Жил когда-то непобедимый воин, любивший при случае показать свою силу. Он вызывал на бой всех прославленных богатырей и мастеров воинских искусств и всегда одерживал победу.
Однажды услышал он, что неподалеку от его селения высоко в горах поселился отшельник – большой мастер рукопашного боя. Отправился богатырь искать отшельника, чтобы ещё раз доказать, что сильнее его нет на свете человека. Добрался воин до жилища отшельника и замер в удивлении. Думал он встретить могучего бойца, а увидел тщедушного старикашку, упражнявшегося перед хижиной в старинном искусстве вдохов и выдохов.
– Неужто ты и есть тот человек, которого народ прославляет как великого воина? Воистину людская молва сильно преувеличила твою силу. Да ты не сможешь даже сдвинуть с места каменную глыбу, у которой стоишь, а я, если захочу, могу поднять её и даже отнести в сторону, – презрительно сказал богатырь.
– Внешность бывает обманчива, – спокойно ответил старик. – Ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты и зачем ты сюда пришёл. Каждое утро я спускаюсь в ущелье и приношу оттуда каменную глыбу, которую и разбиваю головой в конце моих утренних упражнений. На твоё счастье, сегодня я не успел ещё этого сделать, и ты можешь показать своё умение. Ты же хочешь вызвать меня на поединок, а я просто не стану драться с человеком, который не сможет сделать такой пустяк.
Раззадоренный богатырь подошёл к камню, что было сил ударил его головой и свалился замертво.
Вылечил добрый отшельник незадачливого воина, а потом долгие годы учил его редкому искусству – побеждать разумом, а не силой.
Однажды два молодых воина пришли к Птице – Хранительнице Чёрного Камня с просьбой приумножить их познания в воинском искусстве и объяснить им, как проявляется сила, идущая от души. Птица выслушала юношей и попросила одного из них, многократно превосходящего своего товарища физической мощью, проявить силу тела и поднять огромный камень, лежащий неподалёку. Когда воин с трудом поднял камень, Птица спросила его, сможет ли он отбросить свою ношу далеко от себя.
– Нет, не смогу, – честно признался тот.
– Тогда положи камень на ногу своего товарища, – попросила Каменная Птица.
Не успел сильный воин выполнить приказание Хранительницы Чёрного Камня, как его друг, неожиданно закричав, схватил глыбу и далеко отбросил её от себя.
– Вот это и есть сила, идущая от души, – сказала Птица, – и зависит она лишь от желания самой души.
Один приморский житель любил чаек. Каждое утро отправлялся в море и плыл за чайками. Чайки же слетались к нему сотнями.
Его отец сказал:
– Я слышал, что все чайки следуют за тобой. Поймай-ка мне нескольких на забаву.
На другое утро, когда любитель чаек отправился в море, чайки кружились над ним, но не спускались.
Поэтому и говорится: «Высшая речь – без речей, высшее деяние – недеяние». То знание, которое доступно всем, – неглубоко.
Конфуций, странствуя по Востоку, заметил двух спорящих мальчиков и спросил, о чём они спорят. – Я считаю, что солнце ближе к людям, когда только восходит, и дальше от них, когда достигает зенита, – сказал первый мальчик. – А он считает, что солнце дальше, когда только восходит, и ближе, когда достигает зенита.
И добавил:
– Когда солнце восходит, оно велико, словно балдахин над колесницей, а в зените мало, словно тарелка. Разве предмет не кажется маленьким издали и большим вблизи?!
– Когда солнце восходит, оно прохладное, а в зените – жжёт, словно кипяток, – сказал второй мальчик. – Разве предмет не кажется горячим вблизи и холодным издали?
Конфуций не мог решить вопроса, и оба мальчика посмеялись над ним: «Кто же считает тебя многознающим?!»
Некий житель царства Сун за три года вырезал для своего царя из нефрита лист дерева чу, такой совершенный – в зубчиках и со стебельком, в жилах и волосках, такой сложный и блестящий, что его нельзя было отличить от настоящих листьев дерева чу, даже смешав с ними. Этого человека за его мастерство стало кормить царство Сун.
