Бриллианты Вольштейна

Глава 7

Здоровяк поднял руки на уровень груди, согнул и разогнул пальцы. С левой стороны из-под пиджака недомерка что-то выпирало, то ли одна грудь, то ли наплечная кобура. Я вспомнил Питера Армина, подумал о благоразумных мужчинах. Эти двое таковыми не выглядели.

— Вы ошиблись адресом. Брифкейса у меня нет.

— Босс говорил, что то же самое ты сказал и ему.

— Это правда.

Мысли на их лицах не читались: они напоминали маски.

— Босс велел попросить тебя по-хорошему, — продолжил недомерок. — Сначала попросить по-хорошему, а если не отдашь брифкейс, отделать тебя.

— Он послал вас двоих?

— Двоих, — подтвердил недомерок. — Одного — чтобы попросить по-хорошему. Второго — чтобы отделать. Я — прошу. Остальным займется Билли.

— Брифкейса у меня нет.

Недомерок обдумал мои слова, потом сощурился и цокнул языком.

— Билли, ударь его.

Билли ударил меня в живот. Кулак у него был, что паровой молот. Ноги превратились в желе, я повалился на пол. Когда открыл глаза, увидел маленькие черные круги. Отогнал их, посмотрел на Билли. Он опять держал руки на уровне груди, сжимая и разжимая пальцы. И улыбался. Так улыбаются опытные мастеровые, гордящиеся тем, что свою работу они всегда делают отлично.

Невероятным усилием воли я заставил себя подняться. Меня качало. Оставалось только гадать, ударит он меня вновь или нет. Не ударил. Я смотрел на него, а он улыбался все шире и шире. И тогда я сказал пару слов о нем, о его матери и об их возможных взаимоотношениях.

Он не мог не понять меня, речь моя состояла, главным образом, из ругательств, — зарычал, двинулся на меня.

— Не выходи из себя, Билли.

— Но, Ральф…

— Не выходи из себя. Ты знаешь, что происходит, когда ты выходишь из себя. Бьешь от души, слишком сильно, человек может и не оклематься. Ты же помнишь, что сказал босс. Еще один такой случай, и он выставит тебя.

— Не должен он меня так называть.

— Его не научили хорошим манерам. Никто же не думает, что он говорит правду. Твоя мать — прекрасная женщина.

— Я ее люблю.

— Разумеется, любишь. Не обращай внимания на слова этого недоноска. Забудь о них.

Тут он повернулся ко мне.

— Не надо так говорить с Билли, Лондон. Он — бывший боксер. Если на ринге кто-то его обзывал, он терял контроль над собой, махал кулаками, как безумный. Если попадал, то выигрывал. Иногда промахивался, но такое случалось редко. Тут он не промахнется, поэтому не надо обзывать его.

Я промолчал.

— Ты вспомнил, где брифкейс?

— Я же сказал.

— У нас приказ, Лондон. Так что не вешай нам лапшу на уши. Отдай брифкейс, и мы уйдем.

— А если не отдам? Вы забьете меня до смерти?

— Мы обыщем квартиру. Босс полагает, что брифкейс ты держишь в другом месте, но квартиру мы обыщем, чтобы знать это наверняка. Потом отделаем тебя. Живым останешься, даже в больницу не попадешь. Но урок получишь. Чтобы в следующий раз брал под козырек, если босс о чем-то тебя попросит.

Я понял, что ко мне пришли два запрограммированных робота. Убеждать их в чем-либо не имело смысла. Выйти за рамки программы они не могли.

— Без побоев можно и обойтись, — доверительно сообщил мне Ральф. — Билли, конечно, тебя не убьет, но достанется тебе крепко. А результат будет тот же. Все равно брифкейс придется отдать. А в следующий раз у тебя в голове появится дырка. Босс не любит прибегать к этому средству, но иногда ему не оставляют выбора.

Я уже открыл рот, чтобы сказать, что нет у меня этого чертова брифкейса, но потом закрыл. Зачем повторять одно и то же, словно заезженная пластинка. Ральф, глядя на меня, пожал плечами.

— Ты сам на это напросился. Если передумаешь, пока Билли будет тебя обрабатывать, скажи. По моему приказу он остановится. А я скажу ему, когда ты выхаркнешь брифкейс. — Недомерок повернулся к здоровяку. — Приступай, Билли. Поначалу не усердствуй. Пусть он прочувствует.

