Ник высокий и стройный, и я благодарна ему за все, что он делает в спортзале.

Мои джинсы уже на лодыжках, одна нога нетерпеливо пытается освободиться от материала. Я спотыкаюсь, пытаясь сбросить их со своих ног, но Ник ловит меня, когда я начинаю падать.

– Полегче, Холли. Я никуда не уйду. – Он выдыхает слова мне в ухо, и мое сердце бьется так быстро и громко, что я удивляюсь, как вообще могу хоть что–то слышать. Это тот самый момент. Момент прямо перед хорошим сексом. Когда вы оба частично раздеты, и знаете, что это произойдет, и что это будет хорошо, и каждый нерв в вашем теле находится в состоянии повышенной готовности.

Он медленно поднимает мой свитер по бокам, его руки слегка касаются меня, когда материал поднимается дюйм за дюймом.

Он решил убить меня. Простое прикосновение его пальцев сводит меня с ума. Как будто меня никогда раньше не трогали, и, честно говоря, может это и так. Не с такой степенью предвкушения. Не с таким уровнем мастерства.

Он снимает свитер через голову и бросает на пол. Я ожидаю, что мой лифчик будет следующим, но вместо этого он находит резинку на моих волосах и мягко тянет ее с моего конского хвоста, пока волосы не рассыпаются по плечам. Затем, скользя губами по моей шее к ключице, он расстегивает лифчик и спускает бретельки вниз по рукам. Медленно. Как будто я подарок, который нужно аккуратно развернуть.

Я умираю, а он движется как в замедленной съемке, изучая каждый дюйм моего тела. Нежные поцелуи, медленные ласки. Я протягиваю руки к поясу его джинсов и расстегиваю их без малейшего изящества, которое он демонстрирует. Расстегнуть пуговицу, потянуть молнию. Мои движения нисколько его не ускоряет. Он лениво проводит большим пальцем по моему подбородку, наклоняя мою голову назад, чтобы поцеловать. Я босиком, поэтому достаю ему только до плеча; мне нужен табурет, чтобы дотянуться до его губ, если он не наклонится мне навстречу. Оказывается, мне больше не нужен табурет, потому что Ник поднимает меня, и мои ноги оборачиваются вокруг его талии. Он несет меня к кровати, как будто мы уже делали это раньше. Мои соски касаются волос на его груди, и я стону в поцелуе.

Ник опускает нас на кровать, осторожно поддерживая мой вес, пока я не оказываюсь на покрывале, а затем нависает надо мной. Его тело прижимается к изгибу моих бедер, к плоскому животу. Ощущение его кожи на моей еще более эротично, чем я представляла.

– Я хочу снять их. – Я отодвигаю его боксеры, мои руки скользят под резинку, и обхватывают задницу. В тоже время я приподнимаю свои бедра, чтобы прижать его еще ближе к себе.

Оу. О, боже.

– Не уверена, что для тебя найдется место в моей гостинице, – шепчу я.

Он моргает, сбитый с толку моей бессмысленной речью, но на его лице появляется легкая улыбка.

– Что?

Я обхватываю его член рукой и глажу по всей длине.

Его глаза вспыхивают, и он с шипением выдыхает. Хорошо. Может, теперь настала моя очередь сводить его с ума? Чтобы ускорить процесс, я скручиваю свое запястье и сильнее надавливаю. Его голова опускается, дыхание учащается. Его зрачки расширены, и то, как он смотрит на меня, я хочу запомнить навсегда.

Он становится еще тверже в моей руке.Тёплый, твёрдый и достаточно большой, от чего вместе с предвкушением я ощущаю долю беспокойства. Я провожу большим пальцем по его кончику и удовлетворенно слушаю его низкое рычание.

– Ты отвлекаешь меня, – объявляет он мгновение спустя, и я обнаруживаю, что мои руки крепко сжаты в его руке над моей головой. Я приподнимаюсь к нему, а он прижимает меня обратно к кровати своим бедром, в то время как его рот движется вниз по моей шее к ключице.

Теперь рычу только я.

И он снова контролирует темп. Это раздражает.

– Я не отвлекаю, я действую эффективно. – Я задыхаюсь, когда он обхватывает губами мой сосок, и наклоняю бедра к нему, насколько это возможно, безмолвно умоляя.

– Да, «эффективно» сводит меня с ума.

Он целует меня везде. Каждый дюйм моего тела горит от прикосновения его губ.

Он нежен, и этот факт ошеломляет меня. Все совсем не так, как я ожидала.

Наконец он встает с кровати, находит свои джинсы на полу, и возвращается с презервативом. Пока я наблюдаю, он разрывает упаковку зубами и растягивает его по всей длине.

Затем он возвращается ко мне, его глаза не покидают моих, пока он раздвигает мои ноги своим бедром достаточно широко, чтобы устроиться между ними. Тяжесть его эрекции на моем животе заставляет мою кожу гореть от острой необходимости, не думаю, что когда–нибудь хотела кого–то так же сильно, как я хочу Ника в этот момент. Это желание слишком сильное, чтобы его можно было измерить, и, когда Ник наклоняется и целует меня, воздух вокруг нас наполняется предвкушением.

Он толкается в меня с такой нежностью, которую я никогда не ощущала. Внутри меня он еще больше твердеет. Тяжелый и толстый, отчего я полностью заполнена. Я двигаюсь бедрами к нему навстречу, молча умоляя о большем, но Ник просто улыбается и опускает голову, чтобы поцеловать мою шею и войти с мучительной медлительностью. Как будто он наслаждается каждым дюймом, как каким–то особенным восхитительным блюдом.

Все происходит совсем не так, как я себе представляла. Я думала, что между нами произойдет что–то типа безумного неистового траха. Ну уж точно не это. То, что сейчас происходит подозрительно похоже на занятие любовью. Мысль появляется так быстро, что я отбрасываю ее в туже секунду.

Просто Ник никогда бы не стал выполнять работу не качественно, даже эту. Вот и все.

Моя грудь вздымается под ним, и я провожу руками по его спине, касаясь каждого места, до которого могу дотянуться, упиваясь ощущением его кожи под моими пальцами. Он чувствуется так хорошо. Надо мной и внутри меня.

Я медленно уступаю, растягиваясь вокруг него, пока он скользит еще глубже. Извиваюсь под ним, приспосабливаясь к его размерам и готовая умолять снова и снова. Но, когда он, наконец, оказывается во мне так глубоко, насколько это возможно, он останавливается.

– Скажи, что я тебе нравлюсь, – шепчет он.

Он нависает надо мной, опираясь на руки, его голова опущена вниз так, что наши лбы почти соприкасаются. Он смотрит мне прямо в глаза, а его челюсть сжимается от усилия, которое он прикладывает, чтобы удержать себя внутри меня.

