Бог войны

ПРОЛОГ Утраченная надежда

Лицо Венсита из Рума мерцало в жутком сиянии сердца кристалла, и его глаза горели собственным светом, когда он наблюдал за ужасной бойней. Она бушевала в течение нескольких часов, но конец был близок... и приближался. Стража Грифона стояла на вершине холма у залива, отрезанная от своей последней хрупкой надежды на отступление. Ее люди сражались и умирали год за годом, защищая порты, из которых многие тысячи беженцев бежали в далекую Норфрессу, и один за другим эти порты пали. Теперь остался только великий портовый город Гейртирим, а в нем лишь жалкий гарнизон и небольшой потрепанный флот, ожидающий последних защитников Света. Но во всем Контоваре не было никого, кто мог бы помочь им в их борьбе за достижение цели, и кулаки Венсита сжались, когда его обзор завис над их отчаянным кольцом стали. Стража сражалась с доблестью храбрецов, которые знали, что им не победить, но если бы они столкнулись только со смертными врагами, они все еще могли бы надеяться пробить путь к дружественному морю.

Но колдовство пронизывало небо, его неземное сияние отражалось на красных и золотых значках Дома Оттовар. Защитные чары, созданные Советом, неуклонно слабели по мере того, как темное искусство подтачивало их основы. Они скоро сломаются.

Фланговая рота стражи разгромила поток атакующих, останавливавшихся только для того, чтобы зарубить павших, прежде чем они взобрались по склону по телам имперских ветеранов. Красные клинки взметнулись в фиолетовое небо, отраженные лучи тайного гнева были кровавыми в своей влажности, и император призвал свой последний резерв. Он бросился во главе скудной, потрепанной роты - немногим более трех сколоченных взводов - навстречу угрозе, его личное знамя вело людей, чья верность никогда не колебалась, которые ни разу не отказались следовать за тем, куда вело это знамя. Не подвели они его и сейчас, и глаза Венсита горели непролитыми слезами, когда они уставились на шлем Торена, увенчанный грифоном, и его кровавое мастерство, наблюдая, как последний император Контовара одерживает последнюю победу за долгую жизнь своей империи... жизнь, измеряемую теперь минутами. Резерв разрезал прорыв на части багровой сталью, а остатки роты заделали брешь в неуклонно сокращающейся линии.

Воздух зашипел в ноздрях Венсита, когда внезапно появилась бесформенная чернота, которую он так ждал. Она излучала черные молнии, пропитанные разъедающим зеленым налетом порчи, когда взбиралась на холм, и барьеры белых волшебников дрожали от оскверненного колдовства, которое окутывало его. Даже стражник-Грифон дрогнул перед его угрозой.

Ладони Венсита кровоточили от его ногтей, пока он боролся с желанием помериться собственной мощью с врагом империи. Лорд Карнэйдосы был диким волшебником, из дома, который произвел на свет десятки диких волшебников, и его могущество было непостижимым. И все же Венсит гораздо дольше обучался суровым знаниям волшебства; в глубине души он верил, что сможет превзойти своего врага... но он не осмеливался проверить эту веру. Он не посмел! Слишком многое было поставлено на карту, чтобы он вмешивался здесь, даже несмотря на то, что его сдержанность означала разорение и смерть для неисчислимого множества людей.

Он застонал и оттолкнулся от кристалла. Он знал, каким должен быть конец, и это было больше, чем он мог вынести, видя его.

Он отвернулся, когда крошечный император в камне повернулся лицом к черноте. Целый батальон стражи пал, жизнь была разорвана смертельным поцелуем извращенного колдовства, когда кошмарный враг достиг их защитной стены. Тьма прошла над ними и опустилась на императора, когда Венсит открыл дверь, и светящийся меч Торена исчез в темноте. Упрямая линия вокруг его знамени, наконец, согнулась, уступая пропитанную его кровью землю дюйм за дюймом, по мере того как кольцо сжималось к месту, где архимаг и император сражались не на жизнь, а на смерть.

Венсит открыл дверь зала совета и встретился взглядом со своими товарищами. В его кристалле последний стражник занял свою позицию, повернувшись спиной к мучительному облаку, которое поглотило его сеньора. Его левая рука держала древко императорского знамени, и грифон угрюмо развевался на яростном ветру, красный шелк пропитался темно-красным, когда массивный раненый градани - последний капитан стражи Грифона Оттовара - набросился на своих врагов. Он собрал кровавую жатву, но он был один, а их было много. Он упал под их рубящими клинками, и тела стражников образовали неровный круг вокруг извергающей силу черноты на вершине холма. Фиолетовая молния сверкнула от дуэли, бушевавшей в его сердце, и собственные войска архимага десятками гибли, крича от их прикосновения.

Венсит из Рума, последний лорд Совета Оттовара, встретился своим сверкающим взглядом с мрачными глазами членов Совета и медленно, очень медленно поднял руки. Свет свечей блеснул на старых шрамах, пересекавших его сильные пальцы, и его товарищи поднялись, чтобы присоединиться к его жесту и его силе. Тайное напряжение усилилось, когда к Совету по очереди присоединились все волшебники острова Рум, оставшиеся выжившие представители белого волшебства континента. Их массированная мощь поднялась высоко, сконцентрировавшись в буре силы, способной высосать саму жизнь из тех, кто ее породил. И все же они были белыми волшебниками Контовара, наследниками Оттовара и Гвиниты Великих, верными и после смерти. Они знали, какой цены потребует от них работа этой ночи, но они жили как волшебники; как волшебники они умрут, потратив себя на борьбу со злом, которому они позволили жить. Их общей силы было слишком мало для победы, но этого было достаточно для единственной цели, которая оставалась у них.

Венсит собрал смертоносную силу в своих руках, его пальцы дрожали от сущности разрушения. У него была всего лишь одна задача, прежде чем он обрушит опустошение на своих врагов, и его губы приоткрылись, чтобы начать последнее заклинание.

ГЛАВА ПЕРВАЯ Белхэйдан

- С дороги, ты идиот!

Извозчик зарычал, фургон с тяжелым грузом товаров вильнул, и рыжеволосый мужчина выскользнул из-под самых копыт лошадей в канаву. Резкий белхэйданский акцент возницы перешел в живописное ругательство, но скрежещущий грохот окованных железом колес заглушил его ненормативную лексику. И, несмотря на его гнев, повозка не замедлила хода и не остановилась, потому что это был Белхэйдан, торговый центр севера. У тех, кто обслуживал прожорливый порт, было мало времени на праздные любезности с незнакомцами.

Грязная вода потекла по ногам пешехода, когда топот лошадей и стук колес стихли. Смешанные запахи соли, смолы и мусора перекрывали ароматы конопли и свежей древесины, и пробормотал гром. Ночной ветерок с запада приносил запахи готовящейся пищи, но их приятный аромат не мог заглушить резкий, влажный запах надвигающейся бури. В этих облаках был гром, и молния, и обещание холодного, проливного дождя.

Рыжеволосый мужчина покачал головой и поднялся. Он отжал свою поношенную одежду, но она никогда больше не приобретет портновского великолепия, и он сдался, пожав плечами, и вгляделся в ветер. Порывы ветра теребили его волосы, и он уткнулся в них, чувствуя приближение бури на своих скулах. Белхэйдан маячил перед ним, пронизанный нитями светящихся уличных фонарей, в темноте поблескивали окна. Большая часть города, спроектированного гномами, была погребена в скальной породе крутого горного склона и предгорий, увенчанных его стенами и укреплениями, но его широкие улицы были густо застроены наземными домами, магазинами и тавернами, предпочитаемыми другими расами людей. Теперь рыжеволосый мужчина задумчиво почесал подбородок, затем направился к уличным фонарям, ведущим к сердцу города.

Он был не один. Старик в переулке выпрямился, прислонившись к удобной стене, и настороженно покосился на низко нависшие облака. Затем он покорно поднял капюшон своего пончо в стиле сотойи и подождал, пока рыжеволосый мужчина наполовину исчезнет в темноте, прежде чем подтянуть пояс с мечом под этим пончо и тихо последовать за ним по мостовой.

Невнятное обещание грома было искуплено ливнем. Ветер мгновенно стих, оставив воздух неподвижным и безмолвным, колючим и гудящим. Следующее мгновение родилось в сверкании молнии и шипении дождя. Ветер вернулся, освеженный паузой, вздымая полы пончо старика и заставляя рыжеволосого мужчину сгорбиться под каплями дождя, которые оседали на нем.

Старик что-то злобно пробормотал в свою аккуратно подстриженную бороду, в то время как молодой человек продолжал в том же темпе. Терпимость к грозам была юношеским пороком, которым старые кости больше не хвастались. Дождь хлестал старика по плечам, как камешки, а ветер угрожал сорвать капюшон с его головы, но он хмыкнул с чем-то похожим на удовлетворение, когда посмотрел на встретившийся указатель поворота.

Идущий впереди рыжеволосый мужчина оглядывал затемненные магазины и склады, тащась под проливным дождем, прикрывая глаза от дождя ладонью, сложенной чашечкой, в поисках убежища. Никто не ходил по улицам в такую погоду - действительно, приближающаяся гроза помогла объяснить угрюмую поспешность извозчика, - но он постоянно озирался через плечо, как будто каким-то образом осознавал, что он не один на пустынной улице. И все же, как бы быстро он ни оглядывался, старик всегда ухитрялся поместить между ними угол, ставню или выступающий каменный выступ прямо перед тем, как мужчина поворачивался.

Его нынешнему району, казалось, на редкость не хватало убежища, которое он искал, а вода, хлещущая с крыш и водосточных труб, заполняла уличные сточные канавы. Они были хорошо спроектированы, эти желоба, но последний месяц был дождливым. Они уже были наполовину заполнены более старыми стоками, и внезапный мощный потоп затопил их, заставив лишнюю воду закружиться по улице с твердым покрытием. Вода омывала лодыжки рыжеволосого мужчины, и он поморщился, когда ледяные всадники обнаружили протечки в изношенной обуви. Его ноги хлюпали при каждом шаге, добавляя новый слой убожества к ночным страданиям.

Он завернул за угол и внезапно остановился, когда окна с ромбовидными стеклами пролили свет в ночь, превратив капли дождя в сверкающие топазы за мгновение до того, как они обрушились на затопленную улицу в виде ямочек от брызг. Затем между двумя из этих окон открылась дверь, проливая свет и смех, и пара матросов, пошатываясь, вышли из нее, обнявшись, громко заявляя о своем презрении к такому ничтожному зефиру.

Они побрели по улице, пьяно выкрикивая под раскаты грома совершенно предосудительную песенку, и улыбка рыжеволосого мужчины запечатлелась в приветственном свете, прежде чем дверь хлопнула еще раз. Таверны предлагали тепло даже тем, у кого были пустые кошельки, подумал он, при условии, что они не привлекали слишком много внимания к своей бедности.

Он перешел улицу, и с губ старика сорвался вздох облегчения, но он не последовал за ним в этот оазис света и тепла. Вместо этого он наблюдал, как рыжеволосый мужчина вошел в таверну без него, потому что знал, что ночью бродит нечто большее, чем буря. Он долго копался в своих мыслях и не нашел ни намека на то, что должно было произойти, что было даже более тревожным, чем необычным, но задумчиво поднял один глаз вверх и еще раз прощупал шторм в поисках подсказок.

Наконец он покачал головой, пробормотал что-то себе под нос и один раз резко хлопнул в ладоши. Звук его хлопка растворился в раскате грома - раскате, не сопровождаемом никакой вспышкой молнии, - и вокруг него возникла голубая полусфера. Она была слабой, ее свечение скорее ощущалось, чем виделось даже в темноте, но дождь с шипением превращался в пар на ее поверхности, и он настороженно огляделся, прищурив глаза от слабой голубой дымки. Окаймленный серебристо-голубым сиянием длинный меч материализовался в его узловатой, покрытой шрамами руке, легко взмахивающей клинком.

Что-то, да... но что? Его враги не захотели бы привлекать внимание к их искусству: не в Белхэйдане. Волшебников могли терпеть - с трудом - в некоторых королевствах; однако, за одним заметным исключением, в Белхэйдане они получали короткую взбучку и длинную веревку. Итак, какую форму примет атака?

Его глаза метнулись к облакам, и он ухмыльнулся. Конечно. Он поднял кончик меча, чтобы коснуться нижней стороны полусферы, затем закрыл глаза и пробормотал еще несколько слов себе под нос. Сила хлынула, наполняя синий щит вибрирующей настойчивостью, и старик улыбнулся знакомому покалыванию и приоткрыл левый глаз, чтобы осмотреть облака.

Ничего.

Что ж, на такие вещи требовалось время. Он закрыл оба глаза и, ссутулившись, принялся ждать. Он был достаточно уверен в том, что должно было произойти, и у него не было никакого желания нести это в таверну. Действительно, у него были все основания держать любую опасность подальше от этой гостиницы. И, по крайней мере, его щит защищал от дождя.

Его ожидание оказалось короче, чем он ожидал. Снова прогремел гром, и раздвоенное копье молнии, бело-голубое и пронзительное, вырвалось из облаков. Она врезалась в его щит, разрывая окутанную дождем тьму протуберанцами разрушения, которые отскочили назад к породившим их небесам. Старик покачнулся, и костяшки его пальцев, сжимавших рукоять меча, побелели, когда молния ударила цепляющимися волнами пламени. Луч света неестественно задержался, угрюмо врезавшись в старика. Казалось, это продолжалось часами, смещаясь и прощупывая его защиту с самосознающей злобой, пока его разум проносился через расчеты лорда-волшебника, отражавшего атаку своей собственной меняющейся силой. Битва раскачивалась взад и вперед, когда умы и воли сталкивались и наносили удары, как острая сталь в умелых руках.

И затем, наконец, неохотно, вспышка света скрылась в облаках, и дикость в ее сердце истекла во всепоглощающую землю. Старик выпрямился и открыл глаза, ухмыляясь грозовым облакам.

- Отлично сыграно, - спокойно сказал он шторму, со щелчком убирая клинок в ножны. - Удар молнии. Что может быть более естественным? Приятный штрих, но, я думаю, недостаточно хорош, миледи!

Он иронично поклонился бушующему небу и направился к таверне. Синий свет отступил в его тело, когда он коснулся дверной ручки. На мгновение он повис, как сверкающий голубой иней, а затем исчез, когда он открыл дверь.

Рыжеволосый мужчина остановился в дверях и огляделся. Место было переполнено, в воздухе витал густой запах еды и питья. Трубочный дым затуманивал стропила, ленивым пологом поднимаясь над головой, а пол был устлан свежими опилками. Вокруг него шумели голоса, звенело стекло и гремели столовые приборы.

Казалось, были представлены большинство человеческих рас,. Коренастые гномы соприкасались плечами с халфлингами с рогами цвета слоновой кости и высокими широкоплечими мужчинами из северных провинций. Было даже с полдюжины посетителей с прорезанными бровями полуэльфов, а темнолицый арфист, сидевший на краю стойки, хвастался кровью вакуо, если судить по его крючковатому носу и смелым черным глазам. Разрезанные дублеты и шелковые бриджи гармонировали по своему убранству с простыми рубашками и парусиновыми брюками моряков, в то время как жизнь и жизнерадостность бурлили, как кипящая каша, поднимаясь еще сильнее и приветливее под стук дождя по черепице крыши и гулкие раскаты грома за толстыми карнизами таверны. Все это заставило рыжеволосого мужчину еще больше осознать свой потрепанный вид, и он заколебался, прежде чем нырнуть в толпу в поисках какого-нибудь уголка, в котором человек с пустым кошельком мог бы найти убежище от бури.

- Эй! Посмотри, кого к нам занесло ветром!

Рыжеволосый мужчина повернулся на низкий, веселый рев... и замер на полпути, оказавшись лицом к лицу с двумя саженями полуночно-черной смерти. Он стоял там, не смея даже дышать, пока огромный кот смотрел на него снизу вверх янтарными глазами. Это была одна из самых крупных равнинных кошек, почти семи футов в длину, не считая хвоста, и более трех футов в холке, с пятидюймовыми белыми, как кость, клыками. Кроме того, это был самый страшный хищник Норфрессы, которому абсолютно нечего было делать в таверне Белхэйдана.

Он ждал, замерев, предвкушая его прыжок. Но тот просто уселся и аккуратно обернул свой хвост длиной в ярд вокруг пальцев лап, как какой-нибудь огромный домашний кот, склонив свою массивную голову набок, чтобы посмотреть прямо на него своими пугающе умными желтыми глазами. И когда это произошло, он понял, что никто другой во всей таверне, казалось, не считал его смертоносное присутствие хоть немного необычным.

Он осторожно вдохнул, одним усилием воли отводя взгляд от диреката, чтобы посмотреть на говорившего, и его ноздри расширились в новом изумлении. Он не был юношей, но его превосходил мужчина, на которого он смотрел, и его зеленые глаза расширились, когда он узнал градани. И не просто какой-нибудь градани. Это был гигант среди них; голова рыжеволосого мужчины при его собственном росте шесть с половиной футов едва доставала до плеча градани. Белый фартук поверх кожаных доспехов воина - и нож-крюк вакуо в ножнах у его бедра - только усиливали ауру нереальности, поскольку градани были единственными врагами, более свирепыми в бою, чем огромный дирекат, который с таким причудливым изяществом восседал рядом с гигантом.

- Это сильная жажда, которая выводит человека из себя в такую ночь! - засмеялся градани, и рыжеволосый мужчина внимательно изучил массивную фигуру, успокоенный веселыми манерами другого... и тем фактом, что дирекат еще не набросился. Он оглянулся на зверя, и тот зевнул сквозь свои клыки, отвечая на его взгляд.

- Не столько жажда, сколько избыток питьевой воды, - сказал он, возвращаясь к жизни, и улыбнулся. Похожие на лисьи и подвижные волосатые уши градани подергивались от удовольствия, и его громкий смех отражался от стропил подобно раскатам грома.

- Да, думаю, Чемалка и Халифрио этой ночью сошлись во мнениях, - согласился он. - Лично я из тех, кто предпочитает свой напиток в кружке и не такой холодный! Если ты ищешь что-то покрепче воды, то в "Железном топоре" ты попал по адресу.

- Возможно, я и ищу, но, боюсь, содержимое моего кошелька - нет, - откровенно признался рыжеволосый мужчина.

- Нет денег? - Градани задумчиво посмотрел на него, затем пожал плечами. - Не важно. Я не выгоню ни одного человека в такую ночь, как эта. Мы подожжем твое брюхо тушеной морской рыбой, пока огонь сушит твою шкуру.

Он громко усмехнулся собственному юмору и повернулся, чтобы пробраться через переполненный пивной зал, как барк под всеми парусами. Толпа расступилась перед ним, как пена, и рыжеволосый мужчина благодарно поплелся за ним. Он старательно держался подальше от кошки, но зверь только взглянул на него, когда он проходил мимо, и начал чистить лапу с когтями. Рыжеволосый мужчина с уважением встретил его нелюбопытный взгляд, потому что кот, должно быть, весил по меньшей мере восемьсот фунтов, что делало его достойным всего уважения, на которое он был способен.

- Лиана! Лиана!

Басовый рев градани был таким же громким, как и раньше, и рыжеволосый мужчина задался вопросом, говорил ли он когда-нибудь менее чем на полную громкость. Однако, пока он размышлял, его странному хозяину ответило нежное контральто. Контраст был поразительным, но громкость ответа почти соответствовала громкости вызова.

- Сам ты "Лиана"! Что теперь? Еще одна пьянка, за которой нужно присматривать?

Посетители расступились, чтобы пропустить говорившую. Она была высокой для женщины, в пределах трех дюймов или около того от роста рыжеволосого мужчины, хотя рядом с гигантом казалась крошечной, а ее золотисто-рыжие косы ниспадали ниже талии. Вокруг ее лодыжек закручивалась струящаяся юбка из темно-зеленой шерсти, прикрытая безупречно чистым фартуком; в серебряном браслете, застегнутом на левом запястье, поблескивали опалы; на тонкой шее сверкало массивное золотое ожерелье с единственным рубином. Глаза рыжеволосого мужчины скользнули мимо ее кожаной повязки на голове, затем рывком вернулись обратно. То, что казалось простым ремешком, на самом деле было множеством витков толстого ремешка из сыромятной кожи, а то, что он принял за большие деревянные серьги, оказалось резными деревянными ручками. Он посмотрел на нее с тем же уважением, что и на диреката, когда понял, что это была гаррота сотойи.

- И чем ты и твои дружки сейчас занимаетесь? - спросила она, уперев руки в бока и глядя на возвышающегося градани зелеными глазами, на оттенок темнее, чем у рыжеволосого мужчины.

- На этот раз никаких закадычных друзей, любимая... хотя Венсит говорил, что это может случиться, когда он зайдет в гости.

Градани поднял ее с пола, огромные руки более чем обхватили ее тонкую талию, и с энтузиазмом поцеловал, прежде чем поставить на землю и удобно подхватить под левую руку. Затем он повернулся вместе с ней лицом к рыжеволосому мужчине...который заметил соответствующий серебряный браслет на левом запястье градани.

- Нет, девочка, - сказал он. - У нас гость, у которого в кармане нет денег на кружку эля. Наверняка найдется место у очага и немного чего-нибудь в кастрюле с тушеным мясом?

- Уверена, что смогу найти и то, и другое, если ты на время оставишь своих низкородных друзей, чтобы присмотреть за баром вместо меня.

- Ну, конечно, - пробормотал большой градани, почтительно дергая себя за чуб. Его смуглое лицо озарилось юмором, когда он поцеловал ее в макушку и легонько шлепнул по заду - две вольности, на которые рыжеволосый мужчина никогда бы не осмелился с кем-то, у кого была удавка сотойи. Она ткнула его кулаком в ребра и развернулась, как танцовщица, и даже самый грубый на вид посетитель почтительно отступил с ее пути.

Она улыбнулась и махнула рыжеволосому мужчине, и он последовал за ней через арочный дверной проем и по короткому, вымощенному каменными плитами коридору в огромную кухню. Он был озадачен тем, как бесшумно она двигалась, пока подол ее юбки не закружился, показывая ему, что на ней нет обуви.

В кухне было почти неуютно тепло, потому что огонь потрескивал и бурлил в очаге, достаточно большом, чтобы вместить корабельную мачту. Ветер ревел в верхушках дымоходов, как охотящийся зверь, а дождь шипел и плевался в пламя, когда капли попадали в дымоход. Грохот бури был едва слышен, но он почувствовал теплое дуновение влажного ветерка на своей шее и осторожно повернулся, а затем замер, когда кот прошел мимо, его ушастая голова была почти на уровне его собственной груди. Зверь проигнорировал его, аккуратно свернувшись калачиком под высоким столом на козлах, и рыжеволосый мужчина глубоко вздохнул с тихим облегчением.

Лиана махнула ему в сторону другого стола, в то время как полдюжины или около того женщин в фартуках и трое мужчин ненадолго оторвались от своих дел, затем уважительно кивнули хозяйке и вернулись к нарезке овощей, чистке картофеля, вращению вертела над главным камином или уходу за кастрюлями и чайниками на огромной плите, которая образовывала остров в центре комнаты. Половина кухонного персонала тоже была градани, понял он, чей мозг привык (или, по крайней мере, онемел) к повторяющимся ударам. Это сочетание, безусловно, было странным, хотя и не было изначально невозможным, предположил он. Было просто неслыханно, чтобы люди и градани держали свои мечи подальше друг от друга достаточно долго, чтобы обсудить сосуществование. Но девушка, которая побежала навстречу Лиане, мимоходом остановившись, чтобы грубо приласкать смертоносного диреката, разрешила все сомнения относительно того, насколько хорошо этот человек ладил по крайней мере с одним градани. Ее огненные волосы и лисьи уши выдавали в ней дочь Лианы от маловероятного владельца таверны.

- Сядь. Садись! - быстро сказала ему Лиана. - Принеси миску тушеного мяса, Гвинна. А вы, сэр, снимите эту мокрую куртку и разложите ее сушиться.

- Вы слишком добры, - запротестовал рыжеволосый мужчина. - Я не могу отплатить за любезность, которую вы мне оказываете.

- Чепуха! - фыркнула Лиана. - Моему бездельнику-мужу полезно, когда в доме есть гость. И я лучше накормлю одного мужчину на кухне, чем буду ждать в баре полсотни, - добавила она с лукавой улыбкой. - Ты оказал мне там услугу. Сегодня моя очередь присматривать за баром, а его - чтобы циркулировать, так что вы можете видеть, что я действительно у вас в долгу.

- Тогда я рад, что оплатил свой счет, - усмехнулся он, с благодарностью сбрасывая куртку. Пар мягко поднимался, когда он разложил ее на спинке незанятого стула перед огнем, а также расшнуровал свою тунику, повесив обе у очага. Он потер руки, подставляя их теплу и чувствуя желанное тепло на своей промокшей от дождя коже и...

Бьющаяся посуда повернула его голову к девушке, Гвинне. Она была поразительным ребенком, несмотря на всю свою смешанную кровь, с подвижными, заостренными ушами народа ее отца, пикантно торчащими сквозь густые рыже-золотистые волосы ее матери. Ее гордые скулы были слегка усыпаны веснушками, а огромные темные глаза цвета полуночной синевы сияли под изящными ресницами. Она была всего лишь ребенком, но на ее лице уже виднелась грядущая элегантная красота. И все же в данный момент эта красота была омрачена шоком.

У него была всего секунда, чтобы осознать это, прежде чем слева от него раздался звук рвущегося полотна, когда дирекат вскочил на ноги. Стол, под которым он лежал, с грохотом отлетел в сторону, когда зверь поднялся, разинув пасть в клыкастом, ощетинившемся вызове. Он подскочил к девушке - семь футов полуночной угрозы, издавая смертоносный рык, от которого у рыжеволосого мужчины кровь застыла в жилах.

- Стоять, Бланшрах!

Голос Лианы прорвался сквозь внезапное напряжение, и кошка остановилась, напрягшись, как будто натянула невидимый поводок. Рыжеволосый мужчина уставился в его янтарные глаза и почувствовал, как пот выступил у него на лбу, но кот только подался вперед, становясь между ним и девушкой.

- Прошу прощения, сэр, - сказала Лиана более спокойно. - Я прошу у вас прощения - за себя, а также за мою дочь и ее подругу. Но я никогда не видела таких шрамов. Даже на Базеле.

- Шрамов? - безучастно спросил он.

Ее глаза скользнули по его груди и животу, и он втянул воздух и рухнул на скамью, как марионетка, у которой обрезали веревочки. Его торс был испещрен морщинами и ребрами, шрамы тянулись во всех направлениях через крепкую мускулатуру тела. Скалистые пики и долины превратили это тело в мертвенно-бледный горный хребет, и свет очага прочертил линии тени вдоль их изгибов. Он со страхом дотронулся до них, и его лицо побледнело.

Тихий звук пронзил его шок. Он поднял взгляд, зеленые глаза были ошеломлены и сбиты с толку, и адреналин хлынул с новой силой, когда он увидел удавку в руках Лианы, подушечки ее больших пальцев застыли на деревянных рукоятках.

- Ты не знал о своих собственных шрамах.

Это был не вопрос, и он тупо покачал головой. Ее лицо окаменело, глаза метнулись к дочери, и она выплюнула короткую фразу на незнакомом языке. Руки Гвинны мгновенно убрались ото рта, и она отступила назад, ее собственные глаза расширились, когда кот присел, хлеща хвостом, и его глубокий рокот запульсировал. Остальные на кухне, включая двух сильных градани, вооруженных кинжалами, отступили назад, чтобы дать Лиане и коту место.

- Что ты за человек? - слова Лианы были вежливы, но ее голос был холоден, а глаза сверлили его. - Как ты себя называешь? Откуда ты взялся и почему ты здесь?

- Я...

Он уставился на нее полузакрытыми глазами и попытался снова.

- Я...

Его язык прилип к небу, и на лице промелькнуло выражение полной беспомощности. Он отчаянно искал ответы, зная, что от них зависит его жизнь, и все же его разум сорвался с поверхности мыслей в бесконечный колодец тишины. Он облизнул губы и осел на скамью, ревущий огонь обдавал его спину жаром, и медленно покачал головой, страх за свою жизнь пересилил ужас, бесконечно худший.

- Во имя всех богов, - хрипло сказал он. - Я не знаю.

Ветер завывал в верхушках дымоходов, и языки пламени танцевали позади него, смеясь с нестареющей злобой горящего дерева. Его взгляд встретился с взглядом Лианы, и его голос был криком боли.

- Я не знаю!

Три гнома заполнили дверь, не по-джентльменски схватив протестующего халфлинга, и старик ловко отступил в сторону. Разрезанные шнурки кошелька одного из гномов рассказали свою собственную историю, хотя халфлинг продолжал настаивать на своей невиновности. Его протесты стали более настойчивыми, когда он почувствовал запах хлещущего дождя, и старик проглотил улыбку, когда мрачно вопящий вор грациозно выплыл наружу. Он приземлился в дальний желоб с оглушительным всплеском, его крики потонули в летящих брызгах, и старик кивнул гномам, которые стояли прямо за дверью, обмениваясь комментариями о вероятном происхождении вора. Их образные рассуждения на несколько секунд привлекли его удивленное внимание, прежде чем он отвернулся.

Он прокладывал путь сквозь толпу, вдыхая трубочный дым, в то время как его глаза метались, как у охотящегося кота, и вместе с ним двигался уголок тишины, когда люди узнавали его. Он спрятал еще одну улыбку и задумчиво оглядел толпу, прикидывая суммы, которые перейдут из рук в руки по мере того, как они будут оплачивать свои счета. Это была бы кругленькая сумма, но не больше, чем она того стоила.

Таверна "Железный топор" всегда была полна, но сегодня вечером она была переполнена. Таверна была известна песнями, хорошей едой и лучшими напитками... и тем фактом, что в ней никому никогда не перерезали горло. Когда на Белхэйдан надвигалась непогода, "Железный топор" наполнялся как по волшебству.

Его глаза деловито выискивали. Базел должен был где-то быть, но где? Обычно он выделялся, как башня, но сейчас его нигде не было видно.

Ах! Старик ухмыльнулся, когда в задней части пивной раздался рев. Он должен был знать, что сможет найти ее хозяина, прислушиваясь к самому громкому шуму в округе! Он быстро прошел в заднюю комнату и направился к длинному полированному бару.

- Венсит! - позвал большой градани, ударив кулаком по дубовой поверхности. - Входи! Сегодня вечером ты отлично вымок, но у меня есть немного Грансерван Гранд Резерв для таких вечеров, как этот. Позволь мне влить немного этого в твою глотку.

- Добрый вечер, Базел, - более степенно ответил старик, откидывая капюшон своего промокшего пончо и протискиваясь к стойке.

Другие посетители отодвинулись, чтобы дать ему место для локтей. Большинство белхэйданцев знали его в лицо или по описанию и уважали его репутацию, но волшебники в лучшем случае были случайными спутниками. Никто не хотел чрезмерно теснить кого-то, даже того, кто был давним другом хозяина. Кроме того, один взгляд на его необычные глаза отпугивал даже самых стойких незнакомцев.

Базел потянулся под стойку за бутылкой, обтянутой старой кожей, обработанной и теплой от многолетней полировки, и его карие глаза смеялись, когда он осторожно наполнил бокал и поставил его перед стариком.

- Выпей и расскажи мне, почему ты здесь, - приказал он. - Твое сообщение прозвучало достаточно срочно, и все же ты приходишь сюда, как утонувший кот. Не самый лучший образ для мастера-волшебника, я думаю!

- Даже мастера-волшебники тают под дождем, - кисло сказал Венсит, с благодарностью поднимая тост за градани, прежде чем отхлебнуть янтарный, с медовым привкусом огонь. - И в такие ночи, - вздохнул он, опуская стакан после одного большого глотка, - вымок бы Толомос.

- Да, это верно, - кивнул Базел. - И ты не первый утонувший кот, который поскребся в мою дверь этой ночью. Там, на кухне, есть рыжий парень, который выглядит так, словно только что проплыл Спиар с севера на юг.

- Ты говоришь, рыжий? - Венсит приподнял кустистую бровь над своими горящими диким огнем глазами. - Высокий молодой парень? Может быть, лет тридцати?

- Тот самый мужчина. - В голосе Базела не было удивления. - Это твой друг, не так ли?

- Можно и так сказать, - улыбнулся Венсит, - хотя он этого еще не знает. На кухне, ты говоришь?

- Да, у него не было денег на выпивку, поэтому я дал ему мяса. Тушеное мясо Лианы заставит его согреться. Он напомнил мне кое-кого... - Градани мгновение барабанил по стойке, склонив голову набок и пристально глядя на волшебника. - Случилось бы так, что я был знаком с ним, Венсит?

- Не думаю. Ты знаешь очень много очень странных людей, Базел, но этот парень находится за пределами круга даже твоих знакомых. - Венсит спокойно встретил оценивающий взгляд Базела. - Я не сомневаюсь, что он действительно напоминает тебе кого-то, но даю слово, что ты никогда не встречался с ним раньше.

Базел пристально смотрел на него еще пару ударов сердца. Затем он щелкнул своими подвижными ушами и кивнул. Это был странный кивок, который, казалось, подтверждал больше, чем Венсит сказал на самом деле.

- Ну, раз так, я думаю, больше нечего говорить, - сказал он вслух, и настала очередь Венсита кивнуть.

Волшебник допил виски и выпрямился.

- С твоего разрешения, я пойду на кухню.

- Да, пойдешь. - Выразительные уши градани дернулись в сочетании веселья и смирения. - У тебя что-то глубоко на уме. Но ведь ты всегда так делаешь, верно?

- Как ты и сказал, я мастер-волшебник. У мастеров-волшебников всегда есть что-то глубоко на уме.

Губы Базела скривились, и он фыркнул.

- Ну, давай проваливай! У меня полный бар, и ты ничего не скажешь, пока это тебя не устроит, насколько я знаю.

- Увы моей репутации, - поплакался Венсит, затем ухмыльнулся и протолкался сквозь толпу.

Он нашел дорогу на кухню "Железного топора" с легкостью давнего знакомого, и его ботинки громыхали по коридору, но никто из кухонного персонала этого не заметил. Они были слишком поглощены противостоянием между Лианой и рыжеволосым мужчиной. Венсит почувствовал напряжение, когда вошел на кухню, но никаких признаков этого не отразилось на его голосе или выражении лица.

- Добрый вечер тебе, Лиана Огненноволосая, - приветливо произнес он. - Гора за баром сказала мне, что я найду тебя здесь.

- Венсит! - Лиана вздрогнула от удивления, но в ее голосе слышалось облегчение. Только две пары глаз не повернулись к волшебнику: рыжеволосый мужчина, который болезненно уставился на столешницу, и урчащий кот, который не мигая наблюдал за ним.

Венсит вопросительно перевел взгляд с туго натянутой удавки на пепельное лицо рыжеволосого мужчины. Выражение его лица смягчилось, когда дрожащие пальцы мужчины прошлись по его жестоким шрамам, затем старик протянул руку Гвинне.

- И тебе доброго вечера, юная Гвинна, - мягко сказал он. Девушка подбежала, чтобы крепко обнять его, ее лицо сияло от приветствия, но свет померк, когда она оглянулась на мужчину, чьи шрамы поразили ее.

- Я рада видеть тебя больше, чем обычно, - откровенно сказала Лиана. Она позволила удавке ослабнуть, подняла брови на волшебника и склонила голову набок на мужчину, сидевшего перед ее камином.

- В самом деле?

- Действительно, - твердо ответила она. - Базел предложил этому человеку гостеприимство, но теперь он не может - или не хочет - даже назвать мне свое имя.

- Странно, но не удивительно, - загадочно сказал Венсит.

- О, огромное тебе спасибо! - сказала Лиана, затем фыркнула. - Ты когда-нибудь за всю свою жизнь давал кому-нибудь прямой ответ? - потребовала она, но ее голос был более жизнерадостным, как будто она черпала уверенность в его присутствии.

- Волшебники всегда дают прямые ответы - то есть те из нас, кто утверждает, что они честны. Но наши дела обычно настолько запутаны, что самые прямые ответы кажутся самыми кривыми. - Он нежно приподнял подбородок Гвинны указательным пальцем и улыбнулся ей в глаза. - Скажи мне, юная Гвинна, не могла бы ты принести еще миску тушеного мяса для моего друга? И, может быть, одну для меня тоже? И - его мягкая улыбка стала шире, - не уронить их?

- Я никогда не роняю миски! - возмущенно сказала Гвинна.

- А? - брови Венсита нахмурились, когда его взгляд остановился на разбитой посуде на каменном полу. - Значит, она полетела сама, юная Гвинна?

- Ну, - она подмигнула ему, - почти никогда.

- Очень хорошо. Мой ужин, несомненно, прибудет целым, что, на мой взгляд, является большим облегчением.

Он мягко подтолкнул ее к кастрюле с тушеным мясом и снова перевел взгляд на рыжеволосого мужчину.

- Венсит, ты его знаешь? - тихо спросила Лиана.

- И да, и нет. - Его поднятая рука предотвратила ее возмущенный ответ. - Я многое знаю о нем, Лиана, но он не знает меня.

- С ним все в порядке? - Ее встревоженный взгляд многозначительно скользнул по Гвинне.

- Ты, как никто другой, должна знать, что тот, кто "в порядке" редко представляет интерес для волшебника, Лиана Хэйнатафресса, - мягко сказал Венсит. - Но я думаю, что Гвинне от него не будет никакого вреда.

Лиана заглянула в разноцветные глубины его странных глаз. Что-то глубокое и скрытое выглянуло из их кружащихся глубин, и она кивнула. Он ответил ей так полно, как только мог. Он не рассказывал всего - он никогда этого не делал, - но она доверяла ему. Особенно в том, что касалось Гвинны. Между волшебником и ее дочерью существовала какая-то связь, которую Лиана никогда не понимала, но в силе которой она не могла сомневаться. Ее руки двигались точно, обматывая удавку вокруг головы, и Венсит мысленно вздохнул, услышав подтверждение ее уверенности.

- Позволь мне посидеть и поесть с ним, - мягко сказал он. - Я должен поговорить с ним, и сейчас самое подходящее время. Кроме того, - он дразняще улыбнулся, - это убедит тебя в его безвредности.

- Шутник! - Она ткнула его в ребра жестким указательным пальцем, и он фыркнул. Затем она бросила слово дирекату, и огромный зверь медленно отступил на свое прежнее место. Он аккуратно лег, положив подбородок на массивные передние лапы, но его глаза не отрывались от рыжеволосого мужчины.

- Я прослежу, чтобы тебя не беспокоили, - мягко сказала она, - но ты не покинешь этот дом, пока не расскажешь мне больше, чем сейчас!

- Все, что я могу, - пообещал он, нежно касаясь ее лба. Она крепко сжала его предплечье.

- Ха! Ты имеешь в виду все, что захочешь сказать мне!

- Это одно и то же, моя дорогая, - сказал он, слабо улыбаясь.

- Вот! - Гвинна подбежала с полными мисками в обеих руках.

- Я что, должен стоять в углу и есть одной рукой? - потребовал Венсит. - На стол, ты, маленькая негодница!

Гвинна рассмеялась и стала расставлять миски по местам. Рыжеволосый мужчина едва заметил ее, хотя она смотрела на него с откровенным любопытством, уверенная, что теперь, когда пришел Венсит, это было безопасно.

Лиана взяла дочь за руку и направилась в судомойню, приставив девочку мыть тарелки и стаканы. Она заставила кухонный персонал вернуться к своим обязанностям и заняла свою очередь у больших раковин, но ее глаза то и дело возвращались к рыжеволосому мужчине и старому волшебнику у камина, и ее лоб озадаченно нахмурился.

- Желаю тебе доброго вечера, юный сэр.

Рыжеволосый мужчина поднял глаза на тихий голос и увидел старика с лицом, изборожденным морщинами от смеха, слез и непогоды. Волосы, белые как снег, но густые и здоровые, были собраны под кожаную повязку с узором, а кустистые брови выразительно двигались над странными глазами - светящимися глазами, которые казались разноцветными, но не называли ни один цвет своим. Тело старика выглядело моложе, чем его лицо, и у него были покрытые шрамами сильные руки и запястья фехтовальщика. Он был такого же роста, как и сам рыжеволосый мужчина, а под мокрым пончо у него было спрятанное в ножны оружие воина. Его внешность была потрепанной, но в его глубоком голосе и древнем телосложении чувствовалась неопределимая сила.

- Прошу прощения, - заставил себя пробормотать рыжеволосый мужчина. - Боюсь, я чувствую себя... неважно.

- Неудивительно. - Старик сидел напротив него и накладывал ложкой тушеное мясо, разглядывая его сквозь ароматный пар. - Это... неприятно осознавать, что у тебя нет прошлого.

- Да, - тихо сказал молодой человек. - Я не... - затем он замолчал.

- Как ты узнал? - прошептал он, его правая рука шарила по поясу в поисках чего-то, чего там не было.

- Это моя работа - знать вещи, - беспечно сказал старик. - Я волшебник.

- Волшебник?! - слово прозвучало как шипение, и ищущие пальцы судорожно сомкнулись на отсутствующей рукояти. Старик только рассмеялся и пододвинул к нему вторую миску.

- Действительно. Давай же, парень! Не все волшебники были злыми, хотя я допускаю, что в наши дни эта порода носит зловещее название. Но Базел Кровавая Рука не потерпел бы в своем доме темного волшебника!

- Возможно, и нет. - Голос рыжеволосого мужчины был резким, когда он вслепую потянулся за ложкой, не сводя глаз с лица волшебника. - Только я никогда даже не слышал ни о какой "Кровавой руке", и даже если бы и слышал, из этого не следует, что какой-либо волшебник достоин моего доверия.

- Но ты встретился с Базелом, - сказал старик. - Давай. Ешь! Его леди допустила тебя до своей кухни, а это не та привилегия, которую легко получить.

- Да, полагаю, это так. - Рыжеволосый мужчина неохотно улыбнулся. Это была тонкая улыбка, окаймленная горькой неуверенностью, но все же улыбка, несмотря ни на что, и он опустил ложку в свою тарелку. - Действительно, пугающая леди.

- У дев войны сотойи есть свои маленькие привычки, - сухо сказал старик.

- Девы войны сотойи? - рыжеволосый мужчина резко оглянулся. - Они же поклялись никогда не выходить замуж!

- Так оно и есть. Или было, во всяком случае. - Старик пожал плечами. - Их устав был... слегка пересмотрен в этом отношении несколько лет назад. На самом деле, Лиана имела к этому некоторое отношение. Или, во всяком случае, ее пример помог. - Он улыбнулся. - Она действительно склонна ставить весь мир на уши именно тогда, когда окружающие ее люди думают, что от нее можно безопасно оторвать взгляд. Конечно, я полагаю, у нее это получается естественно. - Он покачал головой. - Ты, должно быть, понял, что наша Лиана особенная во всех отношениях? Весь этот дом особенный, мой друг, а Лиана носит звание тысячницы, командира тысячи.

Глаза рыжеволосого мужчины вернулись к высокой, стройной женщине с чем-то похожим на благоговейный трепет. Дев войны редко видели за пределами Равнины Ветров, но их репутация как бойцов была непревзойденной. Великолепная кавалерия сотойи наводила ужас на их врагов, но девы войны - несмотря на то, что большинство сотойи никогда не считали их по-настоящему "респектабельными" - были одинаково искусны в выбранной ими роли легкой пехоты, разведчиц и мастериц иррегулярной войны. Если Лиана вела в бой тысячу из них, она была силой, с которой приходилось считаться. Неудивительно, что мужчины расступались, когда она пересекала комнату! Но что она делала, выйдя замуж за градани, одного из наследственных врагов сотойи? И почему они вдвоем управляли таверной в империи Топора, из всех возможных мест?

Он перевел взгляд, полный вопросов, на волшебника через стол, но тот едва заметно покачал головой.

- Твое любопытство очевидно, - мягко сказал он, - но я не имею права просвещать тебя. Не то чтобы эта история не стоила того, чтобы ее рассказать - или что половина бардов в Норфрессе еще не попробовали свои силы в ее рассказывании, если уж на то пошло, - но ни одна из баллад не передает ее полностью правильно. За исключением, возможно, Брандарка. - Губы старика дрогнули в подобии улыбки. - Просто пойми, что все вопросы, которые ты уже вообразил о них, сильно далеки от реальности. Если позже будет время, я уверен, что они захотят рассказать тебе больше, хотя вряд ли на это будет время сегодня вечером. Расписание вечера, вероятно, будет слишком насыщенным для длинных историй, какими бы хорошими они ни были. Однако я дам одно предостережение: не причиняй вреда никому под этой крышей. Особенно Гвинне, дочери Базела и Лианы! Если ты это сделаешь, никакая сила на земле тебя не спасет.

Рыжеволосый мужчина вздрогнул, когда выражение лица волшебника выразило вторую часть его предупреждения - что Базел и его грозная жена могут быть наименьшей из его опасностей, если он представляет угрозу для ребенка. Он не мог понять, почему это могло быть, но холодная уверенность в этом жгла его нервы. Затем выражение лица волшебника смягчилось, и он криво улыбнулся.

- Но мы должны поговорить о тебе, не так ли? - сказал он более непринужденно.

- А что насчет меня? - осторожно спросил рыжеволосый мужчина.

- Не будь глупым. Слепой мог бы увидеть, что ты встревожен, а я далеко не слеп. Кроме того, я волшебник. Возможно, я знаю о тебе больше, чем ты сам.

- Ты знаешь, кто я?

Ложка молодого человека упала, и его рука сжала запястье волшебника с невероятной силой. Рокот недовольства Бланшраха усилился, и голова кота поднялась с лап.

- Тише, мой друг. Потише!

Взгляд Венсита заставил рыжеволосого мужчину вернуться на свою скамейку.

- Ты знаешь, кто я! - отчаянно настаивал он.

- Кто ты такой? - Старик поиграл словами, не насмешливо, а как бы пробуя их значение на вкус. - Кто может сказать, кто такой мужчина? Не я! Я даже не могу сказать тебе, кто я сам - не совсем точно. Завтра я больше не буду тем человеком, которым являюсь сегодня, а вчерашнего меня уже нет. Нет, я не могу сказать тебе, кто ты, но, возможно, я могу сказать тебе, что ты такое, и это почти так же хорошо. - Он сделал паузу и спокойно посмотрел на собеседника. - Почти.

- Понятно. - Рыжеволосый мужчина улыбнулся, и это было неприятное выражение. - Разве нет пословицы о том, как нужно задавать вопросы волшебникам?

- На самом деле их очень много. Но думаю, что та, которая тебе нужна, гласит: - Задавай волшебнику вопрос, только если ты знаешь ответ - и даже тогда его ответ собьет тебя с толку.

- Ты прав. Это то, что я пытался вспомнить.

- Я думал, что это может быть. Хочешь получить ответ?

- Это смутит меня?

- Несомненно, - спокойно сказал волшебник, накладывая еще тушеного мяса.

Рыжеволосый мужчина смотрел на него через стол, исполненный странного спокойствия, как лед на огне. Он не знал, что был чужим самому себе, пока Гвинна не отреагировала на его шрамы, и шок от осознания того, что у него нет прошлого, все еще отдавался эхом в его душе. Он понятия не имел, кем или чем он был, понятия не имел, что он мог бы сделать. Был ли он преступником? Объявленный вне закона человек, за голову которого назначена награда? Он не помнил никаких преступлений - и разве это не было бы плохой защитой? Была ли у него собственная жена? Семья, которая стала меньше, чем призраками, когда они исчезли из его памяти? Кто-то отчаянно искал его, или никого во всем мире не волновало, что с ним могло случиться? Все эти вопросы и еще тысяча других, сверх того, проносились через него, но старика, казалось, не волновало его мучительное замешательство. Он сидел, играя в словесные игры и поглощая тушеное мясо, как будто подобные вещи случались каждый день! Возможно, они действительно случались с волшебниками, но рыжеволосый мужчина был плохо подготовлен к тому, чтобы справиться с бедствием такого масштаба. Если у волшебника был хоть малейший ключ к этому... этому отсутствию, этому отрицанию своего прошлого, конечно, он хотел это услышать. Каким бы запутанным или пугающим это ни было.

- Тогда скажи мне, волшебник. - Его голос звучал насмешливо, хотя для этого потребовалось больше мужества, чем он думал. - Кто я такой?

- Важная часть очень большой головоломки, - ответил старик.

- Ты прав, - фыркнул рыжеволосый мужчина, его зеленые глаза потемнели от разочарования. - Я в замешательстве.

- Обычно быть частью головоломки сбивает с толку, - согласился другой мужчина. - Особенно, когда головоломка обширнее, чем ты можешь себе представить.

- В самом деле? Как же эта часть вписывается в общую картину? Что делает меня таким важным, что волшебник решает поиграть со мной в загадки? Или этот вопрос разрешен? - с горечью спросил рыжеволосый мужчина.

- Вопрос разрешен, - сказал старик, внезапно посерьезнев, - но я не могу ответить на него сейчас. Не полностью, хотя кое-что я могу тебе рассказать.

- Например? - Рыжеволосый мужчина перегнулся через стол, не в силах скрыть нетерпение в своих глазах.

- Я скажу тебе вот что. Ты боец, о чем свидетельствуют твои шрамы, но ты также гораздо больше этого, мой друг. Ты человек, который будет без труда нравиться людям - возможно, даже чтобы следовать за тобой, - а такие мужчины всегда опасны, не в последнюю очередь для самих себя. У тебя есть сильные стороны, о которых ты не подозреваешь, сильные стороны, которые скрыты глубоко внутри тебя, и они делают тебя острым инструментом для знающей руки.

- Замечательно, - с горечью сказал рыжеволосый мужчина. - Ты пытаешься сбить меня с толку? Разве тебе недостаточно простого невежества? Почему ты не можешь дать мне что-нибудь полезное?

- Я даю. - Старик проглотил и взмахнул ложкой. - Собери это воедино. Я волшебник, а ответы волшебников ограничены, потому что мы знаем слишком много. Неразумное слово, слишком сильный намек - и ущерб нанесен. Целая серия планов, стратегий - годы усилий - могут пойти прахом из-за того, что мы сказали одно слово многим.

Его ложка рассекла воздух, с хрустом ударившись о стол, и рыжеволосый мужчина сердито фыркнул.

- Я не помню, чтобы просил включить меня в какие-либо стратегии!

- Но тогда ты что-то помнишь, не так ли? - Вопрос был задан мягко, и молодой человек напрягся. - Возможно, ты действительно спрашивал... однажды. И подумай вот о чем - твоя потеря памяти носит избирательный характер, мой друг. Ты знаешь, что такое градани и дирекат. Ты слышал о девах войны. Избирательная амнезия, вероятно, не случайна.

- Ты имеешь в виду...Ты хочешь сказать, что кто-то забрал мою память?

- Именно. И это означает, что ты уже являешься частью чьих-то планов.

- Но... почему? - Молодой человек покачал головой, его глаза потемнели.

- По целому ряду причин. Я не могу сказать тебе многого, но вот что я скажу: все волшебники в глубине души решают головоломки, и большинство из нас жульничают. Нам может не нравиться, как складывается вместе паззл, поэтому мы меняем кусочки или переставляем их узоры. На каждого волшебника, который ищет одно решение, приходится другой, который хочет другого ответа или просто чтобы головоломка оставалась нерешенной. Так было не всегда, но прошлое есть прошлое. Мы должны иметь дело с тем, что есть, а не с тем, чем мы хотели бы быть.

Старик замолчал, уставившись в огонь. Когда он заговорил снова, его голос был мягче.

- Некоторые из нас пытаются верить, что наши решения отвечают наилучшим интересам всех или, по крайней мере, максимально возможного числа людей, но мы все довольно безжалостны. Что касается тебя, то, похоже, кто-то хочет, чтобы ты не знал о той роли, которую ты мог бы сыграть, если бы у тебя все еще было прошлое.

- Но что делает меня важным? Кто сделал это со мной? Ты говоришь, что ты волшебник - откуда мне знать, что это был не ты?

- Это могло быть, - согласился старик, гоняя ложкой остатки тушеного мяса по тарелке, - но если бы я хотел, чтобы тебя убрали, было бы достаточно легко просто убить тебя.

Он поднял глаза и спокойно встретился взглядом с молодым человеком. Рыжеволосый мужчина сглотнул и резко кивнул.

- Тогда в чем твой интерес ко мне? - тихо спросил он.

- В этот момент? Чтобы сохранить тебе жизнь, - просто сказал волшебник.

- Действительно? - Волосы на затылке рыжеволосого мужчины встали дыбом. - И почему я не должен оставаться таким сам по себе?

- Потому что невежество не меняет того, кто ты есть. Ты представляешь опасность для слишком многих, кто следует традициям Темных лордов Карнэйдосы. Возможно, ты в безопасности от того, кто украл твою память, но есть другие, которые не только могут, но и наверняка убьют тебя, если всего лишь заподозрят, что ты жив. И причина будет проста. Ты угрожаешь им, независимо от того, знаешь ты что-то или нет... пока ты остаешься в живых.

- Итак. - Молодой человек изучал волшебника, пока огонь ревел под порывами ветра, высасывающими дымоход. - Возможно, ты говоришь правду - или, по крайней мере, часть правды. Но откуда мне знать, что твоя правда - та, которую я хотел бы услышать?

- Никто не хочет знать всю правду. - Голос волшебника стал серым и старческим. - Поверь в это, юный сэр.

- Я верю, - мягко сказал рыжеволосый мужчина, - но я не могу просто поверить на слово первому встречному волшебнику. Я помню еще одну пословицу. - Не доверяй волшебникам. Лучшие не слишком хороши, и большинство из них - зло.

- Во всех пословицах есть доля правды, - согласился старик. - Искусство переживает печальные времена. Совета нет, и большинство моих братьев и сестер по искусству в лучшем случае имеют какой-то оттенок серого. Но если ты мне не доверяешь, ты будешь мертв в течение двадцати четырех часов.

- Не от моей руки, - быстро продолжил он, поднося ладонь к зеленым глазам, которые внезапно превратились в обжигающий лед. - Если бы я хотел твоей смерти, даже Базел не смог бы помешать мне убить тебя сейчас, пока ты слишком невежественен, чтобы даже понять причину своей смерти. - Казалось, сила окутала его дымом, и у рыжеволосого пересохло во рту, когда потрепанный старик внезапно превратился в опасную угрозу, которая противоречила его мокрому, потрепанному виду. Опасность витала вокруг него, как какой-то невидимый туман, но потом он покачал головой, улыбнулся, и опасность отступила. И все же она никогда не исчезала полностью, и его пылающие глаза поблескивали между ресницами.

- Однако, как бы то ни было, последнее, чего я хотел бы, - это твоей смерти, - сказал он. - Если ты умрешь, я, несомненно, отправлюсь с тобой к Исварии, и мне еще многое предстоит сделать. Я признаю как эгоистичные, так и бескорыстные мотивы, но у тебя есть враги, как смертные, так и волшебники. Твои собственные навыки могут защитить тебя от первых, но только я могу помочь тебе против вторых.

- Но почему?! - почти прокричал рыжеволосый мужчина. - Черт бы побрал тебя и твои загадочные намеки! - Он с видимым усилием овладел собой. - По крайней мере, ответь мне на такой вопрос, волшебник - как ты нашел свой "кусочек головоломки"?

- Я не нашел тебя; я ждал тебя.

- Очень полезно. - Молодой человек, нахмурившись, побарабанил пальцами по столу и попробовал другой подход. - Назови мне хоть одну вескую причину доверять тебе - одну причину, которую я теперь могу понять, волшебник!

- Я все еще чту Правила Оттовара, - мягко сказал старик с огненными глазами.

- Слова! Это моя жизнь, волшебник! Я ничего не знаю о тебе, и еще меньше о твоих проклятых головоломках. Я вообще ничего не знаю о слишком многом, так что дай мне ответ получше. Как доверие к тебе сохранит мне жизнь? Скажи мне, волшебник!

- Я никогда не говорил, что так будет. - Голос старика стал глубже, а его огненные глаза вспыхнули. - Но если ты доверяешь мне, ты не будешь первым, и ни один человек, который когда-либо доверял мне, не был предан, хотя многие умерли, узнав меня. Они погибли, пытаясь помочь мне, или просто потому, что подошли слишком близко к моему миру тьмы и полутени. Не пойми меня неверно! Я не предлагаю тебе никаких обещаний жизни, только выбор. Я живу в тени на краю того, что вам угодно называть "миром", и я прожил там очень долго. Но я не часть Тьмы.

- Откуда я могу это знать? - прошептал рыжеволосый мужчина. - Я хочу доверять тебе - боги знают, что я бы продал свою душу, чтобы узнать, кто я такой! Но я не знаю, как тебе доверять. Я даже не знаю, кто ты такой!

- Помни, что я сказал о том, чтобы спросить "кто", - мягко сказал старик. - Я не могу тебе этого сказать, но я могу сказать тебе, как меня называют люди. После этого ты должен судить сам. Возможно, ты даже знаешь мое имя. Но будь осторожен! Репутация - это всего лишь слухи, и даже если я не желаю тебе зла, ты все равно можешь проклинать тот день, когда мы встретились.

Он сделал паузу, его лицо было холодным от предупреждения, и рыжеволосый мужчина почувствовал внезапное желание отозвать свои вопросы, прежде чем он сможет услышать ответы на них. Странные глаза ярко горели, их многоцветная глубина танцевала, и когда волшебник заговорил снова, его глубокий, размеренный голос зазвенел, как железо на наковальне.

- Меня зовут Венсит из Рума, последний лорд Совета Оттовара, Хранитель Правил Оттовара, главный советник Трона Грифона Контовара, и я ждал этого разговора тринадцать столетий!

ГЛАВА ВТОРАЯ Друзья по необходимости

- Венсит из Рума! - Рыжеволосый мужчина смотрел, открыв рот, по крайней мере, секунд десять, затем встряхнулся, словно пытаясь физически справиться со своим шоком. - Ты тот волшебник, который уничтожил Контовар?!

- Как и все сказки, эта не совсем точна, - вздохнул Венсит, поворачивая голову, чтобы посмотреть в огонь. - Но, да. Я произнес Слово Освобождения, да, и освободил Совет от Правил, чтобы позволить нам нанести удар по нашим врагам.

Он сидел молча в течение долгого, неподвижного момента, как будто его глаза дикого огня видели воспоминания в пламени, затем снова посмотрел на молодого человека.

- Нас было триста человек, и мы были могущественны. О, да! Мы были могущественны, мой друг. - Его голос был мягким, и он снова вздохнул. - И мы изливали нашу силу, как воду, и растрачивали наши жизни впустую, как огонь. Мир никогда не видел ничего подобного с тех пор, как Оттовар положил конец великим войнам волшебников за десять тысяч лет и более до этого... и когда мы закончили, во всем мире было четыре белых волшебника. Всего четверо, и двое из них стали сумасшедшими....

Его лицо исказила древняя боль, когда его пылающие глаза впились в рыжеволосого мужчину, как предзнаменования.

- Контовар был уничтожен, - сказал он все так же тихо, - но погиб только его труп. Все, что когда-либо делало его Контоваром, Контоваром, который Оттовар и Гвинита отрезали от тьмы и вывели к свету, уже умерло. Огонь поглотил Трон Грифона. Трофроланта, город Оттовара и Гвиниты, лежала в руинах, Темные Лорды одержали победу, и они были готовы преследовать беженцев даже здесь, даже в Норфрессе, чтобы завершить победу Богов Тьмы. Единственной надеждой тех, кто бежал, было то, что мы ослабим победителей, потому что у нас не было сил убить их, хотя мы и делали все, что могли. - Он невесело рассмеялся. - О, да, мы, конечно, сделали все, что могли! Но мы не могли убить их всех. Только сами боги знают, скольких из их рабов мы убили, или сколько младших волшебников погибло, но слишком многие из архимагов выжили. После этого они назвали Контовар Хакроманти - Могила Зла, - но даже могила на самом деле не вечна, и зло не было мертвым. Оно только спало, и этот сон был беспокойным.

Он замолчал, снова уставившись в огонь, и рыжеволосый мужчина попытался осознать невозможность, которую олицетворял старик. Почему-то он не мог усомниться в словах своего странного, убого-величественного спутника, и все же это было нелепо. Второму самому легендарному волшебнику в истории не следовало находиться на кухне таверны! И все же... и все же...

Он наблюдал за крошечными искорками дикого огня, зависшими перед пылающими глазами волшебника, и знал, что услышал правду. И это ужаснуло его до мозга костей, ибо какое мыслимое дело у него было с человеком, который принес смерть на целый континент? И тут ему в голову пришла еще худшая мысль. Если Венсит из Рума сам нуждался в его услугах, мог ли он даже надеяться отказаться?

- А теперь, - Венсит встряхнулся, очнувшись от угрюмого разглядывания пламени, - я последний белый волшебник Контовара - пусть мои друзья вспоминают меня с нежностью в залах Исварии! Боги знают, что я причинил им достаточно горя, когда они были живы! - Он улыбнулся воспоминаниям, затем нахмурился. - Но если их задачи закончены, то мои - нет, и мне нужна твоя помощь. Я сказал, что ты был важной частью головоломки, но это не совсем точно. Или, скорее, это недостаточно конкретно, потому что правда в том, что ты - ключевая фигура. Я бы даже сказал, ключевая часть.

- Но... - рыжеволосый мужчина резко сглотнул. - Я все еще не понимаю, - продолжал он, его голос был намного тише, почти жалобным, его гнев сменился замешательством. - Ты Венсит из Рума! Каждый школьник знает легенды о тебе, о том, чего ты достиг. Я тебе не нужен!

- Венсит из Рума - это мое имя, а не то, кто я есть, - сказал Венсит. - По крайней мере, не обязательно. Я многое значу для многих людей - и в этот момент для тебя я гораздо важнее, чем просто создатель легенд. - Он фыркнул в насмешке над самим собой. - И создание легенд - это не все, о чем говорят, мой друг! Легенды - это неудобные вещи. Обычно их творят люди, которые всем сердцем желают оказаться где-нибудь в другом месте, и любой здравомыслящий человек избегает их, как чумы. Но это к делу не относится, потому что кем бы я ни был для других людей, для тебя я единственный человек, который знает, как ты вписываешься в борьбу волшебников. Я знаю путь через нее, хотя честность заставляет меня предупредить тебя, что легких дорог не бывает, и путешествие со мной не будет приятным. О, у этого могут быть свои моменты, но ты будешь проклинать меня так же часто, как и благодарить. - Он внезапно ухмыльнулся. - Базел мог бы сказать тебе, что я не самый легкий спутник в походе даже при самых лучших условиях, но ты полон решимости отправиться в путешествие, несмотря ни на что. К сожалению, если ты покинешь эту таверну без меня, это почти наверняка будет очень короткое путешествие. Если уж на то пошло, честность вынуждает меня признать, что, боюсь, шансы на выживание невелики, что бы ты ни делал. Единственная абсолютная уверенность, которую я могу тебе дать, - это то, что без меня ты не выживешь; в остальном результаты все еще... должны определиться.

Рыжеволосый мужчина моргнул, но его зеленые глаза утратили блеск шока. Он рассеянно потер свою покрытую шрамами грудь, обдумывая слова Венсита. Затем он удивил самого себя, внезапно улыбнувшись.

- Ну, ты откровенен - в некоторых вещах - для волшебника, - усмехнулся он. - По сути, я проклят, если доверюсь тебе, и обречен, если не доверюсь!

- Не самый приятный выбор, - признал Венсит. Он выудил помятую трубку и набил ее, его горящие глаза непроницаемо смотрели на молодого человека. Затем он сунул щепку в огонь и от нее осторожно раскурил трубку.

- Если ты не можешь сказать мне, кто я такой, - сказал рыжеволосый мужчина странно полным достоинства голосом, - ты можешь хотя бы сказать мне, что я должен делать?

- Не совсем. - Венсит выпустил синий дым на вощеные сыры, свисающие с кухонных балок, но в его голосе звучало сострадание. - Я могу только повторить то, что сказал раньше. Ты боец, а бойцы всегда полезны. Но ты также гораздо больше этого - по крайней мере, потенциально - и внутри тебя есть вещи, которые я не смею тревожить. Вещи, которые могут сделать тебя неисчислимо важным.

Гвинна принесла две кружки горячего чая, и рыжеволосый мужчина поблагодарил ее и вдохнул пар, благодарный за то, что его прервали, пока он пытался разобраться со словами волшебника и своей искалеченной памятью. Он не мог поверить, что внутри него было скрыто что-то особенное, но, имея в прошлом только пустоту, он также не мог опровергнуть заявления Венсита.

Он наблюдал, как персонаж мрачной легенды торжественно извлекает серебряный свисток из одного из хохлатых ушей Гвинны, и улыбнулся, когда девушка восторженно захлопала в ладоши. Она крепко обняла волшебника за шею, что-то прошептав ему на ухо, прежде чем взять свое новое сокровище, чтобы показать матери.

Лиана сделала паузу, чтобы как следует полюбоваться свистком, а затем нежно коснулась красно-золотых волос, освобождая Гвинну от ее обязанностей. Девочка свернулась калачиком рядом с котом, и огромный зверь поднял голову со своих лап, чтобы позволить ей удобно устроиться на его передних лапах и небрежно прислониться спиной к его груди. Голова Бланшраха была размером почти со все ее туловище, но он громко замурлыкал и положил подбородок на ее хрупкое плечо, прищурив янтарные глаза.

Пылающие глаза Венсита следили за Гвинной, и рыжеволосый мужчина распознал яростную нежность в на мгновение неосторожном выражении лица волшебника. Эта нежность сделала больше, чем любые слова, чтобы завоевать его сердце, но он пока не был готов отказаться от своих сомнений.

- Предположим, - тихо сказал он, наклоняясь вперед, - предположим, я признаю, что ты тот, за кого себя выдаешь, и что, каким бы невероятным это ни казалось, я действительно важен. Давай даже скажем, что я должен тебе доверять. Но если я это сделаю, что - если это не звучит корыстно - сам получу от этого?

- Разумный вопрос, - мягко сказал Венсит. - И очень простой. Но у меня нет простого ответа. Я даже не могу обещать тебе твою жизнь, только ее смысл.

- Загадки внутри загадок, - вздохнул рыжеволосый мужчина.

- Конечно! - Венсит внезапно усмехнулся. - В конце концов, я волшебник. - Затем он устремил на молодого человека более добрый взгляд. - Но я обещаю тебе вот что. Я клянусь своим искусством, что когда-нибудь, если мы оба будем живы, ты узнаешь свое собственное имя и причину всех моих поступков. Кроме этого, на данный момент я не могу сказать тебе ничего больше. Не просто не хочу сказать, а не могу сказать.

- Боюсь, я в это верю, - неохотно сказал рыжеволосый мужчина.

- И, веря в это, ты позволишь мне вести тебя?

- А какой у меня еще есть выбор?

- Только тот, что я тебе описал, - мягко сказал Венсит.

- Тогда то, что нельзя вылечить, нужно вытерпеть, не так ли?

- Я рад, что ты так хорошо это воспринимаешь, - тон волшебника был сухим, как пустыня.

- Я бы не стал, если бы мог помочь этому!

- Думаю, что нет.

Венсит замолчал и потягивал чай, пока рыжеволосый мужчина медленно переваривал сказанное и пытался представить последствия своего собственного согласия. Дым от трубки Венсита вился странными завитками и узорчатыми облаками, которые, казалось, несли в себе тайный смысл, недоступный пониманию, и именно волшебник наконец нарушил молчание.

- Полагаю, тебе нужно имя, не так ли?

- Это может быть полезно, - едко сказал рыжеволосый мужчина, высоко вытягивая руки в зевке, выгибающем позвоночник. Он задержал растяжку на пару ударов сердца, затем откинулся на спинку скамьи. - Я не могу вечно оставаться "моим другом". Но имя человека должно что-то говорить о его жизни. Так не мог бы ты предложить какое-нибудь одно?

В его тоне сквозила неприкрытая ирония, но Венсит не клюнул на приманку.

- Имя - это очень личное, - возразил он. - Я предлагаю тебе выбрать что-нибудь для себя.

- Хорошо, - согласился рыжеволосый мужчина, скрывая любые следы разочарования, когда его зонд отскочил от брони молчания волшебника. - Как тебе "Кенходэн"? - спросил он наконец, в зеленых глазах блеснул горький юмор.

- Значит, ты помнишь Древний язык, - сказал Венсит.

- Кое-что из него.

- Тогда это хороший выбор, - спокойно согласился волшебник, и снова воцарилась тишина, подчеркнутая потрескиванием огня и шипением дождевых капель, умирающих в его пламени. Оба мужчины знали, что это имя означало одновременно принятие и вызов, поскольку на старом языке Высокого Контовара "Кенходэн" означало "рожденный из тишины".

Заговор грома, ветра и проливного дождя правил Белхэйданом, пока ночь приближалась к бурной кульминации. Даже самые оптимистичные в конце концов оставили надежду на затишье, и один за другим завсегдатаи "Железного топора" расплатились по счетам и уныло удалились в бушующую тьму. В конце концов, осталась лишь горстка несгибаемых, и Базел передал бар помощнику и присоединился к своим гостям на кухне.

Прислуга удалилась, оставив свою хозяйку с дочерью и гостями. Время сна Гвинны было сдвинуто в честь гостей, и она полулежала поперек передних лап кошки, а клыкастая голова мягко, но настороженно лежала у нее на коленях. Она сонно задремала, но ее мать сидела, погруженная в беседу с Венситом и человеком, которого теперь звали Кенходэн.

Недоверие Лианы было преодолено тем, что Венсит принял незнакомца, и теперь она сидела за столом напротив Кенходэна, рядом с Венситом, положив голову на плечо волшебника, потягивая чай и пытаясь помочь Кенходэну примириться с его искалеченной памятью. Она не могла быть на много лет старше его самого, и все же она подошла к разгадке его амнезии со спокойствием, далеко не свойственным ее годам. Ее живое чувство юмора никогда не было далеко от поверхности, но ее словесные выпады предназначались Венситу, а не Кенходэну, и в ней было что-то почти... материнское. Это было неподходящее слово, но оно подходило ближе, чем любое другое, которое он мог придумать, потому что за ее состраданием стояла мудрость, которая казалась странно неуместной в ком-то, кому не могло быть больше тридцати - максимум тридцати пяти. Однако, каким бы ни было "правильное" слово, он определенно не собирался жаловаться. Он нашел ее тихое сочувствие и принятие, теперь, когда Венсит поручился за него, успокоив незаживающую рану в его сознании, и маленькая группа погрузилась в теплый уют людей, которые слышат, как бушует непогода за уютной крышей.

И затем Базел ворвался в тишину, как веселый удар грома, его глубокий голос отдавался эхом, пока Гвинна не проснулась достаточно, чтобы попроситься на колени своего отца, в то время как Лиана шикнула на них обоих. Базел поднял свою дочь с ее насеста на скамейке, и глубокое мурлыканье Бланшраха заурчало, когда его голова нежно коснулась колена градани. Гвинна обвила руками толстую шею отца, когда он перекинул могучую ногу через скамейку Венсита и крепко прижал ее к себе. Лиана налила ему чай, и их взгляды тепло встретились.

- И не случилось ли так, что ты взяла и разгадала нашу тайну, любимая? - спросил Базел, сердечно обнимая ее и еще раз целуя волосы дочери.

- По крупицам, - безмятежно ответила Лиана. - По крайней мере, у нашего гостя есть имя, и они с Венситом достигли взаимопонимания.

- Настолько, насколько мы можем за одну ночь, - вставил Венсит, медленно поворачивая голову, чтобы размять затекшие мышцы.

- И кто мог бы просить большего? Однако, клянусь Мечом, этого достаточно, чтобы заставить мужчину занервничать, услышав, как Венсит из Рума признает ограничение!

- Я никогда не претендовал на всемогущество, - мягко сказал Венсит.

- Просто сыграл свою роль! - фыркнул градани. - Я не жалуюсь, заметь. За эти годы ты вытащил меня с моей шкурой в целости и сохранности - более или менее - не из одной передряги.

- Но это такая большая шкура, - задумчиво сказал Венсит. - Конечно, ты же не так часто жалеешь о ее маленьком кусочке?

- По-моему, Томанак никогда не обещал, что мне не придется время от времени проливать кровь, - весело ответил Базел. - Буду рад замарать любого врага своей кровью, если так случится, что он сможет ее добыть.

- Рискованное дело, - пробормотал Венсит. - Но хватит любезностей. Базел, это Кенходэн, еще один слуга Бога Меча. Кенходэн, я понимаю, что это может показаться маловероятным, но этот комок мускулов одновременно является защитником Томанака и мастером меча Белхэйданского отделения Ордена Томанака. У него было слишком мало ума, чтобы выбрать надежного бога, так что не спрашивай его совета ни о чем важном. Но если тебе нужен совет по поводу пролития крови, лучшего советника не найти.

Предупреждение Венсита о природе этого своеобразного домашнего хозяйства сослужило Кенходэну хорошую службу. Как и тот факт, что он уже столкнулся с достаточным количеством невозможностей, чтобы его предубеждения приобрели определенную эластичность после выпитого пунша. Ничего из этого не было достаточно, чтобы удержать его глаза от расширения в эхо его изумления. Деве войны сотойи, возможно, не было никакого дела в империи Топора, особенно если она была замужем за градани, но это была просто безделушка по сравнению с понятием градани-защитника Томанака! Любого Бога Света, если честно, но Томанака?

И все же, встретив острый, оценивающий взгляд градани, обращенный на него, он обнаружил, что у него даже не возникло искушения усомниться в веселом представлении Венсита. Эти карие глаза были остры, как кинжалы, они смотрели из-за фасада безудержного смеха и маски трактирщика, которую Базел по какой-то причине решил надеть, и в них не было ничего от варварского разбойника, который был стереотипом градани среди других человеческих рас. В них были интеллект, юмор, уверенность и ум, такой же острый и прямой, как собственный меч Томанака. Эти глаза были самым далеким, что только можно вообразить, от варварских, и все же глубоко в них, за юмором и частью сострадания, таилось нечто более неумолимое, чем сталь, и беспощадное, как булава Бога войны. Что-то, что подсказало ему, что, какой бы нелепой ни была сама идея, Базел Кровавая Рука действительно был защитником Томанака.

Кенходэн понятия не имел, как это могло произойти. Если бы кто-нибудь спросил его, он бы поклялся, что этого не могло произойти, но когда его разум приспособился к новому потрясению, он понял, что действительно может видеть, как градани - особенно такой, как сидящий с другой стороны стола от него гигант - мог быть привлечен к службе Томанака.

Томанак был суровым богом, хранителем воинского кодекса, но это была лишь одна из его обязанностей, и далеко не самая важная. Третий ребенок Орра и Контифрио и второй по силе после самого Орра, он был генерал-капитаном Богов Света, богом, чья рука низвергла самого Фробуса, когда тот восстал против власти Орра. Помимо этого, он также был покровителем справедливости, Судьей князей и Мечом Света, которому его отец поручил следить за равновесием весов Орра. И точно так же, как он сам был больше, чем просто покровителем воинов, такими же были и его защитники. Правда, они славились своим боевым искусством, но их истинная функция заключалась в том, чтобы быть его Мечами в мире смертных, оружием, готовым к его руке для защиты слабых и отправления правосудия.

Как защитник Томанака, Базел, безусловно, был подходящим партнером для девы войны сотойи, и он также имел звание Рыцаря Большого креста Легиона Топора. Более того, он имел право на часть прибыли из казны Ордена, что только усугубляло загадку того, почему он держал таверну.

Конечно, этот последний вопрос был второстепенным, практически незначительным по сравнению со всеми другими загадками, разгуливающими под крышей таверны, о которой идет речь.

- Ты воин, не так ли? - задумчиво произнес градани. - Да, у тебя есть навыки для сильных ударов, но это твой навык?

- Венсит говорит, что да, но, боюсь, мне придется поверить ему на слово. - Кенходэн пожал плечами. - У меня нет памяти, чтобы судить по ней.

- Фу! - Базел со стуком поставил свою кружку с чаем. - Я ничего не знаю о потерянных воспоминаниях и чуть больше о волшебстве - и это слишком много для утешения - даже учитывая, что у меня сомнительный выбор друзей! Но это я действительно знаю. Не верь никому на слово в своем собственном мастерстве владения мечом, Кенходэн. Это совет или мнение, которое ты можешь спросить о корабле, доме или инвестициях, но знай себе цену с клинком или ожидай короткой жизни! У тебя есть меч?

- У меня нет ничего, кроме того, что ты видишь. Даже прошлого.

- Ну, что касается последнего, то я не так уж много могу поделать с прошлым. - Базел махнул мозолистой, странно сострадательной рукой в ответ на горькое самоуничижение, прозвучавшее в словах Кенходэна. - Но если нужен меч, то мы могли бы чем-то помочь. - Его яркие глаза метнулись к Венситу, ожившему от догадки, а затем к его жене. - Любимая, и где же ты спрятала старый меч Брандарка?

- В той ржавеющей коллекции скобяных изделий в твоей кладовой, вместе со всем другим оружием, которое ты когда-либо собирал, - ответила Лиана с определенной долей резкости.

- Ну, будь хорошей девочкой и достань его! Вот человек дела без клинка, и я думаю, что маленькому человеку было бы приятно пасть ниц, если бы мы использовали его меч, чтобы все исправить.

- Хорошо, но твой чай может остыть, пока ты ждешь. Ты держишь это место в таком состоянии, что мне могут потребоваться часы, чтобы найти его.

Она грациозно поднялась и ушла, в ее глазах горел огонь вызова, и Базел бросил взгляд ей вслед, прежде чем наклонился ближе к своим гостям. Он ухмыльнулся и заговорил, понизив голос.

- Один Томанак знает, что бы я делал без нее, и что бы вы ни искали в этой таверне, она может найти это в темной комнате с закрытыми глазами. Но ей нравится время от времени подкалывать меня. И, по правде говоря, это достаточная причина, потому что она единственный человек, который может что-то найти в той самой комнате. Тем не менее, думаю, она наслаждается игрой так же сильно, как и я...

- А тот факт, что вам придется самим доставать мечи, если игра когда-нибудь закончится, никогда не приходит вам в голову? - невинно спросил Венсит.

- Конечно, нет! - Базел сделал еще один большой глоток из своей чашки и усмехнулся глубоко в груди, наполовину прижав уши от удовольствия, это был звучный, рокочущий смешок - своего рода смешок землетрясения, - но Кенходэн заметил, что Гвинна заснула прямо на нем с легкостью долгой практики. Она просто переместилась на одну сторону шеи своего отца, чтобы избежать толчка, и ее губы изогнулись в сонной улыбке, когда она плотнее прижалась к нему. Еще один смертельный удар по стереотипу градани, сухо подумал рыжеволосый мужчина.

- Вот. - Лиана вернулась с длинными ножнами, зажатыми у нее под мышкой. Их черная кожа была скреплена серебряными лентами, покрытыми патиной солидного возраста, и, несмотря на ее комментарии о "ржавеющих скобяных изделиях", кожа была хорошо смазана маслом, а серебро блестело без следа тусклости. - Чудеса все еще случаются. Это там, где и должно было быть!

- Ты видишь? - Базел просиял, глядя на нее. - И служанки и я, мы стремимся содержать это заведение в идеальном порядке, и все, что тебе нужно делать, это повелевать всеми, как прирожденной дворянке. - Его низкий голос мягко поддразнивал ее, а глаза блестели, как будто они разделяли какую-то скрытую шутку.

Лиана скорчила гримасу и протянула ему меч. Он схватил рукоять эфеса и вытащил шесть дюймов блестящей стали, критически осмотрев ее, прежде чем вдвинуть назад. Он продел указательный палец в кольцо на перевязи, чтобы удержать ножны на месте, а затем лениво взмахнул запястьем, и вложенное в ножны оружие зашипело, рассекая воздух.

- Хороший баланс, - лениво заметил он, легко удерживая его на сгибе одного пальца. - Древний клинок, контоварской работы, сделанный для стражи Грифона, или же я Пурпурный лорд.

Кенходэн моргнул, когда свет отразился от серебряных полос. Выгравированные на них руны были слишком потертыми и тусклыми, чтобы их мог прочесть любой глаз, и все же они дразнили его неуловимой фамильярностью. Ажурная конструкция эфеса представляла собой стальную клетку с тонкой резьбой, прикрепленную к поперечной гарде и набалдашнику, а не непосредственно к рукояти, как это было более распространено в Норфрессе, а набалдашник навершия представлял собой простой стальной шарик. Он также казался моложе остального оружия, что имело смысл, если Базел был прав относительно его происхождения. Если догадка градани была верна, то этот набалдашник навершия когда-то был стилизованной головой грифона с разинутым в вызове клювом.

- Посмотри, как твоей руке нравится его вес, Кенходэн.

Базел без всякого предупреждения швырнул вложенный в ножны клинок через стол, и правая рука Кенходэна взметнулась вверх, как атакующая змея. Его пальцы скользнули в эфес, чтобы схватиться за ребристую оплетку рукояти чисто автоматически, когда он выхватил оружие из воздуха. Только тогда он понял, что вместо того, чтобы потянуться к ножнам, он воспользовался сложным захватом рукояти, и Базел кивнул, навострив уши в знак одобрения.

- Для мечника скорость достаточна, клянусь булавой.

- И рискованный способ доказать это, - едко сказал Кенходэн. - У меня было бы меньше зубов, если бы я пропустил этот улов!

- Более правдивых слов никогда не было сказано, - признал Базел. - Но видишь ли, я подумал, что Венсит, возможно, ошибался, хотя это достаточно редко, чтобы на это стоило обратить внимание. Любому фехтовальщику нужны быстрота рук и глазомер, и, на мой взгляд, тебе лучше выяснить, есть ли у тебя и то, и другое, и скорее рано, чем поздно.

- И я уверен, что один из защитников Томанака не возражал бы исцелить тебя, если бы ты не подхватил оружие, - сказал Венсит немного сдержанно.

- О, да, никаких сомнений, - согласился Базел, дерзко поводя ушами в сторону волшебника. Затем он снова повернулся к Кенходэну, и выражение его лица стало более серьезным.

- Лучше вынь оружие и посмотри, что ты думаешь, парень, - сказал он. - Мы с Брандарком забрали его у корсара Шит Кири почти сорок лет назад, и он сослужил ему хорошую службу, пока Брандарк не нашел то, что понравилось ему еще больше.

И снова у Кенходэна возникло ощущение, что под поверхностью крутятся еще не рассказанные истории, но он только приподнял бровь и поднялся, и тридцать восемь дюймов стали вылетели из ножен с мягким, надлежащим скрежетом. Они блестели в свете лампы и тенях, как голубой зимний лед, и странный, далекий свет зажегся в его глазах. Его лицо потеряло всякое выражение, когда его нервы и мышцы ощутили вес клинка, и внезапный трепет пробежал по нему, когда сталь как будто расплавилась, превратившись в продолжение его руки.

Обоюдоострое лезвие было изношено от использования и заточки, но отполированный, с любовью обработанный металл был ярким. Наконечник лезвия отбрасывал отблески огня, похожие на алое сердце звезды, и его хватка была легкой, естественной, как инстинкт, когда он медленно продвигался к центру кухни. Он встал в защитную позицию, что удивило Базела, но прежде чем градани успел заговорить, Кенходэн сделал молниеносный выпад и восстановил стойку так быстро, что, казалось, едва успел пошевелиться.

Базел и Лиана задумчиво посмотрели друг на друга.

- Хорошо, - тихо сказал градани. - Очень хорошо.

Он взглянул на бесстрастное лицо Венсита, но волшебник, казалось, ничего не заметил, и Базел вернул свой критический взгляд к Кенходэну.

Блеснула сталь, когда рыжеволосый мужчина провел ослепительную серию ложных порезов, выпадов, парирований и финтов. Лезвие зашипело, и его движения были настолько быстрыми и ловкими, что только хорошо натренированный глаз мог проследить за сверкающим лезвием или гибкой плавностью, скоростью и идеальным балансом его ног.

- Превосходно, - пробормотал Базел. - Чисто и остро... и контролируемо. Он из тех, кто может попасть в виноградину, не повредив кожуру, клянусь мечом! И я думаю, - он бросил еще один взгляд на волшебника, - что подобный стиль я видел где-то еще до этого.

Венсит показал ему приподнятую бровь, и Базел спрятал улыбку, когда Кенходэн завершил бой стремительным парированием и ослепительным ударом слева в бок. Затем клинок взметнулся, изобразил салют и одним плавным движением скользнул в ножны, и он вернулся к столу, дыша немного быстрее.

- Я знаю о твоем прошлом не больше, чем ты сам, - тихо сказал Базел, - но, по-моему, раньше ты уже обращался со сталью.

- Да, - голос Кенходэна звучал отстраненно, как будто ему было трудно сосредоточиться на настоящем. - Он ожил в моей руке...

- Да, - сказал Базел. - Ты учился у мастера, и думаю, что подобное может привести к твоему прошлому. Найди руку, которая тебя учила, вспомни, чья это была рука, и не так уж далеко от него ты найдешь и свое прошлое.

- Я не помню, - нерешительно сказал Кенходэн. - Может быть, меня никто не учил. Это чувствовалось очень... очень похожим на часть меня...

- Так и должно быть, - пророкотал Базел, - но я думаю, что кто-то научил тебя, и научил хорошо. Пальцы помнят, что бы ни делал разум, а мастерство владения мечом заложено в мышцах и костях. Рука мастера фехтования, - он окинул Кенходэна тем же оценивающим взглядом, - это та, что владеет искусством, которому никто другой не может подражать.

- Высокая похвала от защитника Томанака, - тихо сказал Венсит.

- Может быть, и так. - Базел пожал плечами. - Я еще не видел его в действии, ты понимаешь, но не стал бы ставить против него.

- В таком малом ты видишь так много? - поддразнил Венсит, и Базел фыркнул.

- Смейся, если хочешь, но я думаю, что ты из тех немногих, кто знает, сколько фехтования я видел, как на тренировках, так и всерьез. - Голос Базела намекал на большее, чем говорили его слова, но на этот раз Кенходэн был слишком ошеломлен, чтобы заметить.

- Я знаю, - кивок Венсита, казалось, был ответом на тон Базела в той же степени, что и на его слова. - Но я же говорил тебе, что он был воином, не так ли?

- Да, и это не тот термин, который ты используешь легкомысленно. - Базел откинулся назад, баюкая свою спящую дочь, и посмотрел на волшебника. - Я хочу увидеть этого человека в действии, Венсит. Так не мог бы ты быть так любезен рассказать мне о своих планах?

- На самом деле, мне это тоже кажется отличной идеей, - многозначительно сказал Кенходэн, аккуратно кладя вложенный в ножны меч на стол. - Как этот кусочек головоломки, - он насмешливо улыбнулся, - вписывается в твои планы, о волшебник?

- Мне нужно, чтобы ты был рядом со мной, - ответил Венсит. - На данный момент наиболее важно отражать атаки, направленные на тебя, с помощью искусства. Но придет время, когда я буду нуждаться в твоей помощи так же сильно, как ты нуждаешься в моей. В некотором смысле, ты и я - части одной и той же головоломки. Ни один из нас не может добиться успеха без другого, и мне скоро понадобится умелая рука фехтовальщика. Я надеюсь, ты ее предоставишь.

- Какой у меня выбор? Кажется, ты знаешь, кто я такой - я был бы дураком, если бы выпустил тебя из виду. Но зачем волшебнику нужен мечник?

- У меня есть поручение на юге, - легко сказал Венсит. - Еще один кусочек головоломки, который нужно восстановить, так сказать. Я знаю, где это, но достать его может быть немного... сложно.

- "Сложно", не так ли? - Базел навострил уши, глядя на волшебника. - Это слово ты используешь слишком редко, чтобы я мог успокоиться, когда слышу его, Венсит. Я ничего не знаю об этой головоломке, но юг я знаю. Конечно, к югу от Белхэйдана лежит большая часть империи, не говоря уже о Пограничных королевствах и империи Копья. Да, и давай не будем забывать о Пурпурных лордах, если уж на то пошло! Итак, если ты не возражаешь против моего вопроса, где бы могло быть то место, куда ты собираешься отправиться?

Венсит бесстрастно посмотрел на него, явно взвешивая свой ответ, и губы Базела понимающе скривились. Он махнул свободной рукой.

- И не поворачивай ко мне такое кислое лицо, волшебник! Я трачу деньги на хорошую еду и лучший меч для нашего друга. Я думаю о том, как мне, возможно, просто придется защитить свои инвестиции.

- Может быть, - бесцветно сказал Венсит.

- Никаких может быть, Венсит. Выкладывай - и без своих уверток! Ты бы не ходил вокруг да около, если только никто в здравом уме не был бы так уж рад твоему назначению, не так ли?

- Боюсь, я не могу этого отрицать. - Лицо Венсита сморщилось в ответной усмешке, и он сдался. - Я направляюсь в Энгтир. Холмы Скарту, если быть точным.

- Энгтир! - Базел откинулся на спинку скамьи. - И что же это может быть за "головоломка", которая приводит тебя в это гадючье гнездо? Этого более чем достаточно, что я слышал - от людей Чанхарсы и Бародана, а не только от Ордена, - чтобы знать, что в разгар лета принц Алто будет открыто сражаться с Раналфом из Карчона и Вулфрой из Торфо. Да, и если уж на то пошло, в прошлый раз было то же самое!

- Я в этом не сомневаюсь. Несмотря ни на что, я должен идти. Однако я буду держаться подальше от Карчона. Боюсь, герцог помнит нашу последнюю встречу, и у меня нет времени, чтобы тратить его на то, чтобы избегать его стражи.

- Что касается этого, то, без сомнения, тебе лучше знать свое дело. - Еще одна ухмылка тронула губы Базела и одновременно его уши слегка приплюснулись. - Но, на мой взгляд, под шкурой вы с Брандарком слишком похожи. Разумеется, у меня нет ни малейшего представления, кто это очаровал каждую арфу в герцогстве, чтобы она пела о незаконнорожденном герцоге. И я не очень уверен, что его стражники вообще почувствовали бы себя счастливыми, если бы случилось так, что им сильно не повезет преследовать тебя, если уж на то пошло. Но, по-моему, Вулфра в два раза значимее Раналфа, и ее баронство лежит прямо вдоль Западного Скарту, Венсит! Просто как это ты думал избегать ее?

- Я не собираюсь избегать леди. На самом деле, мое дело связано с ней.

- Венсит, ты с ума сошел! - рука Лианы обвила свободную сторону шеи Базела, когда она прислонилась к нему. Сидя, он был почти такого же роста, как она стоя. - Баронесса - не тот враг, к которому можно относиться легкомысленно!

- Да. - Базел пристально посмотрел на волшебника. - Я бы не пошел навещать ее без армии за своей спиной - нет, если бы так случилось, что у меня был выбор. И не рассказывай мне, будто ты не знаешь так хорошо, как я, чем она занималась последние двадцать лет! Если случится так, что ты этого не сделаешь, тогда тебе лучше заскочить в Академию, чтобы немного поболтать с мастером Лентосом. Орден Семкирка почтет за счастье заполнить для тебя эти крошечные пробелы.

- Я прекрасно осведомлен, что баронесса практикует это искусство, Базел, - спокойно сказал Венсит. - И что она была... не совсем честна, когда убедила короля Фалто, что она и весь ее маленький круг соблюдают Правила. - Выражение его лица было мрачным. - Я предупредил его, что позволять ей открыто практиковать искусство в Энгтире было бы неразумно, и маги сделали то же самое. К сожалению, вместо этого он предпочел прислушаться к Пурпурным лордам.

- Дело было не только в деньгах, Венсит, - тихо вставила Лиана. - Не совсем. Вулфра может очаровать гадюку и вытащить ее из норы, когда захочет. Фалто искренне верил, что она верна трону. И Фэллона тоже после смерти своего отца.

- По крайней мере, до тех пор, пока маги не начали выяснять, как именно могла возникнуть эта его "таинственная болезнь", - отметил Венсит.

- Да, и это одна из причин - одна из многих, я думаю - по которым принц Алто хочет насадить ее голову на пику! - Базел прижал уши в знак подчеркивания. - Но она все еще одна из самых знатных особ королевства, а закон есть закон, и Раналф достаточно глуп, чтобы все еще поддерживать ее. Каковы бы ни были пожелания Алто, он должен быть осторожен, по крайней мере, до тех пор, пока не получит доказательства измены или колдовства крови, и только Карнэйдоса знает, какую дьявольщину она будет вынашивать в своей башне, пока он ее не найдет. Не смей считать ее слабаком, Венсит! Она из тех, с кем нужно вести себя осторожно.

- А я не такой? - разноцветные глаза Венсита вспыхнули. - Признаю, что она владеет частью искусства, но она пока мне не ровня!

- Не нужно быть равным кому-то, когда ваши приспешники всадят стрелу ему в спину, если он достаточно глуп, чтобы проехать верхом мимо ваших ворот, - лаконично сказал Базел.

- Согласен. - Венсит миролюбиво поднял руку. - Но в этом больше фокусов, чем ты думаешь, Базел, и Вулфра слишком долго издевалась над Правилами. Кроме того, за ней должок, и я хочу его вернуть.

- Ха! - лицо Базела просветлело. - Думаю, ты всегда был занятым человеком, Венсит, но, по правде говоря, на мой взгляд, ты слишком долго ждал, чтобы разобраться с ней. Значит, это официальная дуэль, на которую ты ее вызовешь?

- И получить в спину ту стрелу, о которой ты только что говорил, , когда я подъеду к ее воротам, чтобы призвать ее к ответу? - насмешливо рассмеялся волшебник. - У меня нет желания, чтобы баронесса заметила мое приближение. И хотя я не сомневаюсь, что придет время полностью расплатиться с ней по этому счету, не это причина для столь маленькой прогулки. -Теперь на лице Венсита не было веселья, и он мрачно покачал головой. - По правде говоря, этот счет остро нуждается в урегулировании - ты совершенно прав в этом, Базел, - и по многим причинам мне пришлось слишком долго ждать, чтобы позаботиться о нем,. Не буду притворяться, что мне не хочется... исправить это упущение, но это гораздо важнее, чем показать ей, как она ошибается. Честно говоря, я бы предпочел снова войти и выйти до того, как она даже узнает, что я там был.

- Но как вписываюсь я? - потребовал Кенходэн. - Какая польза от меча в противостоянии между волшебниками?

- Цель состоит в том, чтобы избежать тайной конфронтации, если это возможно, - ответил Венсит. - Сомневаюсь, что мы сможем полностью избежать искусства, но баронство Торфо находится в двух тысячах лиг или больше к югу отсюда. Даже если я смогу добраться до него без открытого колдовства, само время путешествия дает врагу слишком много шансов устроить несчастные случаи по пути. Я не сомневаюсь, что столкнусь с противодействием в искусстве - в конце концов, в наши дни по пятам за Вулфрой бегают несколько более слабых волшебников; она бы с радостью рискнула ими, и, несмотря на все ее протесты, я также время от времени улавливаю доносящийся на север запах Контовара, но холодное оружие достаточно хорошо справится с большинством из того, с чем мы столкнемся.

- Это вся причина, по которой ты меня берешь? - в голосе Кенходэна звучал скептицизм.

- У волшебников всегда есть много причин, - мягко сказал Венсит. - Не расспрашивай о всех. Тебе не понравилось бы то, что ты мог бы услышать. На самом деле, мне самому не нравится знать их все.

- Я бы отдал кормак или два, чтобы увидеть, как баронесса промахивается, - задумчиво сказал Базел.

- Базел...! - тон Лианы был резким.

- Сейчас, девочка. Не то чтобы Орден не слышал тех же историй, что и Венсит и маги, и ты хорошо это знаешь. И, как говорит Венсит, пришло время с ней повидаться. - Выражение лица большого градани стало мрачным. - По-моему, это не совпадение, что он и Кенходэн сегодня вечером нарисовались на нашем пороге.

- И ты слышал от Томанака хоть одно слово об этом? - спросила она.

- Нет, не слышал. Но он не из тех, кто водит людей за руку, не так ли, девочка? У меня есть свой собственный разум, и думаю, он ожидает, что время от времени я буду использовать свою голову не только как вешалку для шляп.

Лиана пристально смотрела на него долгое, неподвижное мгновение, затем перевела еще более злобный взгляд на волшебника.

- Венсит, если ты поощряешь этого большого идиота шляться без меня и погибнуть прямо сейчас..!

Глаза Лианы, казалось, на мгновение остановились на Гвинне, прежде чем она отвела их и снова посмотрела на волшебника.

- Лиана, вразумлять кого-либо из вас - все равно что пытаться переплыть Западное море. Я даже больше не пытаюсь. После всех этих лет вы могли бы подумать, что по крайней мере один из вас стал бы немного менее упрямым, но нет же! И даже не начинай рассказывать мне о защитниках Томанака и о том, какими неразумными они могут быть. Даже те, кто не градани вдобавок ко всему остальному!

- Волшебник! Ты размахиваешь морковкой перед быком, но никогда не винишь себя в том, что бедное животное следует за ней!

- Очень хорошо. - Венсит повернулся к Базелу. - Как ни утешительны были в свое время твой меч и твое присутствие, я полагаю, что могу спокойно обойтись без них. Кенходэн и я можем сами позаботиться о своей безопасности, спасибо. Ты и Орден сделали для меня более чем достаточно в прошлом, Базел. И Лиана права, что сейчас не время для тебя уезжать из Белхэйдана.

- Портишь спорт! - Тон Базела был ироничным, но его карие глаза были теплыми, когда они встретились с обеспокоенным зеленым взглядом Лианы.

- Возможно, но я бы предпочел, чтобы ни ты, ни Лиана не участвовали в этом. Нет, выслушай меня! - Венсит повысил голос, пресекая попытку Базела прервать его. - Вы были хорошими друзьями, одними из лучших, которые у меня когда-либо были, но слишком многие платят за мою дружбу своими жизнями. Я не позволю тебе делать это, когда в этом нет необходимости. Кенходэн и я должны идти, а ты нет. Не в этот раз. Возможно, придет время, когда мне придется попросить вас снова рискнуть своими жизнями - да, и потерять их тоже, - но не сейчас, Базел. Еще нет! Гвинне сейчас, как никогда, нужны оба родителя, и я говорю вам, что если вы примете участие в этом предприятии, вы сделаете шаг, от которого никогда не сможете отказаться. Придет время, когда ты проклянешь тот день, когда услышал мое имя, Базел Кровавая Рука.

- Зловещие слова! - засмеялся градани, но затем покачал головой, и его глаза стали очень серьезными. - Не так уж много Его защитников умирают в постели, Венсит. Возможно, ты вспомнишь раз или два, когда у нас была такая же дискуссия. И, на мой взгляд, за последние тысячу триста лет или около того бывало не один и даже не три риска, которым ты подвергал себя ради других людей. Ты не испугаешь меня - и Лиану, если уж на то пошло, - такими предупреждениями.

- Возможно, и нет, но не жди, что я не попытаюсь, ты, тупица-переросток!

- Конечно, и жизнь была бы скучной, если бы ты этого не делал, - ответил Базел с медленной улыбкой, забавно приподняв уши.

- Я так счастлив, что смог тебя развлечь. Но это не меняет ничего из того, что я только что сказал о том, что Гвинна нуждается в вас обоих. И у меня нет никакого намерения подвергать ее какой-либо опасности. На самом деле, - Венсит поднял голову и шмыгнул носом, - нам следует уйти прямо сейчас. Я и так слишком долго медлил. Прощай.

Он начал подниматься, но ладонь Базела ударила по столу, как молоток. Кенходэн вздрогнул, когда миски и кружки подпрыгнули, а уши высокого градани были наполовину прижаты, его большие квадратные зубы обнажились в чем-то, что никто никогда не принял бы за улыбку.

- Вот этого ты не сделаешь! - пророкотал он. - Мой дом принадлежит тебе и был твоим эти шестьдесят лет! Ты думаешь, мы с Лианой забыли все, что ты сделал для нас и наших близких? Кто свел нас с Теллианом лицом к лицу и выложил правду о ненависти между градани и сотойи на всеобщее обозрение? И кто же это спасал мою задницу - да, и задницу мастера Трейна, если уж на то пошло - снова и снова? Кто это предупредил нас о силе мага? Нет, Венсит из Рума! Я думаю, что одно дело - не пускать меня в свои путешествия, но ты не покинешь мою крышу при угрозе! Нет, если мне самому придется вырубить тебя до бесчувствия!

- Мы вступаем во времена большой опасности, Базел, - напряженно сказал Венсит. - Великое зло может прийти в этот дом и все, что в нем находится, если мы задержимся под вашей крышей. Знаю, что ты защитник Томанака. Знаю, что это значит - лучше некуда. Но великое зло надвигается на всех нас, его более чем достаточно для дюжины защитников. И все же это не демон, не дьявол - ничего такого... простого и незамысловатого, и я говорю вам это сейчас. Ты можешь скорее встретить свое горе, если мы останемся, Базел. Поверь мне.

- Я верю, - сказал Базел просто, но непреклонно. - Какое зло?

- Базел, ты можешь просто поверить мне на слово и отпустить меня? - теперь Венсит наполовину умолял. - Только в этот раз, пожалуйста. Я не буду впутывать тебя в это!

- И ты не уйдешь, пока не скажешь мне, - непреклонно сказал Базел. - Какое зло будет угрожать этому дому, если ты останешься?

- Сегодня вечером на мою жизнь было совершено покушение, - неохотно сказал Венсит. - Я ожидаю еще одного в ближайшее время, и присутствие Кенходэна может увеличить вероятность.

- Тем больше причин остаться, - настаивал Базел. - Я не испытываю особой симпатии к убийцам, и братья-псы найдут в моем доме холодный прием!

- Убийцы, да. Если бы это было моим единственным страхом, то нигде не было бы безопаснее, и я бы не беспокоился о тебе. Но мои враги тоже владеют этим искусством. Они не будут полагаться на смертных убийц.

- И что бы ни случилось, на что бы они ни рассчитывали, на мой взгляд, встреча с защитником Томанака не будет такой уж радостной. Лучше всего вам встретиться с этим здесь, под крышей, с дополнительными глазами для охраны и всем Орденом наготове, если уж на то пошло. Я не думаю, что даже леди волшебства могла бы пройти через это!

- Я не могу сейчас вмешивать Орден, Базел, - категорично сказал Венсит. Подвижные уши Базела прижались в явном удивлении, и волшебник вздохнул. - В игре слишком много факторов, - сказал он. - Я не могу объяснить тебе их все по многим причинам, но если Орден будет втянут в это - если будет предоставлено доказательство того, что кто-то открыто использует искусство против подданных короля-императора - у тебя не будет выбора, кроме как открыто выступить против Вулфры. И если ты открыто выступишь против нее, мой единственный шанс получить от нее то, что мне нужно, исчезнет. Ты прав в том, что я знаю даже лучше, чем Орден Семкирка, насколько она мерзка, сколько вреда она уже причинила. Я знаю это, но поверь мне, когда я говорю тебе, что попасть в Торфо и вернуться обратно гораздо важнее, чем наказать ее за преступления. Это даже важнее, чем предотвращение будущих преступлений.

- Мне нет необходимости привлекать весь Орден, - сказал Базел тем же непреклонным тоном. - Но я защитник Бога, Венсит. И ты думаешь, он был бы так счастлив со мной, если бы случилось так, что я все бросил и оставил тебя и Кенходэна разбираться с этим нападением в одиночку?

- Мне не нужна твоя защита! - рявкнул Венсит. - И я довольно ловко защищал себя еще до Падения! Я знаю, что ты защитник Томанака, и знаю, что твой череп толще гор Ист-Уолл, но ты думаешь, я хочу подставить Гвинну и Лиану под черное колдовство?! Поверь, мне достаточно...

Он внезапно остановился, как будто осознав, что допустил серьезную тактическую ошибку, и так оно и было.

- Лиана - дочь Теллиана и Хэйнаты из Балтара, - гордо сказала Лиана, - а Гвинна - дочь Базела Бахнаксона и Лианы Хэйнатафрессы. Хочешь, чтобы тебе сказали, что мы прогнали гостей и друзей во время опасности? Неужели ты так опозоришь нас, Венсит?

- Некоторые вещи более опасны, чем другие. - Венсит тщательно подбирал слова. - Поверь мне. Любое нападение на этот дом будет... экстремальным. Возможно, достаточно экстремальным, чтобы потребовалась остальная часть сил Базела, когда я не могу позволить себе - я буквально не могу позволить себе - рисковать, вовлекая Орден Томанака или Орден Семкирка. Честь не требует, чтобы вы шли на такой риск ради своей дочери, Лиана. Особенно, когда гость предпочитает уйти до того, как его враги нанесут удар.

- Честь требует того, чего, по нашему мнению, она требует. - Лиана говорила так, словно декламировала символ веры. - Ты был нашим другом еще до того, как мы встретились. Ты был единственным человеком, который помог Базелу и отцу положить конец почти тысячелетней резне между сотойи и градани. Ты поколотил этих несгибаемых идиотов в Крейтэлире, когда они пытались оспорить решение короля Мархоса пересмотреть устав дев войны. Ты предупредил нас о магическом даре Шарлассы, и ты держал меня за руку, когда родилась Гвинна, а Базел не смог прибыть. Ты всегда был нашим другом, ты наш друг и сейчас, и мы не бросаем наших друзей, Венсит из Рума! Мы предлагаем тебе защиту под нашей крышей, и ты оскорбишь и опозоришь нас, если откажешься.

Ветер ревел вокруг карниза, когда Венсит уставился на ее решительное лицо. Когда он заговорил снова, он уже закончил спорить. Он умолял.

- Лиана, послушай меня. Наступает время, когда те, кто мне дорог, заплатят за свою любовь и мужество. Я знаю, что они это сделают, и я думал, что смогу принять это. Я был неправ. Есть вещи более важные, чем все планы волшебника. Я никогда не должен был позволять тебе подходить так близко ко мне, но я был... одинок. Теперь я хочу, чтобы эта опасность была подальше от тебя. И Гвинны. - Его голос звучал неуверенно, почти избито, как будто его мучило что-то, чего другие не могли видеть. - Я рисковал вами обеими раньше, и я бы встал ради вас против сотни убийц. Ты это знаешь. Но я не хочу впутывать тебя в это. То, что началось сегодня вечером, хуже, чем когда-либо могли быть убийцы, Лиана. Хуже всего, с чем Базел когда-либо сталкивался на службе у Томанака, и, да, даже хуже этого. Поверь мне, пожалуйста.

Лиана положила руку на плечо мужа и прислушалась к словам Венсита. Затем она посмотрела в лицо Базелу, приподняв брови. Карие глаза встретились с зелеными и достигли молчаливого согласия.

- Тогда мне лучше взять свой меч, - просто сказал Базел.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Ночные тени

Шторм рыскал по городу, как армия завоевателей, когда ночь клонилась к концу. Городская стража сменилась, новые люди с несчастным видом брели к своим промокшим постам под проливным дождем, в то время как другие спешили обратно к долгожданному комфорту казарменных костров и горячей еды. Вода хихикала и смеялась в водосточных трубах, затем булькала и стрекотала в глубоких желобах, ее голос терялся в шторме, когда она хлестала и кипела, стремясь к морю.

Крошечные огоньки мерцали в гладком кристалле. Они мягко осветили суровое лицо светловолосой женщины, когда она вглядывалась сквозь огни на омытые водой улицы Белхэйдана. Ее глаза были напряжены, ее взгляд выискивал признаки прогресса ее слуг. Тянулись долгие, медленные минуты, и она переносила их с трудом приобретенным терпением, которое было чуждо ее натуре. Вспыхнула новая молния, омыв изображения кристалла грамерхейна бело-голубым сиянием, которое мерцало и потрескивало, и ее поиски внезапно закончились. Она наклонилась ближе - так близко, что от ее дыхания камень запотел, - и жесткий блеск предвкушения загорелся в ее глазах, в то время как неприятная улыбка изогнула ее полные красные губы.

Тени сгущались в промокшей от дождя ночи. Они бесшумно двигались по лабиринту улиц и переулков, выбирая невидимый путь к определенной таверне. Еще более темные и черно-твердые, они бесшумно просачивались сквозь прорезанную ветром ночь, в то время как баронесса Вулфра улыбалась им.

Базел Бахнаксон удобно откинулся на спинку стула, прислоненного к стене пивной. Фартук трактирщика исчез, он висел на крючке и был заменен кольчугой, нагрудником и темно-зеленым плащом его ордена. Перекрещенные булава и меч Томанака на груди этого плаща мерцали золотистым цветом в полумраке погашенных ламп, когда огонь в очаге бросал прерывистые язычки пламени на угли. Огромный меч был прислонен к стене рядом с ним, и его глаза были задумчивыми, когда он смотрел мимо спирали дыма, поднимающейся из чашечки его резной, инкрустированной серебром гномьей пенковой трубки. Эта трубка была подарком давно умершего друга, а ее камень теплого цвета был отполирован вручную до тонкого блеска за долгие годы использования.

Рыжеволосый мужчина, назвавшийся Кенходэном, сидел напротив него в пивной, обнаженное лезвие его нового меча поблескивало на его бедрах. В "Железном топоре" было тихо, несмотря на шум, бушевавший в небесах, и было отчетливо слышно слабое тиканье часов над баром.

Базел мысленно нахмурился, хотя выражение его лица ни разу не дрогнуло, когда он рассматривал молодого человека и задавался вопросом, что могло проходить у него в голове, пока они сидели в ожидании опасности, о которой предупреждал Венсит. За долгие годы их знакомства Базел усвоил, что Венсит из Рума редко преувеличивал опасность. Именно по этой причине он выгнал последних нескольких несгибаемых гостей в дождливую темноту и отправил персонал искать жилье в другом месте. Не обошлось без протестов, хотя жалобы гостей прекратились с поразительной быстротой, когда Базел склонил голову набок, глядя на Венсита и его горящие диким огнем глаза. С персоналом было немного сложнее. Никто из них не был готов "бросить" Базела и Лиану перед лицом опасности, и перед лицом чисто смертельной угрозы он позволил бы им остаться. Несмотря на эту угрозу, он подавил их протесты с безжалостной властью вождя градани... и защитника Томанака. На самом деле, он скорее жалел, что у него не хватило мужества отправить Лиану в безопасное место вместе с Гвинной.

<И что за все годы вашего брака подсказало тебе, что ты мог бы отправить Лиану Огненноволосую туда, куда она предпочла бы не ходить?> Глубокий, тихий голос прогрохотал в глубине его мозга.

<Что касается этого,> он ответил немного едко, <я думаю, у меня было бы больше шансов убедить ее, что она должна отвести Гвинну в капитул или Академию, если бы она не взобралась на этого высокого коня сотойи о чести.>

<О, пожалуйста, Базел!> Смех прокатился подобно раскату грома. <Она взобралась на высокую лошадь по поводу чести? И что именно ты говорил в тот момент, скажи на милость, мой Меч? Интересно, что случилось с тем прагматичным градани, у которого не было времени на глупости, которыми я "донимал" его, чтобы он стал одним из моих защитников все эти годы назад? В старости ты стал довольно похожим на Вейжона, не так ли?>

Базел был мудрым и хитрым тактиком. Это, несомненно, объясняло, почему он решил не отвечать ни на один из этих вопросов и почувствовал, что кто-то еще по-новому позабавился его осмотрительности.

<Ну, я думаю, что все это прекрасно,> сказал он тогда, его настроение было значительно более трезвым, чем мгновением ранее. <И, по правде говоря, я усвоил одну вещь: если во всем мире и есть человек, который может превзойти меня в упрямстве, так это Лиана, так что это не та задача, к которой я обращаюсь чаще, чем необходимо. Но это также у меня на уме, поскольку Венсит, возможно, просто немного тщательнее подбирал свои слова ранее сегодня вечером.>

На мгновение воцарилась тишина, и когда этот глубокий, рокочущий голос, в глубине которого таилась сила, перед которой большинство смертных дрогнуло бы, заговорил снова, его юмор померк.

<Венсит - волшебник, как я полагаю, он упоминал тебе раз или два раньше,> тихо сказал Томанак Орфро, Бог войны и Судья князей. <Он всегда тщательно подбирает слова. Действительно, с большей осторожностью, чем он позволил осознать даже тебе и Лиане, Базел. Но он сказал вам не больше, чем правду. Вы с Кенходэном никогда не встречались.>

<Но это не значит, что я никогда не встречал человека, которым он мог бы быть, не так ли?>

<Да, это не так,> признал Томанак. <И я действительно говорил тебе, что вы с ним когда-нибудь снова встретитесь. Я не могу рассказать тебе все о Кенходэне - кто он, почему он так важен для Венсита - и я знаю, ты понимаешь, почему я не могу. Но ты прав. Ты встретил человека, которым он был бы в другое время, в другой вселенной. И вот что я скажу тебе, Базел Бахнаксон: человек, которым он является этой ночью, человек, сидящий в твоей пивной, такой же мой человек, каким когда-либо был сержант Хоутон, даже если он этого не знает. Он не сержант Хоутон, но в том смысле, в каком ты это имеешь в виду, ты прав. Возможно, вы не встречались, но ты его знаешь. Или, другими словами, возможно, ты действительно знаешь, что живет внутри него и делает его тем, кем он является.>

<Тогда это достаточно хорошо для меня,> просто сказал Базел и почувствовал, как огромная, нематериальная рука легко легла на его плечо.

<Я знал, что так и будет, мой Меч. Но Венсит также не сказал ничего, кроме правды, об опасности, с которой столкнетесь ты и Лиана - и Гвинна, потому что в вашу жизнь вошел Кенходэн. Я говорю не только о сегодняшнем вечере, Базел. Я знаю закалку стали в тебе и Лиане, и я не боюсь, что кто-то из вас подведет Свет. Но знай это. Момент, о приближении которого я так давно предупреждал вас, почти настал. События находятся в движении, и путаница, и возможности, и отголоски того, что могло бы быть, настолько остры, настолько сильны, что даже бог не может видеть их ясно. Заключительная кампания войны между Контоваром и Норфрессой - между теми, кто стоит на стороне Света, и теми, кто отдал себя Тьме - начинается этой ночью в твоей таверне, Базел Бахнаксон. Это битва, для которой вы действительно были рождены, вызов, ради которого вы с Лианой были воспитаны, обучены и закалены на наковальне любви и чести, и это дорого вам обойдется. Я не могу видеть всех концов, и из тех, что я вижу, я не могу предсказать, какой из них испытаете вы с ней, но цена будет высока.>

В этом потрясающем голосе не было ни дрожи, ни попытки потянуть время. Этого никогда не было, и Базел никогда не отступал от железной верности своей правды. Не дрогнул он и сейчас. Он лишь на мгновение затянулся своей трубкой, затем выпустил тонкую ароматную струйку дыма.

<Тогда я думаю, хорошо, что мой меч под рукой,> просто сказал он своему божеству.

Пальцы Кенходэна погладили обмотанную проволокой рукоять меча, лежащего обнаженным поперек его бедер, и он посмотрел через зал на своего хозяина.

Если бы не дым, вившийся из трубки Базела, у него возникло бы искушение подумать, что огромный градани спит. Но задумчивые карие глаза поблескивали в отблесках света от камина, а уши Базела были навострены, как будто он рассматривал кусочки головоломки.

Или, возможно, кусочек головоломки.

Если бы у Кенходэна было хоть малейшее искушение усомниться в словах Венсита из Рума о статусе Базела Бахнаксона как защитника Томанака, он бы отбросил это сомнение, поскольку Базел решительно - и безжалостно - приказал остальным сотрудникам "Железного топора" держаться подальше от опасности. Они разошлись по другим домам - и о положении Базела в Белхэйдане многое говорило то, что эти другие дома приняли градани даже без ропота протеста, - но Кенходэн подозревал, что мало кто из них выспится этой ночью. Ему не нужно было вспоминать, чтобы понять нежелание, с которым они покинули своего вождя и леди, и их нежелание еще больше подняло Базела и Лиану в его глазах.

Теперь Кенходэн сидел тихо, ожидая, гадая, что должно было произойти. У него не было доспехов, в которые можно было бы влезть, как сделал Базел, и он с глубоким уважением посмотрел на огромный двуручный меч, прислоненный к градани. Его пятифутовое лезвие и длинная рукоять почти соответствовали росту самого Кенходэна, а прочные кромки были любовно заточены. Под гардой были выгравированы скрещенные булава и меч бога войны, и хотя Кенходэн никогда бы не попытался размахивать таким количеством стали, Базел обращался с ним как с кавалерийской саблей.

Остальные защитники были рассредоточены по зданию. Венсит сидел один на кухне, его собственный обнаженный меч лежал на столе, в то время как крошечный шар колдовского огня медленно танцевал вверх и вниз по нему. Шар мягко пульсировал в такт его дыханию, и его прикрытые глаза не отрывались от него.

В спальне высоко под карнизом горела лампа. Это была не обычная комната Гвинны, но в ней не было окон и только одна дверь. Лиана, как знал Кенходэн, сидела на стуле между дочерью и дверью, одетая теперь в традиционное короткое, похожее на килт, чари и кожаное ятху дев войны, и такие же короткие мечи висели у обоих бедер, в то время как Бланшрах рыскал по верхним залам, длинные клыки сверкали во вспышках молний, которые виднелись через окна. Гвинна была хорошо защищена, и все же Кенходэн пожалел, что ее не отправили с остальными. Он подозревал, что Венсит согласился с ним, но они мало что могли сделать. И, возможно, Базел и Лиана были правы. Ребенку не мешало бы пораньше научиться разделять риски и любовь с родителями.

Таверна казалась ему огромным зверем, сгорбившим плечи в беспокойном сне, в то время как ветер и дождь хлестали его по бокам. Спокойствие, которое, казалось, всегда наполняло теплую, уютную крышу, пока по ней барабанил дождь, витало в углах, но, несмотря на все свое умиротворение, Кенходэн чувствовал, что оно дальше всего в мире от успокоения. Он задавался вопросом, какую форму примет атака, но никогда не сомневался, что она произойдет.

Он беспокойно фыркнул и сменил позу.

В каком-то смысле его жизнь началась этим вечером. У него не было прошлого, никаких знаний о том, кем он мог бы быть, что делал или чего добился в те потерянные годы, но теперь он был вовлечен в игру, правила которой были понятны только загадочному волшебнику с пылающими глазами, излучавшими искренность. Его злило то, что он был таким беспомощным, и холод невежества закипал в его крови, как морской лед.

Он оглянулся на Базела и криво улыбнулся. Его измученная и разорванная память рассказала ему достаточно о племенах градани, чтобы понять, что положение Базела в сердце Белхэйдана было практически невозможным, независимо от того, был он защитником Томанака или нет. Если уж на то пошло, предположение о том, что градани - защитник Томанака, было еще менее вероятным. Градани были мастерами засад и опытными налетчиками, которые оказались самыми злейшими врагами сотойи. Ненависть между ними и сотойи, которые просто оказались самыми важными союзниками империи Топора, была холодной, целенаправленной и глубже моря, она длилась столетия, наполненные взаимной резней. И все же Базел был не только защитником Томанака, но и женатым на деве войны! Только боги знали, как произошла их встреча или как такая пара нашла свой путь в Белхэйдан. Он понял, что Венсит сыграл немалую роль в их жизни, и, возможно, когда-нибудь он узнает, как все это произошло. Он надеялся на это, что обещало быть редкой историей.

Его мысли вернулись к самому себе, и его улыбка исчезла. Кем и чем он был? Одна вещь, которую он уже усвоил, заключалась в том, что ему было неприятно сидеть и ждать нападения, особенно когда это подвергало опасности тех, кто превратился из незнакомцев в друзей всего за несколько часов и по собственной воле во время опасности. И он также узнал, что его раздражало подчиняться приказам, даже когда он знал, что должен... и даже от кого-то столь могущественного, как Венсит из Рума.

Нет, подумал он, снова фыркнув, у него не было выбора. Он был щепкой в колесе мельницы, мчащейся в неизвестное будущее из забытого прошлого, и это было путешествие, в котором он не выжил бы без волшебника. Как бы ему этого ни хотелось, он не мог сомневаться в этой истине больше, чем в том, что Венсит действительно знал, кто он такой. Эта истина и знание Венсита приковали Кенходэна к нему, как цепью.

Он выпрямился в кресле, прижимаясь позвоночником к его спинке, раздувая легкие и напрягая мышцы рук в сидячем положении, освобождая суставы от напряжения. Он подавил желание еще раз мысленно провести пальцами по свежей ране своего забытого прошлого и вместо этого погладил рукоять своего меча и провел по его лезвию. Он поймал себя на том, что надеется, что нападавшие скоро прибудут. Рано или поздно они все равно придут, и это могло бы облегчить его разочарование, если бы он расколол несколько враждебных черепов.

Еще больше теней промелькнуло под дождем, сходясь к фигуре в плаще на улице Причалов. Движения теней слились в единое, идеально скоординированное целое, но при этом не было произнесено ни слова. Пронизывающий холод витал вокруг них, как арктический туман, струясь сквозь дождь с невидимой угрозой. Тускло освещенные окна таверны были закрыты ставнями, они щурились и улыбались в ночь сквозь открытые жалюзи, и их отражение мерцало на струящемся покрытии улицы. Тени остановились, сгрудившись вокруг живого человека, который призвал их, и угроза замерцала в топазовых каплях дождя, когда они стояли прямо за пределами пятна света в безмолвном общении со своим хозяином.

Глаза Венсита сузились, когда его шар колдовского света вспыхнул пурпурно-красным. Он поднял свой меч редким, экономичным движением, и лезвие тихо заскулило, как будто обладало собственной жизнью в его жилистой руке. Голубой свет на мгновение замерцал по его краю, словно отражение его огненных глаз, когда он остановился, чтобы предупредить спальню под карнизом, прежде чем повернуться к пивной.

Лиана подняла глаза от прикосновения его волшебства, ее зеленые глаза были спокойны. Она встала, и его разум увидел ее одетой для войны. На ее поясе сверкали метательные звезды со стальными клыками, и Венсит одобрительно кивнул при виде ослабленных удерживающих ремней на рукоятях мечей. Затем он открыл дверь пивной.

Кенходэн мягко поднялся, когда вошел волшебник. Подаренный меч умело балансировал в его руке, готовый нанести удар, и Венсит стоял неподвижно, пока рыжеволосый мужчина не расслабился, узнав его. Затем он взглянул на Базела.

Большой градани склонил голову набок, наполовину прижав подвижные уши, и вынул трубку изо рта.

- Похоже, у тебя вид человека, у которого есть послание, - спокойно прогрохотал он.

- Я всегда знал, что ты умнее, чем кажешься, - ответил Венсит с натянутой улыбкой.

- Значит, они здесь? - Базел положил трубку на столик у своего локтя и встал, потянувшись в могучем зевке, в то время как его уши двигались взад и вперед, прислушиваясь к любому звуку сквозь шум дождя.

- Снаружи. - Венсит мотнул головой в сторону окон. - В любом случае, там что-то есть. Отчасти это достаточно легко распознать, но есть и кое-что странное. Трудно определить место. - Его голос звучал почти задумчиво.

- Какого рода нападения вы ожидаете? - натянуто спросил Кенходэн.

- Люди-тени, я думаю - и что-то еще, я чувствую.

- А-а-а! - Базел выдохнул со вздохом, в котором смешалось понимание с чем-то очень похожим на предвкушение. - По крайней мере, твои друзья-волшебники были достаточно добры, чтобы прислать мне что-нибудь, во что я могу вонзить сталь.

- Так и есть, - мрачно сказал Венсит, - и один из них пришел сам - я думаю, Алвит. Но помните: если вы можете вонзить в них сталь, они могут сделать то же самое для вас. И они также будут атаковать без страха, так что у них есть хорошие шансы сделать это.

- Это делалось, - просто сказал Базел, - но никогда одним и тем же человеком дважды.

- Боги, пошлите мне силу! - раздраженно рявкнул Венсит. - Томанак знает, что ты почти так же хорош, как думаешь, но постарайся помнить, что это смертельно опасные враги!

- Но если я могу убивать их, они тоже не стремятся стать бессмертными, не так ли? И я думаю, что бы это ни было, что бы ты ни почувствовал там, под дождем, вряд ли это демон или дьяволица. Нет, если только Вулфра не сошла с ума и не решила, что любой ценой хочет увидеть, как армия Топора прокладывает себе путь через Энгтир, чтобы заполучить ее голову. - Он пошевелил ушами и потянулся за шлемом, лежавшим на столе рядом с его трубкой. - Считая грубое гладким, это не такой уж плохой результат, Венсит!

Венсит кисло посмотрел на него и повернулся к Кенходэну.

- Они сосредоточатся на нас с тобой, - предупредил он.

- Для меня легче встретиться с задачей, с которой я смогу справиться, - ухмыльнулся Кенходэн, встретившись в полумраке глазами с Базелом, и Венсит фыркнул.

- У вас двоих твердая кость между ушами! Остается надеяться, что это, по крайней мере, затруднит раскалывание ваших голов! - Его голос был резким, но его рука одобрительно сжала предплечье Кенходэна.

- Лиана? - Базел был в шлеме, и лезвие его огромного меча блестело в неверном свете очага. Теперь он переместился слева от Кенходэна, лицом к окнам, в то время как Венсит повернулся к кухонной двери, а Кенходэн лицом к входной двери. Они образовали полый треугольник изготовившейся стали.

- Она проснулась и готова, - пробормотал Венсит, - а Бланшрах в холле. Но я сомневаюсь, что к ней их придет много по сравнению с нами.

- Да. - Базел переложил большой меч в правую руку и вытащил нож-крюк левой. - Ну, что касается этого, у них есть к нам дело сегодня вечером. И поскольку они это делают, я думаю, что будет только вежливо дать им в брюхо встречное предложение. - Его улыбка была неприятной.

- Я одобряю, - коротко сказал Венсит. Кенходэн только хмыкнул, его взгляд скользнул по фасаду таверны, от зарешеченной двери до угла окон. Краем глаза он уловил вспышку света, и, оглянувшись, увидел, как красные и золотые руны быстро заплясали по мечу Венсита, сбивая с толку взгляд, пытавшийся проследить за ними.

- Готовьтесь! - прошипел волшебник.

Тени безмолвно совещались за пределами таверны. Молния пронзила облака, разбивая бело-голубые осколки над их безмолвными формами, и искрящееся электричество запечатлело две фигуры, которые стояли отдельно от других. Промокший плащ человека сорвался с его плеч на порывистом ветру, и молния отскочила от эбенового посоха, который он нес. Другой был тенью, более высокой и почему-то более плотной, чем остальные. Жезл из полированной стали или тусклого серебра подмигивал молнии в его левой руке, его металлический блеск нарушался узорами из зазубренных, глубоко вырезанных рун, из алфавита, никогда не использовавшегося в Орфрессе.

Посох человека указал на таверну, его губы зашевелились, произнося неслышимые слова, и черная голова тени склонилась. Его стержень коснулся посоха, и пятнышко жгучей черноты прыгнуло с посоха на металл и исчезло. Затем тень повернулась и жестом подозвала своих собратьев.

Меньшие тени двигались, повинуясь безмолвным командам. Некоторые метнулись к ставням и дверям. Некоторые мягко поднимались в дождливую ночь, уносимые ветром к дымоходным отверстиям и верхним окнам. Молния треснула снова, ее неровный свет исчез в теневых формах, и более высокая тень подождала еще мгновение, затем вытянула руку, чтобы указать на таверну, и ее палец тускло засветился.

Все произошло одновременно.

Мозг Кенходэна уловил краткий образ двери, когда она влетела внутрь во взрыве осколков и сломанных засовов. Железный осколок рассек ему щеку, просвистев мимо и вонзившись по всей длине в стену. Окна и ставни каскадом распахнулись внутрь в тот же миг, осыпая опилки сверкающего, как алмаз, стекла. Осколки стекла мерцали в огне, как рубины, и звенели, отскакивая от столешниц и скамеек. Тень заполнила дверной проем, и холод исходил от нее, как кислота. Яркая вспышка озарила его плечо, когда Венсит пробормотал едва слышное заклинание, и его клинок запульсировал диким светом в такт словам. Холод немного отступил, и дыхание Базела стало прерывистым, как иней, когда его огромный меч описал серебристую дугу, словно приветствуя своих врагов.

Затем на них опустились тени.

Несмотря на его шрамы, это был в самом прямом смысле первый бой Кенходэна, но у него было время осознать, что он не испытывает страха. Пришло время ему задуматься, что это говорит о человеке, которого он забыл. И тогда в нем проснулась странная, всепоглощающая ярость. Это наполнило его яростью, которая требовала крови, и в ней была бесконечная глубина, которая поражала разум. Он понятия не имел, откуда это взялось, и если бы было время подумать об этом, его огненная сила привела бы его в ужас. Но сейчас, в этот момент, он осознавал только свой собственный жгучий голод, и его губы растянулись в диком рычании, когда тени атаковали.

- Томанак! - бычий рев Базела разнесся по пивной, и тень приблизилась, черный ятаган потянулся к Кенходэну, словно выдавливание собственной субстанции. Инстинкт подсказал, и реакция повиновалась. Его собственный клинок метнулся, чтобы сразиться с ятаганом, широко отведя его, затем он восстановил равновесие с прямым ударом слева, который рассек тень от промежности до горла. Он почувствовал мимолетное сопротивление, и тень упала назад с тонким, режущим слух воплем. Она растворилась в струйках зловонного тумана, прежде чем долетела до пола.

Другой уклонился от взмаха ножа Базела и атаковал Кенходэна слева, в то время как меч градани сразил еще двоих. Клинок Кенходэна мелькнул перед его собственным взором, как будто он был зрителем. Черный ятаган ударился о синюю, как бритва, сталь. Запястье и рука пульсировали, и каблук его ботинка врезался в живот тени, когда он отбил ятаган от своей плоти. Кислотный холод пронзил его до самого бедра и обжег бедро болью, которая вырвала у него мучительный вздох, но его меч со свистом вернулся к темной шее. Наполовину видимая голова взлетела, и еще один высокий предсмертный вопль пронзил его уши.

Они, несомненно, были колдовскими, мрачно подумал он, но их можно было убить так же, как и его.

- Томанак! Томанак!

Громовой боевой клич Базела перекрыл лязг клинков. Кенходэн отклонился от удара и мельком увидел градани в полном, убийственном действии защитника бога войны. Его двуручный меч обрушился лавиной в ударе сверху вниз, движимый мускулами руки толщиной с бедро Кенходэна. Он пронзил ятаган насквозь, разрубив тень надвое, затем просвистел в идеальном ударе слева, нелепо быстром для клинка его габаритов, который расколол еще одну призрачную голову. Нож-крюк метнулся, выпотрошив третьего, пока падали первые двое. Каждое движение, каждое смещение тела было совершенным, как какое-то хореографическое упражнение, с убийственной эффективностью, которую нужно было увидеть, чтобы поверить, и яркий, но наполовину воображаемый синий блеск окутал возвышающегося градани.

Кенходэн подумал о старом волшебнике, но звон клинков и странные вопли умирающих теней доносились и с его тыла. Это было обнадеживающим свидетельством состояния Венсита, но момент невнимания едва не погубил его самого. Краткий перерыв в потоке его ярости прервал его автоматические реакции. Его бодрствующий разум вторгся в тренированное тело, и холодный огонь обжег его плечо, прочертив линию горячей крови, окаймленной льдом. Он пошатнулся, на мгновение содрогнувшись от ужасного холода, пульсирующего в его теле. Но он заставил себя восстановить равновесие и ударил локтем атакующую тень. Еще одна волна холода пронзила его, но на этот раз он был готов. Он стряхнул его и размозжил голову своему врагу, оправился и вонзил два фута стали в грудь другого. Эта тень тоже исчезла, выиграв у него крошечное мгновение, в котором он нуждался, чтобы избавиться от последней холодной дрожи в мышцах. Тень метнулась справа от него сзади, и клинок Венсита вспыхнул опасным огнем, поглощая его врага во время удара.

Казалось, этому первому порыву не будет конца. Кенходэн потерял счет количеству нанесенных им ударов в диком шквале контрударов и ускользаний на волосок. И все же в атакующей волне наконец произошел перерыв. Он разбил защиту последней тени и вонзил клинок ей в горло, затем отступил, тяжело дыша, когда оставшиеся тени отступили.

Они стояли прямо за пределами досягаемости, как круг айсбергов, их молчание дразнило его, и эта лютая ярость взревела в нем. Это сжало его, как полосы раскаленного железа, и он бросился в атаку. Но Базел выронил свой нож. Его рука метнулась вперед, чтобы сомкнуться на плече, как стальные тиски, и глаза Кенходэна вспыхнули от огромной силы, которая остановила его выпад, как будто он был ребенком.

- Нет, парень! - прохрипел градани, без усилий удерживая его в защитном треугольнике. - Этот для Венсита!

Кенходэн замер, затем напряженно кивнул, тяжело дыша, когда одинокая тень скользнула по опилкам. В одной руке угрюмо поблескивал металлический прут, а в другой горел черный ятаган. Тусклый поток света из наполовину угаданных глаз насмехался над диким огнем во взгляде Венсита, и Кенходэн содрогнулся, увидев это.

Защитники медленно разворачивались, Кенходэн был вынужден держаться за градани, пока Венсит не столкнулся с новой угрозой. Базел сделал паузу ровно настолько, чтобы подобрать свой крюкообразный нож, затем повернулся лицом к разбитой двери, довольный тем, что главный бой остался в руках Венсита. Кенходэн знал, что ему следует повторить отстраненность градани, но он обнаружил, что его внимание разделено между кухонной аркой и тайным противостоянием волшебника и тени.

- Тебе солгали, - ровным голосом сказал Венсит, слова клубами пара плыли в ледяном холоде, исходящем из теней. - Твоя власть здесь меньше, чем ты думаешь. Ты превзойден. Уходи или умри!

Тень продолжала свое бесшумное продвижение. Металлический стержень вычерчивал замысловатый узор, его кончик светился, как тусклый уголек, оставляющий за собой короткую, угрюмую линию пламени. Светящийся клинок Венсита издал едва слышный визг, который отозвался в костях черепа Кенходэна подобно вою охотящегося зверя, но волшебник не пошевелился.

Рубиновый свет внезапно вырвался из кончика стержня в виде полутвердого карандаша, который хлестнул волшебника со скоростью мысли, но меч Венсита сверкнул вверх. Он отразил свет широким жестом, и полетели красные искры, прожигая куртку Кенходэна насквозь. Клинок Венсита жадно взвыл, и волшебник вывернул запястье, обернув свет вокруг своего оружия, как шнур. Он дернул, и жезл вырвался из рук тени. Он отскочил в опилки с неестественным звенящим звуком, как будто ударился о камень.

Тень прыгнула вперед, когда ее жезл вылетел на свободу. Ее ятаган нацелился на торс Венсита, но волшебник развернулся на цыпочках в грациозном танце, который унес его с пути клинка за спину его владельца. Тень бесшумно двинулась вперед, готовая к атаке. Ее свободная рука взмахнула, словно для равновесия, и голова тени беззвучно повернулась к Венситу.

Волшебник продолжил свое вращательное движение. Он взялся за рукоять двумя руками, опустив клинок до уровня пояса, и завершил свой круг. Сверхъестественная сталь ударила прямо сквозь тень, расколов ее на неравные половины, которые гротескно упали на пол. Этот предсмертный вопль был громче и злобнее, и кусочки тени не рассеивались. Вместо этого сквозь них полыхнул белый огонь, разрывая их тьму, вспыхивая ярко и жарко. Казалось, это длилось минуты, но прошло не более нескольких секунд, прежде чем пламя снова погасло, унося с собой осколки тени в вони горящих опилок и чего-то похуже.

Оставшиеся тени зарычали, когда запах гари усилился, и в свете очага поднялись ятаганы. Кенходэн отчаянно схватил волшебника, оттаскивая его обратно в строй. Было что-то зловещее в этом рычании их до сих пор молчавших врагов, и страх пробился сквозь его ярость, когда он попытался переместить Венсита. Но волшебник был далеко от своей позиции, и едва он начал двигаться, как началась атака.

Только Базел казался равнодушным, когда тени заговорили. Он просто наклонился вбок, пристально вглядываясь в дождь за разбитой дверью. А затем, когда тени рванулись вперед, его левая рука щелкнула, как ленивый взмах хлыста. Нож-крюк с шипением вылетел из его пальцев во внешнюю тьму, раздался короткий булькающий крик, и тени остановились, застыв на полпути. Кенходэн с изумлением наблюдал, как они медленно угасали, и пламя их павшего вождя снова превратилось в тлеющие опилки.

- Я надеюсь, что не нарушил этикет, - спокойно проворчал Базел, - но, по-моему, тот колдун был не из тех, кто ломал голову над правилами поединков волшебников, Венсит. Если он не желает возиться с подобными вещами, что ж, у меня нет причин быть ему обязанным.

Вулфра из Торфо выругалась, когда дымка маскирующих чар Венсита наполнила ее кристалл серо-серебристым туманом, который не могли пробить ее самые сильные заклинания. Алвит, должно быть, мертв или умирает, и вместе с нитью его мысли исчезла ее способность пробивать оборону дикого волшебника.

Она вздохнула и откинулась на спинку своего изысканно удобного кресла, массируя свои изящные брови. Результат вряд ли был удивительным, хотя она, возможно, желала бы иного. И все же Алвит был чересчур самоуверен. Даже прямой приказ, возможно, не остановил бы его руку, поэтому она воспользовалась его высокомерием и дала ему заклинания, о которых он просил. Он думал, что Венсита переоценили, не так ли? Что старик "прошел это" и погружается в упадок? Что ж, теперь он знал лучше - в каком бы аду он ни находился. И все же она должна была признать, что он подошел близко... очень близко. Без градани и неожиданного рыжеволосого незнакомца он, возможно, все-таки добился бы успеха.

Она задумчиво нахмурилась, затем снова склонилась над кристаллом. Она держала двух слуг в этом районе, и если Харлич был слабее Алвита, он также был более хитрым. Предупрежденный о союзниках Венсита, он мог бы оказаться более удачливым, тем более что он владел заклинанием безумного ветра.

И если он окажется столь же неудачливым, что ж, инструменты были созданы для того, чтобы ими пользовались, и иногда они ломались при использовании.

Базел осторожно провел сапогом по металлическому стержню в опилках, задумчиво изучая его, прежде чем повернуться к Венситу.

- Хорошо сделано, Венсит, - сказал он официально.

- Ты и сам был не так уж плох, Гора, - с усмешкой парировал Венсит. - Но теневой маг побежден. - Он наклонился над стержнем и осторожно поднял его. - Я позабочусь об этом, - сказал он более резко. - Присмотри за своей леди, Базел. Кенходэн и я можем управиться здесь.

- Да.

Базел быстро повернулся к лестнице, все еще держа меч в руке, и Кенходэн наблюдал, как Венсит медленно пропускает жезл сквозь пальцы. Губы волшебника беззвучно шевельнулись, его глаза на мгновение вспыхнули, а затем ответный свет вырвался из металла с выгравированными рунами. На глазах Кенходэна он засветился ярко и яростно, а когда Венсит разжал руки, зачарованный металл поднялся тонкой струйкой вонючего дыма и исчез.

Кенходэн приподнял бровь, а волшебник слабо улыбнулся и отряхнул руки о тунику. Затем он повернулся к двери, и Кенходэн последовал за ним, встав за плечом волшебника и вглядываясь в ночь. Дождь хлестал им в лица через разбитые дверь и окна, но молнии прекратились, и ветер наконец стих.

- И теперь их трое.... - пробормотал Венсит.

- Что? - Кенходэн повернулся, чтобы посмотреть на него, и Венсит пожал плечами.

- Теперь их трое, - повторил он, указывая на распростертое тело, едва различимое в свете, льющемся из открытой двери. Нож Базела торчал в горле мертвеца, окруженный редеющей лужей разбавленной дождем крови.

- Это был один из союзников Вулфры. Теперь их всего трое: Вулфра, Тардон и Харлич. Я полагаю, мы должны считать это хорошим началом игры, но они не должны были найти меня так быстро.

Венсит вложил оружие в ножны и выпрямился. Опасный свет меча исчез, и Кенходэн удивился, как он мог выглядеть таким нормальным в одно мгновение и пылать тайной яростью в следующее. Было что-то пугающее в подобном оружии, даже когда оно сражалось на его стороне. Затем он понял, что его собственное безумие исчезло так же полностью, и параллель охладила его. Ему предстояло справиться с этой слепой яростью, и мысль об этом была гораздо более тревожной, чем клинок Венсита.

Он встряхнулся и попытался взять более легкую ноту.

- Это кажется менее сокрушительным для атаки волшебника, - рискнул он.

- Ты так думаешь? - Венсит повернулся к нему, его голос был задумчивым. - Никакая атака не кажется сокрушительной, как только ты ее победишь, но как насчет этого следа на твоем плече? А как насчет пореза на твоей щеке? Холода, который чуть не покалечил тебя? - Кенходэн моргнул, пораженный способностью волшебника каталогизировать его раны, но Венсит не дал ему времени обдумать это. - Секундой позже пригнись, на дюйм в сторону, мгновением раньше без готового контрзаклятия - что тогда? И на каждого убитого тобой или мной Базел прихватывал двух. Не стоит недооценивать наших врагов, Кенходэн. Подумай, что бы произошло, если бы они застали нас врасплох в открытую, в одиночку, без предупреждения. Тогда не так-то легко было бы от них отбиться, а? И помни - самый смертоносный боец все равно смертен, и самый неуклюжий враг может убить его одним удачным ударом.

- Я понимаю твою точку зрения. - Кенходэн опустился на колени, чтобы осмотреть опилки в том месте, где сгорела тень. - В любом случае, кем они были?

- Тени другого мира. На самом деле, это почти то же самое место, откуда приходят демоны и дьяволы, хотя люди-тени намного слабее их. Вот почему они могут просачиваться сквозь трещины и гораздо легче ускользать от обнаружения на своем пути. Нетрудно поискать миры, которые могли бы дать бойцов, которых вы ищете. Передача их, особенно в количестве, достаточном, чтобы сделать их по-настоящему опасными для кого-то вроде лорда-волшебника или защитника Томанака, требует силы и желания заниматься колдовством, таким же отвратительным, как сама Крэйхана, но техника достаточно проста.

- Для некоторых, без сомнения, - сухо сказал Кенходэн.

- Верно. И даже несмотря на то, что тени теряют большую часть своего интеллекта, когда их отрывают от их законных мест, они все равно становятся смертельными врагами. Этот холод - холод пустоты, которую они пересекают, чтобы прийти сюда. Если бы ты почувствовал его без защиты моих оберегов, твое сердце мгновенно остановилось бы. - Венсит пожал плечами. - У них есть и другие способности. Они на самом деле не из этого мира, и его присутствие для них - те же тени, что и для нас. Но у них также есть ограничения, потому что шок от пересечения пустоты разрушает их волю и оставляет от них немногим больше, чем продолжение их призвавшего. Они не могут остаться, если его воля, - он указал на тело, - изъята.

Волшебник сделал паузу, ковыряя обувью в опилках, и задумчиво нахмурил брови.

- Но о маге теней стоит подумать. Тени обычно не набираются из числа великих и могущественных своих миров - такие люди слишком глубоко укоренены в своем собственном времени и месте, чтобы с готовностью откликнуться на призыв чего-либо, кроме божества. И все же маг теней был диким волшебником в своем собственном мире. Нужен очень могущественный волшебник, чтобы перетащить кого-то подобного через бездну, и стражи, которые предотвращают подобные вещи, должны были видеть приближение теневого волшебника. В отличие от других, он был достаточно силен, чтобы четко выделяться и быть перехваченным. Довести все до конца вообще было бы достаточно сложно. Провести его незамеченным и с достаточной силой, чтобы нанести удар искусством, как только он доберется сюда...?

Его голос затих, и он нахмурился.

- Значит, для этого, должно быть, потребовался волшебник более могущественный, чем эта Вулфра? Ты это хочешь сказать? - медленно спросил Кенходэн.

Его не волновал подтекст этой мысли, и еще меньше его заботил медленный кивок Венсита. Порывы ветра врывались в сломанную дверь, прикасаясь к ним дождем и пачкая опилки. Старый волшебник покорно вздохнул и потянулся за своим пончо.

- Пойдем посмотрим на Алвита.

Кенходэн последовал за ним в затихающий шторм. Дождь намочил его волосы и стекал по лицу, но ему не хватало прежней ярости, и Венсит опустился на колени рядом с телом и перевернул его. Рукоять ножа описала зловещую дугу, и мертвые глаза Алвита остекленело посмотрели в глаза Кенходэна.

- Он выглядит удивленным, - заметил он.

- Без сомнения, так оно и было. - Венсит осмотрел обугленный посох, который рассыпался в прах, дотронулся до него, затем с отвращением выбросил его обломки в пузырящуюся канаву. - Алвит предпочитал избегать физического боя. Он, вероятно, забыл, что может сверкнуть молния - и дать Базелу четкую цель.

- Он больше не повторит этой ошибки.

Кенходэн вытер капли дождя с лица и оглянулся на таверну. Может быть, Алвита можно было бы простить за его ошибочное суждение, подумал он, потому что были четкие цели, а затем были четкие мишени. Нож Базела пролетел двадцать ярдов сквозь залитую дождем тьму, чтобы попасть точно в цель... в броске левой рукой. Он задумчиво приподнял бровь и выдернул тяжелое лезвие из ужасных останков горла Алвита.

- Да, больше он не будет совершать никаких ошибок, - согласился Венсит, откидываясь на пятки под дождем, но выражение его лица было... не совсем обеспокоенным, но, возможно, озадаченным. - Тут должно быть что-то большее, чем пепел его посоха, но я не вижу что.

- Как ты мог ожидать найти это, если не знаешь, что это такое?

- Ты волшебник? - терпеливо спросил Венсит, и Кенходэн быстро отрицательно покачал головой. - Тогда не проси меня в любой момент объяснять искусство. - Он надул губы, и у Кенходэна возникло определенное ощущение, что невидимые глаза за его взглядом колдовского огня только что закатились. - Ты не можешь себе представить, сколько раз кто-то просил меня сделать это! Но моя точка зрения на данный момент заключается в том, что я просто не могу поверить, что все тени были отправлены Вулфрой вместе с ним. Ее приспешники могли бы справиться с предыдущей атакой в одиночку, если бы она обучила их и предоставляла информацию, необходимую для ее проведения. Но она ясно понимала, что это может потерпеть неудачу, вот почему Алвит был готов продолжить это, и я не могу согласиться с тем, что она не оказала ему и двум другим никакой особой помощи, кроме теней! Я надеялся найти ключ к тому, что еще она могла им дать. Если бы я нашел его, я бы узнал его.

- Делай как знаешь. - Кенходэн пожал плечами.

- Это мне ни капельки не подходит. Чего-то не хватает, и это беспокоит меня так же сильно, как и то, что стоит за ее новой тактикой. Произошло дополнение или изменение, и я хочу знать, что это такое и как это произошло.

- Что ты имеешь в виду?

- Если бы кто-нибудь спросил меня, я бы сказал, что для нее было невозможно вызвать что-то вроде теневого мага, даже с силой ее учеников, объединенной с ее собственной. Вдобавок ко всему, это не похоже на нее - отдавать такое оружие другому. Особенно такому человеку, как Алвит, который может наброситься на своего учителя. Меня беспокоит, что она делает непредвиденные вещи.

- Разве большинство волшебников не знают об этих тенях? Как ты можешь быть уверен, что это выше ее сил?

- Искусство - это не костер, который ты разводишь выше или ниже с помощью полена! - тон Венсита внезапно стал раздражительным. - Кто-то - Алвит, или Вулфра, или кто-то другой - должно быть, рылся в теневых линиях в поисках наших противников. Вы никогда не знаете, с чем вы там встретитесь, и перемещение кого-то вроде теневого мага увеличивает шансы привлечь некоторые очень могущественные сущности между мирами. Некоторые из них, как Томанак, просто уничтожили бы кого-то вроде Вулфры одной мыслью. Другие бы не торопились пожирать ее душу дюйм за дюймом. - Он покачал головой. - Так рисковать не похоже на баронессу.

- Но разве это было бы невозможно для нее? - спросил Кенходэн.

- Что бы она ни рассказала миру, она практикует колдовство крови, - мрачно сказал Венсит. - Это означает, что она могла бы увеличить силу, но контролировать ее - это нечто совершенно другое. Я сомневаюсь в ее воле. У нее было бы очень мало права на ошибку, и если бы ее воля дрогнула хотя бы на мгновение, на месте ее замка остался бы дымящийся кратер. Это означает, что для этого потребовалось больше мужества, чем она обычно проявляет. - Он встал и нахмурился. - Нет, это не совсем справедливо. Она готова рисковать, если это необходимо, но она осторожна. Она бы не стала так рисковать, если бы не считала, что это абсолютно необходимо. Вот что здесь странно.

Они вернулись в таверну, вытирая капли дождя с волос, и Венсит наклонился над стойкой за бутылкой и двумя бокалами. Он налил острый, приправленный корицей белхэйданский ром и протянул один бокал Кенходэну, который задумчиво потягивал крепкий напиток.

- Так как же ты это объяснишь? - спросил он наконец.

- Не могу. - Венсит оперся локтем о стойку бара и нахмурился. - По крайней мере, так, чтобы это имело смысл и не пугало меня.

Он медленно отпил, затем пожал плечами.

- Я вижу две возможности. Либо она думает, что наше противостояние оправдывает чрезвычайный риск - что на нее не похоже, когда она еще не может точно знать, что я задумал, - либо она нашла способ увеличить свою власть. Честно говоря, этот ответ мне нравится меньше, чем первый. Увеличение ее силы, безусловно, уменьшило бы ее риск, и боюсь, что могу придумать по крайней мере один способ, которым она могла бы это сделать, но всеми богами надеюсь, что я ошибаюсь! - Он снова нахмурился. - Но пока я не узнаю больше, я не могу быть уверен в том, что она сделала. Тем не менее, я бы поклялся, что у нее тоже не хватило духу на это...

- Ну, должно быть, что-то случилось, - осторожно сказал Кенходэн, когда голос волшебника затих в раздумьях.

- Очевидно. - Венсит встряхнулся. - Ну, из двух вариантов я должен проголосовать за второй, как бы я ни предпочел этого не делать. Волшебникам нелегко менять свои стили, но они могут получить силу несколькими способами - не все из них приятные.

- Да, мне кажется, я уже слышал эту историю раньше.

Голос Базела напугал их, и Кенходэн слегка покраснел, когда градани с огоньком посмотрел на бокал в его кулаке. Они с Лианой бесшумно вошли в пивную, Гвинна в ночной рубашке сонно сидела на бедре своего отца. Огромный кот прокрался следом за ними и грациозно сел, затем судорожно чихнул.

- Ты слышал? - в голосе Венсита не было удивления.

- Да. У градани острые уши - и носы, если уж на то пошло. - Он громко понюхал ром и усмехнулся. - Лучше налей еще два бокала, Венсит, раз уж ты так свободно распорядился моими запасами.

- Конечно, - вежливо сказал Венсит. Он наполнил новые бокалы и передал их хозяину и хозяйке.

- Значит, твоя подруга Вулфра выступает не так, как ожидалось? - Базел громыхнул. - И тебе не слишком нравится запах вещей, я так понимаю?

- Нет. - Венсит покачал головой, затем ухмыльнулся. - С другой стороны, волшебники редко действуют так, как от них ожидают. По крайней мере, я так слышал.

- Я не знавал ни одного такого способа, - любезно согласился Базел.

- Благодарю тебя. - Венсит поклонился ему, затем повернулся к Лиане. - Вижу, ты не пострадала от зла, Лиана.

- До спальни добрались всего трое из них, и они могли нападать на меня только по одному, - просто сказала она.

- А юная Гвинна?

- Проспала все это дело, - усмехнулся Базел.

- Нет! - сонно запротестовала девушка.

- Проспала, - поправила Лиана, нежно дотрагиваясь до ее носа.

- Ну... может быть, - признала Гвинна с усмешкой.

- Думаю, так же хорошо и для теней.

Ее отец улыбнулся, подсаживая ее на стойку, и взял свой нож. Он вытер его, прежде чем вложить обратно в ножны.

- По крайней мере, волшебники стремятся к тому, чтобы у них была честная кровь, хотя я думаю, что это единственная честная вещь, которая есть у большинства из них. Не нужно вытирать кровь тени с клинка.

- Да, они были очень внимательны, - простодушно согласился Кенходэн.

Базел подозрительно посмотрел на него, а затем усмехнулся и хлопнул его по левому плечу с такой силой, что он пошатнулся. Он открыл рот, но у диреката начался новый приступ чихания, прежде чем он успел отпустить остроумное замечание.

- В чем его проблема? - спросил он вместо этого, кивая на кошку, в то время как его правая рука проверяла плечо на наличие сломанных костей.

- Он говорит, что тени странные на вкус, - сонно сказала Гвинна. - Мы закусали шестерых из них, и с тех пор он чихает.

Кенходэн поднял глаза, готовый улыбнуться, но выражение лица Базела остановило его. Он проглотил свой юмор, когда понял, что Базел действительно верит, что его дочь может разговаривать с кошкой! На лице градани смешались одобрение и гордость с оттенком беспокойства, и Кенходэн снова напомнил себе, что он не в том положении, чтобы говорить, на что способна эта необычная семья.

- Не волнуйся, юная Гвинна, - успокоил ее Венсит. - Чихание пройдет.

- Я уже сказала ему об этом, - кивнула Гвинна. - Я так и сделала, когда мы их укусили. Он просто говорит, что хочет, чтобы это произошло побыстрее. Ты же знаешь, Венсит, какой он.

- Да.

Волшебник подошел к разбитым окнам и выглянул наружу, а Кенходэн мысленно вздохнул и отказался задавать вопросы. Все остальное в этом доме было нелепым. Почему Гвинне не следует разговаривать с котом? Но как насчет этого дела "мы их укусили"? Конечно, она не имела в виду...?

Он решительно подавил свое любопытство и присоединился к Венситу у окна.

Первый слабый свет ветреного рассвета блеснул на серебристых волосах волшебника. Он глубоко вдохнул, сморщив нос, и кивнул сам себе.

- Кенходэну и мне пора уходить. Возможно, это отбросило их назад настолько, что мы смогли полностью оторваться.

- Да, и, как обычно, тебя ждет удача, Венсит, - сказал Базел. - Как раз на этой неделе в Белхэйдане появился Брандарк. Мы найдем его в доках, и он подберет нам корабль на юг. Я думаю, что мы лучше проведем время на море, чем пешком, учитывая, что Уолшарно вбил себе в голову посетить Равнину Ветров прямо сейчас. Да, и Гейрфресса с ним.

- Нет! - Венсит обвиняюще повернулся к хозяину. - Думаю, я ясно дал понять, что тебя не включили в эту маленькую поездку!

