Больше, чем ты знаешь

Глава 3

Но это длилось всего мгновение. Напрягшись всем телом, Клер отпрянула в сторону и едва не потеряла равновесие. Она попыталась было ухватиться за стул, чтобы не упасть, но вместо этого уцепилась за руку Рэнда. Клер почувствовала, как его ладони железным кольцом обхватили ее талию. Опомнившись, она уперлась руками ему в грудь, отталкивая его изо всех сил, которые от страха удесятерились.

Этого оказалось достаточно, чтобы Рэнд тут же отпустил ее. Однако он и не подумал отодвинуться. Вместо этого Клер, толкнув его в очередной раз, сама отлетела назад, точно ударившись о скалу. Ничуть не обескураженная, она снова бросилась на него и случайно задела бедром ручку кресла, на котором недавно сидел герцог. Видимо, приняв это за новую дерзость со стороны Рэнда, Клер с яростным криком оттолкнула кресло от себя. Рэнд попытался поймать его на лету, но не успел, и оно с грохотом рухнуло на пол.

То ли от боли, то ли от удивления Клер сдавленно ахнула. Она инстинктивно отпрянула в сторону от рухнувшего кресла и тут же с размаху налетела на стол.

В то же мгновение Рэнд, нагнувшись, чтобы поднять упавшее кресло, неловким движением смахнул со стола пепельницу, которая и свалилась ему на голову. Удар был не слишком силен, но пепельница потянула за собой севрскую вазу, в которой стояли свежие цветы. Поток воды вместе с розовыми бутонами усеял заставленный французским фарфором стол.

– Что за… – рявкнул Рэнд, оглянувшись, чтобы встать и поставить наконец на место тяжелое кресло. Увы, он повернулся не в ту сторону, куда следовало, и это было роковой ошибкой. Блюдо с десертом, словно лезвие пилы, с размаху врезалось ему в грудь. Удар был настолько силен, что у Рэнда захватило дух. Он попытался было подхватить проклятое блюдо на лету, но промахнулся и мог только беспомощно смотреть, как оно, ударившись об пол, разлетелось вдребезги.

Ошеломленный, он оказался совершенно неподготовленным к следующей атаке Клер. Единственное, что он успел, – это юркнуть за угол буфета. Стремительность маневра спасла его – брошенный Клер бокал пролетел мимо, но вино, расплескавшись, залило ему рукав сюртука.

– Довольно, Клер! Я хочу… – начал Рэнд и тут же осекся, краем глаза заметив, как голова Клер повернулась на звук его голоса. Ее руки слепо шарили по столу в поисках чего-нибудь тяжелого, что можно было бы метнуть ему в голову, и он испуганно вздрогнул, увидев, как она схватила со стола тяжелую серебряную вилку. Ни минуты не колеблясь, Клер швырнула ее вслед за бокалом. Она промахнулась, но Рэнд почувствовал, что с него довольно. – Проклятие, Клер! – взревел он.

Теперь у нее под рукой оказался целый арсенал: вилки, ножи, ложки – и все из тяжелого серебра. Набрав полные руки, она выразительным жестом дала ему понять, что вооружена.

– Оставайтесь на месте, капитан!

Между ними было не более четырех футов. Рэнд медленно поднял вверх руки.

– Сдаюсь! – покорно пробормотал он. И заметил, что она колеблется. Ободренный этим, Рэнд продолжал: – Честное слово, Клер! Я выкинул белый флаг!

Клер все еще колебалась.

– Я не верю вам, – заявила она. И, немного подумав, добавила: – Кроме того, я не давала вам разрешения называть меня по имени.

В этот самый момент боковая дверь распахнулась и они оба, вздрогнув от неожиданности, повернулись на шум. На пороге столовой, с самым невозмутимым лицом взирая на сцену разгрома, стоял дворецкий герцога.

– Не следует ли доложить его светлости?..

Клер незаметно разоружилась, опустив на стол весь свой внушительный арсенал.

– Нет-нет, Эммерет! В этом нет никакой необходимости!

– Очень хорошо, мисс Банкрофт. Потому что я подумал…

Клер, улыбнувшись, кивнула:

– Благодарю вас. – Услышав, как скрипнула дверь, она окликнула дворецкого: – Эммерет!

– Слушаю, мисс!

– Скажите, Эммерет, капитан Гамильтон действительно поднял руки вверх?

– И даже размахивает в воздухе салфеткой, – сухо подтвердил дворецкий, в то время как Гамильтон еще выразительнее замахал импровизированным белым флагом. – Похоже, вы одержали верх, мисс, – как Веллингтон у Ватерлоо.

– Спасибо, Эммерет! – весело рассмеялась Клер.

Кивнув, дворецкий попятился и бесшумно прикрыл за собой дверь.

Нащупав рукой край стола, Клер отодвинула в сторону вилки.

– Конечно, Эммерет и словом не обмолвится его светлости о том, что он увидел, но уж в том, что на половине слуг будут чесать языками весь вечер, можно не сомневаться.

– И завтра тоже, – поддакнул Рэнд, – или я недооценил огонек, блеснувший в глазах этого вашего Эммерета.

– Огонек?! Да вы шутите! Более унылой личности, чем наш Эммерет, и представить себе трудно! Помню, еще маленькой я до смерти его боялась.

– Это был огонек, а может, слезы, – буркнул Рэнд, – по вашему севрскому фарфору.

– Господи помилуй! Неужели я его весь перебила?!

– Боюсь, что так. Впрочем, кажется, пепельница целехонька.

Клер испустила тяжелый вздох.

– Боже правый, а Стикль без ума от севрского фарфора! «Скорее всего так оно и есть», – подумал Рэнд.

– Позвольте предложить вам руку?

– А вы их до сих пор так и держите над головой?

– Конечно. А то как же!

– А белый флаг?

– Я размахиваю им над головой.

– Ладно, можете перестать дурачиться, но руки лучше держите при себе, идет?

Рэнд уронил салфетку на пол.

– Как прикажете, – кивнул он, опуская руки.

Клер прислонилась спиной к столу, пальцы ее по-прежнему сжимали его край.

– Мне бы все-таки хотелось знать, почему вы меня поцеловали? – невозмутимо поинтересовалась она.

– Попытался поцеловать, – поправил Рэнд, – только попытался. То, что произошло, трудно назвать поцелуем.