Весь воздух покидает мои легкие. Что?

– Признай это, – рычит он, нежно целуя мои губы, затем посасывая мою нижнюю губу.

– Эм, прямо сейчас я чувствую... привязанность к тебе, – отвечаю я.

Он закатывает глаза, но подгибает бедра, давая нам то, чего мы оба так хотим, и, наконец, начинает двигаться в темпе, который, я уверена, должен довести меня до безумия. Я извиваюсь и подпрыгиваю под ним, отчаянно пытаясь увеличить темп, слишком взвинченная, от этого нарастающего давления между ног. Мне необходимо довести этот союз до конца. Прямо сию минуту.

– Я могу быстрее, – умоляю я, делая еще одну попытку ускорить его, мои пальцы впиваются ему в спину. – Я так близко.

На этот раз Ник смеется, его глаза искрятся весельем, и он скользит одной рукой вниз, чтобы крепко держать мои бедра на месте.

– Расслабься, – говорит он мне, когда я могу сделать что угодно, но только не это. Но он заставляет меня своей, сводящей с ума настойчивостью на ритме, который приносит пользу нам обоим. Глубокие, неутомимые толчки, пока я полностью не сдаюсь. Мое тело становится податливым и мягким.

И как только я отдаюсь этому моменту, отпускаю все мысли и свою настойчивость, я теряюсь в ощущениях, насколько это приятно. Когда наступает мой оргазм, я не жду его с нетерпением, боясь, что он быстро исчезнет, если я не уделю ему достаточно внимания. Он приходит неожиданно и так интенсивно, это лучшее, что я когда–либо испытывала. Как вечеринка–сюрприз, которую не нужно планировать самой.

Ник сдерживает свое собственное освобождение, пока через меня не проходят все волны удовольствия. Затем пара беспорядочных толчков его бедер сопровождаются низким стоном и моим именем на его губах, когда он зарывается глубоко внутри меня. Его губы на моем виске, а наши тела прижаты друг к другу.

Он переворачивает нас, все еще оставаясь во мне.

– Я думала, ты будешь двигаться быстрее, – наконец говорю я, все еще тяжело дыша. Я лежу на его груди, поднимаясь и опускаясь в такт его дыхания. Мое лицо повернуто в сторону и прижато к изгибу его шеи. Я не хочу двигаться.

– Я никогда не делаю ничего наспех.

– Наверное поэтому ты в офисе всегда такой раздражительный.

– Да. – Его дыхание щекочет мне ухо. – Наверное, поэтому, Холли.



Глава 10


Он действительно ничего не делает быстро. Как только мы набираемся сил подняться с кровати, идем вместе принять душ, уютно устроившись в душевой нашего отеля. Он настаивает на том, чтобы самому меня намылить. Медленные размашистые ласки, которые больше настраивают меня на второй раунд, чем очищают. Тщательно. Очень соблазнительно. Это заставляет меня задуматься над тем, какого черта мы тут делаем.

Когда каждый дюйм моего тела предан ласке, вымыт и вытерт насухо, мы возвращаемся в постель. Теперь я вся горю и готова к большему. Пока он не произносит слова, которые я меньше всего хочу услышать.

– У меня больше нет презерватива.

Я чуть не падаю в обморок, пока не вспоминаю о своем календаре «Рождественского траха». Я имею в виду о Рождественском календаре. Который, как оказалось, действительно был календарем обратного отсчета до секса.

– Я все еще могу заставить тебя кончить, – шепчет он мне на ухо, что является очень щедрым предложением, учитывая все обстоятельства. Теплые поцелуи сопровождают его слова, а его пальцы уже скользят по изгибу моего бедра, притягивая меня ближе. Я вздрагиваю, прежде чем вспоминаю, что у меня есть другое решение нашей проблемы.

–У меня есть один, – объявляю я, вырываясь из его объятий.

Ник наблюдает, откинувшись на спинку кровати, закинув одну руку за голову, как я выскальзываю из его объятий и возвращаюсь, размахивая Рождественским календарем в воздухе, как фокусник, демонстрирующий свой следующий фокус. Затем я открываю дверцу, на которой написано «Рождественский трах» и с торжествующим видом достаю оттуда презерватив.

– Та да! – Объявляю я, в то время как Ник не сводит с меня глаз.

– Ты только что достала презерватив из своего рождественского календаря? – немного недоверчиво спрашивает он.

– Может быть? – Предлагаю я в ответ. – Сейчас это не так уж и важно, правда?

Еще мгновение он смотрит на меня, словно оценивая.

– Полагаю, что нет.

– Хорошо. – Я бросаю презерватив рядом с его головой, и, перекидывая ногу через его бедра, сажусь на него. Затем я легонько провожу ногтями по его груди, запечатлев этот образ в памяти. Как же он прекрасен. И сегодня он весь мой, и я собираюсь провести каждую минуту с пользой.

– Ты страстно желаешь, чтобы я вернулся в твою гостиницу, Холли? – Он проводит кончиком пальца по моему плечу, и я дрожу в предвкушении.

А также краснею, потому что он явно не пропустил мой маленький комментарий о гостинице. Я пожимаю плечами и прижимаюсь к нему бедрами.

– Вы были превосходным гостем. Я ставлю вам пять звезд.

– Думал, вы отнимете звезду за задержку выезда.

Окей. Кто, черт возьми, знал, что у Ника Сент–Круа есть чувство юмора? Точно, не я.

Я смеюсь, а Ник смотрит на меня так, словно никогда раньше не видел. Наверное, потому что, обычно я не улыбаюсь в его присутствии. И обычно я не такая голая. Господи, что я делаю? Работа моей мечты. Мой босс.

Это катастрофа. Притворяться, что завтра мы сможем вернуться к нормальной жизни – это безумие, верно? Завтра я точно буду знать, как выглядит обнаженный Ник Сент–Круа и как он ощущается внутри меня. Завтра будет неловко.

Я разрушаю свою жизнь.

– Мне нравится, когда ты улыбаешься, – говорит он после долгой паузы, в течение которой я смотрю на его грудь и думаю о своем жизненном выборе, улыбка уже давно исчезла с моего лица.

Снаружи темно, но еще по–прежнему сегодня. Я провожу руками по его груди, затем опускаюсь на него сверху, пока наши тела не соприкасаются, и наши губы не встречаются, и я выкидываю все из своей головы, кроме этого момента.

– Никаких разговоров, – напоминаю ему, хлопая ладонью по его рту в смехотворно детском жесте. Я ловлю себя на этом и пожимаю плечами, скользя рукой по его шее. Он просто смотрит на меня, как будто я сложная головоломка, которую он пытается разгадать.

