Бомбы в сахарной глазури. Технология обмана

Безрадостное воцерковление

Сколько бы ни твердили либеральные СМИ про «жалкую кучку православных маргиналов», даже невооруженным глазом можно увидеть, что в наших храмах народу заметно прибавилось. По воскресеньям в больших церквях и то порой бывает тесно, а в небольшие просто невозможно войти. И это, конечно, радует, хотя и создает личные неудобства. Но вместе с тем новая ситуация породила новые нешуточные проблемы. Об одной из них мы решили написать.

Когда дружно воцерковляется вся семья, включая бабушек и дедушек, эта проблема так остро не стоит. Но обычно бывает иначе. Обычно к Богу и соответственно в церковь приходит сначала какой-то один член семьи. Чаще женщина. То ли она от природы чувствительней, то ли сердце ее размягчено любовью к детям, а потому больше готово воспринять христианскую проповедь любви, то ли она острее переживает всякие семейные беды и больше нуждается в поддержке… Гадать не будем, но факт остается фактом: первой сейчас чаще воцерковляется мать семейства.

И тут начинаются осложнения. Постепенно обнаруживается, что православному человеку мало просто ходить в храм, ставить свечки, писать записки и даже регулярно участвовать в церковных таинствах. Он должен менять свою жизнь. И чем глубже человек проникает в суть православия, тем яснее ему становится, что изменения должны быть кардинальными, ибо современная жизнь — вся целиком! — построена на неправославных, а зачастую и антиправославных основаниях. Поэтому новообращенная женщина пытается свой образ жизни поменять. Но поскольку живет она не сама по себе, такие перемены не могут не затронуть членов ее семьи. В результате возникают конфликты, ведь ее родные считают, наоборот, что, нельзя жить иначе.

Муж, например, считает, что нужно ежедневно есть мясо. Какие могут быть посты у человека, ежедневно ходящего на работу?! А дети — те от постов просто загнутся. Это ж растущие организмы! Как они развиваться будут без животного белка? Ну, тут, предположим, можно возразить, что пост — дело индивидуальное, вопрос личного благочестия. Она вольна отказаться от скоромного, а муж с детьми пускай едят гуляш и котлеты. Дескать, мир в семье важнее. Но вот супружеские отношения предполагают уже участие двух сторон. И если вторая сторона категорически не желает воздерживаться — а современная культура прямо-таки нашпигована страшилками о вреде воздержания, — то между мужем и женой вспыхивают ссоры, грозящие разводом.

Дети тоже недовольны и вообще подозревают, что у мамашки поехала крыша. Восьмилетнему сыну она теперь не дает бить компьютерных монстров, смотреть фильмы с Джеки Чаном, читать «Гарри Поттера» и даже — ну, это полный маразм! — играть в динозавров, киборгов и покемонов. Дочь-студентка имеет свои претензии. То мать «доставала» ее недовольством по поводу ночных клубов и отношений с парнями. Теперь, казалось бы, радоваться должна, что дочка остепенилась, живет в пробном браке… Так нет, опять плохо! Постоянный партнер — это, видите ли, тоже грех…

А бабушка с дедушкой переживают не только за внуков. Старшая внучка хотя бы живет с бой-френдом отдельно. А они, сосуществуя с дочерью под одной крышей, вынуждены терпеть все ее выкрутасы. Особенно по вечерам, когда хочется спокойно посмотреть телевизор. Столько интересного сейчас! Не успеваешь переключать с одной программы на другую… Ах, ребенку, видите ли, вредно смотреть современные передачи! А расти, как в джунглях, не зная реальности, не вредно, да? Раз печешься о здоровье ребенка, то не в церковь его по воскресеньям таскай, а все выходные проводи на даче. Работы там всегда невпроворот. А для здоровья-то как полезно!

Женщина терпит, молится, исповедуется. Батюшка говорит: «не обострять». Но ведь не всегда это возможно. Разные бывают ситуации… Скажем, любая попытка ограничить компьютерные игры кончается бурным скандалом. Сын, истерически рыдая, бежит к бабушке с дедушкой. Те при ребенке кричат, что она не мать и крутят пальцем у виска. А муж, который никогда особо не жаловал тестя с тещей, теперь в таких конфликтах всегда на их стороне.

