Я хорошо сознаю все зло моих предков, потому что я и эти люди – одно. Равновесие очень и очень хрупко. Я знаю, немногие из вас, тех, кто читает эти слова, когда-либо думали о своих предках так, как я. Вам никогда не приходило в голову, что ваши предки выжили наперекор обстоятельствам, и само выживание потребовало от них диких решений, непроизвольной, необузданной жестокости, жестокости, которую с таким трудом подавляет в себе цивилизованное человечество. Какую цену согласны вы платить за такое подавление? Примете ли вы со смирением собственный уход?

(Похищенные записки)

Одеваясь утром первого дня своей службы, Айдахо постарался стряхнуть с себя следы ночного кошмара. Он просыпался от него дважды и оба раза выходил на балкон, смотрел на звезды, а сон продолжал реветь у него в ушах.

Женщины… безоружные женщины в черных доспехах… надвигались на него с диким бессмысленным криком, как чудовищная шайка разбойников… они размахивали руками, влажными от алой крови… когда они набросились на него, то обнажили в страшных улыбках огромные острые клыки!

В этот момент он просыпался.

Утренний свет не сгладил тягостное впечатление от ночного видения.

Ему отвели комнату в северной башне. С балкона открывался вид на дюны и дальнюю скалу с глинобитными домиками у ее подножия.

Глядя на эту сцену, Айдахо застегнул тунику.

Почему Лето набирает в свою армию только женщин?

Несколько хорошеньких Говорящих Рыб предложили своему новому командиру провести с ними ночь, но он отказался. Не подобает Атрейдесам завоевывать верность слуг сексом!

Он осмотрел свою одежду: черная форма с золотыми шевронами и красным ястребом на левой стороне груди. Это по крайней мере знакомо. Но нет ни знаков различия, ни чина.

– Они знают вас в лицо, – сказал Монео.

Странный маленький Монео.

Эта мысль несколько подняла настроение Айдахо. По размышлении он решил, что Монео вряд ли можно назвать маленьким, в росте он не уступал Айдахо. Он подавлен, да, но маленьким его не назовешь. Он не меньше, чем я. Монео был словно погружен в себя и очень… собран.

Айдахо оглядел свои покои – при его равнодушии к комфорту это было настоящее сибаритство – мягкие подушки, приспособления, вделанные в стены, покрытые панелями из полированного дерева. Ванна была украшена голубыми плитками, под душем и в ванне могли одновременно мыться не меньше шести человек. Все так и говорило о распущенности и лени. Это была квартира, подходящая для того, чтобы вспомнить о всех возможных удовольствиях и радостях жизни.

– Умно, – прошептал он.

В дверь вежливо постучали, и женский голос произнес:

– Командир? Здесь Монео.

Айдахо бросил еще один взгляд на выжженную солнцем скалу.

– Командир? – Голос прозвучал громче и настойчивее.

– Войдите, – отозвался Айдахо.

Вошел Монео и закрыл за собой дверь. Туника и брюки на нем были ярко-белого цвета, что вынуждало при встрече сразу обращать внимание на лицо. Монео оглядел комнату.

– Вот куда они вас поместили. Проклятые женщины! Полагаю, что они думали, что делают для вас благо, но могли бы подумать и лучше.

– Откуда вам известно, что мне нравится? – спросил Айдахо. Не успев закончить вопрос, он оценил его глупость.

Я не первый Дункан Айдахо, которого видит Монео.

Монео бесхитростно улыбнулся и пожал плечами:

– Я не хотел обидеть вас, полковник. Вы сохраните эту квартиру?

– Мне нравится вид.

– Но не обстановка. – Это был не вопрос, а констатация факта.

– Ее можно заменить, – сказал Айдахо.

– Я позабочусь об этом.

– Мне кажется, вы пришли, чтобы рассказать мне о моих обязанностях.

– Я сделаю это, насколько смогу. Я знаю, что все, что здесь происходит, покажется вам поначалу очень странным. Эта цивилизация глубоко отличается от той, к которой вы привыкли и которую знали.

– Это я уже вижу. Скажите, как… умерли мои предшественники?

В ответ Монео пожал плечами. Кажется, это был его излюбленный жест, в котором не было и намека на растерянность или незнание.

– Он не смог избежать последствий своих решений, – ответил Монео.

– Уточните.

Монео вздохнул.

– Его погубил мятеж. Вам нужны подробности?

– Они будут для меня полезны?

– Нет.

– Сегодня я потребую полный отчет об этом мятеже. Но сначала о другом: почему в армии Лето нет мужчин?

– Есть – вы.

– Вы же понимаете, что я имею в виду.

– У Лето любопытная теория об армиях. Я много раз обсуждал ее с ним. Но не хотите ли позавтракать до моих объяснений?

– Нельзя ли совместить эти два дела?

