Глава 6,

в которой Раймонд Шелдон признаётся в любви к старине, а Джулиан Монтэгю заявляет о том, что весьма дорожит своей репутацией.

В зале снова появился милорд Брайан Шелдон и тихо примкнул к небольшому избранному кругу своих ближайших друзей, состоявшему из весьма любопытных особ. То были сэр Остин Чилтон, состоятельный и неглупый человек, почти всю жизнь проживший в Италии и Франции, леди Френсис Холдейн, для друзей — просто Фанни, мудрая и более чем зажиточная вдова, похоронившая двух мужей, мисс Летиция Хилдербрандт, особа богатая, но настолько умная, что мужа ей просто не нашлось, и полковник Габриэл Карбэри, весьма обеспеченный жуир, казалось, не склонный затруднять себя размышлениями, что, однако, не говорило о его природной неспособности к оным.

Миссис Френсис была весьма консервативна, мисс Летиция, напротив, отчаянно радикальна, джентльмены же примыкали то к той, то к другой стороне — в зависимости от того, обсуждались ли тонкости приготовления абрикосового джема или причины робеспьеровского бунта на континенте. Одним лишь взглядом мисс Хилдербрандт умела достичь большего, чем другие — самой тщательно разработанной сплетней. Словом же могла убить любую репутацию. Леди же Холдейн не занималась ниспровержением репутаций — он их создавала. Правда, иногда те, кому было создано подобное реноме, предпочитали покинуть общество. Миссис Френсис и мисс Летиция при этом, что редко случалось в обществе, были искренне привязаны друг к другу.

Пока молодежь веселилась, они вчетвером составили партию в вист, но приход Шелдона расстроил игру. И сэр Чилтон, и мистер Карбэри выразили недовольство его опозданием, но леди Холдейн и мисс Хилдербрандт перебили их брюзжание восторгами по поводу его сына и наследника.

— Ваш мальчик так красив, Шелдон, что даже у нас с Летицией голова идёт кругом, — томно заметила леди Холдейн.

Брайан Шелдон не смог скрыть улыбку, почувствовав себя подлинно растроганным. Раймонд был предметом его тайной гордости, и восхищение сыном, столь откровенно выраженное, было ему приятно.

— Как он держится, Фанни?

— Ну, впервые вступая в свет, Шелдон, молодые люди должны быть застенчивы или даже неловки: ранняя уверенность в себе и чрезмерная непринужденность обычно оборачиваются наглостью. Ваш сын держится величаво, и только опытный глаз угадает в его величии некоторую скованность. Для всех остальных его сдержанность выглядит ещё большим достоинством, — она помолчала и по недолгом размышлении добавила, — ещё по отроческим склонностям человека ясно, в чём проступит его достоинство и чем он будет возвышен, равно видно в иных то, что приведёт их к падению, — глухо проговорила она, глядя куда-то в глубину зала. Сэр Чилтон с удивлением заметил, что она провожает сумрачным и угрюмым взглядом сына покойного Мортимера — красивого и обаятельного Вивьена Тэлбота. Сам он с неприязнью оглядывал сына Этьена Монтэгю, Джулиана. Он достаточно слышал о нём, чтобы насторожиться. Развратный и порочный, сейчас он крутился вокруг его крестницы Коры Иствуд.

Но от этих опасений его отвлёк вопрос мисс Летиции, заданный Шелдону.

— И какие у вас планы на сынка, ваше сиятельство? — осведомилась мисс Хилдербрандт.

— Женить, разумеется.

— «Господом утверждаются стопы праведника, и Он благоволит к пути его. Я был молод и состарился, и не видал праведника оставленным и потомков его просящими хлеба», — процитировал сэр Остин тридцать шестой псалом. — Вы всегда старались поступать по-божески, Брайан, и не допустит Господь, чтобы потомство ваше было в упадке.

— Если бы это всегда было истиной, — вмешалась мисс Хилдербрандт. — Вон, взгляните, Чилтон. Дочь праведника.

Она показала глазами на миссис Грэхем, чуть задремавшую в креслах у камина.

