Боги молчат. Записки советского военного корреспондента

В. В. Агеносов Таинственный свидетель истории с «пятнистой биографией»

Имя Михаила Соловьева (Михаила Степановича Голубовского) до недавнего времени было неизвестно не только отечественному читателю, что вполне естественно (эмигрант), но даже и писателям послевоенной эмиграции.

Обладая, по его собственным словам, «пятнистой биографией», Соловьев тщательно запутывал будущих исследователей, давая самые разные, порой противоположные сведения о себе.

Достоверно известно, что он родился 15 марта 1908 года в селе Петровском на Ставрополье в многодетной семье крестьянских революционеров. Отец погиб в Гражданскую войну. Из пяти его братьев четверо были героями Гражданской войны. Позднее Василий стал красным командармом, генерал-лейтенантом, в Великую Отечественную воевал под Москвой, дошел до Берлина; Иван выбрал карьеру профессионального военного и дослужился до подполковника. Михаил уже в 12 лет вступил в сформированную в 1918 году 1-ю Ставропольскую рабоче-крестьянскую дивизию. В 1920-м воевал в составе Первой Конной.

Как участник Гражданской войны Михаил учился со стипендией имени Фрунзе сразу по двум специальностям (журналистика и история) в МГУ, после окончания которого отправился на Дальний Восток. Если исходить из автобиографического романа «Когда боги молчат», то он участвовал в строительстве Комсомольска-на Амуре, где издал две книжки[1]. Будущий писатель работал референтом оргкомиссии ВЦИК в Кремле. Затем перешел в «Известия», и вскоре стал военным корреспондентом этой газеты. После процесса над редактором «Известий» Н. И. Бухариным в числе многих сотрудников газеты был выслан из Москвы. Однако вскоре его вернули в состав армейских корреспондентов. Участвовал в Финской войне.

В начале Великой Отечественной войны был старшим лейтенантом, командиром разведывательного эскадрона в 55-й кавалерийской дивизии, которая прошла через линию фронта и проводила диверсионные акции в тылах 24 танкового корпуса Гудериана. В сентябре (или октябре) 1941 году оказался в плену в лагере военнопленных под Ямполем (Сумской области, недалеко от границы с Брянской областью). По его словам, из лагеря военнопленных его выкупили в ноябре 1941 года сердобольные русские женщины.

А уже весной 1942-го Голубовский стал редактором бобруйской газеты «Новый путь».

Вопрос об участии будущего писателя в т. н. Русской Освободительной армии подлежит прояснению. Сам он в письме 1950 года к старейшей политической деятельнице Е. Д. Кусковой пишет, что не грешил этим, и что по его требованию ИРО[2] изучил картотеку власовского движения, и там его имени не обнаружилось[3]. Он, возможно, состоял в иной структуре – КОНР[4]. Сотрудничал Соловьев и с Национал-социалистической трудовой партией России (НСТПР), т. н. «локотской партией», закончившей свое существование на состоявшемся в Минске в июне 1944 года съезде, когда советские войска уже вплотную подошли к городу. Известно, что с апреля 1944 года редактировал с Минске газету «Руль». Эти факты его биографии принесли Соловьеву в дальнейшем немало неприятностей: преследовавшее его обвинение в коллаборационизме.

В мае 1945 года Бобров был арестован вместе с 12 чинами РОА.

Конец войны встретил в Австрии лагере Ди-Пи Парш под Зальцбургом, где издавал журнал «Огни» и редактировал газету «Почта Колумба» (1946–1949, вышло 798 номеров). Переехал в США, жил в Александрии (штат Вирджиния).

В 50-е годы занимался активной общественной деятельностью: входил в руководство Мельгуновского[5] леводемократического Союза борьбы за свободу России (отвечал за издательскую деятельность), в Совет Освобождения Народов России, Союза Андреевского флага.

За десятилетие 1953–1962 опубликовал роман «Когда боги молчат», «Записки советского военного корреспондента» и роман «The Smiling Kouros» («Смеющийся Курос»).