– Наверное, вы правы.

«Стало быть, ей все-таки кое-что об этом известно», – усмехнулся про себя Рэнд. Самое же неприятное было то, что Клер, казалось, без труда могла читать его мысли.

– Должно быть, решили, что у меня богатый опыт по части поцелуев, верно, капитан? Что ж, не буду скрывать, кое-какой опыт у меня есть, но это естественно для женщины в моем возрасте. Мне ведь уже двадцать четыре. Я много читала и неплохо разбираюсь в культуре многих народов. Но признаюсь, ваш поцелуй был первым с тех пор, как я ослепла. Поцелуи крестного не в счет, не так ли?

– Н-нет, – пробормотал Рэнд, – не думаю. – Итак, – решительно заявила она, словно уже придя к определенному выводу, с чем Рэнду оставалось лишь смириться, – теперь у меня больше не осталось сомнений, что вы считаете меня достаточно привлекательной, капитан. Тем не менее еще вчера вы едва замечали мое присутствие. Рассчитывали застать меня врасплох? Или просто хотели дать мне понять, чего следует ожидать на борту вашего «Цербера»?

Рэнд мучительно покраснел. Последний раз он получил такой щелчок по носу, когда был еще зеленым юнцом, рыскавшим на половине слуг в расчете сорвать поцелуй с уст зазевавшейся цветной служанки. Ему было всего лишь тринадцать, когда мамаша Комати застукала его и тотчас приняла надлежащие меры – мощная затрещина заставила Дженни Энн кубарем вылететь из подвала. А его нещадно отдубасили деревянной поварешкой по тощему заду. Но удары еще можно было стерпеть. Куда больнее жалили слова, что он тогда услышал: «Нет никакой заслуги получить то, в чем тебе не имеют права отказать. И нет ни малейшего удовольствия сломить бесправного и беззащитного. Ты и сам знаешь, что я права, малыш. Тебя воспитывали не для этого!»

И вот сейчас Рэнд поймал себя на том, что нисколько не удивился бы, если б снова почувствовал хлесткий удар деревянной поварешкой.

– Итак, что скажете, капитан? – повторила Клер, когда он так и не ответил.

Оставалось признать, что единственным способом доказать, что урок мамаши Комати пошел ему на пользу, – это сознаться. Но сделать это сейчас оказалось еще труднее, чем в тринадцать лет.

– Это была проверка, – пробормотал он.

– Проверка?!

– Мне пришло в голову… а вдруг вы просто притворяетесь, что ослепли.

Рот Клер удивленно приоткрылся. Судя по всему, такое даже не приходило ей в голову.

– М-да… думаю, надо сказать спасибо, что вам еще не пришло в голову просто дать мне подножку – просто чтобы посмотреть.

– Мне бы и в голову не пришло причинить вам боль.

Клер выразительно фыркнула.

– Скажите, вы, часом, в детстве не развлекались тем, что отрывали бабочкам крылья?

– Нет, – покачал головой Рэнд. – Это делал Дэвид. Да, кстати, чтобы предупредить ваш следующий вопрос: кошек за хвост дергал Шелби.

– А кого же мучили вы? – Клер ждала ответа, но он молчал. – Ну, в чем дело, капитан?

Рэнд прокашлялся, чтобы прочистить горло.

– Девчонок, – с трудом выдавил он. – Я обожал их дразнить. – Наступило долгое молчание, которое неожиданно прервал заливистый смех Клер, и Рэнд вдруг почувствовал, как у него снова заполыхали щеки. – И еще я дергал их за волосы, – угрюмо добавил он.

– Но с тех пор, как вам исполнилось шесть, – отсмеявшись, предположила Клер, – надеюсь, ваши интересы хоть немного изменились?

– Мои – да, но и их тоже.

– Та-ак, – медленно протянула она. – Должно быть, вы правы. – Клер замолчала, гадая про себя, хорош ли собой Рэнд. Может, спросить его… но скажет ли он правду? Она уже успела узнать, что любой хоть мало-мальски привлекательный с виду мужчина считает себя красавцем. Да и не только мужчины – ее мать была красавицей, и ей не нужны были зеркала, чтобы убедиться в этом. Клер порой казалось, что мать кожей научилась впитывать всеобщее восхищение, как цветок – солнечный свет. И зеркало было бы лишь слабой заменой глаз возлюбленного, в которых сияло благоговение перед ее красотой.

– И часто вам приходилось… ммм… пользоваться силой? – поинтересовалась Клер.

Рэнду снова вспомнилась Дженни Энн. Нет, ему это и в голову никогда не приходило… и, однако, мамаша Комати была, несомненно, права – бедняжка и подумать не могла о том, чтобы отказать молодому хозяину.

– Нет, – проговорил он наконец. – Не в моих правилах принуждать женщину.

– Да? А как же права сеньора? Или у вас в Южной Каролине это называется как-то по-другому?

«Может быть, так и есть», – подумал Рэнд. Во всяком случае, когда речь шла о черных рабынях. К счастью, после войны многое изменилось.

– Когда речь идет о принуждении, у нас это называется изнасилованием, – пробормотал он.

– И у нас тоже, – кивнула Клер. – Я просто хотела убедиться, что мы с вами поняли друг друга.

– На борту «Цербера» вам нечего бояться. Никто не причинит вам никакого вреда – ни я, ни кто-либо из моей команды.

Клер поняла, что верит ему, но все же один раз этот человек уже нарушил данное ей слово.

– Еще утром вы пообещали мне, что не дотронетесь до меня без предупреждения. И обманули! Надеюсь, это не повторится.

– Никогда, – торжественно пообещал Рэнд.

– Что же до моей слепоты, надеюсь, теперь вы убедились, что она не плод моего воображения.

– Совершенно.

– Хорошо. – Она снова кивнула. – Можете опустить руки, капитан. Вы свободны. Я не беру пленных.

Рэнд тупо посмотрел на собственные руки, скрещенные на груди.

– Э-э… большое спасибо. Признаться, я уже немного устал тянуть их вверх.

– Простите, я совсем упустила это из виду.

– Но не я.

