Боги Риска

«В чем проблема?» спросил Хатч. Несмотря на то, что он был из поселенцев близ Долины Маринер у него не было тягучего акцента этой части Марса. Голос Хатча гудел как-будто радио на неверной частоте.

«Это не беда, сказала Лили, обращаясь к нему. Ничего плохого, правда, Дэвид? Не настоящая проблема. Неудобство, возможно.»

«Неудобстство», Дэвид отозвался эхом.

Тишина, вот это было неудобство. Дэвид растягивал палец, пока сустав не щелкал и переходил к следующему, один за одним. Он был на полголовы выше Хатча, но не поднимал свой взгляд выше груди этого худого человека. Через два месяца ему должно исполнится шестнадцать, но ощущал он себя так, как-будто ему было шесть лет. Встречи с Хатчем всегда происходили в небольших комнатах, далеко от главных проходов и коридоров. То место, где они находились сейчас, было кладовкой, оставшейся еще со времен первых поселенцев. Стены были из полированного марсианского камня, покрытого светлой изоляционной керамикой, которая посерела и пошла пятнами от времени. Освещалась кладовка промышленным фонарем, с ярким LED-светом, смягченным и слегка окрашенным отблесками от индийского шарфа Лили, накинутым на фонарь. Они сидели на металлических ящиках в холоде. Хатч потрогал в шрамы на своем запястье.

«Не позволяй этому подавить тебя, малыш», сказал Хатч.

Это была старая шутка между ними — семья Дэвида была полинезийцами, прежде чем они стали марсианами и из-за генетики, и пониженной гравитации, Дэвид был более чем два метра высотой и вынужден был склоняться к собеседнику.

«Просто скажи, в чем дело. Ты получил дефектную партию, верно?»

«Нет, не в этом дело. Партия прекрасна. Это… просто моя тетя Бобби приехала, чтобы пожить с нами некоторое время. Она теперь всегда дома. Всегда. Каждый раз, когда я возвращаюсь, она там.»

Хатч нахмурился и склонил голову. Лили положила руку ему на плечо и прислонилась к нему. Хатч повел плечами, но не отстранился.

«Она знает, что ты готовишь?»

«Она ничего не знает», сказал Дэвид. «Она просто набирает вес и смотрит видеожрачку весь день».

«Набирает вес?» спросил Хатч.

Было какое-то скрытое веселье в его голосе, что заставило Дэвида расслабиться. Он рискнул взглянуть в карие глаза худого человека.

«Она раньше была Морским пехотинцем.»

«Была раньше?»

Что-то странное произошло. Ее отправили в отставку.

«Так больше она не Морской пехотинец. И кто она теперь?»

«Просто гребанное неудобство,» сказал Дэвид. Он немного развеселился. «Ад» и «Черт» были самыми сильными ругательствами в их доме. «Трахаться» заставило бы Дрепера орать на весь дом. Хуже этого и представить было невозможно.

«Партия хороша. Но следующую изготовить будет трудно. Теперь я не могу ничего делать дома.»

Хатч откинулся назад и рассмеялся. Лицо Лили расслабились и все следы беспокойства исчезли.

«Дерьмо», сказал Хатч. «На целую минуту ты заставил меня подумать, что есть проблема и придется сказать моим людям, что мои лучший варщик пропал.»

Дэвид взял свой ранец, повозился внутри и вытащил пластиковую флягу. Хатч взял ее, вскрыл и вытряхнул себе в руку четыре или пять маленьких розовых ромба, потом передал один из них Лили. Та отправила его в рот, как-будто это была карамелька.

2,5-Dimethoxy-4-n-propylthiophenethylamine был моноаминный оксидазный ингибитор.

Эйфористические эффекты начнут сжимать суставы Лили и поднимать ее настроение в следующее полчаса. Галлюцинации не прекратятся в течение часа, возможно полутора часов и затем они вернутся к ней ночью. Лили перекатывала ромб за зубами, играя языком и усмехаясь. Дэвид почувствовал первые признаки эрекции и отвел от нее взгляд.

«Ты делаешь хорошую работу, малыш», сказал Хатч, вынув свой ручной терминал. Короткий звонок сообщил, что передача была сделана. На секретном счете Дэвида стало немного больше денег, но не то, чтобы он был в этом деле из-за денег. Теперь, насчет тетушки. Что следует сделать для соблюдения графика?

«У меня все еще есть лаборатория в университете», сказал Дэвид. «Я могу проводить больше времени там. Старшие получают привилегии, так образом, это не будет слишком сложно. Это просто…»

«Ну, нет, сказал Хатч. Лучше мы будем действовать наверняка. Ты говоришь мне, сколько времени тебе нужно чтобы сделать следующую партию, столько времени ты и получишь».

«Я думаю пара недель, по крайней мере», сказал Дэвид.

«Возьми их, они твои», сказал Хатч, махнув травмированной рукой. «Мы в этом бизнесе надолго, ты и я, незачем жадничать сейчас».

«Да».

Худой человек встал. Дэвид никогда не был уверен, какого возраста Хатч в действительности. Более старый, чем он или Лили, но моложе, чем родители Дэвида. Этот промежуток лет включал в себя бесконечные вариации.

Хатч пожал плечами под своим красным, как пыль, пальто и, вытащив маленькую вязаную шапочку из кармана и встряхнув ей, набросил на свои белоснежные волосы. Лили встала вместе с ним, но Хатч положил ей руку на голое плечо и повернул девочку к Дэвиду.

«Ты отведешь мою девушку назад к ее дому, а, малыш? Мне нужно кое что сделать.»

«Хорошо», сказал Дэвид. Лили сняла свой шарф с фонаря, и грязная небольшая комната стала более яркой.

Хатч отсалютовал тремя пальцами, а затем раскрыл дверь и вышел. Правило заключалось в том, что сначала выходил Хатч, а потом, спустя только десять минут мог выйти Дэвид. Он не знал точно куда пошел Хатч, а так как Лили была здесь, с ним, его больше ничего не волновало. Лили прислонилась к нему, пахнущая вербеной и девушкой. Она была на год старше его, но он мог бы положить свой подбородок ей на макушку.

«Ты в порядке?» спросил он.

«Э...» ответила она своим влажным голосом. «Приход начинается.»

«Это хорошо.» Он привлек ее немного ближе. Она положила голову на его грудь, и они ждали спокойно в течение драгоценных минут, перед тем, как уйти.

Семь сообществ — называемых районами — рассеянных по всему северному пространству Пазухи Авроры составили Новый Лондон. Город, такой как он был, прятался глубоко в плоть Марса, используя почву в качестве изоляции и радиационного ограждения только с десятью куполами, выступающими на поверхность. Сорок тысяч человек жили и работали там, вгрызаясь в неумолимый камень второго дома человечества. Станции метро создали простую веб-топологию, которая определила социальные формы и структуры. Aterpol был единственной станцией связанной с любым районом, и таким образом, это стало фактическим центром города.

Salton находился под самым большим сельскохозяйственным куполом и имел поверхностную монорельсовую дорогу в обсерваторию в Дханбад Нова, и таким образом, высший университет и технические клиники были сконцентрированы в нем. Университет уровнем пониже был в Breach Candy, где Дэвид с семьей собственно и жили.

Нариман и Мартинезтаун были местами серийного производства и выработки энергии в первой волне колонизации и после перемен, пришедших с новыми технологиями, оба района изо всех сил пытались повторно обрести цель и смысл для себя.

Innis Deep и Innis Shallows, имевшими только по одной ветке, сделались тупиками и приютами для того сорта марсиан, что можно назвать великими -

антиобщественными, независимыми, и нетерпимыми. Адрес в Innis был меткой чужака, кого-то опасного или уязвимого, Лили жила в Shallows, а Хатч в Deep.

Так же, как все районы отличались, станции метро были одинаковыми: высокие, арочные потолки, яркие с полным спектром, легким и хаотическим эхом; видеомониторы тонкой пленки, приклеиваемые к стенам, сообщали общественную информацию и рекламу; киоски, продающие еду и одежду, следуя причудам и моде, закрывались и открывались так же регулярно, как приливы и отливы. Камеры видеонаблюдения смотрели сверху на все, идентифицирующий софт сверял в толпе лица с именами. У воздуха всегда, казалось, были слабые ароматы озона и дешевой еды и мочи.

Пластиковые флаерсы всегда выглядели одинаково, объявляли ли они о классах йоги, потерянных домашних животных или независимых музыкальных представлениях. Дэвид был в городе в Долине Маринер и на базе в Горе Олимп, и там станции метро были точно такие же. Один объединяющий культурный продукт Марса.

Дэвид вел Лили через суматоху станции Мартинезтауна. Он переместил свой ранец так, чтобы она могла положить руку вокруг его талии. Чем дальше они шли, тем менее устойчивей были ее шаги. Ее рука вилась вокруг него как плющ, цепляющийся за столб, и он мог чувствовать неподвижность ее мышц и услышать это в ее голосе, когда она говорила. Ее зрачки расширились от удовольствия и химического взрыва в ее мозге. Он задался вопросом, что она видела.

«Ты никогда не пробуешь товар сам?» спросила она снова, не сознавая, что это было в третий раз.

«Нет», повторил Дэвид. «Я заканчиваю свои занятия поздно. Нет свободного времени, чтоб расслабиться вечером. Позже возможно. Когда я прихожу домой.»

«Ты такой умный,» сказала она. «Хатч всегда говорит, какой ты умный.»

Перед ними, около платформы, толпа около пятидесяти человек пела вместе и держала плакаты. Дюжина полицейских одетых в форму стояла на расстоянии в несколько ярдов, не вмешиваясь, но внимательно наблюдая. Дэвид наклонил голову и повел Лили в сторону, как если бы они направлялись к туалетам мимо платформы подальше от полиции. Не то, чтобы полиция обращала много внимания на пешеходный поток. Их внимание было сосредоточено на протесте. Плакаты были написаны от руки или напечатаны на клееной бумаге стандартного размера. У одной пары были мониторы тонкой пленки, свернутые петлей.

ЗАЩИЩАЙТЕСЬ! — МЫ ЖДЕМ, ПОКА ОНИ НЕ УБЬЮТ НАС? — ЗЕМЛЯ НАЧАЛА ЭТО. -ДАВАЙТЕ ЗАКОНЧИМ ЭТО. Этот последний лозунг сопровождался плохой самодельной мультипликацией скалы, врезающейся в Землю, крупный кратер, более похожий на кровавое пулевое ранение в планете.

Протестующие были смешанной группой, но большинство было лишь немного старше, чем Дэвид или Лили. Темно-кровавые лица и разинутые квадратные рты выражали гнев, исходящий из них, как высокая температура. Дэвид сделал паузу, пытаясь разобрать через эхо то, что они пели, но все, что он мог сказать, было то, что у песни было семь слогов, четыре в требовании и три в ответ. Одна полицейская пошла, смотря на Дэвида, и он начал идти снова. Это была не его борьба. Его это не волновало.

К тому времени, когда они достигли платформы, Лили успокоилась. Он привел ее к пластиковой скамье, которая была предназначена для трех человек, но была достаточна только для них двоих. Она скрипела и трещала под его весом, и Лили вздрогнула от звука. Между ее бровями появились маленькие, несчастные складки. Информационная табло извещало, что осталось шесть минут до прибытия тьюба, который доставит их к Innis Shallows в считанные скунды. Арабские цифры отсчитывались в обратном порядке. Лили говорила с трудом. Он не знал, было ли это от печали или ожидаемого побочного эффекта препарата.

«Все такие злые,» сказала она. «Я просто хочу чтобы люди не были такими злыми.»

«У них есть на это причина».

Ее взгляд расфокусировался на мгновение, она прилагала усилия, чтобы сосредоточиться.

«У всех есть причины,» сказала она. «У меня есть причины. У тебя есть причины. Но это значит, что мы такие. Не означает, что мы хотим быть такими. Вот ты не злой, Дэвид?» Вопрос закончился почти как просьба, и он хотел сказать ей, что он не злился. Он хотел сказать ей эти слова не для того, чтобы они разгладили ее прекрасный лоб, и он мог затем увести ее в ее комнату в микрорайоне и целовать ее, и снимать ее одежды. Он хотел видеть ее голой и услышать ее смех и заснуть, измотанный, в ее руках. Он закашлялся, подвинувшись на скамье. «Ты не злишься, правда?» спросила она снова.

Прозвучал мягкий густой сигнал.

«Вагон Тьюба прибыл,» сказал он, улыбнувшись. «Все будет прекрасно. Просто расслабьтесь, верно?»

Она кивнула и попыталась отодвинуться от него.

«О, все красное. Ты красный тоже. Как большая-пребольшая вишня. Ты так умен,» сказала она. «Таким образом, ты никогда не пробуешь это сам?»

В вагоне было не лучше. Этот этап поездки был экспрессом до Aterpol и мужчины, и женщины на нем были старше его лет на десять. Их возрасту было свойственно повышенное внимание к новостям. На экране какой-то озабоченный событиями седовласый человек перекрикивал смуглую женщину.

«Меня не волнует!» говорил он. «Агент, которого они использовали в военных целях, выходец из какой-то большей, дополнительно-солнечной экосистемы, и мне все равно. Меня не волнует Фиби. Меня не волнует Венера. Что меня заботит, это то, что они сделали. Факт — и никто не оспаривает это — факт — то, что Земля купила то оружие и ...»

«Это — грубое упрощение. Доказательства — то, что было несколько предложений, включая одно от ...»

«Земля купила то оружие, и они разрядили его в нас. В Вас, в меня и наших детей и внуков.»

Двери тихо закрылись, и вагон начал свое ускорение. Сами трубы были в вакууме, вагон, едущий на подушке магнитных полей вроде гаусовой петли. Ускорение было мягким. Они должны были покрыть дистанцию до Aterpol за двадцать минут. Возможно меньше.

Лили закрыла глаза и откинула голову на стенку вагона. Ее губы сжались в тонкую линию и ее рука сжалась на его руке. Возможно ей стоило подождать с таблеткой, пока она не оказалась бы где-нибудь в более тихом и контролируемом месте.

«И Земля также обеспечила нас данными слежения, которые позволили расстрелять их всех, женщина на экране сказала, указав на седого человека своей целой рукой. Да, элемент жульничества в Земных вооруженных силах был, но отрицать, что официальные лица санкционировали военные действия.»

«Санкционированные военные действия? Вам кажется, что на Земле есть гражданская война. Я не вижу этого. Я не вижу этого, вообще. Я вижу Марс под постоянной, экзистенциальной угрозой с правительством, у которого связаны руки.»

