Глава 9

— Хочу узнать о Брендане и Кит самое пикантное! — объявила Либерти, сидя с Джеем Скоттом в баре «Мортонс» и принимаясь за второй по счету коктейль.

— Этот ваша манера — так начинать интервью? — Он накрыл свой стакан ладонью, словно Либерти собиралась что-то в него бросить, но она лишь зачерпнула горсть орешков.

— Интервью пока еще не началось. Мы просто беседуем. Я читала об их разрыве и хочу знать, кто от кого ушел и почему?

Секретарь мисс Репсом сообщила, что завтра мадам наконец-то даст мне аудиенцию — за чаем. Чем больше я буду знать к тому времени, тем больше проявлю понимания. Так что выкладывайте, Скотти, — кажется, друзья вас так зовут?

— Верно. — Его лицо оставалось равнодушным. — Меня это не трогает. Что сказать? Все было так, как пишут газеты.

Только не позавчера, а два месяца назад.

— Два месяца! Почему же такая запоздалая реакция?

— Кит очень скрытная, не меньше, чем Брендан, когда речь заходит о личных отношениях. Заходила… — угрюмо уточнил он.

— И что же послужило причиной разрыва, Скотти?

— У вас взгляд, как у собаки, почуявшей кость. — Он взболтал остатки коктейля у себя в стакане. — Если я расскажу, вы дадите слово меня не цитировать — а то Киска Кит выцарапает мне глаза?

— Я хочу просто поднакопить информации, не более того.

— Их поссорила старуха.

— Какая старуха? Китсия?

Он кивнул и допил коктейль.

— Как это произошло? Она что-нибудь натворила?

— В августе она явилась без предупреждения навестить дочь.

Кит была на студии, и Брендан оставался дома один. Ну и… — Скотт присвистнул. — Они с Бренданом… Кит вернулась домой раньше положенного времени и застала их в гостиной, на кушетке.

— Откуда вам известны такие подробности? — спросила Либерти осторожно. — Вы что, в тот момент сидели под кушеткой?

— Не совсем. Но все равно я был, так сказать, в гуще событий. — Скотт подвинул бармену пустой стакан и принялся мрачно грызть орешки. — Я знаю обо всем от обоих — и от Кит, и от Брендана, но в основном от него, бедняги. Он так и не понял, что на него нашло. Говорит, что Китсия Рейсом — красивейшая женщина из всех, кого он до сих пор встречал, — после Кит, конечно. А еще называет ее всемогущей богиней.

— Но вы сами с ней незнакомы?

— Как же, знаком! — Скотт залпом допил коктейль. Либерти поспешно подвинула ему свой полный стакан, лишь бы он не умолкал.

— Насколько я знаю, она давным-давно не покидала Звар.

Он негромко рыгнул и постучал себя по груди.

— В тот вечер я тоже был в «Кларе», и это я увидел ее первым, еще до Брендана. Хотел поработать с ним над одной сценой из «Последнего шанса» и составить ему компанию до возвращения Кит. Старуха наблюдала из окна гостиной, как Брендан репетирует внизу, на пляже, прямо глаз от него не отрывала. Было такое впечатление, будто она открыла новый вид млекопитающих. Знаете, у нее есть одно свойство, которого большинство женщин лишены: ей наплевать, что думают другие.

Как хочет, так и выглядит, что хочет, то и говорит.

Либерти непроизвольно посмотрела на свое отражение в зеркале за баром. Бледное лицо, огромные глаза…

— А сколько в ней ума, сколько проницательности!

— Вы — поклонник ее искусства?

— Первое существенное капиталовложение я сделал в оригинал Рейсом. Гравюра на дереве: синие георгины. Понятно, такой человек, как Китсия, не могла остаться равнодушной к настоящим мужчинам вроде нас с Бренданом. Особенно к Брендану, которого всегда тянуло к молоденьким. Бедняга! Как он растерялся, когда, вернувшись, нашел вместо Кит ее старую мать!

Мне кажется, она его загипнотизировала. Пока он щурился, словно кот, я тихонько улизнул. Он даже не знал, что я там был. — Скотт неуверенно вздохнул. — Наверное, не надо было мне уходить. Он был такой беспомощный! Но я не мог этого вынести. — Оглядев ресторан. Скотт перевел взгляд на Либерти. — Что за статью вы собираетесь писать?

— Там видно будет.

