всех домовых на уши поднял. Ты прав, пьяный магистр — это страшная сила. И домовые видели, как она в чём мать родила ушла из дома. Говорили, что она лунатик. Олежич пустил по следу поисковое заклинание. Нашли там, где и ты в первый раз.

Всеволод говорил ровно, словно на месте стоял, и лишь по возгласу: «Олежич, не отставай. Муркина, помоги своему шефу!» и треску веток было понятно, что бежит.

А в ответ еле слышно донеслось от запыхавшегося воеводы: «Ненавижу бегать. Я маг, а не спринтер».

«Ты боевой маг!» — уколол его словечком Всеволод, прежде чем снова заговорить со мной, а я слушал очень внимательно.

— Мы совсем близко подошли. Она около получаса как манекен торчала посреди поля, а потом вдруг развернулась на месте и побежала. К реке.

— Она к нам бежит, — произнёс я, развернувшись и поглядев в сторону прибрежных зарослей.

— А вы где?

— Версты полторы от моста. Отсюда ещё большое здание видно. Сейчас прочту. Ак-ва-парк. Вот.

Вампир на некоторое время замолчал, а потом сухо спросил.

— Что ты такое сделал, что высшие сменили ей программу?

— Да ничего я не делал, — ответил, слушая ночь.

— Надеюсь, не топился? Быстро рассказывай, что за глупость ты совершил, из-за которой боги напрямую вмешались в ход событий, внеся точечную коррективу в планы?

— Не. Я чё дурной, топиться? — произнёс, поглядев лесную деву. — Только с Гореславой целовался.

Всеволод что-то невнятно пробурчал, а потом проронил:

— Ждите нас. Мы бы её остановили, но нужно знать конечную цель. Да себе в задницу побибикай! — под конец прокричал он, когда в телефоне что-то загудело, и громко выругался. — Олежич, ты зачем КамАЗ на газон вытащил?! А чёрт бы побрал этого пьяного боевого мага!… Всё, ждите! Бежим!

Смартфон замолк, зато из зарослей начали доноситься звуки шагов. Этот некто быстро приближался.

— Что будешь с ней делать? — тихо спросила Гореслава.

Я развернулся и поглядел в глаза лесной девы, а потом легонько дотронулся пальцем до кончика её носа и подмигнул.

— А вот из неё мы точно будем сестрёнку делать.

Хозяйка Лютолесья неуверенно улыбнулась. Я и сам не знал, чем обернётся эта мысль, сиречь идея, но другого пути не видел. Если боги настойчиво пихают мне эту девушку в объятия, то принять нужно, но очень осторожно. Боги за своими поисками выгоды редко глядят на судьбы смертных. Поиграют и бросят, как дохлого котёнка.

Прошло ещё несколько минут, и сквозь ивняк на прибрежный песок высочила давешняя незнакомка. Она пробежала десяток шагов с закрытыми глазами, а потом резко остановилась и застыла, как изваяние. Лишь частое дыхание выдавало в ней живое существо.

Следом за ней на открытое место выскочил сперва Всеволод, затем и воевода Соснов с Муркиной. И Егор Олегович сразу упал на колени.

— Нахрен такие побегушки, — протянул он и достал из кармана смартфон, а потом несколько раз в него ткнул. — Мариночка, сфотай её. Пусть наши пробьют по базам.

Девочка-оборотень подхватила вещицу, скользнула мимо Всеволода и замерла перед незнакомкой с тем, чтоб сверкнуть вспышкой.

— Отправить?

— Ага.

— Готово.

Мы все застыли в молчании. Только Егор Олегович, тяжело дыша, встал с песка.

— А когда скажут? — шёпотом спросил я, глядя на обнажённую девушку, потом ощутил лёгкий толчок в бок.

— Ты не забыл, что она будет сестрёнкой? — прошипела Гореслава.

— Не забыл, — усмехнулся и ответил, и позвал вампира. — Всеволод, что будем делать с ней? До утра стоять?

Тот пожал плечами и подошёл к незнакомке, а потом пощёлкал перед её лицом пальцами. Ничего не произошло. Она так и стояла куклой.

— Дежурный по базе данных ищет, — протянул воевода, когда телефон пиликнул сообщением. — Если есть на неё что-то, то через пару минут даст ответ.

— Что-то быстро. По одной фотке в огромной базе, — покачал головой Всеволод, на что Егор Олегович со вздохом ответил.

— Мы не только колдовство развиваем, по и технологии. Нейросеть поиск совпадений ведёт.

Телефон снова пиликнул, но прочитать ответ воевода не успел. Незнакомка вздрогнула, как будто её холодной водой окатили, и шумно вдохнула.

— Где я? — испуганно заозиралась она, а заметив, что голая, прикрыла ладонями груди и срам и сгорбилась. — Кто вы?! Почему я здесь?!

— Здравствуйте, — мягко заговорил Всеволод, словно всю жизнь только и делал, что испуганных девушек успокаивал, хотя, он же вампир — должен уметь убеждать своих жертв, что всё хорошо.

Но договорить не успел, лишь чертыхнулся и отскочил на шаг. Девушка сделала новый шумный вдох и вытянулась по струнке. Глаза её быстро замерцали изнутри белым огоньком как эта… я видел раз такое… как проводка искрит. Не умерла бы.

— Дерьмо, — процедил Егор Олегович. — Сева, ты знаешь, что значит серебристый цвет?

— Угу.

— Мне кто-нибудь расскажет? — спросил я, сообразив, что заслонил собой Гореславу.

— Ну, это идёт программирование.

— Чего идёт?

— Приказы ей отдают, — пояснил Всеволод, а Воевода продолжил:

— Жёлтый — солнечные боги. Оранжевый — Сварог и прочие огненные. Фиолетовый — Мара Моревна. Красный — Перун. Голубой — Стрибог. Зелёный — Макошь. Жёлто-зелёный — Велес. У них с Макошью похожие цвета, но всё же отличаются.

— А серебристый?

Егор Олегович показал на поднимающуюся из-за горизонта Луну.

— Дивия.

Я обернулся, поглядев на большой желтоватый диск. Дивия — это сестра Солнца, богиня пророчеств, колдовства и женской красоты. Всем ведьмам ведьма, одним словом. А ещё она хранительница сновидений.

Воевода поднял телефон, ткнул в него пальцем и протянул.

— Есть совпадение. Алёна Морошкина. Не замужем. Студентка. Заочно подала заявление на соискательство быть жрицей Дивии. Отбор прошла, но в самый последний момент ей отказали. Живёт с мамой и братом. Сева, что думаешь?

Но вампир не ответил, глядя на мерцающие очи девушки, отчего Егор Олегович повысил голос.

— Сева!

— Ля-я-я какая, — пробубнил вампир, словно заворожённый. — Среброглазая.

— Сева!

— А? Да. Что-то какая-то слишком сложная многоходовка, — ответил Всеволод. — Я уже сбился с мысли.

Древний вампир сделал осторожный шаг и протянул руку, желая дотронуться до тонкой шеи девушки, на которой пульсировала жилка, но дева вдруг стиснула кулак и Всеволода отбросило на несколько шагов, отчего тот плюхнулся в реку.

— Не мешай загрузке. Боги этого не любят, — пробубнил Егор Олегович и спокойно сел на песок, зачерпнув его целую пригоршню и начав пересыпать из руки в руку. — Мне кажется, у богов идут свои внутренние разборки, и они не желают, чтоб это вылезло на всеобщее обозрение. Могу предположить, что Алёна будет эдаким контролёром. Но, блин, Дивия точно заодно с ними, если разрешила Велесу внести правки в сознание одной из кандидаток в свои жрицы. Бедная девушка, её мозги сейчас форматируют как жёсткий диск. Хорошо, если не станет тупой, как после лоботомии.

— Что нам делать? — спросил я, а потом сел на песок, всё ещё тёплый после летнего дня.

— Ждать, — ответил Егор Олегович.

Я пожал плечами. Рядом опустилась Гореслава. А мгновение спустя на колени бухнулась Муркина. Теперь её получалось величать только так. Не поворачивается язык звать простой кличкой животного.

— Ярик, ты это… прости, что не сказала, — произнесла она. — Ну, так надо было.

— Забей. Так же ныне говорят?

— Угу.

— А встарь говорили, мол, кто старое помянет, тому глаз долой, а кто забудет, тому оба.

— Учту, — вздохнула Марина. — Значит, мир?

— А мы и не воевали.

— Брати-и-ишка, — протянула она, ткнувшись лбом в моё плечо.

И я, не сводя глаз с застывшей Алёны, погладил девочку-оборотня по голове, ощущая под пальцами мягкий рысий мех.

За спиной, шлёпая мокрыми ногами, из воды вышел Всеволод. Он стянул с себя рубашку и начал отжимать и встряхивать, бурча что-то непонятное. На меня попало несколько брызг, заставив поморщиться.

Так мы сидели минут десять, а потом девушка охнула и мешком упала на берег.

— Я понесу, — торопливо произнёс вампир и подхватил голую бесчувственную девушку, испачкавшись в песке сам и испачкав её.

— Куда двинемся? — спросил я, вставая с места.

— Конечно, ко мне, — произнёс Всеволод, но слово взял Егор Олегович.

— Нет. Ко мне. Одно дело какой-то подвал с оружием и упырями. Другое — казённое учреждение. Если не хотим напугать, то лучше туда.

— Но она же жрица, — произнёс Всеволод.

— Она не жрица, и своей роли в игре может не осознавать. Всё это могли зашить в подсознание. В БИОС, так сказать.

— Хорошо, — согласился вампир. — Вызывай свою бригаду доставщиков, а то у меня айфон намок. Придётся новый брать.

Я улыбнулся, а потом протянул руку и сжал ладонь Гореславы. Всё же не зря я поклялся подарить висюльки будущей суженой. Будет у меня своя богиня. Даже если смертной станет — тоже неплохо. Но об этом потом…

— Фак, — произнёс Снот, схватившись руками за ствол ивы и глядя из темноты на кучку людей на берегу.

Он устал за ними бежать. Не созданы гоблины для быстрого бега. Для долгих переходов — да, а для бега — нет.

Стоило ему отойти на пару сотен метров от морга, как мимо пробежала голая девка, а потом вампир, известный маг и та девочка-оборотень, что с тролл киллером ходит. Снотти везучий. Он успел спрятаться, а потом побежал следом. Едва из виду не выпустил.

— Фак, — повторил гоблин.

Голая девка, которую он смог догнать только тогда, когда она остановилась на берегу реки, походила на ту, что в магазине. Ну, ушей нет, ростом такая же. А лицо тогда в крови было. Не разобрать, но похожа. И бледная, и неподвижная, точно, нежить. И задница похожа. Ошибки быть не может.

Снот сделал глубокий вздох и достал свой телефон.

— Ну же, летс ап. Ответь, — прошептал он, слушая длинные гудки, и в очередной раз выругался. — Фа-а-ак.

— Не шуметь, — раздался рядом голос Сальпы, от него гоблин вздрогнул и чуть не выронил телефон.

Это чудовище всё время рядом было, а он заметил только сейчас, когда вышло из тени.

— Я нашёл, добрейшая. Если не она, то не знаю. Рили.

— Времени искать больше не есть, — ответила пожирательница. — Ошибка не столь страшна.

Снот выдохнул. Может, хоть сейчас его отпустят, но Сальпа хранила молчание. Придётся помогать дальше…

Капитан Морошкин потянулся, глядя на луну. Ночь хорошая, и он решил перед сном прогуляться на свежем воздухе. Дружина Сварога вышла в пригород, разбив лагерь, и ничем толковым не занималась. Весь день разбирали имущество, потом была чистка оружия. Ближе к вечеру ротный заставил бойцов бегать по просёлочной дороге. Потом вечерние мероприятия и отбой.

— Эй, дневальный, не спи, замёрзнешь, — бросил он старую, как мир шутку, проходя мимо постового грибка, а когда боец не ответил, подошёл поближе. — Рядовой, с тобой всё нормально?

Дружинник молчал. Лишь его глаза едва заметно мерцали оранжевым, как индикаторы. Морошкин провёл перед его лицом ладонью, а потом побежал к штабной палатке.

— Эй, там хрень какая-то.

Он нырнул в проход и замолчал с открытым ртом. Ротный, два его писаря тоже сидели, застыв истуканами, один с авторучкой в руках другой над клавиатурой. И их глаза тоже мерцали.

— Что за чёрт? — пробубнил Морошкин и попятился из палатки.

А когда повернулся, чуть не выругался покрепче, так как едва не столкнулся нос к носу с дежурным. Тот, сверкая глазами, плавно, как робот, поднял руку и приложил к губам.

— Расскажешь кому — умрёшь, — раздался сухой потусторонний шёпот, заставив капитана нервно сглотнуть.

Глава 27. Больничные страсти

Мы были в большой светлице, именуемой кабинетом, и ждали, покуда лекарь не осмотрит девушку. Её мы доставали в центр реабилитации, куда думали и меня отправить, но так и не отправили. Егор Олегович стоял возле кулера и пил воду из стаканчика. Уже в пятый раз. Я тоже хотел пить, но ленился встать с кожаного дивана, точь-в-точь такого же, какой имелся у вампира в тёмном уголке. Словно их один и тот же мастер сделал.

Кабинет был просторный. У стены стоял стол с маленьким подобием города, на котором всё жило и шевелилось, как настоящее. На стене большой телевизор, работающий сейчас без звука, и показывающий какую-то женщину. Та ходила вдоль настенной карты и водила по ней руками. «По-го-да», — прочитал я. Знать, о ветрах, жаре и холоде рассказывают. Надобное дело, но погоду можно и по Муркиной предсказывать. Та сидела на подоконнике, пребывая в человечьем обличии, но с рысьими ушами, и глядела в окно. А интересно, что ещё от кошки ей досталось? Когти драть или мышей ловить не будет?

Я ухмыльнулся и перевёл взгляд на вампира. Всеволод ходил по кабинету туды-сюды с задумчивым взглядом, заложив руки за спину. Он словно не от мира сего сейчас был.

— Как я всех колдунов ненавижу, — произнёс Соснов, поставив стакан на стол.

— Так, ты ж сам колдун? — съехидничала Гореслава, которая была рядом со мной.

Лесная дева легла поперёк небольшого диванчика, так, что ноги свисали с подлокотника, а голова лежала на моих коленях. Странный, наверное, у меня выбор женщины, но с рождёнными в этом веке и в самом деле не может быть будущего, а с Гориславой мы давно и хорошо знаем друг друга… К тому же и я лесной зверь, и она творение глухой чащобы. Тысячу лет находили общий язык, и сейчас найдём. А если она по своей нечеловечности что дурное удумает, не страшно, сумею переубедить. Одного поля ягоды.

— Потому и ненавижу, — отозвался Егор Олегович, — все эти бездари не могут заклинания от похмелья придумать.

Он протёр лицо и взял со стола карточку размером с кредитную, на которой нарисован подорожник да большой зелёный крест, приложил вещицу ко лбу и протяжно застонал, когда карточка вспыхнула на мгновение изумрудным сиянием.

— Что сие? — спросил я.

— Это одноразовые чары от берегинь. Боль хорошо снимают. У них вообще куча таких карточек. От зубной, головной и прочей. Да и стимуляторов хватает. Наши-то не могут толково сделать.

Воевода достал небольшой кошелёк, полностью набитый разными карточками, и кинул мне. Я поймал и открыл. Там были самые разные картинки, словно кто упражнялся в том, как всё это можно разукрасить. А ещё от них пахло колдовством.

Я приложил одну к носу, словно весенний цветок. Да, я действительно чую чары, это мне не показалось. Та, что использовал Егор Олегович, пахла словно подорожником и ромашкой. Следующая золой и хлебом.

— Дай, — проговорила Гореслава и вцепилась в кошелёк.

Я недовольно зыркнул на неё, но лесная дева состроила невинную и наивную мордаху точь-в-точь как у Жданы, и пришлось со вздохом разжать пальцы. А ещё молвит, что не умеет быть человеком. Брешет. И слепому видно, что брешет. Особливо после обмолвки о том, что с телом и память усопшей заимела. Но это пусть на её совести будет, если та имеется.

— Ух ты-ы-ы, — протянула Гореслава, вытаскивая всю стопку. — А оранжевое, это что?

— Это от Сварога, — произнёс воевода, — бодрит как кофе, но выборочно, если будешь заниматься ручным трудом. А вон та красная — это от Перуна. Геймеры говорят, даёт баф к выносливости и ловкости.

— Что даёт? — переспросил я и перевёл взгляд на Всеволода, который молча ходил по кабинету.

И не я один. Егор Олегович тоже обратил свой взор на вампира, пока Гореслава тасовала вещицы, как игральные карты.

— Ай, потом, — отмахнулся воевода и позвал древнего. — Сева, что как лев в клетке?

Вампир не ответил.

— Сева, что с тобой?

Егор Олегович сперва потянулся за стаканом с водой, а потом замер и стал хмурым. Словно неурядица какая случилась.

— Сева, погляди на меня.

Когда вампир не ответил и сейчас, воевода сделал несколько шагов и встал на пути шагающего упыря. Тот застыл посередине своего брожения в некой нерешительности, а потом начал говорить, то улыбаясь, то морщась, как от боли.

— Девчонка. Я постоянно думаю о ней. Это какое-то наваждение. Когда она рядом, меня переполняет возбуждение и счастье. Когда её нет, я словно наркоман во время ломки.

— С какого момента началось? — серьёзно спросил Егор Олегович, подняв руку и приложив ладонь ко лбу вампира. Он прищурился и забормотал, но не заклинания, а бранные слова. И только через несколько минут заговорил. — На тебе висят чары. Они регулируют гормональный фон по принципу приворота. Скажем так — синтетическая влюблённость. Убрать?

— Не знаю. Я влюблённым был полторы тысячи лет назад. Уже забыл, что это.

— Всем ведьмам ведьма, — пробормотал я, а затем произнёс громче: — Его же Алёна приворожила. Зачем?

Егор Олегович снова прикрыл глаза, а потом тоже повысил голос.

— Бегом к этой девушке. Я тоже думаю, что это неспроста.

Первой у двери оказалась Муркина, которая в одно кошачье движение соскочила с подоконника. Вторым был воевода, он обернулся и показал на вампира.

— Ярополк, подстрахуй эту вампирскую улитку.

— Чего сделать?

— Будь рядом. Если что не так пойдёт, сдержи на несколько секунд, а дальше я инициативу возьму.

— Чего возьмёшь?

— А, чёрт, нужно для твоего переводчика обновление поставить, — выругался Егор Олегович и вышел из кабинета, чуть не сбив какого-то важного человека с чёрной кожаной сумкой, сиречь портфелем.

Тот что-то пробурчал, но не стал ругаться, лишь ускорил шаг. Мы почти бегом двинулись длинными коридорами и крутыми лестницами. Воевода часто здоровался со встречными, и я тоже старался не отставать от него в этом.

— Здрасьте. Здрасьте. Здрасьте, — вторил я, лишь однажды развернувшись на месте, когда Гореслава встала на пути какого-то человека и с глубоким вдохом залезла к нему в карман. — Ты что делаешь?

— Сигаретка, — буркнула лесная дева, — убить готова за сигаретку.

Человек часто заморгал, таращась то на озверелые глаза лесной девы, то на её длинные эльфийские уши.

— Ой, горе ты моё, — пробормотал я и схватил деву за руку, потащив за собой, — бросать курить надобно.

— Не хочу, — огрызнулась она, а глаза её запылали зелёным огнём.

В тот же миг смятая сигарета мелькнула в воздухе, вырвавшись из кармана мужчины, и догнала Гореславу, вспыхнув на лету. Она так и побежала дальше, как комета с дымным хвостом. Что что, а с курением я буду бороться нещадно. Хоть через триста лет, но одержу победу. А сейчас некогда.

Я ожидал встретить в этом знаменитом центре социализации множество нечисти, но, видимо, не то крыло, и кроме людей, оставшихся на ночь, никого не было.

«Дежурный состав», — коротко пояснил Егор Олегович.

Вскоре мы пришли в небольшое помещение без окон, ярко освещенное лампами и разделенное тонкой перегородки на несколько частей. Перегородки не достигали верха, и потому, если встать на лавку и подпрыгнуть, можно заглянуть в небольшие комнатки-клетушки.

У одной из комнат нас встретил незнакомый мужчина в блёкло-зелёной одежде и колпаке. На груди у него была табличка с фотографией и именем. «Бейджик», — подсказал мой внутренний толмач. Мужчина поздоровался и со спокойнейшим видом выхватил пальцами сигарету изо рта Гореславы, кинув в раковину у входа, и смыл водой.

— Эй! — сразу закричала лесная дева. — Ты что себе позволяешь? Я богиня, а ты руки распускаешь!

Мужчина коротко глянул на воеводу, а когда тот кивнул, спокойно ответил.