Билли отреагировал мгновенно, словно боксер на ринге — на звук гонга. Шагнул ко мне. Я успел подумать, нет, сукин сын, больше ты меня не ударишь, и ударил правой ему в челюсть. Он перехватил мой удар своей левой, отвел в сторону, как коровий хвост отгоняет мух. Потом ударил меня в живот. Я повалился на колени и обеими руками обхватил живот, чтобы внутренности не разлетелись в разные стороны. На этот раз я и не пытался подняться. Билли мне помог, одной рукой взяв за грудки, ударил второй, и я вновь оказался на коленях.

— Прислони его к стене, — предложил Ральф. — Тогда он не будет падать после каждого удара. И, пожалуйста, сдерживайся. Ты бьешь слишком сильно.

— Я и так не напрягаюсь.

— Говорю тебе, сдерживайся. У него мягкий живот. Долго он не выдержит.

Билли поднял меня, приставил к стене. Ударил еще три раза. Вроде бы ему приказали сдерживаться. Может, он и подчинился. Не знаю.

В животе бушевал огонь. Когда я открыл глаза, комната поплыла перед глазами. Я их закрыл, но к лучшему ничего не изменилось. Он держал меня одной рукой, бил второй, а я стоял, как мешок с песком.

— Прервись, — бросил Ральф.

Билли отпустил меня, и я медленно сполз на пол. Получился прямо-таки эпизод из какого-то чаплинского фильма, только мне было не до смеха. А Билли поднял меня и вновь приставил к стене.

— Достаточно, Лондон? — полюбопытствовал Ральф. — Хочешь поговорить?

Я послал его к черту.

— Герой, — покивал Ральф.

Я не был героем. Я бы отдал ему брифкейс, будь он набит государственными секретами. Но, чтобы что-то отдать, надо это что-то иметь.

— Порадуй героя оплеухой, Билли. Только сначала сними перстень. Следов на нем оставлять не велено.

Билли снял массивный перстень со среднего пальца правой руки. Затем, держа меня левой, начал методично отвешивать оплеухи правой — ладонью, тыльной стороной, ладонью, тыльной стороной. После каждого удара я еще бился затылком о стену. Оплеуха, удар, оплеуха, удар… Вскоре я уже не чувствовал боли. Потом перестал видеть и слышать. Оплеуха сменялась ударом, чтобы опять уступить место оплеухе.

— … не хочет говорить, — откуда-то издалека долетел голос. Следующие несколько слов я не уловил. — … обыщем квартиру. Скорее всего, ничего не найдем, но босс сказал, что поискать надо. Разберись с этим недоноском, и начнем обыск.

Я приоткрыл глаза, чтобы посмотреть, как со мной будут разбираться, и увидел, что Билли замахнулся кулаком. Огромным, как орудийное ядро. А потом кулак взорвал мою челюсть, и я провалился в темноту.

В себя я приходил медленно, урывками. Знакомый мне мир появлялся, чтобы исчезнуть вновь. Я слышал чьи-то тихие голоса. Их сменяла черная тишина.

Звонил телефон. Я хотел встать, чтобы взять трубку. Но остался на прежнем месте и лишь считал звонки. Сбился со счета, начал считать вновь. Наконец, звонки прекратились, а я вновь отключился.

Потом очнулся, разом, окончательно. Я лежал на полу у стены, той самой стены, к которой прислонял меня Билли. Голова гудела, челюсть болела, в животе образовалась дыра размером с большой человеческий кулак. Подняться я смог лишь со второй попытки. Доплелся до ванной, поблевал. Достал из флакона, что стоял в аптечке, четыре таблетки аспирина, отнес их в гостиную, запил стаканом коньяка.

Коньяк оказался эффективнее аспирина. Согласно инструкции, аспирину, чтобы раствориться, требовалось как минимум две секунды. Коньяк же начал действовать сразу, снимая боль в голове и теле. У меня уже не плыло перед глазами, колени не подгибались при каждом шаге, живот перестал привлекать к себе столько внимания. Выпив коньяк из стакана, я приложился к бутылке. И только тут заметил, что они сделали с квартирой. Нет, нет, я не мог сказать, что по ней пронесся ураган. Ураган не отличается избирательностью. Он сметает все подряд. Эти ребята не стремились смести все. Но квартиру испоганили.

Ковер они скатали, но пола я не увидел. Слишком много на нем валялось вещей. Они выбросили из шкафов все книги. Должно быть, подумали, что я прячу брифкейс за ними. Я взглянул на коллекцию первых изданий Стивена Крейна, поднял с пола «Маленький отряд». Корешок лопнул. Из обоих кресел торчала набивка. Ральф, или Билли, невелика разница, кто, вспорол кожу ножом. Поверх книг лежали две репродукции. Их вытащили из рамок.

