Инквизитор. Божьим промыслом

Глава 12

Этот удивительный снег не мог идти вечно; укрыв всё вокруг, и землю, и людей, белым одеялом, снегопад, кажется, пошёл на убыль. Лошади, напрягая силы и почти разрывая упряжь, тащили кулеврины по всё ещё жидкому, сверху прихваченному морозцем грунту. Трубач ехал с генералом рядом и, выпучивая глаза, трубил и трубил «сбор»:

Тара-ра, тара-ра, та-тааа…

Тара-ра, тара-ра- та-тааа…

Звон трубы уже осточертел Волкову, но он не позволял трубачу останавливаться, тем более что всё больше солдат вставали под его знамя и строились в колонну после него. Он оборачивался, и взгляд опытного солдата находил в колонне уже двести человек. Правда, многие не останавливались, а, оббегая генерала, спешили на юг к деревне, думая, что сейчас им лучше бежать, чем идти в строю.

Вот уже набранная им колонна с кулевринами во главе дошла до места, где ещё недавно стояла его баталия. Брюнхвальд уже увёл солдат к лагерю. От множества его людей следов не осталось, следы замёл снег. Генерал даже подивился: как быстро они ушли, неужто бежали? Да нет, Карл не дал бы им бежать.

А вот враги тут были, и их было больше, чем людей у генерала, хотя не все еретики остались на поле, некоторые уже убежали грабить большой лагерь, а оставшиеся собирали своих раненых, уносили их – или опознавали мёртвых; в общем, безбожники бродили кучками по месту сражения, а сейчас смотрели на вражеского генерала через ещё идущий снег, смотрели на его знамя, слушали его трубача и были злы, но среди них, видно, не находилось желающих – скорее всего, не было среди них хорошего офицера, который решился бы собрать людей, построить их, пойти и отобрать у наглого генерала пушки. Да и найдись офицер, не всякий захотел бы начинать драку. И это было понятно, дело-то выиграно, а после выигранного дела умирать уже никому не хочется. Бог с ними, с этими пушками. Так на него никто напасть и не решился, а он по дороге, благодаря трубачу, собрал к своему знамени без малого три сотни солдат и дотащил свои кулеврины до холмов у реки. И увидал, что под холмами чёрной стеной стоит колонна солдат. А ему навстречу приехал Рене, он явно был взволнован.

– Брюнхвальд посылал человека в деревню, еретики уже там, пока что мало, Дорфус поехал с небольшим отрядом посмотреть, сколько их там.

Он говорил не просто взволнованно, он говорил ещё и громко, а трубач прислушивался, да и остальные люди, что были рядом, тоже могли его слышать. Волков не успел его одёрнуть, Рене уже всё сказал, поэтому генерал лишь произнёс:

– Успокойтесь, полковник, держите себя в руках. Безбожники кинулись грабить главный лагерь. Им сейчас не до нас.

Хотя Рене, конечно, можно было понять. Солдат да сержантов безбожники могли ещё и пощадить, это как повезёт, а вот офицерам на милость этих нечестивых рассчитывать не приходилось, еретики воевали за своего дьявола, воевали остервенело и в плен на выкуп не брали. Ну, ежели только попавшийся к ним офицер не решит перейти в их богопротивный стан. Офицерам нужно было спасаться. Бежать. Но в том-то и дело, что бежать уже было некуда. Первым делом враг, конечно, кинулся в главный лагерь, а он находился на юге от Гернсхайма. На выезде из села. Как раз на дороге к спасению. На востоке были поля, с которых он только что вывез кулеврины, на севере лагерь еретиков. На западе… широкая, быстрая, темная и холодная река Марта. Бежать было некуда, и Рене это прекрасно понимал, вот и волновался. Также это понимал и Карл Брюнхвальд, поэтому и не распустил колонну. Он знал, что придётся идти через деревню к лагерю, на юг, где, если повезёт, они просто пройдут мимо врага. А если нет, то будут пробиваться. Генерал был поначалу уверен, что сильно препятствовать ему еретики не будут. Махнут рукой: мол, катитесь! Кому охота строить озлобленных, оторванных от грабежа солдат, а потом лезть с ними на пики, картечь и мушкетные пули, когда можно, попивая вино и пиво, жарить мясо и копаться в офицерских сундуках. Вот только пушки… Увидят их безбожники и, вполне вероятно, отпускать не захотят. Впрочем, всё это были только мысли; может, враги и на пушки не обратят внимания.

Больше своему родственнику генерал ничего говорить не стал, а поехал вдоль колонны солдат. Теперь нужно было приободрить людей, что, стоя в колонне, ждали его решения. Прапорщик Франк со знаменем и молодые господа из его выезда ехали за ним. Волков хотел, чтобы люди его видели. Видели, как он спокоен, и сами не волновались. Рене поехал рядом.

Как раз тут их нагнал Брюнхвальд.

– Вы всё знаете? – сразу спросил он.

– Про то, что еретики уже и в деревне, и в большом лагере?