— А по мне хоть Иисус Христос, хоть Будда. Это лазарет, и курить не позволю. И орать тоже.

— Да я…!

— Горюшко моё, — тихо позвал я лесную деву, — не надо. Ты же хочешь найти почитателей, так веди себя как благочинно, как сама невинность. Приучайся.

— Ангел мщения? — ответила Гореслава с возмущённым видом, а стоящая в сторонке Муркина тихонько хихикнула.

Я же ласково улыбнулся, но взял на заметку этот действенный способ.

— Где она? — негромко и устало спросил Егор Олегович у мужчины, коротко поглядев на неспокойно стоящего вампира.

Всеволод быстро крутил между пальцев авторучку.

— Там. Я ей витаминки и глюкозу капать поставил.

После этих слов мы все дружно прошли в небольшую комнатку, где кроме койки и тумбочки ничего и не было. Там лежала бледная, словно обескровленная, Алёна, прикрытая тонким синим одеялом, и рядом нечто на палке, похожее на бутылку вниз горлышком и с прозрачными жилками, тянущимися к игле, воткнутой руку.

Как зашли, пришлось сразу же встать между ней и вампиром, который дёрнулся, чтоб подскочить к девушке.

— Пастор, мы здесь не за этим, — с широкой улыбкой произнёс Егор Олегович непонятную фразу, на что Всеволод хмуро на него поглядел.

Наверное, это что-то из колдунского.

— Я уже не знаю, что делать. Как юнец прыщавый, — отозвался вампир и стиснул кулаки. — Но она такая… такая…

— Сейчас узнаем, какая, — усмехнулся воевода.

Вот только глаза у него были… толмач снова подсунул слово «серьёзные», сиречь хмурые, хотя его уже и так знал.

Чародей взмахнул рукой, и в воздухе засияло множество ярких и разноцветных вещей. Они словно невесомые призраки витали вокруг людей.

— Что это? — переспросил я, глядя на холодное оранжевое пламя, источаемое моими руками.

Если на несколько мгновений замереть, то колдовской огонь медленно складывался в светящийся мех и длинные когти, торчащие из пальцев. Вместе с пламенем возник крохотный старичок-толмач, близоруко щурясь и изображая готовность услужить.

Похожее пламя было вокруг Муркиной, образуя едва угадываемые кошачьи формы. А ещё в волосах возник призрачный гребень, и один из самоцветов, вделанных в вершину, бился как живое сердце. Наверное, это и была та проклятая вещь, сделавшая её нечеловеком.

— Ух ты-ы-ы, — протянула она и начала трясти руками, отчего огонь становился похож на яркий платок, которым размахивают, привязав к палке. — А что это? — повторила она мой вопрос.

— Я создал визуальные образы всего волшебного, что есть в помещении, а также подсветил ауры. Высшее колдовство.

— Клёво, — продолжила Муркина, а я перевёл взгляд на Гореславу.

Та тоже была объята тонким, чуть заметным слоем огня, разве что зелёного. И когда она шевелилась, то очертания её тела двоились. Сперва призрачная часть поворачивала голову, а потом живая с опозданием на доли мгновения. Призрак поднимал руку, и настоящая рука повторяла это действо, словно принадлежала кукле. Воистину, краденое тело. Вокруг самого Егора Олеговича пылала яркая радуга, из которой вытягивались тонкие жгутики, прикасаясь к разным вещам, будто улитка рожками. Вокруг лекаря пылала такая же радуга, как вокруг Егора Олеговича, только значительно меньше, тусклее и без отростков.

Заметив мой взгляд, чародей-воевода шевельнул ладонью. Один из жгутиков быстро метнулся к стакану на столе и обвил его подобно усику гороха, что ползёт по чужому стеблю вверх. А после стакан взмыл в воздух.

— Простейший телекинез, не скрытый барьерами.

Я кивнул и поглядел на Всеволода. У него яркими яхонтами-рубинами горели глаза, и сквозь кожу просвечивали пылающие вены. При этом вокруг груди словно тонкая белая верёвка обмотана, конец которой тянулся к пребывающей без сознания девушке. А вот от неё вверх уходили несколько серебристых нитей, тающих в воздухе, как струйки дыма. И аура клочьями, с большими молочными и изумрудными кляксами, застрявшими в ней, как мусор в водорослях на реке.

— Так и знал, — произнёс Егор Олегович.

— Что? — сразу спросил Всеволод.

— Если я сейчас начну объяснять, Ярополк не поймёт, — кивнув на меня, ответил воевода.

— Плевать, главное, чтоб я понял.

— Хорошо. На девушке классические нити подкачки, похожие на те, что у жрецов и жриц есть. Через них, как через дата-кабель, запустили кучу разных процессов. Сейчас вид чар не детализированный, как корневая папка. Кляксы — это загруженные в её биополе файлы. Грубое сравнение, но наиболее близкое к тому, что есть.

— Взломай.

— Не могу, не какая-нибудь ведьма в спину плюнула, а высшие жрецы Дивии и Велеса накладывали. Если полезу, то могу убить. Это как в БИОС компа соваться. Вдруг она дышать забудет. Или сердце остановится. А вот с тобой интереснее.

— Что?

— Ты же знаешь, что вампир — это человек, аура которого поражена проклятьем, подобным энергетическому вирусу. И вирус этот при поражении меняет тело. Он же колдовской. Вот, например, у тебя кровь можно получить только с укусом, и на солнце биополе может распасться, убив тебя, зато не стареешь. У классических оборотней похожая система. В зависимости от условий, заложенных в этом проклятии, происходит его активация. Ну, там, фаза луны, уровень адреналина, уровень гемоглобина, время суток.

— Олегыч, не тяни кота за хвост.

— У тебя разновидность приворота, которая направлена на неё, — произнёс воевода, кивнув в сторону Алёны. — Но зациклено не на конкретного человека, а на её связь с Дивней.

— Алёнушка была двойной ловушкой, — задумчиво протянул Всеволод. — И на Ярополка, и на меня. Ладно, он киллер от скотьего бога, я-то причём?

— Уже Алёнушка? — с усмешкой спросил Егор Олегович и пожал плечами. — Не знаю. Я их тонкую игру не понимаю. Поставить блок на уровень гормонов? Чтоб в зашкал не уходили?

— Не надо, — ответил вампир, — справлюсь. Не мальчик.

Он подошёл к кровати, где лежала девушка, и сел на край, а потом осторожно положил свою ладонь поверх её. Алёна не очнулась, всё так же мерно дыша, словно во сне. А вскоре воевода щёлкнул пальцами, и все призрачные огни разом пропали, оставив нас освещёнными только гудящими под потолком лампами-трубками.

— А что такое вирус, гема глубин, бигус и энег… энере… тишный, в общем?

— Давай, не сейчас, — со вздохом ответил Егор Олегович и сел на стул, — док, дай от похмелья что-нибудь.

Пока лекарь ковырялся в стеклянном шкафу, я задал следующий вопрос.

— Воевоже, а сколько вампиров можно приворожить за раз?

— Тебе это зачем?

— Так мы на сегодня ночью видели ещё одного такого. Токмо от любви он совсем умом тронулся. С трупом в обнимку по двору бегал и кричал: «Он идёт! Он идёт!»

Воевода медленно встал со своего места и так же медленно подошёл ко мне, потом поправил ворот моей одёжи.

— А где он сейчас? — тихо спросил чародей, пристально глядя мне в глаза.

— Ну так, убили его.

Щека воеводы дёрнулась, а в голосе отчётливо послышался отзвук властного недовольства, отчего действительно поверилось, что сей человек не просто так имеет высокий чин. И сдаётся, врагов он убил не меньше моего.

— Зачем убили?

— Ну, не мы его убили. Та же сучка, что прикончила полицейского полковника. Я её хотел догнать, но не успел.

— Живьём взять надо.

— Убийцу? Не получится. Слишком опасная, похуже Соловья-разбойника будет. Но голову постараюсь принести.

— Упыря, который твердит о пешеходе, из-под земли достать.

— Егор Олежич, — тихо произнёс я, легонько оскалившись, — зачем ругаться? Я и так сделаю что могу.

Я ожидал, что воевода вспылит, как князь или его сын в мою древнюю бытность, но он сделал глубокий вздох, нарочито широко улыбнулся и хлопнул меня по плечу.

— Да, ты прав. Злость сейчас ни к чему. Но упырь нужен.

Я кивнул и пошёл к выходу. Здесь мне больше делать нечего. С девушкой не поговорить о прошлом. С чародеем тем более. Лишь у порога остановился и буркнул через плечо.

— Горюшко моё, ты остаёшься или идёшь?

— Иду, — вздохнула лесная дева, — только пользы от меня не будет. Я выжата досуха.

— Я с тобой! Можно?! — звонко прокричала Муркина, бросившись к выходу, но её одёрнул воевода.

— Марина?

— А че я буду сидеть взаперти! Я же в его команде! Сами приглядывать озадачили, а я такая приглядучая, аж самой страшно!

— Иди, — махнул рукой Егор Олегович и снова сел на стул.

Я быстро пошёл длинными коридорами, пару раз поздоровавшись со встречными людьми. Дорогу помнил звериным естеством, а ноги несли сами, позволяя голове подумать. Но мысли были невесёлые. Неужели богиня луны, которую всегда почитали, как саму ночную нежность и воплощение женских ласк, перешла на сторону тёмных богов? Ведь ночь не зло сама по себе. Зло — это отсутствие света. А луна свет даёт. Но воевода прав, упыря найти нужно, только где его искать?

Руки сами вытащили из кармана смартфон и пролистали заказы. Там была всякая мелочь вроде анчуток на чердаке, заигравшихся через меру лесавок в парке и говорящих кошек, пугающих поздних старушек своим хохотом и бранью в форточки. Ладно, доверимся чутью. Подумав так, я остановился и повернулся. Гореслава еле плелась, словно крестьянка после долгой страды в поле. Пришлось подхватить её на руки. Так и пошли. Я с лесной девой и Муркина, ловко шоркающая пальцем стекло смартфона. Завидую я ей, дитю нынешнего времени. Но ничего, читать выучился, слова «кампутер» и «соцая сеть» тоже запомнил, значит, шаг в нужном направлении сделал. И шаг к мечте тоже.

А что за мечта ныне? Стать лучшим охотником? Уже не хочу. Найти женщину и семью? Уже нашёл. Скопить золото на мацацикл? Это не главная вещь в жизни. Избавиться от проклятья?

Я сперва поглядел под ноги, потом на лицо Гореславы, а после вперёд, где начинал рдеть рассвет.

А оно мне мешает? Да не очень.

Я криво и зловеще улыбнулся.

Я хочу найти ответы. И не быть на поводке у богов. А для этого сперва-наперво надобно решить задачку с умалишёнными упырями…

— Добрейшая, — прошептал Снот, вжав голову в плечи и провожая взглядом широкоплечего оборотня с леди на руках, — тролл киллер с эльфийкой ушли, но внутри ещё вампир и архимаг. Как вы хотите девчонку украсть?

Они сидели в кустах и наблюдали за входом. Уже целый час наблюдали.

Сальпа сняла с плеч рюкзак, поставила перед собой и потянула за шнуровку. А потом достала огромное яйцо с пульсирующим внутри существом.

— Им будет не до нас. Мы будем спокойно прошли. Будем спокойно взяли.

— Фа-а-ак, — протянул гоблин, а когда на ладони пожирательницы оказалась ещё и горсть зачарованных монет, скривился, зажмурился и потянулся за ножом, чтоб резать ладонь.

«Когда же это кончится?» — подумалось ему.

Глава 28. На обломках прошлых неудач

Летнее рассветное солнце, стремящееся побыстрее вскарабкаться по полоскам немногочисленных тонких облаков на небо, блеснуло ярким краешком в зазоре между высокими домами. Улицы ещё оставались пусты, и лишь редкие машины да одинокая женщина, спешащая куда-то в такую рань, были видны. Ветер тоже ещё спал, отчего на деревьях, где чирикали мелкие птахи, не шевелилось ни листочка.

Громадное здание центра социализации скрылось за поворотом, оставив странный осадок на душе. Было очень жалко девушку Алёну, которую боги решили использовать вместо червячка на крючке. Человека силой выдернули из привычной жизни, взболтали ложкой рассудок, словно похлёбку в горшочке, и насыпали туда как сухарей чужих воспоминаний. Я тысячу лет бродил по лесу и убивал всех встречных и поперечных, но её участь казалась мне ещё страшнее, ибо наживке не полагается надеяться на жизнь и свободу.

И хотя в старые времена, ещё до бытности чудовищем, не все бояре или купцы считали чернь и челядь за людей и не ценили их жизни, Тихон учил тому, что даже раба пнуть без причины — не есть добро. Строгость и презрение к низшим — разные вещи. Да и жизнь такова, что сегодня ты князь, а завтра пленник у врага. И потому я не привык испытывать ненависть и злобу попусту.

Муркина брела следом и, наверное, уже не рада тому, что увязалась за мной.

— Ярик, — позвала она меня, обогнав и теперь идя задом наперёд. — Ну где, всё-таки, будем искать этого вампира? Вампиры, они такие… на дороге не валяются.

Я поморщился.

— Будем непрерывно смотреть заказы, и у воеводы Соснова почаще спрашивать, и если появится, то бежим на место, несмотря ни на то, в какой части города он, ни на то, в какое время дня и ночи появился.

— Бли-и-ин, а если не появится?

Я не ответил, а Муркина замерла у куста, в глубине которого щебетал ранний воробей. Девчурка тряхнула головой и тихо выругалась.

— Я с ума схожу. За лазерной указкой кидаюсь. На птичек заглядываюсь. Скоро в коробке спать начну.

— Я тебе куплю коробку, — усмехнулся я, поудобнее перехватив молча лежащую на моих руках Гореславу.

Та глядела в небо и, казалось, даже не слушала наш разговор.

— Не смешно, — продолжила Муркина, — я же не кошка. Я человек.

— Кошка, — произнёс я. — Оборотень всегда перенимает часть звериного естества. То, что я сейчас не похож на медведя, ещё ничего не значит. Зимой буду либо сонный, что не добудишься с утра, либо ходить злой и искать, что поесть. Наверное. Я почти не помню свой проклятый тысячелетний сон.

— Я тебе на днюху тысячу свечек закажу, — засмеялась Муркина, а потом замерла, с недоумением зашевелив своими большими кошачьими ушами. — Гремит что-то.

— Где?

— Там. У центра социализации.

Я вслушался и вскоре тоже различил грохот, словно кто молотом по тонкому железу бил и горшки ломал. А вскоре поморщился от острой боли, которая коротко резанула голову, как гвоздём. И от этой боли на языке остался привкус волшебства. Сильного волшебства. Сложно объяснить, как и с запахом чародейства, но это было.

— Живо туда.

Я сразу перешёл на бег, а Гореслава вытянула шею, вглядываясь в уходящую за поворот улицу.

— Опусти, — произнесла лесная дева.

— Ты же идти не можешь.

— У меня нет почитателей, чтоб питаться их силой, но вот так, на руках у тебя, немного подзаряжаюсь, как от солнечной батарейки. Просто ты искренен. И я тебе действительно нравлюсь.

Я не стал что-либо говорить и просто поставил Гореславу на ноги, а после потянул за руку вслед за собой. Хотя не понял, кто такая батарейка, и при чём тут солнце. И даже не стал спрашивать, откуда она нынешнее слово взяла, помнил, что дева похитила не только тело, но и часть памяти той мертвячки. Ну как похитила, взяла, что плохо валялось.

Так или иначе, но к центру социализации выбежали за считаные минуты. Глазам предстало правое крыло, разломанное почти до основания. А в поднятой падающими обломками пыли змеились толстенные щупальца, и в проломе угадывалась огромная неповоротливая туша какой-то твари величиной с двухэтажный терем. Рядом со зданием около двух десятков человек. Они стреляли из огнестрела по чудовищу, но без толку. Пули бли этому существу как лосю комариные укусы.

Тем временем тварь вытянула одно щупальце, намереваясь достать назойливого стрелка, но человек убежал, а чудовище ухватило стоящую на газоне липу и выдернуло ни в чём не повинное дерево с корнем, как крестьянка пучок травы во время прополки грядок. Треск дерева, грохот выстрелов и утробное булькающее клокотание существа сливались в единый шум этого боя. Казалось, что это сказочный Змей Горыныч решил полакомиться целой деревней и украсть пару девственниц про запас, и сейчас появится чудо-богатырь, дабы спасти беззащитных людей. Но вот беда, богатырь — это я, другого в округе нет и не предвидится. И значит, больше некому спасать. И на чудище кидаться глупо, нужно найти тех, кто внутри.

— Муркина, ты видишь Егора Олеговича или Всеволода?

— Нет, — быстро отозвалась девочка-оборотень, глаза которой стали круглыми, как у испуганной кошки.

— Проклятье, — выдавил я из себя. — Они всё ещё внутри.

С такими словами я побежал к входу, который был цел, давая надежду на то, что товарищи не пострадали. Конечно, сложно представить, что древнего вампира легко одолеют, но всякое бывает.

— Ждите снаружи! — прокричал я и потянул дверь на себя, сразу почуяв запах гари.

Вдобавок к чудищу внутри возник пожар. И чутьё, сиречь интуиция, шептала, что сие не простое совпадение. Сие чьих-то рук дело.

Ни одна лампада на потолке не горела, и оттого коридоры были погружены в полутьму, лишь изредка разбавляемую серым светом, проникающим в здание через крытые мутным полупрозрачным стеклом узкие окошки над дверями кабинетов, наверное, специально оставленные на подобный случай. А туда уж проникал с улицы утренний свет. Бежать пришлось с прищуром, вглядываясь перед собой, благо я помнил дорогу. Один раз навстречу попался испуганный мужчина, несущий сумку с ноутбуком и кипу бумаг.

— Что случилось?! — сразу спросил он. — Почему пожарная сигнализация не работает? Почему свет погас?

— А я откуда знаю?! — огрызнулся я. — Есть ещё кто в центре?

— Много кто побежал к другому выходу.

— А Егор Олегович?

— Соснов? Не видел.

Я выругался и побежал дальше. До лазарета добрался быстро, заметив по пути выломанную у одного из кабинетов дверь, а там выбитое окно с вырванной из стены кованой решёткой.

А как влетел в лечебницу, чуть не поскользнулся на залитом кровью полу. Во мраке едва угадывались валяющиеся тела.

— Воевоже! Всеволоже! — закричал я, тяжело задышав. — Вы здесь?

А горький запах дыма всё усиливался. От сквозняка под потолком шевелилась чуть заметная туманная дымка, к которой добавилась вонь палёного мяса.

— Люди! — заорал я ещё сильнее. — Есть кто живой?!

В темноте кто-то через силу закашлялся, и я пошёл вперёд, едва не споткнувшись об уроненный стул. В лазарете всё было разбросано и заляпано кровью. А когда ни с того ни с сего зажёгся свет, то он ударил по глазам словно плеть. Одновременно с ним завыла сирена, а с потолка хлынул поток воды, заливая тела, кровати и столики с врачебным имуществом. Даже пришлось застыть на несколько мгновений, чтоб проморгаться.

Кашляющего я увидел сразу после этого. Это был Всеволод. Вампир лежал на боку, свернувшись калачиком, а левая его рука держаась на одних лишь жилках. Был бы он человеком, умер бы давно.

Я быстро подскочил к упырю и упал на колени.

— Всеволоже, что случилось? Чем помочь?

У вампира было ошпарено до волдырей лицо и побелели глаза, совсем как в тот раз, когда на нас напали с волшебными монетами.

— Алёна, что с ней? Где она? — вместо ответа прошептал Всеволод, и я огляделся.

Вот лекарь. Он разрублен пополам, словно напавший был вооружён громадным топором, и кишки даже разбросал. Вот незнакомая женщина в белой одежде. У неё отхватили голову, которой не было видно рядом. Чуть дальше, в проломе тонкой перегородки виднелось ещё одно тело, мужское. Его разорвали вместе с койкой, а кто мог проделать такую дыру, мог только догадываться. Словно большим-пребольшим тараном продырявили.

Я встал и прошёлся по комнаткам, и везде было одно и то же — вырванные занавеси и сломанные края перегородок. Будто тот, кто ломился, не пролезал внутрь — тесно ему было. А на койке убиенного можно было различить следы не то когтей, не то зубов. Но медвежьи клыки не могли такое свершить — размер не тот. И чтоб железо перекусить — я не знал, кому такое под силу, разве что дракону.

— Нету её, — произнёс я, вернувшись к вампиру.

— Найди, — прошептал тот. — Прошу. Всеми богами, какие есть, прошу.

— Что здесь случилось?

— Свет. Глаза. А потом скрежет, как пенопластом по стеклу, только громче в сто раз. Крики людей. Что-то дёрнуло, и я на полу без руки. Это что-то сильное и быстрое. Я не справился.

— Если пообещаешь выжить, то непременно найду, — ответил я, поправив оторванную руку так, чтоб края раны сложились вместе.

