Бон-вояж. Литр Иваныч и Мотылёк

IV

— Валерка! — окликнул Литр Иваныч с верхней полки, позёвывая, — что? подъезжаем?

— Нет, извините, — настороженно сказал мужчина. — Обознались вы. Вячеслав меня зовут.

Литр Иваныч медленно сполз вниз, и сел, вглядываясь в соседа.

— Быть того не может. Вылитый. Ну, вылитый Валерка. А брата у вас в Эстонии нету?

— В Эстонской сэсэр? Нету.

— А на вильной незалежней?

Мужчина недоуменно пожал плечами.

— Сами тоже? Не были, нет?

— Не бывал никогда. Не бывал в Вильно. Это Клайпеда что ли по — новому? Всегда хотел бывать. В Прибалтике. На предмет экскурсии. Не пришлось. Может быть, с делами разберусь, вот и …

— Мотылек, — растолкал Литр Иваныч Сергея, — посмотри-ка. Валерка?

— Вылитый Валерка, — подтвердил сонный Сергей с верхней полки, почесывая поясницу. — Только усов нет.

— Бывает, — весело сказал мужчина. — У нас один тоже на заводе. Хрущев — и всё. Так и кликали: «Хрущ». Или «Никита Сергеич». Это уж как придется. Бывало, что и «Кукурузником».

— Обижался?

— Да не то чтобы. Чего уж теперь. Если похож. По каким делам изволите? — спросил сосед.

— Сейчас узнаем, — пробормотал Литр Иваныч. — Позвольте вас побеспокоить.

Литр Иваныч приподнял нижнюю полку. Цапфа мирно лежала в рундуке.

— Здесь, — удовлетворенно констатировал он. — Паскуда. Ничего паскуде не делается. Значит, по служебным. А у вас газетки свежей, часом, нет?

— Вчерашняя была где-то.

— Позвольте полюбопытствовать, — вежливо сказал Литр Иваныч. — А то мы, можно сказать, по заграницам последнее время. Мотаемся. Потеряли, так сказать, связь с миром. Я что-то последнее время без газет, ну, просто…

— Да… Я и сам, — сказал сосед. — Столько интересного. Вот, возьмите. Комсомолка.

— Щас-щас, — заинтересованно сказал Литр Иваныч. — Одна тысяча девятьсот… Восемьдесят девятый, — торжественно провозгласил он, обращаясь к Сергею. — Что же у нас тут твориться будет, а? «Секретариат Союза писателей СССР принял решение о восстановлении членства и публикации произведений А. И. Солженицына». Так. Ага. Понятно. Вот тебе и Колчак, Валера, герой народный. Вот тебе и власовцы. «Забастовки шахтёров по всей стране». Во, докатились. Угля нам уже не надо. Пусть заводы останавливаются. «В Польше цены на продовольствие выросли более чем на 500 %». О, братья пшеки, о, довыделывались. Я всегда говорил: пшеки, эти всегда себе найдут приключений на заднее место. Это такой народ, что полный пардон. У них там, в Свиноустье… Ладно, потом расскажу. «Молдавский язык объявлен государственным в Молдавской ССР». Здрасте-привет. Норок, значит. Лареведере-лареведере. Ты смотри… Каждый народ мудрит по-своему. Пшеки, молдаване… «Фильм о ночных бабочках „Интердевочка“ побил рекорды кинопроката». О бабочках снимают кино, ты понял, Мотылек! О бабочках фильм побил рекорды, понял? рекорды! кинопроката! Они что? К девяностому считай году уже и бабочек извели?

— Это о путанах, — пояснил сосед. — Я смотрел. Хороший фильм. Жизненный.

— Я-то только заголовки вижу без очков, — пояснил Литр Иваныч. — Но все равно. Какой там вид бабочек! Всего-то ночных! Но уже тенденция. Вымирает потихоньку животный мир. А что с эстонским народом будет через двадцать — то лет без воды? Так. «Ансамбль „Ласковый май“ выступит вместе с Майклом Джексоном». «„Пинк Флойд“ собирается в Москву».

— Что!!? — крикнул Сергей. — Дай! — Он выхватил газету и скороговоркой прочитал вслух: — «Дэвида Гилмора вряд ли надо представлять нашим молодым читателям, да и немолодым — тем, кто любит современную музыку. Виртуозный гитарист, певец, автор слов и музыки знаменитых песен вместе с другими двумя „Флойдами“ — Ником Масоном (ударные) и Риком Райтом (клавишные) собирается вскоре посетить Москву». — Боже мой, боже мой. Боже же ты мой.

