Борьба за господство на Черном море

Смена вида деятельности. Переход к оборонительным задачам

Выполняя распоряжения командования ВМФ, Черноморский флот в период с 23 июня по 21 июля 1941 г. поставил в районе Севастополя, Одессы, Керченского пролива, Новороссийска, Туапсе, Батуми и озера Устричное 7300 мин и 1378 минных защитников, что составило соответственно 61 % и 50 % всего наличного минного запаса.

Минные заграждения ставились как в дневное, так и в ночное время боевыми кораблями и переоборудованным под минный заградитель транспортом «Островский». Боевое обеспечение минных постановок включало ведение воздушной разведки, несение дозоров надводными кораблями и подводными лодками, поиск подводных лодок противника в районах минных постановок самолетами-разведчиками и сторожевыми катерами. Оперативное прикрытие возлагалось на корабли эскадры, находившиеся в Севастополе в трехчасовой готовности к выходу в море, и дежурившую на аэродромах авиацию.

Перед началом военных действий намеченные для выполнения минных постановок корабли находились в повышенной боевой готовности в основном в тех пунктах дислокации, которые предусматривались предварительным развертыванием сил флота по оперативному плану.

Большая работа проводилась по материально-техническому обеспечению минных постановок. В соответствии с планом минно-заградительных действий минный запас флота заранее рассредоточивался по базам, из которых должны были выходить корабли для постановки мин. Мины, предназначенные для постановки в первую очередь, предварительно подготовили еще до начала военных действий. Для того чтобы обеспечить массовую подачу минного запаса на корабли, все предназначенные к постановке мины распределялись по соответствующим партиям, в планируемой последовательности их постановки, с учетом образцов, количества, длины минрепов и т. д. Большое внимание обращалось на оборудование причалов и путей подкатки к ним мин со складов. Значительную работу провел Гидрографический отдел флота по навигационно-гидрографическому обеспечению минных постановок.

Тщательная предварительная подготовка и высокая боевая выучка личного состава, а также фактическое отсутствие помех со стороны противника позволили осуществить оборонительные минные постановки на всем театре без потерь. Однако противник у наших берегов так и не появился — а вот мы за годы войны на собственных минах потеряли три эсминца[19].

Как видно из уже упоминавшейся телеграммы адмирала И.С. Исакова, оборонительные минные заграждения у военно-морских баз (кроме Севастополя) приказывалось ставить по плану 1940 г. Тот план составлялся исходя из наихудшего для нас варианта развития событий. В частности, считалось, что в войну вступит Турция — а это позволит войти в Черное море мощной группировке военно-морских сил одной из ведущих военно-морских держав. Несоответствие плана 1940 г. реалиям июня 1941 г. как раз и учитывалось в телеграмме Исакова, отдававшей постановку мин у своих баз, кроме Главной, на усмотрение Военного совета ЧФ.

В настоящее время факт постановки оборонительных заграждений вызывает много критики в адрес командования Черноморского флота и прежде всего его командующего. Причем многие апеллируют к некому абстрактному здравому смыслу, согласно которому и нужно было действовать Ф.С. Октябрьскому. Только почему-то мы часто забываем, что предлагаем членам Военного совета руководствоваться нашим сегодняшним здравым смыслом — забывая, что в то время многое виделось иначе. Например, «здравый смысл» Ф.С. Октябрьского наверняка напоминал ему, что все его предшественники на посту командующего советским Черноморским флотом, за исключением одного человека, уже расстреляны. И лишь он да Юмашев пока еще живы.

Но это так, общие рассуждения. Давайте посмотрим, какой в действительности представлялась обстановка в отношении возможных ударов по нашим базам корабельными силами противника.

Как показал опыт начала Первой мировой войны на Черном море, превосходство над силами противника еще само по себе не гарантирует безопасность собственных портов от ударов кораблей противника. Но подобных ударов более слабого противника надо ожидать прежде всего в первую ночь войны, так как во многом они строятся на внезапности. Поэтому уж если румыны в первую ночь не предприняли рейдов, например против Одессы, то со временем это становилось все менее вероятно.

Военный совет флота не мог исключить выступление на стороне Германии одновременно с Румынией и Турции. Прямых указаний флотской разведки на то, что последняя может присоединиться к гитлеровскому блоку, не было. Однако, во-первых, эта самая разведка на многое из того, что произошло, ранее тоже не указывала. Во-вторых, Турция исторически пребывала в списках наших потенциальных противников: вся боевая подготовка Черноморского флота ориентировалась на вероятное вооруженное столкновение с турецкими ВМС.

Правда, объединенные турецко-румынские силы все равно уступали советскому Черноморскому флоту. Другое дело, что теоретически турки могли пропустить в Черное море итальянские корабли. Такое развитие событий не исключалось — прежде всего в силу того, что веры в любые договора с капиталистическими государствами не было по определению. И нападение Германии в тот момент являлось самым сильным тому доказательством.

Но это лишь один, очень любимый нашими руководителями всех уровней политический аспект. Однако существовал и военный. Для начала у итальянцев должны быть силы, которые они могли бы выделить для действий в Черном море не в ущерб своему главному морскому театру войны — Средиземноморскому. Здесь бы и должна была сработать разведка. Сразу отметим, что, наверно, трудно найти страну, чьи разведчики не сидели бы на берегах Босфора. Были там и советские, и уж они бы вряд ли не заметили проход проливом боевых кораблей других стран.

Правда, надо иметь в виду, что расстояние от Босфора до любого советского черноморского порта корабли могут пробежать за одну ночь. Но очень маловероятно, что итальянские корабли, зайдя в Черное море, немедленно бросились бы наносить удары по нашим базам. Скорее всего они сначала бы зашли в ту же Констанцу, где пополнили запасы и более детально ознакомились с обстановкой. Таким образом, по-видимому, командование Черноморского флота узнало бы о проходе Босфора итальянскими кораблями уже через несколько часов — а наиболее вероятное начало активных действий этих сил следовало ожидать не ранее чем через сутки.

Теперь обратимся к сводкам разведывательного отдела Черноморского флота. С первого же дня войны в них указывалось на повседневный характер деятельности турецкого флота. Правда, 23 июня на основании явно сомнительных разведпризнаков делается вывод о возможности подготовки турками морской десантной операции — но более об этом не вспоминали. А 29 июня нашлось объяснение и скоплению сравнительно большого количества транспортов в Зонгулдаке — в связи с началом военных действий в акватории Черного моря турки форсировали создание зимних запасов угля в западной части страны. Так что немедленное вступление Турции в войну пока не подтверждалось, а значит, и проход Черноморскими проливами кораблей одной из воюющих стран оставался маловероятен.

Правда, в сводке от 27 июня обращает на себя внимание следующая фраза: «Имеются сведения, что итальянский флот следует через Дарданеллы в Черное море для высадки десантов в направлении Одесса — Севастополь»[20]. В тексте рукой начальника штаба флота слово «следует» исправлено на «проследует». Источник данной информации не указан, и в последующих разведсводках больше о ней не упоминалось. Вновь итальянские корабли попали лишь в сводку от 1 июля. Там говорилось, что в ближайшее время через проливы в Черное море под болгарским флагом ожидается проход шести итальянских миноносцев. 2 июля сообщалось о выходе из Босфора эсминца в сторону Бургаса, при этом национальность корабля не указывалась. 4 июля радиоразведкой отмечена работа итальянской радиостанции в Варне, из чего сделан вывод, что вышедший из Босфора эсминец «по-видимому, итальянский». 7 июля в сводке указывалось, что, по уточненным данным, в Варне итальянских эсминцев нет. Но 8 июля сводка утверждает, что 3 июля в Бургас прибыли «два итальянских военных корабля с оружием, предназначенным для итальянского экспедиционного корпуса, действующего на советском фронте».

Здесь вообще какая-то несуразица. Во-первых, что это за корабли и откуда они вдруг взялись в Черном море — их что, наша разведка проспала в Босфоре? Во-вторых, зачем везти оружие на боевых кораблях, нарушая статус Черноморских проливов, если гораздо удобнее сделать это на гражданских судах. В-третьих, никакого итальянского экспедиционного корпуса в то время на советско-германском фронте еще не было[21]. Последний раз итальянские корабли появляются в разведсводках в середине сентября, когда уже все оборонительные заграждения были выставлены.