- И ты так и сделал, или попытался сделать. Но это было "тогда", а "сейчас" - это после "сейчас", - спокойно сказал Базел. - Ты мог бы отказаться пригласить меня до того, как эти твои враги проникли под мою крышу и подняли оружие против моих гостей. Но сейчас?

Выражение его лица было таким же спокойным, как и голос, но уши были наполовину прижаты, а карие глаза смотрели жестко. Венсит мгновение смотрел в этот непоколебимый взгляд, затем повернулся к своей жене.

- Лиана? - Венсит обратился к ней без особой надежды в голосе.

- Он прав, и ты это знаешь. - Лиана потянулась, чтобы положить руку на выпуклые бицепсы своего мужа без малейших признаков ее прежнего сопротивления. - Ты знаешь наши обычаи. Честь требует, чтобы один или оба из нас сопровождали тебя против любого, кто посягнет на нашу крышу.

- Я мог бы указать, что вы сами спровоцировали нападение, оказав свое гостеприимство вопреки моим желаниям! Честь не должна требовать, чтобы вы рисковали своими жизнями в моей ссоре, и я не позволю вам этого делать!

- Честь требует того, чего, по нашему мнению, она требует. - Базел мягко повторил предыдущие слова Лианы. - Мы не можем делать выбор, исходя из соображений безопасности, Венсит. Не с честью.

- Но это не ваше дело! Это мое - мое и Кенходэна!

- Венсит, если ты будешь стараться еще больше, ты разозлишь меня, - сказал Базел. - Я помню волшебника, который однажды превратил мою ссору с Лианой в свою битву.

- Это было по-другому! Это...

- О, признайся в этом, ты, старый конокрад! Ты еще не настолько маразматик, чтобы не желать, чтобы я был с тобой! Кто еще мог бы сохранить твою древнюю и почтенную шкуру в целости и сохранности?

- Кенходэн мог бы! И я, может быть, древний и почтенный, но я сам еще не совсем слабоумный!

- Да, и Кенходэн из тех, кто прекрасно владеет клинком. Но если два меча хороши, то почему трем не быть лучше? Кроме того, если ты возразишь, чтобы я пошел с вами, мне придется следовать самому. И если ты настолько глуп, что заставляешь меня это делать, то как, по-твоему, я смогу уговорить Лиану остаться дома с Гвинной? Ты же знаешь, что она лучший следопыт.

Венсит надулся от разочарования, но затем Базел легонько положил руку ему на плечо.

- И, отложив все это в сторону, - мягко сказал он, - я бы поговорил с самим собой, пока ждал твоих друзей-теней.

Венсит мгновение пристально смотрел на него, затем резко выдохнул.

- Хорошо. Все в порядке! - Он покорно покачал головой. - Томанак знает, что ты умеешь обращаться с этим тесаком, но не вини меня, если однажды утром ты проснешься мертвым!

- О, я бы не стал винить тебя за это. Потому что, если бы такое случилось, это означало бы, что кому-то удалось подкрасться ко мне во сне. И если бы это произошло, - его левая рука расплылась, и нож-крюк с визгом вылетел из ножен, вонзившись на четыре дюйма в дальнюю стену, - то тогда мне придется винить только себя, не так ли?

Кенходэну показалось, что он услышал, как Венсит пробормотал что-то о толщине черепов себе под нос... но он мог ошибаться.

Вулфра из Торфо вздрогнула, когда ледяная мысль пронзила ее мозг. Ей самой требовался кристалл на обоих концах, чтобы общаться с кем-то еще, хотя наблюдать за другими она могла с помощью своего грамерхейна без посторонней помощи. Способность этого ледяного и железного разума достучаться до нее в любое время и при любых обстоятельствах насмехалась над ее силой, и последствия такой силы заставляли ее нервничать.

Очертания двух глаз, щелевидных и желтых, как у кошки, блеснули в ее мыслях, и мысленный голос был холодным мурлыканьем злобы.

- Твой приспешник потерпел неудачу.

- Его превзошли. Точно так же, как и меня, если бы я столкнулась с Венситом лично. Ты знал это, когда согласился позволить Алвиту атаковать.

- Верно. Но, испытав характер твоих противников и подсчитав их количество, моя дорогая, я предлагаю тебе разобраться с ними на расстоянии.

Злобное веселье кусачих мыслей разозлило Вулфру, но она тщательно отбросила это чувство в сторону.

- Для этого я должна знать, где он находится. Его чары слишком сильны, чтобы я могла проникнуть в него без связи с кем-то вблизи него. Ты тоже это знаешь.

- Разумеется. Разве это не я нашел его для твоего удара молнии? Но даже я не смею позволять себе вольности, когда он свеж, - прошептал холодный голос. - Если твои приспешники будут слишком часто ошибаться в своих атаках, он может начать подозревать, что я наблюдаю за ним, несмотря на его чары, и никому из нас это не понравится, не так ли? - Мысленное мурлыканье превратилось в смешок. - Тем не менее, в данный момент он слишком устал, чтобы заметить мое любопытство. Алвит был дураком, но он не был полностью неправ. Наш Венсит не так молод, как был.

- У тебя есть предложение? - Вулфра сохраняла почтительный ментальный тон, но волшебник с кошачьими глазами почувствовал ее нетерпение.

- Терпение, Вулфра. Терпение! Месть лучше всего принимать медленно, перегоняя маленькими глотками. Но, да, у меня есть и информация, и предложение. Возможно, тебе будет интересно узнать, что наш Венсит крайне обеспокоен твоей недавней демонстрацией силы. Разве это не забавно?

- Ты имеешь в виду?..

Мысли Вулфры внезапно заледенели от страха. Если Венсит когда-нибудь догадается, с кем она имеет дело, ее судьба действительно будет решена.

- Спокойно, дорогая Вулфра! Конечно, он этого не подозревает; как он мог? Но он встревожен - очень встревожен. Я полагаю, он боится, что ты воспользовалась силой меча или ее частью. Конечно, мы знаем лучше, не так ли?

Бешеный страх Вулфры превратился в уголек гнева, который волшебник с кошачьими глазами мог так легко разжечь. Конечно, она не управляла мечом! И, подумала она в тайной части своего мозга, как и ее покровитель. Если бы он мог это сделать, она была бы ему не нужна.

- Но это ни к чему, - промурлыкал волшебник с кошачьими глазами, - и у меня действительно есть информация. Ищи корабль, моя Вулфра. Корабль Белхэйдана, капитаном которого является градани по имени Брандарк. Вот так сейчас! Даже ты должна быть в состоянии найти столь необычный корабль.

Общение прекратилось, и мысленная связь оборвалась, оставив Вулфру чувствовать себя отвергнутой... и злой. Она не была ребенком, чтобы так пренебрегать ею! Она завоевала свою власть трудным путем, совершив поступки, которые привели бы к мгновенной казни, если бы о них стало известно в то время. И ее покровитель с кошачьими глазами нуждался в ней - сильно нуждался! Как он смеет так обращаться с ней?!

Но глубоко внутри она знала, как он смел. Это было потому, что, несмотря на все ее знания, она была ребенком рядом с ним. Но, возможно, он забыл, что дети растут, и некоторые из них превзошли своих наставников.

Она заставила себя потратить несколько минут на тщательно продуманные спокойные размышления, прогоняя свой гнев. Прошло много минут, прежде чем она смогла разжать кулаки в подобии нормального состояния, но затем она резко откинула назад свои золотистые волосы и подошла к своему кристаллу. Целенаправленная концентрация быстро провела ее через заряжающее энергией заклинание. Что бы ни думал о ней волшебник с кошачьими глазами, именно она должна нести основную тяжесть любой неудачи... ну, она и ее союзники.

Она наклонилась ближе к камню и сформировала мысленный образ лица Харлича. Он должен быть готов к ее регулярному контакту.

Он был готов. Лицо, которое она вообразила, появилось в камне, на мгновение став похожим на маску. Затем глаза маски открылись. Сам Харлич, моргнув, возник на его месте, и его брови вопросительно приподнялись. Она покачала головой, и он пожал плечами. В любом случае, он никогда особо не заботился об Алвите.

- Там есть корабль, - осторожно начала Вулфра. - Ты должен найти его. И затем...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Проекты и отступления

Венсит, возможно, и смирился с тем, что у него не было надежды убедить Базела остаться дома в Белхэйдане, но он по-прежнему был полон решимости отправиться в путь как можно быстрее. Лично Кенходэн предпочел бы дождаться, пока закончатся последние капли дождя, и он бы также не возражал против нескольких часов сна.

Базел, очевидно, согласился с ним, и в отличие от большинства людей, столкнувшихся с Венситом из Рума, он был полностью готов спорить по этому поводу. На самом деле он потратил пятнадцать минут, пытаясь убедить Венсита отправить гонца к Брандарку, пока предполагаемые путешественники смогут немного поспать, в чем так нуждался Кенходэн. Кенходэн привел свои собственные аргументы в пользу этого усилия, но Венсит был непреклонен. Скорость была уклонением, а уклонение было спасением. Они должны немедленно уйти! Когда Базел (неизбежно) проявил упрямство, волшебник обратился к Лиане.

- ...так что ты можешь понять, почему мы должны спешить, не так ли, Лиана?

- Нет. - Ответ Лианы лишил Венсита дыхания - по крайней мере, на мгновение - и она безжалостно использовала свое преимущество. - На этот раз мой твердолобый муж прав. Даже ты не можешь ускорить прилив, Венсит, и ты прекрасно знаешь, что ни один корабль не покинет гавань в отлив. - Она пожала плечами. - Поскольку это правда, нет смысла отправлять тебя измотанным, особенно когда Брандарк даже не знает, что ты еще придешь! Я выберу незаметного посыльного, который найдет его и предупредит о том, что у вас на уме, пока вы трое спите.

- Но...

- Тебе лучше отказаться от этого, Венсит, - пророкотал Базел. - Ее невозможно сдвинуть с места, когда она говорит таким тоном. Томанак знает, что я пытался достаточно часто, и я не могу вспомнить, чтобы мне когда-либо это удавалось.

- Однажды, - сказала ему Лиана, зеленые глаза блестели юмором. - Я думаю, это было двадцать пять лет назад.

Базел нагло прижал уши, глядя на нее, и она ухмыльнулась, затем скрестила руки на груди и снова посмотрела на Венсита. Теперь в этом было гораздо меньше юмора, и носок ее правой ноги мягко постукивал по полу, пока она вежливо ждала его ответа.

Волшебник переводил взгляд с хозяина на хозяйку секунд пятнадцать. Затем он надул губы и вскинул руки.

- О, хорошо! - сказал он со скудной грацией... и зевнул. Его глаза расширились, а затем он застенчиво улыбнулся. - Может быть, ты и прав. Боги знают, что мне тоже не помешает немного поспать. Где моя комната?

Лиана безмятежно улыбнулась в ответ и указала на лестницу.

Кенходэн остро нуждался во сне, но его отдых был неспокойным. Предсмертные раскаты грома погрузили его в мир грез, полный незнакомых зрелищ и звуков - зрелищ и звуков, которые он знал даже во сне, которые он должен был узнать... и не смог бы ясно вспомнить, когда проснулся. И он не мог. Его единственными воспоминаниями были образы войны: удары и контрудары, смерть и разрушения, а также навязчивое, парализующее чувство вины, как будто он был лично ответственен за всю кровь и страдания мира...

Его постель пропиталась потом, он постоянно наполовину просыпался, но всегда снова впадал в затравленный сон. Все это ничего для него не значило, но он с тревогой чувствовал, что так и должно было быть. Было заманчиво приписать все это битве в таверне, но он не мог. Каким-то образом он знал, что смутные, ужасающие сны напрямую связаны с его искалеченной памятью... или с его неизвестным будущим.

Когда Лиана наконец позвала его завтракать, он был, по крайней мере, немного отдохнувшим физически, но его внутреннее истощение было еще хуже. Это было видно по его усталым глазам и медленным ответам, и Лиана сочувственно склонила голову набок, глядя на него.

- Ты плохо спал? - спросила она, когда они с Гвинной суетились на кухне. Готовить могли бы другие, но только она и ее дочь подавали еду своим гостям. Это была такая кухня.

- У меня были сны, - уклончиво ответил он.

- Сны? - Венсит выгнул бровь. - Какого рода сны?

- Неприятные, - коротко ответил Кенходэн.

- Лично мне никогда не снятся плохие сны, - весело сказал Базел, уплетая толстый кусок прожаренной говядины. Он проглотил и осушил половину кружки эля. - Случалось ли так, что они рассказывали тебе что-нибудь о твоем прошлом?

- Не знаю, - медленно произнес Кенходэн. - Может быть. Если бы они это сделали, я больше не удивляюсь всем этим шрамам. Они были... жестокими.

Венсит бесстрастно жевал, и Кенходэн почувствовал новый укол разочарования. У него не было выбора, кроме как признать, что какая-то веская причина удерживала Венсита от того, чтобы рассказать ему больше, но какая возможная угроза могла заставить главного белого волшебника мира хранить молчание по столь важному вопросу?

Вспышка юмора пришла ему на помощь, когда он обдумал то, о чем только что спросил себя, и переоценил свою собственную значимость для мира. Но это все еще было жизненно важно для него, подумал он с иронией, даже если никому больше не было дела.

- Вы с папой собираетесь в путешествие, не так ли? - голос Гвинны ворвался в его мысли, когда она забралась на скамейку рядом с ним.

- Да, это так. - Он освободил место для длинноногого ребенка, в очередной раз пораженный представлением о прекрасной женщине, которой она однажды станет.

- Мама рассказала мне, - призналась Гвинна. - Она тоже хотела пойти, но папа сказал "нет". У них по этому поводу было то, что мама называет "дискуссией". Очень громко.

Она ухмыльнулась, и Кенходэн чуть не подавился аппетитно прожаренным картофелем. Он сглотнул, затем посмотрел на нее.

- "Дискуссия?" - осторожно повторил он.

- Да. Это когда они проводят час, рассказывая друг другу одни и те же вещи снова и снова, а затем решают сделать то, что, как они знали, они собирались сделать с самого начала. Когда я веду подобную дискуссию, мама называет это ссорой.

- Понятно. - Кенходэну удалось сохранить свой голос на удивление ровным, но его лицо болело от подавления усмешки, когда он попытался представить Базела в роли измученного мужа, "обсуждающего" что-то с холодной и независимой Лианой. Это было на удивление легко. Что было трудно, так это представить, что он выиграет спор, но следующие слова Гвинны все объяснили.

- Мама не путешествует с папой так часто, как раньше. Я думаю, она беспокоится о том, чтобы оставить меня с Фармой и Лентосом. Она говорит, что я сведу с ума любого, если им придется долго заботиться обо мне без того, чтобы их спасали.

- Я могу это понять, - сказал он с чувством.

- Я тоже.

Она пошевелила ушами, пугающе похожая на своего отца, и озорно ухмыльнулась.

- Дай мне взглянуть, - сказал Кенходэн. - Я встретил Фарму - это она вон там, не так ли? - Он указал на темноволосую женщину-градани средних лет в клетчатом фартуке, и Гвинна кивнула. - Но я не думаю, что встречался с Лентосом.

- О, он уехал на этой неделе. Он мой учитель из Академии. Он милый, но ему, должно быть, почти столько же лет, сколько Венситу, и он дает такие хорошие советы, что я едва могу их вынести.

- Понятно, - вежливо сказал Кенходэн. Ему не приходило в голову, что Гвинна может быть достаточно взрослой для обучения. Он улыбнулся ей, тронутый сочетанием ее не по годам развитого ума и причудливости - и втайне сочувствуя воспитателю, ответственному за нее. - Наверняка он делает это только потому, что это тебе нужно знать.

- О, я знаю это. - Гвинна беззаботно махнула рукой. - Но я действительно хотела поговорить о прошлой ночи. Я хотела извиниться за то, что уронила твое рагу.

- Все в порядке. Ты же принесла мне еще одну миску.

- Знаю. Я просто хотела, чтобы ты понял, что это было только потому, что твои шрамы удивили меня. Я имею в виду, у папы тоже много чего есть, но не такие. - Ее брови обеспокоенно нахмурились, но его улыбающийся кивок волшебным образом стер это. - Хорошо! Я бы не хотела, чтобы ты думал, что они напугали меня или что-то в этом роде. Ну, во всяком случае, не так уж много. - Она наклонилась ближе, чтобы прошептать ему на ухо. - Раньше я думала, что у папы все шрамы, какие только бывают, но у него их не так много, как у тебя. Хотя я не думаю, что они уродливые или что-то в этом роде. Они просто удивили меня, вот и все.

- Они меня самого удивили, - сказал он ей с определенной долей искренности.

- Значит, ты не злишься на меня? Правда?

- Правда, - заверил он ее, и она вздохнула с облегчением и улыбнулась.

- Хорошо! Потому что я бы хотела, чтобы ты кое-что сделал для меня, когда пойдешь с папой.

- Сделал что?

Его позабавило ее предположение, что он идет с Базелом, а не наоборот, но он тщательно скрыл это.

- Ну... - Гвинна провела кончиком пальца по столу, внимательно изучая свой невидимый рисунок. - Фарма знает много историй, и она иногда рассказывает их на кухне. Лентос знает больше, но его рассказы не так интересны, потому что он всегда рассказывает только о том, что произошло на самом деле. Но Фарма говорит, что воины обычно носили с собой вещи, чтобы помнить о женщинах дома. Она говорит, что они называли это "любезностями", и это были такие вещи, как носовые платки или вуали. - Ее губы презрительно скривились. - Я думаю, что это глупые вещи, чтобы с ними пускаться в приключение!

- Я тоже, - серьезно сказал он, и она посмотрела на него с подозрением.

- Ну, это глупо - брать бесполезные вещи. Что хорошего в носовом платке, если только вам не нужно высморкаться? Но я подумала, что было бы неплохо, если бы кто-то получил от меня полезное. Я знаю, что я еще не леди... - Она замолчала с серебристым смешком. - Мама говорит, что я никогда не буду леди, но я думаю, что она ошибается, и Венсит тоже. В любом случае, я хотела бы знать, не согласишься ли ты оказать мне услугу?

Ее голубые глаза смотрели очень серьезно, и он был глубоко тронут, как будто теплый палец коснулся его холодного, страдающего амнезией мира. Он почувствовал прилив благодарной нежности... и желания защитить.

- Для меня было бы честью нести твою милость, леди Гвинна.

- Ты не возражаешь, что мне всего десять? - с тревогой спросила она. - Мне будет одиннадцать через несколько недель.

- Я совсем не возражаю, - сказал он ей торжественно.

- Ну, хорошо! Я имею в виду, ты единственный, кого я могу спросить. Я не могу спросить папу, потому что он уже папа. А Венсит... ну, он просто Венсит. Я не могу представить его на месте кого-то другого. Даже для меня.

- Понимаю, - сказал Кенходэн, но на самом деле это было не так. Он сам чувствовал присутствие девушки, острое осознание счастливой дьявольщины, которая следовала за ней повсюду. Он даже не был удивлен собственным чувством защищенности, но все же казалось странным видеть такую нежность от древнего волшебника, а выбор слов Гвинны наводил на мысль о чем-то еще более глубоком.

Не придавай слишком большого значения вещам, упрекнул он себя. Очевидно, что он, Базел и Лиана близки. Наверное, это просто дружба.

- Я так и думала, - весело сказала Гвинна, - и не дам тебе ничего глупого. Я принесла кое-что особенное. Вот!

Она протянула ему прямой тяжелый предмет длиной пятнадцать или шестнадцать дюймов. Он был завернут в промасленный шелк и утяжелял его руку с твердостью закаленной стали. Он мгновенно узнал кинжал, и его брови поползли вверх.

- Мама и папа подарили его мне два года назад. Если бы мы все еще были на Равнине Ветров, я бы уже тренировалась как дева войны, поэтому мама сказала, что я могу начать здесь, и Лентос согласился. Это тяжело, но и весело тоже. Но это особенное - корсарский кинжал, который капитан Брандарк привез из своего последнего большого морского сражения, когда он еще был капитаном папиного корабля. Он подарил его маме на память, когда купил свой первый корабль. Я подумал, что ты захочешь его заполучить, раз у тебя уже есть его старый меч. И это будет намного полезнее, чем дурацкий старый носовой платок!

Ее презрение было испепеляющим.

- Я согласен, - сказал он, тронутый ее твердолобым практицизмом.

Он развернул вложенный в ножны кинжал, вытащил лезвие и внимательно осмотрел его. Он понял, как он мог попасть от корсара, но это была работа гномов, и выдающийся пример ее. На нем был волнистый узор закаленной стали, а обоюдоострое лезвие было достаточно острым, чтобы рассекать ветер.

Он поднял глаза и обнаружил, что она смотрит на него с некоторой тревогой, и убрал оружие обратно в ножны. Затем он встал, расстегнул пояс и продел свободный конец в петлю на поясе ножен. Он снова застегнул его и снова сел на скамейку.

- Я буду повсюду носить с собой твою любимую вещь, леди Гвинна, - серьезно сказал он ей.

- Хорошо!

Она похлопала его по локтю и спустилась вниз, чтобы помочь убрать со стола, а Кенходэн поднял глаза и встретился взглядом с Базелом. Градани задумчиво смерил его взглядом, затем перевел его на дочь. Кенходэн почувствовал себя немного смущенным неистовой любовью на лице Базела, но там было и что-то еще. Возможно, необъяснимая печаль.

- Она хорошая девушка, - мягко сказал Базел.

- Да, это так, - согласился Кенходэн.

Базел резко кивнул. Затем он шумно осушил свою кружку, со стуком поставил ее пустой на стол, поймал взгляд Венсита и мотнул головой в сторону двери.

- Юный Фролах хотел найти Брандарка. Он говорит, что Брандарк сказал ему, что он рад предоставить нам место на корабле до Мэн-Хоум, поскольку он отправляется туда с грузом. Если мы пожелаем, он перенесет нас дальше - скажем, на Коуст-Гард. Но, по-моему, ты был бы не прочь проделать последний остаток пути по суше?

- Хорошая мысль, - согласился Венсит. - Столь беспокойные торговцы Энгтира будут избегать портов, поэтому любое прибытие на корабле, безусловно, привлечет внимание. Вместо этого мы можем отправиться по суше через Саут-Уолл.

- Так я и думал, - кивнул Базел. - Что ты скажешь, Кенходэн?

- Один маршрут такой же, как и другой. - Кенходэн пожал плечами: - Кажется, я немного припоминаю об Энгтире, но недостаточно, чтобы делать предложения.

- Да. - Базел вытащил часы из кармана и взглянул на них, затем встал. - Что ж, тогда давай откланяемся, и я расскажу тебе все, что смогу об Энгтире, пока мы будем идти.

Кенходэн и Венсит поднялись вместе с ним и начали собирать снаряжение, собранное Лианой, пока они спали. У каждого было свое личное оружие, но Лиана также снабдила Кенходэна длинным луком из вондерландского тиса. Базел нес огромный составной конный лук (который, как подозревал Кенходэн, намного превосходил его собственные силы), но Венсит не просил и ему не предлагали метательное оружие.

Новый лук пришелся Кенходэну по вкусу. Это было великолепное оружие, и хотя у него еще не было возможности попробовать его, он почувствовал нечто вроде естественной привязанности к нему - почти, но не совсем, как то, что он почувствовал прошлой ночью к старому мечу Брандарка - в тот момент, когда прикоснулся к нему. Он был не самым тяжелым, с чем он мог справиться, но рукам было приятно, и ему нравилось, как податливо дерево поддается его мышцам. Вондерланд давал лучших лучников империи, и они были одной из причин, по которой даже самая тяжелая кавалерия проявляла глубокое уважение к армии воинов империи Топора.

В дополнение к оружию у каждого был тяжелый рюкзак с концентрированной пищей, две или три смены одежды и два одеяла, а также другие предметы первой необходимости, необходимые для комфортного путешествия. Кенходэн пристегнул к поясу свою бутылку с водой и проверил свою зажигалку, наполненную угольным маслом, и маленький мешочек с лекарствами, на которых Лиана настояла, чтобы каждый из них носил с собой. Очевидно, она знала, что нужно для быстрого, но комфортного передвижения по пересеченной местности. Что, подумал он, ни в малейшей степени не должно было его удивлять в деве войны, командующей тысячей.

Он с сомнением посмотрел на свои тяжелые сапоги для верховой езды. Их едва ли можно было назвать новыми, но они все еще были пригодны для использования - по крайней мере, после небольшой починки, - и все же они казались неуместными на корабле. И он не хотел тащиться в них слишком много лиг.

- Не волнуйся, - сказал Базел, проследив за его взглядом и мыслями. - Возможно, они не слишком приспособлены для пеших прогулок, но как только мы доберемся до Мэн-Хоум, нам понадобятся лошади.

- Ах, да. Лошади. - Тон Кенходэна был уклончивым, и Базел ухмыльнулся ему.

- Не беспокойся ни о чем, Кенходэн. Много лет назад народ Лианы научил меня, что они гораздо лучше смотрятся под задней частью мужчины, чем в его животе.

- Я задавался этим вопросом, - признался Кенходэн.

- Да, я подумал, как ты мог бы. - Базел хлопнул его по плечу. - Имей в виду, я думаю, что у Уолшарно и Гейрфрессы нашлось бы для меня пару острых словечек, если бы я не понял это прямо! Но теперь, если ты меня извинишь?

Градани заключил свою жену и дочь в общие объятия. Гвинна смахнула несколько слезинок и крепко обняла его, но при этом казалась уверенной, что ее отец справится со всем, с чем столкнется. Лиана была менее плаксивой, но в ее напряженных глазах читалось более четкое понимание риска.

- На этот раз только маленькие кусочки шкуры! - предупредила она его.

- Не хватит, чтобы залатать ботинок, - пообещал он. - Мне нужна та, что у меня есть - у меня большие кости, чтобы было их чем оборачивать.

- Вижу, ты помнишь! - Она яростно дернула его за уши, ее глаза заблестели.

- И как я могу забыть, когда ты так готова сделать это для меня, если я должен? - Он поцеловал ее в последний раз и поставил на ноги, затем повернулся к своей дочери. - Гвинна, ты присматривай за своей матерью.

- Как всегда, папа, - скромно пообещала она.

- Не надо мне "как всегда", негодница! Я сказал присматривать за ней!

- Да, папа.

Она хихикнула, и Базел нахмурился, глядя на нее. Она только ухмыльнулась в ответ, на щеках появились ямочки, а уши слегка подергивались от удовольствия. Он вздохнул и закрыл глаза в притворном раздражении, затем улыбнулся в ответ и коснулся ее щеки.

- Тогда ладно, - сказал он более мягко и повернулся обратно к своим спутникам. - Поехали - если мы не хотим пропустить прилив, Брандарк спалит мою шкуру раньше, чем это сделает Лиана!

Троица бодро двинулась в путь. Свежий после дождя воздух был прохладен у них в ушах, а солнце светило ярко. Рабочие трудились, заменяя разбитые окна и сломанную дверь, их трезвые выражения красноречиво свидетельствовали об их мнении о событиях ночи. Распространенное белхэйданское убеждение гласило, что предлагать какой-либо вид насилия кому-либо на территории Базела выходило далеко за рамки глупости. Нападение на его собственную семью было настолько близко к самоубийству, насколько это вообще возможно. И все же их трезвость объяснялась не столько тем фактом, что кто-то был достаточно безумен, чтобы попытаться это сделать, сколько тем фактом, что, несмотря на весь ущерб, охране было доставлено только одно тело. Но когда они увидели Венсита, поднялся новый шепот. Все они уважали Базела, и репутация Венсита была известна по всей Норфрессе, но они, по понятным причинам, стремились держать такого рискованного гражданина как можно дальше от своего города.

Базел обменялся парой слов с их бригадиром, прежде чем уйти по улице, и Кенходэна позабавило, как глаза мужчины провожали Венсита, проходившего мимо. Он почти чувствовал, как у мастера чешутся пальцы нарисовать знак против зла, но благоговейный страх перед волшебником явно сдерживал его.

Кенходэну жаль было расставаться с "Железным топором". В некотором смысле, это был единственный дом, который он когда-либо знал, и Базел, и Лиана - и Гвинна - приняли его по-настоящему радушно. Он положил руку на рукоять кинжала у себя на поясе, и теплое осознание принятия окутало лед его отсутствующей памяти. Но он заметил, что Базел ни разу не оглянулся. Спина градани была прямой, как пика, когда он шел по улице, но его уши - выразительные, как всегда, - были полуобернуты, как будто он улавливал любой звук сзади, когда он удалялся.

Кенходэн пожалел, что не помнит, как любил кого-то так сильно.

Оживленные улицы были для Кенходэна сном наяву.

Каждое зрелище было новым, таким же свежим, как воздух, которым он дышал, но ни одно из них не было полностью вырвано из контекста. Это было так, как будто он читал по крупицам о сотне предметов, а не так, как если бы он действительно видел или испытал их на себе. Он знал, что Белхэйдан был одним из крупнейших городов Норфрессы, но широкая, чистая улица была для него совершенно новой, и аккуратные здания с яркими крышами, смешанные с магазинами и домами, врытыми в глубь гор, восхищали его. Прохладный воздух северной весны был подобен вину, а жизненная сила, бурлящая вокруг него, доставляла ему удовольствие, которое он не мог описать. Это было почти... собственническое чувство, как будто Белхэйдан принадлежал ему и только ему, как продукт его собственных трудов.

Абсурдность этой мысли почему-то понравилась ему, и он усмехнулся, обдумывая ее.

Они свернули на улицу торговцев, широкую аллею магазинов и контор. Толпы были гуще, и в утреннем воздухе ощущались смешанные запахи грузов из полусотни портов. Кенходэн покачал головой, собираясь рассмеяться от чистого восторга, а затем они завернули за другой угол.

Голубое и серебряное вспыхнуло перед ним на смятом одеяле. Они стояли высоко на крутом склоне холма, мощеная улица спускалась к пристани Хирахима и обширному заливу Белхэйдан, где море глубоко врезалось в сушу. Это зрелище ударило Кенходэна, как молот, и его пульс участился, глаза заблестели, а горло наполнилось невыразимой болью тоски, которая заставила его застыть на месте.

Он остановился так внезапно, что Базел налетел прямо на него. Кенходэн споткнулся от удара - градани ростом более семи футов пришлось немного остановиться - и упал бы, если бы Базел не подхватил его. Градани удержал его в вертикальном положении, когда он задохнулся, ветер выбил из него дух, затем мягко усмехнулся и поставил его на ноги.

- Ну, вот, - мягко сказал Базел. - Я думаю, что ты мужчина, который может любить море - и его достаточно, чтобы ошеломить любого в такое утро, как это.

- Я никогда не мечтал... - тихо сказал Кенходэн, затем оборвал себя. Как он мог сказать то, что знал во сне? Он был пустотой в форме человека... Но даже горечь этой мысли не могла погасить его удивления и восхищения, которое было почти благоговением.

- Да, - сказал Базел, снова приводя его в движение. - я знаю. К морю нужно кое в чем привыкнуть, и некоторые проклинают его, когда узнают, но даже они не могут оставить его. Не жить счастливо после этого.

Кенходэн поднял глаза и удивился выражению карих глаз, которое смирило его. Градани снова посмотрел на него сверху вниз и внезапно ухмыльнулся, прогоняя тоску со своего собственного лица, и легонько потряс Кенходэна.

- Ну, давай! Если ты снова встал на ноги, я вспомнил, что предлагал тебе немного рассказать об Энгтире. Может случиться так, что ты все еще хочешь услышать это?

Кенходэн кивнул, благодарный за смену темы. Ему казалось, что в душе Базела проявилось слишком многое, когда он смотрел на море.

- Итак, Энгтир, помимо прочего, запутанная тема, - задумчиво произнес Базел, легонько постукивая по поясу с мечом и некоторое время напевая, чтобы привести в порядок свои мысли.

- Теперь да, - сказал он наконец. - Энгтир - это название одного из Пограничных королевств, как их называют в народе - одного из небольших государств на границах короля-императора. Энгтир - самое большое из них и, я думаю, одно из самых важных, поскольку оно является буфером между Южной провинцией и империей Копья. А император Солдан, занявший трон около пятнадцати лет назад, после этого стал таким же экспансионистом, как и сам старый Фробус. Пойми, не то чтобы он был первым Копейщиком, который так думал. По правде говоря, большинство договоров короля-императора с Пограничными королевствами направлены на то, чтобы удержать Солдана дома, если ты понимаешь, что я имею в виду.

- И поскольку Энгтир - самое большое Пограничное королевство, это также то, чего Солдан хочет больше всего, верно?

- Да. - Базел вытащил свою трубку и набил ее крупно нарезанным черным табаком, продолжая. - Отсюда есть только два пути в Энгтир: морем и по Южной дороге. Морской путь привел бы нас в Коуст-Гард, столицу Западного баронства Энгтира. Это гордый город, то есть достаточно сильный, чтобы заставить плакать армии, но мы не осмеливаемся заходить так далеко по морю, поэтому я думаю, что мы поедем из Мэн-Хоум Южной дорогой через Саут-Кип, самую южную крепость короля-императора. Это после пересечения Ист-Уолл на перевале Саут-Уолл.

Базел сунул мундштук трубки в рот, а Кенходэн прикурил ее своей зажигалкой, затем чихнул, когда сильный дым обжег ему нос.

- Я вижу, что такое долгое путешествие открывает много возможностей для атак, - сказал он, маневрируя, чтобы оставаться с подветренной стороны. - Но что именно происходит внутри Энгтира?

- А, ты прикоснулся к сути проблемы, - согласился Базел, его глаза заблестели, когда Кенходэн уклонился от дыма. - Видишь ли, как раз в эту минуту Энгтир переживает собственный внутренний кризис. Король Фалто взял и неожиданно умер четыре года назад, и некоторые сомневаются в болезни, которая унесла его так внезапно, как ты, возможно, скажешь. Но после этого больше всего беспокоит людей то, что его единственной наследницей была дочь Фэллона.

- В самом деле? Она была коронована?

Кенходэн нашел позицию, которая позволяла ветру уносить дым прочь, и скрыл вздох облегчения. Дело было не в том, что это пахло так уж отвратительно, а просто в том, что это было так сильно. Ему стало интересно, что курил Базел. На ум пришла осуждаемое снадобье.

- Да, так оно и было. Но, видишь ли, в то время как в Энгтире нет закона, согласно которому женщина не может владеть короной, также нет закона, согласно которому она может, и наследование Фэллоны не вызвало всеобщего восторга у дворян. Некоторые из них приняли ее только для того, чтобы избежать гражданской войны, и даже большинство из них были не слишком счастливы, когда она вышла замуж за принца Алто - или герцога Алто, каким он был тогда. Он не так молод, и остальным не нравиться видеть, как один из них возвышается над ними. Кроме того, он не из тех, кто терпит глупости, и его воинская репутация вряд ли утешит нарушителей спокойствия.

- Значит, кто-то действительно оспаривает право наследования?

- В некотором роде, но в этом-то и загвоздка. Брат короля Фалто умер совсем мальчишкой, а у его сестры нет собственных детей, так что вообще нет никакого другого мужчины, вообще никаких кровных притязаний на трон. Если и не после того, как Фэллона вышла за Алто, но теперь каждый сам за себя, а Фробус стоит за ними.

- Грязно.

- У тебя дар преуменьшать, - заметил Базел. - Я думаю, это всего лишь тот факт, что никто не уверен, что он окажется на вершине, поскольку так долго держал мечи в ножнах, и даже это вряд ли продержит их там намного дольше. И чтобы сделать все еще хуже, Солдан проявил интерес. Он знает, что король-император не может вмешиваться, если королевский дом не попросит об этом, но люди Фэллоны не осмеливаются просить. Один запах империи Топора в королевстве, и ад не удержит беду, которая вырвется на свободу.

- Понятно. И мы собираемся заняться этим?

- О, да. Венсит не из тех, кто позволит такой мелочи задеть себя, парень. И есть еще что рассказать. Не болтай об этом в Энгтире, если только тебе не нравятся подземелья, но Солдан хочет заполучить кое-кого из знати. Герцог Дорал из Корвина так же глубоко связан с Солданом, как Вулфра или Раналф из Кархона, и только Томанак знает о графе Вуллеме. У меня есть свои сомнения, поскольку Вуллем знает себя! А что касается барона Шейсана...!

Базел вынул трубку изо рта и сплюнул в канаву.

- У меня есть сообщения Ордена об Энгтире, парень, и, судя по тому, как это выглядит, единственная помощь, на которую могут рассчитывать Фэллона и Алто, - это родственники ее матери, Дарсил из Скарту и барон Рочфро из Коуст-Гард, и, вероятно, барон Ледо. Но у Ледо своих проблем хватает для любого жителя болот, а Дарсил уже почти воюет с Доралом. Кровь между ними всегда была горячей, и теперь она только начинает течь. И за всем этим стоит Солдан, который присылает деньги и советы и вообще подливает масла в огонь всякий раз, когда кажется, что тот немного утихает.

- Понятно, - снова сказал Кенходэн. - А баронесса Вулфра?

- Для Шарны достаточно одного нарушения, - прямо сказал Базел. - Это тоже печально, потому что ее отец был достаточно хорошим человеком. Я хорошо знал его, и ее семья из тех, кто хорошо служил Энгтиру в свое время. Но сама она плохая. Она одна из немногих правителей, которые позволяют практиковать колдовство в своих землях, и это после того, как я тебе кое-что рассказал. Если уж на то пошло, это было не так давно - не более чем за год или два до смерти Фалто - как призналась Вулфра, она практиковала это сама, хотя, если послушать ее рассказ, ее волшебство бело, как свежевыпавший снег.

Его тон предельно ясно выражал его мнение об этом конкретном утверждении.

- Она очень привязалась к Фэллоне с тех пор, как умер Фалто, но я думаю, что она просто выжидает своего часа. Они говорят, что Фэллона доверяет ей, но Алто не из тех, кого можно обмануть ее обещаниями "помогать" Фэллоне колдовством. Но что ему делать? Вот Фэллона, отчаянно нуждающаяся в друзьях среди знати, а вот Вулфра, вечно болтающая о своей верности трону. Да, и Фробус тоже хотел быть верным Орру, не так ли?! Она хочет быть верной трону, это верно, пока у нее на уме, что она может усадить на него свой зад! Хотя Алто тоже это знает. У них с королевой была редкая встреча на публике, когда он поинтересовался - на официальной аудиенции, заметьте! - болезнью Фалто. Кажется, он упомянул тот факт, что та же странная болезнь унесла отца Вулфры... это к вопросу о таинственном исчезновении ее старшей сестры задолго до этого. Я думаю, это, должно быть, был редкий случай, когда Фэллона приняла сторону Вулфры! Фробус заплатил, и никакой горячки, и никакой ошибки в этом! Хотя, заметь, он сказал только то, что нужно было сказать, хотя нельзя отрицать, что его выбор времени мог быть немного уместнее. И, видишь ли, это после того, как добавилась еще одна проблема, потому что Фэллона и ее супруг - который также является ее самым могущественным вассалом - не согласны в том, что делать со своим злейшим врагом. Томанак! Они даже не согласились с тем, что она враг!

- Я начинаю сомневаться в мудрости этого путешествия, - вздохнул Кенходэн.

- Мудрость? - Венсит повернул голову и внезапно заговорил, хотя, казалось, не слышал их разговора. - Это никогда не было мудро. Только необходимо.

Базел ухмыльнулся и пошевелил ушами, глядя на Кенходэна, когда старик снова отвернулся от них. Кенходэн усмехнулся выражению лица градани, но не мог избавиться от чувства неловкости, обдумывая то, что только что услышал. Во время объяснений Базела были моменты, когда ему казалось, что он смотрит пьесу, которую видел слишком много раз, что было абсурдно - не так ли? - для человека, который не мог вспомнить даже своего собственного имени!

Он поудобнее поправил пояс с мечом и заставил себя отступить от проблем будущего, прежде чем они смогли испортить его походку. Через мгновение ему даже удалось начать насвистывать сквозь зубы, когда они повернули за поворот у подножия холма и свежевымытые булыжники заблестели на свету, насмехаясь над его сомнениями, в то время как перед ним широко открылся огромный залив Белхэйдан.

Он казался еще более обширным, если смотреть на него на своем собственном уровне, танцуя весенним утром. Белые гребни волн неслись по широкому заливу под северо-западным бризом, который трепал его волосы и сжимал горло от невнятной тоски. Означал ли его голод, что он познал глубокие воды до того, как у него украли память? Или это действительно был его первый взгляд на прилив? Он смотрел поверх помятого голубого зеркала и вдыхал соленый запах, насыщенный вином и древесным дымом, пока искал свое прошлое.

- Туда.

Голос Базела прервал его размышления, когда градани указал на большой корабль с квадратной оснасткой. Он возвышался над идущими вдоль берега шхунами, его реи гордились свернутыми желтыми парусами Белхэйдана. На его фок-мачте резво развевалось знамя, изображавшее скрещенный черный топор и загаженный якорь на синем поле, а на бизань-мачте реяли скрещенные топоры и корона империи, красное поле знамени в утреннем свете казалось кроваво-ярким.

- "Повелительница волн", - сказал Базел. - Гордость и радость Брандарка. После того, как "топор и якорь" стали знаменем его дома.

- Он твой хороший друг? - спросил Кенходэн.

- Как сказать, - Базел медленно улыбнулся. - Думаю, это немного зависит от того, что именно ты, возможно, подразумеваешь под словом "друг". У меня есть пара вопросов к этому коротышке, и у него такое чувство юмора, что ему нужен меч наготове, чтобы сохранить жизнь своему владельцу. Но мы знаем друг друга уже очень давно, и нет на свете человека, которого я предпочел бы иметь при себе в бою. Да, и я думаю, что он лучший корабельный мастер, которого ты когда-либо встречал. Он был моим капитаном на "Мече Томанака", прежде чем заказал постройку "Повелительницы волн" прямо здесь, в Белхэйдане.

- Он был твоим капитаном? - Кенходэн не смог скрыть удивления в своем голосе. Гвинна что-то говорила о "папином корабле", но на самом деле он не обратил на это особого внимания. В конце концов, какой градани владеет собственным кораблем? Он слегка покраснел, обдумывая последствия своих собственных предположений, а в глазах Базела блеснул смех.

- Да, так оно и было. Я удивил тебя этим, не так ли?

- Ну...

- По последним подсчетам, у меня десять капитанов, - дружелюбно сказал ему Базел, - не считая белхэйданских кораблей Ордена, но, возможно, у меня их меньше. В прошлом году корсары были злыми, будь они прокляты, и я не думаю, что они забыли оставить мои корабли в покое. Пройдет не так уж много времени, прежде чем королю-императору придется иметь с ними дело, и если он этого не сделает, думаю, что это сделает Орден. Томанак знает, что они - чума на море, и они снова начнут набеги на берег, если их в ближайшее время не переучат хорошим манерам. Может быть, когда мы вернемся, ты и я могли бы взять "Меч" и один-два других корабля Ордена, чтобы перевоспитать их, а?

Кенходэн взглянул на него, решил, что он говорит серьезно, и отбросил эту мысль вместе со всеми другими признаками того, что Базел был ничем иным, как прямым... и гораздо более могущественным, чем предполагала его роль содержателя таверны. На самом деле, рыжеволосому мужчине внезапно пришло в голову, что, будучи защитником и мастером меча местного ордена, Базел командовал всеми вооруженными силами Ордена Томанака в Белхэйдане, и он еще раз напомнил себе, что ничего не следует принимать на веру, когда дело касается этого конкретного градани.

Он обдумывал эту мысль, пока обращал свое внимание на указанный корабль, и, изучая его, он понимал гордость его хозяина. Несмотря на то, что он возвышался над своими меньшими соседями, у него были изящные линии борзой - достаточно широкие, чтобы перевозить выгодные грузы, но также с элегантным отвесным, изогнутым форштевнем и грациозным ходом чистокровной лошади. Его мачты резко клонились, высокие реи и большой разворот парусов красноречиво говорили о его скорости, и, в отличие от многих небольших кораблей, его черный корпус не мог похвастаться наличием портов для весел, поскольку от гребцов было бы мало пользы кораблю такого размера. Его высокомерные мачты презирали силу чего-либо менее могущественного, чем сам ветер, и на его палубах громоздились два большие, закутанные в брезент сооружения, одно далеко впереди, а другое на корме. Кенходэн подозревал, что под полотном скрывались мощные баллисты - тяжелое вооружение для торгового судна, но, безусловно, соответствующее креплениям на фальшборте для метателей дротиков. "Повелительница волн" была повелительницей глубин, и только самые храбрые - или самые глупые - из пиратов могли пересечь путь судна, столь же хорошо вооруженного, как большинство имперских крейсеров.

Его рот кривился, когда он размышлял о корабле, и фрагменты его воспоминаний доказывали, что, в конце концов, он видел море не первый раз.

- А вот и Брандарк, - сказал Базел, и Кенходэн моргнул, вспомнив свои прежние мысли о судовладельцах градани.

Тебе действительно нужно поработать над этим, сказал он себе. Конечно, никто никогда не говорил, что он не градани, но все же...

- До нас с Брандарком ни один градани не уходил добровольно в море, - продолжил Базел. - Не то чтобы в самом начале мы сами хотели пойти добровольно! Все мечи Пурпурных лордов кусали нас в спину, они кусали, и только готовый прилив и команда шхуны, которую мы смогли... убедить предоставить нам место на борту, вывели нас вне их досягаемости. Но сейчас мы здесь, и хотя в моих венах не так много морской воды, как в Брандарке, я не стану отрицать, что в мире мало что может сравниться с ощущением палубы под своими ногами. Думаю, что, возможно, сказки правдивы, и мы, градани, плыли сами всю дорогу от Контовара, потому что никто не дал бы нам места на борту корабля!

- Так вот, Брандарк стал настоящим моряком за много лет до того, как это сделал я. Старый Килтан - должно быть, Килтандакнартас из Серебряной пещеры - взял его в качестве одного из капитанов своих кораблей, и, по правде говоря, в то время у него были причины искать дом в другом месте. Незадолго до этого мой отец умер и...

- Базел! - Легкие Брандарка явно не уступали легким Базела, подумал Кенходэн. - Самое время тебе лично показаться здесь, внизу! Поднимайся на борт! Или из твоей крови ушла соль?

Базел взбежал по трапу, его рысь заставила дико затрястись прочную доску. Венсит и Кенходэн подождали, пока вибрация утихнет, прежде чем более степенно последовать за ним, и Брандарк встретил его у входного люка, обменявшись оскорблениями, рукопожатиями и ударами по спине, способными раздробить позвоночник меньшего размера. Они нашли время, чтобы сделать это должным образом. На самом деле, они только начали, когда Кенходэн обошел их и ступил на безупречно чистую палубу.

Брандарк был значительно ниже Базела. На самом деле, он был ниже Кенходэна, не более чем на дюйм или два выше шести футов. Но его плечи были намного шире и мощнее, чем у человека, и Кенходэн вздохнул. Он знал, что был высок для человека, но рядом с Базелом и Брандарком он чувствовал себя наполовину взрослым.

Однако не это было главной мыслью в его голове, когда он с некоторой долей смирения изучал капитана корабля, поскольку Брандарк был таким же нетипичным для градани, как и сам Базел.

На нем были следы его ремесла - его левую щеку пересекал сглаженный возрастом шрам, который превращал уголок рта в легкую, вечную усмешку, его правое ухо было короче левого, где какой-то давний меч отхватил самый кончик, и у него не хватало двух последних пальцев на левой руке - но не это бросалось в глаза сильнее всего. Нет, это была его изысканная одежда.

Кенходэн покачал головой. Мысль о денди градани, как он только что обнаружил, была почему-то еще более странной, чем мысль о градани-защитнике Томанака. И все же, экстравагантный он или нет, "денди" было единственным словом, подходящим для описания Брандарка из Белхэйдана. Он был безупречно ухожен, от подошв его блестяще начищенных сапог тонкой выделки с серебряными кисточками и повторяющимся рисунком цветов лотоса до верхней части его бархатной куртки с изящным плюмажем, а тяжелая золотая цепочка карманных часов, перекинутая через его великолепно расшитый жилет, могла похвастаться красивым брелком с сапфиром. Он должен был выглядеть какой-то пародией, стоя на палубе корабля рядом с простой кольчугой и стальным нагрудником без украшений Базела, но вместо этого ему удалось выглядеть только неизбежным.

И вся тонкая ткань, вышивка и стильный пошив в мире не могли бы скрыть прочность, которую они обрамляли. Шрамы, отсутствующие пальцы, не просто свидетельствовали о его жестоком прошлом; они придавали ему вид несокрушимого, как древнему дереву, которое лишилось ветвей, не потеряв ни грамма силы, и Кенходэн понял, почему нельзя шутить с кораблем, которым он командовал.

Базел прервал свои приветствия, чтобы представить своих друзей.

- Мои попутчики, Брандарк. Ты, конечно, не прочь узнать Венсита.

- Конечно. - Брандарк пожал волшебнику руки. - Рад снова видеть тебя, Венсит.

- И я тебя, - согласился Венсит, сжимая предплечье Брандарка в ответ и одновременно подтягивая Кенходэна вперед свободной рукой. - А это Кенходэн.

Брандарк в свою очередь схватил Кенходэна за руку и улыбнулся, увидев меч, который тот носил.

- Кенходэн, - сказал Базел, - Брандарк однажды уже носил этот клинок, и слава богу, что он не потерял из-за него пальцы. Кровавый он Меч или нет, по-моему, это настоящий клинок... совсем немного перегруженный им. Думаю, для его скорости больше подходит топор. Там нет никаких острых краев возле рукояти.

- Ерунда! - рассмеялся Брандарк. - Тогда добро пожаловать на борт, Кенходэн! Мне приятно снова увидеть этот старый меч.

- И тебе станет еще лучше, когда ты для разнообразия хоть раз увидишь, как им правильно пользуются, - торжественно заверил его Базел.

- Может быть, я так и сделаю, потому что мечом будет пользоваться кто-то, кроме тебя!

- Ха! - Базел потянулся, чтобы похлопать по рукояти огромного меча на спине, и благосклонно улыбнулся низшим существам, столпившимся вокруг его лодыжек.

- Что ж, спускайся вниз. У нас есть час до "стоячей воды", так что давай найдем немного виски, пока ты рассказываешь мне, что, во имя Кортралы, ты задумал на этот раз.

- Не думаю, что старая Борода Волны захочет знать, - сказал Венсит с усмешкой.

- О-хо-хо! Тогда это должно быть хорошо. - Брандарк задержался в открытом люке, чтобы крикнуть одному из своих людей. - Тобиан! Скажи Хорносу, чтобы он вытащил тот Олд Халарн - Гранд Резерв, заметь - из Серебряной пещеры!

- Есть, капитан! - подтвердил член экипажа.

- Думаю, нам понадобится что-то особенное для этого объяснения, - более спокойно сказал Брандарк своим гостям и с зубастой ухмылкой помахал им внизу.

- Энгтир? - Брандарк потягивал виски из резного хрустального бокала, размышляя. - Не то место, Венсит, которое я хотел бы сейчас посетить.

- Согласен.

Глаза Венсита засверкали в тусклом свете, искорки заплясали перед ними, когда он кивнул, а Кенходэн удобно откинулся на спинку кресла и оглядел каюту, вслушиваясь. Вдоль переборок стояли стеллажи с книгами, а палубу покрывал толстый ковер. Причудливо застекленные кормовые и боковые окна вспыхивали на солнце со стороны моря, заливая половину каюты ярким светом, но темные тени покрывали левый борт, где причал блокировал свет. С потолка на цепях свисали кованые серебряные светильники, а в разных углах были спрятаны по меньшей мере три музыкальных инструмента в футлярах.

- Базел прав, - сказал Брандарк. - Вам будет лучше добираться по суше из Мэн-Хоум, но я могу сократить ваше путешествие на сорок лиг, если сделаю крюк вверх по Уайтуотер до Коруна.

- Ты мог бы, - согласился Венсит, - но это уводит тебя далеко в сторону, а так рано весной Уайт-Уотер небезопасна.

- У волшебников есть свое искусство, а у моряков - свое, - ответил Брандарк. - Если я говорю, что могу отвезти тебя в Уайт-Уотер, значит, могу отвезти тебя туда.

- Я в этом не сомневаюсь, но это все равно уводит тебя с пути.

- Не усугубляй оскорбление, - весело сказал Брандарк. - Ты глуп, что вообще идешь в Энгтир. Ты это знаешь. Кенходэн знает это. Кортрала, Венсит, даже Базел знает это! Но если тебе нужно отправиться в Энгтир, у тебя больше шансов добраться туда целым и невредимым, если ты будешь держаться подальше от морских портов. Если у тебя есть враги в Белхэйдане, дай им знать, что ты отплыл домой на "Повелительнице волн". Пусть они поищут там, пока ты идешь в другое место. И, Венсит, - он пресек попытку волшебника прервать его, - окажи мне любезность и позволь доставить тебя туда в целости и сохранности как можно быстрее. Я подозреваю, что за этим кроется нечто большее, чем ты готов сказать, и это твое дело. Но если ты думаешь, что это важно - и если Томанак и этот переросток думают, что это важно, - это тоже мое дело.

- Очень хорошо, но ты оставляешь меня по уши в долгу перед тобой.

- О, пожалуйста! - Брандарк закатил глаза и прижал уши. - Ты действительно думаешь, что Базел или я ведем счет? - Он фыркнул. - Я мог бы оказывать тебе услуги до конца своей жизни, даже близко не подходя к тем, которые ты делал для других людей. Если уж на то пошло, я могу вспомнить о нескольких "одолжениях", которые ты иногда оказывал мне. И, если уж продолжать, полагаю, я сам в долгу перед Горой за одну-две услуги.

- Да, так что ты мог бы.., - признал Базел, многозначительно протягивая свой пустой стакан, и Брандарк рассмеялся и налил снова.

- Тогда в Корун. - Он поднял свой бокал.

- За Корун и нашу благодарность, - ответил Венсит, и все четверо осушили свои бокалы.

- Тогда, если вы меня извините, - сказал Брандарк, ставя свой бокал обратно на палубу, - мне нужно уложить последний груз. Здесь тебе тоже повезло. Герцог Лейнтон зафрахтовал меня для доставки партии слитков, так что у нас на борту будет почти рота братьев Топора, чтобы присматривать за ними.

- Слитки? - Венсит нахмурился. - Интересно, зачем отправлять их только сейчас?

- Спроси у Экс-Хэллоу. - Брандарк пожал плечами. - Когда король-император говорит отправить слитки, Вондерланд отправляет их. И когда пролив замерзает, они отправляют их по суше в Белхэйдан, затем кто-то должен отвезти их дальше, чтобы они могли отправить их в Экс-Холлоу, где кто-то другой сделает из них монеты и отправит их обратно в Белхэйдан. Замечательная вещь - высокие финансы.

- Братья Топора не будут возражать против твоего лишнего пути?

- Все, о чем они беспокоятся, - это о своей казне. - Брандарк усмехнулся. - Как они доберутся до места назначения, зависит от меня - и так и должно быть! Тогда до скорого.

Он весело помахал рукой и ушел.

- Мне не нравятся эти слитки, - задумчиво сказал Венсит.

- Почему нет? - спросил Базел. - Как говорит Брандарк, когда король-император приказывает, люди, как правило, исполняют эти приказы. И если бы я хотел быть герцогом, то нет капитана, которому я бы скорее доверил свою партию слитков.

- Верно, у Брандарка действительно есть привычка попадать туда, куда он намеревается попасть. Но это неудачная отговорка, Базел.

- Отговорка? - Кенходэн был озадачен.

- Думаю, он имеет в виду бесследное исчезновение, - пробормотал Базел.

- Именно. Если кто-то - скажем, владеющий искусством - обнаружит, где мы находимся, мы можем доставить Брандарку больше неприятностей, чем он рассчитывал. Всех удивило бы, если бы Брандарк не смог завершить обычное плавание ... но если мы не прибудем в этот раз, люди просто решат, что мы встретили больше корсаров, чем даже он мог бы выдержать. А слитки - идеальная приманка для злонамеренного волшебника, который вдохновит корсаров на попытку.

- И поможет нам опуститься на дно неестественными способами, и никто об этом не узнает, - проворчал Базел.

- Но почему? - спросил Кенходэн. - Я имею в виду, зачем кому-то нужен "предлог"? Ты волшебник - белый волшебник - и ты потратил только боги знают, сколько времени, имея дело с одним волшебником-изгоем за другим. Конечно, никто не удивился бы, если бы один из этих негодяев-волшебников применил колдовство против тебя.

- Верно, не удивился бы, - согласился Венсит. - Но то, что злой? Да.

- Если они беспокоятся о том, чтобы кого-то разозлить, тогда почему они использовали колдовство прошлой ночью?

- Что касается прошлой ночи, то это было очень тщательно подобранное колдовство, - ответил Венсит. - Холод тени смертелен, но они также носили мечи. Теневой маг был последним оружием, которое они не хотели использовать, потому что то, что он сделал бы, безошибочно было бы признано колдовством. Но если бы нас зарубили клинками, кто мог бы доказать, что это была не честная сталь?

- Но почему это должно иметь значение? Давай посмотрим правде в глаза, Венсит. Если бы им удалось убить тебя, кто был бы в состоянии что-нибудь с этим сделать?

- Совет Семкирка, парень, - сказал Базел. - Они были бы совсем не рады этому, совсем. Я думаю, у них не было бы другого выбора, кроме как стоять в стороне и наблюдать, если бы кто-то был настолько туп, чтобы вызвать нашего Венсита на официальную дуэль. Им бы это не понравилось, ты понимаешь, но у них был бы небольшой выбор. Но колдовская атака без вызова? В центре города, где никогда не было собственного волшебника? Нет, они бы этого не потерпели, и я бы не хотел быть черным волшебником, который заставил многих из них пустить их по моему следу.

- Что такое Совет Семкирка? - Кенходэн был озадачен. Семкирк был богом мудрости и умственной и физической дисциплины. Это правда, что до падения Контовара он также был покровителем белого волшебства, но с тех пор искусство волшебства переживало тяжелые времена. Он скорее сомневался, что кто-либо из Богов Света пожелал бы поклонения большинству нынешних практиков магии.

- Совет мишуков и магов поклялся уничтожить черное колдовство и всех, кто его практикует, - мрачно ответил Базел.

- Маги? Разве это не просто другое название для волшебников?

- Думаю, что у тебя в памяти образовались дыры, - мягко сказал Базел, но с резкостью в голосе. Кенходэн был уверен, что она не была направлена на него, но это звучало как боль... или страх. - В течение столетий никто не стремился использовать таким образом слово "маг".

- Нет? Тогда что это значит сейчас? И почему волшебники должны бояться мишуков? Они всего лишь эксперты по бою без оружия, не так ли?

- Что касается страха перед мишуками, то я больше, чем немного, боюсь таких, как они! - легкомыслие Базела показалось ему странно вялым, и он продолжил медленнее. - Что касается магов, то это совсем другое дело. Магом называют ментального адепта, того, кто может делать некоторые вещи, которые может волшебник, хотя это совсем не одно и то же, совершенно.

- Действительно, - сухо сказал Венсит.

- Маги могут дублировать силы некоторых волшебников, - медленно произнес Базел, - но колдовство - это то, что дальше всего от них. И большинство людей думают о них как о естественных союзниках против волшебников. Однако, после того, как случались... исключения. - Его голос внезапно стал очень тихим. - И маг платит за свою силу.

Его мягкий голос затих, затерявшись в слабом фоновом шуме кричащих грузчиков, когда они поднимали на борт последний груз "Повелительницы волн". Кенходэн почувствовал отстранение градани, сам того не понимая, но что-то в лице Базела удержало его от допроса. Вместо этого он просто ждал, и, наконец, Базел встряхнулся и продолжил более оживленно.

- Но, отвечая на твой вопрос, парень, и маг, и мишук следуют за Семкирком, и его Совет - могущественная вещь. Черные волшебники боятся этого как смерти, и на то есть веские причины, и думаю, что Совет был бы против принятия насильственных мер против наших противоестественных целей. Особенно, если кто-то еще хотел пойти с нами.

- Тогда почему он еще не отправился за Вулфрой? - потребовал Кенходэн.

- Потому что Совет выполняет поручение короля-императора, - строго сказал Венсит, - а у таких обязанностей есть пределы, которые нельзя переступать. Маги могут родиться где угодно в Норфрессе, Кенходэн, но все основные академии либо расположены в империи Топора, либо - как академия Джашан в империи Копья - были основаны одной из академий Топора и связаны с ней. Нравится это Совету или нет, он прочно ассоциируется с империей Топора в сознании каждого норфрессанца, и король-император признал это двести лет назад, когда официально наделил его полномочиями расследовать обвинения в черном колдовстве где бы то ни было на ее территории.

- Но поскольку он дал им эту власть внутри империи, и поскольку это означает, что они действуют от его имени, когда они ее используют, они никогда не смогут действовать за его пределами без разрешения правителя, на чью землю они вступят ... или по прямому приказу короля-императора. Очевидно, Фэллона не попросит их напасть на кого-то, кого она считает своей подругой! И король-император не может отправить их против ее воли, если у него нет железного подтверждения. Имей в виду, если бы у него был этот казус в железной обложке, он, вероятно, сделал бы это; черное волшебство - это то, чего империя Топора никогда не терпела нигде на своей земле или рядом с ней. Конечно, это было бы актом войны, каким бы оправданным это ни было, и он мог быть уверен, что Солдан вторгнется в Энгтир, чтобы "защитить" его.

- И до сих пор Вулфра избегала любых открытых нарушений Правил там, где есть глаза, которые могут видеть, и языки, которые могут болтать, - мрачно заметил Базел.

- Действительно, это так, - согласился Венсит. - Официально, ее волшебство бело как снег, хотя для другого волшебника она пахнет тьмой, и сомневаюсь, что она смогла бы скрыть доказательства своего использования Тьмы, если бы кто-нибудь с магическим образованием или волшебник подобрался достаточно близко к замку Торфо, чтобы увидеть это. Но как баронесса, она имеет право не пускать магов в Торфо, если только сама королева не прикажет ей, а это значит, что никто из ищеек Совета, скорее всего, не подойдет достаточно близко, чтобы предоставить доказательства этого. Это означает, что это было бы мое слово против ее, и требуется больше, чем слово волшебника - даже если один из волшебников - я - чтобы заставить Совет вцепиться кому-то в горло. Вулфра не даст мне этого. Она была во многих лигах отсюда, когда Алвит напал на нас. Она же не имела никакого отношения к такому отвратительному поступку! Потому что, если бы она хотела моей смерти, она бы использовала Тайную дуэль, именно так, как позволяют Правила!

Ирония Венсита была иссушающей.

- Я предполагаю по твоему тону, что она... вряд ли сделает что-то настолько открытое, - сказал Кенходэн. - Но если бы это было так, как бы это сработало?

Его любопытство было очевидным, и ноздри Венсита раздулись.

- Нехорошо для нее, - сказал он категорично. - Тайная дуэль - это формальный вызов на смертельный бой между двумя волшебниками. Правила разрешают это, хотя массовые бои запрещены, как и все, что может подвергнуть опасности не-волшебников. У меня... было несколько таких на протяжении веков, но если бы другой волшебник захотел бросить мне официальный вызов, пришлось бы проконсультироваться с Советом.

- Видишь ли, белых волшебников после бегства в Норфрессу стало слишком мало, чтобы охранять новые земли от черного волшебства, и даже если бы нас было больше, это действительно не имело бы значения. Я говорил тебе, чего нам стоил Обстрел Контовара. После этого некому было сформировать новый Белый совет вместе со мной, и в последующие годы было мало новых волшебников. Беженцы позаботились об этом; разъяренные и напуганные люди редко рискуют. Прошло почти триста лет, Кенходэн, прежде чем кто-либо из новых правителей Норфрессы захотел доверять даже мне, по крайней мере, за пределами Дома Кормака, и даже Кормак и его сын не желали доверять мне открыто, опасаясь реакции своего народа. Потребовалось столько времени, чтобы дети выживших простили меня за неудачу Совета Оттовара - мою неудачу - предотвратить Падение. К тому времени в Норфрессе практически все знания об этом искусстве были утрачены, и, честно говоря, ни одно из новых королевств не хотело, чтобы эти знания были открыты заново. Тем не менее, они знали, что, по крайней мере, некоторые фрагменты библиотек различных волшебников попали в Контовар - в конце концов, некоторые люди будут искать любые средства для достижения власти, какими бы темными они ни были. Поэтому, когда появились маги, мы обратились к Совету Семкирка с просьбой взять на себя обязанности, которые больше не мог выполнять Белый Совет. Фактически, два совета, так сказать, объединились. Я последний член Белого Совета, чьи полномочия никогда не отменялись, и я также единственный член Совета Семкирка, не являющийся магом. Я могу делать - и я делал - вещи в своей ипостаси последнего лорда Совета Оттовара, которые, однако, не могут сделать маги, потому что по причинам, которые я уже объяснил, полномочия Совета Семкирка - его "охват", если хотите - гораздо менее обширны и гораздо более стеснены ограничениями, чем была власть Белого Совета при Доме Оттовара.

- Но все еще есть условия для Тайной дуэли? - спросил Кенходэн. Венсит кивнул, и рыжеволосый мужчина пожал плечами. - Так почему же кто-нибудь не бросит тебе вызов и не покончит с этим?

- Думаю, что осталось бы немного темных волшебников, если бы так случилось, что они были достаточно глупы для таких поступков! - фыркнул Базел.

- Понятно. - Кенходэн обдумал это заявление. - Послушай, - сказал он наконец, - я понимаю, что колдовство - это не то, что ты можешь объяснить за день, Венсит. Но если я собираюсь общаться с волшебниками, не мог бы ты дать мне хотя бы некоторое представление о том, как это работает?

- Полагаю, что мог бы дать тебе справедливое представление лет за десять-двадцать, - сказал Венсит.

- Еще раз, это все, что мне нужно, спасибо!

- Хорошо, давай посмотрим, насколько простодушно я могу это сделать.

Венсит сцепил пальцы под бородой и улыбнулся, затем откашлялся.

- Волшебство - это человеческий талант, - начал он, - Все волшебники были либо полностью людьми, либо, по крайней мере, частично таковыми, точно так же, как все сартнейски - "каменные пастухи" - были гномами или полугномами, и их существует три вида. Когда-то их было четыре, но предки эльфов обменяли свое особое искусство на долгую жизнь, когда Оттовар и Гвинита объявили Правила. Итак, в наши дни сначала появляются чернокнижники и ведьмы, затем появляются волшебники с волшебными палочками, которых часто называют "колдунами" или "колдуньями", и, наконец, дикие волшебники. Обычные люди больше всего боятся двух первых из трех, но дикого волшебника больше всего боятся те, кто владеет искусством.

- Чернокнижники обладают врожденной чувствительностью к искусству. Не столь большой, как когда-то была у эльфов, но достаточной для того, чтобы они могли использовать его так же естественно, как свои руки или ноги, без формальной подготовки. Но на самом деле это делает их менее могущественными, чем волшебники с волшебными палочками, потому что они не обучены. Честно говоря, подавляющее большинство из них даже не осознают, что вообще используют это искусство. Они просто думают, что у них есть один или два странных "таланта", которые работают на них. Лишь относительная горстка из них когда-либо действительно переходила к преднамеренному, сознательному манипулированию искусством.

- Из-за этого и из-за того, что они не обучены, они на самом деле менее могущественны, чем волшебники с палочками. Истинное волшебство требует дисциплины и приобретенных навыков, которых у чернокнижников просто нет. Но это отсутствие подготовки также означает, что они редко знают о строгих Правилах, и они часто тяготеют к темной стороне искусства. Немногие из них сознательно поддались бы той мерзости, которую допускает Вулфра, но лучшие из них - все равно различные оттенки серого.

- Волшебники с палочками, с другой стороны, обладают слабой врожденной чувствительностью. Больше, чем у не-волшебников, но меньше, чем у чернокнижников. Они обретают свое мастерство путем долгого, упорного, иногда смертельно опасного изучения. Раньше их хорошо учили выполнять свои обязанности на этом пути, но даже тогда трудности учебы часто заставляли их использовать немного темной стороны, чтобы пережить опасные моменты... по крайней мере, физически. Но нет такого понятия, как "немного" темноты. Если вы используете ее хотя бы один раз, вы открываете брешь в своей броне; поскользнуться всегда легче во второй раз. Переход от белого волшебства к волшебству крови и смерти редко бывает одноразовым выбором, Кенходэн. Это происходит из-за медленного, неуклонного развращения, и именно из-за этого слишком многим волшебникам с волшебными палочками слишком легко шаг за шагом скатываться в черные ряды. Сегодня мало кто избежит этой участи. Действительно, я знал мужчин и женщин, которые могли бы стать могущественными волшебниками с волшебными палочками, но отказались от своего права по рождению, каким бы мучительным это ни было, вместо того, чтобы рисковать впасть во зло.

- Последний вид, дикие волшебники, - это совершенно другой случай. У них вообще нет врожденной чувствительности, и они даже на мгновение не подозревают, что когда-нибудь могут стать волшебниками, поэтому они совершенно не подготовлены к этому, когда это происходит. Вместо этого их сила просыпается внезапно, обычно при ужасном стрессе.

Он печально вздохнул и потянулся за бутылкой виски Брандарка. Он налил янтарную жидкость в свой бокал и поднес его к свету, льющемуся из окон правого борта. Он мгновение смотрел на него, затем одним глотком опрокинул его и снова перевел взгляд на Кенходэна.

- Дикие волшебники очень... стихийны, - сказал он. - Их сила приходит к ним только в том случае, если у них нет альтернативы. Когда исчезает всякая надежда, когда горе и отчаяние терзают глубже всего, тогда дикий волшебник чувствует рождение силы, о которой он и не подозревал. Этого никогда нельзя предвидеть... и за это всегда приходится платить болью, или горем, или ненавистью, которые охотно заплатили бы лишь немногие здравомыслящие люди.

- Только сильная личность может ассимилировать такую силу, - мягко сказал Венсит. - Даже другой дикий волшебник не может помочь в этот момент. Новый волшебник одинок, и дикое волшебство уничтожит его, если он не проявит сильной воли и не поймет, что происходит. И все же, если он выживет, он обретет такую силу, которой никогда не смогут обладать ни чернокнижник, ни колдун.

- А что такое "дикое волшебство"? - спросил Кенходэн, пристально глядя зелеными глазами.

- Это невозможно описать, - прямо сказал Венсит. - Другие волшебники владеют крошечной частью силы, которая связывает весь мир воедино, и они учатся делать это, тщательно и осмотрительно изучая конкретные заклинания, заклятия, приемы работы... способы обуздать и ограничить эту силу. Но диким волшебникам не нужны ни уздечки, ни заклинания, чтобы подчинить дикое волшебство своей воле. Они ездят на нем верхом. Они могут касаться всего, если хотите, и это означает, что они могут манипулировать самой сущностью объектов, существ... людей. Они могут связывать и развязывать их, или превращать в пыль и вырывать из них жизнь.

- Но это грубое, жестокое применение силы. В диком волшебстве мало утонченности, и сила дикого волшебника ограничена только стрессом, который он может выдержать. Самый опасный из всех - молодой дикий волшебник, потому что его тело достаточно сильное, чтобы поглощать и направлять так много силы. Дикие волшебники живут очень долго, но с возрастом их слабеющие тела окончательно ограничивают их силу, хотя даже в старости они остаются пугающе сильными. В бою они обычно пренебрегают техникой, по крайней мере, до тех пор, пока слабеющая сила не потребует тонкости для компенсации. До тех пор они просто бросают грубую силу на противников. Их контроль инстинктивный, а не результат тренировки, и их сила практически безгранична.

- Но его можно обучить?

- Конечно, можно, как только ты узнаешь, что у тебя это есть! - фыркнул Венсит. - Это просто никогда не пробуждается таким образом. И в этом нет необходимости.

- Понятно. - Кенходэн поджал губы. - Могут ли не-волшебники распознать диких волшебников?

- О, да, - тихо сказал Венсит.

- Как?

- По их глазам, - сказал Венсит почти шепотом. - По их глазам.

Харлич из Торфо и Тардон из Пурпурных лордов стояли в тени складской стены и изучали "Повелительницу волн".

Невысокий, коренастый Тардон выглядел успокаивающе безобидным со своим пухлым лицом и вьющимися волосами. Даже темно-фиолетовые глаза и изогнутые брови полуэльфа не могли изменить этого, и он иногда использовал эту внешность с благой целью. Его спутник был другим, потому что никакая тень не могла скрыть худощавую, угловатую угрозу стройного тела Харлича. Конечно, как только кто-то узнал их, это было другое дело. Карие глаза Харлича были просто жесткими и задумчивыми; пурпурный взгляд Тардона мерцал голодным светом.

- Так это и есть корабль грозного Брандарка, - задумчиво произнес Харлич.

- Да, - кивок Тардона был прерывистым, резким с навязчивой энергией. - Мой информатор говорит, что слитки уже на борту. Они отплывают в течение часа.

- Понимаю. И целая рота братьев Топора?

- Почти. На один взвод меньше, но они набраны из роты капитана Форстана. Отборные люди, я слышал, хотя не прощупывал их, чтобы проверить. Слишком велик шанс, что Венсит заметит.

- Конечно. - Харлич редко скрывал свое презрение к склонности Тардона констатировать очевидное. Теперь он постукивал зубами, нахмурив брови.

- Мы нашли их, - надулся Тардон. - Должен быть какой-то способ! Как только они выйдут в море, им негде будет найти помощь.

- Верно, но возможность не гарантирует успеха, иначе кто-то убил бы Венсита столетия назад. По общему признанию, они были бы изолированы - но и мы тоже, Тардон. И три взвода братьев Топора, я думаю, кажутся достаточной защитой.

- Не против искусства!

- Да, но как насчет Венсита? Или ты мечтаешь выйти на пристань и бросить ему вызов? - Харлич мягко помахал рукой яркому солнечному свету за полосой их тени. - Не стесняйся, Тардон. Я буду рад уведомить твоих ближайших родственников.

Тардон покраснел. Пренебрежение более высокого волшебника было бременем, к которому он привык, но никогда не принимал. Когда-нибудь он покажет Харличу, как далеко его можно подтолкнуть... но не сегодня. Нет, если только он не хотел бросить вызов Вулфре, нарушив ее приказы. Или - что еще хуже! - разозлить своего таинственного покровителя. И поэтому он стиснул зубы и с трудом придержал язык.

- Тем не менее, в твоей идее есть некоторые достоинства, - наконец признал Харлич. - Это вопрос использования наших преимуществ в нужное время. Эти слитки, например. Это можно было бы использовать. Это могло бы стать отличным прикрытием, если мы сможем извлечь из этого выгоду. И я скорее думаю, что мы сможем, Тардон.

- Как? - угрюмо спросил Тардон.

- Ну подумай! У нас есть безумный ветер, и даже Венсит не может использовать это искусство и одновременно держать чей-то меч подальше от своего горла. Что нам нужно, Тардон, так это кто-то, кто поставит мечи.

- Кто?

- Думаю, что Толгрим может быть нужным человеком. Ты можешь найти его, не так ли?

Лицо Тардона озарилось пониманием.

- Это может занять несколько дней, - сказал он.

- Не важно. Если корабли Толгрима будут доступны, мы сможем ускорить их отправку. В конце концов, - Харлич мягко улыбнулся, - Правила не позволяют Венситу чрезмерно вмешиваться в природу. Но не нам.

Тардон кивнул и отвернулся, но Харлич схватил его за плечо. Глаза высокого волшебника были мрачны, но на его губах появилась еще одна нежная улыбка.

- Да? - нетерпеливо спросил Тардон.

- Уверен, что Толгрим будет стремиться завладеть слитками, Тардон, и не вижу причин охлаждать его пыл. Не перегружай его информацией.

- Ты имеешь в виду?..

- Именно. Нет необходимости упоминать братьев Топора или Базела. В конце концов, мы же не хотим, чтобы наш добрый пират волновался, не так ли?

Тардон медленно кивнул, и на этот раз улыбка, которой он одарил своего спутника, была полна понимания и одобрения.

Ветер трепал волосы Кенходэна, когда "Повелительница волн" вышла из залива, а члены экипажа заметались вокруг, поправляя спускные лини и брасы. На западе из моря вырисовывался крутой холм, скалистые склоны которого неохотно уступали место поврежденным ветром деревьям. Неприступные склоны острова Кардос защищали гавань от наихудших, порой свирепых северо-западных ветров, а его обглоданные непогодой бока показывали, на что способна северная зима.

За Кардосом с северной стороны подул сильный бриз, пересилив восточный, который унес их с пристани. Ветер вонзил последние слабые клыки вондерландского льда, и Кенходэн поглубже закутался в свой позаимствованный бушлат, вдыхая соленый воздух.

- Видишь тот оранжевый буй? - Кенходэн кивнул, когда Базел указал на увенчанный колокольчиком буй. - Как только мы его пройдем, мы попадем во Фрадонианский канал. Мы пойдем по нему на юг до мыса Сторм, затем день или два будем держаться дальше на запад, прежде чем двинемся на юг.

- Почему?

- Потому что все это побережье усеяно рифами. С севера на юг эти банки Фрадонии простираются почти на сотню лиг, и каждая смертная лига из них усеяна корабельными остовами. Люди называют их зубами Кортралы.

- Так. - Кенходэн пощупал указательным пальцем поручень. - И когда мы достигнем мыса Сторм?

- Это больше сотни лиг, но, - Базел покосился на рангоут, - "Повелительница волн" почти так же быстра, как хвастается Брандарк, а ветер - попутный... Чуть позже того же времени завтра, если Кортрала прислушается к нашим молитвам. Чего, как ни крути, он не сделает.

- А оттуда в Корун?

- Вот это уже труднее сказать. Весной дуют ветры, а торговый сезон только начинается, так что вполне вероятно, что корсары уйдут после голодной зимы. Возможно, они даже достаточно голодны, чтобы заняться "Повелительницей волн".

Базел с удовольствием понюхал соль на ветру и с веселой улыбкой похлопал по поясу с мечом.

- Считай, что до Уайт-Уотер осталось пятнадцать дней, и ты не слишком ошибешься, - сказал он наконец. - И, может быть, еще два дня вверх по реке до Коруна, если весеннее половодье нам по зубам. Затем лучше добавить через день или два для успокоения и тому подобного. Скажем, двадцать дней.

- Мне будет жаль, если это закончится, - задумчиво сказал Кенходэн.

- Ха! До сих пор море было добрым к тебе, мой мальчик! Лучше поверь мне на слово - нелегка судьба моряка, когда Кортрала становится рассеянным и дает волю штормам! Я видел корабли такого размера, которые стояли на головах и приседали в реверансе, махая задом облакам. Тебе это не покажется таким уж приятным!

- Полагаю, что нет. Но сейчас...

Они смотрели, как белый ураган чаек пикирует на волну, их голоса пронзительно перекликаются с ветром, а хлопанье их крыльев напоминает раскаты грома. Небо сверкало, расчищенное и отполированное ночной бурей, и свежий ветер дул с севера, обжигая их щеки, когда Западное море дышало, и под ними качалась "Повелительница волн". Фигура Миреи, смертной любовницы Кортралы, двигалась вместе с кораблем, мерцающий свет исходил от позолоченного трезубца, который она "позаимствовала" у своего возлюбленного, и сердце Кенходэна воспрянуло, несмотря на ноющую потерю прошлого, а легкие заныли от соленого привкуса.

- Да. - голос Базела звучал задумчиво. - Мой народ живет в глубине страны, и другие народы не так уж неправы, как мне хотелось бы думать, когда они называют нас варварами. Имей в виду, времена меняются, и в наши дни мы не такие уж варвары, благодаря моему отцу и Лиане. И все же это так. Не так-то легко забыть тысячу двести с лишним лет истории, и я думаю - иногда, по любому случаю, - что мы потеряли все эти годы, потому что жили вдали от моря. - Он печально улыбнулся. - Соль у нас в крови, Кенходэн, и у нас есть сердца и мозги, чтобы сражаться с самим стариной Бородой Волны зубами и ногтями, а мы даже не догадывались об этом. Вместо этого мы растрачивали свою кровь и кости на людей, с которыми могли бы жить в мире, когда нам следовало бы сравнивать себя с этим.

Он махнул рукой в сторону моря и замолчал, его подвижные уши наполовину прижались. Кенходэн едва уловил нить песенки моряка, которую тот напевал себе под нос, и странно почувствовал себя незваным гостем. Он молча повернулся, чтобы уйти, но Базел очнулся и, пошатываясь, хлопнул его по плечу, прежде чем он сделал второй шаг.

- Здесь и сейчас! Защитник Томанака не должен так разговаривать! Ну же. Давай мы с тобой соберем несколько таких увальней и научим их, с какого конца меча у него заостренный наконечник. Кто знает? Может быть, это им скоро понадобится, а?

ГЛАВА ПЯТАЯ Немного проницательности

- Брандарк, вы с Базелом действительно долгое время были друзьями, не так ли?

Градани положил книгу на колени и, навострив уши, поднял голову к Кенходэну. Человек сидел напротив него за столом в рубашке с короткими рукавами, медленно и тщательно полируя мелкозернистое дерево маленькой арфы в золотистом круге света, льющегося через окно в крыше каюты, и Брандарк улыбнулся.

- Можно и так сказать, - признал он. - Имей в виду, когда мы впервые встретились, я не ожидал, что наша дружба продлится так долго. В основном потому, что я не ожидал, насколько долго продержится Базел! Знаю, что ты знаком с ним не так давно, как я, но я почти уверен, что ты уже можешь понять, почему он не стал самым... осмотрительным дипломатическим заложником в истории.

- Дипломатический заложник? - движущиеся руки Кенходэна остановились. - Базел был дипломатическим заложником?

- Конечно, он был им.

Брандарк, казалось, был немного ошеломлен удивлением Кенходэна, и Кенходэн отложил свою тряпку для полировки, откинулся на спинку стула и положил обе руки на стол, скорее как человек, собирающийся с духом.

В некотором смысле они с Брандарком стали даже ближе, чем с Базелом или Венситом. Даже при том, что он не мог себе объяснить, в чем была причина, он был вынужден признать, что действительно была причина, по которой Венсит не мог заполнить зияющую пустоту там, где должна была быть его память. Ему это не нравилось, он не мог по-настоящему принять это, но все же он пришел к выводу, что у него не было выбора, кроме как терпеть это... и утешать себя верой в то, что рано или поздно, если они оба выживут, Венсит действительно расскажет то, что ему нужно было знать. В то же время, однако, молчание волшебника стояло между ними, как скрытый стержень напряженности в основе их отношений.

Базел знал о прошлом Кенходэна не больше, чем сам Кенходэн, и он относился к амнезии Кенходэна так же, как к физическим шрамам рыжеволосого мужчины. Это было просто частью того, кем был Кенходэн, раной, которую нужно было принимать с сочувствием и состраданием, но не какой-то ужасной тайной, которой ему приходилось жонглировать в противовес другим, потрясающим обязанностям. Он стал надежным компаньоном, другом и источником силы, но в его отношениях с Кенходэном тоже было что-то, какая-то скованность. Это не имело никакого отношения к амнезии человека; Кенходэн был уверен в этом. Но в то же время, сам не зная почему, он был уверен, что у Базела были свои причины - вполне возможно, причины, связанные с его защитническим долгом перед Томанаком, - которые заставляли его иногда очень, очень внимательно следить за своими словами. Ни за что на свете Базел Бахнаксон не стал бы ему лгать; Кенходэн был уверен и в этом. Но не лгать - это даже отдаленно не то же самое, что говорить всю правду. Кенходэн часто задавался вопросом, не была ли его сверхчувствительность к своей амнезии причиной того, что он представлял себе эту слабую грань стеснения в Базеле, но каждый раз, когда он размышлял об этом, он возвращался к выводу, что это не так.

Но Брандарк не был защитником Томанака и уж точно не был волшебником. Как и Базел, он знал о прошлом Кенходэна не больше, чем сам Кенходэн, но у него не было секретов, которые нужно было защищать, и не было божественных указаний относиться к Кенходэну иначе, чем как к товарищу по оружию одного из его ближайших друзей. И, как и Базел, он принял амнезию Кенходэна так же, как принял бы любую другую рану, и он приветствовал Кенходэна так же, как приветствовал бы любого из других друзей Базела.

Это было важно. Кенходэн очень сомневался, что Брандарк даже начал в полной мере осознавать, насколько это важно. Того, что кто-то относился к нему так же, как они относились бы к любому другому, было бы более чем достаточно, чтобы заставить его молитвенно благодарить Брандарка, но Брандарк был не просто "кем-то".

Кенходэн быстро обнаружил, что капитан "Повелительницы волн" был еще большим вызовом стереотипу градани, чем он думал сначала. При их первой встрече он признал, что у Брандарка удивительно острый ум, но после вечера, когда он слушал, как градани и Венсит спорят о философии и древней истории, он понял, что Брандарк также был серьезным ученым, достаточно информированным, отточенным, грамотным и начитанным, чтобы спорить с Венситом из Рума лицом к лицу... и побеждать. Едва ли это было частью традиционного образа градани!

Как будто этого было недостаточно, Брандарк был также удивительно опытным музыкантом. Кенходэн заметил три ящика с инструментами в то первое утро; с тех пор Брандарк вытащил еще с полдюжины, и Кенходэн подозревал, что где-нибудь в углу могут быть спрятаны и не замечены еще больше. И это было еще одной причиной, по которой ему было комфортно с Брандарком, потому что он обнаружил, что сам тоже музыкант.

Это было похоже на его умение владеть мечом, о приобретении которого он не помнил... и о котором он никогда не подозревал, пока не увидел арфу. Брандарк принес ее на вторую ночь их пребывания на борту, и что-то похожее на сосульку молнии пронзило Кенходэна, когда он увидел это. Он протянул руку, не спрашивая разрешения - даже не задумываясь - и взял арфу из удивленных рук Брандарка. Градани начал задавать вопрос, несомненно, для объяснения, но затем руки Кенходэна скользнули по струнам арфы, и Брандарк откинулся на спинку стула, его глаза расширились, а уши наполовину прижались от удовольствия, когда на него полилась музыка.

Кенходэн на самом деле мало что помнил из той ночи. Ноты и мелодия текли сквозь него, играя на нем, как будто он был арфой, унося его из большой каюты "Повелительницы волн" в место, где, по крайней мере, на эти несколько мгновений, его искалеченное прошлое ничего не значило. Место, где он был одновременно лишь единственной рябью нот, затерянной в великой мелодии, льющейся из арфы, и в то же время цельным - завершенным и умиротворенным, каким он никогда не был с того момента, как Лиана впервые спросила его о шрамах, о которых он и не подозревал.

Эта любовь к музыке была связующим звеном между ним и Брандарком, которое проникало прямо в душу, и ее открытие было бесценным даром. Когда Кенходэн, наконец, снова всплыл на поверхность музыки, снова открыл глаза, он увидел, что остальные - даже Венсит - смотрят на него с восхищенными выражениями людей, которые были перенесены за пределы самих себя на крыльях самой Чесмирсы. Он оглянулся на них, гадая, что произошло, его разум все еще был затуманен глиссандо нот арфы, и понял - наконец-то - что каким-то образом арфа Брандарка оказалась у него в руках. Он покраснел от смущения и быстро протянул ее, но Брандарк только вздохнул и покачал головой.

- Нет, - сказал он мягко, его глаза были мрачно-серьезными, но почему-то блестящими. - Эта арфа именно там, где ей и положено быть. Человеку, который может так играть, нужен достойный его инструмент. Окажи мне честь, разреши мне подарить ему такой.

Только позже, от Венсита, Кенходэн узнал, что арфа, подаренная ему Брандарком, была изготовлена в Сараманте более шести столетий назад легендарным эльфийским арфистом Венфраносом.

Воспоминание о том моменте открытия и о категорическом отказе Брандарка позволить ему вернуть инструмент, который был буквально бесценен, нахлынуло на него, когда он оглянулся через стол и арфу на капитана, но этого было недостаточно, чтобы заглушить его удивление тем, что Брандарк только что сказал ему.

- Я не знал, что Орден Томанака когда-либо предоставлял "дипломатических заложников", - сказал он.

- О, это был не Орден. - Брандарк откинулся на спинку своего стула и покачал головой. - Это был его отец.

- Его отец? - Кенходэн моргнул. Базел пару раз мимоходом упоминал своего "папу", и было очевидно, что он очень уважал своего отца, но что это за?..

- Его отец, - повторил Брандарк. - Князь Бахнак.

- Князь Бахнак? Ты хочешь сказать, что Базел - сын князя?

- Я имею в виду, что Базел сам по себе принц, а также защитник Томанака. Ты не знал?

- Нет, - сказал Кенходэн с похвальной сдержанностью. - Каким-то образом он и Венсит - и Лиана, теперь, когда я думаю об этом, - не смогли поделиться со мной этим маленьким лакомым кусочком.

- Эм. Должен ли я, э-э, предположить тогда, что они также "не поделились" тем фактом, что Лиана родилась Лианой Боумастер, единственной дочерью Теллиана Боумастера, барона Балтара и лорда-правителя Уэст-Райдинга?

Ноздри Кенходэна раздулись, когда он глубоко вдохнул. Титул "барон" означал разные вещи в разных королевствах; среди сотойи это просто был самый высокий и благородный титул, не считая самого короля. Королевство Сотойи занимало всю Равнину Ветров и довольно много тысяч квадратных лиг вокруг основания этого могучего плато, и в нем было всего четыре райдинга сотойи.

Что означало, что владения отца Лианы были размером примерно с целое королевство Энгтир.

- Да, полагаю, ты должен предположить, что у них тоже как-то вылетело из головы упомянуть при мне об этом, - сказал он через мгновение. - Как, во имя всех богов, она и Базел в конечном итоге поженились? Если уж на то пошло, как дочь барона Сотойи оказалась девой войны? И как дева войны в конечном итоге вышла за кого-то замуж?

- Прости меня, Кенходэн, - сказал Брандарк через мгновение, его тон был странно мягким, - но, похоже, в твоей памяти еще большие... пробелы, чем я предполагал. Ты действительно не знаешь, кто такие Базел и Лиана, не так ли?

- Помимо того, что это два человека, которые дали приют и защиту Венситу и человеку, который понятия не имеет, кем он был раньше, нет. Я не знаю, кто они такие - что они собой представляют. Но мне только что стало очевидно, что я знаю о них еще меньше, чем мне казалось.

- Значит, ты никогда не слышал, почему Базела называют "Кровавая Рука"?

По какой-то причине покачивание головой Кенходэна, казалось, на мгновение застало Брандарка врасплох, но затем градани стряхнул его и ухмыльнулся.

- На самом деле, - сказал он, - о нем есть целая длинная баллада. На самом деле, довольно лестная, и я лично думаю, что она довольно хорошо написана. Теперь, когда я думаю об этом, можно сказать, она написана блестяще. Если хочешь, я сыграю ее для тебя позже вечером. Хотя, наверное, было бы неплохо пригласить пару парней спеть слова - возможно, Гарута и Йердейна. Моя игра лучше, чем мой певческий голос, и я уверен, что Базел хотел бы, чтобы ты впервые услышал ее должным образом представленной.

- Думаю, что он бы так и поступил, - немного настороженно ответил Кенходэн, и Брандарк усмехнулся. Затем выражение лица градани посерьезнело, и он скрестил ноги, положив один блестящий как зеркало сапог на противоположное колено, положил локти на подлокотники кресла и сцепил пальцы под подбородком.

- Хорошо, - сказал он через мгновение. - Я расскажу тебе о Базеле, о том, как мы встретились, и кто он такой. Но если я это сделаю, ты должен пообещать, что не будешь прерывать меня восхищенными восклицаниями типа "Ты не говоришь!" или "Я бы никогда об этом не догадался!" Поверь мне, если ты это сделаешь, это может занять весь день, а у нас не так много времени, прежде чем Базел закончит обмениваться историями с капитаном Форстаном. Кроме того, если он вернется, пока мы говорим об этом, он будет настаивать на вставке всевозможных незначительных, бессмысленных разъяснений, которые просто замедлят повествование и собьют тебя с толку. Я люблю его как брата, но он абсолютно не разбирается в искусстве рассказчика. Понял?

- Да, - ответил Кенходэн, откидываясь на спинку стула.

- Хорошо, - снова сказал Брандарк. - Во-первых, я Кровавый Меч, а Базел - Конокрад. Ты помнишь, что это значит?

Кенходэн кивнул... и строго напомнил себе о своем обещании не перебивать. Было трудно сдержаться перед лицом этого простого заявления. Хотя он более чем подозревал, что на этом пути будет много других сюрпризов, этого было вполне достаточно для начала. Непреодолимая ненависть, соперничество и кровная месть между кланами градани Кровавого Меча и их соперниками-Конокрадами были достаточно жестокими, чтобы стать предметом легенд далеко за пределами их северной родины.

- Однако, поскольку ты не знаешь глубоких, темных секретов прошлого Базела, - продолжил Брандарк, - я предполагаю, что у тебя нет никаких конкретных воспоминаний о недавних политических событиях среди северных градани. Я прав?

Кенходэн на мгновение задумался, затем снова кивнул, когда понял, что он действительно этого не помнил.

- Ну, несколько десятилетий назад отец Базела, князь Бахнак, решил положить конец всей той чепухе, которую наши кланы причиняли друг другу в течение восьми или девяти сотен лет. К сожалению, градани есть градани, и единственным способом сделать это было для одного из нас окончательно покорить другого раз и навсегда, и по какой-то странной причине он не был особенно заинтересован в том, чтобы быть тем, кого победили. Вместо этого это означало завоевание Кровавых Мечей, против чего - по какой-то столь же странной причине - Кровавые Мечи возражали. Там была война. На самом деле их было две или три, и после того, как одну из них - на самом деле, Бахнак легко выиграл - князь Чарнаж из Навахка, который не был приятным человеком, даже если он был Кровавым Мечом, был вынужден принять условия Бахнака. К сожалению, его поражение не было достаточно серьезным, и у него было слишком много союзников, чтобы Бахнак мог потребовать его полной капитуляции. Все знали, что будет еще одна война, но у обеих сторон были причины отложить ее, пока они пытались нарастить свои силы, поэтому был заключен договор и произведен обмен заложниками, и Базел был отправлен в Навахк как младший сын Бахнака. Пока все ясно?

- Пока что.

- Хорошо, потому что вот тут-то все и становится интересным, поскольку именно в этот момент в картину вхожу я. - Брандарк задрал нос, дернул ушами и ухмыльнулся. - Видишь ли, как бы мне ни было больно это признавать, Чарнаж был членом моего собственного клана Кровавых Мечей, Когтей Ворона, а мой отец, старший Брандарк, был могущественным вождем Когтей Ворона. Достаточно сильный Чарнаж не осмелился попытаться сокрушить его так, как он сокрушил других своих соперников из Кровавых Мечей, несмотря на тот факт, что, боюсь, я стал немного непопулярен у Чарнажа. В те дни я был молодым и импульсивным, а не тем степенным и трезвым парнем, которого ты знаешь сегодня, и, как я уже сказал, он не был приятным человеком. Ему также на удивление не хватало культуры, даже для старомодного граданского военачальника, и он вообще не ценил оригинальные музыкальные композиции.

Кенходэн поморщился. Он пробыл на борту "Повелительницы волн" меньше недели, но уже достаточно хорошо узнал Брандарка, чтобы, к сожалению, иметь представление о тех "оригинальных музыкальных композициях", которые он, должно быть, сочинил о "старомодном военачальнике градани", которого он только что описал.

- Из-за этого мы с Базелом каким-то образом стали друзьями. Мой отец всегда говорил, что я сделал это только для того, чтобы разозлить Чарнажа, но я уверен, что он ошибался. И независимо от того, так это началось или нет, это достаточно быстро переросло в настоящую дружбу. Огромный кусок кости и хрящей оказывает такое воздействие на людей. Поэтому, когда он едва не убил одного из сыновей Чарнажа за изнасилование служанки и был вынужден бежать, я, конечно, пошел с ним. Хотя, - рассудительно признал Брандарк, - он был достаточно груб, чтобы не пригласить меня с собой. Мне потребовалось несколько дней, чтобы выследить его и догнать.

- Тем не менее, мне удалось, и после многих приключений, в которых я, конечно, сыграл блестящую роль - но которыми я не буду утомлять тебя сейчас из-за моей возвышенной и всегда сдерживаемой скромности - Базелу удалось стать защитником Томанака, спасти дочь герцога-Копейщика от убийц, черных волшебников и Пурпурных лордов; в одиночку убить демона; поставить нас обоих вне закона в стране Пурпурных лордов; победить сына Чарнажа Харнака, который оказался вооружен проклятым мечом, заколдованным самим Шарной; захватить - ну, "захватить", вероятно, слишком сильно сказано - шхуну с острова Марфанг из залива Борталик; отплыть в Белхэйдан; возмутить значительную часть Белхэйданского ордена Томанака; отправиться домой по пересеченной местности посреди зимы через Дварвенхейм; убить другого демона и уничтожить целый храм Шарны в Навахке; организовать первое в истории граданское отделение ордена Томанака.; и на бис - вероятно, просто чтобы не было скучно, ты понимаешь - положить конец семи или восьми векам взаимной резни, которой наслаждался наш народ с сотойи.

Он сделал паузу с добродушной улыбкой, пока Кенходэн пытался закрыть свой рот.

- В то время как он был вовлечен во все эти другие незначительные дела, - продолжил Брандарк через мгновение, - мы с ним были приняты в семью герцога Джашана в империи Копья и впервые познакомились с Венситом, что на самом деле по какой-то причине не сильно улучшило нашу неспокойную жизнь. Но пока он и я были в отъезде с восемьюдесятью или около того членами его совершенно нового ордена, принимающими капитуляцию нескольких тысяч воинов сотойи - собственно говоря, от самого барона Теллиана - князь Бахнак приводил в порядок досадные мелкие детали, связанные с завоеванием Кровавых Мечей и объединением всех северных кланов в его Северную конфедерацию. Базелу, очевидно, пришлось отправиться домой с Теллианом, чтобы проследить за условиями условно-досрочного освобождения Теллиана - не заставляй меня сейчас объяснять, почему Теллиан решил сдаться нам; давай просто скажем, что версия Венсита об истории между градани и сотойи дала нам всем много пищи для размышлений - и поскольку он был сыном своего отца, а также защитником Томанака, он стал логичным - хотя на самом деле я стесняюсь использовать слово "логичный" слишком часто, что касается Базела - послом градани в Сотойи. Что, очевидно, привело к бесконечным дополнительным тревогам, экскурсиям и приключениям, включая столкновение не с одним, не с двумя, а с тремя величайшими дьяволами Крашнарка на Вурдалачьей пустоши. Это, - любезно добавил он, лучезарно улыбнувшись ошеломленному выражению Кенходэна, - было частью военной экспедиции по расчистке русла реки Хэнгнисти, чтобы канал от Дварвенхейма до Харграма, родного города Базела, мог напрямую соединиться с рекой Спиар, что полностью разрушило монополию Пурпурных лордов на торговлю вверх и вниз по реке и, в частности, с империей Копья. О, и все это предшествовало официальному договору о союзе между Северной конфедерацией и королевством Сотойи.

Он сделал паузу, все еще улыбаясь Кенходэну, и рыжеволосый мужчина глубоко вздохнул и встряхнулся.

- Я... понимаю, - сказал он через мгновение. - И предполагаю, что именно в то время, когда все это происходило, он и Лиана встретились?

- Конечно. Имей в виду, она была всего лишь - кем? Думаю, в то время ей было тринадцать или четырнадцать лет, и любые отношения между ними двумя были бы крайне неуместны. Он тоже это знал. И с тем избытком благородства, который он так старательно скрывает, он был полон решимости не допустить, чтобы произошло что-то... неподобающее. К несчастью для его благородных намерений, она сбежала, чтобы стать девой войны - по политическим причинам, - он поднял руку, пошевелив пальцами в легком отмахивающемся движении, - тебе, вероятно, было бы скучно с ними - и выросла. Потом она вернулась и затащила его в постель.

Кенходэн сам удивился, усмехнувшись, но ему было слишком легко представить, как Лиана делает именно это.

- Это было как раз перед битвой с дьяволами Крашнарка, - услужливо продолжил Брандарк. - О, и до того, как барон Кассан, лорд-правитель Саут-Райдинга, попытался убить Теллиана и короля Мархоса, чтобы остановить проект канала - помнишь, я упоминал об этом ранее? - который отец Базела, Теллиан, и Килтандакнартас из Серебряной пещеры вынашивали между собой. Все бы тоже сработало, если бы Лиана не стала первой женщиной-всадницей ветра в истории Сотойи, вовремя не предупредила своего отца и короля и - в конце концов - лично не сняла голову с Кассана. Ну, заговор все еще почти сработал, но из Кэйлаты прибыли девы войны, чтобы помочь Трайсу из Лорхэма предотвратить убийство, что имело определенное отношение к некоторым изменениям в уставе дев войны, которые последовали несколько лет спустя. - Он лучезарно улыбнулся. - С тех пор он действительно мало что сделал, кроме отдыха и почивания на лаврах, ну и помимо того, что победил странного демона, помог Венситу уничтожить случайный круг черных магов, время от времени побеждает нашествия корсаров, ведет переговоры с Копейщиками от имени своего отца и Сотойи и иногда вершит правосудие Хранителя Равновесия.

Он снова сделал паузу, его глаза блестели, а уши двигались взад-вперед в мягком веселье, когда он наблюдал, как Кенходэн борется с таким кратким, непочтительным, но, очевидно, очень, очень искренним изложением карьеры Базела. Человеку потребовалось несколько минут, чтобы сделать этот охват.

- А таверна в Белхэйдане? "Железный топор"? Что делают принц градани, который также является защитником Томанака, и дева войны, которая также является дочерью одного из четырех самых могущественных дворян Сотойи, управляя таверной в империи Топора?

- Базел никогда не был из тех, кто сидит сложа руки и просто собирает стипендию, даже от чего-то вроде Ордена Томанака, независимо от того, как часто Орден заставлял его принять ее, - сказал Брандарк, по крайней мере, немного более серьезно. - У него были свои причины для переезда в первую очередь в Белхэйдан, и у него и Лианы были очень веские причины остаться там, но я подозреваю, что настоящая причина для таверны - он назвал ее в честь своего родного клана, конечно - это Гвинна.

- Гвинна? - брови Кенходэна поползли вверх.

- Даже сегодня существует много предубеждений против градани, Кенходэн. - Теперь Брандарк был совершенно серьезен. - Базел - и я, в меньшей степени - находимся... вне этого предубеждения. Мы те, кого некоторые люди привыкли называть "белыми градани", градани, которые продемонстрировали, что они не соответствуют стереотипу обезумевшего от ярости градани-берсерка. И, честно говоря, я бы сказал, что предрассудки начинают исчезать, хотя - каким бы нелепым это ни казалось когда-то - больше всего они исчезли среди сотойи, а не среди людей Топора или Копейщиков. Но браки человека и градани, подобные браку Базела и Лианы, все еще практически неслыханны. Я, наверное, мог бы сосчитать их все, не снимая ботинок, и единственное преступление, к которому мы, градани, относимся с наименьшей терпимостью, - это изнасилование. Это означает, что в Норфрессе всегда рождалось очень мало детей от людей и градани.

Брандарк откинулся на спинку стула, его голос был мягким, и покачал головой.

- Венсит говорит, что такие дети были более распространены в Контоваре, до Ража - до Падения, и то, что лорды Карнэйдосы заставили сделать заколдованных градани, так глубоко влило ненависть к нам в сердца и умы других человеческих рас. Но сегодня? - Он покачал головой. - Она прекрасная, милая девушка, дороже мне моих собственных племянниц и племянничков - хотя я бы никогда не осмелился признаться в этом дома! - но просто быть такой, какая она есть, более чем достаточно, чтобы заставить слишком многих фанатиков, не все из которых люди, ненавидеть и презираю ее. Поэтому я думаю, что одна из причин, по которой Базел и Лиана купили таверну - и одна из причин, по которой они решили быть теми, кто они есть, а не теми, кем их пытались сделать рождение и достижения, - это обеспечить Гвинне одновременно максимально приближенное к "нормальному" детство, на которое может надеяться кто-то вроде нее, и с окном в мир, где слишком много людей будут смотреть на нее косо.

- Это... на самом деле имеет смысл, - сказал Кенходэн через мгновение, его голос был таким же мягким. - Интересно, сколько других родителей приняли бы подобное решение?

- Базел и Лиана видят глубже - и заботятся глубже - чем почти кто-либо другой, кого я знаю, - просто сказал Брандарк. - Ожидаю, что найдется больше родителей, чем я думаю, которые приняли бы такое решение по тем же причинам, но, честно говоря, я не понимаю, как они могли принять какое-либо другое решение.

Кенходэн медленно кивнул, но затем нахмурился.

- Помню, что обещал не перебивать, и уверен, что смог бы занять тебя ответами на мои вопросы всю дорогу отсюда до Коруна. Но меня немного смущает один момент - ну, на самом деле, несколько моментов, но особенно приходит на ум один.

- И что же это за момент?

- Узнав Базела, встретив Лиану, увидев, как они вдвоем спорят с Венситом из Рума - и побеждают! - я верю, с гораздо меньшими проблемами, чем ожидал от себя, в то, что они вдвоем могли бы добиться всего, о чем ты только что рассказал. Но как им удалось все это вместить?

- "Вместить это"? - повторил Брандарк, выгнув брови.

- Откуда у них было время на все это? - уточнил Кенходэн. - Я бы подумал, что на все это уйдут десятилетия!

- Это так и происходило. - Брандарк откинулся назад с удивленным выражением на лице. - Я думал, что ясно дал это понять.

- Но... - Кенходэн покачал головой, и Брандарк нахмурился. Затем, внезапно, лицо градани прояснилось.

- Кенходэн, - сказал он почти нежно, - сколько лет Лиане?

- Что? - Кенходэн моргнул. Затем он на мгновение задумался об этом. - Не знаю. Ей за тридцать - может быть, чуть за сорок? - сказал он, сильно нажимая на верхний край своей оценки.

- Ей девяносто три, Кенходэн.

- Что?! - Кенходэн уставился на него, и Брандарк кивнул.

- Она и Базел женаты более семидесяти лет, - спокойно сказал он. - На самом деле, Базел всего на пару лет старше меня, и этим летом мне исполнится сто три.

Кенходэн продолжал пристально смотреть на него. Он с готовностью мог поверить, что Брандарку и Базелу уже перевалило за первое столетие, поскольку градани обычно доживали до двухсот лет или больше, предполагая, что им удавалось избежать насильственной смерти на этом пути, и они, как правило, оставались здоровыми, выносливыми и активными до самого конца. Но было совершенно нелепо утверждать, что Лиане было за девяносто! Может, она и была замужем за градани, но, в конце концов, она, очевидно, была человеком.

- Это... - начал он.

- Невозможно? - Брандарк прервал его и фыркнул. - Кенходэн, ты планируешь отправиться в Энгтир с волшебником, которому больше тысячи трехсот лет!

- Но... но он Венсит из Рума!

- Да, это так, но чего ты, похоже, не понял, так это того, что она - Лиана Огненноволосая. Скажи мне, ты заметил свадебные браслеты на ней и Базеле?

- Конечно, видел.

- Ну, возможно, ты захочешь поближе взглянуть на Базела этим вечером. Знаете, большинство свадебных браслетов высшего дворянства сотойи сделаны из золота, а не из серебра. И они тоже не украшены опалами. Если уж на то пошло, на большинстве из них также нет булавы и меча Томанака и луны Лиллинары.

- Очевидно, это важно, - медленно произнес Кенходэн.

- Можно и так сказать, - фыркнул Брандарк. - Ты спросил, как дева войны оказалась замужем за градани, когда их собственный устав запрещал им вступать в брак по закону? Что ж, когда Томанак и Лиллинара появляются - лично - чтобы объявить, что эта пара - это муж и жена, нужно иметь твердую душу, чтобы спорить с ними. И на всякий случай, если кто-то был склонен усомниться в их позиции в этом маленьком вопросе, они дали Базелу и Лиане свои браслеты. И это тоже очень... интересные браслеты. Он и Лиана убедили их не светиться без их особого разрешения, что заняло некоторое время; они почти такие же упрямые, как градани, эти браслеты, но, насколько я могу понять, что они двое и Венсит говорили мне на протяжении многих лет, когда Томанак и Лиллинара надели эти браслеты на их запястья, они объединили больше, чем просто свои жизни, Кенходэн. Они соединили свои души. Чего я не знал, пока Венсит не объяснил нам это, так это того, что градани - и, если уж на то пошло, скакуны Сотойи - живут так же долго, как и мы, потому что мы... напрямую связаны с тем, что Венсит называет диким волшебством. И теперь, благодаря ее союзу с Базелом, Лиана тоже связана с ним.

- Но почему?..

- Почему они сделали это для Лианы и ни для кого другого? - Брандарк пожал плечами. - У меня нет ответа на этот вопрос, Кенходэн. Мое лучшее предположение? У богов есть кое-что, что им нужно, чтобы она сделала. На самом деле, возможно, вместе с Базелом. Имей в виду, я не знаю двух человек на лице Орфрессы, которые могли бы заслужить отпущенные Лиане дополнительные годы больше, чем эти двое. Но я не думаю, что это так просто. Я думаю, что эти двое были выбраны для достижения чего-то настолько важного, что все, что они уже сделали, было лишь подготовкой.

Глаза градани теперь были смертельно серьезны, и они удерживали Кенходэна, как заклинание волшебника.

- Вот что я думаю, Кенходэн, и я думаю, что ты был избран для выполнения той же задачи, какой бы она ни была.

Кенходэн уставился в ответ, отчаянно пытаясь отрицать такую возможность. Протестовать против того, в чем Брандарк, должно быть, ошибался. Он открыл рот, подыскивая слова, чтобы сказать Брандарку именно это.

И он не мог.

ГЛАВА ШЕСТАЯ Удел моряка

В дополнение ко всем своим другим разнообразным талантам Базел Бахнаксон точно предсказывал погоду.

Как он и предупреждал, за последние три дня себя проявляли только случайные ветры, - или их отсутствие, и Кенходэну это здорово надоело. Теперь "Повелительница волн" с несчастным видом качалась, когда еще одна медленная волна угрюмо вздымалась под ее корпусом. Она была воспитана на скорости, и неподвижность вызывала у нее беспокойство... особенно такого рода неподвижность. В течение первых двух дней мертвого штиля море было бездыханным зеркалом, необычным для этого времени года, но вряд ли неслыханным. Однако сегодня утром ситуация изменилась, и тем из ее команды, кто разбирался в погоде, не понравилось то, что они увидели. Что бы ни двигало волной, это было далеко, потому что ни один ветерок не шевелил ее безмолвный холст, и резкий холод превратился в холодную сырость, которая покрывала кожу человека, как масло, но с рассвета эти волны становились все круче. Как будто что-то подкрадывалось к ним.

Кенходэн сидел на палубе, прислонившись к фок-мачте, перебирал струны арфы, подаренной ему Брандарком, и наблюдал, как Базел и капитан Форстан фехтуют тупым оружием в назидание - и для отвлечения - охраны и команды. Глухие звуки их ударов и парирований долетали до его слуха издалека, потому что его разум был далеко, когда он настраивал диссонирующую струну и думал.

Его умение играть на арфе приносило гораздо больше, чем просто удовлетворение, даже если он не помнил, как приобрел его. Он также не помнил, чтобы разучивал какие-либо мелодии, которые сами по себе всплывали из тени его потерянного прошлого, если он просто позволял им. Он не мог заставить их, но они все равно приходили, как будто призываемые чем-то извне, и пока они длились, он снова был целым... пока они не отпускали его, и он не возвращался в окружающий мир. Он предполагал, что это было жутко, но это была жуткость, которую он приветствовал, и которую он научился принимать, как принимал Венсита и Базела.

Он размышлял о своих странно созревающих отношениях с волшебником. Рассказы Брандарка о деяниях Базела окончательно закрепили признание Кенходэна, ибо если защитник Томанака - тот, кому удалось достичь хотя бы десятой части достижений Базела, - не только доверял волшебнику, но и принимал его как близкого друга, как мог Кенходэн не доверять ему? Кроме того, если Венситу из Рума нельзя было доверять, то ни одному человеку нельзя. Все сказки сходились на этом. Но это не положило конец напряженности между ними, поскольку Кенходэн обнаружил, что его своевольная, властная натура горько возмущалась его неспособностью контролировать свою собственную жизнь. Он не знал, было ли это своеволие результатом его амнезии или оно всегда было частью его, но знал, как и Венсит, что оно было там.

Волшебник был мучительно осторожен, чтобы поделиться всем, чем мог, и оба, и он, и Базел, интересовались мнением Кенходэна, как будто у него действительно было достаточно памяти, чтобы стоило услышать это мнение. Кенходэн подозревал, что это было по доброте душевной, и это было еще одной причиной, по которой его привлекал Брандарк. Когда капитан корабля задавал вопрос, это делалось для того, чтобы получить ответ, а не потому, что он был добр.

Он выпрямился и убрал ноги с дороги, когда вахты левого и правого бортов с грохотом пронеслись мимо, наперегонки поднимаясь по трапу. За последние пару дней они провели много подобных соревнований. Лежать успокоенным означало испытывать терпение святого, а святых в команде Брандарка было очень мало. Капитан верил в то, что праздные руки должны быть слишком заняты для проказ, особенно в такой странный день, как этот.

Кенходэн согласился с ним, потому что у "Повелительницы волн" была самая разношерстная команда, какая когда-либо была. Люди с... проблемным прошлым всегда находили море удобным укрытием, и Кенходэн был уверен, что это справедливо по крайней мере для некоторых людей Брандарка. Несомненно, были представлены все человеческие расы, включая тех, кого практически никогда не находили в море, в смешении, которое бросало вызов упорядоченному воображению. Офицеры были настоящими профессионалами, и все же расовые предрассудки столь разнородного экипажа могли бы стать благодатной почвой для неприятностей, если бы не их взаимное уважение и яростная (хотя и непризнанная) преданность своему капитану. Однако даже этот прочный цемент не смог полностью преодолеть их внутреннюю напряженность.

Рулевой, например, был халфлингом с острова Марфанг. Хотя он происходил из расы, порожденной колдовством, которой многие не доверяли, он был приятным человеком, с большим опытом, чем у любых других трех членов экипажа. Но он также был меньше трех футов ростом и болезненно относился к своему размеру. Он также был быстр с кинжалом в руке; даже самый крупный моряк избегал его, когда он был в дурном настроении. Кроме того, говорили, что он чувствовал изменения ветра своими рогами из слоновой кости, что снискало ему уважение, как любому пророку Чемалки.

Остальные представляли собой неразрывную массу. Там были люди (включая угрюмого бывшего офицера армии императора Солдана, который командовал вантовыми матросами), две дюжины градани (которые считали себя элитным корпусом Брандарка, хотя он был склонен бить по их головам, если они слишком громко заявляли об этом), около дюжины гномов (которые явно нашли более целесообразным спешно оказаться в другом месте и громко скучать по своим горным туннелям), и даже один эльф - Хорнос, который служил первым офицером и никогда не упоминал о своем прошлом.

- Эй, Кенходэн! - оклик дозорного прервал его размышления, вернув его в настоящее.

- Чего тебе!? - крикнул он в ответ человеку, сидевшему на верхней перекладине мачты, когда верхушки мачт описывали медленные, беспокойные круги на фоне неба.

- Если ты должен перебирать эти струны, по крайней мере, сыграй нам мелодию!

- Что бы ты хотел услышать?

- Ты знаешь "Беспокойное сердце Торлоса"?

Кенходэн позволил своим рукам безвольно лежать на струнах, ожидая понять, была ли это одна из мелодий, которые таились в рифах его памяти, как кости кораблей на фрадонианских берегах, готовые всплыть на поверхность при попутном течении, когда их щекочут названия или напевные мелодии. Прошло несколько секунд, а затем его пальцы внезапно шевельнулись, и с арфы сорвалась залихватская песенка, смех разнесся по палубам. Через мгновение его голос начал песню о моряке, барменше и Хирахиме Лайтфуте, смеющемся боге. Он как раз дошел до стиха, в котором Торлос обнаружил, что его соперником за благосклонность служанки был не кто иной, как сам бог соблазнов, когда оклик сверху нарушил его концентрацию.

- Ээй, парус! - крикнул тот же вахтенный. - Три паруса - нет, четыре, клянусь Трезубцем! В двух румбах от четверти правого борта и приближаются, как гнев Фробуса!

- Что?! - Брандарк присоединился к толпе, наслаждающейся песней Кенходэна. Теперь он развернулся, уставившись за корму на паруса, невидимые с уровня палубы, и его подвижные уши были наполовину прижаты.

- Что не так? - Кенходэн прижал струны рукой. Тревога Брандарка явно была вызвана чем-то большим, чем просто близким количеством незнакомцев.

- Может быть, ничего. - Брандарк подергал себя за укороченное ухо и посмотрел на дозорного. - Но никто не знает, кто здесь встретится, и мне не нравится, что они приближаются - не тогда, когда они под парусами.

Его пальцы указали на безжизненные паруса "Повелительницы волн".

- Понимаю твою точку зрения.

Кенходэн потянулся к футляру для арфы и начал укладывать в него инструмент, вспоминая о мече, которого в данный момент не было у него на боку.

Базел взбежал по вантам с обезьяньей скоростью, а Брандарк упер кулаки в бока и уставился вверх, в то время как другой градани внимательно вглядывался вдоль линии руки впередсмотрящего, обмениваясь наблюдениями с матросом. Затем Базел выразительно кивнул, похлопал мужчину по плечу и потянулся к мачте. Он обхватил ее ногами и нырнул вниз, тяжело ударившись о палубу, затем вытер обожженные ладони о штаны и заковылял к Брандарку.

- У тебя там хороший человек, Брандарк, - тихо сказал он. - Думаю, он заметил их, когда они только показались из-за горизонта, но они скоро доберутся до нас. Как будто их подгоняют кнуты Финдарка, и тут ошибки быть не может. Корсары. Черные паруса.

- Тогда пощады не будет, - пробормотал Брандарк. Он погладил подбородок мозолистыми пальцами. - И они движутся под парусом, а не на веслах?

- Так и есть, капитан. - Головы повернулись, когда Венсит с горящими глазами появился из люка главной палубы. - Но не на ветрах этого мира.

- Колдовство! - Брандарк сплюнул. - Пусть все волшебники мира перережут друг другу глотки! Кроме твоей, конечно! - поспешно добавил он.

- Я приветствую твои чувства, но у нас есть более насущные проблемы.

- Да. - Базел был задумчив. - Абордаж или колдовство, как ты думаешь?

- И то, и то. Там по крайней мере два волшебника, и с ними нечто большее, чем волшебный ветер. На этот раз это будут не тени - слишком много света, - но это что-то злое, и достаточно сильное, чтобы мне было трудно противостоять этому. И поскольку я не могу использовать искусство, если мне придется сражаться одновременно, они пошлют абордажников, чтобы нарушить мою концентрацию.

- Я тоже так думал, - мрачно сказал Брандарк. - У меня хорошие парни, Венсит - может быть, не настолько, чтобы ты привел их домой к своей матери, но хорошие парни в бою. К сожалению, их не так много, как хотелось бы, против четырех кораблей, даже с братьями Топора.

- Когда ты окружен, у тебя больше целей, - философски заметил Базел. Его жесткие, расчетливые глаза противоречили легкому тону. - По крайней мере, они не попытаются потопить или сжечь нас - если только они не хотят быть настоящими корсарами. Я думаю, что они пришли за твоими слитками, Брандарк, а на морском дне на них не купишь и кувшина плохого эля.

- Ну, у меня нет никаких таких угрызений совести, когда дело касается их! - Брандарк хмыкнул, и ученый исчез глубоко в изначальном градани. - Черные паруса, не так ли? Если это то, чего они хотят, я приложу все усилия, чтобы дать им это! - Он повысил голос. - Хорнос! Капитан Форстан!

Его лейтенант и имперский командир прибыли вместе. Обычное выражение легкой меланхолии Хорноса не изменилось, но на его боку был меч, на поясе материализовался дополнительный кинжал, и он надел чешуйчатую кольчугу. Капитан братьев Топора выглядел более встревоженным, чем эльф, когда натягивал свой нагрудник поверх черно-золотой туники элитной тяжелой пехоты империи. Кенходэн не был удивлен; окончательная ответственность за сокровище лежала на нем.

- Эти джентльмены хотят избавить нас от вашего груза, капитан, - спокойно сказал Брандарк, - и у них может хватить сил сделать это. Я был бы признателен, если бы ваши люди собрались по правому борту.

- Немедленно.

Форстан кивнул и побежал прочь, выкрикивая приказы под топот сапог и лязг доспехов. Большинство моряков избегали доспехов, так как их вес быстро утащил бы пловца под воду, но братья Топора не были моряками. Они были одеты в доспехи и несли обоюдоострые большие топоры элиты короля-императора, и Кенходэн мрачно улыбнулся сюрпризу, ожидавшему корсаров, если их союзники не предупредили, с чем они встретятся.

- Команда отправится по левому борту, - продолжил Брандарк, излагая свои планы для Хорноса. - Расчехлите оружие и зарядите его бэйнфайром - но, ради Кортралы, не стреляйте, пока я не прикажу! Последнее, что нам нужно, - это пылающий такелаж вокруг наших ушей, когда мы в меньшинстве четыре к одному!

- Есть, сэр!

- Селдвин, - Брандарк повернулся к командиру своих стрелков. - Зарядите дротикометы, но поберегите их, пока они не подойдут совсем близко. Нет никакого способа танцевать и бегать с ними, когда у них есть ветер, а у нас его нет, так что подождите, пока они не окажутся прямо возле нас, а затем подметите их квартердеки. Если на палубе есть волшебник, он будет там, и если мы всадим копье ему в живот, тем лучше.

- Есть, сэр! - Селдвин отвернулся, но Брандарк поймал его за куртку.

- Подожди минутку. Поставь лучников на квартердек; они не будут пытаться проникнуть через нос - их фальшборт слишком низок, а конусность передней палубы слишком благоприятствует нам - поэтому они пробегут вдоль бортов, чтобы занять нас, затем попытаются ворваться на квартердек и зайти через корму. Не ждите их - начинайте бить по ним, как только они окажутся в пределах досягаемости.

- Есть, сэр! - повторил Селдвин, и на этот раз Брандарк отпустил его.

Кенходэн наблюдал, как команда оживает с целеустремленной яростью. Возможно, они были в меньшинстве и более чем немного недовольны таким положением дел, но, похоже, ими руководил гнев, а не страх. Действительно, они, казалось, почти приветствовали появление врагов, с которыми они могли иметь дело, вместо причудливой погоды, которую они не могли понять ... до сих пор. Высокому голосу Хорноса не хватало громкости рева Брандарка, но он был четким, прорезая шум, как труба, а босые ноги команды добавляли к грохоту настойчивости, противопоставляя солдатские сапоги и грохот открывающихся оружейных рундуков. Он с мрачным восторгом наблюдал, как гном пробует лезвие топора, в то время как мускулистый вантовый издает свист сабли.

- Базел, - Брандарк проигнорировал порыв, продолжая планировать свою защиту, - капитан Форстан может присмотреть за правым бортом. Я бы хотел, чтобы ты был со мной и командой на другой стороне. Хорнос будет командовать баллистами, и он может повести артиллеристов туда, где они понадобятся, как только ублюдки приблизятся к нам. Селдвин будет командовать лучниками и охраной кормы.

- Достаточно хорошо, - ответил Базел. - Думаю, мне лучше пойти поискать свое снаряжение.

Он резко кивнул капитану и направился вниз как раз в тот момент, когда один из младших матросов Брандарка подбежал к нему с зазубренным топором на перевязи. Это не был традиционный большой топор народа Базела, потому что у него было только одно лезвие, но его задняя часть заканчивалась острым шипом, подходящим для пробивания брони, и все оружие имело тонкую смертоносную рукоятку. Брандарк принял его с благодарным кивком, надел перевязь через голову и повесил топор за спину.

- Где ты хочешь, чтобы я был? - потребовал Кенходэн.

- Ты управляешься с тяжелым луком, - ответил Брандарк. - Присоединяйся к лучникам, если тебе угодно. Но сделай своей особой обязанностью присмотр за Венситом. Он будет на палубе, чтобы противостоять любой дьявольщине, которая там назревает, и ты можешь поспорить на все, что у тебя есть, что они попытаются попасть в него пораньше, чтобы остановить его.

- Отлично.

Кенходэн бросился через главный люк в свою каюту. Ему пришлось уворачиваться от последних нескольких членов экипажа, когда они пробегали навстречу, но он показал хорошее время, несмотря на препятствия. Он потратил время, чтобы аккуратно уложить драгоценную арфу, прежде чем застегнул пояс для меча, повесил меч и кинжал Гвинны на бок и перекинул колчан через плечо. Затем он быстрым движением согнул древко лука, поместив натянутую тетиву в пазы, и осторожно потянул за нее. Она гудела так же музыкально, как и его арфа, и он помчался на квартердек.

Он прибыл одним из последних и внимательно осмотрел палубу, фиксируя в уме позиции защитников. Корсары были уже далеко от горизонта, несясь по воде с невероятной скоростью, и тридцать других лучников стояли рядом с ним, наблюдая, как они приближаются. Черные паруса стонали на реях, раздуваемые сердитым ветром, но по-прежнему ни малейшего дуновения ветерка не коснулось "Повелительницы волн".

Кенходэн чихнул от ядовитых паров, когда Хорнос склонился над кормовой баллистой, тихо разговаривая со своими людьми. Тяжелое оружие покоилось на поворотном столе, как огромный арбалет, заряженный длинным древком с лопастями. Его полый железный наконечник длиной в ярд был уже заряжен смертоносным огнем - теперь Хорнос был готов поджечь зловещую смесь смолы, серы, нафты, скипидара и негашеной извести. Базел стоял далеко вперед, у фок-мачты, поставив одну ногу на фальшборт, и солнце сверкало на скрещенных мече и булаве его плаща, когда он изучал врага. Двое халфлингов склонились над дротикометом рядом с ним, укладывая пятифутовые дротики с лопастями в рифленый лоток для стрельбы. Стреляющий стержень из тяжелой пружинной стали приводил в действие все восемь стволов одним рывком шнура, и хотя оружие стреляло медленно, с близкого расстояния его снаряды пробивали десять дюймов выдержанного дуба.

Кенходэн поискал глазами своего особого подопечного и увидел Венсита, прислонившегося к грот-мачте. Он обнажил свой меч, но выражение его лица было пустым от напряжения, а многоцветные глаза невидяще смотрели в никуда, пока разум и воля искали предательские нити колдовства, направленные против корабля.

Удостоверившись в точном местоположении Венсита, Кенходэн повернулся обратно к правому борту и наложил стрелу на тетиву. Скоро они войдут в зону действия длинного лука, и...

Его мысли прервались, и он моргнул, почти пошатнувшись, когда молот ударил по его мозгу, и внезапная ярость взорвалась в нем. Он пьяно покачал головой, борясь с приступом ярости. Это был тот же гнев, который он почувствовал в пивной, только еще сильнее, чем тогда, и это не был ни страх, ни энтузиазм, который, казалось, испытывал Базел. Это была личная ненависть, отвращение, как будто корсары олицетворяли какую-то отвратительную болезнь, и это было настолько сильнее ненависти команды Брандарка, что его кости горели, как лед. Это придавало ему пугающую силу - силу, тем более пугающую, что он этого не понимал. И все же он также видел ее опасность, потому что эта ярость была слепой. Это могло уничтожить его так же легко, как любой клинок... если только он не мог использовать его, а не быть использованным им. Берсеркеры были смертельными врагами, но они также расходовали себя как бездумное оружие, и мысль о смерти в безумной бойне была почти столь же ужасающей, сколь и соблазнительной.

Он знал это, ощущал свою способность к разрушению и глубокую, почти экстатическую потребность принять собственное разрушение, и видел, как водоворот кровопролития и грома закручивается в самой его сердцевине. Его сила ужаснула его, и он заставил себя глубоко дышать, борясь за контроль.

Он выиграл - с трудом. Его пульс замедлился, и стук в висках вернулся к норме. Он по очереди убрал руки с лука и тщательно вытер ладони о штаны, и жажда крови, бурлящая в его мозгу, была прикована к его цели. Она мерцало, как огонь, окруженный льдом, беспокойная, не желающее уступать, но теперь она принадлежала ему, а он больше не принадлежал ей. Он все еще чувствовал ползущую потребность убить или быть убитым, но он снова приказал себе.

И как раз вовремя.

Его губы растянулись в рычании, когда корсары приблизились. В длину чуть больше половины "Повелительницы волн", они были низкими, стройными и порочными, и брызги взлетали над их изогнутыми форштевнями зеленого и кремового цветов, когда они склонялись к дыханию своей личной бури. Несмотря на меньшие размеры, на каждом из них находилось почти столько же людей, сколько на "Повелительнице волн", даже считая братьев Топора Форстана, поскольку их экипажи значительно превосходили экипаж любого честного судна такого размера, и Кенходэн изучал их изящные линии - линии, которые безжалостно подчиняли грузовое пространство скорости. В конце концов, мрачно подумал он, пираты искали небольшие по объему и ценные трофеи; они могли позволить себе острую свирепость своих жадных до скорости корпусов.

- Приготовьте свои луки! - Селдвин вырвал слова и поднял руку, широко расставив ноги для равновесия, в то время как его глаза измеряли дальность, высоту корпусов и приоритет, который он должен назначить каждой цели.

- Головной корабль! - Он резко крикнул. - Выпотрошите мне этих лучников!

Кенходэн почувствовал поцелуй солнца, далекий в холодном воздухе, когда его лук поднялся вместе с остальными. В ноздрях у него стоял запах соли, смолы и конопли. Один корсар опередил на четыре полных корпуса своих спутников, что сделало его первой мишенью для гнева "Повелительницы волн".

- Огонь!

Кенходэн прицелился, оттянул и отпустил. Тетива ударила по кожаному нарукавнику, и его лук приподнялся, когда туча стрел с воем взвилась вверх и зашипела над морем. Они накинулись на переднего корсара, зазубренные наконечники жаждали крови, и Кенходэн свирепо ухмыльнулся, ярость клокотала в его мозгу, когда он следил за их смертоносным полетом. Затем черные фигуры отскочили в сторону под ударами урагана стрел, и его нервы восторженно затрепетали при виде этого.

Ответный огонь был запоздалым и коротким, поскольку их острые наконечники вонзились в лица корсаров. Десятки дальнобойных стрел вонзились в море белыми вспышками, далеко не долетев до палубы "Повелительницы волн". Чтобы стать лучником под командованием Брандарка Брандарксона, лучник должен быть искусен в обращении с длинным луком, а не с коротким луком или арбалетом, которые предпочитали большинство моряков, и его лейтенанты были выбраны не столько за боевые навыки, сколько за морское ремесло. Острый глаз Селдвина оценил дальность стрельбы точнее, чем у его коллеги-корсара, и его лучники вошли в смертоносный ритм вондерландского лучника: двенадцать нацеленных стрел в минуту. Стрелы хлестали по корсару, как пена, сметая битком набитую палубу, заваливая ее мертвыми и корчащимися телами и забрызгивая кровью.

Лучники корсара не могли противостоять этому огню. Они были убиты прежде, чем смогли эффективно ответить, но им на помощь поспешили другие корабли. Они начали подходить на дальность стрельбы, и стрелы заскулили и лизнули экипаж. Кенходэн слышал, как они визжали в бессильной ярости от доспехов братьев Топора, но слишком многие погружались в плоть с глухими, мясистыми ударами, и раздавались вздохи и крики, когда люди падали вокруг него. Он видел и слышал это сквозь ярость в своем мозгу, но это было далеко-далеко и происходило где-то в другом месте, когда он сосредоточился на силе своей руки, остроте своего глаза и гибкой силе своего великолепного, убивающего вондерландского лука.

Два корсара устремились прямо к правому борту. Третий сделал круг, приближаясь к левому борту, в то время как четвертый - корпус, украшенный пиратами, размахивающими пиками, - бросился прямо на корму, точно как и предсказывал Брандарк.

- Сейчас, Хорнос! Сейчас же!

Рев Брандарка разделил рычание его команды, когда они увидели обнаженную сталь корсаров. Руки рулевого-халфлинга взметнулись, и пружинные движители глухо загудели. Их длинные, тонкие снаряды с воем пронзали как защиту, так и пиратов, и оставшиеся лучники Селдвина развернулись, посылая свои стрелы через поручни в зубы идущим на абордаж пиратам.

Но именно Хорнос нанес самый сокрушительный удар. Корсарские стрелы свистели среди его людей, как кормящиеся акулы, но они мрачно ждали, когда Хорнос и боцман поднесли факелы к бэйнфайру и отпрыгнули в сторону. Огонь бил гейзером, и артиллерия грохотала гораздо громче, чем метатели дротиков. Длинные ракеты взлетели, оставляя за собой вонючий дым и пламя в виде размытой линии над морем, и артиллеристы схватили мечи и абордажные пики и выстроились позади Хорноса, когда их ракеты устремились к их врагам.

Выстрел боцмана попал в фальшборт пирата по левому борту. Он пробил толстую обшивку, осыпав ее градом осколков, и разлетелся по палубе, но головка не разлетелась вдребезги. Из нее потек жидкий огонь, но воющий корсар - обезумевший от жажды битвы или в высшей степени отважный - перевалил его через борт. Ужасная субстанция воспламенила его одежду, цепляясь за нее, как смерть, и его пылающая фигура вылетела за борт вслед за пожаром, даже когда его корабль преодолел последние несколько десятков ярдов, чтобы прижаться к "Повелительнице волн". Его кричащее тело было раздавлено между скрежещущими корпусами, но его жертва спасла корабль, и его товарищи полезли на борт, наконечники копий блестели в дыму.

И там был дым, потому что выстрел Хорноса попал в палубу головного корабля по правому борту, и члены команды дико разбежались, когда снаряд разлетелся на огненные осколки. Вода была почти бесполезна против огня, начиненного негашеной известью, и он распространялся слишком быстро, чтобы его можно было тушить ведрами с песком. Клубился дым, и огонь лизал мачты. Паруса и просмоленный такелаж превратились в башни пламени, и крики рассказали свою историю, когда пиратский корабль вышел из-под контроля, осыпая море обугленными кусками холста и горящей краской.

Корсар унесся прочь, окутанный разрушением, и волшебный ветер превратился в обоюдоострое оружие, унося его навстречу гибели. Ветер наполнял нетронутые паруса и раздувал пламя до неистовства. Сильная жара согнала рулевых со своих постов, они не могли управлять своим мчащимся судном, и отчаявшиеся люди бросались за борт только для того, чтобы быть отброшенными назад к корпусу и затертыми волнами из-за скорости их корабля.

Отвратительное приветствие раздалось от команды Брандарка, когда трое оставшихся отправились к ним. Крючья взметнулись вверх, чтобы вонзить железные зубья в бревна "Повелительницы волн". Корпуса протестующе застонали, соединившись в грохоте дубовых досок, и корсары вскочили на низ фальшборта, нанося удары защитникам. Пики ударились о броню, когда пираты правого борта неожиданно встретили вооруженных топорами людей, но два других корабля извергли орды воющих воинов, которые вспенились слишком густо и быстро, чтобы их можно было остановить.

Волна абордажников ворвалась в каюты через кормовые окна и перекатилась через кормовой поручень. Они были слишком близко для стрельбы из лука, и Кенходэн выпустил свою последнюю стрелу в рот офицера, прежде чем выхватить свой клинок. Он быстро попятился к Венситу, отчаянно пытаясь защитить волшебника от стальных клыков, сжимающих толпу сражающихся людей, и голос волшебника раздался позади него. Его слова были неразборчивы, но сила, потрескивающая в их сердцевине, покалывала затылок Кенходэна.

Пение Венсита усилилось, но, несмотря на всю его мощь, сила в его словах была скрыта, бледная рядом с видимой угрозой, исходящей от двух корсарских кораблей. Надвигались две тьмы - похожие на кулаки, сливающиеся в одну огромную, покрытую щупальцами массу полуночной тьмы убийства, чреватую разрушением и нащупывающую добычу, как живой враг, и корсары торжествующе взвыли, увидев своих тайных союзников.

Они были защищены от его прикосновения; команда "Повелительницы волн" - нет.

Черное щупальце достигло корабля, вытянувшись перед своими собратьями, и задело одного из матросов Брандарка, когда он вонзил свой кортик в грудь пирата. Черная ласка пронзила его. Мгновение он стоял неподвижно, как скала, в вихре рукопашной схватки, а затем опустил оружие из рук, сомкнутых на собственном горле.

Он закричал в агонизирующем ужасе, когда его собственные пальцы лишили его жизни.

Кенходэн болезненно отвел взгляд, и защитники дрогнули. Чистая смерть - это одно; эта мерзость была больше, чем могло выдержать простое мужество. И все же они не сломались, потому что откуда-то впереди, подобно морскому грому, раздался голос.

- Томанак! Томанак!

Бычий вызов Базела Бахнаксона взревел ввысь, и яркое лазурное сияние вырвалось из обшивки "Повелительницы волн". Щупальца колдовства зашипели, отскакивая, распадаясь на дым при его прикосновении, и сопротивление команды усилилось. Однако заклинание было только сбито с толку; оно не было отменено, и оно снова набрало свою силу. Многочисленные змеи тьмы отступили, слились, объединились в единую могучую колонну... а затем врезались в защитное голубое сияние, как стальной таран.

Щит треснул. Он не потерпел неудачу, но таран бесшумно врезался в него, и Кенходэн почувствовал ненависть, целеустремленность и мощь, исходящие от него, как дыхание доменной печи Дварвенхейма. В нем появилась трещина - крошечная, не больше человеческой ладони, - и корсары торжествующе взревели, когда чернота хлынула через крошечную брешь, проливаясь на палубу, как масло, распространяясь, как яд.

Копье белого света внезапно вонзилось в темноту из стали меча Венсита - стали, извивающейся, с ползущей арабеской красных и золотых рун. Он проигнорировал черноту, разливающуюся по палубе; вместо этого луч пронзил колонну, которая погнала эту черноту вперед. Он ударил, как пылающая стрела, и пронзил его насквозь, добираясь до сердца, и голова Кенходэна запульсировала от звука животного крика ярости. Он знал, что это произошло из-за колдовства Венсита, и это приводило его в ужас.

Безумие бушевало, когда свет и тьма встретились, и облако с шипением отпрянуло. Белый свет прорвался глубже, пылая на фоне тьмы, и Кенходэн зачарованно смотрел, как колдовство сражается с колдовством. Черный яд на палубе рассеялся, втягиваясь обратно в таран позади него, и этот таран отошел от корабля, когда голос Венсита стал выше. Это было так, как если бы свет был шестом, с помощью которого волшебник отгонял опасность от корабля, но темнота только сбивала с толку. Она еще не была побеждена, и равновесие ненадежно колебалось взад и вперед.

Защитники с новой надеждой схватились за оружие. Пока Базел и Венсит стояли на ногах, они защищали "Повелительницу волн" от тьмы, и пока дело касалось крови и клинков, команда Брандарка знала, что она равна любой угрозе. Но корсары знали, кто помешал их союзникам, и они бросились вперед, чтобы добраться до них обоих и убить.

- Томанак!

Голос Базела проревел над суматохой, когда он встретил натиск, захлестнувший "Повелительницу волн" с левого борта перед грот-мачтой. Сверкнул его огромный меч, которым он владел одной рукой, несмотря на свой размер и вес, и полетели головы. Его крюкообразный нож был в другой руке, и он ударил, как стальная змея, когда один из людей Брандарка упал рядом с ним, и в образовавшуюся брешь прыгнул корсар. Его концентрация никогда не ослабевала, голубое свечение вокруг "Повелительницы волн" становилось все сильнее, и это совершенно не влияло на смертоносность его фехтования. Его уши были приплюснуты, карие глаза блестели, и кровь летела алыми брызгами, когда он пожинал кровавую жатву защитника Томанака на войне.

Многие корсары отступили, когда поняли, с чем - и с кем - они столкнулись, но другие устремились вперед. Что бы ни говорили о корсарах Шит Кири, трусов среди них было немного, а отчаяние придавало им смелости. Они бросились на Базела, толпясь перед окружавшими его членами экипажа, и те отступили, отброшенные назад чисто численным превосходством.

- Томанак!

В этом громовом военном кличе не было ни колебаний, ни компромиссов, и тела и куски тел вылетели из вихря разрушения, называемого Базел Бахнаксон. Обшивка "Повелительницы волн" была покрыта кровью, когда он соорудил бруствер из мертвецов, но корсары все равно продвигались вперед.

Вой предупредил Кенходэна, и он нырнул под лезвие, когда защитники квартердека рухнули в потоке красной стали. Он проткнул горло, восстановился чистым, ловким движением и встал один в центре палубы, лицом к кормовому поручню, между собой и Венситом. Его противники теснили друг друга, мешая друг другу, давая ему драгоценное преимущество, но он был всего лишь одним человеком. Корсары знали, кого они должны были убить... и что ни один человек не мог долго удерживать столько людей.

Они хлынули вперед, как прилив.

Капитан Форстан увидел грозящую Кенходэну опасность и загнул задний конец своих братьев по Топору внутрь, закрыв половину палубы стеной брони. Братья Топора отбросили своих врагов в сторону, но не имеющие доспехов моряки по левому борту не справились с этой задачей. Они пытались добраться до Кенходэна, но были перерезаны или отброшены назад воющими корсарами.

Хорнос бросился на корму во главе своих артиллеристов, его меч расчищал путь для людей позади него, но волна пиратов была слишком плотной. Каждый корсар, которого он зарубил, давал место для меча следующим двоим, а моряки были без доспехов. Люди Хорноса были отрезаны позади него, когда он прокладывал путь сквозь своих врагов, а истекающие кровью люди Брандарка сдавали позиции - медленно, угрюмо, рубя своих врагов на ходу - но с пугающей неизбежностью.

Капитаны корсаров знали, что смерть Венсита отдаст им "Повелительницу волн" даже более уверенно, чем смерть Базела. Они направили своих людей в атаку с безжалостным пренебрежением к потерям, готовые потратить столько жизней, сколько необходимо, чтобы пронзить волшебника футом стали, и только Кенходэн преграждал им путь.

У рыжеволосого мужчины не было никаких шансов. Он знал это так же хорошо, как и корсары... и ему было все равно. Он потянулся внутрь себя и намеренно высвободил свою внутреннюю ярость, но даже сейчас это не была ярость берсеркера. Он не мог понять, что он делает - или как - даже когда он это делал, и это не имело значения. Как будто что-то внутри него следило за внутренним прибором, измеряя этот ужасный гнев, пульсирующий в нем, позволяя ему в достаточном количестве заполнить его мозг, влиться в мышцы и вспыхнуть в тайных уголках его души.

Он изменился. Его враги видели, как его зеленые глаза превратились в изумрудный лед, губы растянулись в свирепом, голодном оскале дикаря, а его меч превратился в забрызганную кровью косу. Он наблюдал, как моряки справа от него упали один за одним, а затем корсары хлынули через брешь в фальшборте левого борта подобно буруну, гребень которого был окаймлен сталью, а не пеной. Он увидел, как они приближаются... и бросился на них, смеясь, потому что как он мог убить их, если они не были в пределах его досягаемости?

Сверкнул яркий наконечник копья, игнорируя его, чтобы метнуть дротик в Венсита, и Кенходэн наотмашь ударил по пике левой рукой, в то время как его меч рассек горло, как огонь. Наконечник пики упал, и Кенходэн скользнул на пути товарищей мертвеца, как машина из проволоки и стали... и мести.

- Томанак! Томанак!

Кенходэн услышал грохот горлового боевого клича Базела, но едва уловил его, как на него справа напал пират. Корсар стремился с отчаянной скоростью, и все же он двигался так медленно, как человек во сне. Кенходэн уклонился от удара простым поворотом туловища, подставил подножку своему противнику и сломал ему позвоночник, когда тот падал. Раненый человек ползал на руках, крича, пачкая палубу своей кровью, и его агония едва касалась поверхности возвышенной ярости Кенходэна.

Линия обороны по левому борту рассыпалась на кучки ругающихся, наносящих удары бойцов, и на палубе "Повелительницы волн" воцарился хаос. Битва выродилась в жестокую тесную схватку, пенящееся безумие кровопролития и смерти, и опытные подвергались такому же риску, как и неуклюжие, потому что ни один человек не мог защищаться во всех направлениях одновременно.

Хорнос пробился к Кенходэну сбоку, пытаясь защитить фланг волшебника. Лейтенант отрубил руку корсара с мечом и уложил другого прямым ударом в голову. Его восстановление разорвало горло третьему, а прямой удар убил четвертого. Красные брызги веером летели с его клинка, но отрешенная меланхолия в его глазах не изменилась - даже когда пятый корсар вонзил пику в его кольчугу, чтобы навсегда успокоить его древнее сердце. Он упал без звука, и Кенходэн взревел от ярости, раскроив убийце голову.

Смерть Хорноса лишила его последней опоры, и он пошатнулся, потеряв равновесие, когда еще один корсар с ухмылкой бросился на него. Красная сталь устремилась к нему, и он едва успел отскочить в сторону. Корсар выругался и отвел свое оружие для следующего удара, но Брандарк появился из ниоткуда и повалил копейщика на палубу. Его топор загудел, вспыхнув синим светом, который отразился от щита вокруг его корабля. Его ослепительный ореол освещал его лицо, и дикий блеск в его глазах отражал это голодное пламя. Офицер-корсар прыгнул на хозяина "Повелительницы волн" и упал назад, разрубленный надвое, с открытым от удивления ртом.

Кенходэн увернулся от мечника, пнул его в живот и проломил ему череп рукоятью. Пот заливал ему глаза, из дюжины неглубоких порезов текла кровь, и он был в крови по локоть, но ему было все равно. Новые клинки тянулись к нему со всех сторон, но его необузданная ярость поддерживала его, а позади него все еще звучал отдаленный голос волшебника.

Кенходэн не осмеливался посмотреть, что может угрожать другому флангу Венсита. Все его внимание было сосредоточено на врагах перед ним, и отвести взгляд означало умереть, но яростный вопль волшебства Венсита царапал его кровь. Это кипело в его мозгу от ярости, и его враги умирали с криками.

Крик возвестил, что атакующий с правого борта перерезал свои канаты и отвалил в сторону. Братья Топора были слишком сильны для его хуже вооруженных людей, и вода рядом была алой от кусков их тел. Некоторые из братьев были повержены, но не многие, и раздались резкие команды, когда Форстан собрал свои подразделения и повел их лавиной на корму по отделениям.

Клинок Кенходэна застрял в ребрах корсара, и товарищ мертвеца отчаянно бросился на него. Он отпрянул с пути первого удара, но пират пришел в себя со звериным рычанием. Его меч со свистом развернулся, направляясь к шее Кенходэна, и рука Кенходэна метнулась к поясу. Его пальцы нащупали рукоять кинжала Гвинны, и он вонзил его в живот своего врага, уклоняясь от удара. Пират взвизгнул и упал, вывалив внутренности, и свежая пика лизнула его падающее тело.

Сверкнула молния из окровавленной стали, и голова копейщика взорвалась. Базел отшвырнул тело в сторону и двинулся слева от Кенходэна.

Они стояли вместе: Базел, Кенходэн и Брандарк. Люди Форстана сомкнулись с боков, отрезая корсарам путь к отступлению, но никто не мог прийти им на помощь. Венсит стоял, прислонившись к мачте позади них, далекий, как звезды, его голос был их единственным оружием против гораздо худшего, чем меч или топор, и их собственное оружие сверкало перед ними.

Для пиратов, попавших в сети братьев Топора, остался простой выбор. Если Базел и волшебник выживут, они умрут, какова бы ни была судьба корабля; если волшебник или защитник умрут, волшебство спасет их от врагов.

Они атаковали стальной волной.

Кенходэн отрубил ноги одному человеку и с визгом занес свой клинок назад, чтобы отрубить голову другому. Он нанес удар кинжалом третьему, в то время как Базел одним ударом уложил двух человек, превратив их в руины, чтобы получить пространство для локтя и метнуть свой крюкообразный нож в пирата, атакующего спину Брандарка. Топор Брандарка с хрустом вонзился в ребра вооруженного пикой пиратского вождя, когда тот попытался использовать свое оружие, чтобы перепрыгнуть через головы защитников Венсита, и корсар с криком упал.

Кенходэн втянул в себя воздух. Горячая кровь брызнула ему в лицо. Даже он и его товарищи не могли выстоять против такого количества, и они отступили на шаг в унисон, как будто это был учебный полевой маневр. А затем, невероятно, они снова остановились, отбросив корсаров в сторону в дымящейся крови и раздробленных конечностях.

Люди Форстана ринулись в рукопашную, сверкая топорами. Их голоса поднялись в ужасной песне братьев Топора на войне, и пираты откатились назад в кровавых обломках от точной работы топоров их наступающего клина.

Давление ослабло. Трое компаньонов вернули себе пространство, которое они уступили, и Брандарк отстал, чтобы разобраться с тем, что могло проскользнуть мимо Базела и Кенходэна. Селдвин, у которого из рассеченного лба текла кровь, собрал своих уцелевших лучников и бросился в атаку по окровавленной палубе, и корсары внезапно оказались зажатыми в крошечный карман, становившийся все меньше по мере того, как смерть сокращала их количество.

А затем Кенходэн оперся на свой меч, задыхаясь, когда солдаты и матросы встретились в центре палубы. Визитерам не предложили пощады; им ее не дали.

Песнопение Венсита внезапно достигло пика и оборвалось, а Кенходэн вытер кровавый пот с глаз и в загипнотизированном ужасе смотрел, как чернота снова раскололась и одно облако вернулось на корабль, который его породил. С палубы донеслись крики, когда огонь и тьма поглотили его. Его киль сломался с хрустом досок, и возмущенное море поднялось, вихрь бушевал вокруг разбитого корабля, как собственный гнев Кортралы, чтобы глубоко засосать его кричащую команду и разрушенную обшивку.

Тот, кто управлял колдовством другого корабля, позаботился о судьбе своего спутника, и чернота внезапно исчезла, когда он рассеял свою собственную атаку, прежде чем она могла быть обращена против него. Белый свет беспрепятственно пронесся над его судном, и столкновение волшебства закончилось звенящим хором разорванных канатов, когда оставшиеся корсары освободили свои собственные захваты.

Двое уцелевших укатили прочь, унося с собой изодранные лохмотья волшебного ветра. На спасенном корабле Брандарка воцарилась почти полная тишина, нарушаемая только стонами раненых, и Кенходэн огляделся, внезапно ужаснувшись кровавой бойне. Его мышцы расслабились, когда ярость покинула его так же быстро и внезапно, как и захватила, забрав с собой ликование и оставив только печаль - и ужасное отвращение, когда он понял, что его печаль вызвана не потерей жизни, а тем фактом, что кто-то из корсаров ускользнул от него.

Он в отчаянии уставился на окровавленную палубу и сжал свой меч так, что побелели костяшки пальцев. Кем он был? Во имя всех богов, каким кровожадным убийцей он был?!

Он очнулся от брызг, когда команда бросала своих врагов на милость Кортралы. Он смотрел, как тела соскальзывают за борт, и его руки дрожали, когда он машинально чистил свое оружие о тунику упавшего пирата и убирал его в ножны. Он хмуро посмотрел на свои пальцы, наполненный нестареющей усталостью, которая разъедала жизненно важные органы его души. Затем он сжал их в кулаки, чтобы унять дрожь, и прислонился к фальшборту. Он смотрел, как пламя пожирает ватерлинию сожженного Хорносом корабля, и ужас от того, кем он был, был подобен смертельной ране.

Тяжелая рука Базела схватила его за плечо, вытаскивая из ледяных пустошей его души. Он черпал силу и тепло от прикосновения, и стихийная жизненная сила градани, казалось, горела в нем, как очищающий огонь. Этого было недостаточно, чтобы стереть его страх перед самим собой, но это снова дало ему контроль. Он вздохнул, оглядывая палубу бойни со стороны Базела, и почувствовал, как жизнь неохотно возвращается в его измученный разум. Ему придется снова встретиться лицом к лицу со своим демоном, как-то справиться с ним, но сейчас было не время. Вместо этого он посмотрел на Базела и даже выдавил улыбку.

- Знаешь, ты был прав, - сказал он, и его голос был почти нормальным.

- Был ли я прав сейчас? И когда это произошло, если я был прав? - Градани приподнял бровь над глазом, в котором все еще тлел пепел битвы.

- То, что ты сказал в тот первый день.

Кенходэн наблюдал, как хирург Брандарка и его помощники склонились над ранеными, и у него заболело горло. Они отбирали наиболее тяжело раненых и несли их к Базелу, и Кенходэн вспомнил о целительном даре, дарованном Томанаком своим защитникам. Он чувствовал, как Базел, отбросив ярость битвы, тянется к этому гораздо более радостному дару, но взгляд градани все еще был прикован к нему, бровь все еще приподнята, уши все еще навострены, и он печально улыбнулся.

- То, что ты сказал в тот первый день, - повторил он. - Нелегка участь моряка.

У Толгрима из Шит Кири было мрачное выражение лица, он искоса поглядывал на волшебника у перил. "Морской ятаган" дрожал на волшебном ветру, и только это удерживало его кинжал от Харлича из Торфо.

- Я не помню, чтобы ты упоминал об этих имперских войсках, волшебник! Или этом ублюдке Базеле, если уж на то пошло!

- Нет, - спокойно сказал Харлич. - Я не знал о них, капитан. Полагаю, что слитки должны были заставить нас всех, по крайней мере, предвосхитить братьев Топора. Но поверь мне, если бы я знал, что Базел Кровавая Рука где-то поблизости, я бы никогда и близко не подошел ко всему этому делу!

- Красивые слова! - зарычал Толгрим. - Действительно, красивые слова, которые стоили мне половины моих кораблей и почти трех четвертей моих людей!

- Я могу только извиниться, капитан. Получение информации было задачей моего компаньона. Очевидно, его шпионы были менее тщательны, чем он думал.

- Да? - Толгрим сплюнул за борт, хмуро глядя на исчезающую "Повелительницу волн". - Твой подлый друг дорого обошелся Островам в этот день! И я осмелюсь предположить, что ты сам не будешь слишком популярен дома. - Он кисло ухмыльнулся, явно довольный этой мыслью.

- Нет, я так не думаю. Но когда ты осуждаешь беднягу Тардона, вспомни, что он разделил судьбу твоих людей. Его ошибка обошлась ему так же дорого, как и им.

- Пусть рыба оближет его кости!

Толгрим свирепо прошипел традиционное проклятие и резко развернулся на квартердеке, чтобы восстановить контроль. Харлич стоял неподвижно, его внимание, казалось, было приковано к раздувающимся парусам. Его жизнь висела на волоске, потому что его искусство не могло защитить его от сбитой с толку ярости выживших Толгрима, если бы они обратились против него, но ничто в его лице или манерах не выдавало осознания опасности.