«Расскажи мне историю,» сказал Лили. «Поговори со мной. Спой мне песню, хоть что-нибудь.»

«У меня есть музыка на терминале, если ты хочешь.»

«Нет», сказала она. «Ты, твой голос»

Дэвид просунул свой ранец между ног и повернулся к ней, опустив голову поближе к ее уху. Ему пришлось немного сгорбиться. Он облизал губы, пытаясь что-то придумать. Идей не было и он ухватился за первую, пришедшую ему в голову. Он почти прижался своим ртом к ее уху. Когда он пел, он попытался быть достаточно тихим, чтобы никто больше не услышал его. «Венцеслав король смотрел на Стефанов праздник…»

Лили не открыла глаза, но она улыбнулась. Это было приятно. В течение десяти минут Дэвид продолжал, спокойно напевая Рождественские гимны для Лили. Некоторые он начал не помня правильных слов, и он просто придумывал их. Ерунду, которая соответствовала ритму музыки, или почти.

Взрыв был самым громким, что Дэвид когда-либо слышал, но звук был меньше, чем физический удар. Вагон рванул вперед, грохоча по стенам трубы, бросив Лили на него и затем назад. Освещение мерцало, прерываясь, и потом зажглось в другом цвете. Они остановились между станциями. Мониторы мигнули розовато-серым, потом перезагрузились, вернувшись назад к жизни с трилистником аварийных служб.

«Это действительно происходит?» спросила Лили. Ее радужка была крошечными кольцами коричневого цвета вокруг смоляного. «Дэвид? Это правда?»

«Да, и все нормально,» сказал он. «Я здесь. Мы в порядке.»

Дэвид проверил свой ручной терминал, думая, что ленты новостей могли бы сказать ему, что происходило — перебой в питании, беспорядки, вражеское нападение — но сеть была в строгой изоляции. Почти сверхъестественно спокойный мужской голос донесся через общественные мониторы. Система общественного транспорта столкнулась с аномалией давления и была закрыта, чтобы гарантировать пассажирскую безопасность. Оставайтесь спокойными, и команда обслуживания прибудет вскоре. Сообщение было менее важным, чем тон голоса, которым это говорили, и Лили расслабилась немного. Она начала хихикать.

«Хорошо нас трахануло,» она сказала и усмехнулась ему. «Трахнуло, ебнуло, трахнуло, ебнуло, трахнуло, ебнуло.»

«Да», сказал Дэвид. Его мысли уже заглядывали вперед. Он опоздает домой. Его отец захочет знать, почему, и как это вышло, что он был в Мартинезтауне, будут вопросы. Что он делал там, кто его видел почему не сказал кому-либо.

Все другие пассажиры вокруг них ворчали и вздыхали, и устраивались поудобнее, ожидая спасателей. Дэвид встал и сел снова. Каждая пролетевшая минута, казалось, расслабляла Лили и переносила эту напряженность в его позвоночник. Когда он мельком увидел свое отражение в стекле вагонных дверей, мальчик, оглядывающийся назад, казался нашкодившим и испуганным.

Полчаса спустя аварийный люк в конце вагона заскрипел, подался, и открылся. Мужчина и женщина в синей униформе безопасности зашли внутрь.

«Эй, народ,» сказал мужчина. «Все хорошо? Извиняюсь за то что случилось, но один засранец сломал вакуумные печати. Система будет снижать давление в течение приблизительно шести часов, минимум. В некоторых местах дольше. У нас есть спецтранспорт, который может взять людей, чтобы доставить к автобусам. Просто выстройтесь в линию, и мы доставим Вас, куда вам нужно.»

Лили напевала сама себе, пока Дэвид ставил ее в очередь. Он не мог отправить ее к Innis Shallow и возвратиться домой. Не по тьюбу. Он нервничал, и они продвигались по одному за другими пассажирами, исчезающими через аварийный люк во Временный воздушный переход за вагоном. Наконец они достигли начала очереди.

«Куда вы двое следуете?» сотрудник службы безопасности спросил, консультируясь с его ручным терминалом. Устройство работало, против желания Дэвида. Человек искал, заинтересованный. «Дружище. Куда вы двое направляетесь?»

«Innis Shallows,» сказал Дэвид. И затем добавил, «Она едет в Innis Shallows. Я вез ее туда, она чувствует себя не очень хорошо. Но я должен добраться в Breach Candy. Я почти пропустил свои лабораторные.» Лили напряглась.

«Innis Shallows и Breach Candy. Проходите.»

Временный воздушный переход был сделан из гладкого черного Майлара, и идущий через него как бы попадал в воздушный шар. Давление было откалиброванно не очень хорошо, и когда внешняя дверь открылась, уши Дэвида заложило. Зал был широким и низким с тускло-оранжевыми аварийными лампами, заполняющими проход тенями и выщелачивающими цвет из всего. Воздух был по крайней мере на пять градусов холоднее, достаточно чтобы покрыться гусиной кожей, и Лили не держала его руку больше. Ее брови были подняты, и ее рот был сжат.

«Все будет хорошо, сказал он, когда они близко подошли к электрокарам. Они доставят тебя домой в полном порядке.»

«Да, все хорошо», сказала она.

«Мне жаль. Я должен возвратиться домой. Мой папа ...»

Она повернулась к нему. В тусклом свете ее расширенные глаза не казались неуместными. Ее спокойствие заставило его задаться вопросом, насколько она действительно была под кайфом и насколько играла.

«Не волнуйся об этом», сказала она. «Не в первый раз я под кайфом на публике, правда? Я могу дойти сама. Просто я подумала, ты мог бы пойти ко мне, но я ошибалась. А теперь улыбнись мне и иди.»

«Я сожалею. В следующий раз».

Так говорят, сказала она и пожала плечами. В следующий раз.

Транспорт до Innis Shallow подошел, и Лили забралась на борт, прижатая между человеком средних лет и старушечьего вида женщиной, и помахала рукой Дэвиду. Человек средних лет поглядел на Дэвида, потом на Лили, сверху вниз. Вагончик покачнулся, заскрипел и покачнулся снова. Дэвид стоял, наблюдая, как она удаляется. Смесь позора, сожаления и тоски ощущалась подобно болезни. Кто-то коснулся его локтя.

«Breach Candy?»

«Да».

«Тогда сюда. Черт. Какой Вы большой. Ладно, все же. Вы поместитесь».

Почти два года прошло с того дня, так как Дэвид встретил Хатча в Нижнем университете. Дэвид был тогда в общем зале с широкими, мягкими скамьями среди студентов пришедших на ланч. В тринадцать, Дэвид уже два года как изучал биохимию. Его последние лабораторные работы были о транспортных системах тРНК, и он изучал схему работы углеродного комплекса, которая должна стать его занятием на следующие шесть месяцев, когда один из старших — мальчик с оливковой кожей по имени Алваси — сел около него и сказал, что есть кое кто, кого Дэвид должен встретить.

Хатч изображал из себя тогда что — то вроде ученого. В течение многих месяцев Дэвид думал, что тот был независимым наставником; вид нанятого преподавателя, которого могла бы привлечь семья, если бы их дети отставали в учебе. У Дэвида все еще было семь раундов лабораторных работ, перед его определением на должность, таким образом, он не думал слишком много о Хатче. Он только что стал вникать в суматоху Нижнего университета, чувствуя себя ничтожной частицей среди тысяч или как минимум сотен других.

Оглядываясь назад, Дэвид понимал теперь почему Хатч проверял его. Это началось просьбы о безобидной маленькой услуге — сказать кому-то, кто сидел за столом с Дэвидом, что Хатч искал ее, дать Хатчу несколько грамм некоторого не отслеживаемого реактива, придержать коробку для него в течении ночи. Это было вещами, которые Дэвид мог сделать легко, и таким образом, он их сделал. Каждый раз Хатч хвалил его или платил ему небольшие деньги. Дэвид начал замечать людей, которых Хатч знал — симпатичные девочки и жестко выглядящие парни. Несколько из преподавателей низшего звена знали Хатча в лицо, и если они не были слишком дружелюбны по отношению к нему, то они были, по крайней мере, почтительны.

Не было ни разу, когда Дэвид пересекся с кем-то, кто варил смеси для Хатча. Он был вовлечен в это так гладко, что Дэвид даже ине осознал, как это случилось.

Фактически, он делает параллельные проекты для хатча без оплаты. Он не мог потратить деньги ни на что слишком экстравагантное из страха, что его родители зададутся вопросами. Таким образом, он использовал деньги тут и там — немного на подарок для Лили, или на ланч для других студентов за его столом, или на случайную покупку, которую он мог объяснить. По большей части деньги просто лежали на счету, подрастая медленно в течение долгого времени.

Деньги не были драгоценны, потому что это были деньги. Они были драгоценны, потому что это было секретом, и это был его секрет.

Если бы у него было собственное жилье или он переехал бы в студенческое жилье в Salton, у него было бы больше свободы. Деньги Хатча могли бы купить ему первоклассный игровой деск или лучший гардероб. Он мог бы водить Лили на необычные ужины, не имея необходимости объяснять, где он был или с кем он был. Рабочая нагрузка была бы более тяжелой, особенно если бы он стал жить в медицинском районе или районе развития. Он слышал истории о студентах первого года в группах разработчиков, которые проводили пятидесятишести часовые смены без сна. Выкраивание еще шести часов после этого для Хатча могло бы быть трудным, но он будет волноваться об этом потом, когда он окажется там. У него были более непосредственные проблемы.

Транспортные автобусы были старыми, хрипящими электрическими телегами, некоторые из них были сделаны два поколения назад. Трансмиссия размещенная под ним трещала, колеса из прорезиненной пены, хлюпали на разрывах. Дэвид горбился, пытаясь втянуть локти ближе к телу. Вокруг него другие пассажиры выглядели скучающими или беспокойными. Система была все еще закрыта, его ручной терминал был ограничен в работе только внутренней памятью. Он проверял его каждые несколько секунд только, чтобы чувствовать, что у него было что делать. Они медленно проезжали мимо широких коридоров. Каналы и трубы были как сердечно-сосудистая система какого — то огромного планетарного чудовища.

Казалось, что коридор длится вечно, даже при том, что расстояние между Мартинезтауном и Breach Candy составляло не больше чем сорок километров.

Он, как предполагалось, должен был быть в своих лабораториях в Нижнем университете. Даже если весь общественный транспорт был остановлен, это была не больше чем получасовая прогулка оттуда домой. Дэвид полагал, что мог бы утверждать, что был занят чем-то, что заняло больше времени, чем он ожидал. За исключением того, что оправдание, которое он давал, чтобы покрыть дополнительное время, было временем, которое он потратил на варку для Хатча. Его мать уже начала задаваться вопросом в своем стиле бездоказательных обвинении без конфронтации, не терял ли он внимание к своей работе. Если бы они узнали, что его не было в университете, это было бы плохо.

Если бы они узнали, почему, это было бы апокалиптично. Дэвид сжал кулаки и и пожелал автобусу, чтобы тот шел быстрее.

Легко было думать о Нова Лондоне, как о чем-то всегда существовавшем вдоль этих линий метро, но правда была в том, что поколения колонистов и терраформировщиков создали сеть тоннелей под безвоздушной вечной мерзлотой Марса. Целые комплексы оригинальных тоннелей прошли по дикой целине и только с помощью атмосферы, и высокой температуры смогли они пробиться в плоть планеты. Транспортные переходы соединялись с техническми коридорами электриков. Были короткие пути, и водитель автобуса знал их. Как раз тогда, когда Дэвид готов был заплакать от расстройства, он увидел край парка Levantine и самый северный край Breach Candy. Автобус шел быстрее, чем он мог дойти пешком, но само осознание того, где он находился, способность представить по карте путь домой, сделало его расстройство немного меньше. И страх возможно немного больше.

«Я не делал ничего плохого», сказал он себе. «Я был в своей лаборатории. Было предупреждение системы безопасности, и сеть упала. Я должен был закончить эксперимент, и вышло немного дольше, потому что все пытались узнать, что произошло. Это — все. Ничего другого».

Когда автобус остановился в пятый раз, он был настолько близко к дому, насколько это было возможно, Он неуклюже протиснулся в корридор, ведущий к их жилищу, склонив голову, ссутулившись, как будто защищаясь.

Его семья жила в серии восьми комнат, выбитых в камне, и облицованных текстурированой органикой. Ярко-коричневые бамбуковые полы и мягкие коричневые, как грибы стены. Освещение было из светодиодов, которые, как предполагают, соответствовали солнечному дню на Земле. Для Дэвида они были просто цветным освещением. В комнатах отдыха был слышен голос, читающий ленту новостей. Дэвид закрыл за собой дверь и прошел через кухню, стараясь не дышать.

Тетя Бобби была одна в своем логове. В любой другой семье она показалась бы огромной. Но среди Дреперов она была среднего роста, но спортивной и сильной. Она носила простую одежду свободного покроя, что-то среднее между свитером и пижамой, что-то скрывавшее форму ее тела. Она оторвала взгляд от видеопередачи, ее темные глаза встретились с ним, и убавила звук. На экране репортер говорил, искренне глядя в камеру. Позади него крановщик поднимал плиту феррокрита.

«Где папа?» спросил Дэвид.

«Застрял в Salton с твоей мамой», сказала Бобби. «На той линии было замыкание. Служба безопасности говорит, что поезда начнут двигаться приблизительно через десять часов, но твой отец сказал, что они, вероятно, снимут комнату и вернутся домой утром».

Дэвид моргнул. Никто не собирался его ругать. Он почувствовал, что — то вроде облегчения. Он пожал плечами, пытаясь расслабиться, но ничего не вышло. Он понимал, что не имело смысла раздражаться на родителей из-за того, что их не было здесь, чтобы ругаться с ним.

Мы знаем, что произошло? он спросил, войдя в комнату.

«Саботаж», сказала тетя Бобби. «Кто-то пробил отверстие между каналом тьюба и техническим коридором и улетучилось несколько тысяч тонн воздуха. Они также вывели из эксплуатации вакуумные пробки, и система тьюба надулась, как воздушный шар».

«Земля?»

Тетя Бобби покачала головой.

«Земля не мыслит так мелко», сказала она. «Это кто-то местный пытается что-то затеять».

«Зачем кому-то местному взрывать что-то здесь, если они ненавидят Землю?»

«Поскольку Земля слишком далеко.»

