Большие огни, маленькие огни [СИ]

Уже неделю было тепло и снежно. В одном месте снег оседал над городом, на Юго-Восточном воздушном потоке, самом холодном из всех, что продувал зимние небеса, и теперь днем на небосклоне виднелся ледяной мост, обрастающий причудливыми наростами.

— Власти должны что-то сделать, — проворчал старик, занявший очередь перед Рей. — Я читал во вчерашнем выпуске, что с «моста» откололась сосулька и пробила крышу джипа, припаркованного в центре. Такая свалится на голову — и привет!

И поскольку его никто не слушал, его ворчание обратилось к Рей.

— А они и не чешутся! — заключил старик. Она вымученно улыбнулась.

Очереди в супермаркете в преддверии праздников были огромными. Обидно, конечно, что со своими нехитрыми покупками, уместившимися в корзину, ей приходится стоять вместе с теми, кто забил тележку доверху, но кассы для небольших покупок предусматривали наличие банковской карты, а ее у Рей не было.

— Ты-то видела «мост»? — снова обратился к ней брюзжащий старик.

Рей кивнула и отвернулась. Она не привыкла грубить старикам.

А «мост» она видела. Все его видели. Он висел над городом, как странная зимняя радуга. А еще он протянулся аж до крыши именно ее дома, и однажды она наблюдала, как на него взбиралась шпана. Они так громко кричали, что поглазеть на дураков сбежалась вся округа.

Наконец-то подошла ее очередь, и Рей выложила товары на ленту.

— Это все? — с сомнением спросила женщина за кассой.

Рей поглядела на покупки. Праздновать ей не с кем, поэтому сегодня на ужин у нее была фасоль с консервированным тунцом. Правда, в полночь она хотела выпить бокал шампанского, но ей было жаль тратиться на целую бутылку ради одного бокала.

— Да, это все, — дрогнувшим голосом подтвердила она.

Покупки были пробиты быстрой, проворной рукой, и Рей выложила на кассе очень скромную сумму. Как и рассчитывала.

Пока она закупалась, на улице уже успело стемнеть. Снег все так же продолжал валить, и хоть его большие мягкие хлопья холодили кожу лица, снегопад казался ей чем-то теплым, навевая мысли о пуховых подушках, на которых она так никогда и не спала.

Рей не сразу пошла домой, а прогулялась по проспекту. В ней не было и толики того праздничного настроения, что царило кругом, но она надеялась, что, бродя вдоль фасадов магазинов, украшенных огнями и хвоей, наблюдая за лицами прохожих, спешащих домой к любящей семье, видя в чужих окнах мигание разноцветных огней, она тоже проникнется. Рей даже забрела на новогодний базар, где люди толклись перед прилавками с еловыми ветками, игрушками ручной работы и домашней выпечкой.

Но это не помогло.

Это был ее первый праздник в собственном доме — пускай квартира съемная, а елка у нее маленькая и искусственная, — и Рей думала, что он будет для нее особенным. Просто потому, что она теперь сама по себе, просто потому, что она ждет чуда.

До этого она знала только традиции детского дома и семьи попечителей, и ни то ни другое не было похоже на то, что она видела по телевизору: вся семья вечером в полном сборе, сидит на ковре в свете разноцветных огней и разворачивает подарки, обмениваясь пожеланиями, объятиями и поцелуями.

Ей казалось, что, хоть ее семья по-прежнему состоит из нее одной, она все же почувствует легкость и тепло, как будто ее поздравляют близкие люди. В худшем случае — не почувствует ничего.

Но Рей не была готова к тому, что надежда и вера в чудо так быстро обернутся опустошением и отчаяньем. Наверное, еще никогда в своей жизни она не была так зла, так обижена и так предана бросившими ее родителями.

Они задолжали ей всю любовь и все эти семейные праздники, которых у нее никогда не было. Они были где-то там и, может быть, даже обменивались каждый год подарками на полу перед елкой: друг с другом ли или с другими людьми.

Еще никогда в жизни ее так не одолевала мысль: почему ее бросили?

— Книгу Жизни купить не желаешь? Вижу, тебе она необходима! Только сегодня предпродажа, завтра цена будет уже совсем другой.

Рей даже не сразу поняла, кто это разговаривает с ней, и, лишь оглядевшись по сторонам, увидела низенькую желтолицую старушку в огромных очках и меховых наушниках, кутающуюся в шаль. В руках та держала большую корзину с книгами.

— Книгу жизни? — переспросила Рей хоть и упавшим голосом, не в состоянии быть дружелюбной и улыбчивой, но все же не пройдя мимо молча.