— Бог мой, Амалия Грэхем? — тон сэра Остина был непередаваем.

— Да не Амалия, — миссис Хилдербрандт тоже брезгливо наморщила нос. — Рядом с ней, приживалка, молоденькая Монтгомери. Её отец, спасая свой полк, собой пожертвовал — и что? «Не видал праведника оставленным и потомков его просящими хлеба»? Так посмотрите, Остин.

Лорд Брайан удивился. Дочь Реджинальда Монтгомери? Они были знакомы. Настоящий джентльмен. Мужчина. Герой. Он и не знал, что тот оставил дочь. Граф внимательно оглядел бледную, очень скромно одетую девушку. Отметил аристократизм и грацию. Хорошенькая, но Бог мой, платье-то, платье… Обноски. Да, Реджинальд, видимо, оставил дела в запутанном состоянии.

— А что его супруга? Почему рассталась с дочерью?

— Бедняжка Джейн… — махнула рукой мисс Летти, — она едва успела договориться с Грэхемом, знала, что в чахотке. Потому и спешила пристроить дочь. Она умерла, кажется, через месяц после того, как Джереми взял девочку.

Лорд Брайан снова бросил взгляд на девицу. Платье её было сшито из салатного муслина, очень дешёвого. Кроме нитки жемчуга, тоже дешёвого, никаких украшений не было. Бедная сиротка. Грэхемы не умирают с голоду, но от Амалии девочка даже подачки не дождётся. Он наклонился к Фанни и попросил разузнать о положении и поведении девицы. «Если она благонравна, её можно пристроить, мы могли бы собрать приданое. Это минимум, что мы должны ради Реджинальда. Я дам тысячу фунтов». Леди Холдейн кивнула. «Хотя это и не срочно. Сколько ей, семнадцать, восемнадцать? «Да, около того».

До сих пор молчавший полковник Карбэри призвал было всех к новой партии, но тут мимо милорда Брайана прошёл мистер Вивьен Тэлбот с сестрицей, и Шелдон-старший вздрогнул почти так же, как час назад его сын. «О, Господи, это и есть та самая «милая девушка», которую так расхваливала миссис Тэлбот? Интересно, есть ли хоть слово правды в рассказах остальных? А это кто? О, Боже, Софи Радстон! Откуда она взялась? Ведь и трёх месяцев не прошло, как овдовела. Ни стыда ни совести. Отравила жизнь несчастному Невилу, а теперь — кара Божья! — оказалась на мели. И ищет нового мужа. Этого только не хватало. Надо предупредить Раймонда на её счёт…», — пронеслось у него в голове.

Между тем Раймонд, приложив к тому некоторые старания, стремясь, чтобы они были ненарочитыми и даже — не выглядели стараниями, был представлен миссис Грэхем. Он любезно осведомился о здоровье её сына, мистера Гэмфри. Сам он давно, ещё с отрочества, знаком с мистером Грэхемом, но помнит ли он его? Миссис Грэхем была необычайно польщена вниманием наследника Шелдонхолла и заверила его, что сын прекрасно его помнит. «Как его здоровье? Я слышал, он болен. Это правда?» «О, да, несчастный случай на охоте… Он всё ещё не может вставать, ваша милость, но немного окреп».

— Могу ли я заехать завтра, узнать о состоянии его здоровья?

Такой учтивости она от него не ожидала и рассыпалась в заверениях о том, какую радость его визит доставит несчастному Гэмфри. Ведь так приятно встретить того, с кем связывают воспоминания детства!..

Шелдон обещал заехать к ним около трёх, после чего отошёл.

Тем временем вниманием публики завладел приглашённый скрипач, но любителей музыки среди гостей оказалось немного. В их числе была, однако, мисс Кора Иствуд, которая, как сказал Лоренс Иствуд Шелдону, расхваливая сестрицу, сама прекрасно играла на арфе и фортепиано. Лоренс был лжив, но в данном случае не лукавил: было заметно, что мисс Иствуд и вправду по душе скрипичные пассажи. Рядом оказался и Монтэгю. Джулиан, как знал Шелдон, превосходно пел по-французски и по-итальянски, обладал приятным мягким баритоном, но сейчас было ясно, что в музыкальный круг его вовлекла страсть не к музыке, но к мисс Коре: он не спускал глаз с её прелестного профиля, любовался чудесными тёмно-пепельными волосами и едва ли слышал скрипача. Таким Джулиана Монтэгю виконт Шелдон никогда не видел.