Услышав об этом, учитель Ле-цзы сказал:
– Если бы Небо и Земля, порождая вещи, создавали за три года один лист, то растений с листьями было бы очень мало. Поэтому мудрый человек полагается не на знания и мастерство, а на естественный процесс развития.
У чжоуского царя Сюаньвана начальником над пастухами был раб Жёрдочка Для Птиц. Он умел обращаться с дикими зверями и птицами и, собирая их, кормил во дворе и в саду. Он укрощал и приручал любого хищника, даже тигра и волка, орла или скопу (рыболова). В его присутствии самцы и самки спаривались и размножались, образуя целые стада. Разнообразные виды зверей паслись рядом, не царапая и не кусая друг друга.
Обеспокоенный тем, как бы секрет искусства раба не умер вместе с ним, царь приказал ему обучать Садовода с Маогоры.
Он же сказал Садоводу:
– Я, Жёрдочка, – презренный раб. Какое искусство могу тебе передать? Но боюсь, как бы государь не обвинил меня в том, что я утаил от тебя секрет, и скажу вкратце, как обращаться с тиграми.
Радоваться, когда потакают, и сердиться, когда перечат, – в природе каждого, в ком течёт кровь. Но разве радость и гнев проявляются случайно? Гнев зверя вызывают, когда идут против его воли. Во время кормёжки не решаюсь давать тигру живого зверя: убивая его, тигр придёт в ярость; не решаюсь давать целую тушу: разрывая её, придёт в ярость. Своевременно кормлю голодного и постигаю, что приводит его в ярость. Тигр и человек принадлежат к различным видам. Человек потакает тигру, и тигр к нему ласкается; перечит – и тигр его убивает. Но разве решусь я перечить тигру, чтобы привести его в гнев! Не решусь также и потакать ему, чтобы вызвать у него радость. Ведь от радости вернётся непременно к гневу, а от гнева вернётся снова к радости; ни тем, ни другим способом не достигну цели.
Ныне, когда у меня нет мысли ни потакать им, ни перечить, птицы и звери принимают меня за своего. Действую по закону природы – предоставлять каждого самому себе, поэтому они бродят по моему саду, не вспоминая о высотах горных лесов и просторах болот; засыпают на моём дворе, не стремясь в глубину гор и в тишину долин.
В ночь перед решающим поединком со своим давним заклятым врагом воин из клана Спокойных пришёл к своему наставнику в надежде, что тот даст ему какой-нибудь совет, следуя которому можно будет легко одержать победу.
– В ночь перед битвой следует спать, а не задавать глупые вопросы, – закричал Учитель в ответ на просьбу воина наставить его перед боем на истинный путь. – В последние часы перед боем умному не нужны советы, а дураку они не помогут, так как, чтобы стать умнее, нужно время. Перед битвой тебе нужны не советы, а секреты врага…
– Спасибо, Учитель! – улыбнувшись, сказал воин. – Я получил от тебя пять советов и буду неукоснительно им следовать…
– Ну, что же, лишний совет никогда не помешает, – рассмеялся наставник.
Случилось так, что старейшина клана «Ветви дерева» решил отправить в дальнюю дорогу одного из своих воинов с ответственным поручением. Позвал он к себе трёх самых доверенных учеников и вместе с ними отправился на поклон к Священной Птице – Хранительнице Чёрного камня, чтобы та помогла ему сделать окончательный выбор.
Выполнив положенный ритуал приветствия, старейшина обратился к Птице со следующей речью:
– О, Хранительница Чёрного Камня, твоя мудрость поистине безгранична, и ты умеешь постигать суть вещей, людей и явлений. Перед тобой стоят три воина, и одному из них предстоит дальняя и опасная дорога. Скажи, кто из них сможет лучше преодолеть трудности, которые могут встретиться на его пути?
Внимательно посмотрела на воинов Каменная Птица и сказала:
– Один из них слишком твёрдый, и его легко сломать, другой – слишком мягкий и его легко согнуть. Зато третий может быть и мягким, и твёрдым, а потому всегда настоит на своём.
– Спасибо за совет, Хранительница Чёрного Камня, – сказал старейшина. – Твой выбор совпал с моим, и я со спокойной душой отправляю лучшего в дальнюю дорогу.