Ну, а уж если она приходите литургии, да еще причастившись, то домашние будто с цепи срываются. Причем это совершенно не зависит от того, как она себя ведет. В воздухе плотным облаком повисает раздражение, и как ни реагируй, обязательно разразится гроза. Молчишь — ты стала равнодушной к своим домашним. Отвечаешь — всегда «не тем» тоном. Пытаешься что-то рассказать — «несешь какую-то чушь». Спросила о чем-то — «чего лезешь?» А осмелишься пошутить или улыбнуться — это вовсе «издевательство».

Вскоре ей начинает казаться, что вся семья ее ненавидит. И евангельские слова «враги человека домашние его» (Мф. 10,36) становятся пугающе реальными.

И вот однажды вечером, когда дом засыпает, наша героиня достает из сумочки православную газету, купленную в церковной лавке, и обнаруживает статью «На приеме у психолога». А ей к тому времени (не потому, что отец с матерью в сердцах посоветовали, а действительно) впору обратиться к психологу. Она жадно вчитывается. Еще бы! Ведь пишет-то не просто специалист, а православный! Именно то, что ей так необходимо…

В статье приводится случай, чем-то похожий на ее собственный. Была красивой женщиной, следила за собой, хорошо одевалась. Семья была дружная: хороший муж, сделавший неплохую карьеру, послушные дети. И вот сейчас вся семья разваливается.

«Так и у меня, — вспомнила наша героиня, — была хорошая семья. Вечером все собирались за столом, что-то друг другу рассказывали, потом смотрели телевизор (чтобы не ссориться, их в доме было целых три). В субботу отсыпались, ездили на оптовку за продуктами, вечером еще успевали прибраться, постирать. В воскресенье, конечно, тоже спали вволю, потом шли с ребятишками в парк, в лес, кино, иногда в театр, а то и на какую-то интересную выставку в музей. А с мужем любили вдвоем закатиться к друзьям, случалось, и до утра.

Конечно, всякое бывало — обиды, ссоры. Доходило даже до слез. Но мир восстанавливался как-то удивительно быстро. А после примирения все шло так, как будто никогда и не ссорились. А сейчас… сейчас между ней и ее близкими стеной встала непримиримость».

Она жадно поглощала печатный текст. Но дальше возникал какой-то окарикатуренный образ, с которым уже было трудно полностью отождествиться. В статье внушалось, что, придя к вере, многие женщины опускаются, даже причесываться перестают, ходят в невзрачных балахонах, прекращают вкусно готовить и буквально силой заставляют близких поститься.

Наша героиня вроде бы такой не стала, хотя, конечно, одевалась теперь скромнее. Готовила она по-прежнему вкусно, только это не занимало такого, как раньше, места в ее сердце.

Сказать, что она, увлекшись церковной жизнью, перестала выполнять обязанности жены и матери, хозяйки — нет, этого сказать было нельзя. И поститься она силой никого не заставляла. А позиционная война, о которой говорилось в статье, разгорелась в полной мере.

До сих пор наша героиня думала, что это искушения, неизбежно возникающие, когда человек приходит к вере. Об этом ей говорили и батюшка, и женщины, с которыми она познакомилась в храме. И в какой-то книге она прочитала, что пока человек живет, как живется, не задумываясь о Боге и греховности своей жизни, бесы его не трогают. Зачем? Он и так их «кадр». А вот если он пытается спастись, тут они ополчаются и хотят уязвить побольнее, всячески стараются увести его с тесной тропы спасения. А как легче всего уязвить семейного человека? Естественно, через семью.

Но из статьи выходило, что тяжелая атмосфера, возникшая в доме, является результатом ее неправильного воцерковления. Это она стала искушением для своих близких, которые поначалу относились к Церкви нейтрально, а теперь из-за нее стали ненавидеть все, что связано с православием. «А должно быть иначе, — говорилось в статье. — Мамочка воцерковляется — и всем в доме становится лучше: обеды вкуснее, дома чище, ругани меньше, радости больше». И еще напоминалось, что радоваться призывали Христовы ученики — апостолы.

Статья повергла женщину в горестное недоумение. «Чему же я должна радоваться? — в растерянности думала новоначальная христианка. — Нет, конечно, я понимаю, что не надо скандалить. Но я же и не скандалю. Но радоваться… Муж засыпает с включенным телевизором под звуки выстрелов и сексуальные стоны. Этому радоваться? Или тому, что дочь живет с любовником и травится контрацептивами? И что за радость видеть, как сын, подражая папе, грубит и уже не мыслит жизни без телевизора и компьютера, книги не берет в руки, по воскресеньям находит массу отговорок, чтобы не пойти в храм? А папа, еле переживший второй инфаркт, слышать не хочет об исповеди и только лихорадочно ищет какие-то новые способы оздоровления, даже к экстрасенсам готов обратиться. Разве можно с философским спокойствием смотреть, как самые любимые, самые близкие для тебя люди гибнут, да еще радоваться? Но ведь это пишет авторитетный православный психолог. Он же не может писать ерунду. Значит, я просто плохая христианка… В чем же здесь дело?