- Что ж, волшебник, - наконец сказал Толгрим, - похоже, мы оба потерпели неудачу. По крайней мере, я могу сказать Совету капитанов, что мои драгоценные союзники подвели меня - но что ты скажешь своей сучке-хозяйке, эй?

- Отличный вопрос. - Харлич постарался скрыть свое облегчение от намека Толгрима на то, что у него все еще есть будущее, в котором можно отчитаться.

- Да, держу пари, она будет не слишком довольна. - Толгрим, казалось, находил мрачное удовлетворение в этой мысли. - Что ж, мы высадим тебя на берег возле Белхэйдана, как и обещали, и я буду рад оставить вас позади!

- Спасибо, капитан, - осторожно сказал Харлич, - но я чувствую, что мы вас сильно подвели. Я бы предпочел, чтобы вы все благополучно вернулись домой с волшебным ветром, чтобы с вами не случилось еще больше трудностей. В конце концов, ваши капитаны и баронесса были хорошими друзьями на протяжении многих лет. Я бы хотел сделать все, что в моих силах, чтобы сохранить эту дружбу.

- Ты бы сделал, не так ли? - глаза Толгрима заблестели. - Я не уверен, что это было бы разумно. Совет, возможно, не проявит такого понимания, как я. Они могут быть почти так же опасны, как вон тот волшебник.

Его большой палец дернулся в сторону их противника.

- Конечно, Совету понадобятся объяснения. Вот почему, возможно, тебе будет выгодно взять меня с собой. Даю слово, что вас ввели в заблуждение - по ошибке, конечно! - и я думаю, то, что вы сделали все, что мог сделать любой мужчина, чтобы спасти положение, могло бы укрепить вашу собственную позицию.

- Может ли это случиться? И что взамен?

- Вы могли бы оказать гостеприимство бедному усталому волшебнику на следующие... скажем, четыре месяца?

- Четыре месяца, не так ли? - Толгрим подергал себя за бороду. - Так ты думаешь, к тому времени все закончится, не так ли?

- Закончится? - Харлич выглядел озадаченным. - Боюсь, я не понимаю.

- Конечно, нет. Конечно, нет.

Толгрим засунул большие пальцы за пояс с мечом и покачался на каблуках, изучая волшебника. Ему все еще было наплевать на этого Харлича больше чем наполовину, но в том, что чужие слова могли сослужить ему хорошую службу перед Советом, была правда.

- Хорошо, волшебник, - резко сказал он. - Я возьму тебя, и если я сохраню свою голову, а ты - свою, я оставлю тебя на четыре месяца. Но ни днем дольше! И пусть Фробус заберет меня, если я когда-нибудь снова буду иметь с тобой дело!

- Спасибо тебе, капитан.

Толгрим заковылял прочь, чтобы пройти среди своих оставшихся людей, и Харлич наблюдал, как он обменивается с ними рукопожатиями, разговаривает с ранеными и в целом пытается укрепить свой подорванный престиж. Он будет занят этим на протяжении всего путешествия, потому что выживание капитанов корсаров зависело от согласия их людей. Если они теряли силу своей репутации, они никогда больше не командовали в море... если им вообще посчастливилось добраться домой живыми.

И позволить выжить Харличу?

Он посмотрел на море. "Повелительница волн" исчезла, за что он был глубоко благодарен. Он все еще чувствовал ужасную силу воли Венсита, и это было совсем не то, что он когда-либо хотел почувствовать снова. Контрзаклинания - это одно, но Венсит показал ему новое измерение искусства. Невозможно было вторгнуться в чужое заклинание и захватить над ним контроль - это знал каждый волшебник, - но Венсит все равно это сделал. Харлич вздрогнул при воспоминании о том, что дикий волшебник сделал еще больше. Что бы ни уничтожило "Акулу", это было нечто большее, чем просто безумный ветер, и у Харлича не было никакого желания снова встречаться с Венситом, чего бы ни хотела Вулфра.

Острова Корсаров находились далеко от Торфо - достаточно далеко, чтобы быть в безопасности от мести Вулфры. Конечно, всегда существовал неприятный вопрос о ее спонсоре, но Харлич подозревал, что он - кем бы "он" ни был - не стал бы утруждать себя уничтожением одного из заблудших приспешников Вулфры. В конце концов, Харлич может однажды оказаться ему полезным... возможно, в ближайшее время, если Вулфре не повезет встретиться с Венситом в тайном бою.

Конечно, Вулфра почувствовала бы, что он бросил ее, но он мог бы с этим смириться. Она была не намного могущественнее его. Даже если бы ей удалось приблизиться на расстояние удара, у него было больше, чем даже шанс выжить, что бы она ни предприняла.

И в этом, в конце концов, и был смысл: выживание. Харлич вспомнил рвение Тардона и покачал головой. Пусть Тардон и ему подобные верят, что целью была власть; теперь Харлич знал лучше. Сила была второстепенной, бесполезной, если только человек не выживал, чтобы владеть ею.

Три раза слуги Вулфры вступали в схватку с Венситом, и Алвит и Тардон были мертвы. Харлич не имел ни малейшего желания предлагать Венситу закончить зачистку. О, нет! Если Вулфра хотела смерти дикого волшебника, пусть она убьет его. С Харлича было достаточно, и если Вулфра захочет наказать его за это, она всегда сможет посмотреть в их будущее.

Скажем, через четыре месяца... если бы она была еще жива, чтобы сделать это.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Цена любви

Брандарк зажал секстант в забинтованной руке и прикоснулся указательным пальцем к карте под потолочным люком каюты.

- Прямо здесь, - уверенно сказал он. - Завтра мы поднимемся над мысом Банарк и войдем в залив Южный Банарк во время прилива.

- Я буду рад дать отдых своим усталым костям на чем-то, что не движется постоянно, - сказал Венсит.

- Ха! - насмешка Базела была величественной. - Держу пари, ты скоро сменишь настрой. Если выбирать между движущейся колодой под ногами и движущейся лошадью у тебя под задом, у меня нет никаких сомнений, что ты предпочтешь через несколько дней!

- Никто не заставлял тебя идти, - многозначительно сказал Венсит, - но если уж ты пошел, то мог бы, по крайней мере, проявить некоторое уважение к моим старым седым волосам.

- Ну как же, Венсит! - Брандарк ухмыльнулся и ткнул Кенходэна локтем в ребра. - Знаешь, ты действительно пригласил его.

- Я ничего подобного не делал, - едко сказал Венсит. - На самом деле, я сказал ему, что он может быть убит, если будет настаивать на том, чтобы пойти!

- Это то, что я имел в виду. Ты знаешь, что для защитников Томанака позорно умереть в постели - особенно слабоумным градани. Предупредить Базела, что его могут убить, было все равно что послать ему выгравированное приглашение! Не лишай его еще одного шанса заслужить благосклонность Хранителя Равновесия.

- Да, - пророкотал Базел, сверкнув глазами при виде замешательства волшебника. - Особенно не тогда, когда мне придется отчитываться перед ним за то, что у меня есть такие друзья, как этот зануда-капитан корабля. Конечно, это тяжело, когда градани увлекается игрой в переодевание и тратит время на глупые, бестолковые вещи вроде книг.

- Вы двое замечательны, - парировал Венсит. - Вы единственные люди, которых я знаю, с такими толстыми черепами, что вам не нужны шлемы!

- Да? Что ж, тогда я не сомневаюсь, что именно поэтому мы хотим быть твоими друзьями!

Базел усмехнулся и хлопнул Брандарка по плечу в знак признательности за собственное остроумие.

- Вон! Вы оба - вон! - Венсит сжал кулак, и голубое свечение заплясало на костяшках его пальцев. - Вон! Или, клянусь топором Исварии, я поджарю ваши волосатые задницы на медленном огне! Тогда посмотрим, кому не нравятся седла!

Двое градани поспешно ретировались, все еще смеясь, и Кенходэн ухмыльнулся им вслед. Но когда он снова посмотрел на Венсита, его улыбка погасла, потому что глаза волшебника, горящие диким огнем, были полузакрыты, его лицо исказилось от боли, когда он разжал кулак и позволил сиянию плыть над его покрытой шрамами ладонью.

- Венсит? Что случилось?

- Ничего!

Свечение вспыхнуло и погасло, когда рука Венсита резко рубанула воздух. Его ладонь хлопнула по столу с резким, взрывным звуком, и Кенходэн озадаченно нахмурился. Напряжение витало вокруг старика в течение нескольких дней, накручиваясь все туже и туже с течением времени. Кенходэн понятия не имел, каким может быть его источник, но его собственный страх перед яростью, скрывающейся внутри него, сделал его чувствительным к настроению волшебника, и казалось, что защита Венсита была разрушена каким-то непостижимым образом. Уязвимость волшебника... беспокоила его, и незнание ее причины только усугубляло ситуацию.

Между ними повисла тишина, обрамленная звуками идущего парусника - равномерным скрипом досок, шумом воды, отдаленными голосами команды "Повелительницы волн" и еще более отдаленными голосами чаек, которые вылетели с приближающейся земли, чтобы поприветствовать их. Затем, наконец, Венсит вздохнул, оперся локтями о карту и спрятал лицо в ладонях.

- Прости, что накинулся на тебя, Кенходэн, - сказал он в них усталым голосом. - Я прошу у тебя прощения за это.

- Что тебя беспокоит, Венсит? - мягко спросил Кенходэн, его тон свидетельствовал о принятии извинений волшебника.

- Много чего. - Венсит опустил руки, откинулся назад и уставился на палубу с мрачным выражением лица, а его голос, казалось, доносился издалека. - Когда живешь долго, находишь слишком много вещей, о которых можно сожалеть, Кенходэн.

Его внезапно опустошенный тон напугал Кенходэна, как будто море признало, что его силе пришел конец. Он пришел, чтобы разделить непоколебимую веру Базела в абсолютные способности Венсита, но эта странная депрессия сорвала покровы легенды и напомнила Кенходэну, что, несмотря на всю свою силу, последний белый волшебник Контовара был всего лишь человеком... очень старым человеком.

- Что вызвало это только сейчас? - спросил он наконец, и Венсит поколебался, затем пожал плечами.

- Базел. Брандарк. Они так полны жизни - и они мои друзья. - Глаза дикого огня внезапно опустились, пронзив Кенходэна. - Достаточно плохо терять друзей, - мягко сказал он, - но еще хуже знать, что ты к ним не присоединишься. И что еще хуже, знать, что твои действия, твои решения еще больше сократят их жизнь.

Кенходэн медленно кивнул, внезапно осознав, что он и волшебник были двумя сторонами одной медали. Он не мог вспомнить... Но Венсит не мог забыть, и теперь он задавался вопросом, какое бремя было тяжелее.

- Ужасно бояться заводить друзей, любить, потому что любой, кого ты любишь, умрет... вероятно, потому, что они подошли к тебе слишком близко, и это убило их, - продолжил Венсит. - Ты можешь принять модель мира, времени... но не для тех, кого любишь.

Его голос был старым, лицо осунулось, когда он скрестил руки на груди и мягко покачивался, убаюкивая память обо всех своих умерших. Кенходэн вздрогнул и напрягся, чтобы расслышать последние слова, которые он прошептал самому себе.

- Любовь проделывает в тебе дыры, и это происходит снова и снова, пока - через некоторое время - ты не можешь даже плакать...

Ночь правила Белхэйданом, как нежный тиран. Ярко горели звезды, посеребренные луной облака мягко плыли по кобальтовому куполу, а по пустым улицам гулял прохладный ветерок. В таверне "Железный топор" воцарилась тишина, нарушаемая только ровным дыханием ее обитателей, и Лиана Хэйнатафресса крепко спала, ее сны были далеко, с мужем на юге.

Медленно, очень медленно, в эти сны прокрался слабый звук. Спящий разум пытался игнорировать его, но звук сохранялся, повисая на самом краю существования. Нормальные уши не услышали бы этого, но слух Лианы был далек от нормального.

Тихий звук продолжался, и ее глаза открылись. Как и Базел, она проснулась полностью, без остатка, не задерживаясь на грани сна. Она села и, нахмурив брови, внимательно слушала.

Одно мгновение она сидела; затем замешательство превратилось в знание... и страх. Она вскочила и выбежала из комнаты, подол ее платья развевался, когда она мчалась по темному коридору, как ветер.

Она остановилась перед комнатой Гвинны, и ее лицо исказилось от страха, которого никогда не видел ни один враг, когда ее дрожащая рука медленно открыла дверь.

Лунный свет заливал спальню через окна с трех сторон. Это было приятное место с голубыми стенами и толстым ковром, и огромный кот спал на ковре, его черная шерсть казалась полуночной в лунном свете. Он лежал почти неподвижно, но его передние лапы двигались медленно, бесшумно царапая невидимую преграду, а дыхание было быстрым и неглубоким. Он даже не пошевелился при ее появлении, и сердце Лианы дрогнуло. Никакой естественный сон не помешал бы Бланшраху проснуться от тихого звука открывающейся двери.

Она скользнула к краю кровати. Гвинна лежала очень тихо, огромные голубые глаза слепо смотрели в темноту. Ее маленькие кулачки были сжаты по бокам, словно для того, чтобы пригвоздить покрывало, а губы медленно шевелились. Лиана со страхом наклонилась к тонкому, прерывистому шепоту, который привел ее сюда.

- Нет, папа. Нет. Это небезопасно, папа. Нет, папа, пожалуйста....

- Гвинна?

Прохладные пальцы Лианы коснулись лба Гвинны, но глаза ее дочери были неподвижны и открыты. Она даже не моргнула, и ее губы только снова прошептали свое предупреждение. Кровь Лианы застыла в жилах, и она легонько встряхнула девочку.

- Гвинна! Это мама, Гвинна! Проснись! - скомандовала она, и ребенок перекатился под ее рукой. Но когда Лиана отпустила ее, она лежала неподвижно, ее прошептанная литания не прерывалась, и Лиана Огненноволосая, дева войны сотойи, дочь Дома Боумастеров, победительница в десятках сражений, жена защитника Томанака, прижала костяшки пальцев ко рту и прикусила их до крови.

- Лиллинара, подруга женщин, - прошептала она, и ее голос был горькой молитвой, - неужели так скоро я должна потерять своего ребенка?

Она склонилась над кроватью еще на мгновение, слезы, блестевшие при луне, брызнули Гвинне на лицо, но девочка продолжала беспечно спать. Палец Лианы провел по одному из кулаков с костяшками из слоновой кости. Затем она с бесконечной нежностью погладила маленькую ручку, повернулась и твердой поступью вышла из комнаты. Ее лицо было спокойным, плечи расправлены, но она шла по коридору неторопливой походкой, непохожей на ее обычную скользящую грацию. Она спустилась по лестнице к другой двери и повелительно постучала в дерево.

- Фарма! - Она понизила голос и постучала снова. - Фарма!

Спустя долгую минуту за дверью кто-то зашевелился. Защелка щелкнула, и дверь быстро распахнулась настежь. Выглянула женщина-градани, ее глаза были затуманены, волосы распущены, а уши в замешательстве навострены.

- Леди Лиана! Ч-что это?

- Разбуди Фролаха. - Подбородок Лианы вздернулся, как будто она столкнулась с врагом. - Отправь его в Академию. Скажи ему, чтобы он не возвращался без самого Лентоса.

- Лентос? - Фарма моргнула, прогоняя сон. - Сейчас середина ночи, миледи! Почему? Что случилось... - Она замолчала, широко раскрыв глаза, когда последние следы сна исчезли, и ее рука поднялась ко рту. - Нет, миледи!

- Я не могу ее разбудить, - мрачно сказала Лиана. - Нам нужен Лентос.

Карие глаза Фармы внезапно стали напряженными. Ее уши прижались, а губы задрожали.

- Но, возможно, это всего лишь сон, миледи! Возможно...

- Я пыталась разбудить ее! - В голосе Лианы зазвучали нотки отчаяния. - И Бланшрах тоже не просыпается. Это не сон. Пошли за Лентосом сейчас же!

- Немедленно, миледи! - Фарма ахнула, делая быстрый реверанс.

- Хорошо. - Лиана повернулась и пошла прочь тем же медленным, неторопливым шагом, а Фарма смотрела ей вслед в замешательстве и страхе.

- Но, миледи, ч-что нам делать? - прошептала она.

- Я иду к своей дочери, - тихо сказала Лиана, не оборачиваясь. - Ни одно детство не должно умирать незамеченным. Поторопись, Фарма.

И Лиана Хэйнатафресса прошла сквозь тишину своего дома так же бесшумно, как любой призрак.

- Это устье Уайтуотер.

Брандарк указал на правый борт, освещенный утренним светом, и Кенходэн напряг зрение. Берег все еще был далеко, но он увидел широкое коричневое пятно на синем заливе, где ил веером выносился наружу.

- Я вижу это.

- Это злой канал, - лениво сказал Брандарк, не сводя глаз с гнома, взгромоздившегося на бушприт с раскачивающимся линем. - Там есть отвратительный зыбучий илистый берег, который тянется, как подводная дельта. Однажды я видел, как корабль почти нашего размера развалился на куски прямо здесь. Нам повезло, что сейчас еще ранняя весна - с середины Йенконто до начала Хэйнийен вода вырывается оттуда, как гнев Кортралы. Это из-за снежного покрова на горах Ист-Уолл. Требуется некоторое время, чтобы добраться так далеко, но когда он приходит, то приносит с собой деревья размером с дом.

- Могу себе представить.

- Нет, если ты этого не видел, - мрачно сказал Брандарк.

- Может, и нет, - признал Кенходэн.

- Без обид, - быстро сказал Брандарк. - Я всегда нервничаю слишком близко к Уайтуотер в это время года - особенно когда экипаж недоукомплектован из-за убитых и раненых. Я бы предпочел встретиться лицом к лицу с корсарами; по крайней мере, я знаю, что они пытаются убить меня! - Затем он встряхнулся и рассмеялся. - Послушай меня, ладно? Веду себя как старуха из-за поездки, которую я совершал десятки раз! - Он похлопал Кенходэна по плечу. - Тогда давай. Если ты хочешь изучать корабли и море, то лучшей школы, чем эта, нет. Приходи посмотреть, как капитан пожинает истинную награду командования, пока он с завязанными глазами пробирается вверх по тому ручью!

И они вдвоем двинулись на корму к рулевому, смеясь на солнце.

Лиана подняла глаза, когда в комнату вошел Лентос. Золотой скипетр Семкирка поблескивал на его синей тунике, а его лицо - обычно гладкое и неоправданно молодое для мужчины его лет - было напряженным. Он был моложе Лианы, но на его запястье не было браслета, дарованного богами, и он видел восемь десятилетий. Теперь тяжесть всего этого, казалось, давила ему на плечи, когда он смотрел на нее сострадательными серыми глазами.

- Ну что, мастер Лентос? - Ее голос был ломким в солнечном свете.

- Приближается кризис, Лиана.

Его голос звучал так, как будто он был выточен из чего-то, что могло предложить только правду, и он выдвинул стул и сел с почти болезненной экономией движений.

- Кризис приближается, - с горечью повторила Лиана, и ее руки на коленях сжались в кулаки. - Сколько еще?

- Я не могу сказать. Она молода - очень молода для этого.

- Как хорошо я это знаю. - Лиана отвела глаза, говоря с тихим трудом. - Всю ее жизнь мы знали, что она будет "молода" для этого, и мы думали, что поняли. Но я этого не сделала, Лентос. Не совсем. Теперь это здесь, а ее отец далеко от дома. Я... я недостаточно сильна для этого.

- Так и есть, - мягко возразил Лентос.

- Не настолько! - Лиана приподнялась, ее пальцы изогнулись в подобие оружия. - Если бы это был враг - я могла бы сражаться за нее! Это я могла бы вынести! Но это..! У меня не хватает смелости встретиться с этим лицом к лицу, Лентос!

- Никто никогда не бывает готов к этому моменту, миледи, - спокойно сказал Лентос, обращаясь к ней с серьезной, необычной официальностью. - Ожидание. Беспомощность. Это трудно вынести, и труднее всего тем, кто ее любит. Но, по крайней мере, ты вовремя проснулась и призвала нас, а Трейн - лучший эмпат, который у нас есть. Мы подготовлены настолько хорошо, насколько могли надеяться.

- Знаю. - Ее губы дрогнули. - Но я чувствую себя такой бесполезной!

- Как и все мы, - мягко сказал Лентос. - Но помни это, леди Лиана, Огненноволосая сотойи, мы, члены Академии, позволили себе полюбить ее. Мы бы этого не сделали, если бы верили, что она потерпит неудачу и сократит наши жизни.

- Верно. - Губы Лианы разжались, и она мягко коснулась его плеча, затем заговорила более оживленно. - Но ты оставил ее только для того, чтобы утешить меня?

- Нет. Мне нужно твое разрешение, чтобы дать Бланшраху эфинос.

- Эфинос? Но почему? - Лиана непонимающе посмотрела на него.

- Он связан с ней, - тихо сказал Лентос. - Если они останутся связанными, когда ее барьеры рухнут, он разделит ее конвульсии. Мы не можем сдерживать их обоих.

- Конечно. - Лиана побледнела, и ее голос понизился. - Даю тебе свое разрешение, Лентос... и пусть Лиллинара сейчас будет с ней.

Она отвернулась и закрыла лицо руками.

"Повелительница волн" поднималась вверх по реке при благоприятном ветре и набегающем приливе. Кенходэн стоял в стороне на квартердеке, слушая, как Брандарк отдает залповые приказы своему рулевому, и решил, что, если это только подготовка к настоящему весеннему паводку, у него нет желания видеть реку в полном разливе. Вдали от залива Уайтуотер вода противоречила своему названию, потому что была темной от грязи и всевозможных обломков, которые несло течением. Корпус содрогался от скользящих ударов, когда Брандарк боролся с рекой, и Кенходэн не завидовал его задаче.

Деревья, бревна, слипшиеся плоты из веток и бревен - все это медленно катилось вниз по голодной реке, смешиваясь с редкими плывущими сараями и другими затопленными сооружениями. И Брандарк заверил его, что Уайтуотер не была большой рекой по норфрессанским стандартам. Она была намного меньше, чем Гринлиф на севере или могучая река Спиар на востоке, но градани признавал, что Уайтуотер приходилось принимать больше талого снега, чем Гринлиф, и ее более узкое русло создавало более быстрое и яростное течение.

Базел присоединился к нему, когда они ползли вверх по течению, указывая на интересные места вдоль берега. Кенходэну казалось, что в Норфрессе не было квадратного фута, на который Базел не ступал, не ездил верхом или не описывал его, и слишком многие из этих анекдотов были перемежены битвами.

- Хотел бы я разделить твой восторг от войны, - сказал он наконец, качая головой от холодного страха перед своей памятной яростью. - Это помогло бы.

- Восторг? - Базел задумчиво пробормотал: - Это то слово, которое я бы сам не употребил, парень.

- Какое еще слово ты можешь использовать? - с любопытством спросил Кенходэн.

- О чем бы ты ни думал, - трезво сказал Базел, поворачиваясь к нему лицом, - на свете нет ни одного здравомыслящего человека, который видел битвы, потерял дорогих ему людей, сам отнял слишком много жизней и все еще думает, что это не уродливо, мерзко и порочно, парень. Может быть, тебе будет трудно в это поверить, но я был бы счастливее, если бы так случилось, что я никогда не видел противника. И все же, чем бы это ни было, что могло бы сделать меня счастливым, это не то, что произойдет, потому что правда в том, что есть вещи хуже - намного хуже - чем они есть на самом деле.

Он отвернулся, чтобы посмотреть на реку.

- Я был защитником Томанака эти семьдесят с лишним лет, Кенходэн, и мне никогда не приходило в голову, что такое может случиться, когда я был мальчиком. И хорошо, что этого не должно было быть, потому что за двенадцать смертных столетий с момента Падения не было защитника градани - ни одного бога, не говоря уже о самом Томанаке. Я был не очень рад обнаружить, что он тоже хотел, чтобы я был таким, и все же, по правде говоря, он сам имел на это право с самого начала. Люди называют нас его Мечами, и мы такие и есть, потому что это нас он посылает против тех тварей, что похуже. Не так уж много его защитников умирает в постели, Кенходэн, но это у нас есть. Если мы должны умереть, то с мечом в руке, спиной к тем, кого мы любим, и лицом ко всему - ко всему, что им угрожает. И когда все сказано и сделано, для любого человека это не такой уж плохой способ закончить жизнь.

- Да, - мягко сказал Кенходэн. - Да, я это вижу.

- И, говоря по правде, - сказал Базел, поворачиваясь к нему, - не так уж плохо быть градани, когда мечи наготове. Слишком много веков Раж был проклятием моего народа, но это также оружие, которое всегда под рукой, которое подходит нам для битвы, как гном подходит для молота и наковальни. Особенно с тех пор, как Он сам рассказал нам правду об этом.

Кенходэн кивнул, но он также колебался. Раж был проклятием градани, внезапным, часто непредсказуемым взрывом жажды крови и резни, который во многом объяснял настороженность, с которой другие расы людей относились к ним. И после битвы с корсарами он задавался вопросом, было ли то, что он чувствовал тогда, тем, что чувствовали многие поколения градани.

- Какую "правду"? - спросил он наконец.

- Насчет Ража? - Базел навострил уши, и Кенходэн снова кивнул. - Ну, что касается этого, как много ты помнишь о Раже?

- Не так уж много, - признался Кенходэн. Практика помогла ему взглянуть правде в глаза и признать зияющие пробелы в своей памяти, но приятнее от этого не стало. - Знаю, что это долгое время поражало ваш народ, и знаю, что это произошло из Контовара, но не знаю, как это произошло и почему.

- Ах.

Базел несколько минут смотрел через борт на затопленную реку, явно обдумывая то, что сказал Кенходэн. Затем он снова повернулся к рыжеволосому мужчине.

- Ты прав, Раж был проклятием моего народа с самого Падения, - тихо сказал он. - Что касается того, почему это может быть, то ответ не так уж трудно найти. В последней войне волшебников, после того как Темные Лорды создали Совет Карнэйдосы и открыто обратились к черному колдовству, было не так уж много вещей, перед которыми они не остановились бы.

- Говорят, что последние два императора империи Оттовар твердо стояли за Свет, но к тому времени гниль проникла слишком глубоко, чтобы они могли ее остановить. Торен - его прозывают "Торен Меченосец" - был последним императором, но у него не было надежды удержать империю целой, и он знал это. Итак, он и Венсит объединили свои усилия с герцогом Кормаком из гномов Хрустальной пещеры и разработали план, чтобы спасти то немногое, что они могли, но они не смогли спасти мой народ.

- Я часто жалел, что не знал Торена, - тихо сказал градани. - Сорок лет он был на войне, год за годом, без перерыва, ни одного лета, когда не было армий после марша, ни городов после сожжения. Сорок лет, Кенходэн, и было всего четыре сражения - четыре за все эти годы, - когда он проиграл. Но, несмотря на все это, этого было слишком мало, и было слишком поздно, и он боролся все эти годы, зная, что уже слишком поздно. Он выигрывал битву, терял людей, сражался в другой битве и терял еще больше людей, затем переходил к следующей кампании и терял еще больше людей. В конце концов, у него закончились люди - и время, - но он продержался достаточно долго, чтобы прикрыть Долгое отступление.

Базел снова замолчал и потянулся за трубкой. Он медленно набил ее, и когда его слова окутали Кенходэна, рыжеволосому мужчине показалось, что он почувствовал запах дыма горящей земли, когда Базел зажег табак.

- Все, на что когда-либо надеялись Венсит и Торен, - это арьергардные действия, - тихо сказал Базел. - Просто чтобы продержаться достаточно долго, чтобы вытащить как можно больше людей. До этого в течение двухсот лет в Норфрессе существовали прибрежные колонии, прежде чем Торен назначил Кормака их губернатором и поручил ему разобраться с беженцами. И что бы ни было еще, у него был нужный человек в нужном месте, потому что Кормак был одним из тех, кто хорошо выполнял свою работу. Не случайно империя Топора даже сегодня является самым сильным королевством Норфрессы, Кенходэн. Дом Кормака был одним из тех, кто заслужил свою корону, клянусь Мечом!

- И на мой взгляд, - Базел ткнул черенком трубки в Кенходэна, - тот факт, что Торен назвал Кормака королем Мэн-Хоума - это уже внук Кормака добавил "император" к своему титулу, - доказывает, что сам Торен никогда не планировал покидать Контовар. И думаю, что я тоже это понимаю. Без его армии порты эвакуации пали бы, а без его руководства армия не продержалась бы и года. Но это была армия, которая погибла там, где стояла, если он стоял с ней, парень. Итак, он и его войска удерживали эти порты в течение сорока лет, и когда его армия погибла, он умер вместе с ней, сражаясь во главе ее. - Он медленно кивнул. - Это было нелегко сделать, парень, не тогда, когда каждый из них знал, чем это должно было закончиться. Путь Томанака может быть трудным, но Торен был человеком, который понимал, почему это так, и он хорошо служил ему.

- И все же, как бы это ни было верно, верно, как смерть, это также была битва Торена, которая навлекла гнев на мой народ. Тебя это удивляет? - Голос Базела посуровел. - Ну, это не такой уж трудный ответ, потому что Темные Лорды никогда не рассчитывали на Торена и его армию. И когда эта армия отказывалась сдаваться, отказывалась лечь и умереть, им нужно было что-то, чтобы разбить ее, и вот они это нашли.

- Это был наш размер, понимаешь? Наша сила. Из нас получаются хорошие войска, из нас, градани, потому что мы совершаем смертельно много убийств. Многие из нас хотели сражаться за Торена, потому что мы были верны ему, как и все остальные. Последние три командира стражи Грифона были градани, каждый из них - но есть ли сегодня кто-нибудь, кто помнит, что Форхейден умер, держа имперский штандарт? - Базел сплюнул через перила и покачал головой, прижав уши. - Все, что они помнят, это то, что мы хотели сражаться за Темных Лордов, и что мы это сделали. Да, Кенходэн, это мы сделали.

Он мрачно уставился на реку, его ноздри раздувались.

- Темным Лордам нужна была армия, способная сломить стражу Грифонов, и если так случалось, что мы не хотели участвовать в измене, то всегда находился какой-нибудь проклятый волшебник, который мог подбодрить нас небольшим колдовством. Просто маленькая штучка. Только заклинание, которое превратило нас в кровожадных зверей - вот и все.

- Мы помним, Кенходэн. В наших старых сказках мы помним, что когда-то были такими же мирными, как и все остальные. Не лучше, заметьте, но и не хуже. Пока это волшебство не вошло в нашу кровь и кости. Пока это не произошло после того, как что-то внутри нас перевернулось, и с тех пор мы носим в себе этот Раж.

Он стоял молча несколько долгих секунд, а затем встряхнулся.

- Вот что такое Раж, - тихо сказал он. - Поэтому мы захотели предать нашего императора, поэтому армии градани грабили Трофроланту и убивали всех, кто стоял на их пути. И именно поэтому мой народ был тем, кем мы были в течение тринадцати сотен лет, пока никому не было дела. Никому, кроме Венсита.

- А потом Томанак выбрал меня своим защитником, потому что пришло время.

- Время? - голос Кенходэна был тихим, омраченным тем, как объяснение Базела перекликалось с его собственной странной, бездонной яростью.

- Да. - Базел кивнул. - Раж - это не то, что оставляет народ нетронутым, и он есть в наших душах, зная, что другие люди не так уж неправы, боясь нас больше, чем зверей, когда Раж обрушивается на нас. Но правда в том, что время - это способ изменить почти все, Кенходэн, даже Раж, потому что Раж, который мы испытываем сегодня, не тот, который хотели дать нам эти ублюдки с черными сердцами. Это ужасная вещь, Раж, и не в последнюю очередь потому, что когда он накатывает на мужчину, то делает его больше, чем он когда-либо был бы в своей жизни без него. Даже когда жажда крови разгорается сильнее всего, в Раже есть... великолепие. Все, что человек хочет иметь внутри себя, каждую унцию силы, каждый вздох страсти - все это - да ведь это собирается воедино, горит внутри него, как печь в Дварвенхейме. Среди нас есть такие, кто жаждет этого так же, как пьяница жаждет выпить, потому что в этом есть сила, которую никто, никогда не пробовавший его, не может по-настоящему понять. Я думаю, что это, должно быть, немного похоже на описания Венсита о волшебниках и колдовстве - вещах, которым предаются некоторые мужчины, - даже зная, что они в конце концов уничтожат их.

- И таков Раж, потому что, когда он обрушивается на человека совершенно неожиданно, когда это происходит после того, как он берет его за горло, весь этот фокус сводится к крови и убийству, и ничто не остановит его, кроме его собственной смерти. Вот почему так много моих соплеменников потратили столько веков на борьбу с Ражем, потому что мы видели, что он делал с теми, кто открывал дверь, впускал его и позволял ему забрать их. Но когда Томанак сам впервые заговорил со мной, он рассказал мне, как изменился Раж. Старый Раж все еще с нами и будет. Все еще ждет, чтобы погрузить нас в безумие и утопить в крови. Но когда человек, который знает, что он делает, который сам делает выбор, вызывает Раж, сознательно отдается ему, а не просто позволяет ему овладеть им, тогда он командует им. При этом он принадлежит тебе, а не ты ему, и вся эта сосредоточенность, вся эта сила и страсть направлены на то, чтобы поднять его, а не тащить его назад к зверью и делать хуже зверья. Это стало инструментом, еще одним оружием против Тьмы, - Базел мрачно улыбнулся, - и в этом есть собственная шутка Хирахима над Темными Лордами!

Кенходэн взглянул в это сильное, мрачное лицо и ощутил вкус столетий кровопролития, горя и ужаса, которые Раж причинил градани с момента Падения. Параллель между Ражем - "старым" Ражем - и яростью, которая наполнила его, когда корсары атаковали, была ужасающей, и он задавался вопросом, подозревал ли Базел, что может быть хотя бы один человек, который точно понимает, что чувствовал градани в этот момент страстной власти и резни. И все же сквозь ужас пробивались нити надежды, потому что, в конце концов, разве он не сделал именно то, что только что описал Базел? Он принял ярость, использовал ее, а не позволил ей использовать себя.

- Спасибо, что объяснил мне это, - сказал он наконец. - Я не знал - или это еще одна вещь, которую я забыл, - как Раж обрушился на твой народ, Базел. Но ты прав, - он тонко улыбнулся, думая о том, как медленно, казалось, двигались корсары, о том, как он прошел сквозь них, как кошка, - это собственная шутка Хирахима против Тьмы.

В тысячах лиг от Уайтуотер волшебник с кошачьими глазами трясся от безмолвного веселья. Он никогда бы не поверил, что градани может быть таким красноречивым!

Его щеки блестели от слез смеха, когда он выключил свой кристалл. Пусть градани сокрушается о бедах своего народа - у него были большие беды в Белхэйдане, если бы он только знал. Волшебник с кошачьими глазами поиграл с идеей послать Базелу изображения того, что происходило в Белхэйдане, но он отбросил ее. Базел мог быть градани, а значит, по определению, немногим больше, чем полевые звери, но волшебник с кошачьими глазами был не готов оценивать его слишком легкомысленно. За почти семь десятилетий Совет Карнэйдосы периодически предпринимал попытки устранить его, но, к сожалению, безуспешно. Что бы еще ни было правдой, Базел явно был защитником Томанака, а Томанак отлично заботился о своем инструменте. К счастью, были и другие боги, которые были готовы отлично заботиться о своих инструментах, и ситуация складывалась в их пользу.

Конечно, Томанак был не единственным, кто заботился о Базеле и его семье, и волшебник с кошачьими глазами слегка нахмурился, размышляя об этом неприятном факте. Даже по прошествии всех этих лет он не приблизился к пониманию того, чего Венсит ожидал от градани, его жены и их дочери-полукровки. Было ясно, что они были важны, поскольку Венсит быстро отражал каждое преследование, направленное против семьи Базела на протяжении многих лет. Более того, он пригрозил вновь открыть заклинания, которые поразили Контовар, - развязать это опустошение во второй раз, даже ценой собственной жизни, - если Совет когда-либо снова попытается использовать искусство против Лианы Хэйнатафрессы. Никто в Совете не мог понять, почему древний дикий волшебник выступил с такой угрозой от имени Лианы - и только от ее имени - спустя более чем тысячу двести лет. Так было до тех пор, пока не родилась ее дочь. Какую именно роль, по мнению Венсита, должна была сыграть Гвинна, дочь Базела, оставалось неясным - даже у божественных покровителей волшебника с кошачьими глазами, похоже, не было ответа на этот вопрос, - но очевидно, что его угроза была направлена на защиту женщины, которая родила эту девочку.

Неоднократные попытки Совета определить, что, по его мнению, было так важно в одном отпрыске-полукровке, потерпели всеобщий провал, поскольку никто не осмеливался слишком сильно вмешиваться в то, что касалось Венсита. Но то, как он защищал их, доказывало, что они были важны.

Не то чтобы это имело значение. Маленькая сучка умирала, и защитник он Томанака или нет, единственной истинной ценностью Базела могло быть только боевое оружие. Верно, он был опасным боевым инструментом, который доказал свою ценность в уничтожении демонов и еще больших дьяволов, и волшебник с кошачьими глазами признал его важность для врагов Совета как объединяющего фактора и потенциального лидера сопротивления его планам. И все же, в конце концов, не имело значения, насколько хорошей боевой машиной мог быть градани; достаточное количество воинов, подкрепленных достаточным количеством искусства, могло сокрушить любого.

Нет. В конце концов, Базел мог быть не более чем неудобством, и было бы нехорошо беспокоить его. Теперь никто не мог спасти его драгоценную дочь, и у бедного зверя оставалось слишком мало времени, чтобы беспокоиться о чем-либо. Возможно, было бы приятно сообщить ему о ее бедственном положении, но сдерживать свою месть до приемлемого уровня было признаком дисциплины.

Лиана уставилась сухими глазами на маленькое извивающееся тело. Ее лицо было искажено страданием, а дрожащие руки покоились на загривке Бланшраха, чувствуя, как его мышцы борются с эфиносом. Если бы они были свободны ответить на смятение в мозгу Гвинны, он бы убил их всех. Она знала это, и ее сердце превратилось в замерзший, ноющий комок в груди, но она истратила все свои слезы.

Мастер Трейн склонился над кроватью. Его взгляд был отстраненным, но щеки дрожали под ураганом эмоций, вырывавшихся из девушки. Он боролся, чтобы добраться до нее, вывести ее из этого ужаса, но ее барьеры были слишком сильны.

Фарма и Лентос стояли на коленях по разные стороны кровати, их челюсти напрягались, когда они боролись с конвульсиями, сотрясавшими Гвинну. Ремни на ее руках и туловище сжимали замерзшее сердце Лианы, но Гвинна обратила свои собственные ногти против себя в неистовой попытке уничтожить безумие в своей голове. Ее глаза были дикими и вытаращенными, когда она изо всех сил дергала более тяжелых взрослых то в одну, то в другую сторону, ее губы были искусаны до крови, а пот пропитал одежду и прядями приклеил волосы к лицу.

- Мама! Мамочкаааааааа!

Крики Гвинны усилились по мере приближения очередной вершины, и Лиане до боли захотелось прикоснуться к ней. Но Лентос запретил это. Гвинна отчаянно нуждалась в своей матери, но прикосновение руки Лианы могло бы открыть прямую связь, передав ее личность ребенку. Именно наплыв чужих мыслей и разумов довел Гвинну до такой крайности; более тесные объятия любого разума, даже разума Лианы, навсегда лишили бы ее рассудка. Даже мастер Трейн не осмеливался полностью открыть ей свой разум, чтобы это не уничтожило их обоих.

- Мама! Папа! Нет, папа! Не ходи туда!!

Гвинна боролась с водоворотом, корчась в сильнейшей агонии, когда поток чужих разумов прорвался сквозь нее, и она отшатнулась от болезненных граней концепций и образов, которые не принадлежали ей. Ее самость искривилась на грани распада, выставленная напоказ слишком многим другим "я", слишком многим другим восприятиям, слишком большому количеству красоты и уродства, и ее сердце забилось до разрушения, в опасной близости от смерти. Ее агония отражалась на лицах магов, но их обучение блокировало все, кроме тени мучений, с которыми она столкнулась в одиночестве и ужасе.

Трейн Элдарфро на мгновение расслабился. Он должен был это сделать, чтобы не сжечь свой талант, но только его тренированная чувствительность имела хоть какой-то шанс пробиться к ней. Он заставил свое сердце замедлиться, и его глаза встретились с глазами Лентоса, полными страха. Не за себя, а за Гвинну.

Лицо самого Лентоса было спокойным, но его сердце болело, потому что Академия была неправа.

Гвинна умирала.

Скорбь скрутила его, но он встретил ее прямо. Силы девушки были просто слишком велики. Они превзошли самых могущественных ученых Академии, и никто до конца не верил, что они смогут. Она корчилась в изолированном безумии более десяти часов, и все же ее барьеры устояли! Она не могла отгородиться от видений, ведущих ее к разрушению, но она была способна заблокировать руководство, которое могло бы вернуть ее к жизни.

Он наклонил голову. Величайшим подарком, который он мог бы сделать ей сейчас, было бы остановить ее сердце, но это было запрещено до тех пор, пока тлел уголек надежды, что она может выжить и унаследовать щедрость своих талантов. Но он знал, что это было бы добрее всего, и не только по отношению к ребенку, которого он любил. Сколько еще страданий Гвинны должна вынести Лиана, прежде чем это закончится смертью? Покончить с этим было бы милосерднее для обеих, но он не мог.

Он глубоко вздохнул и кивнул Трейну, и эмпат закрыл глаза, снова собирая свои силы для безнадежной задачи. Он был на сорок лет младше Лентоса, но он мог отказаться от битвы не больше, чем Лентос, даже несмотря на то, что продолжение вполне могло стоить ему собственного рассудка, когда Гвинна, наконец, к счастью, умерла бы.

Девушка закричала, когда на нее нахлынули новые видения - больше и хуже, чем ежеминутный поток мыслей о ней. Образы прошлого и настоящего вспыхнули перед ее глазами, яркие, непостижимые... ужасающие. Она захныкала и попыталась оттолкнуть их, ее мозг работал вслепую, на саморазрушение, в ее крайность, но ей некуда было спрятаться от безумия.

Она увидела своего отца, окруженного клинками, стоящего над ее поверженной матерью. Она увидела ужасную, сверкающую бурю волшебства, пронесшуюся по забытым пещерам. Она увидела злобные желтые глаза, прищуренные, как у кошки, обещающие смерть, худшую, чем смерть. Она увидела кучи мертвых и падальщиков ворон, увидела изодранный штандарт с грифоном и короной, его древко сжимал окоченевшей рукой упавший градани. Она увидела...

Она не знала, что видела. Она никак не могла это осознать, и образы проносились в ее мыслях подобно молнии. Они были слишком близки по темпу, слишком жестоки. Они сливались и накладывались друг на друга в сводящее с ума целое, которое она не могла ни постичь, ни вынести. Ее голова откинулась назад, глаза выпучились, и за всем этим был блеск дикого волшебства, рассеивающего свою ярость, когда оно вырывалось и сражалось на протяжении двух тысяч лет и более.

Сверкающее колдовство ужаснуло ее, но оно также затронуло последнюю нить ее изношенной самости. Лесной пожар! Она знала, что такое лесной пожар - всегда знала это!

Ее рот открылся, и кровь потекла из прокушенных губ, когда она закричала, обращаясь к присутствию дикого огня, которое всегда любило и защищало ее.

- Венннситттттттт!

Вода журчала о деревянный корпус, а Венсит из Рума сидел в затемненной каюте, ее люки и боковые окна были закрыты ставнями от дневного света. Его измученное лицо было покрыто каплями пота в сиянии его оберегов, и он сжимал рукоять меча дрожащими руками, когда его сила простиралась со всей силой и отчаянием его древнего сердца.

Белхэйдан лежал в семистах лигах к северу, и он знал, какая борьба бушевала там в светлой спальне. Его мощь била на расстоянии, отчаянно пытаясь сломить сопротивление, которое преграждало ему путь из этой комнаты, и его нервы стонали от долгого напряжения его усилий. Дикое волшебство плясало в его крови, как огонь, и его искусство причиняло ему агонию, но он не смел моргнуть, не мог смягчиться ни на мгновение.

Если бы этот момент настал, он был бы мимолетным.

А потом, далеко на севере, потрясенный разум Гвинны обратился к дикому волшебнику. Даже когда она выкрикивала его имя, ее перепуганная мысль летела через мили в мучительном поиске безопасности.

Венсит напрягся. Его глаза вспыхнули, их блеск отразился от переборок, и каюта, казалось, закачалась от ослепительного сияния и беззвучного взрыва его усилий. Волшебство, сформированное и отточенное для борьбы за мир, пронеслось через лиги в безрассудной гонке, чтобы спасти одну маленькую и драгоценную жизнь. Его мощь разбивалась о ее барьеры с силой урагана и изяществом колибри, и на протяжении двух континентов каждая душа, чувствительная к искусству, вздрагивала и с шипением переводила дыхание перед неисчислимой расточительностью, с которой он изливал свою силу, как огонь, и придавал ей форму самой своей жизнью.

Гвинна взвизгнула, и Лиана вскочила, услышав неподдельные муки своей дочери. Ее руки взлетели, но предупреждающий крик Лентоса остановил ее пальцы в нескольких дюймах от извивающегося тела. Она опустилась на колени рядом с кроватью, ее губы дрожали, а глаза горели, но она не осмеливалась прикоснуться к ней.

Голова мастера Трейна откинулась назад, как будто его ударили дубинкой. Он соскользнул на колени, отброшенный в сторону силовым кабелем, направленным на рушащуюся оборону Гвинны. Лентос ахнул от боли, почувствовав отдачу удара, но все же покачал головой, отчаянно цепляясь за дергающееся тело, в то время как его мозг пылал от удивления и замешательства.

Гвинна безвременно висела над бездной, и темнота манила ее. Это обещало покой, конец мучениям, ужасу и смятению, и она стремилась к покою небытия. Его приветливые объятия потянулись к ней, и ее хватка за жизнь разлетелась вдребезги.

Она начала сползать по склону смерти, но потоки дикого волшебства и чего-то большего - чего-то более сильного, чем колдовство, более глубокого, чем сила мага, - с отчаянной деликатностью вцепились в ее барьеры. Сокрушающая мир сила сжала их, и нить внезапно оборвалась. Паутина ее мыслей рванулась, распутываясь, как перенапряженная паутина, и чужеродное присутствие, сильное и древнее, с грохотом ворвалось в нее. Это овладело ею с безжалостной любовью - вцепилось в нее, как пальцы в волосы, оттаскивая ее от края мира дюйм за мучительным дюймом. Она боролась с этим, отгоняя себя от него, стремясь уснуть без сновидений, но оно отказывалось отпускать ее.

Она колебалась. У нее была сила объять тьму. Даже эта титаническая сила не могла остановить ее от прекращения мучений. Но если бы она это сделала, эта древняя сила ушла бы вместе с ней. Она заберет этого другого - этого теплого, неистово любящего другого - с собой, потому что он никогда не предаст ее смерти... и никогда не отпустит ее одну.

Она балансировала на пороге принятия решения, и это был выбор, который не мог сделать ни один ребенок. Смутные представления о бесконечной борьбе и хитроумных планах били ее огненными молотками, выворачивали на дыбе из ужасающего понимания и бессмертной надежды того, другого. Она боролась, чтобы отвергнуть его силу. Она боролась за то, чтобы сохранить свое детство, даже ценой смерти, потому что, если она выживет, она никогда не освободится от своей собственной власти и нестареющих мучений своих видений. Но невинность была сокровищем, которое она могла сохранить, только если бы выбрала смерть и для этого другого. И каким-то образом, даже в этот момент хаоса и муки, она знала, что не может отказаться от любви, которая не отпускала ее, так же как и она не могла покинуть ее.

Она рассталась с детством, отказалась от поисков покоя. Она снова вступила в мучительную борьбу за жизнь, и крепкие, как сталь, оковы любви крепко прижали ее к себе. Они подняли ее из мучений, как сильные руки, и она отдала им свое внутреннее "я", ее последние барьеры рухнули, в то время как теплые глаза дикого огня вели ее сквозь черноту и хуже, чем чернота, в сон.

Венсит рухнул.

Его меч зазвенел о палубу, и его голова безвольно повернулась, пока он искал свечение своих оберегов. Если они потерпели неудачу, он умирал, потому что он был истощен, его сила была приглушена применением, далеко выходящим даже за его пределы. Планы и надежды пяти тысячелетий зависели от обороны, которую он больше не мог укреплять, и все же он не испытывал сожаления. Даже дикий волшебник имел право рисковать своей жизнью ради того, что было ему дороже континентов.

Его полуслепые глаза нашли обереги. Они все еще светились, защищая его, и он благодарно вздохнул, соскользнув вниз, в темноту.

Лентос неуверенно поднялся и склонился над Гвинной, чувствуя сильный, медленный пульс у нее на шее. Его лицо утратило свою обычную отрешенность, и он обратил сияющие глаза на Лиану, поднимая ее, чтобы нежно обнять.

- Это...?

Несмотря на все свое мужество, это был вопрос, который Лиана Хэйнатафресса не смогла сформулировать, и он слегка покачал головой.

- Кризис миновал, - просто сказал он. - Как - это больше, чем я могу сказать, но это прошло. Гвинна будет жить, Лиана.

- Спасибо тебе, Лиллинара! - прошептала Лиана. - О, спасибо тебе, Подруга женщин!

Она прижалась к Лентосу, и мужество воительницы растворилось в слезах матери.

- Действительно, - мягко сказал Лентос, - нам всем есть за что быть благодарными. Но теперь она должна поступить в Академию. Мы должны направить ее на путь самопознания. Когда-нибудь она отправится туда, куда никто из нас не сможет последовать, но сейчас мы должны научить ее защищать себя от мира.

- Понимаю, - сказала Лиана, всхлипывая от облегчения. Она еще раз опустилась на колени рядом с кроватью, чтобы погладить вялую щеку, и почувствовала тепло жизни. Она положила голову Гвинне на грудь и прижала ее к себе, баюкая в течение долгих минут, прежде чем поцеловать ее в ответ. - Возьми ее, мастер Лентос. Научи ее. И, когда сможешь, верни ее ко мне домой.

- Мы сделаем это, миледи, - официально сказал Лентос. Затем он кивнул еще более дрожащему мастеру Трейну, и два мага бережно подняли безвольное тело.

Лиана последовала за ними из спальни, спустилась по лестнице, пересекла опустевший пивной зал и наблюдала, как они осторожно укладывают маленькую фигурку в украшенную скипетром карету. Она стояла прямо, ее спина была прямой, плечи расправлены, зеленые глаза сияли, когда дверь кареты закрылась, а затем она смотрела, как она исчезает из виду, не обращая внимания на нерешительную руку Фармы, положенную ей на плечо.

Только когда карета скрылась из виду, она в слезах упала в объятия другой женщины.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ Корун весной

Корун представлял собой мешанину из зрелищ, звуков и запахов - путаница чувств, усугублявшаяся тем, что Кенходэн привык к пустынному Западному морю. Хриплые голоса и бурлящая жизнь города, особенно так поздно вечером, пугали его.

Он стоял на причале с рюкзаком за спиной, пока Базел и удивительно безмятежный Венсит прощались с Брандарком. Странные смены настроения волшебника беспокоили Кенходэна. Вчера он был нервным, раздражительным и задумчивым - почти испуганным. Теперь он выглядел одновременно измученным и довольным, как будто груз лет обрушился на него днем, пробив дыры в его броне, только чтобы позволить проблескам какой-то странной, глубоко тихой радости пробиться сквозь щели. Было приятно видеть, как старик улыбается, обмениваясь веселыми оскорблениями и шутками с градани, но его переменчивое настроение вызывало у рыжеволосого человека смутное беспокойство. Венсит был Венситом из Рума, основой бесконечных легенд и смертельно серьезной истории. Он не должен был быть таким переменчивым, как погода в Вондерленде или неустойчивая почва на склоне какого-нибудь вулкана Вакуо, и Кенходэн попытался отвлечься от своего недоумения - и, как бы ему ни хотелось это признавать, беспокойства - изучая окружающую его сцену.

Тлеющие угли дня горели над далеким заливом Банарк, заливая небо кровью. Мачты "Повелительницы волн" казались черными и твердыми на фоне света, а фонари и факелы уже освещали доки. Свежий ветерок пробивался сквозь звуки толпы, оживленно хлопая навесами, щелкая и хлопая знаменами "Повелительницы волн". Закат представлял собой зловещее кипение дыма и горящих облаков, и он с неприятным ощущением почувствовал приближение дождя. Было ли ему суждено проливаться дождем в каждом городе, который он посещал?

- Ну, парень, - Базел хлопнул его по плечу, когда тот присоединился к нему, - добро пожаловать в Корун. Думаю, не один из самых респектабельных городов империи, но для того, чтобы перерезать человеку горло за медный кормак, лучшего места не бывает.

- Я как раз думал об этом, - согласился Кенходэн, оглядывая пеструю толпу.

- О, все не так уж плохо. - Базел выпятил свою огромную грудь и ухмыльнулся. - Немного диковат, как и все города Саут-Марча, но, я думаю, это из-за гор Ист-Уолл. Человек никогда не знает, что может быть после того, как там заварится, поэтому люди с их умом просто на всякий случай рассчитывают, что это будет что-то неприятное. Самые страшные бандиты империи хотят построить свои дома вокруг Аллеи предателей, потому что потребовалась бы половина армии, чтобы искоренить их. - Он покачал головой и ухмыльнулся, наполовину прижав уши. - Это работа, которой даже Орден не был бы рад, но если бы это произошло, у нас не было бы выбора. Так что речники Уайтуотер заботятся о себе сами, и это крепкий, упрямый народ. У них тяжелое ремесло, и они имеют право на свою репутацию лучших водников юга, но никто не может отрицать, что они - народ, который оживляет Корун.

- Понятно. - Кенходэн наблюдал за группой речников, набрасывающихся друг на друга с колющим глаз рвением. - Меня не очень волнует, как они управляются со своими гражданскими делами, если они просто будут держать свои ножи подальше от меня.

- Мудро с твоей стороны. - Венсит присоединился к ним, и взрыв смеха в его голосе привлек косые взгляды от них обоих, хотя он, казалось, не осознавал этого. - Они немного дикие, особенно во время Весеннего фестиваля, но они также одни из лучших бойцов империи. И Корун может похвастаться своей долей воровства и ударов в спину. Гильдия воров здесь процветает, так что имей это в виду.

- Ты говоришь так, как будто нам здесь не очень рады, - заметил Кенходэн.

- Я говорю так, как будто бывал здесь раньше, - весело поправил Венсит. - Но не жди любезного приема, путешествуя со мной. Признаю, что у меня есть странные друзья, разбросанные повсюду, но не рассчитывай на то, что ты найдешь удобный камин, перед которым можно поставить ноги. Слишком многие хотели бы моей смерти - и твоей вместе со мной - и в Коруне, среди прочих мест, есть немало таких, кто с радостью убил бы нас обоих по выгодной цене, не задавая вопросов.

- Отмечаю твою глубокую озабоченность, - сухо сказал Кенходэн. Мгновение он наблюдал за дракой, затем повернулся к Базелу. - Ты следи за тенями слева. Я присмотрю за теми, кто справа, а Венсит может прикрывать наши спины. Но кто прикроет его спину?

- Не будь слишком веселым, - проворчал Венсит. - Вы двое могли бы сразиться с любым убийцей в честном бою, но ни у одного из вас нет глаз на затылке или живота, защищенного от яда.

- Да. - голос Базела звучал необычно задумчиво. - Я не думал о братьях-псах, а Корун стал вероятным местом для таких, как они. О, не в доках, но в Коруне есть места, где городская стража ходит только взводами.

- В таком случае, предлагаю нам закончить наши дела здесь как можно быстрее, - многозначительно сказал Кенходэн.

- Согласен. - Градани проверил свое направление. - Думаю, нам лучше отправиться на Лендри-стрит. Там есть человек, который должен мне услугу и который может гарантировать хорошую цену за быстрых лошадей.

- Как ты можешь быть уверен, что они будут быстрыми? Или дешевыми?

- Потому что Фрэйденхелм старается красть только самое лучшее, и он знает это так же, как и я, - просто сказал Базел.

- Я думал, ты защитник Томанака, - сказал Кенходэн, приподняв бровь. - Ты знаешь, он Бог справедливости?

- И я таков, - добродушно согласился Базел. - Но я не перестал быть градани, и мой народ стремится иметь то, что ты мог бы назвать "контактами", в местах, где мелкие детали, такие как купчие, не так уж распространены. И для защитника никогда не бывает так уж плохо следить за происходящим.

- Ты имеешь в виду, что он информатор?

- Здесь "информатор" - это жесткое, жесткое слово, - задумчиво прогрохотал Базел. - То слово, за которое человеку могут перерезать горло, если подумать. Так что, на мой взгляд, нам лучше всего назвать Фрэйденхелма... скажем так, кладезем мудрости.

- Я должен был догадаться, - вздохнул Кенходэн, качая головой, и Венсит усмехнулся.

Они построились в свободный строй и двинулись по улице, настолько многолюдной, что Кенходэн задался вопросом, кто управляет городом днем. Речники в грубых штанах терлись о преуспевающих торговцев в шелках, торгашей, продавцов еды и странствующих артистов. Они были там все - от дамы под вуалью до проститутки на углу, от мима до нищего и клерка магистрата. Они заполонили улицы, толпясь от стены к стене, празднуя сезон наводнений. То тут, то там неуклюжая возня карманника выдавала его, или пьяный дебошир задирался или получал отпор, но для Базела чудесным образом открывался путь. Кенходэн задавался вопросом, была ли толпа тронута признанием того, кто он такой, и зеленым плащом Томанака, или это было простое благоразумие, учитывая его рост и репутацию градани. Но какова бы ни была причина, толпа людей расступилась и позволила им двигаться быстрее.

Они пересекли четверть набережной, затем свернули на более тихую улицу, и Кенходэн вздохнул с облегчением, когда скопление людей уменьшилось. Он услышал, как Венсит хихикнул над его мягким вздохом, и снова задался вопросом, что могло вызвать такую жизнерадостность.

Улица Лендри находилась в добрых сорока минутах ходьбы от доков, где имперская главная дорога пересекала восточную дугу городских проспектов и аллей. Запахи конского навоза и сена висели в воздухе, как указательный столб, когда они последовали за Базелом к длинному низкому зданию с вывеской вздыбленной лошади. Базел ударил в закрытую дверь кулаком с твердыми костяшками, и глухой гул разбудил лошадиный хор.

Другого ответа не последовало, и через мгновение он постучал снова - сильнее.

- Уходи! - крикнул наконец гнусавый голос. - Мы закрыты!

- Для меня откроешь! - проревел в ответ Базел.

- С чего бы это? - раздраженно рявкнул гнусавый голос.

- Потому что дальше я вышибу эту дверь, сверну твою тощую шею и отправлю твою вороватую задницу в Белхэйдан!

- Базел? - недоверчиво спросил гнусавый голос. - Это ты, Базел?

- И у кого еще хватит терпения терпеть болтовню через закрытую дверь?! И, заметь, я не буду терпеть дальше!

- Э-э... минутку!

Послышались приглушенные голоса, затем лязгнул засов, и дверь со скрипом отворилась. Маленький лысый человечек моргал, как крот, смахивая пучок соломы со своего фартука, а нервный мальчик-конюх стоял в шаге или около того позади него, ерзая, когда он оглядывался на вновь прибывших.

- Это Базел!

- Вот как, значит? - саркастически возразил Базел и свирепо посмотрел на него. - Мне нужны лошади - и они мне нужны срочно. По скакуну для Венсита и моего друга и две вьючные лошади. Может случиться так, что они у тебя есть?

- Уххх...конечно! Я имею в виду... Ну, это значит, что у меня сразу есть лошади для ваших друзей, Базел, но...

Маленький человечек остановился, чтобы заломить руки.

- Но что? - зловеще спросил Базел.

- У меня нет достаточно большого коня для вас! - выпалил маленький человечек.

- И ты считаешь, я бы сам об этом не подумал? - Базел фыркнул. - Будь спокоен, Фрэйденхелм. Мой друг уже скачет ко мне навстречу.

- Уолшарно?

Кенходэну показалось, что Фрэйденхелм был не в восторге от того, что предложил это имя, и он задался вопросом, почему. На старом контоварском это означало "Боевой рассвет" или "Рассвет битвы", что, по его признанию, звучало более чем зловеще, но отношение хозяина конюшни все еще казалось ему немного странным.

- Да, - ответил Базел, навострив уши и приподняв одну бровь, рассматривая Фрэйденхелма. - А где еще, по-твоему, я мог найти что-нибудь с четырьмя копытами, соответствующее моему телу?

- Нигде, - поспешно ответил Фрэйденхелм. - Это просто...

- Просто что? - спросил Венсит, и Фрэйденхелм быстро повернулся лицом к волшебнику, когда тот вступил в разговор.

- У меня здесь есть один скакун, который, вероятно, выдержал бы темп, который задал бы Уолшарно, милорд, - быстро сказал он, - но не два, и я бы не хотел замедлять его и вас.

- И? - подсказал Базел, когда хозяин конюшни сделал паузу, и глаза Фрэйденхелма снова метнулись к нему.

- Ну, я просто подумал, что, возможно, для вас было бы разумнее подождать, пока я не найду другого такого же хорошего, как тот, что у меня уже есть. Я имею в виду, если бы вы сняли комнату в "Лайвли Виксен", пока я осматриваюсь, я мог бы...

- Ты, как всегда, знаешь, где найти лучших коней в Коруне, - перебил Базел. - Так что тебе лучше сказать это прямо. Может быть, у тебя есть лошади, которые нам нужны? А если нет, то где такие, как ты, могут наложить на них руки?

- Не знаю. Я имею в виду, уже поздно, так что, если бы вы могли просто найти место, где переночевать, дать мне время до утра, я имею в виду, а потом...

- Фрэйденхелм, - зловеще сказал Базел, - ты стремишься быть вором и мошенником, и мы оба это знаем. Корун - не мой город, и раз или два ты был полезен Ордену, так что я не считаю своим долгом обсуждать с мэром подходящие места в бухте... пока. Но если бы случилось так, что ты не смог бы быстро найти нужных нам лошадей, возможно, у меня было бы время сделать это, пока мы будем лежать и ждать.

- Что я хотел сказать, - поспешно сказал Фрэйденхелм, - так это то, что я могу усадить одного из ваших друзей подходящим образом прямо сейчас, и если вы потрудитесь подождать, уверен, что смогу найти другого почти такого же хорошего скакуна, несмотря на поздний час. Я могу послать Рефрама, - он указал на молчаливого конюха, - чтобы он справился у Чертана в городской конюшне и у Тирана в "Сером пони". У Тирана был боевой конь сотойи, которого я смотрел позавчера по его просьбе, и если он уже нашел покупателя - а боги знают, что он вполне может найти, - Чертан всегда знает, где можно найти лучшую лошадь. Вы понимаете, это может занять некоторое время, но я могу гарантировать - ну, почти гарантировать - что смогу найти вам то, что вам нужно. Воистину, я могу, Базел! Нет никакой необходимости беспокоить мэра в такое время суток. На самом деле нет!

- Что касается этого, то у нас есть несколько минут, которые мы можем уделить, - ответил Базел. - И пока Рефрам будет бегать по городу, мы посмотрим на другого твоего скакуна, Фрэйденхелм. И вьючных лошадей тоже. Я собираюсь уйти к середине смены стражи и не буду признателен, если мы этого не сделаем.

- Конечно!

Фрэйденхелм поклонился им и кивнул головой в безмолвной команде мальчику, который бросился вниз по улице. Кенходэн проводил его взглядом, затем последовал за Базелом и Венситом в конюшню. Каким-то образом, размышлял он, стиль ведения переговоров Базела был не совсем таким, какого он ожидал от защитника Томанака. Тем не менее, он, казалось, проникал прямо в суть вещей.

Фрэйденхелм суетился вокруг, зажигая фонари в передней части конюшни. Задняя половина оставалась в тени, но света было достаточно, чтобы разглядеть открытые стойла спереди, и Кенходэн почувствовал, как его брови приподнялись. Однако, где бы Фрэйденхелм ни приобретал свои активы, Базел был прав относительно их качества. В конюшне было полно лошадей, все выше среднего уровня, а некоторые и превосходные, и Кенходэн почти бессознательно потянулся к высокому серому жеребцу цвета тумана в свете фонаря. У него была лохматая зимняя шерсть горного мустанга, но длинные, мощные плечи и изящная голова сотойской породы, хотя он был по крайней мере на целую ладонь выше обычного боевого коня сотойи.

- Ах! Я вижу, вы заметили его, молодой хозяин, - промурлыкал Фрэйденхелм, открывая половинку двери стойла и выводя жеребца наружу. - Он привлек ваше внимание, не так ли? И хорошо, что привлек! Я постою за любую лошадь в этой конюшне, но если вы собираетесь путешествовать с Уолшарно, этот парень - единственный, что годится для вас.

- Без сомнения, - сказал Кенходэн, протягивая руку, чтобы положить ее на плечо коня, грубая шерсть была удивительно мягкой на его ладони, в то время как он снова задался вопросом, кем может быть таинственный "Уолшарно", - но, боюсь, он мне не по средствам.

- Ни в коем случае! Конечно, он обходится недешево, но я уверен, что мы сможем договориться, если вы друг Базела и будете путешествовать с Венситом из Рума.

- Ты бы заключил более выгодную сделку, потому что он хочет быть моим другом? - брови Базела поползли вверх, а уши насмешливо дернулись.

- Не совсем так. - Фрэйденхелм кашлянул в кулак. - На самом деле я имел в виду, что Венсит из Рума носит тяжелый кошелек, а вы явно торопитесь. Это должно привести к взаимоприемлемой цене, вам не кажется?

- Да, и ты тоже успокоил мой разум, - сказал ему Базел. - На мгновение я испугался, что недооценил твою жадность.

- Вы не обязаны платить мою цену. - В голосе Фрэйденхелма звучала обида, хотя выражение скорбного упрека казалось неестественным на его острых, лисьих чертах.

- Не бойся, - сказал Венсит, потянувшись за своим кошельком. - Он благородное животное, и ты прав - мы торопимся. Назови свою цену.

- Сорок золотых кормаков, - быстро сказал Фрэйденхелм.

- Боги! - воскликнул Базел. - Благородный конь, это справедливо, но он не сделан из золота! Дай ему двадцать, Венсит.

- Тридцать пять? - предложил Фрэйденхелм. - Ты не найдешь более прекрасного коня по эту сторону Равнины Ветров, Базел, и ты хорошо это знаешь! Он весь день будет таскать молодого сэра на горсти зерна и не будет сдерживать Уолшарно, пока это делает. С этим парнем нет необходимости в запасном скакуне!

- Хирахим оставил сына в постели твоего отца! - Базел фыркнул. - Я бы не дал тридцати пяти и за чистокровного боевого коня сотойи! Тем не менее, ты не так уж сильно ошибаешься насчет его качества. - Последняя фраза прозвучала неохотно, и градани протянул руку, чтобы провести огромной ладонью по гордо выгнутой шее жеребца. - Добавь к нему седло, и, возможно, мы дали бы тебе двадцать пять.

- Седло, уздечка, седельные сумки и одеяло - и ни на один медяк меньше тридцати кормаков! - возмущенно ответил Фрэйденхелм.

- Ну...

Базел тщательно осмотрел лошадь, умелые руки обшаривали лохматую шерсть в поисках скрытых недостатков. Он заглянул в пасть жеребца и тщательно осмотрел каждое копыто и подковы.

- Это грабеж без оружия, - пробормотал он, - но не намного больше, чем если бы так случилось, что его документы были бы в суде! Забирай его, Венсит.

- Очень хорошо: тридцать золотых кормаков.

Венсит отсчитал деньги в руку Фрэйденхелма, в то время как Базел выбрал подходящее снаряжение в кладовке у входа в конюшню и с ухмылкой передал снаряжение Кенходэну. Тридцать золотых кормаков были королевской суммой... и смехотворно низкой для такого зверя, если бы он был куплен честно.

Кенходэн привык находить в себе скрытые таланты, но особенно приятно было узнать, что среди них было искусство верховой езды. Его руки были нежны, когда он работал, тихо шепча, и бархатный нос прижался к его плечу. Жеребец мягко подул, и его уши были такими же выразительными, как у Базела, когда они с Кенходэном прощупывали друг друга.

Венсит и Фрэйденхелм вскоре договорились о покупке еще двух лошадей в качестве вьючных животных. Обе были намного выше среднего, но Кенходэн самодовольно отметил, что хозяин конюшни не соврал, когда сказал, что ни один из них не сравнится с его собственной новой красотой. Однако при обычных обстоятельствах он был бы более чем удовлетворен, приняв любую из них, и он поймал себя на том, что в очередной раз задается вопросом, какого коня таинственный Уолшарно намеревался предоставить Базелу, если им нужна была еще лучшая лошадь под седлом Венсита.

Фрэйденхелм предоставил две вьючные рамы за умеренную плату, и Базел и Кенходэн быстро погрузили свое снаряжение на лошадей. В любом случае, им не нужно было торопиться, поскольку не было никаких непосредственных признаков возвращения Рефрама, и Базел медленно расхаживал, покуривая трубку и время от времени останавливаясь, чтобы осмотреть лохматого жеребца. Конь стоял позади Кенходэна, положив челюсть на плечо рыжеволосого мужчины с полузакрытыми глазами, наслаждаясь пальцами, протянутыми вверх, чтобы погладить полуопущенные уши.

- Думаю, у тебя появился друг, - сказал градани.

- А кто бы не хотел иметь такого друга, как этот? - весело спросил Кенходэн.

- Никто, насколько я понимаю. Может быть, у тебя есть мысли о том, как его назвать?

- Я думал об этом, но так и не придумал ничего подходящего. Почему вопрос? У тебя есть предложение?

- Что касается этого, то, возможно, я так и сделаю. Это из-за того, что это имя в стиле сотойи, но я думаю, что оно подходит. Посмотри на эту шкуру; видишь, как она меняется под светом и тает в тени, как туман? Я думаю, он поседеет под солнцем, но клянусь, засеребрится под луной. И если он не из тех, кто обгоняет ветер, то меня зовут не Базел Бахнаксон... я думаю, это было бы шоком для Лианы! - Он усмехнулся, затем посерьезнел. - Да, думаю, у меня есть имя. Как бы тебе понравилось "Глэмхэндро"?

- "Глэмхэндро". - Кенходэн медленно попробовал его, смакуя звук на языке. Как и "Уолшарно", это был старый контоварский, и означало оно "серый ветер осени".

- Мне это нравится, - сказал он. Он прошептал имя на ухо жеребцу, и тот мотнул головой, словно соглашаясь. - Клянусь, он понимает каждое мое слово! - радостно усмехнулся Кенходэн.

- Ну, что касается этого, думаю, что это не так уж и маловероятно, как ты считаешь.

Кенходэн подозрительно посмотрел на Базела, затем перевел взгляд на волшебника. Венсит ухмыльнулся и устроился на охапке сена, запахивая пончо, а Кенходэн оглянулся на Базела.

- Что ты имеешь в виду?

- Любой дурак мог бы понять, что в нем течет кровь сотойи, и нет более быстрой и умной лошади, чем боевой конь сотойи. Имей в виду, я думаю, что этот парень стремится стать чем-то особенным, как бы то ни было, когда Фрэйденхелм наложил на него руки. В нем течет кровь боевого коня, это точно, как смерть, но я думаю, что в нем есть нечто большее. Это не так уж часто случается со скакуном и одним из тех, кого они охотно называют "младшими кузенами", но это тоже не то, чего никогда не бывает, и я думаю, что в генеалогическом древе этого парня может быть малая капля крови скакунов. И любой всадник ветра знает, что любой скакун понимает нас, "двуногих", когда случается, что мы говорим с одним из них.

- Как Бланшрах? - спросил Кенходэн, увидев внезапный свет.

- А? - Базел навострил уши. - Нет! Скакуны стремятся понять любого, Кенходэн, хотя достаточно верно, что их ответ могут услышать только их собственные братья по ветру.

Кенходэн подавил вздох. Было неприятно думать, что он увидел свет в дверной щели только для того, чтобы он исчез, и это, похоже, часто случалось в его случае. Гвинна и кот сбили его с толку, и он страстно желал понять отношения ребенка с огромным хищником. Но он отказался допытываться, если Базел добровольно не предоставит информацию. Тем не менее, объяснение градани о скакунах также оставляло желать лучшего.

- Так ты имеешь в виду, что скакуны читают мысли?

- Нет, я имею в виду, что они хотят понять язык двуногих. Теперь, возможно, было бы справедливо сказать, что они читают мысли своих всадников - и по-другому, если уж на то пошло, - но это не одно и то же.

- Ты хорошо знаешь сотойи, не так ли? - с любопытством спросил Кенходэн, вспомнив объяснение Брандарка о прошлом Базела.

- Да, возможно, так и есть, - признал Базел, и Венсит рассмеялся.

- И ты, возможно, говоришь, что Западное море немного влажное, - сказал волшебник. - Имей в виду, было время - до того злополучного случая в Навахке и его знакомства с Томанаком, - когда молодой Базел Бахнаксон был одним из самых опытных конокрадов во всей Норфрессе. Конечно, это было до того, как его отец положил конец набегам клана Железного Топора на стада сотойи. Хотя я, кажется, помню, что после этого был еще один рейд, не так ли, Базел? То маленькое дельце с призовым жеребцом лорда-правителя Ресака, не так ли?

Базел проигнорировал его и занялся набиванием табака в трубку и раскуриванием ее от одного из фонарей на конюшне, а Венсит усмехнулся.

- Я часто думал, что у князя Бахнака было более одной причины выбрать молодого Базела в качестве заложника в Навахке, - сказал он. - Просто увести его подальше от искушения на Равнине Ветров, вероятно, было бы достаточно, чтобы убедить его самого по себе. Конечно, затем Базел сбежал и был завербован Томанаком, что стало ужасным шоком для любой системы градани, как я уверен, ты можешь себе представить. Когда он снова вернулся домой, масло не растаяло бы у него во рту.

Кенходэн весело фыркнул, пытаясь - и потерпев впечатляющую неудачу - представить Базела чопорным и исправившимся конокрадом.

- Думаю, - сказал Базел, ни к кому конкретно не обращаясь, глядя на стропила, - что те, кто слишком широко открывает рот, похожи на тех, кто обнаруживает, что в нем застрял ботинок. Да, и иногда это даже их собственный, а не чей-то еще.

- Полагаю, Брандарк действительно упоминал что-то о сдаче и условно-досрочном освобождении, - сказал Кенходэн. - Хотя я не разобрал много подробностей.

- Очень жаль, - ответил Венсит. - Это стоит рассказать полностью, и если бы у нас было время, я бы это сделал. Суть дела, однако, заключалась в том, что некоторые из вассалов Теллиана из Балтара взяли на себя смелость начать несанкционированное вторжение в Харграм, пока князь Бахнак был занят сражением с Кровавыми Мечами. Поскольку больше никого не было, Базел и несколько десятков Конокрадов, которые воспользовались услугами Томанака, взяли на себя смелость перекрыть единственный хороший маршрут из Уэст-Райдинга в Харграм и... поспорить с ними. На самом деле, довольно многозначительно.

Юмор волшебника сменился чем-то более серьезным, и он покачал головой.

- Парень, возглавлявший сотойи, был невыносимо молодым и вспыльчивым, из тех, кто думает шпорами и мечом, а не мозгами - и у него было не так много мозгов, даже если он каким-то чудом попытался бы использовать их, если на то пошло - и он погубил многих своих сторонников, когда пытался атаковать позицию градани. Он готовился к еще одной попытке, когда появился Теллиан. Он надеялся настичь идиотов до того, как они на самом деле скрестят мечи с градани, и когда он понял, что для этого было слишком поздно - что война, которую он пытался остановить, уже началась без него - он испытал сильное искушение самому довести атаку до конца. С ним также было намного больше людей, и быстро и сильно нанесенный первый удар мог бы, в конце концов, сделать ту войну намного короче. И нет никаких сомнений, что он мог бы сделать именно это, хотя цена была бы высокой. Однако так случилось, что я поехал вместе с ним - просто чтобы внести свой вклад в предотвращение обычных "переговоров" сотойи и градани - и решил, что глупость зашла достаточно далеко, поэтому преподал им небольшой урок истории.

- Урок истории? - Кенходэн повторил осторожным тоном, и Базел громко фыркнул.

- Да, можно и так это назвать. Он стал таким уроком после того, как поставил с ног на голову понимание сотойи о том, как между нами впервые началась война.

- Он сделал?

- В некотором роде, - признал Венсит. - И как только Теллиан понял, что это действительно сотойи начали все эти столетия взаимного кровопускания, он оказался в некотором затруднительном положении.

- Не смей насмехаться над Теллианом, Венсит. - Тон Базела был сух, но в его глазах мелькнуло что-то очень похожее на предупреждение. - Он был хорошим человеком, одним из лучших, которых я когда-либо знал.

- Да. Да, он был таким, - согласился Венсит. - К сожалению, единственный способ, который кто-либо мог видеть, чтобы завершить конфронтацию без большого кровопролития, состоял в том, чтобы одна сторона сдалась другой. По логике вещей - хотя я понимаю, что здесь мы говорим о сотойи и градани - Базел должен был сдаться Теллиану, учитывая огромный дисбаланс в их численности. Я сомневаюсь, что он и его парни были в меньшинстве более чем - восемьдесят или девяносто к одному, как ты думаешь, Базел?

Градани только хмыкнул, а Венсит тихо хихикнул.

- Проблема заключалась в том, что наш Базел, как ты, возможно, заметил, иногда немного импульсивен, а тогда был намного хуже. Ты можешь не поверить в это, Кенходэн, но он действительно немного смягчился за те годы, что я его знаю. Однако в то время, боюсь, этот процесс размягчения еще по-настоящему не начался. Поэтому он, по сути, сообщил Теллиану, что никто никогда не учил его сдаваться. Градани может быть немного упрямым, ты же знаешь.

Кенходэн почувствовал, как у него задрожали губы, но сумел сдержать улыбку, когда Базел с отвращением фыркнул и занялся тем, что без необходимости поправлял поклажу одной из вьючных лошадей.

- Ну и что...что случилось? - спросил Кенходэн немного неуверенно.

- Ну, Теллиан был всадником ветра, ты знаешь, как и его товарищ по мечу, Хатан Шилдарм. Вот тот был упрямый человек!

- И такой же прекрасный человек, как Теллиан, - бросил Базел через плечо. Он не отводил взгляда от вьючной лошади, но его голос был предельно серьезен, и Венсит кивнул.

- Действительно, так оно и было, - сказал он. - Однако до этого момента Хатан, вероятно, был самым убежденным фанатиком, выступающим против градани, какого только можно было надеяться найти. Однако он был столь же честен, сколь и упрям, и он слез со своего скакуна и сказал Базелу, что если тот не знает, как сдаться, он научит его. Что он и сделал... сдавшись Базелу. В этот момент Теллиан также сдал все свои силы Базелу.

- Что он сделал? - Кенходэн моргнул. Описание Брандарка не включало всех этих деталей, и он недоверчиво посмотрел на Базела. - С перевесом восемьдесят к одному?! - Венсит торжественно кивнул, а Кенходэн покачал головой. - И как остальные его люди восприняли это?

- Некоторые из них были немного... раздражены, - сказал Венсит с видом человека, ищущего именно правильный глагол. - Имей в виду, в конце концов они смирились с этим. На самом деле, большинство из них решили - в конце концов, не сразу, - что это было весело. Они все сумасшедшие, ты же знаешь.

- Может, они и сумасшедшие, - прорычал Базел, - но они также стремятся стать лучшими наездниками, которых боги когда-либо посылали на землю!

- И это действительно так, - согласился Венсит. - И у Базела есть больше причин знать это, чем у большинства,. Их обычные боевые кони - лучшие в мире лошади для легкой и средней кавалерии, но ни одна простая лошадь не может сравниться со скакуном.

- У меня сложилось впечатление, что скакуны - это лошади, - сказал Кенходэн.

- Да? - Базел повернулся и навострил уши, глядя на рыжеволосого мужчину. - И ты хочешь сказать, что Бланшрах и вон тот полосатый, - он кивнул на драного кота, ответственного за очистку конюшни Фрэйденхелма от крыс, - оба кошки?

- Ну...

- Он прав насчет этого, Кенходэн, - сказал Венсит. - Скакуны ничуть не менее разумны, чем любая из человеческих рас. Это то, что большинству не-сотойи, кажется, немного трудно понять, но каждый когда-либо рожденный сотойи знает правду глубоко в своих костях, а всадники ветра - элита кавалерии сотойи.

- Как кто-то становится всадником ветра? - с любопытством спросил Кенходэн, и Базел снова фыркнул, на этот раз очень тихо.

- Если скакун хочет нести тебя, тогда ты всадник ветра, парень. И если скакуны не захотят тебя выносить, то на земле нет силы, которая могла бы сделать тебя таковым.

Было что-то в тоне градани, что-то, что обращалось к сердцу, даже если Кенходэн не понял послания.

- Во всем мире нет более тесной связи, чем между скакуном и наездником, - продолжал Базел. - Сердце и душа, разум и жизнь - все они стремятся к бытию, все слито вместе. Это то, что делает всадника ветра, и ничто, кроме смерти, не может разорвать эту связь.

- Значит, они действительно могут говорить друг с другом? - спросил Кенходэн, и Базел кивнул.

- Да, но только друг с другом, а не с другим скакуном или другим наездником. Тем не менее, есть сигналы - призывы, возможно, ты их назовешь, - которые распознает каждый всадник ветра и скакун.

- Какого рода "призывы"? - с любопытством спросил Кенходэн.

Базел взглянул на него, затем ухмыльнулся и закрыл глаза. Его рот открылся, и звук, который вырвался из него, заставил Кенходэна вскочить на ноги, зная, что он запомнит это, даже если забудет все остальное, что когда-либо слышал. Это был дикий и свирепый, бессловесный крик, в котором ветер и пыльный стук копыт смешались со свистом жеребца, защищающего своих кобыл. Голова Глэмхэндро гордо поднялась, когда он яростно заржал в ответ, но Кенходэн уставился на Базела, пораженный тем, что градани мог издавать такие звуки.

Это было изумление, перешедшее в замешательство, когда из закрытого стойла в мрачной темноте в задней части конюшни, за пределами освещения фонарями, раздался свистящий крик. Базел в шоке повернулся на звук, и он раздался снова, громче и яростнее. Градани бросился к стойлу, как брошенное копье, когда гордость и ярость снова засвистели из него, сопровождаемые диким стуком подкованных сталью копыт по дереву. Закрытая дверь стойла содрогнулась от ударов, но ее тяжелые бревна выдержали, и Базел потянулся к щеколде. Она была плотно заперта на висячий замок, и он поймал замок одной рукой. Его запястье вывернулось, металл зазвенел и громко треснул, и он отбросил разбитый замок в сторону и распахнул дверь.

- Фробус!

Этот пронзительный, свистящий крик ярости прозвучал в четвертый раз, и Базел выхватил из-за пояса складной нож и исчез в стойле. Кенходэн услышал, как тяжелое лезвие стукнуло по толстым бревнам раз, другой - третий - и затем конь, более гордый, чем утро, вырвался из загона, волоча за собой полдюжины тяжелых, оборванных поводков от недоуздка, которые оставили глубокие рубцы на блестящей черной шкуре. Он, должно быть, был ростом по меньшей мере в двадцать ладоней - семь футов в холке, его голова возвышалась даже над Базелом - и его глаза были свирепыми и темными, тронутыми золотом в свете фонарей.

Базел последовал за ним из стойла, все еще держа в руке нож, и жеребец повернулся к нему лицом. Он скользнул ближе к градани, осторожно перебирая копытами, каждый шаг был подобен грации новорожденного, и Базел вложил нож в ножны и поднял правую руку. Он вытянул его перед собой в странно формальном жесте приветствия, и жеребец протянул голову и коснулся его носом.

- Это то, о чем я думаю? - Кенходэн выдохнул Венситу в ухо.

- Если ты думаешь, что это скакун, - тихо ответил волшебник.

- Да. - Базел услышал их и повернулся, и его уши прижались к черепу, а взгляд стал жестким. - Родился на Равнине Ветров, и сейчас почти в двух тысячах лиг от дома и табуна, и он не зашел бы так далеко без своего брата ветра. И это, - его глубокий, рокочущий голос стал жестче, чем его глаза, - заставляет меня задуматься.

Кенходэн внезапно понял, что Фрэйденхелм крадется к боковой двери, и двинулся ему наперерез. Хозяин конюшни взвизгнул и бросился к главному входу, но Базел догнал его в три шага. Его массивная рука сомкнулась на тощей шее, как стальная гадюка, и маленький человечек снова завизжал, еще громче, чем раньше, когда градани поднял его высоко на расстояние вытянутой руки и удерживал пальцы ног в футе от устланного соломой пола.

- И почему это может быть, - мягко спросил Базел, - что ты не упомянул мне об этом скакуне?

- Я-я-я... - в ужасе пролепетал торговец лошадьми. Базел легонько встряхнул его, и он снова завизжал. - О-он продан! Я-я просто д-держу его для покупателя!

- Мне не хотелось бы, чтобы ты лгал мне, - мягко сказал Базел. - Известно, что я злюсь, когда кто-то пытается мне солгать, а когда я злюсь, то, как известно, действую поспешно, друг.

Его пальцы сжались, и лицо Фрэйденхелма исказилось от боли.

- Нет, мне бы не хотелось думать, что ты был бы настолько глуп, чтобы пытаться лгать защитнику Томанака, Фрэйденхелм. Никогда не родится сотойи, который попытался бы продать скакуна. Они сначала умрут - да, и скакун тоже! Я понятия не имею - пока - как это было, когда он оказался в том стойле, но это я узнаю до того, как все закончится. Как бы он ни оказался здесь, во всем мире нет дурака, который доверил бы тебе такого, как он! То, что украдено один раз, может быть украдено дважды, но не то, что ты уже знаешь. Теперь - еще раз - почему ты не хотел говорить мне?

- Я-я говорил тебе! Это правда!

- Нет, ты солгал. - Свободной рукой Базел схватил Фрэйденхелма за левое предплечье. - Сказки говорят, что градани - варвары, маленький человек, и некоторые сказки правдивы. Мне интересно, как бы тебе понравилось идти по жизни с одной рукой.

- Я сказал тебе правду! - захныкал торговец лошадьми.

- Уже много лет я знаю, что ты вор, - сказал Базел мягко, почти ласково, но я никогда не принимал тебя за дурака... до сих пор.

Пальцы градани сжались, и Фрэйденхелм взвизгнул. Кенходэн шагнул к ним, потрясенный выражением безжалостного лица своего друга, но легкое покачивание головой Венсита остановило его.

Кенходэн с чем-то похожим на ужас наблюдал, как Базел усилил хватку, а Фрэйденхелм корчился. Он снова закричал, заставив лошадей заржать и затопать ногами, но глаза Базела даже не моргнули. Крепче сжав его руку, как в стальных тисках. Кенходэн знал, что должно было произойти, но треск ломающейся кости и вопль агонии Фрэйденхелма заставили мышцы его живота напрячься.

Базел отпустил сломанную руку, заметно согнутую посередине. Он схватил Фрэйденхелма за другую руку... и улыбнулся.

- Хорошо! - взвизгнул торговец лошадьми, когда Базел дотронулся до него. Он рыдал от ужаса и боли, когда градани презрительно отпустил его, чтобы он свернулся в клубок. Кенходэн почувствовал его ужас и не мог винить его. Впервые Кенходэн осознал, что Базел действительно градани, кем бы еще он ни был.

- Поспеши, Фрэйденхелм, - тихо сказал Базел.

- Это был... был волшебник. Они сказали мне... сказали мне, что он придет. Они сказали... они сказали, что заплатят... заплатят пятьсот кормаков, если я скажу им, когда он приедет сюда...

- А скакун? - Кенходэн с трудом узнал ледяной голос Базела.

- Тот... скакун? - Фрэйденхелм баюкал свою сломанную руку, всхлипывая, глядя в каменное лицо Базела.

- Это скакун. - Базел говорил бесцветно, как будто зачитывал обвинительный акт, и его деревенский акцент полностью исчез. - Ни один всадник ветра не бросит своего коня, и точно так же конь не бросит своего всадника. Они умрут прежде. Так скажи мне, Фрэйденхелм, как ты заполучил этого скакуна?!

- Я... я... - беспомощно заикнулся Фрэйденхелм, услышав хлесткий вопрос. - Я не знаю! Пожалуйста, Базел! Они привели его сюда! Они сказали, что он будет хорошей приманкой, чтобы... заманить тебя в ловушку...

Его булькающий голос оборвался новым воем боли, когда Базел ударил его наотмашь. Градани схватил его за передник и рывком поставил на ноги, и нож-крюк злобно зашипел, вылетая из ножен.

- Выслушай меня, Фрэйденхелм. Ты можешь играть в игру Хирахима с местными магистратами, когда захочешь, но теперь твоя жизнь принадлежит мне, маленький человек. Этот скакун пришел сюда с наездником ветра. Я понятия не имею, как ты вообще привязал его в том стойле, но одно я знаю точно - ты бы никогда этого не сделал, если бы его всадник не был сначала мертв. И это означает, что кто-то - и это, возможно, был ты - убил всадника ветра в этой конюшне. Но это было неразумно, понимаешь, потому что я всадник ветра. Мне не нравятся люди, которые убивают моих братьев, и моему Богу самому не нравятся те, кто совершает убийства в темноте. Так что у меня нет ни малейшей причины оставлять твое горло не перерезанным. Тебе лучше подумать о причине, и тебе лучше придумать ее побыстрее.

Острое лезвие ножа-крюка деликатно коснулось шеи Фрэйденхелма сбоку.

- Это был не я! - взвизгнул Фрэйденхелм. - Это были они! Они спрашивали о тебе, и он хотел знать почему! Они убили его, и один из них выстрелил в скакуна из духовой трубки. Я не знаю, что они на нем использовали - клянусь, я не знаю! - но это сделало его кротким, как котенка. Они...они заставили меня поставить его в стойло. Это была не моя идея! Я сказал им, что это безумие! Я предупреждал их, что всадники ветра узнают! Но это было сделано. Это уже было сделано, говорю вам! Я должен был избавиться от него, но я не смог. Он слишком много стоит - Пурпурные лорды заплатили бы целое состояние за такого скакуна! Я даже не знал, кто они такие и почему охотятся на тебя - поначалу! Я клянусь! Клянусь жизнью моего отца!

- Ты никогда не встречался со своим отцом, - холодно сказал Базел, - но это ни к чему. Рассказывай быстро и правдиво, Фрэйденхелм, и, возможно, ты проживешь еще час. Кто эти "они", о которых ты продолжаешь болтать?

- Чернион, - пепельно прошептал Фрэйденхелм. - Это... был Чернион.

Губы Базела сжались, и он с глухим стуком уронил торговца лошадьми, затем схватил одеяло и седло. Он повернулся к угольно-черному скакуну, подняв одеяло, и скакун опустил голову, коснувшись его носом, а затем повернулся боком, чтобы помочь градани перекинуть его через спину.

- Кто такой Чернион? - спросил Кенходэн, ошеломленный событиями, когда седло последовало за одеялом.

- Лучше спросить, что он такое, - мрачно сказал Венсит.

- Не смей сейчас затевать со мной никаких чертовых словесных игр! - огрызнулся Кенходэн.

- Начинать... О, я понимаю. - Венсит невесело усмехнулся. - Я имел в виду, что самое важное - это его профессия. Он мастер Гильдии убийц.

- Гильдия убийц?! Они вне закона!

- И не мог бы ты сказать мне, какое это имеет значение? - бросил Базел через плечо, затягивая подпругу седла. - Думаю, что корсары тоже хотят быть объявленными вне закона, но я думаю о том, как ты будешь встречаться с ними время от времени. Что после этого имеет значение, так это то, что кто-то натравил на нас лучшего убийцу из них всех - и я думаю о том, как он скоро будет здесь.

- Верно. Так что нам лучше уйти еще раньше, - согласился Венсит.

Базел коротко кивнул и протянул руку, чтобы расстегнуть тяжелый недоуздок. Он отшвырнул его от себя с уродливым выражением лица, затем поклонился скакуну.

- Ты понесешь его, брат ветра? - тихо спросил он, и жеребец оглянулся на него на мгновение, затем наклонил голову в безошибочном кивке согласия.

- Моя благодарность, и Уолшарно тоже, - сказал Базел и повернулся к Венситу. - Думаю, ты нашел скакуна, который тебе был нужен, Венсит.

- Я благодарю тебя за доверие и честь, - голос Венсита был глубоким и размеренным, и он протянул руку тем же жестом, который использовал Базел. Жеребец коснулся его носом, и Венсит поклонился.

Скакун направился к открытой двери. Базел подобрал поводья вьючных лошадей и последовал за ними, а Кенходэн встряхнулся и повел было Глэмхэндро вслед за градани.

- А как насчет? - Он указал подбородком на Фрэйденхелма.

- Насчет него? - спросил Венсит. - Какой еще вред он может причинить? Знает ли он, куда мы направляемся и почему? Все, что он может им сказать, это то, что Базел с нами, и они уже знают это, иначе они бы не убили всадника ветра. Оставь его в покое.

- Да. - Базел остановился в проеме открытой двери и холодно посмотрел вниз. - У нас были свои дела, Фрэйденхелм, и раз или два ты оказал мне хорошую услугу. Сейчас я вспоминаю об этом, и тебе лучше быть благодарным. Да, и будь благодарен, что ты ползучая собака, потому что я хорошо знаю, что ты не смог бы убить всадника ветра даже сзади. Но запомни меня, маленький человек. Если я когда-нибудь увижу тебя снова, я не буду ломать тебе руки; я оторву их и скормлю тебе обрубки!

Градани впился взглядом в торговца лошадьми, и Кенходэн понял, что он говорит серьезно. Базел ждал ответа, но Фрэйденхелм только сильнее свернулся калачиком и застонал. Градани зарычал от отвращения и толкнул дверь.

Облака опустились ниже, и воздух был влажным от речного тумана. Кенходэн фыркнул. Обещанный дождь был близок, воздух был сырым и холодным, и ветерок кружился вокруг него, шевеля его волосы, когда он прислонился к Глэмхэндро. Венсит вскочил в седло скакуна со странной официальностью, и огромный черный жеребец принял его, бодро топая, стремясь тронуться в путь.

- В какую сторону, Венсит? - спросил Базел.

- Восток. Направляемся к главной дороге в Морфинтан. Возможно, это собьет их с толку.

- Значит, это восток. Садись в седло, Кенходэн! - Глубокий рев Базела был полон смеха. - Нам нужно немного побегать.

Кенходэн прыгнул на Глэмхэндро, и большой серый подался вбок под ним. Он почувствовал, как напряглись мышцы, когда его бедра сжали крепкие бока, и в этот момент он был кентавром. Восторг застрял у него в горле, а голова закружилась от стаккато последних нескольких минут.

- А как насчет тебя? - спросил он, глядя на Базела, чья голова была лишь немного ниже его собственной, даже на Глэмхэндро.

- Никогда не рождалась лошадь, способная загнать Конокрада в гроб, парень! - Базел рассмеялся. - Скакун сейчас - может, и хочет это сделать, но это произойдет не скоро, и у меня есть подозрение, что я не задержусь на ногах надолго. Ты просто беспокойся о своих собственных болячках на седле, а кожаную обувь предоставь мне!

- Как скажешь. - Кенходэн покачал головой, и Базел снова рассмеялся.

- Веди нас, Базел, - сказал Венсит, и градани резко кивнул. Затем он повернулся, невероятно быстро - невероятно грациозно - для человека его высоченного роста, и Кенходэн моргнул, когда он скрылся за воротами конюшенного двора на полном ходу, а испуганные вьючные лошади бросились бежать, чтобы не отстать от него.

Рыжеволосый мужчина на мгновение взглянул на Венсита, а затем Глэмхэндро и скакун - как один - рванулись вперед, булыжники заискрились от стука копыт со стальными подковами.

Ночь поглотила их, и они исчезли. Топот их лошадей затих в завываниях ветра.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Дорога в Морфинтан

Стук копыт давно затих, луна моргнула и исчезла в черно-серебристых облаках, а запах дождя усилился. Шум разлившейся реки был низким, ворчливым потоком, подпиравшим ночь, и ветерок кружил туман под фонарем конюшни, пока скрипела вывеска.

Дюжина фигур в черной коже скользнула сквозь туман. Ни один герб не портил их черных одежд, и слабый свет, казалось, проникал в них и исчезал. Скрывающий капюшон закрывал каждое лицо, а мягкие сапоги бесшумно скользили по брусчатке. Ветер производил больше шума, чем они.

Их стройный предводитель остановился, покачивая головой, словно принюхиваясь к ночи. Властно поднятая рука остановила остальных, когда вожак бочком подошел к двери конюшни и снова остановился. Незакрепленная панель зашевелилась от прикосновения ветра, и сталь заскрипела. Длинный меч тускло блеснул в лунном свете и свете фонаря, когда сапог бесшумно распахнул дверь, и шесть фигур просочились внутрь, как туман.

Фрэйденхелм забился в угол, прислонившись к стене, и схватился за руку, пока сквозь зубы вырывались всхлипы. Прошел час с тех пор, как Базел бросил его, но шок и ужас все еще охватывали его, лишая сил.

Пятьсот золотых кормаков казались целым состоянием, особенно с учетом того, что половина из них была выплачена авансом, когда все, что ему нужно было сделать, это сообщить убийцам о появлении их жертв. Даже убийство всадника ветра было легким, потому что все, что он сделал, это отвернулся. И все же предсмертный хрип всадника был первым шепотом о его собственной судьбе, и теперь он знал, чего могла стоить ему жадность.

Он был отмечен. Как всадник ветра, Базел разделял обязанность убить его с каждым всадником ветра огромного королевства Сотойи. В то время сотойи казались безопасно далекими, но после визита Базела это расстояние стало холодным утешением. Фрэйденхелм был только благодарен, что их прошлые отношения создали в сознании градани компенсирующее обязательство. Это дало ему шанс сбежать, и он должен бежать, если хочет жить - убежать так далеко и спрятаться так глубоко, чтобы никто, даже Базел Кровавая Рука, никогда не смог найти его снова.

Если, конечно, убийцам действительно не удалось убить Базела. Шансы на которые, исходя из их одинакового отсутствия успеха в этом отношении, были не более чем равны, даже если бы сам Чернион взял на себя это задание.

Ни один из которых не учитывал тот факт, что он также нарушил инструкции Черниона, что могло означать...

В соломе прошелестел чей-то сапог, и его голова дернулась вверх, когда вокруг него материализовались шесть убийц. Его судорожная попытка подняться закончилась ничем, когда острие меча мягко оказалось перед его расширенными от ужаса глазами.

- Приветствую тебя, торговец лошадьми. - Голос предводителя был низким, словно вырезанным из мелодичного, почти женственного льда, и Фрэйденхелм задрожал, умоляюще глядя в темные глаза, сверкающие в прорезях капюшона.

- Я получил твое сообщение... с опозданием. Ты выбрал плохого посланника, но он наконец нашел нас и велел прийти. Узри меня. Где находятся цели?

- У-ушли, - прошептал Фрэйденхелм.

- Так я и понимаю. - Голос был нежным. - Разве тебе не сказали подержать их здесь, пока я не смогу заняться ими?

- Я... Они...

- Простого ответа достаточно, торговец лошадьми, - промурлыкал убийца.

- Я пытался! Базел слишком торопился, чтобы я мог задержать их надолго. Я... я пытался убедить их провести ночь здесь, в Коруне, но они отказались! И... и я послал тебе весточку, как только они добрались сюда!

- Ты послал - полоумного болвана, которому потребовался час и больше, чтобы найти меня. Но, да, ты послал весточку. И твой посыльный сказал мне, что ты также сохранил скакуна, от которого должен был избавиться. - Мягкий голос звучал почти насмешливо. - Ты знаешь, что Базел - всадник ветра. Ты действительно был настолько глуп, что думал, что сможешь спрятать от него скакуна?

- Они... то есть Базел...

- Ты сказал им, что мы придем, не так ли?

- Базел заставил меня! Он пытал меня! - взвизгнул Фрэйденхелм.

- Это я вижу, - успокоил убийца, - и человек имеет право рассказать то, что он знает, чтобы прекратить боль. Тем не менее, торговец лошадьми, возможно, это было неразумно. Ты подвел меня, а никто не делает этого дважды. Искупи свою вину! - голос стал ударом плети. - Куда они пошли?

- Морфинтан! Они сказали Морфинтан! - лихорадочно предложил Фрэйденхелм, заискивающе поднимая здоровую руку. - Я... я подполз к двери, чтобы послушать.

- Морфинтан. - Убийца на мгновение задумался, затем усмехнулся. - Глупо с твоей стороны, торговец лошадьми. Ты действительно веришь, что Базел Кровавая Рука не догадался бы, что ты там был?

Худощавый мужчина кивнул, и нож прошелестел по коже, когда его извлекли. Фрэйденхелм отпрянул назад, застонав, когда обнажился сверкающий клинок.

- Ты дурак, - спокойно заметил главарь, - а мне дураки ни к чему. Твоя жадность предала нас, и твоя глупость позволила нашим целям начать какой-то план, чтобы ускользнуть от нас. Прощай, торговец лошадьми.

- Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-т!

Крик Фрэйденхелма перешел в бульканье, и маленькое тело рухнуло на солому, окутанное красным веером. Главарь уже повернулся к одному из остальных.

- Проверь ворота, Роспер. Проверь их все. В настоящее время их целью является Синдор - я уверен в этом. Но я думаю, что этот дурак сказал правду о том, что он слышал, так что, возможно, они выбрали косвенный путь. Хорошенько проверь восточные ворота; если они пошли в ту сторону, мы, возможно, сможем догнать их на большой дороге.

- Немедленно, Чернион.

- Остальные, соберите наших лошадей и все встречаемся на площади Гончаров. Оттуда мы можем ехать в любом направлении.

- Да, Чернион! - хором ответили они.

- Проследите за этим. И спрячьте свои кожанки, пока мы не поедем верхом.

- Да, Чернион!

Они хлопнули кулаками по груди в знак принятия приказа и растворились в тумане. Бесчувственный носок обуви Черниона перевернул тело на спину, и убийца полез во внутренний карман за тяжелым кошельком. Золото сверкнуло, когда гильдмастер высыпал двести пятьдесят золотых кормаков на труп.

Чернион бросил кошелек и вытащил из ножен на запястье крошечный кинжал из чеканного серебра с навершием в виде ухмыляющейся головы смерти. Убийца вогнал его через кошелек в грязь, затем повернулся на каблуках, не оглядываясь.

Черниону дураки были ни к чему, но примеры - совсем другое дело. Братья-псы были бизнесменами, и если простое убийство не оплачивало счетов, то казни за неудачу создавали репутацию безжалостной непогрешимости.

Это стоило того, сколько кормаков было обещано Фрэйденхелму.

Два всадника и градани мчались по большой дороге.

Уши градани навострились, словно пытаясь уловить любой звук преследования из дуновения ветерка, когда он бежал с устойчивой, размашистой, неутомимой выносливостью Конокрадов. Колени лошадей окутал туман, так что всадники, казалось, плыли в море пара, который заканчивался у их стремян. Лунный свет время от времени пробивался сквозь облака, но они стали плотными; разрывов, достаточно больших для луны, стало немного, и они были очень редки, и моросил мелкий дождь.

Одна из вьючных лошадей споткнулась, но железная рука Базела удержала ее. Мерин пришел в себя, но он тяжело дышал, когда градани поднял его обратно. Очевидно, он все еще был готов бежать, но почти выдохся, а вторая вьючная лошадь была немногим лучше, хотя скакун и Глэмхэндро выглядели достаточно свежими.

- Нам придется дать им отдых, - сказал Базел так резко, что Кенходэн вздрогнул от удивления после нескольких часов безмолвия. Он взглянул на поникшего мерина и кивнул в знак согласия.

- Боюсь, ты прав. - Венсит приподнялся в седле, чтобы вглядеться сквозь удручающий туман. Главная дорога была широкой и прочной, с твердым покрытием, когда она мчалась через вересковые пустоши, а по обеим сторонам тянулись полосы плотного дерна для всадников. Ночь окутала их пеплом, но рассвет был еще далек, и из-за мелких капель дождя многое было трудно разглядеть.

- Вон там, - сказал он наконец, указывая в темноту. - Я вижу очертания каких-то деревьев. Мы можем укрыться там на час или около того.

Базел внимательно посмотрел в указанном направлении и хмыкнул, затем повел их сквозь дождливый туман более степенным шагом, сопровождаемый Венситом, вьючными лошадьми и Кенходэном. Рыжеволосый мужчина почувствовал беспокойство, почувствовав невидимую погоню, и его рука коснулась рукояти меча. Каждые несколько минут он оборачивался, чтобы осторожно оглянуться назад, но, по крайней мере, дующий ветерок благоприятствовал им. Он донес бы до них любой звук преследования и подтолкнул бы их собственный шум вперед...как он надеялся.

Тающий снег и затяжные весенние дожди глубоко въелись в почву пустоши Саут-Марча и размокшая между кочками жесткой травы земля засасывала копыта лошадей. Густой пояс елей, покрытых влагой, возвышался дальше от дороги, чем мог предположить Кенходэн. Они стояли на более высокой и твердой почве, и он подозревал, что их посадили как ветрозащиту на большой дороге.

Он вздохнул с облегчением, спешиваясь, и Венсит опустился рядом с ним с эхом благодарности.

- Старым костям не по душе отчаянные ночные прогулки, - заметил волшебник, потягиваясь так, что его плечи громко хрустнули.

- Старые кости, не так ли? - Уши Базела удивленно дернулись, глядя на Венсита. - Думаю о том, как кому-то нужен предлог, чтобы отлынивать, в то время как другие работали!

- Ты ожидаешь, что бедный старик будет работать после такой ночи? - голос Венсита жалобно дрогнул. - Старик, измученный своими трудами и тяжелой ездой верхом?

- Да, - ответил Базел с усмешкой.

- Боги поступят с тобой так же, как ты со мной, - предупредил его Венсит.

- Возможно, так оно и есть, но я рад, что ты был сам с собой весь день и ночь, волшебник. Что ж, говорят, новости волшебника предназначены для ушей волшебника, так что я не буду винить тебя за то, что ты не поделился ими - хотя Томанак знает, что это должно быть после того, как ты действительно хорош, когда ты ухмыляешься, как сумасшедший, а за нами по пятам идут братья-псы! Но если ты не хочешь делиться этим, ты, по крайней мере, поделишься работой.

- Учись на этом, Кенходэн, - печально сказал Венсит. - Никогда не езди верхом с градани. Он либо съест твою лошадь, либо заставит тебя ухаживать за ней, как раба.

Угольно-черный скакун фыркнул. Затем его нос толкнул волшебника между плеч достаточно сильно, чтобы Венсит, спотыкаясь, сделал полный шаг вперед, и Кенходэн, уже занятый Глэмхэндро, ухмыльнулся. Волшебник повернулся к скакуну, и огромный жеребец склонил голову набок, поворачивая ее, чтобы пристально смотреть на Венсита, пока он не протянул руку и не положил ладонь на лоб скакуна. Жеребец толкнул его гораздо мягче, и Венсит улыбнулся.

- Может быть, я и стар и немощен, милорд, но, пожалуй, смогу накопить хотя бы немного энергии.

Скакун снова фыркнул, и Венсит начал ослаблять подпругу седла.

Кенходэн уже снял седло с Глэмхэндро, а большой серый был достаточно потным, чтобы нуждаться в присмотре на холодном воздухе. Тем не менее, он все еще был возбужден пробежкой - его уши были выдвинуты вперед, а левая передняя нога зарывалась во влажный дерн, когда Кенходэн погладил его бархатный нос, а затем быстро потер его. Он развернул одеяло и вернул седло на место, затем накинул на лошадь свое пончо. Ели защитят его самого от дождя, а перегретая сила Глэмхэндро нуждалась в тепле больше, чем он сам. Он убрал удила изо рта жеребца, и Глэмхэндро уткнулся носом в его ухо, легонько подув, прежде чем наклонил голову, чтобы пощипать редкую траву.

Кенходэн на мгновение прислушался к звукам выпаса коней, затем повернулся, чтобы помочь остальным. Базел как раз заканчивал с первым из вьючных коней, и он взглянул на Кенходэна с натянутой усмешкой, когда согнул свой большой лук и кивнул назад, в сторону большой дороги. Кенходэн понимающе кивнул, и градани растворился в тумане. Кенходэн слышал, как его сапоги раз или два погружались в грязь, а затем наступила полная тишина.

Рыжеволосый мужчина снял вьючную раму со второго вьючного коня и отложил ее в сторону, и усталый мерин - серый, темнее Глэмхэндро, с черными ногами - благодарно зафыркал. Рыжеволосый мужчина начал протирать тряпкой шерсть коня и оглянулся через плечо на Венсита.

Жеребец был достаточно велик, чтобы волшебнику было трудно добраться до своего места без какого-либо табурета, но жеребец наклонил голову, чтобы облегчить задачу, и руки Венсита были нежны к рваным рубцам, оставленным удерживающим его недоуздком. Разумеется, на нем не было уздечки. Большинство скакунов носили декоративные хакаморы, обычно без поводьев и украшенные орнаментальной серебряной работой или даже драгоценными камнями. Ни один всадник ветра даже не подумал бы о том, чтобы положить удила в рот своему товарищу, и ни один скакун никогда не выбрал бы всадника, который мог бы подумать о чем-то подобном. Кенходэн знал это, но ему все равно казалось странным наблюдать, как Венсит скачет галопом сквозь ночь, положив руки на бедра.

Теперь волшебник закончил растирать скакуна, и жеребец снова коснулся его носом в знак благодарности, затем подошел к Глэмхэндро, чтобы тоже пощипать скудную траву.

Кенходэн и Венсит работали вместе, так бесшумно и слаженно, как будто практиковались в этом годами, устанавливая колья для вьючных животных. Венсит, казалось, был доволен тем, что доверил свою безопасность Базелу, и после минуты или двух раздумий Кенходэн обнаружил, что разделяет его уверенность. Рыжеволосый мужчина подумал о том, что может случиться с любыми преследователями там, в темноте, и почувствовал себя менее встревоженным, когда проверил веревку и устало повернулся к Венситу.

- Осмелимся ли мы рискнуть и разжечь огонь? Или они, вероятно, будут так близко, что нам действительно нужен Базел там?

- Вероятно, нет - на оба вопроса. - Серебряные волосы Венсита блестели от мелких капель дождя. - Несмотря на все его подшучивания, Базел осторожен. На самом деле он никого не ожидает увидеть, но он не прожил бы так долго, игнорируя отдаленные возможности. Но зачем тебе нужен огонь?

- Лиана упаковала много чая. Я думал, чашечку или две?..

- Отличная идея! И для этого нам не нужен огонь; я обеспечу тепло.

Где-то рядом протекал ручей, тихо посмеиваясь в ночи. Действительно, редкое место на пустоши Саут-Марч обходилось без журчания воды, но в тумане направление легко терялось. Кенходэну не хотелось далеко забредать на окутанную туманом пустошь, поэтому он открыл флягу, чтобы наполнить почерневший походный чайник Базела, и бросил туда пригоршню ароматного чая.

Пока он это делал, Венсит вытащил свой меч и повернул лезвие плашмя. Теперь он поставил чайник на инкрустированную сталь, придерживая его свободной рукой. Его блестящие глаза на мгновение вспыхнули еще ярче, и твердый, как алмаз, блеск окаймил лезвие, окутав его черты голубым сиянием. Кенходэн проглотил приглушенное восклицание и быстро встал между мечом и дорогой, чтобы скрыть его свет, но его инстинктивный протест стих, когда из чайника пошел пар. Его глаза остановились на острие света, а в голове раздался странный гудящий звук.

Через несколько секунд чайник забурлил со слабым кипением, и Кенходэн схватил его с меча. Он зашипел, обжигая пальцы, и быстро отставил его в сторону, нащупывая на поясе перчатку для верховой езды, чтобы защитить руку от жара.

Венсит моргнул, услышав приглушенное проклятие Кенходэна, и сияние меча мгновенно погасло, погрузив их обратно в ночь, еще более темную из-за краткого света. Все, что Кенходэн мог видеть, были глаза волшебника, плавающие во мраке, как бестелесные огненные шары.

- Вот. - Венсит обернул угол своего плаща вокруг ручки чайника, и Кенходэн ошеломленно наблюдал, удивляясь, почему это маленькое, небрежное колдовство произвело на него такое же сильное впечатление, как отчаянные заклинания, которые Венсит использовал против корсаров. Наблюдать, как Венсит из Рума спокойно заваривает чай на волшебном мече, казалось каким-то... неуместным.

- Что это был за звук? - спросил он с любопытством.

- Звук? - светящиеся глаза переместились, чтобы задумчиво рассмотреть его.

- Как жужжание. Я слышал что-то каждый раз, когда ты творил колдовство рядом со мной, только обычно это звучит как какое-то животное.

- А теперь слышишь? - Венсит усмехнулся. - Не разумнее ли было бы сказать, что ты слышал это каждый раз, когда знал, что я использую искусство?

- Ты пытаешься увильнуть от ответа? - с любопытством спросил Кенходэн. - Если так, я совершенно готов отказаться от этого. Мне было просто любопытно.

- Нет, все в порядке, - сказал Венсит. - Некоторые люди могут обнаружить дикое волшебство, хотя способы его восприятия не одинаковы. Кто-то это слышит, кто-то видит, а кто-то действительно пробует на вкус. Возможно, ты действительно его слышишь.

- Это важно? - нервно спросил Кенходэн.

- Я бы на это не рассчитывал, - сухо сказал Венсит. - Однажды я знавал воина, у которого было не больше мастерства в этом искусстве, чем у куска дерева. Ты даже представить себе не можешь, насколько он был далек от колдовства! И все же он мог слышать дикое волшебство от одного конца Контовара до другого. Боюсь, в конце концов, это не принесло ему никакой пользы. Есть огромная разница между обнаружением дикого волшебства и способностью управлять им, и он отправился в битву Утраченной надежды, никогда не проявляя даже намека на Дар.

- Я понимаю. - Кенходэн почувствовал прилив облегчения. - Хорошо! Я не хочу...

- Идиоты! Вы оба идиоты! - Базел вынырнул из тумана и сердито посмотрел на них. - Я был недалеко от дороги и увидел это свечение, похожее на маяк! Я мог бы застрелить вас обоих чисто и непринужденно, как окурки на стрельбе по мишеням - и у меня было искушение сделать это! Почему бы в следующий раз не нанять толпу, когда ты захочешь привлечь внимание братьев-псов?!

- Снаружи нет глаз, которые могли бы это увидеть, - спокойно сказал Венсит, - и даже если бы они были, вероятность того, что кто-нибудь заметит такой краткий свет, гораздо меньше, чем у любого огня, который мы могли бы разжечь.

- Глазами смертного, может быть. - Базел не отступал ни на дюйм. - Но что, если Вулфра сочла нужным дать своим убийцам ручного волшебника в качестве проводника?

- Маловероятно. - Венсит пожал плечами. - Ходят слухи, что Чернион ненавидит всех волшебников. У его Гильдии слишком много секретов, и он не хочет, чтобы волшебник вмешивался в них. Кроме того, братья-псы слишком часто страдали, работая с волшебством против тебя и меня в равной степени, Базел. Чернион не захочет рисковать, повторяя это против нас обоих. Но даже если бы он хотел идти с волшебником, маловероятно, что кто-то из круга Вулфры пошел бы с ним. Как бы то ни было, Чернион никогда не боялся увидеть своих жертв, прежде чем нанести удар, или даже напасть на них лицом к лицу. Ты действительно думаешь, что кто-нибудь из подонков, работающих с Вулфрой, добровольно приблизился бы ко мне? Я знаю, что ты не настолько глуп, Базел.

- Хорошо! Убери свою гордость обратно в рюкзак и забудь, что я хотел поговорить! Волшебники! Ни один из них не взял бы тайм-аут на грани катастрофы, чтобы обсудить недостатки своих сверстников! - Базел повернулся к Кенходэну, прежде чем Венсит успел вновь возмутиться предположением, что другой волшебник может быть его "ровесником". - Если я чувствую запах чая, налейте его. В моем животе холоднее, чем в сердце Пурпурного лорда в день заката.

Кенходэн усмехнулся, разливая чай в металлические чашки, и они присели на корточки, с благодарностью потягивая горячий горький чай горцев Ист-Уолл.

- Который сейчас час? - наконец спросил Кенходэн.

- Примерно смена утренней стражи, - ответил Базел. - Мы неплохо провели время - полагаю, мы прошли более десяти лиг. Что ни говори о Фрэйденхелме, он разбирается в лошадях, и не так уж сильно ошибался в отношении Глэмхэндро.

- Тогда могли бы мы разбить лагерь здесь?

- Нет. - Базел шумно отхлебнул и покачал головой. - Думаю, нам лучше еще немного отдохнуть, а потом двигаться дальше. Они будут преследовать нас, и хотя они не преодолеют большого расстояния, они также отстают не на много часов.

- Почему?

- Потому что друг Фрэйденхелм хотел послать их за нами, парень, чтобы спасти свою шкуру. Нет, не то, что он не сделал бы этого за плату, в любом случае. Он хотел подслушать нас, и его единственный шанс - и то не очень хороший - это рассказать им все, что он может.

- Я думал, ты сказал, что он больше не сможет причинить вреда!

- И я так и сделал, потому что хотел, чтобы он думал, что я так думаю. Я надеюсь сбить братьев-псов с пути истинного, а смертельно трудно сбить кого-то с пути истинного, если они знают, куда ты пошел.

- Тогда почему бы не пойти на юг, если он послал их на восток? Мы могли их запутать!

- Этого с нами не случилось бы. Если бы мы пошли через Саут-Уолл, как ты думаешь, сколько времени им потребовалось бы, чтобы понять именно это? Мы не стремимся быть самой трудной группой, чтобы люди не обратили на нас внимание, а у Черниона репутация лучшего наемного убийцы в Норфрессе - не из тех, кто убегает по наущению таких, как Фрэйденхелм! Нет, Чернион из тех, кто знает свое дело так же хорошо, как я свое. Он наверняка проверил все ворота, чтобы быть уверенным, потому что он тоже не из тех, кто оставляет что-либо на волю случая. Я сомневаюсь, что ему потребовалось так много времени, чтобы проверить, но я был бы удивлен, если бы он смог отправить гонцов ко всем воротам гораздо меньше, чем за час. Итак, мы хотим вырваться так далеко вперед, и может быть - хотя я бы на это не рассчитывал! - что он хочет поверить, что мы действительно направляемся в Морфинтан.

- Ну, мы туда и идем. - Кенходэн сделал обвиняющую паузу. - Не так ли?

- Парень, бог войны любит правду, но он также из тех, кто любит хитрый ум. На самом деле, если коротко, - зубы Базела сверкнули, - нет.

- Тогда куда, во имя Фробуса, мы направляемся? - Кенходэн вскочил на ноги, пораженный взрывающимся в нем гневом. - У тебя с этим волшебником, похоже, есть средство общения, недоступное простым смертным! Должен ли я советоваться с птицами, чтобы предсказать наше будущее - когда я смогу найти каких-нибудь птиц в этом проклятом Чемалкой климате? Мы всю ночь скакали изо всех сил, а ты даже не счел нужным сказать мне, куда мы на самом деле направляемся?!

Он не мог видеть себя, но его товарищи могли, и он больше не выглядел как обеспокоенный молодой человек без собственного прошлого, потому что та внутренняя властность, которую он уже обнаружил в себе, поднялась на поверхность. Его зеленые глаза были жесткими, челюсть напряженной, а выражение лица было как у человека, привыкшего командовать, а не подчиняться. Волшебник и градани переглянулись, а затем Базел пожал плечами.

- Мне жаль, парень, - спокойно сказал он. - В мои намерения не входило вводить тебя в заблуждение, но ты имеешь на это право - мы с Венситом слишком хорошо знаем друг друга. Мы не так уж часто обсуждаем наши планы, потому что у нас есть привычка, что каждый знает мысли другого до того, как он их обдумает. Возможно, потому, что мы чувствуем себя с тобой слишком комфортно, чтобы помнить, что ты новичок.

- Ну, я новичок, - наполовину огрызнулся Кенходэн и почувствовал, как на его лице появилось смущение от собственной реакции. Он сердито ткнул носком сапога в размокший дерн и сердито посмотрел на них. - Я могу согласиться с тем, что ты не можешь обсуждать мое прошлое, но ты, черт возьми, вполне можешь обсуждать будущее! И ты можешь начать с того, почему мы отмораживаем свои задницы под дождем у черта на куличках, как деревенские недоумки, ожидающие, когда наемные убийцы воткнут ножи нам в спины!

- Ну вот, наконец-то разумный довод.

Смешок Базела разрядил напряжение - и гнев Кенходэна. Он внезапно смутился от своих слов и снова опустился на стул, потянувшись за своей чашкой.

- Прости, - пробормотал он. - Наверное, я слишком чувствителен, но я чувствую себя таким чертовски беспомощным. Таким... таким неосведомленным. И мне так много нужно знать!

- Венсит, - сказал Базел более серьезно, - парень прав в этом. И теперь, когда я вообще думаю об этом, я удивлен, что он был терпелив с нами так долго.

- Ты прав, - согласился Венсит, затем повернулся к Кенходэну. - У тебя есть основания чувствовать себя использованным - не в последнюю очередь потому, что ты понимаешь, что я знаю о тебе больше, чем могу тебе сказать, - и ты, безусловно, имеешь право знать все, что мы можем тебе сказать. Пожалуйста, поверь, что мы оставили тебя в неведении по недомыслию и поспешности, а не намеренно.

Кенходэн кивнул, довольный их реакцией, но смущенный своей собственной. Он знал, что отчасти это было разочарование, смешанное с усталостью и немалым страхом, но он также знал, что за этим было нечто большее. В этом гневе было больше, чем след ярости, которую он испытывал на "Повелительнице волн", и это беспокоило его. Это был не тот вид убийственной ярости... но и не совсем отличался от нее, и эта мысль испарила последние угольки его гнева, вместо этого оставив его потрясенным и холодным. Получил ли он свою долю Ража градани? И если да, то что это говорит о нем?

Он глубоко вздохнул и стиснул зубы. То, кем он был, имело меньшее значение, чем то, кем он был сейчас. Это было необходимо. Он не мог отменить свое прошлое, даже если бы знал, что это было, но то, что вызвало его ярость, было внутри него. Он не мог изменить того, кем он был, по крайней мере, он мог контролировать то, кем он мог бы стать, и он будет контролировать это. Он должен.

- Прости, - повторил он более естественно, - но я действительно хочу знать, что мы делаем, так что скажи мне, пожалуйста. По крайней мере, - его губы изогнулись в кривой улыбке, - пока мое мышление не сравняется с твоим.

- Так-то лучше! - Базел крепко сжал его предплечья. - Да, и этот старый заклинатель тоже хочет говорить за меня. Дело не в том, что мы тебя недооцениваем, но иногда мы забываем, понимаешь? Прости нас.

- Не заставляй меня чувствовать себя виноватым, ты, болван! Ты начнешь все сначала!

- Скажи ему, Базел! - рассмеялся Венсит. - Поскольку ты ценишь наши жизни, скажи ему!

Кенходэн удивил самого себя ответным взрывом смеха, и смешки его товарищей стерли последнее напряжение, как будто Венсит использовал заклинание.

- Да, тогда я так и сделаю, - согласился Базел и опустился на колени, когда луна мигнула сквозь случайную дыру в облаках. Он разровнял участок земли и положил на него камешек.

- Этот камешек стал Коруном, Кенходэн. Эта линия - Южная дорога, - он сделал пометку кончиком пальца, - а это Восточная дорога. - Он ткнул большим пальцем в сторону скрытой туманом главной дороги. - Эта линия - главная дорога к Морфинтану, - продолжил он, рисуя еще одну линию с севера на юг, чтобы обозначить восточный конец Восточной дороги. - Если бы мы направлялись прямо к главной дороге Морфинтана, мы бы свернули вот сюда, - он ткнул указательным пальцем, - в Лосун, а там прямо на юг, мы могли бы повернуть на Синдор. Но это означало бы пройти более длинный путь. Это займет у нас много лиг пути - нет, я бы не был так уж недоволен этим, если бы это случилось после того, как мы избавились от братьев-псов. Только я думаю, что это вряд ли произойдет.

- Но это не так уж плохо, потому что мы хотим знать, что этого не произойдет, так что...

Он сделал еще несколько линий.

- Эта стала Уайт-Уотер, а эта другая линия - Сноуборн - река от Ист-Уолл, которая впадает в Уайтуотер примерно в пяти лигах от этого самого места ... здесь. Восточная дорога начинается после пересечения Сноуборна по мосту Илохам, затем проходит еще семьдесят лиг до главной дороги на Морфинтан.

- Хорошо, - сказал Кенходэн, когда Базел остановился и поднял глаза. - Я вижу, где мы находимся, но не понимаю, почему мы здесь.

- Что касается этого, - сказал Базел, садясь на корточки, - ответ находится на мосту короля-императора Илохама. Прямо на его западном конце есть тропа, которая ответвляется, следуя за Сноуборном лигу или две, прежде чем повернуть обратно на юго-запад через лес Хев, чтобы присоединиться к Южной дороге в сотне лиг к югу от Коруна.

- И мы пойдем по этой тропе, не так ли?

- Да, и произойдет одна из двух вещей. Если братья-псы поймают след, или если они хотят его разгадать, то, скорее всего, они последуют за нами. Если они не стремятся узнать или угадать, я думаю, они продолжат путь на восток за призраками и ветром. В любом случае, мы выйдем к лучшему.

- Я могу видеть, где мы выйдем вперед, если они потеряют нас, но не окажемся ли мы все в том же положении, если они последуют за нами по следу?

- Нет. Во-первых, я нисколько не сомневаюсь, что наши лошади - даже вьючные животные - лучше, чем у них. Может, Фрэйденхелм вор и предатель, но он мастерски разбирается в лошадях, и эти лучшие, что мы у него взяли. Маловероятно, что братья-псы смогут сравниться с нами, и на пересеченной местности они не найдут новых лошадей, когда их собственные кони выйдут из строя. Однако, придерживаясь дорог, они будут нанимать или покупать свежих на каждой почтовой станции. Это то, чего мы не можем сделать, если только мы не хотим отказаться от лошадей, которые у нас есть - кроме скакуна, конечно, - а этого я бы не стал делать, когда все скорпионы Шарны кусают меня за зад. Но на пересеченной местности мы покажем им наши пятки, если только не случится, что у них будет много запасных коней.

- А если они это сделают?

- Я все равно не буду слишком беспокоиться. - Базел улыбнулся, и его тон был почти голодным, когда он коснулся точки на своей грубой карте. - Прямо здесь, - сказал он почти с тоской, - есть ручей. Это не такой ручей, как летом, но вот сейчас он полноводен и быстр. Лучше всего то, что западный берег отвесен, как стена храма, а тропа вдоль него крута, как разбитое сердце, и узка, как честь. Это место, где лошади могут идти только гуськом, и наверху там есть красивая группа деревьев. Думаю, что мы могли бы разбить лагерь у этих деревьев на день или два, парень.

Он встретился взглядом с Кенходэном в лунном свете, и рыжеволосый мужчина медленно кивнул. Если у него была душа убийцы, то против кого лучше выпустить ее, чем против убийц? Его улыбка была холоднее, чем яркая, свирепая ухмылка Базела, а глаза были жесткими.

- Это было бы неплохо, - тихо пробормотал он.

- Да. В лучшем случае они будут "следовать" за нами до Морфинтана, пока мы будем пересекать внутреннюю часть петли - немного медленнее, но намного короче. Мы можем прождать два дня у ручья и все равно выиграть у них неделю, а заодно устроить им симпатичную головоломку. В худшем случае они пойдут по следу и встретятся с нами в то время и в том месте, которые выберем мы, а не они.

- Мне это нравится, - сказал Кенходэн. Он предполагал, что должен испытывать брезгливость из-за хладнокровного планирования засады на других, но не мог. Наемные убийцы были паразитами, и был только один способ справиться с ними. Или, по крайней мере, у него был только один способ справиться с ними.

Он задавался вопросом, всегда ли он был таким?

- Тогда, - Базел встал и тщательно стер пяткой свою схему, - я думаю, нам лучше снова отправиться в путь.

Венсит и Кенходэн кивнули, и градани вытащил колья и собрал поводья вьючных лошадей, тогда как его спутники вернули свои пончо, затянули подпруги и снова забрались в седла. Скакун нетерпеливо затопал копытом, вскидывая голову и собираясь сорваться с места, и Глэмхэндро фыркнул в ответ. Вьючные лошади казались менее нетерпеливыми, но их головы поднялись, когда скакун пронзительно заржал. Его правое переднее копыто снова ударилось о грязную землю, и когда Базел потянул за поводковые веревки, они храбро последовали за ним, возвращаясь на дорогу. Копыта вязли в грязи, затем глухо застучали по влажному, твердому дерну. Лошади и всадники собрались, затем снова повернули на восток, убегая в пасть туманного рассвета по пятам за градани, и дождь поглотил их.

Мелкий дождь стекал бисером по плащам и пончо мрачной группы всадников. Двое из них ехали впереди, в то время как их десять спутников почтительно следовали позади. Одним из лидеров был Чернион, другим - Роспер.

- Интересно, почему? - пробормотал Чернион, когда они ехали дальше сквозь рвущийся туман.

- Почему что?

Чернион задумчиво посмотрел на Роспера. Роспер был Мастером юга, вторым после Черниона в этой части империи, и он заслужил эту должность. Чернион считал его немного поспешным, но он был способным человеком и одним из двух, кто знал самую глубокую тайну Черниона.

- Почему Морфинтан? - спросил гильдмастер через мгновение. - Это не прямой путь в Энгтир, Роспер.

- Что из этого? Теперь они насторожены и делают крюк, чтобы избежать преследования. - Роспер пожал плечами, и вода потекла по его плащу.

- Так ли это? - Чернион задумчиво склонил голову набок. - Ни Кровавая Рука, ни волшебник не дураки. Они знали, что торговец лошадьми будет подслушивать, точно так же, как они знали, что он предаст их, как только сможет. Нет, они оставили нам сообщение, Роспер. Они хотят, чтобы мы пошли этим путем.

- При всем уважении, я думаю, вы видите сюжеты, которых не существует, - ответил Роспер. - Они боятся Гильдии. Это так просто.

- Нет, это не так, - твердо сказал Чернион. - Это не толстые торговцы или подобострастные, толстопузые дворяне. Теперь, когда они знают, что мы охотимся на них, ни Венсит, ни Кровавая Рука не будут нас бояться. У них есть какая-то цель на уме, какой бы она ни была.

- Я не так уверен. Даже Базел не захотел бы встретиться лицом к лицу со всеми нами.

Чернион подавил вздох. Значит, Роспер хотел быть упрямым, не так ли? Что ж, долг Черниона был спорить с ним, даже если это, скорее всего, окажется бесполезным занятием.

- Базел, - прямо сказал глава Гильдии, - мог бы убить половину наших братьев в одиночку, и если четверть историй правдива, Венсит мог бы убить остальных без заклинания. Что ничего не говорит о третьем человеке - и поверь мне, Роспер; Кровавая Рука и Венсит не привели бы с собой человека, который не умеет драться.

- А если мы захватим их врасплох? - многозначительно спросил Роспер.

- Бывают времена, Роспер, когда ты проявляешь проблеск гениальности. - Тон Черниона был настолько близок к шутке, насколько это вообще возможно. - Это то, на что я надеюсь, но наш лучший шанс был в Коруне, прежде чем они узнали, что мы охотимся на них. Кровавая Рука не прожил так долго без того, чтобы у него на затылке не выросли глаза, и они будут настороже.

- Пусть будет так! У каждого из нас есть по две свежие лошади. Отправим их на землю и заберем в темноте! Или ты сомневаешься в скрытности моих собратьев-псов?

- Роспер, ты слушаешь, как солдат! Я никогда не подвергаю сомнению скрытность братьев-псов, но я боюсь Кровавой Руки. Ты никогда не охотился на такую цель, как он. Я бы не рассчитывал застать его врасплох, даже если бы он не знал, что за ним кто-то охотится. Но это еще не все, потому что у него есть план. Я так же уверен в этом, как если бы он сам сказал мне об этом.

- Что хорошего в плане против дюжины из нас в темноте? Даже Базел не может видеть во всех направлениях. - Роспер поморщился. - Прошу прощения, но это звучит как трепет испуганной горничной, а не как слова убийцы.

- Возможно, - спокойно ответил Чернион. - Но глаза волшебника не такие, как у других людей. Кто знает, что они видят? Я не... но я достаточно мудр, чтобы бояться их. Нет, мы последуем за ними, но осторожно. Осторожно, Роспер!

- Конечно, Чернион.

Роспер хлопнул себя по груди в знак приветствия и отступил назад, тихо объясняя планы Черниона остальным, и ни один слушатель не мог бы догадаться, что его мысли не полностью согласуются с его словами.

Чернион улыбнулся и посмотрел вперед, тщательно вытирая кустистые брови и странно нежное лицо, по которому стекала вода. Роспер! Ему бы быть воином, а не убийцей. Его умение обращаться с ядами было выдающимся, и именно его дротик парализовал волю скакуна, прежде чем тот смог отомстить за своего павшего всадника. Лекарства, которые он ввел после этого, должны были парализовать и эту волю. Очевидно, что-то пошло не так с этим, но правда заключалась в том, что Чернион не мог по-настоящему винить Фрэйденхелма за то, что он предположил, что отвары Роспера будут держать жеребца спокойным и податливым, пока он не сможет избавиться от него. Чернион предположил бы то же самое. К сожалению, оказалось, что в рассказах о живучести и сопротивляемости ядам скакунов было больше правды, чем верил гильдмастер, и хотя вряд ли можно было винить Роспера за то, что он этого не знал, доказательства того, что его зелья в конце концов не справились со своей задачей, быстро задели его гордость. Этого было бы достаточно, чтобы отточить его решимость преследовать свою добычу по пятам, но правда заключалась в том, что уязвленное самолюбие было лишь частью того, что толкнуло его на погоню.

Несмотря на его вполне заслуженную гордость эффективностью своих ядов, были времена, когда тайные убийства братьев-псов раздражали Роспера. Времена, когда он хотел открыто встретиться лицом к лицу со своей добычей, увидеть в их глазах понимание того, что смерть пришла за ними. Что было глупо. Убийцы были лучшими бойцами, чем большинство, или они жили недолго, но гордость не оплачивала счета, а лобовые атаки были плохим бизнесом. Люди нанимали братьев-псов, когда им нужно было, чтобы враг исчез без шума и хлопот; открыто мог убивать любой наемный браво с мечом.

Нет, убийцы торговали мастерством и скрытностью, а репутация Гильдии привлекала покровителей, которые не испытывали удовольствия от неудач. Всегда было мудро тщательно выбирать момент, и Черниону не нравилась идея встретиться с Базелом на территории, которую тот сам выбрал. Наемные убийцы были торговцами смертью, а не героями, и Гильдия давным-давно поняла, как дорого может обойтись охота на Базела Бахнаксона на условиях, хотя бы отдаленно напоминающих его собственные.

Самый смертоносный убийца Норфрессы молча ехал вперед, погруженный в свои мысли.

Вулфра из Торфо изучала свой кристалл, глядя на Черниона с огромной высоты. Она знала, что Венсит был где-то впереди убийцы, но это было все, что она знала, потому что чары старого волшебника было выше ее умения. Ее покровитель мог проникнуть в них, но он больше не хотел делиться с ней полной информацией.

Она вздохнула, и драгоценные камни блеснули, когда она провела тонкими, украшенными кольцами пальцами по своим золотым волосам, затем собрала их под подбородком. Возможно, ей и не нравились рассуждения волшебника с кошачьими глазами, но она их понимала.

Венсит знал, что пробить брешь в его обороне было выше ее сил. До сих пор ее приспешники нападали только тогда, когда было какое-то другое разумное объяснение тому, как они могли выследить его, но если бы Чернион неизменно шел к нему, он знал бы, что находится под пристальным наблюдением. В лучшем случае он укрепил бы свои чары... в худшем случае он узнал бы, что кто-то более могущественный, чем Вулфра, выступил против него, а волшебник с кошачьими глазами отказался предупредить своего древнего врага.

В любом случае, ее покровитель, вероятно, не одобрял братьев-псов. Не то чтобы у Черниона было много шансов на успех. Вулфра знала это лучше, чем большинство, и ей не очень нравилась непомерная цена, которую Гильдия убийц назначила ей, но именно к ней направлялся Венсит. В сложившихся обстоятельствах она была готова попробовать все, что имело хоть какой-то шанс на успех. Кроме того, Черниону, возможно, просто повезет, потому что у убийцы был внушительный послужной список. И если Гильдия потерпит неудачу, Вулфра не потеряет ничего, кроме первоначального взноса, который они уже получили, поскольку братья-псы гарантировали успех. В тех редких случаях, когда они терпели неудачу - а они время от времени терпели неудачу, несмотря на все, что могла сказать их репутация, - их клиенты ничего не были должны.

В каком-то смысле это было жаль. Вулфра улыбнулась, глядя на убийцу. Чернион действительно был таким способным, как они говорили, и убийца уже сразил двух лучших генералов Фэллоны для Вулфры, хотя братья-псы не знали, что именно она их наняла. Контракт был заключен от имени Раналфа из Карчона, поскольку Вулфра пока не собиралась рисковать своим безупречным общественным имиджем. Было бы жаль, если бы сталь убийцы не справилась с этой задачей, но даже это могло быть полезно, поскольку Базел и Венсит были обязаны убить по крайней мере нескольких братьев-псов по пути. Если бы это произошло, Гильдия была бы более чем когда-либо полна решимости убить их в ответ, потому что у убийц не было друзей. Они заботились о своих, потому что мертвым братьям-псам было плохо оставаться неотмщенными. Во многом именно страх перед неизбежным возмездием заставлял храбрецов не решаться встретиться с ними лицом к лицу.

Да, Чернион все еще может оказаться выигрышной картой. Если же нет... по крайней мере, убийца позабавил ее. Она наслаждалась своей связью с разумом Черниона, даже зная, что Чернион рискнет чем угодно, чтобы уничтожить ее, если убийца когда-нибудь узнает о существовании этой связи. У Черниона были секреты, и глава Гильдии неоднократно убивал, чтобы скрыть их. Возможно, было опасно знать их, но Вулфра была готова рискнуть этим.

Ей так нравилось находиться внутри.

- Я думал, ты сказал, что там была тропа.

Тон Кенходэна был одновременно резким и кислым, когда он посмотрел на реку. Как и Уайтуотер, Сноуборн был полон талой воды, и дорога стрелой уходила в его воды по широкой дамбе, которая сливалась с многоарочным мостом. Пена бурлила под этими арками, раздражаясь на сужение в бушующей ярости, но каменная кладка возвышалась, как крепость, отбрасывая течение сердитыми оборками из желтых и коричневых кружев, в то время как река рычала от гнева.

Настал день, такой, каким он был. Солнца не было; облака громоздились друг на друга сплошными, комковатыми, как уголь, волнами, и моросил туманный дождь. Унылый вид затопленной реки сердито взирал на них в бесплодном сером свете.

- Да, и тропа там есть! - Базел повысил голос, перекрывая оглушительный рев. - Я никогда не говорил, что до нее легко добраться!

- Легко - это не так уж важно, пока это возможно! Так ли это?

- И стал бы я понуждать тебя таким образом, если бы это было не так?

Кенходэн с сомнением поежился. По течению дрейфовали целые деревья, медленно кружась из конца в конец, в то время как вода вздымалась и пенилась сквозь сломанные ветви и корни. Вздувшаяся река поднялась на десять футов над дубами и ясенями, растущими далеко от ее номинального берега; ивы дальше вдоль "берега" были едва заметными горбами пены. Две арки моста были завалены обломками, но он стоял как утес, его опоры прочно вросли в русло реки. Каменная кладка носила шрамы от сражений, но все же она бесстрашно встретила битву.

- Покажи мне! - с сомнением крикнул он.

- А ты случайно не видишь тот дуб? - Базел указал вверх по течению, и Кенходэн кивнул. - В тридцати или сорока футах за ним лежит наша тропа. Все, что нам нужно, это чтобы лошади переплыли отсюда туда, понимаешь?

- Ты шутишь! - Кенходэн был ошеломлен. - Это, должно быть, сотня ярдов! Посмотри на это течение! Как мы, по-твоему, проплывем так далеко, не говоря уже о вьючных лошадях?

Базел взглянул на усталых лошадей и улыбнулся, когда серый мерин поднял голову. Вьючный конь устал и не был уверен в том, что от него потребуют, но он был готов - хотя это могло измениться, когда он столкнется с рекой.

- Думаю, что с Венситом все будет в порядке! - крикнул Базел через реку. - И со мной тоже. Его красавец достаточно силен, чтобы тащить его на буксире - и меня тоже, если уж на то пошло - и мы также привяжем к его седлу поводок вьючной лошади. Вы с Глэмхэндро можете идти сзади с другим конем!

- Блестяще! А как насчет течения?

- И что это может быть за течение? - Базел самодовольно указал на летящие брызги. - Дамба прочна, как в Дварвенхейме, Кенходэн! Единственное течение - после выхода в середину; вдоль нижних берегов оно гладкое, как пруд с сарамантанскими утками!

- Утиный пруд! - фыркнул Кенходэн.

Он еще мгновение сердито смотрел на реку, затем покачал головой и спустился вниз, чтобы переложить свое снаряжение. Это все еще звучало безумно, но Базел, вероятно, был прав насчет течения. Во всяком случае, он на это надеялся.

Он еще раз проверил вьючных коней, прикрепив каждый предмет по отдельности к рамам, затем привязал повод серого мерина к седлу Глэмхэндро. Он тщательно проверил свой лук, запечатал запасную тетиву в промасленный кожаный чехол, чтобы защитить ее, и прикрепил колчан к седлу, стараясь, чтобы оперение стрел было достаточно высоко, чтобы оставаться сухим. Затем он снял свой меч и привязал его к задней луке седла. Наконец, он стащил сапоги, и мостовая была холодной и мокрой под его носками, когда он привязывал их к раме рюкзака. И последнее, но далеко не менее важное: он проверил крепления футляра для своей арфы и понадеялся, что Брандарк никогда не услышит, как он собирается надругаться над великолепным инструментом.

Базел и Венсит сделали свои собственные приготовления к тому времени, когда он закончил. Венсит и Кенходэн сохранили только свои кинжалы, а Базел разделся до камзола и сложил кольчугу и нагрудник в неопрятный сверток за седлом скакуна. Кенходэн ухмыльнулся, когда все они стояли без обуви в грязи по щиколотку, и он задался вопросом, многие ли когда-либо видели, чтобы Венсит из Рума выглядел так нелепо.

- Готовы?! - крик Базела перекрыл рев реки.

- Во всяком случае, настолько близок к этому, насколько я когда-либо буду, - мрачно ответил Кенходэн. Венсит просто кивнул.

Базел привязал левое запястье волшебника к седлу скакуна, также привязал к нему повод второй вьючной лошади, затем протянул руку и ухватился правой рукой за седельный рожок. Вода лизала дамбу в шести футах ниже ее гребня, и Кенходэн надеялся, что там не было подводного течения... или затопленного подлеска.

- Склон крут, как цена на зерно в Вондерланде, но опора твердая! - громко сказал Базел. - Когда-то его облицевали камнем, но затем он зарос травой. Просто делай это медленно и уверенно! Глэмхэндро скажет тебе, когда он будет готов плыть, и серый последует за ним!

Кенходэн кивнул и наблюдал, как Венсит и Базел соскользнули с края. Скакун не выказал ни малейшего колебания, когда почти весело перешагнул через берег и начал спускаться по склону более грациозно, чем скользящие градани и волшебник, но вьючная лошадь была недовольна. Она уперлась ногами и отказывалась сдвинуться с места, пока скакун не повернул голову с предостерегающим ржанием, словно упрекая малодушного товарища. Уши вьючной лошади шевельнулись. Затем она кивнула головой в знак безошибочного согласия и последовала за ним.

Скакун одобрительно протрубил и прыгнул в воду, вьючная лошадь последовала за ним. Базел ослабил хватку на луке седла скакуна и пустился мощным брассом, а скакун и вьючная лошадь последовали за ним. Кенходэн минуту с тревогой наблюдал за происходящим, затем вздохнул с облегчением, когда все они легко преодолели рябь потока.

Теперь настала его очередь. Он на мгновение заколебался, чувствуя себя нелепо вьючной лошадью. Он был готов, но не мог избежать угрызений совести. Затем Глэмхэндро так нетерпеливо ткнул его носом, что он чуть не споткнулся, и Кенходэн удивленно оглянулся и расхохотался, когда жеребец фыркнул и нетерпеливо тряхнул головой. Подгоняемый своим конем! Слава богу, Базел был слишком занят плаванием, чтобы заметить подталкивание Глэмхэндро.

- Тогда ладно! Поехали! - сказал он и сошел с дороги.

Опора оказалась лучше, чем он опасался. За годы древняя каменная кладка покрылась толстым слоем дерна, а толстые корни давали опору в скользкой грязи, если двигаться медленно. Серый вьючный мерин колебался - он отказывался сдвинуться с места, пока Глэмхэндро резко не ущипнул его, - но удержался на ногах, когда оба коня, наконец, вошли в реку за ним.

Вода была ужасно холодной, и зубы Кенходэна застучали в тот момент, когда его пальцы коснулись ее. Сноуборн! Он вздрогнул. Река заслужила свое название! Он двинулся вперед, поглаживая лошадей сбоку от ручья, подгоняя их, чтобы они не сбились с пути течения.

Глэмхэндро не нуждался в поощрении. Его шея рассекала воду, как нос корабля, и вьючный конь не отставал от него, хотя ему явно меньше нравился вызов, чем жеребцу. Мерин закатил глаза и поплыл болезненным рывком, но глаза жеребца сияли, когда он боролся с рекой. Лично Кенходэн, хотя и вынужден был признать, что Базел был прав насчет течения, вряд ли мог винить вьючного коня за его несчастье.

К тому времени, как они добрались до дуба, относительно веселыми казались только Глэмхэндро и скакун. Сам Кенходэн был в гораздо худшем состоянии, его неудержимо трясло, но Глэмхэндро, похоже, нравилась поездка. Он и скакун весело соприкоснулись носами, очевидно, забавляясь страданиями всех остальных, но даже Базел был менее оживлен, чем обычно, тяжело дыша, когда он прислонился к боку скакуна.

- В следующий раз давай встретимся лицом к лицу с убийцами, - тяжело дыша, сказал Кенходэн. - По крайней мере, тогда мы умрем сухими!

Он вытер лицо и закашлялся. Половина Сноуборна, казалось, попала ему в глотку, но Базел нашел в себе силы изобразить свой обычный смех, выжимая речную воду из своей косы воина.

- По крайней мере, мы избавились от них, - продолжил Кенходэн, оглядываясь на наводнение с каким-то жалким самодовольством.

- Нет, если они знают, что мы пошли этим путем.

Кенходэн обернулся на звук голоса Венсита, но обнаружил, что волшебник уже снова в сапогах. Когда Кенходэн посмотрел на него, волшебник тоже откинулся на спинку своего пончо и начал делать резкие подталкивающие жесты.

- Давай, давай! Давайте не будем стоять и восхищаться собственным умом! Они не могут отстать на много часов.

- И что? Как они проследят за нами мимо этого? - Кенходэн махнул рукой в сторону реки.

- Так же, как и мы, - сказал Венсит. - Или не разуваясь, если они захотят свернуть с главной дороги на две мили раньше.

- Что?! - Кенходэн возмущенно выпрямился. - Ты имеешь в виду, что мы могли бы избежать плавания, которое... это...!

Слова подвели его.

- Да. - Базел уже натянул кольчугу и застегнул нагрудник. Теперь он кивнул, натягивая сапоги. - Это мы тоже могли бы сделать, но тропа после этого извивается, как змея со сломанной спиной, туда и сюда. Это почти в три раза дольше, и мы бы также двигались медленнее. Мы хотим оставить их еще дальше позади, и вполне возможно, что они могут полностью пропустить нас, хотя я бы не стал ставить на это.

- Ну, ты мог бы сказать мне! - парировал Кенходэн.

- Нет, парень, на этот раз я не стал бы этого сделать, - серьезно возразил Базел, наблюдая, как Кенходэн влезает в свои сапоги и застегивает пояс с мечом.

- А почему бы и нет? - потребовал рыжеволосый мужчина.

- Потому что ты стремишься быть слишком умным и упрямым. - Базел ухмыльнулся. - Ты бы никогда не согласился плавать, если бы знал, что у тебя есть выбор!

Они с Венситом все еще покатывались со смеху, когда, хлюпая, спускались по мокрой тропе.

Чернион добрался до моста Илохама в полдень и остановился, мрачно наблюдая за наводнением. Бесплодная атака воды на мост, казалось, отражала усилия убийц поймать свою жертву, насмехаясь над ними.

- Давайте двигаться дальше, - наконец вздохнул их лидер, ерзая в седле. Напряжение стольких часов езды верхом начинало сказываться даже на Чернионе.

Они с грохотом въехали на мост, лошади вздрагивали от вибрации камня. Следы шторма и обломки, оставленные гневом Сноуборна, местами покрывали дорогу, доказывая, что поток меньше, чем был раньше. Путь был покрыт сугробами мелкого песка и лужами воды, а моросящий дождь был таким мелким, что едва оставлял ямочки на лужах.

Чернион приблизился к центру моста и внезапно остановился. Одна рука резко поднялась в командном жесте, и остальные мгновенно остановились. Некоторые казались озадаченными, но все они раньше работали с Чернионом и терпеливо ждали, пока причина раскроется.

- Что это? - наконец тихо спросил Роспер.

- Мы потеряли их, - спокойно ответил Чернион.

- Потеряли их? Как? Мы нашли их последнюю остановку для отдыха менее чем в четверти мили назад! Как мы можем потерять их посреди проклятого Шарной моста?

- Потому что они никогда не пересекали его, Роспер.

- Откуда ты знаешь?

- Посмотри сам, брат. Весь этот пролет засыпан песком. Где следы их копыт?

- Чт... - Роспер наклонился с седла и внимательно посмотрел. Гладкий песок вежливо улыбнулся ему в ответ. - Мог ли дождь смыть их?

- Он недостаточно сильный, - ответил Чернион.

- Согласен. - Роспер коротко кивнул. - Но куда же они тогда делись? Для них нет другого пути, Чернион.

- Нет? - Чернион задумчиво посмотрел на него. - Я с самого начала говорил, что у Кровавой Руки есть какой-то план, и, похоже, я был прав. Подумай: мы стали настолько уверены, что они находятся на дороге перед нами, что почти не заметили, как они ее покинули. Нет, Роспер. Есть другой способ.

- Очень хорошо, я согласен. Но где это?

- Давай посмотрим.

Чернион развернулся и поехал обратно по мосту, а убийцы в темных плащах расступились, а затем пристроились сзади. Чернион отверг северную сторону дороги - уход в этом направлении только запутал бы их цель в грязи Уайтуотера и зажал их между двумя реками. Базел никогда не был бы таким щедрым, так что он, должно быть, отправился на юг по какой-то неизвестной тропинке, которой Гильдмастер на самом деле не хотел следовать.

Они были уже далеко от моста, когда темные глаза Черниона заметили следы ног в носках и копыт на спуске дамбы. Они были слабыми, но они были там, и они шли прямо в реку.

Убийца задумчиво осмотрел их путь, и темные глаза остановились на огромном дубе, который возвышался, как великан среди халфлингов. Кустистые брови изогнулись. Неаккуратно для Кровавой Руки, размышлял гильдмастер.

- Вот. Они по какой-то причине подплыли к этому дереву. Пошли одного из своих людей подтвердить это.

- А если Кровавая Рука ждет с луком? - спросил Роспер.

- Не бойся этого, - сухо сказал Чернион. - Дальность здесь составляет едва ли сотню ярдов. Если бы Кровавая Рука был там с луком, у нас уже были бы тела, чтобы доказать это.

- Он мог бы подождать, пока мы не окажемся в затруднительном положении, переходя реку.

- Нет. Он знает, что я пошлю разведчика и что без удовлетворительного отчета я не последую за ним. Он пошел дальше.

- Но почему? Зачем сворачивать с дороги здесь, в эту сторону, вместо того, чтобы проехать дюжину миль назад?

- Потому что он знает тропу, - терпеливо объяснил Чернион, - и ему все равно, пойдем ли мы за ним, иначе он спрятал бы эти следы. Я не знаю, куда она ведет, но другого перехода на восточный берег Сноуборна, кроме Южного моста, нет. Он ушел на запад, в лес Хев.

- Значит, они все-таки направляются в Синдор!

- Конечно. С самого начала это был всего лишь вопрос их маршрута. - Роспер покраснел, когда Чернион воздержался от воспоминаний об их предыдущем разговоре. - Как я и опасался, он знает путь лучше, чем мы. Я только сожалею, что позволил ему увести меня так далеко от прямого пути в Синдор, иначе я мог бы встретиться с ним за его воротами.

- Но сейчас мы здесь, - неуверенно сказал Роспер. - Что нам следует делать?

Чернион взглянул на мастера краем одного темного глаза. Роспер был наказан, но был ли он наказан достаточно? С другой стороны, у Черниона не было желания лично вести братьев-псов за Базелом - не в лесу и не тогда, когда он, очевидно, точно знал, куда идет.

- Пошли к тому дереву посмотреть, действительно ли там есть тропа, - наконец сказал Чернион, и доброволец нырнул в воду, неся один конец свернутой веревки. Если там была тропа, веревка помогла бы тем, кто шел вслед - и Чернион знал, что кто-то должен был идти. Альтернативы не было.

Пловец выполз на берег у дерева и, хватая ртом воздух, вцепился в берег. Через мгновение он исчез в густом подлеске только для того, чтобы появиться через десять минут и энергично замахать руками в знак приветствия братьев-псов.

- Итак. - Чернион задумчиво выпятил нижнюю губу. - Они выбрали путь, которого мы не знаем, направились, мы не знаем куда, и мы не знаем, сколько времени потребуется, чтобы добраться до Синдора. Боюсь, нам придется разделить наши силы, Роспер.