Анализируя «итальянский след» в сводках разведывательного отдела флота, надо заметить, что информация носила очень неопределенный характер и, как правило, не подтверждалась. Да и состав итальянских сил заметно таял: сначала целый флот, затем шесть миноносцев и, наконец, один эсминец. Неизвестно, какую информацию командующий флотом получал из Москвы по конфиденциальным каналам — но трудно себе представить, что она нагнетала обстановку в отношении возможностей Италии ввести свои военно-морские силы в Черное море. Реальную обстановку в Средиземном море мы знали в основном по газетам и объективно оценить состояние итальянского флота, а тем более его возможностей по выделению каких-либо значительных сил для действий в Черном море не могли.

Во всяком случае, сводки разведывательного управления ВМФ весны — лета 1941 г. вызывают улыбку. И не потому, что сегодня мы знаем то, что тогда они не знали. Просто видно, как все эти секретные сводки на самом деле в основном переписаны из зарубежных газет. Отчасти все объяснимо, так как основными информаторами разведуправления являлись военно-морские атташе, а не какие-либо технические или специальные средства разведки. А возможностей у военных атташе по сбору разведданных не так много, как пишут в романах. Как правило, их информация военно-политическая, а не конкретная оперативно-тактическая.

После установления союзнических военно-морских отношений с Великобританией британская разведка проинформировала нас о том, что итальянский флот не может в настоящее время выделить какие-либо значительные силы для действий на других театрах; Турция заинтересована в сохранении своего нейтралитета, а значит, и правового статуса Черноморских проливов в случае направления в Черное море каких-либо боевых кораблей, британская сторона проинформирует советскую еще до того, как корабли войдут в Дарданеллы. Правда, все, что связано с началом советско-британского сотрудничества, относится уже к июлю.

Таким образом, в двадцатых числах июня 1941 г. командование Черноморского флота могло опасаться входа итальянских военно-морских сил не более чем вступления в войну Турции на стороне Германии — то есть подобные опасения не имели под собой реальной почвы. Но одновременно комфлота не был уверен, что располагает всей информацией, и в этих условиях хотел подстраховаться.

Подведем итог вышеизложенному. В 6:00 22 июня на Черноморский флот ушла директива наркома ВМФ: «Приказываю произвести оборонительные минные заграждения». В тот же день пришло три телеграммы с указанием о создании заграждений, в одной из них за подписью Исакова разрешалось у всех, баз кроме Главной, мины ставить на усмотрение комфлота. При этом Ф.С. Октябрьский не имел уверенности в сохранении Турцией статуса нейтрального государства. Относительно реальных возможностей итальянского флота он никакой конкретной информации не имел. Сюда надо добавить, что в теории применения сил флота на протяжении всех 30-х годов минно-артиллерийская позиция являлась сердцевиной всех планов действий флотов на случай войны. Бой на минно-артиллерийской позиции — это то, что отрабатывали все флоты в предвоенные годы.

Таким образом, надо признать, что в тех конкретных информационных условиях Военный совет Черноморского флота оказался в некотором роде спровоцирован на постановку минных заграждений как минимум у Одессы и Батуми. У Севастополя он это сделал по прямому приказанию наркома. У Новороссийска мины выставили 25–29 июня, то есть можно сказать тогда, когда в обстановке до конца не разобрались. А вот заграждения в Керченском проливе (10–17 июля) и у Туапсе (18–19 июля) объяснить вроде бы трудно, но чуть позже и здесь мы найдем подсказку. А пока констатируем, что постановка оборонительных минных заграждений на Черном море в большей своей части не соответствовала сложившейся оперативной обстановке на театре. Но ответственность за это должны нести не только Военный совет ЧФ, но и Главный штаб, а также Военно-морская академия как ведущий разработчик применения сил отечественного флота. Ведь не без ее участия минно-артиллерийские позиции превратились в своего рода фетиш.

Выставленные минные заграждения очень быстро дали о себе знать. Только с 23 июня по 20 июля 1941 г. в районе Главной базы катерами ОВР обнаружено и уничтожено 13 всплывших мин и два минных защитника. Для обеспечения безопасности судоходства командование флота приняло срочные меры по организации военно-лоцманской службы и начало проводку судов через районы, опасные от мин, организовывало инструктивные занятия с капитанами судов, ввело систему дополнительных навигационных ограждений. А тут еще выяснилось, что на флоте фактически отсутствуют параваны-охранители для тихоходных транспортов.

20 июля 1941 г. штаб ЧФ запретил плавание судов в районе Одессы, Севастополя, Керчи, Новороссийска, Туапсе и Батуми без военного лоцмана или конвойного корабля. Командирам баз вменялось в обязанность предупреждать об этом каждое судно, куда бы оно ни следовало. Однако этих мер оказалось явно недостаточно. Из-за неподготовленности личного состава кораблей к плаванию по фарватерам военного времени, слабой обеспеченности и плохой организации судоходства от подрыва на своих минах погибли, кроме эсминцев и тральщика, торпедный и два сторожевых катера, гидрографическое судно, три транспорта, танкер, буксир, две паровых шхуны, два сейнера и баржа. Два транспорта получили серьезные повреждения. Есть основания полагать, что некоторые из кораблей и судов, считающиеся погибшими и поврежденными на минах противника, фактически подорвались на своих.

Кроме минной опасности, на интенсивность наших морских перевозок стал влиять подводный фактор — а точнее, подлодки противника. По данным разведывательного отдела флота на 29 июня на Черном море действовало 7–8 германских подлодок. Из них три якобы базировались на Созопол (Болгария). Но еще раньше, 26 июня, Ф.С. Октябрьский в телеграмме командирам военно-морских баз к числу «главных и сильных врагов», кроме авиации, причислил и подводные лодки, которых, как указывалось в телеграмме, «немцы притащили в Черное море, видимо, не один десяток». 2 июля в донесении наркому ВМФ командующий флотом докладывал: «Сейчас точно установлено, что на Черноморском театре у наших военно-морских баз работает минимум 10–12 подводных лодок». Видимо, на основании этого донесения на следующий день адмирал Н.Г. Кузнецов докладывал Государственному Комитету Обороны о том, что «порт Варна используется для базирования 10–12 немецких подводных лодок, действующих у наших берегов».

Откуда командующий флотом взял 7–8 подлодок противника на 26 июня, непонятно. Скорее всего он сам их придумал, дабы карась, то бишь командир ВМБ, не дремал. Первый раз в разведсводках германские подлодки появились 29 июня. Правда, еще раньше и позднее от постов СНиС, кораблей и самолетов в море поступали донесения о якобы замеченных ими перископах и самих подводных лодках. Но по подобным отрывочным донесениям нельзя было определить их количество на театре, это могла сделать только разведка на основании анализа сил противника в базах.

Здесь небезынтересно обратиться к дневниковым записям Ф.С. Октябрьского, опубликованным его дочерью. Как раз 29 июля у комфлота на докладе побывали начальник штаба флота контр-адмирал И.Д. Елисеев и начальник разведывательного отдела полковник Д.Б. Намгаладзе. После разговора с ними в дневнике появились такие строчки: «Босфор прошло большое количество ПЛ (вошли в Черное море). Турки продолжают пропускать через проливы немецкие военные корабли, идущие в Черное море». В разведсводках этого нет. Не исключено, что Д.Б. Намгаладзе доложил комфлота некие свои личные мысли по этому поводу. Но в любом случае строчки из дневника характеризуют представление Ф.С. Октябрьского о существующей подводной угрозе. Данный конкретный случай иллюстрирует влияния фактора субъективизма на объективность оценки обстановки. Командующий флотом счел, что через Черноморские проливы идут германские корабли — хотя имевшиеся в его распоряжении на тот момент времени документы не давали для этого никаких оснований.

