Братва

Глазами волка

Фигура моего собеседника за тяжелым массивным столом мореного дуба выглядела внушительно. Вся обстановка офиса была направлена на принижение личности посетителя. Высокие потолки с лепниной, мозаичные окна, выдержанные в цветах российского флага, обшитые панелями стены, японская электроника, включая факс, нахально хихикали мне в лицо.

Впрочем, может, это просто мнительность, за тринадцать лет лагеря усиленного режима раздувшаяся на теле моего психического эго, как живот у дистрофика.

Постарался придать своей физиономии внимательное выражение, с легкой досадой ощущая, как привычно деревенеют мускулы лица, выражение которого становится отсутствующим и сонным. Сейчас не хватает только предательской усмешки на губах, чтобы клиент враз просек, что все уже бесполезно и бессмысленно, фатальный конец неизбежен.

– Слушай сюда, Монах, – назидательно продолжал хозяин кабинета, для убедительности легонько хлопнув по столу мясистой холеной ладошкой. – Ты уже второй год как откинулся. К нам не пришел – западло, наверно. Пивнушку открыл через подставное лицо. Чем на самом деле занимаешься, меня не волнует, я не опер, но в моем районе порядок заведен жесткий. Коли уголовник – долю от прибыли отдай Бате и не греши. Думаю, полста баксов в месяц тебе не будет обременительно вносить в благотворительный фонд нашего спорткомитета. – Он сыто хохотнул. – Для развития секций... И вот что – перестань-ка улыбаться, разговор серьезный. А может, мальчиков кликнуть? И станешь ты у нас Монахом Обиженного Образа...

– Устал я от вас, – медленно проговорил словно не я, а кто-то другой, далекий. – Какой вы, к черту, Батя, если в людях не умеете разбираться. Может, и был нюх, да весь вышел.

Мне показалось, что я чувствую, как в плечевой кобуре беспокойно шевельнулся десятизарядный «марголин», предвкушая горячую работу, как смертельно жаждут сойтись в страстном поцелуе взведенный боек с уже готовым к яростному пламенному оргазму патроном, заранее уложенным в смазанный вороненый ствол. И когда пистолет оказался у меня в руке, его рукоятка благодарно прижалась к ладони своими рифлеными щечками.

«Братишка» трижды радостно вздохнул, толчками отдаваясь в плече, и с чувством выполненного долга впорхнул в кобуру. Глушитель свинчивать я не стал, рассудив, что, возможно, предстоит еще работа.

Мой недавний собеседник бесформенным мешком все так же сидел за своим помпезным столом, чем-то в данной ситуации напомнившим мне катафалк, со странно перекошенной физиономией, уставившись мне за спину. Приглядевшись, я понял, в чем тут дело. Опасаясь наличия бронежилета, все три пули я выпустил в голову. Две аккуратно вошли в лоб, чуть сдвинув крышку черепной коробки, а третья разбила левую скулу. Видок, конечно, не очень. Ну да ничего, в морге его подштопают, подрисуют, и на похоронах он будет смотреться как новенький. Подобрал три, еще горячие, стреляные черные гильзы, хорошо видные на желтом ковре.

В холле, как и договаривались, был только секретарь-телохранитель почившего Бати. Ну Синицына, а попросту Синицу, я знал давно. Вместе чалились на «двойке» – в екатеринбургском лагере усиленного режима. Даже симпатизировали друг другу. Лично я всегда неравнодушен к тем, у кого моя 102-я статья. За редким исключением – например, когда к убийству довеском изнасилование или хулиганка. Батя, к его несчастью, о наших отношениях даже не догадывался. Как видно на данном примере, не только многознание губит людей, но и незнание также.

Напряженная спина Синицы еще более одеревенела при моем приближении, но он не оглянулся, держал форс. Русский понт дороже американского доллара. Наконец, словно нехотя, повернулся.

– Надеюсь, все нормально? – спокойно сказал Синица, поигрывая блоком сигарет «Лаки Страйк». – Все по плану? Вы уходите, а я вызываю ментов?

– Да. Пока ты отлучался за сигаретами, все и произошло. Ты никого не видел. Кстати, последнее время стрельбой не занимался? Менты наверняка применят парафиновый тест на наличие пороховой гари на руках и одежде.

Синица отрицательно покачал головой.

Самое правильное было кончить и его. Рука непроизвольно скользнула под куртку, но, увидев расширенные зрачки Синицы, его пустой, застывший взгляд, я просто перещелкнул «братишку» на предохранитель. Подбадривающе ударил лагерного приятеля в плечо, подмигнул и вышел через вращающиеся двери на шумный солнечный проспект.

Через два квартала на автостоянке меня поджидали «Жигули-девятка» невзрачного серого цвета и два гаврика в салоне.

Киса и Цыпа были как два близнеца. Хотя первый был метис с черными, почти моими волосами, а Цыпа отличался почти хохлацской наружностью и курчавой рыжей шевелюрой. У обоих были по-детски наивные молодые лица, оба в недавнем прошлом отбывали срок за грабеж с разбоем. Без моего чуткого руководства они через неделю-другую снова оказались бы на нарах, имея на ушах свою родную 146-ю статью. А со мной могут изрядно позажигать на воле. Правда, в случае палева груз у них будет уже повесомей – вооруженный бандитизм, что у нас, в России, в девяноста девяти случаях означает вышку. Ну, да все под Богом ходим, а если проще – коли суждено тебе отпрыгаться, то все одно дальше «стенки» не прыгнешь.

При моем приближении Киса предупредительно распахнул заднюю дверцу. Из салона на меня пахнуло застоявшимся запахом анаши. «Как нет рыбы без костей, так нет людей без недостатков», – вспомнились слова какого-то импортного философа. В юности увлекался философией – влияние папаши, доцента УрГУ.

– Все тихо, Евгений Михалыч, обычная ментовская болтовня, – предупреждая вопрос, доложил Цыпа, кивнув на радиоприемник, постоянно настроенный на милицейскую волну.

Через десять минут мы уже были в нашей резиденции. Сказано, ясное дело, слишком громко, но мне нравится. Пивной бар «Вспомни былое» – так называется наша «крыша» – полуподвальное помещение с тюремными решетками на окнах. Внутри интерьер тоже в тему – недорогие столики с пластиковым покрытием, вместо стульев скамейки. Стены «шубой», то есть шероховатые, со множеством безобразных выпуклостей, чтоб на них не писали. Кто когда-нибудь побывал в камере следственного изолятора, знает, что это творение тюремных Ньютонов достигается обыкновенным разбрызгиванием цементного раствора. С высокого потолка свисали на тяжелых цепях лампы, забранные в частую металлическую сетку. В качестве украшения в нашем заведении служили несколько пар наручников, развешанных по стенам вместо привычных, надоевших натюрмортов. Не знаю, как вам, а мне собственный дизайн тешит душу или что там от нее осталось после всех коллизий моей многоликой жизни.

За стойкой бара посетителям плотоядно улыбалась барменша Ксюша, двадцатилетняя девчонка с отличными формами, которую я переманил к себе из сомнительной фирмы с всеобъясняющим названием «Гейша». Ксюша была обряжена в милицейский китель с погонами лейтенанта и выглядела хулигански из-за заломленной на ее рыжей копне фуражки с красным околышем. Кроме кителя, фуражки, белых шелковых плавок и белых кроссовок, на ней ничего не было. Я пришел к выводу, что у клиентов при виде столь вызывающе выпирающей из-под кителя попки должна пересыхать глотка. И это благотворно скажется на количестве потребляемого пива. И, кажется, не промахнулся. Тьфу, тьфу, чтоб не сглазить.

Справа от стойки, за дверью с внушительной табличкой «Управляющий», находился Петрович. Между своими я звал его Папашей Фунтом или просто Фунтиком, намекая на персонажа известных сатириков. Меня «Сникерсом» не корми, дай только пошутить да позабавиться. За чужой счет.

Петровича я знал с лагеря, а значит – как облупленного, и мог на него положиться. Да и нет ему выгоды вести двойную игру. Бобыль, ни гроша за пазухой. Из лагеря ему была одна дорога: в связи с преклонным возрастом – в дом старчества. Я же его пригрел, сейчас он имеет средства для удовлетворения всех своих потребностей, вплоть до сексуальных – Ксюша всегда под рукой. Хотя какой уж секс на седьмом десятке. Разве что на оральный еще сподобится.

При нашем появлении Петрович оторвался от телевизора, где, как и обычно, у него крутилась кассета с «Томом и Джерри». Печально, но, по ходу, в детство впадает старикан.

– Все путем, Евгений Михалыч. Никто не звонил, тебя не спрашивали, – засверкал Петрович своими новыми зубными протезами с золотым напылением.

– Это к лучшему. В течение дня должна позвонить Анжела, не вздумай отключить телефон из-за своих мультиков. Что скажет, запиши слово в слово. Сделай, Фунтик, чешского пивка, да мы отчалим. Дела.

– Дела в спецчасти, а у нас делишки! – по-лагерному съязвил Петрович, открывая холодильник.

С запотевшими банками в руках мы с Кисой расположились на уютном кожаном диванчике. Цыпа, как и обычно, остался на стреме с той стороны двери. Киса щелкнул крышкой серебряного портсигара, засветив аккуратненький ряд «забитых» папирос.

– Пока не в кайф. А ты пыхни, расслабься, – разрешил я.

Киса благодарно кивнул. По комнате поплыл специфический запах марихуаны, а если попросту – анаши.

– Предвижу, что вечером для тебя будет работенка. – Я отставил опустевшую банку на журнальный столик. – Так что слишком не увлекайся. Уходим.

– А я, как пионер, – всегда готов. – Киса ухмыльнулся, но папиросу загасил, а чинарик экономно сунул обратно в портсигар.

Цыпа вел машину виртуозно. Это у него не отнять. Казалось, на дорогу вообще не глядит, а «жигуленок» сам легко обходит «Вольво» и «Мерседесы», нагло заполонившие улицы Екатеринбурга. И при этом умудрялся не нарушать дорожные правила, стрелка как приклеенная держалась на цифре сорок. Магия, а вернее мастерство, которое не купишь, но продать можно. За водку или наркотики, к примеру.

Обедать решил в ресторации «У Миши». Центральный район, а оба зала всегда полупустые. И это несмотря на божеские, по нынешним временам, цены. Должно быть, Миша медленно, но верно сползал к банкротству. Нет у него необходимой хватки. Давно нужно перепрофилировать ресторацию в бордель для избранных или казино. Стоит подумать.

У входа с маленькими декоративными колоннами без дела топтались два швейцара. Неоправданный шик.

Прошли во второй зал. Ансамбль еще не работал, рано, но какая-то девчонка на эстраде чувственно выгибалась в розовом купальнике под магнитофонные вскрики Мадонны. Любопытно, во сколько обошлось Мише это нововведение? Судя по симпатичной умной мордашке и удивительно ладной фигурке, не дешево.

Аппетит у моих мальчиков, как всегда, был зверский. А мой организм, видимо, за долгие лагерные годы привык довольствоваться минимумом. Похлебав борщ, поковыряв вилкой омлет с ветчиной, я понял, что сыт. Киса с Цыпой осилили четыре перемены блюд. Завидую молодости, хоть и мне всего-то тридцать восемь.

Танцовщица тем временем закончила свое сексапильное соло. Я кивнул на нее Кисе.

– Пригласи на рюмочку «Амаретто». Девицы из шоу обычно без комплексов.

Киса считал себя, и небезосновательно, неотразимым ловеласом. В работе с проститутками ему не было равных. Я всегда удивлялся, как прожженные, прошедшие Крым и Рым самки падки на его невинную внешность. Взаимовлечение противоположностей? Хотя, может, они к нему подсознательно испытывали материнские чувства. Поначалу. Пока не врубались, что под личиной славного котенка скрывается крокодил.

Шоу-девочка не стала ломаться и через минуту сидела в кресле напротив меня. Правда, накинула для приличия халатик. У нее оказались лукавые искрящиеся зеленые глаза, взгляд вызывающий, но и покорный одновременно. С досадой ощутил, что мне словно стало не хватать воздуха. Зеленоглазки ну прямо меня нокаутируют. Не знаю, в чем причина. То ли сказывается любовь к изумрудам, то ли к зеленому карточному столу. А может, здесь что-то по линии Фрейда, так как у мамы моей глаза тоже зеленые.

– Марина, можно просто Мари, – с профессиональной полуулыбкой на чуть полноватых губах бантиком, невольно наводящих на мысль об оральном сексе, представилась девушка. – «Амаретто» не входит в число моих слабостей. А вот «Мадам Клико» вызывает целую гамму чувств, близких к восторгу.

Недурственное приобретение для заведения. Если в день Мари удастся раскрутить хотя бы полдюжины посетителей на «Мадам», финансовые проблемы кабака благополучно разрешатся за какой-нибудь месячишко-другой.

Система была явно отлажена – тут же над нашим столиком в выжидающей позе застыл официант. Уважаю прохиндеев, умеющих на ходу подметки рвать. Через полминуты столик облагородило французское шампанское в посеребренном ведерке с колотым льдом.

– Что вынудило вас, Мари, к такому безрассудному шагу – осесть в этом захудалом трактире? Он же на ладан дышит. С вашими формами вы достойны лучшей участи, – стал закидывать сети Киса, даря Мари свою коронную обезоруживающе-невинную улыбку.

Зеленоглазка хотела ответить резкостью, но подавила первый порыв и деланно рассмеялась.

– Ну, не всем же так везет. Лакеем надо родиться. Кто-то зарабатывает услужливостью, а я в поте лица своего, как и рекомендовано Космосом, – все же выпустила коготки шоу-девочка.

Эффект усиливало то, что именно в этот момент Киса щелкнул зажигалкой, добывая огонек для моей сигареты.

– Киса, ты сам напросился, – вмешался я в разговор, чтобы предотвратить вспышку. – Вперед батьки лезешь в душу барышни своей плохо выбритой мордой.

Киса за своей внешностью тщательно ухаживал, это был предмет его гордости и самоутверждения, поэтому его ладонь тут же непроизвольно дернулась с ревизией к гладко выбритым щекам, что вызвало взрыв неподдельного веселья со стороны Цыпы и Мари. Я тоже немного подхохотнул для порядка. Напряжение было снято. Киса парень высокой пробы, но немного психопат. Да и невозможно сохранить нервы идеальными при его работе. Ведь, кроме контроля за доходами ночных бабочек, он у меня основной специалист по улаживанию конфликтных ситуаций. Если проще – профессиональный убийца.

Районного Батю я убрал лично, чтобы не терять формы, да и не мог отказать себе в удовольствии плюнуть свинцом в его холеную, наглую свинячью харю.

Шампанское толкнуло Мари на душевные излияния. За короткое время я узнал, что она родом из Нижнего Тагила. Окончила там балетную школу, приехала в Екатеринбург учиться пластике, но на курс не попала, так как без взяток сейчас ничего не делается, а расплачиваться телом на каждом шагу ей противно. Устроилась с полгода назад в варьете уралмашевского ночного «Шах-клуба», откуда ее вскоре вышвырнули за отказ исполнить минет на «флейте» одного из местных заправил. Так она и оказалась «У Миши», который, не являясь членом клубной корпорации, не побоялся ее пригреть. Заработок, к сожалению, не ахти, но на безрыбье и рак рыба.

– Да ладно, – оптимистично закончила исповедь, или игру в нее, Мари. – Еще не все проиграно. И на моей улице когда-нибудь перевернется грузовик с сахаром...

– Думаю, что грузовик уже на подходе. Тормоза-то точно не держат, – съязвил Киса, наблюдая, как я щедро расплачиваюсь за обед веером десятитысячных купюр.

– Удачи тебе, Мари. – Я встал из-за стола. – От общения с тобой помолодел на червонец лет. Еще увидимся, если не будешь против. Счастливо.

Ее лукавая, как мне показалось, многообещающая улыбка согревала мое сердце все то время, пока мы шли до охраняемой стоянки автомашин, где парковались наши колеса.

В криминальных делах, если хочешь выжить, «хвосты» необходимо обрубать. Это аксиома, из которой вывод один – наводчика наиболее оптимально ликвидировать. Пальцев не хватит, чтобы сосчитать, сколько фартовых ребят спалилось из-за своих же наводчиков. И парни были с маслом в голове. В любой заранее спланированной и подготовленной операции всегда торчат уши наводчика, и умный мент рано или поздно за них ухватится.

Синица должен последовать за Батей: «Мавр сделал свое дело, Мавр должен уйти...» Шекспир, сразу видно, был мужик деловой и неплохо понимал жестокую логику жизни.

Дабы не нарушить внутренний комфорт, мне нужен был убедительный предлог. К вечеру этого же дня он у меня появился в виде телефонного разговора с Анжелой.

Совсем в недалеком прошлом она была профессиональной проституткой, одной из подопечных Кисы. Он-то и выделил ее, зная мою страсть к зеленоглазкам, и предложил мне как-то Анжелу «на десерт» после трудного делового дня и обильного ужина с возлияниями. У Анжелы оказались в наличии, кроме изумрудных глаз, также и аппетитная фигурка, и веселый, шаловливый нрав. Она мне понравилась во всех видах и позах, как говорится. Да и высокий профессионализм нельзя было достойно не отметить. Поэтому, вполне оправданно, я повысил приглянувшуюся путаночку сразу на несколько рангов, переведя из простых ресторанных бабочек в девушку со спецклиентурой. Заработок ее стал стабильным – «лимон», не считая щедрых подарков и подношений от благодарных ценителей женских прелестей. Правда, капитан Пилипчук, на участке которого процветает наше питейное заведение, еще ни разу не «подогрел» Анжелу, хоть и посещает ее два раза в неделю. Ну да что с мента взять, хороший мент – мертвый мент. Но кое-какая польза от любвеобильного хохла все же есть, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

Уже около месяца Анжела крутилась с Синицей, который, ясное дело, даже не догадывался о ее истинном лице. Знакомство их произошло якобы случайно и молниеносно переросло в бурный роман. Осел, похоже, влюбился по-настоящему, и два дня назад Анжела, лукаво играя своими чудными глазками, похвасталась, что клиент полностью под ее контролем, даже предложил официально оформить отношения. Тайн и секретов от нее у него нет, она знает, что он работает в спортивно-криминальном клубе, центре местного рэкета. В скором будущем рассчитывает на повышение по службе.

Я так поразился не столько отличной работой Анжелы, сколько недальновидностью и глупостью Синицы, что тут же, чисто по-мальчишески, выдал ей премию в двести штук.

Вечером Анжела позвонила Петровичу, а тот, как я и наказывал, записал ее слова и звякнул мне. Адрес и телефон моей конспиративной однокомнатной квартиры знали только самые близкие люди. Береженого Бог бережет.

Анжела сообщала, что на работе у Синицы хипиш, кто-то отправил Батю в Сочи. Совет директоров его товарищества с ограниченной ответственностью «Каратисты Урала» назначил премию за убийц шефа в двадцать миллионов рублей. Синица уверен, что это не предел, а только цветочки. Когда появятся «ягодки» в виде сорока-пятидесяти миллионов, он намерен премию получить, так как якобы знает, кто «замочил» Батю.

О, жадность людская! Мне ли тебя проклинать?! Если бы не ты, мое бренное тело уже нынче валялось в морге на холодном мраморном столе со следами пыток, а Синица стал бы обладателем двух десятков «лимонов». Все-таки зря не хлопнул его сразу, впредь буду больше доверять своим инстинктам.

Но нужно не забывать мудрость древних: «Все к лучшему». Почти любую негативную ситуацию можно сделать позитивной. Просто подходить надо с умом и нужной стороны.

– Киса! Тебе предстоит насыщенная ночь, как я и предвидел.

Киса, до этого расслабляющийся в глубоком кресле в клубах анаши и аккордах своей любимой группы «Лесоповал», вылетающих из «Панасоника», встал и направился на кухню. У него привычка сбивать кайф перед работой крепчайшим черным кофе, чтобы восстановить реакцию и крепость тела.

Я тем временем достал из стенного шкафа трость. На первый взгляд обычная палка для хромых. Но не совсем. Если повернуть рукоятку всего на пол-оборота влево, обнажалось пятнадцатисантиметровое жало стилета. Трехгранник легче входит в тело, чем четырехгранник. Давненько уже держал я эту вещицу, выжидая удобного момента. И он, кажется, настал.

Дело в том, что точно такую по виду трость носил Хромой, знакомый мне еще по зоне. Там-то он и заработал свою кличку и хромоту, поскользнувшись при разгрузке железобетонных плит и подсунув ногу под одну из них. Впрочем, может, это произошло и не случайно, так как хромота освободила его от «прямых» работ, и до конца срока он проторчал на непыльной должности библиотекаря. Комиссия прокурорская, правда, разбиралась, но факта членовредительства доказать не смогла.

После отсидки Хромой устроился гардеробщиком в ресторан «Большой Урал» и стремительно стал набирать вес. За какие-то полгода сумел прибрать к своим лапам всех тамошних проституток, заставив отстегивать ему процент. Кисе проходу в заведении не давал, что существенно отражалось на доходе нашей конторы, если учесть, что в «Большом Урале» клиентура в основном расплачивалась валютой.

Из кухни уже твердой походкой вышел Киса, глаза его (из мутно-красных) приобрели почти нормальный вид, если не принимать во внимание неестественный предательский блеск. Увидев у меня в руках трость, он недовольно скривил губы.

– Шеф, неужели обязательно работать этой допотопной хреновиной? Во-первых, я могу запачкаться, во-вторых, к объекту придется подходить вплотную. К чему так усложнять. Позволь использовать испытанный инструмент. – Киса расстегнул пиджак, засветив заткнутый за ремень вороненый «ТТ». – И надежно и интеллигентно.

– Знаю, Кисуля, что ты у нас большой чистюля, да еще с аристократическими замашками. – Я не скрывал усмешки. – Если забрызгаешься, получишь новый костюм за счет фирмы. Хотя ты отлично знаешь, что после стилета обычно внутреннее кровотечение, фонтанов не бывает. Это не финка. Ладно, переходим к делу, а точнее, к интересующему нас телу. Синица, падла, собирается навести на нас «каратистов». Информация получена от его пассии Анжелы, так что верняк. Твоя задача – после того как погасишь Синицу, стилет, не вытирая, ввернешь в трость и спокойненько отправишься по адресу Хромого. Возвращается в свою берлогу он обычно к двум ночи, ненужных свидетелей скорее всего не будет. Там можешь работать интеллигентно. Стреляй трижды: две пули в живот и контрольную в голову. Это почерк костоломов из спорткомитета. Хоть и косвенная, но все же улика против их кодлы для ментов. И основное – его трость заберешь, а нашу оставишь там. Это будет уже железное доказательство, что Синицу пришпилил Хромой, а того замочили «Каратисты Урала». Между бандой Хромого и спорткомитетом давно трения. После данной акции должна начаться бойня. Менты возьмут их под плотный колпак, и, думаю, через месячишко обе группировки перестанут существовать. Кто-то уйдет на срок, кто-то на кладбище, остальные разбегутся, как крысы. Ну, моя идея тебе нравится?

Киса долго молчал, глубоко затягиваясь своей любимой сигаретой «Кэмел». Это какое-то повальное безумие – все вдруг стали преклоняться перед американской продукцией. Я, как старый заядлый курильщик, со всей ответственностью заявляю, что лучшие сигареты в мире – болгарские.

Киса наконец загасил свою вонючую сигарету и поднял на меня глаза, взгляд которых мне явно не понравился.

– Я всегда говорил, что у тебя не голова, а компьютер последней модели, – тихо, но со странным выражением в голосе начал он. – Насколько понял, расценка прежняя – за двоих две штуки баксов?

Я кивнул, уже врубившись, куда он клонит.