- Ты возьмешь семерых братьев и последуешь за ними, отмечая, если они свернут в сторону. Четверо других и я отправимся в Лосун, затем на юг, в Синдор. Мы можем покупать лошадей на каждом этапе, так что мы можем оставить вам всех наших дополнительных скакунов и при этом показать хорошее время. Тем временем вы нанесете удар, если представится такая возможность. Но помни, Роспер: твоя главная обязанность - следовать. Атакуйте только в том случае, если вы можете найти способ использовать свои навыки и лишить их преимущества.

- Если мы не встретимся по дороге, пошли весточку в "Ястреб ветра" в Синдоре, но следи за ними по пятам, куда бы они ни пошли. Не позволяй им снова исчезнуть. Кровавая Рука хитер, и если он оторвется, мы можем никогда больше его не найти.

- Да, Чернион! - Роспер хлопнул себя по груди в знак принятого приказа и ухмыльнулся. - Вы не будете долго ждать нас в Синдоре. Мы похороним их в лесу Хев.

- Будь осторожен, брат, - холодно ответил Чернион, отдавая честь в ответ.

- Их всего трое!

- И вас только восемь, - ответил Чернион. - Будь осторожен, я сказал. Кровавая Рука - защитник Томанака, и это не первый и даже не второй раз, когда Гильдия охотится на него. Раньше нам не удавалось взять его, и каждая попытка дорого обходилась Гильдии. Никогда не сомневайся, что все, о чем он просит, - это встретиться с любыми тремя братьями-псами мечом к мечу! Ты хорошо служил Гильдии, Роспер. Меня бы огорчило, если бы мне пришлось тратить драгоценное время на выбор нового мастера юга, так что прислушайся ко мне!

- Очень хорошо. - Роспер кивнул. - Я буду настороже и осмотрителен в равной степени.

- Тогда чистого убийства, Роспер.

- Чистого убийства, Чернион.

Они еще раз обменялись приветствиями и разошлись в разные стороны. Чернион и еще четверо промчались по мосту, безжалостно используя своих скакунов, в то время как Роспер и его семеро продолжили небрежное, скользкое преследование среди деревьев леса Хев.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Вопросы без ответов

- Она проснулась? - спросил Лентос, отрываясь от бумаг на своем столе, когда Трейн вошел в его строгий кабинет.

- Нет, но думаю, что скоро проснется. Она крепче, чем я ожидал.

- Молодые всегда жестки, Трейн, и не забывай о ее происхождении. Я меньше удивлен, что она быстро выздоравливает, чем тому, что она вообще выжила.

- Согласен. Согласен. - Трейн плюхнулся в кресло и вздохнул в изнеможении, потирая глаза обеими руками. - Что, во имя Семкирка, произошло, Лентос?

- Я скорее надеялся, что это ты мне скажешь. Ты был ближе к этому, чем я.

- Ближе! - Трейн опустил руки и посмотрел через стол на своего начальника. - Я отскакивал от ее щитов, и ты это знаешь. Нет, уважаемый ректор. Ты был в лучшем положении, чтобы наблюдать за происходящим, чем я.

- Может быть, и так, но я тоже понятия не имею, что это было. В одно мгновение мы теряли ее; в следующее что-то разорвало ее щиты на части - не убив ее - и сбило нас с ног на наши хорошо натренированные задницы. Есть какие-нибудь предположения?

- Ты не думаешь, что это было...? - Трейн деликатно замолчал.

- Я не знаю. - Лентос поиграл своим пером. - Я, конечно, задавался вопросом, но это кажется слишком простым, слишком аккуратным. На мгновение я был уверен, что это Венсит, но будь благоразумен. Даже он не может сделать невозможное, а колдовство и магическая сила не могут быть смешаны таким образом. Боги знают, что он достаточно силен, чтобы сломать ее барьеры... но чтобы не только не убить ее самому, но и на самом деле потом вывести ее из кризиса?

Лентос покачал головой.

- В этом-то и проблема, не так ли? - медленно произнес Трейн. - Что-то случилось - что-то, чего не могло случиться, - и, учитывая ее отношения с Венситом, я не думаю, что мы можем исключить его. Но если он это сделал, то кое-что пугает меня больше, чем тот факт, что он мог.

- Я знаю, - тихо сказал Лентос. - Если он сделал это, тогда он лгал нам, по крайней мере косвенно, в течение тысячи трехсот лет.

Кенходэн со стоном спешился и покачнулся, массируя зад обеими руками, поскольку измученные мышцы давали знать о своем несчастье. Даже Глэмхэндро, похоже, был рад остановиться, и обе вьючные лошади плелись следом, опустив головы. Только скакун казался хоть отдаленно похожим на свежего, и плечи Венсита поникли, когда он сидел в седле. В кои-то веки даже буйство Базела поутихло, и градани раскинул руки в невероятной растяжке мышц.

Их окружали влажные деревья. Листва была слишком густой, чтобы дождь мог проникнуть внутрь, но с пропитанных влагой верхних ветвей стекал влажный туман. Тропа бесконечно вилась между густыми стволами, узкая, скользкая и грязная, но какая-то зимняя буря повалила лесного великана, чтобы расчистить поляну, где они наконец остановились.

- Ну что ж. - Базел опустил руки, положил ладони на бедра и повернул верхнюю часть тела, пока Венсит устало слезал с седла. Скакун нежно погладил серебряные волосы волшебника, и Глэмхэндро вздохнул и выдохнул с облегчением, когда Кенходэн снял с него уздечку и повесил ее на ветку.

- Ну и что? - спросил Кенходэн после минутного молчания.

- Что ж, - вздохнул Базел, стоя на одной ноге и поднимая другую, чтобы взглянуть на подошву своего сапога, - я удивлен, что у меня не было дырки до самого верха! Я готов остановиться на некоторое время.

- Итого нас семеро. - Венсит подбросил под себя пончо и со стоном глубокого облегчения опустился на мокрый слой мха, покрывший поваленное дерево.

- Семь? - повторил Базел.

- Трое двуногих путешественников и четверо с четырьмя ногами.

- Я бы сказал, что те, у кого четыре, работали усерднее, - заметил Кенходэн, снимая седло и попону Глэмхэндро. Жеребец встряхнулся, затем покатился по мху поляны и опавшим листьям, и Кенходэн улыбнулся, когда его ноги восторженно замахали.

- Верно, но они отомстили. - Венсит поморщился и расслабил ноги. - Старые кости - это не все, что у меня есть, и все почему-то стало намного старше со времен Коруна.

- Мы действительно можем позволить себе остановиться, Базел? - спросил Кенходэн.

- Это просто необходимо, парень. Вьючным лошадям уже нужен отдых.

- Вся честь им, но давайте также проявим немного сочувствия к старшему всаднику этой партии! - запротестовал Венсит.

- Потребуется больше, чем небольшая поездка, чтобы убить такого, как ты! - Базел снял седло с ближайшей вьючной лошади, отложил его в сторону и начал растирать измученного мерина. Венсит мгновение наблюдал за ним, затем поднялся, прихрамывая, подошел к скакуну и начал ослаблять подпругу седла.

- Я знаю, что вы, великие воины, никогда бы не захотели ослабить мой характер, проявив ко мне жалость или намекнув каким-либо образом, что я не такой выносливый и способный, как любой из вас. Тем не менее, я надеюсь, что вы сможете найти способ помочь мне в уходе за этим благородным созданием.

Скакун фыркнул в явном веселье и легонько шлепнул волшебника по голове.

- Я не так уверен во всем этом. - Базел подмигнул Кенходэну. - Я думаю, что каждый всадник должен заботиться о своем собственном скакуне, даже если некоторые из них хотят быть немного крупнее других.

- Позвольте мне перефразировать это, - любезно сказал Венсит. - Я знаю, что ты поможешь мне присмотреть за ним должным образом - и поможешь с обеими вьючными лошадьми - так же, как я знаю, что ты не найдешь в своих штанах сарамантанских огненных муравьев.

- Ну, да! Выражаясь таким образом, это кажется достаточно разумным! - поспешно сказал Базел.

- Зачем тебе начинать с этого, я найду немного сухих дров для костра, - предложил Кенходэн с такой же поспешностью.

- Светлое время закончится скоро, - сказал Венсит, - так что тебе лучше поторопиться.

- Полагаю, у тебя не будет времени сделать больше, чем почистить лошадей и построить навес, прежде чем я вернусь, - сказал Кенходэн и скользнул в скрывающий лес с ухмылкой, когда волшебник погрозил ему кулаком.

Он нес натянутый лук, не то чтобы он действительно надеялся случайно наткнуться на что-нибудь для еды при таком тусклом освещении. Этого не случилось, но он нашел мертвый пень, размокший и шершавый снаружи, но сухой и твердый в сердцевине, срубил внешнюю оболочку и нарубил много щепок и кусков сухой сердцевины, чтобы разжечь более влажное топливо. Он завернул добычу в подол своего пончо и бесшумно двинулся обратно к лагерю, остановившись рядом с упавшим гигантом, чья смерть заставила задумчиво наблюдать их поляну.

Венсит и Базел закончили со скакуном и вьючными лошадьми и занялись навесом, и он ухмыльнулся. Им не потребовалось бы много времени, чтобы закончить его, и не было смысла отвлекать их от работы. Он нашел местечко под поваленным стволом и растянулся на относительно сухом мху, положив вместо подушки пончо с нежностью, медленно точа кинжал Гвинны и время от времени выглядывая, чтобы посмотреть, как продвигаются их дела.

Базел сбросил еще одну охапку веток и помог Венситу разложить их по каркасу, соорудив из них грубую крышу, которая не была полностью водонепроницаемой, но была достаточно близкой к ней, чтобы уберечь от намокания. Градани поднял глаза и начал говорить, когда руки Венсита замерли, затем остановился, узнав отстраненное выражение его лица. Никто по-настоящему не видел глаз Венсита из Рума задолго до падения Контовара, но казалось, что он смотрит в глубины, которые мог видеть только он. Затем он начал улыбаться.

- Венсит?

- Минутку, Базел. - Венсит усмехнулся, и его пальцы странно изогнулись. Они, казалось, на мгновение закружились, и его глаза один раз запульсировали. - Вот так, - сказал он с удовлетворением. - Давай закончим с этим; Кенходэн скоро вернется.

- И сделает ли он это сейчас? Я думаю, он нашел удобное место, чтобы наблюдать за нашей работой, и я его мало виню.

- Это потому, что ты милосердная душа, Базел, в то время как я... Ну, скажем так, я немного менее щедр, чем ты.

Руки Венсита снова замерли, и волшебник оглянулся через плечо как раз в тот момент, когда Базел услышал возмущенный вопль.

Градани рывком выпрямился, повернувшись на звук и потянувшись за своим крюкообразным ножом, но остановился в изумлении, когда Кенходэн подскочил над упавшим деревом и бросился в лагерь. Базел никогда не видел, чтобы он двигался так быстро, и никогда не слышал звуков, похожих на те, что издавал Кенходэн на бегу. Глаза градани сузились, когда рыжеволосый мужчина дернул его за пояс, пританцовывая на месте, как сумасшедший.

Базел взглянул на Венсита, когда Кенходэн сбросил бриджи, чтобы наступить на них обеими ногами в сапогах. Венсит начал хихикать, и Базел ухмыльнулся. Конечно, нет. Даже Венсит на самом деле не стал бы...!?

Кенходэн перестал орать и стоял в своих панталонах, обвиняюще глядя, как волшебник справляется со своим смешком. Венсит невозмутимо оглянулся, когда рыжеволосый мужчина поднял раздавленное насекомое и сунул ему под нос.

- И что, по-вашему, это может быть? - зарычал Кенходэн.

- Почему же, - невинно сказал Венсит, - по-моему, это похоже на сарамантанского огненного муравья. Ты принес дрова для костра, Кенходэн?

Кенходэн вытер остатки пикантного рагу из своей миски кусочком хлеба. Базел был удивительно хорошим поваром, и Кенходэн снова почувствовал себя почти человеком, когда тушеное мясо согрело его живот. Конечно, "почти человеком" - это не совсем то же самое, что "удобно", и он пошевелился и потрогал грубо ужаленную часть своего тела. Он хотел разозлиться из-за этого, но не мог. Он заслужил это, и этот опыт был своего рода посвящением. Он больше не мог сомневаться, что действительно был частью внутреннего круга волшебника, иначе Венсит никогда бы так с ним не поступил.

Он с благодарностью потянулся. Приключения были не такими, какими их считали, но его нынешнее расслабление было тем слаще, что ему предшествовали напряженные усилия.

- Это было восхитительно, Базел, - лениво сказал он, - но мне немного не по себе из-за того, что сейчас все происходит так медленно.

- Не бойся, парень. Я думаю, они не могли добраться до моста раньше середины утра, и они вообще ничего не знают о тропе. Они не будут сильно преследовать нас через деревья, даже если они достаточно безумны, чтобы двигаться всю ночь. - Он покачал головой. - Мы не увидим их раньше завтрашнего дня.

- Тогда, по крайней мере, мы сможем отдохнуть ночью, - сказал Кенходэн.

Он взглянул поверх угла навеса и замолчал. Их полянка проделала дыру в лиственном пологе, и он смог увидеть небо. Туманный дождь прекратился, и пока он наблюдал, облака разошлись, чтобы освободить луну. Он уставился на нее, и в нем проснулось невыразимое желание. Это не противоречило его томному содержанию; скорее, это казалось частью его, как мягкая, сладкая боль, и его рука почти непроизвольно потянулась к футляру для арфы.

- Парень, - пророкотал Базел, - я не очень уверен, что ты проявляешь мудрость. Я уверен, что, по моему мнению, мы намного опережаем их, но...

- Оставь его в покое, Базел, - мягко сказал Венсит.

Глаза градани сузились, но Кенходэн этого не заметил. Он открыл футляр с арфой, его взгляд был прикован к луне, и в его зеленых глазах был странный ответный блеск. Он почувствовал, что плывет в невероятно ярком лунном свете, и ощутил отдаленный трепет, когда что-то внутри него зашевелилось.

Он сел, положив арфу на колено, и его пальцы потянулись к струнам. Он коснулся их кончиками пальцев, и они, казалось, задрожали, умоляя его дать им голос. Его лоб мечтательно нахмурился при этой мысли, потому что он понятия не имел, что хотел бы играть. У него вообще не было идей - серебряный свет лишил его мыслей. Он опустел так внезапно и мягко, что он даже не заметил.

И все же, если он понятия не имел, что играть, у него не было выбора, кроме как играть в любом случае. Им овладело принуждение, когда ранящая красота облачной луны овладела им, и его пальцы ударили по струнам по собственной воле.

Они творили безжалостную магию ночью.

Музыка лилась из арфы, богатая и вибрирующая, поющая сквозь деревья. Лес Хев затих. Животные и птицы застыли в темноте, так же загипнотизированные, как и его спутники, красотой, струящейся по тихим, туманным проходам серебристо-зеленого и черного цветов.

Кенходэн не знал названия для музыки, которую он творил. Она была потрясающа. Мощная. Слишком прекрасная, чтобы выносить. Он плыл по ней, не так, как по ветру, но даже сквозь поток нот он видел блеск глаз Венсита. Скрюченные пальцы волшебника дрожали, как будто им тоже хотелось погладить струны, но лицо и тело Венсита были напряжены, когда музыка бушевала, как море.

Кенходэн никогда не знал, как долго он играл. Он жил с музыкой и в ней, плыл по ней, тянулся сквозь нее и задавался вопросом, откуда она взялась. Она изливалась через него, как само море, и уходила в самое сердце тайны, и он был един с ней, захваченный чем-то большим, чем он сам, задаваясь вопросом, где кончается музыка и начинается он сам - или вообще существует разделение.

А затем ноты арфы резко изменились. Завораживающая красота мелодии осталась, но она приобрела более мрачный, резкий, жесткий оттенок, который швырнул его по головокружительным коридорам света и тьмы, стремясь к разрушению, даже когда он знал, что сидит под навесом, с которого капает вода, и гладит арфу. Образы пронзили его - ужасные образы, и он знал, что это были полузабытые кошмары, которые преследовали его во сне. Кавалерия с грохотом пронеслась по колышущейся траве, расплющивая ее, превращаясь в армию ужасов и пропитывая землю кровью. Он видел кричащих людей, гномов, градани и эльфов, рубящих и изрубленных, умирающих в агонии, когда сталь разрывала плоть. Он видел кипение колдовства, красное знамя с коронованным золотым грифоном и города, пылающие во время разграбления. Он видел храмы, пылающие под зловещими небесами, алтари, оскверненные убийством священников и изнасилованием жриц.

Он видел разрушения и муки завоевания, и эти образы наполнили его жгучей яростью, более ужасающей, чем любое боевое безумие. Они скрутили его на дыбе скорби, и музыка понеслась - теперь яростная и дикая, мчащаяся к развязке, гораздо худшей, чем простая смерть. Он увидел остров в спящем море, его скалистые берега и город с белыми стенами и башнями, которые мерцали под плачущей кроваво-красной луной. Он парил над ним, его мозг горел от наплыва музыки, сбитый с толку, когда по небу ползали светлячки. Они собирались, сплетаясь воедино, становясь сильнее, пылая, как северное сияние Вондерланда. Он съежился перед их мощью, когда они загудели и потрескивали в ночном небе, а затем взорвались. Они унеслись прочь, как молнии, и музыка арфы достигла апогея в крещендо гнева и печали, которое вырвало его из грез.

Песня - если это была песня - закончилась диким шквалом идеальных нот, и Кенходэн повалился вперед на свою арфу, опустошенный и измученный. Его раздирало ужасное отчаяние, его сердце разрывалось от горя и необъяснимого чувства сокрушительной вины, и слезы текли по его лицу, когда он склонился над арфой, как раненое животное, задыхаясь, и уставился на волшебника.

- Ты знаешь, - прошептал он. - Ты понимаешь.

Венсит смотрел на него бесконечное мгновение, и ночь затаила дыхание. Лицо волшебника было неподвижным, спокойным, как железо, и Кенходэн почувствовал, с каким усилием оно сохраняло это выражение.

- Да, - тихо сказал он наконец. - я знаю.

- Но ты не можешь сказать мне, - с горечью сказал Кенходэн. Музыка раздирала его, он кружился в этом странном вихре потерь и замешательства, но даже когда он думал об этом, то понял, что тоже кое-что приобрел. Он был потрясен и опустошен, но трещины внутри него казались менее зияющими, как будто впервые его душа действительно принадлежала ему. Как будто даже в своей амнезии он начал наконец обретать себя.

- Нет, - сказал Венсит, и в его голосе прозвучало предупреждение. - Я могу рассказать тебе, что это была за песня, если хочешь. Я могу сказать тебе это... но не то, почему ты играл ее.

Кенходэн попытался ясно разглядеть волшебника, но его зрение каким-то образом затуманилось. Все, что он мог разглядеть, - это сияние глаз Венсита, сверкающих в ночи, и он слышал, как призраки трепещут в голосе старика. Страх коснулся его - внезапный страх, который попытался отступить, снова отступить в безопасность незнания, - но единственное, чего он не мог вынести, - это еще большего неведения.

- Скажи мне, - прохрипел он.

Венсит склонил голову, как будто все годы его утомительного существования давили на него. Но когда он снова поднял лицо, на нем было с трудом обретенное спокойствие.

- То, что ты только что сыграл, - сказал он с осторожной официальностью, - это древняя пьеса. Люди называют ее "Падение Хакроманти".

Кенходэн уставился на него, его мысли путались. Это имя... Это имя что-то значило...Он схватился за арфу, его голова пульсировала так, словно вот-вот лопнет, а затем он, пошатываясь, поднялся на ноги, когда другое присутствие наполнило его. Он возвышался над волшебником, свирепо глядя на него сверху вниз, и его лицо было искажено горем, потерей и ужасной, ужасной мукой.

- Ты не предупредил меня, волшебник! - слова вырвались из него, произнесенные кем-то другим голосом, полным расплавленной ярости и бесконечной скорби. - Ты не предупреждал меня об этом!

А потом он рухнул в темноту, даже без сновидений.

В Торфо не было дождя, и мерцающие башни возвышались в ветреной темноте, которая была не по сезону сухой, их знамена хлопали, как невидимые руки. Звездный свет сиял над головой, лунный свет лился с небес, и землей правила ночь, но ночь часто приходила неспокойной в крепость колдуньи Вулфры.

Это была такая ночь, потому что золотоволосая женщина зашевелилась в своей затемненной комнате и села, прижимая руки к глазам. Она сидела так несколько секунд, затем медленно опустила руки, ее пальцы дрогнули в странном жесте, и свечи в комнате зажглись как одна. Баронесса Вулфра даже не моргнула от внезапного света, уставившись вдаль своих мыслей, и ее голова качнулась, как будто в поисках, хотя глаза были закрыты.

Она встала, повернувшись всем телом, и ее губы сжались, когда она попыталась изолировать то, что потревожило ее сон. Ее поворот замедлился, и она остановилась лицом к северу. Ее руки медленно сжались по бокам, и мрачное выражение пересекло ее строгие, волевые черты.

Она облачилась в голубой халат, светлые волосы каскадом рассыпались по шелку, и ее щелкнувшие пальцы вызвали серебристо-голубое сияние, которое скользнуло по ее плечу, как какое-то экзотическое домашнее животное, когда она быстро вышла за дверь. Его тусклый свет осветил темную лестничную площадку, когда босые ноги привели ее к плите из черного дерева без ручки, и ее глаза потускнели, когда она произнесла слово и начертила символ. Ее шар света вспыхнул, дверь со вздохом открылась, и она прошла сквозь него, как босоногий призрак.

Комната за ней занимала половину верхней части башни. Три стены были завалены свитками и книгами, а на рабочих столах лежали наполовину развернутые свитки или пачки заметок, написанные ее сильной, изящной рукой. В одном углу располагалась мастерская алхимика с мензурками и жидкостями в бутылках, а большая пентаграмма, начертанная серебром и порошком умбры, заполняла центр пола. В каждом углу стояла свеча из иссиня-черного воска высотой в человеческий рост, толщиной с ее собственное бедро и каким-то неуловимым образом деформированная. Под оконной щелью стоял письменный стол, покрытый чем-то слишком бледным для кожи и украшенный странными символами кроваво-ржаво-красного цвета. На золотом подносе лежал нож с широким лезвием, его лезвие было испещрено засохшими пятнами, которые шептали об ужасе, а на черном треножнике в центре стола стоял монокристалл, размером с человеческую голову и прозрачный, как кварц, но грубой формы и неполированный.

Вулфра опустилась в кресло и обдумала возможные варианты. Ее варианты варьировались от неприятных до опасных, и ее мозг отмечал их один за другим, пока она пыталась избежать худшего из них.

Но выхода не было, и, наконец, она глубоко вздохнула и встала, прижимая руки к гладкому хрусталю. Ее брови сошлись вместе, когда она произнесла еще одно слово, и в комнате стало очень тихо. Неопределимый холод пронесся мимо нее, но она проигнорировала его.

Огни кружились внутри кристалла, как обреченные светлячки. Они зависли, затем разлетелись на части, уносясь друг от друга в потоках пламени. Они разбивались о границы камня, наполняя комнату сиянием, которое вспыхивало и гасло, и она вглядывалась в грамерхейн сквозь яркость, когда мелькали крошечные сцены. Они двигались почти слишком быстро, чтобы их можно было уловить, но Вулфра хорошо привыкла к прорицанию, и она искала единственную цель, упрямо цепляясь за свою цель, пока сцена за сценой растворялись в мерцающих брызгах света.

Свет внезапно померк, и Вулфра уставилась на крошечные изображения людей и лошадей среди деревьев, с которых капала вода. Мужчины беззвучно переговаривались в каменистой глубине, и вода капала в их костер клубами пара. Головы лошадей уныло поникли, а люди были одеты в черную кожу, но их было всего восемь.

Губы Вулфры сжались, когда она пристально изучала их лица. Она опознала Роспера, но не было никаких признаков Черниона. Неужели охотников постигла беда? Или они по какой-то причине разделились на группы?

Она нахмурилась и пробормотала имя Черниона, чтобы ввести шаблон, который она установила на убийцу неделями ранее. На этот раз игра света была более краткой, когда кристалл стрелкой двинулся вниз по ссылке, и Вулфра улыбнулся, когда изображения сформировались еще раз. Догадается ли Чернион? Не то чтобы это имело значение; связь могла убивать так же хорошо, как и шпионить.

Изображение, изученное над гостиницей на имперской главной дороге. В конюшне стояли пять усталых лошадей, и Вулфра снова улыбнулась, когда ее взгляд переместился в затемненную комнату. Чернион спал чутко, нахмурив кустистые брови. Так что ее наемные убийцы просто разделились, чтобы перекрыть более чем один след. Хорошо. Очень хорошо.

Чернион беспокойно пошевелился, и Вулфра отключила связь и сидела, лаская бледную человеческую кожу, покрывающую ее стол, пока она думала. Она страстно желала увидеть Венсита, но это было бы и бесполезно, и опасно. Дикий волшебник был настороже; попытка противостоять его чарам мало что дала бы ей и могла бы рассказать ему слишком много о ее собственных мыслях. Она была сильно потрясена, когда Венсит вырвал безумный ветер у Тардона и обратил его против него, и у нее не было никакого желания испытать то же самое с заклинанием, связанным с ее собственным разумом!

Она покачала головой. Она узнала все, что могла, самостоятельно, но этого было слишком мало, чтобы понять, что ее разбудило, и у нее закончились оправдания.

И все же было опасно связываться с ее союзником. Каждое усилие истощало ее, и приближалось время, когда она не могла позволить себе эту слабость. Однако хуже, чем утечка, был страх, с которым она не могла справиться, как бы сильно ни старалась его скрыть. Она ненавидела признаваться в этом даже самой себе, но не было смысла притворяться, что это не так, и она встряхнулась, прогоняя свои порожденные страхом рационализации одним усилием воли. Она не была Харличем, чтобы поддаваться безрассудству!

Она еще раз прикоснулась к холодному бугристому камню и закрыла глаза, в то время как ее губы беззвучно произносили слова сложного заклинания. Сила хлынула потоком, окутывая ее нимбом, который горел все ярче, в то время как безмолвные слова пели в ее мозгу. Нимб собрался и вспыхнул на ее руках, и ее длинные, инкрустированные драгоценными камнями пальцы исчезли во вспышке горького блеска, подобного сердцу солнца. Она сверкнула из ее окон, и те, кто видел это, догадались, что их колдунья-хозяйка снова практиковала свое искусство, и задрожали.

Дикий свет поглотил камень на долгие секунды, прежде чем прозрачные глубины выпили энергию, засасывая двойные шары пламени в свое стеклянное сердце. Шквал искр спиралью устремился ко дну, и образовались два глаза - желтые глаза со зрачками, как у кошки. Они ненадолго исчезли в мерцании невидимых век, а затем вспыхнули снова.

- Да, Вулфра? - холодные слова эхом отдавались в ее мозгу, как сосульки.

- Что-то случилось. - Она сохраняла хладнокровие, несмотря на пот на лбу, но его сила била в нее из камня, пугая ее.

- Что? - его вопрос был подобен северному морскому льду.

- Я не могу быть уверена. Что-то разбудило меня - всплеск интереса к искусству. Я не знаю, что это было, но мой разум был настроен на Венсита, когда я проснулась. Я боюсь... Я боюсь, что он открыл в себе какую-то новую силу.

- Для него невозможно увеличить свою силу. - Мысленный шепот был холоден. - Он достиг своего пика давным-давно; теперь он может меньше. В прошлом я не был достаточно силен, чтобы бросить ему вызов, но скоро это изменится. Я тщательно изучил его сильные и слабые стороны; что бы ты ни обнаружила, это не было пробуждением большей силы в его сознании. Он слишком стар для этого.

- Должно быть, так оно и было! Говорю вам, мой разум искал его даже во сне!

- Тише! - голос обжег ее разум, и она отшатнулась. - Должен ли я учить тебя, кто из нас мастер, а кто ученик? Неужели ты даже не понимаешь последствий того, что произошло три дня назад? Старый дурак потратил себя как пьяница, чтобы спасти суку-полукровку Базела - пройдут дни, прежде чем он осмелится снова направить дикое волшебство!

Кошачьи глаза пронзили ее насквозь, и вены Вулфры покрылись льдом.

- Ты поступила мудро, сообщив об этом. Не трать этот кредит впустую, сообщая о всякой чепухе. Возможно, это был его новый компаньон, которого мы не опознали, но это был не Венсит.

- Должно быть, так, как ты говоришь, - натянуто сказала Вулфра, - но...

- Достаточно, - холодный голос стал спокойнее. - Возможно, я показался тебе поспешным, но я много думал о Венсите. Давай перейдем к другому вопросу. Ты не говорила мне, что наняла убийц, Вулфра.

- Я не думала, что это было необходимо.

- Это имело бы значение только в том случае, если бы они могли добиться успеха. - В голосе звучало веселье. - Они не смогут; не больше, чем они когда-либо преуспевали против Базела или Венсита. Тем не менее, мне пришлось узнать это самому, и сомневаюсь, что ты окажешься более дорогостоящей для братьев-псов, чем я. И они могут вывести его из равновесия, если он поверит, что они - лучшее, что ты можешь противопоставить ему. Не позволяй себе стоять на пути моей инициативы, моя дорогая.

Вулфра пристально посмотрела в его желтые глаза, прекрасно понимая веселую злобу в его согласии. Затем она вздрогнула, когда его мысли вернулись снова.

- Очень хорошо. У тебя есть еще что-нибудь сообщить?

- Не сейчас, - ответила она, как могла скрывая нервную дрожь.

- Хорошо. Береги меч хорошенько, Вулфра! Это не было бы катастрофой, если бы он вернул его, но это было бы... прискорбно. Никто никогда больше не воспользуется его полной мощью, но он может причинить мне неудобства даже в качестве оружия. Смотри, чтобы он этого не получил. Прощай.

Глаза слились друг с другом, слившись в блестящий булавочный укол, который задержался на мгновение, а затем внезапно исчез.

Вулфра наклонилась вперед, в изнеможении упершись руками в столешницу. Ее волосы были тяжелыми от пота, а лицо блестело, но, по крайней мере, он был в довольно хорошем настроении. Слишком часто случалось обратное, когда она беспокоила его.

Она взяла себя в руки, замедлила сердцебиение и сделала глубокий вдох. Когда кто-то стремится к власти, он должен иметь дело с устрашающими союзниками, сказала она себе. Она должна помнить, что использовала волшебника с кошачьими глазами так же верно, как он использовал ее - и именно у нее была точка опоры на этом континенте, а не у него.

Она выпрямилась и направилась к двери, остановившись, чтобы оглянуться на внушающий доверие набор оборудования и свитки с трудом накопленных знаний. Почему-то сегодня уверенности было меньше, чем обычно.

Она махнула рукой, выключая свет, и массивная дверь бесшумно закрылась за ней. Она стояла на затемненной лестничной площадке, уставившись в темноту, охваченная внутренним смятением. Действительно ли волшебник с кошачьими глазами верил, что то, что она чувствовала, было неважным? Или - она вздрогнула - он был так уверен только потому, что не должен был столкнуться с гневом Венсита?

Она знала, что остаток ее ночи не будет спокойным.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Стратегии и засады

Роспер из Гильдии убийц мысленно выругался, когда ночь снова опустилась на мокрый лес. Он проклинал дождь, грязь, туман, темноту, деревья и - последнее и самое образное из всех - Базела Кровавую Руку. Роспер был опытным следопытом, но это едва ли имело значение, поскольку Базел не прилагал никаких усилий, чтобы скрыть свой проход. Казалось, он был готов постепенно полагаться на скорость, и его темп посрамил все усилия убийц. Было невероятно, что их добыча могла быть так далеко впереди! И все же это было так, и Роспер не собирался признаваться Черниону, что он не смог даже следовать за Базелом по пятам.

Семеро его людей молча сидели на своих исходящих потом лошадях, пока он изливал свою хандру. Было ясно, что темнота требовала остановки, но никто из них не хотел настаивать на своем. Вместо этого они ухитрились найти другие места, куда можно было бы бросить свой взгляд.

- Ложитесь! - наконец прорычал он, рубя руками. - Не сидите там, как стая проклятых Шарной дураков! Мы разобьем лагерь здесь.

- Они не могут быть далеко впереди, Роспер, - отважился один из них. - У них всего четыре лошади, а у нас по три на каждого. Мы скоро их проверим.

- Идиот! - голос Роспера стал свирепым из-за его собственных мыслей на эту самую тему. - Кровавая Рука - градани, градани-Конокрад, и любой градани может прогнать солнце прямо с неба. Хуже того, волшебник едет верхом на скакуне сотойи, и Шарна только знает, на чем едет этот проклятый рыжий! Это не лошади - это дьяволы, способные перевернуть брюхом любого нашего коня! Что они как раз и делают!

- Но...

- Молчи! Мы отдохнем до рассвета, а затем последуем за этими тремя отсюда до Контовара, если понадобится! - Он мрачно оглядел своих людей. - Завтра выберем своих лучших лошадей; с этого момента мы будем скакать на них, пока они не упадут.

Он повернулся, чтобы сердито посмотреть вниз на темную и грязную тропу, его сердце колотилось от ярости из-за погони, которую вели за ним его цели. Несколько его людей переглянулись, но он предпочел не слышать. Ему не нужно было, чтобы они говорили ему, что такая быстрая езда скоро оставит их без коней, но разве они не могли видеть, что если им не удастся поймать цели в ближайшее время, они полностью потеряют их? Эта тропа вела на юг быстрее, чем Роспер полагал возможным. Если Базел останется так далеко впереди них, он может достичь Синдора даже раньше Черниона!

Один или два обмена репликами было трудно проигнорировать, но он упрямо держался к ним спиной. Утром они ехали бы лучше, если бы он позволил им поворчать сейчас.

Роспер знал, что его нетерпение было недостатком наемного убийцы, но даже Чернион признал, что именно это заставляло его бросаться в погоню. Если ему придется скакать на каждой лошади до смерти, значит, так тому и быть. И их всадников тоже, если понадобится! Он догонит Базела, и медленная улыбка искривила его губы, когда он коснулся рукояти и повернулся к своим людям, его гнев притупился от предвкушения.

- Хорошо. Разбейте лагерь и выставьте дозор. И наточите свои мечи.

Он мрачно улыбнулся и зашагал немного вниз по тропе, как будто это небольшое расстояние до своей добычи немного сняло его напряжение. К рассвету он будет спокоен и хладнокровен, сказал он себе, готовый начать все сначала. И когда он поймает Кровавую Руку, кто-нибудь заплатит за это мучительное путешествие.

Несмотря на то, что Роспер был мастером своего дела, он забыл о своем обещании своему Гильдмастеру. Он больше не выслеживал; он скакал за добычей.

Сон Черниона был беспокойным. Ни чувство вины, ни сострадание не тревожили разум убийцы, ибо честолюбие и прагматизм были постоянными спутниками Черниона... это и страх, что кто-то может раскрыть секрет.

Гильдмастер однажды проснулся с неприятным ощущением, что за ним наблюдают, но комната была пуста, и убийца снова погрузился в сон. И все же даже во сне этот беспокойный разум обращался к Росперу. Чернион был наполовину убежден, что Роспера следовало отправить в Синдор, пока Гильдмастер выполнял свою задачу. Справедливости ради, Роспер был немного лучшим следопытом, но его поспешность часто вызывала беспокойство Гильдии, и мысль о том, к чему эта поспешность может привести в этой миссии, заставила Черниона чувствовать себя гораздо более неловко, чем обычно.

Дело было не в том, что братья-псы будут скучать по Росперу (хотя они бы скучали), и даже не в том, что Роспер доказал свою полную надежность в отношении неприятной тайны Черниона. Нет, проблема заключалась в том, что они с Чернионом возглавляли половину сил ордена Коруна, и что бы ни случилось с Роспером, вероятно, случится и с теми, кем он командовал. Если бы им овладело нетерпение, он и градани между ними оставили бы зияющую дыру в силе Гильдии, что было плохо. Но было и хуже, потому что никто не должен спастись от убийц.

Чернион знал, что это не было правдой буквально - действительно, это был не первый раз, когда Гильдия преследовала Венсита и Базела, поодиночке или вместе, и оба они, довольно очевидно, все еще были живы. Но неудач было достаточно мало, чтобы это казалось правдой, и это был один из секретов успеха Гильдии. К сожалению, Чернион вряд ли смог бы скрыть потерю половины ордена Коруна, если бы до этого дошло, а потеря стольких людей потребовала бы мести Гильдии... даже против Венсита из Рума и Базела Кровавой Руки. Нет, если бы Роспер умер, Гильдия - или, во всяком случае, нынешний Совет Гильдии - почувствовала бы себя вынужденной отомстить за него, а не просто тихо вернуть Вулфре из Торфо первоначальный взнос.

Вот почему Чернион возражал против того, чтобы вообще принимать это поручение. В отличие от Роспера, глава Гильдии изучил собственную историю братьев-псов, включая отчет о неудачах - и стоимости попыток - в отношении двух целей, для устранения которых Вулфра наняла их. Дело было не в том, что Чернион боялся градани или Венсита, защитника Томанака и волшебника, какими бы они ни были. Это было просто потому, что Гильдмастер признал, что были цели... и опять же, были цели, и компетентный и прагматичный торговец смертью хорошо поступил, осознавая разницу между ними.

Было очень мало торговцев смертью, более прагматичных, чем Чернион из Гильдии убийц. Смерть была товаром, который Чернион предоставлял без ненависти, жара или страсти тем, кто ее искал. Некоторых братьев-псов - при случае больше, чем предпочел бы Чернион, - привлекла в Гильдию жажда крови, возможность утолить свою жажду убийств и жестокости. Гильдмастер признал это и научился использовать таких собратьев-псов для выполнения задач, которые им больше всего подходили, но это никогда не было свойственно Черниону. Даже те, кто не входил в Гильдию, кто знал Черниона только как имя ужаса, также знали, что глава Гильдии никогда не угрожал, никогда не опускался до мелкой жестокости и не применял пыток. Убийце по имени Чернион не было никакой необходимости делать что-либо из этого. Безжалостная смерть, назначенная за предательство и неудачу, да; именно это было причиной судьбы Фрэйденхелма в Коруне. И все же за эти годы немало людей, как внутри Гильдии, так и за ее пределами, пережили неудачу Черниона, потому что простой террор был рискованным инструментом. Это могло бы внушить послушание, но люди, слишком поглощенные страхом, были людьми, которые слепо - глупо - продвигались вперед, вместо того чтобы остановиться и подумать, а мысль была тем, что позволяло убийце жить достаточно долго, чтобы стать мастером Гильдии.

Чернион понимал, что именно это делало тех, кто потерпел неудачу - и выжил - такими полезными, по крайней мере, до тех пор, пока не было никакой вины, никакой вины за непослушание или умышленную, предотвратимую неуклюжесть. Роспер был готов спорить даже с мастером своей Гильдии именно потому, что Чернион разрешил это. Поощрял это, по крайней мере, в разумных пределах, специально для того, чтобы другие братья-псы могли проявить свой собственный интеллект и изменить свои инструкции, когда этого требует миссия, вместо того, чтобы рабски подчиняться букве их приказов, чтобы их не наказали за невыполнение этого. Но тогда Чернион был нетипичен во многих отношениях. Глава Гильдии был безжалостно практичен и неумолим, как зима на Ист-Уолл, но никогда не был жесток ради жестокости, и даже самые заклятые враги Гильдии признавали, что Чернион был так же готов сразиться с целью лицом к лицу, как и нанести удар жертвам из тени. Это было одной из вещей, которые делали Гильдмастера таким эффективным, одной из причин, по которой правящий совет Гильдии обычно обращался за советом к Черниону и принимал его.

Но на этот раз Совет поступил вопреки ему, не оставив Черниону иного выбора, кроме как принять поручение, которое было бы гораздо лучше оставить в стороне. Недоверие главы Гильдии к волшебникам было хорошо известно, но эмоциям, как постановил Совет, нельзя позволять затуманивать ясное суждение. Что касается предыдущих поражений Гильдии против Венсита и Кровавой Руки, прошлые неудачи не исключали будущих успехов, и если Гильдия преуспеет против двух таких целей, как они, или даже только против одной из них, репутация братьев-псов взлетит до новых высот.

Кроме того, один или два члена Совета пробормотали друг другу, что если слухи, доносящиеся из Церкви Шарны, были правдой, то давно откладываемый момент принятия решения между Тьмой и Светом может настать раньше, чем кто-либо ожидал, и Гильдия не могла позволить себе победу Света. Большинству братьев-псов, возможно, и не по вкусу бессмысленная жестокость Богов Тьмы, но и среди Богов Света у них не было друзей. В мире, где правит Тьма, всегда найдется работа для убийц; в том, где правит Свет, Гильдия будет подвергнута преследованию и, вероятно, обречена. Это означало, что у братьев-псов был свой интерес в убийстве Венсита из Рума и главного защитника Томанака, и маловероятно, что у Гильдии когда-либо будет другая подобная возможность - когда-либо будет другой союзник, подобный ее нынешнему работодателю, - если она упустит этот шанс. И вот Совет вынес решение против своего собственного Гильдмастера и принял заказ.

Но Чернион знал, что успех далеко не гарантирован, и эта мысль - и мысль о потенциальных последствиях неудачи - беспокоила благоразумного посредника в вопросах смертности.

Оставалось надеяться, что Роспер оценил инвестиционный потенциал, который он представлял.

Далеко-далеко на юге волшебник с глазами рыси обдумывал свои собственные планы и откинулся назад, потягивая охлажденное вино, чтобы пересмотреть свой анализ. Неудача была неприемлема; каждое суждение должно быть проверено и перепроверено.

Рыжеволосый мужчина, например. Кем он был? Некоторые моменты можно было исключить, потому что он определенно не был волшебником! Обучение этому искусству оставляло следы, которые в буквальном смысле невозможно было уничтожить, как бы глубоко кто-то ни пытался их скрыть. Даже работа, которая скрывала их от самого объекта заклинания, не могла скрыть эти следы от любого, кто знал, что искать, и Совет Карнэйдосы, безусловно, сделал это. Поверхностные мысли незнакомца были прощупаны - мимолетно, чтобы быть уверенным; было мудро не проявлять свой интерес к чему-либо или кому-либо рядом с Венситом более чем в случае крайней необходимости - и не было обнаружено ни малейшего намека на колдовство.

И все же что-то глубоко внутри него было, что-то, что шептало об опасности, и амнезия была зловещей; она запрещала глубокие исследования, ибо кто мог читать пустые страницы? Но где-то под этой пустотой было железо. Этот человек обладал зловещими способностями, которые просто невозможно было оценить, и это было... неприятно.

Волшебник с кошачьими глазами барабанил по ручке кресла, гадая, какой дурак стер разум незнакомца. Вероятно, какой-то низший лорд наткнулся на связь с Венситом, действовал в панике и теперь не осмеливался признаться в содеянном, опасаясь реакции Совета на его оплошность. Это почти наверняка был последователь Карнэйдосы, если предположить, что это было результатом искусства. Не было никакого способа быть уверенным, что это так, и, безусловно, было возможно, что рыжеволосый мужчина столкнулся с одним из горстки серых волшебников или чернокнижников Норфрессы, а не с карнэйдосцем. Но эта утешительная возможность показалась волшебнику с кошачьими глазами маловероятной, и он очень недоверчиво относился к случайным совпадениям, когда дело касалось Венсита. Однако Совет знал одно: единственным волшебником во всем мире, который не смог бы этого сделать, был Венсит из Рума.

За диким волшебником следили более полутысячи лет, с тех пор как Совет Карнэйдосы восстановил из руин обстрелянный и опустошенный Контовар. В течение последних ста лет, с тех пор как волшебник с кошачьими глазами возглавил Совет, за старым диким волшебником следили буквально час за часом. О, были редкие случаи, когда он ускользал, как тот неудачный роман с Тримэйлой в империи Копья. Никто просто не мог использовать заклинание прорицания через чары Венсита в тех случаях, когда у него была причина использовать их в полную силу, но таких случаев было немного, и за все время, пока за ним наблюдали, Венсит не был рядом ни с кем, кто хотя бы отдаленно напоминал молодого незнакомца. Это действительно оставляло только одного из Лордов Тьмы, и малейшая угроза могла заставить некоторых из менее выносливых среди них разрушить разум человека. Немногие понимали, что разумнее оставить их в покое, чтобы посмотреть, как Венсит будет их использовать, поскольку Венсит в прошлом был мастером всех трюков, непревзойденным практиком глубоких стратегий и тщательного введения в заблуждение. Он, безусловно, достаточно ясно демонстрировал это на протяжении веков. На самом деле...

Барабанная дробь прекратилась, и кошачьи глаза сузились. Что, если у незнакомца не было никакого скрытого значения? Предположим, Венсит просто распознал очевидный потенциал, скрывающийся за его амнезией - амнезией, которая, какой бы невероятной она ни казалась на первый взгляд, может быть совершенно естественной - и завербовал его как полезного человека, который мог бы также действовать как дымовая завеса?

Волшебник с кошачьими глазами тщательно обдумал эту мысль, потому что Венсит не был дураком. Он не мог знать о существовании волшебника с кошачьими глазами - слишком много мер предосторожности было предпринято против этого! - но он знал, что Совет Карнэйдосы выжил, и он также должен был знать, что он наблюдал за ним, как ястреб. Вот почему он так часто прибегал к трюкам театрального фокусника, используя ложное направление, чтобы скрыть свои истинные намерения. Вполне возможно, что именно это он делал и на этот раз - использовал этого Кенходэна, чтобы отвлечь внимание от своей истинной цели.

Идея была привлекательной, но было бы неразумно приписывать Венситу слишком много двуличия. Лучше сделать вывод, что рыжий в настоящее время не представлял активной угрозы, за исключением того, что он был в компании Венсита. Отметьте его как неизвестного и наблюдайте за ним. Устраните его, если представится такая возможность, просто на всякий случай, но ничто в нем в настоящее время не оправдывает действий, которые могли бы подсказать Венситу о самом существовании волшебника с кошачьими глазами. Или, если уж на то пошло, в какой степени через обычные чары дикого волшебника проникали самые последние разработки Совета.

Но если это касалось Кенходэна, то что еще мог замышлять Венсит? Градани можно было устранить; когда придет время, Базел умрет, даже если Лордам Тьмы сначала придется скормить тысячу воинов его клинку. Защитники Томанака становились смертельными врагами, но был предел тому, сколько силы своего божества они могли направить, насколько тесные объятия с божественным мог выдержать любой смертный. В конце концов, против врага, готового потратить столько жизней, сколько это может потребовать, даже один из мечей Томанака в конце концов должен потерпеть неудачу. И точно так же, как Базел умрет, когда придет время, то же самое произойдет и с Лианой. Она была красивой девушкой, которая довольно долго могла нравиться мужчине, но девы войны были... упрямы, и любая женщина, вышедшая замуж за градани, была ниже презрения. Нет, когда придет время Базелу умереть, его любящая жена умрет вместе с ним.

На самом деле, их дочь была гораздо интереснее, чем они сами. Лорды Тьмы никогда не понимали магическую силу, поскольку она была неизвестна в Контоваре, и Совет смог изучить ее только из вторых рук. И все же они узнали, что она несовместима с колдовством. Как масло и вода, их нельзя было смешать - и все же Венсит сделал именно это или что-то в этом роде. Как? И почему?

"Почему" может быть проще. Очевидно, старик действительно был привязан к маленькой сучке. Что ж, им обоим хуже! Волшебнику с кошачьими глазами не нужны были ублюдочные породы. В лучшем случае они были инструментами, и если Венсит думал иначе, он был дураком.

Но если привязанность объясняла "почему", то "как" было более тревожным. Конечно, Венсит был последним выжившим волшебником, обученным Советом Оттовара, что означало - по определению - что он также был самым подготовленным волшебником из ныне живущих. Но это был не ответ. Волшебник с кошачьими глазами почувствовал силу, которую потратил старик, и ощущение от этого было... другим. С другой стороны, в Контоваре не было нынешних диких волшебников, и это могло быть просто еще одним необъяснимым проявлением дикого волшебства. Возможно, дикое волшебство могло бы смешать масло и воду, пусть и ненадолго. Не то чтобы это казалось очень полезным. Это усилие чуть не убило его - убило бы, если бы он расставил свои обереги чуть менее тщательно. Даже он не мог защитить себя от грани комы.

Но сама глубина опасности, которой он подвергся, указывала на то, насколько он был готов рискнуть ради этого отродья. Действительно, это совпадало с угрозой, которую он выдвинул против Совета семьдесят лет назад, когда вернул ему Малака Сардора, лишенного своего Дара, с обещанием снова нанести удар по Контовару, даже ценой собственной жизни, если Лорды Тьмы когда-либо предпримут еще одну тайную попытку против Лианы Хэйнатафрессы. Это потрясло Совет - даже волшебника с кошачьими глазами, как бы мало он ни хотел это признавать, - до глубины души. Возможно, обещания, которые он давал, опасности, которым он подвергался, чтобы сохранить жизнь Лиане и ее дочери, были просто прихотями старого-престарого человека, который наверняка должен понимать, что даже дикие волшебники не живут вечно. Возможно, его мозг действительно размягчался, становясь рабом своей потребности в любви в его старческом возрасте. Но, возможно, были и другие причины. Неизвестный потенциал магической силы означал, что к Гвинне нужно подходить осторожно, но за ней также нужно внимательно наблюдать, хотя бы из-за ее потенциала в качестве приманки. Действительно, было много причин помнить молодую Гвинну. Молодой маг мог бы лучше всего подойти для учебы, особенно если она также может оказаться долгожданной щелью в броне Венсита. Волшебник с кошачьими глазами улыбнулся. Это могло бы даже оказаться приятной игрой само по себе, если бы она выросла такой же красивой, как ее мать...

Он стряхнул с себя грезы наяву. Он тщательно изучал свой список врагов, и всегда это возвращалось к Венситу. Он был настоящим врагом. Он всегда был таким, и следует предположить, что он знал больше, чем показывал.

Но что он мог знать? Он не посещал Контовар с Падения, и даже самое лучшее предсказание мало что говорило на таких расстояниях. Он, несомненно, многое знал о Совете, но он не мог узнать о рождении волшебника с кошачьими глазами, не задействовав сигнальные заклинания Совета. Кроме того, он не предпринял никаких попыток измерить силу волшебника с кошачьими глазами, что доказывало его невежество. Даже Венсит не мог быть настолько уверен в себе, чтобы не чувствовать необходимости даже проверять своего решающего будущего соперника!

В конце концов, это и было текущей целью Совета: протестировать Венсита. Дикий волшебник был стар. Он мог быть самым обученным волшебником на свете, но был предел дикого волшебства, которое он все еще мог направлять. Было бы глупо недооценивать его, но в равной степени и переоценивать. Когда его власть иссякнет, это произойдет быстро, и Совет не должен пугать себя до робости, если главная угроза превратилась в бессилие.

Потребовались годы, чтобы убедить других протестировать Венсита, пока он не указал, что им не нужно обращаться к старику напрямую. Жребий был брошен, как только он обнаружил, что меч продолжает существовать и где он спрятан, и Вулфра была завербована и подготовлена для своей роли.

Если она убьет Венсита при незаметной поддержке его и Совета, хорошо. Конечно, было гораздо более вероятно, что она умрет, но это также было приемлемо, потому что, когда она столкнется с Венситом, волшебник с кошачьими глазами будет наблюдать. Даже если бы она погибла, ее борьба раскрыла бы нынешние способности Венсита - и хотя ее смерть была бы незначительным неудобством, были и другие норфрессанцы с ее способностями к искусству. Ее положение дворянки делало ее полезной, но без этого можно было прожить. Даже потеря меча, хотя и прискорбная, была бы приемлемой ценой за информацию, которую он мог получить.

Он удовлетворенно кивнул. Его план был разумным, и десятилетия труда скоро окупятся. Каким бы ни был исход, он будет лучше информирован - и, следовательно, сильнее, - когда, наконец, начнется настоящая игра.

Он усмехнулся и отставил свой бокал с вином, чтобы неторопливо отправиться в постель. Все они были марионетками - даже Венсит - танцующими по его приказу. Было особенно забавно наблюдать за диким волшебником, особенно с учетом того, что пророчество доказывало, что род волшебника с кошачьими глазами не мог не исполнить свою окончательную судьбу. Его дом в конце концов восторжествует, что бы еще ни случилось. Правда, было достаточно двусмысленности, чтобы никогда нельзя было быть до конца уверенным, когда они восторжествуют, поэтому было возможно - хотя и маловероятно, - что он сам погибнет, не увидев, как это произойдет. Но он уже обеспечил своих собственных наследников, на всякий случай, и возможность неудачи была тем, что делало жизнь достаточно сложной, чтобы ее стоило прожить.

Волшебник с кошачьими глазами крепко спал в ту ночь.

Кенходэн наблюдал, как красный свет просачивается сквозь верхние ветви леса Хев, и размышлял.

Он не знал источника музыки, которую играл, и не понимал собственных слов Венсита. Загадка того, кем он был, оставалась, но беспокойная ночь принесла ему неожиданный покой.

Он зевнул и потянулся. Боги! Он немного отдохнул, но чувствовал себя так, словно кто-то пытался избавиться от сырости, вытряхивая его насухо. Он развел огонь и подумал, не дать ли остальным поспать, но инструкции Базела были твердыми.

Он наблюдал, как поднимается дым, и его взгляд упал на футляр для арфы. Он хотел прикоснуться к ней снова, но не осмеливался. Он отвел от этого свои мысли, погрузившись в глубины собственного разума, стремясь к возвышенному ужасу, который принесла арфа, но его там не было. Его брови удивленно приподнялись из-за его отсутствия, и он еще глубже погрузился в свои мысли... только для того, чтобы застыть, когда они остановились от почти физического шока.

Он поднялся во весь рост, широко раскрыв глаза от изумления. В его сознании был барьер! Прошлой ночью его там не было... или все-таки был? Он моргнул, проверяя свою память, мысленно перебирая каждое событие со времен Белхэйдана, и все они были там, открытые для его прикосновения. Он ничего не потерял из нового, но эта невыразительная стена, казалось, закрывала какой-то внутренний стержень, и это было тем более тревожно, потому что, насколько он знал, внутри этого барьера ничего не было.

Он снова присел на корточки, поправляя чайник. Музыка. Должно быть, это была музыка. Откуда бы это ни взялось, это сделало... что-то глубоко внутри него. Не поэтому ли Венсит сказал Базелу позволить ему играть? Знал ли волшебник, что это произойдет?

Это была тревожная мысль, но чем больше Кенходэн размышлял над ней, тем больше убеждался, что Венсит, должно быть, знал. Итак, из этого следовало, что волшебник хотел, чтобы это произошло... чем бы "это" ни было.

Он внимательно рассмотрел себя на рассвете и обнаружил, к своему немалому удивлению, что большая часть его гложущей неуверенности исчезла. Эта странная внутренняя стена была первым изменением с тех пор, как он понял, что у него нет памяти, и это придало ему своего рода силу, как осязаемое доказательство того, что в самом сердце его действительно было что-то, потому что, если внутри него было что-то большее, чем пустота, когда-нибудь он мог бы действительно вернуть свое прошлое. Он долго лелеял эту мысль, а затем весело фыркнул, осознав, что почувствовал облегчение - почти жизнерадостность - обнаружив, что часть его разума заблокирована от его собственного проникновения. Это должно было напугать его, но даже загадка, казалось, была лучше, чем простая пустота.

Он встряхнулся, почему-то уверенный, что это было то, что он не должен был обсуждать даже с Венситом. Отчасти потому, что он был уверен, что Венсит не объяснил бы ему этого, даже если бы он спросил. Что бы ни заставляло скрывать от него его собственное прошлое, вряд ли это могло просто исчезнуть в одночасье. Нет, у него не было выбора, кроме как продолжать, как он начал, пока волшебник не подаст ему положительный знак. Это могло бы расстраивать, но он приобрел определенное знакомство с разочарованием. Еще немного этого не убило бы его.

Он снова фыркнул, затем кивнул сам себе и легонько потряс Базела за плечо.

Храп градани мгновенно прекратился, и один глаз открылся.

- Сегодня дождя нет, - сказал ему Кенходэн.

- Да, я ожидал этого. - Базел потянулся. - Прошлой ночью я почувствовал запах сухого рассвета, и я думаю, что это в такой же степени заслуга Томанака, как и Чемалки, парень.

- И почему это может быть? - подозрительно спросил Кенходэн.

- Почему-то в те дни, когда я сражаюсь, никогда не бывает дождя. - Венсит зашевелился позади них, и Базел взглянул на него. - За исключением, конечно, - поспешно добавил он, - тех случаев, когда я был связан с армиями или волшебниками.

Венсит снова замер, а Базел сердито посмотрел на него. Действительно ли волшебник проснулся или нет?

- Так ты ожидаешь боя сегодня? Ты думаешь, они все еще рядом с нами?

- Некоторые из них, во всяком случае. Я думаю, они достаточно хорошо заметили наш след и догадались, куда мы направляемся, но они понятия не имеют, каким этот след будет после того, как доберутся туда. Они не захотят оставлять меня надолго незамеченным, потому что они будут знать, как они могут не найти нас снова, если когда-нибудь потеряют нас. Прошло два дня, парень, но, по крайней мере, еще несколько человек там, в грязи, пытаются пометить наш след.

- Тогда буди Венсита, и поехали!

- До завтрака?! Парень, парень! Давай не будем паниковать из-за нескольких убийц! Мы далеко впереди, если только они вдруг не отрастили крылья. Я думаю, мы медленно и спокойно доберемся до ручья; тогда они смогут догнать нас и поприветствовать. Они этого не сделают, только если у них есть здравый смысл Пурпурных лордов,. Тем не менее, мы всегда можем надеяться, а пока, спасибо, я приготовлю и съем хороший завтрак, пока ты будешь кормить лошадей.

Роспер встретил тот же рассвет. На самом деле, он ждал этого с нетерпением, завидуя каждой секунде. Его раздраженные расхаживания заполнили ночь, и когда наконец взошло солнце, он приветствовал его убийственной ухмылкой.

Он щедро использовал свой носок обуви, когда будил своих людей. Они выкатывались медленно, но хлесткие приказы вскоре заставили их двигаться бодро, если не сказать с радостью. Они исподтишка наблюдали за ним во время своей торопливой трапезы, но он едва ли замечал это. Вместо этого он ничего не ел, нетерпеливо расхаживая взад-вперед, и один или два человека обменялись недовольными взглядами. Убийцы убивали хладнокровно; огонь в глазах Роспера показался им сомнительным предзнаменованием успеха.

И все же никто не хотел спорить с ним в таком настроении. Он повел их садиться в седло, и каждый брат-пес выбрал себе самую выносливую лошадь - из лошадей, освеженных ночным отдыхом и не подозревающих о жестоком обращении, ожидающем их.

Роспер, в свою очередь, вскочил в седло и привстал в стременах. Он еще раз оглядел своих людей, затем взмахнул рукой, направляя их на добычу, и восемь человек устремились вниз по тропе, разбрызгивая грязь.

Они должны были встретиться сегодня. Роспер почувствовал это - почти попробовал на вкус. Будь то скрытность или лобовая атака, он догонит их сегодня. Солнечный свет пробивался сквозь деревья, яркие лучи света превращали туман в скопление золота под темным пологом ветвей, но он почти не обращал внимания на их красоту, разве что наклонялся с седла, чтобы поискать признаки прохождения своей добычи.

Чернион завтракал в залитой солнцем гостиной, пока остальные седлали свежих лошадей. Затем глава Гильдии заплатил за их ночлег и лошадей, и все пятеро исчезли на большой дороге.

Ночью Чернион смирился с тем, что отправка Роспера была ошибкой, но слезы ничего не меняли, и преуспел ли Роспер или умер, было в его собственных руках. Все, что мог сделать Чернион, - это быстро добраться до Синдора. Если Роспер прискакал бы по пятам за Базелом, тем лучше; если бы он был мертв, Черниону потребовалось бы как можно больше времени, чтобы подготовиться.

Конь убийцы почувствовал нетерпение своего всадника. Хотя Чернион не пользовался ни шпорами, ни кнутом, мерин все быстрее мчался по прямой, как стрела, дороге. Люди Гильдмастера переглянулись, затем пришпорили своих коней, и квинтет помчался на юг.

Баронесса Вулфра встретила новый день с новой уверенностью, ее ночные страхи успокоились благодаря энтузиазму и новым планам. Беспокойство все еще витало под поверхностью ее мыслей, но теперь оно побуждало к действию, а не страх.

Ее обороноспособность должна быть усилена. Удвоение физического патрулирования не было проблемой, но тайные меры требовали больше размышлений. Тем не менее, она знала, что может усилить заклинания ловушки и сигнализации в своей крепости. Это стоило бы жизни еще нескольким особым заключенным, но, в конце концов, именно для этого они и существовали.

Но сначала позавтракаем. Пустой желудок был плохим началом дня колдовства. Не то чтобы Вулфра когда-либо нуждалась в энергии или аппетите - или в аппетитах, если уж на то пошло. Позвав свою служанку, она позволила себе легкую улыбку, поскольку существовали определенные привилегии для той, кто была одновременно дворянкой и волшебницей. Как тот новый стражник. Она была уверена, что ему понравятся его новые обязанности, поскольку он помог ей правильно начать день.

Ее маленькая улыбка стала шире. Она жила колдуньей и баронессой; она умрет такой, если ей придется умереть, но сегодня жизнь была хороша.

В Белхэйдане храбро сияло солнце. Несмотря на это, весенние тени оставались прохладными, но рыжеволосая маленькая девочка, казалось, не замечала холода. Она неподвижно сидела в тени стены Академии магов Белхэйдана, изучая клумбу с цветами, как будто их хрупкие соцветия были самыми драгоценными вещами во вселенной, а Трейн Элдарфро прислонился к раме окна Лентоса и наблюдал за ней. Он наблюдал за ней почти так же долго, как она наблюдала за цветами, потому что она задавала вопросы, на которые он не мог ответить. Вопросы, на которые никто в Академии не мог ответить, и это было одновременно неприемлемо и опасно.

Он вздохнул.

- Проблемы, Трейн?

Лентос вошел в кабинет следом за ним, и Трейн обернулся.

- Только одна, Лентос. Только одна.

- Гвинна? - Лентос сидел спокойно, задавая этот вопрос. Выражение его лица было безмятежным, но Трейну не нужен был его Талант, чтобы почувствовать беспокойство другого мага.

- Конечно! Лентос, что бы ни происходило, это еще более странно, чем мы думали.

Трейн с любопытством ждал ответа ректора, поскольку его открытия ошеломили его, и он испытывал какое-то извращенное предвкушение, готовясь разрушить знаменитое монументальное спокойствие Лентоса.

- Нет никаких странных талантов, только необычные, - сказал Лентос.

- Тебе не нужно цитировать мне коду, Лентос. Возможно, мне следует сказать, что ситуация более странная, чем мы думали. Хотя я также думаю, что "необычный" - слишком слабое прилагательное, чтобы описать то, что происходит в голове Гвинны.

- Я вижу, тебя распирает от новых наблюдений. - Лентос откинулся назад и поднял ноги, упершись пятками в стол. - Полагаю, тебе лучше сказать мне, но если ты снова потревожишь мои сны сегодня ночью, ты пожалеешь об этом, мой друг.

- Ха! - Трейн оглянулся на Гвинну. - Хорошо, давай разберем это по порядку.

- Во-первых, она должна была умереть во время кризиса. Что-то сломало ее барьеры в последний момент, но она зашла так далеко, что просто сломать их было недостаточно. Кто бы ни вошел, он должен был дать ей повод жить, а это работа для тренированного эмпата. Но единственный обученный эмпат - я - не смог этого сделать.

- Пока что единственный ответ, который я вижу, - это Венсит. Я не знаю как, но я точно знаю, что никто из нас не смог бы этого сделать. Я не самый лучший маг, который когда-либо жил, но и не самый худший. Я знаю свою работу, и спасти Гвинну было невозможно, используя талант мага. Следовательно, тот, кто это сделал, не использовал талант мага, что оставляет только волшебство, а мы знаем, что волшебство палочки и талант не могут объединиться. Мы думали, что знаем, что дикое волшебство тоже не может, но поскольку у нас есть доказательства того, что волшебство палочки не может, это должно было быть сделано с помощью дикого волшебства. И единственный живой дикий волшебник просто случайно оказался ее вторым отцом. Как ни кинь, это должен был быть Венсит.

Трейн выжидающе откинулся назад, но Лентос просто кивнул и махнул своему младшему коллеге, чтобы тот продолжал.

- Что ж, - Трейн был немного уязвлен хладнокровием Лентоса, - давай примем как данность, что тогда Венсит спас ее. Забудь, что он солгал нам, сказав, что дикое волшебство не может сотворить такого, и посмотри на саму Гвинну.

- Она должна была проспать по крайней мере три дня после столь тяжелого кризиса; она проспала менее тридцати часов. Она должна была проснуться дезориентированной; она была тихой, но точно знала, где находится и почему. Новые маги не могут ни защищать, ни избегать трансляции, пока они не обучены; она не передала ни единого писка, и я все еще не могу пробиться сквозь ее внешние щиты. Она либо не может - или не хочет - впустить меня. Она просто сидит и смотрит на эти цветы, не проявляя к своим талантам больше любопытства, чем к камню! - голос Трейна повысился, и он почти впился взглядом в Лентоса, когда закончил. - И если это не квалифицируется как странное, тогда что, черт возьми, происходит?! - потребовал он.

Лентос несколько секунд молчал, а когда заговорил снова, его слова застали Трейна врасплох.

- Ты знал, что старейшины подняли барьеры этим утром?

- Что? - моргнул Трейн. - Нет. Но что насчет этого? Разве нам пора на учения?

- Почти. - Лентос кивнул. - Ты знаешь, что вокруг академий и имперских крепостей поддерживаются барьеры против возможности Контовара развивать собственные магические таланты. Конечно, мы проводили наши учения в течение девяти столетий без каких-либо указаний на то, что в Контоваре есть какие-либо маги. Ты, конечно, тоже это знаешь.

- И что? - Трейн был сбит с толку таким поворотом разговора.

- Чего ты, возможно, не знаешь, поскольку мы очень тщательно никогда это не обсуждаем, так это того, что барьеры также непроницаемы для всех известных заклинаний прорицания.

- Что? - Трейн выпрямился. - Лентос, я так же расстроен... двуличием Венсита, я полагаю, как и ты, но это не повод отгораживаться от него! Если, - задумчиво добавил он, - ты действительно сможешь, то есть при условии, что он вообще сможет вмешиваться в талант мага.

- Ты упускаешь мою мысль. Мы не блокируем его; мы блокируем всех других волшебников. В частности, Совет Карнэйдосы.

- Почему? Мне тоже не нравится, когда за мной шпионят, но нельзя поддерживать барьеры вечно, не истощая академию.

- Верно. Но сядь, Трейн. Есть вещи, которые я должен тебе сказать, и мне нужно твое слово, что ты их скрепишь печатью.

Трейн автоматически опустился на один из офисных стульев с прямой спинкой, в шоке уставившись на ректора академии Белхэйдан. "Печать" имела только одно значение для мага: блокировку разума. Лентос хотел, чтобы он заблокировал часть своего разума, связанную с тем, что он собирался услышать, что помешало бы ему поделиться этим с кем-либо, кроме старейшин академий. Он никогда не мог проговориться добровольно, и если бы это было вырвано у него под давлением, первый слог убил бы его мгновенно и безболезненно. Запечатывались только самые могущественные секреты, и Трейн не хотел, чтобы в его мозгу было больше триггеров самоубийства, чем он мог помочь. Но Лентос не по прихоти был назначен ректором Белхэйданской академии. Если он просил об этом, значит, у него была причина, и после недолгого колебания мастер-эмпат медленно кивнул.

- Спасибо. - Лентос тепло улыбнулся доказательству его доверия, затем продолжил. - Во-первых, за последние два дня старейшины и я тщательно просмотрели записи. Похоже, Венсит на самом деле никогда не говорил, что не может сделать то, что, как доказывает твоя восхитительная логика, он сделал для Гвинны.

- Но это есть в каждом учебном тексте! Каждый маг знает, что это невозможно!

- Верно, но он никогда этого не говорил. Он просто никогда не поправлял нас, когда мы неправильно его понимали. Вот почему я продвинул упражнение с барьером, чтобы мы могли обсудить это наедине.

- Мы видим только две возможности. Либо он не знал, что может это сделать, либо знал и хотел скрыть такую возможность. Мы не верим, что он мог быть невежественным, поэтому мы приходим к выводу, что он решил скрыть свою способность напрямую касаться таланта мага.

- Очевидно, следующий вопрос был "почему". Незнание нам ничего не стоило, но это помешало ему получить от нас всю возможную помощь. Мы не видим причин, по которым ему нужно было бы скрывать это от нас, поэтому мы думаем, что он скрывал это от кого-то другого - кого-то с таким острым слухом, что он мог скрыть это, только никому не рассказывая, включая нас.

- Волшебники, - сказал Трейн и кивнул. - Я следую твоей логике, но действительно ли это имело бы значение, если бы карнэйдосцы знали?

- Возможно, так и было, - сказал Лентос. - Из-за Гвинны.

- Гвинна? - Трейн покачал головой. - Почему Гвинна?

- В самом деле, Трейн! Как ты его только что назвал? Ее "второй отец"? У нее талант мага; маги переживают кризисы, когда их силы пробуждаются; и Венсит любит ее. Если бы у нее был тяжелый кризис - а все знали, что так оно и будет, - неужели ты ожидал бы, что он просто позволит ей умереть? Конечно, нет! И карнэйдосцы не менее проницательны, чем мы. Они бы наблюдали за ней, как ястреб, и когда у нее начались конвульсии, они бы ждали. Я полагаю, он хорошо защищался, но было бы этого достаточно, если бы они знали заранее?

- Значит, он спрятал это, чтобы они не узнали? В этом и есть тайна?

- Вот почему он спрятал это, но это определенно не вся тайна.

- Думаю, что нет, - медленно сказал Трейн. - Теперь они должны знать, что он может это сделать, так что нет смысла притворяться, что он не может. Но вы воздвигли барьеры, поэтому вы думаете, что что-то в этом все еще стоит скрывать. Я могу зайти так далеко; я просто не вижу, что бы это могло быть.

- Конечно, ты не знаешь. Ты техник, учитель. Это все, кем ты действительно хотел быть с того дня, как госпожа Заранта впервые начала твое обучение. Ты не имеешь дела с Советом или политикой, так что ты не хитрый. Но ты должен стать хитрым, Трейн, потому что, если я не ошибаюсь в своих предположениях, ты скоро окажешься втянутым в дела Гвинны и Венсита по самую шею.

- А? Боюсь, тебе придется объяснить это по буквам, - неожиданно сказал Трейн.

- Конечно. Если мы правы, он проявил превосходную предусмотрительность, скрыв свои способности, чтобы избежать нападения карнэйдосцев, не так ли?

- Ну, конечно, он сделал...

- Предвидение настолько хорошее, - перебил Лентос, - что он начал применять его девятьсот лет назад, когда сказал первой академии, что ни один "колдун" не может прикоснуться к таланту мага.

- Но это означало бы... - Трейн сделал паузу, когда замешательство переросло в ужас. - Это нелепо! Волшебники не могут предугадать, Лентос, и даже маг не может предугадать так далеко вперед! Или ты хочешь сказать, что он обманул нас и в этом тоже?

- То, что я говорю, еще более тревожно. Он никогда прямо не лгал о своей способности прикоснуться к таланту мага, но он сказал - и я цитирую из записей - "даже дикий волшебник не обладает силой предвидения". - Предвидение и пророчество, конечно, не одно и то же, и несколько волшебников создали последнее, но способность видеть будущие события сильно отличается от двусмысленности пророчества.

- Тем не менее, Венсит явно потратил столетия на подготовку именно того, что произошло три дня назад, что требует чего-то очень похожего на предварительную подготовку. У него была конкретная информация, и на что это указывает, Трейн?

Трейн боролся с новыми данными и замешательством, и когда он заговорил, его голос звучал неуверенно.

- Он знал о Гвинне, но волшебники не могут предугадать. Он предпринял шаги, чтобы защитить их обоих задолго до ее рождения, что подразумевает, что он начал предпринимать эти шаги задолго до того, как понял, что только любовь может заставить его пойти на такой риск, так что у него, должно быть, был и другой мотив. Но это значит...

- Я возлагаю на тебя надежды, Трейн, - мягко сказал Лентос, когда голос молодого мага затих. - Это означает, что он двигался даже более осторожно, чем мы думали. У него есть план, основанный на знаниях, в которые мы не посвящены - и, вероятно, не можем быть посвящены. Это означает, что он провел по меньшей мере тысячу лет в ожидании чего-то, что происходит прямо сейчас, и что твоя ученица каким-то образом имеет решающее значение для успеха того, что он планирует.

Гвинна подняла глаза, но мастера Трейна больше не было в окне, и она отвела взгляд, задаваясь вопросом, смогут ли они с ним работать вместе, как должны. Она знала, что им обоим будет тяжело, так же как знала, что не осмелится раскрыть то, чему научилась у Венсита в тот обжигающий момент слияния.

Она снова посмотрела на цветы. Она не могла понять всего, что видела, но знала, что видела слишком много. Она просто была слишком молода, чтобы понять, что все это значит.

Многое в происходящем беспокоило ее. Она не могла понять, как ей удавалось не думать о мастере Трейне, но она знала, почему она это сделала. Прежде чем он смог помочь ей учиться, она должна была убедить его, что определенными знаниями нельзя делиться. Но как она остановила его? Все, что она сделала, это подтолкнула его своими мыслями, и она не должна была таким образом удерживать мастера-мага. Единственное, что она точно знала, так это то, что Венсит не показал ей, как это делается. Он не был магом, и он также не учил ее быть им.

И все же эта способность откуда-то взялась. И как сюда вписался грифон? Если уж на то пошло, откуда она узнала, что великолепное существо из ее видения было грифоном? И откуда взялась музыка арфы? Это была самая прекрасная вещь, которую она когда-либо слышала, но ее пугало осознание того, что она вообще никогда ее не слышала. И чьи это были желтые, кошачьи глаза? Они не были похожи на глаза Бланшраха, потому что были холодными и мертвыми. И что это была за огромная корона? Чей это был большой серебряный конь? Что это был за повторяющийся образ меча со сломанной рукоятью? Почему она чувствовала такой страх всякий раз, когда думала о своем отце?

Она не думала, что Венсит знал все, что она видела, что только усугубило ее проблему. И что бы он ей ни показал, этого было недостаточно. Сейчас в ее голове было слишком много всего. Слишком много новых способностей, слишком много знаний, которые она еще не нашла, не приложила мысленных усилий. Ей нужно было овладеть этими способностями, раскрыть секреты, скрытые в этих знаниях, и понять, что это значит, почему все это влилось в нее и что она должна была со всем этим делать. И каким-то образом, чтобы все это произошло, она должна была заставить мастера Трейна помочь ей, не показывая ему того, что она знала.

Маленькая девочка с бездонными голубыми глазами и сердцем, исполненным музыки арфы, смотрела на цветы и страстно желала рассказать кому-нибудь все, что она знала или подозревала. Но она не могла. Они, вероятно, не поверили бы ей, даже если бы она это сделала - она не была уверена, что сама во все это верит, - но она знала, что не может никому рассказать.

Она никогда раньше не осознавала, насколько она на самом деле молода. Слишком многого ей никогда не говорили, слишком многое она принимала как должное. Кризиса мага было достаточно, чтобы разрушить любое детство, но ее детство было еще более разрушено кратким, великолепно ужасным слиянием с личностью тысячелетней давности. Теперь она видела себя двумя парами глаз, двумя разумами. Одна была юной, растерянной и напуганной; другая была древней, признававшей свою молодость с каким-то нежным, неумолимым состраданием.

Ее неопытность может оказаться смертельной, и не только для нее. Она знала, что разгадала самые сокровенные планы Венсита... и что он никогда не хотел, чтобы это произошло. Если она допустит хоть одну ошибку, то может разрушить все, что он когда-либо пытался сделать, а ей не хватало подготовки, чтобы знать, чего не следует делать.

Она только знала, что это пугало ее. Это очень, очень сильно напугало ее.

Базел бежал трусцой все позднее утро, установив легкий темп по сравнению с последними тремя днями. Кенходэн был благодарен, и хотя он беспокоился, как бы их не настигли, не дотянув до цели Базела, он чувствовал себя на удивление непринужденно.

До прошлой ночи он принимал план устроить засаду на убийц в основном как "безопасный" выход для ярости внутри него, и это как-то изменилось. Он все еще чувствовал ту ярость, но что-то внутри новых стен его разума изменило его точку зрения. Его ярость больше не была угрозой; он контролировал ее, как будто она была на короткой, тяжелой цепи, которую он мог снять по своему желанию. Он обнаружил, что смотрит на это почти отстраненно, как на часть самого себя... полезную часть, которая должна была пугать его, но больше не пугала.

И все же мысль о засаде беспокоила его сейчас даже меньше, чем тогда, когда его ярость жаждала приемлемого выхода. Это было правильное решение, потому что человек убивал убийц любым возможным способом. Теперь это утверждение было самоочевидным, принятым почти бесстрастно - без высокомерия или самодовольства, но с чем-то гораздо более похожим на... самоузнавание.

И вместе с этим пришла усталость, как будто часть древности Венсита проникла в его кости. Чувствовали ли старые деревья то же самое? Полные энергии и жизненных сил, когда они встречали бурю, но одновременно старше холмов? Как будто они всегда были здесь и будут здесь вечно?

Или он был речной скалой? Камнем, отполированным и истертым до тех пор, пока у него не осталось твердых краев, только округлости и неизменная сердцевина? Он не знал ответов на эти вопросы, но чувство равновесия, приспособления дало ему покой, которого он не знал со времен Белхэйдана, еще более странный из-за ощущения бесконечной борьбы под ним, как вулкан, покрытый льдом и снегом.

Полуденный привал поразил его, потому что он ехал, погруженный в свои мысли. Теперь он мысленно встряхнулся и спешился, чтобы размяться.

- Сколько еще, Базел? - спросил он.

- Еще час. Я думаю, мы доберемся до ручья не более чем за полчаса; все остальное время уйдет на то, чтобы взобраться на дальнюю сторону.

- А убийцы? - спросил Венсит.

- Об этом труднее сказать. - Базел пожал плечами. - Сегодня я задал им легкий темп, и буду удивлен, если они все это время не приближались к нам. Возможно, они отстают на пять часов, а может, и на два. Хотя, я думаю, не меньше этого.

- Я бы предпочел поскорее покончить с этим, - вздохнул Кенходэн, вгрызаясь в кусок вяленого мяса.

- Ну, тут я с тобой соглашусь, парень. В мире слишком много отбросов Шарны. Лучше всего нам показать некоторым из них выход из этого положения.

- Может, они и подонки, - раздраженно сказал Венсит, - но они также опытные бойцы. Я бы посоветовал никому из вас не забывать об этом!

- Может, они и искусны, - строго сказал Базел, - но не называй их при мне "бойцами". Любой сын Шарны опозорил свой клинок - хотя я буду счастлив познакомить их со своим!

- Просто чтобы они сначала не всадили в тебя сталь, Гора.

- Что они не сделают.

- Я предлагаю тебе убедиться в этом, потому что это будет не чистая сталь.

- Яд? - при этой мысли у Кенходэна по коже побежали мурашки.

- Да, - сказал Базел. - По мнению брата-пса, мертвый есть мертвый, а убийство - это не что иное, как вопрос кормаков. И старый седобородый тоже был прав, напоминая об осторожности. Но, с другой стороны, я всегда такой. - Градани снова встал, поправляя свой рюкзак на плечах. - И я все еще говорю, что они не бойцы!

Кенходэн вскочил в седло и последовал за Базелом по меняющейся тропе. Лесные гиганты отодвинулись далеко назад, и промежутки между ними заполнили более невысокие, низкорослые деревья. Ива и ольха стали встречаться чаще, и Кенходэн нахмурился, когда они напомнили ему о реках. Наконец-то он просох и предпочел бы оставаться в таком состоянии день или около того.

К сожалению, мир, похоже, не слишком заботился о том, что бы он предпочел.

Он услышал угрожающий рокот воды задолго до того, как тропа привела их к глубокой впадине ручья. Этот рокот начинался тихо, но по мере их приближения становился все громче, и ему стало интересно, как он звучит позже весной, когда поток, породивший его, бьет ключом.

Когда он наконец увидел это, то смог только покачать головой. Это было хуже, чем он боялся.

Бурлящий ручей протекал в широком, неприятном ущелье. Вода не выглядела глубокой, но она с ужасающей скоростью текла по валунам, а белая пена и брызги создавали радуги над крутыми уступами каскадных порогов. Ожерелье из плавника у вершины ущелья показывало, что иногда оно было немного глубже - примерно на тридцать или сорок футов, с усмешкой подумал он.

Опора в овраге была плохой. Земля была наклонной, но недостаточно для хорошего дренажа, и мягкая земля засасывала копыта лошадей, когда они пробирались по ней. Были твердые места, но не было тропы, и даже несмотря на то, что Базел осторожно пробирался впереди в поисках пути, одна вьючная лошадь в какой-то момент упала на колени, и ее пришлось спасать.

Перейдя болото, они оказались лицом к самому ручью. Вода никогда не поднималась выше стремян Кенходэна, но течение было сильным, а опора еще хуже. Базел остался на берегу выше по течению, осторожно направляя вьючных лошадей, но им буквально приходилось нащупывать дорогу. Скакун воспринял это спокойно; вьючные лошади определенно не восприняли, и даже Глэмхэндро явно почувствовал облегчение, когда он наконец появился на дальней стороне.

Но они вышли только для того, чтобы посмотреть на тропу, а она поднималась от самого берега ручья, не позволяя лошадям нигде остановиться и собраться с силами для подъема. Он извивался по западному утесу, как нечто, чем могла бы пренебречь змея, и западная сторона была более чем на сто футов выше, чем восточная. Кенходэн и Венсит спешились - даже скакуну этот подъем показался бы утомительным с кем-то в седле - и последовали за Базелом вверх по склону пешком. Большая часть его была почти вертикальной, и даже с поворотами тропа была настолько крутой, что вьючные лошади сильно дышали, прежде чем они преодолели глубокую узкую выемку в густой заросли ив.

Кенходэн с благодарностью остановился, чтобы осмотреть место засады. Базел был прав; это было идеально. Никто не мог быстро пересечь ручей, и они не могли быстро отступить под огнем, однажды перейдя его. Единственный выход был бы наверх и через нападавших, а извилистая тропа вряд ли способствовала этому. По его мнению, это превосходно подходило для их целей, и он так и сказал.

- Да, - согласился Базел. - Но если Чернион хочет быть таким хорошим, как о нем говорят, - а я нисколько не сомневаюсь, что это так, - нам лучше не рисковать.

- И тебе лучше подготовиться, - сказал Венсит, склонив голову набок, как будто прислушиваясь.

- А? Так, значит, они на своем пути?

- По крайней мере, некоторые из них. Я могу ясно чувствовать только одного - он, кажется, сильно ненавидит нас. Странно. Братья-псы обычно довольно бесстрастны.

- Это предположение, и я рискну предположить причину его гнева. - Базел улыбнулся. - Мы задали им нелегкий темп, и я не сомневаюсь, что они это почувствуют. - Он задумчиво посмотрел на овраг. - Может ли случиться так, что нам нужны пленные, Венсит?

- Нет. - Волшебник посмотрел в направлении взгляда Базела. - Даже если они поклянутся Томанаку, маловероятно, что братья-псы будут соблюдать ее, и ты знаешь, что никогда нельзя быть уверенным, что нашел все их оружие. Если уж на то пошло, они бы ничего нам не сказали без большей "убедительности", чем хотелось бы Томанаку, Базел.

- Да, без сомнения, ты прав в этом, - пророкотал Базел в знак согласия. - Но если мы не будем оставлять ни одного из них, тогда вот как я думаю с этим справиться, если вы согласны.

Остальные наклонились ближе, прислушиваясь, и их улыбки не были приятными.

Роспер не мог не согласиться с объяснением Базела о его ярости, но не только узкая, извилистая тропа и грязь привели его в ярость. Нет, следы, оставленные его добычей, были еще более раздражающими.

Они замедлились. Они больше не спасались бегством, но он не осознавал этого, пока не истощил своих лошадей. Три из них захромали, и остальные пять были близки к этому. Если они не догонят в ближайшее время, их оставшийся запас будет близок к сортиру, и решение Базела замедлиться покажет всей Гильдии, что Роспер был неправ, расходуя своих лошадей.

Роспер не знал, сбавил ли Базел скорость, потому что думал, что оторвался от преследования, или потому, что теперь хотел, чтобы его обогнали. В своем нынешнем настроении он отдавал предпочтение первому тезису, но это больше не имело значения. Его решения уже были приняты.

Его люди почувствовали это, и они были недовольны. Это преследование было в высшей степени непритязательным. Хуже того, все они знали репутацию Базела и Венсита, и никто не стремился встретиться с кем-либо из них, когда те ожидали этого. Было общеизвестно, что белхэйданский орден пытался убить Базела тридцать лет назад, когда он только поселился в Белхэйдане; сегодня Белхэйданского ордена не существует. Возможная связь была пугающей, и хотя мысль об убийстве Венсита могла быть привлекательной с профессиональной точки зрения, ходили слухи - по большей части опровергаемые старшими членами Гильдии - что это тоже пытались сделать раньше.

Но скорпионы Шарны подгоняли Роспера, и было рискованно пересекаться с ним в таком настроении. Он проложил себе путь к своему нынешнему посту, и те, кто вызывал его гнев, как правило, получали опасные задания... или еще быстрее заканчивали свои дни.

Они добрались до оврага и остановились. Следы целей вели туда, но даже Роспер не был готов мчаться вслепую по такой местности. Вместо этого он изучал ущелье, с усилием удерживая себя на месте. Либо Базел был на вершине дальнего утеса, либо его там не было - но как это выяснить, не причинив вреда и не потратив время впустую? День подходил к концу, их лошади хромали, и мысль о том, что он позволит своей добыче еще больше опередить его, терзала его душу.

Роспер размышлял еще долгое мгновение, затем хмыкнул.

- Меняйте лошадей, - отрывисто приказал он.

- Прошу прощения, Роспер, - нервно сказал один из мужчин, - но это наши последние приличные лошади. Если мы потеряем их там, - он кивнул на овраг, - мы не сможем преследовать их на другой стороне.

- Верно, Лейрднос, - проскрежетал Роспер, - но если возникнут проблемы с переправой, нам понадобятся свежие лошади, чтобы пройти через нее. Есть только один способ узнать, ждут ли они там, наверху, и я не собираюсь вечно сидеть здесь на всякий случай!

Лейрднос с несчастным видом спешился, и он и его товарищи обменялись взглядами, когда перекидывали седла на своих самых свежих лошадей. Никто не горел желанием узнать, что их ждет, и Роспер почувствовал, что они с беспокойством поддерживают осторожность Лейрдноса. Его гнев зацепился за их несчастье, как разжигающий костер.

- Лейрднос!

У поджарого убийцы пересохло во рту. Он знал, что собирался сказать Роспер, и горько пожалел, что открыл рот. К сожалению, он слишком долго и слишком тесно сотрудничал с Чернионом, который никогда бы не стал мстить кому-то за то, что тот просто усомнился в мудрости одного из его планов. Конечно, в подобном случае ему не пришлось бы сомневаться в мудрости Черниона.

- Они могут ждать там. - Роспер указал на ивы на вершине дальнего утеса. - Так что на всякий случай мы пошлем разведчика. Тебя.

- Да, Роспер. - Лейрднос отдал честь и повиновался, ибо его единственной альтернативой была смерть. Братья-псы в последнее время не бунтовали, каким бы сомнительным ни был приказ.

Он осторожно пробирался в ущелье, и его ладони были влажными, когда его глаза с ужасным восхищением скользили по краю обрыва. Его не заботило, насколько густыми были эти ивы...

Он перешел вброд ручей под шум воды и весеннее пение птиц. Его уздечка звякнула, и его лошадь фыркнула, пробираясь через грохочущие пороги. Это заразило его страхом, и Лейрднос почувствовал свою дрожь. Он пытался успокоить ее, но его сердце было не с ним, потому что Лейрднос - торговец смертью - не хотел умирать здесь.

Подъем по тропе оказался таким же плохим, как он и опасался, и его лошадь шла с трудом, хотя на извилистом склоне, по крайней мере, не было рыхлых камней или другой ненадежной опоры. Лейрднос пытался чувствовать благодарность за небольшие одолжения и не сводил глаз с тропы. Последнее, что ему было нужно, это чтобы его лошадь споткнулась, и они вдвоем полетели обратно в глубину оврага. Он бы беспокоился о вершине, если бы достиг ее.

А потом он все-таки добрался до нее, резко, и нервно натянул поводья под краем оврага. Он хотел, чтобы его лошадь как можно скорее пришла в себя, прежде чем он ткнется носом в эту узкую выемку. Если что-нибудь случится, он намеревался щелкнуть каблуками и проскочить мимо того, что его ожидало. Он выполнил свою часть; пусть другие разбираются, почему он не вернулся, чтобы отчитаться!

Он подождал столько, сколько осмелился, затем вынул меч из ножен и, прищелкнув языком, пустил коня вперед. В ноздри ему ударил сильный запах лошадиного пота, и его собственный пот струйками стекал по спине. Он двинулся в тень ив, держа одну руку на рукояти меча, и его нервы были в огне.

Его острые, хорошо натренированные глаза смотрели по сторонам. Заходящее солнце кровавыми лучами проникало под ветви, но внутренние тени были плотными, и он с особой осторожностью присматривался к более темным участкам, потому что Кровавая Рука спрятался бы хорошо.

Ничего.

Он взглянул вверх, осматривая навес из тонких ветвей над тропой, хотя ивы вряд ли представляли собой насест для нападающих сверху.

Ничего.

Он проехал сотню ярдов, наклоняясь, чтобы тщательно разглядеть тени. Все еще ничего! Воодушевленный тем, что выжил, он повернулся обратно к вершине утеса, чтобы доложить.

Роспер наблюдал, как его разведчик снова появился в заросшей ивами расщелине, размахивая руками, передавая сообщение, и приглушенно выругался. Его первое суждение было правильным; цели не планировали контратаковать, иначе они никогда бы не прошли мимо этого места. Теперь его чрезмерная осторожность стоила еще одного часа угасающего света без уважительной причины, и новое разочарование скрутило его желудок, как кислота. Он помахал ответным сообщением, затем жестом велел остальным садиться, кисло усмехнувшись их облегченным выражениям.

Лейрднос внимательно наблюдал за руками Роспера, читая приказ двигаться дальше еще на триста ярдов, чтобы быть вдвойне уверенным, и послушно развернул своего коня, довольный тем, что все еще дышит.

К несчастью для Лейрдноса, любой, кто мог спрятаться на Равнине Ветров, находил достаточно места для укрытия в лесу. Когда убийца проходил мимо сугроба зимних ивовых листьев, небрежно наваленных поверх убитой морозом ветки, сзади появилась длинная рука. Прежде чем он рухнул на землю, нож-крюк открыл второй рот поперек его горла.

Кенходэн выскользнул из очередных зарослей бесшумно, как кошка, и двинулся к краю утеса, стараясь спрятаться, когда натягивал лук. Он услышал шаркающий звук, когда Базел оттащил тело в сторону, а затем сталь прошептала, когда градани вытащил свой двуручный меч и тихо заговорил.

- Когда я возьму лидера - тогда начнешь с последнего.

Кенходэн кивнул и наложил стрелу на тетиву, наклонившись вперед, чтобы заглянуть сквозь завесу из ивовых ветвей.

Оставшиеся убийцы двинулись вверх по тропе, и он ясно слышал их голоса, тихие и далекие сквозь шелест ивы, когда они обсуждали трудности охоты. Он вдохнул влажный запах листьев, земли и свежего ветерка, благодарный за те перемены, которые произошли внутри него. Берсеркер в его душе был укрощен. Он был подобен мечу - заостренному, лишенному всего, кроме цели.

Копыта глухо стучали, пока убийцы неуклонно продвигались вверх, а Кенходэн изучал лидера. Губы мужчины были плотно сжаты, его раскрасневшееся лицо сердито. То, как он сжимал рукоять, свидетельствовало о его рвении, точно так же, как его поникшие люди и пошатывающиеся лошади показывали, как безжалостно он их гнал.

Кенходэн поднял свой лук. Он слышал ржание их лошадей, позвякивание уздечек, скрип сбруи. Он увидел пятна пота на их черной коже с прожилками соли и взглянул на Базела.

Лошадь Роспера перевалилась через край и остановилась.

Убийца нетерпеливо подгонял его, но конь колебался. Слишком поздно профессиональная настороженность взяла верх над гневом Роспера, и он вгляделся вперед, полуслепой, когда заходящее солнце резануло его по глазам. Там стояла другая лошадь, свесив голову, а рядом с ней что-то лежало.

Профессия Роспера научила его распознавать тело. Он начал выкрикивать предупреждение - и Базел вырисовался из тени, как образ смерти.

Свет пробивался сквозь ивы, отражаясь на огромном мече, который горел красным в лучах заката, сверкая на золотой вышивке зеленого сюртука. Уши градани встали на место, губы обнажили крепкие зубы, и ледяной ужас обжег позвоночник Роспера, даже когда его собственный меч вылетел из ножен.

- Приветствую тебя, брат-пес, - проскрежетал Базел. - Передай мои наилучшие пожелания Шарне!

Обычно у всадника есть преимущество перед пешим врагом. Он выше в воздухе, у него есть преимущества в рычагах давления и позиции. Он может использовать силу своей лошади против своего противника, пока тот осыпает его ударами.

Обычно.

Но теоретические преимущества Роспера были бессмысленны. Рост Базела сводил на нет большинство из них; его сила сводила на нет все остальное. А выемка на тропе была слишком узкой, чтобы Роспер мог от него ускользнуть.

Убийца успел выкрикнуть одно предупреждение, а затем поющая сталь обрушилась на него. Он отчаянно блокировал первый свистящий удар, и его клинок зазвенел, как наковальня. Прозвучала тетива, и он понял, что Чернион был прав, предостерегая его от вспыльчивости.

Он хотел встретиться с Кровавой Рукой; ему не была выгодна эта встреча.

Стрела Кенходэна пронзила солнечный свет, как шершень, пораженный смертоносной красотой. Оперение заскулило, когда она вошла в горло убийцы, а брат-пес издал один булькающий звук ужаса и рухнул на дно ущелья.

Руки Кенходэна ни разу не дрогнули. Он наложил на тетиву еще одну стрелу.

Роспер проигрывал. Хуже того, он знал это. Одного прикосновения его отравленной стали было бы достаточно, чтобы убить любого человека, но Базел был градани. Этого было недостаточно, чтобы сделать его невосприимчивым к смертельному токсину, но он, казалось, не беспокоился о такой возможности. Он взмахнул клинком, как мастер фехтования, и отчаянно выставленный меч Роспера зазвенел, когда ему удалось удержать его от своего тела дюжину раз, всегда на толщину ресницы. Пот струился по его лицу, а челюсти сжались, когда он понял, что градани играет с ним. Базел не пытался убить его - не совсем. Вместо этого он держал его в игре, чтобы преградить путь, пока этот смертоносный лучник убивал его людей одного за другим.

Затем клинок градани описал плоскую восьмерку, обломив меч Роспера в трех дюймах от рукояти. Раздробленная сталь со свистом отлетела в сторону, пролетев над мокрой губой с последней вспышкой отраженного заката, и Базел Бахнаксон по-волчьи улыбнулся своему врагу.

- Прощай, Чернион, - сказал он, и его меч описал дугу наотмашь. Голова убийцы слетела с плеч, и Базел, наблюдая, как труп сваливается с седла, нахмурился. Он ожидал большего мастерства владения мечом от лучшего убийцы Норфрессы.

Рядом с ним снова пропел лук Кенходэна, и в ответ раздался крик. Затем наступила тишина, и Базел поднял глаза, когда лучник вышел из тени.

- Шесть, - сказал он категорично. - Все мертвы.

- Хорошо. - Базел подошел к краю и посмотрел вниз. На дне оврага у подножия склона лежали шесть тел, каждое из которых было смертельно ранено одной стрелой. - Отличная работа, - сказал он профессионально.

- Что дальше? - Кенходэн натянул лук, и его голос был очень спокоен.

- Я думаю, нам лучше забрать твои стрелы - и их лошадей. Не то чтобы они нам были нужны, но оставлять их - чистое убийство, и они не виноваты в том, что оказались здесь.

- Верно, ни у одной лошади нет такого плохого вкуса, чтобы добровольно нести убийцу, - сказал Кенходэн, его голос вернулся к норме.

- Кроме как на виселицу, - мрачно согласился Базел. - Разве что на виселицу.

- Крэйхана улети вместе с их душами! Шарна хлещи их скорпионами! - Вулфра выплевывала проклятия, злобно закрывая свой грамерхейн. - Черт бы побрал этих некомпетентных, неуклюжих!..

Она прогнала эту мысль, и ее ноздри раздулись, когда она глубоко вдохнула. Она потеряла только стоимость их найма, напомнила она себе, - высокую, но не безосновательную. Она даже не предупредила Венсита, потому что ее предыдущие атаки уже сделали это, подумала она и кисло улыбнулась с горьким юмором.

Из этого вышло одно хорошее: убийцы потеряли слишком много людей, чтобы Чернион мог сдаться, независимо от того, платили Гильдии или нет. Не то чтобы у Вулфры даже возникало искушение отказаться; клиенты не обманывали братьев-псов.

Нет, она заплатит... и скажет Черниону, что считает контракт закрытым. Если Чернион - или Совет Гильдии - хотели продолжать, это было их делом.

Вулфра улыбнулась еще шире при этой мысли. Это действительно было забавно, в каком-то мрачном смысле. Даже если Венсит преуспеет в своей миссии, с высокой вероятностью ее собственной неприятной кончины, убийцы будут ждать. Это было бы почти так, как если бы они мстили за нее, и баронесса позволила себе невесело усмехнуться при этой мысли.

Теперь, как лучше сформулировать сообщение? В нем должна быть передана необходимая информация с надлежащим выражением соболезнования, но выраженная таким образом, чтобы гарантированно вызвать ярость Черниона.

К счастью, Вулфра из Торфо в прошлом была мастерицей ядовитого пера.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Встречи по пути

- Ну, по крайней мере, Чемалка решила прекратить лить на нас дождь, - сказал Кенходэн. - На данный момент.

Он прислонился к высокому боку Глэмхэндро, пережевывая последний кусок сэндвича с обеда, ради которого они прервались. Последняя струйка пара поднималась от золы хорошо погашенного костра, на котором варился чай, и его голова была запрокинута, когда он смотрел на ветви. Расправа с убийцами Роспера осталась в целом дне пути позади, и он был глубоко рад видеть солнце сквозь эти ветви. Ночь после засады сменилась утром сильным, проливным дождем, еще более отвратительным, чем туманные осадки, которые они пережили ранее, но весенняя погода в Саут-Марче была ничем иным, как переменчивой. Теперь солнечный свет проникал сквозь отверстия в кроне деревьев, освещая лес Хев теплым золотым сиянием, поблескивая на сугробах опавших листьев, все еще блестящих от дождевой воды, и касаясь стволов деревьев мягкой патиной света. Воздух тоже был теплее, чем раньше, и ветерок, колышущий ветви над головой, пах свежестью и чистотой.

Тропа, к сожалению, все еще представляла собой скользкую, грязную щель, любезно предоставленную всей водой, которая упала с неба до того, как солнце соизволило появиться в своем запоздалом виде. Однако, по крайней мере, они оставили овраг позади, и более низкая, вторичная поросль вокруг ручья снова превратилась в высокие стволы зрелого старовозрастного леса. Это оставляло больше места вокруг каждого отдельного дерева и значительно облегчало передвижение по обе стороны тропы, но кроны деревьев также исключали любую возможность появления подлеска или травы. В большинстве случаев это не было бы проблемой, но он и его спутники приобрели еще восемнадцать лошадей, чьи наездники больше не нуждались в их услугах. Убийцы Роспера не ожидали долгого путешествия по большой дороге, вдали от почтовых домиков и конюшен, и они взяли с собой относительно немного зерна для своих лошадей. Как следствие, новые владельцы этих лошадей были вынуждены перевести всех своих недавно объедавшихся коней на сокращенный рацион, и в данных обстоятельствах захваченные животные, уже демонстрирующие физические последствия жесткого использования, вряд ли почувствовали бы улучшение своего состояния.

- Да, - согласился Базел, стоя с дальней стороны Глэмхэндро, чтобы посмотреть на то же самое небо, усеянное ветвями. - И это не так уж далеко, пока мы не выберемся из-за деревьев. Не буду притворяться, что это что-то такое, что кажется мне плохой идеей.

- На самом деле, это кажется мне очень хорошей идеей, - вставил Венсит. Волшебник снова забрался в седло скакуна. Теперь он посмотрел вниз на Кенходэна - и через него на Базела - и мотнул головой вниз по тропе перед ними. - Как только мы выедем из большого леса, мы сможем, по крайней мере, пасти их на обочине дороги. И если память меня не подводит, то тут и там вдоль дороги в Синдор есть люди, которых называют "фермерами". - Он коротко улыбнулся. - Как подразумевал Фрэйденхелм в Коруне, толстый кошелек может пройти долгий путь при правильных обстоятельствах, и я готов вложить деньги в то, чтобы накормить этих коней. Это не их вина, что они попали в плохую компанию.

- Да, это не так, - согласился Кенходэн, вскакивая в свое седло.

Глэмхэндро фыркнул, как будто его позабавила болтовня двуногого, и тряхнул головой. Он и скакун, казалось, преуспевали, несмотря на урезанный рацион, и рыжеволосый мужчина наклонился вперед в седле, чтобы похлопать большого серого жеребца по плечу.

- Конечно, - продолжил он, - теперь они попали в лучшую компанию.

- Я хотел бы думать, что это так, - сказал Базел, но его голос звучал немного рассеянно. На самом деле, теперь, когда Кенходэн подумал об этом, градани казался немного... отстраненным весь день. Теперь, когда он возвращался к голове их значительно увеличившейся кавалькады, он пристально вглядывался в тропу перед ними, навострив уши, как будто прислушивался к чему-то, чего никто другой не мог услышать.

- С тобой все в порядке, Базел? - спросил Кенходэн.

- А? - Базел встряхнулся и обернулся, чтобы посмотреть через плечо. - Что это? - спросил я. Его уши снова повернулись под более нормальным углом. - Ой! Ну, что касается этого, у меня есть кое-что на уме. Я просто... ожидаю чего-то, как ты, возможно, говоришь.

- Ожидаешь чего-то? Здесь? - Кенходэн оглядел прохладный, свежий, вздыхающий на ветру лес. - Базел, на случай, если ты не заметил, мы все еще застряли посреди леса. И если я не ошибаюсь, последнее "что-то", с чем нам пришлось иметь дело - ты помнишь, убийцы, которые преследовали нас? - занято удобрением тех самых лесов позади нас. Это не совсем приводит меня в восторг от перспективы еще одной непредвиденной встречи. Так что не кажется ли тебе, что если ты "чего-то ожидаешь", было бы неплохо... о, я не знаю, поделиться с нами этим незначительным фактом?

- Что? - Базел ухмыльнулся. - И испортить сюрприз?

- До сих пор большинство "сюрпризов" этой маленькой прогулки Венсита были менее чем приятными, - отметил Кенходэн. - Лично я обнаружил себя большим поклонником скуки.

- Ну, что касается этого, я не из тех, кто стал бы отрицать, что в скуке есть определенная привлекательность, - признал Базел. - Но в этом случае...

Он остановился на полуслове, повернувшись, чтобы еще раз взглянуть на тропу, и конь Венсита поднял голову. Его уши навострились так же резко, как у градани, когда он уставился в том же направлении. Затем он вскинул голову с высоким, каким-то ликующим криком, и почти в то же мгновение Глэмхэндро поднял свою собственную голову с гулким звуком трубы. Вьючные лошади и захваченные в плен кони убийц переводили взгляд с него на скакуна с внезапно обострившейся настороженностью, и Кенходэн моргнул, задаваясь вопросом, что могло случиться со всеми ними.

- Что... - начал он, затем остановился, когда что-то двинулось впереди них.

Ему потребовалось мгновение, чтобы осознать, что он видит... и еще одно, более долгое мгновение, чтобы поверить, что он это видит.

Напарник Венсита по бегу был высотой двадцать ладоней в холке, что было меньше семи футов. Огромный чалый, кроваво-красный на свету, скачущий галопом - не пешком или рысью, а галопом - по узкой, скользкой, коварной тропе к ним, был по меньшей мере на пять ладоней выше него. Кенходэн никогда не представлял себе такого огромного существа в форме лошади, а если бы и представлял, то его воображение, возможно, не смогло бы сравниться с грацией и равновесием реальности, приближающейся к ним в виде неуклонно катящихся брызг грязи.

Он начал что-то говорить Базелу, но градани уже сам пришел в движение. Он помчался вниз по тропе, широко раскинув руки, затем высоко поднял их, чтобы обхватить могучую шею чалого жеребца, и зарылся лицом в жесткую зимнюю шерсть.

- Что ж, понимаю, что он имел в виду, говоря о сюрпризах, - сказал Кенходэн через минуту. - Должен ли я предположить, что это и есть таинственный Уолшарно?

<Итак, вот ты где!> - с любовной язвительностью произнес тихий голос в мозгу Базела. <Поправь меня, если я ошибаюсь, но думаю, Он сказал, что ты планируешь отправиться прямо из Коруна в Синдор?>

- Да? И, если ты будешь так добр сказать мне, когда в последний раз нам с тобой удавалось делать что-то так, как планировали? - потребовал Базел, протягивая руку, чтобы нежно почесать Уолшарно по щеке.

<Ну, если ты собираешься так к этому относиться!> Уолшарно фыркнул и ласково потрепал градани за уши. <И, хотя я кое-что признаю, я, вероятно, должен отметить, что на этот раз Он был еще менее конкретен, чем обычно, когда я получил приказ о походе.>

- Ну, думаю, это, скорее всего, потому, что у нас здесь то, что ты мог бы назвать деликатной ситуацией, - сказал Базел более трезво, его голос был достаточно тихим, чтобы только Уолшарно мог его услышать, и слегка повернул голову в сторону своих человеческих товарищей. - Скажи мне, этот парень на сером не напомнил тебе кого-нибудь?

Уолшарно поднял голову, заглядывая Базелу через плечо, и навострил уши.

<Теперь, когда ты упомянул об этом, напомнил,> медленно сказал он.

- Да, и сам он так же хорош, как сказал, что он такой же, каким мог бы быть сержант Хоутон после того, как попал в другой мир. Но у него нет ни малейшего представления - или воспоминания - о том, кем и чем он может быть в этом мире. И Венсит опять как стал прежней занозой в заднице из-за своих драгоценных секретов. Тем не менее, Он сам почти сказал мне, что мы должны следовать указаниям Венсита в этом, и я думаю, что Он не был бы так откровенен, если бы это не было чем-то таким, к чему нам лучше отнестись смертельно серьезно, брат.

<Ты имеешь в виду, что думаешь, что это то, чего мы так долго ждали?> Мысленный голос Уолшарно был глубже, чем обычно, медленный и размеренный, и Базел протянул руку, чтобы положить ее на гордую, изогнутую шею.

- Да, - просто сказал он и почувствовал, как один и тот же холодный трепет смешанного предвкушения и страха пронзил их обоих.

<Ну, есть мысль, которая может помешать размышлениям о друзьях,> - сказал Уолшарно через мгновение. <Тем не менее, есть кое-что о защитниках и смерти в постели. И я не могу сказать, что дополнительные десятилетия не были интересными. Что ничего не говорит...> он опустил нос, чтобы толкнуть Базела в плечо достаточно сильно, чтобы градани отлетел на полшага в сторону < о возможности наконец встретиться лицом к лицу с этими ублюдками на юге вместо того, чтобы просто убирать обломки, которые они оставляют после себя.>

- Это так, - согласился Базел с мрачным удовлетворением. - Я только хотел бы, чтобы Керита была здесь и присоединилась к нам.

<Уверен, что она и Вейжон будут присматривать за нами,> мягко сказал ему Уолшарно, затем вскинул голову. <А теперь, я полагаю, мы должны пойти и позволить тебе представить меня.>

Кенходэн наблюдал, как Базел и огромный чалый обмениваются приветствиями, затем взглянул на Венсита.

- Ты ничего не упомянул о другом скакуне. Что-то, что просто... вылетело у тебя из головы, не так ли?

- Кенходэн, ты слышал, как Базел говорил Фрэйденхелму, что он сам был всадником ветра. Тебе не приходило в голову, что у всадника ветра должен быть конь, прежде чем он стал всадником ветра?

- У меня сложилось впечатление, что Базел был практически всем в какой-то момент своей жизни, - едко ответил Кенходэн. - И я не помню, чтобы кто-нибудь говорил мне, что в настоящее время он был всадником ветра. Конечно, до недавнего времени у меня тоже было впечатление - или, по крайней мере, я предполагаю, что до недавнего времени у меня было такое впечатление; ты понимаешь, у меня, кажется, есть несколько белых пятен в памяти, - что скакуны ненавидели градани с ослепительной страстью. Очевидно, я уже понял, что это не так, по крайней мере, в том, что касается Базела. Но это все равно кажется... странным.

- Ты имеешь в виду, более странно, чем тот факт, что Базел - защитник Томанака, женат на деве войны и держит таверну в Белхэйдане? - весело спросил Венсит, и Кенходэн фыркнул.

- Замечание принято, - признал он.

- На самом деле, - сказал Венсит более серьезно, его собственные горящие глаза наблюдали за Базелом и Уолшарно, - у скакунов и градани всегда было гораздо больше общего, чем кто-либо из них осознавал. То же самое, что делает скакунов такими сильными, придает им такую скорость и выносливость, позволяет градани так быстро исцеляться и дает Базелу выносливость, позволяющую загнать любую другую когда-либо рожденную лошадь. Они оба напрямую связаны с энергией, которая связывает вселенную воедино, Кенходэн. Они опираются на это, и это поддерживает их так, как никто другой не может сравниться. Базел был прав в том, что убийцы используют отравленную сталь, но если ее недостаточно, чтобы убить градани мгновенно, он обычно не просто выживет, но и полностью восстановится. То же самое верно и для скакунов, что говорит о некоторых интересных вещах о том, что Чернион, по-видимому, использовал на этом парне, - он похлопал скакуна по шее, - в Коруне.

- Понятно, - медленно произнес Кенходэн, переваривая свежую информацию, и Венсит усмехнулся. Рыжеволосый мужчина пристально посмотрел на него, и волшебник улыбнулся.

- Ты начинаешь понимать, - сказал он. - Например, Уолшарно уже перевалило за сто лет, как и его сестре Гейрфрессе. И нет, скакуны обычно не живут так долго. Несмотря на это, Уолшарно не выглядит особенно дряхлым, ты не находишь?

- Ну, я бы так его не назвал. - Кенходэн, нахмурившись, посмотрел на изящного и мощного чалого скакуна, вспоминая разговор с Брандарком. - Это то же самое, что относится к Лиане?

- Это определенно похоже на правду, не так ли? И сразу же, я не могу припомнить другого случая, когда когда-либо происходило что-то подобное "тому же самому". Что, учитывая тот факт, что Уолшарно также является защитником Томанака, заставляет задуматься.

- Подожди минутку. - Кенходэн быстро оглянулся на Венсита. - Уолшарно - защитник Томанака?!

- Конечно, да, - невинно сказал Венсит, затем снова засмеялся громче над выражением лица Кенходэна. - Это имеет смысл, не так ли? - продолжал он, когда Базел и Уолшарно направились обратно по тропе к ним. - Базел - первый защитник градани с Падения. Кто еще мог бы составить пару с первым в истории защитником среди скакунов?

- Кенходэн, будь известен Уолшарно, моему брату по ветру, - сказал Базел с непривычной официальностью. - Он спас мне жизнь раз или три, и я полагаю, что, по правде говоря, я тоже спасал его раз или два.

Уолшарно слегка соприкоснулся носами с черным жеребцом. Теперь он повернул голову, чтобы посмотреть на Кенходэна огромными, умными золотистыми глазами, и слегка кивнул.

- Доброе утро, милорд защитник, - сказал Кенходэн и увидел, как уши Уолшарно дернулись в том, что определенно выглядело как веселье, когда жеребец бросил слегка обвиняющий взгляд на Венсита. - Да, - продолжал Кенходэн, - кто-то все-таки нашел время - наконец-то - заполнить еще несколько пробелов. - Он бросил на Базела свой собственный взгляд, значительно более пристальный, чем у Уолшарно. - Я не могу себе представить, почему ему потребовалось так много времени.

- Ну, что касается этого, я думаю, что на самом деле это никогда не всплывало, - невозмутимо ответил Базел. - Если уж на то пошло, я надеялся встретиться с ним не так далеко от Коруна и представить его там. - Он пожал плечами. - Тем не менее, как мы только что указали друг другу, планы - это вещь, которая кажется немного... эластичной, когда речь идет о таких, как Венсит из Рума.

- Не отвлекайся от своих собственных прегрешений, Базел, - ответил Венсит. - И если уж на то пошло, ты не можешь справедливо винить меня за братьев-псов.

- О, разве не могу? - Базел сердито посмотрел на волшебника. - Я помню, как Фрэйденхелм сказал, что Чернион охотился на тебя, а не на меня, Венсит! Да, и это не первое единственное слово, которое он должен был сказать о молодом Кенходэне.

- Только не говори мне, что ты действительно собираешься применить к этому логику, - парировал Венсит.

- Ну, если бы на меня надавили, мне пришлось бы признать, что это не столько логика, сколько градани, который доходит своим умом, - признал Базел. - Нет, но то, что я был вынужден брать на себя довольно много вещей, чего большинство градани не делают на протяжении многих лет. Большинство из них, как я теперь думаю об этом, из-за отношений с тобой.

- Ну вот, опять ты за свое! - выругался Венсит. - Это действительно очень утомительно с твоей стороны. Тем более, что теперь, когда Уолшарно присоединился к нам, у нас есть кто-то, кто может перевести и назвать нам имя милорда скакуна.

- Да, так мы и делаем, - сказал Базел гораздо серьезнее, - и на самом деле он уже хотел поделиться этим со мной. Венсит, Кенходэн - будьте известны Бирчалке из табуна Стоун-Вэлли.

Черный жеребец - Бирчалка - поднял голову в знак согласия на представление, и Кенходэн и Венсит оба официально поклонились ему с седла. Кенходэн прокрутил это имя в своих мыслях и нашел его подходящим, поскольку оно означало "Черная молния", что, безусловно, соответствовало тому, что он видел о скакуне до сих пор.

- Погибшим братом Бирчалки был Тейрсэл Лансбирер, - продолжил Базел более мрачно, и глаза Венсита сузились. - Да, - печально кивнул Базел. - Он был одним из внучатых племянников сэра Келтиса, и это после того, как принес свою клятву Балтару. Я рад, что мы можем рассказать барону Чардану, как Чернион уже заплатил за кровь молодого Тейрсэла. Я бы предпочел не видеть его и его кровную вражду со всей Гильдией убийц, и ты знаешь, что это именно то, что он сделал бы, когда услышал.

- Без сомнения, - мрачно сказал Венсит, наклоняясь вперед в седле, чтобы положить ладонь на плечо Бирчалки. - Я знаю, что никто никогда не сможет заменить твоего брата ветра, Бирчалка, но я благодарю тебя от всего сердца за твою готовность сопровождать меня в этом путешествии.

Черный жеребец повернул голову, оглядываясь на волшебника, затем фыркнул и кивнул, явно соглашаясь со словами Венсита.

- И если Уолшарно здесь, - продолжил Венсит через мгновение, поворачиваясь обратно к Базелу и Уолшарно, - могу я спросить, где Гейрфресса?

- Что касается этого, я не сомневаюсь, что она уже добралась до Белхэйдана или скоро доберется, - сказал Базел. - Уолшарно рассказывает о том, как он вытащил себя и ее на дорогу обратно с Равнины Ветров примерно в то же время, когда утонувшую крысу выбросило на берег в пивной "Железного топора", а за ней тащился самый старый обманщик с дурной репутацией, какого я когда-либо знал. Уолшарно, однако, хотел уйти первым. У нее самой было несколько дел, о которых нужно было позаботиться в Хиллгарде.

Венсит усмехнулся, но Кенходэн поджал губы в беззвучном присвисте, размышляя о невероятном расстоянии, которое Уолшарно преодолел с той ночи. Это, безусловно, наглядно продемонстрировало все легенды о скорости и выносливости скакунов!

- Ну, теперь, когда он здесь, я полагаю, нам следует вернуться к пути, - сказал Венсит, как будто совершение таких монументальных путешествий было обычным делом. Которые, подумал Кенходэн через мгновение, весьма вероятно, предназначались Венситу из Рума.

- Позвольте мне просто пристегнуть седло, - ответил Базел. - У Уолшарно твердые представления о том, как лучше всего разместить задницу всадника ветра, и поскольку Чернион был так добр, что подарил нам столь много седел, думаю, что так и должно быть после того, как я придумаю что-то, что сработает.

<Есть что-то... странное в Глэмхэндро, брат,> - сказал Уолшарно.

Ночь застала их все еще в нескольких милях от границ леса Хев, и отблески костра отбрасывали золотые и черные тени на стволы высоких деревьев. Вьючные лошади и верховые животные, которые служили убийцам, были расставлены в линию между двумя из этих деревьев, но Уолшарно, Бирчалка и Глэмхэндро дружной кучкой стояли на краю света от костра, сверкая глазами в мерцающем ликовании пламени.

<И видно ли это сейчас?> Базел ответил со своего места у костра. Кенходэн нес нынешнюю вахту на некотором расстоянии от пламени, чтобы не нарушать ночное зрение, и ловкие пальцы градани чинили слабое место на недоуздке одной из вьючных лошадей, пока он курил свою трубку. <Так, почему ты думаешь, что это может не застать меня врасплох?>

<Вероятно, потому, что на самом деле ты немного умнее, чем тебе хотелось бы казаться людям.>

Базел хихикнул, и Бирчалка фыркнул в ответ на его смех. Черный не мог говорить напрямую с Базелом так, как это мог Уолшарно, но впервые после убийства своего наездника он мог, по крайней мере, с кем-то общаться, а скакуны разделяли многие качества "младших кузенов". Они были существами табуна, привыкшими - на самом деле, они нуждались в этом - делиться потоком мыслей от разума к разуму со своими собратьями.

<Ну, что касается этого,> ответил Базел, <учитывая, что и Венсит, и он сам сказали нам, что молодой Кенходэн немного больше, чем может показаться на первый взгляд, я бы не очень удивился, если бы что-то после того, как он сел на коня, могло бы быть немного большим, чем кажется.>

<Я бы тоже, но я должен признать, что чувствовал бы себя более комфортно, если бы точно знал, как вообще Глэмхэндро стал доступен для любого, кто мог бы направить его к Кенходэну.>

Базел оторвался от своей работы с кожей, бросил взгляд через плечо в сторону Уолшарно и навострил уши. Как он сказал Кенходэну в Коруне, не было ничего неслыханного в том, что родословные скакунов пересекались с родословными низших лошадей, но это случалось очень, очень редко, и это не было тем, что скакуны часто обсуждали, даже со своими наездниками. Все скакуны защищали своих меньших собратьев, а боевые кони сотойи были самыми умными лошадьми в мире, но они все равно не были равны скакунам. Самые умные из них были эквивалентом очень, очень молодых жеребят по сравнению с любым скакуном, а скакуны спаривались на всю жизнь. Насколько Базел знал, ни один скакун никогда не вступал в половую связь с кем-либо, кроме другого скакуна, и такого рода случайные забавы, которые могли привести к побочному рождению боевого коня, были чем-то, что табуны скакунов решительно не одобряли.

<Предполагаю, что есть причина, раз вы находите это загадкой?> - спросил градани через мгновение, и Уолшарно и Бирчалка оба кивнули.

<Бирчалка заметил это задолго до того, как я тебя догнал>, - ответил чалый. <Очевидно, что в нем течет кровь скакунов, но никто из нас никогда не видел - или не слышал - случая, когда это сработало бы таким образом. Его связь с полем волшебства так же сильна, как и моя, брат, и это неслыханно ни для одного из младших кузенов, даже с кровью скакуна. И к тому же он намного умнее любого младшего кузена, которого я когда-либо встречал. У многих из них великие сердца и присущая им мудрость, но это совсем другое дело. И мне, и Бирчалке ясно, что он тоже может слышать нас, когда мы говорим с ним.>

<Я думаю, как ты говоришь, это больше, чем просто его реакция на твое табунное чувство?>

<Это именно то, что я говорю,> подтвердил Уолшарно, и Базел задумчиво затянулся трубкой, обдумывая эту информацию.

Он сам приобрел чувство табуна - способность табунного жеребца чувствовать сердца, умы, здоровье и местоположение членов своего табуна - когда исцелил выживших из стада Уорм-Спрингс после нападения на него Крэйханы. Оно все еще было у него, хотя из тех скакунов Уорм-Спрингс, к которым он прикасался много лет назад, осталась только Гейрфресса, и он знал, что у Уолшарно оно тоже было. Если бы они не сблизились, если бы Уолшарно не стал еще одним защитником Томанака, он, вероятно, сам со временем стал бы табунным жеребцом. Однако, в отличие от Уолшарно, табунное чутье Базела касалось скакунов из Уорм-Спрингс, поэтому он не был удивлен тем фактом, что Уолшарно мог видеть Глэмхэндро глубже, чем он сам.

<Ты знаешь табунного жеребца - или кого-то, кто мог бы быть им при других обстоятельствах,> Уолшарно позволил себе мысленно усмехнуться <может заставить младших братьев понять его, когда он должен. Но это не то взаимопонимание, которое есть у скакунов друг с другом или у нас с тобой друг с другом, брат. Оно... менее хорошо сформировано. Едва ли не больше вопроса навязывания своей воли младшему кузену, скорее командования, чем общения.>

Базел кивнул, понимая разницу, которую пытался определить Уолшарно.

<Ну, в случае с Глэмхэндро все не так. На самом деле, я не уверен, что смог бы навязать ему свою волю, даже если бы попытался. Он действительно слышит мои мысли - мои слова. Я уверен в этом, даже несмотря на то, что он не может ответить. И он понимает их гораздо яснее, чем даже самый мудрый из младших кузенов понимает тебя, двуногий.>

Уши Базела наполовину прижались от серьезного тона Уолшарно. И это была отрезвляющая мысль, признался себе градани. Он знал, насколько умны боевые кони сотойи, он видел, как глубоко и полно они пришли к пониманию и установлению связи со своими собственными многолетними наездниками. Уолшарно знал это даже лучше, чем Базел, поэтому, когда он сказал, что понимание Глэмхэндро превосходит этот уровень понимания, он точно знал, что говорил.

<И есть еще кое-что,> - теперь уже тихо сказал Уолшарно. <Он связан узами с Кенходэном.>

Уши Базела от удивления встали торчком, а Уолшарно покачал головой и тряхнул гривой в знак согласия.

<Я не знаю, осознал ли это Кенходэн,> продолжил чалый жеребец, <но это очевидно для меня и Бирчалки. На самом деле, Бирчалка говорит, что он понял, что они связаны, в тот момент, когда впервые увидел их обоих.>

Торчащие уши Базела медленно прижались к голове. Что-то в голосе Уолшарно подсказало ему, что слова жеребца значат больше, чем казалось.

<Да, это так, брат,> подтвердил Уолшарно. <Они уже были связаны узами. Знает это Кенходэн или нет, но он и Глэмхэндро были связаны еще до того, как вы, трое двуногих, вошли в конюшню Фрэйденхелма. Так что я очень сильно склонен полагать, что ты несколько преуменьшил ситуацию, когда предположил, что его "направили" в сторону Глэмхэндро. И это, как мог бы сказать Брандарк, заставляет меня яростно задуматься о том, насколько неуместны такие слова, как "совпадение", когда кто-то слишком близко подходит к Венситу из Рума.>

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Секреты Синдора

Трое усталых всадников въехали в Синдор, когда день переходил в вечер.

Брови приподнялись, когда они проезжали мимо, потому что они вели восемнадцать лошадей без всадников. Очевидно, произошло что-то нехорошее, но только отважная душа остановила бы запятнанную путешествиями троицу, чтобы выяснить, что именно. Последние выходные были сухими, и их покрыло песком, но пыль не могла скрыть личности всадника с огненными глазами на черном скакуне или возвышающегося градани на еще более крупном чалом, и хотя горстка этих свидетелей, возможно, имела неосторожность совать нос в дела Базела Бахнаксона, никто из них вообще не хотел иметь ничего общего с Венситом из Рума.

Кенходэн обратил на это любопытное внимание, изучая впечатляющие стены города и мрачные зубчатые стены. Существовало два Синдора - один внутри стен и один, растущий за их пределами, - но город сохранил новые сооружения подальше от главной защитной стены, и началось расширение нынешних укреплений. Такой проект был ужасно дорогим; тот факт, что город предложил потратить так много, подчеркивал как его собственное богатство, так и вероятность неприятностей.

Стены отбрасывали черные тени поперек улицы, когда они проходили мимо окованных железом ворот. Стражники расхаживали по стене с алебардами на плечах, но легкая сутулость их плеч указывала на то, что они не ожидали немедленных неприятностей.

- Что ж, второй этап завершен, - сказал Базел, стряхивая пыль со своей груди. - Я бы лучше передал этих лошадей на хранение Ордену. Судебный пристав может объяснить страже, что должно быть сделано, чтобы не вмешивать нас в это дело.

- Хорошая идея, - устало согласился Венсит, - но почему-то я сомневаюсь, что о нашем прибытии не сообщат, - он указал на глазеющих зевак.

- И не мог бы ты рассказать мне, как это могло бы быть по-другому? - сухо спросил градани. - Они не часто видят здесь таких, как мы, Венсит. Тем не менее, вероятно ли, что это будет иметь большое значение в любом случае?

- Это может быть. Мы имели дело с одной группой братьев-псов, но это, скорее всего, только подстегнет их. И я бы просто как можно меньше старался предупреждать Вулфру.

- Может и так, но у нас нет выбора, кроме как время от времени останавливаться в городах между этим местом и Торфо - по крайней мере, в Саут-Кип. После этого, возможно, у нас будет больше вариантов, но пока у нас мало выбора. Это одна угроза, с которой мы уже разобрались, - он кивнул через плечо на лошадей без всадников, - и я думаю, что с остальными мы разберемся по мере их возникновения. На данный момент, чего я больше всего хочу, так это принять ванну, поесть и лечь в постель, и думаю, что Уолшарно, Бирчалка и Глэмхэндро не были бы так уж несчастны, окажись они под крышей с мешком овса на носу!

- Мастерский рецепт, - усмехнулся Венсит. - И ты прав. Осторожность и скрытность - это одно, а бегство от теней - совсем другое. Ты знаешь одно место?

- И случилось ли так, что ты спрашиваешь всерьез? - Базел покачал головой. - Временами ты начинаешь напоминать мне младенца, только что вылезшего из пеленок, Венсит. Конечно, я знаю! "Танцующий единорог" находится вон на той улице, и, когда я в последний раз проверял, хозяином был старый Телбор, честный человек, который приветствует слуг Томанака. Может быть немного шумно, но кровати чистые, а еда вкусная. Возможно, не соответствует стандартам кухни Лианы, но чего нам еще желать?

- Я буду счастлив, пока мясо мертвое, а клопы не больше пони, - вздохнул Кенходэн.

- Тогда это "Танцующий единорог", Базел. Веди нас дальше.

Базел ухмыльнулся и свернул на Гейт-стрит, пробираясь мимо таверн, рядов закусочных и всевозможных магазинов, которые обслуживали путешественников любого сорта. Синдор был больше Коруна, с широкими улицами и более степенным населением, но Кенходэн был удивлен количеством войск, которые он наблюдал. Куда бы он ни посмотрел, везде он видел кавалерийские плащи или мундиры королевско-имперской пехоты. Это озадачило его, и он нахмурился, обдумывая это, но затем выражение его лица прояснилось, когда он понял, почему они были там. Если на южной границе назревали проблемы, Синдор был логичным местом для размещения резервов. Что также могло бы объяснить новые стены; возможно, счета оплачивала имперская казна. Он оторвал взгляд от пейзажа, чтобы поднять бровь к Базелу и дернуть головой, когда они проходили мимо марширующего отделения пехоты.

- Да, в Синдоре в большинстве случаев вы встретите солдат охраны караванов Пурпурных лордов, - кивнув, ответил градани, - но поскольку Энгтир кипит, король-император заботится о своей обороне.

- Это я заметил. А перевал Саут-Уолл - это последний перевал в этом направлении?

- Да. Это всего лишь двадцать пять лиг к югу, но крепость Саут-Кип построили поперек его. Ни одна армия не проходила этим путем с тех пор, как король-император Форгот закончил строительство крепости триста лет назад.

- Я так понимаю, что крепость... внушительна?

- Полагаю, что есть некоторые, кто мог бы так сказать. Главная стена достигает двухсот футов в высоту и восьмидесяти в толщину.

- Определенно грозная, - решил Кенходэн.

- Да, но это не значит, что ее нельзя взять.

- Полагаю, что не значит, - сказал Кенходэн, хотя в его тоне звучало сомнение.

- Базел прав. - В отличие от Кенходэна, тон Венсита был ровным и пронизанным железной уверенностью. - Стены в Контоваре были крепкими, но они пали. Не было лучших генералов - я знал генералов Торена Меченосца, и не было более прекрасных командиров. Колдовство захватило Трофроланту и разрушило стены Роллантии.

Базел и Кенходэн обменялись взглядами.

- Никогда не забывайте этого! - Венсит повернулся в седле и свирепо уставился на них. - То, что произошло там, может случиться и здесь, и это только настолько далеко, насколько мы можем это удержать! Люди забывают, насколько близка опасность. Они видят стены Синдора, Саут-Уолл - самого Экс-Холлоу - и забывают, что сила простого оружия бесполезна против тех, кто хочет извратить искусство. Они забывают, что это может произойти здесь, но это возможно. Это может!

Его внезапная страсть потрясла его товарищей, и Кенходэн беспокойно огляделся, его разум был затуманен образами огня и грабежа. Дрожь пробежала по его спине. Могло ли это действительно случиться снова?

Он вздрогнул. Конечно, могло, и он внезапно понял, что Венсит, который своими глазами видел разрушение Контовара, предупреждал их, что их нынешняя миссия состояла не просто в том, чтобы разобраться с одной-единственной негодницей-колдуньей. Он говорил им, что это была первая стычка в долгожданной финальной битве, и что, во имя всех богов, втянуло Кенходэна в такое столкновение?

Другой разум задал тот же вопрос, хотя и с другой точки зрения. Стройная фигура прислонилась к стене и хмуро смотрела на проходящих путешественников.

Что ж, по крайней мере, судьба Роспера подтвердилась, мрачно подумал Чернион. Оказалось, приводящее в бешенство сообщение Вулфры было правильным.

Убийца удивился, как это было сделано, не то чтобы это имело значение, и прорычал мысленное проклятие. Роспера никогда не следовало посылать за ними в одиночку. Никогда! И Чернион знал это в то время. Теперь братья-псы были полны решимости убивать цели из чувства самосохранения, и Вулфра знала это, будь она проклята! Ее дерзкое письмо говорило об этом, если не в стольких словах, точно так же, как доказывало, что она была свидетельницей резни с помощью своего проклятого колдовства. Мысль о том, что Вулфра наблюдает за тем, что, очевидно, было резней, не расположила Гильдмастера к баронессе.

Чернион пробормотал еще одно проклятие, затем повернулся и ускользнул, обдумывая следующий ход. Гильдия потеряла свой шанс отступить; несмотря на все недоверие Черниона к породе волшебников, братья-псы оказались в ловушке прямо посреди борьбы Вулфры и Венсита. Не было смысла плакать из-за этого, но в данный момент Черниона не очень заботила тактическая позиция Гильдии.

Всегда было неприятно работать с мастером, который не был посвящен в секрет своего Гильдмастера, и хотя Умаро был хорошим человеком, он плохо знал Черниона. Конечно, Эшван был с ним, и Эшван был единственным человеком, который всегда знал самый охраняемый секрет Черниона, но Чернион не собирался раскрывать этот секрет Умаро, если этого можно было избежать. При правильном использовании это могло быть смертельным оружием, но с большей вероятностью оно выскальзывало с каждым новым разумом, который его разделял, что было одной из причин, по которой Чернион избегал внимания и фамильярности среди братьев-псов, а также на публике. Ужас, вызванный именем Гильдмастера, в немалой степени объяснялся тем фактом, что Чернион был темной, скрытной фигурой даже для старших членов Гильдии. Теперь Черниону, возможно, придется посвятить Умаро в тайну, неизвестную даже нынешним советникам Гильдии.

Убийца остановился на улице, задумчиво нахмурившись. Может быть, был другой способ? Секрет служил Гильдии раньше, и он может пригодиться снова - даже против Венсита и Кровавой Руки, если все будет подготовлено должным образом. После нескольких минут тщательного обдумывания глава Гильдии кивнул и бесшумно вошел в гостиницу "Ястреб ветра" и прошел через ее пивную, сделав незаметному брату-псу знак собрать своих товарищей в комнате Черниона.

Им потребовалось меньше пяти минут, чтобы бесшумно просочиться в маленькую спальню, и Гильдмастер повернулся к ним с мрачным выражением лица.

- Они здесь...с лошадьми Роспера.

Один из четверых тихо выругался.

- Мы нанесем удар сегодня вечером, Чернион? - тихо спросил другой.

- Нет, - ответ Черниона был мягким, и они напряглись в недоумении. - Нет, они настороже. Они убили восемь братьев-псов; я не вижу причин, по которым они не могут убить еще пятерых. Кроме того, "Танцующий единорог" - это место Ордена Томанака. Мы не можем взять их там.

- Ты хочешь сказать, что мы собираемся просто отпустить их?!

Один из потрясенных братьев-псов настолько забылся, что выпалил вопрос, и рука Черниона мелькнула. Пальцы с лезвиями врезались в переносицу - недостаточно сильно, чтобы сломать ее, - и он рухнул с приглушенным криком, схватившись за лицо. Его товарищи бесстрастно наблюдали за происходящим. Дураки, разозлившие Черниона, могли ожидать внезапного наказания и скудного сочувствия.

- Вставай, - холодно сказал Чернион, и он, пошатываясь, поднялся, прислонившись к стене, одной рукой пытаясь остановить кровотечение из окровавленного носа, в то время как глава Гильдии продолжал, как будто его вообще не прерывали. - Мы не собираемся "отпускать их", но пришло время попробовать другой способ.

- Из Морфинтана вызвали мастера Умаро. Я надеялся, что он уже приедет, но, очевидно, этого не произошло. Либо это, либо он уже знает, что цели выбрали "Танцующий единорог", и он затаился, чтобы не привлекать их внимания, а не рисковать присоединиться к нам здесь. Хорам, ты возьмешь на себя командование этой группой и найдешь его, где бы он ни был. Скажи ему, что ни при каких обстоятельствах он не должен атаковать без моего прямого приказа.

- Да, Чернион.

- Это всего лишь один из нескольких проектов, которыми я должен заняться, и я уже потратил на это слишком много времени. Однако я вижу, что не могу оставить это дело без внимания, поэтому в качестве первого шага я размещу среди них шпиона.

- Шпиона? Как? - вопросы Хорама были глубоко уважительными.

- Есть способы, братья. Агент, которого я имею в виду, является независимым, и хотя мы всегда должны быть осторожны с любым подобным, я использовал ее раньше. Да, это она, - ответил Чернион на их выражения. - Чаще всего мужчины видят то, что они хотят видеть. Они не ищут угроз в честных местах, а агент, которого я имею в виду, честен. Весьма.

- Но женщина, Чернион?

- Да. Она не из братьев-псов, поэтому мы не можем полностью доверять ей, но она знает, что лучше не предавать меня. Не показывайтесь ей без масок. Она знает свои обязанности, но я единственный брат-пес, которого она знает, и я хочу, чтобы так и оставалось. Я проинструктирую ее, и вы будете руководствоваться ее посланиями. И запомните это хорошенько: она ценна для меня. На самом деле, она более ценна, чем вы, братья мои. Вы меня понимаете?

- Да, Чернион, - осторожно сказал Хорам, - но могу я спросить, какие у тебя планы на нее? Или Умаро уже знает их?

- Нет, он не знает, так что постарайся найти его быстро, чтобы он не напал до того, как узнает, что я намереваюсь сделать. Будь проклят волшебник за то, что он выбрал "Единорог"! Это слишком близко для комфорта, и я не могу винить Умаро за то, что он держится подальше от этого, но мне не нравится, как мало времени у нас есть, чтобы все перестроить, и всегда возможно, что он будет действовать по собственной инициативе в отсутствие прямых указаний от меня. Вот почему жизненно важно, чтобы вы нашли его и убедились, что он знает о нежелательности нападения в Синдоре.

- Понял, Чернион, - сказал Хорам. - Мы сделаем все, что в наших силах.

Другой убийца, возможно, пообещал бы не потерпеть неудачу, но Хорам уже работал с Чернионом раньше. Он знал, как мало пользы от легких обещаний Гильдмастеру... и что Чернион вряд ли накажет кого-либо, кто действительно сделал все возможное, чтобы выполнить его инструкции.

- Скажи ему, что я хочу изучить цели, - продолжил Чернион. - Если мы узнаем их задачу, мы сможем лучше спланировать их смерть, и помимо этого, есть части этого, которые мне не нравятся. Думаю, что наш клиент, возможно, пытается манипулировать Гильдией, и мы также должны выяснить, правда это или нет. Наши цели направляются в Энгтир, так что у нас есть время подумать и спланировать, и мне кажется, что целям Гильдии лучше всего потратить часть этого времени на то, чтобы выяснить, что мы можем, о намерениях нашего клиента в том, что касается нас. По крайней мере, я думаю, что она пытается... собрать информацию, которую она могла бы использовать, чтобы попытаться контролировать наши будущие действия. Это одна из причин, по которой я хочу поместить своего агента среди целей - узнать все, что она может, об их намерениях и цели. Такого рода знания могут дать нам представление о том, что на уме у нашей клиентки и почему она хочет их смерти, и это может стать оружием против любых планов, которые она имеет в виду в отношении Гильдии.

Чернион сделал паузу, и Хорам понимающе кивнул.

- Кроме того, - продолжил глава Гильдии, - я хочу, чтобы целям угрожали с как можно большего количества направлений, когда, наконец, придет время нанести удар, поэтому, пока она присоединяется к ним и - надеюсь - завоевывает их доверие, я буду двигаться впереди них, а Умаро будет следовать позади. Если мне понадобится помощь, я позову ее из других орденов, но думаю, мне важно добраться до Юга, опережая их, чтобы найти подходящее место между ними и Энгтиром для осторожной атаки. Тем временем женщина будет поддерживать с нами связь. Она знает мои коды и будет передавать сообщения от меня Умаро, но ни при каких обстоятельствах он не вступит с ней в контакт. Если потребуется установить контакт, она подаст ему сигнал.

- Да, Чернион.

- Очень хорошо; теперь иди. Найди Умаро, и я увижу тебя еще раз, когда задание будет выполнено. Чистого убийства, братья.

- Чистого убийства, Чернион.

Четверо братьев-псов отдали честь и поспешили прочь, а Чернион закрыл за ними дверь и задвинул засов, затем тщательно проверил ставни и несколько минут ходил взад и вперед. Умаро не понравился бы этот план, но у него было одно неоспоримое достоинство; его характер был таким же горячим, как и у Роспера, но он умел держать себя в руках. Кроме того, у него был бы Эшван, который мог бы дать ему совет, а Чернион знал, что Эшван был достаточно ловок, чтобы незаметно контролировать любой нежелательный энтузиазм со стороны Умаро.

Наконец, Гильдмастер кивнул и сел перед зеркалом, и темные глаза, не мигая, посмотрели в глубину своего отражения в течение долгого, безмолвного мгновения. Затем рука коснулась кустистых бровей, и они убрались. Кремообразная паста из маленькой баночки тщательно покрыла смуглый цвет лица. Быстрое полоскание, и смуглота исчезла.

Мастер-убийца Норфрессы посмотрела в зеркало и улыбнулась тому, что увидела.

Базел и Кенходэн с благодарностью вытянули ноги под столом, наслаждаясь комфортом своей первой настоящей безопасности с тех пор, как покинули Белхэйдан. Краткое объяснение заставило завсегдатаев "Танцующего единорога" насторожиться в поисках убийц, и любое колдовское нападение казалось маловероятным. Было слишком много свидетелей, и уровень истощения Вулфры был слишком высок. Должно быть, у нее заканчиваются ученики, подумал Кенходэн.

Единственное, что его беспокоило, - это длительное отсутствие Венсита. Ему было неловко позволять волшебнику оставаться без защиты, но Базел только посмеялся над его беспокойством.

- Парень, Венсита нелегко поймать! Любой, кто хочет охотиться на него, делает это с риском, и добро пожаловать туда. У него глаза на затылке, и ты еще не видел, чтобы он по-настоящему пользовался клинком, потому что он всегда плел заклинания, когда сражался рядом с тобой. Он лучше тебя, парень. Клянусь булавой, он лучше меня! Да, и у него тоже интересная техника. Очень похожа на твою.

Базел многозначительно стукнул пустой кружкой по столешнице, и официант поспешил наполнить ее.

- Как у меня? - Кенходэн удивленно моргнул.

- Да. Имей в виду, я думаю, что это не так уж много значит, потому что тот, кто учил нашего волшебника, давно превратился в пыль, но он сражается так же, как и ты. По правде говоря, именно это я имел в виду, когда говорил тебе найти того, кто научил бы тебя найти свое прошлое. Несколько старейших эльфов, которых я видел, сражаются так, как вы двое, но даже их не так много, и вы оба - это внезапная смерть для тех, кто стоит на двух ногах.

- Это не очень обнадеживает, Базел, - криво усмехнулся Кенходэн. - Мне не нравится, что я так хорош в убийстве. Это заставляет меня беспокоиться о том, кем я был.

- Я могу это понять, - тихо сказал Базел, - думаю, больше, чем многие. Но мы все живем так, как можем, и делаем все, что в наших силах, и Томанак и Исвария не требуют большего. Будь самим собой, Кенходэн, и жди. - Он посмотрел через стол в зеленые глаза другого мужчины. - Это люди, которых я знал, с сердцами из помета шакалов, и другие с жаждой крови, с которой никто из моего бедного, проклятого народа никогда не мог сравниться. Но я тоже знал хороших людей, и я видел тебя с моей дочерью. Да, и она тебя. Наша Гвинна никогда не обманывалась в доверии, парень, никогда. Нет, каким бы ни было твое прошлое, вот что я скажу тебе как защитник Томанака: у тебя нет причин бояться этого. У тебя не больше причин для стыда, чем у любого из нас, и в основе этого есть одно преимущество. Мы стремимся унести с собой наши ошибки, но твои потеряны.

- Думаю, мне хотелось бы почувствовать немного искренней вины, - сказал Кенходэн. Его улыбка была кривой, но он чувствовал себя так, словно Базел снял тяжесть с его плеч.

- Ах, сейчас! Если ты так себя чувствуешь, то тебе не придется долго ждать, потому что ты попал в злую компанию с градани, волшебниками и всем прочим. И тебе тоже не хватает сильных моральных устоев, которые сделали меня тем, кто я есть сегодня. Нет, - Базел тяжело вздохнул, - молодые люди всегда так накапливают свою вину. Скоро ты сам найдешь свою долю этого, мой мальчик!

- Спасибо. - Кенходэн ухмыльнулся, снова чувствуя себя совершенно непринужденно.

- Не стоит упоминания, - добродушно сказал Базел. - Давать советы и наставления, это редкий дар, которым обладает любой защитник Томанака, хотя может случиться - и я один из тех, кто говорит это с полной скромностью, ты понимаешь, - что я немного лучше в этом, чем большинство.

Чернион сидела за столом и наблюдала за разговором Базела и Кенходэна. Ее внешность радикально изменилась без кожаной одежды, тугой нагрудной повязки и мягкой талии, а ее меч - длиннее и прямее, чем тот, который носил Гильдмастер, но легче - был очищен от смертельного яда минданве, которым были покрыты клинки стольких убийц. В любом случае, Чернион редко требовался такой эффект, а у Базела были острые глаза... и мало уважения к тому, у кого была отравленная сталь.

Она носила ржаво-зеленую форму пограничных стражей, потому что пограничники принимали женщин в свои ряды и повсюду пользовались уважением как хитрые бойцы и разведчики. Она часто использовала выбранную ею роль - более того, она прочно утвердила ее среди самих пограничников - и это сделало бы ее ценной для путешественников, если бы только она смогла придумать подходящее представление. Она знала, что ей нужны какие-то убедительные средства, чтобы завоевать их доверие, если она надеется проникнуть в их ряды и узнать их цель, а ни Венсит, ни Кровавая Рука не отличались легковерием и детской доверчивостью к случайно встреченным незнакомцам.

Поиск этого средства всегда был наименее определенной частью ее плана, но она найдет способ. Было опасно импровизировать против осторожных и опытных целей, но она была тем, кем она была, и у нее не было выбора. Кроме того...

Она подняла глаза и напряглась, когда в пивную вошли четверо мужчин и заняли стулья за угловым столиком рядом с целями. На них была невзрачная одежда, обычная на улицах Синдора, но они заставили Чернион призадуматься, потому что она знала их, и она тихо выругалась.

Ее приказы явно не дошли до Умаро вовремя. Эти четверо были из ордена Морфинтана, и они могли быть здесь только для того, чтобы напасть.

Она стиснула зубы, проклиная себя за глупость. Она знала, что последователи Томанака предпочитают "Танцующий единорог", но ожидала, что Венсит будет вести себя как обычно скрытно. Она никогда не мечтала, что они придут сюда, и их близость к "Ястребу ветра" подорвала всю ее стратегию. И она ничего не могла поделать с нынешней ситуацией. Братья-псы были бы напряжены до предела, выслеживая свою добычу, и они знали Чернион только как мужчину. Если бы она подошла к ним сейчас, это вызвало бы реакцию, которая могла закончиться только их смертью или ее смертью. Нет, она могла только наблюдать и ждать, надеясь, что четверка добьется успеха в отсутствие Венсита. Не то чтобы она ожидала этого.

Она с несчастным видом пережевывала свои мысли, не зная, что делать, когда они нападут. Возможности того, что она могла бы каким-то образом помочь их атаке, на самом деле не существовало. У них не было бы причин думать, что она была союзницей, поэтому им пришлось бы предположить, что она пыталась помочь целям, а это означало, что они мгновенно набросились бы на нее. Кроме того, она совсем не была уверена, что они добьются успеха даже с ее помощью, и все в "Танцующем единороге", должно быть, уже слышали о нападении Роспера. Это означало, что любой, кто сталкивался с путешественниками, рисковал быть принятым за убийц, кем бы они ни были на самом деле, и позже она вряд ли смогла бы выдать себя за друга, если бы напала на них сейчас.

Нет, все, что она могла делать в данный момент, это наблюдать, бессильная как-либо повлиять на то, что должно было произойти. Это была неприятная мысль, но женщина не могла стать мастером Гильдии, не преодолев невзгоды. Она справится и с этим, поэтому заказала кружку эля, осторожно вынула меч из ножен под прикрытием стола и стала ждать.

Четверо убийц не спешили, и она одобрила их осторожность, когда они заказали себе эль. Она наблюдала, как они ненавязчиво обыскивают комнату в поисках потенциальных препятствий, затем обратила свое внимание на цели.

Базел и его репутация привлекли ее внимание в первую очередь. Его меч стоял у стола в ножнах, но Чернион это мало утешало. Ремешок, обычно застегиваемый поперек гарды, был ослаблен; градани не потребовалось бы много времени, чтобы обнажить свой клинок. И меч не был его единственным оружием. Она заметила нож-крюк и вспомнила рассказы о его мастерстве обращения с ним, и его разговор с Кенходэном не заставил ее недооценивать его. Она знала, что его глаза внимательно изучали ее, когда он вошел, и его внимание блуждало так же остро, как и ее собственное, хотя он на удивление хорошо маскировал свою настороженность.

Она вынесла профессиональное суждение: Кровавая Рука был начеку, но его можно было заполучить при правильном плане и достаточном количестве людей. Было ли нынешней четверки достаточно для выполнения этой задачи, может быть, другой вопрос, но она была уверена в своей собственной способности победить его в нужных обстоятельствах. Это будет нелегко, и это может стоить одного или двух человек, но это можно сделать. Успокоившись настолько, она обратила свой тщательно избегающий любопытства взгляд на его спутника.

Ее глаза сузились от внезапного, шокированного осознания.

Клянусь Скорпионом! Рыжий был опаснее градани!

Эти натренированные глаза оценили и уважили Кровавую Руку, но она заглянула глубоко в Кенходэна другим чувством. Что-то в нем коснулось тьмы в ее собственной сердцевине, и она задрожала, когда смерть позвала смерть.

Он был еще менее бдителен, чем градани, но его плечи никогда полностью не расслаблялись, даже во время смеха. Она видела такое едва уловимое напряжение - внимание нервов на волоске от постоянного ожидания - только один или два раза, и в отличие от Базела, он выбрал табуретку без спинки вместо стула. Более того, он носил свой меч за спиной, даже здесь, рукоятью к левому плечу. Это был необычный способ ношения длинного меча, но Чернион знала, каким быстрым, как у змеи, может быть такое извлечение, и ремень, удерживающий ножны, был расстегнут так же, как у Базела. Нет, этот Кенходэн был опасным, очень опасным человеком. Возможно, он и сам этого не знал, но он был готов к мгновенной бойне так, как не мог сравниться даже Базел, защитник Томанака, каким бы он ни был.

Она моргнула и снова задрожала в своем кресле, когда ее тонкие антенны завибрировали. От него разило смертью, но он, казалось, не осознавал этого. Только однажды прежде она ощущала столь всепоглощающую ауру смертоносности: в Реджинде, Гильдмастере, которому она давала клятву. Но этот человек не был Реджиндом. В нем не было холодности давно умершего Гильдмастера. Смертелен, да, но без ледяного запаха крови. Он был... противоречив, а в профессии Чернион противоречия означали опасность.

Она была так погружена в свои мысли, что чуть не пропустила начало атаки.

Один из убийц направился к бару за свежей выпивкой, его путь пролегал позади Кенходэна, поставив рыжеволосого мужчину между ним и Базелом. Взгляд градани спокойно скользнул по нему, когда он проходил мимо, но его цель была ясна, и Базел отвел глаза.

Чернион намеренно отвела взгляд в сторону. Она уже много лет так не нервничала из-за убийства, но что-то витало в воздухе. Она была женщиной твердой логики, но в то же время и инстинкта. Она узнала фальшивое спокойствие, когда увидела это.

- Хо, Сагрин! - крикнул сидящий убийца своему партнеру в баре. - Не пей все это сам, чувак! У нас здесь тоже есть жажда, ты же знаешь!

Чернион распознала уловку и ждала ответа Сагрина.

- Если вам нужно больше, тогда пришлите мне еще одну пару рук. Вдвоем мы, вероятно, сможем унести достаточно - даже для вас, придурков!

Чернион профессионально наблюдала, как второй мужчина встал и направился к бару. Невинное подшучивание придавало их маневру видимость нормальности, когда они боксировали со своими целями: двое в баре, двое за столом по другую сторону от Базела и Кенходэна. Нападение должно было произойти, когда их добыча будет между ними.

Двое у стойки взяли по кружке в каждую руку и направились обратно. Оставшаяся пара встала и небрежно двинулась им навстречу, выражая непристойное недоверие к их способности доставить эль недопитым. Но предлог, недоумевала Чернион. Какой бы это был предлог? Если бы они напали без какой-либо якобы законной причины, им бы никогда не удалось уйти живыми. Даже с одной целью их шансы на побег и выживание были меньше, чем половина, учитывая состояние боевой готовности посетителей "Танцующего единорога", но, по крайней мере, с одним они могли...

Кружка слегка сдвинулась с места. Это была крошечная вещь, такая маленькая, что ее заметили только глаза Чернион, но она показала ей, что произойдет. Она сохраняла равнодушное выражение лица, но внутренне улыбнулась. Она по-прежнему оценивала их шансы как низкие, но могла и ошибаться.

Человек, чья хватка сместилась, прошел мимо Кенходэна и внезапно споткнулся. Кружка выпала из его руки, словно отброшенная в сторону в попытке восстановить равновесие, и ее содержимое выплеснулось на лицо Базела.

Дураки! Зарождающееся уважение Чернион к их плану исчезло, но она знала, что на самом деле это была не их вина. Им не хватало ее сочувствия к смерти, и они недооценили относительную угрозу своих целей. Они думали, что Базел более опасен; она знала лучше.

- Держи свои чертовы ноги под столом, сукин сын! - заорал спотыкающийся убийца, замахиваясь на Кенходэна в явно пьяной ярости. Он слишком быстро уронил вторую кружку, и снова Чернион обругала его за промах. В его глаза, дурак! Но она выкрикнула мысленную команду бесполезно. Базел мог вцепиться когтями в ослепленные глаза, но Кенходэн был ясноглазым и смертоносным.

- Не говори со мной так! - взревел убийца, выхватывая меч, и самый критичный свидетель мог бы принять это за пьяную реакцию на горячую реплику. Но это был последний кусочек совершенства. В один момент все шло по плану; в следующий хаос и кровь правили "Танцующим единорогом".

Реакция Кенходэна была мгновенной. Его колено ударило о нижнюю часть тяжелого стола, и столешница взлетела вверх, врезавшись в грудь и меч убийцы, который устроил ловушку. Тот человек отшатнулся, пытаясь сохранить равновесие, опустился на одно колено, его меч дрогнул.

В тот же миг, даже не вставая, рука Кенходэна выхватила меч из ножен и отбросила его назад за спину. Чернион знала о своей собственной бдительности, своем собственном мастерстве и ситуационной осведомленности, но она сомневалась, что даже она поняла бы, что происходит достаточно быстро, чтобы среагировать так безошибочно, или точно знала, где находится этот второй враг. Но могла ли она отреагировать с такой молниеносной скоростью или нет, не имело значения. Сталь зашипела, вонзаясь в горло второго убийцы, и брат-пес упал в брызгах крови с хриплым, булькающим криком крови. Он взялся за свой меч слишком быстро для спонтанной драки, но даже в этом случае он не успел полностью вынуть его из ножен, прежде чем умер.

