Гуляя как-то недавно по дорожкам и тропинкам всемирной паутины, я случайно забрела там на один виртуальный форум, где обременённые избытком свободного времени испанские граждане обсуждали проблемы своей национальной обороны. Суть дискуссии этих иберийских маниловых сводилась к тому, как это, однако, было бы хорошо, с одной стороны, иметь сильное унитарное государство, но, с другой стороны, в то же время обладать и полным комплектом не ущемляемых государством прав и свобод. Почесав у себя за ухом, иронически хмыкнув и процитировав про себя слова одного современного барда насчёт того, что, мол, «сохранить хотите девственность и оргазм получить», я, набравшись смелости, деликатно вступила в полемику и для начала напомнила моим неизвестным собеседникам тот сильно подзабытый ими факт, что когда-то Испания была империей, в которой солнце не заходило именно потому, что там велась жестокая, без всяких реверансов в сторону «общественного мнения», борьба с еретиками и сепаратистами. «Да, но что же давало тогда силу вашей нации одерживать столь выдающиеся победы в области внешней и внутренней политики? - вопросила я тех, о ком и понятия не имела, и тут же ответила: - Общенародное, с опорой на волю и решимость мудрого правителя, осознание того, что дело национальной (а по сути - и интернациональной) обороны является священным долгом и что противодействие оккупантам и предателям должно вестись и крестом, и мечом». Это моё заявление прозвучало, конечно, несколько пафосно (а особенно с точки зрения «общечеловеческих ценностей»), но зато оно было подкреплено множеством примеров из испанской истории - начиная от XV века, времени изгнания евреев и мавров из уже объединённого государства, и кончая XX веком, когда вплоть до самой смерти железного каудильо Франко государство, как ни крути, оставалось унитарным и никому даже и в кошмарном сне не мог бы присниться тот «парад суверенитов», который был развёрнут местными автономиями с началом общеиспанской либеральной «перестройки».
Сначала невидимые миру граждане замерли, судя по всему, у своих мониторов и малость оторопели, явно огорошенные тем, что в их тесной и привычной виртуальной тусовке вдруг ни с того ни с сего появился новый собеседник, который, выводя их дискуссию на новый уровень, оказался, во-первых, особой женского пола и, во-вторых, существом из далёкой России. «A ti pravda iz Moskvi?» - ошарашенно спросил меня в своём ответном послании администратор форума, некто по имени Рубен. Мне стало приятно, и я невольно подумала: «До каких же, однако, окраин Европы дошагал-таки наш великий и могучий!» «Да нет, - ответила я Рубену по-испански, - это я так, просто прикалываюсь, потому что на самом деле меня зовут Хосе и сижу я рядом с тобой, в соседней комнате». Но потом, хорошенько подумав и рассудив, что наше сермяжное чувство юмора доступно там далеко не каждому, написала в постскриптуме: «Посмотри на обозначение домена моей электронной почты. Видишь там две буковки «ru», что значит «Россия»? Ещё вопросы есть?» Нет, больше у него их ко мне уже не было: решил, наверное, бедолага, что я из КГБ (а они, наивные люди, и впрямь думают, что он у нас и по сю пору существует, благо, общеевропейская пресса старательно поддерживает в них это приятное заблуждение), и, от греха подальше, быстренько прекратил переписку.
Другим моим корреспондентом оказался человек под «кликухой» Агуалонго (в форумах не принято - из опасения, как бы чего не вышло - обнаруживать своё подлинное имя, и только наивная «Ольга из Москвы» поступила, регистрируя себя в сети с кристально-пионерской честностью). Агуалонго заявил мне о своей безусловной солидарности; долго жал мне из прекрасного далека мою честную руку, руку «бескорыстного борца с глобализмом»; говорил, что их славная история, история великих побед, теперь преступно искажена в угоду Америке и Англии; что вспоминать теперь публично о былом величии их страны считается уже «почти преступным» и влечёт за собой лишение права занимать преподавательскую должность даже и в школе (видно, бедняга, сам настрадался!). В завершение истинный патриот «забытой Богом Испании» написал, что, чувствуя в себе неистребимую симпатию к нашей стране, он давно хотел познакомиться с русской литературой поближе, но вот, к сожалению, пока не читал из неё ничего, кроме книги «Geroi Nashego Vremeni», ввиду чего и просит теперь моего совета, что бы ему такое-этакое почитать, чтобы лучше понять «характер русского народа». Ну, я ему тут же и присоветовала: Лескова и Гоголя, а из более или менее современной литературы - Шукшина и Распутина. И вот тут-то мой новый друг Агуалонго, на которого я было возложила немалые надежды как на образцового представителя «народной дипломатии», призванного пропагандировать на диком Западе светлый образ России, - вдруг он, миляга, как-то ни с того ни сего скис и… больше ничего не ответил. Скорее всего, он у них там до сих пор всё так и ходит по книжным магазинам Испании в отчаянных поисках сочинений Василия Макаровича Шукшина.
