Брат мой Волк

Глава 5

Близилась ночь, когда Торак наконец проснулся. Он проспал почти целые сутки.

Его одолевала страшная слабость, и ужасно хотелось пить. Зато раненая рука стала гораздо холоднее и уже не так сильно болела. Жар тоже спал.

Но волчонок исчез.

Торак с изумлением заметил, что ему это небезразлично, что он, пожалуй, даже беспокоится, не случилось ли с волчонком чего. «Да ладно, – решил он. – Что мне какой-то волчонок!»

Пошатываясь, он добрел до реки и напился, потом снова раздул костер и подбросил в него топлива. На это он потратил все свои силы, так что пришлось передохнуть и съесть последний земляной каштан, закусив его горсткой щавеля. Щавель был жесткий и очень кислый, но Торак почувствовал, что сил у него прибавилось.

А волчонок все не появлялся.

Торак подумал даже, не позвать ли звереныша волчьим воем. Но ведь если он откликнется и придет, то, конечно же, сразу попросит есть. И, кроме того, вой может привлечь внимание медведя. Так что выть Торак не стал, а натянул башмаки и пошел проверить свои ловушки.

Закинутые им лески с крючками были пусты; лишь на одном крючке болтался начисто обглоданный скелет маленького окуня. А вот с силками Тораку повезло больше: в один из них попался небольшой глухарь, который еще слабо трепыхался. Мясо!

Бормоча слова благодарности духу несчастного глухаря, Торак свернул птице шею, выпотрошил ее и мгновенно проглотил еще теплую печенку. Печенка оказалась довольно противной, горькой и скользкой, но он слишком изголодался, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

Почувствовав себя несколько увереннее, он привязал глухаря к поясу и пошел проверить ловушку из палок и камня.

Он испытал неожиданное облегчение, когда увидел волчонка. В ловушку тот не попался, а сидел возле мертвой матери, время от времени трогая ее лапкой. При виде Торака волчонок бросился к нему, оглядываясь на мертвую волчицу и возмущенно повизгивая. Он хотел, чтобы Торак объяснил ему, в чем дело.

Торак вздохнул. Разве он может объяснить, отчего приходит смерть, если и сам этого не понимает?

– Ну, пошли, – сказал он, не подумав, что говорит не по-волчьи.

Волчонок насторожил уши, пытаясь понять.

– Тут нам делать нечего, – нетерпеливо прибавил Торак. – Пошли.

Вернувшись к шалашу, он ощипал глухаря, надел его на палку и пристроил над костром. Волчонок то и дело пытался его достать.

Наконец Тораку это надоело; он ткнул волчонка носом в землю и прорычал:

«Не смей! Это мое!»

Волчонок покорно лег возле него, слегка повиливая хвостом, а когда Торак отпустил его морду, перевернулся на спину, показывая свое светлое пушистое брюхо и заискивающе улыбаясь – словно просил прощения. Потом он отполз на безопасное расстояние, из вежливости пригибая голову к земле и все еще виляя хвостом.

Торак кивнул: он был удовлетворен преподанным уроком. Этот волчонок должен усвоить: вожак в стае – он, Торак, иначе в будущем не оберешься неприятностей.

«В каком еще будущем?» – вдруг сердито нахмурился он. В его будущем никакого волчонка быть не должно!

Но запах жарящегося мяса отогнал прочь все мысли. В костер с шипением капал жир. Торак сглотнул слюну. Он быстро оторвал глухариную ножку, сунул ее в развилку березы в качестве подношения хранителю своего племени и принялся за еду.

Вкуснее он ничего в жизни не пробовал. Он тщательно разжевывал каждый кусочек мяса, обсасывал каждую косточку, хрустел поджаристой корочкой. И старался не смотреть в ту сторону, откуда за каждым кусочком, исчезавшим у него во рту, следили два больших янтарных глаза.

Наевшись, Торак вытер рот тыльной стороной ладони. Волчонок по-прежнему не сводил с него глаз.

Торак тяжело вздохнул и буркнул:

– Ну ладно, ладно.

Оторвав вторую глухариную ногу, он швырнул ее волчонку.

Ножка исчезла в зубастой пасти в мгновение ока, и волчонок снова с надеждой посмотрел на Торака.

– Больше у меня нет, – сказал тот.

Волчонок нетерпеливо взвизгнул и уставился на кости, которые Торак держал в руках.

