Бремя одежд. Болотный тигр

ГЛАВА 1

Розамунде Морли снился сон: будто она скрепляет своей подписью документ, по которому становится владелицей Герон-Милл – мельницы и дома с небольшим подворьем, где она и жила сейчас с отцом и старшей сестрой Дженнифер. Причем документ этот – не купчая, а дарственная она получает мельницу в дар от дяди Эдварда. В других случаях в роли щедрого дарителя выступал ее кузен Клиффорд – он преподносил ей мельницу и себя впридачу в качестве мужа. Этого эпизода девушка ждала с огромным нетерпением.

Сон стал привычным, обжитым, как ее спаленка. Как правило, знакомый сюжет начинал раскручиваться на ранней стадии сна. И если бы однажды утром Розамунда проснулась и осознала, что этой ночью он не снился, она была бы удивлена и встревожена.

Нынче все шло своим чередом – до определенного момента Она поставила свою подпись, поцеловала дядю (сегодня была его очередь дарить ей мельницу), а затем, повернувшись к нему спиной, выбежала из гостиной, пересекла коридор и добежала до лестницы, ведущей вниз, к входной двери. За дверью до самой реки простирался сад. Река в этом месте была довольно узкой – в сущности, даже не река, а неширокий рукав, отходящий от Брендона, – но все равно приходилось переправляться через нее на пароме. Паромом служила выкрашенная в красный цвет плоскодонка. С крыльца ее не было видно – только поблескивала на солнце цепь, соединившая берега.

Сон все еще развивался по знакомому сценарию: Розамунда на минутку задержалась на крыльце, а затем сбежала вниз и вскарабкалась на башню старой ветряной мельницы. Там она выскочила на шаткий балкон и, стоя на расстоянии вытянутой руки от подгнивших крыльев деревянного ветряка, запрокинула голову и звонко рассмеялась. Отсюда во все стороны – если не считать небольшого леска близ Торнби – насколько хватало глаз, простиралась равнина с чередованием желтых, красных, коричневых и черных пятен такого насыщенного цвета, что ни один художник не передал бы на холсте это сочное буйство красок Они, эти пятна, перемежались серебряными ленточками рек. Слева от Розамунды в отдалении виднелись заросли камыша – то было устье Брендона. Правее – гораздо, гораздо правее – серебро тускнело, пропадая в зарослях камыша, а то и подлеска на высоких берегах реки Уисси. Если же смотреть прямо перед собой, взгляд упирался в блестевшую на солнце полоску Большого Уза. Если идти вдоль извилистого берега Брендона, путь туда занимал целых два часа, зато напрямик, мимо Торнби-Хауза, до него было каких-то шесть миль. Уз величаво катил свои воды в море, встречая на пути одну-единственную преграду в виде Денверского шлюза.

Обычно в этом месте сна Розамунда отрывала взор от пейзажа и, независимо от того, видела она его или нет, выкликала: "Эндрю! Эй, Эндрю! Привет!" И он появлялся, сидя на тракторе, посреди одного из своих полей, и кричал в ответ: "Привет, Рози!"

Хотя близлежащие угодья Эндрю Гордона располагались всего в миле от мельницы, в той же стороне, что и Торнби, Эндрю с трактором почему-то оказывался ниже, и она улыбалась ему, облокотившись на подгнившие перила. В этот момент подле Эндрю, как правило, появлялась сестра Розамунды, Дженнифер – она восседала рядом с ним на тракторе. Розамунда махала им обоим, а затем сбегала вниз по расшатанной лестнице, невероятно счастливая от того, что у Дженнифер есть Эндрю, а у нее – Герон-Милл.

Сойдя вниз, Розамунда знала: здесь ее поджидает отец с добродушной улыбкой на лице. Она радостно помашет ему дарственной. Так случилось и на этот раз, однако дальше привычный ход сновидения был нарушен. Дарственная каким-то образом оказалась в руках у отца; он поднес к уголку зажженную спичку. Плотный, сухой лист бумаги начал потрескивать; дым заслонил от Розамунды лицо отца. Она закричала: "Нет! Нет, папа, не надо! Ты сам не понимаешь, что делаешь!" – и вцепилась в него, пытаясь отобрать документ, спасти хотя бы остатки.

– Рози! Проснись! Ты меня слышишь?

Она резким движением села на кровати.

– Что? Что случилось?

– Проснись! – взывала Дженнифер. – Скорее вставай, Рози! Дом вот-вот вспыхнет!

Розамунда подхватилась.

– Где? Где горит?

– Папа… от его кровати идет дым. Я пыталась растолкать его, но едва не задохнулась.

В два прыжка оставив сестру позади, Розамунда выбежала в коридор. Навстречу хлынули едкие клубы дыма, вырывавшиеся из-под двери спальни в другом конце коридора.

Всего лишь несколько секунд назад, во сне, Розамунда ощупью искала отца в клубах дыма, и вдруг это стало явью. Девушка ворвалась в спальню.

– Папа! Про… – она закашлялась, поперхнувшись дымом, и повернулась к Дженнифер.

– Потащили!

Вдвоем они стянули безвольное, отяжелевшее тело отца на пол и, пятясь, поволокли к двери и дальше, на лестничную площадку.

Там Розамунда опустилась на колени и, держа в ладонях взъерошенную седую голову, взмолилась:

– Папа, очнись! Просыпайся, дорогой! Внезапно ее лицо озарилось радостью.

– Дженнифер, он почти нормально дышит. Закрой ту дверь… Нет, погоди… – она бережно опустила на пол голову отца. – Нужно срочно выбросить матрас!

Вдвоем они сняли с кровати дымящийся матрас и понесли к окну. Розамунда подивилась: огонь повредил только наволочку. Они с трудом протолкнули матрас через узкое окно. Когда от первого же порыва ветра он целиком воспламенился, у сестер одновременно вырвался возглас ужаса.

– Боже! Ведь он мог… – Розамунда на мгновение прикрыла глаза и вдруг устремилась обратно, на лестничную площадку.

Генри Морли лежал все в том же положении. Девушки беспомощно смотрели на него.

– Не дай Бог, умрет, – молвила Дженнифер.

– Замолчи!

– Но что же делать? У нас не хватит сил поднять его.

– Попробуем. Берись за ноги.

Дженнифер послушно взяла отца за ноги, а Розамунда ухватила под мышки. В следующее мгновение стало ясно, что им остается только одно: тащить его по полу.

– Так не пойдет, – вздохнула Розамунда. – Нам одним не справиться. Сбегаю-ка я за Эндрю. Кстати, оттуда позвоню доктору. Только бы Эндрю уже вернулся с выставки! Только б вернулся!

– Гори оно синим пламенем!

Это была обычная формула, к которой Дженнифер прибегала в минуты сильного душевного волнения, однако в данной ситуации она приобрела зловещий смысл. Розамунда прикрикнула на сестру:

– Прекрати сейчас же! – словно не она была на два года моложе Дженнифер, а наоборот. Но так было всегда: именно она, Розамунда, вот уже много лет являлась главой семьи. Даже если бы Дженнифер не хромала… По правде говоря, эта хромота была почти незаметна… Но все равно сестра ни за что на свете не отважилась бы пробираться ночью по болотам – даже в полнолуние. Поэтому Розамунда скомандовала:

– Достань из комода несколько одеял. Сейчас тепло, но вдруг к утру похолодает? Я возьму фонарь.

Они давно ввели в обычай оставлять зажженным ночник – на всякий случай. Временами Розамунда испытывала сильное искушение сэкономить масло, но теперь радовалась, что не поддалась ему, не совершила опрометчивого поступка. Она поднялась в свою комнату и прямо на пижаму натянула широкие брюки; сунула ноги в сапоги. Потом вернулась за фонарем, но спохватилась: ведь тогда Дженнифер останется в кромешной тьме, а для нее это так же страшно, как идти ночью по болоту. Зажигать же керосиновую лампу было некогда, поэтому Розамунда заключила:

– Обойдусь без фонаря. На улице светло, как днем.

Дженнифер явно испытала облегчение.

– К твоему приходу зажгу все лампы. Только, пожалуйста, Рози, не задерживайся!

Не говоря больше ни слова, Розамунда спустилась по лестнице в темную прихожую, ощупью миновала стол с латунными украшениями, открыла шкаф и вынула короткое пальто. Просунув одну руку в рукав, отперла входную дверь.

Столь любимый ею ландшафт был залит лунным светом, но на этот раз он не тронул ее сердца, переполненного горечью и раздражением. На память пришло вечное хныканье Дженнифер. Ну в самом деле – кому нужны сельские красоты, если приходится жить без телефона, электричества и водопровода? Даже ни одной полноводной реки поблизости. Поэтому они вынуждены пить воду с подозрительным привкусом из колодца, а для купания таскать ее ведрами из реки в старенькую, с поросшими осокой стенами, баню позади дома… Права Дженнифер, ох, как права!

Розамунда ступила на паром и энергично потянула за цепь. Вода оказалась холодной, но у нее все равно мелькнула мысль: вот бы искупаться!

К тому времени, как Розамунда переправилась на другой берег и вышла на тропинку, возбуждение улеглось. Она упрекнула себя: хватит сетовать, возблагодари Господа за то, что имеешь! О да, она бесконечно благодарна Творцу за каждый день, прожитый на мельнице. Только одно и страшно: что когда-нибудь Герон-Милл придется покинуть. Охваченная боязнью, Розамунда замедлила бег.

А ведь он неизбежно придет, этот день. Случись что с отцом – и конец. Если он умрет, они потеряют и Герон-Милл, лишатся крова – неважно, с электричеством или без. Впрочем, к Дженнифер это не относится. Возможно, несчастье в конце концов заставит ее принять предложение Эндрю. Самой же Розамунде придется претворить в жизнь давний план, разработанный на крайний случай: пойти в услужение. Что-что, а ведение домашнего хозяйства – ее стихия.

Розамунда прибавила шагу, молясь на ходу:

– Добрый Боженька, не дай ему умереть! – Как ребенок, она вкладывала в молитву и свой корыстный интерес: слишком тесно благополучие отца было связано с ее собственным. Сколь горячо Розамунда ни любила отца – а она действительно любила его, но не дочерней, а скорее материнской любовью, снисходительной к причудам обожаемого дитяти, – ничуть не меньше она была привязана к мельнице. Герон-Милл был ее единственным домом, здесь она обрела ранее не изведанное чувство защищенности. За последние шесть лет не было дня, чтобы она не повторила себе, что от жизни ей нужны только две вещи: крыша над головой и уверенность в завтрашнем дне.

Розамунда шагала полем к небольшому леску и думала: вот сейчас добегу до опушки и перепрыгну через трясину. Эта мысль, как всегда, заставила ее содрогнуться. Пожалуй, не стоит рисковать. Лучше пойти в обход, через Гусиный пруд: это займет ненамного больше времени.

Как бы нежно Розамунда ни любила болотистый край с многочисленными мелководными реками, она так и не научилась спокойно относиться к дайкам – глубоким, затянутым илом трещинам в черной, топкой земле, таким же неотъемлемым от здешних мест, как вены – от человеческого тела. Всякий раз они внушали ей почти животный ужас. Даже днем, когда ей удавалось принудить себя заглянуть вглубь, она содрогалась, невольно представляя себе, как было бы страшно провалиться туда и как мало надежды выкарабкаться. У обычной рытвины либо канавы пологие склоны, а у этих трещин – вертикальные, отвесные. От сознания невозможности зацепиться за хлипкие, илистые края волосы вставали дыбом.

Розамунда очутилась в лесу; мысли бежали параллельно маршруту. Она свернула налево, на тропу, ведущую к Гусиному пруду – так прозвали расширяющийся участок канала, как бы озеро в миниатюре. Противоположный берег пруда служил естественной границей между Ивовой Пустошью, владениями Эндрю Гордона, и поместьем Торнби. То же можно было сказать о полусгнившем деревянном мостике через канал.

С давних пор они пользовались кратчайшим путем к ферме Эндрю через лес Торнби, потому что идти берегом реки, с многочисленными изгибами и извивами, выходило втрое дольше.

Этот участок леса был неплохо освещен луной – деревья находились на приличном расстоянии друг от друга. Однако на подступах к реке, где переплелись ветви плакучих ив, лес был гуще и темнее. Но Розамунда знала здесь каждый квадратный дюйм – все равно что у себя на мельнице – так что темнота ее не пугала. Можно пройти много миль и не встретить ни души. А если и попадется кто, так обязательно знакомый. Даже летом, в период каникул и отпусков, редкие туристы на моторных лодках отваживались забираться в сердце болот.

Вот почему внезапное столкновение повергло Розамунду в панику.

Она как раз достигла опушки леса и немного задохнулась; в боку кололо. И вдруг перед ней выросла чья-то тень. На какую-то долю секунды она решила, что это животное, отбившееся от стада Эндрю Гордона; несмотря на принимаемые им меры предосторожности, такое изредка случалось. Но тут ее сграбастали чьи-то руки. Испустив леденящий душу вопль, она лягнула своего противника и, очевидно, угодила в голень; он с громким проклятием отдернул ногу.

– Какого черта? Что это вам вздумалось?

Розамунда дрожала, как мышка.

– Отвечайте!

– Уберите, – пролепетала она. – Уберите руки!

На миг воцарилась тишина; Розамунда прекратила сопротивление, а напавший на нее мужчина ослабил стальную хватку, хотя и не отпустил ее совсем. Тесно прижатая к нему, она не видела его лица, только чувствовала грубую ткань твидовой куртки и знакомый запах табака – тот же сорт курил ее отец, и это странным образом ее успокоило. Она открыла рот, чтобы спросить: "Кто вы такой?" (Это явно не был кто-либо из местных.) В этот самый момент мужчина сильно схватил девушку за плечи и вытолкнул из леса, на открытое место. Там они впились друг в друга глазами.

Перед ней стоял человек крепкого сложения, плотно сбитый, но не толстый, благодаря не маленькому росту (в нем было чуть поменьше шести футов, но Розамунде он показался значительно выше). На нем не было шляпы; черты лица отчетливо обозначились в лунном света. Выдающиеся скулы, довольно изящный нос, тонкие губы, квадратный, резко очерченный подбородок. Светлые и не слишком густые брови составляли контраст с черной, всклокоченной шевелюрой и небольшой щетиной на щеках и подбородке. Эти тонкие, красиво изогнутые брови придавали его лицу некоторую утонченность, вступавшую в противоречие с остальным обликом. Глубоко посаженные глаза были прищурены – человек сверлил ее взглядом.

Не успев разобрать выражение его лица, Розамунда увидела себя глазами незнакомца. Миниатюрное существо с правильным овалом лица, хорошеньким носиком, рыжеватыми волосами цвета меди – слишком длинными, чтобы уложить их в аккуратную прическу, и слишком короткими, чтобы пленить мужчину. Что касается глаз, то они, так же, как и у незнакомца, прятались в глубине Они постоянно – в зависимости от настроения – меняли цвет: то карие, то серые, а то вдруг цвета морской волны – такое обычно случалось в минуты гнева. Скорее всего, в это мгновение они приобрели именно этот оттенок.

Должно быть, этот человек был изумлен встречей с женщиной – эту догадку подтвердили его следующие слова:

– Куда это вы несетесь, сломя голову? Я подумал… Кто вы такая?

А сам-то он кто?

– Не ваше дело! – ее высокий голос дрожал от страха и возмущения.

– Вы вторглись в мои владения, а посему я имею право спрашивать.

– Ваши владения? – глаза Розамунды широко распахнулись; рот последовал их примеру. Она судорожно глотнула.

– Вы…

– Вот именно.

– Мистер Брэдшоу?

– Совершенно верно.

– Я не знала о вашем возвращении. Вы много лет собирались – да так и не собрались.

– Прибыл, как видите, – три дня назад.

Это «прибыл» прозвучало казенно, даже чванливо. В другое время Розамунда посмеялась бы, но сейчас ею владела одна-единственная мысль: "Три дня назад – а мы и не подозревали!"

Положим, сама она редко хаживала этой дорогой мимо его усадьбы. Но Эндрю… Ах да, он же пробыл эти три дня на животноводческой выставке.

Она стала неуклюже оправдываться:

– Извините. Если бы я знала, непременно навестила бы вас.

– Не нуждаюсь.

– Вот как? – девушка смешалась. Удивление было столь велико, что перевесило обиду. – Что ж, хорошо, – она кивнула и вознамерилась продолжать свой путь.

– Стойте. А вы-то кто?

– Розамунда Морли с Герон-Милл.

Она невольно замедлила шаг и поняла, что он следует за ней.

– Куда это вы – в столь поздний час?

– На ферму мистера Эндрю Гордона. Нужно срочно вызвать врача.

– У вас кто-нибудь болен? – он поравнялся с ней. Глядя прямо перед собой, она ответила:

– Мой отец. Он курил в постели и нечаянно подпалил матрас.

– Серьезные ожоги?

– Насколько я могу судить, он вовсе не обжегся. Матрас еле тлел и загорелся лишь после того, как мы с сестрой выбросили его в окно. Должно быть, папа наглотался дыма. Мы не смогли привести его в чувство.

– Погодите, – он схватил ее за руку и заставил остановиться. – Если за двенадцать лет дорога не стала лучше, врач вряд ли сможет добраться до вас раньше, чем через один-два часа. Вашему отцу необходима срочная помощь – очистить легкие от дыма… если еще не поздно.

Ее покоробило, но он как ни в чем не бывало продолжал:

– Где он сейчас? На свежем воздухе?

– Нет. Понимаете… он слишком тяжел, мы не смогли сдвинуть его с места и оставили на лестничной площадке. Я тотчас побежала за помощью к Эндрю Гордону.

– Идемте, – властно молвил Брэдшоу.

Она посмотрела вслед его удаляющейся фигуре и крикнула: – Вы врач?

– Нет.

Девушка колебалась, поднеся к губам дрожащие пальцы. Эндрю тоже не разбирается в медицине. Все, что в его силах, это уложить отца на кровать. Однако от него можно было по телефону вызвать врача. И потом, этот субъект не вызывал доверил. И все-таки… вдруг он может помочь? Мистер Брэдшоу был уже далеко впереди. До Розамунды донеслось бесстрастное, брошенное через плечо:

– Так или иначе, пойду взгляну на вашего отца. Она попыталась стряхнуть наваждение и, пробормотав:

"Все равно без врача не обойтись", – сделала несколько шагов в противоположном направлении. И вдруг резко остановилась и, как безумная, бросилась догонять Брэдшоу. Если он вломится без нее – это вполне в его характере, – Дженнифер будет в шоке. Розамунда живо представила, как она забьется в истерике. В отличие от младшей сестры, Дженнифер не питает доверия к болотам и живущим здесь людям – поэтому на ночь дом запирается на все запоры, даже если перед тем они неделями не видят никого, кроме Эндрю да сезонных рабочих, спешащих на дальние поля. Раньше, когда канал еще не был труднопроходимым, в эту глушь изредка заплывали на моторках любознательные туристы. Но сейчас, когда берег сплошь зарос тростником, особенно та его часть, что недалеко от мельницы, с этим покончено.

– Минуточку! Подождите! – запыхавшаяся Розамунда догнала Брэдшоу. – Вы можете испугать мою сестру. Идемте вместе. Но… как же врач?

– Вы давно живете на мельнице?

Она еле поспевала за ним.

– Шесть лет.

– А куда делись Талфорды?

– Не знаю. Дядя купил мельницу у старой супружеской четы – вот все, что мне известно.

– Чем вы занимаетесь? Земледелием?

– Нет. У нас очень мало земли – какой-нибудь акр. Ближние земли в основном принадлежат мистеру Брауну. Мы делаем ювелирные украшения.

– Что? – он замедлил шаг и обернулся.

Розамунда с достоинством уточнила:

– Папа был серебряных дел мастером… и сейчас еще…

– Странное занятие для здешних мест.

– Это почему же?

– Я всегда считал, что этим лучше заниматься в большом городе.

– Прежде, чем что-то продать, нужно произвести. Мы делаем украшения. ("Делали", – уныло поправилась она про себя.)

Они вышли из леса и увидели, как серебрится в лунном свете водная гладь. Дойдя до переправы, спутник Розамунды окинул скептическим взглядом красную плоскодонку.

– Еще одно новшество! А где прежний ялик?

– Откуда я знаю? – огрызнулась девушка, проклиная себя за то, что позволила этому человеку задеть ее за живое.

– Должно быть, валяется вверх дном где-нибудь вверх по течению.

– Да.

– А говорили, что не знаете.

– Я и не знала, что раньше его использовали как паром. На излучине действительно лежит старая шаланда.

– Она прослужила бы еще лет тридцать – при надлежащем уходе. Это была добрая лодка! Я заботился о ней, когда был мальчишкой.

Розамунде не потребовалось уточнять, жил ли он здесь в детские годы. До них доходили слухи о хозяине Торнби-Хауза; он родился и вырос в этих местах и покинул их двенадцать лет назад.

Когда они переправились, он не помог ей выйти из лодки, а вскарабкался по склону и подождал, разглядывая мельницу.

– Скоро понадобятся подборки. С тех пор, как я был здесь в последний раз, уровень воды повысился на добрый фут. Вы пристроили еще одну ступеньку?

– Нет, – Розамунда прошмыгнула мимо него. – Когда мы приехали, она уже была. Я лучше пойду вперед, предупрежу сестру.

Она легко преодолела пять крутых ступеней и вбежала в дом.

– Дженнифер! Дженнифер!

– Да? – Дженнифер выскочила из своей спальни с лампой в руке. – Ты так быстро обернулась! Что…

– Некогда объяснять. Я случайно встретила мистера Брэдшоу из Торнби-Хауза. Он только что вернулся и захотел взглянуть на отца.

– Мистер… Но где же…

– Тихо! Потом расскажу.

В этот самый момент в прихожую шагнул мистер Брэдшоу. Именно шагнул: сделал шаг и замер, глядя куда-то поверх головы Розамунды. Она усмехнулась про себя. Ясно: на него, как бывало всегда, произвела впечатление Дженнифер – с рассыпанными по плечам льняными волосами, в халате и выглядывающей из-под него ночной рубашке, воплощение красоты и женственности. Огромные голубые глаза, губки бантиком, слегка вздернутый носик, матовая кожа – свет от лампы создавал вокруг нее оранжевый ореол. "Мадонна с лампой," – без тени зависти подумала Розамунда. Полная противоположность сестре, она, тем не менее, нежно любила Дженнифер и гордилась ею. Вот и сейчас ее красота сразила даже этого чурбана.

– Мистер Брэдшоу… Моя сестра… – представление сопровождалось нетерпеливым мановением руки – Ну что, он пришел в себя?

– Нет.

Странный посетитель последовал за Розамундой по лестнице. Дженнифер проводила его взглядом.

Розамунда с минуту вглядывалась в отца, а затем подняла глаза на гостя.

– Кажется, ему лучше. Дыхание стало более глубоким и ровным.

Брэдшоу приподнял веки лежавшего на полу мужчины. Приложил ухо к груди. И наконец, впился загадочным взглядом в его лицо.

– С ним все в порядке? – пролепетала Розамунда.

– Да. Я бы сказал, да. Дайте ему отоспаться. Позвольте, я подниму его.

Розамунда отпрянула. Брэдшоу нагнулся и без видимого усилия отделил от пола отяжелевшее тело ее отца.

– Где его комната?

– Несите сюда.

Розамунда схватила со стола фонарь и поспешила в свою спальню. Там она поставила фонарь на комод, отвернула мятое покрывало и отошла в сторонку, давая дорогу Брэдшоу с его ношей.

– Ничего с ним не случится. Укройте его.

Розамунду покоробил этот пренебрежительный тон.

Можно подумать, не произошло ничего особенного.

– Я все же сбегаю за врачом.

– Напрасная трата времени. Вряд ли врач скажет вам спасибо.

– Что это значит? – послышался от двери голос Дженнифер.

Мистер Брэдшоу обернулся и, прежде чем ответить, с минуту молча разглядывал девушку, чья красота хоть и поразила его, но не настолько, чтобы смягчить его манеры.

– Он в стельку пьян.

Ошеломленная, Дженнифер не нашла, что сказать. Зато Розамунда не растерялась.

– Но это невозможно!

Он метнул на нее взгляд через плечо.

– К сожалению, это факт.

– Да нет же, он наглотался дыма!

На этот раз Брэдшоу целиком повернулся к ней и смерил скептическим взглядом ее маленькую фигурку.

– Оставайтесь при своем мнении, но смерть от удушья ему не грозит, – он приподнял изогнутую бровь. – Вас это удивляет? Неужто не знакомы с запахом виски?

Знаком ли ей запах виски? Да она ненавидит его всю свою сознательную жизнь! Ведь это из-за него они оказались погребенными – по выражению Дженнифер – в этой болотистой глуши. Однако, когда они стаскивали отца с кровати, от него ничуть не пахло! Три месяца он не брал в рот ни капли спиртного и до вчерашнего дня не отлучался из дому. А вчера они все трое поехали в Или. Они с Дженнифер по очереди неотлучно находились при отце. И все-таки не уследили! Как бы ни был груб этот человек, Розамунда почувствовала: он говорит правду. Должно быть, его обоняние тоньше… но не только это. Он взял в расчет и другие признаки. Розамунда не в первый раз видела отца в таком состоянии и должна была бы сразу определить причину… не возникни паника из-за начинавшегося пожара. Ей и в голову не пришло, что отец напился. Стыд – как будто это случилось по ее вине – заставил девушку понуриться. Однако уже в следующий момент Розамунда резко вскинула голову и чопорно заявила:

– Большое спасибо за помощь.

Он по-прежнему молча смотрел на нее. "Наверное, считает меня круглой идиоткой, которая по ночам носится по болотам в поисках врача для горького пьяницы. Убить меня мало!"

Так и не проронив ни слова, Брэдшоу вышел из комнаты. Розамунда чувствовала себя раздавленной.

А что Дженнифер? Сестра тоже смотрела на нее, прижав ладони к пылающим щекам. Только после того, как хлопнула входная дверь, она осмелилась открыть рот: – Ужас! Какое унижение! Дернула же тебя нелегкая притащить сюда этого типа! Окажись на его месте Эндрю, было бы не так стыдно. Но я не верю. Откуда у отца виски? Ты вчера не оставляла его одного?

Розамунда покачала головой.

– Я – нет. С тем же успехом я могу адресовать этот вопрос тебе. Ты никуда не отлучалась?

– Нет, разумеется. Вот только…

– Что?

– Когда мы сидели в кафе – ты ходила в лавку за припоем и всем прочим, – он ненадолго отлучился в туалет; помнишь, там, возле двери, за перегородкой? Ох! – Дженнифер поднесла ладонь ко рту. – Вот когда он и улизнул – в соседний магазинчик. Да! Там как раз торгуют бакалеей и алкогольными напитками. Ему хватило нескольких минут! Ох, Рози!

– Ладно, сделанного не поправишь. Но как же мы не почувствовали запаха? А он, – девушка кивнула в ту сторону, где недавно стоял их гость, – почувствовал!

Она перевела взгляд на побагровевшее лицо отца. Тот прерывисто сопел. Как же она не догадалась?.. Розамунда вышла из комнаты и направилась в его спальню. Там она, встав на четвереньки, заглянула под кровать. Где же бутылка? Она поискала в шкафу – с тем же результатом. Дженнифер тем временем обследовала комод.

– Пусто, – сказала Розамунда. – Просто ума не приложу…

– Слушай, Рози, он ведь мог и не заходить в магазин – это всего лишь предположение. Наверное, тот тип ткнул пальцем в небо.

– Нет, он знал наверняка – так же, как мы с тобой. Я бы и сама сообразила, если бы не паника из-за пожара. Ладно. Здесь мы ничего не нашли – значит, он припрятал ее в другом месте. Стоп! – Розамунда приставила к шкафу стул и, забравшись на него, открыла верхний ящик, где хранилось постельное белье. Она пошарила внутри и тотчас нашла то, что искала, – и даже не одну, а четыре плоских бутылки.

– Целых четыре! – Дженнифер брезгливо рассматривала находку. – А ведь обещал! А, что толку!..

– Ты права – что толку?

– Но как клялся!

– Раньше тоже клялся. Ладно. Идем, выпьем чаю.

– Не понимаю, как ты можешь оставаться такой спокойной, – упрекнула Дженнифер, следуя за сестрой вниз по лестнице. – А завтра нас ждет отвратительный спектакль – так называемое раскаяние.

– И мы, как обычно, простим.

– Я – ни за что. Сказала в прошлый раз – больше не прощу!

– Тогда выходи замуж за Эндрю – единственное спасение.

– Не издевайся, Рози.

Розамунда резко остановилась на пороге кухни.

– По-твоему, я издеваюсь?

– Извини, но так получается. Ведешь себя так, словно ничего не случилось.

– А как надо? Рвать на себе волосы? С этим покончено – много лет назад.

Можно было подумать, что Розамунде не двадцать два, а шестьдесят два года. Она и впрямь никогда не чувствовала себя молоденькой девушкой. Какая молодость, если она с юных лет тащила на себе бремя ответственности за отца – слабохарактерного, и все же родного выпивоху.

Она подсела к камину и подбросила дров. Зажгла масляную лампу. Поставила чайник.

Дженнифер сидела за столом, подперев рукой подбородок. Розамунда устроилась в кресле возле камина. Обе молчали.

В разговорах об отце рано или поздно наступал момент, когда атмосфера накалялась до такой степени, что любое слово грозило взрывом.

Розамунда живо вспомнила первый такой случай – тогда еще была жива мама. Розамунде исполнилось девять, и Дженнифер – одиннадцать лет. "Не ходи к папе, – сказала мама. – Ему нездоровится, у него болит голова." Как раз в это время Дженнифер вернулась с урока танцев – не вошла, а ворвалась, громко хлопая дверьми, с балетными туфлями в руке. Розамунда стала упрекать ее за то, что она шумит, когда папе плохо. В ответ Дженнифер накричала на нее:

– Хватит нести чепуху, не то получишь затрещину! Меня тошнит от такого лицемерия! Болен? Как бы не так! Надрался, вот и вся болезнь!

– Как ты можешь, Дженнифер? Папа вовсе не пьян!

– Не будь дурой, – теперь голос сестры звучал тихо и отрешенно.

Девочки сели рядом на кровать, и в доме воцарилась неестественная, страшная тишина. Розамунда поняла: Дженнифер говорит правду. Она вспомнила прежние «недомогания» отца, и у нее прояснилось в голове. Многое стало понятным: например, почему мамины родные не желали с ними знаться. Мать была урожденная Монктон; даже отец время от времени приговаривал: "Ваша мамочка – из Монктонов, фу-ты, ну-ты!" Его «недомогания» были странным образом связаны с этим обстоятельством. Потребовалось некоторое время, чтобы Розамунда поняла истинный смысл того, что прежде считала беззлобным подтруниванием. Оказалось, что Генри Морли не столько гордится, сколько попрекает жену ее происхождением. В то же время они искренне любили друг друга – до самой смерти матери. Случались, конечно, размолвки и даже рвущие сердце скандалы, за которыми, как правило, следовал переезд в другой город, где отец надеялся начать новую жизнь и работать за двоих – на кого-то, кто оценит это по достоинству. Для этого у него были все основания, потому что Генри Морли был ювелиром милостью Божьей. Еще подростком он поступил к Монктонам, обучался у одного из их лучших мастеров.

Монктоны были старинным родом, из которого вышло немало непревзойденных ювелиров. Они охотно передавали опыт тем, кого считали достойными – в их числе оказался и Генри Морли, у него были золотые руки и верный глаз. Уже в тридцать лет ему доверили руководить мастерской. Сообщая ему эту новость, Арнольд Монктон позволил себе минимальную долю снисходительности. Спустя три дня, все еще чувствуя крылья за спиной, Генри Морли познакомился с его дочерью Дженнифер. Видеть-то он ее и раньше видел, а разговорился впервые. Их взгляды встретились, соприкоснулись руки, и будто молния пронзила обоих. Исход оказался плачевным. Арнольд Монктон не стал разыгрывать благородного отца, а поставил дочь перед выбором: либо он, либо "этот выскочка Морли".

"Выскочка Морли" решил доказать, что обойдется и без его поддержки, – не тут-то было. Орешек оказался крепче, нежели он ожидал, опьяненный любовью и первыми успехами. Работы хватало, но только рядовой. Те, кто достиг в этом деле высокого положения, не собирались уступать его либо держать подчиненных, возомнивших, будто они мастерством превосходят хозяев. После пяти лет работы в трех разных фирмах и отчаянных попыток самоутвердиться, Генри Морли ощутил потребность в допинге. Постепенно у него вошло в привычку перехватывать рюмочку-другую – главным образом виски.

На шестом году их брака Дженнифер подарила ему дочь, которую назвали в честь матери. Еще через два года родилась вторая девочка – Розамунда.

Тем давним вечером мертвая тишина в конце концов взорвалась бурной сценой: Дженнифер изорвала в клочья балетные туфли, крича, что они ей больше не понадобятся. Из ее выкриков Розамунда с изумлением узнала, что после ее рождения они сменили шесть городов. Выяснилось, что как раз в тот день отец в очередной раз лишился работы и, значит, в течение какого-то времени Дженнифер не сможет брать уроки танцев. Пошвыряв то, что осталось от туфелек, в дальний угол, она бросилась на кровать и разрыдалась.

Кажется, это и был переломный момент, когда Розамунда взвалила на себя бремя ответственности за семью, вообразила себя взрослой. Пожалуй, так оно и было, потому что она даже не позволила матери догадаться о том, что не осталась в неведении относительно истинной природы отцовского "недомогания".

Когда мама умерла, Розамунде было четырнадцать. Эта смерть окончательно добила Генри Морли. Шестнадцатилетняя Дженнифер успела окончить школу и решила учиться декламации, чтобы стать артисткой. Однажды, опьяненная великой новостью – она прошла прослушивание, ее приняли на курсы! – она возвращалась домой и угодила под автобус – по собственной вине. Ногу удалось сохранить, но ей пришлось много месяцев пролежать в больнице.

К тому времени Генри Морли являл собой тяжелое зрелище и заслуживал в равной мере жалости и презрения. Розамунда отдала предпочтение первому из этих чувств, зато Дженнифер – второму, и не без оснований. Когда ее выписали из больницы, и она на костылях отправилась домой, оказалось, что они снова переехали – в две убогих подвальных комнатушки.

Кризис разразился, когда и Розамунда окончила школу и успела три месяца проработать в детских яслях. Генри Морли схватил простуду, которая незамедлительно перешла в двустороннее воспаление легких. Вдобавок Дженнифер тяжело переносила свою хромоту и постоянно находилась во взвинченном состоянии, что лишало ее способности позаботиться о себе, не говоря уже о других.

Такое положение семьи, вынуждавшее их метаться с места на место, не позволяло девушкам обзавестись друзьями. Врач, лечивший отца, предложил своему пациенту лечь в больницу, – но самоуверенность Генри Морли, не покидавшая его даже при высокой температуре, убедила доктора в том, что дочери и так прекрасно справляются – и с обязанностями сиделок, и с домашним хозяйством. Откуда врачу было знать, что все упиралось в несчастные несколько фунтов – больше денег не осталось и ждать помощи было неоткуда.

Однажды в два часа ночи, дежуря у постели отца, Розамунда написала письмо брату своей матери, которого видела один раз в жизни, будучи совсем крошкой. Мама нарядила их с Дженнифер во все лучшее, и они поехали на поезде в Лондон. Там, в роскошном отеле, они встретились с человеком, поразительно похожим на маму. Он представился их дядей Эдвардом и взял с мамы обещание поддерживать связь. Мама пообещала, но потом не сдержала слова. И уж во всяком случае, Розамунда ни разу не слышала, чтобы о дяде Эдварде упоминал ее отец – даже во время какого-либо из своих «недомоганий». Зато он на чем свет стоит поносил их дедушку, Арнольда Монктона. Розамунда ни разу не видела этого человека, зато много слышала. Отец ненавидел тестя; хорошо, хоть эта ненависть не распространялась – насколько она могла понять – на дядю Эдварда. Розамунда написала ему на адрес лондонской фирмы и крупным девичьим почерком вывела в верхнем левом углу конверта – "ЛИЧНО".

На пятый день, после того, как почтальон вновь прошел мимо, не задержавшись возле их двери, и это в очередной раз повергло Розамунду в отчаяние, ответ принес сам дядя Эдвард. Брат их матери собственной персоной возник в их унылой, холодной комнате, и с тех пор Розамунда отождествляла этого человека с самим Господом Богом.

Едва отец оправился настолько, чтобы суметь самостоятельно передвигаться, дядя помог им переехать в приличную квартиру. Потом в один прекрасный день он обратился к Розамунде – не к отцу, не к старшей сестре – с вопросом: как бы она отнеслась к тому, чтобы поселиться на мельнице среди болот, близ Кембриджа? Как оказалось, он купил старый дом с намерением превратить его в загородную резиденцию, куда семья могла бы приезжать на выходные. Так вот – как она на это смотрит? Мельница, даже ни разу не виденная, мгновенно приобрела в глазах Розамунды сходство с Раем.

Однако возникли затруднения – все-таки дядя Эдвард был женат. Розамунда даже в мыслях не называла эту женщину тетей Анной, а только "женой дяди Эдварда". Навещая их в отсутствие мужа, Анна Монктон неизменно давала понять, что это была не слишком удачная мысль – поселить их на мельнице. Она вылезла вон из кожи, обставляя это жилище, перевезла туда – практически по бездорожью – множество личных вещей, ухлопала уйму времени и денег, чтобы придать комнатам уютный вид. Она также делала упор на то, что среди болот невозможно существовать без лодки.

Розамунда с Дженнифер не питали симпатии к жене дяди Эдварда, так же, как и она к ним. Розамунда опасалась ее влияния на дядю – и, как выяснилось, не напрасно. Однажды дядя Эдвард смущенно уточнил: он составил документ, по которому Морли разрешалось пользоваться домом, мельницей и небольшим участком лишь при жизни главы семьи. Он добавил, деланно смеясь, что эта оговорка вряд ли осложнит их жизнь, потому что такие красивые девушки, несомненно, вскорости выйдут замуж. Розамунда явственно представила себе – так, словно слышала собственными ушами, – как жена дяди Эдварда возмущается: "Нечего делать им такие роскошные подарки!"

Зато Розамунда была уверена: тетя не подозревает, что ее муж назначил племянницам денежное пособие в размере двадцати фунтов в месяц. Деньги, как правило, поступали заказным письмом, а это значило, что они не умрут с голоду, и мельница, несмотря ни на что, станет их настоящим домом.

К этому времени Генри Морли окончательно потерял почву под ногами, а потому безропотно согласился с таким проектом. Правда, Розамунда подозревала, что в его душе идет жестокая внутренняя борьба, в которой главную роль играет унижение. Ведь он неделями не зарабатывал ни пенни.

Как раз в то время, когда они обосновались на мельнице, Генри Морли снова остался без работы и горел желанием "показать им". В их новом жилище оказалось достаточно места для того, чтобы оборудовать мастерскую. Он откроет прибыльное дело – начнет изготовлять бижутерию. Для этого только и потребуется, что станок, печь, кое-какие инструменты и, разумеется, исходный материал. Вскоре он все это получил, и хотя к тому времени его энтузиазм поостыл, Генри Морли все-таки принялся за дело и немного погодя изготовил вполне приличные изделия.

