Бремя Могущества

КНИГА ТРЕТЬЯ Демон деревьев

— Тихо! — Говард предостерегающе приставил палец к губам, сильнее прижался к стене и, затаив дыхание, ждал, пока приближавшиеся голоса и шаги не стихнут вдали. Лишь после этого он вышел из тени и, пригнувшись, перебрался к нам. Опустившись на корточки, он устало провел ладонью по лицу.

— Мне кажется, можно рискнуть, — пробормотал он. — Тут всего–то пройти чуть–чуть. К тому же, темнеет.

Его манера выражаться стала еще более лаконичной, и хотя я в слабом свете надвигающихся сумерек видел лишь его силуэт, не составляло труда заметить, насколько он измотан. Движения его стали порывистыми, утратили гибкость, естественность, словно теперь его конечности повиновались невидимым нитям, натягиваемым неким таинственным кукловодом.

Медленно подняв голову, я бросил взгляд туда, куда он показывал. Арка ворот показалась мне входом в пещеру, угрюмым и мрачным, а на едва различимых во тьме стенах домов то и дело вспыхивали зловещие сполохи — порт до сих пор продолжал гореть.

Говард, наклонившись вперед, оперся рукой о край одной из бочек, за которыми мы скрывались, а другой придерживал за плечо Рольфа. Тот застонал. Веки его чуть приоткрылись, но глаза под ними оставались мутными, невидящими, словно у слепца. Все лицо его было в ожогах, пузыри от которых в сером полумраке сумерек походили на пятна от оспы. От него исходил резкий, неприятный запах кислого пота. Несколько часов назад Говарду удалось отыскать эти задворки, и с тех пор мы затаились здесь, как крысы, спасавшиеся от котов, в мусоре и отбросах, дрожа от холода и страха, что нас снова будут гнать, травить, как диких зверей. За это время Рольф уже два раза терял сознание, и периоды относительного просветления, когда он не буянил так, что мы вдвоем его с трудом удерживали, становились все короче.

Больно было смотреть на него. Я знал этого неугомонного великана уже три месяца, но лишь в эти последние, страшные двое суток я понял, что он по–настоящему дорог мне. Невыносимо было сидеть и смотреть, как он пропадает.

— Ему необходим врач, — произнес я. Говард поднял глаза, несколько мгновений молча смотрел на меня, потом устало кивнул головой. В этом жесте была обреченность. Во всяком случае, мне так показалось.

— Я знаю, — ответил он. — Но он должен терпеть, пока мы не доберемся до Бэтхилла. Если сейчас нас увидит в городе хоть одна живая душа, то…

Он не договорил, но все и так было ясно. Ведь не просто ради забавы скрывались мы здесь, в этом дерьме, как отпетые негодяи или преступники. Стоило мне задуматься о событиях последних трех дней, как во мне холодной волной поднималось бешенство. Ведь когда мы появились в этом портовом городке под названием Дэрнесс, расположенном в северной части Шотландии, мы были просто обычными туристами, представителями того заезжего люда из больших городов, на который местные жители взирают со снисходительной улыбкой и всегдашним легким, характерным для шотландцев высокомерием, которое они проявляют по отношению ко всем приезжим, несмотря на то, что те оставляют свой деньги в их пабах и гостиницах. А теперь весь город вдруг возжаждал нашей крови.

Мысли мои вновь вернулись к событиям прошедшей ночи и утра, а Говард, тем временем, пытался растолкать Рольфа и поставить его на ноги. И снова я ощутил прилив знакомого бешенства, которое уже не в силах был отделить от беспомощности. Ведь они гнали нас, как зверей на охоте. И ярость этой обезумевшей толпы дошла до того, что они подожгли наш бот в своем желании уничтожить нас. Но они явно перегнули палку — отмщение пришло, причем, с самой неожиданной стороны. Вылитый ими же в воду горящий керосин почти мгновенно распространился по всей крохотной акватории порта, не пощадив ничего. Все эти суденышки, а их было там около десятка, вместе со всеми прилегающими складскими и другими зданиями охватил огонь, и пожар этот бушевал до сих пор, несмотря на то, что весь город сбежался тушить его. И это еще просто чудо, что огонь не перекинулся на остальную часть города и не превратил в пепел и его.

— Помоги–ка мне, — тихо попросил Говард. Я очнулся от своих мыслей и подложил руки под спину Рольфу. Он был сейчас в сознании и даже пытался как–то помочь нам, но не смог — обессилел окончательно. Едва мы подняли Рольфа, как ноги его подкосились и он повис у нас на плечах.

Ледяной дождь хлестал нам в лицо, когда мы едва тащились в направлении ворот. В этих безжалостных, косых струях поблескивали льдинки, и я даже ощутил запах снега. Каким бы абсурдным не могло это показаться, но сейчас я вдруг вспомнил, что на дворе уже почти декабрь и что совсем еще немного — и наступит Рождество. У меня онемела спина, когда мы наконец добрались до ворот и привалились к стене.

Говард аккуратно снял руку Рольфа со своего плеча и прислонил его к каменной кладке.

— Подержи его, — попросил он. — А я взгляну, нет ли там кого на улице.

— Какой смысл? — возразил я. — Говард, мы все равно не дотащим его. Да и сам Рольф не выдержит.

Говард сосредоточенно молчал. Потом перевел взгляд на Рольфа, и вдруг я заметил в его глазах выражение усталости и беспомощности, чего прежде мне никогда замечать в нем не доводилось. Наоборот, мне всегда казалось, что нет на свете таких вещей, которые смогли бы согнуть этого человека в бараний рог. Оказывается, были.

— Нам необходима помощь, — сказал я, видя, что Говард отвечать мне не собирается. — Необходим врач. Или хотя бы телега, повозка.

И на этот раз Говард промолчал, но теперь можно было обойтись и без слов. Жители Дэрнесса уже давно похоронили нас, многие из них теперь наверняка с пеной у рта доказывали своим друзьям и знакомым, что, дескать, своими собственными глазами видели, как мы корячились в огне. Впрочем, такой оборот был нам только во благо. А если они вдруг узнают, что мы, несмотря ни на что, живы, то охота на ведьм тут же возобновится с новой силой. А это действительно была охота на ведьм, причем в самом прямом смысле этого слова. Все мужское и женское население Дэрнесса вполне серьезно считало нас — и, в особенности, меня — колдунами, прислужниками Сатаны. И все беды, все паранормальные явления, свалившиеся на эту дыру, которые произошли по милости легкомысленного обращения с «Necronomicon», теперь автоматически приписывались нам, и реагировали жители на это так же, как испокон веку реагировали люди на все, что разум их был не в состоянии охватить, — со страхом и ненавистью.

— Никаких… врачей, — вдруг пробормотал Рольф. Он сумел понять мои слова, но прошло какое–то время, пока он смог собраться с силами и ответить мне. — Никто не должен… видеть нас здесь, малыш. Они не… должны знать, что мы еще… живы.

— Ну, знаешь, Рольф, что касается тебя, то тут все как раз может измениться, — сурово произнес я. — Ближайший врач, по–видимому, в Бэтхилле. А до него тридцать миль.

— Роберт прав, — мрачно подтвердил Говард. — Ты не выдержишь.

— Так оставьте меня здесь, — ответил на это Рольф. Голос его дрожал от слабости, но я не сомневался, что он вполне сознает, что говорит.

— А вот об этом вообще речи быть не может, — отрезал я. — Я все равно где–нибудь раздобуду для тебя врача. А если не врача, так, по крайней мере, хоть телегу. — Я сердито кивнул в сторону порта — над небом до сих пор полыхало зарево. — Должен же оставаться кто–то в этом проклятом городишке, кто еще не свихнулся окончательно.

— И ты можешь таких назвать? — по–прежнему мрачно вопросил Говард.

А теперь настала моя очередь проглотить язык. Злоба, с которой эти люди охотились на нас, вряд ли могла быть объяснена рационально. Они просто были околдованы, в прямом смысле околдованы. И мы вынуждены были противостоять силам, стоявшим вне всякой логики.

Взгляд мой машинально упал на объемистую, переплетенную в черную кожу книгу под мышкой у Говарда. Так безобидно выглядела она, так до ужаса банально. А между тем, ведь именно она была повинна в смерти огромного числа людей, равно как в том положении, в котором мы сейчас оказались.

Говард испугался, заметив мой взгляд. Он ничего не сказал, но то, что он крепче сжал фолиант, говорило мне о многом. Я даже на минуту подумал, а не воспользоваться ли силами «Necronomicon», чтобы выбраться отсюда. Конечно, об этом нечего было и мечтать. Книга эта — квинтэссенция зла. Кто прикасался к ней, был обречен расплачиваться за это. А насколько ужасна цена, это я видел собственными глазами…

— Возвращайтесь, — посоветовал я. — Я попытаюсь раздобыть какую–нибудь повозку.

Мне показалось, что Говард уже собрался возражать, но он только тяжело вздохнул и не очень охотно кивнул. Те несколько шагов, которые мы протащили на себе Рольфа, лучше всяких доводов и уверений доказали ему всю тщетность этого предприятия. Возможно — но только возможно, — нам даже удалось бы проскользнуть незамеченными до окраины города и миновать ее. Но ведь осталось бы еще тридцать миль — такая прогулка даже здорового человека с ног свалит, а для нас, и в особенности для Рольфа, она была просто немыслима. С таким же успехом можно было попытаться пешком пройтись до Лондона.

— Ну что ж, попробуй, — согласился он. — Так или иначе — другого выбора у нас нет.

— Выбор есть, — вмешался Рольф. — Вы сможете добраться туда, если оставите меня здесь. Как–нибудь я уж перекантуюсь.

— Что за чушь! — вспылил Говард. — Как только они там справятся с пожаром, здесь будет полным–полно людей. Роберт прав — либо мы выдюжим все вместе, либо ни один из нас.

Рольф не желал сдаваться.

— Но ведь…

— Но ведь это единственное здравое решение, — не дал договорить ему Говард. — Ты что, считаешь, у нас останется хоть какой–то шанс, если они тебя здесь сцапают? Они тут же прикончат тебя и бросятся искать нас. Нет, Рольф, единственное, что нам остается, так это забрать тебя с собой. — Он посмотрел на меня. — Отправляйся. Мы будем ждать тебя здесь. Но смотри, чтобы тебя никто не видел.

Кивнув, я без слов повернулся и, опустив голову, вышел на улицу. Небо над портом полыхало заревом, и сюда доносился шум толпы: крики, ругань и звон пожарных колоколов. Но вся улица, казалось, вымерла.

Покуда я бежал по направлению к центру города, голова моя работала с лихорадочной быстротой. Задача моя была вдесятеро сложнее, чем я пытался вдолбить это Говарду. Дэрнесс был хоть и маленьким, но все же городом, а не деревней, где почти у каждого есть лошадь и, разумеется, телега, и не следовало тешить себя надеждами, что кто–то здесь только и ждет, чтобы вот так, с бухты–барахты вручить мне повозку.

Но, может быть, здесь все же есть кто–то, кто мог бы нам помочь…

Здесь, глубоко под землей царила тишина. Нечто добралось до подножия меловой горы и легло на пляж комком тьмы и материализовавшегося зла, черный демон, восставший из безвременья и ада и вобравший в себя все ужасы тридцати миллионов поколений. Бесформенное и трепыхавшееся, словно до абсурда огромная амеба, оно проползло вверх по отвесной скале, добралось до края ее и, задержавшись там, словно решив подкопить сил для решающего броска и зарядить энергией свои неведомые органы чувств, — если оно таковыми вообще располагало — обратилось к югу, к лесу, движимое одновременно и инстинктом охотника, и желанием найти прибежище. Там, где проползло оно, оставалась лишь широкая, гладкая, словно отполированная, полоса из голого камня и пустой, лишенной органики почвы, дорога смерти, где не оставалось больше ни одного живого микроорганизма — почва эта была на несколько ярдов вглубь словно сожжена кислотой.

Чудовище ползло дальше, выпятив перед собой свои черные, осклизлые рецепторы и, в конце концов, добралось до опушки леса. Конечности его мгновенно расчленились, удесятерились, хищно замотались по сторонам в поисках любой формы жизни, чтобы утолить этот изводивший его на протяжении двух миллиардов лет праголод. Широкий, словно прожженный огнем, след оставался в лесу, полукруглый, прорезанный в гуще деревьев туннель — зловещая отметина пути Шоггота. Наконец, он добрался до лесной прогалины и снова замер, запустив свои тончайшие, с волос, щупы в землю и долго и сосредоточенно ища там до тех пор, пока не обнаружил то, что желал — пещеру, пазуху, полость без воздуха и света на тридцати- или сорокафутовой глубине под лесом, возникшую невесть когда по прихоти природы. Несмотря на свое кажущееся громоздким тело, ему не составило труда просочиться сквозь землю — он просто превратился в студнеообразное, бесформенное месиво, которое, словно густое масло, протекло сквозь почву и глубоко во чреве земли вновь соединилось в абсурдно огромную амебу — в свой прежний, жуткий образ, в каком он осуществлял свою высадку на сушу.

И снова он долго и неподвижно лежал — ужасное, на первый взгляд — бесформенное, совершенно аморфное образование, нагромождение черных клеток и лишенной разума и мозга протоплазмы, через равные промежутки времени сокращавшейся. Потом, спустя многие часы, он снова распустил свои щупы, тончайшие, во много раз тоньше человеческого волоса, проникавшие в почву глубоко и в огромном радиусе; невидимые человеческому глазу, они стали создавать грандиозную подземную сеть коммуникаций, что–то подобное колоссальной паутине, в центре которой восседал сам Шоггот. Он чуял любую форму жизни, и его снова обуяла извечная жажда — желание поедать все вокруг.

И все же на этот раз он не поддался ей. Щупы его добрались до корневищ деревьев, тонких корешков трав, грибниц, живым, самотканым ковром пронизавших лесную землю, и объединились с ними для того, чтобы создать что–то новое, неизвестное до сих пор и еще более ужасное…

Стемнело, и я, словно грабитель, перебегая от тени к тени, от одной подворотни к другой, пробирался к центру города, затем повернул в восточном направлении, чтобы обогнуть порт. Редкие прохожие, которые попадались на пути, не обращали на меня ровным счетом никакого внимания. Моими союзниками были тьма и продолжавшийся в порту пожар, да и Дэрнесс этот, хоть и сильно напоминал деревню, но ею все же не был, и даже здесь друг друга в лицо знали отнюдь не все. Но несмотря на это, я остерегся снять шляпу и старался не смотреть в лица тем, кто попадался мне навстречу.

Я не был уверен, что снова смогу отыскать этот дом, но, как ни странно, как раз благодаря темноте я и смог его обнаружить. Ведь тот первый и единственный раз, когда я побывал там, пришелся именно на темное время суток, и по пути туда и обратно глаз мой вольно или невольно фиксировал отдельные детали, и не прошло и получаса, как я уже стоял перед этим обшарпанным фасадом и в страхе озирался по сторонам. Теперь я был несколько ближе к порту, и вместе с порывами ветра сюда долетал смрад пожара и крики пожарных и зевак. Наверняка там сейчас собрался — без преувеличения — весь город. Судя по всему, им придется до утра тушить огонь. Этого времени нам с лихвой хватит…

На всякий случай я еще раз осмотрелся, потом решительно толкнул дверь и вошел в дом. Лестница на этот раз показалась мне еще более убогой и замызганной, чем в первый раз, и после холодного ночного воздуха вонь здесь была почти нестерпимой. Бесшумно закрыв за собой дверь и надвинув поглубже шляпу на случай неожиданной встречи на лестнице, я двинулся по ступенькам наверх.

Дойдя до узкой двери в конце коридора, я снова остановился. Вдруг мне пришли на ум сотни всевозможных мелких деталей, обстоятельств, которые, как мне казалось, я не учел и которые неминуемо должны были подвести меня. На какое–то мгновение я уже готов был повернуться и бежать отсюда сломя голову. В конце концов, решил я, мне все же повезет, и я достану повозку и лошадей — не зря же я, черт возьми, большую часть своей сознательной жизни провел среди воров и головорезов!

Но я так и остался стоять. Ведь речь шла не только о повозке: если мы действительно хотели выбраться из города, нам необходим был кто–то из местных, кто согласился бы помочь нам. Я положил ладонь на дверную ручку и, помедлив, решительно толкнул ее. Дверь открылась, и я снова оказался в этой квартире.

Слава Богу, здесь не было никого из посторонних. Миссис Уинден сидела на краю кровати дочери, склонившись над девочкой с белой салфеткой в руках, которой она, по–видимому, только что отерла лоб ребенка. Когда я открыл дверь, она повернулась ко мне, но поначалу не испугалась, однако, присмотревшись, замерла в оцепенении.

Я буквально бросился к ней. Когда она опомнилась и поняла, кто перед ней, то была уже готова поднять крик, но я быстро и не очень деликатно зажал ей рот.

— Прошу вас, — зашептал я, — Не надо кричать, миссис Уинден, ничего дурного я вам не сделаю!

Несколько секунд она пыталась бороться со мной, но сопротивление быстро угасло, и глаза ее расширились от изумления. Выражение недоумения на ее лице постепенно сменялось ужасом. Я слегка ослабил хватку, но ладонь моя по–прежнему зажимала ей рот.

— Обещайте мне, что не будете кричать, — быстро проговорил я. — Прошу вас, миссис Уинден, умоляю! Я только хочу, чтобы вы выслушали меня.

Она кивнула, но я не отпускал ее.

— Вы обещаете? — спросил я еще раз. На этот раз ответ ее последовал не сразу — она просто закрыла глаза, что должно было означать согласие. Я медленно убрал свою ладонь, но был готов снова тут же заткнуть ей рот в случае надобности.

Женщина, чуть отпрянув от меня, молчала, глядя на меня расширенными глазами от ужаса.

— Что… что вы от меня хотите? — испуганно зашептала она. — Что вам здесь нужно?

— Ваша помощь, — ответил я. — Нам нужна ваша помощь, миссис Уинден.

— Моя… — она не договорила. Ее руки судорожно сцепились. — Как вы оказались здесь? — чувствовалось, что женщина едва пришла в себя от изумления. — Вы же погибли или нет? Я слышала, что вы… что вас…

— Убили? — Я покачал головой, потом прошествовал к двери и плотно прикрыл ее. — Так все здесь думают, миссис Уинден, но это, как видите, не так. Нам удалось спастись. А теперь нам нужна помощь.

— Помощь? Моя помощь? — Слова эти прозвучали криком души. Она принялась трясти головой. — У меня с вами никаких дел быть не может. Идите. Идите отсюда. Я всего лишь жалкая, бедная женщина. Чем я могу вам помочь? Да и не стану.

Какое–то время я молча смотрел на нее, потом подошел поближе и стал рядом с кроватью, где спала девочка. Миссис Уинден тут же загородила мне дорогу. Я заметил, что ее трясет от страха, но желание защитить дочь пересиливало. Остановившись, я посмотрел через ее плечо на неподвижно лежавшую девочку. Лицо Салли по–прежнему, как и в прошлый вечер, было бледным и исхудавшим, а дыхание шумным и прерывистым, но теперь самое страшное было позади, и ей оставалось лишь перебороть горячку.

— Вы обязаны нам помочь, миссис Уинден. За вами долг, — тихо произнес я.

От этих слов она вздрогнула и съежилась, точно от удара. Губы ее дрожали, и взгляд беспокойно заметался между мною и дочерью. Она не произнесла ни слова.

— Вы обязаны нам помочь, миссис Уинден, — повторил я. — Если бы не помощь Говарда, то вашей девочки давно бы не было на свете. А теперь настала наша очередь просить вас о помощи. — Говоря эти слова, я чувствовал к себе такое отвращение, которого мне еще не доводилось переживать ни разу за всю мою жизнь, и я видел, как слова эти разили наповал бедную женщину. Но иного выхода у меня не было — речь шла о жизни Рольфа.

— Прошу вас, — добавил я уже тише и, даже в первую секунду и сам не заметив этого, с мольбой в голосе. — Мне очень не хочется в таком тоне говорить с вами, но если вы нам не поможете, один из моих друзей погибнет.

Она молча уставилась на меня. Губы ее дрожали, в глазах стояли слезы, а пальцы нервно теребили платье на груди. Вперив взгляд в пол, она судорожно глотнула несколько раз, бросила украдкой взгляд на дочь, потом снова посмотрела на меня и тяжело вздохнула.

— Что вам нужно? — спросила она после долгой паузы. — Ума не приложу, чем я могу вам помочь. У меня нет телеги, которую я могла бы дать вам. Что вам от меня может понадобиться? Для чего вам мучить меня?