Кости были почти дочиста обглоданы, но из них еще вполне можно было сделать, например, иглы для шитья или рыболовные крючки; из них можно было бы даже сварить похлебку, хотя у него ведь все равно нет посуды для варки…

Чувствуя, что это ему еще, возможно, аукнется, Торак отломил половину обглоданного птичьего скелета и кинул волчонку.

Тот быстро раздробил косточки своими мощными челюстями, проглотил их и, свернувшись клубком, тут же уснул, превратившись в уютный посапывающий комок теплой серой шерсти.

Тораку тоже очень хотелось спать, но он понимал, что этого делать нельзя. Когда спустилась ночь, принеся с собой холод, он сидел, глядя в огонь. Теперь, когда ему удалось сбить жар и хорошенько поесть, наконец-то можно было как следует раскинуть мозгами.

Перед глазами у него стояла поляна с мертвыми оленями и страшные глаза медведя, одержимого злым духом. Да, отец так и сказал: «В этого медведя вселился какой-то злой дух из Иного Мира; из-за него этот зверь стал таким злобным».

Но что это такое – злой дух?

Этого Торак не знал. Он довольно много знал об охотниках и дичи: о рысях и росомахах, о зубрах и об оленях, но с другими обитателями Леса был почти не знаком.

Он знал только, что хранители разных племен стерегут людские стоянки, а души людей, утратившие свое тело, обречены стонать ненастными ночами среди ветвей и вечно искать свое племя, с которым расстались навсегда. Он знал, что злые духи ненавидят все живое и порой, когда им удается вырваться из Иного Мира и подняться над землею, они приносят в мир живых всякие беды и болезни. Он знал, что Тайный Народ живет внутри скал и рек точно так же, как племена людей – в своих жилищах, и что представители Тайного Народа кажутся прекрасными, пока не повернутся к тебе спиной, и тогда становится видно, что внутри они полые, точно ствол гнилого дерева.

Что же касается Великого Духа, правящего всем миром, который посылает и дождь, и снег, и добычу, то о нем Торак знал меньше всего. А до сих пор он даже и не думал о нем. Он казался ему слишком далеким, этот невероятно могущественный Дух, которого никто никогда не видел, но который, говорят, летом появляется порой в обличье человека с оленьими рогами, а зимой – в обличье женщины, у которой вместо волос на голове растут голые красные ивовые ветки. Короче, Великий Всемирный Дух принадлежал к тем вещам, в которых Торак совершенно не разбирался.

Он уронил голову на колени, вспоминая о клятве, данной отцу; это обещание давило на него тяжким бременем.

Спавший поодаль волчонок вдруг вскочил, негромко и напряженно ворча.

Торак тоже вскочил.

Взгляд волчонка был устремлен куда-то во тьму, уши стояли торчком, шерсть на загривке вздыбилась. Потом он умолк, прыгнул в сторону Леса и исчез.

Торак замер, сжимая в руке отцовский нож. Он чувствовал, что деревья вокруг с интересом наблюдают за ним. Было слышно, как они перешептываются.

Где-то неподалеку запела свою жалобную вечернюю песню малиновка. Из темноты вновь вынырнул волчонок – шерсть на загривке улеглась, морда спокойная, улыбчивая.

Торак чуть ослабил хватку на рукояти ножа. Что бы там ни было, оно либо ушло, либо более не представляет для них угрозы. Если бы это был медведь, малиновка, конечно, молчала бы. Уж это-то Торак знал отлично.

Почувствовав некоторое облегчение, он снова сел.

«Ты должен отыскать Священную Гору до следующего полнолуния», – сказал он себе. Так велел отец. «Ты же знаешь: ночи, когда красный глаз бывает в зените, страшнее всего… – говорил он. – Тогда злые духи обретают наибольшую силу».

«Да, это я действительно знаю, – подумал Торак. – Я знаю о красном глазе. Я его видел».

Каждую осень Великий Зубр – самый могущественный из духов Иного Мира – выходит в наш мир и поднимается в ночное небо. Сперва голова его опущена, он роет копытом землю, и мы можем разглядеть лишь звездное сияние его плеча. Но с приходом зимы Великий Зубр поднимает голову, становится все сильнее, и тогда уже можно увидеть его сверкающие рога и налитый кровью красный глаз.

А в месяц Красной Ивы он становится совсем огромным, и к этому времени зло обретает наибольшую силу. Именно тогда в наш мир устремляются злые духи. Именно тогда тот медведь и станет неуязвимым.

Сквозь ветви деревьев на Торака холодно смотрели мерцающие звезды. У восточного края неба, прямо над далеким черным массивом Высоких Гор, виднелось отливающее серебром плечо Великого Зубра.