Создав в романе «Когда боги молчат» эпическую картину жизни большой семьи Суровых, «людей хлеборобческой природы, но не хлеборобов», Тимофея, его жены тетки Веры и их 19 детей, Соловьев ставит в центр повествования самого младшего – «поскребыша» Марка. Ему к началу революции и Гражданской войны всего 11 или 12 лет. Это позволит писателю, как он сам скажет, «посмотреть, что выйдет из этого, от детства потрясенного человека, и куда он дальше пойдет», «поглядеть, что выйдет из человека в новую почву, в революцию, корнями вросшего, ничего, даже воспоминаний, за революционными пределами не имеющего, и бедой, трудом, ударами закаленного, и нормального родительского водительства лишенного, и совсем в одиночестве средь людей войны оказавшегося».

Каждый этап жизни Марка связан с той или иной исторической вехой жизни России. Писатель воссоздает сложную и противоречивую эпоху в конкретном ее воплощении.

Уже в первой главе писатель, подобно автору «Тихого Дона», не только показал довоенную жизнь земледельческого села, «ставропольской нации», но и первые тревоги, доставшиеся семье Марка: гибель на фронте двух его старших братьев Якова и Серёги, драму потерявшего руку Семена.

Достаточно зажиточное южное хлеборобское село после Первой мировой войны, в которой погибло множество односельчан, совсем не хочет продолжения старой власти. Революцию хлеборобы воспринимают как начало новой справедливой жизни. «То было время, когда люди… мечтой жили, полновесному революционному слову верили и думали, что мир великой правды перед ними открывается». Именно таким, бескровным, скажет автор в романе, должен был стать, но не стал, переход к новой жизни.

И очень скоро персонажи романа, в том числе и семья Суровых, столкнулась с жестокостью как защитников старого порядка, так и носителей нового. Только в «Тихом Доне» и много позднее в «Докторе Живаго» можно найти такую диалектичную оценку Гражданской войны, какую дает М. Соловьев:

Словами командира зеленых Павла Хлопова автор объясняет, почему в этой жестокой междоусобице участвовали те, кто еще недавно был горячим сторонником перемен: «Приехал в хутор таким апостолом, что хоть сразу на кресте за коммунистическую веру распинай. А потом стал примечать: новая власть большую нелюбовь к народу имеет, жалости в ней нет».

Стоило красным проявить эту жалость, объявить амнистию борцам с незаконными действиями большевиков – и отряд зеленых складывает оружие и возвращается к мирному труду. Другое дело, что, как выяснится в конце первой книги романа, не надолго хватило у власть имущих гуманизма: при создании колхозов вспомнили об амнистированных зеленых и погнали их в Сибирь.

Уже во втором томе романа автор устами одного из персонажей выскажет только сегодня пришедшую в нашу оценку Гражданской войны мысль о том, что понимали ее упрощенно:

Вновь приведем цитату из романа: «На каком-то крутом повороте пути простая и добрая правда выпала из колесницы русской революции, и тогда, в этот несчастный момент, особые свойства и заслуги человека были отменены, и стал он как бы вовсе и не венцом творения, а пузырем на болоте».

И вновь приходится вспомнить, что примерно в то же время, когда создавался роман Соловьева, Борис Пастернак писал о сначала восторженном приятии Юрием Живаго революции, а затем о том, как она быстро ожесточилась, омертвела, и стала ненавистна его герою.

Значительный интерес представят для современного читателя главы о московском периоде жизни Марка.

Автор показывает, как уже в первых дискуссиях «взбудораженного поколения взбаламученного времени» формируются страшные принципы будущих лет, «азарт революционного разрушения… Уничтожив прежние понятия о красоте человеческих отношений, новых не создали. Оставили человека голым на голой земле».

