Брачный договор с герцогом

Глава 1

1818 год

Женщина способна влиять лишь на небольшую часть происходящего. Ее собственная жизнь зависит не столько от поветрий судьбы, сколько от капризов мужчин. Однако в какой-то момент леди Беатрис Эшфорд решила, что станет архитектором хотя бы своей гибели, если не правительницей жизни.

В принципе, это одно и то же.

Ее брат Хью Эшфорд, герцог Кендальский, может контролировать ее, пока она позволяет это своим поведением. Но терпению пришел конец, она не станет больше мириться с существующим положением.

Брат хотел для нее той жизни, что виделась скучной и серой, затягивающей в сети и обволакивающей все вокруг, как туман на полях поместья Байби-Хаус, которое ей не покинуть никогда против воли брата.

Ей никогда не увидеть балов светского сезона. Никогда не…

О замужестве не стоит и мечтать — решение принято братом против ее воли. Он консультировался с семейным доктором, наблюдавшим ее с детства, и тот вынес вердикт о здоровье, заявив, что деторождение ее попросту убьет. Этого брату было довольно, чтобы постановить, что она должна забыть о браке и остаться с ним, под его опекой и охраной.

Беатрис же мечтала о свободе.

Детство она провела взаперти, в стенах Байби-Хаус. Все, от дождя до свежего воздуха и солнечных лучей, считалось вредным для ее здоровья.

После кончины отца заботы о ее здоровье взял на себя Хью, а для него не существовало полумер.

Он упорно делал все для ее счастья. Привозил из Лондона сладости, стоило ей только пожелать, а также самые модные и дорогие наряды, ленты и прочие украшения для волос.

Беатрис придумала план, о котором никому не рассказала, даже своей подруге, Элеоноре.

Впрочем, одному человеку она все же открылась. Тому, кому предстояло помочь ей в реализации задуманного.

Джеймсу она доверяла. Дружба между ними завязалась четыре года назад, когда его семья приобрела усадьбу неподалеку от Байби-Хаус. Такие отношения стали неожиданностью для нее самой, ведь известно, что подобное недопустимо для молодой леди. Однако Беатрис с готовностью нарушила правила: дружба с Джеймсом, которую все сочли бы странной, позволяла ей развлекаться, как все дети. И выбраться за пределы четырех стен своей комнаты.

Кроме того, она все больше утверждалась в мысли, что только это дает ей силы. А вовсе не бесконечные процедуры и кровопускания, предписываемые докторами, из-за которых приходилось проводить немало времени в постели в полумраке спальни. Тогда ей казалось, что она медленно увядает, как цветок, лишенный солнечного света, дождевой воды и питания земли.

И вот внезапно она обрела источник силы, который не могла бы раньше и представить. Потом она познакомилась с Пенни, которой суждено было однажды стать ее невесткой, если бы помолвку не расторгли. И с Джеймсом, ставшим ей добрым другом.

Их отношения явились поводом разговоров о браке. У Джеймса на этот счет было свое мнение. Откровенно говоря, он совсем не собирался жениться, а объяснял ей, что семья, дети — все эти хлопоты не для него.

Только брак мог дать Беатрис вожделенную свободу. Тогда она смогла бы жить по-настоящему, а не оставаться затворницей, обузой для брата до конца дней.

К счастью, сегодня в доме давали бал и ей разрешено присутствовать. Впрочем, она, Беатрис, станет полноправной участницей бала. Ведь она не танцевала, у нее не было даже бальной карточки. Она никогда не появлялась в свете в качестве дебютантки.

С какой целью ей появляться на балу? Хью не желал, чтобы Беатрис выходила замуж, потому и не стремился выводить ее в свет. От мыслей об этом всегда становилось невыносимо грустно. И очень одиноко.

Став замужней дамой, она получила бы право посещать балы. Задуманное предприятие опасно, в случае неуспеха репутация Беатрис окажется под угрозой, неверное истолкование ее поступка повлечет за собой злые сплетни и значительно все осложнит. Ее и сейчас никто не замечает, лучше уж умереть, чем влачить и дальше жалкое существование.

— Ты прекрасно выглядишь, — произнесла Элеонора.

Подруга сидела на кушетке в углу, на ней было великолепное платье из серебристой ткани с россыпью сверкающих звезд. В этом светском сезоне Элеонора дебютировала, но не была представлена официально, так как отец ее не принадлежал к аристократическому роду. Беатрис не знала всех деталей, не понимала, как Хью связан с семьей Элеоноры, но именно брат был назначен ее опекуном и теперь нес за нее ответственность.

И за Беатрис ответственность нес тоже он, принимал решения относительно ее жизни, когда самостоятельные действия сестры считались бы недопустимым своеволием.

— Спасибо, — ответила Беатрис, оглядывая себя в зеркало.

Ей нравилось выбранное платье, но она не выглядела так привлекательно, как Элеонора. Подруге было позволено выглядеть, как подобает молодой женщине, а Беатрис… На ней тоже был бальный наряд, но не такого фасона, как у Элеоноры. Волосы убраны иначе. Впрочем, все это не имело большого значения, ведь у нее, Беатрис, свой путь. Ее брат герцог, у него есть влияние. Он высоко ценил соблюдение правил приличий.

Год назад состоялась его помолвка с дочерью графа, которую он разорвал не колеблясь, когда пошли слухи о ее романе с шотландским офицером. Хью был скор на решения и хладнокровен. Брат — очень хороший человек, Беатрис точно это знала. Его отношение к ней было тому доказательством. Однако он совершенно нетерпим к людям, которые ведут себя неподобающе. Иначе и быть не могло, ведь он видел, как отец обращался с их матерью, насмехался над ней, унижал, чем вызвал презрение Хью.

Все вышеупомянутое делало план Беатрис, к реализации которого она намеревалась приступить сегодня, еще более опасным. После того как Хью узнает, что она вышла замуж за Джеймса, он будет… очень в ней разочарован. И никогда ее не поймет. Он был главой дома, семьи, правильным для него было то, что он сам считал таковым. Брат был полон высокомерия до кончиков пальцев.

Он герцог, никто не имел права задавать ему вопросы о мотивах поступков. Исключением был лишь лучший друг — герцог Бригамский, которого называли Бриггс.

Два друга были настолько разными, насколько возможно для двух мужчин. При одинаковом титуле и положении их поведение, взгляды на жизнь значительно отличались.

Ничего, брат поймет, когда она все ему объяснит. Если позволит ей говорить, а не пожелает уничтожить. Она почти уверена, что на это он не пойдет, ведь именно он подталкивал ее к такому шагу своими поступками.

— Ты такая задумчивая, — произнесла Элеонора.

— Да, пожалуй. Надеюсь, сегодняшний вечер пройдет… складно. — Ей с трудом удалось подобрать слово.

Складно. Как нелепо говорить так, когда речь идет о всей дальнейшей жизни.

Элеонора улыбнулась в ответ, но немного грустно.

— Уверена, так и будет. Твой брат намерен найти мне мужа.

— Судя по всему, тебя это не радует.

Подруга улыбнулась лишь одними губами.

— То, что меня бы порадовало, невозможно, Беатрис.

Сердце Беатрис сжалось от сочувствия подруге. Ей кое-что было известно об Элеоноре, о ее безнадежной любви к Хью. Это выяснилось в прошлом году, когда брат обручился с Пенни.

Разумеется, Элеонора мило общалась с Пенни, ничем себя не выдав. Лишь по глазам можно было понять, какая тяжесть у нее на душе.

Беатрис считала неуместным говорить об этом и никогда так не поступала. Какими бы искренними ни были чувства Элеоноры, мечтам ее не суждено было воплотиться в жизнь. Узнав об этом, Хью, скорее всего, ответил бы… ну, он разделил бы их. Значение имело многое: происхождение, титул… У него в голове уже сложился образ женщины, которую он хотел бы видеть своей герцогиней. Беатрис знала это точно. И еще знала, что Элеонора со своими чувствами не подходит по многим критериям. Если она и строила планы, им не суждено сбыться. Брат не принимал в расчет чужие чувства, только свои собственные взгляды и принципы о том, как следует поступить.

Позже Пенни объяснила Беатрис, что произошло на самом деле. У нее не было романа с шотландским офицером, ему ее продал отец в счет карточного долга. Разумеется, Беатрис ей не поверила. В любом случае правда не важна, брат принял решение, и свадьбы не будет. Ни ей, ни кому другому не заставить его передумать. В результате Пенни согласилась выйти замуж за шотландца и уехала с ним в нагорье. Правда не имела значения. Особенно для Хью, чье мнение о Пенни изменилось навсегда.

Если кто-то утрачивал уважение в его глазах, вернуть его было невозможно.

Нечто подобное сегодня может случиться и с ней.

Да, вполне возможно. Но у нее всего два варианта на выбор: или смириться с тем, какой брат видит ее жизнь, или сделать попытку изменить ее так, как хотелось бы ей самой.

И Беатрис решила действовать, как бы опасно это ни было. Она знала, что для женщины невероятно ценна репутация, испортить ее намного легче, чем сохранить безупречной.

— Пойдем вниз?

— Да, — кивнула Беатрис. — Пойдем.

Как раз настало время прибытия гостей. Необходимо спрятаться от всех в дальнем углу и дождаться появления Джеймса. И потом реализовать план быстро и наилучшим для себя образом. Прежде всего, определить место, где их должны увидеть. И то, чем они будут заниматься.

Беатрис не могла быть уверена, что этот вечер сложится именно так, как задумано, а не иначе. Необходимо действовать быстро и слаженно. Все должно выглядеть именно так, как ей надо.

Пока они с Элеонорой спускались по лестнице, Беатрис удалось успокоиться и взять себя в руки. Шаги их были бесшумны благодаря роскошной ковровой дорожке, покрывающей ступени. Идеально отполированный итальянский мрамор пола блестел в свете роскошной люстры под потолком. Яркий свет позволял разглядеть замысловатую лепнину. Однако даже этот блеск с легкостью затмевала роскошь бального зала. Мрамор там был отделан золотом на стыках, роспись стен и потолка представляла сцены битв ангелов и демонов.

Девушки прошли через двери, и Беатрис сразу направилась к чаше с пуншем. К ее радости, закуски и напитки уже были представлены немногочисленной публике, появление которой тоже было очень кстати. Брат прибудет вовремя и ни минутой позже или раньше. Модные тенденции ему безразличны. Главное для него — оставаться человеком слова.

В момент объявления начала бала Беатрис старалась держаться на заднем плане, следуя собственным правилам приличий. Она была гостьей, но не совсем обычной. Откровенно говоря, она была шокирована тем, что Хью позволил ей находиться здесь, ведь мог с легкостью запретить выходить из комнаты. Удивительно, что он нарушил собственное правило. По его меркам, решение шло вразрез с традициями. Джеймса не было видно, но Беатрис знала, что он непременно появится.

Вошел брат и приветствовал гостей. Затем прошел через зал к дальней от входа стене и остановился напротив сестры.

— Каковы впечатления от вечера? — спросил Хью.

— Все замечательно. Как всегда.

Она сжала руки, чтобы они не тряслись от волнения. Тогда брат стал бы непременно расспрашивать, как поступал всякий раз, когда видел, что она нервничает. Он весьма проницателен. И это не всегда казалось достоинством.

Взгляд его скользнул в сторону.

— Где Элеонора?

— Ты можешь быть удивлен, но она приглашена на танец.

— Действительно?

— Да.

Взгляд его стал острым, следовательно, внимание переключилось на нечто иное. Порой Беатрис задавалась вопросом: был ли брат настолько в себе уверен, что даже мысли не допускал, что ему кто-то может противостоять, или он просто не считал Элеонору женщиной? И не предполагал, что другие могут видеть ее таковой. Не считал необходимым охранять ее от поклонников из-за того, что у нее их не может быть.

А Беатрис для него была и будет болезненным ребенком.

От этой мысли в самой глубине сердца шевельнулась грусть. От нее становилось трудно дышать, такое случалось и раньше…

Грудь сдавило до боли. Именно эти чувства заставили Беатрис прибегнуть к плану, разработанному в те долго тянувшиеся дни, когда она лежала в постели больной. Беатрис решила, что тело может отказываться дышать должным образом из-за сковывающего его страха. Если расслабиться хоть на мгновение, непременно удастся понять, что происходит на самом деле. Она выдохнула, опустила плечи и сделала глубокий вдох. А потом вонзила ногти в ладонь — легкая боль успокаивала. Боль вообще вещь интересная, по крайней мере, так считала Беатрис. Некоторые старались ее избегать, не понимая, что она может стать подсказкой, предупреждением: надо свернуть с пути, иначе будет плохо. Однако не в ее случае. Боль необходима для спасения ее жизни, она — часть лечения, применяемого лекарями. Потому пришлось выработать к ней свое отношение.

Боль присутствовала в множестве ситуаций и шагов, сделанных за минувшие годы. Хороших и плохих. В детстве ей часто делали кровопускание, это было мучительно больно, впрочем, как и все методы лечения, которым ее подвергали. Позже, когда здоровье значительно улучшилось, Беатрис использовала любую возможность улизнуть из дома и побродить в лесу. Так она познакомилась с Пенни. Девушка заблудилась на огромной территории поместья и не могла найти дорогу домой.

Беатрис старалась, чтобы никому не стало известно о ее вылазке из дома, потому что не любила выдавать свои тайны. Обретенную на время свободу и умение переносить боль она ценила больше всего, особенно когда получала возможность исследовать мир за окном. Ей пришлось вытерпеть и ссадины, и укусы пчелы. А еще падение с дерева. Это было то прошлое, о котором брату ни в коем случае не должно стать известно. Но именно оно ассоциировалось со свободой.

А иногда… Нечто похожее причиняло боль. Она ни с кем об этом не говорила, смысла в этом никакого, даже для нее самой. Однако, когда выдержка подводила, боль в ладони помогала ее восстановить. Своего рода процесс заземления.

Вера в свою силу.

Вера в то, что она могла выдержать гораздо больше, чем можно было ожидать. Именно эта уверенность придавала сейчас сил.

Ощутив внезапное покалывание в затылке, Беатрис повернулась ровно в тот момент, когда в залу входил Бриггс.

Герцог Бригамский.

С его появлением все вокруг пришло в движение. Бриггс всегда и везде привлекал внимание. Иначе и быть не могло.

Он выглядел невероятно привлекательно в черном фраке, черном жилете и белом галстуке. Кроме того, на нем были бриджи из оленьей кожи и черные туфли. В комнате оказалось немало мужчин, одетых подобным образом, и он не должен был привлекать особое внимание. Неизвестно, дело в качестве наряда или образе человека в целом, но все взоры обратились к нему.

Бриггс заметно выделялся на общем фоне. Был для Беатрис самым красивым мужчиной из всех, кого ей доводилось видеть. В этом зале определенно не появлялся никто красивее. Подтверждала ее мысль и реакция гостей. Его волосы были ровно той длины, что позволяла им лежать волнами, голубые глаза искрились, взгляд пронзал насквозь. Но дело, разумеется, не только в привлекательности лица. Нельзя не заметить осанку и стать герцога: он нес себя гордо, уверенно. Герцог Бригамский был совсем не похож на ее брата, правила не стали для него главным в жизни. Впрочем, были у них и общие черты — например, оба все держали под своим контролем.

Лондон был покорен им, что уж говорить о матерях дочерей на выданье. Если и был у него недостаток, так это наследник мужского пола. Брак герцога оказался непродолжительным и завершился много лет назад, так много, что он давно обрел статус холостяка. Как и репутацию повесы.

Беатрис точно знала, что человек он добрый, к тому же ей всегда было с ним легко в общении. Легко считать его другом. Впрочем, это не было обоюдным, она понимала, что он относится к ней, скорее, как к ребенку, хотя сама она не могла отказаться от глубокого чувства привязанности, несмотря на понимание, как это бессмысленно и неразумно.

В некоторые моменты ей казалось, что каждое сказанное им слово подобно вспыхнувшей звезде, а каждый выдох наполняет комнату солнечным светом. Нельзя сказать, что она была влюблена в него так, как Элеонора в Хью, нет, ее чувства были иными. Беатрис не считала его равным, он был неизмеримо выше, недосягаем для нее. В то же время представить, что его нет в ее жизни, было невозможно. Он стал для нее и солнцем, и звездами. Возможно ли существование без этих светил, без их света и тепла? Без возможности видеть их на небосклоне?

Герцог не увидел ее или не узнал, но направился к группе дам в другой части залы. Его внимание привлекли совсем не дебютантки, а вдовы.

Мужчины его типа предпочитают вдов. С ними ведь не нужно соблюдать границы во всем, как с незамужними леди. Беатрис не считала нужным делать вид, что до конца понимает суть подобных отношений. Наблюдая за Бриггсом, она ощутила, как кольнуло сердце. В какой-то момент он обернулся, взгляды их встретились, несмотря на расстояние, и он весело ей подмигнул.

На этот раз сердце подпрыгнуло, и она поспешила отвернуться, чтобы не давать ему повода смотреть на нее излишне долго. Вдруг это позволит ему догадаться о задуманном, а сейчас это совершенно не нужно. Бриггс не должен разрушить ее планы.

Ах, как он великолепен. Светлые волосы, лежащие волнами, и голубые глаза делали его ангельски красивым. Однако она не ощущала, что ее притягивает к нему, словно магнитом, не было желания смотреть на него неотрывно. Рядом с ним было просто комфортно. Как бывает с подругой.

Это дружеское отношение, и ничего более. Были у нее и другие, способные ее погубить, если о них станет известно в свете. Они с Джеймсом и раньше оставались наедине, теперь лишь нужно, чтобы об этом все узнали. Брат никогда не даст благословения, потому надо его заставить. Скандала он не допустит, их он ненавидит больше всего прочего. И это означает… Что надо им пригрозить. Для брата это станет неожиданностью, ведь он уверен, что на подобное сестра не способна.

К ней подошел Джеймс с двумя бокалами пунша.

— Выпьешь? — Он протянул ей один.

Беатрис оценила заботу. Джеймс всегда был таким добрым.

— Спасибо.

— Уже продумала план действий этим вечером?

— Необходимо решить, где нас должны застать и кто. Лучше всего, если это будет сам Хью.

— Ясно. Может, нам просто отправиться в спальню и ждать?

Отчего-то от этих слов ее замутило.

— В спальню? Не думаю, что этот вариант подходит.

На лице Джеймса появилось… сожаление.

— Возможно, ты права.

— Репутация леди может быть испорчена, если она выберет не ту дорожку в саду. — Беатрис многозначительно посмотрела на друга. — Мне уж давно бы пришел конец, если бы кто-то узнал, что я одна, без компаньонки сидела у тебя в гостиной и пила чай.

— Я лишь полагал, что разработанный тобой план предполагает действия гораздо более серьезные, чем просто визит или совместное чаепитие. Очевидно, что твой брат должен стать свидетелем чего-то весьма компрометирующего. — Джеймс смущенно опустил глаза. — Я знаю герцога, поэтому наш поступок должен вызвать в нем желание отдать тебя мне в жены, а не вызывать меня на дуэль.

Беатрис смотрела на него, ощущая возрастающую растерянность. Она не понимала, на что Джеймс намекает.

Она была совершенно не посвящена во многие стороны жизни. Картинки из книг, которые нашлись в библиотеке, с обнаженными нимфами, убегающими от преследующих их мужчин, всегда вызывали неловкость. По непонятной причине сейчас эти картинки встали перед глазами… Она и раньше подспудно ощущала, что все, связанное с подобными образами, ведет к краху репутации. Однако воедино все связать не могла.

— Я хотела… хотела бы… Джеймс очень тепло улыбнулся.

— Я ни к чему не намерен тебя принуждать, Беатрис. Знай, если ты решишь отказаться от плана, я готов в любую минуту.

— Я могу сказать то же тебе. Но считаю, ты тоже вправе… жить, как пожелаешь, Джеймс. Я беспокоюсь за тебя и хочу помочь, если могу.

Возможно, ей никогда не понять, почему он отказался от настоящего брака. Вероятно, они оба преследуют схожие цели. Но у них есть дружба, а скоро появится и свобода, которую дает брак.

Беатрис сочувствовала Джеймсу. Он был сыном своего отца, но вторым по старшинству, у него не было и никогда не будет той власти, которой обладал его старший брат благодаря положению в обществе. Джеймс испытывал сильное давление семьи, приносящее ему страдания. Не испытывая того же самого, Беатрис легко могла понять, что значит вести ту жизнь, какой не желаешь.

— Я знаю, что надо делать, — произнесла она. — Будет лучше, если свидетелей окажется более чем достаточно, но со стороны должно казаться, что мы ищем уединения. Я знаю, куда нам идти. Там нас найдет не только брат, но и его многочисленные приятели.

Среди них будет и Бриггс. Мысль обожгла ее изнутри. Следом вспыхнул стыд. Беатрис на мгновение стало невероятно стыдно.

— Часто в какой-то момент во время бала, такой как сейчас, например, брат любит ненадолго отправиться в библиотеку с несколькими приятелями, пообщаться в узком кругу, так сказать, — продолжала она. — Если нам тоже там оказаться… и…

— И страстно обнять друг друга, — закончил Джеймс. — Этого, надеюсь, будет достаточно.

Беатрис стало немного легче. Объятия, как ей казалось, не способны разрушить репутацию леди. Но для света факт будет вопиющий.

— Да, я тоже надеюсь.

— Тогда встретимся там.

— Да. И постарайся пока не вызвать подозрений.

А она будет ждать. Ждать момента, когда брат выйдет из бальной залы. Им необходимо оказаться на месте раньше его. Джеймс уже исчез из вида.

Беатрис выскользнула из залы, стараясь, чтобы это осталось для всех незамеченным, и на цыпочках поднялась по лестнице в библиотеку.

Помещение освещал только огонь в камине. Она надеялась, что слуги не прибудут раньше брата, чтобы зажечь свечи. Их появление может подтолкнуть ее на путь благоразумия, а она не хотела быть благоразумной. Беатрис хотела, чтобы пострадала ее репутация.

В углу что-то зашевелилось. Внутри все сжалось от нервного напряжения, хотя одновременно появился невероятный прилив энергии. И тут послышались шаги. Почти сразу. Прежде чем подумать, прежде чем дать себе шанс не совершать никаких действий, остаться на месте, она бросилась вперед и обняла стоявшего в углу человека.

Удивительно, но он был выше ростом, чем должен, и как-то плотнее…

Человек… мужчина… повернулся к ней, и Беатрис едва не лишилась чувств, когда он провел рукой по ее спине и прижал к себе, обхватив ягодицы. Она невольно отметила, что ладонь эта больше, чем у Джеймса. Ужас пронзил ее, когда распахнулась дверь, в комнату ворвался поток света и раздался голос:

— Черт возьми, что здесь происходит?

Беатрис смотрела на дверной проем и понимала, что репутация ее действительно под угрозой. Перед ней был не один брат и даже не брат с несколькими приятелями, это была экскурсия по дому для всех желающих. Среди которых были, разумеется, самые язвительные светские острословы.

Затаив дыхание, она подняла голову, чтобы посмотреть на мужчину, державшего ее в объятиях, и увидела знакомые голубые глаза. Очень хорошо знакомые. Свет звезд. Тепло солнца.

Перед ней был Бриггс.

Его рука по-прежнему сжимала ее ягодицы, от тепла его тела внезапно стало жарко, будто в аду, сила его хватки стала откровением.

Беатрис не могла вздохнуть.

Ни одному мужчине не дано право повергнуть ее в такое состояние. Однако это случилось…

Беатрис сама набросилась на Бриггса, а брат вошел как раз вовремя и увидел их.

— Я требую объяснений. В противном случае будьте готовы принять вызов, герцог.

Она видела, как в глазах брата сверкнуло уничтожающее все вокруг пламя. Он совсем не шутил.

— Тут не происходило ничего предосудительного, — начал Бриггс, медленно отпуская Беатрис, но придерживая, чтобы она не упала.

— И тем не менее, мы стали свидетелями весьма пикантной сцены, сэр.

— Это моя вина. Это я…

— Все ясно. Ясно, как следует поступить.

Беатрис подняла глаза на Бриггса, теперь смотревшего на Хью с яростью.

— Кончено, сэр.

— Что выбираете? Пистолеты на рассвете?

— Нет, — твердо ответил Бриггс. — Я выбираю брак.

Глава 2

Филип Байрон, герцог Бригамский, был человеком, с которым лучше не шутить. А еще тем, кого непросто одолеть, который не отступает перед брошенным ему вызовом. Но сейчас он чувствовал себя проигравшим девушке, едва вышедшей из детского возраста. Будь дуэль оправдана, он никогда бы не спасовал. Но сейчас перед ним тот, кого он считал единственным другом, именно он смотрит на него с ненавистью. Бриггс понимал его, ведь речь идет о чести его сестры. Кендал готов убить его и доведет дело до конца. Он не был ангелом, как и затворником, любил развлекаться и получал все, когда желал. Они часто вместе посещали клубы, игровые заведения и бордели. Но Кендал не позволял себе переходить черту, семью он держал подальше от всего, связанного с плотскими удовольствиями. Он никогда бы не стал растлителем юных леди, впрочем, как и Бриггс. Ему и в голову бы не пришло прикоснуться к сестре друга. Это ведь она набросилась на него. Однако сейчас не место и не время говорить об этом.

Он посмотрел на Кендала и произнес:

— Вашей сестре лучше отдохнуть в своей комнате, сэр, а нам — поговорить наедине.

— Нет, — уверенно заявила Беатрис, отходя еще на шаг от Бриггса. — Мне не нужно отдыхать. Я хочу поговорить с вами, с Хью, мы должны…

— Не желаю слушать, — отрезал Кендал. — И вас, сэр, — сказал он Бриггсу. — Не желаю, пока не смогу… — Он повернулся к присутствующим гостям: — Прошу меня простить, я вынужден прервать экскурсию. Продолжайте отдыхать и веселиться, я буду благодарен вам, если воздержитесь от обсуждения того, чему стали здесь свидетелями, и дадите возможность нам во всем разобраться.

После слов Кендала гости спешно разошлись, ведь он был герцогом. Но Бриггс знал, что все сразу начнут сплетничать, это неизбежно. Ущерб репутации нанесен, и не важно, как все было на самом деле.

— Хью… — обратилась к брату Беатрис.

— Ступай, — сказал Кендал. — Ступай в свою комнату, поговорим позже.

— Я бы хотела поговорить сейчас.

— Сейчас я не стану тебя слушать.

— Но, прошу, я…

Кендал поднял руку, видя, что сестра готова стоять на своем. Она могла быть очень упрямой. Сейчас определенно желала что-то сказать прежде, чем он примет решение, но могла, поразмыслив, прийти к выводу, что лучше дождаться, когда настроение его улучшится. Беатрис готова была ослушаться приказов Кендала, что, по мнению Бриггса, было не совсем разумным поведением.

Беатрис, вздохнув, вышла из комнаты, и Кендал закрыл дверь.

— Жду ваших объяснений.

— Я просто там стоял. Не представляю, за кого приняла меня ваша сестра, но, клянусь, я никогда, никогда бы…

— Допустим, — сказал Кендал. — Мне хорошо известно, как вы ведете себя с дамами, мне бы не хотелось, чтобы моя сестра входила в их число.

— Можете быть спокойны, ваша светлость. Мои аппетиты не распространяются на вашу сестру.

Признание немного разрядило накалившуюся атмосферу.

— У вас есть наследник. — Кендал пристально посмотрел на Бриггса, отчего тому стало не по себе, как всякий раз при упоминании о сыне.

Все верно. Он выполнил самое главное в жизни — произвел на свет наследника. Род будет продолжаться. И не важно, что он никогда не считал себя созданным для брака, не представлял, что делать с ребенком, особенно учитывая непростую жизненную ситуацию. Разумеется, сын получал лучший уход и образование. Что еще можно требовать от отца?

— Вы должны жениться на моей сестре, — заявил Кендал.

— А вы должны поверить, что между нами ничего не было.

Для Бриггса существовало не так много людей, которых он готов назвать друзьями. Он был отправлен в школу лишь в возрасте четырнадцати лет. Отцу было стыдно за сына, за его поведение, он намеревался полностью подчинить его своей воле, чтобы каждое действие было понятно и санкционировано. Мать отослала его в школу сразу после смерти отца.

— Ты унаследовал титул герцога, — сказала она тихим голосом, потому что привыкла быть тихой и незаметной рядом с отцом. — Теперь ты не просто Филип.

С той поры он ни разу не был Филипом. Всегда только герцогом Бригамским. Он изменил себя, стал новым человеком. Бриггсом.

По иронии судьбы, именно этого добивался отец, для этого мерзавцу надо было всего-то отправиться в мир иной.

Пребывание его в школе не было простым, все наладилось далеко не сразу. Что же касается друзей…

Откровенно говоря, у него был всего один друг.

Это Хью.

Хью перевел дыхание и отвернулся, будто для того, чтобы собраться с мыслями. Или же просто подавить желание врезать Бриггсу. Будь перед ним другой человек, он непременно бы ударил его, только крепость и длительность отношений заставила сдержаться.

Хью был первым человеком, с которым он подружился, и следует признать, до сей поры единственным.

Впрочем, правила, установленные обществом, не требовали, чтобы Хью руководствовался принципами дружбы.

И совсем не важно, что Хью, как и он, получил титул, когда был гораздо моложе, чем следовало. Они оба пережили темные времена становления, когда превращались из юношей в мужчин, более того, в герцогов. Этот путь они прошли вместе. Бриггс осознавал, что выжил и выстоял только благодаря поддержке.

Именно это удержало его от желания бросить вызов Хью в ответ, что было бы защитой собственной чести, учитывая обстоятельства.

Он совсем не виноват, что Беатрис набросилась на него и прижалась всем телом. Надо сказать, формы ее были гораздо более выразительные, чем он полагал.

— Хорошо. Лишь потому, что я знаю вас как человека чести. И вы не опустились бы до отрицания вины, если бы согрешили.

— Раз вы поверили, что я никогда не рискну скомпрометировать вашу сестру, поверите и в то, что девственницы меня не интересуют. Как вы помните, у меня уже была супруга-леди, которая терпеть меня не могла. — Он никогда не говорил о Серене. Упоминание о ней сейчас много значило.

— Случившееся с Сереной вовсе не…

— Мне не нужны ваши доводы, Кендал, особенно когда я стою перед выбором: жениться на вашей сестре или принять пулю в лоб. Не кажется вам это слишком жестоким?

— Вы мой друг, несмотря на то что сейчас мне хочется вас прикончить. Главное в жизни — честь, — произнес Кендал.

— Разумеется. Вы знаете, я разделяю ваши взгляды. И понимаю, почему у вас появились такие принципы, видимо, еще тогда, когда был жив ваш отец. Но знайте, для вашей сестры не станет благом…

— Ее замужество будет лишь формальностью, — перебил его Кендал. — В обществе об этом никогда не должно стать известно. Вы всегда хорошо к ней относились, так помогите ей, как всегда хотели.

— Вам не кажется, сестра могла бы многое объяснить в этом случае? Она готова к браку лишь на бумаге?

Альтернативу в этой ситуации Бриггс не рассматривал. Его отец скончался, когда он был почти ребенком, потому принял решение спешно жениться, чтобы произвести на свет наследника. Он обвенчался с Сереной в двадцать один год и в двадцать три потерял супругу. Он был без ума от нее, был уверен, что их связывает если не любовь, то хотя бы дружба.

Как он был наивен!

Ее взбалмошный характер он принимал за бурный темперамент. Частую смену настроений приписывал страстной натуре. Периоды активности и апатии сменялись, и он вскоре мог уже предугадать, что последует. Вскоре интервалы стали длиннее, высшая степень тревоги сменялась депрессией, длящейся месяцами. Потом все разрушилось. Серена перестала с ним разговаривать, и тогда он начал медленно осознавать, что был слишком романтичен для существующего положения дел. Он верил, что эта женщина станет тем человеком, с которым он может быть самим собой.

С Беатрис он познакомился, когда та была еще девочкой, и сразу почувствовал к ней симпатию. Она жила почти узником в своей комнате. Бриггс редко ощущал подобное притяжение к людям, впрочем, он и не стремился к общению. Он герцог, люди сами пытались установить с ним контакт.

Но эта девочка…

У него возникло желание рассмешить ее, найти повод для улыбки в мире, который, похоже, отчаянно стремился не давать его.

Если Бриггс и понял что-то важное в жизни, так это то, как тяжело смириться с той жизнью, которую не выбирал и которая совсем не подходит его характеру. Потому Бриггс всегда заходил проведать Беатрис, когда наносил визит другу, привозил ей сладости из Лондона. Увидев протест в ее глазах, ощутил родство душ. Ведь судьбы их были во многом схожи, он тоже жил не так, как желал, не в той семье, какой бы хотел. Возможно, даже больше — он никогда не выбрал бы добровольно роль наследника титула.

О Беатрис он мог бы сказать, что душа ее оказалась не в том теле. Оно было не в состоянии соответствовать бунтарскому духу. Он всегда старался ей потворствовать. И теперь это пошло во вред ему же самому. Он никогда бы не решился обречь девушку на брак с ним. В длинном перечне жизненных ошибок было и то, чего он ожидал от женщин. Он был молод и глуп, потому полагал, что супруга, которая, разумеется, была девственницей в их брачную ночь, со временем изучит его предпочтения и разделит их. Как же надежды были далеки от реальности!

За годы, прошедшие со смерти жены, в его постели побывало немало женщин. И они не были леди. А леди и замужество… все это лучше оставить навсегда в прошлом.

— Вы сможете вести привычный образ жизни, — продолжал Кендал, словно жениться — пустяк, о котором не стоит много думать. — Наследник у вас уже есть. Возможно, Беатрис родит, если пожелает, ребенка, с которым будет заниматься. Она… видите ли, очень этого хочет. Я знаю, поскольку доктор сказал, что беременность для нее нежелательна.

— Она не может иметь детей? — Бриггс был удивлен, он ничего не знал об этом.

— Ей не стоит рожать. Я в этом глубоко убежден. Она способна стать матерью, однако вам известно, каким слабым было ее здоровье в детстве. По мнению врачей, роды станут ненужным риском. Именно по этой причине она не дебютирует в сезоне.

— Вы ей так все объяснили? — спросил Бриггс.

— Да.

— Что конкретно вы ей сказали, Кендал?

— Что ей не стоит выходить замуж. Что она не выйдет замуж, а заботиться о ней буду я. Что, разумеется, выполню, ведь моя обязанность — обеспечить ей надлежащий уровень жизни.

Совершенно очевидно, что друг понятия не имел, что совершил, и он совсем не знал родную сестру. Беатрис была милой и тихой, это верно, однако вовсе не такой послушной, как могло показаться. За многие годы он не раз оставался на несколько дней в Байби-Хаус и знал, что Беатрис часто и подолгу не бывает дома и она находится совсем не там, где полагал Кендал. Он видел, как она выходила к обеду, запыхавшаяся, с красными от долгого пребывания на холоде щеками и запутавшимися в волосах листиками. Самым большим заблуждением друга была уверенность, что все так же относятся к его положению, как и он сам, считают его авторитет непререкаемым. Каждое его слово ловила лишь его подопечная Элеонора, сестра же, напротив…

— Понятно, — кивнул Бриггс. — Вы пытаетесь разрешить ситуацию, в которой мы оказались из-за вас, переложив с себя вину.

— Каким это образом я к этому причастен? — Кендал был явно возмущен.

— Вы сделали сестру пленницей до конца жизни. Она обречена жить здесь, в Байби-Хаус, в провинции, вдали от светского общества, друзей, свободы. Не понимаю, почему она выбрала меня как способ сбежать, но она все же нашла выход, верно?

— Что вы хотите сказать, Бриггс?

— Вы отослали юную леди, поэтому мы не сможем задать вопрос ей, но разве вы не видите, что она принялась действовать самостоятельно? Репутация ее разрушена навсегда. Если я не женюсь на ней, прослыву бесчестным человеком. Если же вы не бросите мне в этом случае перчатку, пострадает ваша честь. Для Беатрис единственный способ появиться в свете — выйти замуж, верно? Вы ведь едва ли будете позволять ей выезды. Так что из нас троих она единственная меньше всего пострадает.

— Так вы думаете?…

— Поверьте, я никогда бы не посмел покуситься на вашу сестру. Кроме того, как удачно сложилось, что она оказалась в моих объятиях именно в этом помещении, которым, как ей хорошо известно, вы пользуетесь для общения с гостями.

Бриггс видел, как глаза Кендала становятся огромными.

— Понимаю, вас это шокирует. Не все, друг мой, согласны, что вы всегда поступаете правильно. И Беатрис определенно из их числа.

— Беатрис, — повторил Кендал.

На этот раз голос его прозвучал обреченно. Затем он развернулся на каблуках и выбежал из комнаты, а Бриггс помчался следом, потому что… А почему бы и нет? Он уже не лучшим образом повлиял на репутацию юной леди, так что вполне может находиться рядом с Кендалом в ее комнате.

Они миновали лабиринты коридоров огромного особняка под звуки шагов друг друга по мраморному полу. Наконец Хью остановился и толкнул дверь перед собой. Служанка, стоявшая на коленях у камина, мгновенно исчезла.

Беатрис лежала на кушетке и выглядела убитой горем, отчего у Бриггса неожиданно сдавило грудь. Он познакомился с девушкой, когда ей было около четырнадцати, и не знал о худшем периоде течения ее болезни. Сейчас он невольно задался вопросом, выглядела ли она так же в то время. Бледная, измученная, без намека на ту искру жизни, всегда присутствовавшую в ее глазах.

Она села, и стало видно, как опухло от слез ее лицо, глаза покраснели. Она выглядела такой растерянной, что это могло развеселить, если бы не… ситуация в целом.

— Бриггс, — обратилась к нему Беатрис, — вы должны знать, что я не желала ничего подобного…

— Разве ты не хотела заманить Бриггса в ловушку? — спросил Кендал. — Тогда с кем же, дорогая сестра, мы должны были застать тебя сегодня вечером?

— Хью…

— Не пытайся меня одурачить, Беат, я знаю, каков был твой план. Признаю, Бриггс открыл мне глаза, но сейчас не время разбираться в этом. Признавайся, с кем тебя должны были застать и выдать потом замуж?

— Если бы на месте Бриггса был Джеймс, вам бы и в голову не пришло, что все подстроено.

— Значит, Джеймс, — скривился Кендал. — Джеймс. Тот твой друг из соседнего поместья?

Беатрис промолчала, но вскинула голову, явно желая выглядеть уверенно.

— Его отец торговец, — продолжал Кендал.

— Его отец граф. Такой же титул у отца Пенни, на которой ты собирался жениться.

Кендал замер при упоминании имени бывшей невесты.

— Это сейчас не имеет значения, — сказал он после паузы. — То, что подходит мне, не подходит тебе.

Беатрис положила ноги на кушетку. Движение было неожиданным и совсем не свойственным леди.

— Ты же не собираешься дать разрешение на брак, какое тебе дело до титула моего избранника.

— Мне кажется, наш разговор зашел не в то русло, — подал голос Бриггс. — Дело не в том, даст ли ваш брат разрешение, вы в любом случае не смогли бы выйти замуж за этого… мальчика.

— Простите. — Беатрис перевела на него взгляд. — Я не знала, что там будете… вы.

— Это опасный поступок. — Кендал вскинул бровь. — И неразумный. Ты играешь с теми вещами, в которых ничего не понимаешь. То, что ты сделала… Ты, не подумав, испортила себе жизнь. Тебе придется выйти за Бриггса, но это вовсе не означает, что общество будет благосклонно к тебе. Тебя застали в его объятиях, тому немало свидетелей. К несчастью для тебя, среди них были самые отъявленные сплетники. С того места, где стоял я, ваши объятия выглядели… крайне непристойно.

Бриггс фыркнул. Разворачивающаяся сцена теперь казалась ему слишком театральной.

— Осмелюсь отметить, Кендал, что непристойным это могло показаться только тебе. Возможно, из-за роли ханжи, которую ты играешь в присутствии сестры. Но мы оба знаем, что даже днем можно увидеть и более пикантные вещи, не говоря уже о темной и пустой библиотеке.

Все же ему стоит признаться хотя бы себе самому, что ее формы вызвали в нем весьма непристойные мысли.

— Но не с леди, — отчеканил Кендал.

— Беатрис отлично подходит на роль моей герцогини, — заявил Бриггс. — И я не потерплю плохого слова о ней, будь оно сказано в этом доме или любом другом месте.

Он сам не понимал, откуда это желание ее защищать. Явно не по причине происходящего в данный момент. Возможно, из-за восхищения ее смелостью и предпринятым шагом.

Ах, как это неразумно. Смешно. Необычно для такой семьи. Бросить вызов собственному брату. Интересно, что подтолкнуло ее? Любовь к… Джеймсу?

Он вгляделся в ее лицо, на котором нельзя было не заметить душевные страдания.

Нет, пожалуй, она не влюблена. Не похоже, что сердце ее разбито, скорее, она в ярости. Ее поступок имел цель противостоять Кендалу, и за это она достойна уважения.

Жизненный путь Беатрис был предопределен с младенчества. Ей предстояло выйти замуж и родить наследника, а все изменения в судьбе были произведены по воле брата. Его авторитет непререкаем, а ее мнение в расчет не берется. Ее возможности весьма ограничены, если рассматривать допустимые методы противостояния. Вся собственность принадлежала брату, она же не могла ничем владеть. Лишь появление в жизни мужа что-то изменило, но Кендал сделал все, чтобы этого не случилось. Потому она решилась на единственный возможный для нее шаг. И заставила его принять участие в этом спектакле.

По правде говоря, действия друга злили больше. Поступок его сестры был понятен, она лишь хотела жить по-своему, сама принимать решения. При этом окружающие этого словно не понимали. Или понимали превратно, как в ситуации с ними обоими.

— Вашей герцогини? Но я не хочу быть герцогиней, я хочу быть женой Джеймса. Хочу стать свободной, вырваться из этих стен, а не оставаться здесь до конца дней. Самой решать, какой станет моя жизнь. Такого существования я больше не вынесу. Ты лишил меня будущего, Хью, когда сказал, что не выдашь меня замуж, лишил возможности появиться в свете, дебютировать в этом сезоне. У меня… не осталось выбора. Я говорила тебе, что не смогу так жить, но ты не слушал.

— Я спасаю вашу честь и доброе имя, — произнес Бриггс, понимая, что разрешить ситуацию будет совсем непросто. Не все можно сразу принять и осознать. Например, что Беатрис станет его супругой. Беатрис. Он женится второй раз…

Он совершенно не собирался этого делать.

«Возможно, Уильяму будет лучше, если у него появится мать».

Пока он на попечении гувернантки. Уильям… Кажется, он самый агрессивный и проблемный ребенок на свете. По ночам мальчику снились кошмары, и он ломал игрушки. Он еще плохо выражал свои мысли, и временами был очень капризным. Бриггсу удалось найти для сына весьма уважаемую гувернантку, и благодаря ей сейчас все стало значительно лучше. Это была суровая женщина с хорошими манерами и многолетним опытом. Она сразу сообщила, что и раньше имела дело с такими детьми, как Уильям, он может вырасти вполне достойным человеком при правильном воспитании. Так что жизнь сына герцога налажена, ему не нужна мать.

Она у него была, но не приняла решение остаться даже ради сына.

У самого Бриггса тоже был отец, который ненавидел своего наследника. Бриггс, по крайней мере, любит своего сына.

«Но чаще он видит не тебя, а гувернантку…»

Но ведь он не испытывает к нему презрение. Это много значит.

— Я сделаю, что смогу, для сохранения вашей репутации, — сказал Бриггс. — И моей собственной, разумеется. Вы не оставили мне выбора, Беатрис.

— Я постараюсь как можно быстрее получить лицензию, — вмешался Кендал.

Бриггс скривился.

— Я могу и сам получить лицензию, Кендал. Или вы забыли, что не выше меня по положению?

Он выдержал взгляд друга. Он, порой, задавался вопросом, не забывает ли Хью, что они уже не школьники и Беатрис больше не будет нуждаться в его руководстве.

— Я не выйду за вас, — громко произнесла Беатрис.

Бриггс повернулся и увидел в ее глазах слезы. Возможно ли, что он неправильно понял ее чувства?

— Вы влюблены в Джеймса? — спросил он.

Она ничего не ответила, хотя заметно погрустнела. Ему стало до боли жаль несчастную.

— Все образуется.

— Тебе надо поспать, — заключил Кендал. — Будем планировать свадьбу на ближайшее время. Необходимо сообщить матери.

Глава 3

Беатрис была в отчаянии. Все складывалось ужасно. Хуже всего то, что она даже не представляла, с кем об этом поговорить. Был ли вообще человек, с которым можно обсуждать такое? Она пришла в себя, заметив, что сидит в утренней столовой, а перед ней тарелка с холодным ростбифом и яйцо. Отворилась дверь, и в комнату вошла мама.

— Беатрис, — ласково произнесла она.

От этого тона захотелось расплакаться. Впрочем, с ней все разговаривали вежливо и мягко. Всегда. Исключением был вчерашний разговор и манеры Хью. Бриггс, впрочем, тоже был весьма суров.

Сердце подпрыгнуло и упало.

Бриггс. Ей предстоит выйти за него. Через три дня. Внезапно ошеломило осознание того, как много ей неизвестно. О нем, о жизни, об отношениях между мужем и женой.

— Ты плачешь? — спросила мама.

Беатрис поднесла пальцы к лицу, и они стали мокрыми. А она и не заметила.

Мама села рядом и накрыла руку Беатрис своей.

— Он сделал тебе больно? Принуждал тебя… к чему-то? Знай, Беатрис, я не стану подталкивать тебя к нежеланному браку. Я знаю, твой брат считает, так будет лучше для тебя, но он…

Беатрис покачала головой.

— Нет, он ничего мне не сделал. — В объятиях Бриггса она испытывала нечто совсем не похожее на отвращение. — Я сама все испортила. Все проблемы из-за меня.

Мама посмотрела на нее пристально:

— Как именно ты это сделала?

И она все рассказала. О своем бунте против Хью.

— Я не могла раньше ничего рассказать, боялась, что меня остановят. Я не такое безвольное существо, каким меня все считают. У меня тоже есть… мечты. Есть цель, благодаря которой я выжила в детстве. Я не раз была на грани смерти, но ведь не умерла. Но если мне суждено жить до конца дней здесь, в Байби-Хаус, тогда я не знаю…

— О, Беатрис. — Мама погладила ее по руке. — Хью не желал тебе ничего плохого. Он беспокоится о тебе.

Мама ее любила, и Беатрис это знала. Как знала и о непростых годах ее брака с отцом. Он даже не пытался скрывать свои измены, а мама молчала, тихо удалялась в свою комнату и успокаивала себя лауданумом.

Однажды Беатрис слышала, как мама сказала приехавшей с визитом подруге, что быть замужем за герцогом не было бы так ужасно, если бы она не желала его и ненавидела одновременно. Беатрис тогда не поняла ее слов. И не понимала до сих пор.

