Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде

4 Бесплодные репрессии

Наблюдая возникновение явно антибольшевистских настроений и, казалось, решительных мероприятий, предпринятых Временным правительством для восстановления порядка после июльского восстания, многие обозреватели того периода были склонны полагать — несомненно, выдавая желаемое за действительное, — что большевики потерпели окончательное поражение. Так, редактор одной из газет писал: «Большевики скомпрометированы, дискредитированы и уничтожены… Мало того. Они изгнаны из русской жизни, их учение бесповоротно провалилось и оскандалило и себя, и своих проповедников перед целым светом и на всю жизнь»1. А другой автор, кадет, заключал: «Большевизм скомпрометировал себя безнадежно… Большевизм умер, так сказать, внезапной смертью… большевизм оказался блефом, раздуваемым немецкими деньгами»2.

С удобных позиций более позднего свидетеля видно, что те, кто в середине лета 1917 года с такой легкостью списал большевизм как серьезную политическую силу, совершенно не приняли в расчет основные интересы, значительную потенциальную силу петроградских масс и огромную притягательность революционной политической и социальной программы, предложенной большевиками. Кроме того, этих легковерных людей, несомненно, ввел в заблуждение выходивший из Зимнего дворца поток декретов с жесткими формулировками. Они придавали действиям Временного правительства видимость целеустремленности, силы и энергии, которыми оно не обладало. Несмотря на пламенную риторику, почти ни одна из основных репрессивных мер, принятых кабинетом министров в тот период, не была до конца претворена в жизнь или не дала желаемых результатов. Например, предпринятые шаги по изъятию у гражданского населения оружия и боеприпасов сразу же натолкнулись на сопротивление и быстро прекратились. Из многих частей Петроградского гарнизона, которые являлись опорой большевиков, действительно разоружить удалось только 1-й пулеметный, 180-й пехотный и Гренадерский полки. Хотя значительное число личного состава распропагандированных воинских частей в конце июля и в августе отправили на фронт, ни одно из этих подразделений вопреки первоначальному замыслу не было полностью расформировано. Что же касается объявленного правительством намерения арестовать и быстро предать суду зачинщиков июльского восстания и их сообщников, то, хотя после провала мятежа многие большевики оказались в тюрьме, основную массу петроградской партийной организации, насчитывавшей примерно 32 тыс. членов, власти не тронули. Арестованным левым элементам долгое время вообще не предъявляли обвинений, и Октябрьская революция свершилась прежде, чем кто-либо из них предстал перед судом.

Такая ситуация сложилась под влиянием самых разнообразных факторов. Общая слабость Временного правительства и отсутствие доверия к нему в массах явились, очевидно, главными причинами его неуспеха в деле разоружения гражданского населения. Официально изъятие оружия обосновывалось тем, что в нем остро нуждаются солдаты на фронте для отражения неприятельского наступления. В действительности же главная цель этой правительственной акции состояла в том, чтобы уменьшить угрозу возобновления гражданских беспорядков путем конфискации ручного оружия, винтовок и пулеметов, которые рабочие приобрели в феврале и которые они использовали в июле, чтобы терроризировать правительство и Совет. Центральные советские органы поддержали усилия властей. Однако большинство фабрично-заводских рабочих, с подозрением относившихся к намерениям Временного правительства и встревоженных тем, что ими воспринималось как растущая опасность контрреволюции, не желали и слышать о сдаче оружия. И хотя отдельные гражданские лица сразу же после опубликования соответствующего правительственного указа послушно сдали оружие, вскоре, однако, стало ясно, что подавляющее большинство располагающих оружием рабочих добровольно его не отдадут. Поэтому правительственным войскам пришлось провести обыски на заводах, фабриках и в помещениях левых организаций, где, как полагали, было спрятано оружие. Чаще всего эти беспорядочные налеты не давали никаких результатов, и в конце июля они прекратились. Но они еще больше обострили отношения между рабочими и властями.

Многим воинским частям, находившимся под сильным большевистским влиянием, удалось избежать разоружения в какой-то мере потому, что как только стали известны правительственные планы, солдаты этих частей публично осудили свое прежнее поведение и заявили о полной лояльности новому правительству Керенского. Лишь частично был реализован и план правительства, касавшийся отправки из столицы на фронт зараженных большевизмом частей; в известной мере так вышло потому, что у командующих фронтами и без того было достаточно хлопот и они по понятным причинам не имели никакого желания принимать ненадежные пополнения. Кроме того, нелегко было по справедливости решить, кого из 215–300 тыс. солдат Петроградского гарнизона следовало наказать, отправив на фронт. Даже в наиболее воинственно настроенных полках лишь очень незначительная часть солдат сознательно стремилась в июле свергнуть правительство. В довершение командование Петроградским военным округом находилось в состоянии полной дезорганизации, и это привело к тому, что многие ни в чем не провинившиеся подразделения наказали, выслав из столицы, а некоторые части, участвовавшие в июльском мятеже, пребывали в Петрограде еще и в октябре.

То обстоятельство, что после июльских событий арестовали лишь незначительный процент большевистских руководителей, явилось в известной мере следствием настойчивого требования Центрального Исполнительного Комитета, чтобы акции предпринимались только против отдельных лиц, а не против политических групп в целом. Конечно же, во Временном правительстве не нашлось своих Кавеньяков, и отчасти потому, что кабинет министров справедливо сомневался в способности правительства противостоять массовым протестам, которые неизбежно вызвало бы официально инспирированное всеобщее наступление на левые элементы. Разумеется, в самый разгар ответных мер, предпринятых после июльских событий, некоторые левые организации подверглись нападениям со стороны военных. Современные советские историки рассматривают эти нападки как составную часть общей планомерной кампании правительства, направленной на то, чтобы полностью уничтожить организацию большевиков и радикальное рабочее движение. Однако подобное толкование не выдерживает строгой критической проверки. Если тщательно разбирать каждую военную акцию, совершенную после июльских событий против левых организаций, можно обнаружить, что, за незначительным исключением (наиболее известными были обыск в особняке Кшесинской и разгром помещения редакции газеты «Правда»), нападения военных на районные комитеты большевиков, профсоюзные организации, фабрики и заводы или были связаны с попытками правительства конфисковать оружие, или же предпринимались по инициативе некоторых чересчур ревностных чиновников среднего звена (нередко оставшихся еще от царского аппарата) и без санкции властей более высокого уровня.

Так произошло с налетом 9 июля на помещение большевиков Литейного района. За несколько дней до нападения комитет этого района, сам того не ведая, переехал в новое помещение в здании, в котором также размещалась районная контрразведывательная служба. В глазах личного состава службы каждый большевик являлся германским агентом. Действуя по собственному почину, они в следующее воскресенье решили силой выдворить новых соседей3. Точно так же инициаторами совершенного в тот же день внезапного рейда на штаб-квартиру большевистской партии Петроградской стороны, который закончился разгромом соседнего бюро меньшевиков, оказались младшие офицеры Петроградского военного округа. Проведенное журналистами расследование показало, что нападавшие не имели соответствующего предписания, а представители правительства и даже сам генерал Половцев отрицали, что они заранее знали что-либо об операции4.

Проведенные тогда же в предместьях Сестрорецка обыски явились, очевидно, результатом проявления такого же чрезмерного усердия со стороны среднего командного состава. Когда члены местного клуба охотников в Сестрорецке открыли беспорядочную пальбу по расположившимся на отдых солдатам, те сразу же решили, что это дело рук заводских рабочих, и доложили о случившемся в штаб Петроградского военного округа. В ответ генерал Половцев приказал войскам разоружить некоторые рабочие отряды, которые действовали на Сестрорецком заводе. Хотя это произошло до опубликования Временным правительством указа о сдаче оружия, командир войсковой части, посланной на Сестрорецкий завод, заявил, что все оружие, находящееся у гражданских лиц, независимо от того, являются ли они членами рабочих отрядов или нет, должно быть конфисковано. Более того, несмотря на то что большое количество оружия и боеприпасов было сдано, правительственные солдаты арестовали семь левых активистов, провели обыск и учинили разгром в целом ряде частных квартир и в помещениях профсоюзных организаций города Сестрорецка5. Очевидно потому, что генерал Половцев не мог, а скорее всего, не хотел сдерживать частые эксцессы своих подчиненных, 13 июля по настоянию ЦИК его освободили от командования6.

Почему же потребовалось столько времени для предъявления обвинения большевикам, арестованным после июльского восстания, и почему ни один из них не предстал перед судом — вопросы непростые. Прежде всего следует разобраться, почему правительство активно не расследовало дела обвиняемых за связь с немецкой агентурой. Здесь могли сыграть свою роль несколько взаимозависимых факторов. Хотя теперь не вызывает сомнения, что в период революции большевики получали деньги из немецких источников, известно также, что в момент июльского восстания правительство еще не располагало достаточными доказательствами. Да и Ленина — эту центральную фигуру предполагаемого заговора — так и не удалось поймать. Многих арестованных после июльских событий схватили и заключили в тюрьму лишь за одно необдуманное слово. Их преследование в судебном порядке только поставило бы правительство в неловкое положение.

Обвинения в соучастии в подготовке восстания, выдвинутые против многих большевистских лидеров рангом пониже, прежде всего из Военной организации, базировались на значительно более прочной основе. Опубликованные выдержки из материалов официального расследования предпосылок и обстоятельств июльского восстания показывают, что правительство собрало немало убедительных доказательств существенной роли активистов Военной организации и Петербургского комитета в его подготовке и проведении7. Почему некоторых из этих людей не привлекли к скорому суду — совершенная загадка. В какой-то мере это, возможно, объясняется тем, что их дела затерялись в огромной массе пустячных дел, по которым тогда же велось расследование. Кроме того, многих большевиков, чью активную роль в организации июльского восстания можно было доказать вполне определенно, обвиняли также в сговоре с немцами, что подтвердить было значительно труднее. Данное обстоятельство, вне всякого сомнения, затрудняло рассмотрение их дел.

