Бриллианты для невесты

Трое мужчин — это еще не роковая женщина

Адриана не могла вспомнить, когда в последний раз с таким нетерпением ждала телефонного звонка. До старших классов, до половой зрелости, когда, подобно всем остальным девочкам, гадала, пригласят ли ее на школьные танцы? Возможно. Некоторое волнение она испытывала, ожидая известий из университетского центра здоровья в связи с изредка случавшимися тестами на беременность, и был еще тот небольшой инцидент на Ибице, с чуточкой кокаина, потребовавший прилета надежного адвоката… И тогда ждать было нелегко. Но это совсем другое. Она так отчаянно хотела, чтобы из «Мари Клер» позвонили с добрыми вестями, что ни о чем другом не могла и думать. Разумеется, она ожидала только добрых вестей — вчерашнее знакомство с главным редактором можно считать показателем, Адриана без сомнения произвела хорошее впечатление, — но эти журнальные редакторы непредсказуемы. Не наряд Адрианы заставлял ее нервничать (какая женщина в здравом уме не восхитилась бы контраст между легким платьем от Хлое, туфлями на каблуках от Сигерсона и идеально сидящей курточкой из овчины, ровно до талии?) и не то, как прошла встреча (они выпили «Пеллегрино» и обменялись мнениями о лучших в городе пластических хирургах); просто Адриана невольно спрашивала себя, зачем вообще Элейн Тайлер захотела с ней встретиться.

Как и обещала, Макензи позвонила через несколько дней после званого ужина и спросила, не напишет ли она для пробы колонку советов по сексу и взаимоотношениям, к которой Макензи добавит затем собственный материал о врожденном умении Адрианы обращаться с мужчинами. Если все пройдет как ожидается, Элейн одобрит обкат колонки в веб-сайте журнала, и им останется ждать реакции читателей. Адриане хватило одного дня, чтобы написать с полдюжины статеек (кто сказал, что должна быть всего одна?), своего рода посланий с заголовками от «Сексу — да, ночевке — нет» до «Я просто проявила дружелюбие» и другие идиотские предлоги». Она была совершенно уверена, что выразила свою тяжким трудом добытую мудрость, сохраняя при этом легкий и занимательный стиль, так почему, скажите на милость, Элейн настояла на встрече с ней? Точнее, почему из офиса Элейн до сих пор не позвонили? Адриана машинально дала номер своего домашнего телефона, когда помощница Элейн попросила у нее контактную информацию, а спохватившись, собралась назвать номер сотового, но девушка отмахнулась. Время шло к шести вечера, да еще в пятницу! Всего через пару часов придется выбираться из-под любимого норкового покрывала и готовиться к встрече с Тоби. Неужели они действительно думают, что она будет сидеть и ждать телефонного звонка?

— Скуч-но! — крикнул Отис. — Очень скуч-но!

Пристроившись на прикрытой покрывалом лодыжке Адрианы, он пристально смотрел на девушку, уставившуюся в телевизор.

— Ладно, ладно, это всего лишь реклама. Вот, смотри. Снова начинается.

Отис повернул голову к экрану и с восторженным вниманием возобновил просмотр «Голливудских Холмов».

Адриана потянулась и погладила его по шелковистой спинке. Отис стал подталкивать ее под руку, массаж ему нравился. Адриана улыбнулась, довольная достигнутым прогрессом в отношениях с птицей. После бесконечных криков, бессонных ночей и полудюжины международных звонков Эмми, в которых Адриана угрожала изувечить и расчленить Отиса, они с птицей подружились.

Слава Богу за ее прозрение, без которого, кто знает, что случилось бы с бедным Отисом. Произошло это всего лишь на прошлой неделе и стало приятным сюрпризом. В тот день Адриана, сняв ночную рубашку, сыпала в утреннюю ванну соль, когда со своего места рядом с унитазом Отис закричал:

— Толстушка!

Адриана немедленно метнула взгляд в зеркало, проверяя, не раздулась ли за ночь; убедившись, что бедра все так же упруги, она повернулась к Отису. Тот сидел на перекладине своей металлической клетки нахохлившись и сжав клюв с выражением, которое можно было бы назвать скорбным. Но при этом он смотрел на себя в зеркало, и едва Адриана осознала важность этого факта, как Отис испустил долгий, печальный вздох и с тихим смирением проскрипел:

— Жирная.

Именно тогда Адриана и осознала, что Отис считал толстым себя, а не ее.

Все это время попугай вопил «толстушка» и «жирная», и это были крики о помощи! Должно быть, он знал, что Эмми предлагает ему слишком много еды в отчаянной попытке успокоить. Бедняжка! Как он мог контролировать себя, когда через клетку постоянно текли тонны шлифованного зерна из зоомагазина? Адриана мгновенно вышла в Интернет, просмотрела несколько сайтов о правильном питании серых африканских попугаев и пришла в ужас, узнав, что расфасованная еда для птиц практически гарантирует патологическое ожирение и раннюю смерть от отказа почек. Не говоря уж о психологическом уроне! День за днем смотреть на себя в зеркало — жить в клетке перед зеркалом! — и понимать, что страдаешь избыточным весом, но не в силах этому помочь… что ж, Адриана не знала, что может быть хуже!

Это переменило все. Едва Адриана поняла, что гнев и оскорбления Отиса направлены не на нее, сразу преисполнилась сочувствием к упитанному маленькому существу. В тот же день она позвонила Ирен Пепперберг, живой легенде по части попугаев, и спросила, чем она кормит Алекса, своего известного на весь мир серого африканского попугая, в запасе у которого слов больше, чем у среднего американского восьмиклассника. Вооружившись полученными знаниями и подгоняемая совершенно незнакомым желанием помочь, Адриана тут же бросилась в «Хоул фуд», фермерский рынок на Юнион-сквер, в наилучший бутик для домашних питомцев, и к ветеринару, специализирующемуся на экзотических птицах. Ей потребовалась почти неделя неустанных трудов, но преображение образа жизни Отиса близилось к завершению.

