Ты можешь Левиафана поймать удой
И прижать леской ему язык?
Проденешь ли тростник ему в нос
И проколешь ли челюсть шипом?
Станет ли он множить мольбы.
Говорить тебе умильные слова?
Заключит ли он с тобой договор,
Возьмешь ли ты его в рабы навек?
Станешь ли, как с пташкой, с ним играть?
Сделаешь ли забавой для девиц?
Или, может, продашь рыбакам?
Пробьешь ли копьем кожу ему,
А голову — рыбацкой острогой?
Подыми-ка на него свою длань,
Но запомни: ты бьешься в последний раз!
Смотри, надежда тебя предаст:
Не падешь ли ты от вида его?
Нет борца, кто бы вызвал его на бой.
Он начало Божьих путей,
Сотворен над иными царить.
Кто проникнет сквозь его чешую,
ВРАТА ЕГО ПАСТИ КТО ОТВОРИТ?
УЖАС — ЗУБОВ ЕГО БЛЕСК.
Когда он встает, дрожат силачи,
От испуга теряют ум!
Ударить его? Но не выдержит меч —
Сломится копье, и дрот, и стрела.
Железо с соломой равняет он
И с трухлявой веткой медь!
Лучник не заставит его бежать,
Он плюнет на камни пращи —
За мякину палица идет у него,
И с копьем на него не тщись!
В зарослях лотоса он лежит,
В теплом иле среди тростника,
Вздуется ли поток — не страшно ему,
Хотя бы пучина хлестала в пасть.
Не ведающим страха он сотворен.
Другого подобного в мире нет!
Я — человек-приманка. Никто не рождается, чтобы стать приманкой, за исключением разве что девушек-длинноножек. Впрочем, их профессия называется по другому. Итак я — приманка.
Как я выбрал это занятие, стоит рассказать особо — биография любого живого существа, включая и нас с вами, заслуживает нескольких слов. И вот они перед вами.
Низменности Венеры лежат между большим и указательным пальцами континента, известного под названием Рука.
Когда ваш корабль входит в Аллею облаков, атмосфера планеты, покачивая серебряными боками, подкатывается к вам без предупреждения огромным шаром. Вы прыгаете внутрь этого облачного массива с огненным хвостом, и вот уже атмосфера сама несет вас вперед, но Ремни удерживают вас от глупостей.
Затем вы изучаете Руку, избавляясь от иллюзий, и два средних пальца ее становятся дюжиной архипелагов, а остальные превращаются в серо-зеленый полуостров, потом постепенно замечаете большой палец — весьма короткий и закругленный, как хвост эмбриона, — это Мыс Рога.
Вы вдыхаете чистый кислород и начинаете долгое и утомительное путешествие по Низменности. Здесь вы пойманы, как муха, в районе Лайфлейн, расположенном между первым полуостровом и «большим пальцем». На минуту вам кажется, что вы собираетесь пропустить Лайфлейн и закрутиться, точно угорь в консервной банке, но потом уже — отбросив все метафоры — вы опускаетесь к выжженной поверхности и показываете невысокому толстому мужчине в серой шляпе медицинскую карту. Бумаги говорят, что вы не подвержены загадочным внутренним гниениям и т. п. Затем мужчина улыбается вам короткой, серой же улыбкой и направляет вас к автобусу, который увезет вас в карантин, где вы тратите три дня, доказывая, что и в самом деле не подвержены гниению и прочему.
Однако скука тоже нечто вроде гниения. Когда ваши три дня кончаются, вы попадаете вновь в Лайфлейн в еле живом от «аглицкого» сплина состоянии.
«Всемирный Альманах» о Лайфлейн: город-порт на западном берегу Руки. Служащие агентства Неземных Исследований насчитывают 85 % из числа его стотысячного населения (по переписи 2010 года). Другие жители работают в нескольких промышленных корпорациях, проводящих фундаментальные исследования: независимые морские биологи, богачи-энтузиасты, рыбаки и предприниматели.
Я обернулся к Майку Дебесу, одному из тех парней, кого «Альманах» величает предпринимателями, и сказал ему о плохом состоянии фундаментальных исследований:
— Слово изреченное есмь ложь!
Тот посмотрел на меня через очки и продолжал медленный глотательный процесс с целью завладеть моим интересом и выжать из собеседника несколько проклятий. Потом изрек:
— Ну, это как сказать!
Я мог бы ударить его или наполнить его стакан серной кислотой и смотреть с невинной радостью, как чернеют его губы и расплываются по лицу, но вместо этого сделал вид, что не понял его.
— Кто достаточно безумен, чтобы отвалить пятьдесят грандов в день?
Он покачал головой.
— Джейн Луарих, — сказал он, — кареглазая девушка с фиолетовыми контактными линзами и добрым килограммом белых зубов совершенной формы.
— Она что, рекламирует собственную улыбку или зубопротезную индустрию?
Он пожал плечами.
— Она и без того достаточно известна. Предприятия Луарих перепрыгнули шестнадцатимиллиардный рубеж, когда она выиграла Солнечный Кубок. Вы когда-нибудь играли в гольф на Меркурии?
Я играл, но не ответил ему и продолжал мысленно сжимать его глотку.
— Ну вот, — удовлетворенно произнес мой собеседник, — а она уже и счет потеряла таким матчам.
— Она что, приходит сюда с чековой книжкой и рыболовным крючком?
— Это ее дело, просто она очень хочет заполучить Икки!
— А больше ей ничего не нужно?
— Контракт на шестьдесят дней. Тенсквер. И полтора миллиона на все предприятие!
— Ты, кажется, порядочно об этом наслышан.
— Я ее менеджер. Предприятия Луарих обратились ко мне в прошлом месяце. Такие заказы здорово помогают пополнить опустевший кошелек. И их кошельки тоже, — он усмехнулся.
Я отвернулся, глотая свой горький напиток. Потом я проглотил еще какое-то блюдо и спросил у Майка, что ему, собственно, от меня нужно.
— Они приказали мне, чтобы я попытался нанять тебя, — заметил он вскользь. — Когда ты плавал в последний раз?
— Месяца полтора назад на корабле «Корнинг».
— Маленькая посудина, — усмехнулся он. — А сам под воду погружался?
— Случалось и такое.
— В последний раз это было с год назад, не правда ли? Именно тогда тебя посекло винтом «Дельфина»?
Я обернулся к нему:
— На прошлой неделе я погружался в реку под Афглофердом, где самое сильное течение в этих местах. Могу нырять хоть сейчас.
— Однако ты сдержанный парень, — сказал он.
— Приятно слышать комплимент.
— Что ж, оценка самая высокая, — заключил он. — За необычные обстоятельства ставку тебе следует повысить втрое. Будь в ангаре 16 со всей амуницией в среду в пять утра. Мы отплываем в четверг.
— А сам ты плывешь?
— Естественно!
— В каких единицах оплата?
— В земных деньгах.
— А позабористей дерьма не найдется?
— Красавицы со старушки-Земли нуждаются в необычных мехах и согласны платить за них в твердой валюте.
— Я повторяю: дрянь все эти их «твердые валюты»! Помет Икки!
— Деньги не пахнут. И думаю, ты от них не откажешься.
Я мысленно налил ему в стакан концентрированную серную кислоту, но это ничего не изменило. Оставив его наедине с его стаканом, я вышел в ночь прогуляться и подумать над его предложением.