Не очень многочисленным, но весьма говорливым был в обществе Уинчестера кружок дам и джентльменов средних лет, которые, однако, сторонились друзей милорда Шелдона. Те платили этой компании ответной, хотя и апатичной неприязнью, не удостаивали их особым вниманием, не снисходя, впрочем, и до явно выраженного презрения. Представители говорливого кружка не отличались богатством и существенного веса в обществе не имели. Женщины в нём не выделялись красотой, однако считали себя весьма остроумными, мужчины за неимением большого ума одевались несколько шокирующе. Хотя мистер Диллингем был, как говорили, субъектом несколько недалеким и раздражительным, но завязывал шейный платок он так элегантно, что его ставили в пример молодежи. Миссис Грэхем обожала сплетни, но зато никто не мог дать лучший медицинский совет. Миссис Лавертон была немножко болтлива, но все были согласны, что это добрейшая женщина.

Правда, леди Холдейн и мисс Хилдербрандт с этим мнением согласны не были.

Хуже всего было когда, зная высокий уровень осведомленности круга его сиятельства графа Шелдона, миссис Лавертон пыталась почерпнуть оттуда «что-нибудь интересное». Вот и сейчас Раймонд издалека наблюдал, как она незаметно подобралась, точнее, подкралась, к полковнику Карбэри, вышедшему в парк выкурить сигару, и огорошила его приветствием.

Беда была ещё и в том, что миссис Лавертон не очень удачно старалась скрыть следы времени. Нет, она неплохо владела пуховкой, но, закончив свое лицо, она так неумело соединяла его с шеей, что напоминала реставрированную статую с современной головой, приставленной к античному туловищу. Контраст настолько устрашал, что полковник посмотрел на миссис Лавертон несколько испуганно, словно опасаясь, что голова её вот-вот отскочит от дряблой шеи.

— Ах, мистер Карбэри, как я рада встрече! Скажите, не далее как вчера мне рассказывали, что мисс Иствуд безумно увлечена молодым Шелдоном. Но разве можно придавать значение тому, что слышишь! Так ли это?

— Возмутительные сплетни.

— Разумеется, просто стыд говорить подобное! Но свет привередлив…. Боже мой, кто бы, например, позволил себе заподозрить миссис Гилмор в опрометчивом поступке? Однако люди так злы, они рассказывают, будто она буквально навязывает молодому Шелдону свою дочку? Это правда?

— Я могу вам поручиться, что этот рассказ ни на чём не основан.

— Да? А эти слухи о леди Радстон? Говорят, что более развращённой особы свет не видывал! Вогнала мужа в гроб, несколько раз вытравляла плод, лишь бы сохранить фигуру… Но справедливо ли это? Ведь разнузданность, с которой некоторые сочиняют небылицы, поистине чудовищна.

— Да, но, по-моему, разносчики сплетен нисколько не лучше их сочинителей.

— Безусловно. Это старое утверждение и очень верное. Но что поделаешь! Как вы запретите людям говорить? Сегодня миссис Диллингем уверяла меня, что мистер Салливан недавно угрожал сыну лишением наследства. Но, Боже мой, неужели вы думаете, что я стала бы передавать эти россказни!

— Ах, миссис Лавертон, — не выдержал полковник, почти не скрывая злого сарказма и раздражения, — если бы все обладали вашей сдержанностью и добрым сердцем!

Он сумел всё же отделаться от навязчивости старой сплетницы и примкнул к друзьям. Сюда же подошёл и Раймонд Шелдон. Странно, но ему нравились друзья отца, он чувствовал себя с ними куда лучше, чем с Тэлботом и Иствудом. Только леди Холдейн иногда несколько шокировала его слишком откровенной прямотой суждений и удивительной прозорливостью. Впрочем, возраст давал ей такое право.