За годы, прошедшие со смерти мужа, мама стала значительно сильнее. И счастливее. Беатрис совсем не желала огорчать ее своими проблемами.

— Я понимаю, мама. Но это уже за границами простой заботы, я должна была что-то предпринять.

— Что ж, он хорошая для тебя партия. Он герцог, его любят в свете…

— Да.

Беатрис сама не понимала, почему рядом с Бриггсом временами она испытывала странное волнение. Это чувство зарождалось где-то очень глубоко. Но более отчетливо она ощущала все же симпатию.

— Он заслужил лучшую жену, чем я.

Он уже потерял супругу. Она не знала подробностей, как и названия болезни, которая свела ее в могилу, но не хотела заставлять его жениться на той, у кого слабое здоровье. Не хотела обрекать его на несчастливое существование. А с Джеймсом они обо всем договорились. Они понимали друг друга. Бриггс не был и не должен стать частью их плана.

— Он человек чести и не позволит, чтобы все свалилось на тебя одну, дорогая.

— Но так и должно быть! — воскликнула Беатрис и, вспыхнув от гнева, себя опровергла. — Впрочем, нет. Во всем виноват Хью. Именно он поставил меня в такое положение. Он сделал мою жизнь невыносимой. Я… мне… было так жаль себя. Я слишком хорошо отношусь к Бриггсу для того, чтобы… чтобы стать ему обузой.

— Беатрис, послушай, нам надо поговорить. Ведь через три дня ты выходишь замуж и…

— Да, и что?

— Ты должна знать об обязанностях замужней женщины. Одна из них… быть женой своему мужу.

Беатрис попыталась представить, какие обязанности могут появиться у жены герцога, у которого целая армия слуг. Хотя мама очень многое контролировала в доме.

— Беатрис, я имею в виду другое. Это будет только твоя обязанность…

— Да?

— Я о том, что будет происходить на супружеском ложе. — Лицо матери стало мрачным, взгляд отстраненным. В глазах Беатрис заметила грусть и нежность. Не дожидаясь накала эмоций, мама моргнула и стала прежней. — О том, что происходит между мужем и женой в спальне.

И Джеймс говорил, что их должны застать в спальне.

Она вспомнила о нимфах, а потом подумала о гувернантках. Они все были молоды и хороши собой, общество отца их интересовало больше, чем подопечной.

— Ах да…

— Это не так уж неприятно. Твой будущий муж знает, что делать, тебе лишь надо подчиниться.

— Как в танце?

К счастью, ее учили танцам.

Мама, кажется, испытала облегчение.

— Да, как в танце. Он будет вести, сделает все правильно. Ты сама сказала, что он хороший человек.

— Что… что делать мне?

Ах, как бы она хотела узнать… хоть что-нибудь. Создавалось впечатление, что перед ней открывается новый огромный мир, а все, что у нее есть, — лишь разрозненные образы и догадки. И желание получить ответы, разумеется.

Что значит — настоящий брак?

Что происходит в спальне?

Почему репутацию женщины так легко разрушить?

Почему в объятиях Бриггса она испытывала странные, незнакомые чувства?

Она была почти уверена, что эти вещи связаны, но не понимала, как. Отказ в объяснениях стал большим разочарованием.

Здесь, в Байби-Хаус она была защищена от всего. Ей никогда не разрешалось ездить в Лондон. Отец умер, когда она была совсем девочкой, а брат так и остался холостяком. Мужчин и женщин, не состоявших в родственных отношениях, она видела только на нескольких балах, на которые была допущена с позволения брата, но происходящее там было больше похоже на… разыгранный на ее глазах спектакль. Тогда она могла получить лишь самое общее впечатление, уловить незначительные намеки.

— Тебе лучше думать о чем-то другом, — прервала ее размышления мама. — О чем-то приятном.

О чем-то другом.

Этим Беатрис и занималась, когда ее заставляли вышивать. Она думала обо всем, что приходило в голову, только не о том, что делала руками, это ей казалось невыносимо скучным.

Слова мамы убедили, что ни в чем подобном она участвовать не желает. Мысли посещали ее и раньше, потому она отдала предпочтение фиктивному браку с Джеймсом.

О, Джеймс.

Необходимо поговорить с Джеймсом. Он, несомненно, уже все знает.

Дверь утренней столовой отворилась, и появился дворецкий.

— Прибыл их светлость герцог Бригамский для встречи с леди Беатрис.

Сердце упало.

— Полагаю, мне лучше остаться в качестве твоей компаньонки. Впрочем, меры уже не актуальны. Что ж, я позволю тебе поговорить с ним.

Беатрис хотела остановить маму, просить остаться. Мысль о разговоре с Бриггсом наедине приводила ее в ужас, что, разумеется, очень глупо, ведь раньше она не испытывала таких эмоций при его появлении. Что-то подсказывало, что сегодня он едва ли принесет ей сладости.

Вчера вечером он был в ее комнате, по-видимому, в этом есть нечто предосудительное. Вчера она была расстроена, не могла мыслить здраво.

Бриггс буквально влетел в комнату, и она сразу каким-то образом поняла, что на нем другой фрак, хотя этот тоже был черным. Он был мрачнее тучи. Беатрис затаила дыхание. Кажется, даже перестала дышать.

— Герцог. — Ее мама слегка кивнула.

— Герцогиня. — Он поклонился в ответ.

Потом она вышла, оставив их вдвоем. Беатрис во все глаза смотрела, как плавно закрывается дверь.

— Бриггс…

— Нам надо поговорить. О том положении, в котором мы оказались.

— Да, разумеется, — кивнула Беатрис. — Нам надо все обсудить. Надо…

— Вам не стоит меня бояться. Я понимаю, в каком вы состоянии.

— Состоянии?

— Ваш брат сообщил мне, что вам не стоит иметь детей.

— Я…

— У меня уже есть наследник, поэтому проблемы не возникнут.

Ей внезапно по непонятной причине стало невероятно грустно. Скорее всего, и у них с Джеймсом не было бы детей, ведь их брак предполагал быть заключенным лишь формально. Он называл его ненастоящим. Она не понимала, что имеется в виду, лишь догадывалась, что он говорит о ребенке.

— Вы расстроены.

— Джеймс…

— Да. Хотите сказать, что влюблены в него?

— А если и так?

— Я вам не поверю. Вы слишком легко бросились в мои объятия. И позволили обнять. Кажется, даже не поняли, что я не ваш возлюбленный. — Он впился в нее взглядом. — Вы не могли бы не узнать руки любимого, Беатрис.

Она на мгновение вновь вспомнила, как он прижимал ее к себе. Держал за ягодицы, а по телу разносился пронизывающий насквозь жар.

Опять намеки. Бриггс давал понять, что их брак не будет настоящим. И у него есть наследник. Выходит, для нее он ничем не отличается от Джеймса. И все же внутри появилось слабое предчувствие, что это не так.

— Джеймс — мой друг, — решилась на признание Беатрис. — Перспектива стать моим мужем его устраивала, ему это было удобно.

— Брак заключается ради выгоды. Если ее нет, он не может быть удобным.

— Некоторые люди женятся по любви, — заметила Беатрис.

Хотя лично она не знала ни одной такой пары. Она не сомневалась в чувствах Элеоноры к Хью, но эти чувства не были взаимны. И брат и ее подруга никогда не поженятся.

— Такое случается, но крайне редко, Беатрис. И такие союзы быстро распадаются.

Она задумалась, имел ли он в виду себя и свою жену. Их брак был недолгим, она ведь умерла. Беатрис не была знакома с этой женщиной и не встречалась с Бриггсом во время его короткого брака.

И никогда не видела его сына. Желудок скрутило узлом. Его сын.

Она станет ему матерью?

Ах, как все быстро изменилось. Совсем недавно ей казалось, что выйти за Бриггса — все равно, что за Джеймса. Он предлагал ей уехать за границу, и она согласилась, ведь всегда мечтала увидеть Италию и Париж. И непременно пожить в Лондоне. Ей хотелось всего, чего она никогда не делала. Она жила в изоляции от мира, все время проводила в одиночестве, потому точно знала, что в будущем посетит все возможные светские мероприятия. Они вместе будут наслаждаться жизнью. Ей всегда было приятно общество Джеймса. Впрочем, Бриггс тоже нравился. Но иначе. С ним все по-другому. Она чувствовала, но не могла подобрать слова.

— Ваш брат хочет, чтобы мы венчались здесь. В церкви поместья.

Она кивнула:

— Да. Я… не возражаю.

Она даже не задумывалась о том, где пройдет церемония. Даже когда строила планы с Джеймсом. Ни один из подобных аспектов ее не волновал. Впрочем, она думала о последствиях, о том, к чему все это может привести, воображение даже рисовало картины. Внутри крепла уверенность, что она готова противостоять гневу Хью, а это уже очень много. К сожалению, большинство не менее важных вещей так и остались ею не замеченными.

Беатрис изо всех сил впилась ногтями в ладонь, закусила щеку изнутри — делала все, чтобы вызвать боль, помогающую успокоиться.

В какой-то момент она обнаружила, что стоит, высоко вскинув голову и глядя прямо в глаза Бриггса, в его бездонные голубые глаза… Он определенно был спокоен, отчего буря в ее душе стала медленно утихать.

— Вам не стоит меня бояться и ожидать чего-то плохого.

— Я знаю.

Сердце замерло в груди. Казалось, все вокруг тоже замерло. А потом Бриггс моргнул, и мир вновь пришел в движение.

— Вы, похоже, чем-то напуганы.

— Вовсе нет.

Она лгала, и понимала это.

Взгляд его стал ледяным, укоряющим. Совсем незнакомым. Раньше она всегда видела Бриггса в хорошем расположении духа. Впрочем, у нее не было шанса увидеть его иным, в сложных ситуациях. Но можно предположить, что он часто бывал таким, как сейчас. Но ведь что-то притягивало к нему людей, в обществе все от него без ума.

Вероятно, причина в том, что он выглядел человеком, способным справиться со всем на свете. В нем чувствовалась сила, он носил ее, как люди одежду.

— Вы лукавите. — Его голос вывел Беатрис из задумчивости.

Неужели он способен читать мысли?

— Простите. — Она потупила взгляд. — У меня не было намерения вас обманывать.

Беатрис посмотрела на него из-под полуопущенных ресниц и заметила, как что-то незнакомое мелькнуло в его глазах. От этого внизу живота возникло томительное напряжение.

— Вы должны сказать мне правду, Беатрис. Это важно.

— Хорошо, я обещаю. Да, мне страшно от того, что я не знаю… — Она замолчала, не в состоянии подобрать слова. — Я ничего не знаю о том, что меня ждет.

— Вам не нужно ни о чем тревожиться. — Бриггс усмехнулся.

— Почему вы не злитесь на меня?

Из всего, что она могла сказать, эта фраза была самой неподходящей. Но почему ж он не зол на нее из-за того, что она заставляет его делать нежелаемое?

— Потому что меня это не злит, Беатрис. Мне все равно, я ничего не испытываю к вам.

— Но ведь вы хотите жениться…

— Вовсе нет. — Он резко остановил ее. — Как я сказал, наследник у меня уже есть, поэтому жениться повторно нет надобности. И желания у меня нет. Вы для меня будете как… подопечная.

— Подопечная?

— Именно. Я ведь сказал, ваш брат все мне объяснил.

— И я не получу свободу.

Во второй раз всего за несколько часов он смотрел на нее так, будто испытывал жалость.

— Милая моя девочка, вам никогда не получить свободу, это невозможно. Вы будете зависеть либо от брата, либо от супруга. Так устроен мир.

Он развернулся и вышел, оставив Беатрис в таком состоянии, будто вылил на нее таз ледяной воды.

Он прав, она желала только свободы… Но получить ее не сможет никогда. Никогда не сможет жить так, как пожелает. Ее план лишь помог избавиться от одной зависимости и найти другую. А свободной она не станет никогда…

Продолжая размышлять, Беатрис вышла в парк и побрела к дому Джеймса.

К крыльцу она подходила с перепачканными грязью руками и в отвратительном настроении, но ее не заботило ни первое, ни второе. Экономка быстро впустила ее и проводила в гостиную, где оставила дожидаться Джеймса. Она с самого начала была их сообщницей, помогала, поощряла дружбу, хотя Беатрис не вполне понимала причину.

Джеймс появился всего через несколько мгновений.

— Что случилось? Вам больно? — спросил он, оглядывая ее.

— Ничего не случилось, кроме того, что я помолвлена. И это нельзя назвать приятным.

— Черт возьми, Беатрис…

— Простите. Я столько всего натворила.

— Не говорите ерунду. Я ведь не о себе тревожусь, а о вас. Ведь не меня заставляют идти под венец. И не заставляли никогда. Я хотел помочь вам и заодно навсегда закрыть вопрос с отцом, хотя в этом не было острой необходимости. В моем случае все не так плохо.

— Я чувствую себя ужасно…

— Беатрис, сядьте, прошу вас.

— Да, да. — Она кивнула и опустилась на диван, но сразу вскочила. — Я не могу. Не могу успокоиться.

— Ладно, тогда будем оба стоять. Беатрис, скажите, я могу полностью вам доверять, верно?

— Разумеется. Я ведь собиралась выйти за вас замуж.

— Да, и мне следовало признаться до того, как вы приняли решение. Но я не хотел, чтобы вы передумали, боялся потерять вашу дружбу.

— Вы никогда не потеряете мою дружбу.

— И все же это возможно. Я признаюсь вам, Беатрис. Я не хочу настоящего брака, потому что не способен любить.

— Почему вы так думаете?

— Потому что меня совершенно не привлекают семейные отношения и связанные с ними заботы.

Она даже не поняла, что чувствует. Не знала, как относиться к сказанному. Не представляла, как поступить.

— Ах, вот как… — произнесла наконец она.

— Почему это должно иметь значение? Разве каждый человек не имеет права жить так, как хочет? Бриггс сегодня сказал мне, что я никогда не обрету свободу. И он не хотел быть жестоким. Он прав. Я никогда не стану свободной, потому что женщина не имеет права ничем владеть. Деньги, которые у меня есть, я получаю от мужчины, он же владеет домами, в которых я живу. А после свадьбы с Бриггсом… Он сказал, я стану для него подопечной, а не женой. И опять же, решение принимает он, потому что… он мужчина. Ты тоже мужчина.

— Беатрис…

— Почему только некоторым позволено стать счастливыми?

— Беатрис, и мне непонятно, почему мир так устроен. Но я точно знаю, что, пока есть такие люди, как мы с вами, полные решимости обрести счастье, мы найдем способы. Нам не нужно понимание и одобрение толпы. Я благодарен, что вы остались моим другом. Что смотрите на меня без осуждения. И вы были готовы стать моей женой.

— Хотела бы я по-прежнему иметь такую возможность. — Беатрис вздохнула.

— Бриггс вам не безразличен. Больше, чем думаете.

— Что вы имеете в виду?

— Всегда, в любом месте, где он рядом, вы не спускаете с него глаз, возможно, против воли, ведь он чертовски красив. — Джеймс улыбнулся и залился легким румянцем. — Но дело не только в этом. Полагаю, он вам нравится.

— Разумеется, он мне нравится. Он всегда был добр ко мне.

— Полагаю, что вас влечет к нему.

— Я не понимаю.

Он ухмыльнулся, что крайне возмутило Беатрис. За последнее время она очень устала от этих взглядов мужчин, знающих о ее будущем больше, чем она сама.

— Поймете, когда станете жить с ним. Бриггс сможет дать вам больше, чем я.

— Не думаю. Он настроен лишь успокоить моего брата.

— Но это может стать трудновыполнимым для него.

— Ах, как я устала от этих загадок, которыми говорят люди. Они постоянно чего-то недоговаривают. Или говорят намеками.

— Простите, — произнес Джеймс. — Прошу вас, останьтесь моим другом. Думаю, я уеду в Лондон. Без вас здесь оставаться не имеет смысла.

— Джеймс…

— Я очень вас люблю, Беатрис. — Он широко ей улыбнулся. — Но не так, как любит супруг.

— И я очень вас люблю. — Она улыбнулась в ответ и едва не сказала, что любит не так, как супруга, но сдержалась, потому что совсем не понимала, что это значит.

— Я навсегда останусь вашим другом.

— Спасибо.

Теперь она была уверена: что бы ни случилось, он будет с ней. Это очень важно. Оставалось лишь понять, что он имел в виду, говоря о Бриггсе. О ее чувствах к нему. Ни одна мысль в голове, ни внутренний голос не подсказали ей, что же это значит.

Глава 4

Вечером накануне венчания Бриггс с удивлением обнаружил, что не может заснуть. Но ведь завтрашнее событие не настолько важно для него. Особенно учитывая, что супругой станет Беатрис.

Беатрис…

Милая, добрая девочка. Какие пресные слова. Их совсем не достаточно для ее характеристики. Перед глазами возникло лицо с горящими глазами. В глубине души Бриггс понимал, что это нечто большее, чем просто воспоминание. Оно будило чувство в глубине сердца.

Она бросилась в его объятия, как женщина бросается с обрыва — легкомысленно, решительно. Бесстрашно.

Ощущать ее тело рядом было приятно. Формы ее были прекрасны, довольно выразительны в тех местах, в каких это наиболее предпочтительно.

Он сжал челюсти, пальцы сложились в кулаки.

«Она вовсе не милая, не покорная, только посмотри, на что она пошла ради получения свободы. Бедная девочка».

Теперь жизни их связаны, хотя он не видел смысла ничего менять в своей. Все станет другим. Может, и нет? Возможно, он будет жить, как прежде, вот только Беатрис окажется обманутой в своих ожиданиях. С ним ее будущее не станет таким, о каком она мечтала.

Бриггс поднялся с кресла и прошел к окну, из которого открывался вид на территорию поместья.

В сгущающейся темноте можно было разглядеть, лишь как покачиваются верхушки деревьев. Внезапно в темном углу глаз его уловил быстрое движение.

Он вышел из спальни и спустился вниз по лестнице. Стараясь ступать бесшумно, прошел по холлу к парадному входу, оттуда на улицу и направо, чтобы обогнуть здание и найти место, которое видел недавно из окна. Ночь обещала быть ясной, прохлада в воздухе весьма ощутима, и он не понимал, почему вдруг решил гоняться за призраками в парке. Возможно, их общество устраивало сейчас больше, чем пребывание наедине с собой.

Бриггс встал там, где начиналась рощица, и смотрел на мелькание чего-то белого в воздухе. Это нечто то приближалось, то удалялось. Он сделал шаг вперед, помедлив, еще один. И внезапно все понял.

— Вы могли встретить здесь свою смерть, — произнес он.

— Бриггс?

Да, это была Беатрис. Ее чистый, звенящий голос ни с чем не спутать. Похоже на перезвон серебряных колокольчиков.

Подойдя ближе, он понял, что видел из окна. Беатрис раскачивалась на качелях, висевших на толстой ветке дерева.

— К счастью для вас, я не разбойник или кто-то другой, имевший в мыслях украсть все ценное, что у вас есть, включая ваше женское достоинство.

Достоинство. Он не должен думать о ней в таком смысле, и все же надо признать: это непросто. Брат ее четко дал понять, что рождение ребенка нежелательно, но ведь есть способы получить удовольствие и без последствий…

Ему не составило труда представить, как она в белом одеянии лежит на его ложе, готовая подарить ему свою девственность. Как легко вообразить, как она встает на колени перед ним…

Тебе не доведется учить ее тому, как доставить тебе удовольствие.

Она найдет это отвратительным. Скорее всего, нажалуется брату, который вполне может сделать так, что Бриггс станет евнухом.

— Что здесь делаете вы?

— Я смотрел в окно и увидел шевеление. Решил, что это призраки.

— Это не призрак, а всего лишь Беатрис.

— Какое облегчение.

Волосы ее были распущены, такой он видел ее впервые. Тяжелые, густые локоны лежали на плечах, в лунном свете лицо казалось бледным. Юная дева, чье целомудрие должны принять, как жертву, боги. Они, а не он.

— Я… размышляла, какая жизнь ждет меня в рабстве у вас, милорд.

— Рабстве?

— Я ведь никогда не стану свободной. Разве не это вы сказали совсем недавно?

— Уверяю вас, рядом со мной вы обретете больше свободы, чем когда-то имели, — произнес он и сразу задался вопросом, так ли это будет. — Вы получите статус замужней дамы, он станет для вас защитой. Скандал потухнет, не распалившись.

Впрочем, ее слабое здоровье… не позволит ей вкусить все положительные стороны замужества. Не стоит говорить с ней об этом, не сейчас, когда ей необходимо утешение. Впрочем, едва ли у него получится, он не тот человек, что умеет дарить покой.

— А какие у меня появятся свободы?

— А какие бы вы желали, Беатрис?

Она на мгновение закрыла глаза.

— Я бы желала увидеть разные новые места. Что-то большее, чем окрестности, все самое интересное. Я не желала быть такой, какой стала, не хотела болезней, слабого здоровья. Мне тяжело осознавать, что тело мое не подходит душе. Я всегда знала, что…

Беатрис опять закрыла глаза и запрокинула голову, подставляя лицо лунному свету. Бриггс не мог не заметить, что ночная сорочка, которая была на ней, сшита из полупрозрачной ткани.

Даже в полумраке он видел очертания ее груди, темного треугольника внизу живота. Она походила на богиню. Прекрасную и неприкасаемую. И это очень верно, ведь ему не суждено обладать ею, несмотря на скорый статус супруга.

Он женится на девушке мало отличимой от Серены. Она тоже была хрупкой, изящной и невинной. И совершенно не готовой к совместной жизни с ним. Они не были счастливы. Он всегда чувствовал, что был невольно повинен в ее нежелании жить. Хотя ей предстояло стать для него человеком, связь с которым должна быть нерушимой и прочной. И с ней единственной он пытался установить эту связь. Он не любил ее, но надеялся, что однажды полюбит. Он готов был стремиться к этому, сделал своей целью.

В результате она возненавидела его. Но Бриггс убеждал, говорил, что готов измениться, сдерживать свои порывы. Тогда она ответила, что всегда знала, какой будет ее жизнь, ей не суждено увидеть его другим. Близость с ним она терпела с трудом.

— Когда я читаю книги, представляю себя главным героем, который побеждает драконов и громит армии, мчится во весь опор по полю и… непременно влюбляется. Потом мне сказали, что мое тело для такого не приспособлено. Это очень обидно. Почему мне не достался мягкий, покладистый характер? Ведь многие женщины счастливы, проводя жизнь в четырех стенах. Счастливы, что… — Она тряхнула головой. — Думаю, ни одной женщине не понравится, когда ей скажут, что она не может иметь детей.

— Поверьте, некоторые могут разглядеть в этом большую свободу во многих смыслах, — сказал Бриггс.

— Что это значит?

Он не мог смолчать. Его заставляло говорить множество вновь открывшихся обстоятельств. Вскоре он станет хозяином ее жизни, необходимо подготовить ее, даже если слова ранят и причинят боль.

— Когда у женщины появляется ребенок, она целиком сосредоточивается на нем. Таким образом, и вы не смогли бы принадлежать полностью себе. С появлением ответственности за другое живое существо все в мире женщины меняется, ее сердце не бьется больше только ради нее самой. — Он сглотнул ком. — По крайней мере, это то, что я уяснил, исходя из своего опыта.

Он крайне редко говорил о своем отцовстве, это было… слишком болезненно. Становилось напоминанием о детстве, когда Бриггс ощущал себя недостаточно хорошим, ущербным, чувство это осталось с ним до настоящих дней. Он не знал, не мог понять, как установить отношения с сыном.

— Должно быть, прекрасно любить так сильно.

— Не уверен, что я назвал бы это словом «прекрасно».

— Но ведь у меня никогда не будет шанса проверить, верно? Впрочем, я могу заботиться о вашем сыне, Бриггс. Я так и сделаю. Обещаю. Я стану ему матерью. О, простите, я не хотела будить воспоминания о вашей покойной супруге, не хотела причинить вам боль. Но…

— Я не скорблю по Серене, не беспокойтесь о моих чувствах.

— Я обещаю, что не буду пытаться заставить забыть о ней…

— Если Уильям не будет ее помнить, то лишь по собственной воле.

Он видел, как Беатрис смутилась, но вопросов не задала, давая ему возможность не давать объяснения. В свете ходили слухи о том, что покойная герцогиня свела счеты с жизнью, удивительно, что они не дошли до Беатрис.

Горничная нашла ее в ванне с перерезанным запястьем и закричала так, что переполошила весь дом. Бриггс никогда не забудет, как доставал жену всю мокрую и в крови. В душе росла печаль, сочувствие к Серене, но больше всего к маленькому Уильяму.

Семья Серены сотворила невозможное, добившись ее захоронения на церковном кладбище. Он не стал бы предпринимать для этого усилий. Горе его было не меньше разрывавшего изнутри гнева. Больше всего его беспокоило не то, где будет погребено ее тело, а объяснение с сыном. Ее же семья стремилась только избежать позора. Они щедро заплатили за то, чтобы причиной смерти признали несчастный случай — утопление в ванне.

В свете мгновенно поползли слухи о произошедшем на самом деле. Прикрываясь ладонями и веерами, аристократы шептались о герцогине, которой предстояло гореть в аду. Говорить открыто никто не решался.

Бриггса больше всего возмущала трусость, не позволявшая людям честно высказывать свое мнение. Бриггс считал это величайшей трагедией общества — стремление кое-что утаить, скрыть, спрятать. И то, как это выполнялось. Таким образом не исполнить желание предстать меньшими грешниками. Все виды порока существовали и процветали. Но ведь существовали и те, кто не был им подвержен, и даже остался неосведомленным об их существовании.

— Я сделаю для него все, что в моих силах, — выпалила Беатрис.

— Он… Он весьма… своеобразный мальчик. Совсем не ласковый. Вам он может показаться трудным ребенком.

Бриггсу было непросто это говорить, он считал, что нарушает преданность сыну, но все сказанное было правдой. Беатрис должна знать, что в его доме не найдет легкую возможность заполнить пустоту, как она надеялась.

— Я не могу сказать определенно, что для меня значит иметь ребенка, — произнесла она. — Меня предостерегали от таких размышлений, поэтому их не было и нет. Я с легкостью приму его таким, какой он есть. Положение не будет осложняться представлением о том, каким он должен быть.

Беатрис была предельно откровенна. Разве не главный враг счастья — неоправдавшиеся ожидания? Это ему хорошо известно. К сожалению, слишком хорошо.

Бриггс подошел ближе и потянул за веревку качели. По пальцам скользнула прядь волос Беатрис, теперь он ощущал аромат ее кожи — розовая вода и что-то очень нежное, женское, чему он не смог найти определения. Возможно, это был запах Беатрис. Он отпустил веревку, и качели отклонились, унося ее назад, дальше от него. Волосы развевались. Когда она вновь оказалась рядом с ним, он протянул руку, чтобы удержать ее, склонился к самому уху и прошептал:

— Я думаю, мы найдем способ все уладить, верно?

И он снова отпустил ее, невольно задавшись вопросом, позволил бы когда-нибудь вести себя так с сестрой друга, не будь того… давления, которое сейчас испытывал.

Раньше отношения их с Беатрис были несколько формальными, здесь же, в этом доме необходимости в соблюдении столь строгих правил не было. Кендал доверял ему, и он не давал ему повода думать иначе. И никогда не даст. Вскоре он женится на ней. Разумеется, если бы браку предстояло стать настоящим, он поступил бы иначе. Позволил бы себе смотреть на нее другими глазами.

Качели начали обратный ход, и вскоре Беатрис опять оказалась рядом.

— Вы уверены, что найдем?

Она повернулась к нему, и губы оказались опасно близко. Нежные и пухлые, вблизи они были еще более выразительными. Внезапно сердце сжалось от гнетущего ощущения жизненной трагедии. Вполне возможно, желая защитить ее, ни один мужчина никогда не припадет к этим губам. Никто не сможет ощутить всю страстность ее натуры, а она такой и была, он всегда это знал. Возможно, потому и относился с симпатией, потому и привозил сладости из Лондона.

Хорошее к ней отношение подтолкнуло его к разговору. Он понимал, что в этом доме Беатрис ощущала себя словно в западне, но из-за страха непонимания не могла открыто выразить эмоции. Да и никогда не позволила бы себе. Во взгляде ее было немало вопросов, на которые он не мог ответить. И чувствовал, как из-за этого в ней закипает гнев. Ах, как жаль малышку Беатрис.

— У меня нет намерения сделать вас несчастной, — произнес он.

— Но и на борьбу с врагом вы меня тоже не возьмете, верно?

— Главная проблема в том, — вздохнул Бриггс, — что в данный момент я сам не знаю, где эти самые враги в моей жизни.

— Несколько найдется, я уверена. В ваших способностях я не сомневаюсь.

— В моей способности начать войну?

— Да.

— Хотите стать моей Еленой Троянской, Беатрис? — прошептал он ей на ухо и крепче прижал спиной к груди. Ароматы ее тела дразнили обоняние. — Ради вас я готов спустить на воду тысячу кораблей.

И он вновь толкнул качели.

— Но я не хочу сидеть дома, — сказала она, оглядываясь. — Я хочу сражаться.

— Вы опять о том же. Разве это женское дело?

— Но ведь я разожгла войну между вами и братом.

Бриггс раскачивал ее на качелях, то приближая, то отдаляя. Изредка позволяя взлететь довольно высоко, и она парила в воздухе, волосы при этом красиво развевались.

— Он довольно легко поверил моим доводам.

— Потому что не ожидал, что я способна на что-то значительное, — парировала Беатрис.

— Скорее потому, что он привык мне доверять, — ответил он ей в тон, задумавшись на мгновение, достоин ли доверия друга.

Она в очередной раз оказалась рядом, и он поспешил крепко прижать ее к себе. Теперь он ощущал прикосновение пряди мягких волос к подбородку. Пожалуй, по возвращении в Лондон он сразу отправится в бордель. Бриггс усмехнулся тому, что молодому мужу странно там появляться. И едва не скривился от отвращения к себе.

Что ж, таков он есть. Не всегда может собой гордиться, но бороться с желаниями тоже не станет. В данном случае свой поступок он расценивал как милостивое отношение к молодой жене.

По многим причинам.

— Простите, — произнесла Беатрис. — Разумеется, это так. Я просто не рассматривала ситуацию с этой стороны. — Она медленно выдохнула, он ощущал малейшие движения ее тела. Затем запрокинула голову ему, коснувшись его груди. Он не отпускал ее, руки сжимали веревки так крепко, что, казалось, лопнет кожа на ладонях. — Я ужасная эгоистка?

Грудь его сжала невидимая сила. Напряжены были… все члены тела.

— Да, возможно, вы поступили эгоистично, — хрипло произнес он. — Но этим грешим мы все. Мир поощряет человеческий эгоизм. Вы поступили так, как считали нужным.

— Мне стало бы легче, если бы вы сердились на меня.

Бриггс рассмеялся.

— Прошу простить, что не смог соответствовать.

Он резко отпустил качели, и она, тихо вскрикнув от неожиданности, полетела вперед. Его сердце билось часто, подтверждая, что не стоило прижимать ее к себе.

— Почему вы не можете рассердиться на меня?

— Потому что стремление к свободе не должно осуждаться. Лично я продолжу делать то, что мне нравится. Я всегда так поступал.

Беатрис приглушенно рассмеялась.

— Только что вы сказали, что это неправильно. У вас есть ребенок. Вы принадлежите не только себе одному.

А на это ему нечего было ответить, потому он молча продолжил раскачивать ее на качелях.

Дыхание то и дело перехватывало, и Беатрис сама не понимала почему. Это было совсем не так, как случалось раньше, в детстве. Тогда она дрожала от страха, взлетая ввысь, но сейчас не могла сказать, что ощущения неприятные. Находиться так близко к Бриггсу было неожиданно, от этого становилось… легко и спокойно. Она и раньше любила их встречи, но тогда все было иначе. Положить голову ему на грудь сейчас казалось совершенно естественным, хотя она знала, что такие вольности недопустимы для леди. В прошлом она всегда поступала правильно, лишь раз решила последовать за желанием и все испортила, погубила себя.

Бриггс вновь потянул на себя качели, и ее охватил жар, исходивший от его тела. Почти такой же она ощущала и внутри себя. Сердце билось так сильно, что вызывало боль в груди. Осторожно, одними кончиками пальцев он коснулся ее плеч, и она вздрогнула. Даже это едва ощутимое прикосновение позволило понять его силу, она побуждала подойти ближе, проверить, не показалось ли. Ведь свою собственную ей не удалось измерить. Глаза защипало от слез. Беатрис осознавала, что находится в шаге от того, что никогда не сможет познать полностью. Погрузиться в это загадочное нечто. Она обернулась, чтобы увидеть лицо Бриггса, но в большей степени из желания понять, что стало причиной странного давления, которое она испытывала и раньше. Лица их оказались совсем рядом, она никогда в жизни не находилась так близко к Бриггсу. За исключением, конечно, того момента в библиотеке, когда он положил руку ей на ягодицы.

— Я бы все отдала, чтобы обладать такой свободой, — прошептала она. — Чтобы ощутить, каково это.

— Люди для этого решаются на самые разные… поступки, — произнес он очень тихо.

Почувствовав его дыхание, Беатрис задрожала и сама не сразу поняла, что происходит.

— Ими руководит желание увидеть, что там, за гранью. Они порой действуют необдуманно, это не всегда целесообразно.

— А кто это будет решать?

— Тот, кто заботится о вас.

— Мне любопытно, в какой момент стоит забыть о благоразумии и просто жить. Похоже, мужчины редко просят сделать этот выбор. А если такое происходит, им приходится нести ответственность за свои решения.

— Иногда надо довериться близкому человеку, поверить, что он способен понять лучше, что пойдет вам на пользу.

Он говорил о себе. И о своем праве принимать за нее решения.

— Почему я должна вам верить?

— Я не знаю, что ответить, Беатрис.

— Очень жаль. У вас нет для меня ничего, ни ответов, ни гнева.

— Нет. Ничего подобного.

— Завтра наша свадьба.

— Да.

— Я не представляю, что значит быть женой.

— Вам совсем не нужно это знать. Вы станете мне супругой, но путь ваш будет особенным, не похожим на обычный. Поверьте, я позабочусь о том, чтобы вы были в курсе всего вам необходимого.

В состоянии полной растерянности даже эти слова стали утешением. На большее не стоило и надеяться. И она будет беречь то, что имеет.

Глава 5

Бриггс легко получил лицензию на брак. Он уже собирался отбыть в Байби-Хаус, когда экономка спросила, желает ли он видеть на церемонии Уильяма.

— Я не хочу, чтобы его режим нарушался.

— Полагаете, милорда расстроит ваше желание жениться?

Единственная причина, по которой миссис Браун могла говорить с ним подобным образом, была в том, что она жила в доме едва ли не с его рождения и, разумеется, проводила с ним больше времени, чем родители.

— Я так не думаю, — ответил он. — Ему будет скучно, а поездка утомит.

И вот он стоит в церкви, готовый сделать то, что должен. Гостей будет совсем немного, как он полагал, среди них непременно мать Беатрис и подопечная Кендала, ставшая лучшей подругой Беатрис. Сам Кендал, разумеется. Священник. Больше он не ожидал никого увидеть.

Пока церковь была пуста. Бриггс вышел на улицу, свернул за угол и прошел к небольшому садику с каменной скамьей. На ней сидела его невеста.

Последний раз он видел ее на качелях, под защитным покровом ночи. Сейчас же было светло и солнечно, что позволяло хорошо ее разглядеть. Образ из прошлой ночи вызывал, как и прежде, мысли об интимном. Он даже ощущал аромат и тепло прижимающегося тела.

На ней было бледно-розовое платье с низким вырезом по моде. Он никогда не видел Беатрис такой. Она была… Она была невероятно хороша. Взгляд скользнул по линии длинной шеи, прядям волос, обрамляющих лицо с безупречно белой кожей. Грудь ее…

— Бриггс? — Она подняла на него глаза. — Что вы здесь делаете?

— Решил пройтись. Я пришел раньше, и вот…

— Спасибо, что сказали правду.

Невероятно. Она так же смотрела на него в библиотеке. Ей нравилось доставлять ему удовольствие, нравилось, когда ей открыто говорили, чего от нее ожидают.

Нет, это не должно так увлекать. Он знал, чем заканчивается стремление открыть леди свои наклонности. Он опрометчиво поступил так в первом браке и хорошо усвоил, что брачное ложе — не место для подобных занятий. Существуют бордели, где мужчины могут найти женщин по своему вкусу, там и мужчины, и женщины знали, чего ожидать. Как доставить и получить удовольствие. Знали, что нужно именно ему. Он мог быть жестким и бескомпромиссным. Ему нравится доминировать, наказывать. Но подчинение женщины доставляло удовольствие, если она шла на это охотно, если сама получала удовольствие от игры.

Беатрис никогда его не поймет. Он очень удивится, если заметит в ней стремление разобраться в отношениях мужчины и женщины. Леди этого сторонятся. У него уже есть опыт благодаря первой жене. Беатрис, по его мнению, еще более непримирима в этом смысле. Она жила обособленно, отгороженная от всего, в семье, не желавшей ее замужества.

— Вы предпочитаете правду, я готов.

— Это хорошо, — произнесла она, краснея.

Он бы покривил душой, не признав, что лицо ее при этом приобрело удивительное очарование.

— Куда мы переедем?

— В Мейнард-парк, в мое родовое поместье.

— Ах вот как.

— Но сезон проведем в Лондоне. Мне надо выполнять свои обязанности в палате лордов.

Для него светский сезон означал много работы и излишеств. Поскольку выбор невесты не был ему интересен, Бриггс посещал балы лишь с целью участия в политической жизни — он всегда серьезно относился к своим обязанностям. В конце концов, у каждого человека должны быть в жизни цели и некий смысл. Мужчина с положением не должен вести праздный образ жизни, ничем не заниматься. Просто существовать, пользуясь полученным по праву рождения богатством и властью.

У Бриггса было иное мнение. Он не мог назвать себя очень правильным и хорошим, но видел смысл существования в стремлении сделать жизнь людей лучше.

— Ах, я всегда мечтала провести сезон в Лондоне. — Беатрис выглядела чрезвычайно довольной. — Я не была там… ни разу, ни дня, не говоря уже о целом сезоне.

— У меня дом в городе, надеюсь, вы сочтете его удобным.

— Замечательно. — Беатрис позволила себе улыбнуться. — Это… плохо, что я так радуюсь?

— Это нормальная реакция, Беатрис. Впрочем, для кого-то это путь на каторгу или виселицу.

Пожалуй, ему не стоило этого говорить.

— Я сделаю все возможное, чтобы получить удовольствие.

Впрочем, она произнесла слова не очень уверенно и немного побледнела.

Приближение друга он почувствовал раньше, чем увидел его самого.

— Начнем церемонию? — спросил Хью, окинув обоих неодобрительным взглядом.

— Вы готовы? — с усмешкой спросил Бриггс, давая понять, что венчание больше в его интересах.

Затем он повернулся и посмотрел на девушку, которой предстоит вскоре стать его супругой. Впрочем, лишь формально. А потом вновь перевел взгляд на Кендала.

— Да. Заключим же невольничий договор поскорее.

Беатрис обидели эти слова, но Бриггс не считал нужным ее успокаивать. Он не намерен быть с ней суровым. Она не заслуживала подобного. Но и пытаться сделать ее жизнь легче, чем должна быть, тоже не собирался.

Ведь Беатрис причина происходящих событий.

Для тебя это не имеет большого значения.

Не имеет и не будет иметь.

В борделе его примут вне зависимости от того, женат он или холост.

Бриггс вошел в церковь с задержавшимися в голове мыслями о плотских удовольствиях.

Стоящий у алтаря священник посмотрел укоризненно, что неожиданно вызвало чувство вины, испытываемое им, надо признать, нечасто.

Бриггс встал на свое место, буквально ощущая, как адские языки пламени обжигают пятки. Жаль, что он всегда любил близость опасного пламени. И не был стыдливым человеком — в некоторых аспектах жизни.

Он оказался прав, на венчании присутствовали лишь мать Беатрис и Элеонора, подопечная Кендала. Девушка выглядела расстроенной и во все глаза смотрела на происходящее. Несомненно, она выражала эмоции самой невесты, которой предстояло выйти за мужчину уже взрослого и не с лучшей репутацией.

Священник читал молитвы, а Бриггс думал о том, как странно находиться здесь в роли жениха. Рядом с ним опять юная леди, хотя он уже совсем не похож на себя прежнего. Ожидания его от брака значительно отличались от того, что было в первый раз. Он почти уверен, что сможет наладить хорошие отношения с супругой. Надеялся, что они не будут похожи на те натянутые и холодные, что были у его родителей. В детстве ему было очень тяжело, он так и не смог привыкнуть. Не смог наладить отношения с самыми важными людьми в жизни, как, впрочем, и со всеми его окружавшими. Исключением стал Кендал. Хотя и этот факт сейчас под сомнением.

Церемония была короткой. Все традиционно и быстро. Отношения узаконены. И это единственное, что было для всех главным. В глазах церкви они стали мужем и женой. Общество успокоится, удовлетворенное союзом, пусть и созданным поспешно.

Невероятно, какое большое значение имеют формальности. Достаточно всего нескольких фраз, сказанных друг другу, и два человека связаны до конца жизни, хотя до этого были едва знакомы.

Затем они погрузились в карету и отправились в Мейнард-парк. В пути они были уже три часа и за все это время не обмолвились ни словом.

— Сообщите мне, если вам что-то понадобится, — наконец произнес Бриггс.

— Что это может быть?

— Одежда. Вам ведь надо готовиться к сезону. Мы будем посещать… балы.

Беатрис моргнула.

— Я не думала, что вы тоже хотите там появляться.

— Не хочу, но обязан. Я несу за вас ответственность. Не будем считать вас пленницей в моем доме, скорее, вы моя подопечная.

— Я не подопечная, — с мягким укором произнесла она.

— Лучше считать именно так.

И не вспоминать прошлую ночь, как и терзавшее его искушение.

— Понимаю. — Беатрис отвела взгляд. — Что ж, да, мне понадобится несколько платьев. Не хочу упрекнуть брата в скаредности, но это платье я взяла у Элеоноры. Она заказала несколько новых к открытию сезона. А я нет.

— Это мы исправим.

— Благодарю вас.

— Пустяки.

— Не знаю, вызовет ли это ваше недовольство, но я намерена быть честной во всем. Можете ли вы сказать то же?

— Боюсь, что нет, — весело ответил Бриггс. — И это ради вашего же блага. — Она определенно не поняла смысл его шутки. — Я должен знать все ваши потребности и желания, чтобы наилучшим образом заботиться и обеспечить всем необходимым.

— Это ведь невозможно, если мы не будем одинаково откровенны друг с другом?

— Полагаю, нашим отношениям лучше развиваться в том ключе, что и с самого начала.

— Вы были другом моего брата, многие годы мы обменивались лишь общими фразами. Еще вы иногда привозили для меня сладости.

— Не вижу причины что-то менять.

Беатрис вздохнула.

— Нам… могу я называть вас Филип?

В груди что-то дрогнуло. Он и не помнил, сколько лет не слышал от другого человека своего имени.

— Нет.

— Но мы женаты и…

— Лучше, как прежде, Бриггс. Или ваша светлость, когда требуется.

Он представил, как она обращается к нему так, стоя на коленях и с мольбой в глазах. Белые груди обнажены…

Он сжал зубы.

— А вы как станете меня называть?

— Беат. Или Беатрис. Как и прежде. И, как и прежде, буду покупать вам сладости.

— И жизнь моя останется прежней, только не с братом, а с мужем, новым господином?

Он не хотел думать о себе как о ее господине. Это распаляло жар внутри. Заставляло восстановить перед глазами образ в полупрозрачной ночной сорочке. Дева на жертвенном ложе. В тот момент он ненавидел себя до самых костей. Неужели он так порочен, что готов попробовать изменить Беатрис по своему желанию, зная, что она, скорее всего, отреагирует так же, как некогда Серена? Лучше ему все же общаться только с проститутками.

— Вам решать, каким будет наш союз, Беатрис.

— Разве? Пожалуй, нет. Скорее, это больше зависит от брата, чем от меня самой.

— Вы собирались замуж за друга и тоже готовились к фиктивному браку. — Он смотрел на нее в упор, игнорируя вспыхивающие искры. На мгновение показалось, что между ними все по-настоящему, как бывает между молодоженами.

— Я знаю, — кивнула Беатрис.

Он все понимал, в вопросах не было нужды.

— Сколько лет вашему сыну? — неожиданно спросила она, тяжело вздохнув, словно лишь смена темы давала шанс продолжить разговор.

Бриггс не понимал причины, но точно знал, что не хочет говорить с ней об Уильяме. Да, скоро они будут жить под одной крышей, но все же… его задача прежде думать об интересах сына, защитить его от речей тех, кто не поймет, увидит уязвимые места и будет использовать против него.

Ему будет больно, если кто-то плохо подумает об Уильяме. Внезапный порыв, импульс, желание защитить — ему самому это было не всегда понятно. Вероятно, это означает быть отцом. У него самого все было не так. Его собственный отец видел его изъяны и слабости и нещадно наносил удары в эти места, использовал недостатки, чтобы заставлять страдать.

— Ему семь.

— У меня нет опыта общения с ребенком, но… мне всегда казалось, что прекрасно иметь своего.

— Сожалею, что все сложилось не в вашу пользу, — сказал Бриггс совершенно искренне.

Отцовство помогало ему прочно стоять на ногах. Не будь Уильяма, положение, вероятно, стало бы совсем иным. Он остался без жены, и, если бы у него не было необходимости нести ответственность за кого-то, ему не за что было бы удержаться. Мир мог бы пошатнуться, а он — броситься в пучину разврата, оставив попытки выбраться на поверхность.

Его удержал Уильям.

Только благодаря сыну он вел приличный образ жизни. Сам он никогда не ощущал привязанности к отцу, не гордился им, потому отчаянно желал, чтобы сын испытывал и то и другое. Вопрос лишь, удастся ли ему.

— Я думаю, неплохо иметь ребенка, о котором нужно заботиться, — размышляла вслух Беатрис. — В этом смысле вы партнер более предпочтительный, чем Джеймс.

— Только поэтому? — Он впился в нее взглядом, силясь понять, действительно ли она не испытывает к нему никаких чувств, кроме дружеских.

Беатрис не развеяла его сомнения, но, казалось, все же должно быть что-то, пусть и глубоко в ее сердце.

— Нет, он… человек легкий, добрый, мне приятно его общество.

— А мое? — Бриггс не смог удержаться от вопроса.

— Вы добры, часто приходите со сладостями, но вас не назвать легким.

Он вытянул ноги и откинулся на спинку.

— Вот как?

— Вы слишком… В общем, вы — это вы, Бриггс. Больше мне нечего сказать.

