Бой без выстрелов

Глава первая Убит под Берлином

Нелепый, в сущности, случай грозил провалом. Капитан Шварцбрук лежал мертвым на дне кузова «карманного грузовика». Осколок или, может быть, пуля угодила ему прямо в голову. Даже крови почти не было. Обер-лейтенант Либель посмотрел на желто-черный километровый столб возле шоссе: «До Берлина 30 километров». Дорога была пустынной. Да и кто бы сейчас обратил внимание на одинокий военный фургон у обочины и офицера возле него. Мало ли что? Может быть, водитель вышел осмотреть груз или проверить скаты.

Либель захлопнул заднюю дверцу крытого грузового фургона. Вот же угораздило этого капитана: прошел весь Восточный фронт, несколько операций в тылу у русских — и на тебе! Убит под Берлином, за сотни километров от фронта. Судьба? Обер-лейтенант задумчиво стянул с рук узкие замшевые перчатки и сел в кабину. Вставил ключ зажигания.

Но куда же все-таки ехать? Сколько сейчас времени? Всего половина первого. Значит, в запасе остается максимум час-полтора…

…Обер-лейтенант Либель вспомнил все события этого утра с самого начала. Около девяти его вызвал к себе непосредственный начальник — руководитель одного из отделений Центра военной разведки, подполковник Мельтцер. Рядом с ним у стола, над которым висел большой портрет Гитлера, сидел знакомый Либелю офицер службы безопасности «СД» Иоахим Клетц, «чертов полицай», как называл его про себя обер-лейтенант. Бывший инспектор из уголовной полиции Гамбурга, Клетц в последние месяцы сделал неплохую карьеру.

Еще совсем недавно он служил в подземной резиденции Гитлера под зданием Имперской канцелярии. Команда, ведавшая безопасностью фюрера, состояла из бывших детективов уголовной полиции. На этот ответственный пост штурмбаннфюрер сумел попасть благодаря «решительности и арийской непреклонности», которую он проявил в борьбе с белорусскими партизанами. У Клетца не было бы никаких серьезных шансов на дальнейшее выдвижение, если бы…

20 июля 1944 года в личной ставке Гитлера «Волчье логово», за сотни километров от Берлин грянул взрыв. Полковник фон Штауффенберг, участник заговора высших офицеров и генералов вермахта, пронес в портфеле бомбу замедленного действия. Она взорвалась во время оперативного совещания. Сам Гитлер отделался нервным потрясением, однако многим эсэсовцам и офицерам службы безопасности «СД» эта история принесла немалую пользу. С того дня Гитлер окончательно перестал доверять даже своему генеральному штабу и Центру военной разведки — абверу. По его приказу «СС» и «СД» были поставлены над всеми военными ведомствами.

Вот тогда-то штурмбаннфюрер Клетц, получив к своему чину добавление «обер», и появился как «чрезвычайный уполномоченный» «СД» в абвере, в отделе «Заграница». Именно в этом отделе давно и благополучно служил обер-лейтенант Либель, отрабатывая свое право не быть посланным на фронт.

Способности бывшего полицейского инспектора в роли соглядатая развернулись в полной мере. С самого первого дня Клетц стал подозревать в измене всех, начиная с начальника отделения подполковника Мельтцера и кончая вестовыми. Обер-штурмбаннфюрер совал свой перебитый где-то в гамбургских трущобах нос во все дела, выискивая «шпионов». Внимание бывшего сыщика привлек и исполнительный обер-лейтенант Либель.

Обязанности Либеля были довольно сложными. Они требовали ловкости и умения заводить и поддерживать нужные знакомства. Он должен был, как говорят немцы, «проходить сквозь стены», потому что его функции не всегда укладывались в рамки служебных инструкций и предписаний. По долгу службы он встречал и расквартировывал в Берлине секретных агентов абвера перед их отправкой в русский тыл и, как доверенное лицо разведки, ведал снабжением их деньгами, документами и даже гардеробом.

Добыть квартиру, продовольствие, одежду в Берлине в то время, осенью 1944 года, было нелегко. Но надо сказать, что обер-лейтенант справлялся со всем этим неплохо. Подполковник Мельтцер был им доволен.

— Мой Либель в Берлине может все, — говорил он офицерам абвера. — Если вам нужны гаванские сигары или подлинный головной убор полинезийского вождя, он и это достанет! Кроме того, у него огромные связи — там… — При этом Мельтцер делал значительные глаза, указывая в потолок. — Немножко легкомыслен. Да это и понятно: старый холостяк, со странностями. Но абсолютно преданный и знающий человек. Между прочим, он рисует — и совсем недурно, — я видел несколько его картин. Наверное, их хватило бы на небольшую выставку.