— Это хорошо, что вы не избегаете стариков, Раймонд, — заметил сэр Остин, тасуя карты, — у нас можно кое-чему научиться…

— Бросьте, Чилтон, — насмешливо перебила его леди Холдейн, — старики учат молодых старости.

— Ну, что вы, миледи, — изумлённо возразил Раймонд, — как можно? Люди Опыта учат наизабавнейшим вещам. Помню, как я смеялся, листая советы милорда Честерфилда, когда он рекомендовал своему сыну много читать, причём требовал не терять даже тех коротких минут, которые тому приходилось проводить за отправлением естественных потребностей; в эти минуты он рекомендовал сыну перечитать одного за другим всех латинских поэтов: покупать какое-нибудь дешёвое издание Горация, вырывать из него страницы две и уносить их с собою, где сначала читать их, а потом уже приносить в жертву Клоацине. Честерфилд утверждал, что любая книга, прочитанная таким образом, очень отчетливо запечатлеется в памяти. Разве не забавно? Правда, сам я советом милорда так и не воспользовался. Что-то в нём показалось мне… грубым.

Милорд Брайан насмешливо заметил:

— Не выделяйтесь чрезмерной утончённостью, Раймонд, — где тонко, там и рвётся…

— Простите, отец, — мягко улыбнулся Шелдон. — Я просто думал, что стихи можно приносить только на алтарь любви или скорби… но в ночной горшок? К тому же — рвать книги, помилуйте…

Мисс Летиция спросила, пробовал ли он сам свои силы на литературном поприще? «Неужели ни разу не написал мадригала в честь красавицы?» «Нет, он недостаточно ещё знает женщин…»

— Ну, для написания стихов о дамах — чем меньше знать их, тем лучше. Получится и глубже, и тоньше.

— Я полагала, Раймонд, — заметила леди Холдейн, — что вы сразу должны потерять голову. Начать совершать безрассудные безумства, увлечься…

— Для этого я, миледи, должно быть, чрезмерно рассудителен.

— Сильные страсти — свидетельства сильных чувств.

— Основание сильных страстей — слабая воля. Подлинная глубина чувств исключает и суету, и безумства.

— Вы странный юноша, Раймонд, — усмехнулась леди Холдейн, — глупые надежды молодости действительно порой излечиваются мудрой безнадежностью старости, но юная рассудочность странна. Я двадцать лет притворялась молодой, теперь вот прикидываюсь живой, но вы, по-моему, играете роль старика…

— Ну, что вы, миледи. Я просто слушал лекции старых профессоров, читал старых и даже древних писателей, если заболевал, предпочитал лечиться у старых и опытных врачей… Я люблю зрелый виноград и старые вина, мне нравятся не новомодные, но антикварные вещи. Помните Леонарда Райта? «Старое дерево лучше горит, на старой лошади безопаснее ехать, старые книги приятнее читать, старое вино приятнее пить, старым друзьям можно довериться…»

Но тут к ним подошёл сэр Винсент и, пригласив всех к столу, увёл его с собой виконта. Лорд Брайан предложил руку леди Холдейн и дорогой услышал он неё достаточно странные слова:

— Похоже, вы всё же перестарались, Шелдон. Желательно было спасти наследника вашего рода от раннего растления, вам это удалось, друг мой, но ваш мальчик, обладая врожденной светскостью, скучает со сверстниками. Между нравственной чистотой и стоицизмом есть граница. Боюсь, Брайан, что ваш сын пошёл дальше предписанного вами.

— Это, по-вашему, опасно, Фанни?

