Большая волна в Канагаве. Битва самурайских кланов

Восход луны для двоих

В княжеском поместье время шло не по календарю, придуманному людьми, а своим истинным ходом. В городе наступления весны, лета, осени и зимы ждали по календарным срокам и удивлялись, если зима опережала, а весна отставала от них. Здесь, в поместье, изменения в природе связывались лишь с определенными явлениями окружающего мира, в каждом из которых виделась настоящая власть времени. Если наступали ранние холода, то это вовсе не означало, что они опередили календарь, просто ход времени ускорился в этом году.

Никакое событие в мире не случается внезапно, всегда есть признаки перемен, как едва уловимые, так и вполне осязаемые. Осязаемые признаки доступны всем, кто умеет видеть и имеет жизненный опыт. Так, ни один настоящий моряк не пропустит приближение бури и не сможет не заметить изменение морского течения. Но для того чтобы ощутить едва уловимые перемены, нужна тонкая душевная оболочка. Такая оболочка есть у маленьких детей: у них она еще не огрубела от постоянного трения с внешними впечатлениями, «не превратилась в твердую мозоль», как говорил старик Сэн. Такая оболочка есть и у стариков, у которых твердость ее ослабла за долгие годы жизни.

Приготовившись к ранней зиме, Сотоба и Сэн спасли сад, ведь растения не могут так спешно, как человек, приспособиться к быстрым переменам. Поздняя весна тоже не стала для Сотобы и Сэна неожиданностью; более того, они находили в ней не меньшее очарование, чем в столь любимой ими осени. Остатки снега в тени деревьев и тонкая листва на кустах жимолости; утренний иней на камнях и первые цветы золотисто-желтой примулы; замерзшие капли воды на прошлогодней траве и молодые нежные стебельки на темно-зеленом полотне мха – все радовало стариков своей обычностью и необыкновенностью. Они удивлялись только одному: почему так мало людей живет этими радостями?..

Йока помогала старикам во всех их работах, готовила еду, стирала и убиралась в доме, и повседневные заботы утешали ее в разлуке с Такэно.

Женщина не может заставить мужчину быть с ней, если не хочет, чтобы он перестал быть мужчиной. Женщина должна уметь ждать, ей всегда приходится ждать мужчину – когда он далеко, и когда он рядом. Йока хорошо понимала это, но томилась ожиданием; она сильно любила своего мужа.

Каждое письмо от него было праздником, оно читалось и перечитывалось по многу раз: сначала в одиночестве, про себя, затем перед стариками. Но не все можно было прочитать им: в письмах допускались такие страстные выражения любви, о которых нельзя было говорить вслух.

Последнее письмо Такэно было написано именно в подобных выражениях. Оно начиналось со стихов:

Прочитав их, Йока расплакалась: Такэно недаром напоминал о деревце сливы – ее, Йоку, он называл «сливовым цветочком», когда был с ней.

Иока поцеловала письмо и продолжала читать: «Я по-прежнему нахожусь в школе по обучению воинов. Не буду рассказывать о своих успехах, но господин начальник мною доволен. Обучение идет к концу, летом нам предстоят выпускные испытания. Надеюсь не опозориться на них, не подвести моих учителей и уважаемого дедушку Сотобу, моего первого наставника в военном деле.

Днем я очень занят, а вечером перед сном часто вспоминаю тебя и сильно скучаю, моя Йока, моя дорогая жена.

Среди моих товарищей никто не женат, им трудно понять меня, поэтому я никогда не рассказываал им о тебе. Но тем сильнее я люблю тебя: моя любовь невысказанная, ты владеешь моими мыслями.

Ночами я вижу тебя во сне, всегда на нашей поляне в кедровом лесу, ты стоишь там и ждешь меня. Я подхожу к тебе и обнимаю…»

Йока смущенно улыбнулась.

«…Запах твоих волос заставляет меня плакать. Я, как ребенок, прячу голову у тебя на груди, тепло твоего тела охватывает меня, и я засыпаю. Мне снится, что я сплю и вижу тебя во сне. Когда я просыпаюсь утром, моя подушка вся мокрая от слез».

Йока и сама расплакалась, с трудом она прочла последние строки:

Я вернусь к тебе. Твой Такэно».