Зададимся этим вопросом и мы — в чем здесь дело? Ведь апостолы и вправду призывали: «Всегда радуйтесь» (1 Фес. 5, 16). И Сам Господь Иисус Христос учил:»… когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры» (Мф. 6,16).

Критика чистой радости

Давайте подумаем вот о чем. Если христиане призваны исключительно к радости, то почему Христос плакал о Иерусалиме(Лк. 19,41)? Почему предрекал такие печальные, такие страшные события? «Ибо придут на тебя дни, когда враги твои обложат тебя окопами: и разорят тебя, и побьют детей твоих в тебе, и не оставят в тебе камня на камне (Лк. 19,43–44).

Причем сказано это было в момент радостного ликования, после того как Спасителя, въехавшего в Иерусалим, толпа встретила криками «Осанна!» И вот не побоялся испортить людям настроение, не побоялся, что Его упрекнут — не знаем, как это звучало по-древнееврейски — в «пессимизме» и «алармизме».

Да и грозные слова из Евангелия от Матфея рисуют нам картину, далекую от радостного семейного консенсуса. «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, тот недостоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10,34–37).

Так что, может, завет апостола Павла «всегда радуйтесь» (7 Фес. 5, 16) — это о какой-то другой радости? Не о той, когда чуждые по духу родственники сообща смакуют вкусный обед?

«Если любить ближнего для себя, надо желать исполнения хотений своей плотской воли, — писала известная подвижница второй половины XIX века игумения Арсения. — Если любить его ради самого, надо исполнять его волю, его желания. А если любить ближнего ради Господа, то надо стремиться и в отношении его исполнять волю Божию и ходить непорочно в оправданиях Его. Будем любить ближнего ради Господа» (Игумения Арсения. М., Издательство Сретенского монастыря, 2004. С.326).

Фактически нынешние идеологи не омрачаемой конфликтами радости призывают ко второму виду любви (любить ближнего ради его самого). Но преподносится это как истинное христианство. А третий вариант (любить ближних ради Господа) выдают за первый и называют ханжеством, неофитством и эгоизмом. Дескать, с какой стати вы портите родственникам настроение? Почему они должны плясать под вашу дудку? У них свой путь, свой выбор (иногда еще говорят «свои отношения с Богом»). А вы ведете себя эгоистично.

Хотя из эгоистических соображений воцерковившейся женщине куда проще не ссориться с невоцерковленными родственниками, не трепать себе нервы. А если просить для себя, то чего-то совсем другого. У мужа, к примеру, новую шубку или, на худой конец, кофе в постель.

Проявлением эгоизма была бы как раз безмятежность в то время, когда самые близкие тебе люди упорствуют в погибельных страстях. Вряд ли даже самый либеральный врач призвал бы мать к радостному потаканию сыну, который, заболев панкреатитом, не хочет соблюдать диету и пить лекарства, а требует любимых чипсов, жареной картошки и копченой колбасы. Так уместно относиться к старой больной собаке. Все равно ей помирать пора. Пусть напоследок полакомится, чем хочет. Даже если это для нее отрава. Но, когда речь идет о духовной погибели, почему-то раздаются призывы к миру любой ценой и терапии радостью. А ведь душа в отличие от тела бессмертна, и ее погибель может длиться вечно…

Твой ребенок, твой муж или твой отец сделали свой «свободный выбор». Они, вопреки призыву пророка Исайи «выбери жизнь», выбрали духовную смерть. А ты не смей их отговаривать и только радуйся, что сама обрела Бога. Глядишь — и они захотят приобщиться. Ну, а если нет — на все воля Божия. Кто ты такая, чтобы вмешиваться в Божественный Промысл? Молчи, не суйся. Поменьше обращай внимание на то, кто что делает, кто что ест. Занимайся лучше собой.

Получается, надо подражать Каину? Нет, не во всем, конечно. Но ведь первый в мире человекоубийца был и первым поборником «свободного выбора». «Разве я сторож брату моему?» — ответил он Господу на вопрос «где брат твой Авель». Это, мол, его личное дело, его право. Я в его жизнь не суюсь.