Далее динамика донесений разведывательного отдела флота по германским подлодкам выглядела следующим образом. 2 июля разведчики доложили о двух германских подлодках в Варне. 10 июля — на порты Болгарии как нейтрального государства базируются немецкие подлодки, укрывающиеся от наших вооруженных сил. 12 июля — по достоверным данным, в судоремонтных мастерских в Варне собираются четыре германских подлодки. 15 июля эта информация подтверждается. 14 июля — в Бургасе отмечено две итальянские подводные лодки.

Периодически сообщается о выходе германских подлодок из Бургаса в море и даже указываются курсы. 17 июля — из Италии в речной румынский порт Джурджиу прибыли две подлодки. 17 июля вновь подтверждаются сведения о наличии в Варне трех германских подлодок. 22 июля — вверх по Дунаю на буксире проследовали две поврежденные германские подлодки. 4 августа — в Румынию прибыли 2000 немецких моряков с подводными лодками в разобранном виде. 10 августа — подтверждается сборка в судоремонтных мастерских Варны трех германских подлодок.

6 сентября — согласно записи болгарского погранпоста № 38 зарегистрировано с начала войны движение вниз по Дунаю 7 подлодок, 22 торпедных катеров. 14 сентября — в Бургас прибыли немецкие подлодки в разобранном виде.

Как мы видим, даже опираясь на разведсводки, Военный совет явно завысил количество германских подводных лодок на Черном море. На самом деле до лета 1942 г. противник имел на Черноморском театре всего одну румынскую подводную лодку «Delfinul», которая свой первый и безрезультатный поход на советские коммуникации мыс Ай-Тодор — Феодосия — Новороссийск совершила в период с 10 по 20 июля 1941 г.

Теперь давайте посмотрим, как отразилась на деятельности Черноморского флота раздуваемая подводная истерия. Утром 22 июня все советские транспорта на Черном море укрылись в портах. Наверное, это можно счесть нормальной реакцией на начало военных действий. Как мы уже знаем, в первые дни войны у командования Черноморского флота могла складываться вполне оптимистическая картина развития дальнейших событий. Не исключалось, что через неделю Красная Армия будет в Констанце и угроза своим морским коммуникациям отпадет сама собой.

Однако начавшиеся военные действия, наоборот, требовали увеличения объемов перевозок, и прежде всего нефтепродуктов, в противном случае это грозило срывом снабжения жидким топливом действующей армии. 24 июня адмирал Исаков потребовал от Военного совета срочно обеспечить плавание танкеров по трассе Батуми — Туапсе — Новороссийск — Керчь. Установление режима плавания и управление им возлагалось на флот. Время выхода и генеральные курсы назначались по указанию командиров ВМБ. Переход должен был осуществляться только днем под самым берегом в обеспечении наблюдений постов СНиС, авиации, катеров МО. В случае реальной угрозы движение требовалось приостановить. Основной угрозой для плавания танкеров на этой трассе считались подводные лодки и авиация противника.

26 июня движение транспортных судов возобновили. 28 июня нарком ВМФ указал Военному совету флота, что главной задачей флота в данный период является защита морских коммуникаций и в первую очередь обеспечение перевозок жидкого топлива. Насколько категорично Военный совет Черноморского флота воспринял эту директиву наркома, сказать трудно — но можно сказать, что именно тогда флот перешел от решения преимущественно наступательных к сугубо оборонительным задачам. Это отчасти касалось даже подводных лодок и ударной авиации, но об этом мы поговорим отдельно и чуть позже.

В начале войны на Черном и Азовском морях перевозками грузов занималось 119 транспортных судов. В то же время для охранения их на переходе морем флот располагал 60 сторожевыми катерами, 12 тральщиками и 16 эсминцами. Но поскольку значительная часть этих сил все время отвлекалась для решения других задач, а примерно четверть постоянно находилась в ремонте, то для охранения транспортных судов можно было выделить лишь 20 катеров МО, два-три тральщика и один-два эсминца. Учитывая это обстоятельство и руководствуясь указанием продолжать усиленные перевозки морем, командование флота дало указание командирам ВМБ осуществлять охранение транспортов только с ценными грузами, а остальные «должны следовать под берегом без конвоя день и ночь».

Здесь надо сразу отметить, что эскортные корабли — это те силы, которых много или даже достаточно просто не бывает. Так же традиционно всегда и у всех не хватало истребительной авиации для надежного прикрытия всех конвоев на переходе морем. Для компенсации последнего повсеместно прибегали к вооружению артиллерией судов.

По приказу наркомов ВМФ и Морского флота от 3 июля организациям, владевшим судами, с помощью Черноморского флота надлежало в кратчайший срок на 59 транспортных судах смонтировать 149 орудий калибром 45 мм и два орудия 76 мм. Для установки артиллерии суда распределялись по пунктам вооружения (Одесса, Туапсе, Новороссийск, Керчь, Мариуполь, Поти). Командование флота обязали выдать организациям, владевшим судами, артиллерийское вооружение и боезапас из расчета 100 выстрелов на орудие, обеспечить соответствующей консультацией установку орудий на судах, и выделить временно для обучения команд на каждое вооруженное судно по одному комендору.

К решению задачи вооружения судов приступили сразу же после получения приказа. Однако из-за недостаточного внимания к этому делу работа продвигалась медленно. Да и действительно — кто ту авиацию противника видел? В течение первого месяца войны германские самолеты в основном решали задачи разведки и минирования. Все это привело к тому, что, когда началась оборона Одессы и авиация действительно стала бомбить наши суда, артиллерию к тому времени установили немногим более чем на половине намеченных к вооружению судов.

Еще одна причина такой медлительности заключалась в том, что командование флота нацеливало оборону сообщений не столько против главного и, по сути дела, единственного противника — авиации, сколько против подводных лодок, которые реально отсутствовали. Именно поэтому в охранение транспортов повсеместно назначали сторожевые и даже торпедные катера, которые с точки зрения объектовой ПВО абсолютно бесполезны. Правда, и в отношении борьбы с подводными лодками они также никакой ценности не представляли, так как не имели радиотехнических средств обнаружения целей в подводной среде. Но тогда это считалось нормой, и противолодочная ценность катеров определялась наличием глубинных бомб. Только действительно очень цепные конвои охранялись эсминцами или тральщиками, которые уже могли представлять для авиации некоторую угрозу при их попытках атаковать транспорта.

Как уже отмечалось, вся ответственность за безопасность морских сообщений и организацию движения транспортов в пределах границ своих баз возложили на командиров ВМБ. Обеспечение морских сообщений от устья Дуная до Ак-Мечети возлагалось на командира Одесской ВМБ, от Ак-Мечети до Феодосии — на командира ОВР Главной базы, от Феодосии до Новороссийска — на командира Новороссийской и от Сочи до Батуми — на командира Батумской ВМБ.

С 26 июня на театре ввели систему конвоев, состоявших из одного-двух транспортных судов, нескольких боевых кораблей и самолетов МБР-2. Охранение одного транспорта осуществлялось одним, а при наличии ценных грузов — двумя-тремя сторожевыми катерами; двух транспортов — двумя тральщиками или эсминцами, двумя-тремя сторожевыми катерами и в районе базы — двумя-тремя самолетами МБР-2. В редких случаях конвои состояли из трех транспортов, идущих в охранении эсминца, двух тральщиков, трех-пяти сторожевых катеров и трех-четырех гидросамолетов. Многие суда следовали без охранения. Так, в течение июля месяца на коммуникации Одесса — Севастополь из 263 судов 131, то есть половина, прошли без охранения. На трассе Кавказ — Крым — Кавказ за это же время прошло 241 судно, из которых только 77, то есть примерно одна треть, имели охранение. На кавказской трассе из 142 прошедших судов — 58, или 41 %, с охранением. Таким образом, в сумме за июль около 60 % транспортов совершили переходы без охранения. Поэтому в основу организации движения судов на театре положили метод перетекания.