Затем его глаза опускаются, медленно скользят по моей груди в непристойной ласке, и я разрываюсь между желанием прикрыться и наклониться к нему. Я довольствуюсь тем, что рассматриваю его, пока он рассматривает меня. Я провожу пальцами по его подбородку, чувствуя под ними щетину. Дальше провожу по коротко стриженным волосам на затылке. Я всегда задавалась вопросом, будут ли на ощупь его волосы такие же потрясающие, как на вид? Так даже лучше. Густые и темные, шоколадно–коричневые и аппетитные. Он весь очень аппетитный. Я еще крепче сжимаю его затылок и упиваюсь ощущением.

Ник стонет и притягивает меня ближе в поцелуе, затем он поднимает меня на колени, чтобы захватить мой сосок между губами.

Теперь мы оба стонем.

– Не останавливайся, – просит он. – Не переставай меня трогать.

Я ни за что этого не перестану делать. Мои пальцы жаждут пройтись по его плечам и запутаться в волосах, мой язык тоже жаждет его. Я страстно желаю лизать, пробовать и сосать каждый кусочек Ника, до которого могу дотянуться. Что добавить в список вещей, которые вы не должны знать о своем боссе? Какой он на вкус. Да помогут мне небеса.

Он переворачивает меня и целует в живот, я уверена, что сейчас умру от удовольствия и смущения. Как только становится ясно, куда он направляется, я пытаюсь остановить его. Не уверена, что готова к тому, что это будет выжжено в моей памяти. Я больше никогда не смогу ни на чем сосредоточиться, отвлекаясь на воспоминания о его голове между моих бедер. Но он успокаивает меня моими же словами: «Никаких разговоров, верно?» А потом раздвигает мои ноги достаточно широко, чтобы его плечи поместились между ними, и я решаю, что все мои доводы не имеют значения. Я могу полностью наслаждаться Ником Сент–Круа, прежде чем часы пробьют полночь, и я стану собой, а он снова превратится в придурка.

Во всяком случае, так я себе говорю, в течение десяти или около того секунд у меня все еще есть рациональное мышление.


* * *


Второй визит Ника в гостиницу оказался даже лучше, чем первый, что звучит нелепо, но это правда. В сексуальном плане он идеален.

– Холли, – начинает он, когда все заканчивается, и я опускаю голову ему на грудь. Чувствуя, что снова начинается разговор, я кладу палец ему на губы и заставляю замолчать. Говорить сейчас – все равно, что сесть на диету на следующий день после Рождества, а не ждать до первого января. Преждевременно. Бессмысленно. Очень плохая идея.

– Я сплю, – отвечаю я, не открывая глаз. Однако я продолжаю использовать его грудь в качестве подушки.

Он выдыхает, его дыхание щекочет мою макушку, но он больше ничего не говорит, а только играет с кончиками моих волос, пока я не перестаю лгать о том, что сплю.



Глава 11


На следующий день я чувствую себя еще более странно, чем всегда. Я знаю, что это так, потому что Ник тоже это замечает.

– Почему ты вдруг стала более странной, чем обычно?

Мы едем на встречу с компанией по производству игрушек «Поезда Фридриха». Они находится примерно в часе езды от Нюрнберга, поэтому Ник арендовал машину, чему я очень благодарна, потому что это означает, что мы ведем этот разговор наедине, а не в компании водителя такси.

Это первая возможность действительно обсудить произошедшее. Сегодня утром, выскользнув из постели, он поцеловал меня в лоб и сказал, что встретится со мной в вестибюле через час. Собираясь покинуть мой номер, он включил душ и на пороге сказал: «Пятьдесят пять минут, мисс Винтер».

Поцелуй в лоб – худший из всех поцелуев, вам так не кажется? Это как прощальный поцелуй. Правда, мы не были вместе. Конечно, нет. Вот почему спать со своим боссом всегда плохая идея. Сексуальные отношения и так достаточно щекотливы, без дополнительных сложностей и странной путаницей с разделением власти.

– Потому что у нас был секс, Ник! И ты мой босс, – добавляю я, на случай, если он не понимает, насколько мне не ловко от этой детали. Он моргает, и его передергивает, как будто я только что назвала его придурком в лицо. – И очевидно, что мы никогда не будем делать этого снова. Поэтому теперь, все так странно.

– Очевидно, – отвечает он, и мое сердце замирает, хотя он и повторяет мои собственные слова. Значит, он согласен? Что это больше не должно повториться? Ну, и отлично. Значит, мы на одной волне. Эта ситуация не будет запутаннее больше, чем должна.

Только теперь мне захотелось плакать, и это смешно. Он мне даже не нравится.

– Верно, – соглашаюсь я.

– Верно.

Ясненько. Думаю, все, что Ник хотел добавить к этому разговору, это повторять все, что я говорю. Я смотрю в окно, за которым мелькает пейзаж. Мне неприятно это признавать, но иностранные заправочные станции, супермаркеты и тому подобное все еще очаровывают меня, даже в разгар моей тоски. «Эссо», «Ревью», «Альди». Ладно, да, у нас тоже есть «Альди». Не в Рейнди–Фолс, но в Сагино есть парочка магазинов.

– Не могу поверить, что переспала с тобой. Ты мой босс. Сексуальный Гринч, Мой потрясающий в сексе босс.

– Дважды, – говорит он после короткой паузы. – Ты спала со мной дважды. И ты кончила четыре раза.

Что ж. С его стороны, это было хвастовство. Это правда, но все же. Интересно, будет ли он думать об этом в офисе? Во время еженедельных собраний по понедельникам, где я оказываюсь в затруднительном положении, пока меня изощренно допрашивают о полученной нами прибыли, будет ли он невольно вспоминать о том, как я просила его заставить меня кончить? Умоляла о большем? Требовала двигаться быстрее, сильнее и глубже?

Просто убейте меня!

Потому что, даже если он не будет вспоминать, я точно буду. И тогда я буду задаваться вопросом, интересно ли ему, вспоминаю ли я?

– Ну, не беспокойся об этом. Ночь закончилась, а сегодня мы притворимся, будто этого не было, ладно? – Я рассекаю рукой воздух, как будто это что–то вроде чистого листа. – У нас все хорошо. Я в порядке. Я профессионал, и понимаю, что это не может повториться. Мы временно сошли с ума и больше никогда не будем об этом говорить. То, что происходит в Нюрнберге, остается в Нюрнберге.

Ник ерзает на своем сиденье и тянется левой рукой поправить галстук, зажатый под ремнем безопасности, прежде чем заговорит.