— Ну так вот, на следующий день мне позвонила Кит. Она была растеряна — даже по голосу было слышно, как она потрясена. Обыкновенно Кит — само изящество и самообладание, но у нее очень ранимая душа. «Мать всегда учила меня ненавидеть мужчин, — сказала она тогда, — а сама совратила единственного мужчину, которого я смогла полюбить». Она повторяла это снова и снова, и мне было ее невыносимо жаль, но я не знал, чем помочь.

— А что Брендан?

— Брендан? Ну, сперва он напоминал быка, в которого угодила молния, — полная утрата ориентиров. Видимо, он представлял секс с Китсией и отповедь, последовавшую от ее дочери, каким-то первобытным ритуалом…

— А себя — ритуальной жертвой?

— Вроде того. Прошло несколько дней, прежде чем до него дошло, что его вышвырнули из «Клары». Кит была неумолима.

Потом, конечно, оба пожалели о случившемся, но упрямство мешает им пойти на попятную.

— Поэтому вы и отправили Брендана на Восточное побережье? Чтобы он воспользовался шансом и попытался склеить черепки?

— Это была идея самого Брендана. На него очень угнетающе подействовала гибель Монете. Когда его выгнала Кит, он стал перепрыгивать из одной кровати в другую. Его девчонкам просто хотелось им попользоваться и отправить его дальше, как камешек, скачущий рикошетом, а сам он мечтал закончить «Последний шанс» и придать какой-то смысл своей жизни. В конце концов мне тоже надо доделать этот фильм! — Он ударил по стойке кулаком. — Черт, как же я хочу, чтобы Кит нашла исполнительницу на роль Лейси и мы смогли возобновить работу!

Сделать дело — вот что самое главное. Когда что-то вот так вклинивается и не дает двинуться вперед… — Он умолк.

В своем зеленом костюме с кожаными пуговицами и кожаными «заплатами» на локтях Скотт выглядел, как студент-старшекурсник.

— Не слишком ли Монетт Новак вошла в роль? Играла наркоманку, и…

— Я бы никогда не позволил своей актрисе так распуститься! Но ведь все были уверены, что она уже много лет не употребляет наркотики… А может быть, тут замешана любовь, кто знает?

— Простите, Скотти. — Либерти похлопала его по руке.

— Я не на вас сержусь… Просто столько неприятностей сразу, и вечно я посередине! Мне иногда кажется, что из режиссера я превратился в судью на ринге. Кит и Брендан больше не могут находиться в одном помещении, да что там, в одном городе! Сегодня Кит звонит мне из Нью-Йорка и устраивает скандал из-за того, что я, видите ли, подослал к ней Брендана, а тот тоже звонит и угрожает отказаться от роли. Каково?

Либерти, ободряюще кивая, строчила что-то в блокноте. Он обреченно пожал плечами:

— Подумаешь! В конце концов на эти случаи существует страховка. — Он окунул палец в стакан, потом сунул его себе в рот. — Я немного пьян, если вы еще не заметили.

— Я тоже, — призналась Либерти. — Давайте сменим тему.

Что вы можете мне рассказать про Бика Кроуфорда? Сегодня я с ним ужинаю.

— Прямо сегодня? — Он вытаращил глаза.

— А в чем дело? Он что, Дракула?

— Боже мой! Закажите-ка еще выпить, а я пока кое-куда отлучусь. Тут надо как следует подготовиться, иначе серый волк вас слопает.

Либерти заказала себе стакан холодного молока. Неужели всего шесть часов назад она выпила три стакана пива в обществе Эбена? Достав свои записи о Бике Кроуфорде, она быстро их просмотрела. Список фильмов, выпущенных Кроуфордом за восемь лет руководства киностудией «БК игл», был внушителен в отличие от самих фильмов. Кроуфорд много рисковал, но мало преуспел творчески, ориентируясь на не слишком разборчивого зрителя. Пока что на его счету были лишь голые попки (пляжные фильмы), столкновения и взрывы (фильмы «экшн»), кровь (фильмы ужасов); в последнее время к этому еще прибавились так называемые концептуальные комедии. При всей невнятности термина акционеры кинокомпании радостно подсчитывали прибыли.

— Итак! — Скотт снова взгромоздился на табурет. — Что вам хочется услышать? Вы тут без меня не отравились? Что за опасная дрянь? — Он указал на пустой стакан из-под молока.

