Брат и сестра

9

Глаза Трейси застлали слезы. Наклонив голову, чтобы упавшие на лицо волосы скрыли выражение ее лица, она потянулась к замку ремня безопасности.

Ее домом?! Большего контраста с прежней городской квартирой не могло и быть. Однако, войдя вместе с Джеймсом в великолепный, с паркетным полом холл, Трейси не почувствовала ни подавленности, ни страха. Ощущение было такое, будто дом приветствует ее.

Негромкое потрескивание деревянных паркетин, запах воска от полированных панелей стен и горящих в камине яблоневых поленьев — все казалось каким-то знакомым и греющим душу. Создавалось впечатление, что сам дом бормочет в ее адрес что-то одобрительное, признает в ней свою хозяйку.

На столике из светлого дуба рядом с огромной вазой осенних цветов стояла фотография в серебряной рамке. Машинально взглянув на нее, Трейси затаила дыхание, узнав в стоящем между пожилыми мужчиной и женщиной совсем молодого Джеймса. Девушка рядом с ним, несомненно, была Клариссой.

Как будто угадав, о чем она думает, Джеймс подошел к столику и взял фотографию в руки.

— Мой отец и мать Клариссы вскоре после их свадьбы. Ему было очень одиноко после смерти моей матери, но Харриет удалось сделать его счастливым…

Он хотел сказать что-то еще, но замолчал — за какой-то из дверей послышался лай, сопровождаемый повизгиваниями. Кто-то открыл ее с той стороны, и появившийся Руперт приветствовал их возбужденным лаем и прыжками. Вошедшая вслед за собакой полная, слегка задыхающаяся женщина пожаловалась:

— Извините, мистер, Уоррен, но с ним невозможно справиться.

— Не волнуйтесь насчет этого, Джейн. Раз уж вы здесь, позвольте представить вам мисс Картер и ее дочь Люси.

Выдвинув Трейси вперед и встав позади, он, пока она здоровалась с домоправительницей, жестом собственника положил ей руки на плечи. Представляя ее, Джеймс Уоррен более чем ясно продемонстрировал их отношения, но, если Джейн и была удивлена или недовольна, то ничем этого не показала. Тепло улыбнувшись Трейси, она повернулась к Люси и шутливо воскликнула:

— Так, значит, это и сеть та самая юная леди, которая хоть на минуточку уведет негодного Руперта из моей кухни!

— Боюсь, что Джейн считает Руперта чистым наказанием, — сказал Джеймс Трейси, после того как домоправительница, извинившись, отправилась готовить обед. — Это не значит, что она ненавидит животных, совсем нет. Фактически в кухне всем заправляет большой и ленивый кот, которого она балует до невозможности, но манеры пса оставляют желать лучшего. Я говорил Клариссе, когда она его покупала, что лучше завести более спокойную собаку — пуделя или лабрадора, однако ей захотелось именно спаниеля. К тому же, что уже совсем никуда не годится, она наотрез отказалась дрессировать его. Поэтому собака ни в чем не виновата. У Руперта, в сущности, неплохой характер, но он уже вызвал здесь переполох, когда убежал и чуть не до смерти перепугал птиц, которых наш сосед полковник Уолтерс выращивает для традиционной ежегодной охоты. А до этого Руперт едва не утонул в пруду, охотясь за утками.

— А вы можете перевоспитать его, или уже поздно? — спросила Трейси, не найдя лучшей темы для разговора.

Теперь, когда они остались одни — Люси отправилась вслед за Джейн на кухню, смотреть вышеупомянутого кота, — она вдруг почувствовала себя крайне неловко.

— Нет, еще не поздно, — ответил Джеймс и, подойдя ближе, остановился перед ней. — В чем дело? — ласково спросил он. — Неужели ты и впрямь боишься меня?

Она покачала головой, как бы смеясь над своей уязвимостью, и призналась:

— Нет, тебя я не боюсь. Я боюсь… всего остального.

Сначала Джеймс явно не понял ее. Нахмурившись, он осмотрел уютную гостиную, в которой они находились, и недоуменно спросил:

— Дом? Тебя пугает дом?

— Нет, вовсе не дом. А то… то, что между нами произошло. — Трейси никак не могла выразить свои эмоции словами, сказать, как это сделал Джеймс, что любит его. — Все случилось так быстро, так неожиданно!

Подойдя еще ближе, он крепко взял ее руки в свои.

— Ты собираешься сообщить мне, что передумала? Что не хочешь меня? Но ведь этой ночью…

— Нет, — прервала она его в порыве откровенности. — Не в этом дело. Может быть, у меня нет твоего опыта, да и вообще никакого, но я знаю одно… — Она замолчала, набрала воздуха и решилась: — Я знаю, то, что было пережитое нами прошлой ночью, явилось чем-то особенным, необыкновенным, чем-то редким и драгоценным, и я не могу сожалеть об этом. Но помимо этого существует столько проблем, столько…

— Ты думаешь о Клариссе? — спросил он.