— Я… не собираюсь заставлять вас страдать, — ответил я. Почему ее слова так пугали меня? — Я не пришел бы сюда, если бы не крайние обстоятельства, можете мне поверить.

И снова она умолкла, и снова от ее взгляда у меня похолодела спина.

— Это… это правда, что вы подожгли порт? — вдруг спросила она. — Вы, вместе с вашими друзьями?

— Я? — Эти слова меня настолько поразили, что я даже рот раскрыл. — Да это же бред какой–то! Мы…

— Кто вы такие? — спросила миссис Уинден. — Вдруг она стала совершенно спокойной тем жутким, скованным, напоминающим паралич спокойствием, за которым обычно скрывается апофеоз паники. — Кто вы такие? Вы и ваши друзья?

— А что вам о нас приходилось слышать? — спросил я.

— Говорят, что вы — колдун, мистер Крейвен, — абсолютно серьезно заявила миссис Уинден. — Говорят, что вы в сговоре с дьяволом. Это… это правда?

— Чушь, — коротко бросил я, но по ее лицу видел, что вот именно этого и не стоило говорить, и как можно спокойнее добавил: — Это неправда, миссис Уинден. Я… я ничего сейчас вам не могу объяснить, но ни с кем ни в каком сговоре мы не состоим, ни с чертом, ни с дьяволом и ни с кем–нибудь еще. А что касается пожара в порту, так не мы его виновники, скорее наоборот, жертвы. Во всяком случае, чуть не стали ими. Эти… люди, которые вдруг пожелали нашей смерти, выплеснули керосин в воду, чтобы сжечь нас. А огонь распространился на весь порт. В чем уж тут наша вина?

— Вы — колдун! — Было ясно, что ее уже не переубедить. Выражение ужаса в ее глазах усилилось. — Вы… с тех пор, как вы появились в этом городе, начались эти несчастья. Здесь произошли…

— Непонятные вещи, я знаю об этом, — не дал договорить ей я. Я попытался улыбнуться — мне это не удалось. Потом очень медленно, чтобы ничем не испугать ее, обошел кровать и устало опустился на край. Салли шевельнулась во сне. Я видел, как блестел ее разгоряченный лоб, ее запекшиеся, беспокойно трепетавшие губы — картина отчаяния! Не укладывалось в голове, что это невинное дитя еще совсем недавно носило в себе чудовище. Просто какая–то насмешка. Я заботливо наклонился над ней и приложил руку ко лбу. Кожа горела. Странно, но стоило мне только положить руку ей на лоб, как девочка тут же перестала метаться во сне. Дыхание ее успокоилось и даже глазные яблоки, беспокойно вращавшиеся под веками, стали неподвижными.

Миссис Уинден шумно вздохнула.

— Что… что вы с ней делаете? — недоверчиво спросила она.

— Ничего, — ответил я. — Не бойтесь — я не собираюсь причинять Салли вред. Ни Салли, ни кому–нибудь другому. Поверьте мне, я вам не враг. Напротив.

Она глотнула. Во взгляде ее появилась неуверенность.

— Я знаю, что говорят здесь о нас,. — тихо сказал я. — Я почти понимаю вас. Да, произошли… очень странные, неприятные вещи, как только мы прибыли в Дэрнесс. И кто знает — может быть, в этом есть и наша вина. Может быть, нам вообще не следовало сюда приезжать.

Наверное, с минуту миссис Уинден молча пристально смотрела на меня, потом кивнула, и я видел, каких сил ей стоило преодолеть себя.

— Хорошо, — тихо, почти неслышно сказала она. — Я… помогу вам.

— Значит, вы верите мне? — спросил я.

— Я помогу вам и вашим друзьям, — спокойно ответила она. — Вы спасли мою дочь, мистер Крейвен. Я же сказала вам тогда, что сделаю все, что вы от меня потребуете, — и я сдержу свое слово.

Не такого ответа хотелось мне услышать от этой женщины, никак не такого. Однако на другой, видимо, рассчитывать не приходилось. Несколько секунд я выдерживал ее взгляд, потом поднялся, отошел от кровати Салли и стал объяснять миссис Уинден, что нам требовалось.

Сеть росла. Миллионы и миллионы тончайших, тоньше человеческого волоса волокон пронизали лесную землю на много миль вокруг черной, маслянистой сетью, и тело Шоггота сильно уменьшилось по мере разрастания этой сети. Он заглатывал в себя пищу с той жестокой неумолимостью, с которой он всегда уничтожал любую незнакомую ему форму жизни, поедая растения, поглощая их и распространяясь во все стороны, разветвляя тело свое на многие мили. Его тело вряд ли было сейчас больше, чем у обычного человека, но общая масса его удесятерилась с тех пор, как он пустился в свое жуткое странствие по земле.

Теперь он уже не пожирал все вокруг. Тело его разветвлялось, сеть ширилась непрерывно, но теперь он, впитав в себя достаточно органики, мог, наконец, приступить к осуществлению своего плана. Несмотря на весь свой злой гений, он был все–таки не более, чем просто машиной, вещью, созданной лишь с одной–единственной целью, и которая могла лишь выбирать между выполнением своего задания и гибелью. Но как могло погибнуть то, что никогда не жило?

Ровно через час мы возвратились в трущобы восточной окраины Дэрнесса. Что же касается того, как раздобыть телегу, то это оказалось настолько пустяковым делом, что я и представить себе не мог. Я просто вручил определенную сумму миссис Уинден, и она вскоре сумела нанять повозку, запряженную двумя лошадьми. По ее словам, человек, с которым она вела переговоры, не задал ни единого вопроса, лишь молча покачал головой — она была далеко не первой, кто стремился как можно быстрее покинуть город. Пожар в порту до сих пор бушевал, и люди мало–помалу — то ли из боязни, что он перекинется на город, то ли просто повинуясь стадному чувству, — начинали уходить из Дэрнесса.

Какое–то время мне пришлось дожидаться миссис Уинден, укрывшись от посторонних взоров в телеге, пока она договаривалась с соседкой, чтобы та посидела с Салли остаток ночи. Миссис Уинден так и не сказала мне, под каким предлогом она собиралась объяснять свое отсутствие, но какое–то объяснение у нее, безусловно, было, и я с облегчением вздохнул, когда увидел, что она выходит из дому и забирается на козлы. И хоть этот вопрос мы с ней не обсуждали, было ясно, что, согласившись помогать нам, она и себя подвергала серьезной опасности. Несомненно, если бы вдруг ее уличили в оказании содействия нам, подручным дьявола и колдунам, — толпа просто растерзала бы ее на части.

Было около десяти, когда повозка наконец остановилась около нашего убежища. Сделав миссис Уинден знак ждать, я быстро соскочил с повозки и, пригнув голову, поспешил в глубь дворика. В первое мгновение я вообще никого не увидел — неровный четырехугольник двора, казалось, вымер — ни Говарда, ни Рольфа, но громко позвав их, я заметил, как у мусорных баков вдруг промелькнула тень.

— Роберт, это ты?

Я кивнул и подошел к нему поближе, но вдруг заметил, как в руке его блеснула сталь, и инстинктивно отпрянул. Говард заметил мою изумленную физиономию и, смущенно улыбнувшись, виновато спрятал револьвер под курткой.

— Где тебя столько носило? — спросил он. — Мы уже не знали, что и думать.

— Я достал повозку, — ответил я, указав рукой на улицу. — Как там Рольф?

— Жар не спадает, — обеспокоенно ответил Говард. — Но ничего — пока держится. Пойдем, поможешь мне.

Я пошел за ним, и мы обогнули ряд мусорных баков. Рольф лежал на временном ложе из остатков картонных коробок, опираясь на локоть левой руки, а в правой у него, как только что у Говарда, блестел револьвер. Он смотрел на нас горящими глазами человека, страдающего от лихорадки. Лицо его пылало. Я ощутил болезненный укол в сердце. Впрочем, может быть, все было еще и не так плохо — просто ожоги на лице усугубляли его и без того больной вид. Болели они, должно быть, адски, даже если и были относительно неглубокими. В самом худшем случае, Рольфу теперь придется всю жизнь ходить со шрамами.

— Идти сможешь? — осведомился я у него. — Недалеко, только до улицы. У меня есть повозка.

Рольф кивнул и попытался подняться на ноги, но мне пришлось ему при этом помогать. Говард поднял книгу, лежавшую под какой–то тряпицей, и свободной рукой поддержал Рольфа.

Когда мы выходили из арки, лошади, почуяв незнакомых людей, беспокойно захрапели. Топот копыт по камню мостовой эхом отдавался в вечерней тишине. Я заметил, что животные чего–то боятся. Может, все дело в пожаре, который так еще и не потушили?

Завидев на козлах согбенную фигурку, Говард застыл на месте.

— Кто это? — испуганно спросил он. — Ты…

— Да. Я нашел того, кто поможет нам, — перебил я его. — Самим нам не справиться, Говард…

Осторожно выпустив руку Рольфа, Говард не спеша подошел к повозке и удивленно заморгал, увидев, кто скрывает лицо под капюшоном.

— Вы?

— Миссис Уинден поможет нам, — поспешно заверил его я. — И нечего волноваться. А теперь пошли, и так уже вон сколько времени ушло впустую.

Говард неохотно повернулся. По его лицу я видел, что он что–то лихорадочно соображает, но он, ничего не сказав, помог мне довести Рольфа до повозки и положить его на голые доски скамеек. Рольф тихо постанывал. Когда я пришел, он был еще в сознании, теперь же снова начинал впадать в забытье. Он весь горел и трясся, как в лихорадке. Говард снял у него с плеч какое–то одеяло, быстро свернул его и подложил под голову вместо подушки, а я расправил пальто и накрыл его. Оно пропиталось влагой и словно заледенело, но ничего лучшего я предложить ему не мог.

— Останешься с ним, — в тоне Говарда послышался приказ. Он повернулся и, помедлив, положил книгу под скамейку — Не трогай ее, — предупредил он меня. — Что бы ни произошло. Ты понял?

Его слова и тон взбесили меня, но я сдержался, молча кивнул и устало сел на скамью. Дерево было мокрое, и я снова почувствовал, что замерзаю. Пальцы от холода распухли и болели так, что я едва мог шевелить ими.

Говард еще раз спрыгнул на землю, с деловитым видом обошел повозку и потом, взобравшись на козлы, уселся рядом с миссис Уинден. Раздался щелчок кнута, и мы тронулись.

Мучительно медленно проплывали мимо нас обшарпанные домишки. Прошло немного времени, но когда мы наконец выехали за город, мне казалось, что мы едем уже долгие часы. Рольф продолжал стонать и беспокойно ворочаться, время от времени я бросал на него взгляд, но и только — чем я мог ему сейчас помочь? Я знал, что Рольф — парень крепкий и выдюжит, несмотря ни на что. Но, с другой стороны, я знал и другое — ведь именно сильные, здоровые люди часто и бывают первыми жертвами недугов.

— Сколько нам еще ехать? — обратился я к сидевшей впереди миссис Уинден.

— До Бэтхилла? — Она подумала. — Три часа. Может быть, даже четыре. Дорога здесь дает большой крюк на юг, мистер Крейвен. Правда, есть путь напрямик, через лес, но боюсь, что дожди размыли все дороги и тропинки. Мы можем увязнуть там.

Путь напрямик через лес… Не знаю почему, но стоило мне услышать эти слова, как тут же. у меня возникло чувство, что я забыл что–то ужасно важное. Я прогнал эту мысль. Сейчас нужно было благодарить Бога за то, что мы сумели выбраться из этого проклятого Дэрнесса, и думать о том., как спасать Рольфа.

— Тогда и дальше поедем по этой дороге, — решил Говард. — Больше мы не можем рисковать. — Он благодарно взглянул на маленькую женщину, сидевшую рядом с ним. — С вашей стороны очень любезно, что вы согласились помочь нам, миссис Уинден, — произнес он.

— Это мой долг — вот я вам его и возвращаю, — коротко бросила миссис Уинден. Говард недоуменно наморщил лоб, потом медленно обернулся и пару секунд вопросительно смотрел на меня. Я никак не реагировал, и он снова обратил взгляд на дорогу.

— Нам очень жаль, что мы втянули вас во все это, — пробормотал я. — И когда все это… будет наконец позади, я попытаюсь как–то оправдаться перед вами.

Миссис Уинден не ответила, и снова я почувствовал, что поступил низко. Взгляд, которым наградил меня Говард, отозвался болью в сердце.

Время тянулось невыносимо медленно. Повозка наша покачивалась на наезженной дороге, монотонно стучали дождевые капли. Я жестоко страдал от холода и сейчас, когда нервы мои чуточку успокоились, почувствовал, насколько ужасно я устал. Если бы не этот промозглый холод, я наверняка заснул бы.

С трудом одолев холм, повозка наша обогнула одиноко стоящее дерево, в которое когда–то угодила молния и, покачнувшись, остановилась. Я очнулся от своего оцепенения и удивленно глянул на козлы. Миссис Уинден смотрела назад — туда, откуда мы уехали. Даже отсюда были видны отблески пожара в порту Дэрнесса — огромный, красно–желтый светляк пламени.

— Это… невозможно, — пробормотала миссис Уинден. — Как оно может столько гореть? — Она посмотрела сначала на меня, потом на Говарда, и губы ее сжались в тонкую нить. — Мой… мой брат был в порту, — тихо и как бы нехотя произнесла она. — Он тоже помогал бороться с огнем. Он… он сказал, что все лодки сгорели дотла, да и от пакгаузов одни угольки остались. Но вода… вода продолжает пылать. А ведь керосин этот должен был давно уже весь выгореть.

Говарду отказала его обычная невозмутимость, он бросил короткий, едва заметный взгляд на книгу на дне повозки.

— Это… не совсем обычный огонь, — выдавил он. — Я и сам не могу понять, что же… это такое, но надеюсь, что когда мы подальше отъедем от города, все само собой прекратится.

— А если не прекратится? — едва слышно спросила миссис Уинден.

На этот раз промолчал Говард. Он резко повернулся к ней, взял вожжи и пришпорил лошадей. Повозка, заскрипев, качнулась, и начался мучительный спуск с холма. Дорога стала хуже. То, что на карте выглядело вполне пристойной, ровной дорогой, на деле оказалось усеянным рытвинами и колдобинами, едва проезжим даже при доброй погоде трактом. Сейчас же, ночью, в особенности дождливой, когда рытвины и ямы налились водой, поездка с каждой милей все больше и больше напоминала пытку. Темно было — хоть глаз выколи, и я бы не удивился, если бы у нас вдруг сломалась ось. Но лошади упрямо продолжали свой и так не особенно резвый бег, впрочем, постепенно замедляя его.

И вот повозка, в конце концов, остановилась как вкопанная. Это произошло настолько неожиданно и быстро, что я чуть было не вылетел из нее. Говард выругался, спрыгнул на землю и тут же оказался по щиколотку в жидкой, черной грязи.

— Что случилось? — спросил я.

— Сели по самую ось, вот что, — в бешенстве ответил он. — Давай слезай и помогай мне.

Встав на повозке, я оглянулся и, увидев более–менее сухое место, спрыгнул. Не было у меня желания утопать в грязи, подобно Говарду. Лошади пряли ушами, раздували ноздри и беспокойно шлепали копытами по темной жиже, мотая хвостами из стороны в сторону, а одна из них даже чуть было не укусила меня, когда я проходил мимо.

Говард, усевшись на корточки и приглушенно чертыхаясь, ощупывал обод.

— Что такое? В яму попали, что ли? — спросил я, подойдя к нему.

— Нет. Подойди поближе и помоги мне. — Он отодвинулся и нетерпеливо махнул мне рукой. Когда я подошел, Говард ткнул пальцем во что–то матово поблескивавшее рядом с ушедшим по самую ступицу в жидкую грязь колесом.

— Что здесь такое? — нагнувшись, я пригляделся.

Это были корни, даже не корни, а, скорее, ползучие стебли каких–то растений, довольно толстые, перепачканные землей, они перепутались, перекрутились друг с другом, взорвали наезженную поверхность дороги и соединились с теми, что росли на обочине. Колесо раздавило часть их, но тонкие и прочные усики опутались вокруг обода и намертво удерживали его, словно цепкая многопалая рука. Я из любопытства потянул за один такой усик, но не смог даже пошевелить его, не говоря уж о том, чтобы разорвать.

Говард что–то бормотал себе под нос, наверняка очередное проклятие, потом извлек откуда–то карманный нож и сосредоточенно стал перерубать усики, однако результат был минимальный.

— Да, черт возьми, что же это такое? — пробормотал я. — Это что–то совсем ненормальное.

— Это растения, — с неудовольствием пояснил Говард. — Корни какие–то. От этого проклятого дождя все здесь раскисло. Не удивлюсь, что где–нибудь он и всю дорогу смыл к чертям собачьим. — Он снова выругался в сердцах, потом схватил за один из этих усиков–корней и что было силы стал тянуть. Корень с довольно громким треском лопнул, а Говард, не удержавшись, плюхнулся в грязь.

Я в последний момент сумел подавить злорадный смешок, бросился к нему, помог подняться и молча взял у него нож. Говард, бранясь, принялся отряхиваться, но без всякого успеха. Я принялся полосовать ножом торчавшие из размокшей земли странные растения. Это оказалось совершенно бесполезным занятием. Почти все корни–усики были не толще пальца, некоторые из них вообще с волос, но их было на удивление много, и чтобы одолеть их при помощи карманного ножа, мне бы потребовалось торчать здесь, как минимум, до самого утра. Может быть, тогда я и смог бы освободить колесо. Загадкой оставалось и то, каким образом повозка наша смогла столь основательно запутаться. Я уже готов был даже подумать, что пока мы разбирались, что к чему, они успели прорасти.

Скоро мышцы мои заныли от напряжения. Я встал и попытался размять их. Одна из лошадей беспокойно затопталась и тревожно заржала.

— Что творится с лошадьми? — Говард поднял голову, оторвавшись на мгновение от созерцания и ощупывания переплетенных корневищ. — Успокой их, что ли, Роберт. Знаешь, мне не очень хочется, чтобы они вдруг сорвались с места, когда рука моя окажется под колесом.

Кивнув, я осторожно прошел вперед и ласково погладил одну из лошадей по морде.

И тут она, дернувшись, словно от удара кнутом, ухватила меня зубами за пальцы. Вскрикнув от неожиданности, я в последний момент все же успел отдернуть руку, но один из зубов оставил на тыльной стороне ладони длинную, кровавую царапину. Отскочив в сторону, я зажал руку под мышкой.

— Сильно вам досталось? — спросила миссис Уинден.

— Не очень. Но больно чертовски.

— Идите–ка сюда, я с собой на всякий случай захватила бинты.

Помедлив, я посмотрел на Говарда, тот кивнул, и я, на этот раз стараясь держаться подальше от разъяренных лошадей, подошел к повозке и взобрался на козлы к миссис Уинден.

— Покажите руку, — требовательно произнесла она.

Я послушно протянул руку и, сжав зубы, терпел, пока она очищала и перевязывала мою рану.

— Неслыханное дело, — сказала она, качая головой. — Это лошади и повозка мужа моей сестры. Никогда еще не было такого, чтобы они людей кусали.

— Они чем–то обеспокоены, — ответил я. — Вот только бы знать чем.

Миссис Уинден завязала бинт на узел, критическим взглядом окинула свою работу и кивнула.

— Вот и все, — сказала она. — В Бэтхилле покажитесь врачу.

— Если приедем, — мрачно комментировал я. — Вон какой ужас на дороге. И еще эта гадость невесть откуда… — Я кивнул на корни, торчащие из земли. — Вы, случаем, не знаете, что это такое?

Она покачала головой.

— Мы у самой кромки леса, — сказала миссис Уинден. — Может, это от дождя корни обнажились. А вообще, действительно, очень странно. Жутко даже, — добавила она после паузы. — Никогда прежде не приходилось мне такого видеть.

— Может быть, ты все же соизволишь спуститься? — раздался вдруг раздраженный голос Говарда. Спохватившись, я чуть виноватой улыбкой поблагодарил миссис Уинден и снова соскочил вниз.

Говард так и не сдвинулся с мертвой точки. И хотя он сумел перерезать достаточно много этих странных усиков, по сравнению с оставшейся массой это было всего ничего.

— С ума можно сойти, — недовольно ворчал Говард. Он даже задыхался от напряжения. — Можно подумать, они на глазах растут. Нет, здесь нужен ножичек побольше или даже что–нибудь еще более существенное. С ними…

— Кто–то едет по дороге, — громко сообщила миссис Уинден сверху.

Говард замолчал на полуслове, испуганно вскочил и уставился во тьму, на запад, откуда мы прибыли.

