Прошло около часа. На лужайку вынесен стол и дополнительные складные стулья. Судя по тарелкам, стаканам и остаткам еды, трапеза подошла к концу. Атмосфера за столом накалена и похоже будет накаляться и дальше. Все сидят за столом, ВИННИ в середине его, а КЕННИ в конце.
Кенни. …Так, минуточку. И вы утверждаете, что застрелили ее?
Винни. Ну да. Взял и застрелил. Я застрелил огромную, как «Кадиллак», акулу. А пасть у нее была, как открытый багажник у этого «Кадиллака». И было мне всего двенадцать лет. Дядя Джорджио и я были в лодке вдвоем. Он всучил мне винтовку и говорит: «У тебя один патрон. Посмотрим, какой из тебя стрелок, пижон».
Кенни. Пижон?
Винни. Угу. Любил я принарядиться.
Кенни. Модные костюмы в двенадцать лет?
Винни. Ну да. После смерти дядюшки Джино остались костюмы. Он был очень маленького роста, так что они мне подошли… В общем, акула то выскакивает из воды, то уходит под воду прямо рядом с ложкой, трехметровой волной меня окатило…
Кенни. Рядом с лодкой? А почему она не уплыла?
Винни. Потому что дядя Джорджио держал ее на тросе. Толстом таком.
Кенни. На тросе?.. Тащили ее на тросе и убили?
Винни. Простите, по вы в этом спорте не очень разбираетесь.
Кенни. Это все равно, что в аквариуме ее пристрелить.
Винни. Ей ничего не стоило отхватить полкормы у лодки, проглотить дядю Джорджио, его жену Терезу, ее сестру Марию и трех ее племянников… Так что когда дядя Джорджио крикнул «стреляй!!!», речь шла о спасении семьи.
Кенни. А то, что у акулы тоже есть семья, вам в голову не приходило?
Винни (улыбается, оглядывается, КЕННИ). Вы что, поборник прав всех и каждого?
Кенни. Всех и каждого?
Винни. Ну да. Есть такие люди, которые считают всех равными. Чушь. Кто-то всегда имеет avantage.
Кенни. Avantage?
Винни. Ну да. Как, например, в нашем разговоре: у кого avantage, тот и есть хозяин положения.
Кенни. В данном случае вы. Вы хозяин положения.
Винни. А почему?
Кенни. Потому что говорите на непонятном мне языке.
Винни (указывает на него пальцем). Точно! Тот же случай, что у меня с акулой. Как бы я ни старался, по-акульи говорить я не научусь.
Все переглядываются.
Кенни. А что акула говорит?
Винни. Не что, а чем. Она говорит своим весом в полтонны и пастью, полной ножевых изделий.
Кенни. Ножевых изделий?
Винни. Ножей. Полная пасть острых ножей. Я использую специальный термин для усиления эффекта.
Бёрт. Ну да. Метафору.
Винни (БЁРТУ). Нет. Ножевые изделия.
Джози. Всем все ясно, Винни.
Винни. Ну и хорошо. Так что она хозяйка положения, у нее avantage. У меня всего лишь одна винтовка с одним патроном. И мне всего двенадцать лет.
Кенни. И на вас костюм дяди Джино.
Винни (смотри на него). Причем тут костюм?
Кенни. Ну, мальчишка в мужском костюме мог смутить акулу… и дать вам преимущество, то есть avantage.
Воцаряется тишина. Все смотрят на Винни, ожидая его реакции.
Винни. …Нет! Она не разбирается в мужской моде. В винтовках да, потому что видела раньше.
Кенни. Всякий раз, когда ваше семейство выходило в море рыбу ловить?
Винни. Верно. Во-первых, это более по-человечьи.
Кенни. Человечьи?
Джози. Кенни, перестань.
Винни. Слушайте, если ее не пристрелить, то придется тащить шесть-десять часов от Майами до Форта Лодердейл… Так что я делаю один выстрел «пиф-паф», иона уже представляет себя лежащей на блюде в окружении печеной картошки, сметаны и нарезанного лука.
ДЖОЗИ с отвращением отворачивается.
Кенни (поворачивается к ДЖОЗИ). И какое у тебя обо всем этом мнение?
Джози. Никакого. Я вегетарианка. (Отходит в сторону).
Кенни. Ну, а может, Винни настреляет тебе овощей.
ЭННИ (встает). Кто-нибудь поможет мне убрать тарелки?
Кенни. Конечно. Я. Буду бросать их в воздух для Винни. (КЕННИ делает вид, что стреляет в воздух).
Джози. Кенни, перестань.
Винни. Помою тарелки с огромным удовольствием. Только сначала покурю, если вы не возражаете. (Достает длинную сигару.) Господин Хайнс? Как насчет настоящей габанской?
Бёрт. Габанской?
Винни. Угу. Так на Кубе говорят. Это значит «гаванской».
Бёрт. Вот как? Как avantage?
Винни. Нет. Avantage — это по-английски.
Кенни. Вот и нет. Поспорим?
ДЖОЗИ всплескивает руками.
Кенни. Ну что ж, Винни, у вас есть интересные мысли и о смерти, и о доблести… Только, по-моему, мы принадлежим к разным школам философской мысли.
Винни (закуривая сигару). Верно. К гарвардской школе я не принадлежу, это точно.
Кенни. Вы не представляете, как по этому поводу расстроятся в Кембридже.
Джози. Кто-нибудь поможет прекратить этот дурацкий разговор?
Винни (улыбается). Ну что ты, что ты, все в порядке. (Улыбается.) Видишь ли, Кенни считает, что я одет несколько пестроватенько, говорю немного вычурно, значит, я кто? (Смотрит на КЕННИ.) Невежда? Да, Кенни?
Кенни. Вовсе нет. Вы просто сверх-уникальненьки…
Винни (встает). Ладно. Нет такого слова «сверх-уникальненьки». Я знаю, когда говорю правильно, а когда коверкаю слова. Я делаю это сознательно. …Чтобы мои слова запали всем в душу. И все кто меня слышал, будут потом говорить: «А вот этот парень, Винни Бавази, знаете, что сказал?» Вот это и называется стилем. Стиль — это и одежда, и речь, и образ жизни. И я живу — стилистично. (Еще раз прикуривает сигару.)
Бёрт. Что ж, с этим нельзя не согласиться, Кенни. Всем нам.
Винни. Между прочим, Кен, ваш покорный слуга закончил колледж.
Энни. Правда?.. Простите. Нехорошо получилось… И какой же?
Винни. Ну, вы вряд ли о нем слышали.
Кенни. Тем более интересно.
Винни. Небольшая школа около Пенсаколы, штат Флорида, и называется она «Чокпо Комьюнити Колледж».
Кенни (ВИННИ). Вот как? И кто его основал?
Винни. Не я, я его нашел.
Кенни. И что это за колледж? Гуманитарный, технический, по охоте на фламинго? Что-нибудь в этом роде?
Бёрт. Джози, узнай у Клеммы, тунец еще остался?
Джози. Пап, кроме тунца еще еда была всякая.
Винни. Что ни говори, а блюдо из тунца было — пальчики оближешь.
Кенни (вскакивает). Боже! Сколько можно сидеть и слушать эту галиматью?.. Этот парень достал всех.
Винни (указывает пальцем на КЕННИ). Ладно, Кенни. Кто кого достал, это еще вопрос. Так что лучше заткнись.
Бёрт (быстро встает). Ладно, мальчики. Хватит препираться. Вини, ты бейсбол любишь? Как раз по телеку показывают.
Винни. Приглашение принято… Надеюсь, дамы извинят меня?
Энни. Ну, разумеется. А мы с Джози посуду помоем. Моментом, то есть мигом… А вы идите.
Винни. Как скажете. (Встает.) Э-э-э, Джози, мы сможем поговорить с тобой наедине? Чуть позже?
Джози. Э-э-э, ну, конечно. Почему бы и нет?
Винни. Дело сугубо личное. Где угодно. Разговор доверительный.
ВИННИ улыбается, подмигивает КЕННИ, наставляет на него палец пистолетом и проходит в дом вслед за БЁРТОМ.
Кенни (ДЖОЗИ). Прокатилась бы с ним в его смертомобиле. Оленя он уже сбил, может, в этот раз он папочку Бемби уделает.