— Не знаю…

* * *

Между тем Сэр Винсент привёл Шелдона в центр компании молодых. В их кругу беседовали о предстоящем бале у Тэлботов, намеченном на ближайшую субботу. Здесь был Джон Лавертон, брат мисс Лилиан, юноша достаточно милый, но нельзя сказать, чтобы интересный. Молодость придавала ему свежесть, но ею не отличались ни его суждения, ни взгляды. Впрочем, сказать правильнее, никаких взглядов у Джона и не было, и потому его мнения по любому поводу сводились к тому, что он просто становился на точку зрения одной из сторон. Его приятель, мистер Саймон Вудли, брат Эмили, был юношей горячим и порывистым, любил охоту и удовольствия сельской жизни. Матери многих дочерей приглядывались к этим юношам с интересом, опытным взглядом отмечая в них те свойства, что делают молодых людей хорошими мужьями.

Молодой Сирил Салливан говорил больше, чем нужно, но не это было огорчительно. Он ещё и, как правило, говорил то, что было никому не нужно. Все считали, что он благовоспитанно глуп и тупо порядочен. Сейчас он высказал мысль, что балы начинают надоедать. «Все это так суетно и преходяще…» В разговор вмешалась Кора Иствуд. В её голосе слышался вызов.

— Отказываться от земных радостей, только потому, что они преходящи? Коли молодость отпущена ненадолго — надо постараться, чтобы она не прошла даром! Или вы полагаете иначе, мистер Шелдон?

Раймонд, памятуя, что молчаливая сдержанность — святилище благоразумия, хотел было уклониться от ответа. Но тут заметил, что вокруг него собрались Монтэгю, Иствуд, Тэлбот, Лавертон, Вудли и почти все девицы, и внимание всех приковано к нему. Он не заметил, как сзади подошли его отец и леди Холдейн.

— Я отвечу на ваш вопрос, мисс Иствуд, — вздохнул он, — если вы поясните мне одно обстоятельство. Сам я не понимаю. Для лорда Котесмора, который закончил свою жизнь с проваленным носом, молодость прошла даром или — недаром?

Леди Френсис беззвучно рассмеялась. Граф Шелдон закусил губу. С одной стороны, он бы и сам так ответил бы на подобный пассаж, но, с другой, он же предупреждал сына о необходимости особого отношения с красивыми женщинами! Мужчины опустили головы, чтобы скрыть улыбки. Мисс Кора растерялась, покраснела и, пожав плечами, пошла к столу. Раймонд Шелдон проводил её странной улыбкой, в которой было немного иронии и — чуть-чуть издёвки. Последнюю, он надеялся, никто не заметил.

— Стыдно вгонять женщин в краску, Шелдон, — пробормотал подошедший к нему Монтэгю. — Зачем говорить такие возмутительные вещи дамам?

— Вы меня поражаете, мой дорогой Джулиан. Давно ли вы стали так галантны и чувствительны? — поднял брови Шелдон. — А что до дам, то лучше бы они вместо смущения выказывали невинность, не понимая того, что услышали, или рассудительность, не слыша того, что им не положено понимать. Но и тут есть польза: смущение дам улучшает цвет их лиц, что позволяет сэкономить на румянах, — философично дополнил он и отошёл к сэру Чилтону и отцу, где его ждал тихий нагоняй милорда Шелдона за нахальство, выраженный, впрочем, мягко, так как леди Фанни незадолго до того успела заметить графу шёпотом, что его сынок — просто прелесть.

В зал из парка зашла леди Софи Радстон. Совсем недавно овдовевшая, несмотря на сравнительную молодость, она уже успела прославиться редкостным мотовством и весьма предосудительным поведением. Злые языки уверяли, что она весьма сократила жизнь своему супругу отказом иметь детей и растратой весьма значительных сумм, но теперь внезапная смерть мужа и её бездетность привели к печальному итогу: богатейшее имение досталось младшему брату графа Невила Радстона — Даниэлю, а вдова оказалась вынужденной искать нового мужа. Впрочем, как бы ни была подпорчена её репутация, привлекательность она сохранила.

Ей представили молодого Шелдона, Раймонд сказал пару комплиментов, но намётанным взглядом опытной кокетки леди Софи поняла, что увлечь такого мужчину будет непросто. Сам Шелдон был, пожалуй, удивлён: леди Софи порхала по залу как бабочка. Вникнув в положение леди, он даже пожалел её. Да, нелегко, смею вас уверить, приходится женщине, которая в тридцать всё ещё хочет казаться девочкой. Между тем милорд Брайан вспомнил об опасности, о которой забыл предупредить сына, и торопливо отвёл его в сторону.