Розамунде, однако, пришлось убедиться, что одно дело – произвести товар и совсем другое – продать. После обширной деловой переписки у них осталась только одна реальная надежда – на магазин в Кембридже. Местоположение удачное, зато спрос невелик. Как бесстрастно констатировал владелец магазина, браслеты и броши машинной выделки выглядят ничуть не хуже тех, на которые ушло много кропотливой ручной работы, а обходятся вдвое дешевле. К сожалению, ни Розамунда, ни Дженнифер не обладали соответствующими навыками, не говоря уже о врожденных способностях отца. Впрочем, у Дженнифер получалось лучше, хотя это и не мешало ей ненавидеть эту работу, так же, как и их вынужденную изоляцию. Зато, думала Розамунда, у Дженнифер есть выход, даже два: если у нее окончательно лопнет терпение, она может либо выйти замуж за Эндрю, либо завтра же покинуть мельницу и в буквальном смысле слова встать на обе ноги – перестать носиться со своей хромотой и устроиться на работу. Другое дело – отец: ему поздно осваивать новые ремесла.

Между этими двумя – отцом и старшей дочерью – существовала некая солидарность, своего рода заговор слабых. Пока Розамунда позволяет им сидеть на своей шее, они палец о палец не ударят, а поскольку она питала к ним искреннюю привязанность, то и крайне редко бунтовала.

– Почему все-таки мы не почувствовали запаха?

– Что? – Розамунда очнулась и взглянула на сестру. – Что ты сказала?

– Почему мы не почувствовали запах?

– И в самом деле…

– Чай готов, Рози. У тебя отрешенный вид – о чем ты думала? Ох, дорогая! – Дженнифер подвинулась поближе и во внезапном порыве схватила сестру за руку. – Придумай что-нибудь, вызволи нас отсюда! Я сойду с ума.

– Не начинай все сначала. Ты прекрасно знаешь, что хоть завтра можешь уехать. Эндрю все еще ждет.

– Это не выход. Если я стану его женой, то просто сменю одну клетку на другую – в пределах одного и того же болота.

– Он влюблен и постарается, чтобы для тебя наступила новая жизнь.

– Зато я его не люблю – во всяком случае, не так. Он мне нравится, даже очень. Возможно, я бы смирилась и пошла за него, получи он работу в городе.

Розамунда резко, так, что едва не опрокинула стул, на котором сидела ее сестра, вскочила на ноги.

– Ну, хватит, Дженнифер! Эндрю – фермер, это огромная часть его жизни. Ты должна быть благодарна ему за то, что он предлагает тебе крышу над головой. И позволь дать тебе совет; не заставляй его слишком долго ждать Он, конечно, тихоня, но ты знаешь – в тихом омуте…

– Рози! – Дженнифер наклонилась вперед и взмолилась, повиснув у Розамунды на руке: – Если бы мы могли поехать за границу – хоть ненадолго, на какой-нибудь месяц! Напиши дяде Эдварду, для тебя он все сделает!

Розамунда вырвала руку.

– И не подумаю. Как можно?..

– Ладно, на следующей неделе приедет Клиффорд, я сама с ним поговорю.

– Не нужно, Дженнифер. Ты все испортишь.

– Хорошо, хорошо, не буду. Но повторяю, Рози, я чокнусь от всего этого, – она развела руками, охватив не только комнату, но и все прилегающие к мельнице болота.

– Потерпи, все устроится.

– Вечно ты говоришь одно и то же, Рози, – Дженнифер встала перед сестрой и склонила голову. – Если ты выйдешь замуж за Клиффорда, ты ведь не оставишь меня одну с отцом, правда?

Розамунда проглотила комок.

– Слушай, Дженнифер. Обо мне и Клиффорде не может быть и речи. Не забивай себе голову глупыми фантазиями Клиффорд приезжает сюда, во-первых, потому, что отсюда удобно начинать водное путешествие, а во-вторых, стремится скрасить наше одиночество. У него золотое сердце, как у дяди Эдварда. Но между нами ничего нет. Он ни разу…

– Не спорь. Может, он ничего не говорит, зато смотрит на тебя точь-в-точь, как на меня Эндрю. Он влюблен, Рози. Ты ведь не сделаешь такую глупость – не откажешь ему? У тебя нет предубеждения против браков между двоюродными?

– Ох, Дженнифер, не загадывай так далеко. Прошу тебя. Иди ложись. Я устала. Мы обе переутомились. Поговорим в другой раз.

Она направилась к двери, но Дженнифер снова схватила ее за руку.

– Если он все-таки… Обещай, что если он все-таки… ты поможешь и мне вырваться отсюда!

Розамунда тяжело вздохнула.

– Да-да, конечно. Если это случится, я тебя не покину. Но этому не бывать. Иди спать, дорогая.

На площадке Дженнифер спросила:

– А ты где ляжешь?

– На чердаке, на старом диване.

– Идем ко мне, места хватит.

Розамунда бросила на сестру полный признательности взгляд и погладила ее по руке.

– Ты же терпеть не можешь спать вместе! А мне и на чердаке неплохо. Спокойной ночи. Я возьму фонарь. Приятных сновидений.

– Доброй ночи, Рози.

Перед тем, как подняться на чердак, Розамунда заглянула в комнату отца и, тщательно обследовав карманы пиджака, нашла то, что искала: банкноту достоинством в два фунта и немного серебра. По ее расчетам, виски обошлось в два с чем-то, значит, он позаимствовал пять фунтов из конверта, который она неделю назад приготовила к отправке в фирму "Барретт энд К°" – в уплату за материалы.

Обычно письма опускали в ящик на мосту, в полумиле от мельницы. Почтальон выгребал содержимое ящика и оставлял почту. В то утро отец как бы невзначай обмолвился: "Пойду прогуляюсь. У тебя есть что опустить в ящик?" Он превосходно знал, что есть, так же, как и то, что через несколько дней им предстоит поездка в Или. Потребность в выпивке сделала его изворотливым, как лиса, только менее умным, иначе он смекнул бы, что рано или поздно правда выйдет наружу. Однако тяга к спиртному была так велика, что он рискнул. Зло и поныне правит бал на земле!

Розамунда сунула деньги обратно в карман и повесила пиджак на стул. При этом раздался глухой стук. Она поискала – и обнаружила коробочку с мятными лепешками. Так вот почему они с Дженнифер не уловили запах алкоголя! Надпись на жестянке гласила: "Гарантия против скверного запаха из рта, в том числе после употребления спиртных напитков". Она убрала коробочку на место и пошла на чердак.

В лунном свете куча всякого старья казалась частью неземного пейзажа. Судя по аккуратной стопке постельного белья в изголовье старой кушетки, ею часто пользовались. Розамунда не спешила раздеться или хотя бы присесть, а подошла к огромному, во всю стену, окну. Там она села на широкий подоконник и поджала под себя ноги, а головой прислонилась к косяку. Отсюда был прекрасный вид на дорогие ее сердцу земли, реку и подлесок, вплоть до самого Торнби-Хауза. Она и думать забыла о нечаянной встрече с его владельцем, каких-нибудь пару часов назад оказавшимся в центре внимания – ее и Дженнифер. Нет, сейчас она думала о более важном для себя и посылала в ночь страстный призыв к молодому человеку, в последние годы заполнившему собой ее мир: – О, Клифф! – шептала Розамунда. – Сделай мне предложение, милый! Ну пожалуйста!

ГЛАВА 2

Когда на следующее утро Розамунда сошла с чердака, старинные часы на лестничной площадке пробили семь. Она осторожно, на цыпочках, спускалась по покрытым лаком ступенькам, чтобы не разбудить отца или Дженнифер. Сейчас она разожжет огонь, приготовит завтрак и пойдет искупается. Утреннее купание всегда придавало ей свежие силы, а сегодня они ой как понадобятся. Но открыв дверь кухни, она застыла, как вкопанная: возле раковины хлопотала Дженнифер.

– Удивлена?

– Ошеломлена. Огорошена, – Розамунда обвела взглядом накрытый для завтрака стол, пылающий камин, закипающий чайник и наконец остановила его на сестре.

– С тобой все в порядке?

– Просто не спалось.

– Так бывало и раньше, однако ты не поднималась в такую рань.

– Вот, выпей, – Дженнифер протянула Розамунде чашку чаю, и они обе широко улыбнулись. Розамунда села за стол, а Дженнифер вернулась на свое место у раковины и, отвернувшись, произнесла:

– Когда я вчера легла, то долго размышляла и в конце концов пришла к выводу: пора отправляться на охоту.

Розамунда осторожно поставила чашку на стол и нахмурилась.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что сказала. Помнишь, кто нам вчера нанес визит?

– Кто?

– Не притворяйся, Рози! – Дженнифер резко повернулась к сестре и уставилась на нее в упор.

– Мистер Брэдшоу?

– Вот именно. Мистер Майкл Брэдшоу.

– Откуда ты знаешь его имя?

– Не задавай глупых вопросов. Лучше спроси, зачем я собралась на охоту.

– Ну, и зачем же?.. Нет! Нет, Дженнифер, только не это!

– Почему?

– Как это «почему»? Он груб, неотесан, прет, как бык, свиреп, как настоящий болотный тигр. Я бы даже сказала – вожак всех болотных тигров!

– Однако согласись – он довольно красив.

– Не сходи с ума. Может, он женат. Ты ничего о нем не знаешь.

– А вот и знаю! – Дженнифер придвинулась поближе. – Знаешь, что меня, главным образом, раздражает в Эндрю? Разговоры на сельские темы. Долдонит без умолку. Но этой ночью мне припомнилось кое-что из его рассказов. Ему давно не дает покоя, что угодья Торнби остаются невозделанными. Мол, ветер заносит семена сорной травы на его посевы сельдерея. Мистер Браун и Арнольд Партридж с Фермы-у-Ручья тоже недовольны. Плодороднейшая земля пропадает, сказал Эндрю. Если она не нужна хозяину, пусть продаст. Арнольд Партридж – тот вообще навел справки и выяснил, что наш… Болотный Тигр – что-то вроде перекати-поля. С тех пор, как он уехал отсюда – после смерти отца, – так и мечется по свету. Эндрю знал его отца – тот был редкий скупердяй, они с сыном вечно были на ножах. А еще, помнится, Эндрю сказал, будто бы мистер Майкл занимался медициной.

– Вряд ли. Я спросила: не врач ли он, он ответил отрицательно. В любом случае, это еще не говорит о том, что он женат.

– Нутром чую – холост!

– Не валяй дурака. И не принимай желаемое за действительное.

– А как он на меня смотрел?!

– Ох, Дженнифер, – Розамунда погладила ее по голове. – Ну не будь таким ребенком. Можно подумать, что не ты, а я – старшая сестра. Уж тебе-то должно быть известно, что именно женатые-то и пялятся, точно голодные волки, – Розамунда вдруг рассмеялась – Мы уже окрестили его Болотным Тигром, быком и волком. И на такого-то зверя ты собираешься охотиться? Брось, Дженнифер, не смеши!

– Я вполне серьезно. Сегодня же нанесу ему ответный визит. Так, между прочим.

– Ты совсем обнаглела! Кстати, что он может предложить такого, чего бы не было у Эндрю? Что бы он ни сотворил со своей землей, он такой же фермер. И опять тебе торчать на болотах.

– Только не с ним, – Дженнифер выглянула в кухонное окно. – Этот здесь не задержится. Его потянет путешествовать – в дальние, дальние края… Честно, Рози, – Бог услышал мои молитвы!

– Все, что я могу сказать, это что ты мелешь всякий вздор, словно перегрелась на солнышке. И потом, – Розамунда с отвращением отшатнулась от рванувшейся навстречу сестры и, тыча в Дженнифер пальцем, выкрикнула: – Таких найдется миллион! Как насчет несравненной мисс Дженис Хупер? От них до Торнби-Хауза – столько же, сколько от нас. Вдобавок у нее есть преимущество: она знает работу на ферме. А Дорис?..

– Заткнись! Я уже жалею, что разоткровенничалась: надо было просто пойти и сделать. По крайней мере, я ожидала, что ты хоть оценишь комизм ситуации, а не станешь читать мораль.

– Я не читаю мораль, – ласково возразила Розамунда. – Просто я за тебя боюсь.

– Боишься? Интересно, чего… – Дженнифер резко оборвала фразу и прислушалась – Господи, отец! Сейчас начнет каяться. Я лучше пойду.

– Нет-нет, пожалуйста, останься. Не усугубляй его страдания. Можешь не разговаривать – только не уходи.

Дверь отворилась, и вошел Генри Морли – рослый, крупный мужчина с густой сединой и некогда красивым, а теперь морщинистым, пожелтевшим лицом. От былой привлекательности остались лишь темно-голубые глаза со смешинками в глубине. Даже сейчас они никуда не делись, а лишь приобрели оттенок иронии. Он не взглянул на Дженнифер, отвернувшуюся к окну, а вперил взгляд в Розамунду.

– Рози! Как я очутился в твоей спальне?

– Сперва выпей чаю.

– Все настолько ужасно?

Розамунда с минуту молча наблюдала, как отец стоит и виновато потирает щеку.

– Ты чуть не устроил пожар.

– Я чуть не… Как это?

– Должно быть, задремал с сигаретой. Хорошо, что Дженнифер вовремя почувствовала запах дыма.

– О Господи! – пробормотал Генри Морли – Но как вам удалось перенести меня на кровать? Я ничего не помню.

Розамунда поставила чайник на уголья.

– Мы вытащили тебя на лестничную площадку, а дальше не смогли. Я побежала звать Эндрю, – она замялась, но, не успел отец открыть рот, продолжила: – В лесу я столкнулась с мистером Брэдшоу. И привела его сюда.

Она говорила очень тихо, но голос отца прозвучал еще тише:

– Мистер Брэдшоу? Кто это такой?

– Владелец Торнби-Хауза. Он только что вернулся.

– Он был здесь… и перенес меня в твою спальню?

– Да, – Розамунда прошла мимо него с чайником в руке. – Ты наглотался дыма и мог умереть от удушья. Поэтому мы и позвали на помощь.

– На самом деле ты вовсе не наглотался дыма, а был мертвецки пьян! – Дженнифер резко повернулась к отцу и бросила ему в лицо эти жестокие слова. – Сами-то мы на этот раз не догадались – пришлось мистеру Брэдшоу открыть нам глаза. Упился до чертиков!

Розамунда еле удержалась, чтобы не крикнуть сестре: "Замолчи!" Что толку? Она все равно выскажет все, что у нее на душе: не теперь, так позже. Розамунда сочувственно наблюдала за отцом. Генри Морли закрыл глаза, спрятал лицо в ладонях и пробормотал:

– Нет, нет, нет…

– Да, да, да!

На этот раз Розамунда не выдержала.

– Ну, хватит, Дженнифер. Высказалась – и довольно, – она взяла отца за руку и усадила в кресло. – Ладно уж. Что толку ссориться. Что было, то было.

– Я никогда не смогу смотреть этому человеку в глаза.

– А нам тебе не стыдно смотреть в глаза – после того, как ты украл деньги, предназначенные для Барретта!

– Дженнифер! Замолчи! Иначе я сейчас же уйду – на весь день!

Эта, на первый взгляд, невинная угроза возымела действие. Дженнифер поджала губы и выскочила из кухни.

Генри Морли сидел, подперев голову одной рукой. Другой он искал руку младшей дочери.

– Ты все знаешь?

– Да. Знаю. Рано или поздно все равно открылось бы – если бы не поступил товар. Я просто ускорила события, пошарив у тебя в карманах.

– Какая же я свинья!

– Да, – мягко подтвердила Розамунда, кладя отцу руку на голову; тот прижал ее к своей щеке.

– Господи! Что бы я без тебя делал, Рози! Никаких упреков… Эти последние две недели были кромешным адом. Ах, Рози, я заранее все спланировал, когда ты дала мне опустить письмо.

– Я догадалась Ладно, это уже позади. Не будем больше говорить об этом, – обыденным тоном предложила она. – Но теперь я смогу послать деньги не раньше следующей недели. Нужно питаться, а пособие придет только после двенадцатого.

– Что я могу сказать?

– Ничего – и не нужно ничего говорить, – Розамунда высвободила руку и подошла к столу. – Раз мы пока не можем трудиться в мастерской, займись садом.

– Да, Рози. Я так и сделаю.

Она на мгновение закрыла глаза. Его трогательная покорность и униженное смирение вонзались ножом в сердце. Лучше бы он бушевал, ругался, грозил геенной огненной за непочтительность! Но нет… Такие ситуации были ей ненавистны еще и потому, что навязывали ей роль строгой, но справедливой матери, старили ее – даже изнутри. Раньше она иногда возмущалась: "Это несправедливо! Почему я должна корчить из себя старшую? Почему Дженнифер не желает взвалить на себя хотя бы долю ответственности?" Но так было до тех пор, пока Клиффорд не ввел в обычай время от времени приплывать к ним на лодке. В его глазах Розамунда прочла, что она молода – всего-то двадцать два года! – и способна увлекать и увлекаться.

– Какой он из себя? – спросил отец.

– Кто?

– Этот Брэдшоу.

– А… Нахальный. Мнит о себе бог знает что. "Весь мир у моих ног." Что-то в этом роде.

– Ну, это еще не самое страшное.

– На твоем месте я не волновалась бы. Вряд ли вы с ним вообще встретитесь. Когда я сказала, что, если бы знала о его приезде, непременно навестила бы, он недвусмысленно дал понять, что не нуждается.

– Правда?

– Да, папа.

– Значит, он будет держать дистанцию?

– Думаю, да.

Тут Розамунда сообразила, что, если Дженнифер претворит в жизнь свой дикий план, дистанция между их владениями может и сократиться. Дженнифер очень красива, и даже ее хромота, вместо того, чтобы испортить впечатление, вызывала у мужчин желание ей покровительствовать. Так было с Эндрю. Но Майкл Брэдшоу – не Эндрю, отличается от него, как тигр от оленя. Ну вот – опять он вторгся в ее мысли, и она снова уподобляет его болотному тигру!..

Впервые услышав выражение "болотный тигр", Розамунда подумала, что и впрямь существует такой зверь, но Эндрю объяснил, что так называют определенный тип местных жителей – ныне представители этого типа почти что вымерли, эти люди всю жизнь провели в болотной стране – без дорог, с предательскими трясинами и топями. Когда-то они яростно противостояли осушению болот – пускаясь на всевозможные хитрости и не останавливаясь даже перед убийствами. Они отличались крутым, независимым, а то и свирепым нравом. В свое время их дикие, невежественные, необузданные предки сражались с голландцами под предводительством Корнелиуса Вермайдена, явившимися, чтобы отнять эту землю у воды. Долгое время эти места были настолько дикими, что их обитатели практически не появлялись в городах – только по большим праздникам, иногда не чаще одного раза в год. Довольно часто такие набеги совпадали с какими-либо неприятностями, поэтому в случае чего горожане качали головами: "Здесь не обошлось без болотного тигра". И сразу перед мысленным взором вставал нецивилизованный субъект, почти зверь, едва прикрывавший шкурой причинные места, весь во власти своих необузданных страстей. Веками городское население смотрело на жителей болот как на дикарей – и не без основания.

Но до сегодняшнего вечера эти предания о болотных тиграх лишь усиливали в глазах Розамунды притягательность здешних мест. Теперь же она подумала, что, если Майкл Брэдшоу и есть "болотный тигр", никакое расстояние между их усадьбами не покажется ей слишком большим.

А ее хрупкой, утонченной сестре вздумалось поохотиться…

ГЛАВА 3

В половине третьего, одетая в кремовое льняное платье, идеально гармонировавшее с выбивающимися из-под широкополой соломенной шляпы золотистыми прядями, Дженнифер ступила на паром и потянула за цепь. Розамунда наблюдала за тем, как, переправившись на тот берег, она тщательно вытерла руки о прихваченное с собой старенькое полотенце, а затем повесила его на столбик у причала. Как она, грациозно склонив голову в прощальном поклоне, повернулась и пошла по стежке через поля; каких-нибудь двадцать минут – и она достигнет Торнби-Хауза. Когда ее хрупкая фигурка скрылась за деревьями, Розамунда побрела к дому.

Внутри было чисто, сумрачно и прохладно. В гостиной задернуты шторы. Розамунда следила за тем, чтобы яркие солнечные лучи не попортили полировку. Она любила и заботилась о каждом предмете мебели, как о своей собственности и с ужасом думала: придет день расставания с этими великолепными вещами. Все здесь – письменный стол с позолоченной, обитой сафьяном крышкой, комод с резными, гнутыми ящиками и шифоньер – относилось к эпохе короля Георга, за исключением пары чиппендейлских кресел. Розамунда нередко задавалась вопросом: чего ради тетя перевезла всю эту роскошь в такое гиблое место?

Потом папа просветил ее. До замужества Анна Монктон была дочерью аукциониста, и теперь, имея в своем распоряжении почти неограниченные средства, потакала своей мании, скупая старинную мебель, фарфор и прочий антиквариат. Отец не без горечи уточнил: все это – жалкие отбросы по сравнению с тем, чем она заполнила собственный дом.

Розамунда никак не могла смотреть на окружающие ее предметы как на «отбросы» и подозревала, что Анна Монктон – тоже. Просто, обставляя этот дом, та рассчитывала использовать его как летний коттедж, где она сможет наслаждаться элегантной, изысканной обстановкой.

Розамунда подошла к стоявшему у окна письменному столу и, достав из ящика потрепанную записную книжку, села и начала механически перелистывать страницы. Первые корявые записи относились к той поре, когда ей исполнилось десять лет. В минуты душевной невзгоды или, наоборот, радости, она испытывала неодолимую потребность облечь свои чувства и впечатления в поэтическую форму. Ранние литературные опыты носили несовершенный, даже примитивный характер, и сейчас, двенадцать лет спустя, Розамунда смотрела на них как на баловство.

Она перечитала более позднее стихотворение:

Эти строчки родились, когда Розамунда отдыхала на берегу Гусиного пруда, среди камышей. В лунном свете окрестности стали похожими на волшебное царство. Заросли осоки на том берегу казались лесом, а поросшие таволгой участки светились, точно Млечный Путь. Пушистые метелки приятно щекотали лицо; Розамунда чувствовала себя такой счастливой! В тот день приезжал Клиффорд; она проводила его до устья канала, где он оставил свою моторку, и долго смотрела вслед – как он уносился вниз по Брендону.

В тот дивный вечер стихотворение казалось удачным, но теперь Розамунда поняла: оно сыровато, нуждается в шлифовке. Она резко захлопнула дневник и сунула обратно в ящик письменного стола. Весь день ее грызла смутная тревога: словно вот-вот произойдет что-то плохое. Хоть бы Дженнифер скорей возвращалась! Зря она отправилась. Что только на нее нашло?

Розамунда вышла в прихожую и через открытую дверь посмотрела на реку. За какие-то несколько минут пейзаж преобразился. Солнце скрылось за обложившими все небо тучами. Низину окутала серая пелена; вдалеке чернел лес. Наверное, будет гроза. Скорее бы вернулась Дженнифер! Она наверняка успела дойти до Торнби-Хауза, а гроза предоставит ей возможность задержаться и лучше познакомиться с Болотным Тигром. Именно так Розамунда называла теперь про себя этого человека.

Происшедшее выбило девушку из колеи; она не знала, за что взяться. Розамунда повела взглядом по узкому проходу правее лестницы – в дальнем конце его была дверь в мастерскую. Отец сейчас там – старается искупить вину, ломает голову над новыми образцами украшений. Как только поступят деньги, нужно срочно купить материалы.

Но чем же все-таки заняться? Работы-то полно: например, убраться в спальнях. Закончить начатые на прошлой неделе гардины. Сварить варенье из смородины. Что-нибудь испечь. Точно! Розамунда отправилась на кухню и принялась за стряпню.

Отец любит пирог с черной смородиной, а Дженнифер – с кишмишем. Можно испечь и тот, и другой.

Начался дождь. Сначала по крыше застучали редкие крупные капли, а затем хлынул настоящий ливень. На мгновение кухню озарила вспышка молнии. На пороге возник Генри Морли.

– Рози, ты в порядке?

– Да-да, конечно.

– Где Дженнифер?

– Она… пошла навестить Эндрю.

– Ну, тогда незачем беспокоиться, – отец с Розамундой обменялись понимающими улыбками.

– Я пеку пирог с черной смородиной. Как только будет готово, принесу кусочек.

– Отлично! – он радостно покивал головой, как мальчишка в предвкушении сладкого.

После того, как Генри Морли вышел и закрыл за собой дверь, Розамунда несколько минут неподвижно стояла, устремив невидящий взгляд на стол. Сердце разрывалось от любви и жалости к отцу. Бедняга! Ему до смерти хочется выпить, но, чтобы доставить дочери удовольствие, он притворился, будто жаждет пирога с черной смородиной. Даже будь Розамунда злопамятной, его раскаяние растопило бы лед в ее душе.

Вынимая пирог из печи, Розамунда услышала возню в прихожей. Она поставила тарелку на стол и ринулась к двери. Там ее чуть не сбила с ног Дженнифер.

– Боже милосердный! Да ты промокла до нитки! Как же так?

– Помоги мне раздеться, руки не слушаются.

Розамунда заметила: сестра вся дрожит, но не столько от холода, сколько от ярости.

– Сейчас принесу твой халат, – она выскочила из кухни и через минуту вернулась. – Как тебя угораздило попасть под проливной дождь? Неужели нельзя было укрыться?

– Где?

Глаза Дженнифер метали молнии.

– Ты не видела мистера Брэдшоу?

– Видела. О да, мы встретились.

– Садись, Дженнифер, я поставлю чай.

Только после того, как Дженнифер выпила вторую чашку чаю, она лаконичными, отрывистыми фразами поведала о случившемся.

– Это самый наглый, самый высокомерный, самый отвратительный тип на свете! Что он из себя корчит? Тоже мне Всемогущий Господь! Без году неделя на болотах, а ведет себя как единоличный хозяин здешних мест.

Эта гневная тирада позабавила Розамунду, но она сдержала смех.

– Что он натворил?

– Ничего, – Дженнифер с вызовом подняла на нее глаза. – Ровным счетом ничего.

– Тогда в чем же дело?

Старшая сестра судорожно перевела дыхание. К этому времени она чуточку успокоилась.

– Если тебе рассказать, ты не увидишь ничего такого… Надо было присутствовать… видеть его лицо… чувствовать отношение…

– Какое отношение? – Впрочем, Розамунда и сама могла представить себе хамство их вчерашнего гостя.

– В общем, так. Когда я подошла к его дому, вокруг не было ни души. Я обошла кругом – окно гостиной оказалось незашторенным, и я… не удержалась и заглянула внутрь. Там царило такое же запустение, как и до его приезда. Я промочила ноги и, уже поднявшись на крыльцо, решила повернуть назад, но вдруг услышала за дверью шум и дернула за шнурок. Дернула – и сама же испугалась: звон в полупустых комнатах оказался просто оглушительным. – Дженнифер сделала небольшую паузу и продолжила: – Потом отворилась дверь, и появился мистер Брэдшоу собственной персоной. Без пиджака. В рубашке, бриджах и заляпанных грязью сапогах – а ведь он находился дома! Признаюсь, я не находила слов. Глупейшая ситуация! Я что-то там пролепетала: мол, пришла поблагодарить за его доброту… Доброта – ха! Он стоял и только сверлил меня взглядом. Наконец он как будто собрался что-то сказать, как вдруг его что-то отвлекло. То ли собака, то ли что-то в этом роде, потому что он прикрыл дверь, так что осталась только узенькая щель, и рявкнул: "Ступай к Мэгги! Отправляйся к Мэгги!" Собака заскулила – вовсе даже не по-собачьи, – как будто ей было больно. А он как заорет: "Мэгги! Мэгги!" Кто-то выбежал в прихожую – мне удалось мельком разглядеть пожилую женщину. Он снова распахнул дверь…

– И, конечно же, извинился? Объяснил как-нибудь?..

– Как бы не так! От такого дождешься! Он вышел на крыльцо, затворил за собой дверь и продолжал презрительно смотреть на меня, как на какого-то слизняка, – Дженнифер изменила голос, передразнивая своего врага: – "Не стоит благодарности, мисс Морли, я всего лишь перенес вашего отца на кровать, да еще расстроил вас с сестрой".

– Ну что ж, он прав.

– Возможно. Все дело в интонации. Он как будто видел меня насквозь. Я чувствовала себя голой. Ты не можешь себе представить, каково мне было.

– Сама виновата. Ты же не станешь отрицать, что это была твоя идея – отправиться на охоту.

– Сама знаю, не береди рану. Я, должно быть, спятила – вздумала связаться с подобным типом. Эндрю, по крайней мере, человек!

– Поздравляю. Хоть какой-то толк.

– Хватит, Рози. Перестань издеваться. На моем месте и тебе было бы не до смеха. Только он вышел на крыльцо, как начался дождь – крупными такими каплями. Естественно, я ожидала, что он пригласит меня в дом. Ничего подобного! Наоборот – сошел с крыльца и потопал по дорожке. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. А когда мы дошли до ворот – одна створка вот-вот соскочит с петель, – он распахнул их и посоветовал: "Поспешите, не то промокнете".

– А дальше?

– Все. Никаких «дальше». Я поплелась прочь, как побитая собака. А тут еще, как назло, нога почти перестала сгибаться. Я успела совсем немного пройти, как разразился ливень. Хуже всего то, что я чувствовала: этот негодяй стоит и наблюдает за мной. Говорю тебе, Рози, это просто изверг. Дикий зверь. Вот уж точно Болотный Тигр!

– Да, он не склонен принимать гостей. Вчера так прямо и заявил.

– Но почему? По крайней мере, мог предложить мне укрыться от дождя.

– Несомненно.

– Ну ладно. Пусть сгниет в своей башне из слоновой кости! А знаешь, так и случится. Здесь не станут мириться с его заскоками. Кем он себя воображает, в самом-то деле?

– Очевидно, хозяином Торнби-Хауза. Помещиком-феодалом. Ладно, допивай свой чай, и забудем эту историю. Если к вечеру распогодится, прогуляемся к Эндрю?

Дженнифер вздохнула.

– Странно, что он все еще в отъезде. Должен был вернуться вчера вечером.

– Не забывай: у него на руках ферма.

– Понимаю…

– Намажь лепешку маслом, пока горячая, – Розамунда передала сестре тарелку. Та поднялась и проследовала к буфету за маслом. И вдруг, словно увидев что-то за окном, подбежала к нему, приблизила лицо к стеклу и вгляделась в завесу дождя. Ей почудилось, будто на дальнем берегу стоит маленькая фигурка. Дженнифер поморгала, протерла запотевшее стекло и вгляделась пристальнее.

– Рози! Посмотри, там кто-то есть!

Розамунда расплющила нос о стекло и прищурилась.

– Ребенок!

– Но откуда? Здесь ни у кого нет детей – во всяком случае, таких маленьких. У Браунов все старше четырнадцати.

– И все-таки это ребенок, – Розамунда бросилась к двери.

Выбежав на крыльцо, она отчетливее разглядела детскую фигурку.

– Дай-ка мне пальто! – бросила она через плечо, не спуская глаз с ребенка, девочки, которая уже собралась ступить в лодку.

– Что ты задумала? Помочь ей переправиться? А вдруг с ней кто-то есть? Какой-нибудь рыбак…

– Что-то непохоже. Да и кто здесь рыбачит? Дженнифер помогла сестре надеть пальто.

– Но все-таки – как ты собираешься поступить?

– Спрошу, откуда она и куда направляется. Наверное, бедняжка заблудилась. И потом…

Розамунда не договорила. Вместо этого она ринулась вниз с крыльца, пересекла весь сад и, едва не поскользнувшись, сбежала к пристани.

На дне лодки проступила вода. Розамунда не стала ее вычерпывать, а быстро переправилась на тот берег.

Первый же взгляд на девочку заставил ее содрогнуться. А когда она внимательнее вгляделась в этот бесформенный, насквозь промокший комочек и лицо с явными признаками слабоумия, ее затопила жалость. Прищуренные веки девочки, из-за которых почти не было видно глаз, часто-часто моргали. Постоянно открытый рот походил на выведенную неверной рукой букву «О». Толстый, похожий на обрубок язык покоился на нижних зубах. Редкие, бесцветные волосы прилипли к черепу, отчего девочка казалась лысой. Плечи сгорбились. Из-под короткого пальтишка торчали похожие на два толстеньких полешка ноги. На вид девочке можно было дать лет десять, но, конечно, точно определить ее возраст было невозможно.

Наклонившись к ней, Розамунда ласково спросила:

– Ты заблудилась?

Ответа не последовало. Ребенок таращил на Розамунду щелки глаз.

– Где твоя мама? Папа? Пошли ловить рыбу?

Снова молчание. Наконец девочка занесла ногу в лодку.

– Минуточку! – попросила Розамунда и оглянулась по сторонам – ни одной живой души. Нельзя же бросить маленькую на произвол судьбы. Лучше взять ее с собой. Девушка протянула руку. – Спускайся. Только осторожно.

Девочка шагнула в лодку и опустилась на скользкое сиденье. Потом подняла мокрое лицо и улыбнулась, отчего черты ее лица исказились и стали еще уродливее. Из груди Розамунды рвался крик, знакомый тысячам родителей: "Господи, как ты допускаешь этих несчастных родиться?"

Доплыв до противоположного берега, она помогла девочке выйти из лодки и за руку повела к дому. Девочка не противилась, однако возле самого дома остановилась, вырвала руку и впилась взглядом в Дженнифер – та стояла в дверном проеме. На лице несчастной девочки отразилась гамма противоречивых чувств.

– Господи! – воскликнула Дженнифер! – Откуда она взялась? Зачем ты ее привела? Где ее родители?

– Я знаю столько же, сколько ты. И оставь, пожалуйста, этот тон, – вполголоса проговорила Розамунда и повернулась к малышке. – Входи, не бойся. Здесь сухо. Обогреешься и подождешь маму, – она протянула к девочке руку, но та отпрянула и продолжала сверлить взглядом Дженнифер.

– Она что, не умеет говорить?

– Не знаю, – Розамунда выпрямилась и пошла в дом, мимо Дженнифер. – Не обращай внимания, она сама войдет. Принеси пирог с чаем. Может, мне удастся…

Дикий вопль помешал ей закончить фразу. Розамунда обернулась и застыла, как вкопанная. Девочка налетела на Дженнифер, вцепилась ей в халат и замолотила ногами. Застигнутая врасплох, Дженнифер в ужасе отбивалась. Розамунда схватила девочку и попыталась оттащить ее от сестры. Та вопила:

– Убери этого звереныша! Дрянь! Уродина! Ужас! Смотри, что она сделала!

Из мастерской прибежал на шум Генри Морли.

– В чем дело? Что здесь происходит? – он остолбенел при виде того, как Розамунда, опустившись на колени, пыталась утихомирить отчаянно барахтающееся дитя. – Ради бога… кто это?

– Смотри, что она натворила! – истерично кричала Дженнифер, показывая прокушенную руку.

Розамунда подняла голову.

– Папа, уведи Дженнифер в гостиную. Куда угодно. Оставьте меня с ней наедине.

– С тобой будет то же самое! – вопила Дженнифер. – Какого черта ты притащила сюда это… это… дьявольское отродье?

– Это дьявольское отродье – моя дочь!

Все вздрогнули, как от электрического тока, и повернулись к двери. Там стоял Майкл Брэдшоу. Девочка издала сдавленный звук – что-то среднее между мычанием и хрюканием – и неуклюже заковыляла к нему. Брэдшоу легко подхватил ее на руки и посадил себе на закорки. Она привычно обхватила ручонками его шею. Все члены семьи Морли молчали. Розамунде показалось, будто этот человек свалился с неба – ангелом мщения. Поскольку всеобщее внимание было приковано к ребенку, никто не расслышал приближения парома.

Так вот, значит, о какой «собаке» говорила Дженнифер!

Бедное дитя! Розамунда по-прежнему испытывала к девочке сострадание – несмотря на то, что та набросилась на Дженнифер. Но еще больше она жалела отца девочки, этого надменного «типа». Неудивительно, что он сторонился людей! Гордыня служила ему защитой.

Как ни странно, первой пришла в себя Дженнифер. Она протянула укушенную руку и дрожащим голосом произнесла:

– Смотрите, что она наделала!

– Сами виноваты. Дочь случайно увидела вас через дверную щель, и, скорее всего, вы ей не понравились. Вот она и отправилась сюда – сказать вам об этом.

– Ну-ка, ну-ка, полегче, сэр, – Генри Морли сердито двинулся навстречу, но Розамунда схватила его за руку. Майкл Брэдшоу смерил его взглядом, повернулся к нему спиной и уверенной походкой направился вниз, к причалу. Ребенок покачивался у него на закорках.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Генри Морли. – Что это с ним?

– Ничего, папа, – Розамунда ласково улыбнулась и повела отца на кухню, где рыдала оскорбленная Дженнифер. – Успокой ее, я мигом.

Отец нехотя подчинился. А Розамунда ринулась к переправе.

Майкл Брэдшоу усадил девочку на скамью и взялся за цепь, собираясь отчалить. В это время их догнала Розамунда. Не говоря ни слова, она опустилась на колени на дощатый настил, так, что их лица оказались вровень, и быстро заговорила:

– Простите, пожалуйста. Не думайте о нас плохо. Дженнифер – моя сестра – очень испугалась. Ей в последнее время нездоровится. Но мы понимаем и… мы не хотели причинить вам зло.

– Не оправдывайтесь, все и так ясно. Просто я прошу вас запомнить: как уже было сказано, я не принимаю визитеров. Передайте это вашей сестре.

Было трудно поверить, что под жесткой, стальной оболочкой скрывается что-либо, кроме желчи и оскорбленного самолюбия. Но Розамунда рассудила, что, будь это так, ребенок не льнул бы столь доверчиво к этому человеку и не искал убежища в его объятиях. Вчера Майкл Брэдшоу произвел на Розамунду неблагоприятное впечатление; сегодня у нее тоже не было оснований менять мнение о нем к лучшему, но в глубине ее души поселилась острая жалость к хозяину Торнби-Хауза.

Она поднялась, повернулась и пошла сквозь пелену дождя. Когда она достигла крыльца, звон цепи возвестил, что отец и дочь благополучно переправились на другой берег. Розамунда не позволила себе оглянуться.

Дома на нее тотчас набросилась Дженнифер:

– Так вот в чем дело! Я думала, там собака, а оказалось, это… существо!

– Дженнифер! – Розамунда точно кнутом хлестнула. – Не смей называть ее «существом»! Она – ребенок, маленькая девочка, и не виновата, что родилась такой. Если бы у тебя было больное дитя – никогда нельзя зарекаться, – и кто-нибудь назвал его "дьявольским отродьем", как бы это тебе понравилось?

Отец и Дженнифер смотрели на Розамунду в упор, и она почувствовала, что вот-вот расплачется. Она резко повернулась и выбежала из кухни, а очутившись в своей спальне, села к окну и закусила губы, еле удерживая рвущиеся наружу слезы.

Дождь почти перестал; из-за облаков выглянуло солнце. Скоро вся низина будет залита солнечным светом; от земли повалит пар; заискрится радуга. Это были ее любимые мгновения – солнце после дождя. Обычно Розамунда чувствовала себя умиротворенной и полной радости жизни. Однако на этот раз покой не снизошел в ее душу. Он покинул ее вчера, после встречи с владельцем Торнби-Хауза, и неизвестно, вернется ли.

ГЛАВА 4

Следующий день выдался беспокойным и для Розамунды, и для Дженнифер – главным образом из-за наступившего отчуждения. Размолвки между ними случались и прежде, но проходила ночь – и они начинали с чистого листа.