Во всех военно-морских базах, а также в Ак-Мечети, Ялте и Феодосии создали лоцманские станции. С 10 июля штаб флота ввел в действие лоцию военного времени. Проводка судов лоцманами стала обязательной. В указанных пунктах и в Балаклаве создали ОХР[22]. В середине июля начальник штаба флота утвердил наставление по боевой деятельности и инструкцию дежурному по охране рейдов в Ялте, Феодосии, Ак-Мечети и Балаклаве. Для пеленгования мест падения неконтактных мин, сбрасываемых самолетами противника, командиры военно-морских баз и начальники ОХР по приказанию командующего флотом развернули береговые и плавучие (на шлюпках и катерах) посты противоминного наблюдения. Особое внимание обращалось на организацию постов в Керченском проливе, Очаковском укрепленном секторе и Цемесской бухте — ну и, естественно, в Главной базе.

В интересах защиты своих морских коммуникаций командование флота в начале июля провело передислокацию корабельных сил. На Севастополь продолжали базироваться: линейный корабль, три крейсера, семь эсминцев и 1-я бригада подводных лодок (16 подлодок и плавбаза «Волга»). Кроме того, в подчинении командира ОВР Главной базы находились два эсминца, семь тральщиков, 22 катера МО, минный заградитель, одиннадцать призванных тральщиков, шесть вспомогательных судов и 1-я бригада торпедных катеров. На Балаклаву базировался 7-й дивизион 2-й бригады подводных лодок (восемь лодок типа М). На Феодосию — семь подлодок типа Щ 1-й бригады и плавбазы «Нева». На Новороссийск — два крейсера, три эсминца, два тральщика, десять катеров МО, семь подводных лодок Отдельного учебного дивизиона, шесть торпедных катеров и призванные корабли (два минных заградителя, семь тральщиков, четыре сторожевых корабля, 10 вспомогательных судов, плавбаза «Очаков» и плавбаза катеров «Украина»). На Одессу — учебный крейсер «Коминтерн», четыре канонерские лодки, эсминец, два тральщика, 21 катер МО и 2-я бригада торпедных катеров.

По мнению командования флота, новая дислокация усиливала кораблями ВМБ (особенно Новороссийскую) и значительно расширяла возможности командиров баз по организации обеспечения перехода морем. В этой ситуации главное ударное объединение Черноморского флота — эскадру — буквально растащили по отдельным базам. Однако к тому времени Военный совет ЧФ уже отказался от активных действий надводными кораблями и даже торпедными катерами в районе дельты Дуная.

Кроме непосредственного охранения транспортных судов, прикрытие морских сообщений осуществлялось общей системой повседневной боевой деятельности флота и включало несение дозорной службы, ведение разведки, а также соответствующее развертывание кораблей и авиации, находившихся в базах и на аэродромах в определенной степени боевой готовности.

Как отмечалось, до 23 июля, то есть на протяжении месяца войны, противник не проявлял активности на наших морских сообщениях, если не считать минных постановок с воздуха в районе Севастополя и на выходе из Днепро-Бугского лимана, а также трех атак авиационных ударов по конвоям на пути из Одессы в Жебрияны. Следовательно, реальная эффективность организованных мероприятий по защите своих сообщений оставалась невыявленной.

В дальнейшем, когда значительно возросли перевозки в северо-западном районе Черного моря и вместе с тем резко повысилась активность вражеской авиации, в организации обеспечения морских сообщений и судоходства на Черном море вскрылся ряд существенных недостатков. В частности, выявилось, что штаб флота, где сосредоточилось управление движением транспортов и откуда исходили руководящие указания по их обеспечению, оказался недостаточно подготовленным к решению этих задач в условиях активных действий противника. В штабе не существовало специального органа для обеспечения организации управления движением транспортов. Отдел военных сообщений в оперативном отношении оказался неспособным возглавить эту работу, а оперативный отдел штаба флота не мог объять все специальные вопросы, связанные с организацией и обеспечением морских перевозок. Отсутствие организационной четкости в этом деле привело к потерям судов на своих минах, простоям транспортов в портах, выходам судов в море без разрешения командиров баз, подхода к пунктам назначения без соответствующего предупреждения и т. д.

В поисках лучшей формы организации управления движением судов командование в конце июля создало в штабе флота самостоятельный отдел коммуникаций. Однако функции этого отдела не были четко разграничены с отделом военных сообщений и оперативным отделом штаба, и, следовательно, должной ясности и четкости в руководстве судоходством на театре отдел коммуникаций не внес.

13 июля Военный совет ЧФ получил от наркома ВМФ очередную «основную задачу» флоту. На этот раз таковой становилась оборона побережья[23]. Психологический прессинг на командование флотом по поводу ожидаемых морских десантов противника начался еще где-то с 1 июля, и не последняя роль здесь отводилась разведывательному отделу. По его данным, уже к 1 июля в Румынии имелось более 150 германских самоходных паромов — что, по мнению разведчиков, указывало на подготовку к морской десантной операции.

Далее приведем выдержки из разведсводок — сразу оговорившись, что в большинстве случаев поставщиком приведенной ниже информации являлась агентурная разведка.

8 июля, по непроверенным данным 5–6 июля, из румынских и болгарских портов вышло в неустановленном направлении 37 транспортов с войсками и оружием. Пароходы, возможно, следуют в устье Днепра и Днестра. В районе Тульча до 16 транспортов с войсками.

9 июля — немцы предполагают высадить десант против Одессы. В румынских портах находится до 600 десантных барж. 12 июля — продолжается концентрация мониторов и транспортов в Тульче. В последующие дни информация подтверждается.

15 июля — предположительно, производится переброска транспортов с греческой территории в Черное море с целью использования их для десантных операций.

16 июля — в Болгарии проводится мобилизация моторных лодок для высадки морского десанта. Высадка предполагается в дельте Дуная.

28 июля — разные источники утверждают, что Варна является пунктом посадки войск десанта, предназначенного для высадки на советскую территорию.

31 июля — в Варне строится большое количество барж, транспорты оборудуются койками. Идет усиленная подготовка к десантной операции.

9 августа — в Варне производится подготовка к десантной операции в районе Батуми.

18 августа — десант противника в составе 12 транспортов направляется для высадки в районе Одессы или Скадовска.

21 августа — в дельте Дуная противник пытается концентрировать транспорта для высадки десанта. 22 августа — корабли противника, по-видимому, готовятся к десантной операции на северо-западном побережье Черного моря.

29 августа — десантную операцию на Батуми планируется провести в первых числах октября.

3 сентября — усиленно форсируется строительство в Варне десантных барж. Десантная операция на Батуми планируется на первые числа октября.

5 сентября — предполагается десант на Одессу.

7 сентября — подготовка к десанту в Варне продолжается. Немцы и болгары попытаются предпринять наступление с моря и воздуха против Одессы или Крыма.

9 сентября — подтверждаются данные о возможной высадке десанта на северо-западный берег Черного моря из Варны или устья Дуная.

9 сентября — в Болгарии находятся четыре пехотных и две моторизованные немецкие дивизии, из них две пехотных предназначены для десантной операции. На побережье от Бургаса до Дуная для десанта сосредоточено до 150 различных судов и барж. Предполагается десантная операция против Одессы или Турции.

12 сентября — в ближайшие несколько дней предполагается высадка десанта в районе Одессы.

14 сентября — готовится удар по Батуми.

27 сентября — по данным англичан, в Болгарии и Румынии сосредоточены крупные воздушно-десантные силы. Сосредоточение крупных сил германских войск на Перекопском направлении призвано отвлечь силы Крымской армии к перешейку и обеспечить высадку воздушных десантов в центральной и южной частях Крыма (!).

9 октября (утренняя) — в портах Болгарии и устье Дуная сосредоточено большое количество транспортов, предположительно, предназначенных для высадки десанта в северо-западном районе Черного моря.

9 октября (вечерняя) — главный удар будет нанесен через Перекоп.

14 октября — по сведениям, требующим уточнения, известно, что готовящийся десант должен высадиться восточнее Крымского полуострова.

23 октября — в Варне стоят восемнадцать судов, готовые к десанту.

