Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ

Глава 1. Сварог и Рыська

Волхвы всегда жили на отшибе. Нельзя волхву жить с родовичами. Это не удобно ни для них, ни для него. Хотя жить одному тоже не сахар. Скотину в загоне держать не с руки. И поэтому молочка не попьешь. Если, конечно, родовичи не принесут.

А молоко Сварог любил. Но не молоком одним. Дальние потомки скажут «не хлебом единым». Хотя, Сварог и слова-то такого не знал «хлеб».

Но, с другой стороны, к чему хлеб, когда рыба в реке идет такой стеной, что река из берегов выплескивается. И какая рыба! Стерлядка…

А в лесу грибов, ягод и орехов на любой вкус. Да еще меда полны дупла старых деревьев.

Да и не надо волхву много есть. Разжиреешь, не полетишь.

Жилище Сварога стояло на склоне глубокого оврага, который впадал в широкую речную долину. Река в этом месте текла почти строго с севера на юг. А овраг, разумеется, протянулся с востока на запад. На северном склоне оврага, открытом солнечным лучам с юга и стояла полуземлянка волхва. Ее торец был углублен в склон. И таким образом жилище было защищено от северных ветров. А вход был открыт солнечным лучам.

Внизу, как раз напротив входа, ручей делал петлю. И небольшое расширение днища было залито какой-то рыжевато-бурой жижей.

Тогда Сварог еще не знал, что это та самая естественная ржавчина, которая одарит его родовичей новым металлом. Вернее одарит их этим волшебным металлом Сварог.

Но, это, повторим, в будущем. А пока волхв и без того, мог гордиться многими умениями. Мог угадать, когда возможно вызвать грозу. Мог усилием воли снимать многие хвори наложением рук. Знал тайны целебных трав. Мог летать на огромном ажурном крыле, каркас которого был сплетен из гибких орешин, и обтянут тонкой кожей. Мог не заплутаться в лесу и на лугу, ориентируясь ночью по звездам.

Да много еще чего мог, чего не смогут даже его далекие потомки. А тем более, не могут родовичи, занятые борьбой за существование и выращиванием детей. Ибо только волхву с его умениями и одиночеством неплохо в таком изобилии. А когда на руках дети и старики, да женщины, по большей части беременные, изобилие уже не таким покажется.

И все же главное умение Сварога, как и всякого волхва, это умение работать с огнем и металлом. Металл этот потомки назовут бронзой. Его мало, очень мало. Он привозной. И поэтому его берегут. Изделия из него многократно чинят и переделывают.

А женщины, падкие на украшения, иную безделушку, от прабабки доставшуюся сто раз починят, а то и переделать попросят.

Вот и сейчас, не иначе девчонка Рыська пришла. Она еще подросток, и у нее только маленькое такое колечко с какой-то фигуркой есть. Она таскает его на сыромятном шнурке, одетом на шею.

– Здравствуй, дяденька Сварог!

– Здравствуй, Рыська!

Рыська похожа на маленького рысенка. Быстрая, ловкая невеличка. С круглым румяным личиком, на котором ярко сверкают длинные узкие голубые глаза. Она постоянно улыбается. Глаза при этом лукаво щурит. Ну, точно, рысенок. Если бы только тот умел улыбаться.

– Дяденька Сварог, мое колечко не переделаешь? Смотри какой я камешек нашла, хочу его к колечку приделать.

Камешек потомки назовут гранатом. Выпал он должно быть из гранитного валуна, и попал на речную отмель.

Сварог посмотрел на камешек. Красивый и редкий. Повезло Рыське. Чутье у нее на камни и травы. И вообще чуткая она, трепетная. Хорошая ведунья будет. Надо бы со старшим родовичем поговорить, да к ведунье в обучение отдать.

Но колечко маленькое. Как к нему камень приделать?

– Трудно это, Рыська. А потом, чем больше металл жжешь, тем больше он теряется. Так и совсем без колечка останешься.

Рыська, кажется, готова заплакать от огорчения.

– Так не приделаешь, дяденька Сварог?

– Куда ж я денусь, приделаю. Камешек больно красивый.

– А я тебе творога принесла, – вспоминает Рыська. – Ты же его любишь.

– Люблю. Спасибо.

– А меня любишь?

Сварог, мужчина без возраста. Потомки бы сказали, вечно сорокалетний. Впрочем, родовичи в то время до такого возраста не доживали. Иное дело волхвы. Они друг друга лечат и бессмертными делают.

– Не спеши с любовью, Рыська. Успеешь еще.

– Да, ты эту лосиху Яру любишь. Я знаю.

– Эх, Рыська. Да не завидуй ты Яре. Она обычная смертная. А ты ведуньей стать можешь.

– А почему Яра ведуньей стать не сможет? Она ведь многое умеет из ваших дел?

– Да, многое умеет. Но надо дольше учиться. А для этого надо на наши сборы приходить.

– Да чего это, так трудно, до Волчьей горы добежать?

Волчья гора это высокий холм посреди древнего озера, ставшего болотом, где собираются ведуны-волхвы и ведуньи.

– До Волчьей горы добежит. Но этого мало. Надо и дальше уметь добраться. А тут без крыльев не обойтись.

– Ну, сделает ей крылья кто-нибудь из ваших. За любовь да ласку. Сладкая она, эта Яра.

Среди родовичей нет мужей и жен. Есть пары довольно длительно предпочитающие друг друга. Но отдельных семей все же нет. И любая женщина может одарить любовью любого родовича.

– Крылья-то сделать можно. Да не полетит Яра. Больно велика и пышнотела. А вот ты легко полетишь.

– Так я еще вырасту. И стану как Яра.

– Как Яра не станешь.

– Стану, дяденька Сварог! Стану!

– Глупая ты еще, Рыська. Станешь ты еще и взрослой и сладкой. Для этого не обязательно быть большой, как Яра. А когда полетишь, поймешь, что и мечтать об этом не надо было.

А потом слетаешь на Лысую гору. С другими такими же повидаешься, поговоришь, повеселишься. Останешься вечно молодой. Многому научишься. О Яре уже и думать забудут, а ведунья Рыська будет людям помогать, да все больше о мире нашем узнавать.

– А если упаду как-нибудь по дороге на Лысую гору?

– Упадешь, так мучиться и лежать на руках родовичей не будешь. Упадешь и сразу в страну Вечного Лета.

– А чего это, если ведуньи все могут, нет у них таких украшений, как у Яры?

– А зачем нам украшения, Рыська? Нас и так уважают, да и любят. И ты научишься так любить, что и через сто лет парни будут у тебя всю свою мужскую силу оставлять.

– Да когда это будет, – вздыхает Рыська.

– Не спеши, – смеется Сварог. – Нам, ведунам, спешить некуда.

– А камешек все же вставишь?

– Вставлю, вставлю. Все же ты сестренка моя будущая.

Рыська сверкнула голубыми щелочками своих глаз.

– Ну, до свидания, брат Сварог.

– До свидания, сестра Рыська.

Через много лет, народ, забывший своих Богов, благодаря чужому идолу под пятой чужих князей и царей, создаст сказки, где ведуньи, несущие только добро и любовь будут названы ведьмами. Чуть ли не пожирающими малых детей.

Это ведуньи! Ведуньи, благодаря которым были спасены сотни тысяч этих малых детей.

Как же гневался Сварог тогда на этих неразумных потомков. И отвернулся от них. Но это будет уже потом. Когда он станет одним из Богов. А пока от только волхв. И родовичи живут своими родами. Иногда скудно, но зато честно и свободно.

И женщины щедро дарят любовь мужчинам. А зачем лишнее богатство, когда есть любовь?

Ну, а если и бывает между родней непонимание, то оно быстро проходит.

Да и какая может быть между своими распря или зависть. Так, разве что иногда неразумная девчонка позавидует красивой молодухе. Но это до первого любовного праздника.

А если из парней кому очень уж скучно становится, то иди на все четыре стороны. Мир открыт. И никто никого не держит.

Вот только, если не дурак, стань для начала волхвом.

Глава 2. Мечты красавицы Яры

Яра была дочерью старшего родовича. Была она высокая и статная. Двигалась плавно. Но за этой плавностью чувствовалась внутренняя сила. Права была Рыська, порой Яра чем-то напоминала молодую лосиху в период гона.

Такая же сильная, стремительная и страстная. Глаза у Яры, как у большинства родовичей, голубые. Волосы густые, цвета меда. И вся она такая гладкая, белая.

Любит Яра всякие украшения. И их у нее довольно много. И от бабок-прабабок досталось. И добирающиеся до этих мест купцы с юга дарят. За что дарят, то не наше дело. Тем более, что еще не одна сотня лет пройдет, пока превратят дальних потомков Яры, Рыськи и Сварога в рабов под пятой царя и бога. И навяжут им мораль ханжескую, подлую, двуличную, лицемерную.

А пока этой проклятой морали, и этого проклятого бога нет, женщины дарят свою любовь щедро. И не стесняются щедрости ответной.

Умна Яра. И хочет стать ведуньей. Многому научилась у окрестных ведуний и волхвов. Не раз бывала и на Волчьей горе. Там собираются окрестные волхвы и ведуньи. Лечат друг друга, молодости уйти не дают. Поэтому и необходимо им собираться иногда вместе. Тут, как в жизни. Самого себя за волосы не поднимешь.

Но настоящей ведунье надо хоть изредка и на большие сборы прибывать. А туда без крыльев не долетишь. Хорошо мужчинам. Если летать не умеешь, то можно хотя бы посуху один раз за многие лета добраться.

А женщине одной это не по плечу. Разве что в пару к кому-нибудь напроситься. Был, кстати, один такой. Звали его Волчий Зев. Летал плохо. Но на Лысую гору упорно добирался посуху.

Зеву нравилась Яра. Она это чувствовала. И хотела как-то напроситься в попутчицы. Да сгинул куда-то Зев.

Яра все спрашивала у Купалы, который летает лучше всех, не слышно ли чего о Зеве.

Но и Купала ничего не слышал. А ведь он где только не бывал! Сварог говорил, что не только в наших краях, но и среди тех, кто собирается на Лысой горе, что над Большой рекой, Купала лучше всех летает.

Да что там, наша Лысая гора. Купала даже далеко на закат летает. Там тоже есть своя Лысая гора. Стоит она среди Черного леса. Так и там нашего Купалу знают.

Купала строен и легок. Хорошо играет на любой дудке. А когда однажды купцы с юга показали ему их «лиру», то он сразу и на лире начал играть.

Сварог говорит, что с таким даром Купала хорошо шепот неба слышит. И слышит, куда какой ветер дует. Высоко подняться может. Любой ветер поймать, и лететь куда надо. Хоть до нашей Лысой горы, хоть до той, что еще дальше на закат.

Нет, никогда Яре так не летать. Тем более, что с годами все круглее и глаже становится.

А мир так хочется повидать. Ведь не пропадет она. Она почти что ведунья. И глаз отвести может, и кровь остановить. Привораживать с ее то красой и учиться не надо. Лишнее это для нее. А что пока молодость сохранять не научилась, так с этим можно не спешить. Молода еще Яра.

И принимая очередное колечко или подвеску от очередного купца с юга, она все более жадно спрашивает их о том, что там, за краем их лесов, лежит.

И еще не много, и попросится с ними в путь. Тем более, что путь этот мимо Лысой горы на Большой реке. Может добрые купцы и подсобят до этой горы добраться.

И решилась бы давно на это Яра. Да уж больно невзрачны те купцы. Чернявы, кучерявы, горбоносы. Можно иной раз и пожалеть этих убогих, да подарить мимолетом любовь свою. Но как быть с ними долгие дни пути, пока до Лысой горы не доберутся?

Может все же Зев вернется?

Он волхв не из последних.

Со Сварогом в одной силе был.

Не может такой пропасть.

Глава 3. Приключения Волчьего Зева

Волчий Зев был волхвом и сыном волхва. А прозвище свое получил за то, что был к тому же удачливым и умелым охотником. И однажды перегрыз горло волку.

Во всех волховских делах был Зев искушен. Грозы умел вызывать лучше многих. Знал травы, камни, привороты. Был искусен в работе с металлом.

В одном Зев был неудачлив. Плохо летал. Ибо был для волхва слишком массивен. Но для мужчины ведуна этот недостаток преодолим. Плохой полет неутомимый Зев компенсировал упорством. И посещал большие сборы на Лысой горе, добираясь до нее по большей части посуху и по речкам, которые изучил лучше всех.

Нет, Зев совсем не отказывался от полетов. И старался, когда мог, пролететь поближе к Лысой горе. Но, кроме того, что он был слишком массивен, был он еще и не чуток. Неба не слышал, как Купала.

Вот и на этот раз, накрутил он спиралей в небе и забрался довольно высоко, да попал не в тот поток. И понесло его на юг.

Чуть не упал, да не разбился. Но приземлился жестко.

Кругом была степь. Место не знакомое. Разобрал Зев каркас своего крыла, свернул тонкую пленку, выбрал место посуше, рядом с небольшой рощицей, да и прилег отдохнуть.

Проснулся неожиданно. Солнце высоко. Парит, но на небе ни облачка. Огляделся вокруг и увидел, как окружают его полукругом незнакомые люди.

Верхом на конях. Одежда кожаная. Луки в колчанах, короткие кривые бронзовые мечи за поясом. Родовичи Зева плохо с путниками не поступали. Но волхв был не мальчиком, и кое-что знал о южных землях. Поэтому недобрые намерения случайных встречных не вызывали сомнений.

И не подденешь это зверье на рогатину. Тем более, что и рогатины нет.

Можно отвести глаза. Но есть идея и получше.

Парило изрядно. И небо и близкая рощица стонали в истоме. Отчетливо слышал этот стон волхв. И закричал, запел Зев «песню грозы». Никогда до того не пел он ее с такой страстью.

В недоумении застыли скифские охотники за людьми. А пока соображали, что и как, грянула гроза.

А гроза в степи ужасна. Было всадников восемь, осталось пять. Молнии ведь бьют куда повыше. А эти пятеро еле остановили обезумевших коней, которые долго несли их в разные стороны.

Едва кончилась гроза, добрались они до своего становища и рассказали все, как было, и кто больше никогда не вернется. А тут вдруг сам ужасный чародей идет.

Пали ниц скифы и попросили грозного бога их пощадить. Милостиво кивнул Зев и остался с ними.

Волхв быстро понял хищническую сущность степняков. И пару раз продемонстрировал им свои умения. Но понимал Зев, что долго так продолжаться не может. Нетерпеливые и жадные степные разбойники потребуют все новых и новых чудес. А их ведь по заказу не сотворишь.

Поэтому взял Зев у своих неофитов лучший кривой кинжал, который звался акинаком, и который потомки неверно назовут мечом. Взял и кошель с желтыми кругляшками, которые, как он понял, имеют здесь ценность.

А потом собрал свое крыло и заставил сплести в одну несколько длинных веревок, благо было их много у охотников за рабами. А потом подняли его на этой веревке как воздушного змея, которого тянули несколько всадников. И улетел Зев.

Разнеслась слава о нем по степи. Появлялся он еще несколько раз в разных становищах. То грозы вызывал, то вождей лечил. То, наоборот, порчу наводил на тех, кто пытался его славу и власть оспорить.

И сам стал немного скифом. Агрессивным, жестоким, жадным. Всегда готовым пустить в ход свой акинак.

Так попал Зев к царским скифам и стал придворным чародеем у их царя Мадая.

Уже состоя в свите Мадая, приехал Зев в свой первый греческий город Херсонес. Белые каменные дома, синее теплое море. Пестрое многолюдье торжищ. Все это понравилось Зеву. И когда он узнал, что есть города и побольше, то покинул он Мадая, и знатным богатым путником ступил на греческий корабль, идущий на юг.

Дальнейший путь Зева дальний потомок назвал бы стремительной карьерой. Но стремительности этой карьеры вряд ли стоило бы удивляться.

Ибо северный ведун совмещал в себе идеального колдуна и идеального воина. Две ипостаси тогдашней элиты. Иной читатель, согласившись с характеристикой Зева как сильного колдуна, мог бы усомниться в его качествах воина.