Джози. Надеюсь, он выскажется и уберется восвояси. Я сохраняю вежливый тон. Это ты его заводишь.
Энни (негромко). Спокойнее, спокойнее. А Джози права. Ты, Кенни, заходишь слишком далеко. (Начинает заниматься посудой. ДЖОЗИ.) …Джози, нам тоже надо поговорить наедине. Попозже. (Проходит на кухню.)
Кенни. Ты сегодня нарасхват. К ночи освободишься?
Джози. Ладно, Кенни, нервы и так на пределе. Не ленч, а «Тайная вечеря» какая-то. Я совсем выдохлась.
Кенни. Скажи, что он для тебя никто, и я отстану.
Джози. Он для меня никто.
Кенни. Тогда зачем он здесь?
Джози. Я же тебе говорила. Я его не приглашала. Он сам напросился.
Кенни. Тогда почему ты не попросишь его удалиться?
Джози. Сам попроси.
Кенни. Я? С удовольствием. Теперь у меня будет avantage. (КЕННИ направляется к дому.)
Джози. КЕННИ! (Он останавливается. Тихим голосом.) Послушай. Народу полный дом. И все на взводе. Давай отложим наши дела хоть на пять минут, ладно?
Кенни. …Извини. Ты права. Это не ревность, клянусь. Я понимаю, почему ты порвала со мной. Я личность не творческая. Не достаточно артистичен. Жаль, что я не художник и не скульптор. И не писатель. Хоть немного. Я завидую Рею.
Джози. Рею?
Кенни. Вот он тебе подходит, это точно.
Джози. Именно он?
Кенни. Нет! Не в прямом смысле. В смысле человек с его талантами.
Джози. Что ты так себя принижаешь? У тебя талантов не меньше, чем у Рея.
Кенни. Вот как? Хорошо. Почему тогда не я? (ДЖОЗИ отворачивается.) Я пошутил. Подшутил над собой. Чтоб тоску разогнать… Кто знает, что со мной станет после сегодняшнего ленча?
Джози. Кенни, ну хватит! Мне нужно поговорить с Винни, нужно поговорить с мамой. Успокоить Клемму. Позвонить ветеринару. ХВАТИТ БОЛТАТЬ, ПОНЯЛ?
Вбегает в дом, хлопая дверью. КЕННИ стоит, проклиная себя.
Кенни. Ты полный ИДИОТ! Заткнись, понял? Заткнись ты, эгоист, ревнивец, параноик недоделанный!
В бешенстве поднимает с земли увесистый камень и запускает им в кусты. Из кустов доносится крик девушки и голос какого-то мужчины.
Мужчина. Эй! Ты что, спятил? Какого черта? (Это РЕЙ. Он выбегает из кустов.) Так это ты? Решил кого-то прикончить?
Кенни. Извини. Я не знал, что там кто-то есть. В тебя не попал?
Рей. Нет, только вот Саммиай чуть голову не размозжил.
Из леса появляется САММИАЙ. Ей года двадцать три, красивая, на вид манекенщица. Вид у нее очень расстроенный.
Саммиай (чуть не плача). Ох, Рей. Это было ужасно.
Кенни. Прошу прощения. Виноват, дальше некуда.
Рей. Тебя не задело?
Саммиай. Нет. В птичку попал. Мгновенная смерть… От ее головки мокрое место осталось.
Кенни. Ну и дурной же я.
Рей. Он нечаянно.
Саммиай. Такая красивая маленькая голубая птичка с желтой грудкой… Зачем ты бросил в нее камень?
Кенни. Да не бросал я в птиц. Я его бросал в мир. А ее угораздило в этом мире жить.
Саммиай. Но там, кроме птиц, ничего нет. И слепой не промахнется.
Кенни. Что ж за дела такие?
Рей (оглядывается). А где все?
Кенни. Женщины в доме. Папаша Джози смотрит бейсбол с убийцей акул по имени Винни Бавази.
Саммиай. Может, мы ее похороним?
Кенни. Я похороню, лично. Обещаю. Подготовлю все к похоронам. Этот Винни сделал меня чокнутым.
Саммиай. Птичка была обречена. Сидела на ветке и пела. Может, своим птенчикам.
Кенни. Да не метился я в нее. Ничего против птиц не имею. (РЕЮ.) Этот парень довел меня.
Рей. Которого она пригласила?
Кенни. То-то и оно, что не приглашала. Взял и свалился на голову. Сбил машиной собаку, а ту сразу к ветеринару на операционный стол.
Саммиай. О, Господи! Что вы тут за люди такие?
Рей. Это был несчастный случай, и только.
Кенни. И этот идиот выдает словечки вроде «живописненький»… Закончил колледж в Чокпо… А на английском отделении училась вся банда Аль Капоне.
Саммиай. Чокпо? Нормальный колледж. Моя самая лучшая подруга Бацци Бандо закончила его в свое время. Очень хороший колледж.
Кенни. Да, знаю. Я даже познакомился с его основателем (РЕЮ.) Через день после отмены моей помолвки.
Рей (КЕННИ). Вообще-то, похоже, он не в ее вкусе.
Кенни. Я был помолвлен и был в ее вкусе… Но, честно говоря, ты в ее вкусе.
Рей. Это она сама так сказала?
Кенни. Нет, это я так говорю.
Саммиай. Ты? Чтобы мой парень путался с девчонкой, с которой ты был помолвлен? Швырнул бы лучше камень в нее, чем в безобидную птичку.
Кенни (САММИАЙ). А ты откуда знаешь?.. Может, весь лес ее ненавидел… Может, я большую услугу всей округе оказал.
Все поворачиваются к КЕННИ.
Саммиай. Чудной ты какой-то, даже слишком.
Кенни. Зато у вас с Джози полный порядок.
ДЖОЗИ выходит из дома.
Джози. У кого со мной полный порядок? (Замечает РЕЯ.) А, Рей, привет.
Рей (ДЖОЗИ). Джози, это моя подруга Саммиай. Саммиай, это Джози.
Джози. Привет.
Саммиай. Рей, знаешь что? Вернусь-ка я в свою комнату. А то эта птичка так перед глазами и стоит.
Джози. Да? Какая птичка?
Саммиай. Там, в лесу. Угодил в нее камнем.
Джози. И кто же это натворил? (КЕННИ отворачивается, РЕЙ опускает глаза.) …Винни?
Кенни. Да.
Рей. ДА???
Кенни. В некотором роде. Довел меня до бешенства, ну я и швырнул камень.
Джози. И угодил в птичку.
Кенни. Не нарочно. Заранее не планировал.
Джози. А ты уверена, что она погибла?
Саммиай. Так ее головку по дереву размазало.
Джози. Пошли поглядим. Иногда птички проявляют невероятную живучесть.
Саммиай. Может, она и оживет, если ей новую голову приставить… Я покажу это место.
САММИАЙ направляется в лес.
Кенни (следует за ней). Я все улажу. Возьму и куплю новую птичку. И пущу ее в лес.
Саммиай (с изумлением). НЕУЖЕЛИ ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО ДРУГИЕ ПТИЧКИ НЕ ЗАМЕТЯТ ПОДМЕНЫ? Боже мой!
САММИАЙ и КЕННИ уходят.
Джози. Вот она какая, Саммиай… Я ее себе другой представляла.
Клемма. ДЖОЗИ! Мама хочет тебя видеть.
Джози. Я скоро вернусь. На похороны собираюсь. (ДЖОЗИ уходит.)
Клемма. В лес? А кто умер?
Рей. Птичка. Вы ее не знаете. (РЕЙ уходит.)
Клемма. Птичка, говоришь? (Усаживается на пороге, смотрит в зал.) А помните мои слова? Падают, падают с неба мертвыми, и конца этому нет. А кто-нибудь видел хоть раз мертвую птичку? Вот лично вы?.. Ладно, ленч прошел хорошо, но, по правде говоря, я так и не разобралась, кто был с кем и зачем, кого приглашали, кого нет, кто остался в семейной хронике, а о ком позабыли… Да разве по порядку все расскажешь, ведь пятьдесят лет прошло с тех пор, и я уже три года как в могиле… Но одно я помню отчетливо. Что-то угнетающее «висело» в воздухе, как перед грозой… Только гроза — это гром и молнии, а здесь что-то «висело» над душой у хозяев дома и гостей. Что-то тяжелое и тревожное… (КЛЕММА встает. Начинает складывать скатерть. В это время на сцене появляется МУЖЧИНА афро-американского происхождения, лет пятидесяти с небольшим. Волосы к него с проседью, в руке старый чемодан. КЛЕММА стоит к нему спиной. Подходит к ней и останавливается. КЛЕММА. Не оборачиваясь.) И давно, Льюис, ты там стоишь?