– Да, и их там изрядно, уже даже и понять не могу, как они оказались нас быстрее. Видно, наш правый фланг и получаса не простоял. Побежал, а нечестивцы за ним.

– Много их в главном лагере? – уточнил Волков.

– Про то мне ничего не известно, а что ещё хуже, так это то, что в деревне тоже они имеются, мне один сержант рассказал, что когда он с парой десятков людей пытался бежать через деревню, увидел полторы сотни еретиков, они грабили кирху. Что уж с попом будет, я и не знаю. А сержанту пришлось вернуться. К нам прибился.

– Полторы сотни? – переспросил генерал и подумал, что это было бы прекрасно, если бы безбожников было в деревне так мало.

– Про большее мне неизвестно, я послал Дорфуса с людьми посмотреть, что там.

Брюнхвальд уже сделал то, о чём распорядился бы сам генерал.

– Хорошо, Карл.

– Нужно только решить, что делать с обозом.

– С обозом? – Волков на секунду задумался.

– Да, я вот думаю, пока мы не пошли, надо ли снимать палатки?

– Забудьте про них, Карл, и про обоз тоже, нам хотя бы пушки уволочь отсюда. Забираем всех лошадей и уходим.

– А ваш шатёр?

– Ах, да…, – как он мог про него забыть? Он обернулся. – Хенрик, прошу вас, скачите к Гюнтеру и сверните мой шатёр.

Хенрик понимающе кивнул и уехал; генерал и два полковника как раз добрались до головы колонны. Тут, на окраине деревни, был Роха и его стрелки. Волков сразу обратил внимание, что у стрелков, рассыпавшихся у въезда в деревню, тлели намотанные на кулаки фитили. Видно было, что они всё понимают. Роха всем всё объяснил. Сам полковник, увидав генерала, подъехал к нему и сказал:

– Ждать – время терять, думаю, что пора мне пойти. А вы уже за мной. Если кто в деревне есть, я того прогоню, а если много будет, то подожду вас.

И то было хорошее решение, времени у генерала и его людей было мало. Опомнятся еретики от победы, остынут от грабежа, – соберут людей и не дадут уйти. Уж пушки точно не дадут утащить. Колонна ждёт, сейчас тысячи глаз смотрит на офицеров, ожидая решения. Одного его слова было бы достаточно, чтобы эти люди двинулись в деревню. Брюнхвальд, Рене, Роха, и тут же ещё несколько капитанов подъехали, все ждут его слова. Мало того, они все напряжены, они все уверены, что время пришло, что пора двигаться, пора идти в прорыв. И что вот-вот он отдаст команду: вперёд. Даже трусливый трубач, и тот ждёт, вон он уже и губы облизывает, готовый трубить.

Но Волков не любил поступать наобум, без знания того, что происходит. Без понятия того, что перед ним. Пусть ждут. Он не примет необдуманного решения, даже если все его люди во главе с проверенными офицерами этого ожидают.

– Нет, – наконец произносит генерал, – дождёмся майора Дорфуса.

Он видел, как невольно скривился Роха: ну какого дьявола? Как тяжело вздохнул Рене: Боже, ну почему он медлит? Только Карл Брюнхвальд согласился с ним:

– Да, наверное, лучше будет подождать некоторое время, чем идти в неизвестность.

– Надеюсь, что ждать нам придётся немного, – произнёс Рене.

Роха же не сказал ничего, он молча отъехал от генерала, поближе к своим людям, вытащил свою неизменную флягу и потряс её.

Кажется, он был недоволен не только генералом, но и количеством содержимого своей фляги тоже.

Ждать Дорфуса долго не пришлось, вскоре передовые стрелки, что стояли у первых домов поселения, оживились: скачут! Скачут!

Минуты не прошло, как по деревенской дороге выехало пять всадников, а ещё один человек, прихрамывая, бежал за ними. Впереди в шарфе старшего офицера сам Дорфус.

Всем стало ясно, что с ними что-то приключилось, а когда всадники подъехали ближе, Волков увидал, как из плеча коня майора торчит оперение арбалетного болта, а рука его, перчатка, вся тоже в крови.

Дорфус подъехал к офицерам и, остановившись, сразу заговорил:

– Выезд из деревни чист, но главный лагерь набит нечестивыми – грабят; дальше дорогу на юг закрывают пятьсот пехотинцев в тысяче шагов от села.

– Караулят? Застава? – сразу спросил Рене, опережая генерала. Он, видно, надеялся, что их мощная колонна собьёт заставу еретиков, если те не стоят в строю.

– Какая там застава, стоят уже построены. Ждут! – восклицает обычно спокойный Дорфус.

– А в селе арбалетчики, – произнёс Роха, разглядывая оперение болта, торчащего из коня майора. – Много их там?

– Много, но сколько их, сказать не могу; до выезда из деревни, пока туда ехали, мы никого не видали, прятались мерзавцы, а как поехали обратно, так в каждом переулке их по два десятка было, и ещё из-за каждого забора болты летели. Галопом пришлось ехать, но всё равно одного нашего человека и двух коней потеряли.

«Пушки… Пушки, пушки… А пушки-то придётся бросить».