С точки зрения воинского искусства Зев был на первый взгляд полным неумехой. Но это только на первый взгляд. Ибо, стрелял из лука и бросал копье северный охотник лучше любого гвардейца. Был чудовищно выносливым, ловким, сильным. И владел методами самолечения и самовосстановления.

Что еще требовалось тогдашнему воину? Владеть коротким мечем, боевым топором, да скакать на лошади. Но это Зев с его то природной ловкостью и силой со временем освоил.

И стал Зев кочевать по дворам тогдашних царей и царьков, признанным магом, чародеем и, говоря словами его дальних потомков, самым авторитетным военным технократом.

Ибо против во время вызванной грозы среди ясного неба что могли поделать противники? Которые прозвали Зева Громовержцем.

Так бы и стал Зев, которого на местный манер стали звать Зевсом, со временем каким-нибудь царьком, отнявшим трон у иного зазевавшегося хозяина. Да что-то стал он чувствовать себя не важно. А однажды посмотрев в полированную гладь бронзового зеркала, понял опытный волхв, что пора ему приобщиться к общей силе волховского сбора. Иначе станет он вскоре простым смертным.

Не смог взлететь огрузневший придворный деятель. Да и говора местных небес не понимал. Шепот придворных интриг понимать научился. А о шепоте небес как-то позабыл.

И поплыл к Лысой горе через моря на собственном корабле. Знатным вельможей.

Но вельможа не волхв. Многое подзабыл Зевс Хорошо, хоть устье Большой реки не пропустил, не спутал с другими.

Но, поднявшись немного вверх по реке и подойдя к большим порогам, задумался. Когда летишь, идешь налегке, или плывешь на легкой долбленке, таких преград и не замечаешь. А перетащить корабль волоком в обход порогов нелегкое дело.

Тут никакое колдовство не поможет. И хотя делают это многие купцы, но спутники жадно ждут, – ну, сотвори чудо, Громовержец! Нельзя разочаровывать их. Нельзя, чтобы слух пошел, Громовержец Зевс далеко не все может.

– Оставайтесь здесь! И ждите меня! – властно сказал он. – Дальше Богам надо идти одним.

Отвел глаза спутникам и исчез.

И пошел налегке. Как плохой волхв, разучившийся летать, но желающий оставаться бессмертным, напитавшись энергией большого сбора.

Глава 4. Первый полет

Ветер бил в крутой обрыв, взметая мелкий сор.

– Прыгай Рыська! – орал Сварог. – Прыгай!

Рыська еле удерживала огромное крыло, закрепленное на спине.

– Боюсь, дяденька Сварог!

– Прыгай, зверина мелкая! Прыгай, а то шкуру спущу и шапку себе сделаю.

Это я то, зверина мелкая! Ну, дяденька Сварог, не ожидала, что ты такой злой! Обиделась, но не прыгнула.

Сварог ухмыльнулся своей клыкастой волчьей улыбкой. Достал из-за пазухи единственное рыськино богатство. Сказал перед полетом, что у него лучше сохранится. Рыська и отдала.

И вот теперь размахнулся злой волхв.

– Не прыгнешь, выброшу!

– Не надо, дяденька Сварог!

Не хочет Рыська расстаться со своим единственным маленьким богатством. Не жить ей после этого.

И прыгает.

Ветер подхватил ее как сухой стебелек прошлогодней травы. И поднял сразу высоко. Дух захватило. И не замечает Рыська, что с ней происходит.

– Нагнись вперед! – орет Сварог.

Она нагибается. Ветер перестает заваливать ее на спину. И как-то сразу легко и вроде даже ласково несет на своих плечах.

Как хорошо! Как интересен мир сверху. И совсем не страшно.

А Сворог тут как тут. И когда успел взлететь?

– Любо летать, Рыська?

– Любо, дяденька Сварог!

– Где Дикое озеро, знаешь?

– Знаю, конечно! Вон там!

– Ох, и глупа ты еще Рыська. Не там, а совсем напротив. Теперь смотри на меня и делай как я.

Сварог заваливается на бок. Ветер разворачивает его. Потом он выравнивается. Они уже довольно высоко. И Сварог сильно наклоняется вперед. Ветер не дает ему это сделать, но крыло все же наклонилось.

И заскользил Сварог вниз, как по невидимой горке.

Рыська все сделала так же. Ее маленькое ловкое тело все уверенней держалось в воздухе. Эх, обгоню дядьку! Я ему покажу зверину мелкую! Пусть на толстозадую лосиху Яру обзывается!

Понимает Рыська, что чем сильнее нагнешься, тем быстрее полетишь. Откуда понимает, не знает. Умение как бы выплывает из памяти.

Она несется мимо Сварога, чуть не задевая его.

На лице волхва нешуточное опасение. Рыська заваливается назад. Ветер подхватывает разогнавшееся крыло и подбрасывает вверх. Теперь она уже выше Сворога.

– Рыська! Не гоняй!

– Испугался, волхв?! Испугался зверины мелкой?! – орет Рыська сверху. Заваливается вниз и…

Да, настоящая ведунья родилась сегодня. Потомок бы сказал, пересекла курс в опасной близости. К тому же в опасном маневре пикирования.

– Рыська! Дурная! И себя и меня завалишь!

– Мы же бессмертные! – смеется Рыська.

– Бессмертные не безголовые!

Лихо выравнивает Рыська крыло. Чутьем каким-то понимает, что нельзя вот так с ходу, летя вниз, разворачиваться. А вот теперь можно. Теперь довольно далеко в сторону и вниз она от Сварога. Снова откидывается назад, ловит ветер, поднимается на высоту и летит рядом с волхвом.

Внизу блестит озеро.

– Видишь отмель? – говорит волхв.

– Вижу.

– Вот туда и летим.

– А зачем туда?

– В случае чего просто плюхнешься в воду.

– А назад как? Там же не взлетим.

– О, да ты и это поняла! Назад пешком.

– Не хочу пешком. Поворачиваем.

– Рыська! По ветру лететь больше умения надо. Да и как на землю сядешь? Ведь первый раз летишь.

Но Рыська не слушает.

Она набирает высоту. Потом разворачивается. И почти не наклоняясь, летит по ветру, медленно теряя высоту.

– Рыська!

– Поспевай, зверина клыкастая! – орет Рыська.

Очаг в жилище волхва бросает отблески на раскрасневшееся рыськино лицо. Тянет Рыська к огню свои тонкие, но сильные пальчики. Потом вскидывает голову.

– Отдай мое сокровище, Сварог!

– Обиделась? Не обижайся. Ведь как летаешь! Как летаешь! Но могла бы так и не полететь, трусиха.

– Отдай сокровище! – Рыська непреклонна. Голубым огнем сверкают глаза. Они гневно сузились и, кажется, еще больше взлетели к вискам. Она сейчас похожа не на рысенка, а на рассерженную рысь.

– Какое сокровище? – вдруг как будто все забыв, рассеянно говорит Сварог.

– Дядька! – Рыська подается вперед. Ух, растерзает сейчас бешеная рысь!

А Сварог все так же растеряно достает из-за пазухи незнакомую вещь. Большое золотистое кольцо охватывает красивый непрозрачный голубой камень с разводами. А внизу само кольцо охватывает с трех сторон серебристый полукруг. На этом полукруге лежат семь золотистых лучей. Внизу больших, к краям все меньших.

Лучи блестят. Но не как на рыськином талисманчике. Как-то иначе. Тяжело и жирно. Не знает Рыська, чем отличается золото от бронзы. Но чувствует, что это не бронзовая бирюлька. А что-то гораздо более дорогое. Настолько дорогое, что даже у лосихи Яры нет такого.

Сверху к кольцу прикреплено колечко поменьше. А через него продет шнурок. Материал незнакомый, блестящий, золотистый, какой-то переливающийся и скользкий.

Застыла Рыська в изумлении и обо всем забыла.

А Сварог поднялся и надел ей это великолепие на шею.

Забыла Рыська обо всем на свете. Не помнит, как встала. И стоит не шевелясь.

А Сварог взял ее за руку и сказал.

– Это теперь твой знак, ведунья, Рысье Сердце.

Распахнутые рыськины глаза переливаются в полумраке. Голова запрокинута назад. На губах полуулыбка. Она смотрит на Сварога снизу и спрашивает шепотом, как будто боясь кого-то разбудить.

– Это и есть любовь, волхв?

– Да, ведунья.

– Мне понравилось.

Она тихо смеется.

– А правда, мы ведуны без любви не можем?

– Правда, Рысье Сердце.

– Сварог, не называй меня так. Пусть я буду Рысьим Сердцем для других. А для тебя навек останусь Рыськой.

– Хорошо, моя колдунья.

– И все же. Расскажи про колдовскую любовь. О ней так много говорят.

– Потом, Рыська, потом. Твои старшие сестры расскажут тебе все.

– Мои старшие сестры ничего не знают.

– Я не о родовичах твоих. А о сестрах-ведуньях. Начнешь у них учиться.

– А потом?

– Потом полетим на Лысую гору, что у Большой реки. Там наши старшие утвердят твое ведовство.

Рыська смеется.

– Чему смеешься, моя ведунья?

– Я и до Дикого озера не долечу, заплутаю.

– Вместе полетим.

– Не обманешь?

Рыська улыбается. И ее острые зубки мерцают в полумраке.

– Ведуны не обманывают.

– А оберег с моим камешком у меня обманом выманил.

– Эх, Рыська, какая ты еще девчонка. Много лет пройдет, пока настоящей ведуньей станешь.

– А я не спешу. Мы же бессмертные. Но оберег отдай. Я его любимой племяшке подарю.

Глава 5. Веда

Не замешкался Сварог. На следующий день снова поднялись в воздух. И полетели. Летели полдня. Сели на землю на вершине большого холма. Разобрали крылья. Спустились вниз.

У подножья холма чернел вход в подземелье.

– Веда! Можно к тебе?! – прокричал Сварог.

Из подземелья вышел подросток. Стройный, худощавый. Светлые волосы, серые глаза. Посмотрел отрок внимательно на Сварога, и кивнул, приглашая войти.

Подземелье было явно рукотворным. Проход был просторным и шел не вниз, а немного вверх. Откуда-то лился слабый рассеянный свет. Пол был выложен диким камнем.

Они вошли в большой зал, стенами которого служили огромные дубовые бревна. Пола не было видно, он весь был устлан медвежьими и волчьими шкурами. Посреди зала было свободное от шкур место, и горел большой открытый очаг. Дым утягивало куда-то вверх. В зале было тепло и сухо.

У очага стояла женщина. Рыська сразу поняла, что она ведунья. Хотя не могла сказать, почему она так решила.

– Здрава будешь, Веда, – поприветствовал Сварог.

– И ты будь здрав, Сварог, – ответила женщина. – С чем пришел?

– С новой ведуньей. Зовут Рысье Сердце. Летает отменно, на травы и камни чутье имеет. Но больше ничего не умеет. Научи нашему делу.

Женщина внимательно посмотрела на Рыську. И той вдруг стало страшно. Женщина смотрела спокойно и приветливо, но такая глубина была в ее взгляде, что Рыське показалось, что это Небо смотрит на нее.

– Хорошая ведунья будет, – спокойно сказала Веда. – Не самая лучшая, но не плохая. А потом, не это ведь для нее главное. Так ведь, Сварог?

Рыська не поняла о чем речь, но слушала Веду внимательно.

А Сварог неопределенно хмыкнул:

– Так берешь?

– Беру. С год у меня пробудет. Потом на Лысую гору. Потом опять ко мне. А там посмотрим.

– Благодарю, Веда.

– Благодарить потом будешь. А пока лети себе назад. Прилетишь на вторую луну нового года.

– Понял, Веда.

Рыська осталась стоять. Она оробела, особенно когда Сварог ушел. Надо было что-то сказать, но она не знала, как ей следует обратиться к Веде.

Та усмехнулась. Все так же приветливо, но чуть холодновато и устало.

– Зови меня просто Ведой, – сказала она. – А сына моего, – она показала на подростка, – зови Велесом.

– У тебя такой молодой сын? – изумилась Рыська.

Веда рассмеялась.

– А что, я такой старой кажусь?

И почему Рыська решила, что Веда стара? Сама не понимала. Веда стройна, кожа гладкая, глаза большие, живые, влажные.

Но этот взгляд! Взгляд человека, который знает все! И что-то в голосе необычное.

– Ну, Рысье Сердце, чего задумалась? Я так стара?

– Нет, Веда, ты красива. Очень красива.

– Я тебя спрашивала не о красоте, а о возрасте. Но ты в уме разделила эти две вещи. И правильно. Для ведуньи нет возраста.

– И все же, Веда…

– Ты даже не поймешь, Рысье Сердце, сколько мне. Надо ведунье знать и число и меру. И ты все это познаешь. Но потом. А сейчас ты этого все равно не поймешь. Я была такой как ты, когда здесь еще стоял Великий Лед.

Рыська смутно представляла себе, когда это было. Знала лишь от старых людей, что было это. Но в такие незапамятные времена, что теряются во тьме веков.

– Не может быть! – воскликнула Рыська.

– Может, Рысье Сердце. Может. Но обо всем этом потом. А пока заварим ка мы бодрящего взвара. И тебе подкрепиться надо, и сразу учиться начнешь. Потому что для ведуньи первое дело себя в здоровье и бодрости содержать. А все остальное приложится.

И потекли дни учебы. Днем Рыська училась варить всякие отвары, делать мази и притирания. Понимать свое тело, и управлять им. А вечером у огня они с Ведой разговаривали. И перед Рыськой раскрывались такое, что дух захватывало. Впрочем, иногда разговоры касались и вполне обыденных ведовских дел. Но все равно было интересно, и хотелось поскорее увидеть, как же это будет на самом деле.

– Веда, а почему надо летать голой?

– Если далеко и долго лететь, то, как ни кутайся, все равно замерзнешь.

– Так голой еще холоднее.

– Голой да. Но на то мы и готовим мазь. Ею надо все тело густо-густо намазать. Знаешь, как иногда наши охотники зимой жиром лицо мажут, чтобы не отморозиться, зверя выжидая.

– Но этого мало будет.

– Правильно. Но наша мазь, это не просто жир. Это еще много чего. Она как вторая кожа. И под ней кровь так играет, что не замерзнешь.

– А потом, на Лысой горе эту мазь смыть надо?

– А зачем? Не смыть, а обновить. И тогда можно и по земле голыми ходить и не мерзнуть.

– Но родовичи так не ходят.

– Так то родовичи, а то ведуньи и ведуны. Так что одежду попроще и подобротней вокруг пояса обвязала, кубышку с мазью к тому же поясу приторочила, сама мазью обмазалась и полетела.

– Так сама вся не обмажешься.

– Помогут.

Потомки, смутно о чем-то слышавшие, но не понимая смысла ведовской жизни объявят, что эта мазь была волшебной. И «помогала летать» ведуньям и ведунам. На самом деле это была великолепная эффектная теплозащита.

Тайну которой, впрочем, потомки так и не разгадали.

– Веда, а сама ты почему на сборы не летаешь?

– А с чего ты взяла, что не летаю?

– Гладкая ты больно. Не сможешь подняться.

– Права ты, Рысье Сердце. Но мне и не надо так уж часто туда летать. Сама многое могу. А потом, устала я. Хочу закончить свой путь.

– Отказаться от бессмертия?! – ахнула Рыська.

– Бессмертия нет. Это только для глупых людей мы бессмертны, потому что живем неизмеримо больше, чем они. Но на самом деле все смертно. Не только мы, но и Земля и даже Солнце.

– Значит и мы когда-нибудь уйдем в Страну Вечного Лета?

– Да. Если упадем в полете. Или если нас убьют во сне. Или если еще как-нибудь лишат возможности излечиться и омолодиться самим, или с помощью братьев и сестер. Но иногда мы просто устаем. Как я, например. Вот захотела снова стать матерью. А потом поняла, что выращу из Велеса сильного ведуна и больше ничего не хочу в этой жизни.

