Богатый

XVIII

— Кто там скачет на белой лошади? — указывая рукой в сторону рощи, крикнул Володя. Лукерья и Зинаида подавали ему вилами сено. Ему было виднее с высоты уже почти законченного воза. Но и девушки рассмотрели, взобравшись на копну.

Всадник быстро приближался. Пыль из-под копыт, освещенная заходящим солнцем, казалась языками пламени в дыму.

— Во всяком случае, это не Марта, — заметила Лукерья.

Свернув с дороги, всадник помчался на своем белоснежном коне по лугу, ловко лавируя между копнами сена. Отчасти это было похоже на то, как ходит шахматный конь. Последнюю копну лошадь перепрыгнула чрезвычайно эффектно, проплыв над нею по воздуху, и остановилась в десяти шагах от воза, присела на задних ногах, оттолкнулась передними от земли, стала на дыбы. Всадник вскинул руку, на которой повис хлыст, и, указав ею в сторону замка, спросил:

— Этот замок, если не ошибаюсь, принадлежит Обществу «Крест и Лира»!? — на всаднике была черная куртка, сапоги, котелок за спиной на резинке. Лицо его было покрыто слоем пыли так, что только изумрудные глаза блестели. Но голос был у него совершенно женский, необычайно приятный.

— Да! — ответил Володя, девушки повторили за ним: — Да! Да! — так, словно, кто-то тронул клавиши незримого рояля.

Им показалось, что они видят сошедшую со старинной гравюры принцессу.

— Спасибо, — сказала всадница.

Лукерья и Зинаида сделали нечто вроде реверансов, а Володя полюбопытствовал:

— Простите за нескромный вопрос, — сказал он, — почему вас интересует наш замок?

— С вашего разрешения, я принята в ваше общество, — низко кланяясь, с седла ответила чудная девушка. — Мое имя Иллона… Я очень сожалею, что мне приходиться продолжать путь, мне очень приятно тут с вами, но мой Хижра нуждается в отдыхе, — с этими словами она потрепала крутую шею своего коня, подняла руку, поклонилась и, бросив уже с галопа: — До скорой встречи! — поскакала по сенокосу на дорогу.

Володя и девушки, словно зачарованные виденьем, молча смотрели ей вослед. Зинаида промолвила:

— Я это уже видела! Честное слово, видела!

— Фантазируешь, где ты могла видеть? — сказал Володя.

— Где, я не знаю, но видела. Точь-в-точь все было так: белый конь, принцесса, сенокос и я с вилами в руках.

— А мы тоже были? — спросила Лукерья, подмигивая своему жениху Володе.

— Вас не помню, но она и я были некогда точь-в-точь в таком же положении, как теперь. — Чувствуя недоверие, Зинаида замолчала, но вспоминала и вспоминала, все дальше углубляясь в себя, как если бы силилась восстановить забытый сон по случайно сохранившемуся в памяти одному маленькому эпизоду.

— Давайте, девчата, поскорее закончим воз и поедем смотреть Иллону, — прервал задумчиво Володя.

Он, тронув Чубатого и Заседателя, подъехал к следующей копне.

Когда Володя слез и затянул воз веревкой, солнце только на четверть выглядывало из-за холмистой спины земли.

Золотыми дорожками стелились между копнами косые лучи. Аромат сена стал особенным, вечерним. Воз выехал на дорогу. Длинная тень лошадей, воза Володи и идущих за возом, с вилами на плечах, девушек, плыла по глади зеленых колосьев. А над ними высоко, в вечернем небе, плыло круглое облако, отороченное по краям золотом.

С другой стороны замка возвращалось с пастбищ стадо коров, за которым темнела высокая черная фигура отца Иллариона. На некотором расстоянии от него дядя Петя, как заправской чабан, вел свою отару овец.

Во дворе замка Иллону встретил лаем Волчок. На его лай выскочили из клуни работавшие на сеновале Марта, Марк и Игнат. Волчку приказано было молчать. Иллона, перекинув ногу через шею коня, ловко спрыгнула на землю. Марта сразу заключила ее в свои объятья.