Это был не тот ответ, которого он ждал, но Дэвид лишь пожал плечами.

Тетя Бобби и смотрела на монитор, и нет. Ее взгляд был направлен сквозь экран словно там было что-то, видимое только ей. Он знал, что она была на Ганимеде, когда там началась битва, и там что-то произошло из-за чего она больше не была в вооруженных силах, и она должна была жить с ними. Несправедливость от того, что она принесла свои проблемы в их дом, раздражала. Она вздохнула и улыбнулась.

«Как дела в лаборатории?»

«Хорошо», сказал он.

«Над чем вы работаете?»

«Просто лабораторные занятия», он сказал, не глядя на нее.

«Твой папа говорит, что вопрос с твоим жильем скоро решится. Ты уже знаешь, что будешь делать в течение следующих восьми лет?»

«Предполагаю».

Тетя Бобби улыбнулась.

«Я помню, когда я начала учиться. В системе оповещения был сбой, и они потеряли мое распределение на целых шесть дней. Я чуть не камни грызла, пока все не разрешилось. Что относительно тебя? Ты более взволнован, испуган, или раздражен?»

«Я не знаю», сказал он.

«Твой папа, действительно гордится тобой», сказала Тетя Бобби. «Что бы ни случилось, он всегда будет гордится тобой.»

Дэвид почувствовал, как жар заливает его шею и щеки. В течение секунды ему казалось, что был смущен, но потом он понял, что это был гнев. Он сжал челюсти и посмотрел на монитор, чтобы он не смотреть на тетю Бобби. Механик размахивал руками у рваного отверстия два метра высотой и полметра шириной, и показывал репортеру, как рваные края словно веером расходились вокруг отверстия. Зубы Дэвида болели, и он заставил себя расслабить челюсти. Тетя Бобби возвратилась к экрану. Он не мог видеть ее выражение лица, но у него было чувство, что он выдал что-то о себе, что он не хотел, чтобы она знала.

«У нас есть что-нибудь на ужин?»

«Я ничего не делала», сказала она. «Но могу, если хочешь.»

«Все в порядке. Я захвачу миску риса. У меня есть работа, которую я должен сделать. Учебный материал.»

«Хорошо».

Комната Дэвида была в самом конце. Она была выдолблена в расчете на человека среднего роста и Дэвид чувствовал себя тесно. Стандартная кровать оставляла лишь пол метра между спинкой и стеной; Дэвид еле протиснулся. Игровой дек, единственная вещь на которую он когда-либо тратил незаконные деньги Хатча, лежала на краю стола. Сцена на стене была на паузе в игре Боги Риска, где Caz Pratihari собирался драться на дуэли с Mikki Suhanam, оба мужчины, выглядящие сильным, опасным, и немного меланхоличными. Когда дверь была заперта, он переключил изображение на свою любимую картину Una Meing и бросился к кровати. Лента новостей бормотала из комнаты отдыха, и вместе с ним — слишком слабое, чтобы разобрать — медленное, ритмичное бормотание тети Бобби. Обучение сопротивлению, вероятно. Ему было жаль, что он не мог изгнать все эти шумы прочь. Потому что он, наконец, мог побыть один. Он задавался вопросом, была ли Лили в порядке. Добралась ли она домой. Была ли она рассержена на него. Или разочарована в нем.

Его терминал зазвонил. Сигнал был из Нижнего университета. В ответ на террористическую атаку на линии метро лаборатории были закрыты на следующий день. Студенты с работой, которая не могла ждать в течение дополнительного дня, должны были ответить инспектору секции, который или даст им специальное разрешение войти или даже выполнит часть работы за них. Он пробежал в уме контрольный список. У него не было ничего, для чего ему нужно было бы быть в лаборатории, и если он немного отстанет, то и остальные тоже. У него не было ни одного из реактивов Хатча в его лаборатории, поэтому если бы была проверка безопасности, то он был бы в порядке. Значит у него был выходной.

Голос Лили звучал в его голове. «Вы никогда не пробуете материал сами?» Прямо сейчас, где-нибудь в Innis Shallow, мозговая химия Лили лилась каскадом через длинную серию биохимических водопадов, одна неустойчивость сменялась другой и вновь сменялась следующей. Вспышки, накатывающие волнами в ее зрительной зоне коры головного мозга, ее размывание гиппокампа. Он перекатился в сторону, к щели между кроватью и стеной и нащупал небольшой пакетик. Розовый ромб выглядел крошечным в его широкой ладони. Он был на вкус как земляничная приправа и декстроза.

Дэвид сплел пальцы за головой и посмотрел на женщину на своей стене, оглядывающуюся назад на него, и ждал, ждал, ждал эйфории, ждал пока она придет.

Нижний университет был одним из самых старых комплексов в Нова Лондоне; первые отметки были сделаны автоматизированными строительными механизмами, еще когда было лишь несколько тысяч людей на планете. Залы были простыми, прямыми, квадратными и тяжеловесными. В свободной жилой зоне — которую все называли «снаружи» — была некоторая попытка смягчить и гуманизировать пространство, но в внутри были низкие потолки и прямые углы. Не помогало даже то, что оригинальный колониальный дизайн предполагал делать ниши в элементах структуры. В залах, которые были такими же узкими, проходили водопроводные трубы и электрические кабели, размещенные по углам. Пол был в виде металлической решетки, и Дэвид должен был пригибаться, чтобы пройти через дверные проемы. Всасывание дыма сотнями вытяжных шкафов, связанных с фабрикой восстановления атмосферы, поддерживало постоянный бриз, дующий от главных дверей, подталкивая студентов внутрь сначала и затем препятствуя им выйти.

Шкафчик Дэвида был в третьем коридоре. Ряд старшекурсников. Он был вдвое шире, чем тот, который он имел только годом ранее, и замок был лучше, чем старый. Дэвид поместил пару переводных картинок на внешнюю поверхность — картины Caz Pratihari, мультфильма кандзи — но ничего похожего на аляповатую размазню рядом с ним. Соседний шкафчик принадлежал девочке с курса промышленного дизайна, с которой он никогда не встречался, только если они не оказывались в зале в одно и то же время. На всех шкафчиках было что-то, картина, доска, какая-то шутка, напечатанная на пластмассе и приклеенная к металлу. Какая-нибудь небольшая отметка, чтобы сказать, что это пространство принадлежит кому-то, кто немного — но только немного — отличается от других.

В конце цикла все старшекурсники получат свои распределения, освободят шкафчики и разъедутся, кто куда. Шкафчики будут вычищены, дезактивированы, замазаны, их снова сделают анонимными для тех кому они достанутся. Дэвид слышал о замках из песка на пляжах, смываемых потоком, но он никогда не видел океан. Шкафчики старшекурсников были самым близким аналогом этого среди вещей, которые он знал.

Дэвид закрыл дверь и выключил свое автоматизированное рабочее место. После открытия станций Тьюба, его родители вернутся домой и Нижний Университет откроется. Лаборатория была местом, которое вызывало у него наименьшее отвращение. После этой ночи, когда он принял свой собственный продукт, у него все еще болели мышцы спины и ноги, но он был с одной стороны рад, что мог сказать Лили, что, наконец-то, попробовал собственное варево, а с другой стороны доволен, что плотный график не позволит ему принять его снова. Его состояние под кайфом походило на какой-то очень длинный, приятный, но очень скучный сон. Голова была все еще затуманена и это было не очень приятно.

Работа в лаборатории была почти закончена. Терминал, встроенный в стол, показывал данные по всем семи исследованиям, которые были его темой на старшем курсе. Они все были построены вокруг единственной унифицированной идеи попытаться создать комплекс клеточных структур, которые смогут изолировать продукты реакции железа. Это не был Святой Грааль, но это была хорошая, серьезная загадка с большим возможностями применения в терраформировании, если у него, конечно, получится. Из — за пропущенного дня у него был двойной комплект данных, которые нужно было просмотреть и внести.

И у всех остальных тоже.

«Эй? Большой Дэйв?»

Степпан был одним из четырех студентов г-на Оке. Он стоял в дверном проеме, облокотясь на опору и смущенно улыбаясь. Он был бледен, как мука из-за аллергической реакции на фармацевтический коктейль, который должен был сохранить его кости плотными, и позволить мышцам функционировать при низкой марсианской силе тяжести. Он уже дважды сломал ногу с начала года.

«Эй», сказал Дэвид.

«Прикольная авария была на Тьюбе, да?»

«Прикольная», сказал Дэвид.

«Так смотри, я тут подумал… э…»

«Тебе что-то нужно, сказал Дэвид.»

«Да».

Дэвид провел пальцами по экрану дисплея, позволив периодическому процессу идти самостоятельно. Степпан, хромая, вошел в комнату. С ним вместе лаборатория казалась слишком маленькой.

«У меня есть аномалия на одном из моих процессов. Я имею в виду обратный процесс. Три стандартных отклонения.»

«Ты в жопе, братан.»

«Я знаю. Я думаю, что, возможно, какой-то реактив был плохой.»

«Плохой? Или неправильный?»

«Неправильный это и есть плохой. Так или иначе я знаю, что у тебя есть кое-какие запасы, и я спросил себя ...»

«Запасы?»

Грудь Дэвида сдавило. Степпан пожал плечами и отвел взгляд словно, он сказал что-то, чего он не хотел.

«Уверен, в этом нет ничего такого, верно? Ну, многие реактивы для моей реакции с хромом те же самые. Если бы я мог выпросить достаточно, чтобы сделать другой эксперимент, я мог бы исправить неверные цифры.»

«У меня нет такого большого количества материала.»

Степпан склонил голову и упер свой взгляд в пол. Он облизал губы, и Дэвид видел отчаяние в его напряженных плечах. Дэвид воображал миллион раз, на что это походило бы, если его эксперименты пойдут наперекосяк. Особенно перед распределением. Это был просто кошмар.

«Уверен, у тебя есть», сказал Степпан. «Ты всегда берешь оборудование и материалы из того, другого шкафчика, верно? Ну, Я имею в виду… Ты знаешь.»

«Я не знаю», сказал Дэвид. В его рту появился привкус меди.

Уверен, ты знаешь, сказал Степпан, не поднимая взгляд.

Напряжение повисло в воздухе. Степпан склонил голову, как побитая собака, но он не отступал. Стало тесно, воздух сгустился. Степпан вдыхал весь кислород. Он пытался встретиться с Дэвидом взглядом и тут же отводил глаза. Сколько знал Степпан? Сколько он подозревал? Кто еще знал?

«Я помогу тебе, сказал Дэвид поспешно. Ты скажешь мне, что тебе нужно для повторного эксперимента, и я помогу тебе достать это, ладно? У тебя будет новый эксперимент. Мы получим верные данные.»

«Конечно, спасибо, сказал Степпан. Облегчение в его плечах не было наигранным.»

«Спасибо».

«Г-н Ок знает о другом шкафчике?»

«Нет», Степпэн сказал с усмешкой, которая была почти духом товарищества. «И никогда не будет, верно?»

Таким образом вместо того, чтобы работать со своими результатами, Дэвид провел утро, обходя лаборатории, ища любого, кого он знал достаточно хорошо, чтобы поговорить. Таких было меньше, чем он надеялся, все были напряжены, нервны. У всех были их собственные проблемы. Все волновались по поводу их заданий и распределений и всяких семейных передряг. К полудню он сдался. Единственный оставшийся вариант состоял в том, чтобы войти в сеть и заказать новую поставку для Степпана от дистрибьютора. Это не сильно ударит по его секретному счету, и он не был единственным, кто спохватился в последнюю минуту, чтобы сделать заказ. Обычно это были студенты, покупающие всякое, как он думал, и это не будет казаться странным, что он купил что-то для друга. Пока никто не спросил, откуда деньги, он будет в порядке. Когда он возвратился к себе, он чувствовал себя словно трудился целый день, а ведь он едва начал.

Время пролетело быстро. К обеду он разобрался с данными прошлого дня, который он пропустил, и приступил к данным следующего. Как раз вовремя для данных, которые накопились, пока он блуждал по лабораториям. С каждой новой партией файлов, которые появлялись, перед Дэвидом росла перспектива ночной работы. Возможно ему просто не нужно спать. Если бы он мог бы прийти завтра и нагнать отставание. Если бы кто-то не устроил взрыв, или если бы Степпан решил свои проблемы сам, или тетя Бобби решилась бы свалить. Дэвид попытался изгнать боль из своей головы и вернуться к работе.

Через семь минут после обеда его ручной терминал запищал. Он нажал на экран большим пальцем.

«Ты придешь домой ужинать? спросила его мать.» Ее голос был тихий и дребезжащий, как воздух, выпускаемый из трубки.

«Нет», ответил Дэвид. «Я должен закончить со своими цифрами.»

«Я думала, что у тебя днем было достаточно времени, что закончить», сказала она. На экране ручного терминала она выглядела иначе, чем в реальности. Не старше или моложе, но по другому. Это выглядело, как если экран сгладил все ее морщины и одновременно сделал ее волосы седыми.

«У меня было кое что еще, о чем нужно было позаботиться.»

Маленькая экранная версия ее лица выглядела холодной и отстраненной. На Дэвида как-будто груз навалился.

«Тайм-менеджмент — важный навык, Дэвид», сказала она, как-бы между прочим. Ничего такого, что относилось к нему лично.

«Я знаю», сказал он.

«Я принесу тебе поесть, когда ты вернешься домой. Будь не позже полуночи».

«Я буду не позже.»

Связь ухудшилась и Дэвид, вернувшийся к данным, зарычал и стукнул кулаком в дисплей. Монитор не сломался. И он не исправил ошибку. В сущности ничего не произошло. Следующий тревожный звоночек прозвенел в середине вечера, когда лаборатории начинали пустеть. Голоса в прихожих стихали, почти потерянные в шуме и грохоте из строительных лабораторий. Пришел обслуживающий персонал, старики и женщины с влажными швабрами и тряпками. Дэвид почти проигнорировал сигнал своего ручного терминала. Он лишь мельком подумал, кто посылает ему сообщение вместо того, чтобы просто позвонить. Он просмотрел. Сообщение было от Лили и называлось ОТКРОЙ, КОГДА БУДЕШЬ ОДИН. Сосредоточиться на цифрах он больше не мог. Его воображение тутже нарисовало ему массу сообщений, которые девочки посылают мальчикам. Он вскочил, закрыл дверь в лабораторию и склонился к ручному терминалу.