Трудно сказать, что оказало наибольшее воздействие, но Адриана полагала — новое жилище Отиса. Его отвратительно пахнувшая хлипкая алюминиевая клетка, ужасные металлические прутья которой по виду — и звуку напоминали восточную камеру пыток, была выброшена.

Вместо нее появился настоящий птичий дом: ручной работы деревянный ящик размером со шкаф, спроектированный одним из лучших архитекторов Нью-Йорка и сооруженный уважаемым мастером, идеально воплотившим проект. Каркас изготовили из массива дуба, выкрашенного по заказу Адрианы в цвет эспрессо — в тон мебели в ее гостиной; пол и потолок сделали из гранита, на боковины пошла сетка из первоклассной стали, а переднюю панель — всю площадь — сделали из небьющегося акрила, который смотрелся совсем как стекло. У всемирно известного фотографа из «Нэшнл джиогрэфик» Адриана заказала красочную, с высоким разрешением фотографию джунглей, заламинировала ее и закрепила в качестве задника, чтобы Отис чувствовал себя ближе к природе. Кроме того, по ее требованию установили особую систему освещения, чтобы птица не так страдала из-за смены дня и ночи. По совету специалиста по попугаям Адриана напичкала жилье Отиса разнообразными ванночками для купания, качелями, полочками, кормушками и жердочками, хотя потом кое-что убрала, беспокоясь, что пространство слишком загромождено. Восемь тысяч были потрачены, без сомнения, недаром, о чем свидетельствовал тот факт, что Отис буквально запел, впервые увидев свой новый дом. Адриана могла поклясться, что он улыбался, разглядывая со своей бамбуковой жердочки панораму джунглей.

Адриана считала, что и новая диета Отиса, включавшая только богатое питательными веществами цельное зерно, фрукты и овощи, также способствовала смягчению его мнения о своей внешности. Она запаслась большим количеством высокопитательной лебеды и чередовала ее с экологически чистыми ягодами, морковью и — ради кальция — греческим йогуртом, подаваемым дважды в неделю. Выяснив, что артезианскую воду «Фиджи» Отис предпочитает и «Эвиан» и «Поланд спринг», Адриана трижды в день освежала его бутылку, чтобы он наверняка выводил все свои токсины. Поездка к птичьему парикмахеру для купания, опрыскивания кондиционером и подрезки когтей завершила обновление жизни Отиса.

Немного заботы, а какие результаты! Адриана сделала мысленную зарубку на тот случай, если когда-нибудь засомневается в важности для себя небольших поблажек (каким бы маловероятным это ни казалось). Отис стал новой птицей. Он пел, щебетал, кивал головой в такт босанове, постоянно звучавшей в квартире. Всего за неделю из агрессивного чудовища, запираемого в ванной комнате, он превратился в добродушного товарища, любившего прикорнуть на диване. В это утро он продемонстрировал, как далеко продвинулся, наконец-то правильно отреагировав на неустанное натаскивание Адрианы.

— Хорошо, Отис, а теперь попытайся сосредоточиться, querido, — проворковала она, взяв с ночного столика ручное зеркало.

Они перешли в гостиную и вместе сели на пол, где Отис радостно клевал морковь, а Адриана обучала его новым словам.

— Итак, я покажу тебе зеркало, а ты скажешь, кого видишь, хорошо? Помни, ты умная, красивая птица, которой нечего стыдиться. Ты готов?

Отис продолжал клевать.

Адриана поднесла к нему зеркало и затаила дыхание. Они явно стояли на пороге свершения, но пока при виде своего отражения Отис не мог пойти дальше крика: «Толстушка!» Адриана держала зеркало уверенной рукой и ждала от него нужных слов.

Отиса явно заворожило собственное отражение — хороший знак, — поскольку крылья немного распушились, а клюв слегка приоткрылся. Похоже, ему понравилось то, что он увидел, хотя, конечно, наверняка сказать было нельзя. «Давай же, — мысленно подбадривала Адриана, — ты можешь это сделать». И затем совершенно отчетливо, наклонив набок голову и блеснув глазами, Отис воскликнул:

— Красавица!

От возбуждения Адриана едва не лишилась чувств.

— Вот так, хороший мальчик! — сказала она с энтузиазмом, с каким разговаривают с младенцами. — Какой же у нас хороший мальчик! Хороший мальчик хочет вкусненького?

Она решила выводить Отиса из заблуждения насчет его пола потихоньку — по крайней мере пока. Времени хватит, сейчас же ее больше всего беспокоила убийственно заниженная самооценка.

— Виноград! — потребовал Отис, явно довольный. — Красавица! Виноград! Красавица! Виноград!

Выкрикивая эти слова, он бегал взад-вперед по икре Адрианы.

— Одну не содержащую пестицидов виноградину даем… кому? Кто получит виноград? Красавец получит виноград!

Адриана посадила Отиса на ручку дивана и направилась в кухню. Она открыла дверцу холодильника, чтобы взять виноград, и вдруг зазвонил телефон.

— Алло? — с ноткой раздражения на помеху ответила Адриана. Придерживая трубку плечом, она отщипывала виноградины на закусочную тарелку.

— Адриана? — прозвучал задыхающийся женский голос.

Звонившие, которые интересуются твоим именем прежде, чем назвать свое, вызывали у Адрианы особое раздражение, но она заставила себя вежливо ответить:

— Да, это я. Можно узнать, кто звонит?

— Адриана, это Макензи. Привет, дорогая! Послушай, У меня потрясающие новости. Ты сидишь?