Изумрудные и финиковые глаза, вглядываясь друг в друга, сразу загорелись и засверкали дружескими искрами.

— Сколько ты километров на нем сделала? — спросила Марта.

— Около четырехсот, и, как видишь, мой конь молодцом: не худ, не хром и спина не набита.

Игнат в недоумении смотрел на протянутую ему руку Иллоны. Его поразило то, что у такой героической девушки может быть такая маленькая ручонка, осторожно пожав ее, он сказал:

— Поздравляю! Ты совершила великий подвиг: в наше время ездить на лошади по земле труднее, чем лунолазам взобраться на луну.

Слегка удивленная тем, что парень сразу заговорил на ты, Иллона поздоровалась с Марком.

Марк не решился заговорить на ты.

— Возьми коня, — обратилась Марта к жениху. Потом к Иллоне: — как его зовут?

— Хижра, — ответила девушка.

— Так вот, — продолжала Марта, — возьми Хижру и поставь в пустой денник рядом с Гракхом.

— Простите! — начала было Иллона, но Марта перебила ее: — На ты! на ты! Говори на ты.

— Ну, хорошо, — согласилась Иллона. Под слоем пыли ее лицо покраснело. — С твоего разрешения я сама уберу лошадь, — сказала она.

— Ты не устала? помыться не хочешь? — с удивлением и восторгом спросила Марта.

— У меня закон: сначала лошадь, а потом я, — ответила Иллона.

Марта указывая дорогу, Иллона ведя на поводу Хижру, словно одного поля ягоды, кавалерийскими походками пошли в сторону конюшни.

— Ну и баба! — воскликнул Игнат, хлопнув Марка по плечу.

— Не дерись! Предсказываю! ты на ней женишься!

— Вот это ты врешь! С меня хватит этого удовольствия. Тот, кто тебя обманул первый раз — дурак, но если ему удалось тебя обмануть второй раз, тогда ты дурак, — возразил Игнат.

— Значит, тебе обязательно придется быть дураком, — воскликнул Марк.

— Ну, это мы будем посмотреть, — отпарировал Игнат.

Приятели подошли к колодцу, вытащили ведро холодной, как лед, воды и, обнажившись по пояс, стали, пофыркивая, полоскаться.

Устроив Хижру в пустом деннике, рядом с Гракхом, девушки принялись вместе растирать его жгутами соломы. Одна с правой стороны, другая с левой. Марта спросила:

— Нет ли у него крови Ле Санси?

— Есть, — ответила Иллона, не переставая работать. — Как ты угадала?

— Очень просто: по масти и по постановке головы.

— А твой Гракх от кого?

— От Принца-Рюделя и Дзи-Квин.

— Значит, Гальтиморович!

— Да, конечно!

— А какой семьи?

— Шестнадцатой!

— А имбрединг на кого?

— На Бенд-Ора, на Сант Симона, а ближе на Командери. А у Хижры какая семья?

— Третья! — Ответив это, Иллона бросила жгут, уже растрепавшийся, и стала скручивать второй.

— Третья, ты говоришь, — слегка запыхавшись, повторила Марта, останавливая руку на спине Хижры.

— А имбрединг у него на Ксара в седьмом поколении, а ближе на сына Тедди Астерюса, а в четвертом на Дан-Купида, того самого, от которого …ах, не могу вспомнить, — сказала Иллона.

— Ах, я тоже не помню, но ничего, у меня есть Студ Бук, можно будет посмотреть.

Убрав лошадь, новые подруги закрыли денник и остановились перед дверью, за решеткой которой лиловым светом зажигались глаза Гракха, блестела вороная голова с белой лысиной, в виде летящей ласточки.

— Покажи мне его! — попросила Иллона.

В это время долетел голос Брониславы:

— Ужина-ать! стол накрыт, ужинать!

— Потом покажу, зовут ужинать, ты верно очень голодная.