Сквозь шум дождя ухо мое уловило топот копыт. Я открыл было рот, но Говард тут же призвал меня к молчанию, отер ладони о брюки и вышел из–за повозки на середину дороги.

Из тьмы материализовались два всадника. Они сидели на лошадях, пригнувшись к самым гривам, оба были в непромокаемых черных плащах, какие носят моряки, и натянули поводья лишь в самый последний момент, когда мне уже показалось, что они вот–вот налетят на Говарда.

— Добрый вечер, господа, — приветствовал их Говард.

И снова я, в который уж раз, подивился его находчивости и умению держать себя в руках. Оба этих типа наверняка, были из Дэрнесса, и мне повезло, что я стоял в тени за повозкой. Такими нервами, как у Говарда, я похвастаться не мог.

— Вас сам Бог послал нам, — продолжал он, как ни в чем ни бывало. — Боюсь, у нас тут маленькие неприятности.

Один из наездников взглянул на нас с недоверием и явным пренебрежением.

— Неприятности, значит, — повторил он. — Похоже, сели вы по самые уши. — Усмехнувшись, он спешился и дал знак своему спутнику тоже слезть с коня. — Что тут у вас случилось? Ось полетела, что ли?

Говард покачал головой.

— Да нет. Просто влезли в какие–то корни или черт знает во что еще. Боюсь, своими силами нам никак не выбраться.

Всадник криво усмехнулся при слове «силами». Какие уж тут силы, подумал я, силенки, не больше — даже в просторном дорожном пальто Говард выглядел хрупким, как подросток. Я‑то к этому уже успел привыкнуть, а любому другому, кто видел его впервые, наверняка бы бросилась в глаза его тщедушность.

— Посмотрим, что здесь можно сделать, — сказал незнакомец и довольно бесцеремонно отодвинул Говарда в сторону. Присев на корточки у колеса, мужчина хмыкнул и в раздумье почесал бороду. — Черт возьми! — пробормотал он. — Да как же это вас так угораздило?

— Хотелось бы знать, — подал голос я. — Видимо, дождь этот размыл всю дорогу, вот они и полезли наружу. Надеюсь только., что не будет еще хуже.

Незнакомец повернулся и смерил меня долгим кристальным взглядом. Сердце мое отчаянно заколотилось, но я изо всех сил старался выглядеть спокойным. «Ну и что, в конце концов, — убеждал себя я. — Ну, видел он меня в Дэрнессе раз–другой, так что, непременно должен знать, кто я такой?». Шляпа моя была так сильно надвинута на лоб, что лицо он едва ли мог рассмотреть.

— А вообще, что вы здесь делаете на ночь глядя, да в такую погоду, когда добрый хозяин и собаку не выпустит? — бесцеремонно, я бы даже сказал по–хамски, осведомился он.

Говард бросил на меня быстрый, предостерегающий взгляд, и я почувствовал, как напряглась сидевшая наверху миссис Уинден. Нужно было быть слепым, чтобы не заметить Рольфа, который, вытянувшись, неподвижно лежал в повозке.

— Мы едем из Дэрнесса, — быстро ответил я. — Наш друг ранен. Мы везем его к врачу.

Наездник наклонился к Рольфу и невольно скривился, увидев ожоги на его лице.

— Вот черт! — вырвалось у него. — Пожар в порту?

Говард кивнул.

— Мы хотели помочь, но, как видно, не очень–то в это преуспели.

— Да-а, — протянул незнакомец. — Ну что ж, тогда давайте думать, как вытащить вас. Нож у вас имеется?

Говард подал ему свой карманный ножичек. Тот, увидев его, первые две секунды недоуменно смотрел на него, потом вдруг расхохотался во все горло, правда смех вышел не очень–то веселый.

— Вот это да! Этим вы собираетесь их резать, дружище? А может, лучше зубами попытаться перегрызть? — Он махнул своему приятелю. — Аон, дай–ка мне топор.

Я поспешил отойти в сторону, когда Аон, понурив голову, подал ему вынутый из седельной сумки топорик с короткой ручкой. Незнакомец, размахнувшись, изо всей силы ударил по сплетенным корням. Наточенное как бритва лезвие, мгновенно перерубив корни, со звоном отскочило от железного обода.

— Вы уж смотрите, колесо не разрубите, — предостерег его Говард.

Тот лишь хмыкнул в ответ, размахнулся и ударил еще, на этот раз сильнее. Топор вошел в гущу корней почти по самую ручку, и масса их глуховато ухнула. Из разрезанных корней, словно бесцветная кровь, сочилась светлая жидкость.

Наш помощник торжествующе ухмыльнулся.

— Ну что, видите? — с гордостью произнес он. — Вот так–то. И минуты не пройдет, как вы снова сможете ехать. Он размахнулся и ударил в третий раз, но на этот раз неудачно — лезвие топора отскочило от чего–то твердого, скрывавшегося под корнями, и тут же два или три тонких усика оплели его ручку. Человек сплюнул, недовольно бурча, рванул топор на себя и тут же изумленно ахнул, когда понял, что тонкие усики намертво удерживают его. Я наклонился и попытался помочь ему освободить ручку.

— Да нет, ничего так не получится, — пробормотал незнакомец. Отстранив меня, он снова потянул за ручку. Я видел, как он напрягся, как вздулись жилы у него на шее, но топор был неподвижен, точно его сковали невидимые тиски.

Говард молча протянул ему нож. Мрачно взглянув на него, мужчина взял нож и стал сосредоточенно кроить тонкие усики корней. Прошло добрых пять минут, прежде чем он смог освободить топорище.

— Может быть, теперь все же получится, — предположил Говард. — Попробуйте тронуться, миссис Уинден.

Кнут хлестнул по спинам лошадей, и они, скользя копытами по грязи, потащили повозку. Раздался громкий скрип упряжи, колесо медленно, как бы через силу, повернулось, и повозка немного продвинулась вперед.

— Пошло дело! Дон и вы, — он кивнул Говарду, — давайте вон туда, к колесу, а вы, — обратился он ко мне, — поможете мне здесь!

Подождав, пока Говард вместе с его приятелем зайдут с той стороны повозки, мы схватились за спицы и налегли на колесо. Повозка затрещала. Я почувствовал, что колесо вот–вот сломается.

И тут повозку внезапно, словно освободившись, рванулась вперед, а я, не удержавшись, растянулся на мокрой от дождя земле. Это мне за то, что смеялся над Говардом, мелькнуло у меня в голове. Повозка проехала еще несколько ярдов и снова остановилась. Поднявшись на колени, я попытался отереть лицо от грязи, и услышал у себя за спиной злорадный смешок.

Я в ярости вскочил на ноги и утерся рукавом. Смешок замолк.

Я не сразу смог разглядеть выражение лица незнакомца. Он оборвал смех, и теперь издевку в его глазах сменил ужас. До меня медленно начинало доходить, что случилось. Падая в грязь, я потерял шляпу, и теперь белоснежный зигзаг моей седой пряди, несмотря на темноту, был ему прекрасно виден…

— Бог ты мой! — ахнул незнакомец. — Вы… так это вы и есть тот тип, которого мы ищем. Вы…

Я среагировал на долю секунды позже Говарда. Краем глаза я все же успел заметить, как он, развернувшись, мощным ударом в челюсть опрокинул противника на землю. Тот тут же вскочил на ноги, и я бросился к нему, но удар мой прорезал пустоту — человек успел вовремя увернуться. В его руке блеснул топор, и я в отчаянии кинулся в сторону. Лезвие топора просвистело в каком–нибудь дюйме от моего левого уха, но рукоятка здорово задела плечо. Заорав от боли и ужаса, я потерял равновесие и упал. Позади меня раздался яростный вопль. Молниеносно перевернувшись на спину, я инстинктивно закрыл руками лицо и успел вскочить на ноги. Увидев перед собой своего противника, я, не раздумывая долго, заехал изо всех сил ногой ему в колено. Он уже заносил топор для удара, но заорал, не устоял на ногах и грянулся оземь почти рядом со мной. Топор его, пролетев несколько ярдов, со звоном ударился о камень и разлетелся на части. Кусок рукоятки угодил мне в висок, и от этого удара я потерял сознание.

Первое, что я почувствовал, придя в себя, — это неприятные, резкие рывки повозки и ледяной ветер в лицо. Правый висок гудел страшной болью. Прикоснувшись к нему, я почувствовал на пальцах теплую, клейкую кровь, застонал и лишь после этого открыл глаза.

Я уразумел, что сижу на козлах, словно сонное дитя, привалившись к плечу миссис Уинден. Повозка наша быстро неслась сквозь тьму, и, если судить по ухабам и ямам, на которых подпрыгивало это лишенное рессор сооружение, началось бездорожье. С трудом распрямившись, я ощупал раненый висок и сморщился. Боль почти мгновенно разлилась по всей голове.

Говард, поменявшийся местами с миссис Уинден, мельком взглянул на меня и снова сосредоточился на дороге.

— Отошел?

Я чуть было не кивнул ему в ответ, но стоило мне представить на миг этот жест, как пульсирующая боль в голове чуть было снова не ввергла меня в беспамятство, так что пришлось довольствоваться вымученной улыбкой. Повозка подскакивала и подлетала вверх, словно на волнах в штормовом море. По обе стороны ее периодически возникали и исчезали какие–то темные тени, и даже шум дождя изменился.

— Что… что случилось?

— У нас неприятности, — не глядя на меня, ответил Говард. — Тот парень, с которым вы сцепились, удрал. Боюсь, что нам скоро предстоит еще одна встреча.

Я перепугался.

— Удрал? — недоверчиво переспросил я. — Но ведь…

— Я попытался его задержать, но он оказался резвее. Думаю, сейчас он уже в городе.

— Но, черт возьми, — вскипел я, — как это могло произойти? У тебя же револьвер!

— Так что же, по–твоему, следовало изрешетить его пулями? — Говард даже засопел от негодования.

Поняв, что он прав, я виновато отвел взор.

— Ну, а… другой?

Вместо ответа Говард молча ткнул пальцем назад. Я осторожно повернул голову и посмотрел в глубь повозки. Одна скамья была занята неподвижно лежавшим Рольфом, а на другой валялся еще кто–то в черном непромокаемом плаще, связанный по рукам и ногам. Во рту его белел кляп.

— А куда мы едем? — спросил я.

— В Бэтхилл, — ответила за Говарда миссис Уинден. — У меня там друзья, которые приютят вас, так что можете не беспокоиться.

— Но нас нагонят прежде, чем мы доберемся туда! — возразил я.

— Я думаю, доберемся, — ответила она. — Мы ведь сейчас едем напрямую, через лес. И если повезет, и мы снова где–нибудь не увязнем, то успеем. Темнота нам помогает. А через этот лес в Бэтхилл ведет с десяток дорог. Не могут же они везде поспеть.

— А если увязнем?

— А если увязнем, то остаток пути придется идти пешком, — пробурчал Говард. Было видно, что он раздражен, нервничает и боится.

Я решил не докучать ему и, попытавшись усесться поудобнее на жестких досках, принялся глазеть по сторонам. Впрочем, глазеть особенно было не на что: дорога стала настолько узкой, что можно было дотянуться до веток деревьев, и мы то и дело пригибали головы, чтобы ненароком не поцарапать себе лица или, того хуже, не остаться без глаз. Несколько секунд я прислушивался к скрипу колес и стуку копыт, и мне стало от этого слегка не по себе. Слишком темно вокруг, чтобы разглядеть дорогу, но, судя по звуку, грязь на ней была по колено, и колеса с трудом проворачивались, а копыта лошадей с чавкающим звуком проваливались в невидимое месиво. «Да, — подумал я, — если так и дальше будет продолжаться, то нам даже и увязнуть не потребуется — от такой езды, с позволения сказать, лошади быстро выбьются из сил».

В молчании мы ехали дальше. Дождь почти перестал, да и холод здесь, в лесу, был не таким сильным, однако меня продолжала бить дрожь, а бесформенные тени, в которые тьма обратила придорожные деревья, наполняли чувством необъяснимого страха. Я поймал себя на том, что невольно то и дело оглядываюсь назад, чтобы лишний раз убедиться, что за нами никто не гонится.

— Ты считаешь, они действительно бросятся за нами в погоню? — спросил я.

Говард мрачно кивнул.

— Можешь быть в этом уверен, Роберт, — ответил он. — Если бы не пожар, может, и не бросились бы. Но сейчас… — Он покачал головой, взял поводья в одну руку, а другой попытался раскурить сигару. Видя, как он мучается, я не выдержал и, чиркнув спичкой, поднес огонь к кончику сигары. Прикурив, он кивнул и, очевидно, в знак благодарности, выпустил мне в лицо целый клуб едкого дыма.

— Надо бы помедленнее, — сказала миссис Уинден. — Уже недалеко до поворота на Бэтхилл.

До поворота на Бэтхилл…. Что за черт, но я ведь уже где–то слышал это название, только никак не мог вспомнить, где и в какой связи.

Говард сжал в руках поводья и, прищурившись, стал всматриваться в темноту. Повозку закачало сильнее, под днищем что–то трещало, да так, что я уже подумал, что колесам приходит конец, но они каким–то чудом держались.

Вдруг он резко натянул поводья.

— Тпрру! — крикнул он. Нашу повозку изрядно тряхнуло.

— Что такое? — в испуге спросил я.

Вместо ответа Говард без слов ткнул кнутом куда–то в темноту. Я тоже попытался что–нибудь разглядеть, но не увидел ничего необычного.

— Я ничего не вижу, — ответил я.

Говард кивнул.

— Вот именно.

В первый момент я не понял его. Но потом…

Перед нами разлилась тьма — ничего, кроме черной как смола темноты. Ни деревьев, ни кустов. Ничего.

— Боже мой, да что же это? — вырвалось у миссис Уинден.

Говард, в задумчивости закусив губу, вручил мне поводья.

— Надо пойти взглянуть, — объявил он. — А вы оставайтесь здесь, — обратился он к женщине. Он слез с повозки и дождался, пока я последую за ним. Наступившая вдруг тишина мне показалась очень необычной. Дождь по–прежнему продолжал монотонно шелестеть в листве над нами, но это был единственный звук. Было слишком тихо даже для такой лесной чащи, как эта, даже для ненастной ночи, когда все в лесу замирает. Но, может быть, дело было просто в моих расшалившихся нервах? Ведь после всего, что произошло за последние дни, нечего удивляться, если тебе бог знает что начинает мерещиться.

Я проклинал судьбу, оставившую нас без фонаря. С этими мыслями я и подошел к Говарду. Лошади нервничали заметно сильнее и тревожно месили копытами грязь.

Сделав пару шагов, Говард вновь остановился и безмолвно показал куда–то вперед. Несмотря на кромешную тьму, я все же понял, что он имел в виду.

Перед нами, в нескольких шагах справа от дороги, возвышались три дерева, которые по воле природы стояли так близко друг от друга, что между их стволами мог с трудом протиснуться лишь ребенок, да и то худенький до чрезвычайности. Ветви их так переплелись между собой, что издали воспринимались сплошной огромной кроной, раскинувшейся на высоте ярдов этак в восемь.

И при этом все три дерева были абсолютно голыми, полностью лишенными листвы.

— Да черт возьми, что это такое? — пробормотал я.

Не дожидаясь Говарда, я, шлепая по грязи, двинулся вперед, чувствуя, как ноги мои увязают в грязи. Глянув вниз, я убедился, что граница, где заканчивалась проезжая дорога и начинался лес, исчезла. Здесь уже не то что не было и в помине кустарника, но и травы — лишь голая, коричневая земля, на которой не было ни сухих веток, ни опавших листьев, ни шишек — словом ничего, что обычно мягким, заглушающим шаги ковром устилает лесную землю.

— Ты только взгляни на деревья, — пробормотал Говард. Голос его дрожал. Подойдя ко мне, он протянул руку к одному из стволов, но касаться его не стал.

По спине у меня поползли мурашки, когда я увидел эти стволы вблизи. Они были гладкими. Абсолютно гладкими! На семь–восемь ярдов вверх на них не было ни сучка, ни веточки, ни кусочка коры — все исчезло, и кто–то или что–то так лихо отполировало их, что дерево даже блестело. Помедлив, я протянул руку и кончиками пальцев дотронулся до одного из стволов. На ощупь он напоминал полированную мебель.

— Бог ты мой, что же это такое творится? — бормотал я. Взгляд мой заметался в поисках других деревьев, кустов, просто сучьев, наконец — чего–то природного, живого, но не находил ничего, кроме отполированных до блеска стволов, напоминавших колонны в каком–нибудь соборе.

И не только эти три дерева стояли нагими. После того как мы обследовали прилегающий участок леса — много времени это не заняло, — нам стало ясно, что могло вызвать эти жуткие опустошения: словно какое–то гигантское насекомое или гусеница прогрызла туннель в лесу, прямой, как стрела, в центре до восьми ярдов высотой и добрых двадцать шириной, протянувшийся с севера на юг и исчезавший во тьме по обе стороны. Нигде здесь не было ни малейших признаков ничего живого. А когда глаза мои различили вверху, там, где прежде была листва, слабый свет звезд, в этом слабом свете я увидел жуткую картину: везде, куда ни глянь, примерно на высоте восьми ярдов повисли, словно срезанные гигантским ножом, одни только кроны. А стволов внизу не было! Картина была — абсурднее некуда и вызывала у меня один лишь ужас.

— Что здесь могло произойти? — в страхе шептал я. — Боже мой, Говард, чем же нужно быть, чтобы натворить здесь такое?

— Не могу этого сказать, — пробормотал Говард. Голос его звучал напряженно, казалось, ему приходится сдерживать себя из последних сил. — Знаю только, что мне очень не хотелось бы повстречаться с тем, кто это натворил. — Вздохнув, он присел на корточки и принялся разрывать землю. Когда он поднял руку, раскисшая земля, словно жидкая каша или слизь потекла у него между пальцев.

— Мертва, — прошептал он. — Земля мертва, Роберт. Здесь не осталось ничего живого. Абсолютно ничего.

— Да нет, — тихо возразил я. — Кое–что все же продолжает жить, Говард. Нечто, которое все это сделало.

Говард некоторое время широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел на меня, потом отер руки о штанины и посмотрел на север.

— Оно направлялось к морю.

— Или же наоборот — выползло оттуда.

Он не ответил, но наверняка в душе согласился со мной. Мы оба очень хорошо могли представить себе весь этот ужас: искаженные тени, могущие принадлежать лишь чудовищам, которые выбирались из трещины, расколовшей Измерение, вытекая из нее, словно поток темного гноя из раны, и исчезали в море…

— Пошли, — вдруг приказал он. — Отсюда надо уходить и как можно быстрее.

Мы молча поспешили назад к нашей повозке. Миссис Уинден встретила нас вопрошающим взглядом, но, как ни странно, не ударилась в расспросы, поняв по нашему виду, что ни он, ни я к разъяснениям и разговорам не расположены, а подхлестнула лошадей. Но когда мы проезжали через эту искусственную прогалину, я чувствовал ее страх.

Лошади забеспокоились еще сильнее, и вскоре Говард снова взялся за поводья, однако утихомирить их ему никак не удавалось и даже пришлось пару раз огреть кнутом, чтобы заставить двигаться дальше.

А десять минут спустя поездка наша вообще закончилась. Повозка, тяжело перевалившись через какой–то камень, проехала чуть вперед и окончательно увязла. Все это было очень и очень прозаично: просто колеса по самую ступицу погрузились в грязь и опускались все глубже и глубже, потом повозка с каким–то странным присвистом осела и теперь уже чуть ли не плавала в жидкой грязи. Сели мы намертво, точно это была не размытая дождями земля, а бетон.

Говард продолжал яростно хлестать лошадей, пока я не забрал у него кнут.

— Какой смысл, Говард? Мы увязли и никуда теперь отсюда не двинемся.

Секунду он гневно смотрел на меня, словно это я во всем был виноват, потом вдруг как–то сник, пожал плечами и опустил голову. Я видел, как руки его сжались в кулаки.

— Проклятье! Только этого нам не хватало! Слишком уж все было бы прекрасно, если бы вдруг нам ни с того ни с сего чуточку повезло, — рычал он. — А теперь, пожалуйте — на своих двоих!

— Не совсем. — Я показал на лошадей. — Рольф и миссис Уинден могут ехать верхом. — Я даже попытался улыбнуться. — Хорошо хоть, что нам не придется нести их на закорках.

Но все мои попытки хоть как–то успокоить его, казалось, наоборот, лишь еще больше его бесили. Вскочив, он собрался спрыгнуть на землю, но вовремя опомнился, сообразив, что под ним не твердая земля, а каша, в которой он тут же увязнет по колено. Раздраженно ворча, Говард повернулся, потом, протиснувшись между мной и миссис Уинден, нагнулся сначала к Рольфу, а затем обратился к нашему пленнику:

— Вот что, уважаемый. Вы уж не прикидывайтесь, что вы без чувств, и не рассчитывайте, что мы по этой причине оставим вас здесь, — проворчал он.