Недаром мудрые говорили: «Не ошибается тот, кто, избегая крайностей, всегда выбирает срединный путь».
Юань Сянь, бывший ученик Конфуция, жил в провинции Лу. Крыша его хижины была покрыта соломой. Всё кругом заросло кустарником и тутовыми деревьями. Окном в доме служило горлышко кувшина, и Юань Сянь затыкал его рогожей, когда дул ветер. Пола в хижине не было, а крыша протекала, отчего стояла вечная сырость. Однако же Юань Сянь сидел в своём доме совершенно довольный, играл на лютне и пел.
Цзы-Гун, другой ученик Конфуция, носил халат из пурпурного шёлка, а белая накидка его сияла, как снег. И вот приехал он в гости к Юань Сяню в колеснице, запряжённой холёными конями в прекрасной сбруе. Юань Сянь же вышел встретить друга в шапке из бересты и соломенных сандалиях, опираясь на посох.
– Печально мне видеть тебя в таком несчастье! – воскликнул Цзы-Гун вместо приветствия.
Но Юань Сянь ответил ему так:
– Я слышал, что бедным называют того, у кого нет богатства, а несчастным – того, кто, много учившись, не может применить выученное на деле. Верно: я и впрямь беден, но уж несчастным меня назвать нельзя.
Цзы-Гун устыдился и промолчал. Тогда Юань Сянь рассмеялся и молвил:
– Жить ради славы и похвалы, подчиняться кому-то и делать вид, что свободен, учиться, чтобы блеснуть перед другими, учить ради выгоды, скрывать свои истинные намерения под личиной добродетели и выставлять напоказ свою колесницу и лошадей – вот чего я терпеть не могу!
Цзянлюй Мянь пришёл к своему учителю Цзи Чэ и сказал:
– Учитель, вышло так, что правитель Лу попросил меня о наставлении. Я отказывался, но безуспешно, так что пришлось мне дать ему совет. Не знаю, попал ли я в цель, но сказал я вот что: «Нужно следовать за почтительными и бережливыми, выдвигать справедливых и преданных, отвергать корыстолюбивых и льстивых. Тогда в народе никто не посмеет нарушить порядок».
Цзи Чэ рассмеялся и воскликнул:
– Ты всё равно что богомол, преграждающий путь повозке! Твои советы только навлекут на государя беду: ведь башни его дворца заполнены сокровищами, и, куда бы он ни направился, за ним всюду следует толпа.
Цзянлюй Мянь задрожал от страха и сказал:
– Прошу тебя, учитель, объясни, что ты имеешь в виду?
– Когда великий мудрец правит Поднебесной, – ответил Цзи Чэ, – он воодушевляет сердца людей, желая, чтобы они обратились к просвещению и исправили свои обычаи, подавили свои разбойничьи помыслы и прониклись возвышенными устремлениями, словно такова их природа, и они сами не знали бы, почему они таковы. Такого человека следовало бы считать старшим братом великих императоров – Яо и Шуня. Сколь велик, сколь беспределен он! Он хочет соединиться с полнотой жизни в себе и вовек пребывать в ней сердцем!
Цзянь У спросил Суньшу Гордого:
– Что вы делаете со своим сердцем? Вы трижды были советником чуского царя, но не кичились; трижды были смещены с этого поста, но не печалились. Сначала я опасался за вас, а нынче вижу – лицо у вас весёлое.
– Чем же я лучше других? – ответил Суньшу Гордый. – Когда этот пост мне дали, я не смог отказаться; когда его отняли, не смог удержать. Я считаю, что приобретения и утраты зависят не от меня, и остаётся лишь не печалиться. Чем же я лучше других? И притом, не знаю, ценность в той службе или во мне самом? Если в ней, то не во мне; если во мне, то не в ней. Тут и колеблюсь, тут и оглядываюсь, откуда же найдётся досуг, чтобы постичь, ценят меня люди или презирают?