Базел отреагировал так же. Эль ослепил его, но он знал, что происходит. Даже когда стол подпрыгнул, он вслепую схватил свой меч и взмахнул запястьем. Ножны взлетели, и он развернулся с массивным клинком, чтобы встретить атаку, которая, как он знал, должна была последовать сзади. Но он не мог видеть. Несмотря на превосходные рефлексы, он был слеп, и хотя его лезвие просвистело в опасной близости от нападавших, удар прошел мимо.

Нападавшие отступили, пораженные провалом своей ловушки и скоростью реакции намеченных жертв, но они были профессионалами. Близкий промах сказал им, что градани все еще слеп, и они бросились в атаку, отчаянно желая прикончить его, прежде чем разобраться с Кенходэном.

Их короткая пауза стоила им всего доли секунды... но все равно она была слишком долгой. Кенходэн осознал опасность, грозящую его другу, и вскочил со своего табурета. Ярд окровавленной стали пролетел перед ним, и он предупредительно хлопнул Базела по спине, когда тот проплывал мимо. Его мощный выпад вогнал два фута клинка сквозь ведущего убийцы, но другой, предупрежденный криком своего товарища, быстро отступил, используя время восстановления Кенходэна, чтобы самостоятельно занять защитную позицию.

Разум Чернион гудел так, словно был сделан из гномьих шестеренок и проволоки. Левой рукой Базел потер глаза. Они очищались, но недостаточно быстро. Очевидная уловка состояла в том, чтобы держать Кенходэна в игре до тех пор, пока тот, кого настигла столешница, не возьмет градани сзади. Тогда они оба набросились бы на Кенходэна, но Кровавая Рука должен был умереть до того, как его глаза прояснятся, иначе у них не было надежды.

Но теперь у Чернион была мера Кенходэна. Если бы человек по имени Сагрин остановился, чтобы пронзить Базела кинжалом, градани мог бы умереть, но Сагрин и его спутник были детьми по сравнению с Кенходэном. Они бы никогда не убили и его тоже. Ее разум мимолетно взвесил все факторы, когда она поднялась и бросилась к обнаженной стали - чтобы помочь своим людям или быть первой, кто нападет на них позже, как того потребуют обстоятельства.

Теперь она выбрала третий вариант.

- Привет, градани! Позади тебя! - крикнула она.

Сагрин повернулся к ней, предупрежденный о новом враге, и его клинок зашипел. Да будет так. Кенходэн был более опасен, чем Кровавая Рука - она поставила на это свою жизнь - и пока он не умрет, атака была бесполезна. Смерть Базела обрадовала бы Гильдию - и Вулфру, - но это не отвратило бы Венсита и рыжеволосого человека от той миссии, которая привела их на юг. Если уж на то пошло, вся пивная поднималась на ноги, и никто из находившихся в ней мужчин ни на секунду не собирался признавать, что это была не более чем спонтанная пьяная драка. Шанс, что они это сделают, никогда не был велик. Это зависело бы от того, закончится ли все дело так же быстро, как и началось, пьяной дракой, в которой ни у кого из участников не было времени все обдумать и отойти от края пропасти. Любая надежда на это к настоящему времени исчезла навсегда, а это означало, что ее братья-псы уже были обречены, что бы ни случилось. И все же их смерти могли бы послужить ей знакомством и гарантией в одном лице.

Сталь заскрежетала, когда она вступила в бой со своим собственным человеком. Она знала, что его мастерство владения мечом было высоким, поскольку он и его товарищи, должно быть, ожидали, что эта уловка сработает, но он не был ей ровней.

Клинок Сагрина скользнул к ней с опасной скоростью, и она парировала, нанося ответный удар молниеносным взмахом стали, сопоставляя свое большее мастерство и скорость с его большей силой. Ее мир сузился до резкого соприкосновения металла с металлом, звона и перезвона. Казалось, это длилось вечность, но другие посетители, многие из которых были обученными воинами, все еще были потрясены, застыв, когда она и Кенходэн вступили в бой с убийцами.

Кенходэн слышал звон мечей, но не осмеливался отвести взгляд от своего врага. Он не знал, был ли это Базел или кто-то другой, кто сражался с другим нападавшим, и страх за своего друга пронзил его, но он отбросил его, сосредоточившись на своем фехтовании. Он был лучшим мечником, но этот человек задерживал его. Он был помехой, и Кенходэн почувствовал, как его сердцевина ярости взяла верх над его левой рукой, переместив ее на рукоять кинжала Гвинны. Его правая рука соединила клинки поворотом запястья, и оба меча высоко поднялись, его грудь врезалась в грудь противника. На мгновение они напряглись вместе... и кинжал Гвинны вонзился под ребра убийцы и повернулся.

Мужчина с криком упал, а Кенходэн развернулся с нечеловеческой скоростью. Сталь звякнула и разбилась, когда два бойца пронеслись в отчаянной схватке. Женщина - красивая женщина, с черными волосами, развевающимися шелковым облаком, - вступила в схватку с выжившим убийцей. Кенходэн подскочил к ней, но было слишком поздно. Ее клинок скользнул вбок, с обманчивой легкостью миновав защиту Сагрина, и оставил глубокую рану поперек его ребер. Он в муках откинулся назад, и следующий удар Чернион вонзился ему в живот и рванул вверх. Он открыл рот в беззвучном крике, захлебнулся кровью и упал.

Он был мертв еще до того, как приземлился.

Кенходэн повернулся спиной к женщине и оглядел комнату. Алый цвет стекал с его меча и переливался на кончике кинжала, и резкий, яркий запах крови и вонь вскрытых кишок заполнили комнату, которая была абсолютно неподвижна. Большинство посетителей были бойцами; они знали, что любое движение может быть неправильно истолковано.

Кенходэн мгновение свирепо смотрел на них, затем опустил меч. Огонь в его глазах угас, его пронзенный кинжалом враг издал последний стон и затих, а эль все еще тек из упавшей кружки. Это было так быстро.

Он глубоко вздохнул и повернулся к женщине.

- Моя благодарность, - сказал он официально.

- В этом нет необходимости, - ответила Чернион с такой же официальностью. Ее глаза на мгновение встретились с его, и что-то внутри нее слегка расслабилось, когда она почувствовала, как он снова заковал в цепи того демона, который спал в его сердце.

- Моя благодарность ей, - пророкотал Базел, делая шаг вперед, его глаза, наконец, прояснились. - Я думаю, что у меня бы вырос стальной хребет, если бы не ты.

- Никому не нравится видеть, как четверо сражаются с двумя, - ответила она, наклоняясь, чтобы вытереть клинок о тунику Сагрина. Она выпрямилась. - И так оно и было с самого начала. Я видела этот трюк.

- Мы благодарны, - сказал Кенходэн, стряхивая кровь со своих клинков небрежным движением запястья человека, который делал это тысячу раз прежде. Затем он потянулся за туникой другого упавшего убийцы, чтобы вытереть их оба.

- Но что все это значило? - невинно поинтересовалась Чернион.

- Думаю, что они были убийцами, - мрачно сказал Кенходэн.

- Убийцы?! - Чернион придала своему голосу шипение. - Но почему?..

Она замолчала, когда к ней поспешил владелец таверны с потемневшим от гнева лицом. Он остановился, чтобы забрать ножны Базела, и протянул их ему.

- Клянусь булавой, Базел, ты предупреждал меня, что они хотят тебя, но я никогда не думал, что братья-псы будут такими смелыми! Чтобы войти в "Единорог"!..

- По правде говоря, я сам этого не ожидал, Телбор. Я думаю, что, возможно, у меня тоже размягчаются мозги, потому что мы убили их собратьев, и теперь это больше, чем деньги. Если бы не мой друг и эта пограничница, я бы никогда больше не совершил ошибку!

Его смех разрядил напряжение.

- И кому же я после этого обязан своей жизнью? - спросил он, поворачиваясь к Чернион.

- Меня зовут Элрита - Элрита Сарн, - ответила Чернион, - пограничный страж с юга Ист-Уолл, из клана Торм. Я рада, что послужила Кровавой Руке.

- Ты меня знаешь? - Базел пристально посмотрел на нее.

- Нет. - Чернион позволила себе легкую улыбку. - С другой стороны, у Томанака не столь уж много защитников градани, не так ли? - Она покачала головой, когда уши Базела дернулись в знак согласия, затем слегка нахмурилась. - Хотя я и не слышала, что ты приехал на юг.

- Мы направляемся в Энгтир, - сказал Базел.

Кенходэн на мгновение нахмурился, затем пожал плечами. Их враги наверняка уже знали, куда они направляются. Почему бы не рассказать другу?

- Энгтир? - тон Чернион был удивленным. - У меня дела в Фен-Гарди в Шеспаре, и я немного нервничала из-за поездки, учитывая нынешние времена. Может быть, мы могли бы отправиться в путь вместе?

Она затаила дыхание, боясь, что надавила слишком сильно, но не могла упустить момент.

- Возможно, это хорошая идея, - медленно произнес Кенходэн, - но, боюсь, сначала нам придется посоветоваться с нашим другим компаньоном. Что касается меня, то я впечатлен, и если вы не возражаете против наемных убийц, я был бы рад, если бы вы присоединились к нам, пограничный страж.

- И я! - прогрохотал Базел, протягивая свою огромную руку. Они с Чернион обменялись рукопожатием воинов, и его глаза расширились от приятного удивления силой ее пальцев. Она мысленно улыбнулась выражению его лица.

Если Венсита было так же легко одурачить, как этих простаков, то все они были уже почти мертвы.

Венсит вернулся через несколько часов и обнаружил всех троих за угловым столиком. Он подошел к ним и вопросительно посмотрел на Базела сверху вниз.

- Итак, Базел. - Он положил руку на плечо градани. - Что это я слышу о кровопролитии и бойне? Разве без меня вы с Кенходэном не можете хоть на минутку держаться подальше от неприятностей?

Его тон был шутливым, но его разноцветные глаза смотрели на Чернион с замешательством. Она заставила себя оставаться бесстрастной, но крошечная вспышка страха вспыхнула в ней под тяжестью этого сияющего взгляда. Она не рассчитывала на явную силу присутствия волшебника.

- Ха! - нога Базела зацепила стул, и он помахал им. - Прекрасный разговор! Как будто эти маленькие выходки ничем не были обязаны нашему вкусу в выборе друзей! Да, и как будто мы не потратили половину нашего времени на то, чтобы сохранить твою старую шкуру целой!

- Возможно, Гора.

Венсит сел и вежливо поднял бровь, глядя на Чернион.

- Венсит из Рума, будь известен Элрите Сарн, пограничной стражнице, - сказал Базел. - Если бы не она, мир стал бы беднее на одного градани.

- Понимаю. - Венсит поклонился, не вставая. - Моя благодарность, пограничный страж. Он может быть шумным грубияном - на самом деле, он и есть шумный грубиян, - но он также и друг.

- Я сделала немного. Кенходэн прикончил бы их и без меня.

- Но не вовремя, - быстро сказал Кенходэн.

- Со временем, я думаю. - Чернион пожала плечами. - Тем не менее, я была рада помочь. В мире слишком много братьев-псов.

- Да, она помогла и может оказать еще большую помощь, Венсит, - сказал Базел. - У нее дело в Шеспаре, и мы подумали, что могли бы путешествовать вместе. Она достойный клинок и обладает мастерством пограничника - такое может быть и после службы.

- Но не раньше, чем она осознает риск, - твердо вставил Кенходэн.

- Истинно сказано, парень. Мы бы не стали просить друга путешествовать с нами вслепую, но мы подумали, что нам лучше прислушаться к твоему мнению, прежде чем говорить больше. Ты ведь лучше всех разбираешься в том, какая часть нашего путешествия должна стать достоянием общественности.

- Как можно меньше, - сухо сказал Венсит. Его горящие диким огнем глаза мгновение изучали Чернион. Затем он медленно улыбнулся.

- Пограничный страж мог бы оказать значительную помощь, - пробормотал он. - Очень хорошо, Элрита. Наш пункт назначения - Торфо. У нас есть небольшое дело, касающееся баронессы Вулфры, и она не хочет, чтобы мы процветали - отсюда и убийцы. На нас также трижды нападали с помощью волшебства, так что любая поездка с нами не была бы ни безопасной, ни комфортной. Ты уверена, что хочешь идти по тропе с такими небезопасными спутниками?

- Вулфра? - Чернион обнаружила, что ей не нужно было изображать гнев, когда она произносила это имя. - Я обязана ей одному или двум неудачным поворотам. Да, я пойду с вами - на самом деле, я требую присоединиться к вам!

- Требовать? - Венсит тихо повторил это слово.

- Да, требуй от меня услуг своим друзьям! Вулфра стоила жизни некоторым из моих близких товарищей, и я думаю, что месть - это мое право.

- Возможно, и так. - Венсит снова посмотрел на нее, затем пожал плечами. - Очень хорошо... Элрита из пограничных стражей. Ты отправишься с нами в дорогу утром?

- С удовольствием, - сказала она, поднимая свою кружку, но за ее улыбкой ее мозг был занят. Теперь она задавалась вопросом, почему он колебался, называя ее вымышленным именем? Ей лучше быть осторожной с этим. Но что бы он ни подозревал, она получила допуск на его вечеринку.

Это стоило жизни четырем братьям-псам.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ К югу от Синдора

- Нам действительно нужно уходить так чертовски рано, Венсит?

Скорбный плач Кенходэна был тихим, но сильным, когда над городом Синдор забрезжил рассвет и четверо всадников приблизились к южным воротам. Никого больше не было снаружи, за исключением нескольких городских стражников, одинокого военного патруля и горстки подмастерьев, подметающих улицы, готовясь к работе.

- Порадуй меня, Кенходэн, - пробормотал Венсит, настороженно оглядываясь по сторонам.

- Ты же не можешь всерьез думать, что убийцы все равно не узнают достаточно скоро, - проворчал Кенходэн. - Я мог бы поспать еще три часа, если бы не ты.

- Конечно, ты мог бы. И, конечно, я знаю, что у братьев-псов есть разведчики. Не волнуйся. О них позаботились - где бы они ни были.

- Позаботились? - Кенходэн поднял бровь. - Разве ты не объяснял мне некоторое время назад, что белые волшебники не используют заклинания против не-волшебников?

Нервы Чернион напряглись от вопроса рыжеволосого мужчины, но ее лицо ничего не выражало, когда она взглянула на него и волшебника.

- Нет, - сказал Венсит с внезапной почти мальчишеской улыбкой. - Это не то, что я сказал, Кенходэн. Строгие правила гласят, что волшебник не может причинить вред не-волшебнику, кроме как в целях прямой самообороны. Полагаю, я мог бы привести доводы в пользу самообороны от убийц, которые хотят убить меня, но в данном случае в этом нет особой необходимости, потому что я ни капельки не причинил им вреда. На самом деле, - он радостно усмехнулся, - они найдут это довольно... освежающим.

- Действительно? - Кенходэн задумчиво посмотрел на него. - И ты собираешься рассказать нам, что именно ты сделал?

- Нет, - самодовольно сказал Венсит. - Я не такой.

И он уперся, несмотря на все подталкивания Базела и Кенходэна. Чернион, с другой стороны, решила не пытаться, потому что что-то в манере волшебника всякий раз, когда он заговаривал с ней, заставляло ее чувствовать себя неловко. Он не знал, что она убийца - он бы никогда не подпустил ее так близко, если бы знал это, - но инстинкт подсказывал ей, что что-то сделанное ею, или сказанное, или, возможно, не сделанное, вызвало у него подозрение. Она не могла себе представить, что это было, но была полна решимости больше не делать ложных шагов, пока не выяснит. И поэтому она хранила молчание, пока они тихо проезжали через южные ворота и направлялись к перевалу Саут-Уолл.

Не было никаких признаков какого-либо наблюдателя, когда они ускользнули из Синдора, как воры.

Умаро из Морфинтана был суровым человеком, подчиненные которого изо всех сил старались не разочаровывать его. К сожалению, были времена, когда у них не было выбора по этому поводу.

Как сегодня утром.

- Тебе потребовалось три дня, чтобы найти меня, не так ли? - Умаро заскрежетал зубами. - Как ты провел свое время? Распутничал? У вас был приказ найти меня, братья!

Голос Умаро был таким же неприятным, как и его внешность, то есть чрезвычайно неприятным. Это был невысокий, широкоплечий мужчина, крепкий, как медведь, и покрытый густой черной шерстью на теле. У него был скошенный лоб, низкая линия роста волос, а глаза тусклые, как сажа, но поверхностное впечатление могло быть обманчивым. Он был известен среди коллег-профессионалов как еще лучший отравитель, чем Роспер, и один из самых сообразительных мастеров Гильдии. Однако в данный момент его характер, которым он был в равной степени знаменит, был на коротком поводке, когда он сердито смотрел на брата-пса по кличке Хорам.

- Да, Умаро. - Хорам слегка вспотел. - Но мы не знали, где ты был. Дарнош ждал в "Ястребе ветра" на случай, если ты все-таки придешь туда, пока мы с Меником обыскивали город. Но ты слишком хорошо спрятался. Мы просто не смогли найти тебя вовремя!

- Аррргх!

Умаро взмахнул кулаком и с отвращением хрюкнул. В этом не было ничьей вины, и он знал это, но его новые потери действовали на нервы, и без того натянутые известием о смерти Роспера. Шарна, но эта работа дорого стоила!

Он быстро оглядел убогую комнату. Все пошло не так, как планировалось. Тот факт, что Чернион был прав с самого начала - что Гильдии никогда не следовало иметь дело с волшебницей, какой бы хорошей ни была цена, - становился все более очевидным. Его собственная неудача только усугубила ситуацию. Возможно, его должна была предупредить судьба Роспера, но возможность казалась такой хорошей. И все же, чтобы все четверо его собратьев-псов были убиты без единого выжившего - и не пролив ни единой капли крови взамен!..

Что ж, пролитую кровь нельзя было вернуть в вены его людей, и он снова повернулся к Хораму.

- Расскажи мне еще раз об этом агенте Черниона, - прорычал он.

- Он говорит, что использовал ее раньше. - Хорам вздохнул с облегчением от смены темы. - Все, что я знаю, это то, что она должна быть нашим ретранслятором, и мы должны воспринимать все, что она говорит, как исходящее от самого Черниона.

- Мне это не нравится, - пробормотал Умаро. - Сказал ли ей Чернион, что она может убить наших людей только для того, чтобы завоевать доверие целей? Тьфу!

- Я думаю, это была ее собственная идея, - сказал другой убийца. - На самом деле, думаю, что это был случай возможности, а не планирования. И мне неприятно это говорить, но тот факт, что она воспользовалась возможностью, может свидетельствовать о том, что ее суждения даже более здравы, чем предполагал Чернион.

Грозное выражение лица Умаро стало еще мрачнее, и его челюсть заметно сжалась, когда он повернулся к говорившему, но его тон был почти вежливым, несмотря на его очевидный гнев.

- Объясни, Эшван, - сказал он.

- Из того, что я смог выяснить, - сказал Эшван, - атака провалилась еще до того, как она вообще пошевелилась. Не сочтите за неуважение к нашим братьям, но они, похоже, недооценили рыжего. Я их не виню. Учитывая репутацию Кровавой Руки, я бы сделал точно такое же суждение, но именно поэтому они не бросили вторую кружку. Они думали, что его ослепление было бы достаточным преимуществом, в то время как бросание двух кружек могло бы выглядеть еще более подозрительно. С другой стороны, это уже должно было выглядеть "подозрительно" для клиентов "Единорога", и казалось бы, - он брезгливо провел кончиком пальца по столешнице убогой комнатушки, - что они все равно должны были победить его.

Он поднял палец, мгновение смотрел на него, затем сдул с него пыль и снова посмотрел на Умаро.

- По словам свидетелей, с которыми я разговаривал, Сагрин был сбит с самого начала - благодаря рыжему. Лердон умер до того, как обнажил оружие - благодаря рыжему. И у Калта и Фридмарка было время нанести только один удар по Базелу, прежде чем рыжий - этот "Кенходэн" - убил Фридмарка и повернулся к Калту. - Он элегантно пожал плечами. - Мне трудно поверить, что он не мог убить Калта и Сагрина - после того, как Сагрин снова поднялся с пола - в одиночку. - Он покачал головой. - Нет. Ловушка развалилась еще до того, как Элрита вмешалась, и, по крайней мере, она завоевала их доверие так убедительно, как никто другой.

- Но, по крайней мере, у нас мог бы быть этот чертов Кровавая Рука, если бы не она!

В сердитом голосе Умаро звучало нечто большее, чем разочарование из-за одной проваленной миссии. Как и Чернион, он ознакомился с записями Гильдии, когда было принято это задание. В отличие от большинства остальных своих людей, он знал, сколько братьев-псов пало от меча Базела Бахнаксона за эти годы.

- Мы могли бы, - ответил Эшван. - Но мы тоже могли бы этого не сделать. Он едва не свалил Калта, когда его глаза были полны эля - я сомневаюсь, что он пропустил бы Сагрина несколькими мгновениями позже. И будь честен, Умаро. Я, например, не хотел бы встретиться лицом к лицу с Кровавой Рукой, когда он был только наполовину слеп.

Эшван признал это без извинений, а Умаро только хмыкнул. Убийца с послужным списком Эшвана мог позволить себе быть честным.

- Может быть, ты попал в точку, - прорычал мастер через мгновение, - но что бы ни случилось, теперь у нас адский беспорядок. Когда мы брались за задание, единственной целью был злой волшебник - теперь смотрите! У нас есть Кровавая Рука и этот Кенходэн, а также волшебник!

Он остановился, чтобы сплюнуть на пол, и его люди молча стояли, пока он выводил яд из своего организма. Только Эшван улыбнулся.

- Совет пожалеет, что отменил решение Черниона по этому вопросу, - сказал Умаро с горьким удовлетворением. - Он предупредил их, и он был прав, поэтому я буду выполнять его приказы. Но я получу всех троих - волшебник он или нет - прежде, чем это закончится!

Он остановился, вытащил часы и уставился на них.

- И, говоря о приказах, где, черт возьми, наши сообщения от ворот?! - взорвался он. - Уже больше десяти - наверняка они куда-то ушли!

- Верно, - невозмутимо сказал Эшван, - но...

Он замолчал, когда другой убийца поспешил внутрь и отдал честь, тяжело дыша. Его лицо было скользким от пота.

- Ну, какие плохие новости привели тебя сюда? - Умаро зарычал.

- П-прошу прощения, Умаро, н-но произошло что-то странное.

- Полагаю, ты имеешь в виду что-то новое? - покорно вздохнул Умаро.

- Да. Шернак у южных ворот. О-он заснул, Умаро!

- Он что?! Это слишком много ошибок, клянусь скорпионом! Я заберу его сердце за это! Я буду!..

- Минутку, Умаро, - мягко сказал Эшван, подняв одну руку, и повернулся к посыльному. - Почему я чувствую, что тебе есть что еще добавить, брат?

- Есть, - с благодарностью сказал посланник. - Привратник говорит, что цели прошли на рассвете.

Он вздрогнул от вулканического проклятия Умаро, но темные глаза Эшвана даже не моргнули.

- И Шернак никогда их не видел?

Его голос стал еще мягче, и посланник покачал головой.

- Нет. То есть он думает, что сделал это, но он не уверен. Если он и сделал это, то как раз перед тем, как он...заснул.

- Волшебство! - злобно рявкнул Умаро. - Боги! Если я когда-нибудь соглашусь охотиться на другого волшебника, я заслужу, чтобы мне самому перерезали горло!

- Возможно. - Эшван задумчиво погладил свои черные усы. - Но, похоже, Чернион был даже мудрее, приставив к ним шпиона, чем он предполагал. Без этого они, вероятно, сбежали бы. Как бы то ни было, у нас есть друг, который может пометить для нас их след.

- Если она не убьет нас всех! - зарычал Умаро. - Что ж, приятно, что что-то получается! Приведите лошадей. Нам придется скакать изо всех сил, чтобы догнать их, но я хочу быть достаточно близко, чтобы эта Элрита связалась с нами сегодня вечером. Тогда мы посмотрим, что у Черниона на уме - я надеюсь!

- О, я уверен, что Элрита может сказать нам это, - пробормотал Эшван.

- Думаю, нам следует на некоторое время оставить большую дорогу, - задумчиво сказал Венсит. Говоря это, он нежно коснулся шеи Бирчалки, и черный жеребец остановился и повернулся так, что они оказались лицом к остальным, в то время как волшебник осматривался под лучами раннего послеполуденного солнца. - Похоже, на данный момент у нас есть попятная дорога, так что давайте попробуем исчезнуть.

- Я думал, ты вырвал клыки убийц, - сказал Кенходэн.

- Только временно. В любом случае, я не хочу, чтобы они нас догнали. Не сейчас, когда мы приближаемся к Вулфре.

- Почему нет? - спросил Кенходэн.

- Потому что, - терпеливо объяснил Венсит, - мы почти достаточно близко, чтобы она могла попробовать какое-нибудь колдовство дальнего действия, но она не может этого сделать, если не видит нас. Вот почему я хочу избежать взгляда убийц. Она не может проникнуть сквозь мои чары снаружи, но если она установила ловушку на одного из них, она может использовать его как фокус, чтобы пройти.

- Связь-ловушка? - Чернион задала вопрос чуть слишком быстро, но вовремя пришла в себя, чтобы не отвести взгляд и не усугубить ситуацию.

- Да, связь, пограничный страж, - сказал Венсит, его глаза сияли. - Связь-ловушка - это средство превращения другого человека в своего рода маяк для колдовских заклинаний. Ты могла бы сказать, что это то же самое, что носить метку волшебника.

- Понимаю. И ты думаешь, что эти убийцы могли быть помечены таким образом?

- Я почти уверен в этом, - ответил Венсит. - Это любимый трюк темных волшебников, обычно им управляют с помощью подарка или оплаты. Так проще всего. Вы накладываете простое маленькое заклинание на ценный предмет и преподносите его своей жертве. Первые два или три человека, которые коснутся его - особенно если они жаждут этого - отмечены для ваших заклинаний. - Он пожал плечами. - После этого вы можете делать почти все, что захотите, шпионя за ними, даже через чары. И если они окажутся ненадежными, вы можете использовать ловушку, чтобы направить на них смертельное заклинание.

- Это кажется отличной причиной вообще не иметь дел с волшебниками, если ты простишь меня за такие слова, - пробормотала Чернион.

- Почему я должен возражать, пограничный страж? Ты совершенно права, когда дело касается темных волшебников. Но, возвращаясь к обсуждаемой теме, я хочу оказаться вне поля зрения с дороги, прежде чем наши друзья догонят нас.

- А как насчет этой фермерской дороги? - громыхнул Базел.

- Это выглядит многообещающе, - сказал Венсит. - Пограничный страж, ты достаточно хорошо знаешь эту местность, чтобы вести нас?

- Конечно. Как близко к главной дороге вы хотите оставаться?

- Достаточно близко, чтобы мы могли время от времени проверять, следуют ли за ними.

- Хорошо. В этом направлении есть тропа, которая ведет к Саут-Кип. Она проходит не везде, и местами неровная, но время от времени она выходит ближе и позволяет смотреть вниз на большую дорогу.

- Превосходно.

Венсит кивнул, и Чернион тронула пятками свою пятнистую кобылу, двигаясь рядом с Базелом, благодарная за то, что она действительно хорошо знала местность. Она была уверена, что сможет оставить достаточно знаков, чтобы Умаро мог следовать за ней, куда бы они ни пошли, но на мгновение она позволила поверхности своего разума увлечь ее, пока она обдумывала слова Венсита, и ее ладони покалывало, когда она вспоминала прикосновение золота Вулфры. Было ли это возможно?

Так оно и было, мрачно подумала она. И если бы она смогла доказать, что Вулфра поставила такую связь - или даже сделать вывод об этом, поскольку Чернион не был судом закона, - колдунья умерла бы. Этого требовала безопасность Гильдии и ее мастера.

Вулфра почувствовала осторожное удовлетворение от того, что заклинания вокруг ее замка теперь были почти непроницаемыми. Венсит, конечно, мог бы разорвать их, но не без использования дикого волшебства, которое одновременно предупредило бы ее о его прибытии и утомило бы его до того, как они встретились. Она также усилила свою охрану, но не полагалась на них в качестве предупреждений - только как на мечи, которые можно было направить туда, куда указывали ее заклинания-ловушки.

И все же было бы гораздо лучше, если бы в путешествии Венсита произошел несчастный случай. По ее расчетам, он, должно быть, уже миновал Синдор, а значит, находился где-то на Южной дороге между ним и Саут-Кип. На этом пути должно быть предостаточно возможностей для злоключений, но чтобы устроить их, она должна была суметь найти его. Кроме того, будучи объектом его намерений, она имела все основания следить за его местонахождением. Пункты, в которых ему приходилось проезжать через города, должны были дать ей возможность сделать хотя бы это, но городов было мало, они находились далеко друг от друга, и между Синдором и границей их можно было обойти. Единственным местом, через которое им предстояло пройти, была крепость Саут-Кип, и, к сожалению, ни одно волшебное заклинание не могло пробить магический барьер, поддерживаемый вокруг крепости.

Тем не менее, Саут-Уолл был достаточно опасным и без тайных врагов, напомнила она себе. Зима, когда лавины случались чаще, была бы, конечно, лучше. Такие "стихийные бедствия" могли бы устранить врагов, не прибегая к искусству. Это было бы гораздо удобнее, чем то, к чему она могла бы прийти сейчас. Последнее, в чем она нуждалась, так это в расследовании со стороны Совета Семкирка, но если события будут продолжать заставлять ее действовать...

И все же, чтобы вообще напасть на Венсита, она должна была найти его - и она не могла. Это сводило с ума - обладать таким количеством власти, не имея ее в достаточном количестве. Обладая большей силой, она могла бы разрушить его чары. Обладай она большей властью, она бы не боялась противостоять ему. Возможно, ей вообще не нужен был бы ее союзник с кошачьими глазами.

Она быстро отбросила эту мысль. Это было не самое мудрое решение, как бы трудно этого ни было избежать, учитывая, на каком коротком поводке он ее держал. Не то чтобы он не делал хороших предложений. Молния в Белхэйдане была яркой, но Венсит догадался в последнюю минуту. Тени были более слабой уловкой, но ее стоило попробовать, когда волшебник с кошачьими глазами доставил теневого мага. И она возлагала большие надежды на безумный ветер, еще раз тонко усиленный ее покровителем.

К сожалению, ни один способ в конце концов не сработал. Это сводило с ума - так часто подходить так близко, и все же все рассказы казались правдой. Венсит действительно жил очаровательной жизнью. Что бы она ни делала, у него всегда появлялся неожиданный союзник или помощь как раз тогда, когда он в этом нуждался. Как ему удавалось выживать? С его стороны было неприятно быть таким стойким.

И все же ни одна из ее попыток не была напрасной. Каждая из них давала более четкое представление о его силе, хотя на сегодняшний день показатели были одинаково неблагоприятными. Он использовал дикое волшебство не один раз, но только как источник энергии для самой мощной волшебной палочки, которую она когда-либо видела. К сожалению, ни в одной из ее попыток он не был вынужден полагаться на дикое волшебство, чтобы выжить, и это имело печальные последствия для баланса сил между ними.

Все это делало последний отказ волшебника с кошачьими глазами поделиться с ней полной информацией еще более неприятным. Он ясно дал понять, что намерен хранить молчание о действиях Венсита до тех пор, пока она не сможет предложить какой-нибудь правдоподобный способ, с помощью которого она могла бы выследить волшебника своими собственными ресурсами, будь он проклят!

Что ж, игра все еще может оказаться стоящей риска, учитывая задействованную силу, если она ее выиграет. Единственной трудностью было бы выжить, чтобы претендовать на это.

Она подумала о том, чтобы снова проверить Черниона, но отвергла эту мысль, потому что начала задаваться вопросом, насколько остры чувства убийцы. Она определенно казалась достаточно чувствительной, чтобы почувствовать это, и это не помогло бы напугать убийцу - или предупредить ее о существовании связи. Кроме того, к ее искусству предъявлялись и другие требования. Она больше не могла откладывать усиление заклинаний на мече, как бы она этого ни боялась. Она много думала над этим вопросом и уже потратила много усилий на эти заклинания, достаточно, чтобы заставить даже Венсита остановиться, если он когда-нибудь зайдет так далеко, но они никогда не могли быть слишком сильными... не против Венсита из Рума. Конечно, она, вероятно, была бы уже мертва, если бы он зашел так далеко, но было приятно думать, что он может погибнуть вскоре после ее собственной кончины.

Она встала из-за стола и направилась к винтовой лестнице, ведущей в недра замка Торфо. Узкие железные ступени странно звенели под ее туфлями, когда она грациозно спускалась по ним, изящно приподнимая подол платья.

Стены покрылись сыростью, когда она миновала подвалы и вошла в подземелья. Она не колебалась, пробираясь по холодным, темным коридорам, которыми мало кто из ее предков пользовался так часто, как она, и она зашла еще глубже, в лабиринт туннелей, которые не были частью планов замка. Они были гладкими, черными и круглыми - отполированными и выжженными в скале искусством. Как давно и кем, она не знала, хотя подозревала, что к их созданию приложили руку карнэйдосцы. Кто бы это ни сделал, туннели все еще трепетали от силы, которая выжгла их в сердце камня, и годы были густыми, как пыль в их сухом воздухе.

Замку было пятьсот лет, но пока растущая чувствительность Вулфры к волшебству не привела ее сюда, лабиринт был неизвестен. Теперь она знала это так же хорошо, как знала силу, спящую в его сердце.

Приглушенные шорохи и царапанье заставили ее улыбнуться, ибо порождения ее колдовства рыскали во тьме. Пусть Венсит ворвется сюда! Сначала он должен проложить себе путь через Энгтир и холмы Скарту. Затем ему придется избегать ее заклинаний и патрулей, затем найти путь в подземелья, а оттуда в лабиринт. И даже если бы ему все это удалось, он столкнулся бы с ее маленькими питомцами. Его искусство могло бы защитить его, но оно не очень помогло бы его товарищам.

Если бы только у нее было еще несколько лет, чтобы изучить меч! Его огромная сила ускользала от ее самого тонкого зондирования более десяти лет, но она узнала достаточно, чтобы знать, что его сила позволила бы ей выстоять даже против Венсита ... если бы только она могла разблокировать его! Но разблокировка меча была бы долгим и рискованным делом. Ей нужно было время для этого, и ей нужно было помешать волшебнику с кошачьими глазами угадать ее намерения. Если бы он заподозрил, что она действительно может получить контроль над мечом, его реакция была бы быстрой и решительной. Обычно прямая атака Контовара была бы невозможна, но он помог ей со многими защитными заклинаниями и, насколько она знала, установил свои собственные триггеры, чтобы при необходимости использовать их против нее. Поэтому ни одна мысль о том, чтобы овладеть мечом, не должна приходить ей в голову, если только ее крепость не может быть защищена от кого-либо - даже от него.

Она повернула за последний поворот и вошла в пещеру самого меча.

Слабый серебристо-голубой свет пульсировал в его сердцевине, как холодный огонь, хотя искусство не создавало эту темную пустоту в земле. Она была уверена в этом. Лабиринт вокруг него, да, но не саму пещеру. И все же, несмотря на ее естественное происхождение, ее стены источали энергию, потрескивающую в холодном, влажном воздухе. Она не подозревала о присутствии древнего артефакта под ее замком, когда впервые обнаружила туннели, но волшебник с кошачьими глазами привел ее к нему еще до того, как она получила титул, соблазнив ее колдовством, которое она охотно приняла. Сила, пульсирующая здесь, не была ни доброй, ни злой, но ее необузданная мощь предопределила ее будущее, поскольку она знала, что сила, дрожащая вокруг нее, была лишь тем, что просачивалось сквозь защиту меча на протяжении веков, лишь ничтожной частью по сравнению с горнилом тайной энергии, заключенной в этих защитах. Это нашептывало ей о судьбе за пределами ее мечтаний, об этой силе, но после долгих лет изучения она так и не поняла, как получилось, что она спит здесь.

Неважно. Меч принадлежал ей, и никто не заберет его, пока она жива.

Она проигнорировала тихие, испуганные звуки своей последней пленницы, приближаясь к клинку со знакомой алчностью и благоговением. Его сила поразила ее сквозь корону его оберегов, и она зачарованно уставилась на него.

Он был длиннее и уже обычных мечей Норфрессы: острый, как игла, и поблескивающий синей злобой бритвы. Рукоять представляла собой глубокую половинку корзины, украшенную спиралью из рубинов и изумрудов, которые мерцали в такт медленно мерцающему сиянию оберегов, но навершие исчезло, оторвавшись от рукояти в каком-то давно забытом катаклизме силы.

Ее взгляд остановился на этом сломанном крае, и она вздрогнула. Остался осколок красного кристалла, как будто навершие было одним рубином с ним. Учитывая силу, которая все еще цеплялась за лезвие, обмен колдовством, который сломал его, должно быть, был мгновенно смертельным для любого волшебника в радиусе двух тысяч ярдов.

Она позволила своим чувствам прижаться к оберегам, жаждая протянуть руку и забрать меч для себя, но она не осмеливалась. Сила в пещере могла быть нейтральной, но это был всего лишь побочный продукт самого меча, и это было далеко не нейтрально. Она чувствовала тяжесть его предназначения, но понятия не имела, в чем могло заключаться это предназначение и выдержит ли оно его прикосновение. И все же она узнала, что Правила Оттовара были искусственными, по крайней мере, в одном смысле. Колдовство могло быть черным или белым, но любая сила - как таковая - была одинаково склонна к "добру" или "злу". Если бы она была достаточно сильна, чтобы выдержать его прикосновение, она могла бы выхватить меч и сокрушить горы его силой.

Это могло бы объяснить борьбу, которую меч угрожал развязать, но не то, почему она началась так внезапно. Судя по крошечным подсказкам, о которых проговорился ее союзник, она была уверена, что волшебник с кошачьими глазами или один из его союзников спрятал его здесь, хотя это казалось странным укрытием. А может, и нет. Если это было спрятано так давно, как она подозревала, то оно лежало здесь с тех пор, как Обстрел Контовара превратил Совет Карнэйдосы в руины. При таких обстоятельствах спрятать его в Норфрессе, где никому из его собратьев не пришло бы в голову искать его, могло показаться любому из выживших Лордов Тьмы вполне разумной и очень хорошей идеей. Однако, если это было так, волшебник с кошачьими глазами, очевидно, знал, где он сейчас лежит, так почему бы просто не убрать его теперь, когда Венсит узнал об этом? И если, как он утверждал, никто никогда не сможет им воспользоваться, то в чем опасность того, что он достанется Венситу? И если Венсит не мог им воспользоваться, почему он в первую очередь был так полон решимости обезопасить его?

Ее губы сжались, когда она размышляла над теми же старыми вопросами. Они беспокоили ее разум достаточно часто, чтобы проложить глубокие каналы, протекая под ее мыслями, непрестанно беспокоя, заставляя ее задаваться вопросом, до какой степени и до какого конца ее покровитель манипулировал ею. То, что он манипулировал ею, было само собой разумеющимся, и каким бы бойким он ни был, в основе всех "объяснений", которыми он счел нужным поделиться с ней, лежала непоследовательность.

Он ошибался или лгал, твердо подумала она, и поскольку Венсит был так одержим желанием завладеть мечом, она подозревала, что это было последнее. Но это не имело никакого значения. Она никому не отдаст клинок!

Она отвернулась от меча, впервые сознательно услышав испуганные всхлипы своей пленницы. Она холодно улыбнулась цыганке на алтаре, затем шагнула в пентаграмму на полу пещеры. Она положила длинный нож с серебряным лезвием и засохшими кровавыми пятнами на нем перед центральной свечой, и плач ее пленницы стал громче, когда она зажгла фитиль, и от пляшущего мертвенно-зеленого пламени поднялся едкий, обжигающий нос аромат ладана. Она не обращала внимания на звуки. Эта девка довольно скоро сыграет свою роль.

Но звуки напомнили ей о других слезах, и она наклонилась, чтобы погладить линии пентаграммы. Они были ржаво-красными, цвета давно засохшей крови, что неудивительно. Она надеялась, что призрак ее старшей сестры оценил то, каким образом ее смерть все еще способствовала могуществу Торфо, но она скорее сомневалась, что сейчас Уилфрида одобряла это больше, чем тогда.

Неважно.

Вулфра из Торфо зажгла остальные свечи и подняла руки, устремив безжалостный взгляд на последнюю из трех сестер, которых привели к ней стражники. Ей не хотелось терять девочку, но она была необходима для того, чтобы заклинание сработало, и поэтому баронесса отодвинула небольшое сожаление на задний план, сосредоточившись на тонком контроле, которого требует заклинание-ловушка.

Волшебник с кошачьими глазами посмотрел на свой кристалл и улыбнулся. Какое восхитительное создание, Вулфра! Такое же приятное, как аспид... и наполовину такое же надежное.

Это действительно было заслуживающим доверия заклинанием, размышлял он, учитывая довольно... нетрадиционный характер ее тренировок, хотя он часто задавался вопросом, действительно ли она осознает, насколько выше своего собственного уровня она соревнуется. Он знал все о ее замыслах на мече, и они его не касались. Если бы было возможно победить меч, он бы давно это сделал. Однако, в отличие от Вулфры, он знал его историю. Всю его историю, с того момента, как он был выкован, до того момента, когда его навершие разлетелось надвое. В этой истории сразу после Падения была дыра, поскольку первоначальный Совет Карнэйдосы был разрушен до основания, когда Венсит и Белый совет обстреляли континент. Неизвестно, кто на самом деле разместил его под тем, что впоследствии станет замком Торфо, хотя в старейших записях карнэйдосцев были намеки на то, что это вполне могла быть Челтис из Гарота, любовница и ближайшая союзница Херрика Оттарфро. Ему казалось странным прятать его в таком месте, но у нее наверняка были все мыслимые причины желать, чтобы сразу после Падения он был далеко-далеко от Контовара! Его зазубренная, яростно излучающая мощь была бы последним, чего хотел бы любой из волшебников, пытающихся восстановить руины в радиусе тысячи лиг от них!

Было отдаленно возможно, что он мог быть спрятан одним из горстки выживших белых волшебников после Падения, но это казалось гораздо менее вероятным, чем вероятность того, что ответственность за это несла Челтис. Волшебник с кошачьими глазами проанализировал работу, которая создала туннели, ведущие в его пещеру, и они были работой чрезвычайно могущественного и опытного волшебника палочки, явно непосильной для кого-либо менее опытного, чем член самого Совета Оттавара, и всех волшебников Белого Совета, из которых только Шарелса выжила со своей силой - и разумом - достаточно неповрежденными для такой задачи. Конечно, если бы она спрятала меч, Венсит с самого начала знал бы, где он лежит, а это было не так. Совет Карнэйдосы точно знал, когда он обнаружил его местонахождение, потому что они наблюдали через его чары, когда он наткнулся на тот факт, что он все еще существовал. Он был полностью сосредоточен на том, чтобы выяснить, как именно Вулфра убила отца королевы Фэллоны; его реакция была бесценной, когда он в поисках доказательств причастности карнэйдосцев к убийству исследовал чары, которые волшебница установила вокруг своего замка, и вместо этого обнаружил меч. Это также было истинной причиной, по которой он не вовлек этих адских вредителей из Совета Семкирка в свои усилия по искоренению Вулфры раз и навсегда. Были некоторые силы настолько великие, некоторые артефакты настолько древние и - теперь - настолько смертоносные в своей сломленной, полубезумной агонии, что даже дикий волшебник мог приблизиться к ним только с предельной осмотрительностью и только после многих лет изучения и изысканий.

Волшебник с кошачьими глазами сомневался, что кто-нибудь когда-нибудь точно узнает, как он попал в Торфо, но он знал о нем слишком много других вещей, чтобы беспокоиться о жалких устремлениях Вулфры, поскольку меч никогда не был чем-то, чем можно было овладеть. Еще до того, как его эфес был разбит, он служил только тем, перед кем сам решал отвечать, и - также в отличие от Вулфры - он знал, что последняя рука, перед которой он когда-либо отвечал, умерла тысячу лет назад и более. Если уж на то пошло, когда его навершие раскололось в давней битве, в которой погиб его последний законный владелец, его сила была навсегда скручена и запутана, завязана в узлы хаотической энергии, вечно воюющие друг с другом, и их невозможно было распутать. Что, по его признанию, делало нынешние поиски Венсита еще более донкихотскими, чем риск, на который он пошел, чтобы спасти дочь-полукровку Базела. Почему Венсит так стремился заполучить артефакт, который даже дикий волшебник не смог бы взять против его воли, когда он должен был знать, что он бесполезен для той цели, для которой он был выкован так давно?

Если только он не нашел способ - или думал, что нашел - использовать его, вообще не прикасаясь к его силе? Он изучал это уже много лет. Нашел ли он способ, по крайней мере, заглушить исходящие от него искажающие вселенную энергии? Отключить его силу - или, по крайней мере, способность этой силы выходить за физические пределы его собственной структуры - чтобы его можно было безопасно извлечь из-под оберегов, которые, наконец, снова ограничили его?

Если бы ему это удалось, он достиг бы большего, чем Совет Карнэйдосы, но он был последним диким волшебником в мире. Конечно, не было ничего невозможного в том, что он сделал, и он явно беспокоился о том, что могло назревать в Контоваре. Надеялся ли он использовать меч как объединяющий символ, когда начнется окончательный, неизбежный конфликт? Такая возможность приходила в голову волшебнику с кошачьими глазами, но это его не беспокоило. Это действительно могло бы оказаться могущественным символом, но символы были бы слабым тростником в нависшей над Норфрессой буре, и без присущей ему силы даже этот меч был не более чем острым металлом. А тем временем...

К сожалению, волшебник с кошачьими глазами не мог использовать его напрямую, как и Венсит, но он мог использовать его, чтобы заманить Венсита в ловушку под замком Торфо. Чтобы испытать его. И если бы он узнал то, что ожидал узнать, норфрессанцы могли использовать меч так, как им заблагорассудится, потому что им не пришлось бы долго им пользоваться.

Он с благодарностью наблюдал, как Вулфра плела свои заклинания. Это был действительно великолепный демон, которого она воспитывала, особенно для того, кого вызвали без помощи Шарны или одного из его жрецов. Это правда, что она не смогла бы сделать этого без его собственной прошлой помощи и опеки, но это действительно была похвальная работа. Действительно, он был достаточно силен, чтобы иметь хоть какой-то шанс против Венсита, хотя вряд ли мог серьезно ранить его. И, конечно же, эта утомительная заноза в заднице Базел доказал, что вполне способен справиться с гораздо более могущественными демонами или даже с одним из величайших дьяволов Крашнарка. С другой стороны, всегда было возможно, что Базел потерпел бы неудачу до того, как Венсит забрался так глубоко в лабиринт - в конце концов, были и другие стражи Вулфры - и если бы он сам кое-что добавил...

Он улыбнулся при этой мысли. Да, и не упоминая об этом Вулфре. И, возможно, было бы неплохо установить его собственный триггер, о котором она не знала. Было бы забавно устроить это, пока они с Венситом были заняты и... так сказать, отвлечены. Конечно, это убило бы Вулфру - но, вот! Пришлось бы пойти на некоторые жертвы.

Он подпер подбородок кулаком, наблюдая за ней. Действительно, очень достойная работа для практикующей такого уровня, подумал он, наблюдая, как она поднимает заряженный заклинанием нож и надвигается на свою извивающуюся пленницу. Его кошачьи глаза ни разу не моргнули, когда волшебница подняла смертоносный клинок, и все, что он чувствовал, когда тот опускался, было нетерпение, чтобы она закончила и он мог улучшить ее мастерство.

Тогда пусть Венсит из Рума остерегается!

Кенходэн прищурился и с отвращением крякнул, когда наступила ночь с грозовыми тучами. Он наблюдал, как собираются пурпурно-черные берега, затем печально покачал головой. Он решил, что ему просто не суждено покинуть город сухим.

- Надвигается дождь, - сказал он Базелу. - Еще раз.

- Да, - мрачный тон Базела отражал отвращение Кенходэна. - В этой поездке Чемалка занята сверхурочной работой.

- Так могло бы показаться. Что ты думаешь? Через час?

- Три часа - по крайней мере, - сказала Чернион.

- Эти облака выглядят нетерпеливыми, Элрита, - с сомнением сказал Кенходэн.

- Так и есть. Но видишь, как чисто на северо-востоке? Весенние штормы медленно собираются у Ист-Уолл, и они не идут дождем, пока не будут готовы. У нас еще есть время, прежде чем он доберется до нас.

- Да, так мы и сделаем, - голос Базела звучал заметно бодрее. - Тогда времени достаточно, чтобы найти какое-нибудь укрытие, и я собираюсь спать сухим, если смогу.

- Да, и с сухими дровами тоже, - вставил Кенходэн.

- Я думаю, что нет, - сказал Венсит. - Если Элрита сможет найти нам уединенное место, мы проведем ночь в полной невидимости.

- Никакого огня? - уши Базела несчастно прижались.

- Совсем никакого. Лучше холод и сырость, чем смерть, Базел.

- У тебя отвратительная привычка быть правым, - кисло сказал Базел. - Что скажешь ты, Элрита? Может случиться так, что ты знаешь хорошее место?

- Думаю, да. Там наверху есть пещера, - сказала Чернион, указывая на крутой склон, - достаточно большая для лошадей - даже для скакунов - и для нас. Мы даже можем развести костер; в потолке есть щели, через которые проходит дым, и пещера достаточно глубокая, чтобы скрыть отсветы.

Она не упомянула, что весь день направлялась к пещере.

- После всего это звучит хорошо, - с надеждой сказал Базел. - Венсит?

- Звучит подходяще. - Венсит вежливо кивнул Чернион. - Ты женщина многих талантов, Элрита.

- Не сравнить с твоим, если рассказы правдивы. Я могу предложить только то, что мог бы предложить любой пограничный страж. - Она пожала плечами. - Не более того.

- Понимаю. Что ж, веди нас к своей пещере... пограничный страж.

Чернион кивнула и подтолкнула свою кобылу, чтобы начать извилистый подъем на крутой холм, чувствуя спиной странный взгляд волшебника. В чем была проблема старого ублюдка? Что ж, это не имело значения; она была предана делу, и пути назад не было.

Лошади вскарабкались на холм, когда облака закончили закрывать закат, и Кенходэн поежился от холодного ветра и посмотрел на восток. Покосившиеся предгорья вздымались высоко, но вершины собственно Ист-Уолл были намного выше, исчезая в облаках, и белый снег венчал их с оттенком безжалостного величия.

Пещера была такой, какой ее помнила Чернион, вплоть до кучи дров, которую обычай требовал от убежищ в горной местности. В регионе внезапного снегопада и завывающего ветра огонь часто означал разницу между жизнью и смертью. Большинство путешественников оставляли дрова наготове; те, кто этого не делал, всегда были непопулярны и иногда попадали в аварию на тропе.

- Я принесу еще дров, - предложила она. - Сегодня вечером мы используем большую часть этой кучи.

Говоря, она ненавязчиво наблюдала за волшебником.

- Отличная идея, - спокойно сказал он.

- Тогда я скоро вернусь, - сказала она безмятежным голосом, подавляя свое разочарование. Проклятие, взрыв и Шарна схватят этого человека! Каждый инстинкт подсказывал ей, что он что-то знает или подозревает, что он играет в какую-то темную, коварную игру. Но как? Почему? Конечно, такой хитрый волшебник, как он, не позволил бы подозреваемому убийце - или кому-либо, кому он не доверял, - ускользнуть для пометки на их следе! И все же он просто был, а ей не нравились вещи, которых она не могла понять.

Она пробралась в рощицу и уселась на срубленный зимой дуб, размышляя с позиции, которая позволяла ей наблюдать за пещерой. Это был какой-то тест? Пошлет ли Венсит кого-нибудь из остальных присматривать за ней? Но никто не пришел, и она в отчаянии забарабанила по колену, принюхиваясь к приближающемуся дождю.

Безопаснее предполагать худшее, чем лучшее, подумала она. Так что смирись с тем, что Венсит сделал вывод, что она убийца. В таком случае какой возможный мотив мог быть у него, чтобы позволить ей присоединиться к его кругу?

Ее барабанившие пальцы замерли, и она нахмурилась. Существовало много форм манипуляции. Она сама использовала Венсита, в некотором смысле, в попытке угадать, как много знала Вулфра и как откровенно баронесса могла манипулировать Гильдией. Предположим, что в то же самое время... предположим, Венсит использовал ее? Предположим, он хотел дать ей информацию о Вулфре? Хотел приставить Гильдию к горлу колдуньи? И, конечно, держа Чернион под присмотром, он мог контролировать то, что убийцы узнавали о нем и его миссии, контролируя их высказывания в его лагере.

Она вздохнула и встала, чтобы начать собирать дрова. Каковы бы ни были его мотивы, они были слишком сложными, чтобы разгадать их с помощью имеющейся у нее информации, но время еще было. Она не прожила бы так долго, не развив шестое, седьмое и восьмое чувства, и те самые чувства, которые предупреждали ее, что все было не так, как казалось, также сказали ей, что у Венсита не было немедленного плана уничтожить ее. Если он и подозревал ее, то сохранял ей жизнь и скрывал это подозрение. Это не означало, что он будет стараться изо всех сил, чтобы спасти ее от чего-либо еще, что могло бы угрожать, но она привыкла сталкиваться с опасностями мира в одиночку.

Она сориентировалась и направилась обратно к пещере с охапкой дров, криво усмехаясь. Казалось, они были вовлечены в игру умов, в которой у него было временное преимущество, и он был Венситом из Рума. Возможно, она наконец-то встретила свою пару. Вполне возможно, что это была финальная игра, в которой она не выживет - и все же вызов был бодрящим.

И она набрала несколько очков. К этому времени Умаро и его тридцать человек должны были выйти на их след, и они знали о пещере. Убийцы часто использовали ее, вот почему она привела своих нынешних спутников в это место. Она больше не будет одинока и без поддержки - и даже Венситу будет трудно избавиться от нее, когда за ее спиной будет Умаро. Пусть волшебник обдумает это!

Она подумывала о том, чтобы приказать Умаро напасть той ночью, но отбросила эту идею. Слишком много вопросов осталось без ответа. Любопытство было хорошим способом для убийцы покончить с собой, но она знала, что рискнет этим. Она хотела выяснить, как много знал Венсит, как он узнал это, кому он мог рассказать, и почему он позволил ей прожить так долго, если знал, кем или чем она была.

Она хотела получить ответы на все эти вопросы, но больше всего была полна решимости раскрыть глубину предательства Вулфры, прежде чем нанести удар.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Открытия на Южной дороге

Кенходэн поморщился, потягивая обжигающий чай, выглянул из пещеры и поежился. Угрюмые косые струи дождя хлестали кусты на склоне холма, как мокрый мех. Ветер дул с востока, унося дождь мимо входа в пещеру, а не в нее, но когда они покинут ее, то окажутся прямо в его зубах.

- Приходи посмотреть на утро, - мрачно пригласил он, услышав, как Базел потянулся и зевнул у него за спиной.

- Томанак! - Базел положил огромную руку ему на плечо, когда выглядывал из-за него. - Ты называешь это утром?

- Боюсь, это настолько близко, насколько мы собирались подойти. Это продолжается с тех пор, как я заступил на дежурство.

Массивная облачная крыша была бугристой от дождя, и Кенходэн наблюдал, как его дыхание вырывается в холодном воздухе. Весна поздно пришла в предгорья Ист-Уолл.

- Я думаю, что там будет немного неприятно, - задумчиво сказал Базел. - Но у нас небольшой выбор, и братьям-псам это понравится так же мало, как и нам.

- Ты уверен, что они там?

- Они где-то там.

Они обернулись на уверенный голос Чернион, и она пожала плечами. Она выглядела гораздо более свежей и отдохнувшей, чем ее спутники, и на ней был зеленый берет пограничника. Серебряный дуб на значке подмигнул в свете костра, когда она снова пожала плечами.

- Нелегко уйти от убийц. Они могут отстать, но будут рядом всякий раз, когда мы остановимся.

- Да, в этом ты права. По крайней мере, они должны знать, что мы покинули Синдор, и у них есть четкое представление о том, куда мы направляемся. Я думаю, поскольку они поймут, что мы не на большой дороге, они будут стремиться прочесать неровные земли. Как только они начнут это делать, пройдет совсем немного времени, прежде чем они найдут эту пещеру.

- Я согласна, - спокойно сказала она.

- Тогда нам лучше разбудить Венсита и начать, - неохотно сказал Базел.

- Не нужно, - сказал Кенходэн. - Он уже встал и вышел.

- В это? - Базел выставил подбородок навстречу дождю.

- В это. Я спросил его, куда он собрался, и он сказал, что ему просто захотелось размять ноги.

Кенходэн и Базел обменялись многозначительными взглядами, но не заметили искорки в глазах Чернион.

- В какую сторону он направился? - небрежно спросила она. - Возможно, нам следует пойти и найти его, если мы торопимся.

- Он направлялся к тем дубам, когда я потерял его из виду. - Кенходэн пожал плечами. - Но я бы не спешил промокать насквозь, разыскивая его. Он вернется, когда будет готов.

- Я полагаю, что да, - сказала Чернион и вернулась к седельной сумке, которую она упаковывала.

Интересно, подумала она, что путь волшебника привел его прямо к пирамиде посланий, которую она оставила для Умаро.

- Ты что-нибудь видел?

- Что? Где?

Два мокрых убийцы съежились под дубом, отчаянно дрожа.

- Вон там. У кромки деревьев.

- Я ничего не вижу, - сказал второй через мгновение. - И здесь достаточно светло, чтобы мы увидели все, что можно было увидеть. Перестань выдумывать всякие вещи.

- Ха! По крайней мере, воображаемые вещи согревают мой мозг, - фыркнул первый, - это единственная моя часть, которая есть!

Венсит из Рума остановился в нескольких ярдах от часовых, окутанный заклинанием, отвращающим видение, и улыбнулся про себя. Он постоял ровно столько, чтобы дружески похлопать по пирамиде посланий, затем повернулся обратно к пещере.

- И где же это ты был? - Базел поприветствовал Венсита по возвращении.

- Выходил, - вежливо сказал Венсит, принимая чашку чая с благодарным кивком. Он был похож на промокшего нищего, с его бороды капала вода. Его сапоги были почти по колено в грязи, а старая шляпа, нахлобученная на голову, набрала достаточно воды, чтобы опустить края. С мечом и кинжалом, спрятанными под забрызганным грязью пончо, он едва ли был похож на знаменитого волшебника.

- И это весь ответ, который мы хотим получить? - покорно спросил Базел.

- Конечно, это так, - весело сказал Венсит. - Если бы я хотел рассказать тебе больше, я бы начал с того, что рассказал тебе больше. В самом деле, Базел! Все эти путешествия, похоже, размягчают тот мозг, с которым ты начинал.

- И разве ты не самый забавный парень в мире в такую рань? - громыхнул Базел. - Что ж, если ты почувствовал себя таким же поглощенным новостями, как всегда, давай поговорим о чем-нибудь другом. Нравится ли погода.

- Что насчет погоды? - спросил Венсит, наклоняясь, чтобы поднять седло, когда Бирчалка ткнул его бархатистым носом.

- Я понимаю, как нам нужно двигаться дальше, но нам повезет, если мы пройдем три лиги за день по пересеченной местности в такую погоду. - Базел сделал паузу, и Венсит кивнул ему, чтобы он продолжал. - Ну, я думаю, что вместо этого мы могли бы вернуться на Южную дорогу. Я почти не сомневаюсь, что они уже догадались, что мы свернули на проселочные дороги. Они будут охотиться за нами в таких местах, как это, а не на большой дороге, так что, скорее всего, мы бы наверстали упущенное время и даже опередили их на некоторое время.

- Это разумно, - кивнул Венсит. - Пограничный страж, можем ли мы добраться до Южной дороги без особых задержек?

- Возможно. - Чернион холодно встретила его взгляд и почувствовала легкую искорку веселья в его взгляде. Странным образом, она тоже чувствовала себя позабавленной изощренной игрой, в которую, как она теперь была уверена, они играли. - Обычно я могла бы доставить нас на дорогу за двадцать минут. Сейчас, однако...

Она красноречиво пожала плечами.

- Понимаю. А твое мнение, Кенходэн?

- Я бы хотел провести день, завернувшись в одеяло у камина, но, как понимаю, это нам не светит. Если нам действительно нужно путешествовать, мы могли бы с таким же успехом воспользоваться большой дорогой. Вот для чего она существует.

- Возможно, не слишком любезно, но по существу. Все в порядке. Мы рискнем на большой дороге.

Венсит перекинул седло через спину Бирчалки - не без некоторой помощи высокого скакуна - и затянул подпругу. Затем он последовательно приторочил свои седельные сумки, налил остатки чая из чайника в свою столовую чашку для питья и стоял, потягивая его, пока остальные заканчивали свои приготовления.

Чернион озадачилась странным, не представляющим угрозы напряжением между ней и Венситом, когда сама подтягивала подпругу седла. Она задавалась вопросом, не видел ли он необходимости "угрожать" ей просто потому, что считал ее незначительной опасностью. Эта мысль задела ее гордость, но она заставила себя признать такую возможность. Однако что было бы действительно приятно узнать, так это то, что он видел и делал там, под дождем.

Она пристегнула уздечку и огляделась. Остальные были готовы, и она поиграла с идеей проскользнуть к своей пирамиде сообщений, чтобы проверить, нет ли подделки. Но разумного оправдания не было, поэтому вместо этого она вскочила в седло прямо у входа в пещеру и стала ждать.

Базел встал рядом с ней - все еще на ногах, одна рука покоилась на шее Уолшарно. Потолок пещеры возвышался почти на двенадцать футов над полом, но для человека его роста это было все еще слишком низко, чтобы взобраться на коня размером с Уолшарно. Венсит мог управлять с седла Бирчалки, пока нагибал голову, но ей и Кенходэну хватало места, как и вьючным лошадям. Она почувствовала себя ребенком на пони рядом с возвышающимся скакуном, когда оглянулась через плечо и увидела, что вьючные животные укоризненно смотрят на спину градани. Она наблюдала, как Кенходэн забрался на спину Глэмхэндро, аккуратно накрывая футляр с арфой дополнительным плащом, пока волшебник поправлял свою промокшую шляпу.

- Очень хорошо, Элрита, - сказал Венсит, кивнув. - Давай уже пойдем.

Она кликнула свою лошадь, и кобыла с несчастным видом, но послушно вышла в промозглое утро.

Как и ее спутники, в такую погоду Чернион предпочитала пончо в стиле сотойи, и она была благодарна ему за тепло, когда холодная вода заливала ее плечи. Однако оно не помогло сохранить ее лицо сухим, и она почувствовала, как длинное фазанье перо в ее берете развевается на ветру, когда она спускалась с холма.

Кенходэн мысленно застонал, когда ветер хлестнул его по лицу градом дождевых капель - больших, жирных, мокрых, подумал он, хорошо охлажденных горными облаками. Они обрушились на него, как волна, и Глэмхэндро недовольно фыркнул, когда они ударили.

Проливной дождь сделал крутой склон предательским, но они благополучно достигли подножия. Тонкие листья и ранние почки колыхались вокруг них, ветер и вода трепали новую листву, когда их лошади продирались сквозь заросли лавра и рододендрона. Кенходэн поежился, проклиная погоду, когда тонкие ветви цеплялись за его сапоги для верховой езды, а сырой холод пробирал до костей.

Потребовался час, чтобы добраться до Южной дороги, так как сток завершил снос земляного вала, уже подрезанного весенней оттепелью, и мокрая стена грязных валунов перекрыла лучшую тропу. Лошади были по колено в воде, двигаясь по единственному другому маршруту к главной дороге, и к тому времени, когда они добрались до нее, все были насквозь перепачканы и несчастны.

По крайней мере, Южная дорога обеспечивала надежную опору, и дождь подпрыгивал на ее твердой поверхности и почти весело стекал по широким желобам. Однако это была единственная радостная вещь в то утро. Потоки воды попадали Кенходэну в глаза, а по гриве Глэмхэндро стекал дождь. Большой конь время от времени фыркал водой из ноздрей, разделяя страдания своего всадника. Не было ни молнии, ни грома - только ровный, хлещущий дождь, льющий со всей слепой настойчивостью природы. У одного ветра была цель, и она заключалась в том, чтобы за минимальное время в глаза путешественников попало максимальное количество дождя.

Дождь и ветер подгоняли их, пока лошади устало шли на протяжении нескольких лиг. Даже скакуны опустили головы и, казалось, ссутулили плечи, продвигаясь навстречу ветру, а с всадников капало и они дрожали, изобретая новые проклятия, когда вода пробиралась сквозь пончо и куртки. Кенходэн наблюдал за своими промокшими спутниками и проливным дождем и говорил себе, что каждый утомительный час приближает конец путешествия на час ближе, и поэтому их страдания стоили того.

Он повторял себе это неоднократно; но вообще никогда в это не верил.

Умаро присел под растянутым плащом Эшвана и осторожно открыл промасленный кожаный тубус. Этот тубус до сих пор защищал свое содержимое, и он не собирался сейчас подставлять его под дождь.

Он разгладил пергамент и вгляделся в него. Это был шифр Черниона, все верно, и он нахмурился, переключая мысленные передачи, чтобы расшифровать сообщение. К тому времени, как он закончил, на его лице появилась горечь, и он с отвращением сжал длинную записку в кулаке.

- Фробус!

- Приказы? - спросил Эшван.

- Среди прочего, - прорычал Умаро. Он жестом велел Эшвану забрать свой плащ и угрюмо посмотрел, как промокший убийца с трудом втискивается обратно в его развевающиеся на ветру складки, каким-то образом умудряясь сохранять потрепанную элегантность.

- Что еще? - спросил Эшван.

- Уверен, тебе будет приятно узнать, что Чернион одобряет действия своего агента в "Единороге". Ты можешь в это поверить?

- Да. Я сказал тебе, что, по моему мнению, произошло.

- Что ж, Чернион согласен с тобой, - мрачно признал Умаро.

- Это все, что он говорит? - Эшван задал вопрос уверенно - насколько это было возможно, учитывая его статус одного из старших полевых агентов Совета Гильдии, - но его тон был достаточно насмешливым, чтобы еще больше потрепать нервы Умаро.

- Ни на йоту, - фыркнул Мастер. - Он и эта Элрита нашли возможность поговорить во время ночных дежурств, и он снова изменил наши планы.

- Еще одно изменение? Это... не похоже на Черниона.

- Да, но он говорит, что это тоже не похоже ни на одно другое задание.

- Ну, тут я бы с ним определенно согласился! - фыркнул Эшван.

- Да. В любом случае, мы должны оставаться рядом, но невидимыми. Элрита продолжит отмечать для нас маршрут, и мы должны следить за сбросами сообщений. Однако, если мы не получим других приказов, мы не должны атаковать по эту сторону перевала, даже если такая возможность представится.

- Он говорит, почему не должны? - Даже Эшван, казалось, был немного удивлен последней фразой Умаро.

- Он знает. - Умаро понизил голос. - Если братья спросят, мы должны сказать, что цели слишком бдительны. Когда придет время, нам придется атаковать открыто, с агентом Черниона, чтобы нанести им удар в спину. Чтобы это сработало, мы должны дать ей время добиться их полного принятия. Это официальная причина.

- Ах! - глаза Эшвана понимающе встретились с глазами Умаро. - А настоящая?

- Драгоценный шпион Черниона обнаружил больше информации - что-то о клиенте, предающем Гильдию. Насколько я могу судить, Вулфра, возможно, наложила на Гильдию какое-то шпионское заклинание и, возможно, даже подстроила убийство Роспера, чтобы удержать нас с Венситом. Чернион, похоже, думает, что эта Элрита сможет вытянуть из Венсита больше информации, если он даст ей время.

- Понимаю. Что ж, я не склонен спорить с Чернионом или подвергать сомнению его суждения. И, между нами говоря, Элрита произвела на меня впечатление. Во всяком случае, до сих пор у нее получалось лучше, чем у нас! Мы потеряли двенадцать человек без единого трупа с другой стороны, чтобы предъявить его. Если бы не прецедент, я бы посоветовал бросить всю работу. Это уже стоило больше, чем нам заплатили, и будет стоить еще больше, прежде чем это будет сделано.

- Согласен. - Вода стекала по бороде Умаро, когда он поднял глаза. - Но где же лекарство? Мы с тобой можем остановить это не больше, чем Чернион. Мы потеряли слишком многих, и слишком многие знают это. Если мы откажемся от этой плохой сделки, что произойдет с репутацией Гильдии? И где мы окажемся без нее?

- Умаро, ты знаешь так же хорошо, как и я, что Гильдия не раз пыталась убить Кровавую Руку, но безуспешно. Если уж на то пошло, я почти уверен, что если бы мы могли заглянуть достаточно глубоко в архивы, то раз или два в прошлом обнаружили бы, что мы даже были достаточно глупы, чтобы попытаться убить Венсита! Очевидно, они все еще здесь, так что не похоже, чтобы предыдущие Советы не решили сократить наши потери, как только счет мясника начал выходить из-под контроля.

- Да, - согласился Умаро, хотя он не признался бы ни в чем подобном никому, кроме Эшвана. - Но с тех пор прошло достаточно много времени, чтобы большинство людей забыли о них. Это же воспоминание будет свежо в их памяти, и у меня такое чувство, что на этот раз Совет не сдастся так легко. - Мастер покачал головой. - Что-то витает в воздухе, Эшван. Что-то изменилось - или меняется - и мне не нравится этот запах. Но что сейчас важно для нас с тобой, так это то, что мы оба знаем, какими были бы приказы Совета, если бы мы могли их попросить. Если только сам Чернион не прикажет нам убираться, я не вижу, где у нас есть какой-либо выбор, кроме как продолжать охоту. И кто знает? Возможно, нам все-таки повезет! Честно говоря, я не уверен насчет волшебника, но защитник Томанака он или нет, Кровавая Рука все равно смертен. Его можно убить так же, как и любого другого, если нам удастся всадить в него достаточно стали - или яда. Я почти уверен, что то же самое верно и в отношении этого Кенходэна, и я не могу представить никого, кто с большей вероятностью смог бы убить любого из них, чем Гильдия!

Последнее предложение ему удалось произнести с искренней уверенностью в способностях братьев-псов, и Эшван кивнул.

- Согласен, - сказал он. - Я не говорил, что мы должны их отпустить; я только сказал, что было бы хорошо, если бы мы могли. Но поскольку мы не можем, у меня есть предложение.

- Что именно?

- Венсит направляется в Энгтир. Если есть шанс, что Вулфра предала нас, не думаешь ли ты, что было бы разумно позволить Венситу делать то, за чем он пришел? Вулфра может преуспеть в его убийстве, и в этом случае нам нет необходимости терять еще больше братьев против него. И если баронесса не убьет его, нам не придется беспокоиться о том, что она причинила вред Гильдии, потому что Венсит позаботится о том, чтобы она умерла.

- Думаю, я согласен. - Настала очередь Умаро кивнуть. - По крайней мере, это мысль, и в последнее время у нас было очень мало столь разумных. Если у меня будет шанс, я сообщу ее Элрите для передачи Черниону.

Мастер снова вскочил в седло. Как и многое другое в нем, его явно плохое владение верховой ездой вводило в заблуждение. Он карабкался вверх, как альпинист, и сидел в седле, как неуклюжий мешок, но при необходимости мог оставаться там целыми днями. Теперь он развернул коня к ожидавшим его людям. Промокшие до нитки убийцы забились под то, что могло считаться укрытием. Они провели ужасную ночь под открытым небом, в то время как волшебник и его спутники пользовались пещерой, и в то утро среди мокрого кустарника царили ожесточенные стычки.

- Давайте, парни, - прорычал Умаро. - Мы остановимся достаточно надолго, чтобы немного обсушить наши шкуры и приготовить завтрак, а затем снова отправимся в путь. - Несколько лиц напряглись, но протеста не последовало. - Мне жаль, братья, но у нас нет выбора. Вы не хуже меня знаете, что мы должны отомстить за наши потери, чтобы очистить нашу репутацию.

Раздался рокот согласия. Они понимали важность этого; без страха за свою репутацию их жертвы могли бы помнить, что убийцы тоже смертны.

Умаро ждал с Эшваном, пока лошади его людей карабкались вверх по склону.

- Вот и лучшая из всех причин позволить этой суке Вулфре убить свою собственную дичь, - пробормотал тогда Мастер, его лицо было мрачным, как дождь. - Сколько еще братьев мы можем потерять на одном задании?

Предметом горечи Умаро в тот момент были мысли о братьях-псах. Вулфра не наблюдала за Чернионом, когда убийца действительно вызвал Умаро, но она была уверена, что глава Гильдии вызвал подкрепление. К сожалению, Чернион был единственным выжившим убийцей, которого Вулфра смогла отыскать с помощью чар, поэтому она понятия не имела, кем может быть это подкрепление и где его можно найти.

Но теперь, когда ее защитные заклинания были завершены, мысли Вулфры все чаще обращались к убийце. Хотя ей и не хотелось признаваться в этом самой себе, она действительно испытывала легкое беспокойство по поводу связи-ловушки. Каждый раз, когда она использовала ее, она увеличивала вероятность того, что Чернион может почувствовать это, и волшебница она или нет, только дурак не почувствовал бы неловкость при мысли о превращении всей Гильдии убийц в ее смертельного врага. Несмотря на это, баронессе очень хотелось узнать, что убийца делал с Венситом. Неуклонного приближения дикого волшебника к Энгтиру было достаточно, чтобы гарантировать это!

Она деликатно пожевала костяшку пальца, обдумывая проблему. Осторожность тянула в одну сторону, любопытство в другую - и, как это нередко бывает с волшебниками, любопытство в конце концов победило.

Она склонилась над своим грамерхейном и пробормотала заклинание. Энергия пульсировала по кристаллу, мерцая секунду... затем несколько секунд... затем больше минуты. Вулфра в ужасе нахмурилась и легонько постучала по кристаллу. Ничего не произошло, и она нахмурилась еще сильнее, когда подумала о том, чтобы заглушить камень.

Она собиралась сделать именно это, когда грамерхейн внезапно прояснился, но ей потребовалось несколько мгновений, чтобы распознать изображение. Затем она ахнула от изумления. Она не смотрела на Черниона сверху вниз - она смотрела собственными глазами убийцы!

Она низко наклонилась, почти прижавшись носом к камню, и проливной дождь, казалось, хлестал ее по лицу. Тонкие руки в перчатках, державшие поводья, могли принадлежать только Черниону, и Вулфра задрожала, осознав, что произошло. Она читала об этом эффекте, но на самом деле никогда его не испытывала. Ее простое заклинание прорицания соединило ее непосредственно с Чернионом, и это происходило только в определенных особых случаях - например, когда объект ловушки находился внутри чар другого волшебника. И только один волшебник мог одновременно поддерживать чары и привлекать внимание Черниона.

Вулфра затаила дыхание, разрываясь между ликованием и недоверием, ожидая подтверждения своей безумной надежды. Если бы только она могла контролировать взгляд убийцы! К сожалению, она не могла, но...

Голова Черниона повернулась, и в кристалле вспыхнули глаза дикого огня.

Вулфра торжествующе ахнула, а затем голова Черниона повернулась в другую сторону, и кристалл заполнило лицо Базела. Вулфра не только нашла Черниона, но и дерзкий убийца действительно проник в ряды Венсита!

Вулфра сияла торжеством, и кровь буйно стучала у нее в висках. Да ведь она могла определить точное местоположение Венсита, когда бы ни пожелала!

Она злорадствовала над своим неожиданным достижением, как скряга. Она могла напасть в любое удобное для нее время! И даже если ее атаки проваливались, она могла точно отслеживать их продвижение! Пусть он сохраняет свои чары - какое это имело значение, пока она командовала этой драгоценной парой глаз в его лагере?!

Она запрокинула голову и рассмеялась, взмахом погасив кристалл. Она должна была посоветоваться со своим покровителем. Возможность напасть была слишком хороша, чтобы упускать ее, но сначала она должна обсудить это с волшебником с кошачьими глазами и попросить о помощи.

Ее настоятельная просьба о контакте была ненадолго проигнорирована. Но в конце концов холодные кошачьи глаза лениво моргнули в глубине ее камня.

- Приветствую, Вулфра, - промурлыкал его мысленный голос. - У тебя есть новости?

- Есть, - ответила она, изо всех сил стараясь сдержать торжество в своем ответе.

- Тогда во что бы то ни стало порази меня этим, моя дорогая.

- Очень хорошо. Как ты знаешь, все мои попытки проникнуть сквозь чары Венсита потерпели неудачу, - решительно сказала она и сделала паузу, наполовину осмеливаясь, чтобы он объяснил свой отказ помочь ее усилиям.

- Согласен, - вот и все, что сказал волшебник с кошачьими глазами.

- Ну, сейчас я могу сделать это. - Она оставила попытки скрыть охватившее ее чувство триумфа. - Одна из моих наемниц сумела присоединиться к нему, и у меня есть ловушка, соединяющая ее. Я могу установить его точное местоположение!

- Блестящее достижение. Но что ты хочешь делать с этим?

- Я должна атаковать! Атаковать немедленно - прежде чем у него будет возможность осознать, что произошло! И для этого мне нужна ваша помощь. Ни одно мое заклинание не смогло бы добиться успеха на таком большом расстоянии, но возможность есть. Она должна сработать!

Она, казалось, была поражена отсутствием у него энтузиазма, и это правильно, подумал он... с ее точки зрения.

- Позволь мне минутку подумать.

Его глаза исчезли, когда он отошел, чтобы поразмыслить, сопоставляя новую информацию со знаниями, которые он утаил от своей приспешницы.

Успех Вулфры озадачил его, хотя он и не признался бы в этом, поскольку ее следовало поощрять считать его практически всемогущим. Но он мог ошибиться. Нападение на "Повелительницу волн", например, было ошибкой. Он помог спланировать это, даже отдал ей часть своей силы для этого, но единственным долговременным эффектом стала демонстрация Венситу, что за ним следят.

Результат был предсказуем... или должен был быть, если бы он нашел время все хорошенько обдумать. Венсит не был дураком, и он уже с подозрением относился к явно возросшим способностям Вулфры, поэтому он усилил свои чары. Действительно, он практически удвоил их эффективность. Это стоило ему некоторой концентрации, но бремя было далеко не парализующим, и последствия были гораздо хуже, чем любое простое неудобство.

Десятилетия тщательно лелеемого преимущества были сведены на нет за один день. На протяжении многих лет высококвалифицированным командам карнэйдосцев удавалось проникать тонкими зондами сквозь чары Венсита в основном потому, что он не видел необходимости создавать первоклассную защиту против второсортной оппозиции вроде Вулфры. Шпионить за диким волшебником при таких обстоятельствах было трудной, но относительно простой задачей.

Но не теперь. Пробить его щиты все еще было возможно, но и гораздо более рискованно. То, что раньше было похоже на проникновение иглы через мыльный пузырь без его разрыва, требовало гораздо большей силы, а добавление силы увеличивало риск. Больше не было возможности ежечасно наблюдать за ним или даже за его товарищами, когда он был рядом. Никто просто не мог манипулировать энергией, необходимой для разрушения его новых чар, не создавая заметного вихря.

Это произошло в результате единственного просчета, и дело зашло еще дальше. В то утро, когда он покинул Синдор, его чары были настолько сильны, что даже волшебник с кошачьими глазами не смог их взломать.

Совет запаниковал. Чары Венсита были настолько сильны, что Вулфра не смогла бы пробить их даже с помощью ловушки внутри него; это "доказывало", что он знал о них - и он все еще командовал заклинаниями, которые поразили Контовар.

Однако паника ослабла, когда Венсит позволил своей защите вернуться на прежний уровень, установленный после безумного ветра, и волшебник с кошачьими глазами лично прослеживал его в течение шести часов. Его достижение умерило почти полный ужас его товарищей и восстановило их способность отслеживать старого волшебника, хотя даже он не осмеливался исследовать слишком близко или слишком часто.

Но даже несмотря на то, что они нашли дикого волшебника, и даже несмотря на то, что снова появилась возможность хотя бы изредка пробираться сквозь его чары, они не осмелились передать информацию Вулфре. Не до тех пор, пока эти чары оставались слишком сильными, чтобы она могла разрушить их самостоятельно. Это железное правило нельзя было нарушить, поэтому он перекрыл поток информации, обезопасив дикого волшебника от колдовской атаки, пока тот не доберется до самого Торфо.

Но теперь...

Он поморщился в глубокой задумчивости. Все волшебники были утонченными, и Венсит был самым утонченным из всех. Дикому волшебнику не хватало критической информации, поэтому его позиция в конечном счете была ошибочной, но еще одна серьезная ошибка карнэйдосцев могла предупредить его в достаточной степени, чтобы свести на нет большую часть преимущества волшебника с кошачьими глазами. Кроме того, теперь было ясно, что Венсит был занят каким-то глубоким, тщательно спланированным ходом, который, казалось, был основан на информации, недоступной волшебнику с кошачьими глазами. Это увеличивало риски, поскольку невежество одной стороны могло уравновесить невежество другой. Но тогда, сардонически подумал он, если бы игра была простой, все были бы игроками.

И все же одно было несомненно: Венсит знал о связи-ловушке. Он должен был быть маразматиком, чтобы пропустить это. Но если он знал, почему он позволил Вулфре установить ее? Чтобы как-то сбить ее с толку? Возможно... но тогда зачем обрывать связь, когда он покидал Синдор, если он хотел, чтобы она могла шпионить за ним?

Ааааа! Волшебник с кошачьими глазами улыбнулся, внезапно найдя ответ, который искал. Объектом этой уловки был не Вулфра, а Чернион.

Данные встали на свои места в его упорядоченном мозгу. Венсит оценил силу Вулфры и не счел ее угрозой на таком большом расстоянии. Он рассудил (как оказалось, правильно), что ничто из того, что она произвела на сегодняшний день, не представляло серьезной опасности, и поэтому отодвинул ее угрозу на второй план и обратил свое внимание на своих просто смертельных врагов.

Это объясняло сильные чары у ворот Синдора. Он не мог быть уверен, скольких других убийц Вулфра могла заманить в ловушки, подобные той, что была на Чернионе, поэтому он установил достаточно сильную защиту, чтобы она никого не направила к нему. Затем что-то - возможно, какое-то преднамеренное расследование Черниона - убедило его, что единственная связь Вулфры была с Мастером Гильдии, и Чернион был под его собственным бдительным оком, таким образом аккуратно обезглавив Гильдию убийц.

Хитрый старый дьявол подбивал убийцу напасть на Вулфру!

Волшебник с кошачьими глазами восхищенно хихикнул. Это была мелочь, но она показала, что Венсит не потерял хватку. Ему было бы легко "проговориться" достаточной информацией, чтобы предупредить Черниона о связи-ловушке. После этого планы Черниона в отношении баронессы стали предрешенными. Но важным моментом было то, что он решил рискнуть нападением Вулфры в качестве платы за нейтрализацию ее наемных убийц. Из этого следовало, что было возможно позволить Вулфре попробовать. Венсит, очевидно, ожидал от нее этого, и не стоило его разочаровывать.

Это был шанс искупить фиаско с волшебными ветрами, если все было сделано правильно. Атака должна была быть такой, которую Венсит не смог бы победить без использования дикого волшебства, но она также должна была быть такой, которую Вулфра теоретически могла начать самостоятельно. Что-то, что она могла бы сделать сама, если бы у нее хватило смелости. Хммм...

Было такое нападение. Вулфра никогда не попробовала бы это сама, но ее можно было бы склонить к этому, пообещав помощь. И независимо от того, сработает это или нет, ему доставило бы огромное удовольствие увидеть, как это делается.

Он снова перевел взгляд на кристалл Вулфры и изучил ее напряженное лицо, наслаждаясь страхом, который сдерживал ее нетерпение. Дорогая Вулфра! Было бы так жаль, если бы она умерла.

- Прости за задержку, моя дорогая, - промурлыкал он. - Ты знаешь, было необходимо разработать правильную стратегию, но ты совершенно права. Мы должны атаковать, и мне в голову пришел восхитительный план. Вот что я предлагаю нам сделать...

Вечер застал Базела ведущим их к предгорьям Ист-Уолл. Дорога петляла между крутыми обочинами, поднимаясь все выше под острым углом. Воздух стал заметно холоднее, и Кенходэн поежился под своим тяжелым от дождя пончо.

- У тебя нет под рукой другой пещеры, Элрита? - с надеждой спросил он.

- Нет. - Зубы Чернион стучали, и даже ее веселое перо выглядело несчастным. - Ближайшее убежище, которое я знаю, - это общежитие, все еще в нескольких лигах отсюда.

- Этого я и боялся, - кисло сказал Базел, принюхиваясь к воздуху. - У нас почти нет выбора, кроме как найти какое-нибудь укрытие, Венсит. Думаю, что в этом воздухе есть снег.

- Снег? - Кенходэн был поражен. - Так поздно весной?

- Кровавая Рука прав, - сказала Чернион. - Год еще только начался, и чтобы превратить дождь в снег в Ист-Уолл, даже летом требуется немного времени.

- Да, снег коварен, как сердце брата-пса, - пробормотал Базел. Он вытянул шею, чтобы осмотреть склоны. - У нас здесь также нет многообещающего места для лагеря.

- Нет, - согласилась Чернион, оглядываясь по сторонам, затем указала мокрой рукой. - А как насчет тех деревьев? Мы могли бы укрыться под ними.

- Там очень скверный склон, - сказал Базел.

- Верно. Но если ты не увидишь чего-то лучшего, это, похоже, наш лучший шанс. Или ты предпочитаешь спать в канаве, Кровавая Рука?

- Думаю, все, что я сказал, это то, что к тем деревьям нелегко забраться, - мягко сказал Базел. - Нам лучше действовать медленно и осторожно.

- Тем больше причин начать, - с несчастным видом сказал Кенходэн. - До темноты осталось мало времени, и тогда у нас будут неприятности.

- Тогда следуйте за мной, - проворчал Базел, - но следите за опорой! У нас нет времени на то, чтобы отскребать себя от земли.

Подъем был не так уж плох, но и этого было достаточно. Даже Базелу и Венситу пришлось спешиться, и им пришлось вести лошадей. На самом деле, им не раз приходилось наваливаться всем телом на поводья лошадей, чтобы протащить их через особенно опасные места, но в конце концов все вскарабкались наверх до наступления темноты.

Деревья представляли собой смесь сучковатых дубов и вечнозеленых растений, и Кенходэн и Базел топорами нарубили жердей для грубого навеса, пока Чернион и волшебник ухаживали за лошадьми. Градани бросил срезанные шесты к ногам Венсита, затем нахмурился, когда Кенходэн устало опустился на грубый валун.

- Не валяй дурака, парень! У нас еще есть лошади и скакуны, которых нужно приютить.

- Может, прирезать?

- Если только ты не хочешь, чтобы Глэмхэндро возненавидел тебя утром.

- Хорошо. Хорошо! Я иду!

Кенходэн ворчал всю обратную дорогу к деревьям, а Чернион ухмыльнулась, когда топоры зазвенели еще раз. Они с волшебником вплетали срезанные ветки в каркас навеса, и она подняла глаза и увидела, что он улыбается ей.

Она тут же отвела взгляд, гадая, что его так развеселило. Затем она вспомнила свою собственную усмешку и внутренне напряглась от шока. Это было задание - не более того! Ей не было никакого дела до того, что ее спутники по следу были чем-то иным, кроме как мишенями! Она сурово взялась за дело и сосредоточилась на стоявшей перед ней задаче, чтобы под их руками образовался навес.

Базел и Кенходэн вернулись, чтобы построить второе, гораздо более просторное укрытие для лошадей и скакунов. Это, по крайней мере, обеспечило бы прикрытие сверху, но вряд ли обеспечило бы ту защиту, которую давала бы настоящая конюшня. Мокрые хлопья снега слизывались дождем, пока они работали, и градани покачал головой.

- Я надеюсь, что нас настиг легкий снегопад, парень.

- Насколько тяжелым он может быть? - спросил Кенходэн, поднимая одну руку и наблюдая, как хлопья тают на его ладони.

- Достаточно тяжелым. Совсем не жаль, совсем не жаль Ист-Уолл, и не один торговый караван был застигнут поздним снегопадом.

- Так далеко внизу?

- Что касается этого, то нет - но для мы же еще выше, не так ли? И убийцы будут рядом, если нам придется задержаться.

- Ты думаешь, тогда утром нам придется двигаться дальше?

- Если мы сможем, да, но это не значит, что мы сможем. Этот склон стал ненадежным после сильного дождя; завтра мы, скорее всего, обнаружим, что он покрыт льдом.

- Ну, если мы не можем спуститься с него, убийцы не смогут подняться.

- Да. Но если они хотят угадать, куда мы ушли, что помешает их лучникам сидеть там и поливать нас стрелами, как гусей, когда мы будем спускаться?

- Ничего, черт бы тебя побрал. Почему ты поднимаешь подобные вещи перед сном?

Базел усмехнулся и продолжил накрывать навес ветками, и Кенходэн присоединился к нему, его лицо было ледяным под дождем. Еще больше хлопьев падало, как мокрые призраки, и их дыхание густо клубилось по мере того, как температура падала.

- Ну вот, сейчас лучше! Правильно и плотно для наших друзей!

Они завели лошадей под грубую крышу, и никто из них, казалось, не был склонен бродить. Хорошо выезженные вьючные лошади и кобыла Чернион теснились рядом с Глэмхэндро, а Уолшарно и Бирчалка прикрывали всех четверых "меньших кузенов" своими телами. Кенходэн бросил пригоршни зерна на плоский камень и нахмурился.

- Три или четыре ночи такого питания израсходуют все зерно, Базел.

- Да, но как только спустимся с холма, мы окажемся не более чем в двух днях пути от Саут-Кип. Мы можем быть там после кормежки.

- Но сначала мы должны добраться туда, - указал Кенходэн.

- Цена приключений, парень! Пойдем посмотрим, не хотят ли эти двое бездельников разжечь для нас костер.

Но Венсит не разрешил огонь, и Базел принял его решение после недолгого обсуждения. Кенходэн печально вздохнул и прислонился к дереву, поддерживающему заднюю часть их хижины. Одеяла закрывали открытую сторону, и тепло их тел снимало худшую часть озноба, но все равно было холодно и мокро, когда он вытащил из рюкзака кусок вяленого мяса и безутешно принялся его грызть.

- Прекрасная погода, - добродушно прокомментировал Базел через мгновение.

- Ты можешь взять мою долю, - кисло проворчал Кенходэн.

- Спасибо, но моей собственной доли уже вполне достаточно. - Базел повернулся к Чернион. - Какие у тебя новости о погоде, Элрита?

- Я не уверена. - Чернион взмахнула ножом, которым отрезала сушеное мясо до приемлемых для жевания пропорций. - Ветер все еще дует с востока, так что он может пронести это мимо нас сегодня вечером. Но если он сместится на запад, снег может пойти отсюда и на юг, продолжая валить на нас.

- Увы! - Базел вздохнул. - Мне интересно, что такого я мог сделать, чтобы так расстроить Чемалку.

- Даже если он пройдет, он может засыпать дорогу, - задумчиво сказала Чернион, - а весенний снег может быть сильным.

- Ну, снег или нет, нам понадобится наблюдение, - зевнул Базел, - так что я дежурю первым.

- Я возьму второе дежурство, - предложил Кенходэн.

- Достаточно хорошо. - Базел снова надел пончо и поднялся, проверяя свой меч. - Лучше держи свою сталь при себе сегодня вечером. Я почувствовал какой-то неприятный запах.

- Что? Помимо погоды, то есть? - спросил Венсит.

- Что касается этого, я думаю, что волшебник у нас ты. - Базел пожал плечами. - Когда Томанак даст мне второе зрение, ты будешь первым, кто узнает.

- Большое спасибо, - проворчал Венсит, складывая свое влажное пончо на ветки.

Базел ухмыльнулся и исчез в густеющем снегу. Кенходэн тоже услышал мягкий скрип и покорно вздохнул, завернувшись в свои одеяла и держа меч под рукой.

Чернион обернула одеяло вокруг плеч и положила меч так, чтобы до него было легко дотянуться. Она уважала инстинкты Кровавой Руки, но она также знала - в отличие от него, - что со стороны Гильдии не было никакой угрозы. Это означало, что это должно быть что-то другое. Может ли это быть Вулфра?

Это был глупая клиентка, которая затесалась в операции Гильдии, но, похоже, Вулфра сделала это, и всех этих разговоров о посылке смертельных заклинаний по каналу ловушки было достаточно, чтобы заставить любого почувствовать себя неловко. И все же Чернион не хватало информации для разумных выводов или планирования, поэтому она безжалостно подавила свои страхи и быстро погрузилась в сон.

Кенходэн уже спал урывками, но Венсит не спал, его горящие глаза сверкали в темноте. Он прислушался к ночи и мокрому снегу, затем плотнее завернулся в одеяла. Его глаза задумчиво прищурились. Затем они закрылись, и его лицо расслабилось.

Вулфра с сомнением посмотрела на свои записи. Заклинание было не совсем вне ее власти, но всегда был риск, когда искусство доводилось до предела. Для этого заклинания это было особенно верно, но шанс одновременно убить своего врага и достичь таких разреженных высот при поддержке своего спонсора был слишком убедительным, чтобы отказаться.

Она изучала свое устройство в круглой области заклинаний, которая занимала половину верхней части главной башни. В центре стояла металлическая жаровня, железо которой поблескивало от небольших вспомогательных заклинаний, уже хранящихся в ней, и маленький стакан с густой кровью, последний подарок трех ее пленников-цыган.

Она предпочла бы работать при дневном свете, но более могущественные части темного искусства имели сродство с ночью. По своей природе темное искусство полагалось на короткие пути, недоступные белым волшебникам (как представлено ее флаконом с кровью), но были и другие соображения. Низкий энергетический уровень ночи был пригоден для некоторых самых темных манипуляций, и ей также нужна была темнота, чтобы скрыть природу своего призыва. Мало того, что то, что она планировала, уже включало акт убийства, но оно было разработано для совершения еще большего количества убийств - не говоря уже об измене некоторым древним договорам.

Она глубоко вздохнула и расслабилась, настраивая свой разум на извилистые линии заклинания. Она должна была точно произносить каждое слово, чтобы использовать фонетику, которая открывала ту часть волшебной палочки, к которой осмеливались прикасаться волшебники, и это заклинание находилось в опасной близости от источника дикого волшебства, который не могла контролировать ни одна волшебница. Если бы она допустила малейший промах, дикое волшебство попыталось бы проникнуть в нее, а ей не хватало таланта контролировать его. Это уничтожило бы ее в мгновение ока.

Она еще раз мысленно пробежалась по заклинанию, и многолетняя дисциплина пришла ей на помощь. Ее нервы сдали, и пришло время.

Она взмахнула растопыренными пальцами, бросая что-то невещественное в жаровню, и красное пламя взметнулось, искры заплясали на его гребне. Она подошла ближе, держа в правой руке скульптуру с черными крыльями, а в левой - стакан с кровью. Она поднесла скульптуру к краю пламени, и воск начал меняться.

Жесткий красный свет освещал ее лицо, когда ее губы двигались, тщательно выговаривая каждое слово. Сила поднималась вокруг нее, окутывая все плотнее с каждой фразой, и статуэтка становилась тяжелой, оттягивая ее руку, гудя от накопленной энергии, по мере того как ее поверхность становилась все горячее и горячее. К концу первой песни Вулфра была запечатана в пустом сердце мистического урагана.

Она на мгновение заколебалась, когда пламя жаровни взметнулось вверх, пронзая ночное небо. Сама сила, которую она призвала, была пугающей, но ее колебания были недолгими, и она подняла стакан с девственной кровью и вылила его на гудящую, наполовину расплавленную скульптуру. Человеческая кровь смешивалась с воском, дымилась, меняя его - наполняя ужасным присутствием смерти. Губы Вулфры сжались, и она швырнула извивающуюся статуэтку в сердце жаровни и произнесла три слова силы в безмолвную ночь.

Скульптура закричала, когда ее охватило пламя. Всего на мгновение вся крепость содрогнулась от этого крика, и Вулфра застыла в экстатическом ужасе, когда черная стрела колдовства появилась из пустого воздуха. Она погрузилась в вздымающееся пламя вслед за извивающимся телом, и из жаровни вырвался яркий веер. Вспышка испепелила все в радиусе двадцати футов - за исключением Вулфры и ее записей. Угрюмый красный столб лизнул ее, и ее глаза заболели от его ярости. Он был высотой с крепость, в два раза выше, и его сияние окрашивало облака и стекало обратно, как свернувшаяся кровь.

Настороженные глаза в коттеджах за пределами замка расширились от ужаса, когда стены и башни вырисовывались черными на фоне багрового прилива. Губы бормотали молитвы, а руки творили знаки против зла... и все же сияние росло, достигнув, наконец, высоты в полторы тысячи футов над крепостью, пока огненный шар не вырвался из его вершины и не устремился в небеса, освещая небо, как сердитый рассвет.

А потом пламя погасло. Столб света исчез в саже, дыму и запахе горящей крови, и Вулфра содрогнулась в экстатическом порыве силы, обхватив себя руками и прислонившись к зубцам стены. Ее грудь вздымалась от ликования, и она устремила взгляд на северо-восток, чтобы увидеть, как холмы Скарту поглощают ее огонь. Заклинание было произнесено, и хорошо произнесено; она была уверена. Вызов был установлен, и она должна ждать ответа и надеяться, что ее контрольные заклинания были установлены так же хорошо.

Она позволила себе натянуто улыбнуться, потому что была уверена, что ее заклинания удержат ее нового слугу - такого слугу, какого не знал ни один волшебник со времен Падения! Она крепко обняла свой триумф и не заметила холодного ночного ветерка.

Далеко на севере пылающие глаза Венсита на мгновение открылись и остановились на ветвях, которые загораживали ему вид на юг. Он не пошевелился, и выражение его лица не изменилось. Через мгновение его глаза снова закрылись.

Кенходэн зевнул и неохотно проснулся. Его глаза были сухими и покрытыми песком, и холод, казалось, сковал его кости, когда он приподнялся на локтях и приподнял угол дверного одеяла в белом, безмолвном мире.

Он с отвращением покачал головой, когда с оловянного неба с шелестом посыпались свежие белые перья. Он знал, что это будет выглядеть так, когда ложился спать, но подтверждение оказалось холоднее, чем он надеялся. Он завернулся в одеяло, как в плащ, и вышел навстречу утру.

Густая белизна окутывала каждую поверхность, кое-где испещренную отпечатками обуви. После него и Базела оставались просто ямы, но у Чернион они были глубокими и четкими. Она стояла спиной к навесу, но скрип его сапог заставил ее повернуться к нему лицом. Ее дыхание смешивалось с падающим снегом, и белые хлопья серебрили ее зеленый берет. Она улыбнулась, и ее зубы и глаза блеснули на раскрасневшемся от мороза лице.

- Доброе утро, - сказал Кенходэн, почесывая заросшую щетиной челюсть.

Он подумал о том, чтобы побриться холодной водой, но с содроганием отбросил эту мысль. В такое утро было трудно не позавидовать тому факту, что у градани не было волос на лице. Базелу никогда не приходилось сталкиваться с холодной сталью и ледяной водой на мрачном снежном рассвете. И теперь, когда он подумал об этом, в данных обстоятельствах такая борода, как у Венсита, имела определенную привлекательность.

- Приветствую, - ответила Чернион. - Мне не нравится снег, Кенходэн.

- Мне тоже. - Он сунул сапог в сугроб, и лед заскользил у него под каблуком. - Думаешь, он будет падать весь день?

- Это то, чего я боюсь, - кивнула она. - Ветер стих, не сдвинув его с места, и я думаю, что хлопья стали больше. К завтрашнему дню снег может стать вдвое глубже.

- По крайней мере, мокрый снег прекратился.

- Что очень мало утешает, когда под ногами уже лед.

- Верно. - Он оглядел белую пустыню и пожал плечами. - Полагаю, мне лучше разбудить остальных.

- Минутку, Кенходэн.

Ее быстрые слова остановили его, и он взглянул на нее, приподняв брови. Она заколебалась, когда он встал, как высокий широкоплечий призрак на снегу. Ее инстинкт подсказывал ей выудить информацию, пока он был с ней наедине, но стоит ли ей рисковать? Мелькающие мысли оценили риск и возможности и приняли решение.

- Прости меня, - сказала она, дотрагиваясь до его предплечья, - и не считай, что ты обязан отвечать. Но я заметила, что, несмотря на все твои шутки с Кровавой Рукой, тебе грустно. Возможно, ты самый грустный человек, которого я когда-либо встречала. Почему это?

Кенходэн смотрел на нее долгим, ровным взглядом. Он не представлял себя "грустным", но ее слова заставили его рассмотреть такую возможность. Он знал, что слишком часто шут плакал внутри, пряча слезы за смехом, как часто делал Венсит. Был ли он таким же?

- Я не грущу, Элрита, - сказал он наконец. - Просто заботы.

- Заботы? Почему? - она холодно посмотрела на него, и он неловко пожал плечами.

- Я просто... потерялся. Видишь ли, у меня нет памяти. Это было отнято у меня, и иногда я... скучаю по этому.

- Отнято? С помощью волшебства? - Ее голос был приглушенным.

- Полагаю, да. - Он чувствовал себя беспокойным и незащищенным. - На самом деле я не знаю.

Чернион пристально смотрела на него, ее разум лихорадочно работал, чувствуя его нежелание говорить дальше об этом. Она уже узнала больше, чем надеялась, и не должна оттолкнуть его. И все же из всех разочаровывающих деталей, которые ей нужно было как-то собрать воедино, Кенходэн интересовал ее больше всего. Кем он был? Откуда он взялся? Он был, возможно, самым смертоносным бойцом, которого она когда-либо встречала - даже более смертоносным, чем Кровавая Рука, во многих отношениях - но где он приобрел свое мастерство? И почему он был так важен для волшебника?

А теперь это. Амнезия? Как это произошло... и почему? По крайней мере, в одном она была уверена: это не был простой несчастный случай. Нет, его потерянная личность была ключом ко всем другим вопросам о нем, которые горели в ее мозгу. Каким-то образом она поняла это, вспомнив свое первое впечатление от кровопролития и невинности.

- Мне жаль, мой друг, - сказала она наконец. - Я не хотела совать нос не в свое дело.

- Все в порядке. Базел и Венсит знают - ты тоже должна знать.

- Спасибо, - тихо сказала она.

- Не стоит.

Он криво улыбнулся, и его зеленые глаза были какими-то нежными, как будто смягчились, когда он поделился своим секретом. Он стряхнул снег со своих плеч, и она была поражена странной грацией его сильных пальцев. Странно, что она не заметила, насколько он силен - и не только физически. У него не было прошлого, и все же она поверила ему, когда он сказал, что ему не грустно. Понимал ли он, каким жестким и жизнерадостным это сделало его? Да, он был сильным человеком, этот Кенходэн, и тем, кто мог бы стать ключом к власти....

- Я больше не буду упоминать об этом, - сказала она, слегка касаясь его плеча.

- Спасибо. - Он отвел взгляд. - А теперь мне лучше разбудить этих двух бездельников. Не то чтобы нам куда-то нужно очень быстро двигаться.

Он исчез под навесом, и Чернион увидела, как упало одеяло. Она повернулась к вершине холма, глядя вниз на дорогу, ее мозг был занят - и, возможно, не совсем мыслями, о которых должен думать убийца.

Умаро и Эшван ехали во главе своих несчастных людей. Дорога под снегом была обледенелой, и толстые хлопья представляли собой предательскую завесу. Лошади убийц тащились с трудом, от них шел пар на холоде, в то время как дыхание их всадников тоже висело облаками пара.

- Говорю тебе, Умаро, они где-то в стороне от дороги, - сказал Эшван. - Они, должно быть, предвидели это так же, как и мы, и находились на более крутой местности. Они поднялись на холм, и все они крутые, как здешние дома. Я сомневаюсь, что они смогут спуститься обратно в этом дерьме.

Он фыркнул на последнем слове и нахмурился, глядя на снег, запорошивший гриву его лошади.

- Я знаю, - проворчал Умаро.

- Тогда почему бы не остановиться? Мы потеряем лошадь в том случае, если одна из них упадет и сломает ногу.

- Я тоже это знаю, - сказал Умаро. - И я знаю, что мы все тоже замерзли и несчастны. Но они знают, что мы вернулись сюда, Эшван, поэтому я хочу для разнообразия предстать перед ними. Пусть они следуют за нами. Если они увидят, что их обгоняет такая большая группа, они никогда не поверят, что мы невинные путешественники. Если они нас настигнут, то пусть.

- Хорошо. - Эшван кивнул в знак согласия. - Но я надеюсь, что Совет никогда больше не возьмет на себя такое поручение, как это!

- Чертовски маловероятно. - Умаро криво ухмыльнулся. - Оставляя в стороне тот незначительный факт, что я лично убил бы любого, кто предложил бы нам это сделать, мы охотимся за последним представителем породы - белым волшебником.

В тоне Мастера было больше, чем немного бравады, но также была и нотка неподдельного веселья, и они оба посмеивались, пока ехали дальше. Ни один из них не смотрел на вершину северной стороны разреза, и поэтому они не видели хрупкую, одетую в пончо фигуру в зеленом берете, которая смотрела, как они медленно проезжают мимо нее.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Маг

- Лучше, Гвинна. Намного лучше! Но твоя концентрация ослабла. Если ты не сможешь удерживать фокус до конца, ты потеряешь взаимопонимание до того, как мы закончим. Это не проблема на тренировке, но если это произойдет, когда ты находишься под чужим воздействием, у тебя могут быть проблемы.

- Мне жаль, мастер Трейн. - Гвинна моргнула, возвращаясь к фокусу, и медленно кивнула. - Может, нам попробовать еще раз? - смиренно спросила она.

Трейн взял ее за острый подбородок и мягко приподнял ее голову, заглядывая в глаза. Они были темными в тени вязов, и он нахмурился.

- Как чувствует себя твоя голова?

- Немного побаливает, - призналась она.

- Немного? - Он ухмыльнулся и покачал головой. - Если ты помнишь, наше последнее упражнение было в чтении правды. Не могла бы ты еще раз ответить на этот вопрос?

- Ну... - на ее щеках появились ямочки, восторг на мгновение пробился сквозь ее новую, совсем недетскую серьезность. - Хорошо, это очень больно, мастер Трейн. Но мы должны продолжать.

- Гвинна, Гвинна! Что мне с тобой делать? - вздохнул он. - Некоторая боль неизбежна, когда ты напрягаешь свои таланты, но не переусердствуй. Слишком сильная боль контрпродуктивна - она отвлекает. Вот почему ты колебалась ближе к окончанию. Дай себе время! Ты уже делаешь успехи быстрее, чем любой студент в записях Академии, ты знаешь.

- Но ты сказал, что надлежащая мера мага - это он сам.

- И это правда. Но любой ученик также должен слушаться своих учителей. Не дави так сильно, ты повредишь своему таланту, Гвинна.

- Да, мастер Трейн, - послушно ответила она.

- Хорошо. И если ты думаешь, что учишься недостаточно быстро, то ты единственная, кто так считает.

- Я знаю, - кисло сказала Гвинна, и Трейн пристально посмотрел на нее. Она отказывалась встречаться с ним взглядом, и когда он осторожно прощупал ее, ее щиты были заблокированы. Он мог читать ее эмоции, но не мысли, стоящие за ними.

Гвинна теребила ткань своего платья и покусывала нижнюю губу, наполовину прижав уши, размышляя об одном из самых неприятных последствий силы своих талантов. Она знала, что некоторые другие студенты возмущались тем фактом, что она была единственной ученицей Трейна. Он был лучшим преподавателем Академии, но она полностью монополизировала его время.

Она вздохнула. Она радовалась открытию своих талантов, удовлетворению потребности, которая вела ее как демон, но по-настоящему счастливой не была. Этим другим ученикам она не нравилась и вряд ли могла винить их, хотя все же была дочерью своего отца - и своей матери - чтобы расстраиваться из-за этого. Все они знали, что от нее ожидали проявления большей магической силы, чем кто-либо видел за многие поколения, и это отличие было бы достаточным препятствием без ее "привилегированных" отношений с мастером Трейном.

Остальные видели только то, что у нее было что-то вроде частного репетитора и что едва ли более чем за два месяца ее повысили до второго уровня. Не потребовалось много времени, чтобы кто-то предположил, что она всего лишь полукровка, играющая на дружбе своих родителей с Академией и Венситом из Рума, чтобы получить особое отношение. Ее насмешники и не подозревали, сколь многим они обязаны дисциплине, которой она уже овладела, потому что ярость, которую она почувствовала, услышав их замечания, чуть не заставила ее вцепиться им в глотки. Но она также понимала, что никто с ее талантами не может реагировать как ребенок, независимо от ее возраста, поэтому она воздержалась. С трудом, но сдержалась.

Трейн коснулся ее плеча, и она подняла глаза. Физический контакт как способ побудить студентов-магов к мысленной связи не поощрялся среди них, но щиты Гвинны позволяли даже Трейну лишь изредка посещать общественные сектора ее разума.

- Они не должны насмехаться над тобой, Гвинна. - Его лицо было холодным, его обычно теплый голос заледенел. - Среди всех людей маги должны быть свободны от глупых предрассудков. У меня есть все основания сообщить об этом мастеру Креско для дисциплины и нескольких домашних истин об ответственности, связанной с их талантами!

- Нет, мастер Трейн. - Ее рука накрыла его руку жестом одновременно детским и душераздирающе взрослым. - Я знаю, почему они так говорят. Они злы, и их чувства задеты, и они хотят причинить мне боль в ответ. Я понимаю это, - она внезапно ухмыльнулась, - к счастью для них! Но если вы расскажете мастеру Креско, они, возможно, будут вести себя лучше, но только еще больше возненавидят меня.

Трейн медленно кивнул.

- Хорошо, Гвинна. Если ты действительно понимаешь - и если ты дашь мне знать, когда это выйдет из-под контроля.

- Конечно, я понимаю. - Она снова усмехнулась, но темный призрак мудрости витал в ее голубых глазах. - Какой смысл быть такой "талантливой", если я не могу чувствовать подобные вещи? Никто из них пока не может защититься, - она позволила себе здоровую нотку презрения, - поэтому они не могут не донести до меня правду. К самим себе тоже, но от этого становится только хуже, потому что они чувствуют себя виноватыми, но недостаточно виноватыми, чтобы остановиться, и это делает их еще более безумными.

Трейн снова кивнул. Она была такой проницательной, что трудно было вспомнить ее молодость. Работать с ней было почти как со взрослым - до тех пор, пока жизнерадостный дух, который каким-то образом пережил даже ее магический кризис, не рассмеялся над ним. У него была идея, что этот дух будет жизненно важен для любой невообразимой задачи, которая будет возложена на нее, и он заботился о том, чтобы ухаживать за ней, как за драгоценным цветком. Действительно, он часто оказывался в своеобразном положении, активно отговаривая студентку от того, чтобы она действовала со всей возможной зрелостью.

- Только между нами, Гвинна, ты затмила их - очень сильно. Не то чтобы я хотел, чтобы у тебя разболелась голова, имей в виду.

- О, я тоже не хочу, - серьезно заверила она его, и в ее глазах снова появился огонек. - Она разбухает всякий раз, когда мы практикуемся в чтении правды. На самом деле она почти лопается, когда мы так усердно тренируемся.

- Ты маленькая мошенница! - возмущенно сказал Трейн. - Это не моя вина, что ты делаешь упражнения для третьего курса! Семкирк, девочка; если ты будешь продолжать в том же духе, ты уложишь все пять лет в следующие три или четыре месяца - и тогда у тебя на руках будет несколько обиженных магов. - Он улыбнулся, когда она хихикнула. - Не то чтобы я потерплю, чтобы ты была кем-то меньшим, чем лучшим магом, которого когда-либо выпускала эта Академия. Ты же знаешь, мне нужно заботиться о своей репутации.

- Да, мастер Трейн, - скромно ответила она.

- Хорошо! Потому что прямо сейчас тебе нужен перерыв в умственных упражнениях.

Стон Гвинны был лишь наполовину шутливым, потому что физическая подготовка была еще одной областью, в которой ее одноклассники могли на нее обижаться. Это была не ее вина, что у нее была сила народа ее отца, ни то, что Лиана была девой войны, ни даже то, что ее собственное обучение началось почти сразу, как она научилась ходить. Тем не менее, это возмутило остальных, когда она выбросила госпожу Джосилэн, мастера рукопашного боя, из тренировочного круга в первый же день.

Но, по крайней мере, госпожа Джосилэн все поняла. Действительно, она гордилась своей лучшей ученицей, и ей не потребовалось много времени, чтобы составить индивидуальный график тренировок и стать еще одной защитницей Гвинны.

Гвинна отплатила ей, возможно, даже большей любовью, чем она выказала Трейну, потому что ей не нужно было бояться того, что она может открыть Джосилэн. И ей не терпелось учиться, потому что Джосилэн была мишук, стиль которой сильно отличался от стиля ее матери. Девы войны сражались с каким-то ужасным ожесточением, но мишуки были спокойны, почти холодны. Для них бой был импровизированным танцем, почти чистым атлетизмом, и они сражались с редкой, красивой экономией движений.

Тем не менее, маг-мишук был еще более концентрированным, поскольку он сражался на двух уровнях, с физическими ударами, а также с выпадами и контратаками ментального боя. Но сочетание ее экстрасенсорных талантов и ее тела было непохоже на ее сеансы глубокого взаимопонимания с Трейном. В бою можно было коснуться только краешка разума противника, потому что заглянуть слишком глубоко означало запутаться, но меньшее ментальное напряжение делало ее синяки не менее легкими. Если бы ее товарищи только знали! Лиана никогда не казалась любящей, но неразумно легкой в обучении, но по сравнению с ней госпожа Джосилэн была безжалостна.

- Мне действительно нужно идти сегодня, мастер Трейн? - Гвинна была не прочь использовать свою молодость, чтобы подольститься, хотя магистры Академии были более стойкими, чем не-маги, и ее голос был серьезным. - Разве не важнее работать над умственной дисциплиной? Я хочу быть уверенной, что понимаю чтение правды.

- Ты, Гвинна, дочь Базела, - беспринципный маленький груз, - сказал Трейн, - и ты можешь перестать пытаться обмануть меня, юная леди! Я знаю тебя с тех пор, как тебе было два года. Я знаю, как далеко ты зайдешь, чтобы добиться своего.

- Я не беспринципна, - надменно сказала она, шмыгнув носом. - Только практична.

- Ты беспринципна. Очаровательна, да, но беспринципна. И если ты опоздаешь к госпоже Джосилэн, мы потратим дополнительные двадцать минут на чтение правды сегодня вечером. Посмотрим тогда, как будет чувствовать себя твоя голова!

- Возможно, оно того стоит, - задумчиво произнесла Гвинна. - Из-за нее все причиняет боль. И ты не должен угрожать маленьким девочкам, - чопорно добавила она.

- Иди! - Трейн указал в сторону спортзала.

- Да, мастер Трейн, - кротко сказала она. - Ученик всегда послушен, - процитировала она коду. - Только приняв дисциплину, он научится собственной дисциплине. - Ей удалось слегка шмыгнуть носом, и ее голова опустилась, уши скорбно прижались. - Не сердитесь, мастер Трейн. Я... я постараюсь слушаться.

- Юная леди, - сказал эмпат с ужасным видом, - мы оба знаем, что я не могу взломать твои щиты, но если ты не уберешься сию же секунду, я устрою им встряску, от которой у тебя будут косые глаза в течение следующих трех дней. А теперь уходи, маленькая негодница! - Она повернулась, чтобы уйти, и он мягко коснулся ее плеча. - И, возможно, завтра вечером мы попробуем дистанционное чтение, сестренка.

- Да, мастер Трейн!

Она присела в реверансе - жест уважения, слегка омраченный дерзким наклоном ушей, - и когда она умчалась, он улыбнулся ей вслед, и до него донесся слишком редкий звон ее серебристого смеха на бегу.

Но его улыбка погасла. Было чудовищно несправедливо, что она могла поделиться своим юмором только с мастерами. Неудивительно, что другие ученики возмущались ее поразительным талантом, и те же самые таланты делали ее еще менее ребенком, чем большинство молодых магов, и все же она была ребенком. Ей нужно было соприкоснуться с миром детства так же, как и с миром взрослых, и страх и негодование ее сокурсников лишили ее этого.

Послышались легкие шаги, и Трейн поднял глаза, когда Лентос ступил в тень вяза. Ректор погладил кору дерева, изучая ее текстуру, как будто это была самая важная вещь в мире, затем криво взглянул на Трейна.

- Знаешь, барьеры подняты, - сказал он.

Трейн кивнул. В наши дни барьеры были подняты высоко.

- Полагаю, тебе нужно сообщение о проделанной работе?

- Только если у тебя есть что сообщить, Трейн. Мы не критикуем твою работу с ней, но нам, естественно, любопытно узнать о ее способностях.

- Вы хотите честной оценки?

- Конечно.

- На самом деле? - Трейн весело улыбнулся. - Хорошо, вот "честная оценка". Если бы она покинула Академию завтра, она могла бы функционировать так же хорошо, как девяносто процентов наших обычных выпускников.

- Так хорошо? - Лентос ошеломленно уставился на него.

- Насколько я знаю, даже лучше,. Я никогда не видел ничего подобного. Я знаю, ты устал это слышать, но - Фробус забери, друг, это правда!

- Я знаю, что это так. Ты думаешь, ты единственный, кто понимает, насколько она необыкновенна? Но мне нужно знать, что ты видишь - все, что ты можешь мне сказать, в любом случае не нарушая отношений наставника.

- Хорошо. - Трейн скрестил руки на груди. - Это не для бумаги... - Он поднял бровь, и Лентос понимающе кивнул; бумагу можно было прочитать, но разум - нет. - но я могу оценить ее потенциал. Насколько я могу судить, она обладает всеми талантами.

- Все? - Трейну было приятно видеть, что даже ректора иногда можно поколебать. - Трейн, ты уверен в этом?

- Конечно, нет! - внезапно взорвался Трейн. - Черт возьми, как я могу быть уверен? Ребенок даже не может полностью опустить свои внутренние щиты - никогда! И мы оба настолько выбиты из колеи темпом, который она задает, что почти невозможно быть объективным! Но признаки налицо.

- У нее невероятно высокие тесты на базовую эмпатию; ее результаты тестов в два раза выше, чем у меня сейчас. Она владеет телепатией лучше, чем Креско, и ее телекинетический потенциал просто зашкаливает. Вчера она более двадцати минут поддерживала поднятыми пятнадцать фунтов - фунтов, Лентос, - а ей всего одиннадцать! Только Семкирк знает, что она поднимет, когда ей исполнится двадцать, и сейчас у нее лучшая координация движений, чем у большинства студентов четвертого курса.

- Давай посмотрим. Что еще она может сделать? У нее положительный результат на аппортацию, телепортацию, левитацию и - особенно - пирокинез. Она прирожденная поджигательница. На самом деле, она почти как нечего делать растопила тестовую кабину, когда попробовала это в первый раз. Затем проходят эмпатическое исцеление, восприятие... Фробус! Она даже демонстрирует ранние признаки хождения по ветру и управления погодой! Есть полдюжины талантов, которые она еще не проявила, но будь благоразумен - она здесь всего девять недель!

- Спокойно, Трейн, - пробормотал Лентос.

- Как я должен быть спокоен? Ее темп убивает меня, но это, кажется, только делает ее более решительной. Послушай, Лентос, я даже не тренирую ее - не совсем. Она по ходу дела импровизирует свои собственные тренировки. Все, что я могу сделать, это определить для нее ее таланты и изо всех сил стараться держаться на расстоянии крика.

- Например, эта маленькая девочка заставила себя овладеть обучающим трансом почти так же тщательно, как и я. Она постоянно сохраняет как сознательный, так и бессознательный контроль, поэтому может защитить себя. Конечно, это также означает, что у меня недостаточно контактов, чтобы быстро взять управление на себя, если потребуется. Даже не знаю, смог бы я вообще сделать это, не убив нас обоих, но я недостаточно знаю о происходящем, поэтому не настаиваю на том, чтобы справиться с этим каким-то другим способом.

- Гвинна знает, что у нее в голове, Лентос. Я в этом весьма уверен. Но она не может - или не хочет - поделиться этим. Даже со мной, а прямо сейчас я ей ближе, чем ее собственная мать. Я не знаю, действительно ли то, что она скрывает, настолько опасно, но это не имеет значения, потому что она так думает.

- Она невероятно быстро раскрывает свои таланты, слишком быстро, чтобы мы могли это понять. И она слишком неопытна, чтобы самой быть объективной. Это критический момент. Она молода, напугана и настолько сильна, что это приводит меня в ужас, но, несмотря на то, что она совершенно неопытна, основные правила устанавливает она. Как, я уверен, вы поняли, когда назначили меня ее единственным наставником.

- Да, - тяжело согласился Лентос. - Так и должно быть, если ситуация настолько опасна, как мы думаем. Какой-то один человек должен постоянно находиться там, контролируя, наблюдая - готовый сделать все возможное, если случится худшее.

- Понимаю, - сказал Трейн.

- Понимаешь? - Лентос нахмурился. - Как ты только что предположил, что бы мы ни думали, она точно знает, что делает, и мы не смеем вмешиваться в то, что она скрывает.

- Ты хочешь сказать, что я никогда не должен давить? - потребовал Трейн. - Даже в вопросе контроля над жизнью или смертью? Лентос, я не могу этого обещать. Ты знаешь, что некоторые тренировочные упражнения могут провалиться в мгновение ока. Что, если она уловит резонанс, который не сможет заглушить? Что, если она запаникует?

- Я знаю. Но это такая чертовски щекотливая ситуация, и мы даже не можем уточнить у Венсита, что происходит!

- На самом деле меня это не волнует, - горячо сказал Трейн. - Если у нее случится тренировочный кризис - а Семкирк знает, что это вероятно, как бы сильно она ни старалась, - я не могу позволить ей умереть! Мне придется попытаться взломать ее щиты, а тебе и Венситу - будь прокляты его глаза! - просто придется довериться моему благоразумию.

- Ты не понимаешь, - мягко сказал Лентос.

- Я понимаю, насколько это может быть важно, черт возьми!

- Нет, не понимаешь. Ты думаешь только о ней, и считаешь, что я думаю только о планах Венсита относительно нее. Ну, а я нет. Я думаю о тебе.

- Обо мне? - Трейн изумленно моргнул. - И что насчет меня?

- Если она готова рискнуть покончить с собой, чтобы скрыть то, что это такое, тебе не приходило в голову, что она может быть готова подвергнуть опасности и других?

- Ты имеешь в виду? - Трейн в шоке посмотрел на него.

- Вот именно, - мрачно сказал Лентос. - Я тоже люблю ее, хотя у меня не было взаимопонимания, чтобы углубить эмоции так, как у тебя. Но я также должен признать, что она опасна. Если тебе придется сломать ее щиты, это будет означать, что она настолько потеряла контроль, что ее жизнь в опасности - а это значит, что она будет реагировать чисто инстинктивно. Ты говоришь, она боится своих собственных знаний? Отлично. Я принимаю это. Но если страх является ее основной эмоцией, когда ты разрушаешь ее щиты - если ты можешь их разрушить - она отреагирует из страха. И если она это сделает...

- ...она попытается убить меня, - тихо закончил Трейн.

- Это именно то, что она сделает, - очень тихо сказал Лентос.

Госпожа Джосилэн Гриноук повернулась лицом к своей звездной ученице и поклонилась в пояс. Она проследила за повышением уровня адреналина в крови, позволив многолетнему опыту точно сказать ей, насколько это полезно, и заняла защитную позицию.

Они кружили, бесшумно ступая босыми ногами, грациозно двигаясь. Длинные косы Гвинны были заколоты на макушке, завитки сверкали красно-золотым в солнечном свете, льющемся через окно в крыше, но ее глаза были холодными и ясными. Она и ее учительница наблюдали друг за другом, и их руки открывались и закрывались, сгибаясь так терпеливо, как две кошки, полная концентрация охватывала их, когда они тянулись друг к другу как руками, так и разумом.

Руки Джосилэн внезапно метнулись к девушке, и нога коснулась ее лодыжек, но Гвинна среагировала еще до того, как началось само движение. Она проскользнула сквозь протянутые руки, и одно запястье перехватило раскачивающуюся лодыжку, когда она бросила катящийся блок в ноги своей наставницы.

Джосилэн перепрыгнула через стройное тело и приземлилась на корточки, когда Гвинна перекатилась вертикально. Тренер нанесла удар плашмя по ребрам девушки, но Гвинна приняла удар снизу на предплечье. Джосилэн выполнила комбинацию, твердой рукой нанеся удар в висок Гвинны, но головы Гвинны там не было. Она слегка откачнулась, и твердые костяшки пальцев скользнули мимо, достаточно близко, чтобы ветер взъерошил ее волосы.

Она упала назад, сделала сальто и катапультировалась ногами вперед на Джосилэн. Скрещенные предплечья ударили ее под лодыжки, перевернув ее, но она приземлилась, перекатившись, и снова выпрямилась как раз в тот момент, когда Джосилэн бросилась на нее. Последовал обмен перекрестными молниями, когда Гвинна вступила в атаку своей учительницы. Их руки вспыхивали и мелькали, когда они наносили удары, но удары наносились с почти невозможной плавностью.

Джосилэн кралась за ней, как кошка, но сравнение было не совсем уместным, потому что к этому ребенку было особенно небезопасно подкрадываться. Гвинна все еще была на голову ниже своей учительницы, но ее гибридные реакции и сила были невероятны, и они давали ей преимущество, которое вынудило Джосилэн перенести атаку на нее. И все же одной скорости и силы было недостаточно, потому что старшая женщина была все еще сильнее, с большим размахом рук и гораздо, гораздо большим опытом.

Джосилэн теснила девушку, используя свою массу, ее глаза были пустыми с отсутствующим осознанием мага, когда она безжалостно толкала свою ученицу. Безмятежное лицо Гвинны отражало ее лицо, когда наносились удары - жесткие и карающие, потому что ни одна из них не могла полностью сдержать свои атаки при таком стремительном обмене. Пот запачкал их спортивные костюмы, и дыхание Гвинны стало прерывистым.

Темп увеличился, и, несмотря на всю свою сверкающую плавность, удары и контратаки были на удивление стремительными, как будто каждый ответ начинался раньше атаки. Джосилэн прониклась теплым одобрением к своей ученице, но ее единственной реакцией было еще больше ускорить темп.

Гвинна устала, и Джосилэн воспользовалась своим преимуществом, оттеснив девушку назад по ковру, чтобы прижать ее к границе зоны боя. Ее атака удвоилась, обволакивая оборону Гвинны, как сеть.

А потом лицо Гвинны внезапно стало пустым. Она стояла лицом к лицу со своим учителем, и их руки сверкали, как мечи, но плавное, предвосхищающее равновесие исчезло, и - внезапно - Гвинна бросилась в атаку.

Впервые нападение застало одну из них совершенно врасплох. Джосилэн пошатнулась, когда напарница ударила ее по колену. У нее не было места для броска - она могла только бороться за равновесие, и у нее не было той доли секунды, в которой она нуждалась. Руки Гвинны вцепились в халат Джосилэн, а ее ноги с глухим стуком ударили по коленным чашечкам Джосилэн, когда она откинула свое тело назад.

Джосилэн упала вперед, раскинув руки, чтобы прижать своего меньшего противника, но Гвинна не была под ней. Она ослабила хватку, высоко вскинув руки, чтобы проскользнуть между ног своей учительницы. Локоть врезался в позвоночник Джосилэн, она напряглась, когда онемело критическое нервное соединение, и рука Гвинны двинулась так, что в настоящем бою было бы смертельным ударом.

Но даже когда Гвинна наносила удар, госпожа Джосилэн ослепительно засияла. Рубящая рука мелькнула сквозь корону ее тела к ковру, когда учительница внезапно материализовалась позади Гвинны, чтобы заключить ее в неизбежный захват.

Один и тот же свет вспыхнул серебром вокруг них обоих, когда Гвинна попыталась телепортироваться из хватки своего учителя. Но Джосилэн сражалась не только руками, но и разумом, как с их телами, так и с их разумом; у Гвинны был гораздо больший потенциал, но он еще не был развит. Ожесточенное противостояние длилось, наверное, секунд пять, прежде чем девушка уступила и обмякла.

Джосилэн отпустила ее, и они упали на коврик, тяжело дыша, пока учительница массировала свой ноющий позвоночник и морщилась.

- Хорошо, сестренка! Очень, очень хорошо! Я полностью потеряла тебя, когда ты подняла свои щиты. Ты меня совершенно правильно поняла, потому что я читала слишком внимательно, чтобы вовремя вернуться к своим физическим ощущениям. Это было превосходно - но помни, что с поднятыми щитами ты сама не можешь понять, что я делаю. Ты не могла прочитать, что я собирала энергию для прыжка.

- Знаю, но это было все, о чем я могла думать, когда ты загнала меня в угол таким образом. Кроме того, - Гвинна выдавила озорную, задыхающуюся улыбку, - ты всегда учишь использовать силу противника против него самого. И это почти сработало.

- Вероятно, так бы и было, если бы ты не оказались в таком невыгодном положении, когда попробовала это сделать. У меня было чуть больше времени, чтобы найти контрприем - и я едва нашла его вовремя, как следовало. Эффективный маневр против мага, сестренка, но за пределами академий ты не будешь сражаться со многими магами.

- Да, но идея похожа, не так ли? Чтобы совершить неожиданное?

- Да, Гвинна. - Джосилэн тепло сжала ее плечо. - Неожиданность побеждает - если ты не отказываешься от слишком большого преимущества ради нее.

- Так говорит папа. И он также говорит, что на самом деле в бою нет такой вещи, как сюрприз, если ты не делаешь его для себя.

- Он прав насчет того и другого, любимая. С оружием или без него ничто не заменит внезапности, если у нее есть зубы и план, который нужно довести до конца. Но ты понимаешь это; твое продолжение прикончило бы меня, если бы я не телепортировалась.

- Но ты смогла, а я не была готова. - Гвинна вздохнула. - Это так трудно читать, когда твой собственный разум продолжает тикать, и ты должна продолжать двигаться. Либо я так занята чтением, что пропускаю начало, либо я так занята поиском начала, что забываю читать!

- Шокирующе! - строго сказала Джосилэн. - Целых девять недель тренировок, а ты все еще не освоила всего. Стыдись!

Она обняла девочку, и Гвинна улыбнулась, обвивая руками ее шею.

- Тем не менее, это правда, - сказала она. - У меня не так много проблем в работе с мастером Трейном, и у меня никогда не было таких проблем, когда мама учила меня. И я думаю, она так же хороша, как и ты.

- Она лучше на физическом уровне, - сказала Джосилэн. - Но она обучена военному искусству. Наши стили различаются, как и требуемый настрой.

- Может быть. Но я могу сохранять сосредоточенность, когда работаю только своим умом или только своим телом; с тем и другим вместе я не могу справиться. Пока. - Ее глаза были полны решимости.

- Ты сможешь, сестренка. Но на самом деле ты знаешь, почему тебе трудно сочетать свои таланты. С мастером Трейном это совершенно новый талант, настолько новый, что тебя ничто не отвлекает, никакие прежние привычки не вводят тебя в заблуждение. Когда твоя мать обучала тебя, ты использовала только свои физические чувства. Она научила тебя использовать то, с чем ты была знакома, пока ты не стала так же знакома с вновь приобретенными навыками, как с дыханием. Пока ты не можешь использовать их достаточно хорошо, чтобы вышвырнуть меня прямо с тренировочного ринга.

Джосилэн улыбнулась и коснулась кончика носа Гвинны.

- Но когда ты объединяешь их для совместной работы, трудно игнорировать старые физические правила - и так же трудно нарушить новую концентрацию, чтобы использовать свои старые навыки. Ты застряла между ними, и продолжать переключаться неловко. Но это придет, Гвинна. На самом деле, у тебя это получается быстрее, чем у любого другого студента, которого я знаю.

- Люди продолжают говорить мне это, - вздохнула Гвинна, - но вот-вот что-то произойдет, а я к этому не готова.

- Младшая сестра, - сказала Джосилэн гораздо более строго, акцент ее родины, Косфара, стал сильнее ее обычного произношения империи Топора, - мы все знаем, что то, с чем ты сталкиваешься, тяжело. Мы не знаем, что это такое, но мы все знаем, что твои особые таланты будут проверены особым образом. Просто не доводи себя слишком сильно, любимая. Я признаю, что тебе нужно это обучение, но ты также должна принять мое суждение. Доверься мне, я подтолкну тебя так далеко и так быстро, как только смогу безопасно. Поверь, что я готова подталкивать тебя почти так же сильно, как ты подталкиваешь себя, потому что у тебя есть потенциал, который никто, кроме тебя, не может развить, и я должна быстро научить тебя тому, что знаю сама, чтобы ты могла перейти к вещам, которые я никогда не смогу сделать. Я обещаю, что буду работать с тобой до упаду, но только если ты пообещаешь позволить мне судить, когда перестать тебя гонять, потому что ты ничего не добьешься, если уничтожишь себя. Ты это понимаешь?

- Да, госпожа Джосилэн, - сказала Гвинна тихим голосом, - понимаю. И я постараюсь. Действительно, я так и сделаю.

- Хорошо, Гвинна, давай попробуем читать на расстоянии.

Трейн прикоснулся к фитилю свечи. Она вспыхнула пламенем, и он ухмыльнулся, забавляясь собственными действиями. Неужели он сделал это, чтобы поддержать свое эго? Он не был пирокинетиком, а Гвинна была. Почему он не попросил ее зажечь фитиль?

Он прогнал отвлекающую мысль с помощью простой мнемоники и повернулся обратно к своему ученику.

- Ты понимаешь, что мы собираемся сделать, Гвинна?

- Ну...

Она поежилась, и он снова ухмыльнулся.

- Это всего лишь другая форма ясновидения, Гвинна, не более сложная, чем другие вещи, которые мы делали. Тесты говорят, что ты можешь это сделать. На самом деле, это должно произойти довольно легко.

- Но как это работает? Я прочитала заметки, которые вы мне дали, но не вижу, с чего начать. Я имею в виду, что все слова есть, и я их понимаю, но они ничего не значат для меня.

- Вот почему у тебя есть наставник, сестренка.

Он сел напротив нее и, поджав губы, оглядел ее простую маленькую комнату.

- Ты двигаешь свою точку зрения по кругу - как будто собираешься искать что-то в другой комнате, за исключением того, что все, что ты посылаешь, - это твой разум. Помнишь упражнения на восприятие? - Гвинна кивнула, и он ободряюще улыбнулся. - Ну, так вот. Ты используешь ту же часть своего разума, что и твои глаза, но ты используешь другой сектор, чтобы отправить ту часть, которой ты хочешь смотреть, в другое место. Поняла?

- Вроде того. - В ее тоне было сомнение, но это было сомнение того рода, которое предшествует пониманию. - Вот почему ты можешь читать на расстоянии только то, что уже видел?

- Именно. С помощью ясновидения можно видеть вещи насквозь, но только до визуального горизонта. Это случай, когда сознательное ограничивает подсознание. Ты "знаешь", что можешь видеть только так далеко, так что это все, чего достигает ваше ясновидение. Но если ты знакома с другим местом - и у тебя есть талант - ты можешь спроецировать туда точку зрения. В каком-то смысле ты обманываешь себя. Ты знаешь, что на самом деле не можешь этого увидеть, но ты можешь создать картинку в памяти и увидеть это. Когда ты это делаешь, твое подсознание освобождается, и ты действительно видишь это.

- В этом больше смысла, чем в книгах, - кивнула Гвинна. - Но если другой маг знает это место, и вы находитесь в взаимопонимании, можете ли вы прочитать это на расстоянии, потому что он это видит?

- Если это не слишком далеко. У любого таланта к чтению на расстоянии есть абсолютный предел, хотя он намного превышает пределы ясновидения. Самое длинное расстояние, которое я когда-либо лично видел, было отсюда до острова Марфанг. Старый мастер Шолт мог читать на расстоянии до залива Борталик, но это было на пределе его возможностей, и все, что он получал, были тусклые изображения. И он мог читать только те части местности, которые он действительно посетил.

- Значит, это не похоже на Венсита и его грамерхейн, - медленно произнесла Гвинна.

- Нет, я, конечно, не умею предсказывать, но, насколько я понимаю, волшебники посылают свои мысли за конкретными людьми или наборами обстоятельств. Чтение на расстоянии более... ну, более пассивно. Как будто лежишь в засаде, ожидая, что кто-то забредет в то место, которое ты можешь "увидеть". Понимаешь?

- Я думаю, что да, - кивнула Гвинна. - Можем мы попробовать сейчас?

- Конечно. Но помни, что с первой попытки ты, вероятно, не сможешь забраться слишком далеко. Не напрягайся и не расстраивайся, если у тебя не получится.

- Я запомню.

- Хорошо, - сказал он, вставая и обходя ее маленький стол, чтобы встать позади нее и положить руки ей на плечи. - Тогда мы начнем с чего-нибудь простого и воспользуемся обычным ясновидением, чтобы заглянуть в библиотеку, хорошо?

- Конечно.

- Хорошо, - снова сказал Трейн, его голос успокаивающе понизился. - Следи за свечой, как и раньше. Позволь своему разуму отдохнуть на кончике пламени. Это верно... это-о веееернооооо...

Голубые глаза Гвинны потемнели, когда она впала в транс с его руками на своих плечах, чтобы укрепить их взаимопонимание. Его часы лежали на столе, их мягкое тиканье было подобно грому в тишине их смешанного дыхания, когда она сосредоточилась. К настоящему времени он с точностью до секунды знал, сколько времени это займет у нее.

- Итак, Гвинна, - сказал он через мгновение. - Давай читать на расстоянии. Не дави слишком сильно. Просто откройся, как я тебя учил. Нежно... нежно! Не так жестко, любимая. Просто наблюдай за свечой и слушай часы. Это хорошо. Представь, что стена - это госпожа Джосилэн, и теперь... мы... читаем... ее....

Его голос затих. На самом деле в этом не было необходимости, потому что ее разум слился с его разумом задолго до того, как он перестал говорить. Они были в глубоком взаимопонимании, но ее внутренний стержень все еще был забаррикадирован. И все же он едва ли заметил сгусток света, который запрещал ему входить, потому что он привык к этому. Он просто поражался силе и ясности молодого ума, находившегося у него на попечении. Ее ментальное прикосновение было прохладным, кошачьим, чистым, как хрустальный ручей, и наполненным жизнью. У каждого разума было свое собственное уникальное присутствие, и у нее был вкус корицы и осенних листьев, подумал он. Оно обдувало его, как свежий морской бриз, и сила, заключенная в нем, почти ошеломила его.

<Сейчас, любимая,> сказал его мысленный голос, и он посмотрел через ее чувства на каменную стену, внимательно изучая ее в такт с ней. <Мы собираемся просмотреть сквозь это, точно так же, как читаем госпожу Джосилэн, но проще. У стен ведь нет щитов, не так ли? Просто позволь своему разуму пройти через это....>

Мастер-эмпат разделил ее восторг, когда она скользнула мимо стены, как будто ее твердый камень был дымом, а она - ветерком. Пустая библиотека внезапно оказалась вокруг них, и он разделил ее удовольствие, когда ее мысленный взор блуждал по безмолвным полкам. Она задрожала от радостного открытия, и он радовался вместе с ней.

Он двигался вместе с ней, предлагая лишь минимальное руководство, пока она пробовала свою новую способность. Она потянулась дальше, кружа над территорией, как ястреб, летящий по ветру. Мерцающие защитные экраны скрывали спальни, но Гвинну это не волновало. Все, чего она жаждала, - это свободы бродить, распространяться - испытывать свои пределы. Ее разум блуждал вдоль каменных стен, прикасаясь и пробуя на вкус траву, деревья, даже мох на камне и насекомых во мху.

Она содрогнулась в экстазе, когда мир затопил ее разум, и Трейн последовал за ней, пораженный ее силой. Потом он отругал себя. Если что-то еще и могло его удивить, так это не ее сила.

Он глубоко вздохнул и приготовился вызвать ее блуждающий разум для следующего шага. Но прежде чем он смог это сделать, он почувствовал внезапный прилив концентрации внутри ее внутренних щитов. Он ахнул от этого ощущения, и внезапная тревога пронзила его.

Что она делала? Она не была готова к такому результату!

Он боролся за ее внимание, но было слишком поздно. Ее поразительная широта таланта снова поставила его в тупик, и даже когда он приготовился рассеять ее растущую силу, он остановился. Собралось слишком много силы. Если он прервет его, это может срикошетить внутри нее. Это могло бы убить ее, если бы она вложила все это в свои щиты, и, не разрушив эти щиты, он не смог бы отвести это от нее. Все, что он мог сделать, это переждать это... и молиться.

Его мелькающие мысли заняли всего лишь крошечные доли секунды. Его решение было принято до того, как она высвободила собранную ею силу.

Она толкнула. Это было единственное подходящее для этого слово. Как будто ее разум превратился в пружину, скрученную настолько туго, насколько это было возможно, только для того, чтобы раскрутиться. Она хлестнула, увлекая его за собой, и у него возникло ощущение стремительного ветра и тьмы, когда их объединенные умы пронеслись по лицу ночи.

Они вырвались из защищенной Академии, барьеры "защиты от магов" были не более эффективны, чем солома против урагана. Еще до того, как барьеры были замечены, они прыгнули в ночь и понеслись на юг со скоростью, которая издевалась над ветром.

Трейн пошатнулся. Как она могла это делать? Что она делала? Размытая, окутанная тьмой земля развернулась внизу, и горы устремили на него жестокие пики. Он вздрогнул, когда их образ угрожал пронзить его разум, и они с Гвинной закричали низко над вершинами, устремляясь все дальше на юг, в то время как острые снежные дьяволы танцевали на вершинах, чтобы окутать их.

Нависали могучие стены, закрывая проход с крутыми склонами. Блеск защитных щитов хлестнул Трейна, как удар плети, но Гвинна пронеслась сквозь них, как метеор. Он содрогнулся от боли, но затем они миновали крепость, делая круг назад, и он ахнул, когда огромные черные крылья и белые, как кость, клыки мелькнули над ними. Дракон громоздился на фоне луны, из его пасти, как пар, валило дыхание, и Гвинна запаниковала. Радость исчезла, ликование было подавлено грубым ядом страха - страха за кого-то другого, Трейн знал это даже тогда - и резким взрывом ужаса.

Ее паника пробрала Трейна до костей, потому что ее прекрасный контроль исчез, когда он прорвался сквозь нее. Точность исчезла, равновесие исчезло, и на их месте был только долгий, ужасающий спуск к горным вершинам под ними. Гвинна парила, как орел; теперь ужас сломал ей крылья и сбросил с небес.

Трейн заглянул глубоко внутрь себя, постигая дисциплину, которая сделала его тем, кем он был. Острая боль пронзила его, когда он заставил себя двигаться, освобождаясь от хватки их взаимопонимания. Это было все равно, что противопоставить свою плоть железу, пот выступил на его щеках, когда боль разрывала его разум, и каждый инстинкт кричал ему вырваться из их взаимопонимания и спасти себя.

Но академии магов выбрали Трейна Элдарфро не только за силу его таланта. Они выбрали его за силу его сердца. Они выбрали мага, который сражался со всеми силами тьмы, который довел себя до грани исчезновения, который разделил жестокие пытки жертвы на алтаре Шарны, бросившись между этой агонией и вратами ада, чтобы сохранить душу молодой женщины, которую он никогда не встречал, от демона, пришедшего заявить на нее свои права. Они выбрали мужчину, не просто мага - человека, который умрет на месте, чтобы защитить блестящий, одаренный юный разум ребенка, которого он любил.

Это был тот человек - тот маг, - чьи мысли мелькали, когда он боролся со стремительным исчезновением Гвинны. Инстинкт самосохранения манил его из рушащихся руин ее разума, но он создал карман в своей половине их взаимопонимания и сосредоточил свое сознание на крошечном островке контроля. Он почувствовал дрожь, когда ее разум перевернулся, но отбросил панику в сторону, двигаясь с уверенностью мастера-мага, столкнувшегося с катастрофой. Он собрался на своем островке здравомыслия, пока разум Гвинны в первобытном ужасе разрушался вокруг него, и сделал самое трудное из всего... стал ждать.

Душа эмпата Трейна содрогнулась от боли, когда ее гибель достигла вершины. Он пронесся штормовым фронтом опустошения по их общему сознанию, ожидая мимолетного момента, когда он мог бы спасти их обоих.

Момент пришел.

Он закрепил свою личность в убежище, которое построил, и его мысль вырвалась наружу. Он был недостаточно силен, чтобы пробить ее идеально соединенные щиты, и он знал это. Они стояли, как крепость, неприступные и гордые. Но он также знал, что паника дестабилизирует ее контроль, и у него не было выбора, кроме как попытаться. Он ударил по ним зондом, как тараном... и почувствовал, как они поддались.

Он подавил прилив надежды и снова ударил их. Снова! Похожие на колокольчики тона конфликта звенели в их взаимопонимании. Снова!!

Ее щиты задрожали, и новый ужас пронзил ее, когда она почувствовала вторжение. Осколки ее паники терзали его, как летящие ножи, но он стиснул зубы и терпел. Он ударил еще раз... и ее щиты разлетелись вдребезги, как хрусталь.

Огромные образы захлестнули его, когда он погрузился в водоворот, игнорируя все остальное, чтобы устремиться к сверкающей жизни в ее центре. Его ментальная хватка безжалостно сомкнулась на ней, сокрушая ее отчаянное сопротивление, и Гвинна извивалась.

Сплющенная рука, острие которой было похоже на железо, врезалась в его ребра, и он ахнул от боли, когда одно из них сломалось. Тыльной стороной другой руки она ударила его под подбородок, но у него было достаточно предупреждения, чтобы отразить удар, который должен был сломать ему шею. Она изогнулась в его хватке, ее руки поднялись к его горлу, и он попытался блокировать их своими предплечьями, потому что не осмеливался отпустить ее плечи и прервать контакт. Но ее сила была невероятной, и он чувствовал, как неконтролируемое безумие захлестывает ее.

Она хотела убить его. В своем замешательстве она защитила бы свои секреты единственным доступным ей способом - уничтожив незваного гостя. Ее руки сжались вокруг его горла, и он отчаянно сосредоточил на ней свою волю, закрывая ее сенсорные каналы.

Гвинна совершенно оцепенела, ее мысленный голос превратился в крик ужаса, когда все зрение, все звуки - все восприятие - было отключено. Ее ужас перешел границы безумия, избивая его, но он, наконец, взял ее под контроль. Он оседлал ударную волну ее сопротивления, все крепче сжимая свою ментальную хватку.

У нее было время только на один последний выпад, и в него вонзилась ментальная игла, способная выжечь любой разум. Он закричал, когда это пронзило его, но отказался сдаваться, и атака прекратилась, когда он швырнул ее в бессознательное состояние.

Она рухнула, как марионетка, у которой обрезали веревочки, и Трейн рухнул на пол вместе с ней, слишком измученный, чтобы стоять. Он парил на своем маленьком острове, вися на грани вечного выгорания, и собирал последние фрагменты своей воли. Он слабо потянулся к Лентосу, ему показалось, что он почувствовал слабый отклик, а потом была только чернота.

Веки Трейна неохотно затрепетали.

Его голова была наковальней, звенящей от боли. Его глаза наполнились слезами от сильной пульсации, и он застонал, когда его рука безвольно поднялась к холодному компрессу, который прикрывал их. Он ахнул, когда чья-то рука скользнула под него, поднимая его, а другая рука удержала его компресс.

- Твои глаза еще слишком чувствительны для этого, - мягко сказал Лентос.

- Семкирк! - прошептал Трейн. - что случилось?

- Это ты мне скажи, - сухо сказал Лентос. - Я почувствовал твое сообщение - едва-едва - и добрался сюда, чтобы найти Гвинну в шоке, а тебя немного получше. Я думал, мы потеряли вас обоих, и мы почти потеряли.

- Гвинна! - Трейн напрягся. - Она?..

Он потянулся к ее мысленному присутствию и застонал, когда вновь взревела боль.

- Не пытайся пока использовать свой разум, идиот! - Лентос сел рядом с ним. - С Гвинной все в порядке, хотя думаю, что пройдет некоторое время, прежде чем она восстановит свою уверенность. Что-то подрезало ей спину - подрезало вас обоих, я бы сказал, - но она поправится. И, вероятно, будет сильнее для того, что бы это ни было.

- Слава богам, - слабо пробормотал Трейн. - Я думал, что убил ее.

- Ну, ты этого не сделал. Но тебе лучше рассказать мне, что ты сделал.

- Что ж, - Трейн слабо усмехнулся, - я наконец-то взломал ее щиты.

- Трейн! - Лентос напрягся. - После всего, что мы обсудили, ты действительно заставил?!

- Нет, нет! - Трейн прервал его испуганное восклицание. - Это была не конфронтация, Лентос - во всяком случае, не такого рода. Мы только начали дистанционное чтение, когда что-то произошло в ее сознании.

Он вздрогнул, вновь пережив этот момент и снова ощутив огромную силу, которая наполнила ее.

- Я не знаю, что это было. Ни один разум не должен быть способен генерировать столько энергии, и это тоже не было обычным чтением на расстоянии. Минуту назад мы были прямо здесь, а в следующую оказались Семкирк знает где, и она запаниковала. Что-то напугало ее до смерти, и она потеряла контроль. Она была на грани полного выгорания, и единственный способ остановить это - взять себя в руки. Так что...

- И это действительно напугало ее, - сказал Лентос, когда его голос затих.

- О, это произошло. Это произошло! Но ничто не могло напугать ее сильнее, чем она уже была. Когда я сказал "выгорание", я имел в виду именно это, Лентос. Мы чуть не потеряли ее. - Трейн прижал компресс одной рукой, а другой дотронулся до ребер. - Если бы у меня было время, я бы сам испугался до смерти.

- Но ты взял все под свой контроль? Полный контроль?

- У меня не было выбора. И ты был прав насчет ее реакции - она была так занята, пытаясь убить меня, что я не мог рисковать, просто выводя ее. Оставалось либо запереть ее, либо наблюдать, как она самоуничтожается... и забирает меня с собой.

- Ты... видел... что-нибудь? - нерешительно спросил Лентос.

- Не так много, и то, что я видел, принадлежит ей. В любом случае, все произошло слишком быстро, и она все еще ставила щиты, даже когда умирала. На самом деле, она использовала силу, необходимую ей, чтобы остаться в живых, для защиты того, что она скрывает.

- Я понимаю. Но ты можешь хотя бы сказать мне, что ее напугало?

- Да, но в этом нет особого смысла. Мы были над крепостью - кажется, у Ист-Уолл - и нашли дракона. Я не мог разглядеть цвет на фоне луны, и не знаю, как мы туда попали, но я думаю, что она точно знала, где она была, и, возможно, даже что дракон там делал. Это то, что напугало ее прежде всего.

- Горная крепость и дракон... - пробормотал Лентос.

- Да, имперская крепость. Я уловил вспышку от ее щитов. И это еще одна вещь - она прошла сквозь эти щиты, как будто их там даже не было.

- Что?!

- О, да. И вот еще один лакомый кусочек - это тоже была не мгновенная транслокация.

- Объясни, - сказал Лентос, явно все еще шокированный последним откровением.

- Я не уверен, что смогу. Чтение на расстоянии не является одним из моих основных талантов, и для меня это достаточно второстепенный навык, чтобы учить кого-то другого. Но что бы она ни делала, она не читала на расстоянии. Мы не перенеслись в ту крепость - мы прошли над всем, что было между этим местом и тем.

- Конечно? Как в полете?

- Больше похоже на сканирование с помощью ясновидения ближнего действия. Я думаю, если бы она захотела, и если бы она знала, что делает, она могла бы просканировать все, что мы проходили. Я думаю, что она наткнулась на совершенно новый талант, такой как дистанционное чтение, ровно настолько, чтобы это помогло ей освоиться. И ее диапазон! Мы были чертовски далеко, но при совершенной ясности. Если бы не этот дракон, мы все еще могли как бы протянуть руку! Я не мог остановить ее. Это было как... как борьба с вихрем! Все, что я мог сделать, это держаться и надеяться.

- Ты имеешь в виду, поймать ее, когда она упала, - тепло поправил Лентос. - Спасибо Семкирку, что ты смог! И, может быть, это и к лучшему, что так случилось. По крайней мере, она может наконец понять, почему мы предостерегаем ее от слишком резкой езды. Во всяком случае, она подошла достаточно близко, чтобы понять! Но вернемся к этому видению или что бы это ни было. Была ли крепость в долине?

- Нет, в проходе. Стены пересекают его прямо поперек.

- Может быть, это была крепость Саут-Кип?

- Саут-Кип? - Трейн нахмурился, затем медленно кивнул. - Ты знаешь, это могло быть. На самом деле я никогда не видел ее сверху, и мне тоже не удалось толком рассмотреть ее, когда мы пролетали мимо, так что я не могу быть уверен. Но если бы это было так... какой у нее диапазон!

- И дракон был прямо там, нападая на крепость?

- Нет. Я думаю, это было на дальней стороне, недалеко от границы, но прямо там, на перевале. Во всяком случае, если это действительно была Саут-Кип.

- Трейн, дракон никак не может быть там сам по себе.

- Базел и Венсит отправились на юг, - медленно произнес Трейн в ответ на мрачный тон Лентоса.

- Конечно! То место привлекло ее благодаря ее заботе о них, и там она нашла дракона. Мало того, это должно быть связано с их миссией. Клянусь Скипетром, должно быть, это оно! И есть только один способ, которым дракон мог оказаться там.

- Колдовство, - мрачно сказал Трейн. Он попытался подняться, но его равновесие было неустойчивым, и Лентос крепко прижал его к себе.

- Нет, Трейн. Ты выполнил свою часть работы. Оставь это мне.

- Но есть ли посланник Совета в Белхэйдане?

- В Белхэйдане всегда есть посыльный. Я немедленно пошлю сообщение, но им придется приземлиться за пределами щитов. И ты, конечно, понимаешь, что даже ходящий по ветру может не поймать их вовремя.

- Я знаю, но мы должны попытаться!

- Мы сделаем это, - сказал Лентос железным голосом. - И если мы опоздаем, кто-то за это заплатит!

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Крепость Саут-Кип

Кенходэн поудобнее устроился в седле и с благодарностью посмотрел на небо, которое больше не сыпало ему на голову снег, слякоть или даже дождь.

Это была приятная перемена, он надеялся, что она продлится день или два.