Льюис. Похоже, лет шесть.
Клемма. Семь.
Льюис. Я тайком действовать никогда не умел.
Клемма. И увиливать тоже. (Оборачивается, смотрит на него.) …Только посмей заикнуться, что я постарела.
Льюис. А в этом и надобности никакой нет… По мне, ты выглядишь лучше некуда, моя сладкая.
Клемма. Сладкая? Ты мне зубы не заговаривай. Когда ты меня бросил, весь сахар в сахарнице оставался.
Льюис. Похоже, ты права.
Клемма. Никаких «похоже». Я сказала «я права» и точка. …Ты что, меньше ростом стал?
Льюис. Согнуло меня малость. Столько лет детишкам волосы подстригать, согнешься, хочешь — не хочешь… Ты выглядишь лучше некуда. Это я от чистого сердца говорю.
Клемма. А могла бы выглядеть еще лучше. Но я к встрече не готовилась и наряжаться не собиралась… Ну и как жилось все эти годы?
Льюис. Как-то прожил их, но мог и лучше.
Клемма. Хм… Голодный?
Льюис. Если стряпня твоя, то вечно голодный.
Клемма. Кусок пирога с пеканами остался. Джози пекла. Собиралась я его выбросить. Но Джози говорит: «Это для Льюиса».
Льюис. Можно я присяду? (КЛЕММА передергивает плечами. Он садится. Вид у него усталый.) Семь лет назад она вот такой была… По-прежнему ухаживаешь за всей семьей?
Клемма. От семьи мало что осталось. Госпожа Хайнс развелась. Она теперь госпожа Роббинс. А сам господин Хайнс уже совсем не тот. Бизнес забросил. После тяжелого инфаркта.
Льюис. Вот как. Извини. Я не знал.
Клемма. А откуда ж тебе знать? Ты адресов не оставляешь.
Льюис (кивает). Несколько раз пытался позвонить тебе.
Клемма. Как следует пытался? Никто мне ничего не предавал.
Льюис. На самом деле, я только номер набирал. Нервы не выдерживали… А вдруг ты не захотела бы со мной разговаривать.
Клемма. Это уж точно. Думаешь, я и сейчас хочу тебя слушать?
Льюис. Вдруг бы ты сказала, что у тебя кто-то есть.
Клемма. Ха. Вы, мужчины, странный народ. Думаешь, я сидела все семь лет на одном месте и тебя поджидала? У меня много друзей, Льюис. И я с ними не скучала… Но чтобы с кем-то всерьез, нет, такого послушного мужчину я больше никогда не встречу. Все о своем брате выслушает. В основном не честного.
Льюис. Ты, Клем, не постарела, но душой зачерствела, это точно.
Клемма. Да нет. Просто давно не виделись. А почему ты смотришь как-то искоса? У тебя что, артрит?
Льюис. Нет. Не вижу одним глазом. Уже года четыре как ослеп на него.
Клемма. Правда? Извини. Зла я тебе никогда не желала.
Льюис. Да ты здесь ни при чем. Катаракта у меня. Доктор сказал.
Клемма. А я все гадаю, почему ты не заметил, как я постарела. (Секундная пауза.) Желала я тебе зла, только про себя. Вслух ничего не говорила, чтобы Господь бог не услышал… Ладно, сиди здесь, наслаждайся видом, а я насчет пирога похлопочу.
Идет на кухню. На крыльцо выходит ВИННИ. Оглядывается и замечает ЛЬЮИСА.
Винни. Привет, Винни Бавази.
Льюис. А, привет. Льюис Барнет.
Обмениваются рукопожатием.
Винни. Вы здесь по работе или приглашены на ленч с тунцом?
Льюис (смеется). Я-то? Да нет. Приехал с Клеммой повидаться.
Винни. Понимаю. А я с Джози. Вы ее видели?
Льюис. Ой, нет. Семь лет как не видел.
Винни (задумывается). …Да нет, я имею ввиду сегодня. Я ищу ее.
Клемма (выкрикивает из кухни). Она в лес на птичьих похоронах. Вон там.
Винни. Вот спасибо. (ЛЬЮИСУ.) Рад был с вами познакомиться. До встречи. (КЛЕММЕ.) А тунец был выше всяких похвал, доложу я вам. Пальчики оближешь.
ВИННИ подмигивает ЛЬЮИСУ и уходит.
Льюис (себе под нос). …Пальчики оближешь?
КЛЕММА выходит с куском пирога и чашкой кофе.
Клемма. Сливок вот добавила.
Льюис. Может, сначала выскажусь и потом поем.
Клемма (останавливается). Раньше надо было, уже сливок налила. (Ставит еду на стол.) Ну ладно, давай, выкладывай. Я слушаю.
Льюис. Ну, перво-наперво, должен сознаться, что жил неправильно.
Клемма. А я уже созналась.
Льюис. Если уж собралась слушать, так наберись терпения… Я из тех, кто не может долго жить на одном месте. Бродяжничество — это у меня в крови… Жил я с одной женщиной в Чикаго. О том, что был женат, ни слова. В Сент-Луисе жил еще с одной, родила она от меня. Ей было все равно, женат я или нет. Ребенка я содержал, пока не потерял работу, а когда лишился глаза, то и женщину потерял… Как говорится, пришла беда, отворяй ворота… (Смотрит на нее. Она на него.) А насчет Питтсбурга распространяться, пожалуй, не стоит.
Клемма. Не стоит. И так уши вянут. Сижу и думаю: какая я все же бессердечная, и глаза нет, и весь больной, а у меня ни капли жалости к тебе… Я же верующая, и мстительности во мне нет, но, Господи, будь я на твоем месте, я бы пошла на все, лишь бы сохранить второй глаз. (КЛЕММА отворачивается.)
Льюис. Да, натворил я дел, и ничего уже не исправишь.
Клемма. Угу.
Льюис. И годы потерянные не воротишь.
Клемма. Угу.
Льюис. И если ты меня сейчас прогонишь с глаз долой, я и слова не скажу.
Клемма. Угу.
Льюис. Черт, все «угу» да «угу», извиниться толком не даешь.
Клемма. Извинений я что-то не слышу. Слышу только: «прошлого не вернуть», «исправить ничего нельзя»… Зачем ты вообще заявился? Я не нужна тебе, ты не нужен мне… Найти еще одну бабенку тебе раз плюнуть… Просто прикроешь слепой глаз, решит, что ты ей подмигиваешь…
Льюис. Клемма… Кроме тебя, мне не нужен никто.
Клемма. С каких это пор? Что во мне такого особенного, чтобы навещать раз в семь лет?
Льюис. Все гадаешь, почему я ушел от тебя? …Последнее время постоянно об этом думаю.
Клемма. Если только последнее, слушать тебя уже неинтересно.
Льюис. Но дай же мне высказаться, в конце концов… ты всегда оставляла за собой последнее слово, разве нет? Мужчинам это не по душе. И мне тоже.
Клемма. Ладно… Валяй дальше… Что у тебя там на душе накопилось? (КЛЕММА садится напротив ЛЬЮИСА.)
Льюис. …Я знаю, что такое ребенок для женщины. И когда доктор сказал, что своих детей у тебя никогда не будет, я решил, что это моя вина. И все эта драка на лестнице. После нее все и началось. Что-то я повредил тебе по женской части, и здорово. Ни о каких детях и речи не могло быть. А ты посмотрела на доктора и сказала: «Ну что ж, со мной мой Льюис и мой Бог… Они меня любят…» (ЛЬЮИС смотрит на КЛЕММУ. Та отворачивается, вспомнив прошлое.) Таким виноватым только раз в жизни себя чувствовал. И эта вина сделала из меня бродягу. Не достоин я был любви такой женщины, как ты.
Клемма. Это верно. Не достоин… Но есть одна вещь, которую я от тебя утаила… Еще задолго до того падения с лестницы я знала, что у меня никогда не будет детей. И я тебе ничего не сказала об этом после того несчастного случая. Думала: раз он чувствует себя виноватым, то никогда не бросит меня… Так что мы оба хороши, а?