Однажды крестьянин спас даоса, когда тот тонул. Решил даос отблагодарить крестьянина за добрый поступок и отвёл его в свою пещеру. Там достал он из тайника огромную тыкву и вынул из неё три волшебные вещи: иглу, колотушку и жезл. Положил их даос у ног крестьянина и сказал:
– Хоть эти вещи и неказисты на вид, заключена в них волшебная сила: игла дарует жизнь и излечивает все болезни, колотушка при ударе высекает золотые и серебряные монеты, а жезл даёт власть победить любое войско и уничтожить врагов. Ты спас мне жизнь и в награду ты можешь выбрать одну из них.
Крестьянин, не долго думая, взял иглу и спрятал её у себя в поясе.
– Ты слишком быстро принял решение, – удивился даос. – Неужели тебя не прельщают богатство или власть?
– Я выбрал жизнь, – ответил мудрый крестьянин, – так как ни власть, ни богатство без неё цены не имеют, а спасая жизни других, я, при желании, буду иметь и власть, и богатство. Вот почему мне милее игла, а что касается жезла и колотушки, то с ними хлопот не оберёшься.
Ми-Цзы был любимцем государя. А в его царстве был закон: тому, кто самовольно запряжёт царскую колесницу, отрубали ноги.
И вот однажды у Ми-Цзы захворала мать. Он смело взял царскую колесницу и поехал к матери. Государь же, услыхав о том, пришёл в восхищение и сказал так:
– До чего же он почтителен! Ради матери забыл, что ему могли отрубить ноги!
А ещё как-то раз, прогуливаясь с государем в саду, Ми-Цзы сорвал персик. И до того был он сладок, что любимец, съев половину, предложил остатки государю. И государь сказал:
– Как же он меня любит! О себе забывает – лишь бы меня попотчевать!
Когда же юность Ми-Цзы увяла, государь к нему охладел, и впал он в немилость. И теперь уже государь говорил:
– Каков! Ведь он пошёл на обман, дабы воспользоваться моей колесницей. Да ещё угощал меня надкусанным персиком!
Гуи Дзы вечно говорит загадками, – как-то пожаловался один из придворных принцу Ляну. – Повелитель, если ты запретишь ему употреблять иносказания, поверь, он ни одной мысли не сможет толково сформулировать.
Принц согласился с просителем. На следующий день он встретил Гуи Дзы.
– Отныне оставь, пожалуйста, свои иносказания и высказывайся прямо, – сказал принц.
В ответ он услышал:
– Представьте человека, который не знает, что такое катапульта. Он спрашивает, что это такое, а вы отвечаете, что катапульта – это катапульта. Как вы думаете, он вас поймёт?
– Конечно нет, – ответил принц.
– А если вы ответите, что катапульта напоминает лук и сделана из бамбука, ему будет понятнее?
– Да, понятнее, – согласился принц.
– Чтобы было понятнее, мы сравниваем то, что человек не знает, с тем, что он знает, – пояснил Гуи Дзы.
Принц признал его правоту.
Священная Птица – Хранительница Чёрного Камня часто воевала с разбойниками и тиграми-людоедами, всегда одерживая в этих битвах победы.
Однажды молодые воины из клана «Ветви дерева» решили пойти на поклон к Птице, чтобы узнать, в чём заключается секрет её непобедимости. Придя к жилищу Птицы и выполнив положенный ритуал приветствия, воины расселись на лужайке перед домом Хранительницы Чёрного Камня, и самый старший обратился к ней с такими словами:
– О, Великая Воительница и Хранительница Чёрного Камня! Вести о твоих победах над врагами достигли самых удалённых уголков Поднебесной. Открой нам, в чём секрет твоей непобедимости?
– Действительно, – отвечала Птица, – мои многочисленные враги сильны, свирепы и внушают ужас в бою. Но у всех моих неприятелей есть глаза, а у меня – крепкий клюв, которым я хорошо умею пользоваться. В этом и заключается тайна моей непобедимости.
Не зря говорят старики: «Враг уязвим – воин непобедим».
Владеющий Своими Чувствами из Южного предместья сидел, облокотясь о стол, отрешённый от всего, смотрел вверх и тихо дышал, словно отсутствовал. Странник Красоты Совершенной, стоявший в ожидании перед ним, спросил:
– Как же так? Неужели верно, что телом можно уподобиться сухому дереву, а сердцем – угасшему пеплу? Ведь тот, кто сидит, облокотясь о стол, сейчас уже не тот, кто сидел, облокотясь о стол, ранее!