– Не подходит. Ты мой шеф и, надеюсь, друг, многим тебе обязан, но акция эта повышенной сложности и риска. К тому же ясно, что все провернуть необходимо прямо сейчас. За несколько часов тебе надежного профи не сыскать. У Цыпы серьезный опыт, согласен, но он работал всегда только на подхвате, страховал. В одиночку он может напортачить или вообще спалиться. Конечно, ты можешь пойти на дело лично, но к чему рисковать своей головой, когда у тебя есть моя?

– Почти убедил. Давай конкретнее – чего хочешь?

– Как я понял, «Большой Урал» через месяц будет под нашим полным контролем. Прошу сорок процентов от той «капусты», что буду снимать для тебя с тамошних проституток и барменов.

– У тебя неплохой аппетит. Молодец. Это десятки миллионов, – я подбадривающе похлопал вздрогнувшего Кису по плечу. – Добро. Кстати, я сам собирался предложить тебе нечто подобное. Это логично и рационально. Кровно заинтересованный в росте навара от «Большого Урала», ты, уверен, землю рыть будешь. А чтобы доказать свою искренность, я увеличиваю твои сорок процентов до пятидесяти. Надеюсь, доволен?

Лицо Кисы сияло, как новенький золотой двадцатидолларовик, он даже сделал попытку поцеловать мне руку.

– Только без этих телячьих нежностей. Мы не на Сицилии. Давай-ка лучше обсудим детали. – Я взглянул на «Ролекс». – Уже одиннадцать, времени у нас в обрез. Сейчас звякну Анжеле, и она под каким-нибудь благовидным предлогом зазовет к себе Синицу.

– Пусть намекнет, что у нее приступ бешенства матки, и он срочно необходим ей по интимной нужде, – хохотнул Киса, проверяя, легко ли освобождается из трости клинок стилета.

– Молчи, пошляк. Идем дальше. Он, как обычно, подъедет на своем «БМВ» прямо к ее подъезду. Кончай его, пока возится с дверкой. Втолкнешь в машину и отгонишь ее на стоянку у «БУШа». Там машину бросай и сразу иди в засаду на Хромого. Лампочку на первом этаже подъезда выбей, тогда никто увидеть тебя не сможет, а ты отлично разглядишь всякого входящего в подъезд. Все усек?

Киса молча кивнул, по сосредоточенному выражению словно затвердевшего лица ясно было, что он не упустил ничего из сказанного и сделает все в лучшем виде.

Я набрал номер Анжелы. Трубку долго не брали, но голос у нее был не заспанный.

– Детка, это я. Ты не одна?

– Нет. Мы с МП как раз ванну принимали, ты же знаешь его причуды.

МП – прозвище участкового, означающее Мент Поганый. Анжела сама его придумала и, наглая девчонка, даже в глаза так звала капитана, правда, расшифровав для него, как Милый Пилипчук.

– Слушай сюда, девочка. Спроваживай своего МП под любым предлогом и звони своему жениху-спортсмену. Придумай что-нибудь убедительное, но чтоб в двенадцать он был у тебя. Мне это очень важно. Ты поняла, милая?

– Не нервничай, дорогой. Все сделаю.

– Я знал, что на тебя можно положиться. Целую твои изумрудные глазки, завтра увидимся, малышка.

Когда повесил трубку и повернулся к Кисе, оказалось, что тот уже надел плащ, почти полностью скрывший трость, зажатую под мышкой.

– А ты соображаешь, – похвалил я его, – с тросточкой тебе светиться противопоказано. Ну, топай. Удачи. Завтра встретимся в нашей забегаловке.

Киса натянул на голову спортивную шерстяную шапочку и, не прощаясь, чтоб не сглазить, выскользнул за дверь. Ушел по-английски, как говорится. Суеверен, бродяга.

Спать не хотелось. Поначалу собрался звякнуть в салон «Элита», чтобы скоротать ночку в обществе длинноногой девочки с тонкой талией и объемным тазиком, но, поразмыслив, передумал. Хоть это и являлось бы подобием алиби, но овчинка выделки не стоит. Известно, как относятся присяжные заседатели к показаниям подобных свидетелей. Да, ко всему прочему, за свои деньги люблю получать максимум удовольствий, а нынче меня даже секс-бомба Голливуда вряд ли распалит. Все это лажа, что после крови тянет на женщину. После мокрухи хочется расслабиться, а не напрягаться.

Плеснул полстакана любимого коньяка «Матр» и вытянул его мелкими смакующими глотками. Все-таки жизнь человеческая очень похожа на тараканью. Те все суетятся, бегают, ищут, где урвать дармовую крошку, а тут, глядь, и размазали их. И что любопытно, часто не из-за халявной крошки, а просто потому, что на глаза попались, слишком засветились. Уж на что крутые ребята были Терняк, Вагин, Тарланов, Кучин, и тех внаглую расшмаляли какие-то уголовные гастролеры из столицы-матушки. Хотя ходят упорные слухи, что дело это рук некой «Белой стрелы» – сверхсекретной группы по борьбе с организованной преступностью, набранной из спецназа и бывшего КГБ. Косвенно этому есть убедительное подтверждение – ни одно из подобных убийств так и не раскрыто до сих пор.

Незаметно для себя я задремал, откинувшись в кресле и закинув ноги на низкий журнальный столик. Очнулся внезапно, будто кто-то тронул меня за плечо. Лагерные годы вырабатывают в человеке такую особенность – просыпаться мгновенно и незаметно со стороны.

Несколько минут лежал с закрытыми глазами, соображая, что меня обеспокоило. Наконец вкурил, в чем дело. Милый «братишка» все так же неприкаянно пылился в кожаной кобуре на вешалке в прихожей. Кожа, правда, высшего качества, тисненая, но все же некоторое неуважение, игнорирование близкого друга. Я особенным образом повернул валик дивана, открыв хитроумную нишу-тайник, где как раз умещался мой «марголин» на бархатной подушечке. Дополнив обойму, смазал ствол и аккуратно уложил его в «постельку». Дело в том, что я знал по судебной криминалистике, первые несколько пуль, выпущенных из смазанного ствола, не представляют для баллистов объекта, достойного внимания, вследствие невозможности идентификации. И надо принимать во внимание, что мягкие свинцовые пули, ударяясь о кости, деформируются до полной непригодности для ментов. Любовное мое отношение к «братишке» объяснялось еще и тем, что он был нулем, если не двумя, который из меня – единицы – делал весьма серьезную цифру. На свой счет я не обольщаюсь, хотя и признаю, что интеллект в моем черепке тоже чего-то стоит. Но, как говорится, самый классный специалист без хорошего инструмента мало что из себя представляет.

Теперь можно и на боковую. Положив начавшую тяжелеть голову на заветный валик, я моментально вырубился – тоже лагерная привычка. Да и зная, что под головой находится твой главный надежный друг или, как гравировал на пушках Людовик XI, – «Последний аргумент короля», чувствуешь себя уютно и спокойно, как мальчуган на коленях мамы.

Мама у меня женщина, можно сказать, святая. До пенсии работала в военном училище преподавателем русского языка и литературы, но даже и сейчас продолжает трудовую деятельность библиотекарем в танковой части в Верхней Пышме, где и живет в скромной двухкомнатной квартирке. Сколько ни уговаривал ее бросить к дьяволу свою пыльную работу со смехотворной зарплатой и перебраться в мою четырехкомнатную квартиру в Екатеринбурге – бесполезно. Мамуля – активная натура, ко всему она еще старшая сестра в христианской общине баптистов. Самое юмористичное, за это она не имела ни гроша. На голом энтузиазме, так сказать. Это в ее-то шестьдесят два года.

Но, кстати, мама единственный человек в нашем поганом затраханном мире, ради которого я, не задумываясь, пошел бы под «вышку». Досконально зная свою озверелую натуру, меня самого это удивляет, Все-таки человек – странное животное. Рыбы, например, под созвездием которых родился, хавают за милую душу родичей и не давятся. А я лучше сдохну, чем огорчу маму. Те сотни килограммов продуктов и сигарет, что она, слабенькая старушка, перетаскала мне на своих худеньких плечах в зону, до сих пор жгут мою душу невыплаченным долгом. Дело тут не в деньгах, конечно. При любом благовидном предлоге делаю ей подарки, но чуть не весь день приходится доказывать, что вещь недорогая и мне почти даром досталась, так как взял в комиссионке за смехотворно низкую цену. На Восьмое марта преподнес хрустальную вазу в полтора «лимона», но мама все же немного не от мира сего – сумел ее убедить, что та обошлась всего в пятнадцать тысяч. И никакой игры здесь нет, такая уж у меня мамуля. Кстати, воспитала меня в одиночку. Папаша слинял к более упакованной и практичной бабенке, главному бухгалтеру Уральского госуниверситета. И, как можно было заранее догадаться, мигом попал к ней под каблук, по слухам, для самоутверждения стал пить по-черному. С ним я не виделся более пятнадцати лет, да и желания никогда не испытывал.

Почему у такой женщины вырос такой сын – загадка природы. Может, верна теория, что внуки повторяют и наклонности, и судьбу своих дедов. Тогда все в елочку – мой дед был каторжником, его могила даже неизвестна: расстрелян где-то под Томском. Знаю только его лагерный номер – 1957. Довольно символично – год моего рождения. Наверно, в связи с этим я такой поклонник нумерологии. Если бы сегодня не выпадала девятка, день триумфа и удачи, боюсь, несмотря на смертельный для себя риск, я Кису не послал бы на дело.

Как там у него, думать не хотелось. Нервные клетки надо беречь, хотя, по последним данным ученых, они восстанавливаются. Медленно, правда.

Утром я обычно поднимаюсь поздно. Специфика – никуда не денешься. Ложиться приходится частенько с восходом солнца. Но, кстати, в этом я вижу некоторую прелесть. Приятно нежиться на пуховой перине, укрывшись огромным, как одеяло, турецким пледом из мягчайшей ангорской шерсти, когда под окнами стада быков и овец спешат на свои родные заводы и фабрики, боясь опоздать, чтоб, не дай Бог, не лишиться тринадцатой зарплаты – вожделенной голубой мечты плебея, которая, по сути, всего лишь слабая затычка в его дырявом бюджете. Но тут присутствует и позитивный момент – если все в одночасье превратятся в тигров и волков, то вымрут от бескормицы. Не так все просто в подлунном мире, но и не так сложно, как представляется некоторым умникам.

Основные условия для серьезных деловых людей, ведущие к успеху: а – отсутствие патологических пороков; б – отвага; в – надежно сколоченная боеспособная группа. Под надежностью, естественно, не подразумеваю, что за меня каждый из ребят пойдет под пытки, да еще и не расколется. Нет, до такой степени я не наивен. В наше беспредельное время самым преданным и своим считается уже тот, кто не выстрелит тебе в затылок. Например, по дурости решив, что целое значительнее и наваристее, чем часть. Был среди нас один такой, Контора погоняло – мой прогляд, очень уж подкупала его шкафистая комплекция боевика и прошлая «ходка» по семьдесят седьмой статье – вооруженный бандитизм. И на первой же проверке он спалился.

Сварили мы с Кисой в кастрюльке шестьдесят патронов от «Калашникова», приведя их в полную негодность. А утром я сказал, что сейчас на двенадцатом километре встреча с «деловым», который привезет валюту. А так как «счетчик» ему был включен давно, то набежало уже около тридцати тысяч баксов, и со стороны «делового» могут быть предприняты нервные эксцессы. Вручил всем им оружие. Контора получил «АК», он тут же выщелкнул магазин, убедился, что тот полон, и загоготал. Мне этот его лошадиный смех сразу не понравился, но из скромности я промолчал. У Кисы был пистолет Токарева («ТТ»), а Цыпа всегда предпочитал натуральную гаубицу – автоматический пистолет Стечкина («АПС»). Эта двадцатизарядная волына, конечно, вещь экстра-класса, не хуже «магнума», но слишком уж тяжеловата. Ну а при мне был, как всегда, «марголин», только зарядил его не черными, а желтыми патронами, усиленными.

Прикатили на заветную полянку у водонапорной башни. Там уже с деловым видом тусовался возле бежевой «Волги» мой Петрович. Потрепанный «дипломатик», якобы с «капустой», даже наручником к руке прищелкнут.

– Все баксы привез? – спросил я.

Мы вплотную подошли к «деловому». Контора чуть приотстал, а когда я услышал за спиной, как противно щелкнул затвор его автомата, окончательно убедился, какая он дешевка и мразь.

– Крылышки на голову! – враз осевшим голосом приказал Контора, нервно водя стволом по нашей группе.

Все подняли руки, и Контора облегченно выдохнул воздух, криво усмехнувшись:

– Что, лохи, не ждали такого оборота? Я, идиот, считал тебя, Монах, крутым, а ты такой же бык, как и все твои людишки. В «дипломате» у старикашки примерно шестьдесят лимонов по сегодняшнему курсу. Это моя доля. Возражения есть?

Я сделал вид, что хочу поторговаться:

– Контора, зачем тебе столько? Бери половину и рви когти. Мы даже искать тебя не будем.

– Я возьму все. – Голос у подонка охрип, и одновременно проскальзывали визгливые нотки. Вороненый ствол поднялся на уровень моей груди. – Небось бронежилетик носишь? Мой «семь шестьдесят два» продырявит его, как простую бумажку, навылет.

По его сузившимся зрачкам и по тому, как он сделал правой ногой шаг назад для упора, было очевидно, что сейчас эта сука нажмет гашетку.

– Погоди, Контора, вспомни, сколько я сделал для тебя в свое время. И здесь пристроил к себе, и в лагере. Оставь нам жизни, а «дипломатик» можешь забрать себе на память – раз там лежат твои личные вещи. Первой необходимости.

– Монах, ты же сам свидетелей и врагов за спиной никогда не оставишь. А что в прошлом кентовались? Отвечу так: кто старое помянет – тому глаз вон. Обещаю, что сейчас ты глазки свои потеряешь, твой черепок разлетится, как арбуз. Менты, если и найдут твои сердитые буркалы, то где-нибудь на деревьях. А ты, старый попугай, отстегивай наручники от моего чемодана. Если не желаешь, чтоб кисть тебе обрезал, хоть и с трупа.

Петрович махом отстегнул от чемодана браслеты и сел на пенек, закурив:

– Сейчас уже ваши разборки, я свою миссию выполнил, вправе отдохнуть, полюбоваться восходом солнца. Ты только прикинь, Контора, для кого-то ведь он самый что ни на есть последний...

– Вот это ты в точку попал, старик, – ощерился стальными коронками Контора и, вдавив курок, освободил боевую пружину автомата.

Но выстрелов не последовало. Решив, что это случайная осечка, он передернул затвор и вновь нажал на курок. Тот же результат.

– Косишь, что самый продуманный, да?! – сорвался на истеричный визг бывший член нашей группы.

Он выдернул из-за спины запасной рожок и молниеносно заменил негодный – сразу видна афганская выучка. Второй рожок набивал Киса, и я суетиться не стал, только цынканул ребятам, чтобы блокировали на всякий случай пути отхода изменника.

Наконец, врубившись, что «калашников» бесполезен, Контора хлобыстнул его о дерево, разбив на две части – металлическую и деревянную.

– Педерасты! Что вы со мной сделаете? – Он чуть не выл от злости и явно намеревался пасть перед нами на колени.

Слюнтяй.

Я щелкнул замком чемоданчика и пинком туфли вытряхнул его содержимое на землю. Там оказались плетеный нейлоновый шнур с петлей на конце, саперная лопатка и тряпка, похожая на мокрое полотенце.

– Предупреждаю, – я вынул из плечевой кобуры «братишку», – начнешь сопротивляться, я разобью обе твои коленные чашечки, а затем посадим на кол. Благо мелких сосенок тут навалом.

Контора сидел на земле, безвольно обхватив голову руками.

– Душегубы! – услышал я его шепот.

– Контора, помнишь, когда ты пытал или убивал, то любил приговаривать: «Мне чувство жалости неизвестно»? Будь логичным до конца – и себя не жалей. Прими как должное. Прокололся – плати. А в таких случаях плата одна – очком на кол. Но мой гуманизм известен...

Я подал Цыпе условный знак, и он, подобрав мокрое полотенце, подошел к Конторе.

– На, вытрись. Смотреть на такую размазню противно.

Контора отнял подрагивающие ладони от мокрого лица, что и требовалось. Цыпа профессионально захлестнул полотенце вокруг шеи клиента и чуток потянул концы в разные стороны. Эффект многократно испытан – Контора на какое-то время отключился, так как была пережата сонная артерия. Главное же – мокрое полотенце следов на шее не оставляет.

Киса тоже времени не терял. Он уже закинул веревку на осиновый сук и закрепил ее, опустив петлю вниз.

– Цыпа, ну-ка раздень этого козла и вдень башкой в петлю. Поясняю для желторотых – голый повешенный в девяносто девяти случаях для ментов железное доказательство самоубийства на сексуальной почве. Криминалистику и судебную медицину надо хоть изредка почитывать – в нашей работе это необходимость. Одежду аккуратно сложите под деревом. Киса, за твоим «ТТ» уже, кажись, четыре клиента?

– Пять.

– Кинь его угро, как кость собаке. Сваргань на нем отпечатки Конторы, пока не остыл, и сунь к нему в куртку. Без патронов, а то какой-нибудь въедливый мент начнет удивляться, почему это он просто не застрелился. Вечером другой получишь.

Когда шли к машинам, Киса подобрал сломанный «Калашников».

– Смотри, Монах, он из него просто десантный вариант сделал, обломив приклад.

– Ишь ты, оказывается, в Конторе явно погиб великий изобретатель...

Петрович все также сидел на пыльном пеньке и философски сосал сигаретку за сигареткой.

– Евгений Михалыч, ослобонил бы ты меня от таких представлений. Нервишки уже давно не те. Сегодня, нутром чувствую, в запой уйду, чтоб смыть из мозгов этот маятник, – он ткнул крючковатым прокуренным пальцем на мерно покачивающееся между осин голое тело в одних желтых носках.

– Ладно, – разрешил я. – Даю отгул на три дня. Только не забудь вернуть «волжанку» в прокатный пункт.

В наш «жигуленок» ввалился Цыпа:

– Все кругом обнюхал, никаких следов, даже протекторы не отпечатались. Гравий сплошной да глинозем засохший. Тело тоже осмотрел – ни синяков, ни ссадин. Все путем. Следственной бригаде не к чему придраться.

– Не хвались, Цыпленок. – Я решил сбить немного с него спесь, одну из основных причин провалов. – Отсутствие улик тоже улика. Могут сделать вывод, что поработали профессионалы.

Но оптимисту Цыпе радужное настроение опустить не так легко.

– Давай поспорим, Монах, что менты спишут это как самоубийство. У них же дел нераскрытых больше, чем понтов, зашились вконец с екатеринбургской мафией. Сорок процентов раскрываемости, да и те за счет бытовых, по пьяни.

До города доехали благополучно, а то вконец распоясавшиеся омоновцы тормозят всех подряд, да еще, борзота, требуют, чтобы ноги врозь, а руки на капоте – пока шмонают.

Кстати, Цыпа определил верно – Контору списали как случай самоубийства, основанный на комплексе вины и мании преследования из-за совершенных им кровавых преступлений. Так что насчет сексуальной мотивации я промашку дал. Менты выбрали то, что им выгоднее. И их можно понять – махом отправили в архив пять мокрых «висячек».

Впрочем, дела эти давно минувших дней, мы еще только-только открывали наше пивное детище «Вспомни былое». Правда, называлось оно раньше по-другому: «Только для двоечников» – с намеком на екатеринбургский лагерь усиленного режима № 2, но вывеску вскоре пришлось сменить, так как получалась двусмысленность – пивная только для дебилов-школьников. Заодно ввел новшество – вывеска стала неоново-разноцветной.

Из всего эпизода с Конторой ярче всего мне запомнилось, как Цыпа уничтожил, ставший ненужным, «дипломат». Я велел выбросить его в воду, благо проезжали мимо какого-то мутного пруда. Портфель оказался плавучим, и тонуть в столь солнечное радостное утро в его планы явно не входило. И тут Цыпа что учудил? С деловым видом, одной рукой продолжая вести машину, другой вытаскивает из-под куртки длинноствольный «стечкин» и дает две короткие очереди по плавучей цели. Чемоданчик крупнокалиберными пулями буквально был разорван в клочки и мирно ушел на дно. Сперва я хотел сделать Цыпе строгий выговор, но, учтя, что зрелище получилось впечатляющее, особенно разноцветные на солнце фонтанчики, и то, что все было тихо – Цыпа глушитель практически никогда не снимает, – сменил гнев на милость и просто дал ему подзатыльник. Все-таки он еще пацан, хоть и с лагерной закалкой.

Какое-то длинное отступление у меня вышло. А виновно в этом врожденное ассоциативное мышление – солнечные зайчики, беззаботно прыгающие по моей полированной мебели, напомнили те радужные фонтанчики на спокойной глади пруда.

Ну, зайчики зайчиками, а у меня сегодня день ответственный, если не опасный. Киса не звонил, значит, что-то не так. Все же надо было дать ему Цыпу для страховки. История старая – задним умом мы все гении.

Я набрал номер заведения. Трубку взял Петрович.

– Как там у нас? Клиентура не слишком буянит?

– Нет, Евген. Только местная шпана уже с час пасет за аппетитными булочками Ксюши, а пиво не повторяют. Я их щас шугану.

– Не стоит, Фунт, а то они тебя могут мигом разменять не только на доллары, но и на центы. Не связывайся, а угости – за счет заведения по кружечке.

– Михалыч, мы ж с такой коммерцией в трубу вылетим.

– Ты не дипломат, Фунт. Мы еще на них неплохо поимеем в свое время. А в трубу все рано или поздно вылетим – крематорными тучками. Цыпа в машине?

Петрович ненадолго отлучился, должно, выглядывал через нашу витрину, и сообщил, что Цыпа на своем боевом посту.

– Зашли его за мной и сваргань яичницу, как один ты умеешь.

Я усмехнулся, представив расплывшееся довольное лицо Фунтика в красных прожилках. И кошке приятно, когда ее гладят. Кстати, яичницу он готовит весьма посредственную. Просто я обожаю делать людей счастливыми, если это не чересчур накладно. У всех свои маленькие слабости. Голубей вот люблю хлебом подкормить или уток в пруду.

Наконец снизу посигналили трижды – Цыпа у подъезда. Привычно сунув «братишку» в плечевую кобуру, вышел к машине. На заднем сиденье, весь какой-то нахохлившийся, забился в угол Киса.

Я плюхнулся на сиденье рядом с ним.

– Кончай демонстрацию раскаяния, здесь тебя все равно не пожалеют. Давай колись, в чем палево?

Киса еще немного для проформы поменьжевался и поднял свои невинные глаза младенца.

– Не все гладко, Монах... С Синицей все чисто. Оставил его в машине у «Урала» в переулочке. Ударил сзади под кадык, острие аж из уха вышло. Я не запачкался, точно. Проверял одежду с лупой. Но в салоне натекло прилично. Под ноги коврик кинул, так что туфли мои в порядке. Да и спиртом их потом протер. Свидетелей не было, накрайняк кто-то видеть и мог, но издалека, опознать все одно не в силах.

– Тут молодчага. Сварганил, как профи. В зоне Хромой сидел свой червонец именно за такой укольчик. Вчера запамятовал дать тебе эту наколку.

– А я знал, – усмехнулся Киса, – потому и повторил почерк. Хоть и косвенная, а улика.

– Кончай похваляться. Переходи к накладкам.

– Их две. Первая – мне показалось, что Анжела, пока я работал, стояла на балконе и могла узнать. Вторая – Хромой приехал, как ты и говорил, в час с мелочью, но, как оказалось, не один, а с шофером-телохранителем. С Хромым сделал, как ты велел. Он и вякнуть не успел, получив два ореха в живот. Третий я влепил ему для верности в темечко. Когда, заменив трость, вышел, мне в грудь уперся игрушечно-короткий ствол «узи». Счастье, что Сеня – так кличут шоферюгу – сразу меня не прошил. Узнал. Мы с ним еще на малолетке кентовались. Семьянинами были, сам понимаешь, святее этого в зоне нет. Потому, наверное, и не замочил.