— А Джеймс? — продолжал он, словно не слыша ее. — Он влюблен в вас?

— Нет. Хотя… у него тоже была причина желать нашего брака, но это никак не связано с любовью, которую вы имеете в виду.

Не так много причин для этого приходило ему в голову, но одна казалась вполне логичной: он готов был сделать это для друга. Их союз мог бы стать прекрасным. Как жаль всех, кто к этому причастен.

— Не знаю, какие чувства я должна сейчас испытывать. Я и замужем, и не замужем одновременно. Такое положение меня расстраивает из-за того, что многие аспекты жизни так и останутся для меня тайной. Ведь вы решили относиться ко мне как к воспитаннице, а не как к жене.

Беатрис ступила на опасную территорию, едва ли отдавая себе отчет. Она просто действовала, не имея четкого плана, так, похоже, было с ней всегда. Она говорила пылко и уверенно, что не раз заставляло его задуматься, не связано ли это неким образом с ее слабым здоровьем, не стало ли стремлением доказать окружающим, что она сильная?

— Некоторых тайн лучше не касаться.

— Так, стало быть. — Щеки покрылись густым румянцем, непонятно, от гнева или смущения. Он был почти уверен, что она испытывала немало эмоций одновременно. — Вы так говорите, потому что вы мужчина, для вас нет запретов. Вы не представляете, как сложно было составлять план крушения собственной репутации, не вполне понимая, что становится тому причиной. Наверняка пребывание наедине с мужчиной. В его объятиях. Но я не знаю, что следует за объятиями. Или, например, дети. Мне известно, что для рождения ребенка необходимо выйти замуж, но что конкретно надо сделать, чтобы появился ребенок? Разумеется, это нечто более значимое, чем клятвы, иначе брат не спешил бы выдать меня за вас, тревожась о моей репутации.

— Я предоставлю вам необходимые книги для чтения, — сказал Бриггс.

Заниматься самому разъяснением таких вещей у него не было желания. Если захочет, может наведаться в библиотеку. Там немало подходящего материала, правда, скорее наглядного, нежели текстового.

— Меня все решили вывести из себя. Все человечество.

Бриггс усмехнулся:

— О, тут я с вами не соглашусь.

Он сидел, откинувшись на спину дивана кареты, и понимал, что не может отвести от нее взгляд. Кожа у нее была светло-кремовой, а изгибы тела весьма выразительными, раньше он этого не замечал. Губы ее изогнулись, выражая печаль, но форма их была почти совершенной, что также стало для него открытием. И то, как она смотрела на него. С выставляемой напоказ скромностью, хотя теперь он знал точно, что это не одна из главных черт ее характера.

Беатрис подняла голову, и взгляд ее стал острым, что совсем не понравилось Бриггсу.

— У нас достаточно времени. Почему бы вам не заняться моим образованием в этом вопросе самому, а не отсылать в библиотеку?

Слова поразили силой, схожей со взрывом пороховой бочки.

Разумеется, Беатрис совсем не собиралась его провоцировать, даже не понимала, что делает. Как и то, по каким причинам женщинам не следует разжигать аппетит мужчин, почему им запрещено оставаться наедине без компаньонок.

Все это так.

Ее наивность и неосведомленность поражали и каким-то образом возбуждали больше прежнего.

— Вы провели всю жизнь в сельской местности, — начал он.

— Да, — кивнула Беатрис.

Он пожалеет. Впрочем, теперь она в его власти. Осознание отдалось странным ощущением внутри.

Ключ в замке медленно поворачивался.

Она его супруга. Находится под его опекой. Он будет заботиться о ней. У нее будут лучшие платья. Он будет следить, чтобы она ни в чем не нуждалась. С ним она будет счастливее, чем прежде в Байби-Хаус.

Беатрис принадлежит ему, только ему решать, насколько она будет разбираться в интимных отношениях между мужем и женой. Она желала свободы. В обществе ее будут считать замужней дамой вне зависимости оттого, будет ли их брак подтвержден или нет.

Он сжал челюсти. Беатрис.

Она прекрасна. Но в сексе важна не только красота. Красивых женщин в мире немало. Он предпочитал тех, которых можно купить, с которыми строил простые отношения без обязательств.

Да, Беатрис красива, но совсем не значит, что рядом с ней он не в состоянии контролировать себя.

Она всегда ему нравилась, при этом он испытывал к ней определенную долю сочувствия, как к девушке замкнутой и стеснительной. В первый его визит она так и не вышла в гостиную.

— Скажите, вы часто видели животных?

Зачем он касается той темы, которая бог знает куда может его завести? Одновременно с опасениями крепла уверенность, что он поступает правильно. Контроль побуждений всегда был его проблемой, только если дело не касалось женщин или любимых орхидей. Два занятия, которые требовали полной концентрации.

— Животных?

— Разве вы никогда не видели животных, которые… спариваются?

Беатрис растерянно моргнула.

— Нет.

Он так и предполагал, хотя надеялся, что какой-нибудь увиденный в детстве ежик упростит ему задачу.

— Не важно.

— Большую часть времени в детстве я проводила в своей комнате. Да, я выросла в сельской местности, но, если точнее, в стенах Байби-Хаус, в постели, так как много болела.

Беатрис похожа на орхидею. Мысль расцвела, как цветок, в его голове и пустила корни. Она такая же хрупкая и красивая. Нуждается в опоре.

— А чем вы болели? — Он никогда раньше не говорил об этом с Кендалом, это было не его дело. Теперь все изменилось. — Мне нужно знать, чтобы заботиться о вас должным образом.

— В последние годы со мной все хорошо, ваша светлость.

— Но теперь вы под моей опекой, я должен быть уверен, что с вами и дальше все будет хорошо.

— Я ведь не ваша… собственность.

— Англиканская церковь смотрит на это иначе.

— У меня проблемы с дыханием. Горло порой сжималось так, что невозможно было дышать. При болезнях легких, к сожалению, положение быстро ухудшается. У меня начинался жар, потом мне пускали кровь.

— А как ваше здоровье теперь?

— Болезнь дает о себе знать реже. Надо сказать, приступов не было уже несколько лет.

— Ужасно, что вам пришлось так провести все детство.

— Я научилась находить в этом положительные моменты. — Лицо ее стало будто каменным. И очень серьезным. — Сначала я с трудом переносила кровопускания, но потом стала представлять, что они делают меня сильнее. Что из моего тела уходит все плохое, что боль неким образом укрепляет его. — Взгляд стал отстраненным, будто обращенным внутрь. — Помню, как я первый раз без разрешения ушла из дому. Подобные поступки были непозволительными для меня. Я бежала по полю, дышать было тяжело, но я старалась не обращать внимания. Мне даже это нравилось, стало для меня знаком свободы. Я случайно упала, и боль вернула меня в реальность. Крупицы земли остались на коже. И это было… так прекрасно.

Бриггс не мог пошевелиться, и вовсе не потому, что не знал, как поступить. Нет, признание не было настолько сильным, чтобы лишить его дара речи, но внезапно появилось желание остановить мгновение и задержаться в нем. Сосредоточиться на внутренних ощущениях. Говоря о боли, Беатрис преобразилась. Это чувство определенно придавало ей сил.

И оно было ему знакомо. Однако он был не тем, кто получал, а тем, кто давал. Ощущение абсолютного контроля, так не похожее на все остальное.

Мир казался ему неправильно устроенным. Все в нем было плохо ощутимо. Он не всегда мог себя сдерживать и находил утешение в увлеченности растениями, в частности, выращивании цветов. Это дело требовало аккуратности и было весьма трудоемким. Став старше, он чаще погружался в фантазии, связанные с женщинами. Научился управлять удовольствиями, как управлял орхидеями.

Он и представить не мог, что Беатрис будет тем человеком, который сможет его понять. Она говорила о боли так… как никто из встречавшихся в его жизни. Оттого он замер, чтобы осмыслить услышанное. Он вглядывался в ее лицо, изучал изменившееся выражение и все отчетливее ощущал охватывающую его страсть.

— А сейчас проблем с дыханием нет? — поинтересовался он, стараясь отвлечься. — Как сейчас вы себя чувствуете?

— В целом все под контролем. Сейчас приступы прекратились. Много лет я вообще не болела. Но доктор считает, что легкие мои по-прежнему слабые. Потому он не рекомендовал мне… вынашивать ребенка, есть вероятность, что я не смогу пережить роды. Из-за проблем с дыханием.

— И, полагаю, склонности к другим заболеваниям.

— Да, вероятно, — ответила она, глядя куда-то в сторону.

— И потому вы никогда не видели спаривание ежиков, — добавил Бриггс.

— Спаривание? — Беатрис наморщила носик. — Звучит неприятно.

— Надо не слушать, а смотреть.

Он готов сделать последний шаг, перейти черту. Он был готов к этому, когда прижимал ее к себе прошлой ночью.

— Это слишком упрощенно, разумеется. То, что требуется для зачатия ребенка.

— Но эти вещи связаны, — с нажимом произнесла Беатрис. — Это меня успокаивает. Внушает уверенность, что от меня скрыто не так много, как я опасалась.

Она не понимала, о чем говорила.

— Это гораздо больше, чем кажется.

— Вы меня расстроили.

— Думаю, когда вы все узнаете, совсем не будете расстроены. Вы когда-нибудь целовались с мужчиной? — Он уже знал ответ — нет.

— Нет, — ответила Беатрис и залилась румянцем.

— Даже с вашим другом Джеймсом?

Она отвела взгляд.

— Я сразу сказала ему, что не влюблена в него.

— Любовь не всегда важна, если присутствует влечение.

— Все это так сложно.

— Соглашусь с вами. Но чаще восхитительно. Страсть вспыхивает и между теми, кто в жизни испытывает презрение друг к другу. Или к тому, связь с кем совершенно невозможна. — «Ходишь по краю, Бриггс». — Вас охватывал рядом с ним жар?

Она отпрянула и посмотрела на него во все глаза:

— Нет.

Ответ доставил эгоистичное удовольствие.

— Значит, он для вас только друг.

— Я же вам сказала. — Дыхание ее сбилось.

Он не должен так себя вести. Как человеку искушенному, ему следовало понимать, что не стоит подталкивать к краю ни ее, ни себя. Его уже не изменить, даже если бы вкусы в сексе были более традиционными. Он научился подбирать себе партнерш, знал, как вызвать в женщине влечение. Знал, как заставить ее понять свои вкусы. Но какова сейчас его цель? Ведь это никак не связано с тем, что ему поручено.

— Иногда я ощущаю прилив тепла, когда рядом вы, — тихо произнесла Беатрис.

Проклятие.

— Это началось недавно?

— Так было всегда, — ответила она почти шепотом, словно открывала большую тайну.

Сейчас совсем не стоит вспоминать момент, когда он касался ее ягодиц. Не стоит думать о том вечере, когда он раскачивал ее на качелях, а ночная сорочка облегала тело, подчеркивая формы.

— Если я вас поцелую, ощущения станут еще ярче. Существенно. Тогда вам будет проще понять. Захочется большего. Тогда самым логичным будет убрать все преграды.

— Я не…

— Одежду. — Бриггс мучал прежде всего себя и не понимал зачем.

Надо избавиться от боли, а не сделать ее сильнее.

— Я знала, что обнаженные нимфы как-то с этим связаны. — Беатрис смотрела на него, сидя в оцепенении.

— Обнаженные нимфы?

— Я видела их в книге. В библиотеке отца. В его собрании были… — Она опять покраснела. — Обнаженные женщины. Нимфы, бегущие от мужчин.

Бриггс сжал зубы, напомнил себе, что самоконтроль нужен еще и в таких случаях.

— Да. Они убегали, чтобы сохранить целомудрие. Ведь мужчины, если бы поймали, лишили их его…

— Вы говорите загадками. Что бы они сделали? Я хочу знать.

— Вы осведомлены о том, чем различаются мужчины и женщины?

Его первая жена получила общие знания от своей матери перед свадьбой. Подобное ей не пришлось объяснять.

Но Беатрис… Ей пришлось бы все рассказывать, если бы им предстояла брачная ночь. К счастью, это не так.

Бриггс всегда любил играть с огнем, но сам не понимал, почему продолжает мучать себя, вместо того чтобы закончить разговор.

Беатрис же выглядела очень заинтересованной.

— Я знаю немного о строении тела человека, — кивнула она. — Видела картинки в научных книгах. И… скульптуры.

Ну конечно, античные скульптуры, представляющие мужские достоинства весьма скромных размеров. Едва ли они способны дать верное впечатление о мужском теле. По крайней мере, не о его.

«Ей не нужно представление о твоем теле».

— При всех различиях, мы созданы для соединения, — произнес он. — Таким образом происходит зачатие ребенка. Но можно ощутить и больше. Гораздо больше.

Глаза ее стали круглыми, рот приоткрылся.

— Что же еще?

Беатрис выглядела ошеломленной и заинтригованной. Ему не стоило доводить до такого.

— Удовольствие. — Он смотрел прямо на нее, не моргая. — Боль. Для некоторых это одно и то же.

В ее глазах мелькнул интерес. Бриггс хотел отвернуться, но не смог.

— Правда?

— Да.

— Бриггс…

Его спасло то, что карета прибыла в Мейнард-парк. Пожалуй, стоит задуматься о провидении, раньше он не верил в подобные вещи.

Старый дом выглядел величественно, хотя он никогда не испытывал к нему сильных чувств. Его детство было не самым счастливым периодом, как и начало жизни в целом. Он изменил интерьеры многих помещений, преобразовал парк и построил оранжерею. Это полностью стерло воспоминания о том месте, где он вырос.

«И здесь, взаперти ты держишь своего сына, как заключенного, каким когда-то был сам».

Бриггс поспешил прогнать неприятную мысль.

Это совсем другое.

Кучер остановил карету у парадного подъезда. Величественные мраморные колонны были не во вкусе Бриггса, но все же это его дом, он во многом выражал суть самого хозяина, открывал его черты, не всегда положительные.

Он сам помог молодой жене ступить на землю, не желая позволять лакею прикасаться к ней.

Собственнический инстинкт удивил, подобное отношение никогда не было ему свойственно. Хотя иногда становилось частью игры, прелюдией в общении с женщиной. Отличительная черта, говорящая о некоторых изменениях. Непривычно испытывать такое, когда полностью одет. Бриггс прислушался к себе, пытаясь уловить удовольствие от происходящего. От того, как он относится к Беатрис, заботится о ней. Думая о том, что мог бы обладать ею.

Они прошли к входной двери, мгновенно отворенной предупредительным дворецким.

Чуть поодаль стояла, приветливо улыбаясь, экономка миссис Браун.

— Ваша светлость, — произнесла она и прошла к Беатрис. — Ваша светлость.

— Добрый день, — произнесла та, неожиданно смутившись.

— Спокойнее, — прошептал ей Бриггс и сразу ощутил, как она расслабилась.

— Позвольте представиться, я миссис Браун, экономка в Мейнард-парке.

— Очень рада, — ответила Беатрис.

Затем раздался громкий крик, эхом разлетевшийся по коридорам.

Беатрис вздрогнула.

— Не стоит тревожиться, — улыбнулась миссис Браун. — Это лишь означает, что милорду необходимо переодеться к ужину, а желания прерываться нет.

— Уильяму, — пояснил Бриггс, — моему сыну.

— Он здоров?

— Да, вполне, — ответила экономка. — Все хорошо.

И все же в глазах Беатрис мелькнуло беспокойство, что Бриггсу очень не понравилось. От одного допущения, что сын вызовет чье-то недовольство, становилось не по себе.

— Добро пожаловать в Мейнард-парк.

Глава 6

Беатрис проснулась настолько встревоженная, что сердце бешено колотилось. Лишь через несколько мгновений поняла, где находится — в доме Бриггса. И она его жена.

Беатрис спала одна, в незнакомой комнате. В голове нарастал звук, похожий на вой. Она перевернулась и накрыла голову подушкой, пытаясь заглушить его. Сон переплетался с реальностью, было приятно осознать, что она не бежит от призрака по болотам, а лежит в постели на чистом белье.

Веки припухли, и появилось ощущение, будто в глаза насыпали песок.

Она позавтракала в утренней столовой, но Бриггса не встретила. Потом провела недолгий разговор с миссис Браун, на которую наткнулась в коридоре у самого выхода, и дала ей распоряжения по поводу меню на неделю.

Надо признать, новые обязанности Беатрис нашла приятными и еда в Мейнард-парке была ей по вкусу. Нельзя сказать, что она придавала этому вопросу много значения, но хорошая стряпня всегда ее радовала. В жизни было мало удовольствий, надо уметь получать их от всего.

Затем она прошла в библиотеку, нашла роман «Эмма», который уже читала и сочла интересным. Сунув его под мышку, увидела иллюстрированный альбом с птицами и прихватила его тоже. Вернувшись в свою новую комнату, Беатрис критически оглядела помещение. Элегантный интерьер, стены обиты голубым шелком, из той же ткани покрывало на позолоченной кровати с балдахином, плотная ткань которого лежала складками. Непонятно, зачем он ей, от кого можно закрываться, если в комнате бывает только она и служанка.

Положив книги на кровать, Беатрис вышла в коридор. Там она и увидела его впервые. Мальчика.

Непослушные кудри, узкие плечи, худое тело и недовольное выражение лица.

Уильям. Это определенно Уильям.

Мальчик развернулся и пошел по коридору, издавая звук, похожий на вой. Как подумалось Беатрис, именно такой она слышала ночью.

В течение последующих дней она несколько раз видела издалека мальчика, но его отца ни разу. Создавалось впечатление, что он с раннего утра закрывался в кабинете, откуда выходил только после того, как Беатрис удалялась вечером в свою спальню. Иногда ночью она слышала вой.

В голову часто приходила мысль, что ребенку здесь невыносимо одиноко. Она отлично его понимала, ведь сама в детстве страдала оттого же. Впрочем, и сейчас ничего не изменилось.

На четвертый день пребывания в Мейнард-парке она легла вечером в постель, взяла в руки книгу «Эмма» и внезапно поняла, что не может сейчас читать. В этих строках она пыталась найти лишь то, что соответствует ее состоянию — чувствам тоски и одиночества, — но не находила отклика.

Бриггс не желает видеть ее рядом. Ему все равно, живет она здесь или в Байби-Хаус.

Она сама не была в восторге от замужества, перспективы не вызывали эмоции, как у глупых девиц в романе.

Отложив том, Беатрис уставилась в богато украшенный потолок балдахина, выделила золотую нить и принялась следить, как она, петляя, создает узор.

Вот это все теперь ее жизнь? Ничуть не лучше, чем в Байби-Хаус. Нет, она не желает терпеть.

И тут опять послышались крики.

Не раздумывая, Беатрис поднялась с кровати и направилась к двери. Распахнув ее, замерла на месте и прислушалась — звуки стали громче. Она решительно пошла на звук по бесконечно длинному коридору. Дом был огромным и в целом мало чем отличался от Байби-Хаус. Элементов эллинистической культуры здесь было меньше, впрочем, на стенах она заметила фрески, хотя не в таких количествах и не такие выразительные, как в доме брата. Однако теперь ее интересовали не интерьеры, а странные звуки. Будто выл раненый зверь.

Уильям. Она точно знала, это Уильям.

Беатрис пошла быстрее, толкнула дверь и вошла в комнату — детскую.

Ребенок сидел на полу в ночной сорочке, рыдал и бил кулаками по ковру.

Беатрис остановилась в нерешительности. Ведь их еще официально не знакомили, они видели друг друга лишь на большом расстоянии. Она чужой для него человек. Но больше поблизости никого.

Беатрис решительно прошла и присела рядом с мальчиком.

— Уильям, — обратилась она к нему, но ответа не последовало.

Ребенок продолжал рыдать и стал извиваться всем телом, чтобы увернуться от попыток его обнять. Только внимательно вглядевшись в его лицо, она поняла, что он спит. Несчастный ребенок, который ведет себя, будто потерял рассудок. Он лишал близких надежды стать услышанными.

— Уильям, — ласково произнесла она, ощущая, как сердце сжимается от боли.

Она представить не могла, что увидит когда-то нечто подобное. С ней в детстве несколько раз случались приступы, когда она была словно в агонии, и ей казалось, что никто из близких не может проникнуть в ее мир, будто она находится в ограниченном невидимой стеной пространстве, где есть только она сама и боль.

Беатрис постепенно училась быть сильной и выживать. Но всегда чувствовала себя одной в целом мире. Никто не мог понять ее, утешить. Оставалось только терпеть и ждать.

Этот мальчик заставил ее вернуться в те минуты. Он испытывал сейчас нечто похожее. И ему тоже было страшно и одиноко.

Она рванулась вперед, пытаясь удержать ребенка, который бросился на стену и стал биться о нее. Успела, схватила его и крепко прижала к себе.

— Успокойся, тихо, — шептала она. — Тихо, все хорошо, уже не страшно, уже все закончилось…

Прошло немало времени, но постепенно мальчик успокоился. И сдался, расслабился, уже не пытался вырваться.

Теперь он был не один.

— Успокойся, Уильям, — прошептала Беатрис, радуясь тому, что наконец в комнате тихо.

Было очевидно, что ребенок изможден, он тяжело дышал и был весь в поту. Она прижимала его к груди, укачивая, словно младенца, не понимая, что ей подсказывает, как поступить, вероятно, природный инстинкт.

Внезапно дверь отворилась и на пороге возникла миссис Браун.

— Ваша светлость, прошу прощения. Вас не должны были беспокоить. Мне потребовалось некоторое время… чтобы прийти в себя…

— Такое часто случается? — спросила Беатрис, понимая, что женщина слышит вопрос далеко не впервые.

— Да. Милорду снятся кошмары.

— Я слышала, что ему было… нехорошо и днем.

— Это другое, миледи. Он легко впадает в гнев, когда меняется привычный распорядок дня.

— Понимаю.

— Простите, что вас побеспокоили. Следить за милордом ночью — моя обязанность. Его гувернантке нужен отдых, ведь она очень устает в течение дня, потому ее комната далеко от детской.

— Не беспокойтесь.

— Часто с ним остается их светлость, когда он в поместье. Сейчас, вероятно, он еще работает в кабинете.

Похоже, их светлость проводит там все время. Большим облегчением было узнать, что он хотя бы заботится о сыне. Хотя она еще не видела их вместе.

— Все хорошо, — произнесла Беатрис, погладила мальчика по голове и перенесла в кровать. — После такого он обычно засыпает?

— Да. Возможно повторение, но обычно за ночь подобное случается лишь однажды.

— Приятно слышать. Но все же я буду прислушиваться.

— Как пожелаете, ваша светлость. — Миссис Браун, похоже, была совсем без сил, поэтому не хотела затягивать разговор с герцогиней.

— Разумеется.

Беатрис была полна решимости. Ведь ей удалось помочь и успокоить мальчика. Возможно, она может стать если не настоящей женой Бриггса, то матерью этого несчастного ребенка. В какой-то момент она почувствовала, что очень хорошо понимает его состояние. Оно схоже с тем, в котором она сама пребывала когда-то, несмотря на разницу в причинах и обстоятельствах. Уильям, как и она в детстве, подолгу находился в пространстве, куда не могли попасть другие люди, даже самые близкие. Она знала, что такое болезнь, заставляющая быть изолированным от мира, запертым внутри себя.

Выждав некоторое время, Беатрис все же вернулась к себе в комнату, отметив, что сердце бьется уже не так часто.

Засыпая, она составляла план на следующий день. Она больше не будет просто подопечной Бриггса, а станет действовать, возьмет на себя ответственность за свою жизнь. Прежде всего, выяснит, что может сделать полезного для живущих в доме. И начнет с Уильяма.

Следующим утром во время завтрака Беатрис отправилась искать мальчика и нашла его в детской. Он сидел за столом и выглядел разозленным до предела. Беатрис вошла в комнату.

— Уильям, доброе утро.

Ребенок на нее даже не взглянул.

— Уильям, — повторила она, — доброе утро.

Он покосился на гостью, стараясь не встречаться с ней взглядом.

— Доброе утро, — произнес он.

— Ты плохо спал ночью?

Мальчик помрачнел и отвернулся.

— Кто ты?

— Отец не говорил с тобой по поводу женитьбы?

Молчание.

— Отец говорил тебе, что женится?

Уильям не повернулся, но кивнул.

— Я его супруга. Твоя мачеха. Можешь называть меня Беатрис.

Мальчик склонился над столом и сосредоточился на завтраке.

Беатрис прошла к столу и опустилась на стул. Он поднял глаза и посмотрел с удивлением, будто был поражен ее поступком. Их взгляды на мгновение встретились, и он опять переключился на содержимое тарелки.

— Мне нравится качаться на качелях, — начала она, пытаясь понять, что интересно ему. — Я люблю читать, люблю играть в прятки в саду. А ты что любишь?

Мальчик промолчал, но встал с места, прошел к тумбочке у кровати и открыл ящик. Оттуда он извлек небольшую шкатулку. Открыл и протянул ей.

Внутри была коллекция открыток.

— Это Колизей, — сообщил Уильям. — Он находится в Риме, был открыт в 80 году нашей эры. А это Пантеон. — Он взял следующую открытку.

Он показывал ей достопримечательности городов Европы, особенно выделяя расположенные в Италии. От его знаний захватывало дух. Он называл места и даты, прочие важные детали. В эти моменты мальчик выглядел, кажется, совершенно счастливым.

— Ты хотел бы все это увидеть?

— Да, — живо кивнул ребенок.

— Значит, это шкатулка с мечтами. — Беатрис широко улыбнулась.

— Это шкатулка с открытками, — нахмурился мальчик.

В тот момент он стал очень похож на отца. От увиденного Беатрис пронзило изнутри, словно стрелой. Он частичка Бриггса, это бесспорно. Сейчас она отчетливо это поняла.

— Да, и это очень красивые открытки.

Она провела рядом с ним все время завтрака, хотя больше Уильям не произнес ни слова. Гувернантка стояла в стороне, пристально наблюдая за ее внимательным отношением к ребенку. Это было странно, но она будто готовилась в любую минуту броситься на защиту. У Беатрис не было опыта общения с детьми, поэтому она не представляла, что можно от мальчика ожидать. Сейчас, как ей казалось, он немного изменился. Это как-то связано с ее появлением? Она мало времени проводила с людьми, которые не являлись членами семьи. Исключением были лишь несколько близких друзей. В обществе она никогда не бывала.

— Уильям, — произнесла Беатрис, — мне бы хотелось сегодня прогуляться, я уже говорила, что люблю сады.

— Там можно спрятаться.

— Да, но можно и погулять. Там есть место, которое тебе нравится больше остальных?

— Нет, — был ответ.

— Понятно. — Она думала, как подойти к задаче с другой стороны. — А есть в вашем саду что-то интересное? Ты можешь рассказать мне о цветах, которые там растут?

Лицо его изменилось, взгляд потеплел.

— Да, могу. Около дома есть парк, там стоят статуи. Они похожи на римские.

— Замечательно. Давай устроим сегодня пикник?

— Я никогда не ел на улице.

— Но мы можем попробовать.

— Нет, я не ем на улице.

— Тебе не нравится?

— Я не знаю.

— Хорошо, тогда мы попробуем, если не понравится, сразу вернемся.

Мальчик смотрел на нее задумчиво.

— Хорошо, — наконец сказал он.

— Договорились, увидимся днем.

Беатрис встала и вышла из детской. Позади послышались шаги гувернантки.

— Лорд Уильям не любит, когда его распорядок дня меняется, — заявила она.

— Да, разумеется, мне об этом известно. Поэтому я составлю новый, в нем будет время для нашего общения.

У Беатрис не было собственного опыта управления домашним хозяйством, но она много лет наблюдала, как это делали брат и мама. Сейчас во многих аспектах она не чувствовала уверенности, но только не в том, как надо вести себя с сыном Бриггса. Она знала, как ему одиноко, и это находило отклик в ее душе. Мальчик был так же изолирован от мира, как и она сама когда-то, хоть и причины были иными.

Нет, она не станет праздно гулять по дому, переходя из комнаты в комнату, а займется делом, раз может помочь.

— Возможно, нам стоит поговорить с их светлостью.

— Вам никто не станет запрещать. Я же не представляю, где его найти, каков его план на день. И еще буду настаивать, чтобы в разговоре участвовал Уильям.

Гувернантка заметно насторожилась.

— Лорд Уильям непростой ребенок.

— Меня постоянно об этом предупреждают, — раздраженно отметила Беатрис. — Я была с ним прошлой ночью, когда ему снились кошмары, так что мне многое известно. Однако я не думаю, что это делает его трудным ребенком.

— Я люблю его, — неожиданно сказала гувернантка. — И тревожусь за него. Я имела в виду только это.

— Я понимаю. И тоже хочу заботиться о нем. Я стала супругой герцога и нахожусь в доме по этой причине. И я серьезно воспринимаю свои обязанности по отношению к сыну его светлости. Я хочу быть полезной.

Слова вырвались против воли. Она не желала быть настолько откровенной, как и говорить о своем замужестве. До того, что это союз лишь на бумаге, никому не должно быть дела.

Они не отправились в свадебное путешествие, у них не было медового месяца. Беатрис не представляла, как в такой ситуации выразить, что в остальном она собирается выполнять обязанности, как настоящая хозяйка дома.

— Я хотела бы стать мальчику матерью, — призналась она.

— Прошу меня простить, ваша светлость. Родной матери он был совсем не нужен, но у него есть я, и я хорошо о нем забочусь.

Беатрис ощутила, как внутри все сжалось от воспоминаний.

— Я тоже когда-то была не нужна своему отцу. Но мне повезло, у меня замечательная мама. Я хорошо понимаю, как приходится жить, осознавая себя ненужным. Я довольно рано потеряла отца. Поверьте, я совсем не желаю причинить вред мальчику. Обещаю, если он будет недоволен, я приведу его к вам.

— Спасибо, ваша светлость. Что же мне делать в свободное время?

— Что пожелаете. Отдохните. Почитайте.

— О, я не…

— И не волнуйтесь.

Беатрис отправилась в кухню и дала распоряжения по поводу пикника для нее и лорда Уильяма. Она не раз наталкивалась на удивленный взгляд, но никто не осмелился задавать вопросы.

Следующий час Беатрис провела, размышляя, какое выбрать платье.

Пока горничная ее одевала, она уже начала сомневаться в верности решения, идея теперь казалась нелепой. Она много лет не была хозяйкой собственной жизни, находилась во власти родных, делала лишь то, что они велели. Пусть они и относились к ней с любовью. Сейчас же ей предстоит вести хозяйство и заниматься ребенком. Скорые перемены поражали и радовали, хотя отношения с Бриггсом повергали в задумчивость. У нее есть то, чего не было всего неделю назад — ни этого дома, ни сына. Ни цели в жизни. Муж ее человек непоследовательный. А у нее самой нет безграничной свободы, это правда. Но у нее есть нечто большее… точнее, иная свобода. Она начала чувствовать себя живой, хотя не может исполнить мечту и отправиться в тур по европейским городам. Подойдет и тот короткий экскурс, организованный Уильямом на полу детской. И еще ей не придется гнить в деревне. Это воодушевляло.

Беатрис была довольна, как выглядит в голубом платье, надетом на нее горничной. Вырез декольте она прикрыла фишю, ведь отправляется не в бальный зал, а на пикник. В таком наряде она соответствует образу герцогини, а не юной девушки, какой была всего неделю назад. Она женщина, хозяйка дома. Может сама принимать решения, по крайней мере по некоторым вопросам.

Время пролетело быстро, пора было идти за Уильямом.

Она застала его угрюмо сидящим в углу комнаты, совсем не похожим на вежливого ребенка, каким он был утром.

Голова была опущена, волосы растрепаны. Когда он поднял на нее глаза, Беатрис заметила темные тени под ними и комично-злобное выражение лица.

— Ты устал? — спросила она.

— Нет.

— У лорда Уильяма трудности с уроками.

— У меня тоже иногда бывали трудности с уроками, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ласково. Наклонилась и попыталась взять мальчика за руку, но тот отдернул ее, отвернулся и склонился к полу.

— Уильям, у меня в корзине много вкусного.

Мальчик не ответил.

— Давай обуваться?

— Нет.

— Почему же?

— Я не хочу.

— Но обувь обязательно надо надеть.

Уильям не ответил и лег на пол.

— Я займусь им, ваша светлость, — опять вмешалась гувернантка.

— Нет, — остановила ее Беатрис и повернулась к ребенку. — Уильям, — заявила она, стараясь держаться с достоинством, — я устраиваю пикник, если ты никуда не желаешь идти, проведем его здесь. Но я хочу, чтобы мы пообедали вместе.

Мальчик молча откатился в сторону.

Беатрис взяла плед и расстелила на полу. Прямо на чудесном ковре. Затем села, поставила корзину перед собой и принялась выкладывать еду.

— Ты не голоден? — спросила она.

— Нет, — произнес Уильям.

— А я очень голодна.

— Я не хочу есть. И не хочу обуваться.

— Если мы будем есть здесь, можешь оставаться без обуви.

— Не хочу обуваться.

— Я же сказала, что в этом нет необходимости.

— Я не хочу обуваться.

Беатрис не представляла, что делать. Мальчик выглядел расстроенным, хотя едва ли готов был устроить истерику. Прежде чем замолчать, он еще раза четыре объявил, что не желает обуваться. Казалось, будто мысль так прочно засела в его голове, что требовалось время, чтобы с ней расстаться.

Беатрис решила изменить тактику.

— Ты любишь сыр?

Мальчик не ответил. Он был занят тем, что внимательно рассматривал что-то на обоях.

— Я очень люблю, — весело отозвалась Беатрис.

Некоторое время она смотрела на Уильяма, размышляя, не было ли слишком самоуверенно с ее стороны решить, что она его понимает. Возможно, одиночество — именно то, что ему нужно. Он, похоже, даже не замечал ее присутствия, разговор его не интересовал. Может, он просто не привык к такому общению?

— Уильям, ты знаешь, что невежливо не смотреть на человека, если он с тобой разговаривает?

Он резко повернул голову, но лишь на мгновение. А потом вновь уставился на стену.

— Мне не нравится, — произнес он.

— Не нравится смотреть на людей?

— Не нравится.

Беатрис задумалась, решая, как лучше сформулировать вопрос.

— А на что ты любишь смотреть?

— Я ведь уже показал тебе свои открытки.

— Да, показал.

Она съела небольшой кусочек сыра, это немного успокоило. Внезапно в коридоре послышались тяжелые шаги, и она затаила дыхание. Распахнулась дверь, и появился герцог. Выхватил ее взглядом из общей картины и, кажется, удивился, а потом… разозлился.

— Что вы здесь делаете? — спросил Бриггс.

Она ожидала, что Уильям встанет и бросится к отцу, но он остался лежать спиной к ней и лицом к стене.

— У нас с Уильямом пикник, — решительно ответила Беатрис и улыбнулась. — Не желаете присоединиться, герцог?

Тот нахмурился сильнее, поскольку и до этого момента выглядел хмурым.

— Присоединиться к вам… на пикнике?

— Именно, — весело ответила Беатрис. — Я не видела вас несколько дней.

Она перевела взгляд на Уильяма, который вяло болтал ногой, но все еще не смотрел на нее.

— Добрый день, Уильям, — сказал Бриггс. — Как ты?

Он не ответил даже отцу, которого такое поведение ничуть не смутило.

— Не хочешь поздороваться с отцом? — спросила Беатрис.

— Это необязательно, — поспешил ответить Бриггс. — Иногда Уильям не любит говорить слова приветствия.

Удивительно, как легко он это принял. Сбитая с толку, она подвинулась, освобождая место на пледе.

— Присоединяйтесь. Вы наверняка еще не обедали.

— Нет. Но я не хочу сидеть на земле.

— Удивительно, недавно Уильям сообщил, что не хочет есть на улице.

Она пошевелилась, устраиваясь удобнее, и ткань платья натянулась, подчеркивая бедро. Бриггс невольно задержал на нем взгляд.

— И что вы сказали на это?

— Предложила устроить пикник здесь, — продолжала Беатрис, ничуть не смутившись.

Брови его взлетели вверх.

— Вы поэтому едите в комнате?

— Это проще, чем занести сюда большой обеденный стол, не так ли?

— Думаете победить меня там, где не смогли выиграть у сына?

— Да, — улыбнулась она.

— У нас пикник, — послышался голос Уильяма.

Они вдвоем повернулись к мальчику, который выглядел очень серьезным.

— У нас пикник, — повторил он.

— Вот. — Беатрис широко улыбнулась Бриггсу. — Уильям пожелал, чтобы у нас был пикник.

Глава 7

Ах, Бриггс… Меньше всего на свете Беатрис хотелось, чтобы он увидел ее, сидящей на расстеленном на полу пледе с восторженным выражением лица. Впрочем, и Бриггс не ожидал увидеть Уильяма лежащим к ней спиной и разглядывающим стену.

Беатрис могла истолковать это как неуместную дерзость, хотя он знал, что это не так. Если бы Уильям был недоволен присутствием Беатрис, он сразу бы об этом заявил и уж точно не стал бы лежать спокойно. Он сделал бы все, чтобы она ушла, не стал бы разговаривать.

Все это правда, от осознания которой становилось не по себе, а он не любил выглядеть трусом. Происходящее пойдет во благо Беатрис. Разговор в карете подвел их совсем близко к обсуждению интимных отношений в браке, подтолкнул его к признанию, что он желает обладать Беатрис. Он не будет держаться от нее на расстоянии, как полагал ранее, к тому же забота о супруге — его прямая обязанность. Однако как скоро она оказалась рядом с Уильямом! Неожиданно для себя он ощутил раздражение, будто кто-то тайно проник на его территорию, сразу стал пытаться погасить его в себе, отчего раздражался еще больше.

С каждой секундой он убеждался, что Беатрис ведет себя очень разумно и правильно. Он колебался, боясь обидеть согласием сына, и был рад услышать, что тот изменил мнение.

— Уильям показал мне свою коллекцию открыток.

— Вот как?

— Да. Мне было интересно слушать его рассказ, поразительно, как много он знает.

— Если бы вы провели с ним больше времени, поняли, что это лишь малая часть, — произнес Бриггс, изумленный, с какой гордостью сообщил об этом. — Уильям буквально впитывает сведения и владеет довольно большим объемом знаний. Будь он в состоянии долго поддерживать разговор, рассказал бы много любопытного, например, о Колизее.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответила Беатрис.

Уильям резко перекатился и повернулся к ним лицом, по выражению было видно, что его заинтересовала тема беседы. Бриггс невольно улыбнулся.

— Ты ведь много всего знаешь, верно, Уильям?

— Я знаю о Колизее все.

— Уильям, а Лондон тебе интересен?

— Лондон интересен. Там есть Вестминстер и дворец Сент-Джеймс.

— Ты очень умный мальчик. Хочешь поехать с нами в Лондон?

— Он не поедет с нами, — резко отрезал Бриггс.

Уильям никак не отреагировал на его слова.

— Почему же? — удивилась Беатрис.

— Он не поедет с нами, потому что не любит никуда ездить. Кареты кажутся ему ужасными, из-за нарушения привычного распорядка дня он капризничает.

— О, не поверите, но меня это все тоже раздражает, — весело призналась Беатрис. — Я становлюсь нервной и суетливой. Но ведь это не значит, что нужно все время проводить дома и некуда не ездить.

— Он не захочет ехать в Лондон.

— В Лондоне есть Вестминстерское аббатство и дворец Сент-Джеймс. И Гросвенор-сквер. Мальчик совершенно безэмоционально передавал факты, но это не удивило Бриггса. Порой мальчик сам заводил разговор, а иногда молчал, тогда из него невозможно было вытянуть ни слова. Бриггс давно оставил попытки. Впрочем, никогда не останавливал сына, желающего высказаться. Сейчас он боялся, что Беатрис станет предосудительно относиться к поведению Уильяма, боялся собственной реакции на это, но ничего похожего не происходило.

— Вам следовало переговорить со мной, прежде чем искать встречи с Уильямом, — сказал он, но его перебил сын.

— Она мой друг, — заявил тот, чем ошеломил отца.

Он не представлял, как реагировать.

— Вот как? — только и смог произнести Бриггс.

— Да. У меня никогда не было друзей, — продолжал Уильям.

— У тебя есть гувернантка.

— Она… гувернантка. А эта леди — мой друг.

— Не буду спорить.

Беатрис выглядела чрезвычайно польщенной.

Они закончили трапезу в тишине, потом появилась гувернантка и сообщила, что Уильяму пора возвращаться к занятиям.

Бриггс вышел из детской, Беатрис последовала за ним.

— Почему мальчик не может поехать с нами в Лондон?

— С чего это вы так заинтересовались жизнью моего сына? — спросил Бриггс вместо ответа.

— Мне больше нечем заняться, — призналась она. — И мне кажется, что у нас с Уильямом много общего. Я так же одинока, как и он, а это, уверяю вас, чистая правда.

— Вам он показался одиноким?

Сын почти не смотрел на людей, находящихся с ним в одном помещении, и уж точно не обращал на них внимания, когда был занят делом.

— Ведь он не обязательно должен быть таким, как мы с вами, его реакции могут быть отличны от наших. Но это не значит, что он ничего не чувствует.

Слова Беатрис ошеломили его, как и внезапная уверенность, что он всегда это знал.

— В этом вы правы, но это вовсе не значит, что ему одиноко и он хочет поехать в Лондон. Спасибо, что провели с ним время, очень любезно с вашей стороны. Доброе отношение, однако, не поможет вам получить детальное представление о том, каков характер моего сына.

— Я была в детской вчера ночью, когда ему снились кошмары.

Бриггс ощутил укол вины. Он не слышал криков Уильяма, хотя должен был находиться рядом, а вместо этого оставался в кабинете. С того дня, как Беатрис приехала в Мейнард-парк, он проводил там почти все время. Он счел разумным держаться подальше от нее и не подпитывать фантазии о том, как прекрасная девственница стоит на коленях перед ним, моля об удовлетворении…

— Да, подобные трудности случаются. Иногда ему становится плохо в течение дня, когда он не спит. Настроение его часто меняется, он может быть очень капризным. И я не всегда понимаю, что становится причиной. Он словно перемещается с другой мир, делается узником своего кошмара, я теряю с ним связь… Но Уильям никогда никому не причинил вреда, и я не думаю, что подобное случится. Мне сложно объяснить, но я уверен, что он не сможет насладиться поездкой в Лондон. Он найдет его слишком шумным, пугающим, а дорогу утомительной. К тому же я его отец, мне решать. Вы можете считать, что я поступаю так из прихоти, но это не так. Все намного сложнее, поверьте. Если бы я думал только о своем комфорте, сделал бы все, чтобы избежать чувства вины, и не разрывался между обязанностями перед сыном и палатой лордов.

А ведь еще была необходимость удовлетворить мужские потребности, что он так же добросовестно выполнял все годы. Еще и поэтому не был готов отказаться от поездок в столицу. Только там у него была возможность решить вопрос тихо и без огласки. Сейчас все усложнилось, ведь с ним будет Беатрис, которая понятия не имеет о существовании домов терпимости, не говоря уж о том, что происходило в их стенах.

Глаза ее сверкнули, и она посмотрела прямо на мужа.

— Я не собираюсь вмешиваться в ваши отношения с сыном, герцог, но у меня свое мнение на его счет. Он мечтает увидеть новые места, города, весь мир. Возможно, дорога будет непростой, но потом все будет иначе. К тому же, если, как вы говорите, жизнь его и дома нелегка, не понимаю, что вас удерживает.

— Что удерживает? Считаете, этого не стоило делать? Не забывайте, вы по собственной воле отказались от жизни в доме брата, хотели вырваться на свободу, теперь вы моя жена, вы живете в моем доме и будете поступать так, как я считаю нужным.

Он не давал позволения на вмешательство в жизнь его сына и, как выяснилось, относится к этому болезненно. Ради него он пойдет на все, даже на смерть или убийство.

Он не просил Беатрис приходить сюда, заставляя супруга находиться рядом и страдать от невозможности прикоснуться к ней, попробовать на вкус губы. Насладиться телом.

Она здесь по собственной вине, а не по его воле. Если ее что-то не устраивает, не следовало бросаться на него в библиотеке.

— Все так, герцог.

— И чем это я заслужил обращение «герцог»? Почему вы перестали называть меня «Бриггс»?

— Потому что вы перестали быть мне другом. Возможно, никогда и не были, мне просто хотелось в это верить. Вы всегда мне нравились. А вы… только и можете, что постоянно сидеть в кабинете.

— Такова моя жизнь, Беатрис. Вы всегда видели меня в моменты, когда я отдыхал, а не занимался делами, но в Мейнард-парке все иначе. Я обязан трудиться. У меня обязательства перед арендаторами, я должен управлять поместьем и делать это хорошо. У меня есть сын, и мне постоянно приходится думать о том, как… Я хочу, чтобы он был счастлив, Беатрис, но пока не знаю, как лучше поступить. Для родителей нельзя написать книгу с пошаговым руководством. Особенно в моем случае, когда ребенок отличается от большинства детей. Его приводят в восторг открытки с достопримечательностями, а не игрушки. В таком случае очень сложно понять, как поступить правильно. Не надо говорить со мной в таком тоне и смотреть свысока. Не я отталкиваю вас, вы сами поставили себя в такое положение. Вы всеми силами пытались меня разозлить, и у вас получилось. Вы добились своего, уехали из дома, проникли в мою жизнь. А я предупреждал, что ради вас ничего менять в ней не буду.

Беатрис выглядела обиженной, ему было очень жаль, но он обязан быть настойчивым, ибо она не имела права обсуждать с ним подобные вещи, да еще в таком тоне. Будучи внешне взрослой женщиной, она в душе оставалась ребенком. И очень упрямым ребенком.

— Я сама была в таком положении, — произнесла Беатрис. К его удивлению, голос ее не дрогнул. — Причины, возможно, у нас разные, но я была такой же. Мои родители тоже не знали, что делать. Хью никогда не понимал, как себя со мной вести. Я жила обособленно и очень одиноко из-за того, что была не похожа на остальных. Из страха, из боязни за меня родные контролировали каждый мой шаг. Вам известно, как живется ребенку, который смирился с тем, что скоро умрет? Я знала, что это значит, благодаря страху и ужасу, витавшим вокруг. Мне случалось просыпаться с удивлением, что я еще живу. И не раз, а очень часто. Много дней я терпела боль, взрослые мужчины плакали, глядя на меня. И я научилась жить без страха. Отличие от большинства не является признаком слабости человека. Я сильная, и ваш сын тоже.

— Я не говорил, что считаю кого-то из вас слабым.

— Лишая его шанса потерпеть неудачу, вы показываете, что думаете именно так.

— Беатрис, вы жили замкнуто в своем доме. У вас нет своего ребенка. Вы не понимаете, что мне довелось пережить, чего мне стоило стать лучшим отцом, каким я только мог стать.

— Я не оспариваю ваши заслуги. Разумеется, вы многое пережили, старались быть Уильяму хорошим отцом, но это не… Вы позволите мне поступить по-своему?