– Как хорошо ты спросил, Странник! – сказал Владеющий Своими Чувствами. – Понял ли ты, что сегодня я отрешился от самого себя? Когда ты услышал свирель человека, не знал ещё, что такое свирель земли; когда услышишь свирель земли, ещё не будешь знать, что такое свирель вселенной.
– Дозвольте спросить, как это узнать? – продолжал Странник.
– Вздохнёт земля и говорят, что подул ветер. Сейчас он стих. А заиграет – яростно завоет сквозь тьму земных отверстий. Разве тебе не случалось слышать подобные голоса? Ущелья гор, массивы лесов, ямы от вывороченных с корнями деревьев-гигантов в сто обхватов подобны носу, рту, ушам; подобны перекладинам, оградам, ступкам, подобны то стремительному потоку, то стоячей воде. Одни – бурлят, как поток, другие – свистят, как стрела. У одних – шумный выдох, у других – тихий вдох. Голоса высокие, низкие, звуки протяжные, отрывистые. Одни запевают, другие подхватывают. Прохладный ветерок – малый хор, а вихрь – хор огромный. Утихнет буйный ветер, и все отверстия опустеют. Разве не слышал последних вздохов затихающего ветра?
– Свирель земли создается всеми её отверстиями, как свирель человека – дырочками в бамбуке. Осмелюсь ли спросить, что такое свирель вселенной? – сказал Странник.
– В ней звучит тьма ладов, и каждый сам по себе, – ответил Владеющий Своими Чувствами. – Все вещи звучат сами по себе, разве кто-нибудь на них воздействует?!
Мудрую Свинью спросили:
– Почему во время еды ты становишься в пищу ногами?
– Я люблю ощущать еду не только ртом, но и телом, – отвечала мудрая Свинья. – Когда я, насыщаясь, ощущаю прикосновение пищи к ногам, то получаю от этого двойное удовольствие.
– А как быть с манерами, присущими достойному воспитанию?
– Манеры предназначены для окружающих, а удовольствие для себя. Если основа удовольствия исходит от моей природы, то само удовольствие приносит пользу, – объясняла Мудрая Свинья.
– Но ведь и манеры приносят пользу!
– Когда манеры приносят мне больше пользы, чем удовольствия, я не ставлю ноги в еду, – гордо ответила свинья и ушла по своим делам.
Однажды странствующий даос повстречал на дороге плачущего крестьянина.
– Сколь велико твоё горе? – спросил даос. – Не могу ли я уменьшить твои страдания?
– Горе моё тяжелее горы и глубже моря, – ответил крестьянин. – Уже много недель жители моего села воюют с соседями из-за участка земли в плодородной долине. Всех нас ждёт нищета и разорение. В моём селе нет ни зёрнышка риса, а на последние деньги я послан купить оружие.
– Я помогу прекратить распрю, – сказал даос, – но мне понадобится твоя помощь.
– Располагай мною, добрый человек, – воскликнул крестьянин. – Что прикажешь сделать?
– Этой же ночью ты должен поджечь своё село, – сказал даос, – а я устрою пожар у ваших соседей.
– Как ты можешь советовать совершить такое зло! – закричал крестьянин. – А я уже совсем было принял тебя за святого человека!
– Зло во имя пресечения гораздо большего зла всегда оборачивается добром, – тихим голосом ответил даос. – Когда змея кусает в палец, лучше отрубить его, чем лишиться жизни. Поджогом деревни ты спасёшь многих своих друзей и соседей, а остальных избавишь от бед и страданий. Так исполни то, что тебе велено.
Понял крестьянин, что имеет дело с мудрецом, равного которому нет в Поднебесной, и той же ночью исполнил приказание даоса.
У Чжуан-цзы умерла жена, и Творящий Благо пришёл её оплакивать. Чжуан-цзы же сидел на корточках и пел, ударяя такт по глиняному тазу.
Творящий Благо сказал:
– Мало того что вы не оплакиваете умершую, которая прожила с вами, своим мужем, до старости и вырастила детей. Не слишком ли много себе позволяете, предаваясь пению, отбивая такт о таз?