«Дэвид, мне кажется, я в беде», сказала она. Ее голос дрожал и срывался. «Мне нужна помощь, ладно? Мне будет нужна помощь, и я знаю, что я тебе нравлюсь. И мне нравишься ты, и я думаю, что ты выручишь меня, да? Я должна занять деньги. Возможно… возможно много денег. Я скоро узнаю. Завтра возможно. Просто ответь мне, если можешь помочь. И не говори с Хатчем.»

На заднем плане сквозь музыку послышался женский голос и Лили придвинулась к экрану. Изображение на дисплее вернулось к домашней странице и Дэвид попытался восстановить прерванное сообщение, но включился автоответчик. Ворча от расстройства, он оставил другой запрос. Потом еще. Лили была вне сети. У него было сильное желание добраться до станции тьюба и поехать в Innis Shallows лично, но он не знал, где искать ее, ведь он был там всего один раз. Он даже не знал наверняка, что она по прежнему была там, когда она послала сообщение. Любопытство и страх рисовали ему сотни сценариев. Лили была поймана с каким-то количеством кристаллов и нужно подкупить полицию или она будет посажена в тюрьму. Или один из врагов Хатча нашел ее и угрожал убить, если она не скажет, как найти его, и поэтому она должна бежать с планеты. Или она была беременна, и она должна была добраться до Dhanbad Nova для аборта. Он спросил себя, в каком количестве денег она будет нуждаться. Он представил улыбку на ее лице, когда он предложит их ей. Когда он спасет ее от того, чем бы это ни было.

Но сначала он должен был закончить с цифрами и вернуться домой. Никто не должен знать, что происходит. Он установил ручной терминал в режим записи всех приходящих ему сообщений.

Я сделаю все, что я смогу, Лили. Просто ты должна связаться со мной. Скажи мне, что происходит, и я сделаю то, что тебе нужно. Обещаю. Он чувствовал, что этого мало. Что он должен добавить что-то еще. Он не знал что. Независимо от того, что это, мы это преодолеем, правда? Просто позови меня.

Он установил заголовки и передал сообщение. Весь оставшийся вечер он ждал сообщение. Но его не было.

Когда он вернулся домой, было около полуночи, но его отец и тетя Бобби все еще бодрствовали. Монитор гостиной был установлен на популярную передачу, Где седой человек с подвижным лицом оживленно о чем-то говорил. Звук был отключен, но ведущий так жестикулировал что, казалось, пытался привлечь их внимание. Отец Дэвида сидел в кресле, как король на троне, всей массой своего тела, довлея над пространством. Тетя Бобби прислонилась к стене, одной рукой поднимая и опуская тридцати-килограмовую гирю, не прерывая разговор.

«Это — то, как я вижу», сказала она.

«Но это не правильно», сказал его отец. «Ты — отлично обученный профессионал. Сколько капитала Марс вложил в твое обучение за те годы, что ты была в Корпусе? Ресурсы, которые ты получила, не появились из ниоткуда. Марс от чего то отказался, чтобы дать тебе эти возможности, эти навыки.»

Отец говорил тоном, который Дэвид слышал всю свою жизнь, и каждый раз его желудок начинало сводить. Человек на мониторе поднял руки в негодовании, а потом изобразил на лице то что, как ему думалось, было очаровательной улыбкой.

«И я ценю это», сказала тетя Бобби, ее тихий и спокойный голос звучал казалось громче, чем высокий голос его отца. «Я отслужила. И все те возможности, о которых ты говоришь, включали в себя много восемьнадцатичасовых дней и ...»

«Нет, нет и нет», его отец замахал руками в воздухе словно он разгонял дым. «Ты не будешь жаловаться на работу. Подготовка так же важна как ...»

«... и наблюдений, как много моих друзей умирает у меня на глазах»,закончила тетя Бобби. Гиря поднялась и упала во внезапно наступившей тишине. Она взяла ее в другую руку. Лицо его отца побагровело, его руки сжали колени. Тетя Бобби улыбнулась. Ее голос был печален. «Ты думаешь, что ты можешь мне возразить на это, не так ли? Ну, давай. Не спеши.»

Дэвид положил свой ручной терминал на кухонный стол, пластмасса ударилась о пластмассу, объявляя о его приходе, Дэвид видел фамильное сходство. На мгновение они показались ему старшим братом и младшей сестрой, все еще ведущими свой старый детский спор. Дэвид кивнул им и отвел взгляд, задумчивый и немного смущенный.

«Добро пожаловать домой», сказал его отец, вставая с кресла. «Как дела в лаборатории?»

«Прекрасно», сказал Дэвид. Мама сказала, что оставила для меня ужин.

«В холодильнике есть немного карри.»

Дэвид кивнул. Ему не очень нравилось карри, но и сказать, что оно ему не нравилось он не мог. Он положил двойную порцию в само-нагревающуюся керамическую миску и дал ей постоять. Он отвел глаза, желая, чтобы они продолжили свой разговор, забыли о нем и продолжили свой спор, не опасаясь, что их слышат. Тетя Бобби откашлялась.

«Есть ли какие-нибудь новости о тьюбе?» спросила она. Дэвид мог сказать по её изменившемуся голосу, что она прекращает спор. Его отец глубоко выдохнул, медленно выпустив воздух. В карри Дэвида оказалось больше имбиря чем обычно, и он задался вопросом, не тетя ли Бобби сделала его.

«В ленте новостей говорится, что у них есть зацепки, наконец сказал его отец. Я предполагаю, что к концу недели они кого то арестуют.»

«Они говорят, что это устроили внешние силы?»

«Нет. Какой-то слабоумный протестующий, пытающийся показать, насколько мы уязвимы», сказал его отец так, как будто он действительно знал. «Это касается всех. Эгоистичное дерьмо, если вы спросите меня. У нас был месячный график, перед тем как это произошло. Теперь мы потеряли день, как минимум. Это не так много, когда это только один человек, но там были тысячи людей, у которых полетел график. Это, как мой папа всегда говорил: триста шестьдесят пять человек пропустят одну смену, это как год не работать, вы знаете»?

«Да, типа того», сказала Тетя Бобби. «Я помню это звучало как, если девять тысяч человек пропустят час.»

«То же самое.»

Ручной терминал Дэвида зазвенел, и его сердце забилось, но когда он посмотрел на экран, это оказалась всего лишь автоматизированная система Нижнего университета, публикующая график лаборатории на следующую неделю. Он лишь мельком взглянул на него. Никаких неожиданностей. Он сделал бы свою работу так или иначе. Он убавил звук на своем терминале и переключился назад на сообщение Лили только лишь затем, чтобы видеть ее лицо и то, как напряжены её плечи. На экране она вновь облизала губы, посмотрела вниз, и затем вверх. Он слышал ее голос в своей памяти. Не то сообщение, что она послала сегодня вечером, но ту последнюю вещь, что она сказала ночью, когда сломался Тьюб. Просто подумай, ты можешь приехать ко мне и я была неправа.

О, Бог. Она хотела заняться с ним сексом? Разве Хатч не злился бы? Если это было так, почему Хатч отослал их вместе? Это было то, о чем он думает? Обида и острое желание, смешались в его крови и недоеденный карри показался ему пресным. Он должен был найти Лили. Завтра, если он не получит известие от нее, он пойдет в Innis Shallows. Он мог бы просто порасспрашивать тут и там. Кто-то узнал бы ее. Возможно он мог отложить свою проверку данных на один день. Или заставить Степпана сделать это. Парень был должен ему после всего…

«Ну, парень», сказал его отец, вступив в комнату. Дэвид захлопнул свой ручной терминал. «Поздно, и у меня есть работа завтра.»

«У меня тоже», сказал Дэвид.

«Не ложись спать слишком поздно.»

«Хорошо».

Отец на мгновение обхватил его за плечи, прижался и тут же отпустил. Дэвид съел последние несколько ложек карри и вымыл чашку холодной водой. В гостиной тетя Бобби переключала каналы на мониторе. Маленькая, старая, темнокожая женщина в оранжевом сари появилась на экране, наклонившись вперед и слушая вопрос интервьюера с выражением вежливого презрения. Тетя Бобби кашлянула с усмешкой и выключила экран.

Она прошла к кухне, массажируя свой левый бицепс правой рукой и морщась. Она была ненамного крупнее его отца, но она была намного более сильной, и это заставляло её держаться особым образом. Дэвид попытался вспомнить, убила ли она кого-либо. Он был вполне уверен, что слышал какую-то историю, но он не обратил внимания. Она смотрела вниз, возможно на его ручной терминал, перевернутый экраном к столу. Ее улыбка выглядела почти задумчивой, что было странно. Она облокотилась на раковину и начала вытягивать пальцы, выставив ладонь, разминая сухожилия и мышцы запястья.

«Ты когда-нибудь лазил по скалам без страховки?» спросила она.

Дэвид поглядел на нее и пожал плечами.

«Когда я была о твоем возрасте, то лазила везде,» сказала она. «Брала короткий отпуск и пару друзей. Лазила наверх. Или вниз. Прямо перед моим размещением я пару раз сходила в Пещеру Великана. Никакого оборудования для обеспечения безопасности. Обычно достаточно баллонов воздуха, чтобы пойти, достичь цели и ввернуться к ближайшему входу. Идея была в том, чтобы испытать себя и обойтись минимумом груза. Тончайшие куртки. Никаких веревок или крюков. Был один раз… я оказалась на обрыве утеса приблизительно в полукилометре от земли с рукой, засунутой в трещину, чтобы удержаться, пока буря не прошла. Все, что я могла слышать, это песок, забивавший мой шлем и моих поднимающихся приятелей, кричащих на меня, чтобы я выходила.»

«Страшно», Дэвид сказал это резко. Она не замечала сарказм, или она сделала вид.

«Это было великолепно. Один из лучших моих подъемов. Но твоему дедушке это не понравилось. Это был единственный раз, когда он называл меня глупой.»

Дэвид наполнил другой стакан воды и выпил его. Он не мог этого представить. Поп-поп всегда хвалил всех за все. К слову сказать и ситуаций таких никогда не было. Он не мог вообразить своего дедушку настолько сердитым. Его отец иногда называл Поп-попа Сержант-майор, когда был рассержен на него. Это выглядело, словно она говорила о другом человеке, кого Дэвид никогда не встречал.

«Было кое-что», сказала тетя Бобби. «Парень, которого я знала, умер в падении приблизительно за месяц до этого. Трой.»

«Что произошло?»

Теперь была ее очередь пожать плечами. «Он совершал восхождение, и его хватка ослабла. При падении испортился баллон со сжатым воздухом и, к тому времен когда кто-либо мог добраться до него, он задохнулся. Я не была там. Мы не были друзьями. Но для папы, все скалолазы были одинаковы, и то, что произошло с Троем, могло произойти со мной. В этом он был прав. Он просто, считал, думал, что я не понимаю этого».

«Однако вы это сделали.»

«Конечно, сделала. Это было целью», сказала она. Она подбородком указала на ручной терминал. «Если ты закрываешь его, как только он заходит, это выглядит подозрительно».

Во рту Дэвида появился кислый привкус страха и он отпрянул от стола.

«Там ничего нет. Просто лабораторный график».

«Хорошо. Но когда ты переворачиваешь его, это выглядит подозрительно», повторила она.

«Нет там ничего любопытного», сказал Дэвид, повысив голос.

«Хорошо», сказала она, ее голос был нежен и силен, но Дэвид не хотел говорить об этом или смотреть на нее. Тетя Бобби вышла. Когда он услышал, что она вошла в душ, он взял ручной терминал снова и проверил его на случай, если пришло сообщение от Лили. Ничего не было. Он сгреб все, что осталось от еды в переработчик и пошел в свою комнату. Как только он лег на матрас, его голову заполнили мысли. Лили, возможно, нуждалась в деньгах для наркотиков или адвоката или побега с Марса. Как только он думал, что она могла бы уехать, он был уверен, что так и было, и он начинал ощущать холод в груди. Она сказала ему, не говорить с Хатчем. Возможно она хотела оставить его, и теперь она должна бежать, прежде чем он поймает ее.

Он засыпал, воображая себя стоящим между Хатчем и Лили, осаживая его, чтобы защитить ее. Он управлял процессом с самого начала. Он вмешался в их конфликт и он победил Хатча. Или так, он был с Лили, и Хатч приехал после нее. Он рассматривал варианты — навредишь ей, и я устрою тебе ад на земле, или ты думаешь, что у тебя вся власть, но я — Дэвид, гребанный Дрэппер, кузен — и вот Лили, впечатленная произведенным эффектом, начинает целовать его, берет его руку и пропускает ее себе под рубашку. Он мог почти чувствовать ее тело, прижатое к нему. Мог почти чувствовать ее запах. Сон переменился, теперь он был о получении финальных наборов данных, только Лили были нужны деньги, чтобы изменить результаты ее теста на беременность, и банк был в крошечной расселине в леднике позади его гостиной, и его руки были слишком толстыми, чтобы проникнуть в него.

Когда звонок прозвенел, он подумал, что тот сломался. Его тело было слишком усталое, как — будто все еще была ночь. Но нет, уже наступило утро. Он подвинулся к краю кровати, опустил ноги на пол и протер глаза. Даже сквозь воздушные фильтры, он почувствовал любимые им ароматы утренних колбасок и кофе. Una Meing смотрела на него со стены глазами глубокими и таинственными. По телу разлилась обида, и он переключил изображение с нее на картинку по умолчанию «Восход солнца в на горе Олимп. Переполненный туристами.»

Ему нужен был план. Возможно он мог поговорить с Хатчем, в конце концов. Не говоря, что Лили говорила с ним, якобы он просто волновался за нее. Что он хотел найти ее. Поскольку это было правда. Он должен был найти Лили, где бы она не была, и удостоверится, что она была в порядке. Потом он должен был закончить со своими данными. Ему нужны были почти два часа, чтобы добраться к Innis Shallows и вернуться назад, но если бы он просто решил поработать во время ланча и поесть прямо в лаборатории, то он сэкономил бы один час для поездки. Он должен был придумать, как найти ее, когда он окажется там. Ему было жаль, что не было кого-то, с кем можно поговорить. Даже с Хатчем. Но он не мог, и таким образом, он оказывался перед необходимостью решать все самостоятельно. Выйти, спросить, посмотреть. Она рассчитывала на него. На мгновение он почувствовал, что ее голова лежала на нем, почувствовал запах тонкого мускуса ее волос. Вот так. Он сделает это.

Нет проблем.