— Нет, нет покажи теперь, — взмолилась Иллона. Марта распахнула дверь. Гракх положил на плечо Марты храп и подул ей в ухо запахом сена.

— Покажись, ну покажись Иллоне, какой ты у меня, — говорила Марта, поворачивая своего жеребца в профиль.

Изумрудные глаза впивались то в грудь Гракха, то в спину, то в круп, то в шею. Жеребец, словно чувствуя на себе взгляд знатока, завертелся, шелестя подстилкой и выгибаясь на все стороны. Блеск его шерсти был подобен блеску крыла ворона. Чуть-чуть даже синевой отливала шерсть. Сильные мышцы ходили под тонкой кожей, составляя гармонию силы и красоты.

— Да, хорош, что и говорить! А вон у него пятнышко Эклипса, под гривой на шее, — сказала Иллона.

— Ты и это увидела? — удивилась Марта.

— Помнишь, Эклипс родился во время затмения солнца. Он передает свой знак многим потомкам. А с тех пор прошло сто пятьдесят лет.

— Удивительно, конечно, помню! — воскликнула Марта. — Какое это было благородное дело — конозаводство, — продолжала она. — Короли Англии этим занимались, аристократия. Сколько труда, знаний понадобилось, чтобы вывести породу чистокровных лошадей. Как это чудно было: помогать природе, чтобы она при помощи человека достигала в своих произведениях совершенства. Это было соучастием в творчестве Бога. Это шло рука об руку с притчей Христа о «Талантах». Ты не находишь? — спросила Марта закрывая денник.

— Конечно, — подтвердила Иллона. — Я много новостей привезла вам. До чего люди доходят в своем неистовстве!

— Ну, это ты за столом расскажешь, — сказала Марта. — Пойдем, умоешься сначала.

— Зачем? вон ведро стоит, я тут умоюсь и все.

— Так это Гракх не допил.

— Тем лучше, я лошадьми не брезгаю, — возразила Иллона, нагнувшись.

— Дай я тебе солью, — предложила Марта. Марта подняла ведро, Иллона подставила под струю свои чудесные руки, сложив их корытцем. Она хорошенько вымыла лицо, шею.

— Твоя любезность граничит с красотой твоего жеребца, — сказала девушка, вытирая лицо и руки чистой попонкой, которую она сорвала с гвоздя на столбе.

От замка в это время уже раздавались голоса Игната и Володи, призывающие к ужину.

— Идем! — закричала Марта, выходя из конюшни.

Подходя к столу, накрытому под липой, Иллона говорила:

— Вся копоть, весь ужас, вся грязь сошла с меня в вашей конюшне. Смотрите! — крикнула она расставив пригласительно руки. Все собравшиеся глянули и увидели новую Иллону. Вместо пыли, размазанной потом, на лице ее золотился здоровый загар. Черты ее худенького лица рассмотреть было почти невозможно, потому что этому мешала лучистость ее длинных, чуть косо разрезанных глаз.

— Ты из Бахчи-Сарая примчалась?! — крикнул Саша.

— В нашу Золотую Орду, — пошутил дядя Петя. Волчок присмотрелся к Иллоне и вдруг лизнул ее в лицо.

— Чудесный пример заразителен, — пробасил Игнат. Он первый, а за ним и все остальные стали обмениваться с Иллоной родственными лобзаниями.

Когда порядок водворился, после краткой молитвы отца Иллариона все уселись за стол.

На большом блюде были вареники с сыром, в огромной миске сметана. Игнат разглагольствовал:

— Привиденья не могут принимать земной нашей пищи, а ну-ка, Иллона, навались на варенички! Теперь-то мы точно узнаем, не дух ли ты? Не ангел ли, посланный нам с неба за нашу верность нерукотворному миру?

— Ты смущаешь Иллону, перестань молоть чепуху, — сказал Марк, накладывая своей соседке гору вареников на тарелку.

Некоторое молчанье воцарилось, как всегда, когда люди утоляют первый голод. Однако на новую девушку все посматривали и видели, что она ест чрезвычайно красиво.