– Не будете ли вы столь любезны по дороге к выходу сказать Эммерету, что тут нужно немного прибрать? – Клер тяжело вздохнула. – Придется придумать какую-то правдоподобную историю о том, как я ухитрилась разбить эту вазу! Судя по тому, как вдруг просветлело ее лицо, с этим у Клер особых проблем не возникнет. Оставалось только гадать, какую выдумку преподнесет она дворецкому, а заодно и его светлости.

– Скажу, что я слепая, – сказала она, снова будто прочитав его мысли, – и никаких проблем. Не могу же я помнить, где что стоит.

– Мисс Банкрофт, – чуть слышно хмыкнул Рэнд, – ну вы и штучка, скажу я вам!

Онемев от изумления, Клер услышала, как он попрощался и двинулся к выходу. Руками она по-прежнему держалась за край стола, между бровей залегла легкая морщинка. Незрячие глаза беспомощно смотрели ему вслед. Клер Банкрофт готова была поклясться, что голос Рэнда звучал восхищенно.

Услышав легкий стук в дверь, Стрикленд запер бюро.

– Войдите! – крикнул он.

На пороге появилась Клер, в руках у нее был поднос с горячим молоком и бренди. Позади нее неслышно ступал один из слуг – на случай какого-нибудь несчастья.

– Когда ты сказал это таким важным тоном, я почувствовала себя словно на аудиенции.

– Примерно так оно и есть, – сказал герцог, но его суровые черты немного смягчились. Махнув рукой, он отослал слугу прочь. – Мисс Банкрофт уже доказала, что вполне может справиться сама. Ничего страшного, если она прольет несколько капель на ковер. Почистите его или положите новый.

«Если речь идет о старинном арабском ковре, лежавшем в кабинете герцога, вряд ли ему будет так просто найти замену», – подумала про себя Клер. Она еще не забыла легенду, что этот самый ковер лежал в палатке Наполеона близ Александрии. И герцог испытывал неизъяснимое наслаждение всякий раз, когда, ложась в постель, становился на него босыми ногами.

– А как насчет севрской вазы в столовой? Тебе ее жаль так же мало, как этот ковер? – полюбопытствовала она, ориентируясь на голос Стрикленда.

– Севрской вазы? Той, что на буфете?

– Да, боюсь, ей пришел конец.

– Раскололась? – с робкой надеждой в голосе спросил герцог.

– Разбилась, вдребезги.

– Та-ак. Позволь я возьму у тебя поднос, дорогая. У тебя все чудесно получается. И Бог с ней, с этой вазой.

Клер позволила герцогу забрать поднос, потом осторожно вытянула вперед руку, нащупала спинку стула и нерешительно села. Ей до сих пор с трудом удавалось удержаться от облегченного вздоха всякий раз, когда она усаживалась на стул или на диван. Миссис Уэбстер бранила ее за это. «Послушай, можно подумать, ты боишься, что кому-то придет в голову выдернуть из-под тебя стул», – ворчала она. Клер понимала, что та права, и все же ничего не могла с собой поделать. И ей не верилось, когда миссис Уэбстер твердила, что такое часто случается. У нее так было всегда – только ослепнув, она вдруг перестала доверять даже самым обычным вещам. А раньше это касалось лишь того, что могло затронуть ее сердце, – любви, доверия.

Протянув руку, Клер почувствовала, как в нее всунули теплую кружку с молоком.

– Спасибо.

– Пей. – Стрикленд откинулся на спинку кресла, погладил подбородок, и жесткие складки у его рта разгладились. – Так что там с вазой?

– Просто я немного вышла из себя, – проговорила Клер. – Я стояла возле буфета и неловко взмахнула рукой…

– Вот как? – Взгляд герцога стал задумчивым. – Уж не капитан ли вызвал у тебя такое волнение?

Клер сухо поджала губы.

– Точнее сказать, злость. И виноват в этом он.

– Не могу сказать, что мне это нравится. Будь осторожна с этим человеком, Клер. Я ему не доверяю.

– Жаль, что тебе пришлось заключить столь невыгодную сделку, Стикль.

– Лучше бы ты не называла меня так, особенно в его присутствии. Возможно, из-за этой фамильярности наш капитан так и осмелел. Сама подумай: стоит ли особенно трепетать перед человеком, позволяющим называть себя Стикль?

Клер поспешно поднесла чашку к губам.

– По-моему, при нем я тебя так не называла. Стрикленд тяжело вздохнул.

– Маленькая лгунья! Клер пожала плечами.

– Не уверен, что и насчет вазы ты сказала мне правду. Клер чувствовала, как герцог сверлит ее взглядом, и вся сжалась, чтобы не выдать себя. Она еще не забыла, какими бывают в такую минуту его глаза: похожие на ледяные буравчики, они способны проникнуть в душу человека.

– А чем ты занимался, когда я пришла? – спросила она, пытаясь увести разговор в сторону. – Ты говорил, что устал, но что-то подсказывает мне, что ты еще работал.

– Писал объявление в газету. Это по поводу твоей новой наставницы.

– Не уверена, что ты сказал мне правду, – передразнила его Клер.

Веки Стрикленда чуть заметно дрогнули. Он сердито фыркнул, но тут же от души рассмеялся.

– Ладно, твоя взяла, плутовка. Так вот, я пытался написать по памяти то заклятие. Клер кивнула.

– Я так и подумала. Именно поэтому ты и ушел сразу же после того, как капитан прочитал его, да? И как, тебе удалось его запомнить?

Потянув на себя ящик стола, герцог вытащил лист бумаги.

– «От проклятья кровь потечет рекой, языки пламени взовьются вверх». И что-то там насчет солнца…

– «Палящее солнце, жара и зной выжгут травы под корень, как острый серп».

«Что ж, ничего удивительного, что именно эта фраза врезалась в память Клер», – подумал Стрикленд.

– Потом он упоминал еще какие-то быстрые воды и пелену перед глазами. Это все, что я успел запомнить.

– Я так и не поняла, какая тут связь с драгоценными камнями. А ты?

– Я тоже, но ведь мы слышали только часть заклятия. Ключ к тайне клада может быть в какой-то другой его части.

Клер невольно отметила, что герцог перестал сомневаться в подлинности заклятия. Судя по всему, он больше не считал, что Рэнд Гамильтон выдумал все это ради того, чтобы вытянуть из него деньги.

– История, которую он рассказал нам о сокровище, прекрасно вписывается в твою собственную теорию.