Вот с этих-то картин и начался конфликт Либеля с Иоахимом Клетцем. Вскоре после появления оберштурмбаннфюрера в отделе «Заграница» как-то вечером он остановил Либеля в коридоре и, явно желая блеснуть знанием личных дел сотрудников, сказал:

— Я советую вам, господин Либель, в следующий раз составлять свои финансовые отчеты менее поспешно. Я понимаю, это скучно, ведь заполнять отчеты совсем не то, что рисовать картинки. — Он засмеялся, считая, что пошутил.

Правда, финансовые отчеты никак не входили в компетенцию оберштурмбаннфюрера «СД», но «проклятый полицай» лез во все.

Либель помолчал, а затем, когда Клетц кончил смеяться, ответил:

— Интерес к живописи нисколько не мешает мне нести службу, господин оберштурмбаннфюрер. Кстати говоря, ею занимаются иногда и великие люди.

Клетц понял: Либель намекал на Гитлера, который в начале своей карьеры рисовал декорации.

Однако полицейский инспектор был не из тех, кто лезет в карман за словом.

— Я хорошо знаю, чем занимаются люди и великие и рядовые, — отрубил он. — Это моя профессия!

С тех пор оберштурмбаннфюрер, носивший на мундире крест с дубовыми листьями за карательные экспедиции, не раз в присутствии Либеля заводил разговоры о «людях, которые не нюхали фронта», и даже о людях, которым «следовало бы понюхать фронт».

Либель никак не реагировал на эти прозрачные намеки и только про себя окрестил оберштурмбаннфюрера Клетца «чертовым полицаем».

В то утро, когда Либель явился в кабин Мельтцера, присутствие там Клетца могло означать, что дело имеет чрезвычайную важность. В руках у Мельтцера Либель увидел телеграмму.

— Прошу вас, господин обер-лейтенант, встретить, соблюдая все правила конспирации, человека, о котором здесь идет речь, — сказал подполковник, протягивая Либелю телеграмму. — Поместите его в одной из наших квартир. Затем доложите мне и… — Мельтцер сделал паузу, — оберштурмбаннфюреру Клетцу. Пароль — «Циклон».

— Слушаюсь, господин подполковник, — ответил Либель. Он взял телеграмму и собрался было идти, как со своего места грузно поднялся Клетц.

— Задержитесь на минуту, мой дорогой господин Либель, — сказал он, подходя к офицеру вплотную. — Я хотел бы предупредить вас, что человек, которого вы встретите, вскоре отправится в тыл к русским для выполнения очень ответственного задания. Кроме того, он фрон-то-вик, — Клетц демонстративно подчеркнул это слово. — Я прошу вас как следует позаботиться о нем. Не давайте ему повода для жалоб. Доложите сегодня в четырнадцать часов.

— Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер, — выдавил Либель.

Клетц с деланной улыбкой смотрел на него в упор, слегка наклонив вперед лысеющую голову.

Подымаясь по лестнице из подземного бункера, где помещались в то время все служебные и даже жилые комнаты абвера, он развернул телеграмму. В ней говорилось, что некий капитан Шварцбрук в 12.00 прибывает экспрессом в Берлин из Дрездена. Либель взглянул на часы. Было уже девять. Правила конспирации запрещали встречать агентов на вокзале. Нужно снять капитана с поезда на последней станции перед Берлином.

Либель заправил свой малолитражный фургончик «оппель» и на полной скорости выехал к станции Зоссен.

Машина миновала пустынные перекрестки, на несколько минут ее задержала пробка у опрокинувшегося во время ночной бомбежки трамвая. Да, к осени 1944 года жизнь в Берлине все более походила на кошмарный сон. Огромный город непрерывно вздрагивал от ударов авиации союзников. Уже целые кварталы лежали в развалинах. Разбитые витрины и окна, словно подслеповатые глаза, глядели на улицы, некогда щеголявшие чистотой. На одном из углов, над развалинами Либель увидел полотнище, на котором коричневыми буквами были выведены слова: «Мы приветствуем первого строителя Германии — Адольфа Гитлера» — это потрудились сотрудники ведомства пропаганды. «Ну что ж, — подумал Либель, — еще полгода, и этот „строитель“ превратит Берлин в груду развалин».

…По сторонам загородного шоссе бежали ряды посаженных по линейке деревьев. Машина прошла через пригородные поселки, мимо чистых домиков под крутыми черепичными крышами. Раздумывая о своем, Либель едва не налетел на полосатый шлагбаум с надписью: «Ремонт. Объезд три километра». Дорога впереди основательно разбита, и снова следы бомбежки. Времени оставалось в обрез. Либель дал полный газ. Перед мостом через канал снова остановка. Заградительный отряд.

— На ту сторону нельзя, господин обер-лейтенант! — тревожно отрапортовал молодой ефрейтор из отряда фольксштурма.

По сторонам шоссе уже стояло с десяток машин, скрытых в тени кустов. Вдали, за каналом, стелился дым, оттуда доносился грохот зенитных батарей.

— Какого черта! — Либель с досадой ударил кулаком по баранке. — Кто у вас тут старший, позовите!

