Боги должны уйти

Мать обняла меня.

- Как ты выросла! Стала красавицей, такой же, как я пятнадцать лет назад. Но не в пример мне, ты, умница, знаешь, что в мире самое ценное. Не браслет и не серьги украла, а невзрачную на вид книгу. Она неприглядна, кожа затерта до дыр, лишь мышам пришлась бы по вкусу, но твои зоркие глаза разглядели среди сокровищ именно ее. Мимо глаз не ускользнуло главное. Секреты прошлого дороже побрякушек из нефрита. Тайна этого мира - сам мир. Владеть знаниями - значит владеть его судьбой.

- Я взяла книгу, чтобы разгадать рисунки на развалинах храма, прости, мама.

- Садись, милая, рядом, расскажу, что спрятано внутри знаков, и как легко можно распутать спирали, сотканные из древних тайн. Посмотри. Всего таких книг шестнадцать. В каждой - жгучие секреты прошлого. Дай пальчик. Знаки можно не только видеть. Прикоснись - и навсегда запомнишь рисунок рельефа. Смотри, этот знак означает - "бог - добрый". А этот: - "бог - злой". Видишь хитрый крючочек? Словно крылья орлана взмахнули вдали? По нему ты узнаешь символы неба, ветра и птиц, а по "волне" - догадаешься, что книга повествует о море, о бездонных загадках глубин. "Овал" - туловище рыб и кайманов. "Острые зигзаги" - зубы зверей, игуан, ягуаров, тварей, внушающих страх даже храбрецам. Знак воина ты запомнишь по знаку "глаза на стреле". А это - женский знак: "сосуд с запечатанным горлышком", еще одна заповедь Дерева Мира..."

Я быстро освоила азбуку и погрузилась в чтение. Мать позволила брать книгу в любое время, и я, спрятавшись в заброшенном гнезде синепера и разложив пластинки страниц на коленях, надолго отправлялась в страну мечтаний. Я забывала даже про мамину трубку и мешочек с маккао, с утра до ночи качаясь в ветвях среди пленительной музыки слов.

Россыпи зла золотого мы обошли, спрячь, о, земля,

кровавые эти сокровища в скалах,

даруя народу инну-нон-чиу иные ценности...

В последнее время я пропускала мимо сердца рассказы о гибели древних племен в котлах вражды. Меня интересовала лишь Любовь.

Да. Горячее неистовое чувство, которое, однажды пробудившись, сжигает душу дотла.

Осы дикие - чин-чили плавили губы в поцелуях

( здесь не смогла разобрать...) в искусстве запредельных чувств?

Волшебницы грез, феи четырех стихий!

О, Север, О, Запада млеко...

Беги, членозем! ( кто это, кто?) -

впейся в вену, вкушая до дна

страдания человека.

Или такое:

Лори, кетсали кричали:

- О, Боа! О, царь ветвей, задуши сумрачных нег

разум младенческий, он человек...

Двое.

Он вздохнул полной грудью -

пуха колибри ком горло забил.

Чуть дыша,

она извлекла пушинок шум

из трахеи острием нефритового ножа.

А потом, под лопатки вогнав,

чтоб не мучился милый долго,

О, племя инну-анончей!

(Дальше так и не смогла прочитать, с угла отломился кусочек)

Пернатый Змей, дай ума восстановить конец этой печальной истории,

от которой слезы на глазах...

Дрожь земли.

Что делать с собой?

Руки, и плечи, и бедра обнимали в бреду мою любовь.

Я героиня. Он герой. Он погибает. Я лечу следом в бешеный водопад.

Какая прекрасная смерть!

Да. Так. Вместе умрем, Храбрый Лис!

Крученая Губа не расплетет ураган объятий.

Силы четырех стихий не разнимут сплетенных сердец.

Кровь струится, слилась воедино в мощный поток.

Он низвергается водопадом Инуагуру,

никто не сможет его остановить.

О, племя инну-анончей, внемлите истории этой,

от которой слезы на глазах.

Это была уже моя история. Я сумела втиснуть между стертыми знаками несколько своих, так, что самый зоркий глаз не отличил бы их от сотен других.

Моя любовь достойна красоваться на страницах древнего повествования. Мои чувства ничем не отличались от чувств богов, а слез они выжали столько, что внизу под гнездом синепера расцвели орхидеи.

История каждой любви - кирпичик громадного храма. Раствор замешан на крови. И горе, если обрушится прекрасный храм. Несчастная жертва не успеет выползти из-под обломков. Осколки разбитых сердец острее алмазов.

- Под верхним слоем знаков и рисунков скрыт глубинный слой, - поведала мать.- Он виден лишь под углом. Наклони страницу так, чтоб свет скользил, как закат по каньону, и ты увидишь чудо: появится иной текст. Под сказками о царстве зверей и птиц ты сможешь прочитать мифы других племен, благородных, живших так давно, что о них позабыли недавние боги. Знаки написаны на другом языке.

- Как хочется прочитать эту книгу!

- Чуть позже, когда сможешь заглянуть в мои глаза, не приподнимаясь на цыпочки, я научу тебя читать остальные знаки. Вырастешь - узнаешь, как шлифовать хрустальные черепа, научишься превращать воду в вечный камень, летать по небу, опускаться на дно океана и босиком плясать на углях. И это не все. Множество знаний записано в древних книгах. Ты окунешься в великую тайну, как в безбрежное море.

- И какая она, главная тайна богов?

- Эта тайна о том, что до богов были боги. И до них были боги. И так до бесконечности.

- Значит, начало истории людей бесконечно?

- История людей начинается там, где заканчивается история богов.

- Но боги уходят, боги приходят. Возвращаются те, кто ушел, приходят мертвые. Это страшно, что к нам придут мертвые божества.

- Не придут, а подождут, пока мы сами к ним вернемся. Боги живут медленной умной красивой жизнью, а человек ходит по краю судеб, украдкой подглядывая за окаменевшими фрагментами.

- Как такое возможно?

- Как в нашем лесу. Идешь сначала к кривому кактусу с розовым цветком, а дальше на пути тебе обязательно встретится гнилой пень, потом платан, увитый хоботками орхидей и трехглавый термитник. Думаешь: дальше увидишь неизвестные места, но вдруг замечаешь, что впереди снова кактус, и пень, платан, и тот же самый термитник.

- Мы ходим по кругу, потому что он наша судьба?

- Погляди: ползет муравей. Понаблюдай за ним. Видишь, он увидел наши громадные ноги и, бросив хвоинку, побежал поведать племени о том, что встретил богов. И сородичи ему поверят.

- Да! - воскликнула невесть откуда взявшаяся Маленькая Лилия, успевшая взобраться к матери на колени. - Поверят. Дары притащат. И смертников приведут. И сердца им вырвут.

- Милая, ты правильно поняла, - мать погладила девочку по растрепанным волосам.

- А дальше?

- Придут остальные муравьи поклониться богам. А нас не застанут. Не успеют.

- Мы уйдем собирать гевейю!

- Да... Мы же не знаем, что у муравьев состоится Курандеро в нашу честь. А муравьи завопят, что боги сдохли, исчезли навсегда, но будут долго вспоминать, кого растоптали наши священные ступни.

- И еще маленький народ будет рассказывать личинкам, что боги улетели на небо.

- А в следующем году родятся другие муравьи, потому что век насекомых очень краток, - продолжила мать, расчесывая непослушные волосы Лилии. - Вот почему никто не может встретиться с богами. Я не встречусь с богами, ты не встретишься, а чей-то правнук придет однажды к храму Уснувших Надежд, и его раздавят гигантские ступни.

- Боги придавят его, как я этого муравьишку! - воскликнула Маленькая Лилия, втерев черное пятнышко в пол.

- Зря, - сказала мать. - Теперь ты не станешь муравьиной богиней. Никто не расскажет потомкам о Маленькой Лилии.

- Я сделаю так, что меня запомнят на всю жизнь, - сказала Маленькая Лилия, убегая из дома.

- Она явно что-то задумала, - широко зевнула мать, взбивая подушки над головой.- Присмотри за проказницей, пока я вздремну.

Я вышла из дома. Вдали у леса мелькнули пятки Маленькой Лилии и ее вечного обожателя Кудрявого Кролика.

Присмотреть за непоседой? Семилетней девочке не нужна нянька. Она ловко гоняет мяч с мальчишками, а глиняных кукол, которых получает от отца, безжалостно втаптывает в грязь, требуя пояс невинности.

"Рано, дорогая, сковывать детские косточки поясом невинности, - ответил на ее просьбу отец. - Как только набухшие сосцы пронзит первая боль, не замедлю с подарком, а сейчас беги и не путайся под ногами".

За Маленькой Лилией присматривать не обязательно. Возле нее всегда крутится Кудрявый Кролик. Тот самый, о котором наврала Крученая Губа. Мальчишка, который мне ростом под ухо! Которому всего двенадцать! Это мне его присмотрели в женихи? От хохота у Пернатого Змея сделается заворот кишок.

"Худющий голенастый двенадцатилетний паренек, сын Серой Сойки?"

"Дадада, вместо Храброго Лиса он будет твоим мужем, не забывай сопли по утрам вытирать".

Обидно и смешно. У Крученой Губы сквозняк в голове.

Осторожно вытащив из-под головы спящей матери трубку, я затянулась остатками терпкого дымка. Веселящие душу травы не в силах скрыть от человечков мир заоблачных снов.

Блаженное пребывание в мире тайн прервал дикий визг.

- Ой-ой-ой! - вопила Маленькая Лилия, зажимая ухо, подпрыгивая, кружась и скача из угла в угол.

Муравьи!

Откуда столько?

Они бегали под ногами, ползали по стенам, карабкались на полки, проникали в складки одежды. Невозможно шагу ступить - кругом проклятые рыжие твари. Эти муравьи отличались от неприметных собратьев особо крупным размером. С усиками длина туловища некоторых из них достигала ширины двух пальцев взрослого мужчины. Казалось, началось нашествие. Стены, пол и потолок шевелились, как шерсть на ленивцах.

Мать откашлялась и выплюнула насекомое из горла. Я горстями стряхивала с волос, топала ногами и стонала от отвращения.

Из соседних домов тоже доносились вопли. Плакали младенцы, а их перепуганные матери взывали к милости богов. Но разве криками отпугнешь насекомых? Муравьи норовили вставить кислые клоаки в самые сокровенные женские места. Дикий визг оглушил деревню. Люди носились с младенцами на руках, вытряхивая тварей из волос и складок одежды, чесались, вопили, как при смерти, хотя всего-навсего наглотались муравьев.

Маленькая Лилия посинела и тянула беспрерывно одну высокую ноту. Поймать девчонку не могли, и лишь, когда она упала, обессилев, среди опрокинутых чаш и кувшинов, мать навалилась на нее, крича мне:

- Трубку! Трубку давай!

Я наскоро раскурила трубку и сунула ей в руки. Она глубоко затянулась, вдувая горячую струю в ухо сестры, визжащей, как недорезанная капибара.

Когда визг прекратился, и Маленькая Лилия затихла, вперив стеклянные бельма в потолок, мы бросились выкуривать муравьев.

Для этого понадобилось много травы и гнилушек. Но стоило сунуть руки в заросли, как муравьи снова бросались в атаку. Спас огонь. Он разогнал нашествие. Я быстро накидала в корзину прелого дерьма из-под корней.

В соседних жилищах тоже началась война. К небу устремился густой горячий дым. Гарь перла из каждой щели. Наше семейство перекочевало на улицу. Здесь, в кругу костра, собралась вся деревня. Люди взывали к богам и, потирая искусанные бока, щедро делились тыквенной настойкой для примочек.

Дети расчесывали заспанные рожицы, матери бранились:

- Не чешитесь! Красоту соскребете.

Женщины удивлялись:

- Откуда столько муравьев? Отродясь такого не было! Не весточка ли о Конце Света?

- Беда! Дети покусаны, посуда побита!

- Надо бы муравьев отвадить от деревни.

- Самый надежный способ избавиться от насекомых - залить мочой гнездо. Мужчинам надо воздержаться с утра, а потом дружно затопить проклятый муравейник. Только так.

- А куда маленький народ уйдет? Здесь их родина.

- Пусть идут к омельгонам.

- Правильно, от муравьев никакой пользы.

- Никакой? А яйца? Мы забыли их вкус.

- Пусть дети сбегают и наберут с полмешка. Устроим пир на прощанье.

- Дети не найдут гнездо.

- Оно недалеко, - сказала Крученая Губа. - Возле Тотема Ягуара.

- Да, я знаю, знаю, - запищала Маленькая Лилия. - Там большущий муравейник под землей. Я сегодня там набрала полный кувшин яиц.

Лучше бы она молчала. На всю жизнь запомню глухую зловещую тишину. Мать с укоризной посмотрела на малышку.

- Ах, вот кто привадил муравьев в деревню! - вдруг затянула Крученая Губа. - Я же говорила, девчонке полагается порка. И если у родителей короткие руки, я помогу.

У матери синим пламенем разгорелись глаза. Серая Сойка заступилась за проказницу:

- Ребенка может наказать только мать.

- Да, да, только мать, - закивали женщины.

- Какая из принцессы мать? Целый день блуждает в кошмарах, знать не знает, что дети творят.

- Не ссорьтесь, девочки. Все детки такие. Не убивать же их за глупость. Вырастут, умнее станут.

Мать схватила за одну руку Маленькую Лилию, за другую меня и затолкала в дом. Жилище насквозь прокоптилось, глаза резанул дым гнилушек, на масках чернела густая сажа. Повсюду валялись отравленные дымом полчища муравьев.

- Отвечай, глупая, для чего ты принесла в деревню муравьиные яйца? - строго спросила мать девочку.

- Я хотела стать добрым богом для маленького народа, - заревела крошка в полное горло.

-13-

Трубка мира - табу для женщин. Но победительницы свирепых муравьев решили тайком от мужчин побаловаться запретным "дымом войны".

Трубка красовалась на Стене Побед рядом с трофейными топорами.

Отец любил похвалиться перед гостями своим богатством. Он украсил оружием врага все стены от пола до потолка. Каждый трофей напоминал о героической биографии Несокрушимого, добавляя пару хвалебных слов к замечательной летописи инну-анончей.

Гость, входящий в дом, прежде всего, замечал на Стене Побед кованый боевой топор, такой тяжелый и широкий в обхвате, что на ум приходили стародавние мифы о великанах, которые когда-то обитали в этих краях.

Великолепное оружие наши лучники отбили у омельгонов. Дикари, не в силах справиться с тяжелым топором, привязали его к деревянной перекладине и, раскачав, как следует, подгоняли пленников под сокрушительный удар.