Ну, положим, Каин изображал равнодушие к судьбе брата, чтобы отвести от себя подозрения. В этом была пускай недальновидная (ведь Бог всеведущ), но логика. Только нам-то, зачем эту логику перенимать? Неужели неясно, что в условиях, когда мировое зло вышло на авансцену и навязывает человечеству свои правила, позиция «молчи, не суйся» все больше загоняет христиан в угол? Тем, кто в этом сомневается, полезно посмотреть на более «авангардную» Европу. Наверное, есть особый промысл Божий в том, что Европа уже являет некоторые итоги такого радостного невмешательства.

Началось с запрещения исполнять в государственных школах рождественские гимны и песни (это же оскорбляет чувства нехристиан!). Очень скоро запрет коснулся и молчаливого напоминания о Христе: послышались требования убрать христианскую символику даже — несмотря на коммерческий интерес — с витрин, где обычно чуть ли не за полтора месяца ставился рождественский вертеп и зажигалась Вифлеемская звезда. А теперь и само Рождество собираются переименовать в Праздник подарков Санта-Клауса.

Сторонники «радости во что бы то ни стало», наверное, и тут порекомендуют не омрачаться, не ломать копья, а вспомнить, что это в конце концов пустые формальности. Главное — нравственное самосовершенствование. Но вот какую интересную подробность сообщает нам большой знаток истории масонства Борис Башилов: «Масоны английской системы верили и проповедовали сами, что стоит каждому заняться совершенствованием своей личности, как на земле возникнет земной рай» (Башилов Б. История масонства. М., Лепта-пресс, 2004. С. 347).

Вот, оказывается, где истоки толстовства, его, как нас учили в школе, оригинальной теории непротивления злу насилием. Теории, которая, по сути, и лежит в основе радостной толерантности, усиленно насаждаемой сегодня в православной среде.

Когда осмысливаешь это, становится особенно ясно, какое лукавство проявляют одни и недопонимание — другие, цитируя именно в непротивленческом контексте поучение преподобного Серафима Саровского «стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся».

Да, конечно, человек должен прежде всего видеть свои грехи и одолевать свои страсти. Но обычный человек не монах, отрекшийся от мира, чтобы в уединении молиться за весь мир. У каждого из нас есть обязанности: родственные, профессиональные, общественные. От их правильного выполнения во многом и зависит наше личное спасение. Не надо забывать, что православная личность — это личность соборная, а не атомизированная, отделенная от ближних.

Как может спастись мать, которая не противится тому, что ее ребенок играет в компьютерные игры, разжигающие злобу и наполняющие фантазию демоническими образами? Или хамит, копируя уголовников, или дружит с ребятами, которые в 15 лет уже переболели венерическими заболеваниями?

«Чем ты в конце концов оправдаешься? Не предоставил ли Я, сказано будет тебе (Богом), дитяти жить с тобой с самого начала? Я поставил тебя над ним (дитятей) в качестве учителя, наставника, опекуна и начальника — всю власть над ним не отдал ли Я в твои руки? Не повелел ли Я его, такого нежного, обрабатывать и упорядочивать? Какое же ты получишь оправдание, если с беспечностью смотрел на его прыжки? Что ты скажешь? Что он разнуздан и неукротим? Но тебе нужно было глядеть на все это сначала — обуздывать его, когда он был молод и доступен узде; тщательно его приучать, направлять к должному, укрощать его душевные порывы, когда он был восприимчивее к воздействию; сорную траву тогда нужно было исторгать, когда возраст был нежнее и исторгнуть можно было легче, — вот тогда бы оставленные без внимания страсти не усилились и не сделались неисправимыми», — говорит святитель Иоанн Златоуст (Как воспитать ребенка православным. М.,Даръ, 2005. С. 68).

И добавляет: «Как никто не может рассчитывать на оправдание и снисхождение в собственных грехах, так нет оправдания родителям в грехах детей» (Тамже. С. 69).

Да и учительница, радеющая о личном спасении, но с истинно буддийской радостью взирающая на школьниц, которые приходят в класс с голыми пупами и читают журналы для малолетних проституток, напрасно тешит себя мыслью, что поступает в соответствии с заветом преподобного Серафима.

А люди, уверяющие в нынешней критической ситуации, когда само существование России может быть поставлено под угрозу, что православным не следует интересоваться политикой, что скажут на Страшном суде предкам, положившим живот за Отечество, и потомкам, у которых с распадом страны будет отнято Богом данное пространство спасения? Что они хотели держаться подальше от «всей этой грязи», которая омрачала их радость?