— Ты чего одурел, — трезво сказал Литр Иваныч. — Успокойся. Сопли-то утри. То ли еще будет. Ой-ё-ёй. Дай-ка мне мои зоркие очи, вон там, на полотенце, в футляре.

— Да. Есть для чего жить, — восхищался Сергей. — Пинк Флойд. А!? Вот ведь до чего дошло. Пинк Флойд в Москве! А мы не верили. Спорили. Смеялись. А тут еще: «„Группа, названная надеждой советского рока в 1987 году, признанная лучшей рок-группой страны в 1988 году, стала теперь главной загадкой 1989 года“, такое мнение о „Наутилусе Помпилиусе“ высказал в одной из популярных музыкальных телепередач журналист Артем Троицкий». Ни хрена себе! «Советского рока!» Пусть Маныч теперь утрётся со своим джазом.

— Давай назад, — нетерпеливо сказал Литр Иваныч, и забрал газету. — Рок у него. Не о том думаешь, — сказал он Сергею и постучал кулаком себе по лбу. — «Климакс у мужчин не обнаружен», — выразительно зачитал Литр Иваныч следующий заголовок, вооружившись очками. — Вот. Понял? — спросил он у Сергея. — А мы и не сомневались, однако. Ну, это потом. «У кого сколько любовников?» О! «Самые верные супруги — стал он выразительно зачитывать из газеты, — англичане, — меньше 50 процентов в течение супружеской жизни заводят романы на стороне. В Германии, США, Франции и России изменяют от 74 до 76 процентов мужчин. Подсчитано, что средний роман случается раз в два года, длится три месяца и состоит из семи с половиной половых актов»… С половиной, — задумчиво повторил Литр Иваныч. — Это как? Когда муж застукает? С недоделочкой?

— Кобели. Кобели и есть, — сказала бабка, задвигая за собой дверь в купе. — Похабень одна.

— Любопытные тут у вас новости, — смущенно пробормотал Литр Иваныч, внимательно вглядываясь в газетный шрифт, — «Чудеса под одеялом», — зачитал он очередной заголовок.

— На каком поприще на хлеб зарабатываете? — спросил сосед, — Говорите, по служебным едете.

Литр Иваныч сделал вид, что очень заинтересован газетой.

— А вы сами-то? — спросил Сергей, слезая со своей полки вниз.

— Кооператор, — скромно сказал мужчина.

— Это?.. — многозначительно спросил Литр Иваныч, подняв лицо от газеты, — какой профиль?

— При заводе у нас кооператив. Торгуем продукцией завода. Обеспечиваем желающих. Так-то как? По фондам и разнарядкам?

— Еще бы! — понятливо откликнулся Литр Иваныч. — Фонды давно выбраны.

— А у нас — пожалуйста. Подороже, конечно, процентов на пятьсот. Зато есть. А какая разница? Всё равно по безналу платят. Всё по закону. Ну, у меня и свой тоже зарегистрирован. Торгово-закупочный. Я через него тоже себе немножко откусываю. А у вас какое направление?

— Мы красной ртутью занимаемся, — сказал многозначительно Сергей.

— У нас акционерка. С Ирландией, — ввернул Литр Иваныч.

— У вас внешнеэкономическое, — с уважением протянул мужчина. — Совместное. У-у-у. А кроме ртути, чем торгуете?

— Дивидяхами — сказал Литр Иваныч.

— Чем? Видяхами?

— Дивидяхи. — Литр Иваныч широко раздвинул руки. — Не знаете что ли? Все серии с Высоцким. На одной дивидяхе.

— А-а. Видаки! Тема хорошая. Видаки — на ура. Но надо первую руку иметь. Без накрутки. Тема, конечно, интересная. Очень. Очень интересная. Можете по факсу сертификат прислать?

— Договоримся, — важно сказал Литр Иваныч.

— Кстати, вам два вагона югославской баранины не нужно? У меня биржевая цена. Очень приемлемая. Очень. Мне всего пол процентика. По договору. Нет? Жаль. А спирт — ректификат? Этанол С2Н5ОН. Проба на чистоту с серной кислотой, — заученно затараторил он, — Проба на окисляемость, на метиловый спирт с фуксинсернистой кислотой. Фурфурола нет, — убеждено сказал он. — Цистерна. 54 тонны. Стоит в Ярославле, на Сортировочной. Но, буквально до понедельника.

— Шило[16] не интересует, — сказал пренебрежительно Сергей.

— А что еще есть у вас? — заинтересовался сосед.

— Нотики еще, — сказал Сергей, разглядывая свои ногти.