Монео обернулся к двери и произнес только одно слово:

– Сейчас!

Эффект поразил Айдахо. В комнату буквально ворвалась группа Говорящих Рыб. Две из них извлекли из-за стенной панели раскладной стол и стулья и вынесли их на балкон. Остальные сервировали стол на двоих. Другие принесли блюда – свежие фрукты, горячий рулет и дымящийся напиток, пахнущий кофе и Пряностью. Все это было сделано молча и настолько стремительно, что стало ясно, что у этих женщин большая практика в подобных делах. Не говоря ни слова, женщины, сделав свое дело, удалились.

Через минуту ошеломленный Айдахо уже сидел за столом напротив Монео.

– И так каждое утро? – спросил Дункан.

– Да, если вы этого пожелаете.

Айдахо попробовал напиток – кофе с меланжей. Узнал он и фрукт – сладкую дыню с Каладана – парадан.

Моя любимая дыня.

– Вы неплохо меня знаете, – сказал он.

Монео улыбнулся:

– Теперь о ваших вопросах.

– И любопытной теории Лето.

– Да, он считает, что чисто мужская армия создает опасность для своей гражданской базы, которая ее поддерживает и питает.

– Но это же сумасшествие! Без армии не будет…

– Я предвижу ваш аргумент, но он говорит, что мужская армия есть пережиток скринирующей функции, переданной нескрещивающимся самцам доисторического стада. Он говорит, что это очень любопытный и упорный факт, заключавшийся в том, что старшие самцы всегда посылали в битвы более молодых.

– Что такое скринирующая функция?

– Это те, кто всегда находится за периметром опасности, защищая ядро размножающегося стада – то есть производителей самцов, женщин и детей. Это те, кто первым встречает хищника.

– Но… почему это создает опасность для гражданского населения?

Айдахо откусил кусок дыни и нашел ее восхитительно спелой.

– Господь Лето говорит, что в отсутствие внешнего врага чисто мужская армия всегда обращается против своего населения. Всегда.

– И борется с другими мужчинами за женщин?

– Возможно, но он полагает, что не все так просто.

– Я не нахожу эту теорию любопытной.

– Вы еще не до конца меня выслушали?

– Есть еще что-то?

– О да. Он говорит, что чисто мужская армия склонна к гомосексуализму.

Айдахо в упор посмотрел в глаза Монео.

– Я никогда…

– Естественно, нет. Имеется в виду сублимация энергии, ее отклонение и все остальное.

– Что остальное? – Его охватил гнев, в выпадах Лето он почувствовал угрозу своему мужскому самоуважению.

– Юношеские отношения – мальчики, живущие вместе, шутки, предназначенные для того, чтобы причинить боль, верность только своей казарме и полку… ну и все в таком же роде.

– И что вы об этом думаете? – холодно осведомился Айдахо.

– Я вспоминаю себя в тех условиях. – Монео отвернулся и посмотрел на расстилавшийся перед ними вид. – И думаю, что он прав. Он же сам каждый солдат в мировой истории. Он предложил мне целую галерею выдающихся военных, которые в своем развитии застыли на стадии подростка. Я отказался от предложения, но внимательно вспомнил собственную историю и свои характерологические особенности.

Монео посмотрел в глаза Айдахо.

– Подумайте об этом, полковник.

Айдахо очень гордился своей честностью, и это больно ударило его, как бумеранг. Культ юности и детства воспитывается армией? В этом зерно истины. Даже в его опыте есть доказательства тому…

Монео кивнул.

– Гомосексуализм, латентный или иной, поддерживает эти условия, которые можно назвать чисто психологическими, заставляет людей в армии искать боли и причинять ее другим. Господь Лето говорит, что этот обычай уходит корнями в обряды инициации доисторических времен.

– Вы ему верите?

– Я – да.

Айдахо взял еще кусок дыни – на этот раз она показалась ему совершенно безвкусной, и он отложил кусок в сторону.

– Мне надо подумать над этим, – сказал Айдахо.

– Конечно.

– Вы совсем ничего не едите, – сказал Айдахо.

– Я встал еще до рассвета и позавтракал, – произнес Монео. – Эти женщины постоянно стараются меня соблазнить.

– Им это удается?

– Время от времени.

– Вы правы, я тоже нахожу эту теорию любопытной. Есть в ней еще что-нибудь?

– Господь Лето говорит, что когда армия вырывается из гомосексуально-юношеской узды, она становится склонной к изнасилованиям. Изнасилования часто сочетаются с убийствами, а это уже не поведение, призванное обеспечить выживание.

Айдахо нахмурился.

Губы Монео искривились в жесткой усмешке.

– Господь Лето говорит, что только дисциплина Атрейдесов и моральные ограничения позволяли в ваше время избегать самых худших эксцессов.

Айдахо глубоко вздохнул.