Более веской причиной, как ясно показывают имеющиеся материалы, явилось то, что измученное Временное правительство, существовавшее всего каких-то 5 месяцев, было плохо подготовлено к тому, чтобы успешно справиться с судебными проблемами подобного характера и значения. После февральских дней сформировали учреждения и определили процедуру расследований и наказаний чиновников прежнего режима. Но только после июльских событий Временное правительство было вынуждено подойти к решению вопросов, связанных с народными волнениями, — потребовалось разработать подходящую специальную методику. Разногласия среди членов кабинета относительно применимости отдельных положений царского уголовного законодательства в сложившихся обстоятельствах затягивали решение вопроса. И хотя у правительства хватило здравого смысла сосредоточить всю ответственность за расследование и наказание мятежников в одних руках (у прокурора Петроградской судебной палаты Н.С.Каринского), тем не менее в силу необходимости в этих делах участвовали также военные и гражданские службы. Они или очень слабо, или же вовсе не координировали свои действия, что усиливало путаницу и еще больше затягивало решения.

Не следует также забывать, что после июльских событий порядка в работе Временного правительства и его отдельных департаментов стало намного меньше. Оглядываясь назад, можно утверждать, что самая неотложная проблема правительства (если оно хотело удержаться) состояла в том, чтобы как-то успокоить массы и решительно выступить против ультралевых элементов. Но издерганные члены Временного правительства были неспособны это осознать. Как мы уже видели, начиная со 2 июля, когда развалилась первая коалиция, и до 23 июля, когда Керенскому наконец удалось сформировать кабинет министров, Россия оставалась без четко функционирующего правительства. Тогда представлялось, что с большевиками навсегда покончено, и Керенский по понятным причинам почти все свое время тратил на политические переговоры, нацеленные на сформирование новой коалиции и выработку планов по стабилизации положения на фронте. Обычно после продолжавшихся всю ночь дискуссий Керенский выезжал из Петрограда в Могилев, Псков и другие прифронтовые районы для консультаций с военным командованием.

В тот период министров кабинета перетасовывали как колоду карт. Так было с министерствами внутренних дел и юстиции, то есть с ведомствами, теснее других связанными с расследованиями, имевшими отношение к событиям 3–5 июля. После того как Львов 8 июля подал в отставку, министром внутренних дел стал Церетели; 24 июля его сменил Николай Авксентьев, который прослужил до конца августа и затем вышел из кабинета. В министерстве юстиции Иван Ефремов 11 июля занял место ушедшего Переверзева. 23 июля объявили, что министром юстиции назначен Александр Зарудный, которого 25 сентября заменил Павел Малянтович. Результатом такой постоянной министерской чехарды был хаос. Иначе и быть не могло.

Между тем общественность все настойчивее требовала что-то предпринять в отношении арестованных левых элементов. Либералы и консерваторы страстно желали полностью и без проволочек разоблачить большевиков, социалисты с неменьшей решимостью настаивали на том, чтобы большевикам или, как и положено, предъявили обвинения и передали дела в суд или же чтобы их освободили из-под стражи. Очевидно рассчитывая успокоить критиков, Каринский 21 июля опубликовал доклад о ходе расследования. В докладе вина за подготовку, организацию и руководство июльским восстанием возлагалась исключительно на большевиков. Относительно выдвинутых против партии обвинений в шпионаже в докладе указывалось, что Ленин, Зиновьев, Коллонтай, Сахаров, Раскольников, Рошаль и другие договорились с врагами России «содействовать дезорганизации русской армии и тыла… для чего на полученные от этих государств денежные средства организовали… вооруженное восстание против существующей в государстве верховной власти»8. В подтверждение этих обвинений Каринский в документе привел чрезвычайно слабые косвенные доказательства, постоянно намекая на какие-то более веские свидетельства, которые нельзя предавать гласности. Как и следовало ожидать, доклад вызвал громкие протесты левых. «Новая жизнь» писала: «Вызывает полное недоумение, почему вместо объективной картины событий… опубликовывается прямо обвинительный акт… Выводы его не соответствуют посылкам… Часть обвинительного акта, касающаяся обвинения „в измене“, представляется настолько двусмысленной и необоснованной, что просто поразительно, как могло лицо „прокурорского надзора“ выступить с подобного рода обвинением»9.

Ввиду тенденциозности доклада Каринского Мартов предложил Центральному Исполнительному Комитету убедить правительство предоставить арестованным левым элементам возможность выступить в свою защиту по существу предъявляемых обвинений. Он также настоятельно рекомендовал попытаться включить в правительственную следственную комиссию представителя ЦИК. Свидетельством глубочайшего беспокойства, вызванного действиями Каринского, явился тот факт, что, несмотря на антипатию к большевикам и в целом лояльное отношение к правительству, большинство членов ЦИК без промедления приняли оба предложения. Они также одобрили заявление, в котором энергично протестовали против публикации материалов предварительного расследования по делам, связанным с событиями 3–5 июля, по которым следствие еще не закончено, и осудили это откровенное нарушение закона как опасный признак того, что новая судебная система унаследовала самые худшие черты старых царских судов. Между тем многие арестованные большевики еще не были даже официально допрошены, а для рабочих и солдат они превратились в героев. Если и существовала какая-то возможность сразу же после июльских событий скомпрометировать большевиков и их дело, то она быстро улетучилась, и правительство оказалось вынужденным постепенно освобождать захваченных большевиков.

Бесплодный характер всех попыток правительства в послеиюльские дни подавить и дискредитировать большевиков становится особенно наглядным, если проанализировать состояние и деятельность большевистского Центрального Комитета, Петербургского комитета и Военной организации во второй половине июля и в начале августа.

Из девяти членов ЦК, избранных на Апрельской конференции, только Каменев находился за решеткой. Необходимость оставаться в подполье серьезно мешала работе Ленина и Зиновьева, однако ни тот ни другой полностью не утратили связи с партией. Зиновьев продолжал и вскоре даже активизировал свою журналистскую деятельность, а Ленин, постоянно направляя указания из Разлива и Финляндии, по-прежнему оказывал влияние на формирование политики большевиков10. Более того, Иосиф Сталин и Яков Свердлов вместе с московскими руководителями Феликсом Дзержинским, Андреем Бубновым, Григорием Сокольниковым и Николаем Бухариным, которых избрали в Центральный Комитет в конце июля, закрыли брешь, возникшую после того, как лидеры петроградских большевиков оказались в тюрьме или в подполье11.

Под хладнокровным руководством Свердлова, неутомимого молодого организатора, возглавлявшего Секретариат, Центральный Комитет спокойно занимался своими делами в скромной квартире, вдали от городского центра. В середине 20-х годов, когда критика высших партийных органов еще допускалась, Ильин-Женевский с нескрываемой грустью вспоминал о работе ЦК в тот период: «Я почти каждый день приходил туда (в Центральный Комитет)… и часто заставал мирную семейную картину. Все сидят за столом и пьют чай. На столе уютно кипит большой самовар. В.Р.Менжинская (одна из секретарей), с полотенцем через плечо, выполаскивает стаканы, вытирает их и наливает чай вновь приходящим товарищам… Невольно просится сопоставление: теперешнее помещение Центрального Комитета. Огромный дом с целым рядом всякого рода отделов и подотделов. Большое количество служащих, которые суетятся и снуют по всем этажам за лихорадочной спешной работой. Естественно, что теперь, при развернувшихся функциях, иначе и не мыслится работа Центрального Комитета. Но все-таки как-то жалко, что ушла и, наверное, никогда не вернется пора такой простой и незатейливой, но в то же время проникнутой таким глубоким товариществом, сплоченной и спаянной работы»12.

В первые недели после июльского восстания закрытие редакции газеты «Правда» затрудняло работу ЦК, который смог возобновить регулярный выпуск газеты лишь в начале августа13. Тем не менее даже в середине июля, в период наивысшего разгула реакции, Свердлов был вполне уверен в будущем и поэтому в телеграмме провинциальным комитетам партии сообщал, что «настроение в Питере бодрое. Растерянности нет. Организация не разбита»14.

13 июля, менее чем через две недели после июльского восстания, Центральный Комитет сумел созвать в Петрограде тайное двухдневное совещание по вопросам стратегии. Главная задача совещания, в котором участвовали члены ЦК и Военной организации, а также представители партийных комитетов Петрограда и Москвы15, состояла в том, чтобы оценить перемены, происшедшие в политической ситуации после июльского восстания, и выработать соответствующие тактические директивы, которыми руководствовались бы все российские низовые партийные организации. О важности совещания свидетельствует тот факт, что специально для него Ленин подготовил тезисы по тактике, в которых он резко отошел от своих доиюльских тактических установок16. В тезисах Ленин доказывал, что контрреволюции удалось при полной поддержке меньшевиков и эсеров взять под свой контроль правительство и революцию. Не только партии умеренных социалистов, но и Советы превратились «в фиговый листок контрреволюции».

Перспективы на будущее, обрисованные Лениным, прямо вытекали из оценки сложившейся ситуации. По его мнению, теперь, когда контрреволюция укрепилась, а Советы оказались без власти, больше не существовало возможности для мирного развития революции. Партии следовало отказаться от доиюльской ориентации на передачу власти Советам и снять главный большевистский лозунг «Вся власть Советам». Единственная тактика партии — это подготовка к вооруженному восстанию и передаче власти пролетариату и беднейшему крестьянству. (В беседе с Орджоникидзе Ленин говорил о возможности народного восстания уже в сентябре или октябре и о необходимости сконцентрировать большевистскую работу в фабрично-заводских комитетах. По словам Орджоникидзе, Ленин сказал, что фабрично-заводские комитеты превратятся в органы восстания17.)

Чтобы правильно понять реакцию участников совещания в Центральном Комитете 13–14 июля на указания Ленина, следует иметь в виду следующие факторы. Во-первых, хотя имеются свидетельства, что еще в середине июня (то есть до июльских событий) Ленин оставил последние надежды на передачу власти Советам без вооруженной борьбы, он, по-видимому, делился своими взглядами на этот счет только с самыми ближайшими соратниками18. Что же касается партии в целом, то стремление Ленина предотвратить преждевременное выступление во второй половине июня создало впечатление, что под влиянием обстоятельств его взгляды стали более умеренными. Поэтому выраженные в тезисах идеи были подобны грому среди ясного неба. Во-вторых, предначертанный Лениным курс неизбежно вновь открывал двери для внутрипартийных разногласий по фундаментальным теоретическим проблемам, которые удалось сгладить на Апрельской конференции и которые предстояло подробно обсудить на созываемом в скором времени V1 съезде партии. И наконец, как мы увидим, ленинская оценка сложившейся ситуации противоречила настроениям и взглядам многих большевистских лидеров, которые, не в пример Ленину, могли на собственном опыте оценить воздействие реакции, ежедневно соприкасались с руководителями меньшевистской и эсеровской фракций и петроградскими массами.