– Холли. – Он делает паузу, и мне кажется, что больше он ничего не скажет, но потом он произносит самые ужасные слова, возможно, за все время нашего знакомства. – Тебе следует обратиться в отдел кадров, если я доставил тебе неудобства. – Его тон ровный. Он выглядит спокойным, как будто я какая–то проблема, которую легко можно решить.

– Ты имеешь в виду к твоей тете, Ник? Ты хочешь, чтобы я сказал твоей тете, что видела твой член? Потому что именно она руководит отделом кадров. В компании твоего дяди. Где ты мой босс. Или ты предпочитаешь, чтобы я обсудила это с другим сотрудником нашего отдела кадров? Так уж получилось, – я делаю паузу для драматического эффекта, хотя мы оба прекрасно понимаем, кого я имею в виду, – что это твоя сестра.

– Технически ты подчиняешься Сэму, – указывает он. Как будто сейчас самое подходящее время или место указать на это.

– Технически это делает тебя боссом моего босса.

– Да, Холли, это так. – Теперь он кажется раздраженным. – Рейнди–Фолс небольшой город. И мне жаль, что мы работаем в одном месте, – сухо добавляет он.

О, да ладно! Он что, только что намекнул, что в Рейнди–Фолс небольшой выбор женщин? И ему пришлось довольствоваться тем, что есть? Может, я и не очень искушенная европейка, но я бывшая «Принцесса леденцов», и это немаловажно.

Да, окей, это прозвучало нелепо даже в моей голове. Я скрещиваю руки на груди и злюсь на Ника. Злюсь на себя.

В таком случае, прошлой ночью ему просто нужно было переспать с какой–нибудь старой голой подругой из Нюрнбергера, если он так придирчив к ассортименту в Рейнди–Фолс. Шакал.

Остальная часть поездки – и день, если уж на то пошло – проходит не намного лучше. Мы более раздражительны, для людей, у которых прошлой ночью был замечательный секс, чем должны быть. Ник снова стал похож на Скруджа. Оставшийся путь он отправляет голосовые сообщения разным людям, которые живут в штатах, где сейчас ранее утро. Как только мы оказываемся на встрече, я чувствую себя бесполезной, потому что игрушечные поезда компании «Фридриха» не являются моей компетенцией, и в моем присутствии здесь нет никого смысла. Я приехала в Германию ради встречи с «Баварскими Медведями», но сегодняшнее утро не было похоже на то, что мне дозволено, провести весь день для себя, расслабляясь. И это факт подтверждается, когда мы приезжаем в «Поезда Фридриха», и Ник указывает мне на то, что я должна делать заметки во время встречи, чтобы потом передать Сэму. Что я, конечно, и сама собиралась сделать, но теперь я снова чувствую себя секретаршей, благодаря нему.

А я ненавижу себя чувствовать секретаршей.

И, если бы я могла, то убежала бы к чертям подальше от «Поездов Фридриха». В «Летающих Оленях» за эти игрушки отвечает Гарольд. Он один из тех менеджеров, которые громче всех возражали против предоставления отчетов о гендерных предубеждениях, которые мы делали несколько месяцев назад. Неудивительно, что он считает, что мальчики по собственной воле являются основными потребителями этих игрушек, а не потому, что исторически на это нацелена реклама. Я не согласна с этим. Все любят поезда. Если бы этот проект был мой, то я бы разработала поезд, который предназначался для всех и был своего рода семейной реликвией. Он бы лежал в красивом наборе, который доставался каждое Рождество, когда приходило время ставить елку. Железная дорога выкладывалась бы идеальным кругом, а елка помещалась бы ровно посередине. Еще, я бы разработала подобный набор из дерева специально для молодых родителей, которым нравится винтажное искусство. И я бы продавала эти игрушки и мальчикам, и девочкам.

Кое–что из этого я рассказываю Нику на обратном пути в отель. После двадцати минут тишины, я не выдерживаю и вываливаю на него свои идеи. Не только потому, что я сильно увлечена всем, что делает наша компания «Летающих Оленей», но и потому, что я больше не могу выносить это неловкое молчание.

– Уверен, что ты бы так и сделала, – отвечает он. Вот и все. Видимо, это весь ответ, который я заслуживаю.

Мне хочется прибить его! Что, черт возьми, это значит? Что он бы этого не стал делать? Что мои идеи ужасны? Он тоже думает, что поезда только для мальчиков? Аааггррр!

Я откидываюсь на спинку и обдумываю его кончину. Я слишком остро реагирую. Знаю, знаю.

– Это хорошие идеи, – наконец выговариваю я сквозь стиснутые зубы.

– Я никогда не говорил, что это не так, – отвечает он так, словно ему все равно.

До конца поездки мы больше ничего не говорим. На вечер у нас запланирован ужин с представителями местной крупной компании. Боже, спасибо за то, что этот ужин на большое количество персон, потому что, когда мы прибываем в ресторан, я с огромным удовольствием направляюсь к противоположному концу стола. Я оказываюсь между скучным парнем, который пытается обсудить со мной американский бейсбол, и женщиной, которая хочет обсудить со мной Ника. Но все же, это того стоит, потому что мне все еще необходимо расстояние между нами.

Но в тоже время, это ужасно. Потому что пару раз, когда я смотрю в его сторону, ловлю на себе его взгляд, и это пытка.

– Ты не знаешь, он с кем–нибудь встречается? – женщина, сидящая рядом, спрашивает меня. Она явно влюблена в него, судя по тому, что каждый ее вопрос на тему Ника.

– Он помолвлен, – отвечаю я, не совсем понимая, почему эти слова срываются с моих губ. Но, если честно, разве моя работа заключается в том, чтобы найти ему пару на вечер? Я так не думаю. – С милой девушкой из Рейнди–Фолс. Он говорит о ней без остановки. Свадьба этой весной. Абсолютный подкаблучник.

– Подкаблучник? – Брови женщины взлетают вверх, и я задумываюсь о том, что она, скорее всего, немного не верно истолковала значение этого слова (Слово «whipped» в английском языке имеет два значения, и одно из них, это глагол: пороть). Я перевожу взгляд на Ника. Он снова смотрит на меня, наклонив голову в сторону, чтобы слышать, о чем говорит человек рядом с ним. – Ага, – отвечаю я, изо всех сил стараясь скрыть улыбку. – Таким всегда занимаются самые тихие люди, верно?

– Наверное, – соглашается она и, бросив последний, но уже слегка озадаченный взгляд на Ника, обращает свое внимание на мужчину, сидящего по другую сторону от нее.

Я делаю глоток вина и улыбаюсь. Это самодовольная улыбка. Можете подать на меня в суд.


* * *


– Тебе было комфортно рядом с Гансом, – комментирует Ник после ужина на обратной дороге в отель. Ресторан, в котором проходила встреча, находится всего в двух шагах от нашего отеля, поэтому мы идем пешком.