Теперь подходил к концу месяц Ревущих Оленей. В следующем месяце, месяце Терна, на небе будет виден и красный глаз; с этого времени сила медведя начнет неумолимо расти. А к концу месяца Красной Ивы он будет сильнее всего…

«Ступай на север, – велел Тораку отец. – Идти придется много дней».

Тораку совсем не хотелось идти на север. Это означало, что придется покинуть знакомую часть Леса, пересечь границы неизведанных краев. И все же… отец верил, что Торак хотя бы попытается использовать эту последнюю возможность спасти Лес и все живое в нем, иначе не заставил бы его дать клятву.

Торак палкой помешал угли в костре.

Он знал, что Высокие Горы находятся далеко на востоке, за Темной Чащей; что они огромной дугой протянулись с севера на юг, возвышаясь над краем Леса точно хребет гигантского кита. Говорят, что Великий Дух обитает на самой северной из этих вершин, в самом конце хребта. Но никто никогда к той вершине даже не приближался: Великий Дух не любит, когда вторгаются в его владения, и всегда заставляет незваных гостей отступить, насылая на них снежные бури, камнепады и лавины.

Убегая от медведя, Торак тоже двигался на север, но пока что ему было ясно одно: он всего лишь находится на одной прямой с южной оконечностью Высоких Гор, до которых отсюда отнюдь не близко. И как ему преодолеть такой дальний путь в одиночку, он понятия не имел. Он все еще чувствовал слабость после приступа лихорадки и пока был явно не готов пускаться в подобное путешествие.

«Ну так и подожди немного, – сказал он себе. – Не совершай во второй раз ту же ошибку: не расходуй силы зря из-за того, что по собственной глупости впал в панику. Спокойно проживи здесь день или два. Наберись сил, а уж потом выходи в путь».

Приняв решение, Торак почувствовал себя несколько увереннее. Он еще подбросил топлива в костер и, к своему удивлению, заметил, что волчонок наблюдает за ним спокойными и совсем не детскими глазами. Глазами взрослого волка.

И снова Торак словно услышал голос отца: «Глаза волка не похожи на глаза других зверей; скорее они похожи на человеческие. Волки – наши ближайшие братья, Торак, это заметно и по их глазам, только у них глаза золотистые, а у нас – серые. Но волки этого не видят, потому что их мир не имеет красок. Там все серебристо-серое».

Торак тогда спросил у отца, откуда ему это известно, но отец только улыбнулся и, покачав головой, пообещал все объяснить, когда Торак станет постарше. Вообще он очень многое собирался объяснить ему впоследствии, да только теперь…

Торак нахмурился и потер лицо руками.

Волчонок по-прежнему не сводил с него глаз.

В нем уже появилось что-то от красоты взрослого волка: узкая светло-серая морда, стоячие серебристые уши с черными кончиками, изящный черный ободок вокруг больших прекрасных глаз…

Да, глаза у него действительно были прекрасные – ясные, как солнечный зайчик в воде родника…

И вдруг у Торака возникло странное чувство, будто волчонок знает, о чем он, Торак, думает!

«Более всех прочих лесных охотников, – вновь услышал он тихий голос отца, – волки похожи на нас. Они тоже охотятся стаей. Они тоже любят поговорить и поиграть друг с другом. Они преданно любят своих подруг и детей. И каждый волк изо всех сил трудится во благо своей стаи».

От волнения Торак сел прямо, готовый в любую минуту вскочить. Интересно, что отец пытался сказать ему?

«Тебе поможет… провожатый».

Неужели этот волчонок и есть тот самый провожатый?

Торак решил это проверить. Он откашлялся и встал на четвереньки. Он не знал, как сказать по-волчьи «гора», и решил поступить так: показать это движением головы и попытаться спросить с помощью низкого настойчивого воя и потявкивания, ибо короткий лай – это тоже часть волчьей речи, знает ли волчонок дорогу к Священной Горе.

Волчонок насторожил уши, внимательно посмотрел на Торака и вежливо отвел глаза, ведь если волк, разговаривая с тобой, слишком пристально смотрит тебе в глаза, это означает угрозу. Потом встал, потянулся и лениво вильнул хвостом.

Ни одно из этих движений не свидетельствовало о том, что волчонок понял вопрос Торака. Да и выглядел он опять как самый обыкновенный детеныш.

А что, если он все-таки понял?

Ведь не померещился же Тораку тот его внимательный, «взрослый» взгляд?