Трейси медленно кивнула. Ей не хотелось высказывать вслух свои опасения, не хотелось обнаруживать перед ним то, что считала проявлением своей ограниченности. Однако она чувствовала: ее инстинктивное неприятие Клариссы походит на микроскопическую дозу яда, такую крохотную, что невозможно было даже представить, какой вред она способна принести. Но в то же самое время интуиция подсказывала ей, что эта мелочь угрожает счастью, которое они могли бы разделить с Джеймсом. И, пряча от себя самой свои страхи, пытаясь не обращать на них внимания, она только позволяет этой угрозе расти и крепнуть.

Кларисса была сводной сестрой Джеймса. Он всегда любил и защищал ее. Поэтому вполне естественно, что его беспокоит ее судьба, что Джеймс ищет для нее оправданий. Но Трейси сомневалась, что сможет когда-нибудь примириться с его любовью к Клариссе или с желанием опекать ее. Так же, как сомневалась и в том, что его сестра сможет стерпеть любую другую женщину в жизни брата.

Трейси не знала, хватит ли у нее сил, терпения и выдержки справляться с непредсказуемым поведением Клариссы. К тому же никакой речи о том, чтобы позволить еще раз подвергнуть опасности Люси, и быть не могло.

Как бы ни желала она Джеймса, как бы ни любила его, разве может быть у них совместное будущее, если между ними всегда будет стоять Кларисса? А будь Трейси способна попросить его вычеркнуть Клариссу из своей жизни, и он оказался бы готовым пойти на это, смогла бы их любовь оставаться столь же крепкой и глубокой? Смогла бы она сама сохранить мир в своей душе и ожидать, что Джеймс будет продолжать любить ее?

А с другой стороны, смогли бы они построить счастливую жизнь для себя, Люси и детей, которые у них, возможно, появятся, если Кларисса всегда будет рядом, постоянно напоминая Трейси о происшествии с ее дочерью?

Это был вопрос, на который не было ответа и, видя муку и боль на лице Джеймса, она прошептала непослушными губами:

— Неужели ты не видишь, что я должна думать о Люси…

— Да, да, я все понимаю, — поспешно перебил ее Джеймс. — Но Трейси… пожалуйста, позволь мне рассказать тебе кое-что о Клариссе. Присядь на минутку.

Настороженно посмотрев на него, Трейси неохотно согласилась. Джеймс подвел ее к удобной мягкой кушетке, застеленной пушистым покрывалом, приятным и теплым на ощупь. Сев рядом, он привычно взял ее руку в свою.

— Отец Клариссы бросил жену, когда дочери было семь лет. До этого он обращался с женой просто ужасно и даже пытался восстановить обожавшую его Клариссу против матери. Когда отец наконец ушел от них к женщине, которая уже несколько лет была его любовницей, девочка отреагировала на это так бурно, что Харриет даже опасалась за ее жизнь. Поначалу Кларисса во всем обвиняла мать, а потом, по всей видимости, начала винить себя, вообразив, что отец оставил их из-за того, что она сделала что-то не так.

Не думаю, чтобы взрослые могли по-настоящему понять, какие травмы они в своем эгоизме способны нанести детям, не обращая внимания на их переживания и ставя во главу угла свои собственные чувства и нужды. По всей видимости, Кларисса тогда целиком ушла в себя. Если поначалу она отказывалась верить в то, что отец ушел окончательно, то впоследствии даже не разрешала упоминать его имени. Она ни разу не виделась с ним со времени его развода с матерью. Он женился вторично и сейчас живет за границей.

Появившись в нашем доме, Кларисса привязалась ко мне. Я жалел ее от всего сердца, потому что тоже потерял одного из родителей. Но я был старше, лучше знал мир… и лишился матери совсем по-другому, поэтому, не в пример Клариссе, не считал, что меня предали. Если оглянуться назад, то, может быть, я действительно позволил ей стать слишком от меня зависимой. Однако к тому моменту, когда я заметил опасность, ущерб ее психике уже был нанесен, и оказалось слишком поздно отступать назад. Иначе в ее глазах это выглядело так, будто я предал ее наподобие отца. Именно потому меня так обеспокоило то, что ты можешь разрушить ее семью. Я знал, насколько она уязвима, насколько…

— Да, — не слишком уверено согласилась Трейси. — Я все понимаю. Но мое понимание ничего не меняет, Джеймс, — с грустью продолжила она. — Оно не меняет того факта, что Кларисса примет в штыки любую женщину, которой ты позволишь разделить свою судьбу, а в моем случае…