Здесь специально взят достаточно большой промежуток по времени — четыре месяца, так как далее тема возможных морских десантов противника из разведсводок исчезает. Думаете, разведчики вдруг перестали фиксировать разведпризнаки возможных десантных действий? Да нет, конечно, просто сами признаки исчезли. И совпало это по времени с прорывом германских войск в Крым. По-видимому, здесь мы имеем дело с удачной игрой германской разведки, которая несколько месяцев снабжала командование Черноморского флота, а заодно и командование войск Крыма отборной дезинформацией. Ее цель состояла в отвлечении наших сил от главного направления ударов германских войск. Например, в отношении Крыма — это от Перекопа.

Дело в том, что обороняющая Крым 51-я армия имела в своем составе восемь стрелковых и четыре кавалерийские дивизии[24]. Назначенная для захвата Крыма 11-я германская армия с подчиненной ей 3-й румынской армией первоначально смогли выделить на Крымское направление две пехотные дивизии. Несмотря на то, что советские стрелковые дивизии были меньше и слабее германских пехотных, превосходство советских войск оказалось подавляющим. Тем более что у противника отсутствовали танки и ему практически не оказывалась поддержка с воздуха. Однако из всех советских дивизий только три стрелковых обороняли северное побережье Крыма, и только одна из них действовала непосредственно на Перекопском перешейке, а остальные находились на различных участках побережья полуострова в ожидании высадки морского десанта противника.

24 сентября германские дивизии начали наступление через Перекоп. Однако прорваться в Крым не смогли, а лишь вытеснили советские войска на Ишуньский перешеек. Наступила оперативная пауза. Наступление германских войск возобновилось только 18 октября, но теперь противник имел в своем распоряжении шесть пехотных дивизий, которые опять наступали на перешейке. Танков у них по-прежнему не было, но появилась авиационная поддержка.

К тому времени изменилась и группировка советских войск. 16 октября закончилась эвакуация из Одессы в Севастополь Приморской армии (четыре стрелковых и кавалерийская дивизия). При этом на перешейке мы имели только четыре стрелковые и две кавалерийские дивизии. Остальные войска 51-й армии оставались в противодесантной обороне. Приморская армия только начала выдвигаться к фронту и лишь 24 октября силами трех дивизий попыталась нанести контрудар. Но было поздно: 26 октября германские войска ворвались в Крым.

Таким образом, несмотря на критическую ситуацию на перешейке, несколько дивизий так и не участвовали в боях, поскольку в это время охраняли побережье. И произошло это не потому, что командующий 51-й армией генерал-полковник Ф.И. Кузнецов или вставший 23 октября во главе войск Крыма вице-адмирал Г.И. Левченко оказались бездарными военачальниками, как это сейчас зачастую пытаются представить. А потому, что через командующего Черноморским флотом разведывательный отдел постоянно подпитывал их дезинформацией о сотне транспортов и десантных барж с войсками, готовых вот-вот подойти к берегам Крыма. Причем если в августе командарм 51-й считал высадку морского десанта маловероятной, то в октябре командование войск обороны Крыма почти не сомневалось в неизбежности десанта противника.

Нас, конечно, более всего интересует роль Черноморского флота в описанных событиях. Точнее — в какой мере командование обороняющихся в Крыму войск должно было опасаться внезапных морских десантов противника. Доклады разведки о готовящихся десантных операциях автоматически не означали, что эти самые десанты дойдут до нашего побережья.

Посмотрим, какие меры предпринимал Военный совет ЧФ в связи с угрозой морских десантов противника. Еще 25 июня комфлот приказал: усилить дозоры военно-морских баз; установить три дополнительные позиции подводных лодок в районе Феодосии, в 50 милях к западу от Батуми и в районе Синоп — Самсун (в 10 милях к северу от этих пунктов). Через день он отдал приказание выслать одну подводную лодку на позицию в районе Новороссийска.

Сообщения о подготовке десанта противником, а также потери, понесенные бомбардировочной авиацией при налетах на объекты на территории Румынии, вынудили наркома ВМФ отдать распоряжение о перенацеливании сил[25]. Начиная с конца июня основные усилия ударной авиации флота нацелили на действия по портовым сооружениям, боевым кораблям и судам противника в гирлах Дуная. Целью этих действий являлся срыв якобы подготавливаемой там десантной операции. За 22 летных дня (с 23 июня по 20 июля) в боевых действиях против сил противника на Дунае в общей сложности участвовало 58 самолетов ДБ-3, 276 самолетов СБ, 28 самолетов МБР-2 и один самолет Пе-2. За это же время в налетах на Констанцу участвовало 97 самолетов ДБ-3, 33 самолета СБ и один самолет Пе-2, на Плоешти — 37 самолетов ДБ-3 и восемь самолетов Пе-2.

Считая, что высадка десанта возможна и на побережье Кавказа, командование ВМФ распорядилось срочно оборудовать аэродромы в Анапе и Сухуми. Туда перебросили две бомбардировочные эскадрильи. Впоследствии эту авиацию пришлось вернуть обратно на аэродромы Крыма. Опасения высадки десанта на побережье Кавказа явилось одной из причин, побудивших командование ВМФ и Черноморского флота передислоцировать в первых числах июля часть корабельного состава в порты Кавказа. Именно эта же причина вызвала постановку оборонительных минных заграждений в районе озера Устричное, Новороссийска, Керчи и Туапсе, о чем мы уже говорили выше.

Каждый раз, как только обострялась обстановка на суше, у командования флота усиливалось предположение о возможной высадке десанта противника. Так в начале июля об угрозе морского десанта предупредили командира Новороссийской ВМБ, которому предложили держать наготове торпедные катера для нанесения ударов по кораблям и десантным судам противника в случае их появления; немедленно приступить по ранее разработанным планам к постановке минного заграждения эсминцами и тральщиками в районе Керчи, Новороссийска и Туапсе.

7 июля части войск Южного фронта начали отход на реку Днестр. Встал вопрос о выводе из Дуная военной флотилии. В этот момент из штаба флотилии в штаб флота поступили сведения о том, что якобы из портов Болгарии и Румынии 5–6 июля в неизвестном направлении вышло 37 (!) транспортов с войсками и снаряжением. Плохая погода 6 и 7 июля, ограничившая возможности воздушной разведки, еще больше усилила тревогу командования. На подходах к ВМБ и побережью дополнительно выставили корабли, усилили наблюдение, развернули подводные лодки. На подходах к Новороссийску заняли позиции подводные лодки М-52, Щ-201 и Щ-208, в районе Одессы — подводные лодки М-34 и М-33. Из Севастополя, кроме ранее высланных в море сторожевых катеров, в дозор вышли два тральщика, из Одессы — эсминец «Шаумян», из Новороссийска — эсминец «Сообразительный». С целью поиска транспортов противника в районе острова Змеиный в ночь на 9 июля в море вышел 2-й дивизион эскадренных миноносцев. Одновременно с проведением этих мероприятий штаб флота проинформировал штабы приморских военных округов о вероятной высадке десанта противника и рекомендовал повысить готовность частей на берегу.

Не обошлось без инцидентов. Так в ночь на 8 июля части 157-й сд Северо-Кавказского военного округа обстреляли теплоход «Громов», проходивший вблизи берега из Туапсе в Новороссийск, приняв его за вражеский транспорт с десантом.

Продолжая считать десант реальной угрозой для нашего побережья и ВМБ, командование флота рекомендовало сухопутному командованию усиливать оборонительные работы на берегу. В телеграмме, посланной 13 июля 1941 г. командующему Южным фронтом генералу И.В. Тюленеву, командующему 9-й армией (бывший Одесский военный округ) генералу Н.Е. Чибисову, командиру 9-го стрелкового корпуса генералу П.И. Батову, вице-адмирал Ф.С. Октябрьский сообщал:

Поскольку разведка постоянно указывала на болгарскую Варну как чуть ли не главную базу предстоящих десантных действий, командование флота настаивало на разрешении вести воздушную разведку и в случае надобности наносить удары по объектам противника в водах Болгарии. Оно даже пошло на нарушение турецких территориальных вод нашими самолетами-разведчиками, о недопустимости которого командование флота дважды предупреждалось Н.Г. Кузнецовым.