Радовался ли преподобный Никон Оптинский, когда в 1926 году наблюдал расцерковление народа. Он даже среди своих родных, в своей семье был печален. Вот что он пишет в своем письме: «Чувствую себя как-то грустно. Никогда я не чувствовал себя таким чужим в своей семье, как этот раз… нет отклика моему настроению в окружающих. Мне кажется, я еще никогда не слышал и не участвовал в таких разговорах, какие я слышу. Костюмы женщин и дома, и в церквах, и на улице — возмутительны. У детей совсем не детские разговоры. Родные по плоти — чужды по духу» (Оптинский календарь. 2005 года, М., Издательство Московского подворья Свято-Троицкой СергиевойЛавры, 2004. С. 244).

А вот современное свидетельство из книги о. Алексия (Мороза) «Верой и молитвой». Повествуя о священнике Василии Лесняке, занимавшемся экзорцизмом, автор приводит такие его слова: «Были моменты, когда хотелось бросить все. Хотелось спокойно служить литургию, наслаждаться молитвенным общением с Богом, общаться с нормальными людьми — забыть мерзких бесов и прямую войну с ними. Но приходили несчастные, лили слезы и просили о помощи их матери, родственники, друзья, и не выдерживало сердце горя людского, и снова начиналась отчитка» (Мороз А., свящ. Верой и молитвой. СПб., Нева, М., Олма-пресс, 2003. С. 121).

То есть даже литургическая радость не может в совестливом сердце заглушить печали о погибающих душах! Печали и стремления помочь им спастись. «Скорбь — одно из наиболее частых проявлений любви», — отмечал святитель Николай Сербский.

А модная нынче бесконфликтность или, как еще говорят, «позитивное мышление» — это лукавая уловка, которая фактически табуирует критику утверждаемого порядка вещей и в итоге делает сердца слепыми и глухими, лишает их, по выражению И. Ильина, «совестной впечатлительности».

Любовь духовная и душевная

Мы нарисовали портрет женщины страдающей при во-церковлении. Такие женщины нам попадаются очень часто, и обстоятельства их жизни мы знаем достаточно глубоко.

Они обычно бывают совсем не вздорными, покладистыми, милыми, интеллигентными. Им присуще повышенное чувство ответственности, совестливость и альтруизм. Чего у них нет — и в этом состоит их проблема — так это твердости характера, умения дать в каких-то случаях решительный отпор. Они теряются от грубости и хамского напора. Поэтому им легко сесть на шею, что нередко и делают их ближние, в данном случае в семье. Такие женщины — вовсе не командиры. Наоборот, ими командуют все, кому не лень. В том числе, к сожалению, и дети.

Конечно описанная нами героиня должна печься о спасении своей души. Об этом нам постоянно напоминают Библия, святые отцы, молитвы, батюшки в проповедях. Но спасением своей души дело не ограничивается. «…Прошу и умоляю иметь великое попечение о своих детях и постоянно заботиться о спасении души их», — призывал святитель Иоанн Златоуст (Творения святого отца нашего Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского, в русском переводе. СПб., СПб. Духовная академия, 1898. Т. 3, кн. 1).

Но не только дети должны входить в круг нашей заботы. Вот что говорит далее святитель Иоанн Златоуст: «Мы дадим страшный ответ и в том, что теперь кажется маловажным, ибо Судия с одинаковой строгостью требует от нас попечения о спасении и нашем, и наших ближних. Посему Павел везде убеждает: «Никто не ищи своего, но каждый пользы другого» (1 Кор. 10, 24); поэтому он и коринфян сильно порицает за то, что они не попеклись и не позаботились о впавшем в прелюбодеяние, но оставили без внимания опасную рану его (см.: 1 Кор. 5, 1–2)] и в Послании к Галатам говорит: «Братия! Если и впадет человек в какое согрешение, вы, духовные, исправляйте такового (Гал. 6,1). А еще прежде их он убеждает к тому же самому и фессалоникийцев, говоря: «Увещевайте друг друга и назидайте один другого, как вы и делаете» (1 Фес. 5, 11)…» (Тамже. Т.1, кн. 1).

Ну, а теперь вернемся к семье описанной нами женщины и спросим себя: в чем должна проявляться христианская любовь по отношению к ним? Если печься о спасении их душ и считать это попечение главной стратегической целью, то необходимо добиться выполнения двух тактических задач: они должны раскаяться в грехах и не предаваться больше им.