Это была первая мысль, что пришла Волкову в голову, но вслух он ничего не сказал. За него начали говорить другие, хотя он никого не просил.

– Пойдём быстро, один хороший удар – и сомнём эти пять сотен, – предложил Рене.

– Роха поделит стрелков, мушкетёры пойдут вперёд, в голове колонны, и сделают хоть пару залпов, пока колонна не начнёт дело, а аркебузиры постреляют в арбалетчиков, – предложил Дорфус.

– Вы уж тогда дайте мне хоть пару рот пехоты, – сказал Роха. – Пару рот, у которых доспех получше. Иначе эта сволочь с арбалетами побьёт мне моих аркебузиров.

– Да, – поддержал его Дорфус, – пусть аркебузиры идут с капитаном Лаубе, в его ротах самый лучший доспех.

– Роты Лаубе, – напомнил им Брюнхвальд, – я поставил в голове колонны, лучше них никого нет. Им сбивать заслон.

– У кого ещё из капитанов есть хорошие роты? – спросил Роха.

– Сейчас я выберу пару сотен человек, – обещал ему Брюнхвальд.

– Только с хорошим капитаном, – пожелал полковник стрелков.

– Надо всё сделать быстро, пусть пехотный капитан подчиняется стрелкам, – настаивал Рене. – Пусть капитан Вилли будет главным, он выбьет арбалетчиков из деревни. А колонна должна идти сразу за стрелками. Время терять нельзя.

С этим все были согласны, и Брюнхвальд уже повернул коня, чтобы ехать к колонне за пехотным отрядом, но генерал, который, кажется, молчаливо одобрял все, что было высказано его офицерами, вдруг произнёс:

– В деревню мы не пойдём.

Все оборотились к нему. Лица удивлены: не пойдём в деревню? А куда же пойдём? И лишь Рене отважился на вопрос:

– Отчего же мы не пойдём в деревню?

– Оттого, что это ловушка.

– Ловушка? – переспросил Дорфус.

– Конечно, – продолжал генерал. – Заслон из пяти сотен людей поставили, зная, что у нас полторы тысячи, да ещё стрелки есть. Заслон этот мы проломим, они и драться-то не станут, побегут, как только мы подойдём, а когда мы выйдем и пойдём по дороге – вот тогда они все и появятся. В чистом поле нас и встретят. Станут наезжать кавалерией на хвост колонны. Задержат, остановят, обойдут, подтянут главные силы, арбалетчики из деревни прибегут, может, и пушки какие прикатят.

– Вы думаете? – чуть удивлённо спросил Дорфус. – Откуда вам про то известно?

– Потому что я сам так бы и сделал, – ответил генерал.

– А почему же они не напали на нас сразу? – не понимал Рене.

– Не хотят драться в деревне, – ответил Волков. – Здесь, у домов, им не развернуться, нет возможности использовать своё преимущество в численности и кавалерии. Хотят, чтобы мы вышли на открытое место. А там уже навалятся и растопчут. Они нас выманить хотят, потому и заслон слабый поставили. Мол, идите, мы вас не задерживаем… почти.

– И что же нам делать? – растерянно спросил Рене.

Волков осмотрел своих офицеров и ответил:

– Делать надобно то, чего они опасаются более всего другого.

– И что же это? – спросил Роха.

– Чего они опасаются? – спросил Рене.

– Они боятся, что мы отойдём в лагерь, – ответил генерал. – И им придётся оттуда нас выбивать.

– В лагерь? Но это значит…, – заговорил Дорфус, – нам придётся сесть в осаду.

– В ином случае нас разобьют в поле, разобьют в пух и прах, – отвечал ему генерал.

– Может всё-таки стоит попробовать, пойти сбить заслон и уйти; если пойти быстро, может, удастся вырваться, – предложил полковник Рене.

Волков взглянул на его коня и ответил:

– У вас конь неплохой, дорогой мой родственник, да вот только несвеж он, с вечера под седлом, случись что, так вы от их кавалерии можете и не ускакать.

– Я и не рассчитывал на это…, – стал оправдываться полковник.

– Может кто-то и уйдёт, к кому-то Господь будет милостив, – продолжал генерал, – но пеших всех побьют, сомнут, сил на это у них хватит, отодвинут к реке и переколют всех, кто не утонет. В общем… нам не дадут уйти. Ни при каких условиях. Кто из вас, господа, в том сомневается?

– Не дадут? – как бы хотел уточнить полковник Рене. Он, кажется, всё ещё сомневался и опять был взволнован, его выдавал тон. – Вы уверены, господин генерал?

– Я бы не дал, – отрезал Волков. – Или кто-то думает по-другому?

Он глядел на офицеров, ожидая ответа. Но никто ему не ответил, теперь все всё поняли и все ждали приказа. А так как Волков молча вглядывался куда-то в сторону деревенских домов, то Карл Брюнхвальд произнёс:

– Прикажете заводить солдат в лагерь?

– Да, полковник, уже пора, заводите и кормите людей, – отвечал ему генерал. – Но треть оставьте в доспехе.