Кровь у вампира сочилась розовой сукровицей, а мясо белесое с некой серостью, как у вяленой рыбы. Но от этого меньше его жалеть не получалось.

— За меня не бойся. Ещё и не такое бывало, — не то кашлянул, не усмехнулся Всеволод и слегка повернулся, отчего стало заметно вспоротое брюхо. — Её найди.

Я кивнул и встал. Потоки воды, бившие с потолка, в отличие от воя сирен уже прекратились. Скопившиеся на полу лужи стали красными, а одежды на мертвецах тёмными и липкими. За стенами лазарета слышались звуки боя, а это значило, что тварь ещё не угомонилась, ломая здание. Несколько раз вздрогнула земля. И снова несколько раз кольнуло голову от ощущения волшебства. Но на этот раз оно осталось не противным кислым привкусом на языке, а пахло, как воздух после грозы. «Озон», — шепнул незримый толмач, про которого уже и забыл. Озон, так озон, мне всё равно, всё едино. Гроза, она и есть гроза.

— Сейчас тебя вытащу, — спокойно произнёс я и подхватил Всеволода.

Тот зашипел от боли, но смолчал. Пришлось держать ещё и его руку, чтоб та не оторвалась окончательно. Кто знает, приживётся ли сейчас. Это вампир, очень древний вампир, а такие существа просто обязаны быть живучими.

И вновь длинные коридоры. На половине обратного пути фонари снова погасли.

На улице я с облегчением вдохнул свежего воздуха и опустил вампира на асфальт. К нему сразу подбежали несколько человек, выскочивших из белых машин с красными крестами на боку. Думается, они подъехали совсем недавно, так как раньше их не было.

Подняв глаза и посмотрев в сторону сражения, увидел Егора Олеговича, вокруг которого пылало сине-зелёное пламя, свернувшееся в тугой клубок, словно ёжик. Тогда как щупальца чудовища, пытающегося схватить чародея, просто скользили по нему, будучи не в силах сжать человека в тугих кольцах. Недавно видел в магазине стеклянный шар с матрёшкой внутри, так чародей-воевода был как та игрушка. Только он держал вытянутой вперёд левую руку, словно ею незримый щит держал, а правой быстро выписывал разные кренделя в воздухе. От этих кренделей кончики пальцев у него вспыхивали разноцветными угольками, а тушу чудовища разрывали многочисленные заклинания. То череда ярких белых вспышек расплескает прозрачную кровь и оставит на теле твари зияющие раны, то молния пробежит по пламенеющему клубку, чтоб сорваться и ударить щупальце, то асфальт закипит и вспыхнет как масло в костре. И всё это с грохотом, треском, жаром и утробным бульканьем чудища.

Я сперва дёрнулся, чтоб помочь, но на пути встал уже знакомый помощник воеводы. Тот самый, с которым они меня из проклятого сна выдернули.

— Не мешай ему! — перекрикивая шум боя, произнёс Данила. — Он не любит, когда вне плана вмешиваются. Если нужно, сам позовёт!

— И что делать? — возмутился я, махнув рукой в сторону схватки. — Стоять и ждать?

— Да!

— Но я же тоже охотник на чудовищ!

— Он сказал, чтоб ты нашёл того, кто атаковал центр!

Ещё раз загрохотало, когда тварь налегла посильнее. Она подалась вперёд, цепляясь за стенки дома, и те начали крошиться, словно яичная скорлупа. Со звоном лопнули окна. Заскрежетала жестяная крыша.

— А людей кто спасать будет?! — снова переспросил я, глядя на бой воеводы с тварью.

Я не то чтоб до славы и почестей сильно охоч, но здесь всё Соснову достанется. Да и за горожан тоже опасался. Не выродок всё же.

— Людей и подопечных охрана через пожарный выход вывела. Они уже в безопасности. К тому же, на сегодня неадекватной нечисти на обработку не приводили. Максимум разбежится мелочь какая-нибудь.

Я скрипнул зубами и скрестил руки на груди. Тут сражение, а я в стороне стою, как дурачок ненужный.

— Егор Олегович сказал, что вызвал Соколину с командой. Как подъедут, пойдёте по следу, — продолжил Данила. — На тебя у шефа большие планы.

— Какие? В сторонке стоять? Принеси-подай? — с обидой ответил я, а собеседник покачал головой, но смолчал. — Отойди, не то отодвину силой, — прорычал я, но вместо этого Данила, закусив губу, достал из-за кармана небольшую карточку с заклиниванием.

Я бы не понял, что это, если бы не видел у Егора Олеговича в кабинете. Всё же мне ещё учиться и учиться премудростям нынешнего времени. Вон, даже смартфон освоил не более, чем ткнуть пальцем в ответ на звонок и заказ принять. Но там ума много не надо, и малое дитя справится.

— Это поисковые чары, — произнёс помощник воеводы. — Они следы находят.

— А что же раньше не использовали? — зло процедил я, принимая вещицу, на которой были нарисованы отпечатки босых ног, звериных лап и копыт.

— Заклинание не из простых, и боюсь, слова «моделирование экстрасенсорного модуля», «компиляция артефакта» и «обучение колдовского нейропакета» тебе ничего не скажут, — ответил Данила, устало пожав плечами, я и взаправду ничего не понятл, и чародей со вздохом пояснил: — Оно только-только созрело.

— Тоже мне, ягода-малина. Как пользоваться? — прорычал я, покрутив карточку в руках.

— Зажми между указательным и средним пальцами, вытяни в сторону места, где нужно начать, и громко произнеси слово «сбор данных».

Я ещё раз поглядел на вещь. Искать нападавших нужно прямо отсюда. Если они прорвались через вход, то следы их будут здесь же.

Хотелось поскорее заняться полезным делом, но от дум отвлекли грохот и крики. Воеводе удалось выманить тварь из обломков дома, как рака из норы, и теперь чудовище, сминая громадным весом асфальт под собой, выворачивая серые камни из тротуара и ломая железную ограду, тянулось щупальцами вслед за закутанным в цветное пламя и отступающим чародеем-воеводой. Там, где толстые конечности цеплялись за землю, оставались рытвины и следы от тысяч крючковатых когтей, которыми было усеяно каждое из них. Даже на камне с противным скрежетом появлялись белые царапины. Попавшую под брюхо чудища, забытую кем-то машину исковеркало и раздавило, как жука каблуком сапога. Только и осталось, что усыпанное осколками стекла и кусками крашеной жести мокрое место.

А тем временем на дороге показались большие машины, обитые окрашенной в зелёное сталью, и с них спрыгивали воины. Они окружили чудище, держась от него на безопасном расстоянии, а потом начали по крику старшего стрелять, кто из автоматов, кто из больших труб, из которых вырывались странные бруски с огненным хвостом. «Гранатомёт, — сразу подсказал толмач и начал перечислять дальше, — бронетранспортёры, пулемёты».

Я переборол желание броситься к ним на помощь и вытянул перед собой карточку с заклинанием.

— Сбор данных!

Карточка вспыхнула жёлтым, и от неё по воздуху побежала блёклая волна, как от камня, упавшего в воду. Там, где волна соприкасалась с вещами, начинали тлеть разноцветные искры. Где-то они гасли почти сразу, где-то задерживались на некоторое время. А потом всё разом потухло, а на смену искрам начали возникать туманные образы.

Я, чуть ли не открыв рот, глядел на появляющиеся из ничего человеческие силуэты. И даже не заметил, как ко мне подошли Гореслава и Муркина. Только когда девушки взялись за руки, встав по обе стороны, быстро оглянулся.

Лесная дева молча бегала взором по всему эту великолепию, а девчурка-рысявка тихо бормотала: «Охренеть». Странные у неё слова для восторга, но придётся привыкнуть к этому и принять как должное.

Белесые призраки людей беззвучно шли по своим делам. Одни были размыты, у других, наоборот, каждую мелочь видно.

— Гляди, — вдруг закричала Муркина, подпрыгнув на месте и показав пальцем на призраков, прошедших сквозь дверь. — Это мы!

И права, сейчас я глядел на самого себя, несущего на руках тень Гореславы, а следом бежала прозрачная рысявка.

— А забавные уши у меня, — тихо усмехнулась лесная дева, и я улыбнулся, едва услышав сквозь треск выстрелов, грохот взрывов от гранатомётов и гром от частых белых вспышек, рождаемых срывающимися с рук воеводы голубоватыми молниями.

Эхо от них отражалось от домов, у некоторых уже были выбиты окна. Из самого же здания центра социализации тянулся чёрный столб дыма, и вот-вот появится пламя пожара.

Да, я уже привык к длинным ушам Гореславы, которые Всеволод называл эльфийскими, и они мне начинали нравиться, хотя порой хотелось приклеить их поплотнее к голове этим… скотчем… Уж шибко они глаза мозолят.

Я стоял и водил головой, ища глазами того, кто мог быть супротивником. Между нашим уходом и нападением прошло не так много времени. И к тому же я понял, что чем расплывчатее и тусклее фигура, тем более давнее событие показывает заклинание, но не думаю, самое раннее дальше вчерашнего вечера.

Тварь, которую всё это время мочалил Егор Олегович, наконец-таки утробно застонала и попыталась отползти обратно в пролом дома. Она вся была покрыта огромными ранами, в каждую из них могла поместиться цельная наковальня. Но скрыться ей негде, и потому смерть лишь дело времени. Вот и сейчас два щупальца, каждое со ствол тысячелетнего дуба толщиной, тихо подрагивали, оторванные взрывам. К тому же раздавленная до этого машинёшка вспыхнула жарким пламенем и жгла чудищу брюхо.

— Вот они, — кивнул я в сторону высокой широкоплечей женщины и гоблина, вынырнувшего следом за ней из кустов. — Кто бы сомневался.

А женщина с каждым шагом расстёгивала на себе одежду, сбрасывая её на землю. Бегущий следом гоблин подбирал вещи с видом обречённого. Вскоре призрачная убийца осталась нагая и уверенно шагающая ко входу. Она повела шеей, словно разминая её, и слегка сгорбилась. Это намечалось превращение. Под кожей возникли узловатые бугры, словно потёки воска на свече.

— Ну же, — зловеще прошептал я, — яви свой истинный лик.

Спина женщины вздулась горбом… а потом все призраки превратились в едва различимые кляксы, словно кто подышал на оконное стекло, сквозь которое наблюдали за всем действом, и оно помутнело, став белесым и непрозрачным. Остались чёткими только те мороки, что накануне вечером бродили у здания.

— Сука! — выкрикнул я и резко обернулся на Данилу.

Тот стоял, кусая губы, а увидев мой злой взор, пожал плечами.

— Подавление экстрасенсорных следов. Они имеют систему противодействия.

— Сделай что-нибудь! — рявкнул я и чуть не схватил чародея за грудки.

Тот слегка попятился, а потом поспешно повёл ладонью в воздухе. Фигура убийцы снова проявилась и сделала несколько шагов, но не вперёд, а назад.

— Запись, — пояснил помощник Соснова и сжал ладонь в кулак.

Женщина застыла полупрозрачным изваянием, занеся ногу для следующего шага.

— Ну и что дальше? — спросил я, коротко глянув на обмякшую среди руин крыла здания тварь.

Воевода только-только осилил её, и выстрелы со взрывами стихли, отчего в воздухе зазвенела тишина.

— Сейчас.

Данила снова повёл рукой, и фигуры двинулись вперёд, но медленно-медленно, словно мухи, увязшие в меду. Можно было различить каждую мелочь. Вот обнажённая женщина с неженской фигурой зловеще улыбнулась. Вот она стиснула кулаки и опустила ногу.

Вот гоблин, перекинув вещи убийцы через локоть, опустил глаза на какую-то вещь, зажатую в пальцах, и достал нож.

— Ну-ка, ну-ка, — протянул я присел перед призраком длинноухого коротышки.

Тот зажмурился и полоснул по ладони. В тот же миг его изображение стало размытым и туманным.

— Артефакт, — произнёс Данила. — Кристалл какой-то.

— Мы их потеряли? — сухо спросил я, вставая во весь рост.

— Боюсь, что да.

— Сучий потрох, — сорвалась с моих губ, а потом я закричал и пнул серый камень, лежащий на дороге. — Ублюдки! Твари!

И мы все молча уставились на то место, где только что виднелся призрак гоблина. Было очень и очень обидно. Вот только что оставалась надежда выследить ворога и убить, и тут же эту надежду отнимают. И все усилия оказываются тщетными. Все эти погони, трупы, поражения и краткие победы. Эта ублюдочная тварь зачем-то унесла с собой ключик к моему проклятию, к моему прошлому и будущему. И пусть я не буду спешить его применить, но иметь ключик за пазухой и знать, что можешь в любой момент провернуть в замке — огромное счастье. Счастье, ускользнувшее ныне из-под самого носа.

Я провёл ладонью по лицу и повернулся в сторону поверженного воеводой чудища предложить хоть какую-нибудь помощь, но сделав шаг, ощутил, как за руку ухватились. То была Гореслава. Она держала меня за запястье и задумчиво вглядывалась в моё лицо.

— Есть одно средство, — прошептала лесная дева. — Древнее средство. Сейчас оно только в сказках и осталось, но если ты всем сердцем желаешь что-то найти, то оно поможет. Я знаю. Я видела своими глазами эту сказку. Но ты должен готов идти до конца. Иначе смерть.

— Нам ли бояться смерти, — улыбнулся я.

— Не подходи, плиз, плиз, — плакал Снот, отползая от Сальпы.

Он видел облик этой твари. Даже в самых страшных кошмарах он не мог представить, что увидит такое.

Пожирательница сделала несколько шагов к свернувшемуся калачиком и закрывшему руками лицо гоблину и наклонилась.

— Боишься? Мало боишься, — сухо произнесла Сальпа, чьё лицо и тело почти целиком испачканы человеческой кровью. — Но, если будешь делал, как я говорить. Будешь жить.

Гоблин часто-часто закивал, чувствуя, как под ним начала растекаться тёплая лужица. Но стыдно ему не было. Тут любой бы обмочился на его месте. И глаза. Стеклянные глаза этого чудовища, в котором ничего человеческого. Они пугали до беспамятства. Сколько ей миллионов лет? Двести? Триста? И всё это время она только и делала, что убивала и пожирала свои жертвы, лишь недавно нацепив на себя человеческую шкурку для игры в прятки.

Сальпа отошла к связанной девушке, лежащей на грязном полу подвала, и застыла, глядя на пленницу неподвижным взглядом. Она ждала, что скажет повелитель…

— Рота! — кричал майор, стоя перед строем гвардейцев Сварога. — Полная боевая готовность! По первой команде выполняем задачу по прорыву к указанному в распоряжении объекту! Задачу быть готовыми выполнить любой ценой!

— Что штурмовать будете? — тихо спросил капитан Морошкин, стоя за спиной ротного.

Он хмуро разглядывал солдат. Ещё недавно их глаза мерцали оранжевыми угольками, и совсем недавно его припёрли к стенке со словами: «Либо ты с нами, либо ты труп».

— Как что? — переспросил ротный, — город.

— Но он же наш? — неподдельно удивился Морошкин.

— Есть вероятность, что скоро не будет наш…

Глава 29. Жерта во имя благой цели

Я сел на обломок стены и поглядел на Гореславу. Есть способ найти девчонку. Опасный, но действенный. Ну и пусть опасный. Сейчас я хочу одним разом покончить с несколькими задачами. И отомстить за убитую берегиню, которая первая в этом новом для меня мире поделилась чистым теплом и лаской, и найти ключик ко всем моим проклятьям, и помочь людям и нелюдям, ставшим мне друзьями. Да будет так.

— Что за средство?

Лесная дева криво улыбнулась и кивком указала на меня.

— Что у тебя на одёже?

— Вышивка, — ответил я, опустив голову.

— И что она изображает?

— Цвет папоротника, — произнёс, а потом нахмурился и встал. — Это же сказки. Я за тысячу лет ни разу не видел его, хотя только и делал, что по лесу блуждал. Да и не время сейчас для его цветения.

— Ты его и не искал, — ухмыльнулась Гореслава, поправив подол платья и убрав упавшую на лицо прядь волос, — тебе лишь бы печенегов, французов да фашистов гонять.

— Но все одно не время! Не этот… юль-месяц!

— Ну, один я могу взрастить сейчас на оставшихся крохах силы. Богиня все же, хоть и никому не нужная.

Я замолчал и поочерёдно поглядел на стоящую с раскрытым ртом Муркину, на идущего к нам Егора Олеговича, шатавшегося от упадка сил после тяжкого боя, на лежащего на носилках Всеволода, который стиснул зубы от боли и медленно моргал, находясь между жизнью и смертью. Его готовились сунуть в нутро подъехавшей машины скорой помощи и увезти в лечебницу, хотя я не знал, есть ли такая для вампиров. Наверное, есть.

— Почему раньше не говорила о таком? Мы могли бы найти все, что нужно, много раньше.

— Я не знаю, хватит ли мне сил. Если не хватит, то либо умру, либо впаду в спячку, как сурок, только не на зиму, а на век — другой.

— Что для этого нужно?

— Небольшой лес, не занятый другим духом, хотя бы с десятком деревьев в нем. Собственно, папоротник. И жертва. Я не смогу без жертвы получить достаточно сил, чтоб хотя бы пытаться вырастить это чудо. А потом нам нужно пробиться сквозь всю нечисть, что попадётся на пути к цели.

Я вздохнул. Да, по сказаниям цвет папоротника есть самое желанное, что хочет заполучить любой дух. Это чистая сила, которую можно впитать в себя и стать сильнее, прикоснувшись к Нави, ибо цвет сей пускает корни не только в мир живых, но и в потусторонний мир. Он для них как этот… как наркотик. И духи готовы на все ради него. Подумав так, я шмыгнул носом и поглядел на вставшего рядом с нами воеводу.

— Мне нужны будут все отряды, какие есть в городе. И все они должны встать под мою руку.

— Ты что задумал? — устало спросил он. — Штурмовать чертоги богов? Сил не хватит.

— Нет. Искать цвет папоротника.

— Ты сдурел?! — повысил голос воевода. — Ты хочешь, чтоб объявили военное положение? Ты хоть представляешь, что будет, если в город хлынет вся нечисть в радиусе сорока километров?

— А ты видишь другой путь? — в ответ прорычал я, уже не стесняясь воеводу. — У нас какой-то тёмный пластилин воду мутит, и чем дальше, тем больше. Он неуловим. Даже ваше хвалёное поисковое волшебство не способно взять его след. Под ногами целый город нелюдей, которые под его началом. Город кишит сошедшими с ума вампирами. И эта убийца украла прямо из вашего хвалёного и неприступного центра девушку, мимоходом сломав сию крепость. Вы хотите дальше сопли жевать?

Воевода побагровел, словно я наступил ему на мозоль, а потом скрипнул зубами.

— Что будет с миллионом человек, живущих в городе?

— Да ничего не будет! — рявкнул я. — Нечисть потянется к волшебному цветку, а не к людской крови! Им буду нужен только я! А уж коли не устою, сгину, сцепятся между собой, голодные псы за кость. Просто нужно убрать людей с моей дороги, чтоб ненароком не попались.

Егор Олегович потёр лицо и поглядел в небо. Его одолевали тяжкие думы. Оно и немудрено, это я здесь почти чужой, а он головой в ответе за тьму тьмущую жизней. Каждое его неверное слово повлечёт гибель многих, и старых, и младых.

— Ну допустим, подниму по тревоге находящийся в моем ведении потусторонний батальон. Он перекроет мосты, чтоб никто не прошёл поверх текущей воды. Допустим, все отряды займут оборону станций метро, чтобы они не оказались проходом. Это отрежет половину всех тварей, что хлынут. Но это всё. Войска никто не будет поднимать. А если поднимут, то не успеют.

— Уже хорошо, — ответил я, криво улыбнувшись, — где здесь есть незанятый лес?

— Да нет такого! — громко произнёс Егор Олегович, уставившись на меня, как на недоумка. — Всё поделено на сто раз. Каждый клочок города и пригорода за кем-то значится. И нужно же, чтоб папоротник рос. В городе таких мест почти нет, а за город соваться — гиблое дело. Там сильные лесные боги целыми сотнями квадратных километров владеют.

— Значит, сгоним кого-нибудь в городе, — прорычал я, — а папоротник в магазине купим, в горшочке.

— Что значит, сгоним? Ты хочешь передел устроить? Каждую мелочь крышует дух посильнее. И так до высших цепочка идёт. Ты хочешь войну между людьми и нечистью устроить?

— Я не человек, воевоже. Я проклятая лесная тварь. И это будут только наши разборки, а от духов постарше откупимся.

— Откуда ты знаешь правила? — снова заскрипел зубами чародей.

— Да они всегда были, воевоже, — усмехнулся я. — Нечисть живёт по тем же законам, что и люди многие тысячи лет назад. Да и я не простых, а княжеских кровей. Это что-то да значит.