– Я так и думал, что ты это заметишь. Либо капитан Гамильтон не пожалел труда, чтобы изучить историю и семейные легенды, либо он знает что-то еще, не известное нам с тобой. А может, и то и другое. Не думаю, что в Оксфорде он тратил все свое время только на штудирование естественных наук. Ведь именно в библиотеке Оксфорда я и наткнулся на несколько весьма примечательных совпадений между легендой и историей нападения на испанский галеон «Фронтера».

Клер улыбнулась.

– Похоже, загадка эта влечет тебя сильнее, чем сами сокровища, верно?

Брови Стрикленда насмешливо дрогнули.

– Бог с тобой, дорогая! Я бы не возражал, если бы эти сказочные драгоценности попали в мою коллекцию.

– Только четверть их, – поправила Клер, – вспомни условия.

– Да, – помолчав, подтвердил герцог, – только четверть. Ладно, а теперь ступай в постель, у нас впереди много дел. Держу пари, готовясь к путешествию, ты так устанешь, что потом проспишь все плавание.

Рассмеявшись, Клер поставила пустую кружку на поднос.

– Спокойной ночи, Стикль, приятных сновидений.

– Проводить тебя?

– Не нужно. Десять шагов до двери и еще четырнадцать после того, как я миную третью комнату по правой стороне. Видишь, я все помню. Так что справлюсь сама, спасибо.

Стрикленд проводил ее взглядом до дверей – просто убедиться, что с ней все будет в порядке. Клер исчезла, и глаза герцога снова остановились на чистом листе бумаги, который он по-прежнему сжимал в руке. У него не было ни малейшей необходимости записывать ту часть заклятия, которую цитировал капитан, – он знал, что эти строчки ничего не значат. Одного того, что строк было семь, оказалось достаточно, чтобы убедить его – Рэнд Гамильтон напал на след и подобрался к кладу даже ближе, чем удалось ему, Стрикленду.

Семь строк, семь заклятий – по одному на каждую из семерых сестер. В конце концов, может, капитан уже понял, что именно он ищет.

Эван Маркхэм, восьмой герцог Стрикленд, смял листок бумаги и зашвырнул его в камин. Потом снова повернулся к столу и принялся составлять объявление. Не в его привычках полагаться на случай!

Ее крестный оказался прав – следующие дни превратились для Клер Банкрофт в один нескончаемый кошмар.

По настоянию герцога, ей пришлось обзавестись новым гардеробом. Клер ничего не оставалось, как смириться с тем, что даже ткани и фасоны для нее выбирал кто-то другой. Герцог с немалым удовлетворением обнаружил, что миссис Уэбстер отлично разбирается в подобных вещах. Проведя весь день среди ворохов шуршащих материй, герцог убедился, что в его присутствии нет необходимости, и с облегчением удалился, оставив крестницу в надежных руках. Теперь он больше не сомневался, что ко дню отплытия все будет готово.

Кроме бесконечных примерок, Клер усиленно занималась. Ей претила сама мысль пользоваться при ходьбе палкой, которая будет привлекать к ней всеобщее внимание. Надеясь переубедить ее, герцог заказал для Клер элегантную тросточку из эбенового дерева и шумно восхищался ею. Но тут даже уговоры миссис Уэбстер не помогли. Впрочем, она не сомневалась, что Клер готова к тому, что на борту «Цербера» ее ждет гораздо больше неудобств, чем на корабле, когда-то доставившем ее в Англию. Тогда она почти все плавание провела в каюте, прикованная болезнью к постели. Сейчас Клер гораздо лучше освоилась со своей слепотой и приобрела некоторую уверенность в себе. Однако это и таит в себе немалую опасность – самоуверенность Клер и ее желание бродить по кораблю может привести к падению за борт.

Убедившись в ее правоте, Клер тренировалась постоянно: сначала возле дома, где все было ей знакомо, а уже потом, в качестве своего рода экзамена, в изобиловавших головоломными тропинками окрестностях Эбберли-Холла. Именно там она снова познакомилась с принадлежащей герцогу коллекцией древностей. Он ясно дал понять, что не желает, чтобы миссис Уэбстер сопровождала ее в домашний музей, а Клер и в голову не пришло ослушаться крестного. После происшествия с севрской вазой она долго гадала, когда же герцог вернет ей свое доверие.

Частный музей Стрикленда представлял собой галерею футов шестидесяти длиной и не более двадцати шириной. Размещался он на втором этаже западного крыла Эбберли-Холла. Тяжелые двери были всегда заперты на замок. Все последние тридцать лет ключи от него хранились только у самого герцога да у его экономки. Насколько было известно Клер, ничья нога больше никогда не переступала порога галереи.

Открыв ей дверь, миссис Новак занялась уборкой, а Клер осторожно двинулась вдоль по проходу. Приподняв стеклянные колпаки, она коснулась древних рыцарских доспехов и усыпанных драгоценностями уборов дам. Еще более старыми были широкие и короткие римские мечи и ножи, когда-то принадлежавшие друидам, – сверху донизу покрытые рунами, которые должны были придавать им магическую силу. Наконец Клер удалось отыскать лежавший поверх одной из шкатулок древнеегипетский браслет, который всегда ей очень нравился. Пальцы ее любовно пробежали по тонкому серебряному ободку в виде змейки, изогнувшей изящную головку, любовно коснулись глаз – она вспомнила, что на их месте вставлены рубины. Потом, отставив браслет подальше, Клер притворилась, что любуется им. Когда-то давно, когда она с матерью еще девочкой приезжала в Эбберли-Холл, герцог позволял ей надевать его. Уже тогда он не мог ни в чем отказать малышке.

Дойдя до гобеленов, тяжелыми волнами спускавшихся со стены, Клер остановилась. Когда-то каждый из них рассказывал ей свою собственную историю, а теперь она могла только ощупывать их, и все. Жаль, что ее пальцы не способны донести до ее сознания ни богатства красок, ни захватывающих сюжетов, в незапамятные времена оживших под искусными пальцами древнего мастера. Она вдруг вспомнила, что на одном из гобеленов были изображены сцены битвы при Гастингсе, на другом – приключения сэра Гэвейна во время поисков чаши святого Грааля. Возможно, сейчас они украшают спальню герцога.