— Ничего, все уже в порядке. Молоко — лучшее лекарство, это давно известно. А теперь расскажите мне о Кит Рейсом и Бике Кроуфорде.

— Об этих двоих? Но что именно?

— Говорят, Кит добилась высокого положения благодаря сексу.

— Все мы живы благодаря ему, родимому! — Скотт подмигнул, и лицо его расплылось в довольной ухмылке.

— Но меня интересует Кит. Говорят, если бы не Бик Кроуфорд, ее бы никто знать не знал. Когда он взял ее на «Центурион», у нее был нулевой опыт. Что он в ней углядел?

— Чувство времени.

— Объясните толком.

— Некоторые утверждают, что кино — просто модный бизнес. Но чтобы снять фильм, требуется два года. Значит, приходится ориентироваться на вкусы, которые будут преобладать через два года, и ошибиться нельзя. Без чувства времени здесь никуда. Вспомните, кем были первые киномагнаты — Голдвин, Майер? Портными с Седьмой авеню, переключившимися с тряпья на пленку.

— Вы хотите сказать, что в Кит Рейсом Бик Кроуфорд разглядел консультанта по модным веяниям?

— Не издевайтесь, Либерти. — Скотт отодвинул недопитый стакан. — В Кит есть то, что средний студийный администратор уже утратил или вообще никогда не имел, — наивность! В сущности, эта женщина напрочь лишена цинизма. Она любит кино.

Вот эти, — он обвел рукой посетителей ресторана, — они кино не любят. Если потребуется, они так же дружно переключатся на изготовление дезодорантов. Какая им разница — продукт он продукт и есть, был бы сбыт. И это становится все заметнее.

— Доказательство можно увидеть на экране?

— Запросто! Взять хотя бы последние пять фильмов Бика Кроуфорда на «Игл» — и последние пять фильмов Кит на «Горизонт». Сравните!

Отвечать было не обязательно: доказательство было исчерпывающим.

— Ладно, вернемся на «Центурион». Расскажите мне о Кит Рейсом, молодой киноадминистраторше, любовнице своего босса.

— Полегче, милая. В те времена женщине было нелегко пробиться.

— Ну да, а сейчас — так просто раз плюнуть! — Либерти закурила, а Скотт засмеялся. — Что тут смешного?

— Сейчас я поведаю вам захватывающую историю о Кит, молодой киноадминистраторше. Год тысяча девятьсот шестьдесят седьмой. Тогда Кроуфорд повысил Кит: из сценарного редактора она стала вице-президентом по производству. Остальные его вице-президенты были вне себя от ярости. Первое совещание, она опаздывает. Бик и остальные ждут. Кит входит и видит, что они обклеили все стены непристойными фотографиями из журнальчиков. Она и бровью не ведет и проводит совещание так, словно ничего не случилось. На следующей неделе — новое совещание.

Все ждут и гадают, появится ли она. Кит появляется… без блузки, голая по пояс. Теперь их очередь делать вид, что все в ажуре. Но где им до Кит! — Скотт хлопнул себя по колену. — Все бы отдал, чтобы там оказаться!

Либерти нахмурилась. От воплощения изящества она не ожидала таких экстравагантных выходок. Такое могла бы выкинуть Китсия, но не ее дочь…

— Кстати, о Бике, — вполголоса произнес Скотт. — Вот он, легок на помине.

Либерти оглянулась. Бик Кроуфорд — широкоплечий, высокий, с шапкой волнистых волос — протискивался в узком проходе, как тяжелый дредноут сквозь узкий шлюз. Одет он был не как президент крупной кинокомпании, а скорее как капитан прогулочной яхты: синий блейзер, красный галстук, белая рубашка и брюки.

— На нем гораздо лучше смотрелся бы свободный свитер с эмблемой университетской спортивной команды, — прокомментировал Скотт.

— Господи! — Либерти выхватила у Скотта стакан и выпита? залпом. — Господи! — повторила она.

— Иметь такой здоровый вид просто неприлично, — сочувственно произнес ее собеседник. — Не знаю, как Кит это выносила. При том, что он с ней делал…

— Для нее, — поправила его Либерти. — Ведь он способствовал ее карьере.

— Вы себе не представляете, на что он способен!

Либерти еще раз оглянулась. Бик устроился за угловым столиком и тут же принялся флиртовать с какой-то блондинкой. У него была огромная голова и расплывшееся лицо с большими карими глазами; габариты его привлекали к себе всеобщее внимание.

— По-моему, очень даже представляю.