— Это что? — спросил сосед.

— Компы, — вспомнил Литр Иваныч.

— Компы? Не знаю. Надо прошелестеть это дело. Сертификат есть? По факсу можете послать? Ассортимент, технические условия, Инкотермс, прочее? Что это вообще?

— Да не секрет. Вы вроде интеллигентный человек. На Западе в интернетах на вешалках какие угодно висят, — стал снисходительно рассказывать Сергей. — На пуговицах, с застежкой, на молнии. На кнопочках. С опушкой, без опушки. До пупа и ниже.

— У нас и в Эстонии своя рука, — значительно сказал Литр Иваныч. — Из Финляндии Валерка привезет. Хоть весь интернет, вместе с селедкой и трусами.

— Прибалты — они шустрые, — согласился кооператор, быстро потирая шею. — Вот — вот из Союза выпрыгнут. А бартер?

— Какой еще бартер?

— Я понимаю — вас валюта интересует. А всё же — на обмен? Товар — товар, — угодливо сказал кооператор. — По Марксу.

— Обмен? — переспросил Сергей.

— На воду, — веско сказал Литр Иваныч.

— А что? Актуально? — оживился сосед.

— Есть такие прогнозы, — важно сказал Сергей. — Эстонцам вода нужна. У них колодцы пересохли.

— Воду я могу устроить, — быстро сказал кооператор. — Сколько надо?

— Согласуем.

— У вас визитка есть? — спросил Сергей.

— Это что?

— Карточка такая. С телефоном. С Нокией.

— Нет.

— И у нас кончились. И вообще… Обули нас, — горестно сказал Литр Иваныч. — Карнавальщики. Феллини всякие.

— Клофелиньщики, — пояснил Сергей.

— Едем вот, а… И не похмелиться даже, — пожаловался Литр Иваныч. — Сидели вчера… Как люди. Полресторана за наши деньги гуляло. А сегодня и… Вот… Спели они романсы, денежки наши. Только доллары и мелочёвка ихняя остались. А что с ними?

— Поглядеть можно? — живо спросила бабка. — Я никогда иностранных не видала.

Литр Иваныч выложил на стол доллар, а Сергей монетку, найденную в тамбуре.

— Уже разрешили?! — воскликнул кооператор. — Смотри-ка ты! Для совместных предприятий!?

— А то, — солидно сказал Литр Иваныч.

— Ускорение, — значительно сказал кооператор и показал вверх пальцем. — Мы в провинции не поспеваем. Опять же, гласности мало.

— Зачем эта гласность? — сказала бабка. — Горшок надо выносить, если воняет, а не разбивать посреди комнаты.

— А как же репрессии? Лагеря? ГУЛАГ? — спросил сосед. — На старом новое не построишь. Язвы надо вскрывать, гной выдавливать. Пороки сталинизма полностью предать огласке.

— При Сталине порядок был, — возразила бабка. — Начальство не воровало. Хулиганов приструнили. А то, что секретарей партейных сажали, так это отлились им наши слезки. И с каждым годом всё лучше жили! И не спорьте со мной. Вы — то? как это можете помнить?

— «Было дело, и цены снижали», — добавил Литр Иваныч, вспомнив Высоцкого.

— А вот как после такой войны разруху было одолеть? — продолжила бабуся, получив поддержку. — Без порядка никак. И мы знали, что за нас никто не сделает. И он знал. Все работали, не покладая рук. Для деток, если уж так, старались, чтоб уж им получше потом жилось. Себя-то не жалели. Я туфельки не помню когда и одела. За всё про всё в сапогах. Да и у Иосифа Виссарионовича… Одеялко да шинелишка солдатская была. Орденов себе не вешал. Полную грудь. Он о стране думал. О людях простых. Чтоб хлебца белого вдоволь поели. Погодите, вспомнят еще. Сталина-то. Вспомнят.

— Вона! — воскликнул Литр Иваныч, просматривая газету, и зачитал. — «Президиум Верховного Совета СССР принял указ об отмене указа Президиума Верховного Совета СССР от 20 февраля 1978 года о награждении Леонида Ильича Брежнева орденом „Победа“». — Вон как. Леонид-то Ильич как отнесся, интересно?

— Отношусь как? — переспросил сосед. — К бровеносцу?! Ухоркал страну, боров. Еще немного бы — и кранты. Вот Михал Сергеич мне нравится. Молодой, энергичный. С народом простым — как доступно. Часами говорит. Часами! А мог бы и сутками. Кооперация развивается. Да нам! — десять лет! — и не страна будет, а сказка! Работать вот разучились. Привыкли от восьми до пяти, а там трава не расти. Не-е-т, братцы. Не так. Есть нам к чему стремиться.