Я нашел пачку сигарет, закурил. Мне не хотелось смотреть на то, что они натворили в гостиной. Я прошел в спальню, сел на кровать. Тут они тоже постарались, хотя такой разрухи, как в гостиной, в спальне я не обнаружил. И я ведь знал, что они ничего не ломали специально. Ко мне же пожаловали два робота, и действовали они в строгом соответствии с заложенной в них программой. Им вот приказали только избить меня, не убивать, не калечить. И они в точности выполнили приказ. Я уже был на ногах, и о побоях напоминали лишь тупая боль в животе да гудение в голове. Я знал, что к утру гудение пройдет, а вскоре поправится и живот.

Я затушил окурок в пепельнице. Так кого я должен ненавидеть? Конечно же, Баннистера. Именно он отдал приказ, он направил ко мне двух роботов в человеческом обличии, он убил блондинку, он едва не вышиб мозги из частного детектива, и ему придется за все это ответить.

А как же Ральф и Билли? Как я мог ненавидеть Билли? Обезьяна с одной извилиной и горой мускулов. Он ничего не умел, кроме как махать кулаками. На ринге ему платили за то, что он дубасил других боксеров. Теперь он делал то же самое, только без канатов и перчаток. Можно ли ненавидеть машину? Или Ральфа? Да, он стоял на ступеньку выше, чем Билли, но все равно оставался мелкой сошкой. С тем же успехом он мог работать на «Дженерал моторс», Джимми Хоффу или ЦРУ. Он даже старался оградить меня от побоев. Чего ж мне его ненавидеть? Я не испытывал к ним ненависти, ни к Билли, ни к Ральфу. Такие ненависти не заслуживали. Но за ними числился должок, а я относился к тем людям, которые сами отдают долги и не жалуют должников. За ними числились побои и разгромленная квартира. И я собирался взыскать с них этот должок. Я собирался их убить.

Я вернулся в гостиную, несколько долгих минут взирал на погром. Потом снял телефонную трубку, позвонил Коре Джонсон. Очень умной двадцатипятилетней женщине, выпускнице Городского колледжа. Негритянке, которая зарабатывала на жизнь домашней уборкой. В Соединенных Штатах выпускники колледжа иной раз выбирают себе очень странные занятия.

Я спросил, сможет ли она приехать ко мне через час или два, и получил утвердительный ответ. Я предупредил, что квартира в ужасном состоянии, и она должна сделать лишь то, что в ее силах, и не горевать, что прежнего порядка навести не удастся. «Книги просто поставь на полки, — уточнил я. — Расставлю я их потом. И постарайся хоть немного привести квартиру в жилой вид. Ключ я оставлю под ковриком у двери».

Она не поинтересовалась, что произошло. Я знал, что не поинтересуется и в дальнейшем и никому не расскажет о том, что увидела. За это ее и ценили. Я положил трубку и как раз раздумывал над тем, куда пойти и с кем повидаться, когда звякнул дверной звонок. И я сразу понял, кто ко мне пожаловал. Конечно же, Ральф и Билли. Вернулись, чтобы посмотреть, усвоил ли я полученный урок и готов ли вручить им брифкейс. Только на этот раз их ждал сюрприз.

Признаю, в тот момент в голове у меня помутилось. Я нашел «беретту» на полу, они даже не потрудились забрать пистолет с собой, поднял, указательный палец правой руки лег на спусковой крючок. Я шагнул к двери, взялся за ручку левой рукой, готовый нажать на спусковой крючок, как только увижу их. На этот раз Билли не удалось бы выбить пистолет. Я выстрелил бы раньше.

Повернул ручку, рывком раскрыл дверь, наставил пистолет на моих незваных гостей. Мэдди Парсон испуганно вскрикнула.

Ей понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться.

— Ты так шутишь? — голос ее дрожал. — Поверь, это не смешно. Сердце у меня чуть не выскочило из груди. Он заряжен, Эд?

— Надеюсь, что да. Заходи. — Я отступил в сторону. — Расслабься. Все в порядке.

Она зашла, огляделась, и у нее отвисла челюсть. На добрые три дюйма.

— Понятно. Что произошло?

— Я уронил часы.

— Наверное, потому, что налетел ураган. Выкладывай, Эд. С начала и до конца.

Я не стал объяснять, чем Ральф и Билли отличались от урагана. Она бы не уловила сути. Выбрал самый простой путь: усадил и рассказал обо всем, начав с Армина и закончив Ральфом и Билли. Опустил лишь имена и особые приметы. Когда я, наконец, замолчал, лицо ее стало серым, как пепел.