Официальный протокол совещания лидеров большевиков 13–14 июля не публиковался. Из современных документов нам известно, что тезисы Ленина явились предметом ожесточенных споров19. Володарский из Петербургского комитета, Ногин и Рыков из Москвы выступили против Ленина «по всем основным вопросам, затронутым в тезисах»20. Есть свидетельства, что Зиновьев, который так же, как Володарский, Ногин и Рыков, противился ленинскому курсу, но не присутствовал на совещании, ознакомил участников со своей точкой зрения письменно21. Свердлов, Молотов и Савельев, как видно, возглавили борьбу за принятие предложенного Лениным курса. Когда дело дошло до голосования, то тезисы были решительно отвергнуты. Из пятнадцати присутствовавших на совещании партийных руководителей десять голосовало против них22.

Основные различия во взглядах Ленина и большинства участников совещания нашли отражение в предложенной на утверждение резолюции. В отличие от Ленина, считавшего, что умеренные социалисты полностью перешли в стан врага и что фактическая государственная власть оказалась в руках капиталистической и помещичьей контрреволюции, резолюция, признавая, что правительство Керенского является диктатурой, тем не менее давала понять, что оно пока еще не находится полностью в руках контрреволюции. Если верить резолюции, то правительство Керенского, Церетели и Ефремова представляло: мелкую крестьянскую буржуазию и ту часть рабочего класса, которая еще не разочаровалась в мелкобуржуазных демократах, буржуазные и помещичьи слои. Между этими двумя фракциями власти, говорилось в резолюции, все еще идет торг. В отношении меньшевиков и эсеров в ней утверждалось, что своей трусостью и изменой они постоянно усиливали позиции враждебных революции классов. Однако резолюция не считала, что меньшевики и эсеры безвозвратно потеряны для дела революции. В полном соответствии с данной линией резолюция не упомянула вовсе вопроса о снятии лозунга «Вся власть Советам!». Заявив лишь, что правительство Керенского не способно обеспечить решение главных проблем революции, резолюция указала на необходимость передачи власти в руки революционных пролетарских и крестьянских Советов, которые примут решительные меры, чтобы покончить с войной и соглашательством с буржуазией, передать землю крестьянам, установить рабочий контроль над производством и распределением и уничтожить все оплоты контрреволюции. (Позже Володарский заметил, что подобная трактовка лозунга «Вся власть Советам!» была единственно возможной уступкой, которую он и его сторонники сделали тем, кто требовал полного отказа от этого лозунга23.)

Задачи партии в сложившихся условиях, говорилось далее в резолюции, состояли в том, чтобы разоблачать всякие контрреволюционные мероприятия, беспощадно критиковать реакционную политику мелкобуржуазных вождей, укреплять, где только возможно, позиции революционного пролетариата и готовить силы к решительной борьбе за осуществление большевистской программы, если ход политического кризиса в стране позволит это сделать в действительно массовом общенародном размере24. Такая формулировка могла означать все, что угодно. В резолюции не было сказано об окончании мирного периода развития революции и о необходимости готовиться к вооруженному восстанию. Подразумевалось, что партия будет продолжать уделять много внимания работе в Советах. Когда сравниваешь эту резолюцию с тем курсом, который указывал Ленин, то особенно отчетливо проступает нежелание ее авторов расстаться с надеждой на сотрудничество с другими социалистическими элементами в деле установления Советской власти. Эти настроения отразились в решении, принятом при закрытии совещания 13–14 июля, относительно приглашения «интернационалистов» к участию в предстоящем съезде партии с правом совещательного голоса и даже эсеров, вероятно, для того, чтобы получить представление об их позиции25.

Когда Ленин 15 июля узнал, что произошло на совещании ЦК, он рассердился и встревожился. Текущий момент чем-то напоминал ситуацию, с которой он столкнулся при возвращении в Россию в начале апреля. Опять ему нужно было нейтрализовать возникшее в рядах большевиков стремление отказаться от радикальных революционных действий и тесно сотрудничать (если не объединиться) с более умеренными политическими группами. Однако на этот раз он был вынужден перенацеливать партию, находясь в 32 километрах от Петрограда, не имея возможности регулярно получать газеты.

На отклонение своих тезисов Центральным Комитетом Ленин ответил обширной статьей «К лозунгам»26. Многозначительно отметив с самого начала, что «слишком часто бывало, что, когда история делает крутой поворот, даже передовые партии более или менее долгое время не могут освоиться с новым положением, повторяют лозунги, бывшие правильными вчера, но потерявшие всякий смысл сегодня», Ленин утверждал, что лозунг «Вся власть Советам!», который был верен в период с 27 февраля по 4 июля, после этого перестал быть верным. «Не поняв этого, — предупреждал он, — нельзя ничего понять в насущных вопросах современности». Далее Ленин назвал рассуждения своих противников в партии, которые полагали, что меньшевики и эсеры в состоянии поправить собственные ошибки, «детской наивностью или просто глупостью». Он заявил: «Надо говорить народу всю правду: власть в руках военной клики Кавеньяков… Эту власть надо свергнуть». Затем добавил: «Советы могут и должны появиться в этой новой революции, но не теперешние Советы… В данную минуту эти Советы похожи на баранов, которые приведены на бойню, поставлены под топор и жалобно мычат». Утверждая к концу статьи «К лозунгам», что «начинается новый цикл [классовой борьбы], в который входят не старые классы, не старые партии, не старые Советы», он настаивал на том, чтобы партия «смотрела не назад, а вперед» и оперировала «новыми, послеиюльскими, классовыми и партийными категориями».

Однако, на какое-то время, Ленин оказался в изоляции. Резолюция совещания Центрального Комитета являлась оценкой политической ситуации высшего партийного руководства и официальной директивой по тактике в период между Апрельской конференцией и VI съездом. Ее спешно размножили в виде листовок, которые (340 пачек) быстро разослали всем местным большевистским организациям страны. Как и следовало, резолюцию опубликовал каждый главный провинциальный партийный орган, и она служила основой для резолюций по политическому положению и тактике, которые принимались на предсъездовских партийных конференциях и собраниях, состоявшихся во второй половине июля по всей России27.

Опыт работы Петербургского комитета в этот же самый период подтверждает, что ущерб, понесенный большевиками в дни реакции, последовавшие за июльскими событиями, оказался незначительным и легко поправимым. Включавший примерно 50 избранных представителей районных комитетов, собиравшихся каждую неделю для обсуждения важных политических вопросов, Петербургский комитет работал под руководством Исполнительной комиссии из 6 человек, ни один из которых не был арестован в послеиюльские дни. На какой-то момент работа Петербургского комитета нарушилась. Как с огорчением сообщал в то время один из членов Исполнительной комиссии, она «потеряла почти все: документы, счета, помещение»28 в особняке Кшесинской. И все же связь между комиссией и районными партийными комитетами никогда не прерывалась. Временное помещение для Петербургского комитета скоро нашли в относительно безопасном Выборгском районе, где уже 7 июля партийные работники выпускали листовки на стареньком ручном печатном станке, оставшемся с царских времен29.

В первые недели после июльского восстания членов Петербургского комитета, очевидно, больше всего беспокоил вопрос, как отразятся последние события и особенно выдвинутые против высшего партийного руководства обвинения в шпионаже на авторитете большевиков и их сторонников в петроградских массах. Предварительный ответ был получен уже на первом в послеиюльские дни совещании Петербургского комитета, состоявшемся 10 июля30, и на заседаниях 2-й городской партийной конференции петроградских большевиков 16 июля (2-я городская конференция началась 1 июля, была прервана 3 июля из-за июльского восстания и возобновила свою работу 16 июля). На обоих собраниях представители всех районов столицы лично доложили о положении в своих регионах. Отчеты показали, что сначала незначительное недовольство партией проявилось среди фабрично-заводских рабочих, но длилось весьма не долго.

А точнее, если судить по докладам 10 июля, рабочие фабрик, расположенных в сравнительно зажиточных, преимущественно незаводских предместьях столицы, после июльских событий были настроены враждебно к большевикам. В таких районах часто случалось, что рабочие оскорбляли большевиков и даже изгоняли их с предприятий. Представитель Невского района, например, назвал настроение рабочих в отношении большевиков «погромным». По его словам, известных членов партии «разыскивают». Более того, помещения партии находились под постоянной угрозой разгрома уличными толпами. Представитель Пороховского района, один из шести большевиков, выброшенных с предприятия через 1–2 дня после июльских событий, рассказал, что большевиков поливают «гнусностями» и что они находятся «под наблюдением». Он прямо заявил, что рабочие его района — это «стоячее болото». Описывая последние события в Колпинском районе, другой оратор поведал, что рабочие отвернулись от большевиков, как только июльская демонстрация закончилась.

Эти сообщения из первых рук свидетельствовали о том, что июльские события не только вызвали чувство неприязни к большевикам со стороны какой-то части меньшевиков, эсеров и беспартийных рабочих, но и подорвали веру в собственное высокое партийное руководство, по крайней мере у некоторых большевистских активистов на фабрично-заводском уровне. Лацис из Выборгского района рассказал об одном из тревожных признаков подобного развития на Металлическом заводе, где работало около 8 тыс. человек. Этот завод являлся самым крупным промышленным предприятием Петрограда. До июля его процветавший большевистский коллектив, насчитывавший 300 членов, был «светлым пятном» среди петроградских заводских партийных организаций. По словам Лациса, после утреннего налета военных на завод в тот же день собрались руководители всех представленных здесь политических организаций, чтобы обсудить последние события. В ходе дискуссии меньшевики и эсеры обвинили большевиков в том, что они спровоцировали наступление реакции. Под таким давлением присутствовавшие на собрании большевики пообещали вести себя в будущем более сдержанно. Но что еще хуже с партийной точки зрения, так это то, что большевики приняли официальную резолюцию в поддержку Совета и полностью подчинили ему свою организацию. Сразу же опубликованная во многих газетах эта примечательная резолюция потребовала от большевистского ЦК и Петербургского комитета сложить с себя свои полномочия и явиться в суд, чтобы тем самым доказать, что «100 000 рабочих-большевиков не могут быть германскими агентами»31.