— Ты хочешь, чтобы она исчезла из моей жизни, чтобы…

— Нет! — с чувством воскликнула она, сердясь на то, что Джеймс считает ее настолько эгоистичной. — Разумеется, нет. Как ты мог так подумать? Я не прошу от тебя ничего. Или, по крайней мере, ничего в таком роде. Просто дай мне уйти прямо сейчас, пока у меня еще есть силы. Я так же способна на ревность, как и Кларисса, — откровенно призналась Трейси. — И мне не хочется, чтобы то, что мы испытываем друг к другу, все уже пережитое нами вместе, оказалось перечеркнутым моим отношением к Клариссе и нежеланием подвергать Люси опасности со стороны твоей неуравновешенной сестры. Я не желаю беспомощно смотреть на то, как мы с тобой губим друг друга, а именно так и случится. С этим ничего не поделаешь. Я не могу доверять Клариссе. Она мне не нравится, и я никогда не буду чувствовать себе рядом с ней спокойно. Вина в этом моя, а не ее.

Трейси замолчала, глядя на Джеймса блестящими от слез глазами и словно умоляя понять, что хочет совсем другого, что ей нужен лишь один он. Однако если она поддастся своим сиюминутным желаниям, то каково ей будет в один прекрасный день обнаружить, что Джеймс смотрит на нее не с любовью, а с обидой и горечью?

— Да, — со вздохом согласился он. — Вероятно, ты права, и одной любви недостаточно. Я не могу винить тебя за твои чувства к Клариссе.

— А я могу понять твое желание защитить ее. Может быть, если бы у меня была более щедрая натура…

Джеймс покачал головой.

— Нет, у тебя очень щедрая натура. Самая щедрая на свете. — Заключив в объятия, Джеймс крепко прижал Трейси к себе и с мукой в голосе произнес: — Боже мой, Трейси, я этого не вынесу! Ждать так долго, наконец найти тебя, а потом…

— Ты прав, — бесцветным голосом согласилась она. — Было бы лучше, если бы мы вообще не встретились…

— Нет! — яростно воскликнул он. — Нет! Я никогда не пожалею о том, что узнал тебя, что полюбил… Этой ночью… О Боже, Трейси. Этой ночью я не принял никаких мер предосторожности и даже в глубине душе понадеялся на то, что ты забеременеешь от меня. Думал, что это крепче свяжет нас.

Острая боль пронзила ей сердце. Ребенок Джеймса… Если она забеременеет… Но какой смысл искать лазейки? Если даже у нее и будет ребенок от Джеймса, что хорошего это ей принесет? Что хорошего принесет это им обоим? Только лишние неприятности, непредсказуемые последствия ревности Клариссы. Придется беспокоиться еще за одну жизнь, взвалить на себя еще один груз страха. Но ведь это будет ребенок Джеймса…

За дверью послышался голосок Люси, и Трейси отодвинулась от Джеймса, даже не взглянув на него. Она знала, что глаза ее предательски увлажнились, а черты лица искажены болью и тоской. С трудом встав, Трейси подошла к окну, почти не обращая внимания на расстилающийся перед ней прекрасный пейзаж.

Почему, почему это должно было случиться именно с ней! Это казалось таким несправедливым.

Остаток дня она провела вся во власти плохого настроения. Джеймс вел себя безукоризненно, понимая ее состояние и щадя ее чувства. Он отчаянно пытался как можно более сдержанно отвечать на выражения очевидного удовольствия, которое Люси находила в его компании. Но и совсем не реагировать на знаки открытого обожания с ее стороны он не мог — это расстроило бы девочку. Прекрасно понимая ситуацию, Трейси все же предпочла бы, чтобы Джеймс Люси не понравился, чтобы она обиделась и отдалилась от него. Тогда… тогда, по крайней мере, пострадал бы только один из них. А так будут несчастны они обе.

Но стоило ей только намекнуть, что лучше уехать пораньше, как Люси настолько огорчилась, что у Трейси не хватило духу настаивать. И в результате к тоске по невозможному счастью прибавилась боль от понимания того, что из Джеймса получился бы прекрасный отец.

Если бы только… Если бы только — что? — мысленно усмехнулась она, сидя за приготовленным Джейн обедом. Вкусная еда не лезла в горло. Если бы только Кларисса могла растаять в воздухе, как облачко дыма. Однако это едва ли осуществимо, и, кроме того, не следовало забывать, что Джеймс искренне любит свою сводную сестру, и все, что задевает Клариссу, задевало и его.

В половине седьмого Трейси твердо заявила, что пора возвращаться. На этот раз ее слова были приняты без возражений. Но если Люси всю дорогу оживленно болтала, то сама она не проронила ни слова. Трейси решительно села на заднее сидение рядом с Люси, не доверяя своей выдержке и боясь, что, если придется сидеть рядом с Джеймсом, она расплачется, как малое дитя, от горя, муки и любви.