— Хорошо, — сдался воевода, — выбирай любой двор, где есть деревья.

Я кивнул и поглядел на Гореславу, которая молча стояла рядом с нами.

— Решай.

Лесная дева улыбнулась и глубоко вздохнула.

— Я пойду пешком по городу, и только тогда смогу сказать, какое место подходит. По пути купим цветок и найдём жертву.

— Так! Что за жертва?! — снова повысил голос Егор Олегович. — Что я опять пропустил?!

— Ей жертва, — произнёс я и взял Гореславу за руку. — Пойдём.

— Твою мать. Надеюсь, не человеческая?

— Нет, — ответила лесная дева.

Егор Олегович ещё раз выругался и достал телефон, начав долго втолковывать что-то сперва одному собеседнику, потом другому. Я не стал его ждать, а потянул за собой лесную деву, ведь нам многое предстояло сделать, прежде чем настанет ночь, ибо при свете солнца папоротник не цветёт, если, конечно, сказки не врут. И потому праздно сидеть нет времени.

А солнце уже встало над домами и теперь прогревало городские дворы и улицы своими лучами, вездесуще отражаясь в стёклах машин, окнах домов и прозрачных витринах многочисленных магазинов. Город заполнили спешащие люди, лишь изредка обращая на нас внимание. Дороги заполнились этим… который транспортом зовётся, и стали похожи на реки в вешнее половодье, когда льдины образуют заторы, мешая течению. Все гудели и нервно ругались промеж друг друга, особливо на перекрёстках, которые были эдакой бобровой запрудой. И даже светофоры не могли решить эту задачу, потому как на ближайшем две небольшие машинки побились боками, а их хозяева — седой дед и глупо моргающая девушка — ходили вокруг и охали. Подумалось, что нельзя давать Гореславе машину. Она не вытерпит и поубивает много народу. Особливо в пробке.

Шли долго.

— Это? — спросил я в очередной раз, показывая на десяток тополей, растущих вдоль дороги.

— Это что, похоже на лес? — тихо огрызнулась Гореслава, которая, наверное, сама уже не рада тому, что предложила затею.

— Это?

— Маленькое.

— Это?

— Чахлое.

Так мы шли, пока лесная дева не остановилась у небольшой поросли берёзок за остановкой.

— Это? — с надеждой спросил я.

— Нет. Курить хочу.

Я тихо сплюнул на землю и сунул руку в карман, откуда достал смятую бумажку, и позвал плетущуюся за нами Муркину.

— Не в службу, а в дружбу.

— Неа, — усмехнулась девочка-оборотень.

Почему-то захотелось слегонца дать по шее этой юнице. У нас тут война намечается, а она помогать не хочет.

— Мне не продадут. Мне восемнадцати нет, — уловив мой хмурый взгляд, сразу пояснила Муркина, и я со вздохом направился к ближайшему магазину.

Там подошёл к торговке на кассе и шлёпнул ладонью с деньгой о столешницу.

— Сигарет. Хороших.

Она тоскливо посмотрела на смятую бумажку, но ничего не сказала. Я уже выучил, что палочка с тремя кругляшками-нулями это тысяча, и её на небольшие вещи хватает. Ещё и сдача остаётся.

Вскоре пачка оказалась руках, и я вышел. Меня сразу встретил радостный вопль Муркиной.

— Нашли!

— Место?

— Нет. Жертву!

Я огляделся по сторонам.

— Где?

— Да вон же!

Девочка показала на бредущую по газону грязную пятнистую собаку. Псина пока не подозревала о своей участи, и потому совершенно нас не боялась. Вот только бегать за шавкой по всему городу мне совершенно не хотелось. И лук я с собой не взял, иначе бы прострелил лапу, а там хоть голыми руками скручивай.

— А чем тебе вон та кошка на дереве не нравится? — хмуро спросил я у Гореславы.

— Я предлагала, — пожала плечами лесная дева.

— Э-э-э! Тронешь кошку — обижусь до конца жизни! — заголосила Муркина.

Казалось, зашипит сейчас и шерсть, которая росла у неё на голове вместо обычного человеческого волоса, встанет дыбом.

— А голуби?

— Голуби совсем мелочь, — ответила Гореслава с тоской глядя на собаку. — Да и эта животина тоже. Сейчас бы человеческое существо.

— Нет, — коротко произнёс я. — Людей мы под нож пускать не будем. Ищем дальше.

И мы пошли. Это только кажется, что подвиг — быстрое дело. А к нему долго и нудно готовиться нужно. Даже встарь, пока коня накормишь, напоишь, почистишь, седло приладишь, пока меч наточишь, доспехи поглядишь, чтоб дырок не было и ремешки с застёжками целые, пока сам потрапезничаешь. На подвиг с пустым брюхом совсем негоже. А пока доедешь опосля всего этого до места брани, уже и вечер. Сама сеча-то скоротечна. Сшиблись полк на полк, помахали мечами да топорами, покуда рука не устанет, а там либо жив, либо уже нет.

Гореслава нетерпеливо разорвала пачку и достала сигаретку, сунув в рот. Кончик белой палочки сразу вспыхнул искрой, и воздух наполнился терпким дымом.

— Гадость, — произнесла лесная дева, — а тело настолько привычное к ней, что даже не лечится.

Она выпустила струйку дыма и показала в конец улицы.

— Там небольшая заросль. Может сгодиться.

Я молча направился туда, решительно готовый к любой схватке. Место оказалось небольшим парком с бронзовым изваянием половинки человека, сиречь бюстом. Около двух десятков ёлочек, произрастающих тут же, были тщательно ухожены, а трава подстрижена. Я, не сбавляя шага, ступил на газон и достал жетон.

— Охотники! Яви себя, хозяин места, не то хуже будет.

В воздухе повисла напряжённая тишина, и пришлось снова повторить клич, ожидая какую-нибудь уродливую тварь.

— Ну все. Я пошёл деревца рубить!

— Не надо! — раздался рядом крик. — Я ничего не сделал!

Обернувшись, уставился на тощего паренька в белой рубахе, синих штанах и серых кроссовках.

— Ты дух этого места? — неуверенно спросил я, глядя на юнца.

И сдаётся мне, девки млеют от его смазливой мордахи и певчего голоса. Жаль его убивать будет. Как же девки и без песенника?

Весь пыл куда-то исчез, и я со вздохом опустил взор под ноги. Но искать другое место уже не было сил.

— Да. Я хранитель. И я ни в чем не виноват. Я мирный дух.

— Мне твоё логово нужно… для доброго дела, — произнёс я и добавил: — Ненадолго. Так что извини, но я никуда не уйду.

— Если вы флэш-моб хотите устроить, то я не против, — улыбнулся парень. — Только, чур, без извращений.

— Чего устроить? — переспросил я, а потом продолжил. — Мы хотим небольшой конец света устроить. И ты должен уступить власть над местом моей… — я глянул на Гореславу, думая, как правильно ее назвать. — Моей суженой.

— Она же нелюдь, — испуганно пробормотал парень. — Не. Не. Вы не имеете права. Я буду жаловаться.

Я поглядел на него. Внутри снова закипела злость. Сюсюкаться ещё должен с этим сопляком? Убить не убью, но по роже ничто не мешает настучать.

Парень, увидев ярость на моем лице, отступил назад и начал таять в воздухе, и сие стало последней каплей моего терпения. Я сделал несколько быстрых шагов и протянул руку. На пальцах вспыхнуло пламя, а сами они вцепились ставшему почти невидимым духу в горло. Огненное проклятье в очередной раз услужило мне в трудную минуту, потому как бестелесную сущность просто так дланью не схватишь.

— Это как? — удивлённо прохрипел парень, уставившись на язычки огня, медленно побежавшие по руке от ладони до локтя.

Хорошо, что рукава на рубахе были закатаны, а то пришлось бы выбрасывать испорченную вещь.

— А это так, — сурово процедил я. — Ты думал, я простой человек? А вот шиш тебе. Аз езмь демон лесной.

— Он ужас, летящий на крыльях ночи, — громко произнесла Муркина, отчего Гореслава звонко рассмеялась, словно неведомой шутке.

— Он Бэтмен.

— Хуже, — протянул я, сильнее сдавив пальцы. — Твоя никчёмная лужайка с этим идолищем бронзовым нужна только до утра. Не заставляй убивать тебя.

— Это просто памятник, — проскулил юнец.

Я сунул левую руку в карман и вынул ее уже с кастетом, а потом резко, но не сильно саданул духу места в живот. Даже без кровавой жертвы удар засиявшего бледным светом оружия заставил юнца согнуться в три погибели, как обычного человека. Я разжал пальцы, стиснутые на горле, и парень, вновь обретая плотное тело, упал передо мной на колени.

— Мне все равно, кто это. Сие место мне очень нужно.

— Отдадите потом? — поднял на меня глаза дух.

— Если что-то от него останется, — ответил я и повернулся. — Муркина, папоротник тебе в магазине продадут, иди опять скажешь, что нет восемнадцати?

— Продадут.

— Ну так бегом за ним! — рявкнул я, протянув все деньги, что в кармане были.

— Я приму место под свою длань, — произнесла Гореслава. — Только жертва осталась.

— Здесь сама разберись, а я пойду на охоту. Говорят, в тупике в подземелье дракон живёт. Дракона хватит?

Отойдя на сотню шагов, я достал телефон, поскольку понятия не имел, где искать сие чудище, и позвонил Егору Олеговичу в то время, как лесная дева несколько раз пнула под рёбра смазливому юнцу, отчего тот отполз на самый краешек владений.

— Воевоже, жив ли Всеволод?

— Да что ему сделается? — хмуро отвил чародей. — На каком вы этапе?

— Этап, это чё?

— Это — чего достигли.

— Место нашли. Папоротник сейчас купим и посадим в землю. Осталось кровью оросить. Ты часом не знаешь, где дракона найти можно?

— Так! Дракона не тронь! Он сейчас под охраной зелёных!

— Гоблинов, что ли? Я их не боюсь.

— Нет, не гоблинов, Ярополк. Эти зелёные пострашнее будут.

Разговор закончился, и я пошёл дальше, куда глаза глядят. Будет позором вернуться без добычи, хоть взаправду собаку гоняй по дворам. Глаза мои выискали какую-то здоровенную псину, но та была на поводке у благообразной старушки, и мысль сию пришлось отбросить.

Шёл я потом, погруженный в раздумья, долго, пока не остановился на перекрёстке. Помнится, воевода ещё на громадных крыс жаловался. И ежели крыса чудовищная, а не обычный серый грызун, то чем не жертва.

Подумав так, я развернулся и пошёл к входу в метру. Хоть и говорят, что сие слово не произносится так, но не могу привыкнуть. Как можно иначе сказать, ежели нет ко́фя, ехать на метре́, и если две, то такси́, то одна — это такся́? А словечко «окей»? Непонятно, кто такая Кей, если о ней все говорят. Или это «у Кей»? Тогда что у неё такое, что всем знаменита?

Дойдя до митры́, я увидел тех самых созданий — не то косуль, не то людей. Они тогда меменями назвались. Они тоже меня увидели и испугались, сбились в кучку, побросав свои вещи. Я остановился перед ними и со вздохом поднял с земли плетёную корзинку.

— И откуда вы такие все же будете?

— Из лесу, — осторожно ответила самая ближняя, и я улыбнулся.

В них человечьего все же больше, нежели звериного. Даже взгляд лиловых глаз осмысленный, как у стеснительной молодухи при виде голого мужика, выскочившего из бани на мороз.

— Ну, это я уже знаю. А родом вы откуда?

— Наше племя Велес создал. Он… он поспорил с Мокошью и создал. Та пошутила, что кроме лютых тварей наш творец ничего не может сделать, и великий Велес поклялся, что будут по лесу ходить те, добрее кого трудно найти, — как на духу ответило существо, а потом потупило взор и поджало уши. — Только он нас бросил, как ненужную куклу. И… и теперь мы служим Клюкастому. Он наш пастух. Он угрожает, что под нож пустит и будет нашим мясом торговать, если служить не будем.

— Клюкастый, — протянул я, — это колдун такой?

— Нет, — робко ответила меменя, — он болотный кикимар.

Я опустил глаза, а потом улыбнулся. Нехорошо так улыбнулся. Я не против челяди и холопов, но угрожать на мясо пустить? А чем он сам не жертва?

— А не хотите другого хозяина? Я знаю добрую богиню, которая будет рада вам, — слетели с моих губ ласковые слова.

— У хозяина наши дети, — прошептала-проблеяла меменя.

— Ну так отведите меня, и я поговорю с ним. Далеко до туда?

Косули переглянусь и взволнованно затоптались на месте. Я же, помня стычку с троллем, достал телефон.

— Ало, — раздался из аппарата сонный голос Соколины.

— Красна девица, не хочешь подвиг свершить? — с ехидцей спросил я, представляя, как задумалась охотница, облизывая спросонья пересохшие губы.

— У меня несколько ночных заказов было. Я устала.

— Я про подвиг, а не заказ. Чистый и бескорыстный. Спасти невинных из лютого рабства.

— Если ты по дурости кредит взял, то извини, — пролепетала девушка. — Есть ещё что сказать?

— Дура! — закричал я так, что мемени вздрогнули. — Жопу в горсть и через десять минут вы у метры… этой… как называется?

— Студентовская, — проблеяла косуля.

— Вот. Студёновая!

— Раскомандовался, князёк сраный, — зло пробормотала Соколина. — Может, все-таки, Студенческая?

— Какая к лешему разница? Хватай отряд и во всей броне и со всем оружием ко мне! А ежели нет, то вся слава освободителя целого народа достанется мне.

— Щас, — буркнула охотница и выключилась.

Я выдохнул и выругался. А мемени растерянно переглядывались меж собой, и глаза их при этом сияли надеждой. Да, я честный и бескорыстный спаситель, а платою мне будет сам хозяин, которого под нож пустим. И кажется, что все пошло-поехало. Осталось только дождаться Соколину, Дмитрия, Несмеяну и Вась Вася, который прибился к ним…

Глава 30. Призраки тёмного леса

Я ждал Соколину, а она всё не ехала и не ехала. И вместе со временем таяло и моё терпение.

— Пять минут прошло? — спросил я у жмущихся друг к другу меменей.

Те переглянулись и почти одновременно пожали плечами.

— А это сколько? — ответили мне вопросом на вопрос создания.

— А десять? — поджав губы, спросил я.

Косули снова пожали плечами.

— Эй, мил человек, — позвал я прохожего, намереваясь у того узнать про несчастные минуты, но вовремя осёкся.

Этот мещанин не был тут, когда всё началось, а значит, не ведает, и сколько прошло.

— Чего? — буркнул тот.

— Уже ничего, — хмуро протянул я и махнул рукой. — Ступай с миром.

— Наркоман долбаный, — огрызнулся прохожий, заполучив от меня свирепый взгляд.

Я уже знал, что сим словом называли тех, кто дурманом балуется, хуже юродивых, ибо юродивые сами себя такими не делают.

Время шло, и думалось, что нужно ещё раз позвонить Соколине. Может, я так и сделал бы, но подъехала знакомая машина и из неё вышли четверо: сама неугомонная глава перуниц, сиречь молний, за ней Несмеяна, Дмитрий и Вась Вась. Теперь их отряд перестал быть чисто девичьим, разбавившись мужчинами. А слабо запомнившаяся, ушедшая в отпуск Стекляника до сих пор отсутствовала.

Соколина зло хлопнула дверью и быстро подошла ко мне. С её плеча свешивалась какая-то штуковина, похожая на короткое ружьё. На поясе у девушки имелась черная кобура с пистолетом, а на втором плече виднелась лямка от небольшой наспинной сумы-рюкзака, с которой свисала на серебряной цепочке небольшая игрушечная голова какого-то создания, сшитая из зелёного сукна. И на которой вместо глаз были вышиты черные крестики.

— Я чисто из любопытства подорвалась, — начала она, зыркая на меня красными с недосыпа глазами. — В какую гадость ты вляпался на этот раз. Ты же беспредельный пещерный чел. Тебе что ни покажи — либо суеверие, либо шаманство. Телевизор — колдовское зеркало, лампочка Ильича — бутылка со светлячками, а процессор — волшебный камушек.

— А разве он не волшебный? — состроив из себя неуча, переспросил я, отчего Соколина вскинула лицо к небу и звонко рассмеялась. — Негоже, яра войница, — продолжил я, — словесами сими бранными бо меня хаять.

— Чего?

— Не тролль меня, в общем.

— О-о-о, какие слова мы выучили, — передразнила девушка, а потом кинула мне ту штуку, что на плече висела. — Егор Олегович разрешил тебе выдать. Типа, не застрелишься. Это дробовик помповый. В патроны заряжена смесь из рубленого серебра и мелкой картечи. Сия волшебная палочка огненного боя.

— Знаю, в антырнете в кине видел, — огрызнулся, а потом сделал несколько шагов к меменям, схватил ближайшую под локоть и потянул к машине.

Когда под недоуменные взгляды сотоварищей запихнул испуганное создание в автомобиль, пояснил, что сие есть наш проводник.

Создание, молча таращась на нас всех, уселось на заднем сидении, где его с двух сторон подпёрли я и Несмеяна, которая залезла со второй двери. Дима сел на переднее.

— Опять кинули? — выругался возмущённый Вась Вась, оставшись на тротуаре.

Для него не хватило места. Будь он немного постройнее, влез бы, но пухлому вампиру было явно тесновато.

— Не боись, сей же час назад обернёмся, — прокричал я, опустив стекло в двери. — Иди вон туда. Там этот… истукан бронзовый. Имя ему Бюст. Не знаю, чем этот Бюст знатен, что ему памятник поставили, но у него скоро начнётся всё действо. Там Гореслава уже колдует.

Вась Вась закинул на плечо сумку, в которой постоянно носил квадрокоптеры, и плюнув в нашу сторону, поплёлся в указанном направлении.

Я не осерчал на него — некогда. Я лишь приобнял быстро моргающую и часто дышащую меменю.

— Не бойся нас, дитя леса, мы не дадим тебя в обиду. Ты нам токмо путь поведай.

— Я не-не-не знаю, — заикаясь, ответило создание.

— Как не знаешь?! — обернулась и сунулась между передними креслами Соколина. — Я нахрена сюда припёрлась?!

— Тише, не пугай её, — негромко произнёс я и продолжил расспрос сам. — Ты же ходишь ежедневно в город и обратно. Как так получается, что не знаешь пути?

— Мы пешим ходом, — проблеяло создание. — Как ехать, не знаю.

Все дружно вздохнули и не сговариваясь вышли из машины, а на тротуаре переглянулись. Соколина отвела в сторону руку, и сложив губы трубочкой, щёлкнула небольшим, привязанным к ключам амулетом, и машина позади нас громко пикнула.

— Я думала, буду помогать одному идиоту, а тут целая толпа.

Ответить было нечем. Оставалось только мысленно проклинать глупое лесное существо и идти следом, а оно супротив ожиданий пошло не к краю города, а наоборот, к реке. Мы плелись за созданием вдоль большой улицы, и на нас таращился народ. Ещё бы, одетая, как нищенка, девушка-косуля и четверо угрюмых человеков с оружием наперевес. Это в старину быть без ножа, меча или топора — непотребство, а ныне в диковинку. Один раз Соколина ткнула в лицо бдительным полицейским жетон охотника, дабы те не задавали лишних вопросов.

Дорога с шумным потоком машин, большими автобусами и троллейбусами вильнула в сторону и протянулась по длинному мосту, который ещё не успели перекрыть вояки, а мы перешли на светофоре и направились к поросшей густым подлеском кромке широченной реки. Берег в этом месте был зыбкий и ненадёжный для строительства высотных домов, отчего последнюю пару вёрст пришлось идти уже по настоящему лесу, изрядно изгаженному мусором, словно местный дух-хранитель не беспокоился о чистоте и порядке.

— А где ваш Клюкастый живёт? — спросил я, недоумевая и оглядываясь по сторонам.

— Там, — указало существо рукой вправо.

— Это самая серединка города, — начал я новый вопрос, — где он грибы, ягоды и шишки берёт? Тут даже сосен нет. Да и грибники должны все подчистую собрать.

— Он с истинным лесным духом в сговоре. Тот ему всё приносит сквозь туман, а Клюкастый продаёт и делится деньгами.

— Ненавижу перекупов, — пробубнила Соколина.

Мы прошли ещё долго, прежде чем наша проводница остановилась.

— Мы тута.

Я снова огляделся в поисках зловредного духа. Но большая поляна с давно погасшим кострищем, изрядным количеством пустых бутылок и множеством рваных разноцветных пакетов ничем не отличалась от прочих мест этого городского перелеска. Даже и не знал, что прямо в сердце этого стольного города есть такое захолустье. И не трущобы с бедняками, а пустыри и заросшие вёрсты. Раньше-то каждую пядь земли в городище застраивали домами, амбарами или конюшнями. Все ютились друг к другу. И оттого казалось, что крепость с посадом не рядом расположена, и на сём месте лишь безлюдная болотина, разлившаяся в стороне от большого тракта, и за спиной раскинулась большая деревня, прилегающая к столице, а то и несколько.