– Это не так, – ответил Чжуан-цзы. – Могла ли меня не опечалить её кончина? Но затем я задумался о том, что было вначале, когда она ещё не родилась, не только не родилась, но ещё не обладала телом, не только телом, но даже и эфиром. Слитая с неразличным, неуловимым, стала развиваться и обрела эфир, эфир развился, и обрела тело, тело развилось, и обрела жизнь. Ныне же прошла через новое развитие – смерть. Всё это сменяло друг друга, как времена года: весна и осень, лето и зима. И я понял, что плакать и причитать, когда она покоится в огромном доме, значит не понимать жизни. Поэтому и перестал.
Чжуан-цзы сказал Творящему Благо:
– Конфуций проповедовал шесть десятков лет, а в шестьдесят лет изменился. То, что вначале объявлял истинным, под конец объявил ложным. Он ещё не понял, не отрицал ли пятьдесят девять лет то, что называет ныне истинным?!
– Конфуций полон желания трудиться, он преклоняется перед знаниями, – сказал Творящий Благо.
– Конфуций от этого отказался, но о своём отказе ещё не говорил, – сказал Чжуан-цзы. – Слова Конфуция гласят: «Ведь человек получает от великой основы свои способности, а затем и разум, чтобы родиться. Когда поет, должен соблюдать тон, когда говорит, должен соблюдать правила. Если я пекусь о пользе и справедливости, то любовью и ненавистью, истинным и ложным покоряю лишь людские уста; а чтобы покорить людские сердца, должен решиться им противостоять и тогда определить установления Поднебесной. Увы! Увы! ведь мне этого не достичь».
Встретились однажды в пути два монаха и, чтобы скоротать время, затеяли разговор о труде и безделье. Один из них утверждал, что в Поднебесье лишь труд в почёте, другой же настаивал на том, что люди больше ценят лень и безделье.
Спорили они, спорили и решили обратиться к первому встречному, чтобы рассудил их и сказал, кто из них прав, а кто – нет. Смотрят, идёт по дороге крестьянин. Подошли к нему монахи и попросили стать судьёй в их споре. Крестьянин не заставил долго себя уговаривать и велел монахам задавать ему вопросы по очереди.
– Дорог ли тебе твой труд? – спросил крестьянина первый монах.
– Мне-то он дорог, а вот людьми не ценится. Тяжек мой труд, но платят за него мало, – ответил тот.
Настала очередь второго монаха задавать вопрос.
– Если бы ты имел выбор – работать или не работать, в обоих случаях получая одинаковый доход, что бы ты предпочёл? – поинтересовался он.
– Я сделал бы то, что и любой другой смертный на моём месте, – ответил крестьянин.
– А если бы все были трудолюбивы, захотел бы ты жить в таком мире? – спросил первый монах.
– Если бы все любили труд, то никто не хотел бы его облегчить. Нет, не хочу я жить в таком мире, – сказал крестьянин.
Так и проиграл спор трудолюбивый монах. Надо было ему задавать другие вопросы.
Однажды молодой воин клана «Ветви дерева» пришёл за советом к Птице – Хранительнице Чёрного Камня.
– О, священная Каменная Птица, – сказал воин после традиционного ритуала приветствия, – пришло время жениться, а я не знаю, как выбрать себе подругу жизни. Научи меня, как это сделать.
– Время никогда не приходит само – его выбирают, – ответила Птица. – А что касается жены, то прежде чем сделать выбор, послушай-ка притчу.
Случилось так, что в одном селении жили два воина и оба они были женаты. Сварливая и некрасивая женщина была замужем за мудрым и опытным воином, а молодому человеку, лишь недавно познавшему путь меча, досталась жена красивая да ласковая. Как-то друзья отправились в поход по делам службы и разговорились в пути.
– Почему ты женился на такой сварливой и некрасивой женщине? – спросил молодой воин своего старшего товарища.