Где нашли дикари эту вещь, осталось тайной. Сами великаны исчезли давно. Их путь лежал в резиновые болота. Кудрявый Кролик в прошлом году обнаружил торчащую из жижи гигантскую человеческую стопу, обутую в почерневшую металлическую сандалию. Грязь болот, как известно, веками способна хранить проглоченные ценности в первозданном виде.

Дети пытались стащить железную обувь с ноги, расшатали кость из стороны в сторону, но болото вдруг опомнилось, забурлило и проглотило навсегда останки древнего воина. Над местом славной гибели великана с тех пор звенят одни пузыри.

Зато все узнали, куда шли и отчего погибли непобедимые гиганты. Их путь лежал в туманный край низин, где от аромата гевейи слезятся глаза, а дух гнили створаживает кровь, от чего ни птице, ни зверю выжить невозможно. Что искали великаны в краю смерти, неизвестно.

Рядом с топором красовался жезл власти, когда-то принадлежавший Вождю Богов. Легенды гласили, что Длинноносый Карлик был в старину умнейшим из божественных вождей, но телом стар и дряхл. Молодые вожди постоянно хотели его прогнать. Но Карлик каждый раз переигрывал коварные планы. Все дело было в волшебной трубке. Ее дым размягчал мозги оппонентов, они теряли злость и решительность. Не могли возразить речам Длинноносого Карлика. А когда покидали сход, еле помнили, что собирались в этот день свергнуть власть.

Карлик пережил всех молодых богов. Но все равно скончался. Его одолел Пернатый Змей, и пустил жезл власти по долгому пути побед, пока тот, наконец, не достался моему отцу.

На вершине жезла сидел старичок с длинным, как струя дыма, носом. Дедуля при жизни всегда был заносчив и гордился мозгами. С тех пор и появилось выражение: задирать нос.

Среди чудесных вещей на стене Побед красовалась прокопченная едким дымом трубка в виде изогнутого тела дракона. Чудовище скалило острые клыки, глаза мерцали рубиновым огнем.

Стоило только этого дракона хорошенько раскурить, как в волнах горячего дыма открывались его огненные глаза. Чудовище просыпалось, шевеля хвостом. Жерло трубки казалось бездонным. В него целиком вмещался плотно набитый мешочек маккао, а дым за один круг перекашивал мозги сразу ста нехилым воинам.

Несокрушимый Вождь вытаскивал трубку исключительно перед войной. Набивал ее кроме маккао смердящей травой вуйки-войки. Название таинственной травы произносилось с благоговейным ужасом: "Трава покойника". Женщинам категорически запрещалось прикасаться к сокровищу. Говорили, что вуйки-войки ожесточает сердца и выкликает море крови из преисподней. Мужчины зверели от дыма, будто напивались свежей крови. В такие минуты в их злые набрякшие кровью глаза лучше было не смотреть.

Вот эту самую трубку мать и сняла со стены.

- Разве мы не победители? Армия муравьев разбита. Отметим, девочки это событие. Устроим праздник!

Мать извлекла из тайника заветный мешочек, подкинула на руках, принюхалась - не отсырел. Вождь запретил курить, грозя разводом, но с некоторых пор все грозные табу перечеркивались усмешками жены.

Мужчинам не дано знать, сколько тайн у каждой женщины в голове. А табу создаются лишь для того, чтобы рано или поздно над ними посмеяться. Подруги - золото, не проболтаются, опасаясь тумаков мужей.

В костер подкинули сухой пень, притащили веток - огня хватит до утра. Сели в тесный круг, боками согревая друг друга. Огонь ласкал лица и ладони. От первой затяжки Маленькая Лилия, отныне Муравьиная Богиня, повалилась на колени матери и заснула крепким сном.

Вторая затяжка досталась мне. Грудь обожгло ядом тяжелых мужских трав. Дым ударил по мозгам, но кашель я загнала обратно под ребра, стыдясь слишком быстро оторваться от трубки. Перед глазами поплыли алые фонтаны, пламя костра взметнулось к небу, круг женщин оторвался от земли и завис в облаках. Перед тем, как покинуть этот мир, с трудом преодолевая чары трав, я всучила трубку Болтливой Попугаихе, драгоценной моей подруге.

Веселое имечко она получила неспроста. Бойкий язычок не мог запереть за зубами ни одной женской тайны. Она постоянно выдавала соплеменникам все мои секреты. Я награждала ее пощечинами за позорную слабость, но стоило бы просто вырвать дурной язык. От болтливой подруги вся деревня узнала, что "Синевласая Лань, наконец-то, созрела".

Зато я поняла, что тайну может хранить только один человек. Никому нельзя ни словом, ни намеком обмолвиться, так как самый надежный друг - обязательно предатель.

"Поклялась проколоть язык, если не смолчу, но лучше проколю, чем промолчу", - однажды Болтливая Попугаиха сама подала мне иглу для протыкания ушей. - Пришей, принцесса, мой зловредный язык к тису возле твоего дома. Пусть съедят меня муравьи, пусть я сдохну. Не прощай в этот раз. Жабий Жрец уже знает, кто в развалинах нарисовал его початок в клюве сороки.

Эх, подруга! Пришла пора обратить твою предательскую привычку в выгоду. Сколько раз глупышка, сама того не зная, выручала ты мое ловкое сердце. Вот и в случае с хрустальным черепом, твоя болтовня помогла успокоить страхи. Я дернула болтливый язычок за невидимую нить, и он разнес по деревне новость, которой я дала свободу. Слава язычку предательницы, которому верят глупцы!

После того, как секрет о хрустальном черепе раскрылся, именно ты, дорогая, спасла великую тайну, поведав по секрету любопытным, - что "ах, разбился, его больше нет! Боги дали - боги взяли, нам теперь не отвечать. - А где же драгоценные осколки? - Их них дуры-девчонки наделали разных подвесок на пояса и сандалии".

...Попугаиха с восторгом приняла от меня трубку, затянулась, но кашля сдержать не смогла. Из глаз выкатились слезы:

- Чем вы набили брюхо дракона? Не яйцами ли навозного скунса? - и передала трубку дальше по кругу.

Женщины, слабая порода, лили слезы от "травы покойника", кашляли, чихали и, окосев, заводили нытье о невезенье с мужьями. Без жалоб на кулаки не обходятся ни одни посиделки. Женщины любят поплакаться в плечики подруг. Даже счастливые жены привирают, так как "худые семьи беда обходит стороной". Чем свирепее супруг - тем больше уважения его укротительнице.

Вот, например, все женщины в деревне знают, что Румяную Шиншиллу муж носит на руках и соринки с ног сдувает. Она же, всем на зависть, плачет и причитает: "Бьет, гад, косы выдрал, ракушки растоптал".

Болтливая Попугаиха вздохнула:

- Ах, будь я принцессой, не позорил бы меня Маисовый Мякиш. Выбрала бы воина по душе, храбреца и силача, не тряпку. И сейчас не ракушками бы в косах скрипела, а зеленела изумрудами да нефритом. Лишь красивым девчонкам за синие глаза достаются орлиные имена мужей.

- "Красота синих глаз"?! Врешь! - лихо курнув из трубки мира, скосила рожу супруга Жабьего Жреца Хохлатая Цапля. - Точно знаю, что синие глаза - признак порока. О распутстве городских принцесс нужно предупреждать мальчиков до рождения. Человеческие грехи - наши главные враги.

- Расскажи о пороках, Цапля, это интересно, - загорелись глаза Болтливой Попугаихи. - Только и слышим: пороки, пороки. А какие они - не знаем.

Девчонки вытянули шеи, старухи закашлялись дымом.

Жена Жабьего Жреца распалилась:

- Ну, так слушайте. Самым большим грехом в городе Спящих считается несорванный раньше времени пояс невинности.

- Ах? - головы женщин разом повернулись в сторону принцессы.

Мать, кутая спящую Лилию в одеяло, кивнула, загадочно ухмыляясь:

- Продолжай, продолжай, интересно знать, какую чушь мелет деревенщина о своих же прародительницах.

- Правду говорю, - продолжала Хохлатая Цапля.- Несчастные женихи в первую брачную ночь вместо невинности получают другое удовольствие.

- Говори - не томи, какое удовольствие? - сказала мать, грозно сдвинув брови.

- И скажу. Несчастные женихи из города Спящих довольствуются тем, что первую брачную ночь проводят с пузырьками из гевейи, наполненными кровью летучих мышей.

- Не может быть! - все с подозрением посмотрели на принцессу.

- Это сплетни, - мать широко зевнула, прикрыв рот рукой.

Но войка-вуйка уже дала о себе знать. Языки чесались, кулаки сжимались.

- И про длинные косы, которыми гордится род синеглазых, тоже могу кое-что рассказать, хотя это главная тайна богини Плодородия.

- Рассказывай.

- Длинные косы даруются женщинам вместо ума. Вся жизненная сила у Синевласой Лани ушла на рост волос. Поэтому она бесплодна. Род Несокрушимого загнется на красоте.

- Что ж ты, Хохлатая Цапля, растрещалась, как несносный попугай? - мать полыхнула гремучим взором. - Я подарила вождю невиданных красавиц. Пусть боги не дали мне сына, но... вот, - она обхватила длинными пальцами низ выпирающего живота, - Посмотрите, я скоро обрадую Солнечную долину вождем-наследником. Мое чрево сотрясает танец настоящего воина.

Мать сдвинула разноцветные амулеты с пупка, и подруги увидели, как в свете костра от невидимого пинка изнутри колыхнулся упругий живот.

- Дай-ка, посмотрю, - сказала Старая Сова. - Плохая примета. Если ребенок все время бежит в животе, значит, идет большая беда.

- Не большая беда идет, а большая трубка скоро пойдет по второму кругу, - расхохоталась Болтливая Попугаиха, прикладывая проснувшегося малыша к груди.

Женщины засмеялись. Трубка мира уже перешла в руки Крученой Губы. Она обнюхала копченую чешую, вдохнула дым и пробурчала:

- Хотите - верьте, хотите - нет, а Храбрый Лис после праздника Выбора Невесты будет затачивать стрелы на моих циновках.

Она посмотрела на меня. Наши взгляды скрестились. "Хочешь драться? - спросили мои глаза. - Хочу твоей смерти", - ответили ее.

Что тут началось!

- Опять драка!- закричали женщины, освобождая нам круг.

- Пусть дерутся, только без дубинок. Прячьте дубинки!

Крученая Губа еще не отдышалась после трубки, и мне удалось ее легко подмять, сев на живот. Хохлатая Цапля бросилась ей на подмогу, рванув меня сзади за косы так, что мой нос едва не переполз на лоб. Но моя мать с криком: "Ах ты, подлая!" - не позволила жене жреца стать добытчицей синего скальпа.

Женщины вскочили, началась свалка, кто-то спиной въехал в костер. Запахло жареным. Бросились тушить Старую Сову, поливая ожоги остатками воды...

Наконец, все успокоились и начали искать виноватого.

- Синевласая Лань снова нарушила табу. Девственницы не смеют возражать взрослым, - укоризненно качали женщины головами.

- Знать, Кецалькоатль и впрямь ждет красавицу на небесных циновках.

-14-

- Где Маленькая Лилия? Солнце, того гляди, скроется за лесом, а ее нет дома.

В пылу ссоры позабыли про неугомонную девчонку, и мне в который раз пришлось искать непоседу. За проказы младшей сестры тумаки всегда получала старшая.

Однажды крошка спряталась под изгородью в корнях хлебного дерева и со смехом наблюдала, как вся деревня из-за нее начала собираться на войну. Женщины носились по улицам, проклиная людоедов. Мужчины с оружием в руках потянулись к Дому Побед. Гулко застучал барабан. Нескоро нашлась папина любимица. Свирепый, закаленный в боях воин даже слезу украдкой смахнул, когда хохочущая проказница вспрыгнула из кустов ему на спину. "Где ты была?", - спросил он. - "Все это время я была в твоей голове", - ответила плутовка, обвивая ручонками его шею.

Наказать он ее не разрешил. Избаловал. Говорят, старшие дети ревнуют к младшим. Но я никогда не замечала зависти в душе, потому что сама вырастила проказницу. Мать бросила мне ее на руки вместе с грудой кукол. "Чем нянчить резиновых пупсов, позабавься с живым", - сказала она.

Так у нашей любимицы появилась вторая мать. Мы обе ревновали Маленькую Лилию к отцу, и поэтому часто над ними посмеивались, хотя в душе скреблись острые коготки. С рождением младшей дочери Несокрушимый разделил душу на две половины. Одну занимала малышка Лилия, а в другую умещался остальной мир, где всмятку теснились: трофейные топорики, трубки мира, послеобеденный кувшинчик, копченые ребра капибары, стрелы с огненной опушкой, жезл власти и мы с мамой.

И снова неугомонная сестричка потерялась. Я носилась по дворам, заглядывая в каждый угол:

- Лисья Улыбка, эй, не видела Муравьиную Богиню? Нет?

- Придет, никуда не денется. Зря беспокоишься, никто твою сестру не тронет. Опять где-нибудь прячется. Не беспокойся. Наши люди не пойдут искать обманщицу. Зверей поблизости нет, людоедов прогнали.

- А тот пленный омельгон, который уполз через кукурузное поле?

- А ты сходи в дом Жабьего жреца. Там какой-то женский сход собирается. Может, кто-нибудь видел твою сестру.

В доме Жабьего жреца собрались жены знатных воинов. Они чинно восседали на почетном месте, угощаясь горячим шокко-колло.

Дивный запах защекотал ноздри, потекли слюнки. Шоколад! В эту пору он дороже денег. Зерна какао - мера ценностей в наших краях. За горсть ароматных орешков можно купить даже ребенка. Но самое большое удовольствие для женщин - напиток. Мужчин сладкоежки доводят до бешенства, они рвут жемчуга с жен и скандалят: "Опять сварила шокко-колло из денег?" Поэтому жены прячут от мужей мешочки с шоколадными бобами на черный день.

Но, похоже, случилось что-то важное. Никто не помнил, чтобы прижимистая Хохлатая Цапля угощала драгоценным напитком не одну, а сразу восемь бездонных глоток. Наверно, в котле своего хитрого ума сварила не только шоколад. При моем появлении женщины замолчали.

- Зачем пришла? - спросила хозяйка. - Хочешь драку продолжить?

- Сестру не видели?

- Пусть твоя сестра пропадет навсегда, - Крученая Губа полыхнула негодующим взглядом, принимая из рук матери горячую чашу.

Женщины едва не подавились напитком, зеленые камни на шеях задрожали от поспешных глотков. Седая Сова сказала:

- Муравьи кругом злые, совы злые, а девчонка бегает по лесу, не боясь прогневать летучих мышей.

- Зато их мать витает в райских снах, беды не чует, хотя, горе наше, ни коры натереть, ни сочных листьев собрать на салат до сих пор не научилась, - добавила жена жреца.