Но вот зато третий мой корреспондент (Быстренько сбросив маску своей интернет-кликухи, он, как истинный полуджентльмен, поспешил представиться: имя его Мартин, живёт он в городе Картахена, что в провинции Мурсия, год рождения - 1975-й. Как говорится, «знак ГТО на груди у него, больше не знают о нём ничего». Ну да ладно, и на том спасибо, и то хлеб.) Похвалив меня за хорошее знание испанской истории и за виртуозное владение его родным языком, Мартин тем не менее довольно резко мне возразил, заметив, что вдохновляющая меня эпоха великих европейских империй (как русской, так и испанской) теперь уже безвозвратно ушла в прошлое и нечего нам тут по этому поводу лить крокодиловы слёзы. Надо, говорит, признать, что время Европы уже прошло, что она уже давно потеряла свою всемирную гегемонию и что всем нам будет гораздо лучше, если мы перестанем раздувать щёки, гордясь своей «великой историей», а вместо этого будем равняться на Америку, потому что только там процветает теперь подлинная свобода и потому что сейчас Америка делает в мире то же самое, что когда-то сделал Рим, поработив Грецию. Да, сказал он, если нынешняя Европа и впрямь так похожа на Грецию времён её упадка, декаданса, когда потонувшая в оргиях тамошняя интеллигенция губила свою некогда великую культуру, то вот про Россию-то, про Россию-то и говорить не приходится: у вас там, говорит (ты уж извини, мол, подруга!), такой упадок, такой упадок! И всё почему? Да потому что у вас, дикарей, там, в России, как не было, так и нет «демократического принципа», который вот у нас, в объединённой Европе…
«Да брось, - говорю, - куражиться и тыкать нам в морду своей объединённой Европой! Однако, если уж ты и впрямь такой фанатичный сторонник «демократического принципа», то давай тогда посмотрим (как говорится, без гнева и пристрастия), в какой степени он, этот принцип, применяется в этой вашей «единой Европе», где, судя по всему, по всем вашим декларациям, он должен соблюдаться неукоснительно. Вот почему, например, скажи ты мне, друг мой любезный, почему вот во Франции, у ваших соседей, партия Ле Пена, Народный фронт, получив семь миллионов голосов избирателей, не имеет при этом ни одного места в парламенте? Если вы так уж уважаете волеизъявление народа, как об этом можно судить по вашим заявлениям, то почему же тогда ваши коллеги по Евросоюзу пренебрегли мнением семи миллионов проголосовавших за Ле Пена граждан - количества, по европейским-то меркам, просто огромного?» - «Ах, этот Ле Пен, - говорит он, досадливо морщась, - нашла кого приплести. Ле Пен - это же такая сволочь! А французы, что французы: дикий народ с дикой фанаберией: самовлюблённые шовинисты; они никогда не умели понимать демократию как надо». А я ему и отвечаю: «Пусть так, пусть этот Ле Пен и нехороший человек, не знаю, я с ним в одном полку не служила, да и французы, этот авангард европейской демократии аж с 1789 года, пусть они там, по вашим провинциальным, окраинным понятиям, отсталые - вам, испанцам, видней, вы им там соседи; это всё пусть, но а как же ваш хвалёный демократический принцип? Надо, дружок, быть объективным: любите, как говорится, кататься на саночках демократии, так любите же тогда и возить их в гору».