– Она верна и трудолюбива, – ответил тот, – но не это является главной причиной моего выбора…
Вдруг на дороге, по которой ехали воины, появилась толпа оборванцев, которые принялись осыпать друзей бранными словами и такими обидными прозвищами, что молодой воин не выдержал и бросился на них, обнажив меч. Оборванцы ловко набросили на него сеть, и, если бы не помощь старшего товарища, молодому воину пришлось бы худо.
Обратил старший воин разбойников в бегство и сказал:
– Когда-то я был таким же обидчивым, как ты, и не мог владеть порывами души, однако годы жизни с моей женой укрепили мой дух и исправили этот недостаток.
Вечером, когда друзья расположились на ночлег, молодой воин загрустил по своей красивой жене и сказал об этом приятелю, на что он ответил так:
– Воин чаще бывает в походах, чем дома, и очень тяжело тому, кто грустит о домашнем уюте и ласковой жене. Это ещё одна причина, по которой я сделал такой выбор спутницы жизни…
Долго ещё рассказывала Хранительница Чёрного Камня длинную притчу о двух друзьях и их жёнах, но молодой воин клана «Ветви дерева» уже знал ответ на свой вопрос и слушал Птицу лишь потому, что ценил чужую мудрость и не жалел времени для учения.
Вначале Ле-цзы любил странствовать.
– Ты, Защита Разбойников, любишь странствия. Что же в них хорошего? – спросил Учитель с Чаши-горы.
– Радость странствий в том, – ответил Ле-цзы, – что наслаждаешься отсутствием старого. Другие в странствиях наблюдают за тем, что видят. Я в странствиях наблюдаю за тем, что изменяется. Есть странствия и странствия! Ещё никто не сумел определить различия в этих странствиях!
– Ты, Защита Разбойников, странствуешь, конечно, как и другие, а говоришь, что иначе, чем другие. Во всём, на что смотришь, всегда видишь изменения, наслаждаешься отсутствием старого в других вещах, а не ведаешь, что в тебе самом также отсутствует старое. Странствуя во внешнем мире, не ведаешь, как наблюдать за внутренним миром. Кто странствует во внешнем, ищет полноты в других вещах; кто наблюдает за внутренним, находит удовлетворение в самом себе. Находить удовлетворение в самом себе – вот истинное в странствиях, искать полноты в других вещах – вот неистинное в странствиях.
И тогда Ле-цзы понял, что не постигает смысла странствий, и до конца жизни больше не уходил.
– Истинное в странствиях! – сказал учитель с Чаши-горы. – При истинных странствиях не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают, на что смотрят. Все вещи странствуют, все твари наблюдают – вот то, что я называю странствием, вот то, что я называю наблюдением. Поэтому и говорю: истинное – в странствиях! Истинное – в странствиях!
Гань-Ин в старину был замечательным стрелком. Лишь натянет лук – и звери ложатся, а птицы падают. У Гань-Ина обучался Стремительный Вэй и превзошёл в мастерстве своего наставника. К Стремительному Вэю и пришёл учиться Цзи-Чан.
– Сначала научись не моргать, – сказал ему Стремительный Вэй, – а затем поговорим и о стрельбе.
Цзи-Чан вернулся домой, лёг под ткацкий станок своей жены и стал глядеть, как снуёт челнок. Через два года он не моргал, даже если его кололи в уголок глаза кончиком шила.
Цзи-Чан доложил об этом Стремительному Вэю, тот сказал:
– Этого ещё недостаточно. Теперь ещё научись смотреть, а потом можно и стрелять. Научись видеть малое – точно большое, туманное – точно ясное, а затем доложишь.
Чан подвесил к окну вошь на конском волосе и стал на неё глядеть, обернувшись лицом к югу. Через десять дней вошь стала расти в его глазах, а через три года уподобилась тележному колесу, все же остальные предметы казались ему величиной с холм или гору. Взял он лук из яньского рога, стрелу из цзинского бамбука, выстрелил и пронзил сердце вши, не порвав волоса.
Доложил об этом Стремительному Вэю. Стремительный Вэй ударил себя в грудь, затопал ногами и воскликнул:
– Ты овладел искусством!
Тогда Цзи-Чан понял, что во всей Поднебесной для него остался лишь один соперник, и задумал убить Стремительного Вэя.