По мере того как Клер двигалась дальше, ее возбуждение понемногу улеглось. Вот китайские жадеитовые фигурки, изысканной формы вазы и бокалы эпохи династий столь древних, что она и названий их не знала, – впрочем, теперь они ее больше не волновали. Украшенные изящными, выполненными вручную миниатюрами, старинные манускрипты не могли привлечь к себе ее внимания. Также равнодушно прошла Клер и мимо знаменитой коллекции сапфиров. Теперь, когда она уже не могла поднести их к свету, полюбоваться дивной игрой сверкающих граней, все камни в ее глазах были похожи один на другой.

Только оказавшись возле собранных герцогом книг, Клер почувствовала знакомое волнение. Рука ее легко скользнула вдоль пухлых кожаных корешков выстроившихся на полках тяжелых фолиантов. Кожа их стала мягкой, как бархат, и хотя чернила сильно выцвели от времени, текст легко было разобрать. Вытащив одну из них, Клер осторожно раскрыла книгу, гадая, что именно у нее в руках – «Жизнеописание» Плутарха, переписанное искусной рукой какого-то монаха, или же поэмы Гомера. И та и другая книги были в библиотеке крестного. Едва сдерживая благоговение, Клер медленно перевернула несколько страниц – делать это в спешке, по ее мнению, было бы оскорбительно по отношению к содержанию этих бесценных сокровищ мысли.

Вдруг рука ее наткнулась на вложенный между страниц листок бумаги, фактура которого резко отличалась от страниц древних рукописей. Первой мыслью Клер было, что она нечаянно вырвала ее из книги. В испуге она едва не захлопнула тяжелый фолиант. Потом ей пришло в голову, что экономка наверняка уже удивленно наблюдает за этой сценой.

– Миссис Новак!

– Да? Минуточку, я сейчас. Что вам угодно?

Опытное ухо Клер подсказало ей, что экономка стоит к ней спиной. Оставалось признать, что она вела себя глупо, как ребенок. Клет резким движением захлопнула книгу.

– Вы вытираете пыль с доспехов? – поинтересовалась она.

– Э-э… да. Ну, мисс, вы прямо колдунья, ей-богу! «Стало быть, экономка в конце галереи», – подумала Клер. – Не могу ли я попросить вас предупредить миссис Уэбстер, что я скоро освобожусь? Мне кажется, она в музыкальном салоне. Боюсь, она вздремнула, ожидая меня. Возможно, ей захочется освежиться перед отъездом.

– Конечно, мисс, сейчас схожу. А вы как? – В последний раз тронув тряпкой сверкающие доспехи, миссис Новак подошла к Клер. – Вот это для меня всегда было тайной за семью печатями, – вздохнула она. – Я ни словечка не знаю по-латыни, а эти все латинские – так мне сказал его светлость. Сдается мне, и вам, мисс, их не прочитать… Ой! – Экономка в испуге зажала рот рукой. Только сейчас она поняла, что сказала. – О, ради Бога, простите, мисс! Я не то хотела… то есть… – Женщина смущенно теребила тряпку. – Какая же я глупая! Так бы и вырвала себе язык!

– Все в порядке, миссис Новак. – Клер показалось, что несчастная экономка расстроилась гораздо больше, чем она сама. – Пожалуйста, передайте миссис Уэбстер мою просьбу.

Судя по всему, экономка была рада поскорее убраться из галереи.

Как только за ней захлопнулась тяжелая дверь, Клер поспешно открыла книгу на той же странице. Отыскав листок, она осторожно вытащила его. Только убедившись, что края его ровные и, стало быть, он не вырван из книги, она почувствовала облегчение. Хотя Клер сразу заметила разницу в фактуре бумаги, все же не мешало убедиться наверняка. Может быть, герцог сунул листок в книгу вместо закладки, гадала она. Она попыталась представить, как он читает старинный манускрипт на сон грядущий, и не смогла. Он собирал их не для того, чтобы читать, а чтобы обладать ими, восхищаться их древностью, упиваясь при этом чувством собственника. Для чтения у герцога было полным-полно других книг.

Клер ласково погладила рукой лист – так же бездумно, как гладила до этого кожаные переплеты редких книг. Каково же было ее удивление, когда подушечки ее пальцев нащупали выдавленные в бумаге чуть заметные углубления.

Каждое из них было чуть больше булавочного укола, но ненамного. Если бы листок не был зажат между страницами толстого манускрипта, они ощущались бы и с другой его стороны. Бумагу не вырезали – ее просто прокололи насквозь каким-то тонким инструментом.

Клер лихорадочно ощупывала листок. Интересно, бросились бы эти крошечные уколы ей в глаза, если бы она могла видеть? Вряд ли, решила она. А то, что листок был надежно спрятан меж страниц старинной книги, только подкрепляло ее уверенность в том, что все это что-нибудь да значит.

Проведя по ним указательным пальцем, Клер насчитала семь уколов. Все дырочки были расположены в нижнем правом углу листа, если она правильно держала бумагу. Конечно, она не могла поручиться за то, что не держит его вверх ногами, но в том, что он лежал именно так, Клер могла поклясться.

Интересно, знает ли об этой бумаге Стрикленд? Дрожь, которая знакома каждому первооткрывателю, пробежала у нее по спине. А вдруг листок оставил еще монах, переписывавший книгу?

Клер задумчиво улыбнулась, снова и снова проводя пальцем по семи крошечным отверстиям в бумаге. Нет, скорее всего это не просто листок – это божественное знамение. Эти семь точек были для нее чем-то столь же знакомым, как яркое созвездие Большой Медведицы на черном бархате ночного неба.

Клер снова сунула листок на прежнее место, надеясь, что ничего не перепутала. И в ту же минуту услышала приближающиеся шаги. Когда миссис Новак вошла, Клер уже стояла у дверей.

– Я закончила, – бросила она. – Спасибо, что пустили меня посмотреть.

– Да будет вам, мисс Банкрофт, для меня одно удовольствие услужить вам! Его светлость нечасто наезжает в наши края. И каждый раз, как я стираю пыль с его прекрасной коллекции, мне так жаль, что он не приводит своих друзей полюбоваться ею. Да что там, я по пальцам могу пересчитать, когда он приводил кого-то сюда! – Миссис Новак заперла дверь и, зашаркав по коридору, продолжала сокрушаться. – Конечно, я его понимаю. У нас тут, в Эбберли-Холл, достаточно воришек, которые не прочь были обчистить его галерею. Так что страх его светлости можно объяснить. Да только с тех пор, как я тут слежу за всем, из его коллекции и крошки не пропало! – горделиво объявила она.