– С кем?

– С парнем, который весь ужин не отводил взгляда от твоего декольте, – сухо отвечает Ник.

– А, с ним? Да, он был довольно милым. – Если вам нравятся подобные вещи. – Мария хотела узнать твой номер, – добавляю я вопреки здравому смыслу. Зачем я это говорю? Хочу узнать, что он ответит? Не все ли мне равно?

– Мария?

– Женщина, которая сидела рядом со мной и весь вечер трахала тебя глазами.

– Ммм. Ты дала ей мой номер?

Он немного отстал от меня, чтобы пропустить пару, которая шла нам навстречу, поэтому я не могу посмотреть на выражение его лица. И из всех сил сдерживаюсь от того, чтобы не ударить его локтем прямо в ребра.

– Нет. Я сказала ей, что ты импотент, и, чтобы она не тратила свое время.

– Хм, – бормочет он, его тон ничего мне не говорит. – Интересно.

– Ты хочешь, чтобы я вернулась обратно и дала ей его? Я могу сбегать.

– Нет, ты права. Это было бы пустой тратой ее времени.

– Не можешь втиснуть ее в свой график до нашего утреннего рейса?

Мы входим в отель, и я поворачиваюсь к нему. Но он смотрит не на меня, а на большую рождественскую елку, украшающую вестибюль.

– Так вот что ты обо мне думаешь? – наконец говорит он, встречаясь со мной взглядом. Я испытываю искушение протянуть руку и провести кончиком пальца по его нижней губе, просто чтобы снова почувствовать его прикосновение к своей коже, но останавливаю свою предательскую дергающуюся руку. – Что я с радостью трахну любую, кто предложит?

– Вряд ли она любая. Ты видел ее, она довольно симпатичная. – Честно говоря, мне нужно было сказать ей, что он импотент в дополнение к намекам о доминировании, чтобы подстраховаться.

– Холли, – бормочет он, и я возбуждаюсь. Потому что слышать, как он произносит мое имя вместо «мисс Винтер», всегда ассоциировалось у меня с сексом, а теперь у меня есть сопутствующие этому визуальные эффекты.

– Не знаю… – Я отвожу глаза, чувствуя себя неловко под его взглядом. – Не знаю, что на меня нашло. Это было грубо. И непрофессионально. Прошу прощения.

– Все в порядке. – Он убирает руки в карманы в уже знакомой раздражающей манере. – Мои слова тоже были непрофессиональными.

– Не беспокойся.

И вот так мы заканчиваем наш разговор. Кто вообще говорит: «Не беспокойся»? Только пожилые люди. Одинокие старушки с кошками, и именно так я и закончу, потому что теперь все остальные мужчины для меня мертвы. Ни один из них никогда не сравнится с Ником. И что еще хуже, я больше никогда не смогу относиться к Рождественскому календарю так же, как раньше. Или к рождественским огням. Или к запаху корицы и гвоздики.

«Баварские Медведи». Вкус глинтвейна. Вся нация Германии.

Теперь все это чушь собачья.



Глава 12


– Значит, он рассказал тебе о своих чувствах, а ты его отвергла?

– Я его не отвергала. И он ничего подобного не делал. – Я качаю головой, перебивая Джинджер.

Осталась неделя до Рождества. Я зашла к ней в гости, чтобы отдать пряники, которые купила в Нюрнберге, и рассказать о нашей поездке с Ником. С тем самым Ником, которого я не видела с тех пор, как мы вернулись в Рейнди–Фолс. В понедельник он снова отправился в командировку. В незапланированную командировку. Мой рождественский календарь лежит в ящике стола с нетронутыми дверцами, потому что на этой неделе он должен был быть в офисе.

– Холли, ты сошла с ума? Что именно ты хотела от него услышать? Что он влюблен в тебя? Ты спросила его, почему он поцеловал тебя, и он ответил, потому что захотел. Он сказал, что хотел этого с первого дня знакомства. ПРОСНИСЬ, ХОЛЛИ! – Добавляет она с криком.

– Ты очень взвинчена из–за своего пряничного конкурса.

– Я взвинчена из–за твоего идиотизма.

– Ну, хотя бы у кого–то из нас есть рождественское настроение. – Я облокачиваюсь на стол, подперев ладонью подбородок и надув губы.

– Секс был настолько ужасен? Секс, после самого романтичного поцелуя на церковном балконе, который произошел, вероятно, за всю историю человечества? – и на случай, если я забыла ее позицию по этому вопросу, она бормочет себе под нос, – ты слепая летучая мышь, – но достаточно громко, чтобы я услышала.

– Почему ты ругаешься, как старуха из 1940–х годов?

– Холли. – Произнося мое имя, она вздыхает и загружает пряничную смесь в духовку, затем присоединяется ко мне за столом. – Расскажи мне все сначала. Во всех деталях.

– Знаешь, я не настолько безнадежна в плане романтики. Я старше тебя, – подмечаю я. – Маленькая любительница покомандовать.

– Итак, он поцеловал тебя на балконе в церкви, – начинает Джинджер, игнорируя мое замечание. – И ты потеряла голову.

– Я не теряла голову!

Она бросает на меня взгляд.

– Холли, я потеряла голову, а это даже был не мой поцелуй.

– Ладно, – фыркаю я. – Так и было. Он потрясающе целуется. А в постели он все делает еще лучше. Он внимательный, щедрый и... веселый. – И может быть, только может быть, он не такой полный придурок, как я думала.

– Ну вот. – Джинджер машет рукой в воздухе, как будто пытается что–то доказать. – Он поцеловал тебя на балконе. – Она поднимает один палец, потом снова сгибает его и хмурится. – Нет, подожди. Давай вернемся к началу. Он привез тебя на Рождественскую ярмарку, Холли! Он показал тебе чертов Рождественский рынок. И это именно тот способ, каким бы я соблазнила тебя, если бы пыталась это сделать.

– Хм, это было совсем не ужасно.

– Я высказываю свою точку зрения. Не отвлекайся. – Она снова поднимает палец в воздух, готовая перечислить свой список доводов из пальцев. – Он повел тебя на Рождественскую ярмарку. Он гулял с тобой, пока ты ходила за покупками. – Она делает паузу, чтобы махнуть рукой в сторону пряничных изделий, разбросанных по ее кухонному столу, и одарить меня многозначительным взглядом. Затем она поднимает третий палец. – Потом он отвел тебя в церковь, поднялся с тобой по множеству ступеней, чтобы показать потрясающий вид, и поцеловал! – Джинджер прижимает руку к сердцу и делает драматическое движение, сидя на стуле, будто она падает в обморок. И я начинаю беспокоиться, что она действительно сейчас упадет, только на пол.