Подобные признаки утраченной лояльности должны были очень тревожить членов Петербургского комитета. Однако важнее было то, что такая реакция на июльские события, которая наблюдалась на Металлическом заводе, проявлялась среди членов партии все-таки довольно редко. И в самом деле, если судить по отчетам из районов 10 июля, то члены Петербургского комитета испытывали чувство облегчения, что дело не обернулось еще хуже. Правда, присутствовавшие признали, что прилив в партию новых членов прекратился. Но того, чего больше всего боялись, то есть массового бегства, не произошло. Партийный организатор с Васильевского острова сообщил, что, хотя на фабриках его района и отмечены случаи нападений на большевиков, однако ничто не говорило о том, что эти нападки как-то повлияли на численный состав партии. С явным удовлетворением он также доложил, что на одном крупном заводе эсеры приняли резолюцию, в которой заявили: «Если арестуют большевиков, то пусть арестуют и их — эсеров». Представитель Нарвского района, где размещался гигантский Путиловский завод, утверждал, что погромная агитация возымела действие только на самых отсталых предприятиях и что «уличной прессе мало верят». Доклад Лациса по наиболее важному Выборгскому району также вселял уверенность. «Массового ухода из организации, — заявил он, — нет: имеют место случаи единичного характера». Лацис сказал, что на заводах и фабриках, где рабочие имели возможность организовать политические собрания, заметно стремление к сплочению всех революционных групп.

Сообщение по Невскому району, сделанное на 2-й городской конференции 16 июля, рисовало все еще довольно мрачную картину. Василий Винокуров поведал о случаях избиения отдельных большевиков своими товарищами — рабочими, которые таким образом хотели заставить их выйти из партии. Он отметил, что в его районе патриотическая, погромная, антибольшевистская волна была пока на подъеме.

В других местах, однако, обстановка более обнадеживала. Выступая от имени Исполнительной комиссии, Володарский смог проинформировать делегатов конференции, что, «судя по поступившим сведениям из районов, настроение везде хорошее». Представитель Пороховского района пришел к выводу, что погромные настроения уже пошли на убыль. Насколько он мог судить, уход из партии ограничился «случайными элементами, которые, например, не вносили членского взноса». Руководитель большевиков Нарвского района уверенно подтвердил, что настроение заводских рабочих «приличное» и что «работа идет нормально». Представитель с Васильевского острова решился даже назвать настроение рабочих в своем районе «бодрым», но затем добавил, что «среди более отсталых слоев рабочих, женщин, — боязнь», хотя в других местах «настроение даже лучше, чем раньше». Как и 10 июля, он отметил очень незначительное уменьшение партийных рядов — в районе из 4 тыс. членов партию оставила всего какая-то сотня.

10 июля представитель Петербургского района докладывал, что настроение в районе «колеблющееся». Теперь же, несмотря на то что местный комитет большевиков остался без помещения, настроение, по его словам, было «хорошим». Выступавший от 1-го городского района с гордостью сообщил, что «на районное собрание пришло большее количество товарищей, чем обычно». Лациса продолжала беспокоить ситуация на Металлическом заводе, но настроение в других местах Выборгского района, по его мнению, «складывалось в пользу большевиков». Он, в частности, сказал: «Если запись членов происходит не так интенсивно, как раньше, то потому, что организационный аппарат был несколько расстроен». Затем Лацис вновь отметил, что, опасаясь наступления контрреволюции, рабочие стремятся забыть прошлые разногласия и теснее сплотить партийные ряды.

Помимо попыток определить влияние июльских событий на отношение народных масс к партии, делегаты 2-й городской конференции уделили много внимания выработке правильной программы действий на будущее. Из-за временного отсутствия нескольких наиболее видных членов Центрального Комитета обязанность изложить позицию ЦК по данному вопросу выпала на долю 38-летнего Сталина. В 1917 году этого темпераментного, грубо-прямолинейного, с властными манерами, ничем не проявившего себя теоретика, автора ряда статей и оратора затмевали такие революционные вожди, как Ленин, Троцкий и даже Зиновьев, Каменев и Луначарский. Вероятно, по этой причине правительство не разыскивало Сталина после июльского восстания. По-видимому, из-за своего грузинского происхождения Сталин считался ведущим специалистом партии по национальному вопросу. Временами он представлял ЦК в исполкоме Петроградского Совета и в Центральном Исполнительном Комитете. Помимо этого, он в основном помогал редактировать «Правду» и занимался текущими административными делами.

Первоначально взгляды Сталина на развитие революции совпадали с точкой зрения Каменева, но после возвращения Ленина в Россию он круто повернул влево. К середине июня Сталин уже принадлежал к наиболее воинственному крылу большевистского руководства. (Из протеста против отмены демонстрации 10 июня он вместе со Смилгой подал заявление о выходе из ЦК, которое было отвергнуто.)

Честь представлять Центральный Комитет на 2-й городской конференции была для Сталина не совсем приятной обязанностью, ибо, как вскоре обнаружилось, взгляды, изложенные в резолюции совещания ЦК, о которой шла речь выше, не совпадали полностью с его собственным мнением. Задача Сталина осложнялась еще и тем, что отдельные делегаты уже знали и разделяли точку зрения Ленина на сложившуюся ситуацию и на тактику партии и добивались ее обсуждения. В этих условиях Сталин в вопросе тактики занял неопределенную, временами противоречивую, серединную позицию, которая практически никого не удовлетворяла.

Так, в основном докладе «О текущем моменте», используя выражения, которые, возможно, были заимствованы у Ленина, Сталин заявил, что мирный период развития революции кончился, что контрреволюция вышла из июльских событий победителем и что Центральный Исполнительный Комитет, способствовавший и поощрявший такое развитие, оказался теперь без власти. В своих высказываниях Сталин, однако, отошел от Ленина в определении «победы контрреволюции». Он также не разделял взгляды Ленина на природу и роль Временного правительства, на отличительные признаки и позицию мелкой буржуазии, на значение опыта июльских дней для развития революции, на ближайшие перспективы. По словам Сталина, Временное правительство находилось под сильным влиянием, но не под контролем контрреволюции. Мелкая буржуазия все еще колебалась между большевиками и кадетами. Политический кризис, частью которого являлись июльские события, не кончился. Страна переживала период «острых конфликтов, стычек, столкновений», во время которого ближайшая цель рабочих и солдат — не допустить капиталистов в правительство и создать «мелкобуржуазную пролетарскую демократию». В подобной ситуации, заявил далее Сталин, главные задачи партии — призвать массы к «выдержке, стойкости и организованности», возобновить и укрепить большевистские организации и «не игнорировать никакие легальные возможности»32.

Короче говоря, в то время как Ленин призывал партию решительно порвать с более умеренными политическими группами и нацелить массы на вооруженный захват власти помимо Советов, Сталин главный упор делал на выдержку и сплочение. И если эти идеи Сталина пришлись весьма не по вкусу сторонникам взглядов Ленина, то его высказывания относительно победы контрреволюции и бессилия Центрального Исполнительного Комитета, а также утверждение, что дальнейший ход революции непременно будет связан с насилием, вызвали понятное раздражение у людей, разделявших взгляды большинства участников совещания в Центральном Комитете. Кроме того, практически всех делегатов обеспокоило то обстоятельство, что Сталин не коснулся будущего Советов (вопрос, который больше всего занимал присутствовавших) и выразился довольно неопределенно о дальнейшей политической роли партии в массах.

Такая в основном негативная реакция на высказывания Сталина проявилась в последовавших за речью горячих спорах. В дискуссии наряду с другими приняли участие: С.Д.Масловский, Василий Иванов, Моисей Харитонов, Гавриил Вайнберг, Вячеслав Молотов, Антон Слуцкий и Максимилиан Савельев. Масловский начал обсуждение с вопроса, в какой мере партия должна способствовать конфликту с правительством и следует ли ей в дальнейшем брать на себя руководство вооруженными протестами. Сталин ответил уклончиво. «Надо предполагать, — сказал он, — что выступления будут вооруженные, и надо быть готовыми ко всему». Иванов поинтересовался, каково отношение партии к лозунгу «Вся власть Советам!», подразумевая, что он исчерпал себя. На это Сталин был вынужден ответить, что теперь «мы говорим языком классовой борьбы: вся власть в руки рабочих и беднейших крестьян, которые поведут революционную политику»33.

Старый большевик и бывший эмигрант Харитонов критиковал Сталина за то, что он не коснулся международной обстановки, ибо она оказывала влияние на развитие революции в России. «Мы всюду говорим, что если революции на Западе не будет, то мы пропали, — сказал он. — Мы делаем такой вывод: западноевропейская революция не успела вовремя прийти нам на помощь и русская революция дальше развиваться не могла». Тем не менее Харитонов смотрел в будущее с оптимизмом. Высмеивая высказывание Сталина о победе контрреволюции в Петрограде, он утверждал, что со времени Февральской революции происходит постоянный сдвиг власти в пользу Советов и что этот процесс будет продолжаться. «Был момент, когда мы могли опасаться разгона Советов, — заявил Харитонов, указывая на предшествовавшие дни. — Теперь эта опасность абсолютно миновала». Затем добавил: «Наша буржуазия не удержалась бы без Советов ни одного дня»34.

Володарский согласился с Харитоновым, что Сталин преувеличил силу контрреволюции.

Из числа высказавших свое мнение «о текущем моменте» ближе всех к точке зрения Ленина подошли Молотов, Савельев и Слуцкий. Молотов утверждал, что перед последними событиями «при желании Советы могли бы мирным путем взять власть в свои руки… Этого не совершилось… События 3(16) и 4(17) июля толкнули Советы на путь контрреволюции… Власть ускользнула из рук Совета и перешла в руки буржуазии. Мы не можем бороться за власть тех Советов, которые предали пролетариат. Выход для нас — в борьбе пролетариата, увлекающего за собой те слои крестьянства, которые могут за ним идти».

Слуцкий обрушился на Володарского за то, что он закрывал глаза на значительный успех контрреволюции. Слуцкий, в частности, пояснил: «Если мы понимаем под контрреволюцией переход власти к определенной группе, переход такой, что группа, имевшая перед тем власть, не может возвратить ее, то мы имеем победу контрреволюции». По-видимому, не очень хорошо знакомый с мнением Ленина, он, однако, добавил: «Никто не утверждает, что мы должны, как негодный хлам, выбросить этот лозунг».

После того как высказались все желавшие, Сталин зачитал полностью резолюцию совещания Центрального Комитета. Предложение о создании комиссии для переработки резолюции не прошло: не хватило трех голосов. Затем рассмотрели резолюцию по пунктам. На начальной стадии дискуссии неназванный делегат Выборгского района безуспешно требовал, чтобы председатель зачитал тезисы Ленина (хотя копии статей «Политическое положение» и «К лозунгам» у председателя были)37.