— А мы в колхозах, что? не работали от зари до зари? — возразила бабулька. — Много хорошей жизни видывали? Трудодни? Налоги на яблони да смородину? Свиньи нет — а шкуру сдай. Курей нет, а яичко неси. При Хруще заставляли кукурузу ростить. Вот такусенькая вырастала. С пальчик. Грамотеи. Как же! Как и нынешние. Такие же.

— Мамаш, — по-доброму сказал сосед. — И я о том же. Перестраиваться надо. Сельское хозяйство тоже надо перестраивать. Работаешь — получи по труду. Лентяй — ну, и сиди себе на печке, глину выковыривай и жуй. Офицеров переучить! — и на заводы, мастерами, в цеха. Армия такая нам не нужна. Ракеты и подводные лодки — порезать. Металл — в народное хозяйство. Или продать на иголки.

— А американцы режут? — спросил Литр Иваныч.

— С Америкой у нас теперь паритет. Штаты нам не враги. Перестраивать надо мышление. Образ врага — это не актуально. Дружить, торговать, сотрудничество по всем направлениям. Вот вы же торгуете. От какого министерства?

— Авиационной промышленности.

— Ругают вас в газетах.

— А кого теперь не ругают? — нашелся Литр Иваныч.

— И то верно. Уж нашего брата кооператора… А ведь для людей стараемся. Чтоб можно было и купить что надо и…

— Втридорога только всё, — язвительно перебила бабуся. — Спекуляция эта до хорошего не доведёт. И у нас, как в Польше этой, скоро будет. Тыщщи процентов. Мы с дедом и крупы мешок взяли, и соли мешок, и спички. Пока есть. А скоро не будет. Или будет да за бешеные цены, как у кооператоров ваших. Мыло где?

— Потому и втридорога, что скупают мешками, — возразил кооператор. — Брали бы нормально, по килограмму, и хватило бы. И цена бы установилась. Законы рынка. Вон, товарищи, тоже, — показал он на Литр Иваныч. — Ртутью торгуют. Вот вам ртуть нужна? — спросил он у бабки.

— Не нужна мне ртуть, — поджала она губы.

— И мне не нужна. А кому-то там нужна. Ртуть ненужную продадут, дивидяхи купят, здесь продадут — людям интерес обеспечат. И заживем лучше любой Америки.

— Если все продавать будут — кто будет работать? — спросила бабуся. — Нэпманы что ли?

— А-а, — как от зубной боли отмахнулся кооператор. — Надо понимание иметь. Я в Москве, в гостинице, телевизор смотрел. Программа «Взгляд». Ну, сами знаете, — сказал он, обращаясь к Сергею.

— Ну, — сдержанно подтвердил Сергей.

— Шахтеры в Воркуте. Бастовать, видите ли, задумали. Работы, дескать, нет. Решай, мол, государство. Так она умная женщина. В программе была, — пояснил он. — Ирина зовут, а фамилия неприличная. В общем… Манда, — сказал он вполголоса.

— Нерусь, поди, — брезгливо сказала бабка.

— Так она что говорит? Идите, говорит, шахтеры, в тундру. Собирайте клюкву. И продавайте! Сразу видно, как у человека мозг устроен! Государственно мыслит. Это же лозунг можно над шахтой: «Шахтеры, работы нет? Собирайте ягоды и грибы!» Вот таких энергичных людей и надо в наше правительство. Рынок в два счета построим.

Стучали колеса.

За окном бежали телеграфные столбы.

Возникла неловкая пауза.

— Вот, — печально сказал Литр Иваныч, забирая со стола свой доллар, — климакса у мужичков нету, да и… И похмелиться, тоже… Много у вас проблем, я смотрю. Бабочки летают, бабочки. — Литр Иваныч, позёвывая, откинулся на стенку купе и закрыл глаза. Но в бездействии ему не сиделось. — Дак, что ты говоришь, — обратился он к Сергею, как будто продолжая разговор, — Валерка машину в закордоне купил?

— Фольксваген, — поддакнул Сергей, оторвавшись от газеты. — Оцинкованный. Салон чистенький. Пять литров на сотенку.

— Да ну, — притворно удивился Литр Иваныч.

— Не мотор, говорит, а песня. Дизелёк.

— Немец, — уважительно сказал Литр Иваныч, и, не находя нужных слов, слегка пристукнул по столу.

— А что, — поинтересовался кооператор, — машины оттуда тоже? да?

— Да можно, — спокойно сказал Сергей, — на паром, и своим ходом.