— Твоей жизни. Заглянешь в конец — узнаешь, как и когда умрешь, заглянешь в начало — прочтешь все о своем детстве.

Старушка улыбалась ей как родной, и решимость Рей дрогнула.

— А сколько стоит?

— Так в том-то и дело, — улыбка женщины стала еще проницательнее. — Ты сама назначаешь цену. Сколько дашь — столько и возьму.

Рей посмотрела на книги, на их алеющие обложки и на золотое тиснение незамысловатых виньеток поверх. Вообще-то, у нее была еще кое-какая наличка в кармане.

— Много не дам, — призналась она с сожалением.

Старушка согласилась одними глазами и пожала плечами.

Рей купила книгу.

Бен сидел в кресле, в темной комнате, в тишине.

На коленях лежала Книга его жизни, но он все не решался ее открыть. Пролистывал, не заглядывая в страницы, откладывал в сторону, уходил на кухню, но все же возвращался, садился все в то же кресло и клал книгу на колени.

По традиции он должен был присоединиться на праздниках к своей семье, но остался дома, в пустой и напрочь лишенной любых атрибутов праздника квартире, ведь он мог думать только об одном: его дед не погиб на службе и не был похоронен с почестями. Он был безумцем, совсем слетевшим с катушек в преклонном возрасте и заточенным в своем доме своими же детьми, боявшимися, что его запрут в психлечебнице или он кого-нибудь покалечит.

— Это наследственное, — сконфуженно пояснила мать, когда неудобная правда всплыла наружу. Этим утром — аккурат накануне праздника. — Мы с братом проверялись…

— А меня? — спросил Бен, затаив дыхание и даже перестав на миг злиться и ненавидеть свое лживое семейство.

— Не было причин: тебе ведь почти тридцать, и все в порядке.

Но эти слова звучали как отговорка в душе глубоко напуганной старой женщины. Значит, она так и не решилась.

Бен снова взял Книгу в руки. Хочет ли он узнать, что закончит жизнь выжившим из ума стариком, не узнающим собственных детей, или безвестность лучше?

А может, он выяснит, что его жизнь оборвется в результате несчастного случая? Может быть, смерть уже поджидает его в новом году?

Хочет ли он знать, как закончит свое существование?

Его руки едва заметно дрожали, а сердце подскакивало к горлу. Уж лучше было не покупать ее вовсе!

Но он был расстроен, разгневан, раздосадован. Бен целый вечер бродил по городу, по большей части прослеживая путь «моста», возведенного снегом и воздухом: он нашел, где начинается ледяная дорога, но не нашел ее конца. А потом долго сидел на скамейке в центре города, складывая, как головоломку, все то, что он знал о себе и своей семье, — и впервые этот пазл сложился верно.

Поэтому, когда очкастая старушка, появления которой он, крепко задумавшись, не заметил, принялась всучивать ему Книгу, знающую ответы на все вопросы в его жизни, Бен решил, что это провидение. Он щедро заплатил за такую возможность покончить разом со всем своими метаниями, но его решимость не выдержала проверку временем — спустя полчаса, когда его нога переступила порог квартиры, Бен уже не был так уверен.

С книгой в руке он подошел к окну, посмотрел на город: на проезжающие мимо машины, на мигающие вдалеке билборды, на фонари и увенчанные огнями телевизионные башни — на то, какое это прекрасное созвездие жизни на земле.

И открыл книгу — не в начале, не в конце, — Бен открыл ее на той странице, на которой должен был быть запечатлен настоящий момент.

В тусклом свете луны и ночных огней он начал читать.

Сейчас в других домах люди накрывали на стол, звали домашних собраться всем вместе, приветствовали своих друзей и родственников, решивших провести эту ночь с ними, открывали шампанское, дарили друг другу подарки.

Рей сидела около елки, разглядывая в свете маленьких огоньков каждую игрушку, но это все было пустым, не оставляющим в душе ни волнения, ни счастья. И тогда она обратила внимание на Книгу, дожидавшуюся ее внимания на подоконнике.

Осмелится ли она заглянуть в начало и узнать правду?

Рей встала и подошла к окну.

А что, если окажется, что родители ее вовсе не любили? Вдруг ее появление было случайностью, и она никогда, даже младенцем, не знала ни ласки, ни любви?

Не открыв Книгу и не узнав правду, Рей всегда может утешить себя, что у родителей не было иного выхода, что они отказались от нее, чтобы спасти: от голода или от самих себя.