Льюис. Да… Столько лет держала это в секрете, почему решила признаться?
Клемма. Чтоб душу облегчить. Уж больно тяжело такой груз носить и столько лет. Если уж ты грешник, то и я не святая.
Льюис. Ну, ты себя строго-то не суди.
Клемма. Не могу иначе. Никак простить тебя не могу… По правде говоря, не вина потянула тебя бродяжничать, а твой характер. Бабник ты, скажешь нет?.. А Бог он все видит.
Льюис. Это верно.
Клемма (качает головой). …Ну и дураки же мы оба были, да к тому же и лживые.
Льюис. Что правда, то правда.
Клемма. Может, Господу богу было так угодно. Может, мне было суждено потерять тебя и обрести Джози, чтобы заполнить душевную пустоту.
Льюис. А может, это не все, что ему угодно.
Клемма. Ты это о чем?
Льюис. Джози теперь самостоятельная. У нее своя жизнь. Так, может, Всевышнему угодно мое возвращение.
Клемма. Чтобы я заботилась теперь о тебе? Я не бюро по трудоустройству. Бог меня на это не наставлял.
Льюис. Я найду работу. Я всю жизнь работал.
Клемма. Парикмахером устроишься?
Льюис. Нет. Парикмахером не смогу. Вот из-за этого. (Протягивает левую руку. Пальцы на ней скрючены и потеряли чувствительность.) Как-то утром проснулся и не могу пальцами пошевелить. Отнялись. Какой уж из меня парикмахер. Учусь вот одной рукой шнурки завязывать.
Клемма. Ну, Льюис, ты даешь. Если у тебя еще что-нибудь отсохло, говори прямо.
Льюис. Это все. В остальном я здоров, как бык.
Клемма. Может быть, только такому «быку» работу найти будет трудновато… (Отходит от стола.) Нет, слишком поздно. Слишком поздно переживать такие удары судьбы.
Льюис. Но ведь я начал новую жизнь. Я стал другим человеком. Старое никогда не повторится.
Клемма (кивает). Вижу, прекрасно вижу.
Льюис. Ладно, ты думай. Я у друга пока поживу. У него автозаправка тут неподалеку.
Клемма. Вернулся бы ты здоровым, то смотрел бы на меня больше как на женщину, чем на «мамочку».
Льюис. Я знаю, чего хочу, и сил хватит, чтобы мы оба были в полном порядке. Даже с одной рукой и с одним глазом… Так что, Клемма, думай. О большем я не прошу. (Расстроенный, ЛЬЮИС встает, надевает шляпу, берет сумку и собирается уходить.)
Клемма. Про пирог забыл.
Льюис. С собой захвачу, если ты не против. (Заворачивает пирог в салфетку.)
Клемма (следит за его действиями, затем…). Льюис!.. У меня сегодня работы невпроворот. Еще одна рука не помешает.
Льюис (улыбается, поднимает вверх правую руку). Ты про нее, да?
КЛЕММА закрывает лицо руками и смеется.
Клемма. Извини, смешинка в рот попала.
Льюис. Вот и здорово.
Клемма. Побудь до вечера, если хочешь.
Льюис. И мечтать об этом не смел.
Клемма. Знаешь, что я тебе скажу. Не могу понять одного: к кому господь благоволит больше: к тебе… или ко мне.
Встречаются взглядами.
Звучит музыка
ДЖОЗИ, КЕННИ, САММИАЙ, ВИННИ и РЕЙ стоят полукругом. В центре стоит САММИАЙ и держит в руках открытую коробку из-под обуви. В коробке мертвая птичка. У всех торжественный вид. Стоят, склонив головы.
Саммиай. …Мы предаем земле маленькую тварь божью и чтобы пребывать ей… пребывать ей… (Ищет глазами поддержки.)
Рей. В Пернатом Царстве.
Саммиай. …В небесном пернатом Царстве… и вознесется душа ее с… (САММИАЙ снова смотрит на РЕЯ.)
Рей. С грешной земли.
Саммиай. С грешной земли… покинув всех, кто любил ее.
Кенни (в сторону). Любил ее? Ты ее видишь всего второй раз в жизни.
Рей. Кенни, прекрати.
Кенни (воздевая руки). Простим меня, господи.
Саммиай. Что дальше делать?
Винни. Ну, бросим в коробку по комку земли и паре веточек.
Кенни (ВИННИ). Винни, это обычное для тебя дело?
ВИННИ делает шаг в его сторону, но сдерживает себя.
Джози. Винни прав. Так и поступим.
Все, кроме САММИАЙ, нагибаются и ищут по подходящему комку земли и ветке.
Саммиай. А другой коробки нет?
Джози. А эта чем плоха?
Саммиай. На ней стоит знак фирмы «Флоршайм шуз». Подойдет?
Кенни. По-моему, в коробках из-под обуви птичек никто не хоронит.
ВСЕ смотрят на КЕННИ.
Джози. Саммиай, выбери место, да и захороним ее.
Саммиай. В той стороне пригорок есть… вид с него прекрасный.
Кенни. Замечательно. Птичке понравится. (ВСЕ снова смотрят на него.) Что я такого сказал?
Джози. Ну, что, пошли?
ВСЕ, кроме ВИННИ, трогаются с места.
Винни. Я сейчас.
ВИННИ, опустив голову, молится. Они с удивлением смотрят на него… Поднимает голову и запевает церковный хорал… Через несколько секунд САММИАЙ подходит к нему и подпевает… Все смотрят друг на друга и тоже начинают подпевать… КЕННИ молчит. Почти закончив пение, смотрят на него. Тот, смущенный, присоединяется к поющим. Петь заканчивают все вместе.
В перерыве звучит музыка.
ЛЬЮИС быстро складывает со стола, когда начинают раздаваться раскаты грома. КЛЕММА с тарелкой и чашкой быстро вбегает в дом. Последующий диалог происходи, пока они носятся взад-вперед со стульями и столом.
Клемма. Льюис, давай быстрей, пока ливень не начался.
Льюис. Похоже, гроза стороной пройдет.
Клемма. Что тебе кажется, волнует меня меньше всего.
ЛЬЮИС смеется.
Клемма. Над чем смеешься?
Льюис. Сам не пойму. Просто на душе хорошо. Уже забыл, когда в последний раз так весело смеялся.
Клемма. Наверное, последний раз в Питтсбурге, что-то ты о нем ни слова.
Льюис. Ты только посмотри на меня. Может, я и инвалид, но из молодых мало кто за мной угонится.
Клемма. Это точно. Хорошую школу прошел за последние семь лет.
Вся мебель теперь в доме. В доме и ЛЬЮИС с КЛЕММОЙ. На тропинке появляются ВИННИ и САММИАЙ. Грома больше не слышно.
Винни. Ты, наверное, никогда о нем и не слышала. Небольшой колледж в Чокпо.
Саммиай. Я знаю этот колледж. Моя подруга его закончила. Может, ты с ней знаком. Бацци Бандо.
Винни. Бацци Бандо? Еще бы. Был знаком и довольно близко. Даже был с ней помолвлен, вот до чего дело дошло.
Саммиай. Помолвлен?
Винни. Ну да. Как говорится, шел прямой дорогой к алтарю, как вдруг она передумала. Сказала, что едет в Нью-Йорк и собирается стать манекенщицей.
Саммиай. Карьеру она себе быстро сделала. На обложках всех журналов красуется.
Винни. Это точно. И посылает их мне. Только гримируют ее слишком густо, по-моему.
Саммиай. Ты пытался связаться с ней?
Винни. Ага. Посылал журналы обратно. А черным фломастером через всю обложку писал «Да подумаешь!». Через все лицо.
Саммиай. Ух, ты! Вот, наверное, злилась.
Винни. Вряд ли. Подумаешь, обложка… Я слышал, ты тоже хочешь стать манекенщицей.
Саммиай. Я? Делаю первые шаги. Мне до Бацци далеко.
Винни. Разве? Ты такая же симпатичная. Не меньше, это точно.
Саммиай. Спасибо за комплимент. Только дело не во внешности. Главное, чтобы ты объективу фотоаппарата понравилась.