Снегопад стоил им четырех жалких дней без движения, и даже после этого погода была холодной, сырой, туманной и совершенно убогой. Температура днем держалась около нуля или чуть ниже (и значительно ниже ночью), а свинцовые тучи накануне не рассеивались до позднего вечера. Холод и туман угнетали его, но теперь резкий ветерок разогнал последний туман, и небо было глубокого, великолепного синего цвета, усеянное плывущими белыми облаками с высокими гребнями, а солнце грело ему плечи. Воздух все еще был свежим, и повсюду лежал тающий снег, но он почти мог снова поверить в весну.

Он откинулся назад, его глаза автоматически скользнули по склонам над ними, и он почувствовал новый прилив благоговения, который, как он сомневался, исчезнет в ближайшее время. Он думал, что они проникли в горы Ист-Уолл еще до снегопада; теперь он понял, что в то время они только касались их краев.

Крутые горы вздымались в небо, а снег, похожий на золу после пожара, все еще лежал на их склонах. Он увидел, как с самых высоких скал струйками сносит снег, и дорога пронеслась между величественными склонами, покрытыми темными соснами. Он наблюдал, как горы вырастают из-за вчерашнего тумана, но по-настоящему не оценил тяжесть земли и камня, пока погода не прояснилась. Теперь он это сделал, и в их массивности было что-то такое, что заставляло его быть благодарным за леса, окаймляющие долины, как будто их деревья давали ему место, где он мог спрятаться от хмурого неодобрения вершин. По мере того как горы поднимались все выше, деревья редели, а затем закончились, сменившись заснеженной травой и голым камнем, которые не интересовались делами простых смертных. Их задумчивая мрачность была прекрасна, но угнетала, построенная в масштабе, слишком большом для комфорта, и он был рад находиться так далеко под этими парящими вершинами, слушая, как бесчисленные ручейки шумят и дымятся от тающего снега, когда они мчались вниз по склонам гор. Воздух был чистым, а журчание воды ранним утром звучало как холодная хрустальная песня.

- Красиво, не правда ли? - голос Базела спугнул его.

- Да. Я и не подозревал, что они такие большие - или такие красивые.

- Да, но они тоже хотят быть чем-то большим, чем это. Они стояли до создания империи. С юга на север они протянулись на четыреста лиг, хотя на краю Дварвенхейма люди называют их Орданскими горами. Но в первые дни они были "Зубчатыми стенами Кормака", и это правильно. Они защищают всю восточную границу империи Топора.

- Они везде такие... грозные?

- Так оно и есть, и проходов мало. Не больше горстки таких, которые могли бы пригодиться для торговли или вторжения. О, есть больше мест, чем кто-либо когда-либо знал, поскольку контрабандисты могут проскользнуть через них, но Саут-Уолл, Тропа предателей, Крэгуолл, Перевал героев - это единственные настоящие дороги. В Орданах есть Северный перевал, но он ведет в королевство гномов, и только глупый, глупый человек сражается с гномами в горах. Не считая такой маленькой проблемы, как проскользнуть мимо сотойи и моего собственного народа.

Кенходэн кивнул, но его внимание было приковано к другому месту, когда дорога резко повернула, огибая склон горы. Северо-западная сторона дорожного полотна обрывалась отвесным обрывом, и у него перехватило дыхание, когда он посмотрел вниз сквозь тысячу футов хрустального воздуха в сердце скрытой речной долины. Тени скрывали его, но серебряная нить тянулась через заснеженный лес далеко внизу, сверкая, и он подтянулся и посмотрел вниз, его сердце болело.

- Ты видишь? - Базел помахал рукой при виде этого зрелища. - Горы Ист-Уолл достаточно красивы, чтобы у тебя защемило сердце, но не красота привела нас сюда. Эти горы стоят полумиллиона человек, когда король-император отправляется на войну. Я думаю, именно поэтому Кормак двинулся на восток и север от Мэн-Хоум, а не на юг.

- Это все было, - тихо сказал Венсит, останавливаясь рядом с ними. Его далеко не новое пончо было испачкано слякотью и неровной дорогой, а волосы и борода были растрепаны. Он мог бы быть изможденным возрастом крестьянином, смотрящим на источник, который он никогда не надеялся увидеть, но его глаза ярко горели под красным шаром солнца, а лицо было невероятно древним. От него исходила аура прожитых лет, мощная с возрастом и достаточной силой, чтобы сравниться даже с Ист-Уолл.

- Это все было, - повторил он так же тихо. - Даже тогда мы знали, что настанет день, когда карнэйдосцы принесут свою грязь и войну в Норфрессу, и когда этот день настанет, никакая крепость слабее этих гор не устоит против них.

- Когда это наступит? - голос Кенходэна был мягким, когда он осмелился высказать подозрения, возникшие в Синдоре. - Это скоро случится, Венсит?

Он почувствовал, когда задал вопрос, как Базел напрягся рядом с ним, и Венсит посмотрел на них обоих долгим неподвижным взглядом.

- Это так, - сказал волшебник странно официальным голосом, - но не сейчас. Перед бурей все еще есть пауза, но когда эта буря разразится, это будет не похоже ни на что, что может себе представить любой норфрессанец. Только те, кто видел это, могли понять, и из тех, кто видел, остаюсь только я. - Он медленно покачал головой. - Даже горы Ист-Уолл могут оказаться недостаточно прочными, чтобы выдержать этот шторм, - мягко сказал он и слегка, вежливо, коснулся Бирчалки каблуком. Скакун тряхнул головой, отвернулся от долины и снова уверенно потрусил вверх по крутому склону главной дороги.

Кенходэн, Базел и Уолшарно пристально смотрели ему вслед, когда Бирчалка рысью удалялся от них, вьючные лошади следовали за ним. Как наездник, он выглядел не очень хорошо, особенно в седле такого великолепного скакуна. Просто грязный старик с горящими глазами, осунувшимся и постаревшим лицом в косом утреннем свете, чьи слова лишили утреннего тепла.

Дорога становилась все круче, когда поднималась выше, и воздух казался разреженным, холодным в тени и промозглым даже при ярком солнце. Они прошли через глубокие выемки, их стены были покрыты следами от инструментов и блестящими сосульками, некоторые толщиной с тело Кенходэна, где ледяной ветер дул сквозь тени. Деревья закончились, и не было слышно ни звука, кроме их движения и ветра.

Они замедлили шаг. Даже королевско-имперские инженеры не смогли покорить Ист-Уолл, и их путь пролегал через извилистые повороты. Были предусмотрены места, где путешественники могли бы разбить лагерь у большой дороги, и они использовали их, когда это было необходимо, но их подгоняла срочность, и они изо всех сил продвигались вперед, когда у них был свет. В некоторых местах им приходилось спешиваться и вести своих лошадей вверх по обледенелым склонам, а скакуны следовали за ними и настороженно наблюдали за меньшими собратьями, и каждый спуск приводил к подъему в два раза круче. Дважды они слышали грохот отдаленных лавин, когда солнце ослабляло слежавшийся снег.

Они были в двенадцати днях пути от Синдора, когда перевалили через крутой склон, и восточный ветер, поднявшись по нему, хлестал их по лицам, развевал полы пончо и тихо ревел в ушах, как шум прибоя. День снова стал мрачным и тусклым, небо было похоже на полированный ветром шифер, и Кенходэн вздрогнул, когда холод пронзил его, и тот же ветер обжег его легкие.

- Надеюсь, что это было последнее восхождение за день, - устало сказал он Базелу.

- Так и есть, парень. Посмотри туда.

Базел указал вперед, и Кенходэн прикрыл глаза одной рукой, смаргивая слезы от ветра и мелкие холодные капли дождя. Дорога ныряла вниз, слегка изгибаясь, и ветер дул им прямо в зубы. В нескольких милях под ними на узком перевале сгустился полумрак, но он смог разглядеть несколько деталей сквозь проносящийся им навстречу мелкий дождь.

- Саут-Кип, - сказал Базел. - Думаю, что мы будем спать сегодня в тепле.

- Слава богам! - вздохнул Кенходэн и прищурился посильнее, пытаясь составить представление об этом месте. Туманный дождь мешал ему, и он пожал плечами. Любая крепость в таком мрачном месте могла быть только мрачной. Однако там должны быть, по крайней мере, очаги, и, надеюсь, где-нибудь найдется свободная койка.

- Нажмем, - сказал Венсит. - Это дальше, чем кажется, и я хотел бы быть там до закрытия ворот. Поверьте мне, мы не хотим сегодня ночевать за стенами, если это в наших силах.

Бирчалка и Уолшарно двинулись вперед значительно бодрее, за ними последовал Глэмхэндро, а кобыла Чернион и вьючные лошади, казалось, уловили настроение, когда поняли, что дорога для разнообразия идет под уклон. Кенходэн наблюдал, как приближается крепость, с любопытством рассматривая этот бастион империи в его мрачных и бесплодных окрестностях. Что за люди, подумал он, могли нести гарнизонную службу в таком месте?

Лишь постепенно он осознал, как сильно расстояние и туман одурачили его. То, что казалось расплывчатым пятном, медленно превратилось в стену; затем стена превратилась в утес, и его обычное любопытство превратилось во что-то очень похожее на недоверие. Перед ним лежала работа великанов.

Гранитные стены возвышались с синевато-величественным высокомерием, которое стыдило естественные утесы по обе стороны. Их было три, этих стен, и они были абсолютно вертикальными, выросшими из костей гор Ист-Уолл. Мышцы Кенходэна напряглись, когда они переместились в тень Саут-Кип, как муравьи, проглоченные тенью, когда стены взмыли над ним, казалось, навечно балансируя на грани потери равновесия и обрушения лавины, чтобы уничтожить его.

По краям внешней стены шел глубокий овраг, вырубленный глубоко и отвесно в твердой скале. Прорези лучников обрамляли башни ворот - ряд за рядом они окаймляли камень, чтобы обозначить уровни внутри. Горгульи с разинутыми ртами ухмылялись через равные промежутки времени с зубчатых стен, таких высоких, что они казались крошечными, и Кенходэн знал, что при необходимости каждая каменная глотка извергнет пламя. Воздействие на любого нападающего было бы ужасным, а полосы сажи, покрывающие их чешуйчатые каменные морды, говорили о частых испытаниях. Над всем на фоне каменного неба трепетали знамена с алым и золотым топором, развеваясь по меньшей мере на дюжине шестов.

Но его внимания требовало суровое совершенство самой стены. Она была гладкой, как лед, без малейшей линии, указывающей, где каменный блок встречается с каменным блоком, и его глаза расширились, когда он понял, что вся эта огромная стена была единым, бесшовным участком голой скалы, как будто природный гранит гор внезапно поднялся ввысь в замороженном каменном выступе. Редкие участки темного мха смягчали твердый, мощный гранит, но они ничего не отнимали от неприступной мощи крепости. Скорее, они подчеркивали стойкость так и не взятой крепости. Она вздымалась подобно первобытной силе, земля стонала под ее тяжестью, между утесами, превращенными в острые, как нож, вертикальные пропасти. Крылатые башни защищали плечи промежуточных стен, стоя на выступающих островах, отделенных от горных стен более отвесными пропастями. Аура власти витала над перевалом, хмуро взирая на ничтожных клещей, которые осмелились поднять такую каменную силу.

- Впечатлен?

Он повернул голову, чтобы встретить насмешливый взгляд Базела.

- Умеренно. - Он не был уверен, как ему удалось сохранить свой тон сухим.

- Да, и хорошо, что ты должен быть таким. Все проходы хорошо защищены, но Саут-Уолл находится ближе всего к Копейщикам, и даже Экс-Холлоу не настолько силен. Король-император не собирался рисковать, когда он приказал построить ее, и вместе империя и Дварвенхейм, - чего не было после присоединения к империи в те дни, - направили почти двести сартнейсков, работавших над ней в течение двенадцати лет. Вон та стена, - он дернул ушами в сторону промежуточной стены, - она не после постройки, парень. Она была выкована на месте, и она прочнее, чем скалы по обе стороны.

- Крепости на плечах защищают фланги, хотя Томанак знает, что только стадо бешеных горных козлов может карабкаться по скалам, чтобы добраться до них! Гарнизон приходит и уходит по туннелям внутри скал; другой дороги нет. У них также есть колодцы внутри, и Саут-Кип выдержит пятилетнюю осаду, если уж на то пошло, хотя я думаю, что маловероятна армия, которая могла бы атаковать оба конца перевала одновременно.

Базел покачал головой, словно поражаясь описанной им силе, затем Уолшарно перешел на галоп. Кенходэн последовал на Глэмхэндро, стараясь догнать Венсита и Чернион, которые вырвались вперед.

Через сухой ров были опущены два из трех разводных мостов крепости, и Кенходэн взглянул через край, когда копыта Глэмхэндро застучали по толстым бревнам центрального моста. Одного взгляда было достаточно. Ущелье было глубиной более пятидесяти футов, а его дно было утыкано мрачными железными шипами. На самом краю ущелья, в сорока футах над дном, был еще один ряд щелей лучника, и еще больше огненных струй тянулось вдоль стены ущелья прямо под ними.

Решетка была поднята - только боги знали, сколько тонн веса висело на массивных цепях, ее нижний край сиял широкими выступами, предназначенными для фиксации в укрепленных железом гнездах на проезжей части при опускании. Алебардщики стояли на страже перед ним, и Кенходэн увидел разноцветные вкрапления на высоких стенах, обозначающие лучников. И это была только задняя часть крепости - сторона, наименее подверженная нападению!

Начальник ворот вышел на дорогу, когда Венсит пересек подъемный мост, направляясь к нему. Он прикрыл глаза ладонью, и отделение его людей потрусило к нему, но он отмахнулся от них, узнав волшебника.

- Приветствую тебя, Венсит! - для ушей, которые больше недели страдали от ветров Ист-Уолл, его голос звучал неестественно ясно в спокойной подветренной части крепости.

- Приветствую, капитан...Толос, не так ли?

- Да, так оно и есть. - Офицеру было явно приятно, что его запомнили, и Венсит подъехал и посмотрел на него сверху вниз с седла.

- Я рад, что в Саут-Кип такая превосходная стража, - сказал он, - но разве это немного не необычно для путешественников, когда их окликают, как только завидят?

- Прошу прощения? - голос Толоса звучал более чем немного смущенно.

- Ну же, Толос! Охрана ворот обычно входит в обязанности лейтенанта, не так ли? И ваши люди явно на взводе. Если уж на то пошло, я склонен сомневаться, что ты так внимательно изучал наши лица, потому что сражен моей красотой!

- Я думаю, лучше объяснит граф Бостик, сэр, - неловко сказал Толос, и что-то в его тоне заставило волшебника напрячься.

- Понятно, - сказал он через мгновение. Затем он встряхнулся и ухмыльнулся почти озорно. - И проблема - в чем бы она ни заключалась - настолько серьезна, что вы чувствуете себя обязанным выделить проводника, чтобы присматривать за нами?

- Губернатор оторвал бы мне уши, если бы я предложил такое!

- В таком случае, капитан, мы скажем вам спасибо и отправимся своей дорогой.

Венсит вежливо кивнул, и Бирчалка прошел под решеткой с высоко поднятой и гордой головой.

Кенходэн прижался вплотную к волшебнику в туннеле врат. Копыта зазвенели в темных, хмурых глубинах прохода, и он почувствовал себя раздавленным гнетущей тяжестью камня. Стена занавеса была невероятно толстой; туннель врат прорезал темное отверстие в ее основании, и они вышли из него только для того, чтобы увидеть следующую стену, возвышающуюся над ними. Убойная площадка между стенами была темной и затененной, глубокая пропасть шириной в пятьдесят ярдов, а за второй стеной возвышалась третья. Новый ряд бастионных башен обрамлял подъездную дорогу, когда она проходила через каждую последующую стену, и каждая из этих стен имела свои собственные массивные ворота и подъемные решетки. Подъездная дорога была спроектирована так, чтобы оборонительный огонь велся на открытом месте, и мысль о бойне, которую лучники могли учинить любому нападающему, была отрезвляющей, но когда они оглядывались на туннель у ворот, на темной брусчатке мерцали рассеянные круги света. Они падали из отверстий высоко вверху, и когда Кенходэн прошел под одним из них и посмотрел вверх, он увидел облицованное металлом отверстие, которое доходило до зубчатых стен наверху. Он вздрогнул, узнав еще больше выходов для бэйнфайра. Любой, кто атаковал внешние врата, счел бы туннель смертельной ловушкой.

Коридор, казалось, тянулся бесконечно, и даже тусклый послеполуденный свет в восточном конце был ослепительным, когда он наконец вышел из него.

Он моргнул, проясняя зрение, и уставился на город, который прикрывали эти массивные укрепления. На дальней стороне восточные стены возвышались даже выше западных, и скрытое облаками солнце было ярким оловянным пятном над западными зубчатыми стенами позади него. Полоса тени от стен темнела перед ним, и его глаза расширились от удивления, когда они опустились на сам город. Здания были из того же гранита, что и стены, но это было единственное сходство. Это было так, как если бы у крепости было два лица: одно, вооруженное стальными клыками против врагов, другое, теплое и живое, чтобы приветствовать друзей.

Разноцветные шиферные крыши зданий и стены танцевали с подвижными фресками и барельефами, вибрирующими энергией. Даже похожий на скалу внутренний выступ третьей стены между башнями был покрыт замысловатой, хитроумной мозаикой. Саут-Кип была местом войны, и булава и меч Томанака доминировали во многих рисунках и мозаиках, но другие были мирными, почти причудливыми. Здесь девушка застенчиво взглянула на своего возлюбленного. Там целая деревня танцевала босиком в деревянных чанах первого отжима сезона. А на другой стене дети соревновались друг с другом в спорте и играх или носились по альпийским лугам с высоко летящими воздушными змеями.

Сцены поражали своим разнообразием, но все они плавно сливались воедино, словно созданные одной рукой, а разноцветные крыши завершали композицию, превращая внутреннюю часть мрачной крепости в оазис, прославляющий не смерть, а жизнь. Единое сооружение - цитадель и дворец в одном - доминировало в его центре, его отвесные стены и башни были чужды веселому калейдоскопу вокруг него, но каким-то образом не портили его, а высокий флагшток на вершине центральной башни нес топор короля-императора поверх скрещенных мечей и топора имперского губернатора.

Кенходэн моргнул, увидев это. На первый взгляд, было нелепо приравнивать командира крепости к вице-королю целой провинции, как это подразумевало знамя губернатора. И все же по мере того, как он обдумывал это, это становилось менее нелепым. Если крепость Саут-Кип была самым мощным военным бастионом империи, ее командир должен был быть одарен экстраординарными способностями, и для него было вполне разумно занимать ранг, соответствующий его ответственности.

Но по мере того, как они продвигались вглубь крепости, внимание Кенходэна переключилось с ранга ее командира на напряжение вокруг него. Все глаза были затуманены, и хотя некоторые приветствовали Венсита или Базела, все казались подавленными. Не со страхом - это было больше похоже на неуверенность, но все же это было глубоко, чем бы это ни было, и его кумулятивный эффект был заразительным. Даже Базел казался взволнованным, и Кенходэн наблюдал, как его глаза бегают из стороны в сторону, ища источник беспокойства. Он вспомнил разговор Венсита с капитаном Толосом, и маленькая бабочка нервозности начала биться крыльями внутри него.

По улице навстречу им с грохотом мчался отряд всадников, возглавляемый высоким, худым человеком в полукирасе, его шлем с открытым забралом открывал настороженные грязно-карие глаза и обвисшие усы. Увидев Венсита, он натянул поводья.

- Приветствую тебя, Венсит! - его голос был высоким и гнусавым, режущим слух. - И тебя, Базел! Из всех в империи вы двое, кого я бы попросил увидеть, будь у меня выбор.

- Приветствую, милорд. - Венсит поклонился с седла. - Что не так?

- Будь я проклят, если знаю! - Худощавый мужчина откашлялся и сплюнул в канаву, затем мрачно улыбнулся. - Я простой солдат. Все, чем я когда-либо хотел быть. Что бы это ни было, это выше моих сил. Приходи во дворец, мы обсудим это за ужином.

Кенходэн скрыл свое удивление. Это был губернатор Саут-Кип? Этот сутуловатый, резковатый, с отрывистым голосом, какой-то потрепанный мужчина?

- А, - пророкотал Базел. - Я не буду принимать пищу "не так", что бы еще ни случилось!

- Ты никогда этого не делал, - фыркнул губернатор. - Ну, тогда давай! Полагаю, Базел, повара могут что-нибудь для тебя найти.

- Будем надеяться, что это так, - парировал Базел, и губернатор снова фыркнул.

Эскорт графа Бостика окружил их и быстро зашагал по улицам, а Венсит и губернатор в центре круга вполголоса переговаривались. Они выглядели немного странно - несмотря на рост Бостика, Венситу пришлось низко наклониться в седле Бирчалки, чтобы услышать его, - но никто, казалось, не был расположен смеяться. Никто другой тоже не мог разобрать их слов, но Кенходэн услышал раздражающую, монотонную интонацию неразборчивого голоса Бостика и мысленно покачал головой.

Их скорый шаг быстро привел их ко дворцу губернатора. Его стенам не хватало прочности главной крепости, но сам по себе это был грозный замок. Несмотря на то, что были предприняты усилия, чтобы обеспечить приятное проживание, он явно мог долго противостоять нападающим. В отличие от главной крепости, он был окружен рвом, его стены отвесно поднимались из воды до нависающих зубчатых стен, и Кенходэн видел, как карпы шныряли в прозрачной воде, когда они с грохотом перебирались через подъемный мост.

Двор был вымощен плитами пастельных тонов, и конюхи бросились уводить лошадей. Глэмхэндро фыркнул, увидев чужую руку на своей уздечке, но успокоился при слове Кенходэна. Скакуны, однако, презрительно отмахнулись от конюхов и величественно зашагали в нужном направлении. Бостик посмотрел им вслед и лающе рассмеялся.

- Представь, Уолшарно собирается поставить конюшню на уши! - сказал он, криво улыбаясь Базелу. - А кто этот другой парень, если я могу спросить?

- Его зовут Бирчалка, милорд, - ответил Венсит. - Он согласился нести меня, но его сердце было тяжело ранено. Его брат-ветер был убит в Коруне.

Полуулыбка Бостика исчезла, а мутно-карие глаза стали мрачными.

- Пусть сама Крэйхана поплатится за это адом, - мрачно сказал он и оглянулся на Базела. - Знаешь, кто это сделал?

- Да, - так же мрачно ответил Базел. - Парень по имени Чернион, предполагающий, что маленький ублюдок, который запер Бирчалку в стойле, хотел сказать правду.

- Чернион! - прошипел губернатор. Ни он, ни Базел не заметили, как быстро блеснули глаза "Элриты". - А вот и сукин сын, чью голову я хотел бы видеть над Западными воротами!

- Этого ты делать не будешь, - уши Базела шевельнулись в безошибочном удовлетворении. - У нас вдвоем была краткая беседа в лесу Хев. Думаю, что у него их больше не будет.

- Это было таким образом? - Бостик посмотрел на градани с явным одобрением. - В таком случае, мне кажется, что ты уже совершил одно хорошее дело в этой поездке!

- Я хотел бы думать так, во всяком случае, - сказал Венсит. - И в то же время, я полагаю, что-то упоминалось о еде?

- Да, так оно и было! - широкий, похожий на лягушачий рот губернатора изогнулся в медленной улыбке, которая была первой по-настоящему приятной чертой, которую заметил в нем Кенходэн. - И, судя по выражению лица Базела, нам лучше заняться этим побыстрее!

Бостик усмехнулся собственному остроумию, и путешественники последовали за ним в его дом. Коридоры были широкими и теплыми, в многочисленных очагах горел уголь. Красочные гобелены покрывали стены, а узкие окна высоко под западным карнизом пропускали угасающий полдень. Их витражи превращали серый свет в беспорядочное разноцветье, несмотря на полумрак дня.

Они вошли в большую комнату с черно-белым полом с замысловатым рисунком. Столы занимали половину этого этажа, а карты покрывали стены, усеянные маленькими флажками, прикрепленными к булавкам. Клерки и офицеры целеустремленно суетились, и уважение Кенходэна к Бостику возросло. Это была явно хорошо отлаженная команда, которая поддерживала дела в рабочем состоянии с минимальным вмешательством губернатора, и Кенходэн признал силу личности, необходимую для того, чтобы возглавить такой штат... и быть готовым делегировать ему полномочия, как только он будет создан.

Простой деревянный стул стоял на низком возвышении, императорский топор, отделанный серебром, высотой в шесть футов висел на стене позади него. Пол непосредственно перед ним был свободен, и как только Бостик опустился в кресло, для его гостей волшебным образом появились дополнительные места. Затем последовали маленькие столики, а за ними дымящиеся тарелки с лучшей едой, которую Кенходэн пробовал со времен Белхэйдана. Седовласый мужчина взял шлем Бостика и потрепанный меч, а губернатор со вздохом облегчения снял доспехи и дублет и растянулся на спине в простой льняной рубашке, согнув левое колено над подлокотником кресла.

Кенходэн наблюдал за ним между глотками, и его прежнее впечатление неуклонно менялось. Голос Бостика едва ли был голосом лидера людей, а его узкое тело было длинным и неуклюжим. Его лицо было невзрачным, мягко говоря, с длинной челюстью и обвисшими усами, но в нем чувствовалась скрытая сила, а темные волосы, заплетенные сзади в косу воина, придавали ему больше силы. Его пальцы были длинными и сильными, мозолистыми от долгих часов, проведенных на рукояти меча, и хотя он небрежно развалился в кресле, его движения были быстрыми и целеустремленными, а диспепсическая манера плохо скрывала его быстрый ум.

- Давай, Венсит, - сквозь звон тарелок прорвался пронзительный голос. - Базела я, конечно, знаю, но познакомь меня с другими своими друзьями.

- Конечно, милорд. Это Элрита из пограничных стражей.

Чернион подняла глаза и почтительно кивнула. Граф он или нет, но губернатор получит от любого жителя границы только почтение равного. Пограничные стражи были личными агентами короля-императора, которым было поручено поддерживать порядок в районах, куда редко заходила даже королевско-имперская армия.

- Пограничный страж. - Тусклые глаза блеснули, когда Бостик кивнул в ответ.

- А это Кенходэн, наш товарищ из Белхэйдана.

- Добро пожаловать, - сказал губернатор, и Кенходэн поднялся, чтобы поклониться.

- Благодарю вас, милорд. Однако ваши повара уже оказали мне радушный прием!

Губернатор одобрительно усмехнулся и жестом пригласил его обратно на место. Он на мгновение улыбнулся, затем, быстро нахмурившись, перешел к другим вопросам.

- Что привело тебя в Саут-Кип, Венсит?

- Множество вопросов, граф Бостик, - официально сказал Венсит.

- И никого из нас это не касается, черт возьми, эй? - Бостик расхохотался в ответ на быстрое возражение Венсита. - Нет, нет! Черт бы меня побрал, чувак, у тебя есть имперский ордер на то, чтобы идти куда хочешь и делать то, что ты хотел бы. Не любопытствую. Но твоя поездка сопряжена с большим беспокойством, чем мне хотелось бы.

- Беспокойством о чем, милорд?

- Томанак! Хотел бы я знать!

- Давай, Бостик. Если бы у тебя не было какой-то идеи, ты бы не волновался.

- Достаточно верно. - Бостик снова расхохотался, хотя, казалось, в этом было мало юмора, и махнул рукой. - Оглянись вокруг. Сколько торговцев ты видишь?

- Никаких, - ответил Венсит. - Но ведь наверняка еще только начало года?

- Восточная дорога свободна. За весь месяц должен был быть караван неделю назад из Колвании.

- Тогда в чем, по-видимому, проблема?

- Позавчера вечером, - Бостик наклонился вперед, уперев локти в колени, и его голос стал мрачным, - прибыло то, что осталось от каравана.

- На него напали? - лицо Венсита было неподвижно, его горящие диким огнем глаза смотрели на Бостика.

- Так и было, - мрачно сказал губернатор. - Тридцать торговцев. Шестьдесят фургонов. Восемьдесят-девяносто погонщиков. Может быть, сотня охранников. Сюда добрались четверо торговцев и восемнадцать охранников. Больше никто не добрался до ворот.

Базел аккуратно отложил вилку в сторону и вытер губы салфеткой. Его уши мягко зашевелились, и он внимательно посмотрел на губернатора.

- Милорд, - сказал он, - никогда не рождался разбойник, который работал бы так близко к Саут-Кип, и ни один караван, настолько сильный, как этот, не был бы таким, на который кто-либо напал бы легко. И вы бы не разговаривали так с Венситом, если бы хотели узнать, что это было, не так ли?

- Нет. Там было темно, как в ямах Крэйханы. Ветер и дождь прямо на перевале. Никто точно не знает, что произошло. Выжившие - это те, кто бросился наутек при первых криках, и когда они это сделали, под ними были лучшие лошади. Все, что они знают, это то, что атака произошла из ниоткуда. Один клянется, что это было какое-то существо, но он Пурпурный лорд.

- Даже Пурпурный лорд может быть точен, милорд... когда дело касается его денег, - медленно произнес Венсит.

- Может быть. - Бостик откашлялся и аккуратно сплюнул в полированную плевательницу. - Но что съедает двести человек и вдвое больше лошадей, мулов и волов?

- Я могу вспомнить одно или два существа, которые могли бы нанести ущерб, - тихо сказал Венсит. - Но ни одному из них не место в Ист-Уолл.

- Я тоже так думал, - мрачно сказал Бостик. - С рассветом я отправил патруль на поиски выживших. Посмотрим, смогут ли они выяснить, что произошло.

- И их сообщения ничего не объяснили? - резко спросил Базел.

- Какие сообщения? - Бостик в отчаянии стукнул кулаком по подлокотнику кресла. - Он должен был вернуться самое позднее сегодня днем, но ни человека, ни лошади я не видел!

- И какой силы был патруль, милорд?

- После тех историй? - Бостик фыркнул. - Они пошли в силе. Три роты с секирами и два отряда конной пехоты.

- И ты вообще ничего от них не слышал? - Защитник Томанака или нет, Базел казался потрясенным, и вполне мог бы. "Патруль" Бостика насчитывал более пятисот человек.

- Ни слова, - резко сказал Бостик. - У них тоже были опытные офицеры. Я бы поклялся на мече, что хотя бы один гонец доберется до меня, даже если они наткнутся на целую проклятую армию Копейщиков!

- И я бы не стал возражать, - сказал Базел. - Но, похоже, мы оба ошиблись в своих предположениях, милорд.

- Верно. - Бостик мрачно нахмурился. - Вот почему я рад тебя видеть. Со многими вещами я могу справиться - от разбойников до кровавого вторжения! Но я знаю свои пределы. Все, что может сделать это, выше моих сил. У тебя есть какие-нибудь идеи?

- Большинство естественных возможностей можно отвергнуть сразу, - ответил Венсит. - И это, я очень боюсь, означает, что вы можете быть обязаны своими потерями нашему путешествию, милорд. На нас нападали несколько раз, и не всегда естественным путем.

- Колдовство?! - Бостик приподнялся, выплюнув это слово.

- Возможно. Если уж на то пошло, то, по правде говоря, очень вероятно,. - Венсит пожал плечами, выражение его лица было мрачным. - Есть некоторые - в том числе, скажем, некая аристократка из Энгтира, - Базел сердито фыркнул в знак одобрения, - которые использовали бы любые средства, чтобы остановить меня. Они с самого начала безрассудно использовали это искусство.

- Тогда это их ошибка, - проскрежетал Бостик. - Дороги империи открыты для всех, и в мои обязанности входит поддерживать их в таком состоянии. Я скажу вам это здесь и сейчас - если кто-то убил пятьсот человек короля-императора, я не успокоюсь, пока его голова не появится над Восточными воротами. Кем бы он - или она - ни был!

- С моим благословением, - сказал Венсит. - Но это все еще оставляет нам вопрос о том, как решить вашу нынешнюю проблему, прежде чем кто-либо еще будет убит.

- И у тебя есть ответ?

- Да. Или, по крайней мере, идея, с чего начать.

- Ну, выкладывай это! Не сиди и не жуй свою бороду, глядя на меня!

- Прошу прощения, милорд. Думаю, что у меня и моих спутников больше всего шансов узнать правду об этом деле.

- Одних?! - Бостик вскочил на ноги и упер кулаки в бедра. - Фурии Финдарка, чувак! Думаешь, я сумасшедший? Как ты думаешь, что сделает король-император, если тебя убьют из-за моих проблем? Скажу вам, что он сделает - и правильно сделает! Закинет по уши в снег в какой-нибудь дыре в Уиндфеле или Вондерланде, прежде чем я успею дважды пукнуть! И навсегда!

- Если мои враги имеют к этому какое-то отношение, - спокойно сказал Венсит, - то, очевидно, моя работа - разбираться с этим. Если уж на то пошло, как вы отметили несколько минут назад, у меня действительно есть ордер короля-императора и полномочия решать проблемы, в точности подобные этой. И я мог бы отметить, что, чем бы это ни было, оно, по-видимому, уже успешно атаковало два крупных отряда. У вас есть еще пятьсот человек, которых вы можете позволить себе потерять, милорд?

- Я скорее потеряю пять тысяч, чем тебя, - категорично заявил Бостик.

- Я польщен, но это ничего не даст, в то время как рискуя нами, вы можете достичь всего, что вам требуется. И мне действительно неприятно указывать на это, но когда у вас наготове белый волшебник и два защитника Томанака, отправка кого-либо еще, вероятно, покажется королю-императору... сомнительной тактикой.

- Ха! - фыркнул Бостик и откинулся на спинку стула, прищурив глаза. - Знаешь, меня не проведешь, - сказал он наконец.

- Милорд?

- О, забудь о невинном тоне! Не хочешь, чтобы я вмешивался в твои дела, вот в чем дело. Я полагаю, - его высокий голос был пропитан иронией, - мой патруль уже это сделал?

- Я бы, наверное, посоветовал не посылать их, - пробормотал Венсит.

- Самое плавное уклонение, которое я слышал за последние месяцы, - проворчал Бостик. Он испепеляюще посмотрел на волшебника. - Хорошо! Должно быть, я растерял то немногое, что оставила мне зима, но я соглашусь с тобой. Я больше никого не пошлю на перевал, пока не получу от вас весточку в течение сорока восьми часов. После этого я задействую все полевые силы, и ни ты, ни кто бы там ни был, меня не остановят. Ясно?

- В таком случае, - Венсит отодвинул свой стул, встал и поклонился, - нам лучше уйти на рассвете. А это значит, что сначала нам лучше хорошенько выспаться.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Смерть на перевале

Встревоженные лица выстроились вдоль улиц, когда Венсит и его спутники проезжали мимо них навстречу рассвету, ибо весть об их поездке просочилась через весь город. Крепость Саут-Кип была цитаделью, ее жители привыкли к мыслям о войне, но тайна в проходе была чем-то другим, чем-то гораздо более пугающим, что заставляло эти лица смотреть, как они уходят, и толпа была устрашающе тихой. Единственным звуком был восточный ветер, трепавший знамена, как кнуты.

Кенходэн попытался отвлечь свои мысли от того, что одолело пятьсот солдат, изучая укрепления. Туннель у Восточных ворот был в два раза длиннее, чем у западных, и разделен на легко защищаемые сегменты дополнительными решетками. Туннель тоже был шире; так и должно было быть, потому что это был единственный проем во внешней восточной стене. Остроугольные башни и бастионы, защищавшие ворота, вздымались высоко, а вырытое в карьере ущелье было шире и глубже, чем на западе. Ветер завывал в его глубинах, и Кенходэн вздрогнул, еще раз взглянув на мрачный лик крепости.

Они пересекли подъемный мост, и Венсит жестом подозвал их поближе. Их лошади прижались друг к другу плечами, словно ища утешения в табуне, скакуны были снаружи, и ветер трепал их пончо. С обеих сторон вздымались утесы, покрытые трещинами, и весь проход - гораздо более узкий с этой стороны крепости - резко обрывался вниз, на восток. Он извивался и петлял, удаляясь от Саут-Кип, его дно представляло собой мучение из расщелин, пересекаемых большой дорогой, и ныряло над внезапным, отвесным обрывом - как будто топор срубил склон горы на их пути - в трехстах ярдах впереди.

- Как только мы начнем спускаться, - сказал Венсит, главным образом ради Кенходэна, понял рыжеволосый мужчина, - дорога крутая - очень крутая - примерно на лигу. Затем она начинает выравниваться, и проход становится очень узким. Торговцы подверглись нападению у подножия склона - они остановились, чтобы дать отдых своим животным на ночь, прежде чем подняться на следующее утро. Я уверен, что патруль вышел за пределы места первого нападения, хотя никаких сообщений не поступало. В любом случае, нам нужно зайти хотя бы так далеко.

- Я заметил, что ты был... немного расплывчатым прошлой ночью, - сказал Кенходэн. - Если у тебя есть какие-нибудь более ясные идеи, которыми ты мог бы поделиться с нами теперь, когда мы одни, я бы действительно хотел знать, во что мы ввязываемся.

- Это может быть несколько вещей, - медленно сказал Венсит, - но для Вулфры должно быть невозможно контролировать что-либо, способное на это. В данных обстоятельствах я бы предпочел не гадать, пока мы не узнаем больше. Просто ожидай чего-то большого и мерзкого. В любом случае, никто в Саут-Уолл ничего не видел, так что я не думаю, что мы увидим, пока не скроемся из виду стен, во всяком случае. Так зачем беспокоиться? У тебя есть время узнать худшее.

- О, огромное тебе спасибо. - Кенходэн покорно покачал головой. - Но ты уверен, что за этим стоит Вулфра? - добавил он через мгновение.

- Кто еще? Вопрос только в том, как ей это удалось, так что с этого момента на мне чары, которые никто не сможет разрушить, даже с помощью ловушки. Нет смысла позволять ей направлять что-либо - или, по крайней мере, что-то еще - на нас, Кенходэн.

- Я могу согласиться с этим, - согласился Кенходэн, и Венсит взглянул на Базела.

- Вы с Уолшарно - здешние защитники Томанака, - сказал он, - и я подозреваю, что это, вероятно, в конечном итоге станет по меньшей мере таким же вопросом для Бога войны, как и для магии. Есть ли что-нибудь, что вы хотели бы добавить или предложить?

- Ничего, пока я не увижу больше. У меня есть свои подозрения, но я не хочу говорить раньше, чем это необходимо. Я думаю, что, возможно, будет лучше для меня и Элриты, если мы будем впереди.

Лицо Базела было мрачным, и, в отличие от его товарищей, на нем не было пончо. Зеленый плащ его ордена развевался на сильном ветру, золотая вышивка булавы и меча блестела в утреннем свете, он надел свой отполированный стальной шлем и добавил к своему обычному снаряжению длинное тяжелое копье из арсеналов Саут-Кип. Теперь он взглянул на уши Уолшарно, как будто молча ожидая, что тот скажет, и большой чалый фыркнул, что могло быть почти забавой.

- И Уолшарно после того, как предположил, что, поскольку никто из нас вообще ничего не знает, вообще, думает, что нам давно пора пойти и посмотреть.

- Тогда, полагаю, это включает все, что мы можем охватить на данный момент, - философски сказал Венсит, и Базел - и Уолшарно - щелкнули ушами в знак согласия.

- Да, так и есть. Пограничный страж?

Чернион кивнула ему в ответ, ветер трепал перо ее берета и раздувал волосы черным облаком. Ее щеки защипало от холода, когда она пустила свою кобылу медленной рысью, и Кенходэн и Венсит позволили ей и Базелу проехать несколько шагов вперед, прежде чем последовать за ними.

Кенходэн присвистнул сквозь зубы, когда добрался до острого разреза поперек прохода. Какой-то катаклизм расколол землю, как будто горный склон раскололся и погрузился в глубину. Необработанный гранит блестел, дорога уходила вниз, извиваясь взад и вперед штопорными террасами, и его желудок сжался, когда он посмотрел вниз, в пропасть глубиной почти в милю.

Архитекторы Саут-Кип не упустили из виду защитные возможности извилистого спуска с дороги. Когда он посмотрел вниз, то увидел щели в скалах над двумя самыми верхними изгибами дороги. Он взглянул на Венсита.

- Амбразуры для стрельбы, - подтвердил Венсит. - Немного и для бэйнфайра тоже. Единственный доступ к галереям - по туннелю из главной крепости.

- Неужели все это, - Кенходэн махнул рукой в сторону защитников, - действительно необходимо?

- Опыт - суровый учитель, - ответил Венсит. - Империя когда-то думала, что небольшие полевые силы смогут удержать перевал практически от любой мыслимой угрозы, учитывая местность. Однако это было до того, как Сорфан Первый бросил почти сто тысяч человек вверх по дороге во внезапной атаке и занял вершину склона. Королевско-имперские армии вернули его, но цена была высока, и король-император послал две тысячи инженеров-гномов, двести сартнейсков, пятьсот магов и четверть миллиона рабочих, чтобы убедиться, что это никогда не повторится.

Волшебник смотрел вниз еще несколько секунд, затем мягко тронул Бирчалку за плечо, и скакун начал спускаться по склону.

Кенходэн последовал за ним, его голова постоянно поворачивалась, когда он осматривал мрачные, грамотные укрепления. Каждый ярус извилистого спуска был вырублен в скале, его обломки каскадом падали вниз, образуя часть следующего нижнего участка дороги, и оружейные щели над ними ухмылялись, когда они рысью проходили мимо, подкованные железом копыта звенели на ветру. Карканье воронов печально разносилось в холодном воздухе, и Кенходэн откинулся назад, сопротивляясь силе тяжести, пытаясь представить, какого труда потребовало строительство дороги.

Дорожное полотно не проваливалось вниз; это была скорее длина спуска, чем его острота, которая напрягала умы и мышцы. Тут и там инженеры предусмотрели ровные места, где могли отдохнуть уставшие команды или измотанные вьючные животные, и каждая такая остановка была аккуратно прикрыта собственными огневыми щелями.

Не было особой необходимости останавливаться по пути вниз, но Базел и Чернион остановились, чтобы подождать их на последней остановке для отдыха. Градани спешился, и Уолшарно стоял рядом с ним, пока он ставил ногу на низкий парапет вдоль его внешнего края и рассматривал дно ущелья, все еще находящееся примерно в двухстах футах внизу.

- Что бы это ни было, что бы мы ни искали, оно кажется достаточно умным, чтобы держаться подальше от крепости, Венсит.

- Или же так было приказано, Базел.

- Или так. Но какова бы ни была его причина, у нас нет другого выбора, кроме как пойти и найти его. Не буду притворяться, что я вне себя от энтузиазма.

- Я не виню тебя. У тебя есть какие-нибудь дальнейшие соображения?

- Не дальше, а скорее больше того же самого. - Градани повернулся, чтобы посмотреть на волшебника, выражение его лица было мрачным, а уши наполовину прижаты. - Что бы это ни было, оно большое. Как и у тебя, у меня есть пара мыслей по этому поводу, и ни одна из них не относится к тем вещам, которые я хотел бы брать домой. Когда мы встретимся, Уолшарно и я думаем, что это, скорее всего, будет быстро и внезапно. Ты согласен?

- Пока что.

- Тогда я не собираюсь дальше распространяться о том, что кто-то - вроде меня - стремится забежать слишком далеко вперед. Проход извилист, как разум карнэйдосца, поэтому я думаю, что лучше всего нам оставаться на одних и тех же сторонах поворотов по ходу движения. И, Кенходэн, я думаю, тебе лучше держать стрелу на тетиве.

- Стрелу. - Кенходэн посмотрел на него с выражением человека, который сомневается в собственном слухе. - Это убивает двести торговцев, затем уничтожает патруль, и ты хочешь, чтобы я держал стрелу наготове?

- Да. Самое большое существо во всем мире все равно смертно. Если уж на то пошло, у меня есть небольшой опыт общения с вещами, которые, так сказать, не смертны, и я обнаружил следующее: если это может причинить тебе боль, то и ты можешь причинить ему боль. Я еще не встречал ничего, что нельзя было бы убить, если предположить, что кто-то попал в нужное место из правильного оружия. И, по правде говоря, думаю, что, возможно, это не такая уж плохая идея - бить по нему как можно издалека.

- Хорошо. - Кенходэн пожал плечами и спешился, чтобы натянуть лук, затем снова сел в седло. - Просто помни, что это длинный лук; я не могу использовать его верхом. Если мы встретим что-нибудь неприятное, тебе придется задержать это достаточно долго, чтобы я успел спешиться.

- Я займусь этим маленьким делом, - ответил Базел с усмешкой. - И если будешь помнить, чья это шкура, то будешь занят!

- О, я так и сделаю. Я так и сделаю!

- Тогда давайте приступим к делу, - сухо сказал Венсит.

Они с грохотом спустились на дно ущелья, и Кенходэн почти с тоской оглянулся назад, когда крутой спуск с большой дороги наконец-то закончился. Крепость Саут-Кип оглянулась на него со своего высокого, возвышающегося насеста, и он поймал себя на том, что жалеет, что то, что преследовало перевал, не попытало счастья в крепости. Он не сомневался, что случилось бы с любым нападавшим, достаточно глупым, чтобы сделать это.

Он отбросил эту мысль в сторону и последовал за Венситом, и Саут-Кип быстро исчезла позади них. Ширина ущелья в этом месте составляла всего от восьмидесяти до ста извилистых ярдов, что делало невозможным обзор более чем на несколько сотен ярдов в любом направлении, а Чернион и Базел находились на расстоянии пятидесяти ярдов друг от друга перед волшебником. Это позволило Базелу просматривать правую стену, в то время как Чернион просматривала левую, позволяя одному из них заглянуть за каждый изгиб, когда они подходили к нему.

Венсит ехал по центру дороги, сосредоточенно прищурив глаза, а Кенходэн следовал за ним, наблюдая за их тылом. Он чувствовал себя одновременно опустошенным и напряженным, и не слишком уверенным в том, что сможет остановить простым длинным луком то, что могло нанести такой ущерб. Если Венсит или Базел не укажут на какое-нибудь жизненно важное место, он подозревал, что его стрелы могут оказаться чуть менее эффективными, чем пятьсот отборных солдат.

Разум Чернион был переполнен догадками и тщательными размышлениями о ней самой, и не все они были сосредоточены исключительно на ее окружении. Она понятия не имела, что их ждет, но кое-что поняла. Это было быстро и мощно, иначе выживших было бы больше. Хуже того, оно не делало различий между целями.

Эта мысль застряла в ее мозгу, как осколок стекла. Она была так же уверена, как и Венсит, что за этим стоит Вулфра, и тот факт, что колдунья выбрала массовую резню в качестве средства нападения, многое сказал убийце. Нападение на торговцев не имело никакой цели - на самом деле было контрпродуктивным, потому что оно предупредило Венсита. Что означало, что Вулфра либо не могла, либо не хотела контролировать своего агента. А это, в свою очередь, означало, что она намеренно выбрала инструмент, который мог атаковать любого... включая братьев-псов.

Она выглянула из-за нового поворота и ничего не увидела. Она повернула голову, чтобы расслабить шею, посмотрела вверх и увидела орла далеко вверху. Он гордо плыл по ветру, не интересуясь никакими делами, кроме своих собственных, и она позволила себе на мгновение позавидовать ему. Затем она опустила глаза и нахмурилась.

Она знала, что Умаро обогнал их на большой дороге, потому что видела, как он это делал. Это означало, что он и его люди, должно быть, достигли Саут-Кип раньше нее, но его не было в замке, иначе он ответил бы на ее тайные сигналы. Итак, он пошел дальше по перевалу и, возможно, встретил того, кто охотился здесь, и медленная ярость разгорелась в ее сердце при этой мысли. Если бы Умаро и Эшван - особенно Эшван - подверглись нападению, не было бы вопроса о цене, которая требовалась от Вулфры.

Узкое, извилистое ущелье расширялось медленно, но неуклонно, и они с Базелом отдалились друг от друга, чтобы держаться поближе к его стенам. Рассвет превратился в середину утра, но высокие скалы по обе стороны покрывали большую часть узкого каменистого дна густой темной тенью. Это делало яркость там, где солнце могло достать до них, почти ослепительной, и ее не волновало, как трудно было пораженным солнцем глазам разглядеть детали в пятнах тени, прежде чем они действительно вошли в них.

Они завернули за очередной поворот, и Базел поднял руку, останавливая их. Чернион не могла видеть из-за поворота, но поза градани ясно давала понять, что он что-то видел, и все же его копье оставалось вертикально, его конец находился в скобе у стремени. Очевидно, что бы он ни заметил, он не считал это непосредственной угрозой, но она все равно ослабила свой меч и беспокойно огляделась. Она тоже оглянулась назад и вверх, но даже орел исчез.

Кенходэн не сразу остановился по сигналу Базела. Он продвинулся дальше вправо и спешился, наложил стрелу на тетиву и взобрался на валун, чтобы прикрыть градани. Однако, в отличие от Чернион, он мог видеть за поворотом со своего нового места, и его лицо было мрачным, когда Базел и Уолшарно осторожно продвигались по разбитому скоплению торговых фургонов, разбросанных рядом с дорогой и вдоль нее.

Уолшарно двигался осторожно, беспрерывно поводя ушами, а Базел легко сидел в седле. Его копье все еще стояло вертикально в упоре, но голова постоянно поворачивалась, и Уолшарно поднимал каждое копыто с изящной точностью, мгновенно готовый к бою или бегству. Однако ничего не происходило, пока, наконец, они не достигли внешнего кольца запутанных фургонов, и Базел не спрыгнул вниз.

Кенходэн напрягся, чтобы смотреть во всех направлениях одновременно, но его взгляд снова и снова возвращался к Базелу. Большой градани натянул перчатки и пробрался сквозь обломки. Даже на таком расстоянии Кенходэн почувствовал гнев в его медленных, обдуманных движениях, когда он наклонился и поднял что-то, чтобы внимательно изучить. Он снова выпрямился и постоял еще мгновение, глядя вверх, изучая узкую полоску неба над перевалом. Затем он бросил все, что подобрал, и снова сел в седло, а Уолшарно галопом поскакал обратно к остальным. Кенходэн остался на ногах на вершине своего валуна, держа лук наготове, а остальные сгрудились вокруг его насеста.

- Ну что, Базел? - тихо спросил Венсит.

- Нет, это совсем не "хорошо", совсем, - мрачно сказал Базел. Он протянул правую руку, и его толстая кожаная перчатка задымилась на холодном воздухе. Кенходэн принюхался, а затем закашлялся от едких паров.

- Итак, - тихо сказал Венсит.

- Да, это дракон, - сказал Базел все еще холодным голосом. - Черный дракон, из-за кислоты и того факта, что он достаточно глуп, чтобы жевать деревянную повозку. И во всем мире для черного дракона нет такого способа, чтобы он пришел сюда сам по себе.

Голова Чернион дернулась, когда она посмотрела вверх. Этот орел не был орлом... и он был намного выше, чем она думала.

- Это была Вулфра, - сказал Венсит. - Так и должно было быть. Но как? Даже если предположить, что у нее хватило смелости нарушить договор между драконьим племенем и Оттоваром, у нее не должно было быть власти сделать это в первую очередь. И это самое малое.

- Я бы подумал, что это было в значительной степени самое главное, - едко сказал Кенходэн, его глаза - как у Чернион - обшаривали небо, видимое над ними.

- Нет, - нетерпеливо сказал Венсит. - То, что она послала дракона сюда, означает, что она примерно знала, когда мы доберемся сюда. Караван подвергся нападению два дня назад, но Бостик говорит, что они видели предыдущий караван в Саут-Кип неделю назад, а это значит, что дракон добрался сюда самое большее семь или восемь дней назад. То есть, Вулфра знала, что мы были бы здесь к тому времени, если бы не снег. И это значит, что она нашла способ проникнуть сквозь мои чары.

- Значит, она слишком опасна, чтобы на нее нападать? - тихо спросила Чернион.

- Нет, - коротко ответил Венсит, - но нам придется быть более осмотрительными. Чтобы разрушить мои чары, не насторожив меня, она, должно быть, использовала ловушку где-то по пути - одна Чернион видела, как его глаза на мгновение остановились на ней - но я собираюсь позаботиться о том, чтобы ничто не могло пройти до конца этого путешествия. Если мы будем избегать ее внимания, она ничего не сможет сделать, пока мы с ней не окажемся лицом к лицу. Как только это произойдет, пограничный страж, - мрачно закончил он, - я не думаю, что она собирается больше посылать драконов куда-либо.

- Я понимаю. - Чернион отвела взгляд, ее разум был подобен льду и больше не испытывал никакой неуверенности. Очевидно, что за баронессой нужно присматривать.

- Ну и хорошо, - пророкотал Базел, - но в то же время, у нас здесь небольшая проблема, Венсит. Та, которая имеет сорок футов в длину и не очень-то нас любит.

- Верно, но у нас также нет никакого выбора, чтобы отказаться от этого. Очевидно, Вулфра просто разместила его здесь, чтобы атаковать все, что проходит мимо. Мы не можем позволить этому продолжаться, и даже если бы мы могли соблазнить его напасть на Саут-Кип - и я сомневаюсь, что ее заклинания контроля позволили бы это на мгновение - он мог бы нанести ужасный урон, прежде чем он умрет. Нет, мы должны выследить его.

- Я не спорю с этой идеей, - ответил Базел, дотрагиваясь до булавы и меча на своем плаще. - По правде говоря, думаю, что это наименьшая из наших забот. Нравится нам это или нет, но он будет охотиться за нами.

- Тогда ты должен быть счастлив, не так ли? Разве ты не тот парень, который однажды сказал мне, что ты не можешь убить что-то, если не можешь это найти?

- Что касается этого, то да. Хотя это не значит, что я всегда находил это тем, что ты мог бы назвать приятным опытом.

- Ну, если дикий волшебник и два защитника Томанака не могут справиться с этим, я немного в недоумении, кого еще мы могли бы послать, - язвительно заметил Венсит, и глубокий смешок прогрохотал где-то в могучей груди Базела.

- И как мы убьем его, если все-таки найдем? - спросил Кенходэн. - Имейте в виду, я уверен, что Элрита и я были бы счастливы подержать ваши куртки, пока вы будете заниматься этим втроем, но было бы неплохо, если бы у нас было какое-то небольшое представление о вашем плане сражения. Я предполагаю, что у вас, конечно, есть план сражения, который, как я понимаю, может быть немного чересчур оптимистичным с моей стороны.

- Это верно, - согласилась Чернион. - Ты можешь убить его с помощью колдовства, волшебник?

- Не вовремя. Драконы фактически являются олицетворением дикого волшебства, поэтому просто контролировать их достаточно сложно. Убийство их с помощью искусства требует подготовки, на которую у меня не было времени. Хорошая новость - такая, какая она есть, и то, что в ней есть, - заключается в том, что дикое волшебство или нет, они создания этого мира, а не что-то вроде демона или дьявола, которому могли бы противостоять только Базел и Уолшарно. И они смертны. Фокус в том, чтобы убить одного из них достаточно быстро. Известно, что даже смертельно раненые драконы продолжают сражаться гораздо дольше, чем могло бы выдержать почти все остальное.

- Подожди минутку. Ты имеешь в виду, что мы должны убить его? - Кенходэн махнул рукой в сторону разбитых фургонов. - Мы должны убить что-то, что может это сделать?

- Да, это мы должны, - сказал Базел, - и лучше радуйся, что он черный, потому что черные драконы охотятся за глупостями.

- И как именно это нам помогает?

- Базел прав, - сказал Венсит. - Черные драконы - это не более чем голодные существа с ногами и крыльями, так что этот парень, вероятно, будет намного менее хитрым, чем его более умные собратья. Конечно, я полагаю, что даже у этого есть своя оборотная сторона. Тот факт, что это глупо - и что его, очевидно, удерживает здесь заклинание принуждения - означает, что он вряд ли просто убежит от боя, даже если будет проигрывать.

- Замечательно. - Кенходэн закатил глаза. - У него хотя бы есть уязвимое место?

- Ну, что касается этого, то не так уж и много. - Базел мрачно улыбнулся. - Думаю, что мы с Уолшарно могли бы вонзить острие копья в его грудь, но это не точно, учитывая чешую дракона. Однако у него нет чешуи, которая защищала бы его глаза или глотку. Имейте в виду, у меня нет амбиций стремиться к его пасти - достаточно, чтобы я увидел ее, только проскользнув мимо! - Но черный дракон не настолько умен, чтобы беречь свои глаза. Если мы вдвоем хотим привлечь его внимание, я думаю, что вполне вероятно, что он повернет свою морду к твоему луку.

- Ты хочешь, чтобы я всадил стрелу ему в глаз? Насколько же велика эта чертова штука?!

- Что касается этого, то он будет целых девять или десять дюймов в поперечнике! - бодро сказал Базел. - Я уверен, что ты сможешь поразить такую большую цель, если потребуется.

- Ты слушаешь себя здесь, Базел? - потребовал Кенходэн. - Ты собираешься "привлечь его внимание", пока я буду стрелять... Что, если я промахнусь?

- Тогда, думаю, тебе лучше иметь под рукой другую стрелу, - просто сказал Базел.

<Я впечатлен вашей тактической предусмотрительностью,> сухо сказал Уолшарно, когда Базел снова забрался в седло, и они вдвоем обогнули обломки фургонов, чтобы снова спуститься с перевала. <Ты все это придумал сам, не так ли?>

- Если у тебя есть идея получше, лучше высказаться сейчас, - ответил Базел.

<О, нет! Я далек от того, чтобы совершенствоваться в чистой гениальности, когда я это слышу!>

- Конечно, и этим утром ты в прекрасном настроении.

<На самом деле,> сказал Уолшарно более трезво, <я не могу утверждать, что у меня есть какой-либо лучший план в данных обстоятельствах. Однако ты оказываешь большое давление на Кенходэна. "Может быть, после того, как получит острие копья в грудь", да уж. Если только это не действительно молодой дракон, ты знаешь, насколько мала реальная вероятность этого!>

- Нет никакого смысла, вообще никакого, докучать парню подробностями, с которыми он все равно ничего не может поделать. Однако, если уж на то пошло, я думаю, мы никогда не встречали никого, кто с меньшей вероятностью подвел бы нас в подобном случае. Имей в виду, я бы чувствовал себя лучше, если бы за его спиной было еще несколько десятков вондерландских лучников, но у нас слишком много других забот, чтобы беспокоиться о том, что могло бы быть.

<Ну, это, безусловно, достаточно верно! Хотя я ловлю себя на том, что жалею о своей защитной попоне. Я слишком красивый парень, чтобы ходить с голыми пятнами только потому, что какой-то глупый черный дракон плюнул в меня!>

- И после этого ты тоже решил поскромничать, - изумился Базел, и Уолшарно фыркнул от смеха.

<Ты прав в одном, Базел,> гораздо более глубокий голос прогрохотал в их сознании подобно землетрясению. <Ты никогда не встречал никого, кто с меньшей вероятностью подведет тебя, чем Кенходэн. Я не могу обещать, что в этом случае все сложится к лучшему, но обещаю вам, что если этого не произойдет, то не потому, что он подвел вас.>

<Можете ли вы сказать нам, ждет ли нас нечто большее, чем просто дракон?> - спросил Уолшарно.

<На данный момент это все, с чем вы сталкиваетесь, хотя я полагаю, что этого достаточно для продолжения,> сухо сказал Томанак Орфро.

- И, на мой взгляд, это тоже большое облегчение, - вежливо сказал Базел, и глубокий смех эхом прокатился по ним обоим.

<Я уверен, что это так,> сказал ему Томанак. <А теперь я перестану отвлекать вас двоих. Призови меня, когда придет время.>

Глубокий голос растворился в тишине, и два защитника уверенно двинулись навстречу утру, насторожив все чувства.

Они медленно двинулись дальше, потому что теперь Кенходэн шел пешком с Глэмхэндро за плечом. Он предпочел бы, чтобы жеребец остался с Венситом, но конь не желал расставаться с ним и семенил рядом с ним. Он ясно чувствовал опасность, и - столь же ясно - он предпочел бы, чтобы Кенходэн был у него на спине, где ему и место. Кенходэн тоже предпочел бы это, но он должен был быть в состоянии использовать свой лук. Поэтому он сосредоточился на ровном дыхании и пожелал, чтобы его ладони были менее влажными.

Чернион мрачно ехала вниз по своей стороне перевала, выражение ее лица застыло, когда она размышляла о печальной реальности, что ее единственной возможной ролью была приманка. Если Кровавая Рука не мог убить монстра, то она, конечно, не могла. И хотя она была умелым лучником, ей было далеко до Кенходэна, и в данных обстоятельствах она не могла надеяться на смертельный выстрел. Нет, все, что она могла сделать, это помочь привлечь внимание дракона, и каждая косточка убийцы в ее теле восстала при этой мысли. Она поймала себя на том, что надеется, что Венсит, по крайней мере, выживет... и что все, что она планировала для Вулфры, было медленным и затяжным.

Она внезапно остановилась, и Уолшарно подъехал к дальней стороне перевала, когда она спешилась на обочине дороги и посмотрела вниз на обломки, которые когда-то были людьми и лошадьми, разбросанные в глубокой впадине рядом с дорожным полотном. Лощину было бы очень трудно увидеть с дороги до того, как дракон пронесся по ней и разорвал в клочья чахлый кустарник, который когда-то скрывал ее, и даже сейчас она лежала в глубокой тени. Ее бока были покрыты инеем, солнечный жар еще не растопил его, а освещение было слабым, но она могла видеть детали слишком отчетливо.

Она глубоко вздохнула и соскользнула в лощину, ее сапоги хрустели в красной корке замерзшей крови. Ей была не чужда уродливая смерть, но это вызывало у нее отвращение, когда она стояла посреди кровавой бойни, глядя на нее сверху вниз. Затем она перевернула тело носком ботинка, и ее лицо напряглось - от гнева, а не от удивления, - когда мертвые глаза Умаро уставились на нее.

Она сделала еще один вдох и медленно выпрямилась. Это высокое, узкое тело с мечом в руке могло быть Эшваном, подумала она сквозь слой льда, окутавший ее мозг, но он был настолько обожжен кислотой, что она не могла быть уверена. Она придвинулась ближе, глядя вниз, пытаясь точно идентифицировать тело, и ее гнев превратился в холодную и жгучую ярость, когда она не смогла.

Сестра должна признать единственного сына своей матери.

Она отвела взгляд и попыталась хотя бы сосчитать тела, но их было слишком много. Она не могла сопоставить руки и ноги с туловищами, а их снаряжение было разбросано драконом. Она еще раз посмотрела вниз на тело, которое, как она думала, принадлежало Эшвану, затем отвернулась с сухими глазами.

Она поднялась обратно на дорожное полотно и обнаружила, что Базел и Уолшарно ждут ее.

- Там внизу нет выживших, Кровавая Рука, - сказала она тихим голосом. - Я не знаю, кто они были, но у них никогда не было шанса.

- Да, - мрачно сказал Базел, - и если нам повезет не больше, чем им, мы заплатим больше. Пойдем, пограничный страж.

Скакун развернулся, снова тронувшись с места, и Чернион снова села в седло. Ее темные глаза были холоднее и безжалостнее любого льда, когда она уезжала от этого места смерти, и она никогда не оглядывалась назад.

Холодный ветер трепал волосы Кенходэна, когда Базел склонился над обожженными кислотой телами дюжины братьев Топора. Градани мрачно выпрямился, в его руке было что-то черное, и солнечный свет вспыхнул, когда он протянул это.

- Чешуя дракона, - сказал он категорично.

Кенходэн взял его, поражаясь его легкости. Одна сторона была глянцевой, сияющей на солнце, но другая была тусклой и скользкой. Она была больше его ладони и толщиной в полдюйма, но при этом удивительно легкой.

- Они нанесли несколько ударов, - тихо сказал он.

- И ты видишь, что это было после того, как я привел их. Несколько кусочков окалины и... видишь здесь, где топор оставил отметину? - Базел дотронулся до тонкого шрама на полированной стороне. - Это осталось после того, как был нанесен мощный удар, и он причинил очень мало вреда. У дракона их три или четыре слоя, наложенных друг на друга, как кольчуга, и, судя по толщине, эта особь старше большинства. Не родился еще мастер топора, который смог бы пронзить эту чешую сталью.

- Тогда мне придется попасть в цель, - пробормотал Кенходэн, опуская чешую. Он поежился от холода и оглядел перевал, узкий и мрачный в этом месте.

- Почему они не доложили до того, как зашли так далеко? - удивился он.

- Я думаю так же, как и они. Судя по всему, на этих парней напали сзади, а не спереди. Если это случилось после того, как питомец Вулфры проследил за проходом, я думаю, что он сначала подошел к их гонцам, а затем выследил их на перевале. Вполне вероятно, что мы бы упустили то немногое, что может оставить голодный дракон.

- Я полагаю, что да, - согласился Кенходэн. - Но здесь едва ли один взвод. Где остальная часть патруля?

- Внизу, - мрачно сказал Базел. - Как бы то ни было, мы найдем их разбитыми, как эти парни, если только они не стремились к собственной удаче Норфрама.

- Тогда давай найдем их, - сказал Кенходэн, глядя на тела. Его нервозность исчезла, сменившись гневом, который пульсировал боевой яростью, которую он усвоил в лесу Хев, и он приветствовал это.

- Да, давай займемся этим маленьким делом, - пробормотал Базел и снова сел в седло.

Они прошли еще полмили и миновали еще с десяток тел, прежде чем черная ярость нанесла удар. Базела и Уолшарно почти не предупредили; они свернули за поворот, и черная молния просвистела у них в зубах.

Кенходэн был в сорока ярдах позади, но все же услышал свист воздуха над кожаными крыльями, когда монстр бросился на его друзей. Не сорок футов, как прикидывал Базел, а гораздо больше. Этот чешуйчатый ужас был по меньшей мере шестьдесят футов в длину, с вытянутыми передними лапами длиной с Уолшарно и когтями толще бедра Кенходэна.

Покрытый черным железом, с вонью кислотного яда, распространяющейся перед ним, как какая-то чума, он бросился на градани, так близко - так быстро - что Базел не успел пустить в ход свое копье. Одна из этих устрашающих передних лап обрушилась на двух защитников, задела копье сбоку, раздробив его в трех футах от хватки градани, и его голова тоже метнулась к ним.

Но дракон никогда не встречал скакуна сотойи. Уолшарно не запаниковал, не убежал и не застыл, как любая другая лошадь, с которой дракон сталкивался за свою долгую и голодную жизнь. Вместо этого скакун вильнул, уворачиваясь, как танцор, и Базел выронил сломанное копье и поднял правую руку.

- Ко мне! - проревел он, и его двуручный меч материализовался в его руке, окутанный внезапной вспышкой лазурного сияния. Уолшарно крутанулся на задних ногах, разворачиваясь обратно к дракону, и перевал содрогнулся, когда восемьдесят тонн голодной ярости обрушились вниз. Пыль брызнула от чешуйчатых лап, а когти царапнули камень.

- Томанак! - бычий голос Базела прорвался сквозь шипение дракона и шорох падающих камней. Уолшарно подскочил на своих распрямившихся ногах, и градани привстал в стременах, чтобы размахнуться двумя руками. Его мускулы напряглись, острая сталь ударила по огромной шее сбоку, как тесак, летящие кусочки расколотой чешуи заблестели на солнце, и звук был похож на удар молота по наковальне.

Дракон едва моргнул. Его левая передняя лапа мелькнула с ослепительной скоростью, рубя надоедливых мошек рядом с собой. Уолшарно едва успел увернуться, и меч Базела ударил в то же место со звуком топора по дереву.

Несмотря на его напряженную готовность, внезапная атака застала Кенходэна врасплох. Он поднял свой лук, но дракон уже отвернулся, и его яд вспыхнул черной волной, когда он попытался уничтожить Базела и скакуна.

Уолшарно вскрикнул, когда капля обожгла его круп, но он даже не вздрогнул. Вместо этого он встал на дыбы, и два окованных сталью передних копыта, окаймленные тем же голубым нимбом, что и меч Базела, врезались в лоб дракона, как булава самого Томанака.

Дракон взвизгнул, даже его туша пошатнулась от этого титанического удара, и Базел нанес удар в глаз. Но дракон уже отступал, и острие меча ударило прямо под огромным шаром. Еще больше кусочков чешуи блеснуло на солнце, разбившись вдребезги, чего не смогли сделать удары братьев Топора, но глаз был цел.

Кенходэн выдавил из себя проклятие. Базел и Уолшарно были вынуждены сдвинуться влево, отворачивая дракона от него. Он мельком заметил один сверкающий глаз, и его стрела попала в костяной глазной гребень и отлетела в сторону, жужжа при отскоке. Базел не осмелился отступить назад по проходу, но Кенходэн не смог продвинуться достаточно далеко влево от себя, чтобы сделать выстрел. Ему оставалось только выхватить из колчана еще одну стрелу и молиться о том, чтобы появился шанс.

Чернион дала ему такую возможность. Ее кобыла не была скакуном, но она была обучена сражаться и была готова. Убийца щелкнула каблуками, и кобыла рванулась вперед, прижав уши, в то время как убийца приподнялась в стременах. В отличие от Базела, она не сделала попытки замахнуться. Она поскакала навстречу удару, вытянув тело вперед над шеей своего коня, и кончик ее клинка стрелой метнулся прямо в глаз дракона.

На мгновение, затаив дыхание, показалось, что она нанесет удар в цель, но дракон увидел ее в последний момент. Он дернулся в сторону, и вместо этого ее меч врезался во внутреннюю поверхность его уха. Чешуя там была тоньше, и блеснула черная кровь, но огромное крыло уже замахивалось. Оно врезалось в кобылу, уронив ее на колени, и Чернион вылетела из седла. Она перекатилась, гибким движением поднявшись на ноги, чтобы встретиться лицом к лицу с драконом, ее клинок все еще был в руке, а в сердце не было надежды.

Дракон повернулся. Здесь была не такая шустрая добыча, и он должен заполучить ее. Голова откинулась назад, длинная шея изогнулась, и Кенходэн выстрелил снова.

Стрела попала в левый глаз монстра, и шар взорвался отвратительным потоком жидкости. Но зазубренное острие ударило в верхнюю часть глазницы, и толстая кость отклонила ее. Дракон встал на дыбы, полуослепший и кричащий от боли. Одна огромная лапа переломила торчащее древко, и боль раздула его ярость.

Кенходэн потянулся за третьей стрелой. Он бы проклял тот последний выстрел, но его разум был слишком холоден, слишком расчетлив и возбужден для таких эмоций. Он наложил стрелу на тетиву и стоял в ожидании, молясь о еще одном шансе.

Драконьи лапы загремели по камню, и он с шипением навалился на Чернион. Его челюсти открылись, раздвоенный язык мелькнул, когда он наклонил голову, чтобы зафиксировать убийцу оставшимся глазом. Но Чернион отчаянно кружила справа от него, оставаясь на слепой стороне. Это давало ей шаткий шанс на спасение, но с каждым шагом, который она делала, дракон удалялся все дальше от лука Кенходэна.

Базел и Уолшарно осознали как ее опасность, так и нужду Кенходэна, и скакун развернулся назад перед драконом. Меч Базела ударил его в плечо, пробив чешую с такой силой, что существо почувствовало это даже сквозь броню, и оно снова повернулось, быстро, как кошка, несмотря на свои размеры, нанося удар градани.

Уолшарно встал на дыбы и ударил снова, но на этот раз дракон поворачивался в сторону удара. Жеребец весил значительно больше полутора тонн, но даже эта масса была бессмысленной по сравнению с мускулами этой массивной шеи. Раскачивающаяся голова встретила удар копыт и швырнула скакуна в сторону, как детского пони, сбросив Базела с седла. Градани откатился назад, почти так же быстро, как Чернион, несмотря на его размеры и броню, и шипящая голова нависла над ними, открыв рот для удара.

Но поворот снова обнажил поврежденный левый глаз, и лук Кенходэна запел. Стрела вонзилась в сочащуюся глазницу, и дракон взвизгнул, когда брызнула кровь. Он встал на дыбы, на этот раз тяжело раненый, но стрела снова не задела крошечный мозг в его массивном черепе. Могучие крылья взмахнули, сбивая Чернион с ног, сбрасывая Базела снова на колени, и Кенходэн потянулся за четвертой стрелой, когда оставшийся глаз, наконец, уставился на источник боли.

Монстр забыл об остальных, собрался с силами и прыгнул на него.

Рыжеволосый мужчина наблюдал, как черная смерть метнулась к нему, и его лук следил за ней. Ему нужен был идеальный выстрел, а угол подхода не позволял этого сделать. Он стоял совершенно неподвижно. Если бы боги были добры, они могли бы дать ему единственный шанс.

Огромный зверь мчался к нему, склонив голову набок, угол доступа к его мозгу был закрыт. Рука Кенходэна дернулась, почти разжавшись, но что-то внутри него - что-то холодное и смертоносное - удержало его. Он найдет тот выстрел, который ему нужен, или вообще не выиграет.

Что-то вспыхнуло рядом с ним, и у него возникло смутное впечатление, что Венсит стоит в стременах Бирчалки, положив правую руку на плечо. Ослепительная ярость сверкнула и загорелась на ладони волшебника, а затем его рука метнулась вперед. Огненный шар описал дугу и ударил дракона по щеке.

Монстр завизжал от удара колдовского огня, и чешуя зашипела, вспыхнув, как смола. От шока и боли он пошатнулся, и его голова наклонилась вниз. На мгновение - одно мимолетное мгновение - поврежденный глаз был доступен.

В этот миг в сердце вечности Кенходэн выстрелил.

Стрела полетела к своей цели, пробив кость и мембрану. Колючая сталь врезалась глубоко, острие пронзило мозг дракона, его крик оглушил их, и Кенходэн понял, что его выстрел был верным. Но дракон не знал, что он мертв; он рвался вперед со смертоносной живучестью рептилии, и зияющие сталактиты его клыков цвета слоновой кости были последним, что он увидел.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Страхи отца

Кенходэн проснулся от боли. Он заставил себя открыть глаза, подавив стон, когда огонь обжег его левый бок, и Венсит посмотрел на него сверху вниз.

- Лежи спокойно. Тебе не так больно, как кажется, но это достаточно плохо, и я уверен, что ощущается еще хуже!

- Ч-что случилось? - даже когда он услышал свой собственный голос, задающий этот вопрос, в глубине души Кенходэн решил, что это был самый глупый вопрос, который он когда-либо слышал. Или вспомнил, что слышал, во всяком случае.

- Драконы умирают нелегко, - почти рассеянно ответил Венсит, разрывая тунику Кенходэна, и рыжеволосый мужчина взвизгнул, когда на него обрушилась новая волна боли.

- Полегче! - выдохнул он. - Это единственная кожа, которая у меня есть!

- И у тебя ее будет не так много, если мы не сделаем что-нибудь с кислотой, - едко сказал ему Венсит. - Базел просто немного занят в данный момент, так что сделай мне одолжение и веди себя прилично, - Кенходэн снова взвизгнул, когда ткань порвалась с новым приступом боли, - пока я, по крайней мере, не сниму это с тебя.

- Я не виноват, что твои прикосновения не совсем нежные. - Кенходэн тяжело дышал сквозь зубы. Он поднял голову и оглядел свое тело по всей длине.

Каменный пол перевала был холодным под его позвоночником, и ему не нравились сочащиеся, покрытые волдырями пятна, стекающие по его левому боку чуть ниже плеча почти до бедра. Ни одно из них не было очень большим - самое большое было не шире медного кормака, - но они излучали боль, несоразмерную их площади. Его явно зацепила только самая кромка брызг кислоты дракона, но то, что в него попало, было более чем достаточно плохо, чтобы продолжать, по его, по общему признанию, несколько предвзятому мнению.

- Это расстроит Гвинну, - сказал он, поднимая левую руку и не дотрагиваясь до ожогов. Они были грубыми и мертвенно-бледными на фоне бледного рисунка его давних шрамов. - Ей это не понравится. Наверное, подумает, что я был неосторожен.

Венсит выпрямился и посмотрел на него сверху вниз с испуганным выражением лица, и Кенходэн моргнул. "Какая странная вещь с его стороны", - подумал он. Но это не казалось странным... или не так ли? Он пытался думать об этом, но это было трудно. Его разум, казалось,... парил, а голубое небо, обрамлявшее голову волшебника, когда Венсит склонился над ним, имело странную мерцающую текстуру. Если уж на то пошло, здесь, в глубине перевала, становилось все темнее. Но нет, это тоже было не совсем правильно. Это не становилось тусклее, просто все отдалялось от него, отступая вдаль и каким-то образом вращаясь вокруг него, хотя он знал, что на самом деле это не двигалось. Конечно, это было не так. Он был единственным, кто двигался, когда камень под ним кружился и делал реверансы в странном, неуклонно ускоряющемся танце вертушки.

Он открыл рот, попытался спросить Венсита, что происходит, но ничего не вышло. Волшебник наклонился ближе, его губы шевелились, как будто он что-то говорил, но звуки были бессмысленными. Кенходэн не мог их разглядеть, а затем вращающийся мир обрушился на него водоворотом взрывающегося света.

Чернион неуверенно поднялась на ноги и огляделась в поисках своего меча. Он лежал в нескольких футах от нее, и каждый мускул болел, когда она, прихрамывая, подошла, чтобы поднять его. Могучий ветер от крыльев дракона не просто сбил ее с ног; он отнес ее по меньшей мере на десять футов, и она задалась вопросом, не сломала ли она ребро, когда отскочила от валуна, который остановил ее падение.

Она выпрямила спину и оглядела проход.

Дракон лежал огромной, изломанной тушей, одно крыло раскинулось поперек трети узкого ущелья, а другое смялось под ним. Ее кобыла стояла в сотне ярдов выше по перевалу, подняв правое переднее копыто и осторожно не отрывая его от земли. Она была удивлена, что лошадь не рванулась дальше, даже на трех ногах, но потом поняла, что Бирчалка своим копытом придавил повод кобылы.

Она выдавила улыбку при виде этого зрелища, затем встряхнулась. Венсит стоял на одном колене рядом с Кенходэном, но где был Базел?

Она обернулась, ища градани, но ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он, должно быть, находится на дальней стороне горного хребта мертвого дракона. Должно быть, это была единственная причина, по которой она не могла его видеть, но, конечно, он был достаточно высок, по крайней мере, его голова должна была быть видна отсюда теперь, когда она встала на ноги. Только...

Она поморщилась при этой мысли и начала обходить дракона, осторожно переступая через его хвост толщиной с древесный ствол, все еще держа меч в руке, затем остановилась, когда поняла, что нашла Базела... и почему она не видела его раньше.

Уолшарно был повержен, и один взгляд на большого чалого сказал Чернион, что он больше никогда не поднимется. Его правая передняя нога, очевидно, была раздроблена, кровь пропитала его бок, где сломанные ребра пробили шкуру и волосы, и пузырьки крови пенились из его ноздрей при каждом вдохе. Даже скакун не смог бы пережить такого рода повреждения, подсказывал ей уголок ее разума.

Но Базел опустился на колени рядом с огромным жеребцом, держа в правой руке свой двуручный меч. Его глаза были закрыты, лоб прижат к рукояти меча, левая рука лежала на вздымающемся боку Уолшарно, и, пока она смотрела, его окутало слабое голубое свечение.

Она моргнула, не уверенная, что действительно видит это, но свечение стало сильнее, ярче, и она поняла, что это было. Она никогда не видела, как это делается, но защитники Томанака были не только воинами, но и целителями. Она знала, что делает Базел, знала, что в этот момент каждая унция собранности, каждая частица осознания были сконцентрированы и сфокусированы, когда он обратился к Томанаку за силой, способной залечить даже эти ужасные раны.

Но на это потребуется время, подсказывал ей мозг. Даже защитник не мог просто щелкнуть пальцами и заставить подобные травмы исчезнуть. И пока он был сосредоточен, пока каждая частичка сознания была сведена к интенсивности его цели, он был уязвим. Беззащитен. Не подозревающий о какой-либо опасности и неспособный отреагировать, даже если бы он знал... А она стояла позади него с обнаженным клинком в руке.

Она оглянулась на остальных. Руки волшебника двигались быстро, срывая тлеющую ткань с Кенходэна. Очевидно, рыжеволосый мужчина на мгновение выбыл из строя, и плечи Венсита устало поникли, даже когда он срывал с Кенходэна забрызганную кислотой одежду. Инстинкт подсказывал ей, что какое бы колдовство Венсит ни использовал против дракона, оно ослабило его, по крайней мере временно. Он не был так рассеян, как Базел, но в данный момент его внимание было полностью сосредоточено на Кенходэне, и, осознав это, она увидела шанс.

Она знала свои собственные возможности, и ее разум воспроизвел всю последовательность событий. Быстрый удар мечом в незащищенную шею Базела, когда он склонился над Уолшарно. Быстрый поворот влево, пока градани бесшумно падает, быстрая, как у гадюки, вспышка метательного ножа, и неосторожный волшебник получил бы сталь между лопаток и рухнул на Кенходэна. Затем три скорых скачка, пока Бирчалка все еще осознавал, что произошло, и она была бы достаточно близко, чтобы подколоть сухожилие другому скакуну, сбить его с ног прежде, чем он успеет среагировать.

Она могла бы убить их всех, прежде чем кто-либо из них отреагирует. О, вполне возможно, что Бирчалка отреагирует достаточно быстро, чтобы спасти себя - даже убить ее вместо этого, - но его шансы были крайне невелики. Это было то, чем она занималась, ее профессия, и в глубине души она знала, что может победить их всех. То, что Базел спас ей жизнь, что Кенходэн убил дракона, значило для ее расчетов не больше, чем ее собственное нападение на него. У них было не больше выбора, чем у нее, а рыцарство не имело никакого значения на весах хладнокровного торговца смертью.

Ничто из этого не имело значения... но в этом и не было необходимости. Вулфра задолжала столько, что даже ее собственная смерть никогда не смогла бы выплатить полностью, и ее спутники были лучшим шансом Чернион получить его. Так что, на самом деле, даже не нужно было принимать решение.

Она вложила меч в ножны и подошла к Базелу, опустившись рядом с ним на одно колено, и положила свою собственную успокаивающую руку на шею Уолшарно сбоку.

Кенходэн медленно выплыл из подводных камней сна и обнаружил себя в мягкой постели под хрустящими простынями у открытого окна. Прохладный ветерок овевал его лицо, а солнце заливало чистым светом комнату с белыми стенами. Он открыл глаза и увидел Венсита, стоящего у кровати, рядом с ним Чернион и Базела в кресле с другой стороны.

- С возвращением, лежебока, - прогрохотал градани.

- Откуда?

Голос Кенходэна прозвучал хрипло для его собственного уха, и он раздраженно поморщился. Это было странно, подумал он. Он чувствовал себя так, словно его расплющили молотком, скатали в свиток, а затем развернули, чтобы высушить на солнце. Но в то же время он чувствовал себя странно спокойным - не столько отдохнувшим, сколько просто... восстановленным.

- У тебя была реакция, - ответил Венсит, отступая от кровати и устраиваясь в кресле, таком же, как у Базела. - Некоторые люди обнаруживают ее, некоторые нет, и единственный способ узнать, подвержен ли кто-то ей, к сожалению, на собственном опыте, поэтому никто не очень стремится проверить свою реакцию.

- Реакцию?

- Шок, - сказал Венсит. - Драконья кислота не только разъедающая, но и ядовитая. У некоторых людей на нее возникают незначительные реакции, в то время как другие действительно очень быстро умирают от шока. Так случилось, что ты один из тех, кто сильно реагирует. Я тоже, если тебе интересно.

- На самом деле, хотя я уверен, что это увлекательно, но не сейчас, спасибо. - Кенходэн коротко улыбнулся. - Заинтересован, я имею в виду.

- Я думаю так же, как и ты. - Глубокий, непривычно серьезный тон Базела привлек внимание Кенходэна к другой стороне кровати, и градани покачал головой, слегка прижав уши. - Если бы Венсит не распознал знаки и не сделал это быстро, мы бы не вернули тебя в Саут-Кип живым, парень, и это правда самих богов.

Брови Кенходэна поползли вверх, и Базел твердо кивнул.

- Я был отвлечен, и это не ошибка, когда Уолшарно свалился, - сказал он. - Я тоже видел, как ты падал, парень, но я понятия не имел, насколько сильно тебя ударили, и там был Уолшарно, у которого были сломаны две ноги и раздроблена половина ребер. - Лицо Кенходэна напряглось при виде списка ранений, но Базел поднял руку в быстром успокаивающем жесте. - Сейчас с ним все в порядке, - быстро сказал он, - и он уже поправился быстрее, чем ты. Но ты мог бы сказать, что я был немного... сосредоточен на исцелении его ран, пока Венсит присматривал за тобой. Только тогда ему пришло в голову, что ты впадаешь в шок, и если бы он не распознал это с удвоенной скоростью и не позвал меня, чтобы я тебя вылечил, ты бы не продержался еще и пяти минут, и это факт.

Кенходэн моргнул. Мысль о том, что он был так близок к смерти, была странно интеллектуальной, не совсем реальной, как будто это случилось с кем-то другим. И все же, как только он подумал об этом, хаотичное воспоминание о спиралевидной путанице света и головокружения промелькнуло в его сознании, а вместе с ним пришло внезапное, леденящее осознание того, что с ним действительно произошло.

- В таком случае, я глубоко благодарен - вам обоим. - Кенходэн протянул руку, чтобы сжать предплечья градани, затем оглянулся на Венсита. - И раз уж мы заговорили об этом, я тоже благодарен за этот огненный шар. Если бы ты не...

- Хватит! - Венсит свирепо нахмурился. - Все, что кто-либо делал с тех пор, как мы вернулись, - это поблагодарил всех остальных в поле зрения за спасение всех остальных! Ты тот, кто в конце концов убил эту тварь, и это то, что имеет значение.

- Да, - твердо согласился Базел, и Чернион тоже кивнула.

- Ну, тогда. - Кенходэн взмахнул рукой в неловком отмахивающемся жесте и поискал другую тему.

- Так как же мы вернулись сюда и почему я ничего не помню из поездки?

- Ну, для начала, Базел был прав насчет того, что дракон напал на патруль Бостика сзади, - сказал ему Венсит. - Они сильно пострадали, но у полковника Грантоса все еще было двести человек, которые укрылись в пещерах сразу за тем местом, где мы встретили эту тварь. Они услышали весь этот шум, и Грантос вывел отряд своей конной пехоты, чтобы предложить посильную помощь. Он прибыл туда примерно в то время, когда я заметил, что твое лицо посинело и ты не очень хорошо дышишь.

Кенходэн поморщился при последнем предложении, но волшебник криво улыбнулся выражению его лица и продолжил.

- К этому моменту Базел стабилизировал состояние Уолшарно и обратился к тебе, как только сам достаточно оправился от исцеляющего транса, чтобы уделять больше внимания окружающему миру. По правде говоря, думаю, что ему было труднее вернуть тебя, чем Уолшарно.

- Да. - Голос Базела был торжественным, но в его карих глазах мелькнули искорки. - Ты был ужасно упрямым и к тому же ленивым. Никакого интереса, ну, совсем никакого, к тому, чтобы просыпаться и заниматься своими обязанностями.

- На самом деле, - Венсит бросил на градани суровый взгляд, - даже защитник Томанака не может заставить просто исчезнуть по щелчку пальцев такой урон, Кенходэн. Он проделал замечательную работу по выведению яда обратно из твоего организма, но после этого ты проспал как убитый почти сутки. Мы просто рады, что ты все еще был рядом, чтобы в конце концов проснуться.

- Я тоже, - сказал Кенходэн. - Но как насчет другого нашего ущерба? Ты сказал, что у Уолшарно были сломаны две ноги. Он действительно?..

- Прекрасно, Кенходэн. С ним все в порядке, - перебил Венсит. - К счастью, у Базела был большой опыт в лечении боевых травм. Конечно, пока у Уолшарно не было шанса восстановить свои силы, некому было исцелить Базела.

- Ты тоже был ранен? - Кенходэн быстро оглянулся на градани, который пожал плечами.

- Ничего, кроме четырех или пяти ребер и вывихнутого плеча. - Градани пренебрежительно махнул рукой.

- Сущий пустяк для любого защитника Томанака, конечно, - сухо сказал Венсит. - Что касается меня, то у меня не было ничего, кроме небольшой усталости, хотя я полагаю, что пограничная стражница потеряла немного кожи.

- В месте, которое ни одна леди не станет обсуждать, - скромно подтвердила Чернион.

- Понятно. - Губы Кенходэна дрогнули, и он снова посмотрел на Базела. - Значит, Уолшарно смог исцелить и тебя тоже?

- Ну, что касается этого, нет, не совсем. - Базел покачал головой. - Он был совсем не в той форме, которая нужна для исцеления, совсем. Имей в виду, он и сам бы позаботился об этом достаточно быстро, как только снова, так сказать, встал на ноги, но в этом не было необходимости. Саут-Кип - имперская крепость, парень, а в штате Бостика - первоклассные целители.

- Но я...

Тихий стук прервал Кенходэна на полуслове. Мгновение спустя дверь открылась, и вошла стройная темноволосая женщина. На ней была голубая мантия с белой нашивкой, на которой были изображены золотой сноп зерна и скипетр, а ее серые глаза были очень спокойны. Они прошлись по комнате, на мгновение задержавшись на Базеле, затем остановились на Кенходэне.

- Вижу, наш пациент вернулся к нам. - Ее голос был ясным и мягким.

- Действительно, - сказал Венсит. - Кенходэн, это госпожа Шэйрис - очень талантливая целительница, которая склеила Базела, а затем помогла нам присматривать за тобой.

- О? - Кенходэн посмотрел на новоприбывшую и улыбнулся. - Спасибо вам за то, что собрали его обратно, - сказал он. - Он большой, шумный и думает, что у него есть чувство юмора, но он также друг, дама целительница.

- Госпожа Шэйрис, - мягко поправил Венсит, слегка подчеркнув титул. - Шэйрис - мастер Академии Экс-Холлоу, а также жрица Контифрио.

- Прошу прощения, госпожа Шэйрис. - Кенходэн покраснел от смущения.

- В этом нет необходимости, Кенходэн. - Ее серые глаза были откровенно любопытными, но странно ненавязчивыми. - Ты интересный случай, но Базел проделал всю тяжелую работу, прежде чем тебя вернули в Саут-Кип. Мне нужно было только немного подчистить по краям и заглушить последние следы яда. Я хочу еще раз понаблюдать за тобой, прежде чем отпущу тебя из-под моей опеки - вот почему я здесь, - но ты бы справился еще через день или около того и без меня.

- Да, она прекрасная целительница, парень. Да ведь она очень быстро поправила мне ребра и плечо. Теперь они вряд ли причинят мне боль, да и то только прохладным утром!

Базел громко рассмеялся, поднимаясь со стула, и он, Чернион и Венсит направились к двери, но госпожа Шэйрис положила изящную, тонкокостную руку ему на предплечье.

- Сядь обратно, Базел, - мягко сказала она.

- Я вряд ли думаю, что это необходимо, госпожа Шэйрис, - сказал он. - Я всего лишь подразнил парня по поводу моих ребер.

- Если госпожа Шэйрис говорит сидеть, садись! - едко сказал Венсит. - И не беспокойся о том, что она расскажет Лиане о твоей беспечности. Маги обособлены.

- Действительно, это так, - спокойно сказала Шэйрис, ее глаза на мгновение метнулись к Чернион. - Так что убирай свою древнюю тушу и дай мне осмотреть моего пациента.

- Немедленно! Пойдем, пограничный страж. Я бы сказал, что совершенно ясно, что в данный момент мы здесь не нужны.

- Согласна.

Чернион последовала за ним, сопротивляясь порыву испытующе посмотреть на Шэйрис, потому что она никогда не чувствовала себя легко рядом с магами. И все же, даже если Шэйрис узнала, кто она такая, Чернион ничего не могла с этим поделать, и поэтому она закрыла за собой дверь с безмолвным проклятием для всех волшебников и магинь в равной степени.

- Сейчас, - пробормотала Шэйрис, когда щелкнула дверная защелка, закрыла глаза и протянула одну руку ладонью вниз ко лбу Кенходэна. Мгновение он озадаченно смотрел на нее, затем удивленно дернулся, когда ее рука начала слабо светиться серебристым сиянием, и она медленно провела ею по всей длине его тела.

Ее глаза снова открылись, и ее рука замерла. Она посмотрела на него сверху вниз, и он покраснел, смущенный тем, что раскрыл свое удивление, но она только улыбнулась.

- Ты раньше не видел мага-целителя в действии? - мягко спросила она.

- Нет, - сказал он, затем стиснул зубы. - Или, во всяком случае, это не то, что я помню, - добавил он, отводя взгляд.

- Кенходэн, я помогала Базелу и Венситу ухаживать за тобой последние двадцать четыре часа, сознавая, что было сделано с твоей памятью. Это не твоих рук дело, и мой совет как целителя - будь терпелив к себе. Восстановление после подобных вещей требует времени. Твоя память может никогда не вернуться - или, по крайней мере, не полностью, - но это не умаляет тебя и не делает тебя менее тем, кто ты есть. Мой совет как твоего целителя - помнить об этом и дать себе время привыкнуть к этому.

- Я постараюсь, - сказал он ей. - Во всяком случае, при условии, что тот, кто ее взял, делает то же самое.

- Боюсь, с этим я не смогу тебе помочь. - Госпожа Шэйрис коротко улыбнулась. - Теперь позволь мне закончить это обследование.

Она закрыла глаза с выражением сосредоточенности, и ее рука снова начала светиться. Она медленно прошлась по всей длине его тела, ни разу не коснувшись его, и свечение на мгновение стало ярче, когда оно прошло над участками, где на него брызнул яд дракона. Он почувствовал... что-то, хотя и не мог дать названия тому, что это "что-то" могло быть. Это было похоже на нечто среднее между лаской и странной, глубокой вибрацией глубоко внутри мышц, сухожилий и костей. Это не было неприятно, и уж точно не причиняло боли, но все же это, возможно,.. тревожило. Ощущение, для которого у него не было ни ссылки, ни объяснения.

Что бы это ни было, Шэйрис потребовалось не более минуты или двух, чтобы завершить осмотр, а затем она снова открыла глаза и одарила его более широкой улыбкой.

- Очень хорошо, Кенходэн! - сказала она. - Целебные способности защитника сильно отличаются от способностей мага, и не все мы делаем одинаково. Я надеюсь, Базел не воспримет это неправильно, но его техника исцеления больше похожа на подход грубой силы. Это приводит все в порядок гораздо более... решительно, после чего иногда требуется некоторое время, чтобы все аккуратно встало на свои места. Это то, ради чего я наблюдала за тобой, и, похоже, дела идут очень хорошо. Понимаю, что ты все еще чувствуешь слабость и усталость, но это всего лишь затяжная реакция на токсичный яд. Обещаю, что теперь, когда у твоего тела было время полностью очиститься, это быстро пройдет. По моему мнению, к завтрашнему дню ты сможешь встать с постели и, вероятно, послезавтра отправиться в путь, куда бы ты ни направлялся.

- Это хорошая новость, - сказал Кенходэн. - Я знаю, ты, наверное, устала это слышать, но - еще раз - спасибо тебе.

- Честная целительница признает, что ей никогда не надоест это слышать. Это значит, что мы делаем свою работу должным образом, - сказала ему Шэйрис со смешком, но ее глаза скользнули вбок, к Базелу. В их прозрачных серых глубинах было что-то... задумчивое, и уши градани вопросительно дернулись, когда он заметил направление ее взгляда.

- Госпожа Шэйрис? - вежливо спросил он.

- Я попросила тебя остаться, Базел, потому что для тебя есть сообщение.

Глаза Кенходэна сузились, когда градани резко вскочил со стула. Лицо Базела побледнело, уши прижались, а щеки напряглись от безошибочного страха. Кенходэн понятия не имел, что могло так на него подействовать, но его собственные нервы напряглись в ответ.

- Не волнуйся, Базел! - быстро сказала Шэйрис. - С Гвинной все в порядке.

- Гвинна! - Базел глубоко вздохнул и закрыл глаза. Мгновение он стоял, как колонна из кованого железа, а затем его глаза медленно открылись, и он заставил себя расслабиться.

- Итак, это случилось, - прошептал он.

- Да, - сочувственно сказала Шэйрис. - Известие пришло сегодня утром. Ты знаешь, что крепость окружена барьерами, поэтому им пришлось послать ветроходца из Белхэйдана, и я боюсь, что он приземлился у черта на куличках. Умение ходить по ветру, - сухо добавила она, - не всегда является самым точным из талантов. В данном случае, похоже, что ветроходец был просто немного самоуверен, когда получал свои приказы. Он думал, что знает, куда направляется, но перепутал два места на Ист-Уолл, когда представил себе пункт назначения. К счастью, снег был не слишком глубоким. - Она закатила глаза. - Ему потребовалось всего пять дней, чтобы выйти и добраться до Саут-Кип.

- Но как они узнали, что нужно послать сообщение сюда? По нашим расчетам, мы уже давно должны были пройти Саут-Кип.

- Я не знаю, но, по крайней мере, новости дошли до тебя. Она пережила кризис - не без труда, я понимаю, - и мастер Лентос говорит, что она подает большие надежды. Очень здорово.

- Слава богам.

Базел откинулся на спинку стула, как будто внезапно обессилел, и закрыл лицо руками. Его огромные плечи затряслись, и Кенходэн внезапно понял, что его друг плачет - плачет большими, беззвучными, вздымающимися судорогами. Он непонимающе посмотрел на Шэйрис, но она только покачала головой, чтобы остановить любые вопросы, и положила руку на плечо градани.

Рыдания Базела наконец прекратились, и его рука поднялась, чтобы обхватить кисть маленькой, стройной женщины у себя на плече. Он нежно сжал ее и встряхнулся, как человек, пробуждающийся ото сна, и его лицо расслабилось.

- Моя благодарность, - тихо сказал он. - Я в большом долгу перед тобой за это слово.

- Я только хотела бы, чтобы это дошло до тебя раньше, - сочувственно сказала Шэйрис.

- Как... как давно это было?

- Уже почти три месяца. Я понимаю, - губы целительницы капризно скривились, - что она доводит до истерики Академию Белхэйдана.

- Да, это она может. - Базел ухмыльнулся с чем-то похожим на его обычный юмор, но затем в его голосе снова появились нотки беспокойства. - А ее мать?

- Прекрасно, Базел. Мастер Лентос видел ее перед тем, как послать весточку, и она попросила, чтобы он передал ее привет - и от Гейрфрессы тоже - и сказал тебе не беспокоиться.

- Ну, тогда! - Базел заговорил гораздо оживленнее, даже его уши расслабились. - Если Лиана говорит, что все хорошо, значит, все хорошо.

Он улыбнулся и откинулся назад, его взгляд медленно стал далеким, когда он погрузился в свои мысли, и Шэйрис снова улыбнулась ему. Затем она вежливо кивнула Кенходэну и бесшумно выскользнула из комнаты, в то время как рыжеволосый мужчина откинулся на подушки, в голове у него все крутилось, и он пытался переварить случившееся.

Вечер наполнил комнату Кенходэна тенью, а Базел все еще сидел с ним. Градани, казалось, не желал возвращаться к жизни, и Кенходэн был рад оставить его наедине с его молчанием. Действительно, он чувствовал себя польщенным тем, что Базел решил остаться с ним, пока он впитывал новости из дома. Но, наконец, когда часы на центральной башне дворца пробили час, Базел пошевелился. Кенходэн едва мог разглядеть его в полумраке, но он услышал, как стул заскрипел под весом градани.

- Базел? - тихо спросил он.

- Да? - голос Базела звучал странно, как будто он испытывал одновременно облегчение и печаль.

- Базел... Гвинна - маг?

- Да, полагаю, что она... сейчас маг. - Базел вздохнул, и его стул снова заскрипел. - После шока - не потому, что у нее талант мага, а с момента его проявления, как можно сказать. Венсит давным-давно предупреждал нас о том, что любой наш ребенок будет рожден магом. По правде говоря, именно поэтому мы хотели поселиться в Белхэйдане.

- Почему?

- Академия магов Белхэйдана претендует на звание лучшей в империи, и у нас есть основания желать лучшего. Мы думали о том, чтобы отправить ее в академию Заранты в Джашане, но сама Заранта посоветовала, что Белхэйдан был бы лучшим выбором. По правде говоря, я думал примерно так же и до этого, тем более после того, как мастер Трейн переехал в Белхэйдан. Никогда еще не рождался более прекрасный эмпат, чем Трейн Элдарфро, и мы знали, какой будет Гвинна, когда ей понадобится самое лучшее. Чем могущественнее маг, тем тяжелее кризис, когда на него обрушивается талант. Немногие выживают без посторонней помощи, если у них больше одного или двух талантов, и трудно судить, когда это может произойти. Особенно с родителями разных рас.

Его последние слова привлекли внимание Кенходэна, больше из-за тона, чем самих слов. В этом было что-то такое, что-то почти похожее на чувство вины. Это было первое беспокойство Базела по поводу его союза с Лианой, и даже сейчас он говорил медленно, тщательно облекая свои мысли в слова.

- Для нашей Гвинны это будет нелегко, - сказал он. - О, мы бы не упустили ее, но мы знали, что нарываемся на неприятности. Люди в империи стремятся быть более терпимыми, чем большинство, и если мы с Лианой любим друг друга, мало кто скажет нам "нет", но даже там есть такие, кто косо смотрит на градани. Думаю, кое-кто будет возражать, хотя ни у кого не хватит смелости сказать это в нашем присутствии. Это шутка самих богов, но, по правде говоря, в наши дни среди сотойи и моего собственного народа таких предрассудков меньше, чем где-либо еще. Но это в моих мыслях - да, и в моем сердце - как то, что в один прекрасный день Гвинна обнаружит этих фанатиков, и она будет нести дополнительное бремя магической силы, когда она это сделает.

- Я понимаю, - тихо сказал Кенходэн.

- Может быть и так, а может быть не так, - сказал Базел еще мягче. - Гвинна хочет быть больше, чем просто... полукровкой. Она - гибрид, не похожий ни на отца, ни на мать. Для начала она хочет быть умной, - Томанак, но она умна! - Он усмехнулся, но это не сняло его напряжения. - И она будет долгожительницей. Она переживет Лиану и меня обоих, а мы, градани, - раса долгожителей.

Кенходэн заметил, что он ничего не сказал о явном продлении жизни Лианы. Он задумался, стоит ли упоминать об этом, учитывая очевидные опасения Базела. Но следующая фраза градани выбросила этот вопрос у него из головы.

- Да, она проживет долгую жизнь... и все эти годы она будет одинока.

- Конечно, нет! - Кенходэн резко запротестовал. - Она прекрасный ребенок, Базел, и не у всех есть предубеждения. Наверняка она найдет кого-нибудь, кто полюбит ее!

- Найдет ли? - голос Базела был мрачен. - Интересно. Да, ты прав, потому что она прекрасный ребенок, и я нисколько не сомневаюсь, что она тоже покажет красоту своей матери, когда вырастет. Но кто женится на бесплодной полукровке?

- Что? - Кенходэн не был уверен, что правильно расслышал.

- Да, - печально сказал Базел. - Градани и люди - как и все человеческие расы, мы восходим к одному и тому же происхождению от общего предка. Но не все расы рожают "нормальных" детей, когда вступают в брак. Лиана и я знали это, и именно поэтому я знаю, что Гвинна не сможет рожать детей.

Базел сделал паузу и посмотрел вниз на свои руки, говоря со спокойной решимостью и трудом.

- Было время, Кенходэн, когда я понял, что был настолько глуп, что позволил себе влюбиться в кого-то вдвое моложе себя, кто хотел бы прожить - может быть, если боги будут благосклонны и удача улыбнется нам - вдвое дольше, чем женщина из моего народа. Никогда еще враг, с которым я сталкивался, не пугал меня так, как это, и я боролся с тем, чтобы не признаться в этом даже самому себе. Но Лиана - у нее на редкость сильное, бесстрашное сердце, и она была бы против, если бы какая-нибудь моя глупость разрушила то, чем мы должны были быть. Я сказал ей тогда, сказал ей прямо, как у людей и градани бывает очень мало детей, когда они поженятся, но это было то, что она уже знала, и она сказала мне так же просто, как и то, что она хотела именно меня. Если бы боги хотели подарить нам ребенка, сказала она мне, она бы любила этого ребенка всем своим сердцем, но она бы выбрала меня в мужья, даже зная, что ребенка никогда не может быть.

Он оторвал взгляд от своих рук и встретился с зелеными глазами Кенходэна.

- Так случилось, что боги дали нам больше лет, чем мы имели право ожидать, и затем, величайший дар из всех, Гвинну. У меня нет слов - Томанак, даже у Брандарка нет слов! - для радости, которую она подарила нам обоим. С того дня, как родилась эта малышка, она держит в своих руках мое сердце, и то же самое относится к ее матери. Но, несмотря на всю радость, которую она нам принесла, она проживет вдвое дольше, даже больше, чем живет мой народ. Моя семья и семья Лианы стремятся к пониманию, и у меня нет никаких сомнений в том, что они будут любить ее, что бы ни случилось. Но когда они состарятся, когда их дети - да, и их внуки - увидят, что она все еще молода и красива, будут ли они чувствовать то же самое? А как насчет людей, которые не являются семьей? Есть такие, кто негодует даже на Венсита, Кенходэн, несмотря на ту цену, которую он так долго платил за то, чтобы они были в безопасности в своих постелях по ночам. Как такие люди отреагируют на кого-то, кто, кажется, никогда не стареет и кто в придачу хочет быть наполовину градани?

Он печально улыбнулся.

- По правде говоря, именно эта мысль привела меня к покупке "Железного топора", чтобы показать Гвинне как можно больше мира, пока я еще молод. Лиана, у нее хватит смелости встретиться лицом к лицу с самим Фробусом и плюнуть ему в глаз. Она ни разу не дрогнула, ни разу не усомнилась. Но я? - Он покачал головой. - Я слишком хорошо знаю, как другие люди смотрят на мой собственный народ. Без сомнения, еще не родился отец, который не беспокоился бы о своей маленькой девочке и о том, как ей живется, когда его больше нет рядом, чтобы присматривать и опекать. Но Гвинна... Еще долго, очень долго она будет нести бремя "полукровки" в глазах некоторых, и слишком многие добавят к этому списку еще и "ублюдка".

Кенходэн не мог видеть его лица в темноте, но ему и не нужно было. Он услышал страдальческую любовь отца в голосе своего друга, и ему внезапно захотелось, чтобы все те, кто продолжал презирать градани, могли услышать это вместе с ним. Но они не могли, и поэтому он протянул руку и яростно схватил Базела за плечо.

- Базел, ты говоришь, Лиана сказала тебе, что хочет тебя, что она любила бы тебя - вышла бы за тебя замуж - даже зная, что у тебя не может быть детей, не просто маловероятно. Ты чувствовал к ней то же самое?

- Конечно, - просто сказал Базел. - В этой вселенной нет человека, более дорогого для меня, чем Лиана, если только это не сама Гвинна. Но для большинства людей дети - это наше бессмертие, Кенходэн.

- Человек, который завоюет руку Гвинны, будет действительно счастливым человеком, - твердо сказал Кенходэн. - Если у него есть хоть капля здравого смысла, он тоже это поймет. И твоя дочь никогда не попадется на хитрые слова, никогда не будет обманута несерьезными обещаниями, точно так же, как она признает поверхностность и глупость любого, кто ненавидит ее за то, что она есть, вместо того, чтобы ценить ее такой, какая она есть! Поверь мне, когда я говорю тебе это. Гвинна найдет кого-то - правильного человека - кто полюбит ее и будет достоин всей той любви, которую я уже видел в ней.

Базел улыбнулся в темноте и сжал предплечье Кенходэна. За все годы, прошедшие с рождения Гвинны, он делился своими страхами только с Лианой. Он даже не обсуждал их с Венситом - потому что Венсит всегда знал, а Базел никогда не сомневался в глубокой, сложной любви волшебника к Гвинне. Он никогда не боялся, что Венсит подведет ее.

Он не знал, почему доверился Кенходэну, и все же был рад, что доверился. Каким бы ни было прошлое Кенходэна, Базел знал, что может доверить ему свой самый драгоценный секрет. И его простая уверенность напомнила Базелу давнюю уверенность Лианы в тот день, когда он, запинаясь, признался, что решил купить "Железный топор", и почему. Она обняла его со слезами на глазах, поцеловала и сказала, чтобы он позволил будущему позаботиться о себе, пока они сосредоточатся на единственном времени, которое они могут контролировать: настоящем.

И он пытался. Боги знали, что он пытался! Он любил свою дочь изо всех сил, потому что, если они с Брандарком смогли преодолеть пропасть ненависти между людьми и градани - если его отец и отец Лианы смогли преодолеть эту пропасть для градани-Конокрадов и сотойи, чья ненависть горела сильнее всего на свете - почему это должно быть невозможно для его Гвинны, сокровища его сердца, чтобы найти мужчину - человека или градани - предназначенного для нее?

Это не было невозможно. Конечно, это было не так! Это было то, что он сказал себе тогда, но теперь он знал лучше. Ей не нужно было пересекать пропасть; она родилась на другой ее стороне. Некоторые могли бы ненавидеть ее за то, кем она была, но не те, кто знал ее - только не те, кто знал ее! Ибо Кенходэн был прав, она была прекрасным ребенком, красивым во всех смыслах этого слова, с сердцем открытым и теплым, как солнце. Совет Лианы, данный ему, принес свои плоды, потому что он любил свою дочь - любил ее со всей неукротимой силой своего сердца, - и эта любовь создала убежище, в котором она могла стать тем, кем ей было предназначено быть.

Глубина его любви к Лиане захлестнула его, как море. Она была намного мудрее его, с самого начала видела так далеко за пределами его внутренних страхов. Она любила его, несмотря на его жестокость, и не позволила ему спрятаться от его любви к ней. Она имела дело не со стереотипами, а с жесткой мудростью сердца, которое говорило ей, что за каждым злом стоит добро, за каждой жестокостью - доброта. Она знала, что Гвинна создаст свою собственную жизнь, справляясь с болью и печалью по мере их возникновения, и потому что она была такой, какая она есть, торжествующей. И для Базела Бахнаксона, защитника Томанака, вес мира зависел от этого одного момента.

Его дочь восторжествует.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Прощай, Саут-Кип

Ваза была бесценной, семейной реликвией, спасенной из обломков Контовара. Это было красивое изделие из тонкого, как бумага, фарфора, украшенное рисунком скачущих лошадей и характерной сливово-зеленой глазурью Чэйнирит, состав которой теперь был известен только в Сараманте. Если бы она была выставлена на продажу, коллекционеры из империй Топора или Копья яростно торговались бы друг с другом. Окончательная цена позволила бы не только накормить, разместить и одеть процветающую семью из пяти человек по крайней мере в течение десяти лет... и была бы намного меньше, чем она стоила на самом деле.

Вулфра из Торфо держала ее в руке, ощущая ее нежность, воздушную невесомость. А затем, с ужасной неторопливостью, она разбила ее на куски, раздавила осколки каблуком и принялась метаться по своей спальне, злобно ругаясь.

Последняя встреча с ее спонсором была не из приятных. Его холодный, жгучий гнев превратил его слова в острые ножи, и, хотя она не хотела этого признавать, расстояние между Контоваром и Норфрессой казалось слишком коротким перед лицом его ледяной ярости.

Но чего он ожидал? Прямой контроль над драконом потребовал бы мгновенной концентрации, и если бы ее контроль дрогнул на секунду, он бы повернулся и уничтожил ее. Поэтому она просто приказала существу убивать все, что движется в проходе Саут-Уолл. Откуда ей было знать, что поздний снег задержит Венсита? И была ли это ее вина, что он наложил блокирующее заклинание, которое не смог разрушить даже волшебник с кошачьими глазами?

Как он посмел гневаться на нее?! Это же не он теперь сталкивается с разрушением со всех сторон! Венсит, несомненно, обсуждал, кто отвечал за появление дракона, с этим никогда не бывавшим достаточно проклятым графом Бостиком, и империя Топора на протяжении всей своей истории жестоко разъясняла один пункт политики: любое эзотерическое нападение на империю приводило к возмездию... неважно, какой ценой или риском. И теперь она была замешана в таком убийстве сотен королевско-имперских солдат!

Она разбила еще одну вазу, парную с первой.

Проклятый Венсит! И чертов Бостик тоже! Если с ней не разберется волшебник, это сделает Бостик. Она слишком внимательно изучила этого человека, чтобы сомневаться в этом. Он занимал свой пост именно потому, что был полностью готов действовать по собственной инициативе, и у него было достаточно сил, чтобы пройти через королевство Энгтир, как раскаленная кочерга сквозь масло. Даже если бы Фэллона осмелилась защитить Вулфру (что теперь было, мягко говоря, маловероятно), армия, которую Вулфра помогла раздробить, никогда не смогла бы противостоять Бостику, если бы он решил идти прямо на Торфо. И это, конечно же, полностью не учитывало Совет Семкирка.

Она бросилась в кресло. Что ж, у нее были планы на этот день. Если она выживет - или избежит - гнева Венсита, она с одинаковым успехом сможет избежать короля-императора, графа и королеву. Была одна лазейка, которую никто из них не мог закрыть против нее, один союзник, которому было наплевать на их гнев, потому что он всегда был в состоянии войны с ними в любом случае.

Она тонко улыбнулась, задаваясь вопросом, что почувствует Харлич, когда она зайдет к нему среди Шит Кири?

Волшебник с кошачьими глазами не наблюдал за Вулфрой, и поэтому ему не удалось подслушать ее мысли. Не то чтобы он заботился о них, учитывая, как мало у нее было шансов выжить. На самом деле, ее глупость - и его, он был вынужден признать - значительно уменьшила ее шансы.

Он совершил огромную ошибку, решившись на поступок, который дорого ему обошелся. Это казалось настолько идеальным, что он не остановился, чтобы осознать истинную глубину своей авантюры или то, что он мог выиграть, только если дракон преуспеет. Но дракон потерпел неудачу, и эта неудача стоила ему бесценного преимущества. После всей его заботы о том, чтобы Венсит не догадался, что за ним наблюдает кто-то другой, кроме Вулфры, он заставил дикого волшебника прийти к другому, совершенно ошибочному выводу, который - по крайней мере, в краткосрочной перспективе - был ничуть не лучше.

Он откинулся на спинку стула, внешне спокойный, в то время как внутри него бушевал ураган гнева. Будь проклят старый волшебник! И будь он еще раз проклят! Венсит знал, что Вулфра может найти его через Черниона, но ему было все равно... пока волшебник с кошачьими глазами не "доказал", что Вулфра стала достаточно могущественной, чтобы управлять драконами! И поскольку Венсит, по своим собственным причинам, еще не решил избавиться от Черниона, он предпринял совершенно логичный шаг и установил блокирующее заклинание, чтобы разорвать связь Вулфры. Что, конечно же, просто случайно заблокировало и карнэйдосцев.

Он глубоко вздохнул и попытался обрести состояние медитативного спокойствия. Очень хорошо. Признать, что он совершил свою первую по-настоящему серьезную ошибку. Что он потерял и насколько серьезен был реальный ущерб?

Он больше не мог наблюдать за распорядком дня Венсита или выслеживать его, что означало, что дикий волшебник теперь невосприимчив к атакам на расстоянии. Но было ли это действительно так ужасно? Вся цель дракона, всего гамбита с мечом, состояла в том, чтобы испытать Венсита. До сих пор так не получалось, но рано или поздно Венсит должен был столкнуться с охранными заклинаниями Вулфры, и когда это произойдет, волшебник с кошачьими глазами сможет увидеть его через кристалл Вулфры, несмотря на его блокирующие заклинания. Так что, каким бы разочаровывающим и приводящим в бешенство это ни было в краткосрочной перспективе, потеря вряд ли была катастрофической в долгосрочном масштабе. Или, по крайней мере, пока нет.

Игра по-прежнему за ним, решил он, но он должен быть осторожен. Возможно, ему следует рассматривать эту неудачу как опыт обучения, который сделает его более осторожным и более эффективным в будущем. Он думал об этом несколько секунд, затем тяжело вздохнул, почувствовав, как к нему медленно возвращается уверенность.

Все было бы в порядке. Он потерял одну карту, но у него все еще были все козыри.

Госпожа Джосилэн подняла глаза, когда дверь ее кабинета бесшумно открылась. Маги не стучались в двери Академии; в этом не было необходимости, когда вперед себя можно было посылать мысль, и студентов поощряли делать именно это по мере того, как они овладевали своими талантами. И все же преподаватель физической подготовки была вновь поражена абсолютной тишиной, с которой двигалась Гвинна. Грация ребенка была почти нечеловеческой, подумала она, затем отругала себя. В каком-то смысле Гвинна была именно такой, но это был не тот смысл, в котором маги применяли это слово.

- Добрый день, Гвинна. Что я могу для тебя сделать сегодня?

- Мне нужен ваш совет, госпожа Джосилэн, - сказала Гвинна. Тембр ее голоса уколол Джосилэн, но он был таким же, как всегда... не так ли?

- О чем, сестренка?

- О... моем новом таланте, - неуверенно сказала Гвинна, и Джосилэн внимательно прислушалась к ее голосу. Девушка замечательно оправилась от своего почти фатального тренировочного кризиса. На взгляд или даже при случайном мысленном прикосновении она была точно такой же, как и раньше, и все же была разница. Она была такой же жизнерадостной, как всегда, и (Джосилэн внутренне улыбнулась при этой мысли) почти так же легкомысленна со своими инструкторами. Но, несмотря на все это, произошла перемена, которая была такой же глубокой, как и сам тон ее голоса.

Затем Джосилэн нахмурилась. Нет, дело было не в ее тоне, а в самом голосе. Все такой же чистый и серебристый, как колокольчик, но в то же время как-то неуловимо глубже....

Она внезапно выпрямилась, устремив взгляд на Гвинну, и ее губы сжались.

- Тебе не нужно говорить мне, какой талант, - сухо сказала она, и девушка покраснела. - Гвинна, Гвинна! - Джосилэн вздохнула и махнула на стул. - Почему ты делаешь все это? Разве все, что я сказала, ничего для тебя не значило?

- Конечно, значило, госпожа Джосилэн.

Гвинна села в указанное кресле, сдвинув ноги вместе, руки чопорно сложены на коленях, подвижные уши насторожены, ее поза сосредоточенного уважения лишь слегка омрачалась огоньком в ее голубых глазах. Джосилэн укоризненно покачала головой, но в душе обрадовалась, увидев этот дьявольский отблеск. Было бы трагедией, если бы ее кризис погасил в Гвинне искру восторга.

Она выглядела абсурдно юной с волосами, зачесанными назад и заплетенными в косу, но Джосилэн было не обмануть. Не сейчас.

- Неужели это правда? Потому что, если это так, если ты действительно слушала меня, то что, по-твоему, ты делаешь, сестренка?

- То, что я должна, - сказала Гвинна. Искорка исчезла, и она стала непривычно серьезной. - Я должна подготовиться так быстро, как только смогу.

- Но это! - Джосилэн всплеснула руками. - Никто не просит тебя тратить время на обычные обязанности подмастерья. Мы знаем, что у тебя нет времени работать ретранслятором сообщений или лечить фермерский скот. Это задачи, которыми мы все можем гордиться, точно так же, как изготовлением стекла или исцелением больных, и ужасно жаль, что ты не можешь их выполнять. Но даже когда это сказано и сделано, тебе нужно время, чтобы развить свои силы. Не торопи себя так!

- Госпожа Джосилэн, - осторожно сказала Гвинна, - то, что вы говорите, правда, но такова и кода. Когда талант может быть использован, приходит время его использовать.

- Кода никогда не была написана для такого не по годам развитого студента, как ты, и ты хорошо это знаешь! И не утруждай себя улыбкой в рукав, моя девочка! - Гвинна поспешно приняла послушно-невозмутимое выражение лица, и Джосилэн фыркнула. - Так-то лучше. Возможно, ты сможешь обвести Трейна вокруг пальца, но со мной тебе будет немного сложнее, чем с ним.

- Да, госпожа Джосилэн, - кротко сказала Гвинна. Очень кротко.

- Гвинна!..

Джосилэн сверкнула глазами, а затем беспомощно покачала головой. Она не смогла сдержать ответную улыбку, но беспокойство прогнало ее так же быстро, как и появилось.

- Послушай меня, Гвинна. Достаточно хорошо шутить с большинством вещей, но не с этой. То, что ты делаешь, опасно, дитя! Контроль возраста - редкий и драгоценный дар, но ты не должна использовать его таким образом. Контролируй свой возраст, да, но ты не можешь заставить себя расти, как тепличный цветок!

- Процесс контролируется, - сказала Гвинна, и Джосилэн посмотрела на нее с мгновенным удивлением. Теперь искорка полностью исчезла, и ее лицо внезапно стало зрелым, а голос - клиническим и безличным, как будто в этот момент она стала полностью взрослой. - Коэффициент составляет всего два к одному, и я планирую сохранить его до тех пор, пока полностью не овладею талантом. Но для этого мне нужна ваша помощь.

- Я не дам тебе ее! - огрызнулась Джосилэн, любовь и страх внезапно привели ее в ярость. - Черт возьми, Гвинна, это опасно! Особенно для женщины!

- Женщины, госпожа Джосилэн? - В странно взрослом голосе прозвучали ломкие нотки, и гнев Джосилэн исчез, когда ее сердце сжалось внутри нее. Гвинна посмотрела на нее и спокойно продолжила: - Я знаю, кто я такая. Думаю, что всегда знала, но узнала наверняка в тот день, когда вы научили меня сканировать мои собственные клетки. Неужели вы думали, что я буду только сканировать, а не сравнивать? Я знаю, что мне меньше, чем большинству, нужно беспокоиться о том, как такое возрастное изменение повлияет на мои гормоны и фертильность, госпожа Джосилэн.

- Гвинна... - голос Джосилэн был искажен болью.

- Не жалейте меня. - Гвинна подняла странно убедительную руку, как будто она внезапно стала учительницей. - По крайней мере, не за это. Я знаю, что у меня будут и другие радости. Я знаю это, госпожа Джосилэн, - почему-то в тот момент Джосилэн не могла усомниться в ее спокойной уверенности, - но чтобы это произошло, я должна жить. И для этого я должна делать то, что я делаю.

- Я понимаю. - Джосилэн наклонила голову, изучая свои собственные сцепленные руки, лежащие на столе. - Тогда чего ты хочешь от меня, Гвинна? Если я могу дать это тебе, я это сделаю. - Она подняла глаза, которые внезапно заблестели от непролитых слез. - Я сделаю все, что ты попросишь... только не причиню тебе боль.

- Мне нужно, чтобы вы помогли мне, чтобы я не навредила себе. Мне нужна ваша помощь, чтобы овладеть этим талантом и спланировать свою диету и упражнения с учетом этого.

- Я понимаю, - снова сказала Джосилэн с облегчением в голосе. - По крайней мере, ты знаешь, чего будешь требовать от своего тела. Но для этого требуется нечто большее, Гвинна. Это требует пристального контроля, и не с твоей стороны. Ты, вероятно, потеряешь некоторый тонкий контроль над всеми своими талантами, когда твои гормоны изменятся.

- Я знаю, госпожа Джосилэн. Вот почему мастер Трейн послал меня к вам.

- Я рада, что у него было столько здравого смысла, - едко сказала Джосилэн. - Хорошо, любимая, как быстро ты планируешь ехать?

- Мне нужен коэффициент двенадцать к одному, - тихо сказала Гвинна.

- Двенадцать к одному?! Это ужасная нагрузка на твой организм - особенно для того возрастного периода, о котором мы говорим. Ты наполовину градани, поэтому я подозреваю, что твой метаболизм справился бы с этим лучше, чем у кого-либо другого, но последствия все равно были бы ужасными. Как долго ты планируешь поддерживать этот темп?

- Шесть месяцев, - сказала Гвинна тем же мягким голосом.

- Семкирк! У тебя еще даже не начались месячные - ты уверена, что хочешь так быстро пройти период полового созревания? Не можешь ли ты, по крайней мере, начать помедленнее, дитя мое?

- Нет, если я не увеличу ставку позже, - твердо сказала Гвинна. - У меня нет времени, госпожа Джосилэн.

- Хорошо, - наконец сказала Джосилэн. - Я помогу тебе - но только если ты пообещаешь делать в точности то, что я тебе скажу!

- Я всегда так делаю, - пробормотала Гвинна, и в ее глазах снова появился огонек.

Кенходэн почувствовал себя очень незначительным, когда вошел в необъятный Большой зал Саут-Кип.

Каменный пол представлял собой сияющий узор из белых, черных и красных квадратов, простиравшийся во всех направлениях в лучах раннего света, льющегося через широкие окна. Стены были из гранита с нежными розовыми прожилками и отполированы до зеркального блеска. Богатые драпировки подчеркивали чистоту и прочность камня, а не скрывали стены, а ковровая дорожка с глубоким, мягким ворсом темно-красного цвета, как кровь, тянулась от двойных дверей из черного дерева к возвышению в дальнем конце зала. На стене над помостом сверкал топор Империи - массивная фигура из золота и серебра, украшенная бриллиантами, рубинами, изумрудами и опалами. Он был двадцати футов высотой, от рукояти до лезвия, и драгоценные камни отбрасывали на пол переливчатые лужи зеленого, белого, золотого и кровавого света. Под топором находился массивный трон, сияющий коваными металлами и богатым деревом, его мягкое сиденье было украшено вышивкой и драгоценными камнями. Мотив топора и императорская диадема бесконечно повторялись на шелке его балдахина винного цвета.

Государственный стул графа Бостика стоял у подножия помоста. Только Дом Кормака мог восседать на этом великолепно неудобном троне, а в нынешнем поколении его занимали всего двенадцать раз. Кресло Бостика тоже было с балдахином, но мрачно-черного цвета, на котором алой нитью были изображены скрещенные мечи и топор его ранга. Граф сидел там, ожидая, пока Кенходэн и его спутники медленно шли по ковру мимо длинных рядов людей.

Кенходэн посмотрел на лица и сглотнул. Старшие офицеры Бостика и полковник Грантос образовали первую линию. За ними стояли семьи тех, кто погиб от зубов и когтей дракона. А за ними стояли все остальные души, которые могли протиснуться в зал: мужчины, женщины, дети... солдаты Саут-Кип и их семьи. Глубокий басовый гром мужских голосов поднялся в приветствии, перекрытый более легкими, сладкими голосами женщин и детей. Это был голос воинственного народа, хранителей величайшей крепости своей империи. Это был суровый звук, и он пробудил его собственную гордость, потому что эти люди знали цену поступку, который они приветствовали.

Бостик поднялся, когда они приблизились сквозь этот гром голосов. Он носил официальную одежду своего ранга. Это был первый раз, когда Кенходэн увидел его вне простых доспехов или одежды солдата, и со сменой одежды произошла перемена в росте. Он был тем же самым человеком, но проявилась другая его сторона. Его лицо было суровым, обвисшие усы и глубокие глаза тронуты высокомерием командира и уверенностью, которая не граничила с высокомерием, но была больше, чем простая гордость. Это было лицо человека, которому король-император доверил правление крепостью Саут-Кип - человека, который знал ответственность своего положения... и что он был равен им. Простого, дружелюбного солдата заменил специально подобранный вице-король самого могущественного монарха Норфрессы.

Взгляд Кенходэна скользнул к государственному мечу графа. Строгие ажурные ножны были отделаны малахитом и серебром с рубинами. Серебряные цепочки соединяли его с украшенным драгоценными камнями поясом для меча, а рукоять была украшена сложной резьбой из золота и стали с серебряной чеканкой. Навершие было из цельного изумруда, размером в половину яйца малиновки, который мерцал зеленым блеском, но клинок был похож на самого Бостика: твердое, смертоносное оружие в блеске церемонии и помпы.

Их маленький отряд остановился перед ним, и Кенходэн хотел опуститься на одно колено, но сигнал Бостика остановил его. Губернатор оглядел их четверых долгим неподвижным взглядом, затем протянул руку, чтобы принять от помощника богато запечатанный свиток. Он щелкнул по печати ногтем большого пальца, и наступила тишина, когда кусочки воска упали на ковер. Жесткий шелест пергамента был громким, когда он развернул свиток и прочистил горло, а затем раздался его гнусавый голос, излучающий ясность, силу и привычку командовать.

- От Кормака, из Дома Кормака, Его Дома и Имени Девятого, императора Топора, повелителя гор Ист-Уолл, великого герцога Дварвенхейма, герцога и протектора Норфрессы, губернатора колоний Контовар и короля Мэн-Хоум, всем, кто слышит эти слова, приветствую.

- Знайте, что мы очень рады выразить нашу благодарность Венситу, лорду Рума; принцу Базелу Бахнаксону, прозванному Кровавой Рукой, защитнику Томанака; Кенходэну из Белхэйдана; и Элрите, пограничной стражнице клана Торм, которые своей силой и мужеством так умело защитили нашу крепость Саут-Кип от существа, призванного самым темным колдовством как проклятие для нашего народа. Знайте, что это наша воля, чтобы этим защитникам нашей империи был дан свободный доступ для всех границ и крепостей, и что все, что они могут попросить у офицеров нашей короны, будет дано им так, как если бы мы приказали им нашим собственным голосом. И также наша воля состоит в том, чтобы, когда они достигнут своих нынешних целей, они предстали перед нами в нашей столице Экс-Холлоу, чтобы мы могли поблагодарить их лично и преподнести им дары, которых они так щедро заслуживают от нас.

- Дано нашей рукой и печатью в этот восемнадцатый день Йенконто в тысяча триста девяносто восьмой год падения Контовара.

Голос Бостика прервался. Он позволил пергаментному свитку снова со щелчком свернуться и оглядел собравшихся, как ястреб, прежде чем высоко поднять свиток.

- Услышьте слова нашего короля-императора и прислушайтесь к ним!

Его голос потонул во внезапных радостных возгласах, чей рев затмил все предыдущие звуки. Шум бушевал долгие минуты, пока Бостик не поднял обе руки.

- Друзья мои, - обратился к ним губернатор, когда снова воцарилась тишина, - король-император высказался. Я готов удовлетворить любую законную просьбу от его имени, но прежде давайте обратимся к подаркам, которые, возможно, выразят часть нашей благодарности за ваши деяния.

Он ударил серебряным молотком в маленький колокольчик рядом со своим креслом, и хрустальная нота пронеслась по безмолвному залу. В ответ послышался топот ног, когда небольшая группа вышла из-за помоста с огромным и явно тяжелым сундуком. Они опустили перед ним свою ношу и вытянулись по стойке смирно, а Бостик полез в карман своей парадной мантии за серебряным ключом. Он вставил его в замок сундука, повернул его, откинул крышку и повернулся к своим гостям.

- Вы приехали как путешественники, - сказал он, - но очевидно, что вы едете на войну. Никакая честь не достойна ваших деяний, но мы просим разрешения хотя бы вооружить вас на случай опасности.

Он наклонился над сундуком и поднялся с охапкой свернутой зеленой ткани.

- Принц Базел, Орден Томанака хорошо вооружил вас как своего защитника. У нас нет никакого военного оружия или испытанных доспехов лучше, чем те, что вы уже носите. Но ваше снаряжение не избежало вашей битвы с драконом невредимым, и поэтому мы даем вам это взамен того, что было уничтожено при нашей защите.

Он встряхнул свою ношу, и шелковый плащ широко распахнулся. Он был намного изящнее, чем простой, но удобный плащ, в котором Базел прибыл в Саут-Кип, а меч и скипетр на его груди были отделаны не только золотой нитью, но и сапфирами и рубинами. Они сверкнули в солнечном свете, льющемся через окна, и толпа одобрительно взревела.

- Пусть ваши враги увидят эти знаки и познают страх, - официально сказал Бостик.

- Я благодарю вас, милорд - за себя и за мой Орден, - сказал Базел и низко поклонился, его голос был подобен рычащему грому после голоса Бостика.

Бостик вернул свой взгляд и снова полез в сундук. На этот раз груз, который он вынул из него, был намного тяжелее любого плаща, и он поднял кольчугу. Солнечный свет придал стальным кольцам из знаменитых кузниц Дварвенхейма их собственный холодный блеск, и он повернулся к Чернион.

- Это для Элриты из Пограничных стражей. Пусть это защитит ту, кто хорошо служил ее королю-императору, и всегда будет напоминать ей о благодарности Саут-Кип.

- Я благодарю вас, милорд, - сказала Чернион. Она наклонила шею, когда слуги надели кольчугу через ее голову и водрузили на плечи, и ей стало интересно, что сказал бы Бостик, если бы знал ее истинное ремесло.

- Кенходэну, который сразил дракона, мы предлагаем эти подарки в надежде, что они защитят и помогут ему и всегда будут напоминать ему, что он когда-нибудь найдет дом в Саут-Кип.

Бостик протянул колчан со стрелами, и Кенходэн глубоко вздохнул, увидев зазубренные серебряные и стальные наконечники на их древках. Вместе с колчаном пришли кольчуга и легкий щит, покрытый не кожей, а чешуей, снятой с дракона. Он стоял так же неподвижно, как Чернион, пока кольчуга опускалась на его плечи, и ожидал, что она покажется ему обременительной, особенно без защитного камзола под ней. Но, хотя она давила ему на плечи, он чувствовал себя почти свободным, как будто это был хорошо знакомый ему груз, и он очень низко поклонился.

- Моя благодарность, милорд, - сказал он. - Я принимаю ваши подарки с благодарностью и буду стремиться применить их так, как вы желали бы их использовать.

Бостик улыбнулся ему, а затем повернулся к Венситу. Он упер руки в бока и склонил голову набок.

- Для Венсита из Рума, - тихо сказал он, - ни один подарок не будет достаточно велик, и ты не примешь боевое оружие или доспехи. На протяжении многих поколений Дом Кормак искал средства оказать тебе подобающую честь... безуспешно. И все же король-император умоляет тебя принять этот дар. - Один из помощников подошел к нему с маленькой, красиво отделанной деревянной шкатулкой в руках, и Бостик пристально посмотрел на дикого волшебника. - Он приказал отправить это из его собственных хранилищ в Экс-Холлоу тем же ветроходцем на королевско-имперской службе, который доставил нам его грамоту, и он поручил мне сказать вам, что он не потерпит вашего отказа от этого. Он велел мне сказать, что он знает, откуда исходит этот дар, и что он хотел бы видеть его в ваших руках.

Бостик повернулся и открыл коробку, и когда он снова повернулся к Венситу, серебряная слава вспыхнула и заплясала в его руках. Он поднял браслет, и волшебник медленно взял его. Его сильные старые пальцы задрожали, когда они сомкнулись на нем, и Кенходэн уставился на сверкающую красоту изящно выкованного серебряного грифона, вставшего на дыбы с распростертыми крыльями. Его когтистые лапы сжимали обнаженный меч, а голова была увенчана золотой короной.

- Этот кулон, - сказал Бостик, и хотя его голос был тихим, он был также ясен, потому что во всем этом огромном зале не было слышно ни звука, - это одно из сокровищ Дома Оттовар, сохраненное Домом Кормак со времен Падения.

- Я это хорошо знаю, - голос Венсита в ответ был приглушенным, слегка дрогнувшим по краям, почти надломленным. - Его носила Гвинита Мудрая, жена Оттовара Великого, и все императрицы Контовара после нее, вплоть до Серианны, жены Торена Меченосца.

- Воля короля-императора состоит в том, чтобы его снова держали руки, достойные держать его, - сказал Бостик все так же тихо. - Ты примешь и будешь охранять это как его дар?

- Я так и сделаю. - Венсит поднял голову, и теперь его голос звучал гордо, когда он поместил грифона под тунику, к сердцу. - Это ожерелье украшало многих знатных дам, милорд, - четко произнес он, - и однажды оно украсит другую столь же знатную особу.

Брови Бостика поползли вверх, и по Большому залу пробежал изумленный ропот, но граф больше ничего не сказал. Он только закрыл шкатулку, затем положил ее в сундук и тщательно запер его, прежде чем вернуться к собранию.

- А теперь, друзья мои, радуйтесь! Мы уговорили наших гостей остаться еще на несколько дней, и всех вас приглашаем сегодня к столу с нами!

Раздалось еще одно громкое приветствие, и Кенходэн обнаружил, что полдюжины братьев Топора подхватили его и понесли в сторону банкетного зала. И все же, даже когда его унесло, он увидел Венсита в маленьком пустом пространстве, которое его репутация всегда создавала для него. Глаза волшебника были закрыты, и он двигался, как человек во сне, прижимая одну руку к тунике, как будто в ней было что-то невыразимо драгоценное.

Резкий стук привлек внимание Кенходэна к двери, отвлекая его от красивой стрелы, которую он рассматривал.

- Войдите! - позвал он, и дверь открылась, впуская Базела, Венсита, Чернион и Бостика. Граф немедленно сбросил мантию, ослабил пояс, со стоном опустился в кресло и положил ноги на табурет.

- Государственные банкеты! - кисло сказал он. - Дайте мне хорошую, простую еду, и побольше. У меня не хватает вкуса к вашей изысканной кухне!

- Думаю, что вы достаточно хорошо справились с этим, милорд, - усмехнулся Базел.

- Кто-то обязан, - сказал Бостик, имитируя суетливый тон протоколиста.

- Ах, и это было именно так? - уши Базела зашевелились от удовольствия. - Ну, я просто скажу, что редко видел такую впечатляющую преданность долгу.

- Я заметил то же самое, - сказал Кенходэн с улыбкой. - И поскольку у меня не было возможности раньше, милорд, я воспользуюсь этим сейчас, чтобы поблагодарить вас за это, - он поднял стрелу в руке, как указку, - и доспехи. Я благодарен.

- Черт возьми, так и должно быть, - сказал Бостик более серьезно. - Надо было в первую очередь взять их из дома - и если у тебя их не было с самого начала, Базел, черт возьми, должен был снабдить тебя ими еще до того, как ты покинул Белхэйдан! Скрытность заведет тебя слишком далеко. Жаль только, что я не могу облачить в доспехи этого старого дурака!

Он свирепо уставился на Венсита, но дикого волшебника, казалось, это не особенно беспокоило.

- Я не носил доспехи более четырнадцати сотен лет, милорд, - мягко заметил он, - и не собираюсь начинать сейчас. Кроме того, - он коснулся своей туники, - ты дал мне кое-что гораздо более ценное.

- Я рад, - просто сказал Бостик. - Король-император потратил сорок лет, пытаясь что-то придумать. После "дракона" он решился на это и поспешил с презентацией.

- Я должен поблагодарить его, когда мы встретимся в следующий раз, - пробормотал Венсит.

- Как пожелаешь, - кивнул Бостик, - но я зашел не просто так. Как я понимаю, ты продолжаешь путь? И ты бы предпочел, чтобы я остался дома? - Настала очередь Венсита кивнуть, и граф фыркнул. - Не удивлен. Всегда был молчаливым старым негодяем.

- Именно поэтому я старый негодяй, милорд.

- Замечание принято. Но я тут вот о чем подумал. Было бы лучше, чтобы Вулфра считала, что ты все еще здесь после того, как уйдешь, не так ли?

- Это, безусловно, было бы лучше.

- Хорошо. Твое заклинание не дает ей шпионить за тобой? - Бостик взглянул на Венсита, который кивнул. - И она не может провести заклинание прорицания через магический барьер, поэтому она найдет тебя, только если ее шпионы увидят тебя. Ну, они будут следить за тобой на перевале, так что тебе не следует идти этим путем.

- Тайные пути, милорд? Да, я думаю, что это отличная идея.

- Я и сам так думал. Закрой свои апартаменты, объяви, что ты отдыхаешь еще несколько дней, а потом ускользни сегодня вечером. Может, обманешь их на день или около того, даже если у них есть шпионы в замке.

- Благодарю вас, милорд, - сказал Венсит. - Большое вам спасибо.

Фонари горели на могучих крепостных стенах Саут-Кип, как яркие глаза в темноте, в то время как по стенам расхаживали люди с пиками и алебардами на плечах. Стражники следили за всеми подходами, насторожившись на предмет любых нарушений, но при всей их бдительности в тот весенний вечер не удалось обнаружить тайный отъезд четырех путешественников по делам дальше на юг.

Бостик сам повел их вниз по темному пандусу под своим дворцом. Тот спускался все ниже и ниже, достаточно широкий для трех лошадей - или двух скакунов - в ряд, вонзаясь в недра горы по головокружительной спирали. На его стенах горели фонари, поблескивая от сырости, когда они проходили под рвом. Туннель по-прежнему неумолимо уходил вниз, пока Кенходэн ехал рядом с Венситом позади графа, в то время как Базел и Чернион замыкали шествие с вьючными животными. Его новая кольчуга тихо позвякивала, и воздух был влажным, но свежим, когда он мягко дул им в лица.

Кенходэн был впечатлен, но встревожен. От Венсита он знал, что туннели - "тайные ходы" - действительно были тщательно хранимым секретом, и пути отступления имели смысл. Но они также могут быть кинжалом в сердце Саут-Кип. Туннель был достаточно узким, чтобы его можно было легко защитить, но все же...

Они обогнули поворот, и туннель наконец выровнялся, а затем пошел вверх. Бостик повел их через ровное пространство внизу, и его глаза сверкнули на Кенходэна, говоря ему, что в этом участке было что-то особенное. Рыжеволосый мужчина посмотрел вверх и напрягся в седле Глэмхэндро.

- Вижу, ты их заметил. - Бостик кивнул с явным удовлетворением и указал на огромные бронзовые клапаны на крыше, и свет фонаря заблестел от конденсата, который покрыл их росой. - Из той же подземной реки, которая питает ров, - сказал он. - Мы можем затопить туннели до уровня рва за двадцать минут. Ненавижу это делать - требуются недели, чтобы откачать их снова, даже с помощью гномьих насосов и ветряных мельниц, - но этим путем никто не попадет в Саут-Кип, мой друг!

- Итак, я вижу. - Кенходэн старался говорить беззаботно, несмотря на болезненное осознание тонн воды, терпеливо ожидающих наверху.

- Конечно, вся наша защита надежна только против смертных врагов. Венсит всегда напоминает мне, что есть и другие виды, но мы сделаем все, что в наших силах. Если мы встретим что-то слишком сложное для Саут-Кип... что ж, это на милость богов.

- Верно, - с улыбкой вставил Венсит, - но боги никогда не отвергают усилия смертных от их собственного имени, милорд.

Бостик расхохотался и повел их вперед. Подкованные сталью копыта зазвенели, когда проход расширился, и внезапно три туннеля сошлись. Бостик натянул поводья, и остальные остановились вокруг него.

- Здесь три варианта, - сказал граф. - Поворот налево приведет вас к северу от перевала. Центр выходит на сам перевал, сразу за тем местом, куда Грантос и его люди отправились в укрытие. Этот, - он указал на самый правый туннель, - выходит к югу от перевала. Это то, что я рекомендую.

- Да, и для меня это уже имеет смысл, - пророкотал Базел.

- Тогда я пожелаю вам удачи и удачной охоты. - Бостик по очереди пожал руки каждому из них. - Идите с нашими наилучшими пожеланиями. Возвращайтесь к нам, когда сможете.

- Мы так и сделаем, - сказал Венсит и хлопнул его по спине в знак первой фамильярности, которую он проявил к графу. Бостик ухмыльнулся и ударил его по плечу в ответ, затем повернулся, чтобы в одиночестве отправиться обратно в свой дворец, в то время как путешественники с грохотом спускались по туннелю. Они исчезли в его темной пасти, направляемые теперь единственным фонарем, который Базел нес во главе их крошечной колонны.

Темная близость была угнетающей, но Кенходэн успокоился, снова ощутив Глэмхэндро под собой. Гладкие стены блестели от рассеянных искр от фонаря Базела, и Кенходэн восхищался километрами проходов. Инженеры империи были в основном гномами, и они никогда не казались по-настоящему счастливыми без молотка под рукой, но все же...!

- Стой! Кто покидает Саут-Кип?

Вызов был четким, и Кенходэн увидел свет за Базелом, на фоне которого маячил алебардщик.

- Базел Бахнаксон и его спутники, - прогрохотал градани в ответ. - Посланы графом Бостиком.

- Выходите на свет, - приказал четкий голос, и Уолшарно бесшумно вошел в круг света фонаря. Он и Базел были не самыми трудными людьми в мире для распознавания, но алебардщик внимательно осмотрел их обоих, прежде чем вернуть оружие на место.

- Добро пожаловать, Кровавая Рука. Вы можете пройти.

- Моя благодарность.

Ответ Базела отозвался эхом, как будто туннель стал шире, и он повернулся в седле, махнув остальным вперед.

Они присоединились к нему, и Кенходэн увидел, что туннель не только стал шире, но и ощетинился защитными сооружениями. Большая часть света исходила от фонарей на стенах, но немало проникало через длинные узкие щели в тех же стенах - щели, через которые стражники выглядывали поверх тяжелых арбалетов. Войдя в треугольную камеру, он насчитал пятнадцать щелей, и пять или шесть арбалетчиков могли стрелять через каждую одновременно. Он содрогнулся при мысли о том, какую бойню устроят девяносто тяжелых стрел на этом маленьком пространстве.

Они покинули зал под тяжелой решеткой из кованой стали. Опущенные, ее шипы уходили на два фута в пол, и он даже не мог предположить, как далеко они уходили в потолок. Дальше стены прохода были прорезаны еще несколькими щелями, затем он резко сузился, заставляя их идти гуськом ярдов двадцать. Места было достаточно для каждого скакуна, но ширина была настолько мала, что стремена Базела и Венсита почти касались стен. Затем проход снова расширился - на этот раз в помещение, достаточно широкое для пятнадцати всадников в ряд, - на протяжении последних семидесяти пяти ярдов, когда он, наконец, приблизился к внешнему миру.

Кенходэн одобрительно улыбнулся. Укрепленные стены сужали фронт любой атаки до того, что несколько защитников могли удерживать почти бесконечно, в то время как более широкий участок давал пространство для двух или трех сотен всадников, чтобы собраться для вылазки. Кто бы ни спроектировал эту дыру, он проявил именно ту паранойю, которая требуется хорошему архитектору крепости.

Еще больше охранников окликнули их прямо у входа в туннель. Затем ответственный офицер подвел их к глухой каменной стене и рявкнул приказ. Все фонари были закрыты ставнями, когда он потянулся к цепи, свисающей с потолка, и в темноте заскрипели огромные противовесы, когда "стена" легко повернулась вверх на прохладном ветру и свете звезд.

Базел первым прошел через широкий проем, и ветер усилился, порывисто трепля волосы Кенходэна, когда они вышли на плоскую каменную площадку. Он обернулся, чтобы посмотреть через плечо, и увидел, как массивные ворота снова исчезли в скале, пока только грубый камень не стал тускло поблескивать в свете звезд.

Он огляделся вокруг. Они находились в естественной расщелине (по крайней мере, она казалась естественной) с грубыми стенами высотой в сорок футов. Расщелина имела все признаки дренажного канала для таяния снега, выложенного камнем и тонкими, редкими песчаными вихрями в виде елочки, и он восхищенно хмыкнул. Независимо от того, действительно ли овраг служил руслом ручья или нет, на его естественном каменном покрытии было бы мало следов проходящих ног, чтобы выдать вход.

Базел и Уолшарно осторожно двинулись к концу расщелины под небом, усыпанным звездами. Глядя мимо него, Кенходэн мог разглядеть местность, хотя и смутно: пологие холмы, которые отступали перед ними, постепенно сглаживаясь в почти плоскую равнину, покрытую травой, серо-зеленой и черной в ночи. Овраг переходил в каменную трубу под главной дорогой, примерно в четверти лиги отсюда, и он снова улыбнулся, отметив необычно пологий наклон облицованных камнем стен водопропускной трубы.

- Что ж, Венсит, - донесся сквозь ночь глубокий рокот Базела, - вот мы и здесь: герцогство Колвания, и всего в тридцати лигах от столицы Энгтира.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Разбойники и тени прошлого

- У меня нет никакого желания ехать в город Энгтир, Гора, - сказал Венсит. - Мы никогда не смогли бы ускользнуть от всех шпионов Вулфры в столице.

- Желание или нет, это не вопрос выбора. Я думаю, что этот мост тебе понадобится, если только ты не собираешься переплывать Беллуотер, и, если память мне не изменяет, ближе моста Энгтир переправы никогда не было.

- Верно. - Зубы Венсита сверкнули во внезапной улыбке. - Но, возможно, нам не помешало бы поплавать.

- О нет, ты этого не сделаешь! - уши Базела прижались. - Плавать в такой маленькой речке, как Сноуборн, - это одно, но весной ширина Беллуотера достигает лиги, если не на дюйм шире!

- Так оно и есть. Но я не перейду по мосту Энгтир. - Венсит легонько коснулся руки Базела. - Не волнуйся! Я подумаю о чем-нибудь поближе к реке. Но сейчас, - он пытливо принюхался к ночи, - наш путь лежит прямо на юг, так что отсюда мы будем избегать дорог, если вы не возражаете.

- А братья-псы? - спросил Базел. Чернион слегка напряглась, но, казалось, никто этого не заметил.

- Пока это не проблема, - сказал Венсит. - Даже если они знают, что мы покинули крепость, они не знают, где мы сейчас. Давайте двигаться так быстро, как только можем, в надежде, что так оно и останется.

- Достаточно хорошо, - пророкотал Базел, - но если у тебя нет возражений, я буду следить за ними как впереди, так и сзади.

- И это, - усмехнулся Венсит, - помогло тебе дожить до глубокой старости, несмотря на компанию, с которой ты водишься.

- И я намерен повзрослеть еще немного, несмотря на мой вкус к друзьям, - парировал Базел. Он приподнялся в стременах, чтобы осмотреть залитую звездным светом землю. - Ну, я не вижу, чтобы там сейчас шевелилась хоть одна душа, так что, думаю, нам лучше идти.

Они двинулись прочь легкой рысью. Ночной ветерок ласкал и дразнил их быстрыми, смеющимися пальцами, и воздух был прохладным, но к югу от Ист-Уолл наступило раннее лето. Здесь было суше и теплее, и Кенходэн почувствовал запах цветов. Ветреная ночь была тихой, пружинистая трава поглощала звук копыт лошадей и скакунов, и если они не были такими тихими, как ветер - кожа седла все еще скрипела, а сбруя или кольчуга все еще тихо позвякивали - они производили очень мало шума.

Холмы поразительно быстро превратились в плоские, пологие, слегка волнистые возвышенности. Они ехали по заросшему травой миру, чьи бородатые головы высоко поднимались над лошадьми, а мягкое шипение ветра гнало серые и черные волны по покрытому кисточками морю. Разрозненные купы деревьев колыхались на ветру, и Кенходэн медленно уловил специфический запах под запахом цветов - не неприятную резкость, от которой щекотало в носу.

Странный запах усилился, и он принюхался громче. Венсит взглянул на него, и он увидел, как глаза волшебника светятся в темноте.

- Что это за запах, Венсит? - тихо спросил он.

- Запах? - Светящиеся глаза на мгновение сузились, затем снова расширились. - Ой. Это просто след дракона, Кенходэн.

- След дракона?! - Кенходэн остановился так внезапно, что кобыла Чернион чуть не столкнулась с Глэмхэндро. - Ты хочешь сказать, что здесь есть еще драконы?!

- Не сейчас, - успокоил Венсит, побуждая его вернуться к движению. - Но когда-то здесь были драконы всех мыслимых размеров, форм и наклонностей, населявшие всю эту местность. Они тоже были иммигрантами. - Кенходэн недоверчиво фыркнул, а Венсит усмехнулся. - Конечно, ты не думал, что только человеческие расы бежали от Падения? У драконов, как ты, возможно, помнишь, есть крылья.

- Так что же с ними случилось? - потребовал Кенходэн.

- Драконьи войны, - сказал Венсит, и его голос стал тише, почти печальным. - Последняя великая война между драконами и расами людей. Предоставленные самим себе, драконы обычно оставляли беженцев в покое. Почему бы и нет? Большинство из них намного умнее черных драконов, и очень немногие из них на самом деле "злые" в нашем понимании этого слова. Но в конце концов люди хлынули в этот район, и случилось неизбежное.

Он вздохнул.

- К тому времени драконы жили здесь уже более столетия, и они считали эту землю своей. И, честно говоря, сила закона, вероятно, была на их стороне. Существовал древний договор между драконами и Оттоваром Великим, Кенходэн. Сотни - возможно, тысячи - драконов погибли в первых войнах волшебников Контовара, потому что лорды-волшебники, сражавшиеся до того, как Оттовар и Гвинита установили Правила, использовали волшебство, чтобы поработить их, точно так же, как это сделала Вулфра, когда она послала черного дракона за нами. Оттовар пообещал, что он и его союзники никогда этого не сделают. Взамен драконы согласились помочь им в борьбе с их врагами, если оттоварцы защитят их от заклинаний принуждения Темных Лордов. Оттовар согласился и в знак признания их помощи гарантировал им владение островом Черсот и провинцией Рейнкалта. Черсот находился недалеко от острова Рум, и в течение нескольких тысяч лет Совет Оттовара и Совет драконов регулярно обменивались представителями.

Он сделал паузу, как будто хотел посмотреть, следует ли за ним Кенходэн, и рыжеволосый мужчина кивнул ему, чтобы он продолжал, очарованный его описанием отношений человеческих рас с драконами. Это было совсем не похоже на все, что, как он думал, он знал об этом предмете.

- Драконы соблюдали условия договора, и Дом Оттовар тоже. По крайней мере, на какое-то время. - Тон волшебника потемнел, и он отвернулся, глядя на луга. - В конце концов, это изменилось. Когда Херрик Оттарфро присоединился к карнэйдосцам и выступил против своего отца и брата, он лишил Совет Оттовара способности защищать драконов, и Темные Лорды смогли поработить их еще раз. Мы защищали Черсот до конца, но Рейнкалта была вне нашей досягаемости, и только боги знают, сколько драконов погибло точно так же, как тот черный дракон погиб на перевале Саут-Уолл, бросившись на врагов своих поработителей.

Голос Венсита стал тише, его было трудно расслышать из-за бесконечных вздохов ветра.

- Некоторые из старейших и сильнейших Повелителей Драконов сражались на стороне Торена Меченосца, но выжили немногие из них. Карнэйдосцы были так же хороши в создании заклинаний для порабощения, как и мы в создании заклинаний для защиты, и у них было преимущество инициативы. Мы могли реагировать на каждое новое заклинание только по мере того, как оно применялось против нас, и в конце концов все, кроме самых сильных драконов, становились жертвами контроля своих врагов. И слишком многие из тех, кто этого не сделал, были разорваны на части своими же порабощенными собратьями.

Он замолчал на долгое, задумчивое мгновение, затем встряхнулся.