Рей провела пальцами по обложке и приподняла ее, но тут же опустила обратно.

Может быть, если она прочтет про то, что происходит с ней прямо сейчас, она обретет решимость? Или же, наоборот, поймет, что лучше жить в неведении. В любом случае, ее раздумьям будет положен конец.

Рей взяла и пролистала Книгу, найдя в верхнем углу страницы пометку, соответствующую сегодняшней дате.

Уняв взволновавшееся сердце, она вчиталась в строчки, оказавшиеся ни мелкими, ни крупными. Они гласили, что после покупки продуктов, прогулки по городу и приобретения судьбоносной Книги Рей решила подняться на ледяную дорожку «моста», чтобы полюбоваться городом с высоты, а еще узнать, как высоко устремляется его серебристая дуга.

Рей нахмурилась и перечитала абзац дважды. Но она и не думала подниматься на ту наледь…

Только в это мгновение, оторвав взгляд от страницы, Рей глянула на улицу и заметила, что снега нападало столько, что прямо у окна образовалась дорожка, ведущая к «мосту», — снежные ступеньки, поднимающиеся к крыше.

Вот и приглашение.

Рей обулась, оделась наспех и с волнением открыла створку окна. Книгу она тоже взяла с собой, сунув в безмерно большой передний карман пуховика.

Бен не удивился тому, что сказала Книга. Он решил прогуляться по снежной наледи высоко над городом — и что в этом удивительного? Он и впрямь лелеял мальчишескую фантазию о том, как бы пройтись по ней, вот только все спонтанное и беспечное давно уже было вытравлено из его повадок.

Но раз Книга сказала…

Он без труда нашел тот дом, у крыши которого начиналась ледяная дорога. Это даже хорошо, что он здесь: скоро ее разрушат по приказу мэрии, чтобы здоровью и имуществу горожан ничто не угрожало.

Бен без труда отыскал путь на крышу по пожарной лестнице и с волнением замер, выдыхая облака белого морозного пара, глядя на сверкающую свежевыпавшим снегом дорогу, уходящую вдаль — в прояснившееся зимнее небо.

Снег перестал, город прихватил ночной мороз, и воздух застыл, прозрачный и хрусткий. Бен сделал первые несколько шагов без оглядки на землю: ему даже стараться не пришлось, взгляд так и льнул к выглянувшей из-за разбежавшейся хмари луне. Дальше он пошел уверенней.

Дорога была крепкой, широкой, по ней можно было прогуливаться без тревог, сунув руки в карманы куртки, и так бы он и сделал, если бы в один из карманов не была неимоверными усилиями засунута Книга его жизни.

Город сиял огнями, большими огнями. Небо тоже сияло, но его огни были едва видны, крохотные и напуганные таким блестящим соседством.

— Кроме нас, других безумцев нет?

Бен поспешил обернуться на звук осипшего женского голоса. Вопрос прозвучал шутливо, но в нем было больше неловкости, чем веселья, а в ее глазах было слишком много грусти, чтобы он поверил ему.

Девушка не спеша нагоняла его, натягивая клетчатый шарф на нос, наверное, поэтому Бен и заприметил первым делом именно ее глаза: в них было много того, что он назвал бы пронзительной тоской. Такие глаза бывают только у тех, кто ищет и не находит, кто ждет, но всегда обманывается. И, тем не менее, не перестает верить.

Вот как он понял, что этой ночью они будут гулять вместе.

Рей не хотела показывать, как рада она была встретить кого-то посреди неба, снега и огней, поэтому она спрятала лицо за шерстяным шарфом. Пусть видит лишь ее глаза — они ее не выдадут.

Он представился Беном, а Рей не соврала, назвав свое имя, и они пошли дальше бок о бок, словно так и было задумано, словно они договаривались о встрече.

У Бена не было шапки, он обходился одним капюшоном, и Рей не могла не оглядываться время от времени, чтобы проверить, не мерзнет ли он, — было бы обидно, если бы из-за этого он повернул обратно.

Но Бен держался и даже не показывал виду, если ему было холодно.

— Куда ты идешь? — спросил он, скосив на нее глаза.

— Вперед, — уверенно ответила Рей, сама дивясь своей беззаботности. — Если верить одной Книге, сегодня ночью я должна быть здесь.

Бен задержал на ней взгляд дольше обычного.

— Все как у меня.