- Белоручка ничего кроме сладких лепешек готовить не умеет. Вот и бродят голодные дочери по деревне, слюни пускают, да в котлы чужие заглядывают.

Говорят, шокко - колло разгоняет злые мысли, но в доме жреца сладкий напиток расшевелил ядовитые языки.

- Не нужен мне ваш шокко-колло, - сказала я. - Если хотите знать, моя мама в этом напитке даже купается и ноги моет.

- Ах, вот как! Принцесса купается в шоколаде? Не знали мы, что вождь тратит общие деньги на ванны. Вот почему и барабаны износились, и жадеитовых украшений женихи невестам не дарят.

- Да, Хохлатая Цапля, верно говоришь, - оживились женщины.

- Впроголодь сидим! А принцессы деньгами парят кожу!

- Зато щечки у них, как попки младенцев, нежные да упругие.

- Куда уж нам до городской красоты!

- Городские красавицы думают, что у нас здесь не Солнечная, а Шоколадная долина! Заблудились!

- А вот бы на общем собрании спросить у вождя: почем нынче шоколадная красота?!

- Наш вождь - сам баба, раз такое позволяет.

- Хватит орать, - сказала я. - Маленькая Лилия потерялась.

- Наверно, утонула в шоколадной ванне.

- Пусть лучше не возвращается домой. Иначе снова устроит войну с муравьями.

- Если б только с муравьями! Избалованная девчонка, того гляди, принесет в деревню яйца богов, - снизила голос до полушепота Хохлатая Цапля, делая страшные глаза.

Женщины, всплеснув руками, насторожились.

- Яйца богов?! А разве у богов есть яйца? - удивилась я.

- Не смей, Синевласая Лань, смеяться над богами. Всесильные слышат не только слова, но и мысли, - сказала Боброматка, жена военачальника Ухо Пса.

- Вот бы знать, где яйца богов хранятся. Наверно высоко? - не унималась я.

- Не так высоко, как глубоко.

- Под землей?

- В подземных мирах нет ни гроз, ни засухи. Там никогда не иссякают чистые реки. Тень и влага - вот что нужно для божественных гнезд.

- Все ты, Старая Сова, знаешь.

Я присела в тесный круг, между Совой и ногами Бранчливой Утки, но долгожданного напитка так и не получила. Зато моя трубка пошла по рукам. Женщины смачно затягивались и закатывали глаза под лоб:

- Ой, девушка, крепкий маккоо куришь, как бы цвет глаз не поблек, станешь старая, некрасивая, недолгую жизнь проживешь, - ворчала Боброматка.

- Правильно говоришь, соседка: долго жить - не курить, - проворчала Седая Сова.

- Не нравится - не кури, другим больше достанется, - к моей трубке протянулось сразу несколько рук.

- Чего расселась? С нами, видимо, веселее, чем в доме вождя?

- Расскажите, женщины, про яйца богов. Кто их видел?

- Сказки любишь? Только не сказки это. Серая Сойка те яйца видела. Слышала я, как Маленькая Лилия приставала с вопросами: где лежат, да сколько, и как туда залезть?

- Куда залезть?

- В развалины. Где табу.

- Эй, Серая Сойка, снова сказки мелешь болтливым языком? Рассказывай, что знаешь, приказала жена жреца.

Серая Сойка сжалась, как еж, словно хотела спрятаться в свою тень.

- О чем рассказывать?

- О яйцах богов, о чем еще! Слышишь, дети потерялись. Твой Бобрик и Муравьиная Богиня. Не ты ли сманила их рассказами?

- Никуда не сманивала.

- По тебе видно, что-то знаешь, - подозрительно посмотрела на нее Бранчливая Утка.

- Запрещено рассказывать, поэтому - никому ничего не расскажу.

- Кем запрещено?

- Жрец запретил.

- Жрец вправе запретить,- подтвердила Хохлатая Цапля. - Да. Он язык бога.

- Беда случилась, а жреца рядом нет. Говори, Серая Сойка. Рассказывай, что знаешь.

- Пусть расскажет, - поддержали остальные женщины, сгорая от любопытства.

- Раз беда случилась - табу ни при чем.

- Говори. Женщины должны знать тайны мужей.

- Воины без совета матерей, как младенцы без соски.

- У мужчин свои тайны. У нас - свои. Рассказывай, не стыдись.

- Не выдадим. Если б женщины не умели хранить секретов от мужей, человеческий род давно бы прервался.

- Рассказывай, - приказала хозяйка, доливая напиток в чашку Серой Совы. Та хлебнула, подавилась, прокашлялась, оглянулась и зашептала:

- В прошлом году после дождя шла я, ничего не замечая, кроме грибов - тьма их уродилась! - и опомниться не успела, как земля ушла из-под ног. Я провалилась по грудь, хотела подтянуться за коренья, но тут вдруг затрещало кругом, я и рухнула вниз, держась за кору большого пня. Летела долго, исцарапала руки и лицо, но упала мягко в ледяную хрустальную воду. Вошла в нее, как горячий нож в масло. Но выплыла наверх. Ох, и быстрый поток! - ни встать, ни шагнуть, ни осмотреться - закрутил, понес! Думала смерть пришла. Но заметила: вдруг светло стало, стены ярким светом горят, словно светлячками усыпаны. Пока плыла и давилась водой, заметила, что по краям ниш слеплены громадные белые гнезда, похожие на чаши для просушки маиса, а в них лежат большие яйца, белые и шершавые на вид, как мячи для игры. Издали не понятно, живые или скорлупа одна привиделась, но тут меня так развернуло на повороте, так ударило макушкой об угол, что захлебнулась, последний раз глянула вверх, а ледяной поток превратился в высокий водопад и вынес меня с другой стороны развалин. Шишек на голове набила больших, колени изодрала до костей, приползла домой лиловая вся, сплошная боль. Рассказала жрецу, а он меня за это к лютой пытке приговорил, чтобы разгневанные боги по моим следам не нашли путь к деревне.

- К пыткам приговорил? - подозрительно ее оглядела с ног до головы хозяйка. - К каким таким пыткам?

- Рассказывать не велено. Заклятие может сбыться.

Глаза женщин разгорелись. Огонь очага плясал на разгоряченных лицах. Серая Сойка бросила косой взгляд на жену жреца. Та нахмурила брови:

- Рассказывай без утайки! Не выдам.

- Старший Жрец решил изменить мой человеческий запах. Сначала он хотел сжечь поганое тело в яме и прах по ветру развеять, но пожалел "невинный плод". Носила я тогда в себе Кудрявого Кролика. Три дня жрец мои кишки каучуковой клизмой полоскал, мучал разными способами, наизнанку выворачивал рвотными травами, не давал ни есть, ни пить, и табу наложил на женское место.

- Табу на женское место? Это как?

- Это значит, что нельзя ни мужа, ни чужих мужиков с тех пор к себе допускать, пока не очищусь и не рожу.

- Бедная.

- Дальше рассказывай.

- Потом жрец попрыгал вокруг меня, окропил струей скунса и ушел к развалинам. Там он целый день плясал над провалом Танец Запутывания Следов, кружился, дымом дул. Сделал четыре деревянных тотема с кисточками из выдранных моих волос и обозначил место, где боги спят. А мне рассказывать об этом строго запретил. Табу. А если проговорюсь, он язык мой крючками вытащат и над углями повесит.

- Это все? Что было дальше?

- Он сказал, что даже шепотом никому нельзя ни слова, иначе боги найдут дорогу в деревню, дома спалят, никого не пощадят.

- Почему ты все это рассказала Маленькой Лилии?

- Не рассказывала. Да только Маленькая Лилия сама знает больше, чем я.

- Откуда ей знать? Кто проболтался?

- Крученая Губа.

- Она?

Все посмотрели на дочь жреца. Хохлатая Цапля замазывала едкой мазью последнюю ссадину на ее руках. Крученая Губа шипела сквозь зубы, но терпела.

- Эй, Крученая, отвечай, для чего девчонку сказками соблазнила, - потребовала Седая Сова.

- Я всего лишь припугнула для острастки, чтоб далеко не убегала и муравьев в дом больше не приносила.

- А ты откуда знаешь про развалины? - подозрительно прищурилась на дочь Хохлатая Цапля.

- Детки знают все, о чем родители на циновках шепчутся, - сказала Седая Сова, самая мудрая старуха на свете.

Женщины захихикали, кивая головами. Седую Сову уважали, ей скоро предстояло встретиться с Пернатым Змеем. У них наверху должен состояться подробный разговор, ведь она прожила долгую жизнь и видит каждого насквозь. Про всех оставшихся в живых доложит без утайки. Поэтому старухе старались угодить, не прекословить и вообще держаться от нее подальше.

- Зря ты ее напугала. Страх - родной брат любопытства, - продолжила старуха.

- Девчонка помешалась на яйцах богов, - оправдывалась Крученая Губа.

- А для чего они ей?

- Как для чего? Мы прозвали ее Муравьиной Богиней. Но ей этого мало, маленькая принцесса пожелала стать Богиней Богов. Так и сказала: "Скоро будете звать меня Богиней Богов", не меньше.

Женщины засмеялись. Крученая Губа сказала:

- Клянусь: если эта маленькая дрянь притащит в деревню еще какую-нибудь дерьмо, я точно ей голову оторву.

Женщины запричитали, бледнея от страха:

- Яйца богов - это не дерьмо, это беда, большая беда.

- Дети ушли в развалины, разбудят нашу смерть, плохо дело.

- Боги не муравьи, если взять у них яйцо - приползут в деревню, никого не пощадят. Не оставят в Солнечной Долине ни одного камня. Спалят небесным громом. Горе нам!

- А я что говорю? - затараторила Хохлатая Цапля. - Никак не угомонятся принцессы. Все беды из-за синеглазых. Раньше глупых детей кайманам скармливали, а теперь они выживают из-за жалости наших людей.

Женщины заголосили вразнобой, протягивая чаши за добавкой:

- Жалко детей, ой, жалко...

- Синеглазые снова прогневали богов. Табу нарушено! - кипятилась Хохлатая Цапля.

- Может, обойдется, может не туда пошли, - сказала Седая Сова. - Потеряться можно и в другой стороне. На болоте, например. Рано мы, женщины, смерть поминаем. Давайте, лучше о других делах поговорим.

- Младенца Болтливой Попугаихи муравьи искусали насмерть, - припомнила жена жреца.

- Не насмерть. Видела его: лежит на подушках, как ошпаренный, от боли не может заснуть. Обмазали белой глиной пополам с желтками яиц тукана - ожил, но целый день кричит, грудь не берет.

- А кто в этой беде виноват? Синеглазые! Все им дозволено. Законов не знают, и знать не хотят. С тех пор, как принцессу Глаза - в - Полнеба ввели в деревню, племя настрадалось от немилости богов. То жуки маис косят, то засуха, то омельгоны. Несчастья сплошные из-за принцесс! - продолжала Цапля, подливая гостьям шоколад. Те, качая головами, протягивали чашки за добавкой, и сами постепенно распалялись криками хозяйки:

- И некому защитить нас. Второй день без мужчин. Дети без отцов разбегаются по лесам, как дикие звери, непослушные стали, некого им теперь бояться.

- Правильно говоришь, хозяйка, непослушные дети стали, ой, непослушные.

- Да разве была когда-нибудь настоящая власть в Солнечной Долине? Нами правят женские подвязки, а не мужчины.

- Это правда. Наши воины слабее женщин.

- А вождь-то, "Несокрушимый", говорят, сокрушим.

- Правильно говоришь, Цапля, жена в его доме верховодит, а он лишь из кувшина брагу дует.

Страсти накалялись. Женщины припомнили обиды:

- Моему супругу ни разу синее перо за войну не пожаловал.

- А моего сына дубинкой спину отбил за потерянный лук.

Громче всех кричала Хохлатая Цапля:

- Жезл Длинноносого Карлика - вот что дает Несокрушимому власть. Всего лишь жезл. Давайте, женщины, отберем жезл и прогоним синеглазых принцесс,- предложила она.

- Правильно говоришь. Пора изгнать белоручек из Солнечной Долины, - поддержали разомлевшие от шоколада подруги.

- А зачем гнать? Лучше сделаем их рабынями! - в руках Крученой Губы змеями сверкнули навощенные веревки. - Привяжем за ноги к жерновам - пусть поработают за долги.

Я со всех сил припустила со двора Жабьего жреца.

Одна мысль стучала в голове: "Нужно спасти Маленькую Лилию".

Солнце наполовину закатилось за горные вершины. Как только оно скроется, и тьма проглотит землю, из нор выползут сотни змей. А змеи в нашей долине - твари беспощадные. И яда в них столько - что один укус может умертвить сотню воинов.

Так думала я, влетая в дом.

-15-

- Неужели в развалинах? - воскликнула мать, хватаясь за скалку. - Всыплю негоднице!

Мы побежали спасать Маленькую Лилию.

По рассказам Серой Сойки вход в провал вычислить было просто.

Четыре деревянных тотема с метелками из малиновых женских волос четко обозначили таинственный квадрат, по центру которого развернулся лаз в нижний мир.

Если найти четыре вершины квадрата, то вход в царство богов, тот нужник, куда бесследно провалилась Маленькая Лилия со своим телохранителем, мы найдем.

Мы с матерью не бежали, а летели, едва касаясь земли. Племя охотников Солнечной Долины должно бы гордиться нашими ногами. Чемпионскому призу "Крылатый бегун" самое место над нашим очагом.

От солнца на небе осталась жидкая полоска зари. Она таяла на глазах. А две гигантские тени, как души, бегущие впереди нас, становились все уже, ноги длиннее, а головы меньше и меньше.

Два тотема с ободранными волосами Серой Сойки мы отыскали очень быстро. У первого осталась мать, я ринулась ко второму. Нам нужно было вычислить середину квадрата, где находился оползень.

Сколько раз мы бродили здесь, собирая то улиток, то стручки ванили. Разве кто-нибудь подозревал о гнездовье таинственных богов? Никто не знал, что камни могут рухнуть в пропасть, где костей не собрать.

Боги или не боги плодились под развалинами, но сестренку дарить им на ужин не хотелось.

Мать осталась у первого тотема. Я добежала до второго, и мы рванули широким шагом навстречу друг другу. После каждого десятка шагов мы кричали в небо сквозь ладони "Уэуэу!" и отсчитывали дальше. Наконец, встретились и, не сговариваясь, разбежались в разные стороны: она - направо, я - налево, так чтобы последний луч заката оставался всегда у края век.

Через каждый десяток шагов мы снова кричали, и эхо разносило голоса по сонному царству.

Говорят, что с последним лучом Солнечная Долина погружается в сон. На самом деле она лишь по ночам и пробуждается. Из теней вылезают остроклювые совы, шуршат в листве ночные лакомки-ленивцы, а летучие мыши режут лезвиями крыльев лепешку луны. А сколько ненасытных пиявок и слизней-кровососов зависает ночью на ветках, поджидая неразумную добычу!