Эти слова мгновенно возымели действие. Человек открыл глаза и даже попытался сесть, но Говард бесцеремонно пихнул его назад. Я не переставал удивляться. Я всегда знал Говарда как человека весьма благовоспитанного (пусть даже слегка суетливого), но чтобы он при мне проявил себя по отношению к кому–нибудь как человек невежливый и вел себя по–хамски, такого я припомнить не мог.

— Сейчас я выну у вас из рта кляп, а потом развяжу ноги, — сказал он. — А пока хочу, чтобы вы меня выслушали. Причем, очень внимательно. Так вот, у меня в кармане куртки револьвер, точно такой же имеет при себе и мой юный друг. И если вы только предпримете хоть малейшую попытку бежать или даже орать, звать на помощь или вообще хоть как–то станете досаждать нам, то я всажу вам пулю в ногу, и вы будете лежать здесь до тех пор, пока вас не отыщут ваши доблестные друзья. Вы меня поняли?

Человек кивнул. Судя по выражению его лица, он очень хорошо понял, что было сказано ему Говардом, и ни в одном его слове не усомнился. Говард вынул у него изо рта импровизированный кляп, потом развязал ноги. Человек уселся, пару раз глубоко вдохнул и взглянул на Говарда со страхом и недоумением.

— Спасибо, — сказал он.

Говард ничего на его благодарность не ответил, повернулся к Рольфу и мягко потряс его за плечо. Тот открыл глаза и тихо застонал.

— Рольф, тебе надо встать, — сказал Говард. — Ты сможешь?

— Я могу помочь вам, — вызвался наш пленник. — Только развяжите меня. Обещаю вам, что не убегу.

Говард долгим и внимательным взглядом посмотрел на него, потом покачал головой и стал помогать Рольфу подняться. Он поднял его, но Рольф снова повалился набок и чуть было даже не выпал из повозки. Было видно, что он здорово ослаб.

— Развяжи его, Говард, — тихо попросил я. — Никуда он не денется. Он нам нужен. — Повозка чуть дрогнула и наклонилась, и я понял, что мы продолжаем увязать. Я кивнул Говарду.

Он все еще медлил. Несколько секунд он задумчиво смотрел на этого высокого брюнета, потом осторожно уложил Рольфа на прежнее место, достал свой нож и одеревеневшими от холода пальцами стал откидывать лезвие.

— Как вас зовут? — спросил он мужчину.

— Макмадок, — ответил тот. — Дон Макмадок.

Говард испытующе посмотрел на него. Я видел по нему, что он напряженно раздумывал. Многое подсказывало ему, чтобы он не развязывал этого Макмадока. Все же его дружок чуть было не снес мне полчерепа топором, все же он был среди тех, кто горел желанием сжечь нас живьем или утопить. И то, что предстояло нам, трудно было назвать пикником в лесу. Не могли мы позволить себе взвалить на свои плечи еще и обузу в виде этого пленника. Но и отпускать его тоже было нельзя. В особенности после того, что мы увидели всего несколько минут назад.

— О'кей, мистер Макмадок, — начал он. — Вы даете мне ваше честное слово, что не сбежите? И не будете кричать, призывать на помощь, если вдруг ваши дружки сюда заявятся? Как только мы будем в безопасности — пожалуйста, отправляйтесь на все четыре стороны, но до тех пор…

Макмадок кивнул.

— Я обещаю вам. А слово свое я держу, в этом уж можете не сомневаться. Не верите, так спросите вон у Мэри.

— У Мэри?

— Он меня имеет в виду, Говард, — пояснила миссис Уинден. — Можете ему верить. Я его знаю. Он хоть пьянчуга и дебошир,, но слово свое держит.

Говард громко вздохнул.

— Ну ладно, — сказал он. — Думаю, что выбора у меня нет.

— Нет, если вы желаете дожить до утра, — сказал Макмадок, протягивая к нему связанные руки.

Говард метнул на него быстрый взгляд.

— То есть?

Макмадок ухмыльнулся и кивнул на свои все еще связанные руки.

— А вот перережьте веревочки, я вам и скажу, — потребовал он.

Поджав губы, Говард перерезал толстую веревку и решительно сложил нож.

— Ну?

— Сегодня ночью вам далеко не уйти, — сказал Макмадок. Он стал морщась разминать затекшие руки и массировать их. — К тому же в дождь, да еще с женщиной, да раненым впридачу. До Бэтхилла, самое малое, часа три, и это при нормальной погоде. А в этот чертов дождь, да в темноте, этак вы и к восходу солнца не доберетесь. Это, если не считать, — добавил он со злорадной усмешкой, — что вы и ста шагов не сделаете, как заплутаетесь. Просто погубите вашего друга, если отважитесь на это.

— А вы что можете предложить?

— Есть один заброшенный охотничий домик неподалеку, — продолжал Макмадок. — Через полчаса мы можем уже быть там. Ну, разумеется, это никакой не дворец, но у нас будет хоть крыша над головой, и мы сможем там дождаться рассвета.

Лоб Говарда прорезала вертикальная складка.

— Заброшенный охотничий домик, говорите? — переспросил он. — Вы что, за идиота меня принимаете, Макмадок? Да именно туда ваши дружки и бросятся искать нас.

— Вряд ли, — ответил Макмадок. — Немногие знают о нем. И даже если знают, то раньше рассвета им туда ни за что не добраться.

— Надо рискнуть, — вмешался я. — Целую ночь в седле Рольф никак не выдержит. — И снова по повозке прошла как бы легкая дрожь, и я почувствовал, как мы опускаемся все глубже и глубже, словно это была не грязь, а зыбучие пески.

— Хорошо, — в конце концов согласился Говард. — Рискнем. Но я предупреждаю вас, Макмадок. Малейший…

— Я дал вам честное слово, — резко перебил его Макмадок. Говард взглянул на него, потом кивнул и повернулся к Рольфу.

— Помогите мне, — велел он. — А ты, Роберт, иди и распряги лошадей. Только смотри, не перессорься там с ними.

Повозка качнулась, когда я, осторожно сойдя с нее, направился по жидкому холодному месиву вперед к лошадям. Колес уже не было видно — они целиком увязли в грязи, и повозка неумолимо оседала, хоть и очень медленно. Видимо, ЭТОТ ДОЖДЬ превратил землю в кисель не меньше, чем на целый метр вглубь.

Миссис Уинден помогла мне путем нехитрых манипуляций и нескольких узлов превратить упряжь в уздечки, а Говард с Макмадоком тем временем пытались приподнять Рольфа и так, чтобы причинить ему, по возможности, меньше страданий. Прошло минут десять, прежде чем мы смогли усадить его на лошадь и крепко–накрепко привязать, чтобы он не свалился. После этого мы помогли взобраться на лошадь и миссис Уинден.

Перед тем как мы отправились, я бросил беглый взгляд назад. Повозка еще сильнее погрузилась в жижу — коричневое месиво уже скрыло колеса, и на дне уже начинали образовываться маленькие, маслянистые лужицы. Дико было смотреть на все это. Под нашими ногами была твердая земля, повозка же вела себя, словно продырявленная лодка. Казалось, сама земля пожирает ее.

Нечто продолжало уменьшаться, терять массу и теперь уже было не больше мяча. Оно превратилось просто в черное, узловатое утолщение, замершее в центре гигантской подземной сети, которой стало ее тело. Сеть эта охватила лесную почву на многие мили вокруг и продолжала расти, невидимая, постоянно образующая все новые и новые ответвления, тончайшие рецепторы и щупальца, в сотни раз тоньше человеческого волоса.

И вот что–то произошло. Оно не могло понять, что это было. Его искусственно созданного интеллекта не хватало, чтобы делать умозаключения и приходить к каким–то выводам. Просто оно почувствовало, как в его четко ограниченной индивидуальной Вселенной возник новый компонент — нечто совершенно иное, заставившее откликнуться какую–то часть его самого.

Оно прекратило рост. Некоторое время оно ничего не предпринимало, лишь, неподвижно застыв, выжидало, когда начнет действовать генетическая программа, заложенная в его клетках, и подскажет, как поступать дальше.

Оно не почувствовало, как это произошло. В этом сумеречном космосе примитивных инстинктов, которые и ограничивались–то всего лишь голодом да болью, не изменилось ничего. И все же перемены произошли. Прежде оно было всего лишь паразитом, питающимся чужими соками, созданием, не способным ощутить ничего, кроме голода и желания разрастаться.

Теперь же оно стало убийцей.

Домик стоял на краю аккуратной, словно проведенной циркулем, поляны, и если бы Макмадок не показал на него рукой, то, вполне возможно, что мы бы прошли в двух шагах от него, так и не заметив. Собственно говоря, от домика остались одни лишь развалины. Крыша местами провалилась, а некоторые окна представляли собой лишь темные дыры, давным–давно лишившиеся стекол, но эти заброшенные руины показались мне райским уголком. «Ну, теперь хоть крыша над головой есть, — решил я, — будет, где укрыться от ледяного ветра».

— Там, позади, имеется сарайчик, — сообщил Макмадок, когда мы остановились у дома и стали осторожно ссаживать Рольфа. — Можете поставить туда лошадей. — Он посмотрел на лес. — И дверь хорошо закройте, — предупредил он. — А то уйдут, и поминай, как звали. Хотелось бы мне знать, чего это они так с ума сходят.

Я увидел, что Говард при последних словах вздрогнул, как от удара, но сделал вид, что не заметил этого. Макмадок поспешил в дом, а мы кряхтя потащили туда Рольфа. Я слышал, как Макмадок возится с дверью, потом в проеме замерцал бледно–желтый цвет.

— Я так и думал, что мы здесь и лампу найдем, — донесся до меня его голос. — Когда будете входить, смотрите себе под ноги — тут полно разной ерунды набросано.

Разной ерунды — слишком слабо сказано, как подумалось мне секунду спустя. Дверь вела не в коридор, а непосредственно в довольно обширное помещение, в глубине которого находилась ведущая наверх лестница и пара дверей, повисших на петлях, которые вели еще куда–то, а пол был так захламлен, что и шагу нельзя было ступить, чтобы обо что–то не споткнуться.

Макмадок, торжествующе улыбаясь, с керосиновой лампой в руках, указал на полуразвалившуюся кровать о трех ногах, на которую вместо покрывала были наброшены какие–то лохмотья, и с довольно ехидной улыбкой наблюдал, как мы с Говардом укладывали на нее Рольфа и при этом демонстрировали чудеса ловкости, чтобы не споткнуться об эту рухлядь, именуемую мебелью, и не сломать себе шею.

Говард тут же поспешил на улицу, чтобы помочь слезть с лошади миссис Уинден и отвести лошадей в сарай, а я тем временем постарался уложить Рольфа поудобнее и накрыл его вместо одеяла попавшим под руку тряпьем.

Макмадок какое–то время молча наблюдал за моими манипуляциями, потом подошел к кровати, покачал головой и, отшвырнув в сторону лохмотья, стал расстегивать свою непромокаемую моряцкую куртку.

— С него надо снять мокрую одежду, — с укоризной в голосе произнес он. — А то еще, не дай бог, схватит воспаление легких. Если уже не схватил.

Мы раздели Рольфа. Макмадок велел раздобыть здесь что–нибудь, что могло бы служить одеялом, и мне удалось отыскать пару каких–то ветхих, изъеденных молью и мышами пледов и целую кучу какого–то тряпья, от одного запаха которого меня едва не вырвало. Все было затверделым и холодным, но все ж лучше, чем насквозь промокшая одежда Рольфа. Я отдал все свои трофеи Макмадоку, и тот весьма профессионально принялся укутывать раненого. Когда он закончил, бедняга Рольф стал неотличим от мумии, а воздухе распространился тяжелый запах полуистлевшего тряпья.

— Не очень красиво, конечно, — пробормотал Макмадок. — Но так–то лучше. Ваш приятель — парень здоровый. Если его эта горячка не сведет в могилу, он выдюжит.

— А вы, случаем, не врач? — осведомился я.

Макмадок рассмеялся блеющим смехом.

— Врач? — повторил он. — Я? Да перекрестись ты! Откуда? Но когда тебе раза четыре сунут ножичек между ребер, тут уж поневоле кой–чему научишься, разве не так? — Внезапно лицо его стало серьезным. — Мне жаль, что вашему другу так досталось, парень, — сказал он. — Понять не могу, что это на людей нашло.

Я махнул рукой.

— Ничего, — ответил я. — Вы за них не в ответе, Лон. Вы тоже там были?

— В порту? — Он уставился на меня так, словно я предложил продать в рабство его мать. — Нет, не был. Но наслышан, что там творилось.

— А если бы и были — какая разница? — раздался вдруг чей–то голос у двери. Присмотревшись, я увидел Говарда и миссис Уинден. Я и не заметил, как они вошли. Говард кое–как прикрыл дверь и, поднеся ладони ко рту, стал дышать на них.

— Действительно, какая разница? — повторил он, подходя поближе. — Люди эти не виноваты в том, что делали. — Он подошел к Макмадоку и, пристально посмотрев на него, вздохнул. — И боюсь, что это еще не кончилось, — пробормотал он. Но эти слова были уже адресованы мне.

Но ответил Макмадок:

— Я даже и не знаю в точности, что там произошло, — сказал он. — Весь город будто белены объелся. Все эти истории… — Он осекся, помолчал и бросил взгляд на Говарда. — Мне очень жаль.

Говард улыбнулся.

— Я верю вам, Дон, — сказал он. — Многим людям станет не по себе, когда они, наконец, опомнятся и поймут, что натворили.

— Когда опомнятся, — иронически повторил Макмадок. — Черт возьми, а что вообще произошло? Ведь еще два дня назад все было спокойно, и вот…

— И вот появляемся в этом городе мы, и начинается черт знает что, так? — довел Говард фразу до конца. — Встают из могил мертвецы, из тумана лезут призраки и снова исчезают, звонят несуществующие колокола… — Он горестно рассмеялся. — Кое–кто даже погиб, Лон. Разве можно обвинять этих людей в том, что они искали козла отпущения? — Вздохнув, он уставился в пространство и тут же резко сменил тему: — Мне кажется, сейчас мы в безопасности, — сказал он. — Но здесь холодно. Есть возможность развести огонь?

Макмадок кивнул, повернулся и указал на облицованный камнем камин на южной стороне дома. Он был до черноты закопчен, а внизу на полу возвышалась огромная куча тонкого, сероватого пепла.

— Это мы сейчас, — пообещал он. — И дров здесь — хоть завались.

— А что, он действительно функционирует? — с сомнением в голосе спросил Говард.

Макмадок встал.

— Да, — ответил он. — Хоть эта халупа и развалена, но время от времени сюда все–таки кто–нибудь да наведывается. — Он рассмеялся. — Пара ребят из города может переночевать здесь, если у них, к примеру, нелады с домашними.

Пара ребят из города…

Мне показалось, что его слова шепотом повторил во мне какой–то голос. Но они приобретали для меня новое, ужасное значение. Я невольно поежился.

…Ребята из города, — повторил я про себя… До поворота на Бэтхилл, — сказала тогда миссис Уинден.

— Говард, — прошептал я. — Это тот самый дом и есть. — У меня вдруг затряслись руки.

Говард наморщил лоб.

— Какой дом? — спросил он.

— Гордон, — я с трудом произнес это имя. — Вспомни, что тогда говорил Гордон. Ты еще его тогда спросил, откуда у них эта книга. А он сказал тебе, что след привел их к этому дому, след в лесу… и они…

— …нашли дом недалеко от поворота на Бэтхилл, — закончил Говард мою фразу. От лица его отхлынула кровь. Бесконечно долгую, мучительно долгую секунду он смотрел на меня расширенными от ужаса глазами, потом повернулся и быстро подскочил к Макмадоку, тот даже невольно отпрянул.

— Есть здесь еще дома в лесу? — спросил он. — Ну, какая–нибудь хижина, сарай, что–нибудь?

— Нет… здесь ближе, чем на десять миль, нет ничего, — ответил Макмадок. — А почему вы спрашиваете?

— А вы уверены?

— Абсолютно, — ответил Макмадок. — А что такое?

— Ничего, просто нам надо знать, — ответил я. Сердце мое бешено билось. Мне уже начинало казаться, что ухо мое слышит шорохи, поскребывание, злобное хихиканье, шаги и тому подобное.

Я с трудом смог отмести эти мысли прочь. В доме, несомненно, присутствовали какие–то звуки, но это были вполне обычные шумы, присущие старому заброшенному дому в ветреную, ненастную ночь.

— Да черт подери, что это значит? — пробурчал Макмадок. — Может, все же снизойдете до объяснения, если уж я вызвался помогать вам.

Говард бросил на него неуверенный взгляд.

— Не могу, — ответил он. — Но, не исключено, что мы попали из огня да в полымя. — Он резко провернулся ко мне. — Нужно обыскать этот дом. Каждый уголок — и немедленно.

— А что мы будем искать? — недоверчиво осведомился Макмадок.

— Все, что здесь имеется, — без намека на шутку ответил Говард. — Большего я сказать вам не могу. Сколько всего здесь комнат?

— Три, — ответил Макмадок. — Считая и эту. И еще чердак.

— Подвала нет? — Я нет мог объяснить почему, но, увидев, как Макмадок отрицательно покачал головой, я ощутил непонятное облегчение.

— Ну, тогда пошли, — скомандовал Говард. На него вдруг нашла его обычная суетливая активность. Он быстро повернулся и показал на обе двери на южной стороне, потом ткнул пальцем в грудь Макмадоку и мне. — Ты ищешь в правой комнате, — сказал он. — А вы, мистер Макмадок, отправляйтесь наверх. Вы остаетесь здесь, миссис Уинден. Вперед и побыстрее!

Макмадок вопросительно посмотрел на меня, но я никак не отреагировал на этот безмолвный вопрос, поднял с пола обломанную ножку стула, быстро обмотал верхний конец какой–то тряпкой, потом, отвинтив крышку лампы, плеснул на тряпку чуть–чуть керосина и, снова завинтив крышку, поджег импровизированный факел от пламени лампы. Горел он на удивление ярко, и моему примеру последовали Говард и Макмадок.

Мне было очень не по себе, когда я открыл створку правой двери. Просунув факел в комнату, я осветил ее. Помещение оказалось меньше того, где мы находились, и прежде, вероятно, служило складом или столовой — об этом говорили несколько рядов высоких, до потолка, полок вдоль стен. Пол здесь был усыпан обломками мебели и мусором, а в воздухе, как и везде в этом доме, висела стойкая вонь гнили и разложившейся еды.

Я не сразу понял, в чем заключалась необычность этой комнаты.

От вони спирало дыхание, но нигде я так и не увидел ничего, что могло, бы служить предположительным источником ее.

Ничего.

Покрытые пылью полки были пусты, а на полу была лишь грязь да куски сухого и твердого как камень дерева. Здесь не было ничего, что могло бы издавать этот мерзкий, бьющий в нос запах, — ни прелых листьев, ни гнилого мяса… В этом помещении не было ни крупинки ничего органического. Комната была стерильна.

Когтистая лапа страха сжала мне сердце. Я шагнул внутрь, потом, помедлив, обернулся — что–то на полу блеснуло в свете моего факела. Одолеваемый сильнейшим позывом ринуться отсюда прочь, я все же сумел преодолеть его — в этом мне немало помогло мое врожденное любопытство. Я присел на корточки, даже не удосужившись взглянуть на дверь и убедиться, что она открыта, на тот случай, если придется уносить отсюда ноги.

На полу виднелся след. Он был чуть шире, чем ладонь взрослого, здорового мужчины, и шел он причудливо и, как показалось мне, бессмысленно извиваясь, от двери через все помещение, касаясь всех по очереди стен и полок вдоль них. Словно некое неизвестное существо стремилось провести детальный осмотр этой комнаты. Или что–то искало. Что–то съедобное, например.

С отчаянно бьющимся сердцем я выпрямился, снова подошел к одной из полок, чуть выше подняв свой факел. И снова эти абсолютно голые доски показались мне чрезвычайно странными. На них не было даже пыли. Они были чистыми, словно вымытыми и… отполированными.

Или дочиста объеденными.

Как те самые деревья на этой жуткой лесной прогалине.

Как земля, в которой увязла наша повозка.

Как…

Я не успел додумать. Потому что в этот момент где–то наверху, как мне показалось, раздался крик, такой дикий и ужасный, какого мне еще в жизни слышать не доводилось.