– Его светлость полностью вам доверяет, – доброжелательно сказала Клер.

– Доверял – до сегодняшнего дня, – с усмешкой заявила экономка.

Клер нахмурилась.

– Вы хотите сказать, что он перестал вам доверять?

– Да нет… я о том, что тут ничего не пропадало. А теперь вот кой-чего будет недоставать!

Морщины на лбу Клер стали глубже. Выходит, миссис Новак все-таки что-то заподозрила? Может, ей показалось, что Клер взяла листок? Она уже открыла было рот, чтобы объяснить, что произошло, но миссис Новак не дала ей сказать.

– Да не волнуйтесь вы так! – закудахтала пожилая женщина. – Я же понимаю, что вы просто про него запамятовали. – Она замялась. – Вы позволите, мисс?..

Клер ничего не могла понять.

– Я, право… – пробормотала она, нерешительно положив руку на перила лестницы. – Что вы хотите сказать?

– Да вот браслет, что у вас на руке, – закивала миссис Новак, – эта проклятущая змея… египетская, что ли…

Рассмеявшись, Клер подняла руку.

– Господи, ну конечно! Снимите его, миссис Новак. Наверняка я вспомнила бы про него только на обратном пути, и его светлость страшно бы рассердился.

Но на обратном пути в Лондон мысли Клер были заняты совсем другим. Происшествие с браслетом совершенно вылетело у нее из головы.

– Пенни за то, чтобы угадать ваши мысли, – тормошила ее миссис Уэбстер. – Что-то вы притихли, дорогая.

Клер удивилась, что ее задумчивость не ускользнула от внимания ее наставницы, – с той минуты, как они двинулись в путь, та без умолку трещала о своем желудке. И теперешнее замечание говорило о том, что эта волнующая тема наконец исчерпана.

– Скажите, как по-вашему, капитан Гамильтон – привлекательный мужчина? – без излишних предисловий поинтересовалась Клер.

Карета плавно катилась вперед. Так что тот факт, что миссис Уэбстер резко подскочила на сиденье, никак нельзя было объяснить некстати подвернувшимся ухабом. И Клер, если бы она могла видеть, совсем не понравилась бы усмешка, скользнувшая по губам ее компаньонки.

– Ага, так вот откуда ветер дует… – многозначительно произнесла она.

– Я же просто спросила, – резко сказала Клер. – И незачем искать в моих словах смысл, которого там нет.

Улыбка миссис Уэбстер тут же слетела с ее лица.

– Я не хотела вас обидеть, мисс Банкрофт! Конечно, у меня сложилось кое-какое мнение о внешности капитана.

Клер было мало дела до ее извинений. Однако, сделав над собой усилие, она попыталась, чтобы голос ее звучал более мягко.

– Я бы хотела его услышать, если не возражаете.

– Что ж… конечно, формально нас не представили друг другу… как вы понимаете. Так что видела я его, лишь когда он входил к его светлости или выходил от него. И должна сказать, что мне он показался весьма внушительным.

– Конечно, я понимаю. – Это вполне соответствовало собственному представлению Клер – этакий огромный каменный тики, суровый и могучий. – Но это не совсем то, что мне хотелось бы знать. Опишите его.

– Ну, волосы у него медного цвета. Не такого, как новенькая монетка, нет, – больше напоминают ту, что уже давно завалялась у вас в кармане.

– Темные?

– Да-да, только не с прозеленью. – Миссис Уэбстер рассмеялась своей незамысловатой шутке. – Они и не рыжие, и не каштановые, скорее цвета опавших осенних листьев. Иногда таким бывает закат. Вы меня понимаете?

Клер попыталась представить себе это.

– Да. Что-нибудь еще?

– У него темные глаза, – продолжала миссис Уэбстер. – Не такие темные, как ваши, но тоже карие. Суровое лицо с римским носом, а в профиль напоминает хищную птицу. Очень похож на герцога в молодости – надеюсь, вы не сочтете это дерзостью с моей стороны.

Клер вспоминала… вот герцог Стрикленд проходит через толпу, и головы поворачиваются ему вслед. Его чары не оставили равнодушной и ее. Совсем еще девочкой, расхрабрившись, она как-то предложила крестному жениться на ней. При этом воспоминании Клер не могла не улыбнуться. Конечно, потом она не знала, куда деваться от стыда, но ее матушка не видела в этом ничего страшного. Первым пришел в себя Стикль, объявив, что безумно польщен ее предложением.

– Тогда, значит, он красивый, – пробормотала Клер.

– Это еще слабо сказано, – признала миссис Уэбстер. – И все же нет… не совсем. Он был бы красив, если бы не шрам.

– Шрам?!

– У капитана на лице белый шрам, который тянется от самых волос через висок до подбородка. Не знаю, как он его получил и давно ли это произошло. Сам он, впрочем, похоже, его не замечает, так что, думаю, с тех пор минуло немало лет. Ничего уродливого в нем нет. И однако, именно этот шрам мешает мне назвать капитана Гамильтона красавцем.

Губы Клер удивленно приоткрылись.

– Но, миссис Уэбстер, тогда я просто не понимаю…

– Потому что я вдова? – лукаво спросила миссис Уэбстер. – Да еще старая женщина? Ну так что ж? Это не мешает мне восхищаться чем-то по-настоящему красивым, когда я это вижу.

– Даже таким вспыльчивым и надменным человеком, как капитан? – поддразнила Клер. – А вы уверены, что не хотите отправиться со мной? Может статься, что вы и капитан…

Вместо ответа миссис Уэбстер сердито хлопнула ее по рукам.

– А вот мне сдается, что одного взгляда в сторону этого вашего капитана достаточно, чтобы моя язва разыгралась с новой силой! И я очень сомневаюсь, что подобное путешествие пойдет на пользу мне и моему хрупкому здоровью.

Улыбнувшись, Клер ничего не сказала. Миссис Уэбстер снова оседлала своего любимого конька.