Она не собиралась приглашать его в дом. В конце концов, они высказали друг другу все, что можно и нужно было сказать. Джеймс любил ее, Трейси знала это. И она любила его, но этого было недостаточно. Совсем недостаточно.

У Люси, однако, были совсем другие планы: Джеймс обещал ей прочитать на ночь сказку. Трейси многозначительно промолчала и, поймав его виноватый и одновременно умоляющий взгляд, поняла, что выбора у нее нет.

Пока Люси мылась в ванной, они в полном молчании выпили по чашке кофе, стараясь держаться как можно дальше друг от друга. Потом, пока Джеймс читал Люси обещанную сказку, Трейси нашла занятие на кухне, заставляя себя не думать о том, что с этого вечера должна будет смотреть на него как на незнакомца. Как на сводного брата Клариссы, с горечью подумала она.

Трейси так и не заметила, когда начала плакать. Она помнила только, как снова и снова мыла одну и ту же чашку и как пыталась собраться с духом, когда вошедший в кухню Джеймс остановился за ее спиной.

— Она уснула. Думаю, что мне лучше уйти.

— Да, — промолвила Трейси срывающимся голосом.

Ей показалось, что Джеймс ушел, как вдруг она почувствовала его руку на своих плечах.

— И это все, что ты можешь мне сказать? Это все?..

Тут Джеймс заметил ее слезы, и сквозь бешеный стук пульса в ушах она услышала приглушенное проклятие и оказалась в его руках, под их надежной защитой. Он жадно целовал мокрое от слез лицо, снова и снова твердя, что любит ее, что должен же быть какой-то выход…

Оба они знали, что выхода нет, и провели остаток вечера, отчаянно пытаясь уместить целую жизнь, полную любви, в эти несколько, показавшихся их слишком короткими часов. Да так, собственно говоря, и есть, тоскливо подумала Трейси, скользнув взглядом по своему обнаженному тела туда, где рядом с ней лежал Джеймс. Рука его покоилась на ее бедре, а губы блуждали по мягкой, бархатистой коже.

— Я люблю тебя, — сказал он почти сердито. — Я так люблю тебя!

— Не надо, — попросила Трейси, хриплым от слез голосом. — Пожалуйста, не надо.

Ее била дрожь, удовольствие от только что пережитого акта любви сменилось острым сожалением о предстоящем расставании. Она вновь начала умолять Джеймса любить ее неистово, самозабвенно, чтобы память об этом вечере осталась на всю жизнь.

Затем Трейси ласкала его так, как он только что ласкал ее, и думала, что они, без сомнения, имеют на это право, что их интимные отношения не приносят никому вреда. Она намеренно гнала прочь мысли о том, что, может быть, уже зачала ребенка, которому суждено будет вырасти без отца, и который больше всех пострадает от этого эгоистичного, безответственного, но необходимого им как воздух любовного порыва…

Сразу после полуночи зазвонил стоящий возле кровати телефон. Машинально сняв трубку, она вздрогнула, услышав на другом конце линии знакомый голос.

— Трейси, это Николас. Простите, если разбудил. Но я только что звонил в «Голубятню». Там никого нет. Может быть, Джеймс у вас? Мне сейчас сообщили из клиники, что Кларисса не узнает никого из врачей, все время зовет брата, и я подумал…

Она молча протянула трубку Джеймсу, глаза ее потемнели от разочарования. Ну вот, что и следовало ожидать. Кларисса вклинилась между ними, нарушила их драгоценное единение, отняла последние часы счастья…

Трейси поднялась с постели и, стараясь не слушать тревожный голос Джеймса, отыскала свой халат. Спустя несколько минут он повесил трубку и начал извиняться:

— Прости, но я должен идти.

Она и так все понимала, знала, что ему придется уйти, но болезненной неожиданностью стала внезапность расставания. Ведь ее тело до сих пор помнило ощущения его внутри себя, хранило тепло объятий… А теперь, когда ей нужно было только одно — уснуть в объятиях Джеймса, он…

Но он, кажется, ждет от нее каких-то слов… Каких? Разрешения уйти?.. Но зачем Джеймсу ее разрешение? Чтобы ему было легче? Сдержав злые, горькие слова, которые так и рвались с языка, Трейси сказала как можно спокойнее:

— Да, да. Разумеется.

Одевшись, Джеймс снова подошел к ней, но она инстинктивно, словно отгораживаясь от него, обняла себя руками за плечи и отстранилась. Он остановился в нерешительности, с потемневшими от боли и тоски глазами. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Трейси повернулась к нему спиной и произнесла хриплым голосом:

— Пойду посмотрю, как там Люси. Ты знаешь дорогу.

Это не было трусостью, просто так было лучше для них обоих. Она была не в состоянии видеть, как Джеймс уходит, ведь между ними все было кончено.

Кончено… Едва начавшись…