Винни. Да я такой фотоаппарат разломаю на кусочки.
Саммиай (улыбается). Правда?.. Такого мне еще никто не говорил.
Винни. Сам не ожидал.
Саммиай. А чем ты занимаешься?
Винни. Полдня работаю на своего дядю Джорджио. Он крупнейший дистрибьютор иномарок в Южной Флориде.
Саммиай. А вторую часть дня чем занимаешься?
Винни (оглядывается). А смеяться не будешь?
Саммиай. Вот тебе крест… Так чем же?
Винни. Занимаюсь изготовлением ювелирных украшений… Не для продажи. Для родственников и друзей. Не вяжется с моим обликом, скажи честно.
Саммиай. Ничего подобного. Весьма достойное занятие… Что-нибудь получилось?
Винни (касается цепочки). Эта цепочка золотая… Ничего особенного в ней не замечаешь? Невооруженному глазу она кажется сплошной… Посмотри с близи.
Саммиай (наклоняется и рассматривает цепочку). Верно. Звенья едва различимы.
Винни. А кольцо нравится? Моя работа.
Саммиай. Невероятно… А бриллиант сам огранивал?
Винни. Нет, бриллианты покупаются у оптовика, уже готовые… А часы нравятся? Начинка швейцарская.
Саммиай (без интереса). Тоже сам смастерил?
Винни. Только корпус. А механизм швейцарский.
САММИАЙ в изумлении смотрит на ВИННИ. Тот наклоняется и целует ее в губы, затем делает шаг назад.
Саммиай. И когда у тебя пробудился интерес к этому искусству?
Винни. Ну, когда я был мальчишкой, мы поехали в Италию навестить родню. И в один прекрасный день посетили Ватикан. Папа Римский там живет.
Саммиай. Да, я знаю.
Винни. И там на застекленных стендах я увидел потрясающей красоты серебряные и золотые кресты и эти самые скепетры, инкрустированные бриллиантами… Я правильно сказал?
Саммиай. Скепетры. Не уверена.
Винни. Ну, то, что короли держат в руках как признак власти.
Саммиай. Скипетры, по-моему.
Винни. Ну да, скипетры, точно… В общем, я достал каталог «Сокровища Ватикана»… И я все разглядывал и разглядывал все эти шедевры мирового ювелирного искусства, которым нет цены, они бесценностны, и сказал себе: «Эй, да я сам так сумею». И заветная моя мечта изготовить что-то особенное-особенное, чтобы можно было преподнести в дар Папе Римскому… от народа Южной Флориды.
Саммиай. А ты парень непростой.
Винни. Но пока мастерства не хватает. Но когда почувствую уверенность, сделаю золотой браслет с его именем. Носить он его, конечно, не будет. Ведь вдруг потеряет и все узнают, кому он принадлежит. Правда ведь?
Саммиай (весело). Это уж точно.
Винни. Так что для практики занимаюсь вот такими штуками. Но еще при моей жизни настанет день, и я получу послание от Папы, в котором будет говориться: «Дорогой Винни, Adomino, Adominus, благодарю вас и Народ Южной Флориды»… На бред сумасшедшего смахивает, да?
Саммиай. И вовсе нет. А где ты с Джози познакомился?
Винни. В Майами. Станцевал с ней разок. Прогулялся с ней немного. Неглупая девушка, эта Джози. Отговорила от одной явной глупости.
Саммиай. От какой именно?
Винни. Я намеревался полететь в Нью-Йорк, похитить Бацци, вернуться вместе с ней во Флориду, упрятать ее в подвал своего дома и держать ее там, пока она не скажет «да».
Саммиай. Ты шутишь?
Винни. Нисколько. Так что Джози поворачивается ко мне и произносит всего два слова… Всего два коротких слова… Она сказала: «Не смей!».. Я с ней знаком всего ничего, а она мне «Не смей!».. И я ее послушался. Я ей доверился.
Саммиай. Невероятная история.
Винни. А сейчас постараюсь уединиться с ней на пару минут, хочу сделать ей маленький подарок. (Достает маленькую коробочку.)
Саммиай. И ЧТО В НЕЙ?
Винни. Брошь. Из чистого золота… и на ней гравировка: «Не смей»… Как думаешь, понравится ей?
Саммиай. Еще бы.
Винни. Честно говоря, с тобой общаться куда как легче, чем с Бацци. Ты с кем-нибудь встречаешься?
Саммиай. Ну, вроде. С Реем… По-моему, намерения у него серьезные… Но связать с ним судьбу, нет, к этому я еще не готова… если учесть, что он писатель… все время погружен в свои мысли… Мне нравится, что ты такой общительный, любишь поговорить, с тобой легко.
Винни. Спасибо.
Саммиай. Собираюсь порвать с ним, но как это сделать, чтобы он не очень переживал?
Винни. Пара пустяков. Я ему скажу.
Саммиай. Ой, я боюсь.
Винни (встает, решительно). Только так. Намного гуманнее. Это как с акулой. Нельзя держать ее на тросе. Или руби трос, или пристрели. Я знаю что говорю. Вперед.
ВИННИ увлекает САММИАЙ в лес. Доносятся раскаты грома. ЭННИ выходит из дома и смотрит на небо.
Энни. Так, вот и машину заодно помоет. Дождь будет, это точно. (Выходит БЁРТ.) Куда ребята запропастились, как ты думаешь? …Надеюсь, у них хватит ума вернуться, пока ливень не начался. (БЁРТ смотрит на нее и улыбается. ЭННИ смотрит на него.) Что ты улыбаешься?
Бёрт. Да вспомнил вдруг, чем в дождливые дни занимались. В свое время.
Энни. Ах, Бёрт. Вели себя прилично. Иди в дом. А я ребят подожду.
Бёрт. Джози их приведет… Клянусь богом, ты сейчас такая же молодая, как в день нашей свадьбы.
Энни. А ты с другого бока на меня посмотри. (ЭННИ ищет глазами ребят.)
Бёрт (заходит на порог и смотрит на небо). Лить будет целый час, как минимум…
Энни. Ну, хватит, Бёрт. И так голова кругом идет.
Бёрт. Понимаю. Оттого и грохочет. После дождя полегчает… Не отводи глаза.
Энни. Ну, перестань.
Бёрт. А я ничего такого и не делаю. Если только ты мне не поможешь. (Протягивает руку.) Дай мне руку.
Энни. Я тебе сейчас таблетку дам. Не смеши людей.
Бёрт. А ЧТО ТУТ СМЕШНОГО?
Энни. Что?.. Ты же больной насквозь, а я замужем.
Бёрт. Это верно. Но ведь прилетела ко мне из самого Парижа.
Энни. Я чувствовала, как тебе плохо. И примчалась, чтоб поддержать тебя, а не убивать.
Бёрт. Энни, я люблю тебя. Всегда любил и всегда буду любить.
Энни (смотрит на него). Бёрт, не…
Бёрт. Выслушай меня. (Звонит телефон, он не обращает внимания.) …Когда ты ушла от меня, я был уверен — в один прекрасный день ты вернешься… Но потом, когда осознал, что все кончено, меня охватило чувство злобы, ужасной злобы… Потом пришло чувство утраты… За ним последовала глубочайшая депрессия… Пришлось со всем примириться и жить дальше… И вот произошло неожиданное… Этим летом. Прямо здесь… Я начал понимать, что лишаю себя самого дорогого… Памяти… Доброй памяти. Я подавил в себе воспоминания, отбросил их, отрезал их… И пожалел об этом… С ними мне бы жилось намного легче и радостей… Мы были женаты двадцать один год… и два года встречались до свадьбы…Всю неделю ты работала, а в выходные помогала открыть мой первый магазин… И еще одно мне стало совершенно ясно… Мне было хорошо с тобой… Я очень любил тебя, но ты очень нравилась мне… Похоже, таких слов ты от меня никогда не слышала.
Энни. Ах, боже мой, Бёрт, если это прощальная речь, у меня разорвется сердце.
Бёрт. Да нет, не прощальная… Но еще одну вещь ты просто должна выслушать.
Энни. Какую?
БЁРТ. Постой секунду и не двигайся… А скажу я тебе вот что… Ты выглядишь просто сногсшибательно.
ЭННИ тронута до глубины души.
Энни. О, господи, Бёрт…
БЁРТ делает шаг к ЭННИ, но в этот момент из кухни выходит КЛЕММА.