Под конец ужина Марта сама принесла из погреба несколько пыльных бутылок.

Бронислава сбегала за бокалами. Разливалось старое вино, душистое искристое, напоминающее солнечный свет. Пили за вновь прибывшую, за Марту, за процветание общества, потом тосты пошли такие, что если бы их услышал человек складки, скажем, Богатого, или даже человек менее деловой, то у него уши безусловно завяли бы.

— За победу искусства над наукой, — орал подвыпивший дядя Петя.

— За ограничение в области технического прогресса, — поднял бокал отец Илларион.

— За уменьшение народонаселения, — пил Володя, подмигивая Лукерье.

Марк заорал:

— Долой автомобили, телевизоры, холодильники, долой все противоестественное, долой веру в разум!

Иллона вдруг наклонилась к уху Марты и сказала с торжественностью:

— Я вспомнила: «Дан Купид» дал «Сэа Бирда».

Марта обрадовалась:

— Который был непобедим, ах, и я вспомнила!

Иллона повысила голос.

— Господа, — сказала она, — я в этот вечер чувствую себя самой счастливой на свете женщиной! Мне не хочется портить этот вечер, но я не могу не поделиться с вами некоторыми сведеньями. Каждый день, открывая газету, я ждала, что прочту о новой пакости человеческой. Убийства людей людьми, насилия, грабежи на улицах, эти события перестали меня интересовать. Но зато те раны бесчисленные и безрассудные и жестокие, что наносит рука человеческая всему окружающему, кровоточат в моем сердце. Последний ужас, о котором я узнала уже отъезжая к вам, есть уничтожение птиц, которые своим щебетом мешали людям спать по утрам. Была вызвана пехота, солдаты накинули на кусты сетки, потом взорвали кусты вместе с птицами.

— А автомобильный рев, а рев сирен, а гвалт радио, телевизоров им не мешает спать по утрам! — с возмущением проговорил отец Илларион.

— Свое не воняет, — добавил Игнат в чрезвычайном волнении.

Марк буквально вышел из себя.

— Ничто их злодеяний не остановит, нужна катастрофа, страшная, такая, какой еще во веки веков не было! — заорал он во весь голос.

— Я готова погибнуть, это лучше, чем так жить! — воскликнула Марта. — Но нужно бороться, нужно, пока у нас есть жизнь, нужно стоять, крепко держа в руках знамя благородства, знамя правды, справедливости, знамя ангела земли, породившей этот живой и мертвый мир, — Марта встала с бокалом в руке и продолжала: — Я куплю осенью еще лошадей, мы поедем с Иллоной на бойни, мы будем спасать, сколько у нас хватит средств, великий земной мир. Осенью вы все научитесь под ее руководством ездить верхом.

— Ура! — закричали девушки и хлопцы. Когда они утихли, Марта добавила: — Вы будете ездить по окрестным деревням и вести пропаганду. Я выработаю конспект того, о чем вы будете говорить. Сумбурно вот что: химические удобрения — это допинг земле. Она пока что родит под допингами, но наркотик, в конце концов, может вызвать обратные явления, как он вызывает их в живом организме. Тракторы удобрения не дают. Лошади дают. Это раз, во-вторых, может случиться благодаря войне или по другим причинам то, что нефти не будет. В-третьих, благодаря технике ваши дети перестают трудиться на земле, ищут комфорта, развращаются наряду с городскими жителями. Земля ваших предков сиротеет. Нужно отделиться от техники, вернуться к прежнему труду, благороднейшему труду. К тому труду, что помогал землепашцам отличаться своей моралью от городских людей. Жажда роскоши, жажда удобств, стремление иметь все аппараты убивает в ваших детях те качества, по которым человек отличался от диявола. Лик Божий, подобье Божье от вас отходит, превращая вас в закопченных чадом машин, дьяволов.

Долгое ура-а-а-а огласило уже совсем потемневший сад.

За это будущее все выпили свои бокалы до дна.