— И где он? — зло спросил я, уже готовый проклясть всю эту затею с поиском жертвы Гореславе для выращивания цветка папоротника.

Умом-то понимал, что другого пути нет, но шибко тернист он, путь этот. Проще собаку поймать, но опять решил поиграть в былинных богатырей, которые подвиги свершают, одолевая полчища недругов, и выручают сирот малых, прекрасных дев да прочих обездоленных, что потом будут прославлять за удаль и храброе сердце. Не бескорыстные, конечно, помыслы, но ведь и не о золоте.

Подумав так, я сплюнул на землю и поймал переполненный ехидством взгляд Соколины. Мол, как был дураком всю эту тысячу лет, так и остался.

Несмеяна упёрла в землю приклад своей длинной винтовки и пригнулась, положив на конец ствола ладони, а поверх них ткнулась лбом. Ей было всё равно, куда идти, лишь бы побыстрее закончилось, и можно укутаться в одеяло с грелкой в обнимку. Она и Дмитрию-то тогда под бок залезла без всякого злого умысла, вызвав невольно бурю ревности и кучу упрёков. Чародей тоже молчал всю дорогу, и судя по красным от недосыпа глазам, так же залез бы под тёплый девичий бочок.

— Ну? — повторил я.

Существо робко пожало плечами, а за спиной злорадно расхохоталась Соколина.

— Я же говорила, что ничего нет.

Она снова хмыкнула, плюнула на землю, а затем пошла прочь. За ней со вздохом последовала Несмеяна, да и мне самому пришлось скрипнуть зубами. Глупая всё же затея.

Я поглядел на косулю.

— Нет твоего пастуха. Нет твоих детей. Решайте свои проблемы сами.

Меменя поджала уши и потупила взор.

— Мы пошли, — не то извиняясь, не то надеясь на скорое решение проблем, пробурчал я и развернулся, дабы двинуться в обратный путь.

— Туман, — вдруг произнёс молчавший всё это время Дмитрий.

— Что?

— Отец научил меня некоторым хитростям. На факультете боевого чародейства этого не рассказывают. А он сталкивался.

— И? — переспросил я, замерев на краю поляны, где валялись угли костра, разбросанные отдыхающими свиньями.

— На местности есть следы взлома междумирья. Не в Навь, а в Серую Хмарь. Сильная нечисть может через неё ходить, как через телепорт.

— Книжный сумрак, что ли? Так его не бывает, — снова съязвила Соколина.

— Сумрак не сумрак, а по самой кромке Нави туман проскальзывает. Это как по краю леса пройти. Вроде и не в поле, вроде и не в тайге, а все одно в тени.

— И чем это поможет? — спросил я.

— Я могу проследить точку выхода. Плюс-минус сто метров.

Соколина и Несмеяна, скорчив недовольные рожицы, подошли ближе.

— А сам не можешь телепортнуться?

— Даже отец не может. Людям это вообще не очень даётся.

— Жаль, — протянул я. — Могли бы по свежему следу пойти.

Все молча поглядели на тропинку, ведущую в город. И наверняка все думали одинаково — скорей бы добраться до машины и поехать в нужное место. И все дружно вздохнули.

— Я знаю, кто может, — продолжил Дмитрий. — Так будет быстрее, чем на колёсах.

— Ну так веди! — произнёс я, хлопнул по плечу молодого мага, а потом схватил меменю за руку.

Чародей улыбнулся и направился в зазор между деревьями. Но вышли мы не к дороге, а к реке. Та лениво текла с тихим всплеском, лаская берег маленькими волнами. И кроме серой воды не было ничего. Противоположный берег, находящийся от нас не менее чем в версте, я в расчёт не брал. Там даже людей сложно различить, не то что какую-нибудь мелочь.

Все смотрели на Диму, а тот оглянулся на нас с кривой улыбкой и вошёл в воду по колено, подняв со дна муть. Дно здесь было песчаным, но песок не чистый, а смешанный с илом. И этот ил желтоватым облаком поклубился вдоль берега. Мне сильно хотелось знать, получится вся эта затея, или мы попусту теряем время.

— Ты Золотую Рыбку будешь кликать или кричать «по щучьему велению»? — нетерпеливо пробурчала Соколина.

— Я вообще не знаю, получится ли, но в любом случае, много времени это не займёт, — отозвался Дмитрий.

— Замечательно, — снова буркнула девушка, — теперь ты уже не знаешь, что делать. Тоже мне, маг.

— Замолчи, — произнёс я.

Эта неугомонная оторва уже начинала злить.

— А хрен ли молчать?

— Заткнись! — повысил я голос. — Ты ему даже попробовать не даёшь.

Тем временем Дима встал в воде на колени, промокнув до пояса, и вытянул над водой правую руку.

— Здравствуй, — прошептал он. — Помоги нам. Помоги наказать зло. Помоги спасти невинных.

— Хлебушком прикорми рыбку, — ехидно проговорила Соколина. — Как карасиков прикармливают.

— Да заткнись ты, наконец! — прокричал я, на что девушка высунула язык и покривлялась.

— Не кричи, всю рыбу распугаешь, — добавила она.

Дмитрий сбился, быстро оглянувшись на перуницу, а потом прикусил губу и снова отвернулся от нас.

— Пожалуйста, — произнёс он и достал из-за пазухи какую-то деревяшку, похожую на веточку морёного дуба величиной с палец. Та была гладкой, как галька, обкатанная в быстрой воде. — Ты помогла моему отцу, и я тоже прошу помощи. Выскажи свои условия.

Вода хранила молчание, и лишь речные чайки с криками носились над водой в поисках, чем поживиться, да птички-невелички чирикали в кустах за спиной.

— Ну, я попробовал, — произнёс Дмитрий, вставая с колен.

Шумные всплески подняли ещё больше мути, и маг почём зря промок. В баньку бы его попариться. Не то простудится да свалится с горячкой.

Он вышел из воды, а когда прошлёпал сырыми ботинками мимо меня, шлёпнул ему по спине и подмигнул.

— Как закончится всё это, давай к нам. А то эта языкастая тебя совсем со свету сживёт.

Дмитрий ухмыльнулся, но смолчал, глядя под ноги.

Тропинка легла под ноги, и мы пошли. Было немного жаль, что ничего не вышло, но ведь на помощь изначально не сильно рассчитывали. И неважно, у кого он просил, боги, они все такие — капризные и надменные.

Тропинка всё стелилась под ногами, но в какой-то момент я почувствовал, как волосы у меня на голове зашевелились, а клыки заныли, как в миг опасности.

— Стойте. Это не наша тропа.

— Что? — застыв на месте и потянувшись к оружию, переспросила Соколина.

— Я лесной житель. Я в лесу тысячу лет провёл. И это не наша тропа. Это даже не в городе.

— Может, свернули не туда?

— И машины больше не гудят, и деревья другие — дикие и неухоженные. Вокруг откуда-то возник вековой валежник. А сама тропа за пять минут поросла травой-муравой, сиречь спорышом. Так не бывает.

Прислушиваясь к усердно стучащему неподалёку дятлу, я скинул с плеча дробовик и несколько раз подёргал деревянное ложе под стволом, но то не хотело шевелиться.

— Предохранитель, — с каким-то сочувствием протянула Соколина, и я прикусил губу, ведь видел же, как пользуются.

Рычажок поддался пальцам не сразу, но в конце концов щёлкнул.

— И куда идти? — спросил я у мемени.

Нас переместило в дальнее место, и если это по просьбе Димы у неведомой, но могущественной помощницы, то нужный нам ворог недалече. А ежели так, то косуля должна знать, что к чему.

— Не знаю, — снова проблеяла наша провожатая, поджав уши.

— Да как не знаешь?! — прорычал я. — Мы пошли вслед за твоим хозяином. Он где-то рядом, и ты не знаешь. Так не бывает.

— Честное слово, не знаю. Мы никогда здесь не были. Клюкастый сам сюда ходил. А мы жили там, на берегу.

— Его кто-то предупредил, — торопливо и почти шёпотом произнесла Соколина. — Он слинял совсем недавно. И вместе с заложниками. Но кто?

— Да мало ли, — пробормотал Дима, — нечисти много, и за этими дурами мог кто-то незаметно приглядывать по наущению рабовладельца. Я бы именно так и сделал.

— Город там, — произнесла Соколина, кивнув в южную сторону света, а заметив недоумение на моём лице, пояснила. — У вас, дикарей, свои приметы. Ну, типа, муравьи бухают с северной стороны мха, или годичные кольца на лопухах жирнее справа. А у нас свои приметы. Прислушайся.

Я приподнял голову и закрыл глаза. Если бы уши могли шевелиться, то они бы это сделали. А вместе с этим слух начал вычленять из лесной жизни звуки.

Дятел. Лесной лекарь всё никак не угомонится и долбит по коре своим носом в поисках червоточин.

Надрывно выписывала трели свиристель.

Вершины сосен шумели, колыхаемые лёгким ветром.

Под ногами тихо посвистывали и шуршали мыши, боясь показаться на белый свет.

Изредка с глухим стуком падали шишки и отрывисто пищала, словно пытаясь притвориться птицей, дурная белка.

А ещё с юга доносилось повторяющееся «ту-тук, ту-тук», смешанное с натужным воем.

— Что это?

— Электричка. А где электричка, там и люди. И не надо говорить, что железные дороги у нас на тысячи километров разбросаны. Потому что она остановилась, постояла две минуты и снова поехала.

— И что? — снова спросил я, действительно не понимая хода её мыслей.

— Да блин! Там станция! — вытянула руку в сторону шума Соколина, а потом приложила ладонь ко рту, спохватившись, что слишком громко говорит. — Километра полтора, — прошептала она, — не больше. Ди-и-им?

Я оглянулся. Чародей стоял с закрытыми глазами и разведёнными в стороны руками. Не то молился, не то прислушивался.

— Отойдите, — спокойно произнёс он, — вы мне помехи даёте.

— Вай-фай ловишь? — с ехидством спросила Соколина, на что Дмитрий ответил совершенно ровным голосом.

— Я пеленгую точку выхода. Пробой имел очень характерный след. Впору картотеку на них заводить, как на отпечатки пальцев. На него чуть заметно наслаивается наш проход, который хозяйка реки создала. Но у них рисунки разные. Кстати, она забрала тот артефакт, что мне отец дал. Но он говорил, что это её подарок, данный перед походом в Навь.

Я опустил глаза на руку, раскрыл ладонь, а потом почесал в затылке. Это получается, что следы рук можно в книгу заносить, как следы зверей и птиц на снегу, и у каждого они разные. Забавно.

В этот миг Дмитрий открыл глаза и показал рукой в сторону бурелома.

— Есть. Четыреста метров в ту сторону.

— Тогда он уже знает о нас, — произнёс я, почесав переносицу. — Идём в ожидании, что на нас нападут.

— А если опять сбежит? — спросила Соколина, доставая из кобуры на поясе большой пистолет.

Девушка хлопнула по карману, а потом стянула с плеча свой рюкзачок, из которого достала горсть патронов. Я видел в кино, как такие же засовывали в дробовик, и потому не удивился, когда Соколина подскочила поближе и сунула патроны в мой карман. Не знаю, смогули я сам снарядить оружие, но попытаться можно.

— Не сбежит. Все клочки леса поделены меж жителями, и никто не захочет ссоры с охотниками. Ему не дадут приюта и прохода. К тому же…

Я сделал глубокий вдох и стиснул оружие в пальцах.

— Лес уже делает ставки, кто выйдет живым из этой сечи. И потому я выманиваю тварь на себя, а ты с Димой отводишь на безопасное расстояние детишек. И пусть Несмеяна бьёт своей пищалью отсюда.

Сказав так, я направился в обход валежника, не зная, что нас ждёт…

— Семёныч, ты закуску точно взял? — произнёс рыжий Лёха, роясь в пакете с вещами.

— Да, — огрызнулся водитель, неотрывно глядя вперёд, где между деревьев змеилась узкая лесная дорога.

Машину постоянно трясло на кочках, отчего желание приехать побыстрее у сидящих в ней людей росло с каждой минутой. Старая Нива рычала мотором, словно жалуясь своему создателю и на неугомонных охотников, и на эту дорогу, но упрямо двигалась вперёд.

— А водку? — снова стал донимать Семёныча Лёха.

— Ящик в багажнике, — зло сверкнув зубами, ответил пенсионер от органов.

Он терпеть не мог, когда его отвлекали за рулём. Алексей об этом прекрасно знал, и потому специально дразнил Семёныча.

— Ты хоть включи музыку, — произнёс сидящий на заднем сидении Антон, ухватившись за ручку и стараясь при этом держать на коленях пакет с закуской.

Процесс был не такой лёгкий, как хотелось бы.

— Не работает магнитола, — снова огрызнулся пенсионер, — да и не нужна музыка на охоте. Только всех перепёлок с зайцами распугаем.

Товарищи промолчали, глядя на высокие дремучие сосны, что нависали над дорогой. Деревья все вместе образовывали плотный забор из красноватых облупившихся столбов. Казалось, что этих мест никогда ранее не настигала цивилизация.

Внезапно Нива клюнула носом и встала, а Семёныч начал барабанить пальцами по рулю.

— Что не так? — спросил у него Антон.

— Дороги не помню, — ответил пенсионер, стреляя глазами то в одну сторону, то в другую.

Впереди виднелась лесная тропа, покрытая песком и пересекаемая торчащими из почвы корнями сосен, ветвилась на две совершенно одинаковые дорожки. По ним можно было проехать, но вот развернуться будет проблема.

— Давай налево, — стал показывать Лёха пальцем в стекло.

— Почему налево? — спросил пенсионер.

— Жены нет, можно и налево, — хохотнул Алексей. — Они одинаковые. Если что, вернёмся.

Семёныч пробурчал что-то невнятное, а потом стал выкручивать руль, двигаясь в сторону правой дорожки, на что Антон покачал головой. Всякий раз такое случается, и каждую поездку он слушал подобные диалоги. Двигаться не хотелось совершенно, особенно потому, что они с Лёхой на зависть Семёнычу хряпнули по стаканчику коньяка.

Нива снова качнулась и встала.

— Что на этот раз? — спросил Антон, протяжно зевнув, так как от алкоголя его слегка тянуло в сон.

— Пути дальше нет.

Антон подался вперёд, проснувшись между сидениями, и вгляделся через лобовое стекло. Дорога действительно оборвалась, явив им покрытую мхом большую поляну. На дальнем краю её горел оранжевыми ягодами куст шиповника.

— Выруливать назад надо, — пробурчал Семёныч, — Лёха, ты выйди посмотри спереди, чтоб вписались меж деревьев. А то не доверяю этому разгильдяю.

Парень положил на сиденье пакет с закусью, который ему передал товарищ, и открыл дверь. Ступив на пружинящий мох, потянулся и развёл руками, а потом вскинул брови. Дороги сзади тоже не было.

— Семёныч, — прокричал он, постучав по крыше Нивы, — ты как сюда заехал?

Из окна сразу же высунулось лицо пенсионера, и он витиевато выругался перед тем, как выскочить из машины, а следом вылез Лёха.

— Это что, мы через кусты просочились?

— Получается, да. Семёныч, ты что пил?

— Не пил я. Сам не знаю, как такое может быть, — растерянно ответил пенсионер.

А Антон с досадой махнул рукой и пошёл в ближайшие кусты. Стоило забежать за них и расстегнуть ширинку, как послышался громкий истошный крик со стороны машины. Парень несколько раз дёрнулся на месте, раздираемый между желанием отлить и тревогой за товарищей, а потом, скривившись, застегнул молнию. Крик повторился, и Антон рванул вперёд, но увидеть что-либо не успел. Что-то тяжёлое ударило по голове, заставив провалиться во мрак бессознательного состояния.

Сколько он был во тьме, неизвестно, но очнулся, лишь когда совсем стемнело. Голова дико раскалывалась, а на щеку неспешно ложились и тут же таяли снежинки.

Антон сел на покрытую похожим на пепел снегом траву. Мир вокруг плыл, как с похмелья, и думать, откуда летом взялись снежинки, парню совершенно не хотелось.

— Семёныч! — позвал он непослушным языком, — Лёха!

Но ответа из окружающего его полумрака не последовало. Силуэт Нивы едва-едва виднелся во тьме, хотя та была стояла в нескольких шагах. Сделав усилие, парень встал и подошёл к машине. Дверца поддалась не с первого раза, а когда открылась, дав заглянуть внутрь, то оказалось, что там тоже пусто.

Лес вокруг тихо рычал и чавкал. От этих звуков Антон поёжился и сел на водительское сидение, а потом нащупал кнопку ближнего света и щёлкнул.

Фары вспыхнули, выхватив из мрака стволы деревьев, медленно падающие на сырую землю и мох большие хлопья снега и несколько приземистых фигур. Трудно было их различить сквозь капли воды на стекле.

Антон дёрнул рычажок, и дворники два раза с тихим скрипом проехались по стеклу.

А потом сердце человека забилось в попытке убежать куда-нибудь и спрятаться, ибо фары высветили несколько волков, грызущих человеческие трупы. Звери пиршествовали ожесточённо, постоянно бросая друг на друга и по сторонам злые голодные взгляды.

Язык пристыл к нёбу и отказался слушаться. Пальцы судорожно стали искать ключи зажигания.

— Блин! — вырвалось у парня, когда стоящее рядом дерево утробно застонало и сделало шаг к поляне.

Это было нечто с длинными, как стволы небольших сосен, ногами и покрытой мхом шкурой. Длинные руки с крючковатыми пальцами спускались до самой земли. Что было выше колен, не видно, так как оно скрывалось во тьме, но, по мере того как это приближалось к трупам, свет фар всё больше выхватывал его из мрака. Худая древоподобная фигура, в которой росту не менее пяти метров, всё с тем же протяжным стоном подошла к волкам и медленно ухватила один из трупов длинными сухими ветками за голову и начала поднимать.

Внутри у Антона всё кричало слово «мамочка» и надеялось, что это просто плохой сон.

Тем временем, тварь слегка склонилась, и стала заметна большая голова на длинной тонкой шее. Большой клюв и ворох листьев, складывающихся в воротник, придавали ему сходство с грифом. Длинная шея всё так же спускалась изгибом вниз, отчего голова оказывалась ниже узких плеч.

Существо подняло обезображенный до неузнаваемости труп над землёй. Волки дружно зарычали и прыгнули, вцепившись в ноги своей добычи. Кто-то зубами, кто-то жилистыми лапами, похожими на руки. Наконец, с влажным хрустом голова оторвалась, оставшись в пальцах у древо-грифо-подобной твари. Та с обиженным стоном сгорбилась и начала клевать свой страшный трофей.

А когда из тьмы возникла большая птица, схватила что-то из пиршества волков и полетела к машине, Антон закрыл лицо руками и готов был расплакаться. Хотелось завести Ниву и уехать, но в ответ на повороты ключа реле стартера лишь сухо щёлкнуло, извещая о тщетности надежд.

Севшая на капот громадная сова заставила человека снова вздрогнуть. Птица, несколько раз ударив о железо расправленными крыльями, повернулась и, оставшись стоять на одной лапе, начала запихивать в рот человеческий палец. На фоне чудовищной грызни на поляне при рассеянном свете у птицы вполне отчётливо просматривалось человеческое лицо. Оно было женским, с кривым ртом, острым носом, широкими азиатскими скулами и большими нечеловеческими глазами — жёлтыми, с громадным неподвижным зрачком. Грязные, сбившиеся в клочья волосы неопределённого цвета свисали вниз. Птица снова развернулась, проскрежетав когтями по железу и оставив на стекле тёмные разводы, расправила крылья, присела, а потом бесшумно взмыла вверх.

Антон сидел и смотрел на это пиршество, не замечая подступающего холода, пока древоподобное существо в свете угасающих фар не шагнуло к машине. Оно шло неспешно, неуклюже переставляя ходули-ноги.

Парень сжался в комок, а существо присело перед машиной и навалилось на капот длинными руками, как на столешницу. Нива просела под её весом.

За стеклом показалась уродливая грифовая голова с маленькими свирепыми глазками и крючковатым клювом. Оно несколько раз моргнуло, ненадолго замерев, а потом встало и снова пошло к волкам.