– А что такое колдовская любовь, Веда?

– Колдовская любовь? Колдовская любовь, это просто любовь. Когда любят и тело, и дух, и душа.

– А что, бывает не так?

– Конечно, бывает. Чаще всего нам нужно тело другого. И не надо этого стыдиться. Например, нам, ведуньям, нужны соки молодых парней. Поэтому и заманиваем мы их к себе во время летнего праздника любви. И истощаем в любовных играх. Это нам также нужно, как полеты на наши сборы. Без этого не достигнешь бессмертия.

– А почему нельзя делать это с нашими, с ведунами?

– Можно. Но любовные игры без любви, это как наши целебные отвары. В них должны присутствовать многие травы. Поэтому в наш любовный эликсир должна входить и страсть этих высушенных нами парней.

– А в любовный эликсир наших братьев-волхвов, страсть смертных дев?

– Да.

Родовичи Рыськи еще не знали ревности. Но все выросшее имеет свои зерна. И зерна того, что потом назовут ревностью, набухли в сердце молодой ведуньи.

– Но как после этого можно любить и телом и душой и духом кого-то одного?! Ведь не так часто приходит колдовская любовь?

– Да, ты права. Редко. Большинству смертных она вообще не приходит. Жизни их не хватает. Но почему одно должно мешать другому?

– Не знаю.

– Не знаешь, но чувствуешь. И правильно чувствуешь. Есть телесная любовь, которая оскверняет. Но это не любовь со своими, а телесная связь с чужими.

– А кто эти чужие?

– Завтра расскажу, Рысье Сердце.

И снова пылает очаг. А глаза Рыськи распахнуты от удивления и любопытства.

– Расскажи о чужих, Веда.

Длиной палкой Веда помешала угли. Задумалась.

– Когда узнаешь число и меру, Рысье Сердце, поймешь, о каких давних временах я говорю. Но ты и так можешь догадаться, не умом, а душой, как давно были времена Великого Льда.

Тогда жить было труднее, чем сейчас. Холод, долгая зима. Зверья, правда, было не меньше. А может и побольше. Ходили тогда по нашей земле огромные такие мохнатые звери с большими клыками и носом, который болтался впереди.

– Эти клыки находят иногда наши дальние родовичи с севера. А иные говорят, что зверь тот все еще ходит за Каменным поясом.

– Наверное, так оно и есть. Но тогда они ходили здесь. И надо было за их стадами следить, загнать в ловушку, и убить. Мясо заготовить. И все это коротким летом. Да еще надо было заготовить, чем очаг топить. Да так прикинуть, чтобы всего, и мяса и дров на всю долгую зиму хватило.

Вот и поняли тогдашние люди и число и меру.

Небо тогда было ясное почти весь год. И звезды помогали не заплутать в ледяной голой степи. Так что и это мы смогли понять.

Да многое чего смогли еще понять. И многие наши знания оттуда идут.

– А кто не понял?

– Вымерли, – жестко усмехнулась Веда. – А кто остался, те поняли, что знания приращать надо. Вот и умеем мы сейчас то, что умеем.

– А чего в теплые края не ушли?

– Так чего туда уходить, если мы как раз пришли оттуда. А пришли потому, что бежали от чужих.

– Чего от них бежать, если вы такие умелые да умные были?

– Не были мы такими, а стали. Стали, обживая земли у края Великого Льда. А те, чужие, поначалу посильнее были.

Нет, – поправилась Веда, – не посильнее, а злее. Людей ели.

– Как?! – ахнула Рыська.

– Да так. Убьют, зажарят на костре и съедят. Особенно мозги и печень любили. А с такими трудно тягаться. До поры… – опять жестко усмехнулась она.

Рыська в который раз удивилась этой непонятной жесткости Веды, когда она говорила об иных вещах. Ведуны ведь люди добрые. И дела их добрые.

– Вот такие это были чужие, Рыська. Как ты думаешь, осквернит тебя любовь с такими?

– Да! – уверенно сказала Рыська. – Но, ведь это давно было.

– Многое повторяется в этом мире. Все эти чернявые, кудрявые, да горбоносые с полудня, потомки тех людоедов. И любовь с ними оскверняет. Трудно быть ведуном или ведуньей, если хоть раз свяжешь себя с такими телесной связью.

– А вот у нас в роду есть такая Яра. Красивая, ведуньей стать хотела, да велика больно, летать не может. Но многое из того, чему ты меня учишь, знает. А не боится с купцами с полудня в любовь играть.

– Не станет она ведуньей, Рысье Сердце.

– Не будем о Яре. Расскажи, Веда, как дальше с чужими разошлись.

– Да не разошлись мы с ними. С ними нельзя разойтись. Их можно только извести. Вот и извели мы их. Умными стали, у края Льда столько лет прожив. А ум, если его должным образом применить, большая сила.

И как начал Лед таять, ушли большие звери. Мы к тому времени и без их мяса обходиться могли. А вот чужие нет. И полезли они к нам. Но мы их встретили нашими стрелами, да хорошими топорами каменными. У них ни таких стрел, ни таких хороших топоров не было. Потому что не было умения и ума.

И пошли наши мужчины их крушить.

Веда мечтательно улыбнулась.

– Знаешь, Рысье Сердце. Добрые мы и не воинственные. Но это может быть и плохо. Уметь надо мстить. Иначе неотмщенное зло второй раз придет.

– А вы отомстили?

– Да. И моей первой колдовской любовью был волхв-мститель. Надо быть добрым, Рысье Сердце, надо! – убежденно сказала Веда. – И нельзя ни на кого нападать и делать зло. Но отмерить злому полной мерой тоже надо уметь. Иначе будет изведено добро.

Она хлебнула из какой-то баклаги. Щеки и глаза ее горели.

«Как она красива! – подумала Рыська, – как жаль, что она устала от бессмертия. Сколько много любви может подарить такая женщина!».

– Не обижайся, Рысье Сердце, но ты не станешь сильной ведуньей. Хорошей станешь. Но не такой уж сильной. Однако, не в этом твоя доля. Ты поможешь новому мстителю. Без тебя он не появится. А он нужен. Разленились наши родовичи. А чернявые потомки людоедов с полудня уже точат зубы на наши земли.

Их надо остановить. Остановить подальше от наших мест. Иначе они нас сгубят, как степной пожар сухую траву.

Глава 6. Дни и ночи на Лысой горе

Весенняя ночь над рекой, которую потомки назовут Днепром, чудесна. Ароматы проснувшихся для новой жизни трав и деревьев, нагретых за день, поднимаются вверх.

И ты летишь в этом душистом потоке. И кажется, что не надо и большого сбора. И так помолодеешь от одних только этих запахов и дивной красоты внизу.

Блестит река в лунном свете, а по правому берегу смутной темнотой наливается какая-то гора. На ее вершине горят костры.

– Прилетели, Рыська, – говорит Сварог. – Давай к тем кострам.

Они приземлились на большой поляне на вершине горы.

– Вот она, Лысая гора у Большой реки, Рыська. Долго мы с тобой летели на закат, да на полудень. И вот, долетели.

Рыська чувствовала, что на поляне много людей. Но до поры они оставались одни. Костры горели достаточно далеко.

– Как долетели, Сварог? – подошел к ним стройный, легкий в движениях юноша.

– Купала! – ахнула Рыська.

– Рыська! Так ты теперь наша?!

– Наша, наша, – ответил за нее Сварог. – И не Рыська она теперь, а Рысье Сердце. Учится у самой Веды.

– Привет тебе, сестра! – сказал Купала, и, припав на колено, поцеловал колено Рыське.

Рыська засмущалась. Не было у родовичей такого понятия как стыд. Но все же необычно было стоять голой среди двух голых мужчин.

По этому поводу Веда перед отлетом наставляла Рыську.

– Не смущайся. Не выгляди дурочкой с Волчьей горы. И не висни на Свароге. Хоть у вас и колдовская любовь…

– Откуда ты знаешь?!

– Тоже мне, тайна великая. Для того, чтобы понять это не надо четыре тысячи лет жить.

– Что? – не поняла Рыська.

– Да так, потом поймешь. Но на Свароге не висни. А сама веди себя как на летнем празднике любви.

– Но на празднике мы по лесам друг друга ищем или друг от друга прячемся. А там, ты говоришь, много будет наших братьев и сестер. И все на одной поляне.

– Вот и представь, что вы все друг друга нашли. Но, мне кажется, не будут тебя особо никто тревожить. Тебя сразу старший возьмет подругой на этот сбор. Ты ведь еще наполовину смертная. Много в тебе жизненного сока, так нужного волхвам для бессмертия.

– А Сварог?

– И Сварог себе кого-нибудь найдет. Один не останется. И пойми, наконец, ты не смертная, которая нашла себе добытчика и боится теперь его отпустить. Хотя чего бояться, род все равно всем родовичам помогает.

Но ты не глупая смертная, ты ведунья. И свободна. Как свободен и тот, кого ты любишь колдовской любовью.

Утром, среди множества себе подобных, Рыська понемногу освоилась. Она сразу определила, что среди женщин преобладали такие как она, живые невелички или высокие, но ужасно худые.

Костяные ноги, – подумала Рыська. И не догадалась, что так будут называть потомки таких ведуний. Впрочем, «костяные ноги», и Рыська это признала про себя, тоже были весьма привлекательны.

Помимо них были еще и похожие на Яру. Рыська сразу догадалась, что это наполовину ведуньи, не умеющие летать, которые смогли добраться на Лысую гору из ближайших окрестностей. Примерно так, как ходила Яра на Волчью гору.

Мужчины тоже были двух типов. И те, кто был повыше, обязательно был очень худ. Впрочем, все присутствующие сочетали в себе явную силу и ловкость с необычным выражением лиц. Все в этом отношении чем-то напоминали Веду.

Все перемещались по поляне как бы хаотично, но в этом хаосе чувствовался скрытый смысл. И Сварог с Рыськой тоже ходил туда-сюда, представлял ее своим знакомым, что-то рассказывал. Но Рыська слушала рассеяно, а только пристально вглядывалась в окружающих ее новых братьев и сестер.

Она не заметила как они оказались в центре поляны. На двух, стоящих рядом огромных дубовых пнях, покрытых медвежьими шкурами сидели мужчина и женщина.

Мужчина был высок и худ. Худ настолько, что напоминал скелет. Женщина же была покрупнее Рыськи, но тоже по-ведовски подтянутая и ловкая. Что было заметно даже по ее скупым движениям.

– Здрав будь, Тамирис, хозяйка Каменного пояса, – сказал Сварог.

– И ты здрав будь, Свароже, – сказала женщина, сверкнув своими прозрачными светлыми глазами.

– Здрав будь, Вольфганг, Волчий путь, хозяин заката, – обратился Сварог к мужчине.

– Рад видеть тебя, брат, – сказал Вольфганг.

– Хорошо получается, – сказал Сварог. – Тамирис с восхода, ты с заката. Много нового и разного принесли. И спасибо, что прилетели на наше сборище.

– Нам это тоже интересно, Сварог. Давно, кстати, жду тебя у нас, на Белой горе, да ты все не прилетаешь, – сказала Тамирис.

– Прилечу.

– Что нового у тебя, брат? – спросил Вольфганг.

– Вот, новую сестру привел представить, наставь ее, – ответил Сварог.

– Как зовут тебя, сестра?

– Рысье Сердце.

– Останься с нами, Рысье Сердце, – сказала Тамирис. И Рыська послушно стала за ее плечом.

Последующие дни и ночи слились для Рыськи в сплошной калейдоскоп. Ее представляли разным братьям и сестрам. Они что-то шептали и водили руками над ее головой. И она как будто начинала вспоминать то, чего не было в ее жизни. А с этими воспоминаниями приходили и новые знания.

Вечером же она варила вместе с сестрами разные зелья. И пока варили, все делились разными рецептами. А сестры поопытнее обменивались пучками трав, которые приносили из своих мест по просьбе друг друга.

Но не только рецептами делились новые подруги Рыськи. Говорили обо всем. Было интересно и весело. Рыська ощущала себя как будто среди своих родовичей. Только выходило, что простоватые родовичи вдруг все резко поумнели. И это тоже было поводом для веселья молодой ведуньи. Непроизвольно оценивая ситуацию с этой стороны, она испытывала то чувство, которое потомки назовут юмором.

Потом все эти зелья пили, после чего водили хороводы, плясали и что-то пели.

От всего этого сердце наливалось какой-то неведомой дотоле щемящей радостью. И все казались любимыми и даже больше, чем родными. За полночь пляски плавно переходили в любовные игры. И Рыська не помнила, кому дарила свою любовь. Но почему-то думала, что часто это был старший на этом сборе, хозяин заката, Вольфганг.

Все дни и ночи слились в одну карусель. Среди всего этого отдельно запомнился лишь один случай.

Которым этот сбор неожиданно резко завершился.

Волны какого-то беспокойства и удивления как будто пробежали по поляне. Рыська к тому времени уже научилась ощущать настрой братьев и сестер каким-то шестым чувством. Она, даже не глядя вокруг, поняла, что на поляне появился кто-то необычный.

И правда. По сразу образовавшемуся живому коридору к, все так же сидящим на своих пнях Тамирис и Вольфгангу быстро шел человек. Был он, в отличие от остальных, одет. Но на груди поверх одежды висел личный знак волхва.

Да это же Волчий Зев, – узнала его Рыська. Но как же он постарел. Он что, как и Веда, решил отказаться от бессмертия?

Зев решительно подошел к старшим. Стал на колено и поцеловал колено Тамирис.

– Здрав будь Вольфганг, хозяин заката! Здрава будь царица Тамирис!

– Я не царица, а старшая ведунья, хозяйка Каменного пояса! – гневно сверкнула глазами Тамирис. Как две голубые молнии ударили. – Не смей сравнивать меня со смертными дурами!

– И отодвинься подальше, Зев! – продолжала она. – От тебя несет падалью и кровью!

– Прости хозяйка, – смиренно сказал Зев, и отступил на шаг.

– А ты стал совсем вельможей, брат, – насмешливо сказал Вольфганг. – Снял бы ты свои блестящие лоскутья и намазался мазью как все.

На мгновение смутился Зев. Но потом быстро разделся. И сразу несколько сестер намазали его мазью.

Пока это происходило, присутствующие на поляне тесной гурьбой окружили место, где сидели хозяева, и Зева, стоящего перед ними.

– С чем пришел, Волчий Зев? – спокойно и все так же чуть насмешливо, спросил Вольфганг.

– Давно не омоложивался. Так скоро смертным станешь.

– Да, пострел, ты братец, – усмехнулся Вольфганг. – Не идут впрок вельможные яства и ласки рабынь?

– Я понимаю тебя, хозяин заката. Но послушайте меня и вы. Мало нас. Трудно иным добираться до наших сборов. Посмотрите, сколько здесь хороших ведуний собралось, не умеющих летать. Но им повезло. До Лысой горы они могут и посуху добраться.

А сколько этого не могут и пропадают для наших дел?

Свою лосиху Яру имеет в виду, – подумала Рыська. Между тем Зев продолжал.

– А почему бы нам не летать незнамо откуда, а жить вместе? И не только нам, но и этим ведуньям, не умеющим летать?

– Интересно, – протянул Вольфганг. – А кто тогда будет заботиться о нашей родне? Пропадут они без нас.

– Вот пусть они и добираются до наших мест. Или мы будем сами изредка приходить к ним на те места, которые они построят для общения с нами.

– А не мало ли этого будет для них?

– Сами начнут учиться получше. А то разленились. Все на нас надеются, а сами…

– Не оказывают царских почестей? Так, кровавый волхв?! – гневно спросила Тамирис. – Так реши, наконец, кто ты, волхв, или царь.

– Не гневайся на брата, сестра, – примирительно сказал Вольфганг. _ Но Тамирис права, Зев. Наше искусство и умение невозможно поддерживать, без сосредоточения уединения. Оно нужно нам, так же, как и наши сборы.

– Будет уединение. Только реже. Сейчас мы много уединяемся, но редко видимся. А будем много видеться и редко уединяться. Только и всего.