— Вы провели с Уильямом всего несколько часов, вы совсем его не знаете.

Бриггс замолчал, чувствуя неловкость от того, что почти не прислушивался к ее доводам, будто отрицал присутствующую в ней силу, предпочитая сосредоточиться на своей слабости, что было недостойно и мелочно.

Он не собирался просить Беатрис в корне изменить свою жизнь, что, впрочем, сделал сам ради нее. Или ради себя?

Он спешно отбросил ненужную мысль, в этом внутреннем диалоге нет никакого смысла. Все свершилось, они женаты, поэтому он будет сам принимать решения, как воспитывать сына и обращаться с женой, не ей давать ему советы.

— Я понимаю, Беатрис, что вы желаете добра, — продолжал Бриггс. — Вы милая, хорошая девочка…

— По вашему тону можно предположить, что речь идет о котенке. Милом, добром и ласковом. Не забывайте, герцог, что у котят есть когти, не стоит недооценивать мои.

Она резко развернулась, готовая уходить, но он остановил ее, схватив за руку.

Такое обращение повергло ее в шок, глаза стали круглыми, щеки порозовели. Это он заметил сразу. Потом ощутил тепло и мягкость ее тела и мысленно перенесся в парк, в тот вечер, когда понял, что перед ним прекрасная женщина. Может, поэтому ему сейчас непросто быть с ней суровым, как того требуют обстоятельства? Относиться как к ребенку и объяснить сказанное отсутствием жизненного опыта.

— Я понимаю, что и у этого котенка есть когти, — почти ласково произнес он. — Но пусть не забывает, что я могу справиться с ним одной рукой, если захочу.

— Вы мне угрожаете?

— Ничего серьезного, — произнес он, вновь вспоминая о границах, которые для себя определил, — однако теперь мне начинает казаться, что Хью был довольно снисходителен к вам. При всем уважении к вашему трудному детству наказания вы все равно заслуживаете.

Губы ее разомкнулись, грудь несколько раз приподнялась и опустилась.

— Вы не понимаете, что говорите.

— Возможно. Но, поверьте, мне известно о вас больше, чем вы полагаете.

— Будь это так, вы вели бы себя иначе, не стали бы игнорировать меня и скрываться целыми днями. Я интересна вам меньше античных вещиц, которые оставили пылиться на полках в этом доме. — Она вскинула голову. — И вы не имеете права меня наказывать.

— У меня есть право поступать, как сочту нужным.

— Пусть так. Хотите наслаждаться вновь полученной безграничной властью?

Бриггс вздрогнул, слова задели за живое, в глубине души он знал, что это правда. Радость от полученной власти возможна лишь в случае, когда объект к этому готов, однако сейчас речь идет не об играх в спальне. Но что это? Он, кажется, и сам не понимал. И Беатрис тоже, это ясно. Глаза ее горели, что говорило о волнении и гневе. И он точно знал, что она не представляла, отчего их пикировка повергла ее в такое состояние. О, ему отлично известно, отчего бурлила ее кровь, и это заставляло презирать самого себя. Его подвело умение сдерживаться. Он намеренно говорил о наказании, но целью было не испугать ее, а взволновать. Подталкивая ее все ближе к черте, он наблюдал за реакцией, определяя, как далеко может зайти.

Похоже, Беатрис готова поддержать его игру, что ж, он не возражает против некоторого сопротивления вначале. Она любит схватки, эта маленькая Беатрис, это характеризует ее полнее, чем она может вообразить. Она сделала шаг назад, отступая на безопасное расстояние. Умная девушка. Так будет лучше. Пора заканчивать игру.

— Вы правы, — произнесла она, — я впервые вижу вас в обыденной жизни. Я ошибочно полагала, что хорошо знаю вас, основываясь на человеке, с которым общалась в присутствии брата. Я совсем вас не знаю, потому не буду рассуждать о ваших качествах. Скажу, однако, что я уже сильно привязалась к Уильяму.

— Вот как?

— Да. Потому что вижу в нем себя, хотя вы можете считать это глупостью или не верить вовсе. Это правда. Защита какой ценой, Бриггс?

— Ему не…

— Вы говорили, что он чаще не выражает эмоции и чувства. Знаете, я понимаю, что близкие всегда желали мне добра, делали все ради моего блага. Мой отец, мама, Хью — все хотели защитить меня от плохого. Они так старались, что забыли об одном: риск — часть жизни. Он должен в ней присутствовать. Я так многого не испробовала в жизни, того, что непременно должна была. Я многое не сделала. Дышать и жить — не главное, я в этом уверена.

— Но без этого не было бы вообще ничего.

— Поездка в Лондон не станет угрозой жизни Уильяма. Она будет всего лишь трудной.

— Мы, кажется, говорили о вас, Беатрис.

— Приятно, что вспомнили обо мне. Но я лично устала от этого, я хочу думать о чем-то другом, более значимом.

Глядя ей вслед, Бриггс не мог отделаться от ощущения, что проиграл в этой схватке. Похоже, с Беатрис не будет легче, чем с Сереной. Но самое тревожное, что в душе он ощущал: именно Беатрис сделает его счастливым.

Глава 8

Беатрис задалась вопросом, сможет ли когда-нибудь крепко заснуть и выспаться. Она тревожилась об Уильяме и прислушивалась, вместо того чтобы отдыхать.

Дни тянулись один за другим, проведенные по большей части в одиночестве. Бриггса она видела редко. Чаще доводилось общаться с гувернанткой Элис, которая так и не стала относиться к ней теплее. Трапезы проходили и вовсе в полном одиночестве, а ночи казались бесконечно длинными. Беатрис пришла к выводу, что настоящая ее жизнь мало чем отличается от той, что она вела в Байби-Хаус.

Только рядом не было мамы. Не было никого, кто уделял бы ей внимание.

За исключением, пожалуй, Уильяма. Некоторые дни с ним можно было назвать чудесными, но некоторые…

С мальчиком часто случались истерики и приступы гнева. Такие дни он переживал тяжело. Беатрис понимала, почему Бриггс так беспокоится о сыне, однако не отказалась от мысли, что такого умного ребенка нельзя держать в изоляции от мира.

Она совсем недавно жила словно в коконе, у нее и сейчас не было желания погружаться в суровую реальность, она предпочитала изучать фрески, любоваться красками, стараясь не замечать сколов и трещин. Не исследовать глубоко жизнь родителей, не анализировать их действия. Вместо этого она сосредоточилась на себе, на своем внутреннем мире. Ее больше заботила новая дружба. И новые полеты фантазии.

Решение броситься в объятия Джеймса привело совсем не к тому, что она ожидала, положение ее рядом с Бриггсом стало не менее простым, чем прежнее.

Погружение в реальную жизнь оказалось делом не совсем приятным, а главное, она не была уверена, что ей это нравится. Останавливало лишь то, что, отказавшись от движения вперед, она не сможет помочь Уильяму.

Беатрис сидела в гостиной, смотрела на рулет с джемом и размышляла, как начать разговор с Бриггсом, когда вошел дворецкий Гейтс.

— Сэр Джеймс Прескотт, ваша светлость. Сказать, что вас нет дома?

Сердце подпрыгнуло от радости.

Джеймс. Конечно, она не откажет.

От возможности увидеть друга даже закружилась голова.

Если Гейтс и отнесся с недовольством, что она принимает мужчину, то не показал этого. Похоже, он больше думает о приличиях, нежели осуждает ее.

Джеймс вошел в комнату, и солнце будто даже стало ярче светить. Он сам обернулся для нее солнцем, а она уж и забыла, как приятно, когда тебе улыбаются.

Гейтс поклонился и вышел, оставив, однако, двери широко открытыми.

— Джеймс, я так рада, что ты здесь. Садись же, я велю подать чай.

— Спасибо, Беат. — Он не сводил с нее напряженный взгляд. Как важно и приятно, что друг наконец рядом, тот, кто хорошо ее знает, особенно когда Бриггс всячески игнорирует. — Все хорошо? — взволнованно спросил Джеймс. — Он хорошо с тобой обращается?

Она заморгала, сдерживая эмоции.

— Ты о моем супруге? — Беатрис смахнула слезинку, все же упавшую на щеку.

— Да.

— Почему должно быть иначе?

— Ты не выглядишь счастливой.

— Почему ты решил, что причина в… его ко мне отношении?

Джеймс смутился.

— Дело в том, что о герцоге Бригамском говорят много разного. И о его… наклонностях. Впрочем, мне не стоит придавать значение сплетням такого рода, тем более если все хорошо.

Беатрис моргнула. Похоже, она опять не понимает что-то очень важное.

— Скажем так, он мужчина с весьма своеобразным вкусом. Некоторые назовут его извращенным, но я бы никогда не употребил такой эпитет.

Бриггс извращенец?

У нее не было четкого понимания, что это значит, ясно лишь, что человек, которому дают такую характеристику, в чем-то отличен от нормы. Представить невозможно, чтобы одержимый соблюдением правил брат дружил с таким мужчиной. Более того, позволил ей выйти за него.

«Ты станешь для него подопечной, но не женой».

— Я не замечала ничего подобного, — произнесла она с улыбкой.

— Наверное, это неплохо.

— Что это значит?

Джеймс вздохнул и сел в кресло напротив нее.

— Значит, что ты хорошая, а такие, как он, нет.

— Все вокруг только и твердят, что я милая и хорошая. Почему? Что я такого сделала? Чем дала повод?

— Ты…

— Я глупая, да? Я не знаю людей, не получила должного образования, чтобы поддерживать беседу, ничего не сделала в жизни.

— Ты не глупая, вовсе нет. Ты просто наивная.

— О, как я устала от этого.

— Ты хочешь, чтобы он лишил тебя невинности?

Беатрис внезапно смутилась, вспомнив то теплое чувство, охватившее ее в карете рядом с Бриггсом. Но ведь Джеймс открыл ей свои тайны, даже те, как он утверждал, за которые его могут отправить в тюрьму. Чего же она боится? Перед ней дорогой друг, который искренне к ней расположен.

— Мне было бы легче ответить… если бы я знала, что это значит.

— Не надо ничего знать, Беатрис. Совсем не обязательно знать о предмете все, чтобы понять, привлекает ли он тебя.

Мысли в голове Беатрис путались, но она не могла злиться даже на себя, видя ласковую улыбку Джеймса.

— Тебе надо лишь решить, хочешь ли ты близости с ним.

— Я…

— У тебя возникает желание его поцеловать?

Она чувствовала, как горят щеки.

— Я… пожалуй, да…

— Так поцелуй его, Беатрис.

— Он сказал…

— Не важно, что он сказал, это наверняка не имеет ничего общего с его желаниями.

Она едва не задохнулась, сердце забилось сильнее.

— Но, Джеймс… я не могу…

— Что бы он ни говорил, ты его жена.

Беатрис перевела дыхание.

— Довольно обо мне, прошу. Расскажи, чем занимаешься ты?

— Я здесь, чтобы сообщить тебе об отъезде.

— Отъезде?

— Да, я уезжаю в Рим с… другом.

— Будешь отныне жить там?

— Какое-то время, по крайней мере. — Он широко улыбнулся. — Я счастлив, Беатрис.

— Рада за тебя, но я…

Она почувствовала появление мужа раньше, чем увидела его. Теперь он стоял в дверях с грозным выражением лица.

— Ваша светлость. — Джеймс поднялся. — Я пришел лишь попрощаться с вашей супругой, я уезжаю из страны.

Бриггс быстро перевел на него взгляд.

— Вы, должно быть, Джеймс.

По тону его нельзя было сказать, хорошо или плохо он к этому относится.

— Да, милорд.

— В будущем, если захотите навестить мою жену, потрудитесь убедиться, что я дома.

— Он мой друг, — вмешалась Беатрис.

— Он мужчина, и вы собирались за него замуж. Я не хочу прослыть рогоносцем в собственном доме.

— Если вы сомневаетесь в моей порядочности, надеюсь, по поводу миледи у вас нет сомнений, — произнес Джеймс.

Бриггс бросил на него испепеляющий взгляд.

— С вами мне не о чем тревожиться, верно?

Уголок рта Джеймса приподнялся.

— Совершенно, милорд. К тому же я уезжаю.

Джеймс повернулся к Беатрис:

— Не забывай, о чем мы говорили. Будь собой. Если не хочешь быть милой, не будь ей. — Он наклонился и поцеловал ее в щеку.

От переполнявших сердце чувств Беатрис едва не заплакала.

В ее жизни так мало дорогих людей, и все они будут так далеко!

— Я непременно навещу тебя, как только вернусь.

Джеймс пожал ей руку и вышел. Немного придя в себя, Беатрис перевела взгляд на Бриггса и увидела, что глаза его холодны как лед.

— О чем вы только думали?

Бриггс не мог объяснить, чем конкретно вызван бушевавший внутри гнев.

— Я думала выпить чаю с другом, герцог.

Он уже понял эту ее черту, видел, как она говорила с Хью в своей комнате после инцидента. Тогда он восхищался ее самообладанием и способностью держать себя в руках в любой ситуации, сейчас же вызывающий тон раздражал.

— Не будь слуги так преданы мне, мог бы разгореться невероятный скандал.

Беатрис рассмеялась.

— Мне казалось, это норма, когда замужняя женщина развлекается с другим мужчиной.

Глаза Бриггса сверкнули яростью.

— Не в моем доме, — процедил он.

Он видел, как от звуков его голоса вспыхнули ее щеки, будто маяк на холме сигналил таким, как он, что она готова принадлежать ему и таять от его ласк. Стоит ему коснуться пальцами ее шеи… она охотно опустится на колени…

Бриггс резко остановил себя.

— Утром мы уезжаем в Лондон, — произнес он, отчасти чтобы сменить тему.

Он был в ярости, узнав, что она принимает мужчину, пусть и не того, кого может заинтересовать. Несмотря на то, что не должен и сам желать ее. Надо скорее покинуть Мейнард-парк. Он привык считать дом только своим, однако по непонятной причине сюда опять вернулись призраки из детства. Возможно, наступила пора, напоминавшая о прошлом, — самое начало лета, когда все в цвету.

В это время года скончался отец.

Отец всегда в оскорбительной манере насмехался над тем, к чему он так трепетно относился в эти недели июня.

— Бриггс, я хочу поговорить с вами об Уильяме.

Услышанное краем уха имя заставило мгновенно отвлечься от воспоминаний об отце и насторожиться.

— Нет, — ответил он неприлично резко.

— Разве ваши родители?…

— Нет. Я никуда не ездил в детстве, все время проводил в поместье.

— И это вам нравилось?

В некоторой степени. Ведь это давало возможность посвящать время любимому занятию, оставаться в своем собственном мире, никем не тревожимым.

— Вы хотите, чтобы все было просто, — хрипло произнес он. — А все совсем не так. Вы злитесь на родных, которые всю жизнь вас оберегали, но не вам судить, насколько это было необходимо. Возможно, вы бы умерли без такого вмешательства.

— Я не… Не думаю, что могу это знать.

— Не знаете, но именно это могло вас спасти. Возможно, Уильяму одиноко, но общение с другими детьми может стать не лучшим для него выходом. Как это не было когда-то для меня. Я… до сих пор зол на отца, но в этом он был прав.

Признание стоило ему немалых душевных сил, пожалуй, он до конца жизни не поймет, почему сказал это. Возможно, его подталкивала искренность Беатрис. Помимо всего прочего, разумеется.

Нечто в ее речи предполагало откровенность в ответе. Бриггс очень внимательно относился к поддержанию равновесия в жизни.

Внезапно Беатрис посмотрела на него слишком пристально, будто проникая в глубь души.

— Почему вы злы на отца?

— Это не имеет отношения к теме нашего разговора, — ответил Бриггс и сжал от напряжения зубы.

— Не может быть. Раз вы до сих пор испытываете столь сильное чувство.

Она говорила прямо и бесхитростно, будто на самом деле проявляла интерес, это обезоруживало и не оставляло иного шанса — лишь ответить.

— Отец был жестоким человеком. Он наслаждался, унижая людей и властью над теми, кто слабее. И знаете, как это его характеризует?

— Как? — спросила Беатрис неожиданно тихо, почти шепотом.

— Он был трусом. Настоящий мужчина не использует свою силу таким низким образом.

— Но вы же не используете свою силу таким образом.

Бриггс окинул ее пристальным взглядом, испытав внезапно острое желание смотреть в ее прекрасные глаза до тех пор, пока она сама не отвернется. Он может употребить свою власть, свою силу, чтобы ей было хорошо. Это облегчило бы боль, снизило градус нервного напряжения, увеличивающегося с каждой минутой с той поры, как в его доме появилась Беатрис. Она заставляла его вспоминать о том, какие надежды он питал когда-то, о том, чего никогда не сможет получить.

Необходимо заставить себя отвлечься. Ему никогда не добиться, чтобы она всецело принадлежала ему, именно так, как он хочет. Сейчас не стоит вспоминать о Серене, отце и о том, как они едва не лишили его дружбы Хью. И не надо подвергать риску отношения с Беатрис.

— Нет, — произнес он, — не использую.

— А что ваш отец?

— Мой отец любил оскорблять и унижать всех вокруг. Ему нравилось, чтобы люди чувствовали себя мелкими и ничтожными. Обычно ему удавалось добиться этого парой метких слов.

И действий.

Отец не колеблясь забрал все, чем дорожил он, Бриггс. Он начинал действовать, лишь дождавшись, когда сын вложил всю свою душу в дело, чтобы потеря нанесла особенно тяжелый удар.

— Бриггс, мне очень…

— Я не желаю быть объектом вашего сочувствия, — остановил ее он. — Мой отец гниет в земле, а я герцог Бригамский. — Он улыбнулся, зная, что глаза по-прежнему остаются холодными. — Возможно, я не лучший отец, но я сделаю все, чтобы сын не чувствовал себя ущербным.

— Я не сомневаюсь, что вы беспокоитесь только о нем. А я…

— А вы мне не верите, потому что просто наивная девочка, не знающая жизни и уверенная, что лучше всех понимает, как поступить в сложившейся ситуации.

У него отлично получилось смутить ее, но она быстро пришла в себя.

— Возможно, это правда. Меня сама жизнь сделала наивной, лишила возможности набраться опыта, но я способная ученица. Однако с Уильямом все иначе, это никак не связано с опытом или наивностью. Вовсе нет. Я узнаю в нем себя и ощущаю боль.

— Вы прежде всего замечаете, что он одинок, потому что одиноки сами.

— А что чувствуете вы?

Губы Бриггса медленно растянулись в улыбке.

— Гнев.

Глава 9

У Беатрис было немало поводов для радости: они отбывали сегодня в Лондон и должны успеть к началу сезона, к тому же Бриггс заказал ей новые платья. И все же она не ощущала ни восторга, ни волнения. Причина того в недавнем разговоре. Она все еще была расстроена отказом взять с собой Уильяма и не меньше ситуацией с Джеймсом и последующим выяснением отношений.

Беатрис испытывала смешанные чувства, но ни одно из них нельзя было назвать даже отчасти приятным.

«Поцелуй его».

Сердце подпрыгнуло к горлу. Она совсем не хотела его целовать. К тому же была невероятно зла за грубое поведение, за то, какие эмоции он заставил ее испытать, за то, что пробудил желание…

Беатрис в задумчивости стояла у двери в холле, когда увидела спускающегося по лестнице Уильяма, Элис и лакея с дорожной поклажей.

— Что это значит? — обратилась она к подошедшему Бриггсу.

— Это значит, что я подумал над вашими словами, — нервно произнес он.

— Вы подумали над моими словами?

— Да.

— И потому изменили решение?

— Да. Изменил решение. Уильям отправляется с нами в Лондон.

По лицу мальчика невозможно было понять, доволен ли он предстоящей поездкой, но Беатрис очень надеялась, что это так. Возможно, они даже смогут вместе посетить те места в городе, которые ему так интересны, ведь и она никогда там не бывала.

Дорога заняла пять долгих часов, за это время Уильям был и беспокойно-суетливым, и тихим, и чрезвычайно разговорчивым. А добрый час пути увлеченно рассказывал Беатрис об итальянской архитектуре. В какой-то момент она поймала себя на мысли, что несколько дней назад именно в это время впервые переступила порог Мейнард-парка и услышала крики Уильяма.

Они сделали остановку, поскольку мальчику понадобилось выйти по нужде, и, к удивлению Беатрис, за ним последовала не гувернантка, а отец.

Элис старалась избегать малейшего зрительного контакта с Беатрис, которая сочла это делом вполне обычным. Расстраивало лишь, что такое поведение лишало ее собеседника. Гувернантка Уильяма ничуть не была похожа на белокурых ангелоподобных созданий, которым отдавал предпочтение отец, выбирая, кому доверить дочь. Хотя она уже тогда чувствовала, что главное не то, насколько они будут полезны ей. От одной мысли кожа покрывалась холодным потом, будто масляной пленкой.

Поерзав на сиденье, она решила выйти, чтобы некоторое время побыть вдали от этой нелюбезной женщины и заодно размять ноги. Однако в следующую секунду послышался громкий крик, гувернантка поспешила выбраться из кареты и бросилась к воспитаннику. Беатрис от нее не отставала. Уильям лежал на земле, отказываясь вставать и вообще шевелиться. Бриггс стоял рядом с мрачным выражением лица, но настроенный решительно.

— Уильям, — произнес он, не повысив голос, — нам необходимо немедленно вернуться в карету.

— Я устал, — произнес распластавшийся на земле мальчик.

— Это не имеет значения, тебе не следует лежать здесь, если хочешь, можешь лечь в карете.

— Я не могу спать в карете. Там шумно.

— Уильям.

— Я не могу, не могу, не могу.

И все началось сначала — препирательства, упреки, уговоры. Ребенок метался, катался по земле, не желая успокаиваться, упирался пятками в грязь, пинал и откидывал камни.

Беатрис в нерешительности остановилась в отдалении, не представляя, что сказать, как реагировать. Она ощущала себя неразумной и совершенно бесполезной. Впервые захотелось сбежать и вернуться в Байби-Хаус, где подобных проблем не возникало, было тихо и спокойно. Там она не смогла бы натворить ничего плохого, как, например, уговорить Бриггса взять с собой в Лондон сына.

Наконец, герцог изловчился, поднял мальчика и прижал к груди.

— Возвращайтесь в карету, — бросил он обеим женщинам.

Гувернантка спешно повиновалась, а Беатрис стояла на месте и во все глаза смотрела на Бриггса.

— Находите зрелище достаточно увлекательным? — спросил он.

— Нет, вовсе нет.

— А по вашему виду не скажешь.

Он прошел мимо и направился к экипажу. Там он посадил сына на диван, не обращая внимания на истошные крики.

— Забирайтесь внутрь, — сказал он Беатрис.

Она без слов повиновалась и обратилась к мальчику:

— Уильям, — она старалась говорить спокойно, — но ты ведь хотел увидеть Лондон?

Ребенок вопил, будто не замечая, что к нему обращаются. Бриггс сидел напротив с мрачным лицом. Что же делать?

— Уильям. — Она решила повторить попытку.

Тот хлопнул ее по руке ладонью и завопил:

— Не могу, я не могу!

Разумеется, ей не было больно, но от неожиданности она отпрянула и прижала руку к груди.

Бриггс подался вперед и сжал руками его плечи.

— Уильям, ты ни в коем случае не должен больше драться. Никогда.

— Я не могу, не могу.

— Уильям, — укоризненно повторил Бриггс.

— Я не Уильям, — был ответ.

После этого никто из них не произнес ни слова, не пытался успокоить мальчика. Когда он устал и замолк, до прибытия в Лондон оставалось минут тридцать.

Городской особняк герцога был великолепен, но Беатрис была не в настроении наслаждаться красотой интерьеров. Вероятно, причина в общем волнении от возможности увидеть Лондон или инцидента в дороге. Как же она ошиблась! Неудивительно, что Бриггс ограждает Уильяма от всего, поездка повергла его в такое ужасное состояние. Отец не хотел, чтобы тому были свидетели, а она не поняла, не слушала его доводы. Более того, не сомневалась, что понимает и знает все лучше, и, как оказалось, страшно ошибалась.

К моменту прибытия Уильям уже спал, и Бриггс внес мальчика в дом на руках. Беатрис он не сказал ни слова, за что едва ли его можно было винить.

— Ваша светлость. — Экономка дома миссис Динсдейл посмотрела на нее с беспокойством, словно ощутила, как расстроена герцогиня. — Служанка ждет ваших распоряжений в покоях. Вы можете подняться и отдохнуть перед ужином.

Беатрис боялась этого больше всего. За ужином предстояло остаться наедине с Бриггсом, согревала лишь надежда, что он не станет трапезничать с ней, ведь никогда не поступал так в Мейнард-парке.

Экономка проводила ее в комнату и представила горничную, а та в свою очередь показала несколько платьев такой красоты, какие ей видеть не доводилось.

Ее одели в нечто невероятно мягкое и уютное мятного цвета, окутавшее словно вуалью. Волосы уложили, украсив прическу ниткой жемчуга, — получилось нечто похожее на корону.

Беатрис выглядела слишком нарядно для семейного ужина.

Спустившись вниз, Беатрис прошла в столовую и… обнаружила, что комната пуста.

— Я хотела бы поужинать в своей комнате, — обратилась она к слуге.

— Как прикажете, ваша светлость, — отозвался тот.

Она вернулась в покои и села за стол. Ужин был прекрасен, разнообразие блюд поражало. Еды было слишком много для нее одной, но она отдала должное каждому блюду. За макрелью с фенхелем и мятой, жареной дичью и маринованными овощами подали блюдо с разноцветными сладостями из марципана, которым она увлеклась, пожалуй, излишне.

Беатрис ела без остановки, пока не ощутила, что желудок взбунтовался.

Тогда она встала, велела служанке раздеть ее, распустить волосы и убрать жемчуг в шкатулку. Взглянув в зеркало, она увидела, что вновь стала самой собой, прежней Беатрис, никому не интересной Беатрис. Внезапно стало очень себя жаль…

«Ты должна жалеть не себя, а беднягу Уильяма».

Она многого не понимала. Уильям — ребенок, он не способен связать в своей голове, что попасть в город, который хотел увидеть, можно, лишь перенеся трудную дорогу. Если он не выдержит такое путешествие, что ж говорить о поездке в Италию. «Но ребенок семи лет вряд ли способен все это осмыслить», — сказала она себе. Впрочем, от объяснений ей совсем не стало легче.

И не помогло уснуть. Беатрис уже давно следовало задуть свечу, а она все читала книгу. Пытаясь добраться до конца романа про Эмму, она в какой-то момент поймала себя на мысли, что происходящее раздражает настолько, что не позволяет получить удовольствие от чтения. Иллюстрированный сборник описаний птиц тоже не вызвал интереса.

Беатрис принялась ходить по комнате, грозя протереть дыру в полу. Выглянув в окно, ощутила внезапное желание бежать, как было не раз в Байби-Хаус. Тогда она мечтала выбраться из собственного тела, но довольствовалась побегом из дома.

И вот теперь особняк герцога.

Она открыла дверь комнаты и осторожно вышла в коридор.

Неизвестно, есть ли за домом сад, оставалось лишь надеяться, что она не ошиблась. И Беатрис не была разочарована. Уголок природы, залитый лунным светом, был великолепен. В центре располагался фонтан в окружении статуй — обнаженные мужские фигуры. Беатрис подумала, что этот римский стиль очень понравился бы Уильяму. Она усмехнулась про себя.

Задумавшись, не сразу поймала себя на том, что увлеченно разглядывает каменного воина, на котором из одежды был только шлем. Пожалуй, такой костюм несколько беспечен, ведь он делает другие части тела весьма уязвимыми.

Бриггс спрашивал, знает ли она о различиях в анатомии мужчины и женщины. Разумеется, она это знала. Она не так глупа.

Он объяснил, что так задумано природой, чтобы они могли… соединиться. И зачать ребенка. Ее бросило в жар, стоило представить, как эти интимные места могут… соединяться.

«Поцелуй его».

Беатрис с трудом сглотнула вставший в горе ком.

«Кому это решать?»

Она обошла статую, окинула взглядом мускулистые бедра и ягодицы. По крайней мере, это помогло отвлечься от воспоминаний о произошедшем в карете.

Да, пусть это и камень, но видно, что мужское тело отличается от женского. Возможно, из-за материала оно казалось крепким и выносливым. Таким был Бриггс. Чем совсем не похож на нее.

Шорох заставил повернуться. У двери стоял герцог и смотрел на нее сквозь стекло. Одет он был совсем не для сна, а скорее для поездки в город. Ощутив себя застигнутой врасплох, она отошла подальше от статуи и принялась ждать, как он поступит. Уйдет или все же решит поговорить с ней?

Дверь открылась.

— Надеетесь, что разбойники заберутся на стену и похитят вас?

Он говорил и смотрел на нее так, будто не знал большую часть жизни.

— У меня не было таких мыслей, — произнесла Беатрис и отвернулась.

— Вы разглядывали мою статую?

— Я не разглядывала, а любовалась прекрасной работой мастера.

— Разумеется. Какой я глупец. Леди, коей вы являетесь, никогда бы не позволила себе ничто иное.

— Бриггс…

— Я лишь хотел удостовериться, что с вами все в порядке.

— Со мной не все в порядке, — ответила Беатрис. — Мне очень жаль, что я усложнила вам жизнь, настаивая на том, чтобы вы взяли в Лондон Уильяма… Поверьте, я совсем не желала, чтобы он расстраивался. Как и вы.

— Но все случилось так, как случилось. С этим ничего не поделать.

— Простите меня.

— Не стоит переживать, все это уже не важно.

— О, как раз очень важно.

— Нет, совсем нет. В конце концов, я принял решение взять с собой Уильяма. Сделанного не исправишь. — Он огляделся и опять перевел взгляд на нее. — Не уходите никуда дальше сада.

— Я бы и не решилась.

— Вы в Лондоне, следует быть очень внимательной. И не вздумайте покидать дом без сопровождения. Этот сад — единственное исключение.

— Да, разумеется. Простите, совсем забыла, что я на вашем попечении, что не должна считать наши права равными.

— Будь вы моей супругой по-настоящему, все равно никогда бы не стали равной со мной в правах.

Беатрис резко втянула воздух, будто ее неожиданно ужалило насекомое, и сразу поразила мысль, что он и появился здесь только для того, чтобы больнее задеть ее. Но ведь этого не может быть. Однако ей больно. Почему там, где он силен, она слаба? Рядом с ним она порой ощущала, что сделана из тончайшего стекла. Почему он так воздействует на нее? Это не имеет никакого отношения к дружбе или хорошему расположению. Возмутительно, что он избегает ее, а она не раз ставила это ему в укор, хотя не должна обращать внимание на подобные вещи. Его намеренное соблюдение дистанции очень ее обижало. Кроме того, непонятно, почему прежние теплые отношения так скоро изменились.

Это произошло после того, как он прикоснулся к ней в библиотеке в доме брата. И стало еще хуже после встречи у качелей. Еще на их отношения, без сомнения, повлияла церемония венчания и поездка в карете в столицу.

— Разумеется, я понимаю.

Он окинул ее взглядом и отвернулся.

— Вы куда-то идете?

— Я не обязан перед вами отчитываться.

— Что ж, это уже ответ. Почему вам было просто не назвать место…

— Я иду в бордель, Беатрис, вам знакомо это слово?

На лице появилось злобное выражение, таким она совсем не хотела его видеть. Сейчас перед ней совсем не тот человек, который привозил ей сладости, скорее, совершенно чужой, похожий на того, за кем она следила украдкой, увидев в бальном зале.

Беатрис понимала, что он зол, и было в его тихой ярости нечто, от чего начинала кружиться голова.

— Нет, — ответила она, — я не знаю, что оно значит.

Возможно, это как-то связано с его обязанностями в палате лордов, но, судя по выражению лица, это нечто совсем иное. И объяснения ей не понравятся. Нет, он не обидит ее ими, хотя сейчас, похоже, настроен именно так. Она отчетливо это ощущала.

— Это место, куда идут мужчины, когда хотят купить внимание женщин.

В ее голове возник образ Бриггса, сидящего с дамой за чашкой чаю, но она сразу остановила себя, почти уверенная, что это ошибочное представление, тут определенно что-то другое.

— Все еще не понимаете? — спросил Бриггс совсем не добрым тоном.

— Прекратите, — бросила ему в лицо Беатрис. Его настроение передалось и ей. — Вам хорошо известно о пробеле в моих знаниях по некоторым вопросам, мой образ жизни был замкнутым. Одно дело понимание, и совсем другое — злобные насмешки.

— Не могу удержаться от них, Беатрис, мне приятно вас поддевать. Возможно, я более жестокий человек, чем вы думаете.

— Надеюсь, это не так. Никакой подопечной не понравится жестокий опекун.

Его губы изогнулись очень красиво, но в жесте виделась боль.

— Напротив, мне кажется, моя жестокость вам бы понравилась.

— А мне кажется, нет.

— Говоря о внимании женщин, я имею в виду секс, Беатрис.

Ей захотелось выть от отчаяния.

— Мне неизвестно, что значит секс.

— Этим занимаются мужчины и женщины. Но не для продолжения рода, а просто для удовольствия. Муж и жена, как правило, делают это для получения потомства, но есть еще немало способов получить удовольствие.

У нее заломило виски и закружилась голова.

— И вы… вы идете искать его с другими женщинами.

— С вами я не буду этим заниматься.

— И вы идете в бордель, потому что там найдете таких женщин. И вы так просто сообщаете мне об этом, даже не объяснив, что за этим последует. Если желаете уколоть меня посильнее, говорите всю правду, не ходите вокруг да около.

— Я иду туда, потому что это мой способ забыться. Забыть обо всем. О произошедшем за день, о том, что вы моя супруга, что здесь мой сын. Это мне сейчас необходимо. Если вам нужно более подробное перечисление всего, что я буду делать, то разочарую вас. Скажу лишь, я видел, как вы разглядывали член мужчины этой статуи, так вот, мой будет сегодня в теле женщины.

У Беатрис перехватило дыхание. Она не могла понять, почему все, помимо мысли о том, что на месте незнакомой женщины будет она, вызывало у нее рвотные позывы. Бриггс намерено сделал ей больно, это очевидно. Он задумал это заранее, предугадывая ее реакцию.

Герцог удалился раньше, чем она смогла придумать, что ответить, оставив ее стоять, будто громом пораженную, глотая прохладный вечерний воздух.

Немного придя в себя, Беатрис бросилась за герцогом, подталкиваемая необъяснимой силой. Она вошла в холл в тот момент, когда он переступал порог главного входа.

Она смотрела ему вслед, ощущая себя брошенной и оскорбленной. Неприятна была сама мысль о том, что он будет касаться других женщин и заниматься тем неизвестным ей пока, что следует за поцелуем. Она не представляла, что это за процесс. Неудивительно, что муж ищет общества других женщин. Скорее всего, ему стало бы скучно с ней, будь она его женой по-настоящему, он все равно бы ушел.

Бог мой, как она устала от того, что ее постоянно игнорируют. Это раздражало и расстраивало. Как неприятно, что другие всегда решали, что для нее лучше, и устанавливали границы! Она устала от этого, ужасно устала.

И все же заснуть Беатрис не смогла.

Решила, что дождется возвращения домой Бриггса. Даже если это принесет вред ей самой.

Визит в заведение мадам Лиссан был похож на встречу со старым другом. Бархатные занавеси в помещениях давали возможность чувствовать себя как дома. Обычно, но не сегодня. Мешал кислый привкус конфликта во рту и злость на себя за недопустимое отношение к Беатрис. Он специально говорил с ней грубо, совсем не так он обещал Хью обращаться с его сестрой и своей женой. По правде говоря, единственное обещание, которое он сдержал, — не пытаться сделать ее партнершей в сексе.

Удовольствиям он предастся здесь, с Памелой. Если она свободна, он выберет ее. У женщины была отличная фигура, выдающиеся формы, а главное, желание подчиняться. Она была покорного нрава, в отличие от своевольной Беатрис. Здесь с ним обращались, как с королем. Сразу вручали бокал любимого виски и отправляли в спальню к женщине, знающей его наклонности. На этот раз это действительно была Памела. Женщина улыбнулась ему, стараясь не смотреть в глаза.

Бриггс опустился в кресло и стал ждать, когда появится привычное возбуждение. Нарастающее желание. Потом ждал, когда ощутит хоть что-то к красавице, стоящей сейчас перед ним. Он знал ее давно и очень хорошо.

Памела подошла ближе, опустилась на колени перед ним и потянулась к пуговицам на панталонах.

— Нет, — остановил ее Бриггс. — Я ведь не разрешал тебе прикасаться ко мне.

— Простите, ваша светлость.

Он слушал ее, но думал только о Беатрис. Перед глазами были ее губы, и он вспоминал, как они двигались, когда с них слетали слова. После того как он сообщил ей, что идет в бордель.

— Встань и разденься.

Она подчинилась и скинула платье, под которым ничего не было.

Тело ее было прекрасно, лобок чисто выбрит, и в прошлом он уже давно бы испытал возбуждение. Сейчас же его не было совсем. Ничего. Памелу его равнодушие возбуждало. К сожалению, он не пытался спокойствием скрыть истинные эмоции.

Бриггс разозлился на себя больше прежнего. Он желал женщину, но ту, которой нет сейчас рядом.

— Извини. — Он подошел к ней и взял за подбородок. — Сегодня мне не нужны твои услуги, но я заплачу, как обычно.

— Я что-то сделала не так?

Была ли она искренна или всего лишь беспокоилась о потере ценного клиента, понять он не смог, но это и не имело значения, как и то, почему она так хороша в том, чем занимается.

— Дело во мне. Я должен во многом разобраться.

Счет ему пришлют, и он расплатится позже. Сейчас не придется отвлекаться на такие мелочи, как передача денег из рук в руки.

Бриггс вышел из логова разврата на шумную улицу и зашагал в сторону дома, ругая себя последними словами, которые приходили в голову.

Открыв дверь, он мечтал скорее подняться в спальню, но заметил, что Беатрис еще в саду. На ней та же ночная сорочка, что и в ночь, когда она сидела на качелях.

При виде герцога она округлила глаза.

— У вас был довольно короткий визит в бордель, не так ли?

— Откуда вам знать, как много времени требуют такие занятия?

— Я и не знаю. Но, учитывая, каким хмурым вы уходили, я полагала, что скоро ждать вас не придется.

— Но все же вы здесь.

— Не обольщайтесь. Я совсем не собиралась вас дожидаться.

— Я и не думал ни о чем подобном.

— Так почему же вы здесь?

— Из-за вас. — Он медленно подошел ближе.

— Чем же я дала повод?

Кровь закипела при одном взгляде на нее. Бриггс понимал, что не должен приближаться к ней, но все же не остановился. С каждым мгновением желание росло, скоро он будет не в силах держать себя в руках. Что с ним происходит, ведь раньше он больше всего ценил умение сохранять самоконтроль. Для такого человека, как он, это самое важное качество. Он не позволит себе его утратить. Никогда.

— Задавайте ваши вопросы.

— У меня больше нет к вам вопросов. Кроме одного, пожалуй: почему вы так плохо ведете себя со мной?

— Вы хотите постичь все тайны Вселенной. Хотите войти в мою жизнь. Может, еще и запретить мне вас оберегать?

Мыслительный процесс отражался у нее на лице. К тому же она не поняла его вопроса. Да и он вел себя так вовсе не из большой доброты.

— Вы пожелали принять участие в жизни Уильяма. Желали понять, как устроен мир, желали, чтобы вам доверяли и взяли на войну. Скажите же мне, чему конкретно вы хотите научиться?

— Всему, — пылко ответила Беатрис.

Он дошел до края. Это конец всему.

Бриггс сделал шаг к ней, обхватил за талию и прижал к себе, ощущая прикосновение пышной и упругой груди. Ее взгляд, полный удивления и множества разных эмоций, было невозможно описать. Он мог поцеловать ее, но вместо этого поддался первому своему страстному желанию — взял в руку толстую косу, лежавшую на спине, и потянул вниз.

Глава 10

Сердце Беатрис билось так сильно, что звук напоминал о стуке о землю копыт несущейся галопом лошади. Острая боль, вспыхнувшая у основания шеи, распространилась по всей голове восхитительными покалываниями, затем сползла вниз, разливаясь по телу, выталкивала тепло, которое делало ее вялой.

И внезапно она ощутила… прилив силы. Укрепляющей силы. Непонятно было лишь, почему это происходит. Но определенно связано с тем, что Бриггс стоит так близко, эти чувства вызывает он и ведет себя так, словно имеет на это право.

Он говорил, что для некоторых людей боль и есть удовольствие. Новое, зародившееся внизу живота ощущение подсказывало, ей, что он прав на ее счет.

Бриггс смотрел на нее, глаза горели. Он был уверен, что может вести себя с ней так, что ей понравится, и она, возможно, захочет большего. Его уверенность интриговала. И раздражала одновременно.

Бриггс снова потянул за косу, и подбородок ее приподнялся. В уголках глаз скопились слезы, но она выдержала, ощущая при этом гордость за то, какой обладала силой. И это давало свободу. Казалось, именно сейчас она может доказать ему, что это правда. Не только ему, но и себе. Всем, кто считал ее слабой. Вот он, ее шанс вступить в ряды воинов, убедить всех, что она выдержит, она достойна.

Мысль дарила бесконечное чувство удовлетворения.

А потом его губы коснулись ее, но в поцелуе не было ни нежности, ни осторожности. Тело охватил жар такой силы, которого ей никогда не доводилось испытывать. Он разрушал все прежнее. Движения губ сопровождались новым рывком, на ум приходило сравнение, будто она погружается в пучину чего-то неизведанного. Беатрис тонула и не хотела тому противиться.

Потом язык его раздвинул губы и соприкоснулся с ее собственным, отчего подкосились ноги, и она бы рухнула наземь, если бы не удержали ее сильные руки Бриггса — удержали за волосы. Поцелуй его заглушил сорвавшийся крик. Он держал ее крепко и не позволил бы рухнуть на землю, хотя она едва стояла на ногах.

Беатрис шла туда, куда он вел ее, испытывая полное доверие.

Он подтолкнул ее, заставив сделать несколько шагов назад, и вот она прижалась спиной к ледяной статуе. Бриггс был охвачен тем же жаром, что и она. И к ее бедру прижимается что-то твердое… Беатрис покосилась на статую. Но то, что она чувствует, по размеру гораздо больше.

Он продолжал целовать ее, заставляя вспыхнуть в голове новый вопрос: означает ли это, что он хочет ее?

Ах, она совсем не разбирается в подобных вещах. Бриггс говорил, что люди занимаются этим не только для продолжения рода, но и для удовольствия. Из желания ощутить наслаждение и… боль.

Беатрис не сразу поняла, что край платья и сорочка под ним отодвинуты, а грудь ее обнажена. Бриггс лишь на пару мгновений отстранился от нее и жадно оглядел, любуясь. Да, именно жадно, она была уверена, что не ошиблась. Понять это помогло некое знание, которое, оказывается, всегда было в ней, но обнаружилось только сейчас. Она больше не чувствовала себя растерянной. Каждое соприкосновение их языков подтверждало, что тело само знает, как действовать, надо лишь идти туда, куда оно ведет. Если бы Беатрис сейчас спросили, что происходит и почему она действует именно так, а не иначе, она не смогла бы ответить. Она просто знала, что все происходящее доставляет ей удовольствие.

Он накрыл ее грудь ладонью и стал давить, будто мять. Сначала осторожно, нежно, затем сильнее. Беатрис не сдержала крик, в ту секунду боль отозвалась приятным спазмом где-то внизу живота. Похоже на трепет в минуты, когда хор восторженно повторяет: «Аллилуйя». Внутри вспыхнула и разнеслась по телу надежда. Волна тепла разливалась жидким золотом, покрывая ее броней, укрепляя.

В то мгновение она чувствовала себя могучим воином. Живым. Свободным.

И одновременно легкой, почти невесомой. Способной на любые свершения.

А потом Бриггс взял в ладонь другую ее грудь и не стал, как прежде, медленно увеличивать силу. Сжав зубы от боли, Беатрис посмотрела прямо ему в глаза.

Но все же она сдалась и запрокинула голову, прижавшись к животу статуи. Тело содрогнулось в экстазе, когда удовольствие и боль, смешавшись, поразили ее. Закрыв глаза, она невольно задалась вопросом, так ли два этих чувства далеки друг от друга по сути.

Бриггс дал ей понять, что она может выдержать и будет награждена. За терпение и выносливость. Он впился в ее шею и не сразу вернулся к губам, но потом целовал так долго, что она едва не задохнулась. Новизна чувств способна лишить рассудка. Бриггс осторожно прикусил ее губу, возвращая в реальность, несколько раз ощутимо ущипнул ее, отчего внутри словно забил фонтан чувств, ни одно из которых не было ей знакомо. Волны накрывали ее одна за другой, опять заставляя задыхаться. Мысли путались в голове, состояние напомнило ей предсмертное. Ей уже приходилось перемещаться в пространство, где не раздавалось ни звука, не было света, лишь тишина и покой.

А потом взорвался фейерверк эмоций. Она стала чем-то большим, чем была прежде.

Когда все стихло, Беатрис, скользя по статуе, сползла на землю. Приоткрыв глаза, поймала взгляд Бриггса, торжествующий и… полный ужаса.

Он склонился и взял ее за подбородок.

— У тебя хорошо получилось, — произнес он.

Она поняла, что дрожит всем телом, от холода или чего-то еще.

В следующую минуту она уже была у него на руках. Он внес ее в дом и стал подниматься по лестнице. Сердце билось, словно загнанный зверь. Куда он несет ее? Что будет дальше?

Бриггс принес ее в спальню и осторожно положил на кровать. Он стал неожиданно нежным, манеры были очень отличны от прежних.

— Спи, — произнес он.

— Бриггс, — прошептала Беатрис.

— Прошу тебя, не говори ничего.

— Но я хочу… я должна знать. Вы вернетесь в бордель?

— Нет, — ответил он напряженно.

— Прошу, не ходите туда.

— Я не обязан перед тобой отчитываться, дорогая жена.

— Да, я знаю, но мне бы не хотелось, чтобы вы туда ходили. И надеюсь, мое слово будет иметь вес вне зависимости оттого, должны вы отчитываться передо мной или нет.

— Сегодня я не пойду в бордель.

Беатрис подспудно понимала, что смогла добиться очень многого. Значит, он ходил в бордель, чтобы делать все это с другими женщинами. Чтобы сделать с ними… Она понятия не имела, что. Раньше ей не доводилось ощущать ничего подобного, но она хотела испытать это снова. Желание захватывало и пугало. Внутри появилась ноющая тяжесть, потребность получить что-то еще.