Однако на этот раз все было иначе. Розамунда чувствовала: Дженнифер считает, что сестра должна была принять ее сторону, а она не могла. Другое дело, если бы речь шла об одном мистере Брэдшоу, – но как можно одобрить поведение Дженнифер по отношению к несчастной крошке?

Вчера вечером они так и не осуществили свое намерение отправиться к Эндрю: не столько из-за ссоры, сколько потому, что перестал существовать кратчайший путь туда через Торнби. Отныне придется долго топать берегом извилистой реки, по мосту вблизи Гусиного пруда и дальше через поля – по проложенной телегой колее.

Обычно Эндрю привозил вечернюю почту. Он доезжал на своем джипе до моста, а дальше шел берегом реки. В отличие от девушек, он крайне редко пользовался коротким путем через владения Брэдшоу. Однако вчера Эндрю не появился, и сегодня тоже. Как правило, он навещал их около шести и быстро уезжал, чтобы успеть обойти поля перед сном. Розамунда видела: Дженнифер злит его отсутствие. Может быть, «злит» и не совсем точное слово, просто она выбита из колеи. Вот уже пятый день Эндрю не кажет глаз. Правда, он ездил на выставку, но позавчера должен был вернуться. Раньше не проходило двух дней подряд без его визита; по крайней мере, в последние пару лет, а до этого он стеснялся и только изредка наведывался на мельницу.

– Схожу на мостик, – решила Розамунда. – Посмотрю, нет ли почты. Не хочешь составить компанию?

Дженнифер заколебалась.

– Н-нет. Слишком жарко. И бедро ноет с самого утра.

Обычно такие сетования находили в душе Розамунды отклик, но не теперь. Она уронила: "Хорошо," – и отправилась.

Девушка шла берегом реки, почему-то не испытывая на себе благотворного влияния мерно катящихся волн. Низко над водой носились, со свистом рассекая воздух, болотные куропатки; испуганно квохтали птенцы. Время от времени при ее приближении с берега вспархивала пара серых, с переливающимся на солнце оперением, цапель. Они взмывали в небо с поразительной для таких больших птиц грацией. Розамунду нисколько не удивляло изящество лебедей, но она ни за что не ожидала подобной легкости от цапель. Следя за их полетом, она ненадолго отрешилась от своих переживаний и привычно подумала: "Нет, я не смогла бы жить ни в каком другом месте земного шара!"

Стоял конец июня; у студентов скоро начнутся каникулы. В этом году Клиффорд оканчивает университет, но должна пройти пара недель, прежде чем он узнает результаты выпускных экзаменов. Судя по всему, он получит диплом с отличием и, значит, сможет поехать на один-два года в Америку – для углубленных занятий физикой. Не для него – заочное обучение. Клиффорд поучится в Штатах, сколько нужно, и вернется в Кембридж преподавателем.

Розамунду пронзили одновременно восторг и тревога оттого, что она до сих пор не знала, какая роль во всем этом уготована ей самой. Очевидно, Клиффорд, как всегда, проведет здесь, на реке, свободное время перед отъездом в Америку. Он уже подал заявку на небольшой катер.

Сделает ли он ей предложение в начале или в конце каникул? Пожалуй, это будет зависеть от того, когда представится удобный случай… и от множества других вещей. Но это обязательно сбудется. Если Клиффорд не сделал этого до сих пор, то лишь по причине крайней занятости учебой.

Над головой Розамунды пронесся клин диких уток; она невольно запрокинула голову. Частые взмахи крыльев только подчеркивали уверенность и целенаправленность их полета. Местом назначения служил участок в устье Брендона, где образовались мелкие озерца. Добраться в это труднодоступное место можно было только весной: во все остальное время ноги увязали в иле, а вода стояла недостаточно высоко, чтобы проехать на лодке. Именно здесь, на самом высоком участке полузатопленного берега, Розамунда впервые увидела пару канадских гусей. Шла ее первая весна на болотах; та радость не забылась до сих пор.

Когда Розамунда достигла Гусиного пруда, пара "молодоженов"-лебедей обучала юное поколение чистить перышки. Их восемь отпрысков важно переваливались с боку на бок. Самка сердито зашипела на проходившую Розамунду. Та, смеясь, успокоила ее:

– Ну-ну, не суетись, ты же меня знаешь.

На противоположном берегу пруда семейство диких гусей при виде девушки вытянуло шеи и протестующе загоготало.

Розамунда перешла по мосту на другую сторону и остановилась возле столбика, к которому был прибит ящик для почты. Пусто. Ни одного письма – ни от Клиффорда, ни от кого-либо другого. Разочарование Розамунды было велико, но она сказала себе: такой уж нынче невезучий день… И вчера было то же самое.

Перед тем, как пуститься в обратный путь, она бросила взгляд на дорогу, ведущую к дому Эндрю, и различила вдалеке крохотное темное пятнышко, время от времени утопавшее в клубах пыли. То был хорошо ей знакомый джип Эндрю; Розамунда очень обрадовалась. В свое время она жалела, что Эндрю выбрал не ее, а Дженнифер; правда, нельзя сказать, что сожаление было слишком глубоким.

Джип приближался. Розамунда усмехнулась про себя: бьюсь об заклад, сегодня вечером Дженнифер будет в более спокойном расположении духа. Вот уж поистине, нет худа без добра: после вчерашнего происшествия есть надежда, что теперь Дженнифер не станет воротить нос от преданного поклонника.

И вдруг Розамунда разглядела в джипе еще кое-кого, кроме Эндрю. Когда молодой человек затормозил рядом с ней возле мостика и улыбнулся: "Привет, Рози!" – она едва кивнула головой. Все ее внимание сосредоточилось на спутнице Эндрю.

Почему вид Дженис Хупер до того ее расстроил, что она даже не смогла как следует ответить на приветствие?

Розамунда перевела взгляд с Дженис на Эндрю. Тот раскраснелся и не своим голосом произнес:

– Мы как раз собрались в Или. Как на мельнице – все в порядке?

– Да… Да, Эндрю, конечно.

– Вот и хорошо.

– Вчера вечером… мы думали, ты заглянешь.

– Я… э… в общем, были кое-какие дела. Ты же знаешь, как это бывает, когда хозяина несколько дней нет дома.

– Напрасно вы не поехали на выставку, – ввернула Дженис, выглядывая из-за плеча Эндрю. – Было очень интересно.

В голосе Розамунды появились такие же высокомерные нотки.

– Мы же не фермеры, нас это не интересует.

Как можно было ляпнуть такое при Эндрю?! Розамунда охотно откусила бы себе язык.

Молодой фермер расправил плечи и нажал на акселератор. Загудел мотор.

Эндрю снова повернулся к Розамунде.

– Как-нибудь загляну. Пока, Рози.

– До встречи.

Она в расстроенных чувствах смотрела вслед удаляющемуся автомобилю. Он не сказал ни слова о Дженнифер… Дженис Хупер ездила с ним на животноводческую выставку… У нее был вид собственника… как у кошки, тайком наевшейся сметаны… Неужели Эндрю в нее влюбился! Бедная Дженнифер!

Розамунда по-прежнему не сводила глаз с джипа, и вдруг он остановился. Эндрю выскочил из машины и бросился обратно.

Только поравнявшись с Розамундой, он позволил себе заговорить, да и то сначала несколько секунд отчаянно жестикулировал: вытер тыльной стороной ладони рот, провел ладонью по лицу и почесал затылок. Наконец он, застенчиво улыбнувшись, выдавил из себя:

– Рози, сделаешь мне одолжение?

– Конечно, Эндрю. Какое?

– Скажи Дженнифер, что видела меня вместе с Дженис, – он едва заметно кивнул в сторону джипа.

– О-о-ох, Эндрю! – это протянутое «ох» столь явственно показало ее облегчение, что Розамунде самой стало смешно. – Как же ты меня напугал! Но все-таки… Что с Дженис? Я давно замечала, что ты ей нравишься, – и она улыбнулась, как умудренная жизнью особа.

– Мало ли кто ей нравится, – неловко усмехнулся Эндрю. – Дженис не даст себя в обиду, это уж точно. Я за нее нисколько не беспокоюсь.

– Все-таки на твоем месте я была бы поосторожнее… непременно передам Дженнифер.

– Ну, я побежал, – однако он не тронулся с места, а натянуто улыбнулся и скороговоркой произнес: – Рози, так больше не может продолжаться. Вот уже два года, как я сделал Дженнифер предложение и с тех пор неоднократно повторял, а в общей сложности увиваюсь за ней добрых четыре года. Я готов сделать еще одну попытку, но только последнюю. На этот раз я жду, что она ответит «да», поэтому хочу дать ей время на размышления. Пусть проверит свои чувства. Я был слишком терпелив и внимателен – себе во вред.

– Извини, если она тебя обидела.

– Ладно, Рози. Мне пора. А то Дженис укатит без меня – от нее всего можно ожидать. – Он улыбнулся и тотчас снова посерьезнел. – Ты очень хорошая, Рози. Тот, кто вручит тебе свою судьбу, будет уверен: на тебя можно положиться.

– Вряд ли это можно считать комплиментом, – Розамунда поморщилась и покачала головой. – Это означает, что я – посредственность.

– Ни в коем случае! Сколько раз я жалел, что не ты оказалась моей избранницей! но так уж вышло. Мужчины – круглые идиоты.

– Ладно, Эндрю, не мели чепухи, – Розамунда слегка подтолкнула его, и как раз в этот момент Дженис дала три громких, протяжных сигнала.

Эндрю комично усмехнулся и бросился бежать.

– Ах, Эндрю, – прошептала Розамунда.

Какой он все-таки отличный парень! Да, обрати он на нее внимание, Розамунда не стала бы ломаться. Не то чтобы она любила Эндрю – но, возможно, искренне привязалась бы к нему. Он – сама доброта и чуткость, а Розамунда больше всего на свете ценила эти качества. Они-то и привлекли ее в Клиффорде. Клиффорд… деликатный и отзывчивый…

Но Дженнифер пора перестать играть чувствами Эндрю. Он не дурак. Сказал, что сделает ей предложение в последний раз, – значит, так и будет. Может, он уже начал подумывать, что Дженис Хупер – более подходящая жена для фермера. Он абсолютно прав.

Розамунда быстрым шагом направилась домой и вдруг замерла на месте, залюбовавшись летящей над рекой сорокой. Она прикрыла глаза и пожелала: пусть их станет две! Открыв глаза, Розамунда увидела пару. Вот и слава Богу! По примете, одна сорока – к беде, а две – к счастью. С Дженнифер все будет в порядке. Розамунда продолжила путь, посмеиваясь над своими детскими суевериями.

– Дженис Хупер? Эндрю и Дженис Хупер? И куда они направлялись?

– Кажется, он сказал – в Или.

– Но зачем? В кино?

– Понятия не имею. Поздновато, вроде бы, даже для последнего сеанса Право же, я не знаю.

– Ты чего-то не договариваешь.

– Откуда мне знать? Они ехали в джипе. Эндрю остановился поздороваться: "Привет, Рози!", Дженис тоже сказала: "Привет!" Потом он поинтересовался, как дела на мельнице. Вот и все.

– Он не сказал, когда заедет?

– Нет. – По крайней мере, хоть это правда! – Но, знаешь… Судя по всему, Дженис была с ним на выставке.

– На выставке?

– Вот именно.

– Ну… Кажется, она постоянно посещает подобные мероприятия: ведь она дочь фермера.

– Правильно, но раньше я ни разу не слышала от Эндрю, чтобы они ездили вместе. Она это постоянно подчеркивала. Странно…

Подметив на лице Дженнифер испуг, Розамунда едва удержалась, чтобы не заключить сестру в объятия и поведать всю правду о хитроумной уловке Эндрю. Когда, заметно прихрамывая, Дженнифер направилась к выходу, Розамунда ее остановила.

– Все образуется, родная. Не переживай.

– С какой стати? Ты давно меня предупреждала. Можешь гордиться своим пророческим даром.

– Дженнифер! Не принимай так близко к сердцу!

– И не думаю! Он волен встречаться с кем угодно. Я не держу его на привязи. И потом, я ему сказала…

Казалось, Дженнифер гордилась тем, что отказалась стать женой Эндрю. Она вырвала у сестры руку и, высоко – слишком высоко! – вскинув голову, удалилась.

Боже милостивый, что еще принесет этот день? Розамунда, тяжело ступая, прошла через прихожую и устроилась на своем излюбленном месте: на верхней ступеньке крыльца. Ну и денек! Ну и сутки! Вся семья на пределе. Сначала – происшествие с отцом, потом этот тип (Розамунда бросила взгляд на реку)… истерика Дженнифер… и наконец, Эндрю.

Надвигались сумерки, окрашивая болота в ровный серый цвет. Только на дальнем берегу, перепархивая с ветки на ветку, сверкал всеми цветами радуги зимородок. В конце концов Розамунда устала следить за ним и обратила взгляд внутрь себя. И вдруг – словно злой колдун решил: день еще не окончен, – увидела на том берегу детскую фигурку.

Собственно, Розамунда давно заприметила подскакивавшее над травой пятнышко, похожее на человеческую голову, но не связывала ни с чем конкретным. Над болотом постоянно мелькали стрижи и ласточки – глаз привык к постоянно меняющемуся пейзажу. Но когда голова приблизилась к переправе, Розамунда так и подскочила.

– Господи, опять?!

Прежде чем сбежать по ступенькам, она бросила тревожный взгляд на открытую дверь дома: нет ли поблизости Дженнифер? Сейчас ей только и не хватает, что снова увидеть девочку. Общение с такими детьми требует навыка. В какой-то мере Розамунда понимала чувства сестры. Самой-то ей легче она не такая тонкая, чувствительная натура, как Дженнифер.

Стоя на причале, Розамунда наблюдала, как ребенок барахтается в зарослях тростника, у самой кромки воды. Что делать? Переправиться на тот берег, рискуя в любой момент столкнуться нос к носу с отцом девочки, чтобы снова посыпались искры? Нет уж, лучше оставаться на месте.

Розамунда оставалась верна принятому решению до тех пор, пока девочка не полезла в реку – очевидно, чтобы переплыть ее. На ней было что-то похожее на ночную рубашку.

– Стой! Подожди! – Розамунда спрыгнула в лодку и изо всех сил потянула за цепь. Скорее всего, девочка не умеет плавать. Еще несколько шагов – и ее затянет трясина: ведь здесь исключительно топкое, илистое дно.

Она подхватила девочку как раз вовремя. Перевесилась через борт лодки и схватила за шиворот, как котенка.

Пристав к берегу, Розамунда вытащила девочку на дощатый настил – и была вознаграждена улыбкой, еще более исказившей ее уродливые черты. Из слюнявого рта вдруг вырвалось:

– Во-ка.

– Вока? – ласково переспросила Розамунда Девочка, все так же улыбаясь, показала толстым пальцем на воду и повторила:

– Во-ка.

Похоже, ребенок объединил два слова: «вода» и «река». Розамунда произнесла их вслух, и девочка радостно загугукала. У нее широко раскрылся рот, язык высунулся наружу, и, вдобавок ко всему, текло из носа.

Громкий, ритмично хлопающий звук заставил девочку запрокинуть голову, и она увидела пару прекрасных лебедей, летевших от Гусиного пруда к устью Брендона.

– Ка… ка…

– Лебеди, – несколько раз внятно произнесла Розамунда.

Тем временем начало смеркаться. Что же все-таки делать с ребенком? Взять с собой на мельницу и подождать мистера Брэдшоу? Дженнифер этого не перенесет. Отвести девочку домой? И нарваться на грубость: мол, она и сама нашла бы дорогу?..

Розамунда вывела девочку на тропу и четко выговорила.

– Иди… Иди… к папе.

Малышка несколько раз моргнула, затем вдруг взяла Розамунду за руку и вместе с ней двинулась по тропе.

Розамунда нехотя плелась рядом. Хорошо, хоть выяснилось: эта кроха кое-что понимает… Спустя некоторое время Розамунда остановилась и снова показала рукой в направлении Торнби-Хауза – его еще не было видно за деревьями.

– Иди… домой… иди… к папе… темно… скоро будет темно…

Но история повторилась: девочка еще крепче вцепилась в руку Розамунды и потянула ее за собой.

О, Господи! Придется еще раз пережить "теплый прием" в Торнби-Хаузе. Одно радует: вечер довольно теплый, девочка не должна схватить простуду. И все-таки, чем скорее она снимет мокрую рубашонку, тем лучше.

Розамунда окинула малышку внимательным взглядом.

– Бежим?

Она ускорила шаг. Девочка поняла и пустилась галопом, рискуя запутаться в длинной рубашке. Пришлось Розамунде время от времени ее останавливать, а один раз она даже подняла девочку в воздух. Та радостно загугукала, решив, что это такая игра.

Когда в поле их зрения очутилось массивное серое здание, Розамунда предприняла новую попытку отправить девочку одну.

– Туда… домой… иди к папе.

Реакция оказалась прежней. Девочка упрямо тащила Розамунду за собой. Пришлось смириться.

Они обошли наполовину сорванную с петель створку ворот и двинулись по аллее к дому. Поднявшись вместе с Розамундой на крыльцо, девочка замерла, словно была здесь такой же гостьей. И вдруг показала на дальний угол дома, из-за которого только что вышел Майкл Брэдшоу.

Увидев их, он остановился и с минуту стоял, будто пригвожденный к месту, с мотыгой в руках: очевидно, он рыхлил землю. Девочка не двигалась с места – повиснув на руке у Розамунды, она издавала звуки, похожие на, мычание.

Майкл Брэдшоу не спеша приблизился. Он был явно сбит с толку и не знал, как на это реагировать. Розамунда пришла ему на помощь:

– Я сочла своим долгом отвести ее домой. Она опять бродила у реки, даже пыталась пуститься вплавь.

Майкл Брэдшоу вгляделся в дочь, а затем толкнул входную дверь и сердито позвал:

– Мэгги!

Через несколько секунд открылась дверь в глубине дома, в прихожую неуклюже ввалилась пожилая женщина – очевидно, та, о которой упоминала Дженнифер.

Она обвела взглядом поочередно хозяина, девчушку и Розамунду, и у нее вырвалось:

– Матерь Божья!

– Вот именно. Так-то ты за ней смотришь. Еще немного – и она точно очутилась бы в компании Божьей Матери – на том свете. Что это значит, Мэгги? Я же велел тебе ни на минуту не оставлять ее одну.

– Я так и делала, мастер Майкл, честное слово. Она спала мертвецким сном, вот я и позволила себе… Пожалуйста, мастер Майкл, не ругайте меня, я говорю правду.

Он с видимым усилием воли взял себя в руки и чуть ли не будничным голосом произнес:

– Уведи ее в детскую.

– Идем, детка. Идем, – старуха протянула девочке руку, но та лишь посмотрела снизу вверх на Розамунду и потянула ее в дом.

Отец присел перед ней на корточки.

– Нет, Сюзи. Завтра. Сейчас ты ляжешь спать. Слышишь, Сюзи, отправляйся спать. Получишь шоколадку. Идем.

Даже это не возымело действия. Чувствуя себя очень неловко, Розамунда склонилась к девочке и высвободила руку. Тотчас две толстеньких ручонки ухватили ее ниже пояса.

– Ну и ну! – удивилась Мэгги. – Что это на нее нашло?

– Успокойся, Мэгги, – уронил Майкл Брэдшоу и снова обратился к дочери: – Сюзи… отпусти.

Его лицо оказалось на одном уровне с лицом Розамунды. Та прошептала:

– Позвольте, я попробую ее уложить.

Отец девочки выпрямился и немного подумал. Потом повернулся к Мэгги.

– Принеси лампу, – и пояснил для гостьи: – У меня здесь есть генератор, но это долгая песня – Он вошел в прихожую.

– Да, конечно, – пробормотала Розамунда и двинулась за ним, держа за руку Сюзи.

– И мебель еще не привезли.

Она не отозвалась – и так видно. Голые стены и затхлый воздух: в доме слишком долго никто не жил.

Майкл Брэдшоу начал подниматься по лестнице. Розамунда не торопясь следовала за ним: каждая ступенька давалась девочке с немалым трудом.

– Сюда, пожалуйста.

Они очутились в крохотной комнатке. Здесь только и было мебели, что раскладушка и стул. Брэдшоу открыл сундук и, порывшись в белье, извлек ночную рубашку. Положил ее на кровать и вполголоса посоветовал:

– Будьте с ней построже. Как только ляжет, скажите, что вы побудете с нами внизу, тогда она уснет.

– Хорошо.

Оставшись наедине с девочкой, Розамунда ощутила сильное желание зареветь – в силу множества причин, не до конца понятных ей самой. Но она занялась девочкой: сняла мокрую рубашечку, вытерла маленькое тельце и напялила через голову чистую рубашку. Стащила мокрые тапочки, насухо вытерла ножки и уложила свою подопечную в постель.

– Ну вот, – она погладила девочку по голове – Сюзи бай-бай?

Розамунда произнесла имя девочки совершенно естественным тоном, словно изо дня в день называла ее так.

Она поправила подушку и уже с утвердительной интонацией повторила:

– Сюзи бай-бай.

Девочка с минуту вглядывалась в нее, а потом уткнулась в подушку и затихла. Розамунда вспомнила наказ Майкла Брэдшоу.

– Я побуду внизу.

С кровати не донеслось ни звука. Розамунда вышла из комнаты, на всякий случай оставив дверь приоткрытой.

С лестничной площадки ей была видна внушительная фигура Брэдшоу. Он стоял спиной к ней и смотрел в окно. Когда девушка спустилась, он обернулся и с бесстрастным лицом устремился навстречу.

– К сожалению, мне нечего предложить вам выпить, кроме чая.

У Розамунды на кончике языка вертелось: "Спасибо, не беспокойтесь, я спешу домой, становится темно". Это дало бы ей контроль над ситуацией и избавило от возможных насмешек, а может быть, даже и от грубости со стороны хозяина дома. Вместо этого она с удивлением услышала собственные слова:

– Большое спасибо, с удовольствием выпью чашку.

Похоже, ее согласие повергло Майкла Брэдшоу в замешательство. Он смерил нечаянную гостью взглядом и со словами: "Сюда, пожалуйста," – отдернул зеленую суконную занавеску в дальнем конце холла, очевидно, служившую дверью кухни, и пропустил ее вперед.

Судя по всему, кухню использовали еще и как гостиную. Каменный пол был наполовину закрыт потертым ковром. Посередине одиноко высился стол. Возле одной из стен расположились старомодный буфет и три неказистых деревянных стула. По обеим сторонам старинного, с инкрустацией, камина Розамунда увидела два мягких кресла. Майкл Брэдшоу указал на одно из них.

– Садитесь, пожалуйста.

Девушка подчинилась. Как раз в это мгновение Мэгги отошла от очага, перед которым стояла на коленях.

– Бедная моя спина. С этой печкой кто угодно сломает позвоночник. Хотите чаю? Вон там, на полке, заварка.

– Кому нужно вчерашнее пойло? – буркнул хозяин. – Завари-ка свежий.

– На вас не угодишь, – шутливо проворчала старуха и добавила: – Англичане совсем не умеют заваривать чай.

Розамунда уже обратила внимание на ее ирландский выговор и сейчас получила подтверждение.

– Так вам удалось уложить ее в постель? – продолжала Мэгги.

– Да.

– Странно, что она так сразу к вам привязалась, правда? – последнее слово относилось к Брэдшоу, но он не откликнулся, а продолжал стоять, прислонившись к буфету. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, хотя и прятал смущение за напускным безразличием.

– Она, значит, к вам привязалась, – повторила Мэгги, ставя на стол простые белые чашки и блюдца. – Не припомню другого такого случая – разве что с О'Муром, – старуха по-птичьи склонила голову набок и бросила вопросительный взгляд на Майкла Брэдшоу. Тот кисло усмехнулся и сказал Розамунде.

– Могу вас заверить, это не очень-то лестный комплимент. О'Мур всего лишь овчарка.

– Зато очень красивая, – возразила Мэгги, – и на редкость смышленая.

– Да уж!

Розамунда улыбнулась: он выговорил это с хрипотцой, передразнивая ирландский выговор Мэгги.

– Вы никогда не забываете, если вас кто обмишулит, да, мастер Майкл?

– Конечно, Мэгги.

Он повернулся к Розамунде.

– Когда-нибудь были в Ирландии?

– Нет, ни разу.

– И не стоит ездить – разве что вам захочется, чтобы вас надули, одурачили и обобрали до нитки.

– Подите вы, мастер Майкл! Куда бы вы делись без ирландцев? Надули, говорите вы? Да я отдала вам всю свою жизнь…

– Успокойся, Мэгги.

На этот раз его голос звучал сурово, но снова смягчился, когда он обратился к Розамунде:

– Дочка влюбилась в этого пса и потопала за ним до самой конуры. А пес принадлежал Шену Брэдли, величайшему мошеннику юга Ирландии.

Ему удалось отвлечь Мэгги от персоналий, но при этих словах она снова взвилась:

– Вот уж нет! Надо же человеку зарабатывать на жизнь!

– Зарабатывать на жизнь – как же! Он продал мне О'Мура за пять фунтов!

– Еще бы – такая роскошная собака!

– И очень смышленая, – повторил Майкл, и в глазах у него запрыгали смешинки. – Даже чересчур. Ее можно было посадить на цепь, усыпить хлороформом, закопать в землю – а наутро вы обнаруживали, что она сбежала к хозяину. Тем летом Шен Брэдли зарабатывал себе на жизнь – Мэгги правильно сказала! – тем, что время от времени продавал чертову псину доверчивым туристам. Говорят, одному удалось перевезти О'Мура через государственную границу, но он все равно вернулся к Шену Брэдли.

Розамунда расхохоталась. Кто бы мог подумать, что она будет так непринужденно чувствовать себя в обществе… Болотного Тигра. Она видела: ему доставляет удовольствие пересказывать эту историю; называя Шена Брэдли мошенником, он в то же время дал понять, что симпатизирует этому человеку. Интересно, подумала Розамунда, сколько лет он прожил в Ирландии? Мэгги словно прочитала ее мысли:

– Вечно вы придираетесь к Ирландии и ирландцам, а сами прожили там два года, и если бы не угроза, что у вас отберут землю, раз вы ее не обрабатываете, сроду бы не вернулись в эти места.

– Мэгги, ты что-то разболталась. Где наш чай?

– Вот он! – старая экономка передала одну чашку с дымящейся черной жидкостью Розамунде, а другую – своему хозяину.

– Сахар? – предложил Брэдшоу.

– Нет, спасибо, – Розамунда улыбнулась и отпила глоток. Чай оказался таким жгучим, что она не представляла, как справится с целой чашкой.

– Слишком крепкий? – осведомился Брэдшоу.

– Да, пожалуй.

Он забрал у нее чашку, выплеснул половину в раковину и долил горячей водой.

– Так лучше?

– Да. Большое спасибо.

– Здешняя вода никуда не годится, – проворчала Мэгги, раскачиваясь, точно в кресле-качалке.

С минуту все молчали. Розамунда почувствовала, что у нее в мозгу словно тикает секундомер. Майкл Брэдшоу стоял с отрешенным видом, прислонившись к буфету. Наконец Розамунда решилась нарушить тягостную тишину.

– Темнеет. Пойду, пожалуй.

Брэдшоу поставил на стол чашку и молча направился к двери.

Мэгги перестала раскачиваться и, подняв голову, сказала Розамунде:

– Раз вы понравились Сюзи, надеюсь, мы еще увидимся. Вне всяких сомнений.

Девушка не знала, что ответить.

– Доброй ночи.

– Доброй ночи, мисс… кстати, как вас зовут? Я не расслышала.

Она ответила – не как обычно: "Розамунда Морли", – а по-домашнему:

– Рози. Рози Морли.

– А… Очень красивое имя. Такое уютное. Что ж, спокойной вам ночи, мисс Рози… мэм… – она вдруг засмеялась каким-то своим мыслям.

Майкл Брэдшоу снова пропустил Розамунду вперед. Казалось, он от рождения наделен прекрасными манерами. А ведь какой-то час назад Розамунда никак не могла заподозрить в нем подобных качеств. Он проводил ее до ворот и вдруг спросил:

– Вам нравится жить на болотах?

– Да, я люблю эту землю.

– Вы правы. Ее можно любить или ненавидеть – третьего не дано.

Все правильно… Розамунда вспомнила отвращение, которое питала к болотам Дженнифер.

Они с Майклом Брэдшоу пошли по тропинке. Он снова заговорил:

– Не знаю, что вам сказать… о дочери. Не можем же мы держать ее на привязи. А теперь, когда она знает дорогу к реке… – он удержался, чтобы не добавить: "и к вам", – с ней и вовсе хлопот не оберешься.

– Не беспокойтесь. Если вы не против, я охотно буду ее навещать.

Он застыл на месте, как вкопанный. Розамунда сделала еще один шаг и тоже остановилась. Они, как вчера вечером, впились друг в друга взглядами.

– Кроме Мэгги и нескольких человек, наших соседей в Ирландии, в Агнестауне, вы единственная, кто не выказал отвращения.

К горлу Розамунды подступил комок. Она проглотила его и, запинаясь, ответила:

– Не обижайтесь. Многие просто не привыкли… Это такая неожиданность… они вовсе не…

– Вы сами когда-нибудь видели подобное?

– Ну… я какое-то время работала в детских яслях, – она умолчала, что это длилось всего три дня. – В группе был один ребенок… девочка… почти как Сюзанна.

В сгущающихся сумерках Розамунде было видно, как у него ходят желваки. Наконец он процедил сквозь зубы:

– Меня просто бесят их взгляды.

– Она не посещала специальную школу? – тихо спросила Розамунда.

– Посещала, даже две, самых лучших. Некоторым детям это идет на пользу, только не Сюзанне. Они так и не смогли пробиться к ее сознанию. – Взгляд Майкла блуждал где-то далеко отсюда: должно быть, перед его мысленным взором стояла дочь – В последней школе она сидела, точно изваяние… как зверек в клетке Другие играли, смеялись, болтали на каком-то своем языке, а она просто сидела и ждала, когда я за ней приду. – Он резко повернулся к Розамунде. – Иногда я как будто замечаю в ней проблески ума… крохотные искорки… они там есть, нужно только добраться до них и раздуть пламя… Она многое понимает.

– Я в этом уверена.

Он глубоко вздохнул и после непродолжительного молчания отрывисто выговорил:

– Вы очень добрая… Не ожидал… после вчерашнего. Мои манеры… оставляют желать лучшего. Прошу прощения, но не за то, что произошло вчера. Нет! Я бы без зазрения совести убил всякого, кто назвал бы ее отродьем. Понимаете?

– Да. Я понимаю.

Они снова в молчании уставились друг на друга. Издалека донеслось:

– Рози! Ро-о-ози!

– Мне пора. Они не заметили, как я ушла. Теперь вот ищут. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Розамунда поспешила прочь. Она бежала не только затем, чтобы успокоить Дженнифер, но как будто спасаясь от неясной опасности – она сама не знала, какой именно. Ее гнали панический ужас и стремление уберечься… может быть, от человека, который так и остался неподвижно смотреть ей вслед… или от болот… дорогих ее сердцу болот… таинственных и жутких…

Когда Розамунда добежала до переправы, отец и Дженнифер уже ждали на противоположном берегу. Сестра крикнула:

– Черт возьми, где тебя носило?

Розамунда не ответила, только в молчании скользнула в лодку и потянула за цепь.

– Я очень беспокоился, – признался отец. – Ты не сказала, что куда-то идешь.

Она ответила, только когда импровизированный паром пристал к берегу:

– Пришлось отвести девочку домой. Она чуть не утонула.

– Опять?! – взвилась Дженнифер. – Почему бы тебе не оставить ее в покое? Незачем приваживать!

Розамунда рассвирепела.

– Конечно – и пусть себе тонет, вязнет в трясине – так, что ли? Спокойно сидеть на бережку и наблюдать, как она гибнет?

– Не ори на меня!

– А ты не неси чепуху!

Розамунду всю трясло; ее душила ярость. Господи, да что же это такое? Как будто заразилась от Болотного Тигра…

– Рози, подожди минуточку, – прошелестел сзади тихий голос отца.

Не обращая внимания, она метнулась в дом. Пусть сами готовят ужин – взрослые люди! Стоило ей отлучиться на каких-нибудь полчаса и не предупредить, как они уже оглашают всю округу воплями.

Однако в душе Розамунда сознавала: эта вспышка – только защита от чего-то глубинного, бегство от владельца Торнби-Хауза, отца слабоумного ребенка.

ГЛАВА 5

На следующее утро, когда Дженнифер принесла ей чай в постель, Розамунда сконфузилась, застыдилась, но и была немало удивлена таким жестом доброй воли. Чтобы скрыть замешательство, она изобразила бурный восторг.

– Вот спасибо, а то голова разламывается! – и уставилась в чашку.

Дженнифер еле слышно произнесла:

– Прости за вчерашнее, Рози.

Розамунда бросила на сестру испытующий взгляд и сжала ее руку.

– Это я должна просить прощения. Вчера был несчастливый день, все мы распсиховались. Надеюсь, сегодня все пойдет по-другому.

– Во всяком случае, папа взял добрый старт: с шести часов в мастерской.

– Что ты говоришь!

– Да, а теперь пошел за почтой.

– Господи, который же час? – Розамунда перевела взгляд на стоявшие на ночном столике часы и ахнула: – Девять! Так поздно!

Дженнифер улыбнулась от души.

– Ты так сладко спала, жалко было будить.

– Боже милосердный! – Розамунда отдала сестре пустую чашку. – Чтобы я столько дрыхла без задних ног! Сроду не была соней!

– Пойду, приготовлю тебе завтрак. Принести его сюда?

– Господи, конечно же, нет! Я уже встаю. Но все равно спасибо.

После ухода Дженнифер Розамунда заложила руки за голову и уставилась в потолок. Вот что значит реветь по ночам в подушку!

Ее вдруг словно током ударило: сегодня не приснился тот самый сон – ни малюсенького кусочка! За несколько лет Розамунда не могла припомнить другого такого случая. Пожалуй, если бы она узнала, что во сне перестала дышать, и то удивилась бы меньше.

Розамунда свесила ноги с кровати. Два последних дня оказались из рук вон плохими – ну так что? День на день не приходится.

Как раз когда она входила в кухню, из двери черного хода показался отец.

– Доброе утро! Хорошо спала?

Сияя, он отдал Розамунде три письма. Она беззаботно ответила:

– Сроду так не высыпалась!

Один конверт был из белой бумаги, а два других – из грубой, коричневой.

Белый согрел Розамунде душу, поднял настроение. Она не стала его распечатывать, а до поры сунула в карман.

Дженнифер в это утро являла чудеса доброжелательности и такта. Она никак не прокомментировала поведение младшей сестры и не стала задавать вопросов, в том числе главного: "От кого это?"

Розамунде потребовалась вся ее выдержка, чтобы спокойно съесть свой завтрак, помочь вымыть посуду и убраться на кухне. Только после этого она разрешила себе отправиться на мельницу. Конечно, это чистое ребячество – читать письма Клиффорда, только взобравшись на верхотуру, откуда весь болотный край виден, как на ладони.

Она в мгновение ока взбежала по шаткой лестнице и села, поджав под себя ноги, на деревянный пол. Разорвала конверт.

"Дорогая Розамунда…" Она начала читать с улыбкой, но когда перевернула страницу, радость сменилась недоумением, а прочтя последнюю фразу: "До встречи после моего возвращения из Америки!" – Розамунда в тоске уронила голову на руки.

С минуту она оставалась неподвижной, прижимая пальцы к зрачкам под опущенными веками – словно затем, чтобы скрыть от самой себя страшный смысл письма.

Итак, они увидятся после его возвращения из Америки. Он вынужден изменить свои планы. Мама считает, что, раз уж ему предстоит учиться в Штатах, то и каникулы целесообразно провести там – всей семьей. Мама с нетерпением ждет встречи с вашингтонской кузиной – они сто лет не видались. "Мне бесконечно жаль, но мы обязательно увидимся – как только я вернусь в Англию."

И когда же это будет? Перед самым началом учебы? Через несколько лет? Сейчас июнь, каникулы длятся до сентября. Да, тетя позаботилась о том, чтобы их разлучить! Как крыса, чуяла опасность! Ей не откажешь в дальновидности. И коварстве. Розамунда живо представила себе, как она убеждает Клиффорда: "Какой смысл перед началом учебного года на каких-то пару дней ехать в Англию? Делать такие концы!"

Розамунда скомкала письмо. Она преисполнилась презрения к Клиффорду.

Слабак! Глина в руках матери!.. Нет. Она не питает к нему ни презрения, ни, тем паче, ненависти. Клиффорд хороший – деликатный, добрый… Дело даже не в слабохарактерности, а в стремлении всем угодить: чтобы и волки были сыты, и овцы целы Главное – чтобы мамочка была довольна. Розамунда вспомнила: сегодня ей впервые не снился знакомый сон, – и затрепетала. Ей словно вонзили кинжал в сердце. Пытаясь унять тревогу, она заговорила вслух:

– А что, собственно, произошло? Ничего ведь не изменилось. Герон-Милл остается нашим – пока жив отец. Хотя, конечно, дело не только в мельнице.

Да. Ей нужна не только крыша над головой, но и кое-что еще… Любовь и нежность Клиффорда.

В эти минуты ей совсем не было дела до освещенной ярким солнцем земли. Она глубоко вздохнула и понуро сошла по лестнице вниз.

В прихожей она столкнулась с Дженнифер. Та направлялась в мастерскую и оживилась при виде сестры.

– Ну, что?

Розамунда откашлялась.

– Клиффорд не приедет. Он улетает в Штаты. Они всей семьей проведут там каникулы.

– Что?! Ох, Рози, это козни тети Анны! Но почему он не заехал повидаться с тобой перед отъездом – здесь же недалеко?

– Он слишком занят. Нужно подготовиться…

– Должно быть, это было решено в последнюю минуту. Экспромт тети Анны. Ох, Рози! – Дженнифер протянула к сестре обе руки. – Не принимай близко к сердцу!

Жалость сейчас была для Розамунды – острый нож.

– Я и не принимаю. Вспомни: я говорила, ничего не выйдет. Это ты строила замки на песке.

– Хорошо, будь по-твоему, – Дженнифер заторопилась в мастерскую, но перед тем, как исчезнуть за дверью, повернулась к сестре.

– Для Морли это просто проклятая неделя. Сначала Эндрю, а теперь Клиффорд…

У Розамунды не было ответа. Она прошла в гостиную и принялась полировать мебель. В какой-то момент, яростно натирая маленький диванный столик, доводя его поверхность до зеркального блеска, она снова заговорила сама с собой:

– Нужно заботиться о тебе, образец старинного искусства, – чтобы потом вернуть тете Анне в лучшем виде!

Господи, до чего противно быть такой! И все-таки Дженнифер права: Клиффорд мог приехать и сказать ей об этом лично. Возможно, тогда она поняла бы его мотивы и не стала обижаться Письмо такое сухое, казенное – как от чужого. Если нет чувств – зачем же он поцеловал ее в прошлый раз? Она стояла на берегу, наблюдая за тем, как Клиффорд заводит мотор, – и вдруг, перед тем, как двигатель затарахтел, он соскочил обратно на берег и, не успела Розамунда опомниться, заключил ее в объятия и стал целовать – один, два, три раза… И снова прыгнул на палубу. Она замахала ему – обеими, поднятыми над головой, руками, и махала до тех пор, пока катер совсем не исчез из виду. А теперь он уезжает в Америку…

На глаза навернулись слезы. Розамунда разозлилась на себя.