– Что ты с ним сделал?

– Ничего. – Киса обиженно захлопал длинными ресницами. – Не мог. Мы с ним хоть и друганы, но моего «тотошу» он сразу зашмонал. Правда, обойму только выщелкнул, а «фигуру» вернул.

– Это обнадеживает – он кретин. У тебя могла быть запасная.

Киса покраснел:

– Сеня не лох. Он меня полностью проверил, козел, – признался с явной неохотой.

– Да. Мой прокол. Надо было не мелочиться и страховку дать, чтоб с улицы пасли. И как же намерен решать эти казусы-ребусы?

– Анжелу необходимо нейтрализовать. – Киса задумчиво уставился на свои ухоженные ладони, будто стараясь прочесть по их зигзагообразным линиям свою судьбу.

– Интеллигентно, сбросив с балкона, благо седьмой этаж. – У меня невольно ощерился рот, битком набитый золотыми зубами. – Нет, мальчик! С Анжелой решать буду единолично, без советчиков. Вот что делать с твоим Сеней? Где он сейчас обретается, и вообще срисуй его от и до. И что он с этого хочет словить, главное.

– Пацан он неплохой. Одна татуировка на груди – паук в паутине – наркоман. Продуманный, колет только между пальцами, так, что даже в бане не заметишь. За молчание и на дорогу, чтобы слинять подальше от банды Хромого, требует четыре «лимона». Но мне кажется, бабки ему нужны на кайф и никуда он рвать когти не собирается. Сейчас сидит у себя на даче и ждет ответ. Ясно, нас держит на крюке и уверен в положительном решении. Он в курсях, что я твой человек.

– Придется дать. А почему ни разу его с Хромым не видал? – С расстройства я забил косяк, проигнорировав предупредительно предложенный Кисой серебряный портсигар.

Понятно, осознает вину и прогибается верноподданнически, все-таки он преподнес нам убытки.

– С Хромым ты его не видел, так как он всего неделю на него пашет. До этого был инструктором по кикбоксингу у «Каратистов Урала». Но что-то у него там не покатило.

Я выбросил недокуренную «беломорину» и уставился на Кису.

– Так какие у тебя предложения, повтори, Котик.

– Анжелу убрать, даже если меня не видела, то врубилась, зачем вызвали ночью ее женишка. Сене отстегнуть, головой ручаюсь, будет молчать.

– А вот головой ручаться никогда не следует – ты же не Змей Горыныч, она у тебя всего одна, хоть и не больно ценная. Когда «хромоножки» подвесят его на дыбу или просто вниз головой, он долго не выдержит. Расколется как миленький. Это раз. Да и убытки в четыре «лимона» почему-то меня мало радуют. А тебя?

– Я отработаю, – кисло промямлил тот.

– Нет, дорогой. Сделаем так: Анжелу не трогать, сейчас сам к ней съезжу и выясню обстановку. Между нами, Синицу она не очень-то терпела из-за его пристрастия к анальному и оральному сексу. Причем именно в такой последовательности. А барышни эдак не любят. Так что рвать свои роскошные волосы по нему не будет. Это первое. Второе – к Анжеле поеду сам. Киса, возьмете с Цыпой такси и катите на дачу к Сене. Чтоб он не шугнулся Цыпы, дай сразу денег, – я достал из кейса четыре пачки десятитысячных. – Дальше ясно – мокрое полотенце, пока Сенечка в отрубе, ты, Цыпа, вколешь ему тройную дозу ханки. Бабки, естественно, цепляете и привезете во «Вспомни былое» – сегодня как раз зарплата. Не забудьте «узи», у нас в арсенале такой волыны еще нет. Пригодится, хоть и двадцатизарядный всего автоматишко. Наш «стечкин» в два раза мощнее. Садовый домик подпалите под вид короткого замыкания в электросети, а то эта падла вполне могла для страховки загасить где-нибудь маляву на Кису. Ты, Кисуля, на меня не таращься. Сначала я хотел заплатить твоему кенту, но тот факт, что Сеня ранее работал на Батю, все меняет. Выстраивается и для «деловых» и для ментов стройная версия – Сеню подсунули Хромому конкуренты «каратисты», чтобы втерся в доверие и при случае хлопнул. Все логично. Усек?

– В натуре, ты не голова, а, как говорили при коммуняках, Дом Советов. Все. Цыпа, рвем когти. Спасибо, Евген, что дал возможность подчистить свой «хвост».

«Жигуль» я вел осторожно, терпеть не могу лихачить и напрасно рисковать, поэтому добирался до Анжелы почти час.

Открыла она мне сразу, словно подсматривала в глазок, – даже позвонить не успел. На ней было мое любимое неглиже – шелковые ажурные трусики и розовый прозрачный пеньюар.

– Кого-то ожидаешь?

– Тебя, милый Женечка. Ты рад?

– Я просто счастлив. Но у меня к тебе серьезный разговор. Так что набрось что-нибудь. Отвлекает.

Анжела деланно-обиженно надула пухлые губки, но халатик все же надела. Мини, правда.

– Слышал, Синица к тебе охладел. Вчера ведь не приезжал?

– Слухом земля полнится. А я слышала, что он внезапно в Сочи улетел. Какой-то хулиган пырнул в горло.

– С целью ограбления, наверно. Бандитов развелось хоть пруд пруди.

– Насчет пруда – вряд ли. На то и щуки, чтоб мелкая рыбешка не очень резвилась.

– Польщен. Весьма. Выходит, ты считаешь, что Синица уехал в Сочи по нашему билету? У меня непробиваемое алиби, – соврал я.

– Конечно, не ты лично. Кто-то из твоих мальчуганов. Седьмой этаж высоковато, но, по-моему, это Киса там возился рядом с машиной.

– Сверху все люди одинаковы. Но ты взяла неверный тон, детка. Думаешь, я у тебя на крючке? Кстати, что это у тебя балкон нараспашку? Почти голой разгуливаешь, а про «унесенных ветром» разве не слыхала?

– Балкон я перед твоим приходом раскрыла, милый. Я готова облегчить тебе работу – без чужой помощи на минутку стать птичкой. Всю жизнь мечтала! Помнишь: «Чому я не сокил, чому не летаю?» Я же наполовину хохлушка. Но неужели ты, Женечка, думаешь, что я тварь неблагодарная?! Ты дал мне меблированную квартиру, непыльный заработок. Я ведь не мазохистка. Почему же стану мусорам помогать?! И дед, и отец в лагерях сгинули, да и мне легавые немало нервов пожгли, пока по кабакам хлеб зарабатывала в поте лица своего.

– Давай уж без привязок к Библии, а прямо и честно – в поте своей очаровательной попочки.

– Фу, Женик! Никогда не замечала, что ты пошляк.

– Скорее циник, но это не цинизм, а констатация факта. Впрочем, извини, крошка. Сегодня немного не в себе и груб до неприличия. Ты ведь знаешь, какой я нежный на самом деле.

– А я уже стала забывать. – Анжела с лукавой улыбкой весьма сексуальным движением освободилась от ажурной принадлежности туалета, оставшись в одном прозрачном пеньюаре под цвет тела.

Все-таки профессионалку сразу видно – ни одна проститутка никогда сначала полностью не раздевается – это может сбить потенцию клиента, а видимость одежды, как это ни странно, возбуждает сильнее.

Анжела встала передо мной на коленки и, играючи, стала расстегивать зубками «молнию» на брюках.

– Ну, ты грамотная путаночка! Знаешь, как завести. Времени в обрез, но полчасика придется выкроить для земных плотских утех.

– Для чего же еще жить? – искренне удивилась Анжела, умеючи обхватывая мои бедра теплыми нежными руками без модных длинных ногтей. Знала, крошка, что не терплю, когда царапаются. Хотя есть и такие, кому нравится. Что-то, должно быть, связанное с мазохизмом.

– Как МП дышит? Не обиделся, что ты его вчера выперла?

– Нет, конечно, – Анжела оторвала влажные губки от своего любимого «эскимо». – К тому времени мы с ним уже доиграли. Он же импотент – кончает быстрехонько. Кстати, хотел тебя видеть. По телефону говорить отказывается. С шести будет проводить обход участка на предмет поддержания правопорядка. – Анжела рассмеялась и с явным удовольствием вернулась к прерванному занятию.

Уходя, я, как бы между прочим, поинтересовался:

– МП ушел от тебя в двадцати три. Чем занималась потом?

– Милый, ты же знаешь, какая я соня. Сразу прыгнула под одеялко.

– И тебе никто не звонил? Никого не ждала?

– Женечка, конечно же, нет.

– Ты умная девочка, с маслом в голове. Сегодня зарплата. Цыпа завезет «капусту».

– Только «зелененькие», пожалуйста, ты же в курсе – у меня аллергия на «деревянные».

– Знаю, крошка. Все будет, как всегда, плюс премия за отличную вчерашнюю акцию. Бай-бай...

«Вспомни былое» за сутки не изменилось. Если не обращать внимания на то, что наручники на стенах горели как серебряные. Это явно постарался Петрович. У него старческий бзик на чистоте и порядке в мелочах. Шизанулся Фунт на полировке и диснеевских мультфильмах.

За низкими столиками отдыхали немногочисленные посетители – любители «жигулевского» пива или вспомнить былое. В основном, как я вычислил по синим от обилия татуировок рукам, – вторые.

Ксюша крутила на магнитофоне последний концерт Александра Новикова. Правда, он кому-то заслонил солнце – недавно взорвали его «Мерседес» и сожгли дотла театр-студию, но я решил, что наше заведение только за проигрывание песен Новикова взрывать не станут. Да и не хотелось, чтобы его популярность среди моей клиентуры падала. К тому же Александра знал лично, встречались неоднократно в этапке следственного изолятора Екатеринбурга. Судили нас одновременно в восемьдесят пятом. Только меня на четвертом этаже облсуда по сто второй, а его на третьем по девяносто третьей.

Прошел к Петровичу, и мы успели сыграть с ним три партейки в нарды, пока вернулись мои мальчики. По их довольным мордам и по тому, как они вальяжно устроились в креслах, усек, что дело выгорело и на этот раз обошлось без проколов.

Цыпа с важным видом разложил на журнальном столике пачки дензнаков, а Киса чуть расстегнул «молнию» кожанки, засветил короткоствольный «узи».

– И боезапас у него приличный, – радостно сообщил он, – россыпью в чемодан чуть не полста кассет нагребли.

Петрович, проделав хитроумные манипуляции с подоконником, выдвинул его из стены, обнажив довольно объемный, пустой в настоящее время, тайник.

– Разгружайся. Или ты военный переворот замыслил?

Киса с большой неохотой расстался с «узи», уложив его и тяжеленный чемоданчик в тайник.

– Сегодня у нас зарплата. – Я невольно усмехнулся. – Соблюдем проформу. – Я придвинул каждому из присутствующих по пачке. – Осталась последняя, для Ксюши. Фунтик, замени ее за стойкой, а ее зашли сюда.

– Только рабочую одежду у нее не отнимай. А то твои худые волосатые ноги смахивают на куриные. Да и выпирать у тебя будет совсем не с той стороны, с которой любят наши клиенты, – съязвил Киса.

Я давно уже заметил, что бабки, пусть и небольшие, всегда поднимают у него тонус и пробуждают потуги к юмору.

Ксюша вплыла в администраторскую, шутливо отдала нам честь, приложив ладошку к милицейской фуражке, и вопросительно взглянула на меня.

– Твоя зарплата, – я кивнул на сиротливую пачку на столике. – После распишешься в ведомости у Петровича.

– Евгений Михайлович, я с пивной пены больше снимаю. Да и сдачу, как знаете, с меня почти никто не требует. Честное слово, мне даже неловко. Это я должна вам отстегивать ежемесячно за это золотое дно. – Ксюша кокетливо одернула китель, специально пошитый коротким, так что при всем желании скрыть ее прелести он был не в состоянии.

– Когда понадобится, отстегнешь, а вернее, расстегнешься. – Я ласково пошлепал ее главную достопримечательность.

– О чем разговор, мальчики. В любое время и в любом виде. – Ксюша лукаво-многообещающе улыбнулась и, прихватив пачку, вернулась на свое рабочее «золотое дно».

– С Анжелой я говорил, – исподлобья остановил тяжелый взгляд на Кисе. – Так что никакой отсебятины вроде пропажи без вести или несчастного случае типа «унесенной ветром». Ей на уголовку стучать западло. Ко всему надо учитывать, что она крепко держит нашего капитана. Пилипчук хоть и не козырная, но и не простая карта в нашей игре.

– Да у меня и в мыслях не было, шеф!

– Было, было. Ладно, замнем для ясности. В шесть покатаемся по району – капитан просит встречи. Оружие не брать, хоть и не верю, но вдруг нас обшмонают? Как говорится в зоне – сегодня кент, а завтра мент. Побережемся. До шести времени вагон, так что можно расслабиться. Доставай, Киса, свой заветный портсигар.

Положив ноги на столик и откинувшись в креслах, мы врубили на всю катушку «Радио-СИ».

Район наш хоть и меньше Уралмаша, но тоже численность приличная – около сотни тысяч жителей. Капитан Пилипчук, понятно, отвечал только за «квадрат» на теле района. Так что найти его, даже если бы он специально гасился, было делом плевым.

А так как он меня сам искал, то мы засекли его плотную фигуру, хоть и одетую в штатское, через десяток минут катания около парка-дендрария.

Капитан тоже заметил нашу «девятку», но почему-то не подошел, а свернул в ворота парка и медленно зашагал по боковой аллее, ведущей к пруду.

– Цыпа, проглот, я в курсе, что ты всегда возишь с собой бутерброды. Дай-ка сюда.

Цыпа, немного удивленный, без слов протянул мне батон, взрезанный вдоль, в образовавшуюся щель старательно были напиханы ломти ветчины.

Я выдернул из бардачка газету «Ярмарка», которую Цыпа мог самозабвенно читать часами, и вытряхнул на нее ветчину.

– Это тебе презент. Ждите на стоянке. Я скоро.

Захватив батон, вышел из машины и направился прогулочным шагом через парк к пруду. Капитан был уже там. Сидел на скамейке почти у самой воды и меланхолично следил за беззаботным житьем-бытьем уток. Я плюхнулся на ту же скамейку и, ломая батон, стал кидать мелкие кусочки пернатым тварям. Некоторые ухитрялись хватать подачки прямо на лету. Со всего пруда к нам, плескаясь, устремились ценители дармовщинки. Я прикинул, что сейчас хватило бы всего одного выстрела из дробовика, чтобы накрыть дюжину уточек. Впрочем, я не любитель утятины, мне как-то милее цыплята табака.

Хлеб кончился, и утки мгновенно потеряли ко мне всякий интерес. Твари неблагодарные, как и большинство людей.

– Ну что, любитель женщин и конспирации, так и будем флорой любоваться? – не поворачивая головы, обратился я к соседу по скамейке. – Неужели ты вообразил, что кому-то охота тебя пасти?

– Меня, надеюсь, нет. А вот тебя наверняка взяли под контроль.

– Откуда такие сведения? – Я насторожился и невольно стал внимательней приглядываться к праздно гуляющей по парку публике. Ничего подозрительного не обнаружил, – встретившись со мной глазами, взгляда никто не отводил и деланно-равнодушное лицо не изображал.

– На завтра в УВД на ковер вызваны все начальники отделений. Между группировками, по всему, начинаются крупные разборки. Вчера прямо у себя в офисе расстрелян в упор господин Левин по кличке Батя, генеральный директор ТОО «Каратисты Урала». Этой ночью убит господин Немцов по кличке Хромой, крупный авторитет, контролировавший «Большой Урал». Кстати, это твой последний конкурент в центральном районе, как понимаю. Любопытно, кто сейчас займет его место? – Капитан скосил на меня свои хитрые хохлацкие глаза,

– Дьявол знает. Свято место пусто не бывает, это одно из самых доходных заведений. Но я вряд ли сунусь. Слишком рискованно.

– Ну-ну. – Пилипчук явно мне не поверил. – Мокруха на этом не кончилась, Ночью заколот Синицын, а поутряне вместе с хибарой сгорел Завьялов, один из «хромоножек». Хотя не исключено, что несчастный случай. Передозировка наркотика.

– Круто тесто замешивают. Но я-то здесь каким боком?

– Надеюсь, никаким. Я просто рисую тебе обстановку. Все телефоны «особо опасных» наверняка прослушиваются, многих из наших кинут на визуальное наблюдение, улицы наводнят омоновцы, все «точки» – кабаки, казино, пивнушки оккупируют стукачи, будут ловить каждое слово. Мой тебе совет, не лезь ты пока никуда и хлопцев своих угомони. Вконец ведь оборзели, невооруженным же глазом всем видать, что под локтями у них не мускулы бугрятся. Да и ты, погляжу, от них не отстаешь. Не пацан, кажется, или снова на баланду лагерную потянуло?

– Не беспокойся. Это газовое, для самообороны. Сплошной ведь бандитизм, скоро не только пройти, но и проехать спокойно нельзя будет.

– Да, – вздохнул вполне искренне капитан. – Преступность прямо одолела, а раскрываемость все падает. Вылез бы Жириновский в президенты – враз бы порядок навел.

– Слышал его программу, – я хотел улыбнуться, но вышел оскал. – Расстреливать преступников на улицах...

– Во-во! И продовольственный вопрос тут же отпадет: на сколько ртов меньше станет!

– И водка подешевеет, – поддакнул я, чтобы ему потрафить. – Тебе-то не хватает небось? Кстати, у меня нынче зарплата, – свою пачку разделил пополам и одну часть сунул капитану в карман.

Пилипчук воровато огляделся по сторонам и встал, отряхнув брюки.

– Ну, я потопал. Если появится что новенькое, сообщу через Анжелу.

«А таких, как ты, – глядя вслед поспешно удалявшемуся участковому, подумал я, – надо не на улицах шмалять, а просто вешать за яйца на фонарях. Сука двуличная с коричневым окрасом! И продовольственный кризис исчезнет – вас таких никак не меньше, чем нас».

Когда вернулся к машине, Цыпа с Кисой дожевывали ветчину.

– Без хлеба даже вкуснее, – сделал ценное открытие Цыпа.

– Не боись, Цыпленок, найдем мы тебе девку. Беременную, но целку, – совсем не к месту вставил свой афоризм Киса. Зуд на юмор у него явно не прошел, а может, курнуть успел, пока я дипломатничал с капитаном.

– Слушай сюда, мужики. – Я, как всегда, устроился на заднем сиденье, между прочим, самое безопасное место при аварии. – Хохол предупредил о готовящейся большой чистке в городе. Думаю, на днях менты введут в действие свои любимые поганые операции «Сигнал» и «Кольцо». Значит, опять начнется беспредел на трассе. Будут всех тормозить, шмонать, провоцировать. Расконсервируют стукачей, уголовка землю носом рыть будет. Возьмут подозрительные телефоны под контроль, могут и микрофоны везде понатыкать. Бойня между группировками неизбежна, но надеются задушить ее в зародыше. Нас это коснуться не должно, но подстрахуемся. Соберете все волыны в заведении, со своих хаз, ни одного патрона чтоб не завалялось, ни грамма опия и анаши. Свезете все Могильщику. У него и осядете. Я там завтра нарисуюсь. Продуктами запаситесь. У Вадима с хавкой, конечно, напряженка. Он же одним первачом питается.

В однокомнатное логово заскочил лишь на минутку, чтобы уложить под валик «братишку», тщательно стерев отпечатки носовым платком, смоченным водкой. Теперь даже если квартира спалится, доказать, что шпалер мой, будет практически невозможно, так как диван купил по случаю на распродаже конфискованного имущества какого-то бедолаги и про тайник вполне мог не знать. Хотя эта «крыша» навряд ли «протечет» – приобретена через третьи руки на чужое имя.

Ночевать отправился в свою четырехкомнатную квартиру в Чкаловском районе. Там у меня чисто, даже пустячный криминал типа пружинного ножа или финки отсутствует. Легавым ведь дай только повод – кинут в пресс-камеру следственного изолятора, а там уж «специалисты» подобраны. Любые показания «выхлопают», да еще и «голубым» могут сделать. И прокурорский надзор тут бессилен – «работают» с подозреваемым не люди в погонах, а свои же братья уголовники, которым по разным причинам терять нечего. Они за пачку чая или «косяк» анаши, полученные от «кума», готовы даже «авторитета» по стенке размазать. Самый мерзкий контингент преступного мира. На каждом шагу стреляют их, режут, на кол сажают по ту сторону забора, но численность этой мрази что-то не убывает. Должно быть, потенциал необъятный. Тем более общая обстановка для «шерсти», как их прозвали, благоприятная. Сейчас нет истинно «черных», то есть воровских зон, или «красных», то есть полностью находящихся под пятой администрации, общественников. «Все смешалось в доме Облонских» с этой перестройкой и «демократией». Сегодня повсеместно один царь по имени беспредел, то бишь отсутствие каких-то твердых правил, законов, – неважно даже, ментовских или воровских. Везде верховодят кулак или заточка, сварганенная из ножовочного полотна. В таком микроклимате даже деревенский мужичонка, севший за кражу курицы либо хулиганку по пьяни, выходит из лагеря бешеной зверюгой или животным, потерявшим человеческий облик. Часто даже и внешне. А гуманизация в зонах, о которой так победно трубила пресса, свелась к разрешению ношения наручных часов, короткой прически и нескольким добавочным килограммам в передаче.

Старая, привычная до блевотины совдеповская показуха. Хотя, казалось бы, живем мы уже при капитализме-демократизме. Впрочем, возможно, это чисто русская особенность натуры – понтовитость до дурости. Взять, к примеру, те же «потемкинские деревни» или проект «Оздоровление экономики в 500 дней».

Эту четырехкомнатную приватизированную фатеру я приобрел полгода назад не по необходимости, а просто чтобы надежно вложить куда-то деньги. Сейчас в России только три непотопляемых кита – недвижимость, золото и доллары. Скупать валюту я посчитал непатриотичным, золото могут украсть, а квартира всегда будет в цене, а главное, не пропадет даже в случае моей внезапной смерти.

Официально квартира куплена на аукционе недвижимости двоюродной сестрой Натальей, так что при самом скверном раскладе судьбы – конфискации имущества, государство не сможет наложить на квартиру свою загребущую лапу, поскольку я являюсь не собственником жилой площади, а лишь квартиросъемщиком. Полгода назад она стоила двадцать миллионов рублей, а на сегодня ее стоимость перевалила уже за сорок.

Акционерным обществам и банкам не доверил бы и копейки. Обещать пятьсот-тысячу процентов годовых могут исключительно мошенники либо законченные идиоты.

Наталья навещала квартиру раз в неделю, чтобы навести блеск на полированные австрийские гарнитуры и проветрить комнаты.

Так что, поднявшись на третий этаж и открыв металлическую, закамуфлированную дубом дверь под магической цифрой «девять», я никого не обнаружил.

Принял комбинированный душ – сначала горячий, затем холодный и опять горячий. Давно заметил, как это благотворно действует на нервные окончания, снимает усталость и стресс. Не вытираясь, набросил на тело длиннополый махровый халат и прошел в кабинет. Люблю уют, и все в этой комнате преследовало данную цель.

Одну стену до самого потолка занимал книжный шкаф с произведениями почитаемых мной авторов: Бальзака, Грина, Стивенсона, Дойла, Гарта, Мериме, Генри, Диккенса, Уайльда и еще масса книг общей численностью более тысячи. Некоторые сохранились с детства и стояли на почетных видных местах. Например, сборники сказок Гофмана и «Тысячи и одной ночи». Весь пол укрывал толстый ворсистый ковер с преобладанием зеленых успокаивающих тонов, а напротив дубового стола был оборудован интимный уголок из дивана, двух кресел, камин-бара и треугольного журнального столика под малахит.