Только один тьюб шел к Innis Shallows, назад и вперед по одной и той же линии. Начиная с саботажа транспортной системы стало больше сил безопасности, мужчины и женщины с пистолетами и газовыми гранатами, нахмуренные и идущие через вагоны. У станции метро в Innis Shallows даже не было обычных небрежных знаков, объявляющих, что конечным пунктом назначения был Aterpol, как будто существовало только два вида мест во вселенной: Innis Shallows и где-либо еще. Официальная статистика утверждала, что шесть тысяч человек жили и работали в Innis Shallows, но выходя из станции метро, Дэвид все еще чувствовал себя придавленным большим количеством людей. Главные залы были из старого камня со светлым покрытием. Белые шрамы отмечали места, где десятки незначительных несчастных случаев повредили его. Мужчины и женщины шли или ехали на электрокарах, перемещающихся вверх от уровня до уровня. Большинство проигнорировало его, но некоторые заметили. Он знал, что не принадлежит к местным. Его одежда и то, как он шел, выделяли его. Он постоял в течение почти минуты в центре коридора, держа руку кармане, сжимая ручной терминал. Позади него мягкие перезвоны тьюба, готового снова ехать, нашептывали ему словно старый друг: Давай. Вали отсюда. Это глупая затея.

Он был готов развернуться, войти в тьюб и вернуться, не проведя и пяти минут в этом районе. Но была Лили.

Дэвид нахмурился, покачал головой и потащился в коридор, без всякой цели. Его горло сдавило, и он захотел в туалет. Пройдя приблизительно двадцать метров киосков по аренде машин и мониторов, вещающих развлекательные программы, он нашел небольшой ресторан и вошел в него. Женщина за прилавком, возможно, была Астером: тонкое тело и большая голова. Она поприветствовала его кивком и указала на полудюжину пластиковых столов с обитыми краями.

«Везде, где ты хочешь», она говорила с таким тяжелым акцентом, что Дэвид не мог распознать.

Дэвид не двигался, так долго набираясь храбрости, чтобы начать говорить, что женщина удивленно посмотрела на него. Он вытащил свой ручной терминал из кармана и протянул его ей. На нем было изображение из сообщения, которое оставила Лили. Оно было не большим, но лицо было узнаваемо.

«Я ищу ее», сказал Дэвид. Его голос был тихим. Почти обиженным. «Вы знаете ее?»

Ее глаза скользнули вниз на картинку, и она пожала плечами.

«Не знаю ее. Вы хотите остаться, Вы добрались, чтобы поесть. Где угодно Вы хотите».

«Её зовут Лили».

Она подняла брови. Дэвид почувствовал, что румянец заливает его щеки.

«Вы знаете, где я мог бы найти ее?»

«Не здесь?» предположила женщина. Дэвид засунул терминал назад в карман и вышел. Это был глупый план. Идти вокруг станции метро, спрашивая людей наугад? Это было глупо, и это было оскорбительно, но это было ради Лили, и он делал это. Следующий Час был заполнен пустыми взглядами и пожатиями плеч и растущим чувством, что все, с кем он заговаривал, были смущены этим. Когда тьюб вернулся, он ничего так и не нашел. Он сидел один на пластиковой скамье. На мониторе симпатичная девушка с пронзительным голосом выкрикивала каждое слово. Лучшая история Дики Адэлая! Дэвид огляделся в полупустом вагоне и пришел к выводу, что был тем, на кого была направлена эта передача. Это показывало на то, что система о нем думала, каковы его интересы, что его волнует. Если б они знали.

Он взял свой ручной терминал. Попробовал связаться еще раз, но Лили не отвечала. Он открыл ее сообщение, убавив звук. Мне нужна твоя помощь, хорошо? и не говори с Хатчем. Только не было никого другого, с кем он мог поговорить.

Он провел день, нагоняя опоздание, испуганный, стараясь понять, насколько сильно он отстал. Он пробежался по числам и корреляциям, сверил расчетные данные с практикой. Он должен был уложиться в дополнительное время. Сделать все необходимое. Если бы он отстал слишком сильно и расхождения были слишком большими, то г-н Ок заметил бы, а если был полный аудит, то дополнительная работа, которую он сделал для Хатча, вышла бы наружу, и его поймали. Он задумался о просьбе Степпана, но его мысли возвращались к Лили и равнодушным лицам из Innis Shallows. Кто-то должен был знать, где она была. Кем она была.

Ему нужно работать.

В течение первого часа, рассматривая и обрабатывая данные, Дэвид чувствовал себя как на каторжных работах, но потом постепенно, он вошел в ритм. Он разобрался с входящей статистикой и произвел корреляции, внеся данные в большую электронную таблицу, подготовив ее к метанализу, и лишь тогда он смог почувствовать, что можно немного расслабиться. И в этот момент он осознал, как никогда ранее в жизни, что именно здесь среди этих каталитических смесей, он чувствовал себя дома более, чем в своем собственном доме. Усталый до истощения, между ощущениями комфорта и концентрации на работе, он словно впал в транс. Время пролетело незаметно. Когда он закончил работу, он не мог с уверенностью сказать, сколько времени у него это заняло. Часы или минуты, все было возможным. Он даже не проверял свой ручной терминал, пока не оказался почти дома.

Было четыре новых сообщения в ожидании, ни одно из них от Лили. Первое было об изменении графика работы лаборатории, потом два сообщения от игрового форума, на который он подписался, несмотря на то, что он редко играл в игры. Последний был от центрального управления образованием в Salton, из Высшего университета. Он открыл сообщение, и его голова стала столь же легкой, как воздушный шар.

Он вошел в комнату отдыха. Его мать и отец сидели перед монитором гостиной, поодаль друг от друга. На экране пожилой человек говорил, наклонясь вперед и как бы заглядывая в глаза собеседнику. «Марсианский проект — единственное самое амбициозное усилие в истории человечества. И это наша обязанность видеть, что угроза Земли…»

«В чем дело? спросил его отец».

Дэвид показал родителям на свой ручной терминал, как будто это было достаточным объяснением. И лишь потом, видя, что они не понимают, он заговорил. Его голос срывался.

«Мое распределение пришло», сказал он. «Я продолжу образование».

Его отец закричал, вскочив так резко, что диван чуть не перевернулся. И по тому, как руки отца обнимали его, сжимали и старались подбросить к потолку, а мать старалась залить его слезами, он понял, что они счастливы.

После этого все изменилось. Но внешне все осталось по прежнему. Он работал на свое распределение последние пять лет. Он знал, что это происходило со всеми — и тем не менее было такое чувство, что это произошло неожиданно. И это было удивительно. Все то, о чем он старался не думать все это время, все, что он откладывал, должно было быть сделано теперь. Это было заявление на жилую площадь в общежитиях Высшего университета, координация его экспериментов с г-ном Оком так, чтобы какой-нибудь другой второкурсник мог придти, подхватить их и довести до завершения, а еще приготовления и покупки всего, что в ближайшие месяцы понадобится Дэвиду, когда он оставит свою комнату, свой дом, свою семью впервые в жизни. Времена, когда эта мысль пугала его, прошли достаточно давно.

Он видел в своих родителях то же самое. Его мать продолжала плакать и улыбаться одновременно, его отец считал обязательным для себя сидеть с ним, в то время как он заполнял документы, и проводил с ним свободное время, он хоттел пойти с Дэвидом на ориентацию в Salton в следующем месяце, и принес ему сэндвичи и кофе на ланч. Дэвид сделал все, что он, как предполагалось, должен был, получил оценки и внимание, и статус для самого высокого распределения на которое он имел право, и вознаграждением было уменьшение личной свободы. Было похоже на то, что его родители внезапно осознали, что он не будет с ними всегда и выражали свою любовь так, что это стало походить на полицейский надзор; и он не мог избежать этого. Он не мог искать Лили или даже посылать сообщения. Единственной, кто, казалось не реагировал так или иначе, была Тетя Бобби, которая просто придерживалась своих странных занудных привычек к просмотру лент новостей и подъему гирь.

Спустя три дня после того, как письмо прибыло, Дэвид собирался пойти в Нижний университет для его первой встречи с г-ном Оком по поводу перехода. Его отец пошел с ним. Папа держал голову высоко задрав подбородок, и сияя так, словно это была его заслуга. Они шли вверх по лестнице к кампусу Нижнего университета вместе, Дэвид ощущал дискомфорт. Это был его мир — его друзья и враги, люди, которые знали его — и папа не принадлежал к ним. Степпан кивнул ему, но не подошел. Девочка, которая одолжила огромное количество статистики в прошлом году, нахмурившись глядела на его папу, напыщенно идущего рядом с Дэвидом. Они понимали, что его присутствие здесь было неуместным и держались в стороне. У них всех так же была другая жизнь, но они, как и полагалось, не смешивали их. Каждый знал это.

«Г-н Ок!» сказал его отец, когда они обошли одну из зон отдыха. Советник по исследованиям вежливо улыбнулся, подходя к ним.

«Г-н Дрэпер», сказал г-н Ок. Как это мило, что вы пришли.

«Просто хочу удостовериться, что все гладко», сказал папа, любуясь собой. «Исследования это хорошее распределение, но это тяжело. Дэвиду не нужны никакие отвлекающие факторы.»

«Конечно же не нужны», г-н Ок согласился.

Через плечо старика Дэвид заметил Хатча. Тот стоял с несколькими второкурсниками, улыбаясь и слушая девочку, которая бурно жестикулировала, пока она что-то объясняла. Лили с ним не было. Дэвид почувствовал, как забилось сердце. Адреналин выплеснулся в кровь. Он вспомнил занятия по физиологии. Адреналин связывал с адренергической альфой местами, пропуская производство инсулина, повышаясь glycogenolysis и lipolysis. Стандартная ситуация борись-или-беги. Хатч посмотрел вокруг, кивнул вежливо. Дэвид подбородком указал на мужскую уборную. Хатч нахмурился и слегка покачал головой. Дэвид насупился и снова указал на мужскую уборную.

«Ты в порядке?» спросил его отец.

«Мне нужно в туалет», сказал Дэвид. «Я скоро вернусь».

Он оставил своего отца и г-на Ока, подтрунивающего над ним. Белая плитка и видео зеркала мужской уборной походили на уступку окружающему миру. И спасение. Он стоял у писсуара, притворяясь, что мочится, пока другой студент не вымыл руки и не ушел. Вошел Хатч.

«Что скажешь, друг?» сказал Хатч весело, но Дэвид мог слышать раздражение в его тоне. «Видел, что ты сегодня с семьей. Приятно видеть, когда отец так вовлечен в дела своего сына.»

Дэвид застегнул свою молнию и повернулся к Хатчу. Он старался говорить тихо.

«Он просто — придурок. Это — ничего не значит. Мы должны встретиться, сказал Дэвид. Мы должны поговорить. Не теперь, но мы должны.»

«Тише, тише, тише», сказала Хатч. «Это не лучшее время».

«Завтра ночью?» сказал Дэвид.

«Обычное место.»

«Не могу. Другие планы.»

«Тогда сегодня вечером.»

Ручной терминал Дэвида зазвенел, и, мгновение спустя, терминал Хатча тоже зазвенел. Местная лента новостей сообщала срочные новости. Дэвид не отводил взгляд. Выражение лица Хатча перешло от раздражения к гневу и затем к усталому удовлетворению. Он пожал плечами.

«Тогда увидемся сегодня, малыш», сказал Хатч. Его кривая улыбка выглядела опасной. Дэвид кивнул и поплелся назад к кампусу. Он не хотел рассказывать Хатчу о сообщении или о попавшей в беду Лили. Он просто думал сказать, что хочет найти ее. Он хотел сказать, что дело было в его распределении, поэтому казалось, что было что-то еще. Смущение. Он вернулся к г-ну Оку и его отцу, собравшись, готовый придти в норму, прежде чем он заметил, что вокруг было тихо. Все склонились к их ручным терминалам, с бледными или покрасневшими лицами. Даже его отец и г-н Ок. Лента новостей показывала картину какого то общественного коридора, заполненного дымом. Полицейский почему-то горбился, одна рука была у него на бедре. Заголовок сообщал ВЗРЫВ В SALTON.

«Что произошло?» спросил он.

«Протестующие», сказал его отец, и гнев в его голосе был поразительным. Противники Земли.

Ручной терминал Дэвида зазвенел снова. Заголовок сменился.

Когда они возвратились домой, тетя Бобби молча сидела в комнате отдыха с большой черной гирей, которую она держала легко, как ребенок, сжимающий любимую игрушку. Монитор был установлен на ленту новостей с приглушенным звуком. Сменяющиеся данные о повреждениях в Salton сменялись в четырех углах монитора, но она, казалось, не смотрела на них. Мать Дэвида сидела за столом, просматривая свой ручной терминал. Когда Дэвид и его отец вошли, родители многозначительно переглянулись. Он не понял, что это значило. Его отец обнял плечо Дэвида, как бы прощаясь, а затем обошел преграду.

«Привет, сестра.»

«Привет», сказала тетя Бобби.

«Безопасность говорила с тобой?»

«Еще нет», сказала Тетя Бобби. «Они знают, как найти меня, если они захотят».

Дэвид хмуро посмотрел на свою мать. Он не мог представить причину, по которой безопасность захочет говорить с тетей Бобби. Он попытался представить, что это угроза против него, что они будут спрашивать ее о кристаллах, которые он приготовил для Хатча, но этого не могло быть. Это должно было быть о бомбежке, но и этого он не мог понять. Его мать только подняла брови и спросила, как прошла встреча с г-ном Оком. Его отец ответил за него и напряженность вокруг тети Бобби отошла на задний план.

«На завтрашний вечер намечается встреча всей семьи», сказала его мать. Поп-поп и кузены прибывали из Aterpol, Дядя Иствэн и его новая жена приезжали из Dhanbad Nova. Они арендовали зал в лучшем ресторане в Breach Candy. Дэвид притих, благодаря вселенную, что он договорился о встрече с Хатчем именно на сегодня. Уйти с собственного торжества было бы невозможно.

После ужина Дэвид рассказал всякие мелочи о друзьях из школы и о праздновании, обещал не ходить в Salton, и выскользнул за дверь, прежде чем кто либо заинтересовался этим. Как только он вышел, идя к станции метро, он ощутил момент релаксации. Почти покой. Всю дорогу до Мартинезтауна, Дэвид чувствовал себя невесомым. Его данные были готовы или не волновали его больше, а все остальное — Лили и Хатч, протестующие и бомбежки, семейный праздник и перспектива отъезда из дома, невозможность работы в лаборатории, нависающей над ним, давило ему грудь. Как только он окажется в Salton, выполнять работу будет в тысячу раз труднее, чем где-нибудь в Нижнем университете. Но это будет позже. А сейчас он мог позволить себе поставить на ручном терминале мелодии bebapapu и расслабиться. Даже если только на время поездки в Мартинезтаун, это был все еще его мир, каким он его помнил.