– Ну, хватит киснуть. Слезами горю не поможешь. Нужно встречать превратности судьбы с гордо поднятой головой!

Около половины двенадцатого в кухню из сада ворвался запыхавшийся отец и выпалил:

– Наконец-то он ее забрал!

– Кого? Папа, о чем ты?

– О девочке.

– Она что… снова была здесь?

– Не совсем. Сначала я заметил, как он во весь опор мчался по полю. Потом нагнулся и что-то поднял с земли. Ребенка!

Розамунда покачала головой.

– Когда же ему работать?

– Я думаю, Рози, таких детей нужно держать в специальных заведениях.

– Она уже была в двух. И безумно тосковала. Ей нужна любовь. Внимание. Ласка… – про себя она добавила: "Как и всем нам".

– Но, Рози, она же ненормальная! Она не может переживать это так же остро, как мы.

– Не говори глупостей! – огрызнулась Розамунда и тотчас прикусила язычок – Извини, пожалуйста. Видишь ли, все как раз наоборот: такие дети нуждаются в этом гораздо больше "нормальных".

– Возможно, ты права. Ты почти никогда не ошибаешься. Мудрая мама-птичка.

Приблизившись к Розамунде, отец обнял ее за плечи, и она чуть не выкрикнула:

– Не смей! Сегодня мне меньше всего нужно ваше сочувствие, а тем более похвалы за мудрость и материнскую заботу! Осточертело корчить из себя "маленькую маму", опекая тебя, Дженнифер и… Господи, как же я от вас устала!

До чаепития Майкл Брэдшоу трижды показывался на горизонте – во всяком случае, столько раз его видела Розамунда. Увидев, как он снова уносит домой ребенка, девушка решилась. Надо что-то делать. Так он никогда не заработает на жизнь.

Поэтому, когда они сели пить чай на лужайке, в тени мельницы, она без подготовки выпалила:

– Завтра приведу ее сюда.

– Ох, нет, Рози! – Дженнифер не донесла до губ чашку. – Я этого не вынесу!

– Неужели не ясно, что мужчина не может целыми днями караулить дочь либо гоняться за ней по болотам?

– Это его проблема. Почему он не пригласит няню? Розамунда открыла было рот – и снова закрыла.

Действительно, почему? Дженнифер абсолютно права. От старой Мэгги никакого проку – ей не уследить за маленьким ребенком.

Тут Розамунда вспомнила голые стены Торнби-Хауза, убогую обстановку детской и кухни. Такую мебель она видела в самых дешевых меблирашках. Почему он поселился в доме, не позаботившись сначала привезти мебель? Зачем натащил всякой рухляди? И если он вправду собирается заняться земледелием, почему не обзаведется техникой, не наймет рабочих? Вместо того, чтобы размахивать мотыгой…

Вслух у нее вырвалось:

– Если тебе невмоготу терпеть ее в нашем доме, я сама завтра пойду туда. Все равно в мастерской нечего делать.

Отец заерзал, и Розамунда мысленно ругнула себя за бестактность.

Дженнифер прищурилась.

– Я бы на твоем месте не стала навязываться.

– Ну, знаешь… – Розамунда не договорила, но Дженнифер прекрасно поняла, что она хотела сказать "Кто бы говорил!"

– Ладно. Иди. Продолжай в том же духе. Но вот посмотришь – он укажет тебе на дверь.

– Неправда.

– Вот увидишь. – Уже.

Дженнифер опешила. За нее спросил Генри Морли:

– Что «уже»? Он приглашал тебя в дом?

– Конечно. Я уложила девочку спать, а потом он угостил меня чаем.

Ей бросилось в глаза потемневшее лицо Дженнифер. Ясно: ее мучит уязвленное самолюбие. Возможно, на месте сестры Розамунда чувствовала бы то же самое. Но вот от следующей реплики она наверняка воздержалась бы:

– "Любишь меня – люби и мою собаку."

– Дженнифер! – Розамунда подскочила, точно ужаленная – Ребенок – не собака, не какое-то животное!

– Ну-ну-ну, успокойтесь обе, – Генри Морли обнял дочерей. – Что это на вас нашло? Вы никогда так себя не вели.

– Прости, папа. Прости… – Розамунда без сил опустилась в кресло и, переведя дух, продолжила: – Наверное, это зной так действует. Пойду-ка я на пруд, поплаваю. Остыну…

Она бросила через стол виноватый взгляд на отца и Дженнифер. В ответ улыбнулся один отец.

– Правильно, дочка. Я бы и сам пошел искупаться, да уж больно далеко тащиться. – Он перевел взгляд на реку и задумчиво добавил: – Надо бы расчистить местечко для этого поближе к дому. Для плаванья мелковато, но хотя бы окунуться. Вон там, у излучины. Как считаешь?

Он явно ждал одобрения, и Розамунда собиралась ответить, но вдруг снова увидела девочку и замерла. Отец с сестрой проследили за направлением ее взгляда.

Детская головка мелькала средь высокой травы. Наконец и она, и вся маленькая фигурка Сюзи вынырнула на расчищенном участке ближе к пристани. Девочка смотрела на них из-за реки; на лице застыла блаженная улыбка. Она забормотала:

– Во-ка… во-ка…

Розамунда метнулась через всю лужайку к реке. Сзади донесся сдавленный шепот Дженнифер:

– Пожалуйста, Рози… Не сюда!..

Она не откликнулась, сосредоточив все свое внимание на ребенке. Только бы Сюзи снова не полезла в воду!

Когда паром стукнулся о противоположный берег и Розамунда ступила на причал, терпеливо дожидавшаяся Сюзи взяла ее за руку и решительно повела к Торнби-Хаузу. Она неуклюже волочила ноги, но все так же целеустремленно шла вперед. На губах Розамунды заиграла грустная улыбка: кажется, девочка считает ее заместителем О'Мура.

Они достигли покосившихся ворот, но девочка свернула с аллеи к каменной ограде, наполовину заросшей кустарником и сухостоем – дальше простиралось то, что некогда было садом Они пошли по траве, однако временами Розамунда чувствовала под ногой твердые каменные плиты: очевидно, раньше здесь была дорожка. Кое-где сквозь заросли сорняков пробивались розовые кусты. Они обошли вокруг дома, миновали конюшню и несколько сараев, которые, за исключением высокого амбара, почти утонули в буйной поросли.

Девочка потащила Розамунду к амбару. Они услышали голоса. Один несомненно принадлежал Майклу Брэдшоу.

– Конечно, на это уйдет много времени. Что ж. Буду потом зарабатывать на жизнь. Первое время поживем на воде и хлебе. Ничего, я еще наведу здесь порядок – хотя бы назло соседям. Представляешь, нашлись такие, что пытались заполучить ордер на владение моими землями.

– До меня кое-что доходило.

– Какова наглость? Скорее я увижу их в гробу, чем позволю завладеть моей землей!

– Как же ты справишься без наемных рабочих?

– Как-нибудь справлюсь.

– Надо ведь еще обставить дом.

– Обставить – ха! На какие шиши? Да нет, это меня не волнует. У нас есть все необходимое: стол, кровати… Продержимся до лучших времен. Мы – люди неприхотливые. В коттедже Мэгги было не намного уютнее.

– Как же ты выкручивался все это время? Работал?

– Да, я сменил уйму мест. Нынче мускулы ценятся выше мозгов. Мне удалось даже немного скопить.

Второй мужской голос произнес:

– Ты знаешь, Майк, по выходным я свободен. Если понадобится помощь, только позови.

Розамунда остановилась. Как раз в это время мужчины вышли из амбара и впились в нее взглядами. Она страшно смутилась.

– Сюзи… снова ходила к реке. Вот я и… – она осеклась, увидев, что Майкл Брэдшоу поник головой и уронил, не глядя на Розамунду:

– Сегодня я уже шесть раз оттаскивал ее от переправы.

– Я знаю.

– Но ведь она всего минуту назад была здесь, – удивился его собеседник. Брэдшоу был вынужден представить:

– Мой друг, Джеральд Гибсон. Мисс Морли.

– Очень приятно.

Розамунда перевела взгляд на рослого белокурого мужчину – наверное, ровесника Майкла Брэдшоу, но благодаря юношескому блеску в глазах ему нельзя было дать больше тридцати. Первой мыслью Розамунды было:

"Какой элегантный!" – а второй: "Какой приятный молодой человек!"

Он слегка наклонил голову.

– Как поживаете, мисс Морли? Это какие же Морли? С Герон-Милл?

– Да.

– Наслышан. Вы приобрели мельницу у Талфордов? Сто лет там не был. В детстве мне не раз доводилось плавать в тех местах на шлюпке. Вам здесь нравится?

– Очень.

– Странно. Чтобы полюбить этот край, здесь нужно родиться. Сам-то я из Литлпорта, но сейчас моя семья живет в Хокуолде… знаете, за Уилтонским мостом?

– Да, конечно.

– Идемте, – уронил Майкл Брэдшоу и вырвал у Розамунды руку дочери. По дороге через заросший сад Розамунда предложила:

– Может, я присмотрю за ней?

Он немного постоял, раздумывая, и снова двинулся.

– Спасибо, не стоит.

Розамунда не уловила в его голосе благодарности и растерялась. Эпизод и сам по себе был не особенно приятным, а тем более – в присутствии постороннего. Она открыла рот, чтобы попрощаться, и вдруг девочка издала душераздирающий вопль. Она выгибалась дугой, чуть не садилась на траву – только бы помешать отцу двигаться дальше.

– Сюзи! – он слегка тряхнул ее за плечи – Прекрати сейчас же!

Девочка повернулась к Розамунде. Она не плакала, глаза были сухими, но в их темной глубине таился ужас, предвещая новую истерику. Майкл Брэдшоу немедленно отреагировал: не обращая внимания на возобновившиеся вопли, сгреб Сюзи в охапку и ринулся в дом.

– Не расстраивайтесь.

Розамунда оглянулась. У Джеральда Гибсона были добрые глаза и приятный голос.

– Ужасно, – вымолвила она. – Просто кошмар.

– Да, с непривычки тяжело. Майкл уже притерпелся.

– Пойду, пожалуй. До свидания.

– До встречи. И не обращайте внимания. Розамунда заторопилась прочь и немного замедлила шаги, только выйдя из леса, когда ее уже не могли увидеть из Торнби-Хауза. Здесь она остановилась передохнуть. За рекой, на лужайке, Генри Морли и Дженнифер по-прежнему пили чай. Розамунда поймала себя на том, что грызет ноготь большого пальца. Когда она в последний раз была настолько взвинчена, чтобы прибегнуть к этому средству?.. Ах, бедняжка, подумала она – но не о ребенке, а о мужчине.

Дженнифер не захотела идти купаться. Она переоделась в нарядное, собственноручно сшитое платье и стала дожидаться Эндрю.

Розамунда долго не могла решить, хочется ей купаться или нет. Этим вечером лучше оставаться одной. Пусть бы кто-то отвлек ее от черных мыслей. И так хватит времени – ночью, в постели, когда ни домашние заботы, ни Торнби-Хауз и его обитатели не помогут ей забыть о письме Клиффорда. Розамунде было ясно: как только она останется одна, горечь перестанет рядиться в тогу разочарования, а выльется в бунт против Клиффорда. На протяжении всего дня Розамунда то и дело в мыслях возвращалась к его поступку, чувствуя, как в ней нарастает гнев. Трус! Маменькин сынок! Он нарочно играл ее чувствами! Одурманил поцелуями… Подумаешь, поцелуй! То был импульс, результат приподнятого настроения, благодарность за удачно проведенный день… что угодно, только не намерение жениться.

Итак, она не рискнула остаться наедине со своими мыслями и решила побыть с Дженнифер – хотя бы до прихода Эндрю. Однако когда он не пришел и в восемь часов – свое обычное время, – Розамунда поняла: если она проведет с сестрой еще несколько минут, то не утерпит и откроет ей тайную тактику влюбленного. Пришлось идти купаться.

На пруду никого не было. Даже легчайшее дуновение ветерка не касалось прибрежного камыша. Если какая-нибудь коричневая бархатная головка и начинала вздрагивать, значит, мышь-полевка, стоя на задних лапках, оглядывалась по сторонам, высматривая в зарослях камыша свой будущий ужин. Не было видно лебедей с их выводком – должно быть, уплыли к большой реке, Уисси. И слава Богу: Розамунда не любила их беспокоить и, скорее всего, при них так и не вошла бы в воду.

Она расстегнула платье и сбросила на траву, рядом с широким махровым полотенцем. Потом ступила на твердую, прокаленную солнцем глину, плавно оттолкнулась и поплыла. Вода оказалась исключительно приятной. Доплыв до середины пруда, Розамунда перевернулась на спину и, слегка перебирая руками, отдыхала, глядя в безоблачную ширь. Высоко над ней пролетела стая уток, а затем – маленькая амбарная сова. Потом долго никого не было. В лазурном небе загорелись письмена, воспроизводящие строки из послания Клиффорда. Поймав себя на этой галлюцинации, Розамунда перевернулась на живот и, широко выбрасывая руки, кролем поплыла к дальнему берегу.

– Наслаждаетесь?

Она вскинула голову при звуке голоса Джеральда Гибсона, а почувствовав под ногами дно, побрела к нему.

– Хорошо?

– Восхитительно!

– Я совершенно забыл о том, что здесь можно купаться.

– Вода такая ласковая, прохладная…

– Выходите, погрейтесь на солнышке. Он присел на корточки и похлопал дерн. Розамунда хотела возразить: мол, я оставила платье на том берегу, но спохватилась: что за глупости! Можно подумать, он не видел девушек в купальнике – к тому же таком старомодном, что не вызвал бы нареканий даже в эпоху королевы Виктории.

Гибсон подал ей руку и рывком вытащил на траву. Розамунда со смехом опустилась рядом.

– Помню, мальчишкой я через выходные плавал здесь на шлюпке. Тогда уровень воды был выше. В другие выходные я отправлялся на Железнодорожный мост – знаете, мост через Брендон, прямо за Хокуолдом. Бывали в тех местах?

– Нет.

– Там отличная рыбалка. Достаточно просто сунуть руку в воду, немного пошуровать – и пожалуйста! Вы любите ловить рыбу?

– Нет. Пробовала – не лежит душа. – Розамунда робко улыбнулась. – Не выношу вытаскивать крючок из рта.

– Рыбы не чувствуют боли.

– Это вы так думаете. Вы же не рыба.

Они одновременно расхохотались. Розамунда подумала: какие все-таки люди разные! Она только сегодня познакомилась с этим человеком, обменялась с ним какой-нибудь парой фраз – и вот они уже веселятся, как старинные друзья. Он из тех людей, с которыми сразу чувствуешь себя легко и непринужденно. Легкий характер, не то что у его друга. Розамунда совершенно не стеснялась.

– Хорошо провели день?

– Да. В какой-то мере. Рад был повидаться со стариной Майклом. – Он повернулся к ней лицом. – Каково ему приходится!

Видимо, Джеральд Гибсон считал само собой разумеющимся, что она посвящена в обстоятельства жизни владельца Торнби-Хауза.

– Я почти ничего не знаю. Только о ребенке.

– То-то и оно, что ребенок. Ему следовало бы устроить ее в соответствующее заведение.

Она ответила – не сразу и с известной долей осторожности:

– Вряд ли он на это пойдет. Возможно, это только осложнило бы дело. Кажется, он к ней очень привязан.

– Привязан? Да это просто мания! Она загубила всю его жизнь!

У Розамунды широко распахнулись глаза.

– Это непреложный факт, – продолжал Гибсон.

– Вы давно знакомы?

– О да – с детства. Вместе учились в школе и служили в армии. После чего Майкл поступил в медицинский колледж, а я – в политехнический. Одно время мы снимали комнату на двоих. А потом…

– Что? – тихо спросила Розамунда.

– На втором курсе он познакомился с Камиллой, своей будущей женой. Просто ошалел от страсти. – Джеральд сделал небольшую паузу. Отвернувшись от Розамунды, он смотрел куда-то вдаль – С некоторыми бывает. К счастью, я не из их числа.

Да, подумала Розамунда, Гибсон приятен в обращении, но вряд ли способен на глубокие чувства.

– И что же, он не закончил учебу?

Ей хотелось как можно больше знать об их новом соседе, и Гибсон охотно удовлетворил ее желание.

– Вы угадали, не закончил. Однако не прошло и месяца после свадьбы, как он понял свою ошибку. Камилла была слишком неуравновешенна… непредсказуема… Но, глядя на нее, можно было забыть обо всем на свете.

– Она была очень красива?

– Да, чрезвычайно эффектна, сразу же бросалась в глаза. Золотисто-каштановые волосы… наполовину испанка. Внешностью она пошла в мать, а темпераментом – в отца. Весьма обманчивое сочетание – я бы сказал, чреватое взрывом.

Гибсон покачал головой, словно стряхивая наваждение. Розамунда ждала. Он по-прежнему казался ей словоохотливым субъектом, которому достаточно незначительной подсказки, какого-нибудь наводящего вопроса, чтобы выложить всю подноготную владельца Торнби-Хауза. Трудно было удержаться и не воспользоваться удобным случаем.

– Она умерла? Гибсон печально кивнул.

– Утонула. Но, как ни страшно говорить подобные вещи, оно и к лучшему. Они все равно довели бы друг друга до ручки.

– Когда это случилось?

Он помолчал, прикидывая.

– Около трех лет назад. Я гостил у них в Испании, они поселились в небольшой деревеньке на морском берегу и были довольно бедны… все тогда бедствовали. Сначала их обрадовало рождение ребенка. Это уж потом она стала яблоком раздора. Но, видите ли, в то время Сюзи была не так уж плоха – во всяком случае, не хуже других деревенских карапузов, которые вечно носились по берегу моря. Я путешествовал автостопом и случайно наткнулся на них – чистая удача. Майкл отчаянно нуждался в товарище – ком-то, кто бы его понимал. Я пробыл у них пять недель и тогда только понял, в какой ад превратилась их совместная жизнь. Камилла ненавидела собственную дочь. Готова была убить ее, если бы представился случай. – Он скорбно опустил голову. – Это вынудило Майка пойти на другую крайность. Он испытывал к этому зверенышу огромную жалость.

– Ради Бога! – Розамунда поморщилась и закрыла лицо руками. – Простите, но я не выношу, когда ее так называют.

Гибсон опешил, но тотчас взял себя в руки и улыбнулся.

– Я не хотел никого обидеть. Просто… пообщавшись с ней какое-то время, забываешь, что она – гомо сапиенс.

– Нет!

– Прошу прощения. Очевидно, вы смотрите на нее глазами Майка. Но в его случае главную роль сыграла ненависть к ребенку со стороны Камиллы. Чем яростнее та ополчалась против девочки, тем решительнее Майк защищал ее. И вдруг Камилла утонула. Пошла купаться и не вернулась Ирония судьбы – я должен был сопровождать ее, но поленился и не пошел. Она была прекрасной пловчихой. Должно быть, не смогла справиться с течением и ее затянуло в водоворот… Вскоре после этого я уехал. Мне показалось, что Майку лучше побыть одному. Он вел себя… немного странно. Еще бы – после такой трагедии!

– Ее нашли?

– Да. Сам я при этом не присутствовал, но знаю, что труп прибило к берегу. Ее похоронили на местном кладбище – единственную англичанку.

– Тяжелая история.

– Еще бы… Вы здесь часто купаетесь?

– Да. Если позволяет погода.

– Как-нибудь составлю вам компанию. Вы не против? Розамунда улыбнулась, чуточку приподняв брови.

– Далековато добираться. Возле Уилтонского моста река тоже достаточно широкая.

Но Джеральда было не так-то просто сбить с толку.

– Я пообещал приходить по выходным, чтобы помочь Майку. Представляете, сколько на мне будет грязи?

Розамунда посерьезнела.

– Что он собирается выращивать? Свеклу, овощи?..

– Ну что вы. Это ниже его достоинства. Цветы. Кажется, хризантемы. Майк – большой оригинал. Просто помешан на цветах. Замыслил построить оранжерею.

Да уж, оригинал… Кто бы подумал, что человек его склада… с его манерой себя вести… обожает цветы? Забавно – особенно если вспомнить его изумление, когда она сказала, что отец делает украшения. Пожалуй, его будущее занятие еще более экзотично.

– А вообще-то, – Гибсон покачал головой, – одному Богу известно, что у Майка на уме.

– У него не хватает средств? – спросила Розамунда – впрочем, заранее зная ответ.

– Вот именно, не хватает. Есть кое-какие сбережения, но их недостаточно, чтобы начать дело. Нанять работников, обзавестись техникой… Старик был порядочная свинья. Майк всегда питал отвращение – и к отцу, и к этим местам. А теперь он не может ни продать усадьбу, ни даже сдать в аренду. Все, что он может, это жить здесь. Наверное, ему было тошно возвращаться. Он часто повторял: пусть делают, что хотят. А здесь какие-то молодцы из местных обратились к властям за разрешением забрать землю: мол, пропадает. А он тут как тут. Но хороши же у него соседи! – Это поспешное и, на взгляд Розамунды, несправедливое суждение отрезвило девушку, и она поднялась на ноги, готовая отпустить на прощанье какую-нибудь шутку… и вдруг в поле ее зрения оказался объект их беседы, только что вышедший из леса. Он явно колебался, не зная, подойти к ним или нет. Розамунда была готова провалиться сквозь землю. Или – в буквальном смысле слова – уйти под воду. Однако она быстро взяла себя в руки.

– А вот и мистер Брэдшоу.

– Что-что? – Джеральд обернулся и крикнул: – Майк, привет! Я тут наткнулся на речную фею.

Лицо Брэдшоу было совершенно непроницаемо, однако за бесстрастной оболочкой явно скрывались эмоции – но какие? Розамунде было здорово не по себе. Одно дело – сидеть в купальнике рядом с Джеральдом Гибсоном, а перед Майклом Брэдшоу она почувствовала себя совсем раздетой. И почему она не прихватила с собой платье?

Чтобы сгладить неловкость, она пошутила:

– Я опять незаконно вторглась в чужие владения.

– Вижу.

Господи, у него совсем нет чувства юмора! Неужели ему жалко, что она купается на его территории? Не возражал же он, когда она, нарушив границу, приводила девочку. Это нечестно.

Она храбро посмотрела ему в глаза.

– Ну, я поплыла на свою сторону.

Он не откликнулся. Она перевела взгляд на Джеральда Гибсона и выдавила из себя улыбку.

– До свидания.

– До встречи.

В его приветливый тенорок вкрались нотки смущения, правда, не сравнимого с ее собственным. Она повернулась к ним спиной и вошла в воду. Вода обожгла разгоряченное тело. Розамунду душил гнев, это можно было заметить по энергичным, размашистым гребкам. Добравшись до противоположного берега, она почувствовала себя страшно утомленной. Ее так и подмывало оглянуться – там ли они еще? Вместо этого Розамунда взяла полотенце и хорошенько вытерла волосы. Надела прямо на мокрый купальник платье и сунула ноги в сандалии. И вдруг услышала свое имя – кто-то звал ее с моста. Эндрю!

– Искупалась?

– Да. Я не слышала, как ты подъехал.

– Нет, я на своих двоих.

Дожидаясь, пока он подойдет поближе, Розамунда украдкой бросила взгляд на другой берег. Чувство юмора перевесило обиду – за какие-то несколько минут она успела пообщаться с тремя мужчинами, в том числе двумя чужаками. Такого прежде не случалось. Болота нынче прямо кишат народом.

– Бьюсь об заклад, вон тот здоровяк – Брэдшоу?

– Точно.

– А кто второй?

– Его друг, Гибсон из Хокуолда. Ты с ним знаком?

– С ним – нет, а с папашей доводилось встречаться. Кстати, вы как – обмениваетесь с его светлостью визитами?

– Я бы не сказала. Просто на днях я наткнулась на него в лесу, поздно вечером. Я бежала звать тебя на помощь: папа подпалил свою кровать.

Эндрю резко остановился.

– Что такое?

Розамунда вкратце поведала об оплошности отца и о последствиях своей случайной встречи с Майклом Брэдшоу. Узнав о слабоумном ребенке, Эндрю, добрая душа, произнес:

– Бедняга! Значит, у него связаны руки. Надо будет заглянуть к нему – может, одолжу деньжат. Когда начинаешь на пустом месте, небольшой кредит не помеха.

Розамунда не стала отговаривать Эндрю от посещения Майкла Брэдшоу. Может, мужчины скорее между собой договорятся. И потом, это охотно сделает Дженнифер. Выложит все причины, по которым не следует иметь дело с новым соседом.

– Как там Дженнифер? – задавая этот вопрос, Эндрю смотрел прямо перед собой. Розамунда – тоже.

– Не знаю, как сейчас, а когда я уходила, час назад, она была просто картинка. Надела новое платье – сама шила. Должно быть, кого-то ждет. – Она скосила глаз на Эндрю, и они оба засмеялись.

– Думаешь, разлука смягчила ее сердце?

– Думаю. Но не стоит переоценивать. В последнее время, – на этот раз девушка посмотрела на Эндрю в упор, – Дженнифер часто бывает не в духе.

Он понимающе кивнул.

Взбежав на крыльцо, Розамунда позвала: "Дженнифер! Дженнифер!" Ответа не последовало. Она заглянула в гостиную – никого. Бросив Эндрю: "Посиди, я за ней схожу," – Розамунда побежала на кухню и застала там отца – он пил чай.

– Где Дженнифер?

– Кажется, легла. Она что-то не в настроении.

– Легла?! Но ведь еще только девять часов, и здесь Эндрю. Папа, иди, займи его.

– Конечно, конечно.

Розамунда ринулась в спальню сестры. Та и в самом деле лежала в постели, притворяясь спящей. Розамунда бесцеремонно потрясла ее за плечи.

– Не прикидывайся, ты не спишь. Слушай, Дженнифер, Эндрю пришел.

– Ничего. Найдет обратную дорогу.

– Не будь дурой! – прошипела Розамунда.

Дженнифер резко села на кровати.

– Ах вот как, я дура? Конечно: весь вечер его ждала. И вчера, и позавчера. Должно быть, мисс Хупер сегодня занята, иначе он бы так и не явился.

– Подожди, – увещевала Розамунда, – вставай, Дженнифер, одевайся. Не дай ему уйти, не повидавшись с тобой. Иначе ты пожалеешь.

– Я – пожалею? С чего бы это? Сижу тут, как барышня викторианской эпохи, жду, чтобы он снизошел… Сама подумай: разве он когда-нибудь являлся так поздно?

– У него много работы.

– Раньше тоже была работа, однако же он находил время заскочить к нам. Не выйду – так и передай!

– Ты раскаешься, Дженнифер. Ох, как ты раскаешься! В голосе старшей сестры зазвучал металл.

– Неужели? Ты хочешь сказать, у него есть другая и она его вот-вот заарканит? Совет да любовь! Я не стану бегать за Эндрю Гордоном – ни сейчас, ни после!

У Розамунды лопнуло терпение.

– Да? Однако ты не постеснялась бегать за мистером Брэдшоу! Давай-ка спрячь гордость в карман и сойди вниз – хоть на минутку!

– Свинья! Немедленно убирайся и оставь меня в покое! Розамунда двинулась к двери. Дженнифер пустила вслед еще одну стрелу.

– Иди, успокой своего бесценного Эндрю! Ты давно по нему сохнешь, я знаю!

Вне себя от возмущения Розамунда повернулась и метнула в сестру испепеляющий взгляд, но ничего не сказала.

Когда она вошла в гостиную, Эндрю понял все без слов. Он как раз беседовал с их отцом. На секунду-другую смолк – и снова продолжил разговор. По-видимому, сюда долетали отголоски скандала. Розамунда безмолвно покинула гостиную.

Спустя пять минут Эндрю просунул голову в дверь кухни.

– Я пошел, Рози.

– Подожди, приготовлю чай.

– Спасибо, не хочется.

Она проводила его до входной двери. Говорить было не о чем.

Генри Морли тоже вышел проводить Эндрю. Он сгорал от стыда.

– До свидания, Эндрю. Может, завтра зайдешь?

Вопрос остался без ответа.

– До свидания, Генри. – И – грустно – Розамунде: – Спокойной ночи, Рози.

– Спокойной ночи, Эндрю.

Она не добавила, подобно отцу: "Заходи завтра". Эндрю сам решит, как поступить. Он парень добрый, но самолюбивый.

Дженнифер точно сошла с ума.

ГЛАВА 6

В течение семи долгих, душных дней обитатели Герон-Милл были несчастны – каждый по-своему.

Генри Морли изнывал без дела. Материалы еще не поступили, хотя деньги за них уже отправили. Генри лишний раз убедился единственное, что более или менее удерживало его от запоя, это работа, пусть даже конечный результат – всего лишь имитация настоящего ювелирного изделия.

Если бы Дженнифер раньше сказали, что она будет страдать из-за Эндрю Гордона, она подняла бы такого человека на смех. Вот еще! Кто такой Эндрю Гордон, если не примитивный, копошащийся в земле фермер? Вот уже целую неделю он не кажет глаз, и она не может спать но ночам, постоянно представляя его с Дженис Хупер. Собственная реакция явилась для Дженнифер полной неожиданностью. Как и предсказывала сестра, Дженнифер горько корила себя за то, как обошлась с Эндрю неделю назад – и как третировала его все эти годы.

И, наконец, Розамунда. Отступничество Клиффорда глубоко ее задело; она терзалась смутными опасениями, которых не могла определить, но все они были связаны с нестабильностью их существования. Как будто ничего не изменилось к худшему, но она сердцем чуяла нависшую над ними угрозу. Жизнь казалась пустой и лишенной смысла. Вдобавок ко всему она уже пять дней не видела Сюзи. Перед этим ей дважды пришлось отводить девочку домой и сдавать с рук на руки Мэгги; самого Майкла Брэдшоу не было видно. Ей было трудно представить себе, как ему удается пять дней подряд удерживать девочку дома, но каковы бы ни были принятые им меры, они возымели действие.

Стоя на четвереньках, Розамунда натирала паркет в своей комнате, когда вошла Дженнифер и издевательским тоном возвестила:

– К тебе гость.

– Ко мне?

– Да. Приведи себя в порядок, а то настоящая лахудра. Розамунда провела ладонью по волосам.

– Кто это?

– Наш сосед, мистер Майкл Брэдшоу, – Дженнифер сделала ударение на имени.

– Мистер… Что ему нужно? Он точно сказал, что хочет видеть меня?

– Ну, не меня же.

– Ах… – Розамунда сняла фартук и, снова пригладив волосы, прошмыгнула мимо Дженнифер. Та бросила вдогонку:

– Он в гостиной.

Розамунда едва удержалась, чтобы не спросить: "Как ты думаешь, что ему нужно?" – но передумала и заторопилась вниз.

Майкл Брэдшоу стоял лицом к двери, словно с нетерпением дожидался ее прихода. Розамунда затворила дверь и прислонилась к ней спиной. Она забыла поздороваться, а только издала нервный смешок.

– Я вся измазалась – натирала пол.

Он поглядел на ее руки, и ей отчаянно захотелось спрятать их за спину.

Наконец Розамунда вспомнила о приличиях.

– Садитесь, пожалуйста.

– Нет-нет, мне нельзя задерживаться. Спасибо. Я пришел просить вас об одолжении.

– Что-нибудь с дочкой?

– Да. Она уже несколько дней не встает с постели – заболела корью. Мэгги выбилась из сил – она слишком стара, чтобы бегать взад-вперед по лестнице… а мне нужно прополоть сорняки. Вот я и подумал: может, вы нашли бы несколько часов после обеда… или в любое другое время, чтобы сменить меня? Это временная мера. Скоро я подыщу кого-нибудь присматривать за ней.

Розамунда ни минуты не колебалась.

– Конечно, с удовольствием. После обеда я свободна.

– Это всего на несколько дней – пока не поправится.

– Это меня нисколько не затруднит.

– Нет, я серьезно. Очень не хочется злоупотреблять вашей добротой… Я обязательно найду сиделку. Беда только в том… – он спохватился и, вскинув руку, посмотрел на часы, – что мне не по карману пригласить профессиональную няню… или медсестру… во всяком случае, сейчас я не могу себе этого позволить. Не знаете ли вы поблизости кого-нибудь, кто бы за это взялся? Какую-нибудь женщину – не слишком старую и не слишком молодую – а то испугается.

Розамунда задумалась.

– Сейчас ничего не приходит в голову. Из молоденьких здесь только девочки Браунов – они еще учатся в школе. А в окрестных деревнях я никого не знаю… до них слишком далеко.

– В том-то и дело, что мы здесь изолированы…

– Поговорю с Эндрю Гордоном. Он со многими общается, может, подскажет кого-нибудь.

– Спасибо. Мне хотелось бы сразу договориться об условиях. Я могу предложить три фунта в неделю, за неполный рабочий день… сколько эта женщина согласится работать за такую плату. Не знаю, как долго я смогу выплачивать эту сумму, но в ближайшие несколько недель без няньки не обойтись. Конечно, вряд ли кто польстится на такие деньги. Но все-таки…

Розамунда знала: каждое слово этого монолога далось Брэдшоу с величайшим трудом, но на взгляд постороннего он выглядел абсолютно спокойным, даже высокомерным – как будто собирался сделать одолжение, предлагая столь выгодные условия.

Как ни странно, на этот раз Розамунду не покоробили его манеры. Ей вдруг захотелось пробить его защитную броню словами: "Ну так чего же мы ждем? Бежим скорее!" Вместо этого она сказала:

– Может, вы чуточку задержитесь – в это время мы обычно пьем чай?

– Спасибо, мне пора.

Он дошел до двери и обернулся.

– Я уже говорил вам, что вы очень добры. И сейчас хочу повторить.

Брэдшоу произнес это таким сухим, официальным тоном, что Розамунда подумала: лучше бы он рычал, как в первую встречу. Подобная ледяная вежливость была ему совершенно несвойственна. По-видимому, он из тех людей, которые если смеются, так от души, если ругаются – не думая о приличиях, а если любят, то… страстно. Она несколько раз моргнула.

– Это вы мне делаете одолжение. Мы в настоящее время сидим без работы… просто умираем от скуки.

Он пристально посмотрел на нее и уже своим голосом произнес:

– Если вам хочется, чтобы я этому поверил, будь по-вашему.

– Я приду сразу после ленча, примерно в полвторого. Годится?

– Конечно. – Брэдшоу взялся за ручку двери, но прежде чем открыть ее, окинул взглядом комнату. – У вас здесь немало по-настоящему хороших вещей. Поздравляю. Не сравнить с тем, что было у Талфордов.

– Хорошие-то они хорошие – благодаря им у меня развился вкус… я бы сказала, даже страсть к антиквариату, но… все это не наше.

Как ни странно, Розамунде было приятно признаться – словно это их чуточку сближало.

– Все, что здесь есть, принадлежит моей тете, а дом, подворье, мельница – собственность дяди. Они разрешили нам пользоваться, пока папа жив, – Розамунда кисло улыбнулась. – Не дай Бог, с ним что-нибудь случится – тетя в два счета с нами разделается.

С минуту Майкл Брэдшоу не находил слов. И вдруг его черты начали смягчаться. Нет, он еще не улыбался, но как будто стал менее скованным.

– Выходит, мы с вами, что называется, в одной лодке. Лицо Розамунды озарилось улыбкой.

– Значит, увидимся после ленча?

Они вместе вышли на крыльцо. Брэдшоу поклонился и с неожиданной для его крупного тела легкостью сбежал по ступенькам.

Дженнифер тоже вышла на крыльцо и, наблюдая, как он садится в лодку, спросила:

– Хочет, чтобы ты присмотрела за его дочерью?

– Ты подслушивала?

– Нет. Просто – зачем бы он еще пришел? Когда ему что-то нужно, он умеет пускать пыль в глаза. До чего же мне хотелось хлопнуть дверью у него перед носом! Сама не знаю, как удержалась.

Розамунда не удостоила ее ответом и молча проследовала через прихожую и холл к лестнице. Дженнифер не отставала:

– Что ты собираешься делать?

– Закончу с полами.

– Не притворяйся, ты прекрасно поняла, что я имею в виду.

– Если ты такая догадливая, догадайся и обо всем остальном. Ладно, коли тебе так уж нужно знать – я обещала помочь ему ухаживать за девочкой, по нескольку часов в день, пока она не выздоровеет. У нее корь.

– Не сходи с ума. Ты не болела корью – еще подцепишь.

– Значит, подцеплю.

– Это очень заразная болезнь. Занесешь инфекцию.

– Ну, так я не стану возвращаться домой, пока не минует опасность. Ты сама со всем справишься.

– Рози!

– Хватит, Дженнифер, замолчи – Розамунда остановилась посреди лестницы и сверху вниз посмотрела на сестру:

– У меня уже в печенках твои выверты. Знаешь, чего тебе не хватает? Проглоти свою гордыню и отправляйся повидаться с Эндрю. А меня оставь в покое. Если я решила помогать Брэдшоу, так и поступлю. Здесь в мои обязанности входит уборка да стряпня – это я и утром успею. А теперь, если тебе больше нечего сказать, давай закругляться.

У Дженнифер задрожали губы, и Розамунда тотчас пожалела, что была с ней сурова. Еще секунда – и она попросила бы прощения. Но Дженнифер опрометью бросилась в мастерскую.

Возобновив натирку полов, Розамунда уговаривала себя:

– Что ни делается, все к лучшему. Хоть будет предлог уходить из дома – мы все больше действуем друг другу на нервы.

Вот уже, наверное, в шестой раз Розамунда пыталась уйти из детской, но Сюзи немедленно оглашала дом душераздирающими воплями.

Розамунда снова уложила горячую голову ребенка на подушку, приговаривая:

– Я скоро приду – только приготовлю тебе попить. – Она сделала жест, будто подносит чашку к губам. – Пить… для Сюзи… – Но опять раздался леденящий душу крик, такой оглушительный, что Розамунда поморщилась и закрыла глаза.

От двери послышался голос Майкла Брэдшоу.

– Извините… Тяжело вам приходится! Даже в поле слышно.

Он быстрыми шагами подошел к кровати и, склонившись над больной, погрозил пальцем и сурово отчеканил.

– Слушай, Сюзи. Она-не-уходит-совсем. Просто-сойдет-на-минутку-вниз.

Он снова повернулся к Розамунде.

– Можете идти. Я с ней побуду.

Девушка захватила пустой кувшин, стоявший на заменяющем стол перевернутом ящике, и заторопилась вниз. На кухне Мэгги встретила ее сочувственным:

– Что, не отпускает? Владыка Небесный, и достается же вам! Уж я-то знаю – натерпелась. Она самого дьявола обратит в бегство, да еще и с бесенятами. Да смилостивится над нею Господь! Хотите лимонной водички? Давайте сюда кувшин. Если хозяину не дать передышки, его ненадолго хватит. Вымрет, как малочисленные народы. Где взять терпение?

Розамунда не реагировала, а лишь наблюдала за тем, как старуха погружает в кипящую воду кусочек лимона. Прежде чем отдать ей кувшин, Мэгги добавила:

– Раньше-то она не была и вполовину так плоха – там, за морем. Я два года ее нянчила. У меня было всего три клетушки, так что дитё постоянно на виду, а коли и выйдет во двор, так все равно знаешь, что рядом. А в этом проклятом доме второй этаж для нее – как другой мир. Помню, когда я сама впервые сюда попала, – тринадцать годков мне было, сопливая девчонка, больше ничего, – так и то рот разинула: сколько же здесь всего: и домина, и земли, и все прочее.