Они поднялись уже достаточно высоко, а дорога все не заканчивалась, и тут внизу раздались взрывы. Рей остановилась первой, а после притормозил и Бен, и они смотрели, как повсюду — близко и далеко — в воздух поднимаются юркими извивающимися змейками цветные огни, чтобы рассыпаться искрами и лепестками не дольше, чем на миг, а затем оставить после себя развеивающийся тут же на легком ветру дымок.

— Это, наверно, весело, — предположила Рей, оглядываясь в попытках угадать, где запустят следующий фейерверк.

— Не так весело, как смотреть отсюда, — Бен улыбнулся, хоть и кривовато. — У нас с тобой лучшие места. Кстати, — он посмотрел прямо ей в глаза, и теперь Рей могла рассмотреть его лицо: его хотелось разглядывать, изучать, возможно, даже трогать, — забавно, что ты назвала меня безумцем. Я, видишь ли, гадаю, не сойду ли с ума через год или через десять лет, — Бен с трудом выудил из кармана свой экземпляр Книги.

Рей вздохнула, усмехнулась и полезла в свой карман, являя на лунный свет точно такую же Книгу.

— А я боюсь узнать, за что меня бросили в детстве, — призналась она.

— Еще не готова смотреть?

Рей покачала головой.

— Я тоже, — согласился Бен. — Но может, если мы еще немного пройдемся, то решимся?

Да, это звучало разумно, и они пошли дальше — выше, иногда спрашивая друг друга о чем-то, иногда затягивая молчание на минуты.

Огни города оставались далеко внизу, а вот звезды, напротив, разгорались ярче.

— Я могу назвать несколько созвездий, — Бен нарушил очередную паузу, хотя с ним молчание совсем не тяготило.

— Покажи.

Рей уже порядком подмерзла, но это было лучше, чем квартира, в которой ее ждали только искусственная елка и банка тунца.

Обняв себя руками, чтобы согреться, она следила за его рукой в черной перчатке, очерчивающей созвездия иссиня-черного, как бархат, зимнего неба.

— Вот Дракон… — движение руки. — А здесь Кассиопея, — еще одно движение. — Их легче найти от «ковша».

Когда они двинулись дальше, Рей не могла перестать думать о том, как плавно и уверенно двигалась его ладонь, ласкающая изнанку неба.

Он так и не заметил, как это случилось, но вот огни города сделались маленькими, мигающими точками у них под ногами, а звезды над их головами засияли в полную силу, празднуя свой триумф. Они знали, что, когда свет на земле гаснет, их свет всегда побеждает.

Рей так смотрела на небо, так задирала голову, что и не заметила, что шарф сполз с ее носа. Бен удержался от того, чтобы мягко тронуть его кончик, подтрунивая над ней.

Они продолжали идти. Прямо в объятия к полной луне, налившейся белым сиянием. Еще чуть-чуть, и они непременно бы достигли цели, но тут их дорога оборвалась.

Перед ними виднелся край, развеивающийся ледяным крошевом, а они стояли посреди звездного неба, полного самых праздничных на свете огней.

Миг, требующий от каждого решимости.

— Кажется, я готова, — произнесла Рей. Бен не мог знать наверняка, отчего так тих ее голос: из-за страха или потому, что она пробубнила слова прямо в шарф.

— Думаю, что я тоже, — его слова дались ему с тяжелым вздохом.

— А может… — Рей вскинула на него блестящий взгляд, — пускай каждый посмотрит Книгу другого? И будет не так страшно.

Бен подумал и кивнул. Идея была хороша: если его и ожидают плохие новости, пусть приговор озвучит она. Все лучше, чем собственный голос в голове.

Они обменялись Книгами, стоя прямо друг перед другом.

— Готова? — спросил Бен, заложив палец на первых страницах.

— Готова!

Они распахнули Книги одновременно и замолчали, вчитываясь в строчки. Стояла абсолютная тишина.

Бен прикусил губу изнутри и захлопнул Книгу, совершенно по-новому глядя на Рей. Она тоже закрыла Книгу и подняла на него глаза, и в этот раз он не хотел ничего читать по ее взгляду.

— Ну что? — выдавила она.

Бен не отрывал от нее взгляда.

— Там сказано, что тебя оставили, потому что только так ты могла сегодня оказаться здесь, напротив меня.

Рей молчала.

— А что у меня?

Она прочистила горло и произнесла, все так же — в шарф:

— А ты встретишь старость счастливым, окруженный большой крепкой семьей.

С высоты птичьего полета Бен скинул на землю бремя своих переживаний и сделал шаг к Рей.

— Тогда могу я снять этот шарф?

Рей улыбалась — он видел это по глазам: она тоже понимала, что целоваться сквозь шерсть неудобно.