Лина не имела ни малейшего представления о том, где они с Вовкой сейчас находились. Радовало одно — от преследователей в красных ливреях друзья оторвались. Причем самым банальным способом: когда забежали за очередной поворот, спрятались за стеной ближайшего дома, а стражи рванули дальше по улице. Потом Вовка еще долго с важным видом старательно запутывал следы, петляя по темным переулкам, людным и не очень, а Лина послушно следовала за ним, то и дело опасливо оглядываясь. В итоге они забрели неизвестно куда, хотя это уже не имело для них никакого значения.
— Итак, мы находимся на два столетия раньше своего времени, неизвестно в каком месте, без малейших ориентиров и средств связи. На дворе безлунная ночь, дышать темно и воздуха не видно, притом ночевать нам совершенно и категорически негде. Каждый встречный и поперечный пялится на нас с подозрением, так что на гостеприимство и ночлег у местных жителей рассчитывать не приходится по причине нашего, мягко говоря, странного внешнего вида. Плюс ко всему мы скрываемся от закона, — с неподобающей случаю улыбкой ораторствовал Вовка. — Я ничего не упустил?
— Упустил, — мрачно вздохнула Лина. — Предстоящую долгую и мучительную смерть моего не в меру умного старшего братца, — кровожадно процедила она и добавила уже жалобно, обращаясь к своему спутнику. — Вов, может, нам это все-таки снится, а?
— Нет, — отрезал Вовка и, чтобы не быть голословным, объяснил: — Я себя уже раз пять щипал — не просыпаюсь.
Лина даже подпрыгнула от внезапной догадки.
— Конечно, не просыпаешься! Снится-то не тебе, а мне!
И несостоявшаяся невеста графа Лебедева с энтузиазмом ущипнула себя за предплечье. Затем еще раз подпрыгнула, но уже от боли, и взвизгнула.
— Все, Владу точно хана, — пригрозила Лина, потирая руку. — И что нам теперь делать?
— Похоже, проведем ночь на улице. Поспать точно не удастся. Надеюсь, маньяки здесь не водятся, район вроде приличный, графы всякие живут, — деловито рассуждал Вова. Лина поняла, что полностью серьезным ее приятель быть не может. На то он и Вовка Ержов.
— Наконец-то, прибыли! — раздался вдруг неподалеку громкий женский голос. — Почему так поздно?
Путешественники из двадцать первого века синхронно обернулись. К ним из ближайшего двора спешила женщина, в руке она держала нечто вроде светильника. Его слабый свет позволял различить только, что она в платье и ее темные волосы собраны в хвост.
— Ждали к восьми, а уже за полночь… я, конечно, понимаю, вы люди творческие, свободные, но все-таки… — тараторила незнакомка, не замечая ошарашенных взглядов ребят. — Княгиня уже устала ждать, спать легла.
— Извините, — выдавила Лина.
Женщина махнула рукой, мол, великодушно прощаю.
— Что же вы здесь стоите? Пройдемте, — она жестом пригласила их следовать за собой и направилась к величавому особняку во дворе неподалеку. Лина и Вова, все еще не осознавая происходящего, поплелись за ней. Трудно не послушаться даму с таким властным голосом.
Незнакомая женщина провела ребят в большой двор, наполненный сладким ароматом ночных цветов, затем по ступенькам в роскошную прихожую особняка какой-то очередной княгини. Встретившийся им на пути мужчина с подозрением взглянул на Лину с Вовой и счел нужным осведомиться у женщины:
— А это точно они?
У Лины на миг замерло сердце.
— Ну а кто же еще? — простодушно удивилась его вопросу дама со звонким голосом. — Юноша и девушка в необычных нарядах. Они.
— Мы, мы, —- поспешно закивал Вовка.
Следуя за своей провожатой, ребята миновали прихожую и, пропетляв по коридорам, остановились перед деревянной дверью. Дама отворила ее и сделала гостям приглашающий жест, протянув внутрь руку со светильником, который при более внимательном рассмотрении оказался масляной лампой. Этот раритетный фонарь выхватил своим сиянием две расстеленные кровати с постелью горчичного цвета, светлый ковер, стол на замысловато изогнутых ножках с двумя задвинутыми стульями и ажурные занавески на окне.
— Добро пожаловать, — пафосно изрекла женщина, и друзья вошли в комнату. — Располагайтесь. Если что будет нужно — я в соседней комнате. Доброй ночи, — она удалилась, захлопнув дверь и забрав с собой свет.