По ночам возвращается мир, который царствовал на земле задолго до появления людей. Он временно отступил в тень, остерегаясь огня и шумных танцев людей. Но мир зла жив и ждет часа, когда человек вновь превратится в добычу. Это рано или поздно случится. Растолстевшие люди растеряют злость, которая нужна каждому охотнику, и мир тьмы восстанет, а в нем каждая тварь - либо кровавый завтрак, либо жестокий палач.

Последний проблеск зари давно растаял, тени растворились в черном небе, на дне души окоченел страх. Я бежала, перепрыгивая через громоздкие развалины, и камни древних стен перекатывались под ногами. Змеи вытягивали головы из-под обломков и шипели. Они обманывались лунными контурами и бросались на тень, вонзая зубы в пустоту. Воздух пропах горечью смерти. Но я зорко вглядывалась в каждый камень и куст под ногами, пока голос матери вдруг не оборвался, угаснув эхом в темноте.

Она провалилась в западню!

Я помчалась в сторону оползня. Разум скашивал бег, но я привязала тень пути к Утренней звезде и вовремя нашла маму.

Принцесса висела над бездонной пропастью. На краю монолита белели хрупкие косточки пальцев. Мерцали звезды глаз.

Она молчала. Да. Она такая. Не звала на помощь.

- Уходи, - прошептала она, - Обвал. Спасайся.

- Нет, я тебя не оставлю.

- Прочь. Осыпается почва, отойди, как можно дальше, иначе вместе полетим вниз.

- Постарайся не кричать, чтобы не рухнул оползень,- я молча размахнулась, бросая веревку.

- Уйди, прошу тебя. Не беспокойся обо мне. Если правду сказала Серая Сойка, то я упаду в подземный поток, и меня вынесет с другой стороны развалин. Встречай меня там.

- А если подземная река пересохла? Ты разобьешься насмерть. Держись за веревку, ну!

Я снова закинула лассо, и петля плавно скользнула через голову на шею и дальше до подмышек. Веревка надежно обхватила ребра. Я медленно потянула. Но когда принцесса, дорогая моя, уже коленом зацепилась за край трещины и почти вскарабкалась наверх, почва дрогнула, корни затрещали, монолит накренился в сторону обвала.

Я почувствовала, что земля уходит из-под ног. Сердце провалилось в пустоту.

Мы полетели вниз!

Я бросилась к матери, на лету обхватив ее руками, и насмерть сцепила пальцы. Пусть провалимся в проклятую дыру, зато не расстанемся ни в том, ни в этом мире.

-16-

Подземная река сильно обмелела, и мы плюхнулись в густую болотную жижу. По лицам расползлись ошметки грязи, но из-под жутких масок сверкали счастливые глаза.

Я огляделась по сторонам.

Все было точно так, как описала Серая Сойка. Но где же чистая ледяная река? Вязкое мерзкое тесто из песка, серой глины и крошева льда медленно растекалось по руслу.

- Эй! - крикнула я.

От эха вздрогнули стены. Они разбили мой крик на множество голосов, умножили и вернули оглохшим ушам. Казалось, кто-то сильный и властный заговорил на непонятном языке.

- Какое долгое эхо! Эти стены умеют играть словами.

Слова превратились в поток невнятной речи.

- Хватит кричать, - сказала мать. - Лучше помоги выбраться из этого дерьма.

Она завязла по пояс, и грязь медленно засасывала ее. Ледяная жижа плотно облепила беременный живот, он колыхался от ударов невидимого бегуна, она согревала его руками и силилась выдернуть ноги из болотного плена.

- Дай руку! Скорее! - она, ухватившись за меня, подтянулась, и водоворот, громко чавкая, нехотя, выплюнул тяжелое тело на скользкую плиту.

Помогая друг другу, мы вскарабкались на уступ, круто переходящий в гнездовье. Здесь было теплее, хотя густой туман, крупными каплями оседал на коже, и, стекая по ногам, не позволял просохнуть.

- Где мы? Загадочное место. Сколько гнезд! Это колыбель богов?

- Здесь клоака богов, по-другому не назовешь.

- Стены гладкие, как зеркала. На них незнакомые узоры и знаки.

- Мы в разрушенной пирамиде, в нижней ее части. Она опрокинута вершиной к центру земли, - пригляделась принцесса.

- Никогда не думала, что пирамиды складываются, как устрицы.

- Не как устрицы, а как кристаллы. Помнишь тот ограненный алмаз из моего сундучка? Ну, тот, с которым ты так любила играть в колыбели. Он подобие пирамиды. Вернее, пирамида его подобие. В мире нет ничего прочнее алмаза.

- Я любила смотреть на Луну сквозь этот кристалл. Казалось, что на ней что-то написано.

- Боги строили пирамиды вершинами не только в небо, но почитали невидимый мир малых величин. Центр Земли и таинства кристаллов бесконечны, как бескрайний космос.

- Древние мастера были великанами? Разве хрупкие кости людей смогли бы сложить кладку из гигантских плит? Строителям пирамид было по силам перемещать горы и дробить скалы в песок

- Боги были огненными мастерами. Они умели обуздывать бесконечную силу вулканов, управлять жаром земли. Подземные силы в мгновение ока вздымали в небо тяжелые плиты и складывали из них гигантские города. Эта пирамида - умерший город.

- Здесь ничего не разрушено. Все сохранилось в первоначальном виде.

- Когда верхняя часть старинных городов разрушается, на нижних ярусах долгие годы продолжается привычная жизнь. И пока люди были уверены, что хозяева пирамид погибли, подземные властелины продолжали управлять природой и космосом. Так древние божества обманывали врагов.

- Откуда ты это знаешь?

- Из книг. В библиотеках хранятся десятки томов.

- Ты все прочитала?

- Да. Но этого мало. Древние знания людям пока недоступны. В тайниках спрятаны бесценные каменные книги. Скрижалям не страшен огонь вселенной и даже всемирный потоп. А в других местах тебя удивили бы книги, написанные на человеческих черепах или начертанные невидимым острием на гранях больших алмазов.

Свет фосфорной гнили окрасил монолитные стены. Сверху сквозь разлом пробился лунный луч и прорисовал млечные ниши, из которых вздымались вверх беломраморные чаши, заполненные шершавыми шарами. Они напоминали мохнатые белые кокосы.

Я заметила три яйца внутри мраморной чаши, нависшей над нами. Но дотянуться не смогла.

- Вот они, яйца богов. Так близко. Стоит лишь вскарабкаться и протянуть руку.

- Брось, дочь, нужно скорее отсюда выбираться.

- Сейчас-сейчас-сейчас, - откликнулась я, деловито приспосабливая к стене какую-то корягу, очевидно, упавшую с нами сквозь пролом.

- Не тронь гнездо.

- Я только посмотрю: яйца свежие или нет?

- Не надо их проверять. Это плохо в любом случае. Если яйца высохли, значит, родители погибли от неизвестной смерти, которая и нам грозит.

- А если кладка свежая?

- Тогда сама догадайся. В любом случае нужно уносить ноги.

Гнилая коряга, не выдержав моего веса, треснула, и я потеряла возможность удовлетворить любопытство.

- Мама, подставь-ка плечи, я по тебе вскарабкаюсь в гнездо.

- Пора уходить. Вокруг ни букашки, ни гнили на стенах, ни плесени. Боги убивали все живое вокруг гнезд. Возможно, воздух ядовит. В подземных реках не водится ни рыбы, ни червей, даже пиявкам здесь - смерть. Подземные реки ядовиты своей чистотой.

- Десять лет назад Серая Сойка в этом месте наглоталась воды. И ничего с ней не случилось.

- Ей повезло. Бурный поток быстро вынес ее на поверхность. Но ты же видишь: сейчас вместо чистой воды течет сель. Нам не удастся выбраться тем же способом. Из-за плотного тумана тяжело дышать. Нужно торопиться.

- Река обмелела и превратилась в жижу. Далеко не уйдем.

- Не уйдем, так уплывем. Смотри, какая лодка к нам направляется, - она указала рукой в темноту.

Что-что, а зрение у мамы было превосходное, она даже в темноте видела.

Я пригляделась. Поток втекал в русло с нижних ярусов и вздымался из расщелины гигантским пузырем, который то и дело со звоном взрывался, разбрызгивая жижу по сторонам. А по каналу в нашу сторону кверху брюхом медленно плыл громадный дохлый кайман. Он раздулся, как пузырь, который вот-вот разорвут газы.

Фу! От него разило тухлятиной. Жуткая ухмылка обнажила кинжалы зубов.

- Это не лодка.

- Прыгай на него! Живее! - скомандовала мать и, лихо скатилась с плиты на вздутое желтое брюхо.

Это была неудачная затея. Упругий живот крокодила отбросил хрупкое тело вверх, и она, крутанувшись, как мяч, снова очутилась в воде.

- Держись! - я поспешила вниз.

Но мать, даром, что из принцесс, успела вцепиться в хвост чудовища, подтянулась, вскарабкалась, доползла на четвереньках до брюха и уселась верхом, крепко обхватив ногами вздутые бока:

- Торопись, иначе мы уплывем без тебя.

Я приземлилась рядом с крокодилом и заглянула в оскаленное рыло.

Кайман улыбался. Эти хитрые твари улыбаются даже в смерти.

Зубы щелкнули.

- Не бойся, глупая, он всего лишь отрыгнул газы. Поспеши, не тяни время!

По бокам чудовища безжизненно распластались когтистые лапы. Они выглядывали из воды, как белые лилии с острыми сверкающими лепестками. Таких жутких кинжалов я никогда раньше не видела. Мелькнула мысль об амулете. Крученая Губа сдохла бы от зависти.

Всего три охотника носили на шее ожерелья из когтей каймана. Всего трое сумели победить смерть. Храбрый Лис позволял иногда прикоснуться к острым, как иглы, кончикам когтей.

Он в одиночку одолел гигантского каймана. Зверь вцепился в ногу, притворившись гнилым бревном. А надо знать, что зубы кайманов дробят даже панцири гигантских черепах. Но Храбрый Лис вовремя вставил в пасть корягу. Кайман заглотнул ее наполовину, только не ожидал, глупец, что обратно выплюнуть не сможет. Острый сук проколол его нос и застрял в челюсти, другой вылез из глаза. Храброму Лису повезло. Пока крокодил крутился и прыгал на брюхе, охотник накинул на пасть лассо и выбил зубы. Так он отомстил кайману за прокушенную ногу. За смекалку охотники прозвали его Хитрым Лисом.

Кто ж не знает о глупости кайманов! Но и подлости не стоит забывать.

- Залезай! - торопила мать

Я уперлась коленом в разлапистую ладонь крокодила. На желтых перепонках между пальцами бугрились присоски.

- Лезь!

Лапа качнулась, и когти задели кожу.

- Не крутись, перевернешь тушу! - кричала мать.

Я переводила взгляд то на когти, то на мутный громадный оранжевый глаз с неподвижным продолговатым зрачком.

Крокодилы могут часами притворяться гнилушками, а потом вдруг ударом хвоста раздробить хребет своей жертвы. После такого удара никто не поставит на глупца, доверяющего лишь глазам, а не уму и сердцу.

- Поспеши, дочь, торопись, иначе туша развернется поперек канала, и мы снова наглотаемся гнили!

Я лихо вскарабкалась на брюхо, обхватила ногами скользкое туловище, чувствуя, как ранит нежные места острая костяная чешуя.

Эх, мама, прощай моя девственность?

Вдруг шея крокодила дрогнула, и он дернул курносой мордой. Туловище мелко задрожало, и раздался оглушительный взрыв. Казалось, что стены захлопнулись, а эхо разорвало душу на части.

Ледяной ливень обрушился с потолка, вымочив с головы до ног.

Это повторялось несколько раз. Только тот, кому приходилось плавать верхом на пукающем каймане, поймет мои страдания.

Я с тоской оглянулась на уплывающие в темноту гнезда. Белые чаши загадочно светились и манили, пока резкий крутой поворот не отсек их навсегда от моей судьбы.

Зато мы благополучно выплыли из клоаки. Верилось, что спасение совсем близко, возможно, за следующим поворотом, лишь бы туша крокодила не расползлась под нами, как старая падаль.

Моя задница то и дело ощущала движение внутри вздутого брюха. Там что-то булькало и кипело, даже урчало... Газы газами, но порой доносились и другие звуки. Да... И еще... Снова... Неужели?!

Ленивый гулкий барабан внутри туши медленно оживал, с каждым ударом набирая силу.

Мать, обняв меня и положив голову на плечо, согрелась и безмятежно заснула. Маленькому вождю было тепло и надежно между двух наших тел.

А я пристально смотрела в мутный неподвижный глаз чудовища. Если щель зрачка распахнется, голодная пасть порадует зверя добычей.

-17-

Между тем гнезда с яйцами богов давно скрылись за поворотом. А мы все ползли куда-то вниз, хотя казалось, что жижа поднимается вверх к дневному свету.

В этой части пирамиды любопытная луна больше не сопровождала наш путь сквозь разлом. Но света вполне хватало из-за фосфорного мерцания стен. Наверху светящуюся краску можно добыть лишь возле захоронений после кровопролитных войн. А здесь в чудесный зеленый свет были выкрашены и стены, и потолок, и даже дно канала.

Монолиты сверкали, отражая друг друга и до бесконечности раздвигая пространство. Пар дыхания тоже светился и мерцал на весу.

А кайман, на брюхе которого мы разместились, медленно оживал. Хищный взгляд пронзал до костей. В удлиненном зрачке отражалось мое перекошенное от страха лицо.

Иногда крокодил сглатывал слюну, и его хищное сердце под моими ягодицами билось все громче и громче.

Очевидно, попав в ледяной плен подземной реки, кайман замерз. Селевой поток охладил его кровь, холод сковал мышцы и дополз до сердца. Кайман окоченел и не мог сопротивляться потоку. Но ящерам достаточно слабого солнечного блика, чтобы разогреть замороженную кровь. Похоже, наши горячие задницы оживили хищника.

Мать безмятежно дремала, сцепив замком руки на моем животе. Я бесполезно пихала ее то локтем в бок, то поддавала пятками по ногам, но храп не прекращался.

А стоило ли ее будить? Пусть спит.

Неизвестно, оживет под нами крокодил или нет. Если воскреснет, мы погибнем. Защититься нечем. Мой обсидиановый нож потерян, сорван корягами с шеи, пока мы летели в пустоту. Если крокодил проснется, нечем будет вспороть железное брюхо. Нежные девичьи ногти не смогут защитить беременную мать. Пальцы бессильно скользнули по хрустальной чешуе. Ни пятками, ни локтями не пробить панцирь, об который ломаются копья.