«Потрясающие новости» — звучит хорошо», — с дробью предвкушения подумала Адриана. Это, пожалуй, значило, что Элейн решила разместить одно (а может, и больше!) из ее эссе на сайте «Мари Клер». «Потрясающие новости» могли даже означать, что Адриана настолько оправилась Элейн, что та планирует сделать ее материалы на сайте ежемесячными, установив переход на домашнюю страничку, где (естественно!) будет размещена со вкусом подобранная фотография автора. Автора! Кто бы мог вообразить, что она, Адриана де Соза, вот-вот начнет карьеру… автора! И такого, который наверняка соберет тысячи, если не миллионы откликов ежедневно. Девушки будут переправлять ссылку на ее колонку всем своим подругам, сопровождая ее маленькими записочками, типа: «посмотри это», «как верно» и «как это забавно», а мужчины начнут посещать сайт тайком, чтобы полюбоваться фотографией Адрианы и почерпнуть пару наводок из вражеского лагеря. Это было слишком замечательно, чтобы поверить.

— Сижу, сижу, — сказала Адриана, постаравшись не взвизгнуть.

— Так вот, я сейчас встречалась с Элейн. — Пауза. — Ты произвела на нее хорошее впечатление.

— Правда?

— Очень хорошее. Я работаю с ней почти девять лет и никогда не видела, чтобы она едва не пищала от восторга.

— Правда? И это означает, что она опубликует одну из колонок на сайте?

Ясное дело — правда, но Адриане требовалось услышать эти слова. Она уже думала, кому сообщить первому? Девчонкам? Тоби? Матери?

Последовала новая пауза, достаточно длинная, чтобы вызвать у Адрианы тревогу, затем Макензи сказала:

— Мм-м… вообще-то она не об этом думает.

«Не об этом думает? Но ей же понравилось! — едва не крикнула Адриана. — Ты же сама сказала! Как я могла так просчитаться?» — удивилась она, присоединяясь к Отису на диване и удерживая тарелку с виноградом на коленях. Адриана погладила попугая по спинке, когда тот радостно набросился на фрукты. Вот и рухнула вся эта глупая затея. Американки никогда не изменятся… да они уже десятки лет помешаны на своем феминизме… тогда какой вообще в этом смысл? И потом, кому надо так себя раскрывать? Паблисити — это одно, но обнажать душу в Интернете, с его безвкусным дизайном сайтов и нежелательными посетителями… уф-ф. При подобной мысли по спине побежали мурашки. Пора покончить с этой глупостью раз и навсегда.

— Не об этом? Как обидно! — Ее тон так и сочился неискренностью. — Что ж, спасибо, что позвонила…

— Адриана! Помолчи минутку и послушай. Статьи для веб-сайта Элейн действительно не заинтересовали, но только потому — ты готова? — что она хочет сделать тебя постоянной колумнисткой! Ты можешь в это поверить?

— Кем?

— Постоянной колумнисткой.

— Колумнисткой? — снова переспросила Адриана. Ее мозг отказывался осмыслить это слово.

— Да! В печатном издании.

— Какое она выбрала?

— Адриана, я не уверена, что ты меня понимаешь. Она выбрала все! Думаю, она хочет начать с «Я только проявила дружелюбие». Но со временем мы опубликуем их полностью.

— Все эссе?

— По одному в месяц. Каждый месяц. В зависимости от реакции читателей, которая, по нашему с ней мнению, будет фантастической, мы станем публиковать по эссе ежемесячно. Собираемся назвать колонку «Как обращаться с мужчинами — советы бразильянки».

— Боже мой. Боже. Мой.

Адриана уже не пыталась казаться сдержанной, теперь это не имело значения!

— Понимаю! Это феноменально! Слушай, мне нужно бежать на встречу, но моя помощница позвонит тебе, чтобы договориться о фотосъемке. Мы закрываем мартовский номер через две недели, поэтому спешки будет много, но приходилось и не в такие сроки укладываться. Ну как?

— Супер, — пробормотала Адриана.

— Да, Адриана? Вчера вечером позвонил Джек и гласил меня в ресторан в выходные, и…

Это вывело Адриану из состояния мечтательности.

— Вчера вечером? В четверг? Кем ты себя считаешь? Неудачницей, которая сидит и ждет, когда он позвонит? Ты не должна была…

Макензи засмеялась:

— Ты можешь хоть немного помолчать? Я сказала ему, что все выходные заняты у меня под завязку, и, — она сделала паузу, чтобы набрать воздуха, — он заявил, что не повесит трубку, пока я не назову ему любой вечер на следующей неделе. Мы идем в ресторан во вторник. Он уже заказал столик.

— Querida! Я тобой горжусь! Ты сама можешь вести колонку!

Адриана искренне порадовалась такому развитию событий. Это не только говорило о ценности ее навыков и советов. Судя по тому, что она узнала о Макензи, эта женщина заслуживает надежного, любящего мужчины. Хорошая новость.

Макензи засмеялась, так счастливо и возбужденно, что Адриана почувствовала легчайший укол зависти. Она помнила это волнение из-за нового парня.

— Нет, оставлю это профессионалу. Но небольшая подлинная история может стать хорошим предисловием к твоей первой колонке: зарисовка о том, как действует твоя магия даже на самого ожесточенного и упрямого одинокого редактора журнала на всем Манхэттене.

— На бывшего ожесточенного и скоро уже не одинокого редактора журнала, — напомнила Адриана.

— Справедливо. Ладно, я побежала. Поговорим позже.

— С удовольствием. Огромное тебе спасибо, querida. Чао!

Адриана повалилась на диван, сделав Отису знак присоединяться. Тот коротко прощебетал и послушно прыгнул Адриане на колени. Ткнул ее в руку, требуя виноградину, но Адриана уже снова набирала номер.