– Ладно, хватит, – ворчу я. Она тут же садится обратно, размахивая четырьмя пальцами перед моим лицом.

– И тогда вместо того, чтобы сказать: «Спасибо за поцелуй, сэр», ты спросила, почему он поцеловал тебя.

– Спасибо за поцелуй, сэр? Ты серьезно? – Я смеюсь. – Кто так говорит? В твоей духовке утечка газа или чего–то похуже? У тебя все в порядке с головой?

Джинджер игнорирует меня.

– А потом он ответил, потому что хотел этого. Потому что он хотел поцеловать тебя, Холли Омела Винтер!

Это правда. Мое второе имя – Омела. И даже я признаю, что моя мама, возможно, слишком далеко зашла в своем Рождественском фетише.

– Пять. – Теперь она агрессивно размахивает своими пальцами. – У тебя был секс. И он был отличным.

– Спасибо за то, что не стала вдаваться в подробности.

– Шесть! На следующий день ты напомнила ему, что он твой босс.

– ОН МОЙ БОСС!

– Благодаря тебе, он почувствовал себя жутким мудаком.

Хммм. Может, она в чем–то права?

– Разве он был таким? Неужели он переступил какую–то черту? Тебе было некомфортно?

– Нет. Нисколько.

– Семь. – Джинджер начинает выглядеть слишком самодовольной для моей младшей сестры. – Ты сказала ему, забыть обо всем, что случилось. Ты сказала, что вам нужно притвориться, что этого никогда не было. Восемь! Во время ужина, ты не позволила его члену познакомиться с другой женщиной, хотя, якобы ты больше его не хочешь, но в тоже время, ты и другим не позволяешь иметь его.

Что ж. Это до ужаса точное описание.

– Десять!

– Подожди, а что насчет девяти?

– Без разницы, – пожимает плечами Джинджер. – Уверена, что ты все испортила дюжиной других способов, о которых мне даже не говоришь.

Я громко вздыхаю и закатываю глаза.

– Десять. – Она раскрывает и закрывает свои маленькие ладошки, резкими рывками, растопырив все десять пальцев, как будто этим пытается еще больше акцентировать внимание на моих неудачах. – Ты обвинила его в том, что он кобель.

– Я этого не говорила!

Хотя… Хотя, скорее всего, это именно то, что я сделала, не так ли?

– Ладно. Но технически я извинилась за это, – оправдываюсь я.

Джинджер это не впечатлило.

– Почему ты себя так ведешь? Нас воспитали хорошие люди. У тебя нет никакой трагической предыстории, Холли. Ник не злодей. Ну да, он твой босс. Ну и что? У вас общие цели. Вы оба любите «Летающих Оленей» сильнее, чем любые два взрослых человека во всем мире. Ты сама все осложняешь.

– Я нормально себя веду! И я не пытаюсь все осложнить! Влюбленность сбивает с толку, черт побери!

Джинджер вздыхает.

Я вздыхаю.

– Ты сама это сказала. – Она показывает на меня, а на ее лице ясно читается победа.

– Черт побери? Да. Твоя странная манера ругаться действует мне на нервы.

Джинджер хмыкает и бьет себя ладонью по лбу.

– Нет, не это. Ты сказала про любовь. Ты сказала, что влюбилась в Ника. И не смей брать слова обратно!

Я хочу посмеяться над тем, как она запретила мне забрать мои же слова, но мое сердце бьется слишком быстро, и мне не до смеха.

– Да, думаю, что я это сказала.

– Итак. Что ты теперь собираешься делать? – Джинджер расслабляется в своем кресле, снимая обертку с очередного пряничного угощения, которое я привезла ей из Нюрнберга. Очевидно, она решила, что ее вмешательство в мою личную жизнь почти закончилось.

– Я не знаю. – Затем ко мне возвращается еще одно воспоминание, и бьет меня по голове. Хотя нет, это скорее, как удар под дых. – Он хотел, чтобы я призналась ему, что он мне нравится. Во время... ну, ты знаешь. Пока мы были…

Джинджер смотрит на меня так, словно я какая–то ненормальная идиотка.

– Ты ненормальная идиотка, – подтверждает она.

– Да.

– Исправь это, Холли. Исправь это немедленно, пока не поздно. Не дай этому стать лишь воспоминанием, которое будет преследовать тебя всю оставшуюся жизнь. Потому что именно так и будет. Если ты оставишь все как есть, то вопрос о том, что могло бы быть, будет преследовать тебя, как призрак прошлого Рождества, до самой смерти. И не только это, держу пари, что каждый день, пока вы не вместе, будут умирать ангелы. Прелестные, стеклянные, винтажные. Убитые горем ангелы будут падать с вершин рождественских елок в отчаянии.

– Все не совсем так драматично.

Она пожимает плечами.

– Просто пытаюсь объяснить тебе все на твоем языке.

Я киваю. Она права. Ее слова прозвучали достаточно громко и ясно, думаю, что теперь, я знаю, что мне нужно делать.

– А как же ты? – Спрашиваю я, пристально глядя на нее.

– А что со мной? – Спрашивает Джинджер с полным ртом пряников, сморщив нос в замешательстве.

– Как обстоят дела с твоим сексуальным шеф–поваром?

– Он не мой, – фыркает Джинджер. – Он приехал сюда только ради съемок «Грандиозного конкурса по выпечке пряников», а потом он вернется обратно. Кроме того, он оказался придурком, ворующим пряники.

– Может, тебе стоит дать ему повод остаться, – предлагаю я, игнорируя ее замечание о том, что Келлер – придурок. Не думаю, что он на самом деле такой, каким его считает Джинджер.

– Если бы. Он не из тех людей, кто будет жить в Рейнди–Фолс. Он англичанин. И знаменит. На кулинарном канале у него есть собственное шоу!

– Ну и что?

– Ну и что? Он не откажется от всего ради меня.

– Почему обязательно нужно выбирать? Он все еще может быть британцем в Мичигане.

– Это мило с твоей стороны. Но такие парни, как он не остаются строить свою жизнь в маленьком городке в Мичигане. А моя жизнь здесь. Моя пекарня здесь. Он сбежит, как только шоу закончится.

– Хм. Может быть. А может, и нет. В любом случае, мне пора идти.

– К Нику? – Джинджер выглядит взволнованной, она отряхивает руки от крошек и встает рядом со мной.

– Нет, пока нет. Сначала мне нужно в канцелярский магазин.

– Конечно... – Джинджер растягивает слова, глядя на меня как на сумасшедшую. – Это звучит правильно…



Глава 13


После быстрого посещения канцелярского магазина, я провожу остаток вечера, занимаясь рукоделием. И размышляя. И мечтая. Создаю своего рода доску желаний в голове.