Клемма. Ой, извините. Госпожа Роббинс, вам звонят из Парижа, из Франции. (Смотрит на Бёрта и, поняв, что происходит.) Могу передать ему, чтоб подождал, если хотите.
Бёрт. Поговори с ним… Все нормально. (ЭННИ поворачивается и входит в дом.)
Клемма. Извините, я не хотела…
КЛЕММА уходит, БЁРТ стоит, как стоял. Входит ДЖОЗИ.
Джози. За что это Клемма извиняется?
Бёрт. За телефонный звонок. (БЁРТ входит в лес. Появляется РЕЙ.)
Рей. А, вот и ты… Где ты пропадала?
Джози. Нигде. А с чего вдруг ты спрашиваешь? Ты меня искал?
Рей. Ну, так вот. Кенни хорал не допел и куда-то ушел… Вини увел Саммиай, болтая с ней о загробной жизни, он, оказывается, в нее верит… И вдруг я остался один.
Джози. Я не знаю точно, хочешь ты со мной общаться или нет.
Рей. Хочу, даже очень. Я решил, что мне пора извиниться пред тобой.
Джози. За что?
Рей. Что был так резок с тобой… Я очень обиделся за Кенни, но лучше бы в это дело не влезал.
Джози. Да нет, Рей. Не надо извиняться.
Рей. Все равно прости. Лучше лишний раз извиниться… В общем, я на днях уезжаю.
Джози. И куда?
Рей (достает из заднего кармана письмо). Обнаружил Его под своей дверью. Оно от «Рендом Хаус».
Джози. С хорошими новостями, надеюсь.
Рей. Частично. Хотя бы аванс грошовый не должен возвращать. Но публиковать книгу пока не собираются.
Джози. Ой, Рей, извини.
Рей. Да ничего. У меня есть предложение получше. Помощник тренера по гольфу в Хьюстоне. Платят они хорошо и ничего редактировать заново не нужно.
Джози. А стоит ли торопиться с Хьюстоном? Разошли книгу по другим издательствам.
Рей. Куда я ее только ни посылал. «Скрибнес и Даблдей» уже отказались от публикации. (Смотрит на письмо.) А это я сохраню. По крайней мере, хоть что-то напечатано с моим именем.
Джози. Что-то здесь не так. Ты мне не все рассказал. Прошлым летом ты расстался со мной из-за Кенни, да?.. Это правда?
Рей. …Я испугался.
Джози. Меня?
Рей. Нет. Себя. Ты так уверовала в меня и мой весьма скромный талант, что мне пришлось бы просто вывернуться наизнанку, чтобы оправдать твои ожидания.
Джози. Вот уж не думала не гадала, что ты именно так воспримешь мое чувство.
Рей. Дело не в чувстве, дело в твоем характере. Ты не требуешь больших дел, ты в ожидании их.
Джози. Так что, по-твоему, я ждала? Успеха?
Рей. Хуже. Высокого профессионализма. Терпения. Стойкости духа. Твердой веры в свои силы. Больше всех я боялся разочаровать именно тебя. Ни своих учителей, ни отца, ни все эти издательства, даже не себя… Только тебя.
Джози. Так вот как я на тебя действую. Ну, Рей, извини. Клемма заявила мне сегодня, что мне не хватает «изюминки», гармоничности в характере.
Рей. Не знаю, не знаю. Это дело тонкое.
Джози. Верь в свою звезду… Я не буду больше стоять у тебя на пути. Я желаю тебе только добра, а мои мечты и надежды останутся при мне… Если мы не подходим друг другу, ну что ж, я с этим примирюсь…
Рей. Я этого не говорил.
Джози (приближается к нему). Ну что ж, уже хорошо. Только не будем торопиться с развитием событий. А то сегодня все словно с цепи сорвались. Только и делают, что душу друг другу изливают… С чего это, как ты думаешь?
Рей. Конец лета. А лето — это пора ожиданий всяких чудес. Сентябрь отрезвляет. И все встает на свои места. А для меня еще и февраль.
Джози. Если уедешь в Хьюстон, напишешь мне оттуда? Открытки будет достаточно.
Рей. Да я тебе с Луны напишу. А как насчет телефонного звонка из Нью-Йорка?
Джози. Здорово. Все ближе, чем Хьюстон.
Рей. Значит, «до свидания», а не «прощай».
Джози. Я надеюсь.
РЕЙ и ДЖОЗИ обмениваются рукопожатием, смотрят друг другу в глаза, затем он медленно притягивает ее к себе. Нежно целуются. В этот момент из кустов, крадучись, выходит КЕННИ. Он все слышал.
Кенни (откровенно). Похоже, не в ту птичку угодил.
ТЕ быстро оборачиваются, вид у них крайне удрученный.
Джози. Ой, Кенни, ну, ты даешь.
Кенни. Рей, стой и не двигайся. Работать в Хьюстоне буду я. (КЕННИ собирается уходить.)
Рей. Подожди.
Кенни. Чего?
Рей. Я тебе все объясню.
Кенни. Да ну, перестань. Все слова уже сказаны.
Джози. Он тебя не предавал. Он помнил о тебе, чтобы ни говорил и ни делал.
Кенни. Он что, и целовал тебя вместо меня? Господи, Рей. Какая преданность. Какая дружба.
Рей. Джози, дай-ка мы сами разберемся.
Кенни. Нет уж, пусть стоит и слушает. Пусть посмотрит, как я с тобой разберусь. (Оглядывается, замечает увесистый камень, поднимает его и подбрасывает на руке.) Осторожно, Рей. По метанию камней я большой мастер. В олимпийскую сборную можно брать.
Рей. Если твердо решил… давай.
Появляются ВИННИ и САММИАЙ.
Винни. А, вот вы где… Слушай, Рей. Саммиай хочет сказать тебе кое-что, но через меня.
САММИАЙ прячется за дерево.
Винни (уяснив ситуацию). Ого! Кого мы тут имеем? Даниэля и Голиафа?
Кенни (РЕЮ). Рей, хочешь верь, хочешь не верь, но я думал, что Джози с Винни целоваться будет. (ВИННИ.) Хорошие новости, Винни. Самый тупой среди нас не ты, а я.
Винни. Что ты говоришь. Рей подкатился к твоей девушке, да?
Саммиай. Рей, это правда? Я думала, нам целоваться придется.
Винни (САММИАЙ). Самое время сказать, что между вами все кончено. Правда, моя милая?
Рей. Кенни, брось камень на землю. Не тебе одному здесь плохо.
Кенни. Хуже, чем мне? Ну, уж вряд ли… Вот что я скажу. С Джози меня связывали надежды. А тебе я слишком доверял… Ради тебя я был готов в огонь и в воду… Рей, видишь этот камень? Это наша дружба. И пошла она ко всем чертям. (КЕННИ поверх их голов швыряет камень в лес.)
Саммиай (пронзительно кричит). О, господи. Похоже, еще одной птичке конец пришел.
КЕННИ поворачивается и идет в лес.
Рей. Я за ним. Джози, потерпи минутку.
Неожиданно с противоположной стороны появляется БЁРТ. Он еле дышит.
Бёрт. Кто-то закричал. Что случилось?
Винни. Как в древнем Риме. Бой между гладиолусами.
Джози. Пап, как ты?
Бёрт. Держусь. Твоя мамочка вещички собирает. Уолтер прилетает вечером в Нью-Йорк. Она очень хочет поговорить с тобой перед отъездом. Ты готова?
Джози. У мамочки всё минута в минуту.
Бёрт. И вызови Льюиса на пару слов. Ничего срочного.
Джози (ВИННИ). Извини, Винни. Но у нас с тобой разговор не получится.
Винни. Ничего страшного. Мы тоже уезжаем. Подвезу Саммиай до Нью-Йорка… и пробуду там несколько дней… У меня для тебя небольшой сюрприз. Так, пустячок.
Джози. Спасибо. Обожаю сюрпризы. Можно открыть?
Винни. Не сейчас.
Джози. Ну что ж, спасибо. До свидания, Саммиай. (ДЖОЗИ вбегает в дом.)
Винни. Ну, мы поехали… Надеюсь, я не очень побеспокоил вас своим неожиданным визитом. Просто очень хотелось отблагодарить Джози за одну услугу, которую она оказала однажды в Майами.