— У меня-то «восьмерка», — засуетился кооператор. — Но заграничную… Конечно, я понимаю… на бартер тут? А?

— Не знаю, — солидно сказал Литр Иваныч. — Сейчас сказать не могу. Это как посмотреть. Это вопрос серьезный.

— Не простой, — значительно вставил Сергей.

— Да я понимаю. Понимаю. Надо людей заинтересовать. Я, конечно, готов. По договору. Ваш процент учесть. А может… В порядке, так сказать… По граммулечке? а? За знакомство, так сказать. За взаимовыгодное сотрудничество. Сейчас, как говорится, — хихикнул он, — без бутылки и детки не рождаются.

— Да мы бы и рады, — скорбно начал Литр Иваныч.

— Нет-нет. Это решим. Я решу, — твердо сказал кооператор, и вышел из купе.

— Курнем? — предложил Литр Иваныч.

— Чего тут курить-то? — ответил Сергей. — Ясно, как божий день.

— Вот и правильно, — согласился Литр Иваныч. — Вот и ладненько. Как вас, сударушка звать-величать?

— Какая я еще сударушка? Всю жизнь Катерина Петровна я.

— Катерина Петровна, — приложил руку к сердцу Литр Иваныч. — Вы на нас не серчайте. — Ей богу. Я сам… Всю жизнь… Вечный пахарь. На военном флоте ого-го сколько годиков отбухал. На заводе, можно сказать, в передовиках. Всегда, куда трудней — кого? В самую тундру? В полярную ночь? Вениамина Яковлевича! Знают, Вениамин Яковлевич костьми ляжет, а не подведет! Сейчас вот, доверили, — молодежь воспитываю. Опыт передаю. Я, знаете, вам скажу, они, язык не поворачивается… И на Ленина начнут бочку катить. Да-да, Катерина Петровна. Но мы им зубы-то, этим феритикам, пообломаем. Пообломаем, да. У нас, знаете, Бронзовая дивизия. Солдаты. Это, как он… Предводитель-то? фамилию забыл. Что-то дорожное. Своего мы им не отдадим. Без воды будут сидеть, так попиликают без воды. Без воды — не больно-то.

— Вот, — зашел в купе кооператор и показал бутылку водки. — Сухой закон. Пользуются. Втридорога втюхивает. Но, что скажешь — деловые люди, я понимаю.

— Давайте по соточке, — живенько скомандовал Литр Иваныч. — Катерин Петровна, ты как, а? поддержишь?

— Я, ребятки, только пригубить если. Мне на донышке. Чуточку самую. У меня тут смотрите, — она достала мутные целлофановые пакеты, — пироги, яички, огурцы. Берите, ребятки. Лучше, дружно ехать, правда?

— За знакомство.

— И взаимовыгодное сотрудничество.

Чокнулись. Выпили.

— Сучок, — горестно сказал Литр Иваныч, помотав головой, и занюхал пирожком. — Не «Путинка».

— «Андроповка», — пояснил кооператор. — Виноградники на югах вырубают, — сказал он, посыпая солью огурец. — Это, конечно, не деловой подход. Перегиб, конечно. С пьянством бороться надо, тут я поддерживаю. Но должен быть выбор, товарищи. А не талоны. Нам рынок надо строить.

— Сухой закон, значит — медленно повторил Литр Иваныч, сразу как-то вникая. — Вот до чего. Конечно. Тут и до Солженицына недалеко. Нет, пойду-ка я, всё же, покурю, — сказал Литр Иваныч. — Мотылек, ты со мной?

— Идем, — ответил Сергей. — Куда ж я без тебя.

— Они здесь что? — горестно восклицал Литр Иваныч. — Совсем ополоумели?

— Да ладно, что ты! — успокаивал его Сергей.

— Нет, я не пойму! У этих мудрецов в Кремле совсем с головкой плохо? Чего только не наворотили! Границы, войны, всюду раздрай какой-то… На хохлов атомную бомбу сбросили. Додумались!

— Вот, наверно, и с водой от этого трындец. Радиацией хлестануло. Слышал? динозавры на Украине?

— Динозавров укротят. Или в народном хозяйстве работать заставят. Это не проблема. А вот чехов, бедняг, опять побили. Вот это — да. Опять им досталось, братьям-славянам. Не берегут своих, и всё тут. Эстонцам воды не дают. Ну да, всегда были фашистюги, за море смотрели, но уж воды-то? А? Неужто воды жалко? Пусть люди вволю напьются. Милосердие где? Ведь бывший наш народ. А с грузинами зачем? Грузины — соратники наши вечные, плечом к плечу. Это ж — друзья, генацвале. Вон как «Тополя» поют! А «Васильки»? У меня пластинка есть.