А он мне на это говорит: «Вот как раз за это я и не люблю нашу реальную демократию - за то, что она оставляет возможность всяким фашистам приходить к власти». - «Да, но такая демократия, согласись, приятель Мартин, она очень мало похожа на демократию. Скажите уж тогда честно, что все эти ваши слова насчёт плюрализма мнений - это не более чем дымовая завеса, скрывающая тот факт, что на самом-то деле вам нужна совсем не демократия, которую я по простоте душевной понимаю как пропорциональное представительство разного рода мнений в органах народной власти. Нет, вам, выходит дело, нужна вовсе не демократия, а диктатура своих «понятий»». Но однако же Мартин ничего мне не ответил на это «честно», а вместо этого просто поменял тему и стал сетовать на то, что вот-де Европа вообще и Испания в частности наводнены выходцами с Юга и Востока, то есть в нашем варианте - «лицами кавказской национальности», а в их варианте - арабами, турками и прочей, по его словам, «нечистью» (выражение, заметим в скобках, демократа не очень-то украшающее) - «нечистью», ведущей себя по-хамски, угнетающей коренное население, не уважающей законов тех стран, в которые они всей своею «шумною толпой» переселяются. Выразив своё возмущение «чёрными» (но при этом, что характерно, даже не пожелав оговориться, что он, конечно же, не расист, не поймите, мол, меня превратно), мой виртуальный друг пришёл в ярость и стал задавать самому себе риторические вопросы типа: почему-де им, «чёрным», позволено строить мечети в Мадриде, тогда как вот нам, «белым», не разрешают въезжать в Мекку? Какая во всём этом, мол, демократия? «Ну так вот тот же Ле Пен, - говорю, - предлагает вам, европейцам Запада, этот узел не развязывать, а рубить, меж тем как вы, этакие все из себя демократы, застыв в почтительной позе безмолвного ожидания, смиренно надеетесь, что когда-нибудь, когда рак свистнет, этот вопрос будет решён вашим, испанским, правительством, в частности, и Советом Европы - вообще, хотя в общем-то всем уже давно очевидно, что правительствам (и Совету Европы - вообще) всё это по барабану».
В ответ на это он мне опять затянул свою унылую привычную песнь: «Ле Пен сволочь, а французы шовинисты». «Ну, - думаю, - упрямая западноевропейская башка, нудный же ты мужичонка», - и снова меняю тему, говоря ему так: «Ну хорошо, вы там у нас Единая Европа и всё такое прочее; это, в конце концов, ваши проблемы, что вам делать с «лицами арабской национальности» - у нас подобного добра и у самих много, ну вас к лешему, разбирайтесь сами. Давай лучше на вопрос международных отношений посмотрим под другим углом зрения: вот как вы там, на Западе,считаете - Россия она кто: она Европа или не Европа?» И тут уж он, бедняга, едва не задохнулся от восторга: «Ну да, естественно, naturalmente, Россия - великая страна, как же, слышали! Достоевский! Чайковский!! Матрёшки!!! Огромные просторы, необыкновенная стойкость народа, всегда дававшего отпор оккупантам!» Тут я наконец вздохнула с облегчением и поняла, что вот теперь-то уж пришла пора воспользоваться моментом, чтобы закосить под кукушку, хвалящую петуха, и, приосанившись, в свою очередь, сама начала восторгаться испанцами (и, надо сказать, совершенно искренне). «Полно, Мартин, - говорю, - полно, голубчик, умерь своё восхищение: не мы одни, русские, в Европе такие уникальные, брось прибедняться-то, потому что вот и у вас имела место Реконкиста, которая была, прямо скажем, и подольше, и потяжельше нашего пресловутого «монголо-татарского ига». И вот, имея такой-то опыт борьбы с «лицами арабской национальности», вы теперь прямо-таки и не знаете, как бороться с вашими новыми «маврами»? Да вот и Наполеону, кстати сказать, по мордасам когда-то надавали не одни только русские, и, покуда вся Европа безмолвно лежала под Бонапартом, только Испания и Россия…»
«Вот-вот, Россия, - продолжил он тем временем свою песнь, мужественно не расслышав моего искреннего комплимента и проигнорировав моё восхищение его предками, которые умели показывать оккупантам, почём раки зимой, - мы вас, русских, всегда боялись: вы для нас всегда были как македонцы для греков - и не вполне варварами, но и не вполне цивилизованными людьми. Вот и сейчас, - говорит он, - в наших газетах пишут, что вы так и остались оголтелыми милитаристами и по-прежнему куёте своё мощное оружие, чтобы завоевать бедную и беззащитную старушку Европу». - «Окстись, дружище, - отвечаю, - протри глаза-то: какой, к лешему, милитаризм? Да ваши европейские инспекторы у нас ещё с горбачёвских времён все военные базы вдоль и поперёк обшарили, с удовлетворением убедившись, что, как говорилось в нашем старом фильме, «всё уже украдено до нас». Где же он, наш пресловутый милитаризм, в чём он выражается?» - «Ну как же, - в ужасе кричит Мартин, - вот у нас в газетах пишут, что у вас уже собираются вводить в школах курс начальной военной подготовки, где юноши, какой кошмар, вместо того, чтобы штудировать основы маркетинга, снова будут учиться разбирать-собирать автомат Калашникова.» - «Это кто ж и когда ж ещё научится, - говорю. - Но даже если кто и научится, так не «калашом» же единым, ты же понимаешь, будет решаться исход глобальных сражений, которые станут битвой технологий».