За прошедшие пять лет было сделано примерно с дюжину попыток выловить «ихтиоформа Левиозаврус Левантус», более известного как Икки. Когда Икки впервые заметили, против него была использована стандартная китобойная техника. Она оказалась бесполезной, и был разработан новый метод. «Тенсквер» был построен богатым спортсменом Майком Джандом, который всего себя посвятил этому делу. После года, проведенного на восточном склоне, он стал банкротом. Карптон Девитс, плейбой, рыбак-энтузиаст, купивший этот огромный плот у неудачника, направился в места, где Икки выметывал икру. Двенадцать дней спустя, используя тройные удилища, он все-таки выловил, усыпил и начал поднимать на борт огромное животное. Ихтиоформ очнулся, разрушил опорную башню и, убив шесть матросов, раздолбал ко всем чертям пять помещений на «Тенсквере». Карптон получил множественные переломы бедра и уведомление о банкротстве. А «Тенсквер» поменял еще раз свой вид на менее пышный.
В конце концов большой плот был продан на аукционе для морских исследований, он был и построен только для этой одной цели. Ллойд не захотел страховать его, а единственные морские изыскания состояли в случайной аренде за пятьдесят монет в день людям, желающим попытать счастья в охоте на морского Левиафана. Я был человеком-приманкой в трех из подобных экспедиций и дважды находился достаточно близко, чтобы посчитать клыки Икки.
Я принял решение.
— Вам нужно мое присутствие для создания местного колорита. Это будет выглядеть занятно. И запомните одну вещь — если кто и добудет вам Икки — это буду я.
Я стоял на опустевшей площадке. Туманные башни Лайфлейна с каждой минутой становились все более расплывчатыми.
Береговая линия западного склона выше Лайфлейна два века назад простиралась в некоторых местах на сорок миль в море. И угол его подъема был невелик, но достигал высоты горного хребта в несколько тысяч футов, отделяя нас от Хайленда. Выше Лайфлейна простирались ровные плато, где находились частные ангары, в том числе и 16.
Ангар-16 принадлежал компании «Кэл Кэб хоппер сервис». Самого Кэла я недолюбливал, но его как раз не было поблизости, когда я выбрался из автобуса и приветливо помахал механику.
Два хоппера стояли на земле. Один из них, на котором Стив чинил карбюратор, спазматически дергался.
— Колики? — спросил я.
— Невы деление газов и изжога. — Он закрутил болты и повернулся ко мне. — А ты тоже плывешь?
Я кивнул.
Ну и дела! Ему явно было интересно порассуждать о моих грядущих приключениях. Он включил бакен и вытер свои веснушки. Температура была около двадцати градусов по Цельсию.
— Луарих, — пробормотал он. — Какие-то люди хотят тебя видеть.
— Кто это может быть?
— Репортеры, журналисты и прочие.
— Займусь-ка лучше укладкой багажа.
— Ты записан на видеокассету. Они хотят, чтобы ты пришел к ним в живом виде.
Механик направился к ангару, потом оглянулся.
— Скажи им хоть словечко. Похоже, они придумают остальное. Я сказал им, что требовалось, одно такое короткое словечко. Они, должно быть, использовали телеобъектив и умели читать по губам, потому что эту часть кассеты впоследствии никогда не показывали по телевидению.
Я бросил свое барахло на заднее сиденье, взобрался на пассажирское и закурил сигарету. Пять минут спустя Кэл появился из офиса «Кваонсет» с холодным выражением лица. Он подошел к хопперу, потом указал пальцем в сторону ангара.
— Они требуют, чтобы вы явились туда!.. Для интервью.
— Шоу началось! — крикнул я. — Если я нужен им, чтобы давать интервью, то пусть они берут себе другого человека для приманки.
Его глаза сузились, и он удалился. Хотел бы я знать, сколько ему заплатили за то, чтобы он сидел в этом ангаре и попивал свой сок.
Я полагаю, что достаточно знал Кэла. Никогда не любил этого парня.
Ночью Венера представляет собой поле черной воды. Вы никогда не определите тут, где кончается море и где начинается небо. Море похоже на молоко, налитое в чернильницу. Сначала вы видите неустойчивые извивы белого, чуть позже начинаете различать оттенки зеленого цвета, серый, затем все снова становится белым. Это значит, что наступает день с неизбежной изнуряющей жарой.
Я снял куртку еще когда мы пролетали над заливчиком. Хоппер мог брать на борт четырех человек или троих плюс снаряжение человека-приманки. На сей раз я был единственным пассажиром, а пилот отработанными скупыми движениями напоминал свою машину. Лайфлейн совершил как бы прыжок и исчез в заднем иллюминаторе, и в то же время «Тенсквер» появился в зоне видимости. Пилот перестал напевать и встряхнул головой……..
Я наклонился вперед, весь охваченный воспоминаниями. Я знал каждый квадратный дюйм этого огромного плота. Собственно говоря, я сильно сомневался, что когда-либо снова окажусь на этом неповоротливом судне. Но теперь я уже почти верю в предначертанное.
«Тенсквер» представлял собой плавучее футбольное поле, ровное, как блин, исключая лишь пластмассовый «волдырь» посередине и башни, похожие на шахматные ладьи, по бортам.
Слайдер — подвижная комната-коробка, способная двигаться и останавливаться на любом из перекрещивающихся желобков с помощью сильной электромагнитной тяги. В слайдере находится оперативная контрольная рубка. Получая радиоизлучение от генераторов позади центрального «волдыря», она была связана на коротких волнах с сонарной комнатой, где записываются движение источников сведений и сигналы передаются рыболову, сидящему перед контрольным дисплеем.
Рыбак может играть своими удочками часами, даже целыми сутками, видя перед собой один компьютер да линии на дисплее.
А когда животное замечено и внешний захват, расположенный двенадцатью футами ниже ватерлинии, выскакивает для подхвата и помогает подъемникам, только тогда рыбак видит свой улов, который поднимается к нему, как падший ангел, из тьмы глубин. В свое время Девитс заметил, что всякий, кто смотрит в пучину, должен действовать. Но сам он в тот раз не действовал, и сотни тонн невообразимого мяса, раненного и наркотизированного, порвали трос подъемника и, сокрушив систему слежения, через минуту уже скользили по «Тенскверу» прочь от рыбака.
Мы сделали круг, сели рядом с толпой, я сбросил свои вещи на палубу и спрыгнул следом.
— Приехали! — сказал пилот, когда дверь скользнула на свое место.
Махнув рукой Малверну, фактическому капитану этой посудины, я узнал, что большинство людей прибудет только через восемь часов. Они хотели, чтобы я немного побыл один. Я даже могу представить тот видеоролик, который прокручивался в мозгу моей денежной леди: «Салон судна. Портьеры, свисающие до полу, приглушенный свет. Человек-приманка спускается сюда по лестнице, оглядывается по сторонам, идет к стойке. Крупный план: он усмехается. Произносит: «Вы думаете, что уже пора и именно сейчас его можно выловить?» Смущение, молчаливое передергивание плечами. «Но почему Вы думаете, что мисс Луарих имеет лучший шанс, чем другие? Это потому, что она лучше экипирована?»
Усмешка.
— Или сегодня известно о привычках этого животного больше, чем вчера? Или, быть может, только из желания победить, стать чемпионом? Одна тут причина или сразу обе?