Казалось бы, давно забыта книга Пантелеймона Романова «Без черемухи» (в романе она названа «Без цветов»), но и сегодня актуально звучит вопрос о красоте человеческих отношений и противостоящем им безнравственным физиологическом удовлетворением желаний.

Всем развитием сюжета писатель разоблачает практику коммунистического строительства, предполагающую возможность человеческих жертв во имя будущего «Вера в цель, – рассуждает автор на страницах романа, – была шорами, надетыми на его [Марка] глаза; из-за них он [и не он один. – В.А.] только вперед видел, а то, что по сторонам проносится, что позади остается, как бы вовсе и не замечал».

Несколько страниц романа, посвященных взаимоотношениям Сталина с женой и ее матерью, убедительно показывают, как был убежден в праве на жестокость во имя будущего вождь партии. Можно найти некоторые неточности в описании похорон Надежды Аллилуевой и посещении Сталиным ее могилы. (Впрочем, художнически эти не имевшее места визиты описаны с необычайной глубиной и достоверностью.) Но несомненно, что автор романа сумел показать постепенное вырождение партии и искажение великих целей революции. М. Соловьев утверждает:

Это противопоставление поистине грандиозных планов и их бесчеловечного воплощения убедительно реализовано в сюжетах строительства города на Амуре. Энтузиастов-комсомольцев, съехавшихся со всех уголков СССР на грандиозную стройку, совершенно бессмысленно отправляют зимой в тайгу, где нет ни жилья, ни продовольствия и – главное – где до весны нельзя начинать строительство.

Вставной эпизод (записки геолога Петра Сергеевича Новикова) о том, как на добычу найденного им угля были брошены тысячи заключенных, помещенных в нечеловеческие условия, восставших и погибших вместе с охранявшими их конвоирами, дважды повторяется. В сценах заготовки леса принудительно отправленными на эту работу колхозниками и опять же заключенными; и в рассказе о восстания заключенных на прииске Холодном. Тем самым «осатанелость» показана не как единичное явление, а как закономерность.

Характерно, что герой романа Марк Суров, уже во многом начавший сомневаться, отказывается признать правду восставших. Будущее, показывает автор романа, всё еще было универсальным оправданием происходящего.

Но если Марку Сурову понадобится еще немало времени, чтобы во втором томе романа понять, что цель не оправдывает средства, то М. Соловьев пытается уже в первом томе найти истоки этого заблуждения – особенность русского характера, по мнению писателя:

Итогом первого тома служит авторское начало тома второго:

М. Соловьев рассказывает о том хаосе, который творился в первые дни войны, и одновременно показывает, как рядовые красноармейцы и их командиры в этой неразберихе совершали подвиги, как ценой многочисленных потерь совершался героический рейд в тыл врага. Не обходит писатель и вопрос о цене подвига. «Как при поражениях, так и при победах, русских солдат гибло больше, чем солдат противника, – подчеркивает автор романа. – О сохранении жизни воюющего человека те, что наверху, думать не хотели, что делает солдатский подвиг вдвойне святым».

Показана в книге и судьба попавших в плен советских солдат и офицеров. Лишь в наши дни стали известны страшные цифры потерь: за первые четыре месяца войны в плен по официальным данным попали 3,3 миллиона человек. Яркие конкретные описания существования в фашистских пересыльных лагерях, устроенных прямо в поле, писатель сопровождает страшным мартирологом: «Сколько людей в тех пересылках было – не считано, сколько в общих ямах-могилах погребено – неведомо, сколько беды лагерные люди хлебнули – не рассказано». Автор отдает дань уважения советским военным врачам и медицинским сестрам, спасшим тысячи узников, называя их великими подвижниками: «Они… боролись в голоде, в царстве вши, в мире великого отчаяния».

Сегодняшнему читателю все эти факты покажутся знакомыми. Он знает их из повестей Константина Воробьева «Убиты под Москвой» (1963) и «Это мы, Господи!» (опубликован в 1986); из романов В. Гроссмана «Жизнь и судьба» (опубликован за рубежом в 1980, в Советском Союзе в 1988) и В. Астафьева «Прокляты и убиты» (1995). Не лишне напомнить, что «Когда боги молчат» вышли зарубежом в 1953 году.