Факелы сияли в ночи бледными, красноватыми островками. В течение последнего получаса дождь ослабел, буря исчерпала свою энергию и убралась от берега куда–то в необозримую даль моря, чтобы отбесноваться до конца уже там, а здесь, под покровом лесной листвы, дождь просто едва накрапывал. Однако двенадцать мужчин промокли до нитки, несмотря на морские плащи и зюйдвестки, надвинутые на самые уши. Теперь почти все они клевали носом — сказался безумный предыдущий день, тушение пожара в порту, и даже лошади, устало шлепавшие по жидкой земляной каше вот–вот готовы были свалиться от усталости. Никто из наездников даже и не пытался их пришпорить, и если бы не властный голос их вожака, то они бы уже давно повернули обратно.

Было далеко за полночь, когда эта группа достигла дорожной развилки и остановилась. Человек, который возглавлял ее, нерешительно посмотрел сначала направо, потом налево и, чтобы лучше видеть, поднял факел повыше. Естественно, успех их вылазки был равен нулю — такой дождь смыл бы все до одного следы, даже если бы здесь прошла и целая армия, а не несколько человек.

Один из всадников его показал рукой направо:

— Скорее всего, они туда отправились, — предположил он. — Это ведь самый короткий путь в Бэтхилл, Фредди.

— А кто сказал тебе, что им нужно именно туда? — пробурчал вожак. — Эти свиньи ведь с самим чертом на короткой ноге, так что они отправились именно по той дороге, по которой нам и в голову не придет их догонять. — Помедлив, он повернулся в седле и внимательно осмотрел осунувшиеся лица своих приятелей. — Мы разделимся, — велел он. — Ты берешь с собой Пита, Шина, Лероя, Билла и Норберта, и вы поедете направо, а я с остальными — налево.

— Но там же никого не будет, — возразил стоящий рядом с ним всадник. — Здесь же сплошной лес, и упирается он прямо в побережье. Кто здесь в такой дождь проедет?

— Эти типы не настроены на то, чтобы выбирать нормальные дороги, — утверждал Фред. — Скорее всего, торчат где–нибудь в лесу и посмеиваются себе, а мы тут ищем их. Разделимся, и точка.

— Но…

— Никаких но! — гаркнул Фред. В глазах его блеснула злоба. — Можешь возвращаться, если струсил.

— Ничего я не струсил, — возразил тот. Голос его звучал устало. — Просто смысла никакого нет и все. Дорога на Бэтхилл для них закрыта, а в лесу они и так сдохнут в этакий холодище.

— А миссис Уинден? — спросил Фред. — А Макмадок? Ты что, о них забыл? Черт возьми, они ведь увели с собой эту женщину, может, и Лона уже прибили где–нибудь, а ты хочешь, чтобы мы прекратили поиски? — Лицо его исказилось от бешенства. — Я этих дьяволов все равно отыщу, даже если мне придется остаться одному. И они заплатят за все, что здесь натворили, — и за пожар, и за тех, кто погиб, и за Лона. А теперь вперед!

Несколько мгновений его товарищ смотрел на него так, будто сейчас примется ему возражать, потом пожал плечами и устало махнул рукой направо. Фред молча смотрел, как половина людей стали подъезжать к нему, потом пришпорил своего коня и двинулся в восточном направлении в глубь леса.

Никто из его отряда не мог видеть игравшей на его тонких губах самодовольной улыбки. Не случайно, что их группа разделилась именно сейчас — Бреннан знал, что лес этот не был пустым, как считало большинство, и он был почти уверен, где именно обнаружит этих троих. Но все должно быть без сучка и задоринки. Он уже давно знал, от кого ему следует отделаться, поэтому–то и устроил весь этот спектакль, выбирая свою свиту как бы наугад. Далеко не все, кто ринулся с ним в эту экспедицию по поимке беглецов, действительно горел желанием изловить их. После вчерашнего взрыва ненависти в городе многие уже засомневались, а стоит ли вообще убивать этих приблуд.

Но Фред Бреннан в этом ни на секунду не усомнился, напротив, он сейчас укомплектовал свою группу теми, кто готов был безоговорочно выполнить любой его приказ. Его родной брат тяжело пострадал во время этого пожара, и он уж позаботится о том, чтобы все эти три дьявола, которые наслали беду на город, заплатили за это. И пусть это будет самым последним, что он совершит в жизни.

Конь его вдруг оступился, но в последний момент все же устоял. Животное захрапело и нервно затанцевало на месте, и Бреннану некоторое время пришлось успокаивать его.

— Справился? — осведомился один из его всадников.

— О'кей, — успокоил его Бреннан. — Кони волнуются, но ничего. — Натянув поводья, он пришпорил лошадь и опустил факел пониже. В трепещущем свете пламени он разглядел кусок размытой, раскисшей лесной дороги, и среди этой черной грязи что–то поблескивало.

— Черт! — выругался Бреннан. — Что это там? — Он помедлил, потом все же слез с коня и прошел пару ярдов назад. Грязь чавкала под его сапогами, но под ней нога его почувствовала что–то твердое и упругое. Нагнувшись, он пальцами копнул месиво и в удивлении поморщился.

Под слоем жидкой грязи дюйма в четыре виднелись тонкие, темно–коричневые корни, плотно переплетенные друг с другом, искривленные, словно чьи–то натруженные узловатые руки. «Как огромная паутина в земле», — подумал он, и ему стало не по себе.

— Что в тебя, Фред? — раздался чей–то голос.

Бреннан махнул рукой.

— Ничего особенного, — поспешно ответил он. — Корни какие–то. Те же самые, которые колесо их повозки не пускали. — Он пожал плечами. — Должно быть, дождь размыл землю. Вы уж посматривайте на дорогу. — Выпрямившись, он уже хотел было садиться на коня, но вдруг снова замер на месте, заметив, как что–то блеснуло в свете факела. Заинтригованный, он нагнулся, чуть разгреб грязь и поднял кусочек металла.

— Что ты там нашел? — спросил его приятель.

Бреннан пожал плечами.

— Да вот шплинт от колеса, — пробормотал он. — Похоже, от повозки.

— От их?

— Может, и так, — нерешительно ответил Бреннан. — Но если это отвалилось от их колеса, то им далеко не уехать. Эта штуковина и держит колесо на оси. — Отбросив в сторону шплинт, он опустил факел и прошел несколько шагов вперед.

Он увидел еще металлические изделия — шплинты, гвозди, даже заклепки от ремней упряжи. Выглядело так, с ужасом подумал он, что на этом месте целая повозка каким–то непостижимым образом распалась на составные части. И повсюду эти отвратительные корни. Тут и там они выпячивались из земли небольшими, словно сбитыми в войлок, похожими на маленькие гнезда, образованиями, от которых во все стороны расходились тонкие усики, исчезавшие затем в земле или же соединявшиеся с другими.

Он отогнал от себя эти мысли, вернулся к своему коню и взмахнул факелом.

— Поскачем дальше, — приказал он. — Черт знает, что это за ерунда такая. Вперед!

— Лэндерс куда–то делся, — произнес вдруг один из мужчин, следовавших за ним. Бреннан невольно повернулся на голос и уже готов был разразиться бранью, но только сердито наморщил лоб. Всадников за ним действительно было только четверо.

— Что значит «куда–то делся»? — гневно вопросил он.

— Нет его, — ответил мужчина. — Где–то отстал по дороге. Может, поискать его?

Бреннан издал недовольное ворчание.

— Нет, — сказал он. — Не надо. Пусть катится себе ко всем чертям. Если у него поджилки трясутся, он мне не нужен.

— Не нравится мне все это, — произнес мужчина. — Если бы он собрался повернуть, он бы мне сказал. — Он помолчал, чуть приподнялся в стременах и стал вертеть головой по сторонам. Судя по выражению его лица, он был явно не в своей тарелке. — Не нравится мне в этом проклятом лесу, — повторил он уже громче. — Что–то здесь не так. Кони словно взбесились, да и эта дрянь в земле… Давай–ка поворачивать, Фред.

Бреннан несколько мгновений свирепо смотрел на него.

— Я могу тебе сказать, что здесь не так, Мэтт, — злобно прошипел он. — Ты сам. Если обмочился от страха, мотай назад. Скачи к своему Лэндерсу и поплачься ему в жилетку. Или заткнись и скачи дальше, трусишка.

— Я ничего не боюсь! — возразил Мэтт.

Ответом был издевательский смех Бреннана.

— Ну так прекрасно. Поскакали! — Он резко пришпорил коня, выскочил вперед своей небольшой группы, и они поскакали в темноту. Если бы они присмотрелись, то наверняка заметили бы, что корневая масса в земле шевелилась, это не просто показалось им. Она пульсировала, медленно пульсировала. И росла. Тоже очень медленно, но неотвратимо.

Мне понадобилось не более двух секунд, чтобы выскочить из этой комнаты и помчаться вверх по лестнице, но я все равно добежал последним до мансарды. Миссис Уинден и Макмадок с выпученными от ужаса глазами, в нелепых позах стояли у двери, а Говард, подняв свой факел, медленно приближался к массивному, покрытому пылью письменному столу.

— Что случилось? — выдохнул я. Сердце выскакивало у меня из груди, а в ушах до сих пор стоял этот ужасный вопль. Вопль Макмадока…

Говард остановился, как–то странно, с неохотой повернул голову и сделал столь же странный жест рукой, который я расценил, как приглашение мне подойти к нему, остальные же должны были оставаться там, где стояли.

Я неуверенно прошел между Макмадоком и миссис Уинден, чуть приподнял факел и замер.

Моим глазам предстало страшное зрелище.

За этим столом сидел труп. Труп мужчины. Во всяком случае, частично он мог считаться мужчиной.

Верхняя часть его тела принадлежала, безусловно, мужчине. Кожа его и волосы были серыми, матовыми, словно на них годами скапливалась пыль, а глаза слепо уставились в пространство, тускло поблескивая, будто два металлических шарика. На лице его застыла странная гримаса, словно мимические мышцы были парализованы. Но это был человек.

Однако был он им лишь до пояса.

Ниже, словно огромная, вздувшаяся амеба, находилось что–то бесформенное, огромный ком слизистой массы, который, не умещаясь на стуле, стекал вниз, и от него в разные стороны отходили тонкие, крохотные, похожие на человеческие, ручки, которые затем исчезали в темноте.

— Что… что это, Говард? — пролепетал я. Превозмогая подступившую к горлу тошноту, я все же смог подойти поближе и с помощью факела попытался рассмотреть его получше.

Говард рванул меня за рукав.

— Шоггот, — очень спокойно произнес он.

Ответ этот я воспринял так, словно меня ударили в лицо. Я мгновенно вспомнил свою первую встречу с этим монстром из протоплазмы. В тот раз мне чудом удалось от него спастись — я был буквально на волосок от гибели. Если бы не Говард с Рольфом тогда, то… «Да, — подумал я, — можно сказать, сейчас я видел перед собой свою участь».

— Это он?.. — начал я, но Говард покачал головой.

— Он мертв. Но и сейчас нельзя к нему подходить. Эти создания настолько непредсказуемы, что…

— Что… что это все значит, Говард? — прохрипел Макмадок. Он тоже подошел поближе, и я увидел, что лоб его блестит от испарины. Голос его дрожал, сам он был белым как мел. — Вы хотите сказать, что это… эта тварь живет?

Говард ответил не сразу.

— Нет, — сказал он, не поворачиваясь к Макмадоку. — Такое понятие к ней неприменимо. Но она существует, и это уже опасно. — Он отступил на шаг, тяжело вздохнул и указал на верхнюю, «человеческую» часть монстра. — Вам знаком этот человек?

Макмадок шумно глотнул. Мне показалось, что ему легче умереть, чем приблизиться к столу, но он все же подошел и даже заглянул в это неживое лицо.

— Бог ты мой, — прошептал он. — Так это же…

— Вы знаете его? — быстро спросил Говард.

Макмадок с трудом кивнул.

— Мне… мне кажется… да, — пробормотал он. — Но он так… изменился. Это…

— Бенсен, — подсказал Говард.

— Бенсен? — Я еще раз взглянул на припудренное пылью лицо. И мне показалось, что я где–то уже видел этого человека прежде, но все же…

— Я сразу же понял, что он мне знаком, но я просто не мог с уверенностью сказать, Бенсен это или нет, мы ведь всего–то пару раз с ним встречались, — продолжал Говард.

— Это он, — подтвердил Макмадок. Губы его дрожали. — Боже ты мой, что же с ним… сделали? Кто это мог сделать?

— Те же силы, которые повинны во всем, что произошло в вашем городе, Макмадок, — серьезно произнес Говард. — Вы и теперь считаете нас своими врагами? — Он показал на огромный ком плазмы, словно пьедестал этого гротескного памятника. — Вы всерьез полагаете, что мы на стороне вот таких тварей?

Макмадок ничего не ответил, но взгляд его говорил лучше всяких слов.

— Идите вниз, — тихо велел ему Говард. — И пусть миссис Уинден тоже пойдет с вами. А мы тоже сейчас спустимся.

Макмадок без лишних слов повиновался. Он был счастлив покинуть эту жуткую мансарду.

— Что произошло? — спросил я, когда мы остались одни. Говард отправил миссис Уинден с Макмадоком вниз, конечно, не только из гуманных соображений, а совсем по иной причине.

Вместо ответа он обошел стол и кивком головы поманил меня к себе. Молча показал на столешницу. Слой пыли на ней был почти в палец толщиной. Но посредине четко выделялся прямоугольник, где слой ее был не таким толстым. Видимо, что–то здесь лежало.

— Ты был прав, — сказал он. — Это и есть тот самый дом. А вот на этом месте лежала книга.

— И о чем это нам говорит? — неуверенно спросил я. — Говард снова что–то умалчивал., я видел это.

— Существуют лишь три экземпляра этого «Necronomicon», — начал Говард. — Во всяком случае, насколько мне известно. Один из них находится у Альхазреда.

— У кого?

Говард чуть улыбнулся.

— Абдула Альхазреда, — повторил он. — Человека, который и написал его. Второй экземпляр спокойно себе лежит в сейфе университета Мискатроник в Штатах, а вот третий…

— …был у моего отца, — подхватил я. — Он был в том сундуке, так?

Говард серьезно кивнул, но ничего не сказал.

— И это значит, — угрюмо произнес я, — что книга, которую мы отобрали у Тремейна, была одной из тех, что принадлежали моему отцу. А остальные?

Вздохнув, Говард пожал плечами.

— Может быть, они еще находятся здесь, — пробормотал он. Судя по его голосу, он не очень–то в это верил. — Мы должны искать их.

Он кивнул на две керосиновые лампы на столе.

— Посмотри, можно ли ими пользоваться, — велел он мне. — А то мы этими нашими факелами, не дай бог, пожара здесь наделаем.

Стекла ламп были в грязи и пыли, но керосину в них было достаточно. Я кое–как протер стекло рукавом моей куртки и поджег фитили, и сразу комната наполнилась теплым, желтоватым светом.

Обыск мансарды не занял много времени. Ничего здесь не было, кроме тряпья и нескольких провалившихся сюда с крыши черепиц, но грязи было поменьше — как и внизу, Шоггот и тут слизал всю органику подчистую.

Никаких книг здесь не было.

Говард, казалось, не был особенно удивлен этим, да и я не испытывал ничего, кроме весьма сдержанного разочарования. Как раз следовало бы удивиться, если бы они здесь были.

— Этого я и опасался, — сказал Говард. — И хотя «Necronomicon» у нас, но остальные….

В сундуке, который находился среди обломков «Повелительницы», книг было, наверное, с десяток, и из них «Necronomicon», несомненно, представлял наибольшую опасность, однако и остальные, попади они в чьи–то недобрые руки, были бы опаснее всех бомб и динамита.

— Пойдем–ка вниз, — сказал Говард.

— А как же… он? — Я кивнул на мертвого Шоггота за столом. Говард пожал плечами.

— Он сгниет, распадется, — пояснил он. — Он погиб недавно, иначе мы бы непременно обнаружили его след.

— А Бенсен?

— Какой это тебе Бенсен! — рявкнул Говард, и я даже невольно вздрогнул. Он немного помолчал, потом сжал кулаки. — Извини, Роберт, я не хотел, — смущенно пробормотал он. — Но ты должен понять, что это существо — не Бенсен. Это просто–напросто мертвый Шоггот, который раньше принял его облик. И через пару дней от него ничего не останется.

Все еще борясь с отвращением, переполнявшим меня, я медленно приблизился к столу и вгляделся в это жуткое существо, освещаемое ровным светом керосиновой лампы. Даже сейчас, когда я понимал, что оно мертво и неопасно, я не мог без содрогания видеть этот распад.

— Отчего же он мог умереть? — гадал я. И вдруг поймал себя на том, что невольно перешел на шепот, словно из боязни побеспокоить это чудовище.

— Он свою задачу выполнил, — ответил Говард. — И это все. Ведь он должен был сделать так, чтобы книга эта попала в руки Тремейну, и добился этого. А потом оказался уже ни к чему, вот и все.

Я недоуменно вытаращил глаза.

— То есть, ты хочешь сказать, что они умирают сами по себе? После того, как выполнят свою задачу?

— Насколько мне известно, да, — сделал оговорку Говард. — А известно мне о них очень мало. Никто не знает, что же такое на самом деле эти странные существа, Роберт. — Он вздохнул. — Надо идти вниз. Мне что–то не очень хочется оставлять Рольфа надолго с этим Макмадоком.

Я удержал его за рукав.

— Кстати, а с ним что делать?

— С Макмадоком? — Говард пожал плечами. — А что мы с ним должны делать? Пусть себе отправляется, куда ему заблагорассудится, как только мы будем в безопасности. А почему ты спрашиваешь?

— Дело в миссис Уинден, — ответил я. — Она теперь не сможет вернуться в Дэрнесс. Они же ее убьют, стоит им только узнать, что она помогала нам. — Я опустил голову и секунды две сосредоточенно изучал пол. — У меня нечиста совесть, Говард, — продолжал я. — Нельзя мне было принуждать ее помогать нам. Даже если они ничего не сделают, ей теперь уже нельзя оставаться в этом городе. Они ее изведут своим недоверием.

— Понимаю, — ответил Говард. — Мне сразу же все стало ясно, стоило только взглянуть на нее, когда вы пришли. И она это прекрасно понимает. Какое–то решение мы, так или иначе, найдем. А теперь главное для нас — дождаться дня и доставить Рольфа к врачу, а там посмотрим. Пошли отсюда.

Он быстро повернулся и направился вниз, и я так и не успел больше ни о чем его спросить. Бросив прощальный взгляд на тварь, навечно воцарившуюся за этим столом, я последовал за ним.

Когда мы спустились на первый этаж, там уже жарко пылал растопленный камин. Макмадок и миссис Уинден пододвинули ближе к огню ложе Рольфа. Макмадок, стоя у окна, глядел в темноту, а миссис Уинден склонилась над Рольфом и охлаждала ему мокрой салфеткой лоб. Говард поставил лампу на полку камина и поднес замершие руки к огню. Отогрев их, он направился к Макмадоку. А я стал смотреть на миссис Уинден, пока она не почувствовала на себе мой взгляд и не подняла голову.

— Ему уже лучше, — сообщила она. — Он очень сильный человек. Все с ним будет хорошо — он поправится.

Кивнув, я уселся напротив, на другом краю кровати, и долго изучал лицо Рольфа. Он снова был без сознания, но жар, по–видимому, все же чуть спал.

— Миссис Уинден, я… нам нужно с вами поговорить, — начал я. Она посмотрела на меня, но ничего не сказала, и пару секунд спустя я продолжил: — Когда вчера вечером я пришел к вам, я… не знал, что…

— Все в порядке, мистер Крейвен, — перебила она меня. — Вы спасли жизнь моей дочери. И я обязана была помочь вам.

— Ведь вам придется покинуть Дэрнесс, когда все это закончится, — сказал я.

Она улыбнулась.

— Из–за Лона? — почти шепотом произнесла она, чтобы Макмадок не мог расслышать. — Не беспокойтесь, мистер Крейвен. Он не станет предавать меня. Он в душе ведь очень хороший парень. И верит вам.

— Речь сейчас не о нем, — возразил я. — Тот, другой, его приятель, ведь он ушел и…

— Бреннан? — Она кивнула. Лицо ее помрачнело. — А вот он плохой человек, мистер Крейвен.

— Роберт, — поправил ее я. — Зовите меня просто Роберт, прошу вас.

— Роберт, — улыбнулась она. — Ну, хорошо. А я — Мэри. Когда я слышу это «миссис Уинден», то кажусь себе такой старушкой. — Она вздохнула, отложила в сторону салфетку, лицо ее стало серьезным. — Бреннан — отвратительный тип, Роберт, — сказала она. — Но я уж как–нибудь с ним разберусь. Просто скажу ему, что вы заставили меня поехать с вами, вот и все.