— Так это… Яковлевич… Мы с тобой, заметь, всё это только за три дня узнали.

— И я про то же. За три дня, Мотылек! Вот, — Литр Иваныч показал кончик ногтя — с гулькин хер! А что на самом деле творится? Подумать страшно. Кто у них там за деятель такой? Кто там сидит за вредитель? Шпион американский пролез? Его же разоблачать надо! Там, я смотрю, целый клоповник. Не-е-ет… Не понимаю и понимать даже не хочу.

— Да, — согласился Сергей. — Народ злой какой-то, обиженный. Нервный.

— Ненависть же не на пустом месте берётся. Верно ведь? Значит, задели. И сильно, я тебе скажу, значит, задели. Терпелка совсем закончилась.

— А отчего?

— Тут три пяди во лбу не надо, — хмыкнул Литр Иваныч. — Добро людям делать трудно. Это же усилий требует. Мозговой деятельности. Вот какой-то шибко умный и придумал.

— Что?

— Ты не слышал что ли? Сухой закон. «А вот, дай-ка я, вот так вот: жрать нечего, ладно, они привыкли вроде, не дохнут, заразы, как ни старайся, не дохнут и всё! так мы теперь им выпить не дадим!» О! мысль! О! идея! Что народ на это подумает? Совсем извести хотят! Всё логично.

— В Москве, наверно, есть. А чего? В Москву съездили — и купили. Не привыкать. И винца, и колбаски, и апельсинов. Мы, например, за гондонами ездили. Купили.

— Мандаринов твоих мне не надо. А вот если приспичит? что? За пол-литрой в Москву ехать? Да и остальное, я тебе скажу…. Если Валера этот в Финляндии всё покупает, значит у нас до сих пор этих, как ты говоришь, интернетов, где всё в кучу свалено, не построили. И гондонов до сих пор в продаже нет, не боись — нету гондонов. Так что… Не дадут тебе девки. Езжай в Москву, если сухостой замучал.

— А телефончики у них какие, а?

— Зачем мне ихние «телефончики»? Чтобы твой Толя-ебатоля каждые десять минут мозги полоскал? Все придумано для того, чтобы рабочего человека закабалить. А этот? Корейка сраная. Акула капиталистического мира. Ты пойми! Он, говорит, на заводе работает, да?

— Ну да.

— Наверно, не последний там человек. И налево продает. Сука. Через дыру в заборе. Не стесняется. В наглую.

— Что продает?

— Всё! Такой и мать родную продаст! И спирт у него, и баранина. Жучара! И выпей и закуси. Вагонами спекулирует.

— Яковлевич, может всё это еще не взаправду? Сам же говоришь — квадратный корень надо извлечь. Так что ты не переживай. Нам, главное, надо домой вернуться. Там нас Анатолий Израилевич ждет. Что он тебе скажет?

— Да я его в жопу расцелую, если мы домой вернемся! Я пить брошу!!

— Не заболел, нет?

— Ох, — горестно вздохнул Литр Иваныч. — Лучше бы заболел. Ты что-нибудь понимаешь? Ты не видишь, какие тут «чудеса под одеялом»? Они климакс и ночных бабочек-мотыльков в комсомольской газете обсуждают! А что будет завтра? Где проснемся? В каком светлом будущем? Где воздух по талонам?

— Ну, я так думаю… Ну, пусть. Я лично, во всё это не верю. Такого быть не может. Ну, допустим. Тем не менее. Рано или поздно куда-нибудь приедем. Правда? Вместо еды — таблетки. Съел одну — и сытый весь день. А может уж там потихоньку и как в Финляндии будет? В одном магазине — всё. Вот что ты хочешь, чтоб было в магазине?

— Я? Пятьдесят сортов вина, — Литр Иваныч махнул рукой, как пушкинская царевна — лебедь.

— Будет.

— И двадцать пива.

— Не много? Ладно. Сделаем. Что еще? Что еще твоя душенька хочет?

— Ну, машину. «Жигули».

— Забирай. Почти бесплатно.

— Самолет, как у нашего директора.

— Это подороже — но, уговорил, бери.

— «Уговорил». Добрый какой, — съязвил Литр Иваныч. — Смотри-ка! А сколько летчику надо платить? Подумал?! Без штанов останешься. А тебе что надо? — в свою очередь спросил он.

— Пластинки. По телевизору чтобы тоже. Рок-концерты. Пусть Битлз на Красной площади выступят.