Как только оглашался очередной пункт резолюции, сразу поднимался один из «ленинцев» (Молотов, Слуцкий или Савельев) и вносил изменения или дополнения в соответствии с тезисами Ленина. Потому ли, что Сталину было неудобно защищать резолюцию, или потому, что сторонники резолюции были недовольны предыдущими его выступлениями, только поправки отклонял каждый раз Володарский. Отвечая на протесты делегатов, заявивших, что у Володарского нет для этого прав, поскольку он не являлся основным докладчиком, председатель объявил, что «Володарский — представитель совещания, на котором принята резолюция». В один из моментов, после безуспешной попытки Слуцкого вставить абзац о победе контрреволюции, Володарский в пылу парламентской борьбы воскликнул: «Тут сказывается желание во что бы то ни стало провести то, что уже отвергнуто. Вся сущность спора (с Лениным) в том, временное или окончательное торжество контрреволюции». В ответ Савельев: «На нашей конференции я должен констатировать легкомысленное отношение к этим тезисам»38.

В целом Молотов, Слуцкий и Савельев внесли около 18 поправок к зачитанной Сталиным резолюции; за исключением одной, все были отклонены. В итоге утвержденная конференцией резолюция практически повторяла резолюцию, принятую на совещании Центрального Комитета.

Глубина разногласий, возникших в тот период в связи с новым тактическим курсом, отчетливо проявилась при голосовании. 28 делегатов высказались в поддержку резолюции, 3 голосовало против и 28 воздержались. Обосновывая свои позиции, некоторые воздержавшиеся из Московского района пояснили, что они не голосовали из-за «неудовлетворительности резолюции». Молотов заявил, что он воздержался потому, что «в такой ответственный момент невозможно принимать неясную резолюцию». А Виктор Нарчук от имени одиннадцати делегатов Выборгского района сказал, что их группа воздержалась, так как «не были оглашены тезисы Ленина и резолюцию защищал не докладчик»39.

После июльского восстания наибольший ущерб понесла, конечно же, большевистская Военная организация. С момента создания главная задача организации состояла в том, чтобы заручиться поддержкой солдат Петроградского гарнизона и превратить их в дисциплинированную революционную силу. К середине лета в решении первой задачи был достигнут значительный прогресс. Несколько тысяч солдат вступили или в саму Военную организацию, или же в клуб «Правды»; в большинстве гарнизонных частей образовались партийные ячейки, а в отдельных воинских подразделениях большевики приобрели безраздельное влияние. Разработанные правительством после июльского восстания планы по разоружению и расформированию зараженных большевизмом полков осуществились лишь частично. Вместе с тем значительный процент наиболее опытных и энергичных партийных руководителей в воинских частях оказался в тюрьме, пользовавшаяся огромной популярностью газета «Солдатская правда» была закрыта, связь между лидерами Военной организации и войсками временно прервалась. Большевиков выдворили из военных казарм, и партийная работа в гарнизоне в общем и целом почти приостановилась.

После июльских событий неприязнь к большевикам проявилась у солдат заметнее, чем у рабочих. Вероятно, отчасти это явилось следствием того, что среди солдат-большевиков было больше недисциплинированных, политически неопытных новичков, еще слабо преданных партии. Кроме того, несмотря на сильное желание мира, солдаты в своей основе были настроены более патриотически, чем рабочие, и, следовательно, острее воспринимали обвинения против большевиков в том, что они работают на немцев. Затем, как уже указывалось выше, солдаты гарнизона надеялись, что, отмежевываясь от большевиков, они избежат отправки на фронт. По этим и, возможно, еще и другим причинам в частях гарнизона после июльских событий нередко проводилась собственная чистка, в процессе которой известные большевики изолировались от солдат, а в отдельных случаях передавались властям.

Например, 10 июля собрание солдатских комитетов 1-го пехотного запасного полка вынесло решение арестовать активных большевиков части и составить список лиц, призывавших к радикальным мерам, по-видимому, для передачи его властям. Принятая этими комитетами двумя днями позднее официальная резолюция возлагала главную вину за действия 1-го пехотного запасного полка 4 июля на большевиков: Василия Сахарова, Ивана и Гавриила Осиповых, а также на Елизара Славкина, солдата неизвестной политической принадлежности. Резолюция обвинила четверых в проведении опасной агитации и подстрекательстве, которые увлекли людей. Более того, 4 июля они якобы совершили подлую провокацию, ложно утверждая, что массовое выступление санкционировано Советом40.

В то же самое время части гарнизона, стремясь оправдаться и снять с себя обвинения в участии в июльских событиях, горячо заверили правительство и исполкомы в своей поддержке. Типичной была резолюция, принятая на массовом митинге солдат гвардейского Литовского полка 9 июля. В ней говорилось:

И словно обвинений властей и резкой критики солдат гарнизона было недостаточно, нападки со стороны раздраженных элементов в самой партии большевиков пришлось выдержать в середине июля и Военной организации. Вопрос о целесообразности сохранения чисто военного ответвления партии служил предметом постоянных разногласий среди высшего большевистского руководства еще с времен создания после революции 1905 года социал-демократических организаций в воинских частях. Сторонники этих организаций утверждали, что регулярные вооруженные силы — ключевой фактор любой современной революции. Кроме того, они доказывали, что положение и интересы солдат и матросов резко отличаются от положения и интересов гражданского населения и поэтому военные организации, обладающие известной автономией и самостоятельностью, абсолютно необходимы, чтобы привлечь солдат и матросов на сторону революции и обеспечить ей, таким образом, успех. Критики военных организаций в свою очередь утверждали, что потенциальные потери, связанные с дублированием усилий контролем, во много раз превосходят пользу, которую они, возможно, смогут принести. Стоит ли удивляться тому, что очевидная причастность большевистской Военной организации к подготовке июльского восстания без санкции Центрального Комитета усилила критику в ее адрес. По-видимому, в нападках на «Военку» участвовали отдельные члены как Петербургского комитета, так и высшего партийного руководства42.

Невзирая на опасность ареста, Подвойский, которого разыскивали власти, был вынужден выступить в защиту Военной организации на 2-й городской конференции 16 июля и на VI партийном съезде 28 июля43. На VI съезде Военная организация явилась объектом официального расследования, которое провела специально созданная военная секция. Делегат VI съезда от районного бюро Центросибири и, по всей видимости, член этой секции Борис Шумяцкий впоследствии рассказывал, что на съезде Бухарин, Каменев и Троцкий (двое последних, вероятно, письменно или через посредников) настаивали на роспуске Военной организации на том основании, что она-де дублирует работу обычных партийных органов. По словам Шумяцкого, большинство членов военной секции отвергло эту позицию и подтвердило необходимость иметь особую Военную организацию, руководимую Центральным Комитетом. В опубликованных материалах VI съезда дискуссия и решение, касающиеся «Военки», отражены в заключительном коммюнике военной секции, в котором, помимо прочего, сообщалось о принятии 8 голосами против 4 следующей резолюции: «Ввиду целого ряда особенностей — бытовых, профессиональных и организационных — жизни и работы военных членов партии, секция санкционирует существование при ЦК, под его постоянным и прямым руководством, особого центрального военного органа, направляющего всю текущую работу партии среди военных»44.

Несмотря на предпринимавшиеся властями усиленные меры розыска, наиболее видные активисты Военной организации — Невский и Подвойский — сумели в послеиюльские дни избежать ареста. И хотя Подвойского дважды задерживал военный патруль, ему так и не удалось установить его личность. Невский, слегка раненный пулей в ногу во время перестрелки 4 июля, укрылся в провинции. Вскоре после возвращения Невского в середине июля в Петроград он и другие оставшиеся на свободе члены «Военки», в том числе Подвойский, Ильин-Женевский и Михаил Кедров, тайно встретились на квартире Генриха Ягоды, чтобы определить потери и обсудить стратегию на будущее. По словам Ильина-Женевского, участники встречи договорились пока попытаться «сочетать нелегальную деятельность с легальной работой», то есть оставить штаб-квартиру в подполье и по-возможности вновь начать среди солдат открытую организационную и агитационную работу45.

На этой встрече члены Военной организации поставили перед собой наряду с другими задачу — возобновить как можно быстрее издание большевистской газеты для солдат, в духе ставшей нелегальной «Солдатской правды». В течение третьей недели июля Подвойский наконец нашел типографию, готовую печатать газету, и 23 июля вышел ее первый номер. Новый печатный орган «Рабочий и солдат» должны были редактировать Подвойский, Невский и Ильин-Женевский, а Кедров и Ягода — взять на себя общее руководство46. Казалось, что с газетой все наладилось, но вдруг возникли осложнения на заседании Центрального Комитета 4 августа. Это было первое заседание нового ЦК, избранного на VI съезде. Поскольку ЦК еще не располагал собственной газетой, которая могла бы заменить «Правду», он решил сделать своим органом «Рабочего и солдата». Кроме того, очевидно, помня проблемы организационного контроля, имевшие место в июне и июле, ЦК постановил, что какое-то время ни Петербургскому комитету, ни Военной организации не следует выпускать свои отдельные газеты47.

Далее ЦК настоял на том, чтобы в редакционную коллегию «Рабочего и солдата» от него вошли трое (Сталин, Сокольников и Милютин) и по одному представителю от Военной организации (Подвойский) и Петербургского комитета (Володарский). Такое решение пришлось очень не по вкусу членам «Военки», которые, привыкнув действовать самостоятельно, ревниво оберегали собственные привилегии и, как выразился в то время Подвойский, были убеждены, что «тип смешанной газеты» не в состоянии ни решить задачи Военной организации, ни удовлетворить потребности солдатских масс, среди которых «Военка» вела пропаганду и агитацию48. Судьба «Рабочего и солдата» решилась 10 августа, когда редакционная статья особенно подстрекательного содержания послужила Временному правительству предлогом для закрытия газеты. ЦК спешно реорганизовал издательство; «Военка» поступила точно так же. И вот 13 августа впервые после июльских событий в газетных киосках Петрограда появились две большевистские газеты: «Пролетарий» — орган ЦК и «Солдат» — орган Военной организации.