— Зачем гадать? Вы репортер, у вас счастливая профессия.

Подойдите, представьтесь. Послушаете, что он вам скажет.

— Лучше подождем. Ужин без пятнадцати восемь — у меня еще есть четверть часа.

— Надеюсь, вы хорошо подготовились. Говорят, в его особняке догнивают в кандалах трупы любопытных репортерш, пристававших к нему до вас.

— Я осведомлена о его репутации, — заметила Либерти. — Никогда не прячется от прессы, очарователен с собеседником, который только потом понимает, сколько лапши ему навещали на уши.

— Болтают, что участники ежемесячных собраний совета директоров «БК игл» неизменно попадают в ту же ловушку.

— Очень может быть.

— Что меня удивляет, — не унимался Скотт, — так это его способность оставаться на плаву. Наверное, все дело в его располагающей внешности. Вы воображаете, что имеете дело со смазливым лос-анджелесским дурачком, а он отнимает у вас пять ваших лучших сюжетов и заставляет вашего агента подписать контракт на сумму, не дотягивающую до вашей обычной ставки за один…

— И делает при этом вид, что не он обвел вас вокруг пальца, а вы его. Ладно, все это и так известно. Лучше поведайте мне о нем что-то такое, чего я еще не знаю. Хочу покопаться в настоящей грязи!

— Либерти! — взмолился Скотт. — Стыдитесь! На что вы меня подбиваете? — Он помолчал. — Это было давно, еще на «Центурионе». — Либерти нетерпеливо закивала. — Сейчас вы мне не очень нравитесь. Либерти Адамс. Сам себе я тоже противен. И этим вы зарабатываете на жизнь? Мне жаль вашу мать.

— А вы взгляните на все по-другому. Раз это случилось много лет назад, значит, мы имеем дело уже не со сплетнями, а с историей.

— Правда? — Похоже, она его не убедила. — Заметьте, я не считаю себя ханжой. В городе, где любая девчонка мечтает о Золотом дожде, ханжи не приживаются.

— Точно! Ведь это город, где хозяева вечеринок предлагают гостям нюхать кокаин с лысины карлика-слуги.

— Вы тоже были на этой вечеринке? Я — нет, только знакомился с некрологами. Надеюсь, вы отказались от кокаина, Либерти?

— Слава Богу, я поборола соблазн, — соврала она.

— Слава Богу! — Он подбросил и снова поймал спичечный коробок. — Если бы вы пали, мне было бы чрезвычайно трудно вас уважать. Либерти Адамс. Я не смог бы нарушить давнюю клятву, в согласии с которой всегда отпугиваю репортеров занудством.

— Вы вовсе не зануда, Скотти. Просто вы осторожный. Интересно, почему сегодня вы решили излить душу?

— Сам не знаю, — сказал он серьезно, отнимая у Либерти карандаш. — Поймите меня правильно… — Он заморгал и дотронулся до руки Либерти, лежащей на стойке. — Я люблю Кит.

Я был готов ее убить, когда она связалась с Бренданом. Но вышвырнуть его вон? Отказаться с ним разговаривать? Брендан трещит по швам. Он безумно влюблен в Кит.

Либерти заказала ему еще один коктейль.

— Давайте вернемся к истории Голливуда, Скотти. Вы собирались рассказать мне про Бика и Кит.

Он тяжело вздохнул:

— Учтите, я у них под кроватью не сидел. Просто знаком с одной женщиной, завтракавшей в «Поло Лондж», как раз когда у Бика и Кит произошел разрыв.

— Значит, это был публичный разрыв?

— Разве все в этом городе не совершается публично? Не успели им подать яйца, как она на него наорала и смылась. Так я слышал. Через две недели, когда ее уже взяли в «Уорнер», он вызвал дизайнеров и велел переоформить спальню — их любовное гнездышко… Опять же не я, а дизайнеры нашли под кроватью… — он поперхнулся, — кое-что.

— Что именно?

— Господи! — Скотт устремил на Либерти умоляющий взгляд.

— Что было найдено в его доме? — грозно спросила Либерти.

— Не могу! — прохрипел он. — Может, я и пьян, но я не сволочь. Я не могу порочить мою Киску Кит.

Либерти сжалилась и потребовала счет.

— Вы молодец, Джей Скотт. Спасибо вам за все. — Она подписала чек. — Пожелайте мне удачи.