— Ты думай, о чем говоришь! На Красной площади, у святынь! концерты тебе! Я тебе точно когда-нибудь заеду, — показал Литр Иванович мозолистый кулак. — Будешь фонарями, как светофор светить.

— Я же… Это… Футуристически. Фантастика.

— Размножаются почкованием, — хмыкнул Литр Иванович, попыхивая сигаретой.

— Девки будут почти голыми по улицам ходить, — мечтательно продолжал Сергей. — В ажурных чулках. Без юбок. Всё видно насквозь. Раз война кругом. Где мужики? Им же завлекать надо.

— С природой не поспоришь, — согласился Литр Иваныч. — Эти, вон. Помнишь? Зечка. Пупом как вертела. Я сразу всё понял. Всё просёк.

— А чего заорал на нее? Надо было ее за пуп — и в тамбуре! буквой зю!

Литр Иваныч зло запыхтел сигаретой.

— Молодятина. Это по твоей части.

— А вот скажи, Яковлевич. Попадем мы туда. Таблеток нет. Жрать нечего. Пить нечего.

— Из лужи напьешься. Если припрёт.

— Я не хочу из лужи. Там микробы.

— Да не бзди ты! Надо не ссать на колени, а расслабиться. Порядок должен быть даже в свинарнике. Найдем по бабе, и абгамахт. У них к тому времени ни у кого стоять не будет. На таблетках-то. А мы с тобой — нарасхват! Или акционерку откроем. Услуги мужские оказывать. Эти, с голыми пупами, в очередь выстроятся. Ладно. Хода нет, ходи с бубей. Пошли с врагом народа водку пить.

— …И вот эта колдунья, наколдовывает, — продолжала рассказывать Катерина Петровна, — и карты у нее так ложатся. Этот с пятном — Антихрист. Так и в Библии написано. С него всё и пойдет. Вой и плач, разброд и неразбериха. Деньги станут — бумага. Подтирайся, да сортир обклеивай. Спичку на них не купишь.

— Как в 1918 году, — вставил Сергей.

— Потом — и хуже того. Сатана Антихристу дорогу перейдет, бесенята будут воду мутить, вор вора поцелует. А итогом — глад, мор и война. Сатана свата на свата натравит, детей на отца, брата на брата пойдёт. Москва-река Красной рекой будет назваться. От кровушки людской. Тыщу трупов туда покидают рыбам на съеденье.

— Гражданская война. Колесо истории повторяется, — опять пьяно воскликнул Сергей.

— Заткнись, — сурово сказал ему Литр Иванович. — Что дальше, Катерина Петровна?

— Народу вымирать-погибать, а ворам-разбойникам — во дворцах плясать — веселиться. До полусмерти народ истреплют, считай до покойника, на износ. А чтоб совсем извести русский люд — придумают христопродавцы войну с нехристями. И нехристи потом будут в злате-серебре, над Русью потешаться. Дань им будем платить, как монголам, а они в лицо русскому человеку будут плевать и издеваться. После христопродавца придет новый царь. Черный карлик о двух головах. А с ним Чародей — кудесник-Черномор. Этот начудит — начудесит. Из мухи слона сделает.

— С Чехословакией когда воевать будут?

— Этого она не говорила.

— А с грузинами?

— Война будет, а с какими не сказала. Может и с грузинами.

— У меня друг грузин, — сказал Литр Иваныч. — Я за него любому морду набью. Сразу предупреждаю. Мы с ним в кабаке против шестерых дрались. Из-за меня, кстати. Он как взял стул! они как клочки по заулочкам полетели. Мне, правда, ребро сломали. Но зажило быстро.

— Чехи, понятно, — сказал кооператор. — У них на нас зуб с шестьдесят восьмого года. А с грузинами нам делить нечего. Это наш народ, христианский. Мы вместе должны быть.

— А потом что?

— Потом все карты смешались. Она чего-то такое увидела, что только рукой махнула.

— А что?

— Да крокодилов каких-то. Сама, говорит, понять не могу. Желтое всё.

— Н-да… Без водки не разобраться, — сказал Литр Иваныч. — Добьём? Ну, чтоб не сбылось!

Порожняя бутылка переместилась под столик.

— С водкой мы проблему решим, — решительно сказал кооператор. — Монополию отменят, это, как пить дать. И первым делом — свой перегонный заводик. Это — вечная тема, вечная, понимаешь? Веня, в долю войдешь?