Я ощупала мокрый пояс. Пусто. Лишь раскисшие мешочки с травами, да моя драгоценная трубка. Маккао испортился, превратившись в тягучую бурую слизь, текущую по руке.

И тут меня осенило. Вот в чем спасение! Нужно усыпить пробуждающегося крокодила, чтобы не смог шевельнуть ни хвостом, ни закорючкой мозга. Пусть спит и видит свои солнечные сны.

Я осторожно переползла с брюха на шею. Зрачок животного следил за каждым движением. Когти на лапах шевельнулись. Я протянула руку над оскалом и выжала горькую струйку из мокрого мешочка в жуткую пасть. Горло каймана было забито грязью, но язык под струей отчистился от жижи и удивил нежным розовым цветом.

Кадык шевельнулся. Зрачки начали медленно расширяться.

Я выжала последние капли из мешка в смертельную глотку и туда же отправила мешочек, любовно расшитый перламутром по кайме.

"Жри, гад, - думала я. - Чем больше плата - тем дороже товар. Остатки маккао погрузят тебя в мир грез".

Последнее, что я увидела, был мой мешочек, медленно ползущий внутри горла крокодила. Он его проглотил. И сразу ожил.

В то же мгновение чудовище резко перекатилось на бок, и, шлепнув по грязи лапой, сверкнуло дугой хвоста. Высоко под потолком разрезали воздух гребни упругой спины. Крокодил разрубил хвостом русло до дна, и жижа канала веером плеснула на стены.

Мы полетели в грязь. Мать скатилась позади хвоста, а я приземлилась прямо перед оскаленным рылом.

Крокодил, не мигая, глядел на меня. Я зарычала. Душераздирающее мычание твари оживило своды пирамиды. Кайман бросился вперед - я увернулась, и курносая морда слепо ударила в то место, где только что плескалась легкая добыча. Челюсть схватила пустоту, и зубы щелкнули с такой силой, что, наверное, раскрошились, испортив товар.

Оранжевые глаза моргнули. В них мутно отразилась грязь потока. Боковым зрением кайман заметил мать. Она увязла по грудь, и глина волнами наползала на нее, обволакивая и топя.

Крокодил приготовился к броску. Ну, уж нет, мамочку мою он не получит! Я громко забарабанила ладонями по грязи:

- Иди, сволочь, сюда, ко мне, иди - не бойся. Хватай!

Он ударил хвостом. Подвоха я не ожидала, хотя знала: крокодилы кожей хвоста чувствуют добычу лучше, чем видят слепыми глазами. Сбитая с ног, я перехитрила зверя, вцепилась за надломленные гребни летящего на меня хвоста и в три прыжка оказалась на раздутой шее.

В мгновение ока моя веревка спеленала рыло хитрым узлом. Теперь любое усилие каймана еще сильнее стягивало пасть. Мой кулак посинел, но клянусь, не выпустила бы веревку из рук, даже после смерти!

Крокодил не ожидал такой развязки. Начал поспешно зарываться лапами на дно, забрасывая грязь на спину. Ага, испугался! Но на этот раз раздутое брюхо не позволило кайману спрятаться на глубине.

Этот прием знают все крокодилы. Стоит охотнику вцепиться в загривок, как животное тут же спешит на дно. Крокодилы уверены, что человек на глубине захлебнется, пустит пузыри и слепо рванет вверх, - тогда одно удовольствие пощекотать смельчака за пятки.

Я сжала ногами шею, теперь кайман мог сколь угодно прыгать, крутиться и бить хвостом. Что он только не проделывал! Мычал, хрюкал, стонал, кувыркался, сворачивался кольцом, тряс загривком, таранил стены, взбивал фонтаны до потолка! Но, чувствовалось: людоед уже устал. Движения замедлились, лапы безжизненно повисли вдоль боков, когти судорожно скорчились, и он закатил глаза. Крокодил снова замерз.

Все? Я оглянулась.

А мама?

Раскрученное лассо зацепило пустоту. Там, где она только что воевала с грязью, остались одни пузыри. Я потеряла ее!

- Держись!

Я нырнула в поток.

Но река вдруг с шумом обрушилась вниз.

Лететь в хрустальной чистоте водопада - совсем не то, что падать, закатанным в комок дерьма.

Глина плотно облепила тело, ни пальцем двинуть, ни ногой шевельнуть.

Я приклеилась к гигантской капле, нависшей над бездонным обрывом, и тупо смотрела вниз. Туда гигантскими ошметками глиняного теста обрывался селевой поток.

Внизу среди валунов я разглядела свою смерть. Как только капля набрякнет, я полечу вниз, приземлюсь, должно быть, мягко, но выбраться на поверхность не успею. Сверху придавят и раскатают в лепешку другие комья жижи. Так я размышляла, уверенная, что со стороны эта картина показалась бы очень забавной

Я последний раз зажмурила глаза от яркого солнца.

Тепло, тихо. Прощай, родина. Прощай Солнечная долина.

Лучи прогрели глину. Подо мной что-то шевельнулось и царапнуло бок.

Это дернулась лапа каймана.

Мой враг радостно крутанул хвостом.

Ком грязи, мелко задрожав, сорвался вниз.

Мы с крокодилом летели, глядя друг на друга, как влюбленная пара перед смертью. Он широко улыбался и даже хрюкать перестал.

Нас, как букашек, протащило сквозь валуны, но жижа смягчила падение.

Внизу крокодил сильным размахом хвоста раскидал налипшую грязь. На этот раз удар был точен. Я взлетела, описав дугу, и врезалась в раскаленный речной песок. Следом за мной из жижи вылетел еще один глиняный кокон, пропахав за собой в песке глубокую борозду.

Контурами кокон напоминал человека. Сквозь глину ослепительно сверкнули изумруды, шевельнулись пальцы.

Мама была жива. Я соскребла глину с лица. Она улыбнулась:

- Все время летим вниз, падаем и падаем. А никак до могилы не долетим.

Мы были живы. Да... Но и враг не пострадал.

Крокодил, притворившись бревном, следил за нами.

Я порывалась напинать этому бревну по бокам.

- Подожди, тварь, встретимся. Отучу охотиться на людей, - пообещала на прощанье.

Зверюга улыбался кривой крокодильей улыбкой, подставляя под лучи холодные бока. Он урчал и похрюкивал от удовольствия. Мама тоже улыбнулась:

- Погляди, какой этот кайман красивый, изумрудный, даже светится. В местах, откуда он родом, полным-полно зеленой травы, там полноводные реки, и, поверь, никто ни про какую засуху там никогда не слышал.

- В наших краях такие гиганты не водится. А знаешь почему? Потому что у нас хорошие охотники. Пусть этот жирный крокодил здесь попробует пожить. Кое-кто такой добыче обрадуются.

- Вот бы найти то место, откуда свалился красавчик.

- Лучше бы найти, где отмыться.

- Не беда, пока бежим, грязь отсохнет.

- Слышишь? Со стороны деревни - шум. Что-то случилось!

- Надо спешить.

На ходу согреваясь под горячими лучами, мы помчались домой.

-17-

- Ой, люди! Ой, люди! - на вопли Крученой Губы сбежалась вся деревня.

Она тащила за руки упирающуюся Маленькую Лилию и ее обожателя Кудрявого Кролика.

- Я нашла их. Они прятались в пещере над высохшим ручьем, - орала Крученая Губа, торжественно выталкивая детей на всеобщее обозрение.

Женщины собрались на крики:

- Что с ребятами не так?

- Из-за чего переполох?

- А вы посмотрите на ножки маленькой развратницы, - показала Крученая Губа.

Женщины всплеснули руками. На бедрах сестры застыла свежая кровь.

- Она ранена? На сучок напоролась?

- На сучок, да не на тот.

- А ты бы, Крученая, зря не позорила девчонку, - заступилась Серая Сойка. - Крошке всего семь лет.

- Произошло не то, что вас напугало, - ликовала Крученая Губа, - а то, что я видела своими глазами. До первой лунной крови прелюбодейке далеко, но до Скалы Провинившихся Женщин близко.

- До Скалы Провинившихся Женщин? О, не смеши!

- Да ты, Крученая обкурилась что ли?

- Со мной все в порядке. Говорю, что знаю. Даже поклясться могу своим первенцем: видела. И не во сне. Нужно немедленно созвать Совет Старейших. А так как вождь и жрецы до сих пор не вернулись, и неизвестно, когда закончится праздник, я требую: забрать жезл Длинноносого из опозоренного дома и передать в благочестивые руки.

Толпа зашумела:

- Благочестивые руки! Это чьи же?

- Не бросайся словами, Крученая Губа. Серьезные обвинения произноси с оглядкой на собственный зад.

- Что могла совершить семилетняя крошка?

- Что совершить? То, что совершают каждую ночь муж и жена.

- Ой - ей! С безусым мальчиком?! - Серая Сойка всплеснула руками. - Сына своего я в обиду не дам!

Хохлатая Цапля растолкала толпу:

- Ай-яй-яй! Не стыди мою дочь. Крошка мала телом, а дурные проступки велики. Преступная кровь старшей сестры и порочная кровь матери - черный грех на детской душе. Когда-то непокорных женщин предки сжигали в каменной яме на краю деревни. И боги не были столь жестоки к людям, не насылали смертную засуху. Боги прощают племенам, соблюдающим табу. Боги хотят крови. Мы вернем милость богов.

- А если бог, в самом деле, умер?

- И это говоришь ты, Болтливая Попугаиха? Мать, искусанного муравьями ребенка? Лучше ответь: кто виноват в страданиях твоего младенца? Молчишь?

- Мой младенец жив, - ответила подруга, - зачем же нам казнить другого ребенка?

- Мы накажем Маленькую Лилию не за проказы, а за табу, - сказала Крученая Губа, вытрясая из кукурузного мешка труху. - Женщины, кто за наказание блудницы?

- Хочешь, маленькая развратница, узнать, как весело пляшут прелюбодейки в огне? Как красиво они поют, созывая богов на праздник? Пойдем со мной! - жена Жреца схватила девочку за руку.

- Отпусти меня, жабья рожа! - завопила крошка, вырываясь.

Но Хохлатая Цапля уже накинула на голову девочки кукурузный мешок и воздела руки к небу:

- Выкупим прощение у Пернатого Змея! Сожжем порок! Заслужим благодать! Пусть прольются дожди! Пусть мужчины вернутся в деревню.

Мы издали увидели, как Маленькую Лилию с мешком на голове тащат на окраину. Мать растолкала толпу, бросилась к Маленькой Лилии, сдернула с головы мешок, присела перед девочкой, заглянула в глаза, утерла слезы, обняла:

- Жива, жива... Рассказывай: где была? Искали всю ночь. Что случилось? Где болит? Отвечай!

Маленькая Лилия захныкала, потупив глазки.

- Кудрявый Кролик стал моим мужем. Он сорвал с меня повязку невинности.

По толпе пронесся гул.

- Я же говорила! - взвизгнула Крученая Губа.

- О, дети, это не игра.

- Яма, только яма, исправит порок, - шипела Хохлатая Цапля.

- Молчите, дети, горе вам, - прошептала Серая Сойка, пряча сына за спину.

Мать все равно схватила его за ухо:

- Отвечай, что сделал с моей дочкой!

Тот завыл, извиваясь ужом:

- Маленькая Лилия сама захотела!

- Ах, сама захотела! Разве ты не давал клятву в День Воина: не прикасаться к девочкам до дня совершеннолетия? Разве ты, стервец, не обещал хранить честь женщин Солнечной долины от посягательств омельгонов?

Она крутанула пойманное ухо. Кудрявый Кролик заплясал на одной ноге:

- Давал, клятву, давал, ой-ой-ой!

- Ты сам хуже омельгона!

- Нет, я воин. Принцесса сказала, что Кецалькоатль соединил наши сердца до рождения.

- Ты ничуть не умнее семилетней девочки.

- Он умнее, - ехидно вставила Крученая Губа. - Да только ваша порода и крокодила уломает. Я сама видела, что между ними произошло. Правильно говорят: держи детишек дальше от родительских циновок.

- Видела, а не вмешалась? Тебе тоже придется отвечать.

- Отвечать за неправильное воспитание чужих детей? Ну, уж нет. Отвечать должны родители.

- Рассказывай, что видела. А соврешь - боги лишат тебя языка.

- Девчонка опоила мальчика кровью лягушек.

Серая Сойка, всплеснув руками, запричитала:

- Добрая принцесса, отпусти мальчишку, не крути ухо. Ой, беда! Отравой опоили сына, подлые принцессы. А ты молчи, Крученая Губа. Насчет лягушек - твоя вина.

- Не буду молчать. Опозорились детки. Что видела - расскажу. Всем бы взрослым поучиться у маленькой развратницы. Можно догадаться, что происходит по ночам в доме синеглазых. Пусть народ сам догадается, почему реки в стране пересохли.

- Молчи, молчи, - умоляла Серая Сойка.

- Рассказывай, что видела, - требовала принцесса.

- Все расскажу. Пусть народ узнает, почему нас наказали боги. Короче, пошла я за болото, проверить лягушачьи ловушки. И вдруг слышу: кто-то из наших кричит во все горло, веселится так, что всех жаб распугал. Подкралась я ближе, и вижу: Маленькая Лилия пристала к пацану: давай и давай. Так к нему лезет, и этак. А он, хороший мальчик, не соглашается, отвечает: "Я воином быть хочу, а не шаманом".

- Дальше рассказывай.

- Прелюбодейка начала щекотать его сучок травинкой. Смотрю - у пацана глазки закатились, затрясся весь, понятно дело, в первый раз. Потом обнялись и покатились по траве.

- Люди добрые! - закричала Серая Сойка. - Не виноват сын. Отравленный он был приворотом. Проклятые лягушки не выведутся никак, - заплакала Серая Сойка, обнимая сына.

Мать подлетела к Крученой Губе, схватила за лохмы, накрутила на кулак, ощерила зубы и прохрипела в бледное испуганное лицо:

- Молчать! Всем - молчать! За жалобу жрецу обещаю: сдохну, но заберу с собой в могилу связку болтливых языков.

Горящий взгляд принцессы усмирил толпу. Женщины закачали головами, раздался шепот:

- Принцесса сдержит слово. Одними глазами спалит Солнечную долину. Останемся без домов.

- Будем немы, как черепахи, не матери мы что ли?

- Не расскажем, принцесса. Обещаем. Жаль девочку. Жрецы нынче лютые, повсюду виноватых ищут. Забьют ребенка.

- Кто из женщин не грешен? Правда, подруги?