— «Нам не страшен серый волк…» — пропел он, и Либерти отправилась за столик к Кроуфорду.


— Это Тамми, — коротко сообщил ей Бик Кроуфорд — Поздоровайся с леди, Тамми, и проваливай.

Тамми, красотка в стиле «Бич Бойз», химическая блондинка с восхитительным загаром, в широких прозрачных шароварах и в таком же лифчике, уже была готова к изгнанию. Либерти не поверила своим глазам: ее лобок был замаскирован живой орхидеей.

— Все равно мой цветочек уже завял, — жеманно просюсюкала Тамми.

— Там у тебя что угодно завянет. — Бик подмигнул Либерти.

Та сделала вид, что не расслышала, и протянула руку:

— Рада с вами познакомиться, мистер Кроуфорд.

— Ух ты! — пророкотал он, стискивая ее ладошку. — Правильно мне о вас говорили: настоящая сексуальная лисичка!

Либерти покраснела.

— Лучше поговорим у меня. — Бик мигнул официанту и тут же потащил Либерти на стоянку, к своему серебристому «масерати». — Ничего машинка? — Он отбросил ее руку от дверной ручки. — Не прикасайтесь, иначе сюда примчится целый батальон фараонов! — Затем проворно отпер машину. Сейчас он походил на профессионального медвежатника. — Береженого Бог бережет. — Кроуфорд подсадил ее в машину.

— Знаете, как я оберегаю от угона свою машину в Нью-Йорке? — Либерти проводила взглядом Беверли-Хиллз и теперь прилежно рассматривала приближающийся Маллхолланд.

— Как?

— Ее стережет дюжина иностранцев-нелегалов.

— Что у вас за машина?

— «Мустанг» шестьдесят седьмого года.

Он захохотал. Либерти нравились мужчины, смеющиеся над ее шутками: это означало, что они видят в ней достойную партнершу.

Их автомобиль миновал величественные чугунные ворота с выспренней монограммой «БК» и въехал на холм по узкой дорожке, обсаженной кипарисами. Сначала из-под колес вылетал розовый гравий, потом перед глазами предстал до безобразия пышный дворец того же оттенка.

В считанные минуты слуга, сильно смахивающий на «голубого», подал им ужин на террасе с видом на мерцающий пруд, подстриженные кустики и выметенный, как казарменный плац, дворик. Либерти ни минуты не сомневалась, что трапеза начнется с холодных омаров из штата Мэн и сухого французского шампанского. Немного повозившись с омарами, она целиком переключилась на Кроуфорда. Хозяин всей этой роскоши был наделен непобедимым магнетизмом: огромная фигура, нависающая над круглым столиком, широкое лицо, отражающее пламя свечей. Он уже успел сменить блейзер и ярко-красный галстук на смокинг. За холодными спагетти Либерти удалось повернуть разговор на интересующую ее тему.

— Каково это — заправлять студией, когда у тебя над душой постоянно стоят акционеры? То ли дело раньше — достаточно было угодить одному-единственному денежному мешку!

— Да, нынче нелегко. Мне нравилось быть на «Центурионе», когда студию еще не проглотили. Вот это было времечко!

Шампанского?

Либерти покачала головой: она не ожидала, что Бик окажется таким заботливым хозяином.

— В чем была особенность «Центуриона»?

— Я сам заказывал музыку. Что хотел, то и воротил. — Кроуфорд сделал вид, будто подбрасывает мячик. — Какие бы ошибки мы ни делали, о них никто не мог пронюхать. Даже если мы выпускали несколько ерундовых фильмов подряд, все оставались в неведении по поводу суммы убытков.

— Что же в этом хорошего?

— Э-э, Либерти… — Он произнес ее имя так, словно в нем было вдвое больше слогов. — В этом городе самое главное — делать вид, будто у тебя неограниченный кредит. — Он помог ей подняться из-за стола. — А теперь я покажу вам дом.

Они двинулись по анфиладе огромных комнат. Дом Бика оказался причудливым сочетанием утонченного вкуса и безобразного примитива — типичное жилище нувориша. Она пыталась вернуть его к теме, ради которой приехала, а он увлеченно щелкал лямкой сарафана у нее на плече.

— Сейчас я вам кое-что покажу. — Перед ней предстали заспиртованный половой член кита-кашалота, эротическая эскимосская статуэтка из моржового клыка и две доисторические осы, так увлекшиеся совокуплением, что и не заметили, как были увековечены в куске янтаря. — Единственные в своем роде! — Он потер руки. — Другого не держу.