Антон глядел, пока фары не погасли. А потом слушал чавканье и рычание в опять наступившей темноте, и лишь странное кольцо ядовито-жёлтого цвета размером с луну, окружённое размазанной короной, как солнце во время затмения, мелькало между чёрных сосновых крон. Боясь пошевелиться, Антон ждал рассвета, ждал очень долго, и ему казалось, что прошло не меньше суток, но он всё никак не наступал, а потом пришли призраки. Они мутными фигурами пробежали мимо машины. Лишь на мгновение один из них замер, заглянув внутрь Нивы, и удалось разглядеть приятную девушку, одетую в подобие униформы. А ещё глаза зацепились за длинную белую косу, по которой пробегали белые искорки, и голову плюшевой игрушки с чёрными крестиками вместо глаз. Голова пылала синеватым огнём, как будто её облили спиртом и подожги.

— Ди-и-има-а-а, — донеслось до Антона, как сквозь тонкую стенку. Звуки были глухие и растянутые. И совершенно никакого эха. — Дави их.

Один из призраков застыл на месте и вскинул правую руку.

— Экс тенебрис!

Между пальцами этого привидения, оказавшегося на вид худым юнцом лет девятнадцати, вспыхнул яркий свет, режущий глаза сильнее, чем дуговая сварка. Грызшие человеческие тела твари, застывшие при появлении четверых теней, как коты над миской, которую хотят отобрать, завизжали на разный лад. Древесный грифомонстр утробно забулькал и двинулся вразвалку к человеку со светом, а облезлые волки встали на задние лапы. Сейчас стало отчётливо видно, что сквозь шкуру проступают голые рёбра, а белые черепа облеплены клочками меха, словно вытаявший по весне труп собаки. Даже были заметны белые личинки, копошащиеся в дырке на шкуре, порой падая на хвою. И только глаза оставались живыми и полными ярости.

Волкоподобные чудища разделились. Одно бросилось на девушку с игрушкой, а два других на рослого парня. Тот поднял какой-то обрез, но потом с глухой руганью, похожей больше на рычание дикого зверя, нежели на речь, отбросил его и выхватил меч. Клинок и часть руки вспыхнули пламенем цвета спелого мандарина.

И волчьи твари резко бросились в сторону, уходя от удара клинком.

Антон прилип к лобовому стеклу, вглядываясь в этот бой. А ещё он старался получше разглядеть пришлых. Всего их было пятеро. Три девушки и два парня, и что примечательно, те две, оставшиеся за большой кучей валежника, не были людьми. Та, что с винтовкой, имела бледную кожу, волосы капустного и цвета большие жёлтые глаза, а ещё из её рта с тонкими губами часто-часто нервно высовывался длинный чёрный язык, похожий на змеиный. Она вскинула оружие и начала прицеливаться в местных, а вторая, с немного вытянутым лицом и большими ушами, похожими не то на заячьи, не то на овечьи, почти сразу упала ничком, закрыв голову руками.

Девушка-змея выстелила. Глухой звук завяз в воздухе и донёсся как через толстый слой подушек. Скелетистый волк отрывисто вякнул и дёрнулся, но продолжил свой бег. В то же время с противным скрипящим криком «Чужаки! Прочь!» сверху на Несмеяну свалилась старуха-сова. Она вцепилась в голову девушки, норовя выцарапать глаза и разорвать лицо. Брызнула кровь.

Лопоухая заревела во весь голос, словно боясь расправы, а змеевидная громко зашипела и извернулась, начав бить сову наотмашь ружьём, как битой. В какой-то момент грохотнуло, и птица с гортанным криком упала на хвою, где задёргалась в конвульсиях.

— Берегись! — закричал Антон, ударив кулаком по стеклу, когда к девушке подскочил волк-огрызок.

Он боялся, что призрака загрызут, развеют или что там происходит с привидениями после смерти. Ведь они бились сейчас с чудовищами-людоедами.

Сверкнула сталь, и не ожидающий подвоха волк налетел на выставленный добившей сову Несмеяной вперёд штык трёхлинейки, как на копьё. Он взвыл противным, дребезжащим как циркулярная пила на пилораме воем, а девушка выстрелила, не выдёргивая оружия из раны. Из спины твари брызнуло чем-то грязно-зелёным, как жидким фосфором. Потом ещё раз, и вскоре эта схватка превратилась в долгое добивание облезлой псины прикладом, который тоже блестел чем-то, похожим на шляпки серебряных гвоздей.

В это же время девушка с белой искристой косичкой достала пистолет и начала стрелять в грифодрево. Пули не наносили сколько-нибудь ощутимого ущерба, заставляя тварь разве что вздрагивать.

— Брать живьё-ё-ём! — донёсся до Антона голос рослого парня.

Он ещё раз взмахнул пылающим мечом, отгоняя облезлых волков, а потом бросил клинок белой призрачной девушке, чьи движения были настолько быстры, что контуры тела размазывались, а искры в волосах сливались в единое сияние. Та поймала меч, который вместо оранжевого огня стал поблёскивать голубовато-белым.

Теперь они поменялись ролями. Девушка начала наседать на волков, а парень почти с голыми руками бросился на грифодрево. То было неуклюжим, хоть и выглядело весьма сильным. Длинные крючковатые руки потянулись к жертве, намереваясь схватить сухими пальцами.

Антон даже не дышал, глядя, как воин надел на кулак что-то вроде кастета, который сразу вспыхнул раскалённым железом. Парень увернулся от похожих на сучки конечностей, подскочил к высокой сучковатой твари и ударил по колену. Существо заохало и попыталось пнуть обидчика, а из её клюва впервые сорвались человеческие слова.

— Я высосу твой мо-о-озг, полуродок! Разгрызу твои ко-о-ости! Сожру твою пе-е-ечень!

Речь была скрипучая, как гнущиеся на ветру деревья.

— Елду свою погрызи! — отозвался огненный воин и сделал новый рывок, ударив в то же колено, и вызвав новый приступ ярости твари.

Лапы-сучья попытались сгрести всё, что было в радиусе их досягаемости, но противник совершил большой прыжок и снова увернулся.

Тем временем девушка-молния делала быстрые выпады, гоняя облезших волков. Те могли бы бежать, но вместо этого пытались достать обидчицу, словно одержимые. Они то вставали на четвереньки, скаля белые зубы, то вскакивали на задние лапы и делали попытку достать жертву когтистыми руками. Девушка тоже не спешила в атаку, лишь отгоняя их от себя. Смысл тактики стал понятен, когда на крыше Нивы что-то загромыхало, а следом раздался выстрел, от которого один волк взвыл и схватился за брызнувшую зелёным голень.

Тихое звяканье железа, и на крышу, а потом на капот упала гильза от винтовки, соскочив на землю. Секунду спустя раздался ещё один выстрел, и второй волчий огрызок, громко завизжав, завертелся с простреленным плечом. Тогда-то девушка-молния и бросилась вперёд. Она подрубила обеим тварям ноги в коленях.

Это произошло так быстро, что атака слилась в одно цельное размазанное движение.

— Полуро-о-одки! Наглые че-е-ерви! — громко протянул древовидный монстр и зло заклацал большим птичьим клювом. Он сделал широкий взмах рукой, отгоняя от себя нападающего парня, и направился к другому призраку, тому, что создавал свет, режущий глаза. — Разорву-у-у, глупыы-ы-ый колдуни-и-ишка!

Парень с огненным кастетом сперва дёрнулся, дабы встать на пути, но раздался громкий свист, и девушка-молния, сделав кувырок, бросила поднятый с земли обрез.

— Я сняла предохранитель! — словно в замедленном кино выкрикнула она. Голоса призраков не попадали в ритм этого мира, растягиваясь, как струйки густого машинного масла на морозе, и без всплеска-эха падая в полумрак. — Покажи уроду свой любимый приём!

Движения же их, наоборот, были быстрыми, размазанными. Вот и сейчас парень подхватил оружие и скользнул между ног у монстра.

Бах! Бах! Бах!

Выстрелы прозвучали почти слитно, а воин дёргал помповое ружьё и нажимал спусковой крючок.

Бах! Бах! Бах!

Дробовик отстрелял боекомплект и снова полетел в траву, а следующим был удар огненным кастетом в разорванный какими-то непростыми зарядами пах. Тварь заревела ни на что не похожим голосом и упала на колени. Парень проскочил меж конечностей, залитых сейчас светящейся жижей, но в отличие от огрызков волков — желтоватой, как древесный сок.

А потом в игру вошёл тот, кого древесная тварь назвала колдунишкой. Он опустил руку, отчего режущий глаза свет погас. А поляну накрыла упавшая откуда-то сверху белая паутина. Попавшие в силки твари начали биться, пытаясь выбраться, но только ещё больше запутывались в них.

— Не вырвутся? — протяжно спросил огненный воин, поворачиваясь к колдуну.

— Много повреждений. Должна сдержать. Отец бы сразу поймал, а мне нужно ещё учиться.

Призраки застыли, глядя на поверженную добычу, и стало ясно, что их охота окончена.

Глава 31. Жирная точка с запятой

Электричка дёрнулась и начала медленно, но верно ускорять свой бег. Деревья за окном начали быстро сменять друг друга, пока их движение не слилось в единое мельтешение. Я в первый раз ехал на поезде и это немного отличалось от автобуса и метры.

Люди, сидящие в разных углах вагона, смотрели на нас с настороженным любопытством. Бабушки водили в воздухе пальцами, выписывая крестики, люди помоложе щёлкали нас на смартфоны, но особо запомнился малец, стоящий на деревянной лавке и поглядывающий нахмурив личико, словно взрослый, но сунув при этом палец в рот.

— Разорву-у-у, — прорычал связанный Клюкастый, которого мы бросили на пол у выхода, перегородив проход к раздвижным дверям.

Ноги твари болтались в этом… тамбуре, а голова находилась у ряда скамеек. Он дёрнулся, пытаясь вырваться, отчего люди в вагоне вздрогнули. А я протёр ладонью лицо, испачканное желтоватой жижей, заменявшей монстру кровь, поглядел на мелких меменей, похожих на семерых козлят из детской сказки. На детишках человекоподобных косуль вместо длинных рубах были накинуты серые холщовые мешки из-под овощей, разве что дырки для головы и рук прорезаны. На густых и коротких рыжих волосах красовались белые пятнышки. У многих имелись царапины и синяки.

— Заткнись, — буркнул я и пнул тварь в бок.

Та ещё несколько раз дёрнулась и попыталась вырваться, но не смогла. Чудовище использовало самый простой способ рабства — дети в дальнем лесу собирали кедровые шишки, грибы и ягоды, а взрослые, которым лишь изредка показывали ушастых чад, от безысходности торговали ими у входа в подземелье.

Электричка ехала ещё долго, с десяток раз остановившись на полустанках с серыми деревеньками пригорода. Дмитрий сидел у окна, сжимая и разжимая кулак — в нём были концы невидимых силков, накинутых на тварь. Он часто дышал. А при каждом шевелении Клюкастого стискивал руку, боясь выпустить существо. Соколина положила голову на плечо молодого мага, а в устало положенной на колени руке был пистолет. Я тоже держал пальцы на рукояти клинка, мало ли…

Так и доехали. К моменту прибытия Нина-Соколина заказала небольшой грузовик, в который мы с некоторым трудом погрузили чудовище. Оно тяжёлое было и всё норовило высвободиться из колдовской сети и купленной прямо на вокзале бельевой верёвке. Пришлось сломать ему обе руки, благо кастет не подвёл. Но воплей было на всю вокзальную площадь.

— Не вырвется? — спросил я, когда закинули Клюкастого в кузов.

Ошарашенный водитель, которому сказали, что будем вывозить большой шкап, стоял с открытым ртом.

— Из нейлоновых? — усмехнулась Соколина. — Из них даже слону сложно вырваться.

Я не знал, кто такой слон, но девушке поверил. Раньше просмолённая коноплянка даже надутые паруса держала, а нынешние вещи куда прочнее. Зато, когда кузов захлопнулся и пришла нам пора заскакивать в него, ибо за тварью всё равно нужно приглядывать, и места возле водителя на всех не хватит, задал вопрос у Дмитрия.

— Зачем тебе тот призрак в ржавой машине?

— А? Закапсулировал. Друзья просили, если встретится, то поймать.

— Зачем?

— За привидений, взятых под опеку, магу доплачивают, — ответил чародей и заскочил в кузов, усевшись на пол у самого борта.

Там уже жались в угол, стараясь не дотрагиваться до Клюкастого, детишки меменей и наша проводница. Несмеяна тоже опустилась на жестяной пол и упёрла винтовку в бок чудищу, чтоб, если что случится нехорошее, сразу выстрелить.

В город мы доехали уже значительно быстрее. Но всё равно только к закату поспели. Вась Вась расставил везде камеры, надеясь нажиться на видео о том, как папоротник цветёт. Мол, редчайшее зрелище, такого ни у кого нет. Я лишь со вздохом махнул рукой, не советчик я тому, кто решил, что его весь мир обидел.

К нашему приезду Гореслава уже посадила в небольшую лунку на траве перед бюстом заветный папоротник, вокруг которого ходила с лейкой Муркина. Рядом стояли те мемени, что я оставил возле входа в метро. Обиженный дух лужайки-газона сидел, надутый, как мышь на крупу, у одной из своих ёлочек и обиженно зыркал на прибывающих.

— Вот что они встали? — сразу подала голос Гореслава, показав рукой на жмущихся друг к другу косуль. — Сожрут папоротник, и не будет чуда.

— Не сожрут, — ответил я, подойдя поближе и приобняв лесную деву. — Ты же богиня?

Она подняла глаза на меня.

— Ты к чему это спрашиваешь?

— Ты же хотела быть настоящей богиней?

— Ну и?

— Я тебе целое племя для поклонения привёл, — с улыбкой произнёс и поддел пальцем подбородок девы. — Забирай и пребывай в неге.

— Этих, что ли? — усмехнулась Гореслава, кивнув в сторону меменей.

— А чем они плохи? — пожал я плечами и повернулся.

Из машины на асфальт тротуара спрыгивали детишки, которые тут же бежали к своим родителям. Зрелище было животрепещущее, и в такие мгновения действительно ощущаешь себя былинным богатырём. К тому же закатное солнце залило золотом выросшие по линеечке деревья, бронзового истукана, окружающие дома и всех нас. Из окон на нас поглядывали жители многоэтажек, а один старик, одетый в майку, трусы и тапки, уже десятую сигарету докуривал, ожидая от безделья зрелищ.

— Ну, какие-то они несуразные. Вроде и люди, а вроде и с копытами на ногах. Что мне с ними делать?

— Я сказал, что ты очень добрая и справедливая богиня, — легонько поцеловал Гореславу в щеку.

— Сдурел? Кровавая хозяйка Лютолесья — самая добрая? — прошептала дева, бросив взгляд на созданий.

— Учись, — прошептал я в ответ. — А я, как настоящий княжич, помогу тебе с ними управиться.

— Ты княжеский полукровка.

Дева вздохнула и повернулась к Клюкастому, которого сбросили на газон с машины. Громадная тварь упала на траву, начав дёргаться в попытках разорвать как волшебные, так и нейлоновые путы.

— Варвары! — закричал вскочивший на ноги дух места, на глазах которого выступили слёзы. — Колёсами по газону! И этот фрик мне сейчас всё дерьмом испачкает! Я буду жаловаться!

— Жалуйся, — с улыбкой ответил я, а дождавшись, покуда не уедет грузовик, спросил Гореславу. — Всё готово к ритуалу?

— Давно, — ответила она и с игривой улыбкой достала из-за спины нож. Я видел такие в магазинах. И сделаны и они не из железа, меди или серебра, а из белого непрозрачного стекла. — Обсидиана нет, но и это тоже сгодится, — пояснила хозяйка Лютолесья и повернулась к связанному Клюкастому, улыбка сменилась хищным оскалом.

Я не стал останавливать лесную деву, которая пошла в сторону чудовища. Тварь сперва замерла, а потом забилась в путах, нечленораздельно зарычав, словно лось во время гона.

Гореслава шла, красиво покачивая бёдрами и держа в руке клинок, и я невольно залюбовался её ровной спиной, узкой талией и упругими ягодицами. Тень от домов уже накрыла эту лужайку, окунув в мягкую тёплую полутьму. На фонарях вспыхнули лампы. Сквозь разноцветные занавеси в окнах домов тоже пробивался тусклый свет. Неподалёку слышались шум машин и невнятная музыка. Местные жители всё так же глядели на нас с опаской и любопытством.

Лесная дева изящно присела перед Клюкастым, шепча древние слова, непонятные нынешнему поколению, и вытянув левую длань над тварью. И по мере чтения заклинания её голос становился всё громче, заставляя Клюкастого биться в сети, как рыбу, насаженную на острогу.

Дмитрий устало прислонился к ёлочке рядом с духом-хранителем места, а тот бросал ошарашенные взгляды в разные стороны, но не смел перечить. Соколина брезгливо морщилась. Несмеяна, отошедшая немного в сторонку, наблюдала с холодным безразличием. Муркина закрыла ладонями уши, то отворачиваясь, то подглядывая за происходящим с бледным от страха лицом. Зеваки спрятали детей, и теперь наблюдали украдкой из глубины своих жилищ и из-за углов домов.

Пение Гореславы стало совсем громким и разлетелось, отражаясь от стен и вплетаясь в охрипший вопль обречённого людоеда. Протяжные слова заставили стёкла домов и машин зазвенеть в ответ, словно они тоже подпевали.

З-з-зинь. Динь. Динь.

А потом резкий взмах руки. Блестящий в свете фонарей нож уронил на асфальт желтоватую жижу, и всё разом смолкло. От навалившейся тишины в ушах тихо зазвенело, а шёпот зевак показался громким шумом.

— И́зо свиа́та во мо́рак, — произнесла хозяйка Лютолесья, вставая во весь рост.

Она обошла труп и приблизилась к высаженному посреди газона папоротнику, вытянув к нему руку с ножом. С белого лезвия на перистые листья капнула кровь лесного людоеда. В тот же миг земля дрогнула, издав гул, какой остаётся после удара по туго натянутому барабану. Свет фонарей, ламп и автомобильных фар разом погас, погрузив двор во тьму. Кто-то неподалёку охнул, кто-то громко выругался.

— Ярик, гляди! — прокричала Муркина и вытянула руку в сторону цветка.

А там разгорался меняющийся в цвете огонёк. От него, подобно семенам одуванчика, в разные стороны разлетались радужные искры, падая на траву, бетонные бордюры подножие медного истукана и хвою ёлочек.

— Цвет папоротника, — прошептал Вась Вась, а потом сорвался с места, бросившись к огоньку.

— Стой! — заорал я и бросился навстречу, но остановить вампира не успевал.

Тот был ближе.

Я только начал бег, а он уже преодолел треть. Метнувшуюся наперерез Соколину отбросило в сторону, словно девчонку, вставшую на пути у взбесившейся лошади, и я даже удивиться не успел, откуда у него столько сил. Лишь в последний миг раздался выстрел, и вампир упал на траву. Но даже там он продолжил ползти к цветку, пылая алыми глазами.

— Он идёт, — прохрипел Вась Вась, скребя пальцами газон. — Я преподнесу ему дар. Пустите меня.

Я подскочил к упырю и прижал к траве, навалившись всем весом.

— Что с тобой?

— Пусти, пожалуйста, — протянул вампир, вытянув к цветку руку, и откуда столько сил у него? Диву даться можно. — Я должен! — Прокричал он и дёрнул головой, пытаясь меня укусить.

— Кто этот владыка? — спросил я, нагнувшись поближе к его уху.

— Голос в голове. Он шепчет. Шепчет, что владыка идёт, что он самый лучший, что он свет во тьме.

— Ярополк, — закричала Гореслава, — ты должен сорвать цвет первым!

Лесная дева держала поперёк тела Муркину, которая вырывалась и шипела, как кошка.

— Что с ней? — спросил я, поднимая голову.

— Дурень, — процедила лесная дева, — цветок тянет многих из числа нечисти. А она тоже нечисть.

Я стиснул зубы и несколько раз ударил Вась Вася по голове, отчего тот обмяк, а потом схватил за лодыжку и подтащил к трупу людоеда, с которого торопливо начал стягивать верёвку.

— Тише, Василий, — бормотал я. — Полежишь тихонько, а опосля отдадим тебя Егору Олеговичу. Уж он-то найдёт способ тебя вылечить.

Вампир дёрнулся и пришлось на него навалиться, чтоб не вырвался. Тем временем Гореслава вместе Соколиной замотали каким-то шнурком руки и ноги Муркиной. Дмитрий же приставил к голове духа-хранителя этого газона волшебную палочку и процедил:

— Попробуй только дёрнуться.

Дух же задрал вверх руки и испуганно таращился на нас.

Связав вампира, я выдохнул и встал, а потом чуть не выругался со злости. Над цветком склонилась Несмеяна, протянув руки, желая обхватить волшебный огонёк, как замёрзший человек горячую кружку.

— Не надо! — прокричал я, быстро оглядевшись.

Все были заняты и помощи ждать неоткуда. И получалось, что дитя змеиного народа сейчас сорвёт цветок, и всё будет напрасно.

— Несмеяна, прошу, не надо! Ты меня слышишь?

Девушка вздрогнула и раскрыла рот, из которого вытянулся тонкий раздвоенный язык.