– Нам мало надо, Зев, но мы не бестелесны. Как будем кормиться, и кто построит нам жилища, если собьемся жить в кучу? На всех не хватит рыбы с одной речки и меда с одного леса.

– Кормить нас будут смертные, которым мы смилостивимся помогать. И которых, если мало принесут, можно и поучить молниями.

– Я же говорю, ты стал кровавой тварью, Зев, – сказала Тамирис. – Вольфганг, надо отказать ему в омоложении. Пусть подыхает, как любой земной царек. И чем скорее, тем лучше.

– Не сердись на него, Тамирис, – выступил вперед Сварог. – Он долго жил среди чернявых потомков людоедов. Вот и озверел.

Возвращайся домой, Зев! Нельзя быть волхвом среди этой нечисти. Только уединение стран полуночных дает мудрость. От этих земель снизошла мудрость, этими землями она и питается.

– Вы неправы, братья, – печально сказал Вольфганг. – Зев не вернется к нам. Я это понял только что. Жаль. Но многие из здесь присутствующих найдут его слова разумными. Особенно те, кто прикасается к нечистым землям и нечистым людям.

От дурной крови надо освобождаться. Пусть уходит. И пусть уходят те, кто считает, что он прав.

И пусть они его и омолаживают.

Если сумеют, – вновь усмехнулся хозяин заката.

Все, братья и сестры! Наш праздник завершен. Небеса гудят. Сегодня можно легко взлететь.

Кто остается с Зевом, пусть продолжат праздник.

Но! – Вольфганг встал во весь свой рост, – не прилетайте и не приходите сюда больше!

Это наша гора! И мы найдем силы ее сберечь!

– Летим, Купала? – спросил Сварог, собирая свои крылья.

– Я подожду, – беззаботно сказал Купала. – Столько сестричек с окрестных мест остается. Жаль покидать праздник, не перепробовав их всех.

– Так наши лучше. Летим. Сейчас как раз наш праздник любви будет. Тебя и там ждут многие. И даже назвали этот день в честь тебя.

– Чего ты его уговариваешь, Сварог! – вступила в разговор Рыська. Ее взор напоминал сейчас гневный взор Тамирис. – Полетели!

– Летим!

Глава 7. Рабство богини

Не выдержала Яра ожидания. Зева все не было. Купала тоже куда-то пропал.

И как засобирались купцы домой, попросилась Яра с ними. Может на Лысую гору успеет. Хотя плохо понимала она, сколько до той горы добираться. Знала лишь, что проплывут они мимо нее по Большой реке. А ее чутья хватило бы, чтобы узнать то место. Все же была она немного ведуньей.

И поплыла Яра на купеческой корабле.

Сначала ей все очень нравилось. И жесткая страстная любовь давнего знакомого купца, который уже не раз уговаривал ее поехать с ним. И сама жизнь на корабле, где все было ново и интересно.

Потом Яра вдруг поняла, что же еще так приятно ей. А приятным было то, что она ничего не делала и жила как госпожа. Слова такого Яра тогда еще не знала, но смысл своего нового положения поняла.

По сравнению с частенько полной забот жизнью родовичей это было очень хорошо.

И еще Яру заворожили слова купца по имени Харон, что там, куда они приплывут, не будет зимы. Да, хоть и любили все родовичи свою землю, но свой рай называли Страна Вечного Лета. Какому дурню зима понравится. Терпят ее. И только.

Может быть, – думала она, – и вообще мимо Лысой горы проплыть. И так много она знает и умеет, чтобы жить безбедно в теплых краях.

Между тем, корабли переволокли по волоку, и они поплыли вниз по рекам, текущим на закат и на полудень.

А однажды утром увидела Яра, что плывут они по большой реке. И почувствовала она, что это и есть та самая Большая река. Сердце наполнилось радостью. Нет, все таки останется она на Лысой горе. А к Харону потом приплывет. Или попросит его подождать.

В ту ночь она любила его особенно горячо.

Утром, брат Харона, Соломон хмуро сказал ему:

– Пора бы начать приручать твою лосиху к мысли, что она не госпожа, а рабыня.

– А куда спешить? Или ты просто завидуешь мне?

– Не скрою брат, завидую. Ты после каждой ночи с ней лоснишься, как маслом смазанный. А я уже зубами скрежещу, так женщины хочется.

– Так за чем же дело стало. Мне не жалко. Спи сегодня с ней ты.

Но Яра не захотела спать с Соломоном. Женщины ее рода сами выбирали, кого любить, и она была рассержена домогательствами брата своего покровителя. Да и не самими домогательствами, а их грубостью и бесцеремонностью. Может быть, если бы Соломон вел себя помягче и ласковей, она бы и не отказала ему в ласках.

– Что ты о себе возомнила, лосиха дикая, – заорал Соломон получив резкий отказ.

Он бросился на Яру, надеясь взять ее силой. Она сделала неуловимое движение рукой, и низ его живота пронзила острая боль. Никаких ласк уже не хотелось.

– Ты еще заплатишь мне за это, – прошипел он.

Харон долго смеялся над неудачей брата. Но на следующую ночь обиженная Яра отказала и ему.

– Ну, что, получил свою долю ласк? – спросил Соломон, когда Харон в раздражении вышел из господской надстройки и стал на носу корабля.

– Все из-за тебя! – раздраженно бросил Харон.

– Брось, брат. Не жену же ты взял из этих диких, холодных, варварских мест. А обманом заманил будущую рабыню. Рано или поздно ей надо будет показать ее место.

– Я бы предпочитал, чтобы поздно.

– Как знаешь. Ты старший. Но не забывай, что ты купец. А даром взяв такую рабыню, ты неплохо заработал.

Все это так бы и осталось пока без результатов.

Но на следующий день Яра почувствовала, что они подплывают к Лысой горе. Там, правда, никого не было. Но, может, она просто ошибается? Не ахти какая сильная она ведунья.

– Харон, давай пристанем, – попросила она купца. – Мне надо на ту гору сбегать.

– На какую? – настороженно спросил Харон.

– Да вот на ту, видишь?

– Вижу.

– Так пристанешь, а то я могу и вплавь добраться.

Это еще больше встревожило Харона. Но он не выдал своих чувств.

– Пристанем. Не волнуйся. Но вечереет. Пойдешь туда утром. А пока перекусим. И, кстати, коль скоро добралась ты до своей горы, отпразднуем это. И выпьем ка вина.

Яра согласилась.

А утром, когда она проснулась, то почувствовала, что корабль плывет. Она выскочила из господской надстройки и увидела, что солнце уже высоко, а горы и в помине нет. Проплыли они ее.

Не раздумывая, хотела броситься Яра в реку.

Но за ней уже следили. Схватили и связали. Так, связанную, и бросили в господскую надстройку.

– Ну, что теперь делать будешь, брат? Такую рабыню надо долго приручать, это как дикую кобылицу объездить.

– Хочешь предложить свои услуги в этом деле? – хмуро сказал Харон.

– Нет. Хочу предложить тебе выгодное дело. Приручать ее. Потом мыть, кормить и поротый зад маслом мазать, прежде чем на продажу выставить. И еще не ясно, сколько за нее получишь.

– Не заговаривай зубы! Получишь много.

– Много, много. Не спорю. Но торговля дело рисковое. Предвидеть всего нельзя.

– Что ты предлагаешь?

– Снизить твой риск. Я куплю ее у тебя здесь. Необъезженную.

Он гадко захохотал.

– Сколько?

– Золотой.

– Три.

– Ты не получишь за нее столько даже на рынке в Иллионе.

– Два.

– По рукам.

– Ты теперь моя рабыня, глупая лосиха, – сказал ночью Соломон, присаживаясь к ней на ложе. – Как, будешь со мной ласкова?

Она презрительно отвернулась.

– Ты, полночная дура, наверное, не знаешь даже, что такое рабыня? Ничего. Завтра узнаешь.

На следующий день ее вывели на палубу, ловко сорвали одежду и привязали к какому-то бревну.

У Соломона рот наполнился сладковатой слюной. Он обошел бревно, жадно всматриваясь в это великолепное тело. Рука с плетью подрагивала.

– Сол, – обратился к нему брат.

– Да, – раздраженно бросил Соломон. – Не вмешивайся. Она теперь моя.

– Я не вмешиваюь, а говорю как старший купец, наставляющий младшего.

– Давай, наставляй, но поскорее.

– Брось плеть, дурень. Ты сейчас в таком состоянии, что запорешь ее. И не получишь ни ласк объезженной кобылицы, ни денег за нее, когда она тебе наскучит.

– Ты просто жалеешь ее!

– Я жалею тебя. Купец не доложен быть таким страстным. А то разоришься и сам окажешься за долги на ее месте.

– И что ты предлагаешь?

– Я же говорю, брось плеть. И…

Соломон напрягся, ожидая подвоха.

– И возьми розги. Так и ее не запорешь, и себя потешишь. И впредь, не пори ее плетью. Можешь не рассчитать.

Соломон бросил плеть.

– Ты прав, брат. Ты настоящий купец! Но где я возьму розги здесь, посреди реки?

– Что бы ты делал без заботливого старшего брата? Возьми там, – он кивнул головой в сторону, – заранее припас и размочил.

Соломон взял длинный прут, стал сбоку от Яры. Потом немного сместился, примериваясь, как бы получше нанести первый удар.

– Я тебе сейчас покажу, что такое рабыня, лосиха! – весело заорал он, и ударил ее, косо рассекая эти ягодицы, которые ему пока так и не удалось взять в руки.

Яра уже поняла, что попала в положение, не сулящее ей ничего хорошего. Но что ждет ее конкретно, она понять и предвидеть не могла. Ибо не было ни у нее, ни у ее вольных родственников никакого опыта тех взаимоотношений между людьми, которые уже вовсю господствовали среди южных потомков людоедов, которые одарили мир гнусностью под названием «государство». Гнусностью, предполагавшую рабов и господ, палачей и жертв. Клетки, где людей содержат как зверей. Огромные толпы голодных озлобленных убийц, под командованием пресыщенных вечно пьяных извращенцев, которые назовут «армиями».

Гнусностью, которой иные потерявшие ум не их потомки еще будут гордиться.

Не зная этой гнусности, Яра еще могла подумать, что ее растянули на бревне, чтобы как то взять силой. Но то, что ей сознательно будут причинять боль, она даже представить не могла.

Поэтому первый удар ожег ее совершенно неожиданно. И она закричала не только от боли, но и от растерянности и обиды.

– Получила, лосиха! – злорадно расхохотался Соломон. Крик Яры раззадорил его. И он начал сыпать удары без разбора.

А она все кричала от боли, обиды, но, поначалу, даже и от возмущения. Но розга все жгла и жгла ее. И она внезапно поняла, что это может и не прекратиться. Что она так и потонет в этих волнах обжигающей боли. И она завизжала от страха.

Этот пронзительный визг вернул Соломона к действительности. Он на мгновение опомнился. Опустил прут и злорадно осмотрел покрытые рубцами ляжки и ягодицы Яры. А потом начал бить ее медленно, с разбором, наслаждаясь результатом каждого удара, наблюдая, как дергаются ее бедра после того, как розга со свистом впивается в ее ляжки или зад.

Но вскоре он снова вошел в раж, и опомнился, только, когда понял, что длинный прут в его руках сломался.

Яра лежала перед ним безмолвная.

Соломон отбросил прут.

– Вот видишь, Сол, если бы ты меня не послушал, и порол ее плетью, то сейчас мог бы распрощаться со своими двумя золотыми, – раздался рядом голос старшего брата. – Она бы уже подохла. А ты не царь, чтобы так дорого платить за столь короткое удовольствие.

– Спасибо, брат. Это было бы слишком легко для нее. Но ей можно еще немного всыпать?

– Давно не торговал рабами, – сказал Харон, и подошел к Яре. Пощупал ее в нескольких местах, и сказал, – еще удара три можно.

Соломон взял новый прут и обошел свою жертву. Выбрав несколько мест на ее ягодицах и ляжках, где пересекающиеся шрамы особо обильно сочились кровью, он расчетливо с потягом ударил по ним.

Яра застонала.

– Поняла, лосиха, что такое быть рабыней? – спросил Соломон почти миролюбиво, и тут же деловито спросил у брата, – а когда ее можно будет снова выпороть?

– Не раньше, чем через пять дней, и, конечно, не так много, как сейчас, – ответил тот. – А послезавтра можешь прийти к ней ночью. Вряд ли она будет сопротивляться, но и особого удовольствия тебе вряд ли доставит. Будет лежать, как бревно.

– За что получит при следующей порке.

После этого все слилось для Яры в один темный провал. Ее пороли и насиловали. Насиловали и пороли.

Болели иссеченные розгами бедра и ягодицы. А также низ живота. Она впервые узнала, что телесная близость может приносить боль, если ее не хочешь.

Однажды она почувствовала, что может не выдержать. Надо было что-то делать. Но что она могла? Только утихомирить гнев Соломона.

И когда он пришел к ней ночью, она неожиданно ласково, как будто не он порол ее днем, сказала:

– Я жду тебя, мой господин.

А после этого сделала все, что умела, только бы доставить ему удовольствие.

Больше ее не пороли.

В Иллионе Яра отъелась и отмылась. Покорная, она как-то быстро наскучила Соломону. И он выставил ее на невольничий рынок.

Красивая статная, и, судя по всему, не строптивая рабыня привлекла внимание покупателей. Они толпились и азартно торговались с Соломоном. Но он не спешил.

Яра стояла, опустив голову, и покорно снося жадные руки, которые задирали ей тунику, мяли грудь и ляжки.

– Эй, отойди, – заорал Соломон на одного невзрачного покупателя. – Все равно не купишь, нечего тогда и товар лапать.

Человечек в застиранном хитоне быстро отошел.

Вдруг Яре захотелось поднять голову. Она оглядела торжище и увидела лениво бродящего среди толпы вельможу. Народ перед ним расступался.

Вот он огляделся и скользнул взглядом по Яре.

Зев! Волчий Зев! Это он!

– Волчий Зев! – крикнула она.

Соломон развернул плеть. Вот тебе и объезженная кобылица. Придется сейчас ее ударить. А потом ждать, пока шрам не сойдет. Вот скотина варварская.

– Эй, хозяин! – голос Зева был повелителен. Соломон узнал вельможу-громовержца, о котором так много говорили.

– Слушаю, мой господин.

– Сколько стоит эта рабыня?

– Три золотых, мой господин.

Зев небрежно кинул ему деньги.

Соломон застыл, как истукан.

«Надо было попросить четыре. Нет, пять». Но купеческое слово на торжище должно быть незыблемо.

– Ну?! – грозно сказал Зев. – Чего встал?!

– Прошу прощения, мой господин. Она твоя.

Зев подошел к небольшому низкому помосту, на котором стояли рабы. Взял Яру за руку, и, не глядя по сторонам, пошел прочь с торжища.

Глава 8. Заботы императора

Солнце клонилось к закату. И на обширной крытой, окруженной колоннами каменной террасе было не жарко. Чего нельзя было сказать об улице.

Из полумрака террасы был виден сверкающий на солнце песок и рощица пальм вдали. Фараон сидел в кресле с высокой спинкой и задумчиво глядел вдаль.

Никто не нарушал уединение владыки.

А он любил вот так, с этой высокой террасы смотреть из полумрака и относительной прохлады вдаль на раскаленные равнины своей страны, и размышлять о ее судьбах.

Огромная империя начиналась с этих мест. Владыка, в отличие от большинства своих поданных хорошо знал ее истинную историю. Историю, начавшуюся много столетий назад, когда массы людей из становящейся пустыней Сахары, сбились в кучу в долине реки Ра, которую потомки назовут Нилом.

Места на всех не хватало, и озверевшие люди несколько поколений уничтожали друг друга. Пока стихийно не сложился новый порядок, где уничтожение было регламентировано. Оно перестало быть стихийным. Но не перестало быть уничтожением.