Есть и еще один аспект войны, до сих пор лишь слегка получивший отображение и осмысление, как в научной, так и в художественной литературе. Речь идет о жизни нашего народа в фашистском тылу, под фашистским игом.

«В войну… было много такого, о чем не говорится и, Бог весть, будет ли сказано… Много лет с войны прошло, а правде о тогдашней жизни людей, отданных врагу, до сих пор хода не дается», – говорит Соловьев в одном из авторских отступлений и пытается восстановить утаенную правду.

С первых страниц второго тома писатель утверждает, что «немецкая дорога с русскими дорогами совсем не смыкается». Вместе с тем миллионам людей, оказавшихся в оккупации, брошенных на произвол судьбы, нужно было жить. И в свете этого провозглашенная Сталиным тактика сожженной земли (не оставлять немцам заводов, полей, продовольственных складов) была антигуманной по отношению к своим людям. Страдали не столько немцы, сколько оставшееся без средств существования население.

Вначале Марка неприятно поражает, что идет война, «враг кругом шатается, а они [люди] словно от всего в стороне живут и ничего знать не хотят». Но со временем Марк понимает, что «немецкая оккупация растекается по поверхности земли, корней у нее нет. А кругом происходит подспудное, что немыслимо трудно выразить. Живая завязь возникает, жизнетворение ничем и никогда не может быть остановлено. Государства воюют, а люди живут волей к жизнетворению». Отлученные в колхозах от собственности крестьяне засеивают поля. Рабочие налаживают производство кастрюль, необходимых каждой хозяйке. «Мысль пришла – немец тут вовсе не самое важное… за этим фасадом живет совсем другое, и это другое – русские люди, русская земля, небо русское, жизнь русская».

Не менее сложной и неоднозначной оказывается и проблема сотрудничества с немцами. Дважды сталкивает писатель своего героя со старостами в оккупированных районах. Знакомится Марк и с бургомистрами, и с полицейскими. И начинает понимать, что всех этих людей в предатели и немецкие наемники зачислять – «одна из хитрых неправд войны. Были такие, что людей бедой били, но и такие, что людей от беды защищали». Надо было налаживать жизнь под немцами, обеспечивать население питанием, заботиться о детях и сиротах, о стариках. Надо было кому-то жестко пресекать беспредел выпущенных немцами из тюрем уголовников. Часто жители, а то и партизаны, просили уважаемых и честных людей стать старостами и бургомистрами. Многие из них прятали евреев, помогали сбежавшим из немецких лагерей военнопленным.

И вновь скажем, что только через 16 лет в повести В. Быкова «Сотников» встретится аналогичный сюжет.

Перед любимыми персонажами писателя встает проблема, лишь много лет спустя получившая продолжение в «Жизни и судьбе» В. Гроссмана: «Простая победа над иноземным врагом – мало для нашего народа… дали немцу пинка, выиграли войну, а дальше?» Герои романа, противостоящие врагу, хотят сказать вернувшейся советской власти: «Милости просим. Но только давайте вместе землю в порядок приводить и старое рушить. Мы без вас тут кое-чему научились, давайте теперь вместе. Народ, если он вместе, всё может».

Так возникает сложнейшая и характерная для всей военной прозы второй эмиграции тема «между двух звезд», впервые поднятая в одноименном романе Л. Ржевского (1953), позже – в «Кудеяровом дубе» (1958) Б. Ширяева[6].

«На святой Руси, – рассуждает оказавшийся в тылу врага бывший генерал Высоков, ставший командиром партизанского отряда, – в данный момент пришли в столкновение три силы. Иноземное нашествие – это одна сила. Против него стоит наш народ – это другая сила. Отражая иноземного захватчика, наш народ укрепляет то положение вещей, которое сложилось до войны и враждебно ему… Из этого положения вытекает, что есть еще одна сила, она не выражена, не организована, но она есть. Это сила подспудно живущей, уже давно живущей воли нашего народа к новому».