Мать отпустила Крученую Губу, оттолкнула от себя, та не удержалась на ногах, упала, но тут же вскочила и с ненавистью прищурила глаза:

- Синеглазая, разве ты забыла, что моя дубинка с первого удара раскалывает черепа? Я не раз переламывала кайманам хребты. Скажу при всех: ты и твои дочери - шлюхи и дешевки. И не потому, что потеряли девичью честь... Но так как вся деревня поклялась покрывать преступниц и молчать, открою и свою тайну. Она вам не понравится.

- Говори, что за секрет.

- Я тоже потеряла честь. Повязка невинности не приросла к моим ягодицам. Вот почему Храбрый Лис будет моим мужем.

- Храбрый Лис?

Толпа застонала:

- Опять драки не миновать.

- Девчонки изуродуют друг друга.

Крученая Губа прищурила глаз, встряхнула головой и обвела толпу надменным взглядом:

- Да. Я сделала это. И не хочу трусливо скрывать. Все слышали? Храбрый Лис сорвал с меня повязку невинности. Потерял голову. Сильную страсть не удержать. А Синевласая Лань так и не зажгла его сердце. Поучись у младшей сестрицы, соперница, как мужчин соблазнять.

- Врешь, - прошептала Болтливая Попугаиха.

- А хоть убейте меня, люди! Это случилось. Плачь, Синевласая Лань. Твое горе мне понятно.

Стало тихо. Даже попугаи заткнулись, тараща с веток испуганные глаза.

- Дочь моя! - вдруг закричала Хохлатая Цапля, вкогтившись в волосы Крученой Губы. - Подлая тварь! Как посмела ты опозорить своего отца, Старшего жреца? А что сделает он с тобой, когда узнает?

- Он не узнает.

- Ему расскажут твои подруги.

- Не расскажут. Мой секрет стоит секрета Маленькой Лилии.

- Убью! Сама тебя брошу в огненную яму! Молчи, негодница! Сознайся, что соврала.

- Не соврала. И бояться нечего. Никто не выдаст, - она обвела толпу глазами. - Правильно я говорю?

- Сама держи язык за зубами, - ответила Седая Сова.- Разве мало девушек не сберегло пояс невинности? Но никто зря языком не мелет и не кормит костями Скалу Преступниц. Живут себе честными женами и детей плодят, а мужья их любят и балуют. Уж я-то знаю.

Кто-то в толпе захихикал:

- Она знает, точно.

Хохлатая Цапля продолжала:

- Этих двух грешниц, Маленькую Лилию и мою дочь, потаскуху Крученую Губу, жрецы скормят грифам на скале Виноватых Женщин.

- Не скормят. Никто никому не расскажет. Будут молчать и мои подруги, и подруги Синевласой Лани. - Крученая Губа с ядовитой усмешкой обвела присутствующих ехидным взглядом. - Или нет?

Женщины закивали головами:

- Никому не расскажем. Ни слова. Жрецы не узнают.

- А ты, Синевласая Лань, почему молчишь? - Крученая Губа злорадно посмотрела на меня.

- А давайте спросим у Храброго Лиса: врет Крученая Губа или нет? - предложила Болтливая Попугаиха.

- Об этом нельзя спрашивать, чтобы не раскрыть нашу тайну мужчинам, - напомниа Седая Сова.

- Зачем спрашивать? - сказала я. - Верю своему жениху.

- Молчи, Синевласая Лань, иначе Маленькую Лилию уведут на скалу преступниц.

Тут в круг спорящих женщин протиснулась моя мать с плачущей Маленькой Лилией и торжественно заявила:

- О Маленькой Лилии не спорьте, женщины. Ничего не было. Проказница вымазалась соком циндальника.

У Кудрявого Кролика от удивления подбородок чуть не отвалился. Так и замер мальчишка с открытым ртом.

И тут все посмотрели на Крученую Губу.

В этот момент ей никто бы не позавидовал.

Нет худшего оскорбления для врага, чем жалость.

-18-

- Хочешь, причешу тебя, как принцессу, - сказала мать, вытащив из сундучка драгоценный гребень в виде змеи с плоской раздутой шеей.

Я покорно распустила косы.

- Не верь сопернице. Верь своему сердцу, - сказала она.

- Крученая врет. Он не любит ее. Она уродина. Ее пометил скунс.

Рука матери больно рванула прядь.

- Уродина или не уродина - судить Храброму Лису. Но будь я воином - предпочла бы смелую девушку плаксе и жеманнице.

- Клянусь, никто не видел моих слез. Ты тоже их не увидишь.

- Слезами отравлена твоя кровь. Потерять любимого - все равно, что потерять свободу. Только любовь освобождает нас от женского рабства.

- Храбрый Лис говорил, что умрет за меня.

- Крученая Губа тоже выбрала смерть за него.

- Но Храбрый Лис пошел против стойбища омельгонов и выкупил мою жизнь у жреца.

- Да. Отважный воин рисковал жизнью ради тебя. Но из-за тебя он потерял братьев. Твое имя соединилось со смертью дорогих ему людей. Но, дочка, верь жениху. Нужно подождать, чтобы сердце воина избавилось от боли.

- Он не мог мне изменить! Не верю. Наверно Крученая Губа опоила моего жениха кровью лягушек.

- Не говори глупостей, - рассмеялась мать, скользя гребнем по волне волос. Она больно потянула за прядь:

- Спрошу у Храброго Лиса про измену.

- Измены не было, он никому не муж. Но, кто каркает, тот накаркает... Погляди сюда. Я подарю тебе этот гребень в день свадьбы. Возьмешь в новый дом. Пусть всегда он будет с тобой.

- А книгу отдашь мне?

В ответ мать так дернула за прядь, что я вскрикнула. Она сказала:

- Я не собираюсь в гости к богам так скоро.

- Мы могли бы вместе читать эту книгу.

- У тебя скоро не будет ни одной свободной минутки. Муж ни на мгновение не позволит уединиться красавице-жене. А через девять месяцев ты будешь молить бога, чтоб редкий сон ни на минуту не разлучил тебя с первенцем.

Сверкающие пряди потекли сквозь бледные пальцы, словно река сквозь высокие пороги в половодье.

- Мама, почему у меня синие волосы?

- Наверно потому что у меня синие глаза.

- Синих глаз много, а волосы цвета турмалина только у меня. Ни у кого в Солнечной долине таких нет.

- У моей матери, твоей бабушки, были точно такие волосы. Кровь синеглазых передается из рода в род. Где начало этого ручья? Наверно там, где люди ценили синие цвета. Среди этих людей ты была бы не Синевласой Ланью, а Синевласой Богиней. Я слышала, что давным-давно мир был не зеленым, под цвет лесов, или желтым, под цвет пустынь. В синих лесах обитали синие ящерицы. Хищники не замечали их в синей траве. Не стало синих лесов - и ящерицы стали зелеными. Но у самых древних до сих пор синие глаза. Как у меня. Наверно синий мир подшутил над нами. Или просто напомнил о том, что вернется, и дети его живы.

- Ах, мама, не тяни так за волосы.

- Твоя коса готова. Я заплела ее туже обычного, чтобы завтра не тратить времени на убор. С утра нужно встретить жениха и подарить ему внимание и заботу.

- Слышишь? Кто-то кричит. И крики все ближе.

- Кто-то к нам сюда бежит.

-19-

По деревне с поднятым над головой боевым топором неслась Крученая Губа. На губах выступила густая пена, глаза вылезли из орбит. Распущенные волосы развевались за спиной, зубы лязгали так, что попугаи, теряя перья, в ужасе разлетались в разные стороны.

Женщины и дети бросились врассыпную, попрятались на крышах, жестами издали предупреждая друг друга:

- Крученая Губа сошла с ума.

Боевой топор в руках безумной охотницы крошил кувшины, ухал по изгородям и каучуковым игрушкам. Жернова покатились под откос, в страхе обгоняя друг друга. Пепел разворошенного костра затмил небо. Люди причитали:

- Обкурилась.

- Безумная размозжит нам черепа.

- Мы все умрем.

Подскочив к Дому Побед, Крученая Губа ударила топором по стене. Посыпалась известка.

- Всех убью! Выходи, соперница! Раскрою твою тупую голову пополам! - визжала она, стуча древком по глинобитной стене, пока топор не провалился внутрь пробитой дыры.

Мы с матерью, вооруженные дубинками, вышли на порог:

- Что творишь? Опомнись!

Крученая Губа свалилась на землю, стиснув руками виски и дико воя:

- Умираю. Ты виновата. Ты колдунья. Ты вселила в меня проклятье. Огненная кочерга крутит мозги. Ты вытягиваешь из меня жизнь, заставляешь корчиться от боли. Я пляшу на углях! Посмотри, какой костер ты разожгла подо мной. Я бегу - и он не отстает от меня! А цвет у него синий! Вы, синеглазые, прокляли меня! - она вперила в меня кровавые глаза, протянула руки, пытаясь вцепиться в лицо. - Вы нарушили табу. Вы ходили к спящим богам. Вы разбудили их месть. Длинные когти залезли сквозь уши и царапают мозг.

Скрюченные пальцы что-то выхватили из воздуха, она поднесла их к глазам, слепо щурясь и разглядывая на свет.

- Я вытащила твои глаза! Вот они, в моих руках. Вот они, под моими ногами. Я растопчу их. Пусть тебе достанется моя боль!

Крученая Губа, тряся пятками, покатилась по развеянной золе. Пыль и пепел поднялись выше крыш.

- Для чего вы разбудили богов? Вся Солнечная Долина сгорит в огне.

Собравшаяся толпа в ужасе расступилась.

- Хуже нет, когда женщины поднимают топоры.

- Она ослепла.

- Страх перед наказанием свел несчастную с ума.

- Скорее бы вернулись мужчины.

- Крученая Губа умирает.

- А где ее мать, где Хохлатая Цапля?

- Вон - бежит!

Жена Жабьего Жреца с жалобными криками неслась по улице, руки у нее были запачканы тестом. Она, растолкав толпу, склонилась над дочерью:

- Что случилось, дочка? Что случилось? Вдруг вскочила, муку просыпала, схватила топор и побежала. Куда побежала, глупая? О, боги, она прогневала вас! Нет ей прощения, но простите мать, не отнимайте единственное дитя. Я найду, чем отблагодарить!

- Уйди, мать, - зарычала Крученая Губа, и на ее губах выступила пена, - лучше уйди. Убью Синевласую - и боль пройдет.

- Что болит у тебя?

- Все горит, и голова и нос, и глаза.

- Не страдай, дочка, скоро вернется отец. Он зальет в ухо желчь рыбозмейки, и боль уползет навсегда.

- От яда рыбозмейки твоя дочь не только ослепнет, но и оглохнет, - сказала моя мать.

- Ну и что? Для женщины главное - рожать детей, а видеть и слышать, что творится вокруг не обязательно.

- Дочь жреца умирает. Ой, люди, а наши мужчины до сих пор не вернулись, - сокрушались женщины.

- Скорее бы закончился проклятый праздник.

- Злые боги проснулись. Они идут из-под земли. Они ищут принцесс. Убейте их, люди, пока вас не бросили в огонь.

Крученая Губа в беспамятстве зарылась лицом в пыль, ноги и руки тряслись, глаза остановились, пена, выступившая на губах, порозовела.

Мать растолкала толпу, присела перед несчастной и, сжав ладонями виски, заглянула под веки. Глаза охотницы уже закатились под лоб, она обмякла, как тряпка, только жилы на висках подергивались, как лапки раздавленного паука.

- Я знаю, что делать, - сказала мать. - Вот здесь, над левой бровью, нужно просверлить дыру, - она оттянула двумя пальцами вспухшую кожу над костью.

- Уйди, принцесса, видеть тебя не могу, - завыла Хохлатая Цапля. - Просверлить дыру? Лучше молчи! Или я сама топор возьму! Из-за вас, проклятых, все наши беды!

- Слушай, что говорю.

- Дай дочери умереть без мук, - заголосила Цапля.

Крученая Губа захлебнулась кровавой пеной и закашлялась:

- Я так просто не отступлю. Храбрый Лис будет мой.

- Позволь, помогу твоей дочери, - настаивала мать.

- Кто ты такая? - упрямилась Цапля. - Мастерица книги читать? Они здесь не пригодятся. Уходи.

- Я знаю, чем больна твоя дочь. Если мы не остановим болезнь, погибнут многие племена. Похожим безумием охвачены стойбища омельгонов. Злой недуг сводит с ума людоедов, и они в слепой ярости разбегаются по лесам на радость кайманам и оцелотам.

- Не прикасайся к моей дочери, хуже будет, - Хохлатая Цапля подняла с земли топор.- Вы разбудили подземных демонов. Вы показали им дорогу.

- Я знаю, как лечат эту болезнь в городе Спящих Надежд, - тихо сказала мать.

- Ничего она не знает. Не верь ей, Цапля! - подала голос Большеглазая Улитка. - Я недавно была там и видела гору черепов с пробитыми дырками. Но живых людей с дырками в голове никто никогда не видел.

- Неужели мертвецы ушли в хрустальные замки с дырами в черепах? Вот беда! Их танцы не понравятся богам, - всплеснули руками женщины.

- Люди умирают, если болезнь съест половину мозга. Главное не опоздать, - объяснила мать.

Хохлатая Цапля тонко взвыла, протягивая руки к небу:

- О, Пернатый Змей, не вырывай единственную дочь из моих рук!

- Я видела много раз, как сверлят дыры в черепах, - продолжала принцесса.- Если вытащим болезнь, дыра зарастет новой костью. Знаю лишь одно: без нашей помощи охотница ни дня не проживет.

- Видят боги, ты желаешь смерти моей семье!

Наступила глухая тишина, праздно загудели мухи, слетаясь на знатный пир.

Мать сняла с шеи ключик от заветного сундучка, сунула мне в руки:

- Беги, дочка, принеси из сундучка шкатулку черного дерева, в ней тонкие резцы и хрустальный череп.

- Хрустальный череп, мама? Хрустальный? Неужели ты хочешь открыть нашу тайну?

- Ты еще здесь?

Когда Болтливая Попугаиха увидела в моих руках целый и невредимый хрустальный череп, в ее глазах полыхнула жгучая обида. Я потеряла единственную верную подругу.

Мать поспешно схватила череп, направила впадины глазниц в жар костра, и вдруг вокруг лба засиял синий ореол. Пока хрусталь нагревался, свечение становилось все ярче, а пальцы матери в лазурном сиянии медленно истончались, таяли, пока от них не остались видны одни косточки.

Женщины запричитали:

- Глядите: череп бога съел пальцы принцессы.

Мать приблизила свечение к голове Крученой Губы, приложила череп затылком к затылку. И тут свершилось чудо. Лазурная струя растворила волосы и кость головы. Все ахнули. Сквозь череп Крученой Губы проступили извилины, ничуть не краше мозгов дикой свиньи.

- Чудо, женщины, Хрустальный Череп видит сквозь кожу.

- Смотрите: в голове у Крученой Губы кто-то шевелится, - женщины отскочили в испуге.