Только теперь одних уничтожали непосильной работой, других, не согласных, казнили. А верхушка этой пирамиды вроде бы жила, не зная забот. Но и она уничтожалась. В интригах и кознях. Тайно. Петлей, наброшенной сзади, ударом ножа из-за угла дворцового лабиринта, или ядом в кубке с вином.

Теперь уже людишек, дотоле бывших в избытке, стало не хватать. И пришлось выходить за ними на охоту.

Вначале охота была неудачной. Охотников погибало почти столько же, сколько приводили захваченных рабов.

Но потом предки нынешнего владыки нашли решение. Они отказались от первоначального аскетизма собственной жизни, и строгости к своим вельможам. Теперь демонстрация сладкой жизни стала для них профессией.

И эту сладкую жизнь показывали вождям окрестных племен. «Делайте, как мы, и будете жить так же», – лукаво зазывали имперские вельможи и цари.

И вожди с червоточиной в сердце, переставали быть вождями, а становились рабовладельцами. И присоединялись к империи. Им было так спокойней. А честных и непокорных былых коллег из когорты племенных вождей, уничтожали, наваливаясь всем скопом.

И империя росла, и росла, охватывая теперь все земли Восточного Средиземноморья.

Конечно, трудно было управлять такой империей из одного центра. И, говоря современным языком, это уже была не империя, а некая имперская конфедерация. Где иногда отдельные сатрапы кое-где даже и воевали друг с другом.

Но, милые дерутся, только тешатся.

Главное, все эти земли были организованы по одному лекалу. Везде были рабы и рабовладельцы, владыки и подданные. И все верили одним и тем же жестоким, таинственным и развратным богам. Которые назывались почти одинаково, но с небольшими различиями, обусловленными спецификой существующих диалектов.

Так, у одних развратная богиня называлась Астартой, а другие называли ее Иштар.

Да, богиня…

Вот она идет, похожая на Иштар его официальная любовница, или вторая не официальная жена. А, неважно, как назвать. Осирис их разберет.

Да, это земное воплощение Иштар он считал когда-то эталоном красоты. Пока не увидел рабынь, привезенных с севера.

Господи! Да разве эта плоскозадая, носатая, смуглая Иштар может назваться красивой?! А эта всегда наклоненная вперед шея?! А эти черные волосы, в жестких кудрях?! А эта коническая грудь, которую через много веков те, кто будут зваться антропологами, определят как «вымеобразную».

Иногда ему в его размышлениях казалось, что только такие уродины и могут рожать таких подлых вельмож и таких тупых рабов, которые его окружают.

Разумеется, владыки, которые могут себе позволить все, при первой возможности выбирают женщин с севера. Статных, белокожих, голубоглазых.

Но жрецы постоянно подсовывают фараонам в качестве цариц и официальных любовниц своих дочерей, всех этих плоскозадых Иштар с запавшими грудями и наклоненными вперед шеями. Все уродство которых может понять только человек, в жилах которого течет хоть капля крови с севера.

Как у него, например. Спасибо деду, сластолюбие которого взяло верх над политическими резонами, и который все же сумел сделать царицей женщину с севера. За что и поплатился через пару лет, скоропостижно скончавшись от неведомой болезни.

– Можно побеспокоить тебя, о мой повелитель?, – спросила между тем подошедшая.

– Что тебе надо? – грубо спросил фараон.

– Мой повелитель гневается?

Надо бы ее приказать удавить, – вдруг подумал фараон. – Или отравить. Но яд придется брать у тех же жрецов. А она дочь жреца. Разумеется, они друг друга готовы сами и удавить и отравить. Но, при случае могут и сдать родне этой уродины.

И тогда отравят уже его. Скольких его предшественников таким образом отправили на тот свет?

Нет, все же лучше удавить. Прямо сейчас, своими руками. Нет, не царское это дело. О Боже! До чего трудна участь фараона!

– Говори быстрее, не мешай мне размышлять о благе страны.

– Конечно, конечно, мой повелитель! Я именно об этом. Высокочтимые жрецы хотели бы поговорить с тобой о положении с верой в твоих северных провинциях.

– Каких именно?

– О, повелитель, сколь много земель слушают твою волю! Но твоя воля доходит до твоих рабов с помощью высокомудрых жрецов наших богов. А их перестали уважать в заморских северных провинциях.

– Ах, заморских? Тогда понятно. Ладно, пусть явятся завтра в это же время. Не официально, на частную аудиенцию.

– Ты мудр, мой повелитель! Я могу идти?

– Иди, иди! – нетерпеливо машет он рукой. Она медленно пятится назад, а потом все же поворачивается. Он наблюдает за ней из-под полу прикрытых век.

Да, зад не плох. Широк и подвижен.

Он вспоминает свои первые ночи с ней.

Но, ширина это еще не все. До чего же он плоский! Как плоская земля, плавающая на трех китах на каких-то рисунках каких-то жрецов.

Он снова задумывается.

Северные провинции. Эллада. Когда эти земли попали под опеку империи, они были самой захолустной окраиной. Но потом именно там, в этих низких горах и на островах стали добывать медь и олово. В таких количествах, которых раньше в империи не было. Просто потому, что там, в Элладе, руд этих металлов было во много раз больше, чем во всех остальных провинциях империи вместе взятых.

Захолустная окраина начала богатеть на глазах.

Но рудники и плавильни требовали много рабов. Которых много не наловишь в этих диких, сухих, бесплодных горах. И их стали массами ловить на севере. Благо тамошние люди, не знавшие бронзы, были легкой добычей вооруженных металлическим оружием солдат империи.

Как доставлять этих рабов?

Морем, разумеется. В этих чертовых горах не то что рабов, приличные стада не прогонишь.

И стала Эллада строить корабли. Благо, и лес, и металлический инструмент был.

И стала еще быстрее богатеть. Уже как хозяйка морей.

Потомок бы сказал, что эта провинция стала экономическим центром империи, оставаясь в политическом и религиозном плане ее задворками. Хотя в целом, религия была все же родная, имперская.

Например, обрезание мальчикам гордые эллины до нашествия дорийцев (а до этого было еще ой как далеко!) делали исправно.

Но хуже было другое. Приток рабов с севера быстро изменил население. Оно стало не похоже на население остальной империи. А многочисленные царьки, разумеется, тоже не стояли в стороне. Погнали всех своих чернявых, кудрявых плоскозадых «Иштар»…

Прости, богиня, что упоминаю тебя так, – подумал фараон.

Итак, погнали они всех этих Иштар, и уже три поколения исправно белеют, отбирая себе в жены лучших рабынь с севера.

Как мужчина фараон их прекрасно понимал. Но с точки зрения правителя это было возмутительно. Они позволяли себе то, что не мог позволить себе он! Царь царей! Ишь, чего взяли! Мне, значит, надо со всеми этими жреческими доченьками и племянницами делить ложе, чтобы сохранить трон. А им все можно. Им не надо себя ломать, чтобы остаться на своих жалких тронах, которые и тронами-то назвать нельзя.

Сегодня они проигнорируют этих плоскозадых «Иштар», – прости еще раз, богиня, но ты и впрямь, хоть и блудлива, но по сравнению с дочерьми севера просто плоскозадая уродина. Итак, сегодня они проигнорируют дочерей имперских жрецов. Завтра проигнорируют имперских богов. А послезавтра проигнорируют волю императора.

Так, что ли?!!

Да, не надо быть политтехнологом далекого ХХ века, чтобы понять, что экономическая, геополитическая и этногенетическая ситуация в Элладе чревата крахом мирового порядка под мудрым руководством Империи, и ее божественного фараона с мутной реки Ра.

Разумеется, слов типа экономика и геополитика фараон не знал. Но ему их было знать не обязательно.

Важно было осознавать суть проблемы.

А она была очевидна.

Глава 9. План мести

Терраса из белого камня под навесом, поддерживаемым колоннами из того же камня. Свежий ветерок с моря. Огонь светильника мечется под его легкими порывами. И вино в чашах кажется черным.

– Вот так я и попала сюда, Зев, – закончила свой рассказ Яра. Она отпила из чаши.

– Не пей много, Яра, ведунам пить нельзя.

– Да, какая я ведунья? Глупая лосиха из варварского северного леса.

Ему снова становится остро жаль ее. В который уже раз за то время, что прошло с того мгновения, как он услышал ее зов, там, на невольничьем рынке.

– Не надо, Яра. Все пройдет.

– Если ты о шрамах на заду и бедрах, то они и так почти прошли.

– Все, забудь об этом!

– Слушаю, мой господин.

– Яра, ты еще станешь и богиней и царицей! А я тебе не господин, а твой родович. И твой мужчина. А ты моя женщина. И ты нужна мне. Я не просто выручил тебя. Ты тоже меня выручила и ты действительно нужна мне. Это Судьба, что мы встретились.

Поэтому отдохни, отоспись, отмойся.

А потом поговорим.

Она откинула назад свои густые волосы цвета меда и грустно подперла голову рукой.

– Ты придешь сегодня ко мне на ложе?

– Приду, Яра, приду. Но не сегодня. Сегодня спи, родимая. Спи, моя царица.

Эй, кто там! – он хлопнул в ладоши. Из полумрака выступила служанка. Местная уроженка.

– Проводи госпожу в ее комнаты! – резко сказал Зев. Он уже привык общаться со слугами так же, как и все вельможи на пространствах огромной Первой империи планеты Земля.

И вчерашняя рабыня Яра невольно вздрогнула от этого, внезапно изменившегося, голоса родного человека. Да, ей еще много надо было пройти, чтобы стать госпожой.

Ибо путь от рабыни до госпожи гораздо короче, чем путь от «лосихи из северного леса» до все той же госпожи. А она все еще оставалась этой «лосихой». Несмотря на «уроки» Соломона.

Но вот Зев, похоже, свой путь от волхва вольного народа до имперского вельможи уже дано прошел.

По напряженному лицу Зева стекал пот. Он уже долгое время водил руками над головой Яры, сидящей в кресле.

– Ну, как, легче? – спросил он. – Только не ври. Не ври! Мне надо знать, сколько волховской силы у меня осталось.

Она полуобернулась назад, схватила его руку и поцеловала в ладонь, прижав ее к своему лицу.

– Легче, правда, легче. Ты все еще колдун, мой родной. Не беспокойся. Конечно, не такой, как Веда. Но ведь ты и никогда не был таким сильным в ведовстве, как она.

Вопреки всем ожиданиям, Яру в доме Зева начали вдруг донимать многие недуги. Казалось, до этих пор она крепилась, а тут вдруг все горести прошлых месяцев враз проявились в виде недомоганий.

Зев в изнеможении, не присел, а просто рухнул на скамейку у ее кресла, откинув голову к ней на колени.

– А теперь я тебе поколдую, родимый. Можно?

– Конечно.

Она стала водить руками над его головой. И столько любви, благодарности и страстной нежности было в ее сердце, что рукам казалось передался этот душевный огонь. В кончиках пальцев стало ощущаться легкое покалывание. И она вдруг поняла, что в этот момент по отношению к Зеву ее колдовство действительно сильно.

Она мельком взглянула на него. И увидела подтверждение своей уверенности. Морщины на его лице на глазах разглаживались. Полуприкрытые глаза бодро распахнулись, устало откинутая голова энергично выпрямилась.

Гордость от сознания собственной силы заполнили ее. И дрожь восторга пронзила все ее тело, начинаясь от кончиков пальцев и распространяясь по рукам куда-то под сердце.

Зев вскинулся, повернулся к ней и прижал ее ладони к своим губам.

– Колдунья, ты моя колдунья! Где и когда ты научилась такому волховству?

Он знал, что получил то, в чем ему отказали на Лысой горе. Он снова был бодр, энергичен и ощутимо помолодел.

Но, взглянув на нее, он понял, что заметно посвежела и она. Щеки разрумянились, глаза блестели. Голова была гордо откинута назад. Перед ним снова была уверенная в себе дочь старшины рода.

Исчезла только дурная взбалмашенность избалованной мужским вниманием молодайки.

Ночью они любили друг друга долго, страстно и неистово. Небо уже начинало сереть, когда они в изнеможении прекратили ласкать друг друга. Она лежала у него на руке.

– О чем задумался, волхв-громовержец?

– О нас с тобой, о наших родовичах, о здешнем народце. Да мало ли о чем еще.

– Так сразу и обо всем? – тихо рассмеялась она.

– А почему нет? Я же волхв, который может охватить мыслью весь мир.

Знаешь, я был прав, когда говорил тебе, что Судьба послала тебя, чтобы спасти меня. Мне ведь отказали в помощи на Лысой горе. А вот ты дала мне то, что я мог бы получить на ведовском сборе.

– Как это, отказали? Расскажи.

И он рассказал ей о событиях на Лысой горе и о своей идее собрать волхвов в одно место. И о том, как и почему это отвергли Вольфганг, Тамирис и Сварог.

– Ну, скажи, разве я не прав? Разве ты не сильная ведунья? Разве сегодня ты это не продемонстрировала? Но почему ты должна быть исключена из общества волхвов только потому, что не можешь летать? Почему эта мелочь, Рыська учится у самой Веды, а ты обречена быть на вторых ролях? Чем ты хуже нее?

При упоминании Рыськи, легкая досада кольнула Яру. Она недовольно повернулась к Зеву. Но, наверное, слишком резко. Ибо почему-то вдруг засвербел один из рубцов на бедре. Надо же, сколько кувыркались в любовной игре, и ничего. А тут повернулась только, и засвербел.

Она вдруг вспомнила накатывающиеся волны обжигающей боли, свист розги и злорадные выкрики Соломона.

– Зев, но кормить нас на этой новой Лысой горе будут рабы.

– Рабов туда и близко не подпустят.

– Я не о том. Нам будут приносить то, что сделали рабы, которых будут продавать, изнурять непосильной работой, пороть…

– Забудь, я сказал! – досадливо бросил он.

– Не, знаю. Может и забуду. Но от этого ничего не изменится. Нам будут приносить то, что сделали рабы.

– А разве эти чернявые горбоносые уроды, потомки людоедов, годятся на что-то иное? Разве они в душе от рождения не рабы? Рабы или рабовладельцы, что, впрочем, одно и то же.

– Это их дела. Но зачем нам брать их грязные подношения? Не утратим ли мы от этого нашу колдовскую силу? Но тогда мы не поможем друг другу, даже собравшись вместе.

– Ты не права. Мы же с тобой смогли помочь друг другу? Только вдвоем. А если нас будет больше? Мы снова будем уверены в своем бессмертии. И не будем зависеть от умения летать.

– Мы будем зависеть от нечистых подношений.

– Знаешь, твое упрямство просто раздражает!

– Ну, так выпори меня, мой господин. Я же твоя рабыня, купленная на невольничьем рынке.

– Яра! Зачем ты так? Это нечестно.

Он вдруг как-то разом сник. И она испугалась, что результаты ее колдовства вдруг исчезнут. И перед ней вновь окажется усталый циничный вельможа, волхв, теряющий бессмертие.

– Прости, родимый, прости, – она страстно и нежно покрыла поцелуями его лицо и грудь. – Ну, прости глупую лосиху. Я же не ахти какая ведунья. Наверное, чего-то не понимаю. Это ты у нас один из самых сильных волхвов.

– Был. Был одним из самых сильных. Ладно, давай спать.

Они сидели во внутреннем дворике хором Зева у небольшого декоративного бассейна. На мраморном столе стояла ваза с фруктами.

Яра рассеянно отщипывала ягоды от виноградной кисти. Зев тоже сидел молча, задумавшись.

Вошла служанка.

– Тебя спрашивают, мой господин.

– Кто?

– Он назвался Аполлоном.

– Купала! Зови немедленно.

– Зев, почему Купала? Ведь назвали не совсем это имя?

– Яра, они не могут правильно произносить наши имена. Я, например, для них Зевс. А ты будешь Герой. Ну, а Купалу им легче всего переделать в Копполо, или Аполло, или Аполлона.

– Странно, значит тот купец, что завлек меня сюда, тоже не Харон?

– Да, он из этих, египетских или ханаанских. Скорее всего, Арон. Но переделался на эллинский лад Хароном.