— Нравится ли вам эта особа, леди Радстон, сэр? — тихо спросил он Раймонда.

Тот удивился — и удивление читалось в его взгляде, обращённом на отца.

— Милорд, если я сказал леди Холдейн о своей любви к старине, это не значит, что я предпочитаю старых женщин молодым. Это только вина улучшаются от времени.

Граф вздохнул с заметным облегчением, всё-таки тихо заметив сыну, что он правильно поступит, если будет держаться подальше от этой особы. Сын кивком головы выразил полное послушание и готовность держаться от леди Радстон так далеко, как только сможет.

* * *

Джулиан Монтэгю, высказывая возмущение Шелдону, лукавил. Раймонд на самом деле порадовал его, хотя Джулиан и не показал этого. Он находил взгляды виконта противоречащими человеческой природе и хотел, чтобы суждения Шелдона ригоризмом и аскетикой отпугнули бы мисс Кору Иствуд, как отпугивали многих и в Кембридже. Невероятная высота нравственных требований — это прекрасно, господа, но юные леди предпочитают чувству долга — радости жизни.

В эту минуту к Монтэгю, уже севшему за стол, обратился Лоренс Иствуд. «Хорошо ли тот знает виконта Раймонда Шелдона? Они ведь знакомы, не правда ли?» Джулиан вежливо ответил, что они с виконтом учились вместе.

— А правда ли, что мистер Шелдон прославился в Кембридже тем, что демонстративно игнорировал бордели, предпочитал одиночество вечеринкам и, говорят, до сих пор ещё не познал женщину? — со скрытой, но ощутимой насмешкой спросил Лоренс.

Монтэгю учтиво улыбнулся, но заметив, что мисс Кора прислушивается к их разговору, вся буквально обратившись в слух, достаточно громко ответил, что мистер Шелдон развлечения действительно игнорировал и любил уединение, но прославился глубочайшим интересом к богословию и своими выдающимися работами по Оккаму и Канту, за которые дважды получил университетскую премию. Монтэгю краем глаза заметил, как замерла в немой задумчивости мисс Иствуд. Рано поняв, какую власть даёт её красота над мужчинами, Кора не привыкла умерять её воздействие и сейчас совершенно не могла понять, почему её чары не действуют на Раймонда Шелдона. Она хотела думать, что виконт нарочито изображает безразличие, или втайне увлечён кем-то. Но Кора не заметила, чтобы он оказывал предпочтение другой. Тогда мисс Иствуд сочла, что лучше всего пробудить его ревность, и стала заигрывать с мистером Монтэгю и мистером Тэлботом, овладела вниманием обоих, но не добилась своей истинной цели — Шелдон был по-прежнему холоден.

Рассказанное только что Монтэгю удивило её: Кора не привыкла думать о серьёзных вещах, и сейчас, с некоторым опозданием задумалась, что же представляет собой Раймонд Шелдон? Джулиан же охотно просветил её, рассказав Иствуду о трудах Аквината, Оккама и Роджера Бэкона, которые читает Раймонд, о его любви к глубоким и серьёзным занятиям, о его добродетели и степенности. Раймонд суров и аскетичен по духу, это человек очень глубокого ума и серьезной веры. Почти не слушая, как за соседним столом витийствует Тэлбот, уже успевший надоесть ей, Кора прислушивалась у разговору брата с Джулианом. При этом мисс Иствуд ловила себя на странном ощущении чего-то томящего, неопределенного и неясного, которое почему-то усиливалось, стоило ей взглянуть на этого смуглого юношу, и наконец она тихо спросила мистера Монтэгю, что, он, так же как и мистер Шелдон, читает Бэкона? Любит философию?

Джулиан Монтэгю категорически отверг подобное предположение.

— Нет, мисс Иствуд, я не люблю философии. Я — любитель приключений.