Несколько секунд Лина и Вова молча стояли вдвоем в темной комнате, пытаясь переварить все произошедшее.
— Линка, включи свет, — подал голос Ержов.
«Заморская княжна» невесело фыркнула:
— Очень смешно.
Вовка с любопытством обошел доставшиеся им апартаменты.
— Здесь свечи есть, — сказал он, приглядываясь к столу.
В отличие от Вовы, которому явно было все до лампочки, в данном случае до масляной, Лине все происходящее определенно не нравилось.
— Чем мы их зажжем? И вообще, Вов, я сейчас не настроена на романтику.
Она легла на кровать и не без удовольствия залезла под простыню из нежной, приятной для тела ткани. Вовка без особой аккуратности плюхнулся на свое ложе и забросил под кровать носки.
— А ты обратила внимание, что нас в одну комнату поселили? Значит, мы муж и жена, - рассуждал он с ухмылкой.
Лина зевнула.
— Или брат с сестрой, — предположила она. — Что вообще сегодня за день? Постоянно нас не за тех принимают.
— Зеницкая, я тебе поражаюсь! Чем ты недовольна? Сначала потанцевала на балу с графом. Потом он тебе бесплатную экскурсию по городу утроил. А теперь ты лежишь в теплой постели в красивом особняке да еще и ворчишь, хотя у тебя были все шансы провести ночь на улице. Ты хоть не вздумай говорить, что эта дамочка ошиблась, а то нас отсюда вышвырнут, и это в лучшем случае.
Лина мысленно с ним согласилась. Им и вправду несказанно повезло. Хотя, с другой стороны, еще неизвестно, за кого их приняли. «Кажется, женщина говорила, что мы творческие люди, — припомнила Лина. — Может, артисты?».
— Слушай, Линка, я, оказывается, не зря в мед поступал, — снова подал голос Вова.
— Ты это к чему? — не поняла Ангелина, в очередной раз сонно зевнув.
— Я же новую болезнь открыл. Когда с ума не поодиночке, а коллективно сходят, — серьезно сказал Вовка. — Точнее, мы с тобой вдвоем открыли.
«По-моему, уже даже Вовик растерял свою беспечность и начал вдумываться в происходящее», — ухмыльнулась Лина. А ее спутник между тем продолжал:
— Как бы ее назвать, чтобы прославиться? Синдром Ержова-Зеницкой?.. Нет, фамилией Зеницкого и так будет омут времени называться, много чести вам. Может, Вовколинкина болезнь? Предложил он, загоревшись энтузиазмом. — Но это как-то несолидно звучит. Лин, а ты не против, если я только своим именем это заболевание назову? Ты же не медик, тебе все равно.
Лина, которая уже отвернулась от своего друга-мужа-брата и закрыла глаза в наивной надежде уснуть, буркнула:
— Не против. По-моему, ты от Влада его наукоманией заразился. Дай поспать.
Но Вовка ее как будто не слышал.
— Интересно, как эта болезнь передается? Прикинь, если воздушно-капельным путем? Это же скоро все вокруг нас заразятся и с ума сойдут, — рассуждал «первооткрыватель». — Слушай, а, может, так и есть? Все вокруг сумасшедшие, одни мы с тобой нормальные?
Вовка еще что-то говорил, но Лина его не совсем здоровой болтовне предпочла просмотр сновидений. После стольких событий и потрясений ее организм как никогда нуждался в полноценном отдыхе.
Ангелина рассчитывала проснуться в своей родной комнате под впечатлениями от самого реалистичного, красочного, необыкновенного и длинного в ее жизни сна. Но вместо пробуждения в облачном и неприветливом октябре встретить день под лучами летнего солнца, да еще и в комнате роскошного особняка тоже было не худшим вариантом. Если бы еще Вовка не бубнил что-то про зубную щетку и чистые носки, а память не преподнесла воспоминания о вчерашнем сумасшедшем дне, была бы вообще полная идиллия.
В комнату постучала и вошла уже знакомая ребятам женщина — позже выяснилось, что ее звали Ольга — пожелала им доброго утра и принесла одежду: Вове белоснежную рубашку, брюки и фрак, а Лине — строгое черное платье. Видимо, хозяев этого особняка не предупредили, что загадочные «творческие гости» явятся не только в странной одежде, но и босиком, поэтому обувь им подыскивали долго.