– И он вез меня в страну мертвых. Вернее в страну, где я была бы живым мертвецом.

– Если бы ты дослушала меня вчера, то мы бы с тобой дошли до того, что этим потомкам людоедов нужны страшные сказки. И коли нам доведется придумывать для них эти сказки, давай сделаем твоего подлого купца Арона перевозчиком в страну мертвых Хароном.

– Я не совсем понимаю тебя, но давай. Этот добряк действительно был для меня перевозчиком в страну мертвых. А Соломон уже встречал меня в этой стране, как ее полноправный хозяин.

– А теперь хозяевами станем мы. Ты только не пытайся понять то, чего не сможешь, и слушайся меня.

– Слушаюсь, мой господин.

– Опять?!

– Ха, Яра! Кого я вижу в этой берлоге у Зева! Здрава будь, сестрица!

Купала излучал уверенность и веселье. Он легким шагом как будто не вошел, а влетел во внутренний дворик хором Зева.

– Вот и наш Купала, – сказал Зев. – Ну, как, все узнал, о чем мы с тобой договаривались?

– Все. А что, Яра теперь тоже с нами? Вижу, она неплохо тебе наволховала. Омолодился ты заметно.

– Да. Я, ты, да она. Пока нас трое. А теперь давай все по порядку.

– Да, земля здесь большая. Много стран в нее входят. Эллада только малая ее часть.

Основные земли лежат на восход и на полудень. Правит всем царь царей. Они называют его фарагун, или фараон. Пребывает он на берегу большой мутной реки под названием Ра. Там у него много дворцов.

– А зачем одному человеку так много дворцов? – спросила Яра.

Купала задумался.

– Яра, не перебивай! – досадливо сказал Зев.

Она опустила голову и промолчала.

А Купала продолжал.

– Большая часть земель населена людьми не черными и не белыми, какими-то носатыми, смуглыми. Женщины есть в любви весьма искушенные. Но какие-то некрасивые. С вечера еще ничего покажутся. А проведешь с такой ночь, и наутро подумаешь, – вот угораздило. Все время наших вспоминал.

Так что Яра, в праздник любви надо будет тебя найти, коль скоро других наших здесь нет, а Зев решил устроить все по-нашему.

– Купала, не болтай чепухи. Она моя женщина.

– Так я и не говорю, что она не твоя. Я же говорил о празднике любви. Таком как на Лысой горе. Или она твоя рабыня? Ты ее купил?

– Да, купил! И заплатил целых три золотых!

Яра вспыхнула и еще ниже опустила голову.

А Купала легкомысленно продолжал, возможно, приняв все за шутку.

– Ладно, народец у этого царя царей весьма никчемный. Но главное не это. У них полно храмов и есть свои боги.

– У них есть сильные ведуны?

– Слабоватые. Умеют в основном глаза отводить. Ну, травы и камни знают. Лечат плохо. Зато травить умеют. Я до того, как здесь поскитался и не знал вообще, что такое возможно.

Но, Зев, нам туда соваться нечего. Не сладим мы с этими жрецами и царями.

– Но почему? Когда я использовал свои умения, чтобы стать вельможей и богачом, у меня все получалось.

– Ты не покушался на их власть. Ты вырывал кусок для себя. А этим здесь все занимаются. Потом, получалось у тебя проявить себя в Элладе и Троаде. Это самые богатые провинции их царства, но власть их жрецов здесь пока не так сильна. Не так давно они в их империи.

Яра хотела спросить, что такое царства, империи, провинции, боги, жрецы. Но не решилась, полагая, что Зев рассердится. Однако она заметила, что для него и Купалы эти слова уже стали привычными.

– И еще, – продолжал Купала, – народ здесь другой. Они уже многие годы гонят сюда рабов с низовьев Большой реки. А их царьки предпочли белых рабынь дочерям столичных жрецов и вельмож. Так что и цари и простой люд по облику скорее наши.

Поэтому мы можем развернуться именно здесь. Но нам много и не надо. Верно? Даров Эллады и Троады хватит, чтобы прокормиться ведунам с Лысой горы. А нам ведь надо просто собраться всем, чтобы беззаботно жить в одном большом волховском сборе. Чтобы, если не хочешь, никуда не надо было летать для поддержания бессмертия.

– Зев, а что такое боги? – решилась спросить Яра.

– Слабые волхвы придумали для своих родовичей сказки про то, что им помогают некие гораздо более сильные волхвы. Которых они и прозвали богами.

– А зачем им это?

– Чтобы родовичи боялись, и кормили их, не требуя ведовской помощи взамен.

– Но нам то это зачем надо. Ведь вы хотите собрать сюда сильных волхвов?

– Вот соберем, и объявим их богами. Пусть поклоняются нам.

– Но, их, этот самый старший, наверное, не согласится?

– Так мы им поможем выйти из-под его власти. Сможем, Купала?

– Думаю, в Элладе сможем. А в Троаде нет.

– Вот тогда Эллада пойдет войной на Троаду. И их империи конец. Как я понял, здесь все богатства. А там только эти слабые волхвы, дурные цари и убогий народец. Пусть их много. Но это не противники.

Яра опять не все поняла, но вдруг осознала, что война это нечто, что даст возможность отомстить Харону и Соломону. Она содрогнулась, вспомнив накатывающиеся волны жгучей боли от розог Соломона и его потное волосатое тело, наваливающееся на нее ночами.

Но ведь Троада, это как раз окрестности города, куда ее привез Соломон. Где живет его родня и дети.

– Когда это будет? – хрипло спросила она.

– Что это? – удивился Зев.

– Война с Троадой.

– Яра, да ты становишься царицей, – воскликнул Купала. – Как быстро поняла то, что наши родовичи и представить не могут.

– Так, когда?

– Не скоро, Яра, не скоро. Но, куда нам спешить, мы же бессмертные.

– Значит, их я не изничтожу. Что ж, тогда изничтожу их семя. Детей. Или внуков. Или детей их внуков. Всех, всех, всех!

– Кого, их, Яра? – удивился Купала.

– Она знает, кого, – ответил за нее Зев. И добавил, – больше не вспоминай, что ты лосиха из северного леса. Ты настоящая богиня и царица. И сама теперь знаешь, что это так. А если чего непонятно, спрашивай, не стыдись.

А что из твоей прошлой жизни забыть, и что помнить тоже решай сама.

Но учти, забыть придется многое.

Она уже понимала, что придется забыть. Не то, что вызывает гнев и злобу. Эти воспоминания пригодятся, хоть и будут неприятными. Но без гнева и злобы не проживешь в этих местах, где море теплое, а люди свирепые. Тем более, не станешь их царицей и их богиней.

А вот беззлобные нравы родных холодных мест придется забыть начисто.

То, что составляло суть неудавшейся ведуньи Яры должно уйти из души царицы богов Геры, жены грозного и страшного бога-громовержца Зевса.

Глава 10. Вольница начинает и выигрывает

– Луки у них есть, но хуже наших. И то сказать, для наших лук единственное оружие. А у них в достатке и бронзовые мечи, и бронзовые топоры, и копья с массивными бронзовыми наконечниками.

Купала и Зев осматривали долину, по днищу которой велась узкая дорога.

– Купала, ну что за привычка обсуждать все в общем. «У нас», «у них». У тебя, у тебя лично, как обстоят дела с луком?

– А ты что, не помнишь, как вместе охотились в наших лесах?

– Опять не о том. Это теперь наши леса. Забудь ты о варварских землях, где прошла наша юность.

– Зев, не становись царем больше, чем это надо. Мы все это затеяли, чтобы оставаться бессмертными, не покидая некой новой Лысой горы. Поэтому оставайся хоть немного ведуном. Добрым, внимательным к братьям и сестрам.

– Слушаю тебя внимательно, брат.

– Так вот. Луки у них хуже. Тем более, они будут стрелять вверх, а я сверху. Так что я для них неуязвим.

– Но ты с лета можешь промахнуться.

– Попасть в человека вообще, это не белке в глаз. Не промахнусь.

– Но ты не свалишь тогда кого надо с одной стрелы.

– А для чего я болтался на берегах грязной реки Ра? Чтобы удовлетворить любопытство брата Зева, и сластолюбие меднокожих жриц Иштар? Нет, не только для этого. Кое-чему научился у тамошних жрецов. Стрелы будут отравлены. Так что, куда бы не попал, смерть гарантирована.

– Эх, попробовать бы!

– Как?

– Купим раба, а ты попробуй задеть его своей стрелой с лету. Посмотрим, как скоро подохнет.

– А ты и впрямь стал хуже волка Волчий Зев.

– Купала, когда я стану царем богов, за такие слова будешь у меня пасти коз.

– Благодарю, царь! А я думал сразу брюхо вспорешь.

– Тебе, никогда. А с другими посмотрим.

– Ладно. Но покупай местного. Тут на невольничьих рынках полно наших. Я своего за так убивать не стану.

– Вот и ладно.

Богатый вельможа с золотым обручем на голове в сопровождении красавицы-жены ехал по глухой горной дороге без охраны.

Белая колесница вельможи была кричаще роскошной. Она даже была украшена золотом. А кони! Ах, какие кони! Белые. В богатой упряже. Тоже украшенной золотом.

Одноглазый атаман разбойников ах зажмурился от изумления. Он повернулся к своему помощнику.

– Боги лишили этого богача разума?

Атаман имел в виду одинокого вельможу.

– Не знаю.

– Столько золота!

– Он может быть славным воином.

– Он один, а нас больше, чем пальцев на двух руках. Этот обруч будет на моей голове, раньше, чем зайдет солнце.

– А моей будет эта женщина.

– На сегодняшнюю ночь. Потом пустим по рукам.

– Согласен.

– Пошли!

Атаман свистнул. Его разбойники высыпали на дорогу.

Вельможа, казалось, заранее услужливо остановил лошадей.

– Эй, ты, слазь, коли жизнь дорога! – атаман положил грязную руку на передок колесницы.

– Несчастные! – вдруг сказала женщина. – Разве вы не знаете, что имеете дело с богом?! На колени! Иначе прервется нить вашей жизни.

Разбойники замешкались. Слишком странным было поведение путников.

Атаман опомнился первым.

– Не пугай нас, глупая женщина.

Он сделал шаг. Стрела, казалось, пущенная с неба царапнула его в шею. Его лицо страшно исказилось и мгновенно начало наливаться синевой. Он захрипел, схватился руками за шею, и покружившись на месте повалился на землю.

Разбойников ужаснула смерть атамана, но некоторые пришли в себя довольно быстро. И, отвернувшись от колесницы стали смотреть, откуда могла прилететь стрела.

– Отведи им глаза, – прошептал Зев.

Разбойники удивленно водили головами, не видя никого вокруг.

– На колени! – страшным голосом рявкнул Зев.

И откуда-то посыпались невидимые стрелы.

Те, кто пал на колени, остались живы. Остальные хрипели в страшных корчах.

Среди стоящих на коленях был и помощник атамана.

Яра сошла с колесницы и, подойдя к молодому разбойнику, положила ему руку на плечо.

– Ты поступил правильно, вовремя став на колени перед богом. И теперь станешь царем. Хочешь стать царем?

– Хочу, моя богиня! Что я должен делать? Приказывай!

– Построй в этом месте небольшой храм в честь бога Зевса-громовержца. А потом подойди к стенам ближайшего города, и скажи, что если его правитель не отдаст тебе свой трон, тебе, царю милостью громовержца, то город будет разрушен.

– Сделаю, как ты велишь, моя богиня!

– Послушай, Купала, а у тебя получится? – тревожно спросил Зев.

– Получится, получится. Я ведь лучше всех слышу, не только небеса, но и землю. А земля здесь стонет. Она хочет разрядиться трещинами и обвалами.

– А как ты ей поможешь?

– Вместе поможем, Зев. Вызовем грозу на том месте, где земля стонет громче всего, и она разверзнется.

– А сами-то уцелеем?

– Ну, упадем. А потом встанем.

Городская стража посмеялась над наглостью подходившего к стенам разбойника. И смеялась три дня подряд.

А потом разразилась страшная гроза. После которой землетрясение разрушило городскую сену и дворец правителя.

Правильно уверовавший атаман стал царем. Вернее местным царьком.

А его пример стал заразительным для других разбойников. Но не только для них. Многие царьки, хотели прибрать к рукам земли и богатства соседей. И получалось так, что выигрывали поверившие в громовержца.

Через пару-другую лет вся Эллада верила в бога-громовержца. И его власть была большей, чем власть фараона из далекой имперской метрополии и его смуглых наместников.

Разумеется, Зевс был отнюдь не ангелом гуманизма, как сказал бы наш современник. Но прагматичная жестокость белого бога-громовержца казалась верхом либерализма по сравнению и порядками южной империи.

А лишенные родовитости мелкие царьки, женатые на бывших рабынях и самых симпатичных местных крестьянках, являли в быту верх простоты и народности.

Пьяные ветры свободы гуляли над Элладой.

Бывшие разбойники и иные маргиналы всех мастей строили социум по законам вольницы.

– Я простой царь! – орал на пиру с царственными собратьями владыка Аттики. И это не было неудачной шуткой.

А рядом с простым царем сидели простые боги. Которых неловко и писать с большой буквы.

Настолько они просты.

Впрочем, не во всем. Что положено Зевсу, не положено быку. А также одетому в плащ из бычьих шкур царьку.

И громовержец уводил в соседнюю с пиршественной залой комнату очередную царицу, чтобы сделать с ней очередного полубога.

А храмы новых Богов росли и росли как грибы после дождя. Им действительно верили, ибо воочию видели их могущество. И им действительно поклонялись, потому что не только боялись, но и были благодарны.

Ибо благодарить было за что. Избавившись от дани имперским наместникам и жрецам ничтожных, но страшненьких имперских богов, очень многие стали жить богаче.

А главное, веселее, вольнее, более открыто.

Нет, подлостей, дворцовых интриг и интрижек хватало. Куда же без них. Совсем извести такую практику не могут даже Боги. Тем более, что они этого не больно то и хотели.

Но даже интриговать и подличать можно по-разному. И верхи Эллады интриговали весело, играючи, не исключая проявлений великодушия и щедрости.

Разумеется, это раскрепощение верхов не отменяло рабства. И рабов также продавали как скот, пороли, а иногда и убивали.

Но меньше, намного меньше, чем раньше.

И благостное облегчение, которые принесли новые Боги, даже самые низы социальной пирамиды почувствовали, буквально на своей шкуре.

Так впервые в истории человечества, возникшая в жаркой душной и грязной долине реки Ра, государственная машина дала задний ход. Нет, она не развалилась, а именно сделала шаг назад. Мрачную тупую империю на землях Эллады сменило государство, которое было для эллинов хотя бы отчасти своим.

И за это, именно за это, белое человечество веками помнило и, возможно, не сознавая того, благодарило Элладу.

И ее новых Богов.

Которых справедливо можно было назвать создателями всего этого веселья, радости и свободы.

Глава 11. Что может фараон

– Они перестали платить дань, – сказал меднокожий, одетый в белое длинное одеяние жрец.

Он был министром фараона. И, если говорить современным языком, еще и высшим офицером по связи между правительством империи и жреческой кастой метрополии.

Сейчас он докладывал царю царей ситуацию в Элладе.

– А что наши наместники?

– Они бессильны.

– А жены этих царьков, дочери наших почтенных жрецов?

– Увы, солнцеравный, нынешние царьки не женаты на дочерях достойных людей. Их царицы бывшие белые рабыни.

– Все?

– Нет. Но это не меняет дела. Наших среди местных цариц нет.

Счастливцы, – завистливо подумал фараон. И опустил глаза, чтобы пронырливый жрец не заметил их выражения.

– Вызови ко мне военного министра. Немедленно. И сам останься с нами.

Теперь они совещались втроем.

– Ты можешь покарать хотя бы одного из отступников?! – спросил военного министра фараон.

– Нет, повелитель. Мы пытались это сделать, но ничего не получается.

– Почему?!

– Несколько раз над полем битвы их боги вызывали сильнейшую грозу. Кони в наших колесницах просто бесились от страха. Ряды смешивались. И войска обращались в бегство.