«Да уж, - говорит он, - на этого вашего Путина только посмотришь и сразу зуб на зуб не попадает: сразу видно, что он за ястреб, куды там до него Бушу! Не зря же он, ваш Путин, в КГБ воспитывался! Мы его, бедные, так боимся, так боимся, что просто страх!» - «Ну, во-первых, - говорю, - Путин - он столько же наш, сколько и ваш: нам тут его сверху поставили, как управдома, так что теперь у нас жильцы сами по себе, а он сам по себе! И причём, что характерно, всё больше, заметь, в вашей же европейской тусовке он и околачивается. А особенно когда увидишь его в одной компании с вашим Аснаром да с английским Блэром, да с примкнувшим к ним Берлускони, этим «крёстным отцом», так сразу и становится понятно, что всех их на одной и той же фабрике, голубчиков, и заготовили: даже вот и пиджачки на них в одном и том же ателье и одной и той же рукой пошиты. Нет, давай лучше не будем про правителей, которым нет дела ни до Вани, ни до Хуана, ни до Джона, ни до Джованни соответственно; давай лучше снова вернёмся к вопросу о России и Европе и рассмотрим его, этот вопрос, с точки зрения столь любимого тобою «демократического принципа». Вот ты говоришь, что Россия, благо, в ней давно уже ассимилированы вами Чайковский и Достоевский, - это Европа. Хорошо, допустим, Россия, как вы заявляете, и впрямь Европа, но только как же тогда согласовать всё это с визовым режимом? Почему простой, извиняюсь за выражение, россиянин может приехать к вам только в унизительном качестве «руссо туристо», а потом ровно через месяц (в отличие от других) он получает под зад коленом от Объединенной Европы? Мол, Достоевский, Чайковский, матрёшки, Спиваков, Ростропович и Гусинский - это всё хорошо, это нам подходит, а вот Иван Иванович - это плохо, портянками на всю Европу от него, видишь ли, воняет… Нет уж, любезный, давай смотреть на это дело по-демократически, то есть объективно, и давай выбирать что-то одно - или мы дикое мужичьё, племя людоедов и, следовательно, вы никого, слышите, никого из нас к себе не впускаете и боитесь нас так, что даже и теперешний, кургузый двуглавый паспорт у вас станет вызывать такую же панику, какую когда-то, во времена Маяковского, у вас вызывал наш серпастый-молоткастый. Но вот если уж мы, как вы там утверждаете на ваших форумах-саммитах, действительно европейцы - то вот тогда, будьте любезны, реально уравнивайте нас в правах со всеми остальными «еврочленами». Ну так и где она тут у вас, эта ваша хвалёная демократия?»