– А ты нынче вечером не в настроении! – заметил Катч, с намеком кивнув в сторону книги, лежавшей открытой на коленях у капитана. Она оказалась там несколько минут назад, когда Рэнд устал держать ее в руках. До этого времени он хотя бы делал вид, что читает. Свернув газету вчетверо, Катч отложил ее в сторону и поднес к губам стакан с бренди. – Запоздалые сожаления?

Рэнд прекрасно понимал, на что намекает Катч.

– Это все в прошлом, – признался он. – С тех пор я уже раз сто проклинал себя за то, что согласился взять ее на борт.

Катч кивнул. Ему еще не доводилось видеть, чтобы его капитан, приняв решение, сомневался в его правильности.

– От женщины на корабле одни неприятности, – глубокомысленно произнес он.

Брови Рэнда скептически поползли вверх. – Ты веришь в это не больше, чем я сам.

– Ну, я думал… может, вам нужен предлог, чтобы дать задний ход… – пожал плечами Катч.

– Слишком поздно – послезавтра уже отплываем. А тут дел невпроворот. Если учесть, сколько работы задали швеям, модисткам и белошвейкам, то, боюсь, в каюте мисс Банкрофт и повернуться будет негде, все займет новый гардероб. А сегодня я выбрал для нее сопровождающего.

– И что она собой представляет?

– Не она – он. Это мужчина.

– Ох ты! – Катч и не пытался скрыть разочарования. Его мечта заполучить на борт «Цербера» сразу двух женщин развеялась как дым. И не то чтобы он строил какие-то планы, вовсе нет, – просто мысль о том, как весело будет проводить время в их обществе, радовала его душу. – Вот уж не ожидал.

– Да и я, признаться, тоже. – Захлопнув книгу, Рэнд отложил ее в сторону. – До вчерашнего дня все кандидатки были женщинами. Потом Стрикленд решил показать мне остальных, которых он отыскал, пока мисс Банкрофт гостила в Эбберли-Холле. Сама она нашла их вполне приемлемыми. Но под конец все мы сошлись на том, что этот человек – исключительная удача.

– Что ж, отлично.

«Было бы еще лучше, будь он все-таки женщиной», – сварливо подумал Рэнд. Но сегодня он промолчал, потому что возражать было бы глупо. К тому же было ясно, что он просто придирается к человеку, а причиной всему – банальная ревность.

– Придется внести кое-какие изменения – я-то рассчитывал, что мисс Банкрофт и ее спутница будут жить в одной каюте, по крайней мере в смежных.

«А что, может статься, и будут», – подумал Катч. Скорее всего именно это и бесит Рэнда. Но он был не так глуп, чтобы высказываться вслух. Вместо этого он пробурчал нечто нечленораздельное.

Рэнд саркастически вздернул бровь, но предпочел воздержаться от вопросов.

– Его имя – Маколей Стюарт. Доктор Маколей Стюарт.

– Врач?

– Да, шотландец. У него неплохая практика в Абердине. Вообще-то он врач общего профиля, но его чрезвычайно интересует офтальмология. Правда, он не питает иллюзий относительно выздоровления мисс Банкрофт. По правде сказать, он даже объявил, что его французскому коллеге, доктору Мессье, следовало бы быть поосторожнее с подобными прогнозами. Миссис Уэбстер согласна, что он, может быть, и не так опытен в обращении со слепыми, зато он врач, а это уже кое-что. К тому же ей кажется, он не будет действовать мисс Банкрофт на нервы.

– А с чего он сам-то надумал отправиться в плавание? Из-за денег?

– Не думаю. Похоже, дела у него идут неплохо. Нет, скорее любовь к приключениям – загорелся романтической мечтой пересечь океан.

– Что ж, неплохо. Думаю, было бы куда хуже, окажись он из этих, из добреньких. На дух их не переношу!

Рэнд уже давно заметил ненависть Катча ко всякого рода филантропам и вполне разделял его чувства.

– У него нет ни малейшей склонности к миссионерской деятельности. Держу пари, пройдет несколько дней, и этот парень поймет, что романтика морских путешествий существует только в книжках!

«Особенно если Рэнд поведет „Цербер“ через коварную Северную Атлантику», – подумал Катч, злорадно представив, как добрый доктор тщетно пытается поддерживать непринужденный разговор, в то время как ему то и дело приходится свешиваться через фальшборт, чтобы его не вывернуло прямо на пол кают-компании. – А как он показался мисс Банкрофт?

– Когда я был у герцога, она как раз должна была встретиться с доктором Стюартом.

– И как он ей?

– Не знаю, но готов пари держать, что она либо возненавидит его – просто потому, что выбрал его я, либо влюбится в него по уши – в пику мне.

– Хм-м…

Уставившись в пол, Рэнд угрюмо кивнул.

– Вот именно.

«Цербер» был клипером. Рэнд в свое время буквально спас корабль, избавив его от ужасной участи превратиться после войны в обыкновенный пароход. Заняв денег где только можно, он приобрел парусник. «Цербер», сошедший со стапелей в Бостоне, отличался изящной стройностью линий, а вздымавшаяся вверх громада парусов позволяла ему не плыть, а буквально лететь по волнам, как гонимый ветром листок. Во время войны парусник был в составе флота северян, когда те начали осаду Чарлстона, и вскоре был захвачен конфедератами. Команду силой заставили сойти на берег, а израненное судно поставили в док на ремонт.

Рэнд был доволен, что его «Цербер» начал свою жизнь в качестве бостонского клипера. Приятно было отобрать такой изумительный корабль у ненавистных янки.

Стоя на палубе, Рэнд смотрел на причал. За спиной капитана с привычной ловкостью сновали его люди, перенося на борт остатки необходимого груза и готовя корабль к отплытию. Он и сам был способен приглядеть за всем, но Катч предложил заменить его, и сейчас Рэнд ждал появления экипажа герцога.

Он мог бы отчалить, не дожидаясь его. Интересно, приходило ли это в голову герцогу и его крестнице? «Семь сестер, будь они прокляты!» – выругался он сквозь зубы. Теперь, когда он знал, что нужно держать курс на Пулоту, он и сам мог бы отыскать это место. Он больше не нуждался в Клер, к тому же это избавило бы его и от присутствия на судне доктора Стюарта.