Беатрис постаралась отвлечься, но оказалось, это совершенно невозможно. Она могла думать только о поцелуях и объятиях Бриггса. Отчетливое осознание желаемого вызвало головокружение. Забылось ощущение силы, уверенности и мощи, осталась лишь… пустота, которую требовалось заполнить. Сейчас она испытывала отвращение, хотя раньше умела получать удовольствие. Совсем недавно она чувствовала себя сильной женщиной, а теперь опять стала прежней Беатрис. И этого оказалось достаточно, чтобы возненавидеть себя.

Глава 11

Бриггс ощущал себя так, словно прошлым вечером спустился в ад. Как он мог себе позволить все испортить? Беатрис была… необыкновенной. Именно такой, как он ожидал. Какая ирония судьбы, что младшая сестра лучшего друга стала той женщиной, которая подходила ему, будто была создана Богом специально для него! Как это жестоко. Беатрис извивалась в его объятиях, стонала, наслаждаясь той малостью, на которую он решился. Если же она получит больше, они вместе сольются в экстазе от боли и наслаждения, достигнут невероятных высот… Нет, не стоит даже думать об этом.

Сегодня надо уделить время сыну. Он возьмет его с собой и покажет достопримечательности Лондона. Ведь ради них ребенок выдержал трудную дорогу. В одном Беатрис оказалась права: если увлечь Уильяма тем, что ему интересно, он перенесет все трудности. Нелегкое путешествие надо чем-то компенсировать.

Он давно научился менять образы, становиться то терпеливым учителем, то герцогом, то заботливым отцом Уильяма. Легкое отвлечение прошлым вечером не заставит его сбиться с пути, не займет его внимание на целый день. И все же пришлось признать, что выбросить произошедшее из головы и из сердца не так-то просто. Он повел себя неосмотрительно с Беатрис.

Впрочем, о какой неосмотрительности речь, если она его жена? Они постигли самые азы, кто знает, может, продвинутся и дальше.

Не будь ситуация печальной, могла бы стать смешной. Но ничего в этой проклятой ситуации таковым не было.

Бриггс решил найти Уильяма и предложить выпить горячий шоколад с тостами и обговорить план на день. Насколько он знал сына, ему необходим четкий маршрут, которого непременно надо придерживаться, если нет желания стать свидетелем его плохого настроения.

Войдя в детскую, он сразу увидел Беатрис. Она сидела на полу рядом с Уильямом и увлеченно вела разговор, кажется, на тему обуви.

— Доброе утро, — произнес Бриггс.

Она подняла голову и покраснела до корней волос, отчего внутри его разлилось тепло удовлетворения. Значит, она тоже помнит прошлый вечер.

Она была красива.

Он мог бы ее научить.

Огонь возбуждения несся по венам.

Он всему ее научит. Она станет самой прекрасной его ученицей. А потом…

Нет. Нет.

— Мы с Уильямом говорили о предстоящей прогулке, — сказала Беатрис.

— У меня планы на этот день, — заявил Бриггс. — Поскольку у меня сегодня нет встреч и прочих дел, я намерен показать Уильяму достопримечательности Лондона.

Мальчик задрал голову и посмотрел на отца с восторгом, а ведь он не был из тех детей, что активно проявляют эмоции. Хотя у Бриггса не было большого опыта общения с другими детьми, он понимал, что его ребенок от них отличается. Потому он научился ценить подобные моменты и реакцию сына, дорожил ими, как редкими драгоценностями, делавшими жизнь лучше. Может, другие отцы, чьи дети умели радоваться и делали это часто, не ощущали всей ценности такого поведения, для Бриггса же улыбка ребенка была дороже награды из золота.

— У меня есть список того, что сегодня можно сделать, — продолжал Бриггс.

— Когда? — спросил Уильям.

— Сначала тост. И шоколад. А потом отправляемся.

— В котором часу?

Бриггс знал, что ответ надо хорошо продумать. Он помедлил и посмотрел на часы.

— Как ты относишься к тому, чтобы выехать из дома в десять тридцать?

— Хорошо, — согласился мальчик.

— Но тебе придется обуться, — торжественно заявила Беатрис.

— Я обязательно надену ботинки. — Уильям посмотрел так, будто у нее выросла вторая голова. Бриггса это позабавило.

— Можно и мне?

— Тост? — спросил Уильям.

— Нет, поехать с вами. — Она повернулась к герцогу.

Бриггс уже открыл рот ответить отказом, как Уильям резко повернулся и посмотрел прямо ему в глаза, что случалось так редко, что он опешил и даже отпрянул.

— Она должна пойти, — сказал он.

— Я подумал, — попытался возразить Бриггс, — мы проведем время в мужской компании.

— Нет, это всегда скучно. А с Беатрис не скучно.

— Вот как? — С Беатрис? Он и раньше задавался вопросом, как мальчик должен ее называть, и пришел к выводу, что, скорее всего, не по имени.

— Да. Я сама просила так меня называть, — вмешалась Беатрис.

— Потому что мы друзья, — добавил Уильям. — И Беатрис называет меня Уильям.

Против этого логичного заявления у него не было аргументов, что невероятно злило.

— В таком случае, разумеется, Беатрис отправится с нами, но знай, мне больно осознавать, что ты считаешь меня скучным.

— Я не говорил, что с тобой скучно. Я сказал, что с Беатрис не бывает скучно.

И в этом случае нечего было возразить.

Бриггс вышел из задумчивости лишь через несколько минут и, к своему удивлению, обнаружил, что приступил к завтраку. Помимо тостов для Уильяма были приготовлены кофе, яйца и холодное мясо — всего было вполне достаточно для троих.

— Я рада, что мы пойдем на прогулку, — заговорила Беатрис.

— Я же не злобный самодур. Если уж привез сюда Уильяма, надо показать ему город.

— Вы и меня сюда привезли, но показывать город не планировали.

— И вы увидели бы его в свое время. Вы посетите балы…

— Это совсем другое.

— Разве вы не бывали ранее в Лондоне?

— Была однажды. Но не видела ни одной достопримечательности, поскольку провела все дни в четырех стенах городского дома Хью. А потом меня и вовсе отправили домой, решив, что на меня плохо влияет не самый чистый воздух. — Она не стала развивать мысль, хотя по лицу было видно, что ей этого хотелось.

— И кроме того?

— У меня случился приступ, я стала задыхаться, и брат был чрезвычайно расстроен.

Потому отправил меня домой.

— Но сейчас с дыханием у вас все в порядке?

Ему не вполне удалось скрыть раздражение. Она была обязана его предупредить. Сообщить, что в Лондоне ей находиться опасно.

— Все в порядке. Приступов не было уже довольно давно. Последний раз, когда мне было четырнадцать, с тех пор все хорошо. Прошу вас, не стоит так много времени уделять моей болезни, ведь совсем рядом более достойные экземпляры.

— Хорошо, я постараюсь не волноваться, но обещайте, что скажете мне, как только почувствуете себя хуже.

— Обещаю.

— Ты больна? — спросил Уильям и посмотрел озабоченно. — Моя мама тоже была больна.

На лице Беатрис отразилось внутреннее беспокойство.

— Нет, Уильям, я не так серьезно больна. Сейчас нет, это осталось в прошлом. — Откровенно говоря, она не представляла, какая болезнь унесла в могилу Серену. Похоже, Уильям тоже.

— Это хорошо, — заключил мальчик. — Я не хочу, чтобы ты умерла.

— Приятно слышать, — улыбнулась Беатрис и покосилась на Бриггса. Взгляды их встретились, и она опять покраснела.

Герцог перевел взгляд на сына. Тот казался поглощенным тостом, но, вне всякого сомнения, ровно в десять двадцать девять он встанет и направится к выходу, давая понять, что всем тоже стоит поспешить.

— Вы хорошо спали? — спросил ее Бриггс, не удержавшись, чтобы не поддеть.

— Не очень. Точнее, я почти не спала.

Вариантов ответов было много, но он решил, что они сейчас не будут уместными.

— Печально, — пробормотал он.

— Мне было так одиноко.

— Я не мог остаться, — произнес Бриггс, удивляясь, каким хриплым стал голос.

Беатрис подняла голову и долго не сводила с него взгляд. В голубых глазах читалось множество вопросов, но у него не было ответа ни на один из них.

— Почему? — тихо спросила Беатрис.

— Не стоит задавать вопросы, к ответам на которые вы не готовы.

— Вы, как и все прочие, недооцениваете меня, считаете слабой. Не надо решать, к чему я готова, а к чему нет.

— Я вовсе не считаю вас слабой, но всегда помню о вашем слабом здоровье.

— Вы действительно беспокоитесь за меня или выполняете наказ брата?

Бриггс нахмурился.

— Разумеется, я беспокоюсь за вас. Но и Кендал имеет право спросить с меня…

— Мне известно, что брат дал вам четкое поручение следить за мной, но его здесь нет, а я в полном порядке.

— Я не уверен, что вы всегда принимаете правильные решения, когда дело касается вашего будущего.

— Странно слышать такое. Я всегда знаю, что лучше для меня. Мне было бы очень приятно, если бы хоть один человек в этом мире обращался со мной как с женщиной. Вы однажды уже так поступили. — Она задержала взгляд на его лице, и от него не укрылся пылавший в ее глазах огонь. — Это лицемерие — относиться ко мне как к женщине, лишь когда удобно вам, а в остальное время вести себя как опекун.

— А вы не поступаете лицемерно, когда просите о том, что намерены использовать против меня?

— Я просила лишь об одной вещи. И я последовательна в своих действиях и высказываниях. Я хочу, чтобы вы относились ко мне так, как я того заслуживаю, и дали мне некоторую свободу, которую я, несомненно, вправе получить. Я уже не говорю о прочем, например, о том, чего вы желали прошлым вечером. И я, между прочим, делала то, что хотела.

Она хотела.

Он знал точно, что это было.

И мог ей дать все, чего она так хотела.

— Нам пора отправляться. — Уильям смотрел на них в упор. Как и предполагал Бриггс, у ребенка словно были встроенные часы, подсказывающие, когда настанет условленное время.

Сейчас он был благодарен сыну за возможность прерваться. Даже завершить разговор, который у него не было желания продолжать. Он слишком приблизился к границе мечты, созревшей много лет назад. Возможно, его наклонности вполне нормальны, надо лишь найти женщину, которая сможет соответствовать. Он нашел тех, кто готов был делать это за плату, но в глубине души всегда желал, чтобы рядом была та, кто будет искренне разделять его желания. И Беатрис показалась ему именно той женщиной. И все же он не должен. Не должен…

Элис тоже отправилась с ними. Бриггс поймал себя на том, что поражен взглядом и выражением лица не только Уильяма, но и Беатрис. Так забавно было смотреть на то, как она с восхищением разглядывала все вокруг, а он уж забыл это ощущение. Здесь все для нее ново: звуки, виды; все необычно, удивительно. Бриггса переполняла гордость за то, что это показал ей он.

И не мог не сравнивать ее с той Беатрис, стонавшей от наслаждения в его объятиях прошлым вечером. Она готова была лишиться чувств, каким-то чудом он усилием воли сдержался, оберегая ее. Интересно бы узнать, испытывала ли она подобное удовольствие раньше, например лаская себя сама. Он представил это, и картинка очень ему понравилась.

Беатрис, лежащая в постели, рука ее между ног…

Он многое хотел узнать о ней, а еще большему научить, хотя полагал, что сбыться этому не суждено.

«Но почему? Ты ведь сам говорил ей, что интимные отношения между мужчиной и женщиной возможны и без рождения ребенка».

Это правда. Несмотря на то что самоконтроль был сейчас для него важен, все же ограничениям должен быть предел. Настанет день, когда ему будет необходимо оказаться с ней в постели. Это и есть цель игры. Он не из тех мужчин, которые могут навсегда отказаться от плотской любви.

Если же он продолжит игру, в физическом смысле тоже, то обидит ее походами в бордель, чтобы удовлетворить потребность с другими. Ему было бы удобно, если бы они с Беатрис не заходили дальше и его визиты в бордель продолжались.

Но не слишком ли поздно для установления такого правила?

Нет, ведь он еще не переступил черту и не позволит себе это сделать.

Сначала они побывали в Вестминстере. Уильям с интересом все разглядывал, сообщая по мере прогулки интересные факты об архитектуре и истории, которая начиналась с XI века.

После они отправились во дворец Сент-Джеймс и прогулялись, осматривая его снаружи. Встречались им знакомые лица, герцог Камберлендский даже завязал разговор, что было совсем нежелательно.

Уильям пребывал в восторге от всего, что посетил в этом городе, от сети дорог до зданий разной архитектуры, вне зависимости от того, известны они чем-то, принадлежат знатной особе или нет. Бриггс знал, что познания сына в истории и архитектуре значительны, но он даже не представлял насколько. Уильям рассказывал о Лондоне то, что было ново для самого Бриггса. Возможно, ему когда-то было это известно, но также давно забыто. Уильям же, похоже, ничего не забывал.

— Я так много узнала! — воскликнула Беатрис.

Она светилась от счастья, или это лучи солнца падали ей на лицо? Сейчас красота ее расцвела, она выглядела превосходно. Если бы у нее был шанс дебютировать в обществе в положенный срок, ее сразу бы признали алмазом чистейшей воды. Любой мужчина счел бы честью назвать супругой сестру герцога с огромным приданым, невинную и наделенную необычайной красотой. Судьба будто насмехалась над Беатрис, загнав в рамки. Абсолютная несправедливость. Однако она казалась вполне довольной своим положением. В этот момент даже счастливой.

Она может быть счастлива с ним. Им не обязательно все время конфликтовать и спорить. Бриггс вспомнил, как прошлым вечером она злилась на него, а потом чувства пробудили страсть. Нет, такие крайности не для них. Он должен просто заботиться о ней, хотя уже не может отрицать, что испытывает влечение. Даже короткая мысль о том, что он будет обладать ею, давала внутреннее чувство удовлетворения. Как, впрочем, и возможность просто находиться рядом, говорить, показывать достопримечательности или сообщать что-то новое. Просто угадывать желания и делать ежедневную жизнь удобной и спокойной.

— Рим лучше всего, — внезапно заявил Уильям, мимоходом, но с уверенностью в голосе маленького мальчика, впервые покинувшего дом.

— Я бы тоже хотела однажды увидеть Рим, — произнесла Беатрис, повернувшись к Бриггсу.

— Похоже, при голосовании за это предприятие я останусь в меньшинстве, — вздохнул он. — Впрочем, я герцог, так что с моим голосом в любом случае придется считаться.

— Но Уильям может быть очень убедительным, — улыбнулась Беатрис.

— Да, это так.

Беатрис рассмеялась.

— Разве этим качеством не наделены мы все? Говорят, мед привлекает мух больше, чем уксус, хотя порой так приятно, когда слова им буквально пропитаны. Каким бы ни был в этом случае результат, он безусловно оправдан.

— Вы так думаете?

— Да. В любом случае всегда быть милой ужасно скучно.

— Откуда вам знать? Вы никогда не были все время милой и послушной.

Беатрис подняла на него глаза, в которых он увидел бесконечное удивление. Неужели она не понимает, что он следит за ней постоянно, подмечает малейшие перемены в выражении и позе.

— Вы маленькая шалунья, вам это известно?

Она комично наморщила нос.

— Мне это нравится. Пожалуй, отныне я буду носить мантию распутницы, что намного интереснее, чем образ болезненной, несчастной Беатрис.

— Сомневаюсь, что кто-то когда-то называл вас болезненной и несчастной.

— Вы ошибаетесь. Это чувствовалось в каждом взгляде и слове даже слуг в доме, не говоря о том, как смотрели на меня брат и мама. Они переживали за меня. Поверьте, постоянно осознавать это крайне утомительно. Все говорят, что я милая, но это не значит, что я не спорю с близкими и принимаю все с покорностью. Милой меня считают лишь потому, что я не скандалю каждый день, чаще соглашаюсь, чем стремлюсь настоять на своем.

— Беатрис, вы совсем не та, кто вызывает жалость. Жизнь многообразна, судьба часто намекает нам, как лучше поступить. — Он покосился на Уильяма, увлеченно разглядывающего узор на парапете, и решил его не отвлекать. — К двадцати трем годам я добился всего, чего следовало. У меня была жена и наследник, но это не сделало меня довольным жизнью. Я не имею в виду Уильяма, рождение сына привнесло в мою жизнь…

Употребление слова «счастье» в данном случае казалось банальным. И не совсем верным. Отцовство — не только радость. Как герцог, Бриггс мог организовать круглосуточное пребывание рядом с сыном армии слуг, но это вовсе не означало, что он не тревожился о нем, не думал постоянно. Поэтому Бриггс принял решение проводить с сыном так много времени, как сможет. И бывал с ним, возможно, даже чаще, чем большинство отцов его положения. Только личное общение, а не отчеты слуг помогли ему понять, что с Уильямом все будет хорошо. Уверенность крепла в моменты, когда он видел его вне дома и в отличном расположении духа. Он чувствовал, что все делал правильно, все шло своим чередом, однако ощущения счастья это не приносило…

— Уильям наполнил мою жизнь новым смыслом. Такого я не испытывал ранее. Быть его отцом, пожалуй, самое важное для меня. Он дает мне шанс стать лучше. И все же в первом браке мне не суждено было обрести счастье.

Он отчаянно хотел, чтобы Беатрис его поняла. Такой разговор предпочтительнее вести в общественном месте, на публике, не возникнет опасности сделать его интимным, перейти к вещам, которые всегда хранились в темных уголках его памяти.

Хотя Беатрис будет рада его прикосновениям, теперь он знал наверняка. Он больше не чувствовал себя жестоким, хотя в душе все же оставались сомнения. Беатрис иногда казалась ему очень похожей на Серену, а с ней он сделал много ошибок. И главная — не заметил признаков того, как глубоко она несчастна, до такой степени, что не хотела больше жить. Ему стало понятно, что она больше не любила его, но что касается остального…

Именно это удерживало сейчас от последнего шага, от откровенного признания в склонности доминировать в сексе и прочих наклонностях.

Они шли вперед по дорожке парка, любуясь, как солнце подсвечивает траву, деревья, цветы и золото в отделке дворца.

— А что будет с нами, Бриггс? Ведь есть что-то большее, не только то, что было между нами вчера вечером? — Беатрис задавала вопросы, но не смотрела в его сторону и не знала, что он не сводит с нее глаз. Поражала уверенность на лице, заметная благодаря яркому свету. И становилась причиной стыда за себя.

— Боюсь, это невозможно.

— Вы сожалеете, что это так?

— Беатрис…

— Я только сейчас начинаю понимать, что значит желать. Желать мужчину. Вы ведь испытываете ко мне то же самое.

Бриггс сжал руки в кулаки — единственный способ заставить себя сдержаться и не прикоснуться к ней.

— Если бы я не желал вас, прошлым вечером не случилось бы того, что между нами было.

— Я ваша жена. Почему вы не можете желать меня?

— Дело в правилах, которых мы оба должны придерживаться. Мне было поручено опекать вас, заботиться. Можете смеяться или злиться, но ничего изменить нам не под силу. Я дорожу дружбой с вашим братом и дал ему слово.

— Но это не его жизнь, а моя, и не ему решать.

— А я ваш супруг. И теперь несу за вас ответственность.

— Какой блестящий выход!

— Вы моя супруга, я буду заботиться о вас так хорошо, как могу. И вы дороги мне, хотя, уверен, не вполне понимаете мои слова.

Разумеется, она не могла понять весь глубинный смысл сказанного. Это потребность, врожденный инстинкт — оберегать и защищать то, что принадлежало ему. Ложась в постель с женщиной, он прежде всего заботился об удовлетворении ее потребностей, удовольствии, граничащем с болью, она имела для него первостепенное значение. Но не меньше его волновал достаток и покой Беатрис, важно, чтобы она была хорошо одета и хорошо питалась, чтобы ей готовили любимые блюда.

«Помнишь, как раньше привозил ей сладости?»

Он сжал челюсти, отказываясь признаваться даже самому себе, что все время пытался подспудно сделать так, чтобы она увлеклась им. Дразнил ее, играл с ней, словно с маленьким зверьком. Потому и подкармливал вкусным.

Но ему и в голову не приходило планировать то, что с ними произошло.

«Когда она бросилась на тебя в библиотеке, ты не просто так прижал ее к себе, обхватив за ягодицы, ты знал, что это она».

Знал, но не мог признаться.

Он был человеком, всегда обращавшим внимание на мелочи, они были для него важны. За Беатрис он наблюдал очень внимательно с первой их встречи. Его привлекала не столько ее красота, которая с каждым днем становилась все очевиднее, сколько сила характера, стойкость, печаль в глазах и необузданный нрав, пока проявлявшийся редко. Он отлично ее понимал и чувствовал.

Уже тогда, когда впервые обнял.

— Ты многого не знаешь об этом мире. Мы обретем в нем счастье только вместе, но ты должна во всем меня слушаться и доверять.

Беатрис вскинула голову и посмотрела ему в глаза, поморщилась, сомневаясь.

Он больше не мог сдерживаться. Протянул руку и взял за подбородок, крепко сжав двумя пальцами.

— Ты должна мне во всем доверять.

Беатрис попыталась вырваться и отвела взгляд.

— Не уверена, что смогу.

— Если ты не сможешь доверять мне в этом, в большем тем более не сможешь.

— В большем? — В глазах ее вспыхнули искры.

Бриггс отпустил ее и нашел глазами сына.

— Мы пойдем в эту сторону, Уильям. Ты же хочешь увидеть Сент-Джеймсский парк?

— Да, — ответил мальчик так быстро, как не поступал, даже когда все шло по его плану.

Возможно, Бриггс не всегда был прав, он не старался сделать так, как хотел сын, целью его было создать ситуацию, в которой мальчик не столкнулся бы с сопротивлением и давлением еще сложных для понимания реалий. Бриггс хорошо помнил себя в его возрасте, когда находил покой только в чтении и занятии с любимыми орхидеями. Он понимал, насколько захватывающим может быть пребывание в собственном мире, погружение в дела тебе интересные. И как тяжело близким установить контакт, понять его в моменты отстраненности от происходящего вокруг.

Это не его выбор — вести себя хорошо или плохо, а странное переупорядочение в мозгу: казалось, все его части сбились в один угол, отключив одну половину и перегрузив другую. С возрастом он научился лучше контролировать процесс, но все еще отлично помнил обуревавшие его некогда эмоции.

Они свернули на дорожку и направились в парк. Беатрис шла рядом, иногда уклоняясь от порывов ветра. Бриггс изо всех сил старался не обращать внимания на то, какой чудесный аромат несет ветер в его сторону, окутывает, лишает стойкости. Нет, это был не аромат розовой воды, которую она, вероятно, нанесла около уха, это был совсем другой запах, природный, скрытый под этим, искусственным.

Он отчетливо ощутил и запомнил его еще прошлым вечером. Тогда она была прекрасна, как никогда.

Бриггс не думал жениться, супруга ему не была нужна, кроме того, Беатрис всегда была для него ребенком. Однако он мог и всегда готов помочь младшей сестре лучшего друга сохранить репутацию.

За короткий срок многое изменилось. Беатрис больше не виделась ему ребенком.

Бриггс поморщился. Он ненавидел этот тонкий голосок, шепотом открывающий ему правду. Его больше устроит сохранение настоящего уклада неизменным. Он не желает разрушить свой мир, что повлияет на жизни тех, кто рядом.

В парке Сент-Джеймс было немало представителей светского общества, решивших воспользоваться погожим деньком, чтобы развеяться, показать себя и посмотреть на других людей, не менее знатных. Бриггс никогда не был любителем подобного времяпрепровождения, у него попросту не хватало терпения на общение в таком духе. Возможно, по этой причине он женился довольно быстро. Долгие ухаживания, интриги, что непременно становится частью жизни человека, задержавшегося на брачном рынке, — все это виделось ему безрадостным и лишенным смысла.

К счастью, теперь рядом с ним жена, и интерес матерей дебютанток, юных и не очень девиц на выданье к нему потерян.

Беатрис же, похоже, была в восторге от всего происходящего вокруг, отчего стала еще прекраснее. Он чувствовал на себе завистливые взгляды мужчин.

Воистину, эти сшитые по моде платья с глубоким вырезом представили Беатрис в весьма выигрышном свете. Грудь ее была великолепна. Вчера вечером он смог в этом убедиться.

Желание вспыхнуло внезапно, и столь острое, что он готов был повалить ее на землю прямо здесь, на залитой солнцем полянке, останавливали лишь взгляды десятков знакомых и незнакомых людей, а также присутствие сына. Удивительно, раньше с ним подобного не случалось.

Бриггс все четко разграничивал в своей жизни, секс и страсть — не то, чему он готов посвятить себя до конца дней. Это удовольствие, наслаждение, которое он позволял себе и покупал в определенное время, оплаченная услуга. Пожалуй, ему не стоит открываться настолько и демонстрировать неистовое желание той, кто может не испытывать ничего подобного.

Но Беатрис, скорее всего, хотела того же.

Это пьянило. И подталкивало к мысли, что самые тайные желания должны знать только жрицы любви, но никак не молодая жена. Это было и будет выгодно всем.

В душе его жила надежда на то, что он сможет когда-то быть самим собой, в его жизни появится женщина, разделяющая его пристрастия, отношения с которой можно будет не скрывать от общества. Все это причиняло боль, заставляло испытывать нежелательные эмоции. Но можно ли отказаться от себя?

Уильям бегал по траве, хотя не присоединился ни к одной группе играющих детей.

— Он не любит играть со сверстниками? — поинтересовалась Беатрис.

— У него мало опыта. Впрочем, я уверен, появись у него желание находиться в компании, он непременно бы его озвучил.

— Похоже, он лучше чувствует себя в одиночестве.

— Пожалуй. Я был… таким же, испытывал определенные трудности, когда пошел в школу.

— Сколько вам тогда было лет?

— Меня отправили туда в четырнадцать. До этого меня обучали гувернеры.

— А вам не объяснили причину?

Бриггс рассмеялся в ответ.

— О таком герцога Бригамского, я имею в виду отца, не спрашивают, дорогая герцогиня. Об этом я могу говорить только сейчас, когда его нет с нами. Отец стыдился меня, считал никчемным, потому не желал отправлять в школу, где многие имели шанс в этом убедиться.

— Нет, он не мог…

— Мог. Мама отправила меня лишь после его кончины.

— Какой… плохой человек.

— Да, приятным его было назвать трудно.

— Мой отец на него похож, — произнесла Беатрис и поморщилась. — Возможно, в других аспектах, но все же… Думаю, вам известно, чем печально известен герцог Кендальский, как и о том, какими способами Хью намеревался реабилитировать имя и титул.

— Я все знаю. Отчасти я женился на вас поэтому. Для Хью нет ничего важнее репутации. Он все делает правильно.

— Правильно, согласно законам общества.

— Только они имеют значение.

— Да, похоже, что так, но мне любопытно…

— Нам не стоит погружаться в рассуждения на эту тему, Беатрис.

— Но если это неправильно?

— Это не должно вас беспокоить.

— Вы же сами говорили… — Она повернулась и посмотрела на Уильяма, который выглядел невероятно счастливым, находясь наедине с собой, несмотря на множество людей вокруг. — Счастье можно найти и в другом.

— Да. Понимаете, дело не в том, следуете ли вы на самом деле правилам, утвержденным в обществе, главное, чтобы со стороны выглядело так, будто вы это делаете. В Лондоне есть места, где позволительно, в некотором смысле, их нарушать. Там люди на время избавляются от контроля, позволяют себе расслабиться.

— Правда? — В глазах Беатрис мелькнуло любопытство.

— Да, но леди там не бывают.

— Ах, неужели нет?

— Нет, если у них есть мужья, которые несут за них ответственность.

Откровенно говоря, в клубах того типа изредка, но встречались дамы. Преимущественно вдовы. Они искали мужчин для удовлетворения страсти, а иногда и сами исполняли роль продажной женщины. В публичных домах Лондона Бриггс не увидел ничего по-настоящему шокирующего. Возможно, потому, что принял свои особенности, не считал их чем-то вопиюще ужасным.

Впрочем, в юности он не раз задавался вопросом, все ли с ним в порядке. Желанию поцеловать женщину сопутствовало не менее сильное — ударить ее хлыстом. Прошло немало времени, прежде чем в книгах, а позже в борделях он получил подтверждение тому, что он такой не один. Одним из самых ярких воспоминаний была поездка в Париж на каникулы, когда ему было шестнадцать. Тогда он явился в публичный дом, где получил в руки меню. Там были упомянуты такие вещи, о которых он раньше и не слышал.

Он попробовал большую часть. Причин отказать себе у него не было, ведь он человек со средствами и довольно широкими границами дозволенного. Бордели стали для него идеальным местом для изучения скрытой и темной стороны жизни. Одновременно он строго соблюдал принятые обществом законы, ведь иное для юноши его статуса было неприемлемо. Женщины, по его мнению, поступали так же. Вот почему он был уверен, что Серена…

— Дело в том, Беатрис, что эти заведения — места настоящего разврата.

— Того разврата, от которого я должна держаться подальше из-за своего здоровья?

— Не только своего, но и моего. Если ваш брат узнает, что я взял вас…

— В бордель?

А ведь в парижский бордель они наведывались именно с Хью. Бриггса, как и Беатрис, начинало раздражать человеческое двуличие.

— Не надо произносить здесь такие слова. — Он оглянулся на Уильяма — мальчик совсем не обращал на них внимания и даже не думал подслушивать. А вот остальные вполне могут.

— Брат вас убьет, — уверенно и почти весело сказала Беатрис. — Это точно.

— Поверьте, меня совсем не радует перспектива умереть от руки Хью. Будь у меня такое желание, я бы сразу отказался на вас жениться.

— Значит, в обществе существуют правила и половина людей их не соблюдает? Где же здесь логика?

— Полагаю, это то, что отличает нас от животных. — Бриггс нахмурился и огляделся.

— Это и еще корсеты.

— Корсеты? Да, определенно.

— В детстве я так надеялась, что вырасту и выйду замуж — и жизнь моя изменится, исчезнет несправедливость. Надеялась, что отношения между моим мужем и мной будут честными. И еще настанет тот волшебный момент, когда мне откроются наконец все знания. Этого не случится, не так ли? Я обречена и дальше жить… наполовину в мире своих фантазий. Нет, не фантазий, ведь я даже не знаю… — Она подняла на него голубые глаз, полные печали. — Я не знаю, чего хочу. Я еще не вполне осознала, чего хочу на самом деле в отношениях нас двоих. За исключением одного момента. Я о том, что было вечером в саду.

Она развернулась, подошла к Уильяму и присела рядом. Мальчик начал что-то оживленно ей рассказывать.

Бриггс ощутил… бессмысленность своего высокого положения герцога. Статус не поможет ему дать Беатрис то, чего она хочет, как и взять обратно данное Хью обещание.

Об этом лучше не думать. Он старался никогда не сетовать на судьбу. Вселенной нет до этого дела, она лишь постепенно раскрывает перед тобой картину реальности, и надо ее принимать. Или не принимать и умереть. Такой выход нашла его жена.

Можно ли считать Серену его настоящей женой? Пожалуй, нет, ею стала только Беатрис.

И об этом стоит задуматься.

Глава 12

На второй день пребывания в Лондоне Беатрис и Уильям гуляли в Гросвенор-сквере, ограниченном таунхаусами. На третий отправились на чай в одну из кондитерских, хотя брать детей в подобных случаях считалось дурным тоном.

Уильям не продержался долго, стал капризничать, угрожая устроить истерику прямо в общественном месте, и они поспешили удалиться, прихватив тканевый мешочек, полный вкуснейших булочек.

Беатрис и Уильям решили, что съедят их на полу в детской.

Затем она удалилась в спальню, где горничная должна была одеть ее для первого в жизни бала в качестве замужней леди. Она будет танцевать, правда, только с Бриггсом, ведь он ее муж. Ах, как давно она об этом мечтала…

Вся одежда, сшитая по отправленным заранее в Лондон меркам, подошла идеально, во всем, даже в качестве каждого стежка угадывалось уважение к персоне герцога. Сейчас на ней было платье из золотистой воздушной ткани, с вышивкой бусинами по подолу и звездами у декольте. Такими же звездами украсили прическу — волосы убрали наверх, оставив замысловато уложенные локоны обрамлять лицо.

Беатрис чувствовала себя очень красивой. Впервые в жизни.

Похожий восторг она испытывала лишь однажды. Вечером в саду, в объятиях Бриггса, хотя тогда на ней была ночная сорочка, а волосы заплетены в простую косу.

Она никогда не размышляла о собственной внешности и не считала себя красивой. Более того, когда-то ненавидела свое тело за слабость, за то, что подвело ее, не дав возможность жить так, как хотелось бы. Разумеется, она даже не задумывалась, приятно ли смотреть на нее людям. А потом она нашла способ переносить боль, выработала особенное к ней отношение.

Стала уважать и ценить свое тело, ведь оно научилось переносить болезни. Она надеялась на прогресс в перспективе. Кровопускания — процедуры весьма болезненные — воспринимались уже иначе. Однако боль все же не была тем, что заставляло ее чувствовать себя сильной.

Беатрис посмотрела на себя в зеркало. От красоты отражения перехватило дыхание, впрочем, все это не важно. Она замужем, поэтому нет надежды встретить на балу мужчину, который будет смотреть на нее влюбленными глазами. И тем более ожидать это от Бриггса.

Беатрис с трудом выдержала спазм в горле и отвернулась от зеркала.

— Благодарю, — кивнула она горничной. — Теперь я готова.

На плечах ее появилась роскошная малиново-алая накидка. Она вышла из спальни в коридор и сразу увидела выходящего из своей комнаты герцога.

Он повернулся к ней и замер, ошеломленный. На нем, как всегда, был черный фрак, бриджи обтягивали ноги. Она ничего не знает об этом теле, оно вызывает любопытство и желание увидеть однажды, что же скрыто под этой одеждой.

Беатрис заметила напряжение, но оно исчезло довольно быстро, взгляд уже не был холодным, он потеплел и стал почти нежным.

— Вижу, вы готовы.

— О да, — ответила она. — Спасибо, что это не вопрос, а утверждение, в этом случае я начала бы сомневаться.

— Я уверен, вы не просто готовы к балу, а станете его украшением.

— Как неожиданно и мило. И что же мне делать с вниманием?

— Позвольте себе насладиться им, окунитесь в наслаждение, которое доставляет зависть окружающих. — Бриггс говорил низким, бархатным голосом, от этого по коже побежали мурашки. — Ведь нечасто выдается шанс быть объектом внимания света, когда ощущаешь на себе взгляд каждой женщины и каждого мужчины в зале.

— Могу с определенностью сказать, что со мной подобного никогда не случалось.

Ей были приятны его слова, но одновременно было непросто удерживать в себе эмоции, которые они вызвали.

— Разве это не очередное погружение в мир фантазий? Когда пытаешься понять, что думают о тебе окружающие?

— Вы имеете что-то против фантазий?

— Возможно, я просто устала от этого процесса, многие годы у меня не было ничего другого, только надежды и мечты.

Ей не нужна больше жизнь вымышленная, она отчаянно хотела окунуться в настоящую, полную реальных и ярких событий. Воплощение того, что представляла в воображении. Удовольствие и боль. Физическая, но не такая, как прежде, иная. Вызывающая сладостную дрожь, как тем вечером…

Она не представляла, стоит ли ожидать, что Бриггс прикоснется к ней вновь, позволит пережить похожее. Это вызывало отчаяние. Нет, сегодня она не хочет испытывать ничего подобного, не будет думать о том, что ждать, а чего нет. Она будет просто жить и наслаждаться настоящим.

Они вышли из дома и спустились по ступеням крыльца к карете. Бриггс сам открыл перед ней дверцу. Устроившись на диване, она прислушалась к себе, казалось, даже сердце замерло в груди. Он так близко… и это трудно выносить спокойно. В голове закрутились мысли, кровь закипала, стоило вспомнить о некогда обуревавших ее фантазиях.

— В детстве мне не оставалось ничего другого, как мечтать.

— Сегодняшний вечер — не сон, возможно, время, когда сбываются мечты.

— И я буду танцевать.

— Я непременно приглашу вас на танец.

Беатрис покосилась на него.

— Нет, я хочу просить вас о другом. Я часто мечтала, что появлюсь на балу и в другой части зала замечу мужчину, он будет смотреть на меня завораживающим взглядом. И он поймет, что жизнь его никогда не будет полной и настоящей, если он не преодолеет разделяющее нас пространство и не заключит меня в свои объятия. Я знаю, этому не суждено сбыться. Я всегда это знала, даже когда замышляла брак с Джеймсом. Я уже почти смирилась. Но сейчас… когда жизнь моя так изменилась, я хочу просить вас исполнить мою мечту, большего мне не надо. Большего у вас я никогда не попрошу.

Беатрис чувствовала себя глупой и наивной девочкой, но ведь это ее жизнь, только ее. Она мечтала о свободе, пыталась добиться, но у нее не получилось. По-прежнему решения о том, что ей делать, как поступать, принимают близкие.

Если придется умолять Бриггса выполнить ее просьбу, она готова на это, она намерена получить сегодня вечером то, что ей необходимо.

— И столько танцев, сколько пожелаете, — произнес Бриггс. От звуков голоса ее бросило в дрожь.

Он смотрел так, будто она ему интересна, будто он увлечен ею.

Это дарило надежду.

Они вошли в особняк и прошли в залу, где все переливалось и было залито светом, потолок был украшен росписью и херувимами, но все же ему было очень далеко до Мейнард-парка. И даже Байби-Хаус был намного красивее.

Однако Беатрис здесь понравилось. Ведь оказаться в новом месте, тем более на балу, всегда волнительно. К тому же здесь она впервые увидела так много незнакомых людей.

И она была частью этого общества, а не стояла, как обычно, в дальнем углу, как на немногочисленных приемах, дозволенных для посещения братом.

Сейчас таким далеким казалось ей детство в Байби-Хаус, ее планы и провал! Ее интересовало лишь одно — как ее примут в свете.

Оказалось, волновалась она напрасно.

Бриггс прошел к компании мужчин, оставив ее с их супругами.

— Не думала, что он когда-нибудь женится, — сказала одна из них, представленная Беатрис как леди Смайт.

— Да, пожалуй, — поддержала леди Ганнибал. — На нем было клеймо убежденного холостяка.

— Что ж, обстоятельства…

— О да, — кивнула виконтесса Роксбери. — Мы все слышали об этих обстоятельствах.

Беатрис молчала, ожидая вердикта дам.

— Умная девушка, — продолжала виконтесса. — Это был единственный способ его подцепить. Вариант почти беспроигрышный, учитывая, с каким уважением он относится к ее брату.

Беатрис не сразу поняла, что дамы говорят о ней, однако фразы, произносимые каждой по очереди, казались ей заученными, будто она смотрела хорошо отрепетированный спектакль.

Впрочем, ощущения ненависти к себе она не чувствовала, как и симпатии, но она определенно произвела на дам впечатление.

— Мы с Бриггсом знакомы много лет. — Беатрис не сразу поняла, что использовала прозвище, что довольно фамильярно и недопустимо в обществе, особенно в таком. — Я имела в виду герцога Бригамского. Я знаю его давно и испытываю к нему огромное уважение.

— Как не воспылать страстью к мужчине, чьи бедра так хороши в облегающих бриджах. — Леди Смайт поджала губы.

Беатрис внезапно ощутила укол ревности, ей стало неприятно, что леди так разглядывают ее мужа. Тем более что она так и не видела, что эти самые бриджи скрывают.

Негодование и еще нечто непонятное сдавило грудь, однако она смогла сохранить милую улыбку. К счастью, дамы переключились на других гостей. Беатрис слушала сплетни и с удивлением обнаружила, что такое времяпрепровождение очень ей нравится. Она впервые находилась среди женщин, это было ново и весьма любопытно, ведь раньше ей не доводилось проводить время в обществе.

Странные и очень необычные ощущения. Только сейчас она поняла, что всегда хотела именно этого — пышного праздника, разговоров, танцев. Это позволяло почувствовать себя… нормальной.

Они не знали, что их брак с Бриггсом совсем не такой, каким его считают, потому приняли ее как замужнюю даму, ту, которой открылись некоторые тайны бытия. Они общались с ней, как с равной, а не болезненной слабой девочкой.

А потом настало время вальса. Бриггс повернулся к ней и стал сокращать расстояние между ними, не отводя потемневших глаз.

— Прошу меня простить, — сказал он приятелям. — Я обещал жене танец.

Они вышли и приготовились к танцу. Он коснулся ее спины, и она опять почувствовала волнительную дрожь. Он сказал, что непременно пригласит ее на танец, но во взгляде она увидела обещание большего, от чего перехватило дыхание.

Вальс — энергичный и веселый танец, и вскоре она уже смеялась, отчасти от того, что смогла заставить танцевать Бриггса. Он улыбнулся, а потом и рассмеялся. Они кружили по залу, восторг переполнял Беатрис. У нее замечательный партнер, такой красивый и так крепко держит ее. Ах, он такой красавец.

Воспользовавшись тем, что лицо его близко, она украдкой разглядывала черты. Волевой подбородок, красивые глаза с длинными ресницами. Губы. Она помнила, как они касались ее тела. Совсем недавно она и представить не могла, что у нее будут интимные отношения с Бриггсом, не говоря о том, чтобы приходить от этого в восторг. И все же они целовались. Всего три дня назад.

Он чувствовал ее, и это тоже казалось удивительным.

Внезапно в голову пришла мысль, что в этом зале могут быть и другие женщины, у которых с ним были отношения. Возможно, большая близость, чем с ней.

Она сразу стала казаться себе униженной и ненужной, чтобы отвлечься, принялась думать о том, что в эти мгновения сбывается ее мечта, ведь об этом она думала много и часто.

Бриггс поддерживал ее за спину и кружил по залу, звуки музыки наполняли пространство, обволакивали. Возможно ли, чтобы все это было придумано специально для них?

Не имели значения остальные собравшиеся, она даже перестала их видеть. Бриггс советовал ей сосредоточиться на том, что она вызывает зависть, но и это было безразлично.

Имело значение лишь происходящее сейчас с ней самой, то, что она чувствовала. Когда Бриггс так близко, совсем рядом, воздух наполнялся ароматами новыми и очень мужскими.

Она посмотрела исподлобья на его кадык, подбородок, потом губы. Внезапно ей невыносимо сильно захотелось провести по ним кончиком языка.

Они танцевали вместе дольше, чем это считалось приличным, и Беатрис была благодарна судьбе за возможность быть рядом с мужчиной, к которому всегда испытывала влечение. Но это одновременно и печалило, ведь больше ей не придется мечтать о встрече с тем, кто полюбит ее. Впрочем, хочет ли она стать женой другого мужчины? Нет, определенно нет. Она вышла замуж за Бриггса и теперь может признаться себе, что глубоко в душе, очень глубоко, в самом дальнем углу пряталась мечта об этом.

Он стал для нее особенным с той минуты, когда впервые протянул ей коробочку со сладостями. Больше всего на свете она хотела выйти за него замуж.

Мечта ее сбылась, но не по-настоящему.

Бриггс стал ее мужем, но все же они не вместе. Она не может стать его женой в полном смысле.

«Но сегодня он танцует с тобой. Сегодня вы пара. Ты пережила столько страшных моментов, испытывая боль, разве не хочешь сейчас забыть обо всем и позволить себе насладиться тем, чего так хотела?»

Беатрис решила так и поступить и больше не мучить себя. Для нее существовали только музыка, его прикосновения и плавные шаги в танце.

Бриггс был под большим впечатлением. Беатрис все же невероятно красива. Роскошное платье очень ей шло, он заметил это еще при входе, когда она сняла накидку.

Ему хотелось убить каждого из мужчин, с которыми он разговаривал, — его старых приятелей по школе преимущественно — за те взгляды, которые они время от времени позволяли себе бросать на его жену, а точнее, на ее пышную грудь.

Впрочем, их можно понять, он и сам готов неотрывно любоваться Беатрис. Сегодня во всей зале не было женщины прекраснее, ни одна не могла даже сравниться с его женой.

А как светилось ее лицо, когда они танцевали. Свет проник глубоко, и внутри что-то вспыхнуло в ответ, на душе стало тепло.

Следом просочилась злость. На весь мир, но в большей степени на себя из-за желания воспользоваться ситуацией. Не стоит винить жизнь и обстоятельства в том, что он хочет ее и никак не может победить чувство разумом.

Впрочем, жаждал он не только удовлетворения собственных желаний, наслаждения от погружения в ее влажное теплое лоно, он хотел доставить удовольствие ей. И ждал от нее подчинения. Даже те недолгие минуты, проведенные вместе, позволили сделать вывод, что она создана для него. Ведь всю свою жизнь она осваивала искусство принятия боли.

Она поймет его наклонности, отнесется к ним, как и он сам. Это могло бы стать настоящим подарком судьбы. Но решение, разумеется, должна принять Беатрис. Это ее жизнь, в этом она вольна распоряжаться ею сама. Она может попытаться найти удовлетворение с другим мужчиной, но никто не в состоянии дать ей то, что он. Они созданы друг для друга извращенной фантазией судьбы. Прежде надо убедиться, каковы ее мысли на этот счет.

С точки зрения света, нелепее стремления танцевать весь вечер только с женой может быть лишь желание незаметно ускользнуть с ней из залы. Однако, когда музыка стихла, Бриггс понял, что желает именно этого.

— Не хотите немного прогуляться?

— Прогуляться?

У него еще была пара мгновений, чтобы отступить, но в глазах ее он видел, что она хочет того же, что и он. Это было в каждом ее взгляде и жесте, волнующе, завораживающе, великолепно. Не слишком ли он самоуверен?

Эгоизм одержал верх над разумом. Победил тот юноша, еще живший в нем, который ничего на свете не желал так сильно, как обрести женщину, которая станет ему достойной партнершей. Он верил, что встретит ее, и они полюбят друг друга, если подобные встречи возможны в этом мире. Большее, чем он уже сделал, ему неподвластно.

— Да, в саду.

— А он здесь есть?

— Небольшой садик есть около каждого особняка.

— Да? И почему?

— Не будь сада, не будет и тихой неосвещенной дорожки, куда можно увлечь невинную девушку.

— Хью предупреждал Элеонору о чем-то подобном.

— А вас нет?

Она рассмеялась немного нервно.

— Уверена, Хью и в голову не приходило, что мне это пригодится.

— А должно было. Возможно, тогда вы бы держались подальше от меня.

— Я не ожидала увидеть там вас.

— Неужели?

Беатрис вздрогнула. Он не собирался провоцировать ее, но сделал это.

— Давайте прогуляемся, — произнесла Беатрис.

Они направились к выходу и вышли в ночь через широкие двустворчатые двери.

Луна представляла собой серебристый серп, темное небо было усыпано звездами, но ни одна из них не могла сравниться с теми, что сияли в волосах Беатрис.

Бриггс не мог отвести от них глаз. Они манили распустить пряди и прикоснуться к ним, ощутить аромат и шелковую мягкость.

— Бриггс…

— Не хочешь, чтобы сегодня сбылись все твои мечты? Ты уже на балу, мужчина смотрел на тебя из другой части залы.