«Ну да, вы бедные, - огрызается Мартин, - нет у вас за душой ни евроцента - вот оттого-то мы вас и боимся - а вдруг вы к нам всей своей Россией попрёте? Так вы тогда нас одной своей живой массой задавите!» - «Брось врать-то, - говорю я ему, - все, кому надо, давно уже у вас. Я уж не говорю про легальных, которым вы лучшие свои земли продали, но вот и на русских-белорусских-молдавских и прочих постсоветских нелегалов у вас в европах вы сами же, и с большим удовольствием, глаза закрываете, потому что вам это выгодно - выгодно, чтобы они у вас нелегально работали. Ты-то вот сам, небось, за двести евриков в месяц на грязной и тяжёлой работе горбатиться не будешь, тогда как для какого-нибудь Тараса или Василя это же просто гигантские деньги: на них вся его деревня ещё долго кормиться будет и ещё за это Бога станет благодарить. А вот насчёт того, что русские бедные… Ну, это ещё как сказать: страна в целом, если смотреть на неё глобально, с точки зрения столь любимой вами макроэкономики, - это да, но вот граждане-то: они у нас самые разные. Как говорится, мухи - отдельно, котлеты - отдельно. Нет, наши граждане, они, конечно, не гусинские, о чём базар, но вот зато заметь: у нас в стране даже и при всех наших кризисах-раскризисах кривая покупки автомобилей, мобильных телефонов, недвижимости год от года уверенно ползёт вверх, меж тем как у вас в Европе с этим делом полный застой и невероятный кризис сбыта. Это мы только с виду такие неказистые, такие сермяжные, в лаптях да в пестряди, а загляни ты простому обывателю под матрас: боже ж ты мой, и чего там только не найдёшь!.. Корейко отдыхает! Нет, мы не бедные, мы, как говорил один классический персонаж, «просто в бедности живём»! Так что о нашей пресловутой нищете давай лучше не будем (ну да, на хлебушек у нас, может, и вправду нет, а вот зато на оплату интернет-трафика по безлимитному тарифу всегда найдётся!). Да вот чего далеко ходить: пока я у вас в Испании на унизительных условиях «руссо туристо» гостила, за мной упорно ходил один португальский студент и на манер Кисы Воробьянинова всё протягивал свою потёртую шляпу: подайте, мол, бедной жертве объединённой Европы! А когда я в ваш книжный магазин зашла и набрала книг ваших классических авторов на солидную сумму, так мне потом на прощание весь персонал этого магазина в ножки кланялся и слёзно умолял: заходите, мол, ещё. Так что выходит, дорогой Мартин, дело отнюдь не в бедности! А вот если вы и впрямь считаете, что русские - они народ неблагонадёжный, так что ж, следите за каждым из нас персонально. Я тебя умоляю: установите за нами строжайший полицейский надзор, это ваше святое право, проверяйте у нас паспорта на каждом углу, пожалуйста, никто и не пикнет, но не давайте русскому пинка под зад через месяц после его въезда в Объединенную Европу только за то, что он русский».
На это мой Мартин почему-то ничего не ответил, но, верный уже избранной им методе, опять внезапно перешёл на другую тему: он воодушевлённо стал нахваливать американцев, которые по части демократических свобод куда как перегнали их, европейцев, в частности ещё и потому, что в Америке, под сенью статуи Свободы никогда не будет существовать таких условий, чтобы могла вырасти такая сволочь, как Ле Пен. (Дался же он ему, право слово, будто других политиков во всём свете не сыщешь!) «Американцы, - сказал Мартин, - своей практичностью напоминают мне римлян, которые смотрели на вещи просто, с прагматической точки зрения, и потому строили акведуки, а не пирамиды, не бессмысленные китайские стены, эти памятники варварству и мегаломании». - «Акведуки, - говорю, - прекрасная вещь, кто бы спорил, но только вот если в Египте строили пирамиды, а в Китае - китайскую стену, то это отнюдь не означает того, что египтяне или китайцы были тупицами, которые мучались дурью и просто не знали, чем себя занять. Есть цивилизации Запада - и есть цивилизации Востока, и они разные, и ты без труда в этом убедишься, если применишь свой демократический принцип хотя бы к культурам (о политике я уж и не говорю!). Если у тебя есть время и желание, выучи китайский, займись египтологией, а если ни того, ни другого у тебя нет, так и сиди себе спокойно на руинах Европы и не осуждай кого не знаешь: вот ведь китайцы, являя собой образец терпимости и невозмутимости, не критикуют же вас, европейцев, за то, что ваши предки строили готические соборы. А вот, кстати сказать, почему же пирамиды, например, кажутся тебе проявлением мегаломании, а готические соборы, которые по высоте не особо ниже пирамид (а где-то будут даже и повыше) - нет? Не является ли это проявлением всё того же принципа «двойных стандартов» - но только на сей раз в культуре?»