Устроившись с ногами в кресле у камина, стал ждать. Но телефон на журнальном столике упорно молчал.

Нажал верхнюю клавишу слабого накала камина и открыл засветившийся бар. Необходимо как-то убить время. Выбор богат, но я остановился на водке «Зверь». Во-первых, название мне импонирует, а во-вторых, в силу, наверно, врожденной доверчивости, почти серьезно отношусь к рекламе, обещающей наутро после употребления «Зверя» ясную, неболящую голову. Правда, у меня есть сильное подозрение, что реклама подается по телеэфиру в урезанном виде, а исчезнувшая концовка гласит: «...если наутро принять еще не менее ста граммов «Зверя».

Хлобыстнул сразу полстакана и, расслабившись, закурил любимые «Родопи». Старший оперуполномоченный майор Инин, звонка которого я ждал, пил не так – мелкими, смакующими глотками, любуясь игрой света в бокале и нежно грея его в своих короткопалых, но ухватистых руках.

Странные у нас с ним сложились отношения. Он пребывал в полной уверенности, что я «его человек», мягко выражаясь, внештатный сотрудник оперотдела, а если не в бровь, а в глаз, – стукач.

Я же считал, что майор моя козырная карта в схватке с органами и конкурентами из различных группировок и банд. А попросту – считал его тем презервативом, с помощью которого я могу, при случае, трахнуть и тех и других.

Но сама мысль, что я числюсь на ментовской электронной дискете среди разной шушеры, пахавшей на них за деньги, угнетала. А то, что я не брал «гонорары», и было весьма слабым оправданием даже в моих собственных глазах.

Опер зацепил меня сразу после выхода на свободу. Пришла такая невинная с виду повестка в военкомат. Не думая лишнего, отправился по указанному адресу выяснить, что почем. Военком, узнав мою фамилию, кивнул на соседний кабинет без таблички:

– Вас ждут там, – и странно эдак на меня взглянул поверх очков.

Я вмиг вкурил, что дело нечисто.

За солидной дубовой дверью прятался небольшой кабинетик из двух столов, сейфа и нескольких стульев с мягкой обивкой оранжевого цвета. За одним из столов сидел маленький (даже я со своими скромными ста семьюдесятью тремя сантиметрами почувствовал себя в его присутствии великаном) кряжистый тип с водянистыми глазами в штатском. Второй стол пустовал.

– Майор Инин, – представился он и протянул, лопатообразную ладонь. – Старший оперуполномоченный горотдела.

Я, неловко замешкавшись, ответил на рукопожатие и во все глаза уставился на своего главного тайного врага.

– Хочу с вами, Евгений Михайлович, сразу, обо всем договориться и обсудить кое-что по мелочи. Или, может, проще, чтобы к вам обращались – Монах? Хотя я настоятельно рекомендую подобрать какое-либо нейтральное имя, не имеющее к вам никакого отношения. Есть подходящие имена, прозвища?

– Не понял. Вы что же, агентурную кличку для меня подбираете?

– Именно. И давай, Монах, не будем овцой прикидываться невинной. Знаю я твои лагерные художества, да и при должности был – кладовщиком. Значит – так или иначе – активный помощник администрации учреждения. Так вот и считай: я твоя «администрация» здесь, на воле. И ты будешь мне помогать. Активно.

Если бы у меня тогда был «братишка», я не пожалел бы всю свинцовую десятку влепить в лоснящееся самодовольством лицо коротышки.

– А если я тебя, майор, пошлю на тройке букв прокатиться?

– Можешь. Но не советую. Ответ будет адекватным – пойдешь на новый срок. С такими, как ты, не церемонятся...

– По какой статье?

– Помнишь, как ране говаривали? Был бы человек, а статья найдется. – Он хохотнул. – Чего это ты взбеленился? Или кокетничаешь, цену набиваешь? Кстати, цена у нас хорошая. Если покажешь старание, проявишь себя в нужном направлении – будешь «и сыт, и пьян, и нос в табаке».

Смотри-ка, невольно подумалось мне, такой же, как я, любитель афоризмов нашелся. Сука!

– Расслабься. Садись, кури. – Опер, не вставая из-за стола, потянулся к сейфу, и на столе появились два тонких стакана и бутылка водки «Смирнофф». – Знаю, ты анашой балуешься, на вот, прими наркомовские. Лучше травки успокаивает. Кстати, ты в курсе, что 224-я статья – наркотики – до пятнашки тянет?..

Мент плеснул себе на донышко, а мне чуть не полстакана. Недолго думая, я намахнул пахучую жидкость, сел и закурил из своей болгарской пачки.

– Вот и ладненько. – Майор, смакуя, допил свою порцию и убрал все хозяйство обратно в сейф. – Думаю, с реверансами мы закончили? Переходим к делу. Как бы там ни было – потянется к тебе спецконтингент, уголовнички. Или ты к ним потянешься, один хрен. У тебя ведь специальности нет? И родичей-миллионеров? И в лагере, ясно, ты состояния не заработал? Так что все логично. Нет у тебя другой дороги, кроме волчьей тропы. И Бог с ним, смирись, горбатого могила исправит. Предлагаю взаимовыгодную сделку. Я закрываю глаза на твои наркотики – можешь сам травиться и других травить, подторговывать можешь. Да и другие – мелкие – художества мы за тобой замечать не будем. Если сам влипнешь с поличным и свидетелями, то и тогда поможем, чем сможем. Ясно, свое получишь, но – по минимуму. Сечешь поляну?

– Секу, начальник. Но за все эти привилегии вы от меня подвиг Матросова потребуете?

– Окстись, Монах! Мы тебя светить нигде не будем, свой ежемесячный рапорт подписывай псевдонимом. Настоящее твое имя буду знать практически только я. Ты станешь моим человеком, а свою агентуру я берегу: это мой хлеб, мой стопарик перед сном. Улавливаешь?

– Улавливаю. Дальше.

– Остались детали. Раз в месяц, как уже упоминал, будешь писать рапорт на имя начальника УВД. Туфту гнать не советую, пиши четко о всех криминалах, о которых тебе станет известно. Но, повторяю, четко, без проколов и наговоров. Доказательства собирать дело чисто наше, от тебя требуется несложное – давай точные наколки. Ясно?

– Угу. Господин Игрек взял меховой склад, затарил на дачу, договаривается о сбыте через частную пошивочную мастерскую господина Зета. Господин Икс предлагал мне поучаствовать в налете на некую заводскую кассу. Моя доля – четверть, должна, по его словам, составить пятьдесят «лимонов». Я отказался, разъяснив, что недавно «с дела» и плотно упакован, хочу хорошо отдохнуть, расслабиться с девочками. Налет намечается в первых числах следующего месяца.

– Молоток! Даже не ожидал! Соображаешь, Монах, есть у тебя серое вещество в черепке.

– У нас говорят «масло», – усмехнулся я и прикурил новую сигарету от старой.

Старший оперуполномоченный непонимающе уставился на меня, затем рассмеялся, снова совершая набег на свои запасы выпивки.

– А что? Очень точное и емкое выражение. Может, этот псевдоним тебе и выберем – Масло?

– Не покатит. Завтракать тогда не смогу. Он у меня состоит из кофе и бутербродов с маслом. – Я бросил непогашенную сигарету ему в пепельницу и, не мигая, вперил взгляд в его водянистые глаза.

Майор недовольно покосился на дымящуюся сигарету, но промолчал, придвинул мне стакан со «смирновской».

– Хозяин – барин. Пей и давай любые имя или фамилию. Может, просто и со вкусом – Иванов?

– Это уже перебор, начальник. – Я ненадолго задумался. – Пускай будет Учетчик. И малораспространенное, и точно по сути. Буду ведь для вас преступления учитывать.

– Как скажешь, так и запишем. – Майор Инин хитровански подмигнул. – Наверно, в колонии так подписывался? Надо повнимательней дело твое поглядеть. – Он выцедил свои двадцать граммов и придвинул мне заполненный лист бумаги. – Формальность. Но необходимая. Подпиши о согласии сотрудничать с органами следствия под псевдо «Учетчик» и о том, что ознакомлен с ответственностью за разглашение государственной тайны. К коей, кстати, относится и агентурная работа в среде преступников.

– И в пятнице? – глупо сострил я, ставя размашистую подпись под купчей на мою душу.

Правда, я сразу рассчитывал, что повального бедствия всех сделок – неплатежей – не избегнет и этот документ.

После того как обговорили способы обычной и срочной связи, мы стали прощаться.

– Что же ты, Учетчик? – всплеснул руками опер. – Так и не выпил?..

– Благодарю, – губы невольно скривила неестественная ухмылка. – Лагерная язва не позволяет.

– Ну-ну, – понимающе-сочувственно закивал майор. – Тогда конечно...

Закрывая за собой дубовую дверь, чем-то напомнившую мне в данный момент крышку гроба, задался мыслью – куда теперь опер денет невыпитый стакан? Выплеснет? Выпьет? Сольет обратно в бутылку? Скорее всего – последнее.

Первое, что я тогда сделал, – в ближайшей забегаловке накатил, как алконавт, полный стакан водки...

Телефон все молчал... С той вербовки уж год пролетел, а помнится в деталях и красках, словно лишь неделя прошла.

Звонок раздался, но не телефонный, а дверной колокольчик затренькал. Я никого не ждал, поэтому, идя открывать, прихватил бутылку, как первое попавшееся оружие. Держа литровую емкость на плече, будто дубинку, щелкнул замками. В дверной проем неуверенно заглянул майор Инин.

– Ты не один? – шепнул он, вставая на цыпочки и заглядывая мне через плечо.

– Заходи. – Я отступил, давая дорогу оперу в коричневой кожанке и легкомысленной кепочке с длинным козырьком. – Вот коротаю вечер на пару со «Зверем». Но он добряга, не кусается и даже не рычит.

– Неплохой у тебя сегодня напарник, – похвалил Инин, мельком взглянув на бутылку. – Ты уж извини, что без звонка. Но обстановочка... Целый день на ногах. В общем, надо поговорить.

– О чем базар, начальник. – Я устроился в кресле у камин-бара и кивнул на противоположное. – Какие проблемы у доблестных органов?

Старший оперуполномоченный плюхнулся в кресло и вытянул свои короткие ножки, обутые в светлые молодежные кроссовки.

– Умаялся, как собака! – Он шумно выдохнул воздух. – Угощай, Учетчик.

Я плеснул ему «Зверя» в высокий бокал.

– И правильно. Не зря же вас легавыми кличут. Имя подтверждать надо.

– Ты свое не больно подтверждаешь, Учетчик. – Майор не обиделся на мою колкость, мелкими глотками загоняя «Зверя» в свое нутро. – Хотя твои обзорные рапорта и пользуются в управе некоторым успехом. Конечно, это тоже дело нужное, но конкретной, ощутимой агентурной работы от тебя ноль.

– Чего ж ты, майор, ко мне приперся? – Я сделал вид, что обиделся. – Нотаций с детства не перевариваю. У меня на них аллергия. Блевать тянет.

Опер инстинктивно подтянул под себя ноги, усмехнулся:

– Ну, свой шикарный ковер ты навряд ли пачкать станешь. И не лезь по каждому порожняку в бутылку. Кстати, вроде там еще осталось?

Пришлось плеснуть ему еще выпивки. Майор привычно погрел бокал в руках, любуясь прозрачной жидкостью в малиновых сполохах камина.

– Ну, с тобой ясно. Когда сыт, пьян и нос в анаше, пахать неохота. Но придется, Учетчик. Мне необходимо полное представление, что за каша заварилась в вашей уголовной среде: кто замочил Левина-Батю, Синицына, Хромого, Завьялова?

– А что, это были твои кадры? – Я вытряхнул из пачки сигарету и неторопливо прикурил настольной зажигалкой-пистолетом.

– Неплохая имитация «Макарова», – заметил опер. – Но кончай паясничать. Ясно, врагов и недоброжелателей у «Каратистов Урала» пруд пруди. Но кто из них так крут, что может решиться на столь радикальные меры?

– Дай подумать. В первую голову свести счеты выгодно многочисленным должнякам «каратистов» и тем коммерческим структурам и толчкам, которые платили им дань «за охрану». Могли приложить лапу и конкуренты. А что, если просто внутренняя разборка – король умер, да здравствует король»? Кто занял место Бати в ТОО?

– Пока никто. – Майор поднял на меня свои глаза-омуты, вследствие действия алкоголя словно покрывшиеся ледяной корочкой. – В сторону экивоки и реверансы. У тебя наверняка есть какая-то версия. Поделись, а мы уж проверим, соответствует она действительности или нет.

– У меня лишь голые предположения, подтвердить ничем не могу. Интуиция и немного логики.

– Давай. Там разберемся, кто девица, а кто баба.

– Первое, что бросается в глаза, – убиты два лидера давно конкурировавших между собой группировок. Либо на сцену вышел некто третий, остающийся до времени в тени, либо это война Бати с Хромым, приведшая их самих к гибели.

– Мы тоже склоняемся к версии о междуусобице. Насчет таинственной третьей силы – завиральная идея. Оперданных о наличии таковой не имеется. Нет сейчас в городе до того обнаглевшей зверюги, что рискнет воевать сразу на два фронта. Это неразумно и, значит, нереально. Мне непонятно одно – зачем «каратисты», если это они, внаглую расстреляли Хромого? На их месте я бы, например, устроил обычный несчастный случай. Разборка на этом благополучно бы завершилась, и органы не встали бы перед необходимостью копаться в этом уголовном дерьме. Нелогично. Может, на «каратистов» нас просто наводят?

– Не исключено. – Я сделал вид, что задумался. – Но с устройством несчастного случая не так легко, как ты, майор, думаешь. Хромого всегда сопровождал телохранитель, да и сам он весьма опасен и не подпустил бы к себе чужих. О его тросточке у нашей братии легенды ходят.

– Ты о чем? – не понял опер. – Какая такая тросточка?

– Хромой в своей палке прятал стилет, которым, поверь, весьма ловко умел пользоваться.

Майор отставил недопитый бокал и потянулся к телефону. Я кивнул на дверь смежной комнаты. Инин махнул рукой, – оставайся, мол, какие там секреты.

– Петро? – Майор уже говорил по телефону. – Какое-нибудь оружие на трупе Немцова обнаружено? Нет? Хромой ходил с тростью: проверь, не с секретом ли. Через полчаса буду у себя. И еще, капитан, кто состоял при Немцове телохранителем? Завьялов? Ясненько... Все. Отбой.

Опер взял свой бокал и, в нарушение своих привычек, залпом выпил содержимое.

– А тебе что известно об этом телохранителе? – закусывая долькой лимона, спросил он.

– Почти ничего, самый децал. Слыхал, что молодой качок. В недавнем прошлом инструктор по кикбоксингу в ТОО «Каратисты Урала».

– Как так? – искренне удивился старший опер. – Телохранитель Хромого раньше работал на Батю?! Ясное дело, Хромой об этом наверняка не знал! Похоже на ниточку... Ладно, если что узнаешь конкретное, выходи на срочную связь. Я потопал. – Уже взявшись за ручку двери, он внезапно остановился и хитро мне подмигнул: – Есть сигнал: в пивнушке твоей не только анашой, но и опием балуются. Смотри, не зарывайся. Опий дело серьезное, в случае провала отмазать тебя будет сложновато. Ну, пока.

«Торговлю маковой соломкой придется прикрыть, пока не выявим, откуда утечка информации, – решил я, защелкивая за майором входную дверь. – Но какие козлы! Не найти даже стилет! Работнички! Сейчас они, наконец, обнаружат кровь Синицы в палке Хромого, и машина все же завертится в нужном направлении».

День выдался по-уральски двуличным. То солнечно, то пасмурно. Кучевые облака оккупировали небосвод и периодически заслоняли солнце. Но в этом присутствовали и позитивные моменты: не так душно было в такси, которое я нанял до озера Балтым, что располагается по Тагильскому тракту. Хотел по пути навестить маму, но вовремя вспомнил, что воскресенье и она наверняка уехала на собрание баптистов-евангелистов в молельный дом на окраине Екатеринбурга. Администрация города явно тоже страдает двуличием. С одной стороны, государство всемерно поддерживает распространение в России христианства, правда, на словах в основном, а с другой стороны, практической, выделяет участки для строительства церквей и домов для собраний верующих в самых неудобных для паствы отдаленных местах, обычно в частном секторе, где сильную крупную общину создать если не невозможно, то, по меньшей мере, весьма и весьма непросто. Тот факт, что движение евангельских христиан-баптистов самое мощное во всем цивилизованном мире, чиновники во внимание, естественно, не берут. Брать они предпочитают наличные за предоставление хороших участков с коммерческих структур, которые не скупятся на взятки: магазин или офис в престижном центре – половина успеха предпринимателя. Все это логично и понятно в нашей раздрызганной стране, но этот повсеместный беспредел, и не только в вопросах строительства, меня просто бесит. Рвачи и хапуги, а не лучшие представители народа. И многие ведь облечены депутатской неприкосновенностью. Вот они и есть настоящая мафия. Поголовная коррупция золотыми цепями сковала Россию, только-только освободившуюся от кандалов коммунизма.

Через час с мелочью такси доставило меня до озера. Зеленовато-голубая гладь вод, искрящаяся в преломляющихся лучах солнечного потока, смоляной запах елового бора сразу меня успокоили и взбодрили, настроив по-мальчишески на беззаботную волну. Здесь нашей конторе принадлежало полгектара земли, обнесенной узорчатым ажурным чугунным заборчиком; слабая имитация каслинского литья, но все равно впечатляюще. Много нервов и времени потребовалось, чтоб получить этот участок под строительство малого предприятия «Приют для друга». Пришлось идти старым русским способом – подарков и подношений. Рассчитывался не по старинке – коньяком и шоколадными наборами, а в ногу со временем – свободно конвертируемой валютой, долларами. «Не подмажешь – не поедешь». Этот афоризм русский человек всосал с молоком матери, и, думаю, он останется с ним до конца жизненного пути. Впрочем, каждый делает бабки как умеет. Диалектика.

Но, на мой взгляд, деньги честнее отобрать, а не вымогать с лицемерной доброжелательной улыбкой, пользуясь служебным положением.

По периметру кладбища для животных на длинных цепях бегали четыре звероподобных волкодава, радостно завилявших обрубками хвостов при моем появлении. Овчарок я с зоны терпеть не могу, психическая на них аллергия.

Толчком для организации такого своеобразного предприятия послужил тот факт, что у мамы скончался от чумки любимый карликовый пудель по кличке Малыш. Для мамы это был сильнейший стресс; чтобы как-то смягчить его, я предложил похоронить собаку цивилизованно, по западному образцу. Там кладбища для собак дело привычное. Высокий уровень жизни и нравственности, что тут скажешь.

Выбил место и схоронил пса, как человека, даже памятник поставил в виде пуделя во весь рост. Спасибо Могильщику, который стал на кладбище и сторожем и скульптором. Работал он с гипсом, покрывая его нитрокраской под цвет почившей собаки, и бесцветным лаком.

Правда, некоторые шизанутые состоятельные старушки требовали для своих любимцев памятник из мрамора или чугуна. В таких случаях приходилось заказывать его на стороне. К моему удивлению, «Приют для друга» оказался вполне рентабельным, и я уже подумывал о его расширении.

По документам владельцем места упокоения домашних животных являлся Вадим по прозвищу Могильщик, бывший боевик нашей группы.

Я вовремя заметил, что он стал спиваться, и дал ему это дело. Пусть расслабится на свежем воздухе, авось стресс у него и пройдет. Вадим установил в своей сторожке компактный самогонный аппарат и, кажется, был вполне доволен нынешним положением.

У сарая, где Могильщик творил скульптуры для надгробных памятников, стояли наши «Жигули». Все три окна бревенчатой сторожки были распахнуты, и оттуда неслись незамысловатые аккорды «Лесоповала». Киса в своем репертуаре. Гуляет братва.

Я решил подшутить над ребятишками, а заодно проверить их реакцию. Подойдя к запертой дощатой двери, грохнул в нее ногой, встал за косяк и гаркнул:

– Выходи по одному! Дом окружен!

Автоматная очередь чуть не разнесла дверь в щепки. Крупнокалиберные пули, рикошетя о надгробные плиты, сложенные штабелями во дворе, с противным визгом разлетелись кто куда. «Цыпин «стечкин», – определил я и решил закончить опасный эксперимент, вспомнив о хранившемся на чердаке ящике с противопехотными гранатами. Если мальчики начнут швырять их в окна – от осколков мне не уйти.

– Кончай палить, оглоеды! Это Монах, а не группа захвата!

С той стороны долго возились с замком – от многочисленных безобразных дыр дверь повело и, должно быть, замок просто заклинило. Наконец дверь распахнулась, и показалась бордовая от смущения или алкоголя физиономия Кисы.

– Евгений Михайлович! – радостно-облегченно заулыбался он. – Ну и шуточки у тебя! А если бы зацепило?!

– Ничего страшного. Сгонял бы в город за хирургом, а после операции захоронил его по соседству с какой-нибудь болонкой...

В комнате, против ожидания, был сравнительный порядок. На середине стола, покрытого белой скатертью, высилась батарея разнокалиберных бутылок в окружении холодных закусок в виде чесночно-сырного паштета, овощного салата и вскрытой полукилограммовой банки с красной икрой.

Цыпа сосредоточенно защелкивал патроны в обойму пистолета-пулемета, явно избегая моего взгляда. Ясно, ждал нагоняя. Еще бы – чуть не пришил своего хозяина.

Могильщик, в одних джинсовых шортах и домашних тапочках на босу ногу, вооружившись совком и веником, кружил по комнате, сметая с пола еще горячие стреляные гильзы. Ну прямо рачительный домохозяин, – если бы не синие татуировки: на спине – церковь о восьми куполах– луковках, говорящая о количестве лет, проведенных за решеткой, а на груди – Божья матерь с младенцем, на блатном языке означающая – «тюрьма мой дом родной». А торчащая рифленая рукоять нагана из заднего кармана шорт не оставляла уже и тени сомнений на его счет.

– Ну чисто воровская яма. В натуре контроль потеряли?! Киса! Собери все волыны и загаси в тайник-могилу сенбернара. И ящик с лимонками туда же. Перебьете ведь под кайфом друг дружку, психи! – Я уселся за стол и насмешливо оглядел понурившуюся троицу. – Вадик, Цыпа, цепляйте в сарае два листа фанеры и приведите в божеский вид дверь – не выношу сквозняков.

Вечером, чтоб ребятишки вконец не закисли, организовал рыбалку: благо до озера рукой подать. Природа в любых видах и проявлениях – моя слабость. Почти треть жизни среди каменных стен, решеток, колючей проволоки и остервенелых овчарок невольно выработали во мне трепетное чувство к фауне. Даже примитивный легкомысленный одуванчик вызывает умиление, не говоря уже о розах и сиреневых кустах.

На старости лет, если не пришьют, куплю бунгало где-нибудь у водоема, и чтобы под окнами непременно цвела сирень. От ее пряного аромата тащусь в натуре, как от чуйской травки.

Вообще-то к рыбной ловле у меня отношение двойственное. С одной стороны, астрологически рожденный под созвездием Рыб, я должен вроде воспринимать их как нечто родственное, если не святое, а с другой – мое любимое блюдо – жареная или залеченная в майонезе рыба.

Но, как говорится, если нельзя, но очень хочется, то можно. Это один из немногочисленных моих принципов.

Безрезультатно просидев с удочками на бережку, ребята явно заскучали. Предвидя возможность неудачной рыбалки, я запасся беспроигрышным рыболовным средством. Оно заключалось в бутылке из-под шампанского, наполненной взрывчаткой собственного изобретения: марганцем, желтой серой и алюминиевой пудрой в равных пропорциях. А сверху в горлышко была насыпана окись натрия. Плотный пыж из ваты запечатывал все это дело, чтобы вода не сразу достигла окиси натрия, мгновенно воспламеняющейся от соприкосновения с влагой и тем самым приводящей в действие взрывчатку.