Юнец куда-то исчез и вскоре появился со стариком в форме фельдфебеля. Только что созданные той осенью отряды фольксштурма состояли из призывников семнадцати и шестидесяти лет. Старик, внимательно прищурив дальнозоркие глаза, долго разглядывал удостоверение Либеля.

— Абвер! Он из абвера! — зашептались стоявшие рядом мальчишки в солдатской форме.

Наконец старик уразумел, в чем дело, и лихо взял под козырек.

— Но ведь там, должен вам доложить, господин обер-лейтенант, как вы сами слышите, налет авиации… На станцию Зоссен… Это весьма опасно!

Либель усмехнулся.

— На фронте еще опаснее, фельдфебель!

Шлагбаум поднялся, и обер-лейтенант на полном ходу повел машину через мост. Еще с насыпи он увидел подымавшееся за дымным облаком пламя. Горела станция, а в полутора километрах от нее (Либель отлично определял на глаз расстояния), сбавляя скорость, подходил дрезденский экспресс. Свернув с шоссе, обер-лейтенант повел машину по какой-то лужайке прямо навстречу поезду. И в этот момент послышался свист бомбы, раздался взрыв. Либель остановил машину и выскочил из кабины.

Основная часть самолетов — это были американские тяжелые бомбардировщики — уже прошла на Берлин. Но два самолета отстали и теперь атаковали станцию Зоссен и подходящий поезд. Крупнокалиберные пули грохнули по крышам вагонов.

Оттуда в панике выпрыгивали люди. Обер-лейтенант, не видя и не слыша ничего вокруг, кинулся к четвертому вагону. С трудом он пробился сквозь встречную толпу и втиснулся в купе. На диване сидел высокий загорелый человек в мундире капитана вермахта, одной рукой он прижимал к щеке носовой платок, другой держал большой черный портфель. Стекло в окне было разбито.

— «Циклон»! — сказал полушепотом Либель, автоматически подымая руку в приветствии.

Человек поднялся, не отнимая руки от лица.

— Возьмите мои чемодан, — сказал он. — Портфель я понесу сам, в нем документы. О черт, как это некстати! Меня огрело осколком стекла. Посмотрите, что там? — Он отнял руку.

— Пустяк, — сказал Либель. — Вам наложат шов. Немного рассечена щека. Идемте!

Взяв одной рукой чемодан, другой поддерживая капитана, Либель помог ему выбраться из вагона.

Они почти сбежали по насыпи и направились к машине. Американские самолеты разворачивались невдалеке на второй заход.

Обер-лейтенант помог высокому Шварцбруку влезть в фургон «оппеля».

— Что, не нашлось другой машины? — спросил капитан, втискиваясь в кузов.

— Инструкция требует, господин капитан, чтобы машина была закрытой и чтобы вас никто не видел. Мы поедем по городу, — ответил Либель. — Прошу вас быстрее, самолеты возвращаются.

— Да, они теперь не отвяжутся. Штурмовать пассажирский поезд — это для них неплохое развлечение.

Либель захлопнул дверцу, и под щемящий я оглушительный треск новых очередей сел за руль.

На автокроссе с препятствиями Либель наверняка занял бы не последнее место. Сквозь всю суматоху, царившую на станции, он сумел пробраться на шоссе. Машину кидало из стороны в сторону, обезумевшие от страха люди бросались прямо под колеса, что-то сильно ударило по кузову то ли снаружи, то ли изнутри. Наконец по сторонам снова замелькали липы. Промелькнул мост, бросились врассыпную от машины мальчишки из фольксштурма. Фургон вышел из-под огня. «Ну, что вы скажете теперь относительно тыловиков, господин Клетц?»

Обер-лейтенант остановил машину. Нужно посмотреть, как там гауптман Шварцбрук, Пожалуй, надо бы сделать ему перевязку. Как всякий запасливый немец, Либель в то время возил с собой аптечку. Он достал ее из-под сиденья и отправился к задней дверце. На крашеном металле борта обер-лейтенант увидел свежую пробоину. С замирающим сердцем он открыл фургон. Капитан Шварцбрук лежал на дне кузова. Либель затаив дыхание осмотрел его. Мертв. Вероятно, это произошло, когда машина уходила со станции… Дурацкий случай!

Случай-то случай, но это грозило обер-лейтенанту Либелю многими неприятными последствиями. Теперь у оберштурмбаннфюрера Клетца были все основания дать возможность тыловику «понюхать фронт». Тем более что свидетелей гибели капитана Шварцбрука не было. «Чертов полицай» наверняка может назначить следствие. Все это никак не входило в планы обер-лейтенанта Либеля, тем более что он вовсе и не был ни Карлом Либелем, ни настоящим обер-лейтенантом. В секретных списках советской разведки перед его простой русской фамилией стояло совсем другое воинское звание: «Полковник».

Либель призадумался. В запасе у него всего час-полтора. Но вот он принял решение и на своей машине, внезапно превратившейся в катафалк, помчался к Берлину.