— Да. — Голос срывался, и произнести даже это короткое слово получилось лишь шепотом.

— Ты прекрасна, Беатрис.

Она подняла на него глаза, блеск которых был очевиден даже в слабом свете луны.

— Это правда?

— Да, Беатрис. Потому мы здесь.

— Я полагала, вы устали от душной залы и хотите выйти на воздух.

— Если бы меня интересовало только это, мы вышли бы на Гросвенор-сквер, а не сюда.

— Чего вы от меня хотите?

Бриггс увлек ее дальше по тропинке, он знал, что лучше скрыться за кустами, прежде чем он ответит на ее вопрос.

— Чего я хочу? — переспросил он, когда живая изгородь полностью скрыла их фигуры. — Я хочу все. И никак не меньше. Ты опустишься на колени передо мной, герцогиня, и будешь делать все, что я велю. А потом будешь умолять взять тебя и наказать за то, что ты так хороша в ласках.

Он слышал, как участилось ее дыхание. Казалось, биение сердец вошло в один ритм.

— Ты не считаешь, что заслужила наказания за то, что сделала с нами обоими?

— Я… Я не знаю.

— Тебе не надо ничего знать. Ты должна лишь отвечать: «Да, ваша светлость». Это единственный возможный ответ.

Молчание казалось долгим, будто вечность. Не слышалось ни звука, лишь звезды мерцали в небе.

— Да, — наконец прошептала она, — ваша светлость.

Кровь превратилась в потоки пламени. Возбуждение стало внезапным и таким сильным, что он боялся не выдержать.

Они свернули за угол и остановились у скамьи, словно нарочно установленной в таком уединенном месте. Через какое-то время, вероятно, в саду появятся и другие пары. Но пока еще рано. Кроме того, он здесь со своей женой, а это меняет дело.

— Мы в саду — неподходящем месте для того… что я хотел бы от тебя получить.

— Зачем вы меня дразните? — затаив дыхание, пролепетала Беатрис.

— Я очень серьезен, поверь.

Он сжал ее подбородок и поцеловал в губы так, как никогда прежде. Он не сдерживал себя, не старался быть нежным из-за того, как она смотрела на него, что вела себя так, будто была обижена на его поведение несколько дней назад в саду их дома…

Сегодня она либо разожжет в нем желание, которое останется на всю жизнь, либо убедит в бесполезности надежд, убедит, что она ему не подходит. В любом случае вечер обещает быть нескучным.

Поцелуй причинял боль. Бриггс прикусил ее нижнюю губу, посасывал с такой силой, что перехватывало дыхание.

Беатрис была неопытна, но это с лихвой компенсировалось энтузиазмом и пылкостью. Она стонала, прижималась к нему всем телом.

— Не шевелись, — велел Бриггс, отстранившись на мгновение, и она повиновалась.

Властные нотки в голосе воздействовали на ее тело, оно обмякло, стало податливым.

— Ты получишь все, я обещаю.

Она застонала, и он опять прикусил ее губу.

— Не сомневайся во мне. Никогда. Верь мне.

Он провел пальцем по ее шее, опускаясь ниже к груди. Палец скользнул под ткань выреза, где кожа была покрыта мурашками.

Он знал, что соски ее напряжены. Единственным желанием было прикоснуться к ним губами, избавившись от этой ненужной ткани, преступно скрывающей самое прекрасное.

Он не любил нежных, легких прикосновений, но знал, что ее они возбуждают, промедление будет мучительно, а это доставляло удовольствие.

— Прошу… — простонала она. — Прошу, Бриггс.

— Ты не получишь большего, пока я не решу, что настало время. Ты не достигнешь оргазма, пока я не позволю. Ты моя. Моя жена. — От этих слов тело его, будто огнем, пронзило возбуждением. — Удовлетворить тебя — моя задача. Это и награда. Ты ее получишь, когда я разрешу. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Экстаз, пик наслаждения. Ты помнишь, что почувствовала в саду тем вечером?

— Да, — прошептала Беатрис. — Я поняла.

— Ты когда-то испытывала подобное? Оставаясь в спальне одна, ты когда-нибудь ласкала себя сама?

— Я…

— Ты умная девочка. Ты поняла, что, перенося боль, становишься сильнее. И это тебя заводит. Ты поняла, что прикосновения к себе там, между ног приносят удовольствие?

— Нет. — Она мотнула головой.

— Понятно. А что ты делала, оставшись одна в спальне? Когда не могла уснуть?

— Иногда… я впивалась ногтями в ладонь. Я часто делаю так, когда мне страшно. Так я делала в тот вечер на балу, чтобы набраться мужества для осуществления плана.

— Понятно. Ты причиняешь себе боль, от чего получаешь удовольствие.

— Да, мне это приятно.

— Хорошо. Мне тоже.

— Вы… вы тоже причиняете себе боль?

— Нет, — усмехнулся Бриггс. — Не себе, а партнерше.

Это волновало и возбуждало ее, он заметил еще несколько дней назад, в саду.

— Но сейчас, — продолжал он, — я должен сделать кое-что другое.

Он опустил голову и впился зубами в ее шею, подумав, слишком поздно, что следует быть внимательнее, чтобы не оставить след. В противном случае придется спешно идти за ее накидкой.

Он любил видеть отметины на теле женщины, с которой занимался сексом, но все же неразумно оставить их на теле жены, которой предстоит вернуться на бал.

Он посадил Беатрис на скамейку. Да, он предпочитал видеть женщину на коленях перед собой, но отлично знал силу воздействия того, что собирался сделать. Многие мужчины, те, кто был недостаточно искусен в занятиях любовью, отказывались от этого, и напрасно. Он давно понял, что ощутить власть над женщиной можно и доставляя удовольствие, к тому же это хороший способ подтолкнуть ее ответить тем же. Сейчас время его будет ограничено, но для начала довольно и этого.

Бриггс встал на колени и попытался поднять подол платья.

Беатрис отпрянула и свела колени вместе.

— В чем дело?

— Я…

— Как мило. Ты действительно так невинна?

Она нерешительно кивнула.

— Единственным исключением можно считать близость с вами в саду.

— Восхитительно.

— Бриггс…

— Раздвинь ноги.

Она повиновалась. Он задрал юбки, оглядел ее стройные ноги и треугольник светлых волос. От желания он едва не застонал.

— Ты прекрасна, — прохрипел он, надавил на бугорок, что вызвало приглушенный возглас, и стал двигать пальцем по кругу, слушая, как она стонет от удовольствия.

Лоно ее было влажным, поцелуй сделал свое дело, как и разговор.

Бриггс прижал два пальца к набухшим губам, стараясь сдержаться и не дать ей то, чего она так хотела. Беатрис инстинктивно двигала бедрами, стремясь к большему. Он любил такие моменты, упивался ими.

Затем он закинул одну ее ногу себе на плечо и опустил голову.

— Бриггс…

Он не позволил ей договорить. И провел языком по ее влажной плоти.

Он знал, чего она хочет, и позволил подойти к самому краю.

Он наслаждался производимым эффектом долго, пока она не стала задыхаться, ногти впились в его плечи. Единственное, что доставляло удовольствие ему, — ощущения, как велико ее желание отдаться.

Он медленно погрузил палец в ее лоно, ощущая, как узок проход. Сделав несколько движений, вынул его и отстранился, любуясь раскрасневшейся Беатрис, бьющейся, словно в лихорадке.

— Очень скоро, — медленно произнес он, вновь погружая и вытаскивая палец. — Скоро ты узнаешь, что такое настоящий экстаз.

— Прошу… — шептала Беатрис.

— Нет, не сейчас.

— Умоляю, ваша светлость.

От ее слов кровь прилила к его члену, заставляя пульсировать. Он хотел ее, ему не надо больше ничего, лишь обладать ею. Вместо этого он погрузил палец глубже и укусил ее. Она закричала от внезапного оргазма, волной накрывшего тело.

Затем Бриггс сел на скамейку, посадил Беатрис к себе на колени и держал, пока она не перестала дрожать.

Затем он поправил ее юбку и прическу.

— Я не смогу вернуться в зал, — прошептала она.

— Почему нет?

— После… того, что вы…

— Сможешь, я в тебе не сомневаюсь.

— Как мило с вашей стороны верить в меня. Но все это так… непривычно.

— Для меня тоже, — улыбнулся он и провел большим пальцем по ее щеке. — И необыкновенно.

— Я не понимаю.

— Ты была права. Ты моя. И…

— Я никогда не говорила, что принадлежу вам, герцог. Вы же повторяли это, и довольно часто.

— Хорошо. Ты была права, говоря, что это твоя жизнь. Но поскольку у меня есть право влиять на нее… Черт возьми, Беатрис, мне приятно видеть тебя счастливой. Я не хотел думать, что лицо твое изменится, когда мы уйдем отсюда, глаза больше не будут светиться от восторга. К тому же ты так выглядишь в этом платье, что я просто не мог устоять…

— Вам нравится это платье?

— Я им очарован. — Это была истинная правда. Но он отлично понимал, что дело лишь отчасти в платье, а по большей части в ней самой.

— Спасибо, — взволнованно произнесла Беатрис.

— Спасибо? — Он вскинул бровь. — И это твой ответ?

— Я польщена.

— Беатрис…

— Что же еще?

— А сейчас? Сейчас мы вернемся на бал, и ты насладишься праздником в полной мере. Потом мы поедем домой, и ты ляжешь спать. Завтра я велю приготовить твой любимый завтрак.

— Откуда вам знать, что я люблю.

— И что же?

— Яйца. Бекон. А еще булочки и джем.

— Все это принесут в твою комнату. И ты примешь все с величием королевы. А потом мы с тобой поговорим. Я объясню тебе, что произойдет, что буду делать я, каковы мои предпочтения, каковы границы. А потом… Завтра после ужина, когда Уильям уснет, я все тебе покажу.

— Бриггс…

— Ты этого хочешь? — Он слышал напряжение в собственном голосе, ведь сейчас решается самое главное. Он расскажет ей все, откроет душу, он почти уверен, что найдет отклик.

— Да.

— Но ты ведь еще не знаешь, что я предлагаю.

— Я доверяю вам, ваша светлость.

Его вновь охватило желание.

— Подождем. Дашь ответ, когда все узнаешь.

— Я хочу еще… того, что между нами было.

— Милая моя, этого уже не будет, будет другое.

— Не будет того, что было в саду особняка?

— Будет. И еще кое-что другое.

— Мне нравится.

— Хорошо.

— А… могу я пожелать, чтобы все произошло сегодня? Я хочу еще больше и сегодня.

Она подалась вперед и положила руку ему на грудь, отчего у него даже закружилась голова. Мысль овладеть ею стала почти навязчивой, это странно и необычно, как правило, он контролировал себя гораздо лучше. Беатрис имела на него удивительное влияние, рядом с ней он менялся, позволял ей то, что было запрещено другим. Но и с ней он не перейдет определенную черту.

— Нет, — ответил он очень ласково.

— Вы сами просили меня быть откровенной. Так вот, мне очень хорошо с вами, я будто… парю, но чего-то все же не хватает…

— Твои чувства в данном случае не важны. Надо учиться ждать. И ты будешь ждать до той поры, пока я не позволю получить больше. К тому же надо доказать, что ты способна принять и оценить. Свою силу ты и докажешь терпением.

— Всегда знала, что я сильная, — уверенно произнесла Беатрис. — Это близкие считали меня слабой, потому что плохо знали.

— Тогда докажи это. Докажи, что ты обладаешь достаточной силой и терпением. Прими все, что я приготовил для тебя.

— Да, ваша светлость.

Проснувшись, Беатрис сразу ощутила аромат поджаренного бекона. Медленно открыла глаза, и первое, что увидела, — поднос с завтраком у кровати. Кроме бекона, на нем были еще булочки — буквально гора. Все это превосходило не только ожидания, но и высказанные пожелания.

Помимо прочего, был еще один момент, который она оценила: Бриггс держит слово, он выполнил обещанное. Значит, так же поступит и с остальным.

С остальным. Она не представляла, что это может быть, но ведь он обещал рассказать. Внутренний восторг заставил ее улыбнуться и решительно потянуться к бекону.

В этой жизни взрослого человека радостей и приятных моментов определенно больше, чем в ее прежней. Например, произошедшее между ней и Бриггсом прошлым вечером было прекраснее самых смелых фантазий, которые в детстве стали для нее райским садом, куда она убегала от проблем.

Сейчас же она испытывала желание иного рода, как настоящая женщина, и ценила воплотившиеся мечты.

Возникшая в теле потребность была отчасти удовлетворена, случившееся она будет помнить всю жизнь. Бриггс давал ей именно то, чего она хотела.

По-настоящему, в реальной жизни, а не в выдуманной. В их совместной жизни.

Это не совсем похоже на роман «Эмма».

Что ж, пусть нет. Возможно, будет совсем не похоже. Да, ее муж намного старше, давно и хорошо ее знает, однако то, что они переживают, это ведь… не любовь. Впрочем, Беатрис не очень и надеялась, что судьба будет настолько милостива к ней, что позволит испытать столь сильное чувство. К тому же она провела немало часов, оплакивая свою репутацию.

Однако нельзя не заметить некоторое сходство ее жизни с романом: Бриггс старше ее, он друг семьи. Но в нем нет качеств мистера Найтли, которые она так привыкла высоко ценить. Муж уверен в себе, и это ей нравится. Именно это качество казалось отличительным и самым главным. Еще Бриггс — самый красивый мужчина из всех, что ей доводилось видеть, хотя внешность, конечно, не главное. Есть нечто большее, самое важное… Мысли вызвали спазмы в животе.

Прошлой ночью он сказал, что любит дарить ощущения боли. Странно. Она любит принимать, а раз так, значит, в мире, где все устроено справедливо, должен быть и тот, кто будет ее давать. Неужели они две половинки одного целого? Она несколько минут осмысливала вывод, к которому пришла, прокручивая в голове, разглядывая с разных сторон. Все же это очень… романтично. А она не знала, как соотнести прочитанное в романах с реальной жизнью, с тем, что зарождалось между ней и Бриггсом.

Прошлым вечером он показал ей вещи, о существовании которых она не подозревала. Как и два дня назад в саду их особняка. Он учил ее, не сказав ни слова, лишь намекнув, что есть в жизни то, что до сих пор было ей неведомо, но узнанное новое ей, несомненно, понравится. Сегодня вечером он обещал еще немного приоткрыть дверь в этот мир.

Чувства в душе сменялись быстро и были все значительными по силе воздействия. От размышлений о предстоящем кружилась голова. Ожидания вызывали восторг и нервное напряжение одновременно.

Ах, если бы здесь была Элеонора. Беатрис очень хотелось поговорить с подругой, предупредить о близости, которая нравится мужчинам. Элеонора была бы шокирована.

Впервые за долгое время она вспомнила о Пенни — еще одной подруге, которая была помолвлена с Хью. Неужели он тоже проделывал с ней все то, от чего она, казалось, парила в небесах?

В то время Пенни, судя по всему, была счастлива. По крайней мере, это она отмечала в каждом письме. Тогда они обсуждали помощь шотландской девочке по имени Майри. Хью великодушно дал ей лучшие рекомендации, что сделало возможным поступление в хорошую школу. Брат не простил невесте «проступок», как он его называл, но ни за что бы не испортил жизнь намеренно. Он сразу помог, услышав о том, что Майри пережила насилие и забеременела.

В голове Беатрис закрутился новый виток мыслей. Она даже замерла на несколько минут, ошеломленная. Майри была с мужчиной, он что-то у нее забрал и бросил с ребенком.

Она никак не могла отчетливо понять, что это было, почему брат был в ярости. Впрочем, сейчас пелена, скрывавшая истину, стала чуть тоньше.

Ей нравилось все, что делал Бриггс, она хотела испытывать это снова и снова, хотела большего, смутно понимая, что ее ждет. Однако в его объятиях она отчетливо ощутила одно — его власть над ней, силу, значительно превосходившую собственную. Как все просто. Если мужчина захочет навязать свою волю женщине, она не сможет противостоять. Как просто и страшно. Как ужасно, если ты не желаешь прикосновений, а тебе навязывают близость. О да, жизнь сейчас открывалась ей с новой стороны.

Беатрис перевела взгляд на гору булочек и кусок масла на тарелке. И улыбнулась, вспомнив о Бриггсе. Он… внимательный, но совсем не нежный. И это ей нравилось, заставляло чувствовать себя сильной. Он не обращался с ней, будто она хрупкая, словно сделана из стекла. В его объятиях она ощущала себя воином, а ведь к этому она всегда стремилась. Но Бриггс всегда был последовательным в действиях, он никогда не давал больше, чем она могла на тот момент принять. Похоже, у них образовалась очень тонкая связь друг с другом, это утверждало в мысли, что она может всецело ему доверять.

Когда завтрак закончился, в комнату вошла горничная и сообщила, что их светлость велел подготовить для миледи ванну.

В воду следовало добавить новые масла, и она долго нежилась, пока все тело не стало благоухать. Казалось, кожа пропиталась ароматом, это было волнующе и необычно. Бриггс готовил ее к своим ласкам, нельзя не задуматься о том, какими они будут.

Разденет ли он ее полностью, догола? Будет лежать рядом тоже обнаженный? Стоит ли надеяться, что он вновь?…

Беатрис еще не видела его обнаженным и очень ждала этого момента. Она все годы считала его первым красавцем и надеялась, что так и есть. Погрузившись в фантазии о будущем, она ощутила, как лоно стало влажным…

Она не любила, когда ей уделяли повышенное внимание, невольно возникали неприятные ассоциации с заточением в своей комнате, которое длилось неделями. Но сейчас все по-другому, она должна хорошо подготовиться к вечерней встрече с мужем. Потому Беатрис позволила себе принять и получить удовольствие от приготовлений, ранее ей незнакомых.

После обеда на террасе она поняла, что одиночество начинает ее тяготить. Любопытно, когда же появится Бриггс?

Размышления настолько захватили ее, что она не сразу поняла, когда сделала это важное открытие. Ведь все происходящее — тоже часть игры. И ожидание, которое он специально устроил. Он специально давал ей время на фантазии, предположения, догадки, когда, что и как произойдет. И сам хотел убедиться, что она не ослушается его, хотя могла себе позволить в любой момент отправиться на его поиски.

Значит, таково ее задание на сегодня. Условия, которые стоит принять. Ведь он сказал ей, что между ними никогда не будет тех отношений, которые приведут к настоящей близости, если она не сможет доверять ему даже в таких простых вещах.

Время шло своим чередом, Беатрис провела его праздно — читала, размышляла — и нашла в этом определенное удовольствие. И она совсем не чувствовала себя заключенной, как в доме брата. Скорее, королевской особой. Но не забывающей об обязанностях, хоть и приятных, поэтому часть дня она провела с Уильямом и удостоилась рассказа об увиденных достопримечательностях Лондона, понравившихся ему больше всего.

Однако все это время она слышала, как тикают внутренние часы, отсчитывая минуты, и пыталась унять вспыхивающий временами огонь желания.

В четыре часа Бриггс наконец появился в ее комнате.

На нем была сорочка, расстегнутая на несколько пуговиц и открывающая часть груди. Рельефный торс был покрыт завитками темных волос.

Беатрис лишилась дара речи и не могла отвести взгляд от этой белой сорочки, узких бедер, обтянутых черными бриджами, и черного же ремня.

— Ты хорошо провела день, я надеюсь?

— Да.

— Замечательно. Ты сделала все то, о чем я распорядился, и это тоже замечательно.

От этой незатейливой похвалы сердце зашлось от радости.

— Я смогла удовлетворить твои желания?

— Ты даже еще не начинала. — Он прошел к кровати. — Объясни мне, что тебе известно о том, чем мужчина и женщина занимаются в постели.

— Только то, что рассказал ты. И делал.

— Ясно. Значит, ты не знаешь, что мужчина вводит свой член во влагалище женщины, извергает семя, и женщина беременеет?

— Нет… Я… не знала.

— Ты уже возбуждена? Хочешь меня?

Беатрис поерзала на месте. Так и было.

— Ясно. Тогда на этом остановимся.

Она подняла на него удивленный взгляд. Полный обиды и разочарования, хотя понимала, что не должна так себя вести.

— Вчера ты была удовлетворена тем, что получила, верно?

— Да.

— Мы будем и дальше действовать так же, искать, что больше всего приносит тебе удовольствие, но брак наш не может быть консумирован. Я поступаю так из уважения к тебе, заботясь о твоем здоровье.

— Я очень разочарована.

— Мы справимся. Есть много способов удовлетворить женщину — язык, руки, как мои, так и твои собственные. И ты сможешь удовлетворить меня.

— Как я смогу? Как это сделать?

— Я научу тебя делать это ртом.

— Ты сказал… что будешь наказывать меня.

— Да. Особенно в той ситуации, в которой мы оказались, я считаю это вполне уместным. Если будет слишком больно, скажешь.

— Хорошо.

— Я не шучу. Я не буду нежным, знай, но ты обязана определить границы, за которыми боль уже не приносит удовольствия. Мы должны доверять друг другу, если этого не будет, игра лишится смысла. Мы должны с большим уважением относиться к собственным желаниям и ограничениям, иначе у нас ничего не получится.

— Обещаю, — кивнула Беатрис, взволнованная данным словом. И тем, что будет с ним откровенной и честной во всем. И она очень гордилась, что была так же искренна с ним раньше. Она будет продолжать радовать его и дальше.

— Тогда увидимся за ужином.

Она так хотела, чтобы он остался, чтобы все случилось прямо сейчас. Он бы пошел до конца, и с неведением было бы покончено, тайны раскрыты. Она так этого хотела. Однако Бриггс намерен держать ее в подвешенном состоянии, в предвкушении, и непонятно, станет ли это чем-то приятным или очередной пыткой. Возможно, и тем и другим.

— Твой брат не должен ни о чем знать, — предупредил Бриггс.

— Полагаешь, я стану обсуждать с ним такое? Он не обсуждал со мной даже медицинские процедуры, которые мне пришлось вынести, потому что при этом пойдет речь о крови, разрезах плоти и кожи и прочем подобном. Полагаю, он не так много знает о том, что происходит в теле его сестры, тем более, ему не обязательно знать, что его друг готов сделать с нею.

К ее удивлению, Бриггс усмехнулся.

— Полагаю, ты права. Но все же мне бы не хотелось быть вызванным для объяснений.

— Ты женился на мне.

— Твой брат отлично знает, каков я. Он терпит меня, хотя считает развратным сверх меры.

— Уверена, мой брат тоже не святой, хотя в обществе старается держаться так, будто это правда. Я не глупа, Бриггс, и понимаю, что вы бы не дружили, будь он агнцем. Такого ждут только от леди.

— По сравнению с твоим отцом, Беатрис, поверь мне, Хью ангел.

Как он защищает брата!

— Да, мне это известно.

— Прошу простить. Мне не стоило так отзываться о вашем родителе.

— Однако это правда. Мой отец был развратником. А возможно… Если говорить совсем честно, Бриггс, в библиотеке Байби-Хаус было достаточно информации и книг, где изображены обнаженные нимфы, чтобы мои знания в вопросах отношений мужчин и женщин были весьма широкими.

Только сейчас она поняла, что это так. Раньше она об этом не думала, сейчас же проблема отсутствия необходимых знаний чрезвычайно ее волновала. К тому же она только сейчас отчетливо поняла, какой ужасной была жизнь мамы, как она страдала.

«Я испытываю к нему страсть и ненависть в равной мере…»

Теперь она понимала, что могло привлекать ее, понимала, что испытывала мама. Она испытывала то же чувство, что и Беатрис, когда Бриггс пренебрег ею ради борделя. А мама жила с этим. Тогда Беатрис была изолирована от всего и не могла знать. Неудивительно, что ее оградили от жизни семьи. Она и сама сделала все, чтобы оградиться.

Беатрис перевела дыхание.

— Я не желаю знать ничего об этой стороне жизни отца. Не знаю откуда, но я всегда понимала: какими бы способностями он ни обладал, но к маме он относился без должного уважения… А к титулу без должной ответственности. Хью стремился изменить ситуацию именно в этом.

— Ты права, он очень много сделал, поставив цель исправить ошибки отца, но я уважаю его не только за это. Я уже говорил, что пошел в школу поздно.

— Да. — Она неуверенно кивнула. Внезапно показалось, что она не придала значения чему-то более важному в том разговоре, когда он говорил о юности и школе. Бриггс пытался сказать нечто важное, а она не поняла.

— Учеников я не знал. Да, я был сыном герцога, но воспитывался и рос уединенно, не бывал в компаниях других детей. Мне было нелегко.

Представить подобное было невозможно. Ведь Бриггс самый милый и очаровательный из всех мужчин. По крайней мере, когда он желал произвести впечатление. Но да, он мог быть жестким и вселять страх. Честно признаться, таким он ей тоже нравился. В обществе он вел себя иначе, казался беспечным повесой, остроумным — душой компании.

— Мне было нелегко, — повторил он. — Я не знал, как общаться, как разговаривать с детьми моего возраста. Я всегда был один, занимался тем, что мне интересно. Так вот, именно Хью научил меня заводить друзей.

— Хью тебя научил? Мне кажется, ты легче находишь общий язык с людьми.

— Я быстро учусь. И еще отлично копирую учителя.

— И еще ты очень скромный.

— Нет, это нет. Но всегда буду благодарен Хью, всегда буду в долгу перед ним. И это… не лучший способ доказать свою признательность.

— Но… — Беатрис растерянно моргнула, — это не имеет к нему никакого отношения. Я была бы благодарна, если бы ты смог разделять то, что должен делать для брата, и то, что было бы приятно мне.

Он несколько секунд пристально смотрел на нее, затем глаза стали темными, взгляд несколько раз метнулся в сторону и обратно, словно он проводил какие-то расчеты в голове.

— Я понимаю, что ты отдельная личность, — наконец заговорил он, — но надо учитывать, что твой брат никогда не будет так к тебе относиться. И… как я уже говорил… он никогда не должен узнать, что у нас есть определенные отношения, так будет лучше и для него, позволит ему не делать ошибочных выводов.

— Кто бы мог подумать, Бриггс, что ты сделал все для того, чтобы избежать скандала, причина которого в глазах общества именно в соблазнении сестры друга.

Уголки его губ приподнялись.

— Это произвело на тебя впечатление лишь потому, что ты почти не знаешь меня.

— Так расскажи мне о себе больше.

— Поговорим после ужина.

— Я надеялась, что мы поговорим за ужином.

— Да, именно такими увидят нас со стороны. Какие мы вдали от общества. В такие моменты человек предстает настоящим, верно?

Беатрис невольно повела плечами, стараясь преодолеть дрожь. Как все верно.

Он говорил ей раньше о негласных законах светского общества. Все эти люди, которые призывали к соблюдению приличий… Большинство из них не отличались достойным поведением, более того, об этом было известно как им самим, так и окружающим. Они отыгрывались на слабых и наивных, на тех, у кого не было власти.

Но, оставаясь вдвоем, они с Бриггсом… обретали свободу. Настоящую свободу. Как только она прочувствует вкус… Но говорить об этом можно только с ним.

Прислушавшись к себе, Беатрис поняла, что это ей нравится. У них будет общая тайна. Нет, это, скорее, похоже на священный камень, который они станут прятать от посторонних глаз, чтобы он не был осквернен. Ведь он слишком ценный и красивый, чтобы показывать его всем и каждому.

Бриггс ушел, оставив ее дожидаться ужина и надеяться, что он расскажет ей все…

Она не представляла, что это будет, но в груди от одной мысли становилось жарко, внутри зрела уверенность, что сегодня она обретет частичку себя, о существовании которой не подозревала ранее.

Глава 13

Ужин стал для нее испытанием. Беатрис уже смирилась с тем, что все происходящее — испытание, часть игры. Появилось ощущение, что она должна принять нечто неоспоримо ценное, но сама судьба сдерживала процесс познания. Она была разочарована тем, что Бриггс еще так много от нее скрывает. О рождении ребенка пока лучше не думать, но их близость так и не стала полной. Он сдерживает и себя, и ее. Беатрис была уверена, что то, что должно произойти между ними, будет не обычным актом соединения мужчины и женщины, а чем-то совсем иным, понятным и дозволенным только им двоим.

Они заняли места на разных концах длинного стола лицом друг к другу и вели себя, будто были чужими людьми, соблюдающими все правила этикета. Казалось, это были даже не они, не Бриггс и Беатрис. Ведь они могли стать друг для друга чем-то значительно большим, чем ожидали, и уже обрели некоторые точки соприкосновения.

Она впервые ощутила, что… интересна кому-то.

Стараясь не переедать, она довольно быстро закончила трапезу и поднялась с места.

— Я хотела бы удалиться.

Бриггс поднял на нее глаза.

— Вот как?

— Да, ваша светлость.

Произнося его титул, она ощутила, как сдавило грудь. Этого быть не должно. Она хотела подыграть Бриггсу, ему, похоже, нравится, когда она так к нему обращается. Впрочем, не всегда, не в обычном разговоре. И это неспроста, было в этом нечто, пока ей непонятное, но очень значимое, она это чувствовала. Нечто затрагивающее тайные струны в самой глубине души.

Беатрис вернулась к себе. Горничная раздела ее и подготовила ко сну. Она повернулась к зеркалу и замерла, задумавшись. Могла ли она соблазнить мужчину? В частности, Бриггса?

Одно дело — быть в прекрасном золотом платье, расшитом звездами, тогда она была в восторге от собственного отражения и могла понять Бриггса, но сейчас…

Сейчас она такая, как была и прежде, например, в тот день, когда он отправился в бордель. Возможно, тогда для привлечения его внимания достаточно было появиться перед ним в ночной сорочке. Можно ли и сегодня добиться такого эффекта? Или этого мало?

«У тебя все получится. И он уверен в тебе».

Беатрис еще раз оглядела себя в зеркале и расправила плечи. Бриггс никогда не относился к ней, как к инвалиду, и не будет делать вид, что общество ее приятно, если это не так. Она всегда мечтала, чтобы люди поняли, какая она сильная, цельная. Он вправе поступить так, как пожелает, но все же не отстранился от нее полностью, не свел их общение к минимуму, напротив. Это ли не подтверждение того, что он испытывает к ней влечение?

Внезапно отворилась дверь и вошел Бриггс.

В отличие от предыдущего посещения днем, когда он явился в довольно фривольном виде, Бриггс был одет так же, как за ужином, — без изъянов. По непонятной причине он выглядел более собранным, решительным и властным, чем прежде, и это заставило Беатрис трепетать от волнения.

Перед ней мужчина, ставший воплощением всего, чего бы ей хотелось видеть в муже, это придавало сил.

— Знаешь, всю мою жизнь я находилась во власти мужчин, делала, что они велели. Такова судьба всех женщин. Отец, брат, доктора, которые меня исцеляли, — все они определяли мою судьбу. Оттого мне странно, почему в случае с тобой я нахожу это прекрасным.

Бриггс молчал, лишь дернулись желваки на четко очерченной скуле.

— Тому две причины. Во-первых, ты знаешь, что свою власть над тобой я использую так, чтобы подарить удовольствие. Мне не нравится причинять боль ради боли. Я также не делаю это лишь потому, что могу. Я родился знатным человеком, владею титулом и властью. В Англии полно людей бесхребетных, которым, однако, по законам этого мира дана власть. И по тем же законам женщины обязаны подчиняться мужчинам. Но в нашем случае ты… желаешь подчиняться, тем самым наделяя меня силой. Придаешь значимости в собственных глазах. Я не буду этим злоупотреблять. Это всегда будет твоим решением. Но ты будешь выбирать путь, потому что он желанен. И я дарую тебе все, что готов отдать, потому что знаю: ты выдержишь. Это не та власть мужчины над женщиной, которую он получает по праву рождения, которую принимает общество. Это то, что выбираем мы. И сами устанавливаем правила. Да, в постели я буду получать от тебя силу. Но на самом деле абсолютная власть в этой игре разделена между нами обоими. Нам никто не вправе приказывать, как поступить. Эта свобода опьяняет.

Беатрис смотрела на него во все глаза, полностью захваченная речью. Ведь он действительно прав.

Это сила, подобной которой она никогда не знала. Огонь страсти внутри уносил ее к таким высотам, где никто и ничто не могло ею управлять. Она была во власти его желания. Он здесь, потому что хочет ее, теперь она в этом не сомневалась. Для этого не нужно ни золотое платье, подчеркивающее грудь, ни звезды в волосах. Достаточно быть самой собой. Стараться полностью соответствовать мужчине рядом, а это в ней было с самого рождения. Как и болезнь, грозившая лишить жизни, отнявшая радость бытия. И она была благодарна самой себе за это качество. За право, наконец, быть самой собой. Сейчас больше ничего не нужно. Это стало настоящим откровением, подарком после тягот многих лет жизни рядом с людьми, считавшими ее слабой.

— Прежде всего, я знаю, что ты достаточно сильна, чтобы выдержать, и это доставляет мне огромное удовольствие. — Он приблизился к ней. — А теперь повернись спиной.

Она повиновалась и вздрогнула, когда он взял в руку косу. Однако не стал тянуть, как делал раньше. Он расплел ее и позволил волосам свободно лечь на спину. Прикосновения были такими нежными, что по телу побежала волна удовольствия.

Почему он так осторожен, будто опасается, что она разобьется, как фигурка из стекла? Он словно разворачивает ценный подарок и боится повредить. Это затишье перед бурей, которая, как она знала, унесет в мир блаженства их обоих.

Затем он развязал шнурок ночной сорочки, она скользнула по телу ласковым шелковистым потоком и легла у ног. Он провел рукой по спине, ягодицам, чуть сжав их, отчего сразу вспомнился случай в библиотеке в доме брата, хотя сейчас все было совсем иначе. Между ними нет преград, все предельно честно и открыто.

Внезапно глаза защипало от слез.

Нет никаких барьеров, кроме нескольких предметов одежды. Возможно, ей должно быть неловко стоять обнаженной посреди комнаты, но ничего подобного она не испытывала. Она с детства и часто представала без одежды перед лекарями, такова была необходимость, а часть жизни была прикована к постели. Однако Бриггс не рассматривал ее тело как предмет исследований. Он прикасался к ней так, будто это доставляло удовольствие. Он считал ее хрупкой и сильной одновременно. И красивой.

Смущения не было. Как и стыда.

Ласки становились более откровенными, рука его легла между ее бедер, но и это не вызывало стыда. Каждое его движение приносило удовольствие, звучало как нечто прекрасное, дарующее наслаждение обоим.

Она повернулась к нему лицом и едва не задохнулась от того, как он смотрел на нее, с каким восхищением. Глаза сверкнули, наполняясь силой, которой она восторгалась. Ничего общего с бесчувственным, неэмоциональным доктором. Перед ней переполняемый страстью мужчина.

Он отошел на несколько шагов, не отводя от нее взгляда, и опустился в кресло у камина. Затем расстегнул бриджи. Она затаила дыхание и наблюдала, как он извлекает свой член. Он не был… не был похож на тот, что она видела у статуи в саду. Он был большим, толстым и… красивым.

Когда же она увидит все его тело без одежды? Скорее всего, и это право надо заслужить. Она готова сделать все, что может. Бриггс говорил, что научит ее доставлять ему удовольствие. Внезапно ей захотелось этого больше всего на свете.

— Подойди, — раздался приглушенный голос.

— Хорошо.

— Ваша светлость, — поправил он твердо, но одновременно с нежностью во взгляде. От этого сердце подпрыгнуло от радости.

— Хорошо, ваша светлость.

Он следил, как она медленно преодолевает разделяющее их расстояние, и губы его изогнулись в полуулыбке. Она стояла перед ним обнаженная и чувствовала себя восхитительно под его откровенным взглядом.

— Встань на колени, — велел Бриггс.

Она подчинилась, не задумываясь.

— Хорошо. Теперь я научу тебя доставлять мне удовольствие. Возьми его в рот.

Она совсем не была шокирована. Ведь в саду он делал то же самое, и это было прекрасно. Почему же она должна отказать? Тела их значительно отличаются, но в получении наслаждения у них, похоже, много общего. И она хотела… дать ему хотя бы часть того, что получила, чтобы и он ощущал тот восторг, что она когда-то.

Было бы прекрасно помочь ему ощутить все это. Если бы она могла заставить его биться в экстазе, все внутри трепетать от наслаждения столь сильного, что на глаза наворачивались слезы, задыхаться в момент освобождения… Беатрис думала только об этом, не желала ничего иного. Это будет серьезное испытание ее силы.

Она подалась вперед и коснулась кончиком языка головки его члена. Он прекрасен и на вкус, этого она не могла представить. Ей нравилось прикасаться к его плоти, чувствовать ее в ладони. Он был твердым и очень горячим.

Все прошедшие годы она прожила в уединении, почти всегда запертой в четырех стенах. И вот момент настал. Дверь широко распахнулась, и она вырвалась на свободу. Она бежала вперед, радуясь покою позднего вечера и лунному свету, раскачивалась на качелях, взлетая так высоко, как хотела, на этот раз никем не сдерживаемая. Она радовалась каждому моменту, зная, что их будет теперь много, будет еще и то, о чем она пока не подозревает.

Подобный душевный трепет Беатрис испытала, когда впервые забралась на дерево и упала. Ей тогда удалось сбежать из дому и, пусть недолго, побыть тем человеком, каким была на самом деле и каким могла стать лишь наедине с собой. Та девушка была смелой и с неуемными стремлениями к познанию мира, хотела иметь все, что есть у каждой в ее возрасте.

И вот теперь все перемены произошли, она получила то, о чем мечтала. Даже больше, ведь была не одна, у нее есть Бриггс.

Она обхватила член губами и задрожала, услышав стон удовольствия. Он в ее власти, так же как она сама когда-то была в его, это придавало сил и уверенности. Он положил руку между ее лопаток, затем взял косу, намотал на свое запястье и потянул так, что она не выдержала и закричала.

— Не останавливайся, — послышался приказ.

Беатрис не остановилась, двигаясь, она усиливала сопротивление и боль, которая подстегивала. Внезапно она ощутила, как по телу в противовес боли разливается наслаждение, она словно ступала по лезвию ножа между двумя стихиями, удерживаясь при этом в настоящем моменте.

Бриггс сделал несколько выпадов бедрами вперед, и головка коснулась задней стенки ее горла. Это ей тоже нравилось.

Она растворилась в нем, погрузилась в процесс настолько, что позволила себе замечать лишь новые ощущения и отмечать каждую переживаемую эмоцию. Каждое движение руки и бедер Бриггса вызывало спазм в животе и прилив желания.

Беатрис переместила руку вниз, чтобы хоть немного сбросить напряжение.

— Нет, — услышала она резкий голос. — Ты не должна удовлетворять себя сама. Не сейчас. Сначала я получу удовольствие.

Она задрожала всем телом, но вновь сосредоточилась на Бриггсе. Внезапно он тяжело задышал, бедра стали двигаться в ускоряющемся темпе. В момент оргазма он излил в нее свое семя, которое она проглотила, что показалось вполне естественным. Затем сильная рука потянула ее назад. Бриггс стал застегивать бриджи.

— Ты хорошо справилась, — произнес он. — Но этого недостаточно, чтобы ты получила освобождение. Ты должна быть наказана.

— Должна?

— Да. Должна, потому что оказалась достаточно сильной, чтобы выдержать это.

— Да, ваша светлость.

Он положил ее животом себе на колено, провел ладонью по ягодицам, потом рука поднялась и опустилась уже с весьма ощутимым шлепком.

Беатрис вскрикнула, чувствуя, как боль распространяется по телу и оно вспыхивает, словно его подожгли. Едва она успела отдышаться, все повторилось. Вместе с болью она ощутила приятное томление внизу живота и не смогла определить тот момент, когда боль начала дарить наслаждение. Жар и огонь, не имеющий границ, страсть и потребность получить еще — переполняли ее. Если это испытание, она мечтала, чтобы оно длилось вечно. Пугало лишь то, что долго она не сможет его выносить. Она извивалась, пытаясь одновременно вырваться и ринуться навстречу ладони, изогнуться так, чтобы лоном коснуться его ноги.

— Я хочу…

— Не сейчас. — Бриггс шлепнул ее сильнее.

Она содрогнулась всем телом и в следующую секунду поняла, что входит в то состояние, которое часто вызывала в себе, будучи девочкой. Она погружалась в собственный мир, становясь недосягаемой как для близких, так и для неприятных ощущений. В таком состоянии она могла справиться со всем на свете, выдержать любые испытания и трудности. Она могла выдержать все. Потому что она сильная. Она воин. Не слабая девочка, которую легко сломить. Это всегда было частью ее.

Она ощущала себя в границах тела и одновременно за его пределами. Происходящее, казалось, длилось бесконечно долго. Но самым грандиозным было то, что она не одна, рядом Бриггс. Ее муж. Они вместе. И ей не просто необходимо выдержать, что делали с ее телом другие, она проживала каждый момент, чувствуя себя сильной, настоящей. Происходящее казалось священнодействием. Ценным, как сверкающий бриллиант, лучи которого защищают от всего плохого. От посягательств других. В этом мире существуют лишь они вдвоем, Беатрис и Бриггс.

Он провел рукой по ее телу, пальцы скользнули в промежность и глубоко проникли в тело. Беатрис закричала, получив наконец освобождение — то, что ей было нужно. Движения его не прекращались, влажная плоть принимала его легко. Он не сбавлял ритм до тех пор, пока волна наслаждения не накрыла ее, оставила обмякшей и расслабленной в его руках.

Беатрис поймала себя на том, что бормочет что-то бессвязное. Она вцепилась пальцами в плечи Бриггса, а он подхватил ее на руки и прижал к себе. Ей не хватало именно этого, она всегда мечтала именно о таком моменте. Всегда. Всегда. Боль и наслаждение.

Бриггс держал ее и убаюкивал, как ребенка, как самого дорогого человека на свете. Потом он перенес ее на кровать, но не выпустил из своих крепких объятий и ласково гладил, водя рукой по спине, ягодицам, бедрам.

— Ты отлично справилась, — произнес он.

От его слов она окончательно расслабилась, прижалась щекой к его торсу и заплакала от счастья. Но одновременно и очень жалобно. Каким-то образом у нее это получилось.

— Бриггс… — прошептала она.

— Поспи, Беатрис.

— Ты останешься со мной?

— Да.

И она сразу провалилась в сон.

Глава 14

Бриггс лежал рядом с обнаженной Беатрис полностью одетый, любовался ею и размышлял.

Все же она прекрасна. Смогла выдержать, хотя он приложил больше сил, чем рассчитывал, и не просто выдержать, но и насладиться. В тот момент она целиком и полностью была в его власти. Она отдалась боли и нашла ту точку, где она сливается с блаженством. И ее разрядка была блестящей. Он чувствовал все то же, что она. Отдал ей частичку себя, то, что прятал глубоко внутри много лет. Истинные желания и потребности. Если бы она отвергла их… то разрушила бы все.

Он никогда не открывался перед женщиной полностью. Близко подпустил к себе только Серену. Но она… была в ужасе от того, что узнала, отвергла не только его желания и прикосновения, она… Она сочла его животным.

Она не была из тех женщин, которые с наслаждением выполняют супружеские обязанности, а когда он попытался подтолкнуть ее к тому, что доставляло ему удовольствие, поначалу сдалась, но…

Она никогда не делала это так, как Беатрис, с энтузиазмом, которого не было ни у одной шлюхи. Впрочем, те, с которыми он общался, все же демонстрировали его в некоторой степени, он ведь хорошо им платил. Но именно поэтому нельзя быть уверенным, что в действиях была хоть доля искренности.

Однако это не имело для него существенного значения, в заключенной сделке ему нравилось полное отсутствие шанса получить отказ. Серых зон попросту не было.

Он всегда чувствовал себя уверенно с проститутками. Он предлагал платить за то, что хотел получить, и предоставлял право отказаться в случае нежелания.

С женой все иначе.

Серена была молода, она была наивна в надеждах построить отношения, отличные от брака ее родителей, те, в которых было бы доверие и верность. Он мечтал, что она примет его, сможет разделить его пристрастия, но вместо этого она в ужасе оттолкнула его и больше никогда не ложилась с ним в одну постель. Он, разумеется, не стал давить, он никогда бы не решился. И попросту отступил.

Важной частью роли партнерши было ее согласие и схожие потребности. Он не хотел делать то, что жена восприняла бы с отвращением. Но Беатрис разделяла его вкусы.

В следующую секунду она пошевелилась, и он провел рукой по ее мягким, шелковистым волосам. Стоило к ним прикоснуться, он вспомнил, как держал ее за косу. Воображение дорисовало сцену, он представил, как входит в нее в этой позе. Нет, это означало бы подвергнуть ее опасности. Даже соблюдая все предосторожности, он не может пойти на такой риск.

Беатрис смогла дать ему то, что он не надеялся получить. Они оба испытали удовольствие от близости, он не хотел сделать ни одного неверного шага, из-за чего может все потерять.

Беатрис повернулась, посмотрела на него и расплылась в улыбке.

— Доброе утро, ваша светлость.

Он не смог сдержаться. Он и без того многое себе запрещал. Он сдался и… поцеловал ее. Коснулся с наслаждением этих сочных губ.

Щеки ее порозовели, и она улыбнулась.

— Значит, это был не сон.

— Нет. — Грудь внезапно сдавило.

Ей удалось найти в произошедшем между ними нечто похожее на приятный сон, а не кошмар наяву, как непременно бы решила его первая жена…

— Я боялась, что проснусь опять одна, прежней Беатрис.

— Что это значит? — нахмурился Бриггс.

— Той же Беатрис, какой была всегда. Которая одинока и не знала мужских ласк. — Она подняла на него глаза. — Ты подарил мне возможность ощутить себя… невероятной, совсем другой.

Сердце сжалось, потому что он все понял.

Понял, почему он не Филип, а Бриггс.

Она чувствовала то же, что и он.

Он улыбнулся в ответ, усилием воли остановив мыслительный процесс, чтобы в полной мере отдаться чувствам. Она была все это время совсем рядом, а он и представить не мог, что она окажется именно тем, кто ему нужен.

— Ты меня удивляешь, — произнес он. — Невинная девушка не должна относиться к подобным вещам с таким восторгом.

— Я обидела тебя своим пылом?

Она выглядела расстроенной, а он совсем этого не хотел. Но все же испытывал некоторые опасения из-за продолжения разговора на эту тему. Она еще очень много о нем не знала, и он боялся открываться, хотя она и принимала все, что узнавала о нем. Но нежеланием говорить о прошлом он мог ее обидеть, а этого совсем не хотел.

— Напротив, я нахожу это чрезвычайно приятным. Просто со мной раньше не случалось ничего подобного.

— О, — она потупила взгляд, — ты о жене.

— Извини, если огорчил тебя упоминанием о ней…

— Кажется, я уже говорила в прошлый раз, что меня это не огорчает.

— Ты не ревнуешь, Беатрис?