После получения от наркома ВМФ указания, что основной задачей на ближайшие дни является оборона побережья, командование флота усилило подготовку кораблей, частей и соединений к отражению десанта. Командующему Дунайской военной флотилией контр-адмиралу Н.О. Абрамову дали указание использовать для удара по транспортам ниже Тульчи самолеты-истребители приданной ему эскадрильи. На подходах к побережью у оз. Устричное, удобному для высадки десанта, выставили оборонительное минное заграждение. В район Железный порт, Ново-Алексеевка из состава береговой обороны главной базы перебросили 108-й подвижной артиллерийский дивизион трехбатарейного состава.

В то же время перед Генеральным штабом Красной Армии подняли вопрос о выделении сухопутных войск для обороны побережья в районе Джарылгач. По указанию Генштаба командир 9-го стрелкового корпуса выделил для этой цели один батальон, который в ночь на 18 июля на двух тральщиках при обеспечении двух катеров МО и двух самолетов МБР-2 перебросили из Евпатории в район Ново-Алексеевка, Ново-Софиевка. Для отражения высадки десанта в Севастополе и Новороссийске в двухчасовой готовности к выходу находились надводные корабли, а на аэродромах в готовности к вылету — авиация флота. Значительно усилили воздушную разведку и дозорную службу. По состоянию на 16 июля из десяти подводных лодок, развернутых в море, только три действовали на коммуникациях противника, остальные же семь несли дозоры у военно-морских баз и побережья.

Таким образом, есть основание считать, что в случае попытки противника провести морскую десантную операцию его силы высадки своевременно бы выявили и подвергли удару сил Черноморского флота. Однако это ни в какой мере не повлияло на решение командования сухопутных сил в Крыму на распределение войск по задачам, в частности, большая их часть находилась в противодесантной обороне. Причем если в августе на побережье располагались только что сформированные, еще фактически небоеспособные части, то в октябре — вполне боеготовые. То есть фактор флота, готового к решению задачи по отражению высадки войск морского десанта, оказался не учтенным, он не сыграл никакой роли в обороне Крыма[26].

Правда, и здесь не все просто. Судя по документам, складывается впечатление, что Ф.С. Октябрьский совсем не пытался показать свою готовность к разгрому сил вторжения, а наоборот, всячески провоцировал выделение дополнительных войск в противодесантную оборону. И в этом есть логика: за отражение высадки морского десанта противника он нес прямую ответственность, пускай и вместе с армейским командованием, а за оборону Крымских перешейков — нет.

Получается, что германская разведка, действуя через нашу[27], достигла сразу двух целей. Во-первых, она заставила армейское командование снять войска с Крымских перешейков, то есть с направления главного удара противника. Во-вторых, она заставила флотское командование, вместо того чтобы воспользоваться своим преимуществом на театре и вести активные боевые действия, уйти в глухую оборону. Например, из-за того, что командование флота держало свою ударную авиацию на аэродромах на случай отражения высадки, коэффициент боевого напряжения бомбардировочной авиации в первые два месяца войны составил лишь 0,49 от норматива. За период с 22 июля по 21 августа эта авиация произвела 181 самолето-вылет, что на 25 % меньше, чем за первый месяц войны. То есть ударная авиация использовалась вполовину своих возможностей.

А от каких возможных действий Черноморского флота его отвлекла германская разведка? Безусловно, учитывая условия начала военных действий на театре, силы флота вполне могли если не сорвать, то пресечь[28] морские коммуникации Румынии, как с дельтой Дуная, так и с Болгарией и Турцией. Кроме этого можно было вообще блокировать Дунай, тем самым в совокупности с ударами по румынским ВМБ не допустить наращивание сил германского флота на театре[29]. Как минимум до потери Крыма решение всех этих задач было вполне возможно.

В октябре 1941 г. произошло еще одно событие, напрямую связанное с господством на море — эвакуация военно-морской базы Одесса. Вообще оборона советских военно-морских баз — это отдельная и очень поучительная тема. Здесь лишь отметим, что впервые оборона важного в оперативном отношении участка побережья с расположенным на нем портом[30] была организована на основании четкой директивы Ставки ВГК, что позволило найти новую форму организации войск, сил и средств в обороне — оборонительный район.

Одной из отличительных черт этой формы стала организация командования: все соединения и части, вне зависимости от ведомственной принадлежности, объединили под единым началом флотского командира. Более того, он фактически получил всю полноту власти в городе. Выбор в качестве командующего Одесским оборонительным районом (OOP) контр-адмирала Г.В. Жукова объяснялось прежде всего тем, что само существование OOP напрямую зависело от его снабжения по морю, то есть от деятельности Черноморского флота. В свою очередь одним из условий надежного функционирования морской коммуникации являлось создание благоприятного оперативного режима или по-другому — удержание господства в заданном районе.

Флот с данной задачей справился. С 1 июля по 16 октября между Одессой и Севастополем совершено 911 судо-рейсов, при этом непосредственно на коммуникациях потеряно от ударов авиации четыре транспорта. Одновременно, если взять Черноморский театр в целом, то к моменту завершения обороны Одессы потеряли 25 % торгового тоннажа от имевшегося к началу войны. Для уменьшения опасности воздушных налетов суда выходили из Одессы в вечерние сумерки, чтобы за ночь достигнуть крымского побережья, где гарантировалось их надежное истребительное прикрытие.

Напряженность на морской коммуникации Одесса — Севастополь

Перенапряжение кораблей охранения, слабое вооружение транспортов зенитными огневыми средствами привели к тому, что все чаще для транспортных целей стали привлекать боевые корабли. С одной стороны, это позволяло покрывать расстояние от Севастополя до Одессы за темное время суток, а авиация противника по ночам не летала. Да и зенитное вооружение кораблей не шло ни в какое сравнение с транспортами. С другой стороны, использование кораблей для транспортировки войск приводило к быстрому износу материальной части и отвлечению их от решения других, более свойственных им задач.

Всего за время обороны Одессы для усиления частей OOP перевезли 46 368 человек. Первую партию войск — десять маршевых батальонов численностью в 10 000 человек — доставили в Одессу в период с 30 августа по 1 сентября на транспортах «Чапаев», «Грузия», «Украина», «Белосток», «Днепр», «Армения». Вторую партию — пятнадцать маршевых батальонов численностью 15 000 человек — доставили с 5 по 10 сентября на транспортах «Крым», «Чехов», «Ураллес», «Грузия», «Армения», «Украина», «Белосток». Однако это усиление едва успевало восполнять убыль в личном составе войск OOP.

Третью партию войск в составе 157-й стрелковой дивизии перевезли из Новороссийска в Одессу в период с 15 по 19 сентября. Всего на транспортах «Днепр», «Абхазия», «Армения», «Украина», «Белосток», «Крым» перебросили 12 612 человек, 70 орудий, 15 танков и 81 автомашину. Четвертая партия состояла из 15 маршевых рот, перевезенных в Одессу 20 сентября на транспортах «Курск», «Чехов» и «Ташкент». Пятую партию составили 18 маршевых рот и три роты специалистов.

Кроме того, в Одессу доставили 188 000 снарядов, 46 000 мин, 85 000 гранат, 6 010 400 винтовочных патронов, 8252 винтовки, 368 пулеметов, 300 ППШ. Из Одессы до начала эвакуации войск OOP вывезли 30 000 раненых.

За время обороны в Одессу привезли 25 214 т воинских грузов, а обратно вывезли 65 086 т, то есть всего в обоих направлениях — 90 300 т воинских грузов. Народнохозяйственные перевозки из Одессы составили 327 316 т, то есть воинские грузы (90,3 тыс. т) составили лишь 22 % от общего грузооборота. Таким образом, всего в северо-западном районе за период обороны Одессы транспортным флотом в обоих направлениях перевезено 417616 т. И все это практически без потерь непосредственно на самой коммуникации, так как груженые транспорта в основном гибли в порту Одессы или на его рейде. Приведенные данные говорят о том, что Черноморский флот справился с задачей обеспечения функционирования Одесского оборонительного района.