Так возникает в романе и делается попытка диалектично решить тему так называемого Русского Освободительного движения. Уже в наши дни историк К. Александров почти дословно повторил аргумент М. Соловьева о причинах невиданного ранее массового участия 120 тысяч человек в войне против своего государства: «Большевики истребили в России целые сословия, уничтожили Церковь и старую морально-религиозную основу воинской присяги, ввели новое крепостное право и принудительный труд в масштабах страны, развязали массовые репрессии и отказались, тем более, от собственных граждан, попавших в плен»[7].

Впервые художественно достоверно изображается драматическая судьба генерала Власова и его окружения. С одной стороны, писатель показывает искреннее раскаяние ранее успешного генерала в том, что он и его товарищи по партии творили с народом до войны. С другой стороны, постоянные уступки Власова немцам, нравственные компромиссы, на которые он сознательно идет, приводят, как показывает автор романа, Власова к моральной и физической деградации.

Автор романа пытается доказать, что попытка бросить вызов Сталину, независимо от того, достигла бы она успеха или нет, имела несомненное значение.

Вместе с тем, в романе художественно доказано, что заигрывание с фашистами не могло принести России и ее народу свободу. В целом ряде сцен автор показывает, что фашисты даже слышать не хотят о России как самостоятельном государстве. Особенно ярко нарисована сцена в кабинете Розенберга. Беспощадно звучит авторская оценка Власова: «Они в Берлине говорили о возможности действовать, а люди в оккупированной России действовали».

Желание увидеть новую Россию без сталинской «осатанелости», показывает М. Соловьев, объединило вчерашних коммунистов, комсомольцев, репрессированных советской властью людей. Другое дело, что значимость Победы заслонила задачу исправления ошибок прошлого. Народ тогда не получил заслуженной свободы.

Так возникло подробно описанное в романе великое отступление тысяч советских людей на чужбину, в эмиграцию.

По мнению. М. Соловьева, «гордость и бунт выражены в этом исходе с родины… не от немцев, а от своих».

«Нет ничего страшнее Бога умолкнувшего и оставившего человека», – говорил Марку мудрый дед Осип. «Но ведь это не Бог отступает, – полемизирует с ним в финале романа Марк, – а человек отступает от Него, убивая в себе порыв к добру, счастье ласкового отношения к жизни; отступает и тем создает эпохи молчащих богов».

Любимые персонажи автора романа, пройдя долгий и сложный путь исканий, заблуждений и открытий, не допустили, чтобы боги оставили человека, прекратили его жизнетворчество. В твердом убеждении, что он не умрет, а растворится в будущем, уходит из жизни Марк Суров. Погибли все его братья, кроме Корнея, прошедшего всю войну, увенчанного множеством орденов, но главное «частично восполнившего убыль в суровском роду: у Корнея росло три сына и дочь, да вдобавок, сироты Ивана, Борис и Наташа, крепко-накрепко в Корнееву семью и в сердце его заключены были».

До сих пор мы говорили об исторических событиях, охваченных авторским видением. Пора сказать и о мастерстве М. Соловьева.

Автор владеет умением, поставив в центр одного персонажа, построить многосюжетное повествование о судьбах всего рода Суровых.

Фольклорными образами наполнено описание главы рода Тимофея: «Ступал легко, размашисто, хоть людям и казалось – где он ногу в чоботе с широким голенищем поставил, земля там прогнулась, а если он, скажем, плечом шевелил, то кому-другому на ум падало, что толкни он тем плечом угол хаты, быть ей без угла».

Воплощением христианской любви является жена Тимофея тетка Вера. Жалостливая к человеческой жизни, она уговаривает сына не мстить избившему ее белому офицеру, но орлицей бросается в защиту сына на высокопоставленного чекистского чиновника. Как в сказке, оказывается она там, где нужна ее материнская поддержка. Да и гибель ее несет фольклорное начало.