В жизни, правда, человек, порабощенный грехом, далеко не всегда хочет (и может) от него освободиться. Поэтому ему необходимо помочь, создать условия. Конечно это очень трудно сделать, но бороться задушу человека, одержимого страстями, это истинно христианский подвиг.

«Не смейте говорить о грехах и пороках! — поспешат одернуть нас специалисты по христианской любви. Потом процитируют что-нибудь из святых отцов на тему «займись лучше своей душой вместо осуждения ближнего».

А мы здесь вновь процитируем святителя Иоанна Златоуста: «Дабы кто-нибудь не сказал: «Что мне заботиться о других? Погибающий пусть погибает, а спасающийся пусть спасается. Это нисколько меня не касается, мне повелено смотреть за собой», — [апостол] Павел, желая истребить такую зверскую и бесчеловечную мысль, противопоставил ей такие законы, повелевая оставлять без внимания многое из своего, чтобы устраивать дела ближних, и требует во всем такой строгости жизни. Так и в Послании к Римлянам он заповедует иметь великое попечение об этом долге, поставляя сильных как бы отцами для немощных и убеждая их заботиться об их спасении (см.: Рим. 15,1). Но здесь он говорит это в виде увещания и совета, а в другом месте потрясает души слушающих с великой силой, когда говорит, что нерадящие о спасении братий грешат против самого Христа и разрушают здание Божие(см.: 1 Кор. 8, 12)».

Но ведь этак ваша женщина будет давить на своих ближних — воскликнут сторонники толерантности. А она должна жить по-христиански, то есть любить всех, терпеть и смиряться.

Казалось бы, все правильно. Но их ошибка в неразличении духовной христианской любви и любви душевной, которая нередко (особенно когда имеешь дело с человеческими страстями и пороками) оборачивается грехом человекоугодия.

Об этом прекрасно сказал И. Ильин: «Душевная любовь ослабляет дух, она неопределенна и беспредметна. Она враждебна волевым порывам. Она тяготеет к всепримиряющему и всеприемлемому нейтралитету. Это бесцельная любовь. Она не несет в себе ни духовного задания, ни духовной ответственности. Это самоценное наслаждение. Кто не позволяет ничему внешнему вывести себя из этого состояния, тот объявляется правым. Такая любовь не сближает любящего с другими людьми, ибо самодовольна и безразлична к их судьбе. «Главное, чтобы я любил, а остальное не в моей власти»» (Ильин И. О сопротивлении злу силою// Новый век. 2006. № 3(35)).

Конечно, в жизни бывают сложные ситуации. А главное, сложные чувства, когда нелегко отделить душевную любовь от духовной, эгоистическую от жертвенной. Порой даже в довольно простых случаях возникает путаница. Приведем весьма характерный пример. Подобные истории слышишь в православной среде нередко. Муж был хроническим алкоголиком, регулярно приходил (а то и приползал) домой, по модному нынче выражению, «никакой». Но жена ему ни разу ничего не сказала, а лишь кротко укладывала в постель. И наутро тоже не заводила с ним разговоров о его пьянстве и уж тем более не упрекала. Все терпела — ведь любовь долготерпит, плакала втихомолку, молилась… И Бог услышал ее молитвы! Муж довольно скоро умер от цирроза печени.

— Вот это вера! Вот это смирение! — заключила одна из рассказчиц. — Я лично своего бросила, не выдержала. Жить с алкашом никому не пожелаешь — это сущий ад. А она… Ни одного слова упрека! Вот что значит христианская любовь!

И сердце уже готово отозваться согласием на такую оценку. Но если подумать, подключить к сердцу ум, то станет не очень понятно, чем тут восхищаться. Муж жил, как свинья, и умер без покаяния. А жена его своей якобы христианской любовью в этом свинстве укрепляла. Алкоголики ведь часто не считают себя алкоголиками. Дескать, если захочу — брошу. Но пока не хочу. Я ведь не просто так пью, а с горя, я — человек чувствительный. Или с друзьями, за компанию. И потом, кому это мешает? Жена мне никогда слова не сказала…

А у нашей героини разве ближние духовно не погибают? Муж от порнофильмов, дочь от блуда, ребенок от дьявольских компьютерных игр, а все вместе, включая бабушку с дедушкой от неверия, от безбожности.

«Любовь к ближнему есть любовь к его духу и духовности, а не жалость к его страдающей животности, — писал И. Ильин. — Любовь унизительна, если ее воля не направлена к духовному совершенству любимого».