– Могильщик, волоки резиновую лодку. Сейчас улов будешь собирать.

Размахнувшись, зашвырнул самодельную бомбу подальше от берега, чтобы, случаем, не задело осколками бутылки. Через пару секунд раздался глухой взрыв, взметнувший над гладью озера двухметровый столб воды, в косых лучах заходящего солнца похожий на поток изумрудов.

Могильщик уже сталкивал надувную лодку на воду. Кое-где на ее поверхности замелькали в волнах серебристые брюшки всплывшей оглушенной рыбы.

Улов выдался не бедный – пара щучек, несколько средних окуньков и дюжина подлещиков. Уху сочинили прямо на берегу, разведя костерок под закопченным медным чаном. Вадик выплеснул в пахучее варево бутылку водки, сославшись на старинный народный рецепт. Конченный алконавт. Рецепт, правда, такой существует, но в уху следует добавлять всего несколько столовых ложек спиртного, как специю для духовитости. Разжевывать это Могильщику я не стал, к чему? Уважаю профессора-американца Карнеги, а он в своей книге «Как оказывать влияние на людей» утверждает: «Не мешайте людям врать, если хотите быть с ними в добрых отношениях». Пусть считает себя продуманным и хитрым, а меня доверчивым простачком. Я-то лучше знаю, кто есть кто. Или, как выражался плосковато-шутливый любитель инглиша Михайло Горбачев: «кто есть ху».

Кашу маслом, а уху водкой не испортишь. Посему ужин вышел на славу, аппетитно-вкуснятистый.

Ребята расслабленно растянулись на траве, подставив многочисленные татуировки на оголенных волосатых торсах свежему ветерку с озера. Кретины – столько особых примет. Менты, уверен, лишь для понта в тюрьмах и зонах выступают против наколок. Те ведь являются своеобразным удостоверением личности уголовников, а значит, облегчают оперативникам работу по их опознанию и розыску на воле. Правда, и я не совсем избежал дани зековской традиции – мое правое плечо уже более десяти лет украшает латинский афоризм, утверждающий: «Человек человеку волк».

– Завязываем, мальчики. – Я встал и накинул на себя легкую шведскую куртку. – На работе понятно, но на отдыхе-то к чему здоровьем рисковать? Холодает, продует, не ровен час.

Мы собрали манатки и гурьбой вернулись в сторожку. Киса врубил компактный переносной телевизор – скоро должен был начаться по четвертому каналу шереметовский «Тик-Так» – самое объективное изложение новостей из всех семи каналов, что ловит приставка ДМВ.

И на этот раз «Тик-Так» оказался на высоте. Показали даже сгоревшую дачу с останками телохранителя Хромого. Рассказал Шеремет и об убийствах Бати, Синицы и Хромого, высказав предположение о начавшейся разборке двух мафиозных группировок – «центровых» с «уралмашевцами».

– Весьма логично, а следовательно, правдоподобно, – резюмировал я, – сейчас каждая «шестерка»-боевик из их банд уверен, что между ними и правда война. Возможна самодеятельность, и это нам весьма на руку.

– А помнишь, Монах, – вдруг развеселился Киса, – как в прошлом году Цыпа предлагал налет на Шеремета? Когда тому премию в баксах дали как лучшему телеведущему новостей? А ты запретил?

– Помню. Журналистов и ментов шевелить надо только в крайнем случае. Крупный хипиш выгоден лишь амбициозным придуркам. Овчинка выделки не стоит.

Могильщик растопил печку, к ночи похолодало. Потрескивающие березовые полешки вносили атмосферу домашности и уюта.

– Вадим, а тебе не страшновато одному в лесу, да еще по соседству с погостом, пусть и для животных? – поинтересовался я.

– Ни на децал, – усмехнулся Могильщик. – Это среди двуногих зверей, готовых порвать любого за копейку, страшно. А здесь я как Робинзон, и на душе покойно. Если сдохну от цирроза печени, просьба к тебе – похороните здесь. Полянку я уже подобрал.

– С тобой ясно. «Чем больше узнаю людей, тем больше нравятся собачки»?

– Вроде того. А за что любить людишек? Из грязи вышли, в грязи живут и уйдут в грязь. Как бы ни пыжились – все дерьмо.

– А ты, оказывается, философ-мизантроп и анахорет в одном лице.

Могильщик оскорбился на непонятные ему слова и замолк. Хотя мизантроп – человеконенавистник, а анахорет – отшельник. Всего-то.

Цыпа снова наполнил бокалы.

– Предлагаю «ночной колпак» – рюмочку перед сном. Между прочим, чисто английская традиция.

– Да, – согласился я. – Многовековая, еще у Диккенса «ночной колпак» встречается. И ведь не спились, сволочи, как мы, русские.

– У саксов психика сильнее, – вставил свое мнение Киса.

Ну, тут все на поверхности. Киса незаконнорожденный сын горничной престижной гостиницы и заезжего английского туриста. Мать внушила ему преклонение перед англосаксами, хотя, по теории, логичнее было бы наоборот. Все-таки женщин нелегко понять мужским примитивно-прагматичным умом.

В настоящее время Киса сирота – пока он чалился в лагере, мать, спившись, умерла, не оставив ему ни кола ни двора. Естественно, из гостиницы бдительный коллектив ее выпер еще до рождения ребенка за аморальное поведение, порочащее чистый облик советской гражданки. Последние восемнадцать лет она работала дворником; это с ее-то идеальным знанием трех европейских языков. Зашоренная совдепия, что тут скажешь. Как говорится, слов нет, остались только слюни. Конкретного человека, в которого можно плюнуть, не знаю; посему плевать приходится на наше совковое общество в целом.

Я-то ладно, а Киса готов порвать любого из-за той давней незаслуженной обиды его матери. Комплексует, бродяга. В персонале гостиниц видит поголовно только ханжей и хапуг – поэтому с ними не церемонится, так зажал поборами, что те пикнуть не в состоянии.

Пускай резвится, раз в кайф. Это, правда, чревато рискованными для него осложнениями, но зато весьма прибыльно нашей фирме. Как говорится, нет худа без добра.

Мы, не чокаясь, вразнобой выпили. Видно было, что каждый думает о своем, может, даже сокровенном.

Я это объясняю близостью природы-матушки. Да и само кладбище смотрелось через мутные оконца сторожки если не зловеще в лунном свете, то по меньшей мере таинственно-загадочно, будя в подсознании какие-то обычно дремлющие центры памяти о наших прошлых жизнях, об Истине, старательно скрытой в глубинных тайниках мозга от самого человечества. Наверно, чтоб оно не свихнулось в одночасье. Гомо сапиенс – человек разумный – амбициозная выдумка самовлюбленных гомо обезьянос. Не хочу, пусть косвенно, лить воду на мельницу Дарвина; его теория эволюции унизительна. Лично для меня. Просто человек вернее похож на обезьяну, чем на разумное существо. Куда ни глянь – одни инстинкты. Единственное отличие: у обезьяны, да и всех животных инстинкты в основном врожденные, а у людей условные, благо– или худоприобретенные в процессе существования. Так что мне больше близки Павлов и Фрейд.

Убежден, изначально человек пришел на Землю откуда-то извне, может, из другого измерения, параллельного мира. Здесь же он оскотинился, опустился до животного уровня, сам или по чьей-то высшей воле забыв, растеряв знание Истины. У Маркса есть дельная мысль, с которой спорить глупо-бесполезно: «бытие определяет сознание». Наглядный пример: люди, волей обстоятельств прожившие несколько лет среди обезьян или волков, напрочь забывают человечью речь, зато преотлично прыгают по деревьям или воют на Луну.

В унисон с настроением со двора донесся жутковато-тоскливый протяжный вой-плач волкодава.

– Смерть чует, – неестественно-беззаботно усмехнулся Киса. – Интересно, чью? Должно быть, Могильщик скоро копыта отбросит со своей сивушной самогонкой.

– Черта с два! – взбеленился Вадим, подрагивающей рукой наполняя стакан портвейном. – Верняк, ты раньше сыграешь в ящик; я еще цветы на твою могилку носить буду!

– Кончай каркать! – оборвал я разговор, зашедший в опасное русло, из которого выход один – скандал либо драка. Все же я молодчага, что заранее побеспокоился оставить этих головорезов без оружия. – Давайте о чем-нибудь веселеньком. Вадим, меня давно занимает, как ты в этой глуши без женщин обходишься? Может, тебе из Екатеринбурга резиновую бабу привезти? В секс-шопах сейчас неплохие модели, с подогревом.

Могильщик насупился:

– Благодарю. Обойдусь.

– А он однолюб, – рассмеялся Киса. Заметно было, что в борьбе с алкоголем он явно переоценил свои силы. – А когда приспичит, пользуется испытанным каторжным средством – Дунькой Кулаковой. – Он вытянул вперед руку и покрутил ею перед носом побагровевшего Могильщика.

Тот непроизвольно потянулся к заднему карману шорт, но, вспомнив, что безоружен, скривился в подобии улыбки, больше смахивающей на оскал.

– Да, онанирую. И что? Кому какое дело. Если очень попросишь, могу и тебя трахнуть – хоть в очко, хоть в рот, – они у тебя одинаково поганые.

Киса, навалившись на стол кулаками-кувалдами, начал тяжело подниматься на нетвердых ногах. Чтобы не дать ситуации выйти из-под контроля, я врезал ему хук справа в челюсть. Опрокинув стул, Киса грохнулся на пол и отключился. Через минуту раздался его беззаботный храп.

– Дело житейское. Перепил мальчуган. С кем не бывает. Нервишки на пределе, шифер съезжает. Нормально. – Я похлопал Могильщика по загорелой щеке, успокаивая. – Цыпа, отволоки нашего ослабевшего друга на двор, прикрой одеяльцем. Простынет еще, не дай Бог. А проснется – снова человеком станет. Извинится, если надо. Парень он в общем-то настоящий, наш до доски гробовой.

– До «вышки» то бишь, – мрачно уточнил Могильщик, налил себе граненый стакан «Распутина» и махом заглотил. – Лады. Зла не держу. Малолетка – отвечать за базар еще не научился.

Цыпа вернулся в избу уже без своей похрапывающей ноши и сел сбоку от стола, чуть сзади Вадима.

Моя школа – страхует на случай непредвиденных эксцессов со стороны явно захмелевшего Могильщика.

Тот исподлобья тяжело покосился на него, но вместо ожидаемой ругани вдруг по-детски всхлипнул и закрыл ладонью влажные глаза.

– Что, Монах? Уже и мне не доверяешь – этого костолома сзади подсадил. А когда я пахал на месте Кисы, ты меня за кента держал...

– Цыпа, пересаживайся к нам. Видишь, у коллеги мнительность разыгралась. Это все от самогонки: сивушных масел там грубый перебор, что пагубно для нервов. – Я подал знак, и Цыпа ловко наполнил три стакана «смирновской». – Вот что надо употреблять, если уж пришла охота. Или «капуста» кончилась? Но тогда где же твои накопления?

Могильщик поднял на меня стремительно трезвевшие глаза. Черные зрачки, еще только что расслабленно расширенные, сузились до игольчатых.

– Монет больше нет, Монах. Все отдал сторожу на Широкой речке.

– Сторожу городского кладбища? Но зачем? – Я ушам не верил.

Вадим осушил свой стакан и каким-то чужим глухим голосом продолжал:

– Набрел я тут как-то на чудную поляну. Вся в фиалках и лютиках, а по краям березки молоденькие... Не устоял... Перезахоронил Наташку, жену, с Широкой речки сюда. Пусть со мной будет. Ты не думай: сделано чисто, на городском все так и осталось – и памятник и плита. Никто не врубится, что гроба там нет. Завтра покажу место. Там меня, и похороните рядом, если что.

– Ты хоть гроб-то не вскрывал? – почему-то вдруг осевшим голосом спросил я.

– Грешен... Не сдержался. Все-таки девять лет не видались. Наташка почти такая же осталась. Усохла децал и почернела вся, ну прямо негритянка. Но все одно красавица...

Я залпом, как воду, выпил полный стакан «смирновской» и кивнул Цыпе.

– Выйдем, покурим на воздухе. Душно что-то.

Во дворе мы плюхнулись на какую-то собачью надгробную плиту. Цыпа протянул мне Кисин серебряный портсигар и щелкнул зажигалкой. Стянул, пока волок, понял я.

– Нет, Евген. Портсигар прихватил на случай, если ты пыхнуть захочешь, – словно прочитал мои мысли Цыпа и тоже закурил. – А духоту, кстати, можно ликвидировать. У Фунта есть запасной кондиционер. Могу привезти и здесь присобачить. Он автономный, в паре с мини-генератором. Я же электриком в зоне был.

– Дебил, – без эмоций констатировал я. – К чему кондиционер, если дом сквозняками проветривается?

– Вкурил... Так ты из-за перезахоронения? Ерунда. Все дело его знаю. У Вадима в зоне другая кликуха была – Отелло. Задушил он жену Наташку по пьяни из ревности. Любил уж слишком. За что и огреб восьмерку по сто третьей. Отсидел от звонка до звонка. Если помнишь, когда он с нами работал, по субботам почти всегда отсутствовал. Ты, должно, думал, он по борделям мотается? Я его выпас – Вадим на могилку жены цветы охапками таскал. В натуре, прикидываешь?..

– Могу. Но гроб сюда приволочь – отпад дальше некуда. У Могильщика явно крыша дымится. Надо крепко пораскинуть, как с ним быть. Нам еще двинувшихся по фазе не хватает для полноты счастья.

– Когда приступать? – по-деловому взял быка за рога Цыпа. – Сварганю один, без Кисы, вот увидишь. Работать под несчастный случай? Закрытая заслонка печи – задохся пьяный от угара?

– Нет. Рано. К этому, по ходу, мы еще вернемся. Во-первых, «Приют для друга» записан за ним, во-вторых, надо глянуть на его фиалковую поляну. Желание обреченного – закон. Если не слишком накладно.

Спать рядом с некрофилом было не в кайф, но усталость взяла свое. Мы с Цыпой устроились за печкой, а Могильщик лег на лавку под окнами. Ночь прошла тихо, если не считать немного жутковатого – в свете открывшихся фактов – уханья филина где-то в черной глубине леса.

Следующий день не принес никаких неожиданных сюрпризов. Киса, опохмелившись, ожил, а когда я вернул ему портсигар, и вовсе повеселел. Даже извинился перед Вадимом. Как чингачгуки, они выкурили на пару косяк и сошлись на том, что оба накануне погорячились зазря. Кису на весь день я посадил на радио и телевидение следить за новостями из Екатеринбурга.

Сам с Цыпой и Могильщиком наведались на поляну, где покоилась жена последнего. В натуре, все было аккуратно. Единственное, что выдавало место захоронения, – трава там еще не выросла. Но природа это дело быстро поправит, скроет последний след.

Вечером станция «Радио-СИ» сообщила, что решением областного управления внутренних дел в связи с ухудшением криминогенной обстановки в Екатеринбурге и пригороде введены в действие профилактические операции «Сигнал» и «Кольцо».

Еще через сутки «Тик-Так» показал квартиру метрдотеля «Большого Урала», застреленного неизвестными лицами с официанткой того же ресторана. Завидная смерть – те даже не успели проснуться, хотя входная металлическая дверь была взломана очередью из «Калашникова». Даже если он и снабжен глушителем, представляю, какой грохот стоял. Это все равно, что бить молотком по пустой железной бочке.

Еще через пару дней в офисе ТОО «Каратисты Урала» ухнуло взрывное устройство неустановленного образца, унеся души троих «спортсменов» и отправив пятерых в травматологическую клинику с ранениями различной тяжести.

«Хромоножки» явно сработали по наводке – уж слишком им подфартило – в ТОО как раз проходил совет директоров, то есть собрались «бригадиры» боевиков. Наверно, решали, кто займет место Бати.

Следующие трое суток в новостях не промелькнуло ничего достойного внимания, из чего я заключил, что прошла волна арестов, и спровоцированная нами разборка благополучно выдохлась из-за крупных потерь в живой силе с той и другой стороны. Короче – и «центровики» и «уралмашевцы» уже перестали существовать как реальные боевые группы. С чем и поздравил ребят, предварительно сгоняв Цыпу в Верхнюю Пышму за ящиком полусухого шампанского.

За девять дней, что мы отсутствовали, прохлаждаясь на природе по соседству с любовно ухоженными могилками лучших друзей человека, город сильно изменился. Бросались в глаза многочисленные патрули омоновцев и спецназовцев в защитно-пятнистых и черных формах. Вооруженных не смехотворными пукалками Макарова, а солидными модернизированными «Калашниковыми» десантного варианта пять сорок пять.

Пока доехали до «Вспомни былое», трижды наш «жигуленок» тормозили, заставляя выходить из машины, и шмонали, поднимая даже сиденья.

– Сюда бы мой «стечкин», – шепнул, не выдержав, при третьем обыске Цыпа, – от этих козлов одни рога остались бы.

– Не возбухай. Все нормально. – Я подмигнул Цыпе и доброжелательно улыбнулся старлею в черной униформе со спецназовской эмблемой на рукаве, словно это не он, падло, секунду назад больно ткнул мне меж лопаток стволом автомата, приказывая вскинуть руки на капот.

Фунт, вооружившись очками, восседал за столом в своем кабинетике и сосредоточенно штудировал «Российскую газету».

– Евген! – радостно воскликнул он и тут же как-то потух, поскучнев сморщенным старческим личиком. – Ты уже читал?

– А в чем суть дела? – Я открыл холодильник и выудил себе и Кисе по банке чешского пива. – Налоги опять повышают?

– Хуже. – Петрович протянул газету. – На первой полосе секи. Указ президента о борьбе с бандитизмом и другими проявлениями организованной преступности.

– Любопытно, – отхлебывая ледяное пиво прямо из банки, углубился в чтение. Через несколько минут небрежно скомкал газетку и закинул в урну под столом. – Лажа! Опять совдеповская показуха. Нас эти понты не заденут. Ты ведь не обыватель, а битый волчара: должен был мигом вкурить, что последние параграфы сводят на нет предыдущие. Прокуроры в матушке-России поголовно все перестраховщики и карьерой своей рисковать просто побоятся.

– А задержание до тридцати суток?

– Это коснется только засвеченных групп, а попросту – хулиганья, возомнившего себя рэкетирами и гангстерами. Мы же в тени. Нормальные бизнесмены. Уверен, что такой ориентировки, как «группа Монаха», в ментовских ЭВМ нет. А раз у оперов не числимся, то нас не существует. Сечешь поляну?

– Секу – Петрович несколько успокоился и обмяк. – Ты, как всегда, прав. Зря я захипишевал. Возраст дает знать – масло в чайнике уже не то.

– Давай, Фунт, рассказывай лучше, как в заведении дела?

Лицо старика снова поскучнело.

– Неважнецки, Михалыч. Местная шпана – зелень бритоголовая, а прет буром, чтоб поил их кодлу на халяву. За охрану якобы. Пока луну кручу, но скоро терпение их лопнет – будут витрины бить. С десяток наберется оглоедов. Старшим у бритоголовых Андрюха по прозвищу Медведь. Комплекция подходящая. Недавно демобилизовался, нигде не работает. Шляется по пивнушкам, свору собрал таких же оторви да брось.

– Глянь, Петрович, он сейчас не в зале?

– А где ж ему быть? Медведь на нашу Ксюшу глаз положил. Но не думай – она на Андрюху фунт презрения.

– Подтяни его сюда. – Я отставил пустую банку на столик и откинулся в кресле. – Скажи, с ним хрюкнуть хотят.

– Если он отсюда не выйдет – его шушера враз догонится что почем. Это голимое палево, – забеспокоился Петрович.

– Не дрейфь, Фунтик, ничего я ему не сделаю.

Через минуту в кабинете нарисовался Медведь. Мощная плечистая фигура в соединении с сутулостью сразу объясняли происхождение клички.

Модный парнишка. Черная короткая кожанка, белые джинсы и такие же кроссовки. Ясно – родители расстарались для милого дитяти. Отстегнули, не скупясь.

– Проходи, земляк. Присаживайся. – Широким жестом, полным радушия, я указал на диванчик, где восседал Киса.

Медведь недоверчиво покосился на его борцовскую комплекцию, но, введенный в заблуждение детски-наивным лицом, спокойно уселся рядом с ним.

Киса довольно ухмыльнулся и вытянул ноги, отрезая нашему гостю путь к отступлению.

– Слышал, ты пивком любишь побаловаться? – продолжал я, сделав вид, что не заметил Кисиного маневра и явного беспокойства Медведя. – Петрович, надо всегда идти навстречу желаниям клиента. Цынкани Цыпе, – путь принесет из подсобки ящик «Жигулевского».

Фунт вышел из кабинета и скоро вернулся с Цыпой, поставившим ящик с пивом прямо на журнальный столик. Коротко взглянув на меня, Цыпа вмиг просек обстановку и уселся с правой свободной стороны Медведя, таким образом полностью заблокировав его.

Киса уже вскрывал бутылки и батареей расставлял перед растерявшимся Медведем.

– Давай показывай, Андрюха, какой ты любитель пива. – Я закурил и доброжелательно улыбнулся местному главшпану. – И тост есть: чтоб ты поумнел хоть на децал.

– Да вы что, мужики! – Медведь попробовал встать, но мои ребятишки, нежно нажав на его плечи, буквально вдавили его в диван.

– Пей, раз Михалыч сказал, – проворковал Киса. – Или ты понятливым будешь, если почки отстегнуть? Или самого опустить?..

После шестой бутылки на лице Медведя выступили капельки пота. После десятой физиономия его пылала, дыхание стало коротким и прерывистым. В голубых, наливающихся кровью глазах, накапливалась ярость. Это мне понравилось.

– Ладно. Отдохни пока. А то сырость еще разведешь. Сказать ничего не желаешь?

– Желаю, – Медведь откинулся на спинку дивана, отдуваясь. – Виноват, ребята, накосорезил. Но не в курсах я был, что старикан под вами ходит. Если б знал, что у Петровича «крыша» – враз бы продернул.

– В дисбате был? – усмехнулся я. – Оттуда жаргон?

– Оттуда, – нехотя признался он. – Я пойду?

– Зачем спешить? Ты все осознал?

-Да.

– Какие-нибудь претензии?..

– Нет.

– Лады. Тогда давай приколемся по делу. Думаю, такое мелкотравчатое существование тебе скоро прискучит. Ваш рэкет на дураков, бесперспективен. Нарветесь на серьезных «деловых», и полетят ваши буйные головушки. Согласен?

– Да. Но надо же чем-то занять пацанов.

– Занятие подыщется. Вот сегодня, например, Киса приглашает тебя с друзьями на банкет в «Большой Урал». Платит он. В кайф такое занятие?

– В кайф, если не шутите, – неуверенно улыбнулся Медведь.

– Вот и ладушки. Подбери из своей команды человек шесть-семь посолидней и к восьми вечера здесь нарисуйтесь. Киса будет вас ждать. А сейчас ступай, облегчи свой пузырь, а то лопнет, не дай Бог.

Когда дверь кабинета за ним закрылась, я повернулся к Кисе, явно сбитому с толку.

– Не вкуришь никак? Это будет вам с Цыпой почетный эскорт. Разведка боем, так сказать. Посмотрите обстановку, с девочками тамошними приколетесь, барменов пощупаете. Преподнесете бритоголовых как новых хозяев кабака. Сами постарайтесь быть в стороне. Если кто из «хромоножек» еще там ошивается, обязательно засветится на разборке с бритоголовыми и тем подпишет себе приговор. Все ясно? Утром доложите, что почем. Цыпа, отвези-ка меня до хаты. Устал от многолюдья, желаю анахоретством заняться.