30 сентября Ставка ВГК издала директиву об эвакуации Одессы. Событие уникальное не только для начального периода войны. Впервые вместо «стоять до конца, до последнего человека» почти своевременно, исходя из реально складывающейся оперативно-стратегической обстановки на южном фланге советско-германскою фронта, было принято решение об эвакуации войск, которые в общем-то еще могли обороняться[31]. «Почти своевременное» — потому что Приморская армия фактически не успела принять участие в недопущении войск противника в Крым. Но в этом трудно винить Ставку ВГК: когда принимали решение на переброску войск из-под Одессы в Крым, никто не ожидал, что противник так быстро прорвет оборону на перешейке.

Сама эвакуация в целом прошла успешно. Ее разбор не является темой данной книги — отметим лишь, что в ней пытались учесть уже имевшийся опыт, в частности эвакуацию Таллина[32]. Однако и здесь сначала все планирование хотели свести к расчету потребного количества транспортов и графику их погрузки, то есть опять пытались вместо боевой операции провести перевозку войск.

Планирование эвакуации Одесского оборонительного района фактически осуществлялось в Одессе. Первоначально подготовили частные документы — как, например, план очередности отвода войск с фронта к пунктам посадки, план сосредоточения транспортов в Одессе, план-календарь по эвакуации, план обеспечения ПВО морских сообщений на время эвакуации и т. п. По этим документам начали эвакуацию фактически в распорядительном порядке, то есть в рамках повседневной деятельности флота.

Потребовался дополнительный транспорт, но на телеграмму заместителя наркома ВМФ вице-адмирала Г.И. Левченко с требованием увеличить подачу в Одессу тоннажа для эвакуации войск 3 октября Октябрьский отвечал: «Я не имею плана. Жуков должен срочно доложить мне план эвакуации на утверждение, иначе не знаю ничего. Требую немедленно плана». Подействовало! Уже на другой день Военный совет OOP утвердил и представил комфлота разработанный план эвакуации. Согласно этому плану эвакуацию намечалось закончить к 20 октября, но события на Крымских перешейках торопили.

Дело в том, что было подготовлено два варианта проведения эвакуации. По первому эвакуация отдельных частей и соединений со всеми их тыловыми органами должна была производиться последовательно, то есть сначала снималась с фронта одна часть, затем другая и т. д. По мере отвода частей соответственно сокращалась бы линия фронта. По второму варианту все действующие части оставались на фронте до последнего дня. Вывозились лишь в порядке очередности тыловые части, затем оборудование и по мере возможности тяжелая артиллерия. Полевые войска должны были под прикрытием арьергарда покинуть позиции в последнюю ночь и сразу погрузиться на транспорта, чтобы на рассвете уйти из порта.

Второй вариант проведения эвакуации имел ряд несомненных преимуществ. Он позволял не ослаблять оборону до последнего дня эвакуации, что избавляло от перегруппировки войск и производства дополнительных фортификационных работ, сохраняло маневренный плацдарм, облегчало производство эвакуации и в большей степени способствовало скрытному ее проведению. Но реализация второго варианта плана требовала высокой динамики проведения эвакуации — в противном случае становилось сложнее скрыть от противника замысел наших действий. А это могло привести, например, к генеральному штурму города в последний день эвакуации, когда обороняющиеся войска оказались бы наиболее уязвимы из-за вывоза тяжелой артиллерии, запасов, резервов и так далее. Правда, в любом случае эвакуацию тяжелой войсковой артиллерии предполагалось компенсировать массированием огня береговой и корабельной артиллерии. Тем более что батареи береговой обороны флота ввиду невозможности их вывоза подлежали уничтожению.

В целях оперативной маскировки с подготовительными мероприятиями ознакомили ограниченный круг лиц. Части, подлежащие уходу в первую очередь, вывозились под предлогом перегруппировки войск, население — под видом разгрузки осажденного города. Такой маскировке способствовали также проведенные с 2 октября успешные наступательные действия войск в районе мыса Дальник. С 5 октября наши войска активизировали свои действия на фронте, создавая впечатление подготовки нового контрудара. По данным нашей разведки, противник приступил к укреплению своей обороны.

Для обеспечения сжатых сроков вывоза свыше 100 тысяч человек, огромного количества боевой техники и других важных грузов к обеспечению эвакуации привлекался основной состав транспортного флота Черного моря — 37 транспортов общим тоннажем 191 400 т. За период с 1 по 16 октября эти суда сделали 129 судо-рейсов, из них 63 из Севастополя в Одессу и 66 в обратном направлении. В отдельные дни на переходе между Одессой и Севастополем одновременно находились 13 (9 и 12 сентября), 15 (5 октября) и даже 17 (16 октября) транспортов. Кроме того, в перевозке войск участвовало десять боевых кораблей.

Суда приходили в Одессу и уходили в темное время суток. Погрузка на них артиллерии, техники и прочих грузов производилась круглосуточно; посадка людей начиналась только с наступлением темноты за 2–3 часа до отхода. В среднем в порту ежедневно находилось от пяти до восьми транспортных судов, стоянка которых была рассредоточена.

Особенно большое внимание уделялось надежной противовоздушной обороне порта. Ситуация осложнялась тем, что истребительная авиация использовалась с огромным напряжением, так как к 12 октября в Одессе оставалось только восемь исправных машин. Однако за 15 дней эвакуации противнику удалось добиться только одного случая попадания авиабомбы в корму теплохода «Грузия», еще не начинавшего погрузку. Полученные при этом повреждения оказались настолько незначительными, что теплоход смог принять 4000 человек и сначала на буксире эскадренного миноносца «Шаумян», а затем своим ходом дойти до Севастополя.

В целях усиления противовоздушной обороны на всем протяжении от Одессы до Новороссийска (поскольку часть транспортов направлялась в порты Кавказа, минуя Севастополь) предусмотрели шесть зон, каждая из которых обслуживалась закрепленными за ними истребительными авиачастями.

Схема вооружения крейсера «Красный Кавказ»

Наибольшую сложность представляла эвакуация последнего эшелона, включавшего части трех стрелковых и одной кавалерийской дивизий с легкой артиллерией, насчитывавших в общей сложности более 35 000 человек. Этим частям необходимо было в течение ночи незаметно оторваться от противника, совершить переход (на отдельных участках до 20 км), произвести погрузку имущества, посадку войск на транспорты и на рассвете выйти в море. Прикрывая посадку на суда частей последнего эшелона, эскадренные миноносцы «Бодрый» и «Смышленый» в ночь с 13 на 14 октября поставили в районе Сухого лимана 117 мин КБ-3. Эти мины одновременно должны были затруднить использование противником порта после его оставления нашими войсками. Кроме того, в гаванях порта наши корабли, уходя, поставили 47 магнитных мин.

На основании директивы Военного совета флота от 12 октября из кораблей эскадры сформировали специальный отряд в составе крейсеров «Красный Кавказ» и «Красный Крым», эскадренных миноносцев «Смышленый», «Бодрый», «Незаможник» и «Шаумян», которые своим огнем прикрывали отход войск с линии фронта, создавая у противника впечатление стрельбы войсковой артиллерии, оставившей к этому времени свои огневые позиции. Отход и посадка последнего эшелона также обеспечивались батареями береговой артиллерии № 1,39 и 411, которые затем были взорваны.

К утру 15 октября в Одессу стянули 12 крупных транспортов. В 21:00 оставшиеся на фронте части в количестве 32 ООО человек скрытно сняли с позиций и направили в порт. Спустя два часа оставило позиции и последнее прикрытие численностью в 3750 человек, которое доставили в порт на автомашинах. Прикрывая отход последнего эшелона, 20 самолетов МБР-2 нанесли бомбовые удары по скоплению войск противника. В это же время пять самолетов ГСТ бомбили аэродром противника.

Части грузились не только на транспорты, но и на боевые корабли. К крейсерам, находившимся на внешнем рейде, войска доставлялись на буксирах. Противник бездействовал. Отрыв, переход в порт, посадка личного состава на транспорты и выход судов в море по мере их загрузки совершили без всяких помех. Маскировка эвакуации последнего эшелона оказалась настолько успешной, что противник еще в течение 5–6 часов после ухода наших кораблей продолжал наносить артиллерийские и авиационные удары по переднему краю обороны, городу и порту.