Любовь наоборот

Сегодня народу вернули право верить в Бога. Теперь все, даже далекие от Церкви люди знают, что Бог есть Любовь и что надо любить друг друга. А свидетельств оскудения в мире любви предостаточно: миллионы абортов, социальное сиротство, семейные конфликты, разводы, рост числа убийств, самоубийств, похищение детей, терроризм.

Теперь сплошь и рядом говорят «в тебе нет любви». Причем не только выясняя личные отношения, но и когда хотят заткнуть рот противнику в споре. Это что-то вроде словесного кляпа. Аргументы по существу вопроса можно даже не подбирать. Главное, первому заявить об отсутствии любви, и дело в шляпе. Твой оппонент вынужден замолчать. А что ему, бедолаге, остается делать? Доказывать, что любовь у него есть? Но, во-первых, не очень-то принято рекламировать свои добродетели даже в тех случаях, когда в них кто-то сомневается. И, во-вторых, это не доказуемо: на каких весах взвесить, какой линейкой измерить любовь?

Например, попробуй заикнись перед толерантными либералами о смертной казни для наркодельцов и о принудительном лечении для наркоманов. Ты жесток и немилосерден. У тебя репрессивное мышление. О наркодельцах вообще стараются не упоминать: дескать, все равно сними ничего не поделаешь, что понапрасну сотрясать воздух? А о наркоманах, если не хочешь, чтобы тебя обвинили в нехватке любви, нужно говорить исключительно как о страдающих личностях. Страдания же их родителей, умирающих раньше времени от горя, жен и малых детей, живущих в аду, прохожих, ограбленных и покалеченных ради дозы, любвеобильных гуманистов нисколько не трогает.

А еще они заботятся о том, чтобы не страдали блудники и извращенцы. Разве позволительно ущемлять их право на свободу информации и культурный досуг? Невозможно забыть, как пекся о «бедных старичках» режиссер С. Говорухин, когда в конце 90-х, в бытность свою депутатом Государственной Думы, продвигал закон, который (будь он принят) фактически легализовал бы порнографию в нашей стране. Среди православных этот закон так и назывался — «говорухинский». Попечение депутата о «старичках», правда, выглядело довольно экзотично. «Противники нашего закона совершенно не думают о пенсионерах! — патетически восклицал депутат. — Старики ведь немощны, сами уже не могут. Так пусть хоть по телевизору посмотрят про это, сходят в магазин интимных товаров, молодость вспомнят, взбодрятся…» (Цитируем по памяти, поэтому за словесную точность не ручаемся, но смысл высказывания был именно такой).

Как вы догадываетесь, обобранные и униженные пенсионеры в таком «милосердии» нуждались меньше всего. Закон нужен был порнодельцам и людям с признаками сексопатологии. Но подавалось все под соусом гуманизма и заботы о социально незащищенных.

Любовь к развратникам и маньякам уже привела к тому, что дети в крупных городах лишились возможности нормально развиваться и взрослеть. Всего двадцать лет назад они, начиная с пяти лет, самостоятельно гуляли во дворе. А чуть попозже сами ездили (конечно, недалеко) в кружки или в музыкальную школу. Теперь об этом не может быть и речи. Во двор если и выпускают, то гораздо позже, лет в девять-десять. В «самостоятельное же плавание» — и вовсе в подростковом возрасте.

В результате упускаются так называемые «сензитивные» (оптимальные) периоды для выработки навыков самостоятельности, ответственного поведения, умения дружить, играть в команде, спокойно проигрывать, не выпячивать себя и т. п. Короче говоря, у многих детей вовремя не вырабатываются качества, совершенно необходимые для нормального взросления, то есть возникает задержка психического развития.

А развитие физическое? То, что сейчас лишь частично и не всем удается компенсировать спортивной секцией, еще недавно ребенок получал безо всяких материальных затрат во дворе. В буквальном смысле слова играючи. Салки, прятки, вышибалы, классики, прыгалки походя развивали ловкость, быстроту бега, скорость реакции, прыгучесть.