- Некоторые из драконов утверждали, что действия Херрика Оттарфро означали, что сам Дом Оттовар нарушил договор. Поскольку договор сорвался, они решили, что он их тоже больше не связывает, и самостоятельно бежали в Норфрессу, приземляясь там, где им заблагорассудится. Торен, однако, признал, что его дом в конце концов подвел их, каковы бы ни были намерения его или его отца, и он призвал всех выживших бежать в Норфрессу. По его словам, здесь найдется место для всех, и он пообещал им, что его дом признает их право на землю, на которой они поселились.

- Но битва Утраченной надежды положила конец способности Торена контролировать то, что произошло в Норфрессе. Хуже того, не все беженцы из Контовара высаживались в колониях, которые он и его отец основали вокруг своего дома. К концу, когда ситуация в Контоваре превратилась в руины, люди бежали, когда и как могли, и высаживались везде, где их корабли касались земли Норфрессы. Таким образом, в то время как герцог Кормак полностью намеревался выполнить обещание Торена драконам, множество анклавов и колоний возникли далеко за пределами досягаемости его собственной власти. Именно так Копейщики, помимо всего прочего, основали свою собственную империю на юге.

- И это означало, что драконы, которые бежали в Норфрессу, оказались в очень похожей ситуации, в которой оказались градани. Беженцы и их дети забыли - или просто им было все равно - что так много Повелителей драконов погибло, сражаясь под знаменем Грифона, но они помнили драконов, которые были вынуждены нападать на их города, поселки и фермы, пожирать их скот и убивать их детей. Они не видели причин позволять какому-либо дракону претендовать на территорию в Норфрессе как на свою собственную... и имели все основания истреблять "слуг Карнэйдосы".

Венсит оглянулся на Кенходэна, глаза его сверкали колдовским огнем.

- В целом, очевидно, что мои симпатии были на стороне драконов, когда жаждущие земель потенциальные дворяне вторглись на территорию, на которую они претендовали, но это ничего не изменило. Вы сами доказали, что один лучник - с большим мастерством, отвагой и удачей - может сразить дракона. Черные драконы менее могущественны и более глупы, чем большинство, и немногие лучники обладают вашим мастерством, но в армиях, выстроенных против них, были сотни - тысячи - лучников. Погибло много поселенцев, но их было гораздо больше, и люди производят гораздо больше потомства, гораздо быстрее, чем любой дракон. Равнины горели в разгар войны. Дым был виден за пятьдесят лиг, а ночью из облаков лился огонь. Драконий яд был таким густым, что местами до сих пор ощущается его запах, но в конце концов драконы были бы уничтожены.

- Были бы?

- Я сказал, что драконы разумны, и самые воинственные из них - и те, кто меньше всего хотел принимать условия - погибли или бежали на крайний восток. Те, кто остался, устали от борьбы и были готовы вести переговоры о мире.

- На каких условиях? - спросил Кенходэн, очарованный всей этой концепцией.

- Это было достаточно просто. Холмы Скарту находятся к юго-востоку отсюда, и драконам было предоставлено бесспорное владение северными и центральными холмами в обмен на обещание оставить колонистов в покое.

- И это действительно сработало?

- Как и большинство договоров, - сухо сказал Венсит. - Ни Дом Оттовара, ни Совет Оттовара, конечно, не могли обеспечить его соблюдение, и некоторые люди всегда чувствуют, что их действия ограничены только тем, что им может сойти с рук. Но драконы расправляются со всеми, кто вторгается на их территорию, и никто по ним особо не скучает. С другой стороны, договор только призывает драконов оставить человеческие расы в покое, а не оставаться в горах навсегда. Они могут приходить и уходить, когда им заблагорассудится, до тех пор, пока они никому не причиняют вреда. На самом деле, драконы настояли на том, чтобы вокруг холмов были установлены обереги, чтобы гарантировать, что они хорошо будут вести себя за их пределами.

- Они настояли?

- Конечно. Более мудрые породы знают, что их более глупые собратья могут нарушить договор и что нарушение любым драконом может привести к возобновлению войны против них всех. Таким образом, обереги преграждают проход любому дракону, склонному ко злу или нарушающему договор - не всегда, конечно, одно и то же, - хотя волшебник может заставить их пройти. Как это сделала Вулфра, - мрачно добавил он.

- Эти обереги, - сказал Кенходэн. - Это ты их установил?

- Я скромно признаю эту заслугу.

- Но что мешает дракону изменить свое мнение после прохождения их? Если ваши обереги работают на основе того, что дракон думает, что он собирается делать, когда он проходит мимо них, как это предотвращает... ну, несчастные случаи, я полагаю? Я имею в виду, даже если он действительно не намерен делать ничего, что запрещал бы договор, обстоятельства могут измениться, так почему же его намерения не могут измениться в ответ?

- Мозги драконов работают не так, Кенходэн. Они живут вне времени, как бы странно это ни звучало. Они переживают все время - прошлое, настоящее и будущее - одновременно. Они знают, что будут делать, прежде чем пересекут границы защиты.

- Дракон видит будущее? Даже в момент его собственной смерти?

- Конечно. Они видят моменты всех своих смертей.

- "Всех"? - подозрительно повторил Кенходэн.

- Конечно. Время не является ни фиксированным, ни неизменным. Это бесконечно изменяющийся ряд паттернов, событий, которые потенциально могут иметь любое количество исходов, и дракон видит все свои возможные варианты будущего. Но то, что на самом деле произойдет с ним, зависит от множества факторов, многие из которых находятся вне его контроля. И по мере того, как события меняют настоящее, меняется и его возможное будущее. Схема постоянно меняется. Я сомневаюсь, что любой не-дракон смог бы выдержать такое видение, не сойдя безнадежно с ума.

- Это действительно звучит... сбивающим с толку.

- О, это так. Но на самом деле время еще сложнее, чем кажется драконам.

- В самом деле? Как?

- Возможно, тебе будет интересно как-нибудь узнать точку зрения Базела на этот счет, - сухо сказал Венсит. - ...Множество возможных вариантов будущего находится в самом сердце войны между Светом и Тьмой. Но, по крайней мере, защитники Томанака движутся только в одном направлении во времени, из прошлого в то будущее, которое на самом деле происходит. Как и драконы, если уж на то пошло, но это не обязательно должно быть так. Во всяком случае, не для смертных; у богов... другие отношения со временем, которые не позволяют им вмешиваться в него, хотя они воспринимают его так же, как это сделал бы дракон, хотя и в гораздо большем масштабе. Некоторые маги тоже могут видеть будущее, но талант предвидения сильно отличается от таланта драконов или божеств. С другой стороны, некоторые волшебники действительно могут путешествовать во времени. К счастью, это чрезвычайно редкая способность. Лучшая оценка, которую я когда-либо видел, заключается в том, что, возможно, она есть у одного из десяти тысяч, а те, кто есть, редко экспериментируют с ней. Видишь ли, есть... недостатки. Никто не может двигаться вперед за рамки своего собственного опыта, поэтому путешествие в прошлое - это единственное действительно практическое "направление". Но путешествие в прошлое гораздо менее полезно, чем заглянуть в будущее, и это очень, очень рискованно, потому что все время изменчиво.

Кенходэн пристально посмотрел на него. - Ты имеешь в виду?..

- Именно, - мягко сказал Венсит. - Трудно даже представить, почему любой теоретически здравомыслящий волшебник сделал бы что-либо подобное. Волшебник, который путешествует назад, может изменить прошлые события, может фактически уничтожить будущее, из которого он пришел. Это интересный теоретический момент - если хочешь, как только мы вернемся в Белхэйдан, я могу забрать несколько книг из своей библиотеки и дать тебе прочитать дебаты между волшебниками о том, как именно все это сработало бы, если бы кто-то был достаточно глуп, чтобы попробовать это. Ты понимаешь, что никогда не было никакого соглашения по этому вопросу, и это одна из причин, по которой только сумасшедший мог бы попытаться это сделать. Возникший вопрос заключался в том, создаст ли его изменение прошлого ситуацию, в которой он никогда не существовал, а это означает, что он не сможет вернуться, чтобы изменить это, тем самым не уничтожив его. Но если бы он не был уничтожен, то разве он все равно не отправился бы обратно? Могли ли его действия создать своего рода...петлю во времени, которая эффективно заманила бы не только его, но и всех остальных в тот же тупик? Или он установил бы ранее существовавшую личность до изменения времени, таким образом, оставив его нетронутым, позволив ему уничтожить все - и каждого человека - которого он оставил в будущем?

Кенходэн долго обдумывал это и вздрогнул.

- Кто-нибудь когда-нибудь был достаточно сумасшедшим, чтобы действительно попробовать это?

- Самая длинная смена, которую я когда-либо видел, составила около пяти дней, - сказал Венсит, - и волшебник, который ее совершил, ничего не делал, кроме как наблюдал из своего кабинета, используя свой грамерхейн. Тот факт, что нет записей о более длительном прыжке, может означать, что он никогда не был предпринят, или что попытка просто не была записана, или что все теории о том, что произойдет, были неверными ... или, конечно, что волшебник действительно уничтожил себя и любое будущее, в котором он мог бы оставить записки о своих намерениях.

- Я понимаю. - Кенходэн вздрогнул и заставил себя улыбнуться. - Это не безумие, Венсит - это кошмары! Теперь я буду лежать без сна, ожидая, когда какой-нибудь волшебник, прыгающий во времени, уничтожит нас всех.

- О, я бы не стал слишком беспокоиться, - сказал Венсит. - Больше шансов, что ты утонешь в пустыне в разгар летней жары. Я сказал, что это редкий талант, и большинство из горстки волшебников, которые когда-либо им обладали, не могли представить ничего достаточно убедительного, чтобы рискнуть.

- Это облегчение. - Кенходэн преувеличенно вытер лоб. - Я с радостью оставлю процессы времени драконам.

- Ты сделаешь это? - Венсит усмехнулся. - Думаю, что это, вероятно, было бы мудро с твоей стороны.

Кенходэн снова улыбнулся, более непринужденно. Возможно, это было к лучшему, что он был готов оставить это другим, поскольку он все равно никогда не смог бы экспериментировать с этим. Он попытался представить себе то, что видели драконы, но это было выше его сил. Мысль была скорее обнадеживающей, чем надоедливой, потому что он скорее подозревал, что если бы он мог понять это, он бы сам больше не был в точности человеком.

Луга Колвании раскинулись под ними, звезды приблизились к рассвету, и Базел привел их к небольшой лощине как раз перед восходом солнца. Вокруг впадины росла высокая трава, скрывая их от посторонних глаз, а маленький родник был сердцем мягкое болота вокруг кристально чистого пруда с водой для скакунов и лошадей. Кенходэн поинтересовался, как Базел нашел это место, но градани только пожал плечами, когда он спросил. Возможно, тридцать или сорок лет на Равнине Ветров дали бы кому угодно такие навыки, подумал Кенходэн. Или, возможно, ответ был еще более прозаичным, учитывая острые чувства, которые Уолшарно и Бирчалка могли бы приложить к делу.

Лощина давала возможность передохнуть, и они с благодарностью остановились. Топлива не было, но солнце наполнило впадину таким теплом, какого Кенходэн не испытывал со времен Белхэйдана, и он расслабился на своих одеялах в мечтательной дремоте, пока утро переходило в полдень.

Они снова отправились в путь ранним вечером. Базел и Чернион подсчитали, что за ночь они прошли около пяти лиг, но оба надеялись развить большую скорость при дневном свете. Кобыле Чернион и вьючным лошадям были назначены частые остановки для отдыха, но Базел все еще надеялся до наступления вечера пересечь северное ответвление реки Саут-Уолл, которое приведет их к Беллуотер в двенадцати лигах к западу от города Энгтир.

- И я все еще говорю, как тебе понадобится мост, Венсит!

- Доверься мне, Базел, - успокаивал Венсит. - Я когда-нибудь вводил тебя в заблуждение?

- "Вводил в заблуждение", не так ли? - Базел фыркнул. - Если ты хочешь сказать, что солгал мне, то ответ - нет. Но если ты хочешь сказать, что ты никогда не был тем, кто доставлял мне неприятности...?

Он раздраженно покачал головой.

- Это профессиональный риск общения с волшебниками, Базел! - рассмеялся Кенходэн. - Если уж на то пошло, это, вероятно, относится к категории обычных профессиональных рисков для защитника Томанака, не так ли? Тем не менее, ты, кажется, до сих пор это переживал.

- Да, хотя и не всегда с таким большим отрывом, как мне могло бы понравиться!

- Выжить в компании волшебника с любым перевесом - это достижение, Кровавая Рука. - Чернион оторвала взгляд от уздечки, которую чинила. - Я мало видела волшебников - и не желаю видеть больше, - но это немногое не вызывает у меня симпатии к породе. С исключениями, конечно. - Говоря это, она кивнула Венситу.

- Не обращай на меня внимания, Элрита, - мягко сказал Венсит. - Учитывая твой опыт, я не удивлен, что ты не заботишься о практиках этого искусства. Я мог бы чувствовать то же самое на твоем месте.

- Мой опыт может удивить тебя, волшебник, - едко сказала она.

- Возможно, - пробормотал Венсит. - Но, тогда, твой опыт с моим волшебством, к счастью, пока был небольшим, не так ли?

Чернион, фыркнув, уступила ему и снова склонилась над своей уздечкой. Кенходэн был немного озадачен колким подтекстом, но Базел воспринял это спокойно, поскольку привык к людям, которые косо смотрят на всех волшебников. Если уж на то пошло, подавляющее большинство градани выразило бы себя даже более решительно, чем Чернион, учитывая опыт их народа с колдовством. Тем не менее, он не видел смысла в том, чтобы позволить словесной дуэли выйти из-под контроля.

- Если мы собираемся двигаться, нам лучше отправиться в путь, - пророкотал он. - Ты закончила с этой уздечкой, пограничная стражница?

- Настолько хорошо, насколько это возможно. - Чернион подняла исправленную узду. - Она не получит никаких призов за качество изготовления, но должна послужить.

- Тогда я думаю, что нам пора двинуться.

Они снова пришли в движение, не без укоризненных взглядов со стороны лошадей. Трава становилась все выше по мере того, как они продвигались вглубь Колвании. Теперь только Уолшарно и Бирчалка возвышались над бородатыми головами; они были по плечи даже для Глэмхэндро, а Кенходэн и Чернион высовывали над зеленым морем только свои плечи и головы. Насекомые жужжали в ярком свете, и время от времени высоко в небе парил ястреб. Кенходэн дремал в мирном солнечном свете, потому что, несмотря на долгие часы в седле, это была самая спокойная часть их путешествия с тех пор, как они покинули Синдор.

День клонился к вечеру, и их тени начали падать справа от них, а не слева. Ветерок усилился, и Кенходэн снова закутался в пончо. Более холодный воздух заставил его снова проснуться, как будто сонный полдень был сном, и он приподнялся в стременах, чтобы осмотреться.

Линия деревьев разделяла море травы перед ними. Он внимательно изучил его, глаза увлажнились, когда ветер подул ему в лицо, и ему показалось, что он почувствовал дополнительный запах свежести. Глэмхэндро фыркнул, ощутив ту же сырость, и стало понятно, что эти деревья обозначали реку.

Так они и сделали. Река Саут-Уолл обычно была мелким, мерцающим потоком через камни и песок. Теперь поток был более энергичным, и вода была высокой, хотя высохшие обломки показывали, насколько выше она поднималась во время пиковых паводков. Глядя на ожерелье ветвей и деревьев почти в полумиле дальше от русла реки, Кенходэн был рад, что прибыл после того, как эта вершина миновала.

Однако те более ранние наводнения очистили берега от подлеска, так что, хотя тут и там были навалены наклонные камни, большая часть берега была покрыта твердой галькой. Их лошади с облегчением выбрались из густой травы и в равной степени были рады хорошему питью. Кенходэн не винил их, и все же ему было не по себе, когда он стоял на мелководье и осматривал окрестности, пока на них наползали сумерки, а Глэмхэндро пил.

Стремительный, булькающий, рокочущий голос реки докучливым образом заглушал все остальное. Это был незначительный момент, но ему не понравилось, как он скрывал другие звуки. Он плеснул сапогом в реку и потрепал Глэмхэндро по шее, когда жеребец, фыркая, зашел в воду.

Чернион разделяла его неприязнь к маскирующему звуку реки и немного больше заботилась о том, что деревья по берегам закрывают ей вид на луга, но она ничего не сказала, потрепав уши своей кобылы и нахмурившись над своими собственными меняющимися мыслями и мотивами. Знал это Венсит или нет - а она подозревала, что он знал, - она была его верным союзником, пока Вулфра не была мертва. После этого, конечно, она должна выполнить первоначальное задание... но ей, как ни странно, не хотелось этого делать.

Она вздохнула. Вероятно, она могла бы избежать этого, если бы действительно захотела. Никто из ныне живущих - она подавила боль из-за Эшвана - не знал о ее личности Элриты. Было бы достаточно просто передать Совету Гильдии сообщение, в котором Чернион утверждал, что риски - и конечная стоимость - были слишком велики. Если бы она добавила, что Гильдию предали, Совет в любом случае предпочел бы отказаться от явно проигрышного начинания. В конце концов, после смерти Вулфры некому было бы подтвердить, что они когда-либо принимали контракт. Любые слухи об этом или о провале Гильдии со временем исчезнут, затерявшись на фоне гораздо большего ужаса всех тех случаев, когда Гильдия не терпела неудачу. И как только волшебник исчезнет из списка Гильдии, она сможет навсегда покинуть убийц, если захочет, и по-настоящему стать Элритой. Или, возможно, более точно, снова стать Элритой, потому что такой она родилась и выросла.

Новое направление ее мыслей потрясло ее, когда она впервые осознала это, но оно становилось все более приемлемым. Оно не было вызвано чувством товарищества с их целями, но время, проведенное с Венситом и его спутниками, убедило ее, что подозрения Совета были правильными - что финальная битва между Советом Карнэйдосы и потомками тех, кто бежал из Контовара, действительно была близка. И Совет также может быть прав в том, что Гильдия убийц не будет процветать ни в одном мире, в котором карнэйдосцы потерпят неудачу. Но что, если Совет ошибался относительно шансов карнэйдосцев на успех? Время, проведенное Чернион с Венситом, только усилило все легенды о нем, и она была далека от мысли, что он окажется кем угодно, кроме хитрого, опасного выжившего, каким он был последние четырнадцать столетий. В мире, где Совет Карнэйдосы потерпел поражение - снова - возможно, было бы неплохо, если бы у кого-то была возможность перестать быть убийцей.

Но это был не единственный фактор, потому что был еще один - тот, который проистекал из чего-то, чего она не могла до конца понять. Возможно, это возникло из-за сложных отношений, которые она чувствовала вокруг себя. На первый взгляд, в группе верховодили волшебник и Кровавая Рука, но на самом деле все было не так просто.

Она задумчиво постукивала зубами, и ее мозг вгрызался в эту мысль, как собака в кость.

Головоломка сосредоточилась на Кенходэне. Его потерянное прошлое было достаточно загадочным, но то, как другие отреагировали на его амнезию, было не менее поучительным. Как будто его прошлое было загадкой только для него, а не для них, что не имело никакого смысла. В то же время запах крови, который она почувствовала в Синдоре, становился сильнее, а не слабее. Он мог думать о драконе все, что ему нравилось, но она наслаждалась до боли прекрасным исполнением убийства - и железной решимостью, которая направляла каждое его движение. Он убил его, и никто другой, даже если другие сделали все возможное, чтобы помочь.

Нет, никогда не стоит поспешно убивать эту группу. В Кенходэне что-то действовало, и она намеревалась выяснить, что это было. Если вокруг него витает столько силы, как она начала подозревать, возможно, разумнее быть его союзником, чем врагом. В конце концов, она выбрала свое призвание, потому что оно давало власть; она всегда могла сменить профессию, если бы ей открылся лучший путь к власти.

Они двинулись дальше после наступления темноты, река пела и посмеивалась над ними, когда они шли по ее восточному берегу. Мерцали звезды, тускло освещая им путь. Под копытами время от времени попадались камешки, которые скользили по затопленной гальке, а звон сбруи и кольчуг в ложбине речного русла был громче.

Базел объявил привал перед полуночью, и они отступили к краю травы, чтобы разбить лагерь. Коряги служили топливом, а впадина реки скрывала их от наблюдения. Это позволило развести костер и приготовить горячую пищу, и Базел воспользовался случаем, выловив из реки дюжину форелей и поджарив их.

Спокойная, без происшествий ночь оставила их освеженными и готовыми к рассвету, и, пока они готовились к следующему дню, веселые оскорбления прыгали взад и вперед.

- Я думаю, что к вечеру мы доберемся до Беллуотера, - сказал Базел, попыхивая трубкой, оставляя за собой шлейф синего дыма, пока они ехали. - Может случиться так, что ты готов рассказать мне, как собираешься пересечь ее, Венсит?

- Что-нибудь да придет ко мне, - спокойно заверил его волшебник.

- Я был бы счастливее, если бы ты перестал так говорить. - Базел ткнул черенком трубки в своего друга. - Тебе нужно точно знать, что именно ты собираешься делать - не утруждай себя, отрицая это! Ты так молчалив только потому, что знаешь, я не буду так уж счастлив, что бы это ни было.

- Базел, ты ранишь меня, - спокойно сказал Венсит.

- Ха! Я думаю, что однажды ты будешь играть что-то слишком близкое к своей груди, и это закончится тем, что я умру. И, без сомнения, тебе будет жаль, когда я это сделаю!

- Ты прав, - сказал Венсит, его тон внезапно понизился. - Мне будет жаль.

Базел резко поднял глаза. - О, не унывай, чувак! Это была всего лишь моя шутка!

- Я знаю, - сказал Венсит. - Но, знаешь, ты прав.

- Что? Что я когда-нибудь умру? - Базел усмехнулся. - Томанак, Венсит! Каждый когда-то умирает!

- Нет, Базел, - мягко сказал Венсит. - Умирают все остальные.

И на это у градани не нашлось ответа.

Чернион поскакала рысью вперед, чтобы разведать тропу, когда они приближались к Беллуотеру; теперь она быстрым галопом вернулась назад, и ее поднятая рука остановила их.

- Неприятности, пограничный страж? - спросил Базел.

- Да. Мы вот-вот наткнемся на бандитское гнездо, Кровавая Рука.

- Бандиты? - спросил Кенходэн. - Ты уверена?

- Кенходэн, когда у тридцати человек в скрытом лагере есть пятьдесят лошадей и тридцать мулов, я начинаю задаваться вопросом. Когда я подхожу достаточно близко, чтобы услышать, как они обсуждают дележ своей добычи, я перестаю удивляться. Поверь мне, они бандиты.

- Понял. - Он задумчиво почесал подбородок, когда она повернулась к Базелу.

- Нам придется подождать, пока они сдвинутся с места, или же обойти их, - сказала она.

- Мы не можем, - категорично сказал Венсит. - Сегодня вечером я не могу задерживаться.

- "Не могу", не так ли? - Базел навострил уши, глядя на него. - И не мог бы ты это объяснить?

- Ты сказал, что тебе не понравится способ, которым я планирую пересечь границу, - сказал Венсит, - но все альтернативы хуже. И если мы собираемся пересечь границу так, как я планировал это сделать, мы должны быть там к восходу луны.

- Я понимаю. - Базел потянул себя за нос, и его уши мягко задвигались взад-вперед.

- Ну, если они бандиты, мы все равно должны их навестить, - услышал Кенходэн свой голос и нахмурился, пораженный собственными словами. Что могло заставить его принять шансы семь к одному? Он не знал, но что-то... подталкивало его. Это было почти как чувство личного оскорбления.

- Что ты имеешь в виду? - резко спросила Чернион.

- То, что я сказал, - услышал он свой голос, как будто это была самая разумная вещь в мире. - Бандитов следует обескураживать.

- Неужели твои рыжие волосы поджарили твой мозг?! - потребовала она.

- Может быть, так оно и есть. - Кенходэн ухмыльнулся, внезапно став безрассудным, отказавшись от попытки понять свои собственные мотивы. - Но вот оно... и вот они.

- Парень говорит дело, - пророкотал Базел. - Я наполовину уверен, что должен сам навестить их, пограничный страж. Я был защитником самого Томанака и все такое.

Он нагло навострил уши, глядя на нее, и она раздраженно покачала головой.

- Ты имеешь в виду, что у вас двоих есть по половине ума! - огрызнулась она, звуча в этот момент удивительно похоже на Венсита. Но затем сталь заскрежетала, когда она вытащила свой меч и потрогала его острие. - И все же, - вздохнула она, - когда ты едешь с сумасшедшими, ты должна ожидать, что иногда заразишься их безумием.

Карие глаза Базела блеснули. Вопреки себе, закаленная убийца усмехнулась в ответ, затем встряхнулась.

- Очень хорошо. Если вы настаиваете на том, чтобы пройти через них, а не вокруг, позвольте мне показать вам дорогу к их лагерю.

Она спешилась, чтобы рисовать на песке кончиком своего меча.

- Вот река, - она провела четкую линию, - и берег. Мулы находятся ниже по течению двумя группами - здесь и здесь. - Она нацарапала два "Х" рядом с линией. - У них по два человека охраняют каждую группу, и здесь, под гребнем берега, они делают яму для костра. Их еще с полдюжины, разбросанных по дуге в стороне от реки - я полагаю, они следят за своим задним входом. - Она нацарапала еще шесть отметок. - Этот человек в центре находится дальше всех - примерно в двухстах ярдах от реки. Остальные разбивают палатки, за исключением двух людей, размещенных прямо на концах их лагеря - здесь и здесь.

- Хммммм... - уши Базела прижались. - Чья-то голова соображает лучше, чем мне бы хотелось. Я надеялся, что вдоль реки не будет стражников, так что мы сможем проскакать через их лагерь до того, как они узнают о нашем приближении. Но этот человек, - он указал на грубую схему, - заметит нас до того, как мы приблизимся.

- Сколько пользы это принесло бы им? - прагматично спросила Чернион. - Предупреждение было бы коротким.

- Они хотят выставить часовых и скрыть свой лагерь - что, если они сочли нужным принять другие меры предосторожности? Например, несколько лучников с оружием под рукой?

- Понимаю. Но этот охранник - единственный, кто тебя беспокоит? - ее меч вонзился в диаграмму.

- Да. У них больше нет никого, кто мог бы смотреть вдоль реки.

- Тогда оставь его мне, Кровавая Рука.

- Ты уверена, что сможешь снять его без тревоги? - спросил он, оценивающе глядя на нее.

- Он даже не узнает, что я там, Кровавая Рука, - она по-волчьи улыбнулась. - Он умрет без единого звука.

- Ну, тогда! - Базел резко кивнул. - Раз так, я думаю...

Глэмхэндро беспокойно пошевелился под Кенходэном, и он потрепал шею жеребца одной рукой, держа поводья кобылы Чернион в другой. Но его попытка успокоить лошадь была не более чем нерешительной, поскольку он боролся со своими собственными беспокойными мыслями.

Он контролировал себя со времен леса Хев, но теперь он больше не был уверен, что это так, потому что он был готов - жаждал - убивать. Это беспокоило его, потому что мысль об убийстве становилась для него все более отвратительной... до сих пор. И это сильно отличалось от того, что он испытал на борту "Повелительницы волн". В нем не было неистовой жажды крови, только холодное, клиническое принятие того, что убийство бандитов было уместным... естественным.

Он покачал головой и украдкой посмотрел вслед Элрите. Она сменила сапоги для верховой езды на мягкие кожаные туфли и растворилась в траве, как призрак, ускользнув, как тень смерти. То, что женщина выбрала профессию с оружием в качестве своего призвания, его не беспокоило, но она показала новое лицо, проверяя свое оружие с холодным, компетентным знанием дела. Он был бы менее встревожен, если бы она проявила такое же мрачное рвение, как Базел; именно холодный, бесстрастный блеск в ее глазах заставил его похолодеть. Он вздрогнул, затем взял себя в руки, кляня собственное лицемерие. Кто он такой, чтобы задавать ей вопросы? Это он подтолкнул ее к нападению - почему ее эффективность должна беспокоить, а не радовать его?

Он снова вздрогнул... Затем тихо выругался, почувствовав запах собственного горького пота, потому что это был не пот страха. К этому времени он слишком хорошо знал, как пахнет его собственный страх, и это было что-то другое. Кое-что похуже. Его пульс грохотал в ушах, а мысли казались распухшими и беспорядочными. Горячими.

Его глаза внезапно расширились. Это было нечто большее, чем просто эмоциональный стресс. Какое-то похороненное воспоминание шевельнулось, и он удвоил свою мысленную ругань, потому что не могло быть худшего момента для такого отвлечения!

Острая тошнота пронзила его, и он отчаянно сглотнул, когда его рот, еще мгновение назад сухой и колючий, наполнился удушающим потоком слюны. Он хотел заскулить и остановить атаку, но не мог. Элрита уже выслеживала свою добычу, а остальные были слишком далеко, чтобы подать им сигнал, не насторожив этим бандитов. Он потер руку с мечом о бедро, вытирая пот. Он был липким и холодным под камзолом и кольчугой, когда пытался сосредоточиться, пытался заставить память всплыть на поверхность... или утихнуть. Он отказался. Тоненькие голоса терзали его рассудок, пропищав слова, которые он не мог разобрать, смеясь и визжа. Он боялся за свой разум, за свою жизнь, если ему придется сражаться отвлеченно, за...

Часовой исчез, и рука Базела рассекла воздух. Уолшарно мгновенно ожил, стремительно врываясь в лагерь из заката с Венситом и Бирчалкой позади него, и Кенходэн громко выругался.

Он едва мог видеть сквозь красные волны душевной боли, но его меч каким-то образом оказался в его руке, когда Глэмхэндро рванулся вперед под ним, как раскручивающаяся пружина. Кобыла Чернион с грохотом неслась позади, а меч в его руке был неподвижным, тяжелым куском металла. Копыта Глэмхэндро высекли искры боли в его голове, и он почувствовал, что проваливается во тьму. Ветер хлестал его по лицу, когда он приближался к лагерю, и заходящее солнце светило ему в глаза. Он пытался цепляться за осознание, скользя в ожидающую пустоту, но это было бесполезно. Перед ним маячил разбойник, черный и суровый в его красном видении. Рот мужчины открылся в крике, но Кенходэн ехал молча, отгороженный от окружающего шума. Он вырвался на свободу от мира, вращаясь в темном коконе, который ни с кем не делил, и чувствовал, как его меч двигается, как будто его держит кто-то другой. Сверкнула сталь, и кричащий рот навсегда замолчал в брызгах крови. Затем Кенходэн по спирали покатился вниз, все ниже, в бездну своего собственного разума и тьмы....

Чернион изумленно моргнула, когда Кенходэн прогрохотал мимо. Он отпустил ее кобылу, как и планировал, но не стал ждать, пока она сядет в седло. Глэмхэндро пронесся мимо, осыпая ее грязью, когда его копыта кромсали травянистый склон. Его хвост развевался, как струя дыма, и Кенходэн ехал легко, расправив плечи, выпрямив спину, положив руку с мечом на колено. Она смотрела, как он несется на изумленных бандитов, как валун, без поддержки, без какого-либо прикрытия с флангов или спины.

Не то чтобы бандиты были готовы встретить его. План Базела состоял в том, чтобы он и Венсит атаковали первыми, привлекая к себе внимание разбойников, и когда Кенходэн атаковал, большинство из них смотрели в другую сторону. Некоторые сражались с ножнами, чтобы обнажить оружие, другие мчались к привязанным лошадям, но их движения едва начались, как Базел и Уолшарно начали убивать.

Меч градани двигался легко, как сабля, пронзая своих врагов подобно молнии. За ним тянулась кровь, сверкая, как рубины на закате, и Уолшарно сражался, как другая рука. Самый великолепно обученный боевой конь во всем мире не мог сравниться со скакуном, поскольку скакуны были столь же разумны, как и любая из человеческих рас, а воины среди них - такие воины, как Уолшарно и Бирчалка - тренировались в своих боевых искусствах так же усердно, как любой человек или градани. Он и Базел были не просто всадником и скакуном; они были одним целым. Два сердца, два разума, две души, объединенные связью между ними в единое смертоносное целое. Все, что находилось справа, было заботой Базела; все, что находилось слева, принадлежало Уолшарно, а подкованные сталью копыта и челюсти, которые ломали руки, как палки, мало кому позволяли избежать его гнева.

Венсит свернул из кильватера Базела, чтобы отрезать бандитов от их лошадей, и полдюжины разбойников обернулись на стук копыт Бирчалки. Они в ужасе уставились на грохочущего скакуна и пылающие глаза волшебника, но у них не было выбора, и мечи сверкали в их кулаках, когда они прыгнули, чтобы сразиться с ним, сражаясь за свои жизни.

Он и Бирчалка не были равны Базелу и Уолшарно, потому что им не хватало слияния уз принятия, а Венсит не был защитником Томанака. Уолшарно знал то, что знал Базел, видел то, что видел Базел, точно так же, как Базел делился тем, что он видел и знал. Он и его всадник двигались как одно целое, каждый понимал намерения другого в тот момент, когда это намерение зародилось, и они сражались с гладкой, отточенной эффективностью, с которой не мог бы соперничать даже другой всадник ветра и скакун, поскольку это было основано на восьмидесятилетнем совместном опыте в большем количестве сражений, чем большинство людей могли бы даже посчитали.

Бирчалка и Венсит были больше, чем лошадь и всадник, но меньше, чем всадник ветра и скакун. По правде говоря, не было никакого сравнения между их способностями и возможностями Базела и Уолшарно... за исключением того, что ни один другой воин и ни один боевой конь, как бы они ни хотели и ни умели сражаться, не могли сравниться с ними. Если меч Венсита был просто смертных размеров, он двигался с одинаковой сверкающей скоростью, и первые два бандита, столкнувшиеся с ним лицом к лицу, оказались одинаково, хотя и менее эффектно, мертвыми. Остальные попытались обойти Бирчалку и подколоть сухожилия, но слишком поздно.

Кенходэн врезался им в спины как раз в тот момент, когда скакуны начали замедляться. Один разбойник услышал его и повернулся, чтобы выкрикнуть предупреждение, и Чернион, не веря своим глазам, наблюдала, как Кенходэн ударил, как гадюка, и голова бандита отлетела. Она никогда не видела, чтобы меч двигался так быстро! И, как отметил уголок ее сознания, она никогда не видела человека, буквально обезглавленного ударом одной руки наотмашь. Затем она ударила пятками по бокам своей кобылы и поскакала вслед за Кенходэном, ее собственный меч рубил и колол.

Кенходэн пронесся мимо Базела противоположным курсом, его удары забрызгали плащ градани кровью. Затем они с Чернион вырвались и развернулись - она, чтобы присоединиться к Венситу; он, чтобы врезаться снова в основной отряд.

Разбойники сражались, потому что у них не было выбора, но Базел и Кенходэн пронзали их, как обоюдоострый меч. Раздался громкий боевой клич градани, и звуки его ударов были подобны топорам, но первым - и безмолвным - в этой бойне был Кенходэн.

Даже гибельность Базела - вместе с Уолшарно - бледнела по сравнению с тем хаосом, который учинил рыжеволосый мужчина. В его фехтовании не было того огня, который отличал его раньше, но его смертоносная эффективность леденила сердце. Удар сверху, снизу, наотмашь - прямой удар или выпад - все это не имело значения. Его клинок двигался во всех направлениях, и каждый удар попадал точно в цель и обрывал чью-то жизнь. Дважды он сразил бандитов позади себя, невидимых для него в тот момент, когда он убивал их, и Глэмхэндро, зараженный той же убийственной эффективностью, собрал урожай, который мог соперничать с Уолшарно. Они снова вырвались на открытое место и снова развернулись, серый жеребец со свистящим криком встал на дыбы, прежде чем они снова обрушились на своих врагов.

Крики и влажный хруст стали наполнили вечер на очень короткое время. Потом все было кончено.

Но еще ничего не было кончено. Кенходэн выдернул свою сталь из груди последнего бандита и развернул Глэмхэндро на задних ногах, чтобы противостоять своим товарищам. Дюжина тел распростерлась перед Венситом и Чернион, сраженных при попытках прорваться к своим лошадям. Чернион спешилась, чтобы почистить свой меч, но она подняла глаза, когда внезапно воцарилась тишина, и ее руки замерли на полпути. Она вздрогнула, увидев глаза Кенходэна, потому что они горели зеленым огнем, преследующим ее сны, и его губы беззвучно шевелились, когда он коснулся Глэмхэндро пяткой. Выносливая душа, какой бы она ни была, она отступила на шаг, когда серый гордо поднял голову и направился к Венситу высоким, размеренным шагом на плацу.

Венсит тихо сидел и наблюдал, как они приближаются. Кенходэн был в крови по локоть, и еще больше крови капало с его клинка. Глэмхэндро был багровым до колен, и зловоние смерти распространялось вместе с ними по полю. Они остановились перед волшебником, и Кенходэн погрозил ему мечом.

- Как долго, волшебник? - Его голос ошеломил их всех, потому что в нем звучали шипение и порывы страсти, которых они никогда от него не слышали. Кровь с его меча забрызгала Венсита, и лезвие задрожало от силы его хватки, но волшебник молчал.

- Как долго?! - Голос Кенходэна сорвался в крик. - Сколько еще?! Отвечай мне, черт бы тебя побрал!

- Я ответил тебе, - наконец тихо сказал Венсит, и голова Кенходэна медленно повернулась. Его взгляд повернулся на запад, его глаза вспыхнули на кроваво-красном горизонте, в то время как кости его лица выделялись смелым рельефом, странные, чужеродные и древние в пепле умирающего света дня.

- Так и есть, - прошептал он голосом, больше похожим на его собственный, но только на мгновение. Затем его губы сжались в ужасной гримасе, а меч взметнулся ввысь, словно пронзая кровоточащее солнце. С лезвия брызнула кровь, и он привстал на стременах под этим проливным дождем.

- Будь ты проклят, Херрик! - Мышцы его горла напряглись от силы отчаянного крика. - Бууудь прооооклят!

И он вывалился из седла на землю.

Базел и Чернион уставились друг на друга, когда Кенходэн рухнул на окровавленную землю, но Венсит спрыгнул с седла Бирчалки и склонился над ним. Он перевернул его на спину и почувствовал сильный, медленный пульс у него на горле.

- Боги, Кровавая Рука! О чем это он? - прошептала Чернион.

- Что касается этого, я не имею ни малейшего представления, пограничный страж, - ответил Базел почти рассеянно. - Действительно говорят, как странные вещи преследуют волшебников повсюду.

- Странно! - Чернион была потрясена до глубины души. - Кровавая Рука, я больше ничего не хочу знать - не сейчас. Я пойду прослежу, чтобы никто не сбежал. Потом я собираюсь понаблюдать, пока вы разберетесь с этим делом!

- Как пожелаешь.

Базел смотрел, как она уносится галопом, и не винил ее за страхи.

<Я тоже>, - безмолвно сказал Уолшарно в пещерах своего разума. <Я никогда не слышал ни о чем подобном, брат.>

- И я не больше, - ответил Базел.

Он медленно спешился и почистил свой клинок, при этом одним плечом упираясь в высокий, крепкий бок Уолшарно, и ему был необходим этот контакт. Он с самого начала распознал смертоносность Кенходэна, но сейчас все было по-другому. В фехтовании молодого человека была плавность, смертоносная эффективность, какой он никогда ни у кого не видел. Это также не было простым совершенством формы, потому что не было никакой формы, никакого использования выученных и отработанных парирований, порезов, выпадов, ответных выпадов. Меч Кенходэна просто был там, где ему нужно было быть, в тот самый момент, когда ему нужно было быть там. Не было ни одного лишнего движения, ни малейшего колебания, ни даже какой-либо мысли. Это даже не был инстинкт, ибо, чем бы он ни был, он уходил еще глубже, за пределы мышечной памяти, в нечто почти... сверхъестественное.

Базел Бахнаксон знал себе цену в обращении с клинком, именно так он посоветовал Кенходэну проверить себя в ту первую ночь в "Железном топоре". И все же, закончив чистить свой меч, он понял, что даже он - защитник Томанака и победитель в двухстах боях, каким бы он ни был, - никогда не смог бы сравниться с тем, что они с Уолшарно только что видели в нападении Кенходэна.

<Я мог бы пожелать, чтобы это был момент, когда Он счел нужным предоставить нам немного дополнительной информации>, - сказал скакун. <Я знаю, что Он не водит своих защитников за руку, но я бы ничуть не возражал, если бы Он мог хотя бы намекнуть пару раз.>

- Да? - Базел коротко улыбнулся, наполовину прижав уши, и вложил меч в ножны. - Я бы не воспринял ни малейшего намека неправильно в отношении самого себя. Тем не менее, думаю, что это так, как будто Он уже сказал нам, что нам действительно нужно знать.

<Я согласен, брат. Но это не значит, что я не могу желать большего, не так ли?>

Базел фыркнул в знак согласия и медленно прошел вперед, чтобы опуститься на колени рядом с Кенходэном и уставиться на волшебника. Уолшарно последовал за ним, встав у него за спиной, и Венсит поднял глаза.

- Венсит.

Голос Базела был таким неумолимым, каким дикий волшебник его когда-либо слышал, и он узнал бурю вопросов, связанных с его именем.

- Это... был не Кенходэн, - сказал он наконец, осторожно.

- Что? - Базел сел на корточки, уставившись на него, прижав уши.

- Это была тень его прошлого, Базел. - Венсит положил один из рюкзаков разбойников под голову Кенходэна. Теперь он убрал волосы со лба Кенходэна, его прикосновение было нежным, как у любовника, и посмотрел на него сверху вниз. - Он выбрал свое имя, чтобы высмеять свое невежество, но то, кем он был, остается, борясь за то, чтобы выбраться наружу. Этого никогда не произойдет - не полностью, - но... части все равно прорвутся. Вот как случилось на этот раз.

- Но что?.. - начал Базел, затем остановился, когда глаза Венсита, горящие колдовским огнем, поднялись, как нацеленные арбалеты.

- Должен ли я сказать это тебе, а не ему? - строго спросил волшебник, и Базел быстро покачал головой.

- Нет, - сказал он. - Но все ли с ним будет в порядке, Венсит?

- "Все в порядке"? - Венсит покачал головой, во рту у него было горько. - Сколько я себя помню, люди спрашивали меня, был ли кто-то или что-то "в порядке"! Не каждый может быть тем, что это должно означать, Базел! - Градани отшатнулся от дикого отчаяния в голосе Венсита. - Некоторым людям не дают возможности когда-либо снова быть "в порядке". У них нет такого выбора, такого благословения. Все, чем они могут быть, - это тем, кем - и чем - они должны быть, обычно для других, и слишком часто эти другие даже не догадываются, что они дали - что они потеряли - для них. Я бы уничтожил миры ради Кенходэна, Базел. Я бы свалил в кучу тела его врагов отсюда до Контовара и обратно, чтобы восстановить то, что он потерял, и я не могу! Только один человек во всем мире, возможно, когда-нибудь сможет помочь ему восстановиться из руин, снова сделать его цельным, и даже тогда человек, которым он станет, никогда не будет тем, кем он был. И я знаю это, Базел. Я знаю это, и я не могу поделиться этим с ним, и кем это делает меня?

Базел пристально посмотрел в страдальческое лицо Венсита из Рума, затем потянулся через Кенходэна, положив по одной руке на каждое из плеч волшебника.

- Это я слышу тебя. - Его глубокий голос был еще глубже, чем обычно, его глаза потемнели. - Но я попрошу тебя сейчас сказать мне, можем ли мы с Уолшарно что-нибудь сделать. Мы не допустим, чтобы он еще больше пострадал от этого, если вообще есть что-то, что мы могли бы сделать, чтобы предотвратить это.

- Нет, - мягко сказал Венсит. - Он даже не вспомнит об этом. Его здесь не было.

- Что?

- Тени прошлого, Базел, - пробормотал волшебник, затем медленно покачал головой. - Не обращай на меня внимания; он поправится.

Он еще раз погладил рыжие волосы, а затем поднялся. Его движения были быстрыми, сосредоточенными, намеренно возвращенными к цели.

- Хватит! Мы не будем исправлять положение, стоя здесь, пока он не проснется. Нам нужно принять решения. Например, - он повернулся к мулам, - что с этим делать.

- Да. - Базел воспринял смену темы как можно буквальнее и начал открывать пакеты, хотя его взгляд часто возвращался к своему другу.

- По-моему, у нас проблема, - сказал он вскоре. - После всего случившегося здесь целое состояние, ошибки быть не может.

- Действительно. - Волшебник осматривал другую пачку. - Золото, серебро, специи, шелк - и кое-что еще. Свиток стихов Дорфаи из Сараманты, написанный его собственной рукой, Базел.

- Томанак! - Базел покачал головой. - Брандарк был бы готов убить за такое! Я вообще не имею ни малейшего представления, что с этим делать.

- Прости меня, но разве ты здесь не защитник Бога справедливости? - насмешливо спросил Венсит.

- Да, так и есть. И не будешь ли ты так любезен рассказать мне, что Уолшарно и я можем сделать со всем этим в центре Колвании?

- Ты всегда мог бы претендовать на это по праву завоевания, - с улыбкой предположил Венсит. - Кажется, я припоминаю, что Томанак не совсем одобряет боевые трофеи, честно полученные от воров и убийц.

- Может быть, так оно и есть, но мы не собираемся приезжать сюда со всей жадностью ради такого, как это. - Базел указал на груду вьючных рамок. - Я думаю, что Томанак не был бы так счастлив, если бы мы хотели сделать что-нибудь в этом роде. - Он покачал головой. - Нет, нам лучше как-нибудь вернуть это.

- Вижу, волшебнику не дадут покоя, - вздохнул Венсит. - Я позабочусь об этом.

- Как?

- Со словом возвращения, если хочешь знать. Это простое заклинание, но оно вернет их настоящим владельцам. Тем не менее, я бы лучше наложил на каждое из них заклинание избегания, чтобы никто не заметил их, пока они не вернутся домой.

- Ну... - сказал Базел, затем пожал плечами. - Что касается этого, ты тот, кто хочет быть здешним волшебником.

- Ты заметил, - едко сказал Венсит. - А теперь, если ты не возражаешь?

Он сделал прогоняющие движения, и Базел попятился с кривой усмешкой, затем повернулся, чтобы осмотреть павших, хотя был уверен, что выживших не было. Пока он был занят, Венсит нашел свое собственное облегчение от беспокойства о Кенходэне, обдумывая, как лучше сформулировать свои заклинания. Колдовство волшебной палочки всегда было буквальным, поэтому лучше всего было тщательно продумать эти вещи...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Музыка по ночам

Кенходэн проснулся.

Небо на западе было лишь слегка багровым, а на юге черными волнами висели облака. Он лежал неподвижно, рассматривая ночь, не делая попыток пошевелиться.

Он был жив, значит, они победили. У него были смутные воспоминания о бое, и его правую руку покалывало, но он не мог составить четкой картины боя. Произошла еще какая-то внутренняя перестройка, но он чувствовал себя странно равнодушным к этому. Он наполнил легкие сладким запахом травы и привкусом древесного дыма и посмотрел на собирающиеся облачные горы, и все, что он действительно чувствовал, было вымытым и чистым.

Двойные омуты света замерцали рядом с ним, и он улыбнулся им.

- Добрый вечер, Венсит.

- Добрый вечер. - Спокойный голос волшебника был подобен эху ветра, когда он вышел из темноты и сел на траву рядом с ним. - Как ты себя чувствуешь?

- Живым. Спокойным. - Кенходэн еще раз глубоко вздохнул и посмотрел, как на севере, словно рассыпанные драгоценные камни, появляются первые звезды.

- Прекрасное чувство - покой, - тихо сказал Венсит. - Некоторые люди рождены для этого, другие - нет. И все же одна константа, которую я подметил, заключается в том, что те, кто испытывает это меньше всего, ценят это больше всего.

- Ты становишься философом. - Кенходэн положил голову на руки. - Это плохой знак. Когда ты начинаешь философствовать, Венсит, всегда случается что-то неприятное.

- Не всегда. По крайней мере, то, что происходит, не всегда неприятно.

- Нет? - Улыбка Кенходэна сверкнула в полумраке. - Ну, оставь это. - Он сделал еще один вдох. - Кстати, где мы находимся?

- В нескольких милях к югу от последнего места, которое ты помнишь, рядом с Беллуотером. Это как раз вон там. - Венсит указал на юг.

- Кто-нибудь пострадал?

- Нет - в немалой степени благодаря подаркам Бостика. Наш пограничный страж получила царапину, а Базел - несколько порезов, которые являются царапинами на нем, хотя для меня это было бы серьезнее. В остальном с ними все в порядке, и ни один из скакунов - или Глэмхэндро - не получил даже этого.

- Хорошо.

- А ты, Кенходэн?

- Хорошо, Венсит. Я чувствую себя хорошо. - Он уставился на хрупкие звезды, ожидая, что почувствует горечь, но почему-то этого не произошло. - Кем это делает меня?

- Собой, - мягко сказал Венсит. - Только самим собой.

- Самим собой? Венсит, неужели я никогда не стану ничем иным, как пустым мешком вокруг того, что раньше было воспоминанием? - Слова были горькими, но тон - нет.

- Нет, если выживешь, - сочувственно сказал волшебник. - Но сейчас, по крайней мере, постарайся быть довольным. Ты потерял свое прошлое, но все еще остаешься собой. В этой простоте есть что-то почти чистое, Кенходэн. Цени это, пока можешь.

- Я проливаю кровь, как утка проливает воду, Венсит. Что в этом "чистого"?

- Жалость к себе - это последнее, что ты можешь себе позволить, - ответил Венсит немного более строго. - Ты превосходный воин. Это повод для стыда?

- Чтобы пахло пролитой кровью? - голос Кенходэна был по-прежнему мирным, но в нем звучала невыносимая усталость. - Да, это так.

- В самом деле? Ты бы отказался убивать, если бы это позволило злу восторжествовать?

- Это несправедливый вопрос, Венсит.

- Почему? Чью кровь ты можешь вспомнить, пролитую без причины?

- Хорошо, - наконец сказал Кенходэн. - Замечание принято. Но это нелегко.

- Я знаю - даже лучше, чем ты думаешь. Но иногда убийство - это единственный способ. Иногда будущее может быть построено только на смерти - или, во всяком случае, теми, кто готов отказаться от смерти. - Голос волшебника смягчился. - Никогда не бывает приятно усвоить этот урок, мой друг.

- Но может ли кто-нибудь действительно построить что-то хорошее на смерти? - задумчиво спросил Кенходэн. Это был не спор. Это было больше похоже на то, чтобы подхватить нить разговора, который он не мог вспомнить, но знал, что его прервали.

- Это зависит от того, кого ты убиваешь... и почему. - Венсит глубоко вздохнул. - Я не скажу, что цель оправдывает средства, но иногда у кого-то нет другого выбора, кроме как выбрать, кто умрет. Возможно, кто из многих умрет. И как ты их выбираешь? - Он сделал паузу, опустил веки, превратив свои горящие диким огнем глаза в светящиеся щелочки, затем медленно продолжил говорить. - На моих руках больше крови, чем у любого другого живущего человека - вероятно, больше, чем у любого человека, который когда-либо жил... или будет жить. Делает ли это меня злым? Было бы меньшим злом позволить Темным Лордам проглотить Норфрессу так же, как и Контовар? Позволить им порабощать, пытать и убивать здесь, как они уже сделали в Контоваре? Я такой, какой я есть, и я делаю то, что должен, и в темноте ночи... ночи, когда я говорю себе, что помог сохранить немного свободы и надежды. И любви. И этого почти достаточно, мой друг. Почти.

Волшебник замолчал на долгое, неподвижное мгновение, затем встряхнулся и открыл глаза шире, их светящиеся круги стали ярче, когда он снова посмотрел на Кенходэна.

- Возможно, мой случай - плохой пример. Когда-нибудь ты, возможно, подумаешь, что это худшая мерная палочка из всех, и кто должен винить тебя? Но будь так же сострадателен к себе, как и к другим, Кенходэн. Боги знают, что нелегко признавать свои собственные ошибки. Слишком часто это попахивает софистикой или самооправданием, но это также единственный путь к здравомыслию.

Кенходэн закрыл глаза, чтобы насладиться словами Венсита. Не многие могли повторить спокойное самоутверждение волшебника - но нужна ли ему была память, чтобы попытаться? Возможно, он был не таким плохим парнем, как боялся. Но вряд ли это имело значение, даже если бы он это сделал, потому что Венсит был прав: его жизнь принадлежала ему. Он мог убивать или не убивать по своему усмотрению, и пока им руководила честь, ему не нужно было стыдиться.

Его зубы блеснули на свету, и он легонько похлопал Венсита по руке.

- Ты привел веские доводы в пользу защиты, - мягко сказал он. - Спасибо.

Базел и Чернион ничего не сказали, когда Кенходэн и Венсит присоединились к ним у костра. Базел знал, что произошло (или думал, что знал, что было почти так же хорошо). Чернион этого не сделала, но, в отличие от градани, она намеревалась выяснить. Она достаточно оправилась от шока, чтобы задаться вопросом, насколько важно то, что произошло, для всей головоломки Кенходэна, и она намеревалась исследовать это тщательно, но осторожно! У нее не было никакого желания вновь пробуждать в нем убийцу и обращать его против себя.

Базел протянул ему тарелку с жареным кроликом, и он с улыбкой взял ее, затем устроился на удобном камне и с жадностью набросился на еду. Градани наблюдал, как он ест, и по мере того, как он это делал, он узнавал странную ауру покоя, которая овладевала им. Чувства защитника Томанака были слишком остры, чтобы их можно было обмануть внешними проявлениями, и Базел почувствовал огромное облегчение, осознав перемену. Атмосфера мучительных воспоминаний, которая слишком долго была частью Кенходэна, почти исчезла, как будто процесс, начатый в музыке арфы в лесу, завершился рекой крови. Базел не был уверен, что заменило его - пока нет, - но что бы это ни было, в нем не было рваных линий переломов и внутренней кровоточащей раны человека, которого он впервые встретил, и он был рад это видеть. С другой стороны, это оставило его немного неловким, как будто они встречались в первый раз. Кенходэн был таким же, говорил так же, звучал так же... и все же он был другим.

Венсит улыбнулся про себя, заметив странную нерешительность - почти неуверенность, если бы это слово не было настолько чуждым Базелу Бахнаксону, - которая охватила градани. Если Базелу было трудно приспособиться к этим переменам, этот опыт сослужил бы ему хорошую службу позже.

Разговор шел по мере того, как медленно поднималась луна, но Венсит говорил мало. Он задумчиво смотрел на небеса, и остальные уважали его молчание, хотя Базел время от времени поглядывал на него. Казалось, не было особого смысла сидеть здесь, но у Венсита всегда были свои причины. Так что же было сегодня вечером?

Волшебник, наконец, удивился одному из оценивающих взглядов Базела и улыбнулся.

- Ты уже готов взять меня на задание по переправе, Базел?

- В некотором роде говоря. Я немного озадачен, учитывая, каково нам было после того, как мы рисковали своими шеями, чтобы добраться сюда к восходу луны - да, и тащили Кенходэна, как мешок с мукой, последнюю лигу или около того - если все, что ты имеешь в виду после того, как мы это сделали, - это сидеть на задах, пока ты смотришь на это.

- Ты всегда мыслишь такими прямыми линиями, - пробормотал Венсит.

- Да, Лиана говорила об этом раз или три. Это мой маленький образ жизни. Луна, Венсит?

- Да, Базел! Ты же знаешь, что волшебники обязаны изучать небеса.

- Ха! - Базел втянул носом прохладный воздух и окинул взглядом усыпанное звездами небо. Еще больше облаков бесшумно скопилось на юге, закрыв половину небес, в то время как лунный свет отбрасывал на них серебряные блики, а эбеновые и серебряные горные хребты продолжали расширяться. - Этот вечер был достаточно приятным, но я думаю, что сегодня вечером ты мечтаешь не только о луне.

- Ну, это потому, что я так думаю, - спокойно согласился Венсит и усмехнулся, когда Базел впился в него взглядом. Несмотря на всю свою древнюю силу, Венсит никогда не терял вкуса к зрелищности, и его чувство юмора могло быть... странным. Базел иногда чувствовал себя загнанным в угол отцом, который мог сохранять терпение, только напоминая себе, что его своенравный сын не знает ничего лучшего.

- Ты как самая старая десятилетняя девочка, которую я знаю, - вздохнул он.

- Так и есть, старый друг. - Венсит тронул его за плечо и указал на луну. - Но вот твой ответ. Держись крепче за свое мужество и доверься мне.

Базел удивленно моргнул, услышав эти слова, затем вытянул шею, чтобы взглянуть на серебряный диск. Крошечная фигура чернела на его фоне, увеличиваясь на глазах. Крылья. Два - нет, четыре крыла, клянусь булавой! Венсит встал рядом с ним, прикрывая глаза рукой, когда он смотрел вверх, и его движение привлекло внимание остальных, привлекая и их взгляды к безмолвной луне.

На расстоянии фигура казалась меньше горчичного зернышка, но она росла, и от нее, казалось, исходило мерцание и свечение. Внезапно в Базеле вспыхнуло узнавание, и градани вскочил на ноги, автоматически потянувшись за мечом, прислоненным к валуну рядом с ним.

Венсит поднял обе руки. Ночной бриз прошептал, когда он направил их на луну, и яркий голубой свет вырвался вверх - луч сияния, который пронзил ночь, как сверкающая игла. Его обратная волна освещала его, отбрасывая тени на впадины его лица. Его глаза ведовского огня горели в своих скалистых глазницах, как костры, а его голос звучал подобно грому.

- Ахм лорик миошо, Торфрио! Ахм лорик!

Его товарищи уставились на него, ошеломленные его внезапным проявлением силы после стольких дней и недель скрытности, и свет превратился в серебристую ленту. Затем он снова изменился, сверкая и струясь со всем блеском самого дикого волшебства, пристыдив луну, когда она вспыхнула вверх, чтобы ударить по крошечной фигуре. Еще больше вспышек дикого огня заплясало перед глазами Венсита, и Чернион с беспокойством отвела взгляд. Даже Базел отступил от силы, внезапно взревевшей вокруг старого волшебника, и только Кенходэн - к своему собственному удивлению - принял это зрелище без вопросов и угрызений совести.

Летящая фигура изменила курс. Она стрелой неслась к ним, двигаясь по кабелю дикого волшебства, как по отвесу, разрастаясь, пока не заслонила сначала звезды, а затем луну, и все еще росла, опускаясь на них, как ожившая ночь.

- Дракон! - Чернион закричала, узнав - и это был дракон, огромный зверь, затмевающий того, с кем они сражались. Лунный свет отражался от покрытия чешуи дождем красных, золотых и зеленых искр, как будто существо было сделано из рубинов, топазов и изумрудов. Огонь из рук Венсита отразился на его могучей груди в потоке блеска, который затуманил зрение зрителей, и земля задрожала, когда левиафан приземлился.

Не два крыла, а четыре, изогнутые от острого, как бритва, позвоночника. От хвоста-ятагана до морды было более ста ярдов. Торчали зловещие рога длиной в пятнадцать футов с игольчатыми наконечниками. Из клыкастых челюстей многотонной головы валил пар, а лунный свет и дикое волшебство сверкали на зубах цвета слоновой кости, которые были выше Базела. Он приземлился легко, но шок от удара пробрал их до костей, и лошади - за исключением Глэмхэндро и скакунов - закричали от ужаса. Они рванулись со своей привязи, и их страх побудил Базела к действию. Он бросился к ним, чтобы успокоить их, и Уолшарно присоединился к нему, направляя свою волю на кобылу Чернион и вьючных животных.

Кенходэн уставился на дракона, разинув рот. Такое огромное существо никогда не могло родиться от природы! Описание Венситом вида дракона должно было быть правильным. Они, должно быть, сами воплощения дикого волшебства.

Зеленые драконьи глаза вспыхнули, как костры, и светотеневое сияние меняющихся цветов заплясало в их глубине, как языки пламени. Он неподвижно скорчился в сорока футах поодаль, и его громада затмевала весь мир.

Венсит ступил в странный запах дракона - запах горящего дерева и странных специй, горячего железа и расплавленного камня, запаха лавы. Пар из его пасти поднимался в прохладный воздух, посеребренный луной, и волшебник остановился между его высокими когтистыми передними лапами в тени огромной головы.

- Ахм лорик, Аркоборус. - Голос грохотал, как ураган, его раскаты грома еще глубже погружали их в тишину. Когда дракон заговорил, поднялось еще больше пара, и он наклонил голову, чтобы одним глазом взглянуть на Венсита, как птица на вкусного жука.

- Торфрио. - голос Венсита в ответ прозвучал еле слышно. - Ты приходишь в добрый час.

- Буря времени дует. - Оглушительный голос дракона разнесся вокруг них.

- Нам нужна твоя помощь, Торфрио.

- Я здесь. Симметрия требует ответа, и поэтому я отвечаю.

- Могу я представить своих спутников?

- Не нужно. Я вижу их во временном шторме, - прогрохотал дракон с громким смешком. - Я знаю их. Здесь собирается много нитей, и в них заключена судьба моего народа. Позволь молодому убийце встретиться со мной.

Кенходэн внутренне содрогнулся, но уклониться от этого было невозможно. Он знал, кого имел в виду дракон, хотя и не знал, как он понял, и встал рядом с Венситом. Запах дракона ураганом ударил ему в ноздри, а зеленый глаз навис над ним, прищуренный, как у кошки, и глубокий, как бездна самого времени. Пар от дыхания обжигал его глаза и кожу.

- Я приветствую тебя, юный убийца. Меня зовут Торфрио - Сын Огня на языке волшебного народа. Шторм времени говорит мне, что ты идешь спасать моих людей... или убивать их.

- Я... - Кенходэн подыскивал слова. Блеск дракона ослепил его, и он почувствовал себя личинкой под его головой. Он справился со своими эмоциями и подыскал подходящие слова. - Я приветствую тебя в ответ, Торфрио.

Его голос прозвучал резко и ясно, без дрожи, не тронутый неуверенностью, и удивление промелькнуло в нем, когда он понял, что не чувствует неуверенности. Возможно, с испугом, но с ясным, непоколебимым чувством, что это было единственное место во всем мире, где ему нужно было быть в этот момент. Он посмотрел в этот огромный глаз, чувствуя за ним век за веком накопленный опыт, зная, что каким-то непонятным образом он стоит перед судом, не имея знаний, необходимых ему, чтобы защитить свое прошлое или наметить свое будущее, и в нем не было колебаний.

- Это хорошо, - пробормотал гром дракона. - У тебя есть мужество твоего прошлого и будущего, юный убийца. Какую услугу я должен вам оказать?

- Венсит - единственный, кто знает этот ответ, Торфрио.

- Во временном шторме это то же самое, - сказал Торфрио. - Скажи мне, что тебе нужно.

- Я... - Кенходэн заколебался, тронутый неуверенностью другого рода. Как он мог...?

- Ты видишь бурю времени, Сын Огня, - услышал он затем свой голос. - Ты знаешь нашу нужду.

- Я вижу. Но что ты дашь взамен, юный убийца?

- Изложи свои условия, Сын Огня, - спокойно сказал Кенходэн. - Если я не соглашусь, я скажу тебе.

- Ответ дракона! - одобрительно протрубил Торфрио. - Очень хорошо! Сыграй для меня, когда того пожелает шторм времени, и сыграй для меня сегодня вечером.

Кенходэн озадаченно взглянул на Венсита, но волшебник лишь спокойно посмотрел в ответ. Очевидно, этот разговор - эта сделка - принадлежала ему, и только ему.

- Две мелодии, Сын Огня?

- Две. Одну сегодня вечером, и еще одну, когда того пожелает шторм времени.

- Когда это будет?

- Ты знаешь мелодию; временная буря знает время, - громовым голосом пробормотал дракон. - Играй, юный убийца. Играй! Я должен попробовать бурю времени.

Кенходэн потянулся за футляром для арфы, как принужденный человек. Его руки расстегнули застежки с проворством, которое принадлежало другому, и вытащили арфу, как будто они знали секрет, который его разум все еще не постиг. Затем он опустился на землю, сел на весеннюю траву в короне дикого волшебства, исходящего от Торфрио, и прислонился спиной к столбу из драконьего когтя. Он поднял арфу, и его пальцы коснулись струн.

Сила бурлила в его крови, пульсируя противоречивыми эмоциями, пока он ждал музыки, которую ему каким-то образом было суждено сыграть этой ночью. А потом его пальцы пошевелились, и музыка хлынула в ночь - дикая мелодия... но та, которую он слышал раньше. Это была жестокая и гордая песня, и она глубоко проникала в сердца своих слушателей. Голова дракона взметнулась вверх, устремляясь в небеса, глаза сосредоточенно прищурились. Базел, Чернион, даже сам Кенходэн - один за другим они попадали в череду нот, растворялись в музыке. Только Венсит стоял как ни в чем не бывало, но слезы катились по его щекам, обжигая диким волшебством.

Магия его собственного пения на арфе перенесла Кенходэна в другое место и время. Он пролетел невообразимые расстояния, а затем увидел то, что уже видел однажды, но на этот раз гораздо более подробно. Он видел богатую землю в расцвете ее могущества... и он видел темные силы, питающиеся кровью и дымом. Он видел, как они собирали армии демонов и огров, троллей и вурдалаков, демонов, дьяволов Крашнарка и нежити Крэйханы. И он видел искаженные пародии на каждую человеческую расу - людей и градани, гномов и эльфов - марширующих по приказу этой Тьмы, стекающихся под ее знамена, подчиняющихся ее воле. Слишком многие добровольно отдавали себя Тьме, но хотели они того или нет, конец был одинаковым для всех.

Колдуны вели их, обрушивая смерть на любого, кто противостоял им, и пламя вздымалось в ночные небеса. Мечи пили кровь мужчин и женщин, матерей и детей, пожилых и молодых. Мрачные руины охватили половину континента, прежде чем был остановлен первый натиск наводнения, и тем, кто погиб, сражаясь, повезло, потому что они были избавлены от ужасных алтарей и жертвенных ножей.

Но осквернение не было бесспорным. Свет собрался против ошеломляющего натиска, и армии выступили против цунами разрушения. Их вели алые штандарты, украшенные золотым грифоном и короной, и они смело встречали армии Тьмы в битвах, которые орошали землю кровью как героев, так и убийц.

Снова и снова коронованный грифон торжествовал, но его армии не могли быть повсюду, и с каждой победой эти армии неуклонно уменьшались, в то время как сила Тьмы возрастала с каждым убийством, каждым злодеянием. Отчаяние звучало в голосе Кенходэна, когда защитники умирали, а сила нападавших становилась все больше. Чаша весов все больше склонялась не в пользу Света, и если когда-то победа была в пределах досягаемости грифона, то теперь ее уже не было. Корабль за кораблем покидали охваченную войной землю, устремляясь все дальше на север, битком набитые беженцами и единственной надеждой на то, что еще может быть в будущем. Грифон расправил крылья, больше не стремясь к победе или даже выживанию, тратя себя, проливая кровь своей жизни, чтобы прикрыть это отступление, защитить это зернышко всего, что ему не удалось спасти в Контоваре. Один за другим пали порты, огонь и колдовство поглотили или поработили жизнь, оставшуюся в руинах, но знамена грифона - теперь изодранные и окутанные дымом - все еще развевались над постоянно сокращавшимися армиями, и Кенходэн плакал, когда континент неудержимо погружался во тьму в вихревом шторме нот его арфы.

А затем грифон остановился у залива над армией, оказавшейся в ловушке и неспособной добраться до моря, которое было ее конечным пунктом назначения. Волны врагов надвигались все ближе, окружая последних воинов сетью из окровавленной стали. Отчаянные вылазки наносили удары по рядам окружения только для того, чтобы отступить или умереть. Изможденная кавалерия наполовину прорубила путь сквозь атакующих, но лошадям подрезали сухожилия, а всадников поволокли вниз. Менее чем один из десяти конных рыцарей дожил до отступления.

Защитники падали снова и снова, устилая траву и кровавую грязь своими врагами. Но командиры их врагов не заботились о жизнях своих собственных солдат. Эти жизни ничего не значили по сравнению с их ненавистью ко всему, за что боролись защитники, и каждая жизнь, которую они тратили, чтобы сокрушить своих врагов, только подпитывала силу Тьмы, которой они служили. Опять и опять они теснили последних воинов грифона, пока крошечная кучка воинов не встала у залива на вершине холма, отчаянным кольцом окружив высокого человека, чей меч сверкал во тьме колдовства. Этот меч вырос, заполнив поле зрения Кенходэна, гудящий и рычащий, сияющий яростью солнца, холодный, как звезды, в то время как кровь шипела и поднималась паром с его острого лезвия. Лезвие пылало неугасимо, незапятнанное пролитой кровью, затягивая его сердце в горло и разрывая его рыданиями.

Музыка была панихидой, когда тьма поглотила холм, подавляя знамена грифонов, сокрушая смертью то, что никогда не могло быть побеждено в подчинении. И пока арфа плакала, Кенходэн снова увидел опоясанный морем остров, когда холодная слава разрушения спиралью поднималась от его стен и башен над морем, подобно сверкающему зеркалу. Но на этот раз... на этот раз он увидел, как вспыхнул огонь.

Вспыхнуло сияние, жизненная сила последних белых волшебников Контовара с ревом взмыла в небеса миллионом пылающих вершин. Они разогнали облака в стороны и обрушились на завоеванный континент, и там, где они касались, было разрушение. Почва и камень вспыхивали, как трут, текли, как воск, и клубы пылающего дыма скрывали неописуемое опустошение. Города горели, как смола, превращаясь в руины вымирания. Крепости коротко зашипели, как только что брошенный в топку уголь, а затем взорвались паром и щебнем. Армии рабов кричали единым ужасным голосом, отвратительным предсмертным криком целого континента, когда их пожирали, но разрушения были слишком масштабными, слишком ужасающими, чтобы их можно было понять.

Кенходэн съежился перед ним, когда музыка прогремела до своего крещендо, обрушиваясь на весь мир ураганом потерь, разрушений, горя, воспоминаний и невыносимой утраты... а затем, к счастью, между одной нотой и следующей, все закончилось.

Наступила тишина, и Кенходэн вздрогнул, втягивая воздух, спасаясь от древнего ужаса. Пот пропитал его, а мышцы превратились в воду.

Он медленно открыл глаза. Чернион лежала ничком, сцепив руки на затылке в хрупкой защите, ее плечи вздымались. Базел все еще стоял, но только сомкнутые челюсти удерживали его на ногах. Его глаза были полны ужаса, они смотрели в никуда, в то время как уши были плотно прижаты к черепу. Каким-то образом он вытащил свой меч, несмотря на заклинание музыки, но лезвие дрожало в его руке, и свет костра волнами отражался от стали. Скакуны стояли как каменные, великолепные конные скульптуры, вырезанные из сердца вечности песней арфы. Даже Венсит опустился на колени, сбитый с ног арфой, и его плечи вздрагивали, а слезы пламенем покрывали его щеки.

Кенходэн покачал головой и попытался подняться... и его мышцы повиновались ему, как будто ничего не случилось. Он чувствовал себя заключенным в собственном теле, но это тело двигалось легко, со всей своей привычной гибкостью. Он выпрямился и встал, глядя на покрытый кольчугой чешуи утес драконьей глотки, наблюдая, как пар из его пасти освещает луну, а огромные глаза Торфрио были полуоткрыты, из-под тяжелых век струился неровный зеленый огонь.

Затем голова медленно опустилась. Извилистая шея изогнулась, наполовину обхватив его там, где он стоял, и прижав могучий подбородок к земле. Зеленые глаза были не более чем в ярде над головой Кенходэна, и они медленно открылись, чтобы показать ему невероятную глубину этих древних зрачков.

- Я чувствую бурю времени, - медленно прогрохотал дракон. - Правда проходит через годы, юный убийца.

- Ты знаешь меня, - сказал Кенходэн, и его голос прозвучал твердо и размеренно в потрясенной пустоте ночи. - Ты тоже знаешь название этой мелодии?

- Да, юный убийца. Я знаю "Падение Хакроманти".

- Ты знаешь это, Сын Огня, но что это значит для тебя?

- В смысле, молодой убийца? - зеленые глаза вспыхнули, как костры. - Как странно, что ты спрашиваешь меня об этом! Но момент временной бури еще не наступил. Еще нет!

Кенходэн проглотил отказ. Ему хотелось задать еще несколько вопросов, но он не осмеливался. Тайна и опасность окружали его; если он когда-либо сомневался, то больше не мог. Не после того, как он во второй раз попробовал эту разрушительную музыку. Если он мог добиться этого только с помощью арфы, что еще он мог сделать? Какие еще секреты скрывались внутри него, ожидая слишком скорого пробуждения от одного-единственного неразумного ответа? У него был только Венсит, чтобы направлять его, и если волшебник не мог ответить на его вопросы, Кенходэн не осмеливался нарушать его планы, задавая их другим. Впервые он принял это полностью... и, к своему собственному удивлению, без горечи.

Молчание длилось, казалось, целую вечность, прежде чем Торфрио, наконец, нарушил его еще раз.

- За то, что ты сделал, сделаешь и можешь сделать, юный убийца, - прогрохотал дракон странно формальным громом, - я к твоим услугам. Я перенесу тебя через Беллуотер.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Планы волшебников

Кенходэн обнаружил - не совсем к своему удивлению - что это было не так просто. Торфрио мог бы унести их в своих когтях, но не без того, чтобы серьезно их не поранить, если предположить, что лошади просто не умерли от страха, что делало такой подход несколько нежелательным. И, к сожалению, у них не было ни времени, ни инструментов, ни материала, чтобы построить такие платформы, которые порабощенные драконы черных магов несли в Контоваре. Торфрио оставалось предложить последнее средство, хотя он сделал это с явным отвращением.

- Ты должен сесть мне на спину, юный убийца - ты, твои друзья и кони. Я не могу лететь с тобой, чтобы не закрывать свои крылья, поэтому я поплыву.

- Но...

- У меня толстая чешуя, широкая спина. Я не могу пострадать от таких, как ты, нападающих на меня, и ты не можешь упасть. Это единственный способ.

- Я... понимаю.

Кенходэн беспомощно повернулся к Венситу, но волшебник только улыбнулся и кивнул в знак согласия. Казалось, он оправился от арфы, хотя Базел все еще был потрясен, а Чернион... Кенходэн боялся, что ее рассудок сломался. Она проявляла не больше воли, чем новорожденный ребенок, позволяя им толкать или вести ее с места на место, но совершенно не двигаясь по своей воле. Венсит увидел тень вины на лице Кенходэна и тихо отвел его в сторону.

- Не беспокойся о пограничнице, Кенходэн. Она поправится.

- Но почему она была так сильно затронута? Почему она сейчас не выздоравливает?

- Возможно, потому, что у нее было меньше предупреждений, - предположил Венсит. - Ты знаешь, в отличие от Базела или меня, она никогда раньше не слышала "Падение Хакроманти". Или, возможно, у нее меньше защиты от своих мертвых. Но она поправится, хотя это может занять еще несколько часов.

- Если ты уверен, - с сомнением сказал Кенходэн. - Но насчет этой поездки на драконе...

- Это должно сработать. В конце концов, спина Торфрио длиннее и шире, чем палуба "Повелительницы волн". И он умеет плавать, как бы сильно ему ни была ненавистна сама мысль об этом.

- Почему он должен это ненавидеть?

- Красные драконы - огненные драконы, самые могущественные из всех драконов, но все они ненавидят воду. - Венсит усмехнулся. - Ее достаточно, чтобы погасить огонь даже князей-драконов. Конечно, для этого потребовалось бы много воды, но различия между их природой и сферой действия и природой воды проникают прямо в кости, поэтому Торфрио идет на большие жертвы, чтобы помочь нам.

- Но выдержат ли это лошади?

- Скакуны понимают нашу нужду так же хорошо, как ты или я, и Глэмхэндро достаточно готов. После того, как я поговорю с остальными, они даже не поймут, что происходит. И, - волшебник продолжил более оживленно, - мы должны сделать это быстро. Скоро рассветет, и для Торфрио было бы гораздо лучше оказаться подальше, прежде чем кто-нибудь увидит его и догадается, где мы пересекли границу.

- Это имеет смысл, - сказал Кенходэн и решительно повернулся к Базелу.

Венсит наблюдал за ним с меланхолическим внутренним весельем. Кенходэн каким-то образом принял командование - немалое достижение, особенно учитывая многолетний опыт и достижения Базела. И все же перемена была неизбежна, потому что скрытая часть его души зашевелилась, выводя его за пределы понимания кого бы то ни было, кроме самого Венсита.

Базел Бахнаксон был сильной, жесткой личностью, способной стоять непокоренной перед лицом демонов, дьяволов и самих Богов Тьмы, но он тоже признал новую силу Кенходэна. В речи или манерах градани не произошло никаких изменений, но теперь именно Кенходэн привел в движение всю их группу, проследил за перегрузкой вьючных животных и решил, как поступить с Чернион... и сделал все это так естественно, даже не осознавая, что дает указания защитнику Томанака - двум защитникам Томанака, считая Уолшарно - и последнему белому волшебнику во всем мире.

Базел поднял глаза, когда по указанию Кенходэна расседлывал одну из вьючных лошадей, и встретил улыбку Венсита своей собственной ухмылкой. Он был воином, реалистом и защитником Томанака. Ни один защитник бога войны не был застенчивым и склонным к уединению типом, а Базел был еще менее застенчивым или склонным к уединению, чем большинство избранных Мечей Томанака. Но при всех его собственных выдающихся достижениях, при всей сосредоточенности, стальной целеустремленности его личности, в Базеле Бахнаксоне было очень мало высокомерия. Там, где он был способен руководить, он будет руководить; там, где казалось, что следовать лучше всего, он следовал, не теряя собственной уверенности, своей непоколебимой верности целям и обязательствам, которые были его собственными. И на данный момент, как бы то ни было, Кенходэн был человеком, лучше всего подходящим для командования.

Волшебник тщательно подготовил вьючных лошадей и кобылу Чернион к переправе, по очереди прикладывая руки к их ушам и мордам. Его глаза блестели, когда он что-то шептал им, и их пот от страха высыхал, и они становились такими же послушными, как Чернион.

Успокоив лошадей и упаковав их снаряжение, Базел подтянул седло кобылы и посадил в него убийцу. Чернион не сопротивлялась, когда он поднял ее легко, как ребенка, и спокойно села в седло, но и не попыталась взять поводья.

Торфрио неуклюже спустился к реке, и они последовали за ним, держась подальше от увенчанного остриями хвоста. Приземленный дракон казался неуклюжим, но этот внешний вид не обманул Кенходэна. Для этого он слишком хорошо помнил смертоносную скорость черного дракона.

Голова Торфрио покачнулась, когда он приблизился к воде. Его глаза блестели ярче, чем когда-либо, а дыхание в ноздрях свистело, как ураганный ветер, когда он собрался с духом и опустил одну переднюю ногу в холодную реку.

Пар поднимался с шипением доменной печи Дварвенхейма, но Торфрио неуклонно продвигался вперед, пока вода не коснулась его огромных плеч. Белые облака пара, пронизанные многоцветным блеском его чешуи, перламутром переливались под умирающей луной, и он повернул голову и посмотрел в ответ нетерпеливыми, сияющими глазами. Его могучий хвост свернулся в виде пандуса, и путешественники перебрались по нему ему на спину.

Жесткая чешуя не поддавалась даже копытам скакунов, и путешественники садились верхом, чтобы сэкономить место, поскольку плоская поверхность массивной спины была ограничена, несмотря на огромные размеры дракона, выпуклыми мышцами крыльев и остро зазубренным позвоночником. Кенходэн и Глэмхэндро ехали у основания шеи дракона, остальные растянулись позади, и Торфрио скользнул вперед. Его голова была высоко поднята, а шея рассекала воду, как нос корабля, в то время как волны били его по бокам, их гребни при прикосновении превращались в пар, хотя ни одна из них не достигала путешественников.

Кенходэн тихо улыбнулся, прислушиваясь к свистящим звукам дыхания Торфрио и глубокому, ворчливому грому того, что почти наверняка было произнесено - по крайней мере, по драконьим стандартам - проклятиями всей воде, но комментировать их казалось невежливым.

В самые засушливые месяцы ширина Беллуотера составляла более мили, а сейчас стала намного шире. Вода булькала, когда Торфрио продвигался к дальнему берегу, но это было долгое дело. Пар окутывал их на протяжении всего перехода, и это озадачило Кенходэна, потому что чешуя Торфрио не была особенно горячей. Теплой, да, но не горячей. Была ли антипатия между его внутренней природой и водой еще глубже, чем предполагал Венсит?

Когда они наконец добрались до дальнего берега, Торфрио едва мог сдерживаться достаточно долго, чтобы они могли высадиться. Как только последнее копыто коснулось земли, дракон выскочил из воды, взмахнув массивным хвостом, и окатил изумленного Базела волной, отливающей лунным золотом. Кенходэн подавил смешок, когда Торфрио встряхнулся, как рассерженный кот. Только когда он пролил последнюю, неприятную каплю, дракон снова повернулся к Кенходэну.

- Что ж, юный убийца. Ты переправился... и сухим.

Юмор мог - а мог и не быть - объяснить акцент на последних двух словах, подумал Кенходэн.

- Мы благодарим тебя, Сын Огня.

- Не благодари меня. Сделка честная и справедливо заключена. Пока наши пути не пересекутся во время шторма времени, пусть твой меч сияет в победе. Прощайте!

Последнее слово исчезло во внезапном порыве ветра, когда дракон взмыл в ночное небо. Могучие крылья сотрясали реку, обдавая их лица своим прохладным дыханием, словно ураган, приправленный острыми специями. Кенходэн пошатнулся, отброшенный на три шага назад ударом этих огромных крыльев, а Торфрио стрелой устремился вверх, к полудиску заходящей луны, с невероятной скоростью. Он уменьшался с той же поразительной быстротой, и Кенходэн повернулся к Венситу.

- Что дальше? - сухо спросил он во внезапно наступившей тишине.

- Я предлагаю уединенный лагерь, - ответил Венсит с улыбкой. - Нам всем не помешает немного отдохнуть после этого... напряженного вечера.

- Слушайте, слушайте, - тихо пробормотал Базел Бахнаксон.

Вулфра из Торфо сидела в своем саду камней и с кислым неудовольствием наблюдала за утром. Ее окружали идеальные статуи мужчин и женщин, на каждой из которых было выражение ужаса и шока, и она неприятно улыбнулась, протягивая руку изящно вырезанной фрейлине, с безнадежным лицом стоявшей рядом с ее изысканно вырезанной деревянной скамьей. Яростное голубое пламя заплясало на кончике пальца волшебницы, играя на каменной руке, и ее улыбка стала ярче, когда пронзительный крик заполнил ее разум.

Она позволила пламени гореть в течение долгих минут, изысканно наслаждаясь криками, которые могла слышать только она, затем закрыла ладонь, чтобы погасить его. Тихие, прерывистые рыдания затихали медленно-медленно, и Вулфра вернулась мыслями к своим проблемам.

Будь проклят старик! Где он был?

Она медленно провела руками по гладкой поверхности полированной скамьи, размышляя. Сейчас она знала о местонахождении Венсита не больше, чем неделю назад, а ее покровитель хранил полное молчание. Он не связывался с ней уже несколько дней. Если уж на то пошло, он проигнорировал ее собственные робкие попытки связаться с ним, и это молчание было еще более пугающим, чем его ледяная ярость. Она больше ничего не могла сделать без помощи, которую он мог бы оказать, но никакой помощи не последовало, и в дни его молчания мрачная правда становилась все более очевидной. Ее смерть послужит его целям так же, как и ее победа, но если она хочет выжить, она должна каким-то образом убедить его дать ей больше власти....

Ее мысли были прерваны нерешительным кашлем, и она подняла внезапно вспыхнувшие глаза. Ее внутреннее беспокойство обострило гнев из-за нарушения ее приказа не беспокоить ее, и капитан ее охраны вздрогнул, когда эти пылающие глаза встретились с его.

- Ну, Тенарт? - ее голос был мягким. - Я надеюсь, у тебя есть причина?

- Прошу прощения, баронесса, - быстро сказал Тенарт, - но...

- Лучше бы это было отличное "но", мой друг, - промурлыкала Вулфра, - или ты можешь провести следующие несколько лет здесь, в моем саду.

- Пожалуйста, моя госпожа! Я... Это... срочное дело, миледи! Очень большой срочности!

Пот выступил на лбу Тенарта. Для сердечной души, возглавлявшей охрану Вулфры, были вознаграждения, но подобные моменты, не входили в их число. Он вздрогнул и отвел взгляд от живых, страдающих статуй.

- Например? - голос Вулфры был бархатисто-ледяным.

- Наблюдатели послали сообщение, моя госпожа!

- Наблюдатели?

Брови Вулфры приподнялись, и Тенарт позволил себе робкий вздох облегчения, когда ее лоб нахмурился в раздумье. Наблюдатели достались ей в наследство от отца, хитрого человека, который создал секретную сеть вооруженных гелиографами наблюдателей на своих землях... и далеко за их пределами. Покойный барон использовал их экономно, чтобы сохранить их существование в секрете, но их предупреждения информировали его лучше, чем большинство дворян в Энгтире.

Вулфра сохранила эту систему по нескольким причинам. Ее существование, на которое намекали в нужных кругах, покрывало большую часть ее тайного шпионажа, поскольку она могла приписать ей так много своего почти всеведения. И хотя она могла видеть дальше и яснее, чем они, она могла смотреть только в одном направлении одновременно. Ее наблюдатели иногда улавливали лакомые кусочки, которые она, возможно, пропустила.

- Ну, Тенарт? Что это было за важное сообщение?

- Они сообщили о драконе, миледи - красном драконе. Он покинул пределы Скарту прошлой ночью и вернулся сегодня утром.

- И ты прервал меня, чтобы сказать мне это? Из тебя получится отличная купальня для птиц, Тенарт.

- Нет, моя госпожа! Пожалуйста! Там было кое-что еще!

- Тогда скажи мне, прежде чем я вставлю солнечные часы тебе в пупок!

- Да, моя госпожа! Один из наблюдателей видел странный свет на севере - как далеко, он не мог сказать, - но дракон летел в том направлении до того, как был замечен свет, и пришел с того же направления сегодня утром.

- А?

Вулфра задумчиво откинулась назад, и Тенарт возобновил дыхание.

Странный свет, не так ли? Вулфра постукивала по зубам изящно наманикюренным ногтем, размышляя. Итак, что бы это могло быть? Она вмешалась в драконий род - совершенно определенно, она вмешалась. Теперь все драконы были бы ее врагами, но они не могли пересечь Драконью защиту, чтобы причинить ей вред. Или, по крайней мере, не напрямую; вполне возможно, что один из больших драконов все еще мог найти способ нанести ей косвенный удар. И в сообщении говорилось, что дракон направился к свету до того, как его увидели, так что маловероятно, что Венсит вызвал его через защиту. Во всяком случае, ее разум был настолько настроен на дикого волшебника, что она вряд ли могла пропустить такое мощное заклинание, как это.

- Красный, ты говоришь? - задумчиво спросила она.

- Так говорят наблюдатели, миледи.

- Хмммм...

Итак, какой же это мог быть красный цвет? Шиколо и Дормандос были слишком замкнутыми, а большинство остальных были либо слишком молоды, либо слишком стары для подобных махинаций. Торкрач? Возможно... он был немного староват, но они не зря прозвали его Огненным Клыком. Или, возможно, Торфрио? Он был самым могущественным красным в эти дни, но обычно он уделял мало внимания событиям за пределами Скарту. Если только ее вмешательство...?

Она раздраженно покачала головой. Красные были опасны. В отличие от своих меньших собратьев, они понимали дикое волшебство в своей крови. Они могли даже использовать его в ограниченной степени, так что, возможно, красный цвет мог блокировать ее восприятие. Но почему? Если только это не было из-за этого проклятого черного!

С другой стороны, то, что произошло на самом деле, было неважно. Ей нужен был предлог, чтобы потребовать дополнительной помощи, и дракон мог ее предоставить. Она не была ровней волшебнику с кошачьими глазами, но и не была дурой. Если она нужна ему живой достаточно долго, чтобы заманить Венсита в какую-нибудь ловушку, которую он расставил, он мог бы, по крайней мере, дать ей тем временем дополнительную защиту от драконов. И заклинания, достаточно сильные для этого, тоже могут оказаться полезными против Венсита.

Она кивнула. Она сообщит о том, что видели ее наблюдатели. Если он достаточно занервничает, чтобы помочь ей, что ж, прекрасно, но если он откажется, она ничего не потеряет.

- Ты можешь идти, Тенарт. На этот раз.

Она добавила угрозу почти рассеянно, потому что ее разум был занят, а глаза были мечтательными, когда она обдумывала свои следующие действия.

Капитан стражи быстро попятился, испустив огромный - но очень тихий - вздох облегчения при своем отступлении. Решение побеспокоить ее далось нелегко. На самом деле, только тот факт, что смерть была бы неизбежна, если бы он не смог передать сообщение, которое позже оказалось важным, отправил его к ней. Теперь он вытер вспотевший лоб и глубоко вздохнул. Жизнь была намного спокойнее, когда был жив ее отец! Он подумывал о дезертирстве, но снова отбросил искушение. Он знал слишком много. Если он побежит и ему повезет, он кончит на клинке убийцы. Если бы ему не повезло...

Он вздрогнул и убежал из ужасного сада. Только Фробус знал, на какое дьявольское дело пустилась баронесса, и Тенарт искренне надеялся, что Темный оставит это при себе. Он был простым солдатом, он был пойман в паутину волшебницы не по своей воле и устал от этого в придачу. Что ему действительно было нужно, так это глоток вина, и он поспешил за ним.

Позади него Вулфра медленно шла к своей башне и ожидающему ее грамерхейну.

Чернион проснулась, когда солнечный свет обжег ей веки, и лежала неподвижно, копаясь в своей памяти и устанавливая свою личность на место, прежде чем проявила какие-либо признаки осознания. Затем ее глаза медленно открылись, и она уставилась вверх, на навес из кружевных листьев. Бузина и ивы колыхались на ветру, отбрасывая тонкие тени на мох, на котором она лежала, и она моргнула и повернула голову.

Кенходэн посмотрел на нее сверху вниз, его голова была перевернута в ее положении лежа. Ее глаза расширились при воспоминании, и она сбросила покрывавшее ее одеяло и вскочила на ноги, держа одной рукой кинжал. Она поднялась по-кошачьи быстро и сердито, ее глаза сузились, и полдюйма стали выскочило из ножен.

- Доброе утро, Элрита, - спокойно сказал он.

- Не трать на меня свое доброе утро! - прорычала она, еще дальше вытаскивая кинжал из ножен. - Я была сыта по горло фокусами волшебника!

- Волшебник? - Кенходэн покачал головой. - Я не волшебник, пограничный страж.

- Фу! Ты одурачил меня - я признаю это! Но если ты не принадлежишь Карнэйдосе, я съем это!

Она выхватила кинжал и повернулась к нему лицом, несмотря на его острую угрозу.

- Это вызвало бы у тебя несварение желудка, - сказал он, откидываясь на пятки и, по-видимому, совершенно непринужденно.

- Живот заболит не так сильно, как у тебя, если ты будешь давить на меня! - выплюнула она, подозрительно глядя на него. Но даже когда она зарычала, она поняла, что этот улыбающийся мужчина был не тем Кенходэном, которого, как она думала, она узнает. Старый Кенходэн был бы обижен и извинялся, но этот человек - нет. Была ли его неуверенность такой же маской, как и ее собственная роль пограничницы?

- Тогда я, конечно, не буду на тебя давить, - сказал он. - Я только подумал, что ты, возможно, потрясена своим опытом. Мне показалось, что лучше всего попытаться объяснить, если это так.

- Я не хочу никаких объяснений! - вспылила она. - Ты поймал меня на заклятии, но ты не сделаешь этого снова!

- Заклинание? - Он сорвал стебель травы и задумчиво пожевал его. - Полагаю, что да, - признал он через мгновение, - и за это я прошу у тебя прощения. Но это было не намеренно. Если ты мне позволишь, я бы хотел попытаться объяснить, что произошло.

- Ха! - фыркнула она, но его поза была красноречиво безобидной, и она позволила себе слегка расслабиться в ответ. Ужас ее сна был менее реальным в этом мирном солнечном свете, и ее хищные инстинкты подсказывали ей, что одного испуга недостаточно, чтобы отказаться от силы, которую, как она чувствовала, предлагал Кенходэн.

- То, что я сыграл, - очень осторожно сказал Кенходэн, - это очень старое музыкальное произведение под названием "Падение Хакроманти". Я не помню, когда я этому научился, но это примерно конец Контовара, и, по-видимому, оно обладает какими-то очень странными способностями само по себе. Силой, которые воздействуют на любого, кто это слышит.

- Колдовство, - выплюнула Чернион. - Ты волшебник.

- Совсем нет, и я не знаю, колдовство это или нет.

- Мужчины, которые творят заклинания, - волшебники, - сказала она категорично.

- Только если они делают это намеренно и сознательно, - возразил Кенходэн.

- Не фехтуй со мной! Либо ты сотворил заклинание, либо нет - и я говорю, что ты сотворил!

Кенходэн признал справедливость ее обвинения и потянул себя за мочку уха, ища столь же справедливую защиту.

- Позволь мне сформулировать это так. Ты слышала музыкальное произведение, которое я бы предпочел вообще не играть, но именно его мне пришлось сыграть, когда Торфрио потребовал мелодию в качестве платы за то, что перевез нас через реку. В этом смысле, я полагаю, на меня было наложено заклятие даже в большей степени, чем на тебя. Мне жаль, что это было неприятно для тебя, но это было неприятно и для меня - и почти так же неожиданно для меня, если уж на то пошло.

- Это был подлый трюк, - сказала она спокойно.

- Это не так, - тихо сказал он. - Я не разыгрываю подобные шутки со своими друзьями, Элрита. Видения, которые открывает эта песня, ... ужасны. - Он спокойно встретил ее взгляд. - Я думаю, они разные для разных людей. Что касается меня, то я вижу видения самого Падения. Для Базела это в основном воспоминания о его собственных битвах - и боги знают, что они были достаточно плохими! Венсит не скажет, что он видит, что является его правом, и никто не спросит, что ты видела сама. Я обещаю.

Он казался таким серьезным, что ей пришлось поверить ему, хотя она и не собиралась рассказывать ему, что ее собственные видения оживили все ее убийства. Она внутренне содрогнулась. Последнюю часть своего сна, когда ее жертвы восстали, чтобы преследовать ее с Эшваном во главе, она никому не рассказала, даже самой себе.

Она смотрела на него еще одну напряженную, бесконечную минуту. Затем она вздохнула и медленно вложила кинжал в ножны.

- Хорошо, - сказала она наконец. - Я верю тебе, и я приму твои извинения. Ты хороший товарищ и лучший боец, и я могу простить все, кроме попытки изнасилования, когда это правда. Но если ты когда-нибудь, - она подняла указательный палец, - и я имею в виду, когда-нибудь, сделаешь это снова, я спущу с тебя шкуру, чтобы накрыть свое седло! Это ясно?

- Ясно и устрашающе, - заверил он ее. Его губы дрогнули, и ее собственный юмор пробудился в ответ. Ее глаза заплясали, когда утреннее солнце и пение птиц прогнали остатки ее подкрадывающегося ужаса, и он улыбнулся. - И я действительно сожалею, Элрита. Я бы никогда добровольно не причинил тебе несчастья.

Она пристально посмотрела на него, затем быстро отвела взгляд. Конечно, Шарна не стал бы играть с ней такую шутку! Ей не нужна была такая эмоциональная болтовня, как дружба. И все же его слова каким-то образом пробили ее броню целесообразности.

Она взглянула на него краем глаза. Ах, нет! Конечно, нет. Это было невозможно - этого не могло быть! - для того, чтобы она эмоционально привязалась к цели. Сама мысль об этом потрясла ее, и она боролась за душевное равновесие, пытаясь понять, что с ней произошло.

Нет, внезапно поняла она. Не для нее. Перемена произошла в Кенходэне; единственной переменой в ней было то, как она отреагировала на его перемену. Он всегда был сильной личностью, независимо от того, осознавал он это сам или нет. Теперь эта внутренняя сила была еще более сосредоточена, с магнетизмом, который проникал даже в сердце убийцы, и было страшно созерцать такую мощь. Но ее врожденное упрямство не могло избежать вывода... или, что еще хуже, того, что ей понравились перемены.

Он встал и иронично поклонился, когда горько-сладкая боль осознания пронзила ее. Он протянул ей руку, и почти против своей воли она взяла ее, причудливо подражая придворной даме, присев перед ним в ответном полупоклоне. Ее глаза внезапно засмеялись с незнакомой ей теплотой, и они вдвоем выбрались из ее укрытия в густых зарослях, чтобы найти остальных.

Ни один из них не почувствовал запаха трубочного дыма, плывущего от ближайших ив, поэтому ни один из них не взглянул в ту сторону, чтобы увидеть Венсита... или боль в его глазах, когда он смотрел им вслед.

Кошачьи глаза задумчиво прищурились, а их владелец тихонько присвистнул, обдумывая последнюю жалобу Вулфры. Происходили странные вещи, признал он; вещи, которых он не ожидал и которые не допускались его планами. Конечно, этого следовало ожидать, и попытка учесть все непредвиденные обстоятельства приводила к неуклюжести, вот почему он обычно допускал определенную... гибкость в своих стратегиях. Слишком много лазеек, к сожалению, могло быть смертельно опасным, и он видел сквозь полуправду Вулфры суть ее отчета. Он понял ее мотивы и отверг их, но то, что она сообщила, все еще могло стоить его внимания.

Дракон пересек Драконью защиту. Это было редкостью, и к этому нельзя было относиться легкомысленно, но и неслыханным это тоже не было, и он мысленно перебрал список красных драконов, как и Вулфра. Торкрач или Торфрио, решил он, и у него пока не было желания вступать в бой с этой парой отца и сына. У драконов долгая память, и, возможно, со стороны карнэйдосцев было неразумно заставлять их служить на войне. Тем не менее, Драконья защита заперла их в их маленьком безопасном убежище на холмах Скарту, бессильных причинить вред кому-либо за его пределами, кроме как в целях прямой и личной самообороны. Лучше всего принять несколько дополнительных мер предосторожности, но пока защита стояла, угроза была незначительной, даже со стороны Торфрио.

Но даже с учетом этого, к северу от Торфо действительно могло быть проявление дикого волшебства, и это беспокоило его, потому что Венсит был единственным диким волшебником. Вполне возможно, что наблюдатель Вулфры неправильно понял то, что он видел, но с такой же вероятностью он этого не сделал. Так что это действительно мог быть Венсит, но зачем ему рисковать, выставляя себя таким образом напоказ? Он прикрыл себя чарами, которые, как он знал, Вулфра никак не могла пробить, но он также знал о существовании сети наблюдателей баронессы. Зачем выдавать свое положение вспышкой дикого волшебства, которую даже полуслепой солдат без малейшего таланта к искусству не мог не заметить после того, как он зашел так далеко, чтобы лишить ее каких-либо сведений о его местонахождении? И все же, если это был не Венсит, то что же это было?

Он перестал насвистывать и повернулся к книжной полке, проводя кончиком пальца по корешкам книг, которые пережили само падение. Многие из них были взяты из личной библиотеки самого первого лорда Карнэйдосы, и обереги, защищавшие эту коллекцию, были достаточно сильны, чтобы устоять даже перед лицом последнего, отчаянного контрудара Белого Совета. Правда, некоторые из них были немного подпалены по краям, но это не повлияло на их содержимое, и он присел на край своего стола, когда нашел то, что искал, и открыл его с почтением, которого оно заслуживало.

Драконы были диким волшебством, и не было никаких сомнений в том, что красный с надлежащей подготовкой и силой мог защитить себя от прорицаний практически любого волшебника. На самом деле, он наполовину помнил...

Он пролистал указатель до записи, которую, как ему казалось, он вспомнил, и его губы скривились в усмешке, когда он нашел ее и открыл нужную страницу. Его брови изогнулись, когда он просмотрел текст и подтвердил свою фрагментарную память. Это было даже более... откровенно, чем он помнил, и его улыбка стала шире, когда он обдумал лучший способ использовать это. Должен ли он связаться с Вулфрой и прочитать ей краткий трактат о брачных привычках драконов? Это, безусловно, было бы забавно, и это могло бы даже объяснить демонстрацию в Колвании. Даже если бы это было не так, это можно было бы сделать, и предположение, что один из красных искал партнера за пределами защиты, дало бы ему повод отказать ей в дальнейшей власти.

Он продолжил насвистывать, мысленно сочиняя свою маленькую лекцию, тщательно взвешивая выбор слов в поисках тех, которые позволили бы извлечь максимум удовольствия из ситуации.

- Почему мы направляемся на север? - спросила Чернион. Пока они ехали, день протянул к ним свои усталые руки, и ее вопрос нарушил уютную тишину.

- У меня есть свои причины, пограничная стражница, - весело ответил Венсит.

Она подождала, но он больше ничего не сказал, и когда она искоса посмотрела на него, он ответил сардонической усмешкой. Будь он проклят! У нее больше не было терпения или желания играть в игры, потому что она чувствовала приближение кризиса за этим ложным спокойствием, и она была плохо подготовлена к встрече с ним. Все еще оставалось слишком много двусмысленностей, слишком много намеков на то, что события скатываются к катастрофической конфронтации, и ее собственная двойственность по отношению к Кенходэну была более тревожной, чем она хотела признаться даже самой себе.

- И каковы же эти причины? - сладко спросила она, скрывая свой кипящий гнев на саму себя за то, что попалась на приманку, которую он так умело провел мимо нее. И ее соответствующий гнев на него за то, что он не оставил ей выбора.

- Во-первых, - сказал он через мгновение, - у Вулфры есть не только тайные сторожевые псы, и ее наблюдатели, безусловно, напряженно следят за нами в этот момент. Мы не более чем в двадцати лигах от нее, и я хочу обойти те районы, которые они могут видеть.

- А во-вторых? - нетерпеливо подсказала она тридцать секунд спустя, когда он не выказал никаких признаков продолжения.

- А во-вторых, со временем станет ясно...Элрита.

Она услышала укус, когда он назвал ее вымышленным именем, и потребовалось все ее с трудом заработанное мастерство, чтобы просто кивнуть в знак согласия. Теперь это было почти открыто между ними, но не совсем, и она поняла его предупреждение. Ей было что скрывать, гораздо больше, чем ему, и она должна была принять его секреты или увидеть, как ее собственные тайны будут раскрыты Базелу и Кенходэну... в этот момент она больше никогда не будет проблемой для Венсита из Рума.

Что ж, пусть он посмотрит сам. Очевидно, была причина, по которой он не снял с нее маску, и эта причина - какой бы она ни была - могла скорее привести к его гибели, чем к ее. Некоторые люди держали гадюк в качестве домашних любимцев, но удовольствие от обладания змеями не делало их менее смертоносными. Эта мысль понравилась ей, и она мило улыбнулась волшебнику, напомнив себе, что ее клыки остры, когда придет время их показать. Пусть Венсит из Рума помнит это!

Волшебник с кошачьими глазами наблюдал за своим кристаллом с молчаливым восхищением, несмотря на свое веселье. Вулфра лежала в парусиновом кресле на вершине своей башни, обнажившись на солнце, и он должен был признать, что у нее была прекрасная женская фигура. Какая жалость.

Его взгляд метнулся вниз, чтобы исследовать пещеру меча, и он отметил, что она приложила еще больше усилий к заклинаниям-ловушкам между лабиринтом и собственно пещерой. Это было хорошо, но присутствие ее грамерхейна в комнате меча было плохим, особенно в свете ее солнечных ванн.

Он потратил годы, изучая привычки Вулфры, учась проникать в ее разум и мысли, и поскольку он это сделал, он точно знал, о чем она сейчас думает. Для нее имело смысл перенести свой командный пункт поближе к мечу, но ее решение понежиться на солнце как можно больше доказывало, что она намеревалась вскоре переехать и остаться там на все время, и это заставляло задуматься.

Ей не понравилась его проповедь о разведении драконов, хотя она и пыталась скрыть свою ярость. Но предположим... просто предположим, что она планировала переехать в пещеру, чтобы быть уверенной, что она и Венсит действительно встретятся лицом к лицу. Учитывая соотношение сил, волшебник с кошачьими глазами ожидал, что она будет держаться как можно дальше от Венсита, но что, если она захочет пообщаться с диким волшебником до того, как они вступят в бой? Она едва ли была ровней волшебнику с кошачьими глазами, но это не означало, что для нее было невозможно узнать - или догадаться - гораздо больше о его истинных планах, чем он полагал раньше. Вполне возможно, что она узнала что-то достаточно ценное, чтобы действительно надеяться предать его в обмен на свою собственную жизнь. Венсит не был известен тем, что проявлял снисходительность к любому, кто нарушал его драгоценные Правила, но все всегда бывает в первый раз. И если Вулфра действительно обнаружила что-то важное о личности или намерениях волшебника с кошачьими глазами, она вполне может решить, что стоит посмотреть, не превратит ли это ее в исключение из политики Венсита по уничтожению любого темного волшебника, который привлек к себе его внимание. В конце концов, она была бы не более мертвой, если бы обнаружила, что не смогла убедить его, что ее информация стоит ее жизни, и при данных обстоятельствах знание того, что она ткнула пальцем ему в глаз перед смертью, доставило бы ей определенное последнее удовольствие.

В кошачьих глазах плясал беззвучный смех, когда они вернулись к загорающей волшебнице. Бедняжка Вулфра была такой предсказуемой! Ее действительно было жаль, подумал он, оценивающе глядя на нее. Он мог бы использовать полноправную партнершу с ее красотой и коварством, если бы только ее сила соответствовала ее амбициям или красоте. Но этого не произошло, что низвело ее до роли приманки.

Это был такой позор. И все же не стоит позволять ее предательству увенчаться успехом. Он мог бы убить ее сейчас, но этому недоставало утонченности, и не было никакого способа, чтобы это не вызвало подозрений у Венсита, если бы он услышал об этом. Как бы то ни было, бедняжка совершенно не подозревала о том, как он улучшил ее заклинания в пещере, или о том, что теперь он контролировал эту особенно мерзкую гадость, а не она. Все, что ему нужно было сделать, это дождаться подходящего момента, и тогда - пуф! - больше никакой Вулфры... и, возможно, больше никакого Венсита.

Он раскачивался от смеха, жестом выключая кристалл.

Кенходэн последовал за неуловимым звуком к краю небольшой, но крутой впадины и удивленно моргнул, когда понял, что гудение исходит от Венсита. Почему-то напевные застольные песни и скандальные частушки о барменшах, испытывающих отвращение к одежде, не ассоциировались у него с могущественным колдуном из всех древних сказаний. Но, очевидно, он был бы неправ на этот счет, и его моргавшие глаза сузились, когда он перешагнул через край впадины, соскользнул на ее дно и столкнулся лицом к лицу с ухмыляющимся Венситом. Не улыбающимся, а именно ухмыляющимся.

- Что, если я могу спросить, так забавно? - тихо спросил Кенходэн, когда он скользнул к дну.

- Прошу прощения? - Венсит перестал напевать и поднял бровь.

- Я спросил, что тебя так забавляет.

- Ой. Я просто размышлял о природе черных волшебников.

- Это смешно?

- Нет, но иногда это забавно.

- Забавно, он говорит! - Кенходэн покачал головой и скользнул достаточно далеко вниз, чтобы сесть, прислонившись к склону напротив Венсита, в то время как он кисло смотрел на волшебника. - Все, что они пытаются сделать, это убить нас и - предполагая, что я правильно понял из всех твоих намеков и предчувствий - завоевать Норфрессу и поработить каждого человека, живущего на ней. Если это забавно, боги хранят нас от всего, что ты сочтешь смешным!

- Их поступки редко бывают забавными, - признал Венсит, доставая из рюкзака трубку, - но то, как они строят свои черные планы, в некотором роде действительно довольно забавно.

- Не хочешь ли ты объяснить это?

- Почему нет?

Волшебник не торопясь набил трубку, примял табак большим пальцем, убрал кисет и щелкнул пальцами. На кончике его указательного пальца зажегся огонек, и он поднес его к трубке, глубоко затянулся, пока табак не разгорелся, и - наконец - выпустил струю дыма, прежде чем убрать пламя с руки.

- Волшебники, - сказал он наконец, - чрезвычайно предсказуемы, когда они черные или белые. Оттенки серого могут напрягать воображение, но с черным и белым легко, потому что решения любого мастера отражают - или формируются, если хотите, - его основную ориентацию. Хитрость заключается в том, чтобы выяснить, какими данными располагает ваш оппонент. Если ты знаешь то, что знает он, довольно просто примерно определить, что он будет делать с этими знаниями.

- Я понимаю это... думаю. Но что делает это таким забавным именно сейчас?

- Наблюдаю за черными волшебниками в действии, и они не намного чернее Вулфры. Они все убеждены, что они намного хитрее любого белого волшебника, и она и ее союзники не являются исключением из этого правила. - Он усмехнулся и выпустил струю дыма в тускнеющее небо. - Полагаю, они так думают, потому что мы всегда держим свои обещания, и это главная причина, по которой белые волшебники, как правило, не очень часто желают давать обещания. С другой стороны, это также объясняет причины, по которым мы можем доверять нашим союзникам, но ваш типичный черный волшебник никогда по-настоящему этого не поймет, потому что он приравнивает хитрость к предательству. Он думает, что вы не можете быть по-настоящему хитрым, если не планируете предавать - или, по крайней мере, допускаете виртуальную уверенность в том, что вас предадут - других. Это действительно довольно печально, но каждый черный волшебник, кажется, глубоко внутри убежден, что он лично изобрел предательство... или, по крайней мере, усовершенствовал его.

- И ты находишь это забавным?

- Конечно, нахожу! Подумай обо всех карнэйдосцах, каждый из которых замышляет предать других и одновременно тратит половину своей энергии, просто защищаясь от ответного предательства. Подумай, чего они могли бы достичь, если бы только доверяли друг другу настолько, чтобы действительно работать вместе! Разве не забавно, когда они калечат себя, пытаясь быть "хитрыми"?

- Полагаю, что да, - признал Кенходэн.

- Это также полезно. Они презирают нас за нашу честность, но они не ценят того, что честность - это то, что позволяет нам находить своих надежных союзников в течение нескольких часов. И они, похоже, не могут понять, что мы понимаем их точку зрения и включаем ее в наши собственные расчеты. Мы такие грубые, лишенные воображения люди, что они никогда не подозревают, что мы можем использовать их собственное предательство против них.

- Как? - с любопытством спросил Кенходэн.

- Один из способов - сделать так, чтобы им казалось выгодным отказаться от союзника ради временного преимущества. Другой способ - отказать им в информации или, что еще лучше, скормить им тщательно подобранную информацию. Это рискованно, но иногда это действительно позволяет диктовать им стратегию так, что они даже не осознают, что ты сделал.

- Полагаю, это полезно, - задумчиво произнес Кенходэн. - Но предательство - даже со стороны врага - вызывает у меня беспокойство. В конце концов, предательство стало причиной Падения.

- Нет, - тихо сказал Венсит, его веселье внезапно исчезло. - Нет, предательство не было причиной Падения... или, во всяком случае, не единственной. Настоящей причиной было самодовольство.

Брови Кенходэна изогнулись, и волшебник пожал плечами. Это был усталый жест человека, уставшего и измученного, но далеко не побежденного, и он с мрачным выражением лица прислонился к берегу рядом с Кенходэном.

- Видишь ли, Кенходэн, Правила никогда не были каким-то вечным законом природы, и Оттовар и Гвинита вообще не имели морального "права" создавать их. Они сделали это, по-настоящему не посоветовавшись с другими волшебниками Контовара, исключительно благодаря своей собственной силе. В конечном счете, их создание укрепило их власть, потому что их подданные знали, что только ограничения Правил стоят между ними и черным колдовством, что является одной из причин, по которой империя Оттовар просуществовала так долго. И это правда, что ограничения были основаны на их решимости защищать других. Но верно и то, что Правила всегда были искусственными - как глаз урагана, и тем, что могло поддерживаться только до тех пор, пока заставляли их поддерживать, и это было то, о чем их потомки могли забыть только на свой страх и риск, потому что не все хотели, чтобы это продолжалось.

- В самом прямом смысле Оттовар и Гвинита заковали каждого волшебника в цепи. Они были правы, поступив так, но отказ кому-либо в праве использовать свои собственные способности в полной мере, так, как ему кажется наилучшим, порождает ужасное негодование. Это верно для любой способности, но это еще более верно для волшебников, потому что в тех, кто может прикоснуться к искусству, есть сила, страсть, подобная лихорадке. Это принуждение, и не каждый волшебник чувствует себя обязанным использовать свои способности во благо. Даже на пике их империи были волшебники, которые хотели бы быть тем, кого мы называем "черными", и не видели причин - кроме грубой силы Оттовара и Гвиниты - почему они не должны быть именно такими.

- Оттовар и Гвинита, конечно, знали это, вот почему Оттовар дал Ханалу Корону Оттовара. Его собственная способность создавать Правила в первую очередь проистекала из того факта, что он был одновременно волшебником и воином - и при этом диким волшебником, что означало, что он был очень долгоживущим. Его наследники жили намного дольше, чем большинство людей, но не все они собирались стать волшебниками, и он знал это. Поэтому он дал им Корону, главной функцией которой было обнаружение черного колдовства. Когда совершалось черное деяние, носитель Короны немедленно это чувствовал и знал, где это произошло. Затем Оттовар объявил Совет Оттовара острова Рум центром изучения и преподавания искусства волшебства, постановил, что любой волшебник должен пройти обучение, проверку советом своих коллег и получить лицензию, прежде чем ему вообще будет разрешено практиковать искусство. А затем он потребовал, чтобы Совет наказывал черное колдовство смертью под руководством императора.

- И это сработало. На самом деле, это сработало слишком хорошо.

- Где же что пошло не так? - в замешательстве нахмурился Кенходэн. - Как что-то подобное могло сработать "слишком хорошо"?

- Боюсь, легко. Видишь ли, Корона была слишком успешной. Все знали, что она обнаруживает темных волшебников до того, как они причиняют серьезный вред - даже Совет знал это и полагался на нее для предупреждения, а не для разработки других средств обнаружения, пока безопасность королевства от черного колдовства полностью не стала зависеть от Короны.

- Но у Короны были другие возможности. Ни одно устройство не может видеть континент без побочных эффектов, и одним из преимуществ Короны было то, что она давала императору способность чувствовать мысли тех, кто его окружал. На самом деле, если бы он не был чрезвычайно сильной и хорошо тренированной личностью, он не мог бы их не читать. Хуже того, все знали, что всякий раз, когда император надевал корону, он читал их мысли, хотел он того или нет.

Венсит покачал головой в сумерках.

- Никто не хочет, чтобы его мысли были известны, независимо от того, кому. У самого честного человека есть какие-то воспоминания, которые он хотел бы сохранить в секрете, и кто должен винить его? Есть причина, по которой маги тщательно обучаются и клянутся избегать именно такого рода вторжений, и способность любого когда-либо рожденного мага намеренно вторгаться в чужие мысли меркнет по сравнению с тем, что Корона непреднамеренно делала в голове любого, кто недостаточно силен и недостаточно хорошо обучен этой силе, чтобы избежать этого.

- В течение первых нескольких столетий это не вызывало особых проблем, потому что память о неконтролируемом волшебстве делала вторжение терпимым, если не сказать приятным. Но время шло, память и опыт отступали, и люди, которые выросли до совершеннолетия под защитой трона Грифона и ограничений Правил, постепенно чувствовали себя менее защищенными. Было достаточно понятно, что при таких обстоятельствах им становилось все более неловко из-за того, что их секреты были известны, и ситуация ухудшалась по мере того, как кровь Оттовара и Гвиниты редела, а оттоварцы производили все меньше правителей с врожденным талантом или силой, чтобы контролировать эффект.

- Случилось неизбежное, и на самом деле несправедливо обвинять оттоварцев. Я полагаю, это правда, что они забыли об опасностях, которым их Дом поклялся противостоять, но вряд ли они были одиноки в этом. В конце концов, по мере того как проходили столетия, а Войны волшебников не возобновлялись, они решили, что обязаны сохранять душевную неприкосновенность своих подданных, и надевали Корону все реже и реже. Наконец, они приняли практику ее ношения исключительно для государственных мероприятий.

- И это было началом катастрофы. Поскольку Корону носили реже, шансы нарушить ограничения Правил стали более распространенными, и появилась горстка действительно злых практиков. И они научились. Они сформировали Совет Карнэйдосы, чтобы противостоять Совету Оттовара, обучать и дисциплинировать свои собственные ряды, но там, где Совет Оттовара ограничивал искусство защитой не-волшебников, карнэйдосцы закрепили неограниченное использование искусства в интересах меньшинства, которое могло командовать этим искусством.

- И Совет Оттовара не смог их обнаружить. Совет знал - знал - что Корона защищает всю империю, даже когда это уже не было правдой. И все же это было почти правдой, поскольку до тех пор, пока Корону носили хотя бы изредка, ни одно темное деяние не могло быть слишком вопиющим, чтобы оно не произошло, когда Корона случайно оказывалась на голове императора.

Венсит сделал паузу, чтобы снова раскурить трубку, и тяжело вздохнул.

- Но великое зло вырастает из малого зла, Кенходэн, и карнэйдосцы втайне постепенно становились сильнее. Правила сковывали их, но они работали и учились, планируя день, который больше не будет правдой. И, наконец, они нашли способ сделать так, чтобы этот день настал.

Его голос стал очень мягким, печальным, прежнее веселье исчезло.

- Император Клерес был сильным правителем, Кенходэн, и он подозревал, что происходит. Он надевал Корону чаще, чем ее носили за последние два правления вместе взятые, и он заставил Совет Оттовара делать то, что самодовольство давным-давно мешало ему делать: совершенствовать другие средства обнаружения черного колдовства. Но он опоздал. Карнэйдосцы собрали слишком много власти и создали союз, который был нечестивым во всех смыслах этого слова - союз, объединивший все фракции, ненавидевшие имперскую власть: темных волшебников, тех, кто поклонялся Богам Тьмы, и - всегда - тех властителей, которые лелеяли амбиции на еще большую власть. Трое величайших дворян Оттоварской империи бросили вызов императору и отвергли Правила, и в Контоваре началась гражданская война.

Кенходэн наблюдал за лицом волшебника в сгущающихся сумерках и видел страдание на его чертах. Его глаза, горящие диким огнем, были искажены болью, и он смотрел вниз, в пылающую чашу своей трубки, как будто это был грамерхейн.

- И каким-то образом - по сей день я не знаю как - карнэйдосцы совершили самое отвратительное преступление в истории Контовара. Они украли Корону Оттовара и спрятали ее так хорошо, что с тех пор ее не видел ни один живой глаз. Они не могли уничтожить ее, потому что Оттовар вложил в ее создание слишком много дикого волшебства. Уничтожить ее означало бы высвободить это волшебство, уничтожив не только тех, кто его высвободил, но и каждого волшебника, чернокнижника и ведьму в радиусе тысяч и тысяч лиг. Никто не знал, сколько бы погибло, и никто не осмеливался это выяснить.

- Но им не нужно было уничтожать ее, потому что простая кража высвободила Темных лордов во всей их мощи. Клерес назначил меня лордом Совета Оттовара за пять лет до того, как была украдена Корона, но этого было недостаточно, чтобы исправить наше пренебрежение, и нам мешали Правила. Но не им, и они потратили десятилетия на совершенствование непристойно мощных атакующих заклинаний. У нас этого не было, и это было все, что мы могли сделать, чтобы парировать их тайные атаки, и мы не могли - не хотели - набирать наши армии так, как они набирали свои: заклинаниями порабощения и призывами из самых темных уголков каждого ада. Казалось, не было конца армиям, которые они могли собрать и бросить против нас, но даже тогда мы могли бы выстоять, если бы не последнее предательство. Я предвидел, что это произойдет. Я знал, что это произойдет, и предупредил Клереса, но он отказался мне верить.

Голос Венсита стал еще мягче, глубже.

- У него было два сына, и младший из них хотел занять трон Грифона. Он хотел этого с безумным голодом, и когда Корону украли, он присоединился к карнэйдосцам. Он сделал больше, чем просто присоединился к ним. Он был великим дворянином сам по себе - великий герцог Грифона как наследник своего брата - и он собрал всю свою вооруженную мощь на стороне предателей. В конце концов, он продал само свое имя и душу самой Карнэйдосе в обмен на силу дикого волшебства, и он - оттоварец, второй в очереди на трон - стал лордом Карнэйдосы.

Венсит медленно поднялся, стоя темным, обвиняющим силуэтом на фоне угасающего света, и его пылающие глаза обожгли Кенходэна.

- И так то, что было восстанием, превратилось в династическую войну между оттоварцами, каждый из которых претендовал на трон для себя. Это ослабило имперскую власть в тот самый момент, когда она нуждалась в наибольшей силе, и империя Оттовар рухнула. Не быстро, не в одночасье, но неумолимо - неудержимо. И я наблюдал, как это происходило.

Он отвернулся от своей боли, уставившись в ночь.

- Ты знаешь, как это закончилось, и что я сделал после того конца. Но худшее бремя, которое я несу, Кенходэн, - самое худшее бремя из всех - это знать, что, столкнувшись с тем же выбором и тем же знанием, я бы сделал все это - каждый горький, кровавый шаг - снова.

Он стоял очень тихо, и Кенходэн внутренне содрогнулся, когда он закончил мучительным шепотом.

- И зная это, зная, что ты снова убьешь миллионы, позволишь тем, кого ты любил так же нежно, как саму жизнь, умереть еще раз... это, мой друг, тяжесть, которая раздавит саму твою душу.

Венсит ушел под жужжание ночных насекомых и крики ночных птиц. Он оставил Кенходэна одного, глядящего ему вслед, придавленного горем древнего волшебника. Рыжеволосый мужчина страстно желал последовать за ним, утешить его, но что могло бы утешить такую боль?

Голоса ночи щебетали и гудели вокруг него, и Кенходэн не мог найти ответа на этот вопрос.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Скрытые пути

Восход луны застал путешественников снова в движении.

Разговоров было не так уж много. Базел и Уолшарно лидировали, двигаясь далеко впереди остальных, в то время как их обостренные чувства искали самый легкий путь в темноте, повинуясь общим указаниям Венсита. Эти двое были слишком тесно связаны, поскольку сосредоточились на этой ответственности, чтобы тратить много времени на разговоры с кем-либо еще. Чернион, с другой стороны, ехала молча по своим собственным причинам, мрачно решив не давать волшебнику повода для еще одного из его сбивающих с толку словесных выпадов. Кенходэн ехал в таком же молчании, но в его случае это было молчание, рожденное состраданием. Венсит, казалось, внешне не был затронут их разговором, но Кенходэн слишком хорошо узнал его. К своему собственному удивлению, он понял, что видит старого волшебника еще глубже, чем Базел, и почувствовал, как внутри него поселилась боль.

В конце концов, однако, они снова повернули на юг и остановились, давая отдых лошадям, когда перед ними замаячила густая поросль деревьев. Лес медленно поднимался по мере их приближения; теперь это была темная, сплошная черная масса, похожая на какую-то зловещую природную крепость, укрепленную поперек их пути.

- Думаю, нам лучше лечь и поспать, чем путешествовать в таком лесу, Венсит, - сказал Базел, указывая на деревья, пока они слушали вздохи ветра и шелест ветвей от его ночного дыхания. - Даже Уолшарно и я могли бы не так уж много заметить под этими ветвями. Мы, скорее всего, сломаем себе шеи - или ноги коней, - если продолжим движение в темноте.

- Мы ничего не сломаем, - парировал Венсит. - В отличие от некоторых людей, я знаю, куда иду.

- Это больше, чем знаю я, - пророкотал Базел. - А как насчет тебя, пограничный страж? Может случиться так, что ты хочешь припомнить свой путь в этих лесах?

- Я никогда не путешествовала по ним, но я слышала о них, и ничто из того, что я слышала, не кажется хорошим, - коротко ответила Чернион. - Это лес Скарт-Вуд, и люди, которые входят в него, оттуда не выходят.

- Чепуха, - спокойно сказал Весит. - Ты имеешь в виду, что люди, которые пытаются пройти через это, не выходят. Драконья защита находится прямо посередине его. Этого достаточно, чтобы обеспечить всевозможные... несчастные случаи для любого, кто попытается пересечь его, и драконы, как правило, уничтожают любого, кто действительно проходит мимо, чтобы вторгнуться к ним.

- Это и есть Скарт-Вуд? - спросил Базел, задумчиво глядя на древние стволы перед ними.

- Это так. Это также наш путь в Торфо. Следуйте за нами.

Он легонько коснулся шеи Бирчалки, и скакун устремился вперед, в кромешную тьму под высокими деревьями. Уолшарно склонил голову набок, навострив уши, и одарил своего товарища по бегу долгим, пристальным взглядом, но Бирчалка ни разу не колебался. Он только оглянулся с безошибочно узнаваемым смешком и тряхнул головой так сильно, что взметнулась его грива. Затем он повернулся обратно к деревьям, и Уолшарно тоже фыркнул - на этот раз ободряюще, обращаясь к Глэмхэндро и лошадям. Глэмхэндро довольно охотно двинулся вперед по слабому касанию пятки Кенходэна, за ним последовали Чернион и вьючные лошади, в то время как Уолшарно замыкал их изменившийся строй.

Древесный покров на самом деле не был таким плотным и цельным, каким казался снаружи леса. Лунный свет пробивался пятнами, собираясь на сугробах давно не тронутых листьев, но Кенходэн чувствовал себя неловко, несмотря на лучшую видимость, когда следовал за Венситом. Если волшебник или Бирчалка испытывали малейшее опасение, они превосходно скрывали это, и все же он, казалось, ощущал гудящее присутствие повсюду вокруг себя - ощущение едва сдерживаемой силы, маячащей в темноте, готовой наброситься и находящейся слишком близко для его комфорта. Или это было просто его воображение, возникшее только потому, что он знал, что рядом находится Драконья защита?

Почему-то он так не думал, наблюдая за остальными. Ни Базел, ни Чернион, казалось, не горели желанием спорить с Венситом и Бирчалкой за честь быть ведущими. Очевидно, они тоже чувствовали, что этот лес был неестественным, лес, в котором даже их грозные навыки были непригодны для работы, и они тщательно выбирали свой путь, следуя за своим проводником-волшебником, не отклоняясь от выбранного им пути.

Было невозможно развить большую скорость, несмотря на большое расстояние между деревьями и отсутствие какого-либо подлеска. Покрытая листьями земля была настолько близка к невидимой, даже там, где пробивался лунный свет, что лошадям - даже скакунам - приходилось двигаться осторожно. Тем не менее, они проехали несколько медленных миль, прежде чем Венсит снова натянул поводья, и все остальные вздохнули с облегчением на привале.

- Так мы затратим много времени, Венсит, - сказал Базел. Он не протестовал, просто констатировал самоочевидный факт. - Я думаю, что мы быстрее преодолели бы ту же территорию при дневном свете.

- Мы могли бы, - согласился Венсит. - За исключением того, что тогда я не мог бы видеть свои направляющие знаки.

- Направляющие знаки, это сейчас? В этом? - в голосе Базела звучало откровенное сомнение.

- Смотри.

Венсит поднял руку и начертил в воздухе знак, и глаза его спутников расширились, когда внезапно вспыхнула линия мерцающих огней. Они горели, как крошечные маяки, длинной линией, которая тянулась под деревьями и исчезала вдали, теряясь среди стволов. Венсит позволил остальным несколько секунд смотреть на них, затем усмехнулся и закрыл ладонь, и огни внезапно исчезли.

- Ты видишь? Я мог бы найти их при дневном свете, если бы понадобилось, но только используя больше искусства, чем мне хотелось бы, так близко к Вулфре. С блоком или нет, часть этого может просочиться, особенно если она расставила сеть кейрсэлхейнов, заряженных охранными заклинаниями. Конечно, маловероятно, что она захочет подобраться для этого достаточно близко к Драконьей защите, но такая возможность всегда есть.

- Н-но что?.. - Чернион прикусила губу.

- Прошу прощения, Элрита? - вежливо спросил Венсит, и она сердито посмотрела на него в темноте, прежде чем принять его вызов.

- Откуда они взялись? - спокойно спросила она.

- Ну, я положил их сюда, пограничный страж, - беспечно сказал волшебник. - В то же время когда я установил Драконью защиту. Они ведут прямо к замку Торфо.

- Так вот как ты добиваешься того, чтобы узнать, что задумала Вулфра, - задумчиво произнес Базел. - У тебя есть аккуратная маленькая секретная дорога прямо в ее огород.

- Возможно, и так, но я никогда ею не пользовался, - ответил Венсит. - В этом никогда не было никакой необходимости.

Базел странно взглянул на него и начал что-то говорить, затем остановился. Кенходэн задумался, что градани собирался сказать, а затем почувствовал, как его собственные глаза расширились от внезапной догадки. Если Венсит никогда раньше не использовал свои "направляющие знаки", зачем он их создал? Если уж на то пошло, он установил Драконью защиту всего через столетие или около того после Падения - более тысячи двухсот лет назад. Откуда он мог знать, что когда-нибудь ему понадобится тайная тропа через лес Скарт-Вуд еще до того, как был заселен Энгтир?

Вопросы горели в мозгу Кенходэна, и он страстно желал задать их. Но, как и Базел, он этого не сделал. Сосулька, двигавшаяся вверх и вниз по его позвоночнику, наводила на мысль, что ответы на эти вопросы имели слишком много общего с их текущей миссией и всеми теми неразгаданными тайнами в его собственном прошлом, и он обнаружил, что ему не так уж хочется услышать эти ответы, как он думал. Не тогда, когда они привели к чему-то подобному этому. Кроме того, у Венсита были причины для всего, что он делал, и если он решил не делиться ими добровольно, вероятно, лучше было их не знать.

Глаза Венсита, горящие диким огнем, сверкнули на спутников, и Кенходэн задался вопросом, забавлялся ли он или просто ждал. Как и Базел, Кенходэн пришел к пониманию удовольствия волшебника от того, что он сбивал с толку свою аудиторию случайными, бесцеремонными проявлениями знаний или силы. Но он также начал задаваться вопросом, сколько из этого было потому, что это искренне забавляло старика, и сколько было тщательно разработано, чтобы служить совершенно другой цели. Волшебник с репутацией человека, ставящего других в тупик ради простого удовольствия, мог бы счесть это полезным прикрытием для тех случаев, когда ему приходилось посвящать других в тайны, которые он обычно предпочитал скрывать.

Венсит положил конец размышлениям Кенходэна, почтительно щелкнув языком в сторону Бирчалки, и скакун снова тронулся в путь, высоко поднимая ноги и наполовину гарцуя. Если остальные задавались вопросом, действительно ли Венсит развеселился, то угольно-черный скакун явно этого не делал, и он нагло помахал хвостом Уолшарно, возвращаясь к движению.

Кенходэн и Базел обменялись озадаченными покачиваниями головами, затем Глэмхэндро последовал за Бирчалкой по пятам, в то время как Уолшарно вернулся на свою замыкающую позицию. Чернион ехала в центре небольшого отряда, ведя вьючных лошадей, а ее собственный разум был занят оценкой подозрений относительно волшебника, которые были очень похожи на подозрения Кенходэна, хотя и значительно менее милосердны. Она знала себя как тонкого плетельщика паутины, но такого рода многовековая хитрость показала, насколько Венсит на самом деле не похож ни на кого другого, с кем она когда-либо сталкивалась. Если у него в рукаве припасены сюрпризы, подобные этому, для Вулфры - и если он заранее знал, что ему понадобятся эти сюрпризы, - кто знает, что у него может быть в запасе, чтобы справиться с ней?

Еще через час они соскользнули с крутого берега в овраг. Сначала Кенходэн подумал, что он произошел естественным путем, но потом он заметил его абсолютно одинаковую ширину и тот факт, что вдоль его ровного дна рос один мох. Здесь не было ни деревьев, ни подлеска, а дно оврага было таким же твердым и ровным, как у большинства дорог. На самом деле, чем больше он изучал его, тем больше оно напоминало шоссе. Скрытую дорогу, потому что вершины ее склонов вскоре поднялись намного выше голов скакунов, а увенчивающие их заросли густо переплелись. Было бы почти невозможно для кого-либо наткнуться на это, даже если бы они осмелились подойти так близко к угрозе Драконьей защиты.

- Это потрясающе, - сказал он осторожно, его голос был низким.

- Что? Тропинка? - Венсит пожал плечами. - Мне пришлось сделать довольно много местных перестановок, когда я устанавливал Драконью защиту, Кенходэн. Мне пришло в голову, что однажды это может пригодиться. Добавить ее ко всему остальному не составило большого труда, и мощь работы, которая создала обереги для Защиты, была настолько велика, что я мог быть уверен: никто не заметит энергию, которую я использовал для ее создания.

- И это было важно, потому что было очевидно, что однажды тебе нужно будет прокрасться через этот район незамеченным. Я это понимаю, - согласился Кенходэн лишь немного вежливее.

Его поведение ясно говорило о том, что Венсит мог быть настолько скрытным, насколько ему хотелось, и волшебник взглянул на него, затем усмехнулся и похлопал его по плечу, когда они ехали бок о бок. Искренность его юмора заставила Кенходэна почувствовать себя лучше по отношению к нему, и Венсит ласково пожал ему руку.

- Кенходэн, - пробормотал он, - я начинаю возлагать на тебя надежды. Я действительно так думаю.

Он еще раз встряхнул молодого человека, а затем Бирчалка шагнул вперед чуть более энергично, как будто какое-то безмолвное сообщение прошло между ним и его всадником. Скакун потек прочь по гладкому дну оврага, оставив Кенходэна задумчиво скачущим за ним по пятам.

Они скакали всю ночь и весь следующий день, останавливаясь только для того, чтобы дать отдых своим лошадям через равные промежутки времени, и Венсит безошибочно вел их по скрытой дороге. Она петляла и поворачивала по мере того, как снова наступал вечер, четко следуя линии самой труднопроходимой местности, но она никогда не сужалась и никогда не заканчивалась.

Луна зашла, и вторая ночь подкрадывалась к концу, пока они бесконечно продвигались вперед. Они хорошо провели время, как только вошли в ущелье, но даже Глэмхэндро начал уставать к тому времени, как оловянный рассвет просочился в лес, и Кенходэн собирался предложить им всем отдохнуть подольше, когда Венсит внезапно остановился без приглашения.

Кенходэн посмотрел мимо него и увидел, что овраг заканчивался прямо впереди в роще бука и ясеня. Ветви со свежими почками качались и шептались над головой, и желтые ленты сухих буковых листьев кружились вокруг них нежным облаком, когда они поднимались со своего утоптанного дорожного полотна в мягко дышащий восход, и когда Кенходэн подъехал к нему, Венсит коснулся его руки, а затем указал на восток.

Умирающие звезды мерцали в темно-синем небе, слабые и бесконечно далекие, в то время как солнце беспокойно двигалось прямо за горизонтом. Небо на востоке было лососевым и бледно-розовым, а мир был прохладным и свежим, притихшим под тихими вздохами ветра и шелестом ветвей, когда Кенходэн проследил глазами за указующим перстом и напрягся.

Высокий холм возвышался на фоне неба с тонкими прожилками, темный и холодный от росы. Голые склоны и обвалившиеся скалы взбирались по его склонам, бесплодные и унылые в сером свете... а на вершине холма возвышалась крепость.

Зубчатые стены четкими линиями вырисовывались на фоне рассвета, а массивная центральная башня возвышалась высоко над внутренней защитной стеной. Тени скрывали подножие холма, но он увидел смутное мерцание и белую пену водопада далеко за замком, слабую и трудноразличимую с расстояния в полумраке, и понял, что весь холм стоит посреди небольшого озера. Крепость стояла на своем холме, ожидая, желтые факелы дымились на зубчатых стенах, светили сквозь прорези для стрел и слабо отражались от покрытой рябью озерной воды с рассветом. Фонари медленно и методично покачивались вдоль стен, отмечая шаги усталых часовых, и свет лился через узорчатую решетку в сильно затененной западной стене, освещая опущенный подъемный мост. Он мог только разглядеть темные очертания мощной стражи ворот в полной броне, а земля вокруг замка была зачищена до самой кромки воды, убрав все укрытия на подступах к нему.

- Узри замок Торфо, - тихо сказал Венсит.

- О, я вижу замок, - устало сказал Кенходэн. - Чего я не понимаю, так это как ты планируешь проникнуть внутрь этого!

- Да, - согласился Базел. - Думаю, что парень прав. Похоже, есть такая мелочь, как усиленная охрана.

- Это верно, - согласился Венсит. - Так что, полагаю, нам просто придется избегать их сторожевых постов.

- Понятно. - Кенходэн посмотрел на Базела и ухмыльнулся. - Ты меня удивляешь, Базел! Все, что нам нужно сделать, это найти дверь, которую Вулфра забыла запереть. Каждая злая волшебница из всех историй, которые я когда-либо слышал, забывала запереть дверь перед появлением бесстрашных героев.

- На самом деле, ты мог бы сказать, что она сделала именно это, - спокойно сказал Венсит. - Не то чтобы она знала, что оставила какую-либо из них незапертой. Она не самая любезная из хозяек, и если бы она знала о двери, то наверняка заперла бы ее. Поскольку она не...

Он пожал плечами, и Чернион резко фыркнула.

- Я не особенно хочу быть ее гостьей или умереть, пытаясь проникнуть внутрь и потерпев неудачу. - Она устало потянулась. - Расскажи нам об этой двери, волшебник.

- Конечно. Но мы должны дать лошадям отдых, пока я этим занимаюсь; они нам скоро снова понадобятся.

Они отошли поглубже в лес и спешились, и лошади тяжело задышали и зарылись носами в опавшие буковые листья, пока Базел и Кенходэн наливали воду в старую шляпу Венсита, чтобы они могли попить. Скакуны испытывали такую же жажду, как и их "младшие собратья", но они подождали, пока напьются все лошади, прежде чем по очереди заняться своими делами.

- Давай, волшебник, - настаивала Чернион.

- Очень хорошо. - Венсит сел на камень и прислонился спиной к ясеню с прямым стволом, указывая на зубчатые стены замка, едва видимые сквозь просвет в ветвях. - Мы бы никогда не добрались до озера, не говоря уже о том, чтобы перебраться через стены, не будучи замеченными этими стражниками. Согласны?

- Да, - сказал Базел, и Кенходэн поддержал его кивком.

- Так что мы не пойдем этим путем, - сказал им Венсит. - Вместо этого мы пойдем вон туда - на тот холм к северу от озера. Видите его?

Кенходэн посмотрел вдоль его указующего перста, чтобы найти холм, о котором шла речь. Он находился примерно в четырех тысячах ярдов по прямой от их нынешнего положения и чуть более чем в тысяче ярдов от озера, с голой скалистой вершиной, но его склоны густо поросли лесом, и до него от их нынешнего положения тянулся плотный пояс деревьев.

- Это дверь, которую Вулфра оставила незапертой, - сказал Венсит. - То, за чем мы пришли, спрятано в лабиринте под замком. Чего Вулфра не знает, так это того, что из-под этого холма есть черный ход - тайный ход в лабиринт.

- Есть ли он сейчас? - пробормотал Базел. - И ты уверен, что это так, поскольку она его не нашла?

- Да, - голос Венсита был ровным и уверенным, и градани кивнул, его уши были наполовину прижаты в раздумье.

- На что же похож этот "тайный путь"? - осторожно спросил Кенходэн.

- Это туннель - боюсь, слишком низкий и узкий для лошадей, не говоря уже о скакунах. Но есть внешняя пещера, достаточно большая, чтобы спрятать их всех, с Уолшарно и Бирчалкой, чтобы прикрывать наши спины и следить за тем, чтобы никто из "меньших собратьев" не заблудился. Туннель проходит под озером и, к сожалению, входит в лабиринт с его конца, а не в центре, так что нам придется пробираться через стражников и ловушки, которые она установила в самом лабиринте. - Венсит пожал плечами. - По крайней мере, мы избежим ее внешней защиты.

- Итак, даже если мы войдем через туннель, нам придется пробиваться сквозь ее внутреннюю защиту, - размышлял Кенходэн. - Должен признать, что эта идея лучше, чем пробиваться сквозь ее внешнюю защиту. Но как мы потом выберемся отсюда?

- Если мы не достигнем нашей цели, это не будет иметь значения, - прямо сказал Венсит, - потому что мы будем мертвы. С другой стороны, если мы доберемся до нее, Вулфра почти наверняка будет мертва. И в таком случае, как ты думаешь, стражники черной колдуньи действительно захотят встретиться лицом к лицу с тем, кто - или что - было достаточно могущественным, чтобы убить ее?

- Логично.

Кенходэн поджал губы и побарабанил пальцами по рукояти меча, и ему не показалось странным, что все трое его товарищей просто наблюдали за его размышлениями и ждали, когда он скажет о приемлемости плана.

- Насколько вероятно, что она устроила что-то слишком сильное, чтобы мы могли пройти через это? - спросил он наконец.

- Я не могу сказать, - спокойно ответил волшебник. - Я бы сказал, что она не могла вызвать ничего, с чем мы не могли бы справиться, но тогда я бы сказал, что она также не могла контролировать дракона. Не думаю, что мы встретим что-то, с чем не смогут сравниться холодная сталь и отвага, но...

Он красноречиво пожал плечами.

- Я становлюсь несчастным человеком всякий раз, когда ты пытаешься признать свою подверженность ошибкам, Венсит, - пророкотал Базел.

- Никто не непогрешим, Базел.

- Да, но на протяжении многих лет для меня было большим утешением думать, что ты таков.

Кенходэн мало обращал внимания на их игру, пока его разум взвешивал и анализировал. И все же, даже обдумывая свою скудную информацию, он знал, что в этом нет смысла. Они зашли слишком далеко, чтобы даже думать о том, чтобы остановиться сейчас.

- Что ж, - вздохнул он наконец, - полагаю, нам придется попробовать.

- Думаю, ты прав, парень, - согласился Базел, уже более серьезно.

- И если вы трое достаточно глупы, чтобы пойти, я тоже могу пойти.

Венсит взглянул на Чернион, но на этот раз она была слишком занята размышлениями о собственных мотивах, чтобы заметить это. Даже ее личность Элриты никогда не соглашалась на это! И все же она не могла повернуть назад. Эшван был мертв, и проникновение в замок могло подвести ее достаточно близко к Вулфре, чтобы убить. Это был ее мотив, сказала она себе: месть. И, конечно, возможность использовать Кенходэна в своих целях впоследствии.

Ее мысли осторожно ускользнули от ее двусмысленных эмоций, когда речь зашла о рыжеволосом мужчине.

- Очень хорошо. - Венсит принял их решение спокойно. - В таком случае, я предлагаю нам отправиться на холм сейчас, до полного рассвета. Лес прикроет наш подход, и мы сможем отдохнуть в пещере, прежде чем войдем в лабиринт.

- Звучит разумно, - согласился Кенходэн и снова подтянул подпругу Глэмхэндро, когда небо на востоке стало бледно-лимонным, а розово-оловянный свет усилился. Он вскочил в седло, и остальные вскочили вокруг него. - Как мы доберемся отсюда туда? - спросил он волшебника.

- Следуйте за мной, - просто сказал Венсит, и они снова выстроились в строй позади Бирчалки, причем Глэмхэндро шел сразу за скакуном, а кобыла Чернион и вьючные лошади следовали за ним по пятам. Базел и Уолшарно следовали за ними, прикрывая тыл, и каждый всадник ехал, держа руку в нескольких дюймах от рукояти оружия.

Венсит и Бирчалка выбрали осторожный, тихий путь через лес. Их маршрут был хорошо скрыт, но его изгибы и повороты сделали их путешествие по меньшей мере вдвое длиннее, чем могло бы быть у птицы, и лошади беспокойно мотали головами, чувствуя напряжение своих всадников. Но присутствие скакунов, казалось, компенсировало их беспокойство, и они не издавали ни звука, кроме случайного сопения... обычно. Иногда было просто немного больше шума. Когда кобыла Чернион с грохотом столкнула камень со склона холма, сердце Кенходэна ушло в пятки от этого звука, и все они замерли, но ничего не произошло. Конечно, нет, упрекнул он себя. Настоящий шум, должно быть, был гораздо менее слышен часовым, чем казалось из-за их страха.

Овраг под деревьями предлагал еще лучшее укрытие... к счастью. Они прошли по нему не более полумили, когда внезапно поднятая рука Кенходэна мгновенно остановила их. Базел вопросительно посмотрел на него... а затем сел очень тихо, удивляясь, как человеческие уши Кенходэна услышали то, что было слишком слабым для его слуха - и Уолшарно - чтобы обнаружить.

Патруль из двадцати человек выехал из-под прикрытия деревьев между ними и озером и проскакал менее чем в сотне ярдов от них, и Кенходэн понял, что потянулся за своим мечом, только когда почувствовал его в своей руке. Он наблюдал, как исчезает патруль, затем тихо вложил свой клинок в ножны и услышал, как снова заскрежетала сталь, когда Чернион и Базел тоже вложили свои мечи в ножны. По крайней мере, их реакция была хорошей, подумал он и вытер липкую пленку пота со лба.

Венсит подождал, пока стихнут все звуки патруля, прежде чем снова повел их вперед. Кенходэн последовал за ним, но не мог перестать поглядывать направо, наблюдая за зубчатыми стенами сквозь верхушки деревьев, в то время как замок все смелее встречал приближающийся рассвет. Он знал, что не был так обнажен, как чувствовал, но убеждение себя в этом, казалось, очень мало помогало.

Наконец волшебник вывел их из оврага, пересек склон и обогнул холм, который был их целью, и Кенходэн благодарно вздохнул, когда между ним и замком Торфо встала твердая земля. Затем Венсит резко повернул направо и, пригнувшись в седле, исчез под нависающим каменным выступом. Кенходэн и Чернион быстро последовали за ними, с большим зазором над головой, ведя вьючных животных, но Базелу пришлось спешиться, прежде чем они с Уолшарно смогли протиснуться под навес.

Узкий туннель давил на них на протяжении нескольких ярдов, затем открылся в более широкое пространство, и Венсит остановился, пробормотал слово слишком тихо, чтобы его можно было расслышать, и поднял руку в подбрасывающем движении. Шар света сорвался с его ладони и повис над головой, и Кенходэн оглядел сухие каменные стены пещеры размером со всю таверну "Железный топор"... с ее конюшнями.

- Здесь мы можем отдохнуть, - спокойно сказал волшебник. - Нам всем не помешало бы немного поспать.

- И ты не беспокоишься о том, что Вулфра заметит это? - Кенходэн указал подбородком на светящийся шар, и Венсит тихо усмехнулся. Рыжеволосый мужчина заметил, что в этом смешке были неприятные, удовлетворенные нотки.

- Пещера защищена, Кенходэн. Я...

- Подумал, что это может быть хорошей идеей, когда ставил Драконью защиту, - прервал Кенходэн, и Венсит ухмыльнулся.

- Совершенно верно, - пробормотал он с полупоклоном.

- Ну, я уверен, что с моей души свалился большой груз, что все так хорошо идет по плану и все такое, - кисло сказал Базел, - но после всего этого Уолшарно не очень-то рад ползать, как черви в норе. Это слишком напоминает многое из того, что мы делали раньше - да, и в основном с такими, как ты, Венсит!

- Едва ли я виноват, что ты и твой друг построены в... роскошном масштабе, - отметил Венсит.

- Нет, но думаю, у тебя есть склонность встречаться с колдуньями в норах в земле, -- пророкотал градани, позволяя своим глазам быстро, но многозначительно метнуться в сторону Кенходэна.

- Возможно, так, - мягко ответил Венсит. - С другой стороны, большинство из этих предыдущих предприятий, похоже, сработали довольно хорошо. Что, несомненно, отчасти связано с моей привычкой брать с собой подходящих людей, когда они нужны. Причем, - он позволил своим собственным сверкающим глазам еще более ненадолго переместиться на Кенходэна, - иногда я даже не знаю, что они нужные люди, пока не наступает подходящий момент. И все же я редко ошибаюсь, не так ли?

- Да, это так, - согласился Базел. - И все же, у меня в голове свербит, что такого рода ошибку человек совершает только один раз.

- Похоже, это достаточно верно, - признал Венсит. - Однако это не тот "единственный раз", Гора. Еще нет. Итак, как я уже сказал, давайте немного отдохнем. Я хочу начать сегодня днем пораньше. Вулфра должна быть уверена, что мы не сможем проникнуть через ее патрули без прикрытия темноты.

- Сюрприз всегда того стоит, - сказал Кенходэн, отложив седло в сторону, и насыпал зерна в мешок с кормом для Глэмхэндро. Затем он ухмыльнулся. - Базелу, может, и не нравятся пещеры, но ты понимаешь, Венсит, что у нас уже больше недели не было дождя? И с этой прекрасной крышей, - он махнул рукой в сторону стен пещеры, - я даже могу остаться сухим!

- Поспи немного, Кенходэн, - любезно посоветовал Венсит. - Здесь нет дождя... но есть несколько влажных участков.

Кенходэн укоризненно посмотрел на него, вытряхивая свой спальный мешок.

Кенходэн быстро сел, когда Базел разбудил его шесть часов спустя, и его сердце сделало один сильный толчок, прежде чем его биение вернулось к норме. Пещера казалась темной и угрожающей, но конский запах успокаивал, и его паника прошла. Он сидел тихо, чувствуя, как его отголоски исчезают в глубине его души, сменяясь каким-то дрожащим напряжением - чем-то больше похожим на нетерпение, чем на страх.

- Оставьте лошадей оседланными, - посоветовал Венсит. - Надеюсь, что мы не будем торопиться, когда они вернутся, но никогда нельзя быть чересчур уверенным.

- А если мы не вернемся? - резко спросила Чернион. - Эта маленькая леди хорошо мне послужила. Я не оставлю ее связанной умирать с голоду!

- Не бойся, пограничный страж. Мы вообще не будем их связывать; Уолшарно и Бирчалка проследят, чтобы они не сбились с пути... или остались здесь и умерли с голоду, если мы не вернемся.

Кенходэн рассеянно слушал их, поглаживая Глэмхэндро по носу. Большой жеребец был недоволен тем, что его оставили позади, но туннель дальше был слишком тесен для него, так же как он был слишком узок для Уолшарно и Бирчалки. Кенходэн нежно успокаивал большого серого, пока Венсит не взял факел и не зажег его одним касанием пальца. Он подождал, пока пламя не разгорелось ровно, затем помахал им всем вокруг себя.

- Пещера может быть защищена, но с этого момента я бы предпочел больше не использовать искусство, если это в моих силах, - спокойно сказал он. - Рано или поздно мне придется это сделать, но я хочу выждать как можно дольше. Я даже рассеиваю свое блокирующее заклинание - так близко к Вулфре даже это может насторожить ее. Кроме того, - он по-волчьи улыбнулся, - я сомневаюсь, что она видит именно это место.

- Я пойду первым, чтобы проверять заклинания-ловушки, но с этого момента мы будем полагаться не только на мои заклинания, но и на ваши глаза и уши. Понятно?

Все они молча кивнули.

- Хорошо. Наш путь лежит туда. - Факел Венсита указывал на узкий каменный желоб справа от них. - Кенходэн, ты последуешь за мной, пожалуйста. Затем ты, пограничный страж. Гора, я доверяю тебе прикрывать наши спины, но, возможно, было бы неразумно пытаться использовать силу Томанака так близко к Вулфре... во всяком случае, пока она еще не знает, что мы здесь. - Базел мрачно усмехнулся и кивнул, и Венсит продолжил. - Проход иногда сужается, но он всегда будет достаточно широким, чтобы мы смогли пройти. Будьте готовы, но не обнажайте свою сталь без нужды! Некоторые из слуг Вулфры почувствуют готовое оружие задолго до того, как увидят нас.

Он сделал еще одну паузу, пока каждый из них не кивнул еще раз.

- Тогда давайте начнем, - спокойно сказал он.

Факел Венсита отбрасывал резкие тени, мерцающий танец которых сбивал с толку глаз. Кенходэн хотел бы, чтобы ведущим был он, а не волшебник, тогда бы он мог смотреть вперед, но только Венсит имел какое-либо представление об их маршруте или о том, что их могло встретить.

Сначала проход был достаточно высоким и широким, чтобы даже Базел мог легко передвигаться, но затем он сузился, извиваясь взад и вперед с терпением змеи. Потолок опустился, нырнув под воду озера, и скала стала скользкой и влажной, покрылась водорослями и странными шишковатыми выступами, почти как скалистые грибы. В воздухе пахло сыростью, и влажный ветерок холодно дул им в лица и трепал пламя факела Венсита. Вскоре проход стал таким узким, что Базелу пришлось двигаться боком, а рукояти мечей раздражающе цеплялись за неровности. Кенходэн выругался, когда древко его лука царапнуло потолок и раздражающе зацепилось за стены, пока он, наконец, не снял его со спины и не понес в левой руке. Звуки их прерывистого дыхания, скрежет оружия и кольчуг по камню, плеск сапог по лужам - все это, казалось, усиливалось проходом, так что Кенходэн почувствовал, что кто-то должен услышать их приближение.

Никто этого не сделал, и Венсит без колебаний вел их, зажигая при необходимости новые факелы. Эти факелы горели, оставляя за собой едкий дым, и через неравные промежутки открывались боковые проходы, но он никогда не колебался. Некоторые из этих проходов вели в покрытые минеральной коркой галереи, где свет факелов превращал каменные цветы в светящуюся паутину, но такие вспышки красоты были редкостью.

В полумиле от своего начала проход открывался в огромную пещеру. Вода бурлила и пенилась сквозь трещины в одной стене, погружаясь на пятнадцать футов в покрытый рябью бассейн, навсегда недоступный солнцу. Прилив и падение воды породили бриз, который дул им в лицо по пути внутрь, и его звук наполнил пещеру непрерывным, вечным журчанием. Сталактиты и сталагмиты сверкнули в свете факела сверкающими клыками, а пол был покрыт мелкой жидкой грязью. Венсит высоко поднял свой факел и ухмыльнулся, когда Базел с трудом протиснулся через узкую щель входа в пещеру.

- Ну, Гора! - Его голос отдавался странным эхом. - Похоже, размер не всегда является преимуществом.

- Да, и после этого моя одежда тоже стала стоить дороже. - Базел вытер глубокую царапину на щеке. - Так сколько еще это продлится, этот твой червячный лабиринт?

- "Червоточина" закончилась. С этого момента проходы будут шире и выше. Однако я предупреждаю вас: не пейте никакой воды, которую мы встретим по пути. Она испорчена силой того, за чем мы пришли.

- Ты охотишься на что-то настолько злое? - испуганно спросила Чернион.