Глаза ее внезапно наполнились слезами, и она отвернулась.

— Что случилось? — Бриггс нахмурился.

— Она дала тебе то, что не могу я, — родила ребенка, она…

— Ты дала мне то, что не смогла она. И ты значишь для меня гораздо больше.

Кажется, от его слов Беатрис немного повеселела, и он обрадовался, что нашел способ развеять ее тревоги. Он не хотел ничем ее беспокоить. После того, что между ними было, Беатрис должна чувствовать себя в его доме в полной безопасности и окруженной заботой.

— На сегодня я запланировал выезд.

— У тебя какие-то дела?

— Несомненно, они есть, но, пока мы здесь, в Лондоне, вместе с Уильямом, я хочу, чтобы мы еще раз побывали в парке.

— С удовольствием.

Ему определенно нравилась ее улыбка.

Они разошлись каждый по своим делам: Беатрис — одеваться к выходу, а Бриггс — проведать Уильяма, проследить, чтобы он позавтракал. Кроме того, он решил отпустить гувернантку на несколько часов днем, чтобы та могла отдохнуть.

— Сегодняшний день мы проведем семьей, — сказал он сыну.

Мальчик выглядел довольным, что выражал обычным для себя способом — на губах его играла легкая улыбка, хотя взгляд по-прежнему казался обращенным внутрь. Бриггсу показалось, что дела у него шли лучше, чем у отца. Любопытно, что Уильям вообще об этом думал, что в нем было желание в чем-то превзойти отца, и ведь у него получилось. Бриггс до сего дня не предполагал, что стремление существовало и было настолько сильным.

Они сели в карету и поехали к Гросвенор-скверу, где устроили пикник. Бриггс поймал себя на мысли, что Беатрис каким-то образом все же заставила его и Уильяма делать то, что они считали неприемлемым. Эта девушка за короткий срок значительно изменила их жизнь. Перемены нельзя счесть революционными, но все же она была возмутителем спокойствия.

— По духу ты настоящий воин, Беатрис, — сказал он.

Она подняла глаза.

— Ты полагаешь?

— Да. Я бы хотел, чтобы в бою со мной был такой товарищ.

Ему было чрезвычайно приятно видеть, как на щеках ее разливается румянец от похвалы.

Он отвлекся всего на несколько минут, но, повернувшись, не увидел рядом сына.

— Уильям, — произнес Бриггс, повысив голос, и оглядел группу детей у кромки воды. Наконец он заметил его, сын держал в руках свои любимые открытки и что-то серьезно объяснял трем мальчикам.

Внутри будто натянулась струна. Он подался вперед, готовый действовать.

Нет, без острой надобности не следует вмешиваться. Даже хорошо, что Уильям общается с другими детьми. Хорошо, что у него есть желание. Бриггс сам этого хотел.

Внезапно один из мальчиков выхватил из рук Уильяма шкатулку, где хранились открытки, и бросил на землю. А потом и сами открытки.

— Ты ненормальный, — сказал один из мальчиков, — кому интересен этот Рим.

— Ненормальный, — повторил второй и толкнул Уильяма.

Бриггс напрягся, затем встал и подошел к группе детей.

— Вам лучше найти свою гувернантку, — произнес он, глядя на мальчика.

Тот поднял голову, и глаза его стали круглыми. Вероятно, отец его принадлежит к аристократии, раз ребенок быстро сообразил, что перед ним представитель знати.

— Я… я… — забормотал он, бледнея.

— Где ваша гувернантка, юноша? Она непременно должна научить вас хорошим манерам, вам их явно не хватает.

По лужайке к ним уже спешила женщина.

— Прошу простить, сэр. — Она подошла и присела в реверансе.

— Вы правильно сделаете, если сообщите отцу этого юноши, что он нанес оскорбление сыну герцога Бригамского. Подобное обращение недопустимо.

— Простите, ваша светлость. Прошу вас, простите.

Она поспешно подняла шкатулку, довольно небрежно покидала туда открытки и вложила ее в руки Уильяма.

— Вот, возьмите, милорд.

Уильям помрачнел и повернулся туда, где рядом с расстеленным на земле пледом стояла возмущенная Беатрис.

Она поспешно подошла ближе.

— Все хорошо, Уильям?

— Все хорошо, — ответил за него Бриггс. — Но вы должны…

Уильям не выдержал. Он обхватил Беатрис за ноги и зарыдал.

— Уильям… — Она присела и прижала к себе мальчика. — Все хорошо, милый, все хорошо.

— Не смей плакать, — сквозь зубы процедил Бриггс. По голосу было ясно, что он взбешен.

Если дети увидят плачущего сына, позже установить контакт с ними будет еще труднее. Его не должны запомнить плаксой. Это именно то, чего он всегда боялся, — сына будут унижать и презирать другие дети. Сложившееся о тебе мнение общества непросто изменить. Скорее всего, ему не повезет встретить такого друга, как Хью, который всегда будет рядом, будет внимателен, вынесет и простит вспышку гнева любой силы.

— Если ты не хочешь, чтобы над тобой смеялись, учись говорить о том, что интересно людям. Надо уметь слушать, а не говорить без остановки о том, что никому, кроме тебя, не интересно.

— Бриггс, но ведь Уильям еще ребенок, и ему нравятся открытки. Виноват не он, а другие мальчики.

Беатрис испытывала гнев и не могла понять причину. Ведь это сын Бриггса, его плоть и кровь. Она не может в полной мере понять его чувства в этой ситуации.

— Это не имеет значения. Совершенно не важно, кто виноват, они или Уильям. — Бриггс был непреклонен. — Они отвратительно невоспитанные, и за это должны отвечать их отцы. Однако это не меняет того факта, что слезы Уильяма лишь подтолкнут их к тому, чтобы изменить свое мнение о нем на худшее. Ни мы, никто другой не в состоянии повлиять на мнение детей, они будут делать то, что задумали. Они заставят его страдать, даже пожалеть, что появился на свет. Поэтому он должен научиться скрывать свои чувства. — Он перевел дыхание. — Продолжим наш пикник.

К счастью, речь его произвела на сына достаточно сильное впечатление, чтобы он перестал плакать и вытер слезы.

— Ты больше никогда не покажешь другим, что им удалось тебя обидеть.

— Но мне обидно, — заныл Уильям.

— И все же они не заслужили твоих слез. Никогда не забывай об этом. И они не достойны слышать твой рассказ и видеть открытки.

Они продолжили трапезу, но Бриггс не ощущал вкуса еды. Он всецело отдался гневу, который повлек за собой воспоминания, вызвавшие в душе настоящую бурю.

Время шло своим чередом, и к вечеру все забыли о происшествии. Бриггс смог прийти в себя и наконец вздохнуть полной грудью — пространство вокруг стало менее плотным и наполнилось кислородом. К возвращению в городской особняк он еще испытывал беспокойство, поэтому, дождавшись, когда Уильям удалится в детскую, повел Беатрис в свою спальню, где проделал с ней все, что и прошлой ночью, и они снова получили удовольствие.

Беатрис положила голову ему на колени и тихо произнесла:

— Я понимаю, почему ты призываешь Уильяма не говорить детям о том, что ему нравится. Но вышло так, будто он должен стыдиться своего поступка.

— Ему не должно быть стыдно, и мне не стыдно за него, что, впрочем, не важно. Мое отношение к сыну не изменит отношение к нему ровесников. Они будут… нападать на него, как дикие звери. Они такие и есть, это их стиль. Мне кажется, они даже не вполне осознают свои качества и едва ли могут ими управлять. Это врожденное. Найти слабого и сделать его жизнь невыносимой.

Он никогда не забудет, как один из парней постарше повалил его на землю в деревне. Мать парня была в ужасе от того, что натворил сын, ей было известно, кто такой Бриггс, именно это, а не действия сына, как таковые, напугали больше всего. Самому парню было наплевать, кто перед ним. Придурок… Это слово он бросил прямо в лицо Бриггсу.

И все потому, что тот стал задавать вопросы о погоде, а маленький сын герцога начал что-то объяснять и незаметно перешел на тему климатических условий, благоприятных для орхидей.

Он говорил и говорил, пока не ощутил, как кулак врезается в челюсть. В его голове погода и цветы были темами связанными. В причинах злости парня он разобрался значительно позже, а в тот день ничего не понял.

— Бриггс…

— Беатрис, ты должна мне поверить. Я знаю, о чем говорю.

— У меня нет в этом сомнений. Ты ведь оказался прав по поводу поездки в Лондон, Уильяму было непросто, очень непросто. Однако посмотри, как он радуется теперь, мальчик буквально расцветает на глазах. Он с удовольствием изучает город, ему нравится жить здесь, в этом доме. Его истерики прошли, новые впечатления изменили его к лучшему. Стараясь защитить его, оставив дома, ты бы скрыл от него так много интересного, не позволил испытать много радостных моментов. Это было бы невероятно грустно. К тому же… Если бы ты продолжил ограждать меня от всего, как делал брат… я не узнала бы то, что делает меня счастливой.

Во рту появилась горечь.

— Я не сделал для тебя ничего особенного.

— Сделал. Ты помог мне понять свое тело. Не знаю, как тебе объяснить. Я словно наблюдала жизнь со стороны. Иногда мне казалось, что я не принадлежу к этой семье, я не часть ее. Я всегда была дома. Пока Хью учился в школе, я оставалась дома. Он уезжал на сезон в Лондон, я скучала дома. Я стала каким-то призраком особняка. Мои родители, кажется, иногда забывали о моем существовании. Исключением было очередное обострение болезни. Иногда мама уезжала на сезон в Лондон, а отец открыто приводил в дом любовниц, представляя их гувернантками для меня. Со мной он даже не разговаривал, не замечал… Вел себя так, будто меня не существовало. Я часто слышала, как мама плачет в комнате. Иногда из-за тревоги обо мне, иногда жалея себя. У меня часто создавалось впечатление, будто я нахожусь в стеклянном сосуде, совсем рядом с родными, но отделенная невидимой, плотной стеной. Случалось, все уезжали в Лондон к началу сезона, а меня оставляли совсем одну, только с гувернанткой, потому что доктора настоятельно не рекомендовали испытывать мои легкие городским воздухом. И я научилась путешествовать в своем воображении, научилась фантазировать и мечтать. Так мне удавалось стать счастливее, чем в серой реальности. Вот так… Бриггс, я хочу, чтобы ты знал обо мне все, даже то, какой я была жалкой. Но с тобой все изменилось, ты открыл мне новый мир. В нем мы едины, в нем нет разделения. Это дало мне возможность стать собой. В наилучшем смысле. Не думай о том, что я сказала в то утро, что я не хочу быть Беатрис. Ты показал мне, что быть Беатрис — это хорошо. А ведь раньше я себя не любила. Это чувство стало для меня важнее всех прочих, даже самозащиты. — Она тяжело перевела дыхание. — Ты человек, который получает удовольствие от боли. Если тебе нравится что-то давать, значит, существует тот, кто примет это с радостью. В жизни сохраняется равновесие. Таково ее устройство. Неужели ты не понимаешь, что для достижения прекрасного надо пройти через боль?

— Таковы правила, Беатрис. Игры, подходящие для спальни, не стоит выносить за ее пределы.

В ее взгляде появилось сожаление.

— Это не просто игра, не для меня, по крайней мере. Это гораздо более значимое.

— Беатрис, пойми, я давно научился выглядеть таким… каким должен быть человек моего положения. Я осознал, что не могу потакать каждому своему капризу и демонстрировать свои страсти людям. Но есть в моей жизни места, где я могу это делать.

— Бордели, — кивнула она.

— В прошлом так и было. Я платил женщинам и получал все, что хотел. И отдавал. Но я не мог вести себя так же всегда и со всеми.

— Да, это всех бы шокировало.

— Мы не можем повлиять на то, как к нам будут относиться окружающие. И все же не стоит выставлять всего себя напоказ.

— Я не хочу, чтобы Уильям страдал.

— И я совсем этого не желаю. Больше всего я хочу, чтобы он чувствовал поддержку и защиту. В любых ситуациях. И лучший способ — научить его вести себя, как все.

Он отлично знал, как больно, когда ты не похож ни на кого, когда выделяешься. Такой мальчик будет провоцировать всех задевать его, стоит ему оказаться за пределами Мейнард-парка. И настанет день, когда он решит, что лучше не покидать эти стены, что одиночество все же предпочтительнее.

Ему помог Хью, он научил его вести себя в компании детей.

— Не стоит говорить все время о цветах, Бриггс, — советовал он.

— Я не говорю. Все время.

— Нет, но все же слишком часто. Здесь никому не интересно слушать о качестве почвы, количестве влаги и солнечного света.

— Но я не знаю, о чем еще говорить.

Хью рассмеялся.

— Тебе нравится, как выглядит женская грудь?

Бриггс был шокирован, покраснел до корней волос от стыда. Все это были пока лишь его фантазии, самые сокровенные, но все же он смог ответить:

— Да.

— Вот это их интересует гораздо больше. Если больше ничего не придумаешь, начни обсуждать с ними женскую фигуру.

Уметь шокировать. Уметь обаять. Он всему научился. Стал светским повесой. И это очень помогло.

— Всю жизнь я хотела одного — быть как все. Обычной девушкой, как все остальные. Ожидать будущего, как у всех. Жаль, но это был не мой случай. Если бы не болезнь, тогда, возможно… Тогда меня, наверное, не радовало то, что доставляет удовольствие тебе и мне. Но мне уже ничего не изменить, не распутать тяготящий узел в душе, созданный трудностями и страданиями. Как отказаться от того, с чем жила всю жизнь? Как отказаться от себя? Сделав это, я не смогла бы оставаться той Беатрис, которой являюсь. Однако сейчас я мечтаю вовсе не об избавлении от всех своих недостатков, я больше всего хочу стать… твоей женой по-настоящему. Хочу, чтобы таких ценных моментов было больше, а наша близость была полной.

Бриггс откинулся на подушки и устремил взгляд вверх.

— Если бы мне удалось исправить себя когда-то в прошлом, мне не нужно было бы то, что сейчас.

— Возможно. Но разве можно считать наши желания чем-то плохим и постыдным, раз мы оба получаем от этого наслаждение.

— Для меня существовал единственный способ избежать пренебрежительного отношения отца — стать кем-то другим, любым, но не прежним, — заговорил он после паузы. — Отец презирал меня. Потом, как мне казалось, я нашел человека, который поймет меня, но… она меня возненавидела.

Он остановился почти сразу, не настаивал, не убеждал, понимая, что это бесполезно. Он бы лишь разбередил старые раны. Когда появился Уильям, он решил, что станет лучше своего отца и примет сына таким, каков он есть. Сердце неожиданно сильно сдавило.

А так ли это?

Да, он смог. А сказанные Уильяму слова имели целью лишь поддержать его, наставить на путь, который облегчит жизнь, и совсем не значили, что он считает мальчиков обязанными вести себя так, и только так. В глубине души он на стороне Уильяма. Когда-то и его самого интересовало то, до чего окружающим не было дела. Отец также принял сторону большинства. Как и Серена.

— Я был не тем сыном, какой ему нужен.

— В чем же причина? — Беатрис смотрела на него с неподдельным удивлением. — Это довольно странно. Ты кажешься воплощением идеального наследника. Ты красив и умен, в светском обществе нет человека, который не хотел бы с тобой побеседовать. У твоего отца было немало поводов гордиться сыном.

— Сейчас я не такой, каким был раньше. Я многое в себе изменил. Я научился вести себя так, как следует наследнику титула. Я много сделал, чтобы стать хорошим герцогом Бригамским. Навязчивые идеи, специфические пристрастия, отсутствие гибкости — это не способствует тому, чтобы найти общий язык с людьми. Мне пришлось учиться. Я вытерпел немало боли и обид от детей из деревни, Беатрис. Они наказывали меня за непохожесть на других и словами, и кулаками. В школе приходилось терпеть то же самое, пока на помощь не пришел Хью.

— Значит, и Уильям должен научиться, — тихо произнесла она.

— Тебе не стоит об этом тревожиться.

— Бриггс… расскажи мне о своем отце. Расскажи о своем детстве.

— Я хочу, чтобы ты воспринимала меня таким, какой я сейчас перед тобой. — Он даже сам поверил в то, что говорил. В то, что ему удалось добиться успеха в изменении себя.

Бриггс встал с кровати, и она потянулась к нему.

— Я не могу остаться. — Он покачал головой.

— Почему?

— Ответ тебе уже известен.

Не важно, знала она или нет. Ей не суждено стать для него важнее всего на свете, важнее, чем дела и обязанности. Ее достижения всегда будут ничтожны по сравнению с тем, что он сделал сам.

Он обязан об этом помнить. Неудачи в прошлом так же нельзя забывать лишь потому, что нынешняя жена пустила его в свою постель. Он стал Бриггсом, потому что Филип был неудачником.

Он стоял в зале и размышлял о том, каким все будет, когда он уйдет в мир иной, а герцогом станет Уильям. Воображение рисовало одну картину за другой, от которых пустота внутри становилась все ощутимее.

Отбросив мысли, он зашагал вперед. Надо жить дальше. Он знал, каким должен быть, чтобы подавать лучший пример сыну. Он будет заботиться о сыне и Беатрис. Они его семья, и в жизни нет ничего важнее.

Глава 15

Беатрис несколько дней время от времени мысленно возвращалась к случаю в парке. Вспоминала, как сильно Бриггс обидел Уильяма, пусть и ненамеренно. Она точно знала, что он не желал этого. С того дня Уильям изменился, стал тихим. Она мечтала вновь услышать его веселую болтовню. И все больше утверждалась в мысли, что тот мальчик был не первым, кто так поступил, но отец запретил говорить о произошедшем, поэтому он молчал.

Разумеется, мотивы Бриггса понятны, он от всего сердца хотел уберечь сына от боли.

— Уильям, — Беатрис решилась заговорить первой, — ты не хочешь пойти прогуляться?

— Нет.

От резкого тона кольнуло сердце.

— А чем бы ты хотел заняться?

— Ничем.

— Может, выйдем в сад?

Беатрис не отступала, и вскоре ей удалось уговорить мальчика спуститься в сад, где настроение его немного изменилось к лучшему благодаря увиденным статуям. Беатрис и сама была рада побыть вне стен дома, в Лондоне она редко бывала на свежем воздухе, лишь в дни выездов в парк.

Сад при дневном свете она видела впервые и заметила у одной стены стеклянную пристройку.

— Любопытно, что это? — спросила она Уильяма.

Мальчик проследил за ее взглядом.

— О, я не знаю.

Беатрис поздно сообразила, что он никогда не бывал в этом доме, поэтому задавать вопрос было неразумно.

— Извини, я забыла, что и ты здесь впервые.

— Похоже на то, что есть в Мейнард-парке. Там растут цветы.

— Цветы?

— Да, орхидеи.

Ей известно об оранжерее в Мейнард-парке, ее в разговоре упомянул Бриггс, однако побывать там она не успела.

— Давай посмотрим, — предложила она Уильяму.

Мальчик не заинтересовался ее предложением, однако ей все же удалось отвлечь его от статуй и убедить пойти с ней, что она сочла большим прогрессом в отношениях. Они подошли ближе и заглянули внутрь сквозь стеклянные стены. Внутри все пространство было заполнено цветами. Очень красивыми.

Беатрис решилась открыть дверь и войти. Оглядевшись, замерла от восторга, пораженная яркостью и разнообразием красок, хотя не знала названия всех этих экзотических растений.

— Меня здесь быть не должно, — произнес Уильям.

— Почему?

— Такое правило.

— Откуда тебе знать, где можно быть, а где нет, ведь ты впервые в этом доме?

— Такое правило насчет оранжереи в Мейнард-парке.

— По-моему, глупое правило. К тому же с тобой я, и смогу уберечь тебя от опасности. Она взяла его за руку. Для уверенности. И они пошли вдоль рядов цветущих растений. Краем глаза она уловила шевеление за стеклом, дверь распахнулась, и в помещение вошел… Бриггс. Он выглядел разъяренным.

— Что это значит?

— Мы решили посмотреть на цветы, — ответила Беатрис.

— Уильяму запрещено входить в оранжерею.

— Он говорил, но ведь с ним я и…

— Вон, — процедил Бриггс.

— Но…

— Вон, — резко перебил он.

От злобной гримасы на красивом лице у Беатрис сжалось сердце. Она не понимала этого человека. Характер его слишком сложен. Благодаря ему она каждую ночь испытывала невиданное ранее наслаждение, и он же потом оставлял ее одну, не дав ответов на ее вопросы. Он удовлетворял ее желание и в то же время вызывал еще большее, заставлял страдать.

Бриггс…

Он зол на нее из-за проступка, хотя сам ни о чем не предупреждал. Интересно, как ей угадывать его мысли и не делать то, что запрещено? Если он ждет от нее подчинения правилам, следовало поговорить о них.

— Эти растения очень нежные, — неожиданно произнес он.

Беатрис уже направлялась к выходу, но остановилась. Внезапно она поняла, что дело совсем не в Уильяме, а в самом Бриггсе. И причина не в страхе, что мальчик сломает дорогие ему цветы, она иная, более глубокая.

— Мы пойдем, — сказала она. — Но ты должен отвезти нас на прогулку и развлечь.

— Я должен?

— Именно. Ты ведь хочешь извиниться за то, как чудовищно себя вел? — продолжала она, вскинув голову. — Мы не сделали ничего, что могло вызвать такой гнев. Ты ни слова не сказал о каких-либо запретах, мне в голову не приходило, что вход в какие-то помещения мне запрещен. Ты вел себя грубо и должен загладить вину.

— Ты не смеешь мне приказывать, Беатрис.

— Разумеется, не смею, ваша светлость. — Она произнесла эти слова намеренно, зная, что они воспламенят страсть. Хоть в чем-то она чувствовала себя уверенно. И оказалась права. Глаза Бриггса вспыхнули. Ему нравилась выраженная словами покорность даже в моменты, когда на самом деле ее не было в помине.

И ей удалось настоять на своем — Бриггс отвез их с Уильямом на прогулку в парк. Мальчик окончательно оправился, выбрался из своего мира и был веселее, чем в какой-либо из последних дней.

Беатрис подумала, что непременно поговорит с Бриггсом о случившемся сегодня, и о недавнем происшествии в парке, и о причинах такого его поведения.

Вернувшись домой, они все вместе ужинали, затем Бриггс ушел в кабинет заниматься делами. По крайней мере, Беатрис так полагала.

Она же отправилась к себе и прочитала письма от Хью и Элеоноры, из которых узнала, что оба приедут в Лондон во время сезона, но пробудут, вероятно, лишь несколько дней. Еще совсем недавно новость порадовала бы, ведь наконец удастся увидеть брата и дорогую подругу, однако Беатрис была несколько обескуражена и недовольна тем, что кто-то вторгнется в ее мир. Больше всего волновало, изменит ли это и как отношение к ней Бриггса и то, что происходит между ними в спальне. Не стоит скрывать от себя острое сопротивление тому, чтобы обитатели Байби-Хаус вновь вторгались в ее жизнь. Возможно, она излишне эгоистична, но не может и не хочет себе противиться.

Вечером она ждала Бриггса, но он не появился. Поразмыслив, как поступить, Беатрис все же вышла из спальни и отправилась в кабинет, однако никого там не нашла. Ведомая интуицией, она спустилась вниз и вышла в сад.

Там, где была оранжерея, мерцал приглушенный свет. Вероятно, она права, он отчаянно пытается скрыть что-то очень интимное и дорогое. Как ей показалось ранее, дело не только в цветах.

Бриггс был здесь. И тут же она сможет найти ключик к пониманию его характера. Она была почти уверена, она чувствовала, и очень отчетливо.

Приблизившись к стеклянной стене, Беатрис принялась наблюдать за Бриггсом, склонившимся над одним из цветков. Выдохнув, она решительно толкнула дверь, намеренно не постучав из опаски не быть впущенной.

Спина его видимо напряглась, через пару секунд он все же повернулся.

— Вот ты где, — заговорила Беатрис, — а я везде тебя искала. Сначала зашла в кабинет, уверенная, что ты работаешь. Уильям рассказал, что в Мейнард-парке тоже есть оранжерея.

— Теперь да, но так было не всегда, — нехотя ответил он.

— Но почему ты мне не рассказал?

— Я еще очень давно усвоил, что есть вещи, о которых люди не хотят говорить. Это ни в коем случае не характеризует их плохо, я просто стараюсь прежде выяснить круг интересов и соответственно подбираю темы для разговоров.

— А ты, значит… любишь цветы.

— Да, я увлекаюсь ботаникой и садоводством. Чем сложнее задача, тем мне интереснее, например, выращивание цветов, которым совсем не подходит климат Англии. Мне это очень нравится.

— И как давно?

Он поднял глаза.

— Сколько себя помню.

— Похоже на увлечение Уильяма открытками с достопримечательностями, — тихо произнесла она и огляделась. — Бриггс, ты разве не знаешь, что вы с сыном очень похожи?

— Ему нравятся сооружения из камня, а мне цветы. Это разные вещи.

— Совсем нет. Ты поэтому отреагировал именно так на обидевшего его мальчика. Люди плохо поступали с тобой в детстве?

— Это не важно.

— Очень важно. Твой отец обижал тебя, верно?

— Обижал? — Бриггс горько рассмеялся. — Ты даже представить не можешь, как глубоко он мог ранить.

— Не могу, потому что я не знала твоего отца. Ты мне расскажешь?

— Он ненавидел все это. Ненавидел все, что меня увлекало. На этом закончим разговор.

— Почему?

— Тебе будет неинтересно. Да и мне опостылело видеть скуку на лице собеседника, когда я начинаю говорить о том, что меня волнует. Я не смогу больше выносить ненависть к собственной персоне. И не хочу.

— Я не ребенок, Бриггс, и не стану смеяться над человеком, который говорит непонятные для меня вещи. У меня… никогда не было друзей, ни в детстве, ни позже. Может, мы могли бы стать друзьями?

— Нет, Беатрис. Если бы ты не была изолирована от всех с самого детства, ты относилась бы к Уильяму так же, как остальные дети. Такова уж природа человека. Мы такие, с этим ничего не поделать.

— Как это отвратительно и ужасно.

— Человеческое общество отвратительно и ужасно. С этим не поспоришь.

— И все же, Бриггс, я уже не ребенок. Я многое в состоянии понять, если ты со мной поделишься…

— Я не желаю говорить о себе.

— Это важно для меня. Мне необходимо знать. Ты мне не безразличен, потому меня волнует то же, что тебя. Я смогу понять, прошу, дай мне шанс.

— Если жизнь чему-то меня и научила, так это пониманию одной истины: если отдаешь людям частичку себя, то вскоре найдутся те, кто захочет забрать остальное. Мой отец…

— Я не твой отец, Бриггс.

— Поверь, я бы вас не перепутал.

— Расскажи, почему это занятие так тебя заинтересовало?

— Беатрис, я не желаю теребить старую рану, и ее не исцелить, поверь. Я изменился и научился так жить. Но в свободное время я хочу заниматься тем, что мне нравится.

— Прекрасно, но я ведь только хочу узнать тебя лучше. Если ты готов отвергнуть…

— Хорошо, — перебил ее Бриггс. — Говоришь, хочешь узнать меня лучше?

Он поднялся и подошел к ней так решительно, что она невольно отшатнулась. От него исходили флюиды такой силы, что несложно было предположить, какие сильные чувства он испытывает в данный момент. Беатрис больно задело его нежелание говорить с ней откровенно.

Бриггс взял ее руку и прижал ладонь к своей груди.

— Тебе жаль меня? — спросил он.

— Я не понимаю… — пробормотала она.

— Жаль моего сына?

— Это… это не жалость. Я беспокоюсь об Уильяме. Он такой замечательный мальчик, не такой, как все, он особенный, уникальный. Не важно, причина в его увлечении архитектурой или болезни. Надо смотреть не на то, что снаружи, а на то, что внутри. Иногда одиночество мучает тебя так сильно, что с трудом выдерживаешь. Нет, я не испытываю жалости ни к тебе, ни к Уильяму.

— Ты бы стала, будь тебе известна правда.

— Так расскажи.

— Мой отец всегда хотел сына. Когда родился мальчик, он счел себя и жизнь состоявшейся. А потом появился еще один сын — запасной вариант, так сказать. Но проблема в том, что его драгоценный сын, наследник и надежда, умер. Пришлось довольствоваться… запасным вариантом.

— О, Бриггс, я понятия не имела, что…

— Мой брат умер в десять лет. Мне было два года, я совсем его не помню. Но и тогда отец смог разглядеть во мне слабость в том, где брат преуспевал. Он использовал любую возможность сообщить об этом во всеуслышание. Брат говорил предложениями, когда ему был год, я же был не способен и к четырем годам. Я замыкался в себе все больше. Часто мучился, обдумывая события и проблемы, мне непонятные, многое я даже не был в состоянии выразить. Мне было трудно справиться с мелочами, например шнурками. Вскоре я увлекся растениями. Я хотел изучать их, узнать, как и где они росли. И я стал читать. Много времени проводил в оранжерее дома. Отец же пытался заинтересовать меня совсем другими вещами. Убеждал учиться в школе, а не быть… Он издевался надо мной жестоко из-за того, что я могу поддержать разговор только о своих орхидеях.

— Но ты…

— Да, сейчас я легко веду беседу. Я этому научился сам, но длительный период жизни в изоляции, особенности моего характера, вероятно, сделали процесс долгим и болезненным. Если бы не твой брат, я никогда бы не прижился в школе. Впрочем, это не важно.

— Важно, ведь ты еще помнишь пережитую боль.

— Умение всецело погружаться в процесс иногда помогало мне в жизни. В школе, в управлении герцогством. Также с женщинами, — добавил он, что окрасило румянцем щеки Беатрис. Ей неприятно было слышать, как он говорит о других женщинах.

— Для отца я был и остался запасным вариантом, неудавшимся сыном, которого он не любил и не ценил. Но все же был один способ заслужить внимание отца. Он наказывал меня, когда у меня не получалось поддержать разговор на ту тему, которую он считал важной.

Беатрис не могла не вспомнить о том, как он наказывал ее.

— В детстве человеку трудно собой управлять.

— А ты любишь, когда все подчиняется тебе.

— Да. И еще люблю экзотические цветы. С ними непросто, надо уметь за ними ухаживать. Надо много знать, учитывать множество факторов. В принципе, это похоже на то, как я обращаюсь с женщинами. Наблюдая за дыханием, за выражением глаз, я нахожу ту дозу боли, которая позволит испытать наслаждение.

Он сделал шаг вперед. Беатрис невольно отступила и уперлась ягодицами в консоль для растений, к счастью, на ней ничего не было.

— Ты похожа на орхидею, — продолжал Бриггс. — И ты на моем попечении. Если я буду что-то делать неправильно, ты станешь чахнуть и увядать, а вина будет на мне.

Она начинала понимать. Бриггс взял на себя ответственность за все вокруг, он хотел контролировать все, происходящее в его мире. Таков был результат отсутствия этого чувства в детстве и отчаянного к нему стремления. Она все поняла…

Чувства уверенности, защищенности. Ей самой было нужно лишь это. Она считала, что может положиться на того, кто, по ее мнению, был сильнее. Однако и ее отец всегда действовал исходя лишь из собственных интересов. Мама, которая всегда была рассеяна и подавлена. Доктора… Она готова была довериться им, признать, что они так искусны, как говорят. Они постоянно проводили какие-то манипуляции, даже не спрашивая ее мнения и позволения.

Бриггс же заставил ее ощутить себя в безопасности, небезразличной ему. Стоило ему коснуться руки, стало ясно, что между ними произойдет. Она его орхидея, а он садовник.

— Однажды он сказал, что лучше бы умер я, — произнес Бриггс и сжал губы. — Чтобы вместо брата умер я.

— Как ужасно…

— Посмотри на меня, разве я не преуспел? Больше, чем он. Жаль, что его нет в живых, он не может видеть моих достижений.

— Бриггс… — Она потянулась и поцеловала его со всей накопившейся страстью. Он обнял ее, крепко прижал и ответил так, будто она, и только она была источником его силы. — Я хочу узнать тебя лучше, — прошептала она.

Пальцы принялись развязывать галстук, а потом расстегивать сорочку. Конечно, ее действия за рамками их игры, она может делать только то, что он велит, но приказа не делать не последовало, потому она, воодушевленная, продолжила раздевать его. Она растворилась в его объятиях и поцелуях, весь мир вновь отдалился, а потом и вовсе перестал существовать. Ей нужен был только Бриггс.

Он скинул сорочку и в пылу рванул лиф ее платья, обнажая грудь. Запрокинув голову, Беатрис застонала, когда он обхватил губами сосок, и потянулась вниз, к его мужскому достоинству, расстегнула бриджи и сжала его в руке. Теперь она уже знала, что ей делать, что ему понравится. От возбуждения он с силой сдавил ее плечи, однако не сделал то, чего она так ждала.

Беатрис не считала себя невинной девицей, уже нет. Она отлично понимала, чего хочет, как и то, что будет испытывать. Именно это ей нужно, однако как добиться желаемого? Бриггс хотел ее защитить, а она — стать свободной. К сожалению, достижение цели требовало разных действий.

Его рассказ дал четкое понимание внутреннего состояния до встречи с Хью, внезапно в душе появилась острая потребность обнять его и успокоить. Стать такой, какой он хочет ее видеть.

Рука Бриггса скользнула под юбку.

— Прошу, пожалуйста, — простонала она.

Он подхватил ее и посадил на консоль, а затем склонился и принялся ласкать. Он сводил ее с ума, желание принадлежать ему росло, становилось навязчивым и неуправляемым. Она мечтала ощутить его член внутри своего тела, прочувствовать все, что он может дать.

— Пожалуйста, Бриггс, возьми меня.

Но нет, он не внял мольбам. Напротив, отстранился и замер.

Она смотрела прямо в его глаза, когда внезапно ощутила прикосновение горячей плоти к лону и ахнула.

— Пожалуйста, Филип, не останавливайся.

Он прорычал что-то и подался вперед. Руки сжали бедра с такой силой, что на них непременно останутся синяки. Ее девственность была уничтожена, она испытала боль, которой наслаждалась. Она была новой, ничего подобного раньше не доводилось чувствовать. Она вспыхнула глубоко в теле и разлилась по нему, отчего стало даже трудно дышать.

Бриггс замер на несколько мгновений, но вскоре стал двигаться вновь, в действиях его не было нежности, нет, каждый толчок был яростным, заставлял трястись консоль под ней и стену, о которую она ударялась. Поверхность была шершавой, царапала ягодицы, доставляя боль и еще больше наслаждения. Беатрис полностью отдалась ощущениям, понимая, что каждое движение Бриггса приближает ее к пику, к наивысшему блаженству.

Он погрузил пальцы в ее прическу, ухватил прядь волос и потянул. Волна мгновенно накрыла ее, боль смешалась с наслаждением. Изнутри наружу рвалась некая сила, это тоже было ново и приятно.

Вскоре все закончилось, и Беатрис вышла из забытья, обнаружила, что Бриггс держит ее на руках, крепко прижимая к себе.

— Этого не должно было случиться, — глухо произнес он.

Она провела ладонью по его щеке, чувствуя переполняющую изнутри нежность.

— Должно было, Бриггс, иначе невозможно, ты всегда был нужен мне, я всегда хотела, чтобы ты дал мне именно это.

— Я подверг тебя опасности.

— Ни я, ни ты, мы не можем знать, насколько и когда рискуем.

— Я знаю, ведь ты принадлежишь мне.

— Я не орхидея, не надо держать меня в стеклянной оранжерее. Я не такая хрупкая.

— Ты приняла метафору, потому что она тебе выгодна.

— Прекрасная метафора. Но в моей жизни все иначе. Я хочу быть с тобой, ощущать кожей, каждой клеточкой. Внутри и снаружи. Разве мы уже не разобрались с тем, что я не невинная девушка, которую ты обязан оберегать? Я могу помочь тебе избавиться от преследования демонов, дать облегчение, которое ты больше ни от кого не получишь. Не надо обращаться со мной, как с ребенком.

— Так обращаются не с ребенком, а с дорогой женщиной. Ты моя. В детстве мне никто не дарил такое внимание и заботу. Однажды мой отец уничтожил все цветы, на выращивание которых я потратил несколько лет. Все до одного. Мне тогда было тринадцать. Ему нравилось разрушать мой мир, но делал он это только после того, как я вложил в его создание много труда, чтобы потеря стала ощутимее. В доме у меня не было ничего своего. По-настоящему. Стены не раз слышали, как он со злостью выкрикивал мое имя, когда я допускал, по его мнению, очередную ошибку.

Его имя.

Проклятия в адрес его цветов.

Отец ненавидел в нем все, каждую черту.

Беатрис провела ладонью по щеке.

— Я не испытываю жалости к тебе из-за такого обращения отца, мне жаль его. Я сочувствую ему, потому что он так и не узнал, какой его сын на самом деле. Мне страшно от мысли, что и я могла не узнать тебя настоящего. Это была бы трагедия.

— Отец знал меня лучше, чем кто-либо в этом мире.

— Я должна знать лучше, ведь я твоя жена.

— Быть женой — не главное, милая моя. — Он коснулся ее подбородка. — Серена была моей женой, но не стремилась узнать меня. Она хотела только комфортной жизни, хотела родить ребенка…

— Ты никогда не позволишь мне иметь ребенка?

— Я не тот, кто решает такие вопросы.

— Но можем ли мы доверять в этом докторам, которые лечили меня с детства? Они получали огромные суммы благодаря тому, что я болела. Может, нам стоит поговорить с другим доктором? Прошу, мы ведь можем попробовать. — Она посмотрела на него так, что сжалось сердце. — Или… ты не хочешь, чтобы я родила тебе ребенка?

— Беатрис…

— Я права? — Взгляд скользил по его лицу в поисках подтверждения опасений. — Ты не хочешь, чтобы у нас был ребенок?

— Я не планировал вновь вступать в брак. Согласившись жениться на тебе, я был уверен, что никогда не прикоснусь к тебе. Дай мне время, чтобы принять изменения.

— Ты согласен проконсультироваться с другим доктором? — спросила она и тяжело сглотнула.

— Беатрис…

— Тогда отнеси меня в постель. Ты можешь изливать семя не в мое тело, но, прошу, не отказывай мне в близости. — Она смотрела на него с мольбой. — И еще, пожалуйста, никогда не прикасайся к другой женщине.

Он подхватил пальто, лежавшее на соседней консоли, и накинул ей на плечи. А потом взял на руки и вышел из оранжереи.

В доме он сразу прошел к лестнице и поднялся наверх, в свою спальню. Положив ее на кровать, стал раздевать ее, покрывая поцелуями открывающиеся участки тела. А потом разделся сам. Тогда Беатрис поняла, что впервые видит его полностью обнаженным, раньше он никогда не снимал всю одежду. Прижавшись к нему, она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы счастья. Он прекрасен, и он принадлежит ей. Они вместе, а больше ей ничего не нужно.

Это была первая ночь, которую они провели вместе до самого утра.

Глава 16

Следующие несколько дней Беатрис пребывала в состоянии счастья, которое, впрочем, казалось ей весьма зыбким.

Они с Бриггсом уже несколько раз занимались любовью так же, как в оранжерее, и каждый раз это захватывало ее все больше, стало настоящим откровением. Она не представляла, что внутри хранится столько неизвестного, и твердо решила продолжить познание себя.

Сегодня Элеонора и Хью прибыли в Лондон. Бриггс отправился с братом в палату лордов, а они с подругой должны встретиться за чаем.

Беатрис была взволнована. Она впервые выступала в роли хозяйки дома. И она действительно была хозяйкой. Настоящей женой Бриггса. Все было ново для нее, и приготовление угощения, и выбор наряда для выхода — ничего подобного никогда не было в ее жизни.

Она решила, что могла бы называть его Филипом, однако, попытавшись однажды, почувствовала некую наигранность, неестественность и вернулась к привычному прозвищу.

Рассматривая себя в зеркале, Беатрис замечала в глазах нечто новое, искру, которой не было прежде. Платье мятного цвета, выбранное для чаепития, очень ей шло, она выглядела красивой и посвежевшей. Возможно, причина вовсе не в наряде, а в том, что и эту ночь она спала, прижимаясь к Бриггсу.

Дверь отворилась, и вошла экономка.

— Ваша светлость, прибыла мисс Элеонора Гастинг.

Беатрис вышла из спальни и спустилась в утреннюю гостиную, где ее уже ждала гостья.

— Элеонора! — воскликнула Беатрис, обнимая подругу.

Она была такой же милой и красивой, как прежде. Наряд из светло-голубого шелка подчеркивал цвет глаз.

— Как ты? — спросила Беатрис. — Прошу, скажи, что Хью не превратился в чудовище.

— Все как обычно. — Элеонора отвела взгляд, что дало повод для волнений.

— Что случилось?

— Ничего. Я приехала в Лондон на весь сезон, надеюсь найти здесь мужа. Это ведь хорошо.

— Это прекрасно. Ты же именно этого хотела.

— Я не такая, как ты, Беатрис. Даже выйдя замуж, я не получу того положения в обществе, которое даст гарантии. — Элеонора вздохнула. — Прости, я говорю что-то не то. Мне известно, что Хью не хотел, чтобы ты выходила замуж.

Беатрис покачала головой.

— Я вовсе не злюсь на тебя.

В следующую секунду распахнулись двери и появилась служанка с сервировочным столиком на колесиках. Она поставила перед дамами чудесные сэндвичи и аппетитные пирожные, а также два чайника и две роскошные чашки на блюдцах.

— Мне нравится быть замужем, — улыбнулась Беатрис. Стоило вспомнить Бриггса, и она залилась краской. — Я хотела сказать, что рада принять тебя в своем доме.

— А что Бриггс?

— Он нравится мне все больше.

— Неудивительно. Ты всегда была к нему неравнодушна.

Ей так много хотелось бы рассказать Элеоноре, однако… она не была уверена, что стоило. Элеонора так сильно влюблена в Хью, не хотелось бы ставить ее в неловкое положение. Впрочем, она никогда не заговорит с ним о таких вещах.

— Я хочу проконсультироваться с доктором. О рождении ребенка, — призналась Беатрис.

Элеонора была потрясена.

— Но ведь они сказали, что тебе…

— Я прекрасно помню, что они сказали. Но я… — Она почувствовала, как краска заливает лицо. Теперь уже ничего не скрыть. — У нас была… близость.

— Беатрис…

— Я не смогла… Мы не смогли. Ах, Элеонора, ты не поймешь. Он часть меня, мы две половинки, он…

— Ты влюблена, — тихо произнесла Элеонора.

Слова ударили в грудь, звуки разлетелись в голове, словно трели. Неужели? Как ужасно осознавать это.

— Мне казалось, любовь другая.

— Разве он не мил?

— Он… Я не могу объяснить. Но, прошу, не говори о нас Хью.

— Ты замужем. Он же не думает, что может контролировать все, в том числе и ваши с Бриггсом… отношения.

— И все же, пожалуйста, не говори ему. Он желал, чтобы Бриггс занял его место в моей жизни, но все сложилось совсем не так… У нас другие отношения. Он не мой опекун, он мой муж. Не знаю, люблю ли я его, но рядом с ним… сердце мое бьется быстрее, кажется, оно выпрыгнет из груди. Я не смогу без него жить, сразу умру.

— Насколько я понимаю, — ласково произнесла Элеонора, — это и есть любовь.

— И ты так же сильно любишь моего брата, — решилась произнести Беатрис.

Элеонора опустила глаза.

— Это невозможно.

— Ты говоришь так, потому что уверена: если брат что-то решил, его не переубедить. Это единственная причина, правда, довольно весомая.

— Я надеюсь, ты сможешь объяснить ему… Признавшись в своей любви к его лучшему другу, ты могла бы намекнуть… И надо непременно рассказать ему об идее, связанной с рождением ребенка.

— Нет, я не смогу. На сложившееся у него видение ситуации мне не повлиять.

— Да, я понимаю.

— Происходящее между мной и Бриггсом очень личное. Я уверена, это любовь.

Беатрис помрачнела. Ведь она представляла, что любовь — это красиво и трогательно, как в романах, которые она читала, и не похоже на те острые эмоции, которые она испытывала всякий раз в объятиях Бриггса, когда казалось, что умирает. В спальне между ними не происходило ничего, что можно было назвать романтичным. Так было и в оранжерее, и в ее спальне. Ощущения переполняли ее, доводили до исступления. Радость, ликование сменялись тоской, болью и наслаждением. Занимаясь любовью, они выпускали наружу желания, скрытые в самых темных уголках, представали друг перед другом с самой нелицеприятной стороны. О них никто бы не захотел написать роман, потому что он получился бы неприличным, вызывающим. Они были натурами слишком порочными и сложными для понимания. В ее жизни и раньше было много сложностей и мало светлых моментов, и Беатрис представить не могла, что некто сможет повернуть это под другим углом, открыть понятный ей смысл. Бриггс изменил ее взгляды на все пережитое, дал понять, как оно ценно для обретения себя. Без прошлого не было бы ее настоящей. Он помог ей, научил чувствовать.

— Надеюсь, в этом сезоне я встречу и полюблю человека, с которым смогу построить семью. Он будет, например, вторым сыном графа.

— Но ты ведь этого не хочешь, тебе не нужен второй сын графа.

— Нет. Но совсем не потому, что он не наследник титула. Просто я не знаю, как любить другого мужчину… не его светлость.

— С каких пор ты так его называешь?

— Мы ведь в Лондоне, надо соблюдать правила.

— Он так велел? Он отругал тебя?

— Он прав. — Щеки Элеоноры порозовели. — Мы выходим в свет, нельзя вести себя так, как дома. К тому же я не его сестра.

Беатрис пристально вглядывалась в лицо подруги, пытаясь понять… Что-то произошло?

Она всегда считала, что Хью ни за что бы не допустил связи с Элеонорой, это показалось бы ему отвратительным. Брак между ними был невозможен по нескольким причинам, и все же сейчас она задумалась…

За последнее время она узнала немало нового и поняла, что, подходит невеста жениху или нет, не столь важно, когда испытываешь влечение, когда чувствуешь, что желанна, когда два человека совпадают во всем почти идеально, даже не верится, что такое возможно.

Любовь бывает неудобной. Если она и научилась чему-то у Эммы, то, прежде всего, этому. Часто бывает, что объектом ее оказывается человек, вызывающий раздражение, совсем не тот, которого хотелось бы видеть.

— Как я рада, что ты в Лондоне, — призналась Беатрис. — Мне ведь даже не с кем было поговорить, кроме Уильяма и Бриггса, а им… всего не расскажешь. Мне не хватало настоящей подруги. Прости мне такое признание, ты не замужем, но знаешь, физическая близость — это прекрасно.

Элеонора рассмеялась.

— Мне это известно.

— Элеонора! — Беатрис была потрясена.

— О нет, не в этом смысле… Но я тебя понимаю.