Как ни странно, во мне мирно уживаются два довольно противоречивых качества: люблю быть в центре внимания, но также обожаю и одиночество.

Впрочем, это, наверно, дает себя знать мой максимализм: кидаюсь из крайности в крайность.

Захлопнув за собой дверь четырехкомнатной резиденции, почувствовал себя приятно-оторванным от всего этого суетного мира. Спустив тяжелые портьеры на окна и включив настольную лампу, добился иллюзии полного одиночества и покоя.

Как сказал поэт: «На свете счастья нет, но есть покой и воля...»

Стальные браслеты пока не украшают мои запястья, следовательно я, если верить Пушкину, счастлив или около того.

После привычного комбинированного душа вернулся в кабинет и устроился в глубоком кресле за письменным столом. В этой комнате душа отдыхала. И вовсе не из-за роскошных персидских и турецких ковров, радовавших глаз ярким многоцветьем, не из-за японской видеодвойки.

Просто в кабинете я чувствовал себя другим человеком, а если точнее – творческой личностью, почти литератором.

А все благодаря старенькой портативной пишущей машинке «Москва» на письменном столе.

По свойственной всем русским привычке к самокопанию, давно задался целью нарисовать на бумаге в художественном изложении свою юность. Первые криминальные шаги, превратившие вполне благополучного во всех отношениях пацана в того, кем я в настоящее время являюсь.

Любопытно покопаться в далеком уже прошлом, может, нащупать закономерность в поступках, разобраться в понятиях «фортуна», «рок», «судьба».

Я почти фаталист, но обидно и муторно думать, что жизнь предопределена и даже Случайность, по философскому постулату, Неизбежная Необходимость.

Зарядил в машинку лист бумаги и напечатал заглавие новой рукописи с претенциозным названием «Лидер». Это станет логическим продолжением уже написанной повести «Игра», в которой рассказывается о моей юности, первом вооруженном налете, приведшем на скамью подсудимых. После четырех лет в зоне рок или стечение обстоятельств опять привели меня в банду, где совершил первое преднамеренное убийство.

Если б не это, возможно, смахивающее на шизофрению хобби, жизнь почти потеряла бы смысл, стержень, который не позволяет мне опуститься до чисто звериного существования вроде Кисы или окончательно спиться, как Могильщик.

Деньги как таковые, как цель, меня не волнуют. Недаром говорится: деньги, что навоз, – сегодня нет, а завтра воз. Азарт, риск, часто смертельный, сопровождающие битву за презренный металл, – вот что влечет неудержимо. Когда каждый день просыпаешься с мыслью, что он может быть последним в жизни или на свободе, невольно смотришь на мир глубже, другими глазами, чувства обостряются до предела. Это пик наслаждения, вечный оргазм, да простится мне данная пошлость.

Но из-за вечного напряжения случаются и срывы в виде стресса и черной депрессии. В такие моменты лучшее, многократно апробированное лекарство – печатная машинка. Для меня она родное живое существо: бывает, даже разговариваю с ней, ласково называя «сестричка». Отношение к «сестричке» такое же нежное и теплое, как и к десятизарядному «братишке».

До глубокой ночи самозабвенно отдавался любимому делу, выстукивая одним пальцем текст «Лидера». Сколько ни пытался научиться печатать профессионально, вслепую – ничего путного не выходит. Слышал, есть японские электронные машинки, сами печатающие с голоса. Надо поискать на досуге.

Не выключая ночник, забрался под одеяло. Дурацкая привычка спать при свете – печать долгих лагерных лет. В зоне круглую ночь в спальных секциях бдительно горят синие контрольные лампы.

Засыпая, надо думать о чем-то приятном. Проверенный способ, чтоб не приснилась какая-нибудь бодяга.

Кошмары меня не преследуют, но есть сон, который повторяется с непонятной периодичностью. После него на душе весь день какой-то мутный осадок.

Иду я с неизвестным попутчиком по ночному лесу. Тишина, лист не шелохнется. Полная луна проглядывает сквозь клочковатые облака. Вдруг замечаю неподвижно сидящие под деревьями темные человечьи силуэты. «Кто это?» – спрашиваю у сопровождающей тени. «Они все убиты тобой», – глухим голосом отвечает неизвестный. Его лицо мне никогда рассмотреть не удается – какое-то черное пятно, и по голосу не узнаю. На этом сон прерывается.

Одного в толк не возьму: там этих сидячих мертвецов сотни. Нереально. Я ведь не Леня Пантелеев – это за его бандой числилось двести девяносто трупов. Меня подобные рекорды не вдохновляют – отсутствует садистская жилка, хоть и мизантроп по складу характера.

Поужинаю-ка завтра «У Миши». Зеленоглазую Мари увижу, если повезет. Фигурка у нее, конечно, бесподобно аппетитная. И бюст в наличии, что выгодно отличает ее от большинства доскообразных гимнасток.

На этой игривой ноте я и заснул, в предвкушении свидания с зеленоглазкой.

Разведка боем в «Большом Урале» прошла бескровно. Киса с Цыпой в сопровождении бритоголовой кодлы Медведя произвели там должное впечатление. «Хромоножки» если и присутствовали, то высовываться не рискнули. Нахрапистый Киса моментально взял в оборот метрдотеля, курировавшего местных жриц любви. Дипломатически выражаясь, они нашли общий язык и пришли к нужному нам знаменателю. Что и следовало ожидать. Любой здравомыслящий человек предпочтет отдать часть, чем весь куш в придачу со здоровьем, а то и с самой жизнью.

– Андрюха – пацан что надо. Нашего разлива. – Киса поощрительно похлопал по плечу сидевшего на своем вчерашнем месте Медведя. – Пивка выпьешь?

– Нет, нет, – заулыбался новый Кисин приятель. – Пока даже глядеть на него не могу. Увольте.

– Михалыч, что, если его на работу взять? – вступил в разговор Фунт. – Конечно, статью за тунеядство из кодекса выкинули, – безработица, но все ж приличнее пристроенным быть.

– Что это тебя, Фунтик, на благотворительность потянуло? – удивился я. – Да и что он может?

– Андрюха степ бьет. Сам наблюдал. Он поддатый был, но чечетку сварганил, прям как Буба Касторский.

– В натуре?! – обрадовался Киса. – А ну-ка, изобрази, Медвежонок!

Несмотря на тяжелую комплекцию, Медведь со своей задачей справился мастерски.

– Если каблуки усилить подковами, а на пол фанерку кинуть, смотрелось бы в десять раз лучше, – закончив номер, сказал немного запыхавшийся Андрюха.

– Михалыч! – На детском лице Кисы появилось капризно-умоляющее выражение. – Возьми его! Он меня научит чечетке, я с детства мечтаю.

– Заметано. Петрович, оформишь артиста на полставки. В середине зала убери пару столиков и постели лист нержавейки – она посильнее фанеры звук даст. Доволен, Медведь? Жесткого графика выступлений перед публикой у тебя не будет. Скажем, так – ежедневно с тебя пять выходов по десять минут. Покатит? Ладушки. – Я вынул из бумажника пару пятидесятитысячных купюр. – Держи аванс. На подковки.

Когда Медведь ушел, я вызвал в кабинет Ксюшу.

– Слушай сюда, девочка. Андрюха тобой интересуется?

– А мне без разницы. – Ксюша жеманно надула губки. – Я им не интересуюсь. Шпана дворовая.

– Это ты зря. С сегодняшнего дня он солидный человек – член нашей команды. Будет в баре публику чечеткой развлекать. Короче, ответь ему взаимностью. Когда сойдетесь, прощупай его от и до. Планы, мечты, увлечения, на что способен. Договорились, маленькая?

– Евгений Михалыч, вам, сами знаете, ни в чем отказать не могу. – Ксюша кокетливо взяла под козырек. – Разрешите идти?

– Ступай. Но не форсируй события. Помни разницу между статуей и женщиной.

– А в чем разница? – Ксюша задержалась на пороге.

– Статуя сначала падает, а потом уж ломается. Женщина наоборот. Так что поломайся денек-другой. Желанней будешь.

Когда за окнами зажглись уличные фонари, отправился с мальчиками, как и планировал, ужинать в ресторацию «У Миши».

Как обычно, в залах народу было негусто. На небольшой эстраде ансамбль, явно дворового пошиба, вовсю старался создать атмосферу праздника и веселья.

Мари нигде не было видно. Должно быть, ее номер позже, когда ансамбль, выдав свой небогатый репертуар, начнет выдыхаться. Глядя на потные, полупьяные лица музыкантов, я решил, что ждать уже недолго.

Так и оказалось. Через полчаса вышел на эстраду потрепанного вида конферансье во фраке, явно узковатом для его брюшка, и объявил «Эротическое соло». Музыканты, прихватив инструменты, ушли передохнуть.

Свет в зале притушили, откуда-то сбоку ударил на эстраду желтый луч прожектора, и под магнитофонные повизгивания Мадонны появилась Мари, как и в прошлый раз в розовом, облегающем трико.

Номер был неплохой, но публика явно, бы предпочла, чтобы Мари танцевала в купальнике «лепестки» или вообще обнаженной. Под жидкие аплодисменты шоу-девочка покинула эстраду.

Киса верно понял мой взгляд и тоже скрылся за кулисами. Я заказал «Мадам Клико». Вскоре в сопровождении Кисы появилась Мари, уже переодевшаяся в вечерний костюм сиреневых тонов.

– Здравствуй, Мари. Я подумал, что после выступления ты не будешь возражать освежиться твоим любимым шампанским.

– Вы очень предупредительны, Женя. – Она устроилась напротив меня между Цыпой и Кисой. – Бокал шампанского и правда будет весьма кстати.

В своем успехе у Мари я не сомневался. И не потому, что считал себя неотразимым ловеласом или решил воспользоваться безусловно стесненными обстоятельствами шоу-девочки. Запрещенными, либо не совсем приличными способами я работаю крайне редко; и уж во всяком случае не в отношениях со слабым полом. Конечно, девиз, начертанный на знаменах иезуитов: «Цель оправдывает средства», – близок мне по духу. Но сердце жаждет искренней взаимности партнерши, а не напускной, актерской, когда любовная игра превращается в товар. И чем он качественней – тем требует большего гонорара.

Просто я пришел к убеждению, что ни одна женщина устоять перед моим обаянием не в силах. И совсем не важна тема разговора. Все происходит на флюидном уровне. Моя аура обволакивает «жертву» и притягивает ее, как хищный цветок – беспечную бабочку. Женщина подсознательно чувствует во мне нечто звериное, агрессивное начало, может, даже – кровь. В женщине бессознательно просыпается ее естество, «зов предков», так сказать, – против этого она бороться не умеет.

Кстати, возможно, этим объясняется та популярность, которой пользуется Киса у противоположного пола. Они чувствуют в нем сверхчеловека...

Мари залпом осушила фужер, и я с неудовольствием подумал: «Уж не на алкоголичку ли нарвался?» Умом понимаю, что самые красивые цветы растут на навозных кучах, но не терплю алкоголичек. Они неизлечимы и имеют лишь одну альтернативу – на панель или в петлю.

Киса предупредительно-галантно вновь наполнил ее фужер. Но Мари, казалось, потеряла всякий интерес к шампанскому, азартно расправляясь с дольками апельсина.

– Жажда замучила, – смущенно улыбнулась она. – Вечерами здесь душно и накурено. А кондиционеры починить не на что. У Миши временные финансовые неувязки.

– Как так? – неискренне удивился я. – Центр же города. Публика солидная. Ансамбль и кухня в ажуре. Не говоря уж об «Эротическом соло». Под такое заведение любой банк ссуду даст.

– А! – отмахнулась Мари. – В том-то и беда, что ссуду Миша уже взял полгода назад. Ремонт сделал, ансамбль нанял – думал, дело, наконец, пойдет. Ан нет. Только-только на ноги вставать стали. А ссуду уже на этой неделе возвращать с процентами... Если отсрочку Миша не выпросит – все, погорели мы. Заведение накроется, и придется мне снова работу искать. А может, в Тагил домой подамся.

– Ну не все же банкиры шакалы, – стал я утешать зеленоглазку. – Возможно, и ваш не последняя сволочь – даст отсрочку, никуда не денется.

– Ты, Женя, по себе судишь. – Мари, стараясь сделать это незаметно, промокнула глаза ажурным платочком. – А эта Европейско-Азиатская Корпорация давно на наш ресторан облизывается. Но Миша надеется: он с их генеральным директором, кажется, в неплохих отношениях.

– Ну и ладненько. – Я поспешил переменить тему: – Что мы все о грустном? Давай о тебе поговорим. Ты сегодня еще выступаешь?

– Нет, – вздохнула Мари. – У меня всего один выход за вечер. Я уж с отчаяния предлагала Мише стриптиз работать, чтоб публике потрафить. Но он пуританин, не от мира сего.

– Мне его искренне жаль, – я улыбнулся. – Он пошлый ханжа. Но нет худа без добра. Появилась плодотворная и перспективная идея: дело в том, что мой компаньон, господин Киселев, – я указал на Кису, самозабвенно уплетавшего пиццу, – загорелся идеей открыть фешенебельный ночной клуб. Уже штат подбирает. Вакансия исполнительницы стриптиза пока не занята. Оплата – миллион в месяц. Если у тебя есть готовый номер, советую пройти пробу. Твои внешние данные выше всяческих похвал, вопрос только в одном – таланте.

– А когда проба? – От волнения Мари даже забыла о фруктах.

– Да хоть сегодня...

– Как? Но не здесь же?

– У меня рядом четырехкомнатная резиденция, офис, так сказать. Аппаратура японская, записи на любой вкус. Решайся... Да, чтоб ты за шутку не приняла... – Я вынул из бумажника сто баксов. – Если проба пройдет удачно – это станет авансом, а если нет – небольшой компенсацией за потерянное напрасно время. И не бойся, мы люди деловые и серьезные. Домой тебя отвезет мой второй компаньон господин Цепелев. – Кивнул в сторону Цыпы.

– Но, мальчики, будет только стриптиз или... – Мари настороженно всматривалась в наши лица своими чудными глазами-изумрудинами.

– Никаких «или». Мы джентльмены. Поехали. Ты права – здесь и правда невыносимо накурено.

Моя гостиная словно нарочно обустроена для подобных мероприятий. Тридцать квадратных метров покрывает зеленый ковер с длинным пушистым ворсом. В углу музыкальный центр, от которого под ковром тянутся провода к трем стереоколонкам и настенной установке светомузыки. Диван, три кресла и бар на колесиках скомпонованы таким образом, что оставляют достаточно свободного места.

Мари сразу прошла к музыкальному центру и с видимым интересом стала перебирать компакт-диски.

Я с ребятами расположился на диване. Киса подкатил к нему бар и по моему знаку наполнил четыре бокала сухим мартини.

– Надоели западники, – Мари повернулась к нам. – Можно я под Марину Журавлеву буду работать?

– Хозяин – барин. – Я протянул ей наполненный бокал. – Освежись.

Люстру погасили, комнату освещало лишь загадочное разноцветье всполохов светомузыки.

В попсе я далеко не дока, но голос Журавлевой кажется оригинальным и самобытным, нежно-агрессивная тональность задевает какие-то тайные струнки даже в моей заскорузло-мохнатой душе.

Мари не делала вид, что это поет она, в отличие от жалких потуг стриптизерок «Шах-клуба», а просто с улыбкой, правда, несколько деланной, легко закружилась в странном смешении румбы, ламбады и танго.

От своего сиреневого костюма Мари освободилась довольно быстро, оставшись в черном ажурном нижнем белье, состоящем из узких плавок, бюстгальтера и комбинации-мини. Весьма эротично изгибаясь, она вынырнула из комбинации, открыв восхищенным взглядам роскошное тело.

Чуть полноватые бедра при изумительно тонкой и гибкой талии и высокий аппетитный бюст кружили голову не хуже «Мадам Клико».

Закончила номер шоу-девочка несколько вульгарно, но сильно: оставшись голенькой, опустилась на локти и начала делать, высоко вздымая ослепительно белые ягодицы, мощные волнообразные движения, которые угасли с последними аккордами песни.

Мы, не сговариваясь, разразились аплодисментами. Больше всех старался Киса, производя лопатообразными ладонями оглушительные хлопки, более смахивающие на выстрелы пистолета с изношенным глушителем.

Судя по всему, Мари осталась довольна нашей реакцией и в качестве награды одевалась неторопливо и почти столь же возбуждающе, как и раздевалась.

– Конечно, господин Киселев берет тебя в свой ночной клуб. К работе приступишь через недельку-другую, как только подыщем подходящее помещение. – Я поднял бокал. – Выпьем за твое артистическое будущее в новом амплуа. Не посидишь с нами?

Мари только пригубила свой бокал. Глаза ее смеялись, чувственные губы тронула лукавая улыбка:

– Нет, мальчики. Групповой секс не моя стихия. Мне пора. Женя, ты же обещал...

– Какой разговор! – Я нагнулся к Цыпе. – Отвези барышню куда скажет и возвращайся. И без грязных домогательств к малышке!

– Все будет путем, Михалыч. – Цыпа отставил бокал и с готовностью выбросил, вставая, свое тело из мягких объятий дивана.

Когда мы остались одни, для полноты ощущений закурили из Кисиного портсигара.

– Ну что, брат, проверим твою соображалку. Ты просек мой план?

– Обижаешь, Монах. – Киса самодовольно осклабился. – Я сразу понял, что ты хочешь. Сорвешь Мише отсрочку платежей и перекупишь у Европейско-Азиатской Корпорации его ресторан. И будет у тебя ночной клуб с рулеткой и стриптизом. Ты ведь давно об этом подумывал.

– Верно. Все в елочку. Но только не мой, а наш клуб. Будешь в нем управляющим – Мари я говорил правду.

Киса поперхнулся дымом и закашлялся, не сводя с меня благодарно-телячьих глаз,

– Слов не надо. Вижу, что рад. Раз такой догадливый, что от тебя требуется в данный момент? Исходя из недавнего представления...

– Звякнуть в «Анжелику»? Девочку пригласить?

– Я не эгоист. Заказывай трех – Цыпа вот-вот вернется. Звони в «Элиту», там девчонки неопытней, «кругосветку» грамотно исполняют. Но предупреди диспетчера, чтоб «товар» безусловно соответствовал названию их борделя.

За ночь накувыркавшись, отправили «элитянок» восвояси и завалились спать.

Проснулся, когда солнце уже стояло в зените. Да и то – Киса разбудил, сообщив, что сгонял Цыпу за свежим пивом, а сам тем временем зажарил яичницу с ветчиной.

Расположились без претензий прямо на кухне за дубовым столом. Ели по-свойски из вместительной чугунной сковороды. Цыпа взял на себя роль виночерпия, вовремя наполняя пивные кружки из десятилитрового армейского термоса.

– Вот что, мальчики, – утолив жажду и голод, сказал я, закуривая первую после сна и поэтому самую сладостную сигарету. – Для вас есть дело. Цыпа, завязывай пить – тебе еще баранку крутить! Езжай в «Приют для друга» к Могильщику. Возьмешь из тайника пяток лимонок с детонаторами. Спрячь куда-нибудь под днище автомобиля, чтобы омоновцы, если вдруг тормознут, не зашмонали. Волыны не бери – они пока без надобности. Ступай.

Докончив с Кисой термос, я изложил его задание:

– У тебя, брат, дело посложнее. Пробей все, что сможешь, о Европейско-Азиатской Корпорации. Имя, адрес, телефоны генерального директора. Информацию жду развернутую. С расходами не считайся, но и не очень светись. Накрайняк представляйся журналистом из «Коммерсанта». Усек?

– Собирать компромат?

– Нет. Может быть, в будущем... А на сегодня мне нужна добротная общая характеристика, желательно хорошо детализированная.

– Сделаю в лучшем виде. Положись на меня, Монах. К вечеру отчет представлю.

– Лады. Найдешь меня во «Вспомни былое». Давай рви когти, а я покемарю еще.

Поспать всласть – по извечному закону подлости – так и не удалось. Часа в три защелкали замки входной двери. Ключи были только у Натальи, но она обычно приходит по субботам. Я неслышно встал, набросил на себя халат и затаился за дверью кабинета. В руке зажал пистолет-зажигалку. Конечно, чистый понт, но добросовестно изготовленная имитация «Макарова» могла испугать дилетанта.

Квартирный вор? Он бы для страховки сначала позвонил... А может, где-то прокололся, и остатки «хромоножек» или коллег Бати прислали наемного киллера-убийцу? Только бы не профессионалов. Тогда остается шанс...

Страха не испытывал, просто было жаль, что финиш подкрался так некстати, когда все у меня катит в елочку. Хотя конец всегда обычно приходит для нашего брата не вовремя и без всякого предупреждения. Такова специфика.

Дверь кабинета бесшумно приоткрылась. Я замахнулся своим, пусть игрушечным, но довольно тяжелым шпалером, намереваясь металлической рукояткой размозжить голову нежданному гостю.

В комнату вошла Натали, моя милая двоюродная сестренка. Со вздохом облегчения бросил пистолет на диван и протянул к ней руки:

– Натуля! Ты почему без предупреждения? Застала бы меня в неприличной позе с красоткой. Я должен оберегать твою нравственность.

– Вот новости! Я тебя уже во всяких видах имела счастье наблюдать. Я не ханжа, и покоробить, Женя, меня абсолютно нечем.

– Ну ладно, ладно, сестричка. Так чем могу быть полезен?

– Ты нынче вечером никаких сборищ здесь не планируешь? Если помнишь, у моих девочек день рождения. Анюте сегодня исполняется двенадцать, а Марии пятнадцать – завтра.

– Конечно, помню, – соврал я. – Тебе, понимаю, квартира на вечер нужна?

– Да, если можно. Хочу устроить небольшое праздничное чаепитие. Девочки подружек своих пригласят. Всего человек двадцать будет, сам понимаешь, в моей трехкомнатной «хрущевке» будет тесно.

– Нет проблем, Натали. Квартира в полном твоем распоряжении. Веселитесь. Если смогу вырваться, то и сам приму участие. В любом случае поздравь именинниц от моего имени и расцелуй их сладкие родные щечки. На сколько стрелка забита?

– Женик, избавляйся, наконец, от блатного жаргона. Ведь уже второй год, как среди людей. Вечер начнется в семь, приезжай. Твои племянницы все время о тебе вспоминают. Правда.

– Лады. Постараюсь нарисоваться.

По-семейному почаевничали с сестренкой. Натали сделала косметическую уборку – вытряхнула из пепельниц и вымыла грязную посуду. Затем снова напомнила мне об обещании постараться поприсутствовать на детишкином сходняке и стала прощаться.

Когда остался один, четверть часа слонялся по комнатам, вспоминая, куда задевал подарки племянницам, купленные еще месяц назад. Наконец обнаружил их на полке в платяном шкафу. Два парижских флакончика духов «Черная магия» и две коробочки с одинаковыми золотыми крестообразными кулонами на золотых кордовых цепочках.

Девочкам и сестре должно понравиться, учитывая их недавнее крещение. Сейчас все чуть не поголовно ринулись в религию. Да это и понятно – когда человек теряет одну мечту, ее необходимо срочно заменить другой, чтобы легче шагалось к естественно-банальному итогу – могиле. «Коммунизм» или «вечная жизнь» – какая разница? Главное, иметь свет в конце тоннеля. Даже если это только его иллюзия – право, несущественно.

Уходя, звякнул в фирму «Хом-сервис» и заказал пять тортов «Прага» с дюжиной импортных газированных напитков на семь вечера с доставкой по моему адресу. Пусть детишки повеселятся всласть. Деньки в конверте с надписью «домашний сервис» оставил на столике в гостиной рядом с подарками племяшкам.

Когда вошел во «Вспомни былое», первым делом увидел Андрюху, лихо отбивающего чечетку подкованными каблуками на листе нержавейки в центре зала. Все столики были заняты. Посетители, оторвавшись от пенных кружек, одобрительно смотрели на старания Медведя. Что ж, новшество, судя по всему, окупится.