Она передала Розамунде питье в кувшине, и та со словами: "Спасибо, Мэгги," – выскочила из кухни.

Значит, Мэгги уже служила здесь – тринадцатилетней девочкой. Вот почему она на днях обмолвилась, что вынянчила мистера Майкла. Должно быть, в трудную минуту он повез ребенка к ней на родину, в Ирландию. Поднимаясь на второй этаж, Розамунда живо представила себе, как он мечется по свету, из одной страны в другую, в поисках… чего? Покоя? Решения своей проблемы? Утешения? Кто знает…

Он поджидал ее в дверях.

– Как только уснет, сразу уходите. Не задерживайтесь ни одной лишней минуты. Вы и так валитесь с ног.

На губах Розамунды проступила слабая улыбка.

– Не беспокойтесь, мне ни капельки не трудно. Устану – скажу.

Брэдшоу окинул взглядом голую лестничную площадку.

– Если бы я верил в Бога, сказал бы сейчас: Господь ниспосылает человеку тяжкие испытания, но и дарует утешение.

Потупившись, Розамунда прошла мимо него в детскую и наткнулась на бдительный взгляд сидевшей на кровати Сюзи.

К горлу Розамунды подступили слезы. Как всегда в минуты волнения, ей захотелось бежать – как можно дальше от хозяина этого дома.

Она поставила на ящик кувшин и присела на край кровати. Сюзи, моментально успокоившись, опустилась на подушку и, повернувшись на бочок, принялась жадно сосать большой палец.

Примерно через полчаса Розамунда осторожно встала.

Девочка хрипло дышала во сне. Розамунда подошла к окну и поглядела вниз, на некогда бывшие садом джунгли. Справа, довольно далеко от дома, ритмично мелькали серебряные вспышки: это солнце отражалось от стального лезвия – мистер Брэдшоу орудовал мотыгой. Розамунда обвела взглядом его обширные владения. Разве тут справишься вручную? От пруда до границы с Эндрю – добрая сотня акров. А наступит зима – что он будет делать? Что будут делать трое обитателей Торнби-Хауза в неуютных, сырых комнатах с голыми стенами и высокими потолками? И почему она так переживает, словно это касается ее самое?

Внезапно внимание Розамунды привлек быстро бегущий вдоль опушки леса человек. Глаза девушки расширились. Отец! Что он здесь делает? Неужели с Дженнифер…

Розамунда на цыпочках вышла из детской, сбежала вниз по лестнице и открыла дверь как раз в тот момент, когда Генри Морли достиг каменной ограды. Розамунда бросилась бежать по аллее к сломанным воротам, крича:

– Папа, что случилось?

– Ничего, ничего, не волнуйся, – он, прерывисто дыша, приблизился к дочери. – Вот, пришло авиапочтой. Мистер Браун был в деревне, зашел на почту, и его попросили передать: вдруг что-то срочное? Письмо – из Америки.

Да, из Америки: Розамунда узнала почерк Клиффорда. Он уже в Штатах…

Обычно она уходила читать его письма на мельницу, но сегодня ей не хотелось следовать ритуалу. Да и папа ждет, волнуется. Словно подтверждая ее мысли, Генри Морли заискивающе улыбнулся.

– Может, он приглашает тебя приехать?

– Ох, папа…

Откровенно говоря, у нее самой мелькнула подобная мысль, но почему-то не обрадовала. Розамунда надорвала конверт, вытащила письмо и начала читать, но одолела всего три строки и вскинула голову.

– Ох, папа! Нет! Дядя Эдвард!..

– Что? Что такое?

Розамунда снова опустила глаза.

– Скончался от сердечного приступа… Прямо в аэропорту…

Она, всхлипывая, дочитала короткое послание до конца и, передав листок отцу, схоронила лицо в ладонях. Генри Морли положил руку ей на плечо.

– Боже милостивый! Он был еще совсем молод. Прекрасной души человек. Не плачь, дочка, не терзайся так. Ну-ну, успокойся. Я знаю, ты любила дядю Эдварда. Он был единственным, кто протянул мне руку помощи. Рози, попытайся взять себя в руки.

Он обнял дочь и погладил по голове.

– Не нужно так убиваться. Интересно, привезут ли его в Англию – похоронить на родине? Конечно, нас не пригласят – всем распоряжается его жена… Теперь все изменится, Рози. Идем домой.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы обрести дар речи.

– Нужно предупредить мистера Брэдшоу.

– Иди, конечно, я подожду здесь.

Майкл Брэдшоу издалека заметил Розамунду и, выпрямившись, какое-то время стоял и ждал. Потом не вытерпел – бросил мотыгу и поспешил навстречу.

– Что она натворила?

Розамунда закрыла глаза и мотнула головой.

– Ничего. С ней все в порядке. Папа только что принес письмо… – у нее брызнули слезы из глаз. – Мой дядя умер… едва только они прилетели в Америку.

С минуту Майкл Брздшоу молчал, а когда заговорил, не стал тратить время на соболезнования.

– Тот, что купил мельницу?

Она кивнула.

– По закону она принадлежит вашему отцу?

Розамунда подняла заплаканное лицо.

– Что?.. Что вы сказали?

– В прошлый раз вы упомянули, что, пока ваш отец жив, вы можете распоряжаться мельницей. Есть соответствующий документ?

– Наверное. Думаю, дядя позаботился об этом… но… неважно. Он был еще совсем молодой… и такой добрый…

– Вам нужно… – Брэдшоу резко оборвал фразу. – Идете домой?

– Да, папа ждет.

– Вам придется ехать на похороны? Они привезут тело в Англию?

– Нет, не думаю.

– Завтра сможете прийти?

– Да, непременно.

Она не осуждала Брздшоу за вопрос, придет ли она, чтобы ухаживать за его дочерью. Он не знал ее дядю… Однако в тот момент Розамунда не могла думать ни о Майкле Брэдшоу, ни о Сюзи, ни о ком-то еще. Сердце щемило от утраты человека, который долгие годы был ее земным богом.

– До свидания.

– До свидания.

Брэдшоу не пошел провожать ее, но и не сразу приступил к работе. Просто стоял и смотрел вслед.

Вечером они все трое сидели в гостиной. Общая беда сблизила, сплотила членов семьи Морли, тем более что они предчувствовали: это первый, но далеко не последний удар судьбы. Искренне горюя о дяде, Розамунда подспудно ощущала, что от былой защищенности не осталось и следа. Даже если дядя успел юридически оформить передачу им Герон-Милл, есть еще один животрепещущий вопрос. Пособие…

Вот что было у всех на уме, и Дженнифер первая облекла свою тревогу в слова:

– Как ты думаешь, Рози, теперь деньги перестанут приходить?

Розамунда коротко вздохнула.

– Почти наверняка.

Генри Морли патетически покачал головой.

– Да, как ты выразилась, почти наверняка. Не сомневаюсь, он делал это втайне от жены – вот почему деньги шли не через банк, а заказным письмом. Эдварду тоже приходилось нелегко – бедняга, он не привык обманывать. А теперь… – он беспомощно развел руки в стороны и бросил вопросительный взгляд на Розамунду.

Дженнифер тоже с надеждой смотрела на младшую сестру. Розамунде хотелось бросить им обоим в лицо: "Что уставились?" Господи, как ей осточертело отвечать за всю семью! Не будь Дженнифер дурой, давно бы уже вышла за Эндрю, а отец, если бы хоть чуточку постарался держать себя в руках, мог бы найти приличную работу. Она устала думать за троих. Ощущение своей молодости снова испарилось, и Розамунда превратилась в старуху. Дядя Эдвард был ее единственной поддержкой финансовой и моральной. А теперь его нет. Она в еще большей степени станет опорой для близких – тогда как ей страстно хочется самой на кого-нибудь опереться. Господи, как все надоело!

Розамунда поднялась и нарочито будничным голосом произнесла:

– Я пошла спать.

– Да-да. Мы тоже.

И они потянулись за ней, точно овцы за пастухом, стараясь держаться поближе. Розамунда – сильная, справится с любыми трудностями! Ей же хотелось только одного – бежать. Однако на этот раз – через реку и лес, в направлении Торнби, к… Она резко оборвала эту мысль и стремительно взбежала по лестнице. А очутившись в своей спальне, бросилась на кровать и зарылась лицом в подушку.

ГЛАВА 7

С момента получения известия о смерти дяди Розамунде ни разу не удалось избавиться от тягостной близости отца и Дженнифер. Их зависимость от нее была столь велика, что даже за рекой, выхаживая больную девочку, она, вопреки своему желанию, ежеминутно ощущала их незримое присутствие.

С недавних пор они развили бурную деятельность в мастерской и настаивали на том, чтобы она разделила их хлопоты, хотя ее успехи в этой сфере были более чем скромными и они вполне могли обойтись без нее. Розамунда постоянно видела их склоненными над самодельным станком, который папа соорудил по образцу того, на котором работал в фирме, – с двумя отверстиями в форме полукруга и специальными прокладками для сбора золотых и серебряных опилок. В сущности, эти прокладки выполняли чисто декоративную функцию, так как отцу не приходилось иметь дела с настоящим серебром.

Все пространство между рабочими местами его и Дженнифер было завалено проволочками разной толщины и так называемыми камешками – от рубинов до изумрудов. Разумеется, все это были обыкновенные стекляшки. Здесь также расположились ножовка, ножницы – простые и для резки металлических пластинок, кусачки, клещи и плоскогубцы – словом, все необходимые инструменты и металлические пластинки любых конфигураций, изготовленные методом ковки и штамповки. Однако не было ни металлического чана, ни газового паяльника, ни современной электродрели. Для обжига приходилось пользоваться допотопной печкой.

Но даже в этих условиях, не имея современного оборудования, Генри Морли ухитрился бы производить восхитительные вещицы, имей он в своем распоряжении благородные металлы и достаточно времени для изготовления серебряных изделий. По своему характеру он не мог халтурить и торопиться, даже когда трудился над «мусором», как он называл бижутерию. Розамунда знала это и сочувствовала ему.

Ее участие в трудовом процессе сводилось к отбору и закреплению камешков, а также окончательной доводке изделия перед тем, как уложить его на ватную подушечку внутри маленькой позолоченной коробочки.

И теперь, обозревая целый ряд таких коробочек перед собой на столе, она испытывала сильнейшее желание смахнуть их на пол. Сегодня, как и во все предыдущие утра, мысли ее пребывали в расстройстве. Ей предстояло принять решение. Кто-то из них должен устроиться на работу – скорее всего, она. Их настоящее занятие не приносило дохода.

Розамунда защелкнула очередную коробочку. Такие вещи окупаются лишь в условиях серийного производства. Или нужно найти хорошие рынки сбыта, а это им не под силу. Вчера она еле удержалась, чтобы не крикнуть отцу и Дженнифер: "Хватит заниматься ерундой! Это все равно, что погонять дохлую кобылу! На полях требуются рабочие руки!…" В том-то и загвоздка. Фермеры действительно нуждались в сезонных рабочих, но разве Дженнифер, с ее хромотой, сможет целыми днями гнуть спину над грядками свеклы, картошки или сельдерея? А папа, с его сверхчувствительными пальцами художника? Нет, остается только она сама, и работа ждет ее. С этой мыслью Розамунда резко встала со стула – отец и Дженнифер изумленно подняли головы.

Облизнув сухие губы, она сказала:

– С меня довольно. Все без толку. Я устраиваюсь на работу.

– На работу? – отец болезненно скривил рот.

– Да, на работу.

– Но как же ты будешь каждый день топать по три мили до автобуса? – возразила Дженнифер. – Разве что этот… позволит тебе ходить через его владения.

– Мне не нужен никакой автобус. Мистер Брэдшоу ищет няню для своей дочки. Он предлагает три фунта в неделю. Как раз вчера он должен был встретиться с одной женщиной из Хокуолда. Если их переговоры закончились безрезультатно, я приму его предложение.

– Розамунда! За три фунта в неделю?!

– Да. Я сама знаю, что это – почти что ноль, но вы можете предложить что-либо другое? Толку от этого!.. – она-таки осуществила свое желание, отшвырнув коробки в сторону. – В последнее время нам не хватает даже на хлеб с молоком, не говоря уже об остальном. Ты можешь придумать что-либо получше? А ты, папа?

Она обвиняюще посмотрела на отца. Тот понурился, и Розамунда сказала себе: хватит. Пора кончать разговор.

– Чем вам не нравится такая работа? Что в ней зазорного? По крайней мере, принесу пользу. И потом, это неполный рабочий день.

– Ты и так приносишь пользу, – чуть ли не шепотом возразил отец, и у нее защемило сердце.

Отец и Дженнифер снова приступили к работе.

– Вот увидите, все будет хорошо, – с этими словами Розамунда оставила их одних.

Поднявшись к себе, она переоделась, причесалась, слегка подкрасилась и устремила критический взор на свое отражение в зеркале.

– Кошмар. Ты стала внешне такой же старухой, как в душе. Дальше некуда.

Она выдвинула ящик комода, чтобы достать носовой платок, однако, наткнувшись на аккуратную стопку писем, немедленно задвинула. В эти минуты она ненавидела Клиффорда. После того авиаписьма – ни единой весточки. Даже не сообщил, где похоронили дядю Эдварда.

Розамунда написала тете на ее адрес в Букингемском графстве, и отец тоже – но ни ответа, ни привета. Это молчание действовало на нервы. Страхи росли с каждым днем. Тетя наверняка каким-нибудь образом расторгнет соглашение насчет мельницы.

Утро выдалось пасмурное, хотя и теплое. Погода соответствовала настроению. Только Розамунда ступила на паром, как увидела выходящего из леса Майкла Брэдшоу.

– Что случилось? – прокричала она издали. – Что-нибудь с Сюзи?

Он энергично замотал головой.

Розамунда достигла противоположного берега и выпрыгнула из лодки.

– О! – вырвалось у нее.

У Майкла Брэдшоу был совсем другой вид. Розамунда окинула его взглядом и поняла, откуда такое впечатление. Он надел пиджачную пару и белую рубашку с темным галстуком. Это его совершенно преобразило: перед ней стоял элегантный городской щеголь.

– Вы к нам? – спросил Майкл Брэдшоу.

– Да. – Розамунда потупилась. – Хотела вас спросить… насчет работы, – у нее пересохло в горле, но она пересилила себя и вскинула голову. – Вам подошла та женщина?

– Какая женщина? Ах, да, – Брэдшоу покачал головой – Ничего не вышло: она испугалась. То ли меня, то ли ребенка, то ли еще чего-то.

Розамунда собралась с духом.

– Если место еще не занято, могу я на него претендовать? – Ей почудилась насмешка в глазах Брэдшоу, и она запальчиво добавила: – В этом нет ничего смешного!

– Абсолютно.

– Мы в безысходном положении, иначе я не стала бы просить. Мне самой неприятно брать плату за уход за девочкой, но…

– Рози, – мягко, но настойчиво, словно преодолевая невидимую преграду, произнес он. – Рози… Разумеется, работа за вами. Вы меня понимаете?

Это был первый раз, когда он назвал ее по имени. Ею овладело дикое желание убежать, и в то же время… Розамунда устремила на Брэдшоу внимательный взгляд.

Сегодня он какой-то другой. Дело не только в городском костюме, но и во всей его повадке.

– Мне побыть с Сюзи до вашего возвращения?

Брэдшоу кивнул.

– Да. Отчасти я шел за этим, но не только. Рози, у меня кое-какие новости, я хотел вам сказать… Я получил письмо. Боги наконец-то сжалились надо мной.

Он расправил плечи и снова стал походить на себя прежнего.

– Похоже, человек может выиграть только за счет другого. Чьи-то желания исполняются, а кто-то несет потери… И тем не менее… – он едва заметно улыбнулся. – Не хочу кривить душой, Рози. Я его почти не знал… видел только раз в жизни.

Он вдруг спохватился и рассмеялся.

– Не понимаете, в чем дело? Идемте!

Он бесцеремонно схватил ее за руку и потащил за собой.

– Совсем забыл. Я должен за час добраться до Или и сесть на поезд. Успею?

Розамунда на время лишилась дара речи. Поведение Брэдшоу сбило ее с толку.

– В общем, слушайте. Буду краток, если понадобится, Мэгги дообъяснит – еще и прибавит от себя… У моего отца был старший брат, с которым они жили как кошка с собакой, что неудивительно: отец ни с кем не мог ужиться. Иногда мне кажется, что я унаследовал некоторые его черты.

Он вперил взгляд в Розамунду, словно ожидая подтверждения. Она кивнула, в глазах вспыхнули озорные искры. Он понял и рассмеялся. Они быстро шли в сторону Торнби-Хауза; Брэдшоу не выпускал ее руку.

– Я лишь однажды видел дядю и не вызвал в нем особой симпатии. Откровенно говоря, я и сам-то вспоминал о нем крайне редко, даже не знал, что он женился и обзавелся троими ребятишками, в том числе двумя мальчиками. Поэтому понятно, что ему и в голову не пришло включить меня в свое завещание. Кто мог подумать – он в последнюю очередь, – что вся семья погибнет в одночасье?

Розамунда застыла, как вкопанная.

– Их всех убили?

– Не то чтобы убили. Кажется, у него была своя яхта… Я еще не знаю всех подробностей. Вроде бы, жену и старшего сына нашли в спасательной шлюпке совершенно истощенными… вскоре они скончались.

– Боже, какой ужас!

– Да, разумеется, – они снова тронулись в путь. – Подумаешь, так и впрямь – ужас! Наверное, я должен облачиться в траур и посыпать главу пеплом. Но лицемерие – не в моем характере. Мне очень жаль – но и только.

– Когда это произошло?

– Пять-шесть недель тому назад. Все это время велись поиски тетушкиной родни, но таковой не оказалось. Похоже, она была сиротой и дядиной воспитанницей – я не до конца разобрался.

Возле сломанных ворот Брэдшоу остановился.

– Я должен бежать. Идите, поговорите с Мэгги, она лучше меня знает историю семьи. Ах, Рози…

Он сгреб ее могучими ручищами и прошептал:

– Вы прелестнее всех в этом благословенном уголке. Напомните, чтобы я развил эту мысль по возвращении.

Он озорным, даже игривым движением приподнял пальцами ее подбородок – и убежал.

Розамунда долго смотрела вслед – ошеломленная, слыша отдающийся в ушах стук собственного сердца. Повернувшись лицом к дому, она заметила, что прижимает пальцы обеих рук к губам.

Неужели он имел в виду… но ведь между ними ничего не было! Разве что он благодарен ей за уход за ребенком.

Не сходи с ума, уговаривала она себя. Ему ударило в голову нежданное богатство. На месте Брэдшоу ты и сама ошалела бы от радости. Не смей придавать этому значения. "Вы прелестнее всех в этом благословенном уголке"… Должно быть, это просто словесная формула, смысл которой сводится к тому, что она часто слышала от окружающих: "Рози, та самая добрая девушка в мире!"; "Рози, ты все понимаешь!"; "Ты очень славная, Рози"… Но разве кто-нибудь хоть раз сказал: "Рози, ты красавица!"; "Я люблю тебя, Рози!"; "Рози, ты станешь моей женой?" Нет – предпочитали сбежать в Америку и оттуда слали жалкие оправдания. Но ведь Майкл Брэдшоу – не Клиффорд Монктон. Он не трус и отвечает за свои слова.

Однако… Столько всяких "однако"!.. Майкл Брэдшоу – тоже человек и не чужд слабостей. Ему вскружило голову неожиданно свалившееся наследство.

Она все медлила войти в дом. Стояла на крыльце, обводя глазами знакомый пейзаж. Справа, на участке примерно в акр, чернела свежевспаханная полоса. Он трудился над ней больше месяца. Внезапно Розамунде захотелось, чтобы ничего не менялось, чтобы он продолжал расчистку земли своими руками, и не нужно манны небесной… На память пришли слова Дженнифер: "Этот здесь не задержится. Его потянет путешествовать – в дальние, дальние края…"

Да. Так и будет. Как только у него окажется много денег, он сразу уедет. Сам сказал, что не может терпеть болота. Сердце Розамунды наполнилось великой скорбью. Никогда, никогда ей не прилепиться душой к другому уголку земли. Здесь ее родные места. Она привязалась к ним с тем же страстным постоянством, с каким бесплодная женщина привязывается к приемышу. Он ненавидит болота, а она не представляет себе жизни без них. Значит, он уедет, а она останется.

Девочка играла себе спокойно – все время на глазах у Розамунды – до двух часов, а потом уснула. Розамунда решила воспользоваться передышкой, чтобы сбегать домой и предупредить родных, что задержится до возвращения Майкла Брэдшоу из города. Она и словом не обмолвилась о том новом, что он ей сообщил, – из-за Дженнифер. Узнай она, что Болотный Тигр вот-вот станет человеком со средствами, ее неприязнь к нему только усилится, благодаря ощущению, что судьба лишила ее еще одного шанса. Поэтому Розамунда сказала лишь, что он нашел работу. Реакции не последовало.

Вечером, когда Розамунда собралась укладывать Сюзи, та вдруг раскричалась во дворе, где до этого играла. Розамунда выбежала на крыльцо и увидела девочку за воротами – она напряженно вглядывалась в темнеющий невдалеке лесок и не переставала оглашать округу дикими воплями.

– Сюзи! Сюзи! Перестань! Слышишь? Прекрати сейчас же! – Розамунда схватила девочку за плечи и увидела у нее на лбу бисеринки пота. – В чем дело, дорогая?

Розамунда тоже вгляделась в лес и снова перевела взгляд на несчастного ребенка.

– Там никого нет.

Со стороны дома к ним спешила Мэгги.

– Ну, прямо кровь стынет в жилах. Третий раз на этой неделе. В чем дело, маленькая? Что ты такого увидела? Никого же нет! Благодарение Богу, здесь на много миль вокруг – ни одной живой души. Одни деревья.

Обхватив бедра Розамунды, девочка уткнулась головенкой ей в живот.

– Что-то ее испугало, – сказала Розамунда. – Может, скотина отбилась от стада? Как она, боится животных?

– Ни Боже мой! Сколько раз отдыхала в окружении коров. Но, говорю вам, это уже третий раз на неделе. И кричит-то она по-другому, не так, как раньше.

– В прошлый раз она тоже смотрела в сторону леса?

– Да нет. Однажды это случилось на кухне, во время ужина, примерно в это самое время. Такой был рев – я думала, у меня сердце остановится.

– Ну-ну, все прошло. – Розамунда высвободилась из цепких объятий ребенка и повела его домой. На этот раз потребовалось гораздо больше времени, чтобы Сюзи успокоилась и уснула. Со стороны леса доносился крик козодоя; низко над полем с тихим свистом носились ласточки. Розамунда спустилась в полутемный холл и зашла на кухню.

– И достается же вам! – посочувствовала Мэгги. – Хотя вы справляетесь с ней лучше всех – даже лучше мастера Майкла. Что ж он не взял с собой фонарик – когда будет возвращаться, станет совсем темно. Не приведи Господь, еще свалится в какую-нибудь яму – сроду не видала таких страшных, как здесь, а ведь я всю жизнь прожила на болотах. Однажды – я еще была молоденькой – буквально на моих глазах засосало парня.

– Я тоже боюсь даек, Мэгги. Хотя вообще-то мне нравится жить на болотах. Если бы не эти трещины в земле… но без них не было бы и самих болот. Но мне кажется, мистеру Брэдшоу ничего не угрожает.

– Конечно, конечно. Однако же он припозднился! Может, решил завернуть к мистеру Джеральду, похвастаться? Вам нравится мистер Джеральд? – она скосила на Розамунду глаза.

– Он очень приятный молодой человек.

– Так вот – уж не знаю, это для вас новость или нет, но он думает о вас то же самое, а может, и не только – судя по разговору… Вы купались вместе?

Розамунда резко повернулась к старухе.

– Нет. Просто я плавала, а он проходил мимо. Я вышла на берег, и мы немного поболтали.

– А… значит, я неправильно поняла. Он несколько раз ходил в ту сторону; я думала – может, к вам?

– Нет, Мэгги, не ко мне.

За несколько недель Розамунда неоднократно встречалась с Джеральдом Гибсоном, и они весело болтали о разных пустяках, но по какой-то неясной причине она старалась ходить купаться, когда была точно уверена, что его не окажется поблизости. После второй встречи у нее создалось впечатление, что мистер Джеральд, как его именовала старая ирландка, не прочь пофлиртовать на досуге. Так что она по-прежнему симпатизировала ему – и, только.

Мэгги зажгла лампу. Розамунда сказала:

– Наверное, теперь мистер Брэдшоу уже скоро придет. Сюзи, вроде бы, крепко спит – пойду домой.

– Подождите маленько – он вас проводит. Я бы в жизни не стала в такую темень разгуливать по болотам.

– Ну, какая же темень? Еще довольно светло.

– Сходите-ка на крыльцо, гляньте – может, он уже идет? А то я не успокоюсь до самого его возвращения.

– Хорошо.

Розамунда задернула за собой зеленую суконную занавеску и вдруг обеими руками схватилась за горло, сдерживая крик. В тусклом свете сумерек она разглядела за большим незанавешенным окном холла женскую фигуру. Она моргнула – фигура исчезла.

Продолжая одной рукой держаться за горло, а другой подобрав подол платья, Розамунда двинулась к входной двери. Страх сменился в ее душе праведным гневом. Почему Дженнифер не позвонила у двери, а стала подглядывать в окно? Розамунда распахнула дверь и ступила на крыльцо. Никого.

– Дженнифер! – позвала она.

Никто не откликнулся.

Она обошла особняк и остановилась у двери черного хода. Мэгги крикнула из кухни:

– Это вы, мисс Рози?

– Я, Мэгги. Захотелось размяться…

– Его не видать?

– Нет, посмотрю еще разок.

Розамунда обежала ряды сараев и несколько раз негромко позвала: "Дженнифер!" Никто не ответил.

Поднявшись на крыльцо, она еще раз обернулась и увидела смутные очертания женской фигуры, быстро направлявшейся к лесу.

– Что она здесь вынюхивает? – пробормотала Розамунда себе под нос. Ее бесило поведение сестры.

И вдруг она вспомнила: Дженнифер отчаянно боится темноты! Сроду не выходила на болота в такую пору.

Но Розамунда видела ее собственными глазами! Лицо, прильнувшее к оконному стеклу, явно принадлежало Дженнифер – уж Розамунда-то ее знала! Выходит, разговоры о страхе темноты были сплошным притворством? Ну, дайте только до нее добраться!

Девушка вернулась на кухню и, сняв с крючка пальто, заявила:

– Все, Мэгги, мне пора. Завтра увидимся.

– Остались бы до прихода мистера Майкла – узнать новости.

– Я узнаю их завтра утром.

– Конечно, конечно. Вы очень добры, что согласились присматривать за бедняжкой.

– Спасибо, Мэгги. Спокойной ночи.

– Доброй ночи, дорогая. Да хранит вас Господь, когда пойдете через болота.

– Ты просто спятила! Говорю тебе, я и не думала шляться возле его дома!

– Не лги, Дженнифер. Посмотри на свои туфли: они все в грязи. Значит, ты ходила на реку.

– Ну, так и что? Прогулялась, посмотрела на воду. Розамунда зло прищурилась.

– Лодка должна была находиться на другой стороне – я сама ее там оставила. А когда я возвращалась, она оказалась на этой. Пришлось подтягивать ее к тому берегу.

– Ладно. Я действительно переправлялась через реку, если тебе так хочется знать. Но я не подходила к Торнби-Хаузу. Просто… – Дженнифер отвернулась, – пошла кратчайшим путем к Эндрю.

– Ты его видела?

– Нет. Я не решилась. Дошла до пруда и повернула обратно.

– И подкралась к дому мистера Брэдшоу, чтобы подсмотреть, что там творится?

– Нет! Я не подкрадывалась! Говорю тебе, меня там не было!

– Не верю. Я видела, как ты пялилась в окно.

– Ты просто ненормальная! Что я там забыла?

– Вот это-то мне и хотелось бы знать. Впрочем, и так ясно. В последнее время я ничего не рассказывала о мистере Брэдшоу, и тебя заело любопытство. Не так ли?

В это время в гостиную заглянул отец.

– Ну, что еще случилось?

– Папа, Розамунда спятила. Обвиняет меня в том, что я шпионю за ней… и мистером Брэдшоу.

– Я видела, как она заглянула в окно.

– Ты не могла этого видеть. Я не подходила к дому.

– Но ты была за рекой, Дженнифер? – спросил Генри. Девушка опустила голову.

– Да, да, да! Я ей только что все объяснила. Дошла до пруда и вернулась. Я хотела навестить Эндрю… но передумала.

– А! – с облегчением выдохнул Генри. Он сразу поверил Дженнифер и теперь бросил испытующий взгляд на младшую дочь. – Ты обозналась. Наверное, это была старуха.

– Ладно, – решительно произнесла Розамунда. – Не имеет значения.

Но она была слишком возбуждена, чтобы лечь спать. Какой уж тут сон? Только будешь метаться по подушке. Лучше посидеть у окна, успокоиться…

Напряжение немного отпустило, когда она услышала, как папа с Дженнифер расходятся по своим комнатам.

Часы на лестнице пробили одиннадцать. Розамунда поежилась и, сдернув с кровати служивший покрывалом плед, укутала плечи.

Из-за облака выплыла луна, осветив противоположный берег реки и стоявшего там мужчину.

Розамунда вскочила и замерла. Дом находился в тени; он не мог ее заметить. Что же он предпримет? Переберется на этот берег, постучится в дверь и всех перебудит? На мгновение девушке страстно захотелось, чтобы он так и поступил. Но минуты шли, а человек не шевелился.

Розамунда оглянулась на дверь. Если ступать на цыпочках, они наверняка услышат. Зато, если спуститься как ни в чем не бывало, никто не обратит внимания. Может, ей захотелось пить.

Не снимая пледа, Розамунда обычным шагом спустилась вниз, вошла в кухню и, отперев дверь черного хода, выскользнула на улицу. Прошла садом. Спустилась к переправе.

Брэдшоу махнул ей рукой. Розамунда не ответила, а ступила в лодку и, медленно перебирая руками, так что цепь ни разу даже не звякнула, переплыла реку.

Он протянул к ней обе руки и, когда паром ударился о дощатый настил причала, помог выбраться из лодки. Она вся дрожала – даже не смогла пролепетать положенное приветствие.

– Я молил Бога, чтобы вы вышли.

– Только на минуточку. Хотелось узнать, как ваши дела.

– Ничего подобного. Мы идем ко мне. Я должен столько рассказать вам! Но главное – я накупил еды, много-много вкусных вещей: цыплят, ветчины, вина… думал, вы меня дождетесь. Так спешил!

– Но ведь уже очень поздно.

– Разве это поздно? Несколько минут двенадцатого. Да и какое это имеет значение?

Действительно!.. Так же, как утром, Брэдшоу взял Розамунду за руку и повел с собой – чуть ли не понес на руках. Ей передалось его возбуждение.

– Хорошие новости?

– Ах, Рози! Хорошие, даже очень! Я еще не оправился от потрясения, но, должно быть, скоро привыкну. Я – фабрикант, Рози, как вам это нравится? И не какой-нибудь… мне принадлежат кожевенный завод, фабрика по производству сумок, обувная фабрика, доля в химическом производстве и Бог знает что еще. В настоящее время на моем счету в Кембриджском банке двадцать тысяч фунтов. Только подумайте, Рози, – двадцать тысяч!

Он резко остановился. Они только что вошли в лес, и Розамунда не видела выражения его лица, но интонации его голоса заставили ее сердце учащенно биться. Брэдшоу наклонился к ней и спросил:

– Кого, вы думаете, мне не хватало в Лондоне? Она не ответила.

– Когда я вышел от юриста и, точно вкопанный, застыл на тротуаре, моей первой мыслью было: наконец-то я смогу уехать! Найму управляющего, чтобы проследил за ремонтом дома и полевыми работами, а сам буду прожигать жизнь за границей. Мне всегда хотелось иметь достаточно денег, чтобы разъезжать по всему свету, – во всяком случае, хотелось до того, как я вновь поселился в этом гиблом, леденящем душу, сосущем кровь, окаянном краю… И вдруг у меня мелькнуло в голове: жалко, что рядом нет Рози!.. Не пугайтесь!

– Я… вовсе не напугана.

– Тогда не отворачивайтесь.

– Я…

– Идемте, отметим это событие. Давайте руку!

И они снова, как на крыльях, понеслись над залитыми лунным светом полями, мимо сломанных ворот и по аллее, ведущей к его дому. Розамунду начал разбирать смех; она еще никогда в жизни не была так счастлива, просто задыхалась от избытка не испытанных прежде чувств. Однако она покривила душой, сказав Майклу, будто ничего не боится. Она, конечно же, боялась этого человека! Его несокрушимой мощи, его напора, его уверенности. Смеясь и трепеща, она позволила ему втащить себя в открытую настежь дверь, через освещенный лунным светом холл увлечь на кухню. Там горела лампа. Стол был накрыт. Майкл оглянулся по сторонам.

– Должно быть, Мэгги уже легла. Совсем умаялась. Но все-таки приготовила нам ужин. – Он торжественно обвел рукой тарелки с жареным цыпленком и ветчиной. Потом силой усадил Розамунду в кресло и стащил с нее плед.

– Сначала поедим, а уж потом потолкуем.

Он прошел к раковине, чтобы вымыть руки. Нарезал ветчину. Разделал цыпленка. Взял со стола одну из двух бутылок вина и полюбовался на свет.

– Ей-Богу, Рози, достоинства шампанского сильно преувеличивают. Что может быть лучше доброго, выдержанного вина? – Брэдшоу чуточку иронично улыбнулся и перевел взгляд на полку с фаянсовой посудой. – Пить вино из чашек… Я-то воображал, будто позаботился обо всем на свете – в смысле еды! – он разлил вино. – Понимаете, Рози, я мог купить все, что угодно: детскую одежду, экипировку для Мэгги, настоящий мех™ – он не без лукавства бросил на нее взгляд, – бриллианты… и о чем же я подумал в первую очередь? О еде. Вкусной и питательной. Я так давно не едал от души! Зато теперь мы сможем лопать цыплят и бифштексы, пока нас не станет тошнить от одного их вида!

Он подвинул ей одну чашку и торжественно провозгласил:

– Ужин на столе… Позвольте, мадам…

С Розамундой творилось что-то необыкновенное. То клокотавший внутри смех грозил вырваться наружу, то с трудом удавалось сдержать рыдания. К горлу подступил комок; казалось, она вот-вот захлебнется. Из глаз брызнули слезы. Она низко наклонилась, пряча лицо.

– Рози! Рози! Да не ревите вы! Что я такого сделал или сказал? Рози! – он подошел и опустился перед ней на колени. – Ну, что случилось! Посмотрите мне в глаза. Расскажите…

Он бережно взял в ладони ее лицо; сквозь пелену слез она смутно различала его черты. Как же ей объяснить причину своих слез, если она сама не знает? Возможно, на нее подействовало то, с каким пафосом он говорил о еде – с непосредственностью первобытного человека отдавая приоритет насущнейшей из потребностей? Или его неожиданное мальчишество? Непривычная нежность? Ирония, которая пронизывала все, что он говорил? Много было причин трепетать и плакать…

– Рози! – он отер ее слезы и понизил голос. – Посмотрите мне в глаза!

Розамунда выполнила его просьбу.

– Вы согласны стать моей женой?

Майкл Брэдшоу не отрывал от нее темных, бездонных глаз. От них не спрячешься. Розамунду так и тянуло погрузиться в их глубину, но она по-прежнему не находила слов.

– Я не прошу вас любить меня. Не будем говорить о любви – оставим мечты о ней юным, а воспоминания – пожилым. Мы с вами где-то посередке. В моей жизни уже была романтическая страсть… Но я теперь богат и могу позволить себе содержать жену – ведь жену нужно содержать, не правда ли? – в его словах ей вновь почудилась насмешка. Розамунда открыла рот, но он не дал ей возразить. – Я знаю, деньги для вас не на первом месте, но это относительная компенсация… Больное дитя…

– Н-не… – Розамунда начала заикаться. – Не говорите так. Я бы заботилась о Сюзанне, даже будь вы нищим.

– Да-да, я знаю, – на этот раз без тени издевки ответил он. – Я понял это сразу же, с первого взгляда: у вас на лице написано сострадание. Я сказал себе: вот, наконец-то, женщина с сердцем. С тех пор я не знал ни минуты покоя. Меня неудержимо влекло к вам – прямо как Сюзи. Хотелось, чтобы вы и меня взяли за руку и повели. Может, я почувствовал в вас что-то материнское…

– Майкл, не надо, – но он все-таки обнял ее, так что Розамунда уткнулась лицом в углубление между его плечом и шеей. – Майкл, Майкл, – ей хотелось бесконечно повторять это имя.

– Ты выйдешь за меня?

– О да. Да!

– Без любви?

– О нет! Я люблю тебя!

И это была чистая правда! Теперь Розамунде стало ясно, что ею и впрямь владела любовь к этому человеку. Гнездившиеся в ее душе глубокая боль, тоска, томление – все это имело источником любовь! Вот чего она ждала много дней и недель. Даже когда не было другой перспективы, как только прозябать в пустом, неуютном доме, она подспудно знала, что легко смирилась бы с чем угодно – лишь бы он был рядом.

А Клиффорд? Розамунда едва не рассмеялась, вспомнив о своих чувствах к кузену. Как ни стыдно признаваться, но в основе этих чувств лежала потребность надежно обезопасить свое будущее. Всякий, от кого зависело владение мельницей, показался бы ей единственной звездой на горизонте. То-то ей столько лет подряд снился один и тот же сон! Но это… волнующее, пьянящее чувство!..

Майкл по-прежнему держал в ладонях ее лицо. Затем приблизил свое и нежно коснулся ее губ трепетным поцелуем. Розамунда что было сил обняла его за шею.

Когда он ее отпустил, Розамундой овладела внезапная застенчивость. Она хотела отвернуться, но он вынудил ее смотреть на него.

– Не будем тянуть со свадьбой. Попытаюсь достать специальное разрешение.

Она была не в силах вымолвить ни слова.

– На это уйдет самое большее неделя.

– Неделя?! – от удивления у Розамунды приподнялись брови. – Но как же… папа и Дженнифер? Им необходимо свыкнуться с этой мыслью. Я вообще не уверена, что это придется им по душе. Привыкли, что я всю жизнь о них забочусь.

– Рози… – Майкл снова усадил ее в кресло, а сам присел на корточки и, завладев ее рукой, настойчиво попросил: – Не говори им, пока не поженимся. Обвенчаемся тайно!

– Но… что они подумают?

– Так ли важно, кто что подумает? Рози… – он погладил ее по щеке. – Сделай это ради меня! Понимаешь… у меня предчувствие… Возможно, я боюсь химеры, но все-таки… Всю жизнь у меня отнимали или обесценивали, безнадежно портили все, что мне было дорого.

– Майкл, но я никуда не денусь. Я тебя не подведу!