Ответ: «Да, обе вместе».
— Именно по этой причине вы подписали с ней договор?
— Она платит вдвойне. Я не мог бы взять этот проклятый плот сам.
Поэтому-то я здесь.
Я взбирался на каждую башню судна, проверяя контролирующие и подводные видеоглаза. Затем поднялся по главному лифту.
Малверн не осуждал, что я провожу проверку так основательно. Мы плавали вместе и раньше. Я нисколько не удивился, когда, выйдя из лифта, нашел его ожидающим меня. Следующие десять минут мы в молчании исследовали кают-компанию.
— Итак, мы устроимся здесь?
Я кивнул головой.
— Мне тоже хотелось бы, но вряд ли удастся. Эта женщина чересчур много о себе думает. Она хочет сама управлять слайдером, да вряд ли ей это удастся.
— Ты уже видел ее?
— Да.
— И давно?
— Четыре или пять лет назад.
— Тогда она была ребенком. Откуда ты знаешь, как она сможет справиться с делом?
— Я знаю. Она изучит каждую отмель и будет все время читать лоцию. Она основательно изучит любую теорию. Ты помнишь, мы были вместе, когда Икки разнес нам полплота?
— Разве можно позабыть такое?
Он почесал подбородок.
— Так вот, хоть она и способна на многое, но нас впереди ждет еще и не такое приключение.
— Может, ты и прав, но когда я знал ее, она была просто богатой ведьмой.
— И она не была блондинкой, — добавил я.
Он зевнул.
— Давай что-нибудь перекусим.
Мы так и сделали.
Когда я был молодым, то считал, что быть рожденным морским созданием — высшее благо, даримое природой лишь избранным. Ну а остальным остается лишь стремиться к этому идеалу. Я рос на побережье Тихого океана и проводил каникулы на Средиземном море. Целые месяцы я жил, торгуя кораллами и играя с дельфинами. Рыбачил повсюду, где была рыба, огорчаясь тому, что не могу побывать там, где живут эти серебристые создания. Когда я стал старше, мне захотелось ловить рыбу покрупнее, и не было в Солнечной системе существа, исключая разве что секвойю, крупнее, чем Икки.
Я положил в бумажную корзинку две хороших булочки и наполнил термос кофе… Извинившись, покинул камбуз и направился в свою каюту. Нажав несколько кнопок, я услышал знакомый голос:
— Это ты, Карл?
— Ты прав, Майк. Выдай мне какого-нибудь сока, жирная крыса!
Пока он раздумывал над этими словами, я успел налить себе третью чашку кофе и выкурить сигарету.
— Слушай, а почему это я — толстая крыса? — послышался наконец его голос…
— Просто так. Ты знаком: с этими репортерами из 16-го ангара?
- Да.
— Вот поэтому-то ты и есть толстая крыса. Понял?
— Ты не прав, — ответил Майк.
Мои последующие комментарии были прерваны, когда я нажал кнопку лифта, и словно уши слона хлопнули за мной. Я поднялся и отрегулировал лифт. Убрав боковые поручни, я спрятал их в паз. Посередине корабля я остановился на перекрестке, опустил боковые поручни и убрал продольные. Затем я скользнул на правый борт, остановился на полпути между смотровыми башнями и двинулся к электрощитку, не пролив при этом ни капли кофе.
Вспыхнул экран. Я поправил настройку и взглянул на очертания дна под судном.
— О’кей!
Подъемник не был заблокирован. Я решил поднять его над головой.
— Чисто, — прокомментировал Майк.
Я нажал на выключатель.
Человек-приманка должен сделать так, чтобы зазубрины снастей выглядели соблазняюще. Они совсем не похожи на рыболовный крючок. Кабели имеют полые шипы, которые могут закачать любую порцию наркотика в неосторожное животное. Икки хватает приманку, которую подергивает перед ним специальный процессор компьютера, затем рыбак выдвигает зазубрины.
Я поправил руками крепления на консоли, проверил готовность емкостей для наркотиков: они были еще пусты. Я нажал кнопку заполнения.
— Полны до самого горлышка, — сообщил немного погодя Майк.
Я ослабил натяжение кабеля, проверил готовность снасти перед воображаемым животным. Затем я великодушно позволил ему убежать, раскачивая подъемник, имитируя этим скорость его улепетывания.
Включился кондиционер, я снял рубашку, но все равно было очень жарко. Я знал, что жара спадет ночью, но не раньше. У меня были весьма туманные представления о расписании движения хопперов. Я не видел прибытия Джейн, иначе спустился бы к ней. Она нарушила мою сосредоточенность, сильно хлопнув дверью.
— Ты мог бы объяснить мне, кто разрешил тебе двигать с места на место слайдер? — спросила она.
— Так займись этим сама.
Я пошел, а она села на мое место. Одета она была в коричневые брюки, мешковатую блузу и волосы ее были зачесаны назад по-деловому.
Щеки ее раскраснелись, но вовсе не от жары. Она набросилась на табло с забавной торопливостью.
— Голубой сигнал, — заметила она, указав пальцем с фиолетовой краской на ноготке.
Я принужденно зевнул и медленно застегнул рубашку. Она бросила на меня косой взгляд и проверила регистры. Я же вывел изображение лота на экран. Она на секунду повернулась ко мне, возбужденно сказав:
— Красный сигнал!
Я кивнул в знак согласия.
Она работала с подъемником, демонстрируя мне свое умение. Я и не сомневался, что она прекрасно знает, что надо делать, и она тоже не сомневалась, что я не сомневаюсь.:
— Если ты хочешь знать, — сказала она, — ты не должен даже находиться поблизости от этого места. Тебя наняли только лишь как человека-приманку. Запомнил? И уж никак не в качестве оператора слайдера! Приманкой! Твоя обязанность состоит в том, чтобы спрыгнуть с плота и попасть на стол для нашего друга-монстра. Это, конечно, опасно, но ты получишь за это приличную зарплату. Есть вопросы?
Она нажала на кнопку, а я улыбнулся в ответ.
— Никаких. Но ваш покорный слуга достаточно квалифицирован, что бы танцевать у дисплея джигу, и если ты нуждаешься во мне, то я поработаю за двойную плату.
— Мистер Девитс, — сказала она. — Я вовсе не хочу, чтобы у дисплея находился нерасторопный оператор, тем более плясун джиги.
— Мисс Луарих, в игре с Икки еще не было победителей!
Она отвернулась и прервала связь. В эту минуту слайдер встряхнуло. Мы откатились метра на два назад. Она поднялась по стене, и мы снова покатились вдоль желобка.
Замедлив движение, она перевела поручни, и нас встряхнуло с лязганьем и бросило в правый угол плота. Экипаж пополз прочь от люка, когда мы подъехали к лифту.
— В будущем, мистер Девитс, не входите в слайдер без приказа, — сказала она мне.
— Не переживай, девочка моя! Я не шагну внутрь, даже если мне прикажут, — ответил я. — Я числюсь здесь как человек-приманка. Запомнила? Если тебе потребуется моя помощь, надо будет хорошенько попросить меня об этом. Запомни, хорошенько попросить!
— Посмотрим, — улыбнулась она.
Мы оставили эту тему и направились каждый в своем направлении, после того как слайдер успокоился в своем ложе.