— Кабинет Ли Эйзнер, — скучающим голосом ответила ее помощница.

— Привет, Аннет, это Адриана. Соедини меня, пожалуйста с Ли.

— Сейчас ее у меня нет. Возвратить ее?

Адриане некогда было разбираться с языковыми трудностями помощницы.

— Что ж, моя дорогая, тебе придется найти ее. Это срочно.

— Прошу ждать, — коротко ответила Аннет.

Мгновением позже в трубке раздался раздраженный голос Ли.

— Срочно? — спросила она. — Только не говори мне, что звонишь, поскольку твой любимый лосьон для тела от «Молтон Браун» распродан. Кажется, на прошлой неделе это было «срочно»?

— Ты не поверишь, — сказала Адриана, не реагируя на недовольство подруги. — Ты просто не поверишь.

— О Господи! Ароматические свечи тоже кончились? Что девушке делать?! — завопила Ли.

— Ты можешь минутку помолчать? Я звоню тебе как подруга, а не как отчаявшийся покупатель. Глупо, но мне подумалось, ты обрадуешься, узнав, что я могу попасть в мартовский номер «Мари Клер».

Ли звучно зевнула на том конце.

м В самом деле? Поздравляю. Это станет каким — тысяча сто первым разом, когда они отобрали твои снимки? Или ты имеешь в виду страничку с вечеринками? В таком случае это, должно быть, одиннадцатитысячный раз.

— Какая же ты стерва! — возмутилась Адриана. — Если помолчала, я бы сказала тебе, что это не имеет никакого отношения ни к модельным снимкам, ни к фото с вечеринок. Я собираюсь стать колумнисткой.

Ли на полуслове оборвала указания, которые шепотом давала своей помощнице, и целых двадцать секунд хранила полное молчание.

— Ты — кем? — наконец спросила она.

— Ты слышала. Я собираюсь стать колумнисткой. Постоянной колумнисткой в печатном издании. Колонка называется «Как обращаться с мужчинами — советы бразильянки», и в ней будут советы, как вести себя с мужчинами.

— В смысле — соблазнять их.

— Да, конечно, соблазнять! А что еще хотят знать женщины? Это нелегко, и я, между прочим, считаю, что они не могли найти лучшей кандидатуры на это место.

— Я тоже так думаю, — пробормотала Ли. Судя по голосу, она не только говорила искренне, но и находилась под впечатлением от услышанного, и Адриана невольно улыбнулась. — Адриана, дорогая, не думаю, что опережаю события, но никогда в жизни я не была в чем-либо так уверена: звезда родилась.

Эмми глубоко вздохнула, закрыла кран ногой и, зажмурившись, ушла под воду. Она уже полчаса лежала в ванне в номере отеля, то подремывая, то читая в расслабляющем потоке горячей воды, которую постоянно подбавляла, выпуская остывшую. Ей было наплевать, что руки сморщились, а выступивший на лбу пот заструился по лицу и она ведет себя безответственно в отношении окружающей среды. Какое все это имеет значение, если можно лежать здесь в первый день нового года после долгой чудесной ночи, наполненной выпивкой и любовью, и чувствовать себя умиротворенной и расслабленной?

Его звали Рафи как-то там, и он был настоящей мечтой. Эмми потрясло, как много всего изменилось за пятнадцать лет, прошедших со времени ее последнего посещения Израиля, но, по счастью, великолепия местных мужчин это не коснулось. Более того, теперь они стали еще восхитительнее, все эти молодые рослые солдаты в форме и их красивые старшие братья, которые в тридцать и даже в сорок лет находились, похоже, в гораздо лучшей форме, чем американские ровесники. Повсюду, где она оказывалась, ей встречались мускулистые экземпляры с оливковой кожей, темноволосые, красивые, и среди этого приводящего в смятение богатства Рафи был одним из лучших.

Они познакомились два дня назад, в четверг, в тель-авивском ресторане под названием «Иотвафа». Это было чисто израильское заведение, веселое местечко с непринужденной атмосферой прямо на городском променаде на берегу моря, и специализировалось оно на сложных, изобретательных салатах и вкуснейших смузи из йогурта с фруктами. Все продукты поступали в ресторан из одноименного кибуца на иордано-израильской границе в долине Вади-эль-Араба.

Эмми ни секунды не колебалась, когда шеф Месси потребовал от нее список наименее известных районов мира и национальных кухонь, которые могли бы послужить вдохновляющей основой для его нового модного ресторана в Лондоне. В «Иотвафе» она не ела с последнего своего посещения Израиля — в возрасте тринадцати лет во время своей батмицвы, а затем два года спустя на батмицве Иззи, — но до сих пор помнила его за самую свежую и вкусную пищу, какую когда-либо ела. Она подчеркнула акцент этого ресторана на молочных блюдах и категорической установке шефа использовать только экологически чистые фрукты и овощи.

Шефу Месси это понравилось, и он попросил Эмми сопровождать его в разведывательной поездке по Израилю, где собирался сосредоточиться на расширении всех своих нынешних салатных меню, состоящих из обычной тройки лидеров — «Цезаря», «Греческого» и зеленого с бальзамическим уксусом, — а также поближе познакомиться с разными кухнями Ближнего Востока. Эмми же с удовольствием уехала на Новый год из Нью-Йорка, а то, что пунктом назначения был Израиль, стало огромным бонусом. Но шеф Месси в последний момент от поездки отказался, заявив, что должен быть с семьей, хотя все знали — на самом деле он встречается на Сен-Бартельми со своей другой — моделью-пакистанкой. Эмми испугалась, что собственная поездка тоже окажется под угрозой, но шеф ее отправил.