БЁРТ и ВИННИ обмениваются рукопожатиями.
Винни (поднимается на пригорок, оглядывается). Надеюсь, в один прекрасный день и мне повезет с таким местечком… только в Майами, на побережье.
ВИННИ и САММИАЙ уходят. В это время из дома выходит ЛЬЮИС.
Льюис. Господин Хайнс, Джози сказала, что вы хотите меня видеть.
Бёрт. Если только вы не заняты.
Льюис. Срочных дел никаких. Чем могу служить?
Бёрт. Мне нужны ваши услуги как шофера.
Льюис. О чем разговор. Будет какое-нибудь поручение?
Бёрт. Хочется прокатиться на машине… Помнишь, где больница? А, Льюис?
ЛЬЮИС оторопело смотрит на БЁРТА.
Звучит музыка.
Вечер. КЛЕММА, как и в начале пьесы, сидит на ступеньках. На ней теплый свитер.
Клемма (в публику). …Ну так вот… Заработал он себе еще один инфаркт, а по какой причине, тут и гадать нечего… Из больницы он вышел и провел конец лета, как и планировал. Но только вот это лето было для него последним. Он умер во сне в середине ноября того же года… И то, что я лишилась семьи, дошло до меня не сразу… Госпожа Роббинс была замужем, господин Хайнс как в кухарке во мне больше не нуждался, а Джози стала совсем взрослой, зачем ей няня… И оказалась я женщиной свободной… о чем молодежь моей расы кричала на всю округу… Наши гражданские права… Самые разговоры пошли. Поначалу меня это смущало, потому что семейство Хайнс относилось ко мне как к ровне, и мне кажется, что подлинными правами в семье обладала именно я, сознавали они это сами или нет… И я начала новую жизнь… На мои деньги мы с Льюисом открыли небольшой ресторан в городе. Готовила, конечно, я сама… А Льюис слово свое сдержал, управлялся со всем хозяйством своей одной рукой и только посмеивался. Мы прожили душа в душу целых двадцать два года… Я воспитала племянницу и двоих племянников, и все трое поступили в колледж. (Она встает.) Но как я уже говорила, в такие вот вечера моя память возвращает меня к этому дому и концу лета… и особенно к последнему вечеру того лета, когда все разъехались и, как оказалось, навсегда.
ЛЬЮИС и БЁРТ появляются на тропинке. БЁРТ, опершись о локоть ЛЬЮИСА, идет, еле передвигая ногами. КЛЕММА видит их, а они ее нет. Она уже в будущем, а они еще в прошлом.
Льюис. Господин Хайнс, вы просто молодчина. Еле успеваю за вами.
Бёрт. Не знаю, не знаю… Когда эта кошка перебежала нам дорогу, я понял, что дело дрянь.
Льюис (смеется). Ничего, завтра с утра прямо в город. Надо продержаться. (БЁРТ, тяжело дыша, останавливается. Держится за спинку стула.) Хотите отдохнуть?
Бёрт. Да, самую малость. (БЁРТ смотрит на крыльцо дома.)
Клемма (в публику). Ну и картинка получилась: один калека ведет другого… Так что госпожа Роббинс чувствовала, что надо приехать, чувствовала всеми фибрами… что это их последняя встреча.
На балкончике появляется ЭННИ с сигаретой в руке. БЁРТ и ЛЬЮИС останавливаются около крыльца и отдыхают.
Бёрт. Ну, как у вас с Клеммой? Сойдетесь снова?
Льюис. Трудно сказать. Она как спелое яблочко на ветке. Того гляди упадет, и все никак не падает.
Бёрт. Не жди, пока само упадет. Тряси яблоню. Если надо, сруби ветку. Только не оставляй на дереве. Желающих сорвать яблочко пруд пруди. (Заходит в дом.) Ладно. Кто со мной в картишки перекинется?
ЭННИ уходит с балкона.
Клемма. Льюис, это ты?
ЛЬЮИС поднимается на крыльцо.
Льюис. Чем я еще провинился?
Клемма. Некогда мне с тобой болтать, все утром разъезжаются, дел по горло.
Льюис. Я знаю.
Клемма. Я знаю, что ты знаешь. Просто хочу знать, что делать дальше собираешься?
Льюис. Я уже говорил. Поеду в Нью-Йорк, пристроюсь где-нибудь.
Клемма. Ну и правильно, все равно между нами ничего не получится.
Льюис. Это я уже слышал. Что толку твердить одно и то же?
Клемма. Потому что мне вдруг показалось, что ты и оглох заодно.
Льюис. Первый раз я тебя слушал. А потом перестал.
Клемма. Так ты еще не раздумал ресторанчик открыть?
Льюис. Нет, местечко подходящее есть, а шеф-повар — вот он передо мной. И одним глазом его вижу.
Клемма. Я просто спрашиваю.
Льюис. Спасибо тебе и господину Хайнсу, что решили приютить меня. Только уж лучше я буду сам по себе. Не надо обо мне беспокоиться.
Клемма. А я и не беспокоюсь. С чего вдруг?
Льюис. Вот именно.
ЛЬЮИС входит в дом. КЛЕММА направляется на кухню.
Клемма. Семь лет без него обходилась, обойдусь и дальше. (Останавливается.) Да он просто терпение мое испытывает, ей богу. Он, Клемма, от тебя не отстанет.
На тропинке появляется ДЖОЗИ с большим набором клюшек для гольфа.
Джози. С кем ты здесь разговариваешь?
Клемма. Ни с кем. Не люблю, когда на меня планы строят, вот и все… И куда ты с папочкиными клюшками собралась?
ДЖОЗИ кладет клюшки около скамейки.
Джози. Когда ему станет лучше, может, захочет в гольф поиграть во Флориде… Немного оптимизма никогда не помешает.
Клемма. Ну как ты, дитя мое?
Джози (смотрит на дом, потом на КЛЕММУ). Предстоит мне разговор с матерью. Традиционный, по случаю конца лета. А что толку «отношения» выяснять, да о «состоянии» распространяться. Состояние здоровья отца хуже некуда. И она это знает. Зачем она приехала? Она что, жизнь ему спасти может?
Клемма. Нет, конечно. И она прекрасно это осознает. Тебя она спасает и себя, понятно?
Джози. У нее была такая возможность несколько лет назад. Когда она нас бросила. И она ею не воспользовалась. Может, мы все теперь пропащие.
Клемма. Поссориться с матерью может каждый. С кем такого не случалось.
Джози. Но она хочет, чтобы я простила ее за всё. Сама-то она отца не простила за то, что он пропадал целыми неделями.
Клемма. Тут я им не судья.
Джози. Значит, ты везучая. В твоей семье разводов не было. Ты сама говорила.
Клемма. Что верно, то верно. Потому что папочка мой умер, когда мне было всего двенадцать. И обидеться на жизнь у моей матери просто не было времени. Поднять на ноги семерых — это тебе не шутка… Так что обиду затаила я.
Джози. На кого?
Клемма. На Бога. И вот что я тебе скажу: серчать на мать, это совсем не то, что серчать на Бога… С Богом надо общаться, когда ты чиста душой. А то он тебя быстро на место поставит… И все-таки обиду я затаила.
Джози. И как ты поступила?
Клемма. Пошла я в церковь, но молиться не стала. А вот как моя мамочка насчет обиды и злобы наставляла меня. Она говорила: «Клемма, если в сердце твоем поселилась злоба, избавляйся от нее как можно скорее. Потому что злобе деваться некуда, кроме как заполнить душу, вцепиться в нее и пребывать в ней всю твою жизнь… не знаю, насколько ты крепка душой, чтобы нести это бремя по жизни и быть счастливой. До сих пор это никому не удалось»… Понимаешь, о чем я, Джози?
Джози. Да, кроме одного. У тебя были братья и сестры. Ты могла излить злобу на них. А мне не на кого. Наверное, поэтому Кенни так досталось от меня. Он ведь предан мне душой… Слава богу, ты была рядом. Всю мою жизнь. Если моя мать что-то недодала мне в жизни, я благодарю Бога, что она подарила мне тебя.
Клемма (обиженно). Я не вещь, которую дарят. Я женщина и искала работу, и была страшно рада получить ее у вас. Очень непростое это дело.