Поздно ночью мы с Майком зашли выкурить по трубочке в каюту Мал-верна. Ветер гнал волны, упрямый стук дождя и гром над головой превратили палубу словно в жестяной барабан.
— Плохая погода, — сказал Малверн.
Я кивнул. После двух отделок, обитая деревянной плиткой и панелями из красного дерева, которые я вывез с Земли, каюта выглядела просто чудесно. Мы сидели за крошечным освещенным столиком и сквозь стекло отражались в коричневом свете сумерек.
— Как здесь хорошо!
— Что же происходит сейчас под нами в пучине в такую ночь?
Я, пуская колечки, думал об этой самой пучине. Метеорная быстрота движения внезапно проскакивающей мимо вас рыбы, покачивание огромных водорослей и зеленые тени рифов проплыли в моей памяти. Я подумал, что космический корабль в полете чувствовал бы нечто подобное, если бы космический корабль, конечно, мог что-нибудь чувствовать, пересекая миры — сверхъестественное спокойствие, мирное, как сон.
— Темным-темно, — сказал я, — и на глубине нескольких сажен отсутствует зыбь.
— Еще восемь часов — и надо идти на палубу! — сказал Майк.
— Дней через десять-двенадцать будем на месте, — заметил Малверн.
— Интересно, что сейчас делает Икки.
— Спит на дне с мисс Икки, если у него есть хоть какой-то мозг!
— Нет, мозга у него нет. Я видел древние скелетные останки, собранные на побережье.
— Костяк был в сохранности?
— …Полностью во плоти он был около сотни метров в длину. Правильно, Карл?
Я согласно кивнул.
— …И не очень большая черепная коробка для такой массы.
— Внутри ее было гораздо просторнее, чем в нашем кубрике!
Такие вещи нельзя говорить в дождь, когда мир снаружи — это только гулкая пустая палуба. Мы откинулись в креслах и выпустили потом облака дыма.
— Наша хозяйка не одобряет браконьерскую ловлю!
— Хозяйка может плыть на север, пока ее скорлупка держится на воде.
— Что она тебе сказала?
— Она сказала, что мое место на дне рядышком с рыбьим пометом.
— Ты не должен охотиться?
— Я всего лишь человек, ставящий приманку.
— Посмотрим…
— Это все, что я буду делать. Если же ей понадобится охотник, она должна будет попросить меня об этом.
— Ты думаешь, она попросит?
— Думаю, что да.
— А если попросит, ты сможешь справиться?
Многозначительно помолчав, я мобилизовал все свои душевные и профессиональные силы. Я отдал бы пару лет жизни за положительный ответ. Предположим, что, когда мы выберемся отсюда, удача станет сопутствовать нам. Но найдем ли мы Икки? А если нам удастся выловить его, то что потом?.. Если мы втянем его на палубу, то выдержит ли она? Что, если эта красотка-миллионерша сложена из более крепкого вещества, чем Девитс, который использовал для акул пневмопистолет с отравленными стрелами? Предположим, она вытащит Икки на берег и попросит Девитса, чтобы тот сфотографировал ее на фоне трофея.
…Это было, когда я поднял его выше восьмиметрового горизонта и смотрел вперед на его тело, пока оно не исчезло из поля зрения камеры, как зеленая горная гряда… эта голова, маленькая для такого туловища, но все равно огромная, жуткая и бугристая. Глаза без век горели красным огнем.
Были подсоединены свежие танки с наркотиком. Необходим был дополнительный выстрел. Но я был словно парализован взглядом чудовища. Я так и не выстрелил.
Мне все видятся эти глаза. Я хочу взглянуть в них еще раз, даже если поиски продлятся всю жизнь. Я хочу узнать, есть ли что-нибудь во мне, что отличает меня от кролика.
Взглянув вниз, я отметил, что мои руки трясутся. Посмотрев вверх, я констатировал с облегчением, что никто этого не заметил.
Я допил виски и выбил трубку. Было уже поздно, и ни одна ночная птица не прокричала мне «спокойной ночи».
Я сидел, играя ножиком, мои ноги свешивались с кормового выступа, и стружка, извиваясь, падала за кормой. Прошло три дня с отплытия и никаких событий.
— Эй! — сказала за моей спиной миллионерша. Волосы ее были как концы радуги, ни на что не похожие глаза, белые зубы.
— Привет!
— Существует правило, запрещающее так сидеть. Ты его знаешь?
— Да, знаю. По этому случаю я переживал все утро.
Изящный завиток стружки появился из-под ножа и закачался позади нас. Он упал в пену и исчез в ней. Я смотрел на ее отражение на лезвии, испытывая тайную радость от ее искаженности.
— Ты, значит, охотишься на меня? — наконец спросила она.
Я услышал ее смех и обернулся, чувствуя его неестественность.
— На кого это — «на меня»?
— Я очень легко могу столкнуть тебя за борт.
— Лично я сделал бы наоборот!
Она присела рядом. Я не стал ей помогать, но заметил ямочки на ее коленках. На мисс Луарих были белые шорты, узкий ремешок на шее и невероятный загар, который так и бросался в глаза. Я почти почувствовал приступ вины за то, что спланировал всю эту сцену. Но моя правая рука все еще скрывала от ее. взгляда деревянную игрушку.
— О’кей. Я не буду кусаться. Что это ты вырезал для меня?
— Кое-какие мелочи.
Я торжественно передал ей деревянную сороку, которую только что выстругал. Я чувствовал себя несколько пристыженным, но решил действовать до конца. Я всегда действую до конца: рот в косой усмешке, уши торчком.
Миллионерша не улыбнулась и не нахмурилась, изучая игрушку.
— Очень хорошо, — наконец оценила она, — как и все, что ты делаешь.
— Дай ее мне, — я протянул руку.
Она отдала сороку мне, и я бросил игрушку в воду. В пену она не попала, а закачалась на воде, точно морской конец.
— Зачем?
— Это была плохая шутка. Прошу за нее извинения!
— Может быть, ты прав. Я действительно была немного удивлена, уязвлена…
Я усмехнулся:
— Почему бы тогда не заняться чем-нибудь более безопасным, например, подводными гонками?
— Нет. Только Икки!
— Почему?
— Считай, что это моя блажь.
— Мужской довод! — оценил я. — Один страстный алхимик, который занимался черной магией в своем подвале, однажды сказал мне: «Мистер Девитс, вы нуждаетесь в усилении своего мужского фактора. Для этого вы должны выловить по одной особи всех видов существующих рыб. Рыбная ловля — самый старинный мужской символ». Поэтому я и принялся за это дело. Но я хочу спросить: почему ты хочешь усилить свой мужской фактор?
— Не собираюсь ничего усиливать. Я хочу усилить только предприятия фирмы Луарих. Мой главный статистик однажды сказал мне: «Мисс Луарих, мы подмяли под себя продажу всей парфюмерии в Солнечной системе, но мне надо сделать еще что-нибудь кроме этого».
— Ты выглядишь слишком холодной и официальной, — заметил я.
— Не замечала этого, — сказала она поднимаясь. — Давай искупаемся!
— Нет.
— Возьми два акваланга, и я проплыву с тобой под «Тенсквером». Но я обязательно приплыву первой! — добавила она.
Я встал и посмотрел на нее сверху вниз, потому что всегда чувствую превосходство над женщинами.
— Дочь Лира с глазами Пикассо, — сказал я. — Ты сама предложила это соревнование… Жди меня у ближней башни с правого борта через десять минут!