– Знаю, Рози, – он ласково, как ребенка, потрепал ее по щеке. – Я тебе верю, но своей судьбе – нет. Этот страх преследует меня с детства, прошедшего в этом самом доме. – Он поднял глаза к потолку. – Навсегда запечатлелось в памяти… Сначала – лодка. Я всегда мечтал иметь моторку. У отца хватило бы денег на десять таких лодок, но он не хотел и слышать. Тогда я с маминой помощью скопил денег и купил ее сам. Всего на один день – вернее, на одну ночь – оставил в бухте, а когда пришел утром, от нее остался один обгоревший остов. И так всегда. Я мечтал стать врачом, и не каким-нибудь, а хирургом, но отец признавал только один род деятельности – земледелие, причем в самой дешевой и, стало быть, самой примитивной форме Меня призвали в армию – я захватил самый конец войны. После демобилизации вернулся домой и понял: долго не выдержу. Тут как раз умерла мама и оставила мне небольшой капитал – его хватило на то, чтобы поступить в Лондонский медицинский колледж. На втором курсе я познакомился с будущей матерью Сюзи, – он отвел взгляд в сторону, голос стал глуше. – Оглядываясь на прошлое, я недоуменно спрашиваю себя как я мог попасться на удочку? Почему не распознал за красивой оболочкой мелкую душонку? И тем не менее, я поддался на обман – и рухнул, как подкошенный. – Он вновь обратил взор на Розамунду. – Мне нет оправдания. Я просто обезумел, забыл обо всем на свете. У моей жены были кое-какие средства, вместе с моими этого казалось достаточно, чтобы на время отправиться за границу. Деньги скоро кончились, и примерно в это же время я прозрел. Все-таки до рождения Сюзи жизнь казалась вполне терпимой. Но… Мать возненавидела Сюзи с момента ее появления на свет. Эта ненависть приняла угрожающие формы. У жены помутился разум. А потом она утонула.

Он остановился, чтобы перевести дыхание. Пауза показалась Розамунде бесконечной. Что крылось за его молчанием, какие мысли? Наконец он продолжил:

– Чем яростнее Камилла ненавидела дочь, тем сильнее я любил ее – девочку, а не ее мать. Как ни странно, меня всегда тянуло к детям, и, даже раскусив Камиллу, я думал, что смогу терпеть ее, если она подарит мне ребенка, создаст семью. Особенно если родится дочь… – он грустно усмехнулся. – Я всегда мечтал иметь дочерей – возможно, потому, что любил мать и ненавидел отца. И вот у меня родилась дочь. Рози! Теперь ты понимаешь, что я имел в виду, говоря о своей несчастливой судьбе? Я к чему-то страстно стремлюсь – и получаю это, но в виде жалкой пародии, – он схватил ее за руки. – Это не должно повториться! Ни за что на свете! Твой отец выдвинет тысячу и один довод против нашего брака. Упомянет о Сюзи…

– Нет-нет, он все понимает!

Но Майкл только яростно мотнул головой.

– Не он, так твоя сестра, она меня терпеть не может. Я грубо обошелся с ней в первую встречу. Теперь она будет ставить палки в колеса.

Наступила очередь Розамунды энергично покачать головой.

– Послушай, Майкл. Никто не помешает мне сделать так, как я хочу. А мне больше всего на свете хочется стать твоей женой. Но… Нет-нет, успокойся! – вырвалось у нее под его отчаянным взглядом. Теперь уже она погладила его по щеке – Будет так, как ты хочешь. Я никому не скажу.

Майкл поднес ее руку к губам и поцеловал в ладонь. И вдруг оживился.

– Идем, выпьем за нас.

Но когда они чокнулись чашками, он с большой нежностью произнес:

– Нет, не за нас, а за Рози… За миссис Майкл Брэдшоу!

Дома, в своей спальне, она раздевалась, словно в каком-то тумане – как будто все еще длился волшебный, двухчасовой сон…

Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Дженнифер со свечой, с напряженным и злым лицом. Розамунда молча смотрела на сестру и выжидала. Наконец изо рта Дженнифер вылетели слова – точно брызги едкой кислоты:

– Неудивительно, что у тебя мания преследования: в тебе говорит нечистая совесть!

Розамунда вздернула голову и выпятила подбородок.

– Что ж, хорошо. Ты знаешь, где я была. Что дальше?

– Убегаешь ночью из дома, стараешься бесшумно переправиться на ту сторону, к нему! Только попробуй отрицать!

– А кто отрицает?

– Ты сошла с ума! Ему даже не на что обставить дом, не говоря уже о том, чтобы кого-то нанять. Три фунта в неделю! Ха! Интересно, каких услуг он потребует за эти три фунта?

И вдруг Розамунда тоже закричала, да так, что Дженнифер испуганно смолкла и отвернулась. Обида была так велика и незаслуженна, что Розамунда потеряла контроль над собой.

– Ага! Боишься, что я брошу тебя одну присматривать за отцом, да? Так ты дождешься!

Она не заметила выросшей в дверях фигуры Генри Морли.

– Что это? Что с вами такое, черт побери?

Розамунда опомнилась.

– Ничего, папа. Я выходила поужинать с мистером Брэдшоу. Дженнифер видела, как я уходила и когда вернулась.

– Да, я видела! Целуетесь на берегу – а сами знакомы без году неделя! Говорила, терпеть его не можешь!

– Никогда я этого не говорила – ни разу! И… да, мы целовались – что в этом дурного? – Розамунда смотрела на отца, словно требуя ответа.

Возможно, Генри Морли и не находил это дурным, но во всяком случае странным.

– Ты – с ним?.. Брэдшоу? Ох, Рози! И этот ребенок!

– Знаю, что ребенок! Постоянно об этом помню!

– Ну, ладно, ладно, не кричи на меня. Я ничего не имею против девочки, мне ее жалко. Но он… этот Брэдшоу… А как же Клиффорд?

– Да, папа, как же Клиффорд? Сейчас я только одно могу сказать: должно быть, я подсознательно надеялась, что благодаря Клиффорду мы сохраним этот дом. С Майклом все по-другому – с самого начала! Я знала, что он беден и не может защитить нас от превратностей судьбы. Самой-то мне ничего не нужно, но я беспокоилась за вас. А вы… сами-то вы только о себе и думаете, постоянно жалеете себя. Вечно я должна решать за троих. Меня состарила ответственность! Я была посредником между вами и дядей Эдвардом. Он мог помогать нам, потому что был богат. Я любила дядю Эдварда самого по себе, мне было тошно зависеть от него, – она удержалась и не добавила: "Сама-то я запросто заработала бы себе на кусок хлеба!"

– Твои прошлые проблемы – сущие пустяки по сравнению с будущими! – выпалила Дженнифер и собралась уходить, но ее остановила язвительная реплика Розамунды:

– Вот тут ты ошибаешься. Знаешь, зачем он хотел меня видеть сегодня вечером? Почему ждал на берегу? Спешил сообщить мне результаты своей поездки в Лондон.

Майкл Брэдшоу больше не нищий – у него уйма денег! Ясно? Он стал очень богатым человеком и может позволить себе все, что угодно – например, путешествовать. – Розамунда выпалила эти жестокие слова и тотчас раскаялась.

Дженнифер вся сжалась и хотела выстрелить в ответ, но отец опередил ее:

– Рози, у тебя с ним что-нибудь серьезное?

Ах, как ей хотелось бросить им в лицо: "Да, очень! Мы собираемся пожениться!" Но она вспомнила данное Майклу обещание и сказала лишь:

– Он предложил мне хорошо оплачиваемую работу.

– Ха! – вырвалось у Дженнифер.

Она и отец уже стояли на лестничной площадке. Это "ха!" так оскорбило Розамунду, что она не сдержалась:

– Завтра утром вы встанете – а меня уже не будет!

– Как это?!

Оба резко, с тревожными лицами, повернулись к ней. Розамунде безумно хотелось успокоить их: "Слушайте, слушайте, какая у меня замечательная новость! Теперь у нас все будет очень хорошо!" Однако время не пришло, и, поникнув головой, она пробормотала:

– Завтра я еду с ним в Кембридж, помогу выбрать мебель.

Отец и Дженнифер хранили упорное молчание, и она с горечью добавила:

– Не волнуйтесь, приличия будут соблюдены: мы берем с собой ребенка.

Она смотрела, как в мерцающем свете свечи они расходятся по своим комнатам. Затем вернулась к себе, закрыла дверь и без сил прислонилась к ней, сцепив руки.

– Ну почему, – горько шептала она, – почему все получается не так, как надо? Они отравили мою радость.

Майкл оказался прав. Знай ее близкие о предстоящей свадьбе, каких только препятствий они не нагромоздили бы у нее на пути. Или их удержало бы то, что он теперь богат? Господи, за что ей эта мука – задавать себе такие вопросы?

Она быстро разделась, юркнула под одеяло и вскоре перестала думать о своих родных. Мысли сами перенеслись через болота, в особняк с голыми стенами.

Он сказал "Я молил Бога, чтобы вы вышли". И потом: "Вы согласны стать моей женой?" Именно так, а не: "Я люблю вас, Рози!" Не стал кривить душой, честно признался: "В моей жизни уже была романтическая страсть". И все-таки он полюбит, она заставит его себя полюбить! Должно быть, он и сейчас к ней неравнодушен, просто не в его характере – признаваться в таких вещах. Как еще он мог просить ее руки?

Она снова услышала голос Майкла: "Может, я почувствовал в вас нечто материнское…"

Да. Он женится, потому что видит в ней будущую мать для Сюзанны – а также для маленького мальчика, живущего в нем самом. Капризного, эгоистичного, требовательного ребенка.

ГЛАВА 8

У Розамунды было такое чувство, словно она качается на волнах зыбкого, непрочного счастья. Временами со дна души поднимался страх, и она уговаривала себя: "Только не надо суетиться – все будет хорошо".

Она твердо верила: после свадьбы все встанет на свои места. Скорей бы прошли эти несколько дней ожидания! Предстоящее замужество вызывало в ней благоговейный трепет; тревога мешалась с нетерпением.

А вообще-то ей некогда было особенно думать: словно заболев лихорадкой расточительства, Майкл развил бурную деятельность по приведению Торнби-Хауза в порядок.

Среди этой суматохи Розамунда время от времени спохватывалась и пыталась вспомнить, каким был дом всего неделю назад – заброшенным, пустым и холодным. Теперь здесь кипела жизнь. Отовсюду раздавались стук молотка и грохот; сновали маляры и обойщики. Четверо наемных рабочих трудились в поле; вчера пригнали трактор. Более того – в старом амбаре, временно приспособленном под гараж, гордо задрав блестящий нос, стоял новенький автомобиль.

В доме царила атмосфера радостного возбуждения, даже счастья. Весело насвистывали рабочие. Мэгги обменивалась грубоватыми шуточками с каждым, кто попадался под руку. Все держались весело и непринужденно – кроме Майкла и иногда – Розамунды: ей начинало казаться, будто она играет роль в каком-то спектакле, обманывая отца и Дженнифер.

Майкл не прикасался к ней, даже не смел при посторонних взять за руку. Только вчера вечером, провожая ее до реки, он отважился подойти ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Розамунде казалось странным, что после помолвки, пусть даже тайной, он вел себя более скованно, чем прежде. Она намекнула; пусть бы зашел к ним, потолковал о том, о сем с отцом, отдал визит вежливости – но он отказался. После венчания – пожалуйста, но не раньше.

Лишь вчера совместными усилиями отделали одну комнату, а сегодня в полдень привезли мебель, и Майкл попросил Розамунду руководить ее расстановкой.

В присутствии рабочих он именовал ее исключительно "мисс Морли": "Мисс Морли покажет, куда это поставить"; "Мисс Морли знает то, знает это"…

Единственное, чем он взялся лично руководить, это сборкой и установкой небольшого пианино. Когда все было кончено, он пробежался опытной рукой по клавишам, и у Розамунды мелькнула мысль: сколь многого она еще не знает об этом человеке! Он явно умел и любил играть на пианино.

Перевалило за пять часов, а в доме по-прежнему кипела работа. Прислушиваясь к стуку молотков и оживленным голосам, Розамунда не без грусти думала: деньги творят чудеса! В это время на прошлой неделе здесь было недостаточно еды, а теперь сверхурочно трудятся рабочие. Через несколько минут специальный грузовик доставит их на шоссе, к автобусу. Благодаря деньгам удалось проложить дорогу через поля. Более того, перекрыли досками самую опасную трещину в земле – это должно было послужить временной мерой вплоть до возведения моста. Деньги действовали наподобие смазки, заставляя безотказно крутиться многочисленные колеса. Не стоит презирать деньги, сказала себе Розамунда. Отдадим им дань уважения за то, что они облегчают жизнь, – не более.

К ней, неуклюже переваливаясь, подбежала Сюзи и воскликнула: "Бов!" Как ни странно, так она звала Розамунду, и та охотно отзывалась.

– Ну-ка, посмотрим, что тут у тебя. Какая прелесть! – Розамунда наклонилась и взяла протянутый девочкой букет из амброзии, одуванчиков, красных водорослей и дикой наперстянки.

– Бов!

– Огромное спасибо, дорогая. Пойдем, поставим цветы в воду.

В этот день Сюзи казалась умиротворенной и счастливой. Однако вчера у нее была истерика – такая тяжелая и затяжная, что совершенно изнурила ее организм. И опять она смотрела в сторону леса – словно там прятался кто-то страшный.

Правда, припадки случались и в другое время например, когда они возвращались из Кембриджа и она шла посередке, держа Майкла и Розамунду за руки. Внезапно Сюзи остановилась, напряглась, принюхалась к чему-то в воздухе и издала жуткий вопль. Они как раз пересекли границу Торнби, но ни дома, ни леса не было видно.

В прошлый раз, разглядев за окном Дженнифер, Розамунда сочла ее виновницей припадков Сюзи. Девочка с первого взгляда прониклась к ней сильнейшей антипатией. Однако теперь Розамунде пришлось пересмотреть свои выводы. Ребенок бился в истерике и тогда, когда в поле зрения не было ни одного постороннего, хотя… трудно сказать. Если они с Майклом не видели, это еще ничего не значило. Возможно, Сюзи что-то чуяла издалека, как чуют собаки…

Розамунда вздрогнула. Ее пугала не девочка с искаженными от ужаса чертами – она воспринимала Сюзи как частичку жизни Майкла, – а то, что наводило на нее такой ужас.

Не успели они дойти до кухни, как послышался голос Джеральда Гибсона:

– Ну и ну! Что здесь только творится? Розамунда обернулась и, поздоровавшись с Джеральдом, ребячливо воскликнула:

– Сюрприз!

Он склонил голову набок и, сощурив глаза, окинул ее оценивающим взглядом.

– Вот уж действительно сюрприз! Никак не приду в себя. Майкл не очень-то делился со мной своими планами. А тут вдруг иду мимо: шум, суета – в столь поздний час! А вы – на вас тоже свалилось наследство? Вы просто ослепительны!

– Что, прямо в этом? – Розамунда приподняла за кончик свой рабочий халат. – Нет, мистер Гибсон, чтобы сделать меня ослепительной, потребуется более значительное богатство.

– И все-таки в вас появилось что-то новое.

Розамунда поспешила отвернуться.

– Должно быть, это от возбуждения. Трудно спокойно смотреть… Прямо как в сказке… Хотите чаю?

– Нет, спасибо, только что пил, перед уходом.

– Ах, это вы, мистер Джеральд, – приветствовала его Мэгги. – Как вам нравятся наши новости? Кто бы мог подумать! Но Господь милостив к чадам своим. Да.

Правда, иногда он слишком медлит, – она засмеялась и хлопнула Джеральда по плечу, отчего он чуть не потерял равновесие.

– Ну, Мэгги, – начал он дразнить старуху, – хуже этого ничего не могло случиться. Теперь будете объедаться – скоро не сдвинете…

– Ах, подите вы! Не беспокойтесь, как-нибудь сдвину. Пойду, поищу хозяина – чай, проголодался.

После ухода экономки Джеральд ехидно уставился на Розамунду.

– Ах ты, Господи! Какие мы жизнерадостные! Ни облачка на ясном небе!

Метнув на него проницательный взгляд, Розамунда поняла: он не в восторге от перемены в жизни друга.

Должно быть, Гибсон угадал ее мысли, потому что сразу же перевел разговор на другое.

– Ваш кузен приехал?

– Кузен? Нет. Почему вы спрашиваете?

– Вы как-то упомянули, что он частенько ставил катер на прикол в устье канала. Сейчас там как раз красуется нечто подобное Ближе к насыпи. А так как я увидел там вашу сестру – она сходила с катера, – то и решил, что приехал ваш кузен. Я попробовал догнать ее, но расстояние было слишком велико. Вообще-то я только один раз видел ее за рекой. Она, кажется, очень красива? Вы нас так и не познакомили.

И не собираюсь, мысленно возразила Розамунда. У Дженнифер с Эндрю и без того дела идут не блестяще, не хватало им еще ссориться из-за Джеральда Гибсона. Так что она уклонилась от прямого ответа.

– Да, Дженнифер очень хорошенькая.

Новость насчет катера встревожила Розамунду. Значит, Клиффорд все-таки приехал? Что она ему скажет? "Ты на три недели опоздал"? Нет, нельзя – во всяком случае, до понедельника. В понедельник, по возвращении из Кембриджа, она сможет с полным правом заявить: "Я замужем". Кровь прихлынула к лицу, и, разумеется, Джеральд истолковал это по-своему.

– Ага! Вот в чем причина вашего оживления! Не богатство, свалившееся на моего друга, а кузен, бросивший якорь в устье канала.

Розамунда оборвала его заливистый смех.

– Какова бы ни была причина моего хорошего настроения, могу вас заверить, что она не имеет ни малейшего отношения к кузену.

– В самом деле? – Джеральд вздернул брови и немного помолчал. – Но гадать-то разрешается?

Розамунда отвернулась.

Гибсон определенно перестал вызывать у нее симпатию. До сих пор она считала его интересным и очень приятным молодым человеком, но теперь она усомнилась в искренности его дружеских чувств к Майклу. Особенно когда он сказал:

– К чему только весь этот сыр-бор? Он все равно здесь не останется. Майкл – та еще птица! С деньгами он и вовсе воспарит – не поймаешь!

– Не представляю, как ему удастся высоко парить с… – Розамунда мельком взглянула на Сюзи, которая, с ногами забравшись в кресло, спокойно играла с куклой. – И потом… Разве вы не рады, что ему улыбнулась удача?

– Конечно, рад. С чего вы взяли, будто нет? Что с вами? Почему вдруг заняли круговую оборону?

Не успела Розамунда ответить, как вошла Мэгги.

– Говорит, он голоден, как десять быков. Дайте-ка, я достану сервиз. Требует бифштекс с луком и грибным соусом. У вас, должно быть, тоже слюнки текут?

Вечер прошел не особенно удачно. Майкл переусердствовал по части "мисс Морли". Розамунда чувствовала, что такое обращение озадачило Джеральда Гибсона: ведь раньше, живя в бедности, Майкл держался более непринужденно. Похоже, деньги слегка ударили ему в голову. Однако Розамунде было ясно, что Джеральд Гибсон, знавший Майкла с детства, не удовлетворится таким поверхностным объяснением.

Пытаясь предупредить ситуацию, когда Джеральд Гибсон вызвался бы проводить ее – с Майклом или без, – Розамунда задолго до наступления темноты заговорила о своем намерении пойти домой. Сослалась на приезд кузена и заторопилась в обратную дорогу.

Она взбежала на второй этаж, чтобы напоследок взглянуть на спящую девочку, и тихими шагами вернулась на лестничную площадку. И вдруг внизу заиграли на пианино. Розамунда замерла на верхней ступеньке Дивная, волшебная музыка! Она не знала, что это, но ласковые звуки утешали, обволакивали душу. Девушка бесшумно спустилась вниз и двинулась в гостиную. Через открытую дверь она увидела сидевшего к ней в профиль Майкла; под его крупными пальцами рождалась изумительная мелодия. Джеральд Гибсон свободно откинулся на спинку кресла, с сигаретой во рту; на столе перед ним стоял стакан виски. Когда Розамунда вошла, Гибсон впился в нее испытующим взглядом. А она видела только Майкла. Сам же Майкл полностью отдался музыке.

Розамунда забыла, что они не одни, и, приблизившись, спросила, что он играет. Он ответил, не отрываясь от клавиш:

– "Колыбельную" Чайковского, – и мечтательно добавил: – Это моя любимая вещь. В детстве я впервые услышал ее на одном концерте – и уснул. С тех пор я называл ее "музыкой сна".

– "Музыка сна"… Да, очень похоже. И необыкновенно прекрасно!

Еще некоторое время для Розамунды не существовало ничего, кроме чарующей мелодии и больших, на удивление легко порхающих по клавишам рук Майкла. Потом она спохватилась: Гибсон по-прежнему сверлил ее взглядом.

– Мне пора. До свидания.

Майкл смолчал, и у Розамунды защемило сердце. Все ее существо пронзила боль. Она подошла к двери – потерянная, одинокая, всем сердцем ненавидя Джеральда Гибсона.

– Рози.

Музыка резко оборвалась. Розамунда обернулась, стоя на пороге, и посмотрела на Майкла. Он по-прежнему сидел за пианино, но к ней лицом. Его глаза блестели.

– До свидания, Рози.

Боль отпустила, и она улыбнулась.

– Спокойной ночи.

Затем кивнула Гибсону: "Спокойной ночи," – и вышла.

Дойдя до переправы, она увидела на лужайке перед их домом Эндрю – он беседовал с ее отцом. Розамунда испытала огромное облегчение. Когда паром достиг берега, Эндрю помог ей выбраться из лодки.

– Рада тебя видеть, Эндрю.

– Я тоже, Рози.

– Сегодня замечательный день!

– Да. Не может быть, чтобы такая погода держалась долго.

Розамунда развеселилась.

– В тебе говорит фермер… Добрый вечер, папа.

– Привет, Рози. Хорошо прошел день?

– Да, очень хорошо, – как можно беззаботнее проговорила она. – А где Дженнифер?

– Это и нам хотелось бы знать.

– Как это? – Розамунда обвела мужчин непонимающим взглядом. – Значит, Клиффорд не приехал?

– Клиффорд? – удивился отец. – При чем тут Клиффорд?

– К мистеру Брэдшоу заходил гость, мистер Гибсон, он утверждает, будто видел у дамбы небольшой катер, а на нем, вроде бы, Дженнифер. Это обычное место Клиффорда, вот я и подумала…

– Я проходил мимо дамбы, – задумчиво промолвил Эндрю, – и не заметил никакого катера.

– В котором часу он видел Дженнифер? – полюбопытствовал отец.

– Мистер Гибсон пришел около пяти. Значит, немного раньше.

– Это была не Дженнифер, – авторитетно заявил Генри Морли. – Она весь день трудилась в мастерской и только за четверть часа до прихода Эндрю вышла прогуляться. Должно быть, они разминулись. Кого бы ни видел тот человек, это была не Дженнифер.

Странно… Кто-то поставил катер в устье канала, но, слава Богу, это оказался не Клиффорд. Однако Розамунду тревожило то, что вот уже второй человек видел Дженнифер там, где ее не могло быть.

Прошел час. Дженнифер не возвращалась.

– Как ты думаешь, Рози, она нарочно меня избегает?

– Нет, Эндрю, выбрось это из головы. Дженнифер точно ждала тебя – и очень волновалась. Ах, Эндрю, она измучилась! Наверное, пошла кружным путем, а ты, храбрясь перед Болотным Тигром, – через его владения.

– Думал, так я скорее ее встречу.

– А как поживает наша общая знакомая Дженис? – съязвила Розамунда.

– Дженис? Дженис цветет и пахнет.

– По-прежнему за тобой охотится?

– Ну, я бы так прямо не сказал, но… не забывает. Проявляет повышенный интерес к проблемам животноводства, – он подмигнул.

– Еще бы! – Рози подмигнула в ответ.

– Ладно, бросай эти бабьи штучки, – Эндрю шутя дал ей тычка и вновь посерьезнел. – Тебе нравится твоя работа?

– Да. Очень.

– Я так и думал. Ты изменилась к лучшему. Вот я и сейчас смотрел, как ты шла со стороны Торнби, и подумал: с Рози что-то случилось. Она… не то чтобы стала совсем другой… ты всегда сохранишь свою индивидуальность, но… на какой-то миг ты показалась мне почти такой же красивой, как Дженнифер.

Розамунда запрокинула голову и громко расхохоталась.

– Вот именно, Эндрю, "на какой-то миг". Ты попал в точку!

– Брось, ты поняла, что я хотел сказать. Правда, Рози! И потом… будь ты даже уродлива, как мешок с гнилой свеклой, ты всегда останешься личностью – этим все сказано.

Розамунда захлебывалась смехом.

– Мешок гнилой свеклы! Ну, Эндрю, ты меня уморил!

– Ладно, – спокойно возразил он. – Я не умею говорить комплименты. Может, поэтому и Дженнифер недовольна. Я только взглядом могу сказать ей, как она прекрасна, а чтобы на словах…

– Придется научиться. Постараешься, да, Эндрю?

– Да, Рози. Сделаю еще одну попытку. Но, помни, последнюю.

– Попробуй теперь пойти берегом. Дженнифер наверняка будет возвращаться той же дорогой. До свидания, Эндрю.

– До свидания, Рози… Генри…

Генри Морли разогнул спину и помахал мотыгой.

– Всего хорошего, Эндрю. Надеюсь, скоро увидимся.

– Да, конечно.

Эндрю ушел. Розамунда мысленно молила Бога, чтобы они с Дженнифер не разминулись. Тогда у нее гора свалится с плеч. Останется только отец. Вообще-то она кое-что придумала, и Майкл ее, конечно, поддержит.

Дженнифер пришла, когда уже стемнело. Розамунда сразу определила: она в скверном расположении духа.

– Ты встретилась с Эндрю?

– Нет, я не встретилась с Эндрю.

– Он полтора часа прождал тебя.

– Надеюсь, он отлично провел время.

– Дженнифер, ну не будь ребенком! Он приходил к тебе. Вы опять пошли разными дорогами.

Дженнифер постояла с опущенной головой, а потом опустилась в кресло и, спрятав лицо в ладонях, начала судорожно всхлипывать.

Розамунда обняла старшую сестру за плечи.

– Не плачь, родная. Вот увидишь, все будет хорошо. Знаешь, что я тебе скажу? Посмотри-ка на меня, – она сама приподняла голову Дженнифер и, прекрасно сознавая, что выдает Эндрю, все же решила открыть сестре тайну. Сейчас Дженнифер, как никогда, нуждалась в чем-то таком, что вернуло бы ей уверенность в себе. – Помнишь, однажды я рассказала тебе о встрече с Эндрю и Дженис Хупер на мосту? – Дженнифер опустила мокрые веки. Розамунда продолжила: – Так вот, он сам просил меня сказать тебе насчет Дженис. Ему надоело, что ты ходишь вокруг да около, вот и решил ускорить события, подтолкнуть тебя немного.

– Но он все-таки был с ней?

– Да, но это вышло случайно, и, мне кажется, старина Эндрю правильно поступил. Понимаешь, он вовсе не такой простак, каким ты его считала, и очень сильно тебя любит, но ты не должна играть его чувствами. А теперь слушай. Завтра ты снова отправишься туда – прямо на ферму.

Дженнифер не спорила. Не встала в позу мол, не намерена унижаться! Просто отерла слезы и уронила.

– Пойду, лягу.

Ну вот. Наконец-то до нее дошло. Теперь все будет хорошо… очень хочется надеяться.

Розамунда пошла в гостиную – пожелать спокойной ночи отцу. Внезапный порыв бросил ее ему на шею.

– Ты счастлива, Рози?

Она отвела глаза и быстро-быстро закивала.

– Очень счастлива, папа.

– Ну и слава Богу. Если кто-то и заслуживает счастья, так это ты.

Он не стал задавать вопросов, и она тоже ничего не сказала. Папа совсем не глуп.

Розамунда побежала к себе наверх. Сердце ее пело.

ГЛАВА 9

Предчувствие Эндрю сбылось: из намерения Дженнифер на другой день пойти к нему ничего не вышло.

С точки зрения фермера, дождь вечно приходит не тогда, когда нужно. Особенно на болотах, где чрезмерно обильные осадки являют собой немалую угрозу для пахарей.

Дождь лил почти беспрерывно трое суток. Сильно пострадала пойма реки выше Ирита: здесь оказались затопленными многие поля. Река Уз, несущая воды к денверскому шлюзу, не вышла из берегов, зато Литл-Уз – продолжение Брендона – разлился почти втрое против своей обычной ширины. Вода размыла часть насыпи на Олд-Вест-Ривер в районе Дейлз-Инн; пришлось заново запруживать течение. Положение донельзя обострилось, когда в и без того разлившуюся реку хлынули воды из каналов и даек.

Вода в канале поднялась и затопила оба причала и сад. Дизельным машинам по всему болотному краю становилось все труднее откачивать воду. За шлюзами велось постоянное наблюдение. Вчера рабочие говорили: это будет повторение сорок седьмого года. Хорошо хоть, на дворе стояло лето, а не весна, как в тот год потопа и разорения.

И надо же – как раз сегодня Розамунда венчается в церкви!

Она поглядела в окно на мокрые окрестности и вздохнула:

– Сегодня – мой день, а весь мир плачет. Розамунда спустилась в гостиную – в своей будничной одежде. Нарядный костюм ждал ее в Торнби-Хаузе. Отец и Дженнифер как раз кончили завтракать. Генри Морли обратился к дочери со словами:

– Не опасно ли сейчас переправляться на ту сторону?

– Сегодня не хуже, чем вчера.

– Пока доберешься до лодки, вода перельется через голенища.

– Вряд ли.

А хоть бы и так – нынче утром она все равно переправится на тот берег – вплавь, если понадобится.

У двери Розамунда обернулась. Ее подмывало все рассказать отцу с сестрой – пусть пожелают ей счастья. Сегодня она венчается в церкви; в такой день близким положено быть рядом. Розамунду обожгло раскаяние. Совесть взывала: ты поступаешь некрасиво, держа их в неведении. Но что делать? Она обещала Майклу никому ничего не говорить – вплоть до их возвращения. Поэтому она только вымолвила:

– Я еду в город. Вам что-нибудь привезти?

Оба подумали и поочередно заверили ее, что ничего не нужно.

– Что ж, ладно. До свидания.

– Счастливо тебе, Рози.

– Счастливо.

Им самим ничего не пришло в голову, но Розамунда и так знала их нужды. Она привезет папе немного виски и месячный запас табака. Вчера, когда она поведала Майклу о папиной пагубной привычке, он сказал "Вредно бросать сразу. Думаю, постепенное отвыкание будет более эффективно – и не так мучительно".

А что привезти Дженнифер? Сейчас ей не хватает только Эндрю, и, значит, всеми правдами и неправдами, нытьем или катаньем, Розамунда заставит его прошлепать по воде долгий путь вверх по каналу – потому что она не сможет наслаждаться счастьем, пока отец и Дженнифер также не дождутся исполнения своих желаний.

Лодка теперь держалась не на цепи, а на прочном канате. Когда она уткнулась в илистый берег, Розамунда с трудом перешагнула через борт и, отмотав приличный кусок, стала привязывать лодку к столбику. Это нехитрое действие вызвало в ее памяти вчерашний эпизод, когда она, наоборот, отвязала лодку и увидала выходящего из леса Джеральда Гибсона – но не со стороны Торнби, а с другого конца леса, ближе к пруду. Когда он приблизился, Розамунду поразили его неестественная бледность и обычно не свойственная ему суровость. Она спросила:

– Что-нибудь случилось?

Он задумчиво провел рукой по нижней части лица.

– Я только что пережил настоящее потрясение – И вдруг, безо всякого перехода: – Ваша сестра дома?

Розамунда ответила, что не знает, но если принять во внимание наводнение, Дженнифер вряд ли отважилась выйти.

– Вы не могли бы проверить?

Розамунду охватил безотчетный страх, она воздержалась от дальнейших расспросов. Переправившись через реку и найдя Дженнифер благополучно сидящей на кухне, она вышла на крыльцо и знаками оповестила: все в порядке! Сестре она ничего не сказала, но сильно встревожилась, однако потом предвкушение великого события вытеснило это происшествие у нее из головы. И вот теперь воспоминание резко вспыхнуло в ее мозгу.

Розамунда сама не знала, когда начала испытывать неприязнь к Джеральду. Он больше не казался ей приятной компанией. В чем дело? В его критическом отношении к Майклу? Возможно. Розамунде было ясно: поворот к лучшему в судьбе друга не привел Гибсона в восторг. Похоже, он завидует. Но почему он спросил, дома ли Дженнифер?

Тревожные мысли улетучились при виде спешащего навстречу Майкла. Розамунде страстно захотелось броситься ему на шею, но он по-прежнему держался скованно, и она степенно побрела к нему.

– Ты вся промокла.

– Сам хорош, – с улыбкой произнесла Розамунда, отметив заляпанные грязью пальто и брюки. – Работал?

– С пяти часов.

– Где? Что случилось?

– Мне пришла в голову одна мысль. Если расчистить дайку на дальнем поле, берег поднимется, и в то же время часть воды уйдет из Гусиного пруда. Так что я всех привлек к этой работе.

– Даже из дома, маляров?

– Всех. К счастью, они явились в резиновых сапогах. Положение остается критическим. Многие покинули фермы и потянулись в деревню.

Розамунда с минуту изучала его лицо.

– А как же… Это может что-нибудь…

Он со смехом закончил за нее.

– Может ли это изменить наши планы? Тебе этого хочется? Отвечай!

– Нет. Конечно же, нет!

– Прекрасно. Рози, в одиннадцать часов мы будем в церкви, даже если придется проделать весь путь по воде.

Розамунде стало стыдно за свое откровенное желание, но Майкл не подал виду, будто что-то заметил, а лишь улыбнулся своими темными глазами.

– Похоже, так и будет. На машине отправляться в путь рискованно. Дорога-то в неплохом состоянии, но мост внушает мне опасения. Противоположный берег изрядно подмыло; боюсь, он не выдержит такой нагрузки. Рабочие тоже не рискнули – оставили грузовик на той стороне. И правильно сделали. В общем, неважно, каким способом, но к одиннадцати мы будем на месте.

Он вдруг резким движением привлек Розамунду к себе и, глядя сверху вниз, с комичной серьезностью произнес.

– Кому я действительно благодарен, так это священнику. Ему пришлось повозиться, чтобы ускорить наше венчание. На получение специального разрешения требуется определенное время. Епископу не понравилось мое нетерпение. Но я пригрозил, что в таком случае мы вообще можем обойтись гражданским браком. Это решило дело.

Розамунда спрятала лицо у него на груди. Это она настаивала на венчании, и ему стоило немалых трудов это устроить.

– Тебе страшно, Рози? Она вскинула голову.

– Страшно? Нет, с какой стати? – она говорила неправду, но упрямо повторила: – Нет, ни капельки.

Майкл заботливо смахнул с ее лица капли дождя.

– Ты не отступишь? Еще есть время. Ребенок.

– Ах, Майкл, перестань напоминать о ребенке. Я люблю Сюзи. Всем сердцем. Можешь не верить, но это так.

– Верю, Рози. Просто это… слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ты любишь мою девочку, любишь меня… Все это кажется сном. Но я тебе верю.

Он резко повернулся и схватил ее за руку.

У Майкла была одна характерная особенность: завладев ее рукой, он вцеплялся в нее мертвой хваткой и потом уже не выпускал, словно боялся, что она сбежит. Временами эти пальцы-клещи причиняли Розамунде боль. Заметив это, Майкл испуганно отдергивал руку.

– Вот что, Рози. Я хочу еще раз посмотреть, как дела на дайке, а ты беги, переоденься. Не возражаешь?

Она ободряюще улыбнулась.

– Нет, конечно.

И правда – какое это имеет значение? Главное – они поженятся!

Розамунда воспринимала все смутно, как в тумане. До нее, словно издалека, донеслись слова священника: "Объявляю вас мужем и женой". Она не осознавала происходящее до тех пор, пока они не очутились в ризнице, где она должна была расписаться в регистрационной книге. Ее вернул к действительности смех: громкий, от души, смех Майкла, стеснительный смешок низенького священника, хихиканье уборщицы, отчетливое «ха-ха-ха» служки. Потешались над какими-то словами священника, но она не уловила смысла шутки:

– До свидания, миссис Брэдшоу, надеюсь, мы скоро увидимся.

– Да, – осипшим голосом ответила Розамунда. – Конечно, я еще приеду. Мы оба приедем.

Майкл энергично встряхнул руку священника.

– А я надеюсь увидеть вас в Торнби-Хаузе. Не забудьте о своем обещании.

– Ни в коем случае.

Они вышли из церкви, и вдруг служка радостно завопил:

– Смотрите, дождь-то кончился! Вот-вот выглянет солнышко! Это ли не доброе предзнаменование?

Розамунда была готова привстать на цыпочки и расцеловать этого долговязого церковного служителя. Она поблагодарила свидетельницу, и по ее теплому обращению поняла, что Майкл не поскупился – и не только по отношению к этой женщине.

Молча, не проронив ни слова, они прошли мимо собора к гостинице, где их ждал обед. И только после того, как они заняли свои места за столиком, Майкл спросил:

– Ну и как оно?

– Чудесно.

– Не рассказывай сказки, ты не чувствуешь разницы.

– А вот и чувствую, – так же шутливо ответила Розамунда: нужно было снять напряжение, заглушить неровное биение сердца. – Сама себе удивляюсь: как это меня угораздило выйти замуж за Болотного Тигра? – она прикусила язычок и поднесла к губам кулак, чтобы не прыснуть.

– Что ты сказала?

– Сам слышал.

– Так по-твоему, я – болотный тигр?

– И не просто, а с большой буквы. Всем тиграм тигр. Майкл завладел ее рукой.

– Много ты знаешь о болотных тиграх!

– Да уж знаю. То один обмолвится, то другой… И книги…

– Значит, ты считаешь меня болотным тигром – даже с большой буквы? Вожаком, что ли? А ты знаешь, что по преданию болотный тигр – не очень-то симпатичная личность? Так как же, Рози? Ты продолжаешь считать меня таким?

Появление официанта помешало ей ответить. Это было тем более досадно, что Розамунде показалось – Майкл обиделся. Но после ухода официанта было неловко возвращаться к этой теме. Какое-то время они оба молчали. Наконец, Розамунда не выдержала:

– Я тебя обидела?

– Нет, нет. Просто… как ни смешно, но мне хочется выглядеть в твоих глазах как можно лучше.

Розамунда положила вилку на тарелку с салатом из омаров.

– Так и есть. Мне все равно, как ты поступал и чем был в прошлом – я знаю тебя сегодняшнего.

– Правда, Рози?

– Да. О да!

– И ты не переменишь своего мнения?

– Никогда.

– Ты – уникум.

Завороженная его любящим взглядом, Розамунда забыла, что они сидят в ресторане гостиницы в Или. Знала лишь, что полчаса назад стала его женой.

Но пройдет всего несколько часов – и безжалостный ход событий подвергнет ее уверенность серьезному испытанию.

Они вернулись в Торнби около трех. Ярко светило солнце. Кое-где вода спала, обнажив доселе затопленные участки. Рука об руку, Майкл и Розамунда приближались к дому. Майкл ребячился:

– Надо же, какая досада – нам не встретилось ни души, а мне так хотелось похвастаться своей маленькой женой!

Это был первый настоящий комплимент, и Розамунда лишилась дара речи, тем более что он резко остановился и вперил в нее взгляд. Чтобы скрыть смущение, она сказала:

– Мне не терпится рассказать папе и Дженнифер. Сходим туда сейчас?

– Нет, подождем до вечера. Пригласим их к себе на праздничный ужин.

– Чудесно.

Розамунде не хотелось его огорчать – но вообще-то она предпочла бы как можно скорее открыться близким. Они продолжили свой путь.

– Знаете что, миссис Брэдшоу, – весело молвил Майкл, – пожалуй, я переоденусь и пойду взгляну, что там с дайкой.