Эмми вошла в ресторан, ожидая, что придется вынести поздний ленч в компании израильской версии типичной американской девицы, отвечающей за связи с общественностью: хорошо одетой, быстро говорящей, раздражающе бодрой. Вместо этого ее проводили к столику у окна, где к ней присоединилась копия Джоша Дюамеля с зелеными глазами и развязными сексуальными манерами, общими для израильских мужчин. Эмми понадобилось три секунды, чтобы заметить отсутствие обручального кольца у него на пальце — обязательная, но пустая проверка, — и еще пять минут на получение сведений о подруге.

— Нет подруги? — вкрадчиво проговорила она, сознавая, что мурлычет, как кугуар. — Ведь в кибуце столько красивых молодых девушек.

Рафи засмеялся, и Эмми поняла, что переспит с ним.

Что она и сделала в ту же ночь и наутро после этого, а также вечером. За прошедшие полтора дня они занимались сексом шесть раз и с таким пылом, что по настоянию Эмми Рафи показал ей свои водительские права.

— Боже мой, ты не шутишь. Семьдесят восьмого года рождения. Никогда в жизни у меня не было такого выносливого мужчины старше двадцати одного.

Он засмеялся, поцеловал ее в живот и проговорил тоном киногероя:

— Это особое умение.

— Понятно. — Эмми блаженно потянулась на пушистом покрывале, как довольный щенок, не смущаясь своей наготы. — Хочешь, закажем завтрак в постель? У меня расходы за счет фирмы.

Притворно ужаснувшись, он погрозил ей пальцем:

— В отеле «Дан» много хорошего… ковры, подушки, прекрасный бассейн, так? Но преступно заказывать у них завтрак, когда до «Иотвафы» всего несколько шагов.

— Знаю, но эти шаги требуют, чтобы я приняла душ, и вышла на улицу. — Эмми выпятила нижнюю губу, старательно изображая капризную девочку. — Ты хочешь, чтобы я вылезла из постели?

— Нет-нет. Подожди здесь.

Он исчез в ванной комнате.

Эмми услышала, как полилась вода, и невольно испытала легкое разочарование, что он не пригласил ее присоединиться. Но не успела она поднять трубку, чтобы сделать заказ в номер, как Рафи вернулся.

Он держал распахнутый пушистый гостиничный халат, в который завернул ее и повлек в ванную, предварительно крепко обняв.

— Для вас, мадам, — улыбнулся Рафи.

Ванна до краев была наполнена горячей водой с ароматной ванильной пеной, на мраморных краях горело полдюжины свечей.

Ни секунды не колеблясь, Эмми скинула халат и ступила в воду. Дождалась, пока привыкнут ноги, и медленно села, со стоном удовольствия закрывая глаза.

— Потрясающее ощущение. Составь мне компанию.

— Нет-нет. — Он погрозил пальцем и, наклонившись, легко поцеловал Эмми в губы. — Это только для тебя. Я вернусь через полчаса и устрою пир.

Еще один поцелуй, и Рафи ушел.

Эмми нежилась. И отмокала. И подливала воды. Он пропадал уже больше получаса, но Эмми не возражала. За это время она успела воспользоваться отельным увлажняющим лосьоном для тела с ароматом ванили и нарядиться в сорочку, купленную накануне в маленьком бельевом буйке на Шейнкен-стрит. Эмми не помнила, когда в последний раз покупала что-нибудь сексуальное или просто красивое, но не смогла устоять перед этой вещью, увидев ее витрине. Прикосновение к телу розового трикотажа дарило чудесное ощущение мягкости, а широкая лента зеленых кружев по вырезу делала сорочку уютной, легкомысленной и сексуальной — все в одном. «Адриана бы мной гордилась», — улыбаясь, подумала Эмми. Она встретила 2008 год в объятиях сексуального незнакомца и чувствовала себя великолепно. Когда появился нагруженный пакетами Рафи, Эмми чудесным образом была готова к новому раунду.

— Возвращайся в постель, — промурлыкала она, позволив ему поставить пакеты, а затем притягивая к себе.

— Эмми, тебе надо поесть, — сказал он, целуя ее в ответ.

Они снова занимались сексом, и хотя оба настолько уже измучились, что так и не достигли оргазма, все равно ощущение было чудесное. Рафи не позволил ей встать с кровати, чтобы помочь ему распаковать еду, поэтому она лежала себе на подушках — кровать была слишком уж мягкой, почти как гамак, но ей ли жаловаться? — и наблюдала, как он аккуратно раскладывает по тарелкам салаты, хлеб и йогурты. Все это Рафи поставил на кровать, а смузи и кофе — на ночной столик и подал Эмми приборы, завернутые в тканевую салфетку.

— Приятного аппетита!

— B'tayavon, — улыбнулась она.

— Мы провели вместе два дня, а ты не сказала, что говоришь на иврите! — удивился Рафи.

— Просто по воскресеньям я ходила в Школу иврита, как все еврейские американские дети. Моя учительница была жутко толстая и в добавление к молитвам научила нас множеству слов, связанных с едой.

— И какие же другие слова ты знаешь?

— Мм-м, дай подумать. Я знаю m'tzi-tzah.

Рафи засмеялся, едва не подавившись.

— Ваша учительница в Школе иврита научила вас слову «минет»?

— Нет, это я узнала от Макса Розенштейна. — Эмми глотнула смузи. — Откуда ты так хорошо знаешь английский? И прошу, избавь меня от заявления, что «американцы — единственные, кто не знает иностранных языков», пожалуйста.

— Но это правда, — возразил Рафи.

— Конечно, правда. Просто я устала это слышать. Итак? Где ты так хорошо научился говорить?

Он пожал плечами и немного смутился.