Прошло десять минут. Мои сандалии к этому времени стали горячими, и я был рад поменять их на ласты, когда нашел сравнительно прохладный уголок.
Мы надели акваланги и подогнали нагубники. Она выбрала изящный зеленый костюм.
Я укрепил веревочную, лестницу и перебросил ее через борт. Затем застучал по стене башни.
— Что?
— Ты предлагала нырять с кормовой башни.
— Можно с любой. Лестницы и подъемники есть ведь везде?
— Ты уверена, что тебе хочется нырять? — спросил у нее загорелый, невысокого роста мужчина, специалист по рекламе — Андерсон. Он сидел неподалеку от башни в кресле-качалке, потягивая лимонад через соломинку.
— Это может быть очень опасно, — продолжал мысль специалист по рекламе, шамкая. Его зубы находились в эту минуту в стакане с лимонадом.
— Замечательно, — улыбнулась миллионерша. — Пусть будут опасности. Не смертельные, конечно!
— Тогда почему вы не позволите сделать несколько фотоснимков? Они были бы готовы через час, а к вечеру в Нью-Йорке были бы хорошие клише.
— Нет, — сказала она, отвернувшись, и подняла руки к глазам. — Вот, сохрани это для меня.
Она передала ему коробочку с контактными линзами и, когда повернулась обратно ко мне, ее глаза были того же коричневого цвета, какой мне запомнился.
— Готов?
— Нет, — сказал я твердо. — Послушай внимательно, Джейн. Если ты собираешься играть в эту игру, то в ней несколько правил. Во-первых, мы идем прямо под корпусом, поэтому нам надо начать с низкого погружения и не останавливаться. Если ударишься о дно, то можно порвать кислородную трубку.
Она перебила, сказав, что всякий дурак знает это, и я резко возразил…
— Во-вторых, — продолжал я твердо. — Там будет мало света. Поэтому надо держаться рядышком и обоим взять фонарики.
Ее глаза вспыхнули:
— О’кей. Фонарики? Готово!
— …И следи за ведущими винтами.
Она вытерла глаза и поправила маску.
— Все в порядке. Ныряем!
И мы погрузились.
Она двигалась, как я ей советовал. Поверхностный слой воды был приятно теплым; на два метра вглубь вода посвежела; на пять — была еще приятной и холодной. На восьми метрах мы оставили раскачивающуюся лестницу и поплыли. «Тенсквер» двигался вперед, а мы двигались в обратном направлении, дотрагиваясь до желтого корпуса с интервалом в десять секунд.
Корпус оставался там, где ему и надлежало находиться, а мы мчались, точно два темных снаряда. Периодически я освещал фонариком ее лягушачьи ноги и фонтаны воздушных пузырей. Скорость была прекрасная; я плыл, как обычно, но не позволял ей отставать.
Под нами была темнота Необъятности. Бездна венерианского океана, где вечность может случайно обратить в прах все, что осталось от безымянного рыбного сообщества. Я крутанул головой в сторону и снопиком света высветил дно судна: все говорило, что мы прошли примерно три четверти пути. Я ускорил движение. Она повернулась, свет упал на ее маску. Я не мог понять, улыбалась она или нет. Возможно. Она подняла пальцы знаком «V» — победа — и резко увеличила скорость. Я понял, что это было для нее как скачки, в которых надо победить.
Я вел себя спокойно, а если бы и стал кривляться, это ничего бы не изменило. Я снова начал нагонять ее. Она оглянулась и еще ускорила движение, снова оглянулась. Я уверенно нагонял ее, пока не установил стабильную дистанцию в шесть метров. Тогда она выпустила вниз струю воздуха. Именно этого я и боялся. Мы находились на середине корпуса корабля, и ей не следовало стравливать воздух. Сильные выбросы сжатого воздуха легко могли реактивной силой подбросить ее вверх и ударить о корпус. Главное назначение этого приема — разорвать морские растения, опутывающие пловца, чтобы высвободиться, или же для борьбы с сильным течением. А она мчалась вперед, точно метеорит, и я чувствовал, что пот выступил у меня под маской. Выбросы окончились, а она все еще неслась вперед. Я рванулся за ней, не прибегая к компрессионным выбросам воздуха, но она все же значительно опьянела от избытка кислорода и, похоже, пошла на поверхность, увеличив разрыв.
Я еще ускорил движение и метр за метром начал сокращать расстояние. Я не мог бы поймать или опередить ее, до того как она дотронулась до корпуса. Затем вращающиеся магниты начали свое действие, и она закачалась. Чувствовалось сильное тяготение даже на таком расстоянии.
Я однажды попал под винты на «Дельфине» — рыбачьей лодке среднего класса. Но тогда винт был отключен вовремя, и все обошлось благополучно, только в вахтенном журнале было упомянуто, что я был пьян и ничего о том, что меня отстранили от вахты. Моя спутница наполовину сбавила скорость, но все же двигалась наперерез кормовому подъемнику. Я и сам почувствовал, как тащит винт, и замедлил движение.
Она тоже притормозила, но казалось, что уже слишком поздно. Трудно оценивать расстояние под водой, но все говорило за то, что я был прав. Она была на безопасном расстоянии от главного винта, но малый винт, расположенный восемью — десятью метрами далее, был уже реальной угрозой.
Она повернулась и медленно поплыла прочь. Я выпустил сжатый воздух, чтобы быть в двух метрах позади нее и в тридцати — от лопастей винта.
Мне вовремя удалось схватить ее за плечо. Плавает, как черт! Удар масками… Не сломались — и то хорошо. Ууф-ф, все самое страшное позади!
Мы освободились от притяжения винта, и я вдруг вспомнил почему-то о бренди.
Бесконечно качаясь в колыбели, я размеренно поплевывал в потолок. Бессонница, и снова заболело левое плечо. Пусть падает на меня дождь — он излечит мой ревматизм. Дьявольски глупо, что я сказал это, а сам дрожал и кутался в простыни.
Она: «Карл, я не могу сказать это».
Я: «Тогда назови это подкупом — тот вечер в Говино, мисс Луарих, а?
Она: «Совсем нет».
Я: «Хочешь еще бренди»?
Она: «Налей еще стаканчик».
Я (пью): «Все длилось только три месяца. Никаких денег? Много денег у обоих. Нет уверенности, были они счастливы или нет. Темное вино, хорошая рыбалка. Может быть, он провел много времени на берегу. Или, может быть, она провела мало времени у моря. Хорошая пловчиха. Тащила его всю дорогу до Лидо, массируя ему легкие. Молодые оба. Сильные оба. Богатые и непоседливы, как черти. Корфу, возможно, их более сблизил. Впрочем нет. Он захотел поехать в Канаду».
Она: «Поезжай хоть к черту!» Я: «Может быть, ты отправишься первой?» Она: «Нет».
Во всяком случае, она уехала. Тысяча чертей. Он упустил одно или двух чудовищ. Она же получила громадное наследство. Сегодня много молний. Дьявольски глупо. Да, я ненавижу тебя, Андерсон, с твоим стаканом новых зубов и ее новые глаза… Невозможно — трубка постоянно гаснет, не хочется вдыхать дым. Снова плевок!