Это мне показалось весьма неубедительным доводом, да и она, судя по ее тону, понимала, что ничего из этого не получится. Но мне почему–то не хотелось ее разубеждать, и я просто без слов поднялся и подошел к Говарду и Макмадоку, который так и продолжал стоять у окна и глазеть в темноту.

— Что–то необычное там? — полюбопытствовал я.

Говард пожал плечами.

— Не знаю, — пробормотал он. — Дождь, вроде, перестал. Но что–то все равно не так. Насторожившись, я подошел к окну поближе и попытался разглядеть что–нибудь через щель в досках, которыми оно было заколочено. Сначала я не заметил ровным счетом ничего странного. Дождь действительно перестал, и лес стоял у края поляны темной, мрачной стеной. И все же он был прав. Что–то здесь было не так. Какая–то опасность, которую нельзя услышать или увидеть. Но я чувствовал ее. Каждым своим нервом.

— То, что… сидит там наверху, — вдруг начал Макмадок. — Это оно обожрало дочиста деревья?

Говард в изумлении уставился на него.

— А вы что, тоже заметили?

— Дураком последним нужно быть, чтобы не заметить. Или слепцом, — невозмутимо продолжал Макмадок. — Разумеется, заметил. Так это оно?

— Я… мне кажется, да, — запинаясь ответил Говард. — Если только у него…

— …нет напарника, который носится по всей округе и убивает людей, когда ему не подворачивается вовремя подходящее деревце, да? — предположил Макмадок. — А может, оно затаилось сейчас там и выжидает, пока мы выйдем отсюда. — Отойдя от окна, он весьма недружелюбно взглянул на меня, а потом на Говарда. — Я требую, чтобы вы мне сказали все начистоту, — твердо произнес он. — Я дал вам слово, что буду вам помогать, но мне хотелось бы знать, с чем мы имеем дело. Что это за образина такая? Это что, дело рук вашей ученой братии?

— Вы говорили с Мэри, — догадался Говард.

Макмадок гневно кивнул.

— Ну и что? Черт возьми, неужели вы не понимаете, что дело здесь идет о жизни и смерти? О нашей жизни и смерти? Что это за дрянь? И как ее одолеть?

— Хотелось бы мне это знать, — ответил Говард. — Я…

Вдали у края леса раздался выстрел, и спустя какую–то долю секунды из досок брызнули щепки, а Говард, коротко вскрикнув и схватившись за шею, повалился назад. Сквозь его пальцы потекла алая кровь.

В течение последних нескольких часов НЕЧТО больше не пульсировало — пронизавшая лесной грунт сеть унялась, замерла, словно неживая. Оно утолило свой извечный голод, органически вплетенный в ее природу, как тяга к свету и потребность дышать у человека, поглотив все, что способно было учуять в пределах своей империи и переработать в черную протоплазму. И теперь перед ним стояла иная задача. Оно выжидало, снедаемое жаждой и нетерпением, уже ведая свою жертву, чувствуя, что та недалеко, однако до поры до времени ему удавалось сдерживать себя, хоть и с великим трудом, дожидаясь того часа, когда все совпало бы с предначертаниями и волей его творца и вседержителя. И теперь оно терпеливо ждало, понятия не имея о том, что есть Время.

А потом нанесло удар.

Макмадок рванул меня на пол в тот самый момент, когда снаружи раздался второй выстрел. Пуля, разнеся в щепы доски, просвистела в нескольких дюймах выше нас и с визгом ушла в рикошет от противоположной стены. И почти тут же дверь сотрясли удары. Брызнули щепки, и внезапный порыв ветра погасил одну из керосиновых ламп, заставив затрепетать пламя в камине.

Высвободившись из рук Макмадока, я на четвереньках подполз к Говарду и перевернул его на спину. Сердце мое чуть не разорвалось от страха, пока я разнимал его сцепленные руки и ощупывал кровоточащую рану у горла. Шея была залита кровью. Как ни странно, но первый ужас довольно быстро сменился холодным отупением и неверием в происшедшее. Сама мысль о том, что Говард, именно Говард падет жертвой какой–то банальной случайности, вроде шальной пули из винтовки, показалась мне почти что смехотворной.

Говард со стоном стал поднимать голову, но я осторожно уложил его назад.

— Лежи! — приказал я. — Сейчас я найду, чем перевязать. — Рана оказалась не такой опасной, как мне подумалось в первую секунду, но кровотечение было довольно сильным, и ее поскорее необходимо было перевязать.

— Да пригнись же ты, дурачина! — рявкнул на меня Макмадок, едва я попытался выпрямиться. И почти тут же, как бы в подтверждение его слов, прогремел еще выстрел. У лестницы в воздух поднялось большое облако пыли, а здоровенный кусок перил медленно, как это бывает только во сне, отделился от ступенек и с грохотом раскололся внизу на части.

Макмадок выругался, быстро пробрался в недосягаемый для пуль угол у окна и, сложив ладони рупором, закричал:

— Да не стреляйте же вы, прекратите пальбу, идиоты! Мы сдаемся!

Я в ужасе уставился на него, а он подмигнул мне и ухмыльнулся.

— Как ты думаешь, как мы сейчас поступим, малыш? Неужели будем ввязываться в перестрелку против двух десятков человек? — Он покачал головой, снова приставил ладони ко рту и стал кричать: — Это Макмадок! Прекратите стрельбу! Мы сдаемся!

Ответ на его призыв не заставил себя долго ждать. Грохнул целый залп винтовочных выстрелов, входная дверь разлетелась в щепы. В образовавшемся отверстии стоял кто–то одетый в такой же, как и у Макмадока плащ, с двустволкой в руках.

— Лон! — прохрипел он. — Ты не пострадал? — За ним в дом поперли и остальные: двое, потом еще трое, и вот перед нами предстали пятеро вооруженных людей, судя по их физиономиям, настроенных весьма решительно. У троих из них в руках были дробовики, у четвертого — пистолет, ну а пятый вооружился ломиком, которым он размахивал, как дубиной. Все как один стволы были направлены на меня и на Говарда. Заметив, как рука Говарда потянулась к карману, где был револьвер, я тут же схватил его за рукав.

— Со мной все нормально, — ответил Макмадок. Он поднялся, умиротворяюще поднял вверх руки и кивнул на меня и Говарда.

— Опусти ружье, Бреннан, — попросил он. — Они не собираются стрелять.

Бреннан — теперь, когда я услышал его фамилию, я тут же узнал его — сделал шаг вперед и победно обвел нас взором. Двустволка по–прежнему чуть ли не упиралась мне в лицо. А пальцы его так сжимали приклад, что даже костяшки их побелели.

Он резко кивнул в сторону Говарда. Рана на шее у того уже не так сильно кровоточила, но под шеей разлилась довольно большая зловеще–красная лужица.

— Что с ним? — спросил Бреннан. — Убит?

— Нет, не убит, дубина ты этакая, — вмешался Макмадок. — Слава богу, ты еще так и не научился бить без промаха. А теперь опусти–ка свою берданку.

Сначала Бреннан просто не понял, что Макмадок имел в виду.

— Что? — удивленно вылупив на него глаза, переспросил он. — Что?

— Я сказал, чтобы ты убрал свой дробовик, Фред, — еще раз повторил Макмадок. — Кончилась охота.

Бреннан продолжал ошеломленно смотреть на него.

— Она закончится, когда оба будут на том свете, — зловеще произнес он. — Что с тобой стало, Лон. Тебя и впрямь околдовали!

Макмадок шагнул к нему, но тут же невольно отпрянул, когда в грудь ему уперлась двустволка.

— Ты чего, Фред?

— Ничего, — все так же тихо ответил Бреннан. — Уйди с дороги, Лон.

Макмадок не пошевелился.

— Что ты задумал? — спросил он.

— Я просто хочу довести до конца то, что мне не удалось вчера утром, — ответил Бреннан. — Уйди с дороги, Лон.

— Ты думаешь, я буду стоять и смотреть, как ты будешь расправляться с двумя ни в чем не повинными людьми? — произнес Макмадок.

— Ни в чем не повинными? — хрипло переспросил Бреннан. — Эти двое очень даже виновны, Лон. У них на совести гибель двух наших друзей, может, ты уже позабыл об этом? Полгорода выгорело, и они заплатят за это.

— Вы действительно глупец или же просто не желаете признаться, что ошиблись?

Бреннан свирепо повернулся, едва заслышав голос миссис Уинден, я заметил также, что вздрогнул кое–кто и из свиты Бреннана. Я присмотрелся к ним. В своих черных непромокаемых плащах и с оружием в руках они могли внушать страх, однако на самом деле они, скорее всего, были далеко не такими уж и грозными. Я не мог понять почему, но ясно чувствовал, что эти люди в душе умирали со страху. Но чего или кого они боялись? Нас?

— Миссис… Уинден? — Бреннан словно не мог поверить своим глазам. У меня мгновенно возникло твердое убеждение, что оба прекрасно знают друг друга.

— Не делайте этого, — сказала миссис Уинден. В голосе ее слышался гнев. — Вы отлично знаете, кто я, Бреннан. А теперь, черт бы вас побрал, уберите же, наконец, ваше ружье!

Хоть Бреннан и был слегка выбит из колеи этим внезапным афронтом, но и не подумал опустить свой дробовик. Вдруг он резко повернулся, шагнул ко мне и уже занес ногу, чтобы ударить меня. Я заметил, как напрягся Макмадок.

— Вы, дьявол! — прошипел Бреннан. — Что вы с ней сотворили? С ней и с Лоном?

— Ничего, — ответил на этот явно риторический вопрос Макмадок, но Бреннан и ухом не повел.

— Вы за это заплатите! — пригрозил он. Голос его срывался от злости. — Вы за все заплатите, дьявол! И за тех, кто погиб в Дэрнессе, и за пожар, и за все, что вы сделали с этой несчастной женщиной!

— Мы ничего и никому не делали, — ответил я. Впрочем, с таким же успехом можно было взывать и к разуму стены. Дело в том, что Бреннан не желал вдумываться в мои слова.

Макмадок вздохнул.

— Да опомнись же ты, Фред, — обратился он к нему. — Крейвен и его друзья не виноваты в том, что произошло в Дэрнессе. Да черт возьми, неужели ты в толк не возьмешь, что здесь дело нечисто? И эти люди никакого отношения к этому не имеют. Они на нашей стороне, если хочешь знать!

Бреннан изумленно уставился на него.

— Ты… ты просто не знаешь, что говоришь, — произнес он, но в голосе его промелькнула неуверенность. — Ты…

— Вот я‑то как раз знаю, что говорю, — не дал ему договорить Макмадок. — А вот ты, наверное, нет. И я не допущу, чтобы…

Конец фразы заглушил грохот выстрела — молниеносно опустив свой дробовик, Бреннан пальнул из одного ствола в пол прямо под ноги Макмадоку. Тот моментально побелел как снег и отступил на пару шагов.

— Не двигайся, Лон! — с угрозой произнес Бреннан. — Эти дьяволы и тебя околдовали, точно так же, как и эту глупую бабу. Но меня не проведешь! Вы все здесь дьяволы, и я поступлю с вами так, как считаю нужным!

— Я не позволю, чтобы ты застрелил троих безоружных людей, Бреннан, — тихо произнес Макмадок.

— Застрелил? — Бреннан тихо засмеялся. — А кто говорит, что я собираюсь их застрелить, Лон? Они сгорят в пламени. По их милости выгорело полгорода, пусть–ка и они попробуют, каков огонек. — Он сделал знак своей свите. — Хватайте их!

Один из мужчин шагнул вперед, но остальные не пошевелились.

— Что это значит? — взорвался Бреннан. — Чего вы испугались?

— Мы ничего не испугались, — ответил мужчина. — Но Лон прав — что–то здесь не так, Фред. Почему бы не выслушать их?

— Чтобы они всех нас околдовали? — Бреннан злобно рассмеялся. — Нет уж.

— Вы что, всерьез верите, что вы бы вот так стояли тут, перед нами, и угрожали оружием, если мы действительно смогли бы кого–либо заколдовать? — Говард с трудом занял сидячее положение, вытащил из кармана носовой платок и зажал им кровоточащую рану на шее. Он хотел еще что–то сказать, но закашлялся. — Черт побери, мистер Бреннан, да если бы мы обладали хоть половиной всех тех способностей, которые нам приписывают, — тяжело дыша заговорил он, когда кашель унялся, — то и вас, и друзей ваших уже не было бы на свете, а мы сами были бы уже где–нибудь за две тысячи миль отсюда.

Он попытался встать, но Бреннан тут же отпихнул его стволом своего дробовика назад к стене.

— Заткнитесь! — приказал он. — Меня вам не провести. Все равно, это все ваших рук дело! Вы…

— А Лэндерс? — спросил один из его спутников.

Макмадок нахмурился.

— А что с Лэндерсом? — спросил он.

Бреннан, недовольно ворча, обернулся.

— Помолчи! — рявкнул он.

Но человек этот, как видно, молчать не собирался. Взгляд его блуждал между Бреннаном, Макмадоком и мною.

— Он… пропал, — сказал он. — В лесу.

— Пропал? — Говард снова уселся, и на сей раз Бреннан не стал выражать протестов. Он начинал чувствовать, что в его рядах понемногу назревал бунт, и это заметно поубавило его спесь. — То есть, как это пропал? — с тревогой спросил Говард.

— Пропал — и все тут, — ответил мужчина. — Мы там задержались буквально на минуту, а… когда отправились дальше, его уже не было.

— Вот дьявольщина! Я же сказал тебе, чтобы ты держал язык за зубами! — рявкнул Бреннан, размахивая своим ружьем. — Это все их рук дело! Это они…

— Знаешь что, Бреннан, ты бы сходил наверх и посмотрел там кое–что, — тихо посоветовал ему Макмадок.

Тот замолк на полуслове, резко повернулся и устремил на него недоверчивый взгляд.

— Зачем это? — спросил он.

Макмадок кивнул на лестницу.

— Ответ там, наверху, — сказал он. — И коли ты уж хочешь знать, против кого мы тут сражаемся, так сходи наверх.

— Макмадок! — Говард с тревогой посмотрел на него. — Вы…

— Не беспокойтесь, Говард, — перебил его Макмадок. — Пусть уж сходит. Может быть, тогда до него дойдет. — Он с вызовом ткнул пальцем в направлении лестницы. — Чего же ты не идешь, Бреннан? Боишься, что ли?

Тот бросил на него упрямый взгляд, потом повернулся, забрал с каминной полки керосиновую лампу и направился к лестнице.

— Присмотрите пока за ними, — бросил он через плечо своим сообщникам. — А если меня через пять минут не будет, пристрелите их. — Окинув недобрым взглядом Говарда, Макмадока и меня, он преувеличенно бодро повернулся и быстро стал взбегать по лестнице.

Я смотрел ему вслед со смешанным чувством. Почему–то мне казалось, что исходящая от него опасность миновала. Люди типа Бреннана могут быть сильными лишь в строго определенных ситуациях и в строго определенный момент времени. А момент, когда он мог действовать без оглядки, был уже упущен. Впрочем, его свита состояла из людей трудно предсказуемых.

— Вы полагаете, что поступили умно? — спросил Говард.

Макмадок фыркнул.

— Если имеешь дело с Бреннаном, то вообще не может быть никакого умного решения, — с гневом произнес он. — Но нам явно не пойдет на пользу ссора с еще одним безумцем. — Вздохнув, он взглянул в окно и покачал головой. — Скорее бы уже рассветало, что ли.

— Что… что ты имеешь в виду, Лон? — спросил кто–то из мужчин.

Макмадок подошел к дверям, презрительно скривил губы и некоторое время смотрел в темноту. Лишь после этого он ответил:

— Вы ведь через лес ехали?

— Конечно.

— Тогда ты понимаешь, что я имею в виду, — мрачно ответил Макмадок. Мужчина промолчал. Но охвативший его и остальных приятелей страх я ощутил настолько ясно, будто переживал его сам.

Бреннан вернулся задолго до истечения тех пяти минут, которые он нам даровал. Даже в слабом свете керосиновой лампы было заметно, как он бледен, во взгляде его широко раскрытых глаз сквозила пустота. Он подошел к Говарду и остановился перед ним. Руки его тряслись.

— Что… это такое? — выдавил он. — Т-там… наверху? Это жуть какая–то… — Он умолк,

— Одно из тех чудовищ, которые действительно во всем виновны, — ответил за Говарда Макмадок.

Может, это и не совсем соответствовало действительности, но в данный момент не было смысла распинаться перед этим Бреннаном, представлять ему какие бы то ни было детальные разъяснения — он бы все равно ничего не понял. Не в том он был состоянии сейчас, чтобы что–либо понять.

— А еще одно или даже несколько ему подобных до сих пор рыщут по лесу и только того и ждут, чтобы ты сунулся туда.

Бреннан затрясся, да так, что Говард даже решил забрать у него лампу, пока тот ее не выронил.

— Но это ведь… — лепетал он, — это ведь… Боже мой, да я ничего ужаснее в жизни не видел. Что это… такое?

— Оно уже мертво и ничего тебе сделать не сможет, — успокоил его Говард. — Но, боюсь, мистер Макмадок прав. Там могут быть и еще такие же твари. Я даже уверен, что они там.

Бреннан в ужасе завертел головой по сторонам, взгляд его застыл на окне. Он вглядывался в темноту и, казалось, ждал, что в любую секунду оттуда на него набросятся демоны.

— Мы должны убираться отсюда! — выдохнул он. — Мы… должны уходить!

Макмадок тихо засмеялся.

— Ну так уходи, — посоветовал он. — Пожалуйста, двери настежь. А мы посмотрим. Если до утра доживешь, то и мы вслед за тобой двинемся.

Бреннан резко повернулся.

— Это все ваши проделки! — — завопил он, тыкая пальцем в меня и Говарда. — Их рук дело! Колдуны проклятые! Они…

Макмадок чуть ли не лениво забрал у него из рук оружие, отставил его в сторону, прислонив к стене, и с размаху влепил ему оплеуху. Бреннан отшатнулся и приложил ладонь к разбитым губам. Несколько секунд он, не в силах вымолвить ни слова, ошеломленно смотрел на нас. Это был взгляд человека, который, казалось, вот–вот сорвется в пропасть безумия. Он как–то странно не то захныкал, не то захрипел, после чего Макмадок влепил ему еще одну затрещину, но на этот раз Бреннан сумел увернуться, потом резко бросился в сторону с диким криком:

— Я хочу уйти отсюда прочь! Прочь отсюда!

— Держите его! — кричал Говард. Но было уже поздно. Бреннан на бегу отпихнул одного из своих, кто попытался загородить ему дорогу, пробежал до двери и с диким воплем ринулся в темноту ночи. Макмадок выругался, метнулся к камину, схватил горящую головешку и, размахивая ею, как факелом, устремился за ним.

Бреннан успел отбежать от дома всего на каких–то десять шагов, но и их оказалось достаточно.

В свете луны можно было различить лишь тени, но и того, что мы увидели, вполне с нас хватило. Даже с лихвой.

Бреннан, как угорелый, несся к опушке леса. Постепенно он начал спотыкаться, словно наталкиваясь на невидимые преграды, бег его замедлился, как будто что–то мешало ему, он с трудом передвигал ноги. Макмадок, размахивая факелом, устремился за ним, но, казалось, и ему было очень трудно сделать эти несколько шагов и, в конце концов, он застыл на месте.

Бреннан же, остервенело размахивая руками по сторонам, словно отбиваясь от невидимых противников, довольно быстро приближался к лесу.

И вот одна из огромных теней, вынырнув откуда–то, накрыла его собой. Раздался нечеловеческий крик.

Я так и не понял, что именно произошло. Выглядело так, будто согнулось дерево. Его оголившаяся за ночь крона наклонилась и, словно огромная, многопалая лапа поразительно медленно схватила крохотную человеческую фигурку и стиснула ее.

Жуткий вопль Бреннана замер. Но последовавшие за этим хруст и треск были еще страшнее.

ОНИ собрались глубоко на дне морском. Многие еще так и не оправились от шока, вызванного столь внезапным перемещением ИХ из черной мглы Безвременья, где ОНИ так долго томились, в этот новый, пока еще неизвестный ИМ мир. Но ОНИ быстро постигали все, проявив себя расой, способной приспособить себя к чему угодно, ИМ было не впервой завоевывать миры и играть судьбами людскими, мыслить временными категориями в миллионы лет, промерять необозримые глубины Вечности. ИМ потребовались всего лишь секунды, чтобы приспособить тела свои к этой непривычной, на первый взгляд, даже враждебной ИМ среде, и всего лишь часы, чтобы замыслить планы покорения этого мира, подчинить себе жизнь этой планеты, которая текла вот уже два миллиарда лет.