– А почему гроза не смешивала войска противника?!

– Они были пешими и не боялись грозы. Они сами просили о ней своих богов, и ожидали ее.

– А наши жрецы. Они что не могут сделать так же?

Военный министр промолчал, предоставляя сомнительную возможность отвечать на этот каверзный вопрос представителю жреческого сословия.

Жрец понял, что не сможет отмолчаться.

– Мы многое знаем, но такого сделать пока не можем.

– А когда сможете?!

– На все воля Богов.

– Хорошо, но, насколько я понял, они не всегда вызывают грозу. Не хотят, или не могут?

– Наверное, не могут, – прагматично ответил военный министр. – Но это не спасает нас от поражений. Если нет грозы, в небе появляется их летающий бог и поражает стрелами наших полководцев. После этого начинается паника, и войско становится стадом.

– И что же вы предлагаете?

– Все эти приемы хороши с относительно небольшими армиями. Не так сильны их Боги. Надо собрать и переправить в Элладу большую армию. И продемонстрировать наше превосходство хотя бы в одном сражении.

– Ваше мнение, досточтимый Херхор, – обратился фараон к министру-жрецу.

– Армию мы соберем, но переправить не сможем. Они сильнее нас на море. И всегда были сильнее, еще до появления их новых Богов.

– Так что же делать?!!

– Мне больно это говорить, но от Эллады придется отказаться.

– Как ты смеешь это говорить, несчастный?! Империя еще не разу не отказывалась от своих провинций.

Мальчишка, – подумал жрец. Наглый красавчик. Пора его травить. Империя много раз отказывалась от своих провинций. Но, не сумев взять их силой, брала потом хитростью.

Впрочем, брала при помощи их, жрецов. Теперь так не получится. Новые Боги Эллады не намерены пускать на свою территорию богов старых.

– Что ты молчишь, Херхор?!

– Спрашиваю совета у наших богов.

– И что же они тебе насоветовали?

– Не надо так уничижительно о богах, солнцеравный.

Херхор хищно ухмыльнулся и посмотрел на владыку с вызовом.

Тот мигом стушевался. Какой стыд! Он владыка, царь царей опасается этого жалкого раба. А не погнать бы их всех, и не завести ли новый культ? Что это за боги, которые проигрывают богам-чужестранцам?

Какие они жрецы? Так, мастера пугать тупой народ, да подло травить владык.

Фараон задумался. Не надо было быть служителем богов, чтобы понять, о чем думает наглый мальчишка. Внук варварской рабыни.

Очевидным мыслям фараона надо было не дать оформиться в соответствующее решение. Поэтому Херхор прервал молчание.

– Разреши сказать, солнцеравный?

– Говори!

– Новые Боги Эллады плохие правители. Дадим им и верящим в них царькам порезвиться. Они непременно вскоре передерутся. И тогда мы посмотрим, как нам быть в новых обстоятельствах.

– Кто передерется? Ничтожные царьки, или их не столь уж слабые Боги?

Фараон не удержался от шпильки в адрес богов, которым служил Херхор.

Тебе это припомнится, наглец, – подумал жрец. Но, разумеется, ничего подобного не сказал, а со сдержанным достоинством произнес:

– И те, и эти.

– А мы сможем этому посодействовать?

– Ну, это-то мы сможем! – уверенно сказал Херхор.

Сторонний наблюдатель этого эпизода, обладающий современными знаниями, мог бы сказать, – а что вы еще умеете, жалкие чинуши и жрецы государственных религий.

Только это.

И больше ничего.

Глава 12. Лысая гора Олимп

– Ну, вот и наша новая Лысая гора. Местные зовут ее Олимпом, – сказал Купала.

Зев и Яра молча оглядывали окрестности.

– А что, похоже, – сказал, наконец, Зев.

А Яра жадно смотрела на большую поляну, окружающие ее заросли мелких дубков, перевитых какими-то лианами. Это была ее Лысая гора. Других таких гор она не знала. И вряд ли узнает. А эту единственную полюбила сразу, как воплощенную мечту. Не замечая никаких недостатков.

– Как тепло, хорошо, – мечтательно сказала она.

– Да, тепло. – Купала чему-то легкомысленно рассмеялся.

– Чего тебя так развеселило? – подозрительно спросил Зев.

– Тепло, можно веселиться совсем голыми, не мажась нашей мазью. Но трава жестковатая, не то, что у нас весной. Иным богиням будет спинку натирать. А, Яра?

– Кто о чем, – проворчал Зев.

– А нечего голышом бегать, – вдруг деловито сказала Яра. – Будем ходить в туниках.

Она уже была царицей богов и планировала будущий церемониал своего двора.

– Можно, – легко согласился Купала, – тем более любви это не помешает. Надо предусмотреть разрезы поглубже по бокам. Чтобы зад прикрывало, но задрать при надобности спереди было легко.

Зев расхохотался, а Яра простонала:

– Купала, уймись.

Он вдруг сразу стал серьезным.

– Но не растерять бы нам умения готовить наши мази. Без них далеко не улетишь. Особенно, если надо будет лететь на полуночь.

– Летать будешь ты. Может еще, пара, другая наших братьев и сестер. Вот и заботьтесь о секретах ваших мазей. А остальным это совсем не обязательно. Хватит зависеть от умения летать.

– Верно! – горячо поддержала Яра. – Хватит. Сильной ведуньей может стать и не умеющая летать.

Она говорила это столь страстно потому, что этот вопрос задевал ее лично, как сказал бы потомок.

– А я что, против? – изумился Купала. – Вы как будто на меня за что-то злитесь. Да и вообще нечего держаться за сильное ведовство. Это там, в холодных краях, оно было нужно. А здесь нам достаточно будет поддерживать наше бессмертие.

А показывать силу тоже часто не надо. Нас и так почитают и нам верят. Ты, Зев при случае можешь грозой тряхнуть, я стрелами с высоты.

Но, повторяю, этого уже почти не надо. Нам и так даров столько несут, что не знаешь, куда девать.

О том, что надо помогать своим родовичам, тем, кто лишь иногда одарит горшочком меда, или горсткой творога, Купала совсем забыл. И как не забыть, если те, кто несли им дары, родовичами не были.

Так, побелевшие от крови привезенных рабынь и частично рабов, смуглявые. Такие, если не заставишь таскать их дары себе, еще и с тебя что-нибудь сдерут.

Купала хорошо слышал небеса и землю. Великолепно летал. Неплохо стрелял из лука. Но волхв, увы, совершенно не обязательно, должен понимать Божий замысел.

Хотя такой волхв рано или поздно перестанет быть волхвом и станет смертным.

Ибо невозможно быть волхвом наполовину. Можно быть слабым волхвом, но стремиться стать сильнее. Тогда сохраняешь если не бессмертие, то хотя бы долгую молодость.

Но, отказавшиеся поддерживать и увеличивать свою силу, становятся смертными.

Расслабившиеся в теплых краях среди изобилия даров, приносимых им скорее как царям, а не волхвам, они уже не понимали этих истин.

Но зато очень хорошо стали понимать то, что уже довольно скоро почитающие их философы назовут «политикой».

– Да, дары это неплохо, – сказала Яра, – но не вернуться ли их старые боги, и не лишат ли они нас этих даров?

– Царица, настоящая царица, – восхищенно посмотрел на нее Зев. И продолжал, – вернуться они не смогут. Но ты права. Мы совершенно забыли о многих вещах.

Ведь для чего мы все это затевали? Чтобы собрать сюда ведунов и ведуний, не умеющих летать. Без этого нам втроем трудно поддерживать бессмертие друг друга.

Но эти ведуньи нужны нам и для других дел.

– Разумеется! – захохотал Купала.

Яра глянула на него со скрытым неодобрением.

– То, что ты думаешь, Купала, неплохо, – царственно ухмыльнулся Зев. – Но я сейчас не о том. Всегда удивлялся, как никчемные людишки и их никчемные волхвы с Ра, правили этой страной. Ведь местные уроженцы могли разгромить их на поле боя. А в море местным вообще равных нет.

Боги? Но боги той страны никчемны так же, как уродливы их жрицы. Они не могли ничем помочь своим почитателям. А только напугать их самих, сделав еще более никчемными.

– Долго говоришь, Зев. В чем же было дело. Где источник их силы?

– Местных царьков тем или иным способом заставляли жениться на дочерях их жрецов. А эти женушки контролировали через этих тупых царьков всю их страну.

Но теперь мы заменили царьков. И настал момент, когда мы должны будем обеспечить их нашими девками с Лысой горы, которые будут для них богинями.

– А следующие царьки, да и вообще большинство вельмож станут нашими родовичами! Да, Зев, ты настоящий бог!

– Но как собрать этих слабых ведуний, не умеющих летать, у нас?

– Для начала их надо уговорить. И это сделает Купала, слетав на Лысую гору. А потом собрать на корабли и привезти сюда.

– Но купцы просто продадут их на невольничьих рынках! И никакой страх перед тобой, Зев, не удержит их от этого! – горячо сказала Яра.

– Да, правы были в чем-то жрецы с реки Ра. Страху у этих скотов еще маловато.

– Не все так плохо, родовичи, – вставил реплику Купала. – Есть один из наших, который осел здесь вроде нас с тобой, Зев. Изредка летает на Лысую гору. Но огрузнел. И предпочитает добираться туда на своих кораблях. Он стал здесь хорошим корабельщиком. А умение вызывать грозы на море, это умение вызывать бури. Так что своих собратьев корабельщиков он держит в узде. Боятся его и почитают.

– А чего до того к нам не пришел?

– Недоволен, наверное. Он волхв, не слабее тебя, Зев. И ему твое грядущее царство над богами, не нравится. Вот и держится особняком.

– А как его зовут?

– На местный лад Посейдоном. Но, думаю, что переделали его местные как тебя в Зевса, Яру в Геру, а меня в Аполлона. Наверное, он наш. Или наполовину скиф. Ведь это по-скифски река называется «дон». Вот и он, наверное, родом с какого-то скифского «дона». А здесь стал Посейдоном.

– Ладно, объявим его владыкой морей, моим братом…

– А все настоящие посвященные волхвы и есть братья, – вставил Купала.

– Да кому это интересно! Что объявим, в то и поверят. Ладно, отвлеклись. Значит, станем почитать его наравне со мной. Ну, почти наравне, – поправился Зев. – Так что уговаривай его привезти на своих кораблях этих хороших девок, но плохих ведуний, с Лысой горы.

– Почему обязательно плохих?! – вскинулась Яра.

– Потому, что летать не умеют, – бестактно брякнул Купала.

На Лысой горе многие волхвы не появлялись подолгу. И поэтому долгое отсутствие Зева прошло почти не замеченным. Тем более, что был он слишком суров, и в последнее время вызывал все меньше симпатий.

Что говорить. В семье не без урода. И загрызший на охоте волка Волчий Зев был среди посетителей Лысой горы фигурой не типичной.

О Купале помнили, и жалели о его отсутствии гораздо больше.

Но он, не появляясь на Лысой горе, иногда мелькал на более мелких сборах. Поэтому вроде бы и не исчезал с поля зрения ведовского сообщества.

И теперь, когда он в лучах утреннего солнца красиво спускался с небес, все сразу заметили его и обрадовались прилету этого весельчака.

– Здравы будете! – радостно прокричал он и направился в центр поляны. – Ха, Сварог, да ты сейчас за старшего?!

– Не ожидал?

– Почему? Ты всегда был сильным волхвом.

– Рада видеть тебя среди нас, Купала, – сказала Тамирис.

– А ты настоящая бессмертная, сестрица. Все такая же молодая и красивая. Сегодня ночью, я постараюсь найти тебя. Вспомним, как ты в былые времена учила меня искусству любви.

– Купала, для ночных дел существует ночь. А сейчас уже позднее утро. С чем пришел? Что нового узнал?

– Да ничего особенного.

Не говорить же им, что научился у жрецов с реки Ра отравлять стрелы.

– Давно не был у нас, а не стареешь. Где молодость черпаешь?

– Да, понемногу на мелких сборах. Ну, еще Зев с Ярой помогают.

– Кто такая Яра? – удивленно спросила Тамирис.

– Это одна неудавшаяся ведунья из наших мест, – ответил за Купалу Сварог. – Давно уплыла с купцами.

– Да, теперь она женщина Зева, – сказал Купала. – И знаете, летать не умела, посвящение не прошла, но колдует не так уж плохо. Зева вот омолаживает, как может.

– Это бывает, – задумчиво сказала Тамирис, – значит, что-то сильно ее взволновало и перевернуло душу в нужную сторону. Но все равно, без посвящения она останется слабой ведуньей.

Да, – подумал Купала, вспоминая историю Яры, – перевернешь тут душу.

– А чего не спрашиваете о Зеве?

– А чего о нем спрашивать. Небось, стал царьком, и едва сохраняет бессмертие стараниями этой самой Яры и твоими.

– Строга ты к нему, Тамирис.

– Ладно, хватит об этом отступнике. С чем пришел?

– Да так, не с чем. Омолодиться на большом сборе. С тобой вот юность вспомнить.

Тамирис была ведуньей сильной. И понимала некоторую лукавость Купалы. Но не могла сердится на этого легкого ловкого веселого красавчика, которого сама учила и искусству волшебства и волшебству любви.

Она промолчала.

– А много здесь таких, как Яра, а Сварог? – обвел Купала глазами собрание на поляне. – Жалко, как много пропадает хороших ведуний. И все из-за того, что не умеют летать.

– Они не пропадают. В этих местах много тех, кто хорошо колдует, но не может летать. Но на их счастье наша гора рядом. Вот и посвящаем их здесь.

– Но, согласись, Сварог, не всех. Не всех. Трудно женщине добраться сюда за несколько дней.

– Да, сейчас здесь есть несколько, что аж целую луну шли. Устали, конечно. Но добрались.

– Посвятим их, а Тамирис! Они того заслуживают.

– Конечно, посвятим. Чего ты вдруг так о них озаботился?

– Так, сестрица Яра из головы не выходит. Ее судьба. Она ведь такая как они. И им угрожают такие же трудности и опасности, которые довелось пережить ей.

– Чего-то ты много о ней вспоминаешь, – с подозрением сказала Тамирис.

– Что ты, сестрица. Это я так. Ведь сами же всегда говорили, что настоящий волхв должен быть добрым и заботиться о родовичах, – с невинным видом произнес Купала.

– Это так, брат. Ха, а кто это пришел посуху? Да никак, брат Посейдон?! Давненько не бывал он у нас на сборах.

Все, – подумал Купала. – Теперь все нормально. Повезло вам, девки. Будете теперь царицами. И не будете ноги бить, чтобы добираться до этой горы. У вас будет теперь своя Лысая гора – Олимп.

Весело плыли ведуньи, не умеющие летать, на кораблях Посейдона. Щеголяли друг перед другом в белоснежных, шитых золотом и пурпуром незнакомых белых одеждах из неведомого легкого и мягкого материала.

Примеряли золотые ожерелья и браслеты.

Много такого добра нагрузил Зев на корабли Посейдона, благо жертвенники новым богам ломились от подношений.

Хохотали до упаду вновь посвященные в ведуньи будущие царицы.

Ибо кружил им головы незнакомый душистый напиток, который Посейдон с Купалой звали вином.

А главное, уплывали они от неминуемой зимы. Плыли в страну вечного лета. Ради чего не стоило теперь умирать, а просто поверить этому красавцу Купале.

– Девки неплохие. Молодец, Купала, – сказал Зев. – Но сильных ведуний среди них нет. Да и ведунов тоже.

– Мужчин не соблазнишь золотыми побрякушками. А потом, нам и для омоложения и для того, чтобы повязать всех здешних царьков этого хватит.

– Пока хватит, Купала. Пока. А потом посмотрим. Надо как можно больше заманить сюда и ведунов и ведуний, и просто нашего народа.

А потом, когда соблазны и посулы будут исчерпаны, побольше сюда надо будет рабов из наших мест. Народец здесь еще недостаточно бел.