Семь дней спустя на экране показался Икки. Зазвенели сигналы, застучали каблуки матросов. Малверн предложил переждать все это, сидя на палубе. Но я надел свою сбрую и ждал развития событий. Синяк выглядел хуже, чем ощущался. Я упражнялся каждый день, и плечо не беспокоило меня.
Дальность — тысяча метров, погружение — тридцать. Ничего не показывалось на поверхность.
— Мы будем охотиться на него? — спросил один из членов команды.
— Да, до тех пор, пока она не поймет, что напрасно тратит деньги на горючее, — передернул я плечами.
Вскоре экран очистился и оставался таким еще долго. Мы все находились в тревожном состоянии, и так продолжалось наше плавание.
Я не обменялся и дюжиной слов со своей хозяйкой, с тех пор как мы тонули с ней вместе под днищем плота. Поэтому я решил открыть счет:
— Он ушел на северо-восток. Сейчас мы позволяем ему уйти, а через несколько дней будем иметь возможность поохотиться… — Все-таки какое у нее восхитительное лицо!
— Все ли опустились в трюм? — спрашивал громкоговоритель у засуетившегося экипажа. Где в это время был я? А кто, вы думаете, орал по громкоговорителю?
Все свободные от вахты были на палубе, когда разверзлись хляби, и все сразу попрятались. Лифты ушли вниз со своим живым грузом.
Я бросился к ближайшей башне с криком, интуитивно поняв, когда сверкнет молния. Отсюда я кричал в мегафон и потратил полминуты, руководя передвижением команды.
Слышались ругательства, Майк говорил по радио, но ничего серьезного не происходило. Я был за промедление оставлен наверху.
Я нырнул под чехол с танка, под которым к тому времени я прятался уже несколько раз, сложил ласты горкой и откинулся назад, наблюдая за ураганом. Наверху было темно, как в воде, мы были посередине, и какой-то свет струился со всех концов этого ровного блестящего пространства. Вода не падала каплями — она собиралась в струи над нашими головами и падала сплошняком.
Использовав ремни от своей амуниции, я привязал себя к креслу, привинченному к палубе, и долго смотрел на гремящую лавину вод, пока не стал замечать в ней лица и людей. Потом я позвал Майка.
— Что ты делаешь там, внизу?
— Нет, лучше скажи, что ты делаешь там, наверху? — ответил он. — Что тебе там понравилось?
— Кстати, ты случайно не со Среднего Запада?
— Оттуда. А что?
— Бывают там такие штормы?
— Иногда.
— Тогда постарайся припомнить самый худший из них!
— Так что же ты там все-таки делаешь?
— Привязал себя к креслу. Смотрю на то, что происходит вокруг судна.
И в эту минуту я увидел за бортом какую-то темную тень. Огромный, именно такой, каким я его помню, Икки показался на несколько минут над поверхностью воды и огляделся. Нет силы на Земле, которая была бы сравнима с ним, с тем, кто был рожден, чтобы пугать всех остальных живущих. А я выбросил сигарету, чувствуя то же самое, что и раньше — паралич и неисторгнутый из груди крик.
— Как там у тебя, Карл?
Икки снова посмотрел на меня. Или, быть может, мне это только показалось?
— У тебя все в порядке? — прозвучал радиоголос. — Эй! Что у тебя? Скажи что-нибудь.
Вы когда-нибудь видели ствол летящего смерча? Он кажется живым, двигающимся кругами. Ничто иное не имеет права быть таким огромным, сильным и смертоносным. Вид его вызывает болезненное ощущение.
— Пожалуйста, ответь мне! — снова прозвучал голос в наушниках.
А Икки ушел и больше не возвращался. Я сказал ему вслед пару словечек и взял еще одну сигарету из пачки.
Еще семьдесят или восемьдесят тысяч волн разбились с монотонным шумом о борт плота. Пять дней, в течение которых это произошло, минули, ничего не изменив. А потом начала прорисовываться удача. Звонки зуммеров нарушили нашу прерываемую лишь чашкой кофе летаргию, и мы ринулись из галереи прочь.
— На корму! — крикнул кто-то. — Дальность пятьсот метров!
Я бросился к своим рюкзакам и начал застегивать пряжки. Мои вещи всегда находятся от меня на расстоянии вытянутой руки. Потом я бежал по палубе, подпоясываясь на ходу.
— Дальность пятьсот, погружение двадцать, — рявкнули динамики.
Огромные двери с грохотом раскрылись, и слайдер поднялся во весь свой рост, неся на себе консоли с миледи Луарих. Что-то загрохотало позади меня, вперед выдвинулась закрепляющая штанга. От нее поднялась стрела и еще более выдвинулась вверх.
Я повернулся лицом к слайдеру, когда динамики сообщили:
— Дальность — четыреста восемьдесят, погружение — двадцать!
Красный сигнал.
Щелчок, как при откупоривании бутылки шампанского, и линия полукругом прочертилась над водой.
— Приготовиться приманке!
Я поправил крепление маски и надел ее. Сначала телу было тепло, потом стало холодно, и наконец все пришло в норму.
Зеленая, обширная и глубокая масса воды вокруг. Вот место, где я значу не более, чем планктон. Что, если Левиафан этой бездны решит, что человек выглядит вкуснее, чем все остальное вокруг?
Заметив движущийся линь, я последовал за ним вглубь. Море вокруг было зеленое, темно-зеленое, черное. Погружение было достаточно долгим. Раньше я так глубоко не спускался. Включать фонарик не хотелось. Но сделать это следовало. Все еще погружаясь, я сжал зубы и напряг воображение. В конце концов я добрался до конца линя. Одной рукой я вынул наживку, привязал ее, работая так быстро, как только мог.
Мой механический угорь вдруг за что-то зацепился. Я потянул его сочленения и посмотрел, как он стал вытягиваться. Во время этой операции я погрузился еще больше. Это заняло около полутора минут.
Я был совсем близко от того места, где никогда не хотел бы оказаться. Подступала тошнота. Я выключил свет, затем включил снова: мне вдруг стало страшно выключать его. Беспричинная паника охватила меня, и я ухватился за линь обеими руками, повисел так немного, чтобы успокоиться, и, потушив все же фонарик, начал всплывать.
Как-то незаметно для себя я всплыл на поверхность. Как только меня подняли на борт, я снял маску, прикрыл глаза рукой и стал смотреть сквозь пальцы на морские волны. Моим первым вопросом был: «Где он?»
— Поблизости, — сказал кто-то. — Мы потеряли его после того, как ты показался на поверхности. Мы не можем поймать его видеоканалами.
— Плохо работаете!
Моя работа на этом закончилась, и я ушел греть себе кофе с ромом.
Сзади слышался шепот:
— Смог бы ты, Билли, вот так смеяться после подобной встряски?
Ответ не волновал меня.
Посмеиваясь, я прошел в центральную полусферу с двумя чашками кофе.
— Что, скучно?
Майк кивнул. Его крупные руки тряслись, а мои были спокойны, как у хирурга, когда я ставил чашку на клавиатуру компьютера.
Он прыгнул ко мне, делая страшное лицо.
— Не капай на эту панель! Ты что, хочешь угробить себя и подорвать к черту весь корабль?
Я вытер полотенцем капли кофе и сел, пустыми глазами уставясь на стену. Счастливо зевнув, я почувствовал, что плечо перестало ныть.
Селектор подал сигнал вызова. Майк нажал на кнопку ответа.