И тайная встреча эта завершилась столь же безмолвно, как и началась, и даже если бы здесь, посреди океана и оказался кто–то из людей, перед его глазами промелькнули бы всего лишь какие–то темные тени, множество темных теней, огромных и таинственных, пульсировавших у поверхности и затем исчезавших в глубинах.

И вот ИХ уже не было, ОНИ беззвучно скрылись, затерялись, скрылись во мгле, словно ужас, покидающий ночь на своих легких, мягких, невидимых и неслышных ногах. Лишь один из них остался, сам Йог–Сотот, Повелитель моря, но и он безмолвствовал и не предпринимал ничего. Он вынужден был оставаться пассивным, пусть даже вопреки натуре своей, однако теперь, когда слуги его вернулись, ему оставалось лишь повелевать ими. Он был теперь не один. Сквозь трещину во Времени к нему поднялись двенадцать Могущественнейших из Могущественных. И с ними был повелитель тех, кто однажды уже воспомог им покорить этот мир.

Несколько секунд стояла полная тишина. Даже завывание ветра на мгновение стихло. Потом один из стоявших рядом со мной мужчин испустил странный, хрипящий звук, в ужасе закрыл лицо руками и отшатнулся обратно в дом, остальные тоже начинали выходить из оцепенения.

— Оттащи его, — сдавленно прошептал Говард, и я понял, каких нечеловеческих усилий стоило ему самому не разразиться диким криком. Я только сейчас почувствовал, как его пальцы сквозь ткань впились мне в руку. — Оттащи… Макмадока назад, — повторил он. — Живее.

Я кивнул, осторожно высвободил руку, вернулся в дом и забрал лампу, которую Бреннан так и не удосужился захватить с собой, когда опрометью бросился в лес. Миссис Уинден широко раскрытыми глазами смотрела на меня, но, заметив мой взгляд, не решилась заговорить. Впрочем, заговори она со мной, я вряд ли бы смог ответить ей. Глотку мою словно крепко сдавили тонкой бечевкой.

Взяв лампу и проверив, на месте ли револьвер — жест чистейшего отчаяния, не более, — я снова вышел из дома. Макмадок так и застыл на месте, как изваяние, в тот момент, когда вершилась судьба Бреннана.

Когда я подошел к нему, он словно пробудился ото сна. Взгляд его затуманился — мне даже показалось, что в первую секунду он вообще не признал меня. Но тут взгляд его снова прояснился.

— Боже праведный! — пробормотал он. — Дерево… его… он и…

— Я знаю, — тихо сказал я. — Видел все. — Моя рука легла ему на плечо, но Макмадок тут же рывком сбросил ее и отскочил в сторону.

— Да ничего ты не видел! — заорал вдруг он. — Дерево слопало его! Понимаешь ты это или нет?! Оно… его… о, Боже мой… оно просто проглотило его!..

Я продолжал недоверчиво смотреть на него, потом повернулся и, подняв лампу повыше, пошел, не взирая на страх, клокотавший во мне, к краю леса.

Не знаю сам, что я ожидал увидеть там: труп, тело, обезображенное до неузнаваемости, может быть, кровь или обрывки одежды Бреннана, только я не обнаружил ничего. Ничего.

Передо мной раскинулся лес отполированных до блеска стволов, гладких и высоких, словно мраморные колонны, а ветви деревьев в темноте уподобились туго натянутой колючей проволоке. Однако не было ни малейших признаков, что здесь только что был Бреннан. Он исчез.

— Ближе не подходи! — предостерегающе прошептал Макмадок.

Я все же сделал еще шаг, но потом тут же вновь отодвинулся к стоявшему позади меня Макмадоку и огляделся. Мы были одни на поляне, но тьма вокруг нас, казалось, кишела темными тенями, и лесную тишину прорезали странные, походившие на шепот звуки.

— Оно проглотило его, — продолжал бубнеть себе под нос Макмадок. — Просто взяло и проглотило… Дерево…

— Да угомонитесь вы, в конце–то концов, — тихо, но твердо произнес я. Я хотел было подойти к нему, но тут, непонятно почему оступился на ровном месте и едва не упал. Ругаясь на чем свет стоит, я вынужден был резко шагнуть в сторону, чтобы удержаться. Опустив лампу пониже, я нагнулся и стал рассматривать грунт.

Коричневая жижа исчезла. Там, где еще совсем недавно было по щиколотку жидкой грязи, из земли вылезла мешанина переплетенных между собой тонких корней и каких–то волокон явно растительного происхождения. Так вот почему Макмадоку и Бреннану было так трудно передвигаться…

Бросив на Макмадока удивленный взгляд, я присел на корточки и кончиками пальцев притронулся к этим тонким волокнам. На ощупь эта масса оказалась скользкой и холодной, причем гораздо холоднее, чем следовало быть волокнам органического происхождения. Странно, но волокна эти пульсировали. Чувствуя, как во мне волной поднимается чувство гадливости, я поспешно одернул руку и тут же поднялся.

— Этого не было, когда мы шли сюда, — констатировал я. — Я точно помню, что не было.

Макмадок, не проронив ни звука, кивнул. Его импровизированный факел догорел почти до конца, и пламя чуть ли не обжигало ему пальцы, однако он ничего не видел и не чувствовал. Крохотные красненькие искорки падали на сырой грунт и, шипя, гасли.

— Это… это ведь та самая зараза, которая прицепилась к колесам, — дрожащим голосом сообщил он. — Она… она приближается, Роберт! Она и нас сожрет!

Паника в его голосе передалась и мне. Повернув голову, я взглянул на дом. Говард продолжал стоять у входа и, глядя на нас, отчаянно жестикулировал. Лес позади дома показался мне еще более грозным и темным, чем прежде. Я готов уже был подумать, что он каким–то невероятным образом подступил ближе.

— Успокойтесь, Дон, — негромко сказал я. — Пойдемте обратно.

Он кивнул, но не двинулся с места, а так и продолжал стоять, устремив взгляд на черное переплетение у своих ног. В мерцавшем свете факела оно шевелилось, дышало… Или же мне это только казалось?

Схватив Макмадока за плечи, я рывком повернул его и чуть ли не силой потащил ко входу в дом. Земля подо мной неприятно осела, шевельнулась, словно мы оба передвигались по какому–то странному, широкому трамплину. Идти приходилось очень осмотрительно, чтобы ненароком не попасть в эту страшную ловушку из прочных как сталь волокон. Корни эти, выпячиваясь из земли, заполнили почти всю поляну и уже приближались к дому.

Отступив в сторону, Говард дал нам пройти. Он хотел что–то сказать, но, увидев белое от ужаса лицо Макмадока, воздержался от высказываний.

Макмадок, подойдя к камину, швырнул туда обгорелое полено и нервно стал потирать озябшие руки. С лестницы донеслись шаги. Подняв голову, я увидел, как вниз спускаются двое из Дэрнесса. Лица их вряд ли чем–то отличались от искаженной страхом физиономии Макмадока.

— Что с… Бреннаном? — тихо спросил Говард.

— Погиб, — ответил я, не решаясь взглянуть на него. — Исчез.

— Исчез? Как это?

На скулах Макмадока заиграли желваки, и он скрипнул зубами.

— Что–то утащило его, — солгал я. И тут же тоном, который испугал меня самого, добавил: — Оно приближается, Говард.

— Что приближается?

— Корни, — прохрипел Макмадок, не успел я ответить. Взгляд его не отрывался от пламени камина. — Приближаются они. Они уже… весь дом окружили. А мы сидим в ловушке и… — Он осекся, поняв, что снова теряет самообладание.

— Макмадок прав, — подтвердил я. — Они заполонили уже половину поляны. Если так и дальше будет продолжаться, через какой–нибудь час все будет кончено.

Говард испуганно молчал. Мне не составило труда догадаться, что сейчас творилось в его голове, во взгляде застыл страх. Однако голос его звучал даже неестественно спокойно.

— Нам нужно уходить отсюда. И чем быстрее, тем лучше.

Макмадок резко, неприятно рассмеялся.

— Уходить? Да меня отсюда и десятью кобылами не вытащишь. В этакую–то темень!

— Это же самоубийство, — попытался я вразумить Говарда. — Ведь сейчас ладони своей, и то не увидишь, Говард. Что мы можем предпринять, пока не рассветет?

— А когда рассветет?

Макмадок пару секунд раздумывал.

— Часа через два, — пробормотал он. — Может, через два с половиной. Раньше никак.

— Два часа… — Говард отчетливо вздохнул. — Это же черт знает, как долго. — Поднявшись, он направился к двери и некоторое время вглядывался в тьму, непроницаемой стеной надвинувшуюся на дом. На небе не было ни звездочки. Казалось, на этот дом опустили свето– и звуконепроницаемый колокол. И все же можно было различить снаружи какое–то движение. Беззвучное, невидимое, но все же оно было.

Рольф очнулся, когда небо над вершинами деревьев стало сереть. Одежда его к тому времени высохла, и мы вместе с несколькими мужчинами из Дэрнесса — имен их я так и не смог запомнить — помогли Рольфу встать с его импровизированного ложа и одеться. Жар спал. Лоб его до сих пор оставался горячим, лицо осунулось, приобрело землистый оттенок, а под глазами четко обозначились темные круги, но было ясно, что он выкарабкался, — в полном соответствии с прогнозами Мэри. Сомнений быть не могло — он был еще очень слаб, пошатывался, но уже мог сесть на лошадь и ехать дальше.

Пока мы занимались Рольфом, один из мужчин, зажав в руке ружье, — скорее, самоуспокоения ради — нес вахту у крыльца. Небо быстро светлело, и в дом вместе с рассветом начали вползать тени. Стало заметно холоднее. Последние несколько часов мы провели, сбившись в кучу у камина, и постепенно ледяной комок страха, образовавшийся во мне, растаял. Но я чувствовал, что он еще вернется. Хотя дождь прекратился, температура сильно понизилась, и на черной массе корней белел теперь тонкий слой инея. Да, подумал я, даже при условии, что мы отправимся на лошадях, потребуется не один час, чтобы добраться до Бэтхилла.

— Надо сходить за лошадьми, — напомнил Говард. — И кто–то пусть выйдет и посмотрит, близко ли эта дрянь подобралась к нам.

— Пойду посмотрю, — вызвался Макмадок.

Он, судя по всему, пришел в себя, и выглядел сейчас даже слишком спокойным. Но я понимал, что это всего лишь маска, которая скрывала отчаяние и ужас. Я попытался представить себе, что этот человек должен сейчас испытывать, но мне это не удалось. Если для нас с Говардом эти вещи были ужаснее некуда, то как же, в таком случае, их могли воспринимать Макмадок и остальные? Ведь их глазам предстал кусочек иного мира, мира совершенно чужого и непостижимого. И это еще просто чудо, что никто из них до сих пор не утратил рассудок. Но разве можно было сейчас с уверенностью сказать, что этого не произойдет? Малейший повод мог оказаться достаточным, чтобы последовал срыв со всеми его ужасными последствиями.

— Я пойду с тобой, — сказал я. Макмадок молча кивнул, нагнулся за топором, который принесли с собой люди Бреннана, и подал его мне. Сам он извлек откуда–то из–за голенища сапога огромный, чуть ли не с руку величиной, тесак и усмехнулся, увидев мое лицо. Значит, он не расставался с этим оружием. А мы с Говардом и понятия об этом не имели.

К нам присоединился и один из мужчин из Дэрнесса. Выйдя из дома, мы повернули направо, к сараю позади дома.

Светлело. Все в этой сероватой предрассветной мгле казалось нереальным, все привычное внушало ужас.

Лес полностью оголился — нигде не было видно ни листочка. Лишенный листвы кустарник путаницей колючей проволоки покрывал почву, а кроны столетних дубов виделись серо–черными, металлическими лапами, протянувшимися к небу. Не было ни мха, ни опавшей листвы — ничего. Одна лишь голая, черная земля.

Без травы.

Вместо мягкого, зеленого ковра, по которому ступали наши ноги еще вчера вечером, взору представала теперь черная, поблескивавшая поверхность — плотно сбитое переплетение тонких корневищ и органических нитей.

Во мне поднялось неописуемое отвращение. Если смотреть на отдельные корешки и нити, то вряд ли глаз мог заметить какое–то движение, но в целом все это исполинское покрывало, вся эта буровато–черная масса тяжело, надсадно пульсировала. «Словно черви», — подумалось мне. И действительно, вся большая поляна сейчас выглядела так, словно была покрыта толстым слоем отвратительных черных червей. Моя рука сильнее сжала топор.

Мы осторожно обошли дом. Граница черной массы приблизилась и была уже в нескольких шагах от дома. Так было перед домом.

А когда мы зашли за этот покосившийся от времени и ветров дом, то увидели, что позади него корни в отдельных местах уже достигли его стены и взбирались по ней…

— Боже мой! — вырвалось у Макмадока. — Лошади!

Я тут же понял, в чем дело. Сарайчик, в котором мы, а позже и люди Бреннана поставили своих лошадей, был сейчас весь опутан этой жуткой мохнатой массой. Почти доверху, до самой крыши, и сейчас я лишь с трудом мог разглядеть под этим толстым ковром двери.

— Быстро! — крикнул Макмадок. — Нужно спасать их!

Мы помчались было к сараю, но тут же ноги мои увязли в буром месиве. Я чувствовал, как тонкие волокна взбираются по моим лодыжкам, и представил себе, как эта масса поглощает меня, словно трясина. Я в отчаянии затряс головой, пытаясь отогнать ужасную картину, но не смог. Напротив, страх стал еще сильнее.

Когда мы добежали до ворот сарая, Макмадок тут же, взревев от ярости, выхватил свой тесак. Лезвие со звоном вошло в плотную, словно войлок, массу, но отполированный и наточенный как бритва топор так и не смог рассечь сотни и тысячи сплетенных между собой волокон. Я поспешил ему на помощь и, размахнувшись, нанес удар.

Но и это не помогло. Втроем мы, как безумные, направо и налево рубили этот ковер, но тонкие нити оставались неуязвимыми, и нам показалось, что миновала вечность, прежде чем мы смогли освободить от них крохотный кусочек ворот. Кажется, эта мерзость росла быстрее, чем мы избавлялись от нее.

В конце концов ценой невероятных усилий мы все же смогли освободить ворота. Макмадок рванул в сторону засов и навалился на дверь, но дерево не желало поддаваться. Проклиная все на свете, он отступил на шаг, выхватил у меня из рук топор, рубанул по доскам, и они треснули.

Вдруг до меня дошло, что внутри тихо, как в могиле. Семь лошадей — и вдруг ни звука!

Макмадок еще раз ударил, и на этот раз доски разлетелись в щепы.

Взглянув внутрь, Макмадок ахнул и тут же в ужасе отшатнулся. Весь сарай был до самого потолка заполнен черной, пульсирующей массой тончайших, густо переплетенных нитей.

— Бог ты мой! — прошептал Макмадок. — Где же это видано… такое? Это же… — Он затрясся и, выронив топор, повернулся ко мне с белым от ужаса лицом. — Они… они и лошадей сожрали… Как Бреннана!

— Может, еще они и целы, — неуверенно произнес стоявший рядом наш спутник. — Может, их просто опутала эта ерунда. Погодите, я сейчас…

Не успели мы с Макмадоком и рта раскрыть, как он, схватив топор, ринулся внутрь сарая и стал неистово рубить тугую, словно войлок, массу.

Крик Макмадока запоздал.

Что–то темное и бесформенное вырвалось из растительной массы и бросилось на не успевшего ничего сообразить человека, одним мощным ударом превратив его в покойника. Он даже и крикнуть не успел. Отброшенный силой удара, он вылетел наружу и, рухнув на спину, так и остался лежать.

Но этим дело не кончилось. Смертельный удар, который нанесло это странно напоминающее человека Нечто, заставил и его самого пролететь вперед и упасть на колени, но оно тут же с молниеносной быстротой вновь вскочило на ноги.

Оно было из дерева. Его грубое, лишь отдаленно напоминавшее человеческое, неуклюжее тело, его ноги и руки, страшно сильные руки, протянувшиеся к нам, были из растрескавшегося, побуревшего дерева.

Макмадок опомнился на долю секунды раньше меня. Завопив, он отшатнулся, схватил меня за рукав и потащил прочь, но ноги его запутались в корнях, и он, зашатавшись, повалился набок, увлекая за собой и меня.

Падать на эту мягкую подстилку было не больно. Рванувшись, я перевернулся на спину и тут же заорал от ужаса, увидев занесенный надо мной кулачище монстра. В последний момент я все же успел убрать голову, и скрюченная лапища обрушилась на землю в нескольких сантиметрах от меня. Я закричал от страха, перекатился через себя и нанес удар ногой.

Удар был таков, что, будь мой противник человеком, я бы, наверное, убил его или, во всяком случае, надолго вывел из строя. Но это был не человек. Ногу мою сковало пульсирующей болью, словно я ударил по камню.

С криком я снова попытался приблизиться к нему, чувствуя, как тонкие волоски пытаются оплести мою ногу, словно желая удержать. Я рванулся вперед, упал, и тут рука моя нащупала что–то твердое и тяжелое. Топор!

Я реагировал, не раздумывая. Как только надо мной вновь нависла тень нападавшего, я, размахнувшись как следует, изо всех сил рубанул по нему топором.

Лезвие попало как раз в центр деревянного лба и раскололо его пополам.

Чудовище дернулось и стало заваливаться на спину. Из его глотки вырвался скрипучий, неописуемо жуткий звук, совершенно не свойственный ни людям, ни вообще живым существам. Его цепкие, скрюченные пальцы отчаянно молотили воздух и, наткнувшись на ручку топора, ухватились за нее и потянули к себе, стараясь вырвать его у меня из рук.

— Роберт, уходим! — крикнул Макмадок и рывком поднял меня на ноги.

Когда мы добежали до дверей в дом, монстр был в нескольких шагах позади меня. Макмадок с криком бросился в дом и чуть было не сбил с ног мужчину, который спешил нам на помощь. Нам вслед раздался ужасающий, леденящий душу, чужеродный рык. Я впервые в жизни слышал что–либо подобное. В проеме двери показался огромный, несуразный силуэт чудовища.

Мне показалось, что все произошло одновременно. Макмадок схватил лежавший на полу кусок балки длиной почти в рост человека и стал размахивать им, как дубиной. Стоявший неподалеку Говард в испуге отшатнулся, увлекая за собой и миссис Уинден, а еще один из жителей Дэрнесса, не растерявшись, вскинул свое ружье и в тот самый момент, когда Макмадок опустил свое оружие на голову чудовища, выпалил сразу из двух стволов.

Грохот от дуплета из охотничьего ружья смешался с треском переломившейся, словно спичка, балки и глухим звуком вонзившейся в дерево картечи. На несколько мгновений уродливая тварь скрылась в облаке дыма. Сам Макмадок пошатнулся и, потеряв равновесие, упал на землю.

А вот нападавшая на нас тварь — хоть бы что! Испустив из своей деревянной глотки резкий, трескучий рык, она в один миг оказалась перед тем, кто выстрелил в него и молниеносно обезоружило. В его лапищах двустволка тут же переломилась, как соломинка.

Видя, что Рольф схватил что–то вроде дубины и собирается броситься на чудовище, я попытался воплем предостеречь его и бросился между ними. Тут же буквально в сантиметре от моей головы просвистел кулак чудовища, я умудрился схватить его и что было силы рвануть вниз.

Чудовище попыталось освободиться от моего захвата, и в следующую секунду у меня брызнули искры из глаз — руки мои чуть было не выскочили из суставов. Однако страшилище потеряло равновесие от этого рывка. Решение пришло ко мне молниеносно. Я мгновенно повернулся вокруг своей оси и нанес удар ногой туда, где должно было находиться бедро. Деревянный монстр, отлетев ярдов на шесть, с грохотом упал на пол, однако тут же снова вскочил. Яростно громя попадавшиеся ему на пути остатки мебели, он стал надвигаться на меня.

— Роберт! — кричал Говард. — Уходи!

Рольф попытался помешать чудовищу, но оно тут же, даже не повернув головы, отмело его со своего пути и продолжало наступать. Теперь ему был нужен только я. Именно я. Ведь это по моей милости ему дважды довелось испытать боль, и теперь он не успокоится до тех пор, пока на отомстит!

