Большая любовь майора Никитича

Глава 18

Никитич

Рулю в полной тишине…

Молчу.

Даже музыку не включаю.

Да что там музыку! Чихнуть боюсь! Рванет же!

Марийка сидит на переднем пассажирском и прожигает взглядом оконное стекло.

В мою сторону демонстративно не поворачивается! Губы сжала, глаза сощурила, сопит обиженно.

Ну да!

Затащил.

Силком, можно сказать.

Орала-то, орала!

Я подхватил у нее на кухне первый попавшийся пакет, прошел по дому, собрал в него, что мне показалось нужным…

Ну там, пару трусов из комода, зубную щетку… Расческу даже ее бросил!

У меня-то дома только гребешки однорядки, а у нее вон какая копна смоляная!

А она меня за руки хватает, значит: “Что ты себе позволяешь?!”

Да то!

То и позволяю!

Что жить я без тебя не смогу.

А если с тобой что случится, то вообще никогда себе этого не прощу!

И то, что ты не понимаешь, в какое дерьмо вляпалась – меня не волнует. Главное, что я все понимаю.

Тот, кто это все делает, либо с ума тебя свести хочет, либо что похуже. А ты все хихоньки, да хахоньки. Как от мухи отмахиваешься.

Еду, значит… Веду с ней эти немые диалоги…

В бок аккуратно посматриваю, чтоб на светофоре выпрыгнуть не пыталась.

Она ж может!

Я ее знаю!

И от этой мысли… И той, что она может вытворить невероятную дичь, и даже от той, что я это в ней знаю, вдруг становится тепло и приятно в груди!

Смешно!

Но вдруг со всей ясностью понимаю, что ничего эти годы не изменили. Что вот она моя Марийка! МОЯ! Именно та взбалмошная, но трепетная девчонка, в которую я влюбился.

И я ее знаю. Совершенно точно знаю. Могу предсказать почти каждый ее шаг! Нет, конечно, всегда есть варианты… С ней-то да! С ней всегда масса вариантов…

– Чего лыбишься?! – с возмущением и наигранной злостью спрашивает она.

А мне аж смешно и хорошо от этого! Значит, видит! Значит, демонстративно отворачивается, а сама на меня смотрит!

– А ты смотри, смотри на обочину, – подначиваю ее, – не отвлекайся!

– Нет, вы подумайте! – снова вскипает Марийка.

А то тепло, которое только что разливалось у меня по груди, мягкой волной опускается мне в живот, ниже…

Я слушаю ее интонации, ее возбужденное дыхание…

Не от того, от чего я хочу, возбужденное, но все же..

Организм мой реагирует на нее вполне однозначно!

– Подумайте, – вторю ей я, а сам не могу сдержать усмешки.

– Силой в машину впихнул! Похитил, можно сказать! Украл! Еще и довольный! – вспыхивает она моментально.

– Ух какой я! – уже тихо ржу. – Аж завидно!

– Что завидно? Кому завидно? – накидывается на меня Мария.

– Тебе! – хохочу. – Какой тебе мужик-то попался!

– Да ты!.. – замирает на мгновенье. – Да я тебя!..

И мне в плечо сыплется град мелких и частых ударов!

Да сладкая ж ты моя!

Ржу, не могу остановиться!

А она от этого еще сильнее злится!

Оп! Светофор!

Жму тормоза, резко оборачиваюсь к ней, хватаю в объятья!

– Да ты!.. Да я!.. Да…

М-м-м-м-м…

Какая же ты вкусная!

Конфетка моя с перчинкой. Нежная и страстная одновременно! Обожаю тебя.

Именно это и шепчу ей вслух.

– Обожаю тебя, – проговариваю, не разрывая поцелуя.

И тут мне сзади сигналят!

Вот козлы!

Не могут подождать!

– А если обожаешь, чего насильничаешь? – всхлипывает моя малышка.

– Чего? – вскидываю брови. – Маш! Ну чего ты ересь несешь? Ну ты сама подумай! Если уже к тебе в дом зашли…

– Ну отдушину закрой, ну замки поменяй, но самовольничать-то чего?! – орет она, и с ее ресничек капают слезки.

Ну блин!

– Маш… – шепчу. – Страшно мне за тебя… – начинаю совершенно искренне. – А остаться не могу, работа. Давай так! – меняю тон на бодрый. – Четверг, пятницу в городе проведем, а на выходные назад в деревню! Вот тогда и замки поменяю. А, может, и всю дверь! И окна проверю, и все отдушины!

Марийка моя всхлипывает. Уже не воюет, уже не возмущается.

И мне кажется, что она чуть успокоилась. Приняла… Понимать-то она и так все понимала. Чай не дура. Но отчего-то жуть как не хотела подчиняться. А сейчас вроде смирилась.

– Марий, – продолжаю свои увещевания, – мне из города проще будет посмотреть, куда этот Колька делся… И телефон пробью, и машину его… Ну? Ну надо же с этим разобраться? Сделаю запрос, посмотрю, где какие камеры…

Рассуждаю, уже увлекшись своими мыслями.

Голова работает вполне четко.

План составлен, и даже уже пара сообщений нужным людям написана.

Мне нужно запросить у сотового оператора перемещения номера, отследить машину… Если повезет, по номеру его тарантаса найду, где этот товарищ сейчас находится. Или по телефону, если он хоть один звонок делал.

Машунька моя вроде притихла.

Ну ладно.

Уговорил.

Можно выдохнуть.

Будем считать, сегодня победил я.

Днем!

А ночью…

И тут мои губы расползаются в похабной ухмылке…

А ночью дам победить ей!

.

Марийка

Гад! Сволочь! Козлина такая!

Колька, конечно!

Не Андрей же!

Андрей вон едет всю мою истерику терпит!

Ух! Тоже мне! Рыцарь нашелся!

Да не сделают мне в деревне ничего!

Ну попугают! Ну потреплют нервы!

Но этот же!

Ненавижу город! Не хочу!

Ишь ты! Меня? Силком?

Ух, я тебе покажу!

Еще сам же меня и обратно привезешь!

А лучше…

Нет…

Ладно… Сейчас придумаем…

О-ой…

Какой кошмар! И это он тут живет?

Машина въезжает во двор новой башенной многоэтажки.

Нет, умом я понимаю, что район хороший, что дом новый и двор красивый… По московским меркам…

Но после моей деревни… Когда я вставала и из окна кухни рассвет над речкой видела!

Андрюша! Только не это! Только не каменные джунгли!

Внутри все ноет, в узелок тоскливый завязывается…

Нет, пожалуйста! Нет!

– Так! Выгружаемся! – он подхватывает мой пакет. – Квартирка у меня маленькая, мне одному много не надо, но, – тут он хитро посматривает на меня, – вдвоем поместимся!

Семнадцатый этаж.

Однушка – студия.

Это когда все в одной комнате.

Ужас!

Хотя понимаю, что ему так удобно.

Вообще все устроено удобно.

Диван, большое окно, кухонька маленькая.

Наверное, еще лет десять назад я бы посмотрела на эту коморочку совсем другими глазами.

Но сейчас…

Вздыхаю, расстроенно поджимаю губы.

– Ладно, – прохожу в зону кухни, оглядываясь. – Поместимся, так поместимся.

– Мы бутердбродиком! – острит он откуда-то из ванной и хохочет.

Показываю язык в ту сторону, не заботясь, чтобы он меня увидел, распахиваю холодильник.

– Кстати, о бутербродиках! – кричу в коридор, – Есть-то у тебя нечего!

.