— Войду, Слава, войду, — уверенно сказал Литр Иваныч. — У тебя соображалка работает. Но то, что ты с родного завода налево гонишь… Это…

— Веня, друг! Сколько у государства не воруй — все равно своего не вернешь. Бизнес надо делать. Где наша еще одна родёмая?

— Вот-вот, вот она, вот она, намотана, — показал на непочатую бутылку Литр Иваныч. — Мотылек! Размахни. «Часто, разлив по сто семьдесят граммов на брата, даже не знаешь, куда на ночлег попадешь», — напел он с хрипотцой.

— Высоцкий, — сказал кооператор и уперся указательным пальцем Литр Иванычу в грудь. — Правильно. Это в самую точку. Ты же проговорился, кассеты у вас. Польские, да? Я понял. Фильмы с ним, верно? Это вы — да! Это очень хорошо пойдет после её книги. Очень! У тебя Веня, головка в нужном направлении варит. Ой, золотая у тебя голова. Ведь в следующем году — десятилетие. А я сразу как-то и не дотумкал.

— Какое десятилетие? — спросил Сергей.

— Да ладно мне — «какое». Чего теперь-то. Не понял я, как будто. Вы ребята ушлые. По заграницам не зря мотаетесь. Володю, конечно, жалко. Сгубило его… Шесть бутылок водки в день… Какое сердце выдержит, правда?… Но, если грамотно дистрибьюцию, то сейчас эти кассеты… Возьмите в долю, а? Можно делать, слышь, Вень, комплект. У меня знакомый директор, Вень. Понял? В типографии нашей. Понял о чем я?

— Понял, — неуверенно ответил Литр Иваныч.

— Что сделаем? — загадочно спросил кооператор.

— Что? — весело переспросил Литр Иваныч.

— Но только в долю, да? Замётано?

— Замётано, — пьяно пообещал Литр Иваныч.

— Купеческое слово! Смотри! Закон! Мы еще один тираж нашлепаем, — радостно поделился кооператор и довольно облокотился на стенку купе, скрестив руки на груди. — Как родной будет. И обложечку. И тыры-пыры. Вот вам — Мариночка, и видеокассеты ваши заодно. Завернули. Бац! Ленточкой синенькой. Фотку сверху. Он с гитарой, она — киса. Рынок накроем, от Владика до Калининграда. А что? Книжка кассету продает, а кассета — книжку. Книжки не гниют, Вень. Лежат себе, хлебушка не просят. У меня гараж есть. Эта? понял? Разметут всё равно. Не печенюшки, не сгниют. Вставай, страна огромная. Я понимаю ваш замах, вы к годовщине уже хорошо подготовились. Ну, голова, — погрозил он восхищенно пальцем Литр Иванычу. — А мы — валенки деревенские. Давай, скооперируемся, Веня! На этом, я тебе скажу, можно хорошие деньги поднять.

— А чего сгубила-то? — приблизив лицо к кооператору, хмуро спросил Литр Иваныч.

— Ничего нас не сгубит, — уверенно ответил кооператор. — Масштабней надо думать. Как Ирина японская с телевизора.

— Высоцкий, — не отставал Литр Иваныч.

— Высоцкий? «После Серёги второй, истинно русский певец», — сказал с выражением кооператор. — Эх, — он смахнул пьяную слезу. — А вот, слушайте, мужчины.

Кооператор встал, и, пошатываясь, со стаканом в руке, продекламировал под стук колес:

— Ты, подожди, что говоришь-то? — сдвинув брови, спросил Литр Иваныч. — Не понял я что-то. Ты про что? Где Володя?

— Володя на Ваганьковском, Веня. На небесах! А где ж ему быть, нашему Володе?

— Я же!!! — страшно вскрикнул Литр Иваныч, сжав кулаки. Встал и вышел из купе, резко задвинув дверь.

— Он что? — недоуменно спросил кооператор у Сергея.

— А вот, — развел руками Сергей. — У вас водка неправильная. Блевать, наверно, пошел.

— Водка какая уж есть. Было бы предложено. Ну, давайте на боковую готовиться, что ли, — сказал кооператор. — У меня проволока припасена и пассатижи, замотаем ручку на завязку. Сейчас сходите по своим делам и ночью уж не шляндайте. Терпите.

— А что? — насторожился Сергей.

— Бандиты по ночам на этом перегоне…

— Озоруют?

— Озоруют, — невесело подтвердил кооператор. — На той неделе в этом поезде целое купе вырезали.

— А если скажут: милиция? — спросил Сергей.

— Не открываем. Если жить хотите.

— Свят-свят, — перекрестилась бабуся.

— Ничего, мудро вечера утренее, — сказал кооператор, вешая на шею полотенце.