— Святой Боже! Они же могли тебя убить!

— Посмотри на меня. Мне даже не разбили нос. Не сломали и пальца. Сейчас я насосался коньяку и не чувствую боли. Завтра, конечно, боль даст о себе знать, но послезавтра она заметно утихнет. А еще через день я про нее забуду. Так что инвалидность мне не грозит, Мэдди. Эти двое — профессионалы.

— Они — животные.

— Значит, они выдрессированные животные. Дилетант мог случайно меня убить, сломать ребро или два. Но эти двое знали свое дело. Они получили приказ и в точности его выполнили.

Мэдди содрогнулась. Я обнял ее, она приникла ко мне. Я увидел прозрачную капельку, побежавшую по ее щеке, подхватил ее пальцем.

— Черт, а ты была права, — она удивленно вскинула на меня глаза, — когда говорила, что можешь плакать по заказу.

— Заткнись. А не то я врежу тебе по животу. По крайней мере, сейчас у меня будет возможность сыграть роль сиделки. Укладывайся в постель, Эд.

— Заснуть я не смогу при всем желании. Не до сна мне сейчас, Мэдди. Двуногие бомбы бегают по городу, готовые взорваться.

— И ты хочешь, чтобы они взорвали тебя.

— Я хочу присутствовать при взрыве. Может, заложу и пару своих бомбочек.

— Тебе надо лечь в постель.

Я покачал головой и тут же пожалел об этом: моя голова требовала более бережного отношения.

— Здесь мне все равно оставаться нельзя, Мэдди. Я позволил им прийти ко мне, Мэдди. Раньше в этом был смысл. Но теперь я перехожу в разряд движущихся мишеней. Пришла пора активных действий.

— Тогда поедем в отель. А утром…

— Утром будет поздно.

Она вздохнула. Очень по-женски. Ей-то хотелось уложить меня в постель, укрыть, подоткнуть с боков одеяло и послушать мои молитвы. Материнский инстинкт умирает одним из последних.

— Хорошо. — В голосе слышалась грусть. — С чего ты собираешься начать?

— Пожалуй, с Армина. Маленького человечка, который ждал меня прошлой ночью. Мистера Аккуратиста. Его зовут Питер Армин и проживает он в отеле в центре города. Думаю, он обрадуется моему визиту.

— Почему с него?

— Потому что я знаю, где его искать. Потому что я хоть что-то о нем знаю. И потому, что он мне поможет.

— С какой стати?

— Потому что я могу помочь ему. Слушай, а ты что-нибудь узнала? Насчет Клея?

Ее словно громом поразило. Потом она сложила миниатюрные пальчики в кулачок и постучала им по челюсти. После чего долго качала головой, глядя на меня.

— Я совершенно забыла. Господи, какая же я глупая! Ну разве можно быть такой глупой? Я слушала и слушала, напрочь позабыв обо всем остальном.

— О чем именно?

— Может, это и ерунда. — В голосе Мэдди слышалось сомнение. — Я обегала весь город в поисках этого режиссера, Эд, но найти его не смогла. Никто не знает, где он. Дело в том, что иногда он впадает в запой.

Я ждал, пока она доберется до главного. Если б она сказала мне, кто такой Клей, мне не пришлось бы идти к Армину, потому что в составленном мною уравнении оставалось только одно неизвестное — этот самый Клей. Нынешний обладатель брифкейса.

— Так вот, режиссера я найти не смогла, зато заарканила другого парня, который коллекционирует списки спонсоров, чтобы продюсеры знали, у кого можно урвать денег. Нашелся у него и список спонсоров «Долгожданной свадьбы».

— И в нем значился Клей?

— Видишь ли, мистера Клея в списке не было. Но тут меня осенило: вдруг Клей — имя, а не фамилия. Поэтому я вновь проглядела список и нашла человека с именем Клейтон. Но без адреса.

— Должно быть, он. И какая у него фамилия?

— Одну минуту. Так и вертится на языке, Эд. Похоже на Рейл. Кейл? Крейл? Да нет же, черт… Фамилию я записала. А чертыхаюсь потому, что не могу ее вспомнить. Сейчас найду.

Я ждал, пока она рылась в сумочке, продолжая чертыхаться. Наконец выудила кошелек, а из него — сложенный листок. Развернула и гордо улыбнулась.

— Вот оно. Только имя и фамилия, без адреса. Клейтон Баннистер, — прочитала она. — Тебе это о чем-то говорит?