На фасаде дома папаши Ланглуа развевался трехцветным французский флаг. Флаги были укреплены на всех домах городка. Франция отмечала день 11 ноября 1918 года — победный конец войны.
Кромов и папаша Ланглуа стояли рядом у ограды.
Мужчины смотрели, как по улочке в сторону ратуши прошествовал местный оркестр. Звучала «Марсельеза». За оркестром бежали мальчишки, шла молодежь, старики. Кто-то из парней города гордо выступал в военной форме. Цветы, шутки, улыбки. Папаша Ланглуа поминутно снимал форменную фуражку, отвечая на приветствие. «Мир! Победа!» — неслись крики.
— Жаль, что вы не француз, мосье Алекс, и не можете в полной мере разделить наш праздник.
Вдогонку веселой процессии провезли калеку на кресле-каталке. Он размахивал костылем.
— Да здравствует Франция! — кричал он хрипло.
Глядя на калеку, папаша Ланглуа помрачнел.
— Помните, — сказал Кромов, — вы мне рассказывали про русского полковника, который шел по брустверу и не кланялся пулям?
— Конечно, помню.
— Этот полковник — я.
— Мой бог, значит, это были вы?..
Они молча курили. Издали доносилась музыка оркестра.
— Да, мой полковник, — сказал папаша Ланглуа, — бог простит меня, если я признаюсь вам: я иногда жалею, что не пал смертью храбрых за Францию. Тогда бы моя Мадлен получала пенсию побольше и могла бы поехать в горы лечиться. Этого требуют врачи.