- Не злое, пограничный страж - только могущественное. Искусство волшебства само по себе не является ни добром, ни злом; черным или белым его делает именно то, как оно используется. То, за чем мы пришли, никогда не было делом Тьмы, но сила, исходящая от него, может разрушить твою жизнь, как мысль.

- Мне не нравится иметь дело с таким могущественным волшебством, - тихо сказала она.

- Иногда у нас нет выбора... пограничный страж.

Она бросила на него ошеломленный взгляд, а затем нащупала свою бутылку с водой. Этот поступок был заразителен, и Кенходэн тоже не сдержался. На вкус вода была пресной и затхлой, но он предпочитал этот привкус яду окружающей жидкости.

Венсит дал им немного отдохнуть, прежде чем повел их через пещеру. Его спутники последовали за ним, время от времени поскальзываясь на скользкой поверхности под ногами, затем остановились как вкопанные позади него и с удивлением уставились на свой дальнейший путь, поскольку это был не естественный туннель.

Это была труба, ее круглые стенки были гладкими, как стекло, и свет факела отражался от полированного черного камня, как эбеновое зеркало. Туннель врезался прямо в холм, как меч, и по его перемычке ползли руны, которыми никто не пользовался более тысячи лет. В свете факела они казались глубоко вырезанными и черными.

- О чем это говорит? - раздраженно спросила Чернион, но Венсит не ответил. Вместо этого заговорил другой голос, низкий и мягкий, почти мечтательный на фоне журчания воды в пещере, и все же кристально чистый.

- Волшебник создал волшебным умением,

Эти врата к смерти и рождению.

Темная дорога проходит по окровавленной земле,

Где заперто прошлое будущего.

Чернион и Базел в изумлении уставились на Кенходэна, и только тогда он понял, кто заговорил. Он моргнул и покачал головой, и воспоминание о том, что он сказал, улетучилось.

- Откуда ты это знаешь? - тихо спросила Чернион.

- Я... я не знаю, - сказал он, в его зеленых глазах было удивление. - Но это то, что там написано, даже если я понятия не имею, что это значит.

- Если бы так случилось, что у тебя действительно была зацепка, я бы беспокоился о твоем здравомыслии! - сказал Базел. - Я и так мало понял обо всем этом путешествии, заброшенном Томанаком! Венсит?

- Перевод Кенходэна верен, - сказал волшебник.

- И это все, что ты собираешься сказать по этому поводу, ты, старый обманщик с поджатыми губами?

- Да.

- Так я и думал. - Судя по голосу Базела, он был угрюмо доволен ответом. - Ну, я нисколько, совсем не сомневаюсь в том, что со временем все станет ясно - при условии, что мы проживем так долго, - но любой, кто мог бы ожидать от тебя объяснений, больше верит в чудеса, чем я! Я доверяю тебе, но перестаю выкачивать из тебя информацию.

- Да, я заметил, каким терпеливым ты был на протяжении всего этого путешествия, но я просто списываю это на замедляющий эффект старости.

- Старость, говоришь?! - Базел рассмеялся и хлопнул Венсита по плечу с такой силой, что волшебник отлетел на несколько шагов в сторону. - Я бы не стал так быстро разбрасываться этими словами где попало, поскольку их может услышать Лиана!

Венсит ухмыльнулся ему и свободной рукой отгонял его, пока группа не восстановила строй. Затем он шагнул под резную перемычку, и свет его факела осветил проход.

Чернион встала рядом с Кенходэном, когда проход сузился, и свет факела красным светом упал на ее лицо, отражаясь от значка на берете. Он дымился и отражался от зеркальных стен, отбрасывая свой свет по коридору в виде брызг крови и черного дерева, которые слепили глаза. Кенходэну хватало места, чтобы еще раз повесить лук за спину, но вместо этого он натянул его, потому что отраженный свет сверкал и отражался на целых пятьдесят ярдов вперед и давал возможность стрелять, если они встретят что-нибудь. Когда они с чем-то столкнутся, мрачно поправил он себя.

И все же, несмотря на более широкий туннель, на самом деле они двигались медленнее. Венсит останавливался каждые несколько ярдов, чтобы нащупать заклинания-ловушки или другое колдовство, и Кенходэн с удивлением наблюдал за ним. Очевидно, этот проход был вырезан с помощью колдовства, и если Вулфра ничего не знала об этом, то кто-то, кроме баронессы, должен был его сделать. И, учитывая скрытую дорогу через лес Скарт-Вуд и щит, защищающий пещеру, в которой они отдыхали, у него была довольно проницательная идея, кем мог быть этот "кто-то", но как даже Венсит мог предположить, что когда-нибудь понадобятся такие сложные приготовления?

Туннель не давал ответов. Здесь не было ни поворотов, ни боковых отверстий, как будто у его создателя не было времени на излишества или украшения. Даже ветерок из внешних коридоров исчез, и воздух был тяжелым от прожитых лет, хотя пыли не было. Кенходэн улыбнулся при этой мысли. Нужна была бы пылинка на твердой подошве, чтобы отважиться войти в этот проход!

Он потерял счет тому, как далеко они продвинулись. Накатившее напряжение, ненадолго ослабленное игрой Венсита и Базела, нахлынуло обратно и зажало его в тисках ожидания, которые неумолимо сжимались, пока он не захотел, чтобы что-то разорвало их хватку, и его мысли вернулись к надписи. Достаточно непонятно было то, что он смог прочитать ее, но что это значило? Это отдавало еще большим скрытым смыслом, и последнее, что ему было нужно, - это таинственные послания, которые он понятия не имел, как расшифровать.

Его размышления прервались, когда Венсит внезапно остановился перед глухой стеной. Она запечатала проход той же глянцевой чернотой, отражая факел в длинном потоке крови, пока они не оказались окружены со всех сторон ярким светом. Свет отражался от торцевой стены, боковых стенок, крыши и пола, поглощая их тени, и Венсит повернулся к ним лицом.

- Вот где действительно начинается опасность, - просто сказал он. - Лабиринт находится за этой стеной, и я не могу открыть путь, не используя искусство. Когда я это сделаю, Вулфра узнает, что мы здесь. Природа лабиринта сбивает с толку наблюдение, но она примерно знает, где мы находимся, и бросит в нас все, что у нее есть. Вы готовы?

- Это глупый вопрос для того, кто считается таким могущественным волшебником! - рявкнула Чернион. - Как мы могли бы быть "готовы"? Но, полагаю, мы настолько близки к этому, насколько это возможно!

- Элрита сказала за всех нас, - пророкотал Базел. - Но я надеюсь, что нет необходимости идти дальше с оружием в ножнах?

Венсит покачал головой, и сталь заскрежетала, когда градани вытащил меч и нож-крюк.

- Во что это выходит, Венсит? - спросил Кенходэн, передавая лук и колчан Чернион и вытаскивая свой собственный меч.

- Поперечный проход равной ширины.

- В какую сторону нам следует пойти, когда мы пройдем через стену?

- Направо.

- Хорошо. Как только он откроется, Базел, ты идешь налево, а я пойду направо. Венсит, дальше ты держись позади меня, а Элрита прикроет тебя сзади.

Головы кивнули, и Венсит спрятал улыбку, несмотря на свое напряжение, когда Кенходэн принял на себя полное командование. Казалось, что даже волшебник в конце концов должен уступить.

Он отбросил эту мысль в сторону и передал Чернион факел. Она осторожно взяла его, и ее глаза расширились, когда он поднял руки, чтобы положить их на камень, и его пальцы погрузились в камень по самые костяшки. Его лоб нахмурился от сосредоточенности, и яркий огонь хлынул из его глаз, лизнул стену и пыхнул обратно по коридору. Это придало его серебристым волосам резкий, мерцающий рельеф, и Кенходэн поднял руку с кинжалом, чтобы защитить свое зрение от яростного блеска, глядя прищуренными глазами, как яростно горел свет.

Ветер сорвался со стены жарким штормом, который трепал волосы и одежду. Венсит прислонился к стене, и сияние поглотило его, порывистое, ослепительное и еще более пугающее из-за полной тишины насилия, отражавшегося в глянцевых черных стенах вокруг них. Они были пойманы в ловушку в сердце бурлящего кокона отраженного огня, и их кожу покалывало, когда потрескивала сила.

Серебряные полосы вспыхнули на камне, расходясь неровной паутиной от раскаленных рук Венсита. Они испещрили камень белым огнем, как паутина молний, и наконец раздался шипящий рев, когда пар и резкий запах расплавленной породы окутали их со всех сторон. Серебряные линии вспыхнули, и голос Венсита превратился в крик.

- Торен ахм лорик! Энлоп эф Торен!

Кенходэн съежился от ярости крика волшебника, но его гром был без следа поглощен внезапным мучительным воплем камня. Серебряные линии запульсировали один, два, три раза - каждый удар был ярче предыдущего - и стена разлетелась вдребезги, выплевывая каменные обломки в облаке пара и пыли.

Кенходэн инстинктивно наклонил голову, задыхаясь, когда осколки камня забросали его согнутую спину и закованные в кольчугу плечи. Еще больше их пролетело мимо него и с грохотом покатилось по туннелю позади него, но большая часть его вырвалась наружу, прочь от волшебника, и Кенходэн выпрямился, моргая, когда сияние исчезло до фиолетовых и красных остаточных изображений. Затем он прыгнул сквозь пыль, хрипло кашляя, и приземлился на корточки, лицом к проходу, по которому они должны были следовать. Сапоги застучали по камню, когда Базел бросился в другую сторону.

- Ничего. - Голос градани был низким, а его меч поблескивал в свете факелов. Чернион передала факел обратно Венситу, наложила стрелу на тетиву и последовала за Базелом. Она не могла натянуть лук Кенходэна так сильно, как он, но могла согнуть его достаточно, чтобы быть смертельно опасной.

- Они скоро придут, - тихо сказал Венсит.

- Моя благодарность за поддержку, - пророкотал Базел.

- Не думай об этом. Они тоже могут прийти с любого направления.

- Прелестно. Ну что, Кенходэн?

- Мы можем с таким же успехом встретить их приход, как и уход. Давайте двигаться. - Он побежал по коридору быстрой рысью, его спутники следовали за ним по пятам. - Как далеко это, Венсит?

- Учитывая необходимость следовать по лабиринту, возможно, целую лигу.

- Фробус! - пробормотал Базел. - Произойдет ли так, что по пути попадутся какие-нибудь хорошие гостиницы?

- Используй свое дыхание для бега, Кровавая Рука, - мрачно посоветовала Чернион.

- Разумный совет, - согласился Венсит. - Но будь готов остановиться, если я закричу. Я чувствую запах предстоящих заклинаний.

- Все лучше и лучше! - усмехнулся Базел.

Кенходэн оглянулся и улыбнулся, несмотря на свое напряжение. Слабый голубой нимб, который он видел вокруг градани в битве с черным драконом, окружал его сейчас, но не это заставило его улыбнуться. Нет, Базел не только не отставал от них, но и делал это рысью задом, ни разу не оглянувшись через плечо на остальных своих товарищей. Его взгляд ни на секунду не отрывался от тыла, а меч совершал легкие взмахи, нетерпеливо ожидая, что можно что-нибудь разрубить.

В общем, Кенходэн был более чем доволен тем, что оставил арьергард ему.

- Впереди разветвление на три прохода, - предупредил Венсит. - Держись левого.

- Налево, - пробормотал Кенходэн в ответ и поспешил вперед, насторожившись в поисках нападающих и гадая, где они находятся. Что ж, у охранников Вулфры было достаточно времени, чтобы появиться, если им оставалось пройти три мили, кисло подумал он.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ Мечи в лабиринте

Заклинание Венсита взорвалось в мозгу Вулфры. Загадочное сотрясение разрушающейся стены буквально выбило ее из кресла, и она поползла к своему кристаллу на четвереньках, бормоча активирующую фразу.

Ей потребовалось пять минут, чтобы найти разбитый камень в стене лабиринта, и она злобно выругалась, увидев неожиданный туннель, через который была прорвана ее защита. Она была отрезана от своих стражников в замке; можно было использовать только призванных существ на ее стороне туннеля, и даже ее заклинания-ловушки лежали у известного входа в лабиринт! Она никогда не ожидала вторжения в сердце туннелей, но она стряхнула с себя шок неверия, который угрожал парализовать ее, и присела над своим светящимся камнем, приклеив к нему потные ладони, и разослала приказы собрать своих рассеянных слуг для битвы.

За тысячи лиг оттуда волшебник с кошачьими глазами вскочил на ноги в самом сердце Контовара, потрясенный до мозга костей той же самой тайной ударной волной, потому что это было не заклинание волшебной палочки. Венсит вызвал мощный взрыв дикого волшебства... который скрывался более тысячелетия, и его отголоски потрясли каждого волшебника на обоих континентах.

Быстрым движением он разбудил свой камень и заглянул в него, заметив Вулфру, склонившуюся над своим собственным кристаллом. Еще один взмах показал разрушенную стену, и, подобно Вулфре, он выругался при виде потайного входа, а затем выругался еще яростнее, когда последствия опалили его.

Сами туннели были проложены с помощью волшебной палочки; каждое испытание, которое применял волшебник с кошачьими глазами, доказывало это, но Венсит использовал заклинание, которое мог оставить только создатель лабиринта... и это было дикое волшебство. Ни один колдун не стал бы использовать дикое волшебство для такой задачи, даже если бы мог. Это было все равно что разбить яйцо боевым топором! Тем не менее, одним огромным преимуществом для дикого волшебника было то, что только дикий волшебник мог вызвать такое заклинание, но и немногие волшебники с палочками когда-либо заметят его, как бы усердно они ни искали. Это делало его идеальным приложением для работы, которая должна была лежать скрытой десятилетиями - или дольше, - но при этом быть мгновенно готовой к использованию любым, кто знал, где она находится. И все же ею мог воспользоваться только дикий волшебник... а после падения Контовара остался только один из них. Это означало, что лабиринт построил Венсит, а не Челтис из Гарота, а также то, что он сам поместил туда меч!

Волшебник с кошачьими глазами пытался выследить своего врага сквозь сбивающие с толку отголоски дикого волшебства, заполняющие лабиринт. Это было на грани невозможного, но он не зря возглавлял Совет Карнэйдосы. Даже находясь за тысячи и тысячи миль, он нашел его, и присутствие Венсита вспыхнуло в его кристалле подобно факелу, когда старик готовил свое искусство к битве.

- Трезубец! - проскрежетал волшебник с кошачьими глазами, обращаясь к Вулфре. - Это Трезубец!

Волшебница кивнула, ее белое лицо было сосредоточенным, когда она приказала своим силам занять позиции, и он быстро отступил от ее кристалла. Он не должен отвлекать ее... И ему нужно было время, чтобы успокоить свои собственные бессвязные мысли.

Если это Венсит построил лабиринт, то почему он с самого начала спрятал меч? Даже в своем разрушенном состоянии тот мог бы так много сделать для укрепления единства норфрессанских беженцев в первые дни заселения Норфрессы. Он мог бы наложить чары на его разрушенное колдовство - чары, которые предотвратили бы вековую деградацию, которая так безнадежно ослабила это волшебство, что даже Венсит не осмелился бы прикоснуться к нему напрямую в его нынешнем состоянии - и вручить его герцогу Кормаку как еще одно доказательство законности Кормака как наследника власти императора Торена в Норфрессе. Вместо этого он спрятал его в яме в земле, запертым, но неуклонно становящимся все более смертоносным, все более невозможным для кого-либо снова его контролировать или сдерживать. И если он спрятал его, зачем ждать тринадцать столетий, чтобы вернуть его? Если уж на то пошло, зачем вообще возвращать его, если для него это было бесполезно?

Хуже того, внезапно стало ослепительно очевидно, что он все это время знал, что Совет наблюдает за ним. О, все еще было маловероятно, что он был активно осведомлен о шпионаже карнэйдосцев, но он ясно осознавал, что они наблюдали за ним гораздо чаще, чем они когда-либо подозревали, по их мнению. Иначе почему он продемонстрировал такое изумление, так сильно сосредоточился на "изучении" меча и его окружения, когда "случайно обнаружил" его? Он знал, что это было там с самого начала; его "открытие" и удивление могли быть только притворными, потому что шпионы, которых он знал, наблюдали за ним издалека!

Кулак волшебника с кошачьими глазами ударил по его грамерхейну. Неужели он ошибся в оценке? При всех преимуществах на своей стороне, допустил ли он ошибку такого колоссального масштаба? Это казалось вероятным, мрачно подумал он, и что-то, что могло бы быть страхом у более слабого человека, холодно прошептало в его мозгу, когда он вспомнил все другие случаи, когда черные волшебники недооценивали коварство Венсита из Рума. Многие из тех, кто считал себя умнее Венсита, заплатили болезненную цену за свою ошибку. Теперь он добавил себя в этот список, и никто не мог сказать, насколько серьезной может оказаться его ошибка.

Кенходэн промчался через тройной перекресток. Рукоять его меча была твердой и успокаивающей в его руке, а глаза выискивали врагов.

- Следи за вторым отверстием справа от себя! - позвал Венсит у него за спиной.

- Второй направо, - пропыхтел в ответ Кенходэн. Его глаза не прекращали своего стремительного поиска. Конечно, что-то должно было их ждать?

Казалось разумным наложить заклинания-ловушки на единственный вход в лабиринт, о котором она знала, но теперь она попала в свою собственную паутину, потому что Венсит был между ней и внешним миром, и между ними не было барьера заклинаний. Она могла положиться только на своих созданий, и больше половины из них теперь были за его спиной! Это знание резануло ледяным кинжалом паники в ее сердце, но она подавила его, и ее губы растянулись в рычании, в равной степени смешанном со страхом и вызовом. Значит, Венсит знал несколько секретов, которых не знала она? Очень хорошо! Он еще не добрался до меча, и, клянусь черными глазами Карнэйдосы, он никогда этого не сделает!

- Вот! Второй поворот направо! - крикнул Венсит.

- Я вижу его, - ответил Кенходэн. - Но что это?

Его меч указал на тень, приближающуюся к нему.

- Тролль, - сказал Венсит. Затем его голос стал ровным. - Прошу прощения - три тролля.

- Так я и думал, - сказал Кенходэн и помчался по туннелю навстречу отвратительным существам.

У троллей было только два инстинкта: питаться и размножаться. Их огромная сила, колдовская живучесть и острые когти хорошо подходили для обеих целей - ростом девять футов и покрытые чешуей, они были тем, с чем хотели бы столкнуться немногие существа, особенно под землей и на близком расстоянии - и все же они не были среди наиболее блестящих слуг Тьмы. Эти трое прислуживали Вулфре, и они дрожали в предвкушении, воспламененные ее яростью и видом еды, но они никогда не останавливались, чтобы подумать, что никакая другая еда никогда не доставалась им. Они только нетерпеливо раскинули руки, чтобы обнять приближающуюся награду, когда Кенходэн бросился прямо на них.

Что-то внутри него распознало в них древних врагов, и он зарычал, бросаясь на переднего монстра подобно лавине. Слова застряли у него в горле и вырвались наружу в боевом кличе, который он не мог ни вспомнить, ни узнать.

- Шикару, Херрик! - закричал он, и его меч зашипел.

Сталь ударила в правый локоть тролля, разрезав шкуру, как бумагу, и сустав лопнул с гулким треском. Отвратительное предплечье с ужасным стуком упало на пол, а раненый ужас взревел и протянул другую руку.

Кенходэн нырнул под шестидюймовые когти и метнулся внутрь, чтобы вонзить свой меч в левое плечо монстра. Удар заставил тролля упасть на колени, и клинок Кенходэна вонзился внутрь, перерубив половину обвитой веревками шеи. Кровь брызнула вонючим веером, но неестественный монстр отказывался умирать. Вместо этого он снова поднялся, нащупывая свою добычу обеими искалеченными руками, и Кенходэн отступил назад. Его меч ударил снова, рассекая колено с двумя суставами, и тролль пошатнулся, издав еще один мучительный вопль. Он упал, и в этот момент Кенходэн перерубил ему оставшуюся часть шеи ударом двумя руками.

Существо упало и оставалось лежать, когда его жизненная сила превысила свои пределы, и Кенходэн вновь изготовился. Он повернулся ко второму монстру, когда мимо его уха прошумел шершень, и стрела Чернион по самое оперение вонзилась в горло третьего тролля. Это существо остановилось, чтобы дотронуться лапой до мешающего древка, но Кенходэн едва заметил это. Он одним прыжком оторвался от пола, подняв перед собой меч, чтобы нанести удар его двумя футами стали сзади по шее своего второго противника. Вой существа от ярости и боли превратился в булькающий стон, когда острое лезвие перерезало трахею и позвоночник одновременно. Девятифутовая машина для убийства рухнула с предсмертным взмахом, и Кенходэн легко увернулся, развернувшись на пятках, чтобы забежать за спину третьего тролля, как раз в тот момент, когда Чернион всадила вторую стрелу тому в легкие. Чудовище закричало, вцепившись когтями в оперение, и меч Кенходэна перерубил ему хребет.

Последний тролль рухнул, а Кенходэн стоял в дымящейся крови, тяжело дыша и чувствуя, как древняя ярость возвращается в пещеры его разума. Его мокрый клинок отсалютовал убийце, и он поклонился Венситу со свирепой ухмылкой.

- Полагаю, ты сказал, сюда? - он тяжело дышал.

- Конечно, - ответил Венсит, и Кенходэн снова побежал вперед по туннелю.

Весь бой занял меньше минуты.

Вулфра ударила по своему кристаллу обоими кулаками. Каких союзников нашел Венсит?! Она ожидала, что Базел будет представлять угрозу, страшилась мысли о противостоянии с защитником Томанака, а также Венситом, но градани даже не нанес удара!

Она справилась со своей яростью и рывком вернула кристалл к жизни. Тролли были только одной линией обороны, и в лабиринте было всего несколько маршрутов; какой бы он ни выбрал, Венсит должен был пройти через Игольное ушко. Когда он это сделает, она будет готова.

Кенходэн прижался спиной к камню и вытер пот с глаз. Свет факелов наполнил его ощущением нереальности, отражаясь от каждой зеркальной поверхности и заключая его в рубиновую утробу огня, пока он тяжело дышал.

Он попытался подсчитать, как далеко они ушли, но спешка, страх и колеблющийся свет не позволяли быть уверенным. Он думал, что это может быть целая миля, и пока они встретили только троллей, но это был только вопрос времени, когда подвернется что-нибудь похуже. Он потер лицо и покачал головой, отбрасывая мелкие капли пота на стену. Затем он кивнул Венситу и Чернион и бросился дальше по коридору.

Волшебник с кошачьими глазами закусил губу и задумался, было ли это катастрофой или просто бедствием. Что Венсит знал о мече такого, чего не знал он? Никто не смог бы им воспользоваться, даже если бы он не был сломан и не подлежал ремонту. И все же было совершенно очевидно, что Венсит спрятал это именно для этого момента - и чертовски убедился, что Совет Карнэйдосы будет уверен, что это сделал не он, - поэтому он подумал, что мог бы как-то использовать его. Но как? Как?!

Его пальцы нервно барабанили по бедру, пока он боролся с искушением вмешаться. Это было почти ошеломляюще, но поддаться ему слишком легко могло оказаться фатальным. Если бы он не убил Венсита своим первым ударом, он почти наверняка был бы убит сам, а убийство таких, как Венсит, требовало подготовки. Он должен быть способен нанести смертельный удар точно в цель, используя каждую унцию силы, которую мог генерировать Совет, и он не мог ни точно определить местонахождение Венсита из-за его дикого волшебства, эхом отдающегося в лабиринте, ни собрать Совет и запугать его, чтобы он рискнул всем ради одного отчаянного броска костей. Кроме того, если старик так сильно сбил с толку Совет - и самого волшебника с кошачьими глазами - в других вещах, вполне возможно, что он спрятал в туннелях какую-то другую проклятую работу. Что-нибудь достаточно мощное, способное отразить прямую атаку Контовара, которое было скрыто, как было скрыто заклинание открытия туннеля, ожидая только, когда он пробудит его и обратит против любого, кто достаточно глуп, чтобы напасть на него снаружи самого лабиринта. Все записи предполагали, что такие разработки существовали, хотя в наши дни никто в Контоваре не смог бы создать их - и спрятать так, чтобы их не обнаружили. Но, как только что продемонстрировал Венсит, дикий волшебник может совершать вещи, недоступные любому волшебнику с волшебной палочкой, будь этот волшебник таким могущественным и хорошо обученным.

Нет. О прямой атаке не могло быть и речи - это было невозможно. Все, что оставалось, - это заклинание в комнате мечей, и когда он обдумал весь свой просчет, он заподозрил, что заклинания-ловушки - как и всего остального, с чем Венсит сталкивался до сих пор - будет недостаточно.

- Стой! - крик Венсита остановил их, и он вежливо прошел мимо тяжело дышащей Чернион и поднял свой факел, чтобы заглянуть вперед по коридору.

- Ч-что? - пыхтел Кенходэн.

- Впереди опасное место, - тихо сказал волшебник.

- Какой позор, когда остальная часть поездки была такой приятной и все такое!

- Тише, Гора! - Венсит продолжал изучать туннель. - Отсюда есть четыре пути через лабиринт, но все они используют этот следующий участок. Видишь арку слева? - Кенходэн кивнул. - Дальше проход сужается примерно на пятьдесят шагов. Это называется Игольное ушко, и если бы я был Вулфрой, то сразу за ним ждало бы что-то особо мерзкое.

- Есть идеи, что именно? - спросил Кенходэн, тяжело дыша, когда остановился.

- Ее волшебство слишком сильно для хорошего чтения, но я уверен, что что-то ждет.

- У меня вообще нет никакого колдовства, волшебник, - выдохнула Чернион, ее дыхание было еще тяжелее и быстрее, чем у Кенходэна, - но мне не нужны никакие предупреждения от тебя, чтобы понять это!

- Верно, пограничный страж, но ведь у каждого из нас есть свои таланты, не так ли? - Венсит одарил ее натянутой улыбкой. - Просто будь осторожен, Кенходэн.

- Так и сделаю. - Кенходэн оттолкнулся от стены и вытер ладони. - Прикрывай мою спину, Элрита.

Чернион резко кивнула и сменила лук на меч, в то время как Кенходэн бросил взгляд вдоль туннеля, прежде чем нырнуть под арку.

Она действительно была гораздо уже. Его тело заслоняло свет факела, и он двигался осторожно, его левая рука скользила вдоль стены, в то время как кончик клинка шел впереди него. Он был так же счастлив, что Базел прикрывал их тыл, каким бы утешительным ни было присутствие градани на его стороне. Его друг никогда не смог бы найти место для боя в таких тесных помещениях, думал он, считая шаги по узкому каменному каналу.

Шум эхом отдавался впереди него, и от этого звука у него по коже побежали мурашки. Это было негромко, но мягкое, пульсирующее рычание вызвало холод в его сердце. Еще одно потерянное воспоминание предупредило, не идентифицируя, и он глубоко вздохнул и двинулся вперед.

Рычание раздалось снова, громче, и он зашаркал дальше. Должно быть, он уже приблизился к концу узкого участка, потому что прохладный воздух кружился вокруг него, обещая более широкий путь, и свет факелов сочился мимо него. Странный мускусный аромат плыл по ветру, дующему ему в лицо, и его желудок бунтовал, когда он вдыхал этот запах. Почему...

Черное со слоновой костью вспыхнуло на его лице.

Он отшатнулся назад, когда когтистая лапа шире его груди вынырнула из темноты и врезалась в стену. Полетели каменные хлопья, один осколок задел его щеку, и он отшатнулся от силы, которая могла расколоть оплавленный камень. Лапа снова обрушилась на него с замаха, и он отбил ее своим мечом. Удар сотряс его плечо, как будто он вонзил сталь в стену туннеля, и ярость кошачьей волной вырвалась из темноты, но сверкающая лапа снова метнулась к нему, невредимая и не испуганная.

Он увернулся от шипящих когтей и бросился вперед. Им нельзя было останавливаться, пока одни боги знали, что собралось за ними. Их единственный путь лежал впереди, и он не мог расчистить путь, рубя по неуязвимой конечности. Он должен был встретиться лицом к лицу с ее владельцем и надеяться найти уязвимое место... где-нибудь.

Он врезался во что-то твердое, как гора, и в голове у него зазвенело, когда он отскочил. Он вцепился в свой меч, тряся головой, когда когти царапнули его. Он увернулся от самого сильного удара, но эти когти зацепились за его кольчугу, разорвав ее, и металлические кольца зазвенели, отскакивая в сторону.

Чернион прыгнула через узкое отверстие с обнаженным мечом в руке, и больше света последовало за ней, чтобы показать их кошмарного врага. Его огромная туша загромождала туннель, кошачьи клыки блестели на обезьяноподобной голове, покрытой чешуей размером с обеденную тарелку, и мелькали белые когти, длинные, как короткие мечи. Остальное было скрыто, тянулось вниз по туннелю, но широкая грудь бугрилась мышцами, а яд сочился из его клыков и шипел на полу.

Чернион бросилась вперед в длинном, стремительном выпаде, и ее клинок врезался в массивное горло... безрезультатно. Обезьянья голова просто встряхнулась и бросилась на нее, разинув клыки. Она увернулась от зубов и обрушила свой меч между пылающих глаз в ударе сверху. Голова отпрянула, но передние конечности метнулись вперед, чтобы схватить ее.

Она была слишком близко для его когтей, но монстр сомкнул свои передние лапы позади нее и придавил ее тело в кольчуге к своей груди. Ужасная хватка угрожала сломать ей позвоночник, и голова снова метнулась к ней. Ее рука с мечом была поймана в ловушку, но ее кинжал сверкнул, когда она отчаянно вонзила его в одну из придавливающих конечностей. Лезвие щелкнуло, и существо сжало еще крепче.

Кенходэн бросился на монстра, и острая сталь заскрежетала по чешуйчатому телу, только чтобы отскочить в бессильной ярости. Он ударил снова, целясь в плечевой сустав, но его клинок лишь еще раз отскочил. Чернион поперхнулась и выронила меч, нанося более слабые удары по конечностям существа обрубком своего кинжала и кашляя, когда конечности выбили из нее дыхание. Она не могла долго жить в этих объятиях, и Кенходэн выругался в отчаянии, сжимая рукоять обеими руками и размахиваясь со всей силой своих рук и спины. Он с убийственной силой ударил монстра по шее, чешуя зазвенела, как наковальня... и его клинок разлетелся вдребезги.

Он отшвырнул сломанный меч в сторону. Его левая рука выхватила кинжал Гвинны из-за пояса, а правая вонзилась в доспехи с грубыми краями, когда он подтянулся, взбираясь на своего врага, как будто это был утес. Клыкастая голова развернулась, нанося удар по нему вместо Черниона, но кинжал сверкнул. Один огромный глаз взорвался горячей, вонючей жидкостью, и существо отпрянуло с хриплым криком.

Кенходэн зацепился коленом за переднюю конечность и втащил себя на чешуйчатый выступ. Он ударил своим тонким лезвием в щель между двумя пластинами, но лежащая под ними чешуя отклонила удар. Он тяжело поднялся на ноги на согнутой конечности, и его рука метнулась вперед, чтобы обхватить половину огромной шеи.

Чернион издала полукрик, когда хрустнула кость и кровь внезапно вспенилась в ее ноздрях. Кинжал выпал из внезапно ослабевшей руки, и чудовище отбросило ее безвольное тело, чтобы вцепиться когтями в Кенходэна, но узкий туннель и его близость к его телу блокировали удары. Голова моталась из стороны в сторону, отбрасывая его к стене, но он крепко держался и вбивал носки обуви в щели между внешними пластинами. Он отказался отцепляться и подтянулся выше, и воздействие на него удвоилось, жестоко ударяя его тело о каменную наковальню. Ребра сломались под ударами, и сокрушительная молния боли ударила в его правое колено, но он проигнорировал удары, поглотил боль и подтянулся еще выше, полностью сосредоточившись на достижении единственной уязвимой точки, которую он нашел.

Зловонное дыхание душило его, когда существо зашипело. Летящий коготь оторвал каблук от его правого сапога, но он вонзил пальцы между двумя чешуйками и откинулся назад. Клыки метнулись к нему, наконец-то способные нанести удар, и его рука дернулась вперед, когда он вонзил кинжал в его оставшийся глаз.

В туннеле раздался крик агонии, когда сталь пронзила тело, и Кенходэн мрачно воткнул лезвие внутрь. Жидкость горячей волной хлынула на его руку, и он впился зубами в губу и вогнал кинжал еще глубже в глазницу, нащупывая смертельный удар. Сталь заскрежетала по кости, повернулась и скользнула в чашу для мозгов. Чудовище взвизгнуло, и его голова в безумии ударила по камню. Сила его агонии наконец вырвала Кенходэна из его упрямой хватки, и когтистая лапа нанесла скользящий удар, который впечатал его в стену. Скрюченные передние конечности ослепленного, умирающего существа подняли его с пола, его голова бешено ударилась о потолок, и Кенходэн с благодарностью потерял сознание.

Вулфра ахнула, когда смерть разорвала ее связь с громо и погасила ее кристалл. Она не верила, что ничто, кроме волшебства, не может убить его, но Кенходэн сделал это кинжалом?! Она потрясенно покачала головой, но, по крайней мере, она покончила с убийцей, и, возможно, с Кенходэном. Она надеялась на это. У нее было слишком мало таких защитников, чтобы выбивать своих врагов по одному за раз!

Кенходэн открыл глаза и заморгал, глядя на потолок, в котором отражался свет факелов. Базел опустился на колени рядом с ним, положив одну руку ему на грудь. Меч градани был в другой его руке, перевернутый, и когда глаза Кенходэна попытались сфокусироваться, он запульсировал последней вспышкой голубого сияния.

Он не испытывал желания садиться, потому что каждый дюйм его тела отзывался болью, и все же он казался удивительно целым, учитывая то, что только что произошло. Он поднял голову и увидел Венсита, стоящего с мечом в руке и настороженно вглядывающегося в туннель, по которому они пришли.

- Полегче, Кенходэн, - пророкотал Базел. - Это лучшее, что я сделал, но это не значит, что ты свеж, как дождик.

- Легче?! - Кенходэн слабо усмехнулся. - В этом не было ничего легкого. Что, во имя Финдарка, это была за штука?

- Громо, - бросил Венсит через плечо, не отводя взгляда от туннеля. - Многие контоварские солдаты умерли от них.

- Умерли от?.. Элрита!

- Полегче, я сказал! - Базел удержал его неподвижным. - Она не в такой уж хорошей форме, но думаю, что она будет жить.

- Если кто-нибудь из нас это сделает, - хриплым голосом ответила за себя Чернион.

- Ты можешь идти? - спросил ее Кенходэн, а затем ахнул от собственного неосторожного движения.

- Успокойся и дай ей тоже минутку, - едко сказал Венсит. - Она пострадала гораздо сильнее, чем ты, Кенходэн. Без Базела мы были бы сейчас беднее на одну пограничницу!

Челюсть Кенходэна сжалась, когда память воспроизвела этот звук хрустящих костей и кровь, внезапно хлынувшую из ноздрей Чернион. Тогда он был уверен, что она мертва, и потянулся, чтобы схватить Базела за предплечье, когда понял, почему она не была мертва.

- Ты был занят, - сказал он.

- Да? - Базел откинулся на пятки. - Что касается этого, думаю, что вы двое были немного более заняты, чем я.

- Не недооценивай себя, Гора, - сказал Венсит и улучил момент, чтобы взглянуть через плечо Базела на Кенходэна. - Ребра пограничницы были раздавлены, как соломенная корзина, Кенходэн, и я почти уверен, что ее позвоночник тоже был сломан. Поверьте мне, собрать ее снова было непросто даже для защитника Томанака - особенно в таких условиях.

- Может быть, и так, - сказал Базел, - но думаю, что в данный момент она чувствует себя не слишком бодро, парень, и я бы не очень удивился, если бы ты сам чувствовал себя немного не в добром здравии.

- Шесть сломанных ребер, сломанная ключица и раздробленная правая коленная чашечка сделали бы это практически с кем угодно, Базел, - сухо сказал Венсит. - По крайней мере, ты снова склеил все кусочки вместе! Полагаю, Кенходэн простит тебе пропущенный лишний синяк или растяжение связок.

- Он прав насчет этого, Базел! - Кенходэн снова схватил градани за предплечье, затем принял сидячее положение с подавленным - в основном - стоном боли. Учитывая ужасный список перечисленных волшебником его собственных повреждений и ранений Чернион, он чувствовал себя намного лучше - или, по крайней мере, целым и невредимым, - чем имел право чувствовать. По усталости, которая, казалось, подорвала - во всяком случае, на мгновение - даже природную жизненную силу Базела, было ясно, что ремонт дался нелегко.

- Полегче, тебе говорят! - голос Венсита звучал гораздо резче, чем раньше. - Вам всем троим нужно хотя бы немного отдохнуть, прежде чем мы двинемся дальше. О чем вы с Элритой думали, когда бились, Кенходэн? О восхождении на гору?!

- Да - и гора упала на нас. - Кенходэн снова усмехнулся, немного сильнее. - Это было все, о чем я мог думать. - Он осторожно покачал головой, убеждаясь, что ничего не дребезжит. - Громо, да?

- Не очень симпатичный зверь, - сказал Венсит.

- Тут с тобой не поспоришь.

Кенходэн подтянулся и чуть не упал, обнаружив пропавший каблук. Он проглотил проклятие и сбросил оба сапога. Камень под ногами был холодным, но, по крайней мере, он мог стоять, не падая, и, прихрамывая, подошел и опустился на колени рядом с Чернион.

- Приветствую тебя, пограничница.

- Приветствую тебя, - ответила она.

Он наклонился, чтобы обхватить ее за предплечья, и она вздрогнула, когда протянула руку в ответ. Ее лицо было осунувшимся и изможденным, слишком бледным, чтобы Кенходэн мог успокоиться, а на одной щеке все еще виднелся засохший след крови, которая текла из ее ноздрей.

- Спасибо, что отвлекла его, - сказал он.

- Не за что. - Ей удалось криво улыбнуться. - В следующий раз отвлекать будешь ты!

- Это выгодная сделка, - сказал он со своей собственной улыбкой, и Венсит фыркнул.

- Вы двое - пара подходящих идиотов, - проворчал он.

- Да, - согласился Базел. - И громо также устроил изрядную неразбериху с нашим авангардом и резервом. Думаю, что пограничница вряд ли будет способна на что-то большее, чем просто идти - и то не слишком быстро, - пока у меня не будет времени и возможности полностью позаботиться о ее ранах. И я не очень уверен в тебе, Кенходэн, если уж на то пошло!

- Я могу сражаться, если придется, - заверил его Кенходэн. - Я более или менее цел, благодаря тебе. Хотя, боюсь, это больше, чем я могу сказать о мече Брандарка.

- Ах, ну что ж! Это случается. Вот. - Базел протянул ему кинжал Гвинны. - Я подобрал после того, как его отбросило последней конвульсией.

- Спасибо. - Кенходэн вытер липкую рукоять, а затем почистил лезвие и вспомнил ужасное презрение Гвинны к носовым платкам. - Он уже три или четыре раза спасал мне жизнь, Базел. Напомни мне подумать о Гвинне, когда мы вернемся домой.

- Не бойся, парень.

- И все же, - сказала Чернион, сжав губы, когда она заставила себя сесть, - это не замена мечу.

- Не волнуйся, пограничница. - Глаза Венсита вспыхнули в освещенной факелами темноте, когда он улыбнулся. - Мы найдем где-нибудь другой.

- Пока не найдешь, держи этот, - многозначительно предложила Чернион, передавая Кенходэну свой меч левой рукой. - Он легок для тебя, но длиннее, чем твой кусок стали. И, как только что предположил Кровавая Рука, мне, - она криво поморщилась, - он какое-то время не понадобится.

- Спасибо. - Кенходэн попробовал его на вес и улыбнулся. - Я предпочитаю, чтобы между мной и врагом была небольшая дистанция.

- Говоря об этом, - сказал Венсит, - думаю, было бы лучше, если бы мы двигались дальше. Я не хочу показаться паникером, но что-то большое и неприятное движется к Игольному ушку позади нас.

- Тогда пошли, - сказал Кенходэн.

Меч Чернион болтался в ножнах, но это освободило его руки для лазания. Он перелез через громо босиком и наклонился, чтобы протянуть Чернион руку, но в этом не было необходимости. Базел без усилий поднял убийцу рядом с ним, как будто она весила не больше ребенка.

Мертвый монстр был даже больше, чем думал Кенходэн. Его бронированная громада простиралась на добрых двадцать футов, почти заполняя проход. Неудивительно, что он ждал здесь! Он никогда не смог бы протиснуться сквозь Игольное ушко. На самом деле, когда он карабкался по кошачьим задним лапам, он задавался вопросом, как оно вообще попало в лабиринт. Голый, похожий на крысиный хвост тянулся еще на тридцать футов вниз по туннелю, толщиной с его бедро и с жалом на конце. Он еще раз обнажил меч Чернион и встал на хвосте толщиной со ствол дерева, с мечом в одной руке и факелом в другой, глядя вперед, насколько позволял свет, ожидая, когда остальные присоединятся к нему.

Чернион соскользнула за ним и прислонилась спиной к телу громо для устойчивости, в то время как Венсит пробрался мимо нее, чтобы присоединиться к нему.

- Что теперь, Венсит?

- Теперь мы выбираем маршрут, - сказал волшебник. - Их четыре, разнесенных достаточно широко, чтобы одни и те же охранники не могли наблюдать более чем за одним. Вулфре пришлось бы растянуть свои создания, чтобы перекрыть их все.

- Есть ли у нее еще один такой же? - Кенходэн пнул неподвижную плоть.

- Сомневаюсь в этом. Их осталось не так много - слава богам! - и у меня сложилось впечатление, что все они остались в Контоваре. Я не сталкивался ни с одним из них, по крайней мере, с Падения. Конечно, это приводит к интересному вопросу о том, как он добрался сюда, не так ли?

- Уверен, что это так и что ты в конце концов докопаешься до сути. Но прямо сейчас я потрачу свое время и поблагодарю, что у нее их больше нет... при условии, конечно, что в конце концов все так и обернется!

Венсит невесело усмехнулся и взял факел, чтобы освободить обе руки Кенходэна, и хрюкающие звуки возвестили о прибытии Базела, когда он протиснулся между телом и потолком.

- Ух ты! - Он вытер лоб и небрежно сел на заднюю часть громо. - Я вообще понятия не имею, что за нами гонится, но что бы это ни было, это слишком крупное создание, чтобы в ближайшее время пройти мимо этой красоты.

- Тогда давайте воспользуемся задержкой, чтобы двигаться дальше. - Голос Чернион звучал отрывисто, и ее лицо было напряжено от боли, но она была на ногах.

- Согласен, - кивнул Кенходэн и взглянул на Венсита. - На что похож путь прямо перед нами, Венсит?

- Прямо вперед на двести шагов или около того, чтобы добраться до того перекрестка с четырьмя путями. Затем, я думаю, нам лучше идти направо. Там более длинный путь, и это может заставить Вулфру уделить ему меньше внимания.

- Хорошо, - мрачно сказал Кенходэн. - Элрита, ты можешь идти одна? - Чернион резко, отрывисто кивнула. - Тогда ты остаешься с Венситом посередине. Базел, будь готов быстро выдвинуться, если ты мне понадобишься.

- Да, парень. - Базел ухмыльнулся. - Пока все хорошо, учитывая, что мы все еще живы и все такое. Если мы хотим быть очень хорошими, Томанак, возможно, помогает нам всем оставаться такими, а?

- Если вы не возражаете, я бы предпочел оказать ему небольшую помощь в этом вопросе.

- И я не стану с тобой спорить. Бог помогает тем, кто помогает себе.

Они снова отправились в путь, подгоняемые влажным сопением и хрустом, когда то, кто следовало за ними, остановилось, чтобы пообедать, и Кенходэн одобрял любую задержку чего-то, способного прожевать эту бронированную шкуру. Его босые ноги бесшумно ступали по прохладному камню, когда он подошел к краю света. Затем он остановился.

- Венсит, этот свет виден слишком далеко впереди. Все, что ждет там, увидит нас задолго до того, как мы увидим его, если только мы не избавимся от факела. Можем ли мы?

- Да, - одобрительно кивнул волшебник. - Есть простое заклинание для видения в темноте - я разработал его несколько лет назад, после того, как мы с Базелом оказались в неприятной ситуации, подобной этой. - Уши градани дернулись в том, что могло быть забавой, но Венсит проигнорировал его. - Однако, боюсь, оно продлится всего пять или шесть часов.

- Надеюсь, что это столько, сколько нам понадобится, - ответил Кенходэн.

- Почему же, так и будет, - усмехнулся Базел. - Так или иначе!

Кенходэн мог бы бесконечно долго обходиться без этого уточнения.

Вулфра оценила свои оставшиеся силы с трудом обретенным спокойствием. Она не могла адекватно охватить все четыре подхода, и ее выживание вполне могло зависеть от того, какой из них представлял истинную угрозу.

Ее оставшаяся боевая мощь была бы впечатляющей, будь все это в одном месте. Но это было невозможно, если только она не ожидала необходимости защитить саму комнату мечей, и если Венсит подойдет так близко, он сможет напасть на нее напрямую. Независимо от того, убьет он ее сразу или нет, половина ее силы - ее големы - будут бесполезны, пока она будет защищаться. Нет, она должна была остановить их до того, как они подберутся так близко.

Но как распределить ее силы? Очевидно, Венсит был, по крайней мере, так же хорошо знаком с лабиринтом, как и она, и это превратило расстановку ее охранников в игру в угадайку, в которой преимущество было у него.

Она тщательно подсчитала свои оставшиеся силы.

Наиболее могущественными были два демона, которых одолжил ей ее покровитель. Они, конечно, могли убить любого смертного, и волшебство - особенно импровизированное волшебство перед лицом неожиданной угрозы - мало повлияло бы на них. Демоны также чрезвычайно трудно, но не невозможно, поддавались заклинаниям волшебников. Это означало, что маловероятно - или, во всяком случае, должно было быть маловероятно, - что Венсит заподозрит, что они у нее есть, поэтому он, вероятно, не подготовил заранее никаких заклинаний для борьбы с ними. К сожалению, он привел с собой защитника Томанака, который нелегким путем заслужил титул "Истребитель демонов", и ни один из двух ее питомцев не был даже отдаленно таким могучим, как великие демоны, которых Базел убивал в прошлом. Конечно, на этот раз у него не было поддержки Уолшарно, а демонов было двое. С другой стороны, туннели означали, что они могли атаковать его только по одному, и ей пришлось бы использовать их одних. Несмотря на управляющие заклинания, они с такой же вероятностью нападут на любого из ее других стражей, как и на Венсита и его союзников, как только действительно начнется бой.

Следующими по силе были химеры. У нее их было три, и связь Базела с Томанаком помогла бы ему против них не больше, чем против черного дракона или любой другой недемонической угрозы. Это означало, что у них будет отличный шанс убить его и Кенходэна, но у них не будет никаких шансов против Венсита из Рума, если другие смогут выиграть ему хотя бы несколько секунд, чтобы призвать дикое волшебство.

После этого появились ее големы. Они были потенциально самыми могущественными из ее оставшихся охранников, но у них не было абсолютно никакого собственного разума или воли. По сути, они были огромными и смертоносными марионетками; ее разум оживлял и контролировал их во всех смыслах этого слова, и именно поэтому она не могла рисковать использовать их после того, как Венсит достигнет дистанции поражения, способной воспользоваться ее отвлечением.

Три ее каменных голема были невероятно сильны - на самом деле, значительно мощнее химер, - но они были слишком велики, чтобы поместиться в большинстве туннелей. Хуже того, ей потребовалась помощь волшебника с кошачьими глазами, чтобы вообще создать их, и если она была права в своих подозрениях - если он действительно все это время видел в ней не более чем приманку, чтобы заманить Венсита в какую-то собственную ловушку - она может просто обнаружить, что он спрятал некоторые мерзкие частички предательства внутри них. Она могла придумать, по крайней мере, три различных заклинания, которые он мог разместить в основной работе, любое из которых создало бы взрыв разрушения, который вполне мог бы уничтожить Венсита, но, безусловно, уничтожил бы ее, если бы она была где-нибудь поблизости при таком взрыве. Лучше держать их как можно дальше от себя, решила она.

Таким образом, осталось только два десятка големов из плоти. Она сама создала их всех в ходе работы, которая фактически обезлюдила маленькую деревню Дарсила, на землях Скарту. Это было рискованно, но ей откуда-то нужны были исходные тела, и она хорошо заметала следы. На самом деле, Дарсил обвинил в нападении Дорала из Корвина, что очень хорошо помогло разжечь эту особую ненависть.

По отдельности они были слабее каменных големов, хотя в совокупности теоретически превосходили даже демонов, поскольку каждый обладал силой и жизнестойкостью дюжины людей. К сожалению, как и каменные големы, они требовали индивидуального руководства, и координировать их всех было бы сложно. Она не была воином и сомневалась, что сможет полностью использовать их силу, поскольку ей не хватало тренированных рефлексов для ближнего боя. С другой стороны, они были полностью ее собственным творением, и у волшебника с кошачьими глазами не было возможности саботировать работу, которая вызвала их существование.

Север и юг, где самые короткие пути, подумала она, и северный путь был самым коротким из всех. Она сомневалась, что Венсит пойдет таким очевидным путем, но не могла оставить его без присмотра, полагаясь только на интуицию. Быстрая мысленная команда отправила химер блокировать его.

Юг был более вероятен, подумала она. Он был коротким, но менее очевидным. Она скорее подозревала, что Венсит выберет юг, поэтому послала демонов следить за этим путем.

Там. Она откинулась на спинку стула. Дело было сделано; теперь ей оставалось только ждать и надеяться, что она угадала правильно. Учитывая ее послужной список на сегодняшний день, она была далеко не уверена, что это так.

Ее покровитель разделял ее сомнения. Ему не нравился ее настрой, но лучшего он предложить не мог, и он понимал ее рассуждения, особенно - он улыбнулся, несмотря на собственное внутреннее напряжение, - когда дело касалось каменных големов. "Действительно жаль, что она не решила сделать именно это", - подумал он. Но каким бы разумным ни казалось развертывание ее оставшихся сил, он был далек от уверенности, что этого достаточно. Насколько он знал, у Венсита был пятый или даже шестой путь в пещеру, скрытый точно так же, как и заклинание разрушения стены, и ожидающий только его команды.

Самым неприятным из всего было осознание того, что он абсолютно ничего не мог сделать. Он мог защищать Вулфру не больше - при условии, что хотел бы, - чем напрямую атаковать Венсита. Это означало, что только заклинание, скрытое в самой пещере, могло помешать волшебнику с дикими глазами вернуть меч, и, учитывая ужасающее доказательство того, как сильно его одурачил Венсит до сих пор, волшебник с кошачьими глазами больше не рассматривал даже это как нечто большее, чем надежду.

И все же его страх был даже сильнее, чем разочарование. С каждой секундой становилось все более очевидным, что Венсит уверенно двигался там, где должен был только нащупывать путь, потому что неприятная правда заключалась в том, что он вообще понятия не имел, что Венсит делает на самом деле. Единственное, что он точно знал, так это то, что что бы это ни было, это должно было быть более глубоким и гораздо более тщательно спланированным, чем простое восстановление бесполезного меча! Эта мысль могла напугать кого угодно, учитывая меч, о котором идет речь, и если Совет - и сам волшебник с кошачьими глазами - могли быть настолько невежественны в отношении намерений Венсита в этом, не могли ли они быть столь же невежественны в других вопросах?

Он прорычал проклятие и наклонился ближе к своему кристаллу. Пылающий камень осветил его лицо огнем, когда он снова искал своего врага, но мимолетные сцены в сфере отказывались давать необходимую ему информацию.

Кенходэн прислонился к стене, тяжело дыша, чувствуя каждую из болей, которые остались после исцеления Базела. Игольное ушко осталось далеко позади, когда он вытер пот и посмотрел на Венсита.

- Надеюсь, - пыхтел он, - что это не намного дальше.

- Немного, - ответил Венсит, и Кенходэн посмотрел на него почти с обидой. Старый волшебник тяжело дышал, но почти не проявлял других внешних признаков напряжения, и Кенходэн задался вопросом, насколько его кажущаяся выносливость обеспечивалась диким волшебством? Он надеялся, что, когда состарится, сам будет в такой же хорошей форме. Томанак! Как бы он хотел сейчас быть в такой хорошей форме!

- Хорошо. - В горле у него пересохло. - Думаешь, мы оторвались от того, что бы это ни было?

- Или это, или же оно осталось, чтобы съесть громо. - Венсит пожал плечами.

- Хорошо, - повторил Кенходэн и соскользнул вниз по стене.

Он сидел там, воспользовавшись моментом, чтобы перевести дыхание. Его зрение было таким же ясным в кромешной тьме, как если бы солнце светило здесь, в глубине лабиринта, и он был благодарен. К сожалению, тот факт, что он мог ясно видеть, не делал то, что он видел, лучше, и его челюсть сжалась, когда он взглянул на Чернион.

Она выглядела ужасно. Ее искаженное болью лицо было похоже на мокрый, свернувшийся пепел, и она явно была на грани обморока. Но она стояла у стены, опираясь всем телом на древко его лука, покачиваясь, но упрямо держась на ногах, в то время как ее закрытые глаза прорезали синяки овалами под бровями. Кенходэн не понимал, как ей это удавалось.

Венсит был в гораздо лучшей форме, несмотря на свой возраст, но все же он тоже опустился на каменный пол и сел с усталой благодарностью. На самом деле, только Базел казался относительно свежим. На его лице выступили капельки пота, а огромная грудь ритмично вздымалась, но от него исходило ощущение физической формы и силы.

- На данный момент я выдохся, - со вздохом признался Кенходэн. - Мне нужно отдохнуть - и Элрите тоже.

- Я могу предупредить за несколько минут до нападения, - сказал Венсит. - Но мы не можем долго оставаться на одном месте, чтобы нас не заметили.

- Я знаю, знаю, - согласился Кенходэн и помассировал свои ноющие ноги, в то время как его сердце замедлилось, и он попытался подсчитать, как далеко они продвинулись. Он махнул рукой, и Базел присел на корточки рядом с ним, положив меч поперек бедер. Сверкающая голубая корона, которая коснулась градани, когда они вошли в лабиринт, потускнела, почти исчезла, но Кенходэн знал, что она снова вспыхнет, как только Базел потребует этого.

- А ты что думаешь? - он спросил.

- Думаю, что до сих пор у нас все было хорошо. Вам с Элритой пришлось принять на себя основную тяжесть, но я не буду обижаться на это. У меня скоро будет свой шанс. Мы будем сыты этим по горло, все мы, если я не ошибаюсь.

- Значит, ты тоже это чувствуешь?

- Парень, я же защитник Томанака почти девяносто лет. - Базел мрачно улыбнулся. - Сам он не из тех, кто водит своих защитников за руку, но и оставлять нас в неведении ему тоже не очень нравится. Я не больше твоего представляю, с чем именно мы, вероятно, столкнемся, но я нисколько не сомневаюсь, что это будет более чем достаточно неприятно, чтобы продолжать.

- Я так и думал. Венсит, сколько еще осталось?

- Примерно пятьсот ярдов. - Глаза Венсита светились в темноте. - Это все изгибы, повороты и шпильки до последних восьмидесяти ярдов или около того. Затем проход расширяется, прежде чем снова сузиться и войти в сердце лабиринта.

- Понял. - Кенходэн помассировал вспотевший лоб. - Тогда она ударит нас там - если только она, скорее всего, не будет ждать, пока мы не окажемся на ней сверху?

- Нет. - Венсит неприятно улыбнулся. - Не думаю, что она это сделает.

- Я так и думал, - пробормотал Кенходэн. - Хорошо, Базел. Отныне Венситу придется беспокоиться о тыле, потому что я думаю, что мы оба должны быть впереди. Никто из нас не может угадать, что это будет, но думаю, мы можем рассчитывать на то, что это будет самая отвратительная вещь, которую Вулфра все еще может бросить на нас. Это означает, что нам обоим лучше быть готовыми встретить это.

- Да. - Базел проверил свой меч большим пальцем, и его улыбка была такой же неприятной, как и у Венсита. - В этот день мы будем вдоводелами, парень!

- При условии, что у того, что это такое, есть жена, - сухо сказал Кенходэн.

- Конечно. - Базел дерзко навострил уши. - В конце концов, это был всего лишь оборот речи.

Вулфре хотелось расхаживать взад-вперед. Или проклинать. Или пнуть стену. Что угодно, только не склоняться над кристаллом, пока у нее не загорелись глаза. Но она не осмеливалась отвести взгляд.

Они уже должны были прибыть, особенно любым из более коротких путей, и она испытывала сильное искушение отозвать своих северных и южных стражей. Но это было бы так похоже на Венсита - дать ей время передумать, время передислоцировать свои силы, чтобы он мог войти через ворота, которые она оставила без охраны.

- Осторожнее, парень!

Лезвие Базела плашмя прижалось к груди Кенходэна, и слабый голубой нимб вокруг градани вспыхнул ярче.

- Что? - ответный вопрос Кенходэна был таким же мягким.

- Впереди, за той аркой, что-то нехорошее, но будь я проклят, если хочу узнать, что именно.

- Я ничего не вижу, - сказал Кенходэн после тщательного осмотра.

- И я не больше, но у меня нюх градани, и я более чем достаточно раз чувствовал запах смерти.

- Это то, что ты чувствуешь сейчас?

- Да, и кое-что похуже. Что-то, чего я раньше не нюхал, но это после того, как каким-то образом почувствовал прикосновение Крэйханы.

- Ты думаешь, Вулфра смогла призвать кого-то из слуг Крэйханы? - Кенходэну совсем не понравилась эта мысль, и это было заметно, но Базел покачал головой.

- Нет, парень. Если бы у нее было что-то в этом роде, Томанак бы сразу сказал мне прямо, что у нее есть. Из Богов Тьмы никто не приложил непосредственно руку к этому. Но это не значит, что у таких, как Вулфра, были бы какие-то сомнения по поводу некромантии, не так ли?

Кенходэн задумался. Если Венсит был прав, эта арка должна была вести в более широкое пространство непосредственно перед их пунктом назначения, так что, вероятно, на другой стороне ее была засада. И если Базел был прав, то засада, о которой идет речь, скорее всего, окажется еще более смертоносной, чем он опасался.

- Есть какие-нибудь идеи, как мы могли бы подкрасться к тому, что это такое?

- Нет, - голос Базела был почти ужасающе спокоен.

- Совсем никаких? - задумчиво спросил Кенходэн.

- Не о том, как подкрасться к ним, нет. Но у меня есть пара идей относительно того, что мы должны сделать.

Крупные зубы обнажились в натянутой улыбке, и Кенходэн покорно покачал головой. Затем он вытащил кинжал Гвинны из ножен и кивнул Базелу.

- Томанак!

Рев градани швырнул их за поворот, как дротики, и босые ноги Кенходэна зашлепали по камню, в то время как обостренные заклинаниями глаза шарили в темноте в поисках врагов.

Он нашел их.

Имеющие человеческий облик, но не люди, их враги возвышались над ними. Чрезвычайно тучные, они были более чем на фут выше Базела, а шипастые булавы свисали с рук, как лопаты. Их глаза были пусты, не тронуты ненавистью или жалостью, и от них исходило зловоние - вонь смерти и грязи, смешанная в каком-то тошнотворном уголке ада. Двое из них держали фонари с закрытыми ставнями, чехлы, готовые быть снятыми в сторону, чтобы ослепить свою жертву, когда они застигнут ее врасплох.

Но добыча застала их врасплох. Боевой клич Базела отозвался эхом во всю мощь его легких, и голубой нимб Томанака внезапно ярко вспыхнул в темноте, и если големы не были удивлены, то Вулфра была удивлена. Чтобы контролировать их, она должна занимать их умы, видеть их глазами, слышать их ушами. Крик донесся до нее из двадцати пар ушей, это ужасающее голубое сияние поразило ее через двадцать пар глаз, и Базел и Кенходэн набросились на нее прежде, чем она смогла прийти в себя.

Гротескная передняя шеренга подняла свои дубинки и пригнулась вперед, чтобы нанести удар, но они были смертельно медлительны. Двойные стальные молнии прорезали темноту, глубоко вонзившись, и две головы с глухим стуком упали на каменный пол.

- Шикару, Херрик!

Кенходэн издал полузнакомый боевой клич, когда они с Базелом бросились на своих врагов, как руки одного воина, но големы были безмолвны - безмолвны, когда наносили удары, и безмолвны, когда умирали. Кенходэн казался карликом рядом с ними, но его скорость и мастерство превзошли их. Он скользил среди них, как тень, запутывая их в их товарищах, когда убивал их.

Базел был слишком велик, чтобы последовать за ним в гущу големов. Вместо этого он погрузил свои сапоги в кровь своей первой жертвы, и его глаза засверкали тем же синим светом, который окутал его конечности. Его зубы были обнажены в широкой, дикой ухмылке, потому что эта широкая полоса наконец-то дала ему простор для боя, и Томанак послал ему врагов, которых нужно было убить. Его левая рука невероятно дернулась, убирая нож-крюк обратно в ножны, чтобы освободить обе руки для своего меча, пока Вулфра вводила своих големов в визжащий круг его стали. Кровь брызнула солеными брызгами, когда он отрубил голову одному и вывернул свои запястья, описав восьмерку, чтобы отнять руку у другого, как ребенок, срывающий чертополох.

Кенходэн увернулся от булавы и метнулся внутрь нее, чтобы перерезать горло нападавшему, прежде чем голем смог выпрямиться. Кровь запульсировала, но голем проигнорировал это и потянулся к нему свободной рукой. Сталь отсекла его запястье, и босая нога ударила его в живот, отбросив его назад в неуклюжую фигуру позади него. Оба рухнули на пол, и Кенходэн вонзил свой клинок в горло невредимого, одним ударом перерезав трахею и позвоночник.

Вулфра боролась, чтобы контролировать битву, но ее усилия были напрасны. Ей нужен был свет, но в то время как она приказала одному голему разбить фонарь с пылающей лужей масла, она не могла руководить другими в бою. Даже когда она полностью сосредоточилась на битве, было невозможно управлять достаточно неуклюжими парами конечностей. Одним, возможно, даже двумя, она могла манипулировать так же легко, как своим собственным телом, но двадцать - это слишком много. Ее враги двигались сквозь них, как призраки из стали и тени, пожиная красную жатву, пока она размахивала ими.

Пар повис в туннеле, пол которого был залит кровью, и Кенходэна занесло, когда он нанес удар мимо другой булавы. Он широко размахнулся мечом, пронзил сердце нападавшего кинжалом и зацепил его ногой за ногу, свалив смертельно раненого монстра. Воздух зашипел, и он нырнул под другую яростно взметнувшуюся булаву и вонзил сталь в живот ее владельца. Это вынудило его наклониться над раной, и он восстановил стойку, затем бесстрастно, как егерь, перерубил шею следующему существу. Они с Базелом усилили давление - уклоняясь, нанося удары, прикрывая друг друга. Их спасением была тренированная скорость и движение, и их враги падали в крови.

Вулфра не могла поверить в эту бойню. Она знала их как воинов, которым нет равных, но она никогда не догадывалась, насколько они превосходили ее големов. Существа были сильными и быстрыми, но им мешал разделенный контроль и отсутствие у нее навыков владения оружием. Ее страх рос, мешая ей еще больше, проявляясь в более резких движениях и более диких ударах. Ее разум начал отступать, но дисциплина заставила ее держаться, и ее губы сжались. Если она не могла руководить своими полными командами, она бы руководила одним или двумя из них полностью.

Кенходэн почувствовал перемену, не идентифицируя ее. Его разум был сосредоточен на выживании, а не на анализе, и все же перемена была фундаментальной, навязывающей себя ему. Големы больше не нападали. Они стояли неподвижно, не обращая на него внимания, когда он наносил удары. Его убийство было отложено только из-за необходимости позволить каждому телу упасть, и на мгновение он подумал, что это победа. Но затем открылась истина: разум, оживлявший его врагов, удалился, чтобы сосредоточиться на Базеле.

Эта перемена удивила и градани. Голем перед ним внезапно стал инертным, но тот, что был слева от него, внезапно проявил хитрость и скорость, которых не проявлял ни один из других. Удар булавы был слишком яростным, чтобы его можно было избежать, он сорвал с него шлем и задел череп, а перед глазами вспыхнули огни. Рефлекторно уклонившись от замаха, он пронзил голема насквозь, но существо только хрюкнуло, игнорируя ярд стали в своем животе, чтобы ударить булавой в его правое бедро. Кость хрустнула с отвратительным звуком, когда Базела отшвырнуло в сторону ударом. Его меч вылетел из хватки, и он дважды подпрыгнул, катаясь по полу на спине, когда третий голем поднял свою булаву, чтобы размозжить ему череп.

Кенходэн видел это даже тогда, когда рубил еще одно существо Вулфры, но падающий монстр заслонил его от друга, когда булава начала свой нисходящий удар.

Агония терзала Базела, но он был защитником Томанака и окружал себя своим опытом, как броней. Он проигнорировал ноющую боль в бедре и левой рукой похлопал по рукояти своего крюкообразного ножа. Он вытащил и метнул его одним движением, и нож пронесся мимо падающей булавы, вонзившись в переносицу голема и в его мозг, разорвав связь Вулфры с ним. Свистящая дубинка продолжала свое падение, но это была инертная масса, без руководства или контроля.

В любом случае, этого почти хватило.

Базел отскочил в сторону, откатываясь от удара, в то время как его сломанное бедро кричало от боли. Шипы раскололи камень рядом с ним, и один врезался в его лопатку, раздробив кость сквозь кольчугу и снова отбросив его в сторону. Он с ворчанием ударился о стену и обмяк, когда над ним навис еще один голем.

Но Вулфра просто опоздала. Кенходэн перепрыгнул через упавшее тело, и его меч перерубил нападавшему позвоночник. Он встал над Базелом, оттолкнув монстра в сторону, и развернулся лицом к остальной стае, когда та безмолвно падала навстречу смерти.

Камень прикрывал его спину, и Вулфра могла подойти к нему только спереди. Она больше не могла сбивать его с толку, переходя из разума в разум, и ни один голем не мог противостоять красной молнии его позаимствованного клинка. Кислород обжигал его легкие, мышцы болели, но Вулфра была недостаточно умна, чтобы измотать его. Вместо этого она попыталась раздавить его, и после всего лишь кратких мгновений пения стали и брызг крови все было кончено.

Кенходэн вытер с лица розовый пот, наблюдая за поверженными телами, чтобы кто-нибудь не симулировал смерть. Но все они были действительно мертвы, и он опустился на колено рядом со своим другом.

- Базел!

- Спокойно, парень! - Базел ахнул. - Мне и раньше причиняли боль. Я буду жить.

- Знаю, - солгал Кенходэн, - но как долго ты собираешься бездействовать?

- На время заклинания, я думаю, - сказал Базел, его темное лицо исказилось от боли, а уши слабо шевельнулись. - Все, что не убивает градани сразу, вряд ли убьет его потом, и мы быстро исцеляемся, но не настолько быстро.

Он попытался сесть и ахнул, когда концы сломанных костей соединились, и Кенходэн осторожно поднял его.

- Не будешь ли ты так любезен выпрямить мою ногу? - спросил Базел сдавленным от боли голосом.

Кенходэн так и сделал, его руки были нежны, как у любовника. Свежий пот все равно покрыл дергающееся лицо Базела, но он не издал ни звука.

- Лучше. Намного лучше! - Он улыбнулся более естественно, как только нога была выпрямлена, и поднял здоровую руку. - Моя благодарность за мою жизнь, брат по мечу.

- Я должен доставить тебя домой целым и невредимым, иначе Лиана никогда меня не простит, - сказал Кенходэн, крепко сжимая его руку.

- Ах, она бы не сердилась на тебя, даже если бы мое время вышло. Но этого не случилось, благодаря Томанаку и тебе.

- Заткнись, - сказал ему Кенходэн. - Думаю, они, должно быть, попали тебе в голову. Что-то определенно потрясло твой мозг размером с горошину.

Базел повернул голову, когда внезапно появился Венсит.

- Ты будешь слушать, как он оскорбляет меня, Венсит?! Вот и раньше я был так осторожен, оставляя Брандарка позади, но в конце концов это не принесло мне ни капли пользы, совсем, совсем! Это тяжелая жизнь для защитника Томанака после жизни!

- Особенно для защитников с головами, сделанными из цельной кости, - едко сказал Венсит. Он опустился на колени и испуганно присвистнул. - Я предупреждал, что тебе может не понравиться эта поездка.

- Да, и я никогда этого не понимал, такое приятное времяпрепровождение у нас было и все такое. Ты стремишься состариться, Венсит! Это была прекрасная драка.

- Возможно, но тебя выключили. Мы не можем перемещать тебя быстро, а быстрота - это то, что нам сейчас нужно.

- Оставь мне мой меч, - спокойно сказал Базел.

- Мы можем сделать кое-что получше, - улыбнулся Венсит. - Пограничница останется с тобой, пока мы с Кенходэном закончим то, ради чего пришли.

- Одну минуту, волшебник! - вмешалась Чернион. - Я зашла так далеко, и я хочу увидеть, чем это закончится!

- Ты можешь хотеть все, чего хочешь... Элрита. - Сверкающие глаза Венсита пригвоздили ее к месту. - Но чего бы ты ни хотела, ты бы этого не пережила.

- Но...

- У нас нет времени на "но"! - резко сказал Венсит. - Кто-то должен заботиться о Базеле, а ты не в форме для драки. Однако это не значит, что вас все равно не найдут, если мы задержимся. Ты должна остаться здесь, пока мы с Кенходэном не закончим это. Мы вернемся так быстро, как только сможем.

Чернион долго непослушно смотрела на него, затем склонила голову в знак согласия. Ее раздражало осознание того, что он не только подозревал ее, но и достаточно угадал ее внутренние мысли, чтобы знать, что она не убьет градани, пока он беспомощен. И все же он был прав. Она была не в той форме, чтобы драться, и им действительно нужно было закончить это быстро. Она свирепо смотрела на него еще пару секунд, затем вытащила несколько стрел из колчана Кенходэна и, превозмогая боль, опустилась на колени, чтобы наложить шину на сломанное бедро.

- Вот, Элрита. - Кенходэн положил ее меч рядом с ней. - Он сослужил мне хорошую службу. Спасибо тебе.

- Он послужил тебе благодаря твоему мастерству, - сухо сказала она, смущенная чувством удовлетворения, которое она испытала от его благодарности. - Но тебе он еще понадобится...

- Нет, - тихо сказал Венсит. - Отсюда нам не понадобятся мечи.

- А-а-а! - прорычала она с отвращением. - Боги, избавьте меня от колдовства!

Венсит ничего не ответил. Он только коснулся плеча Кенходэна и жестом указал вниз по туннелю, и Кенходэн встал и последовал за ним.

Вулфра тихо сидела у своего пустого кристалла. В конце концов, она ошиблась в своих предположениях, и пришло время расплачиваться за все просчеты. Она не пыталась вспомнить других своих созданий; они были слишком далеко, а Венсит - слишком близко. Кроме того, в этом моменте было некоторая предопределенность.

Она спокойно расправила платье, входя в ржаво-красную пентаграмму, и ее губы иронично изогнулись. Она стояла на камне, запечатанном кровью ее дома, и еще больше крови из того же источника могло вскоре помазать его.

Ах, Уилфрида! Если бы ты только могла видеть меня сейчас, подумала она. Загнана в угол слабоумным волшебником и человеком, который носит тайну, как саван! Как бы ты смеялась - последним смехом и самым лучшим.

Она наклонилась, чтобы нежно коснуться пальцем одной напудренной линии. Она никогда по-настоящему не ненавидела свою сестру. Странно, что она не вспоминала об этом столько лет. Уилфрида просто встала на пути власти и предложила путь к большему, но именно стремление к этой власти привело Вулфру сюда, в этот момент.

Она выпрямилась и заправила волосы под головной убор. Она была из дома Торфо. Как бы она ни приобрела свою силу, кто бы ни умер, чтобы сохранить ее, даже Венсит не мог забрать у нее ее родословную.

Ее руки спокойно лежали по бокам, когда она повернулась лицом ко входу в туннель.

Венсит и Кенходэн обогнули последний поворот и остановились, когда по зеркальным стенам внезапно поползла полоска голубого огня. Арка, маленькая из-за расстояния, светилась таинственным светом, который мерцал по проходу к ним.

Волшебник выглядел старым и чужеродным в синем свете, и Кенходэн вздрогнул, почувствовав исходящую от него силу. Сила Венсита теперь была почти на поверхности, и она ползла по краям его голоса, когда он говорил.

- Мы далеко продвинулись вместе, - сказал он, слова были глубокими и официальными. - Ты доверил мне свою жизнь и даже больше, даже когда я скрывал твое прошлое. И все же у меня не было выбора; то, что ты узнаешь, ты должен узнать сам в свое время. Но в этот момент ты находишься в опасности, столь же большой, как и моя собственная, ибо то, что должно быть сделано сейчас, может быть сделано мной только частично ... и я не могу сказать тебе всего, что от тебя требуется.

- Сейчас чертовски неподходящее время, чтобы говорить мне это! - Кенходэн попытался вложить юмор в свой голос, но получилось натянуто.

- Это так, - согласился Венсит со странной настойчивостью, - и я бы не стал этого делать, если бы у меня был выбор. - Он достал из своей сумки маленький, завернутый в шелк предмет и сунул его в руку Кенходэна. - Возьми это.

Кенходэн уставился на свернутый шелк, и его пальцы дрожали, когда он разворачивал его. Слабый голубой свет лизнул красные, блестящие плоскости и грани на его ладони, твердые края прижались к коже, и тень собралась в резные линии.

Золотые глаза подмигивали ему с лица резного грифона, и сила, яркая, как кровь, дрожала в его сердце. Он был длиной в два дюйма, вырезанный из цельного рубина, большего, чем мечты о драгоценных камнях. Толще его большого пальца, он встал на дыбы, расправив крылья, яростно гордый, и сила горела в этой фигурке, в то время как похороненные воспоминания хныкали в его собственном сердце. Он повернул резьбу и замер; ее основание было расколото вдоль неправильной линии.

- Ч-что это? - прошептал он, закрывая ее рукой и прерывисто дыша.

- Я не могу тебе этого сказать, - непреклонно сказал Венсит.

- Тогда как я могу доверять тебе?! - внезапно воскликнул Кенходэн, слезы застилали ему зрение. - Я тень - призрак! Какая часть моего сердца принадлежит мне? Сколько из этого было построено для твоих собственных целей?! Даже я чувствую силу в этой штуке... в этом твоем инструменте! Неужели я всего лишь еще один инструмент?!

- Я однажды сказал тебе, что если мы оба останемся в живых, ты будешь знать о своем прошлом столько же, сколько я знаю себя.

Голос Венсита был непреклонен, как сталь, а черты его лица были твердыми, выкованными на наковальне столетий в непримиримость, которая не просила и не предлагала пощады, и раскованная мощь волшебства горела в нем.

Кенходэн закрыл глаза, скрывая тайну своей боли. Он жаждал верить, доверять - но мог ли он? Мог ли он доверять волшебнику, который скрывал его собственное прошлое? Которое двигалось вокруг него, как пешки в какой-то огромной игре, правила которой знал только он... и не хотел объяснять? И все же он никогда не навязывал Кенходэну свою волю. Он спрашивал, предлагал, спорил и намекал, но ни разу, несмотря на весь непререкаемый авторитет его собственной легенды, он не приказывал и не подавлял чью-либо волю. Но разве это не может быть конечной манипуляцией? У Кенходэна не было возможности узнать... но разве это не определение доверия? Верить в то, что нельзя было доказать.

Он медленно открыл глаза и уставился в дикий огонь Венсита, тоскуя по силе и целеустремленности, которые поддерживали волшебника в верности делу на протяжении пыльных столетий. Это непреклонное выражение лица не давало никакого намека, никакого ключа к мыслям волшебника, но рука Кенходэна поднялась к плечу старика. Его пальцы глубоко впились в старые сухожилия, твердые и сильные, с их внутренним стержнем уверенности, и он знал ответ.

- Я доверяю тебе, - прошептал он, предлагая сердце и разум, как сокровище.

- Я знаю. - Лицо Венсита смягчилось, и он заключил молодого человека в краткие объятия, титанические по сдержанному волшебству. Затем он отступил назад, положил руки на плечи Кенходэна и легонько встряхнул его.

- Идем, - мягко сказал он.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ Грифон летит

Венсит твердым шагом прошел под аркой, и Кенходэн последовал за ним, сжимая рубинового грифона, когда они вошли в самое сердце лабиринта.

Он почувствовал, как огромная сила тихо закружилась вокруг него, и зеркальные стены исчезли, словно чуждые стихийной силе этого места. Огромная пещера была выцарапана кулаками природы, втоптана в холмы капающей водой и подвижными костями земли. Волшебные огни парили над головой, наполняя воздух сверхъестественной красотой, но вечная тьма давила на него. Темное терпение пропитало камень и горькие от минералов лужи, которые рябили и журчали в такт медленным каплям нестареющей, безразличной воды. Кенходэн содрогнулся перед ночью, которая так долго скрывала пещеру, и смертность зазвенела в его костях, когда он сравнил свою жизнь с выносливостью камня и воды.

Грубый камень сталкивался с вытертой водой гладкостью в извилистых проходах тьмы, которые покрывали необработанный камень паутиной теней. Зеркально-гладкие, затонувшие водотоки отвлекали взгляд от стен и потолка.

А потом он увидел грубую, похожую на стол каменную глыбу в центре помещения и вздрогнул. Ужасная красота убийства обрела форму, воплощенную в сталь и окутанную плетеным светом. Обереги меча рябили, изгибались, танцевали, отражаясь, как гонимая ветром вода, и все же было невозможно скрыть его стройное и смертоносное совершенство, и его душа подталкивала его к этому шедевру искусства фехтовальщика, но путь преграждала Вулфра.

Она стояла на гладком камне внутри ржавой пентаграммы. Квадратный каменный алтарь стоял рядом с ней, его полированный камень был темным и запятнанным памятью о жизнях, отданных ее темному колдовству, и она положила на него одну руку, стоя неподвижно. Она была гордой и высокой, с суровым властным лицом. Богатая вышивка и драгоценные камни свидетельствовали о ее богатстве, но сила, горевшая в ее лице и осанке, превосходила великолепие любой одежды, когда-либо сотканной. Она встретила их спокойным взглядом, без удивления, и от нее исходили угроза и колдовство, но изъян продажности был внутри нее. Кенходэн почти чувствовал запах ее болезни.

Напряженная тишина заполнила секунды, когда опасность затрещала между ней и Венситом, и у Кенходэна было время сравнить их. Какое-то дополнительное чувство позволило ему заглянуть в ее сердце и почувствовать ее силу, как будто она покалывала его собственные ладони. Тайные знания наполняли ее царственным обликом, превосходящим диадемы, и все же ее мощь, какой бы великой она ни была, была меньше, чем тенью могущества, которое наполняло потрепанную, запятнанную путешествиями фигуру Венсита. Несмотря на всю свою силу, она была едва ли ребенком в искусстве, в котором он был мастером.

Он знал, что она оценила баланс так же остро, как и он, но ее взгляд ни разу не дрогнул. Она смотрела на смерть, и все же шаткое равновесие страха и властной воли сливалось во что-то похожее на безмятежность, а ее малиновая мантия и золотые волосы сияли. Венсит превзошел ее, но она так и не научилась сдаваться.

- Венсит.

Ее голос был тихим, и она слегка поклонилась, затем выпрямилась и непоколебимо встретила его горящие диким огнем глаза.

- Вулфра.

Он подхватил ее тон и поклонился в ответ.

- У тебя отважные товарищи, Венсит. Почему они следуют за тобой?

- Ты могла бы спросить одного из них, - мягко сказал Венсит и отступил в сторону. Ее глаза скользнули мимо него, а затем, внезапно, расширились от удивления, когда они исследовали Кенходэна от красной соломенной макушки до босых ног.

- Итак, - прошептала она. - После стольких лет ты раскрываешь свой секрет. - Она улыбнулась. - Говорят, что ты играешь в глубокие игры, но никто никогда не догадывался, насколько глубоко! Я приветствую тебя.

- Спасибо, - иронично сказал Венсит.

- Есть те, кто многое бы отдал, чтобы узнать, так ли это.

- Есть... но ты никогда не скажешь им, Вулфра.

- Ой? Неужели ты так неумолим, Венсит из Рума?

- Я.

- Благородный Венсит! - усмехнулась она. - Но твой секрет выйдет за пределы этих стен!

- Будет ли так? Посмотри на свой камень.

Его голос был мягким, но ее глаза опустились на свой кристалл и снова расширились. Бесформенное пятно света исходило от него пульсациями, причиняющими боль глазам.

- Это вмешательство многое скажет другим, Венсит!

- Это ничего не скажет твоему хозяину, - решительно сказал Венсит.

- Моему "хозяину"? - удивление впервые нарушило спокойствие Вулфры, и дикий волшебник улыбнулся.

- Больше нечего скрывать, баронесса, - сказал он почти мягко. - Я знаю о нем гораздо больше, чем он знает обо мне, что бы он ни думал, и я знаю, что он использовал тебя. Теперь пришло время ему отказаться от тебя. Он всегда знал, что так и будет. Единственная реальная разница в том, что он не сможет увидеть, как это произойдет ... или вызвать какой-либо из сюрпризов, которые он спрятал в "твоих" заклинаниях-ловушках.

- Твое вмешательство в его предсказание скажет ему, что ты знаешь о нем! - выплюнула она. - Это доказывает, что ты мешаешь кому-то видеть или влиять на то, что здесь происходит, а кто еще это может быть?!

- Мои блокирующие заклинания ничего ему не сказали. У меня были веские причины для их совершенствования, которые не имеют к нему никакого отношения. Ты дала их мне.

- Но это не повод для этого! - указательный палец вонзился в камень, как атакующая змея.

- Мне не нужна причина для этого. Я не несу за это ответственности, - подбородок Венсита выпятился в сторону Кенходэна, хотя его глаза не отрывались от Вулфры. - Так и есть.

Ее взгляд метнулся обратно к Кенходэну. Затем он опустился на грифона в его кулаке, и ее глаза потемнели от окончательного и абсолютного понимания.

- А-а-а! - Ее вздох был порывистым, как боль. - Это все еще существует.

- Это так. У меня это было с самого начала, спрятанное в таком простом заклинании, что никто никогда этого не замечал. Но сейчас его держит правильная рука.

- На данный момент.

Ее спокойный тон скрывал ее намерение, и ее руки внезапно изогнулись, и сгусток черноты прыгнул на Кенходэна, как крылья смерти. Он осознал опасность и вздрогнул, и его кулак сомкнулся на грифоне. Он инстинктивно поднял резной камень рефлекторным жестом, чтобы отогнать смерть или что-то похуже, спрятанное в этом кармане ночи, и знал, даже когда он поднял его, что это ему совершенно не поможет.

Но наконечник стрелы мягко врезался ему в руку, и что-то закричало в темноте. Тихое сотрясение потрясло его, чуть не сбив с ног, и рубиновые блестки скользнули между его пальцами. Они вспыхнули, как огненные стрелы, пронзая тьму в самое сердце. Алые змеи отразили атаку Вулфры, поглотив ее силу в тишине, и он остался невредим.

- Это невозможно! - Она уставилась на него, грудь вздымалась, глаза были ошеломленными. - Это невозможно! - прошептала она.

- Правильная рука держит его, - повторил Венсит. - Ни один волшебник не может причинить ему вред сейчас, Вулфра. Заклинание слишком сильно. Его смерть требует мастерства и численности.

- В самом деле? - зашипела она. - Тогда почему это не защитило тебя?

- Потому что я решил стоять вне этого. Заклинание маскировки, заклинание избегания... Такие вещи не сложны, баронесса.

- Я понимаю. - Она вернула себе достоинство, ее глаза были яркими и расчетливыми, и внезапно она рассмеялась. - Итак! Ты пришел за мечом. Предположим, я отдам его тебе? Сравняло бы это счет между нами?

- Между нами? - брови Венсита изогнулись, и его горящие диким огнем глаза опустились на запятнанный алтарь рядом с ней. - Это может быть. Но у тебя есть и другие долги. Ты знала цену своим действиям; теперь это свершится, Вулфра из Торфо.

- Почему? - с гордостью бросила она вызов. - Кто ты такой, чтобы требовать платы, Венсит из Рума, последний лорд Белого Совета? Где твой ордер? От тебя разит лицемерием! Ты хочешь поговорить о моих действиях? А как насчет твоего? Я не сделала ничего - ничего - что могло бы соперничать с кровью на твоих "благородных" руках!

- Я никогда этого не отрицал, - мягко сказал Венсит.

- И не можешь! Ты убил целый континент, старик! Посмотри на свои кладбища и скажите мне, что мои "преступления" хуже!

- Первое же обвинение осудит тебя, баронесса. Намерение определяет действие. То, что ты сделала, ты сделала ради власти; то, что я совершил, я сделал, чтобы положить конец злоупотреблению властью.

- Злоупотребление властью? - она резко рассмеялась и указала на Кенходэна. - Посмотри на него и скажи мне, что ты не злоупотребляешь властью! Сила - это сердце твоей жизни, волшебник!

- Мы все делаем выбор, - ответил Венсит. - Я заплатил цену, о которой ты и не мечтала, и я еще не закончил платить. Ты хочешь судить меня? Очень хорошо. Я вынесу твое суждение... но вынесешь ли ты мое?

Кенходэн слушал, улавливая смысл их слов, но его разум болел от близости к власти, и мысли были вялыми. Он знал, что было сказано что-то жизненно важное, но все же не мог этого понять.

- Я должна. - Вулфра была холодна и полна достоинства. - В твоей власти поступать так, как тебе заблагорассудится, но не говори мне о "суде"! Твои Правила мертвы, как камень, погребенные в пепле Контовара твоими собственными руками. Ты не имеешь права налагать их призраки на других.

- У меня есть все права. И, как ты говоришь, у меня тоже есть сила.

- Конечно, ты знаешь, - усмехнулась она. - Так используй это - но избавь меня от своей моральной маски.

- Маски нет. Ее никогда не было.

- Бах! Ваши драгоценные ограничения Правил всегда основывались на силе. Ничто другое никогда не поддерживало их, и Оттовар использовал их только для того, чтобы приковать своих соперников к подножию своего трона. В конце концов, они никогда не были чем-то большим, чем это!

- Власть поддерживает их, - признал Венсит, - потому что другого пути нет. Даже мир в конечном счете зависит от силы, которая его защищает, но не от силы, которая питается амбициями. Посмотри на себя такой, какая ты есть!

Он вскинул руки, его ладони сверкнули серебром, и она отпрянула, когда они бросили ей в глаза ее собственный образ.

- Ты знаешь только половину власти, баронесса Торфо! Ты знаешь, как брать и ломать, но не умеешь исцелять или созидать. Никто не отрицает твоей храбрости, леди, но твой голод слишком дорого обходится невинным. Правила были созданы против таких, как ты, чтобы защитить тех, у кого нет власти, от тех, кто знает ее так несовершенно.

- Прекрасные слова! - сплюнула Вулфра, а затем снова взяла себя в руки с холодным достоинством бесстрастного отчаяния.

- Ты пуст, как ветер. Ты не бог, чтобы судить меня. Вы выбрали шаблон, и поскольку у вас есть власть, вы заставили других принять это... на какое-то время. Но твоя сила - не единственная, и другие, кто обладает ею, не будут лишены ее навсегда. Мы отвергаем твое право диктовать нам нашу жизнь и работу, указывать нам, какими быть, а какими не быть. Берегись, Венсит! Твое высокомерие предопределило судьбу, способную разбить каменное сердце! Ты познаешь печаль.

Она прошипела последнюю фразу, и он медленно кивнул.

- Твое предупреждение пришло слишком поздно, - мягко сказал он. - Я уже знаю это, и ты не можешь ни увеличить, ни уменьшить его.

- Тогда давай начнем, - спокойно сказала она.

- Как пожелаешь. Из-за того, кем ты могла бы быть, я задолжал тебе объяснение. Но если тебе это надоест...

Он расправил плечи и поднял руку в странно элегантном, официальном жесте.

- Мое имя, - тихо сказал он, и отдаленный раскат грозовой мощи прокатился в глубине слов, - Венсит из Рума. Своей высшей властью как последнего лорда Белого Совета я признаю тебя виновной в нарушении Правил Оттовара. Будешь ли ты защищаться, или я должен убить тебя на месте?

- В самом деле? - она рассмеялась, как холодное серебро. - Формальная дуэль? Для меня большая честь!

Она сделала сардонический реверанс, но выражение лица Венсита ни разу не дрогнуло.

- Будешь ли ты защищаться? - повторил он каменным голосом, и она выпрямилась, ее глаза были очень спокойными, и вытащила костяную палочку из рукава. Она была окаймлена золотом, и когда она ласкала заключенную в нем силу, Кенходэн почувствовал, как сам воздух вокруг него задрожал.

Она подняла левую руку, растопырив пальцы, и из нее вырос малиновый веер, пришитый к кончикам ее пальцев. Соответствующая дуга многоцветного огня распространилась от руки Венсита, выгибаясь из его пальцев, чтобы встретить ее алый цвет и слиться с ним. Кенходэн уставился на сливающиеся ленты, завороженный, когда понял, что цвета несут в себе их жизненные силы, связанные воедино в интимности, которую может потерять только смерть.

Глаза Вулфры закрылись, когда цвета слились в единый лист звездного пламени. Ее палочка поднялась, и ее губы беззвучно зашевелились, когда она искала своего врага. Она была направлена на Венсита, как тонкий меч, и глубокий, звучный гул наполнил уши Кенходэна, обостренные острым чувством голода, когда ее хватка побелела.

А потом палочка плюнула черным огнем.

Знамена полуночи вспыхнули в насыщенном энергией воздухе пещеры, но Венсит не сделал никакого жеста уклонения, и они беззвучно взорвались против него. Он исчез в вихре ее атаки, и волшебный свет оберегов меча потускнел, когда отрицание вытянуло из них силу, чтобы разжечь ярость, обрушенную на дикого волшебника. Она обрушилась на него, как приливная волна, и он стоял неподвижно, окутанный тьмой, когда она схватила его в свою пасть, так что можно было видеть только его поднятую левую руку и непоколебимую жизненную силу.

Вулфра рассмеялась - диким, недоверчивым лаем, как будто неожиданная победа была у нее в руках, - и Кенходэн застонал. Было ли это тем заданием, о котором предупреждал его Венсит? Чтобы разрушить чары Вулфры? Но как?! Он сжал грифона так крепко, что на его резных крыльях выступила кровь, но ответа не последовало.

И все же Венсит не упал. Сияние жизни Вулфры с красными прожилками стало ярче, и ее рот искривился в новом заклинании, слова которого затерялись в субфоническом ритме колдовства, когда ее сила обрушилась на Венсита с кулаками разрушения. Но разноцветный огонь Венсита усилился, разгораясь все ярче, и челюсти Вулфры сжались, когда его сопротивление усилилось. Кенходэн чувствовал ее ярость, когда она призывала черноту к победе, направляя ее с каждой унцией ума, мастерства и неутолимой воли. Ее палочка вычерчивала узоры неуловимо искаженной геометрии, от которых у него скрутило живот, но, хотя чернота усилилась, струящаяся огнем рука Венсита оставалась нетронутой.

Колени Вулфры подогнулись, и напряжение затуманило разум Кенходэна. Тихий рев сотряс его, когда внезапно вспыхнуло дикое волшебство, его сияние вырвалось из Венсита, чтобы с тяжелой неизбежностью разрушить заклинание волшебницы.

Камень застонал, когда сила столкнулась с силой. Сталактиты и сталагмиты содрогались, осыпаясь крошками, как искры, высекаемые из горна волшебным огнем. Каменные осколки сверкали, как звезды, и падали в темные лужи, их крошечные всплески были громкими в титанической тишине битвы волшебников. Каменная пыль осыпала волосы Кенходэна, и вихри силы заставили его упасть на колени, когда огонь Венсита вспыхнул, и темные озера превратились в миниатюрные солнца, пылающие внутренним смертоносным светом и окутанные паром.

Вулфра выкрикнула слово, которое затрещало в мозгу Кенходэна, и куски размером с кулак посыпались с потолка, как град. Пещера вздымалась, камень стонал, твердые породы трещали, как корабельные доски, и чернота сгущалась.

Мгновение он стоял, плотный и темный, окруженный горнилом дикого волшебства. Свет Венсита потускнел, но он никогда не ослабевал, и чернота шипела и испарялась в его сердце, даже когда Вулфра вкладывала все больше и больше силы в атаку. А затем, внезапно, дикое волшебство вспыхнуло, как безмолвный вулкан, и чернота вырвалась из Венсита, как забытый сон.

Вулфра упала на колени, и измученный камень вздохнул с облегчением, когда она осела. Венсит стоял неподвижно. Только пламя в его глазах двигалось.

- Итак.

Измученный голос Вулфры был шепотом потерянной надежды, но она с трудом заставила себя подняться. Она стояла, расправив плечи, и в ее глазах была гордость, лишенная надежды или мольбы.

- Итак, - эхом повторил Венсит, и его мягкий голос был смертным приговором.

- Я думаю, возможно, Совет ждет сюрприз. - Вулфра выдавила улыбку. - Я надеялась выторговать свою жизнь, но, похоже, ты знаешь все. - Она слегка пожала плечами. - Твое ханжество вызывает у меня отвращение, но за меня еще могут отомстить. Либо он уничтожит тебя, либо ты уничтожишь его - вряд ли имеет значение, что именно. Я не буду желать тебе удачи, но я буду довольна любой судьбой, которая постигнет тебя. И, - ее улыбка стала шире, почти задумчивой, - по крайней мере, дикое волшебство действует быстро. Нанеси свой удар, волшебник.

Венсит молча посмотрел на нее, затем коснулся лба свободной рукой и наклонил голову. Ее глаза расширились от удивления при этом жесте, и он заговорил.

- Твое искусство отвратительно, Вулфра, баронесса Торфо, но ты встретишь смерть так, как подобает твоему дому. Защищайся, как хочешь, леди.

И он нанес удар.

Огонь вырвался из его глаз, вырвавшись наружу плоской волной, которая пожирала сам воздух на своем пути. Кенходэн отшатнулся от его силы, но Вулфра неподвижно смотрела на него. Поток пламени на мгновение остановился в нескольких дюймах от нее, словно наткнувшись на невидимую стену. Но пауза была короткой. Отдельные языки пламени лизали ее стену, пробивая ее во множестве мест.

Она прижала палочку ко лбу, и ее заклинание потерялось в трескучем шипении атаки Венсита, пока она боролась, чтобы удержать свою защиту. Секунду, может быть, две, она держалась... но дикое волшебство превзошло ее.

Огонь разрушил ее хрупкую стену. Он отшвырнул палочку от нее, и та изогнулась наружу, ударившись о камень с сухим стуком и покатившись к ногам Венсита. Пламя охватило волшебницу, окутав ее зазубренным великолепием, и она забилась в конвульсиях. Ее рот открылся в беззвучном крике, и сияние рухнуло, вращаясь само по себе с яростью, которая снова потрясла камень. Свет подхватил ее, унося в необъятные глубины и дали. А потом пожар погас с тихим щелчком, и Вулфры из Торфо больше не было. Ее красная жизненная сила пульсировала раз, другой и исчезла.

Венсит медленно опустил поднятую руку. Спокойствие витало в пещере, словно испугавшись самого себя, и его плечи поникли, словно в печали.

Он наклонился и поднял костяную палочку. Ее золото сверкнуло, когда он поднял ее перед глазами и властно нахмурил брови. Его глаза снова вспыхнули, превращая палочку в хлопья пепла, заполнившие его ладонь, и он осторожно подул. Пепел рассеялся, превратившись в тонкое облачко, которое бесшумно осело над прудом. Он покрывал пеной тусклое отражение, пока следующая безразличная капля воды не нарушила поверхностное натяжение, и бассейн не поглотил его память.

- Венсит? - тихо сказал Кенходэн, и волшебник медленно повернулся к нему лицом.

- Знаешь, она была права. - Его голос был еще мягче, чем у Кенходэна. - Правила основаны на силе, а не на морали. - Он горько улыбнулся. - Это никогда не было моралью - только этика. Оттовар и Гвинита верили в мир, в котором те, кто не обладал силой, не были бы ею одержимы. Это была мораль, если хочешь, и они создали Правила, чтобы поддерживать этот образ жизни с помощью кулака власти. Но они были всего лишь кодом, сформированным для определенной цели, а не самоцелью. Карнэйдосцы никогда этого не понимали. Они не могут представить себе никакой другой цели, кроме использования власти, в то время как Правила отказываются от определенных видов использования власти. Поэтому они никогда не понимали, что, когда настоящий финал находится под угрозой, мудрый человек ищет другой путь к нему.

Он вздохнул.

- Я сказал Вулфре, но она меня не слышала. Намерение отделяет черное колдовство от белого, и это соображение поддерживает все ограничения, а не только первое. Власть несет двойную ответственность: отказаться от нее, чтобы защитить других, и судить самому, когда буква закона должна быть нарушена, чтобы сохранить его дух. В этом суть морали, Кенходэн.

- Но я говорю бессвязно! - Он встряхнулся и заговорил более оживленно. - Иди сюда! Давай закончим то, ради чего мы пришли.

Его рука была теплой на плече Кенходэна, когда он повернулся обратно к подернутому синей дымкой каменному блоку. Обереги смущали глаз, но зловещая красота меча превосходила зрение. Его грациозная угроза проникла в душу, и сердце Кенходэна глухо забилось. Его искалеченная память содрогнулась, борясь с пустотой его прошлого, но не могла полностью вырваться на свободу. Он чувствовал, как история проносится мимо него, прямо за пределами его прикосновения - как вода, попавшая под лед, - когда он склонился над оберегами, не осмеливаясь сунуть руку в это гудящее ядро силы, как бы сильно меч ни взывал к нему, как бы ужасно его пальцы ни жаждали этого.

Стройный клинок взывал об освобождении. Он ощутил вкус лет его рабства, как боль, и его глаза ласкали его твердую, острую грань. Даже сквозь защиту он видел тонкие, волнистые узоры терпеливого молота, покрывающие сталь линиями полированного света, которые танцевали под сиянием колдовства, заключавшего его в тюрьму.

Он не мог представить себе более прекрасного оружия, и его терзала потребность, как пристрастившегося человека. И все же он боялся и ненавидел это одновременно. Его смертоносность отталкивала его, даже когда воин в нем взывал к обладанию им. Это было слишком смертельно опасно, слишком убийственно красиво, чтобы нести его мужчине. Это был легендарный инструмент, и любой человек, достаточно глупый, чтобы прикоснуться к нему, навсегда запечатывал себя в его легенде.

- Клянусь... богами... - прошептал он и опустился на колени, в то время как слезы жгли его глаза. Голод душил его, властное недоверие, и он ничего не мог с собой поделать. Если бы это было предложено, он бы жадно схватил это, осмелившись даже на проклятие бессмертия, чтобы обладать этим. Его ладонь нажала на обереги, и сила подалась назад, трепеща на его коже. Сноп мелких искр заплясал над его рукой, но он знал, что может дотянуться сквозь защиту... если осмелится.

- Осторожно, Кенходэн, - пробормотал Венсит и потянул его назад. Горящие глаза волшебника отражали голубое мерцание меча, бегущее и вспыхивающее сквозь слезы Кенходэна. Танец и переливы их света загипнотизировали его, и его собственные мысли унеслись в тишину забытых лет.

- Это для меня, не так ли? - Его шепот был наполовину протестом, наполовину мольбой.

- Так и есть.

- Кто я, Венсит? - пальцы Кенходэна сомкнулись на руке волшебника, грубо встряхивая его. - Кто я такой?

- Ты - носитель этого меча. Я больше ничего не могу сказать, и это может быть слишком много.

- Что это за меч? - прошептал Кенходэн.

- Этого я тоже не могу тебе сказать - пока нет. - В голосе волшебника звучало сочувствие. - Но он служил многим хозяевам, всегда хорошо... и он веками ждал этого момента.

- Этого момента? - разум Кенходэна устал от подтекстов, которые были просто за пределами его понимания. - Меня?

- Не тебя одного, - вздохнул Венсит. - Было необходимо определенное... стечение обстоятельств.

- Стечение? - Кенходэн был сбит с толку, и сумятица его эмоций - напряжение не совсем понимания - затронула властность в его сердцевине страхом... и гневом. Он пытался подавить эмоции, но они умерли с трудом.

- Да. - Голос Венсита стал жестче, как будто он почувствовал гнев в молодом человеке. - Этот меч из Контовара. Он был сломан при Падении, и я ждал тринадцать столетий, чтобы восстановить его. Но ты должен заняться восстановлением. Я не могу, потому что попытка вызовет заклинание, которое уничтожит меня.

- Что?! - Кенходэн отпрянул от него. - Если это может уничтожить тебя, как я должен это пережить?

- Ты можешь не пережить, - резко сказал Венсит, усталость и что-то еще ожесточили выражение его лица. - Но ты должен попытаться. Ты единственный, у кого есть хоть какой-то шанс выжить.

- Черт возьми, Венсит! Я...

- Молчи! - впервые за все их недели, проведенные вместе, голос Венсита потрескивал от гнева, и Кенходэн отступил от своей хлесткой ярости. И все же его собственный гнев не утихал; он рос.

- Думаешь, ты единственный, кто заплатил определенную цену? - резко спросил Венсит. - А как насчет крови на моих руках? Я наблюдал, как император отправился в битву, которую он не мог выиграть, - битву против своего собственного брата. Против человека, которого я любил, Кенходэн! Он был злым - настолько злым, что продал свое собственное имя - и все равно я любил его! - Лицо Венсита было напряжено, а его пылающие глаза были иллюминаторами в ад. - Я наблюдал, как умирают женщины и дети, которых я любил больше самой жизни, и я позволил им умереть, когда мог бы спасти их - потому что у меня... не было... выбора!

Кенходэн видел боль воспоминаний Венсита; только теперь он увидел ярость. И все же его собственная ярость ответила, разгораясь все жарче, потому что он знал, что старый волшебник был прав, что другие заплатили столько же, сколько и он. Но они обсуждали его жизнь, и его тлеющее негодование из-за своего беспомощного невежества разрушило внутреннюю настройку, которую он сделал. Ярость внутри него вспыхнула с новой силой, и он открыл рот, но Венсит безжалостно оборвал его.

- Ты - ключ, который я ждал более тысячи трехсот лет, чтобы повернуть. - Его голос был убийственно ровным. - Ты единственный человек, который может прикоснуться к этому мечу с шансом остаться в живых, и слишком многое поставлено на карту, чтобы ты мог отказаться. Конечно, это может убить тебя! Но это риск, на который я - мы - должны пойти!

- Будь ты проклят! - Кенходэн вскочил на ноги, каждый мускул дрожал от неразбавленной ярости. - Что я знаю о ценах, которые ты заплатил?! А как насчет цены, которую ты требуешь от меня?! Жизнь, которую я обрел за последние месяцы, - это все, что у меня есть, все, что ты позволил мне иметь, и ты просишь меня выбросить это! Будь я проклят, если сделаю это!

- Ты умрешь, если не сделаешь этого, - ледяным тоном сказал Венсит, и его холодность стала еще более резкой после рева Кенходэна. - Неужели ты настолько слеп, что не видишь, что мы стоим в самом сердце паутины? Вулфра мертва, но заклинания, которые она наложила, все еще могут убить нас, все еще могут отменить все, ради чего мы пришли сюда - все, ради чего я прожил свою жизнь, что дает хоть какую-то надежду спасти Норфрессу от судьбы Контовара. Если ты оставишь этот меч лежать, ты обречешь нас всех. Неужели твоя жизнь настолько драгоценна, что ты бросишь мир, чтобы спасти ее?

Последний вопрос был насмешкой, и Кенходэн почувствовал физическую тошноту от охватившей его ярости. Так вот какова была дружба белого волшебника! Предательство. Не предательство, порожденное целесообразностью, а нечто худшее. Смертельная ловушка во имя бездушного дела. Предательство того самого доверия, которого от него требовал волшебник и которое он оказал. Предательство тем более горькое, что оно было неизбежно, и потому что - да помогут ему все боги! - он позволил себе полюбить волшебника, который видел в нем только инструмент, расходуемое продолжение его собственной долгой, разъедающей вендетты.

И самым горьким, самым язвительным из всех было то, что он знал, что Венсит был прав. Его жизнь была менее ценна, чем жизнь целого мира, и он не имел права спасать ее такой ценой. Он был пойман в ловушку, вынужденный своей собственной моралью в той же степени, что и неумолимой волей волшебника, рисковать не по своему выбору, и его душа корчилась, как белое железо, в горниле его ярости, когда он осознал это.

- Хорошо! - прошипел он. - Я сделаю это - и пусть Фробус отправит твою душу в самый темный ад Крэйханы!

Его зеленые глаза вспыхнули, как лед, но Венсит просто пожал плечами и опустился на пятки. Гнев Кенходэна удвоился от его самоуверенного выражения лица, и он с рычанием повернулся спиной и потянулся за мечом.

Мир взорвался.

Колдовство, сплетенное вокруг меча - слой за слоем тайных плетений: заклинания Вулфры, заклинания волшебника с кошачьими глазами, древние обереги и бессмертное дикое волшебство - сердце самого меча - обрушились на Кенходэна с яростью лавины. Его мозг стал проводником невыносимой силы, и его мысли дымились тенью и кошмаром, бормоча, когда ужас впивался ледяными клыками в их хрупкую паутину. Он отшатнулся - меч в одной руке, забытый грифон в другой, ярость в его сердце - и свернутая кольцом сила обвила его и ударила дубинкой по коленям. Он рухнул на пол, и острие меча зазвенело о камень. Брызнули искры, когда камень и сталь встретились, и лезвие вонзилось на несколько дюймов в глубину этой неподатливой поверхности. Молния затрещала вокруг его запястья и руки в яростном узоре, и его голова откинулась назад, волосы разлетелись, мышцы горла напряглись, как кабели. Его зубы щелкнули, и кровавая пена выступила на губах и потекла по подбородку.

Для простого смертного он был охвачен припадком, но глаза Венсита увидели правду, и он побледнел, отбросив все притворство безразличия, наблюдая, как Кенходэн борется за свою жизнь. Ибо Венсит мог видеть пурпурный сверкающий кокон, окутавший его, мог видеть, как он становится обжигающим глаза фиолетово-зеленым, который сжимает разум, как клещи. Сводящий желудок блеск стал ярче, когда заклинание волшебника с кошачьими глазами заменило последнюю ловушку Вулфры, и природа опасности, грозящей Кенходэну, стала явной и ужасной.

Клыкастая голова возвышалась над диким облаком силы, ухмыляясь так, как будто это было то, чем она была - вся сущность демона, сгущенная и очищенная, запечатанная в крошечном кармане пространства и времени, чтобы забрать душу того, кто ее выпустил. Заклинание скрыло природу демона, его присутствие, даже от Базела Бахнаксона, и концентрированная дикость - сфокусированная и направляемая тем же самым заклинанием - могла бы уничтожить даже такого могущественного защитника Томанака, как он, своим внезапным натиском. У меньшей силы не было никаких шансов против этого, и Венсит сидел неподвижно, вцепившись своими пальцами в колени, пока гремел демонический смех.

Напряжение нарастало, как пламя, и Кенходэн начал стонать - высокий стон, который прорывался сквозь его стиснутые зубы, резкий и становящийся все выше, переходящий в крик агонии, когда неуклюжие пальцы вцепились в его душу. Демон сжался вокруг его мыслительных центров, посылая через него всплески силы, чтобы уничтожить его, и его мучительный вой разнесся по пещере.

Но даже когда он закричал, пробудилась последнее волшебство - глубочайшее волшебство из всех, и его левая рука начала двигаться. Медленно, рывками, каждый дюйм причинял боль, его левый кулак пополз к правому. Рубиновое сияние исходило от грифона, и сила пульсировала в его сердце. Красные вспышки пульсировали в такт его мерцающей жизни, и Венсит с лицом, холодным, как время, наблюдал за медленным, болезненным движением этой сжатой руки.

Никто не мог догадаться по выражению лица древнего волшебника, сколько тысяч лет зависело от движения этой руки, или что он намеренно довел Кенходэна до ярости. Но он это сделал, и с одной целью - похоронить сознательные мысли в дымке гнева, которая, пусть и ненадолго, отгородила его внутреннее сознание от демона, жаждавшего его поглотить.

Демонические щупальца глубже проникли в мозг Кенходэна. Гнев помогал демону легче овладевать им, но он скрывал его самые сокровенные мысли - мысли, о которых даже он сам не подозревал. Сама легкость, с которой существо овладело его внешним разумом, одурачила того. Оно недооценило его, поскольку усилило невнятный стресс, довело его до конвульсий, настолько уверенное, что не почувствовало сердце волшебства, которое двигало этой медленно ползущей левой рукой.

Рубиновый огонь лизнул сломанную рукоять. Время и пространство гудели в монументальном напряжении, доведенные до предела искусно уравновешенными силами, неподвластными природе. А потом драгоценный камень коснулся меча.

Кенходэн застонал, и его слепые пальцы повернули грифона. Его разрушенное основание сдвинулось, прижимаясь к древним линиям разлома. Рубин терся о прилипшие кусочки рубина, и - наконец-то - демон почувствовал опасность.

Его ярость взвыла, обрушиваясь на Венсита с силой, отскакивающей от Кенходэна. Ярость бушевала в руках Кенходэна, движимая демоническим страхом и демоническим голодом. Энергия сверкала вокруг него, искры падали, как звезды, с шипением ударяясь о каменный пол, в то время как камень поднимался вонючим паром.

Но было слишком поздно. Скрытый разум и память, запечатанные от демона яростью, наконец-то ожили. Челюсти Кенходэна из Белхэйдана разжались, кровь потекла по его подбородку, и его голос заревел, как гром тяжелой кавалерии на рассвете.

- Шикару, Херрик! - закричал он. - Оттар шен Клерес! Оттар кен Торен!

Огонь струился из меча, и демон дрожал и дергался, пытаясь уничтожить его. Рубиновое сияние сверкнуло, сотрясая пещеру с неукротимой мощью, и Кенходэн корчился в муках. Его левая рука оторвалась от эфеса... но грифон остался. Веера желтого света вспыхнули из золотых глаз резьбы, впиваясь в демона. Линии разломов исчезли, плавно срослись, и грифон расправил крылья и закричал от вспомнившейся ярости, его золотой свет был подобен ножам против лохмотьев демонической мощи.

Венсит приподнялся, наклоняясь к Кенходэну, и его собственные мышцы отразили напряжение в этом измученном колдовством теле. Его пылающие глаза прожигали воздух вокруг него, а его древнее лицо исказилось в агонии... или надежде.

Меч медленно поднялся, и грифон рванулся к голове Кенходэна. Свет его пылающих глаз коснулся его подбородка, его рта... а затем хлынул в его глаза потоком, подобным разрушению.

Никакое человеческое горло не смогло бы издать звук, сотрясающий воздух. Он отскочил от демона, когда тот столкнулся со своей судьбой, и куски потолка размером с голову разлетелись с каменным грохотом, подпрыгивая и трескаясь, когда они падали на пол. Шум битвы разнесся по лабиринту, ошеломив Чернион и Базела, ибо золотые глаза были солнцами, а ярость боевого клича грифона пронзила самые кости земли.

Фиолетово-зеленый саван лопнул, натянутый сверх всякой меры, и пасть демона распахнулась в ужасе.

Затем он исчез.

Кенходэн отшатнулся под тяжестью воспоминаний - воспоминаний ужаса. Смертельных ударов, жестоко наносимых и возвращаемых. О цепляющихся черных веревках и железной булаве, бьющей по его броне, ломающей ребра. Боль, его собственное лезвие, сверкающее, как потерянная надежда, когда оно режет и кусает. Колдовство бушует в его разуме, засоряя его чувства. Кровь хлестала из его собственных ран, еще больше крови хлестало по его руке, когда его меч рассекал колдовскую кольчугу, ребра, легкие. Предсмертный крик его врага и грохот железа о его шлем.

Темнота.

Он пошатнулся, хватаясь за самого себя, когда воспоминания разрывали его на части, и дыхание со всхлипом вырвалось из его легких. Огненные слезы прочертили белые линии в крови с его разбитых губ, и его мышцы дрожали и потрескивали, когда он боролся с милосердной тьмой, которая пыталась овладеть им.

Он проиграл эту битву. Он упал лицом на камень, меч под ним, и это больше не было предметом из железа или стали, из отполированных краев и неодушевленного металла. Оно светилось, живое и разумное, пульсирующее своей собственной яростной жизнью. Далекий вопль - торжествующий крик грифона - эхом разнесся в темноте вместе с ним, но меч сиял под ним, как маяк.

Меч Юга - восстановлен.

ЭПИЛОГ Надежда вернулась

Венсит опустился на колени рядом со своим павшим другом, и руки, которые разрушили континент, дрожали, когда они расчесывали рыжие волосы. Он положил голову Кенходэна к себе на колени, ожидая, и его лицо было мрачным.

Кенходэн наконец пошевелился. Он тихо застонал, и его глаза открылись, темные и затравленные, и Венсит баюкал его, как мать ребенка, которого лихорадит.

- Венсит? - Голос был странным: Кенходэна... и все же не его.

- Да, сир?

- Как долго? - Глаза были широко раскрыты, расфокусированы, а губы напряженно шевелились.

- Тысяча триста лет и более, сир.

- Не... называй меня так. Никогда больше не называй меня так.

- Почему нет? Это то, кто ты есть.

- Нет. Я никогда больше не буду таким. Никогда! - Мозолистая рука поднялась, чтобы коснуться щеки Венсита, нежно обводя угол бородатого подбородка и глубокие морщины, изборожденные временем и печалью. - Тысяча триста лет, - пробормотал странно знакомый голос. - Это слишком, Венсит. Ты слишком безжалостно используешь себя.

- Возможно. Но если я это делаю, то использую других так же жестко. Прости меня.

- Простить? - рассмеялся голос. - Не могу. Я сделал свой выбор сознательно. Здесь нечего прощать.

- Есть, - тихо сказал волшебник. - Гораздо больше, чем ты думаешь. И ты должен принять другое решение, которое тебе не понравится. Вернешь ли ты то, что принадлежит тебе?

- Я должен? - теперь голос был невыразимо усталым. - Разве я недостаточно заплатил?

- Заплатил, - сказал Венсит. - Но еще недостаточно для победы.

- Победа, - с горечью произнес голос. - Мы очень сильно заботились о победе, не так ли?

- Да, мы это сделали.

- И ты все еще любишь, не так ли, мой друг? Ты - сидящий там со своими горящими глазами - ты достаточно заботлив, чтобы платить, платить и платить, не так ли?

- Да, я знаю, - просто сказал Венсит. - Кто-то должен.

- Тогда, полагаю, мне тоже должно быть не все равно. Но я не хочу этого, Венсит. О, как я не хочу это делать!

- Я знаю. - Венсит нежно коснулся рыжих волос. - Я знаю - лучше, чем кто-либо другой. Но ты не будешь одинок, и вместе с обидой и страданием придет любовь. Я клянусь в этом, сир.

Расслабленное лицо Кенходэна скривилось от титула, который дал ему Венсит, и голова на коленях волшебника дернулась.

- Я сделаю то, что должен, Венсит, но у меня не будет трона! Избавь меня хотя бы от этого. Все, чего я когда-либо хотел, - это арфа и кто-нибудь, кто услышал бы, как я играю.

- Я знаю... мой друг, - очень тихо сказал Венсит. - И если ты так хочешь, то так и будет. И все же есть вещи, которые нужно сделать и которые можешь сделать только ты.

- Если я должен, то должен, - сказал голос не-Кенходэна, - но никаких тронов! Я заплачу столько, сколько ты от меня потребуешь, но ты должен пообещать мне это. Больше никаких тронов, никаких династий. Неужели я столько не заработал, Венсит?

- Да, - мягко сказал ему волшебник, - и я обещаю то, о чем ты просишь.

- Спасибо, - пробормотал голос. - Я действительно мог бы умереть за это. - Затем лицо заострилось, хотя и стало более отдаленным. - Он не знает, не так ли?

- Нет, милорд. Пока нет.

- Хорошо, - сказал голос, теперь едва слышный, - но я получу от тебя еще одно обещание, Повелитель Рума.

- Милорд?

- Позволь ему жить - не мне. Он... более чистый человек, чем я когда-либо смогу быть снова. Позволь ему завоевать меня, а не быть завоеванным мной.

- Все будет так, как ты пожелаешь, - прошептал Венсит, и одинокая слеза скатилась по его древней щеке.

- Спасибо, - голос был призрачным. - Он заслуживает того, чтобы жить...

- Прощайте, милорд, - прошептал Венсит еще тише, когда голос исчез, а зеленые глаза закрылись. Но эти глаза были закрыты лишь на мгновение. Затем они снова открылись, и они снова принадлежали Кенходэну, пристально смотревшему на волшебника.

- Венсит?

Его голос не был омрачен странным тембром.

- Да, Кенходэн. - Волшебник встал, без усилий подняв его. - Прости меня. Я подстрекал тебя намеренно - я должен был сделать это, чтобы ты пережил демона.

- Ты знал, - удивленно сказал Кенходэн. - Ты знал, что это за заклинание.

- Знал. Не спрашивай как, но однажды ты услышишь, как я узнал.

- Всегда "однажды", да? - Кенходэн слабо рассмеялся и похлопал волшебника по плечу. - Почему-то это меня больше не беспокоит.

- Я знаю. - Венсит коротко обнял его, затем отступил назад. - И в то же время, думаю, я сказал пограничнице, что мы найдем тебе где-нибудь другой клинок, и, похоже, я был прав. Ты приобрел меч королевского происхождения, мой друг! Смотри.

Кенходэн впервые посмотрел на клинок, который все еще держал в руке, увидел зеркально блестящую сталь и почувствовал гул силы. Это обожгло его насквозь, как если бы оружие было выковано из огня и света, а не из стали, и рубиновое навершие грифона смотрело на него гордыми, отстраненными глазами из вставленного золота.

- Томанак, - прошептал он. - Это... красиво.

- Это так, - мягко согласился Венсит, - и только один человек может носить этот клинок: ты. - Кенходэн тяжело сглотнул, снова подняв глаза на лицо Венсита, и волшебник спокойно продолжил. - В последний раз его нес Торен Меченосец в битве Утраченной надежды. То, что ты держишь, - это императорский клинок дома Оттовар. Я все еще не осмеливаюсь объяснить тебе все, но я скажу тебе вот что: тебе никогда не нужно испытывать стыд за свое прошлое, и в твоих жилах течет кровь Оттовара Великого и Гвиниты Мудрой.

- Ты шутишь! - Кенходэн ахнул, его глаза расширились. - Дом Оттовар умер тринадцать столетий назад!

- Так и было задумано. Так что я позволил этому стать забытым. Но этот Дом живет... и здесь, и в Контоваре. То, что началось как битва между оттоварцами, может закончиться только таким же образом, Кенходэн. Темные Лорды собирают власть в Хакроманти. Скоро они обратятся к Норфрессе, потому что я старик, даже для дикого волшебника, и они это знают. Моя сила достигла пика и начала снижаться. Когда они будут уверены в этом, когда они будут уверены, что это зашло достаточно далеко, они нанесут удар. Ты и этот меч - и еще один, которого я ждал до сих пор, - наша единственная надежда.

- Нет, - прошептал Кенходэн. - Нет!

- Да. - Венсит был полон сострадания, но непреклонен. - Ты из Дома, воспитанного для этой битвы. У тебя не больше выбора, чем у меня... и ты это знаешь.

- Венсит, - Кенходэн коснулся руки волшебника, в то время как меч гудел в его другой руке, - я не равен таким, как этот! Ты волшебник - возможно, ты сможешь это вынести. Но я... только я. Я не могу этого сделать!

- Ты можешь и ты должен. Волшебство - это не то, что заставляет человека терпеть. Это даже не очень хорошая основа для выбора.

- Выбор? - Кенходэн неуверенно рассмеялся. - Ты только что сказал, что у меня его нет!

- У каждого человека есть выбор. Ты можешь убить себя этим мечом или взять его с собой в бой. Ты можешь бежать. Возможно, ты даже сможешь спрятаться... но только ценой осознания того, что ты сделал. Зная, кого ты бросил. - Рука волшебника была нежной, когда он коснулся лица Кенходэна. - Я знаю о выборе, мой друг. Поверь мне. Я знаю.

- Я действительно верю тебе, но...

Кенходэн замолчал, когда что-то заскрежетало у него за спиной. Он развернулся, как кошка, его меч вспыхнул с силой, и две фигуры, пошатываясь, вошли в пещеру. Базел едва держался, с остекленевшими от боли глазами, балансируя на кончике своего массивного клинка и опираясь на здоровое плечо Чернион. Убийца шаталась под этим огромным телом, рядом с ним она была чуть больше ребенка, каждая линия ее стройного тела красноречиво свидетельствовала о напряжении, и у обоих были серые от боли лица, но оба держали обнаженную сталь, Чернион в левой руке.

- Мы слышали слишком много шума, - выдохнул Базел. - Мы пришли, чтобы помочь.

Лицо Кенходэна смягчилось, и он опустил меч. Он взглянул на Венсита, и его лицо было наполнено печалью... и принятием.

- Выбор, Венсит? - Он печально улыбнулся. - Я думаю, что нет - не с такими друзьями, как эти.

- Что? - Голос Базела был искажен болью, когда он уставился на меч, и его чувства защитника ощутили его ужасную силу. - И какой же это может быть выбор?

- Не бери в голову, Гора.

Кенходэн вложил сверкающую славу в пустые ножны, которые каким-то образом идеально подошли ему, и снова стал тем человеком, которого знал градани. Он и Венсит подошли к своим товарищам и мягко отвели Чернион в сторону, поставив Базела между собой. Даже градани с железными нервами не смог сдержать мгновения боли, когда они опустили его на пол, и глаза Кенходэна горели. Он на мгновение крепко сжал плечо Чернион, прежде чем склонился над ногой Базела с грубо наложенной шиной. Они были так измучены, что едва могли двигаться, но все же пришли на помощь. Миры были очень абстрактными причинами по сравнению с яростной преданностью друзей.

- Это действительно не важно, Базел, - мягко сказал он. - Теперь давай как следует займемся твоей ногой, чтобы мы могли отвезти тебя домой. - Он сжал предплечье своего друга и улыбнулся сквозь пелену слез.

- Гвинна и Лиана ждут тебя.

ПРИЛОЖЕНИЕ А

Банарк, залив -- огромный залив на западном побережье Норфрессы, разделенный на залив Северный Банарк и залив Южный Банарк; место первых крупных оттоварских колоний в Норфрессе, в частности, Мэн-Хоума, главного порта-убежища.

Барвинок (голубой цветок) -- норфессанский цветок мертвых и памяти.

Безумный ветер -- заклинание черного колдовства, которое заставляет своих жертв убивать себя.

Беллуотер, река -- пограничная река между великим герцогством Колвания и королевством Энгтир.

Белхэйдан -- третий по величине город империи Топора, крупнейший и наиболее важный морской порт северной Норфрессы.

Белхэйдан, залив -- место расположения города Белхэйдан.

Белхэйданцы -- граждане города Белхадан.

Борода Волны -- другое прозвище Кортралы Орфро.

Борталик -- крупный порт в бухте Борталик, контролируемый Пурпурными лордами.

Борталик, бухта -- большая бухта в устье реки Спиар.

Братья-псы -- члены Гильдии убийц.

Бэйнфайр -- зажигательный состав, похожий на греческий огонь.

Вакуо -- свирепые кочевники пустыни и городские жители на юго-востоке Норфрессы.

Ведьма -- женщина-колдунья.

Войны волшебников -- войны между волшебниками, которым положили конец Оттовар Великий и Гвинита Мудрая. Этот термин иногда также используется для описания финальных войн в Контоваре, но для них чаще применяется термин "Падение".

Волшебник -- любой обученный практик волшебства.

Волшебник колдовской палочки -- другой термин для обозначения "колдуна" (см. ниже).

Волшебный ветер -- ветер, вызванный волшебством.

Волшебство (искусство, также называемое "колдовством" или "волшебством колдовской палочки") -- использование той незначительной части дикого волшебства, которая может направляться и контролироваться колдунами и чернокнижниками. Волшебство манипулирует этими частями с помощью серии сложных команд, каждая из которых достигает уникального эффекта. Волшебство является внешним по отношению к волшебнику; оно требует тщательной концентрации и контроля, но не создает какой-либо прямой физической нагрузки на волшебника. Однако любая потеря концентрации вполне может привести к тому, что заклинание выйдет из-под контроля с обычно катастрофическими последствиями.

Вондерланд -- северная провинция империи Топора, известная качеством своих лучников, суровостью климата и богатством своих серебряных и золотых рудников.

Вондеруотч -- столица провинции Вондерланд в империи Топора.

Всадники ветра -- избранные связанные братья (и единственный совершенно особый случай, сестра) сотойских скакунов.

Гат -- большой пролив к северу от Белхэйдана в Вондерланде. Обеспечивает основной доступ по воде в Вондервотч, столицу провинции Вондерланд в империи Топора, хотя полностью замерзает в зимние месяцы.

Гномы -- одна из пяти человеческих рас, известная своими инженерными работами, каменной кладкой, а также проектированием и изготовлением сложных механизмов.

Градани -- одна из человеческих рас, крупнее, сильнее и живущая дольше людей, хотя значительно меньше, чем полуэльфы. Подвержена "проклятию Контовара" (см. ниже).

Грамерхейн -- кристалл, используемый волшебниками для наблюдения и гадания.

Гринлиф, река -- самая большая река, которая полностью находится в пределах империи Топора.

Грифона, дворец -- резиденция дома Оттовар в Роллантии.

Грифона, знамя -- штандарт императоров Оттовар: на красном поле изображен коронованный грифон, распростертый на ветру.

Грифона, стража -- элитная личная стража правителя империи Оттовар.

Грифона, трон -- государственное кресло правителей империи Оттовар.

Громо -- большой загадочный монстр, сочетающий в себе черты обезьяны, кошки и крысы.

Дварвенхейм -- самая недавно добавленная провинция империи Топора, лежащая между горами Дварвенхейм и Орданскими горами.

Девы войны -- представительницы юридически признанной автономной женской субкультуры в королевстве Сотойи. Многие из них - смертоносные воительницы, и все они подотчетны только своим собственным лидерам и короне Сотойи.

Дикий волшебник -- единственный тип волшебника, способный напрямую использовать дикое волшебство.

Дикое волшебство -- совокупность "поля волшебства", энергии или силы, которая наполняет всю вселенную и связывает ее воедино.

Дирекат -- очень крупное, высокоинтеллектуальное норфрессанское хищное животное, внешне похожее на саблезубого тигра.

Долгое отступление (также "Великое отступление") -- период переселения беженцев от войн в империи Оттовар из Контовара в Норфрессу.

Дорфай Сараманта -- известный эльфийский поэт, мудрец и ученый.

Драгоценности Силендрос -- звезды.

Драконьи войны -- войны между расами людей и драконов в Норфрессе, которые велись за территорию, ныне входящую в королевство Энгтир и герцогство Колвания.

Драконья защита -- волшебный барьер с запахом, созданный Венситом из Рума, чтобы ограничить и защитить переживших Драконьи войны драконов и их потомков.

"Железный топор", таверна -- таверна, принадлежащая Базелу Бахнаксону и Лиане Хэйнатафрессе в Белхэйдане.

Западное баронство -- прибрежное баронство королевства Энгтир, которым правит дядя королевы Фэллоны.

Западное море -- океанские воды к западу от Норфрессы.

Зубчатые стены короля Кормака -- другое название гор Ист-Уолл.

Зубы Кортралы -- другое название Фрадонианских банок.

Илохам, мост -- длинный мост короля-императора Илохама, пересекающий реку Сноуборн между Синдором и Лосуном.

Ист-Уолл, горы -- образующий восточную границу империи Топора практически непроходимый горный хребет, доступный для армий и караванов всего через несколько перевалов. Обычно называется просто "Ист-Уолл".

Кардос, остров -- большой остров в устье залива Белхэйдан, который помогает защитить якорную стоянку от зимних штормов.

Каршон, герцогство -- герцогство королевства Энгтир.

Клерес -- предпоследний император Контовара, отец Торена Меченосца.

Клятва меча -- клятва правды и верности, данная последователями Томанака.

Колвания, великое герцогство -- одно из Пограничных королевств (см. ниже), феодальное государство, граничащее с империей Топора и являющееся ее союзником.

Колдовство (также называемое "волшебством" или "волшебством колдовской палочки") --часть дикого волшебства, которой может косвенно (и очень осторожно) манипулировать колдун или колдунья.

Колдун (также "волшебник колдовской (волшебной) палочки") -- наиболее распространенный тип волшебника: человек с ограниченной наследственной чувствительностью к искусству, который приобрел свое мастерство за долгие годы учебы и тренировки. Колдуны используют мнемонику, точно выученные гармоники и тщательно разработанные ритуалы / техники, каждый набор которых использует небольшую часть общего "волшебного поля" для точно определенных функций.

Колдунья -- женщина-волшебница.

Контовар -- буквально "Родная земля" на древнем контоварском; главный южный континент Орфрессы, изначальная родина человеческих рас, в настоящее время порабощенный Советом Карнэйдосы (см. ниже).

Контовара, Падение -- разрушение империи Оттовар в Контоваре и почти геноцидная контратака Белого Совета. См. также "Обстрел Контовара".

Контовара, проклятие -- термин градани, обозначающий унаследованную склонность к насилию, внушенную им колдовством во время последних войн в Контоваре.

Копейщик -- гражданин империи Копья.

Копья, империя -- второе по величине государство Норфрессы и главный соперник империи Топора. Копейщики амбициозны и экспансионисты, но по сути не злые.

Корвин, герцогство -- крупная феодальная территория королевства Энгтир, управляемая герцогом Доралом, предателем короны.

Кормак -- монета империи Топора. Все монеты называются "кормаки", но их стоимость варьируется в зависимости от того, сделаны ли они из меди, серебра или золота.

Кормак Хрустальной пещеры, герцог -- правитель гномов Хрустальной пещеры в Контоваре, сенешаль императора Торена Меченосца, губернатор контоварских колоний в Норфрессе, король Мэн-Хоума и основатель Дома Кормак, правящего дома империи Топора.

Король-император -- титул правителя империи Топора.

Корсаров, острова -- островная родина корсаров Шит Кири.

Корсары -- Шит Кири.

Кортрала -- Кортрала Орфро, бог моря.

Коуст-Гард -- столица Западного баронства в королевстве Энгтир.

Крэгуолл, перевал -- один из главных перевалов через горы Ист-Уолл.

Лорд Карнэйдосы (также "Темный Лорд Карнэйдосы") -- (1) Верховный волшебник, который возглавил темных волшебников против Торена Меченосца в финальных войнах Контовара и был убит в битве Утраченной надежды. (2) Титул нынешнего главы Совета Карнэйдосы (см. выше).

Лэт, княжество -- одно из Пограничных государств (см. ниже), независимое княжество, лежащее к юго-востоку от империи Топора.

Люди-тени (также "тени") -- высшие существа, созданные при переносе индивидуумов через пустоту между альтернативными вселенными с помощью черного волшебства, чтобы служить рабами вызвавших их волшебников.

Маг -- ментальный адепт Норфрессы; обученный использованию магических талантов.

Магический барьер -- псионический барьер, поддерживаемый магами-ретрансляторами вокруг чувствительных областей (академий, крепостей и т.д.) империи Топора. Магический барьер непроницаем для всех известных магических талантов и для любого волшебства колдовской палочки (см. ниже).

Магический талант (также "сила мага") -- ментальная (псионическая) способность, позволяющая силой мысли совершать те или иные действия. Псионические таланты, которыми овладели маги Норфрессы, были неизвестны до падения Контовара и до сих пор неизвестны в Контоваре.

Марфанг, остров -- большой остров у юго-западной части Норфресса, населенный халфлингами.

"Меч Томанака" -- флагман флота Белхэйданского ордена Томанака.

Минданве -- дерево Норфрессы, сок которого содержит смертельный нейротоксин, пользующийся большой популярностью у Гильдии убийц как яд.

Миреа -- смертная девушка, взятая в любовницы Кортралой.

Мишук -- эксперт по рукопашно-ментальному бою.

"Морской ятаган" -- флагман Толгрима из Шит Кири.

Мэн-Хоум -- самая большая из первоначальных контоварских колоний в Норфрессе. Получила свое нынешнее название, когда стала штаб-квартирой герцога Кормака Хрустальной пещеры в Норфрессе, которого Торен Меченосец назначил королем Мэн-Хоума.

Норфресса -- буквально "Дочь Севера" на древнем контоварском; северный континент Орфрессы.

Обстрел Контовара -- последний контрудар Белого Совета после окончательного поражения Торена Меченосца в битве Утраченной надежды. Нападение нанесло катастрофический ущерб Контовару и помешало Совету Карнэйдосы немедленно последовать за беженцами Контовара в Норфрессу и завершить их завоевание.

Ордан, горы -- северный отрог гор Ист-Уолл.

Оттовар Великий -- первый дикий волшебник Орфрессы, муж Гвиниты Мудрой, основатель империи Оттовар и создатель Правил Оттовара, регулирующих использование волшебства.

Оттовар, Дом -- правящий дом империи Оттовар.

Оттовар, империя -- огромная и могущественная империя, которая управляла всем континентом Контовар почти 10 000 лет. Основана Оттоваром Великим и Гвинитой Мудрой после того, как они положили конец войнам волшебников своего времени.

Оттовара, Правила -- также известные как "Правила волшебства" или просто "Правила"; кодекс поведения, навязанный белым волшебникам Оттоваром Великим и Гвинитой Мудрой в Контоваре. Нарушение Правил было тяжким преступлением в империи Оттовар.

Падение Роллантии -- разрушение и разграбление Роллантии рабами-градани Совета Карнэйдосы в Контоваре во время последних войн. Началось с убийства всей семьи Торена Меченосца во дворце Грифона.

Перевал героев -- один из главных перевалов через горы Ист-Уолл.

"Повелительница волн" -- корабль, принадлежащий Брандарку Брандарксону и управляемый им.

Пограничные королевства -- небольшие независимые государства, образующие буфер между империей Топора и империей Копья. Большинство из них состоят в союзе с империей Топора.

Полуэльф -- результат скрещивания людей с эльфами. Живут очень долго, хотя не бессмертны, в отличие от истинных эльфов. Не считаются отдельной расой людей, что их глубоко возмущает.

Пурпурные лорды -- полуэльфийские олигархи торговых городов-государств земель Пурпурных лордов к югу от империи Копья. На протяжении веков влияли на экономику Копейщиков, контролируя все судоходство по реке Спиар из большой гавани бухты Борталик. Крайние расисты, считают свой народ превосходящим как людей, так и эльфов.

Равнина Ветров -- огромное субарктическое плато/равнина, которая образует сердце королевства Сотойи и считается лучшими пастбищными угодьями в Норфрессе, несмотря на относительно суровый климат.

Роллантия -- столица и город-крепость дома Оттовар в Контоваре.

Рум, остров -- островная резиденция Белого Совета в Контоваре.

Сараманта, княжество -- независимое княжество Норфрессы, дом большинства эльфов в Норфрессе.

Сарамантан -- гражданин княжества Сараманта.

Сарамантанский огненный муравей -- насекомое, сочетающее в себе неприятные качества боевого муравья и скорпиона.

Саут-Кип -- самая большая и могущественная крепость империи Топора, построенная на перевале Саут-Уолл для контроля доступа между империей Топора и империей Копья.

Саут-Марч -- провинция империи Топора между рекой Уайтуотер и горами Ист-Уолл.

Саут-Уолл, перевал -- самый южный из основных перевалов через горы Ист-Уолл, охраняется крепостью Саут-Кип.

Саут-Уолл, река -- река в Колвании, впадающая в реку Беллуотер.

Синдор -- столица Южной провинции в империи Топора.

Скарту, баронство -- феодальная территория в королевстве Энгтир, управляемая Даву из Скарту, ярым сторонником короны.

Скарту, холмы -- большая гряда холмов на северо-западе Энгтира, населенных драконами.

Слово Освобождения -- заклинание, произнесенное Венситом из Рума, чтобы освободить Белый Совет от ограничений Правил ради возможности атаковать Совет Карнэйдосы с помощью волшебства после битвы Утраченной надежды.

Сноуборн -- река в западной части Норфрессы.

Совет, Белый -- также "Совет Оттовара"; совет белых волшебников, первоначально созданный в Контоваре Оттоваром Великим и Гвинитой Мудрой для обеспечения соблюдения Правил Оттовара и управления действиями волшебников в целом.

Совет капитанов -- совет, управляющий корсарами Шит Кири.

Совет Карнэйдосы -- правящий совет черных волшебников в Контоваре, названный в честь Карнэйдосы Фрофрессы. Первоначально был создан, чтобы противостоять дому Оттовар в Контоваре, а теперь посвящен завоеванию Норфрессы.

Совет Оттовара -- также "Белый совет", см. ниже.

Совет Семкирка -- совет магов и мишуков, названный в честь Семкирка Орфро, созданный в Норфрессе для обучения магов и управления ими в использовании их талантов и для борьбы с черным колдовством.

Совет убийц -- правящий совет Гильдии убийц.

Сотойи -- буквально "сыновья отцов" на древнем контоварском; люди, правящие королевством Сотойи и претендующие на чистое происхождение от благородных домов империи Оттовар. Известны своими превосходными лошадьми, несравненной кавалерией и своими отношениями с сотойскими скакунами.

Сотойи, королевство -- третье по величине государство Норфрессы, известное своей непревзойденной кавалерией; давний союзник империи Топора.

Сотойи, скакуны (также скакуны) -- раса полностью разумных лошадей очень большого размера, с интеллектом, эквивалентным человеческому, и невероятной выносливостью и силой. Они являются потомками увеличенных боевых коней, скрытно выведенных для армии Торена Меченосца Белым Советом в Контоваре. Они сами выбирают своих всадников, с которыми они постоянно связаны, и они и их всадники формируют элиту армии сотойи.

Спиар, река -- основа главной речной системы Норфрессы, которая протекает с севера на юг от ледника Хоупс-Бейн на крайнем севере Норфрессы до бухты Борталик на южном побережье континента.

Сторм, мыс -- главный указатель, отмечающий южную оконечность Фрадонианских банок у западного побережья Норфрессы.

"Танцующий единорог", гостиница -- гостиница в Синдоре, популярная среди почитателей Томанака.

Теневой колдун -- волшебник из людей-теней (см. выше).

Теневой холод -- ледяной холод, который сопровождает людей-теней и может убить при контакте, вызывая шок и сердечную недостаточность.

Томанака, Орден -- религиозный орден воинов, посвященных служению Томанаку Орфро, богу войны и справедливости. Орден является автономным и пользуется особыми привилегиями в империи Топора и большинстве норфрессанских королевств.

Томанаку, клятва -- официальная клятва о капитуляции перед последователями Томанака, которая обязывает этих последователей предоставить пощаду, но также обязывает человека, приносящего "клятву Томанаку", полностью соблюдать кодекс Томанака для почетного пленного.

Топора, братья -- элитная тяжеловооруженная пехота империи Топора.

Топора, империи человек -- любой гражданин империи Топора, но особенно любой гражданский бюрократ или солдат империи.

Топора, империя -- самое могущественное и густонаселенное королевство Норфрессы, управляемое домом Кормак.

Торен Меченосец (также известный как "Торен Великий" и "Торен Последний") -- последний император Дома Оттовар в Контоваре.

Торм Фен -- огромное болото к югу от королевства Энгтир между озером Торм и Западным морем.

Торфо, баронство -- феодальная территория королевства Энгтир, владение Вулфры из Торфо.

Тропа предателей -- главный перевал через горы Ист-Уолл между перевалом Саут-Уолл и перевалом Крэгуолл.

Трофроланта -- столичная провинция империи Оттовар.

Уайтуотер, река -- река в империи Топора, впадающая в залив Южный Банарк.

Утренний чай из мха -- богатый кофеином чай, который весьма популярен в Норфрессе, особенно в горных областях.

Уиндфел -- провинция империи Топора, лежащая к востоку от Вондерланда.

Утраченной надежды, битва -- финальная битва Торена Меченосца, последнего императора Оттовара, в которой была уничтожена его оставшаяся армия.

Ушиан -- мощный стимулятор /укрепляющее средство, используемое в основном магами.

Уэллсо, графство -- феодальная территория в королевстве Энгтир.

Фрадонианские банки -- очень опасная цепь рифов и отмелей вдоль северо-западного побережья Норфрессы, иногда называемая также "Зубами Кортралы".

Фрадонианский канал -- проход через Фрадонианские банки к гавани Белхэйдана.

Хакроманти -- буквально "Могила зла" на древнем контоварском; название, данное Контовару последним контрударом Белого Совета против Совета Карнэйдосы.

Халфлинг -- маленький рогатый гуманоид, неизвестный в Контоваре и, как полагают, возникший в результате мутации, вызванной волшебством во время последних войн. К халфлингам многие относятся с подозрением из-за их колдовского происхождения, но они считаются одной из пяти человеческих рас. См. также остров Марфанг.

Халфлинги острова Марфанг -- особая подгруппа халфлингов с острова Марфанг, несколько крупнее большинства халфлингов, известна великолепным мастерством мореплавания, обидчивостью, а иногда и безрассудной храбростью.

Хев, лес -- очень большой лес вдоль реки Сноуборн в империи Топора.

Целитель -- любой, кто лечит раны, увечья или болезни, но особенно титул, даруемый магам с силой исцеления.

Человеческие расы -- гуманоидные расы Контовара и Норфрессы, происшедшие от общего первоначального предка. К ним относятся люди, гномы, градани, эльфы и халфлинги. Все эти расы могут скрещиваться, но некоторые скрещивания бесплодны. Полуэльфы (см. выше) горько возмущены тем фактом, что их не считают шестой расой людей.

Чернокнижник -- пользователь колдовства с настолько большой врожденной чувствительностью к искусству, что для его использования не требуется никакой подготовки. Однако из-за отсутствия у него подготовки он никогда не достигает той степени способностей, которой обладают волшебники.

Шит Кири -- конфедерация корсаров, которая правит островами Шит Кири, значительным архипелагом к югу от Норфрессы.

Эйда -- третий континент Орфрессы, не населенный человеческими расами.

Экс-Холлоу -- столица империи Топора.

Эльфы -- одна из пяти человеческих рас, которой было даровано эффективное бессмертие Оттоваром Великим и Гвинитой Мудрой в обмен на ее отказ от силы неконтролируемого волшебства.

Энгтир, великое герцогство -- крупнейшая феодальная территория королевства Энгтир.

Энгтир, королевство -- достаточно крупное независимое королевство к югу от империи Топора, самое большое из Пограничных королевств.

Энгтир, мост -- главный мост через реку Беллуотер между герцогством Колвания и великим герцогством Энгтир.

Эфинос -- чрезвычайно мощный транквилизатор/анестетик.

Южная провинция -- самая южная провинция империи Топора.

"Ястреб ветра" -- гостиница в Синдоре.

"Клянусь мечом!", "Клянусь булавой!" (клянусь мечом или булавой Томанака)

"Клянусь трезубцем!" (клянусь трезубцем Кортралы)

"Клянусь скорпионом!" (клянусь скорпионом Шарны)

"Клянусь пылающими локонами Карнэйдосы!", "Клянусь черными глазами Карнэйдосы!"

"Шарна, пошли им скорпионов!"

"Фурии Финдарка!"

"Крэйхана, улетай с их душой!"

"Пусть рыба оближет твои кости!" (традиционное проклятие Шит Кири)

Орфрессанский год делится на двенадцать месяцев по тридцать дней в каждом, плюс Леллэндор ("Фестиваль Орра") с корректировкой в начале каждого года. Обычно Леллэндор длится четыре дня, но раз в восемь лет фестиваль длится шесть дней, причем два дополнительных дня отводятся на медитацию и пост. Леллэндор - это высокий священный сезон орфрессанского года.

Леллэндор Фестиваль Орра

Бланкнэчимо Белый ледяной клык

Орчимо Ледяное дыхание

Ниенфрессо Дождевая дева

Йенконто Рождение цветка

Эйсойен Желтый бутон

Хэйнийен Зеленый лист

Ортомейен Высокий пир

Шомэнфорг Ткачество урожая

Симнах Клык ветра

Лэкриморфо Носитель снега

Барчимо Черный лед

ПРИЛОЖЕНИЕ Б

Орр Всеотец

Часто называемый "Создателем" или "Установителем", Орр считается создателем Вселенной, Королем и Судьей Богов. Он является отцом или создателем всех Богов Света, кроме одного, и также известен как "Орр Хнарконто", или "Орр Нерожденный" (более точным переводом может быть "Орр Никогда не рожденный"). Он самый могущественный из всех богов, как Света, так и Тьмы. Его символ - голубая вспышка звезды.

Контифрио

"Мать женщин" - жена Орра и богиня дома, семьи и урожая. Согласно норфрессанской теологии, Контифрио была вторым творением Орра (после Орфрессы, остальной вселенной), и она является самой заботливой из богов и матерью всех детей Орра, кроме самой Орфрессы. Ее ненависть к Шигу непримирима. Ее символ - сноп пшеницы, перевязанный виноградной лозой.

Исвария Орфресса

"Леди памяти" (также называемая "Истребительница") - первый ребенок Орра и Контифрио. Она - богиня необходимой смерти и завершения жизни и правит Домом Мертвых, где она хранит Свиток мертвых. К некоторому разочарованию своей матери, она также является любовницей Хирахима. Третья по могуществу из Богов Света, она является особым врагом Крэйханы, и ее символом является свиток с набалдашниками в виде черепа.

Кортрала Орфро

Кортрала, получивший прозвища "Морская пена" и "Борода волны", является пятым ребенком Орра и Контифрио. Он - бог моря, но также и любви, ненависти и страсти. Он очень могущественный бог, если не сказать чрезмерно наделенный мудростью, и очень любит смертных. Его символ - сеть и трезубец.

Лиллинара Орфресса

Известная как "Подруга женщин" и "Серебряная леди", Лиллинара - одиннадцатое дитя Орра и Контифрио, богиня луны и женщин. Она - одно из самых сложных божеств и чрезвычайно сосредоточена. К ней обращаются молодые женщины и девицы в ее образе Девы, а также зрелые женщины и матери в ее образе Матери. Как мстительница, она проявляется как Старуха, которая также утешает умирающих. Ей сильно не нравится Хирахим Лайтфут, но она ненавидит Шигу (как неотъемлемое извращение всех женщин) всеми фибрами своего существа. Ее символ - луна.

Норфрам Орфро

"Повелитель случая" - девятый ребенок Орра и Контифрио и бог удачи, хорошей и плохой. Его символ - знак бесконечности.

Орфресса

Согласно норфрессанской теологии, Орфресса - это не бог, а сама вселенная, созданная Орром еще до Контифрио, и она по-настоящему не "бодрствует". Или, скорее, она редко осознает что-либо столь эфемерное, как смертные. В очень редких случаях, когда она обращает внимание на дела смертных, как правило, происходят ужасные вещи, и даже Орр с трудом сдерживает ее гнев.

Семкирк Орфро

Известный как "Наблюдатель", Семкирк - десятый ребенок Орра и Контифрио. Он - бог мудрости, умственной и физической дисциплины, а до падения Контовара был богом белого волшебства. После Падения он стал особым покровителем псионических магов, которые ведут беспощадную войну против злых волшебников. Он особенно смертельный враг Карнэйдосы, богини черного волшебства. Его символ - золотой скипетр.

Силендрос Орфресса

Четырнадцатый и последний ребенок Орра и Контифрио, Силендрос (прозванная "Жемчужиной небес") - богиня звезд и ночи. Она очень почитаема ювелирами, которые рассматривают свое искусство как попытку запечатлеть красоту ее небес в творении своих рук, но, как правило, имеет мало общего со смертными. Ее символ - серебряная звезда.

Сорбус Контифра

Известный как "Железные клещи", Сорбус - кузнец богов. Он также является продуктом величайшего обольщения в истории (обольщения Контифрио Хирахимом - "шалость", которую Контифрио так до конца и не простила), но при этом он самый бесстрастный и надежный из всех богов, и Орр принимает его как своего собственного сына. Его символ - наковальня.

Толомос Орфро

"Факелоносец" - двенадцатый ребенок Орра и Контифрио. Он - бог света и солнца и покровитель всех тех, кто работает с теплом. Его символ - золотое пламя.

Томанак Орфро

Томанак, третий ребенок Орра и Контифрио, является старшим братом-близнецом Чесмирсы и вторым по силе после самого Орра. Он известен под многими именами, "Меч света", "Хранитель равновесия", "Повелитель битв" и "Судья князей" - это только четыре из них, и его отец поручил ему следить за балансом Весов Орра. Он также является генерал-капитаном Богов Света и главным врагом всех Богов Тьмы (действительно, именно он низверг Фробуса, когда Фробус впервые восстал против своего отца). Его символы - меч и/или шипастая булава.

Торагон Орфро

"Охотник", также называемый "Лесной шлем", является тринадцатым ребенком Орра и Контифрио и богом природы. Леса для него особенно священны, и у него репутация человека, наказывающего тех, кто охотится без необходимости или жестоко. Его символ - дуб.

Торфрамос Орфро

Известный как "Каменная борода" и "Повелитель землетрясений", Торфрамос является восьмым ребенком Орра и Контифрио. Он - владыка Земли, хранитель глубоких мест и особый покровитель инженеров и тех, кто копает, и особенно почитается гномами. Его символ - шахтерская кирка.

Халифрио Орфресса

"Владычица молнии" - второй ребенок Орра и Контифрио и богиня стихийного разрушения. Она считается Богиней Света, несмотря на ее склонность к разрушению, но имеет очень мало общего со смертными (и смертные так же счастливы этому, спасибо). Ее символ - раздвоенная молния.

Хирахим Лайтфут

Известный как "Смеющийся Бог" и "Великий соблазнитель", Хирахим является чем-то вроде изгоя среди Богов Света. Он единственный из них, кто не связан родством с Орром (никто, кажется, не уверен, откуда он взялся, хотя он признает власть Орра... настолько, насколько он делает это с кем угодно), и он истинный шутник богов. Он бог торговцев, воров и танцовщиц, но он также известен как бог обольщения, поскольку питает ужасную слабость к привлекательным смертным женщинам (или богиням). Его символ - серебряная флейта.

Чемалка Орфресса

"Повелительница бури" - шестой ребенок Орра и Контифрио. Она - богиня погоды, хорошей и плохой, и имеет мало общего со смертными. Ее символ - солнце, видимое сквозь облака.

Чесмирса Орфресса

"Певица света" - четвертый ребенок Орра и Контифрио и младшая сестра-близнец Томанака, бога войны. Чесмирса - богиня бардов, поэзии, музыки и искусства. Она очень любит смертных и обладает озорным чувством юмора. Ее символ - арфа.

Фробус Орфро

Прозванный "Отцом зла" и "Повелителем обмана", Фробус является седьмым ребенком Орра и Контифрио, что объясняет, почему семь считается несчастливым числом в Норфрессе. Никто не помнит его подлинного имени; "Фробус" ("Искатель истины") было дано ему Томанаком, когда он низверг Фробуса за его вероломную попытку отобрать власть у Орра. После этого поражения Фробус открыто обратился к Тьме и фактически стал первым клином, с помощью которого зло впервые вошло в Орфрессу. Он самый могущественный из богов Света или Тьмы после Томанака, и ненависть между ним и Томанаком немыслимо жестока, но Фробус боится своего брата больше, чем самой смерти. Его символ - череп с огненными глазами.

Шигу

Прозванная "Извращенной", "Королевой ада" и "Матерью безумия", Шигу - жена Фробуса. Никто точно не знает, откуда она взялась, но большинство верит, что на самом деле она была могущественной демонессой, возведенной в ранг божества Фробусом, когда он искал пару, чтобы создать свой собственный пантеон в противовес пантеону своего отца. Ее сила глубока, но неуловима, ее жестокость и злоба бездонны, а ее любимое оружие - безумие. Смертные ненавидят ее еще больше, чем Фробуса, и ее поклонение карается смертью во всех королевствах Норфрессы. Ее символ - пылающая паучиха.

Карнэйдоса Фрофресса

"Леди волшебства" - пятый ребенок Фробуса и Шигу. Она стала богиней черного волшебства, но ее саму можно считать скорее абсолютно аморальной, чем злой ради зла. Она воплощает концепцию власти, добываемой любыми средствами и любой ценой для других. Ее символ - волшебная палочка.

Крашнарк Фрофро

Второй сын Фробуса и Шигу, Крашнарк - своего рода разочарование для своих родителей. Самый могущественный из детей Фробуса, Крашнарк (известный как "Повелитель дьяволов") - бог дьяволов и амбициозной войны. Он безжалостен, беспощаден и жесток, но лично отважен и обладает сильным личным кодексом чести, что делает его единственным Богом Тьмы, которого Томанак действительно уважает. К сожалению, он верен своему отцу, и его сила и чувство чести сделали его "силовиком" Темных Богов. Его символ - пылающий жезл распорядителя.

Крэйхана Фрофресса

"Повелительница проклятых" - четвертое дитя Фробуса и Шигу и, во многих отношениях, самое отвратительное из них всех. Она известна своей отвратительной красотой, властвует над нежитью (что делает ее самым ненавистным врагом Исварии) и правит адом, в котором проводят вечность души тех, кто продал себя злу. Ее символ - расколотый гроб.

Финдарк Фрофро

Первенец Фробуса и Шигу, Финдарк известен как "Повелитель фурий". Он очень похож на своего отца (хотя, к счастью, значительно менее силен), и все злые существа обязаны ему верностью как заместителю Фробуса. Однако, в отличие от Фробуса, который всегда стремится извратить или завоевать, Финдарк также наслаждается разрушением ради разрушения. Его символы - пылающий меч или выстреливающее пламя облако дыма.

Шарна Фрофро

Шарна, прозванный "Демоническим отродьем" и "Повелителем скорпиона", является младшим идентичным близнецом Крашнарка (факт, который не нравится ни одному из них). Шарна - бог демонов и покровитель убийц, олицетворение хитрости и обмана. Он намного слабее Крашнарка и абсолютный трус, и демоны, которые обязаны ему верностью, ненавидят и боятся более могущественных дьяволов Крашнарка почти так же сильно, как Шарна ненавидит и боится своего брата. Его символами являются гигантский скорпион (который служит ему ездовым животным) и кровоточащее сердце в кулаке, защищенном кольчугой.