Однако злился Рэнд вовсе не потому, что следовало спешить с отплытием. Час, даже два не сыграли бы никакой роли. Слава Богу, у него не было ни груза, ни пассажиров, которых он должен был доставить к определенному сроку. А соперничать с «Цербером» в скорости не могло ни одно судно. Если погода их не подведет, корабль пересечет Атлантику и бросит якорь в Чарлстоне меньше чем через две недели. И хотя Рэнд сгорал от желания вновь увидеть «Хенли» и Бриа, ему бы и в голову не пришло подвергать опасности корабль и команду.

Для него, скорее, было делом принципа в назначенное время покинуть берега Англии, а заодно и преподать мисс Банкрофт урок, который пойдет ей на пользу. Она должна усвоить с самого начала, что во всем, что касается «Цербера» и его команды, слово Рэнда было и будет законом.

Он молча следил, как у трапа разгружают последнюю повозку со свежими овощами и фруктами. Как только груз был поднят на борт, Рэнд повернулся к Катчу.

– Поднять трап! – скомандовал он. Низкий звучный голос его пророкотал, как гром, над головами его людей. – Готовсь!

– Дорогу! Дорогу, говорю я вам! Убирайтесь с дороги!

Внимание Рэнда привлек возница, исступленно нахлестывавший свою клячу и оравший на обступивших его зевак. Бедняги, не успевшие вовремя посторониться, орудовали кулаками и нещадно ругались, пытаясь избежать его кнута. По мере того как он пробивался к «Церберу», вопли ярости и брань, которой его осыпали, становились все громче, Рэнду на мгновение даже стало немного жаль, что он не увидит, чем все это закончится.

И вдруг… дверца жалкого экипажа распахнулась, и из него выбрался герцог Стрикленд. Рэнд окинул выразительным взглядом жалкую клячу и взбешенное лицо герцога, но лицо его осталось невозмутимым, только сузившиеся глаза и вспыхнувший в них огонек выдали его интерес к происходящему, «Н-да, вряд ли его светлости приходилось ранее раскатывать в подобном экипаже», – хмыкнул он про себя.

– Стоп! – гаркнул Рэндг обращаясь к матросам, поднимавшим трап. – Спустите его! – Он двинулся к трапу, в то время как герцог помогал выйти Клер, предварительно крикнув вознице, чтобы тот поторопился с разгрузкой сундуков. Рэнд пересчитал их с чувством, близким к благоговейному изумлению, – ему-то казалось, что абсолютно все вещи Клер и доктора Стюарта еще вчера были погружены на корабль. Но делать было нечего. – Катч, найди, куда все это поставить, – приказал он, подавив вздох.

Катч озадаченно поскреб лысину, потом кивком подозвал одного из матросов.

– Слышал, что приказал капитан, Диггс? Составь куда-нибудь эти сундуки.

Рэнд смотрел на пристань. Клер шла, опираясь на руку крестного, но в руках у нее он заметил тонкую эбеновую трость. Раньше он никогда ее не видел, и первое, что пришло ему в голову, была мысль, уж не поранилась ли девушка. И тут же обозвал себя ослом – ему ли было не знать, что в доме герцога на нее буквально пылинке не дают упасть!

Последним из коляски выбрался доктор Маколей Стюарт. Он приветственно помахал рукой, и Рэнд ответил ему сдержанным кивком. Он вдруг поймал себя на том, что у него нет ни малейшего желания заводить приятельские отношения с этим человеком.

Стрикленд помог Клер подняться на палубу.

– Осторожно, дорогая, все в порядке, опирайся на трость.

Клер стиснула ему локоть. – Только не сейчас, – прошептала она.

Герцог кивнул:

– Конечно, когда ты привыкнешь. А доктор Стюарт поможет тебе освоиться.

– Непременно, мисс Банкрофт. Не волнуйтесь, вы в надежных руках.

– Сейчас она уже в моих руках, – сообщил Рэнд, как только Клер с герцогом ступили на палубу. – Вашу руку, мисс Банкрофт. – Она протянула ему ее без малейших колебаний, и он решил, что это добрый знак. – Добро пожаловать на борт «Цербера».

Клер неожиданно смутилась.

– Спасибо, капитан, простите, что опоздали..

– Она тут ни при чем, – угрюмо заметил Стрикленд. – Ей не за что извиняться. Буквально за квартал от порта у проклятой кареты отлетело колесо. Пришлось нанять эту колымагу и перенести на нее сундуки. Ну и сцена, будь я проклят! По-моему, весь город сбежался поглазеть на это зрелище! А сколько будет разговоров – ну как же, герцог Стрикленд как одержимый размахивает руками, стараясь поймать кеб, пока его кучер, проклиная все на свете, пытается поставить на место колесо! Держу пари, я выглядел точь-в-точь как очумевшая ворона!

– Ничего подобного, – мягко остановила его Клер.

– Или мокрая курица, – продолжал ворчать герцог, – брр… Потянувшись к нему, Клер ласково погладила его по руке.

Встрепенувшись, герцог притянул девушку к себе.

– Что такое, девочка?

Она улыбнулась – герцог называл ее так, только когда пытался унять свой гнев.

– Я буду очень скучать, – прошептала она. – Доктор Стюарт пообещал, что поможет мне вести дневник и писать письма. Я постараюсь записывать все, каждую деталь, так чтобы тебе казалось, что ты тоже был с нами. А потом вернусь назад вместе с братом и привезу тебе твою долю сокровищ! Я буду видеть, обещаю! Вот увидишь, милый Стикль, это ненадолго! – Клер, привстав на цыпочки, поцеловала герцога в обе щеки. Эбеновая тросточка упала на палубу.

Непривычный к подобному проявлению чувств, Стрикленд слегка смутился, но холодные голубые глаза его увлажнились.

– Бог да благословит тебя, Клер, – пробормотал он и бросился вниз по трапу. Как только ноги его коснулись земли, трап молниеносно был поднят на палубу.

– Он садится в экипаж? – спросила Клер.

– Да, – кивнул Рэнд. Она опустила голову.

– Я так и думала – не в его характере стоять там и махать нам вслед рукой. И все же я предпочла бы постоять тут… пока корабль не выйдет в море.

– Конечно, сколько угодно. – Клер подняла на него глаза, и Рэнд слегка опешил. Ее улыбка была полна такого неизъяснимого очарования, которого он и представить не мог. Оставалось только гадать, была бы она столь безмятежной, если бы вдруг узнала, о чем он думает.