Схема вооружения крейсера «Красный Крым»

Последние транспорты вышли из Одессы в 05:10 16 октября. На переходе морем транспорты охранялись двумя крейсерами, четырьмя эскадренными миноносцами, тремя тральщиками специальной постройки и десятью сторожевыми катерами типа MO-IV. Всего в эвакуации войск участвовало 23 боевых корабля, сделавших за период с 1 по 16 октября в общей сложности 152 выхода. Прикрытие с воздуха осуществляли 56 истребителей. В светлое время суток над транспортами непрерывно находилось 12 самолетов.

Несмотря на летную погоду, германская авиация впервые появилась над транспортами только во второй половине дня 16 октября. Наши истребители прикрытия сделали 109 самолето-вылетов, провели 23 воздушных боя, потеряв шесть самолетов. Потери противника достоверно установить не удалось. Несмотря на то что колонна транспортов растянулась почти на 30 миль[33], авиации противника удалось потопить только один концевой транспорт «Большевик», который шел порожняком. Погибло два человека из состава команды, остальных подобрали подоспевшие катера[34].

Всего за период с 1 по 16 октября из Одессы вывезли около 86 000 военнослужащих и 15 000 человек гражданского населения, 462 орудия, 3625 лошадей, 1158 автомашин, 14 танков, 36 бронемашин, 163 трактора, 500 автомобильных моторов и свыше 25 000 т различных грузов.

На успешный исход эвакуации большое влияние оказало хорошо организованное оперативное и тактическое взаимодействие родов сил на всех этапах эвакуации. Особенно успешной оказалась оперативная маскировка действий войск и сил. Она достигалась сохранением на фронте ранее установившегося режима, проведением частных наступательных действий, сохранением обычной интенсивности движения плавсредств между Одессой и другими портами, а также хорошо налаженной противовоздушной обороной портов, лишившей противника возможности проведения результативной воздушной разведки.

Весьма важным мероприятием в обеспечении посадки войск стали заранее спланированная диспозиция транспортных средств и хорошее обеспечение ночного перехода войск к пунктам посадки (дороги, по которым должны следовать части, были отмечены белыми полосами, на каждом повороте дорог поставлены регулировщики и т. п.). Одновременно из-за слабого знания планирующими органами грузовых возможностей транспортов, которые в реальности принимали больше расчетного, часть судов оставалась недогруженной — в то время как большое количество военной техники и материалов пришлось уничтожить или бросить из-за отсутствия запланированного для их вывоза тоннажа. Кстати, это коснулось и тяжелой артиллерии, которой потом очень не хватало войскам Приморской армии при проведении контрнаступления в Крыму 25–26 октября. Другим существенным недостатком явилось то, что не предусмотрели выделение мощных морских буксиров для вывода поврежденных или неисправных судов и боевых кораблей. В результате порядка 156 единиц, которые не могли самостоятельно следовать в Крым, пришлось уничтожить или оставить на месте.

В целом Черноморский флот справился с поставленной задачей и обеспечил эвакуацию из Одессы. Этому способствовало сохранение флотом своего господства в данном районе. Однако до настоящего времени это господство обеспечивалось формальным численным превосходством в совокупности с явной пассивностью военно-морских сил, да и авиации противника. Нельзя забывать, что румынский флот в то время располагал одной подводной лодкой и тремя торпедными катерами — чего не скажешь о советском Черноморском флоте.

Кстати, после эвакуации Одессы, а также, как ни парадоксально, после оккупации Крыма германскими войсками советский флот на какое-то время мог заняться эксплуатацией своего господства на театре. Ведь с захватом Крыма исчезла опасность высадки морских десантов противника. С началом обороны Севастополя наши соединения бомбардировочной авиации перебазировались на Кавказ, а потому коммуникации вдоль румынского побережья, как и порты самой Румынии, стали для них недоступными. В основном бомбардировочная авиация ЧФ «работала» на севастопольском фронте, а также по оставленным нами портам на побережье Крыма и Азовского моря. А вот подводные лодки теперь ни что не отвлекало от решения задач по их главному предназначению — борьбе с судоходством противника.

Поскольку мы отметили пассивность германской авиации при эвакуации Одессы, а также еще будем рассматривать ситуацию, связанную с обороной Крыма, то давайте посмотрим, чем располагал противник в воздухе. К 24 сентября 4-й авиакорпус люфтваффе, действовавший в Таврии, имел в своем составе разведывательные эскадрильи 3(F) /121 и З/ObdL в Николаеве; бомбардировочную эскадру KG 27 в полном составе, штабную эскадрилью и группу II/KG 51 на аэродроме Балта (северная часть Одесской области); I/KG 51 и торпедоносную эскадрилью 1/KG 28 на румынском аэродроме в Бузэу; эскадру пикирующих бомбардировщиков StG 77 (на аэродроме Счастливая); штабную эскадрилью эскадры JG 77 и истребительные группы II, III/JG 77 на аэродроме Чаплинка севернее Перекопа; 1-я группа 2-й опытовой эскадры I(Jg.) /LG2 в Бериславе (прикрытие переправы через Днепр). Всего примерно 15–20 разведчиков, около 125 двухмоторных и 75 одномоторных бомбардировщиков, 60–65 истребителей. Это меньше, чем ВВС ЧФ и ВВС 51-й армии в отдельности, — но больше, чем ВВС 51-й армии и Фрайдорфская авиагруппа[35].

На 20 сентября в составе ВВС 51-й армии входили 21 дбап (около 20 ДБ-3 и Ил-4), 182 иап (МиГ-3 — 22, Ишунь), 247 иап (ЛаГГ-З — 17, Каджамбак). В это же время во Фрайдорфскую авиагруппу ВВС ЧФ входили 3 аэ/8 иап[36] (И-16 — 5/3[37] и И-15-бис —10, Кучук-Кабано), 5 аэ/32 иап (Як-1 — 8/4, Тагайлы), часть 46 ошаэ (Ил-2 — 4/3, Бий-Бузав), 70 обаэ (СБ — 2/1, Р-10, Р-5 — 2, Фрайдорф), 95 ночная баэ (У-26 — 7/5, Бурнак), 96 оиаэ (И-16 — 7/6 и И-153 — 3/2, Бурнак), 101 оиаэ (И-16 — 15/13, Атакчи-Бузав), 16 мраэ (МБР-2 — 5/4, озеро Донузлав), 83 мраэ (МБР-2 — 5, озеро Донузлав).

Таким образом, ВВС 51-й армии и Фрайдорфская авиагруппа располагали более чем 20 бомбардировщиками ДБ-3 и Ил-4, тремя штурмовиками Ил-2, 37 старыми истребителями и штурмовиками, пятью ночными бомбардировщиками У-2, 43 новыми истребителями. Естественно, при необходимости авиационная группировка, действующая на перекопском направлении, легко могла быть усилена за счет частей ВВС ЧФ, базирующихся в Крыму. А это не менее 32 исправных бомбардировщиков, в том числе 14 Пе-2, около 60 старых и 20 новых истребителей. Старые истребители использовались в качестве штурмовиков.

К 18 октября ВВС 5-й армии насчитывали исправными 11 бомбардировщиков, в том числе 5 Пе-2, 2 штурмовика Ил-2, 21 старый и 31 новый истребитель. Фрайдорфская авиагруппа имела в своем составе три бомбардировщика Пе-2, три штурмовика Ил-2, 46 старых и 17 новых истребителей, десять ночных бомбардировщиков У-26. То есть в совокупности 14 бомбардировщиков, пять штурмовиков Ил-2, 67 старых и 48 новых истребителей, а также десять У-2. Уменьшение количества бомбардировщиков ДБ-3 связано не так с потерями, как с тем, что в данной ситуации нужна была прежде всего непосредственная поддержка войск, то есть штурмовики. А вот уменьшение количества новых истребителей как раз привело к увеличению потерь среди штурмовиков.