Либерти поймала его на слове:

— Кит Рейсом — тоже единственная в своем роде?

Он задумался, потом брякнул:

— Не стану врать, мне нравилось ее трахать.

— Она — необыкновенная женщина, красавица. — Либерти пропустила мимо ушей его грубость.

— Ты не хуже, малышка. — Он наконец спустил лямку с ее плеча и потерся щекой о ее шею. — Ну-ка подсядь ко мне… — Он откинул крышку круглой коробочки и сунул ее Либерти под нос. — Смотри не расчихайся!

В коробочке оказалась примерно унция мелко помолотого кокаина. Либерти могла отказаться от спиртного, от марихуаны, валиума, даже от антигистаминных препаратов, но кокаин был сильнее ее, какой бы подозрительной ни выглядела компания.

Он зачерпнул порошок ложечкой с ручкой в виде обнаженной девушки.

— Где карлик? — спросила Либерти, озираясь.

— Нюхай, лисичка! После этого ты наконец перестанешь кривить ротик.

Все это напоминало ей что-то знакомое, возможно, из «Плейбоя», но возражений не вызывало. Либерти втянула немного в одну ноздрю, потом в другую.

— Дерьмо! — Она резко откинулась назад, и Кроуфорд воспользовался моментом, чтобы, задержав ногой ее падение, бесстыдно к ней прижаться.

— Мне нравится, когда леди бранятся, Либби. Можешь браниться всю ночь напролет.

Она поспешно вскочила и забегала взад-вперед.

— Где тут беговая дорожка? Я могу поставить рекорд в беге на шестисотметровую дистанцию.

— Потом поставишь. Я могу предложить более интересные способы для проверки твоей выносливости.

— Бик! — Она ударила его по руке и ушибла кулак. — Что за разговоры?

— Разве тебе не нравится?

Он схватил ее за руку и потащил в кабинет, к горящему камину.

— Очень уютно. — Либерти плюхнулась на подушки, не забыв включить при этом диктофон, заменявший ей в борьбе с нечистой силой связку чеснока. Как всегда в самый неподходящий момент пленку заело. — Дерьмо! — Она быстро заменила кассету.

— Мне нравятся бабы, трахающиеся под запись. Это заводит меня даже больше, чем грязная брань.

— Слушай! — Либерти ловко увернулась от его лап. — Я приехала, чтобы поговорить о Кит Рейсом, и ты будешь мне отвечать, будь ты неладен!

— Упрямая сучка! — Кроуфорд сил и нахмурился. — Правильно мне про тебя рассказывали…

Он хотел заставить ее нюхнуть еще кокаину, но она предпочла ссыпать его себе в ладонь и натереть десны. Ей нравилось, как щиплет десны и язык, — совсем как после визита к стоматологу.

— Зачем тебе Кит? Она же умерла;

— Надеюсь, что нет. Завтра я беру у нее интервью. Знал бы ты, чего мне стоило его добиться!

— Ладно, она осталась хорошей актрисой, значит, может сойти за живую.

— А за главу «Горизонт пикчерс»?

— Дудки! Она все время смотрит в рот папаше Ренсому.

— Кузену, — поправила Либерти.

— Не важно. Она всегда в нем души не чаяла. Если бы она сопротивлялась ему так же, как раньше мне, то у нее еще был бы шанс выжить, а так — тьфу!

— Если Рейсом позволит доснять «Последний шанс», она вырвется на свободу?

— Ну уж это вряд ли.

— Что ты знаешь о «Последнем шансе»? — Засылаешь к ним шпионов?

— Нет, просто знаю, с кем трахаться. Я спал с Монетт Новак, прежде чем ей под юбку полез Раш Александер.

Либерти широко раскрыла глаза:

— Раш Александер и Монетт Новак?

— Учти, строго между нами. Это он снова подсадил ее на героин. Сам я не люблю спать с наркоманками — я не из таких. Поэтому я и сбагрил ее Рашу — пусть побалуется. — Он осклабился. — А тебе нравится наш разговор. Лисичка!

Иди присядь ко мне на коленки. — Он похлопал себя по огромному окороку.

— Только при условии, что ты будешь рассказывать дальше.