В кабинете Фунт с Цыпой самозабвенно лицезрели приключения Тома Джерри по японскому ящику. Ну чисто два пацана – не сразу даже заметили, как я вошел.

Сел на свое обычное место – в кресло напротив дивана. Цыпа, не дожидаясь распоряжения, достал из холодильника банку моего любимого пива «Пльзень». Ставя ее на столик, как-то неуверенно взглянул мне в глаза.

– Что мнешься? «Эргэдэшки» привез?

– Как заказывал, – пять «лимонок» уже в подоконнике у Петровича. Но есть непредвиденное осложнение с Могильщиком. – Цыпа достал из внутреннего кармана джинсовой куртки два сложенных листа. – Полюбопытствуй, Монах.

Первым листком оказалась дарственная на господина Цепелева, где Цыпе безвозмездно отказывалось в полное владение малое предприятие «Приют для друга». Оформленная юридически грамотно, даже присутствовали на положенном месте все подписи и печать нотариуса. На втором листке оказалась нацарапанной коротенькая записка: «Прости, Монах. Устал я. Каждую ночь Наташка выходит на опушку леса и манит к себе. Ухожу. Сдержи слово и похорони рядом с ней. Вадим».

Я задумчиво сложил листки и засунул к себе в бумажник.

– Рассказывай.

– А чего рассказывать? Ты уж понял все... – Цыпа отхлебнул из банки и поморщился – то ли от пива, то ли от своих мыслей. – Ладно. Приехал я на Балтым. Сначала прошел к тайнику. Сдвинул плиту с могилы сенбернара и достал гранаты. Волыны все на месте, даже наган Вадима. Самого его в сторожке не оказалось. На столе нашел эти бумаги. Вкурил, где он может быть. На той полянке и нашел. Удавился Вадим на березе рядом с могилой жены. Видно, висел порядочно – запах уже пошел. Тут же яма была выкопана, глубокая, чуть не два метра. В кучу земли лопата воткнута. Предусмотрительный... Зарыл я его. Маленький холмик, правда, получился. Но со временем осядет, никуда не денется.

– Ну и ладно. Хорошо все, что хорошо кончается. Печать-то нотариуса подлинная?

– Конечно, – усмехнулся Цыпа. – Гарантия.

– А ты откуда можешь знать? – Я закурил «родопину» и уставился в его забегавшие глаза. – Хотя Бог с ним. Одним головняком меньше – не надо больше за наш арсенал беспокоиться. Мало ли чего сумасшедшему в чайник взбредет? Гм, в общем, поздравляю с приобретенной собственностью. Хочешь туда перебраться? Условия оставим прежние – шестьдесят процентов с прибыли от собачьих похорон – нашей фирме. Устраивает?

– Конечно. Благодарю. Но в «Приюте», если не возражаешь, будет работать мой старший брательник Василий. Ему по разным причинам сейчас полезно сховаться в укромном месте. Отсидеться... Кстати, на литье повернут. Так что памятники собачьи не будут проблемой.

– Лады. На том и порешим.

Около семи часов появилось искреннее желание побывать на дне рождения племянниц, но я его подавил – дело превыше всего, надо дождаться Кису с известиями.

Тот появился только к десяти. По лучащейся самодовольством физиономии я враз просек, что с заданием он справился.

– Все путем, Монах, – заявил Киса, плюхнувшись на диван и доставая свой заветный серебряный портсигар. – Пыхну децал, а то умаялся вконец.

– Можешь. Если это не отразится на твоих умственных способностях и не испортит речевой аппарат.

– Обижаешь, Монах... – Киса закурил папиросу и замолк, загоняя пахучий терпкий дым на самое дно своих легких. – Так вот. Слушай сюда. Европейско-Азиатская Корпорация серьезная структура. Уставный фонд пятнадцать миллиардов рублей. Прославились как кровожадные ростовщики и вышибалы долгов. Работают под прикрытием азербайджанской группировки. Генеральный директор Иван Альбертович Камаев. Вот его данные. – Киса положил передо мной исписанный блокнотный лист. – Рабочий и домашний телефоны, адрес, состав семьи. Ездит с шофером-телохранителем на «Мерседесе-600».

– Где тачку на ночь оставляет?

– Знаю. Перед своим домом на частной платной автостоянке, принадлежащей ЕАК. С Михаилом Килиным, владельцем ресторана «У Миши», Камаев в дружеских отношениях. На чем основанных – выяснить не удалось. Офис ЕАК занимает два этажа в здании...

– Стоп. Достаточно пока. Идея уже народилась. Будем действовать прямолинейно-грубо. Метисы вроде Ивана Альбертовича хорошо понимают только мышечный интеллект.

Я решительно придвинул к себе Кисину маляву и набрал домашний номер генерального директора ЕАК.

– Вас слушают. Говорите, – раздался в телефонной трубке мягкий, чуть протяжный голос.

– Слушать мало. Надо слушать внимательно, Иван Альбертович.

– С кем я разговариваю? – Голос на том конце провода стал сух и резок, вмиг потеряв свою первоначальную мелодичность.

– Вам звонят искренние друзья. Из «Пирамиды». Нам бы очень не хотелось, чтобы вы либо ЕАК пострадали чисто по незнанию обстановки. Делимся информацией: определенные круги не желают дальнейшего существования кабака «У Миши». И не суть важно, по каким причинам. Михаилу Килину предстоят крупные платежи – пусть платит. Отсрочка исключается, будь вы хоть десять раз его другом. Принимая во внимание серьезные убытки вашей корпорации...

– О чем вы говорите?! Какие еще убытки?..

– Это узнаете, Иван Альбертович, в самое ближайшее время. Если будет малоубедительно и вы не послушаетесь дружеского совета, мы предпримем более радикальные меры, и никакие азеры вам уже не помогут. Желаем всего доброго.

Я положил телефонную трубку и, взглянув на Кису, вздохнул:

– Ну, чего ты опять не понял?

– Михалыч, про какую «Пирамиду» ты говорил?

– Ты разве не слыхал про эту группировку?

– Слыхал. Даже много. Крутые ребята, но их никто не знает. Призраки какие-то.

– В том-то и суть. Я использовал их фирменный знак для понта. Имидж у них серьезный, и даже ЕАК связываться с «Пирамидой» не захочет. Я вообще иногда думаю – а может, никакой «Пирамиды» и нет? А этим именем просто прикрывается несколько разных банд?.. Ладно. Вернемся к нашим баранам. Ты с Цыпой сегодня сляпаешь материальный ущерб ЕАК и лично Ивану Альбертовичу. Чтоб он не принял наш разговор за шутку идиота или розыгрыш. Я с самого начала хотел сжечь его колеса, а раз они паркуются на стоянке ЕАК – тем более нам на руку. С тачкой генерального директора сгорят и другие; корпорация вынуждена будет возместить ущерб пострадавшим... Короче, Цыпа, достань из подоконника «эргэдэшки» и отправляйтесь с Кисой на дело. Гранаты кидайте под бензобаки. Чем больше сгорит машин на стоянке ЕАК – тем лучше...

В отсутствии ребят мы с Фунтом засели за нарды и так увлеклись (хотя ставка была минимальная – десять штук), что очнулись только с появлением Кисы и Цыпы.

Мальчики доложили, что операция прошла успешно, по их прикидкам, сгорело никак не менее дюжины автомашин. Свидетелей и, следовательно, человеческих жертв нет.

Мы выпили водки за то, чтобы наш «аргумент» генеральный директор принял достойно – с пониманием, без лишнего озлобления, философски, как и положено истинно деловым и умным людям без комплексов.

Через несколько дней я решил, что пора навестить шоу-девочку. Заранее пробил ее адрес и запасся в «Бриллианте» маленьким подарком.

Мари снимала однокомнатную квартирку на втором этаже пятиэтажки на Вайнера. Выйдя из «жигуленка» у ее подъезда, наказал Цыпе ждать полчаса, а если не появлюсь – отчаливать и завтра подогнать машину сюда к восьми утра.

Дверь открыла Мари, восхитительно смотревшаяся в голубой шелковой пижаме.

– Женя? Как ты меня отыскал?

– Нет ничего проще, – ответил я, проходя в комнату. – Стоит всего лишь спросить любого прохожего: «Где живет самая красивая девушка Екатеринбурга?» – каждый адрес укажет.

Довольно симпатичное и уютное гнездышко. На полу белый ковер. Одну стену комнаты полностью занимали огромные зеркала, напротив – приземистая широкая софа. Тут же интимный ансамбль из двух глубоких кресел и столика-бара между ними.

– Ты прирожденный льстец, – улыбнулась Мари, устраиваясь с ногами в одном из кресел. – В прошлой жизни, наверно, был галантным придворным и записным сердцеедом.

– Вряд ли. – Я сел в пустовавшее кресло. – Мне море и лес частенько снятся. Так что был либо пиратом, либо разбойником на большой дороге.

– Если так, то в прошлой жизни тебя звали капитан Блад или Робин Гуд.

– Это ты у нас прирожденный льстец. – Я не смог сдержать довольной улыбки. – Кстати, когда твой день рождения?

– Был в прошлом месяце. Я ведь Телец по зодиаку.

– Замечательно. Лучше поздно, чем никогда. – Вынул черную сафьяновую коробочку и протянул через столик удивленной Мари. – Поздравляю с днем рождения и желаю, чтоб и через десять лет ты выглядела так же обворожительно, как сейчас.

Мари надавила кнопочку, открыв взору лежащий на подушечке золотой кулон с крупным изумрудом в обрамлении мелких бриллиантиков.

– О, Боже! – вырвался у нее восхищенный возглас. – Прелесть какая! Мне ни разу в жизни таких подарков не делали... Но ведь, наверное, страшно дорого?

– Пустяки. Дырку в моем бюджете этот кулон не пробьет, а к твоим чудным глазками изумруда как раз не хватало. Прости, что без цепочки. В «Бриллианте» не было подходящей. К нему надо помассивней. На днях завезу.

– Ох, даже не знаю... Мы ведь едва знакомы...

– Мое заветное желание – познакомиться поближе. Если ты не ханжа и не затюкана плебейскими предрассудками.

Мари звонко рассмеялась и легко вспорхнула с кресла.

– Я как раз салат готовила. Из креветок. Сейчас принесу. А ты выбери из напитков что-нибудь. Я рада возможности отметить мой день рождения вторично.

Пока она колдовала на кухне, я произвел ревизию бара, остановив свой выбор на полусухом итальянском шампанском. К креветкам в самый раз.

«А шоу-девочка неплохо всем упакована. Должно быть, имеет состоятельного «спонсора». Или имела, когда «зажигала» в «Шах-клубе». Следовательно – не так уж наивно-невинна, как хочет казаться... Это значительно упрощает...»

Мари вернулась из кухни, как заправская официантка, неся на кончиках пальцев полусогнутой руки круглый поднос с закусками. Кроме креветок, здесь присутствовали аккуратно уложенные шоколадные батончики «Твикс» и ваза с мандаринами.

Я разлил шампанское в высокие пузатенькие бокалы на коротких ножках. Только собрался произнести приличествующий случаю тост, как Мари тронула наманикюренным пальчиком мои губы.

– Не надо никаких слов. Мне достаточно взглянуть в твои глаза. Они красноречиво, а главное – честно и открыто говорят, чего ты хочешь на самом деле...

– Раз так, то мне придется надевать темные очки – я не вправе подвергать твою невинность столь рискованному испытанию...

– Не надо, Женя, – глаза Мари изумрудно горели, словно гипнотизируя и ласково, но упорно затягивая в свою глубину. Я почувствовал, как томная нега охватывает мое тело. – Не надо. Твое желание отвечает моему. – Мари озорно улыбнулась. – Кстати, я подобрала музыкальное сопровождение к будущему номеру. Это композиция из нескольких песен «Армии любовников». Есть желание стать первым зрителем?

Не дожидаясь ответа, она включила компактный кассетник, лежавший на полу между креслами, и выпорхнула на середину комнаты. В своей голубой пижаме на белом ковре вызвала у меня ассоциацию с сильной морской рыбой, играющей с пенными волнами. Только не мог решить – то ли это кровожадная акула, то ли добрый резвящийся дельфин. А вскоре у меня пропали вообще все мысли – освобожденное от атрибутов цивилизации волнующе-гибкое женское тело, дразняще-подвижное, поглотило все мое внимание без остатка.

Завершила выступление шоу-девочка, как и в прошлый раз, в коленно-локтевой позе. Чтобы вынырнуть из жаркой волны, накрывшей меня с головой, я налил полный бокал шампанского и жадно выпил в два глотка.

– А ты эгоист, Женечка! – Мари лежала на софе, не потрудившись хотя бы символично прикрыть свои округло-манящие прелести. – Мне тоже хочется пить.

Я наполнил ее бокал и подошел к низкой широкой софе, нависнув черным вороном над беззащитным в своей оголенности телом.

Мари взяла у меня бокал и, даже не пригубив, поставила на ковер.

– После. Сейчас хочу пить тебя...

Считаю себя довольно опытным любовником, но Мари дала мне массу новых незабываемых ощущений. Достаточно сказать, что я в эту ночь неутомимо поднимался по тропинке удовольствия на пик наслаждения чуть не дюжину раз. Судя по томным вздохам и стонам Мари, по тем полосам, что оставили ее страстные пальчики на моей спине и бедрах, она также не осталась равнодушной к моим ласкам.

Поспать почти не удалось, так как мои внутренние часы разбудили ровно в восемь утра. Взглянув на свой «Ролекс», убедился, что мозговая подкорка, как всегда, не подвела и пробудила вовремя.

Неслышно поднявшись, быстро оделся и тут только вспомнил об основной цели моего визита.

Мари спала, свернувшись котенком на измятых простынях, и еле слышно сладко постанывала, видимо, и во сне продолжая переживать все перипетии нашей бурной ночи.

Я нагнулся и поцеловал ее чуть припухшие жаркие губы. Ее язычок мгновенно нашел мой, и они слились во взаимной упруго-нежной ласке.

– Уже уходишь? – Мари окончательно проснулась и томно потянулась, закинув руки за голову. – Что так рано?

– Бизнес призывает на служение мамоне, – усмехнулся я, поглаживая шелковистую кожу ее бедра. – Вечером увидимся. Сегодня много дел по открывающемуся клубу. Кстати, как у тебя с Мишей? Он не будет возражать против твоего ухода?

– Сейчас его такие пустяки уже не волнуют. Заведение накрылось. Бесповоротно. В отсрочке выплаты ссуды Мише отказали, хоть раньше и обещали. Шакалье! Он уж два дня сам не свой. Запил даже. Штат разбегается, как крысы с корабля. Да и понятно – помещение забирает Европейско-Азиатская Корпорация, а как она его использует – под склад или еще для чего, – никому не известно.

– Да, печально все это, – посочувствовал я, бодро вставая с софы. – Ну, до вечера, моя маленькая. Бай-бай.

У подъезда уже ждали «Жигули» с Цыпой, доставившие меня в нашу резиденцию «Вспомни былое».

Киса был на месте. Подробно проинструктировав его, отправил на переговоры с Мишей, дав для солидности в сопровождающие Медведя. Тот за последние дни стал почти своим человеком, практически уходил из пивной только спать. Чувствовалась добросовестно-грамотная Ксюшина работа – он не отходил от ее стойки, как благодарный бездомный щенок, обретший наконец своего хозяина.

После чашки черного кофе с добавлением толики коньяка спать совсем расхотелось. Чувствовал себя на редкость свежим и вполне оптимистично смотрел в грядущее.

Пока пасьянс ложится удачно. Если выгорит и с покупкой кабака, наша контора примет уже приличный социальный статус. Рулетку, конечно, сразу поставить не удастся. Тут я явно переборщил. Слишком много надо увязывать и подмазывать, чтобы получить «добро» на казино от отцов города, как легальных, так и теневых. Да и вообще стоит ли овчинка выделки? Платить девяносто процентов налога от прибыли и за это счастье содержать целую армию боевиков, чтобы постоянно отмахиваться от мелких рэкетиров и обнаглевших малолеток? Пожалуй, игра не стоит свеч. Не окупится.

А вот элитный ночной клуб с хорошей кухней и стриптизом, с постоянной солидной клиентурой, по всей видимости, даст сочные плоды. Особенно если девочек из своих, попопкастей, туда привлечь. Подобрать лучшие ягодки из Кисиного контингента. За такое прикрытие можно заставить отстегивать не двадцать, а все пятьдесят процентов от их постельного бизнеса. В самом клубе оборудовать парочку «кабинетиков» для тех, кому не терпится или уединиться негде...

Да, дело может вполне пойти...

Дверь распахнулась, и в кабинет ввалился капитан Пилипчук в штатском. Я взглядом дал знак Цыпе с Фунтом оставить нас наедине.

– Разлагаешься? – устало спросил участковый мент, кивнув на бутылку марочного коньяка передо мной.

– Присоединяйся, – я достал второй стакан и придвинул ему.

Капитан нетвердой рукой налил себе стакан до краев и заглотил залпом, будто это самогонка какая-то.

– Не в курсе еще? С Анжелой несчастье, – тихо проговорил он, глядя на меня слезящимися глазами больной собаки. – Умерла.

-Как?!

– А так. Несчастный случай. Передозировка наркотика. Нынче похоронили.

– Она же не кололась... – только и смог выговорить я, потрясенный услышанным.

– Я также не замечал, что Анжела на игле сидит. Но судебно-медицинская экспертиза показала при вскрытии смертельную дозу опия в крови. И ни одного родственника, как оказалось. За гробом в одиночестве шел, не считая представителя из муниципалитета. Такая девчонка сгинула! И меня любила, ласково так звала – МП. Мой Пилипчук значит...

– Обычная вещь. Такого представительного мужика трудно не полюбить. На каком кладбище прописали?

– Кремировали. Так проще и дешевле, раз родичей нема. Кстати, кооперативная квартира, где Анжела проживала, фактически твоя. Время будет – зайди в нашу контору и забери ключи в пятом кабинете. Дело закрыто за отсутствием состава преступления. У тебя, конечно, поинтересуются, откуда она наркотой снабжалась, но ты крученый – отмажешься без проблем.

Мы еще немного посидели для приличия, допивая коньяк за упокой души Анжелы.

– Ты извиняй, что раньше не сообщил. Три дня в загуле, – промямлил Пилипчук, собираясь уходить.

– Беда не велика. Забудь. В ближайшее время организуем замену. Будет у тебя не девочка, а секс-бомба. А пока расслабься, но не раскисай. Цыпа! – крикнул я через дверную перегородку. – Организуй нашему визави сидорок с горячительным и закусками. Таблеток сунь «антиполицай». Ты за рулем, капитан? Ну все одно пригодится при твоей работе. В общем; топай домой к жене, приходи в норму и не рассиропливайся. Слабаки ни у вас, ни у нас долго не живут, А главное, помни – сколько в море ни плюй, оно больше не станет.

Цыпа появился из подсобки с вместительным пластиковым пакетом, через который просвечивали разнокалиберные бутылки, палка колбасы и какие-то импортные консервы.

– Отвези блюстителя порядка до фатеры. Помоги груз донести и возвращайся. Видишь, копыта у него спотыкаются.

Капитан, не поблагодарив за широту моей души, даже дверь оставил распахнутой. Плебей, что с него взять.

– Фунтик, протри спиртом тайник в подоконнике, чтобы ни капли наркоты и оружейной смазки не осталось. Сунь туда денег из кассы, – если, не дай Бог, тайник спалится, объяснишь, что хранишь там личные накопления. Цыпа, ты все еще здесь?

– Михалыч, движок подозрительно стучит. Машине нужна профилактика.

– Пустяки. Получишь новую. Какая марка тебе по душе?

– При нашем бизнесе неплохо бы танком обзавестись типа «тигр», – язвительно усмехнулся Цыпа и вышел за капитаном, брезгливо наблюдавшим из-под полуопущенных век за отплясыванием Андрюхи.

– Фунт, дорогой, замени Ксюшу за стойкой. Перемолвиться надо.

– Салют, Евгений Михайлович. Звали?

– Присаживайся. Роман с Медведем развивается успешно?

– Все как вы велели. Несколько дней помурыжила, а после только подпустила. Приличные девушки не должны оставлять без внимания ухаживания кавалеров. Пусть даже таких неуклюжих, как Медведь.

– И на какой вы сейчас стадии?

– Все ол'райт. Страстная любовь, прямо как в кино. Совсем ручным стал.

– Откровенен с тобой? Как считаешь?

– Не держи меня за дурочку, Евген, – я хорошо помню твою просьбу. Каждую ночь, как Штирлиц, выведываю его секреты. Женская ласка, сами знаете, развязывает язык не хуже наркотиков.

– А секреты есть?

– Да так. Мелочевка в большинстве. Вот, к примеру, одна из его тайн: в стройбате солдатской пряжкой от ремня изувечил нескольких старослужащих. Одному сержанту глаз выхлестнул, еще парочку отправил в госпиталь с черепно-мозговыми травмами. Заперся в оружейной и отказывался выходить оттуда, пока сам командир дивизии не дал ему слово офицера, что на Андрюху уголовное дело заводить не будут. Просто отправят в дисбат, что и сделали.

– Ох уж эта дедовщина! А если бы комдив даже разговаривать с ним не захотел?

– Медведь говорит, что застрелился бы, предварительно поиграв в Рэмбо, на сколько хватило бы патронов.

– Чем это его так раззадорили?

– Обычные солдафонские приколы. На вопрос, какой из цветов российского флага ему больше нравится, без задней мысли ответил, что голубой. Ну, дебилы и привязались... В дисциплинарном батальоне понахватался блатных замашек от тамошнего хулиганья, котировался у них за силу и бесшабашность высоко, если не врет, конечно.

– Кто родители?

– Пенсионеры. Он поздний ребенок. Но не избалованный, привык на себя рассчитывать. От жизни хочет многого и ясно понимает, что крупные деньги можно добыть только криминальным путем. Кстати, интересовался, не смогу ли помочь ему в приобретении волыны среднего калибра.

– А он, оказывается, далеко не дурак. Держи меня в курсе его затей. Вполне возможно, что вскоре он получит работенку подоходней. И волыну в придачу. А пока просветим его на ржавость. У тебя травки сколько осталось?

– Шесть пакетов.

– Дай ему для реализации. Рискнем. Поглядим, что из этого выйдет. К тому же в заведении наркоту пока хранить опасно. Кажется, все. Ступай дальше радовать клиентуру своими умопомрачительными формами.

– Все вы шутите, Евгений Михалыч, – капризно радула губки Ксюша. – А сами уж второй месяц к себе на чашечку кофе не зовете.

– Весь погряз в делах, малышка. Но какие наши годы – все еще будет. Мое отношение к тебе не измерялось.

Ксюша благодарно вильнула аппетитным задиком, восприняв мои последние слова за комплимент, и скрылась за дверями.

Должно быть, я становлюсь незаурядным физиономистом. Стоило мне лишь мельком увидеть по-детски улыбку на круглой морде Кисы, как я уверенно мог поставить десять к одному, что миссия его завершилась триумфом.

– Сегодня я заслужил кликуху Метеор! – плюхнувшись на диван с банкой пива, радостно сообщил он.

– Скромность никогда не входила в число твоих пороков. Выкладывай.

– Поначалу заехали в «Большой Урал» за нашими процентами с девочек и барменов. – Киса бережно положил на столик до невероятности раздувшийся кейс. – Все прошло интеллигентно, без хипиша. Медведь только глазами хлопал, но свою роль боевика-телохранителя играл очень натурально. Ну, да с его комплекцией нетрудно. Главный их мэтр зазвал меня в кабинет и за рюмкой коньяку выложил просьбу к нашей конторе. Дело выгодное.

– Что этот козел задумал? Надеюсь, у тебя хватило мозгов сразу согласие не давать?