- Это какой-то змееныш!

- Детеныши подземных богов съедают нас изнутри!

В глубине мозга копошилась отвратительная тварь. Она вкручивалась вытянутым рылом в плоть, и тело охотницы сотрясали жестокие судороги.

Хохлатая Цапля перестала выть:

- Лечи дочку, принцесса. Сверли дыру. Вижу червя. Ты была права. Но если угробишь дочь - тебе не жить.

Лучше б я не видела, что случилось дальше.

Принцесса надрезала кожу на голове. Во все стороны брызнул фонтан густой крови. Женщины отпрянули. Но мать уверено оттянула кожу и, приставив к обнаженной кости длинную палочку из обсидиана, принялась крутить ее между ладоней, словно хотела зажечь костер на голове. Запахло жженой костью. Отверстие получилось небольшое, но ровное. Мать взяла другую палочку, шире прежней, снова вставила ее в отверстие. Она меняла размеры несколько раз, пока не смогла заглянуть одним глазом внутрь.

- Посмотри, Хохлатая Цапля, кто выпил разум твоей дочери, - сказала она. Жена Жреца, бледная, молчала, окаменев.

Мать всадила в дырку маленькую острогу, крючок подцепил длинное прозрачное тело. Она вытащила его. Червяк корчился на свету, как змея в костре.

Мать швырнула его в глиняную чашку. Женщины и дети сгрудились посмотреть. Они брезгливо дергали носами и шептались:

- Вот оно, проклятие богов!

- Это не змея, а червь. Болезнь появляется во время засухи, когда люди едят недожаренное мясо капибары или человека, - объяснила мать.

- Человека!- толпа застонала.

- Неужели жрец и его семья тайно лакомятся человечиной?

- Такими же червями наполнены животы крыс, выдр и форели во время больших дождей. Грызуны страдают от паразитов и заражают ими людей.

Все знали, что Жабий Жрец обожал живую кровь. Он лепил смоляные шарики для охоты на крыс, разбрасывал их в кустах, и они приклеивались к лапкам. Крысы не могли двинуться с места, пока жрец собирал их в мешок. Потом он надкусывал им шеи, пил кровь и высасывал внутренности; а пустые шкурки, раскрутив за хвост, бросал в кусты. На падаль сбегался новый завтрак.

- Черви рыб и крыс не пристанут к человеку, - сказала мать. - Только у тех, кто лакомится человечиной, черви съедают мозг. Проклятые людоеды заразили наш народ. Яйца червей со стойбищ омельгонов трупные мухи разнесли по всем долинам.

- Вот он, Конец Света!

- Проклятие!

- Мы все умрем!

- Нет, - сказала мать, не умрем. - Успокойтесь, люди. Есть средство остановить заразу. Я приготовлю снадобье. Каждый впустит каплю настойки в свою кровь, и тогда семя червей не тронет нашу плоть.

- Принцесса, лечи наших детей. Спасай, - женщины с детишками на руках тесным кругом обступили мать.

Она сыпанула щепотку неизвестного порошка на червяка, тот взбесился и начал дико извиваться и прыгать на дне чаши, пока безжалостный пестик не растер его в пенную кашицу. Потом целительница разрезала жилу на своей руке и, смешав слизь червя с живой кровью, добавила сок млечника:

- Пей, - она поднесла к губам Маленькой Лилии чашу, до краев заполненную розоватым зельем.

Девочка пригубила напиток:

- Какая гадость, фу, не буду!

- Пей, говорю, - приказала мать. И Маленькая Лилия сделала глоток.

Чаша пошла по рукам.

Стемнело. Женщины разошлись по домам.

Крученая Губа забылась мертвым сном. Ее ребра равномерно вздымались. Перекошенное лицо опухло. Мать зашила рану, смазав края соком шипучей травы, и покрыла толстым слоем белой глины.

Соперница лежала передо мной жалкая, беззащитная и несчастная.

Да и какая она теперь соперница?

-20-

- Вот ты и попалась! - мать схватила в охапку Маленькую Лилию, когда та незаметно пробралась к своей циновке. - Поговорим. Отвечай: для чего накрасила бедра циндальником? - со смехом спросила она.

Малышка поняла, что гроза миновала, и врать не обязательно.

- Я хотела, чтобы Кудрявый Кролик женился на мне.

- Ты не готова для брачной жизни.

- Почему нельзя?

- Жена должна быть равной супругу. Во всем. И по красоте, и по храбрости, и по размерам. Никому из мужчин не дозволено прикасаться к повязке невинности, пока первая лунная кровь не оросит девичьи бедра.

- Но первая женская кровь уже оросила мои бедра.

- О чем ты говоришь?

- Жабий Жрец сделал со мной то, что делает мужчина с женщиной.

- Он сделал с тобой - что?

- Он трогал меня. И сказал, что с этого дня я стала женщиной.

- О чем ты говоришь? - не поняла мать. - Повтори, что сделал жрец?

- Он сделал то же, что делают древесные лягушки с лягушками в пору полноводья.

- Ты снова лжешь, маленькая лгунья. Жрец не мог с тобой это сделать.

- Он сделал. И сказал, что это его долг.

- Когда это случилось?

- Когда народ сбежался поглядеть на пленных омельгонов. Я собирала камни у пересохшей реки, хотела ими раздразнить людоедов, чтобы показали зубы. Правда, что у них зубы синие?.. Но Жабий Жрец поймал за руку и сказал: "Ай-яй-яй, какая большая девочка, а думает о глупостях. Пойдем, погладишь перья на моей траурной маске. У тебя чуткие пальчики, ты сумеешь расправить перышки, одной тебе доверю важное дело".

- Что дальше?

- Я сказала: "Отстань, уйди, видишь, собираю камни, буду кидать в омельгонов!" Но жрец прошептал: "Сороки накажут за непослушание. Старшему Жрецу покорны все маленькие девочки. Покорись и ты". - "Отстань, не пойду! Найди другую рабыню!" - " Так. А может, все дело в сороках? Может, сороки уже сотворили непоправимое? Нужно тебя проверить!"

- Вот как!

- Я не хотела идти с ним, он замучил проверками. Фу. Противные руки и палец его заплеванный...Жрец все время дрожит и потеет, а воняет от него, как от дохлого скунса... Если Пернатый Змей не любит сорок, почему он им до сих пор не вырвал хвосты? Почему Несокрушимый Вождь не застрелил их?

- Рассказывай дальше.

- Жрец облизал палец и сказал, что сороки унесли мою невинность. Я заплакала и сказала: "Это неправда!" - "Докажи", - сказал жрец. - "Кудрявый Кролик вчера прогнал сорок. Он закидал их камнями. Они далеко улетели". Жабий Жрец ответил: "Сороки хитрые. Их много. Одни улетели на рассвете, а другие прилетели на закате и похитили невинность, пока ты спала "- "Так не бывает, сказала я, - Сороки ночью слепые..." - А он сказал: "Глазами не видят, а перьями чуют". - А потом он упал на меня и сказал: "Ты должна молчать и терпеть. Твоя сестра виновата, боги требуют"... Он заткнул рот рукой... Я укусила, он придавил мое лицо подушкой, я закричала, долго звала на помощь, никто не услышал. Я задыхалась, а он прыгал на мне и рвал мое тело на кусочки... Он сделал это, да... А потом смыл кровь с моих ног ритуальной водой и сказал: "Если будешь молчать, боги не призовут сестру к себе. А если расскажешь хотя бы одному человеку, отведу вас обеих на скалу Виноватых Женщин".

Маленькая Лилия зарыдала, уткнувшись лицом в колени матери:

- Я ненавижу жреца! Прости, мамочка!

Мать оттолкнула малышку:

- Прочь!

Ее глаза сверкнули, как жало отравленного ножа. Она подошла к трофеям Несокрушимого. Взвесила на руке боевой топор, попробовала другой, положила обратно. Потом отыскала на дне своего сундучка небольшой точеный жадеитовый кинжал с бороздками для яда и кроваво усмехнулась.

3. ПЛЕННИЦЫ ОЦИНВАЛОВ

-21-

Застучали барабаны, осторожные ноги зашуршали по земле, шалый ветер от бегущих тел всколыхнул огонь очага.

Дико в соседнем доме закричала Чалая Лога. Мать вскочила с постели, схватила Маленькую Лилию и крепко прижала к груди. Я бросилась к ней, обняла натянутый как тетива стан.

Женские вопли за стенами резали по сердцу, кричали дети, раздавались удары топоров по кувшинам и черепам.

Чужие мужские голоса, жуткие и неразборчивые, то рычали, то гикали, то зловеще хохотали, перекрывая мольбы и стоны женщин.

Мы вслушивались в омерзительные крики за дверью, и смерть перебирала волосы холодными пальцами.

- На нас напали чужаки. Это оцинвалы, - прошептала мать, определив по гортанному рыку напавших на деревню врагов. - Самые дикие из предгорий Анд, самые ненасытные. Они наводят ужас на все окрестные племена. Мужайся, дочь моя. Быть может, тебе повезло родиться женщиной.

- Они щадят женщин?

- Они связаны древним заветом с ритуалами поклонения подземным змееподобным богам. Слепая богиня повелевает не знать ни жалости, ни чести, она поощряет не внимать к чужому страданию. Оцинвалы добивают раненых врагов, а молодых и здоровых уводят в темноту слепых подземелий. Что творится в глубинах земли, скрытых от глаз человека, можно лишь догадаться. Но тайны подземных божеств ничуть не добрее небесных, так как из-под земли ни один воин, ни одна юная дева и тем более иссохший старец, ни разу не возвращался. Это вечно юное племя, жаждущее войн и развлечений. Старости и болезням не по вкусу их души и плоть.

Полог вигвама дрогнул, и на пороге появился воин, вымазанный салом и болотной тиной. На фоне черного неба ярко мерцали зеленые узоры вокруг глаз и оскала зубов. Звериное лицо зорко всматривалось в темноту. Каменный ужас заглянул в дом.

Вместе с чужаком в жилище вторгся омерзительный запах гниения. Горящий взгляд из-под нахмуренных бровей жадно рыскал по углам. Наконец он заметил женские фигуры, застывшие в углу, и с рыком бросился к нам, подняв топор.

Мать вскочила с циновки, заслонила дочерей от беспощадного броска. Взлетевшее острие ударило между глаз, и она рухнула на подкошенные ноги.

Я бросилась к ней, утирая кровь с прекрасного лица, но крепкие пальцы чужака, вцепились в мои косы, и убийца выволок меня из дома.

В жарких всполохах костра я разглядела разукрашенное фосфорными точками лицо. Глубокие симметричные разрезы на щеках и лбу превратили морду чужака в гримасу ягуара. Зеленая татуировка в виде змей, расползлась по плечам и груди. На шее клацали острые зубы каймана, а на поясе, сплетенном из кожи гремучих змей, раскачивались недавно содранные длинноволосые скальпы.

О, боги, неужели это прически моих милых подруг?

Воин, похитивший меня, был дик и страшен. Я извивалась в ненасытных объятиях, как пойманная змея, рвалась на свободу, раздирала раздутые ноздри ногтями, прокусила потную шею, сражалась, как ягуар с ягуаром, скорпион со скорпионом, и чужак не смог одолеть бешеного сопротивления.

Он дико зарычал и поднял над головой окровавленный топор.

"Смерть так смерть", - мелькнула последняя мысль.

Но чужак, внимательно разглядев мое лицо, вдруг замер с занесенным топором, прекратил мять бедра, приподнялся и окаменел, пораженный диким ужасом. Его брови взметнулись на лоб, губы затряслись.

Что увидел в моих глазах - известно лишь ему. Но подлый убийца вдруг стыдливо спрятал лицо за локоть и подобострастно отступил.

- Извини, принцесса. Мы пришли за тобой, - пролепетал он, сильно коверкая слова.

Освобожденная от тяжести смрадного тела, я судорожно обхватила свои колени, окоченела вспоминая смерть матери. Она умерла на моих руках. Я не успела остановить кровь из глубокой раны. Жизнь кончена. Потому что больше нечего просить у богов.

Воин поднялся и гортанным криком созвал разбушевавшихся в соседних домах соратников:

- Принцесса - здесь!

Мужчины с татуировками ягуаров, гепардов и саблезубов, потные, измочаленные стойким сопротивлением женщин нашего племени, обступили меня плотным кольцом. Их волосы спадали со лбов жирными струями и блестели в огне костров. На тумбаговых наплечниках плясали языки пламени. В руках зловеще покачивались боевые топоры.

- Где принцесса? Кто? Эта перепуганная синица?

Чужаки недоуменно переглядывались. Старший из них, плечистый высокий воин с ожерельем из зубов саблезубого тигра сунул факел в мое лицо и в бликах желтого пламени долго изучал незнакомые черты.

- Это не принцесса! - воскликнул он, и воины сладострастно застонали в предчувствии дозволенных утех.

Моя ладонь нащупала за спиной острый осколок кувшина, я крепко сжала его в кулаке.

Чужак перекинул факел в другую руку и крикнул, оглядывая каждого:

- Не принцесса, но тоже из рода Синеглазых. Одна кровь. Мы на верном пути... Скажи, девочка, - он ласково обратился ко мне, - Где твоя мать?

Я оглянулась на черный, пугающий, как пасть мертвеца, вход в дом. Предводитель перехватил мой тоскливый взгляд и рванулся внутрь.

Через некоторое время он вынес безжизненное тело. Спутанные волосы волочились, как змеи, по земле, голова раскачивалась в такт осторожным шагам. Он положил бесчувственное тело возле моих ног.

Мама!

Кожа над бровью была глубоко рассечена, мелкие осколки усеяли рану, из нее толчками вытекала густая струя. Веки склеила запекшаяся кровь, зрачки закатились.

- Мама... - я обняла холодную грудь, уловила стук сердца.

Она была в сознании.

- Ты помнишь, о чем я просила? - прошептали сухие губы. - Слушай, дочь, я надежно спрятала наши сокровища. Они твои. Ты наследница. Храни, продолжи завет Хрустального Круга.

- Какой завет? Я ничего не знаю!

- Ты умеешь читать, моя книга подскажет, как отвратить от мира дыхание смерти.

- Не беспокойся о мире, который тебя убил. Не уходи, мама!

- Весь мой мир - вы, дети... Береги сестру...

Она закрыла глаза. Предводитель чужаков поднес ладонь к ее рту:

- Она уже не с нами.

- Эх! - застонали чужаки.- Зря сюда притащились.

- Убийца будет наказан. Кто убийца?! - захрипел голос предводителя, перекрывая недовольный гомон.

- Господин, я не узнал принцессу в темноте! - убийца упал перед ним на колени.

Предводитель замахнулся топором, и черная кровь окатила строй воинов горячим фонтаном.