Кроуфорд горячо задышал ей в ухо:

— Все в этом городе только и болтают, что о творческих задатках Кит Рейсом. Ладно, она способная, не спорю, вот только не умеет играть в команде. Для бизнеса она не годится. Творчество — еще не все. Акулы сожрут ее и не поморщатся. Раш только и ждет, чтобы она оступилась. Ты не понимаешь… С Кит покончено. «Последний шанс» тут ни при чем, все дело в ней самой. — Либерти потянулась за новой порцией кокаина.

Его уже несло:

— Я могу наломать в десять раз больше дров, чем, скажем, два с половиной года назад, когда напортачил с дурацким вестерном. Даже в двадцать раз! И все равно останусь на плаву, потому что знаю правила игры. А вот Кит, как бы она ни снимала кино — ей все равно никто не поможет выбиться.

— За последние месяцы она привлекла много талантливых людей…

— А как же! — Он презрительно фыркнул. — Творческие личности слетаются на Кит как мухи на мед — особенно европейцы. Она ведь — само милосердие! Но все это только спектакль.

Либерти сползла с его колен:

— Если спектакль, то удачный.

— Уж поверь мне, Кит психованная. — Кроуфорд поймал ее за руку и стал лизать ей палец, а потом прихватил ее зубами за чувствительное местечко между пальцами так, что она подпрыгнула. — Маленькая, прыгучая — то, что надо! Ты знала, что Киска Кит любила, когда ее связывали?

— Ну и что? Марсель Пруст тоже любил. Разве это делает ее психованной?

— Может, да, может, нет. Но я никогда не видел Женщин, которые любили бы это так, как Кит.

— Я ни капельки не удивлена. — Она соврала: ее охватило даже не удивление, а оторопь, словно она застукала Кит Рейсом с любовником у себя дома. Ей захотелось убраться куда подальше, захлопнув за собой дверь спальни.

— Как я с ней баловался! Я ее дурачил: бывало, свяжу ее, завяжу глаза платком, она лежит в предвкушении, и я говорю ей, что сейчас мы будем трахаться, А сам знаешь что беру?

— Довольно! — Либерти резко выпрямилась. — Не желаю больше слушать!

— Еще как желаешь! Я же вижу, как ты часто дышишь — прямо как птичка… У Кит было пресс-папье — подарок матушки по случаю назначения ее моей вице-президентшей. Не знаю уж, что за штучка ее матушка, но, на мой взгляд, этот подарок — вылитый член. Более того, это мой член! Я все ломал голову: откуда она узнала, какой он у меня? В общем, его-то я и пускал в ход.

— Отвратительно!

— Ничуть. А главное — ты уже в полной готовности.

— Отстань! — Либерти зажмурилась. В голове у нее гудело, в ушах раздавался голос Бика и удары ее собственного сердца.

Он навалился на нее, заслонив и камин, и весь белый свет.

Бик Кроуфорд, воплощение американской мечты — кому же и отдаваться, как не ему?


Часы у изголовья кровати показывали час тридцать, когда Либерти приступила к осуществлению своего плана. Она надеялась на успех, иначе ей грозила смерть под двухсотдесятифунтовой тушей, спящей мертвым сном. Высвободив руку, она прикурила от зажигалки их погасший «джойнт» с марихуаной, сделала напоследок парочку хороших затяжек и перебросила окурок через Бика. Остальное было делом времени. Она уповала на то, что пламя охватит всю кровать еще до того, как он очнется и снова за нее примется.

Интересно, зачем он так старается? Последние три раза он ее совершенно не замечал. Можно было подумать, что он елозит не на женщине, а в грязи. От мальчишеского энтузиазма давно не осталось и следа, он превратился в угрюмого профессионала, работающего на средней скорости. «Качая грязь» — хорошее название для книги о природе мужской сексуальности!

Бику можно было бы посвятить целую главу, да что там — всю книгу.

Ее восхищение давно улетучилось, паника — тоже. Сперва она прикрикнула на себя: «Не трепыхайся! Это не смертельно».

Но в нем оказался спрятан вечный двигатель. Сколько раз это повторялось? Вряд ли причина — кокаин. Может быть, холодная вода? Когда он учудил это в первый раз — выскочил наружу перед самым семяизвержением и окунул обе руки в ведерко из-под шампанского, где еще не растаял весь лед, — она расхохоталась. Он посмотрел на нее обиженно, стоя на коленях, как сенбернар, угодивший в прорубь.