– Обижаешь, Михалыч. Я ему грамотно пояснил, что мне необходимо посоветоваться с шефом. Самодеятельности он не терпит и на такие акции дает «добро» только лично.

– Что за акция? Небось какой-нибудь официантишка взялся его шантажировать, и ему надо заткнуть пасть?

– Нет. Тут покруче. Пока «Большой Урал» был бесхозным, без прикрытия безвременно почившего Хромого, повадился в кабак мент один. Вначале якобы по делам службы – вынюхивал да выспрашивал. А недавно выложил настоящие свои карты: будете, мол, отстегивать «капусту» лично мне. Гарантирует с помощью разных оперативных муток отвадить от заведения нежелательный контингент и обеспечить охрану их легального и подпольного бизнеса. Мэтр в растерянности, сам понимаешь. Окончательного ответа хвату-майору еще не дал.

– Ты и звание его знаешь?

– Не только. Наш новый конкурент – майор Инин из отдела по борьбе с организованной преступностью. Кряжистый такой коротышка, руки ниже колен свисают. За счастье никогда больше с ним не встречаться – такого он страху на него нагнал – мэтр готов отстегнуть пять тысяч баксов.

– Ну что ж, на первый прикид игра стоит свеч. Обмозгую на досуге. Условия, что непременно работать под несчастный случай, не выдвигалось?

– Нет, Михалыч. Мэтр согласен на любой способ. Главное – чтоб тот впредь его не беспокоил.

– Это сильно упрощает задачу. Ладно. Рассказывай, что там с Мишей.

– Там вообще умора. Миша Килин поначалу принял нас за вышибал долгов из Европейско-Азиатской Корпорации. Затряс плешивой головенкой – ну натурально эпилептик. Должно, решил, за его жалкой душонкой явились. Ведь помещение со всеми плевательницами и столиками под дуб не могут покрыть ссуды. Он, по ходу, подумал, что недостачу мы с него натурой брать собираемся. Влепил ему пару оплеух – враз очухался, стал на человека походить, а не на овцу недорезанную. Тут я интеллигентно пояснил ситуацию: заведение он один хрен теряет, да еще долги останутся. А если ко всему счетчик включат – вовек не рассчитаться с кредиторами. Тогда одна дорога – в петлю или в племя голубых. А мы предлагаем ему приличный и даже выгодный выход из тупика. Переоформляем все документы на помещение и оборудование на малое предприятие «Вспомни былое». Со своей стороны возлагаем на себя погашение его долгов по заработной плате персоналу и выплачиваем ссуду ЕАК. Как ты и предвидел. Мише ничего не оставалось, как состроить хорошую мину при плохой игре. Он согласился. Ясно – никому не охота быть официально объявленным банкротом.

– И что дальше?

– Дальше было как по маслу. Заехали в мэрию, в нотариальную контору, и вот реальный результат. Можно даже пощупать. – Киса достал из потайного кармана тугую пачку гербовой бумаги. – Теперь мы владельцы нового ночного клуба и долгового обязательства Европейско-Азиатской Корпорации на тридцать девять тысяч долларов. Срок погашения истекает завтра.

– Неплохо срослось, – пряча бумаги и кейс в подоконник, подытожил я. – Как говорят в рекламе: ребята, вы хорошо поработали, поднимем в честь этого по бокалу «Амаретто». Фунт, кликни Медведя и Цыпу из зала. Напитки из подсобки прихватить не забудь.

Через полчаса вся компания восседала за столом, радовавшим глаз многообразием напитков и закусок.

На лице Кисы застыла блаженная улыбка, как у сытого кота, жмурящегося на солнце летним ласковым днем.

– Значит, расстались с Мишей по-доброму?

– Еще бы. Я даже ему сторублевую монетку дал на трамвай. Но он с гонором – я, говорит, денег от неизвестных личностей принципиально не беру. – Киса расхохотался. – Ну, тут я его поддел за живое. Монету, говорю, тебе по широте душевной предлагает «Пирамида», а следовательно, весьма солидные и уважаемые люди. Миша аж позеленел от страха, но монету прямо выхватил из моей ладони, Ха-ха!

– Может, он позеленел от злости или ненависти? И зря ты «Пирамиду» приплел. Ни к чему. Предвижу осложнения... Пожалуй, надо его в Сочи отправить. Так будет спокойней.

– Да брось, Монах, на воду дуть. Он по жизни натуральная овца. А если высунется по дурости – враз башку отшибем.

– Ну лады. Тебе, должно быть, виднее.

Остаток дня вышел хлопотным, но продуктивным.

Забрал ключи в милиции от кооперативной квартиры, где по доверенности проживала бедняжка Анжела. Каверзных вопросов в отделении не задавали, даже были предупредительно-вежливы, из чего я заключил, что тут явно уже успел для меня подготовить почву вездесущий опер Инин. Хвала ему и слава от меня и моей бандгруппы. Лишние осложнения в виде специфического внимания органов к моей особе чреваты опасностью.

Заехал в банк Европейско-Азиатской Корпорации и погасил Мишину ссуду, выложив перед ошеломленным старшим кассиром тридцать девять тысяч долларов.

Оставил свою визитную карточку для Ивана Альбертовича Камаева с приглашением оказать честь своим присутствием завтра на открытии ночного заведения «У Мари», ранее именовавшегося «У Миши».

Киса, проявив недюжинную энергию, сменил вывеску и привез исправные кондиционеры.

Первый ресторанный зал был явным излишеством, и я распорядился выкинуть столики и поставить в нем пару бильярдных столов и несколько игровых автоматов.

Цыпа твердо обещал к завтрашнему вечеру смонтировать во втором зале установку светомузыки, чтобы придать большую эффектность эротичному номеру Мари.

Последняя была в таком восторге от этих кардинальных изменений в своей судьбе, что почти не обратила внимания на массивную золотую цепь, которую я преподнес ей в пару к кулону.

Эта ночь пролетела для нас, как и прошлая. Мари была просто бесподобна на разные удивительные секс-фантазии.

Штат обслуживающего персонала решено было пока не менять – к каждому надо присмотреться. Только пригласил бритоголовую гвардию Медведя – пусть резвятся на бильярде, а заодно присматривают за порядком в заведении.

Конечно, в будущем придется все же подыскать парочку профессиональных вышибал.

Клиентов к девяти вечера почти не было. Да это и понятно – рекламу мы дать не успели, и мало кто знал о перепрофилировании заурядного ресторана в ночной клуб со стриптизом.

Да и десять тысяч рублей за входной билет, которые рьяно взимал в качестве швейцара-билетера Медведь, отпугивали случайных посетителей, живущих на голую зарплату.

Ксюша в окружении нескольких подружек, одного с ней поля ягодок, вела себя пай-девочкой, помня мой строгий наказ «работать» только за валюту, а не цепляться за первого попавшегося загулявшего купчишку.

Ансамбль, видимо опасаясь потерять доходное место, сегодня был абсолютно трезв и играл почти на профессиональном уровне. Я, признаться, даже усомнился – не фонограмма ли это.

Наша компания вольготно расположилась за столиком в сердце зала у самой эстрады.

Киса в темном фраке с красной живой гвоздикой в петлице смотрелся очень фешенебельно. С его детского лица не сходила счастливая улыбка – явно чувствовал себя именинником.

Цыпа тоже приоделся для торжественного случая – вместо привычного джинсового костюма на нем красовалась черная тройка из чистой шерсти. Правда, красно-желтый галстук вносил некоторый диссонанс в общее благоприятное впечатление.

Мари не выходила из-за кулис, готовясь к выступлению.

– Смотри, кто пожаловал, – зашептал Киса, указывая на дверь между залами. – Иван Альбертович Камаев собственной персоной!

Я увидел поджарого импозантного мужчину под пятьдесят с благородной прядью седых волос в иссиня-черной густой шевелюре. Его сопровождал тип боксерской комплекции с маленькими настороженными глазками под скошенным лбом. Ну, с этим-то все ясно.

Иван Альбертович цепко-умным взглядом агатовых глаз моментально вычислил, кто здесь правит бал, и неторопливо направился к нашему столику.

– Евгений Михайлович? – полувопросительно-полуутвердительно поклонился он мне. – Чем обязан вашему лестному приглашению?

– Присаживайтесь, Иван Альбертович, будьте столь любезны. Что будете пить? – слащаво улыбаясь, спросил я, когда гость устроился в кресле напротив меня, а его громила присел, за соседний столик таким образом, чтобы держать нас всех в поле зрения.

Свой взгляд натасканной овчарки он не спускал с наших рук, сторожа каждое их движение.

– С незнакомыми и врагами не пью.

– Мы уже познакомились, а врагом я вам никогда не был. Пригласил вас, уважаемый Иван Альбертович, чтобы развеять недоразумение и уточнить некоторые нюансы. Группа людей, которая работает на нашу фирму, усердствуя, несколько перестаралась и невольно принесла вашей корпорации кой-какие убытки. Принимая во внимание, что автостоянка оказалась застрахованной, не столь уж существенные... Так стоит ли чинить разборку, в которой не будет победителей? Не лучше ли вместо бессмысленной бойни избрать позитивный и взаимовыгодный путь сотрудничества? Вы умный и дальновидный бизнесмен, Иван Альбертович, спокойно взвесьте все «за» и «против»...

– Какое сотрудничество вы имеете в виду? – закуривая сигарету, уже более мягко поинтересовался Иван Альбертович.

– Во-первых, авансом даю твердую гарантию, что от моих людей ЕАК больше неприятных сюрпризов иметь не будет. Во-вторых, азербайджанцев в Екатеринбурге не слишком жалуют. Вы сами должны видеть, что они все больше и больше теряют вес и авторитет в деловых и криминальных кругах. Очень скоро опираться на них вы не сможете. От имени «Пирамиды» предлагаю полное прикрытие и защиту ваших интересов. И не только финансовых... Только свяжитесь со мной – и все ваши проблемы будут моментально решены, причем по самым низким в регионе расценкам.

– Звучит заманчиво, но гарантии... – Иван Альбертович долгим задумчивым взглядом посмотрел мне в глаза. – Пожалуй, я все же выпью с вами рюмочку коньяку...

– Очень рад, что не ошибся в ваших умственных способностях, – усмехнулся я, чокаясь с гостем. – А чтобы хоть косвенно подтвердить наши честные намерения, мы завтра же поместим в банк Европейско-Азиатской Корпорации на депозит пятьдесят тысяч баксов. В качестве гарантии нашей дружбы...

Лицо генерального директора ЕАК довольно залоснилось – то ли от выпитого коньяка, то ли от моих слов.

Ансамбль покинул сцену. Верхний свет люстр погас, и под всполохи софитов светомузыки на эстраде показалась Мари, облаченная по-восточному, даже в чадре.

Под композицию «Армии любовников» шоу-девочка начала неторопливо-плавно свое действо, постепенно наращивая темп.

Я наблюдал эту чарующую сказку обнажения третий раз, но и то не мог оторвать глаз от волнующе-страстных движений восхитительно-гибкого тела. Что уж говорить об остальных – в зале стояла такая тишина, что, казалось, напряжение, нависшее над столиками, материализуется, сгущается прямо на глазах.

И когда номер закончился, зал буквально взорвался неистовыми, долго не смолкающими овациями.

Мари грациозно подхватила многочисленные атрибуты одежды, разбросанные там и сям по всей сцене, и, очень натурально и обольстительно разыгрывая смущение, упорхнула за кулисы.

– Вот теперь я понял, зачем ты сам желал заполучить это заведение! – несколько фамильярно потрепал меня по плечу Иван Альбертович. – Все логично – клуб твой станет золотым прииском. Поцелуй за меня девчушку. Она редкостный талант. Давай по русской пословице: кто старое помянет – тому глаз вон.

– Заметано.

Мы скрепили наше соглашение крепким, как мне хотелось думать, искренним мужским рукопожатием,

Когда стали прощаться, я вручил Ивану Альбертовичу входной билет в ночной клуб, размашисто приписав на обороте: «Свободный вход с сопровождающими лицами. Бессрочный».

К трем часам ночи посетители почти все рассеялись – выходя за двери, словно растворяясь в тумане ночного города. Бритоголовая гвардия разошлась по домам, предварительно хорошо накачавшись дармовой водкой.

Только Медведь не покидал своего поста у входной двери в упорной надежде заманить еще парочку клиентов – он был в этом кровно заинтересован, получая пять процентов от проданных билетов.

Я расслабился, предвкушая близкую поездку в одну зеркальную комнату с широкой софой, и поэтому не сразу обратил внимание на какой-то посторонний шум из первого зала.

– Уйди с дороги, холуйская морда! Нет у меня денег на билет! – вопил чей-то, явно сильно подшофе, мужской визгливый голос. – Пусти! Я долг твоему боссу принес!

Во второй зал ворвался растрепанный Михаил Килин, на плечах его повис волкодавом Андрюха.

– Чего расшумелся?! – встал со своего места Киса. – А ну, захлопни пасть! Здесь нынче приличное заведение, а не твоя занюханная забегаловка!

– Я тебе должок принес... – прохрипел бывший ресторатор и швырнул перед Кисой сторублевую монету, противно зазвеневшую на полированном столе. – С процентом для вашей сволочной «Пирамиды»!

Никто не успел шевельнуться, как в руке у Миши блеснул маленький никелированный «браунинг» и хлопнул негромкий, словно лампочка лопнула, выстрел.

Медведь яростно сгреб стрелка в охапку, но тот умудрился сунуть ствол себе под подбородок и нажать спуск. Медведь ошарашенно отпрянул, выпустив противника из могучих объятий. Все лицо Андрюхи было забрызгано кровью и какой-то безобразной голубой слизью. У его ног корчился в последних конвульсиях Михаил Килин с простреленным навылет черепом.

– Да. Недооценили мы этого психа! – Я повернулся к Кисе и тут только с ужасом заметил, что на его фраке уже не одна красная гвоздика, а две.

Вторая разместилась точно посередине груди и слабо пульсировала, выбрасывая с каждым вдохом маленькие фонтанчики буро-черной крови.

Киса несколько мгновений непонимающе смотрел то на меня, но на все больше намокавшую кровью рубашку и обессиленно опустился в кресло. Ноги его судорожно вытянулись, а челюсть стала отвисать.

– Цыпа! Медведь! Звоните в «Скорую» и ментам! – крикнул я, перекрывая беспорядочно-истеричную суматоху в зале, и бросился к Кисе.

– Держись, брат! Калибр-то ерундовый, выкарабкаешься.

– Нет. Кранты мне. – Голос у Кисы был такой слабый и далекий, что я сразу ему поверил. – Монах. Выполни просьбу... Закажи панихиду по Анжеле...

– Что?! Так это ты!..

– Прости, Михалыч. Она же меня видела... Свидетелей нельзя... – Глаза его подернулись пленкой, губы свела вымученная улыбка, он пытался еще что-то сказать.

Я наклонил ухо к самым его губам.

– Обидно... Так и не успел чечетке научиться...

Это были последние слова моего лучшего боевика и друга, никогда не отличавшегося сентиментальностью.

Видно, приближающаяся смерть что-то меняет в человеке.

Рука его разжалась, и на пол выкатилась сторублевая монетка. Я машинально поднял ее и сунул в карман. Пока не понаехали менты, освободил труп друга от компрометирующих предметов – забрал портсигар с анашой и пружинный нож с его инициалами на медных усиках.

Не терплю помпезности и показухи в подобных мероприятиях. Но положение обязывает.

У дома, где проживал Киса, поставили столы с водкой и пивом. Распоряжались напитками бритоголовые, наливая в бумажные стаканчики всем желающим прохожим бесплатную выпивку. Страждущих халявщиков оказалось много, пришлось выставить еще пару ящиков сорокаградусной.

Траурная процессия получилась внушительной, хотя я никого специально не приглашал.

Кроме как-то враз постаревшего Фунта, шедшего под руку с Ксюшей, задумчивого Цыпы, Мари в черном платке, жавшейся ко мне в нервном ознобе, и Медведя, командовавшего всеми этими бесконечными поднятиями и опусканиями дубового гроба, обитого черным бархатом, и унылых пьяненьких музыкантов, процессию составляли по меньшей мере три десятка девиц из Кисиного контингента.

Я с неподдельным интересом пристально наблюдал за ними. И что удивительно – эти прожженные проститутки в самом деле искренне рыдали, сочувствуя безвременной смерти человека, нещадно их эксплуатировавшего.

Да, никому и никогда не понять движений женского сердца.

Хотя надо принять во внимание, что Киса, безусловно, был крупный дока по части работы со слабым полом. Истинный, непревзойденный талант... Пусть земля ему будет пухом.

Когда в глубокую яму на гроб начали кидать горсти земли, я, не знаю даже зачем, бросил туда же ту злополучную сторублевую монету.

Иван Альбертович, хоть и не присутствовал на похоронах, сделал благородный жест – прислал три больших венка живых черных роз, очень украсивших свежую могилу.

Тут же Цыпа договорился с шабашниками, что через неделю здесь будет витая металлическая оградка и столик рядом с мраморной плитой.

В клуб ехать не было никакого настроения – слишком свежи в памяти события трехдневной давности, а посему отправились в нашу родную забегаловку «Вспомни былое». Весьма символичное и подходящее название для поминок.

Глядя на сморщенное личико Петровича, его подрагивающие узловатые пальцы, мне вдруг нестерпимо захотелось совершить что-нибудь доброе и светлое. Я достал из кармана ключи от квартиры, которые мне выдали в милиции, и положил на стол перед нашим стариканом.

– Владей, Петрович, квартирой. Довольно тебе в кабинетике ютиться. Поживи хоть перед смертью по-человечески. Видеодвойка там есть и приличная видеотека с мультиками. Счет и здесь и в клубе для тебя открыт пожизненно. Да и много ли тебе надо. Так что отправляйся, Фунт, на заслуженную почетную пенсию.

Мои последние слова заглушили рыдания старика. Стыдясь своих слез, он неумело закрывал лицо руками и очень походил сейчас на седого мальчугана.

– А тебя, Андрюха, назначаю на место Петровича. Думаю, справишься. Пацан ты с головой – Ксюша сказала, деньги за все шесть пакетов травки принес. Не поддался соблазну, значит, – нашего разлива, как говорил Киса. Можно положиться. Цыпа, заводи иди мотор. Отвезешь к Мари, заждалась поди.

Когда выехали на магистраль, я скосил насмешливый взгляд на Цыпу:

– Что нахохлился? Тоже должность хочешь? У тебя их целых три. Во-первых, будешь курировать Кисиных девчонок – они должны сразу усвоить, что со смертью Кисы ничего не меняется. Во-вторых, с сегодняшнего дня ты главный администратор ночного клуба. Ну и основное... – Я бросил на колени Цыпе пружинный нож. – Узнаешь инициалы? Твое наследство – теперь ты главный мой исполнитель... Профессионализма у тебя уже предостаточно – по делу с Могильщиком ясно...

– Я тоже буду с тобой честным, Монах. – Цыпа притормозил у обочины и достал из бардачка увесистый пакет, перетянутый крест-накрест лейкопластырем. – На фатере у Кисы в тайнике нашел. Должно, его накопления – одни «зелененькие».

В задумчивости я подержал пакет в руках и забросил обратно в бардачок:

– Помнится, ты плакался, что «жигуль» на ладан дышит. Отдашь его Медведю, пусть на нем пиво возит. А для нас возьми иномарку поприличнее на свой вкус. Негоже солидным бизнесменам на отечественных таратайках раскатывать...

– Что-то срочное, Учетчик? – привычно проходя к бару, лениво поинтересовался старший оперуполномоченный. – Раз вызвал, давай угощай. Хочется чего-нибудь поаристократичнее.

– Наливай «Святого Николая». Гадость, правда, но звучит очень по-дворянски.

– Не, уж лучше я «Наполеончика» хапну.

Майор уютно устроился в кресле, грея в лопатообразных ладонях хрустальный бокал с ароматной золотой жидкостью. Вытянул свои короткие ножки в белых кроссовках, приготовившись с приятностью провести время.

– Уверен, тебя заинтересует моя информация. Сейчас ведь кампания по борьбе с коррупцией, так что будет в тему. Вышел я на одного ответственного работника из твоего ведомства. Сунулся он туда, куда, прости за выражение, и собака свой член не сует. Его, ясное дело, можно понять – зарплата не ахти, положение далеко не стабильное, уверенности в завтрашнем благополучии нет, финансовых накоплений – тоже. Да и любитель он напитков дорогих. Вот и решил рэкетом подрабатывать. Ну и сразу нарвался – за его голову уже плата назначена в пять тысяч баксов. Сам знаешь, в Екатеринбурге достаточно головорезов подпишется за такие бабки дюжину людишек перехлопать.

– Сучье вымя этот метрдотель! – не выдержал дальнейшей игры майор. Глаза его из водянистых стали кровяными. – Я ему устрою красивую жизнь! Будет, падло, знать, как за мою голову призы назначать!

– Побереги нервы – вишь, как давление у тебя скачет. Отбросишь, не дай Бог, копыта – куда я твой труп девать буду? Если по частям на свалку, то утомительно...

– Ты! Ты сознаешь, с кем разговариваешь?! – Опер даже задохнулся от возмущения.

– Сознаю. А вот ты – нет. Я тот, кто тебе необходим. Твой выигрышный билет. Зачем связываться с мелкой сошкой вроде мэтра. Ходить на грани палева и постоянно рисковать буйной головушкой? Сотрудничай со мной одним. И риска ноль, и навар будет значительно круче.

– Часть прибыли с пивной и клуба станешь отстегивать? – язвительно усмехнулся майор и уже твердой рукой налил себе бокал до краев.

– Вы хорошо спали, сударь. Потому и не заметили массу последовательных событий. Батя, Хромой, Синица и еще несколько людишек помельче тоже были сони, ну и заснули мертвым сном.

– Как так? – Опер чуть не поперхнулся коньяком и резко отставил бокал. – Неужели...

– В елочку, майор. Начинаешь потихоньку соображать. Я ведь говорил о возможности третьей конкурирующей группы? При твоей помощи она окрепла, ликвидировала конкурентов на рынке проституции и ввела органы в заблуждение... Если это вскроется, коллеги не только погоны, но и голову с тебя снимут.

Опер куда-то растерял всю свою обычную самоуверенность, сидел в кресле мешком с глазами выброшенной на берег рыбы.

– Ты, конечно, записываешь разговор? – спросил он, скользнув взглядом по сторонам, словно собирался увидеть торчащие отовсюду микрофоны.

– Может, да, а может, нет. – Я закурил «родопину» и посмотрел ему прямо в глаза. – Нужно доверять друг другу. В этом главный смысл честного партнерства,

– Чего ты хочешь?

– Дружбы. И готов хорошо ее оплачивать. Помнишь свою прибаутку: будешь и сыт, и пьян, и нос в табаке? – Я вынул из бумажника заранее приготовленную пачку и положил перед Ининым. – Это цена твоей жизни – пять тысяч долларов. Они твои. Мэтра не трогай, он, в общем-то, мужик неплохой. Нервный просто. Каждый месяц будешь получать данную сумму – пока не поссоримся...

– Что от меня требуется? – по-деловому спросил майор.

Пачка «зеленых» уже каким-то незаметным образом исчезла в его карманах.

– Немногое. Думаю, тебе не в тягость делиться со мной оперативной сводкой по городу? А для начала хотелось бы иметь полную информацию по азербайджанской группировке Гарика и Европейско-Азиатской Корпорации, которую она страхует. Кстати, не тешь себя иллюзией, что, если я вдруг исчезну или, к примеру, умру от несварения желудка, ты чего-нибудь этим добьешься. «Пирамида» найдет и тебя, и всех твоих родственников до девятого колена.

– Только давай без запугиваний, Учетчик. Я все понял хорошо.

– Нет. Вижу, что недостаточно хорошо. Учетчика уже пора забыть. Отныне я для тебя – Монах.