Монео откинулся на спинку стула и вспомнил слова, некогда сказанные Богом-Императором. «Не имеет значения, насколько сильно и страстно мы ищем истины. Несмотря на это, знание правды может оказаться очень горьким и неприятным. Мы не слишком хорошо относимся к Вещателям Истины».

– Эти проклятые Атрейдесы! – в сердцах воскликнул Айдахо.

– Я – Атрейдес, – просто сказал Монео.

– Что? – Айдахо был потрясен.

– Его селекционная программа, – заговорил в ответ Монео. – Я уверен, что на Тлейлаксу вам говорили о ней. Я – прямой потомок от брака его сестры и Харка аль-Ада.

Айдахо подался вперед.

– Тогда скажи мне, Атрейдес, чем женщины как солдаты лучше мужчин?

– Им легче взрослеть.

Айдахо в изумлении тряхнул головой.

– Сама природа толкает их к ускоренному созреванию, – сказал Монео. – Как говорит Господь Лето: «Выносите девять месяцев ребенка в своем чреве, и это изменит вас».

Айдахо откинулся назад.

– Что он может об этом знать?

Монео ничего не ответил, просто посмотрел на Айдахо непонимающим взглядом, и тут Дункан вспомнил о множественной живой памяти Лето – который был одновременно мужчиной и женщиной. Монео понял это, вспомнив еще одно изречение Бога-Императора: «Твои слова зажгли на его лице то выражение, которого ты добивался».

Молчание затянулось, Монео откашлялся и заговорил первым:

– Огромная память Господа Лето заставила замолчать и меня.

– Он честен с нами? – спросил Айдахо.

– Я ему верю.

– Но он делает так много… Я имею в виду селекционную программу. Как долго она продолжается?

– С самого начала. С того дня, как он отнял проведение программы у Бене Гессерит.

– Чего он хочет от своей программы?

– Мне бы очень хотелось это знать.

– Но ведь вы…

– Я – Атрейдес и первый адъютант, это так.

– Но вы не убедили меня, что женская армия лучше мужской.

– Женщины продолжают род.

Наконец-то гнев и растерянность Айдахо нашли свой объект.

– Так, выходит, то, чем я занимался с ними первую ночь, – тоже селекция?

– Возможно, Говорящие Рыбы не предохраняются от беременности.

– Будь он проклят! Я же не животное, которое можно передавать из стойла в стойло, как… как…

– Жеребца, хотите вы сказать?

– Да!

– Но Господь Лето не хочет следовать примеру тлейлаксианцев и заниматься генной хирургией и искусственным оплодотворением.

– Как тлейлаксианцы получили…

– Они сами – объект изучения. Это вижу даже я. Их Танцующие Лицом – мулы, колония организмов, а не люди.

– Эти другие… я… мои копии… они тоже были племенными жеребцами?

– Некоторые были. У вас были потомки.

– Кто?

– Я один из них.

Айдахо уставился на Монео, внезапно растерявшись от такого родства. Он не понял, как такое вообще может быть. Монео же намного старше его… Но я? Кто из них в действительности старше? Кто из них предок, а кто потомок?

– Иногда у меня самого бывают трудности такого рода, – признался Монео. – Господь Лето говорит мне, что вы – не мой потомок в обычном смысле этого слова. Но вы – отец некоторых из моих потомков.

В ответ Айдахо только ошеломленно покачал головой.

– Иногда мне кажется, что до конца понять эти вещи может только сам Бог-Император, – сказал Монео.

– Вот это другое дело, – согласился Айдахо. – Такие дела – это промысел Божий!

– Господь Лето говорит, что он создал святую непристойность.

Это был вовсе не тот ответ, на который рассчитывал Айдахо. Он ненавидит своего Бога-Императора! Нет, он его боится. Но разве мы не ненавидим тех, кого боимся?

– Почему вы в него верите?

– Вы хотите спросить, разделяю ли я народную религию?

– Нет! Я хочу знать, разделяет ли ее он сам?

– Да, я так думаю.

– Почему? Почему вы так думаете?

– Потому что он говорит, что не желает больше создавать Танцующих Лицом. Он настаивает на своем человеческом происхождении, говорит, что если бы он когда-то вступил в брак, то у него было бы обычное потомство.

– Но какое все это имеет отношение к программе и к его божественности?

– Вы спросили меня, во что он верит. Я думаю, что он верит в случай. Я думаю, что он действительно Бог.

– Но это же суеверие!

– Учитывая обстановку в Империи, это очень смелое суеверие.

Айдахо уставился на Монео горящими глазами.

– Вы проклятые Атрейдесы! – процедил он сквозь зубы. – Все-то вы осмеливаетесь.

Монео услышал в его голосе неприязнь, смешанную с восхищением.

Дунканы всегда начинают именно так.

Загрузка...