Либерти полагала, что навредила себе этим смехом. Если бы не смех, все обошлось бы грязными словечками и скоротечным надругательством. Но смех его взбесил. Она понимала, что это было голливудское бешенство, лекарство от всех неприятностей. Да, он привык вышибать клин клином.

Примерно в полночь он стал лить ей в рот шампанское.

Шампанское было такое холодное, что Либерти завизжала от страха. Он стал колотить ее по спине, словно она подавилась, и заставил выплюнуть все до последней капли.

А какие он использовал игрушки! Раньше, проходя мимо витрин секс-шопов, она гадала, как все это можно применить, и вот теперь ее любопытство было удовлетворено.

Запах марихуаны и тлеющего атласа становился все сильнее, но он не шевелился. Либерти полагала, что дворец сделан из железобетона и ни за что не сгорит, а она в худшем случае получит ожоги третьей или второй степени. Туша не позволяла ничего рассмотреть, но она надеялась, что на другой стороне кровати уже разгорелся хорошенький пожар. Потом она увидела дым.

— Либерти! Скорее, горим! — Он одним движением выплеснул воду из ведерка со льдом в огонь, совсем как дисциплинированный бойскаут на учениях по тушению походного костра Освобожденная Либерти метнулась в ванную. Даже если она будет отрезана в полыхающей спальне, даже если вместе с пожарными примчится целая орава репортеров, она все равно первым делом смоет с лица его слюни. Она боялась смотреть на себя в зеркало и долго терла лицо, возила мылом между пальцами и между ног Ребячество, конечно, учитывая, в каком количестве точек успел побывать Бик…

Вернувшись в спальню и застав его сидящим на краю почти не пострадавшей кровати, она схватила сумку и помчалась через анфиладу комнат к выходу. «Главное, пленки со мной», — подумала она, направляясь в сторону ворот.


В отеле ее ждали две записки: от Ренсома и от Пег. С мужчинами она в данный момент никакого дела иметь не хотела.

— Хорошо, что ты звонишь, Либ! Немедленно возвращайся! — Голос секретарши звучал как-то странно, но она решила, что это ей показалось.

— Закажи мне билет на восьмичасовой рейс, «Юнаитед». — Либерти так зевала, что слезились глаза.

— Нет, это поздно.

— Послушай, с нашим бюджетом мы пока еще не можем арендовать самолеты. — Либерти растянулась на кровати и уставилась в потолок.

— Я договорилась с Фредди из «Федерал экспресс». Вылетишь с ним грузовым рейсом в три тридцать.

Либерти посмотрела на часы. Два пятнадцать.

— Мне придется лететь с курами?

— Я наврала, что мы готовим репортаж про ночные рейсы.

Можешь залезть в кабину к пилотам.

— Пег, ты чудо! Только к чему такая спешка?

— Сегодня в два часа дня ты встречаешься с миссис Новак.

От неожиданности Либерти села.

— Да ты просто телепатка! Как ты узнала, что она мне нужна?

— Один наш общий знакомый из «Пост» знает, что ты готовишь материал про Кит. Он решил, что тебе будет интересно услышать про то, как мамаша Монетт Новак чуть было не укокошила Кит.

Либерти пристально смотрела на тень от пальмовых листьев на ковре. После слов Пег они казались ей вылитыми кинжалами!

— Где? Когда?

— Вчера утром, в холле «Шерри».

— Это попало в вечерние газеты?

— На первых страницах ничего нет. Никто не был опознан.

— По какому поводу запрет на огласку?

— Этого наш знакомый не знает. В общем, миссис Новак собирается дать тебе эксклюзивное интервью, — Какая я везучая! В тюремной камере?

— Нет, ее выпустили под залог. Кит отказалась подавать в суд.

— Час от часу нелегче!

— Вот и удовлетворишь свое любопытство за чаем.

— Сомневаюсь… Ладно, Пег, я кладу трубку. Надо срочно принять душ, иначе сифилис гарантирован.

— Подожди, подожди!.. Насчет того репортера…

— Какого?

— Того, что написал про миссис Рейсом и был уволен. Он нанялся в «Толедо стар», а дальше произошло самое интересное. Он готовил статью из трех частей об одной стройке, но так и не добрался до третьей части. Его раздавило насмерть балкой.

Говорят, оборвался трос у крана.

— Боже!

— Но и это еще не все. Застройщиком была «Рейсом энтерпрайзиз».

Либерти затошнило.

— Спасибо, Пег, — прошепелявила она. — Ползу в душ.

Загрузка...