Когда Центральному Комитету стало известно о самостоятельной акции Военной организации, он вознамерился завладеть и «Солдатом» и делегировал Сталина к Подвойскому, чтобы информировать его об этом решении. Кроме того, желая пресечь дальнейшие попытки «Военки» заниматься издательским делом, ЦК приказал Смилге изъять и передать в распоряжение центрального партийного органа деньги «Военки», выделенные для публикации «Рабочего и солдата»49. Как видно, Сталин и Смилга выполнили свои поручения быстро и решительно, ибо уже 16 августа в ЦК поступили две жалобы Центрального бюро Военной организации50. В первой из них говорилось о праве «Военки» на собственную газету, причем в таких выражениях, которые свидетельствовали о том, что будет не просто заставить руководителей «Военки» уступить. Во второй жалобе бюро протестовало против действий, совершенно недопустимых «как с точки зрения формальной, так и с точки зрения элементарных принципов партийного демократизма», которые позволили себе Сталин и Смилга, и требовало от Центрального Комитета наладить более нормальные отношения с бюро Военной организации, чтобы последняя могла выполнять свою работу51.

Есть данные, что примерно в это время ЦК создал другую специальную комиссию для изучения положения дел в «Военке» главным образом под углом зрения организации июльского восстания и публикации газет «Рабочий и солдат» и «Солдат»52. На самом деле, как поведал Невский, руководители Военной организации стали объектами партийного «суда», в ходе которого для проверки различных аспектов деятельности этой организации направлялись Бубнов, Дзержинский, Менжинский и Свердлов53. На основании имеющихся материалов трудно определить связь этого «суда» с работой военной секции на VI съезде. Во всяком случае, большинство выдвигавшихся против Военной организации обвинений было снято, вероятно, в результате личного вмешательства Ленина. По словам Невского, Свердлов сказал ему, что когда Ленин узнал, что его (Свердлова) послали познакомиться с работой «Военки», то заметил: «Ознакомиться нужно, помочь им нужно, но никаких нажимов и никаких порицаний быть не должно. Наоборот, следует поддержать: кто не рискует, тот никогда не выигрывает; без поражений не бывает победы»54.

Опубликованные протоколы совещания Центрального Комитета (16 августа) свидетельствуют о том, что, заслушав две жалобы «Военки», ЦК подтвердил ее подчиненное положение в партийной структуре и без обиняков объявил, что, согласно Уставу партии, Военная организация не может существовать как независимый политический центр. И все же после выговора ЦК разрешил «Военке» издавать «Солдата» при условии, что в состав редколлегии войдет член ЦК, обладающий правом вето. Затем Центральный Комитет делегировал Свердлова и Дзержинского для проведения переговоров и налаживания нормальных отношений между Военной организацией и ЦК, а также для надзора за ее деятельностью55.

В то время как руководство «Военки» боролось за сохранение своего независимого статуса в рамках партии, позиция большевиков среди солдат гарнизона значительно улучшилась. Примечательно, что теперь партийная программа стала получать поддержку в воинских частях, до тех пор сравнительно свободных от большевистского влияния. В письме ЦК Московскому областному бюро Менжинская 17 июля с воодушевлением писала: «В полках, близлежащих и находящихся в Питере, настроение меняется в нашу пользу там, где до сих пор мы имели сравнительно мало успеха. Последние указы Керенского, в особенности о смертной казни, вызвали страшное возбуждение среди солдат и озлобление против командного состава»56.

Опубликованные краткие сообщения о послеиюльских встречах ответственных работников Военной организации с представителями большевистских групп Петроградского гарнизона подтверждают, что правительственные репрессии и угроза контрреволюции помогли «Военке» в конце июля и начале августа преодолеть самые худшие последствия неудачного восстания. Рассказы делегатов на первом из этих собраний, состоявшемся 21 июля, свидетельствуют о том, что сначала июльские события вызвали в рядах солдат смятение и во многом повлияли на их отношение к большевикам57. На следующей встрече военных организаций, неделю спустя, у делегатов все еще наблюдался упадок духа, и они были очень озабочены преследованиями большевиков. Тем не менее они признали, что негативные последствия июльских событий для солдат, сочувствовавших большевикам, оказались незначительными58.

5 августа те же самые представители воинских частей с гордостью описывали организованные в гарнизоне массовые митинги протеста против репрессий, Думы и Государственного совета. Они также дали понять, что число членов военных организаций опять стало расти59. И наконец, на собрании военных организаций 12 августа большинство представителей придерживалось мнения, что сочувствие большевикам в частях гарнизона «развивается усиленными темпами». По-видимому, некоторые из них прямо заявили, что это явилось результатом скорее не усилий Военной организации, а действий правительства и умеренных социалистов. Выслушав представителей, секретарь «Военки», имея в виду успехи большевиков, записал: «Причина не агитация, которой власти чинят препятствия, а каторжные законы, расправы с революционными солдатами и соглашательство „оборонцев“»60.

Тот факт, что репрессивные мероприятия правительства Керенского дали совершенно иной, чем предполагалось, эффект, усилили всеобщее недоверие к правительству и побудили петроградские массы более тесно сплотиться в деле защиты революции, — все это четко просматривалось в многочисленных документах того времени. Наиболее богатыми и ценными материалами являются обширные протоколы и резолюции районных Советов Петрограда за 1917 год61.

Вспомним, Советы образовались в каждом районе Петрограда вскоре после Февральской революции. Часто создававшиеся по инициативе самих рабочих и солдат, эти Советы возникли в городских кварталах с большой концентрацией промышленности. Например, в Выборгском и Петергофском районах Советы сформировались в февральские дни. Местный Совет Василеостровского подрайона был образован в марте. Затем аналогичные органы появились в центральной части города, и к концу мая Петроград и его пригороды охватила сеть районных и подрайонных Советов.

Что касается Петрограда, то в первый период после свержения самодержавия наиболее сильными политическими группами в районных Советах являлись меньшевики и эсеры. Однако в результате того, что большинство социалистических лидеров национального уровня не придавали серьезного значения работе в подобных органах, в районных Советах никогда не доминировали интеллигенты из средних слоев населения и их политические партии, как это случилось с Петроградским Советом и Центральным Исполнительным Комитетом. Всегда доступные простым рабочим и солдатам, районные Советы занимались главным образом вопросами местного значения (снабжением продовольствием, поддержанием правопорядка, трудовыми спорами, социальным обеспечением) и уделяли время обсуждению только таких общегосударственных проблем, которые особенно беспокоили их избирателей. По этой причине заседания районных Советов представляют собой более надежный индикатор изменений в настроениях и интересах населения Петрограда, чем совещания Петроградского Совета или исполкомы.

Первое, что бросается в глаза при изучении деятельности районных Советов за период с апреля до начала августа, так это постепенное расхождение в политических взглядах районных Советов и их центральных органов. В середине июля, например, когда ЦИК заявлял о своей неограниченной поддержке правительства Керенского, большинство районных Советов относилось к нему с черезвычайным подозрением; их все больше раздражало соглашательство меньшевистских и эсеровских вождей и все сильнее привлекала идея создания революционной Советской власти. (Как утверждал Володарский на 2-й городской конференции, в то время как социалистические лидеры правели, массы левели62.)

Различие во взглядах районных Советов и руководства Советов на национальном уровне, и прежде всего возникшие опасения, что Петроградский Совет не уделяет достаточно внимания заботам районных Советов, отразилось в активизации в середине июля и в августе деятельности организации, известной как Междурайонное совещание Советов. Созданное первоначально во время Апрельского кризиса, но бездействовавшее в продолжении всего июня и первой половины июля, Между районное совещание состояло из представителей районных Советов (по два человека от каждого местного Совета Петрограда), собиралось по мере необходимости для координации работы отдельных районных Советов, а также нередко для оказания совместного давления на центральные органы Советов63.

Второе, что привлекает внимание при изучении деятельности районных Советов летом 1917 года, так это увеличение в них влияния левых групп: меньшевиков-интернационалистов, Межрайонного комитета и большевиков. Например, в апреле большевики располагали сильным влиянием только в Советах Выборгского и Колпинского районов. С самого начала многие члены Междурайонного совещания являлись меньшевиками и эсерами, а первым председателем был меньшевик Анисимов. К середине лета, однако, в дополнение к Выборгскому и Колпинскому районным Советам резолюции большевиков часто стали поддерживать Советы Васильевского острова, Коломенского и 1-го городского районов.

Тем не менее, за исключением, пожалуй, Выборгского районного Совета, ни один из этих Советов, видимо, по-настоящему не контролировался большевиками. Меньшевики и эсеры, а точнее, фракции меньшевиков-интернационалистов и левых эсеров удерживали влияние в большинстве Советов, по крайней мере до конца осени 1917 года, и даже те местные Советы, в которых большевики располагали большинством, сохраняли свой преимущественно демократический характер. В начале августа меньшевика-интернационалиста Александра Горина избрали председателем Междурайонного совещания. Под его руководством коалиция большевиков, меньшевиков-интернационалистов и левых эсеров повела Совещание независимым революционным курсом64.

Протоколы и резолюции петроградских районных Советов подтверждают, что сразу же после июльских событий среди рабочих и солдат отдельных районов столицы наблюдались сильные антибольшевистские настроения. Например, 13 июля Совет Охтинского района, расположенного на правом берегу Невы, утвердил резолюцию, одобряющую позицию Центрального Исполнительного Комитета, который несколькими днями ранее выступил с осуждением большевиков и выражением безоговорочной поддержки правительству65. Примерно в это же время в высшей степени независимый Совет Рождественского района, по другую сторону реки, принял резолюцию, в которой утверждалось, что события 3–4 июля заставляют всю организованную сознательную демократию опасаться за судьбы русской революции. Безответственное меньшинство, бросая в темные массы лозунги, противные голосу представителей всероссийской демократии, оес- сознательно, но определенно ведет к междоусобной гражданской войне… Мы заявляем, что кровь, пролившаяся на улицах Петрограда 3–4 июля, падает целиком на головы тех безответственных лиц и партий, которые, сознательно или бессознательно, вели все время политику, дезорганизующую силу революции.66.

По всей видимости, лишь неизменно воинственно настроенный Совет Выборгского района попытался воспротивиться преобладавшему в тот момент общему течению, продолжая призывать к передаче власти Советам и стараясь ослабить критику в адрес большевиков. Например, 7 июля, то есть в тот самый день, когда Центральный Исполнительный Комитет впервые одобрил репрессивные меры правительства, Совет Выборгского района демонстративно заявил, что успешное разрешение министерского кризиса, урегулирование дезорганизованной экономики и осуществление реформ возможны только при передаче власти Советам67.