Кора неожиданно улыбнулась.

— «Я не хочу влачить, не выходя из дома, младые лета…»

— «…в праздности бесцветной». Именно так, мисс Иствуд, — с улыбкой подтвердил Монтэгю.

Приключения… О, Кора тоже любила запутанные авантюрные романы, её воображение рисовало девственные итальянские леса, лазурные берега Средиземноморья, лихих красавцев-разбойников и прекрасных принцесс. Увы, жизнь в скучном доме с вечно переносящей пустые сплетни матерью, с циничным и распущенным братцем не несла в себе даже толики романтики. Кора бросила взгляд на мистера Монтэгю и представила, как она, знатная донья, укутанная мантильей, бросает ему, гранду с гитарой, поющему под её окном серенаду, пунцовую розу. Картинка была столь живой, что она едва не спросила мистера Монтэгю, умеет ли он петь? Но при чём тут фантазии? Кора погрустнела и снова спросила о Шелдоне.

— Правда ли, что мистер Шелдон всегда избегал женщин?

Монтэгю подтвердил её мнение о добродетели виконта. Джулиан не боялся хвалить мистера Шелдона, ибо видел, что все его комплименты производили на мисс Кору именно то впечатление, которое ему было желательным. Сначала она растерялась, потом удивилась и, наконец, даже несколько испугалась.

— Не следует чрезмерным воздержанием привлекать к себе внимание дьявола — ведь он особо печётся об аскетах, — с тонкой улыбкой иронично заметил Иствуд, — кто пытается стать святым и побороть искушения, смешон. Честь женщины — её невинность, невинность мужчины — его честь, но зачем же мужчине ещё и невинность? Нелепые проповеди.

Джулиан Монтэгю вдруг внимательно — куда внимательнее, чем раньше — посмотрел на Лоренса. Мистер Иствуд был ему остро неприятен. Скользкий и мерзкий. Люди проступают в своём фиглярстве отчетливей, чем в исповедях. Монтэгю достаточно знал об Иствуде и достаточно знал жизнь, чтобы понять то, чего не знал. И то, что Лоренс высказывал те же мысли, что и он сам, не нравилось мистеру Монтэгю — именно потому, что ему не нравился тот, кто их высказывал.

Монтэгю недовольно проговорил:

— Мистер Шелдон заботится о своём добром имени, но ничего не проповедует. Лишь однажды он процитировал мне Писание: «Не ходи вслед похотей твоих и воздерживайся от пожеланий твоих…» Больше ничего я не слышал.

— Замшелые истины, расхожие глупости, затасканные слова…

Сходство взглядов порождает родство душ, но вопреки этому распространенному утверждению, Монтэгю, однажды сказавший Шелдону почти то же самое, снова почувствовал раздражение. Омерзительный тип этот Лоренс. Просто омерзительный. Лоренс тоже был раздражен, но совсем иным обстоятельством. Чёртов Шелдон вёл себя так, словно женитьба вообще не входила в его планы! Между тем Иствуд рассчитывал, что тот непременно увлечётся Корой. Такая родня была бы ему, Лоренсу, более чем выгодна. Но даже за ужином, когда Лоренс предполагал усадить его рядом с сестрой, Шелдон, игнорируя все его ухищрения, сел рядом с отцом и сэром Чилтоном, Кору же окружили Тэлбот и Монтэгю.

— И вы разделяете взгляды виконта, мистер Монтэгю? — лениво поинтересовался Иствуд у своего собеседника.

— Дорогой мистер Иствуд, — с нажимом проговорил Монтэгю, — даже полковник Чартез, отъявленный мошенник, говорил, что за добродетель не дал бы и ломаного гроша, но за доброе имя не пожалел бы и десяти тысяч фунтов, — так неужели же человек порядочный должен пренебрегать тем, за что умный плут готов отдать такие деньги? — Джулиан поднял на Лоренса холодный взгляд тёмно-синих, в свечном пламени казавшихся черными, глаз. — Своим добрым именем я тоже дорожу.

— Разумно…

Загрузка...