Взрывчатым характером и необычайной смелостью наделил автор Корнея; в нескольких словах охарактеризовал веселого гармониста и танцора Ивана, раскрасившего подаренные брату санки.

Соловьеву подвластны и характеры интеллигентов, для которых «жизнь оказалась сложнее, труднее, запутаннее, чем революционная теория»: Виктора Пересветова, Льва Бертского. Писатель рассказывает о них уважительно, ярко, иногда с юмором (красные штаны Бертского).

Сюжеты соловьевского романа увлекательны, динамичны и драматичны. Личная жизнь героев вписывается в те исторические рамки, о которых говорилось выше.

Несколько выпадает из реалистического сюжета романа линия Марка и любимой им девушки Кати, Колибри, как он ее называет. Почти детективная история работы Колибри на советскую разведку, ее похищения японским разведчиком дипломатом кажутся, по крайней мере, на первый взгляд, надуманными. Но в философском и психологическом осмыслении пути Марка эта линия имеет очень большое значение. Колибри – воплощение идеи свободной жизни, предназначенности человека для счастья. Марк в период их любви мечется между проповедуемыми Колибри мыслями и оправданием жестокости и насилия во имя высокой цели. А когда Колибри ушла из реальной жизни Марка, он ведет с ней мысленный диалог, всё чаще поверяет свои поступки словами Колибри.

Немалая роль в этом споре принадлежит вставной новелле «Записки для памяти геолога Петра Сергеевича Новикова».

Безусловное мастерство Соловьева-художника проявляется в пейзажах, помогающих осмыслить происходящее. По контрасту: идет Гражданская война, льется кровь, а «вокруг него [Марка. – В.А.] степь лежала, степь без конца и края, до самого соединения с небом. В ней всё так спокойно, так непоколебимо, что с непривычки страшно становилось». По сходству – Марк едет в «неведомое», где его ждут испытания:

Не менее выразительны авторские оценки. Выше уже приводились логические рассуждения писателя. Вот еще одно, полемизирующее с оценкой большевиков в «Балладе о гвоздях» Н. Тихонова («гвозди бы делать из этих людей»):

Но немало в романе и лирических авторских отступлений. Таких: «Ах, какая непотревоженная тишина бывает в зимнюю хабаровскую ночь! Идет человек и чувствует – вокруг она. Холодная, колючая, искристая и такая плотная, что ее грудью нужно проламывать». Или таких: «Если плачет мать, это горе, если плачут миллионы матерей – война. Плачьте, матери!»

Из приведенных примеров ясно, что автор владеет широкой языковой палитрой: от просторечия до философской лексики, от диалектизмов до литературного языка.

Можно и дальше продолжать перечень достоинств романа «Когда боги молчат». Но, как говорится, лучше один раз самому прочитать, чем услышать.

Что касается «Записок советского военного корреспондента» (1954), то они содержат множество ранее неизвестных фактов, порой забавных, порой трагических. Автор, рассказывая о себе, создает яркий образ Красной армии, от генералов до рядовых солдат.

В 1962 году выходит мистический роман М. Соловьева «The Smiling Kouros» («Смеющийся Курос»). В пяти главах («визитах») незнакомец рассказывает историю необычной любви, как героев романа, так и статуи юноши Куроса, ищущего свою Кору. Несмотря на то, что действие происходит в современной Греции, основные персонажи носят античные имена: Пенелопа, ее подруги Титина и Тотула, сестра Пенелопы – Анна. Роман был написан на русском языке, но русский текст не сохранился. Имеется только английский перевод Г. Стивенса (H. C. Stevens).

В последующие 16 лет вместе Соловьев с приемным сыном содержал бюро переводов. Чем занималось это бюро, покрыто тайной.

Умер он в апреле 1979 года. Более точная дата неизвестна. Похоронен в Вашингтоне.