— Я только посмотрю, — прошептала она, приближая руки к огоньку. — Он такой чудесный.

— Не надо, — повторил я просьбу, медленно подходя к девушке.

— Он такой тёплый. — прошипела она нечеловеческим, лишённым чувств голосом, — я только разок притронусь. Можно?

Я приблизился к ней. Сперва мелькнула мысль ударить бледную девушку по голове, но вместо этого опустил руки на её тонкие холодные плечи.

— Несмеяна, я подарю тебе грелку. Волшебную грелку. Я разрешу греться у меня под одеялом, ты же помнишь тепло моего тела? Только не срывай.

Дитя змеиного народа подняла на меня глаза с расширенными до предела зрачками.

— Яр хороший, — протянула она. — Я помню его тепло. Гореслава тоже хорошая, но она убьёт меня, если я буду греться как тогда. Но же ты разрешишь просто греться?

Несмеяна говорила, а я медленно наклонялся, обнимая девушку одной рукой и протягивая другую к радужному огоньку.

— Да, — произнёс, а потом резко подался вперёд и ухватил цветок.

Ладонь обожгло так, словно я уголёк из костра вытащил голыми пальцами, а не растение. Кости на правой руке противно хрустнули, ногти на ней с брызгами крови вытянулись и превратились в длинные медвежьи когти, зубы заломило, а вдоль хребта прошёлся холодок.

— Яр хороший, — повторила Несмеяна и прижалась своей щекой к моей. — Я помогу Яру дойти до места.

Я же думал о другом, и с губ моих слетел шёпот.

— Не зверь. Не чудовище. Не нечисть.

Правая рука медленно покрывалась мехом.

— Я человек! — вырвался крик, и я встал, потянув стебель с цветком за собой.

Обратного пути уже не было.

— Я человек. Я человек. Я человек, — бормотал, развернувшись и поглядев на товарищей.

Те замерли, ожидая, что будет, и даже Муркина, почти полностью став животным, неподвижно глядела на цветок, который отражался в её глазах, словно свеча, стоящая на столе посреди тёмного терема, в зрачках домовой кошки.

— Я человек, — повторил я слова, как заклинание, а потом взял в левую руку клинок, по которому потекли медленные, как ползающие по большому листу камыша, светлячки. Некоторые срывались с железа, делали круг и снова садились на него. — Выкусите все! Я человек!

Крик разорвал тишину, заставив вздрогнуть и зашептаться зевак, а товарищей улыбнуться.

— Подумай о том, чего больше всего на свете желаешь, — произнесла Гореслава, по-прежнему держа в руке нож с белым лезвием.

В свете сияния папоротника кровь на том отливала лунным светом.

— Что желаю?

В голове закружились глупые мысли о золоте, власти и прочем, и как их отражение, искры колдовского цветка взлетел ярким роем начали виться вокруг меня, как туча мошкары. По летучему рою волнами прокатывались всполохи красного, жёлтого, синего и зелёного.

— Нужно найти украденную девчонку, — крепко зажмурившись произнёс я, изо всех сил стараясь держать в голове образ Алёны. — Она ключ к моим бедам и планам врага.

Открыв глаза, я увидел, что искры вытянулись, уподобившись струйке белого дыма, срывающегося с тлеющей веточки или сигареты, а ещё они стремились куда-то, как тот же дым во время сквозняка, сплетясь в петли, извиваясь змейкой и тая в пяти саженях от меня.

— Чего ты ждёшь?! — выкрикнула Гореслава, вцепившись пальцами в загривок большой пятнистой кошки, которая жалобно глядела на меня. — Иди!

Я кивнул и сорвался с места, даже не думая, кто последует за мной. Сейчас бы им удержать взбесившихся сотоварищей, а то получается незадача: нечисть должна сдержать то, отчего нечисть пьянеет, как от дурмана. Коротко глянув на зажатый цветок, поднял его над головой и направился вслед ведущим меня искрам, не забывая шептать имя той, чей род я чуть не уничтожил тысячу лет назад. Там, куда я приближался, гасли фонари, и пусть машины не застывали в одночасье, как во время нападения той женщины-убийцы, но потухшие фары заставляли людей останавливаться и отчаянно ругаться, видать, колдовство было иным, нежели от того камня. Рядом несколько раз раздались визг колёс и стук жести о жесть. Знать, машинёшки стукнулись.

А ещё изо всех щелей на меня глядели мелкие духи.

— Дай! — плаксиво шептали они, но не нападали, лишь вылезали из нор, и вскоре целая сонма их следовала по пятам.

При этом свет папоротника пугал и манил их одновременно. Я улыбнулся. Маленький цветочек с четырьмя лепестками, а столько шороху навёл.

А тем временем искры вели меня через дворы и дороги, и думалось, успею ли раньше, чем хлынут дикие твари?

Первой неприятностью стало нападение в подземном переходе. Мрак разгонялся лишь светом папоротника, и из-за угла выскочило нечто, похожее на паука-сенокосца, но с человеческим лицом и тремя парами небольших карлицких рук. Создание заорало, как юродивый, которому пинков надавали, отобрав при этом сухарь, и бросилось. Замельтешили длинные паучьи лапы, каждое толщиной, что оглобля, и длиной такая же.

— Да-а-ай! — вопило оно под писк мелких духов, прыгавших следом.

— Держи! — закричал я и ткнул в морду полоумного остриём меча.

Паук-сеноксеуц на всём скаку налетел на него, лишь немного уклонив голову. Клинок вспорол ему щеку и вошёл в край грудины, отчего противный вопль раненой твари больно ударил по ушам. Создание дёрнулось и отшатнулось с моего пути, более не желая схватки.

Но стоило миновать вжавшегося в стену сенокосца, как вопль разразился с новой силой, смешиваясь с хрустом паучьего панциря и чавканьем. Я коротко обернулся, увидев десяток зубастых недомерков с длинными жилистыми руками, которые рвали на куски собрата, как падальщики тушу оленя.

Поглядев вперёд, вовремя сдержался, чтоб не рубануть наискось две фигурки. Передо мной была парочка из юноши и девицы, прильнувшей к стене.

— Не отставайте, ежели жить хотите! — крикнул я и побежал к выходу.

Те молча помчались следом, и лишь на свежем воздухе убрались куда-то в сторону. Я же перевёл дыхание и помчался дальше, уже догадываясь, куда цветок меня вёл. Свалка, где я убил тролля, и где погибла берегиня.

Уж не знаю, почему, но важное логово для подготовки коварных замыслов — там. И берегиню убили именно потому, что она что-то подглядела. Не зря ведь в том месте гоблины суетились, а саму рощу под корень срубили. Ну а все эти нападения чудищ в магазинах — просто для отвода глаз. Кто станет рыться на свалке, если в других местах не лучше?

Так подсказывало мне чутьё. Так бы поступил старый князь. Так бы поступил и его сынок, но тот бы ещё и с ворогами договорился, чтоб нападали, создавая неразбериху. А ведь так оно и есть.

Знание придало мне сил, и я быстро перебежал дорогу, сопровождаемый взглядами людей, сидящих в своих машинах. Кто-то чиркал кремнём, высекая искры. Кто-то ругался на погасший смартфон, несмотря на то, что гудки были слышны даже мне. Всё работало. Только пребывало во тьме.

Следующим напал на меня вампир опрятного и солидного вида, несущий детский рюкзак в руке. Он за какой-то миг потерял человечность и с сухим криком бросился. Я не стал его убивать, лишь пнул несколько раз. В живот, в колени, в грудь. Этого хватило, чтоб угомонить. Он отдышался и отполз в сторону, избегая преследования.

А потом начались неприятности посерьёзнее. Из мрака на меня выскочила свора псов, многие из них стояли на задних лапах, а то и вовсе держали в руках куски железяк. Вся эта орава разом кинулась в мою сторону, и пришлось принять бой. Сражаться левой рукой я не шибко любил, но умел, посему постарался вильнуть вправо, уходя от окружения и сбивая свору в кучу. Раз у них нет сейчас рассудка, то быстрее всех будет самый сильный, этот… как его… альфа-самец. Глупые псы клюнули на мою уловку, и вскоре я развернулся и рубанул вожака наискосок справа налево, потом вывернул кисть и нанёс режущий снизу вверх. Вожак завыл, заставив свору отшатнуться. Это дало мне время просчитать бой и ринуться напролом. Псы не ожидали такого и бросились врассыпную, а после устремились за мной, но раскусить замысел так и не смогли. А когда я резко свернул вбок, то нос к носу столкнулись с падальщиками. Закипела возня одних озлобленных тварей против других, а я плюнул под ноги и оставил беснующихся созданий во мраке за спиной.

Дальше стало больше. Канализационный люк, лежащий прямо посреди дороги, встал на ребро, и из него высунулась здоровенная лапа, намереваясь ухватить, а когда не получилось, асфальт вспучился и лопнул, и в свете папоротника стало видно громадное мохнатое чудище, оскалившееся крысиными резцами размером в мою руку. Почему-то вспомнилось слово, слышанное в телевизоре — «Кинг Конг». Только крохотный. И как он в подземелье помещался? Разве что размеры мог менять, как оборотень.

Тварь, блестя чёрными крысиными глазами, бросилась за мной.

— Сука, — выдохнул я и убрал меч в ножны, быстро продев пальцы в лежащий в кармане кастет.

С такой махиной, что больше дикого быка, клинком не справиться. Я дождался, когда чудище, разинув пасть, подойдёт ближе, и стукнул прямиком в нос. Кастет размесил морду крысиного урода в фарш, заставив утробно завыть и схватиться лапами-руками с розовыми когтистыми пальцами за рану. Существо отскочило во мрак, а оттуда в меня полетело нечто. Я не сразу понял, что это падальщик, которого крысиный великан схватил и запустил как булыжник. Существо с хрустом и чавканьем врезалось в светофор, и сдаётся мне, создание сожрут свои же. А мрак зашёлся воплями, свистом и рёвом. Там несколько раз грохотнули выстрелы, и вскоре из тьмы вынырнули три человеческие фигуры, за которыми погнался всё тот же крысиный великан, державшийся за простреленный бок. Я выругался и шагнул навстречу. Крысиный гигант в порыве ярости ещё раз попался на уловку с кастетом, второй раз получив в разбитую морду. Больше он не донимал, ибо упал на асфальт и с рёвом уполз назад во тьму.

— Говорила же, надо по трупам идти, — часто дыша, произнесла Соколина, смахнув пот со лба. — мы думали, ты долго не протянешь.

Я улыбнулся, узрев перед собой Дмитрия, Несмеяну и предводительницу перуниц.

— Вы со мной?

— А ты думаешь, нахрена мы попёрлись по темноте? — звонко выкрикнула воительница. — Патронов маловато, поэтому придётся в рукопашку. Димасик, ты у нас на поддержке.

— Выдержит? — переспросил я, посмотрев на чародея.

— Не выдержит, так ему и надо, — показав язык пареньку, ответила Соколина.

Она держала в одной руке пистолет, а в другой охотничий нож. Мой, между прочим. Наверное, у Муркиной отобрала. Несмеяна же выставила перед собой штык, примкнутый к стволу винтовки.

— Пошли.

Я ухмыльнулся и повернулся в том направлении, куда вели искры, слушая нарастающий и приближающийся гул. Это твари со всего города и пригорода, кто не смог устоять перед чарами цветка. Откуда-то издали раздался выстрел, потом другой. Вскоре их трещали целые очереди, чередующиеся со взрывами. Видать, это Егор Олегович заслоны на мостах поставил, и те держат натиск нечисти.

Тьма от цветка, распустившегося в неурочный час, растеклась по всей округе. Вскоре сияние городских огней, подсвечивающих редкие облака, погасло. Но мрак, наоборот, начал отступать, немного рассеиваемый луной, показавшей краешек над высотными домами, похожими сейчас на рёбра великого каменного змея, сгинувшего под собственной тяжестью кверху брюхом. Яркие самоцветы звёзд горели так ярко, словно они совсем близко и освещаются моим папоротником, как факелом.

А потом нам навстречу начла выскакивать разная мелочь. Птицы со звериными мордами. Звери с рыбьей чешуёй. Сучковатые создания, похожие на ожившие ветки. Их было много, но действовали они врозь, посему приходилось просто бить и идти дальше. Вот здесь-то был полезнее меч, и я размахивал им, отрубая лапы-руки и вспарывая бока всей этой потусторонней живности. Я не хотел думать, что сам отчасти нечисть. И пусть не рука держит цветок, а когтистая лапа, я всё равно человек, ибо хочу и могу быть им.

За нами по-прежнему по пятам шли падальщики, разрывая трупы и добивая раненых.

Я шёл впереди. Соколина шла оде́сную, то бишь справа. Она ловко орудовала ножом, несколько раз выстрелив в особо прытких созданий. То были тощие, как гончие псы, щуки, вставшие на четыре куриные лапы и имеющие изогнутые спины. Я даже не видел раньше таких, но лес велик, и всякую тварь знать нельзя.

Ошу́йную, то есть, слева орудовала как копьём винтовкой со штыком Несмеяна. Она тоже разок пальнула в нечто, снующее на грани света и тьмы.

Спину нам прикрывал Дмитрий. Вся его задача сводилась к тому, чтоб отбивать колдовством брошенные в нас тяжести. Сие к месту было, ибо из мрака в нас часто летели камни и ветки. Несколько раз прилетали выструганные из тростника стрелы с костяным наконечником, но их обладатели не показывались, следуя где-то за пределами видимого.

— Да когда же это кончится? — зло проронила Соколина, поднырнув под брюхо точно такому же пауку-сенокосцу, что я встретил в переходе.

Она едва уловимыми движениями подрезала ему жилы в основании лап, заставив с визгом рухнуть на газон возле бензиновой заправки и забиться в судорогах.

— Ещё полторы версты осталось, — ответил я, рубанув, что было сил, облезлого барсука, решившего кинуться на меня с заострённой палкой вместо копья.

Создание заверещало и, потеряв лапу, умчалось прочь, а продвинувшись на десяток шагов вперёд, мы наткнулись на его уже выпотрошенный труп, вокруг которого виднелись многочисленные следы лап, оставленных кровью. Все твари словно обезумели.

— Пройти бы, — шмыгнула носом Соколина, бросившись вперёд и сшибив в прыжке ударом обеих ног утробно ухающего мертвяка.

Он вытянул перед собой руки, как этот… зомбий из телевизора, и шёл к нам. И был он не один. Таких почти полсотни набралось. Но медленные, как улитки мертвецы не были большой помехой. Мы ловко проскочили между ними и двинулись дальше.

— Пройдём, — отозвался я. — Может, заправку подожжём? Видел в кино сие. Жарко, поди, горит, пламя-то почти до небес будет.

— Сдурел? — ухмыльнулась девушка, но во взгляде читалось, что она сама бы не против.

Мы дружно вздохнули. Дмитрий запросто мог запалить такую, но пришлось бы долго уговаривать законопослушного паренька. Он даже брошенные машины отказался подпаливать.

Где-то полверсты мы миновали лёгким бегом. Потом город резко кончился, оставшись за спинами, как сброшенный на ветру плащ, и перед нами оказался лес. Нет, то был не тот привычный мне лес. А всего лишь широкая лесополоса, но во тьме и это казалось настоящим бором.

На этот раз путь нам преградил громадный кабан.

— Ох, нихренасе, — протянул за моей спиной Дмитрий, а Соколина присвистнула, разглядывая тварь величиной с эту… маршрутку.

Из его грязной спины росли тощие берёзки, покачиваясь и вздрагивая при каждом движении чудовищного создания. Но он был не один. Из медленно сереющего под встающей красноватой луной леска выходили и выходили всевозможные создания. Они, видимо, уступали право первым напасть этому вепрю, и потому медлили, держась от кабана на три десять саженей.

Чудовище гортанно хрюкнуло, сделало шаг вперёд, но потом остановилось в некой нерешительности.

— Сейчас точно не прорвёмся, — произнесла Соколина, шум6о вздохнув. — Отступать надо.

— Некуда, — произнёс я, обернувшись.

По нашим следам шли уже не просто падальщики, а три десятка высоких фигур, закованных в сталь. У каждого — копье и боевой топор, а в прорезях шеломов горели угольки вместо человеческих глаз. Один из пришлых, гремя чешуйчатым доспехом, вышел вперёд, достав тлеющий оранжевыми буквами и узорами шестопёр.

— Цвет папоротника? — сухо спросил он. — А снести-то сможешь?

— Отобрать хочешь? Не надейся, — процедил я, сплюнув на землю, — и не таких обламывали.

Воин засмеялся и повернулся к своим, подняв оружие над головой, а потом взмахнул шестопёром, и промеж воинов выступили стрелки с луками. Я со вздохом опустил клинок, ибо понимал, что им нечего противопоставить. Даже если Дима сдержит сотню стрел, другая сотня найдёт нас.

— Бежим, пока не опомнились, — прошептал мне на ухо Дима, легонько ткнув локтем в бок. — Я артефактор, а не фокусник, иллюзии хреново делаю. Вот отец целого бога так обманул.

Тишина оборвалась треньканьем тетивы и свистом стрел, а сами воины целились при этом в тварей, что за нашей спиной.

Я расхохотался, повернулся и разминулся с бросившимся на ратников вепрем. Что-то грохотнуло, аж уши заложило, и кабан начал раскидывать воинов морока, которые падали и кричали совсем как настоящие. По земле лилась кровь, и я готов был поверить, что она неподдельная.

— С дороги! — заорал я, влетев в толпу мелочи, и мы шли напролом вслед за путеводными искрами, раскидывая тварей не хуже, чем кабан тех ратников.

Посеребрённые клинки мелькали в руках, принося смерть. Я честно ожидал от сбежавшихся тварей большего, или мы успели раньше, чем все остальные? Может быть. Сорок вёрст ещё нужно пробежать, и даже у самых прытких чудищ на это уйдёт добрые полтора — два часа. Вот прыткие нас и настигли наравне с местными.

Оставшиеся полверсты мы преодолели на одном дыхании. А цветок привёл нас к большому полукруглому зданию, сделанному из жести и бетона. Раньше его не было, но это неважно. Я с разбегу ударил плечом в большую железную калитку, норовя выбить, но та не поддалась.

— Идём в обход.

Снот стоял в углу ангара, наблюдая за происходящим, а происходило вот что. На большом железном столе лежала девушка, которую пожирательница притащила сюда из центра социализации. Девушка была обнажена и привязана к столу кожаными ремешками. Во рту виднелась грубо затолкнутая тряпка, отчего вместо слов и плача у неё получалось только мычание. Крупные слёзы стекали по щекам на блестящую жесть, в которой отражались многочисленные длинные лампы дневного света, подвешенные на тросиках под потолком.

Рядом со столом стояли двое — сама пожирательница и тот мужчина в дорогом костюме и красном галстуке, который требовал найти беглянку. Мужчина повысил голос, показывая на пленницу.

— Это не та шлюха! Вы кого мне притащили, дебилы долбаные?

Сальпа молча посмотрела на сжавшегося в ужасе гоблина, а потом положила руку на плечо мужчине.

— Это не есть важно. Ты будешь вонзил в её сердце нож. Ты будешь принёс жертву владыке. Это будет знак верности.

— Вы с ума сошли! Я не буду никого убивать! — заверещал чиновник, зло скинув с плеча руку Сальпы. — И где он, ваш владыка?! Я ни разу не видел его!

— А тебе так нужно меня видеть? — пронёсся по складу сильный и чистый голос, от которого сердце гоблина затрепетало.

Из тёмного угла вышел высокий человек в белоснежной одежде. Всё в его костюме выдавало величие, и брюки с идеальными стрелками, и небрежно расстёгнутая шёлковая рубашка, и блестящие ботинки из белоснежной кожи. Волосы его, подхваченные сзади и собранные в хвостик, были не то седые настолько, что выглядели серебристыми, не то сами по себе такого цвета. Серые глаза с хитринкой, смотрели на бунтаря из-под серебристых бровей, казавшихся неуместными на молодом лице.

— Я предпочитаю договариваться без посредников, — произнёс чиновник.

— Боишься обману? — спокойно спросил владыка и поднял руку. В неё со стола скользнул нож. — Ты хотел богатств? Все те магазины уже твои. Ты хотел власти? Я убил тех, кто тебе мешал. Теперь твоя очередь. Нужно просто дать клятву на крови.

Владыка разжал ладонь, и нож медленно всплыл над ней, повернувшись рукояткой к чиновнику, а потом плавно приблизился к нему же.

— Чик, и всё, — хитро произнёс повелитель и подмигнул человеку.

— Но это не та, — скривившись и уставившись на нож, пробубнил тот.

Гоблин ухмыльнулся. Сразу видно, что человек не хочет пачкать руки кровью. Но придётся, иначе Сальпа свернёт ему башку. Пикнуть не успеет. Он просто ещё не видел настоящий облик пожирательницы, иначе бы уже наложил в штаны.