Снова прогремел выстрел. Чудовище пошатнулось, и на его растрескавшейся деревянной груди возникла паутина тонких трещин и мелких дыр — сюда угодил целый заряд из дробовика. Но ему все было нипочем, оно продолжало неумолимо надвигаться, и я отступал, пятился назад перед протянутыми ко мне омерзительными деревянными лапами. Кто–то бросил мне топор, и я успел подхватить его на лету, но броситься в атаку не решался. Я прекрасно понимал, что топор здесь — все равно что дробовик против слона.

Ноги мои наткнулись на что–то. Быстро обернувшись, я понял, что стою у подножия лестницы.

В голове царил страшный сумбур. Если ему удастся загнать меня туда — я пропал! На чердаке от него не скроешься.

Но мне ничего не оставалось, как продолжить свое отступление. Монстр быстро приближался. Мощные передние конечности его зловеще мотались в воздухе. Задень они меня хоть чуть, и все — я погиб.

Я в отчаянии повернулся, побежал вверх по лестнице и остановился на верхней ступеньке. Монстр уже был внизу и, медленно переступая своими массивными и на первый взгляд неуклюжими тумбами–ногами, тоже стал подниматься. Шаткие ступени трещали под ним, и я даже на секунду был готов поверить, что лестница вот–вот не выдержит и, рухнув, погребет эту нечисть под своими обломками.

Но молитвам моим так и суждено было остаться неуслышанными. Лестница проваливаться не собиралась, и чудовище приближалось ко мне.

Расставив ноги пошире, я размахнулся и ударил его топором. Монстр попытался перехватить оружие, и удар пришелся в руку, а не в голову, куда я целил, но силы его оказалось достаточно, чтобы в следующую секунду монстр, не устояв на ногах, загрохотал по лестнице вниз. Но он, казалось, был вообще неуязвим — не успел я и глазом моргнуть, как чудовище снова было на ногах и устремилось вверх…

Размахивая топором, я дожидался его наверху, но это создание было вдобавок еще и хитрым. Оно сумело извлечь урок из предыдущей неудачной попытки и теперь, приближаясь ко мне, пригибалось и маневрировало. Попытайся я теперь поднять на него топор, оно тут же выбило бы его у меня из рук.

Шаг за шагом я отступал к чердаку. Через продырявленную крышу сюда попадал слабый утренний свет, но и он позволял мне кое–как различать окружающее. А то, что я видел, способно было лишь усугубить мое отчаяние. Я оказался запертым со всех сторон. Отсюда не было второго выхода. Деревянный истукан надвигался на меня с быстротой человека, но, в отличие от такового, он не знал усталости, и мне от него не уйти ни за что.

Вдруг за спиной монстра затрепетало пламя и тут же я увидел Говарда и Макмадока с Рольфом. У всех были в руках топоры и горящие головешки, которые они, по–видимому, извлекли из камина.

— Роберт! — крикнул мне Говард. — Отходи, а мы попытаемся поджечь его!

Монстр словно понял, что ему грозит. Проворно повернувшись, он растопырил лапищи и приготовился к отражению атаки. Сделав несколько обманных движений, Говард, а за ним и все остальные одновременно набросились на чудовище и с разных сторон стали тыкать в него горящими головешками.

И моментально чудовище превратилось в огромный пылающий факел. На его деревянном теле занялось буйное рыжее пламя, разлетавшиеся во все стороны искры подпалили и сухое, трухлявое дерево вокруг. Загорелся пол, и ноздри мои уловили резкий запах. Керосин! Говард полил его керосином из ламп!

Чудовище взревело. Тело его было объято полыхавшим, жарким пламенем. Огонь лизал уцелевшие балки, полусгнившие перила, и все помещение озарилось зловещими, красными отблесками. Какое–то время чудовище, словно впав в панику, беспорядочно сучило вокруг передними конечностями, но вдруг, словно опомнясь, снова бросилось ко мне.

И пламя погасло.

Все произошло очень быстро. Огонь стал уменьшаться, краснеть и вот погас совсем, словно больше не было в воздухе кислорода, питавшего его. Тело гиганта маячило передо мной, словно огромная головешка.

Меня чуть не парализовало от одного его вида. Не в силах сдвинуться с места от сковавшего меня страха, я продолжал стоять как вкопанный, и широко раскрытыми глазами глядеть на приближавшееся ко мне чудовище, не в состоянии до конца понять, что же происходит у меня перед глазами.

Когда я, наконец, опомнился и вышел из оцепенения, было уже поздно. Монстр был совсем рядом, и его скрюченные, отвратительные деревянные пальцы вот–вот готовы были сойтись на моей глотке. Не помня себя от ужаса, я завопил и, резко метнувшись назад, больно ударился спиной о край письменного стола.

Устоять на ногах я не смог и в следующую секунду повалился на стол. От сотрясения ходуном заходил и стол, и стоявший подле него стул.

И то, что на нем сидело!

Все произошло одновременно.

Инстинктивно я попытался увернуться от нацеленной на меня лапищи этого деревянного Бреннана. Стул вместе с сидящим на нем мертвецом опрокинулся. Чудовище, растопырив пальцы, попыталось схватить меня.

Но промахнулось и попало в лицо мертвеца!

На какую–то бесконечно долгую секунду мне показалось, что время остановилось. Деревянный монстр затрясся. Его нелепый, уродливый рот открылся, словно в беззвучном крике.

Потом очень медленно и как бы нехотя, словно противясь собственной участи, монстр завалился набок. Когда он грянулся о пол своими одеревенелыми членами, звук был такой, будто упало подрубленное дерево.

И тут я уже во второй раз за короткое время лишился чувств.

Кто–то слегка похлопывал меня по щекам. Эти похлопывания было совершенно безболезненны, но назойливы, и я все же сумел открыть глаза. Я лежал на полу, рядом со мной на коленях стоял Говард и старался таким образом привести меня в чувство.

— Ладно, ладно, — пробубнил я. — Хватит. Я уже очнулся. Незачем меня колотить. Что произошло?

— Ничего, вот только разве что ты от страха хлопнулся в обморок, — с улыбкой ответил Говард. — Как ты?

Не хотелось мне отвечать на этот вопрос. Мне казалось, что где–то в черепной коробке у меня вращается огромный и тяжелый мельничный жернов, руки и плечи мои болели нестерпимо, но я все же кое–как заставил себя кивнуть, сел и осмотрелся по сторонам.

В нескольких шагах от меня неподвижно лежал деревянный истукан, с которым я только что сражался не на жизнь, а на смерть. Но теперь это был не больше, чем деревянный чурбак. Демонические силы покинули его, исчезли. Видимо, я все же недолго пробыл без сознания, поскольку искры на его деревянном туловище так и не успели погаснуть, а Рольф с жителями Дэрнесса тушили небольшие очажки огня, которые оставил на своем пути пылавший деревянный монстр.

— Что же произошло? — повторил я.

На этот раз Говард все же сумел обойтись без ответа в своей обычной анекдотической манере, он пожал плечами и ткнул носком сапога в дерево.

— Понятия не имею, — сказал он. — Я стоял позади тебя и… него, когда это произошло. Мне кажется, ты должен знать лучше.

Я разочарованно уставился на него, но во взгляде его сквозила лишь растерянность.

— Я, как и ты, не могу найти никакого объяснения, — ответил я. — Мне показалось, что уже все кончено, и вдруг… — Я замолчал. Передо мной снова предстала эта ужасающая сцена, когда демон устремился на меня, словно огромный живой факел, как я стал падать и вместе со мной упал и мертвец…

— Шоггот! — произнес я. — Он… он коснулся мертвого Шоггота! Вот в чем дело, Говард. Он погиб в тот самый момент, как коснулся его!

Говард некоторое время С сомнением смотрел на меня, потом резко обернулся, присел перед демоном на корточки и с трудом перевернул его на спину.

— Вот! — Я указал на руку монстра. Она так и застыла в положении, когда он собирался ухватить ею меня за лицо — пальцы скрючены. А на кончиках их поблескивали крохотные капельки протоплазмы. Я невольно протянул руку, но Говард в испуге бросился ко мне.

— Не прикасайся к нему! — крикнул он.

Я тут же отдернул руку, точно обжегшись. Уже не впервые Говард не позволял мне прикасаться к мертвому Шогготу. Но и на этот раз я так и не успел спросить у него, почему.

С первого этажа до нас донесся пронзительный вопль!

— Мэри! — испуганно воскликнул я. — Это она…

Говард тут же вскочил на ноги. Крик не повторился, но теперь послышалось громкое царапанье и звук, словно миллионы покрытых хитином, жестких ножек неведомых насекомых скребли по земле и полу. Оказавшись на лестнице, я почувствовал, что весь дом зашатался подо мной, как палуба попавшего в шторм корабля.

Вслед за Говардом и Рольфом я чуть ли не кубарем скатился вниз — и окаменел!

Стало уже совсем светло, и в золотистом свете восходящего солнца нашему взору предстал ужас во всех его деталях.

Через дверь, через окна, даже через крохотные трещинки и дырочки в стенах этого обветшалого дома внутрь текла черная, пульсирующая масса. Она двигалась довольно быстро и при этом постоянно увеличивалась в размерах. Слой, который всего несколько часов назад был мне по щиколотку, достиг теперь полуметровой толщины. Он напоминал гигантскую волну, которая из–за плотно сплетенных между собой корней приобрела вид монолитной стены. Из нее вверх поднимались тонкие, полупрозрачные щупальца. Качаясь в разные стороны, словно ощупывая окружающую среду, они протягивались до метра в длину, и это страшное шествие, вернее, нашествие органической массы сопровождалось ужасным шумом и грохотом — срывались с места приросшие к полу предметы мебели, и масса тут же поглощала их. Сверху мне было хорошо видно, как на глазах, словно тягучей темной жидкостью, комната нижнего этажа заполнялась этими взбесившимися корнями.

— Миссис Уинден! Бегите отсюда! — срывающимся от волнения голосом кричал Говард. Этот крик вывел меня из оцепенения, и я увидел, как Мэри вместе с одним из мужчин в испуге бросились прочь от буквально наступавшей им на пятки черной лавы.

Миссис Уинден удалось уйти, а вот ее спутнику повезло меньше. В тот момент, когда он уже был в полушаге от первой ступеньки лестницы, из темной массы вдруг к нему протянулся змеевидный отросток и, подобно щупальцу осьминога, мгновенно обвилось вокруг его кисти и со страшной силой рванул его назад. Он не успел даже крикнуть, как над ним тут же волной сомкнулось буро–черное покрывало.

Рольф и Макмадок открыли огонь по движущейся органической массе, а миссис Уинден неслась вверх по лестнице. Что могли сделать выпущенные из дробовиков пара зарядов? Дробь с чавкающим звуком исчезала в черном месиве, не оказывая ровным счетом никакого воздействия. Весь дом трясся, словно при землетрясении, скрипел, стонал, и стон, казалось, исходил от самих балок крыши.

— Лестница! Нужно рубить лестницу! — кричал Говард.

Отбросив в сторону теперь уже бесполезный дробовик, Макмадок схватил топор и спешно стал рубить трухлявое дерево ступенек. Секунду спустя к нему присоединился Рольф. Справиться с этим прогнившим сооружением столетней давности не составило труда. Оно зашаталось, затряслось и, в конце концов, с грохотом рухнуло вниз.

Это произошло секунда в секунду. Первые натеки черной корневой массы уже достигли верхней ступеньки, а одна из тонких нитей обвилась вокруг ноги Рольфа и грозила утащить его вниз вслед за рухнувшей лестницей. Рольф, отчаянно крича, изо всех сил старался удержаться и не свалиться в темную пучину, но даже его богатырской силы не хватало, чтобы освободиться от цепкого захвата щупальца едва ли в палец толщиной. Он все же упал, попытался ухватиться за уцелевшие доски и закричал в ужасе, чувствуя, что неведомая сила все ближе и ближе подтягивает его к дверям.

К нему подоспел Макмадок и несколькими ударами топора сумел перерубить щупальце. Отрубленный конец с громким хлопком отскочил назад, но та часть, которая обхватила ногу Рольфа, казалось, обрела собственную жизнь и, словно маленький удав, все туже и туже обхватывала его голень. Рольф стонал, попытался подняться на ноги и с воплем боли упал. Руки его напрасно пытались разодрать эту тонкую лиану, грозившую раздавить его ногу.

— Сорвите ее! — кричал он. — Да сорвите же ее! Нога! Моя нога!

Макмадок пришел ему на помощь, но даже вместе они так и не смогли разорвать стебель. Рольф стонал громче. Лицо его налилось кровью.

— Перережьте ее чем–нибудь! — кричал он. — Ради Бога, Говард, перережь ее! Она убьет меня!

Говард, грубо оттолкнув Макмадока, бросился к Рольфу. В его руке блеснуло что–то, это был обоюдоострый нож. Я почувствовал, как у меня кольнуло сердце, когда я увидел, что кончик его приблизился к зеленому стеблю, глубоко впившемуся в кожу Рольфа. «Он же поранит его», — мелькнуло у меня в голове.

Но этого не произошло — острие кинжала лишь слегка оцарапало кожицу корня.

Секунду или две ничего не происходило. Потом корень стал судорожно сокращаться, дергаться, как червяк, его смертельный захват ослаб и вот, дернувшись в последний раз, он разжал объятия и упал на пол. И тут же стал распадаться, превращаться в серую пыль…

Застонав, Рольф откинулся назад и прижал руки к ноге.

Я недоверчиво посмотрел на нож в руке Говарда. Только теперь я заметил, что на лезвии его поблескивали капельки серой, слизистой массы…

— Шоггот, — пробормотал я. — Говард, вот наше спасение. Кто к нему прикоснется, тот гибнет!

Говард кивнул. Он был бледен, как стена. Ответить мне он не успел — тут же раздался еще один вопль ужаса. Подняв голову, я увидел, как миссис Уинден, вздрогнув, отшатнулась, словно от удара. Позади нее, там, где прежде были ступеньки лестницы, зловеще шевелился целый лес трясущихся, бурых змей–щупалец…

— Оно поднимается вверх по стенам! — взревел Макмадок. — Боже мой — оно забирается вверх!

Шепча проклятья, Говард вскочил на ноги и потянул меня за собой. Под дверью возник огромный ком колышущейся, ползущей черной массы. Тонкие пульсирующие щупальца устремлялись на чердак, они впивались в гнилые доски иола, образуя для тех, что следовали за ними, как бы опору. Говард повернул меня к столу.

— Помоги! — приказал он.

Я медлил. Я прекрасно понимал, что это наш последний шанс, но перспектива прикоснуться к уже начинавшей разлагаться массе показалась мне невыносимой.

— Роберт! — кричал Говард. — Мы должны рискнуть! Один я не справлюсь! Прошу тебя\

Закрыв глаза, не обращая внимания на горечь во рту от поднявшейся тошноты, я погрузил руки в кошмарную массу.

Это было самое мерзостное из всего, к чему мне до сих пор приходилось прикасаться. Руки мои тонули в этой слизи, этой отвратительной сиропообразной густоте, потом я нащупал в ней какую–то зернистую структуру и ухватил ее пальцами.

Дрожащие отроски уже начинали обвиваться вокруг лодыжек, когда мы тащили Шоггота к лестнице. Он распадался в наших руках, от него отваливались огромные комья протоплазмы и шлепались на пол. Там, где комья протоплазмы попадали на наступавшую на нас корневую массу, та начинала немедленно распадаться, невероятно быстро и совершенно беззвучно. Впереди нас шла волна распада, и когда мы добрались до дверей, за нами протянулась полоса из буроватой слизи и ныли.

Еще раз преодолев приступ отвращения, я отодрал от огромного кома протоплазмы кусок побольше и швырнул его вперед, туда, где корни метровым живым ковром покрывали все помещение нижнего этажа.

Результат был поразительным — черная масса задергалась, вверх устремились фонтанчики пыли и слизи, словно массу эту сотрясли беззвучные взрывы, а в плотно сбитом, словно войлок, корневом ковре повсюду зияли словно проеденные кислотой огромные дыры с рваными краями.

Как эта плотная субстанция в течение буквально нескольких секунд исчезла, превратилась в комки слизи и пыли, я уже не видел. Я опустился рядом с Говардом на колени, и меня стало судорожно, злобно рвать, словно я хотел извергнуть из себя все накопившееся во мне отвращение.

Смерть пришла совершенно беззвучно, так же беззвучно, как это создание прорастало через влажную лесную землю. Оно чувствовало близкую беду и попыталось реагировать, но тело его было слишком уж разветвлено, сеть слишком обширна, а ловушка слишком совершенна, чтобы выбраться из нее за столь короткое время. Пульсирующий, вспухший ком в глубокой пещере под лесом рос по мере уменьшения древесной массы, порабощенной им, — смертельно трудно было сдержать напор протоплазмы, устремившейся вспять по миллионам и миллионам разветвленных каналов и капилляров.

Все происходило очень быстро. Тело НЕЧТО стало сереть, тускнеть, и вот оно вздрогнуло в последний раз — и распалось.

Вдалеке, глубоко в море, задвигалась гигантская тень. ОН ожидал, наблюдал и зарегистрировал гибель своего слуги с бесстрастностью машины. Время ничего для НЕГО не значило, и у НЕГО оставались еще миллионы слуг, способных заменить одного погибшего.

Бесшумно ОН отнял свое титаническое тело от дна морского и стал уходить, удаляться от берегов, устремляясь в безмолвные океанские глубины, туда, где царит вечная ночь, глубины, которые до сих пор еще не открылись взору ни одного из людей. ОН еще вернется. Возможно, завтра, а возможно, лишь спустя сотни лет. Время его было ограниченным. Но он обязательно вернется.

Когда–нибудь.

Был уже почти полдень, когда мы выбрались из этого дома и смогли отправиться в путь. Спуститься вниз с чердака оказалось нелегким делом, и сил у нас не было, чтобы тут же отправиться в дорогу. И даже теперь, когда я сумел почти два часа отдохнуть после того, как миссис Уинден перевязала мои раны, я все равно чувствовал разбитость во всем теле, и путь, который лежал перед нами, казался мне бесконечно далеким.

Местность представляла собой жуткое, тягостное зрелище. Перед нами раскинулась голая, безжизненная поляна, вернее, пустое пространство, покрытое толстым, по щиколотку, слоем беловатой пыли. Выступавшая из земли влага, накопившаяся в почве за время дождей, постепенно превращала его в липкое, коричневое месиво. Лес выглядел так, будто над ним пронесся опустошительный пожар. Деревья стояли голыми, насколько хватало глаз. В воздухе повисла мертвая тишина. Тишина смерти.

— Как вы считаете — он действительно… мертв? — тихо спросил Макмадок.

И хотя вопрос этот относился к Говарду, я все же обернулся к Макмадоку и, улыбнувшись, кивнул ему:

— Он повержен, — сказал я. — Если бы это было не так, то мы бы уже погибли, Макмадок. Все.

— Лон, — поправил он меня.

— Лон. — Я снова улыбнулся. — Вы… отправитесь в Дэрнесс?

Какое–то время он молчал. Его взгляд застыл на двух мужчинах — все, что осталось от группы Бреннана.

— Да, — ответил он. — Если Дэрнесс еще существует.

— А почему бы вам… почему бы тебе не отправиться с нами? — спросил я. — Мне бы очень пригодился такой друг, как ты.

Лон смущенно рассмеялся. Я видел, что он обдумывает мое предложение, но он решительно мотнул головой, устремил взгляд в пол и стал нервно поигрывать дробовиком в руках.

— С вами? — переспросил он. — Да нет, Роберт, мне кажется, это не та идея. Я должен быть здесь, а не с вами. Все, что мне требуется, — это добрая кружка пива в уютной пивной, чтобы позабыть обо всем. — Вдруг он усмехнулся. — Знаешь, жизнь у вас ведь такая беспокойная! Но мы, может быть, все же когда–нибудь увидимся, а?

— Может быть, — ответил я. Но каждый из нас прекрасно понимал, что если это и произойдет, то не в обозримом будущем. Но несмотря ни на что, я был твердо уверен, что мы бы с ним подружились, это точно.

Я хотел что–то еще сказать, но тут Лон внезапно повернулся к своим друзьям и, кивнув им, быстро пошел по направлению к опушке леса в противоположном Бэтхиллу направлении.

Я долго смотрел ему вслед, пока он не скрылся среди голых стволов деревьев, и во мне ширилось неясное чувство потери.

И вдруг меня осенило, что я ошибаюсь. Никакими друзьями мы стать, конечно, не сумели бы. Даже если бы оба очень захотели этого. Нет, свое наследие я обречен нести в одиночку. На то я и колдун.

А дружить с колдуном — охотников не очень–то много найдется. И мне вдруг остро захотелось разрыдаться.

Но, разумеется, я не сделал этого.

НА ЭТОМ ЗАВЕРШАЕТСЯ КНИГА ТРЕТЬЯ.