А потом я выбрасываю свой Рождественский календарь.

Ладно, сначала я вытаскиваю оттуда все конфеты. Но это все равно считается.

В понедельник я рано прихожу на работу, с новым календарем, засунутым в сумку, и в полной решимости. Потом я жду Ника. Сегодня он должен вернуться в офис, и это хорошо, потому что мне необходимо его увидеть. Сегодня, сейчас. Я не могу больше ждать ни минуты. Потому что Джинджер права: каждый день, когда я веду себя, как настоящая трусиха, ангелы падают и разбиваются.

Меня пробивает дрожь из–за нервов, но так и должно быть. Держу пари, Рудольф тоже нервничал, когда ему предложили быть в упряжке саней Санты. И, конечно же, Гринч был в ужасе от того, когда осознал, что его сердце выросло до нормального размера. И, бьюсь об заклад, Скрудж был очень встревожен, когда наконец–то понял, что в его жизни настало время больших перемен.

Я готова познать истинный смысл Рождества.

Любовь, какая бы она не была. Даже если это любовь к слегка сварливому, но слишком привлекательному боссу. Даже если отношения с упомянутым боссом – не самая умная идея в мире. И даже, если у ваших с ним свиданий есть потенциал быть очень неприличными. Я собираюсь признаться во всем и рискнуть ради нас.

И, возможно, это самый огромный шанс, который выпадает раз в жизни. И, скорее всего, всем, кроме меня, было известно, что Ник заинтересован во мне. Или был заинтересован. Есть вероятность, что сейчас он изменил свое мнение и решил, что я не стою хлопот. Или может ему не интересно то, что важно для меня. Например, ходить куда–нибудь ужинать. Или смотреть рождественские фильмы в июле. Или постоянные поцелуи.

Те вещи, которые делают, когда встречаются. Или, когда влюблены.

Все эти вещи. Я хочу, чтобы все это было с Ником.

В его кабинете зажигается свет. Я не видела, как он вошел, а это значит, что он обошел с другой стороны, чтобы не проходить мимо моего стола. Он всегда так делает. И это всегда раздражало меня. До сегодняшнего дня, конечно. Сегодня это кажется дурным предзнаменованием. Или отказом. С другой стороны, это чувствуется не так ужасно, как если бы после проведенной с вами ночи, на следующее утро кто–то попросил бы вас сделать вид, что этого никогда не было.

Как я поступила с Ником.

Я делаю глубокий вдох, затем достаю новый рождественский календарь и расправляю подол своего белого шерстяного платья, которое надела в паре с красными туфлями на шпильке. Может быть, мне больше и не нужны высокие каблуки, чтобы казаться выше рядом с Ником, но в них мои ноги выглядят удивительными. И благодаря им, я чувствую себя более уверенно, это уж точно. Кроме того, если все пройдет ужасно, я всегда могу споткнуться, выходя из его кабинета, и у меня будет другой предлог, кроме разбитого сердца, чтобы взять выходные на оставшуюся неделю.

– Я принесла тебе рождественский подарок. – Мне удается войти в его кабинет, не споткнувшись, но я спотыкаюсь на словах, как только оказываюсь там. Я даже не уверена, что сказала что–то связное, пока Ник наконец не отвечает мне.

Когда я вошла в кабинет, он оторвал свой взгляд от компьютера, и на его настороженном лице промелькнуло удивление. Вероятно, он ожидал, что я буду избегать его. Или, может быть, он подумал, что я пришла сказать ему снова, что не заинтересована в повторении того, что было между нами.

Я была такой идиоткой.

Я заинтересована. Конечно же, я очень хочу это повторить.

– Это рождественский галстук? – наконец спрашивает он, забыв о компьютере и откинувшись на спинку кресла, чтобы внимательно посмотреть на меня. – Ты хочешь продолжить традицию, начатую моим дядей?

– Нет. – Я качаю головой и краснею, как на Святках. – Это не галстук. И уж точно такой подарок я бы никогда не подарила твоему дяде.

На Нике сегодня надет зеленый галстук. Он цвета мха и, похоже, что шерстяной. Он праздничный, но модный, и я очарована тем, как его глаза стали еще более зелеными. Как идеальная Рождественская елка или четырехлистный клевер.

Глубоко вздохнув, я поворачиваюсь и закрываю дверь его кабинета, рукой я упираюсь в поверхность, пока не слышу щелчок. Сейчас еще рано, и в офисе только небольшая горстка сотрудников, но все же. Мне нужна вся конфиденциальность, которую я могу получить, чтобы сделать следующий шаг.

Когда я оборачиваюсь, он переводит взгляд с закрытой двери на мое раскрасневшееся лицо, опершись локтем на подлокотник кресла и постукивая указательным пальцем по нижней губе. Он смотрит на меня с большим интересом, чем минуту назад, если это вообще возможно. С другой стороны, я никогда раньше не закрывала дверь в его кабинет. Только не тогда, когда все еще оставалась внутри.

– Я хочу кое–что сказать, – объявляю я, и быстро замолкаю. Я делаю глубокий вдох и двигаю своей шеей, будто растягиваюсь перед тренировкой.

– Ты хотела подарить его мне? – Он кивает на пакет в моей руке, явно пытаясь подтолкнуть меня к дальнейшему действию. Он звучит ободряюще, а не раздражительно. Это придает мне уверенности.

– Эмм, пока нет. – Я немного выпрямляюсь. Будь храброй, как Рудольф, – напоминаю я себе.

– Хорошо. – Он расслабляется в кресле и смотрит на меня. – Ты не хочешь присесть? – Он кивает на один из стульев перед своим столом.

– Нет. Будет лучше, если я постою.

– Ох. – Он снова выглядит встревоженным, садится чуть прямее и кладет руки на стол, на его лице мелькает смирение.

– Нет, все совсем не так. – Я качаю головой. – На прошлой неделе ты попросил меня признаться в том, что ты мне нравишься. – Он снова выглядит немного настороженным, но ничего не говорит, просто наблюдает за мной в ожидании. – Вот, что я пытаюсь здесь сказать. Я признаю это. Ты мне нравишься. Ты мне очень нравишься.

На его губах играет намек на улыбку, а выражение лица смягчается, поэтому я продолжаю.

– Это не совсем удобно. Или логично. Наверное, это и не очень умно. И ты все еще иногда ведешь себя как придурок. И возможно, я тебе больше не нравлюсь, хотя ты первым меня поцеловал и был на удивление внимательным любовником. – Господи, что за бред я несу? Кто, черт возьми, говорит своему любовнику, что он «любовник». Это ужасно.