— Моя мать — американка. Познакомилась с отцом, когда училась за границей, а потом просто осталась. Учитывая это, я вообще-то должен говорить гораздо лучше, но она почти никогда не общалась с нами по-английски, потому что папа мало что понимал, а она хотела выучить иврит.

— Невероятно, — сказала Эмми.

— Да не очень. Ты бы слышала мою сестру. Сейчас она живет в Пенсильвании. Английский, иврит и пенсильванский голландский акцент — все разом…

Эмми натянула на себя покрывало, пока Рафи рассказывал о перемещениях своей семьи, о том, как он единственный остался жить в Израиле. Эмми старалась внимательно слушать, но с каждым новым словом все больше и больше убеждалась, что Рафи ей нравится. Разумеется, в мужья он не годится — в эту сторону она и смотреть больше не станет, — но кажется очень и очень приличным парнем. И с осознанием этого проснулась старая неуверенность. Понравилась ли она ему? Увидятся ли они в Штатах? Собирается ли он исчезнуть, как Пол в тот вечер в Париже?

— Очень интересно, — промямлила Эмми. — Все это понятно, но как ты стал работником по связям с общественностью? Должна сказать, ты не очень-то укладываешься в привычные рамки.

— Английский с отличием.

— Ну да, конечно.

— А ты? — спросил Рафи, подцепляя на вилку зеленый салат с козьим сыром.

— Работаю на правительство.

Он сделал лицо «я тебя умоляю» и ткнул ее в бок.

— Не знаю, ничего такого интересного, — сказала Эмми и не покривила душой. Она терпеть не могла, когда ее просили коротко рассказать о себе, поскольку рассказывать было особо нечего. — Родилась и выросла в Нью-Джерси в очень милом пригороде с хорошими средними школами, футболом и всем прочим. Мой папа умер, когда мне было пять, поэтому я его толком даже не помню, а мама после этого вроде как ушла в себя. Она всегда была с нами, но ее как бы и не было, понимаешь? Через несколько лет она снова вышла замуж и переехала в Аризону, поэтому мы мало с ней видимся. Моя младшая сестра, беременная сейчас первым ребенком, — врач в Майами. Что еще? Я поступила в Корнелл, а потом решила, что хочу быть шеф-поваром, и записалась в кулинарную школу, потом передумала быть шефом, поэтому бросила и ее. Захватывающее повествование, правда?

— Конечно.

— Лжешь.

— Твоя работа, серьезно, кажется классной, — сказал Рафи.

— Это правда. Я занимаюсь ею всего полгода, но пока что мне нравится.

— А что здесь может не нравиться — путешествуешь по всему свету, останавливаешься в прекрасных отелях и заводишь романы с иностранцами?

— Я этого не делаю! — запротестовала Эмми.

— Теперь ты лжешь.

— Не все отели прекрасны…

Рафи засмеялся хорошим мужским смехом и снова ткнул ее в бок.

— Ладно, я не жалуюсь. Я польщен, что стал парнем номер шестьсот двенадцать или какой там у тебя сейчас счет.

«Да вообще-то всего-навсего шестой», — подумала Эмми. Который, учитывая, что Дункан был у нее третьим, был очень даже почетен: с начала Распутного тура в июне прошлого года она удвоила число, для достижения которого понадобилось почти тридцать лет. Приложив немного усилий, она, так сказать, преодолела самое трудное, но Джордж явился идеальным началом. Затем на прошлой неделе был тот австралиец, временно живущий в Лондоне, но выросший в Зимбабве, поскольку его родители владели компанией по организации сафари; весь такой грубый и совсем не горожанин, он, хотя не блондин и вполовину не так красив, вполне мог после двух порций водки с тоником напомнить Лео из «Кровавого алмаза». Эмми задержалась в Лондоне всего на удлиненные выходные и была до предела загружена работой, но какая девушка пройдет мимо своего Мика Данди? А теперь вот Рафи, несомненно, стал восхитительным пополнением ее списка. Все трое держались абсолютно уважительно, хотя и не совсем почтительно, и Эмми не могла припомнить, когда чувствовала себя сексуальнее или увереннее. Пока она в безопасности — используя и таблетки, и презервативы — и не питала иллюзий на будущее — в сущности, совершенно никаких, — имелись все основания для наслаждения. Потому-то ее так и тревожило, что Ли и Адриана вдруг охладели к тем безудержным развлечениям, на которые с таким энтузиазмом ее подбивали.

Когда она рассказала им про австралийца, обе смеялись и аплодировали ее рискованной победе. Ли официально объявила, что риск моногамности преодолен. Адриана, как обычно, требовала подробностей о размере, и позициях и, похоже, обзавидовалась, когда Эмми сполна удовлетворила ее любопытство. Распутный тур официально объявили открытым и действующим. Эмми ожидала такого же или даже большего энтузиазма в отношении Рафи, особенно когда Адриана позвонила ей за день до этого, но подруга отреагировала более сдержанно.

— Эй, с Новым годом! — сказала Эмми. — Как там дома?

Адриана вздохнула.

— В Сан-Паулу отлично, приятно со всеми повила но, по-моему, целая неделя между Рождеством и Новым годом — это слишком.

— Но, насколько я понимаю, твой отец счастлив?

— На седьмом небе. Это единственное время в году, когда все его дети собираются в одном месте, так что же тут поделаешь? Это праздник по заказу, но пока все мы это понимаем, приезжаем и улыбаемся, терпеть можно.

Эмми посмеялась про себя представлению Адрианы о невыносимом: тропический климат, огромное фамильное поместье, где слуг больше, чем в среднем отеле, и целая неделя безделья — ешь, пей и навещай старых друзей. Она решила круто сменить тему, чтобы не отпустить какое-нибудь недоброе замечание.