– Конечно, мистер Брэдшоу! – до чего это было восхитительно – затеять с ним шутливую пикировку! – Вы, значит, предпочитаете мне дайку?

– Естественно, – он так крепко сжал ее руку, что она ахнула. Майкл остановился – Я сделал тебе больно?

– Самую малость.

– Ох, прости, – он сменил шутливый тон на очень серьезный, даже торжественный: – Надеюсь, я никогда не причиню тебе настоящих страданий, Рози. Клянусь, я приложу все усилия!

На нее вдруг нахлынула глубокая печаль. Они в молчании проделали оставшийся путь до дома. У Розамунды ни с того, ни с сего явилось предчувствие, что он еще причинит ей страдания, даже муки, которых ей ни за что не перенести…

Дома их поздравила Мэгги – благословила, покудахтала, расцеловала Розамунду и заявила со своим ирландским выговором:

– Знаете, мисс Рози, мэм, в мире нет другой женщины, от которой мне так хотелось бы получать указания: "Сделай то", или "Сделай это"…

Когда все отсмеялись, Майкл спросил:

– Где Сюзанна? Мэгги вздохнула.

– Спит. Измучилась, бедняжка. Как только вы ушли, у нее начался припадок. Встала в дверях черного хода – на улицу-то из-за дождя не выйти – и как завопит! Все время показывала пальцем на сараи. Но там ничего не было, только новая машина. Она так выла, словно ей привиделся дьявол. Так плохо еще не было, мастер Майкл, никогда! Я думала, с ума сойду… Ну ладно. Не хотелось вас расстраивать в такой счастливый день, но на вашем месте я бы приняла меры. Говорю вам, такого еще не бывало.

– Конечно, – Майкл кивнул, покосился на Розамунду и сказал: – Завтра же отвезу ее в Кембридж. Мне очень хвалили одного специалиста как раз по таким случаям.

– Будете пить чай или вы оба уже выхлебали море вина?

– Я бы не отказалась от чашечки чаю, – Розамунда тепло улыбнулась ирландке и вдруг почувствовала на себя тяжелый взгляд Майкла. – Что ты?

– Да вот, подумалось: не так ты представляла себе день своей свадьбы!

– Майкл, все прекрасно, – тихо заверила она.

– Ты правда отпускаешь меня на дайку?

– Конечно. Мне приятно, что ты нашел себе дело здесь, на болотах. Я боялась, что ты захочешь уехать в дальние края, теплые страны…

– Полтора месяца назад меня ничто не удержало бы, но теперь я чувствую себя окованным железными обручами… довольно ржавыми, – усмехнулся он, намекая на цвет ее волос.

– Это не цвет ржавчины, а цвет меди.

– Неважно – все равно красиво.

Розамунда, словно сквозь легкую дымку, посмотрела на мужа.

– Тебе здесь хорошо, Рози?

– Да. Я люблю болотную страну. Майкл тихо, очень тихо продекламировал:

– Это песня невесты болотной страны. Но подходит и жениху, правда?

У Розамунды сжалось горло. Она проводила Майкла взглядом, от волнения задев рукою рот. А когда обернулась, увидела Мэгги с чайником.

Старуха по-птичьи склонила голову набок.

– Как мило с его стороны. Очень, очень трогательно. Да уж, он умеет порадовать женщину, мастер Майкл!

В половине седьмого, переодевшись в серый костюм из добротной шерсти, Розамунда сидела на вертящейся табуретке за пианино и время от времени рассеянно касалась клавиш. Майкл только что вернулся и, облачившись в городской костюм, вышел попрощаться с рабочими, которых, после трудного дня, отпустил пораньше.

Дверь гостиной оставалась открытой; со своего места Розамунда видела холл и зеленую суконную занавеску на дверях кухни. Вдруг показался Джеральд Гибсон; она перестала бренчать на пианино и поймала себя на том, что нервничает. Зачем он пришел? Обычно он навещал приятеля в выходные. И вот, нарушил заведенный порядок – именно сегодня!

Розамунда нервничала еще и оттого, что визит Джеральда был чреват новой отсрочкой – а ей так хотелось скорее открыться отцу и Дженнифер! Однако она взяла себя в руки и, вглядевшись в Джеральда, спросила:

– Что с вами? Плохо себя чувствуете?

– Я? Превосходно! Где Майк?

– Во дворе, разговаривает с рабочими. Сейчас придет.

Джеральд вел себя как-то странно; вдобавок Розамунде вспомнились его вчерашние расспросы о Дженнифер. – Что-нибудь с моими родными? С сестрой?

– Нет. К вам это не имеет отношения. Это касается Майка.

У Розамунды чуть не вырвалось: "Все, что касается Майка, касается и меня!" – но она прибегла к другой формуле для выражения той же мысли:

– Можете мне рассказать. Какие-нибудь неприятности?

– Н-нет… – Джеральд запнулся и вперил в Розамунду испытующий взгляд. – Вы уж не начинаете ли в него влюбляться?

Прошедшее время было бы уместнее, подумала Розамунда. Вопрос показался ей бестактным, и она не ответила. Джеральд не унимался:

– Я бы на вашем месте поостерегся. Бежал бы отсюда, куда глаза глядят. Не нужно, чтобы вы были в этом замешаны.

– Замешана – в чем? – ледяным тоном спросила Розамунда.

– Нет, нет, – заторопился Джеральд. – Я вас ни в чем не обвиняю. Просто хотел предупредить… Понимаете…

– Не продолжайте. – Розамунда почувствовала: сейчас он скажет нечто такое, отчего им потом обоим будет стыдно. – Пожалуй, вам следует знать. Майкл все равно собирался вам сказать. Сегодня утром мы обвенчались.

– Боже мой! – Гибсон широко открыл рот; брови взлетели до корней волос. Он судорожно глотнул. – Но это невозможно… он не должен был… не имел права… ведь она жива!

Розамунда с ничего не выражающим лицом смотрела на Гибсона, не чувствуя ни страха, ни удивления – только похолодела шея.

– Это двоеженство, – продолжал Гибсон. – Он не имел права вступать в новый брак… сознательно вводить вас в заблуждение.

– Что ты сказал?

Розамунда с Джеральдом обернулись и увидели на пороге Майкла. Тот повторил обманчиво спокойным тоном:

– Что ты сказал?

– Я… хотел предупредить тебя, Майк… сразу пошел к тебе, но она, – он грубо ткнул пальцем в сторону Розамунды. – …она… Я должен сообщить.

– Что ты сказал?

Майкл медленно наступал на Гибсона; в каждом его движении сквозила угроза. Джеральд пятился, пока не наткнулся на пианино.

– Послушай, Майк… Да подожди ты. Я все объясню. Майкл остановился в ярде от него.

– Я жду.

Джеральд облизнул губы.

– Она… Рози сказала, что вы поженились… попытался открыть ей глаза. Ты не имел права…

– Вот как?

– Камилла… не умерла. Не ее труп прибило к берегу… Говорю тебе, она не утонула!

Розамунда вскрикнула. Майкл вцепился Джеральду в глотку. Она бросилась к ним и повисла на Майкле, крича:

– Нет! Не надо! Послушай, Майкл! Прошу тебя! Майкл! Он отшвырнул ее; она отлетела к противоположной стене и не упала только потому, что ухватилась за кресло.

– Грязная свинья!

Майкл изо всех сил двинул Джеральда в челюсть. Розамунда закрыла лицо руками. Раздался ужасный грохот: противники опрокинули стол.

В дверях появилась Мэгги и запричитала:

– Ради Бога, что это на вас нашло?

Затем, с неожиданным проворством для старой женщины, которая вечно жаловалась на ноги, и с поразительной силой она налетела на Майкла и, всей своей тушей навалившись на него, заставила его отпустить Джеральда.

– С ума вы сошли? – отчитывала она хозяина, словно маленького. – Что это вы затеяли? Деретесь, как отпетые хулиганы! – Она повернулась к поверженному гостю и потребовала: – Какие такие новости вы принесли, что он так взбеленился? Я сразу поняла: вы неспроста притащились сюда на ночь глядя!

Гибсон медленно поднялся на ноги. Из разбитых носа и губы сочилась кровь. Он настороженно покосился на Майкла, готовый в любой момент отскочить.

– Я пришел сообщить Майку, что его жена жива, вот зачем я пришел.

– Рехнулись вы? Она утонула! – Мэгги перевела сердитый взгляд на хозяина. – Утонула! Вы сами ее похоронили.

– Да, – низким, глухим голосом ответил Майкл. В нем по-прежнему клокотала ярость.

– Похоронил, да? – Джеральд стер кровь с лица. – Так вот, говорю тебе, я ее только что видел – полчаса назад! Мы разговаривали. Не забывай – я был с нею знаком. Я и вчера ее видел, и три раза на прошлой неделе, только не верил своим глазам. Принял ее за… – он повернулся к Розамунде – Я принял ее за вашу сестру, они похожи.

– Ты лжешь! – взревел Майкл. – Гнусный интриган!

– Я говорю правду, и ты меня не запугаешь! Тебе известно, что она жива! По крайней мере, ты знал, что на берег тогда вынесло труп другой женщины.

– Убирайся, пока цел!

– Да-да, убирайтесь! – поддержала Мэгги. – И ни слова больше, ни единого слова! – она стала угрожающе надвигаться на Джеральда Гибсона.

Тот, не спуская глаз с Майкла, попятился к двери. Розамунда без сил опустилась в кресло. У нее было такое чувство, словно ее вот-вот стошнит. Из-под опущенных век она увидела, что Майкл направился к ней, и съежилась в кресле, спрятала лицо.

– Посмотри мне в глаза, Рози!

Казалось, его голос исходит из недр болот. Но Розамунда не подчинилась приказу, потому что вспомнила, как неделю назад тот же голос умолял: "Не говори пока никому о нашей свадьбе. У меня скверное предчувствие. Всю жизнь у меня отнимали или безнадежно портили все, что мне было дорого!" Он лишь забыл добавить, что на этот раз возжаждал запретного плода, чего-то недоступного, запрещенного законом…

– Рози! – он схватил ее за плечи и встряхнул, словно желая вывести из оцепенения, разорвать оковы страшного сна. – Почему ты веришь ему, а не мне? Моя жена умерла. Неужели ты сомневаешься?

Он немного ослабил хватку – так легко, что Розамунда не заметила и осталась в том же положении. Майкл смотрел на нее сверху вниз, с посеревшим, мучительно жестким лицом.

– Моя жена утонула, я сам ее похоронил. Сам выловил труп из моря.

– Нет-нет, – Розамунда медленно покачала головой, будто прислушиваясь к странным, почти незнакомым звукам собственного голоса. – Я ее видела. Она заглядывала в окно.

Майкл беспомощно оглянулся на Мэгги. Та в ужасе затрясла головой.

– Ради Бога, – вновь заговорила Розамунда, – ответь мне: она похожа на мою сестру?

Майкл наклонил голову и неохотно выговорил:

– Кое-какое сходство есть, но Камилла старше.

– Значит, это ее я видела.

– Не говори так! – он рухнул перед ней на колени и схватил за руки. – Это была не она. Поверь мне, Рози! Поверь мне!

– Почему ты не хотел, чтобы знали о нашей свадьбе?

– Потому что… потому… – Майкл сморщился, как от боли, и оскалил зубы. – У меня было предчувствие… и оно оправдалось. Но ты ошибаешься насчет всего остального.

– Мистер Гибсон был с ней знаком?

– Да. Он хотел отнять ее у меня – так же, как тебя. – Заметив на лице Розамунды отвращение, он добавил: – О, я не питаю иллюзий относительно моего друга, мистера Джеральда Гибсона. Он давно показал свое истинное лицо – как сегодня. Да, он никогда меня не любил и охотно сманил бы Камиллу, если бы она согласилась. Но ей не нужен был обожатель без средств. Уверяю тебя, он все выдумал. Догадался о наших отношениях и лезет из кожи вон, чтобы нам помешать.

– Я этому не верю.

– Потому что не хочешь верить. – Майкл поднялся на ноги.

Розамунда тоже встала и бросила ему в лицо:

– Ты сам знаешь, что это правда.

В разговор вмешалась Мэгги:

– Мастер Майкл, как ваша дочь реагировала на… вашу жену?

– Как реагировала? Почему ты спрашиваешь? Какое это имеет значение?

– Возможно, очень большое. На прошлой неделе бедное дитя несколько раз ни с того, ни с сего ударялось в истерику.

– О Господи!

Розамунде показалось, будто Майкл съежился у нее на глазах – как будто столкнувшись с чем-то непостижимым. Он пытался стряхнуть наваждение. Подошел к французскому окну и устремил взгляд на болота. Мэгги молча глядела на него.

Наконец он повернулся к обеим женщинам и произнес устало:

– Камиллы нет в живых. Я знаю. Я уверен. Но девочка действительно кричала при ее приближении – чувствовала, что ее будут бить. Я долго не знал об этом. Она истязала ребенка в мое отсутствие, когда я уходил с рыбаками в море. Однажды жена рыбака застала ее за этим занятием и рассказала мне.

Майкл немного помолчал, а когда снова открыл рот, то, казалось, обращался к самому себе:

– Я подстроил ей ловушку сделал вид, будто уезжаю, а сам через несколько минут вернулся – и убедился собственными глазами. Я отдубасил ее той же палкой. А на другой день Камилла исчезла. Какое-то время подозревали, что это я ее убил, но через три дня между скалами нашли одежду – в полумиле от деревни. Один молодой парень, Энтони, признался священнику, а тот заставил его рассказать мне, что он частенько подглядывал, как она там купалась голой.

Розамунда не смела поднять глаз – сидела, свесив голову на грудь. Его боль, его многолетние страдания глубоко отзывались во всем ее существе.

Вмешалась Мэгги:

– Когда тело прибило к берегу… как вы ее опознали?

– Мэгги, я же знал ее тело! Мне ли было не знать обольстительное тело Камиллы? Это была она. И если она последовала за мной на болота, то не телом, а душой Ее злой дух принял телесную оболочку. Болота как раз подходящее место для злого духа.

– Пресвятая Троица! Ну-ка, мастер Майкл, кончайте говорить такие вещи! По мне, так уж лучше знать, что она жива, чем воображать, будто за нами гонится привидение!

Розамунда плотно сжала веки. Он знал тело Камиллы… Эти слова – острый нож в сердце!.. Брэдшоу подошел, приподнял за подбородок ее голову и проникновенно произнес:

– Рози, моя жена утонула.

– Майкл, отпусти меня домой.

Он взорвался.

– Нет! Ради Бога! Говорю тебе – это игра воображения! Гибсон увидел твою сестру и был введен в заблуждение сходством. Я и сам в первый раз опешил.

– Но девочка, ее истерики?..

– Ну да, она была напутана, она что-то видела. Зло, отравившее первые годы ее жизни!.. Но моя жена мертва.

– Майкл, – взмолилась Розамунда. – Пожалуйста, сделай для меня одну вещь. Посмотри, что там за катер на канале. И кто там?

Его глаза сузились, но ничего не выразили. Он молчал. Тогда Розамунда продолжила:

– Мистеру Гибсону показалось, будто позавчера он видел на катере Дженнифер. Пожалуйста… проверь, что там такое.

– Да-да, конечно. Сейчас же иду, если тебе от этого будет легче. Только жди меня здесь.

Розамунда не ответила. Майкл прошел мимо Мэгги и, остановившись у двери, сказал тем же тоном, каким разговаривал с ней при первой встрече:

– Надеюсь, ты не уйдешь до моего возвращения. Розамунда из окна наблюдала, как он шел по аллее и по полю в направлении леса. Когда он исчез из виду, она обратилась к Мэгги – та сидела, раскачиваясь, на краешке кресла:

– Мэгги, мне нужно идти домой.

– Нет! Ради всего святого, дождитесь его! Розамунда судорожно вздохнула.

– Мэгги… Я верю: его жена жива. Мне нельзя оставаться. Он меня не отпустит.

– Мисс Рози, мэм! Матерь Пресвятая Богородица! Надо же такому случиться! Ну, за что, за что ему всю жизнь – одни мучения? Если вы оставите его в этот час тяжких испытаний, ему конец. Я знаю, что говорю.

– Мэгги, я понимаю, это ужасно. Вы же видите: я сама хочу остаться – всем сердцем! Но это невозможно. Я убеждена: на том катере в устье канала – его жена. Я это чувствую – вот здесь. – Розамунда приложила руку к груди. – Вы тоже это знаете. Сюзи кричала не из-за привидения. Она чует мать. Пусть у бедняжки больной ум, зато у таких, как она, бывает особое чутье.

Они чуют то, что внушает им страх. Девочка чувствует близость матери. Боже, как это ужасно! – Розамунда заслонила глаза руками и, подобно старухе, стала раскачиваться взад и вперед. – Мэгги, я ухожу домой. Скажите ему… я приду утром.

– Ни за что на свете! Как сказать ему такую вещь? Да когда он увидит, что вас нет, сам дьявол рядом с ним покажется агнцем. Вы не знаете человека, за которого вышли замуж. В его душе уживаются Господь Бог и сатана. Сами узнаете, коли любите. Я-то его люблю, еще с тех пор, как он был мальчонкой в длинной рубашечке. Я его прекрасно изучила – а вам еще предстоит. Так начните прямо сейчас. Дождитесь его!

Розамунда ничего не ответила, а отвернулась, избегая пронзительных голубых глаз старой ирландки, и опрометью выбежала из комнаты Она добралась до разлившейся реки и, так как забыла переобуться в сапоги, пошлепала по воде к лодке. Яростно потянула за канат, а едва лодка коснулась берега, так же стремительно, словно преследуемая врагом рода человеческого, полетела к дому; быстрее ветра взбежала по лестнице…

Там ее настигли голоса Дженнифер и отца. Розамунда остановилась, опершись на балюстраду и не глядя на них.

– Что с тобой, Рози? Что стряслось? – рядом в мгновение ока очутилась Дженнифер – добрая, прежняя Дженнифер.

– Что случилось, родная? – с другой стороны подошел Генри Морли и обнял дочь. – На тебе лица нет. Идем, посидишь с нами.

Она резко мотнула головой, пытаясь от них отделаться, но отец решительно повернул ее к себе лицом и повел в гостиную. Там, стоя возле камина, ждал обеспокоенный Эндрю. Он тоже склонился к ней.

– В чем дело, Рози? Тебя кто-нибудь обидел? Розамунда была не в силах вымолвить ни слова – только трясла головой, стараясь проглотить душивший ее комок в горле.

– Ты промочила ноги! – ахнула Дженнифер. – Только посмотри на себя! Ну-ка, живо снимай туфли. Я принесу тапочки.

Однако Дженнифер не сразу пошла за тапочками. Присев перед Розамундой на корточки, она полным сочувствия голосом спросила:

– Что с тобой, Рози? Скажи мне! – и добавила, словно они были одни в комнате: – Это он, да?

Слово «он» вызвало у отца негодование.

– Если этот тип посмел… Ну, я ему покажу!

Розамунда через силу произнесла:

– Нет-нет, пожалуйста… Потом расскажу… Дайте чего-нибудь выпить… чаю… чего угодно.

– Конечно, дорогая. – Генри Морли поспешил на кухню, а за ним вылетела Дженнифер, пробормотав:

– Сбрось скорее туфли.

Розамунда невидящими глазами уставилась на Эндрю.

– Плохо, Рози?

– Очень плохо, Эндрю.

– Я могу помочь?

– Если бы!

– Ты же знаешь, стоит тебе попросить…

– Да, знаю. И если придется, обращусь к тебе первому.

– Не можешь сказать?

– Нет. Не теперь.

Вернулся отец; вместо чашки он держал в руках телеграмму. Пытаясь скрыть волнение, оповестил:

– Это тебя подбодрит. Эндрю принес. Адресовано тебе, но мы вскрыли по такому случаю. Завтра приезжает Клиффорд.

Отец насильно вложил телеграмму ей в руку. Розамунда бросила мимолетный взгляд. Только этого не хватало! Она отшвырнула бланк.

– Мог не беспокоиться. Надо было раньше… на несколько недель. Как бы то ни было, он меня не застанет.

Мужчины тупо уставились на нее. Но Розамунда и сама спросила себя: куда же она денется? Как глупо…

Дженнифер принесла шлепанцы и с уверенностью, которая немало удивила бы Розамунду, если бы та была в состоянии что-то воспринимать, взяла ситуацию в свои руки.

– Идем на кухню, там теплее. Ты вся продрогла. Переоденешься. Ну-ка, вставай.

Подставив Розамунде плечо, она помогла ей подняться на ноги. На кухне она усадила сестру в кресло и стащила с ног влажные чулки. Слава Богу, подумала Розамунда – кажется, с ней все в порядке.

– Это он тебя расстроил? – не глядя на сестру, спросила Дженнифер и, не дождавшись ответа, продолжила: – Не ходи туда больше. Брось его ко всем чертям. Пусть сам заботится о своей дочери. Он просто дикарь. Я так и сказала Эндрю: стоило ему появиться в этих местах, все пошло кувырком.

Да, это правда: с появлением Майкла Брэдшоу их жизнь изменилась, но ничего уже не поделаешь. Интересно, что бы сказала Дженнифер, если бы Розамунда призналась: "Сегодня утром мы обвенчались в церкви, а час назад я узнала, что его жена не умерла"? Наверное, отпустила бы что-нибудь наподобие "А чего ты ожидала? Это вполне в его духе!"

Да. Именно это она и сказала бы.

Смеркалось. Они сидели в гостиной. Шел вялый, сбивчивый разговор между отцом и Эндрю; Дженнифер изредка вставляла реплику-другую.

Розамунда не размыкала губ. Ей хотелось остаться одной, но она понимала, что, очутившись в уединении своей спальни, ни за что не уснет, а просидит всю ночь у окна, во власти черных мыслей, вглядываясь в темноту, туда, где за лесом скрывается его дом. Так что она осталась. Все в ней кричало, протестуя против несправедливости судьбы. И когда оглушительно забарабанили в дверь, Розамунда не удивилась, а тотчас оказалась на ногах.

Отец тоже вскочил.

– Не двигайся с места. Я сам посмотрю!

Он не закрыл дверь гостиной, и все трое напряженно уставились туда.

Щелкнула щеколда. Послышался голос Генри Морли:

– Да, мистер Брэдшоу, чем могу служить?

– Я пришел за моей женой.

Он произнес это тихо, но отчетливо, даже с высокомерной интонацией.

Розамунда отвернулась, чтобы не встретиться взглядом с Дженнифер и Эндрю, и, зажав рукой рот, отошла к окну. До нее донесся возмущенный возглас отца:

– Что?! Слушайте, на что это вы намекаете? В чем дело?

– Рози, бедная Рози! – запричитала Дженнифер, как будто сестра совершила преступление. А ведь, в сущности, так оно и было…

В это время вмешался Эндрю:

– Идем, Дженнифер, оставим ее одну. Пошли на кухню.

– Но, Эндрю…

– Говорю тебе, Дженнифер, оставим ее в покое.

– Я вам не верю! – рычал в прихожей Генри Морли. Потом он заглянул в гостиную. – Розамунда, это правда?

Она молча наклонила голову.

После тягостного молчания отец упрекнул:

– Ты не должна была делать это… исподтишка.

– На то была причина, – возразил Майкл. – Это я ее попросил.

– Ну, сэр, скажу я вам… Розамунда не выдержала:

– Папа, прошу тебя, не говори ничего! Потом я тебе все объясню. Оставь меня одну. – Она сказала «меня», но подразумевала «нас». Отец какое-то время переводил удивленный взгляд с одного на другую и обратно. Затем он исчез за дверью.

Розамунда отошла от окна и встала у камина, трепеща и пряча глаза. Но следующий вопрос заставил ее встрепенуться:

– Она здесь?

– Кто? Сюзи?

– Кто же еще?

– Нет. Нет!

Майкл недоверчиво воззрился на нее и вдруг быстро заговорил:

– Я был уверен, что она бросилась за тобой, а ты… в подобной ситуации не решилась вести ее обратно. Так ее здесь нет? Господи! Где же она?

Он приблизился к Розамунде, но слова долетали до нее, словно издалека:

– Рози! Я должен срочно отправиться на поиски, но прошу тебя: идем со мной. Потом все обсудим. Разве ты не видишь, я схожу с ума? Одно за другим… Есть же предел… Умоляю тебя, Рози! – он завладел обеими ее руками и прижал их к груди.

– Что там… на катере?

– Ничего. Кабина оказалась на запоре. Я прождал битый час, никто так и не появился. И потом… Камилла любила комфорт, она ни за что не стала бы жить в таких условиях. Это всего лишь небольшая моторка – на две койки. Чистое безумие!

– Майкл, мне нужно время. И доказательства.

– Доказательства?! Неужели ты думаешь, я бы женился на тебе, если бы у меня была хоть доля сомнения? – Он чуточку отодвинулся. – Ну, хватит. Я тебя уговаривал, умолял вернуться. Остается применить силу. Хочешь ты этого или не хочешь…

– Ты меня не заставишь.

– Нет? Посмотрим. Ну ладно, сделаю последнюю попытку. Рози, ты идешь со мной? Я не могу терять время: нужно найти ребенка. Скоро стемнеет. Так как же?

Розамунда поняла: он способен осуществить свою угрозу и насильно увести ее с собой, а если понадобится, и постоять за свои права перед ее отцом и Эндрю. Хватит сцен. Она тихо произнесла:

– Я пойду с тобой и помогу искать Сюзи. А дальше… ты можешь принудить меня остаться в твоем доме, но знай: я не считаю себя замужней женщиной.

– Не говори так!

– И тем не менее. Мне нужно твердо убедиться в том, что женщина, скрывающаяся на болотах, – не твоя жена. Майкл, там точно скрывается какая-то женщина! Говорю тебе, я видела ее собственными глазами!

Он молча, страдальчески посмотрел на нее Розамунда пробормотала:

– Сейчас, только надену пальто.

В прихожей ждали отец и Эндрю. Розамунда как можно спокойнее объяснила:

– Пропала Сюзи. Он… он решил, что она пошла сюда. Я помогу искать, – и добавила, прямо взглянув на отца: – Позже вернусь.

Майкл слышал, но не стал спорить.

Тут заговорил Эндрю, обращаясь к Майклу:

– Я могу помочь?

Розамунда ждала возмущенной отповеди, но вместо этого с удивлением услышала:

– Буду вам очень благодарен. Скоро стемнеет. Всюду вода…

Они втроем вышли на крыльцо. Розамунда попросила отца:

– Пройдись вдоль берега, ладно?

– Конечно, дочка. Только я не думаю… Ей пришлось бы перебираться через реку.

Розамунда не стала убеждать его: мол, в этом нет ничего невозможного. Сегодня самые невероятные явления казались в порядке вещей. Например – злой дух бродит по болотам, путая маленьких детей…

Ее окликнула Дженнифер:

– Будь осторожна, Рози. Ты вернешься?

Она не ответила. Вскоре они очутились на пароме.

Когда лодка достигла противоположного берега, Розамунда предложила:

– Нет смысла держаться всем вместе. Я пойду… к Гусиному пруду.

Майкл тяжело вздохнул.

– Хорошо. А я двинусь к шоссе. – Он повернулся к Эндрю. – Вы не могли бы пройти берегом канала до Уисси?

– Само собой. Но что мы будем делать, если один из нас найдет девочку? Давайте условимся.

– Пожалуй. Пусть тот, кто первым ее найдет, просто крикнет. Сейчас нет ветра, слышимость отличная.

– Договорились.

Майкл первым двинулся в путь. Розамунда не успела сделать нескольких шагов, как услышала топот: Майкл бросился бегом. Она последовала его примеру. Ей не нужно было спрашивать себя, почему она выбрала это направление. И так ясно. От пруда можно полем пройти до оврага и очутиться прямо перед дамбой – катер где-то там.

При ее приближении привычно загоготали гуси – вытягивая шеи, делая вид, будто готовы погнаться за нею, однако держась на безопасном расстоянии.

Возле дамбы Розамунда не ускорила, а, наоборот, замедлила шаги, прислушиваясь. Но все-таки – кого же она ищет? Девочку или женщину? Ответ явился сам собой: обеих. Узнав об исчезновении ребенка, Розамунда сразу вспомнила о той женщине, ее матери. Потому что, пусть даже веря в искренность Майкла, сама она ни на минуту не усомнилась в том, что Камилла жива. В тот вечер в окно заглядывал не призрак, а живая женщина.

Взобравшись на насыпь, Розамунда не увидела никакого катера. Она повела взглядом левее и заметила его немного ближе к устью канала, причем даже не в воде, а в овраге. Видно, его вынесло туда разливом.

Девушка бросилась вниз, в овраг, и наконец очутилась в нескольких ярдах от небольшого катера, приютившегося среди высоких камышей. Скорее всего, маленькое суденышко не было поставлено на якорь: оно слегка покачивалось в воде. На одном месте его удерживал застрявший в камышах нос. В катере было всего-то двадцать футов длины. Обыкновенное прогулочное судно с одной каютой.

Розамунду охватил страх. В эту минуту ей хотелось только одного: повернуть назад и бежать, бежать как можно дальше от канала.

Однако она заставила себя подкрасться к носовой части катера; там виднелся иллюминатор. Не успела она нагнуться, чтобы заглянуть в окно, как услышала чей-то голос. Розамунду парализовал ужас, она не могла пошевелить ни единым мускулом, даже глаза смотрели в ту же точку, что и прежде.

– Не трудитесь заглядывать в окно, входите в каюту. Я ждала вас.

Розамунде удалось наконец выпрямиться. Она взглянула в ту сторону и увидела женщину. Та улыбнулась и дружелюбно повторила:

– Входите же.

Мелодичный, превосходно поставленный, голос завораживал; только еле заметное проглатывание окончаний выдавало в его обладательнице иностранку. Словно подчиняясь гипнозу, Розамунда перенесла ноги в тяжелых сапогах через борт и очутилась перед незнакомкой. Та была высокого роста, так что Розамунде пришлось смотреть на нее снизу вверх. Она впилась взглядом в лицо женщины – отнюдь не безумное и не злое.

– Идемте в каюту.

Розамунда послушалась. Внутри оказалось довольно темно. Она разглядела две узких койки – днем они служили сиденьями. В изголовье каждой висело по шкафчику. В противоположном конце каюты виднелась дверь – очевидно, в крохотную туалетную комнату. Стандартный прогулочный катер – точно такой же обычно брал напрокат Клиффорд.

Розамунда обернулась, не зная, что сказать. В душе царили гнев и смута. Перед ней стояла жена Майкла, нисколько не похожая на злодейку или сумасшедшую – наоборот, она производила приятное впечатление.

– Садитесь, – предложила женщина, указывая на одну из коек. – Какая вы миниатюрная, не то что сестра. Я видела вашу сестру.

Розамунда безмолвно взирала на хозяйку катера. Теперь ей стало ясно, почему и она, и Гибсон приняли ее за Дженнифер: прежде всего из-за белокурых волос. Правда, темные корни выдавали их первоначальный, золотисто-каштановый цвет. Овал лица – такой же, как у Дженнифер. Однако на этом сходство кончалось Разрез глаз и форма рта у женщины были совсем другими. Розамунда затруднялась определить, в чем именно состояло различие – для этого она была слишком взволнована, задета до глубины души. Майкл изображал свою бывшую жену чуть ли не демоном, а сейчас на Розамунду смотрело нежное, утонченное создание.

Женщина тоже села и тихо спросила:

– Итак, вам известно, что привело меня в эти места?

– Нет. Я знаю лишь, что вас считают утопленницей, – надтреснутым голосом ответила Розамунда. – Зачем вы позволили считать себя мертвой?

– Зачем? – женщина метнула быстрый взгляд в окно и засмеялась – Я вижу, вы совсем не знаете Майкла, иначе не задали бы такой вопрос. Да я бы сошла с ума, если бы не спаслась бегством – несколько оригинальным способом. Видите ли, просто уйти не имело смысла: он все равно разыскал бы меня и заставил вернуться, чтобы присматривать за… – женщина сделала небольшую паузу и продолжила: – Должно быть, вы еще не поняли, что Майкл не совсем нормален – по крайней мере в одном отношении. Он одержим, она стала его манией… Разумеется, я имею в виду Сюзанну.

– Вы ее когда-нибудь… били?

– Я – била свое дитя?! – глаза женщины расширились. – Неужели я похожа на такую мерзавку?

Розамунда заглянула в бездонные карие глаза и решила: нет, не похожа. В голове билась мысль: о, Майкл, Майкл! Оказывается, можно любить и ненавидеть в одно и то же время – с непередаваемой силой! Как все это вынести?

– Почему вы открыто не явились в дом и не сказали все как есть?

– Предстать перед Майклом? – женщина горько, разочарованно усмехнулась – Теперь я вижу: вы и впрямь не знаете моего мужа. Он способен буквально на все. Если Майкл что-нибудь решил, его не остановят никакие преграды. Он все сметает на своем пути, лишь бы добиться своего… в данном случае – вас. Слава Богу, я быстро его раскусила. Это спасло мне жизнь.

В памяти Розамунды всплыли слова Майкла: "Остается применить силу," – и она содрогнулась. Ее жег стыд перед женщиной, за чьего мужа она сегодня утром вышла замуж Розамунда с трудом превозмогла волнение и спросила:

– Зачем же вы вернулись?

– Н-ну… – с видимым усилием протянула женщина, опуская глаза и складывая руки на коленях. – Буду откровенна. Да, я не вправе вас обманывать… Майкл получил огромное наследство. Я узнала об этом раньше, чем он: прочитала в газете о гибели всей семьи на яхте и сразу поняла, кто унаследует состояние. У меня нет денег, а я… ненавижу бедность…

Она стыдливо покосилась на Розамунду, и та подумала: по крайней мере, он не лгал хотя бы в этом. Женщина продолжила:

– Муж много рассказывал мне о своем имении, болотах и реках… я умирала от скуки! Однако потом это сослужило мне хорошую службу: явившись сюда, я знала эти места, как свои пять пальцев. Правда, их изолированность оказалась сильно преувеличенной. Я стремилась избежать встреч с кем бы то ни было, однако меня все-таки заметили. – Женщина опустила глаза. – Ну, кто бы мог подумать, что я столкнусь нос к носу с Джеральдом Гибсоном? Вы, конечно, знакомы с Джеральдом?

– Да.

– Я видела, как вы беседовали. Даже подумала, что между вами… – она тряхнула головой и подождала реакции Розамунды, но ее не последовало. – А вообще-то я рада, что Джеральд оказался здесь. Буду предельно откровенна. Я явилась сюда без определенного плана, твердо зная только одно: что никакая сила не заставит меня вернуться к Майклу. Да и он вряд ли этого жаждет. Все, что меня интересовало, это: сколько ему досталось денег и каковы его намерения. Грубо говоря, мне предстояло определить сумму, которую он согласится уплатить, чтобы я продолжала числиться мертвой. Для этого я должна была встретиться с ним и таким образом доказать факт своего пребывания на этом свете… письму он не поверил бы… Но я боялась… вдруг он попытается убить меня? О да, от него всего можно ждать. Сколько раз я слышала от него подобные угрозы! Поэтому, раз уж Джеральд оказался здесь, я решила поделиться с ним своей тайной и просить его присутствовать во время моих встреч с Майклом, в ходе которых мы должны будем прийти к соглашению: каким образом муж обеспечит мне сносное существование за границей – это куда приятнее, нежели числиться покойницей. Вот каков был мой план. Но я не приняла в расчет вас. Вы все значительно усложнили. Нет-нет, я не виню вас: откуда вам было знать, что вы ступаете на… минное поле? Да, Майкл – самая настоящая мина, готовая в любой миг взорваться, потому что детонатором служит… Сюзанна. Наверное, вы осуждаете меня за то, что я… бросила свое дитя? Считаете меня плохой?

– Нет-нет! – вырвалось у Розамунды. Эта женщина не казалась ей плохой – разве что малодушной… тщеславной… корыстной… но не злой. Однако… Сюзанна… В отуманенной голове Розамунды мелькнуло воспоминание.

– Сюзанна исчезла! Наверное, заблудилась. Вы ее не встретили?

– Заблудилась?! – женщина вскочила на ноги. – Исчезла?! Когда это произошло?

– Сегодня вечером. С час назад.

– Ах, час назад, – женщина понимающе улыбнулась – Значит, она вернется. За ней такое водится. Однажды ее не было целый день; Майкл совершенно обезумел. Всю деревню поднял на ноги. И вдруг она как ни в чем не бывало выходит из рыбачьей хижины. Спала там на куче сетей.

На красивое лицо собеседницы Розамунды набежала тень. Она смотрела куда-то вдаль… в прошлое… Розамунда с трудом сдерживала крик: о, Майкл, Майкл, как ты мог?..

Розамунда поднялась на ноги.

– Когда вы думаете с ним встретиться?

– Завтра. Утро вечера мудренее. Думаю, все уладится. Розамунда решительно не представляла себе, как что-то может "уладиться".

– Мне пора. Может, она уже нашлась.

– Наверняка. – Женщина открыла перед Розамундой дверь каюты и подарила ей чуть ли не ласковый взгляд, – Мне очень жаль, что это случилось именно с вами: вы мне симпатичны. Вы хорошая девушка – это не о многих можно сказать после столь краткого знакомства. У Майкла всегда был хороший вкус. – Розамунда отвела глаза в сторону. – А о девочке не волнуйтесь. Она найдется. Она всегда находится… в том или ином месте.

Розамунда спрыгнула в заросли камыша.

– Дойдете? – участливо спросила хозяйка катера.

– Да, конечно, – Розамунде хотелось еще что-то сказать, но у нее не хватило духу.

– До свидания.

– До свидания.

– Смотрите, не провалитесь в яму. Она где-то здесь, поблизости.

"Боже милостивый!" – звучало в голове у Розамунды, когда она неслась обратно сквозь камыши. Что делать? Разыскать Майкла и все ему рассказать? Или подождать до утра, когда эта женщина – Розамунде было невыносимо даже в мыслях называть ее женой Майкла – сама к нему явится?

К тому времени, как Розамунда добралась до Гусиного пруда, у нее созрело решение. Если Сюзанна нашлась, она обо всем расскажет Майклу. В противном случае – предоставит сделать это той женщине. Уж настолько-то она, Розамунда, знает Майкла! Он не станет заявлять о своих правах, даже вряд ли потребует, чтобы она осталась в Торнби-Хаузе, пока не найдена Сюзи…

Когда Розамунда вышла из леса, было уже темно. В Торнби-Хаузе светились огоньки. В спешке она не сообразила прихватить фонарик, так что это было вдвойне кстати. Вдвойне – потому что ей необходимо согреться. И еще. Сегодня, впервые за все годы, Розамунда испытывала страх перед болотами.

Спотыкаясь, она добежала до ворот и помчалась по аллее к дому. Только бы нашлась Сюзи! Правда, тогда ей придется открыть Майклу положение вещей. Зато, если девочку не нашли, это избавит ее от тягостного объяснения.

Она влетела через открытую дверь в холл и едва не сбила с ног Мэгги.

– Вы нашли ее? – встрепенулась старуха.

– Нет. – Розамунда ухватилась за спинку кресла, чтобы не упасть. – Они не приходили?

– Приходили – и снова ушли искать. Хозяин и тот молодой фермер.

Розамунда обошла кресло и присела на самый край. Ей было невмоготу смотреть Мэгги в глаза. Та пребывала в страшном волнении.