Соответствующие документы однозначно показывают, что после июльского восстания большинство районных Советов не было заинтересовано ни в осуждении, ни в поддержке большевиков. Их основными заботами являлись такие проблемы, как стремление правительства разоружить рабочих, вывести распропагандированных солдат из столицы и восстановить на фронте смертную казнь, как всеобщее наступление на левые элементы и оживление ультраправых. Каждое из этих явлений воспринималось почти всеми районными Советами в качестве серьезной угрозы революции.

Междурайонное совещание собралось 17 июля, впервые за полтора месяца, отчасти для того, чтобы обсудить вопрос, следует ли районным Советам помогать правительству в проведении кампании по изъятию оружия у населения. Заседание открылось призывом фронтовых солдат к депутатам в интересах национальной обороны поддержать эту кампанию. Солдаты добавили, что все они преданы делу революции и что, следовательно, их требование не должно истолковываться как враждебное по отношению к рабочим. В ответ весьма скептически настроенный депутат дипломатично заметил, что, хотя рабочие, возможно, и готовы поверить участникам Сводного отряда, который только что прибыл с фронта, однако никто не в силах предугадать, что может случиться завтра. У рабочих нет уверенности, что кто-нибудь не воспользуется их беззащитностью. Тогда другой депутат в сердцах вставил: «Целые склады оружия имеются у черносотенных банд, которые до сих пор не разоружены». Кто-то высказал мнение, что, если бы рабочих и удалось уговорить сдать пулеметы, бомбометы и, возможно, даже винтовки, они ни за что не расстанутся с револьверами. В конце концов совещание ловко уклонилось от всякого сотрудничества с правительством и фактически отказалось от любых совместных действий районных Советов в оказании помощи правительству при разоружении рабочих, проголосовав за то, чтобы каждый Совет сам решал этот вопрос68.

Позже отдельные районные Советы согласились помочь разоружить рабочих. Например, 28 июля, выслушав просьбу донских казаков о содействии в приобретении оружия, Совет Адмиралтейского района принял резолюцию, в которой говорилось, что оружие казенного образца совершенно не нужно для самозащиты и что хранение такого оружия на руках вопреки неоднократным обращениям Временного правительства есть преступление перед свободой и русской армией69. Однако в Адмиралтейском районе, в центре Петрограда, располагались военно-административные учреждения и военные казармы; здесь почти не было заводов и рабочих. Советы же районов со значительными контингентами рабочих, отражая настроения своих избирателей, были склонны с великой подозрительностью взирать на действия правительства по конфискации оружия.

Так, 20 июля, выслушав нескольких фронтовиков и обстоятельно обсудив вопрос об оружии, сравнительно умеренный Совет Петроградского района одобрил решение о сдаче винтовок и пулеметов, но твердо заявил, что конфискация револьверов и холодного оружия будет считаться «контрреволюционным нападением на рабочий класс», которому он будет вынужден дать отпор всеми доступными средствами70. Когда Петергофский районный Совет 29 июля рассматривал вопрос о разоружении рабочих, депутаты запротестовали и заявили, что разоружать нужно не рабочих, а «контрреволюционные и хулиганствующие элементы, стрелявшие с крыш и окон домов… и явно и нагло выступающие в последнее время против революции и ее завоеваний»71. Было очевидно, что правительство не могло рассчитывать на серьезную помощь Петергофского Совета в изъятии оружия у рабочих. Насколько можно судить, таковой была позиция почти всех районных Советов.

Введение Временным правительством смертной казни также вызвало враждебное отношение к нему со стороны районных Советов. Типичным примером их реакции может служить заявление Рождественского районного Совета, в котором большевики все еще пребывали в меньшинстве:

«Одно из наиболее ценных завоеваний Великой русской революции — отмена смертной казни — было уничтожено одним росчерком пера Временного правительства… Во имя „спасения революции“ будут заседать военно-полевые суды, знающие только один приговор: смертную казнь, и солдаты, предназначенные к роли палачей, будут тащить своих обезумевших, истерзанных трехлетней дикой бойней товарищей… затем где-нибудь в углу, подальше от посторонних взоров, пристреливать, как собак, лишь за то, что они самоотверженно не отдали свою жизнь в интересах своих классовых врагов…

Получается величайшая бессмыслица: свободная страна отменила смертную казнь для высокопоставленных преступников, всех этих Николаев, Сухомлиновых, Штюрмеров и Протопоповых и т. п. (трое последних являлись царскими министрами), и сохранила ее для измученных трехлетней бессмысленной бойней солдат…

Преступление убивать измученных и отчаявшихся людей, впавших в безумие от сознания безысходности их страданий и не видящих конца этой бесконечной войне. Преступление обходить молчанием это реакционное поползновение Временного правительства против самого ценного из завоеваний революции…

На заседании 17 июля Междурайонное совещание, реагируя на целый ряд тревожных сообщений о контрреволюционных «насилиях» во всех районах, приняло резолюцию, в которой заявляло, что явные признаки «оживающей и организующейся контрреволюции» нашли отражение в событиях 3–5 июля и в последующие дни. Резолюция призвала Петроградский Совет проявить активность и решительность в выявлении контрреволюционных ячеек и настоять на том, чтобы правительство предприняло решительные шаги для борьбы с контрреволюцией. Резолюция, помимо прочего, потребовала всестороннего расследования всех незаконных обысков и арестов и немедленного освобождения политических заключенных, против которых все еще не выдвинуто серьезных обвинений73.

Легко себе представить беспокойство депутатов районных Советов, которые через два дня прочитали подробные сообщения о сенсационном частном заседании Временного комитета Государственной думы, состоявшемся 18 июля. На экстренном заседании Междурайонного совещания 21 июля все выступавшие депутаты настаивали на немедленном роспуске Временного комитета. Несколько ораторов требовали конкретных действий для осуществления данного требования. Представитель Рождественского районного Совета, например, предложил, чтобы участники совещания все вместе отправились в Таврический дворец и изложили свои взгляды Центральному Исполнительному Комитету. Предложение приняли с условием, что в дополнение к требованию о роспуске Думы депутаты районных Советов также потребуют восстановления всех прав армейских демократических комитетов, реабилитации левой прессы, прекращения попыток разоружить рабочих, немедленного освобождения всех политических заключенных, которым еще не предъявлены конкретные обвинения в нарушении закона, наказания Пуришкевича и Масленникова, отказа от расформирования полков Петроградского гарнизона и немедленной отмены смертной казни на фронте74.

В то же самое время отдельные районные Советы своими резолюциями ответили на требование Пуришкевича и Масленникова не жалеть виселиц для левых. Характерной для этих публичных заявлений является единогласно принятая Выборгским районным Советом резолюция:

Примечательно, что к концу июля даже сравнительно умеренные районные Советы больше заботились о сплочении всех левых организаций (включая и партию большевиков) на защиту революции, чем о наказании большевиков за их действия несколькими неделями раньше. Прежде враждебно настроенным депутатам в районных Советах теперь большевики представлялись просто левым крылом революции, которой угрожал разгром.

Желание забыть прежние обиды и тревога, вызванная оживлением контрреволюции, отчетливо прозвучали на экстренном заседании Междурайонного совещания 21 июля. В своем волнующем призыве к объединению всех демократических сил для борьбы с контрреволюцией меньшевик-интернационалист Раппопорт выразил мнение, что с началом наступления контрреволюции на большевиков можно также ожидать ударов и по левым организациям, близким к большевикам. «Контрреволюция мобилизуется, — заявил он, — и нам нельзя распыляться».

Судя по последующим высказываниям, большинство собравшихся представителей районных Советов разделяло подобное мнение. Комиссии из трех человек — один от Межрайонного комитета (Мануильский) и двое от меньшевиков-интернационалистов (Горин и Раппопорт) — поручили подготовить декларацию о контрреволюции и существующей политической ситуации для рассмотрения на районных Советах и последующей передачи Центральному Исполнительному Комитету. В документе, выработанном комиссией (это было первое публичное заявление Междурайонного совещания по общенациональным проблемам), июльское восстание характеризовалось как «стихийное выступление солдатских частей и рабочих», как прямое следствие политического кризиса, в известной мере вызванного кадетами. Согласно заявлению, контрреволюция использовала события 3–4 июля в качестве предлога для открытого наступления на революционную демократию, изолируя ее левый фланг. Расформирование полков, сохраняющих верность революции, массовые аресты, разгром рабочей прессы, дескать, только привели к ослаблению революционной демократии. Выражая мнение, что еще одно коалиционное правительство лишь углубит существующий политический кризис и еще шире распахнет двери перед наступающей контрреволюцией, декларация заключала, что только сильное революционное правительство, составленное исключительно из элементов революционной демократии и осуществляющее внутреннюю и внешнюю политику в соответствии с программой, намеченной съездом Советов, может спасти Россию и революцию76.

В декларации нашло отражение стремление (выраженное в исполкоме Мартовым) к объединению всех подлинно революционных элементов в исключительно социалистическом, Советском правительстве, которое будет бороться с контрреволюцией, осуществлять действенную программу реформ и добиваться заключения мира. Сильное желание сплотиться в деле защиты революции ярко проявилось в поддержанной большевиками и принятой 1 августа депутатами Нарвского районного Совета резолюции. В ней, в частности, говорилось:

1 «Живое слово», 8 июля.

2 «Речь», 7 июля.

3 Вторая и третья петроградские общегородские конференции большевиков в июле и октябре 1917 года. Протоколы. М.—Л., 1927. «Новая жизнь», 21 июля.

4 «Известия», 12 июля.

5 Там же, 12 июля.

6 Владимирова В. Революция 1917 года. Л., 1924, т. 3, с. 180–181.

7 Тоболин И. (ред.). Июльские дни в Петрограде. — «Красный архив», 1927, № 4 (23), с. 1—63 и № 5 (24), с. 3—70.

8 «Известия», 22 июля.

9 «Новая жизнь», 23 июля 1917 г. Фарфель А.С. Борьба народных масс против контрреволюционной юстиции Временного правительства. Минск, 1969, с. 98.

10 Зиновьев Г.Е. Соч. в 16-ти томах. М., 1923–1929. Относительно деятельности Зиновьева в 1917 году см.: HedlinM. Zinoviev’s Revolutionary Tactics in 1917 («Slavic Review», 1975, vol. 34, № 1, pp. 19–43).