— Карл здесь?
— Да, мадам.
— Дай мне переговорить с ним!
Майк передал мне микрофон.
— Говорите, — сказал я.
— У тебя все в порядке?
— Да, спасибо… а почему бы и нет?
— Очень долго ты там плавал, я тем временем решила отказаться от этой ловли.
— Дело твое! Лично я чист по всем статьям договора!
— Я буду более осторожна в следующий раз, — сказала она. — Думаю, что слишком поторопилась, извини меня… — Она закончила на этом, оставив меня с кучей вопросов в голове. Я достал сигарету у Майка из-за уха и закурил ее.
— Карл, как она странно говорила с тобой, — проговорил Майк, обернувшись к замолчавшему селектору. — Такая женщина! Добра, умна и очаровательна. Но что она сделала тебе?
— Можно об этом позже? — попросил я.
Он опустил свои глаза в чашку:
— Понимаю, это не мое дело…
— Тебе сахара или молока?
— Сахара…
Икки не появился ни в этот день, ни ночью. Мы поймали волну Лайфлейн и оставили радио бормотать, пока Джейн не приказала подать себе ужин. Позже ей расправили койку. Я включил на полную громкость музыкальную волну и ждал окрика, чтобы прекратить шуметь. Она же не подала признаков недовольства, и я решил, что она заснула.
Затем я уговорил Майка сыграть в шахматы. Мы занимались этой безобидной забавой до самого утра. Разговор наш ограничивался лишь словами «шах», «мат» и «дурак». Он проигрывал, и это также мешало разговору, но было мне приятно. А после я изготовил бифштекс и, пожарив на завтрак картофель, пошел спать.
Десять часов спустя кто-то разбудил меня, но я, приподнявшись на локте, отказался открыть глаза:
— В чем дело?
— Прошу прощения, что разбудил вас, — извинился будивший, не знаю кто, — но мисс Луарих хочет, чтобы мы могли плыть дальше. Надо завершить вчерашнюю работу!
Я приоткрыл один глаз, считая, что меня разыгрывают.
— Но нужно просто поднять на борт трос, всякий сможет отцепить его…
— Он уже у борта, сэр. Но она сказала, что это должны сделать именно вы. Так оговаривается в вашем контракте и вам лучше сделать, как это было условлено.
— Очень мило с ее стороны!
— Она также сказала, чтобы вы поменяли рубашку, причесали волосы и побрились, так как мистер Андерсон будет снимать вас на видео.
— О’кей. Скажи им, что я иду, и попроси у нее какие-нибудь щипчики, чтобы почистить ногти.
Я был краток. Все дело заняло минуты три, и я сыграл все чисто, даже извинился, когда поскользнулся и ударился в Андерсонову спину мокрой бухтой троса. Он улыбнулся и кивнул, она тоже улыбнулась. Даже грим из косметики «Лаурих» не смог полностью скрыть темные круги под ее глазами, и я улыбнулся, помахав рукой всем нашим болельщикам.
— Запомните, мисс Вселенная, вы тоже можете выглядеть, как охотница за чудовищами. Только используйте крем для лица фирмы «Луарих».
Я спустился вниз и приготовил себе сэндвич с майонезом.
Два дня проплыли, как подтаявшие айсберги — серые, спокойные, холодные. Я изучал собственные чувства и свои неясные мечты. Затем я позвонил в Лайфлейн и проверил свой счет в банке.
— Собираешься что-то покупать? — поинтересовался Майк.
— Собираюсь домой, — огрызнулся я.
— Вот как?
— У меня нет другой работы, кроме как служить приманкой. Майк. Черт с ним, с Икки! Черт с ней, с Венерой и предприятиями Луарих! И с тобой черт, кстати!
У него поднялись брови.
— Что это значит, Карл?
— Я год ждал эту работу. И вот я здесь. А теперь я решил, что эго плохое занятие для такого неженки, как я.
— Ты знал об этом, когда подписывал контракт. Неважно, что ты делаешь, пусть даже продаешь крем для лица — если работаешь на продавцов крема для лица.
— О, не это мучает меня. Я согласен, что реклама сидит у меня в печенках, но «Тенсквер» всегда был рекламным судном с тех пор, как впервые вышел в море.
— Что же тогда?
— Добавляются пять или шесть факторов. Главный фактор, что я больше не боюсь. А когда-то это много значило для меня, теперь же — нет… И… Я начинаю чувствовать жалость к Икки.
— И тебе уже не хочется поймать его?
— Я поймаю его, если он придет смирно, но я не хочу подставлять свой затылок, чтобы заставить его ползти в Хопкинс. Я сворачиваю это дело и отправляюсь на Марс, а уж оттуда домой в ракете первым классом. Банкротство на Венере ничего общего с трестом на Марсе не имеет, и у меня есть деньги в запасе, которые я храню там, куда коррупция не доберется. Собираюсь купить себе большой дом на Южном побережье Флориды, и если тебе случится искать работу, ты сможешь остановиться у меня. Ты будешь открывать для меня бутылки.
— Ты большой осел! — сказал мне Майк. — Я слышал, что болтают о вас с этой парфюмерной львицей. Осмелюсь посоветовать тебе, приманка, постарайся удержать для себя то, что ты поймаешь…
Я обернулся.
— Если тебе когда-нибудь нужна будет работа, разыщи меня.
Я спокойно закрыл за собой дверь.
День чудовища начался обыденно, как и любой другой. На телемониторе ничего не было. Я как раз занимался ревизией своего снаряжения. И тут поступил сигнал.
Итак, вниз, в пучину! Я опустился на глубину около двухсот девяноста метров. Тросы чернели слева, и я следовал вдоль них. Беззвучная мокрая ночь, а я мчался своей дорогой, как глупая комета хвостом вперед. Я поймал линь, скользкий и гладкий, и начал насаживать приманку. Далеко внизу появилась какая-то тень, как если бы в глубине кто-то открыл огромную дверь. Я никогда раньше не погружался так быстро.
К этому времени я все еще не осознал, что это навстречу мне поднимается Икки.
Я безмятежно привязывал грузило, затем закрепил наживу и бросил линь, когда огромный грубый черный остров уже вырос подо мной.
Я направил вниз лучик фонарика. У Икки был открыт рот. Мне оставалось только превратиться в кролика.
Волны смертельного страха помчались к пяткам, желудок мой сжался.
Только одну-единственную вещь оставалось сделать мне. Непонятно только, как мне удалось до нее додуматься. Я бросил вниз остальные свои грузила.
Я мог бы считать движения чешуйчатых век, прикрывавших его глаза.
Еще четыре метра, и я поцеловал его сверкающие челюсти выбросами компрессионного воздуха и в то же время резко рванулся в сторону и вверх. Позже я уже не знал, преследует ли он меня или нет. Я начал терять сознание в ожидании быть съеденным.
Выбросы воздуха прекратились, и теперь я едва двигался. Затем почувствовал судороги. Еще минута — и кролик закричит. Осталась одна секунда, чтобы определить… и чтобы проститься с жизнью, — добавил я сам себе. — Нет, кролик, мы не будем с тобой метаться перед глазами охотника. Затаимся.
Вода стала зеленой, затем желто-зеленой. Вот и поверхность.
С удвоенными силами я поплыл к «Тенскверу». Волны толкали меня вперед. Мир сузился, и я закричал издалека:
— Он преследует меня!