Когда он добрался, Хатч уже ждал его там. Фонарь отбрасывал резкий белый свет, батарея отопления тихо шипела. Тени скрывали глаза Хатча.

«Малыш», сказал он, когда Дэвид вошел в комнату. «Не думал, что вот так услышу тебя. Было опасно говорить со мной при семье и администрации. Ты выглядел нервным. Люди замечают такие вещи».

«Извините», сказал Дэвид. Он сел на ящик из грубой пластмассы, цепляющейся за ткань его штанов. «Я просто должен был поговорить с Вами».

«Я всегда здесь для тебя, моего друга», сказал Хатч. «Ты знаешь это. Ты — мой парень номер один. Любая твоя проблема, также и моя…»

Дэвид кивнул, рассеянно трогая ногти. Теперь, когда он оказался здесь, он понял, что заговорить о Лили было труднее, чем он ожидал.

«Я получил распределение».

«Я знал это. Исследовательские центры всегда место для умных. Разыграй свои карты, и ты будешь на этой планете, как в масле кататься, сказал Хатч. Но мы здесь не поэтому. Верно?»

«Нет, я был…, мне нужно встретиться с Лили. Спросить, возможно она захочет приехать, отпраздновать со мной. Только вот мой ручной терминал испортился, и у меня не было ее данных, и я подумал о Вас… Дэвид, сглотнул, стараясь избавиться от кома в горле. Так как Вы знаете ее лучше, чем кто-либо.»

Он рискнул взглянуть на лицо Хатча. Тот был невозмутим, как камень. Это было страшнее, чем если бы он разозлился.

«Она поехала к Вам». Дэвид обещал себе, что он не скажет Хатчу о сообщении, и технически он не сказал, но тишина затягивала его. Хатч глубоко вздохнул и потрепал его по волосам. «Не волнуйтесь о Лили. Я забочусь о Лили.»

«Она выглядела, как будто у нее проблемы».

«Очень хорошо, малыш. Ты не догоняешь, что тут происходит, так я объясню тебе. Я владею Лили. Она моя. Собственность, понимаешь? И она пыталась надуть меня, связалась с неправильными людьми. Она ввязалась в политику. Такие люди как мы не делают этого. Земля. Марс. OПA. Это дерьмо для граждан. Это просто привлекает внимание к таким как мы.»

«Она выглядела испуганной», сказал Дэвид. Он слышал рыдание в своем голосе, и ненавидел себя за это, он не мог ничего поделать. Он чувствовал себя ребенком. «Она сказала, что ей были нужны деньги».

Хатч рассмеялся. «Никогда не давай этой суке денег».

«Собственность», сказал Дэвид. «Она хотела…, она хотела выкупить себя. Так?»

На лице Хатча отразилось что то вроде сочувствия. Жалость, возможно. Он наклонился вперед и положил руку на колено Дэвида.

«Лили это отрава с симпатичным личиком, малыш. Это — правда. Она сделала плохую, глупую вещь, и теперь она расплачивается. Это — все. Я знаю, сколько денег у тебя есть, потому что я — парень, который дал их тебе. У тебя недостаточно, чтобы выкупить ее долги.»

«Возможно я мог ...»

«У тебя и половины нет. У тебя есть возможно четверть. Нет ничего, что ты можешь сделать для этой девчонки. Она вызвала у тебя эрекцию и это было приятно. Но не заходи дальше этого. Ты понимаешь, что я говорю тебе?»

Глубокое до тошноты унижение переполнило грудь Дэвида. Он смотрел вниз, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Он был зол на себя и на Хатча, и на своих родителей, и на весь мир. И он ненавидел себя за это. Он пылал гневом и бессилием. Хатч встал, его тень наползла на пол и стену, как разлившееся машинное масло.

«Лучше мы не будем говорить какое-то время», сказал Хатч. «Ты много сделал. Не переживай о новой партии. Мы все наверстаем, когда ты будешь в Salton. Тогда мы можем наладить настоящее производство, так? Увидишь немного денег никогда не помешают.»

«Хорошо», сказал Дэвид.

Хатч вздохнул и взял его ручной терминал. Он отпечатал что-то на клавиатуре, продолжая говорить.

«Я хочу положить кое-что на твой счет, хорошо? Назови это премией. Возьми и купи себе что-нибудь, ладно?»

«Ладно».

И затем Хатч ушел, направившись к Мартинезтауну и станции тьюба. Дэвид сидел один, там, где раньше он сидел с Лили. Умиротворение и спокойствие закончились. Его кулаки сжались, готовые поразить врага, но врага рядом не было. Он чувствовал будто у него вырвали сердце. Так прошло десять минут, а потом как и положено, он направился домой.

На следующий вечер была вечеринка. Его вечеринка. Поп-поп был там, улыбающийся, немного перекошенный после инсульта и худее, чем Дэвид когда-либо видел, но все еще громогласный и бодрый. Тетя Бобби сидела по одну сторону от него, отец Дэвида по другую, как бы подпирая его. Тихий звон серебра по тарелкам и громкие разговоры, старавшиеся перекричать тройную музыкальную группу, установленную на возвышении напротив парадных дверей, которые отделяли зал от задней части с личными комнатами. Зеленые и золотые скатерти расстелили через три стола, составленных вместе. На них стояла курица в темном соевом соусе с рисом и свежими овощами, и Дэвид съел две порции не ощущая вкуса. Его отец объявил открытый бар и новая жена Дяди Иствэна была уже на пути к тому, чтоб напиться и сцепиться с одним из старших кузенов. Мать Дэвида шла через всю комнату, трогая каждого за плечи, заглядывала в глаза и все рассказывала, как ее избирали на должность. А Дэвиду хотелось сбежать куда — нибудь.

«Вы знаете, давно в древности», сказал Поп-поп, размахивая стаканом с виски, «люди строили соборы. Огромные церкви возносились вверх во славу Бога. Гораздо раньше, чем вы могли бы подумать, люди использовали только камень, деревья и стальные ножи, понимаете. Всего лишь самые простые инструменты.»

«Мы слышали о соборах», сказала тетя Бобби. Она также выпила крепкое, но не Дэвид. По закону он, как предполагалось, не мог употреблять алкоголь до следующего года. У него был бокал пива в руке и он его выпил, но так и не понял, нравится оно ему или нет.

«То, что на самом деле важно, это время, понимаете?» сказал Поп-поп. «Время. На возведение одного из тех соборов уходили целые поколения. Люди, которые создавали планы, проектировали их? Они были мертвы задолго до того, как работа была закончена. Это могли быть их внуки или правнуки, или праправнуки, те кто видели наконец завершенную работу.»

Один из младших кузенов заплакал на весь зал, и мать Дэвида наклонилась к нему, успокаивая, и повела к его матери. Дэвид с трудом проглотил глоток пива. На следующий год он будет в Salton, занят настолько, что сможет больше не приезжать на такие сборища.

«Есть красота в этом», сказал Поп-поп, обращаясь ко всем и ни к кому одновременно. «Такое величие планов, такое стремление. Человек мог устанавливать заключительный камень и вспоминать своего собственного отца, который установил камни до него, и своего дедушку, который ставил камни в основание. Занимать свое место в высочайшем замысле. Быть частью чего-то, что Вы не начинали, и Вы никогда не увидите законченным. Это было прекрасно».

«Я люблю тебя, папа», сказала тетя Бобби, «но это — чушь».

Дэвид моргнул. Он переводил взгляд от Поп-попа к своему отцу и назад. Мужчины выглядели смущенными. Как-будто тетя Бобби пустила газы. Она отпила еще немного вина из бокала.

«Бобби», сказал отец Дэвида, «полегче».

«Я в порядке. Просто то, что я слышала о соборах, с тех пор, как была ребенком, все это — чушь. Серьезно, ну как они должны были решить, что следующие четыре поколения должны будут делать? Ну как, они должны были спросить, как много их внуков захотят быть резчиками по камню. Возможно, некоторые из них захотели бы… быть музыкантами. Черт, быть архитекторами и сделать что-то собственное. Решать, что каждый из них должен делать…, кем стать. Это — гордыня, не так ли?»

«Мы все еще говорим о соборах, сестра?»

«Да, потому что это была действительно не очень корректная метафора», ответила тетя Бобби. «Я просто говорю, что план может быть замечательным, пока он ваш личный. Но вот ваше время кончилось, и что тогда?»

В ее голосе слышалась боль, которую не мог понять Дэвид, но он видел, понимание в глазах его дедушки. Старик положил руку на плечо Тети Бобби, и она взяла ее, как-будто она была маленькой девочкой. Но отец Дэвида выглядел сердитым.

«Не относитесь к ней серьезно, Поп-поп. Она говорила с силами безопасности весь день, и она все еще не в себе».

«А что есть причина мне быть в порядке? Это случается каждый раз, когда что-либо странное происходит, они сразу бегут разговаривать с Дреппер.»

«Ты должна была ожидать это, Роберта», сказал его отец. Он называл ее Роберта, только когда был сердит. «Это — последствие твоего решения».

'«И что это за решение? она напряглась. Ее голос стал громче. Некоторые кузены теперь посматривали на них, их собственные разговоры стихли.

Отец Дэвида засмеялся. „Ты не работаешь. Как они это называют? Неопределенный административный отпуск?“

„Психологическое увольнение“, сказала Тетя Бобби. „Что ты имеешь ввиду?“

'А то, что, конечно же, они захотят поговорить с тобой, когда случается что-либо странное. Ты не можешь обвинять их в том, что они были подозрительными. Земляне нас почти убили. Всех в этой комнате и в тех комнатах, и там в коридорах. А ты работала на них.»

«Я не работала!» Это не был крик, потому что в голосе не было тяжести и грубости крика. Но это было сказано громко, и с нотками властности. «Я работала с фракцией, которая пыталась предотвратить войну. Теми, кто действительно предотвращал войну. Все в этих комнатах живы из-за людей, которым я помогла. Но я работала с ними, а не на них.»

В комнате стало тихо, но отец Дэвида был слишком увлечен, чтобы заметить. Он закатил глаза.

«Действительно? А кто платил тебе зарплату? Земля. Люди, которые ненавидят нас».

«Они не ненавидят нас», сказала Бобби, усталым голосом. «Они боятся нас».

«Тогда, почему они поступают так, будто ненавидят?» сказал отец Дэвида с триумфом в голосе.

«Поскольку так выглядит страх, когда он ищет выход».

Мать Дэвида появилась позади них, как будто по волшебству. Только что ее не было и вот он тут, и положила руку на плечо мужа. Ее улыбка была холодной и непререкаемой.

«Мы здесь ради Дэвида сегодня вечером», сказала она.

«Да», сказал Поп-поп, поглаживая ладонь тети Бобби, стараясь успокоить ее. Для Дэвида.

Лицо отца стало походить на раздраженную маску, но тетя Бобби кивнула.

«Вы правы», сказала она. «Я сожалею, Дэвид. Папа, я сожалею. У меня действительно был тяжелый день и наверно я слишком много выпила».

«Все в порядке, ангел», сказал Поп-поп. В глазах его заблестели слезы.

«Я просто думала, что к настоящему времени у меня будет некоторая идея… того, кем я была. Из что я буду делать потом, и…»

«Я знаю, ангел. Все мы понимаем, через что ты проходишь».

Она засмеялась над этим, вытирая глаза тыльной частью ладони. «Тогда все, кроме меня».

Остальная часть вечера прошла, как ей и полагалось. Люди смеялись и спорили, и пили. Его отец попытался призвать к тишине и произнести небольшую речь о том, какой гордый он был, но один из младших кузенов все время что-то громко бормотал и стучал пальцами по его ручному терминалу. Несколько человек подарили Дэвиду маленькие суммы денег, на обустройство общежития в Salton. Новая жена дяди Иствэна перед уходом одарила его пьяным омерзительным поцелуем, и покинула вечеринку практически повиснув на руке дядя Иствэна. Родители и тетя Бобби, и он сели в арендованный карт. А Дэвид все не мог избавиться от картинки плачущей тети Бобби за столом. «Но вот ваше время кончилось, и что тогда?»

Колеса карта тихо шуршали по поверхности тоннеля. Огни тускнели на всем протяжении Breach Candy, моделируя сумерки, которые он фактически никогда не видел. Где-нибудь, солнце спускалось за горизонт, синее небо темнело. Он видел это на картинах или на видео. Для него это было обычно, что светодиоды изменяли цвет и интенсивность. Дэвид прислонил голову к шпангоуту и ощутил вибрацию, идущую прямо от колес и двигателя. Это было приятно. Его мать, сидящая около него, прижала руку к его плечу, и ему показалось, что он вернулся в детство. Шесть, возможно семь лет. Он клал голову на ее колени и засыпал, чувствуя щекой структуру ткани на ее брюках. Это никогда не повторится снова. Женщина, сидящая рядом с ним, больше никогда не будет как прежде, а через несколько месяцев и он покинет это место, и не будет видеть ее больше. Не так как сейчас. И что она сделала, если бы узнала о Хатче? О Лили? Его мать улыбнулась ему, и это было похоже на любовь, но это была любовь к какому то другому мальчику. Тому, которым она думала, он был. Он улыбнулся в ответ, потому что так полагалось.

Когда они вернулись домой, он пошел назад в свою комнату. Хватит с него людей. Дрянная типовая картинка все еще была установлена на стене, и он вернул назад Una Meing. Большие темные глаза с тушью на ресницах смотрели на него. О6н упал на кровать. Снаружи, тетя Бобби и его отец говорили. Он прислушался ожидая услышать гнев в их голосах, но его там не было. Они просто говорили. Водопроводные трубы начали стучать. Его мать, принимала ванну. Все так уютно, безопасно, по-домашнему, а там где-нибудь, Лили расплачивается за долг. Она попросила его помочь и он потерпел неудачу. А еще Хатч. Возможно он всегда боялся Хатча. Возможно, именно поэтому он пытался убедить себя, что варить дурь это нормально. И даже умно. Хатч был опасен настолько, что мог превратить людей в свою собственность. Мог взять и заставить их исчезнуть. Быть частью этого мира было прикольно. Возбуждающе. Это был способ отступить от всего того дерьма, что было его жизнью. Хороший студент, хороший сын, хорошие перспективы. Так что испугало его теперь? То что Лили, вероятно, попала в рабство за долги и Дэвид, не увидит ее снова? Он сделал свой выбор, и таковы были последствия.