– Злой ты, громовержец. Участь рабскую своим родовичам желать.

– А мы не на совсем. Приучим местных отпускать на волю кого надо. И потом, знаешь, иногда я думаю, что иным нашим неплохо побыть в рабах. Умнее становятся.

Он, внутренне усмехнувшись, мельком взглянул на Яру, которая вовсю стараясь скрыть неодобрение, осматривала визжащую и смеющуюся толпу новых богинь. А они играли в горелки, кувыркались, водили хороводы, пытались плести венки из сухих жестких местных цветов. И славили царя богов Зевса. Который подарил им жизнь как вечный праздник в этих теплых благодатных местах.

Одна из немногих среди этой толпы, настоящая ведунья, ладная, легкая, чем-то похожая на Тамирис, сорвала с себя тунику, и, размахивая ей, как флагом, пританцовывая порхнула к Зеву.

– Старшой, а праздник любви этой ночью будет?

– Будет, Афродита, будет. Вся наша жизнь теперь это сплошной праздник любви.

Купала плотоядно и завистливо оглядывал ладное тело и волной льющиеся до пояса волосы цвета меда.

А Яра с нескрываемой ненавистью смотрела на новую обитательницу Олимпа как на врага.

На настоящей Лысой горе таких чувств друг к другу никто никогда не испытывал.

Глава 13. Послесловие через тридцать пять веков

Юрий Петрович любил вести занятия у геологов. После отмены изучения в ВУЗах марксизма-ленинизма многие его коллеги приуныли.

А Юрий Петрович знал, что со временем станет еще интереснее. Гуманитарная составляющая высшего образования у естественников все равно останется. Но настоящие, а не марксистские, философия, политология и культурология гораздо интереснее всего этого научно– коммунистического бреда.

А с другой стороны, как же увлекательно говорить об этих вопросах не с профессионалами, пусть и будущими профессионалами, а с дилетантами.

Но дилетантами умными, читающими, размышляющими. Однако не скованными почтением к авторитетам чужих для них профессиональных знаний.

– Никакого секрета во всплеске греческой культуры нет, – твердо заявил, стоя у доски студент.

Его звали Вадимом. Это был крупный парень с решительным лицом. Насколько понял из общения с этой группой Юрий Петрович, Вадим придерживался модных среди части молодежи радикально националистических взглядов.

– Но, почему, Вадим? Разве мы не видим материального воплощения этого всплеска. Всех этих храмов, археологических находок. Я уже не говорю о не материальных моментах. Той же греческой мифологии и философии.

Или Гомер для вас фикция?

– Гомер описал реальную историю реальной войны. И он для меня не фикция. Но я не о том. Культура не может развиваться на пустом месте. А Греция испытывала экономический подъем.

Посмотрите на карту полезных ископаемых. В Греции сосредоточено две трети запасов меди и олова всего Древнего мира.

Во времена бронзового века это была самая богатая страна древности. И денежки там водились. Как у нас в Ханты-Мансийске сейчас. Только у нас денежки на нефти, а у них были на бронзе.

Вадим был родом из Ханты-Мансийска.

– И где же ваш ханты-мансийский Гомер? – ехидно спросил вечный оппонент Вадима, Виталий.

Сухой сутулый скептик.

– Еще будет.

– Экономика экономикой, но не кажется ли вам, что экономическая база еще не все? – спросил то ли всех сразу, то ли Юрия Петровича подвижный студент с первого ряда.

Их было двое, братья-двойняшки Михаил и Петр. Вопрос задал Михаил, обведя аудиторию своими чудными голубыми глазами, которые иные называли «смерть девкам».

– А что, по-твоему, еще надо? – спросил Вадим.

– Не знаю, наверное, некоторую идею.

– Идея вещь не осязаемая. А лидерство в металлургии, а это для тех времен главное, вещь вполне конкретная.

– А если идея становится необходимым элементом некоего политического проекта для элитных группировок экономически перспективного региона? – спросил брат Михаила, Петр.

Петр был чуть помассивнее Михаила. Он обожал, как понял Юрий Петрович теории заговоров. И все объяснял с этих позиций.

Преподаватель тонко улыбнулся.

– Давай, Петр, выдвигай свою модель нового заговора времен Гомера. А ты, Вадим, можешь идти на свое место.

– Не времен Гомера, а времен до Гомера. До Троянской войны.

– Хорошо, уточнение принято. Но мы в нетерпении. Давай свой заговор.

– Допустим, – начал Петр, – что некая группировка проникает в Грецию.

– С целью захватить там власть, – откровенно улыбнулся Юрий Петрович.

– Разумеется! А зачем же еще? Возникает вопрос, почему в Грецию? Да потому, что, и в этом Вадим прав, Греция тогдашний экономический лидер. Но, очевидно, что при этом она маргинал в плане экономическом, религиозном, культурном. Она находится на самой окраине мира, который условно можно назвать египетско-месопотамским.

– Египетско-вавилонско-палестинско-ханаанским, – со скрытым значением произнес Вадим.

Боже! – подумал Юрий Петрович, как же глубоко распространились национализм и ксенофобия, если такие взгляды встречают симпатию даже у студентов МГУ.

А антисемитский подтекст реплики в устах Вадима был очевиден.

– Если хочешь, то так, – с понимающей полуулыбкой сказал, отвечая Вадиму, Петр.

И он тоже, – подумал Юрий Петрович. Это не группа, а какая-то фашистская организация! Но, посмотрим, куда приведут рассуждения Петра. Он все же отличник и явный интеллектуал. Ну, не могут взгляды такого человека быть пещерными!

– А, собственно, почему вы считаете, что Эллада должна была находиться в сфере влияния именно этого егиретско-ближневосточного мира, и быть его политической и религиозно-культурной окраиной? Этому что, есть прямые доказательства? – спросил Юрий Петрович.

– В первую очередь, не прямые, а косвенные. Сама геополитическая логика свидетельствует о том, что иначе быть не могло. Но, однако, есть и прямы доказательства. Так, известно, что до Троянской войны у ахейцев существовал обряд обрезания. А одной из главных богинь догомеровской Эллады была Кибела. Весьма известная на Ближнем Востоке богиня.

– Это не ближневосточная богиня, а арийская, – вдруг брякнул Вадим. – ее истинное название Ки – Белая богиня.

– Вадим, – возмутился Юрий Петрович, – я могу догадываться о ваших взглядах, могу их не разделять, но оставьте мне возможность хотя бы уважать их! Ну, нельзя национализм превращать в идиотизм!

– Ты бы еще тетю Бесю из Одессы объявил русско-арийской богиней, – съязвил Михаил.

Вадим густо покраснел и готов был продолжить дискуссию в более остром тоне. Видя это, Юрий Петрович резко прервал его.

– Все! Дискуссии на эту тему окончены! Я нахожу, что аргументы Петра весьма убедительны. А споры в ином формате будете вести не на моем семинаре. Итак, установили, Эллада экономический лидер и, в то же время, политический и религиозно-культурный маргинал египетско-ближневосточного мира. Что же из этого следует?

– Из этого следует, – продолжал Петр, – что такая ситуация способствует успеху провоцирования системного кризиса с последующим захватом власти.

– Почему? – живо спросил Юрий Петрович. – Насколько я знаю, вы, Петр, далеки от марксизма, но рассуждаете сейчас как марксист. Бытие определяет сознание. И вообще, всю надстройку, в терминах Маркса.

– Нет, Юрий Петрович, в данном случае я следую теории профессора Тихомирова. Его доктрине «колес Тихомирова». Это когда одно колесо, условно говоря, экономика, а другое, например, культура. Если колеса разной величины, телега непременно завалится. Завалится в сторону «меньшего колеса». То есть в нашем случае произойдет крах старой культуры или религии, и возникнет новая, соответствующая по масштабу экономике.

– Любопытно, вы дадите мне ссылку на эту книгу Тихомирова?

– Да она у меня с собой.

– Читаете такую литературу в транспорте вместо детективов?

– Да, знаете ли, гораздо интереснее.

– Вы молодец, Петр. Но продолжим. Итак, некая группа в догомеровской Греции знакома с работами современного политолога Тихомирова.

– Не надо утрировать, Юрий Петрович. То, что Тихомиров формализовал, мог интуитивно чувствовать любой практический политик. В том числе и в древности.

– Хорошо, извините Петр, я, наверное, пошутил неудачно. Продолжайте.

– Итак, эта группа вторгается в Грецию, и захватывает там власть, не посредством массированного политического насилия, а посредством навязывания новой культуры и новой религии.

– Но как она может это сделать?

– Очень просто, если владеет некоторыми экстрасенсорными, и не только экстрасенсорными методиками.

– Ну, это уже сказки.

– Позволю вам возразить, Юрий Петрович. Не такие уж и сказки. Мой отец участвовал в таких работах.

– Не надо выдавать, гостайны, Петр.

– Я не выдаю гостайн. Это было в другой стране, которой уже нет. В СССР. Да и папа умер два года назад.

– Извините, Петр.

– Итак, что собственно могут олимпийские боги? Вызывать грозу среди ясного неба. Ведь Зевс громовержец. Но как показали работы и в СССР и в США, это вполне возможно. При этом в основе данных работ лежало обобщение опыта различных колдунов. Примерно к таким же методикам относится и более трудная, но все же решаемая задача провоцирования землетрясений.

Тут, уж, извините, Юрий Петрович, мы, как будущие сейсмологи, можем сказать, – трудно, но теоретически возможно.

Что еще умеют олимпийские боги? Лечить некоторые недуги и омолаживаться. Но это тоже вполне по силам некоторым экстрасенсам!

– А полеты, Петр, полеты?!

– Обычные полеты на дельтопланах. И заметьте, Юрий Петрович, летает легкий и стройный Апполон, а не массивный Зевс. Тому вес не позволяет. Да и легенда об Икаре и Дедале типичный рассказ о полетах на дельтоплане.

– А волшебные стрелы Аполлона?

– Ну, это вообще элементарно. Бил сверху из лука, а сам был недосягаем с земли. Сверху стрелять легче.

– А попадать?

– А зачем ему попадать? Так, достаточно задеть. Стрелы то отравленные.

– Да он у вас не светлый бог, а какой-то монстр!

– Почему? Слово «токсичный» имеет греческий корень, и обозначает в числе прочего «лучный». Тогда все травили боевые стрелы. А чем Аполлон хуже?

– Хорошо, сдаюсь, – засмеялся Юрий Петрович. – Но вы тогда должны сказать, откуда пришли эти мафиози и террористы, объявившие себя богами?

– Как откуда? – вскинулся Вадим. – От нас. Они русские. Они завоевали все Средиземноморье. А потом пали жертвой семитских интриг.

– Вадим, я уже говорил, не надо на занятиях цитировать ваши нацистские книжонки, – возмутился Юрий Петрович. – У нас семинар в МГУ, а не нацистское сборище. Кстати, Петр, вы что, согласны с Вадимом?

Он с опасением ожидал проявления уверенной тупости, которая так неуместна была бы в этом интеллектуале.

– И да, и нет, Юрий Петрович.

Уже легче, – подумал тот.

– Многочисленные свидетельства славянского происхождения текстов на догомеровских археологических памятниках для современного криптографа несомненны…

– Значит, наши их завоевали! – прервал Петра Вадим.

– Если сейчас на Тверской половина вывесок на английском, это еще не означает, что нас завоевали англичане. И потом, чем завоевали выходцы с Русской равнины Элладу?! Ведь греки того времени лидеры в металлургии, а, следовательно, и в военном производстве.

А все умения наших олимпийцев имеют уникальное значение только, говоря современным языком, в спецоперациях, а не в массовых завоеваниях.

Юрий Петрович прервал дискуссию.

– Хорошо, Петр, хорошо, это не завоевание как таковое. Но что же это? Что могут нам рассказать эти славянские тексты догомеровской Греции?

– Они многое могут сказать, если проанализировать суть, настроения этих текстов. Это отнюдь не слова, написанные уверенными в себе завоевателями. Господами, наслаждающимися плодами победы в покоренной стране.

– Примеры, Петр, примеры.

– Извольте. Самый известный пример. Знаменитый фестский диск. Что мы читаем на этом диске, написанном, судя по всему в сообществе основателей крито-микенской культуры? «Горести прошлые не сочтешь, однако нынешние горести горше. На новом месте вы почувствуете их. Что нам послал господь? Место в мире божьем. Распри прошлые не считайте.» Дальше я не помню, но суть такова. Новое место жительства надо всеми силами защищать и беречь. Хотя это место почему-то не вызывает восторга у пришельцев.

Они тоскуют о покинутой родине: «Рысиюния чарует очи. Никуда от нее не денешься, не излечишься». И это успешные завоеватели, занявшие некие благодатные места по собственной инициативе?!

– А что, по твоему, это рабы?! – агрессивно спросил Вадим.

– Нет, не рабы, ибо они говорят «Что для вас почести, в кудрях шлемы…». Рабам почести не оказывают и шлемов они не носят.

– Не понимаю, так кто же они? – сказал Юрий Петрович.

– Кто они?

– Авторы фестского диска.

– Они обманутый, соблазненный второй эшелон, который поддержал невоенную, мафиозно-культурно-религиозную экспансию и не силовой, а я бы сказал «спецслужбистский», захват власти в Элладе группой русских волхвов, ставших олимпийскими богами.

Олимпийские боги знали, на что идут, и были вполне довольны результатами своего проекта. Но им нужна была массовая поддержка. А вот эта вторая волна творцов новой культуры, сманенных из земель, лежащих на нынешней Русской равнине, была уже не столь довольна.

Они творят новую культуру, соединяя возможности лидера тогдашней бронзовой экономики, Эллады, и свои экстрасенсорные технологии колдунов с севера. Они значительно смягчают нравы, царившие в мире тогдашних первых государств.

И раскованная, раскрепощенная энергия античного среднего класса приносит свои плоды в виде всплеска творчества во всех областях жизни. И во всех областях культуры.

Заметим, кстати, что без этого раскрепощения не было бы культурного всплеска. Само по себе экономическое чудо бронзового века в Элладе не принесло бы новой культуры и идеологии. Новой социальной, политической и цивилизационной модели. Что мы видим на примере Великой Армении, которая была в силу своей обеспеченности медными рудами вторым экономическим центром бронзового века после Эллады.

Но где не произошло никакой религиозно-культурной революции, хоть в чем-то аналогичной греческой.

И это понятно. Армения осталась органичной частью мира азиатских империй.

А Греция, нет.

Но тут действительно нужен был толчок, или рывок извне. Некое усилие, вырывавшее Элладу из древнего семитского…, извините, египетско-палестинско-вавилонского мрачного имперского мира. Ибо сам себя за волосы не поднимешь.

И это усилие было сделано олимпийскими богами, пришельцами с севера. Которые упивались на Олимпе плодами своей победы.

Но вот более массовая вторая волна пришельцев уже испытывает двойственные чувства. Да, они часть новой элиты. Но они все же тоскуют по родине, по чистоте нравов, по отсутствию злобы, господствующей в неравноправном обществе. Знаете, как у Шандора Петефи сказано про одного графа, ушедшего в национальную революцию: «Меж рабами себя он чувствовал рабом». Это вполне естественное чувство для каждого думающего и достойного человека в аналогичной ситуации.

А северные творцы античной культуры были, несомненно, людьми умными и достойными. И в рабовладельческой экономической модели, пусть и не такой гнусной, как в Египте или Вавилоне, они чувствовали себя не в своей тарелке, даже в рядах элиты.

– Вы извините, Петр, но вы говорите отнюдь не как второкурсник. Я бы такое эссе не побоялся отдать в солидный философский журнал. Знаете, меня вдруг посетило ощущение, что вы говорите о том, что видели сами. Да что видели! В чем сами участвовали! Ваше умение убеждать, не побоюсь признаться, восхищает!

– Спасибо, Юрий Петрович.

Петр посмотрел на преподавателя глубоким взглядом человека, который действительно знает, о чем говорит. И который просто не хочет продолжать рассказ, боясь смутить неподготовленного слушателя.

Ибо он в верности своей генетической памяти не сомневался.