— Угадай, что случилось? Прошлой ночью я узнала — в библейском смысле — горячего израильского парня. И сегодня мы тоже проводим вечер вместе.

Адриана присвистнула.

— Ничего себе, querida. Быстро ты, однако. Как молния.

— Ой, да ладно тебе, не говори, что не прыгнула бы в постель с солдатом!

— Конечно, прыгнула бы. Но разве всего на прошлой неделе у тебя не был Крокодил Данди? Или я напутала? Бог мой, Эмми, никогда не думала, что мне будет трудно упомнить твоих мужчин.

Не послышалось ли Эмми раздражение в голосе Ади? Или осуждение? Осмелится ли она подумать, что это могла быть зависть?

— Рафи красивый, умный и абсолютно милый. Было так здорово!

— Давай не забывать, что он еще и еврей, — сказала Адриана, и Эмми представила, как она грозит ей пальцем.

— Мы знаем, что это значит… кандидат в мужья!

Эмми театрально вздохнула.

— Всего полгода назад вы с Ли в два голоса кричали, мне надо прекратить охоту на мужа и я обязательно должна расширить свой сексуальный ассортимент. Затем, когда я именно так и поступаю, вы говорите только о замужестве!

— Хорошо, querida, успокойся. Разумеется, я хочу, чтобы ты сполна развлеклась. Давай поболтаем о чем-нибудь другом, например, обо мне.

Эмми засмеялась, на приглушенном звуке переключая каналы гостиничного телевизора.

— Справедливо. Как мистер Бэрон? Мечта, как всегда?

— Он хорош. Вернулся на съемки в Торонто. Но у меня есть новость.

— Только не говори, что…

— Нет, мы не помолвлены. Однако… — Ради пущего эффекта она выдержала паузу, и Эмми готова была удушить подругу. — «Мари Клер» собирается печатать мою колонку!

— Твою колонку?

Эмми понимала, что не такой реакции от нее ждут, но она впервые об этом услышала.

— Да, можешь себе представить? В ноябре, на ужине, куда меня притащил Тоби, я познакомилась с одной редакторшей и научила ее ловить мужчин — кстати, она применила мои инструкции настолько успешно, что до сих пор встречается с парнем, с которым познакомилась в тот вечер, — и она хочет публиковать мои советы!

Эмми едва могла скрыть шок. Адриана — колумнистка? Кто-то будет платить ей за проделанную работу? Это с трудом укладывалось в голове.

— Ади, поздравляю! Ты сможешь поделиться своей Мудростью с целым поколением молодых женщин. Невероятно!

— Видит Бог, они в этом нуждаются. Американские женщины… Боже мой… но я попробую. Послушай, мне нужно готовиться к обеду. Папа пригласил на сочельник всех соседей. Куда ты сегодня идешь со своим израильтянином?

— В какой-то ресторан в Тель-Авиве, а потом, если спросит мое мнение, прямиком ко мне в номер.

Адриана вздохнула.

— Со мной разговаривает новая Эмми. Это согревает мне сердце, querida. Только будь осторожна, хорошо? И надо спать с каждым встречным.

— Я не ослышалась? Что ты, черт возьми, хочешь этим сказать? Да надо ли напоминать тебе…

Адриана перебила ее мелодичным смехом:

— Я должна бежать, querida! Желаю сегодня повеселиться, и счастливого Нового года! Поговорим в следующем году!

От этого разговора у Эмми осталось странное чувство, словно в младших классах, когда она наблюдала за подружками, ворующими помаду в «Кеймарте»: вроде не на сто процентов виновата, но нервничает и немного стыдится. Разве она не делает именно то, на чем настаивали? Она не пыталась никого сделать своим мужем — ни одной мечты о свадьбе за несколько месяцев! — и все равно ощущает их неодобрение. Это несправедливо! Даже у ангела Ли было до Рассела двенадцать или пятнадцать парней, и никто не посчитал это особо примечательным. А Адриана! Боже милосердный! Эта девица спала с мужчинами (множественное число), с которыми знакомилась в такси по дороге домой с вечеринок, никогда не видев их раньше, и имеет наглость делать вид, будто шокирована, когда Эмми знакомится на работе с приятным парнем и принимает трезвое, зрелое решение переспать с ним. «Прости, Ади», — подумала она, закатывая глаза. Секс с тремя исключительно вежливыми и красивыми мужчина ми еще не превращает тебя в роковую женщину.

Поклявшись не допустить, чтобы новоприобретенная стыдливость подруг помешала ей, Эмми отодвинула тарелку и уютно устроилась в мускулистых объятиях Рафи.

— Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм сегодня вечером? — проворковала она, покрывая его плечо легкими поцелуями. — Или может, закажем что-нибудь на платном канале?

Рафи погладил ее по голове и поцеловал в лоб.

— Я бы с удовольствием, дорогая, но мне нужно вернуться домой. — Он посмотрел на часы на ночном столике. — Вообще-то мне уже пора двигаться.

— Уже?

Эмми выпрямилась, едва не ударив его плечом в челюсть. Разве не собирались они провести весь день в постели, занимаясь любовью, принимая ванны и попивая йогуртовые Смузи? Она прикинула, что заниматься этим они будут по крайней мере до вечера, когда натянут что- то из валяющейся вокруг одежды и отправятся в какую-нибудь жалкую с виду забегаловку с отличной едой, известную только местным жителям. Они закажут фалафель и хуммус и будут пить дешевое красное вино, а потом побредут назад в отель, смеясь, держась за руки и всю дорогу натыкаясь друг на друга. Насытившиеся и измученные, они упадут на прохладные простыни и проспят десять часов кряду, проснутся только для того, чтобы снова заняться любовью, прежде чем он отвезет ее в аэропорт, где, поцелуями осушая слезы, поклянется приехать к ней в Нью-Йорк после праздников, если не раньше. Наверняка тогда она познакомится и с его родителями… конечно, получится слишком быстро, но, учитывая, что он проделает весь этот путь из Израиля, а те живут всего лишь в Филадельфии, глупо не встретиться за трапезой, даже если это будет ленч на скорую руку где-нибудь на…

— Эмми? Милая, я говорил тебе вчера, что сегодня поеду на юг. Ты не помнишь?