Огромная тень, удар волны. Линь тоже казался живым. Может быть, я сделал что-то неправильно? Что же там с приманкой?
Я помню, с чего все началось несколько миллионов лет назад: одноклеточный организм, потом с трудом появилось земноводное, потом тварь, дышащая воздухом. Откуда-то свысока послышался голос:
— Он ходит кругами!
Я снова превратился в Хомо Сапиенса, затем продвинулся еще на шаг вперед и уподобился человеку, мучающемуся с похмелья.
— Не вздумай вставать!
— Мы поймали его? — прохрипел я.
— Икки все еще сопротивляется, но мы держим его на крючке. Мы думаем, что он принял тебя за экзотическое кушанье.
— Мне тоже так кажется…
— Ну-ка вдохни вот это и помолчи. — Какая-то воронка возникла над моим лицом. — Вот, хорошо! Возьми, выпей чашечку!
— Он плавал на ужасной глубине, гораздо ниже возможностей нашего видеофона. Мы не могли бы зафиксировать, пока он не решил всплыть…
Я начал зевать.
— Мы отнесем тебя в каюту.
Мне удалось достать нож.
— Попробуй только, и у тебя одним пальцем станет меньше.
— Нет, тебе явно надо отдохнуть.
— Тогда принеси мне еще пару простыней. Я останусь здесь. — Я резко закрыл глаза и лег.
Кто-то тряс меня за плечо. В воздухе было пасмурно и холодно. Прожекторы бросали желтый свет на палубу. Я лежал на койке возле центральной полусферы, закутанный в шерстяное одеяло, и весь дрожал.
— Все кончилось в одиннадцать часов. Ты ничего больше не увидишь интересного. — Я почувствовал во рту вкус крови.
— Попробуй это.
Вода. Я не смог проглотить ее.
— Не спрашивай меня о здоровье, — сказал я. — Я знаю, ты хочешь меня об этом спросить. Воздержись, пожалуйста. О’кей?
— О’кей! Не хочешь ли спуститься в каюту?
— Нет. Лучше подай мне пиджак.
— Вот он.
— Что делает Икки?
— Ничего. Он опустился глубоко. Наркотик он проглотил, но все еще остается внизу.
— Когда он показывался в последний раз?
— Часа два назад.
— А что Джейн?
— Она никому не позволяет входить в слайдер. Послушай, Майк хочет, чтобы ты пошел туда. Он тут, за стеной полусферы.
Я сел и огляделся. Майк смотрел на меня и жестикулировал. Я тоже помахал ему в ответ, опустил ноги с. кровати и сделал два глубоких вдоха. В животе шевельнулась боль. Я встал на ноги и пошел к Майку.
— Хватает еще мужества? — спросил тот.
Я посмотрел на экран видеофона. Икки не было видно, слишком глубоко он сидел.
— Выпьешь?
— Да, кофе.
— Кофе нет.
— Давай коньяку. В конце концов он, как и кофе, тоже коричневая жидкость, обжигающая желудок. У тебя в нижнем шкафчике есть немного. Не надо чашечки. Давай стакан.
— Как грубо! — сказал он, но налил.
— Как хорошо это у тебя получается. Практиковался в этой работе?
— В какой работе?
— В той, что я предлагал тебе на случай банкротства.
— Эй, смотри! Пятно на экране!
— Просыпайтесь, мадам, просыпайтесь! — крикнул Майк в глубину бокса.
— Спасибо, Майк, я сейчас, — отозвалась она.
— Джейн!
— Помолчи! Она занята!
— Видно что-нибудь на экране?
— Теперь — ничего. Ничего…
— А может, что-то есть?
— Посмотрим, — буркнул я и отошел прочь.
«Тенсквер» двигался. Слева от меня вся вода была теперь белая и кипела. Бесконечные спагетти кабелей со скрежетом раскручивались и уходили в глубину.
Я постоял какое-то время у борта, потом повернулся и пошел в каюту. Еще два часа боли. Через четыре вроде полегчало.
— Наркотик действует на него?
— Да.
— Что с мисс Луарих?
— А что с ней может случиться особенного?
— Наверное, устала до полусмерти?
— Возможно.
— Что ты собираешься делать?
— Что положено. Для этого она и составляла контракты. Она знает, что может произойти.
— Я думаю, ты сможешь его вытащить.
— Допускаю.
— И она тоже так думает?
— Тогда пусть она и попросит меня об этом.
Икки в эту минуту двигался в своем наркотическом сне на глубине тридцать метров.
Я снова вышел на палубу и прошел мимо слайдера. Мисс Луарих даже не взглянула в мою сторону, лишь бросила через плечо:
— Карл, иди сюда!
— Это приказ?
— Иди сюда, пожалуйста!
Я вошел в помещение и сел за монитора И на экране Икки поднимался.
— Толкнуть его или будем тащить?
— Зачем? Он сам подошел, как котенок к блюдечку.
Монстр плыл на глубине десяти метров.
— Поиграем с ним, перед тем как вытащить?
— Не стоит.
Она повернула Икки вверх. Оставалось пять метров, четыре… На глубине двух метров сработали захваты. Мы поймали его.
Экипаж уже увидел Икки. А тот почувствовав путы, начал бороться. Охотница дала натяжку на тросы, подняла узел захвата.
— Пойман!
— Еще пару метров!
На палубе визги и топанье ног. Я не отрываясь смотрел на Икки. Его шея и затылок дрожали. Зеленые холмы его плеч все росли над поверхностью.
— Какой он огромный, Карл! — крикнула она.
А Икки все рос, рос и рос до невероятных размеров.
— Однако!..
Икки повернул голову и посмотрел вниз… Он посмотрел, как бог наших диких предков… страх, стыд и насмешливый смех звучали у меня в голове, а может быть, и в ее голове тоже?
— Каков, а?
Она посмотрела вверх, прямо в глаза чудовища.
— Я не могу!
Все было так ужасно просто на этот раз. Кролик умер. Я выбрался из слайдера, махнув ей рукой.
— Тяни дальше.
— Я не могу. Сделай это, Карл! Вытащи его, Карл!
— Нет. Если я это сделаю, ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь и гадать, смогла бы ты сама сделать это или нет. Ты погубишь душу в поисках ответа. Я точно знаю. Ты захочешь сделать это сама, потому что мы схожи с тобой характерами. Я бы сделал также. Ищи выход самостоятельно.
Она молча уставилась в одну точку, и сидела так, пока я не схватил ее за плечи:
— А если бы на его месте оказался я? Ну представь себе, что я — это зеленый морской змей, ненавистное морское чудовище, я погублю тебя. Я ответствен не за одну смерть. А ну-ка нажимай кнопку «инъекция».
Ее рука дернулась к кнопке, но вернулась назад.
— Нажимай! — рявкнул я.
И она нажала эту кнопку.
Прошло добрых семь часов, когда я проснулся от упорного гула жующих море винтов «Трансквера».
— Ты плохо выглядишь, заметил Майк.
— Как Джейн? — не обратил я внимания на его слова.
— С ней то же самое.
— Где животное?
— Здесь. Его уже разделывают.
— Хорошо. На этот раз он от нас не ушел!
Вот и все кончилось. Говорят, никто не рождается человеком-приманкой, но я так не думаю вовсе. А кольца Сатурна поют эпитафию морскому чудовищу Венеры.