Затем вошла молодая служанка с подносом, который со словами «приятного аппетита» поставила на стол. Но Лина в тарелочке каши из неведомой крупы ничего приятного не увидела и, несмотря на просыпающийся голод, вяло поковыряла диетическое блюдо вилкой и великодушно отдала ненасытному Вовке, ограничившись лишь чашкой чая и вареньем.
После того, как ребята позавтракали и переоделись, к ним снова вошла Ольга и велела следовать за ней. Скромная процессия двинулась в путешествие по коридорам и лестницам. По пути Лина успела услышать короткий диалог двух служанок, которые спускались по ступенькас:
— Сегодня ночью двое каких-то самозванцев рвались сюда и заявляли, что они музыканты! Представляешь?
— И что?
— Их выпроводили. Настоящие музыканты ведь уже у нас.
«Музыканты, значит», — нервно сглотнула Лина. Девушки, встретившись с их компанией на лестнице, поприветствовали гостей, лучезарно улыбнулись приосанившемуся Вовке и побледневшей Лине, прошли мимо и снова начали щебетать о чем-то своем. Вовка проводил их взглядом, по которому Лина поняла: если он и обратил внимание на девчонок, то на их кукольные личика и стройные фигуры, никак не на слова.
Но недолго он пребывал в счастливом неведении. Случилось то, чего Лина больше всего боялась — их посадили во главе солидного на вид оркестра в углу шикарно убранного зала. Ей досталось фортепиано, а Вовке — скрипка. Но неунывающий оптимист, в отличие от нее, этого не очень пугался.
— Не дрейфь, Лин, тут все просто, — заверил он взволнованную подругу. — Всего-то семь нот: до, ре, ми, фа, соль, ля си.
— До-ре-ми-фа-соль-ля-си, — повторила Лина, решив, что это может помочь успокоить нервы, так же как и счет до десяти. Не помогло.
Вовка обернулся к сидящему ближе всех к нему виолончелисту и простодушно спросил:
— А что здесь будет-то? Какой праздник отмечаем?
Музыкант одарил его диким взглядом, в довершение которого не хватало только перекреститься.
— Гости из Франции приезжают. Герцогиня Кларис Легран, ее дочь Вендетта, виконт Дюморье... — начал он перечислять.
Вовка-скрипач присвистнул и опять развернулся к своей подруге-пианистке:
— Линка, ты вообще ничего играть не умеешь?
— Умею. «Кузнечика», — неуверенно ответила Лина.
— О! Козырно, - заулыбался Вова. — А я на гитаре умею.
— У тебя скрипка, — напомнила Лина.
— И что? Смычок отбросить — будет та же гитара.
Он положил смычок на пол и взял скрипку как гитарист. Лина только страдальчески вздохнула. «Французам будет весело», — подумала она.
Некоторое время лже-музыканты тихонько сидели и не вмешивались в высокую одухотворенную музыку оркестра. Но когда все вокруг засуетились, Лина поняла, что, кажется, сейчас прибудут гости и отсидеться незамеченными им вряд ли удастся. К музыкантам подошла незнакомая дама с колючими глазами и строгими, словно высеченными скульптором чертами лица Она утвердила Лину в ее предположении, беспрекословно велев им с Вовкой играть. Лина вздохнула и начала несмело нажимать на клавиши. Мелодия «В траве сидел кузнечик» не очень гармонично вплеталась в плавную музыку оркестра. Лина почувствовала на себе несколько удивленных взглядов, но они тут же переключились на Вовку. Тот с нездоровым энтузиазмом забренчал на своей скрипке-гитаре. Струны жалобно застонали. Сидящий рядом трубач едва не подавился тромбоном. Страдивари перевернулся в гробу.
— Пицикатто, — задумчиво изрек виолончелист, взглянув на Вову. В его голосе и взгляде мелькнуло уважение, но гитарист-скрипач почему-то счел это слово оскорбительным.
— От пицикатто слышу, — огрызнулся Вовка.
А виолончелист не обиделся. Он истолковал его ответ по-своему — сам начал легонько пощипывать пальцами струны виолончели. Получалась своеобразная тихая, утонченная мелодия. Лина это заметила и шепнула Вовке:
— Видишь? Делай как он. Аккуратно. А то струны порвешь. Наверное, у них такая специальная техника есть.
Вовка пожал плечами и все-таки попытался обращаться со скрипкой, как с королевой музыки.
— Ты сама уже меняй репертуар, — посоветовал он. — А то своего «огуречика» уже по четвертому кругу лабаешь.