– Он сам не свой. Столько сразу всего свалилось! Видит Бог, я надеялась, что теперь-то он сможет отдохнуть душой наследство и все такое прочее… Но, видимо, его с рождения отметила чья-то злая воля. Никогда ему не было счастья ни в чем! Что может быть хуже для мужчины – в день свадьбы услышать россказни о том, что жена, которую он похоронил три года назад, жива и находится возле его порога!.. Ну, что – вы видели тот катер?

– Да, – не поднимая головы, откликнулась Розамунда.

– Я так и думала. И, так же, как он, ничего не нашли?

– Мэгги! – Розамунда вскочила и схватила старуху за руку. – Я должна с кем-то поделиться! Иначе я сойду с ума! Идемте на кухню, – скользнув невидящим взором по комнате, Розамунда повела Мэгги за зеленую суконную занавеску. Там она посмотрела на нее в упор и с надрывом заговорила:

– Мэгги, она там! Та самая женщина – его жена!

– Пресвятая Троица! Значит, злой дух существует?

– Мэгги, она не злая… она хорошая… очень красивая.

– Дьявол во плоти!

– Нет, Мэгги, нет!

– Это его слова. Богом клянусь, он мне многое порассказал… страшные вещи! Как она издевалась над ребенком… Он никогда не лжет. В чем-чем, а в этом вы его не упрекнете.

– И все-таки он солгал, – устало выговорила Розамунда. – Его жена объяснила мне, почему ей пришлось инсценировать свою смерть. Она боялась. Если бы она просто бросила его, он приволок бы ее обратно – нянчить Сюзи. Во всем, что касается Сюзи, он настоящий безумец.

– Тогда зачем она явилась? Попробуйте это объяснить!

– Ради денег. Прочла о смерти дяди и всего семейства…

– Этот номер не пройдет! Если это и впрямь его жена, почему же теперь она его не боится?

– Боится – но еще больше боится бедности Мэгги, она честно во всем призналась. Стоило только ее послушать, чтобы убедиться она говорит правду.

Мэгги смерила девушку долгим, испытующим взглядом. Потом воздела руки к потолку.

– Матерь Пресвятая Богородица, ты можешь хоть что-нибудь понять? Просто не укладывается в голове! – А как же дитя, бедное дитя? Она видела нашу крошку?

– Нет. Она почти высмеяла меня, когда я сказала, что девочка пропала лишь час назад. Выразила уверенность, что она сама отыщется.

– Когда кругом вода! Естественно, отыщется… всплывет!..

– Умоляю вас, Мэгги! – Розамунда отвернулась и спрятала лицо в ладонях.

В холле послышались шаги. Розамунда метнулась туда, но старуха успела схватить ее за руку.

– Не обрушивайте на него все сразу!

– Хорошо, Мэгги, – если Сюзи не нашлась. Но если ее обнаружили, придется сказать. Слышите? Кто-то стучится!

В дверях стоял Эндрю. Розамунда открыла рот, но он опередил ее:

– Ничего нового?

– Нет, Эндрю.

– Он… дома?

– Нет. Я думала, вы пошли вместе.

– Дело серьезное, Рози. Если только она не отправилась к шоссе…

Он не закончил фразы. Оба беспомощно взирали друг на друга.

– Что это? Какой-то свет.

К дому подходил Генри Морли. Розамунда и Эндрю метнулись к нему, но он убил их надежду, крикнув издали:

– Ее нашли?

Эндрю тяжело выговорил в темноту:

– Нигде нет… – Он вдруг заметил, что Генри не один. – Дженнифер! Тебе не следовало выходить!

– Я не могла усидеть дома. И… смотрите, что я нашла. – Она протянула грязный башмачок. – Может, это ничего и не значит… он был весь в грязи…

– Дай-ка! – Розамунда выхватила башмачок и поднесла к свету. Пощупала помпон и разглядела под слоем грязи ярко-голубую подметку. – Это один из тех, что были на ней вечером. Новенькие – куплены на прошлой неделе. Где ты его нашла?

– За лесом, чуть поодаль от тропинки к нашему дому.

– У… у воды?

– Нет, довольно далеко от реки, хотя и валялся в луже.

– Выходит, она шла на мельницу… ко мне… – Розамунда горестно поглядела на отца, Эндрю и Дженнифер. – Идемте в дом. Подождем немного.

Эндрю взял у Генри фонарь и посветил всем. В холле он обратился к Розамунде:

– Нужно поставить его в известность. Но если крикнуть, он примет это за условный сигнал.

– Давайте все-таки подождем. Идемте на кухню, там теплее.

Дженнифер застыла в изумлении. Несомненно, ее поразила новая роскошная мебель.

На кухне Розамунда представила Мэгги членов своей семьи – включая Эндрю. При этом ей пришло в голову: насколько же больше она знает о нем, чем о человеке, за которого вышла замуж! Во всяком случае, гораздо больше хорошего.

А что хорошего можно было припомнить о Майкле Брэдшоу? Только слепую, беззаветную любовь к убогой дочери. Но разве в основе этой любви не лежала ненависть к жене, стремление свести с ней счеты? Однако… если правда, что жена всем сердцем любила девочку, для Майкла было бы логичнее ее ненавидеть.

Но это противоречие тотчас изгладилось из памяти, потому что, вернувшись с лампой в гостиную, Розамунда обнаружила там без сил развалившегося в кресле Майкла. Она непроизвольно вскрикнула; он повернул голову.

– Ты… ты меня испугал. Не знала, что ты дома.

– Я только что вошел.

Интонация, с которой он это произнес, заставила Розамунду забыть обо всем на свете. Куда только делось его прежнее высокомерие? То был глухой голос убитого горем человека. Розамунда рванулась к Майклу. Он тем же тоном вымолвил:

– Я услышал на кухне голоса, но не смог заставить себя войти. – Он поднял глаза на Розамунду, стоявшую прямо перед ним с лампой в руке, и заключил: – Никому не пришлось подавать условленный сигнал…

– Моя сестра нашла башмачок Сюзи.

– Где? – словно подброшенный невидимой пружиной, Майкл взвился из кресла и сгреб Розамунду в охапку – вместе с лампой.

– За лесом… но не у самой реки.

– И все-таки она направлялась к реке… Ты была у Гусиного пруда?

– Да – и побывала на канале…

Розамунда смотрела в сторону. Майкл отпустил ее и отвернулся.

– А ваш друг Эндрю?

– Прошел берегом Уисси до самого дальнего загона для скота… Принести тебе что-нибудь выпить?

Вместо ответа он сказал, уставившись в одну точку на ковре.

– Поиски прекращены до рассвета. Пойду-ка я тоже на пруд. Там густые заросли камыша. Потом срежу угол к дайке, поднимусь на мост, дойду до шоссе… и снова пойду на реку. Попроси Эндрю позвонить в полицию.

– Конечно. Может, ему пойти с тобой?

– Мне не нужны провожатые! – он на мгновение стал собой прежним: надменным и самоуверенным. – Помнишь, я рассказывал о своей судьбе? Стоит к чему-либо прилепиться душой, как у меня это отнимают. Люди скажут: оно и к лучшему… теперь у него развязаны руки… счастливый исход… Да – счастливый исход! Потерять смысл жизни. Единственное существо, которое пробуждало в моей душе все самое светлое…

Розамунда так сильно дрожала, что пришлось обеими руками вцепиться в лампу, чтобы не уронить ее. Наконец она поставила лампу на стол. Майкл прорычал:

– Это что, обычные женские штучки – изображать сострадание – или тебе ее действительно жаль?

– Майкл! – с горечью вскричала Розамунда. – Ты несправедлив!

– А ты справедлива? Лезла вон из кожи, чтобы навязать мне жену, которая давным-давно умерла! Я в этом точно так же уверен, как в том, что мне не хочется жить.

Розамунда зажмурилась и сцепила перед собой руки.

– Посмотри мне в глаза, Рози.

Она посмотрела.

– Ты ходила к тому катеру, да? С этой целью и рванула к Гусиному пруду? Ну, и что ты там нашла?

У Розамунды запершило в горле. Сквозь слезы она смотрела на исстрадавшееся лицо Майкла. В этот миг ей стало ясно; даже стой рядом с ней Сюзи, она и тогда не нашла бы в себе сил сказать ему: "Я видела твою жену. Завтра она придет поговорить с тобой о наследстве".

Он с гневом и презрением смотрел на нее. Внезапно из его горла исторгся нечленораздельный звук. Он схватил фонарик и выбежал наружу. Розамунда не шелохнулась.

Потом она снова взяла лампу и попыталась вспомнить, зачем пришла в гостиную. Мысли упрямо возвращались к Майклу. Этой ночью его нельзя оставлять одного. И она закричала, не в силах сдвинуться с места:

– Эндрю! Эндрю! Эндрю!

Четыре часа утра. На кухне было душно, даже жарко. Мэгги уснула, скрючившись в кресле. Напротив нее дремала Розамунда, и хотя ей удавалось сохранять вертикальное положение – казалось, она постоянно начеку и прислушивается к каждому звуку, – голова безвольно покоилась на спинке кресла.

В час ушли отец с Дженнифер. Розамунда хотела отправиться с ними, но Мэгги пришла в неописуемый ужас.

– Мисс Рози, мэм, не оставляйте меня одну! У меня такое чувство, словно… кто-то ходит по могиле.

Розамунда успокоила старуху, пообещав остаться до утра.

Около двух заглянул Эндрю, спросил, нет ли в доме виски.

– Ему обязательно нужно подкрепиться, а то нервы натянуты, как струна, – вот-вот лопнут.

Он рассказал Розамунде, что на вызов немедленно явилась полиция, но до рассвета они ничего не смогут предпринять.

– Если бы он дал себе хоть маленькую передышку! Эндрю также сообщил, что им взялся помогать Арнольд Партридж.

Как все странно обернулось, думала Розамунда. Арнольд Партридж был одним из подстрекателей, поставивших своей целью получить ордер на владение землями Майкла. Если бы не это давление со стороны Арнольда Партриджа и мистера Брауна, Майкл и поныне обретался бы в Ирландии. Ах, если бы это было так! Насколько проще было бы жить, если бы на ее пути не встретился Майкл Брздшоу!

Голова Розамунды качнулась в сторону; по телу пробежала судорога. Ей снилось, будто она стоит в зарослях камыша и закрывает спиной носовую часть катера, чтобы никто не подсмотрел; возле ног плещется лысуха. Розамунда обрадовалась вообще-то лысуха – большая редкость в этих местах. Птица казалась такой ручной, почти домашней, что Розамунда наклонилась взять ее на руки, и вдруг сзади из иллюминатора высунулась чья-то рука; она слабо вскрикнула – этот крик отозвался громким, протяжным воплем из недр катера – и провалилась в трясину…

Кричала Мэгги – не во сне, а наяву. Розамунда вскочила на ноги, моргая заспанными глазами, и, схватив старую женщину в охапку, начала трясти.

– Что с тобой, Мэгги? Проснись, пожалуйста, проснись! Мэгги открыла глаза и прижалась к Розамунде.

– Силы небесные! Мисс Рози, вы нашли ее – там, внутри? – Бедняжка начала хватать ртом воздух. – Матерь Божья, так оно и есть! Катер… Я его видела воочию. Могу описать во всех подробностях. Размерами примерно с эту кухню… две койки… а на другом конце дверь… и там, под доской… вроде сиденья… укромное местечко. Мне пришлось согнуться в три погибели… думала, не разогну спины… и там Сюзи – спит. Я только собралась разбудить ее, и вдруг дьявол как вцепится в горло! Я защищала свою жизнь. И кричала, кричала, кричала!.. А дитё так и не шелохнулось – все равно что мертвое.

– Ну-ну, Мэгги, успокойся. Не надо расстраиваться. Садись, я приготовлю чай.

– Не надо мне никакого чаю, – старая ирландка вскочила на ноги и уставилась на зеленую занавеску. Видно, сон и впрямь сильно подействовал, если она отказалась от чая.

– Когда рассветет?

– Наверное, после пяти.

– Ах, мисс Рози, ждать никак нельзя, будет поздно. Это не просто сон – это знамение. Со мной так уже было – дважды. В ночь перед смертью мамы и перед тем, как мой Джеймс утонул. Мне снилось, будто я вместе с ним погружаюсь в морскую пучину, и я закричала. А когда судно вернулось, оказалось – в ту самую минуту его и смыло. Я знаю, твердо знаю, как сам Господь Бог, что ребенок – на том катере, вместе с матерью. Но ему недолго оставаться в живых, ох, недолго!

– Перестань, Мэгги. Я видела этот катер, там негде спрятать ребенка. На носу хватает места только для крохотной уборной.

Взгляд Мэгги пронзал ее насквозь и устремлялся куда-то дальше, словно она и впрямь видела катер. В голосе Мэгги слышалось что-то потустороннее.

– И еще одно знамение – черная птица с белой головкой. Выпорхнула из круглого окошка и унесла с собой душу несчастного ребенка.

Лысуха! Розамунда ахнула, и это вернуло Мэгги к действительности. Она уже нормальным голосом произнесла:

– Нужно спешить туда. Разыщите хозяина… хоть кого-нибудь! Ради Бога, скорее одевайтесь и бегите со всех ног!

Розамунда в мгновение ока влезла в сапоги Лысуха и круглое отверстие в носовой части катера… Она лихорадочно восстанавливала в памяти подробность за подробностью. Странно, что им обеим приснились нос катера, иллюминатор и редкая в этих краях птица. Это могло быть совпадением – но нет: люди, подобно Мэгги, близкие к матери-земле, обладают провидческим даром. Нужно немедленно найти Майкла или кого-нибудь еще – и бежать к катеру!

Напялив пальто, Розамунда спросила:

– Тебе не будет страшно одной?

– Нет, мэм, уже нет. Страх покинул старую Мэгги и этот дом, он переместился туда… не сомневайтесь. Идите скорей – и да поможет вам Бог! Если сможете, будьте с ним рядом при их встрече.

Розамунда уже сломя голову мчалась по аллее.

Было довольно темно и прохладно – можно подумать; на дворе зима, а не конец июля Розамунда помедлила возле сломанных ворот – оглянулась по сторонам. Ни единого огонька. Куда же идти? К мельнице? Скорее всего, они там. И она полетела знакомой тропой к лесу, но, выбежав из него, не заметила ни вспышек фонариков, ни масляных ламп – не видно было, чтобы в той стороне велись поиски. С минуту она пребывала в растерянности.

Куда же все делись? Если пошли на пруд, очень хорошо: оттуда рукой подать до катера. Как ей следует поступить: сначала сказать Майклу о той женщине или о вещем сне Мэгги? Ладно. Решит, когда его увидит. Ясно одно: он не станет смеяться над суеверной старухой. Почему-то он безгранично верил в Мэгги.

Розамунда достигла Гусиного пруда и остановилась. Никого. Куда же они все-таки делись? Как быть? Нельзя же ей одной идти к катеру. А почему, собственно? Она уже побывала там одна… Но сейчас – другое дело. Если ребенка спрятали на катере, это может значить… что? Розамунда вздрогнула и двинулась дальше, к оврагу. Она только глянет с верхней точки – горит ли на катере свет?..

В камышовых зарослях было абсолютно темно. Ни единого промелька, который указывал бы на местоположение катера. И фонарик не возьмет с такого расстояния.

Все в ней кричало, предупреждая об опасности, но Розамунда, тем не менее, скатилась по скользкому склону в полузатопленный овраг и двинулась к реке, светя у себя под ногами. Время от времени нога соскальзывала в какую-нибудь выбоину, и тогда вода едва не переливалась через край сапога. А то вдруг выдавалась почти сухая кочка. Ступив в очередной раз на маленькое возвышение, Розамунда догадалась катер где-то неподалеку. Она повела по камышам фонариком и увидела возвышающийся над ними силуэт небольшого суденышка. От страха у нее волосы на затылке встали дыбом. Она медленно, осторожно перебирала ногами, держа курс на носовую часть катера, где был иллюминатор. Примерно в четырех футах от катера Розамунда поняла: то ли он переместился ближе к реке, то ли прибыла вода, потому что там, где она стояла, боясь увязнуть в иле, вода уже почти переливалась через края сапог. Положение становилось опасным. Она сделала осторожный шаг в сторону, и прямо из-под ног вспорхнула птица. Розамунда вскинула руки, чтобы заслонить лицо и удержать равновесие. При этом фонарик осветил птицу целиком. Лысуха! Им с Мэгги обеим привиделась лысуха! Розамунда зажала рукой рот, чтобы не закричать. Включила фонарик. Прислушалась. Со стороны катера не доносилось ни единого звука, только перепуганная лысуха хлопала крыльями, перелетая на другой берег. Должно быть, проведя несколько суток на катере, его хозяйка успела привыкнуть к ночным звукам, и они не тревожили ее сон.

Розамунда вся дрожала – от холода и страха. Стоя в воде, она изо всех сил вглядывалась в темные очертания катера. Она зашла слишком далеко, чтобы повернуть обратно. Хорошо бы снять сапоги Розамунда выпростала одну ногу, затем другую, и уже собралась двинуться дальше, как вдруг к ней донесся до боли знакомый звук, к которому она привыкла за последние несколько недель. Полустон, полуплач, который Сюзи часто издавала во сне.

На какие-то несколько секунд звук смолк – и возник снова. Сюзи здесь, в носовой части катера! Невероятно! Фантасмагория какая-то! Мэгги оказалась права. Но эта женщина… мать… не может быть, чтобы она желала зла своему ребенку! Может, она нашла девочку уже после ухода Розамунды? Но в таком случае почему она не привела ее сразу домой? У Розамунды не было ответа.

– Что вам угодно?

Голос из мрака испугал ее даже больше, чем лысуха и постанывание ребенка. Розамунда чуть не свалилась в воду.

– Это я… Розамунда Морли.

– Я знаю. Что вам угодно?

Произнесенный жестким, бесстрастным тоном, этот вопрос поверг Розамунду в растерянность Она машинально подхватила сапоги и стала пробираться сквозь заросли камыша на голос. Женщина стояла на корме. Розамунда направила туда луч фонарика – не на лицо женщины, а словно обыскивая палубу.

– Я пришла за Сюзи.

С минуту женщина молчала. Потом сказала так же, как вчера:

– Входите.

Розамунда заколебалась. Лучше всего было бы возразить "Нет, я не собираюсь заходить. Давайте сюда ребенка". Но, сама не зная, почему, она повиновалась этому холодному, ровному голосу. И ступила на палубу. На этот раз она направила луч фонарика на лицо женщины – и пришла в ужас. Это было совсем другое лицо. В карих глазах появился мертвенный блеск. Тонкие губы кривились в жестокой усмешке. Щеки ввалились, словно у старухи.

– Уберите свет.

Немного поколебавшись, Розамунда выключила фонарик. Женщина открыла дверь каюты, где горел ночник.

– Не стоите на пороге. Заходите.

Розамунда нерешительно шагнула в каюту. Женщина закрыла за собой дверь и неожиданно ласково проговорила:

– Садитесь, дорогая Рози. Ну и дура же вы, что вернулись!

Что Розамунда могла ответить? После долгой, мучительной паузы женщина продолжила:

– Итак, мне придется иметь дело с вами. Вы все усложнили. Увидев вас впервые, я подумала: с этой безобидной дурочкой не будет проблем – и не стала обращать на вас внимание, хотя это было нелегко: вы постоянно крутились возле Майкла. И все-таки я была уверена: не стоит принимать вас в расчет. Я недооценила вас, бесценная Рози – так, кажется, он вас называет? Милая Рози! Он хочет жениться на вас, не правда ли? Сядьте! Вы никуда не пойдете! – стальная рука пригвоздила Розамунду к скамье. – Мне приходится в считанные секунды принимать решения. Видите ли, я ожидала, что Майкл сам придет за девчонкой. Вся эта болтовня насчет "подождать до завтра" была простым сотрясением воздуха. Я ни минуты не сомневалась, что вы тотчас передадите ему наш разговор, и он примчится сюда. Я заговорила бы ему зубы и предложила выпить… О да, мне было бы легко усыпить его бдительность. Майкл никогда не мог устоять перед женскими мольбами. В такие минуты он кажется себе большим и сильным! Он выпьет, думала я, а дальнейшее будет еще легче. Если же он откажется, у меня наготове был еще один вариант. В любом случае, результат был бы один и тот же: нас троих подбирают на катере пострадавшими от высокой дозы фенобарбитона – только в случае Майкла и Сюзи доза оказалась бы фатальной. Все решат, что он предпочел отравить всех троих, лишь бы не дать мне вернуться в его жизнь. Что такое клеймо плохой жены по сравнению со статусом вдовы богатого человека и свободой от этой… ошибки природы? – она покосилась на дверь, ведущую в носовую часть катера. Затем скользнула взглядом по испуганному лицу Розамунды и добавила: – Разумеется, она все время находилась здесь. Я перехватила ее, когда она топала на мельницу… то есть к вам. Стоило ей увидеть меня так близко, и она так испугалась, что даже не пискнула. Теперь-то она замолчала надолго… на все то время, которое мне понадобится, чтобы провернуть операцию. Я здорово наловчилась затыкать ей рот – еще в те давние времена. Она чрезвычайно облегчает эту задачу вечно ходит, разинув рот…

– Пустите меня!

– Сядьте!

– Не сяду! Уберите руку!

– Ну вот, убрала. Что дальше?

– Дальше я ухожу и забираю с собой девочку. Такие простые – и такие бессмысленные слова! Все равно что заявить лавине "А ну, марш с дороги!" А эта женщина – и есть лавина, настоящее стихийное бедствие Воплощение мирового зла. Поздно Розамунда поняла, что имеет дело не просто с дурной женщиной, а женским вариантом Джекила и Хайда. Этот дьявол в человеческом обличье поставил капкан на Майкла, а угодила в него Розамунда. Страх был тем сильнее, что у Розамунды не было ни малейшего опыта общения с преступниками. Теперь она казалась себе безмерно наивной, глупой и неумелой. Шесть лет она прожила на мельнице – все равно что за монастырскими стенами. Кто она такая, чтобы вступить в сражение с демоном в юбке? И правда, демон – стоило только взглянуть на искаженное злобой лицо! Где Розамунде с ней тягаться? Все, что в ее силах, – это позвать на помощь. Крикнуть во всю мощь своих легких!..

В каюте вместо иллюминаторов были современные раздвигающиеся окошки. Одно из них было приоткрыто. Это давало Розамунде шанс быть услышанной, тем более что Майкл с Эндрю постоянно начеку, чутко прислушиваются к любому необычному звуку. Она открыла рот, но крик не успел сорваться с губ. Противница Розамунды словно только этого и ждала: она бросилась, как тигрица, и нанесла девушке такой сильный удар, что та отлетела в дальний угол и ударилась головой о шкафчик.

Розамунде показалось, что у нее разломилась надвое голова. В глазах потемнело. Минуту-другую она ничего не чувствовала, кроме жесточайшей боли. Когда боль немного отпустила, Розамунда обнаружила, что лежит на койке, а по лицу что-то течет. Она машинально вытерла рукой и увидела рядом с собой ту женщину.

– У вас кровь. Но это скоро пройдет. Не волнуйтесь. Выпейте, – она нагнулась над Розамундой и протянула чашку.

Девушка подтянулась на руках, а приняв сидячее положение, прислонилась к шкафчику. С трудом разлепила губы.

– Что это?

– То, от чего вам станет легче. Пейте, – она ткнула чашку Розамунде в лицо.

Та замедленным движением отвела чашку.

– Не буду.

Женщина поставила питье на полочку, и в следующий момент Розамунда обнаружила себя распростертой на койке; противница надавила ей на ноги коленями; костлявые пальцы вцепились в руки. Розамунду снова заставили сесть. При этом она стукнулась головой о шкафчик и едва не потеряла сознание. Потом Розамунда почувствовала у своих губ ненавистную чашку. Она сделала вдох – и в то же мгновение ей в горло пролилось несколько капель горькой, противной жидкости. Розамунда стала плеваться и откашливаться, но во время кашля ей влили в рот еще немного отравы. Девушка поняла: нельзя кашлять. Когда злодейка в третий раз поднесла чашку к ее губам, она позволила влить себе в рот немного жидкости. Потом крепко сжала губы и постаралась лежать как можно тише.

Женщина ослабила хватку, и Розамунда повалилась на подушку. Повернув голову набок, она украдкой позволила жидкости вытечь из уголка рта, хотя и не полностью. Ее тотчас снова заставили сесть. Она поперхнулась и закашлялась. Женщина залилась демоническим смехом.

– Кашляй, кашляй, так мне легче поить тебя!

Она приблизила лицо и прошипела:

– Скоро ты уснешь. Станешь такой же, как она. Перестанешь соображать, что с тобой творится Правда ведь, тебе уже сейчас лучше, спокойнее? Ну, милочка, разве я плохо с тобой обращаюсь?

Розамунда смежила веки. Что бы ее ни заставили проглотить, это пока не подействовало. Женщина отпустила ее, и Розамунда думала, что снова ударится головой, но, как ни странно, ничего не почувствовала. Ее начало мутить; закружилась голова. По венам струилось тепло. Хотелось встать, выйти на свежий воздух… Но инстинкт самосохранения велел ей оставаться на месте.

Сколько она пробыла в неподвижном состоянии? Неизвестно. В каюте было темно, но Розамунда догадалась женщина стоит на коленях и что-то ищет на полу. Потом она встала и направила на Розамунду фонарик – та успела закрыть глаза, а когда снова открыла их, в каюте, кроме нее, никого не было. Катер качнулся; Розамунда поняла: женщина его покинула.

Она немного подождала и вдруг удивилась: почему ей не страшно? Та женщина не зря обещала, что ей станет легче. Действительно, всем существом Розамунды владел странный покой. Ей хотелось только одного – лежать и ни о чем не беспокоиться. Тело приятно занемело.

"Очнись! Очнись! Очнись!" – услышала она голос Майкла, но самого Майкла рядом не было. "Встань, встань, встань!" Слова пробивались, словно сквозь вату. "Вставай!" Розамунда села на койке; ноги оказались в воде. Катер тонул! Ее кольнула страшная догадка: женщина вынула затычку! Но где же она? Где преступница? Пошла искать Майкла. "Немедленно вставай!"

Розамунда ощупью поискала дверь, ведущую в носовую часть судна, и наконец нащупала ручку. Протиснувшись в крохотную каморку, она зашарила руками, но первыми коснулись Сюзанны ее ноги. Бесчувственное, отяжелевшее тело девочки было уже наполовину в воде. Розамунда схватила ее за шиворот и, протащив через всю каюту, выволокла на палубу. Дверь каюты оказалась не на запоре, но туго открывалась из-за напора прибывающей воды. Злодейка была так уверена в успехе, что даже не потрудилась запереть ее. Вода доставала Розамунде до колен, а девочке – до шеи. Передняя часть катера полностью ушла под воду. Розамунда пыталась взять девочку под мышки, но у нее не было сил. Кружилась голова. Она опять ухватила Сюзи за шиворот и, прислонив ее к борту, стала вглядываться в темноту. Камыши отдалились – теперь до них было несколько ярдов.

Впоследствии, сколько бы Розамунда ни пыталась, она так и не смогла вспомнить, как ей удалось перетащить девочку через борт и, положив на спину, дотащить до берега. Единственным, что она запомнила, было благодарное чувство, когда она – всего после нескольких гребков – достала ногами, а затем и животом, дно. Она поволокла Сюзи через камышовые заросли, но вдруг заметила, что голова девочки находится под водой. Розамунда перевернула ее на живот – так оказалось еще хуже, и пришлось снова переворачивать ее на спину.

В голове стучало. И это странное чувство покоя, полной умиротворенности… Хотелось лечь и забыться сном, но Розамунда продолжала ползти дальше, дальше от воды – и тащить ребенка. В горле Сюзи забулькало – вот-вот захлебнется. Тогда Розамунда снова положила ее на живот – уже на землю. Бедняжка, сейчас ее вырвет.

Розамунда отдыхала, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Ах, как хочется спать! "Очнись! Очнись! Очнись!" – это Майкл зовет ее. "Поднимайся сейчас же, слышишь?" Розамунда подтянула колени и пошарила рядом в поисках Сюзи. Какая вязкая почва… И все-таки это уже земля!

Необходимо предупредить Майкла! Майкл… Майкл… Но она смертельно устала. Розамунда оставила девочку на берегу, а сама стала карабкаться вверх. Она поднималась, шаталась, точно пьяная, скользила и скатывалась обратно. Снова отдыхала, подложив руку под голову. В мозгу стучало: "тук-тук-тук… Вставай! Вставай! Вставай!" Она добралась до пруда, и гуси вновь загоготали, выражая протест, а несколько уток испуганно выглянули из своих гнезд среди камышовых стеблей.

Майкл! Майкл! Розамунда несколько раз прошептала это имя и обрадовалась: она снова могла говорить, хотя бы и шепотом. Ах, если бы ей удалось крикнуть! Майкл! Майкл! Господи, она и сама-то еле слышит…

Розамунда обнаружила, что стоит – с высоко поднятой головой и раздувающимися ноздрями. Чем это пахнет? Совсем незнакомый запах… Одновременно исчезло чувство неестественного покоя. К Розамунде вернулся темный, первобытный страх; ей вдруг показалось, что она перестала быть собой. Весь ее прежний мир в одночасье рухнул, разлетелся вдребезги, но осталось что-то главное, глубинное, может быть, даже запретное, уходящее корнями в далекие времена. В какую-то долю секунды Розамунда поняла, почему ребенок бился в истерике. На эту долю секунды она сама стала ребенком и обладала сверхъестественным чутьем, таким острым, что это казалось совершенно невыносимым. Каждой клеткой, каждой порой своего существа она впитывала в себя запахи и звуки – в то время как на самом деле в мире царила полная тишина и рядом никого не было… кроме той женщины – она трясла ее за плечи и тащила в сторону от тропы… куда? И вдруг Розамунда поняла: ее тащат к дайке, к расчищенному от камышей краю – ноги цеплялись за обрезки стеблей. Глубокая трещина в земле затянута топким илом – там будет мягко, она не почувствует боли, просто провалится и уснет. Страха больше не было: Розамунда достигла той грани бытия, за которой кончаются страх и страдание.

В это мгновение женщина с силой толкнула ее, и она стремительно полетела вниз, хватаясь руками за воздух. У нее по-прежнему не было сил кричать. Теперь она отдохнет.

Тихо… Невероятно тихо…

И внутри, и снаружи…

Тишина… И еще – тошнота. Господи, до чего ж ей худо!

– Выпейте это, дорогая.

Розамунда мотнула головой и крепко сжала губы.

– Ну же, откройте рот!.. Вот и умница.

– Меня тошнит.

– Скоро полегчает. Поспите немножко. Тишина… Розамунда открыла глаза и, увидев ту женщину, вскрикнула.

– Розамунда! Рози! Это я, Дженнифер! Дженнифер… Иной разрез глаз, иная линия рта… натуральная блондинка… ее сестра Дженнифер.

Тишина…

Когда она снова открыла глаза, над ней склонился Генри Морли, а за окном ярко светило солнца Отец ласково отвел прядь волос у нее со лба.

– Бедняжка Рози! Тишина…

– Попробуйте выпить чаю. Теперь откройте глаза. Вот и замечательно.

Розамунда вгляделась в лицо сиделки и задала вопрос:

– Где я?

– В больнице.

– Почему в больнице?

– Не волнуйтесь. Примите лекарство. Ну что, вам легче?

– Да… да… – собственный голос доходил как будто издалека. Розамунда потрогала забинтованную голову.

– Что с моей головой?

– Все будет хорошо. Вы сильно поранились. Пришлось накладывать швы.

Медсестра отставила чашку и поправила подушку.

– Отец… Здесь действительно был мой отец? И Дженнифер?

– Вы помните? Что еще вы помните?

Розамунда попыталась думать, но у нее заныло в затылка. Какой-то глухой стук. И тишина… Внезапно она села на кровати. Резь в глазах.

– Майкл! Где Майкл? Где он?

– Ну, ну, успокойтесь. Лягте.

– Где Майкл?

– Скоро придет. Всю ночь здесь просидел – и большую часть дня. Путался у всех под ногами, – добрая улыбка медсестры смягчила ворчливый тон. – Сейчас он в детской палате.

– Сюзанна! Где… Неужели…

– Не надо задавать столько вопросов. Вам вредно волноваться. Успокойтесь.

– Только скажите – она…

– Вне опасности Я же сказала, он в детской палате.

Розамунда утонула в мягкой постели. Ребенок вне опасности. Майкл – здесь, неподалеку. Майкл здесь! И – тишина…

Когда пришел Майкл, Розамунда крепко спала.

Прошла неделя, прежде чем Розамунда смогла вернуться на болота – в Торнби-Хауз.

Ласково грело солнце. Вода спала. Майкл затормозил у крыльца.

Их встретили Дженнифер, отец, Эндрю, Сюзанна, Мэгги – все выражали свою радость. На Розамунду обрушилось столько счастья сразу, что она расплакалась. Все виновато стихли. Однако за чаем Мэгги удалось рассмешить их своими прибаутками.

Розамунда была безмерно благодарна ей – не только за это. Если бы не Мэгги и нечто, находящееся за пределами человеческого понимания, они бы не сидели теперь дружной компанией.

И еще огромное спасибо Дженнифер! Она то и дело обращалась к Майклу, и он отвечал ей с таким же дружелюбием. Сегодня в нем не было ничего от болотного тигра, он вел себя, как настоящий джентльмен.

И еще один повод для радости: Майкл подружился с Эндрю.

После чая Розамунду усадили в кресло-качалку напротив открытой двери, и она долго смотрела вслед удаляющимся фигуркам Дженнифер и Эндрю – они шли через поля к Ивовой Пустоши.

А отец взял за ручку Сюзи и повел на мельницу. Кажется, он стал для нее чем-то вроде О'Мура.

Розамунда перевела взгляд на сидевшего рядом Майкла. Ее ладошки утонули в его лапищах.

– Привет, Рози.

– Привет, Майкл.

До сих пор они еще ни разу не оставались одни – только в автомобиле.

– Рада, что вернулась домой?

– Да, Майкл, просто счастлива!

– Больше тебе не страшно?

– Ни капельки.

Он виновато отвел глаза в сторону и понизил голос.

– Прежде чем навсегда закрыть эту тему, Рози, я хочу, чтобы ты верила: я действительно считал ее умершей.

– Я знаю.

Он освободил ее руки и, наклонившись вперед, уперся локтями в колени.

– Не могу взять в толк – как это я дал маху? Тело, которое тогда прибило к берегу, было точь-в-точь как у нее. По лицу же ничего нельзя было определить: оно… А, какой смысл теперь вспоминать? Я ошибся – может быть, потому, что хотел ошибиться. Но кто была та утопленница? Вот вопрос, который будет преследовать меня до конца моих дней.

Розамунда положила ему руку на плечо. Он тотчас накрыл ее своей.

– Не будем ворошить прошлое, Майкл. Оно уже не вернется.

Однако, говоря это, Розамунда знала: пройдет немало времени, прежде чем ей самой удастся вытравить из памяти ту страшную ночь, когда ее тащили к роковой трещине.

Если бы не чудо, не сидеть бы ей сейчас в этом доме, а лежать, захлебнувшись илом, на дне дайки.

Как случилось, что преступница сама туда свалилась, – навсегда останется тайной. Вцепилась ли в нее Розамунда мертвой хваткой в последний отчаянный момент? Или у дайки обвалился край? Как бы там ни было, злодейка упала первой – и это ее жуткий вопль призвал на помощь Майкла с Эндрю – слава Богу, не слишком поздно.

Не кто иной, как Генри Морли, кратко поведал младшей дочери о событиях той роковой ночи.

Когда женщину вытащили, она была уже мертва, а Розамунда наглоталась ила. Но сама она ничего не помнила – с той самой минуты, когда поняла, что катер тонет… Вспоминался еще привкус отравы во рту – и как она дала жидкости стечь изо рта на подушку. Если бы не это, ее, как Сюзи, усыпил бы фенобарбитон, и они затонули бы вместе с катером.

Розамунда легонько потянула мужа за ухо. Нужно отвлечь его от тяжких воспоминаний.

– Посмотри мне в глаза. Признавайся: что ты сказал Клиффорду? Папа говорит, вы с ним виделись.

Лицо Майкла озарила озорная улыбка.

– Да уж, мне было что сказать! Я назвал его ослом. Одним из тех идиотов, у которых трава растет под ногами.

– Не верю. Ты не мог сказать ничего подобного.

– Разве? Во всяком случае, уезжал он не в самом радужном настроении. Глупец!

– Нет, Майкл, он хороший.

– Говорю тебе, он глупец – упустить такую девушку! В общем, мы заключили сделку.

– Сделку с Клиффордом? Какую же?

– Я покупаю мельницу.

– Не может быть! О, Майкл, как ты великодушен!

– Великодушие ни при чем. Я преследую собственную выгоду. Мы возведем здесь первоклассную фабрику. Твой отец согласен с моими планами – в сущности, мы разработали их вместе.

– О, Майкл!

– Что ты заладила: "О, Майкл"? Это обыкновенный бизнес.

– Поцелуй меня.

Майкл наклонился и нежно коснулся ее губ своими.

– Твой отец будет при деле. И по-прежнему рядом с тобой. Ты нужна ему. – Он взял в ладони ее лицо. – Не думай, что для тебя все будет легко и просто. Возможно, это и несправедливо, но… Дело не только в твоем отце – тебе придется повозиться и с ребенком, и… со мной. Вот что будет самым трудным. Я-то уж себя знаю! Ни на минуту не оставлю тебя в покое! Буду постоянно требовать к себе внимания, как больная корова… вернее, бык. И при этом буду грубым, надменным, нетерпеливым. Ты не смотри, что я сейчас притих после шока, это ненадолго. Есть во мне что-то такое… Я бываю желчным… невыносимым…

Розамунда ласково улыбнулась, склонив голову набок, и серьезно произнесла:

– Я знаю и согласна со всем, что ты говоришь. Мэгги добавила бы: и это еще малая часть!

Она накрыла своими ладонями его руки, сжимавшие ее лицо.

– Но ты забыл упомянуть, что Болотный Тигр добр и великодушен. Он умеет сострадать, и хранить верность, и преданно любить. Милый, милый Болотный Тигр!

Майкл не дал ей договорить – прижал ее лицо к своей груди и без конца повторял; "Ах, Рози! Ах, Рози!" Потом он сказал:

– В то утро, выйдя от поверенного богатым человеком, я вдруг понял одну вещь – словно молния сверкнула в голове… Деньги и все, что они олицетворяли: комфорт, уверенность в завтрашнем дне, возможность путешествовать, даже лучший уход за Сюзи… все это имело не больше значения, чем пыль под ногами, – без тебя и твоей любви. На меня напал страх потерять тебя.

– Ты не потерял меня, любимый.

– И ты не разлюбишь меня, правда, Рози? Даже в худшие мои минуты?

– Ни в худшие, ни в лучшие, дорогой.

– Ах, Рози. Не видать тебе безоблачного счастья! Прикрыв глаза, Розамунда увидела перед собой картину их будущей жизни.

Майкл прав: ее ждут трудности. Никакие деньги не спасут их от внутренних противоречий. На нее станут предъявлять права: отец, ребенок… Майкл. Ее Майкл. Все они нуждаются в ее заботе, материнской опеке. Особенно Майкл.

Если бы это зависело от нее – стала бы она пытаться подправить картину? Нет, ни на йоту. Такое уж ее призвание – давать. В этом – ее счастье. Пусть другие обопрутся на нее: своя ноша не тянет.

Впереди – много света, потому что наградой за все труды станет неколебимая, страстная, требовательная любовь этого человека… ее Болотного Тигра.