— Как сказала моя дорогая помощница, это уже неважно. Ты просто будешь первым, кто присягнёт. Будешь моим наместником.

Владыка ещё немного смотрел на чиновника, а потом перевёл взор на Сальпу, развернулся и неспешно пошёл к дальнему углу.

— Две жертвы для ритуала лучше одной, — бросил он, бесшумно растворяясь в воздухе, и нож со звоном упал на бетон, заставив гоблина вздрогнуть.

Как только владыка исчез, пожирательница схватила чиновника за волосы и приподняла над полом.

— А-а-а, сука, пусти! — завопил мужчина, задёргав ногами. — Пусти!

Сальпа, не обращая внимания на крики, поудобнее перехватила жертву, а затем быстро опустила, подставив колено. Крик превратился в отрывистые всхлипывания и попытки глотать воздух ртом. Из штанины мужчины потекла моча, как бывает, когда перебит позвоночник. Сам он упал кульком у ног пожирательницы, скребя бетон ногтями. А убийца спокойно подошла к одному из ящиков и достала из него чёрный кристалл, похожий на тот, что был у Снота, но величина у него как у бутылки на цельный добрый аглицкий галлон, что почти пять литров. Она отряхнула с него шарики пенопласта и вернулась к столу, положив артефакт на край.

Гоблин нахмурился. Если маленький кристаллик создаёт полог, мешающий использовать технику на сто ярдов вокруг, то что может вот эта громада? Погрузить в средневековье весь город?

— Не надо, пожалуйста, — плакал чиновник, дотянувшись до ног Сальпы и вцепившись ей в штанину.

Девушка на столе тоже отчаянно мычала и трясла головой. Пожирательница сперва наступила мужчине на руку, заставив завопить ещё громче, а потом наклонилась, схватила за ворот и подняла над полом. Убийца неспешно, и даже с какой-то самодовольной улыбкой, что было неописуемой редкостью, поддела носком ботинка нож и одним рывком подкинула его, поймав рукой.

И в этот момент свет погас.

— Снот! — закричала Сальпа.

Гоблин вздрогнул и затараторил.

— Это не я, о, добрейшая. Может, ритуал уже произошёл?

Ответа из темноты не было, но зато раздался звук падения тела на пол, дополненный стонами боли и причитаниями. А ещё послышался треск рвущейся одежды.

— Добрейшая? — дрожащим шёпотом протянул гоблин и попятился, покуда не упёрся спиной в холодную стену.

Откуда-то донёсся лязг и удары чем-то тяжёлым по жести. Металл стонал от натиска. На бетон сыпались болты. Вскоре это сменилось сильным звериным рёвом, многократно отразившимся от потолка и стен. В выбитую калитку с ярким огнём в руке вошёл человек. Снот сразу его узнал. Это тролл киллер.

Гоблин оглянулся в поисках Сальпы, но кроме ящиков, контейнеров, стола с голой девкой и стонущего чиновника, ничего не видел. Разве что лохмотья на полу валялись.

— Фак, — выругался Снот и осторожно-осторожно, бочком, начал двигаться к ближайшему стеллажу с коробками.

— Вот она, — произнесла зашедшая вслед за тролл киллером девушка.

Гоблин её тоже узнал. Ещё бы не узнать эту бешеную сучку, постоянно путалась под ногами, прибывая на место диверсии раньше всех.

И змеиноглазую помощницу тоже узнал. А вот чародей с разрядами молний вокруг пальцев был новеньким, но это не значило, что он безобидный. Наоборот — тёмная лошадка. От этого гоблину захотелось ещё раз выругаться. Сальпа будет с ними долго возиться, опять рассвирепеет и изобьёт. Это она делала с каменным выражением лица, но долго и сноровисто, не позволяя сдохнуть.

А если не победит? Снот сжал кончики ушей и зажмурился. А если в самом деле не победит? Лучше уж тролл киллер оплеух навешает, чем пожирательница. Сейчас не времена инквизиции, на костре не сожгут. А если он закричит с поднятыми руками, что сдаётся, то пощадят. Да, пощадят.

Тролл киллер застыл у входа и долго вглядывался во тьму. Он чуял ловушку. Он тоже зверь. Но что будет, если два зверя сойдутся в поединке?

Снот чуть не ахнул, когда заметил едва различимое шевеление на потолке прямо над головами. Он прикусил губу, стукнул себя по голове, а потом закричал, что было сил.

— Верх! Лук ап!

Тролл киллер даже не глянул. Вместо этого он оттолкнул от себя боевую девчонку, а потом присел и стиснул посильнее меч. Сияющий как светодиодный фонарик цветок упал на пол. А сверху со скрежетом, похожим на трение пенопласта по стеклу, но в сотни раз превосходящим его по громкости и противности, рухнула восьмилапая мохнатая туша. Четыре похожие на лезвия косы жвала распахнуты, стремясь разрезать тело новой жертвы.

— Мама! — завопила девчонка-охотница, отползая в сторону.

Секунду спустя она развернулась на спину и вытянула руку с пистолетом, но два выстрела, сделанные в гигантскую сольпугу, не принесли никакого результата. Пожирательница лишь сделала выпад в сторону тролл киллера и быстро умчалась. Её целью было иное, и она достигла этого, размазывая одной из лап цветок по бетону, и возвращая склад во мрак. На полу остались лишь тлеющие тусклыми угольками лепестки.

— Сука! — выругался тролл киллер, а потом цыкнул на бурчащую охотницу и молодого мага, который шумно засопел.

Все разом замолчали. Снот тоже затих, поёжившись. Ведь пожирательница могла прийти по его душу, как к предателю. Каждый шорох в темноте пробирал до мурашек.

— Покажись, тварь! — закричал тролл киллер. — Гляну на тебя, перед тем, как сдохнешь.

Темнота ответила нестерпимым визгом, источник которого перемещался из стороны в сторону, а потом всё резко стихло. Тлеющие лепестки отразились на стали, и было заметно, что тролл киллер взмахнул мечом, отбивая удар длинной лапы.

— Ты думаешь, что тьма твой дом? Ты думаешь, она тебя спасёт? Я слышу каждый твой шаг.

Снот вспомнил имя киллера — Ярополк. Тот помог встать девушке-охотнице и снова сделал взмах клинком, но ничего не настиг. На этот раз Сальпа-пожирательница не пряталась, и когти на её лапах царапали бетон, а недовольный скрежет, заменявший ей сейчас голос, был похож на зловещий шёпот.

А ещё за стенами склада слышались шумы.

— Ты думаешь, что ты умнее? Ты просто тупая страховидла.

Ярополк, шаркая через раз ногами, направился к середине склада. Он держал клинок перед собой так, что остриё почти касалось пола. Снот был смутно знаком с боевыми приёмами и в старой доброй Англии эта стойка называлась «глупец» и призвана она выманить врага обманчивой беспечностью. Как она называлась у рашей, он не знал, но меч — всегда меч.

Сальпа прыгнула с какого-то стеллажа, намереваясь достать наглеца, но напоролась на быстро подставленный клинок, скользнувший по изогнутым жвалам, не уступающим по длине этому клинку, а следом ей в морду грохотнул выстрел. Хотя это не сильно помогло, лишь разозлило пожирательницу. Восемь чёрных глаз, словно вырезанных из обсидиана, блеснули в свете тусклого огонька, и убийца исчезла во мраке, продолжив свой танец смерти.

А склад наполнялся шорохом, топотом и шёпотом. Что-то падало, что-то скреблось, что-то стонало и урчало. Было заметно, как к лепестку протянулась тонкая длинная лапка, которая ухватила его и поднесла к сморщенной, почти обезьяньей мордочке. Создание понюхало лепесток и брезгливо отбросило догорать на бетоне.

Громыхнуло, и жестяная крыша склада застонала под огромным весом непонятного создания. И гоблина сильно затрясло от страха. Он был везунчиком. Но сейчас его чутьё не подсказывало ровным счётом ничего. Лишь мрак, гомон и твари.

Казалось бы, почему маг не сотворил колдовской фонарь, но если волшебный цветок погрузил во тьму целый город, то пробиться со светом через его мощь может только очень сильный чародей.

— Ты думаешь, ты победишь? Ты ошибаешься! — подложил Ярополк, на мгновение застыв, а потом бросившись с клинком, чтоб отбить атаку Сальпы на девушку с винтовкой. — Раздавила ни в чём не повинный одуванчик! Развеяла чары моего друга! Разве это победа?

Гоблин сглотнул. Маг был силён. Может быть, даже ровня архимагу Соснову. Он просто юн и неопытен. И наверняка выдохся, поддерживая свет.

— Ты думаешь уничтожишь нас, как ту беззащитную берегиню? Думаешь, что я тоже слаб? Тогда я был один, — произнёс Ярополк, затем почти перешёл на шёпот. — Сейчас же нас тысячи.

Секунда тишины надавила на нервы сильнее, чем крик. А яркий свет волшебного цветка, рывком извлечённого из-за пазухи, ударил по глазам.

Проморгавшись, Снот увидел четвёрку охотников и замершую в двух десятках ярдов от них Сальпу. Но больше всего поразило то, что все стены, стеллажи и ящики были облеплены дикими духами, пристально наблюдающими за вожделенным источником силы.

— Я отдам цветок папоротника первому встречному, как только эта тварь падёт! — закричал Ярополк, задрав руку с колдовским огнём вверх.

Секунда молчания и тишины оборвалась оглушительным рёвом, и волна клыков, когтей и шипов обрушилась на пожирательницу. Это не городские духи, знающие, кто такая Сальпа, и опасающиеся её. И это не падальщики, крадущиеся по следам сильных, и пожирающие остатки битвы в их тени. Это дикая лесная нечисть, не ведающая страха, не знающая отказа своим желаниям.

Скрежет громадной сольпуги, чьи лапы в размахе достигали добрых шести ярдов, а тело, что джип, потонул в многоголосом вое. Убийца даже не пыталась уничтожить каждого, попросту разбрасывала их в разные стороны, как жук, брошенный в муравейник, раскидывает наседающих муравьёв.

Снот упал на колени и прикрыл голову руками, боясь, что попросту растопчут. И так он смотрел на бойню. А жвалы Сальпы начали разрезать пополам самых надоедливых, заливая бетонный пол разноцветной кровью. Но сотни и сотни разных тварей, которых и описать не получалось толком, бросались на неё снова и снова. Гоблин как-то видел в старом журнале картину средневекового художника. Кажется, она называлась «Ад Данте», и вот сейчас здесь творилось что-то похожее. Сплошное мельтешение лап, морд, хвостов и крыльев.

Было и другое сравнение, игровое. Он видел такое через витрину компьютерного магазина — атака зергов на лагерь неприятеля. Вот на пол отлетели чьи-то когтистые лапы. Вот волчья голова покатилась, оскалив зубы и высунув язык. Вот какая-то мелочь, похожая на нетопыря с руками, задёргалась, путаясь в собственных потрохах. Отлетели и две лапы самой пожирательницы, судорожно сгибаясь и разгибаясь рядом с гоблином.

И среди этого ада к столику с жертвой быстрым шагом подошёл Ярополк. Твари обходили его стороной, словно свой он был.

— Дима! — перекрикивая шум бойни, позвал он товарища, — хватай девушку! Я мужчину вынесу! Соколина, режь ремни! Только не бойтесь! Все они чувствуют страх!

— Ага, не бойтесь, — ответила охотница, подбегая к столу и поддевая ножом крепежи, но её едва слышно. — Сука! — прокричала она, когда стальная дверь слетела с петель и внутрь ворвался тот вепрь.

Но кабан, не обратив на людей никакого внимания, бросился в гущу схватки. Сальпа, поскальзываясь на трупах и крови, подпрыгнула вверх и приземлилась на холку зверю. Хелицеры сомкнулись на шее, перерубая артерии и ломая позвоночник. В разные стороны хлынули галлоны тёмной крови.

Туша упала набок и начала дёргаться. Нечисть бросилась в стороны, оставляя залитую кровью и сильно раненную Сальпу в центре широкого круга. Только смотрели не на неё. И даже не на Ярополка. Гоблин посмотрел сквозь пальцы на выломанный вход и сразу же пополз поближе к охотникам, так как из ночной тьмы сунулась морда дракона. Того самого, краснокнижного, что в тупике метро жил. Создание застыло, разглядывая, а потом распахнуло пасть, заревело и бросилось на паука.

Сальпа не стала ждать, прыгнув в атаку. Она вцепилась в морду крылатой рептилии, которая величиной с небольшой самолёт, и повисла, словно бульдог на морде быка. И дракон так же, как бык, начал бить головой о бетон, норовя раздавить паука, при этом рыча и плотно зажмурившись. Длинный хвост и концы крыльев осатаневшего ящера сносили стеллажи и мяли контейнеры, крошили ящики и разбрасывали неосторожную мелочь в разные стороны.

— Да когда ж ты сдохнешь, сука! — закричал Ярополк и бросила к дерущимся.

Всю его фигуру окутало блёклое пламя, а остриё меча раскалилось докрасна. И это самое остриё вошло прямо в спину паука, продолжая раскаляться, пока охотник сам не вытерпел жара и не выпустил меч из руки. Сальпа заверещала, как никогда до этого, а потом вдруг замолчал и обмякла.

Дракон ещё раз ударил её о пол, потом наступил крылом, похожим на крыло летучей мыши, и дёрнул, разрывая пополам. А затем рептилия распахнула пасть и победно заревела.

Ярополк наклонился, положил перед ящером сияющий цветок и попятился к своим друзьям. Только дурак будет оспаривать право дракона на добычу. А дракон немного подвинулся вперёд и улёгся у цветка папоротника, как усталый и побитый пёс. Даже вздохнул так же.

И снова затишье. Нечисть недовольно шипела, урчала и шепталась меж собой. Плакала обнажённая девушка-жертва, у которой вынули кляп. Стонал чиновник с перебитым позвоночником.

А потом раздались хлопки ладней.

— Молодец, братец! Опередил меня, шельмец! — раздался сильный голос, и все поглядели на выломанную дверь.

Там стоял высокий воин в полной экипировке с шевроном Сварога на рукаве и автоматом на плече. Глаза его горели оранжевым огнём прямого контроля со стороны сильного бога.

— Мы незнакомы, — ответил Ярополк, стиснув покрепче кастет.

— Я не с тобой говорю, — ухмыльнулся воин.

— А с кем же?

— Со мной!

Из-за туши кабана, шлёпая босыми ногами по залитому кровью полу, вышла девочка оборотень. Снот раньше видел её вместе с тролл киллером. Но сейчас и её глаза горели огнём. Только зелёным.

— Не бойся, Ярополк, я верну это тельце в целости-сохранности. Оно только спрячет кое-что кое-куда.

Девочка подошла к столу и подхватила большой кристалл, затем резко развернулась и направилась к выходу, а проходя мимо воина, ухмыльнулась.

— Что происходит?! — воскликнул ей вслед Ярополк.

— Не твоего ума дело! — ответила девушка, взмахнув рукой. — И не вздумай пытать Муркину. Я сотру ей память о случившемся за последние сутки.

— Сейчас расскажу, — улыбнулся воин, словно решил взять реванш в этом споре бессмертных. — Вы заслужили.

Девочка-оборотень вздохнула, а потом исчезла в ночи.

— Это Велес, — показал на выход воин. Толмач подсказал, что он в чине майора. — Тот ещё ворчун, но старику в возрасте многих и многих тысяч лет сие простительно. А я Сварог. Сейчас я занял тело сотника своей дружины. Не люблю так делать, но сейчас по-другому никак.

Ярополк и его друзья, да и сам Снот, замерли, внимательно слушая откровение одного из высших.

— Вы знаете, что боги могут иметь несколько воплощений, — произнёс он, не спрашивая, но утверждая. — Так, богиня Луны и ночи Дивия тоже имеет воплощение. Оно… Сейчас подберу подходящее сравнение. Оно автономно. И очень обидчиво. Звать его Месяц Месяцович.

После этих слов Соколина тихо хихикнула, за что удостоилась улыбки божества.

— И он взбунтовался, решив, что его обделили при дележе власти. Решил сам себе кусок урвать. Парень неглупый, многое сумел провернуть. Например, вот такую техноблокаду придумал. Но до старших ему далеко. Вот и решили мы его на место поставить. Но любое наше прямо вмешательство оказывает сильное влияние на Явь. Может даже порвать полотно причины-следствия. Помнишь поговорку, не боги горшки обжигают? Потому нужно было поломать планы, сделав всего пару ходов и расставив некоторых ключевых персонажей по местам. Поэтому после тщательных дум дали толчок множеству событий. Но не радуйся, Ярополк, ты не единственный, кого привлекли. Просто ты единственный, чья линия сработала, дав нужный результат.

— И для этого меня прокляли тысячу лет назад?

— Нет, — Сварог расхохотался. — Ты проклят не поэтому. Но тебя использовали, заставив выйти из леса. Всего-то нужна была одна спичка в руках пьяного грибника. Дальше вы сами. Мы просто просчитали вероятности событий. То, что Гореслава поведёт тебя к людям, было девять из десяти. То, что Соснов возьмёт тебя на работу в охотники на нечисть — десять из десяти. Он бы ни за что не упустил такого. Пришлось вмешаться только два раза.

— Алёна, — произнёс Ярополк.

— Да. Вернули ей родовую память и немного подтолкнули лунатизм.

— Так она действительно из того рода?

— Да, — улыбнулся Сварог.

— А второй раз — приворот?

— Тоже верно. Нужно было защитить Всеволода от Петли Новолуния. Если бы древний вампир попался в неё, вам пришлось бы очень туго.

Ярополк вздохнул и задал вопрос.

— Зачем Велесу камень?

— Не знаю, — с улыбкой ответил Сварог. — Может, заповедник решил защитить?

— А Перун тут при чём?

— А может, у него в том заповеднике тайный полигон. Мне это тоже неизвестно, — усмехнулся воин. — Знаю точно, что Месяцович на некоторое время притаится. Все довольны. Все цели достигнуты.

— Значит, я лишь мелкий пёс на поводке? — с горькой ухмылкой спросил Ярополк.

— Ну, не такой уж и мелкий, — улыбнулся Сварог. — К тому же, своей цели я пока не достиг.

— И чего надобно тебе?

— Под ногами целый подземный город. Он неинтересен солнечным и лунным божествам, кроме Месяцовича, конечно. Неинтересен он и лесным владыкам. Простым людям он не дастся — слишком крепкий орешек. А вот мне заняться так будет чем. Но помнишь? Не боги горшки обжигают. Я сам не могу, а дружина — всего лишь люди. Поэтому хочу создать небольшой отряд из тех, кто может немного больше простого человека. А дальше она сама.

— Кто она?

— Колдовская гвардия, — улыбнулся Сварог. — Возглавишь?

— Я подумаю, — ответил Ярополк и поглядел на замершего рядом Снота. — Решу несколько задачек, и отвечу.

— Я не тороплю.

Воин улыбнулся и закрыл глаза. А когда открыл, то они были обычные, человеческие. Это значило, что бог ушёл из тела.

Сотник несколько раз моргнул, обвёл взглядом разгромленный склад и произнёс.

— Я не слышал, о чём вы разговаривали, но имею инструкции. Всё зависит от вашего ответа…

Скаль, вождь гоблинов сидел, окружённый приближёнными воинами, многочисленными рабами и любовницами, на своём троне и ел вяленую крысу. Он любил такую, слегка натёртую чесноком и в меру солёную. Он ел и кидал огрызки в раба, который держал графин с водой. А когда в дверь с силой постучали, закричал на весь тронный зал — спортзал в заброшенной школе. Они только недавно перебрались в неё.

— Какая сволочь посмела меня беспокоить?!

Дверь с грохотом распахнулась. По полу со звоном поскакала задвижка, и внутрь вошла эльфийка. Самая настоящая. Остроухая, зеленоглазая, с древними родовыми цацками. Она несла в руке испачканный рюкзак, при виде которого Скаль икнул, предвидя неприятности — рюкзак пожирательницы. Следом за ней появился тролл хантер собственной персоной, скрестив руки на груди и прислонившись к косяку с ухмылкой на лице. А ещё показались испуганно-любопытные не то лица людей, не то мордочки косуль, выглядывавших из-за спины воина. Там же был и Снот, отданный в рабство Сальпе.

Эльфийка на полном ходу замахнулась и ударила опешившего вождя по голове рюкзаком.

— Прочь, падаль.

— Да, о, добрейшая и светлейшая, — протянул вождь гоблинов, упав на колени и отползая в сторону.

Рюкзак Сальпы можно было получить только одним способом — убив её. А с убившими пожирательницу спорить себе дороже.

Эльфийка развернулась, развела в разные стороны руки и произнесла.

— Теперь я, Гореслава из Лютолесья, ваша богиня и госпожа.

Новая повелительница подняла взор на тролл хантера и озорно подмигнула…