11 Новый Центральный Комитет избрали на VI съезде. В его состав вошли: Я.А. Берзин, А.С. Бубнов, Н.И. Бухарин, Ф.Э. Дзержинский, Л.Б. Каменев, А.М. Коллонтай, Н.Н. Крестинский, В.И. Ленин, В.П. Милютин, М.К. Мура- нов, В.П. Ногин, А.И. Рыков, Ф.А. Сергеев, С.Г. Шаумян, И.Т. Смилга, Г.Я. Сокольников, И.В. Сталин, Я.М. Свердлов, Л.Д. Троцкий, М.С. Урицкий и Г.Е. Зиновьев.

12 Ильин-Женевский А.Ф. Накануне Октября. — «Красная летопись», 1926, № 4 (19), с. 15–16.

13 См. ниже, с. 72–74.

14 Переписка Секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными организациями. Сборник документов. М., 1957, т. I, с. 22.

15 Среди примерно 15 высших партийных руководителей на совещании от Петроградского комитета присутствовали: Бокий, Молотов, Савельев, Свердлов, Ногин и Володарский; из Москвы — Бубнов, Ольминский, Сокольников, Бухарин и Рыков.

16 Они опубликованы под названием «Политическое положение (четыре тезиса)». — В: Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 34, с. 1–5. Разбор тезисов в: Совокин А.М. Расширенное совещание ЦК РСДРП (б) 13–14 июля 1917 г. — «Вопросы истории КПСС», 1959, N9 4, с. 130–131.

17 Орджоникидзе С. Ильич в июльские дни. — «Правда», 28 марта 1924. Это заявление Ленина не вошло в некоторые издания мемуаров Орджоникидзе. См., напр., Орджоникидзе С. Путь большевика. М., 1956.

18 По словам Подвойского, Ленин говорил ему о необходимости подготовки масс к вооруженному восстанию сразу же после демонстрации 18 июня. Ленин, как видно, обсуждал этот вопрос с Каменевым, Зиновьевым и Сталиным на квартире Фофановой вечером 6 июля.

19 См.: Вторая и третья петроградские общегородские конференции большевиков, с. 75, 85.

20 Комиссаренко Л.А. Деятельность партии большевиков по использованию вооруженных и мирных форм борьбы в период подготовки и проведения Великой Октябрьской социалистической революции (диссертация). Л., 1967, с. 23.

21 совокин А. М. Расширенное совещание ЦК РСДРП (б), 13–14 июля 1917 г. — «Вопросы истории КПСС», 1959, № 4, с. 132.

22 Вторая и третья Петроградские общегородские конференции большевиков, с. 85. Любопытный анализ работы совещания содержится в: Комиссаренко Л. А. Деятельность партии большевиков, с. 22–23. Об отклонении Ценфальным Комитетом рекомендаций Ленина в послеиюльский период см.: Сокольников Г. Как подходить к истории Октября. — В: «За ленинизм», М.—Л., 1925, с. 157–167.

23 вторая и третья Петроградские общегородские конференции большевиков, с. 84.

24 Там же, с. 144–145.

25 См. разъяснение Ольминского на расширенном заседании Московского комитета 15 июля в: Революционное движение в России в июле 1917 года, с. 186.

26 Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 34, с. 10–17. Совокин А.М. Расширенное совещание, с. 134.

27 Федосихина Е.А. Большевистские партийные конференции накануне VI съезда партии (диссертация). М., 1969, с. 65–67, 87, 92.

28 Вторая и третья Петроградские общегородские конференции большевиков, с. 56.

29 Лацис М.И. Июльские дни в Петрограде. Из дневника агитатора. — «Пролетарская революция», 1923, № 5 (17), с. 115.

30 Первый легальный Петербургский комитет большевиков в 1917 году. Сборник материалов и протоколов. Куделли П.Ф. (ред.). М.—Л., 1927, с. 210–214.

31 «Известия», 16 июля 1917. Лацис М.И. Июльские дни, с. 116; «Петроградский листок», 19 июля 1917 г.

32 Вторая и третья Петроградские общегородские конференции большевиков, с. 64–68.

33 Там же, с. 69–70.

34 Там же, с. 70–71, 75–76.

35 Там же, с. 71–72.

36 Там же, с. 74–75.

37 Там же, с. 78.

38 Там же, с. 78–88.

39 Taм же, с. 88. Комиссаренко Л.А. Деятельность партии большевиков, с. 41–42. Менее чем через неделю Слуцкий попытался убедить Петербургский комитет пересмотреть оценку «текущего момента». См. протоколы собрания Петербургского комитета от 23 июля. — В: Первый легальный Петербургский комитет большевиков в 1917 году, с. 216.

40 Личные воспоминания о чистке, проведенной офицерами в воинской части. — В: Ильин-Женевский А.Ф. Накануне Октября. — «Красная летопись», 1926, № 4 (19), с. 10–12.

41 «Голос солдата», 12 июля

42 Невский В.И. В Октябре. — «Каторга и ссылка», 1932, № 11–12 (96–97), с. 28. Минчев А. Боевые дни. — «Красная летопись», 1924, № 9, с. 2. Скрытая неприязнь к Военной организации со стороны представителей районов проявлялась на заседаниях Петербургского комитета. См., например, враждебные выпады против Военной организации на заседании Петербургского комитета 17 августа. — В: Первый легальный Петербургский комитет большевиков в 1917 году, с. 227–229.

43 Вторая и третья петроградские общегородские конференции большевиков, с. 59–66. Но данному вопросу см. также: Рабинович С.Е. Большевистские военные организации в 1917 г. — «Пролетарская революция», 1928, № 6–7 /77—78/, с. 187–189.

44 Шестой съезд РСДРП (большевиков), август 1917 года. Протоколы. М., 1958, с. 289. Шумяцкий Б. Шестой съезд партии и рабочий класс, в: Товстуха И.П. (ред). В дни Великой пролетарской революции. Эпизоды борьбы в Петрограде в 1917 году. М., 1937, с. 92.

45 Ильин-Женевский А.Ф. Накануне Октября. — «Красная летопись», 1926, № 4 (19), с. 7.

46 Там же, с. 9.

47 Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б). Август 1917 — февраль 1918, М., 1958, с. 4.

48 Там же, с. 24.

49 Там же, с. 20.

50 Всероссийское бюро было создано в июне на Всероссийской конференции Военной организации большевиков; в него вошли: В. Невский, Н. Подвойский, Е. Розмирович и Л. Каганович, избежавшие ареста в июле, а также Ф. Хаустов, А. Аросев, Н. Крыленко, К. Мехоношин и И. Дзевалтовский, которые были арестованы.

51 Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б), с. 23–25.

52 Ильин-Женевский А. От февраля к захвату власти. Л., 1927, с. 98.

53 Невский В.И. В Октябре, с. 28–30.

54 Там же, с. 29.

55 Протоколы Центрального Комитета РСДРП (б), с. 22–23. Через две недели, вслед за мятежом Корнилова, Свердлов представил Центральному Комитету весьма благожелательный доклад о положении дел в Военной организации. Он заявил, что Военная организация представляет собой «не целостную политическую организацию, а военную комиссию при ЦК… Вся работа в Военной организации ведется под руководством ЦК: в „Солдате“ работает тов. Бубнов, а вся работа (Военной организации вообще ведется тов. Дзержинским и Свердловым» (Там же, с. 39).

56 Переписка Секретариата ЦК РСДРП (б) с местными партийными организациями. Сборник документов. М., 1957, с. 23.

57 «Солдат», 20 августа 1917 г.

58 Там же, 29 августа.

59 Там же, 2 сентября.

60 Там же, 13 сентября.

61 Районные Советы Петрограда в 1917 году. М.—Л., 1964–1966, в 3-х томах. Относительно описания и анализа этих материалов см.: Theodore Н. Von Laue's review essay in: Kritika, 1968, vol. 4, № 3 (48); Rex A. Wade. The Raionnye Sovety of Petrograd: The Role of Local Political Bodies in the Russian Revolution (Jahrbiicher fur Geschichte Osteuropas, 1972, vol. 20, S. 226–240).

62 По этому вопросу см.: Wade R. The Raionnye Soviety of Petrograd, p 240.

63 Районные Советы Петрограда в 1917 году, М.—Л., 1964–1966, т. 3, с. 248–250. Наиболее полное исследование деятельности Междурайонного Совещания в: Лурье М.Л. Петроградское межрайонное совещание советов в 1917году. — «Красная летопись», 1932, № 3 (48),с. 13—43и№ 4 (49),с.30–50.

64 Эта независимость отразилась в проведенной Совещанием акции в ответ на призыв Центрального Исполнительного Комитета к сбору денежных средств. Большевики, по-видимому, противились оказанию такой помощи, в то время как большинство социалистов выступали в поддержку этого плана. В резолюции поданному вопросу Междурайонное совещание, одобрив денежный взнос на содержание аппарата Совета, тем не менее подчеркнуло, что, если центральные органы Советов испытывали трудности с приобретением денежных средств в районах Петрограда, то только потому, что петроградский пролетариат разочарован политикой руководства ЦИК. Представители районных Советов предупреждали, что до тех пор, пока большинство ЦИК коренным образом не перестроит свою политику, он неизбежно будет сталкиваться с пассивным отношением пролетариата ко всем аспектам своей деятельности, требующим массовую поддержку, в том числе и к финансовой помощи (Районные Советы Петрограда в 1917 году, М.—Л., 1964–1966, т. 3, с. 283–284).

65 Там же, с. 88.

66 Там же, с. 201. Материалы районных Советов не включают протоколов собраний Советов Пороховского и Обуховского районов за послеиюльский период. Если судить по их действиям в июле и августе, то можно предположить, что их позиции были похожи на позиции Советов Охтинского и Рождественского районов.

67 Там же, т. I, с. 143.

68 Там же, т. 3, с. 268–270.

69 Там же, т. I, с. 32–33.

70 Там же, т. 3, с. 70–71.

71 Там же, т. 2, с. 224–228.

72 Там же, т. 3, с. 203–204.

73 Там же, т. 3, с. 268–272.

74 Там же, т. 3, с. 272–279. Депутатов районных Советов приняли в Бюро ЦИК вечером того же дня, однако нет никаких данных о том, что эта миссия имела успех.

75 Там же, т. I, с. 144–145.

76 Там же, т. 3, с. 279–280.

77 Там же, т. 2, с. 46.