Джози. Ой, господи, Клемма, я совсем не хотела тебя обидеть.
Клемма. Знаю, знаю. Я и сама не ожидала, что так привяжусь к тебе… Я всегда считала тебя своим ребенком, но на самом деле оно не так. Мы разные по крови. А вот с мамочкой у тебя родство кровное, и она дает тебе то, чего никогда не смогу дать я.
Джози. Так почему же она ни разу не поговорила со мной по душам, как ты сейчас?
Клемма. Не было у нее такой возможности… Вот помрет твой папочка, и стану я тебе не нужна… И распрощаемся мы навеки, радость моя.
Джози. Нет, нет, ни за что. Мы всегда будем вместе. Всю жизнь.
Клемма. Возможно. Только мы не нуждаемся друг в друге, как в былые времена… А мать есть мать. Она у тебя одна. Дорожи ею… И прости ее и своего папочку.
Джози. А его-то за что?
Клемма. За то, что он прекрасно отсутствовал, пока ты росла… А твоя мама была с тобой рядом, так ведь?
Джози. Да, но…
Клемма. Так или нет?
Джози. …Так.
Выходит ЭННИ.
Энни. Решила проверить, твой это голос или нет.
Клемма. Ой, госпожа Роббинс, извините меня. Как раз собиралась Льюису помочь. Надо успеть вещи упаковать. (Смотрит на ДЖОЗИ, пожимает ей руку и входит в дом.)
Энни. Джози —
Джози. Мам, может, отложим наш разговор до завтра? Завтра обязательно поговорим, честное слово. Завтра или послезавтра. Можно?
Энни. Нельзя откладывать его бесконечно. Ни секунды больше не могу смотреть и терпеть, как ты просто пышешь злобой против меня.
Джози. Да я совсем не злюсь на тебя. Раньше такое было, да, сознаюсь. Но мне сейчас требуется помощь, которую ты не сможешь мне оказать.
Энни. В чем она заключается?
Джози. Я к этому удару еще не готова. Так не хочется, чтобы это лето стало для него последним. Как это я запру дом прямо сегодня вечером и никогда больше не увижу, как он сидит в кресле, греясь на солнышке, и вспоминает былые времена. Когда он был молод и полон сил. Во мне все еще живет маленький несмышленый ребенок, который верит в счастливый конец. Что ты оставишь Уолтера и вернешься к папе. И у нас будет еще одно последнее лето. Для всей семьи. Мечта эта несбыточная, я знаю. Но сегодня этот вечер наш. Общий. Вот и все.
Энни. Ох, как же я тебя понимаю. Так и хочется прижать тебя к себе и сказать, что все так и будет.
Джози (разражается плачем, обнимает мать). Я люблю тебя. Честное слово, мам. Просто хочется, чтобы все было хорошо, начиная прямо с этой минуты.
Энни. Я все понимаю, все, дитя мое… Ш-ш-ш, ну хватит плакать. Я же с тобой. И всегда буду твоей любящей мамочкой.
ЭННИ и ДЖОЗИ стоят в обнимку. На балкончике появляется БЁРТ.
Бёрт (наблюдает за происходящим, потом). Энни, где ты?.. Не могу найти кашемировый свитер. Ты мне его как-то на день рождения подарила.
Энни (смотрит вверх). Зря ты на второй этаж поднялся, тебе нельзя.
Бёрт. Ты абсолютно права. Так поднимись ко мне и подставь свое плечо.
БЁРТ улыбается ЭННИ. Та смотрит на ДЖОЗИ. ДЖОЗИ улыбается и кивает головой. ЭННИ входит в дом.
Джози (смотрит вверх). Пап…
Бёрт. Я все слышал… Но все равно спасибо, дитя мое. Спасибо тебе.
БЁРТ посылает ДЖОЗИ воздушный поцелуй и удаляется. ДЖОЗИ поворачивается. Лицо ее так и светится радостью. Входит РЕЙ…
Рей. Джози, привет.
Джози (оборачивается, удивленно смотрит на РЕЯ). Привет. А я думала, ты уже в Нью-Йорке, вовсю трудишься.
Рей. Так оно и есть. Просто сделал перерыв и отмахал сотню километров. Очень хотелось повидаться.
Джози. У тебя глаза так и светятся.
Рей. Да это просто луна в них отражается. Место удачное выбрала.
Джози. А Кенни ты видел?
Рей. Ага. Он твой лучший друг. И мой тоже. Кровь он мне свою больше не даст, но это ничего. Держится он. А как твой папа?
Джози. Хожу и стучу по дереву… (Наклоняет голову.) Нет, не луна это. Откуда у тебя такой блеск в глазах?
Рей. Ладно, признаюсь. У меня хорошие новости. Одно небольшое издательство в Сиэтле собирается опубликовать мою книжку.
Джози. Ой, Рей. Но это же здорово.
Рей. Я их, правда, немного разочаровал. Поблагодарил их и сказал, что лучше в будущем году ее выпустить. Твои слова так и стучали у меня в голове: «Не сейчас, Рей. Не торопись. Сначала доделай книгу».
Джози. Господи, как я скучала по тебе. (ДЖОЗИ пытается обнять РЕЯ, но тот останавливает ее.)
Рей. У меня для тебя небольшой подарок. (РЕЙ достает его и подает ДЖОЗИ.)
Джози. Серьезно? Твой первый подарок.
Рей. Открой…
ДЖОЗИ срывает оберточную бумагу. В руках у нее тонкая книга в кожаном переплете.
Джози. Переплет кожаный.
Рей. Кожезаменитель. А то слишком уж дорого получается.
ДЖОЗИ листает страницы.
Джози. И что, все-все страницы чистые?
Рей. Кроме одной, с посвящением.
Джози (читает вслух). «Посвящается Джози… Эти пустые страницы — наша будущая совместная жизнь, и заполняться они будут по ходу ее… Тебе как женщине страшно повезло: ты завоевала сердце в высшей степени достойного мужчины. Который, как он считает, наконец, стал достойным тебя».
ДЖОЗИ смотрит на РЕЯ. Глаза ее увлажняются.
Рей. Дай дочитаю. (Берет у нее из рук книгу и читает.) «И хотя жизнь очень скоро постучится в дверь моего дома, он будет пуст. Я со своим другом буду на Луне и посылать оттуда открытки»… Ладно, немного витиевато, но — (ДЖОЗИ целует его. РЕЙ смотрит вверх.) Спасибо, Господи. Отличная рецензия.
Джози. Оставайся на ночь у меня.
Рей. Не получится. Кенни дал мне ключи от своего дома.
Джози. А чем плох мой дом?
Рей. Здесь твои родители. И Клемма с Льюисом.
Джози. Да им не до нас. Они даже ничего не заметят. Боюсь, что собрались мы все вместе последний раз в жизни. Я буду просто счастлива, если все мы будем спать под одной крышей.
РЕЙ наклоняется к ДЖОЗИ и целует ее.
Рей. Пойду помогу вещи собрать. (Указывает на книгу.) Береги ее. Первое издание.
РЕЙ удаляется. ЭННИ выходит из дома и смотрит в сторону озера.
Энни. И не подумаешь, что всего три недели назад инфаркт перенес. Стоит мне здесь появиться, как он чуть не до потолка от радости прыгает. И что он так радуется?
Джози. Да потому что сегодня все как в былые времена.
Выходит КЛЕММА.
Клемма. Твой молодой человек всю самую тяжелую работу сделал. Наша с Льюисом помощь больше не нужна… Вот почем Бог первым создал мужчину.
Энни (смотрит в небо). Какое небо чистое, давно такого не видела. Правда, Джози?
Джози (смотрит вверх). Да, мам. Это потому, что мы все вместе.
Энни. Наверное, ты права.
Клемма. Смотрите, птички только и ждут нашего отъезда, чтобы с мусорными баками разобраться…
Энни. Когда Джози была еще девочкой, я всегда оставляла корм для животных перед отъездом… Для зверюшек… Сколько раз видела, как белки тащили с собой кусочки печенья.
Джози. Интересно, а как здесь будет через сто лет?
Клемма. Вот приедешь и посмотришь.
Джози. Через сто лет я уже буду давно в могиле.
Клемма. Как знать… Но это еще не повод, чтоб не приехать сюда еще разок.
ВСЕ смотрят в звездное небо.
Затемнение.
Занавес