В его голосе звучала озабоченность, но Эмми была убеждена, что уловила легчайший оттенок раздражения. Конечно, она помнила, как он сказал, что должен будет уехать, но, разумеется, ему не поверила.

Эмми ткнулась губами ему в шею:

— Я помню, Рафи, но это было… было вчера. Тебе по-прежнему нужно ехать?

Ей ненавистен был звук собственного голоса, умоляющего и немного жалобного. Она только закончила рассказывать всем желающим, что открыта для случайных чему не обязывающих развлечений, и вот как клещ цепляется за почти незнакомого человека. «Прошу тебя, не устраивай второго Пола! — лихорадочно подумала она. — Прошу, прошу, прошу».

Он чуть-чуть отодвинулся и странно на нее посмотрел.

— Да, мне по-прежнему нужно ехать.

Произнес-то он эти слова, но означали они скорее: «Последние сутки были замечательными, но не настолько, чтобы я переменил свои планы и остался с тобой».

Уязвленная, Эмми натянула простыню до подмышек и отодвинулась в сторону, стараясь как можно больше прикрыться. Она чувствовала себя обнаженной и беззащитной, но было и кое-что еще: пришло это внезапно, но Эмми остро осознала, что никогда больше Рафи не увидит. Вдруг его отъезд лишь подтверждает, что они всего-навсего хорошо провели время вместе? В любом случае она только этого и хотела. Рафи был милым и красивым, но она его практически не знала и, если быть до конца честной, не представляла рядом с собой до конца своей жизни. Так чего расстраиваться из-за его отъезда, если он с самого начала предупредил, что уедет? Все очень просто, так просто, что Эмми заподозрила — все женщины планеты инстинктивно понимают это, даже если ни один мужчина не в состоянии постичь: дело не в том, чтобы он остался, ей нужно, чтобы он этого хотел. Неужели она просит слишком многого? И даже если она никогда и ни за что не согласилась бы поехать с ним по правде говоря, ей не помешает немного побыть в одиночестве, да и работу нужно наверстать, — неужели у него хватило вежливости предложить? Простое приглашение присоединиться? Или это настолько неразумно?

Рафи выбрался из постели и пошел в ванную.

— Я собираюсь прыгнуть под душ! — крикнул он из-за уже закрытой двери. — Надеюсь, ты знаешь, что можешь присоединиться ко мне, если хочешь.

Присоединиться? В душе? В поездке на юг? На всю оставшуюся жизнь в качестве любимой спутницы? Это было выше всяких сил. Если уж и вкладывать в кого-то столько эмоций, то этот человек должен быть по крайней мере достойным бойфрендом. Но ради случайной связи? Она может довести себя до безумия. Сомнения одолели Эмми («Просто признай, что ты не создана для такого образа жизни. В душе ты моногамистка». «Перестань вести себя как незрелый завсегдатай вечеринок». И так далее, и так далее).

«Возьми себя в руки», — велела она себе и решительно натянула надежные хлопчатобумажные трусы и один из своих закрытых, на поролоне лифчиков «умри, секс». За ними последовали белая блузка и темно-синий брючный костюм, а в тот момент, когда в ванной перестала литься вода, Эмми остановила свой выбор на классических туфлях на низких каблуках вместо лодочек на высоких, которые носила последние несколько недель. Когда же Рафи появился в комнате — в чистых джинсах и голубой рубашке, Эмми чопорно сидела на краешке кровати и листала ежедневник с видом надменным и деловым.

Рафи остановился, нависнув над ней, собрал волосы Эмми в хвост и поцеловал ее в шею. Это был интимный жест, говорящий о том, что люди много времени провели вместе, и на мгновение Эмми стало приятно. Приятно, да, пока Рафи не отпустил ее волосы и, запечатлев на лбу отеческий поцелуй, не взял часы, бумажник и холщовый рюкзак. Он собрал свои вещи за минуту и, похоже, нисколько не обеспокоился тем, что Эмми сидела молчаливая и полностью поглощенная своим расписанием.

— Я знаю, у тебя, наверное, полно работы, дорогая, поэтому не стану устраивать долгое, слезное прощание.

Он взял с ночного столика темные очки и водрузил на макушку.

Эмми сумела лишь промычать в ответ что-то нечленораздельное. Неужели он собирается просто взять и уйти?

— Иди же сюда, обними меня.

Он стиснул ее руку, указывая, что Эмми следует встать; когда она повиновалась, то очутилась в объятиях настолько прохладных, настолько бесстрастных, словно это был дальний родственник или ее парикмахер.

— Эмми, это было замечательно. Правда, правда замечательно.

Она опять что-то промычала. Рафи или не заметил, или ему было все равно.

Он подарил ей еще один отеческий поцелуй, обязательное объятие и направился к двери.

— Желаю благополучно долететь завтра. Я буду о тебе думать.

— Я тоже, — автоматически ответила Эмми, ничего не чувствуя, хотя ее слова исторгли-таки у него облегченную улыбку, которая, казалось, говорила: «Слава Богу, что ты не осложняешь это сверх меры».

Секунду спустя он ушел. Эмми потребовалась всего минута, чтобы осознать — он не попросил у нее ни е-мейла, ни номера телефона: она никогда, никогда больше его не увидит… и это явно ничуть его не заботило.