Скорее всего, Элеонора не могла и представить всего, что происходило между ней и Бриггсом. Пожалуй, это вообще мало кому могло быть понятно. Но главное, что это доставляло удовольствие им. Подробностями она не станет делиться ни с кем и никогда. Это очень личное.

— Знаешь, я не думаю, что он меня любит, — призналась Беатрис. — Или я пока что-то не понимаю. Он…

— Он хороший отец? — спросила Элеонора.

— Очень… трогательный, — ответила Беатрис с улыбкой.

— Трогательный?

— Я бы так сказала. Не могу подобрать другое слово.

— Мне сложно представить герцога в роли отца. Учитывая его репутацию.

Беатрис задумалась на несколько мгновений.

— Я думала о том, какова репутация Бриггса. Его пытаются изобразить хуже, чем он есть, и слишком преувеличивают.

Это правда. Бриггс не был повесой в том смысле, какой и она когда-то вкладывала в это слово. Но это вполне простительно, совсем недавно она ничего не знала об этой составляющей человеческой жизни. Он был ярким мужчиной, они испытывали друг к другу непреодолимое влечение, хотя все, конечно, непросто. Впрочем, многие люди сочли бы подобные вещи недопустимыми, даже развратными и никогда бы их не поняли. Но это ведь их жизнь, их мир, им не нужно ничье одобрение. Они были искренними, в отличие от самого общества, которое охотно бы взялось их судить, хотя само выставляло напоказ правила, тайно нарушаемые так или иначе почти всеми. То, что происходило между Беатрис и Бриггсом, было не развратом или тем более открытым бунтом против устоев. Каждый из них хотел и был таким, кто нужен партнеру. В такие моменты Беатрис чувствовала себя сильной и защищенной, была счастлива и благодарна.

— Я рада, что ты нашла свое счастье. — Слова Элеоноры вывели ее из задумчивости.

— А я совсем не рада, что его еще не нашла ты.

— Это случится, я надеюсь, и очень скоро. Мне очень повезло в моем положении быть принятой в вашу семью. Я веду себя неблагодарно, желая большего, ведь получила то, на что и не надеялась. Мне не стоит мечтать достать звезду с неба и стать женой твоего брата. Сердце глупое, ему не прикажешь. Я буду любить его всегда, но могу при этом выйти за другого.

— Тебя бы это устроило?

— Я бы смирилась.

— А что же с мужем? Ты смогла бы с ним жить?

— Осмелюсь заметить, что немногие люди ожидают найти в браке любовь и счастье.

— И я не ждала ничего подобного. Но муж стал очень дорогим мне человеком. Он такой сильный, порой… суровый и отстраненный. Но я часто испытываю желание обнять его, прижать к груди и защитить от всех жизненных невзгод.

— Он скорбит по супруге?

— Нет. Она… оскорбила его, и очень серьезно. — Слова вырвались сами собой, едва мысль пришла в голову.

— О, вот как.

— Я знаю и понимаю его лучше, чем кого-либо из близких мне людей. Я позволила ему делать с собой то… И все же многое мне неизвестно.

— Полагаю, это редкое счастье, когда брак длится всю жизнь.

— Да, я с тобой согласна.

— Мне остается лишь надеяться на то, что я найду мужчину, который станет мне хорошим супругом.

— Будем молиться, чтобы он появился сегодня, красивый и галантный, — улыбнулась Беатрис.

— Будем, — кивнула в ответ Элеонора.

Бриггс понимал, что не просто нарушил данное другу обещание, он с головой погрузился в роман с молодой женой. Держаться от нее подальше было выше его сил.

«Филип. Прошу».

Слова снова и снова эхом разносились в голове. Она умоляла его, впервые, пожалуй, называя по имени, чтобы он взял ее.

Он не смог воспротивиться своему желанию. Беатрис была в те минуты невероятно соблазнительной, жаркой, охваченной страстью. Он проводил с ней почти каждую ночь, растворялся в ней, понимал, что безвозвратно далек от того, как должен был держаться с супругой, и медленно погружался все глубже в пучину своих темных желаний, увлекая ее следом.

Но он ни разу не излил в нее семя. Беатрис была непреклонна, намеревалась поговорить с доктором о рисках вынашивания ребенка.

Впрочем, Бриггс понимал, что предпринимаемые меры вовсе не дают гарантии, что зачатия не случится. В голове возник образ Беатрис, тело которой округлилось в ожидании малыша. Серена запрещала ему прикасаться к ней, когда была беременна. Вполне возможно, Беатрис поступила бы так же. Однако он был уверен, что она не стала бы скрывать от него свое тело, как и он не стал бы ее избегать, несмотря на изменения, счел бы его соблазнительным.

Совсем не о том ему следует думать сейчас, в карете, которая везет его с женой на бал, где будет ее брат.

Беатрис склонила голову ему на плечо. Ей так легко давались случайные прикосновения. Она часто касалась его, будто невзначай. Казалось, ей также ничего не стоило установить доверительные отношения с Уильямом, ставшие приятными для обоих. Он даже не представлял, как все, что она привнесла в семью, было необходимо. Бывают ситуации, когда важно именно легкое прикосновение, ободряющее, дающее поддержку. Напоминающее, что дорогой человек всегда рядом. Исключив когда-то для себя подобные отношения, он потерял и это.

«Признай, ничего подобного никогда не было в твоей жизни».

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — произнес Бриггс. Сосредоточение на ее физической красоте помогало отвлечься от неприятных мыслей.

На Беатрис было малинового цвета платье, которое казалось ему невероятно сексуальным, хотя совсем не было более открытым, чем все остальные наряды. Вероятно, дело было в цвете, связанном со страстью и наводящем на греховные мысли, а возможно, с его личным восприятием.

О греховных действиях он знал все, но не позволял себе многое с Беатрис. И все же сейчас он не мог думать ни о чем другом. В следующий раз он непременно выведет ее в сад, и они будут заниматься любовью на открытом воздухе.

— Когда ты начала тайком уходить из дому?

Этот вопрос стал мучать его недавно.

Когда он увидел Беатрис впервые, она произвела впечатление бледного, измученного ребенка, и он не мог вспомнить, когда она изменилась. Возможно ли, чтобы она просто очень хорошо притворялась?

— В четырнадцать. Ночью я вылезала через окно спальни. Иногда думала… что было бы неплохо умереть в такие моменты. Я невыносимо устала от замкнутого пространства дома.

— А мне это совсем не кажется хорошей идеей.

Только сейчас он осознал, что начинает понимать многие ее мечты. Например, навязчивое желание иметь ребенка. Собственное здоровье и угроза жизни ее не волновали, гораздо сильнее была жажда познания мира и получения опыта. Способов для этого было немного, и один из них — появление ребенка.

— Теперь я на многое смотрю иначе. Однако следует признать, что мы подвергаем себя риску каждый день уже тем, что встаем с кровати.

— Для многих это настоящий риск.

— Возможно. Оттого мне дороже становилась жизнь. Я ценила каждый шанс прогуляться при лунном свете. Мне пришлось значительно постараться, прибегать к хитрости просто для того, чтобы покачаться на качелях в парке. Не говоря уже о том, чтобы выйти замуж. Разве вы не понимаете, как дорого мне все, что я имею?

— Ты очень сильная, Беатрис. Я восхищаюсь тобой, но…

— Хотите и обязаны меня оберегать.

— Да.

— Ради меня самой или данного Хью обещания?

Слова застряли в горле, он не сразу смог заставить себя произнести их.

— Ради себя.

Она приоткрыла рот, но промолчала и спешно отвернулась.

В полной тишине они доехали до особняка леди Смайт. Едва они переступили порог бального зала, как Бриггс увидел Хью.

Он подошел к другу, проводив глазами Беатрис, которая вместе с Элеонорой присоединились к группе дам.

— Как вы находите Лондон? — спросил Бриггс.

Лицо Хью осталось непроницаемым.

— В бальной карте Элеоноры нет пустого места, полагаю, это успех.

Однако выглядел он как человек, готовящийся к казни, а не довольный опекун. Герцога определенно что-то тревожило. Бриггс был готов помочь, если сможет. И все же в глубине души понимал, что лучше не касаться темы, не пытаться понять, что волновало друга. Только не после того, как он сам предал его доверие.

«Но ты выполнил желание Беатрис».

Внезапно он понял, что, при всей любви и уважении к другу, это для него важнее.

— Это полностью ваша заслуга, — сказал Бриггс.

Хью перевел на него взгляд.

— А как вам живется в Лондоне?

— Как всегда. Беатрис довольна, наслаждается сезоном.

— Хорошо. — Хью кивнул и огляделся.

— Уильям тоже рад, — продолжал Бриггс, и сам удивился своему порыву. Обычно он не говорил о сыне даже с Хью.

Тот приподнял бровь, выказывая удивление.

— Приятно слышать.

— Беатрис заменила ему мать. Он заметно изменился за то время, что она с нами. Вероятно, и я мог бы стать другим, окажись рядом женщина, которой я не был безразличен?

Он не вполне понимал, почему говорит это. Может, потому, что Хью был единственным, кто знал все о его трудностях в школе. О той неуверенности в себе, которую он испытывал, о неспособности наладить контакт с другими детьми.

— Приятно, что и для вас в этом браке нашлось что-то полезное.

— Надеюсь, для нас всех.

— Надо признаться, я надеялся услышать больше.

— Ваша сестра очень сильная женщина. — Ему не удалось скрыть восхищение, впрочем, почему он непременно должен? Хью сможет понять, ведь он знает свою сестру.

Женщина. В голове впервые мелькнуло это слово. Прежде он думал о ней как о девушке. Сильной и милой. Но теперь она женщина, он сделал ее женщиной…

Внезапно взгляд Хью стал напряженным. Бриггс проследил за ним и увидел, что Элеонора вышла к танцу с мужчиной.

— Я его не одобряю, — произнес Хью.

— Вы об Абернати? Почему?

— Вам должно быть известно.

— Потому что его часто можно увидеть в борделях?

— У него извращенные вкусы.

— И у меня, как вам известно.

Хью одарил его взглядом, который Бриггс выдержал с трудом.

— Да, но я уверен, что мою сестру вы не втянули в свои игры. В противном случае я бы смотрел на вас так же.

Бриггс стиснул зубы.

— Но Элеонора вам не сестра.

— Нет. Совсем нет.

Беатрис отошла от кружка дам и направилась к ним. Одарив мужа лучезарной улыбкой, она перевела взгляд на брата:

— Рада тебя видеть.

Он понимал: не будь они на балу, она бросилась бы Хью на шею.

— И я тебя. Лондон пошел тебе на пользу.

— Да, — Беатрис вскинула голову, — определенно. Помню, ты говорил, что это невозможно.

— Я рад, что ошибался.

— Как странно, не ожидала, что герцог Кендальский способен признать ошибку.

Она говорила уверенно и звонко. Цель ее была, скорее всего, дать понять, что не все теперь ему подвластно. Бриггс был впечатлен ее выпадом и оценил способности.

— Пожалуй, я вас оставлю, — произнес он.

— Дорогой супруг, — Беатрис заставила его задержаться, — мне кажется, вы должны пригласить меня на танец. И мы сможем проследить за Элеонорой, что понравится моему брату, и он перестанет бросать на нее взгляды острые как кинжал.

— Ничего такого я не делаю.

— Делаешь. Надеюсь, ты не поведешь себя еще хуже. — Беатрис решила быть настойчивой.

— Что это значит?

— Значит, что я надеюсь, ты не будешь вести себя с ней еще хуже, — повторила Беатрис. — Возможно, ты поступаешь так из желания защитить ее от чего-то или просто не хочешь, чтобы другому принадлежало то, что ты никогда не возьмешь сам. Я лишь желаю ей счастья.

— С этим человеком она не будет счастлива. — Кендал ощетинился, и Бриггс впервые подумал, что жена превзошла в смелости его самого.

— Позволь ей самой решать, что ей нужно для счастья. — Беатрис вздохнула. — Ты не сможешь защитить всех близких от всего плохого. Как и заставить поступать так, как, по твоему мнению, лучше для них.

— Разумеется, смогу, я ведь герцог, — уверенно ответил Кендал.

— Ты упрям как осел, — выпалила Беатрис и повернулась к мужу: — С меня довольно, идемте танцевать.

Бриггс пожал плечами и позволил жене увлечь его в сторону танцующих.

— Весьма смело с твоей стороны, — сказал он, когда они отошли на то расстояние, на котором Хью не мог их услышать.

— Мне жаль Элеонору, она так страдает от любви к нему. И он не должен вести себя как ревнивый влюбленный, когда не собирается предпринимать никаких шагов…

— Беатрис, — мягко остановил ее Бриггс, — даже в случае, если вдруг она и привлекала его каким-то образом, хотя он ни словом ни разу об этом не обмолвился, их брак невозможен, тебе известно, она ведь ниже его по положению, и он ее опекун.

— Я отлично все понимаю. — Беатрис перевела дыхание. — И Элеонора тоже. Но не может себя изменить. Если Хью действительно желает ей счастья, должен позволить самой принять решение. И оставить ее в покое.

— Человеческое сердце ужасная вещь, им невозможно управлять, — улыбнулся Бриггс.

— Да, так и есть, — кивнула Беатрис.

Глаза ее странным образом засветились, и он отвернулся, будто бы стараясь найти глазами Элеонору. Девушка выглядела так, словно была вполне довольна собой и происходящим, тем, что ей выпал шанс менять партнера каждый танец. Бриггсу не нравились женщины ее типа — очень светлые блондинки. Они казались ему холодными и надменными, особенно сейчас, когда он может провести рукой по мягким темным локонам Беатрис.

Но нельзя не признать, что многие мужчины без ума от красавицы. У Элеоноры нет ни титула, ни своего приданого, но она находится под покровительством герцога Кендальского, который готов дать за ней немало. В таком случае, скорее всего, найти партию не составит труда.

Как странно спустя долгое время оказаться на подобном приеме с супругой. Нет необходимости изворачиваться, чтобы избежать внимания матушек взрослых дочерей, он женат, а потому им неинтересен. Впрочем, он едва ли сейчас заметит, если все же кто-то и смотрит на него с любопытством.

В реальность его вернуло прикосновение Беатрис.

— Ты где-то далеко.

— Нет, я здесь, я рядом.

— Помню, как сейчас, с каким нетерпением я ждала возможности поехать на бал, а теперь я мечтаю скорее уйти, чтобы остаться с тобой наедине.

— Не будь здесь твоего брата, я отвел бы тебя в сад.

— Идея мне нравится, только на этот раз я бы предпочла доставить тебе удовольствие.

От одной мысли у него сбилось дыхание. Нельзя давать ей повод вот так открыто его провоцировать. К счастью, окружающие, увлеченные танцем и своими собственными делами, похоже, даже не смотрели в сторону герцога Бригамского и его супруги.

Он принялся медленно поднимать руку, скользя по ее спине между лопатками, и остановился у основания шеи. Она отчетливо ощутила давление пальцев и затаила дыхание.

— Это то, что будет, но позже, — тихо произнес Бриггс.

— Ловлю на слове. И знай, сегодня я настроена особенно плохо себя вести.

— Тебе понадобится твердая рука.

Ее улыбка осветила весь зал. Волна исходящей от нее энергии ударила прямо в грудь.

— Надеюсь, так и будет.

Бриггс отстранился от Беатрис, почувствовав, прежде чем заметил, что на него кто-то смотрит. Так и есть, взгляд герцога Кендальского острее тысячи ножей. Как он ошибся насчет интересов публики. Надо было прежде позаботиться о женщине для Хью, чтобы сместить фокус его внимания. Впрочем, здесь друг едва ли найдет ту, что будет ему по душе. Он не разделял пристрастия Бриггса в полной мере, однако любил жесткий секс и никогда не искал партнерш среди дам благородного воспитания.

— Пойдем.

Бриггс повел Беатрис через боковой выход на террасу, явственно ощущая, что Кендал идет за ними. Сейчас он совсем не в настроении обсуждать с другом личную жизнь.

— Что-то случилось? — Беатрис подняла на него глаза.

— Полагаю, очень скоро станет ясно.

— Что все это значит?

Голос брата заставил ее обернуться.

— Почему вы двое флиртовали друг с другом самым возмутительным образом?

— Ты забыл, что мы женаты? — сказала Беатрис. — Что плохого мне может сделать муж?

— Оставь это, нам всем известны обстоятельства вашего брака.

— Они никому не известны, кроме нас двоих.

Ах, как замечательно ей удалось сбить с него спесь.

— Бриггс, — Хью повернулся к герцогу, — кажется, я просил вас лишь об одном.

— Да, дорогой друг, вы просили заботиться о вашей сестре должным образом, просили, чтобы я относился к ней, как опекун.

— Похоже, вам не удалось.

Бриггс понимал, что вот-вот переступит черту. На раздумья, стоит ли сдержаться или даже повернуть назад, хватило мгновения — нет, он не хочет.

— Похоже, вы желаете испытать то же со своей подопечной, потому проецируете на меня злость, которую чувствуете к себе.

Хью сделал шаг вперед.

— Как вы посмелели усомниться в моей порядочности!

— Я не слепец, Кендал, и прекрасно знаю, как выглядят ревнивцы.

— И мне известно, как мужчины смотрят на женщину, когда мечтают уложить ее в постель.

— Ты ставишь мне в укор, что я спала с собственным мужем? — вмешалась Беатрис. — Это не твое дело, Хью, в этом вопросе ты не имеешь права голоса. Подобное даже для тебя слишком. Это моя жизнь.

— Рождение ребенка может тебя убить.

— Возможно, но быть женой Бриггса и не подарить ему ребенка тоже не прибавит мне счастья. Я смогла бы двигаться и дышать, но разбитое сердце доставляло бы невероятную боль каждую секунду.

Хью отступил, сжал зубы так, что заходили желваки. Однако он быстро справился с шоком от услышанного.

— Он не рыцарь круглого стола, Беатрис, он чудовище. В конце концов, ты сгоришь, как в огне.

— Может, мне нравятся чудовища. И огонь я люблю. Только ты считаешь меня слабой. — Она помедлила пару мгновений и продолжала с прежним пылом: — Если же ты намерен вмешиваться, то сначала разберись в своей жизни, признай то, чего так боишься. Ты пытаешься убедить меня, что я не права, потому что не хочешь даже допустить мысли, что сам ошибался. И еще, не думай, что меня шокируют вкусы Бриггса, я разделяю их, мне также это приятно. Вот так мало ты обо мне знаешь.

— А тебе точно известно, как и почему скончалась его первая жена?

Бриггс сделал шаг вперед:

— Вы заходите слишком далеко.

— Знайте, что вы заходите слишком далеко, если обращаетесь с моей сестрой так же, как со своими шлюхами.

— Ты предпочел бы видеть меня женой человека, проводящего ночи в борделях, а не с женой? Притом, что она этого хочет?

— Ты не можешь понять…

— Я не могу понять? Все детство я истекала кровью, меня резали и кололи. Процесс спасения моей жизни был не чем иным, как острой болью. Боль и одиночество. Теперь я хочу сама решать, как жить. Цена за то, что я здесь, заплачена… И я не стану слушать твои нравоучения о том, как мне поступать. Это будет мое решение, не твое. И еще я не позволю тебе разговаривать с моим мужем в таком тоне.

— Я не смогу называть вас другом, зная, что вы подвергаете риску жизнь сестры.

— Пожалуй, и я не смогу, если вы противитесь счастью своей сестры. — Не говоря уже о том, что Хью позволил себе заговорить о Серене, вспомнить о ее смерти. Надавить на болезненную точку, напомнить о проходящем чувстве вины. — Идем, Беатрис. Думаю, нам пора домой.

— Да, — кивнула она, но прежде, чем сделать шаг, провела рукой по его щеке и страстно поцеловала в губы. — Я мечтаю скорее вернуться домой.

Они прошли мимо герцога Кендальского, даже не повернув головы в его сторону, но тот остановил Бриггса, сжав руку.

— Это предательство. Вы не заслуживаете уважения.

— Меня совсем это не шокирует, в конце концов, теперь вы будете относиться ко мне, как все прочие, и, как прежде, у меня не будет ни друзей, ни добрых знакомых. Но у меня есть Беатрис, она так никогда не поступит.

— Пока не поступит.

— Пусть и пока.

— Если она родит и умрет…

Слова пронзали грудь, как удары острого кинжала. При одной мысли об этом тело сковывал страх.

Но он узнал Беатрис довольно для того, чтобы понять, чего она хочет, жаждет, что способна выдержать. И он знал, что она никогда не будет по-настоящему счастлива, если лишить ее этого, она не станет довольствоваться жизнью вполсилы. Она должна получить все. Будь он проклят, если станет тем, кто лишит ее счастья.

— Я никогда себе не прощу. Но не воспользуюсь, как вы, привилегией сделать ее безвольной куклой, обращаться, как с ребенком. У меня есть сын, и я знаю разницу между отцом и мужем. Я ей не брат и не отец. Она моя жена, я стал для нее приговором.

— Это лучше, чем виселица.

— Беатрис не ребенок. Я не могу изо дня в день смотреть, как с ней обращаются, словно с болезненным ребенком, слабым и неразумным, не понимающим себя и своих желаний.

— Таким образом вы витиевато даете понять, что не можете удержать свой член в штанах.

— Возможно, и не могу. Я хочу ее. И, как видите, она совсем не расстроена по этому поводу. Она всего-то и мечтала попасть на сезон в Лондон, Кендал, чтобы мужчина стоял в дальнем углу залы и наблюдал за ней. Смотрел с желанием. И я стал таким мужчиной. Сама судьба соединила нас в жарком огне наслаждения, мы поняли, что созданы друг для друга. И мне не стыдно за себя и свои действия, поверьте.

— Я умываю руки.

— Надеюсь, это касается не только меня, но и Беатрис. Она моя жена, моя семья, моя обязанность — ее защищать.

Бриггс развернулся и ушел, оставив в одиночестве единственного друга, которого приобрел за всю жизнь.

Пройдя через зал, он вышел в коридор и сразу увидел ее.

Беатрис стояла, обхватив себя руками за плечи, и он понял, что ради этой женщины готов на все.

Они вместе сели в карету, и она положила руку ему на бедро — еще одно небрежное прикосновение, от которого внутри вспыхивало желание.

— Прости, — тихо произнесла она. — Брат позволил себе ужасные вещи. Он не должен был. Как он мог сказать такое тебе, благородному человеку…

— Я не такой, — перебил ее Бриггс. — Он прав. Будь я честным и благородным, не прикоснулся бы к тебе. В свое оправдание могу сказать, что я очень тебе сочувствовал и желал видеть счастливой. И еще я хотел тебя. Вот так все просто.

— Я ни о чем не сожалею.

— Я знаю.

— Ему не следовало вспоминать твою жену.

Не следовало. Пожалуй, сейчас самый подходящий момент поговорить об этом с Беатрис. Но он не стал. Они в полной тишине добрались до дома и там, не сказав ни слова, бросились в объятия друг друга, чтобы провести самую восхитительную из всех ночей, полную наказаний и блаженства.

На следующий день Беатрис отправилась на встречу с доктором, а Бриггс решил устроить с сыном пикник на полу детской.

— Где твои открытки, Уильям? — спросил он уже почти в середине обеда, когда внезапно осознал, что сегодня мальчик их не показывал.

— Я больше с ними не играю.

— Отчего же?

— Я все их запомнил, теперь никто не сможет их увидеть, только я.

Бриггс ощутил болезненный укол в сердце. Он так много хотел сказать сыну, но не представлял, как это сделать доступно для ребенка.

На мгновение он было задумался, как поступил бы отец, но остановил себя, ведь тот никогда не оказался бы на его месте, не стал бы сидеть в детской и разговаривать с сыном.

Но как все ему объяснить? Как научить правильно вести себя с людьми? Он сам не знал, но старался. Сейчас старался ради Беатрис, потому что она это заслужила. Жаль, что ему пришлось выбирать между ней и Хью и потерять друга. Но он не знал, как помочь сыну и объяснить, что с ним все в порядке. Не знал, что стоит рассказать о себе, а о чем умолчать. Как стать по-настоящему хорошим отцом?

«Могу я называть вас Филип?»

«Нет».

Какой отец лорд Филип? Что будет, если он вдруг начнет рассказывать об орхидеях? Это будет утомительно? Да, пожалуй. Но иного пути он не видел.

Беатрис вернулась домой бледная и с блестящими от слез глазами.

— Как прошел визит к врачу? — поинтересовался Бриггс.

— Он сказал, что риск есть всегда. Он не может ни одной женщине гарантировать, что она выживет в родах.

Бриггс рассмеялся, правда, совсем не весело.

— Самый распространенный ответ.

— Однако он не видит причин, по которым деторождение будет для меня опаснее, чем для любой другой женщины. Мы обсудили все мои проблемы, в том числе болезнь легких, рассмотрели причины, по которым в последние годы она отступила. Доктор сказал, что в его практике такое случалось. Люди, детство которых было похоже на мое, часто во взрослом возрасте чувствуют себя значительно лучше. Он затруднился назвать точное количество, поскольку все же большая часть переболевших не доживает до этого возраста.

— Понятно.

— И еще он полагает, что мы можем иметь детей.

Внезапно Бриггс ощутил острое желание заняться с женой любовью.

— Возможно, когда-нибудь это случится.

— Да, — кивнула Беатрис, — я вполне могу подождать, пожалуй, сейчас мне это не нужно. Но я не хочу каких-либо ограничений. По крайней мере, сегодня вечером.

Желание уже терзало его изнутри. Он понимал, что она имела в виду. Да, сегодня он готов рискнуть.

— Филип, я хочу тебя прямо сейчас, — сказала она.

Еще не стемнело, но ему было все равно. Он подхватил ее на руки в холле и понес вверх по лестнице на виду у всех слуг, и они, несомненно, поняли, что он задумал. Ему ни до чего не было дела. Желание отказывалось подчиняться разуму, более того, он и не стремился его контролировать, напротив, упивался им. Ради таких мгновений он отказался от дружбы самого главного человека в жизни. Ради нее, ради Беатрис. И ему надо вновь принять решение. Возможно, Кендал прав, он не может держать штаны на замке. Однако ему чувство виделось гораздо более сложным, важным и глубоким.

— Разденься сама, милая, — прошептал он.

Она подчинилась, не отрывая при этом взгляда от его глаз.

Она наслаждалась тем, как он на нее смотрит, и это давало возможность ощутить себя богом.

Беатрис была настоящей леди, нежной, избалованной, воспитанной, как леди, но для него она становилась порочной и наглой.

— На колени, — велел он.

Беатрис опустилась на колени, по-прежнему не отрываясь от его глаз. Она вела себя как шлюха, но это была не просто привычка подчиняться, это был подарок для него, который, возможно, он не заслужил. Впрочем, нет, он не был так уверен. Беатрис не знала о Серене, по крайней мере, всю правду.

Бриггс скинул бриджи, взял Беатрис за волосы и резко потянул к себе, заставляя взять член. Она, как всегда, уступила легко, словно ощущала себя свободной и радовалась этому. А он упивался каждой минутой власти, наслаждался, что мог быть таким.

Он остановил ее до того, как наступил момент кульминации, подвел к кровати, положил так, что грудь лежала на матрасе, а ягодицы были приподняты. В такой позе она нравилась ему больше всего.

— Ты этого хочешь?

— Да, — не раздумывая, ответила она.

— Ты меня хочешь? Хочешь таким, каков я есть? — Он сильно шлепнул по округлой ягодице, оставив значительных размеров красный след.

Она взвизгнула, изогнулась, но скорее от удовольствия, нежели от боли.

— Да.

— И будешь хотеть до конца жизни?

— Да! — воскликнула она, после того как ладонь его опустилась на ягодицу с прежней силой.

— Твой брат прав, я человек порочный. Оставаясь со мной, ты станешь такой же.

— Да, — простонала она.

Он шлепал ее снова и снова, пока каждый ее выдох не стал подтверждением внутреннего возбуждения, пока их обоих не стало трясти от накала страсти.

— Филип, умоляю, пожалуйста.

Звуки собственного имени подхлестывали его. Впрочем, он не чувствовал себя смущенным этим. Не важно, Филип или Бриггс, главное, что он был важен для нее.

Он вошел в ее влажное лоно, единственным звуком в комнате были шлепки соприкасающейся плоти. Однако он не смог сдерживаться долго, позволил себе разрядку, излил семя в ее тело.

— Филип, — прошептала Беатрис, — Филип, я люблю тебя.

Глава 17

Беатрис была потрясена произошедшим. Всего за несколько часов она узнала, что сможет родить ребенка, соблазнила мужа и призналась ему в любви.

Она лежала рядом с ним в истоме и смущении тем, что произнесла слова, которые совершенно не собиралась говорить. По крайней мере, пока. Оказалось, удержать в себе чувства непросто. Нет, пожалуй, она не сожалела о признании. Не было и грусти. Она поступила правильно. Да. И не важно, какими будут последствия.

— Я люблю тебя.

— Любовь… — повторил Бриггс, — я даже не знаю, что это значит.

— Ты не понимаешь, что такое любовь?

— Я не понимаю, какое имеет отношение к этому.

— Прямое. Ты мой муж. Мой любовник. Мой друг. Я тебя люблю.

— Любишь, — с иронией произнес Бриггс. — Ты ошибаешься, моя милая. И давай прекратим этот… глупый разговор.

— А что в нем глупого?

— Меня никто никогда не любил. Ни один человек. Я никогда не слышал этой фразы в свой адрес.

— Бриггс, — произнесла она. Сердце сжалось. — Филип.

— Не называй меня так.

— Но совсем недавно, когда был во мне, ты не возражал.

Она села на кровати, свесив ноги.

— Это не одно и то же.

Он поднялся и встал по другую сторону, теперь их разделяла часть поверхности кровати.

— Филип, из-за непонимания между тобой и отцом…

— Тебе не интересно, что имел в виду Хью, говоря о моей жене?

— Нет, не интересно. Ты ничего о ней не рассказывал и…

— Серена умерла не от болезни. Она перерезала себе вены в ванне. Куском разбитого стакана.

Беатрис встала и подошла к нему.

— Филип…

— Знаешь, почему? Знаешь, почему хотела уйти от меня навсегда? Я все ей рассказал. Она не любила меня, но я полагал, что мы все же были друзьями. Я был молод и рассчитывал, что мы могли бы… стать одним целым. Я верил, что жена создана для меня, что она меня поймет. Оказалось, мы не были друзьями. Более того, она презирала меня. И не нашла иного способа никогда меня не видеть.

— Бриггс, я знаю тебя, и очень хорошо. Я уверена, ты никогда бы не причинил вреда своей жене. Никогда бы не сделал то, что ее оскорбило.

— Это уже не важно. Одно понимание того, какое я чудовище, вызвало у нее отвращение такой силы, что она даже не могла смотреть на меня и не желала находиться в непосредственной близости.

— Я не верю. Она не могла уйти из жизни только из-за твоих пристрастий в постели.

— Возможно, это стало лишь последней каплей. Я все делал неправильно. Мой отец стыдился меня настолько, что держал дома и не посылал в школу. Жена ненавидела, не могла выносить. И ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты меня любишь? Ты, которая стала моей женой лишь потому, что нас застали вместе?

— Да. Возможно, моя судьба стать твоей женой, той женщиной, которая разделит твои вкусы в постели, которой понравятся орхидеи. Той женщиной, которая будет любить тебя таким, какой ты есть. И за то удовольствие, которое испытывает от близости с тобой.

Она опустила глаза и оглядела синяки — оставленные на ее теле отметины, кричащие о том, что она принадлежит ему, как и о ее силе.

— Ты единственный, кто увидел во мне воина, которым я всегда хотела быть. Только ты понял, что жизнь меня не сломила. Прошу, не отвергай мою любовь. И не говори, что я недостаточно сильна для тебя.

— Ты не понимаешь…

— Я все понимаю. Ты не хочешь быть Филипом, потому что вспоминаешь маленького мальчика, которого нельзя любить. Поэтому ты стал Бриггсом, из стремления сделаться другим, питал надежду, что его примут люди. Герцог Бригамский, я люблю тебя, каждую частичку тебя, люблю тебя любого. И повесу, и увлеченного садовника, который трепетно ухаживает за цветами в оранжерее. Люблю заботливого отца, готового на все ради сына. Нашего сына. Я люблю и его, ведь он часть тебя, люблю так же, как любишь ты. Вы оба разные, но для меня самые лучшие.

— Это совсем другое…

— Вовсе нет. Смог бы ты сказать Уильяму, что он не заслужил быть любимым? Сказать, что он такой плохой, что?…

— Нет. Тебе известно, что нет.

— Известно. Так почему ты поступаешь так с самим собой?

— Потому что я…

— Филип, неужели ты так себя не ценишь, что готов наказывать до конца жизни?

Он опустил голову, а потом отвернулся.

— Беатрис, наверное, я поступил с тобой очень плохо. Я не такой, каким ты меня считаешь, и не могу стать таким. Я готов лишь подарить тебе наслаждение в постели, не требуй от меня большего.

— Позволь мне любить тебя.

От ее слов Бриггс вздрогнул.

— Я не могу.

— Не можешь? Меня это ранит… Я никогда не лгала тебе. Всю жизнь я провела взаперти. — Слова даже сейчас, спустя годы вызвали дрожь в теле, и она замолчала, чтобы прийти в себя. — Меня хотели защитить от боли, и тебе известно, к чему это привело, я намеренно ищу ее. Бриггс, ты не представляешь, как я страдала, чувствовала себя глубоко несчастной. Я никогда не вернусь в Байби-Хаус, здесь мне никогда не будет так плохо, как там. Я хочу любить тебя и ту боль, которую ты позволяешь мне чувствовать. Хочу быть рядом с Уильямом. Я готова рискнуть и продолжать любить тебя.

— Это скоро пройдет, — произнес Бриггс тихо и почти равнодушно. А затем развернулся и вышел из комнаты.

Беатрис упала на кровать и заплакала. Сердце разрывалось от боли и переживаний за свою жизнь, за их будущее.

Несмотря на отчаяние, Беатрис не лишилась способности мыслить здраво. Она поняла, что и сейчас борьба в ее жизни продолжается. Теперь за владение сердцем Бриггса, его душой.

«Ты всегда считала себя сильной и сейчас не должна сдаваться».

Бриггс был пьян. Он отправился в бордель и ненавидел себя за это. Презирал. Но все же намеренно делал так, чтобы его поступки можно было истолковать как желание оттолкнуть Беатрис.

«Она будет ранена до глубины души, если ты проведешь ночь с другой женщиной».

В этом он был уверен. Потому просто сидел в гостиной и пил. Ни в одну из спален он еще не поднимался, но все же сделает это. Сделает. Он должен, чтобы…

Но что? Разбить Беатрис сердце? Доказать собственную правоту?

Это трудно. Он не сможет так поступить. Не сможет это вынести.

Непонятно, что он такого сделал, каким выглядел в глазах Беатрис, что дало повод ей влюбиться? Он не понимал и представить не мог, как с этим разобраться и как дальше жить.

Возможно, все будет так же, как в прошлом браке. Он не сможет соответствовать ее ожиданиям, и она его возненавидит. Так же, как он сам себя ненавидел.

Внезапно он ощутил холодок, будто ветер дунул со стороны, и поднял голову. Разумеется, это был Кендал. Он должен был догадаться, что друг, а теперь и зять, появится в борделе, раз он в городе.

— Какого черта вы здесь делаете?!

— Оставил ваше сестру в покое. Разве вы не этого хотели?

— Подонок. Я никогда не желал, чтобы вы предавали ее.

— Предавал? И чем же? Вы сами желали, чтобы я относился к ней, как опекун?

— Ты лишил ее невинности?

Бриггс промолчал, лишь сделал большой глоток виски.

— Значит, да. Что ж, прекрасно.

— Да или нет — не ваше дело. Я без вас разберусь со своим браком. Вы сами сказали, что умываете руки.

— Я лишь беспокоюсь о Беатрис.

— Хотите узнать последнюю новость? Ваша сестра призналась, что любит меня.

— Она призналась? — Хью отпрянул от удивления.

— Да. И произнесла довольно страстную речь.

— Но вы здесь? И пьете? Почему?

— Потому что вы были правы. Меня нельзя любить. Я порочный, развращенный тип. Я всегда все делаю неправильно. Я был бы еще хуже, если бы вы не помогли мне стать тем, кого люди способны выносить. Благодаря вам я стал человеком, умеющим вести беседу и говорить не только об орхидеях. Вы привели меня в публичный дом в Париже, где я нашел женщин, отвечающих моим требованиям. И потом в Лондоне. За исключением моей жены, в отношении которой я допустил фатальную ошибку, все было хорошо. До того, как в моей жизни появилась Беатрис. Она думает, что любит меня именно за то, какой я есть. И за увлечение орхидеями в том числе. Возможно ли такое? Как долго это продлится? Я уверен, чувство пройдет, если оно вообще существует. Иначе быть не может.

— Я не желаю знать подробности ваших отношений с моей сестрой, — ледяным тоном отчеканил Кендал. — Впрочем, если она говорит, что любит вас…

— И что? Вы поверите в такую возможность?

— У вас нет сестры, потому вы не поймете мое нежелание рассматривать подобный вариант. Ваше взаимное притяжение. Я знаю о вас очень много. Мы долго были друзьями, что весьма опасно. Мы должны вести себя более осмотрительно, ведь мы мужчины, а не мальчики, которые некогда пытались понять все тайны жизни и могли себе это позволить.

Сказанное было Бриггсу понятно.

— Я согласен.

— Вы во многом правы. Я не допускал, что сестра может полюбить вас, но дело не в вас, а в том, что я продолжал считать ее ребенком. Я привык заботиться о ней, оберегать. Отец ничего для нас не делал. Беатрис была нужна ему лишь для найма на работу молодых женщин под видом гувернанток. Врачам он платил огромные гонорары, чтобы она была жива, это верно, но он никого не любил, кроме себя.

— И вы взвалили это на себя.

— Да, именно так, — кивнул герцог. — И еще: мне не следовало говорить так о Серене.

— Я не смог ей признаться в этом.

— Идите домой, Бриггс. Я вижу, вам неприятно здесь находиться.

— Мне больше некуда было идти.

— Я не хочу, чтобы вы предавали сестру.

— Этого не будет. Знаете, когда мы впервые пришли в бордель, для меня это было очень сильное впечатление. И здесь мне было легко. Я мог делать то, что нравится, не вызывая осуждения. Это своего рода сделка, это казалось проще, чем в настоящей жизни. Но и такие отношения не могут быть долговечны.

— Как все не настоящее. Этих женщин… нельзя взять с собой в настоящую жизнь. Они не знают, кто вы.

— Вы не понимаете? Это же хорошо. По крайней мере, для меня.

— Бриггс, скажу честно, мне никогда не нравился тот образ, которого вы придерживались. Но мне известно лучше всех, какой вы на самом деле, кто вы и откуда родом. Видимо, вы об этом забыли.

— Для меня это…

— Если я сделал что-то, испортившее ваши отношения с моей сестрой, прошу меня простить. Я вел себя неподобающим образом.

— Это как-то связано с Элеонорой?

— Я обладаю всеми чертами, которых не было в характере моего отца. И я всегда чрезвычайно этим гордился.

— Но это не ответ.

— Это единственный ответ, который я могу представить. Беатрис вышла за вас, призналась в чувстве к вам. Вы не должны позволять себе быть слабее моей сестры… В этом случае вы очень меня разочаруете.

Закончив, Хью резко развернулся и стал подниматься вверх по лестнице с целью разобраться с собственными демонами. И Бриггсу предстояло сделать то же самое.

«Филип».

Он словно услышал голос жены.

Филип. Так называл его отец, хотя сейчас он слышал ее, а не его. Отношение было совсем иным, он не ощущал, как прежде, презрения к себе.

Бриггс вышел на улицу, сел в карету и вернулся домой. Стоит отложить разговор до завтра, в таком виде он не может показаться перед Беатрис.

Когда он поднимался по лестнице, послышались плач и крики.

«Уильям».

Вбежав в детскую, он увидел сына лежащим на полу в окружении рассыпанных открыток. Было видно, что ребенок в отчаянии и разгневан. Во всем виноват он, это он довел сына до такого состояния.

Бриггс опустился на пол, чувствуя, как печаль сдавливает сердце. Он стал даже терять связь с тем, что удерживало его в этом мире.

— Уильям, — тихо произнес он. — Что случилось? Уильям?

Сын не ответил, лишь заплакал сильнее.

— Прости.

Бриггс встал на четвереньки, принялся собирать открытки, затем складывать их в шкатулку. Он перебирал их осторожно, будто держал в руках любимые нежные цветы. Его отец никогда не относился с таким уважением к его интересам.

— Мне не стоило заставлять тебя так переживать. Но я тревожился за тебя. Дети могут быть совсем не добрыми. Они просто тебя не понимают. Но друг обязательно появится, поверь. — Он невольно вспомнил Хью. — Или жена. А пока у тебя есть я. И Беатрис. Мы тебя понимаем. И мы… гордимся тобой. Гордимся, что ты так много знаешь. Мы счастливы просто потому, что ты рядом. Я боюсь за тебя и хорошо понимаю, мы очень похожи, я такой же. Я был всегда увлечен цветами, которые выращивал в оранжерее, много о них знаю. Но большинству людей это неинтересно. И тогда я решил измениться, стать таким, кого люди открыто смогут презирать. Но и это не сделало меня счастливым. Меня радовали всегда только орхидеи. Только то, что отличало меня от людей, доставляло радость.

Мальчик наконец успокоился. Он сидел напротив и неотрывно смотрел на Бриггса. Внезапно он потянулся и обхватил отца за шею.

— Я люблю тебя.

Ощущение было таким странным, будто его только что ударили в грудь. Уже два человека сказали, что любят его. Всего за несколько часов. От этого можно сойти с ума.

Однако внезапно в голове прояснилось. Он понял, как должен поступить. В точности, как Беатрис.

— Я тоже очень тебя люблю, — сказал он и обнял сына.

Глава 18

Беатрис много размышляла и пришла к тому, что ничего не будет требовать от Филипа. Она совсем не испытывала желания давить на него. Она вновь и вновь мысленно возвращалась к сказанному им о пережитых чувствах и стремлении измениться. Ее целью совсем не было создание новых проблем, она хотела стать для него подарком, а не бременем.

Когда он вошел, она уже была в утренней столовой.

— Беатрис, — произнес он с порога. На нем был тот же костюм, что и прошлым вечером, ворот сорочки расстегнут, на лице щетина, а глаза усталые. — Вы пойдете со мной? — Он протянул ей руку.

— Разумеется. — Она приняла ее.

Он вывел ее из дома в сад. На мгновение ситуация показалась схожей с той, когда на балу он увлекал ее все дальше по садовой дорожке, но она чувствовала, что на сей раз все иначе.

— Я хочу все тебе показать. — Они вошли в оранжерею.

Знакомя ее с каждым цветком, он произносил его латинское и английское название, рассказывал, откуда он, как был найден, особенности произрастания.

Оставалось удивляться, как вся информация помещается в его голове.

— А какой твой любимый?

— Его нет. Они все мне очень дороги.

— Ты невероятный человек.

— Но в увлечении орхидеями нет никакой пользы.

— Ты любишь их. И это прекрасно. Такова твоя особенность.

— Беатрис…

— Филип, спасибо, что привел меня сюда.

— Я не нашел другого способа выразить… Как ты дорога мне. Я люблю тебя. Я люблю тебя и прошу прощения за то, что не сказал это в самый нужный момент. Не могу не признать, что из нас двоих ты сильнее.

Щеки ее пылали. От восторга, от счастья, от переполняющей любви.

— Я рада, что ты увидел во мне воина.

— Я тебя не заслуживаю.

— Если я и узнала что-то важное за время болезни, так это то, что жизнь надо принимать, как подарок. Это не то, что мы заслуживаем или нет. Да, в ней случаются плохие и сложные времена, но бывают и периоды радости и успеха. Судьба свела нас, и мы должны принять это с благодарностью.

— Мы оба проделали огромную работу, чтобы стать теми, кто мы есть сейчас.

— Разве?

— Да. Ты стремилась стать женой Джеймса, я всегда хотел быть Бриггсом. Думаю, не буду возражать, если все продолжат так меня называть. Но для тебя… я буду Филипом. Только для тебя.

— А я Беатрис. И я счастлива.

— И ты моя. А я всегда дорожил тем, что имею.

— Я знаю, милый.

— У меня есть для тебя кое-что на сладкое.

— Мне кажется или ты хочешь меня соблазнить?

— Ты ведь моя дорогая жена. Разве не должна ты показать, как велика твоя любовь?

— С удовольствием, ваша светлость. — Она подняла глаза, и взгляды их встретились. — Филип.

Эпилог

Не было, наверное, в мире мужчины, который с таким страхом ждал разрешения жены от бремени, как герцог Бригамский. Брат Беатрис не был спокойнее. Когда дочь герцога появилась на свет, о чем известила громким криком благодаря здоровым легким, он возблагодарил Бога за то, что обе его любимые женщины здоровы.

Беременность Беатрис прошла хорошо, врач сказал, что роды были одними из самых легких, что он видел.

Так было каждый раз, когда его герцогиня производила на свет дитя.

Он каждый раз удивлялся, как его дети не похожи друг на друга, но от этого любил их не меньше.

Уильям стал хорошим старшим братом, хотя, случалось, обижался, что братья и сестры берут его личные вещи, особенно открытки.

Последний их малыш родился, когда Уильяму было семнадцать.

— Я не хотел бы возиться и с этим ребенком, когда он будет плакать, — признался сын.

Он недавно окончил Оксфорд и обладал блестящим умом. У него появились друзья, хотя он никогда не был популярным среди товарищей.

— Думаю, Уильям, тебе это пойдет на пользу, надо восстановить прежние навыки, — с улыбкой произнесла Беатрис и погладила юношу по голове. — Ведь настанет день, когда ты тоже станешь отцом.

— Сначала я хочу отправиться в путешествие. Я уже составил план, какие города и страны хочу посетить.

Беатрис опять улыбнулась, но на этот раз посмотрела на сына с грустью.

— Конечно, милый, а мы будем с нетерпением ждать твоего возвращения.

— Вам не стоит беспокоиться, мама, — ответил Уильям. — Я непременно вернусь домой.

Да, у него был дом. Наполненный шумом, криками и смехом. В оранжерее у дома росли прекрасные орхидеи, в шкафу хранились открытки с местами, которые мечтал увидеть Уильям. С разбросанными по полу детской игрушками. И хлыстом в их с Беатрис спальне. Его жизнь, возможно, стала не такой, какая должна быть, по мнению отца, у герцога Бригамского, и за это Бриггс каждый день благодарил Всевышнего. Он и не хотел стать таким герцогом, каким видел его отец. Он всегда хотел быть просто Филипом, тем мужчиной, которого любит Беатрис. Это самое большое счастье в жизни.

Он часто вспоминал тот день, когда Беатрис привела в исполнение план собственной погибели, а оказалось, спасла их обоих.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.