Но вместо того, чтобы запретить пропаганду разврата и насилия (каковая, разумеется, ведет к умножению числа маньяков), а также усилить охрану общественного порядка, либералы кричат, что это возвращение к полицейскому государству. И предлагают — в целях безопасности — детей до двенадцати лет никуда не выпускать без сопровождения взрослых, инструктировать их в каждом постороннем человеке подозревать потенциального насильника и потому никогда, ни при каких обстоятельствах не вступать с ним в контакт. А некоторые даже поговаривают, что хорошо бы детям давать с собой оружие! К примеру, газовые баллончики и пистолеты. (Пока, правда, законодательство до четырнадцати лет этого не позволяет. Но законы меняются. Было бы желание…)

Мы много раз спрашивали тех, кто рассуждает о любви с позиций либерального гуманизма: почему они так избирательны в своих чувствах? Почему им жалко строго наказать педофила и не жалко детей, ставших его жертвой? Не жаль убитых горем родителей? И не получали внятного ответа. Даже наоборот. Стоило заговорить о страданиях родителей, как те моментально делались объектом нападок: дескать, любовь у них недостаточная, от этого все беды.

Ловко устроились растлители всех мастей! Пробили законы, позволяющие беспрепятственно развращать детей, загадили все культурное пространство демонстрацией насилия, непристойности, демонизма, а вину сваливают на «плохих» родителей. Пожалуй, апофеозом такой наглости была передача «Солнечный круг», посвященная детям-жертвам сатанинских сект. Героиней передачи стала четырнадцатилетняя девочка. Она приобщилась к модному нынче молодежному течению «готов», широко разрекламированному в Интернете и в печатных изданиях. Среди адептов этого течения, как выяснилось, практикуется вампиризм. Девочка тоже стала вампиром и производила впечатление повредившейся в рассудке.

Ее мама, не выдержав потрясения, незадолго до передачи скончалась от разрыва сердца. На отца же больно было смотреть — такая маска страдания застыла на его лице. Однако он согласился принять участие в передаче, чтобы предупредить других родителей о страшной опасности, нависшей над детьми. Но когда речь зашла о необходимости серьезной борьбы с сатанинскими сектами, в которые попадают сотни, если не тысячи подростков, и отец девочки сказал, что нужно убрать из открытого доступа информацию о «готах», на их защиту тут же ринулась приглашенная в качестве эксперта известная феминистка.

— Опять информация виновата?! Дело не в информации! Надо любить детей, и все будет в порядке. Вы просто недолюбили свою дочь, — не постеснялась она заявить несчастному отцу.

Эту сцену трудно описать словами, ее надо было видеть. Наглая особа, сделавшая неплохой бизнес на обслуживании реальности, в которой детей можно губить беспрепятственно, и тихий, раздавленный горем человек, потерявший жену и фактически потерявший дочь. Он не знает, как спасти девочку, он уже истерзался самообвинениями. И его, лежачего, наотмашь бьет «эксперт по вопросам родительской любви».

В православной среде понятие о любви к ближнему, слава Богу, столь грубо не искажается. Но все же отдельные нотки этих мотивов нет-нет, да и проскальзывают.

Например, с неприязнью говорят иные православные миряне и даже священнослужители о стареньких прихожанках! Они и глупые, и невежественные, и погрязшие в обрядоверии, и заедающие век молодых. И к мощам-то они любят прикладываться, и чудесам верят, и за крещенской водой готовы простаивать часами, и исповедуются во всякой ерунде. Даже если эти упреки отчасти справедливы, все равно такое отношение мало сопрягается с декларируемой христианской любовью.

А ведь именно эти старушки в своей повседневной жизни и есть «униженные и оскорбленные». Мало того, они еще и слабые и забитые. Забитые настолько, что боятся попросить молодого парня уступить им место. А если за них это делает кто-то другой (что бывает нынче редко), они еще больше пугаются и лепечут: «Не надо, не надо! Сиди, сынок, мне скоро выходить».

А представим себе вошедшую в вагон метро старуху, которая не стала покорно смиряться с тем, что здоровые парни сидят, развалясь, и не собираются уступать ей место, а начала возмущаться. Разве пассажиры дружно встанут на защиту молодых? Нет. Слава Богу, до такого наше общество еще не дошло. Может быть, далеко не все (увы!) ринутся защищать старуху, но и осуждать ее всем миром не посмеют.

А ведь церковная старушка не за сидячее место бьется, не о себе радеет. Она хочет, чтобы в доме Божием соблюдались приличия. Конечно, всегда лучше сохранять спокойствие и помнить о вежливости. Но если у старой и, скорее всего, больной женщины сдали нервы, то благородным людям (каковыми по идее должны быть истинные христиане) не подобает на нее обрушиваться или высмеивать. Не подобает из уважения к возрасту, из сострадания к старческой немощи. Даже если она не права!