Я забилась в диком плаче, тело матери подхватили и унесли.

- Мы должны проводить принцессу в мир богов с особой почестью.

Воины возложили тело на костер. Я видела, как вспыхнули и рассыпались синими искрами дивные косы, а пламя костра скрыло от любопытных глаз переход моей матери в иной мир.

До самого утра не смолкали сладострастные стоны мужчин. После гибели принцессы женщины отдавались чужакам беспрекословно, сжав зубы и глядя сквозь насильников в черную тишину.

Всю ночь я провела возле огня, неотрывно глядя на дым, улетающий высоко в небо.

Когда первые лучи позолотили верхушки леса, мне на колени швырнули закутанную в одеяло Маленькую Лилию, я прижала ее к груди.

- Где мама? - спросила крошка, протирая глаза кулаком..

- Ее забрал Кецалькоатль.

- Это хорошо, теперь она вдоволь напьется дождя! - малышка с грустью поглядела вверх.- Плохо то, что маленький вождь за всю ночь не получил ни капли.

Мой голос дрогнул.

- Маленький вождь?

Сестренка распахнула накидку из теплого одеяла и протянула сверток.

На ее руках лежал ребенок. Он молотил ножками воздух и гневно сжимал кулачки. Кровь запеклась на белокурых волосах. Рот искривился в немом плаче, но сил закричать во все горло не хватало, малыш пищал, как маленький птенец.

- Он плакал всю ночь.

- Малыш...

Я заглянула в синие глазки и поразилась небывалому сходству и с матерью, и с Несокрушимым Вождем. Как долго мы ждали его появления на свет, обещали всесильным богам души за благополучное рождение. Не отдам тебя, малыш, ни диким зверям, ни захватчикам. Ты мое последнее утешение в этой жизни.

- Он родился и успел напиться маминого молока. Но теперь не знаю, чем кормить. В моей груди нет ни капли, и он иссосал ее до крови, - вздохнула Маленькая Лилия.

.

-22-

С младенцем в руках я понеслась к Болтливой Попугаихе.

Вот кто накормит новорожденного! Моя добрая славная, иногда слишком разговорчивая, но верная подруга. Толстым румяным щечкам ее месячного первенца завидовали многие женщины. "Грудь не велика, а молока хватило бы на троих", - удивлялись они. А старухи загадочно вещали: "Малый источник питает большая река".

Внутри жилища ярко пылал очаг, освещая каждый угол. На стенах плясали живые тени. Болтливая Попугаиха томно извивалась в руках лысого упитанного оцинвала. Взопревший воин разлапистыми ладонями поглаживал женские крутые бока и похлопывал по сверкающим в бликах очага ягодицам.

- Подруга! - вскрикнула я от неожиданности.

Болтливая Попугаиха недовольно оглянулась, нахмурила брови и затараторила:

- Я стала женой Большого Барабана. Не мешай утехам жены и мужа. И не обвиняй в измене. Перемена в любви, как перемена погоды. Признаться, все ради первенца. Храбрые воины погибли. Мужа нет. Никто не позаботится о сыне. А детки с детства должны знать вкус маиса в шоколаде, иначе это не дети шоколадных лесов. Ребенку нужен отец. Пусть первый боевой топор вложит в детский кулачок настоящий доблестный воин. Большой Барабан стал нашим папой. Все хорошо.

Оцинвал громким шлепком прервал болтовню и приготовился к решительным действиям, но Болтливая Попка не могла оставить меня без доброго совета:

- Даром слез не лей. Вся жизнь впереди. Найди мужа среди оцинвалов. Они богаты, широкоплечи, у них крепкие ноги, их мужские достоинства (сама видишь) великолепны. Оцинвалы заберут нас в горы. Мы будем звенеть нефритовыми браслетами в мраморных домах... Ой!.. Потише, милый, сейчас, сейчас, сейчас...

- Но...

- Уходи, уходи, не подглядывай, не мешай.

В бесконечный поток слов, заглушаемый недовольными шлепками, не удавалось вставить ни полслова. Я молча протянула Болтливой Попугаихе малыша. Он кривил губы в поисках материнской груди и жалобно пищал. Она взяла ребенка на руки.

- Кто это? Откуда? Неужели Маленький Вождь?! - воскликнула Болтливая Попугаиха, уворачиваясь от объятий мужа. - Как долго мы его ждали! Бедняжка не вовремя появился на свет. Мамочка погибла. Некому накормить.

Она, обольстительно улыбнулась распаленному супругу:

- Прости, дорогой! Есть дела поважнее, - прижала к обнаженной груди. Ребенок жадно втянул сосок и засучил ножками от удовольствия. Болтливая Попугаиха в приливе нежных чувств закрыла глаза и защебетала:

- Несчастный! Мамочка погибла, но я выкормлю Маленького Вождя, заменю родную мать, клянусь! Мой сын станет ему братом, вырастут вместе, как близняшки. Я жизнь за них обоих отдам. Все сделаю для мальчишек. Уже нашла им богатого доблестного отца. Он научит сыночков затачивать копья, плести сети для кайманов, стрелять из лука. А бегать мои детки будут быстрее ветра. Я научу их лепить горшки, сверлить дырочки в ониксе, шлифовать нефрит и нанизывать чудесные ожерелья.

Под эту несусветную болтовню малыш жадно сосал, ударяя ножками по груди, и глазки его, не отрываясь, глядели только на нее, самую щедрую в мире кормилицу и рассказчицу небылиц.

- А потом я научу близнецов залезать на деревья, искать яйца ара, вить резиновые веревки, ловить руками пираний, настаивать циндальник для татуировок и еще...

Тем временем одержимый желанием оцинвал, не в силах понять ни слова из нашей болтовни, тоже подключился к разговору, жестами предъявляя нашим невинным взорам осиротевшее мужское достоинство.

- Айя-муйя-уйя! Айя-муйя-уйя!!! - тыкал пальцем он в низ своего живота...

- Да, дорогой, да, - лепетала Попугаиха, махая на меня руками. - Уходи. Я оставлю ребенка у себя. Выкормлю. Мой муж - чудо. Верчу им, как хочу. Богач, не жадина, прокормит двоих, и троих, и все наше племя. А ты иди, иди!

Я последний раз посмотрела на Маленького Вождя. Насосавшись вволю, он мирно заснул в колыбели рядом с названным братом. Они лежали лицом к лицу, соединив два крохотных носика, и я не могла оторвать глаз от мирной картины. Надо будет нарисовать близняшек на развалинах древнего храма, среди богов и богинь.

- У-хо-ди, - подруга с силой вытолкала меня вон.

Маленькая Лилия поджидала у входа.

- Болтливая Попка поклялась стать достойной матерью нашему брату? - переспросила она.

- Она сдержит обещание.

- Теперь у нее два сына?

- Ей повезло. Она счастлива.

- Этого не скажешь о нас. Посмотри, что творится вокруг.

Глаза Маленькой Лилии покраснели от едкого дыма.

В деревне хозяйничали чужаки, жгли костры из циновок, били кувшины, ломали стены. Из домов доносились глухие удары и жалобные причитания женщин. Грабители вскрывали сундуки, и торопливые руки выгребали из них изумрудный бисер, оникс и золотые фигурки божков. В отдельные мешки ссыпались шоколадные бобы, сухие маисовые лепешки и клубочки золотой паутины для парчи. Пух подушек взметнулся к небу. Женщины жалобными воплями провожали уносимые ветром сокровища.

Со стороны леса раздались душераздирающие крики.

- Что там происходит? - спросила сестра. - Давай залезем на крышу - оттуда всю долину видно.

Мы вскарабкались на дом. Сквозь дым и туман разглядели, как внизу по долине рыскали воины и метались дети, вырвавшиеся из рук чужаков. Толпа подростков с малышами на руках врассыпную устремилась в лес. Один из охранников, присев на колено, целился в беглецов из лука.

- Смотри! Смотри! - завопила Маленькая Лилия. - Оцинвал ранил Кудрявого Кролика! И сейчас мой жених умрет от яда водяных пауков.

Мальчик, схватился за бедро, но, не прекращая бега, со стрелой в ноге скрылся в густых зарослях

- Кудрявый Кролик сбежал. Мой муж бросил меня, - закричала Маленькая Лилия со слезами на глазах. - Он не воин. Он предатель. Неужели стрелок не смазал стрелу ядом? Сдохни, глупый Кролик!

- Неужели ты пожелала смерти мальчику, с которым дружишь?

- Он бросил меня. Разве так поступают настоящие мужчины? Он должен был сражаться за мою честь. Женщина - главное сокровище мужчины.

- Мальчику не по силам сражение с отрядом закаленных воинов. Вражеские топоры вмиг изрубят его в фарш.

- Он испугался.

- Он правильно сделал.

- Он трус.

- Везение Кудрявого Кролика обратится нашей удачей. Он встретит Несокрушимого и расскажет о нападении. Отец обязательно спасет нас, отобьет у оцинвалов. Их не слишком много. Месть будет страшна. У нее лицо нашей матери перед смертью.

- Ты видела, как мама умерла?

- Она сказала, что любит нас и всегда будет рядом. Она просила позаботится о вас.

В долине среди воинов, преследующих детей, началась паника.

- Посмотри: оцинвалы в страхе бегут.

- Наши мужчины вернулись. Они оторвут головы оцинвалам. Они...

- Это не воины, нет. Гляди: лучников напугал черный кайман.

Гигантский кайман схватил зубами поперек ребер бегущего стрелка и, высоко подкинув, проглотил вместе с луком.

- Ну и чудовище! Оцинвалы бегут. Этот кайман в наши места послан богами. Он спас детей, они успели спрятаться в лесу.

Засвистела палка, ударяя снизу по икрам ног. Большой Барабан, жутко рыча и скаля зубы, согнал нас с крыши и, толкая в спину, погнал вперед:

- Пошли, дефочка, пошли, Саблезуб зовет.

Пришлось повиноваться.

-23-

Взгляд заметил необратимые изменения в деревне. Землю густо засыпал пух циновок, из домов доносились предсмертные стоны.

Рой мух клубился над входом в дом Старой Совы. Я поспешила внутрь, и сердце провалилось в пустоту. Из груды наваленных друг на друга тел торчали в разные стороны скорченные руки и фиолетовые ноги. Из-под чьей-то окровавленной ступни, не мигая, в упор уставилась на меня Старая Сова. Ее глаза выпил ужас, на голове зияла рана, губы шевельнулись:

- Беги, девочка, беги прочь!

В дом ворвался Саблезуб:

- Дряхлые женщины никому не нужны, даже самим себе.

Он вытащил меня из дома.

При свете я разглядела его лицо. У него был высокий, вытянутый к затылку лоб. То, что я приняла в темноте за шлем, оказалось искривленным наголо выбритым черепом. Глаза пылали, как у завзятого любителя маккоо. Но крутизна орлиного носа доказывала знатное происхождение. Пластинки из драгоценного нефрита украшали не только руки, но и дубленые расписные сандалии, повязку и наплечники.

Мать говорила: " О богатстве судят не по украшениям на шее, а по обуви. Драгоценные браслеты можно спрятать в сундук. Лишь обувь выдаст знатного жениха".

Саблезуб схватил за руку:

- Идем!

Соседний дом был пуст, повсюду валялись зерна маиса и растоптанный пчелиный воск. Перья подушек усеяли пол под ногами.

- Ты - моя.

- Прочь!

- Приняла за низкородного? Не ошибись. Мой приказ может укротить ярость воинов.

Он сгреб тяжелые жемчужные бусы с моей груди.

- Я пощадил твою скорбь в эту ночь. Но день высушил слезы. Ты не откажешь мне.

Пальцы сдавили плечи. Горячее дыхание опалило шею. Я оттолкнула локтями звериную морду, вырвалась из рук. Он прохрипел вслед:

- Не думай, что позволю второй раз произнести "нет".

Саблезуб гортанным голосом созвал соплеменников.

Оцинвалы сбежались на зов.

- Деревню сжечь. Уходим в горы. Женщин связать. Пойдут с нами.

К лачуге Старой Совы подскочил Звонкий Барабан с факелом в руке, размахнулся и швырнул внутрь. Огонь лизнул циновки и, пробежав по стенам к потолку, взвился черным чадом к небу.

- Пощади! Не сжигай дома! - сорвалось с моего окаменевшего языка. - Если дети вернутся, им негде будет укрыться.

В глазах Саблезуба отразился горький дым.

- Дети? С сегодняшнего дня Шоколадную Долину никогда не огласят детские голоса. Не проси. Ты сказала "нет", - это значит, не сумела подобрать ключ к сердцу Саблезуба. И теперь до самой ночи оно не услышит ни одной твоей просьбы.

Подброшенный факел Саблезуба взлетел над моим милым домом, упал на крышу, и кровля задымилась.

Дома и сараи вспыхивали один за другим. Глиняные стены трещали, раскаляясь от пламени внутри. Женщины плакали и тянули руки к домам, но стражники грубыми окриками, пинками и ударами палок согнали пленниц в толпу, окружили и, приковав к длинной жерди, вытесанной из срубленного тиса, погнали по западной дороге в горы.

Пленниц в нашей связке оказалось двадцать восемь. Нас с сестрой привязали далеко друг от друга, за пять человек, и я не смогла утешить ее слез. Она по-детски рыдала, глядя на догорающий дом, умоляя спасти заветный сундучок: "Там зеркало, там подарок моего отца!" Но стража, увлеченная дележкой просыпанных из худого мешка шоколадных бобов, к счастью, не понимала наш язык

Я думала: "Пусть сокровища навсегда останутся под обломками стен, и тогда душа матери будет владеть ими вечно".

Лишь одно успокаивало сердце: Маленький Вождь был в надежных руках.

Наверно боги разматывают клубки судеб, не как ветер подует, а согласно строгим правилам чести и благородства. Хвала небожителям за то, что младенец жив и здоров. В семействе знатного оцинвала-барабанщика ему не грозили ни унижение, ни голод.

Вдруг раздался пронзительный крик, скованные пленницы оглянулись на шум:

- Ах ты, глупый, дрянной, пустозвонный Барабан! Я жена, а не пленница! Не смей обращаться со мной как с рабыней! Развяжи меня!

Показалась супружеская чета. Звонкий Барабан тащил жену, она сопротивлялась, царапалась, била кулачком по раскормленной роже. Но супруг, стойко выдержав атаку взъерошенной птицы, немилосердно приковал жену к рабскому шесту.

Она извивалась в его лапах и кричала:

- Как я понесу детей? В зубах? Ах ты, грязный палач, самец! Ты бросишь их на дороге? Или кинешь в огонь? Убей меня вместе с ними, подлец!

Звонкий Барабан, поразмыслив, исправил ошибку. Освободив руки Болтливой Попки, он привязал ее к шесту за длинные косы, позволяя нести близнецов в руках.