Meing смущала его, сентиментальная и эротичная. Дэвид выключил свет, схватил подушку и натянул ее на голову. Засыпая, он продолжал видеть Лили. Ее лицо. Ее голос. Мягко, почти нежно Хатч сказал, я владею Лили, и у тебя нет достаточно денег, чтобы оплатить ее долги. Он жалел то, что он сделал. Он попал в холодную, подобную тюрьме комнату, которая была на половину сном. наполовину воображением. Лили пыталась укрыться от внезапного света и потом увидела, кто это был, и ее лицо просветлело. Дэвид, она сказала, как ты сделал это? Как ты спас меня?

И как пораженный электрическим током, он понял, что знает ответ.

Он сел, включил свет. Хитро-печальная улыбка Una Meing казалась мудрее, чем прежде. Прошло достаточно много времени. Он проверил часы: было глубоко за полночь. Это не имело значения. Это не могло ждать. Он слушал у своей двери в течение нескольких секунд. Никаких голосов кроме диктора ленты новостей. Дэвид вынул свой ручной терминал из ранца, сел на краю кровати и послал запрос связи. Он не ожидал ответ, но лицо Степпэна появилось на экране почти немедленно.

«Большой Дэйв! Привет», сказал Степпэн. «Слышал о твоем распределении. Неплохо, братан».

«Спасибо»,сказал Дэвид шепотом. «Но слушай, мне нужна услуга».

«Без вопросов», сказал Степпэн.

«У тебя осталось лабораторное время?»

«Больше времени, чем сна», сказал Степпэн с сожалением. «Но у тебя есть распределение. Тебе не нужно выпрашивать дополнительные часы».

«Нужно кое-что сделать и мне понадобится помощь».

«О каком времени мы говорим?»

«Десять часов», сказал Дэвид. «Возможно немного больше. Но в время ожидания ты можешь делать свой проект. И я помогу с твоей работой, если ты поможешь с моей».

Степпан пожал плечами.

«Хорошо. У меня есть завтра часы, начинающиеся в восемь утра. Ты знаешь, где мой кабинет?»

«Знаю», сказал Дэвид.

«Увидимся там» сказал Степпэн и отключился. «Так — это была первая часть».

Мысли дэвида устремились вперед, к остальным частям плана. У него было достаточно триптамина для работы, катализаторы достать было легко, но вот чего не было, так это борогидрид натрия или амороксана в достаточных объемах. Закрыв глаза он еще раз прошелся по содержимому своего секретного шкафчика, думая о каждом реактиве, и как он мог применить его.

Двойные углеродные связи расщеплялись, кетоны формировались, свободные изомеры собирались в различные конфигурации. Медленно, постепенно ясный биохимический путь сформировался у него в голове. Он открыл глаза, составил краткую блок-схему реакций и составил список необходимого. Потом он подключил свой терминал к сайту поставщика и сделал заказ реактивов со срочной доставкой в лабораторию Степпэна. Заказ практически уничтожил его секретный счет, но ему было все равно. Он никогда не заботился о деньгах.

К тому моменту как его ручной терминал затрезвонил с утра, он успел вздремнуть лишь пару часов. Он сменил одежду на чистую, побрился, увлажнил и пригладил волосы. Его мысли были на три шага вперед. На ручном терминале высветилось срочное сообщение, но на этот раз это было что-то хорошее. Восемь человек были задержаны в связи с падением давления в тьюбе и допрашивались о бомбе в Салтон. Пока Дэвид чистил зубы пришли их изображения и в первый момент он забеспокоился — нет ли среди них Лили? Что если именно это Хатч подразумевал, когда говорил про — ввязалась в политику — но ни одно из лиц не было знакомо. Они все были молодыми людьми не старше восемнадцати. Лица их были избиты, у двоих были синяки под глазами, одна из девушек плакала, по видимому от действия газа.

Дэвид отключил изображение.

«Куда ты идешь?» спросила мать, когда он выходил, стараясь не привлекать внимание.

«Другу нужна помощь» сказал он. Он думал соврать, что Степпэну нужна помощь с его заданием в лаборатории, но невольно сказал правду. Дэвид разволновался.

Это был день Большой Варки.

Им двоим в одном помещении и так было тесно, да еще Степпан, невыспавшийся толком не успел и помыться. Среди химических паров, с которыми не справлялась вытяжка и собственным потом, жара горелок и присутствием Степпана, день казалось тянулся бесконечно. Но, в общем, все шло хорошо. Степпан не спрашивал, что именно делал Дэвид, а Дэвид, в во время нескольких технологических перерывов не только управился со статистическими данными Степпана, но и нашел в них ошибку, после исправления которой, те стали выглядеть гораздо симпатичнее. Когда время стало приближаться к полудню и усталость стала сказываться, Дэвид отмерил небольшую дозу амфетамина и разделил между ними. Когда позвонила его мать, он не ответил ей, а просто отправил сообщение, что будет поздно и пусть ужинают без него. Вместо обычного неодобрения мать ответила, что видно ей пора привыкать ужинать без него. Он взгрустнул было, но тут поспела партия, которую нужно было срочно охладить и работа взяла свое.

Работа доставляла ему настоящее наслаждение, которого он давно уже не испытывал.

Он знал каждую реакцию, каждую связь, которую он разрывал. каждую молекулярную реконфигурацию. Он мог смотреть на кипящую смесь, на изменение ее структуры и понимать, что происходит. Так приходит ощущение мастерства.

Последний этап был закончен, дозированный порошок превратился в мутно-розовый гель и застыл в виде кристаллов. Его ранец, набитый ими до предела, раздулся, как шар для боулинга.

Он подумал, что кристаллы в рюкзаке стоят больше, чем его отец скопил на пенсию. Освещение было тусклым, когда он шел домой. Его глаза налились кровью и слезились от рези, но его шаг был легок.

Тетя Бобби, как всегда была в комнате, занимаясь чем обычно — упражнениями и просмотром новостей. Молодая женщина с кофейного цвета кожей и бледно-розовыми губами что-то говорила в камеру с серьезным видом. Бегущая строка над ней на четырех языках извещала: Внимание! Повышенный уровень безопасности. Дэвид приостановился и, когда тетя Бобби, не прекращая свои упражнения, посмотрела на него, он кивнул в сторону экрана.

«Они нашли планы относительно другой бомбы», сказала Тетя Бобби.

«О»,сказал Дэвид, а затем пожал плечами. Это было, вероятно, даже неплохо для него. Позволить службе безопасности сосредоточиться на политической интриге. Это просто означало, что будет меньше глаз, смотрящих на него.

«Твоя мама спит».

«А папа?»

«Нариман. Аварийные работы».

«Хорошо» сказал Дэвид и прошел в свою комнату. Тетя Бобби не заметила его раздувшийся ранец, а если и заметила, то ничего не сказала.

Закрыв дверь, он проверил время. Поздно, но не слишком. Из-за приема амфетаминов, волнения и общего напряжения, отдых был не вариант. Теперь, когда у него был продукт, все что он хотел — это как можно быстрее избавиться от него. Отправить его как можно дальше и не приближаться к нему больше. Он вытащил терминал и набрал номер, который Хатч дал ему для экстренных случаев. Он ждал. Секунды тянулись. Прошла минута и чувство паники стало наростать.

Наконец, экран засветился, Хатч был там, хмурый, бесцветные волосы растрепаны. Его плохое настроение было видно даже на экране.

«Да?» сказал Хатч. Это было уклончивое приветствие. Если служба безопасности следила бы из-за плеча Дэвида, они даже не могли быть уверены, что он и Хатч знали друг друга.

«Мы должны встретиться», сказал Дэвид. «Сегодня вечером. Это важно».

Хатч молчал.

Он облизал сухие губы и покачал нечесанной головой. Сердце Дэвида стучало молотом, стараясь вырваться из груди.

«Не понимаю о чем ты, парень», сказал Хатч.

«Нас никто не слушает. Я не арестован. Но мы должны поговорить. Сегодня вечером», сказал Дэвид. «И Вы должны привести Лили».

«Повтори еще раз.»

«Один час. Обычное место. Вы должны привести Лили».

«Да-а, я тут подумал, малыш, возможно, ты принял немного из заказанного?», в голосе Хатча прорывался едва сдерживаемый гнев. «Я собираюсь сказать, что ты наверно набрал этот номер, потому что ты пьян или обожрался какого-то дерьма. По моей чертовой доброте душевной я сделаю вид, что не помню тебя. Таким образом, ты идешь в постельку и спишь, пока не протрезвеешь.»

«Я трезвый», сказал Дэвид. «Мы должны встретиться сегодня вечером. Прямо сейчас».

«Этого не будет», сказала Хатч и наклонился вперед, чтобы отключить связь.

«Я позвоню в службу безопасности», сказал Дэвид. «Если Вы не придете, то я позвоню в службу безопасности. Я скажу им все».

Хатч замер. Он откинулся на стуле, соединил руки вместе, как-будто для молитвы и поднес их к губам. Дэвид сжал руки в кулаки, затем разжал их, сжал и разжал. По спине снизу вверх поползли мурашки. Хатч медленно втянул в себя воздух и так же медленно его выдохнул.

«Хорошо», сказал он. «Приезжай. Через час».

«И Лили».

«Я слышал тебя и в первый раз», сказал Хатч, голосом серым и холодным, как камень. «Но если вдруг запахнет подставой, твоя маленькая подруга умрет первой. Ты понял?»

«Вы не должны причинять ей боль. Это не подстава. Это — бизнес».

«Как скажешь», сказал Хатч и отключился. Руки Дэвида дрожали. Он не должен был говорить, что обратится в службу безопасности, но это был единственный рычаг, который он имел. Единственная вещь, которая заставила бы Хатча послушать. Когда он придет туда, он объяснит ему. Все будет в порядке. Он нащупал ручной терминал в своем кармане, замер на мгновение, затем сменил изображение С Богов Риска на нейтральное. Противостояние двоих мужчин, поставивших свои судьбы на кон. Дэвид поднял подбородок и взял ранец.

Когда он вошел в комнату отдыха, тетя Бобби нахмурилась.

«Идешь куда-нибудь?» спросила она.

«К другу», сказал он, пожав плечами и прижав ранец к бедру. Просто так.

«Но это здесь, верно? В Breach Candy?»

Дэвид почувствовал нарастающее беспокойство. Ее тон не обвинял или подозревал. От этого было еще хуже.

«Почему?»

Тетя Бобби кивнула на монитор с красной полосой на экране и серьезным диктором.

«Комендантский час», сказала она.

Дэвид попытался понять, что это слово может означать.

«Что комендантский час?»

«Они закрывают весь город на строгую изоляцию первого уровня. Никаких детей без сопровождения на системе тьюба или в сервисных тоннелях, никаких сборищ в общих зонах после семи. Удвоенные патрули. Если ты хочешь покинуть район, тебе, вероятно, лучше извиниться, сказала она. Затем… Дэвид? Ты в порядке?»

Он не понял, что произошло. Просто он оказался на кухонном полу, в позе лотос. Лицо его покрылось холодным потом. Он должен был встретиться с Хатчем, но он не сможет прийти. Тот решит, что это была подстава. И с ним будет Лили, потому что Дэвид так сказал ему. Настоял. Угрожал даже. Ни слова не говоря, Дэвид достал ручной терминал и попытался соединиться с Хатчем. Номер оказался неверным. Такого номера больше не существовало.

«Дэвид, в чем дело?»

Тетя Бобби склонилась к нему с обеспокоенным лицом. Дэвид махнул рукой, чувствуя себя, как утопающий. Никаких детей без сопровождения. Он должен добраться до Мартинезтауна. Он должен идти.

«Мне нужна услуга», сказал он, срывающимся голосом.

«Хорошо».

«Пойдемте со мной. Только так я смогу воспользоваться тьюбом».

«Гм. Ладно, сказала она. Я только захвачу чистую рубашку».

Они шли полкилометра к станции метро в тишине. Дэвид старался держать свой ранец так, чтобы Тетя Бобби не увидела, насколько он переполнен.

Ему было некомфортно, дыхание было затруднено и давило живот. На станции метро рыжеволосый сотрудник службы безопасности в бронежилете и с автоматической винтовкой остановил их. Дэвид чувствовал тяжесть наркотиков, оттягивающих плечо, как свинцовая гиря. Если бы он попросил посмотреть, что было в ранце, то Дэвид пошел бы в тюрьму навсегда. Лили была бы убита. Он потерял бы свое место в Salton.

«Имя и место назначения, пожалуйста?»

«Сержант артиллерийского дела Роберта Дрэпер, MCRM», сказала Тетя Бобби. «Это — мой племянник, Дэвид. Он просто получил свое распределение и я сопровождаю его».

«Сержант?» спросил сотрудник службы безопасности. «Морские пехотинцы, да?»

Какая-то тень легла на ее лицо, но тут же сменилась улыбкой.

«Да, сэр».

Сотрудник службы безопасности повернулся к Дэвиду. Его взгляд выражал дружелюбие, но Дэвиду казалось, что его сейчас вырвет.

«Вечеринка?»

«Да. Сэр», сказал он, «да, сэр».

«Ну, только не ломай мебель, сынок», усмехнулся сотрудник службы безопасности. «Свободны, Сержант».

Они оставили его и прошли на станцию метро. Белый свет казался ярче обычного, и его колени дрожали, когда он приблизился к кассе и взял билеты до Мартинезтауна, Тетя Бобби смотрела на него насмешливо, но ничего не говорила. Пятнадцать минут до Aterpol, затем пересадка, и двадцать минут до Мартинезтауна. Пассажиры в вагоне были неопрятны, их одежда была истрепана. Старик с опустошенным выражением лица и пожелтевшими глазами сидел напротив них с кричащим младенцем на руках, не обращая на того никакого внимания. Очень толстая женщина в конце вагона кричала ругательства в свой ручной терминал, кто-то с другой стороны кричал ей в ответ. Воздух пах немытыми телами и старыми воздушными фильтрами. С каждым километром выражение лица Тети Бобби становилось более прохладным и менее доверчивым. Он злился на нее за то, что она могла подумать будто у него могут быть друзья в Мартинезтауне, за то, что он предвзято относился к местным только потому, что они были сплошь старики и работяги. Было бы легче, если бы она не была права.