Такэно приехал в конце лета, в жаркую душную пору. Сэн и Сотоба, которые копались в саду, распрямились и, слеповато щурясь, старались рассмотреть всадника, ехавшего по дороге от ворот. Он остановил лошадь, спрыгнул на землю и подбежал к старикам – тогда они узнали Такэно.

Он сильно изменился за год. Лицо его осунулось, черты загрубели, тело стало крепким и жилистым; детскость, которая проглядывала во всем облике Такэно год назад, исчезла. Одет он был, как воин, и за поясом его были два меча, длинный и короткий.

Старики от растерянности застыли на месте, не зная, как встретить его – поклониться ли ему первыми или ждать, чтобы он поклонился? Такэно пал перед ними на колени:

– Дедушка Сэн! Дедушка Сотоба! – воскликнул он, и старики увидели, как задрожали его плечи.

– Такэно… – хотел склониться в приветственном поклоне Сэн, но вдруг всхлипнул, простер руки вперед и смог только вымолвить:

– Ты приехал…

Такэно принялся целовать ладони старика:

– Дедушка Сэн, мой дедушка Сэн!

– Они грязные, Такэно, – слабо сопротивлялся Сэн, а Сотоба похлопывал Такэно по плечу и говорил:

– Воин, воин! Ты стал настоящим воином, Такэно!

Когда все они немного успокоились, старики повели Такэно в дом. Им не терпелось расспросить его об учебе, о выпускных испытаниях, о том, как князь отнесся к Такэно, но вначале следовало принять его должным образом: сотворить благодарственную молитву перед богами, приготовить гостю ванну для омовения, дать ему отдохнуть, а уж после, за столом, можно было расспрашивать.

Соблюдая обычай, Такэно и сам ни о чем не спрашивал Сэна и Сотобу, но взгляд его скользил по саду, а когда они подошли к дому, сердце Такэно тревожно забилось: где же Йока, почему ее не видно? Вот и веранда – где же Йока?..

Широкие двери разъехались в стороны, и она появилась на пороге. Ее поза была смиренной: спина полусогнута, голова наклонена, руки сложены на животе, но взгляд, мимолетный взгляд, который бросила она на мужа, был таким счастливым, что Такэно рассмеялся. Смущенно оглянулся он на стариков, но они будто не заметили подобной несдержанности.

Далее все проходило по обычаю. Йока, потупившись, сказала Такэно: «Здравствуйте, господин», – и более не говорила ему ничего во весь вечер. Такэно ответил Йоке: «Здравствуй, здравствуй», – и после обращался к ней только тогда, когда требовалось что-нибудь подать.

За столом Такэно рассказывал старикам о своем обучении в школе воинов:

– Я постиг многое. Но пусть за меня поведает об этом сам князь. Он присутствовал на выпускных испытаниях, и я получил от него в подарок меч со следующими напутственными словами: «Такэно, ты пока оправдываешь мои надежды: среди молодых воинов, окончивших школу, нет равных тебе по владению мечом и стрельбе из лука. Посмотрим, как ты покажешь себя в бою; если и там ты не ударишь лицом в грязь, я посвящу тебя в самураи. Служи, я не оставлю тебя без внимания. Пока же можешь съездить навестить своих стариков и свою жену. Скоро ты мне понадобишься, я тебя вызову».

Встреча

– Какая честь! Какая высокая честь! Князь обращался с тобой, как с одним из его приближенных, – покачал головой Сотоба. – Иные служат ему всю жизнь, но не удостаиваются такого обращения, а тебя он наградил еще до того, как ты начал служить. Твой священный долг теперь – доказать, что князь не ошибся в тебе. Преданность повелителю, обязанности перед ним, повиновении ему во всем отныне должны составлять смысл твоей жизни.

– Да, – кивнул Такэно. – Я это твердо усвоил, воспринял сердцем.

– Тебе нужно быть таким как все, но при этом выделяясь из всех, – вставил свое слово Сэн. – Это трудно, особенно вначале. Когда ты был мальчиком, ты говорил, что через любую стену можно перелезть. Смелее, Такэно.

– Смелости ему не занимать, уважаемый Сэн. Иначе он не был бы первым среди воинов, закончивших школу, – сказал Сотоба. – Но иногда смелость оборачивается бедой. Тебя учили этому, Такэно?