– Холли, – мягко перебивает меня Ник, и на его лице появляется явная улыбка.

– Да? – Мое сердце так громко колотится, уверена, он это слышит.

– Думаю, ты подготовила речь, и мне бы очень хотелось услышать остальную часть, но подозреваю, что та часть, где ты пытаешься отговорить себя от этого, не соответствует сценарию.

Эээ, точно. Сосредоточься, Холли.

– Я тоже хотела, чтобы ты меня поцеловал, – продолжаю я. – С самого первого дня. Хотя, если честно, еще раньше, потому что я видела твои фотографии в инстаграмме твоей сестры, и ты мне очень понравился. И я стала фантазировать о разных сексуальных вещах, которые хотела сделать с тобой. Поцеловать тебя и… – тут я обрываю себя. На самом деле ему не обязательно знать, о чем я мечтала. Его улыбка стала еще шире, поэтому думаю, он понял намек. – Потом появился ты, и я поняла, что моя маленькая влюбленность опасно вышла из–под контроля, потому что, когда ты вошел в комнату, из нее словно высосали весь воздух. – Это был, как удар в живот. Он оказался еще более привлекательным и притягательным мужчиной, чем я ожидала.

– Хах.

– Что, хах? – Я кладу руку на бедро, вызывающе склонив голову набок. «Хах» – это не совсем тот ответ, который я ждала. Я поднимаю подбородок и расправляю плечи.

– Я думал, в тот день ты возненавидела меня до глубины души. Понятия не имел, что вы фантазировали обо мне разные грязные вещи, мисс Винтер.

Мои глаза расширяются. О, Господи. Обычно я волнуюсь только тогда, когда он называет меня по имени. Но теперь, когда он говорит «мисс Винтер», я возбуждаюсь еще больше. Это значительно осложнит мою жизнь. Превосходно.

– Ну, ты ведь посмеялся над моими кексами, – упрямо отвечаю я. – Кроме того, иногда ты вел себя как придурок. В моих фантазиях ты всегда был милым.

Он издает смешок, откидываясь на спинку кресла, и смотрит на меня с весельем в глазах. – Правда?

– Да, так и было.

– Знаешь, у меня тоже были фантазии о тебе. – Его глаза темнеют, когда он произносит эти слова, и его взгляд лениво скользит вверх и вниз по моему телу, задерживаясь на ремешках моих красных туфлей, застегнутых вокруг лодыжек.

– У тебя тоже? – Мне нравится, как звучат его слова. Мне это очень нравится.

– В моих фантазиях ты никогда не была милой. Ты была очень, очень непослушной.

– Да? – Я краснею, но не знаю почему. Вряд ли я могу отвечать за поступки, совершенные в его грязных фантазиях. Но я могу такой стать. Я бы этого очень хотела. Может быть, нам удастся воспроизвести что–нибудь из его желаний.

– Да, навсегда исключена из списка «Хороших девочек» Санты, – отвечает Ник, поднимаясь из–за стола, затем он обходит его и двигается мне навстречу.

– Это довольно неприлично, – шепчу я, проводя пальцами по его галстуку. Затем я хватаюсь за него и притягиваю Ника ближе.

Он подчиняется и наклоняет ко мне голову, одной рукой обхватывая мою шею сзади, а другой мягко касается моего подбородка. Потом он целует меня. Я скучала по его губам. Скучала по тому, как его тело прижимается ко мне. И я так скучала по нему всему.

А теперь он мой. Счастливого мне Рождества.

Я улыбаюсь через поцелуй, и это заставляет его улыбнуться в ответ, а потом мы оба смеемся. И кстати о Рождестве…

– Ты прямо сейчас хочешь получить свой подарок? – Робко спрашиваю я, слегка улыбаясь и протягивая ему пакет.

– Да. Спасибо. Какое у тебя удобное маленькое платьице. – Он минует предложенный пакет и игриво пытается потянуть за молнию на моем платье.

Я делаю шаг назад, и как надеюсь, сурово хмурюсь. – Не разворачивайте меня до окончания рабочего дня, мистер Сент–Круа.

– Мистер Сент–Круа? – Он ухмыляется, выгнув одну бровь. – Я могу привыкнуть к этому. Но надеюсь, это не значит, что ты перестанешь пялиться на меня и бормотать себе под нос о том, какой я Гринч. Я всегда с нетерпеньем жду этого.

– Что? Я всегда милая. Это ты Гринч!

– Как скажешь. – Он наклоняется, чтобы получить еще один поцелуй, но я останавливаю его, хлопая ладонью по груди.

– Открой его, – приказываю я, сунув подарок ему в руки.

Он усмехается и садится на край стола, перебирая пальцами гладкую поверхность праздничной подарочной упаковки. Мы смотрим друг другу в глаза, и мне хочется наклониться и поцеловать его, но знаю, что, если сделаю это, мы никогда не доберемся до подарка. Вокруг его глаз появляются маленькие морщинки, когда он улыбается мне, и я понятия не имею, как так долго могла этому сопротивляться.

– Ладно, но для протокола: ты была единственным подарком, который я хотел на Рождество. – Он тихо произносит эти слова, глядя мне прямо в глаза, и мое сердце замирает от его пристального взгляда и искреннего тона в голосе.

Я окончательно попала. Я влюблена в своего горячего босса.

И это делает меня самой счастливой.

– И ты для меня тоже, – признаюсь я. Затем сдаюсь и быстро целую его, прежде чем он успеет отвлечь меня. – Открывай, – настаиваю я, чувствуя волнение оттого, что сейчас он увидит мой глупый подарок, который я смастерила от всего сердца, что делает его лучшим подарком.

Наконец он разрывает обертку и достает Рождественский календарь. На самом деле это больше похоже на календарь свиданий. На календарь сексуальных свиданий, если быть честной. Где за дверцами вместо шоколада можно обнаружить маленькие записочки с развратными и грязными предложениями о том, как например можно провести ленивые выходные или другие дни, указанные в календаре.

– Это похоже на календарь... – он рассматривает его, совершенно сбитый с толку, – на Рождественский календарь с какими–то странными датами.

– Там есть дверь на День Святого Валентина. – Я указываю на ту, на которой наклеены сердечки. – И на твой день рождения. Одна на вечер кино и одна на одиннадцатый день любого месяца по твоему выбору. И на любую среду тоже, но после работы. – Я иду дальше, указывая на все крошечные дверцы.

– После работы, – медленно повторяет он, и на его лице появляется понимающая улыбка. – Мисс Винтер, вы купили мне календарь неприличных свиданий? – Он притягивает меня ближе и целует в шею.

– Конечно, нет. – Я притворяюсь, что возмущена. – Я сделала его сама!


Конец.


Загрузка...