Лине пришлось признать, что он прав. Кажется, гостям из Франции, да и всем остальным уже надоело слушать детскую песенку в ее дилетантском исполнении и недоуменное подыгрывание оркестра.
— Что же мне играть? — растерялась Лина.
Развеселившийся Вовка хохотнул:
— «Мурку» можешь?
Конечно же, «Мурку» Лина не могла. Но она вспомнила, что дядя когда-то учил ее играть «Собачий вальс». Теперь Лина в задумчивости смотрела на совершенно чужую ей фортепианную зебру и пыталась вспомнить, на какие именно клавиши и в какой последовательности нужно нажимать, чтобы воспроизвести простую и знаменитую мелодию. Как ни странно, пальцы ее начали смутно что-то припоминать. Главным образом это были указательные пальцы, которыми Лина неуклюже тыкала по инструменту к изумлению видевших это людей и веселому прысканью вредного Вовки. Сначала она путала клавиши, и то, что издавало обиженное таким с собой обращением фортепиано, сложно было назвать мелодией. Оркестр затих, послышался шепот, а строгая дама посмотрела на Лину таким колючим взглядом, что нужная последовательность клавиш мгновенно сама всплыла в памяти. Теперь «Собачий вальс» звучал правильно, но настолько медленно, что Лина про себя окрестила его «Танцем умирающих собак».
Однако новоиспеченная пианистка со временем приноровилась, и вальс звучал все увереннее и увереннее. Правда, как только Лина вошла во вкус, Вовка снова заметил, что пора менять репертуар. Лина нехотя затихла. Оркестр за ее спиной тоже замер в ожидании. А она вдруг услышала обрывок разговора:
— Les meilleurs musiciens jouent pour nos chers invitants, — словно оправдываясь, говорила строгая дама.
— Cette melodie primitive est la seule chose que vos meilleurs musiciens peuvent jouer? — уточнил какой-то высокий плешивый господин в костюме.
— Non, bien sur! — воскликнула дама. — Mais ils l’aiment beaucoup.
— Il y a trop d’oeuvres beaucoup plus beaux et compliques. Madamme Legrand prefere Camille Saint-Saens. Dites quelques mots a vos meilleures musiciеns[1].
Лина пожалела, что знает французский. Вовка не знал, но, увидев ее панику, посоветовал:
— Ты просто нажимай на несколько клавиш в конкретной последовательности, и получится мелодия.
— Надо же, какой ты весь простой, — Лина так и осталась сидеть с открытым ртом, потому что случившегося дальше она никак не ожидала. Это была катастрофа. К ним подошел дирижер. Вначале он казался обычным дедулей во фраке, не представлявшем никакой опасности, пока Лина не увидела у него в руках палочку и ее лицо не вытянулось.
— Вов, — шепнула она. — Ты понимаешь? Ну… по палочке?
— Не-а, — расплылся в улыбке неунывающий Вован. Лина сглотнула. Дирижер начал плавно водить своим страшным орудием по воздуху. Вероятно, эти взмахи означали что-то конкретное, потому что оркестр заиграл музыку, настоящую музыку. Для Лины же язык дирижерской палочки был чем-то вроде китайской грамоты, да и сама палочка, на ее взгляд, немногим отличалась от китайской. И Лина, подумав «будь, что будет», заиграла так, как научил Вовка — нажала на эту клавишу, потом на ту, вон ту, и на те две вместе, и опять сначала. Всего лишь через четыре таких повторения к ним с Вовой подошла строгая дама, до этого защищавшая их перед придирчивым французом, и тактично попросила удалиться, хотя ее взгляд при этом пылал прямо-таки люто. Вовка попытался вякнуть, что это была импровизация, музыка собственного сочинения, и что им, гениям, никакой дирижер не нужен, но Лина потащила его за собой. Пробираясь вдоль стены, они как можно незаметнее прошли к выходу.
И тут Лина случайно встретила взглядом глаза травянисто-зеленого цвета. Ее сердце в это мгновение как будто бы подпрыгнуло в заоблачную высоту, а затем ухнуло вниз, так, что дух захватило. Это длилось лишь сотую долю секунды, затем Лина отвела глаза. Граф Лебедев был здесь, и «заморская» княжна Алевтина с княгиней Анной тоже. Почему-то мысль, что Саша увидел ее, ужаснула Лину. И с надеждой, что он ее не заметил или не узнал, дважды самозванка заторопилась к выходу.