На станции Мартинезтауна Дэвид повернулся к ней и взял ее за руку.

«Хорошо, спасибо», сказал он. «Теперь просто останьтесь здесь, и я скоро вернусь».

«Что тут происходит, парень?» спросила Тетя Бобби.

«Ничто. Не волнуйтесь об этом. Просто ждите меня здесь, и я скоро вернусь».

Тетя Бобби скрестила руки. Она больше не улыбалась. На Дэвида накатила волна негодования. У него совсем не было времени, уговаривать ее.

«Просто подождите», он сказал резко, затем развернулся и поспешно ушел. Несколько секунд спустя он рискнул взглянуть назад через плечо. Тетя Бобби не двигалась. Она стояла со скрещенными руками и окаменевшим лицом. Светодиоды станции метро превратили ее в черный силуэт. Дэвид повернул за угол, и она исчезла. Он побежал, не обращая внимания на тяжесть переполненного ранца, ему нужно было пробежать не более пятидесяти метров, прежде чем он скроется из виду, но он спешил как мог. У него не было времени. Хатч уже мог быть на месте.

И он действительно там был.

Ящики были переставлены. Их расставили напротив стен, так, чтобы никто не мог спрятаться а ними. Единственным исключением были две груды ящиков, стоящие по обе стороны от Хатча, как телохранители. Как две части большого трона. Хатч стоял в тени между ними, с тонкой черной сигаретой на нижней губе. Его желтая рубашка свободно свисала, скрывая очертания. Блестящий черный пистолет в его руке не предвещал ничего хорошего.

Лили стояла на коленях перед ним, в центре комнаты, обхватив себя руками. Ее волосы выглядели грязными и спутанными. Она была бледна и лишь под ее правым глазом ярким пятном выделялся кровоподтек. На ней была рубашка не по размеру и пара рабочих штанов, старых и застиранных. Когда Дэвид откашлялся и вошел в комнату, на ее лице удивление сменилось отчаянием. Дэвид готов был провалиться в ад.

«Эй, малыш», сказал Хатч. За видимой небрежностью в его голосе скрывалась угроза. «Ну, так что? Ты хотел видеть меня?»

Дэвид кивнул. Его горло сдавило.

«Я хочу купить ее, сказал Дэвид. Купить ее долг».

Хатч тихонько засмеялся и затянулся сигаретой. Огонек вспыхнул и погас.

Мне кажется, мы уже обсудили это, сказал Хатч, и снова выдохнул дым. У тебя нет таких денег.

Четверть. Вы сказали, что у меня была четверть.

Глаза Хатча сузились, и он наклонил голову. Дэвид опустил свой ранец на пол и подвинул его к Лили. Она потянулась к нему.

«Если ты коснешся этой сумки, я прикончу тебя», сказал Хатч Лили, и она вздрогнула. «Как насчет того, чтобы сказать мне сначала, что там?»

«Я приготовил партию. Большую. Самую большую, которую я когда-либо делал, сказал Дэвид. Главным образом это — 3,4-methylenedioxy-N-methylamphetamine. Я сделал также партию 5-hydroxytryptophan, на свое усмотрение. И 2,5 Dimethoxy-4bromophenethylamine. Немного этого тоже. Я получил все реактивы сам. Я сделал всю работу. Стоимостью это все больше чем четыре раза превышает затраты, и оно Ваше. Это — сделка.»

«Ты…», сказал Хатч, затем сделал паузу и прикусил губу. Когда он заговорил снова, голос его был полон гнева. «Ты приготовил партию.»

«Действительно много. Достаточно.»

«Ты. Глупец. Блядь, сказал Хатч. Ты хоть понял какие ты мне создал проблемы? Что мне делать с таким количеством этого дерьма? Кто купит его?»

«Но Вы получаете его даром.»

Хатч направил оружие на ранец.

«Я затоплю рынок, и цены понизятся. Не только для меня. Для всех. Ты понимаешь это? Все. Люди начнут приходить из самого Dhanbad Nova, потому что они слышали, что у нас есть дешевое дерьмо. Все продавцы там начнут задаваться вопросом, что я хочу этим показать им, и у меня начнутся проблемы.»

«Вы можете ждать. Просто придержите его.»

«Мне придется, правильно? Как только это произойдет, я окажусь в положении скупердяя сидящего на бочке с сокровищем. Возможно кто-то прознает. И бум, я снова в жопе. Как ни посмотри, пацан, ты просто трахнул меня.»

«Он не знал, Хатч,» сказала Лили. Она выглядела разбитой.

Пистолет Хатча выстрелил со страшным грохотом в небольшом пространстве. Полукруглое отверстие появилось на полу сразу за коленом Лили, как по волшебству. Она начала кричать.

«Да», сказал Хатч. «Я не думаю, что ты захочешь прерывать меня снова. Дэвид, ты — милый ребенок, но ты туп, как чертов мешок песка. Ты что просто притащил это дерьмо сюда? Это — проблема.»

«Я — …, я сожалею. Я просто»…

«И это потребует небольшого, так сказать…» — Хатч затянулся сигаретой и поднял пистолет, пока Дэвид не видел его, смущенно уставившись в пол- «управления рисками».

Движение воздуха позади него известило о том, что дверь приоткрылась. Он хотел взглянуть, но кто-то огромный пронесся мимо него слишком быстро, чтобы заметить. Потом были звуки борьбы, мощные и такие же быстрые. Дэвида сильно толкнули. Он повалился вперед, выставив руки, недостаточно быстро, чтобы остановить падение. Его голова ударилась о каменный пол, и в течение секунды, он был уверен, что застрелен. Убит. Когда борьба закончилась криком Хатча, грохотом обрушившихся пластмассовых ящиков, Дэвид приподнялся на локтях. Его нос кровоточил.

Тетя Бобби стояла там, где прежде был Хатч. Она держала в руке пистолет и рассматривала его с профессиональным спокойствием. Лили стремглав рванулась к Дэвиду, как будто ища укрытие позади него. Хатч, позабыв про выпавшую сигарету, сжимал левой рукой свою правую руку, пальцы которой были вывернуты под невероятным углом.

«Кто ты такая, мать твою!» зарычал Хатч. Его голос был низким. Диким.

«Я — Грубиянка Дрэппер», сказала Тетя Бобби, взведя предохранитель. Она разрядила обойму и бронзовая молния отлетела в сторону. «Так что, мы можем обсудить это.»

Лили прижала свою руку к руке Дэвида. Он подвинулся, приблизившись к ней. От нее исходил запах дыма и тела, и чего-то еще, что он не мог понять, но ему было все равно. Тетя Бобби нажала что-то, и верхняя часть пистолета отскочила.

Да ты, мертвец, что ты можешь сказать мне? спросил Хатч. Его голос не казался столь жестким, как он, вероятно, надеялся. Тетя Бобби вытащила барабан из оружия и бросила его в угол комнаты в узкое пространство между ящиками и стеной. Она не отрывала взгляд от оружия, но она улыбнулась.

Мальчик сделал ошибку, сказала она, но он относился к Вам с уважением. Он не крал у Вас. Он не пытался разыскать девочку самостоятельно. Он не скрывался. Он даже не пытался продать товар и получить деньги.

Лили дрожала. Или возможно это был Дэвид, а вовсе не она. Хатч хмурился, но взгляд его стал задумчивым.

Тетя Бобби отстегнула длинную, тонкую полоску металла из оружия, затем маленькую черную пружину и бросила их за другой ящик. Вы — жесткий парень в жестком бизнесе, и я уважаю это. Возможно Вы убили кого-то. Но Вы — также бизнесмен. Рациональный. Способный видеть всю картину. Она посмотрела на Хатча, улыбнулась и бросила ему рукоять его пистолета. Таким образом, вот, что я думаю. Возьмите сумку. Продайте ее, схороните ее. Пустите ее в переработку. Это Ваше. Делайте с ней, что Вы хотите.

«Я бы сделал это так или иначе» сказал Хатч, но она проигнорировала его.

Долг девочки уплачен, и Дэвид уходит. Он вне игры. Вы не приезжаете к нему, он не приезжает к Вам. Я не приезжаю к Вам тоже. Она бросила ему пустую верхнюю часть его оружия, и он поймал ее непострадавшей рукой. С того места, где Дэвид лежал, скорчившись на полу, они оба выглядели больше, чем жизнь.

«Девчонка ничто,» сказал Хатч.

Пустышка, ее легко заменить. Мальчик совсем другое дело. Хороших поваров нельзя обменять так просто.

Тетя Бобби начала вынимать пули из магазина большим пальцем, бросая их в широкую, сильную ладонь. Каждого можно заменить в такой работе. Держу пари, Вы имеете четверых или пятерых, как он. Она вынула последнюю из пуль и положила их в карман, затем бросила ему пустой магазин. Дэвид закончил, его больше нет. Никакого неуважения. Никакого риска для операции. Просто отступи, пока еще можно. Такая вот сделка.

И если я говорю нет?

«Я убью Вас», сказала Тетя Бобби тем же самым сухим тоном. «Я предпочла бы не делать этого, но это случится, если Вы не согласитесь.»

«Так просто?» сказал Хатч с угрюмым видом. «Может это не настолько просто.»

«Вы — жесткий парень, но я — кошмар, обернутый в апокалипсис. И Дэвид — мой любимый племянник. Если Вы продолжите трахать ему мозги, я поделю вас на мелкие кусочки, сказала Бобби, с печальной улыбкой. Никакой непочтительности.»

Угрюмый вид Хатча сменила кривая улыбка.

«Они вырастают большими, пока вы отсутствуете, сказал он и поднял разобранный пистолет. Вы сломали мое оружие.»

«Я заметила запасной магазин в Вашем левом кармане», сказала она. «Дэвид, встань. Мы уезжаем.»

Он шел вперед, Лили, держалась за него и тихонько плакала. Тетя Бобби прикрывала их сзади, следя, чтобы они шли быстро, но не переходили на бег. Когда они добрались до станции метро, Тетя Бобби положила руку на плечо Дэвида.

«Я могу провести тебя через контрольно-пропускной пункт, но я не могу провести ее.»

Глаза Лили были влажными и безвольными, лицо спокойным и безмятежным. Испачканная и плохо пахнущая, она все еще была красива. И она была выкуплена.

«У тебя есть место куда ты можешь пойти? спросил Дэвид. Где-нибудь здесь в Мартинезтауне, где он не сможет найти тебя?»

«У меня есть друзья, сказала она. Они помогут.»

«Пойди к ним», сказала Тетя Бобби. «Останься вне поля его зрения».

Дэвид не хотел позволить ей уйти, не хотел отпускать ее руки. Он видел, что она поняла. Она задержала в его ладонях свои руки, мягкие и податливые, как вода. На мгновение ее тело плотно прижалось к нему. Ее губы были у его щеки, ее дыхание на его ухе. Она была Una Meing на мгновение, и он был Caz Pratihari, и мир был опьяняющим, сильным и романтичным местом. Она встала напротив него, и ее губы коснулись его губ, и они были мягкими и теплыми, и на вкус, как обещание.

«Я найду тебя, прошептала она», и затем момент закончился, и она ушла, слегка пошатываясь, вниз по коридору, высоко подняв голову. Он хотел бежать за нею, поцеловать ее снова, взять ее домой с собой и оказаться с ней в его постели. Он чувствовал, как бьется жилка у него на шее и кровь стучит в висках. У него была эрекция.

«Ну», сказала Тетя Бобби. «Давай, пойдем домой.»

От Мартинезтауна до Aterpol она ничего не говорила, просто сидела положив руки на колени, сжимая одну из пуль двумя пальцами, периодически перекатывая ее словно это был фокус. Даже несмотря на нахлынувшее на него облегчение, он боялся того, что будет потом. Неодобрение, нотация, угрозы. Она заговорила за пять минут до прибытия в Breach Candy и это было совсем не то, что он ожидал услышать.

«Та девочка. Ты спас ее. Ты знаешь это? Это ты ее спас.»

«Да».

«И ты чувствуешь себя хорошо от этого. Ты сделал что-то правильное и тебе от этого хорошо.»

«Да», сказал он.

«Это хорошее чувство — самое большее, что эта девочка когда-либо будет в состоянии дать тебе.»

Вибрация Тюьба была почти незаметна. Мониторы были настроены на ленту новостей, не дающую никакой возможности найти точки соприкосновения между ним и его тетей. Дэвид смотрел на свои руки.

«Я ей не нравлюсь», сказал он. «Она просто сделала это, потому что он сказал ей. И потом она знала, что у меня были деньги.»

«Она знала, что у тебя были деньги, и она знала, что ты был хорошим парнем», сказала Тетя Бобби. «Есть разница.»

Дэвид улыбнулся и сам удивился этому. Тетя Бобби откинулась назад, потягиваясь. Когда она повернула голову, суставы на ее шее громко хрустнули.

«Я должна уехать, сказала она.»

«Хорошо», Дэвид сказал, внезапно понимая, что не хочет этого. Слишком много потерь за сегодня, и эта была неожиданно болезненной. «Куда Вы пойдете?»

«Вернусь к работе.» Бобби подбросила пулю и поймала ее, затем снова стала играться ею. «Я должна найти чем заняться.» Она кивнула в сторону мониторов. Все новости были о Земле и Марсе, и сердитых людях с бомбами. «Возможно я могу им помочь.»

«Хорошо», повторил Дэвид. А потом мгновение спустя добавил, «Я рад, что Вы остались с нами.»

«Я хочу заняться скалолазанием без страховки. Уверена, тебе понравится.»

После этого случая Дэвид видел Лили еще раз. Это был его второй год в Высшем университете, спустя приблизительно три недели после того, как ему исполнилось восемнадцать. Он был в китайском ресторане с тремя другими членами его команды и их советником, доктором Фоюзком. Экран на всю стену транслировал футбольный матч из Долины Моряка, звук был приглушен достаточно, чтобы можно было говорить. Настольный экран наоборот был соединен по сети с лабораториями в высшем университете и, между бутылками пива и чая, и черными керамическими мисками лапши и соуса, транслировал их последние симуляции.

Джереми Нг, его сосед по общежитию и единственный, кроме него, биохимик в команде, качал головой и указывал на изображение поверхности Марса, которое воспроизводили компьютеры в их официальных лабораториях.

«Но соль ...»

«Соленость не проблема,» сказал Дэвид, расстройство ясно слышалось в его голосе. «Вот почему мы используем натриевые насосы, помнишь? Она не пройдет через мембрану.»