Они встретились на пустыре и стали друг в друга стрелять. Стрелы их на полдороги сталкивались наконечниками и падали на землю, не поднимая пыли. Но вот у Стремительного Вэя иссякли стрелы, а у Цзи-Чана осталась ещё одна. Он спустил её, но Стремительный Вэй точно отразил стрелу колючкой кустарника.
И тут оба мастера заплакали, отбросили луки, поклонились друг другу до земли и просили друг друга считаться отцом и сыном. Каждый надкусил себе руку и кровью поклялся никому более не передавать своего мастерства.
Решила однажды госпожа подарить своей соседке гуся к празднику.
Вышла во двор – и давай ловить длинношеего, да не тут-то было – никак она его поймать не может.
Рассердилась госпожа да как закричит:
– Эй, слуга, немедленно поймай мне гуся!
Слуга, чтобы показать своё рвение и расторопность, схватил палку, бросил её в гуся, да и зашиб несчастную птицу насмерть.
– Экий ты дурак, – пуще прежнего рассердилась хозяйка. – Мне не нужен мёртвый гусь!
На следующий день госпожа и слуга пошли на базар, чтобы купить поросёнка. На обратном пути поросёнок вырвался из рук слуги и со всех ног помчался прочь.
– Лови его, лови! – закричала госпожа.
А слуга подумал: «В прошлый раз я поймал гуся, но ничего хорошего из этого не получилось, так стоит ли в этот раз наживать себе неприятности?»
Так поросёнок и убежал.
Совсем рассвирепела госпожа и прогнала слугу прочь.
«Не поймёшь этих господ, – подумал слуга, шагая по дороге. – Сделаешь – плохо, а не сделаешь – ещё хуже!»
Верно говорят умные люди: «Всегда помни о том, что люди зачастую делают не то, что тебе хочется».
Наньжун Гу спросил у Гэнсан Чу:
– Учитель, что должен делать такой старый человек, как я, чтобы достичь описанного тобой совершенства?
Учитель ответил:
– Сохраняй в целости своё тело, береги свою жизнь, не допускай в мыслях суеты. И через три года ты сможешь стать таким.
– Все глаза выглядят одинаково, – сказал Наньжун Гу, – и я не знаю, каково различие между ними, а слепой себя не видит. Все уши выглядят одинаково, и я не знаю, каково различие между ними, а глухой себя не слышит. Сознание у всех одинаковое, я не знаю, чем оно отличается у разных людей, но безумец себя не сознаёт. Тела людей подобны друг другу; но есть что-то, что нас разделяет. Я хочу быть подобным тебе, но не могу достичь этого. Только что ты сказал мне: «Храни в целости своё тело, береги свою жизнь, не допускай суеты в мыслях». Я жажду понять эти слова, но не могу.
– Мне больше нечего сказать тебе, – ответил Гэнсан Чу. – Недаром говорят, что роящиеся мошки не превратятся в куколку, курица не высидит гусиное яйцо. Дело не в том, что жизненные свойства этих птиц различны. Их способности или неспособность обусловлены величиной их таланта. Оказалось, что моих талантов не хватает для того, чтобы просветить тебя. Почему бы тебе не поехать на юг и не встретиться с Лао-цзы?
В день Постижения Истины молодой воин из клана Спокойных спросил Мудрейшего:
– О Учитель, чем отличается обычный человек от Спокойного?
– Обычный человек направляет свои помыслы наружу и не обретает гармонии с миром, а Спокойный направляет их внутрь и обретает гармонию с окружающим, – ответил Мудрейший.
– А в чём заключается гармония Спокойствия? – спросил ученик.
– Она таится в равновесии между мыслями и поступками, – сказал Учитель, – но высшее её проявление – в их отсутствии, что не может сделать человека счастливым и поэтому недостижимо при жизни.
Лао-цзы говорил:
– Когда вещи устроены так, чтобы угодить телу, когда готовятся к неожиданностям, чтобы уберечь сердце от гибели, когда внутреннюю почтительность пестуют для того, чтобы она проявилась вовне, а беды тем не менее избежать не удаётся, то это происходит от Неба, а не от человека. Тогда ничто не может поколебать установленное, ничто не может проникнуть внутрь Духовной Башни.