Мартин опять промолчал и, подумав, какую бы ему ещё гадость сказать про русских, вдруг ляпнул: «Да, у вас великая культура - Достоевский, матрёшки:» - «Чайковский», - подсказала я ему, но он, не заметив в моей реплике никакого ехидства, завершил фразу: «Но все признаки диктатуры у вас уже налицо. Вот, - говорит, - читал я намедни в газетах (а в газетах «от имени России» у них пишут исключительно адепты СПС или, на худой конец, «Яблока»), статью вашего русского журналиста, по-моему, Гольдберга. Так вот этот ваш русский журналист пишет, что Путин прямо фашист: у него в руках гигантская власть». - «Да полно, милый, - говорю я Мартину. - Милейший он человек, наш президент! Тихий и кроткий! Мухи не обидит! Сама скромность! Вот, например, когда у нас проводилась перепись населения и его спросили, какой, мол, у вас род занятий, Владимир Владимирович, так он со свойственной ему честностью прямо так и ответил: «Я простой служащий на службе у общества». И ведь точно, святая правда! Сказал же он это, не покривив душой, да вот только одна незадача: не упомянул лишь самой малости, самого пустяка - не упомянул, на службе у КАКОГО ИМЕННО общества он находится и как конкретно оно, это самое общество, называется, потому что обществ-то всяких, как ты понимаешь, в цивилизованном мире довольно много - и у всякого, заметь, свой устав, свои мастера, свои магистры. А вот кто у нас и впрямь имеет реальную власть (а власть, как ты понимаешь, принадлежит тому, кто владеет ресурсами), так это еврейские олигархи». И вот тут мой бедняга Мартин просто позеленел: «Так что же тебя конкретно возмущает - то, что они олигархи, или то, что евреи?» - возопил он. А я ему: «В экономическом плане, коль скоро мы говорим именно о нём, возмущает то, что они - олигархи, хотя вот по какой-то странной, непостижимой случайности все они оказываются евреями. Загадка истории - хоть убей, не понимаю почему! Правда, иногда среди них встречаются и русские, этнические русские, так сказать, потомки русских - все из себя такие православные, ладанками и крестами с ног до головы увешанные. Так от этого же они ещё гаже».
И вот тут-то мой миляга не выдержал и написал так (цитирую в дословном переводе):
Отпечатав эту заключительную фразу, Мартин, как трусливый дуэлянт, с отчаяния зашвырнул в бездны глобальной сети свой виртуальный пистолет, отключил связь и поспешил дезертировать. И вот тут-то, под покровом глухой московской ночи, я, подчинившись столь необычному для флегматической особы порыву дикарской радости, ухмыльнулась прямо в равнодушную физиономию гаснущего монитора и, подняв кверху руку с плотно сжатым, победным, кулаком, выкрикнула своё ухарское, в молодёжном стиле: «Yes! Я его сделала!» На пороге комнаты появилась заспанная дочь, которую разбудил этот мой дикарский, тарзановский вопль наикуртуазнейшей европофилки и наигрубейшей азиатки (бывают же на свете такие курьёзные сочетания!). «По какому поводу базар? Кого ты там сделала?» - недовольно спросила она. Я ей растолковала. «Ну и кого ты, мать, из себя корчишь? - возмутилось великовозрастное дитя. - Откуда у тебя такое самомнение? Да кто ты такая - ничтожная обывательница! Сидишь тут себе в байковом халате, в заштопанных шерстяных носках, в старых тапочках и в дырявой оренбургской шали, страдаешь от бессонницы, а на другом конце Европы сидит и точно так же мучается от безделья какой-то испанский придурок, чей-то нахлебник: Ну и что с того? Надавали друг другу по мордасам, а толку-то? Прямо мания величия у вас какая-то! Да кто ты такая, чтобы представлять собой всю Россию? Да и кто он такой, чтобы говорить от лица целой Европы?» Завершив эту столь необычную в её аполитичных устах диатрибу, барышня, недовольно шаркая босыми ногами, величественно удалилась досматривать свои сладостные тинейджерские сны, а я призадумалась. С одной стороны, именно так дела и обстоят, потому что кто мы с ним, действительно, оба такие - с одной стороны, господин Мартин из города Картахены, провинция Мурсия, 1975-го года рождения, и, с другой стороны, я, смиренный автор этих строк? Так, две ничтожные пылинки в складках бытия, истинно так! Но вот с другой стороны… С другой стороны только что завершилась, как бы это сказать, локального масштаба Куликовская битва, которая, как все мы знаем, началась с единоборства двух богатырей из двух «противных станов». Правда, в нашем случае мы, два богатыря, имели вид, прямо скажем, совсем не богатырский - это да, это всё так, кто бы спорил, но вот по сути - по сути мне, в результате этого пусть и виртуального, но реального по своим результатам поединка, стало вдруг понятно, почему с таким чувством и собственного, и национального достоинства выкрикнул преизысканный Блок своё знаменитое: «Да, скифы мы, да, азиаты мы», почему он, в чьей внешности не было ровным счётом ничего азиатского, был горд тем, что показал сытой и «пригожей» Европе «азиатскую рожу» разбитой в пух и прах (казалось бы!) страны. Потому что так-то, логически, чего нас бояться? А ведь боятся, сволочи! И в этом - наша победа. Наша маленькая победа.